Ход черной королевы [Елена Миронова] (fb2) читать онлайн

Елена Миронова Ход черной королевы

* * *

Жанна, нежась на шёлковом белье, приятно холодящем кожу, с удовольствием рассматривала новый браслет, подаренный ей любовником. В ярких лучах утреннего солнышка бриллианты слепили своим светом глаза, сливаясь с платиновой оправой. Казалось, что всё запястье молодой женщины утопает в блеске алмазов, окружая его своеобразным драгоценным нимбом.

Жанна ещё немного полюбовалась роскошным подарком, и со вздохом опустила руку. Потянулась мягко, как кошка, выгнув спину, и наконец-то поднялась с кровати.

Резник уже давно ушёл на работу, но на столе её ожидал любовно приготовленный им завтрак: из сочных, тёмно-бордовых ягод клубники на столе было выложено довольно большое сердечко. Стрелу, пронзившую его, имитировали два маленьких французских круассана, один из которых находился в центре сердечка, а другой — за кругом, и апофеозом всего этого сооружения как раз и служил так называемый наконечник стрелы — бархатная коробочка, точно так же выполненная в форме сердечка, с тем самым браслетом внутри, которым Жанна восторгалась битый час, вернувшись в постель.

Теперь же, не снимая драгоценность, она уселась на кончик стола, болтая босыми ногами, и стала рассеянно поедать ягоды, с нежностью вспоминая прошлую ночь.

Впервые за два месяца их встреч Резник признался ей в любви. Жанна улыбнулась, вспомнив его неуклюжее, но такое трогательное признание уже не юного мужчины, который забыл слова любви.

Впрочем, она уже давно чувствовала, что он «готов», что он на самом деле без ума от неё, что зрелый, состоявшийся мужчина влюбился, как мальчишка. С одной стороны, это её радовало, и подогревало тщеславие и самолюбие. Ну как —же, она сумела добиться своего, и заполучить себе в любовники такого человека, который за тридцать лет брака с женой ни разу не заводил романов. Это чего-то да стоило! Правда, Анатолий Максимович признался, что однажды имел связь с женой друга, но связь та была разовой, поэтому её можно не принимать всерьёз.

Жанна улыбнулась, увидев в зеркале своё отражение: в коротенькой ночной рубашонке, нежного голубого цвета, в тон шёлковому же постельному белью, с растрёпанными после сна волосами, с шикарным браслетом на руке и с перепачканным клубничным соком ртом, она походила на совсем юную девчонку, беззаботную и легкомысленно-счастливую. Как будто и не было в её жизни тех страшных событий, убийства отца, вероломного плана Милы, сломавшего ей жизнь, предательства Павла, многих месяцев жизни под чужим именем, с чужой судьбой, и с ненавистным убийцей — Мальчиком.

А ведь ей ещё только будет 22 года! В эти годы молодёжь обычно только выбирает дорогу в жизни, а Жанна словно уже прожила её большую половину. И ещё её угнетала вторая, оборотная сторона её связи с могущественным Резником, владеющим крупным нефтяным холдингом «Теллурика — нефть». Эта другая сторона была тёмной, мрачной, подобной той воде под причалами, в которой прячутся различные ядовитые рыбы и другие морские существа, с которыми лучше не встречаться, и периодически забредают акулы. Эта оборотная сторона очень тяготила Жанну и при каждой встрече с любовником она всё сильнее чувствовала свою вину. Но исправить ничего не могла: их свидания и были затеяны ею именно ради этой тёмной стороны. Жанна чувствовала себя настоящим оборотнем, и это её очень угнетало. Она и подумать не могла, что человек, владеющий заводами, нефтяными месторождениями, оливковыми рощами, виллами по всему свету, огромной сетью бензоколонок и многим, многим другим, окажется таким светлым. Другого, лучшего слова, Жанна и подобрать бы не смогла. Резник ассоциировался у неё именно со светом. Но не резким, ослепляющим, при котором и глаза-то открыть нельзя, а мягким, очень тёплым и крайне уютным, настоящим спасительным светом, рядом с которым ей страстно хотелось отогреться, и сбросить тот ледяной обруч, сковывающий её сердце. Но она не могла это сделать, не имела права. У неё была своя миссия, и она должна её выполнить, несмотря на свою явную симпатию к этому человеку, неожиданно оказавшемуся таким славным, таким добрым, и таким… настоящим! Именно это и не давало Жанне наслаждаться жизнью в объятиях Резника. Постоянное осознание того, что она его обманывает, использует его любовь к ней в корыстных целях, медленно убивало её и заставляло чувствовать себя настоящей дрянью, такой, как Мила, которая ради достижения собственной цели повернула её жизнь в другое, кошмарное русло. Чем же Жанна отличалась от неё теперь?

— Вы что, ослепли и оглохли? — не выдержав, заорал Антон.

Он едва удержался, чтобы не швырнуть в свою секретаршу чем-нибудь тяжёлым. Она постоянно его раздражала, и он не понимал, как Павел умудрялся работать с этой дурой. Впрочем, такому вахлаку, как его сводный брат, ничего не стоило повторять изо дня в день по нескольку раз одно и то же, чтобы эта глупая тётка поняла. А вот Антон вовсе не намерен был тратить драгоценное время на вдалбливание простейших истин в голову секретарши. Ну неужели так сложно запомнить, что с утра он пьёт чай с молоком и сахаром, в обед — только несладкий и крепкий чёрный кофе, обязательно с лимоном, а вечером любит пригубить стаканчик — другой прохладной минеральной воды?

— Знаете, Нина Николаевна, — шипящим от злости голосом добавил он, — мне кажется, что даже ваш маленький внук уже давно бы это запомнил.

— У меня нет внуков, — поджав губы, ответила эта дура с идиотской «дулей» на голове.

— Извините, я не знал, что вы старая дева, — мстительно улыбнулся ей Антон.

— У меня нет внуков, — повторила секретарь, — потому что дети ещё маленькие.

— Я был уверен, что в вашем возрасте у вас уже внуки.

Антон расслабился и откинулся на спинку удобного кресла из кожи терракотового цвета. Почему-то эти пикировки с секретаршей доставляли ему массу удовольствия. Ему не приходило в голову, что эти маленькие скандалы, которыми он тешится, помогают ему расслабляться в середине рабочего дня. Работа оказалась очень напряжённой и требовала большого внимания к мелочам и чрезвычайного упорства. Антон был уверен, что легко справится с ней, но получилось так, что ему стоило большого труда удерживаться на плаву и быть начальником юридического отдела такого огромного холдинга, как Теллурика — нефть. Абсолютно каждый день вырисовывалась куча проблем, требующих немедленного решения. Антон упорно решал эти маленькие и большие проблемы, большинство из них успешно. Но он страшно уставал, и даже сам обнаружил, что его характер испортился после того, как он пришёл на службу в нефтяной бизнес. Впрочем, это как раз его не слишком — то огорчало. Если кому-то не нравится, как он себя ведёт, это не его проблемы. Равно как и если среди подчинённых начиналась смута, Антон быстро делал звонок в отдел кадров и просил подготовить увольнение смутьяна. После увольнения уже трёх человек, остальные сотрудники наконец-то притихли и стали его побаиваться. В конце концов, терять такое доходное место никому не хотелось. Теперь Антон чувствовал себя царем и богом, и требовал к себе такого же отношения. Во всяком случае, секретарь могла бы и не путать напитки, потому что пить утром кофе с молоком, а днём — несладкий пустой чай он не намерен.

— Пожалуй, я вывешу специально для вас на вашем компьютере распечатку с набором напитков, которые я предпочитаю, — уже успокоившись, произнёс он.

— Как угодно, — сухо ответила секретарь, забирая у него из-под носа стакан минералки.

Уже выходя из его кабинета, Нина Николаевна повернулась к нему и обронила:

— Между прочим, мне тридцать шесть, в этом возрасте, как правило, внуки ещё не появляются.

Дверь захлопнулась. Антон первое время молча смотрел на дверь, а затем улыбнулся. Секретарша, конечно, дура, причём старая дура, ведь тридцать шесть для женщины — это практически закат, но фигура у неё отменная. Антону нравились такие фактурные женщины, с ярко выраженной женственной фигурой — большой грудью, тонкой талией и приличного размера филейной частью.

Кроме того, у Нины Николаевны также были длинные ноги, которые она обтягивала строгой узкой юбкой до середины колена, согласно протоколу и фейс-контролю корпорации.

Антон почувствовал лёгкую эрекцию и взглянул на часы. Ещё только середина рабочего дня, что же делать?

Он схватился за телефонную трубку и позвонил Миле, попросив её явиться к нему немедленно. Впрочем, вряд ли это была просьба. Тон его, как обычно, был приказным.

Шахид с недоброй усмешкой смотрел на племянницу.

— Я не верю, что за два месяца ты ничего не смогла узнать, — его взгляд словно просверливал дыру в голове Жанны, и она неосознанно поёжилась, хотя за окном полным ходом шло жаркое лето.

Тем не менее, тон её был твёрдым.

— Я уже устала тебе объяснять, почему это происходит. Макс снимает мне квартиру, а сам заезжает на какое-то время, даже ночует крайне редко. Если ты не в курсе, у него семья, — не удержавшись, прибавила она. — В этой квартире он не ведёт никаких переговоров, вообще отключает телефон, и не носит с собой ноутбук.

— Это понятно, он же идёт к любовнице, чтобы потрахаться с ней, — пожал плечами Шахид.

— А разве ты не этого хотел? — вспылила Жанна. — Ты же сам заставил меня лечь к нему в постель!

— Нет, — взревел Шахид, — я не этого хотел, совсем не этого! Думаешь, я заставил тебя спать с ним для вашего обоюдного удовольствия? Дура! Роль шлюхи тебе отлично удалась, но ты забыла, какую цель мы преследовали?

— Мы? — усмехнулась Жанна. — Ты хочешь сказать, что мы с тобой одной крови — ты и я?

— Не надо мне цитировать «Маугли», я и сам читал Киплинга, — успокоившись, перешёл на более мирный тон Шахид. — Но ты сама не понимаешь, как затягиваешь всё дело! Сколько ещё я должен ждать? Мне надоело выслушивать от тебя одно и то-же! Когда, наконец, ты раскрутишь этого ишака?

Он поднялся со стула и подошёл к окну.

Жанна вздохнула. Она тоже постаралась обуздать свои чувства и держать себя в руках. Одними криками и упрёками ничего не добьёшься.

— Дядя, — мягко произнесла она, и Шахид вздрогнул.

Жанна уже очень давно не называла его дядей. Последний раз она говорила так, когда ещё Малик был жив. — Ты хочешь получить огромное богатство, урвать крупный куш, — продолжала она, — так почему же ты не можешь потратить на это какое-то время и не торопить меня? Сам знаешь: потом всё окупится!

— Я и так жду слишком долго, — проворчал Шахид, — из-за проклятого Резника вся моя жизнь перевернулась вверх тормашками — шмармашками. Мне надоело ждать. И Семье надоело. А ты там с ним развлекаешься, пока мы тут выживаем.

Жанна опустила глаза. Шахид нагло врал, и она это знала. Несмотря на все трудности и потери, которые перенесла их община, причём по вине самого Шахида, никто не голодал и не пытался выживать, едва барахтаясь на плаву. Всё было более-менее стабильно. И это ведь она приложила к этому руку. Пока Шахид был в больнице за границей, Жанна много работала, чтобы вернуть Семье утраченное. И во многом преуспела. А теперь Шахид снова вернулся на готовенькое и ещё упрекает её. Но ей нельзя ругаться с ним, потому что Полина — у Шахида. Её дочь — заложница этого чудовища, и Жанна должна быть кроткой.

— Я прошу тебя, подожди ещё немного, — взмолилась она. — Макс должен ко мне привыкнуть, и полностью доверять. Сам понимаешь, сейчас его нельзя спугнуть, потому что у нас есть только один шанс, и торопиться ни в коем случае не стоит. Через какое-то время он поймёт, что я с ним не просто так, из любопытства или ради его денег, увидит во мне родную душу, и станет делиться переживаниями. Я ведь пока не могу спрашивать у него, почему он так устал или почему так задумчив. Потому что если он что-то заподозрит, конец нашему плану. Но зато потом ты останешься доволен — обещаю.

— И сколько ещё ждать? Месяц, два, год?

Шахид вернулся на своё место и сел за стол. Он понимал, что племянница права, но ему не хотелось терять драгоценное время. Его люди за его спиной до сих пор перешёптываются, и он знает, о чём. О том, что он подставил Семью под удар, затеяв войну с Резником, и понёс большие потери, не только материальные. Пострадали и люди Семьи, и его собственный сын, Рафат. Парень ослеп и практически ничего не видит. Операция невозможна, она не принесёт успеха, так сказали врачи.

И теперь для Шахида стало делом чести довести эту эпопею с каспийской скважиной до конца. Он докажет своим людям, что не лыком шит — так, кажется, говорят русские. Он подарит Семье эту скважину, сделает такой роскошный подарок, и тогда им всем хватит денег до конца жизни — и их жизни, и жизни их детей и внуков. И эта скважина, которая уже стала идеей фикс для Шахида, с каждым днём оказывается всё ближе и ближе, по мере того, как становится ближе Жанна к Резнику. Но всё равно она ещё так далека от Семьи и от него, Шахида. И это постоянно терзает и мучает его, лидера азербайджанской группировки. Неужели же Жанна не может этого понять, неужто не может ускорить события? Он так боится, что всё сорвётся, что в любой момент Резник может бросить свою любовницу, как только она ему надоест. Значит, надо торопиться, пока ещё не поздно!

Он взглянул на племянницу, и ему в голову пришла неожиданная идея: а что, если у этой девчонки просто больше терпения и больше мудрости, чем у него самого? И только поэтому она чётко следует своему плану, не торопясь, без лишней суеты?

Шахиду стало не по себе, и он приказал себе выбросить эту чушь из головы. Жанна — совсем молодая, она не может быть мудрой. Уж во всяком случае, не такой мудрой, как он сам. Это его немного успокоило, и он позволил племяннице продолжить её план.

— Но помни, что Полина остаётся у меня, — тонким голосом заявил он в самом конце их встречи. — И не вздумай хитрить: ты знаешь, я скор на расправу. Не пощажу!

— Как я могу это забыть? — тяжёлым взглядом окинула его Жанна. — Думаешь, из-за чего-то другого пошла бы я на это? Только ради дочери, только ради неё.

— Ну, — протянул Шахид, — мне кажется, ты уже сама втянулась. Вижу, ты уже и имя для него придумала, Максом называешь.

— Я называю его Максом, — вспыхнула Жанна, — потому что он рассказал, что в детстве ему очень хотелось носить это имя. Кроме того, так звали его отца.

— Ну, вот видишь, — хихикнул Шахид, — у вас уже всё хорошо. А как он тебя называет? Лапочкой? Или пупсиком? Своей девочкой?

— Азербайджанской шлюхой, — грубо ответила Жанна, вплотную подходя к двери. — На сегодня мы закончили. Мне пора к дочери.

Она вышла и хлопнула дверью. Шахид опустил глаза. Он чувствовал, что перешёл границы дозволенного, и даже почувствовал нечто вроде угрызений совести. Да уж, конечно, покойный Малик не одобрил бы его плана, не разрешил бы дочери стать любовницей Резника, даже ради дела.

Шахид поднял голову. Да, это так, но он — не Малик. И ради дела он сам готов на всё, поэтому может требовать того же и от своих людей.

Павел с отвращением смотрел, как его мать сюсюкает над Антоном, трогает его лоб, думая, что тот заболел.

Антон, набравший не меньше пяти или даже семи килограммов после появления в доме Резников, лежал на диване, а мать прижимала к его лбу мокрое полотенце.

— Ладно, мама, хватит, — наконец соизволил он ответить ей и отвёл её руку с полотенцем в сторону. — Я не болен, просто сильно устал.

— Я поговорю с Толиком, он чрезмерно нагружает тебя, — продолжала суетиться Любовь Андреевна.

— Прекрати, — повысил голос Антон, — не надо ни с кем говорить. Это моя работа.

— Но ты такой измученный, я уверена, что у тебя повышенная температура, — беспокоилась мать. — Нельзя же столько работать, дорогой, ты гробишь собственное здоровье!

Павел выпустил изо рта пять колец, сотканных из сигаретного дыма. Некоторое время назад он начал курить, и это занятие доставляло ему удовольствие.

— Павел, прекрати, — недовольно отозвалась Любовь Андреевна. — Разве ты не видишь, что твоему брату плохо?

— Можно подумать, мне хорошо, — пробормотал Павел, но занятия своего не прекратил. — Ма, ты знаешь, что Чарли Чаплин завещал миллион долларов тому, кто выпустит девять колец из дыма одной сигареты? — весело спросил он. — Причём эти кольца должны идти подряд, одно за другим!

— Так ты тренируешься? — поддел его Антон.

— Ага, — согласился Павел, выпуская новую порцию дыма.

— Сынок, иди на балкон, или выйди на улицу, — проговорила Любовь Андреевна, вспомнившая, что Павел тоже её сын. — И вообще, я не понимаю, почему ты травишь себя этой гадостью! Ни папа, ни Антон не курят, а ты вот…

— Семья не без урода, — резюмировал Павел. — И, потом, должен же в этом доме и у меня быть порок!

— Что это значит? — насторожилась мать, оторвав взгляд от Антона и переведя его на Павла.

— Только то, что я сказал, — пожал плечами Павлик. — У каждого в этом доме есть крупные недостатки, практически порочные, почему же я должен оставаться чистеньким?

— Это ты о чём? — напряглась Любовь Андреевна. — Какие могут быть пороки у нас с папой, у Антона?

— А ты разве не знаешь? — засмеялся Павел. После половины бутылки виски, которую он выпил совсем недавно, ему не стоило никакого труда сказать прямо в глаза матери о том, что она предпочитала не замечать. — Твой порок — это слепая любовь к нему, — он кивнул на лежащего с закрытыми глазами Антона.

— Что ты несёшь, Павлик? — всплеснула руками мать. — Какой же это порок? С каких пор материнская любовь стала порочной?

— Материнская любовь — нет, а твоя — она слишком чрезмерная, прямо-таки навязчивая, — спокойно ответил Павел, закуривая новую сигарету. Он стряхивал пепел прямо на пол. — Ты перестала замечать кого бы то ни было, кроме старшего сына, перестала уделять внимание отцу, разве это не порок? Самый настоящий! Наш Антон тоже порочен: он абсолютный, исключительный эгоист. Не видит никого вокруг, кроме себя. Он спокойно использует всех окружающих в собственных целях, и также спокойно выбросит их за борт после исчерпания всех ресурсов. Кроме того, он жуткий карьерист, а это всегда порочно. Потому что в конце концов карьеристы считают, что цель оправдывает средства, а это страшно, не правда ли, мамочка?

— Чепуха, — отрезала мать, хотя Павел видел, что ей не по себе. — Значит, на своего отца ты тоже поставишь клеймо порока, ведь он тоже карьерист?

— Нет, он не карьерист, — немедленно возразил Павел. — Он трудоголик, а это разные вещи. Он много работает не за тем, чтобы продвинуться по служебной лестнице, а просто любит и хочет работать. Работа — это его жизнь.

— Просто ему уже некуда продвигаться, — подал голос заинтересовавшийся идеями Павла Антон. Павел отметил, что он не опроверг его слов, когда они касались Антона. — А каким пороком ты наделяешь себя?

— Самым лёгким и исправимым из пороков всех живущих здесь, — моментально ответил Павел, — пьянством, банальным алкоголизмом!

— Да уж, от скромности ты не умрёшь, — подхватила мать, — надо же, самым лёгким… Так почему бы тебе не исправиться и не стать святым, ведь больше пороков ты, кажется, у себя не находишь?

— А я просто не хочу, — пожал плечами Павел. — Мне нравится быть алкоголиком. Когда пьёшь, то забываешь о пороках всех окружающих и сосредотачиваешься только на своих.

— Философ нашёлся, — хмыкнул Антон и приподнялся на локте над диваном. — Но ты так и не сказал про порок твоего отца.

— А про порочность моей жены ты не хочешь услышать? — удивился Павел и с удовлетворением отметил, что Антону стало немного не по себе. Он опустил глаза и явно растерялся.

— Павел, — предостерегающе подняла указательный палец вверх Любовь Андреевна, и младший сын замолчал.

Он отвернулся от матери и брата, и поднялся с кресла.

— Что-то я утомился, — бросил он им, уходя из комнаты. — Впрочем, напоследок ещё могу сказать вот что: у папы с Милой есть кое-что общее. Это их порок.

Любовь Андреевна растерянно взглянула на Антона, тот пожал плечами.

— У нашего папы нет пороков, — вдогонку сыну бросила мать.

Уже наполовину скрывшись за дверью, Павел повернулся.

— Желаю тебе оставаться в столь приятном заблуждении до конца жизни, — сообщил он и исчез.

Резник откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему не требовался отдых, он совсем недавно появился на работе, но он непременно должен был дать себе пару минут — для того, чтобы подумать об Ирине. Эта девушка вкралась в его сердце, завладела его душой, поселилась в его мыслях. Он вспоминал о ней каждый день, каждый час, и даже чаще. Даже во время совещания он думал о её бездонных чёрных глазах, даже сидя за компьютером, он видел на мониторе её лицо, даже на переговорах с иностранными партнёрами он постоянно вспоминал о прошедшей ночи, о её ласковых руках и податливом юном теле.

Анатолий Максимович сделал усилие над собой, чтобы погрузиться в работу и хотя бы на время выбросить Иру из головы. Но это оказалось невозможно. Он перестал бороться с собой и позволил воссоздать в памяти её образ. Он с нежностью думал об этой странной девушке, так изменившей и наполнившей его жизнь в одночасье. Сейчас он с ужасом вспоминал, что не хотел праздновать свой юбилей, и с трудом поддался на уговоры жены и невестки. А ведь если бы не это торжество, он мог бы никогда не встретить Ирину!

Анатолий Максимович потянулся было к телефонной трубке, чтобы услышать её ставший родным голос, но пересилил себя. Ему было очень стыдно перед женой. Они прожили вместе почти тридцать лет, и он ни разу не изменял Любе, если не считать того случая с Галкой, женой Ковалёва. Никогда он не собирался заводить себе молодую любовницу по примеру коллег и партнёров, которые кроме жены и штатной любовницы также позволяли себе интрижки на стороне. Он никогда не кичился тем, что много лет живёт с одной и той же женой, любит её и уважает, он не кричал на каждом углу о своей совести, которая не позволяет ему иметь молодую подружку. Ему просто не нужна была любовница. Жена понимала его с одного взгляда, они стали духовно близки, а при такой близости секс уже не имеет никакого значения. Но и в интимной сфере у них всё было в порядке. Слишком нагруженный работой, Анатолий Максимович уже редко чувствовал влечение, но всё —же сексуальные отношения в их семье были, и удовлетворяли обоих партнёров. Но, когда появилась Ирина, у него всё выветрилось из головы. Он повёл себя совсем не так, как обычно, забыл и о долге, и о совести, и о жене. Конечно, он мог бы оправдать себя, ведь жену после появления Антона словно подменили, она перестала замечать и мужа, и старшего сына. Но всё-же Анатолий Максимович Резник был мужчиной, настоящим мужчиной, который предпочитает смотреть правде в глаза и не подтасовывать события в свою пользу. То ли эта старая поговорка о том, что седина в бороду — бес в ребро, действует, то ли ему попалась та самая, единственная женщина, которая сумела столкнуть его с прямой, правильной дороги, и сделала это легко, одним мизинчиком. Анатолий Максимович улыбнулся, вспомнив, как она, стройная, побледневшая, сбросила с себя своё маленькое чёрное платье, и смотрела на него огромными чёрными глазами, выделявшимися на бледном лице. И он больше ничего не видел, кроме этих глаз, он растворился в них и пропал. Но до сих пор его удивляет и поражает его привязанность к этой девушке. Прошло уже два месяца, как они постоянно встречаются, а она не перестаёт радовать его. Что греха таить, он просто тает рядом с ней. Подумать только, а ведь он когда-то осуждал Ковалёва за молоденькую любовницу, и был уверен, что сам никогда не станет заводить интрижку, даже если ему сильно захочется это сделать. Хотя бы из уважения к Любе и семье, хотя бы ради того, чтобы не быть таким смешным, каким выглядел влюблённый Ковалёв.

Резник вспомнил ещё одну поговорку: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

— Я бы ещё добавил: от любви, — тихо проговорил он сам себе.

Несколько дней назад он впервые признался Ирине, что влюблён. Безумно, словно мальчишка, одержимый страстью. Он не видел других женщин, вернее, в каждой даме он видел только Ирину. В одной — её волосы, в другой — глаза, в третьей — тонкое лицо с выраженной восточной кровью. Умное, породистое лицо…

Резник вытащил из кармана носовой платок и вытер свой вспотевший лоб. Его существо боролось. Одна половина ратовала за Ирину, вторая взывала о долге, об общественности, о семье, о боязни огласки.

Но он знал, что вторая половина его сущности обречена на провал. Он не сможет без Ирины, он уже проверял. Ещё в самом начале, тогда, после их знакомства, он пытался отказаться от неё. Она не оставила ему своего телефона, а он и не просил. Она сама не требовала от него какого-то решения. Просто поднялась, оделась, спокойно допила шампанское, поцеловала его долгим поцелуем на прощание и всё оставшееся до посадки вертолёта время молчала. А потом так же молча исчезла с вечеринки в его честь. Правда, перед этим он успел узнать, что её привела на праздник Настя, для которой она делала эскизы каких-то украшений.

Анатолий Максимович две ночи не спал, прежде чем решился позвонить Насте и узнать у неё номер телефона Ирины. Заспанная Настя сначала даже не поняла, о ком идёт речь, а потом равнодушно, ничего не спросив, продиктовала ему заветные цифры. Резник что-то лепетал в трубку, что хочет заказать какой-то перстень, но племянница жены даже не слушала. Ей это было неинтересно, и она, он был уверен, совершенно ничего не заподозрила. Но это и к лучшему. Потом он ещё целые сутки мялся, пытался прятать клочок бумаги с драгоценным номером, даже собирался его порвать, но у него ничего не вышло. Эта странная девушка так интриговала его, так притягивала, что он не смог от неё отказаться. Сначала, правда, у него возникали мысли, что она могла специально подстроить всё это, и что скоро в газете выйдет разгромная статья о распущенных нравах олигархической верхушки, возможно, с фотографиями. Нынешние технологии позволяют спрятать крошечный фотоаппарат в обыкновенной ручке. Но прошло три дня, ничего не случилось, никто не шантажировал его и не пытался подсунуть ему компромат, и он, наконец, позвонил. Ирина взяла трубку и он почувствовал радость в её голосе. Она не спросила, откуда он узнал её номер, вообще ничего не спросила. Просто сразу предложила встретиться. И он тут же поехал на встречу к ней, хотя время было неподходящее, ему ещё надо было работать, но его тянуло к ней со страшной силой. Они встретились, и тут же направились в какую-то захудалую гостиницу поблизости. Он прятал лицо в воротнике куртки, Ирина не стала заполнять бланки и показывать паспорт, просто сунула администратору крупную купюру, и взяла ключ от номера.

А потом понеслось, словно снежный ком с горы… В конце концов он перестал противиться своим чувствам, перестал рваться на части, и принял всё, как оно есть. Резник не мог не признать, что Ирина словно вдохнула в него недостающую часть жизни — любовь. Нет, он по-прежнему любил Любу, но это была совсем другая любовь, не такая, какую он испытывал к Ире. Пожалуй, такой сумасшедшей любви, от которой дурманит голову и сердце замирает где-то там внутри, а потом ухает вниз, к животу, у него ещё не было. Тогда, давно, в молодости, когда он был без ума от Галки, которая вышла замуж за Ковалёва, он чувствовал что-то подобное. Но его нынешнее чувство было ещё сильнее и крепче.

Ирина ни разу не сказала, что любит его. Даже в ответ на его признание она только печально улыбнулась, и промолчала. А потом он увидел трогательную картину: отвернувшись к окну, она смахнула с лица несколько слезинок. Анатолий Максимович был уверен, что если Ирина и не любит его, то крайне близка к этому. Во всяком случае, иначе зачем бы она стала с ним встречаться, с человеком, который старше её почти на тридцать лет? Можно было бы, конечно предположить в ней хищницу, охотящуюся за его деньгами, но за все эти два месяца она ни разу не просила у него деньги, и отвергала его подарки — все, кроме цветов.

— Мне ничего от тебя не нужно, — повторяла она, обнимая его. И он ей верил. Но, когда несколько дней назад он преподнёс ей платиновый браслет с бриллиантами, после того, как рассказал о своих чувствах, она взяла подарок. Он видел, что она колебалась, не желая уступать ему и своим принципам, но после такого трогательного объяснения Ирина не смогла отказать. Тогда он остался у неё на ночь, сообщив жене, что сильно устал, и заночует на работе. Люба отнеслась с пониманием, она знала, что в «Теллурике» есть несколько специальных помещений, предназначенных для авральных дней и ночей, когда некоторым сотрудникам приходится ночевать на работе. Да и, потом, Анатолий Максимович не мог не признать, что в последнее время жене всё равно, придёт ли он ночевать, или нет. Она все силы отдаёт на обеспечение комфорта для старшего, недавно обретённого сына, и мужа и младшего сына совсем забросила. Конечно, он её не осуждал, и был уверен, что всё это пройдёт, когда Люба успокоится и привыкнет, что Антон никуда не денется, что он рядом с ней и будет около неё всю оставшуюся жизнь. Но период охлаждения к остальным членам семьи затягивался.

Резнику внезапно пришла в голову мысль: а что, если бы Люба относилась к нему так же замечательно, как и прежде? Тогда смог бы он оказать сопротивление своим чувствам по отношению к Ирине? И вообще, возникли бы у него эти чувства, не ощущал он себя таким заброшенным и никому не нужным?

Безусловно, ему бы очень хотелось сказать себе, что в создавшейся ситуации виновата жена. Что если бы она уделяла мужу больше времени, и не перестала бы выполнять свои обязанности, как жена, не только касаемо постели, то он бы и не посмотрел в сторону Ирины. Но, будучи честным человеком, он не мог этого сделать. Потому что попросту не знал и не был уверен целиком в вине жены. Чары Ирины оказались слишком сильны для него, неподготовленного к неожиданной любви, уже немолодого человека.

Мила проснулась в отвратительном настроении. А с чего ему быть хорошим, если всю ночь ей снился один и тот же жуткий сон — о том, что она потеряла всё и живёт теперь с рыжим Джонни, этим придурочным ветеринаром! Всю ночь она вертелась, как уж на сковородке, несколько раз просыпалась в холодном поту, и успокаивалась, что это только сон. Но, засыпая, она снова видела Джонни в качестве своего мужа, и снова пыталась проснуться. Так, промучившись всю ночь, поутру она чувствовала себя совершенно разбитой и измотанной.

Кроме того, её жизнь тоже не радовала: карьера Милы как певицы оказалась не особо-то успешной. И это уже не снилось, а происходило на самом деле. Она почему-то везде опаздывала, на многие встречи вообще не приходила, ничего не успевала, но искренне считала, что это в порядке вещей. И очень удивилась, когда заметила, что её больше не приглашают ни в радио-, ни в телевизионные программы. Композиторы больше не предлагают ей свои песни, и вдобавок от неё ушли два звукорежиссёра — одни из самых лучших в стране. Клипмейкер запросил огромную неустойку за то, что Мила затянула съёмки клипа на два дня. А что, разве она виновата, что у неё была мигрень? Подумаешь, ну выпила немножко лишнего вечером перед съёмками, а потом не могла подняться с кровати вовремя. Ну и что же теперь делать?

Шоу-бизнес изнутри оказался вовсе не таким глянцевым и привлекательным, как снаружи. Снаружи Мила видела лишь красивую оболочку: ухоженных женщин, легко прыгающих с микрофоном по сцене, овации, море цветов, сольники в крупных концертных залах, любовь зрителей и слушателей, и вдобавок сверху на всё это удовольствие сыпались деньги, кучи денег. Именно это Мила видела, и именно так и хотела жить, пребывая в уверенности, что так оно и будет, особенно теперь, с деньгами Резника. Но в результате оказалось, что существует ещё и оборотная сторона шоу-бизнеса, а это — тяжёлый, чуть ли не рабский труд. Ежедневно, с утра до вечера, даже если ты не выступаешь и не записываешь альбом, надо было тренировать голос, посещать репетиции, заниматься с хореографом, общаться с композиторами и поэтами — песенниками, и как можно больше светиться — на разных музыкальных тусовках, даже самых захудалых, чтобы впоследствии о тебе не забыли и пригласили на очередной концерт. Кроме того, выезжая на «чёс», то есть в гастрольные туры, артистам тоже приходилось несладко. Плохие гостиницы, изменения часовых поясов и климатических условий, приводящие к простудам и отнюдь не способствовавшие укреплению иммунитета, холодные и неустроенные залы для выступлений, мошенники — импресарио, и многое, многое другое.

Мила фыркнула и перевернулась на другой бок. Она поёт уже давно, практически десять лет, но то ли забыла о сумасшедшей работе, которая ожидает любого популярного исполнителя, и остаётся за кулисами, а на сцене зрители видят только ту самую глянцевую оболочку шоу-бизнеса, то ли просто тогда были другие времена, и не надо было спешить и так много работать. Пришёл в студию, записал пару песен, и ушёл домой. А теперь всё по-другому… Чтобы остаться на плаву, надо крутиться, как белка в колесе, и постоянно куда-то спешить, везде успевать. Ритм жизни в городе именно таков.

Мила недовольно поднялась с постели и прошлёпала босыми ногами в свою ванную, соединённую с комнатой.

На неё смотрела молодая женщина с чуть одутловатым лицом и слегка поплывшей талией. Мила недовольно ущипнула себя за бок, решив, что пора навестить клинику, в которой она стабильно, раз в три месяца, убирает лишний жир. Правда, доктор говорил, что это очень вредно, приходить к ним так часто, и что не рожавшие женщины вообще не должны убирать жир с живота хирургическим путём. Но Мила, во-первых, рожать не собиралась, а во-вторых, она уже привыкла позволять себе излишества в еде. И так слишком долго она сидела на диетах, чтобы выглядеть хрупкой. А теперь, когда есть деньги, она живёт в своё удовольствие и ест то, что ей нравится. Она уже отвыкла от «травы», которую вынуждена была жевать с утра до вечера, словно корова, лишь изредка позволяя себе что-нибудь вкусненькое, поэтому ей проще в очередной раз сходить в клинику. Она умылась с пенкой от Эсте Лаудер, смазала лицо ланкомовским кремом, нанесла лёгкий макияж, используя пудру и блеск для губ от Герлен, и вдобавок накрасила ресницы новой цветной тушью, синей, в тон глаз. Расчесала волосы, которые снова начала обесцвечивать, после своего участия в убийстве Малика, вернулась в комнату и с неудовольствием взглянула на мужа. Павел то ли на самом деле спал, то ли притворялся спящим. В принципе, Миле было наплевать на это. С мужем они давно уже не имели ничего общего. Мало того, после появления Антона он даже стал ей противен. Много раз Мила жалела, что так торопилась со свадьбой. Ведь, подожди она совсем немного, месяц-два, то жила бы сейчас с Антоном на законных основаниях, а не встречалась бы с ним урывками, в его комнате. Она действительно любила старшего брата своего мужа, и теперь тяготилась своим замужеством. Конечно, вполне можно было бы подвергнуть их семейную жизнь процедуре развода, но что она будет делать тогда? А если Антон не захочет на ней жениться? Он ведь ещё ни разу не предлагал ей этого, хотя неоднократно говорил, что ему очень неприятно видеть Милу женой Павла. И Мила сделала всё, что могла: они с Павлом теперь муж и жена только номинально. Они давно не спят вместе, вернее, как раз вместе только спят, просто рядом, на одной кровати, да и то не всегда. Когда Павел напивается особенно сильно, Мила либо выталкивает его на ночь в одну из гостевых комнат, либо сама уходит на всю ночь к Антону, всё равно муж утром ничего не вспомнит.

Она брезгливо обошла кровать со стороны Павла и направилась к выходу. Ей хотелось есть. Завтрак с Антоном она всё равно уже пропустила — устроившись на работу в «Теллурику», Антон стал уходить из дома слишком рано. Несколько раз Мила пыталась вставать с рассветом, чтобы успеть выпить кофе рядом с любимым, но вскоре поняла, что это выше её возможностей. К тому же по утрам Антон бывал хмур и задумчив, часто они даже десятком слов не перебрасывались. Мила решила, что встречаться с ним по вечерам ей гораздо удобнее.

Она набросила на плечи пеньюар и, зевая, вышла в коридор, попутно решая сегодня съездить к дяде. Во-первых, они уже давно не виделись, а во-вторых, ей не терпелось поделиться с ним своими мыслями и идеями. Кравчук, хоть и педик, а куда лучше понимает её, чем остальные мужчины, включая Антона. Тот в последнее время стал отдаляться от неё, и Милу это тяготило. Словом, в её жизни снова не было счастья.

Насупившись и думая об Антоне, Мила продолжала спускаться по длинной лестнице, как вдруг услышала сзади какой-то шорох. Испугавшись, она резко обернулась, успела увидеть невдалеке какую-то тень, и вдруг потеряла опору. Перила лестницы выскользнули из её рук, и куда-то исчезли, и певица полетела вниз, отчаянно пытаясь уцепиться хотя бы за что-нибудь, но хватала руками только воздух.

Джонни, притаившись за колонной, наблюдал, как Антон собирается на работу. Присвистывая, тот стоял у зеркала в холле, в очередной раз бережно укладывая белокурые волосы маленькой расчёской, и любовался собою в зеркале, поворачиваясь то в фас, то в профиль. Щёки у Антона после нескольких месяцев беззаботного проживания в доме Резника заметно округлились, равно как и появившийся, пока ещё небольшой, но уже заметный, животик. Антон, однако, ничего этого не замечал, и с явным удовольствием смотрел на себя в зеркало. Джонни, без малейшей эмоции на лице, невозмутимо наблюдал за ним. Это уже давно вошло у ветеринара в привычку. Всё своё свободное время он отдавал этому — наблюдению за человеком, которого ненавидел. Джонни был уверен, что именно Антон стал причиной гибели коалы, несмотря на заверения последнего, что на тот момент он ещё не был в зимнем саду, и не подозревал о существовании медвежат в нём. Джонни видел его, видел издалека, но фигуры всех проживающих в доме он прекрасно знал, а очертания нового человека, которого он заметил в саду в тот жуткий день, не совпадали с контурами тел семьи Резников. Джонни носил очки, зрение его всё время ухудшалось, однако же он уже привык к жильцам этого дома, и безошибочно мог отличать их даже на приличном расстоянии, по походке, жестам, и, опять же, очертаниям тела. Ветеринар не сомневался, что это Антон убил коалу, и сделал это исключительно ради интереса. В познавательных целях, так сказать. Но ещё хуже было то, что он не признался в гибели животного, наоборот, обвинил Джонни в плохом уходе за коалами. Рыжий Джонни долго страдал по погибшему медвежонку, а потом понял, что просто обязан избавиться от этого опасного человека, пока он не сделал ещё что-то плохое. Правда, Антон был крайне осторожен, и Джонни пришлось изрядно попотеть, пока он застал сына Любови Андреевны за очередным неблаговидным поступком. Это именно Джонни постучал в массажный кабинет, когда там была Любовь Андреевна, и попросил её выйти. Он знал, что примерно в это же время выйдет и Мила — из комнаты Антона. Джонни понимал, что быть женой одного брата, и запираться в комнате у другого — это нехорошо. Также, отслеживая передвижения Антона, он знал, что Мила никогда не задерживается в его комнате более часа. В среднем это время составляло 45-50 минут. И, подловив момент, когда Любовь Андреевна находилась на сеансе массажа на том же этаже, он и постарался организовать встречу хозяйки дома с невесткой. Ему просто повезло, что в тот день хозяйка себя плохо чувствовала, и даже не захотела подняться этажом выше, где располагались кабинеты массажиста и косметолога. Мастер сам пришёл к ней в комнату, чтобы проработать спину, которая и болела у Любови Андреевны.

Наблюдая из своего укрытия, Джонни радостно потирал руки: хозяйка вышла из кабинета, и растерянно направилась по коридору, ожидая Джонни, попросившего о встрече за дверью, и тут открылась дверь в комнате Антона, откуда показалась Мила.

Джонни был уверен, что теперь — то этого подлеца прогонят из дома Резников, но, к его разочарованию и огорчению, ничего такого не произошло. Джонни решил, что в России это не считается плохо, прелюбодеяние здесь в порядке вещей. А это значило, что ему следовало придумать новый план по изгнанию убийцы из этого дома. Именно для этого Джонни и проводил много времени за подглядыванием и сованием своего носа в частную жизнь Антона. Это было ему противно и неинтересно, но он придерживался своего решения. Никакого плана в рыжей голове ветеринара пока ещё не созрело, но он стойко выдерживал часовые красования Антона у зеркала, и даже не раз наблюдал за сексом в бассейне. Антон и Мила совершенно не заботились о том, что облюбованное им место в бассейне отлично просматривается из зимнего сада, и расслаблялись на полную катушку. Джонни заставлял себя смотреть на это, чтобы ещё сильнее ненавидеть убийцу. Но сердце его при этом обливалось кровью, а веснушчатое лицо — слезами. Ветеринар Джонни, худой, рыжий, очкастый и неуклюжий, страстно, со всей силой необузданного девственника, был влюблён в Милу. Ради неё он мог сделать всё, что угодно, и обе эти его страсти — коалы и Мила, образовывали бурную, опасную реку ненависти, направленную против Антона.

Джонни выжидал, сам не зная чего, но он точно знал, что придёт время, и он поквитается с Антоном за всё: и за убитого им зверька, и за бесстыжий секс в бассейне с самой прекрасной женщиной на земле. Если уж на то пошло, Джонни и сам не знал, что именно заставляет его ненавидеть Антона так сильно — смерть коалы, или любовь Милы к этому парню.

Павел не спал. Глаза его были закрыты, но он слышал за спиной недовольное сопение жены, слышал шлёпание её босых ног по тёплому, с подогревом, полу ванной комнаты. Он чувствовал её брезгливость по отношению к себе, прямо-таки волной накрывшую его, но ему это было безразлично. И сама Мила была ему так же безразлична, как и эта ванная, эта комната, как и вся его жизнь. Он не стремился сделать вид, что спит, ему просто не хотелось видеть жену. Павел уже давно понял, что их брак — это ошибка. А некоторое время назад он равнодушно заметил, что Мила явно симпатизирует Антону. Мало того, он был уверен, зная жену, что она и его брат — любовники. Но это его совсем не трогало. Мила вышла из комнаты, и он тут же открыл глаза, чтобы увидеть, что эта комната не изменилась, так же, как и его жизнь. С утра до вечера будет продолжаться одно и то-же: сначала он выпьет кофе, затем прочтёт утренние газеты. Зачем он это делает, ведь ему совсем неинтересны новости? Потом он выйдет прогуляться по двору, вернувшись, позавтракает, или пообедает, в зависимости от времени подъёма. А потом начнёт наливаться виски или коньяком — по желанию. И всё это время будет думать о Жанне. О том, какой она была, и каким счастливым был он рядом с нею. А потом придут с работы отец и Антон, и дом оживится. Мать будет бегать вокруг Антона, без конца расспрашивая его об успехах и трудностях сегодняшнего дня, тот будет скупо отвечать сквозь зубы. Мила станет крутиться рядом, нежно улыбаясь своему любовнику. Отец скроется всвоём кабинете, и ему ни до кого не будет дела. Или вообще появится слишком поздно. В последние месяцы у него слишком много неприятностей на работе, поэтому отец работает допоздна, но это никого не волнует. Раньше Любовь Андреевна беспокоилась за его здоровье, следила, чтобы он лёг спать не утром, а хотя бы поздно ночью, приносила ему чай с мёдом и лимоном прямо в кабинет, а сейчас ей есть, за кого волноваться.

Павел всё ещё нежился в постели, когда услышал короткий, но отчаянный крик жены. Он машинально вскочил, и в одних трусах бросился в коридор. Он двумя прыжками достиг лестницы, и увидел у её подножия, внизу, лежащую на полу жену. Около неё уже сидел ветеринар, наклонившись над Милиной щиколоткой. Павел замер. Неужели с ней что-то случилось, что-то страшное? Несмотря на всю его неприязнь к Миле, он вовсе не желал ей смерти. Он было открыл рот, чтобы крикнуть, чтобы спросить у Джонни, жива ли Мила, как вдруг увидел, что жена пошевелилась и застонала. А Джонни, рыжий, сумасшедший Джонни, вдруг аккуратно, бережно, взял лодыжку Милы в обе руки и приник к ней губами, и стал покрывать поцелуями ногу Милы, ласковыми, нежными, и в то же время страстными. Павел молча смотрел, с какой безграничной любовью Джонни целует ногу его жены, и не решился помешать ему. Мила жива, так пусть ветеринар получит свои драгоценные секунды счастья.

Мила завозилась на полу, приходя в сознание, и Джонни мигом вернул её ногу в исходное положение.

— Боже, — простонала Мила, — что со мной? Я жива?

Павел быстро спустился по лестнице.

— Нога опухать, — невозмутимо сообщил Джонни.

Если бы Павел не видел ещё минуту назад, как он целует ногу Милы, ни за что бы не заподозрил, что рыжий ветеринар влюблён в его жену.

— Моя нога, — запричитала Мила, склоняясь над действительно распухшей лодыжкой.

Павел позвонил их домашнему врачу, Валентине Назиповне, живущей в домике на территории поместья Резников. Подоспевшая женщина обнаружила вывих лодыжки, ловко наложила повязку на ногу Милы и вколола ей обезболивающее.

Павел помог жене добраться до дивана в гостиной, вручил ей пульт от телевизора и исправно бегал на кухню, вручая Миле то кофе, то сэндвичи с зелёным салатом и сёмгой, которые она обожала, то пирожные. В конце концов Мила даже попросила его посидеть с ней рядом, и они выпили по две рюмочки ликёра «Гранд Марнье». Вернее, Мила выпила две, а Павел продолжал потихоньку потягивать ликёр.

Оказалось, что говорить им было не о чем, и они перебрасывались пустяшными фразами о погоде, о том, что на улице слишком жарко для первого месяца лета, о том, что теперь Мила не сможет несколько дней выходить из дома. В конце концов, апельсиново-коньячный напиток ударил в голову, и Павел неожиданно для себя произнёс:

— Может быть, нам стоит развестись?

Мила взглянула на него округлившимися глазами и чуть не опрокинула рюмку с ликёром на шёлковый пеньюар.

— Разве нам плохо вместе? — неестественным голосом спросила она. — Ты меня больше не любишь?

Павел не удержался от смеха.

— Мила, Мила, — повторял он, продолжая смеяться и чувствуя, что у него на глазах уже выступают слёзы. Вот только непонятно отчего — от смеха или от той безысходной грусти, которая уже давно сжимала его сердце металлическим обручем. — Дорогая моя Мила, давай не будем лгать друг другу! По крайней мере, хотя бы сейчас! Не говори со мной так, словно всё ещё пытаешься стать моей женой, и тебе необходимо производить на мою семью и на меня наилучшее впечатление! Дорогая, ты уже этого добилась! А теперь я прошу тебя признать вместе со мной, что наш брак не удался, не принёс нам радости, и с самого начала был обречён на провал. Когда двое женятся в надежде обрести в браке что-то иное, то, чего им не хватает, и при этом любовью здесь и не пахнет, это почти всегда проигрышный вариант.

— А мне кажется, браки по расчёту более долговечны, чем браки по любви, — ответила Мила.

Она была спокойна. Поперечная морщина словно перерезала её лоб, и глаза были печальны. Павел понял, что сейчас настал тот редкий миг, когда они и впрямь могут поговорить по душам, без лицемерия и кривляния, больше не теша себя мыслью, что всё образуется и наладится.

— Ты думаешь, если мы разведёмся, тебе будет лучше? — продолжала жена. — Неужели ты и впрямь считаешь, что это я мешаю тебе спокойно и счастливо жить?

— Конечно, нет, — вздохнул Павел. — Но мне всё равно, что мы женаты, ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Мила, неловко закинула ногу на ногу, и поморщилась от боли в ноге. — Только если тебе всё равно, женаты мы или нет, зачем ты хочешь развестись? Почему бы не оставить всё так, как есть? Или ты надеешься встретить другую женщину? Или уже встретил?

Она впилась в него острым взглядом, пытаясь вырвать из мужа признание в адюльтере.

— Нет никакой другой женщины, — вздохнул Павел. — Но мы оба несчастны в нашем союзе. Возможно, нам станет легче, если больше мы не будем прикидываться мужем и женой. К тому же тебе не надо будет прятаться, когда ты бегаешь в комнату к Антону.

Мила покраснела.

— Значит, ты знаешь… Вот почему ты хочешь оставить меня!

— Да нет же, — досадливо бросил Павел, — дело не в этом. Мне всё равно, с кем ты встречаешься, будучи моей женой! Просто зачем нам продолжать этот фарс, к чему?

Мила немного помолчала, а потом ответила:

— Я пока не готова к разводу. Извини, если разочаровала тебя. Но я и впрямь не хочу с тобой разводиться. Во всяком случае, пока.

— Хорошо, — пожал плечами Павел. — У тебя будет время подумать. Я собираюсь уехать на какое-то время, и ты сможешь поразмыслить над моими словами.

— А куда ты? — вскинулась Мила.

— В Англию, — коротко ответил он. — Я хочу посетить то место, в котором был впервые в жизни по-настоящему счастлив.

— Возьми меня с собой, — неожиданно для себя проговорила Мила.

Павел покачал головой. Он не собирался портить единственное, что у него осталось — драгоценные воспоминания — присутствием собственной жены.

Новости, которые Анатолий Максимович узнал с самого утра, оказались неутешительными. В составе министерства природных ресурсов — МПР — было создано управление мониторинга и контроля за выполнением условий лицензий по крупным объектам недропользования. Министр решил показать свою суровость в отношении нарушителей лицензий. И в этом не было бы ничего необыкновенного, если бы не объект, выбранный для проверки самым первым — «Теллурика — нефть». Кроме того, начальником созданного управления был назначен Андрей Байкальский, ещё год назад трудившийся в «Сикбуре», том самом предприятии, с которым у «Теллурики» должно было состояться слияние. Ни о каком слиянии двух крупнейших компаний, конечно, речи уже не шло. «Сикбур» мягко самоустранился. И Резник не винил его руководителей за это. Следовало признать, что за «Теллурику» слишком крепко взялись государственные чиновники. Так чему же удивляться, что «Сикбур» отступил? Резник знал, что руководители этой корпорации затаились и выжидают кончины «Теллурики», того момента, когда можно будет скупить все акции по дешёвке. И за это он тоже не винил руководителей «Сикбура», ведь это прежде всего — бизнес. А в бизнесе, как и в любви, нет друзей. Ничего личного, как принято говорить.

Сам Резник никогда не поступался своими принципами ради того, чтобы урвать кусок пожирнее, но, с другой стороны, не клеймил людей, способных на всё ради достижения своей цели. У каждого человека своя дорога, другое дело — куда она приведёт.

Резник снова задумался о предстоящей проверке. Интересно, как объяснит Байкальский, почему его прежде всего заинтересовала «Теллурика», а не «Сикбур», ведь проблемы с исполнением лицензий есть в любой крупной компании, в том числе и в «Сикбуре»? Но Резник прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос Байкальский не даст, потому что проверить «Теллурику» попросила Генеральная прокуратура, которой уже давно не давал покоя холдинг Резника.

А если говорить о выполнении лицензий, то в МПР и до создания нового управления имелась вся информация по этому вопросу. Если рассматривать исполнение каждой отдельно взятой лицензии, то у «Теллурики» их всего сто восемьдесят. По семидесяти лицензиям нарушения по нормам отбора составляют десять процентов. Опять же, в министерстве природных ресурсов нарушения в пределах десяти процентов считается несущественным. А вот у «Сикбура» из их ста пятидесяти лицензий аж сто шесть выполняется со злостными нарушениями! Но активность и лицемерие Байкальского понятны — конкурентов необходимо дожать.

Резник снял очки, потёр глаза и вдруг понял, что устал. Устал бороться и пытаться выжить, устал держаться на плаву, устал от своей семьи, от лицемерия, которое окружает его в его же доме, устал от неискренности. Он давно под колпаком у государства, и ему приходится бороться с государством разными методами, прибегая к различным ухищрениям. Может быть, ему бросить всё к чертям собачьим, плюнуть на всё и уехать на одну из своих вилл? Спокойно жить, наблюдать, как растут его оливковые деревья, ездить в открытом автомобиле — кабриолете, и радоваться морю, солнцу, прекрасному вину?

Резник замер на минуту, представив себе всё это. Картина вырисовывалась чудесной, прямо-таки лубочной, но в ней всё-равно чего-то не хватало. Анатолий Максимович очень быстро понял, чего именно: Ирины. Вот если бы она была рядом с ним в этом кабриолете, и он слышал её смех и видел её глаза… Чёрт возьми, но для этого ему даже кабриолета не надо, он и так может видеть её, хоть каждый день. Только вот не получается у него встречаться с ней каждый день. Он должен возвращаться домой вечером, а теперь, когда над ним снова повис дамоклов меч со стороны государства, он задерживается на работе допоздна, и очень редко выкраивает моменты для встречи с любимой женщиной. Но, надо признать, эта любовь согревает его уставшую и заледеневшую душу. И он не может позволить себе бросить своё дело, которому отдал без малого тридцать лет, бросить людей, которые работают на него и верят в него. Он не может сдаться. Он обязательно выстоит. Он выиграет эту борьбу, и только потом всё бросит и уедет. С Ириной. Туда, где всегда тепло, где море, где все люди улыбаются друг другу, и нет никаких проблем.

Настя, не веря собственным глазам, отбросила использованный тест в сторону. Наконец-то её мечта осуществилась: она беременна! Уж теперь-то Тофик навсегда останется с ней, и не будет больше исчезать надолго, не станет выкидывать коленца, делая предложение и тут же испаряясь. Они, наконец, поженятся, и Настя успокоится, они будут растить сыночка и радоваться жизни. Настя не сомневалась, что у них будет мальчик. Тофику наверняка захочется именно сына, ведь он же кавказец, а у них культ сыновей, мужчин. Если Настя родит Тофику сына, то он никогда от неё не уйдёт. Это следовало отметить. Настя бросилась к встроенному бару, и тут же остановилась. Во-первых, она не любила пить в одиночестве. Во-вторых, по такому торжественному поводу следовало обязательно кого-нибудь пригласить. И в-третьих, ей пришло в голову, что, возможно, ей теперь вообще нельзя пить.

Настя, ни секунды не мешкая, схватила сотовый телефон и выбрала номер из его записной книжки.

— Жанна, это я. Пожалуйста, приезжай ко мне как можно быстрее, — заторопилась она, — это очень, очень важно!

— Да что случилось? — встревожилась Жанна.

— Не волнуйся, новости только приятные, но я не хочу говорить тебе о них по телефону! — успокоила её Настя.

— Может быть, позже, — неуверенно проговорила Жанна, — у меня скоро встреча…

— Да успеешь ты на свою встречу, только сначала заезжай ко мне. Обещаю, не разочаруешься!

Жанна засмеялась и отключила телефон. Настя радостно бросилась на огромную кровать, и запрыгала на ней, как ребёнок.

— Тофик будет рад, — в такт прыжками скандировала она, — Тофик будет счастлив!

Примчавшаяся через час Жанна тоже обрадовалась.

— Я скоро стану тётей, — воскликнула она и принялась обнимать Настю.

Она успокоила будущую маму, сказав, что вино ей можно, но, конечно, надо знать меру.

За тортом, который привезла Жанна, девушки сплетничали.

— Ты знаешь, что Павел собирается ехать в Лондон? — вопросила Настя.

Жанна чуть не поперхнулась.

— В Лондон? Откуда же я могу знать!

— Ну, может, дядя с тобой делится, — невинно пожала плечами подружка Тофика.

Жанна засмеялась. Почему-то она не могла сердиться на невесту двоюродного брата.

— Вот язва, всё —то ты знаешь! — добавила она беззлобно.

— В наше время надо владеть информацией, — на полном серьёзе сообщила Настя. — Как ты думаешь, Тофик обрадуется?

— Тому, что Павел едет в Лондон? — удивилась Жанна.

— Да нет, конечно, тому, что станет отцом!

— Не знаю, — покачала головой Жанна. — Реакция Тофика непредсказуема. Всё зависит от соуса, под которым ты ему подашь это блюдо.

Настя расстроилась.

— А если он заставит меня сделать аборт?

Жанна молча смотрела на девушку. Удивительно, но именно с Настей она чувствовала себя легко. Ей не надо было притворяться другой, не надо было соответствовать своему имиджу, как это было при общении с Милой, не надо было играть роль роковой женщины — загадки, как это происходило в обществе Резника. С Настей она чувствовала себя естественной и была такой же. Кто бы мог подумать, что именно с племянницей Резника они найдут общий язык! Как-то само собой получилось, что они стали подругами. И ни Жанна, ни Настя ни разу не пожалели об этом. Оказалось, что у них много общего, несмотря на огромную разницу во всём, начиная с социального положения и заканчивая характерами. Однако же их дружба оказалась устойчивой. Со временем Жанна рассказала Насте многое из своей жизни. Многое, но далеко не всё. Кое-чем она не была намерена делиться ни с кем. Зато в Насте она нашла сочувствующую слушательницу. Настя искренне сопереживала ей, узнав о трагической судьбе Жанны. Но она до сих пор не могла поверить в то, что такая сильная и романтическая любовь Жанны к Павлу могла закончиться, оборваться. На это Жанна с грустной улыбкой отвечала, что всё проходит, всё заканчивается. Настя же оставалась при своём мнении.

— Я думаю, что ты просто загнала Пашку в угол своего сознания, чтобы не думать о нём, ведь теперь у тебя есть некоторые обязательства, — тактично сказала Настя.

Жанна усмехнулась. Ей нравилось, что эта девушка, которую раньше Тофик презрительно называл тупой колхозницей, так быстро расширяет свой кругозор, набирается опыта, умеет связно облекать свои мысли в правильные выражения. И что при этом не называет вещи своими именами. Вообще-то Жанна, как раз, всегда была против лицемерия, но в данном случае, в свете её собственных неприглядных поступков, её устраивали слова Насти. Они успокаивали и не заставляли чувствовать её предательницей, лживой насквозь. Она прекрасно понимала, что на самом деле предавала Резника, человека, который привязался к ней и полюбил её. Иногда Жанне хотелось рассказать ему обо всём. Он должен был найти выход из создавшейся ситуации, возможно, они вдвоём обманули бы Шахида. Но это было невозможно. На кону стояла Полина, а дочерью Жанна не была намерена рисковать ни в коем случае. Настя, кажется, догадывалась, как тяжело на сердце у подруги, и эту болезненную и щекотливую тему старалась не затрагивать. А если и вспоминала о ней, то только в таких вот обтекаемых и тактичных выражениях.

— Ну, давай выпьем, — провозгласила Жанна, поднимая бокал с вином. — Понравится ли это Тофику или нет, но ты — будущая мать, и это чудесно!

Настя с удовольствием приложилась к своему бокалу. С каждой минутой крепла её уверенность в том, что Тофик будет в восторге от предстоящего отцовства.

— Антон, зайди ко мне, — прошуршал сквозь офисную АТС голос Резника.

Антон немедленно поднялся и направился к лифту. Кабинет Анатолия Максимовича находился этажом выше, но, стремясь показать своё бескрайнее внимание и уважение, Антон всегда пользовался лифтом для достижения этой цели. Если он поднимется по лестнице, на это уйдёт несколько лишних минут. А муж его матери очень ценил быстроту ответной реакции нынешнего начальника юридического отдела. По крайней мере, Антон на это надеялся.

Но вышло всё совсем наоборот.

— Антон, ты знаешь, с каким уважением и доверием я к тебе отношусь, — начал Резник, едва нижняя часть туловища Антона соприкоснулась с мягким сидением кресла, обитого велюром. Антон всегда скептически улыбался, вспоминая этот «велюровый» кабинет главы «Теллурики». Но сейчас ему было не до смеха. Если пригласивший вас на встречу человек начинает разговор с ваших заслуг и своего отношения к вам, значит, дело швах. Антон напрягся. Внешне это выразилось только в его более крепком обхвате ручек велюрового кресла, но Резник ничего не заметил.

— Ты отлично работал, я очень доволен твоей деятельностью, — продолжал Резник, снимая очки и протирая их какой-то тряпчонкой, лежащей тут же, на столе.

— Не тяните, Анатолий Максимович, — вырвалось у нервничающего Антона, — приступайте сразу к делу. Вы хотите меня уволить?

— Нет, — удивлённо взглянул на него Резник, — и не думал об этом! Ты хороший работник, Антон, и я этому рад. А хороших работников я не увольняю.

Антон чуть расслабился, его пальцы соскользнули с подлокотников кресла, и безвольно повисли по бокам, пока он не вернул руки в привычное положение.

— Я не собираюсь тебя увольнять, — повторил Резник, — но ты помнишь, с каким условием ты стал начальником юридического отдела?

Антон лихорадочно принялся вспоминать. Что он не так сделал, что? Он же следил за каждым своим шагом, ни одна бумажка не прошла мимо него, ни одно дело! Он страшно выматывался на работе, но зато был в курсе всех событий, до мельчайших подробностей. Так в чём же его ошибка, где он оступился?

— Я с самого начала тебе сказал, что отстранение Павла — временная мера. Он допустил промах, и я должен был его наказать. Так же, как наказал бы любого другого, находящегося на этой должности. Но теперь прошло время, и я хочу, чтобы Павел вернулся на это место.

Антон с ненавистью смотрел в лицо Резника. Вот как! Значит, ради родного сыночка его, Антона, можно швырнуть с начальственного поста снова вниз, на место рядового сотрудника! Эти олигархи считают, что все люди вокруг них — игрушки, с которыми можно обращаться соответственно. Сегодня у тебя хорошее настроение, и твоя игрушка — кукла или машинка — чистенькая, одетая в нарядное платьице или отмытая после песочницы. И ты с ней играешь. А завтра тебе всё разонравилась, и вот машинка вообще оставлена в той же песочнице, а кукла валяется на полу с оторванной рукой или ногой.

Антон еле сдержался, чтобы не закричать на Резника, чтобы не нахамить ему и не высказать всё это ему в лицо. Но он тоже играл во взрослые игрушки, и уже давно научился сдерживать себя, лицемерить, говорить в лицо одно, а за спиной — другое, научился плести паутину интриг, а также лгать. И поэтому заставил себя ответить. И сказать именно то, чего от него ждал Резник.

— Это, конечно, несколько неожиданно, — вкрадчиво заявил Антон, — но я действительно вспомнил, что вы предупреждали меня о кратковременности моего повышения. Когда мне освобождать кабинет?

— Ну погоди, куда ты торопишься? — миролюбиво улыбнулся Резник. — Я же не требую от тебя, чтобы ты немедленно убрался из кабинета! Вот разберёшься с делами, закончишь начатое, и тогда…

— У меня всегда все дела в порядке, — отчеканил Антон.

Пусть Резник знает, кого теряет.

— И я могу освободить кабинет в любое удобное для вас время, хоть сейчас же! Павлу не надо будет тратить много времени на то, чтобы разобраться с делами, потому что незаконченные процессы я сам доведу до конца, а всё остальное у меня в идеальном порядке, — добавил он.

Резник с уважением взглянул на Антона и снова нацепил очки.

— Ну что-ж, я рад, что мы друг друга поняли. Но, Антоша, не сердись. И ни в коей мере не считай, что мои слова вызваны твоей профнепригодностью. Напротив, подчёркиваю, я очень доволен тем, как ты работаешь. Возможно, я подумаю о твоём переводе в другой отдел, в котором ты принесёшь больше пользы. Но моё предложение вызвано беспокойством за здоровье сына. Как отец, я не могу наблюдать, как Павел снова пустил свою жизнь по течению, а сам с удовольствием следит за тем, как его кораблик плывёт по волнам. Но ведь это сегодня — штиль, а завтра и до шторма недалеко! Я не могу спокойно смотреть, как он губит себя. Ты же знаешь, сколько он выпивает за день?

— Я за ним не слежу, — равнодушно ответил Антон. — Мне кажется, что взрослый мужчина должен сам приводить свою жизнь в порядок. А алкоголизм Павла — это проявление слабости.

Внутри он кипел от злости. Но был вынужден следить, чтобы внешне сохранять полное спокойствие.

— Да, ты прав, — удручённо заметил олигарх. — И мне жаль, что у Павла с этим проблемы. Что поделаешь, нравится мне это или нет, он — мой сын. Поэтому я хочу попросить его снова вернуться в Теллурику. Надеюсь, это мобилизует Павла, заставит держать себя в руках. Я не могу смотреть, как мой сын медленно погибает.

Антон снова едва удержался, чтобы не бросить в лицо Резнику готовые сорваться у него с языка слова о том, что Анатолий Максимович ничем не отличается от других людей, тех, что считают себя властелинами мира. Ради своего сына он готов поступиться принципами, готов убрать человека, работавшего как проклятый на благо холдинга, лишь бы его сыночек был при деле.

Антон поднялся, дав понять Резнику, что разговор окончен, и что он не желает и дальше слушать про бедного, несчастного Павлика, находящегося несколько месяцев в опале, а теперь снова горящего желанием вернуться к делам.

— Я всё понял, Анатолий Максимович, — сообщил Антон. — Павел может приступить к работе хоть завтра. Я сегодня же покину кабинет.

— Не торопись, Антон, — поморщился Резник. — Извини, я был слишком резок с тобой. Мне бы хотелось, чтобы наш разговор проходил совсем по-другому.

— Не волнуйтесь, со мной всё в порядке, — сухо ответил Антон. — Встретимся вечером, у вас дома.

Он специально подчеркнул это — «у вас дома». Резник всё прекрасно понял. Уходя, Антон краем глаза отметил, что тот тяжело вздохнул и снова стал протирать очки. Олигарх расстроен, ах, какая жалость!

Едва помня себя от бешенства, Антон заскочил в лифт, и, продвигаясь по направлению к кабинету, который больше никогда не станет его вотчиной, клял про себя и Теллурику, и Резников — старшего и младшего. Он точно знал, что никогда не простит их за то, что они делают с ним. Но об этом он сможет подумать чуть позже. Он непременно отомстит, но месть — это блюдо, которое надо пробовать остывшим. А пока что ему действительно надо прийти в себя и собрать свои вещи в кабинете, который ему так нравился.

Он проскочил мимо секретарши, даже не удостоив её взглядом. Он вообще никого и ничего не замечал.

Минут через десять после того, как Антон вернулся в своё кресло, в котором ему оставалось сидеть лишь до сегодняшнего вечера, в дверь постучали и сразу же появилась секретарша с подносом. На сей раз она ничего не перепутала. На подносе стояла чашка чая, рядом в блюдечке лежал сочный, порезанный на тонкие дольки лимон.

Нина Николаевна, не спеша, поставила поднос на маленький столик у двери, ловко шмякнула в чашку с чаем лимон при помощи щипцов, положила туда же две ложки сахара, размешала и понесла чашку с блюдцем на стол к Антону.

— Я не просил чай, — прошипел он, наблюдавший за её манипуляциями.

— Я просто решила выполнить свои обязанности, напоследок, — она с улыбкой взглянула на него.

— Уже знаете, — протянул Антон. — И давно приказ был?

— Ещё с утра…

— А каким числом подписан? — полюбопытствовал он, чувствуя, что медленно умирает со стыда и злости. Значит, Резник ещё вчера знал, что соберётся сегодня же уволить Антона. И не поговорил с ним дома, памятуя о непременном скандале, который затеет Любовь Андреевна. Ну конечно, куда как проще избавится от Антона, вначале сотворив приказ, и выдержать скандал, зная, что уже ничего не изменишь! Но каков подлец!

— О дате будет сообщено дополнительно, — пожала секретарша плечами и торжествующе взглянула на Антона.

— Что, я тебе не нравлюсь? — вдруг вырвалось у него. — Ты рада, что снова будешь работать с Павлом, этой дохлой рыбой?

— Ну почему же? — возразила секретарь. — Нравишься, и даже очень. Более того, я готова отдаться тебе прямо сейчас.

Антон, чуть приоткрыв рот от изумления, уставился на Нину Николаевну. Да он, наверное, ослышался! Эта престарелая тётка предложила ему свои сомнительные прелести, прямо здесь?

Он хотел засмеяться ей в лицо, хотел сказать, что не намерен пользоваться её услугами, что она старше его, а он может в любую минуту вызвать сюда Милу, и … Но отчего-то не смог сказать этого. Отчего-то, скользнув взглядом по её блузке с глубоким вырезом, открывающим любопытному взору аппетитные полушария грудей, по тонкой талии, по крупным бёдрам, обтянутым непременной юбкой, по округлым коленям с ямочками, он вдруг почувствовал сильное, жгучее желание.

Нина Николаевна правильно истолковала его похотливый взгляд. Быстро закрыв кабинет с внутренней стороны, она вернулась к его столу, сбросила на пол блузку, ловко подтянула юбку к талии, и Антон чуть не потерял голову, увидев крутые ляжки в чулках. Секретарша носила чулки, с ума сойти!!! Она легла перед ним на стол, а он навалился на неё, чуть не сбросив жидкокристаллический монитор на пол, разбросав бумаги, сложенные в папки, откинув от себя тяжёлый, мраморный, потрясающей красоты письменный прибор.

Он не мог поверить в происходящее, в то, что он буквально кричит от наслаждения, а Нина Николаевна закрывает ему рот жадным, неистовым поцелуем.

— Я уже думала, что этого никогда не будет, — прерывисто шептала она ему, когда он в очередной раз погружался в неё, — я так долго этого ждала, что ты сегодня будешь наказан. Я измочалю тебя так, как никто до меня!

Антон лишь усмехнулся. Она не знала Милы, которая обожала секс до потери пульса и всегда была готова точно так же задрать юбку, как это сделала Нина Николаевна. Но Антон ошибался. Секретарша оказалась такой отвязной штучкой, что рядом с ней образ Милы как любовницы очень скоро побледнел, а потом вообще растворился в пылу страсти.

Несколько раз в дверь кабинета стучали, много раз звонили, но Антон не мог себя заставить оторваться от ставшего таким желанным тела. Он в сотый раз удивлялся, как такое может происходить, но упорно продолжал ласкать и поддаваться ласкам. Когда, наконец, Нина Николаевна отпустила его, и он, тяжело дыша, опустился в кресло, растрёпанный, потный, но страшно довольный, он обнаружил, что прошло чуть больше трёх часов. Секс с Милой никогда не занимал у него столько времени.

— Извини, что прервалась, — тем временем на полном серьёзе заявила секретарша, заправляя блузку и одёргивая юбку, — но у меня сегодня ещё целый ворох работы. Чем ты намерен заняться после семи вечера?

Раньше Антон бы ответил, что намерен работать. Но сейчас, когда он уже фактически смещён со своего руководящего поста, работать сверхурочно он не собирался.

— Встретиться с тобой, конечно же, — ответил он, и заметил, что улыбается.

— Макс, прекрати, — смеясь, прошептала Жанна, — на нас и так все смотрят!

— Ну и пусть, — бездумно ответил сияющий Резник, — пусть смотрят!

— Но тебя могут узнать, — снова оттолкнула его руку Жанна, — пострадает твоя репутация! И, потом, ты же женат! К чему тебе скандалы в семье?

Анатолий Максимович приуныл.

— Умеешь ты испортить настроение, — проворчал он беззлобно, с укором глядя на неё. — Почему я не могу вести себя с любимой женщиной так, как мне того хочется?

— Потому что ты — это ты, — рассудительно ответила Жанна.

Резник вздохнул, и перестал тискать её и каждую минуту останавливаться для того, чтобы её поцеловать.

Жанна, нагруженная цветами, пакетом с попкорном и огромным коконом сладкой ваты на палочке, разрумянившаяся, с волосами, собранными в хвостик и не накрашенная, напоминала школьницу, которую папа вывел на прогулку.

Она прыснула в ладошку, но объяснять причину своего смеха Анатолию Максимовичу не стала. Он и так переживает из-за очень большой разницы в возрасте, и она не будет усугублять положение. Однажды Жанна в шутку назвала себя геронтофилкой — то есть молодой особой, которая любит стариков, и Резник обиделся и долго дулся на неё. Поэтому теперь она избегала всяческих намёков на его возраст. Удивительно, но этот состоявшийся и успешный мужчина здорово переживал, когда шла речь о разнице в их возрасте.

Они гуляли по зоопарку, и целовались на каждом шагу. Резник, в солнцезащитных очках и бейсболке, практически неузнаваемый, резвился, как молодожён, пока Жанна и не попросила его вести себя спокойнее. На них и так уже не раз оборачивались, а привлекать внимание к их персонам не входило в планы Жанны.

— Ой, какая прелесть! — воскликнула вдруг она, указав на яркого тукана, и сидящего на ветке за стеклом, в вольере для птиц, и попутно выронив бумажный пакет с поп-корном.

— Тебе нравится? — обрадовался Резник. — Хочешь, я его тебе куплю?

Жанна засмеялась. Сначала её коробило, что на все её восторги любовник неизменно предлагает ей приобрести этот предмет. Но потом, смутившись, Анатолий Максимович объяснил, что пытается хоть как-то уравновесить свой недостаток — возраст, со своими положительными чертами: достатком.

Жанна тогда чмокнула его в щёку и заявила, что он не должен комплексовать по поводу возраста, ведь на свете так много пар, у которых разница составляет эти пресловутые почти тридцать лет, а у некоторых и ещё больше! И он вовсе не должен ничего ей покупать, потому что она чувствует себя неловко, словно он и её купил.

Резник очень долго заверял её в том, что никогда не имел ничего общего с продажными женщинами, и никогда не платил за любовь женщины, поэтому она не должна так думать. Словом, они пришли к компромиссу, но сейчас разгулявшийся генеральный директор нефтяного холдинга снова предлагал ей скупить всю имеющуюся в зоопарке живность.

Когда Жанна указала ему на это, он ответил:

— Я помню, что мы договаривались, но, Ириша, мы не виделись с тобой пять дней! И поэтому давай считать, что я имею право на свои маленькие слабости, хорошо?

Жанна, вздохнув, кивнула. Это чужое имя в устах Резника звучало даже мило, так нежно он его произносил. Хотя Жанна никак не могла забыть, как испугалась, когда при их знакомстве он сказал, что это имя ей не подходит.

После зоопарка они зашли в какой-то кинотеатр, и весь сеанс целовались на задних сидениях, как сумасшедшие.

Жанна не могла не признать, что встречи с Резником заводят её, что он ей интересен сам по себе, а не просто как объект, который ей надобно дожать. Она тосковала, если они не виделись несколько дней, с радостью воспринимала этого человека в постели, вскоре после знакомства заметила, что относится к нему с уважением и теплотой. А потом и вовсе обнаружила, что не только отвечает на его телефонные звонки в разгар его рабочего дня, но и сама звонит ему по нескольку раз в день, и ещё ни разу он не прервал её, не сказал, что занят, хотя она-то прекрасно понимает всю серьёзность и ответственность его работы.

Впервые в жизни Жанна ощутила себя беззаботной девчонкой. Надо же случиться такой иронии судьбы! Резник сам принимал все решения, начиная от поиска арендуемой ныне ими квартиры, заканчивая программой развлечений, которую он постоянно обновлял.

— Мне постоянно хочется тебя баловать, — признался он ей однажды, когда они ехали в машине из очередного ресторана. — Лелеять, носить на руках, и постоянно ощущать рядом твоё присутствие.

Жанне было очень приятно слышать это, и она отдавала себе отчёт, что не самолюбие было тому причиной. Она постепенно привязывалась к Резнику, хотя сердце своё держала закрытым для него. По крайней мере, старалась делать это изо всех сил.

В зале вспыхнул свет, люди, с прищуренными после резкого перехода от тьмы к свету глазами, стали покидать зал, а Жанна с Резником, самозабвенно процеловавшиеся все полтора часа и не увидевшие ни одного эпизода, не сговариваясь, вскочили с мест и бросились к выходу.

Через несколько минут, сидя в удобном джипе Резника, они продолжили своё приятное занятие, но вели себя уже гораздо смелее.

— Как же я счастлив, что встретил тебя, — внезапно, оторвавшись от горячего тела любимой, глухо проговорил Резник, — как же я счастлив, даже несмотря на то, что ты называешь меня Максом!

Павлу, одиноко сидящему в углу гостиной, не был виден отец, стоящий у него за спиной.

И лишь, когда тот окликнул его, Павел вздрогнул и повернулся.

— Сынок, — мягко проговорил Резник, — я не понимаю, что с тобой творится. Мне казалось, что тот страшный период в твоей жизни давно миновал, что мы его пережили, мы все. С трудом, но пережили.

— Мне кажется, что этот страшный период будет длиться у меня всю жизнь, — с тихой грустью ответил Павел. — Да ты присаживайся, па.

Резник с готовностью прошёл в гостиную и присел на диван напротив сына. Павел понимал, почему он сделал это только после его предложения. Потому что, когда отец несколько раз заговаривал об этом с ним ранее, Павел отбрыкивался, грубил, и всячески показывал своё нежелание рассуждать на данную тему. В конце концов, это его жизнь, и она принадлежит только ему, целиком и полностью. И никто не должен совать свой нос в его жизнь. Он варится в своём котле, а каждый из присутствующих в доме делает то-же самое в своём. Но сейчас Павел не хотел ссориться с отцом, он ведь понимал, что тот пытается найти с сыном общий язык только потому, что желает сыну добра, как бы банально это ни звучало.

— Сынок, — продолжал Резник, очень осторожно, пытаясь нащупать ту нить, которая не позволит разговору свернуться в клубок, а станет спасительной нитью Ариадны, держась за которую, Павел сможет выйти на свет из кромешной тьмы своего лабиринта. — Ты же всё понимаешь, верно? Так почему же продолжаешь в том же духе?

— Наверное, потому, что меня больше ничего не интересует и ничего не держит в этой жизни, — печально ответил Павел. Но, заметив, как испугался отец, он тут же добавил: — Не беспокойся, я не намерен совершать какие-то глупости, повторять свои ошибки больше не буду. Просто мне хочется, чтобы обо мне все забыли, словно меня здесь и нет. И, знаешь, это довольно успешно работает. По крайней мере, с Милой и мамой, — усмехнулся он.

— Я хочу тебе кое-что предложить, — помедлив, проговорил Резник — старший. — Мне хотелось бы, чтобы ты вернулся на работу.

— А как же Антон? — удивился Павел. — Ему это не понравится.

— Я же не увольняю его, — воскликнул Анатолий Максимович, — он вернётся на своё место. И вообще, пусть начинает так же, как и остальные — с первой ступени своей карьерной лестницы. Заметь, никто не прыгает сразу же из обычного юриста в начальники юридического отдела! Кроме того, я и так поступился своими принципами, когда взял Антона на работу.

Павлу хотелось напомнить отцу, что его самого он взял на работу без упоминания о принципах, и стал начальником отдела Павел довольно быстро. Но ему не хотелось спорить и ссориться с отцом.

— Спасибо, папа, но я не могу принять твоё предложение, — твёрдо ответил он. — Я намерен уехать.

— Куда? — удивился Резник — старший.

— В Англию. Немного поживу в Лондоне, и, скорее всего, останусь там. Устроюсь на работу, я же хорошо знаю английский, даже курсы заканчивал в Кембридже. Сейчас мне это пригодится.

— Но… — пробормотал расстроенный и растерянный отец, — ты ничего мне не говорил!

— Я говорил, что хочу съездить в Лондон, — возразил Павел, — упоминал об этом несколько дней назад, за ужином. Ты, наверное, пропустил это мимо ушей. Впрочем, я тебя понимаю, тебе сейчас не до этого.

— Что ты имеешь ввиду? — слегка покраснел Резник. — О чём ты говоришь?

— О твоей любовнице, конечно, — совершенно спокойно ответил Павел. — Папа, не волнуйся, я тебя не осуждаю. Мама действительно изменилась, не будем лгать друг другу. И, потом, как ты правильно заметил, у каждого из нас своя жизнь. Так что живи так, как считаешь нужным, и я буду делать так же!

— Но с чего ты взял, что у меня есть любовница? — заволновался отец.

Павел улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Знаешь, каждый в этом доме занят только собой и своими делами. А, так как у меня никаких дел нет, я вынужден наблюдать за чужой жизнью. Не подумай ничего плохого, я вовсе не слежу ни за кем, мне это просто неинтересно. Но все жизни находящихся здесь людей проходят мимо меня, и я всё время слышу, вижу и чувствую их отголоски. Некоторые из них ощущаю на себе. Можно сказать, сейчас я вынужден вариться в котлах чужих, ваших, жизней. Поэтому многое, что проходит мимо каждого из вас, оседает на мне. Ты считаешь, что я должен был бы смолчать, и не упоминать о твоей подружке, делать вид, будто её нет?

— Даже не знаю, что и сказать, — признался Анатолий Максимович. — Павел, мне очень неудобно перед тобой и перед мамой…

— Да не оправдывайся ты, как ни странно, я тебя понимаю. Однажды я был так влюблён, что готов был на всё пойти ради неё, — потупился Павел. — И сейчас тоже я влюблён в неё, хотя она уже этого не знает.

— Значит, ты хочешь уехать туда, где был счастлив со своей Жанной? — наконец-то догадался отец.

Павел, помедлив, кивнул.

— Я думаю, что именно там, с чего всё началось, я буду счастлив, настолько, насколько вообще смогу быть счастливым без неё. И именно там я смогу упорядочить свою жизнь. Мне остаются лишь воспоминания, а там они оживут, обретут смысл, зазвучат по-новому…

Резник с жалостью смотрел на сына.

— Да не жалей меня, — откликнулся Павел, и поднялся. — Я вылетаю завтра утром. Буду тебе звонить. И вот ещё что: не переживай, мама ничего не знает о твоей…э… пассии. Она ничего не видит и не слышит, кроме Антона. Так что ты в полной безопасности.

Через неделю боль в ноге уже была едва заметной, и Мила собралась, наконец, в гости к дяде. Она часами болтала с ним по телефону, но кое о чём хотела переговорить лично. Да и соскучилась уже по нему! Приглашать дядю в дом к Резникам Мила побаивалась. Она знала крутой нрав своего свёкра, который был нетерпим к сексуальным меньшинствам, и ей не хотелось подвергать Сашу Кравчука унижению.

Поэтому, едва прихрамывая, она спустилась в гараж, села в машину и выехала с территории поместья. Всё — же прогресс — замечательная штука! С помощью электронного пульта перед тобой открываются все двери, даже не нужно выходить из машины!

Мила торопилась, ей не терпелось увидеть стилиста, но всё — таки она вела машину аккуратно, следуя всем правилам. На неё сильно подействовала недавняя смерть старой подруги, Светки, наркоманки со стажем. Та попала в аварию из-за собственной поспешности, и из машины её выковыривали по частям.

Милу передёрнуло, когда она вспомнила закрытый гроб, в котором покоились останки подруги.

После этого она перестала нестись, как на пожар, и, даже если спешила, никогда не превышала скорости.

Наконец, она подъехала к дому дяди, и, всё ещё прихрамывая, поднялась на лифте на его этаж.

Дверь в квартиру Кравчука была распахнута, он увидел племянницу в окно.

— Здравствуй, милочка, — он чмокнул её в щёку.

— Сколько раз просила, не называть меня милочкой, — недовольно проговорила племянница.

— Ну извини, — развёл руками дядя, — как же мне тебя называть? Когда называл тебя мамочкой, ты тоже была недовольна, обращение — милочка, тебя не устраивает. Как же мне тебя называть?

— По имени, — буркнула Мила, недовольная тем, что забыла купить мартини для Саши. Обычно она всегда прихватывала с собой бутылку сухого мартини, который обожал дядя.

— Ага, по имени. Ну ладно, — вздохнул Кравчук, — проходи, Люда, присаживайся!

— Я тебя убью, — взвизгнула Мила, и тут же засмеялась. На дядю невозможно было сердиться. К тому же, на самом деле, её настоящим именем являлось имя Людмила. Ковалёва Людмила Владимировна, вот как её звали. Только в журнальных и газетных статьях, радио-, и телепрограммах её называли Милой Илиади. И, хотя все понимали, что это всего лишь псевдоним, это имя звучало гораздо лучше настоящего. И сама Людмила Ковалёва настолько привыкла к своему сценическому имени, что воспринимала его, как родное.

— Ладно, зови, как хочешь, — потерпела поражение племянница, усаживаясь в кресло.

— Тебе водки, как обычно?

— Немного. Я за рулём.

— Раньше тебя это не смущало, — усмехнулся Кравчук, и направился на кухню.

Через несколько минут, когда Мила потягивала водку с тоником, а Саша сделал себе традиционный коктейль из мартини с оливкой, она наконец-то приступила к разговору, который считала очень важным.

— Ты знаешь, мне кажется, что у Анатолия Максимовича появилась женщина, — сразу, в лоб, заявила Мила.

— Ну и что? — равнодушно пожал плечами Кравчук.

Мила оторопела. Она была уверена, что эта новость заслуживает куда большего, нежели простого пожатия плечами.

— Как это — что? — возмутилась она. — Если у Резника появилась другая женщина, значит, я в опасности!

— Каким же образом ты проводишь параллель между собой и другой женщиной? — скорчил хитрую рожицу дядя. — Или ты успела и старшего Резника взять в оборот?

— Было бы неплохо, — отозвалась Мила. — Дело в том, что если он бросит Любовь Андреевну, и уйдёт из дома, то, естественно, заберёт с собой все деньги, вот что!

— Действительно, — протянул дядя, — я как-то не подумал об этом. А ты считаешь, всё так серьёзно?

— Пока не знаю, — вздохнула Мила. — Но то, что у него есть женщина, это факт. А если это ещё и та женщина, о которой я думаю, то положение действительно опасно. Если это Ирина, то она может увести его из семьи. Уж она — то всегда добивается того, чего хочет!

— Погоди-ка, — осадил её Кравчук, — уж не та ли это Ирина, о которой ты мне все уши прожужжала в своё время?

— Да, она. В последние несколько месяцев мы практически не общаемся и не видимся, так, созваниваемся изредка. Причём не встречаемся по её инициативе, я много раз предлагала увидеться, но у неё всегда находятся какие-то неотложные дела.

— Стоп, — Кравчук поднял ладони кверху. — Давай-ка, милочка, по порядку. Начни сначала — не ошибёшься. Итак, вопрос первый: почему ты думаешь, что у Резника есть любовница. И вопрос второй: с чего ты взяла, что ею может быть твоя знакомая?

Мила отставила водку в сторону, и приготовилась к обстоятельному и долгому разговору.

Владимир Ильич Ковалёв ехал на заднем сидении своей комфортной машины и поторапливал водителя. В конце концов, тот не выдержал:

— Я всего лишь водитель, а не пилот, к сожалению, машина взлететь не может, — буркнул он. — А эту пробку можно только перепрыгнуть!

Ковалёв вздохнул. Он уже опаздывает на полчаса, и к месту встречи ехать не менее двадцати минут. Если же они простоят в пробке ещё минут десять, получится, что он опоздал начас. На целый час! Мариночка обидится, надуется, и вместо страстной ночи любви Ковалёв станет созерцать её демонстративно повёрнутую к стене загорелую спину с тонкой белой полоской пониже, оставшейся после бикини. Её загар, полученный в Египте, ещё сохранился, но она поговаривала о новой поездке. Теперь Марине хотелось на острова — либо Бали, либо Карибы, или Сейшелы. Ковалёв не хотел предупреждать её о том, что в ближайшие несколько месяцев он не сможет вырваться из Москвы, но девушка становилась всё настойчивее. Видимо, всё-же придётся огорчить её. Если бы не проблемы Резника, он и вправду рванул бы со своей юной подружкой куда-нибудь в экзотику и тропический рай, но в данное время сделать этого не мог. Также не стоило забывать, что если бы не Резник, у Ковалёва не было сейчас всего этого — хорошего дохода, отличной новой машины, водителя. Также он не был бы сейчас депутатом, равно как и не имел бы в своей постели такую красотку, как Марина. Поэтому его не беспокоило вынужденное пребывание в душном городе. Он ничуть не тяготился своими обязанностями по отношению к благодетелю — Резнику. А как же иначе? Как ни банально это звучит, но за всё в жизни приходится платить. А он, Ковалёв, вряд ли сможет расплатиться с Анатолием Максимовичем за то, что тот сделал для него. Поэтому он искренне ему благодарен. И готов на всё. Тем более что Резник сразу же открыто сказал ему, чего он от него ждёт. Так что всё это закономерно. И, потом, почему тот же Резник не ездит на курорты хотя бы раз в год, с его-то деньгами и возможностями? И, если так, то почему же Ковалёв должен ездить отдыхать? Он что, устал? Заработался? Вовсе нет! Конечно, год этот выдался тяжёлый, у него трагически погибла жена. И, потом, как оказалось, депутатом тоже быть непросто. Но зато у него появилась Мариночка, которая сумела сделать его счастливым.

Правда, одно время Ковалёв был сам не свой. Он не понимал, почему же Галина умерла, с чего вдруг она решила помыть окна, если никогда этого не делала? Вдобавок погибла она очень вовремя. Вовремя для Марины. Он боялся произнести вслух свои подозрения, но они были. А потом однажды Мариночка попросила его достать из её сумочки записную книжку. И, когда он полез за этим блокнотиком, и протянул его Маринке, из него выпали какой-то листочек. Ковалёв подобрал их и оказалось, что это использованный билет в кинотеатр.

— Ты ходила в кино? — равнодушно поинтересовался он.

— Да, ходила, — улыбнулась она, — на «Звонок 2». Это фильм ужасов такой, американский римейк японского ужастика.

— Понравился?

— Ну… — задумалась она. — Если честно, то не очень. У меня и без этого фильма тот день стал днём ужасов.

Ковалёв непонимающе посмотрел на неё.

— Ну, я как раз возвращалась с кино, когда ты позвонил мне… Или я позвонила тебе, уже не помню, и узнала, что у тебя такая трагедия…

Марина вздрогнула. Ковалёв во все глаза смотрел на неё.

— А почему же ты раньше не сказала? — вскричал возбуждённый Ковалёв.

Он готов был прыгать по комнате и танцевать, такая тяжесть свалилась у него с сердца. Он же думал, что Марина… вполне могла быть причастна к смерти его жены! Теперь он смело мог думать об этом, потому что это оказалось неправдой. Марина была в кинотеатре, она смотрела «Звонок», следовательно, не могла помочь Галине Ковалёвой покончить с жизнью. Это и было настоящим счастьем — знать, что Марина непричастна к этой страшной гибели!

— А почему я должна была говорить? — удивлённо взглянула на него девушка. — Что, разве это так важно, чтобы ты узнал, что в тот день я была в кинотеатре?

Ковалёв стушевался, замешкался, но, пробормотав что-то невразумительное, не выдержал, заключил Марину в объятья и закружил её по комнате. Теперь он снова мог быть счастливым, и называть эту девушку своей любимой. И даже собираться жениться на ней, как только закончится приличествующий случаю траур. И ему снова было так же хорошо с ней, как и раньше.

Вот только сейчас вряд ли ему будет хорошо…

Он снова взглянул на часы. Они стояли в пробке уже пятнадцать минут, и неизвестно, когда эта километровая очередь, состоящая из автомобилей, рассосётся. Вдобавок у него отключился мобильный, он забыл его зарядить, и связаться с Мариной Ковалёв никак не мог. Это означало, что сегодняшний вечер начисто испорчен.

Тофик не мог поверить услышанному. Он станет отцом? С ума сойти, но это же прекрасно! Именно это он и сказал Насте. И, схватив её в охапку, закружил по комнате. Впрочем, побледнев, он мигом остановился и принялся тревожно расспрашивать её о самочувствии. Не кружится ли у неё голова, не тошнит ли, чего ей хочется?

Настя, отбиваясь, заливалась счастливым смехом и заверила его, что всё в порядке, у неё ничего не болит и вообще она себя великолепно чувствует. И будет чувствовать себя ещё лучше, когда родит ему сына.

— Ты знаешь, я совсем не против дочери, — поспешил её заверить Тофик. — Девочки всегда нежнее мальчиков, и более привязаны к дому, чем мальчики! И, потом, я научу её хорошо одеваться, девочкам это всегда нравится. А вот сын может не перенять моего вкуса!

Настя снова засмеялась. Она любила Тофика, их будущего ребёнка, и весь мир вокруг себя.

Чего нельзя было сказать о Тофике.

— Теперь ты, как честный человек, просто обязан на мне жениться, — сказала сияющая Настя. — Ты же не хочешь, чтобы наш ребёнок оказался незаконнорожденным?

— Конечно, нет, — испугался Тофик. В этот день привычное чувство юмора ему изменило.

Уже потом, поздно ночью, когда Настя уснула, он тихо лежал, чтобы не разбудить её, но заснуть не мог. Тофик не знал, что их ожидает в будущем. Как он сможет представить Настю отцу, как свою жену? И это после того, как отец не желал о ней ничего слышать, и был рад, узнав, что Тофик отказался от этой девушки. Ведь именно Настя, пусть и косвенно, но стала причиной слепоты Рафата, брата Тофика. И несмотря на то, что в своё время Настя здорово помогла Семье, Шахид никогда не примет её как жену своего сына. Мало того, он и от сына отречётся. Проклянет их обоих. Даже троих, с будущим ребёнком. Повторится история Жанны с Павлом, а по понятным причинам Тофику этого совсем не хотелось. Они оба, и Жанна, и сын олигарха, были живы, но счастливы ли они? Тофик и так честно пытался забыть Настю, но эта девушка «достала» его даже в примерочной кабинке бутика. Конечно, он уже знал, что здесь не обошлось без Жанны, и всё-таки, положа руку на сердце, был доволен, что всё так получилось. Всё-же с Настей он чувствовал себя по — настоящему счастливым. И вот теперь, когда его счастье стало ещё больше, когда он станет отцом, ему придётся настроиться на серьёзный разговор с его собственным отцом. Возможно, тот его сможет понять, сейчас он сам влюблён.

Тофик тихо хихикнул, на несколько секунд забыв о своих проблемах. Погода сейчас такая, что ли, что все вокруг влюбляются? Резник потерял голову от Жанны, его отец — от Тамары, он сам — от Насти… Да и вокруг столько пар, все его друзья уже обзавелись постоянными подружками!

И то, что теперь ему самому нужно будет нести ответственность за семью, его нисколько не тяготило. Наверное, он уже созрел и готов к этому, несмотря на свою молодость. К тому же у него есть всё необходимое, чтобы обеспечивать семью. У него есть эта квартира, в которой они сейчас с Настей и живут, есть машина, у Насти тоже имеется средство передвижения. Помимо этого, Тофик не нуждается в деньгах. Но пока что в основном эти деньги — его отца. Но, если надо будет, то он пойдёт работать. Во всяком случае, голодать они не станут. Тем более что у него имеются некоторые сбережения, правда, небольшие. Родственники Насти — люди более чем обеспеченные, наверняка они не дадут пропасть им с ребёнком, если вдруг аллах допустит такую несправедливость, и с Тофиком что-нибудь случится. Но почему с ним должно что-то случиться? Словом, он был бы полностью счастлив и доволен жизнью, если бы не ситуация с отцом. Ему внезапно пришло в голову, что и со стороны Настиных родственников найдётся масса возражений, чтобы не допустить этого брака. В общем, история повторяется. Главное, чтобы она не оказалась такой же печальной, как у Жанны с Павликом. А чтобы так не случилось, Тофик принял решение жениться на Насте втихую. Без шумной толпы родственников, без массовых гуляний и груды подарков. Да, с одной стороны, очень жаль, что этого всего не будет. Азербайджанские свадьбы очень специфичные, шумные и весёлые, и ему будет этого не хватать. А с другой стороны, ради собственного спокойствия, он сделает именно так.

Настя должна его понять. В конце концов, трагическая история любви её двоюродного брата прошла у неё на глазах. К тому же Тофик не мог не признать, что девушка очень изменилась с момента их первой встречи, остепенилась, многому научилась, не говоря уже об изменении во внешности. Наверное, требовалось немного времени, чтобы она переросла из гадкого утёнка в лебедя.

Он рад, аллах свидетель, что смог дождаться этого момента. Но почему же у него на душе всё ещё так тяжело?

— Как дела, любимый? — поинтересовалась Жанна, обнимая Резника прямо у порога. — Ты выглядишь чересчур уставшим…

— Как выгляжу, так себя и чувствую, — пошутил он, но Жанна видела, что с ним не всё в порядке.

— Расскажи, тебе станет легче, — посоветовала она.

— Не уверен, но почему бы и нет, — пожал плечами Резник и, разувшись, прошёл в комнату. Жанна мигом прыгнула к нему на колени. Ей давно пришла пора приступать ко второй части плана Шахида, но она всё ещё никак не могла заставить Макса разговориться. Имя Макс ей нравилось гораздо больше, чем Анатолий, она с удовольствием повторяла: Макс, Макс, Макс…

— Так у тебя проблемы, да?

— Сын уехал, — вздохнул Резник. — Не хочет работать вместе со мной, к сожалению. Мне пришлось оставить на его месте пасынка, сына жены. Ты же знаешь эту занимательную историю?

— Настя рассказала, — улыбнулась Жанна. Она и в самом деле была в курсе об Антоне, но в основном про него рассказывала Мила. Правда, рассказывала она всё больше анатомические подробности строения тела Антуана, как она его называла на французский лад. Жанне хотелось узнать у Резника, не переживает ли он, что она может оказаться болтушкой и растрепать Насте, племяннице Любови Андреевны, о своих отношениях с ним. Но она предпочитала не спрашивать о таких вещах.

— Ну, и на работе, как обычно, очень напряжённая обстановка, — продолжал Анатолий Максимович. — Я уже давно готовлю один проект, который позволит мне не зависеть от государства.

— Да? Как интересно, — пробормотала Жанна.

— Впрочем, это неважно, не буду забивать твою хорошенькую головку, — улыбнулся Резник.

— Ну, Макс, — запротестовала Жанна, — ты уже начал рассказывать, продолжай!

— Ну ладно…Мой друг — депутат Государственной Думы. Они постоянно принимают какие-то законы, лоббируют их или отклоняют в очередном чтении. Думаю, ни для кого не секрет, что зачастую и здесь деньги решают всё!

— Ты имеешь ввиду, что они получают деньги за принятие какого-то закона или, наоборот, его отклонение? — кивнула головой Жанна.

— Да, именно это. Так вот, скоро будет подниматься на голосование закон о невмешательстве государства в крупный бизнес, подобный моему. Конечно, проект этого закона и читается, и называется иначе, но смысл таков. И я собираюсь профинансировать партию, которая позволит принять этот закон.

— А разве ты не финансируешь какую-нибудь партию постоянно? — удивилась Жанна. — Знаешь, милый, я мало что соображаю в политике, однако же понимаю, что у тебя должна быть поддержка в политических кругах!

— Какая умная женщина мне досталась, — засмеялся Резник. — Видишь ли, у крупного бизнеса и власти до недавнего времени существовал негласный договор: власть отказывалась от пересмотра итогов приватизации, в обмен на невмешательство крупного бизнеса в политическую жизнь страны. Этакий корпоративный капитализм…

— А я думала, это банальное стремление власти к переделу собственности, — протянула Жанна.

— Нет, причины данного конфликта гораздо шире, — вздохнул Резник. — Но, знаешь, мне не хочется углубляться в эту тему. Я и так от неё устал!

— Ладно, не буду спрашивать! — улыбнулась Жанна. — Тогда расскажи мне про этого Антона. Почему ты поставил его на должность своего сына?

— Сложный вопрос. Ты действительно хочешь это знать?

— Я хочу знать всё, что происходит в твоей жизни и твоей голове, — заявила Жанна.

Это и на самом деле было так. Шахид злился, постоянно терзал её звонками и требовал сведения о жизни Резника. В конце концов, у них существует договор, а Жанна до сих пор ничего не узнала.

— Видишь ли, Ириша, меня попросила жена устроить Антона в компанию. Он — юрист, а руководителем юридического отдела был мой сын. Так получилось, что мой сын совершил ошибку, а Антон её обнаружил. Ну, я и сместил сына с должности, на время, чтобы дать ему возможность отдохнуть, а заодно и подумать о том, почему это произошло. К тому же я хотел, чтобы у мальчика проснулся дух здорового соперничества. Но в результате он начал пить, и…В общем, оказался слабым. Я бы даже сказал, слабаком, как это ни неприятно. Его теперь не интересует возвращение на работу, хотя я уже предупредил Антона о том, что мой сын возвращается в свой кабинет. Однако Павел собрался за границу, его туда тянет. Ну, а я ничем не могу ему помешать. Это его жизнь, пусть поступает, как хочет!

Жанна молчала. Она-то прекрасно понимала, почему Павел решил уехать. Его не интересует его работа, а его нежная натура не терпит насилия над собой. Он потерял жизненную нить, а твердыню опоры под собой ещё не нащупал. Павел слишком сложный человек, чтобы на него можно было с такой лёгкостью навешивать ярлыки, как это делал его отец. Но не могла же Жанна всё это рассказать Резнику — старшему!

— И ещё: знаешь, он понял, что у меня появилась женщина, — задумчиво сказал Анатолий Максимович.

— И каким образом он это понял? — обеспокоилась Жанна. А ну, как Максу придёт в голову познакомить их с сыном?! Пока это невозможно, ведь Павлик за границей, но ведь он оттуда вернётся, рано или поздно!

— Не знаю, но зато теперь всем обитающим в доме это известно. Пока что, правда, кроме жены.

— Жена, как правило, всё узнаёт последней, — засмеялась Жанна. — Макс, а к чему ты мне это рассказываешь? Не хочешь ли сказать, что собираешься бросить меня?

— С ума сошла? — Резник, шутя, сделал страшные глаза. — Ни за что в жизни! Я так рад нашей встрече с тобой, Ирочка, ты даже сама не знаешь, как я рад! Меня тревожит лишь одно: я не могу жить с одной женщиной, любя другую.

Жанна испуганно посмотрела на него. Что ещё он задумал?

— Как ты смотришь на то, если я перееду сюда? — Резник затаил дыхание. — Правда, это будет чуть позже, когда я решу все дела со своим другом — депутатом. Сейчас у меня очень напряжённое время.

— Ты хочешь бросить свою жену? — Жанна не поверила своим ушам. Когда она шла на это, у неё и в мыслях не было серьёзности отношений между собой и Резником. Конечно, по истечении некоторого времени она поняла, что её влечёт к нему, и что он действительно ей нужен, и сокрушалась, что всё сложилось таким образом. У них ничего не получится, когда-нибудь Макс узнает, кто она такая и что из себя представляет, и тут же уйдёт от неё. Так зачем же приближать его к себе? Их отношения и так затягивают её, она словно попавшая в паутину муха, которая уже вряд ли выберется сама из этой сплетённой липкой сетки. Конечно, она сама этого хотела, чтобы он переехал к ней, но ведь не в связи с разводом с женой!

Жанне хотелось закричать. Ну почему Резник не такой, как все остальные мужчины, почему он не может солгать жене, что просто уезжает по делам, в командировку, а сам некоторое время поживёт в этой квартире? Заодно он может подстраховаться, вдруг комфорт его дома и его жизни с женой устраивает его больше?

Ей вдруг пришло в голову, что она, наверное, первая любовница, которая не хочет разрыва своего любимого с его женой. Но разве могла она предположить, что человек, которого ей надлежит соблазнить, окажется таким честным, таким правильным, таким справедливым? Разве она думала, что они на самом деле полюбят друг друга? Скрывать правду не было смысла, она знала, что это произошло на самом деле, хотя противилась этому изо всех сил. Разве она знала, что Резник, чью жизнь ей надлежит разбить, так прикипит к её сердцу? И что теперь она должна с этим делать? Ей требовалось время на передышку. Как бы ей ни было больно, она должна отказаться от Макса — сама. Одно дело, когда он уходит из своей семьи по собственному желанию, потому что полюбил другую женщину, и совсем другое дело, когда его жена застукает его с любовницей. Тогда он будет чувствовать себя виноватым, и, как любой другой муж, откажется от Жанны. Ну что-ж, она готова рискнуть. Макс ей слишком дорог, чтобы разбивать его жизнь так, как она планировала с самого начала. Она самоустранится.

— Дорогой, — позвала она Резника, который устало прикрыл глаза. — Я думаю, что тебе надо хорошенько отдохнуть. И мне тоже. Давай сделаем себе маленький отпуск, а? И как раз тогда всё хорошенько обсудим и подумаем, как нам быть дальше!

— Как твоя ножка? — заботливо поинтересовался Кравчук.

— Побаливает, — пожаловалась Мила. — Знаешь, иногда мне кажется, что теперь она будет болеть у меня всю жизнь.

— Ну что ты, милочка! — воскликнул Саша, поправляя обесцвеченную чёлочку. — Ой, — всплеснул он руками, — я совсем забыл! У меня есть подарок для тебя и твоей бедной ножки!

Мила оживилась. Подарки она очень любила, к тому же дядя нечасто баловал её сюрпризами.

Саша унёсся в другую комнату и через несколько минут явился с пакетом, на котором стоял логотип Вичини. Мила в предвкушении заглянула в пакет и увидела в нём обувную коробку.

Трясущимися от вожделения руками она открыла коробку и увидела там…

— Туфли! — воскликнула она. — Боже, какая прелесть! Где ты их взял?

— Украл, — обиделся Саша. — А по — твоему, милочка, где берут туфли от Вичини?

— Ну прости, прости, — Мила радостно уже примеривала обувь. — Ты посмотри-ка, мой размер! И как мне подходит! И этот цвет мне тоже нравится, у меня как раз есть новые штанишки в тон!

Она бросилась к дяде и расцеловала его в обе щеки.

— Ой, угодил, — приговаривала она.

— Смотри-ка, ты даже не хромаешь, — пошутил Саша.

Мила замахнулась на него туфлей, но кидать дорогущую обувь передумала.

— Знаешь, я тут присмотрела себе босоножки от Маноло Бланик, — вспомнила она, — тоже серебристые. Но теперь, когда у меня есть эти туфли, босоножки мне ни к чему! Сэкономлю!

Дядя добродушно рассмеялся. Отставив мизинчик, он поднял бокал с мартини.

— Ну, обмоем твою обновку!

Мила кивнула и отпила пару глотков водки с тоником.

— Ну так вот, я продолжу насчёт любовницы Анатолия Максимовича…Я почти уверена, что она у него есть!

— Эка невидаль, — отмахнулся Саша, поправляя майку от Дольче и Габбаны, — давно пора! Было бы странно, если бы у Резника не было любовницы. У меня и так уже были сомнения в его ориентации. Я вот думал, а не подкатить ли к нему? — подмигнул он племяннице.

Мила засмеялась.

— Ты всё шутишь, а между прочим, это всё очень серьёзно!

— Ну что ты так напрягаешься? — досадливо поморщился Кравчук. — Ну и пусть мужик развлекается, тебе-то что?

— А мне то очень даже что! — обиделась Мила. — Ты меня до конца не дослушал, а уже делаешь выводы! А между прочим, любовница у Резника — это нонсенс! Он никогда не изменял жене, понимаешь? И, если вдруг сейчас решил это сделать, это означает, во-первых, что та женщина не просто любовница. Значит, он относится к ней очень серьёзно. Такой человек, как мой свёкр, не станет встречаться с какой-нибудь юной шлюшкой, как мой папаша. Он слишком высоко ценит свою семью и свою жену, чтобы изменять. И я боюсь, что он может попросту уйти от Любови Андреевны к своей любовнице!

— Ну, это вряд ли, — заметил Кравчук. — Сама же говоришь, он слишком высоко ценит семью и жену. Да и сын у него имеется, между прочим!

— Что — сын? — презрительно фыркнула Мила. — Ещё ни один ребёнок не удержал отца от развода! К тому же Павел улетел в Лондон, будет там тосковать по своей азербайджанке!

Кравчук печально вздохнул, глядя на племянницу.

— Ни за что бы не подумал, что всё это так кончится, — сказал он, в два глотка приканчивая содержимое бокала, и подливая себе мартини. — Знаешь, сейчас я уже жалею, что тогда подсказал тебе эту тему, насчёт раковой опухоли.

— Ты что, отдаёшь предпочтение той Жанне, а не своей единственной племяннице? — обалдела Мила. — Как это понимать — жалеешь?

— Пора уже и о своей душе подумать, — пожал цыплячьими плечиками Кравчук. — Понимаешь, теперь ко мне пришло осознание того, что за все совершённые в своей жизни поступки нам всем придётся отвечать. Рано или поздно, либо здесь, либо там, — он показал пальцем в потолок. — И что я отвечу, когда меня спросят о погибшей душе той самой Жанны, которую я в глаза не видел? Что в угоду своей племяннице разбил жизнь и Жанны, и Павлика, ради того, чтобы Мила вышла замуж! А в результате этого брака кто счастлив?

— Я, я счастлива, — закричала Мила, — и, если тебя спросят там, наверху, об этом, ты можешь смело ответить, что в результате той афёры сделал меня счастливой!

— Тебя одну — счастливой, хоть это и сомнительная версия, зато двоих людей — несчастными. Разве это того стоило?

Саша Кравчук, гомосексуалист среднего возраста, довольно популярный стилист, печально поднял очередной бокал с мартини и опрокинул вермут себе в рот.

Мила во все глаза смотрела на дядю. Раньше она не замечала за ним приступов самобичевания и самокопания, а также не видела раскаяния ни в каких поступках. Что же с ним случилось? Кризис среднего возраста? Она вдруг поняла, что сейчас с ним бесполезно обсуждать то, что накопилось у неё в голове. А накопилось довольно прилично, и в основном это тревожные мысли. Мила искренне опасалась, что Резник уйдёт из семьи. Нет, конечно, как порядочный человек, он оставит дом своей жене и сыну, а также будет выплачивать им ежемесячно приличную сумму, но она, Мила, останется на бобах. Павел уехал, и неизвестно, когда он вернётся, и вернётся ли вообще. А даже если и вернётся, ему самому много не надо, а ради жены он не будет надрываться на работе. Значит, ей просто неоткуда будет брать деньги на новые клипы, новые песни, содержание огромной студии и персонала, а также на дорогие вещи и поездки за границу. Да и вообще, что об этом говорить, изменится весь лайфстайл — стиль её жизни. А на данный момент Мила не намерена ничего менять! В общем-то, она не стала бы тратить такое количество времени на обдумывание ситуации, если бы не одно обстоятельство. То самое обстоятельство, касающееся не только Резника, но и Ирины. Мила всё больше уверялась в мысли, что именно её подруга и есть любовница Анатолия Максимовича. А, если так, то дело обстоит крайне серьёзно. Ирина способна увлечь кого угодно, она очень сильная и волевая дамочка, так что неудивительно, что Резник попался в её сети. Конечно, Мила не знала точно, кто же она, эта таинственная подружка её свёкра, но подозрения её были сильны. Сначала Мила заметила её на юбилее свёкра, хотя сама не приглашала Ирину. Ей не хотелось, чтобы Павел увидел эту женщину и вновь вспомнил о своей Жанне, или даже увлёкся Ириной. Мила поняла, что Иру пригласила Настя, они, оказывается, знакомы. Это уже было само по себе малоприятным открытием. Но вдобавок Мила заметила, как Ирина смотрела на Резника. И потом, когда Анатолий Максимович устал и решил скрыться от гостей, Ирина точно так же исчезла. Это не могло быть простым совпадением. А после торжества Мила заметила, что Резник изменился. Он и раньше старался следить за фигурой, стараясь не допустить увеличения объёма и без того заметного брюшка, а тут прямо с утроенной энергией принялся за дело. Во-первых, он запретил кухарке подавать ему жирные или жареные блюда, попросив готовить для него отдельно диетическую пищу. Во-вторых, приходя домой после работы довольно поздно, в любой степени усталости, он непременно направлялся в тренажёрный зал и занимался там с тренером до седьмого пота. В-третьих, теперь за ужином или завтраком по его губам часто блуждала бессмысленная улыбка, и он зачастую не слышал вопроса, обращённого к нему. Ну и в — четвёртых, из усталого и вечно занятого мужчины, разменявшего полтинник, он преобразился в привлекательного и интересного человека в самом расцвете лет, энергичного, бодрого и улыбающегося.

Были и ещё кое-какие мелочи, по которым можно было абсолютно точно установить, что Резник увлёкся женщиной, и это небезответно. Странно, что Любовь Андреевна ничего этого не замечала, хотя она на мужа совсем не обращает внимание. Вся она теперь сконцентрирована исключительно на Антоне. Мила даже разозлилась. Какой же нужно быть растяпой, чтобы не замечать очевидных вещей! Вот когда свекровь останется с носом, возможно, тогда заметит, только исправить уже ничего будет нельзя.

И как раз во время этих событий Ирина отдалилась от Милы. Раньше они частенько встречались и созванивались, а сейчас, если Ира и звонит Миле, то крайне редко и разговаривают они недолго. Привет, как дела, чем занимаешься и что новенького, вот и все их разговоры. Ирина не хочет встречаться, мотивируя это тем, что у неё сейчас совсем нет свободного времени. Ну конечно, если у женщины появляется любовник, ей уже не до подруг! Словом, Мила всё больше уверялась в том, что именно Ирина стала избранницей Резника. Это её сильно тревожило и озадачивало. Именно такая, как Ирина, была способна увести Резника из семьи. А это было совсем не в Милиных интересах.

— Значит, мне надо встретиться с ней и напрямую спросить, что она собирается делать с Анатолием Максимовичем, — пробормотала Мила.

— Что ты говоришь? — отозвался Саша.

Мила встряхнула волосами. Она совсем забыла, что находится у дяди, который, кажется, начинает исповедовать христианство. Хотя, зная Кравчука, она сделала ставку на буддизм. Дядя всегда увлекается тем, что модно, а мода посещать церкви уже прошла. Сейчас все повально увлекаются дзен-буддизмом. Видимо, Саша уже прошёл первый этап. Интересно, а на втором этапе на что он будет готов пойти? Ведь вряд ли существует религия, одобряющая связь мужчины с мужчиной!

— Ой, я совсем забыла тебе сказать, — вспомнила Мила, — Пашка же предлагал мне развод!

— Вот забавно, — немного помолчав, ответил Кравчук. — Про развод со своим мужем ты вспомнила лишь после того, как рассказала про любовницу свёкра!

Антон ужинал в ресторане «Белый конь». Несмотря на такое название, ресторан считался престижным заведением, находился на Якиманке и полностью оправдывал своё звание престижного заведения ценами в меню. Правда, кормили тут вкусно, поэтому Антон с удовольствием заглядывал сюда изредка. Сегодня он, пользуясь хорошим настроением в связи с временным отъездом Павла, решил отметить своё возвращение на службу в качестве начальника отдела.

Резник сообщил ему об отъезде Павла дома, и сообщил, что в связи с этим Антон может остаться на своём рабочем месте.

— Видишь ли, я уже объяснял, что хотел вернуть тебя обратно в юридический отдел не из-за твоего непрофессионализма, а ради сына. Но так как Павел не нуждается в моей опеке, и волен сам принимать решения, секретарь завтра уничтожит приказ о твоём понижении.

Антон что-то пробормотал в ответ с приличествующей случаю миной, о том, что Павел просто хочет отдохнуть и расслабиться, а потом вернётся и с новыми силами приступит к работе. Но Резник отмахнулся от него.

— К сожалению, мой сын не интересуется работой. Ему надо было бы родиться девочкой, чтобы прожить всю жизнь в розовых очках, читать любовные романы и пребывать в полной уверенности, что жизнь — это сплошная романтика.

Антон всю ночь не спал от радости, ведь вчерашний день стал переломным днём и в его жизни, и в его карьере. Он понял, что Павел уже никогда не вернётся на службу, следовательно, он, Антон, пока что останется начальником юридического отдела «Теллурики», а затем… Затем пойдёт ещё дальше!

Ну и, кроме того, после улётного секса с Ниной Николаевной он явно осознал, что Мила — пройденный этап. Эта женщина больше его не интересовала. Она уже исчерпала свои ресурсы, тогда как он только набирает обороты. Подумать только, как мог он предполагать, что женится на Миле? И ведь это было совсем ещё недавно. Надо же, буквально за несколько месяцев он так вырос — и в плане развития, и в карьерном плане. Антон ещё некоторое время назад начал тяготиться отношениями с женой сводного брата, а теперь, когда полностью ощутил на себе, что на свете существуют и другие женщины, и их при этом очень много, и большинство из них рады переспать с ним, то ему стало необыкновенно легко. И в самом деле, чего это он прицепился к Миле, вернее, она к нему? Ну, сначала, понятно, он был в полном восторге от всего, что его окружает — и от огромного особняка, от кучи денег, которая имелась у мужа его матери, от осознания того, что у него появилась семья — мать и сводный брат. И, наконец, апогеем всего этого стала Мила. О, как он радовался, когда наслаждался её телом и думал, что возвращает себе потихоньку всё, что должно принадлежать ему. У Павла было в детстве слишком много, да и детство у него было, в отличие от Антона. И, закрутив роман с Милой, Антон искренне считал, что берёт своё. А теперь ему просто скучно с этой женщиной. Почему он должен хранить ей верность, ведь она всего лишь жена его брата!

Антон повёл глазами по залу. Совсем неподалёку сидела аппетитненькая блондиночка. Она пила коктейль через трубочку, навалившись огромным бюстом на столик, и стреляла глазками в сторону какого-то бородатого байкера. Антон видел, на каком Харлее приехал этот тип в кожаной куртке, кожаных брюках и такой же бандане, и не удивлялся, что блондинка пытается обратить внимание байкера на себя. Такие блонди специально существуют для того, чтобы паразитировать за счёт таких вот байкеров и им подобных. Антон с улыбкой стал следить за развитием событий. Вот блондинка ещё ниже наклонилась, так, чтобы её бюст практически лежал на столе, на обозрение этому бородачу, который и так не сводил глаз с девушки.

Блондинка вдруг забеспокоилась, повернулась вправо, пренебрежительно махнув рукой официанту, и Антон изумлённо узнал в ней подружку депутата Ковалёва. Как же её зовут? На юбилее Резника эта девица произвела на Антона неизгладимое впечатление. Он наконец вспомнил, как её зовут.

— Марина, — тихо позвал Антон.

Блондинка удивлённо повернула голову и уставилась на него.

— Мы знакомы?

— Мы виделись на дне рождения Резника, — так же тихо пояснил Антон.

Марина пару секунд рассматривала его лицо, затем просияла, подскочила с места так, что её груди запрыгали, как теннисные шарики, и пересела за стол к Антону.

Тот быстро отвёл глаза. Ещё не хватало возбудиться здесь, у всех на глазах!

— У тебя есть сигареты? — Марина так близко сидела от Антона, что он видел её юную кожу, покрытую ровным, мягким загаром, ложбинку между грудей, длинную шею с выпавшим из причёски завитком волос. Ему стало не по себе.

— Не курю, — пожал он плечами. — Но, если хочешь, я куплю тебе сигареты.

— Было бы здорово, — воспрянула духом девушка. — Понимаешь, я тут жду Ковалёва, а он, собака, опаздывает уже на сорок минут! И дозвониться ему не могу, его мобильный не отвечает. А денег у меня с собой почти не было…

Антон быстро сообразил, что она имеет ввиду.

— Что будешь пить? — светски спросил он. — Я уже поужинал, но ты, если хочешь, можешь заказать себе что-нибудь.

— Вот здорово, — обрадовалась Марина, — а то я голодна, как волк!

Пока девушка читала меню, Антон не мог оторвать своего словно прилипшего взгляда от её груди. Он даже вспотел, наблюдая, как ровно приподнимаются и опускаются в такт дыханию эти две пухлые округлости. У Милы такого бюста не было. Нина Николаевна, впрочем, могла бы составить Марине конкуренцию, но всё-же тело двадцатилетней девушки и тридцатишестилетней женщины сильно отличаются не в пользу последней. Антон заворожено смотрел, как капля кампари, сорвавшаяся с коктейльной трубочки, падает Марине прямо на грудь, и стекает в ту заветную ложбинку, прямо как в рекламе какой-то газировки. Марина безмятежно улыбнулась Антону, сунула пальчик в майку, и, промокнув каплю, облизала палец. У Антона чуть искры из глаз не посыпались. Он не знал, куда себя девать. Ему хотелось схватить Марину за руку и прямо тут же положить на стол, сорвать с неё эту обтягивающую майку, погрузить голову в тёплую объёмную грудь…

Да что с ним такое происходит? Он готов думать о сексе круглосуточно, равно как и заниматься им. Что-то поздно проснулось его либидо. Но лучше поздно, чем никогда.

Антон лихорадочно думал, как же ему затащить Марину куда-нибудь и там… Сделать это было необходимо прямо сейчас. Как же отреагирует на это подружка депутата? Конечно, он видел, что она строила глазки байкеру, который и сейчас пялится на неё, и помнил, как развязно вела она себя на дне рождения у Анатолия Максимовича. Но, может, это у неё такой стиль поведения? Не в силах больше сдерживаться, Антон схватил Марину за руку и прошептал:

— Не хочешь ли выйти со мной, подышать свежим воздухом?

Марина уставилась на него во все глаза. Эти несколько секунд были очень длинными и очень непростыми в жизни Антона. Но, наконец, она наклонилась к нему и проворковала:

— Подышать свежим воздухом не хочу, зато знаю другое отличное местечко. И далеко ходить не надо!

Не сговариваясь, они оба поднялись. Антон быстро шёл за Мариной, наблюдая, как она покачивает крутыми бёдрами.

Девушка прошла через помещение ресторана, свернув за угол, в небольшой полутёмный коридорчик. Справа и слева находились туалетные комнаты для обоих полов. Марина, не раздумывая, толкнула дверь в мужской туалет, оказавшийся рассчитанным на одного человека, пропустила Антона, заперлась изнутри и тут же принялась расстёгивать молнию на брюках нового партнёра, опустившись на колени прямо на прохладный кафельный пол.

Через двадцать минут Антон покинул кабинку первым, крайне довольный и удовлетворённый. Он снова вернулся за свой столик, и заказал порцию ягнёнка в нежном соусе. У него разыгрался аппетит.

Чуть позже подошла Марина. Она привела в порядок причёску, подкрасила губы, и выглядела так, словно только что вышла из дома. Антон улыбнулся ей и сделал заказ и для неё.

Когда на пороге ресторана появился запыхавшийся Ковалёв, они уже доедали принесённые официантом блюда, и потягивали вино.

— Мариночка, зайка моя, прости меня, ради бога, — начал Ковалёв.

Антон прекрасно видел, что он очень расстроен и ожидает от подружки хорошей взбучки. — Мы застряли в пробке, я проклял всё на свете, — бормотал депутат, не сводя глаз с равнодушного лица любовницы.

— Да ладно, — великодушно бросила она, — бывает! Хорошо хоть, тут Антон рядом оказался, кстати, мы уже поели.

— Ну да, да, я понимаю…Я перекушу дома, — Ковалёв всё ещё не верил в своё счастье.

— Дома? А мы что, едем домой? — подскочила Марина. — Ну нет, я хочу в ночной клуб!

— Хорошо, — вздохнул Ковалёв, — поедем в ночной клуб. Антон, ты не хочешь проехаться с нами?

— К сожалению, нет, — извиняюще улыбнулся тот, — мама просила меня сегодня приехать пораньше! Я и так непозволительно задержался здесь, чтобы составить Мариночке компанию, — они с девушкой многозначительно переглянулись.

Он попрощался с депутатом и его подругой, расплатился по счёту, вышел из ресторана и уселся в машину, подаренную ему Любовью Андреевной.

Вечер был тёплым и приятным, и у Антона всё было хорошо. Он вкусно поел, получил порцию быстрого, но отличного секса, к тому же его карьера благодаря Павлу вернулась в прежнее русло.

Уже подъезжая к особняку Резников, он вдруг вспомнил слова сводного брата, о пороках Анатолия Максимовича. Павел тогда его озадачил. Но что именно он тогда сказал? Что и его отец, и его жена, одинаково порочны, кажется, так. Что это значит? Если порок Милы — это прелюбодеяние, то, значит… Это значит, что Анатолий Максимович точно так же изменяет жене, вот что это значит!

От этой мысли Антон присвистнул и чуть не врезался в резко остановившуюся перед ним красную «тойоту».

Резник прекрасно помнил, с чего всё началось. Тогда, когда и «Теллурика-нефть», и «Сикбур» планировали слияние и даже провели презентацию его. Как раз тогда владельцы обеих компаний и хвастались, что теперь станут первой частной нефтяной компанией по запасам нефти в мире. Нефтяное богатство «ТеллуриСик» оценивалось в двадцать миллиардов баррелей нефтегазового эквивалента. На данный момент чиновники министерства природных ресурсов проверяют законность данных накоплений и их использования. Резник отлично понимал, что, несмотря на идеальное ведение дел в холдинге, «белую» бухгалтерию, представители МПР и Генпрокуратуры непременно «обнаружат» какие-то недочёты. Мелкие ли, крупные, никому до этого дела не будет. Указ сверху получен, и преданные вассалы будут действовать. А отобрать лицензию на разработку месторождений можно у любой компании. Об этом, совершенно не стесняясь, заявляют в министерстве природных ресурсов. Правда, с одной оговоркой: если компания не исправит недочётов в течение 90 дней, отведённых на это по закону. Но только о каком законе может идти речь в случае проверки холдинга «Теллурика-нефть»? Резник осознавал, что корпорация под его началом доживает свои последние месяцы. А, может быть, и этого времени у них нет.

Очень скоро МПР представит в Генпрокуратуру свой предварительный отчёт о проверке «Теллурики». Именно от этих данных зависят дальнейшие действия прокуратуры в отношении холдинга Резника. Причём вся администрация ведёт себя так, словно это совершенно обычная, рядовая проверка. Резник усмехнулся и отхлебнул минеральной воды прямо из бутылки.

Да, подобные плановые мероприятия проводились не раз, но только отнюдь не в тандеме с прокуратурой!

Мало того, к «Теллурике» у Министерства природных ресурсов никогда не было претензий, потому что холдинг Резника работал строго в рамках законодательства. И по тому же законодательству решение о досрочном прекращении лицензии на месторождение принимается двумя сторонами — субъектом и Министерством природных ресурсов. Изъятое месторождение переходит в нераспределённый фонд и может выставляться на аукционе. Также оно может придерживаться до определённых пор. В МПР утверждают, что другому пользователю этот объект автоматически не достанется, лишь через систему аукционов и конкурсов. Это всё по закону. Но на деле всё будет происходить иначе. Обычно тендер выигрывают компании, изрядно «подмазавшие» юридическое или физическое лицо, ответственное за проведение конкурса. И это ни для кого не секрет. Законы в нашем государстве соблюдаются только на бумаге. На самом деле всё и всегда решают деньги, как бы прискорбно это не звучало.

Анатолий Максимович понимал, что это уже последний шаг со стороны правительства. Результаты проверки окажутся потрясающими — для СМИ, Резника затаскают по судам, акции компании мигом обесценятся, и кто-то, тот, кто специально всё это затеял, быстро их скупит. В результате Резник останется без «Теллурики», без денег и, что очень вероятно, без семьи. Будет он сидеть в одиночной камере за триста долларов в сутки, правда, в камере будет телевизор, по которому он сможет слушать те нелепости и ушаты обвинений, выливаемых на его холдинг и на него самого.

Он потёр переносицу. У них с Ковалёвым уже давно произошёл серьёзный разговор, но теперь настал не только день, но и час, когда пора действовать. И действовать очень быстро и очень точно.

Резник набрал семь цифр на мобильном телефоне и сказал в трубку:

— Это я. Как можно быстрее двигай ко мне. Есть дело, надо поговорить.

Павел прогуливался по Трафальгарской площади. Погода нынче в Лондоне стояла жаркая, и ему пришлось надеть солнцезащитные очки. Именно они его и подвели. В какой —то момент он заметил девушку. Она бодро шла по площади, и её чёрные длинные волосы разметались по узенькой спине. Она повернулась в профиль, остановившись возле торговца минеральной водой, и Павла словно подбросило.

— Жанна, — завопил он, и бросился к девушке. — Жанна, это ты!!!

Девушка в недоумении обернулась, и Павел обмяк. Конечно же, это была не Жанна. Да и как она могла быть Жанной, если та уже давно покоится в могиле, и он лично, Павел, клал на её могилку огромный букет роз?

Девушка что-то пробормотала по-английски, Павел извинился, и отошёл. Неужели его вечно будут преследовать воспоминания о погибшей возлюбленной? Неужели никогда он не сможет её забыть? Впрочем, он и не пытался это сделать. Жанна ему и сейчас так же дорога, как и тогда. Поэтому какой смысл бежать от воспоминаний? Ведь и сюда он приехал потому, чтобы вспомнить то время, когда они были так счастливы. Интересно, как поживает Камилла Аскеровна, как она пережила смерть внучки? Всё так-же промышляет в магазинах? Павел вспомнил нахохлившуюся старушку, сжавшуюся под грозным выражением чёрных очей Жанны, и слегка улыбнулся. Здесь, в Лондоне, он наконец-то смог дышать спокойно, его не душила мысль о безвозвратности бытия. Воспоминания — это великая вещь, даже когда, кроме них, ничего уже не осталось. Он искренне благодарен Лондону, связавшему его накрепко с женщиной, которую он любил с неистовой силой, так сильно, как не может любить никто другой. На него снизошла благодать, как выражались в старину. Он вдруг ощутил, что его решение приехать сюда было правильным. Только здесь он сможет успокоиться, и решить, как ему действовать дальше, и как жить дальше. А пока он обходил все места, в которых бывал с Жанной, и один раз заметил, что улыбка блуждает у него на губах — чуть печальная, но всё-же улыбка…

Жанна уныло думала о том, что ей совершенно некогда заниматься поиском Мальчика. А ведь она так надеялась его разыскать и наконец-то наказать его за всё, что он сделал против её отца и против неё самой.

Она покормила Полину из бутылочки, у неё самой молоко в последнее время исчезло. Но с одной стороны это было к лучшему. Во-первых, теперь, когда она проводит какое-то время с Резником, ей не приходится дёргаться, что ребёнок голоден. И во-вторых, она столько нервничает, так переживает, что вовсе незачем доводить эти переживания до дочери. У Полины есть няня, она живёт здесь же, и Жанна ей доверяет. К тому же Шахид, отправивший свою старую жену в Ленкорань, привёз в дом свою любовницу, Тамару. Жанна редко с ней сталкивалась, ей был неприятен сам факт поведения дяди. Но она, конечно же, не могла высказать ему своё неудовольствие по этому поводу, потому как и сама далеко не ангел. Рафат уехал вместе с матерью, а Тофику наплевать на амурные хлопоты отца, он занят Настей. И, если родная семья Шахида не против пребывания в доме Тамары, почему же Жанна должна лезть вбутылку?

Правда, пару раз Жанна натыкалась на Тамару, выходящую из комнаты Полины. Обеспокоенная этим фактом, она принялась выговаривать няне, но та спокойно заявила, что Тамара полюбила малышку и часто с ней играет.

Жанна запретила пускать любовницу Шахида к своей дочери, но однажды Тамара сама подошла к ней и мелодичным голосом с едва угадываемым акцентом, попросила не мешать ей видеться с Полинкой.

— Я понимаю, что ты волнуешься, ведь я чужой человек для тебя, но уверяю, я не сделаю девочке ничего плохого. Видишь ли, у меня никогда не будет внуков, моя единственная дочь умерла для меня…

Тамара отвернулась, чтобы смахнуть слезу с лица. Жанна во все глаза смотрела на неё. Эта женщина представлялась ей коварной злодейкой, намеренно опутавшей сетями Шахида. Именно поэтому она и не хотела её свиданий с Полиной. Она даже не стала спрашивать, что это означает, то, что единственная дочь Тамары умерла для неё. Почему именно для неё, а для окружающих, значит, жива? Но Жанна была так поражена преображением Тамары, что не смогла вымолвить ни слова.

— Я полюбила твою дочь, она прекрасный, очаровательный ребёнок. Ты же не думаешь, что я прихожу не полюбоваться на неё, а причинить ей вред?

Жанна, помолчав, нехотя дала согласие на их встречи, но нянечка получила соответствующие рекомендации: никогда, ни при каких обстоятельствах она не должна оставлять эту женщину наедине с Полиной. Жанне хотелось спросить у Тамары, какие планы она строит по отношению к Шахиду, и почему ведёт себя так бессовестно, почему не стесняется жить в доме женатого мужчины, и при этом её не смущают недоброжелательные взгляды проживающих в доме других людей. Но потом она поняла, что это её не интересует, и к тому же в доме других людей как раз и не осталось. А какое дело Тамаре до того, как смотрит на неё охрана любовника и обслуживающий персонал? К тому же, если эта женщина действительно привязалась к Полине, то Жанне будет ещё проще покидать дом для свиданий с Резником.

Анатолий Максимович уже не раз предлагал ей переселиться в арендуемую им квартиру, чтобы и Жанне, вернее, Ирине, и ему было удобнее. Но она упорно отказывалась. Ей не хотелось оказаться на положении любовницы, к которой можно приехать в любой момент без приглашения. В конце концов, такие отношения заводят в тупик. Мужчина уже не видит новизны в своей жизни, дома его встречает жена, а здесь — любовница. Он успокаивается и ищет новое адреналиновое приключение. Конечно, Жанна замечала, что она уже перестала быть для Резника приключением. Он относился к ней совсем не так, как полагается относиться к штатной любовнице. Но всё равно переезжать пока что было рано. В очередной раз, когда он спросил, почему она не остаётся в этой квартире, Жанна выпалила, что у неё есть дочь и обязательства по отношению к ней.

Резник замер с поднесённой ко рту вилкой. В тот день они ужинали дома, и ради этих нечастых ужинов Жанне пришлось научиться готовить.

— Ты никогда не говорила, что у тебя есть дочь, — у него пропал аппетит, и он отставил тарелку. — Может быть, у тебя ещё и муж есть?

— А что тут такого, — решила поддразнить его Жанна, — у тебя же есть жена, и тебя это не смущает!

— Тебя тоже, — напомнил он ей.

Жанна тут же раскаялась:

— Прости, Макс…Никакого мужа нет, но есть дочь. Она живёт в доме моего дяди, который принадлежит и мне.

Во время их встреч ей с большим трудом приходилось уводить его от разговоров на тему её семьи. Она или отмалчивалась, или отделывалась общими фразами и переводила разговор в другое русло. В конце концов, Резник перестал спрашивать про её родственников, про её жизнь до встречи с ним и про её работу. Жанну это устраивало. И вот теперь она коснулась этой щекотливой и болезненной темы.

— Но ты можешь взять её с собой, пусть она живёт здесь же! — вдруг воскликнул Резник.

Жанна во все глаза смотрела на него. Этот мужчина постоянно поражал её.

— Но нам же будет неудобно встречаться, моя дочь ещё очень маленькая, ей всего лишь полгода! Она может проснуться среди ночи, у неё может подняться температура, или она просто не даст нам ни минуты покоя! — проговорила она.

— Но зато ты будешь спокойна, — возразил Анатолий Максимович, которого она предпочитала называть Максом. Это имя ей нравилось больше, и почему-то очень подходило Резнику.

— Нет, Макс, — решительно прервала она его. — Давай оставим всё, как есть. Хотя бы пока дочь не подрастёт. Договорились?

На самом деле она ужасно боялась того, что Резник найдёт черты сходства в лице Полины с лицом маленького Павла. Может быть, конечно, он и не помнит, как выглядел его сын во младенчестве, однако же существуют фотографии. И Жанна вовсе не была уверена, что Резник лишён сентиментальности и не просматривает изредка старые альбомы. А Полинка оказалась очень похожей на Павла. Глаза и волосы её были светлыми, хотя, когда она родилась, Жанна думала, что дочь унаследует её внешность. Обычно восточная кровь перебивает славянский тип, но почему-то в случае с Полиной этого не произошло.

— Как хочешь, Ириша, — пожал плечами олигарх. — Но, знаешь, я люблю маленьких детей!

Жанна осторожно отошла от кроватки со спящей дочкой и улыбнулась. Она почти всегда улыбалась, когда вспоминала о Резнике. А в последнее время Жанна думала о нём всё чаще. Она встречалась с ним с искренним удовольствием, этот мужчина действительно заинтересовал её. Вначале она думала, что ей будет очень тяжело выполнять свою роль. Но ей даже играть не приходилось, разве что вначале, когда она совратила несчастного Анатолия Максимовича. А потом всё стало получаться само собой, будто так и было предначертано, словно эта встреча уже была запланирована кем-то сверху. Жанне оставалось только удивляться этому обстоятельству. Подумать только, она страстно любила сына, а теперь стала любовницей отца. Это она, Жанна, пятно на семье Резников. Она — их рок. Или наоборот, эта семья — её рок?

Она вздохнула. Её мысли переместились от любовника к Мальчику. Шахид, конечно, уверяет, что его люди разыскивают этого ублюдка. Возможно, это и так. Но Жанна отлично знала, что хитрый и коварный Мальчик запросто собьёт со следа любую ищейку. Любую, кроме неё самой. Она обязательно вычислит его, она его просто унюхает, почувствует, сердцем поймёт.

Но сейчас у неё не было такой возможности. И Полину оставить одну надолго она не могла, и Шахид её просто не отпустит, пока она не предоставит ему компромат на Резника.

А где она его возьмёт, этот компромат, если Макс практически не заговаривает с ней о делах, и вообще они видятся достаточно редко? Может быть, и впрямь ей бы стоило туда переехать?

И ещё эта Мила. Вот кого ненавидела Жанна. Но ненависть её была холодной и даже разумной. Она могла управлять этой ненавистью, подпуская её в определённой дозировке. Сейчас, когда перед Жанной стоит задание «дожать» Резника на предмет нефтяной скважины, о которой грезит Шахид, у неё не было ни возможностей, ни желания встречаться с Милой. Жанна уже смотреть не могла на это лживое и подлое лицо, слушать её сладострастные признания и планы на жизнь. На какую жизнь? На ту самую, которой сейчас жила бы Жанна, кабы не эта дрянь, растоптавшая её судьбу в одночасье! Приторная Мила завязла в зубах у Жанны, как старая карамелька, которую невозможно ни проглотить, ни выплюнуть. Жанна не хотела портить с ней отношения, потому что понимала, что ей ещё понадобится Мила. Поэтому встречаться с ней она не собиралась, но изредка звонила ей и интересовалась делами. И вот буквально вчера, когда Жанна позвонила певице, голос, ответивший Жанне, был сухим, словно шкурка высохшего на солнце яблока. Мила разговаривала с ней очень сдержанно. Жанну это насторожило. Мила уже не предлагала встретиться, не рассказывала взахлёб о собственной жизни, и вообще по большей части молчала, показывая, что этот разговор ей не нужен, неинтересен и вообще её тяготит.

Жанна подумала, что надо бы не откладывать их встречу в ближайшем времени. А вдруг Мила что-то заподозрила? Хотя, конечно, они с Резником вели себя крайне осторожно, однако эта ушлая девица могла пронюхать об их встречах.

Чем же это ей, Жанне, грозит? Она не успела об этом подумать. Полина закряхтела, просыпаясь, и всем своим недовольным видом показывая, что не мешало бы матери поменять ей памперсы.

Жанна окунулась в поток материнских забот и начисто забыла и про Милу, и про Резника, и про Мальчика тоже.

— Ты меня уже разлюбил? — допытывалась Мила. — Ты больше меня не хочешь? Антуан, скажи, наконец, что случилось?

— Во-первых, — прошипел Антон, прекрати называть меня Антуаном! А во-вторых, ничего, абсолютно ничего не случилось, я просто устал. Я ведь говорил тебе, что у меня слишком много работы!

— При чём тут работа? — обиделась Мила. — Раньше тебя не смущало моё появление на твоей работе, ты вызывал меня в свой обеденный перерыв. Помнишь, чем мы занимались на твоём рабочем столе? — она хихикнула.

Антон поморщился. Вспоминать о том, чем они занимались, ему явно не хотелось.

— И в последнее время ты вообще меня игнорируешь, — обиделась певица. — Ты не спишь со мной уже…, — она подняла глаза к потолку, подсчитывая дни.

— Я просто устаю, — металлическим тоном повторил Антон. — У вас, женщин, бывают же мигрени, и в это время вы отказываете мужу во взаимности, правильно? Почему же у мужчин не может быть плохого настроения или головной боли?

— Но не так часто! — воскликнула Мила, заламывая руки. — Ты скоро станешь евнухом! А я не верю, чтобы молодой красивый, полный сил, мужчина ушёл в монастырь! Разве что в женский…

— Не надо подобных сальностей, — снова скривился её любовник. — Знаешь что, мне надоело тебе повторять изо дня в день одно и то же!

— У тебя есть любовница, — прошептала Мила, глядя на него синими, полными слёз глазами. — Ну конечно, у тебя есть любовница, и как же я раньше не догадалась?

Она всхлипнула.

— Мила, дорогая моя, ну что ты говоришь? — воскликнул Антуан, не прекращая, впрочем, намазывать французский паштет из гусиной печени на свежевыпеченный кухаркой хлеб. — Зачем ты меня обижаешь? К чему вообще весь этот фарс? Разве ты не замечаешь, что это выглядит просто смешно? Замужняя женщина обвиняет любовника в том, что тот ей изменяет! Смех, да и только! Тебе не приходило в голову, что я, в отличие от тебя, свободен? И могу иметь столько любовниц, сколько захочу! И ты не смеешь упрекать меня в этом, ведь я не могу всю жизнь ждать, когда ты разведёшься! Я и так привязан к тебе, словно цепью, а ты отлично устроилась, дорогуша: и муж, и любовник у тебя под боком!

— Значит, тебя не устраивает моё замужество? — уточнила Мила.

— А как ты думаешь? — пылал праведным гневом Антон. — Как ты думаешь, что я испытываю, когда моя любимая женщина уходит в спальню, где её ждёт муж?

— Но мы же не спим вместе с Павлом уже давно, я ведь тебе говорила, — просияла Мила. — И вообще он уехал…

— Говорить — это одно, — возразил Антон. — Может быть, ты просто меня утешаешь! А на самом деле занимаешься с ним любовью до утра?

— Ну что ты, милый, — певица приникла к нему и обвила его шею тонкими руками. — Я никогда не променяю Павла на тебя, ты мне очень, очень, очень дорог! И сразу же после нашего с тобой знакомства я перестала спать с мужем, клянусь!

Антон помолчал. Ему даже доставляло удовольствие играть роль безутешного возлюбленного, который ждёт от любовницы серьёзного шага.

На самом деле Мила ему уже надоела. Он успел насытиться ею, и теперь его куда больше привлекали новые подруги. Почему он, такой молодой, должен тратить свою жизнь только на одну женщину? Это несправедливо! Может быть, когда-нибудь он и обзаведётся семьёй, но, конечно же, не сейчас. И Мила вполне устраивала его поначалу, когда он считал её самой красивой и сексуальной женщиной на земле. Но новизна впечатлений сменилась чередой будней, и их встречи уже потеряли для него свою остроту и привлекательность. Мужчины по своей природе полигамны, Антон не раз читал об этом в журналах. Так почему бы женщинам не оставить их в покое, почему бы не наградить правом смотреть налево? И не только смотреть… Вот и Мила, она уже качает на него права, а ведь она всего лишь его любовница, причём — замужняя. Самой-то ей надоело принадлежать только одному мужчине, вот она и привлекла к себе Антона. Но почему-то не хочет поставить себя на место его самого, потому что подсознательно понимает, что это сравнение будет не в её пользу. Она слишком многого от него хочет, вот в чём дело.

— Ты слишком многого от меня хочешь, — сообщил ей Антон.

— Разве это так много? — обиделась Мила. — Я хочу, чтобы ты любил только меня, меня одну.

— Для начала люби только одного меня!

Мила поморгала своими кукольными ресницами, а потом произнесла ту самую фразу, которую Антон так долго ждал от неё.

— Павел предложил мне развестись, — вздохнула она.

Антон чуть не подскочил на кресле от радости. Неужели наконец-то его сводный братец созрел, вернее, прозрел?

— А ты? — затаив дыхание, поинтересовался он.

— А я сказала, что подумаю. Не могу же я просто развестись и потерять всё, — откровенничала Мила.

Антон подумал, что редкий человек добровольно отказался бы от такой кормушки. Но ему надо было доказать Миле, что Павел прав. Антон понимал, что поступает нечестно, и что обманывает певицу. Но разве она сама честна с ним? Разве она не замечает, что уже тяготит его, что он начинает её избегать? Если бы с ней можно было поговорить, как с обычной женщиной, но нет, Мила закатит ему скандал, устроит настоящую истерику, если он скажет, что их отношения уже исчерпали себя. Поэтому она сама вынуждает его пойти на хитрость. Он уже не боялся, что их связь подвергнется огласке, и его вместе с Милой выгонят из дома Резников. Его мать узнала об их отношениях уже несколько месяцев назад, но молчала. Не одобряла, конечно, но не сказала по этому поводу ни одного слова, ни за, ни против. А ведь молчание — знак согласия. Павлу наплевать на жизнь жены, у него своя жизнь, у Милы — своя. Резник много работает, редко бывает дома и ничего не замечает. Так что бояться уже некого. Антону вдруг пришло в голову, что, возможно, его так притягивала Мила именно благодаря пикантности данной ситуации? Но теперь, когда всё пошло по накатанной колее, когда он встречается и с собственной секретаршей, и недавно познал подружку Ковалёва… Нет, жизнь слишком коротка, чтобы тратить её только на Милу. У Антона был свой план, пусть и довольно подлый.

— Я думаю, что тебе следовало бы принять предложение мужа, — помолчав, сообщил он.

— Но с чем я останусь?

Мила выжидательно смотрела на него. Антон знал, чего она ждала. Ну что-же, он даст ей эту надежду.

— А вот тогда и поговорим, — подмигнул он ей. — Когда ты станешь свободной женщиной, я буду оставаться свободным мужчиной, вот тогда мы сможем встречаться, не таясь. И я уверен, что у нас получится хорошая семья!

— Ты делаешь мне предложение? — взвизгнула Мила.

Она-то была уверена, что ставит именно на ту лошадку. Но она забыла пословицу про то, что коней на переправе не меняют. Антон не собирался напоминать ей об этом.

— Я не могу делать предложение замужней женщине, — он постарался улыбнуться как можно нежнее.

— Хорошо! — воскликнула Мила. — Я согласна с тобой! Мы разведёмся с Павлом! Я сделаю это ради тебя.

В этот миг Антон почувствовал огромное облегчение. Наконец-то его жизнь станет свободной — от Милы. Естественно, он не собирается на ней жениться, ещё чего не хватало. Но ему надоело жить, как на пороховой бочке, всякий раз ожидая от Милы истерики или очередного безбашенного поступка. Одно дело, когда все знают об их связи, но ничего не говорят, потому что внешне они с Милой соблюдают приличия. Во всяком случае, не целуются прилюдно за обедом, или не уединяются в бассейне, предупредив об этом всех остальных. И совсем другое, если Мила, стремясь целиком и полностью завладеть Антоном, станет выкидывать коленца. Сейчас жизнь Антона — в его руках. Но частично из этих рук есть и несколько пальцев Милы, которые цепко вцепились в него. Он бы хотел избавиться от этих пальцев, вот и всё. Мила сама виновата. Не надо быть такой настойчивой, тем более что пыл первых встреч давно миновал. Мила не должна стреноживать его. Значит, чтобы этого не произошло, ему надо эту женщину обезоружить. Лишить её силы, которая способна вернуть его к прежней, убогой жизни. А для этого надо, чтобы Мила перестала быть невесткой Резника, и стала обычной женщиной, то есть никем. Тогда уже она может кричать про то, что они были любовниками, ведь будет поздно. Резник уже сквозь пальцы станет смотреть на их прежние амуры, ведь с его сыном певица уже не будет жить. Другое дело, если она сейчас расскажет Анатолию Максимовичу о том, что изменяла его сыну с сыном его жены. Понятное дело, что Антон тут же полетит и из Теллурики, и из этого дома. Разве ему этого хочется, потерять всё, зато приобрести Милу в постоянное и единоличное пользование? Антон поёжился от такой перспективы. Да, ему надо было раньше сообразить всё это. Тогда он бы не рисковал понапрасну. Зато теперь у него есть блестящий шанс, отличная перспектива освободиться от неё раз и навсегда.

— Надо сделать так, чтобы о ваших встречах узнала его жена, — заявил Шахид однажды утром.

Жанна не поверила своим ушам. Она сама недавно придумывала, каким бы образом поставить в известность об их встречах жену Резника. Их отношения стали опасными, он всерьёз думал о том, чтобы поселиться вместе с Жанной, а этот вариант, конечно же, её категорически не устраивал. Она не хотела разбивать ему сердце и переворачивать его жизнь. Но вслух, однако же, сказала совсем другое. Ей надо было играть свою роль.

— Зачем? — воскликнула она. — Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности?

— Не волнуйся, такой поворот событий будет нам на руку, — успокаивал её Шахид. — Ты сама должна была подумать об этом. Моё терпение иссякает, я не могу ждать вечно, пока ты, наконец, сможешь получить хоть какую-то информацию по Резнику. В конце концов он насытится тобою и бросит.

Жанна с ненавистью уставилась на Шахида, но он был невозмутим.

Ему и вправду надоело ждать. И ещё он с удивлением обнаружил, что племянница теряет квалификацию. Раньше она была способна придумать что угодно, решить, казалось бы, невыполнимую задачу. И делала это с лёгкостью и пугающей быстротой. А теперь, то ли рождение дочери на неё повлияло, что она перестала рисковать понапрасну, то ли Жанна взрослеет, и её острый ум притупляется. Вернее, не взрослеет, а перерастает в другую женщину. Это Шахиду не могло нравиться. Ему нужна была та прежняя Жанна, способная добиться практически невозможного. Поэтому он и решил её подстегнуть.

— Мне нужно, чтобы Резник больше времени проводил с тобой, — заявил он. — И лучше всего, чтобы он переехал в ту квартиру, которую снимает для ваших встреч. А для этого нам нужно подтолкнуть его к уходу из дома.

— Но ведь, если он поссорится с женой, то…

Жанна замолчала, опустив глаза. Она-то как раз была уверена, что если Любовь Андреевна сама застукает их, то из-за чувства вины он не может уйти из дома. Другой вариант ей и в голову не приходил, пока его не озвучил Шахид. А что, если и вправду всё случится именно так, как он говорит? Что, если Макс в любом случае уйдёт из дома, узнает ли об измене его жена первой, или он сам ей это преподнесёт, итог будет один?

Шахид принял её молчание за нерешительность.

— Тебе что, его жалко? — поразился он. — Жалко человека, из-за которого погиб мой брат, твой отец?

— Не передёргивай. Он погиб не из-за Резника. Отец первым решился на эту войну. Но не из-за нефти, о которой грезишь ты, — усмехнулась Жанна. — Мальчик убил его, но ты не ищешь убийцу. Тебя волнуют только деньги и нефть. Ты уже забыл про своего брата! — упрекнула она его.

Шахид не сдержался и отвесил племяннице приличной силы пощёчину.

— Не говори так. Мои люди ищут Мальчика, но этот ублюдок умеет скрываться. Твой отец погиб прежде всего из-за тебя. Тебе захотелось прыгнуть в постель к сыну олигарха — шмалигарха, и аллах наказал тебя за это.

Жанна молчала, опустив глаза. Шахид видел, что она чуть ли не пузырится от злости, но ничего ответить не может. Она не в том положении сейчас, чтобы взывать к справедливости, той, которую она называет справедливостью. Шахид запросто может выгнать её, оставить её без дочери, даже несмотря на то, что этот дом принадлежит Жанне по закону. Но у азербайджанской Семьи свои законы, и племянница это знает.

— В общем, ты должна подтолкнуть его к уходу из дома. Пусть он живёт с тобой. Тогда у тебя будет куда больше возможностей получить нужную мне информацию!

Шахид удовлетворённо вздохнул. Он скрывал от всех, что берёт уроки риторики у признанного мастера слова, и делает это довольно давно. С тех самых пор, как умер Малик. Раньше он с трудом облекал слова в предложения и придавал им желаемую форму. Его фразы были короткими и простыми. А теперь он способен говорить сложносочинёнными предложениями, и не вспоминать по нескольку минут слово, которым хотелось бы воспользоваться. Теперь же он быстро и легко оперирует понятиями, которых ещё не так давно вовсе не знал. Это ему здорово помогает в общении со своими людьми, выделяет его из них, заставляет прислушиваться к его красноречию. Теперь он берёт уроки у того же мастера по умению убеждать собеседника. И вот, пожалуйста, результат налицо: Жанна, которая ещё несколько месяцев назад кричала бы и бесновалась, теперь послушно ему внимает.

Шахид в этот момент как-то выпустил из головы, что у племянницы не было другого выбора. И она не обращала внимания, насколько красиво и витиевато он говорит, ведь она должна была выполнять его приказания.

— Итак, придумай что-нибудь, чтобы Резник ушёл из семьи, хотя бы на время. Но на долгое время, чтобы его компьютер был с ним, и чтобы после работы он приходил к тебе, — закончил он. — Тогда ты сможешь быстрее выудить из него всё, что надо.

— Хорошо, — кротко ответила племянница. — Я уже знаю, что делать.

— И что-же? — заинтересовался Шахид.

— Увидишь, — бросила она, выходя из кабинета. На самом деле, она сама предложила Максу взять небольшой отпуск, чтобы провести вместе хотя бы неделю, и решить, что им делать дальше. Жанна хотела навести его на мысль, что редкие встречи с любовницей — это всегда праздник, а вот видеть друг друга с утра до вечера, находиться друг при друге нераздельно, да ещё и ночью спать рядом, это совсем другое. Это быт. Она была уверена, что умный и рассудительный Макс, сообразив это, не станет менять шило на мыло и уходить от жены.

— Толик, я хочу с тобой поговорить, — Любовь Андреевна решительно прошла в кабинет мужа.

Анатолий Максимович неохотно оторвался от компьютера. Он столько раз говорил жене, чтобы она не входила в кабинет, когда он находится в нём, и не отрывала его от работы, что незачем было повторять эту фразу ещё раз. Тем более что это бесполезно: Люба уже находится здесь, и с этим ничего не попишешь.

Резник смотрел на лицо жены, словно видел его впервые. Или и в самом деле у Любы недавно проявились жёсткие складки возле губ, поперечная морщинка на лбу? Может быть, совсем недавно её глаза обрели такое выражение? Она не просила, она приказывала!

— Толик, я хочу, чтобы ты усыновил Антона, — строго произнесла жена.

— Что?

Резнику показалось, что он ослышался. Может быть, она сказала — остановил? Может быть, Антон собирается что-то сделать, к примеру, заняться экстремальным видом спорта, а жена не хочет этого, и просит остановить его?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — повторил он.

— Не прикидывайся, будто не слышал! — отмахнулась Любовь Андреевна, поправляя шёлковую юбку. Она обожала шёлк, большинство вещей в её шкафу были сшиты как раз из дорогого, качественного шёлка. — У мальчика должен быть отец! Так уж случилось, что его биологического отца я не смогу найти, да к тому же прошло столько лет, что они всё равно будут чужими!

— Но ты же не чувствуешь себя чужой Антону, — возразил Резник, — хотя не виделась с ним столько лет!

— Не путай божий дар с яичницей, — повысила голос жена. — Я — мать, и этим всё сказано! Просто, видишь ли, будет куда лучше, если Антоша станет подписываться твоей фамилией!

— Для кого лучше? Для Антона? — усмехнулся Резник. — Знаешь, Любаша, я к своей фамилии долго шёл. Почему бы и Антону не проделать тот же путь?

— Это непорядочно с твоей стороны, — взвилась Любовь Андреевна. — Разве тебе сложно сделать то, о чём я прошу? Мальчик живёт с нами в этом доме, почему он не может носить твою фамилию?

— Пусть носит свою, — разозлился Резник. — Люба, я и так сделал для него всё, что мог. А что ещё ты попросишь у меня? Что тебе понадобится после того, как я усыновлю твоего сына? Чтобы я считал его своим родным сыном? Чтобы он называл меня папой? Ты хочешь семейную идиллию? Увы, не получится! Для начала обрати внимание на Павлика! По всей видимости, ты уже забыла, что Антон — не единственный твой сын! Почему ты не попросишь у меня что-нибудь для нашего с тобой сына? Ты не видишь, как ему плохо?

— Я ничем не могу ему помочь, — сухо отозвалась Любовь Андреевна. — У него есть всё, что только можно: деньги, родительская любовь, он даже не работает, а путешествует! А ты несправедлив ко мне. Я прекрасно помню, что у меня двое детей, и стараюсь теперь уравнять их в правах!

— Так это Антон подослал тебя ко мне, для уравнивания прав? — Резник устало откинулся на спинку кресла.

— Антон? Да ты что! Мальчик ничего не подозревает! Это я решила. Пусть у нас будет одна семья, с двумя детьми. Ты усыновишь Антошу, и мы все будем жить в этом доме под одной фамилией. И, потом, Антону будет гораздо проще…

— Проще жить с моей фамилией? — уточнил Резник.

— Ты всё переводишь на себя, — рассердилась жена. — Да, твоя фамилия на слуху. Но ведь не поэтому я прошу тебя усыновить моего ребёнка!

— А по-моему, как раз поэтому, — тоже повысил голос Анатолий Максимович. — Если бы я был слесарем, тебе было бы наплевать, какую фамилию носит твой сын, не так ли?

Странно, но за этот короткий разговор он уже устал от жены. Обычно он всегда шёл ей навстречу, стараясь выполнять её просьбы, но вот именно эту выполнить не мог. Вроде бы и не было в этой просьбе ничего сложного, подумаешь, записать Антона на свою фамилию! Но вся сущность Резника почему-то упиралась изо всех сил. Он даже толком не мог обосновать свой отказ. Не то чтобы Антон был ему неприятен, и не то чтобы он просто хотел насолить жене, привыкшей, что он соглашается с каждым её словом и выполняет большинство просьб. Пожалуй, даже не большинство. Пожалуй, все. Кроме тех, которые касались работы Резника и его же отдыха. Просто почему-то он понял, что действительно НЕ ХОЧЕТ это делать.

— Так ты не усыновишь его?

Любовь Андреевна пристально вглядывалась в лицо мужа, пытаясь дать ему понять, что у него ещё есть шанс согласиться.

— Нет, — с видимым удовольствием ответил Резник, и почувствовал что-то сродни облегчению. В конце концов, он не скаковая лошадь, должная выполнять все приказы наездника. Он тоже человек, и точно также хочет понимания со стороны близких. Понимания, которого не было с тех пор, как появился Антон. Резник первое время даже ревновал к нему свою жену, а потом понял, что это смешно. Затем он старался понять и её, и долго ждал, когда же Люба очнётся, оторвётся от Антона и вспомнит, что у неё есть ещё сын. А кроме сына, и муж. Увы, этого не произошло. Пожалуй, сегодня в первый раз за целый день Резник не винил себя в измене жене. Обычно он вспоминал об этом ежедневно, и его терзали муки совести. Он ведёт себя как обычный скучающий мужчина, потянувшийся за первой же приглянувшейся юбкой, так он обычно корил себя. А вот сегодня впервые подумал, что, возможно, уже хватит терзать себя. Это уже случилось, он встретил Ирину, и, положа руку на сердце, жалеет ли он об этом? Нет!

Он вздохнул и снова принялся за работу.

Мила с интересом рассматривала Ирину. Та явно похорошела. Отношения с её новым любовником пошли ей на пользу. Мила заметила на руке Ирины роскошный браслет, явно очень дорогой, и ещё больше уверилась в мысли, что любовник Ирины — это Резник. Немногие люди способны отдать целое состояние за браслет, красующийся на ручке новой пассии.

— Я скучала по тебе, — улыбнулась Ирина Миле, попутно улыбаясь официанту и заказывая ему баранину с овощами.

— А что-же тогда увиливала от встреч? — в лоб спросила Мила.

— Ну что ты говоришь, — огорчилась Ирина, — я вовсе не увиливала. Просто у меня было очень много проблем. Ты же знаешь, что у меня дочь! Она растёт и требует всё больше внимания. Но сейчас я поняла, что нельзя больше тянуть, и выбрала время. Чему очень рада!

— Я тоже рада, — проворковала Мила, думая про себя, что Ирина выбралась на эту встречу лишь затем, чтобы похвастать браслетом. Даже Мила не могла бы купить себе такой, что не могло не огорчить её.

— Мне фахитас с морепродуктами, — заказала Мила шипящую раскалённую сковородку с креветками и моллюсками.

Они сидели в модном ресторанчике с мексиканской и латиноамериканской кухней, и потягивали «Маргариту». Мила с удовольствием заказала бы текилу, но для этого ей надо было сначала пообедать.

— Ну, рассказывай, — улыбнулась Ирина, — как у тебя дела?

— У меня всё отлично, — вяло ответила Мила, потому что на самом деле нельзя сказать, чтобы всё складывалось хорошо. Над её карьерой повис огромный, жирный вопросительный знак, Антон стал уделять ей всё меньше и меньше внимания, и вообще она подозревала, что он изменяет ей.

— Муж уехал в Лондон, — с улыбочкой сообщила Мила Ирине самую приятную новость.

— Повезло, — засмеялась подруга, допивая коктейль и заказывая им ещё по одной «Маргарите». — А у меня тоже новость: я познакомилась с потрясающим мужчиной. Кажется, он в меня влюблён, — щебетала Ира.

Мила угрюмо слушала её. Эти речи, когда какой-то мужчина влюблён в другую женщину, а не в Милу, расстраивали её и портили настроение.

Особенно это касалось тех мужчин, которые могли подарить своей любовнице такой шикарный браслет!

— А ты сейчас не работаешь? — поинтересовалась Мила, переводя разговор на другую тему.

— Нет, — беззаботно откликнулась Ирина, — я же говорила тебе, что у меня много проблем. И вообще, наверное, я уже не вернусь к работе. По крайней мере, к тому самому занятию, — подмигнула она подруге, показывая на обручальное кольцо, красовавшееся на руке Милы. — Может быть, попробую что-то новенькое… Но это будет нескоро. Мои проблемы до конца ещё не решены, и, кроме того, мой друг пригласил меня на Багамские острова.

— Да? — воскликнула Мила и снова позавидовала. Ну почему такие мужчины достаются кому угодно, только не ей? — А ты расскажи про своего любовника, — попросила она, — какой он, молодой или старый, женат ли, кем работает.

— Я его особо не расспрашиваю о работе, — отмахнулась Ирина, — он какой-то бизнесмен, у него своя фирма. Он старше меня, конечно, и женат. Но меня это не волнует, я же не собираюсь за него замуж. Меня вполне устраивает то, что он не жалеет для меня денег, и, опять же, мы едем отдыхать! Кстати, как раз сегодня я собираюсь пройтись по магазинам, купить себе кое-что к отдыху. Хочешь прогуляться со мной?

Мила пожала плечами. Она ещё не решила, хочет ли наблюдать, как Ирина будет тратить кучу халявных денежек любовника на роскошные наряды. Тем более что самой Миле перекрыли кислород: Павел уехал, а раньше именно он давал ей деньги. Милу не интересовало, где Павлик их берёт, просит ли у отца, или выдаёт ей свои старые накопления. Зато теперь, когда он уехал, она наконец-то спохватилась, но не могла придумать, к кому подойти с этим вопросом. Когда она позвонила мужу на сотовый, автоматический голос оператора сообщил, что абонент недоступен. Теперь ей придётся униженно выспрашивать насчёт денег у Любови Андреевны. Та, конечно, не будет интересоваться, для чего Миле такая сумма, и даст деньги сразу же, но Миле всё равно эта ситуация неприятна.

— Нет, наверное, я вряд ли смогу составить тебе компанию, — вздохнула она, — мне ещё на студию надо, записать новую песню.

Никакой новой песни не было, Мила её попросту выдумала. Но должна же и она чем-то похвастаться!

Им принесли заказ, и женщины принялись за еду. Вытирая салфеткой жирные пятна на подбородке от острого, но бесподобно вкусного фахитаса, Мила снова подумала, а не задать ли Ирине вопрос прямо в лоб, про Резника. Но потом решила не делать этого. Она может спугнуть птенчиков, тогда как в её голове стал зарождаться новый блестящий план.

— Ирочка, — елейным голоском произнесла Мила, — а когда вы собираетесь лететь на Багамы?

— Через полторы недели, — с готовностью ответила подруга. — Мы пробудем там дней десять, во всяком случае, он так сказал.

Мила отметила, что Ира упорно не называет любовника по имени. А разве это не дополнительный знак в пользу того, что её любовник — не кто иной, как Резник? К тому же они летят на Багамы. У Резника на Багамах — вилла. Это очень говорящий факт.

— А в каком отеле вы остановитесь? — снова поинтересовалась Мила.

— А мой друг вроде бы снял там виллу, — ничего не подозревая, ответила Ирина, наслаждаясь нежной бараниной. — Сказал, что не любит жить в отелях.

Мила чуть не подпрыгнула от радости. Ну конечно же, это Резник, это точно он! Зачем ему жить в отеле, когда у него самого там есть вилла? Хотя на Багамы всё равно лететь через Майами, а там у Резника тоже есть вилла. Странные люди, зачем им Багамы, ведь Майами гораздо лучше, на взгляд Милы? И к тому же ближе! Впрочем, всё это неважно. А важно то, что все её прежние подозрения подтверждаются! Резник встречается с Ириной, и она, Мила, должна положить этому конец. Это слишком опасно для её финансового положения, допустить продолжение этих встреч.

И она уже знает, как это сделать! Она моментально продумала план, который непременно сработает. Ирина останется с носом, а Резник вернётся к семье. Впрочем, он сам может не возвращаться, главное, чтобы его деньги оказались неподалёку от Милы. А Ирина всё-же порядочная сука! Не может же она не знать, что встречается со свёкром Милы! Значит, скрывает. Но зачем? Впрочем, всё это уже неважно. Мила должна действовать немедленно, ведь визы на Багамы получают через посольство Великобритании, и это занимает не меньше месяца. Естественно, она закажет визы для них с Любовью Андреевной через турагентство, это будет быстрее. Они, конечно, прилетят позже Резника с Ириной, но всё-же ещё застанут голубков на месте. Ведь Ира сказала, что они останутся там на десять дней? Мила улыбнулась. У неё мало времени, но она непременно приведёт в исполнение приговор!

Она подцепила вилкой креветку, и попросила у официанта стопку текилы с лимончиком и солью. Этот новый план стоило обмыть. А пикантность ситуации состояла в том, что обмывался этот план в компании с ничего не подозревающей Ириной, которую Мила и собиралась подвести под этот приговор.

Жанна с грустью думала о том, что мужчины — Резники очень щедры. Сын подарил ей конюшню, а отец — квартиру. Ту самую квартиру, которую он специально арендовал для их встреч. Правда, эта квартира была записана не на её настоящее имя, а на то, под которым она жила с Мальчиком, но ведь подарок всё равно предназначался ей. Не могла же она предъявить Резнику свой паспорт на имя Гусейновой Жанны? Изначально она хотела порвать, сжечь, уничтожить тот паспорт, выправленный ей Мальчиком, но потом оставила его — на всякий случай. И правильно сделала. Теперь её паспорт понадобился для оформления виз и билетов на Багамы, а также вот, для её новой квартиры. Жанна решила ничего не говорить об этой квартире Шахиду, иначе тот отберёт и её.

— Макс, но зачем? — в сотый раз задала она вопрос Резнику. И тот в сотый раз ответил:

— Потому что мне захотелось сделать тебе подарок. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обычной любовницей, время от времени появляющейся в данном алькове для интимных встреч. Я хочу, чтобы ты спокойно перевезла сюда свою дочку, и чтобы не волновалась за своё будущее.

— Но я и не волнуюсь, — пробормотала она.

— Нет, так будет лучше, — отрезал он. — Тебе же нравилась эта квартира, помнишь, ты сама говорила?

Жанна кивнула. Ей и вправду приглянулась большая и светлая жилплощадь, расположенная в недавно отстроенном хорошем доме.

— К тому же, знаешь, на мои счета, возможно, скоро будет наложен арест, — улыбнулся Резник, — так позволь же мне хоть что-то для тебя сделать!

— Неужели всё так серьёзно? — испугалась Жанна. — А что будет с тобой?

— Не знаю, Ирочка, — пожал он плечами. — Меня крепко прижали. Я, правда, нашёл одну лазейку, и надеюсь, что всё пройдёт удачно. Но давай больше об этом не говорить, хорошо?

Жанна кивнула с кислой миной. Её-то как раз больше всего интересовали его дела и та лазейка, о которой он говорил. Ведь Шахид уже разъярён. Но она не собирается настаивать или, чего не хватало, давить на любовника. Вместо этого она заботливо поинтересовалась:

— Устал? Хочешь чего-нибудь выпить?

— Чаю, если можно…

Жанна направилась на кухню, налила Резнику горячий свежезаваренный чай, поставила на аккуратный фарфоровый поднос чашку, сахарницу и блюдце с лимоном, и отнесла ему в комнату. Теперь эта квартира принадлежит ей, но она почему-то не ощущала себя счастливой. В чём же дело? Жанна молча смотрела, как Резник пьёт чай, забавно выпятив губы трубочкой, и почувствовала умиление. Не такое, какое она испытывала к дочери, но всё равно это было то самое чувство.

— Макс, — прошептала она, положив голову ему на колени, и на её сердце снова улеглась тяжёлая тень. Как было бы замечательно просто встречаться с таким прекрасным человеком, просто любить его и ему позволять баловать себя. Но у неё так не получится. Она сначала использует Резника, а затем выплюнет его, обессиленного и раздавленного, перемолотого в жерновах Шахида. Что с ним тогда будет, ведь он так верит ей, и так её любит? Жанна не сомневалась, что он действительно любит её, хотя после того единственного объяснения в любви он больше об этом не заговаривал. Но все его поступки, его взгляды, его нежность по отношению к ней говорили, даже кричали о его любви.

И она сама… Она не хотела, и не собиралась влюбляться в него, но он уже был ей дорог, даже очень дорог. Иногда ей приходила в голову крамольная мысль: а что, если бы у них с Павлом всё получилось так, как они планировали, она вышла бы за него замуж и поселилась в доме у Резников, что тогда? Она бы влюбилась в своего свёкра? Вряд ли: ведь тогда, кроме Павла, она никого не видела. И Макс тоже видел бы в ней не женщину, а жену своего единственного сына. И даже если бы он проникся к ней чувствами, то никогда бы не позволил себе открыто их выражать. Он очень порядочный человек, Макс. Но это значит, что всё, что произошло в её жизни — к лучшему? Ведь она бы не рассталась с Павлом по доброй воле, и, следовательно, никогда бы не узнала, насколько прекрасный человек Макс! Или ей это и не надо было знать, главным в её жизни тогда был Павел? Бред какой-то…

Жанна вспомнила, почему стала называть его не Толиком, а Максом. Потому, что ей практически сразу же хотелось как-то выделять его. Хотелось называть его не так, как называет его жена и друзья. Ну не Анатолием же Максимовичем называть любовника! Вот она и переименовала его в Макса, взяла производное от его отчества. И Резник вроде бы был не против, хотя иногда шутливо утверждал, что она попросту зовёт его именем бывшего возлюбленного, а, чтобы не путаться, сочинили эту легенду насчёт его отчества. Впрочем, смеялся он, ей крупно повезло, что его отчество подходит к имени её бывшего любимого…

Жанне действительно было хорошо рядом с ним, очень уютно и тепло. Неужели она и вправду сможет поступить с ним так, как хочет того Шахид? На одной чаше весов — Макс, а на другой — её дочь, и она сама. Что она выберет?

Мила старательно выполняла план по возвращению Резника в логово семьи. Она уже ни капельки не сомневалась, что любовник Ирины — Анатолий Максимович. Уж слишком много совпадений! Но что она сама могла бы сделать, без Любови Андреевны?

Мила решительно поднялась по лестнице и прошла по коридору к спальне свекрови. Та с утра жаловалась на головную боль и недомогание, поэтому даже не вышла к завтраку.

Мила постучала, и, услышав слабое «войдите», распахнула дверь.

Любовь Андреевна полулежала на пышных подушках на огромной кровати, словно Шамаханская царица, и, несмотря на недомогание, выглядела, как всегда, на все сто. Мила невольно подумала, ради чего Резник затеял эти свои любовные похождения, если рядом с ним такая цветущая и ухоженная женщина, как её свекровь! Не поймёшь, что нужно этим мужчинам. Неужели он соблазнился молодостью Ирины? Но ведь у неё есть ребёнок. А знает ли он об этом? Мила радостно подумала, что и сама может кое-что сделать для возвращения Резника в семью. Но для начала ей нужно переговорить со свекровью.

— Как вы себя чувствуете? — с преувеличенной заботой начала она. — А то я беспокоюсь. Может быть, вам что-нибудь надо?

— Спасибо, Милочка, — благодарно улыбнулась страдалица, — но мне сейчас ничего не хочется. Голова болит так, что даже таблетки не спасают. Видишь, сколько всего мне натащила Валентина! — она со слабой улыбкой показала на туалетный столик, и впрямь заваленный аптечными коробочками и пузырьками.

Мила подумала, что у свекрови начинается климакс, поэтому-то она себя так чувствует, но высказывать вслух свои мысли не решилась. Климакс означает, что подошёл закат женской сущности, кому же это понравится?

— Неужели ничего нельзя сделать? — удивилась она.

— Валя говорит, что надо бы сменить обстановку, — вздохнула свекровь. — Может быть, мне передвинуть мебель в комнате или поменять её? — пошутила она.

Мила с готовностью улыбнулась, мысленно обрадовавшись. Кажется, сам господь идёт ей навстречу, помогая.

— У меня есть куда лучшее предложение, — с энтузиазмом воскликнула она. — Давайте поедем отдыхать! Вот вам и смена обстановки, и подкрепление жизненных сил, и никаких головных болей! Море, солнце, только отдых и ничего больше! Вы мигом придёте в себя! К тому же мы с вами уже давненько хотели отдохнуть, помните?

Лицо свекрови разгладилось.

— Да, но я хотела бы взять с собой мальчиков, а видишь, как получилось. Один уехал в Лондон, второй работает, как мул на плантации.

— А давайте возьмём Анатолия Максимовича, — обрадовалась Мила. — Он выглядит таким уставшим.

— Да? — с сомнением покосилась на неё свекровь. На самом деле, Резник в последнее время как раз выглядел лучше, чем обычно. Бодр, подтянут, свеж, несмотря на проблемы на работе. Ну конечно, — с неожиданной злостью подумала Мила, — молодая любовница находит возможности, чтобы его взбодрить! Но вслух воскликнула:

— Ну конечно! Вы только вспомните, когда он отдыхал в последний раз, да и вы вместе с ним? Сто лет назад! Давайте поедем втроём, пустьАнтон работает, вы же знаете, как он дорожит своим новым местом. И, потом, он совсем недавно работает, а Анатолию Максимовичу не понравится, что он уже устал и требует отпуск!

— Я тоже об этом думала, — призналась свекровь. — Но не знаю, как оставлять Антона одного.

Мила подумала, что только этот момент и является той самой ложкой дёгтя в бочке с мёдом, ведь дураку понятно, что Антон воспользуется этим неожиданным отсутствием всех членов семьи, чтобы загулять от неё. Но ей придётся пережить это, потому что, если уйдёт из семьи Резник, будет ещё хуже.

— Ну что он, маленький ребёнок? — подначивала её Мила. — К тому же мы поедем ненадолго, максимум дней на десять, у меня скоро съёмки нового клипа, и мне бы хотелось немножко отдохнуть, чтобы подзагореть и выглядеть более свежей! Любовь Андреевна, вы вспомните, сколько раз мы с вами собирались поехать на море, и всё время срывалось! — добавила она.

Свекровь согласно покачала головой. Это правда, они действительно несколько раз собирались отдохнуть, но всякий раз что-нибудь случалось. Что ей мешать поехать на какой-нибудь курорт теперь? Любовь Андреевна встряхнула волосами.

— Я согласна, — улыбнулась она, и Мила чуть не запрыгала от радости. Теперь оставалось претворить в жизнь вторую часть плана.

— Думаю, что нам стоит махнуть в Доминикану, как вы считаете? — любезно поинтересовалась она.

— Доминиканская республика? Я совсем не против бунгало и белого песочка, — мечтательно улыбнулась свекровь. — Помню, когда мы были в Доминикане с Толиком лет пять назад, то отлично отдохнули. Мы…

Мила решительно прервала поток её воспоминаний, зная, что иначе в нём можно будет утонуть.

— Я рада, что вам там понравилось, — громко сказала она. — Поверьте, сейчас там стало ещё лучше. Пожалуйста, не возражайте: я займусь поиском турфирмы и отеля, хорошо? Обещаю, что выберу самый лучший!

Свекровь улыбнулась.

— Да-да, дорогая, пожалуйста, сделай это. А то у меня нет никаких сил, обзванивать эти турфирмы и просматривать в Интернете фотографии отелей. Уверена, ты выберешь отличное место!

— Отлично! А вы уговорите Анатолия Максимовича поехать с нами, ему тоже необходимо отдохнуть!

Мила удовлетворённо улыбнулась и, помахав Любовь Андреевне на прощание, удалилась из будуара королевы.

У неё вдруг разыгрался аппетит, и она спустилась вниз, попросив кухарку приготовить что-нибудь вкусненькое. Естественно, ни в какую Доминикану они не поедут. Они тоже полетят на Багамы, как и Ирина с Резником. Но надо было усыпить бдительность Анатолия Максимовича. Приехав на отдых, он не должен волноваться насчёт жены, иначе может принять контрмеры. К примеру, поехать не на Багамы, а на Фиджи или Бали. Да куда угодно! И Мила в этом случае уже не сможет претворить свой план в жизнь. Следует действовать исподтишка, другими методами. Теперь остаётся только подождать, пока Анатолий Максимович объявит семье о своей отлучке. Естественно, он соврёт что-нибудь насчёт командировки, не скажет же, что летит отдыхать со своей любовницей! И, в конце концов, тогда Мила полностью удостоверится в том, что у него интрижка с Ириной. Она и сейчас в этом уверена, но иногда червячок сомнения всё-же подтачивает эту её уверенность. Осталось ждать совсем недолго, ведь Ира сказала, что они летят через полторы недели. А Мила уж постарается сделать так, чтобы их мнимый тур также выпал на то время. К тому же Любовь Андреевна должна поговорить с мужем об отдыхе, буквально на днях. Так что очень скоро Мила узнает с точностью до ста процентов, Ирина ли любовница Резника, или нет.

Её мысли вновь вернулись к Багамским островам.

А уж получить визы для себя и для свекрови Мила сможет очень быстро. Всё решают шуршащие купюры с изображением Франклина. Естественно, свекровь даст Миле свою платиновую кредитную карту…

— Павел скоро возвращается, — с довольным видом объявила Мила Антону.

— Поэтому ты так счастлива? — удивился Антон.

— Глупенький, — хрипло засмеялась Мила, — я люблю только тебя! А Павла вызвала обратно я, но сделала это специально для того, чтобы развестись с ним.

— Ты разводишься? — оживился Антон. — Здорово! Поздравляю, наконец-то ты решилась!

— Ради тебя, — кокетливо ответила певица, — я готова на многое. Даже на то, чтобы сидеть дома и варить тебе борщи!

На самом деле готовить она не умела и не собиралась учиться, а про «сидеть дома» заговорила потому, что её карьера клонилась к закату. Её менеджером оказался обыкновенный вор, обокравший её и вынесший из студии всю ценную аппаратуру и акустику. Несколько человек из команды давно уже покинули её, и в довершении ко всему ни один композитор не предлагал ей свои песни. Мила, в общем-то, и не собиралась вкладывать свой труд в то, чтобы снова поднять свою карьеру до приличного уровня. Ей очень быстро наскучила эта работа. Она отвыкла работать по-настоящему, с утра до вечера, тренировать голос, делать распевки, заниматься с хореографом и повторять дубль за дублем одно и то-же для видеоклипа. Её пресыщенная жизнь развратила её настолько, что ни о какой работе она и думать не желала. В любом случае она — богемный персонаж. И приглашения на показы мод, на открытие новых ночных клубов, на презентации альбомов новых групп, сыплются на неё словно из рога изобилия. К чему же ей вообще работать?

В последнее время ей вообще было лень выходить из дома, и Мила перестала ухаживать за собой. К чему, если она всё равно ходит в халате, расчёсывается ближе к обеду, и весь день просиживает за телевизором?

Любовь Андреевна пыталась переманить невестку на службу в свой фонд, но Мила ловко выкрутилась. Ещё чего не хватало, общаться с инвалидами!

Она немного поправилась, но не считала это смертельным. Подумаешь, она же теперь не на сцене, ей не нужно следить за каждым лишним килограммом. А перед приёмами, на которых будут присутствовать журналисты, она всегда сможет наведаться в клинику, чтобы убрать очередную складку на талии или откачать лишний жир с бёдер. Подумаешь, велика печаль! Детей она не планирует, поэтому ей можно смело продолжать делать операции и на животе.

— Антуан, ты рад? — томно улыбаясь, спросила она.

— Рад, — подтвердил тот, — только не называй меня Антуаном!

— Но тебе так идёт это имя, — проворковала Мила, подбираясь к нему ближе и опуская руку ему на ширинку. — Ты сейчас очень занят, милый?

Антон улыбнулся ей и поднялся.

— Ради тебя, дорогая, я готов отставить все свои дела! Так когда возвращается Павел?

— Он обещал, что прилетит в течение следующих двух недель, — подмигнула ему певица, и они под руку направились к спальне.

Через некоторое время удовлетворённая Мила закурила, лёжа на спине, и поглаживая Антона по груди.

— И что, — не унимался Антон, — он согласен развестись?

— Ну конечно, — удивилась она, — он же сам просил развода, я тебе говорила. А теперь я ему его предоставлю. Но, конечно, наш развод обойдётся ему в кругленькую сумму!

— Знаешь что, — Антон перевернулся на живот, — ты проси у него акции «Теллурики». Это гораздо выгоднее денег, потому что с акциями ты всегда будешь обеспеченной дамой. Нефть — самая стойкая валюта!

— Ты думаешь? — задумчиво выпустила она колечко дыма, отслеживая глазами его траекторию. — А я хотела озвучить какую-нибудь шестизначную цифру.

— Нет, — отрицательно покачал головой Антон, — послушай меня, и сделай, как я прошу. Тебе же будет лучше!

— Ну ладно, — сдалась Мила, — ты прав. Ты у меня такой умненький, — она дотянулась губами до его плеча и слегка куснула его. — А ты решил, когда у нас будет свадьба?

— Разве это проблема? — усмехнулся Антон. — Как только ты разведёшься, тогда и решим. Вернее, сама решишь, когда и где она произойдёт!

Мила мечтательно вздохнула, раскинув руки. У неё будет самая лучшая и самая крутая свадьба, на которую она пригласит всех влиятельных людей.

— А где мы будем жить? — тут же забеспокоилась она. — Здесь, в этом доме?

— А почему нет? Или ты хочешь, чтобы у нас был свой дом?

— Да, — подтвердила Мила, — я хочу быть хозяйкой в своём доме! Ты же сделаешь это ради меня, милый?

— Ну конечно, — улыбнулся Антон, — как ты хочешь, так и будет!

Мила зажмурилась, представляя, как они чудесно заживут с Антоном. Они построят себе особняк, который будет ещё лучше Резниковского. Любовь Андреевна уж расстарается для своего любимого сыночка, выклянчит деньги у мужа!

— Знаешь что, — зашептала Мила, — нам надо всё это провернуть как можно быстрее, пока Анатолий Максимович ещё живёт с твоей матерью!

— Не понял, — напрягся Антон, — что ты имеешь ввиду?

— Ты так занят в последнее время, — упрекнула его Мила, — что мы даже не имеем возможности нормально поговорить. — Ты меня не слушал, а я ведь несколько раз намекала, что у Анатолия Максимовича есть любовница!

— Не может быть, — удивился Антон, — тебе показалось! Он всегда хорошо относился к моей матери, да и времени у него просто нет.

— Это тебе так кажется, — подчеркнула Мила, — а у него есть любовница, я точно знаю! Конечно, мне придётся принять кой-какие меры для её устранения, и я уже это делаю, но всё-же нам стоит поторопиться со свадьбой. А то, как бы не остаться без свадебного подарка!

Она призывно взглянула на Антона и тот, поняв намёк, послушно принялся ласкать оплывшее тело певицы.

От того, что он получит свободу, Павлу было ни жарко, ни холодно. Он не раз уже думал, стоило ли затевать эту эпопею с разводом, ведь он больше никогда не женится. И всё-же он пришёл к выводу, что быть мужем Милы — это слишком даже для него. Он не хотел быть обременённым семьёй, ведь, помимо обычных внутрисемейных отношений, у него должны быть и какие-то обязанности. А вот быть обязанным Миле он не собирался. Уже давно он корил себя за то, что позволил ей выйти за себя замуж. Хотя в то время, наверное, любая продавщица овощного киоска могла сделать это. Павел почувствовал угрызения совести. Как бы он ни относился к Миле, а ведь это именно она помогла пережить ему тот самый страшный период, когда он узнал, что Жанны больше нет в живых. И не её вина, что их брак не удался.

Павел, проведший в Лондоне больше двух недель, понемногу стал приходить в себя и интересоваться окружающей его жизнью. Он все дни проводил в тех местах, которые посещали они вдвоём с Жанной, прошёл теми же тропами, теми же маршрутами, поселился в той же гостинице и том номере, в котором они провели вместе первую свою ночь. Он гулял по Харродсу, печально улыбаясь, вспоминая гнев Камиллы Аскеровны, умыкнувшей дорогой парик в одном из отделов, пил пиво в пабах, в которых они сидели с Жанной, и заказывал те-же столики в ресторанах, которые они посещали.

Павел задумчиво разглаживал салфетку на столе, и удивлялся: вокруг всё то-же самое, те-же шумные туристы, те —же блюда в меню, тот же колорит вокруг, тот —же самый стол с царапиной на столешнице, тот —же самый официант… Ничего не поменялось, кроме одного, самого важного: в его жизни отсутствовала та, ради которой он был готов на всё.

Но сейчас, после долгих бессонных ночей, после этого города, в котором они познакомились и полюбили друг друга, Павел понял, что уже ничего не вернуть. Он наконец-то примирился с действительностью и с самим собой: Жанны больше нет. Они уже никогда не встретятся! Конечно, она навсегда поселилась в его сердце, она заняла его целиком, и никому никогда не достанется даже кусочка той любви, которую он питал и до сих пор питает к ней. Он будет любить её вечно. Но теперь он готов к дальнейшей жизни, он созрел для того, чтобы начать жить заново.

Павел принял решение вернуться домой. Он сначала хотел было позвонить матери и отцу, сообщить об этом, но потом передумал. Пускай это будет сюрпризом для них.

Он вдруг запоздало вспомнил, что особенного сюрприза не получится. Мила звонила на прошлой неделе, и он обещал, что вскоре приедет. Но всё-же он не назвал точной даты. Она согласилась развестись с ним, и Павел всё-же не хотел затягивать свой отъезд, чтобы жена не передумала.

Что-ж, он пришёл в себя, и теперь ему остаётся лишь подумать, чем бы он хотел заниматься. Работать у отца Павел не собирался. Но его будущее его не тревожило. Неужели он, образованный, молодой, с отличным знанием английского языка, не найдёт себе работу? И, скорее всего, он переедет в какую-нибудь квартирку. Жить в доме вместе с озабоченным и уставшим отцом, которому ни до чего нет дела, кроме своей любовницы, с матерью, кудахчущей над Антоном, с Милой, которая буквально подстилается под его сводного братца, выше его сил.

Мысли Павла вернулись к отцу. Он не сердился на него за то, что он завёл себе отдушину на стороне. Его жена перестала видеть в нём мужчину, а ведь это любому человеку необходимо! Поэтому отец и нашёл себе женщину, которая теперь заменяет ему настоящую жену.

Павлу было бы любопытно взглянуть на эту даму. Может быть, со временем, если их связь окажется устойчивой, он попросит у отца разрешения с ней познакомиться. Не сказать, чтобы Павел был рад этой связи, но всё-же не испытывал чувство неприязни к отцу или стыда за него. Наверное, он единственный из всех проживающих в доме разглядел перемены в отце. Его загадочную улыбку, ни с того ни с сего озаряющую уставшее лицо, его чрезмерную озабоченность собственной внешностью, его частые отсутствия по ночам. Были и другие признаки: отец буквально помолодел и очень быстро избавился от своего животика, который когда-то с таким трудом уничтожал с помощью диеты. Павел даже заметил в его гардеробе новые вещи, и это убедило его в том, что у отца появилась женщина. Но, если отец счастлив с ней, то сам факт измены матери не угнетает Павла. Каждый заслуживает счастья. И каждый стремится к нему по-своему.

Павел вышел из кэба и направился в аэропорт Хитроу. В его сердце навсегда поселилась грусть по Жанне, но теперь уже сердце не сжималось в болезненной агонии при виде тех мест, которые они посещали вместе. Жанна отпустила его, и он был благодарен ей за это. Возможно, когда-нибудь они встретятся, если, конечно, тот свет существует. Павел улыбнулся милой девушке в кассе, и взял билет до Москвы. Он вылетал домой через восемь дней.

Мила в радостном предвкушении нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока Любовь Андреевна открывала парадную дверь, ведущую на виллу.

— Давайте я помогу, — чуть ли не подпрыгивала Мила, стараясь как можно быстрее попасть внутрь помещения. Её даже не интересовало само поместье, так она хотела уличить Резника в адюльтере, и посмотреть, как поведёт себя свекровь. Ей до одури хотелось увидеть полуголую Ирину, испуганно натягивающую на себя плед, Анатолия Максимовича, не попадающего ногой в брюки, и насладиться своим триумфом. Ну как —же, это ведь не она, Мила, попадёт под прицельный огонь со стороны Любови Андреевны. Она здесь на законных основаниях, как невестка одного из самых богатых людей России. А вот Ирина, несчастная Ирина, что же она станет делать? Резник немедленно, в присутствии любовницы сообщит жене, что это просто интрижка, ничего большего. А, может быть, даже соврёт, что Ирина — горничная, или официантка, которую он подцепил вчера в каком-нибудь ресторане здесь же, на Багамах. И что он всего лишь хотел расслабиться, вот и всё. А Ирина, обидевшись, начнёт трубить во весь голос о том, что они встречались в Москве, и что он заваливал её подарками. В конце концов, они переругаются, и страшно разозлённая Ирочка, утирая слёзы и поднимая с пола свою одежду, позорно убежит из этого роскошного дома. А Любовь Андреевна будет дуться на мужа какое-то время, и Анатолий Максимович, чтобы загладить свою вину, станет ползать у её ног, в переносном смысле, конечно, и выполнять любой каприз жены. Они снова будут вместе, и однажды Любовь Андреевна его простит. А Ирина, униженная и попранная, вернётся в Москву и каждый вечер будет страдать, вспоминая оскорбления, которым она подверглась. Мила мечтательно улыбнулась. Она и не знала толком, чего ей хочется больше: то ли чтобы Резник просто вернулся в семью, и не вздумал гулять налево, ведь очень обидно будет потерять такой капитал. То ли чтобы увидеть Ирину в таком незавидном положении. А нечего гулять с женатыми мужчинами, подумала Мила, вздёрнув нос. И незачем было зариться на её свёкра. Ведь эта женщина задумала их встречу ещё во время юбилея Резника, не случайно же она так на него смотрела в тот вечер!

Дверь наконец-то открылась, и Мила, подпрыгнув от радости, ринулась вперёд.

— Странно, — услышала она голос свекрови за спиной, — дверь, оказывается, была закрыта только на нижний замок…

Мила потёрла руки в радостном предвкушении. Так, куда идти, где тут спальня? Вилла была чистенькой и ухоженной, видимо, Резник предупредил обслуживающий персонал о своём приезде, иначе почему на мебели нет ни пылинки? Чёрт, куда же идти дальше, направо или налево? Коридор разветвлялся на две стороны, и Мила, подумав, выбрала левый поворот. Это было так символично, ведь в народе измена называется «ходить налево». Именно этим и занимается Анатолий Максимович с Ириной. Мила не сомневалась, что увидит здесь именно её. Как она и ожидала, на предложение Любови Андреевны съездить отдохнуть, он пробормотал, что у него скоро конференция за границей, и он вынужден будет уехать, и вообще ему не отдыха. Мила пришла в полный восторг, когда расстроенная свекровь пересказала ей сцену того разговора с мужем! Вот пусть Любовь Андреевна посмотрит, на какой конференции находится её муж!

Мила заглянула в первую же попавшуюся ей комнату и выругалась. Это оказался кабинет. Естественно, пустой. Вряд ли любовники, появившиеся на шикарной вилле, станут заниматься сексом на твёрдом рабочем столе!

— Мила, где ты? — раздался сзади голос свекрови, и певица снова выругалась. Ну вот, теперь любовнички уже предупреждены о появлении в доме жены и невестки Резника. Она понеслась на голос, и вдруг услышала какие-то звуки неподалёку от себя. Мила было направилась в ту сторону, но сообразила, что надо бы привести туда и Любовь Андреевну. Певица быстро вернулась за свекровью, продолжающей стоять в холле.

— Милочка, как ты считаешь, может, пришла пора поменять люстру? — она, задрав голову, пялилась в потолок. — Она уже устарела, мы покупали её лет шесть назад…

— Потом, — прошипела Мила, хватая Любовь Андреевну за руку, — всё потом! Я слышала здесь голоса!

— Где? — выдернула руку свекровь. — В доме? Этого не может быть, хотя… Один замок в двери ведь был открыт! Пойдём! — она решительно направилась за Милой.

Та, не задумываясь, свернула в правый коридор и, прислушавшись, открыла первую же дверь. Перед ней предстала чудная картина: какая-то женщина в коротком платье, оголяющем смуглые стройные ноги, стояла на стуле и протирала пыль на резном шкафу, явно антикварном. Голова её была повязана какой-то яркой косынкой, каштановые волосы до плеч перехвачены хвостиком, а сама она, напевая, мерно двигала тряпкой.

— Что это ещё за номер? — громко удивилась Любовь Андреевна.

Женщина с тряпкой дёрнулась и повернулась к ним. Мила чуть было не воспарила в небесах от радости: перед ней стояла не кто иная, как Ирина. Правда, в этом дурацком платочке и с тряпкой она выглядела лет на пятнадцать. Только сейчас Миле пришло в голову, что эта женщина гораздо младше её самой. И почему ей не пришло в голову поинтересоваться возрастом подруги? Впрочем, при чём тут возраст?

— Вы кто? — повторила свекровь, и повернулась к Миле. — Она, наверное, местная аборигенка, и не понимает по-русски, — добавила она.

— Ну почему же, — ответила Ирина, — я очень неплохо говорю по-русски.

— Надо же, — всплеснула руками Любовь Андреевна. — Вас, наверное, нанял Толик, чтобы вы тут всё убрали, да? Интересно, как же он узнал, что мы собираемся сюда ехать? — она наморщила лоб, и тут же всплеснула руками. — Мила, девочка моя, это ты рассказала Толику об изменении нашего курса? — она шутливо пригрозила невестке пальцем. — Значит, вы оба с ним придумали для меня сюрприз? Толик сказал, что уезжает в командировку, а ты умудрилась вытащить меня сюда, хотя мы собирались в Доминикану, и лишь в последний момент я узнала, что мы едем на нашу виллу! Как же

Это мило с вашей стороны! А где Толик? — щебетала свекровь.

Мила, не отрываясь, смотрела на Ирину. До чего же та сейчас напоминала бывшую любовь Павла! Мила даже поёжилась. Она стала чувствовать себя неуютно. В конце концов, певица ожидала совсем другой сцены, эротической картины, а не Золушки, усердно машущей тряпкой. Теперь Ирина запросто выкрутится, скажет, что и впрямь её нанял Резник. А что, на Багамах же тоже живут русские! Конечно, Мила может поднять её на смех, но тогда… тогда получится, что она предательница. Ведь они же подруги! Впрочем, какие они подруги, знакомы-то всего ничего! И, потом, Мила ничего не должна Ирине! Ради того, чтобы Резник остался дома, и его денежки — тоже, певица была готова на всё.

Мила уж было раскрыла рот, чтобы воскликнуть как можно непосредственнее:

— Ириша, ты ли это?

Но тут сама Ирина опередила её.

— Здравствуй, Мила, — ровным тоном произнесла она.

— Вы знакомы? — до глубины души поразилась Любовь Андреевна.

И снова Ирина опередила Милу, намеревающуюся сообщить свекрови о том, кто есть кто.

— Да, мы знакомы, — слегка улыбнувшись, ответила она. — Встречались в Москве.

— Вы и в Москве бываете? — удивилась Любовь Андреевна. — Да кто же вы? Как вы тут оказались? Ой, какая же я глупая! Если Толик с Милой решили сделать мне сюрприз, значит, они вас наняли, и, конечно, сделали это через московское агентство, верно? — обрадовалась она.

Миле даже стало её немного жаль. В конце концов, Любовь Андреевна ничего не знает об измене, жаль её разочаровывать. Ведь вместо сюрприза она получит подтверждение адюльтера мужа. Но Мила не собиралась ничего скрывать. Даже если Ирина сумеет вывернуться, уж она-то расставит всё по своим местам!

— Не совсем так, — покачала головой Ирина. — Никакого сюрприза не было. Я нахожусь здесь, потому что люблю вашего мужа, — просто сказала она, глядя прямо в глаза Любови Андреевне.

— Макс, ты что, и правда хочешь на мне жениться? — осторожно спросила Жанна, когда они летели обратно в Москву.

— А ты против? — взглянул на неё Резник.

— Ну что ты, совсем нет! Просто… это как-то всё слишком быстро и странно.

— Что же здесь странного? — удивился Анатолий Максимович. — Я люблю тебя, и хочу на тебе жениться. Я бы сказал, наоборот, всё очень даже закономерно. А насчёт быстроты — ну извини, это только у тебя вся жизнь впереди, а я живу в ускоренном темпе! — пошутил он.

— Просто, — помялась Жанна, — ты столько лет прожил со своей женой, у вас есть сын. Тебе не жалко терять свою семью?

— Ирочка, — мягко улыбнулся Резник, — я только сейчас начал понимать, что, как бы это эгоистично ни звучало, надо жить для себя. Чтобы жизнь была в удовольствие, это ты понимаешь? Нельзя пытаться сохранить то, чего больше нет!

Жанна кивнула.

— Да, я прожил с Любой без малого тридцать лет, и она мне дорога. Но дорога именно как моё прошлое. Моё настоящее и будущее — это ты. Мне уже немало лет, и я хочу, чтобы всё оставшееся время возле меня была ты. А Люба, она не пропадёт, ты не волнуйся. Я оставлю ей дом, буду содержать её так же, как и раньше. Потом, у неё есть приличный счёт в банке, и ещё очень многое моё имущество записано на её имя. Ир, да не переживай ты так!

Он удивлённо поднял её подбородок вверх, и увидел в глазах любимой женщины слёзы.

— Ты что? — всполошился он. — Что с тобой?

— Я боюсь, — срывающимся голосом произнесла Жанна, — боюсь, что однажды ты снова влюбишься, и оставишь меня так же, как свою жену!

— Глупая, — прошептал Резник, прижимая к своей щеке её бледное личико, — всё не так просто, как ты думаешь. Я не просто влюбился, и не так просто оставил Любу. Я буду честен с тобой. Если бы наша встреча, допустим, произошла бы несколько лет назад, я бы противился своему влечению к тебе изо всех сил. Делал бы всё возможное, чтобы моя голова и моё тело не были так подвластны тебе. А, если бы всё-же между нами что-то произошло, я бы сделал всё от меня зависящее, чтобы Люба об этом не узнала. И из семьи не ушёл бы. Возможно, продолжал бы встречаться с тобой, но жил бы в семье…

Резник помолчал.

— Видишь, как я честен с тобой?

— А почему же сейчас всё не так? — глухо пробормотала Жанна, уткнувшись в его грудь. Ей было по-настоящему страшно. Она представила, что это ей, а не своей жене, Резник сообщает о том, что любит другую женщину, что это она, а не Люба, уезжает с виллы, зная, что теперь её муж уже не её муж.

— А потому, что я понял: нашей семьи, той, которой я дорожил, больше нет. И уже не будет. И в этом никто не виноват, так уж получилось. Или, наоборот, все виноваты, каждый понемногу. Но я не хочу один отвечать за общие ошибки. Я хочу быть счастливым, вот и всё. И хочу, чтобы Люба тоже была счастлива. Со мной она не будет счастливой. Но я осознаю также, что не делаю ей больно своим уходом. Она привыкла обходиться без меня, меня ей заменил её сын.

— Ты ревнуешь? — ахнула Жанна.

— Может быть, сначала, немного и ревновал, — пожал плечами Резник. — Но вот потом как раз и понял, что разрушенную семью не восстановишь, уж слишком многое изменилось. Поэтому ты не думай, Ирка, я не предатель. Всё шло к этому. Если бы я не влюбился в тебя, то, наверное, мог бы поступить точно так же — уйти из своего дома, не к кому-то, а просто оттуда, понимаешь? Надо ценить каждую минуту своей жизни. Поэтому я хочу жить рядом с любимой женщиной, это понятно? Ты же меня не прогонишь, а?

Жанна прижалась к нему ещё крепче. Она не представляла себе, как могла бы жить, если бы не встретила Резника. Её иссушенное страданиями и ненавистью сердце никогда бы не оттаяло, если бы не он. Только он смог пробудить в ней желание снова полюбить. Только такой человек, как Резник, мог стать её любимым. Жанна снова подивилась иронии судьбы, которая свела её и с сыном, и с отцом. Если узнает Павел, что он сделает? Будет просить её вернуться к нему? Станет давить на отца, чтобы он оставил Жанну в покое? Или он простит их и благословит?

Жанна поёжилась. Встречаться с Павлом ей не хотелось при любом раскладе. Но у неё есть дочь, и Павел имеет право видеть её и участвовать в её воспитании, если она действительно выйдет замуж за Резника. Почему-то теперь эта идея не казалась ей бредовой. Так же, как и Макс, она хотела быть счастливой. Но вот как быть с Шахидом? Тот наверняка будет рад, если племянница станет женой одного из богатейших людей России, чтобы тянуть из Резника деньги.

Жанна чувствовала, что ей необходимо избавиться от этого бремени и открыться Максу, но никак не могла выкроить время. Либо трусила, либо не могла дождаться подходящего момента. Ей действительно было страшно. Ведь она не знала, как отреагирует Макс на такое вот заявление. И как она должна ему это преподнести? Долго подготавливать его, или сразу брякнуть:

«Макс, я — та самая Жанна, в которую был влюблён твой сын Павел. Это мой отец чуть было не убил Павла, а ты, в свою очередь, способствовал его смерти. Теперь я встречаюсь с тобой, чтобы выудить как можно больше подробностей о твоей жизни, чтобы получить ценные сведения или компромат, который я передам дяде, тому самому, которому не терпится отнять у тебя каспийскую скважину. Но ты не думай, я не такая подлая, мне просто некуда деваться. Он же держит у себя в заложниках мою дочь. Если бы я была одна, то плевать мне на Шахида. Но у меня есть Полина, она моё уязвимое место. Кстати, забыла совсем тебе сообщить, она не просто моя дочь, но и твоя внучка. Ты же не хочешь, чтобы твоя внучка пострадала, а, Макс?»

Жанна невольно фыркнула, представив, как она скороговоркой выпалит всё это в любящее лицо Резника. Да его апоплексический удар хватит после такого заявления!

Но как же ему сказать? В конце концов, Жанна малодушно решила сначала выйти замуж за Резника, а уж потом всё ему и рассказать. Когда она будет его женой, ему будет сложнее расстаться с ней. Ведь неприятная процедура развода даст ей выиграть какое-то время, когда она сможет убедить Резника в своей искренней любви. А уж потом он и сам передумает разводиться. Ему будет проще поверить своей жене, нежели просто любовнице. Как странно: когда они летели на Багамские острова, Жанна готовила себя к тому, что Резник вернётся в семью. И дядя ничего не сможет с этим поделать, ведь это именно он предложил ей срочно поставить в известность об измене Резника его жену. Странно, что Шахид оказался прав, а она, Жанна — нет. Ну что-ж, она рассчитывала на другой исход, но в очередной раз убедилась, что Макс — это не среднестатистический мужчина. Обычный мужчина, если бы жена застала его с любовницей, должен был бы стучать себя пяткой по груди и клясться, что это — временное увлечение, и что он любит только жену, а любовница ему вовсе не нужна. И вообще, пошла вон отсюда, ты нервируешь мою любимую драгоценную жёнушку! Но Резник оказался честным не только на словах, он действительно благородный, умный, добрый, и самый — самый!

Жанна переключилась на будущую свадьбу, и удивилась самой себе: она всегда смотрела правде в глаза и говорила эту правду всем вокруг, не заботясь о том, нравятся ли её слова тем, кому она их говорит. А теперь она лгала даже самой себе. Ведь не затем она хочет молчать о своей жизни до свадьбы, чтобы Макс не успел бросить её, не услышав всю историю до конца. Всё гораздо проще: она боится говорить ему всё сейчас, когда у них так всё замечательно, когда они безумно влюблены друг в друга. Она просто оттягивает это объяснение. Оттягивает свой конец, пришло ей в голову, и Жанна тяжело вздохнула. Она теперь плыла по течению, перестала бороться с чувствами.

— Что-то случилось? — встревожился Резник.

Она посмотрела в его усталые, но такие добрые и любимые глаза, окружённые сеткой мелких морщинок, и торопливо покачала головой.

Даже под пыткой сейчас она бы ничего ему не рассказала.

Резник, сделав полный вдох, потянул за ручку двери собственного дома. Он, как обычно, был не заперт. К чему запоры, когда вокруг столько охраны?

Он вошёл в холл и увидел целующихся на диване Антона и Милу. Он так поразился, что в первый момент даже забыл, для чего сюда пришёл.

Мила первой увидела его и отскочила от Антона. А потом, подумав секунду, снова приникла к нему и нагло смотрела на Резника.

— Ты не спутала одного брата с другим? — как можно спокойнее произнёс Анатолий Максимович.

Да, он несколько раз замечал, что Мила явно симпатизирует Антону, но, во-первых, не забивал себе этим голову, а во-вторых, и подумать не мог, что у них всё зайдёт так далеко. Он чувствовал, что брак Милы и Павла не оправдал себя, но, в конце концов, очень много людей живёт в браке без любви, просто по расчёту. И, если этим двоим это удобно, то почему бы и нет?

— Извините, Анатолий Максимович, — елейным голоском произнесла Мила, — но кому-кому, только не вам делать мне замечания!

Резник осёкся. Вот гадкая девчонка! И впрямь, не она ли застала его с Ириной на Багамах? И чем его адюльтер лучше, чем Милы с Антоном?

— Я не делаю тебе замечания, — он постарался взять себя в руки, — я всего лишь задал тебе вопрос.

Привлечённая голосами, по ступенькам лестницы в холл спускалась Люба. На ней был накинут любимый шёлковый халат, видимо, она уже лежала в постели.

— Ты? — удивилась она при виде Резника. — В чём дело? Что-то здесь забыл?

— Не забывай, что это и мой дом тоже, несмотря на все наши проблемы, — огрызнулся Резник. — Кстати, ты знаешь, что один твой сын увёл жену у второго?

— Если бы ты больше времени проводил дома, чем с любовницей, — ехидно улыбнулась Любовь Андреевна, — то знал бы: Мила и Павел собираются разводиться. И потом Мила выйдет замуж за Антона.

— Какое счастье, что у тебя только два сына, — поднял руки к небу Анатолий Максимович, — иначе Миле пришлось бы выходить замуж и в третий раз!

— Следите лучше за собой, — огрызнулась невестка. — И вообще…

— И вообще, — подхватила Любовь Андреевна, — ты ведь пришёл за вещами? Можешь не трудиться: я всё уже собрала. Чемоданы стоят в твоём кабинете.

— Спасибо, — пожал плечами неприятно удивлённый Резник. — Ты очень оперативна!

Всё-же он рассчитывал на то, что Люба не станет разговаривать с ним, как чужая. Как бы ни случилось, они много лет прожили вместе, у них общий сын. И она тоже виновата в том, что произошло.

— Мы можем с тобой поговорить? — всё-же начал он.

— Нам с тобой говорить не о чем, — жена гордо подняла голову. — А если хочешь попросить у меня прощения, то делай это здесь, мы все свои.

— Я уже просил у тебя прощения, и повторяться не намерен, — вздохнул Анатолий Максимович. — Послушай, нам надо обсудить, как вы будете жить здесь одни, и…

— Ничего не изменится, — отрезала жена. — Всё будет так же, как и при тебе. Мало того, вряд ли кто-то из нас будет по тебе тосковать.

— Я понимаю, что ты обижена, — несмотря на злость, Резник сделал ещё одну попытку договориться по-хорошему. — Но всё —же мы могли бы поговорить наедине?

— Зачем? Обсудить достоинства твоей любовницы? Знаешь, бери чемоданы и уходи. Этот дом уже не твой, тем более что он записан на меня, если помнишь.

Любовь Андреевна резко развернулась и направилась вверх по лестнице.

Резник, разозлённый до предела, направился к выходу. Ну уж нет, он здесь и минуты не останется. Попросит охранника вынести ему чемоданы, и вернётся к Ирише. Почему Люба не может хотя бы разговаривать с ним по-хорошему? Так получилось, что любовь прошла. И, надо признать, жена ведь уже не любит его так, как прежде! Она даже вспомнила, что когда-то, чтобы обезопасить себя от налоговой, он записал дом на её имя. Так что он и вправду принадлежит ей.

Резник хохотнул. Дома ему не было жаль. Он в любом случае собирался оставить его жене.

— Коля, — окликнул он стоящего у ворот охранника, — будь добр, принеси из моего кабинета чемоданы!

На крыльце дома показался Антон.

— Анатолий Максимович, — начал он, — не сердитесь на маму. Она просто расстроена, как была бы расстроена любая другая женщина на её месте. Ей предпочли другую, а это не может не задевать самолюбие, верно?

Резник отметил про себя, что Антон говорит о самолюбии, а не о любви, значит, и вправду Люба уже давно не относится к нему с тем трепетом, как в молодости. А, раз Антон говорит об этом, следовательно, они с матерью уже сто раз обсудили сложившуюся ситуацию. Ему стало немного легче.

— Что теперь об этом говорить? — пробормотал он, глядя, как Николай вытаскивает тяжеленные чемоданы и вытирает со лба пот. — А вам с Милой я желаю счастья!

— Спасибо, конечно, — потупился Антон, — но я не уверен, что женюсь на ней. И я хочу, чтобы вы знали: я вас не осуждаю, несмотря на то, что вы оставили мою мать!

Резник изумлённо взглянул на сына жены. Не осуждает? Подумать только, он не осуждает!

Анатолий Максимович закатился весёлым смехом, и, помогая Николаю донести чемоданы до машины, продолжал хохотать.

Мила не могла поверить собственным глазам и ушам. Её блестящий план так бездарно провалился, раскололся на кучу частей и оставил в душе осколки, которые постоянно кололи Милу изнутри. Она порезалась об эти осколки, она травмирована происходящим в буквальном смысле! Кто бы мог подумать, что Резник, заставший в одной комнате и жену и любовницу, не кинется жене в ноги и не станет вымаливать у неё прощения! Что он не будет тут же, в угоду жене, поливать грязью съёжившуюся любовницу, что он не станет проклинать её на радость Миле. И кто же знал, что вся эта ситуация окажется такой пристойной и исполненной достоинства?

Миле казалось, что она присутствует при разрыве двух супругов, живущих в девятнадцатом веке, настолько всё оказалось интеллигентно и спокойно.

Когда Ирина ляпнула вслух, что любит Анатолия Максимовича, тот не замедлил появиться в комнате, очевидно, привлечённый голосами.

— Ты никогда не говорила, что любишь меня, — с восторгом воскликнул он.

Мила даже всерьёз ущипнула себя за руку, чтобы проверить, не спит ли она. Почему Резник умиляется словами любовницы, если перед ним стоят жена и невестка?

— А теперь говорю, — с нежностью глядя на любовника, произнесла Ирина. Ей самой тоже, казалось, было наплевать на сложившуюся ситуацию. Они будто не видели никого и ничего кроме друг друга.

Миле казалось, что сейчас Резник бросится к Ирине и они сольются в сладострастном поцелуе, и она смотрела на эту сцену во все глаза. Но он всё-же пересилил себя и обратился к жене:

— Люба, извини, что так вышло. Я хотел тебе всё рассказать в другой, не травмирующей тебя обстановке. Но, раз уж так получилось, то я хочу сообщить тебе, что Ирина — это женщина, которую я люблю.

— Это жестоко, — прошептала свекровь Милы, почему-то потеряв голос.

— Прости, — опустил глаза Анатолий Максимович, — я был уверен, что вы поехали в Доминиканскую республику.

— Мы туда и собирались, — еле слышно ответила Любовь Андреевна, — но Мила решила сделать мне сюрприз… Также, как и ты, который должен быть на конференции в Германии.

Острый взгляд Ирины столкнулся с любопытными глазами Милы. Та сразу же поняла, в чём дело, о каком сюрпризе идёт речь, но Милу это не смутило. Подумаешь, они уже не подруги, зачем ей нужна эта Ирина? Хотя, конечно, любопытно было бы узнать некие пикантные детали про своего свёкра: каков он в постели, сколько денег он потратил на Иру, знает ли, что у той есть ребёнок? Впрочем, если не знает, то сейчас узнает.

— А на кого ты оставила своего ребёнка? — желая выглядеть миролюбивой, поинтересовалась Мила.

— На нянечку, — с достоинством ответила Ира. — Хотя какое тебе до этого дело?

Резник на это сообщение никак не отреагировал, и расстроенная Мила поняла, что он, к сожалению, в курсе.

— У вас ещё и ребёнок есть? — ахнула потрясённая Любовь Андреевна, со всего маху рухнувшая в кресло.

— Нет, это мой ребёнок, — ответила Ирина, наконец-то догадавшаяся положить тряпку на шкаф, снять косынку и слезть на пол.

Да уж, ситуация такова, что пикантней, наверное, сложно себе представить.

— Люба, как ты себя чувствуешь? — встревожился Резник, заметив мертвенную бледность на лице жены.

— А как ты думаешь? — огрызнулась Любовь Андреевна. — Как бы ты себя чувствовал, если бы тебя сначала окатили ледяным душем, а потом пустили под асфальтовый каток?

— Люба, мне и вправду жаль, я действительно не хотел, чтобы так получилось, — смиренно ответил Резник. — Но здесь уже ничего не поделаешь, я не хочу тебе лгать. Я люблю Ирину, и собираюсь сделать ей предложение. Я собирался поговорить с тобой, всё объяснить после приезда отсюда домой. Но вышло всё иначе…

Любовь Андреевна вздрогнула, словно от пушечного выстрела, а Ирина с изумлением уставилась на Резника.

Мила готова была себе локти кусать за то, что явно ускорила события. Ведь, если бы она не привезла сюда свекровь, Резник, возможно, ещё какое-то время бы думал, сомневался, жениться на Ирине или нет. И, наверное, в конце концов передумал бы. А теперь, получается, Мила собственными руками вложила в ладонь Иры золотой ключик от сердца и кошелька Резника. Какая досада!

— Здесь есть что-нибудь выпить? — пробормотала Мила.

Ира насмешливо на неё взглянула и указала тонкой рукой на бар. Мила подскочила, распахнула дверцы, пару секунд поизучала содержимое и остановилась на виски. Она налила его в стоящий тут же стакан, и выпила залпом, даже без льда и содовой.

Любовь Андреевна отказалась в ответ на предложение невестки составить ей компанию. Безупречная свекровь и здесь показала себя на высоте.

Ирина молчала, Анатолий Максимович не знал, что ему делать и что говорить, Мила пила, как лошадь на водопое.

— Хорошо, Толик, — через некоторое время Любовь Андреевна справилась с собой, и поднялась с дивана. — Мне очень неприятна эта ситуация. Я никогда не думала, что ты способен на обман и измену. Я была уверена, что между нами настоящие отношения, и ты уважаешь меня. К сожалению, всё оказалось гораздо прозаичнее…Мы, конечно, покинем вас. Мила, собирайся, мы возвращаемся. По приезду в Москву поговорим, — она кинула холодный взгляд на опустившего голову Резника, и вышла из комнаты.

Опьяневшая Мила не удержалась:

— Ну, ты даёшь, — покачала она головой, глядя на подругу, — не ожидала от тебя такой прыти… Ты же это всё задумала ещё раньше, да? Ещё когда у Анатолия Максимовича был день рождения?

Мила была уверена, что Резник заинтересуется её словами, и поймёт, что атака на него Ирины была спланировала заранее.

Но Ирина не испугалась, как надеялась Мила, а улыбнулась.

— Да, именно тогда я всё и задумала, — ответила она, и подтолкнула Милу к выходу. — Иди, тебе пора.

Пошатываясь после четырёх добавок виски, Мила вывалилась из комнаты, и поспешила за свекровью. Её план провалился. Ирина торжествует. Любовь Андреевна осталась на бобах. А, следовательно, и она сама тоже. Этого Мила стерпеть не могла. Она вернулась в комнату, и застала чудную картинку. Ира обнимала Резника и гладила его по щеке. Этот нежный жест был настолько трогательным, что Мила едва ли не поверила в любовь между ними.

— Вы не знаете, с кем связались, — непослушным тонким голосом начала она, — Ирина — это хищница! Она использует мужчину, выкачивает из него деньги, и приступает к новому! Она была замужем, и у неё есть ребёнок.

Мила икнула. Она забыла, что уже упоминала о ребёнке. Она снова открыла рот, как вдруг заметила, что Резник устало смотрит на неё, продолжая обнимать Ирину.

— Мила, думаю, тебе и вправду пора, — сообщил он. — Будь добра, поддержи Любовь Андреевну…

— Мне кажется, самой Миле требуется поддержка, — сказала гадкая Ирина, намекая на состояние нетрезвой певицы.

Мила даже не нашлась, что сказать, и была с позором выдворена из дома. Вспоминая об этом сейчас, она чуть ли волосы не рвала на своей голове, надо же, так опозориться перед этой дрянью, заклятой подружкой! Мила и сама уже не понимала, почему она терпеть не может Ирину, но факт оставался фактом: её неприязнь к ней росла. Мила не вдавалась в причины её, она редко анализировала свои чувства и поступки. Главное — Резник всё-же ушёл из дома! Её план дал трещину, и всё полетело вверх тормашками. И что теперь будет?

Антон, разомлев после бурного секса с Ниной Николаевной, задумчиво крутил в руках паркеровскую ручку. Он думал о том, что она ему сказала сегодня утром. Значит, Резник финансирует политическую партию? Очень хорошо! И потом он ещё удивляется, почему администрация президента так серьёзно взялась за Теллурику? Пусть один из олигархов скупает на корню всю Англию, пусть отсутствует на своей Чукотке месяцами, хотя губернатору не положено быть вне зоны своего маленького царствования больше нескольких дней. Пусть он делает всё, что хочет, президент будет смотреть на его проделки сквозь пальцы, словно на не в меру шаловливое дитя. А вот если тому захотелось бы поучаствовать в политической жизни своей Родины, уже тогда президент точно так же начал быпринимать меры.

Так, значит, сразу по возвращении с Багам Резник снял со счёта три миллиона долларов? Естественно, для вложения в ту же политическую партию, тут и думать нечего. Интересно, откуда это узнала Нина Николаевна? Хотя она, несомненно, дружна с секретарём Резника. Тут уж ничего не попишешь, в крупных компаниях шила в мешке не утаишь. Личный водитель заведёт интрижку с горничной, и они будут делиться друг с другом новостями про своего хозяина, обсуждая его день во всех подробностях. Горничная расскажет об этом своему любовнику, который по совместительству окажется специально подобранным засланным казачком из стана противника. Всё это было, есть и будет. От внимательных глаз обслуживающего персонала никуда не скрыться. Но сейчас Антон думал, как ему лучше распорядиться этой информацией. Что он будет с этим делать? Сидеть в своём кресле начальника юридического отдела и смотреть, как на глазах рушится империя Резника? Безусловно, это было бы приятно, если бы он находился в уютном кресле другого нефтяного гиганта. Но он чувствовал, что может что-то сделать, пробиться наверх, именно в это нелёгкое для Теллурики время. Если, конечно, правильно себя поведёт, сделает умный ход. Резник уйдёт, а Теллурика останется. И он, Антон, если сумеет прыгнуть выше головы, то следующее его кресло станет куда более удобным, а кабинет — гораздо бОльшим, возможно даже, с видом на Кремль. Он понял, что мечты скоро заведут его в такие дебри, откуда он уже не выберется. Надо рассуждать логически, а не мечтать. Итак, Резник собирается передать эти три миллиона партии, очевидно, для лоббирования очередного закона. Не надо быть вундеркиндом, чтобы сообразить, что это финансовое влияние может укрепить позиции Резника, и оставить его на плаву. Разве это прельщает Антона? Вовсе нет! Тогда муж его матери прочно осядет в своём кабинете, а он, Антон — в своём, том самом, откуда хотел бы вскарабкаться гораздо выше. Значит, ему стоит подумать над тем, чтобы эти деньги не дошли по назначению… Антон похолодел. Он отдавал себе отчёт, что ввязывается в жестокие игры, в которых, если он проиграет, его не поставят в угол и не лишат конфет на неделю. Готов ли он рискнуть собственной жизнью? Ради своего дальнейшего будущего — да. Тем более что мать втайне от Резника уже давно передала ему свои акции Теллурики. А Нина Николаевна, оказавшаяся амбициозной сучкой, предложила свои. С одним условием: она больше не будет секретарём. Антон сейчас готов был пообещать кому угодно и что угодно. И даже, возможно, выполнить свои обещания в дальнейшем. Если он станет первым лицом Теллурики… Ладно, пусть не первым, пусть вторым или даже третьим — он найдёт Нине Николаевне работу поинтереснее и, безусловно, прибыльнее. За её помощь и преданность. Хотя вряд ли эта женщина была ему предана, просто, во-первых, она обожала секс на рабочем месте, а во-вторых, неудовлетворённой оставалась её душа, а сущность — меркантильной и амбициозной. Антон сделал глубокий вдох. Признаться, ему действительно было страшно. Но он уже сделал первый шаг, он понял, что его план, пока ещё черновой, может реально сработать. Пару раз его мучили угрызения совести, недолго, так, на несколько минут. Но он их быстро топил. В конце концов, Резник тоже не святой, он оставил свою жену, мать Антона, после стольких лет совместной жизни, а это вам не шутки!

Но то, что Антон собирался сделать, это тоже не шуточки. Ему необходимо тщательно продумать свой план, чтобы не произошло ни малейшей оплошности. И чтобы никто, абсолютно никто не смог помешать ему. Значит, следует также нейтрализовать Милу. Антон, поморщившись, вспомнил недавний разговор с матерью, о том, что Мила собирается разводиться с Павликом.

— Ты знаешь, Антоша, — нахмурившись, говорила Любовь Андреевна, — Мила сказала, что она всё равно останется в нашей семье, несмотря на то, что больше не любит Павла.

— Да? — поднял одну бровь Антон.

— Да, — подтвердила мать. — Она сообщила мне, что вы с ней намерены пожениться после её развода. Это правда?

— Не совсем, — улыбнулся Антон. — Мила, как всегда, всё преувеличила. Она приняла нашу связь за нерушимую любовь. Но это её дело, пусть мечтает.

— Антошенька, но это непорядочно, — воскликнула мать.

Антон чуть не заскрипел зубами от раздражения. Ну как же он мог забыть, что его мама — не союзник ему, она во всех пытается видеть лишь положительные стороны, совершенно забывая, в каком мире живёт. Ему не стоило разочаровывать её, потому что теперь этот дом принадлежит ей. И ещё много чего. Не хочет же он поругаться с собственной матерью и потерять всё это?

— Ма, я должен тебе признаться, — он надел на лицо маску раскаявшегося проказника, — Мила одно время мне очень нравилась, и я и в самом деле был не прочь жениться на ней. Но теперь, по прошествии времени, я стал видеть некоторые её недостатки и… эээ…мне бы не хотелось видеть её своей женой!

— Я понимаю, — неожиданно согласилась с ним мать, — но, Антошечка, ты должен сказать об этом Миле. Она ведь надеется на ваш брак, из-за этого и разводится с Павликом! А, если она будет знать, что ты не собираешься на ней жениться, то…

— То останется замужем за моим братом, и продолжит делать его несчастным, — подхватил Антон.

На самом деле, конечно, ему было абсолютно наплевать на счастье Павла, но надо же было выглядеть благородным в глазах матери!

— Верно, — вздохнула Любовь Андреевна, — следует признать, что их брак себя изжил, к сожалению. Но Мила хорошая девочка, и мне её будет жаль…

— Ма, если ты хочешь, чтобы эта хорошая девочка пиявкой присосалась к тебе, то расскажи ей всё, — вспылил Антон. — В этом случае она не даст развод моему брату, и ему придётся всю жизнь быть рядом с нелюбимой женщиной, он потеряет шанс на счастье. А Мила будет доставать меня и не давать мне покоя. Ма, ну разве я виноват, что она не оправдала мои ожидания? Любовь приходит и уходит, как известно…

Мать опустила глаза. Уж кому-кому, а ей это было очень хорошо известно. Антон даже зауважал её за то, как хорошо она держалась все эти дни, когда Анатолий Максимович, с которым она прожила почти тридцать лет, ушёл из семьи, оставив её ради какой-то девчонки. А, может, она тоже уже давно его разлюбила, — мелькнула у Антона мысль. — Может, она даже завела себе любовника, того же массажиста или тренера по фитнесу? Или начальника охраны, Василия? А что, очень даже забавно и удобно, все эти люди проживают на территории поместья Резников! И не надо прятаться и бояться, что их застукают, ведь никто не обращает внимания на разговоры хозяйки с вышеупомянутыми персонажами и её режим дня, включающий в себя и массаж, и тренировку.

Антон с трудом придал своему лицу серьёзное выражение. Его не слишком огорчил факт ухода Резника из семьи. В конце концов, всё осталось по-старому. Дом теперь принадлежит Любови Андреевне, а после её смерти будет принадлежать ему. Уж он-то позаботится, чтобы в своё завещание мать включила только его одного. Также у матери остались дома за границей и счёт в банке. И Резник пообещал продолжать финансирование жены и дома на том же уровне, чтобы Любовь Андреевна не заметила финансового ущерба. Так что всё осталось по-старому, за исключением отсутствия Резника. Да и ещё теперь Антон стал единственным мужчиной в доме, не считая, конечно, мужчин из обслуживающего персонала. Теперь он — хозяин.

Он с удовольствием потянулся. А что, это ему даже нравится. Теперь кухарка готовит его любимые блюда, горничная убирает в доме так, как ему это нравится, и он ещё сделает перестановку мебели в гостиной. И, может быть, даже уволит Джонни. Пусть этот рыжий придурок убирается обратно в Австралию, вместе со своими коалами! Да, точно, именно так он и сделает! Он уже давно питает брезгливое отвращение к этому идиоту. Тот всегда смотрит на него так, что у Антона мурашки бегают по коже. Но теперь он со всеми рассчитается!

Антон хохотнул и откинулся на спинку кресла. Жизнь прекрасна! Резник бросил жену ради какой-то девчонки, не постеснялся оставить женщину, с которой прожил большую часть своей жизни. Так чего же Антон должен стесняться? Ну, теперь он наведёт порядок в этом доме! А также постарается сделать Теллурику своей компанией.

Он закрыл глаза, представляя себя на месте Резника. Да, это будет просто здорово!

— Ну, вот я и дома! — крикнул с порога Резник, осторожно кладя сумку с ноутбуком на тумбу для обуви, стоящую в прихожей.

Жанна замерла. Её любимый мужчина назвал её квартиру своим домом! Впрочем, они же живут вместе уже несколько дней!

Она бросилась ему навстречу, совершенно забыв о том, что вся засыпана мукой. Жанна готовила Резнику его любимые беляши, поэтому вся кухня, столы, посуда, плита и даже раковина хранили на себе следы муки и фарша.

— Ты так рано, — пробормотала она, утыкаясь в плечо, пахнущее знакомой туалетной водой. — А я думала, что успею всё приготовить к твоему приходу!

— Я так соскучился, что не мог больше высидеть в кабинете, — признался Резник, прижимая её к себе. — Поэтому я взял с собой ноутбук, поработаю дома, ты не против?

Жанна покачала головой. У неё защемило сердце. Макс взял с собой компьютер, чтобы поработать дома, чтобы быть рядом с ней, а она должна будет скачать информацию с его компьютера. В то время как Макс, такой нежный, такой доверчивый, с любовью смотрит на неё, она думает, как бы всё так устроить, чтобы успеть сделать то, что она собиралась сделать.

«Шахид обрадуется», пришло ей на ум. Пожалуй, только Шахид и рад этому событию. Жанна совершенно не была готова к такому повороту событий. Она уже так привыкла жить с Максом, любить его, думать о нём, что начисто забыла о своей работе. Она не была у Шахида уже четыре дня, конечно, очень скучала по Полинке, но радовать дядю было нечем, и вызывать его гнев на себя — тоже. Значит, Макс решил поработать дома…

— Милая, что с тобой? — прошептал Резник, слизывая муку с её лица.

Жанна обмякла. В его объятиях она всегда забывала обо всём. Он мог заставить её забыть даже собственное имя, особенно когда смотрел на неё так и так целовал…

— Нет, ничего, — пробормотала она, расстёгивая его рубашку и увлекая его за собой в спальню. — Ничего, любимый…

Потом, когда Жанна жарила очередную партию беляшей, а Резник сидел тут же, на кухне, за столом, и сосредоточенно стучал по клавишам ноутбука, она постаралась абстрагироваться от всего. Чёрт, конечно, она не знала, что влюбится в Макса, не знала, что он такой потрясающий человек. Какая ирония судьбы — в своём враге она нашла того мужчину, который подходил ей по всем параметрам, и даже больше. Если на самом деле верить притче о том, что когда —то человек был самодостаточен и счастлив сам по себе, а потом боги на что-то разозлились на людей, и разделили их на половинки, то Жанна свою половинку нашла. Они с Резником понимали друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Они очень хорошо чувствовали друг друга, и разделяли свои вкусы и привязанности друг с другом.

Но так уж случилось, что Жанна должна выполнить свой долг перед Шахидом. Долг, который он сам повесил на неё. Но на другой чаше весов лежала Полинка. Какая чаша перетянет?

Жанна выключила сковороду, убрала на кухне, и прошла в ванную. Макс попросил её не мешать ему и не разговаривать с ним, пока он работает. Но зато он не просил её не набирать ему ванну!

Жанна включила воду в джакузи, и наполнила ванну. Вылила туда треть флакона синей пены, добавила морской соли, и вышла на кухню. Резник молча смотрел в монитор, он уже не работал, а перечитывал написанное им.

Жанна подошла к нему сзади и молча обняла.

— Ты не хочешь принять ванну, Макс?

— Только если вместе с тобой, Ириша, — живо отозвался он.

Это не входило в планы Жанны, но, по крайней мере, она должна заманить его в ванну, она-то знает, как он любит нежиться в джакузи, практически так же, как и сама Жанна. И для начала она тоже пойдёт с ним, а потом что-нибудь придумает!

— Идёт, — кокетливо улыбнулась она, и, на ходу снимая с себя одежду, устремилась в ванную.

Макс, как щенок на поводке, быстро последовал за ней.

Минут через пятнадцать Жанна тревожно прислушалась.

— Кажется, телефон звонит, — произнесла она.

— По-моему, нет, — удивился Резник. — Во всяком случае, я ничего не слышу.

— А я тебе говорю, что звонят, — упорствовала Жанна, — у меня очень тонкий слух. Ладно, ты посиди, а я проверю, ладно?

Она быстро выбралась из джакузи и, завернувшись в полотенце, прошлёпала в комнату. Естественно, телефон молчал. Но Жанна сняла трубку:

— Привет, мам! Извини, я не слышала! Подожди секундочку…

Она вернулась в ванную:

— Макс, это мама моя звонит. Ты посидишь тут один, пока я поговорю, ладно?

Он кивнул, и Жанна, деликатно прикрыв дверь, снова вернулась к телефону. Трубка была немедленно опущена на рычаг, но она продолжала разговаривать сама с собой, чтобы Макс не насторожился.

— Спасибо, у меня всё в порядке, а у тебя как? — бормотала она, пока вставляла заранее припасённый диск в дисковод.

— Да ты что, неужели так и случилось? Надо же, — на ходу выдумывала она, пока происходило копирование информации.

— Ну да, я тоже соскучилась, — громко говорила Жанна, попутно прислушиваясь, не раздастся ли шлёпанье босых ног, и наблюдая, как стремительно увеличиваются цифры в процентном соотношении, показывающие, какое количество информации уже скопировано на диск.

В общем-то, Резник не должен был выйти из ванной, он очень тактичен, чтобы помешать разговору Жанны с матерью. Но не выйдет он до тех пор, пока слышит её голос, и думает, что она продолжает разговаривать. А проблема состояла в том, что Жанна уже исчерпала ресурсы своей не слишком богатой фантазии, и совершенно не имела представления, о чём же ещё дочери могут говорить с матерями. На самом деле она со своей матерью не только ни разу не разговаривала, но даже никогда её не видела.

Антон долго думал, как ему лучше поступить. Его продуманный план не требовал тщательной подготовки, но ему не обойтись без союзника, в данном случае — союзницы. Потому что именно Марина как нельзя лучше подходила на эту роль. Но будет ли она ему помогать, вот в чём вопрос. Хотя всё зависит от цены. А цена данного вопроса — полтора миллиона долларов. За эти деньги даже святая женщина могла бы пойти на предательство. А вот Марина святой уж точно не была. И всё-же Антон слегка побаивался давать ей весь расклад. Мало ли, что у этих женщин на уме? Марина направо и налево изменяет Ковалёву, она вцепилась в него только из-за его положения, и не нужно быть провидцем, чтобы понять, что она его не любит, а лишь пользуется. Как только эта девица найдёт более подходящего жениха, тут же упорхнёт к нему, в этом Антон не сомневался. Он знал таких девушек, в юности был знаком с одной из них. Та, в которую он был влюблён, Олеся, оказывала ему знаки внимания, и частенько допускала к своему телу. Но, когда Антон стал поговаривать о серьёзных встречах, она рассмеялась ему в лицо.

— Ты что, думаешь, я стану тратить свою молодость и красоту на обычного студента? — изумилась она. — Антоша, да ты совсем дурачок! Пройдёт ещё несколько лет, и мужчины на улицах перестанут со мной знакомиться, мужчины на машинах прекратят мне сигналить, никто не будет пытаться всучить мне свой телефон. И вот тогда —то я и стану встречаться с порядочным мужчиной, и встречи наши будут очень серьёзными, и я не буду ему изменять. Хотя надеюсь, что выйду замуж раньше, чем мне придётся встречаться с порядочным мужчиной.

— Я тебя не понимаю, — угрюмо ответил Антон, сердце которого было разбито. — Значит, сейчас тебя не привлекают серьёзные встречи?

— Ну почему же, — пожала хрупкими плечиками Олеся, — очень привлекают. Только с мужчинами, а не со студентами, понятно? Нет? Объясню подробнее: у меня есть товар — это моё лицо, моя фигура, моя молодость, моя красота. На любой товар есть купец, верно? Мне же остаётся только выбирать среди купцов того, кто готов заплатить больше!

Тогда, много лет назад, Антону было противно слушать эти речи, он со свойственным юношам максимализмом обозвал Олесю проституткой, и постарался как можно быстрее выбросить её из головы. Но теперь он понимал, что она была права. Кто-то бездарно упускает время, пытаясь найти того единственного принца или принцессу, с которой можно связать себя на всю жизнь. А кто-то очень весело проводит время, принимает дорогие подарки, украшения, торгуя своей внешностью. Надо получать от жизни всё, именно так считал Антон на данный момент. Он как-то случайно встретил Олесю месяц назад, на одной из корпоративных вечеринок подконтрольного Теллурике банка, и с удивлением понял, что она не прогадала. Олеся великолепно выглядела, была дорого одета, а в ушах её, на пальцах и на шее блестели крупные бриллианты. Она вышла замуж за вице-президента банка, и купалась в роскоши. Они проговорили минут десять, и как раз Олеся и напомнила Антону этот давний разговор.

— Теперь ты понимаешь, что я была права? — улыбнулась она.

Антон на самом деле понимал. Но всё-же ответил по-другому:

— Если бы ты вышла замуж за меня, то сейчас была бы невесткой богатейшего человека России!

— Невесткой, а не женой, — подмигнула ему Олеся, — женой, знаешь ли, быть куда безопаснее. Во всяком случае, в этом амплуа я чувствую себя уверенно.

Она помахала Антону и направилась к своему лысеющему банкиру.

И тогда Антон задумался: может быть, он тоже упускает в жизни много шансов? Возможно, ему не надо так деликатничать с Милой, хотя она ему уже надоела, не надо довольствоваться своей служебной деятельностью, а пора уже самому прокладывать дорогу вперёд?

И вот теперь он, решивший следовать этому своему плану, взял телефон и набрал номер Марины, которая сунула ему свой телефонный номер в тот памятный вечер в ресторанчике. Девушка обрадовалась его звонку.

— Привет, — хрипло проворковала она в трубку, и Антон понял, что она недавно проснулась. — Ты хочешь со мной увидеться? Замётано!

Они договорились встретиться через пару часов возле казино «Кристалл». В дневное время там работали ресторан и бар. Антону было очень удобно встретиться там, так как казино находилось в двадцати минутах езды от работы. Следовательно, он как раз может встретиться с Мариной в свой обеденный перерыв, чтобы не привлекать внимание руководства своими опозданиями.

Когда он подъехал к сверкающему развлекательному комплексу, Марина уже стояла возле «подарочной» машины, выставляемой на площади рядом с казино. На ней красовалась синяя юбка и белая блузка. Наряд, в общем-то, типичный для учительницы сельской школы. Но почему-то Марина, с волосами, собранными в хвостики, выглядела как перезрелая развратная пионерка. Белая блузка, расстёгнутая на две пуговицы больше, чем следовало бы, туго обтягивала большую грудь. Юбка не была короткой, но выставленные аппетитные коленки почему-то возбуждали больше, чем если бы Марина оголила полностью все ноги. К тому же белые туфельки на каблуках не были целомудренными, и выглядели как раз в духе стриптизёрки.

— Ты ещё бы гольфы надела, — улыбаясь, проговорил Антон, целуя её в напудренную щёчку.

— Я хотела, — на полном серьёзе произнесла девушка, — но у меня их не оказалось. А искать и покупать не было времени. Тебе нравится?

Она покружилась перед ним, и юбка-солнце взлетела вверх, обнажив упругие ягодицы и крепкие бёдра.

Антон заметил, что проходящие мимо мужчины не сводят с Марины глаз, и зачастую оглядываются. Почему-то ему это не понравилось, и он, схватив её под руку, быстро направился ко входу в ресторан.

Они сидели за столиком и пили аперитив, когда Марина положила узкую ладонь на руку Антона.

— Ну что, может быть, повторим? — она облизнула губы кончиком языка, явно намекая на их прошлую встречу и быстрый секс в туалете.

Но Антон отрицательно покачал головой. Во-первых, это заведение всё-же было приличным, а во-вторых, им предстоит серьёзный разговор. Он не хотел сводить его к перешёптыванию во время фрикций.

Разочарованная Марина воскликнула:

— Но зачем же тогда ты меня пригласил?

— Может, соскучился? — удивился Антон. Ему не понравилось, что она сводила суть всех свиданий к банальному оргазму. Он понял, что не хочет обедать в её обществе, и решил сразу же приступить к разговору.

— Ты любишь деньги? — напрямик спросил он.

— Конечно, — удивилась она, облизывая коктейльную трубочку. Это у неё выходило уже подсознательно. — А кто их не любит? Ты хочешь предложить мне деньги? — насторожилась она.

— Именно так, — подтвердил Антон. — Но прежде я хочу задать тебе ещё один вопрос. Как ты относишься к Ковалёву?

— Что значит — как? — обиделась Марина. — Я с ним живу, значит, я его люблю!

Антон отметил про себя, что вообще-то две маленьких части в её сложноподчинённом предложении должны поменяться местами. «Я его люблю, поэтому с ним живу», вот как должно было оно звучать. Он понял, что ничуть не ошибся в Марине. Следовательно, можно было говорить начистоту.

— У тебя есть шанс заработать полтора миллиона долларов, — тихо сообщил он, наклоняясь к ней, и невольно заглядывая в вырез блузки.

Марина чуть не опрокинула остатки мартини на себя.

— И что же я должна для этого сделать? Обслужить армию чеченских боевиков? Стать любовницей Бен Ладена? Провезти в трусиках полкило героина?

— Дура, — беззлобно выругался Антон, — Бен Ладен погиб! Чеченские боевики найдут себе женщин несравнимо дешевле! А засовывать тебе героин в трусики может только идиот, потому что ты срываешь их в любом месте в любое время! Я предлагаю тебе очень простую операцию под названием « а ну-ка отними». Ела такие конфеты в детстве?

Марина отрицательно покачала головой.

— Ну конечно, — усмехнулся Антон, — в ваше время вы уже наслаждались сникерсами и чоко-паями. Ну, так ты будешь слушать или сразу откажешься?

— Отказаться от полутора миллионов? — воскликнула Марина громче, чем следовало бы, и Антон раздраженно на неё зашипел.

— Короче, тебе практически ничего не придётся делать. Главное — веди себя естественно, как обычно, — поучал он Марину. — Эти деньги будут у Ковалёва с собой. Тебе надо будет…

— Очуметь, — взвизгнула Марина, — он такой богатый? Я даже не подозревала, что он — миллионер!

Антон с досады чуть было не плеснул содержимое своего бокала ей в лицо, чтобы девушка охладилась.

— Да слушай же меня, — простонал он. — Это деньги Резника, а не Ковалёва, ясно? Твой депутат не богаче церковной мыши! Так вот, в ближайшие дни Резник передаст Ковалёву деньги, а тот с ними должен будет поехать на встречу, чтобы отдать их по назначению. Ты хоть соображаешь, что эти деньги не осядут у твоего любовничка, а пойдут дальше? Итак, нам с тобой надо придумать вот что: во-первых, каким образом сделать так, чтобы Ковалёв завёз эти деньги домой, перед встречей. Во-вторых, необходимо узнать, когда именно у твоего депутата появятся эти деньги. И в-третьих, надо, чтобы ты была в безопасности, когда получишь эту сумму. То есть, чтобы подозрение ни в коем случае не упало на нас с тобой!

— Конечно же, я буду в безопасности, — округлила глаза Марина, — неужели ты думаешь, что с такими бабками я буду продолжать сидеть в квартире Вовчика и ждать, когда за мной придут? Нафиг он мне сдался!

Антон мысленно поаплодировал себе. Интуиция и в этот раз его не подвела. Марина ради денег готова была на всё, и уже собиралась бросить Ковалёва, которого так нежно называла Вовчиком.

— Хорошо, — продолжил он, — значит, сейчас нам надо продумать эти три пункта. И, если всё пройдёт гладко, то три миллиона окажутся у нас с тобой.

— Три? — взвизгнула Марина. — Ты же говорил, полтора!

— А меня в расчёт ты не принимаешь? — Антон холодно взглянул на неё и добавил: — И не вздумай чудить. Деньги поделим поровну. Иначе, обещаю, я спущу на тебя всех людей Резника. Не побоюсь признаться в краже, но зато с тобой рассчитаются по-своему. То есть найдут в лесу или канаве. Ты поняла?

Марина торопливо кивнула. Глаза её блестели.

— На, держи, — Жанна протянула Шахиду диск. — Здесь всё, что я сумела выудить из компьютера Резника.

— Вот и отлично! — обрадовался Шахид. — А чего ты такая недовольная? Радоваться надо, дорогая! Скоро я получу то, что хочу, а ты — то, что хочешь ты! Или тебя это не радует? Ты случаем не влюбилась в этого олигарха-шмалигарха?

Шахид хохотнул, уставившись на племянницу.

— Это не твоё дело, — огрызнулась Жанна. — Я не влюбилась, просто он действительно хороший человек. Гораздо лучше тебя. Да и меня — тоже.

Жанна не собиралась открывать душу перед этим мерзавцем, которого она ненавидела. И ещё неизвестно, что он придумает, чтобы насолить ей, если узнает, что она без ума от Резника, и искренне хочет стать его женой. Шахид вполне может сообщить Максу о том, кто она такая на самом деле, если замужество Жанны не входит в его планы.

У Жанны сжалось сердце, когда она подумала, каково же будет Резнику, когда он узнает об её обмане, и узнает не от неё…

— Неправильно мыслишь, — покачал головой Шахид. — Ты думай о том, что из-за него погиб твой отец, мой брат. Тебе этого мало? Из-за него наша Семья переживала трудные времена. Он покалечил моего старшего сына. Он отобрал у нашей страны нефть… Этого тоже мало?

Жанна махнула рукой. Ей хотелось увидеть Полину, а не слушать бред Шахида. Он бы ещё обвинил Резника в терроризме, в том, что война в Чечне всё не кончается, в том, что цены растут, а зарплата остаётся такой же.

Она еле сдержалась, чтобы не крикнуть, что во всех бедах Семьи Шахид виноват сам, а слепота Рафата обусловлена поступком его же отца. Он первый похитил Павлика, и держал его в заложниках, так чего же он хочет после этого? Это в Библии написано, что если тебя ударили по одной щеке, надо подставить другую. Да и в Коране тоже можно найти несколько сур на эту тему. Но в жизни всё совсем не так, и тот же Шахид первым сделал всё, чтобы разжечь войну между собой и русским олигархом. В результате он же сам и пострадал! Глупый человек.

Жанна молча обогнула его и направилась в комнату к Полине. Теперь, когда Макс переехал к ней, а перед этим даже подарил ей эту квартиру, она всерьёз подумывала, не сбежать ли ей с Полиной от Шахида. В то же время она понимала, что всё зашло уже слишком далеко. Даже теперь, если она расскажет Резнику обо всём, то не уверена в его лояльности. Неизвестно, какое он примет решение. Как он отреагирует на то, что она списывала информацию с жёсткого диска его компьютера, на то, что она передавала его слова Шахиду, на то, что она рассказала о финансируемой им политической сделке? Она слишком часто предавала его. Возможно, если бы она рассказала ему обо всём с самого начала, он бы остался с ней. Но тогда, с самого начала, она его ещё не любила. А потом всё глубже и глубже увязала во лжи и собственной подлости. И теперь, конечно же, он ей этого не простит! Жанна совсем запуталась. Она и хотела выйти замуж за Макса, и страшно этого боялась, одновременно надеялась, что он не узнает о её предательстве, а если узнает, то простит, и вместе с этим была уверена, что он сразу же её бросит, узнав, как она его обманывала.

Жанна вошла в детскую, и снова увидела Тамару возле кроватки Полины. Она что-то напевала, наклонившись над ребёнком. Нянечки рядом не было.

— Я отпустила её пообедать, — улыбаясь, сообщила Тамара, выпрямляясь и глядя на Жанну. — Ты же не против, что я захожу к Полинке? В этом доме можно было бы умереть со скуки, если бы не она!

— Зачем же тогда ты тут живёшь? — вырвалось у Жанны.

Тамара помрачнела.

— Так уж получилось. Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, и ты меня поймёшь, как женщина. Я уверена, что ты всё поймёшь, — поправилась она. — А пока могу сказать, что я люблю Шахида. Я знаю, какой он, и всё равно люблю.

Жанна сочувственно взглянула на эту женщину. Если она знает, каков Шахид на самом деле, но при этом продолжает его любить, то ей, должно быть, тяжело приходится!

Впрочем, не тяжелее, чем Жанне. Почему она должна кого-то жалеть?

— Я благодарна тебе, что ты присматриваешь за моей дочерью, — вздохнула Жанна. — Но теперь я дома, и хотела бы остаться с Полиной вдвоём.

Она смотрела, как Тамара кладёт игрушку, которую держала в руках, на одеяльце девочки, и осторожно прикрывает за собой дверь.

— Ну, вот мы и вдвоём, — Жанна наклонилась, чтобы взять дочь на руки. — Иди ко мне, любимая моя девочка, и я расскажу тебе о твоём папе…

Полина заулыбалась во весь редкозубый ротик, стала что-то лопотать, и замахала руками, когда Жанна вытаскивала её из кроватки.

— Только ты у меня и осталась, — прошептала Жанна. — Только ради тебя я пошла на всё это…

Ковалёв, посвистывая, ехал домой по вечерней Москве. Водителя он уже отпустил, когда вдруг спохватился, что Мариночку завтра надо с утра везти в аэропорт, а потом он уже не успеет заехать к Резнику, ведь лидер фракции, с которым он вёл переговоры насчёт одобрения нужного другу проекта, назначил ему встречу на десять утра. Толик предлагал ему либо с утра заехать в банк и обналичить чек, либо заехать за кейсом с деньгами к нему на работу также утром, чтобы сразу же отвезти их по назначению. Но Ковалёв, во-первых, не любил обналичивать чеки, ведь такую сумму надо заказывать заранее, а во-вторых, предпочитал минимум проблем. Для него было проще взять кейс у Резника. Конечно, есть небольшой риск в том, что деньги будут находиться всю ночь у него дома, но ведь в его кабинете есть сейф. А, кроме Марины, в квартире больше никого нет. А она никогда не суёт нос в его дела и его вещи. И вообще, завтра с утра она улетает к морю. Ковалёв сегодня с утра дал ей денег на тур в Турцию, в пятизвёздочный отель, на две недели, потому что она неожиданно очень захотела отдохнуть и куда-нибудь поехать в одиночестве. Как назло, дата этой так называемой «горящей» путёвки совпадала с днём, когда Ковалёв договорился о встрече с лидером фракции. Сам он никак не мог пока что вырваться из Москвы. Пусть хоть девочка загорит и проведёт отличные две недели на средиземном море!

Он и так виноват перед ней: в последние месяцы так загружен работой, что не имеет возможности выводить её в свет, так сказать. А она совсем молоденькая, ей хочется и в кино, и в ресторан, и в модный ночной клуб. В конце концов Ковалёв милостиво дал согласие на то, чтобы Марина ходила во все эти злачные места с подругами. Правда, девочка не усердствовала и уходила веселиться лишь изредка.

— Мне с ними скучно, — жаловалась она, поджав губки. — Я хотела пойти с тобой, понимаешь?

Ковалёв понимал. Но поделать ничего не мог. Партия независимых депутатов, в которой он состоял, должна была влиться в крупную фракцию, чтобы увеличить количество голосов на тот момент, когда будет читаться законопроект о невмешательстве государства в крупный бизнес. И для этого кратковременного вливания требовалось подготовить плацдарм, чем он так усердно и занимался в последнее время. Но наконец, всё готово, и Резник очень скоро сможет вздохнуть спокойно. Государство решило устроить над ним и Теллурикой показательный процесс, так пусть же оно захлебнётся, поперхнётся принятым законопроектом. Ковалёв не сомневался, что лоббирование пройдёт успешно. Слишком уж серьёзные люди взялись за дело. И деньги тоже были слишком серьёзными.

Он снова переключился на Марину, с тоской подумав, что целых две недели не увидит её. Он сам решил отвезти девушку с утра в аэропорт, чтобы побыть с ней подольше. А оттуда поедет передавать деньги по назначению.

Вроде бы всё было отлично, но какая-то мысль не давала Ковалёву покоя. Вот оно что: Мариночка уже неделю не заговаривает о женитьбе. Сначала он оправдывался трауром по погибшей жене, но несмотря на это Мариша продолжала клянчить у него обручальное колечко каждый день. А потом вдруг перестала. Неужели она его разлюбила? Ковалёв тревожно выехал на шоссе, ведущее к дому. Да нет, успокоил он себя, быть того не может! И прошлая ночь как нельзя лучше свидетельствует о том, что Мариночкина страсть к нему не угасла!

Он самодовольно улыбнулся и припарковался у подъезда. Вышел из машины, прихватив с собой драгоценный кейс, и поднял голову. Марина стояла на балконе, и улыбалась ему. С такой высоты он не мог чётко разглядеть её лица, однако же видел её улыбку. И она ему махала. Он в ответ поднял руку и тоже помахал. Все тревожные мысли испарились из его головы.

Ковалёв, проснувшись, обнаружил, что до отлёта самолёта Марины остаётся около полутора часов.

— Боже мой, — вскричал он, вскакивая с постели, — Марина, почему ты меня не разбудила раньше? Мы же опаздываем! Или ты решила не лететь? — смягчился он.

Марина, уже накрашенная и при полном параде, сделала удивлённое лицо.

— Как это — не лететь, ты что, Вовчик? Я как раз собиралась тебя будить. Просто ты так сладко спал, дорогой… Всё равно ты меня отправишь без очереди на регистрацию и без таможенного досмотра, правильно? Мы же с тобой уже проходили так, через депутатский зал, или как там это называется?

Марина вопросительно смотрела на него, а Ковалёв только раздражённо хлопал ресницами.

— До аэропорта ехать всего сорок минут, — снова начала Марина, — ну не расстраивайся, дорогой! Ты вчера себя плохо чувствовал, и я беспокоилась, вот и всё. Как тебе сегодня, лучше?

Ковалёв укоризненно покачал головой. Вчера он и в самом деле что-то притомился и моментально уснул. Но всё равно она не должна была так рисковать, ведь самолёт не будет ждать её одну!

— Ты сейчас быстренько выпьешь кофе, — ворковала Марина, — и мы поедем, да, сладенький?

Владимир Ильич одним махом выпил маленькую чашку кофе с молоком и, сердясь на подружку за то, что он даже не успел выкурить трубку, стал поспешно обуваться. Ему очень хотелось проверить кейс с деньгами, но ведь тот находился в сейфе, значит, с ним ничего не случилось. К тому же совсем не оставалось времени. Чертыхаясь, Ковалёв подождал, пока Марина вышла из квартиры, взял обе её сумки и снёс вниз, к машине. Очень скоро подъедут ребята из охраны Резника, ему надо поторопиться.

Они действительно добрались до аэропорта за сорок пять минут. Ковалёв всю дорогу нервничал, а Марина его утешала. Она даже обиделась на него, кажется. Под конец пути депутат успокоился, и расслабился. Чего он хочет от девушки, ведь она ещё совсем ребёнок, милый и непосредственный!

Он крепко поцеловал подругу на дорожку.

— Я привезу тебе твою любимую золотую текилу, хочешь? — улыбалась Марина. — В дьюти —фри она дешевле, чем в наших магазинах!

— Ты хочешь на мне сэкономить? — шутя нахмурился Ковалёв.

Марина неожиданно снова бросилась к нему на шею, и расцеловала его. А потом, схватив вещи, быстро удалилась от него, цокая каблучками.

Владимир Ильич смотрел ей вслед с улыбкой, затем повернулся и направился к машине. У него были свои дела. Он едва успевает на встречу с представителем нужной ему фракции. Наверняка ребята, присланные Резником для охраны, уже ждут его и томятся в своей машине.

Ковалёв, ловко лавируя среди потока машин, быстро добрался до дома, и действительно увидел знакомый автомобиль, ещё вчера сопровождавший его. Помахав ребятам, он поднялся в свою квартиру, открыл дверь и прошёл в свой кабинет. Открыл сейф, увидел знакомый кейс и, прикрывая дверцу сейфа, бросился было обратно к двери, как вдруг остановился. Он даже не понял, что именно его насторожило, и насторожило ли вообще. Может быть, он просто ещё раз хотел полюбоваться на такие деньги, которые наверняка уже никогда больше не будет держать в руках?

Словом, как бы там ни было, Ковалёв открыл кейс. Тот даже на кодовый замок не закрывался, самый обычный старый дипломат. Резник не счёл нужным дополнительные предохранения, ведь для воров кодовый замок ни в коем разе не станет помехой. А чтобы чемоданчик с деньгами доехал до места назначения, он специально выделил охрану, которая сопровождала Ковалёва и вчера.

Ковалёв поднял дверцу чемоданчика и замер, увидев не строго сложенные пачки купюр, а комом лежавшие в нём газеты. Да, ещё в кейсе лежало несколько глянцевых журналов. Глупо улыбаясь, словно на передаче «Розыгрыш», Ковалёв приподнял газеты с журналами, но не обнаружил ни одной купюры. Всё так же улыбаясь — одними губами, глаза в этой гримасе не участвовали, депутат присел на краешек стула и принялся смотреть на содержимое чемоданчика, словно гипнотизируя его. Как будто от его взгляда деньги снова могли появиться в нём.

Минут через десять Ковалёв, наконец, осознал, что произошло. Он спокойно закрыл кейс со старыми газетами, и вышел на кухню. Включил электрический чайник в сеть, и принялся набивать табаком трубку, ту самую, которую не успел выкурить утром. Голова его работала ясно и чётко.

Итак, деньги пропали. Те самые деньги, на которые его друг Резник хотел купить себе покой на какое-то время. Толик, возможно, поверит, что денег нет. И что это не Ковалёв спрятал их на тайных счетах в западных банках с расчётом самому уехать туда через пару лет. Но, даже если Резник именно так и подумает, ему уже ни за что не успеть снять такую же крупную сумму, чтобы приготовить её ко встрече, которая должна состояться через… — Ковалёв взглянул на часы, — через пятьдесят пять минут. Ни за что не успеть… А никого и ни о чём просить он, Резник не будет. Вот Ковалёв просить будет, да. Чтобы нужные ему люди сделали то, о чём они договаривались ранее, но пока без денег. А деньги, мол, будут чуть позже. Только вот никто Ковалёва не послушает. Это несерьёзно, утром стулья, вечером деньги. Так дела не делаются. Утром деньги, вечером стулья, вот как всё происходит в реальной жизни. Наверное, Резника бы послушали. И, возможно, всё у них, у Ковалёва с Резником, получилось бы. Но Резник просить не станет. А Ковалёва не послушают, даже на смех поднимать не станут. Глянут презрительно и уйдут. И никаких дел с ним в дальнейшем иметь не будут. Это круг, это замкнутый круг, из которого нет выхода, напряжённо думал Ковалёв. Разве после ТАКОГО он сможет продолжать свои отношения с Резником? Разве после ТАКОГО вообще можно жить? Смотреть другу в глаза, улыбаться ему, человеку, который из Вовки Ковалёва, из пустяка, из ничего, сделал депутата, человека, к которому прислушиваются, сделал Владимира Ильича Ковалёва, уважаемого члена независимой партии?

Как же он сможет жить после этого, общаться с Резником, и постоянно и мучительно думать, как же так получилось, почему так получилось, что случилось, что так получилось…

И Ковалёв понял, что после этого никогда в жизни он не осмелится приблизиться к Резнику даже на сотню шагов. Он снова доказал своему другу, какое же он, Ковалёв, полное ничтожество. Нечто, не сумевшее сберечь не просто деньги, а глубокое доверие, оказанное ему. Он просто плюнул и растоптал этого человека, который вот так вот запросто, ничего не беря взамен, указал ему верную дорогу и вдобавок ещё и осветил её ярким факелом, чтобы Ковалёву не было страшно идти по этой дороге, и чтобы он ни разу не споткнулся.

И это ещё не всё. Как ему жить дальше с мыслью, что его дочь — воровка? Что Мила, которую он вырастил, стала настоящим исчадием ада? Она живёт в доме у Резника, она его невестка, она должна знать, как трудно в данный момент приходится Резнику. И к тому же она знает про эти деньги, раз неожиданно появилась у отца, которого не навещала очень долгое время. Не случайно же она пришла вчера вечером, когда Ковалёв уже спал!

Марина сегодня с утра упомянула об этом. Сказала, что Мила брала какие-то вещи и какие-то книги в его кабинете. Марина в это время складывала свои шмотки перед отъездом, и не следила за его дочерью.

Ковалёв знал, что этих денег Мила уже не вернёт. Она ни за что не признается, что взяла их. Возможно, даже будет отрицать, что появлялась у него. Но Ковалёв знал точно, что это была она. Не могли же деньги исчезнуть сами по себе, или видоизмениться в старые газеты и журналы?

Он выпил кофе с наслаждением, так, словно пил его либо первый, либо последний раз в своей жизни. С таким же удовольствием выкурил ещё одну трубку, а потом направился в свой кабинет. Ещё раз посмотрел на чемоданчик, но теперь не стал его открывать, и подумал, что принял единственное верное решение. В любом случае на нём теперь стоит клеймо — вор, вне зависимости, брал ли он эти деньги, или нет. Ему было оказано доверие, которого он не оправдал. Ему незачем жить, он этого не достоин. Так зачем же тянуть время?

Самое удивительное, ему ни на секунду не пришло в голову, что деньги могла взять его драгоценная Марина…

— Что с тобой, Макс? — испугалась Жанна, увидев, как ввалившийся в дверь Резник держится за стену в прихожей, не в силах удерживаться на ногах.

Не дожидаясь ответа, она мигом подскочила к любовнику, обхватила его одной рукой за талию, и, опираясь на стену, потому что Резник обмяк, и грузно повис на ней, повела его в комнату. Жанна усадила его в кресло, ослабила галстук и расстегнула несколько верхних пуговиц рубашки. Затем, подумав, направилась к бару, достала оттуда бутылку коньяка, плеснула немного в чистый пузатый бокал и заставила Резника выпить содержимое бокала. Впрочем, с таким же успехом она могла бы подсунуть ему всё, что угодно — вплоть до детской микстуры от кашля и рыбьего жира. Анатолий Максимович послушно выпил жидкость, даже не задаваясь вопросом, что же она представляет собой. Руки его дрожали, лицо посерело, на лбу выступили мелкие бисеринки пота, глаза ввалились. Жанна, видевшая его только сегодня утром, совсем недавно, буквально три — четыре часа назад, не могла поверить, что видит перед собой всё того же Резника. И как хорошо, что она не успела уйти, что решила прибрать в квартире и провозилась три часа. Иначе что было бы с Максом, когда он, появившись в квартире, не застал бы её? Он в таком состоянии, что ему, возможно, потребуется даже медицинская помощь. Он просто шокирован. Но чем?

— Макс, — тихо позвала Жанна, и подождала, пока он сфокусирует на ней взгляд помутневших глаз. —Расскажи мне, что произошло?

— Мой друг повесился, — послушно, совершенно спокойно, не повышая тона, даже как-то равнодушно, сообщил Резник и требовательно посмотрел на пустой бокал.

Жанна вернулась к бару, снова достала бутылку коньяка и на сей раз прихватила ещё один бокал, для себя.

— Сам повесился, просто так? — спросила она. — Или обстоятельства заставили?

— Точно не знаю, — пожал плечами Резник, явно начинающий приходить в себя, — но если исчезнувшие три миллиона долларов можно считать обстоятельствами, то это они и есть.

— Погоди, — поразилась Жанна, — у него исчезли три миллиона, и он из-за этого повесился?

— Да не у него, а у меня, — туманно ответил Резник и зевнул.

Кажется, напряжение, в котором он находился какое-то время, начинало спадать, и теперь его потянуло в сон. Либо его зевота была признаком сердечной недостаточности.

Жанна тревожно, во все глаза смотрела на него. Она отставила бутылку в сторону. Резнику не надо пить, если у него больное сердце.

— Ты не хочешь рассказать подробнее, что же случилось?

— Ядал своему другу, он депутат, эти деньги. У меня сейчас неприятности, очень большие неприятности, я тебе о них говорил, — Резник смотрел внутрь бокала с остатками коньяка, не поднимая глаз на Жанну, — и я дал эти деньги Вовке Ковалёву, чтобы он проплатил аванс за нужное мне голосование партии. Извини, ты, наверное, ничего не помнишь, женщины совсем не интересуются политикой.

— Почему же, — вздохнула Жанна, — всё я прекрасно помню и понимаю. Даже лучше, чем ты думаешь. Чтобы депутаты пролоббировали нужный тебе закон, ты решил изрядно потратиться, так?

Резник с удивлением взглянул на неё, а потом, подумав, кивнул.

— Да, я дал ему эти деньги — вчера вечером. Я сам обналичил эту сумму, потому что надо было сделать это срочно, а Вовку бы заставили ждать в банке, ведь это большие деньги. Он заехал, взял их и… Я говорил ему, чтобы он взял деньги утром, но с утра у него были какие-то дела, и он забрал их поздно вечером. Сказал, что с самого утра поедет в Думу… Мы должны были созвониться после того, как операция по оплате будет произведена, но прошли все сроки, а он не звонил. Его мобильный не отвечал. Я позвонил лидеру его фракции, оказалось, что сегодня в Думе Ковалёва не видели. А закон, тот самый, за который я должен был заплатить, проходит уже какое-то там чтение. И не в мою пользу. Тогда я стал звонить своим ребятам, они ждали Ковалёва внизу, у подъезда, чтобы сопровождать его…

Он посмотрел на Жанну, а она, в свою очередь, опустила глаза. Ей тоже было плохо — потому что было плохо Максу.

— Они поднялись в его квартиру, взломали дверь, и увидели его в кабинете. Он висел на люстре…Я тоже приехал туда. Ребята вызвали милицию, но не стали снимать его, вдруг это убийство? Он выглядел таким беззащитным, — бормотал Резник.

Жанна закрыла глаза. Она страдала, понимая, ЧТО пришлось пережить Максу.

— Самое страшное, что я видел однажды нечто подобное. Мой сын… также висел…

— Павел повесился? — Жанна подскочила с места и во все глаза уставилась на Резника.

— Нет, нет, он жив, — поспешил тот её успокоить, даже не замечая, что его Ирина чересчур встревожена. Конечно, смерть сына любовника кого угодно потрясёт, но не до такой же степени!

— Просто однажды Павлик решил, что не хочет больше жить, и задумал положить всему этому конец. Это произошло после трагедии в его личной жизни, его любимая девушка трагически погибла в собственной машине. Но мы тогда успели, откачали его. А сейчас… сейчас я уже ничего не смог сделать. Вовка был мёртв, наверняка уже несколько часов, это было видно невооружённым глазом. А в том самом дипломате, в котором были деньги, лежала записка, о том, что деньги исчезли, и что он меня не обокрал и не обманул…И что он не может жить после этого…

Жанна молчала. Теперь её больше волновал Павел. Неужели он мог бы прервать собственную жизнь ради неё самой? Почему он пошёл на это? Неужели и вправду не хотел жить без неё? И какое счастье, что он всё-таки жив. Он — отец её дочери, и, кто знает, может быть, когда-нибудь они увидятся, Павел и Полина. Потом, когда ей уже нечего будет опасаться, и когда Павел привыкнет жить без неё…

Тут же Жанна взглянула на Резника-старшего. Сколько же пришлось ему пережить!

Она обняла его и прижалась лицом к его щеке.

— Бедный мой, бедный мой Макс, — прошептала она.

— Бедный Йорик, — вдруг произнёс Резник и нервно хихикнул. — А я не бедный, Ира, совсем не бедный. Я могу сделать для тебя всё, что угодно. Теперь, когда моя компания рушится у меня на глазах, и её крах неизбежен, мне уже не надо работать, как проклятому. Всё равно Теллурика идёт ко дну. И я вместе с ней…

Жанна ещё крепче прижалась к любовнику. Она искренне ему сопереживала и страдала вместе с ним.

Внезапно Анатолий Максимович оторвал её руки от себя, схватил Жанну в охапку и усадил себе на колени.

— Ирина, родная моя, давай уедем, — горячо зашептал он. — Давай уедем отсюда, бросим всё, начнём новую жизнь, на другой родине!

— Но я не могу бросить дочь, — вырвалось у Жанны.

— Я не говорю про твою дочь, — с досадой покачал головой Резник, — бери всё, что хочешь, и кого хочешь. Я говорю про то, чтобы покинуть эту страну! Страну, которую я любил, за которую был готов сражаться, которой я платил, наконец! Страну, которая так и не признала меня и мои заслуги перед ней, страну, которая выживает меня из созданной мною компании, страну, которая хочет видеть меня на коленях… Я больше не патриот, Ирочка. Мне больше незачем здесь оставаться. У меня тут никого не осталось, после того, как Павел уехал в Англию.

— Я согласна, — ни секунды не сомневаясь, произнесла Жанна. — Давай уедем! Всё равно куда, главное, чтобы вместе!

Лицо Резника просветлело. Он немного успокоился.

— Может быть, мы тоже поедем в Англию? Там сейчас живёт мой сын, он станет жить вместе с нами…

— Нет, — истерически выкрикнула Жанна, сама испугавшись своего крика.

Резник испуганно дёрнулся.

— Нет, — уже спокойно повторила она, — Макс, я не против твоего сына. Но пусть он лучше живёт в другом месте, хорошо?

— Хорошо, — немного обиделся Резник, — но почему?

— Я не могу тебе сейчас этого объяснить, как-нибудь потом, ладно?

Резник кивнул. Жанна уважала его за то, что, когда она просила его с чем-либо повременить либо обещала объяснить что-то в другой раз, он никогда не цеплялся к ней, не допытывался, не пытался влезть в душу и узнать всё немедленно.

— Нет, так нет, — выдохнул он, гладя Жанну по волосам. — Собирайся, хорошо? Мы должны выехать в начале следующей недели. У тебя есть загранпаспорт? Ах, ну да, что же я спрашиваю, ведь мы недавно летали на Багамы! — хлопнул он себя по лбу. — Дорогая, не бери много вещей, только самое необходимое. Всё, что нам будет надо, мы купим на месте. Договорились?

— Да, конечно, — пробормотала Жанна. — Я возьму только Полину и вещи, которые понадобятся ей на первое время.

Резник улыбнулся.

— Знаешь, я очень люблю детей. Когда они маленькие, то… такие беззащитные. И ты понимаешь, что можешь вырастить настоящего мужчину, или прелестную девушку. И от этого становится так хорошо…

Он прикрыл глаза.

На щеке Жанны показалась слеза, но она её быстренько смахнула. Ещё не хватало разреветься перед Максом, как последняя дура! Она и так стала слишком сентиментальна, словно любительница мексиканских сериалов, того и гляди, в любой момент пустит слезу!

Ей очень жаль друга Резника, потому что из-за его смерти так сильно страдает он сам. А его страдания — это её страдания. Жанна уже давно поняла, и не собиралась больше скрывать от себя, что влюблена. Она действительно любит Резника. Не так, как Павла, когда весь мир для неё сосредоточился в том белокуром юноше, и когда кроме Павла она и думать ни о чём и ни о ком не могла. Теперь в её новой любви не было желания всё успеть, не было горячности, не было такой испепеляющей страсти. Её новая любовь была исполнена нежности и теплоты. И пусть в ней было больше рассудочности, чем горячности, больше терпения, чем невыдержанности, больше тёплых чувств, чем безоглядной страсти. Но, наверное, именно эта любовь и станет для неё последней, что бы ни произошло.

И в этот момент она поняла, что больше не может предавать человека, который стал для неё и отцом, мудрым и добрым, и любовником, нежным и деликатным, и другом, рассудительным и всегда готовым прийти на помощь. Она больше не может наносить ему удары в спину, лгать ему и передавать всё услышанное от него Шахиду. Жанна расскажет ему всё, сейчас же, немедленно! Она уверена, что он всё поймёт, если услышит эту историю в её исполнении. Она знает, что вдвоём они что-нибудь придумают, и обведут Шахида вокруг пальца! И она уже не боялась ничего…

— Макс, я должна тебе кое-что сказать, — серьёзно сообщила она, намереваясь честно рассказать весь тот ужас, в котором жила так долго.

— Не сейчас, любимая, — попросил Резник, потирая грудь. — Знаешь, что-то сердце прихватило… Нет, не волнуйся, ничего страшного. Я просто немножко посижу с закрытыми глазами, хорошо? А ты будь рядом, я стану держать тебя за руку…

Антон ликовал. Всё получилось! У него всё получилось! Кто бы мог подумать, что стать обладателем полутора миллионов долларов так просто! Конечно, в основном всё сделала Марина, но и ей не пришлось особенно трудиться! И почему люди, у которых в руках такие огромные деньги, не приняли дополнительных мер предосторожности? Впрочем, ему ведь это на руку. Теперь он — богат! И, кроме этого, у него в общей сумме — тридцать процентов акций холдинга «Теллурика-нефть». За одну ночь, ту тяжёлую и такую длинную ночь, в которую он нетерпеливо курил на лестничной клетке Ковалёва, он стал миллионером! Теперь осталось только дождаться ареста Резника, и тогда Антон быстренько выплывет на этой волне, войдёт в совет директоров и — прощай, кабинет начальника юридического отдела, и — да здравствуй, свобода и высший административный состав холдинга! Кто бы мог подумать, что всё в жизни Антона, обычного детдомовского мальчишки, сложится настолько удачно? Да и в личной жизни у него полный порядок: Нина Николаевна отдала в его распоряжение свои акции, его мать совершила точно такой же шаг уже давно. И ещё в ближайшее время Антону предстояло освободиться от надоевшей Милы. Павел должен вот-вот приехать, и подписать все документы. И тогда — свобода, и физическая, и финансовая, и моральная!

Деньги Антон держал в своём рабочем сейфе. Он сначала собирался положить их на счёт в западный банк, но потом передумал. Когда начнётся неразбериха с Теллурикой, акции начнут падать в цене, и он может прикупить себе ещё несколько процентов. Для этого потребуется наличность.

Он решил прогуляться по зимнему саду, и поднялся на лифте наверх. Вошёл в сад и направился по дорожке по направлению к эвкалиптам. Ему хотелось посмотреть на коал. Скоро, очень скоро он станет полноправным хозяином в этом доме — после того, как Резник официально разведётся со своей супругой. Тогда и Антон станет хозяином уже официально.

Антон остановился неподалёку, наблюдая за повисшим на ветке медвежонком. Да, жаль, конечно, что с одним из животных тогда случилась неприятность по его вине, но это случайность. И, потом, коалы — всего лишь звери.

Сумасшедшего ветеринара нигде не было видно. Это называется, он исправно выполняет свои обязанности? Надо будет сделать ему выговор.

Антон услышал сзади какие-то звуки, и обернулся. Но никого не было. Он пожал плечами и снова стал наблюдать за коалами. Ему снова захотелось рассмотреть кого-нибудь из них поближе, и он направился к окну, за стремянкой, которой пользовался Джонни.

Сзади снова послышался шум, но Антон уже не стал поворачиваться. Наверняка это шумят листья деревьев или кустарников, ведь здесь, в зимнем саду, установлена целая система дорогущих приспособлений, позволяющих ощущать себя как в настоящем садике, с климат-контролем, порывами ветра и прочими атрибутами сладкой мещанской жизни.

Внезапно Антон почувствовал сильный толчок в спину. Он едва удержался на ногах, и, оборачиваясь, с негодованием увидел Джонни.

— Смотри, куда прёшь, придурок рыжий, — недовольно рявкнул Антон.

Но вместо того, чтобы извиниться, Джонни упорно наступал на него. Антон пятился назад, пока не оказался прижатым к стеклянной стене.

— Ты чего? —забормотал он, сообразив, что ветеринар сегодня выглядит иначе.

В его глазах плескалась откровенная ненависть, такая сильная, что Антону стало не по себе.

— Джонни, в чём дело? — сделал он ещё одну попытку освободиться. — Что за шутки?

— Ты убить коала, — тихо произнёс Джонни, — ты убить…

— Да я же нечаянно, — оправдывался Антон, — ну-ка, отпусти меня, идиот! — он вытянул вперёд руки, намереваясь оттолкнуть ветеринара, как вдруг тот с силой толкнул Антона куда —то вправо, и навалился на него всем своим тщедушным, но оказавшимся таким сильным, телом.

Антон почувствовал пустоту сзади себя. Он полулежал, прогнувшись назад в позвоночнике, голова его была откинута назад, и он вдруг увидел аккуратные клумбы и дорожки, присыпанные гравием. Только тогда он сообразил, что в зимнем саду оказалось открытым окно, а он этого не заметил, решил, что это климат-контроль с искусственным ветерком…

— Джонни, — взвизгнул он, — отпусти, придурок, я же могу упасть! Ну, пошутили, и хватит! Да я тебя уволю, мерзавец!

Джонни, тяжело дыша, молча продолжал толкать его вперёд. Антон, наклоняясь всё ниже и ниже, почувствовал панический страх. Он попытался за что-нибудь ухватиться, но в конце концов вцепился в Джонни.

— Мы упадём вместе, — пообещал он, немного успокоившись. — Клянусь, я потащу тебя за собой!

И в эту секунду Джонни с силой укусил его за руку. Антон взвизгнул и отпустил руку. И полетел с двенадцатиметровой высоты вниз головой, аккурат на альпийскую горку…

Резник дрожащими руками отложил бумагу в сторону. Он перечитал её несколько раз, пока осознал, что же на самом деле происходит. У него не закралось ни тени сомнения, каким-то шестым чувством он понял, что всё написанное — правда. Перед ним лежал черновик газетной статьи. Вот что в нём было написано:

« Хорошо быть олигархом! Деньги решают всё, и наша олигархическая верхушка успешно внушает массам данный принцип. Для примера возьмём генерального директора нефтяного холдинга „Теллурика — нефть“ Резника А. М. Этот, с позволения сказать, трудяга, а на самом деле прожигатель жизни, недавно оставил любящую жену, с которой прожил тридцать лет. И ради чего он это сделал, вернее, ради кого? Ради азербайджанской женщины, годящейся ему в дочери. Он немедленно подарил своей молодой любовнице огромную квартиру в центре Москвы, заваливает её эксклюзивными украшениями, возит её по фешенебельным курортам, совершая экскурс по собственным шикарным виллам. Деньги, украденные у народа, у правительства, неоплаченные налоги, он с лёгкостью тратит на свою очередную пассию. Через несколько месяцев, а то и раньше, он её бросит, чтобы переключиться на новую игрушку, которая получит новые украшения и новую квартиру. А почему бы и нет? Почему бы Резнику и не швыряться огромными деньгами на временные развлечения, ведь он — миллиардер! Вместо того, чтобы хоть как-то помочь народу, чтобы помогать сиротам и инвалидам, чтобы потребовать увеличить пенсии (поверьте, это в его силах, с его политическим влиянием), он тратит эти деньги на молодых хищниц, готовых раздвигать ноги за увесистые подачки. Возможно, он просто не знает, что с этими деньгами делать, ведь суммы, поверьте, немаленькие. Один браслет, подаренный любовнице, мог бы помочь большой семье ветерана Чечни, оставшегося без рук, безбедно прожить два года. Но зачем владельцу Теллурики помогать обездоленным, если он увлечён молоденькой свистушкой? Это ведь она радует его каждый день в постели, а не молодой парень, отдавший здоровье за нашу Родину. Ту самую, которая также является и родиной Резника. Очень жаль, что он об этом забыл!

Наши олигархи уже не люди, в их глазах вместо зрачков — баксы. В их волчьей стае очень опасно находится, и Анатолий Максимович — живой тому пример. Не так давно он финансировал левую политическую партию, вступившую в оппозицию с правительством России и президентом. Для этой цели он в очередной раз отвалил три миллиона долларов, чтобы сделать следующий взнос. Ведь наш, так сказать, деятель, окружил себя новоявленными депутатами, которых сам же и продвигал в Думу. Но эти деньги таинственным образом испарились. Они не дошли до фракции, осев в чьих-то карманах. Осерчавший миллиардер решил наказать своего близкого друга, которому была поручена миссия передачи денег. И сделал он это не по человеческим законам, сначала разобравшись, в чём же дело. А по законам братвы, по волчьим законам, без суда и следствия. Его люди просто повесили несчастного депутата в его собственной квартире. И поделом ему, незачем брать такие деньги, если не собираешься их передавать по назначению! Вы тоже так считаете, уважаемые читатели? Ну а что, если эти деньги банально были украдены? В жизни порой случаются такие вещи, что ни в одном остросюжетном романе не напишут.

И после этого Резник даёт интервью, в которых называет себя порядочным человеком? Изгоем, на которого ополчилось правительство? Буквально призывает всех посмотреть новым взглядом на президента? Кричит на всех углах о том, что на него давят «сверху», потому что в нашей стране нельзя делать большие деньги честно, а, если хочешь это сделать, надо отстёгивать туда же, «наверх»? Видимо, бросать миллионы к ногам любовниц куда приятнее, чем, как и положено по закону, честно платить налоги!

Наш «порядочный» олигарх поселил в своём доме незаконнорожденного сына и тут же дал ему должность начальника юридического отдела своего холдинга, бездушно уволив человека, проработавшего верой и правдой на этом месте много лет. Но зато он платит по восемь тысяч долларов в месяц своему ветеринару, ухаживающему за… коалами! Да-да, наш «честный и законолюбивый» приятель несколько лет назад привёз себе из Австралии коал, прихватив заодно самого лучшего и высокооплачиваемого ветеринара, должного следить за новыми игрушками олигарха. В его огромном доме был оборудован зимний сад с эвкалиптами, чтобы медвежатам было удобно. Личный самолёт Резника несколько раз в неделю гоняет на далёкий Зелёный континент за листьями эвкалиптов, ведь коалы едят только определённый их сорт. Сотни тысяч долларов тратятся на такую милую прихоть Резника, как вам это нравится?

Для своей невестки, певицы Милы Илиади, он покупает лучшее время на телеэкране, подарил ей огромную роскошную студию для записи альбомов, приглашает лучших и самых дорогих операторов и видеоинженеров для съёмок её бестолковых клипов. Зачем нести в массы культуру и искусство, если есть деньги, на которые можно покупать эфирное время?

О Резнике можно говорить бесконечно. Но давайте переключимся на деньги, которые могли бы реально улучшить жизнь каждого отдельного человека и целой страны. Те деньги, которые он, не задумываясь, швыряет направо и налево, но всё мимо народа. Каким же образом Резник уходит от налогов? О, для этого случая существуют целые продуманные схемы. Совместные предприятия, зарегистрированные в оффшорах, добыча нефти без соответствующей лицензии, экспорт так называемого неучтённого сырья, контрабандная нефть, наконец. Наш олигарх не гнушался этих способов для собственного обогащения. Он превратился в богатейшего человека страны благодаря печально известной схеме «кредиты в обмен на акции». Этот человек одалживал деньги ослабленному ельцинскому правительству, а взамен получил право управлять огромной государственной компанией, которую потом продавали на закрытом аукционе. И он же сам выкупил «Теллурику» за небольшую часть реальной стоимости. Новый же президент пересмотрел итоги приватизаций, совершённых незаконно. Он открыто выступил против олигархов, с целью организовать более справедливое деление российских богатств. Первым на пути встал Резник. Он открыто финансировал оппозиционную политическую партию, лоббировал свои интересы в отраслях нефтяной промышленности, чем не мог не привести государство в ярость. Если ему так хочется быть королём, почему он продолжает жить в России? Почему бы ему не купить своё маленькое королевство?

Несколько месяцев назад наша газета уже печатала материал о плохом качестве бензина с заправок Резника. Тогда он откупился, чтобы эта новость не стала достоянием гласности, поэтому только в нашей газете, свободной от настроения олигархической верхушки, и вышла та статья. И теперь мы не боимся открыто заявлять народу: долой таких олигархов, которые высасывают кровь из народа, превращая её в своё личное золото. Будь прокляты эти люди, наживающиеся на нашей с вами экономической беде! Идеи социального неравенства, о которых они так любят рассуждать на экранах телевизоров, не больше чем насмешка над обычными людьми. После эфира олигархи садятся в свой личный самолёт и летят на Сейшелы или в Майами, а мы отправляемся на свои продавленные диваны. И только газеты, которые наконец-то могут открыть правду о жизни олигархов, способны придать нам сил. До каких же пор мы будем это терпеть?

P.S. Кстати, забавы Резника уже переходят все границы. Он отбил невесту у собственного сына, отправив того в Лондон. Эта азербайджанская девица, вскружившая головы и отцу и сыну, тоже не так проста, как может показаться. Она — дочь погибшего преступного авторитета азербайджанской группировки, отправившегося на тот свет при помощи того же Резника. Видимо, олигарху не хотелось, чтобы отец его любовницы им мешал. Или тот требовал слишком много денег за связь русского олигарха с его дочерью? В любом случае, как вы думаете, что это значит — связь русского олигарха и дочери лидера азербайджанской группировки? Да-да, вы правильно подумали: отмывание денег тоже входит в любовно — деловую связь Резника с его азербайджанской любовницей.»

Анатолий Максимович положил таблетку валидола под язык, и невидящим взглядом уставился в окно. Его не смутила та грязь, которую вылили на него в этой статье. Всё, от начала до конца, было неправдой. Абсолютно всё! Все факты были исковерканы до такой степени, что, несмотря на их реальное существование, они умудрялись представить Резника в наиболее чёрном свете. Но это его не тревожило, он и так периодически читал о себе гнусные вещи в прессе. Но эта «заказная» статья, а она явно была таковой, в гораздо большей степени поразила его, чем нелепые скандальные хроники о себе, которые он изредка видел в периодической прессе. Значит, Ирина, его любимая женщина, та, ради которой он оставил жену, в которую был страстно и, как он надеялся, взаимно влюблён, она оказалась «куклой», пустышкой, подставной уткой.

Резник сразу понял, что это — не ложь. Пожалуй, только это изо всей этой грязи и было настоящей правдой. Вот, значит, почему Ирина так интересовалась его делами, вот почему она познакомилась с ним. Вот почему так искренне выспрашивала о его семье…

Сердце, его растоптанное, униженное, несчастное сердце, преданное этой женщиной, затрепетало и стало биться, словно попавшая в силки птица.

Резнику стало тяжело дышать, и он осторожно ослабил узел галстука и расстегнул две верхних пуговицы на рубашке. Эта женщина, которая ещё сегодня утром готовила ему оладьи на завтрак, которая заботливо поправляла его пиджак, которая целовала его у двери, она к тому же являлась любимой женщиной Павла. Неужели она заранее всё подстроила и спланировала так, как ей было выгодно?

Нет, это выше его сил! Резник вскочил с кресла, чтобы побежать к Ирине, чтобы узнать, правда это или нет, чтобы убедиться в том, что она любит его на самом деле, но острая боль оказалась стрелой, пронзившей его сердце. Побелев, он опустился обратно, и затих. Ему надо было отвлечься, потому что, если он будет думать об этой страшной правде, то умрёт прямо здесь, на рабочем месте. Зазвонил его мобильный телефон, и Резник схватился за трубку, как за спасительную соломинку.

— Ну, как тебе материальчик? — хохотнул в трубке смутно знакомый голос. — Понравился? Я и не сомневался, что понравился! Ты чего молчишь, не узнал, что ли? Значит, богатым буду, — продолжал куражиться тот же голос. — А знаешь, как я стану богатым? А вот как: ты сейчас же перепишешь нефтяную скважину на Каспии на мою племянницу, Жанну Маликовну Гусейнову. Да-да, на неё! Правда, ты её знаешь под другим именем, но, согласись, имя Ирина моей красотке не подходит. Уж слишком у неё выраженная восточная внешность. Ну а как же иначе, ведь она — азербайджанка! Ты слушаешь? — забеспокоился голос.

— Шахид, — вспомнил Резник ненавистное имя.

— Молодец! — похвалил тот. — Ты сделаешь то, что я тебе сказал, как можно быстрее. Иначе в газете уже завтра появится та статья, которую ты только что прочёл. В твоей ситуации я бы не стал этого дожидаться. Жанна говорит, у тебя очень сложные перспективы, и не сегодня-завтра за тебя могут приняться. Уж поверь мне, газета с этой статьёй только ускорит твоё падение.

— Ты непоследователен, — выдавил из себя Резник. — Мне всё равно конец, поэтому раньше он наступит или позже, это уже неважно. Ты, как всегда, опоздал!

— Я так не думаю, — протянул Шахид. — Как только этот материал пойдёт в печать, твой арест совершится мгновенно, уж поверь мне! Эта статья подготовлена по всем правилам, мне пришлось отвалить кругленькую сумму журналисту, состряпавшему её. Прокуратуре как раз на руку арестовать тебя в этот момент, когда репутация твоя сплошь в пятнах!

— Ты глуп, — отрезал Резник. — С этой статьёй или без неё, меня всё равно арестуют не сегодня — завтра. А делиться с тобой своей собственностью я не намерен!

Он отключил телефон. Впрочем, через несколько секунд он зазвонил вновь.

— Это ты глуп, — заорал Шахид. — Знаешь, что станет с твоей драгоценной Жанной, если ты не подпишешь на неё дарственную? Я убью её, а её голову пришлю к тебе по почте! Можешь её засушить и поставить у себя в камере. Вам вдвоём будет веселее.

Трубка запищала противным мелким сигналом.

Резник зачем-то потрогал её и отодвинул от себя. Боль в сердце, раздирающая его на кусочки, отошла на второй план.

Резник нажал кнопку, вызывал секретаршу и сообщил ей, чтобы она вызвала к нему нотариуса и двух юристов, занимающихся собственностью Теллурики.

Марина, сидя в самолёте, мечтала лишь об одном: чтобы он как можно быстрее взлетел. У неё дрожали колени, и она, как ни странно, чувствовала возбуждение. Но ни одной подходящей кандидатуры рядом не было. Не приставать же ей к престарелому очкарику, сидящему слева от неё. И не к симпатичной девушке, занимающей третье кресло «Боинга».

Она смотрела в иллюминатор и молилась про себя, чтобы всё прошло хорошо. Она лихорадочно вспоминала, всё ли сделала правильно. Антон повторил ей несколько раз, что именно она должна говорить и делать. И она постаралась запомнить. Но всё-таки её трясло. А что, если… Но нет, об этом лучше не думать. А вспоминать о том, что её яркая небольшая спортивная сумка стоит у её ног, она чувствует приятную ткань сумки, набитой деньгами. Лучше бы ей помечтать о том, что она будет делать с этой суммой. Купит себе роскошный дом на побережье? Или станет бизнес-леди? Или спрячет их, а сама будет охотиться на богатеньких Буратино? На фешенебельном курорте, на который она отправится из Турции, их будет предостаточно! Да-да, она определится с банком и откроет себе счёт. Даже несколько счетов, чтобы на каждом лежала небольшая сумма. Таким образом, если вдруг какой-то банк обанкротится, у неё останется часть денег. А вообще она молодец, она всё сделала правильно. В точности выполнила то, что приказал Антон. Она залезла в органайзер Ковалёва, выяснила, когда у него состоится та встреча, и быстренько подстроила свой отъезд, соврав про горящий тур. Правда, чтобы Ковалёв не сомневался, ей пришлось самой оплатить половину путёвки, но разве полтора миллиона долларов того не стоили?

Она подсыпала депутату снотворное в стакан с вином, а потом, убедившись, что он крепко спит, пробралась к нему в кабинет, и нашла кейс с деньгами в сейфе. Марина прекрасно знала, где он хранит ключи от всего на свете, в том числе и от ящиков стола, она уже давно подсмотрела, что он кладёт связки ключей в коробочку, которую прячет за книгами. В этих связках были запасные ключи от квартиры, от его рабочего кабинета, от сейфа, от машины и ещё куча ключей бесцельно валялась в той коробочке. Ключ от сейфа Марина уже давно подобрала. Правда, содержимое металлического ящика, встроенного в стену, и прикрытого шторой от окна, её не радовало. У Ковалёва в сейфе лежали какие-то бумаги, а также тонкая пачка валюты, всего три тысячи евро. Почему он предпочитал евро доллару, Марина не спрашивала, но она сама впредь будет иметь дело только с долларами. Не такая уж она дура! Евросоюз разваливается на глазах, несколько стран уже проголосовали против Конституции данного союза. Так что, скорее всего, евро скоро заменит старая добрая немецкая марка. По крайней мере, всё к тому идёт. А доллар всегда будет долларом, вне зависимости от того, насколько низок или высок его курс.

Марина задумалась и даже не заметила, что самолёт уже набирает высоту. Когда она выглянула в иллюминатор, то готова была кричать от радости. Даже колени перестали дрожать. Всё! Она в безопасности! Хотя… ей тут же в голову пришло, что её могут перехватить в аэропорту в Турции. Хотя, в общем, она сделала всё, что могла: несколько раз сообщила Ковалёву, что его дочь заходила к ним и копалась в его кабинете. Так что никаких подозрений на её счёт у него быть не должно. Кроме того, он может не хватиться этих денег до её прилёта. В крайнем случае, если даже её будут ждать в аэропорту, то она с этим уж как-нибудь справится! Полтора миллиона долларов на кону. Она сделает всё ради того, чтобы их сохранить! Например, познакомится с этим сидящим рядом с ней старичком, уткнувшимся в газету, и попросит его донести её сумку до выхода из аэропорта. Если её схватят, она попросит его подождать её где-нибудь. Такие вот седенькие старички, как правило, очень честны и доверчивы. Она ещё раз потрогала ногой свою драгоценную сумку и улыбнулась. Кто бы мог подумать, что такой простой, даже можно сказать, примитивный, план Антона сработает? Хотя нельзя забывать и об удаче, которая сопутствовала им с самого начала. Им надо было придумать что-то, что позволило бы Ковалёву изъять деньги у Резника и привезти их к себе домой на ночь. Марина молодец, это она догадалась, что проще всего будет придумать отдых на курорте. Оставалось только подобрать такой тур, который позволял ей вылететь рано утром. Конечно, оставалась опасность, что Ковалёв поручит водителю отвезти её в аэропорт, а сам в сопровождении охраны Резника повезёт деньги на встречу с лидером фракции. И в этом случае Марине пришлось бы вместо полёта на самолёте улёпётывать, куда глаза глядят, да побыстрее, ведь Ковалёв непременно обнаружил бы исчезновение денег раньше, чем взлетит этот чартерный рейс. А если не раньше, то уж наверняка её бы ожидали в аэропорту Анталии. Он мог подумать на неё. Или не мог? Ей только сейчас пришло в голову, что Вовчик, как она его ласково называла, мог вовсе не принимать её в расчёт, а судорожно размышлять о таинственной пропаже. Насколько Марине известно, следом за машиной, перевозившей Ковалёва от Резника в депутатскую квартиру, следовали охранники, выделенные Резником специально для этой перевозки. Может быть, Ковалёв решит, что это они могли умыкнуть или подменить чемоданчик? К тому же он уезжал провожать её в аэропорт, в это время кейс с деньгами находился в квартире, пусть даже в сейфе. Ну и что? Почему подозрение должно падать только на неё?

Она вспомнила, как у неё билось сердце, когда она открыла сейф, достала кейс и принялась перекладывать деньги в свою сумку, маскируя их под вещами. Сердце билось так громко, что она на полном серьёзе боялась, что Ковалёв сейчас услышит этот звук и проснётся. Хотя она подлила ему в вечерний бокал красного вина содержимое пузырька, который ей выдал Антон, сообщивший, что это крепкое снотворное. Но всё равно ей было страшно. А потом, когда в большом белом пакете из «Ашана» она вынесла на лестничную клетку остальные полтора миллиона долларов, и вручила их сидящему на ступеньке Антону, только тогда она начала понимать, что их план срабатывает. Всё получилось именно так, как они хотели и планировали. За тем лишь исключением, что на Антона никто не подумает, а ей придётся скрываться. Но она готова была рискнуть, ради таких-то денег.

— Не бойся, — увещевал её Антон, — я буду прикрывать тебя, как только смогу.

— Да уж, — с сомнением ухмыльнулась она.

— Да, — повторил он. — Мне невыгодно, чтобы тебя поймали. Ведь ты тут же меня сдашь!

— Сдам, — подтвердила Марина.

— Поэтому я буду крутиться в гуще событий, и сообщать тебе, на каком этапе находятся поиски денег. Давай договоримся: ты будешь звонить мне на мобильный через день. Но запомни, никаких рабочих телефонов, только мобильный!

Марина согласилась. А что ей оставалось делать? Антон, легко перепрыгивая через две ступеньки сразу, понёсся вниз, к машине. А она вернулась в квартиру человека, которого собиралась ограбить и оставить на произвол судьбы. Иногда ей было жаль Ковалёва. В общем-то, он неплохой человек. Но в то же время она понимала, что в этом мире каждый борется сам за себя. Это её, может быть, единственный шанс, стать богатой и независимой.

С утра Марина разбудила Ковалёва как можно позже, чтобы у него не было времени покопаться в чемодане, наполненном уже не деньгами, а старыми газетами, если вдруг приспичит полюбоваться на них. Ковалёв с тяжёлой после вчерашнего снадобья головой ворчал, что она так быстро решила поехать за границу.

— Ну ты понимаешь, котик, — стараясь быть естественной, щебетала Марина, — мне просто предложила подруга, путёвка —то «горящая», в половинную стоимость! Ну не дуйся, мой сладенький!

Она вздрогнула. Сосед, тот самый благообразный старичок, толкал её локтем.

— Вы что будете пить? — любезно спросил он.

Марина увидела столик с напитками, а возле него — застывшую в ожидании неприветливую стюардессу.

— Вино, пожалуйста, — проговорила она с извиняющейся улыбкой. — Красное.

Она взяла наполовину наполненный стаканчик (жалко им, что ли?) и выпила одним залпом. За свой успех. За то, что она не побоялась идти по головам и даже по трупам. Правда, тот случай она предпочитала не вспоминать, это было неприятно, ведь глаза жены Ковалёва она всё равно не забудет до самой смерти. Глаза женщины, цепляющейся за подоконник, чтобы сохранить свою жизнь, и Марина, сталкивающая её в окно…

Марина поёжилась. Ей стало неуютно.

— Можно попросить плед? — она улыбнулась стюардессе, шествующей обратно с тем же столиком.

Она не любила вспоминать о том, как вытолкнула Галину Ковалёву через окно и сымитировала её самоубийство. Иногда Марине не верилось, что она могла такое сотворить. Но она пыталась выплывать на поверхность жизни, и поэтому работала локтями во все стороны. А это была хорошая идея, подкинуть Ковалёву билет на фильм, который она купила изначально. И почему ему в голову не пришло, что она попросту не пошла на картину?

Марина вздохнула.

Как бы там ни было, теперь ей наконец-то повезло по-настоящему. Значит, всё, что она делала, правильно!

Жанна, напевая, прибирала в квартире. Кто знает, возможно, Шахид и вправду разрешит ей перевезти Полину на квартиру, где она живёт вместе с Резником.. Это, конечно, весьма сомнительно, однако же в последнее время он очень подобрел, это даже она сама заметила. Возможно, это заслуга Тамары, от которой Шахид без ума, а, возможно, и самой Жанны. Она исправно поставляет ему любую информацию, которую слышит от Макса, с каждым словом чувствуя себя всё более грязной и мерзкой. Но Шахид безумно радуется услышанному, наверняка он что-то затевает. Но сегодня такой прекрасный день, что не хочется думать о грустном. Несмотря на конец августа и погоду, которая уже две недели напоминала осеннюю, со всеми присутствующими ей атрибутами — слякотью, постоянными дождями, промозглыми ветрами, сегодня выглянуло солнце и словно оживило унылый пейзаж за окном. И это оказалось весьма кстати: сегодня Жанна, посетившая гинеколога с целью планового осмотра (после рождения Полины она очень часто проверялась у врачей), узнала прекрасную новость: она снова беременна! От этой мысли ей хотелось петь, смеяться, танцевать, хотелось обнять всё человечество. Наконец-то она по-настоящему хочет ребёнка, хочет в своей реальной жизни. Не в качестве Ирины, которая жила с Мальчиком и искренне считала его своим мужем, а в качестве себя самой. Конечно, Полине и года нет, но к тому времени, когда малыш появится на свет, ей будет уже годик и четыре месяца. Отличная разница для сестры и брата!

Жанна, схватив швабру, закружилась с ней в диком танце. Она не сомневалась, что у неё будет мальчик. У такого человека, как Резник, могли быть только сыновья. И она истово хотела сына, такого же умного, такого же сильного, такого же доброго и самого лучшего, как её мужчина. Жанна была уверена, что Макс обрадуется этой новости. Подумать только, у него появится малыш! У них будет настоящая семья. И, как знать, может быть, они уедут, ведь Макс хотел уехать из России, буквально на днях они об этом говорили, и заживут где-нибудь на маленьком острове в океане, и каждый день будут наслаждаться жизнью, только они, вчетвером…

От такой перспективы у Жанны захватило дух. Она действительно готова на всё, лишь бы остаться с Максом и их детьми. Он непременно полюбит Полинку, тем более что в ней течёт его кровь, ведь он — её дедушка!

У Жанны мигом испортилось настроение, когда она сообразила, что до сих пор ещё не открыла ему всей правды. А как он воспримет её, которую знает как Ирину, в образе Жанны, той самой, из-за которой чуть было не погиб его единственный сын?

Жанна собралась с духом и постаралась переключиться на более приятные мысли. А как они назовут своего мальчика? Надо ему придумать хорошее, красивое имя… Ах, да, ну конечно же, они назовут его Максимом! Резника-старшего зовут Анатолием Максимовичем, а младшего будут звать Максимом Анатольевичем! И к тому же это такое красивое имя — Максим, очень благородное!

Жанна вздрогнула. На самом деле звонит телефон, или ей показалось? Она сделала музыку потише и прислушалась. Телефонная трель разрывала тишину кухни, именно там Жанна оставила трубку радиотелефона.

Звонил Резник. У Жанны от радости сердце запрыгало в груди, словно упругий резиновый мячик. Она едва удержалась, чтобы не выпалить сногсшибательную новость, но потом решила, что такое событие не требует спешки. Она объявит Максу о ребёнке сегодня вечером, за ужином. Они торжественно отметят будущее пополнение. Жанна сама накроет стол, зажжёт ароматизированные свечи, возможно, даже наполнит джакузи любимой пенкой, чтобы они оба как следует расслабились и насладились друг другом.

Она очнулась и прислушалась к голосу любимого.

— Будь добра, приезжай ко мне в офис, — попросил Резник. Голос его был слишком безжизненным, чтобы не обратить на это внимания.

— Макс, что —то случилось? — напряглась Жанна. — Как ты себя чувствуешь, с тобой всё в порядке?

— Нет, — нервно хмыкнул он, — не всё в порядке. У меня неприятности. Так ты приедешь?

— Ну конечно, немедленно выхожу! — крикнула Жанна. — Макс, держись!

Мила, напевая, красовалась перед зеркалом. Она только что купила себе роскошный костюм от Диора, ярко — алый, шляпку, перчатки и туфельки, чёрные, с алым же каблуком. Она намеревалась идти на регистрацию брака с Антоном именно в этом наряде. Теперь она — жена преуспевающего бизнесмена, значит, долой розовый цвет и имидж нимфетки, да здравствует имидж женщины-вамп, роковой леди! А лучше всего — первой леди!

Мила захихикала. Да уж, Антон — это не Павел! Антон найдёт способ зарабатывать столько, чтобы им обоим с лихвой хватало, и ему, и его жене, Людмиле Ковалёвой. Она теперь не будет Милой Илиади, ей надоело быть певицей. Лучше всего быть женой любимого человека, просто женой. Возможно, Мила по примеру Любови Андреевны тоже откроет благотворительный фонд, или возьмёт под шефство детский дом. Чтобы Антон мог гордиться ею и представлять её своим друзьям и коллегам этакой меценаткой.

Мила покрутилась перед зеркалом, встала в профиль. Да уж, перед свадьбой, конечно, не помешает подтянуть отвисший животик, чтобы профиль его был абсолютно плоским.

Жаль только, что она и так истратила уже все свои деньги, которые были у неё отложены. Ну, придётся просить у Антона, не продавать же ей квартиру!

Её мысли вернулись к смерти отца. Какое счастье, что она не выписалась из той квартиры, после замужества. Сначала она пыталась наладить жизнь с мужем, затем появился Антон, и ей опять было не до этого, а теперь вот отец умер, и квартира, в которой она прописана, досталась ей. Она — законная наследница её! Иначе, если бы Мила прописалась в особняке Резников, не видать ей этой жилплощади, как своих ушей! Та глупая гусыня, юная любовница отца, наверняка бы вцепилась в неё клещами, затаскала бы Милу по судам, убеждая окружающих, что Ковалёв собирался на ней жениться, к тому же они жили вместе и вели совместное хозяйство, значит, она практически его жена. А квартира наследуется именно женой. Конечно, Мила бы отсудила себе жилплощадь, но к чему тратить столько нервов и денег на адвоката?

Смерть отца её вовсе не тронула, она осталась равнодушной, так же, как и к смерти матери. Никто из этой семейки её не любил, так и она не собирается страдать по безвременно усопшим!

К тому же она теперь невеста с приданым. Антон, беря её в жёны, будет знать, что у неё есть и квартира, и машина. Она не пришла к нему голодранкой! Скоро приедет Павел, поставит свою подпись в бумагах, которые уже подготовлены адвокатом, и всё. Она — свободна. Но только для того, чтобы остаться рядом с Антоном на законных основаниях.

Мила ещё раз повернулась к свету, пытаясь разглядеть, на самом ли деле на лацкане пиджака маленькое пятнышко, и вдруг заметила, как мимо окна пролетело что-то тяжёлое. Она удивлённо вышла на балкон своей комнаты и, глянув вниз, страшно закричала. Там, на камнях альпийской горки, неуклюже свернувшись, лежал Антон. Из-под его тела вытекала кровь, быстро собираясь в разрастающуюся лужицу.

Жанна показала паспорт секьюрити. На её имя уже был выписан пропуск. Интересно, зачем она понадобилась Максу сейчас, ведь он никогда не приглашал её к себе в офис! Впрочем, может, оно и к лучшему. Её просто распирает от гордости, она не может удержаться, чтобы не сообщить ему о будущем малыше.

Она процокала на своих каблучках по широкому коридору, удивляясь гармоничной красоте и роскоши офиса, пока не нашла кабинет Резника. Перед его резиденцией сидела секретарша. Она щёлкала мышкой, уставившись в жидкокристаллический монитор. Увидев Жанну, скользнула по ней профессиональным взглядом, и сухо улыбнулась.

— Проходите, Ирина. Анатолий Максимович вас ждёт.

Жанна, сообразив, что её уже предупредили звонком с охраны, решительно открыла тяжёлую дубовую дверь, не постучав. А к чему эти условности, если они любят друг друга, и Резник уже сделал ей предложение?

Она вошла в кабинет и быстро направилась по дорогому напольному покрытию к его столу.

— Лучше бы у тебя был паркет, — пошутила она, — а то на каблуках идти неудобно.

Резник поднял голову. Жанна даже остановилась от неожиданности: его глаза не засияли при виде неё, он не вскочил с места, чтобы её поцеловать, не воскликнул радостно: «ну, наконец-то!». Он просто сидел за своим огромным столом и смотрел на неё. Взгляд его был тяжёлым, но одновременно каким-то пустым. Жанне даже показалось, что он не видит её.

— Садись, — он кивком указал ей на стул напротив себя.

Поддавшись его властному и ставшему чужим голосу она присела, недоумевая.

— Чтослучилось? Макс, что произошло?

— Не называй меня Максом, — глухо проговорил он и, не глядя на неё, протянул ей тонкую папку.

Жанна послушно приняла её и открыла. Сразу же натолкнулась взглядом на своё имя, выделенное жирным курсивом: Гусейнова Жанна Маликовна.

Всё поплыло у неё перед глазами, и она уронила бумаги на стол.

— Ты знаешь, — прошептала она.

Резник молча крутил в руках какую-то безделушку со своего стола, то ли брелок, то ли какую-то фарфоровую фигурку.

— Поздравляю. Ты получила то, что хотела: эту несчастную нефтяную скважину. Теперь ты свободна.

— Нет, — взмолилась Жанна, — нет, всё совсем не так! Макс, я хотела тебе всё рассказать, много раз порывалась, но не смогла. Мне было страшно…Дорогой, мне не нужна эта скважина, мне вообще ничего не нужно, лишь бы ты был рядом! Просто Шахид, он… он угрожал моей дочери, и заставил меня это сделать.

— Не надо, — попросил Резник, — прошу тебя, уходи! Ты получила то, что хотела! Я уважаю таких людей, которые непременно добиваются своей цели. Меня не пугают угрозы Шахида, просто ты действительно добротно выполняла свою миссию. И заслуживаешь награды. Подумать только, из-за этой проклятой скважины ты инсценировала собственную смерть, бросила моего сына, только чтобы быть поближе ко мне…

— Пожалуйста, — заплакала Жанна, — Макс, выслушай меня! Ты же практически ничего не знаешь! Я люблю тебя, слышишь, ты, люблю!!!

— Не называй меня Максом, — повторил Резник, всё так — же не глядя на неё. Он нажал кнопку селекторной связи.

— Будьте добры, проводите мою посетительницу, — проговорил он.

Дверь тут же открылась и показалась секретарша. Она спокойно подошла к Жанне и встала возле неё. Жанна поднялась и направилась за ней.

— Возьми папку, — услышала она голос Резника, и вернулась.

В конце концов, именно из-за этой скважины произошла настоящая трагедия в её жизни. Она отдаст эти бумаги Шахиду, и освободится от него. А потом, кто знает, может быть, Макс её простит, и позволит ей рассказать всю правду?

Не оборачиваясь, она вышла из кабинета, и, возвращаясь по тому же коридору, заметила дамскую комнату. Вдоволь наревевшись, а затем приведя себя в порядок, Жанна вышла из туалета через полчаса. Глаза её были сухими и безжизненными. Она сделала несколько шагов, глядя себе под ноги, и натолкнулась на молодого человека.

— Простите, — извинилась она, — я случайно…

Парень повернулся, и злополучная папка снова выпала из её рук. На расстоянии менее полуметра перед ней стоял Павел.

Прилетев в Москву, Павел первым делом направился к отцу. Ему не хотелось ехать домой, зато он почувствовал, что очень соскучился по Анатолию Максимовичу. Когда Павел говорил с утра с Милой по телефону, она рассказала, что её отец повесился. И Павел представлял, как же тяжело на душе у Резника —старшего, ведь они с Ковалёвым были друзьями с детства…

К тому же ему хотелось ободрить отца, сказать, что теперь ему нет нужды переживать за сына, ведь Павел наконец-то взял себя в руки. Ещё он также знал от Милы, что отец — уму непостижимо — ушёл из дома, и теперь живёт со своей любовницей. Павел не знал, в каком тоне ему разговаривать с отцом, долго думал об этом, а потом просто махнул рукой. В конце концов, оттого, что Анатолий Максимович хочет быть счастливым, он же не перестал быть отцом Павла!

Он бодро направлялся по таким знакомым коридорам нефтяной компании, попросив охрану не сообщать отцу о приезде сына.

— Хочу сделать ему сюрприз, — улыбнулся он секьюрити, и те заговорщицки закивали головами.

Когда до кабинета оставалось меньше десяти метров, Павел замешкался, зацепившись ботинком о ковровую дорожку, и наскочил на какую-то девушку. Или это она наскочила на него, сейчас уже он этого не помнил. Главное — когда он взглянул на неё, то чуть не потерял сознание. У него закружилась голова, и ему пришлось опереться на стену. Павлу казалось, что он участвует в какой-то нелепой комедии, что кто-то очень страшно и безжалостно разыграл его. Всё это время он пытался убедить себя в том, что необходимо жить дальше, и что Жанну уже не вернёшь. А вот теперь она сама стояла перед ним. Только волосы были гораздо короче и другого цвета, отличаясь от тех, которые он видел в последний раз. Она выронила папку с бумагами, которые держала. В голове у Павла зашумело. Если бы это была не она, не его Жанна, а просто так сильно похожая на неё девушка, тогда она бы не обратила внимания на него, и спокойно прошла бы мимо… Значит, это — действительно — она?

Он схватился за свою голову и пощупал её. Ему было плохо, его тошнило, резко поднялась температура, в ушах гудело. Но он не отрывал взгляда от Жанны.

— Это ты? — неожиданно севшим голосом спросил он. — Ты?

Жанна кивнула, глядя на него со страдальческим выражением в глазах.

— Ты жива, — пробормотал Павел, — ты жива!!! Ты искала меня здесь, правда? Ты же меня искала, да?

Жанна закусила губу. Павел очень хорошо знал этот жест, и именно он вдруг примирил его с нынешней действительностью. Павел осознал, что всё это происходит в реальном времени, и что это ему не снится. Хотя всё равно у него в голове не укладывался тот факт, который в секунду изменил, и снова перечеркнул всю его жизнь. Жанна жива, Жанна жива, Жанна жива… Он готов был целую вечность повторять эти слова, самые дорогие и родные, самые счастливые и сумасшедшие слова на свете. Он не знал, плакать ему или смеяться от радости, от счастья, от наивысшего восторга. Его любимая женщина, самая красивая, самая дорогая, самая лучшая на свете, жива! ЖИВА!!! Она не погибла, да и как он мог поверить в то, что она погибла, ведь такая умница, как Жанна, не заслуживает такой гадкой смерти, она не даст застать себя врасплох! И как только он мог в это поверить, в то, что её, такой живой, больше нет на свете? Почему ему не подсказало сердце?

— Думаю, ты должен поехать со мной, — внезапно произнесла Жанна.

— Почему ты меня бросила? — задал вопрос Павел. — Почему ты ушла от меня?

— Давай поговорим в машине, — попросила Жанна, и, взяв его под руку, повела его по коридору.

— Подожди, — Павел вырвался и встал рядом с ней, гладя её по лицу, трогая её плечи. — Дай мне посмотреть на тебя, дай понять, что ты жива на самом деле, что это не галлюцинация.

— Я на самом деле жива, — вздохнула Жанна, — не знаю, к счастью ли это… Пойдём, я всё тебе расскажу в машине. Здесь люди…

Павел посмотрел по сторонам и понял, что на них и вправду уже начинают обращать внимание, на странную парочку, стоящую слишком близко друг от друга, несмотря на рабочее время.

Он послушно спустился, ни на секунду не выпуская руки Жанны из своей ладони. Даже когда они проходили через неудобную вертушку на дверях, он и тогда её крепко держал за руку.

Когда Жанна попыталась выдернуть ладошку из его руки, он ещё крепче сжал её.

— Я больше никуда тебя не отпущу, — сказал он. — Никогда!

Они прошли к машине Жанны, синему форду. Она села за руль, и, ловко выруливая со стоянки, покатила по шоссе. Всё это время Павел сидел рядом с ней и не сводил с неё глаз. У него было много вопросов, но он не торопился. Он знал, что теперь у них впереди — целая жизнь. Он разглядывал такое родное её лицо, тонкие руки, уверенно держащие руль, и заметил, что она впервые одела юбку.

— Я никогда не видел тебя в коротких юбках, — удивился он.

Жанна улыбнулась.

— Я и сама не думала, что когда-нибудь буду их носить, — вздохнула она. — Павел, дорогой, нам надо поговорить. Я не хочу, чтобы этот разговор состоялся в машине, всё слишком серьёзно. Ты не против, если я остановлюсь у ближайшего кафе?

— Нет, конечно, — вскричал Павел, — делай всё, что хочешь, моя принцесса!

Он гладил её по щеке, по руке, по коленке, жадно всматривался в неё. В его жестах не было и намёка на страсть или похоть, он дотрагивался до любимой женщины, которую боготворил, чтобы ещё раз убедиться, что это именно она, та самая, которая так ярко ворвалась в его жизнь, и так быстро исчезла оттуда, подобно комете.

Жанна затормозила у кафешки, раскрашенной в весёлый розовый цвет.

Павел вышел из автомобиля и снова бросился к Жанне, схватил её в охапку и крепко прижал к себе.

— Если бы ты знала, как я люблю тебя, — прошептал он, вдыхая запах её волос, — если бы ты только знала…

— Я знаю, — Жанна слегка отстранилась. — Павлик, дорогой, я знаю. Прости меня за всё…

Она осознавала, как глупо звучат эти слова, но других у неё не было. Кроме прощения, ей нечего было попросить у него.

Они вошли в кафе, сели за ближайший к выходу столик. Пока официант не принёс им кофе, Жанна не начинала разговор. А Павел просто молча смотрел на неё, счастливо улыбаясь и держа в своей руке обе ладошки Жанны.

Он не мог на неё насмотреться. На него внезапно снизошло такое умиротворение, что ему не хотелось больше ничего, даже не хотелось знать, почему она его бросила. Он бы всю жизнь так просидел, разглядывая её, чувствуя её, осязая её…В этом и заключалось всё его счастье.

В его глазах стояли слёзы.

— Жанна, любимая, бесценная моя, давай закажем шампанское! — предложил он. — Ты жива, ты мне всё расскажешь, всё-всё, но сейчас я хочу отпраздновать самое лучшее событие в моей жизни. Ты жива, и это главное!

* * *

— Я не верю, — упорно бубнил Павел, после того, как Жанна рассказала ему то, что с ней случилось, когда она покинула его. — Я не верю, что ты любишь моего отца. Ты же любила меня, помнишь? Ты помнишь, как сильно ты меня любила?

— Конечно, помню, — Жанна с жалостью повернулась к Павлу. — Я и сейчас тебя люблю, но совсем иначе, по-другому…

Она уже сидела за рулём и везла его к себе домой, не на квартиру, купленную Резником, а в отцовский дом, который оккупировал Шахид. Жанна не предпринимала никаких действий по его выдворению оттуда, пока за ней числился долг — эта проклятая скважина, погубившая её отношения с человеком, которого она любила так сильно, как это вообще возможно. Но теперь, после того как она привезёт ему дарственную, и переоформит её на дядю, всё будет иначе. Она освободится от него, и они заживут с Полиной так, как ей того хочется. Она — довольно обеспеченная женщина, несмотря на то, что всё наследство Шахид оформил на себя, пользуясь её мнимой смертью. Жанна уже сумела доказать в надлежащих органах, что она — жива, и что всё имущество должно перейти к ней. Но пока в доме обитал Шахид, он только давал ей деньги, чтобы она претворила его план в жизнь. Теперь они квиты. Она везла Павла в дом, чтобы познакомить его с Полиной. Шахид нейтрализован, этот дом по праву принадлежит ей, значит, она может привозить туда кого угодно и когда угодно. А Шахид пусть убирается оттуда вместе со своей любовницей, так бесстыдно демонстрирующей их отношения.

— Жанна, любимая, — не унимался Павел, — теперь, когда мы снова вместе, когда столько сложностей, трагедий, проблем осталось позади, мы сможем начать новую жизнь — вместе!

Жанна печально покачала головой.

— Нет. Когда я была сильной, мне нужен был мягкий, слабый мужчина, для гармонии, и я встретила тебя. Теперь я — слабая, и мне нужен сильный мужчина. Для гармонии. И это — не ты.

Павел закрыл лицо ладонями. У Жанны сердце разрывалось от жалости к нему, но она не собиралась ему лгать. Она помнила то счастливое время, те несколько месяцев, когда они были вдвоём с Павлом, и не хотела причинять ему боль. Пусть лучше он сразу привыкает к мысли, что они уже никогда не будут вместе. Даже если его отец не простит её, она останется одна, но с Павлом никаких отношений у них не будет.

— Но ты хоть позволишь мне видеть дочь? — глухо спросил он, стараясь держаться.

— Конечно, — облегчённо улыбнулась Жанна, — я тебя как раз к ней и везу!

Оставшуюся часть времени они молчали. Когда подъехали к дому, Жанна заметила, как напрягся Павел. Настя рассказывала ей, что Шахид похитил его, и держал заложником в её доме, в подвале. Она порывисто прижала Павла к себе и поцеловала его.

— Павлик, милый, тебе больше ничего не угрожает. Ты Шахиду не нужен, ему нужны только деньги. Я привезла ему то, что он хотел, теперь я свободна!

Они вышли из машины, и направились к дому.

Жанна сразу же провела Павла в детскую. Полина лежала в кроватке, забавно дрыгая ножками и пуская пузыри. Жанна попросила нянечку выйти, и пропустила Павла к кроватке. Она с щемящей нежностью наблюдала, как Павел плачет, глядя на дочь, улыбающуюся ему крошечным редкозубым ротиком.

— Господи, — бормотал он, — господи…Теперь мне есть, зачем жить. У меня появился смысл в жизни!

У Жанны тоже навернулись слёзы на глаза. Она слишком хорошо знала Павла и понимала его. Но ничего не могла поделать с собой. Она безумно любила его отца, любила не той страстной и порывистой любовью, иссушающей всё вокруг, которой когда-то прониклась к его сыну, а сдержанной, мудрой, спокойной, граничащей с глубокой нежностью. Она снова подумала, как же сложна её жизнь, в которую ворвались двое — и отец, и сын.

Сзади раздалось покашливание. Жанна резко обернулась. На пороге комнаты стоял Шахид.

— Какая милая сцена, — ухмыльнулся он, — воссоединение семьи!

— Что тебе здесь надо? — обозлилась племянница. — Ты не приучен стучаться?

— Это мой дом, дорогуша, и я веду себя в нём, как мне заблагорассудится!

— Это мой дом, — поправила его Жанна, — и ты живёшь здесь на птичьих правах! Но с сегодняшнего дня можешь искать себе новое место жительства.

Она взяла со стола папку и бросила её Шахиду. Тот, с недоумением открыв её, впился глазами в текст.

— Поздравляю, дорогая племянница, — радостно воскликнул он, — ты выполнила мою просьбу! Только, боюсь, твою я выполнить не смогу.

Жанна насторожилась. Как она могла забыть про коварство и хитрость Шахида, как могла ему довериться и убедить себя в том, что он выполнит обещанное после того, как она принесёт ему документы на блюдечке? Тем более что именно Шахид рассказал Максу о том, кто она такая, даже не предупредив племянницу. А что, если бы Резник оказался слишком слаб, чтобы вынести все сложности, свалившиеся на него в последнее время, и пустил бы пулю в лоб и себе, и ей? По-видимому, это Шахида не волновала.

— Я думала, ты — человек слова, — всё-же попробовала Жанна пойти в атаку. — А ты — ишак, бегущий за морковкой. Ты так и будешь бегать за мной всю жизнь, надеясь, что я буду обеспечивать тебе выполнение всех твоих желаний?

— Зачем же? — удивился Шахид. — Теперь у меня осталось только одно желание: покарать тебя. За всё зло, которое ты причинила Семье. За смерть моего брата, который погиб из-за этого щенка, — он кивнул на Павлика.

— Не будь идиотом, — прошипела донельзя разозлённая Жанна, — ты прекрасно знаешь, что моего отца убил Мальчик. И где же он, где убийца? Спокойно гуляет на свободе, ты даже не можешь найти его, тоже мне, глава Семьи! Что тебе надо? Я выполнила то, о чём мы договаривались. Я — свободна! Осталось только переписать дарственную на тебя, но за этим дело не встанет. Убирайся из моего дома!

Шахид лишь ухмыльнулся.

— Знаешь, мне пришла в голову новая идея, — сообщил он, почёсывая небритый подбородок. — Ты мне больше не нужна, это так. Ты выполнила всё, о чём мы говорили, это тоже так. Но ты становишься опасной для меня, я не могу так просто тебя отпустить.

— Да в чём дело? — наконец-то вступил в разговор Павел, до этого держащий Полину на руках.

Он опустил девочку в кроватку, отчего она немедленно заплакала.

— О, наш принц проснулся, — захлопал в ладоши Шахид. — Хотя лучше бы ты молчал. Ты мне тоже пригодишься. У твоего отца ещё много чего осталось, вот мы и посмотрим, сколько он готов дать за тебя. Как ты думаешь, твой отец не пожадничает?

— Ах ты, крыса, — выкрикнула Жанна, и бросилась на Шахида.

Тот моментально выхватил пистолет из-под рубашки, надетой навыпуск, и направил его на Жанну.

— Дорогая, всё очень серьёзно, — сказал он, глядя на неё. — Ты думала, я тут шутки шучу? Ты мне больше не нужна, но и отпускать тебя опасно. Где гарантия, что ты не объединишься со своим нефтяным королём против меня? Как ты докажешь, что будешь жить в своё удовольствие, а не вынашивать планы мести?

— Она может уехать отсюда, — пробормотал взволнованный Павел, — вместе с моим отцом! И тогда никто тебя не тронет. Такое доказательство тебя устраивает?

— Нет, — категорично покачал головой Шахид. — Это не доказательство. Вот когда она будет мертва — это будет единственное доказательство.

Жанна побледнела.

— Хорошо, мы с тобой разберёмся сами, это наши семейные дела. Отпусти Павла, пусть он заберёт Полину с собой. Ты же не зверь, чтобы убить и ребёнка?

— Ну что ты такое говоришь, — поморщился Шахид, продолжая держать пистолет в руках. — Конечно же, малышка останется у меня. Я стану её опекуном, за неимением других родственников. Да-да, — продолжил он, глядя, как Павел порывается что-то сказать, — именно за неимением. Твоего отца не сегодня-завтра посадят, это всем известно, да и Жанна так считает, а она у нас мозговитая девица! А ты… ты не станешь отнимать у меня дочь племянницы, верно? Иначе это будет слишком чревато. К тому же официально это ребёнок мужа Жанны. Ты знаешь, что она была замужем? Так вот, ты тут вообще никаким боком. А потребуешь сделать экспертизу, я увезу Полину из страны, и ты никогда её больше не увидишь. Как знать, может, мне повезёт вырастить из неё такую же Жанну, умную, упрямую, непримиримую? Только эта новая Жанна будет предана мне целиком! Она не станет влюбляться в какого-то жалкого хлюпика и из-за него рушить всю жизнь своей семьи!

— Ах ты ублюдок, — процедил Павел сквозь зубы, и двинулся на Шахида.

Тот быстро направил пистолет на него.

— Жанна, скажи своему дружку, чтобы он оставался на месте, он мне ещё пригодится.

— Паша, я тебя прошу, не делай глупостей, — выкрикнула Жанна, — у нас ведь Полина, не забывай…

Павел остановился, сжав кулаки.

Шахид добродушно засмеялся.

— Эй, вояка, успокойся. Тебя я убивать не буду. Может быть, твой отец не пожалеет ради тебя пары своих заводиков?

— Ты забыл, что произошло в прошлый раз? — зловеще ухмыльнулся Павел.

Жанна видела, что ему страшно, но он пытался это скрыть. — Когда-то ты уже пытался развести моего отца на деньги, но вместо этого пострадал твой сын!

Шахид подскочил к Павлу и ударил его рукояткой пистолета в висок.

Павел схватился за голову, из-под его прижатой к виску руки потекла струйка крови.

— Давай договоримся, — начала Жанна, понимая, что дело и вправду принимает серьёзный оборот. — Ты нас отпустишь. Я подпишу на тебя какие угодно бумаги, даже этот дом оставлю тебе, и даю тебе своё слово, что никогда не стану посягать на твою жизнь или жизнь кого-то из членов Семьи. Ты же знаешь, что на моё слово можно положиться! Мне не нужна война, я теперь — мать, и хочу жить спокойно, растить своего ребёнка!

Шахид задумчиво покрутил пистолет в руках.

— Заманчиво, конечно, но мой план всё-же лучше. Что значит слово женщины? Сегодня дала, завтра забрала обратно!

— Жанна не обычная женщина, — запальчиво выкрикнул Павел, попутно стараясь успокоить плачущую Полину.

Дверь открылась. В комнате появилась Тамара.

— Что здесь происходит? — удивилась она.

— Всё отлично, дорогая, — улыбнулся Шахид, не поворачиваясь к ней, — мне нужно поговорить с этой парочкой, выйди, пожалуйста!

Тамара кинула обеспокоенный взгляд на пистолет в его руках, побледнела, но послушно вышла.

Жанна вздохнула. Неужели она умрёт так бесславно, в комнате своей дочери, в доме своего отца, на глазах прежде любимого ею человека? Неужели теперь, когда она справилась со своим заданием, из-за которого потеряла Макса, она потеряет и свою жизнь? А что будет с её дочерью?

Жанна закрыла глаза и пошла навстречу Шахиду. Он всё равно её убьёт, так что, если выстрелит, пусть это будет сейчас, вот о чём говорила страдающая маска её лица.

На самом деле она задумала хитрый манёвр. Жанна собиралась обмануть своего мерзкого, коварного родственника. Теперь главное, чтобы Павел не подкачал, и либо помог ей, либо просто не мешал. Жанна собиралась пройти несколько шагов и рухнуть на пол, имитируя обморок. Шахид растеряется, и у неё в запасе появятся несколько драгоценных секунд.

— Стой, — выкрикнул Шахид, снимая пистолет с предохранителя, — стой, дура!

Но Жанна успела сделать ещё один шаг, глядя прямо в глаза Шахида, прежде чем произошло непоправимое.

Павел, не в силах смотреть, как любимая женщина идёт навстречу смерти, бросился ей наперерез, закрывая её тело собой.

От неожиданности рука Шахида дрогнула, и он выстрелил. Павел рухнул на пол. Жанна, онемевшая от ужаса, словно приросла к полу. Дверь снова хлопнула, и опять появилась Тамара.

— Я опоздала, — закричала она, и тут же увидела живую Жанну.

— Уходи, — велел Тамаре Шахид, — немедленно уходи!

Он уже пришёл в себя, но пистолет не опускал.

— Ты убийца! — прошептала Тамара. — Человек, которого я любила всю жизнь, убийца!

— Что ты несёшь, при чём тут вся жизнь? Мы познакомились полгода назад. Уходи! — прикрикнул на неё Шахид.

Он снова прицелился, теперь уже в Жанну, сидящую на полу возле Павла. Пуля попала ему прямо в сердце, он уже не дышал. Полина в своей кроватке разрывалась от крика.

— Чёрт, я не хотел его убивать, — пробормотал Шахид, — я хотел избавиться только от тебя, дрянь!

Жанна с ненавистью взглянула на него, и поняла, что он сейчас выстрелит. Теперь уже в неё, ведь больше её некому защищать.

Раздался выстрел. Жанна зажмурилась, а потом, когда волшебным образом всё стихло — и плач ребёнка, и крики Шахида, открыла глаза и увидела перед собой тело дяди и возвышающуюся над ним Тамару с пистолетом в руках.

Тамара нервно хохотнула. У неё началась истерика. Сначала она завизжала, потом засмеялась, затем принялась рыдать. Жанна осторожно переложила голову Павла со своих колен на пол, подошла к Тамаре и два раза ударила её по щеке. Этот способ приведения её в порядок оказался действенным. Она ещё пару раз всхлипнула и затихла.

— Зачем ты убила его? — безжизненный тон Жанны ей самой действовал на нервы. Её даже не интересовало, почему любовница Шахида убила его. Просто она не хотела, не могла молчать, ей надо было что-то говорить и во что-то вслушиваться, чтобы не сойти с ума от происшедшего. Павел мёртв, Резник её бросил, считает её предательницей, Тамара убила Шахида, и нет уверенности в том, что она не поступит так же и с Жанной.

— Потому что он хотел убить тебя, — тут же опровергла её мысли Тамара.

— А какое тебе дело до меня? — грубо выкрикнула Жанна. Её начало трясти, она не могла оторвать взгляда от тела Павлика, лежащего на полу, от его белокурой головы, которую она так любила держать у себя на коленях в то время, когда они были вместе, от его рук, которые оказались такими тёплыми и такими надёжными. Он спас ей жизнь, только-только успев познакомиться с собственной дочерью.

Жанна зарыдала. Все накопившиеся в её душе страдания вырвались наружу одним разом, мощным потоком снося всё на своём пути. Никогда в жизни она так не плакала, все её слёзы можно пересчитать по пальцам одной руки. Эти бурные рыдания брали реванш за всё, за те невыплаканные слёзы, которые Жанна не могла раньше выпустить на волю, за все её злоключения, за всю её такую юную и в то же время чересчур насыщенную неприятными событиями жизнь.

Тамара подошла к ней, обняла её и заплакала вместе с Жанной.

— Ты спрашиваешь, какое мне до тебя дело? Милая моя, родная, доченька, я — твоя мать! Теперь ты понимаешь, какое мне до тебя дело, и почему я это сделала?

Марина сидела в убогой комнатёнке и подкрашивала глаза. Она собиралась пойти поужинать в близлежащий ресторан, но сначала ей надо было определиться с деньгами. Положить в банк она их не могла, потому что находилась не в Швейцарии, а пока ещё в Турции. Надо быть последней идиоткой, чтобы класть такие деньги в турецкий банк. Турки — это те же азербайджанцы! А Марина отнюдь не доверяла нацменам.

Чтобы не привлекать к себе внимания, она устроилась в этом крошечном дешёвом отельчике. Конечно, с такими деньгами она могла бы взять себе роскошный номер в самой дорогой гостинице Анталии, но всё-же предпочла законспирироваться. Её наверняка ищут, поэтому лучше всего светиться как можно меньше. Ведь первым делом её будут искать в хороших отелях.

Она наложила блеск на полные губы, и осталась довольна. Да, с такой внешностью и такими деньгами она получит весь мир!

Она поправила короткие шортики, застегнула босоножки, и, взяв чемоданчик с деньгами, вышла из номера. Марина отдавала себе отчёт в том, что ходить по улице с полутора миллионами долларов очень опасно, но другого выбора у неё не было. Внезапно она вспомнила, что на ресепшен в отеле должен быть сейф, и обрадовалась. В конце концов, это было куда лучше, нежели таскать с собой такую кучу денег.

На ломаном английском языке она объяснила толстому турку, чего хочет, и тот радостно закивал. Марина заплатила десять долларов за день пребывания чемоданчика в сейфе, и сама его туда положила, кодовым числом ей послужили первые шесть цифр московского телефона Ковалёва.

Марина в третий раз проверила надёжность сейфового замка, и осталась довольна. Ну вот, на руках у неё пятьсот долларов, на несколько дней, пока она решит, что же ей делать дальше, ей хватит этого с лихвой.

Она вышла из мрачного помещения душного отеля и улыбнулась солнцу. Теперь вся её жизнь будет состоять из этого солнца. Марина подумывала поехать в Америку, найти себе там мужа, и остаться жить в той благословенной стране, во Флориде или в Калифорнии, возле океана.

Она медленно прошла по торговой улочке, на которой располагался отель. Хозяева лавок пытались заманить её внутрь, и долго цокали языками ей вслед.

— Наташа, Наташа, — раздавалось со всех сторон. — Красавица!

Марина презрительно улыбнулась. Она знала, что турки всех русских женщин называют Наташами.

Наконец, увидев кафе, она вошла внутрь и заказала себе баранину с овощами, а на десерт — кусок торта, который красовался в витрине. Плотно пообедав, Марина расплатилась и решила немного прогуляться. Не сидеть же ей в отеле, в самом деле. Она дошла до порта, обогнула его, прошла вдоль моря и спустилась к воде. Поблизости никого не было. Недолго думая, девушка сбросила с себя всю одежду, досадуя, что забыла захватить купальник, и, полностью обнажённая, вошла в воду. Море, тёплое и нежное, ласково обволакивало её кожу, и Марина радостно взвизгнула. Она — свободна! С такими деньгами она — королева! Она нырнула, пытаясь разглядеть стайку рыбок, но те быстро унеслись вдаль. Поплавав минут пятнадцать, Марина вышла на берег, подставляя молодое тело солнечным лучам, как вдруг заметила отделившиеся от скал две фигуры.

Она испуганно попятилась назад, но запнулась о камень, торчавший из воды, и неуклюже рухнула на спину. Два смуглых мужчины молча подошли к ней, схватили за обе руки, и потащили в сторону скал. Марина закричала, но один из турков быстро зажал ей рот. Она пыталась вырваться, царапалась, кусалась, извивалась, но они так же молча волокли её в тень. Там, под нависшей скалой, сидел третий — отвратительно рыхлый, обрюзгший пожилой турок, от которого за версту разило потом. Двое его подручных разложили Марину возле него, не забывая зажимать ей рот.

Третий поднялся, нависая над ней огромным животом и не менее огромным членом, который он уже успел обнажить. Марина забилась в истерике. Она прекрасно понимала, что её ожидает, и представляла, почему эти три ублюдка караулили её здесь, в безлюдном месте: ни одна женщина не захочет спать с таким уродом, у которого член по размеру не уступает лошадиному.

Толстяк навалился на неё, пока двое его приятелей или слуг, Марина не разбиралась в их иерархии, держали её за руки и за ноги, пригвоздив их к песку, и впился своим слюнявым ртом в губы Марины.

От отвращения и ужаса она мгновенно потеряла сознание. И это спасло её от нескольких часов страха и боли.

Она очнулась, когда уже стемнело. Голова словно раскалывалась от боли, а внизу живота полыхал настоящий пожар. Застонав, она поднялась, и с трудом добралась до воды. Окунулась в море, пытаясь прийти в себя, и, еле передвигая ногами, стала одеваться. Её сумочка, в которой лежало пятьсот долларов, исчезла. Эти скоты не только насиловали её, но ещё и обокрали. Марине стало так обидно, что она упала на песок и разрыдалась. Как они могли, как они посмели себе такое позволить! Твари! Животные! Откуда они знали, что она одна? Неужели следили за ней? Но тогда где же эти подонки?

С трудом поднимаясь по тропинке к дороге, Марина изредка постанывала. Кажется, у неё кровотечение. Ей нужна помощь… Ни на минуту она не останется в этом проклятом отеле! Немедленно переберётся в хорошую гостиницу и попросит врача, чтобы осмотрел её и уколол обезболивающее. Какая же она дура! Если бы остановилась в хорошем месте, в отеле, у которого есть свой пляж, с ней бы не произошло это кошмарное событие!

Кривясь от боли, она с трудом дошла до отеля. Портье на конторке не было. Марина облокотилась на стойку, простояла минут пять, а потом, плюнув, зашла за стойку, и подошла к сейфу, в котором оставила деньги. Она немедленно заберёт свои деньги, вызовет такси и переедет. Ей срочно нужен врач!

Она набрала код, но сейф не сработал. Никакого сигнала не прозвучало. Марина ещё раз набрала код, и ещё, а потом вдруг схватила дверцу и потянула на себя. Она беспрекословно открылась. Чемоданчика внутри не было, как не было и портье.

Марине потребовалось несколько минут, чтобы осознать всё, что с ней произошло. Чтобы понять, что она, молодая и красивая блондинка осталась в одиночестве среди грубых, грязных и похотливых турков, в чужой стране, без копейки денег. Портье обокрал её и скрылся. Может быть, именно он и послал ей вдогонку насильников, чтобы они задержали её, пока он будет улепётывать.

Марина рухнула на грязный пол и завыла. Она не видела, что в открытое окно с улицы за ней наблюдает тот ужасный извращенец, который насиловал её в течение нескольких часов.

Анатолий Максимович Резник пил коньяк прямо из бутылки. Отпивал глоток, ставил бутылку на место, и тут же снова поднимал её. Никогда в жизни он не пил коньяк из бутылки, и никогда ещё не был пьяным. Сейчас ему хотелось банально напиться, так, чтобы вся эта страшная правда улетучилась из его головы хотя бы на несколько часов. Хотя бы на короткий срок, чтобы у него была передышка, чтобы он наконец обрёл возможность дышать и трезво оценивать ситуацию. Он отстранённо подумал, что это настоящий каламбур — пьяный человек собирается трезво оценивать ситуацию. Но ему не было смешно. Он ещё не был пьян, и это его волновало. Чёрт побери, почему он не напивается? Почему бутылка уже очень скоро опустеет, а он всё ещё помнит то, что случилось сегодня, почему вместо сердца в его груди — настоящий полыхающий факел, опаляющий всё вокруг?

Его мобильный телефон снова зазвонил. Он выругался и отключил его. Кажется, он выдернул из сети все телефонные шнуры, запер кабинет, приказал секретарше всем говорить, что его нет. Но кто-то из внешнего мира упорно пытается достучаться до него.

Неужели он ещё кому-то нужен в этой жизни? Он одним большим глотком допил коньяк, и отбросил пустую бутылку в сторону. Ну вот, и где же пресловутое забвенье?

Он решительно поднялся, и быстро прошёл к резному шкафчику, в котором располагался бар, не обращая на сильную боль в сердце и аритмию. Задумчиво изучив взглядом бутылки, остановился на шотландском виски. Распечатал бутылку, и принялся отпивать из неё. Ему не хотелось ни о чём думать, он торопился напиться, чтобы выпасть из жизни хотя бы на время. Чтобы образ Ирины, его дорогой и любимой женщины, которая затмила для него солнце, ведь это теперь она была его солнцем, его воздухом, его жизнью, не исчезал, не тускнел, превращаясь в банальнейший образ азербайджанской аферистки, добившейся своего. По правде сказать, Резник знал, что Ирина — уже не Ирина, то есть не та женщина, которую он любил. Даже имя у неё теперь другое… И всё-же он рассчитывал на то, что она что-то ему скажет, что-то такое, что позволит ему простить её или отнестись к этому происшествию как к забавной случайности или, в крайнем случае, досадной неувязке. Да, она просила его выслушать её, но он с ужасом заметил в её глазах сожаление. Или даже жалость? Неужели она жалела его, после того, что сама же и натворила? Он не хотел слушать её жалкий лепет, те бессмысленные оправдания, которыми она могла оперировать. Он не увидел в ней чего-то важного, того, что могло бы всё исправить, перечеркнуть, поставить на прошлом жирную точку. А всё остальное без этого не имело смысла. В глубине души он ещё надеялся, что она порвёт договор дарения, составленный на неё, и скажет, что ей ничего от него не нужно, только он сам. Но она послушно взяла бумаги и ушла. Она выполнила свой долг, оставив его зализывать раны.

Резник снова приложился к бутылке. Да, теперь он понимает, что чувствовал Павел, когда эта женщина его бросила. Роковая женщина, растоптавшая чувства и сердца мужчин из рода Резников. Сначала сын, теперь отец. Или она так и планировала? Может быть, они оба попались на её удочку, закинутую намеренно в рыбное место? Теперь-то Резник осознавал, как глупо и даже пошло выглядели его ссоры с сыном, когда он насмехался над Павликом и уговаривал его забыть Жанну. Как можно забыть, когда любишь по-настоящему?

Он горько вздохнул и сделал ещё глоток. Его начало мутить, хотя мозг работал чётко. Может быть, сильная боль в сердце не давала ему захмелеть?

Как бы там ни было, это уже неважно.

В дверь постучали. Не так, как стучат обычные посетители, а резко и грубо, даже вызывающе.

Резник раздражённо уставился на дверь. Он же говорил секретарше, чтобы та не пускала к нему посетителей! Или её просто нет на месте?

Он ждал, когда непрошеный визитёр уйдёт, но вместо этого дверь чуть ли не стала прогибаться под градом ударов. Прочная, дубовая, она бы выдержала и не такую атаку, но стук действовал Резнику на нервы.

Он вскочил с места, подошёл к двери и щёлкнул замком, распахивая её. На пороге стояло пятеро мужчин в форме.

— В чём дело? — раздражённо спросил он.

— Резник Анатолий Максимович? — деловито осведомился тот, кто стоял к нему ближе всех, и достал своё удостоверение.

— Московский уголовный розыск. Капитан Матвеец. У нас ордер на ваш арест и обыск. Пожалуйста, приступайте, — кивнул он своим коллегам.

— И в чём же меня обвиняют? — саркастически хмыкнул Резник, рассматривая оба ордера.

— Обвинение будет вам предъявлено в течение следующих двух дней, — спокойно сообщил ему капитан.

И почему-то его спокойствие убедило Резника, что на этот раз всё серьёзно. Произошло то, чего он одновременно и ожидал, и в то же время рассчитывал, что власти не посмеют так открыто объявить ему войну. Ведь процесс будет громким, в дело будет втянут и Запад, так как многие акционеры Теллурики — граждане Америки. Однако же это свершилось.

По настойчивому приглашению капитана, который выловил в коридорах офиса двух служащих, и пригласил их быть понятыми, Резник вернулся в свой кабинет. Он увидел торопящегося к нему Макарова, адвоката. Тот, видимо, уже был предупреждён сообразительной секретаршей.

— Что здесь происходит? — недовольно начал Юрий Ваганович. — В чём обвиняют моего клиента?

Капитан Матвеец, видимо, решил не связываться с известным на всю страну юристом. Ведь всем известно, что наши законы слишком обтекаемые, и профессионал с лёгкостью может найти необходимую лазейку в каждом из них. Не желая, чтобы арест был в дальнейшем классифицирован, как незаконное задержание, Матвеец протянул адвокату папку с бумагами, радуясь, что прихватил её с собой.

Словно сквозь сон, Резник слушал слова Юрия Вагановича.

Его обвиняли сразу по нескольким статьям. Во-первых, в двойном мошенничестве. Это расшифровывалось как хищение государственных средств путём организации ещё в 1998 году незаконного возврата якобы переплаченных налогов. Сумма возврата оказалась равна четырёмстам миллионам рублей. Ещё Резнику вменяли в вину статью 160, обвинявшую его в присвоении и растрате. На божий свет неизвестно откуда была вытащена и притянута за уши история о том, как якобы в 2000 году Резник безвозмездно изъял из средств «Теллурики» около трёх миллиардов рублей и под видом вексельных операций перечислил их на счета специально организованных для этого фирм.

Также ему зачитали статью 165, о причинении ущерба собственнику в крупном размере без признаков хищения.

Слушая чётко выверенную речь адвоката, Резник удивлялся словарному запасу человека, писавшего законы. Надо же такое выдумать — причинение ущерба без признаков хищения. При чём тут ущерб и хищение, ведь это разные вещи?! И, если в статье упоминается про ущерб, зачем говорить о хищении?

Он вдруг вспомнил статью, которую когда-то давно вычитал в старом кодексе, про незаконный промысел котиков и бобров, и неожиданно для себя заулыбался. Капитан Матвеец, страшненький, с выдающейся вперёд челюстью, бросил на него неодобрительный взгляд. Наверное, будущие обвиняемые не должны улыбаться при зачитывании предъявленного в будущем обвинения.

Краем уха Резник также слышал, что его обвиняют в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере. Поразительно! Вексельные схемы и минимизация налогов используется фактическими всеми крупными предприятиями, почти на официальной основе. Потому что каждое отдельное подобное мероприятие не противоречит Уголовному кодексу и его действующим нормам. Правда, весь комплекс данных мероприятий, по сути, представляет собой мошенничество. Нефть продаётся от скважин во внутренний оффшор. Естественно, продаётся только на бумаге, реальной отгрузки не происходит. А уж потом, из этого оффшора, по гораздо более высоким ценам, нефть продают на переработку. Вся разница остаётся в оффшоре. Вот только остаётся вопрос: почему спросили не со всех компаний, а с «Теллурики»?

Резник грустно ухмыльнулся. Двойной стандарт — это традиционное российское правило. Репрессивные меры по отношению к Резнику и его компании, естественно, подстегнут бегство капитала из страны и отпугнут западных инвесторов надолго.

— Теперь вам понятны причины ареста? — вдруг услышал Анатолий Максимович насмешливый голос капитана.

Резник немного помолчал, глядя исподлобья на олицетворение законности — некрасивого равнодушного офицера. Наверное, он очень бодро продвигается по служебной лестнице, вряд ли рядовому сотруднику доверили производить арест.

— Мне понятно, — чётко произнёс он, — только одно: наша юстиция никогда не станет приличной дамой, а останется проституткой, избирательной и коррумпированной.

В кабинет вбежала взволнованная секретарша.

— Анатолий Максимович, — затараторила она, — Анатолий Максимович, миленький, вы не пугайтесь, но у вас в семье несчастный случай…

— С кем? — рявкнул Резник. — С Любой что-то не в порядке? Что с ней?

— Нет, это ваш сын…

— Вы ошибаетесь, — возразил Анатолий Максимович, — Павел в Лондоне. Если бы с ним что-то случилось, то первым делом позвонили бы домой, а не на работу!

— Павел сегодня прилетел в Москву, — срывающимся голосом сообщила женщина, теребя в руках платочек. — В него стреляли…

— Он жив? — перебил её Резник.

Она не отвечала, но опустила глаза. Глава «Теллурики» внезапно икнул и понял, что спиртное на него всё-же подействовало. Он вдруг почувствовал сильнейшую острую боль в сердце, как будто кто-то невидимый изо всех сил ударил его в самое сердце осиновым колом, словно вампира.

И в ту же самую секунду он рухнул на пол. Дежурный врач, весь рабочий день обретавшийся в огромном здании холдинга, констатировал обширный инфаркт.

Нина Николаевна в ужасе положила трубку. Секретарша Резника ей только что сообщила, что у Анатолия Максимовича в семье в этот проклятый день случилось ещё одно несчастье: Антон неосторожно разглядывал какое-то растение в зимнем саду, и выпал из окна. Он парализован, и что с ним будет дальше, одному богу ведомо.

Нина Николаевна приложила ладони к щекам. Она проиграла! Она поставила на Антона всё — и свои деньги, свои акции, и даже себя, и проиграла! Она-то была уверена, что ждала слишком долго, и вот ей, наконец, повезло: появился Антон. Он как нельзя лучше подходил на роль главы Теллурики. Впрочем, ей на это было плевать, главное — что она как нельзя лучше подходила на роль его заместителя. Антон должен был сделать её своей правой рукой, и сделал бы, она в этом уверена, кабы не это глупое, до слёз досадное происшествие с ним. Неужели он так напился, что вылетел в окно? Или решил, что он умеет летать, и хотел попробовать?

Нина Николаевна нервно закурила, открыла его кабинет и вошла туда. Чёрт, ну почему так получилось? Она так долго ждала удобного момента, и вот, когда наконец её будущая карьера сулила ей золотые горы, и она мечтала превратиться из секретарши в заместителя одного из директоров холдинга, бог так её наказал! Но разве она, проработавшая в этой компании пятнадцать лет, не заслуживает лучшего места?

Нина Николаевна присела на кресло Антона и прикрыла глаза. Чтобы привлечь Антона, заинтересовать его, ей пришлось стать его любовницей. Иначе вряд ли он согласился бы выслушать её и действовать согласно её плану. Нина знала, что империи рушатся и созидаются, и на крахе их можно сделать такие же деньги, как и на созидании, если не больше. У неё был продуман чёткий план, ведь секретарь всегда в курсе всех событий, так же как и в курсе потопления Теллурики. Вернее, Резника. А вот кто станет у руля Теллурики — это ещё вопрос. Нина Николаевна готова была на всё, чтобы продвинуть Антона. Возможно, кто-то сочтёт её пожелания невыполнимыми, но она-то знала, что с помощью того количества акций, которое скопилось у него, и с помощью её хитрости они вместе добьются всего, чего захотят. И для этого им вовсе необязательно продолжать быть любовниками, главное — она уже заинтересовала Антона, заставила себя выслушать, и он с ней согласился. И вот теперь, когда всё, казалось бы, на мази, когда Резника уже арестовали, в это самое время он, как последний раздолбай, бездарно выпал из окна!

Она в сердцах ударила кулаком по столу, и тут услышала в приёмной испуганный голос секретарши Резника.

— Ниночка, ты где?

Она поднялась из-за стола, и зашагала к двери. Испуганная Светлана, одна из секретарш главы Теллурики, бросилась к ней.

— Нина, в кабинете Анатолия Максимовича — обыск! Они сказали, что сейчас также обыщут кабинеты всех руководителей, представляешь, какой ужас?! Так что я тебя предупредила, а ты забери ценные вещи из кабинета шефа. А то знаем мы, как эти офицеры обыск делают, — закатила глаза Светочка. — Заберут всё, что им приглянется, а потом доказывай!

Она упорхнула, а Нина Николаевна, не мешкая, вернулась в кабинет. Она подошла к сейфу и набрала на нём комбинацию букв и цифр. Она была бы плохой секретаршей, если бы не смогла запомнить кодовое слово, которое Антон не раз набирал при ней.

Сейфоткрылся. Нина Николаевна распахнула дверцу и не поверила своим глазам: на полке гнездились пачки денег, много денег. Она, словно во сне, вернулась в приёмную, достала из своей сумочки пакет, с которым намеревалась после работы зайти в продуктовый магазин, и ссыпала в него все деньги. В голове у неё что-то звенело, она даже толком не понимала, что происходит: то ли это ей снится, то ли это просто какой-то розыгрыш. Может быть, Антон специально всё это подстроил, и ей солгали, что он парализован, а на самом деле он где-нибудь поблизости сидит и насмехается над ней? Нина Николаевна, словно зомби, машинально закрыла сейф и вернулась на своё рабочее место. Выключила компьютер, заперла кабинет Антона, забрала свою сумочку и вышла из приёмной.

Спустилась вниз, на вахте отдала дежурному ключ от кабинета, и вышла из здания. Через несколько шагов до неё вдруг дошло: те полтора миллиона, оказавшиеся в кабинете у Антона — настоящие! Это не розыгрыш, и эти деньги теперь принадлежат ей. С ними она может создать новую империю. Не такую мощную, как Теллурика, но зато — свою! Нина Николаевна нетвёрдым шагом направилась к своей машине, всё ещё не веря в то сумасшедшее счастье и удачу, свалившиеся на неё так неожиданно.

Любовь Андреевна сидела в кресле, обхватив себя за плечи, обтянутые палантином. Она раскачивалась, тупо глядя перед собой в одну точку. Мила подошла к ней и присела рядом.

— Не переживайте вы так, Антоша обязательно поправится! — выговорила она. — Вот увидите, надо отвезти его за границу, там делают такие операции, что и мёртвого могут на ноги поставить! И парализованных тоже лечат. Главное — заплатить, операции не дешёвые, а всё остальное…

— При чём тут Антон? — горестно оборвала её излияния Любовь Андреевна. — Мой мальчик —то жив, пусть он парализован, но он дышит. И есть надежда на то, что он встанет на ноги, пусть нескоро, но всё — же! А Павлика уже нет… Больше никогда я его не увижу, он больше никогда не назовёт меня мамой, не обнимет, не посмотрит, не улыбнётся…

Мила опустила глаза. И как только она могла так опрофаниться? Ну конечно же, ей самой тоже положено страдать по Павлу, ведь она — его жена. Пусть они собирались разводиться, но ведь официально именно Мила — его вдова.

Дом Резников опустел. Анатолий Максимович лежал в больнице с тяжелейшим инфарктом, Павла убили, а Антон каким-то нелепейшим образом выпал из окна зимнего сада. Теперь он полностью обездвижен, и тоже находится в больнице. В огромном доме остались только Мила да Любовь Андреевна.

— Как же я виновата перед ним, — всхлипывала Любовь Андреевна, — как же виновата… И почему только после его смерти я это поняла?

— Перестаньте, — попробовала успокоить её Мила, — вы ни в чём не виноваты! Он же погиб не из-за вас.

— Тебе этого не понять, — горестно покачала головой убитая трагедиями мать. — У тебя самой рыльце в пушку! Ты изменяла одному моему сыну, связавшись с другим, а я это поощряла. Словно пелена какая застила мне глаза! Если бы ты любила Павла, он бы не вернулся к той женщине! Если бы у вас всё было хорошо, он бы мог остаться жив!

Мила промолчала, хотя могла бы многое сказать. Интересно, как это Павел мог бы остаться жив, если бы в их отношениях преобладали тёплые чувства? Он что, не поехал бы к Жанне, чтобы посмотреть на дочь? Или Шахид не убил бы его, зная о том, что Павла дома ждёт Мила? Бред какой-то! И вообще, свекровь не должна её обвинять, потому что и дураку ясно: причина гибели Павла — проклятая Жанна.

Мила до сих пор не пришла в себя после того, как узнала, что эта женщина жива. Мало того, она всё время была рядом с Милой, а та и понятия не имела. Сейчас певица готова была локти кусать при мысли о том, что Жанна смеялась над ней, водя за нос. Ну почему, почему Мила не сообразила, что настолько похожих людей на свете не бывает? Что её ввело в заблуждение? То, что Жанна — Ирина жила в другом городе? То, что занималась дизайном драгоценных украшений? То, что она вела себя не так, одевалась не так, говорила не так, как настоящая Жанна?

Мила вспомнила, как откровенничала с ней, рассказывая довольно интимные истории, скабрезные и слишком личные. Жанна хохотала или сочувствовала, давала дельные советы, и Мила думала, что они — подруги. А на самом деле всё оказалось гораздо хуже. Чёрт, чёрт, чёрт… Как же она могла так подставить саму себя?

Мила готова была отгрызть себе локоть за то, что произошло, но уже ничего не изменишь. Она осталась в дураках, эта азербайджанская дрянь здорово её развела! Мало того, Мила даже намекнула Ирине, что помогла Резнику расправиться с одним из азербайджанских авторитетов. Похвасталась, называется!

Когда Ирина позвонила Миле и сказала, что Павел убит, Мила первым делом подумала, что не только Резник-старший, но и её муж, попали в сети к Ирине. Тогда она ещё не знала, что никакая она не Ирина, а та самая Жанна, по которой сох и убивался Павел.

Они встретились в вестибюле больницы, в морг которой уже был определён Павел. Мила нервничала, но она сразу заметила, что Ирина изменилась. Не было игривости в глазах, не было стойкого макияжа и тщательно уложенной причёски. На неё смотрели холодные, чёрные, как уголь, и такие же обжигающие, глаза Жанны. Мила даже вздрогнула. Ей захотелось перекреститься, чтобы отогнать от себя наваждение, но она с изумлением поняла, что перед ней не Ирина.

— Ты же умерла, — вырвалось у Милы.

— Как видишь, нет, — ровным тоном произнесла Жанна. — Но сейчас не время говорить обо мне. Твой муж мёртв.

— Значит, он умер из-за тебя? Они с отцом перестреляли друг друга, ты, шлюха?

Жанна спокойно отвесила Миле пощёчину.

— Я понимаю твоё горе, и только поэтому не сержусь на тебя, — заявила она. — Но ты всё-же следи за своим языком.

Мила прошла вслед за ней и увидела Павла, лежащего на катафалке. Его смерть неожиданно сильно потрясла её, гораздо сильнее, чем смерть собственных отца и матери. Мила даже разрыдалась возле его остывшего тела.

Она позвонила Любови Андреевне, намереваясь также позвонить и Резнику, но Жанна сказала, что уже звонила его секретарше.

Не дожидаясь появления матери погибшего, Жанна уехала. Но напоследок, в ответ на кучу обвинений, которые ей кидала в лицо Мила, сказала всего несколько фраз:

— Я могу простить тебя за то, что ты испортила мне жизнь. И прощаю, потому что моя новая жизнь подарила мне Макса. Но я никогда не прощу тебя за то, что ты привела к отцу киллера. Ты будешь наказана за это.

— Боже мой, — скривилась Мила, — прямо как в детском саду! Чем ты меня накажешь? Поставишь в угол, или на колени, на горох, чтобы было больнее? Или просто убьёшь, как уничтожила Павлика? Ведь это из-за тебя его убили! Я всё расскажу на следствии, уж будь в этом уверена!

Жанна взглянула в последний раз на Павла, а потом повернулась и пошла, даже не посмотрев в сторону Милы, которая продолжала кричать ей в спину обвинения.

А потом приехала Любовь Андреевна, и дальнейшее Мила помнит уже с трудом. Появившись дома, она первым делом полезла в буфет за бутылкой водки, но искомого объекта не обнаружилось. Там стоял лишь приторно-сладкий ликёр «Моцарт». Мила открыла его, налила жидкость молочного цвета в стакан, и залпом выпила. Она не понимала, почему до сих пор не появился Резник. Может быть, эта шлюха и его грохнула? Только поздно вечером к ним домой дозвонилась секретарь, чтобы сообщить, что с Анатолием Максимовичем беда, и он в больнице, в тяжёлом состоянии.

Наутро Мила обомлела: ухоженные волосы на голове свекрови оказались седыми. И она сама очень сильно сдала, превратившись всего за один день из моложавой миловидной дамы в женщину преклонных лет.

— Не волнуйтесь, — убеждала её Мила, теперь, когда уже состоялись похороны Павла. — Всё наладится. Павла, конечно, не вернёшь, но Антон же может выздороветь! И чего вы так убиваетесь по Анатолию Максимовичу, он же ушёл от вас?

— Дура ты, — глядя на неё со внезапной злостью, сказала Любовь Андреевна. — Мелкий ты человечишка, ничего вокруг не видишь, кроме собственной персоны и собственного убогого мирка.

— А вы что, поддались всеобщей глобализации? — огрызнулась Мила, но ей стало неловко. Она никогда не слышала от свекрови никаких оскорблений, тем более в свой адрес.

— Ты просто ничтожна, — продолжала свекровь. — Жаль, что я не замечала этого раньше. Я вообще смотрела на жизнь узко, и видела в людях только хорошие черты. Почему-то надо было, чтобы на меня обрушилось столько горя, чтобы я прозрела. Это я сделала Павла несчастным, я вместе с тобой. Мы обе. Ты хотела женить его на себе, а я тебе помогала в этом. Мы вдвоём сумели сломить его сопротивление, но мой сын не стал счастливее от женитьбы. Скорее, наоборот. Как можно быть счастливым с женой, которая лезет в постель к его же сводному брату? Потом, когда появился Антон, во всём стала виновата я одна. Это я позволила тебе наплевать на Павлика, это я перестала обращать внимание на мужа, отдала себя всю в распоряжение сыночка, которого не видела столько лет, и даже не подозревала о его существовании. Но меня, в сущности, можно понять: счастливая мать, что ты тут поделаешь. Ради Антона я была готова на всё, ради него потеряла и Павлика, и мужа. И теперь вот и осталась с ним одним. Нет у меня ни мужа, ни младшего сына.

— Я у вас есть, — всполошилась Мила.

— Ты мне не нужна, — отрезала свекровь. — Нам с Антоном теперь никто не нужен.

— Но так нечестно, — запротестовала невестка. — Я вдова одного вашего сына, а с другим вашим сыном мы собирались пожениться! Вы не можете меня вот так вот запросто выбросить из своей жизни!

— Могу, и сделаю это. Не буду скрывать, ты мне неприятна, и я не хочу тебя больше видеть. Я наделала в жизни много ошибок, которые обернулись трагедией. И не хочу, чтобы ты, как вечное напоминание, стояла у меня перед глазами. К тому же, Антон не собирался на тебе жениться, он тебя обманывал. Согласна, это непорядочно с его стороны, но он — единственное, что у меня осталось в жизни, и я не позволю тебе разрушить и его судьбу. Я продам дом, продам всё, что у меня есть, и уеду в Америку, с Антоном будут заниматься лучшие врачи мира. А ты живи своей жизнью.

— Ну нет, — прошипела разозлённая Мила, — уж если так вы всё повернули, тогда отдавайте мне мою половину дома! Я не успела развестись с Павлом, так что мне тоже что-то причитается!

Свекровь хрипло рассмеялась. От её смеха у Милы мурашки пробежали по коже.

— Бедная девочка, ты сама не понимаешь, что говоришь! Ты не прописана в этом доме, это во-первых. Во-вторых, у Павла не было ничего. Толик не стал записывать на сына ни фирмы, ни дома, он очень беспокоился за него, и не хотел рисковать его жизнью. Это было бы рискованно, отписывать на Павлика такие средства. Ведь его могли похитить, или могла окрутить ушлая девица типа тебя. Имущество записано в основном на меня, на Толика, и на адвокатов моего мужа. Так что тебе ничего не светит, дорогая. Впрочем, машину можешь оставить себе, равно как и целый гардероб эксклюзивных шуб.

— Я подам на вас в суд, — рявкнула Мила, поднимаясь. — Вы ещё попляшете у меня!

Она развернулась и направилась в дом, собирать вещи. Больше ей здесь нечего было делать. Неизвестно, поправится ли Антон, но даже ради него она не собиралась оставаться с его матерью — мегерой.

Мила вышла из лифта, столкнувшись с Джонни.

— Отойди, придурок, — прошипела она, — чего встал на дороге?

Оттолкнув его, певица направилась в свою комнату. Ну и ладно, ещё увидим, кто победит! По крайней мере, у неё остаётся хорошая отцовская квартира, отличная машина, и куча шмоток. С голоду она не умрёт!

Резник открыл глаза, но тут же снова их прикрыл. Свет ослепил его, и он счёл за лучшее вновь окунуться в привычную темноту. Тут же нахлынули воспоминания об аресте и о том страшном сообщении, о котором проинформировала его заплаканная секретарша. Она хорошо знала Павлика, к тому же работала у Резника очень много лет. Неудивительно, что она расплакалась, узнав об его смерти. Анатолий Максимович снова приоткрыл глаза, но теперь потихоньку, чтобы привыкнуть к свету. Интересно, где он находится — в раю? Он осмотрел комнату. Вряд ли рай настолько похож на больничную палату. Резник с искренним сожалением подумал о том, что смерть стала бы для него настоящим избавлением — от того горя, которое свалилось на него. Смерть единственного сына, предательство любимой женщины, арест, самоубийство друга…

Если он не умер, то это только затем, чтобы жить со всем этим невыносимым грузом. Как умер Павел, от чего, что с ним случилось? Или он не умер, может быть, только ранен или лежит в реанимации после автомобильной катастрофы?

Он зашевелился, дёрнул рукой, и тут же в палате появился мужчина в белом халате.

— Ну, с днём рождения! — приветливо обратился он к Резнику.

— Почему с днём рождения? — удивился тот. — У меня уже был юбилей…

— С днём рождения — потому что вы остались в живых, — пояснил врач. — Операция была очень сложной, не буду от вас скрывать, мы не надеялись, что вы выживете…

— Лучше бы ваши надежды оправдались, — грустно проговорил Резник.

Врач внимательно посмотрел на него.

— Я понимаю, о чём вы… Но будем надеяться, что все ваши проблемы разрешатся. Конечно, мало приятного, когда у двери сидят вооружённые милиционеры, однако же на следствии и на суде может произойти всё, что угодно, — он подмигнул Резнику.

Тот не понял, о чём идёт речь, но промолчал. Ему не хотелось вникать в суть вопроса. Ему вообще ничего не хотелось, кроме одного: знать, что случилось с его сыном.

— Кстати, в вестибюле сидит ваша жена, — вдруг вспомнил врач. — Вы хотите её увидеть?

— Люба? Да, конечно!

Врач как-то странно посмотрел на него, и вышел из палаты. Через несколько минут дверь распахнулась и показалась… Ирина. Вернее, та, которую он знал под этим именем.

Резник вздрогнул. Он ожидал увидеть Любу.

— Уходи, — попросил он. — Мне сейчас не до тебя. Я хочу узнать про сына…

— Я тебе расскажу, — прошептала она, присаживаясь прямо на коврик у его кровати, и взяв его ладонь в свои тёплые руки.

Жанна была не накрашена, в чёрных брюках и такого же цвета пиджаке, с заколотыми сзади волосами, в тёмных очках, она походила на вдову гангстера. Почему именно гангстера, Резник не знал, просто это сравнение первым пришло ему в голову.

— Я не буду просить у тебя прощения, — начала она, — я просто всё тебе расскажу.

— Начни с Павлика, — попросил он. — Я не понимаю, почему здесь нет Любы, почему никто мне не рассказывает про сына…

— Твоя жена собирается уезжать, но есть я… Я с тобой, дорогой…

Резник заволновался. Умом он понимал, что с Павлом действительно приключилось что-то страшное, но сердцем, своим несчастным сердцем, после коронарного шунтирования, ещё надеялся, что это просто ошибка. Однако, глядя, как Жанна отводит свои чёрные глаза, как медлит, собираясь с духом, он наконец-то понял, что это — правда. Его сын мёртв.

— Как это случилось?

Жанна принялась рассказывать. Он молча слушал, покусывая губы.

— Зачем, зачем ты потащила его в свой дом, ты же знала, что ему там опасно находиться! — безжизненным тоном произнёс Резник.

— Я собиралась познакомить его с дочерью, — призналась Жанна. — Макс, я хотела рассказать тебе, но ты не стал меня слушать. Полина — его дочь, Макс, твоя внучка. Я думала, что Павлик должен увидеть её.

Резник замолчал. Ему было тяжело говорить. Из рассказа Ирины он уже знал, что пролежал в больнице десять дней, и что его сына уже похоронили. Также узнал, что Люба собирается уезжать на днях с Антоном в Америку, чтобы показать его тамошним медицинским светилам. Он остался совсем один…

— Макс, я любила Павла так же сильно, как ты любишь его, — призналась Жанна, — правда, это было уже давно. Но он всегда останется в моём сердце, он отец моей дочери, человек, ради которого я пожертвовала своей семьёй, и отцом. Возможно, это именно я виновата в его смерти, но, дорогой, это вышло случайно. Шахид не собирался убивать его, он целился в меня. Павел спас мне жизнь, и мне, и Полине…

Резник вдруг почувствовал ненависть к ней. Да, она родила ребёнка от Павла, у него есть внучка. Это всё очень сложно уложить в голове. Но разве внучка заменит ему сына? Это Жанна виновата в том, что произошло, только она. Неужели она не могла догадаться, что Шахид не выпустит их живыми из дома? Почему она поволокла Павла в самое пекло?

— И ещё я хочу, чтобы ты знал, — заторопилась Жанна, — я не предавала тебя. То есть, я не делала вид, что влюблена. Я на самом деле люблю тебя, очень люблю, Макс.

— Уходи, — холодно произнёс Резник.

— Макс, пожалей меня, — умоляла Жанна, стоя перед ним на коленях, такая трогательная и беззащитная, — я должна была выжить, я боролась, как могла, я была вынуждена делать то, что делала. Ради своей дочери, и твоей внучки! Если бы ты знал, сколько я пережила! Что мне надо было делать, рассказать тебе всё? Я пыталась, вспомни, сколько раз я хотела тебе рассказать это, но ты всё время меня обрывал. Ты помнишь? А ведь ещё надо было собраться с духом, чтобы всё это тебе объяснить! И даже если бы я тебе это рассказала, то каждую бы минуту рисковала жизнью Полины. Если бы Шахид заподозрил, что тебе известно больше, чем он думает, он бы убил мою дочь! Как ты думаешь, должна была я пойти на такой риск?

— Зато он убил моего сына, — мстительно, глядя в родное и одновременно ненавистное лицо, проговорил Резник. — Не стал мелочиться…

— Шахид тоже мёртв, — удовлетворённо проговорила Жанна, поднимаясь с колен. — Он тоже мёртв…

— Меня это не утешает. Уходи, я тебя прошу.

— Макс, ну почему ты не хочешь меня простить? — снова взмолилась она. — Моя ложь была ложью во спасение, и я же люблю тебя, люблю по-настоящему. В жилах моей дочери течёт твоя кровь! Ты не можешь просто выбросить меня из своей жизни, я же тоже пострадала!

— Убирайся, — крикнул Резник, не ожидавший, что у него получится крик. — И не называй меня Максом!

Жанна, с достоинством глядя на него, постояла несколько секунд, а затем развернулась и направилась к двери. Уже потянувшись к ручке, она вдруг вспомнила что-то и, покопавшись в своей сумке, вытащила папку, ту самую, в которой Резник собственноручно передавал ей дарственную на нефтяную скважину.

— Совсем забыла, — пробормотала она, не глядя на него. — Возьми это, Шахид мёртв, ему скважина больше не понадобится.

Папка оказалась в ногах у Анатолия Максимовича. Дверь за Жанной захлопнулась.

Резник закрыл глаза. Ему страстно, до одури, хотелось умереть.

— Значит, в Грецию? — задумчиво переспросила Жанна.

Теперь ей было всё равно, куда ехать. Теперь, когда Макс отказался от неё и не осталось ни малейшей надежды на их воссоединение, она готова была уехать хоть на Аляску. Хотя Греция — это красивая страна. Родина её матери.

Прошло всего две недели с того страшного дня, когда в её доме оказалось два трупа, один из которых — её бывший возлюбленный, спасший ей жизнь. Тот день просто перевернул Жанну. Она узнала, что её мать жива. И она тоже в какой-то мере спасла ей жизнь. Ведь, если бы не Тамара, Шахид, скорее всего, покончил бы с ней. На самом деле её мать звали Тамарос, но она предпочитала упрощённый вариант.

Тамара рассказала ей совершенно невероятную историю, Жанна слушала и поражалась, до чего же их судьбы похожи в своём трагизме.

Тамара вышла замуж за Малика, но полюбила Шахида, так уж вышло. Они стали любовниками, так велика была их страсть, что они рискнули пойти на это. Правда, это произошло только один раз. Всё остальное время они мучились сами и мучили друг друга. Потом Тамара забеременела, радостный Малик ожидал сына.

А потом, незадолго до самих родов, случилась та ужасная история. Малик, проходя обследование в больнице, узнал, что стерилен, у него не могло быть детей. Но беременность жены свидетельствовала об обратном. Малик, вне себя от горя и бешенства, не посмел ударить беременную женщину, но устроил ей допрос. Тамара вынуждена была признаться, что согрешила.

Малик исчез из дома на две недели, а, когда вернулся, объяснил жене, что от неё требуется. Тамара чуть с ума не сошла от ужаса, когда услышала речи, которые он вёл. Но ослушаться не посмела. Малик пригрозил ей физической расправой, если она не будет следовать его плану. И ей пришлось смириться.

В ту ночь, когда она родила Жанну, ребёнка ей даже не дали покормить, отнесли кормилице. Саму Тамарос перевезли в другое отделение, чтобы, не дай бог, кто-то из родственников её там не встретил. Когда она пришла в себя после родов, то уехала вместе с родителями в Грецию. Они были предупреждены ею о подобном шаге со стороны Малика, который объявил её умершей во время родов. Её родители, как и полагается, погоревали на кладбище, но они точно знали: дочь жива.

— Но зачем же отцу надо было оставлять меня, — не поняла Жанна, — если он знал, что я — не его дочь?

— Ему сказали, что он никогда не сможет иметь наследника, — объяснила мать, глядя на дочь своим лучистым взглядом. — И он не стал упускать такой шанс: всё-же ты — дочь его брата, значит, кровная родня. К тому же никто, кроме меня и моих родителей, об этом не знал. Но мы уехали сразу же, как только я оправилась после родов.

— Не может быть, чтобы Шахид был моим отцом, — запальчиво выкрикнула Жанна, — я его просто ненавидела! Он же хотел меня убить!

Тамара грустно кивнула головой.

— Шахид очень изменился с того времени, когда я влюбилась в него. И всё-же, дочка, когда мы с ним так неожиданно встретились в швейцарской клинике, я почувствовала, что готова влюбиться снова. Но, конечно, я была с ним ласкова вовсе не потому, что хотела вспомнить старое. Мне нужно было увидеть тебя, ведь я уже и не мечтала об этом. Возвращаться в Россию Малик мне запретил, ведь я совершила страшное преступление — изменила мужу, да ещё и с его родным братом. Мало того, родила от его брата! И вдобавок ко всему мой муж был азербайджанцем! Жанна, дорогая, я просто удивлена, что мне посчастливилось остаться в живых!

— А я —то думала, почему ты так любишь возиться с Полинкой! — хлопнула себя по коленям Жанна. — Даже решила не подпускать тебя к ней!

— Я тебя прекрасно понимаю, — вздохнула Тамара, — я даже не надеюсь, что ты простишь меня за всё, что я натворила!

— Я тебя и не виню, — покачала головой Жанна, опустив глаза.

Они обе знали, о каком прощении идёт речь. С того дня, как Жанна узнала, что Тамара приходится ей родной матерью, она ни разу не назвала её мамой. Только по имени. Не могла себя заставить и пересилить.

— Сама знаю, каково это — любить, — продолжала Жанна, — только вот не пойму, как ты могла влюбиться в этого ублюдка Шахида! Да он никакого сравнения не выдерживал с моим отцом!

Тамара промолчала. Она продолжала поддерживать бутылочку, из которой лакомилась Полина.

Ребёнок поел и заголосил, пытаясь выбраться из специального детского креслица. Девочка уже пыталась ходить, и старалась демонстрировать свои навыки как можно чаще.

Жанна окинула взглядом комнату. Очень скоро она уедет отсюда, из этого дома, в котором провела столько чудесных часов, дома, который ещё хранил воспоминания о её отце, и том времени, когда они оба, отец и дочь, были счастливы и довольны жизнью. Но после убийства Павлика и смерти Шахида, которого Жанна никак не могла признать биологическим отцом, дом, который она так любила, навсегда потерял для неё своё очарование.

— Ты сказала ему, что беременна? — мать пытливо взглянула на неё.

Жанна отрицательно покачала головой.

— Он не хочет видеть меня. И, если узнает о ребёнке, то скажет, что не хочет его. Наговорит мне кучу гадостей — сгоряча, но я не хочу это слышать. Может быть, он даже мне не поверит, — вздохнула она. — Ты бы видела, как он на меня смотрел, меня аж в дрожь бросило!

— Ну и ладно, — беспечно махнула рукой Тамара, — мы и сами вырастим малыша! Ты же не надумала делать аборт?

Жанна так взглянула на неё, что матери стало ясно: более бредовой идеи она ещё не выдавала.

— Это ребёнок от любимого человека, — глухо проговорила она, — ребёнок, которого я уже люблю, которого хочу видеть рядом с собой, которого очень жду. Как я могу отказаться от него, если он всегда мне будет напоминать о Максе? Несмотря ни на что, он — самый лучший в мире мужчина.

— Вот и славно, — заторопилась Тамара загладить свою ошибку. — У меня хватит средств, чтобы нас обеспечить.

Жанна кивнула. Она знала, что после расставания с Маликом мать уехала в Грецию, потом вышла замуж и переехала к мужу в Швейцарию. Через несколько лет он умер от банального гриппа, давшего осложнения, и Тамара осталась молодой вдовой. Она не собиралась больше выходить замуж, жила в своё удовольствие. Муж оставил ей приличную сумму в банке, на проценты с которой Тамара безбедно жила. Помимо этого, в Греции у неё тоже остался небольшой домик, после смерти родителей, которые разбились в автокатастрофе на горном серпантине. Вот туда, в этот домик, они и решили отправиться. От Швейцарии Жанна отказалась, ей хотелось побывать на родине своих предков.

— У меня ещё есть квартира, — задумчиво произнесла она, — совсем забыла про неё, мне её Макс подарил. Как бы её снова на него оформить?

— Лучше не надо, — посоветовала мать. — Ты же сама говорила, что ему предъявлен ордер на арест, и у его палаты сидят охранники. Всё равно все его счета в банках заблокированы, акции заморожены, вся его собственность тоже под арестом. Отдашь ему эту квартиру, и она тоже отойдёт государству. Лучше подожди, может, что-то наладится, и тогда уже сможешь с ним переговорить. А лучше оставь эту квартиру своему будущему ребёнку, пусть это будет прощальный подарок от отца… Доченька, какие же у нас с тобой похожие судьбы… Нам не довелось жить долго и счастливо с любимым человеком…

Тамара подошла к Жанне и обняла её, но та отстранилась. Она ещё не могла привыкнуть к мысли, что у неё появилась мать. К тому же Жанна рано стала самостоятельной, и мать ей, собственно, уже не требовалась. Хотя, конечно, хорошо, когда рядом находятся близкие люди.

Раздалось шарканье тапочек, и в столовой показалась Камилла Аскеровна. Она приехала на похороны своего сына, но появление бывшей невестки и радость воссоединения с внучкой и правнучкой не дали ей совсем упасть духом. Жанна с Тамарой решили оставить в тайне истинное происхождение Жанны. Так было удобнее для всех.

На голове Камиллы Аскеровны красовалась сумасшедшая аляповатая шляпка, на больших полях которой были пришиты искусственные фрукты — груши, яблоки, апельсины, а сбоку кокетливо торчал хвостик от грозди винограда.

— Бабушка, — воскликнула Жанна, — где ты откопала эту старину? Настоящий антиквариат!

Камилла Аскеровна обиделась. Поджав губы, она с достоинством произнесла:

— Ты ещё слишком мала, чтобы разбираться, где антиквариат, а где модерн! Эта шляпка — настоящее произведение искусства! Я увидела её на выставке, и не сдержалась…

Жанна строго взглянула на бабулю, и та спешно продолжила:

— Не сдержалась, купила…

Внучка не выдержала и засмеялась. Нет, бабулю уже никогда не переучить. Это у неё в крови. Она умудряется тащить всё, что плохо лежит, в основном её всё сходит с рук, правда, иногда её всё-же бьют по пальцам. Жанна вспомнила, как Павел защищал Камиллу Аскеровну, и помрачнела. Она и сама не могла себе простить того, что так безалаберно поступила, пригласив его посмотреть на дочь. Она сильно изменилась после рождения Полины и той, прошлой жизни. Раньше она сто раз бы подумала, прежде чем что-то сделать, а теперь вот, пожалуйста, из-за неё погиб отец её дочери…

— Ладно, бабуля, ты собрала свои вещи? Мы улетаем завтра утром, не забыла?

Жанна не собиралась расставаться с бабушкой. Она одна у неё осталась из родственников по линии отца. Есть, конечно, Тофик и Рафат, двоюродные братья, но Рафат теперь находится в Ленкорани, а Тофик поглощён Настей. К тому же кто теперь будет заботиться о Камилле Аскеровне? Семья вся развалилась, люди уходят на более хлебные места. Шахид не сумел сохранить то, что так долго созидал и оберегал Малик.

Жанна могла бы остаться, и снова всё собирать по крупицам, но она слишком устала. Ей не хотелось, чтобы Полина росла в таком окружении, иначе она вырастет такой же, какой выросла Жанна. А ей хотелось видеть свою дочь женственной, нежной, и не воинственной дочерью криминального авторитета, а настоящей леди. К тому же у неё скоро будет и второй ребёнок, а женщина с детьми не сможет управлять Семьёй.

Жанна услышала звук приближающейся машины и растерянно выглянула в окно. С тех пор, как закончилось следствие, их уединение никто не нарушал. А много времени следствию не понадобилось: две свидетельницы, Жанна и Тамара, объяснили следующее: Шахид поссорился со своей племянницей и, обладая вспыльчивым характером, решил пригрозить ей. Безусловно, он не собирался её убивать, но Павел, друг Жанны, принял всё всерьёз и бросился на Шахида, в результате чего и был убит. Мать Жанны, услышав выстрел в доме, схватила АПС, автоматический пистолет Стечкина, много лет назад подаренный Малику какой-то крупной шишкой, и заскочила в комнату. Увидев лежащего на полу молодого человека, и пистолет, направленный в сторону её дочери, она, не колеблясь, выстрелила в Шахида.

Никаких обвинений ей не предъявляли, следственная группа подтвердила рассказ женщин. Естественно, Жанна не стала информировать милицию о своей связи с Резником и его сыном, а также раскрывать тайну своей матери.

Дело было закрыто, так почему же теперь у дома остановилась милицейская машина?

Жанна почувствовала тревогу. Неужели что-то произошло? Или были обнаружены новые факты?

Она открыла дверь двум молодым лейтенантам, с которыми была ещё взволнованная молодая девушка с каким-то беджиком на груди, и пропустила их в дом.

— Извините за вторжение, — начал самый симпатичный молодой милиционер, — но некоторое время назад такси доставило сюда пожилую женщину. Мы бы хотели с ней побеседовать.

— Вы можете побеседовать со мной, эта пожилая женщина — моя бабушка, — с достоинством произнесла Жанна. — А что случилось? Она забыла что-то в такси?

— Не совсем, — улыбнулся лейтенант, намереваясь что-то рассказать, но тут не выдержала девушка.

— Знаете, ваша бабушка унесла с нашей выставки эксклюзивную вещь, — затараторила она. — Я увидела, что она уходит, бросилась за ней, но ваша бабушка уже садилась в такси. Хорошо, что мне посчастливилось увидеть номер и запомнить его!

— То есть вы хотите сказать, что моя бабушка фактически украла эксклюзивный предмет с выставки? Боюсь вас огорчить, она не специализируется по эксклюзиву, больше напирает на ретро — стиль и сверкающие вещички. Бабушка, — позвала Жанна, и в прихожей показалась Камилла Аскеровна, в тапочках, с той же шляпой на голове.

— Вот она! — обрадовалась девушка и, ничуть не стесняясь, ловко стащила головной убор с головы пожилой дамы.

— К сожалению, мы вынуждены препроводить вашу бабушку в отделение, — вздохнули милиционеры.

Жанна не отказала себе в удовольствии поддразнить бабулю.

— Офицер, — сказала она одному из лейтенантов, — моя бабушка — очень старая женщина, как вы можете это видеть. У неё целый набор старческих заболеваний: маразм, подагра, склероз, ревматизм, газы, — подумав, добавила она, с удовольствием наблюдая, как лицо старушки становится пунцовым. — Она забывает выключить свет в туалете или газ на кухне, может запросто оставить включённым утюг, или открытым — холодильник. За ней нужен глаз да глаз. Так что неудивительно, что она забыла снять шляпку, которую мерила. Давайте я куплю её, чтобы потешить бабулю. Какие у неё в старости могут быть радости? Шляпа же продаётся? Вот и порадую старушку…

Камилла Аскеровна напыжилась, надулась, недовольно глядя на внучку, но промолчала. Открывать рот в данный момент было не в её интересах, чем и пользовалась Жанна.

Девушка с выставки, обрадовавшись, тут же назвала цену, от которой у Жанны чуть ноги не подкосились.

— Я правильно поняла, пятнадцать тысяч за ЭТУ шляпку? — переспросила она. — Вот эту, которую вы называете эксклюзивом?

Девушка согласно кивнула. Жанна задумчиво взглянула на Камиллу Аскеровну.

— Бабушка, ты знаешь, я подумала, что, может быть, тебе не так уж и нужна эта ваза с фруктами на голову?

Тофик, напевая, укладывал волосы перед зеркалом при помощи геля. Настя с улыбкой наблюдала за ним.

— Да уж, лучше бы у нас родилась девочка, тогда бы мне не пришлось тратиться на модные журналы для неё, — засмеялась она.

Тофик удивлённо взглянул на будущую маму.

— Мальчики тоже должны следить за своей внешностью! Это распространённый миф, о том, что мужчинам наплевать, как они выглядят.

— Да уж, стоит лишь взглянуть на тебя, как начинаешь понимать, что это и вправду миф, — притворно вздохнула Настенька.

Она уже полчаса сидела на диване в ожидании Тофика. Он сначала брился, затем, осторожно похлопывая по щекам, накладывал на лицо дорогой крем, затем набрызгался парфюмом, а теперь вот моделирует причёску.

Настя не роптала: ей нравилось, что её будущий муж так следит за собой. Во всяком случае, никто из её предыдущих избранников не выглядел словно с картинки модного журнала. Однажды, когда они сидели в кафе, Настя услышала шёпот за спиной. Две молоденькие девчонки обознались, приняв Тофика за солиста какого-то бойз-бенда, и теперь обсуждали, стоит ли взять у него автограф, или нет, ведь он не один. Это ей льстило.

Они собирались на приём к гинекологу. Настя давно бы уже сходила сама, но Тофик вдруг запротестовал и принялся собираться.

— Я хочу быть в курсе жизни нашего ребёнка не с первых его шагов, — сообщил он ей, — а с первого же твоего приёма у врача! А вдруг тебе станет плохо, тебя затошнит или что там ещё бывает у беременных?

Настя не стала отклонять его предложение, хотя чувствовала себя отлично. У неё не было токсикоза, её не тошнило при виде пищи и даже голова не болела.

— Может, поедем на автобусе? — поддразнил Настю Тофик, зная, как она не любит общественный транспорт. — Обэрэжно, двэри зачиняються, наступьня зупынка — вулыця Мыколы Коцюбиньского, — с умопомрачительной гримасой произнёс он.

Настя расхохоталась. Тофик обожал подтрунивать над ней, где-то нахватался украинских слов. Вот и сейчас он, словно водитель троллейбуса, произнёс: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка — улица Николая Коцюбинского».

Наконец-то они вышли из подъезда и направились к машине. У обоих было отличное настроение. Они планировали пожениться в ближайшее время, и собирались подавать заявление в ЗАГС уже на этой неделе. Настя осознавала, что у неё не будет той свадьбы с кучей гостей и родственников, кричащих «горько», о которой она всегда мечтала. Она не проведёт полдня в салоне красоты, а перед этим не потратит уйму времени и денег на поиски и приобретение роскошного свадебного платья. Зато она теперь в полной мере осознала, что у неё есть семья — её собственная семья. А разве это не стоит свадебного платья и причёски, сделанной в салоне?

Держась за руки, они почти приблизились к новенькому синему фиату Тофика, одиноко стоящему на парковке перед домом. Настина «десятка» томилась в тёмном гараже, а для двух одновременно машин в гараже не хватало места. После того, как Тофик запретил беременной невесте ездить на машине во время беременности, Настин автомобиль занял в гараже своё призовое место.

— Думаю, скоро снова придётся покупать новую машину, — сияя, говорил Тофик.

— Зачем? Ты ведь совсем недавно купил «фиат», — удивилась Настя.

— Видишь ли, «фиат» хорош для двоих, а когда нас будет уже трое или даже четверо, — он подмигнул Насте, — этот автомобиль становится слишком мал! Я думаю, что нам подойдёт…

Тофик внезапно осёкся. Настя перехватила его взгляд, устремлённый поверх её головы, и инстинктивно повернулась в ту сторону. К ним приближался очень красивый молодой блондинчик. Небрежно поигрывая чётками, он широко улыбался.

— Ты? — побледневший Тофик сделал шаг назад, но упёрся в автомобиль.

— Я, конечно, кто же ещё? — удивился блондин. Он взглянул на Настю и спросил у Тофика:

— Это твоя тёлка? С пивом потянет…, — и сам же засмеялся.

Тофик молчал. Настя оскорбилась. Почему же её практически муж не защитит, почему не скажет пару острых фраз этому ублюдку, ведь Тофик никогда не лезет за словом в карман!

— А ты шо, Мистер Оскар? — ехидно прозвенел её голос.

Когда она злилась, то не следила за своей речью, и в ней проскальзывал украинский акцент.

Настя упёрла руки в боки и уставилась на обидчика, всем своим видом показывая, что готова ринуться в словесную дуэль.

Блондин лениво взглянул на неё и, глядя на Тофика, произнёс:

— Скажи своей бабе на самовар, пусть пройдётся вокруг дома. Кругов шесть, а лучше восемь. Ей будет полезно, — он скосил глаза на её оплывшую талию.

— Дорогая, вернись в квартиру, — попросил Тофик, и Настя с удивлением уловила в его голосе панические нотки. Она хотела возразить, ведь у них назначено обследование у гинеколога, она хотела закричать, выругаться на этого человека, появившегося у них на пути, но вместо этого послушно развернулась к дому. Тофик боялся этого парня, это же совершенно очевидно! Настя ощутила, как у неё самой трясутся ноги. Кто этот человек, так напугавший их? Она чувствовала опасность, исходящую от него. А что, если… если Тофик когда-то что-то с ним не поделил, и блондин теперь вернулся, чтобы отомстить ему? Господи, а она-то оставила Тофика одного с этим чудовищем! Настю передёрнуло, когда она уже вошла в подъезд, и вспомнила глаза незнакомца — светло-голубые, пронзительные, холодные. В них не было жизни, в этих глазах… Она выскочила из подъезда, и с облегчением увидела живого Тофика, разговаривающего с блондином. Даже издалека было видно, что Тофику хочется как можно быстрее оказаться подальше от этого парня с бездушными глазами убийцы. Он беспомощно озирался вокруг, но блондин его не отпускал. Он припёр Тофика к дереву и навис над ним, как дамоклов меч.

По спине Насти пробежал озноб, хотя лето было в самом разгаре. Она направилась к ним, уверенно цокая каблучками. Не посмеет же это голубоглазое чудовище сделать Тофику что-нибудь плохое, посреди белого дня, во дворе дома?! Впрочем, как раз в этом она была совсем не уверена. И поэтому остановилась за спиной блондина и позвала:

— Тофик, мы уже опаздываем!

— Я же сказал тебе сидеть дома, — рявкнул Тофик, выглянувший из-за широкой спины неприятного человека. Настя увидела ужас в его глазах, но сообразила, что он волнуется из-за неё.

— Эй ты, — звенящим высоким голосом произнесла Настя, — отпусти его! Иначе я немедленно позвоню в милицию!

В доказательство своих серьёзных намерений она даже достала мобильный телефон из сумочки.

Блондин повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Не стоит тратиться на звонки, — сообщил он, — особенно если учесть, что у твоего дружка финансовый кризис!

Он отошёл от Тофика, и… направился к «фиату». Как ни в чём не бывало, щёлкнул сигнализацией и уселся за руль.

— Тофик, — вскричала Настя, — он же угоняет нашу машину!

— Тише, — прошипел Тофик, — он не угоняет, я сам позволил ему поездить на ней… некоторое время.

Они молча смотрели, как блондин ловко разворачивает автомобиль и исчезает со двора.

Жанна взглянула на спящую дочь и осторожно покинула детскую комнату. После развернувшейся в доме трагедии она перевезла кроватку с Полиной в другую комнату, а ту закрыла на ключ. Разве она могла бы там и сама находиться, и играть с ребёнком, если постоянно перед её глазами стоял тот страшный день?

Уже всё было готово к отъезду: вещи собраны, билеты куплены, дом продан в два дня. Конечно, она сильно продешевила, и всё-таки не жалела. Деньги ей понадобятся на новом месте. Конечно, у неё оставалось ещё наследство отца: драгоценности, какая-то недвижимость, но Жанна предпочла сейчас забрать с собой только деньги, вырученные за дом, драгоценности, и бумаги. Она со временем разберётся, что и где принадлежит ей. А на первое время, даже на несколько лет, им с лихвой хватит имеющейся наличности.

Жанна не боялась сжигать мосты за собой. Если ей понадобится вернуться, она может жить в той квартире, подаренной ей Резником. А пока она не могла заставить себя в неё заглянуть. Там остались вещи Макса, его бритва, его зубная щётка… Как жаль, что больше никогда она не сможет приготовить ему кофе, посмотреть в его усталые, но такие добрые и любящие глаза, никогда не сможет прикоснуться к нему и…

Жанна поняла, что сейчас заплачет, и попыталась переключиться на отъезд и проблемы, связанные с ним. Что-то нервы у неё совсем расшалились, она стала такой плаксой!

Вроде бы всё она сделала, с Тофиком и Настей попрощалась. А больше-то и прощаться не с кем. Впрочем, для преданных её отцу людей Жанна устроила небольшую прощальную вечеринку. Они все вместе сходили в мечеть, выстроенную Маликом, заглянули к нему на могилку. Жанна также положила цветы и на соседнюю могилу, на которой красовалось её имя. Мать суеверно покачала головой, и попросила Жанну убрать надгробие, но дочь отказалась. Пусть могила останется, ведь это так символично — Жанна попрощалась с собой прежней, той, которая была мужем ненавистного Мальчика…

Она взяла трубку телефона и набрала номер Тофика. Кажется, он уже спал.

Но это не помешало ей попросить его об одолжении. Жаль, что второй пункт её плана так и останется невыполненным: она не сумела отомстить Мальчику. Но глубоко надеялась, что жизнь его и так накажет. А вот с Милой, которую Жанна глубоко презирала и ненавидела, пришла пора рассчитаться.

— Вот такой вот расклад, Анатолий Максимович.

Адвокат, Макаров Юрий Ваганович, достал аккуратно сложенный платочек и протёр им лысину. Он очень давно работал с Резником, и тот был уверен в том, что ему можно доверять. Кроме того, на Макарова была записана кое-какая недвижимость, принадлежащая Резнику, и завод на Урале.

Резнику была понятна тревога адвоката. При любом раскладе сразу же из больницы его повезут в камеру, где он будет сидеть до суда. Ну, а после суда он либо попадёт в тюрьму, либо просто тихо скончается от очередного сердечного приступа. Ни тот, ни другой вариант не устраивал владельца «Теллурики».

— Ладно, — вздохнул он. — У меня есть к тебе предложение. Всё, что записано на тебя, будет принадлежать тебе на самом деле. Естественно, всё это и так будет тебе принадлежать, если меня посадят, но я знаю твою честность. Ты не воспользуешься моими деньгами, пока я буду находиться в тюрьме!

— При каком условии действительно ваше предложение? — вздохнул адвокат.

— Вытащи меня отсюда, — спокойно ответил Резник.

Макаров нервно хохотнул.

— Вы же понимаете, что это нереально! Как я вас отсюда вытащу, из комнаты, на окнах которой — решётки, а рядом с дверью постоянно сидят два вооружённых охранника? Помимо этого, на выходе из больницы тоже дежурит милиция. Вам ещё повезло, что вас привезли в эту больницу, ведь с вашей операцией подходил только этотмедицинский центр! В противном случае, будь у вас просто сердечный приступ, лежать бы вам, Анатолий Максимыч, в тюремной больнице. Интересно, там бы вы тоже просили меня о побеге?

— Я — не там, — отрезал Резник. — И собираюсь этим воспользоваться. Так ты мне поможешь?

Адвокат молча смотрел на него. Резник усмехнулся. Он прекрасно понимал, о чём думает Юрий Ваганович. Конечно же, о том, что у больного крыша поехала.

— Ваганыч, я понимаю, как это звучит, — мягко сказал он, — но ещё я знаю, что нет положения, из которого нельзя было бы найти выход. И ты должен найти этот выход. У тебя есть за что бороться, верно?

— Ваша свобода для меня не менее важна ваших денег, — обиделся адвокат.

— Ну-ну, — успокаивающе произнёс Резник. — Поверь, я это знаю. Если бы не так, я бы не обратился к тебе с таким предложением.

— Я должен подумать, — коротко ответил Макаров.

— Думай, — кивнул головой Резник. — Только недолго. Потому что буквально на днях меня могу перевести в тюремную больницу, из которой выбраться будет гораздо сложнее. Мне надоело симулировать жуткие страдания, к тому же врач ведь тоже не дурак!

— Завтра утром я буду у вас, — решительно ответил адвокат. — Всего хорошего, Анатолий Максимович. Поправляйтесь!

— Я поправлюсь, когда ты претворишь в жизнь мою просьбу, — проворчал Резник. — Ладно, иди.

Оставшись один, он глубоко задумался. Конечно, побег — это риск. Если его поймают, то этот его поступок осложнит и без того чрезвычайно тяжёлое положение. Однако он должен был рискнуть. Мало того, он знал, зачем он это делает. Ещё некоторое время назад, когда он лежал в этой же палате, и прокручивал в голове последние события, ему страстно хотелось умереть. Он не знал, зачем ему жить, теперь, когда единственного сына больше нет, женщина, которую он любил так, как не любил никого, предала его, да так подло, нанесла ему настоящий удар в спину. Он понимал, что незаслуженно обидел свою жену, с которой у них были такие тёплые доверительные отношения. Он также был уверен, что предательство Ирины, он всё ещё не мог называть её Жанной, хотя и имя Ирина ей не подходило — это его кара за предательство жены. Мало ли что там у них в семье произошло, он должен был понимать, что Люба тетёшкается с Антоном, как с дитём малым, потому что была лишена этой возможности почти тридцать лет. Если бы он был более благороден и не так эгоистичен, если бы посмотрел на эту проблему с другой стороны, то понял бы, что она высосана из пальца. Ну, может, конечно, не так, но всё-же… В любом случае, он чувствовал себя очень, очень, даже безумно виноватым перед женой, которая, кстати, ни разу его не навестила.

Словно небесная кара обрушилась на их дом, ведь и смерть Павла, и трагедия с Антоном, и его собственный инфаркт — всё произошло в один день. И в тот самый проклятый день, самый страшный день в его жизни, он узнал, кто такая Ирина на самом деле.

Но, по крайней мере, Антон остался в живых. И у него имеется любящая мать. А у него, Анатолия Максимовича, никого не осталось. У него теперь нет ничего — ни семьи, ни денег, ни положения, ни репутации. Он потерял всё, что имел, во всех смыслах.

И, чем больше он думал об этом, тем больше понимал Ирину. Она ведь тоже осталась одна — тогда, когда ублюдок Шахид заставил её добыть ему эту чёртову скважину. Как же ей, должно быть, было страшно! Ведь на руках у неё — маленькая дочь, между прочим, внучка Резника! И она боролась за неё, боролась, как могла. Она просто хотела выжить, разве это не естественное желание? И, потом, это именно она, Ирина, сидела у его двери, в ожидании, пока он придёт в себя. Врач сказал, что она появлялась здесь каждый день, и только вечером уходила домой. Она беспокоилась о нём, а потом просила её простить, стоя на коленях. А он, чёрствый сукин сын, прогнал её. Правда, у него было смягчающее обстоятельство: он был раздавлен смертью Павла. Конечно, эта боль останется всегда с ним. Но вот именно сейчас он хотел жить. Хотел, несмотря ни на что.

— Я просто эгоист, — пробормотал Резник, уныло глядя на капельницу, введённую в его вену. — Я всё ещё хочу жить и хочу жить вместе с Ириной. И моей внучкой.

Он и в самом деле страстно желал увидеть Ирину и девочку. И ещё он хотел задать ей вопрос, тот самый, который мучил его с тех пор, как он узнал, кто же она такая на самом деле.

А вопрос был, в общем-то, довольно странный: Резник хотел знать, почему Ирина бросила Павла. Почему она оставила его в тот момент, когда они оба, по словам сына, были так влюблены друг в друга?

Мила не верила своим ушам. Что они плетут, эти азербайджанцы? Она ещё раз попробовала показать им, с кем они имеют дело.

— Парни, лучше бы вам убраться отсюда, — заявила она. — Иначе сюда явится охрана моего свёкра. Вы в курсе, кто я такая?

— Обезьяна с гранатой, — сказал один и сплюнул, а остальная троица громко заржала.

— Баба за рулём — это обезьяна с гранатой, — пояснил тот же. — Слушай, нам плевать, кто сюда явится. Ты должна деньги, так плати.

— Я — известная певица, — выкрикнула Мила. — А мой свёкр — это Анатолий Максимович Резник. Да-да, тот самый! — она триумфально осмотрела своих новых знакомых, ожидая, что те немедленно начнут извиняться и наконец-то уберутся с её дороги.

Но парни, переглянувшись, заговорили на своём языке, а потом самый низкорослый из них спросил:

— Это тот, которого арестовали и все газеты об этом трубили? Ну так, цыпа, мы тебе повышаем должок, косарей этак на… — он задумался. — На пятнашку, не меньше! Что-ж ты раньше-то молчала про свёкра?

Мила взвыла от злости. Полчаса назад она спокойно катила себе по шоссе, когда вдруг рядом появился этот крутой джип. И уж совсем непонятно, каким образом она столкнулась с ним. На боку мощной машины осталась царапина, кроме этого, на дверце оказалась приличных размеров вмятина. Но это пустяки, главное, что в машине сидело четверо этих нацменов, которые тут же принялись её запугивать.

— Да ты знаешь, сколько стоит наш автомобиль? — орали они. — Тупая сучка, какого чёрта ты выехала на дорогу, если не знаешь правил дорожного движения?

Мила была в растерянности. Самое обидное, что ей самой в ГАИ звонить не хотелось, ведь это она виновата в дорожном происшествии. Мила лихорадочно думала, кому бы позвонить… Любовь Андреевна паковала вещи, собираясь увозить парализованного Антона на операцию в США, Резник лежал в больнице, Павла недавно похоронили… Звонить было некому. Впервые она осознала, что осталась совсем одна. Дрожащими руками Мила набрала номер своего дяди. Он взял трубку только на шестнадцатом сигнале.

— Это я, — плаксиво начала Мила, — у меня проблемы…

— У тебя всегда проблемы, милочка, — отмахнулся Кравчук. — Слушай, дорогуша, позвони позже, ладно? А то я сейчас занят…

Мила слышала в трубке тихий мужской смех. Ну, значит, всё понятно: дядечка охмуряет новую жертву, и звонок племянницы пришёлся совсем некстати.

Она снова начала набирать его номер, от злости усиленно надавливая на кнопки, но теперь его мобильный телефон был отключён, а стационарным Саша не пользовался.

— Педик чёртов, — выругалась она от отчаяния.

— Ты чё, сука, ты кого пидором назвала? — волосатый коротышка подскочил к ней и отвесил увесистую пощёчину. — Да мы тебя прямо здесь сейчас трахнем, все вместе! Хочешь?

— Нет, нет, — взвыла певица. — Мальчики, только спокойно! Хорошо, я заплачУ! Сколько вы хотите?

— Это другой разговор, — успокоились те. — Ну, для начала, так и быть, возьмём с тебя немного — полтинник.

— Господи, — облегчённо вздохнула Мила, — из-за пятидесяти долларов устроили целый балаган!

Она полезла в сумочку, не замечая презрительных взглядов, которые на неё кидали азербайджанцы.

— Пятьдесят тысяч баксов, овца! Полтинник можешь заплатить тому, кто тебя дрючит! — грубо выразился всё тот-же коротышка. — Ты что, думаешь, мы с тобой тут шутим?

Миле показалось, что она ослышалась. Потом, когда она пришла в себя, то взорвалась:

— Сколько? Пятьдесят штук? Да на пятьдесят штук можно купить новый джип, вы что плетёте? Я сейчас вызываю ГАИ, всё, вы мне насточертели!

Она демонстративно откинула крышечку мобильного и принялась набирать цифры.

Один из четвёрки выхватил у неё телефон и зашвырнул в траву на обочине.

— Нам тебя здесь грохнуть, или подождать, пока одумаешься? — с издёвкой поинтересовался он.

Мила растерянно оглянулась. Мимо них проносились машины, в которых сидели люди, которые наверняка могли бы ей помочь и спасти от беспредельщиков, но никто не останавливался.

— Да вы специально всё подстроили, — ахнула она. — Я знаю про этот автолохотрон. Вы намеренно подставляетесь, а потом требуете с водителей деньги! Только со мной у вас вышел облом: у меня нет таких денег. Говорите нормальную сумму, и мы спокойно разойдётся.

Коротышка снова очутился возле неё, и уже занёс руку для очередной пощёчины, как внезапно его остановил другой, самый молчаливый из всей четвёрки.

— Тише ты, Камиль, не видишь, у девочки шок. Она просто ещё ничего не поняла. Давай я ей объясню!

Он сделал пару шагов и оказался лицом к лицу с Милой.

— Детка, — ласково начал он, — ты круто попала. Эта тачка, — он указал на джип, — эксклюзив, ручная сборка. Второй такой больше нет. Это тебе понятно?

Мила, как заворожённая, кивнула. Этот чурка её словно гипнотизировал, она не могла оторвать от него глаз.

— После твоего столкновения с моим авто мне придётся менять дверь полностью. Можно, конечно, поменять на обычную дверь от джипа. А ты знаешь, что это значит?

Мила отрицательно покачала головой. Она даже говорить не могла от волнения.

— Это значит, что произойдёт разбалансировка, вот что это значит, — сплюнул он себе под ноги. — То есть машина, конечно, ездить сможет, вот только будет очень неустойчивой, и от неё в любой момент можно ожидать сюрпризов. А мне бы этого очень не хотелось. Поэтому мне придётся везти джип туда, где мне его собирали. И собирать заново. А ты знаешь, сколько за это возьмёт мастер? Пятьдесят тысяч. Ну вот, теперь ты всё знаешь. Знаешь, что мы тебя не обманываем и не ставим на бабки, мы просто хотим получить назад свою новенькую и целую машину, которой она была до встречи с тобой. Понятно?

— Да… А откуда вы знаете русский язык так хорошо? — вырвалось у неё.

Азера заржали. Тот, который с ней разговаривал, улыбнулся.

— А это уже не твоё дело. Так когда будут деньги?

— Боюсь, что никогда, — пискнула певица. — У меня их просто нет.

— У меня тоже нет, — вздохнул её собеседник. — И у ребят нет. Камиль, у тебя есть деньги?

Волосатый коротышка отрицательно покачал головой.

— Вот видишь, дорогая, ни у кого нынче нет денег. Но ты же где-то живёшь, да? Продай своё жильё, и дай мне деньги!

— С ума сошёл? — от удивления Мила начала приходить в себя. Чёрт, они же просто пытаются её запугать, банально разводят на деньги. — Нет у меня ничего, я живу в доме мужа, но дом записан на свекровь.

— Она продаст дом, попроси денег у неё, — миролюбиво предложил хозяин эксклюзивного авто.

— Она и так продаёт дом, а, может, уже продала, — пожала плечами Мила. — Но она мне ничего не даст, ей надо сына на операцию везти!

— Если она не даст денег, то на операцию придётся везти и тебя, — хохотнул Камиль.

Мила побледнела. У неё закружилась голова и вообще она почувствовала себя нехорошо.

— Слушайте, возьмите мою машину, а? — заныла она. — Может быть, она компенсирует вам стоимость ремонта джипа?

— Запихни свою машину себе в жопу, — грубо ответил коротышка. — Слушай, ты мне уже надоела. Вези нас к своей свекрови, давай.

Миле ничего не оставалось, как усесться за руль старушки «ауди», и направиться к Любови Андреевне. Машину, которую подарил ей Павел, Мила разбила в прошлом месяце, и никак не могла удосужиться отвезти её в ремонт.

Джип следовал за ней на небольшом расстоянии. Мила смутно понимала, что они вообще могли её обмануть, что это вовсе не автомобиль ручной сборки, а обыкновенная машина, каких полно ездит по московским дорогам.

Но как и, главное, кому, она могла это доказать? Если бы у неё хотя бы был телефон, она всё-же позвонила бы в ГАИ. Или ГИБДД, как оно теперь правильно называется, а то она уже совсем запуталась. Мила чертыхнулась про себя: у неё такие проблемы, а она думает, как правильно называется автоинспекция! Руки у неё дрожали, она с трудом удерживала руль. Чёрт, чёрт, чёрт, ну почему ей так не повезло? И что она будет делать? Любовь Андреевна может не дать ей этих денег, и что потом? Действительно продать квартиру? А самой с чем остаться? Конечно, хорошая трёхкомнатная родительская квартира стоит дороже, чем пятьдесят тысяч. И всё-же на оставшиеся деньги Мила могла бы купить себе «двушку» в спальном районе. Как же она будет жить? И вообще, ей совсем не хотелось отдавать эти деньги, что за блажь, в конце концов!

Миле пришла в голову новая идея, и она блаженно улыбнулась: когда они подъедут к дому свекрови, она заедет во двор, и скажет охранникам прогнать азеров! Проще простого!

Улыбаясь, певица увеличила скорость. Руки её больше не тряслись. А из головы совсем выветрилось, что Любовь Андреевна рассчитала охрану ещё несколько дней назад, памятуя о своём скором отъезде.

Жанна сидела в неудобном кресле Боинга, и всё время смотрела в иллюминатор. На самом деле она даже ничего толком не видела, просто ей не хотелось разговаривать ни с матерью, забавляющейся с Полинкой, ни с бабушкой, рассказывающей про какую-то потрясающую сумку от Луи Виттон. Жанна подозревала, что бабуля в очередной раз поживилась на распродаже, и теперь подготавливает внучку к своей обновке, но ей не хотелось ругаться и в тысячный раз запрещать бабуле потакать своей мании таскать всё, что плохо лежит. У Жанны была самая настоящая апатия. Ей не хотелось абсолютно ничего, ни есть, ни пить, ни спать, ни выходить из этого самолёта, как, впрочем, и лететь в Грецию. Она потеряла свою любовь навсегда, и от этого её охватило полное равнодушие ко всему происходящему с ней. Ей не хотелось плакать или кричать, биться головой о спинку впереди стоящего кресла, не хотелось броситься в иллюминатор. Но то, что она ощущала, было даже хуже: у неё не было никаких эмоций, словно внутри что-то умерло вместе с потерей Резника. И даже не одного, а двух: Павел погиб, спасая ей жизнь. Он продолжал любить её, несмотря на прошедшее время, несмотря на женитьбу на Миле. Пожалуй, в тот день он был по-настоящему счастлив. Он успел увидеть свою дочь и узнать, что Жанна жива. Она грустно улыбнулась, продолжая смотреть в иллюминатор. Вокруг самолёта со всех сторон громоздились пышные облака. У Жанны возникло ощущение, что эта огромная пушистая белая подушка несёт самолёт, словно на ковре. Ковёр — самолёт, вот откуда могло пойти такое выражение. Жанна смотрела, как клубятся облака возле большого крыла авиалайнера, и вдруг ей показалось, что на небе, словно на большом листе бумаги, начинает вырисовываться образ. Она присмотрелась внимательнее, не веря собственным глазам, но и вправду увидела, что изображение стало чётче, и приобрело знакомые черты. Жанна затаила дыхание, глядя, как невидимая кисточка выписывает на небе черты лица. Очень знакомого, до боли знакомого и любимого лица. У неё сжалось сердце: на неё, с другой стороны иллюминатора, глядели добрые глаза Резника. У Жанны сжалось сердце. Неужели он умер и попал в рай, и теперь вот она его видит? Она испуганно зажмурила глаза. А, когда открыла, в иллюминаторе отражались только кудрявые шапки облаков.

Она с облегчением вздохнула и повернулась к бабушке, которая что-то прятала в свою новую сумку. Присмотревшись, Жанна заметила знакомый логотип Луи Виттона.

Камилла Аскеровна неловко повернулась, закрывая от внучки вещь, которую прятала, и случайно уронила сумку себе на колени. Жанна немедленно её вырвала и высыпала содержимое на свой столик. Из сумки выпала

маленькая картонная коробочка с наушниками, которые раздали, чтобы регулировать громкость транслируемого по телевизору, подвешенному к потолку, фильма. Также перед Жанной предстала пилотка стюардессы, и связка ключей с очень пошлым брелком, которого отродясь у бабушки не наблюдалось: парочка резиновых любовников неистово совокуплялась всякий раз, как Жанна дотрагивалась до брелка.

Ей стало смешно. Бабушка не так давно прогуливалась до туалета, видимо, попутно ещё куда-то заглянула.

— Нет, это просто невозможно, — назидательно начала она, — откуда у тебя эти ключи? А пилотка? Я уж не спрашиваю про сумку, которую ты успела умыкнуть всего за неделю пребывания в Москве!

Камилла Аскеровна, глядя на внучку невинными глазами, поправила шарфик, благоухающий духами Жанны.

— Дорогая, — начала она, — всё не так, как ты думаешь! Это…

По проходу промчалась взволнованная стюардесса.

— Уважаемые пассажиры! — обратилась она к сидящим в их крыле. — Я где-то обронила ключи от пищевого блока. Пожалуйста, если найдёте их, верните, иначе мы с вами не сможем пообедать!

Разозлившаяся Жанна открыла рот, чтобы подозвать стюардессу, как вдруг её взгляд натолкнулся на большой пакет, стоящий у ног Камиллы Аскеровны. Из него выглядывал плед, один из тех, которые выдавали особо мёрзнущим пассажирам на время полёта, и кончик пакета со спасательным жилетом.

Чаяниям Милы не суждено было сбыться. Любовь Андреевна наотрез отказалась давать ей деньги.

— Мила, ты в своём уме? — заявила она. — Ты же прекрасно знаешь, что Антону предстоят тяжелейшие операции, которые стоят сумасшедшие деньги. И я не могу вот так вот запросто выделить тебе эту сумму. Пятьдесят тысяч долларов — это очень много. Если бы тебе понадобилась одна или две тысячи, я бы их тебе одолжила, но пятьдесят!

— Любовь Андреевна, миленькая, — взмолилась Мила, — ну прошу вас, умоляю вас! Я же была женой вашего сына, и чуть не стала женой другого вашего сына! Я вам не чужая, не говорите со мной так!

Свекровь смягчилась. Она присела рядом с Милой на диван. Почти вся мебель была уже вывезена из дома, Любовь Андреевна продала её за треть от настоящей стоимости скупщикам. Остались лишь некоторые предметы, которые посредники приобрести не захотели.

— Дорогая, мне очень жаль, — вздохнула свекровь. — Ты же знаешь, я всегда к тебе хорошо относилась, и помогала по первой же твоей просьбе. Но эту просьбу, увы, я выполнить не могу. Мне предстоит лететь в Америку, везти с собой бедного мальчика, обустраиваться там, платить за его операции, консультации, за пребывание в лучших клиниках. Дорогая, ты знаешь, что один день пребывания там обойдётся мне в тысячу долларов? А я не знаю, сколько Антоше придётся лечиться. Может быть, год, а, может, все пять! И каково мне будет, когда окажется, что мальчику надо остаться в больнице ещё на пятьдесят дней, а у меня не хватит этих пятидесяти тысяч?

— Но это же копейки, — сделала Мила последнюю попытку. — Это настоящие копейки для вас! У вас есть вилла в Майами и много чего ещё. Да и дом этот стоит несколько миллионов!

— Я не успела найти покупателя, — вздохнула Любовь Андреевна, — поэтому мне придётся обойтись тем, что есть. Милочка, а что случилось, почему тебе нужна эта сумма, да ещё так срочно?

— Это уже неважно, — обречённо покачала головой певица. — Меня просто убьют, если я не отдам деньги.

— Может быть, всё не так страшно? — пожала плечами свекровь. — Во всяком случае, ты жива и отлично себя чувствуешь, а мой сын — на грани жизни и смерти. Как будущая мать, ты должна понять меня!

Мила поднялась с дивана.

— Счастливо, — бросила она свекрови и вышла из комнаты. Остановилась в холле и задумалась. Там, за дверями дома, её ожидали четверо уродов, готовых пойти на убийство из-за этих денег. Миле хотелось ещё потянуть время, и она задумчиво прошла к лифту, и поднялась на пятый этаж. Прогуливаясь по дорожкам оранжереи, она разглядывала растения, вдыхала их причудливые, смешанные ароматы и отстранённо вспоминала свою жизнь в этом доме. Кто же знал, что всё так обернётся? Жаль, конечно, Анатолия Максимовича, тот бы обязательно дал ей денег. А с другой стороны, поделом этой твари Жанне! Мила мстительно улыбнулась и тут вдруг увидела цветок, тот самый, который Резник подарил им с Павлом на свадьбу. Кажется, Анатолий Максимович говорил, что цветок этот очень редкий, растёт в Тибете, и цветёт один раз в восемнадцать лет…

Мила взглянула на невзрачное растение, и вдруг, поддавшись яростному порыву, в исступлении вырвала его из земли и стала топтать ногами.

— Восемнадцать лет! — кричала она. — Восемнадцать лет! Да меня не будет через восемнадцать лет! Меня не будет уже очень скоро, очень, очень…

Она почувствовала, что выдохлась, и остановилась. Её туфли были перепачканы землёй, её муж умер, мужчина, которого она любила, парализован. И вдобавок ей необходимо найти пятьдесят тысяч, чтобы откупиться от проклятых азеров.

Мила села прямо на дорожку, как была, в белой юбке, и заплакала. Она услышала шаги у себя за спиной и зажмурилась, втянув голову в плечи. Это наверняка они! Устали ждать её и сами поднялись за ней. Интересно, кто там сзади, симпатичный хозяин джипа, или волосатый ублюдок Камиль?

— Ты плакаль? — внезапно услышала она голос Джонни, и обернулась.

Так и есть, этот рыжий простофиля стоит за её спиной и сочувственно на неё смотрит.

— Отвали, — беззлобно бросила она, отворачиваясь.

Этот рыжий кретин уже достал её, смотрит так, словно хочет на неё наброситься прямо здесь.

— Ты плакаль, — упрямо повторил Джонни. — Зачем?

— Слушай, а у тебя есть пятьдесят тысяч долларов? — равнодушно спросила Мила, даже не поворачиваясь к нему. Ей хотелось, чтобы этот придурочный ветеринар убрался отсюда. Мила по себе знала, что, когда заводишь разговор о деньгах, люди предпочитают немедленно испариться. Но Джонни внезапно повёл себя совсем не так.

— Есть, — спокойно ответил он. — У моя есть сисьдесят тысяч доллар.

— Сисьдесят, — передразнила его певица. — Джонни, ну что ты как китаец: моя, сисьдесят, плакаль…

Она осеклась.

— Что? — подскочила она с места. — У тебя и вправду есть эти деньги?

Джонни кивнул кудлатой рыжей головой.

— Джонни, миленький, — засюсюкала Мила, — а ты можешь мне их дать? Если я не отдам пятьдесят тысяч долларов, меня убьют!

— Я дать, дать, — успокоил её Джонни, и хитро посмотрел на Милу. — А ты стать моя женщина?

В тот момент Мила готова была пообещать ему всё, что угодно, лишь бы остаться в живых и больше никогда не видеть проклятых кидал — азеров.

Анатолий Максимович Резник сидел в частном самолёте, уносящем его в Грецию. Он смотрел в иллюминатор, зная, что вряд ли когда-нибудь вернётся в Россию, и не мог понять, огорчает ли его это. Он всегда был патриотом своей страны, но она сама отказалась от него, отторгнула его, как лишний элемент. Никакие его заслуги в расчёт не брались. Резник вздохнул, но тут же очнулся от мучительных раздумий. В конце концов, у него — новая жизнь. Он уже не Анатолий Максимович Резник, сбежавший из-под ареста генеральный директор и хозяин холдинга «Теллурика — нефть», а Максимилиан Штайнберг, бизнесмен из Германии.

Резник улыбнулся, вспомнив, как Ирина называла его Максом. Теперь она сможет называть его так с полными на то основаниями. Он забеспокоился. А вдруг она его не примет, вдруг он её настолько обидел, что она не сможет его простить? Но он отогнал от себя подобные предположения. Ирина — самая чудесная женщина на свете, она обязательно простит его. Так же, как он простил и понял её. Любовь не может кончиться просто так, это возможно лишь если её и не было. Иллюзия любви случается слишком часто. Но Резник знал, что без Ирины жить не сможет. Без неё ему не нужна эта его свобода, которую он купил себе при помощи миллионов.

Он хмыкнул, вспоминая, как всё прошло. На следующий день после разговора с Юрием Вагановичем, тот появился у него с утра и сообщил, что к вечеру будет всё приготовлено для освобождения Резника. Адвокату также пришлось заплатить доктору приличную сумму, чтобы тот ещё денёк подержал Резника в больнице, прежде чем отправить его в камеру.

— У меня к тебе осталась ещё одна просьба, последняя, — улыбнулся Резник адвокату. — Дай-ка мне мобильный телефон…

Вечером Анатолий Максимович не отрывал взгляда от входной двери. Время тянулось очень медленно, словно густая патока. Он уже весь извёлся. А что, если Юрию Вагановичу не удалось оформить его побег? Что, если он так и останется в этой больнице, а затем под конвоем будет отправлен в тюрьму? В принципе, это его не пугало. Резник больше всего сожалел о том, что Ирина, вернее, Жанна (он никак не мог привыкнуть к её настоящему имени) так никогда и не узнает, что он её простил, и что он любит её. Она будет жить, растить его внучку, единственную, потому что больше никогда он уже не станет дедом, может быть, найдёт себе парня, который окажется куда более благородным, чем он, Резник. Анатолий Максимович от всего сердца желал Ирине счастья, но ещё больше он хотел разделить с ней это счастье. Он чуть слышно застонал, представив, что больше никогда не увидит эту женщину, которая рисковала собой ради его внучки, и тут дверь в палату распахнулась. В помещении появились три человека, одетые в чёрную форму. Их лица скрывались трикотажными масками, а в руках они держали автоматы.

— Нам пора, Анатолий Максимович, — произнёс один голос, и Резник возликовал, узнав его. Это же Василий, бывший шеф его охраны. Макаров нашёл его, и смог уговорить пойти на такой риск. Ведь, если его побег не удастся, и этих людей поймают, простым штрафом им не отделаться. Они прекрасно знали, на что шли! Резник вскочил с кровати, необычайный душевный подъём и надежда на свободу придали ему сил. Сопровождаемый своими спасителями, он выбежал в коридор, и увидел ещё двух человек в масках. Они держали на прицеле охраняющих его палату милиционеров.

— Прямо по коридору, быстрее, — подтолкнул его в спину Василий, и Резник послушно поспешил вперёд, по узкой ленте коридора, ведущей к лестнице.

— Наверх, — снова раздался голос Василия, когда Анатолий Максимович достиг выхода.

Он побежал по ступенькам вверх, на крышу. Чердак оказался открытым, об этом позаботились ранее.

Резник чуть в ладоши не захлопал, когда увидел на крыше больницы вертолёт. Тот только что опустился, лопасти шумно разбивали воздух, образуя около себя затягивающую воронку. Пригибаясь к крыше, Резник рванулся к вертолёту. Бежать было очень тяжело, воздушная воронка не давала быстро двигаться и отбрасывала его назад. Всё-же Анатолий Максимович из последних сил ухватился за дверцу, и тут его сзади окликнули.

Он обернулся. Возле него стоял Василий и протягивал ему конверт.

— Это просил передать Макаров, — сообщил он, и, пожимая руку Резнику, добавил:

— Счастливого пути вам, Анатолий Максимович, и удачи!

Они обнялись, и Резник наконец-то попал в кабину вертолёта. За штурвалом сидел незнакомый пилот.

Он кивнул в знак приветствия, и стал поднимать вертолёт в воздух.

Резник смотрел, как удаляется крыша больницы, как вертолёт поворачивает и летит всё выше и выше над домами. Он опустил глаза вниз, и увидел в руках конверт. В нём оказались деньги, десять тысяч долларов.

Резник улыбнулся. Макаров ничего не забыл. Да, у бывшего главы нефтяного холдинга ещё имелись кое-какие активы, но пока он до них доберётся, на первое время ему понадобится наличность.

Через полчаса они приземлились на частном аэродроме. Там Резника уже ожидал самолёт.

— Куда летим? — молодой симпатичный пилот доброжелательно улыбнулся Резнику, и тот улыбнулся ему в ответ.

— В Салоники, — ответствовал он.

Взяв у Макарова сотовый телефон, Резник позвонил Ирине, но её номер оказался заблокированным. Он тут же перезвонил Насте, и вот от неё-то и узнал, что Ира-Жанна уехала в Грецию. Настя продиктовала ему номер телефона своей подруги, и пожелала удачи. Резник не сомневался, что удача ему ещё понадобится…

— Собирайся живее, — кричал Тофик. — Бери только самые нужные вещи, слышишь?

Настя, обхватив живот, с испугом посмотрела не него.

— Это из-за Мальчика, да? Это из-за него мы должны уехать?

— Какая разница, — отмахнулся Тофик. — Из-за него, не из-за него…

— Большая разница, — вспылила Настя. — Почему я должна уезжать из Москвы, где мне уже всё знакомо, где я привыкла, где мне нравится?

— Хватит болтать, — оборвал её Тофик, — собирайся, быстро! Ты же не хочешь, чтобы он вернулся и убил нас?

— Если бы он хотел нас убить, то сделал бы это, — возразила Настя. — Зачем ему нас трогать?

— Потому что Мальчик — убийца, — запальчиво выкрикнул Тофик. — Он же настоящий ублюдок, и не убил нас только потому, что хотел найти Жанну. Ты ещё не поняла этого? Если он не найдёт её, то вернётся сюда, и заставит нас помогать ему. Вот зачем мы ему пока нужны!

— А если найдёт? — затаив дыхание, спросила Настя.

— А если найдёт, то всё равно убьёт нас. Чтобы мы не могли никому рассказать, кто это сделал, кто её убил. Ты понимаешь, что мы в любом случае обречены?

Настя пожала плечами. Она вовсе не была уверена в словах Тофика. Мальчик, может, и убийца, но не маньяк же, заваливающий всех подряд. Ему нужна Жанна…

Настя схватилась руками за своё лицо. Она только что поняла смысл слов мужа.

— Подожди… А зачем он хочет найти Жанну? Чтобы её убить?

— А как ты думаешь? — упёр руки в бока Тофик. — Уж наверняка!

— Но нам надо её предупредить! — ахнула Настя. — Она в опасности!

— Вот поэтому я и хочу уехать, — вздохнул Тофик. — Мальчик сказал, что если Жанне станет известно о его приближении к ней, то он не даст нам с тобой жизни. Ни нам, ни нашему ребёнку.

— Значит, ты готов пожертвовать сестрой? — поразилась Настя.

— Только ради нас, нашей семьи и нашего будущего ребёнка, — разозлился Тофик. — Мне жаль Жанну, но почему ради неё я должен подставлять себя? Это их дело, её и Мальчика. Вот пусть они сами и разбираются! А мы с тобой должны исчезнуть отсюда, чтобы Мальчик нас не нашёл.

Настя медленно села на диван. Она не собиралась никуда уезжать, и хотела предупредить Жанну об опасности. Трус Тофик сообщил Мальчику, что Жанна уехала в Салоники, буквально несколько дней назад. Конечно, Настя понимала, что он вынужден был это сделать, но вот не могла ему простить того, что он даже не собирался предупредить сестру о появлении Мальчика. Неужели он так запуган? Впервые Насте пришло в голову, что её Тофик не так идеален, как она себе это представляла. Ну что-же, если он боится, то она сделает это за него. Жанна — умная, сильная и хваткая. Если её не застать врасплох, то она сумеет справиться с Мальчиком. Пользуясь тем, что Тофик вышел в другую комнату, Настя схватила записную книжку и телефонную трубку, и закрылась в ванной. Пустила воду, чтобы Тофик не услышал и не помешал ей, и набрала номер греческого телефона Жанны.

ЭПИЛОГ

Свадьба Жанны и Максимилиана Штайнберга была очень скромной. Жанна, в простом белом платье, выдержанном в классическом греческом стиле, и её первый настоящий муж, в рубашке с короткими рукавами и светлых отглаженных брюках, обвенчались в маленькой церквушке. На венчании присутствовала мать Жанны, её бабушка, и Полинка, которую няня держала на руках. Беременность Жанны была практически незаметна, но всё-же Резник периодически любовно поглаживал округлившийся животик жены.

После обряда они направились в небольшой греческий ресторанчик, который любили посещать. Лёгкая, но довольно острая греческая кухня пришлась по вкусу Жанне. Многие блюда по рецептуре были сходными с азербайджанской кухней, которую Жанна очень любила. Она с удовольствием поглощала сыр, овощные салаты, уплетала баранину с грецкими орехами, пила альян, кисло-молочный напиток, который на Кавказе называют айраном, и до сих пор не верила, что это она выходит замуж, это возле неё находится любимый человек, и что всё тяжёлое, страшное и неприятное, выпавшее на её долю, осталось позади. И теперь, после стольких закатов, их ожидает только рассвет. Жанна подумала, что со временем она превратится в упитанную даму, окружённую выводком детей, а поседевший Макс будет выводить всю свою семью в этот же ресторан. Возможно, их дочери тоже будут выходить замуж, используя этот банкетный зал. И это было так ново, так мило и так трогательно, что она счастливо рассмеялась.

Жанна, с букетом цветов в руках, и венком на голове, сидела возле свежеиспечённого мужа, и таяла от счастья. Да, на её долю выпало немало трудностей, лишений и тягот, но они с Максом вместе смогли их преодолеть.

Они жили все вместе в доме Тамары, доставшемся ей от родителей. Домик был двухэтажным, но небольшим, однако ни Жанна, ни Резник, не хотели подыскивать новое жильё, хотя могли себе это позволить. Жанна, которой Резник вернул дарственную на скважину, собиралась её продать, и купить на эти деньги рощу оливковых деревьев, заводик по переработке масла, а оставшуюся сумму положить в швейцарский банк, туда, где лежал капитал её матери. У Резника тоже оставалась крупная сумма на тайном счёте, о котором никто не узнал. Конечно, миллионером он уже не был, однако же и нищим — тоже. Вдобавок Тамара оказалась очень обеспеченной женщиной. Так что за своё будущее и будущее своих детей они могли не волноваться.

Жанна вспомнила, как месяц назад Макс появился в её доме. Она чуть с ума не сошла от счастья, сначала даже решила, что он ей мерещится.

— Прости меня, — тихо попросил он, подойдя к ней вплотную. — Я был не прав.

Жанна знала, как тяжело такому человеку признавать свои ошибки. И не стала выдерживать характер, заставлять его ползать перед ней на коленях и молить о прощении. Она просто бросилась ему на шею.

А следующий вопрос, который он ей задал, поверг её в изумление.

— Почему ты бросила моего сына? — тревожно глядя на неё, спросил он. — Почему, если у вас всё было хорошо? Скажи мне правду: ты его тоже пыталась использовать?

Жанна задумчиво вгляделась в его лицо. Ей стало ясно, почему он так тревожится. Ведь, если она сначала использовала его сына, а потом и его самого, он уже не сможет доверять ей. И ничего у них не получится.

Она взяла Макса за руку и рассказала ему всё. Начиная от знакомства с Павлом, страшной смерти её отца, предательства и вероломства Мальчика, и заканчивая своим возрождением. Они проговорили несколько часов, и, когда Жанна закончила, то почувствовала себя значительно легче. Она ещё никому не рассказывала всё, что с ней произошло. Теперь, когда она переложила груз своих воспоминаний на Макса, то ощутила волнение человека, в очередной раз начинающего новую жизнь. Она действительно очистилась от прошлого, и почувствовала в себе силы забыть его. Забыть то, что часто не давало ей спать, забыть свой страх, свою ненависть, свою злость, отравляющую душу и сердце. Жанне вдруг захотелось стать обычной женщиной, живущей рядом с любимым человеком и воспитывающей детей. Захотелось больше никогда не брать в руки оружия, и навсегда забыть о всех своих навыках, которые в мирной жизни ей не пригодятся. Она даже не стала спрашивать Резника, каким образом он нашёл её, и каким образом ему удалось сбежать. Ей это знать было вовсе не обязательное. Главное — что он рядом с ней, а всё остальное — неважно. Макс целыми днями занимался рисованием, он купил большой мольберт, запасся красками, карандашами, бумагой. Часто они с Жанной ездили в живописные места, коих в Греции не сосчитать, и она ему порой позировала на развалинах древних храмов либо на фоне греческих скульптур. Они любили друг друга, они ждали ещё одного ребёнка, у них была семья, и всё было просто чудесно.

Её воспоминания прервала Камилла Аскеровна. В сумасшедшем платье от Вивьен Вествуд, синем, аляповатом, с ярко-розовыми огромными цветками и огромным жабо, и в той самой эксклюзивной шляпе с фруктами, которую Жанна всё-же была вынуждена купить, чтобы уладить скандал, она походила на эксцентричную миллионершу.

— Я сотку вам ковёр, — с довольным видом сообщила она внучке. — Хотела сделать это ещё к той свадьбе, но…

— Бабушка, — укоризненно произнесла Жанна. Она не хотела портить себе настроение воспоминаниями. — Тебе уже 85 лет, должна понимать, что в такой день просто некорректно говорить о другой свадьбе, которой так и не было!

— Яйца курицу не учат, — назидательно подняла палец старушка. — Вот мой подарок, только он ещё пока не оформлен как следует!

Она показала на большую сумку с мотками разноцветных ниток.

— Ну, может, к свадьбе Полины ты его и соткёшь, — засмеялась Жанна, обнимая Камиллу Аскеровну. — Ну и зачем ты собралась дарить мне ковёр? Куда удобнее было бы что-нибудь спереть в дорогом магазине, да, бабуля?

— А, по-твоему, откуда я взяла эти нитки? — обиделась Камилла Аскеровна. Но тут же, сообразив, что проговорилась, замахала руками.

— Шучу, шучу! Молодые, горько! — задорно крикнула она, стараясь отвлечь внучку от собственного прокола. Жанна махнула на неё рукой и прильнула к Резнику. В этот день она не собиралась ни на кого ругаться, в конце концов, не так уж часто выходишь замуж!

Жанна научилась ни о чём не жалеть, но вот одного момента ей избежать не удалось: она всё ещё жалела о том, что не наказала Мальчика. Она уже приучила себя жить мирной жизнью, но забыть совершённое Мальчиком Жанна всё-таки не могла. В последние несколько дней она думала о нём всё чаще и чаще, и сердце её тревожно билось, не давая покоя.

Звонок Насти обрадовал её. Вот почему она думает о Мальчике — она чувствует его приближение, словно зверь, чующий другого зверя. Жанна точно знала, что именно она должна сделать, чтобы избавиться от своего звериного чутья, и готовилась к этому.

Асланбек устал. Он чувствовал эту усталость, и хотел от неё избавиться, но это было невозможно. Во всяком случае, пока. Потом, чуть позже, скорее всего, он почувствует головокружительную лёгкость, которая и будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь, но это будет потом. А сейчас ему нужно взять себя в руки и идти до конца. Он слишком многое поставил на карту, чтобы найти Жанну, и отступать уже некуда. Да он и не хотел. Всё это время он жил с одной целью: увидеть её. А сейчас ему хотелось и другого: ему хотелось увидеть её, униженную, молящую о прощении, целующую ему ноги. Но он её простит только в одном случае: если отнимет жизнь у всех дорогих ей людей. Только тогда он пощадит её, и возьмёт с собой. А для этого Жанна должна сама отправить на смерть всех живущих в этом доме. Вот такой вот изощрённый план был у Асланбека, он его пестовал длинными одинокими холодными ночами, когда был вынужден скрываться ото всех, голодать, когда ему было негде жить и вдобавок он знал, что за ним охотятся люди Шахида. Да уж, а он-то думал, что они всю жизнь проживут так, под чужими именами, мужем и женой. Он даже готов был полюбить это отродье, дочку Павла Резника, лишь бы Жанна ничего не заподозрила и оставалась с ним. Но увы, она очнулась от своей спячки и всё вспомнила.

Асланбек тоже помнил, сколько всего ему пришлось вынести из-за неё, через что он прошёл, чтобы выжить, и чтобы скрыться. Целый месяц он разыскивал её в Салониках, ему не раз приходилось убивать, чтобы разжиться деньгами.

А теперь вот он нашёл её, и хочет возвратить ей долг. Её отец уничтожил его семью, а он уничтожит семью Жанны. Это будет справедливо.

Асланбек привалился к дереву и закрыл глаза. Ему хотелось закурить, но он знал, что это опасно. Жанна может увидеть дым и почувствовать что-то неладное. Тогда она будет готова. А если она будет готова, он не сможет застать её врасплох. Конечно, она уже порастеряла все свои навыки, однако же Асланбек отдавал себе отчёт в том, что сможет с ней справиться лишь если неожиданно застигнет её. Он уже не понимал, что именно чувствует к этой женщине: любовь или ненависть. Всё смешалось, и стало так сложно распознать это чувство. Но пока что он хотел лишь увидеть её одинокой, отнять у неё всё, что она имеет, чтобы она стала такой же, как он. И тогда, возможно, их два одиночества сольются в одно целое. И они смогут стать той силой, которая позволит им иметь всё. Но сначала надо лишить Жанну её жизненной силы, её семьи.

Из своего укрытия Асланбек видел небольшой аккуратненький домик, окружённый оливковыми и апельсиновыми деревьями. Только вот он не понял, почему с самого утра он не видит никого, кроме Жанны. Только она мелькала в окне, только она выходила на крыльцо и вешала бельё, только она сидела на балконе и пила кофе. А где же все остальные? Асланбек решился дождаться людей, с которыми она живёт. У неё есть дочь, также Тофик рассказал, что нашлась её мать, которая на самом деле не умерла. Ну и, конечно, у неё должен быть мужчина. Конечно же, Павел, проклятый Павел, из-за которого она потеряла всякий стыд. С каким бы удовольствием Асланбек размозжил ему голову!

Что-то капнуло ему на лицо, а потом ещё раз. Он поднял глаза, и удивился: на небе собирались тучи, хотя ещё совсем недавно там не было ни облачка. Ну и погода в этой Греции! Небо мгновенно потемнело, и Асланбек понял, что ливень лучше переждать в доме. Дождь накрапывал, набирая силу, и Цагароев короткими перебежками добрался до домика. Его сердце билось чуть быстрее, чем обычно. Он давно не видел Жанну, очень давно. Ему повезло, что пошёл такой дождь. Его шаги, и без того мягкие, будут полностью заглушены. Интересно, что она делает? Читает? Прилегла отдохнуть? Расслабляется в объятиях Павла? Асланбек разозлено подумал, что в таком случае он прикончит его самым первым. Ну, а если в доме никого нет, то он подождёт.

Он привычным движением нащупал рукоятку ножа, спрятанного на поясе, и вошёл в открытую дверь.

Жанна сидела в кресле, прямо напротив двери. Её пистолет был направлен в сердце Асланбека.

Мила вздрогнула. Этот кретин опять ущипнул её за задницу, чёрт бы его побрал. Она бы с большим удовольствием пристукнула его микрофоном по голове, но Пётр — её босс, к сожалению.

Кто бы мог подумать, что она, Мила Илиади, опустится до того, чтобы петь в третьесортном кабаке?

А что ей ещё оставалось, если она умеет только петь? Денег нет, хорошо хоть, квартира и шмотки остались! И всё-же Миле очень тяжело жить на пятьсот долларов в месяц. Правда, кормится она здесь же, в ресторане, однако что такое — пятьсот долларов? Да она раньше на косметику столько спускала в месяц!

Она настроила микрофон, готовясь к очередному вечеру. Музыканты заиграли «Кабриолет», и Мила, подхватив, хрипловато затянула:

— А я сяду в кабриолет, и уеду куда-нибудь…

И такая тоска прозвучала в её голосе, что ей аж самой захотелось плакать. С какой бы радостью она действительно куда-нибудь уехала. Но вот только куда? Она потеряла всё, что имела: мужа, богатых родственников, любимого человека, финансовую независимость, карьеру и блестящие перспективы. Она, Мила Илиади, один клип которой стоил как вся эта забегаловка, теперь поёт в этом вертепе! До чего же она скатилась…

Но худшее ещё ожидало её впереди. Мила пела, равнодушно глядя в зал, и вдруг, увидев знакомую рыжую голову, вздрогнула, и взяла фальшивую ноту. Кто-то громко засмеялся.Хорошо ещё, что народу маловато, и её не освистали. Мила продолжала петь, чувствуя, как по её щеке течёт слеза.

Джонни, сумасшедший ветеринар, сидел в зале, и смотрел на неё влюблёнными глазами.

Теперь, после отъезда Любови Андреевны, он работал в зоопарке, куда притащил и своих драгоценных коал. После того, как он дал ей деньги, Мила пообещала ему, что станет его женщиной. Именно так выразился Джонни. Но тогда Мила готова была ему пообещать всё, что угодно, лишь бы он спас её и ссудил эти деньги. Она даже написала ему такую же сумасшедшую расписку о том, что взяла в долг деньги, и обязуется стать его женщиной. Ну не смех ли?

Мила с отвращением смотрела на ветеринара, не сводящего с неё сияющих глаз, скрытых за отвратительными очками со сломанной дужкой. Господи, и с этим человеком ей надлежит переспать? Или что он там имел ввиду, обязуя её стать его женщиной? Не женой же!

Придётся, видно, как следует напиться, чтобы стерпеть прикосновения этого рыжего урода!

Впрочем, Мила тут же самодовольно подумала, что вряд ли кому —то давали пятьдесят тысяч долларов за одну ночь. Она — дорогая женщина! Но самое обидное, что вокруг неё, как ни странно, нет поклонников. Нет, конечно, существовали какие-то мужчины, которые целовали ей руки и совали деньги за исполнение той или иной песни, были даже те, которые писали ей записки с предложением провести вместе ночь. Но она ещё пока, слава богу, не опустилась до положения банальной шлюхи. Может быть, придёт время, и она встретит своего мужчину, а пока что придётся терпеть это унижение.

Мила запела песню на английском языке, которая обязательно входила в её ежедневный репертуар.

Хозяин ресторана, Пётр, с первого же её появления норовил затащить её в койку, но Мила упорно сопротивлялась. Этот толстяк с вечно блестящим от пота лицом, пошлый до отвращения, совсем её не прельщал. К тому же она чувствовала, что, если поддастся ему, вместо положения любовницы хозяина и повышения зарплаты он станет с ней обращаться гораздо хуже. Миле была знакома такая порода мужчин, которые вели счёт не на чувства, а на количество тел, побывавших в их постели.

Она закончила петь. Сейчас должен быть десятиминутный перерыв. Она как раз успеет покурить, и выпить кофе, а лучше — виски, если никто не увидит. Работникам запрещалось пить в рабочее время, но бармен, милый парень, всегда наливал всем желающим причаститься за счёт хозяина.

Она сошла со сцены и быстро скрылась в служебных помещениях заведения, чтобы Джонни не успел перехватить её. Она так надеялась, что он забудет про неё в своём этом зоопарке, или что его сожрёт какой-нибудь тигр или медведь, но, увы, вон он, живой и невредимый, сидит себе, вертит рыжей головой во все стороны, пытаясь понять, куда же она делась.

Разозлённая Мила прошла через кухню в женскую раздевалку. Пётр, снова чем-то недовольный, орал на поваров, и думать было нечего, чтобы улучить минуту и тяпнуть стаканчик виски. Но в раздевалке у Милы была спрятана фляжка, в которую она с утра налила водки. Если бы не спиртное, она не смогла бы здесь работать, и сидела бы дома, оплакивая свою так изменившуюся жизнь.

Знакомых, которые могли бы ей чем-то помочь, у неё не было. Она умудрилась со всеми перессориться или даже насолить, когда выходила замуж за Павлика. Кто же знал, что всё так обернётся? Кравчук уехал в турне с очередным любовником, и ей даже не с кем было поговорить. Мила всплакнула, полезла в карман кожаного пальто, и достала оттуда фляжку. Осень в этом году выдалась слишком холодной, уже в сентябре начались заморозки. Мила отвинтила крышечку фляжки, приложилась к ней губами и запрокинула голову, глотая тёплую водку. Сзади раздались тяжёлые шаги. Чьи-то ладони легли на её бёдра. Она почувствовала смрадное дыхание.

— Джонни? — взвизгнула она.

С тех пор, как он стал работать в зоопарке, от него постоянно несло животным духом. Милу чуть ли наизнанку не выворачивало, когда он подходил к ней.

— Джонни? — переспросил удивлённый Пётр, стоящий сзади.

Мила быстро повернулась и нос к носу оказалась с хозяином кабака.

— Пьёшь? — одобрительно спросил Пётр.

Видимо, его волновало лишь, чтобы персонал не лакал его спиртное, а своё — пожалуйста.

Мила с вызовом уставилась ему в глаза.

— Ну и чего ты ерепенишься? — добродушно поинтересовался Пётр. — Я же тебе хочу лучше сделать. Хочешь, удвою тебе зарплату, и такси буду оплачивать? Ты только будь милой со мной, Мила… Милая Мила, — заржал он.

Мила вырвалась. Он снова протянул к ней толстые пальцы. Она понимала, что он пьян, что возбуждён, и что ей не нужно его злить, но не могла себя заставить выполнить его просьбу. Как можно быть милой с таким козлом?

Пётр навалился на неё и задрал ей платье. Мила пыталась отбиться, но под тяжёлой тушей особенно не повыкручиваешься. И всё-же она улучила момент и лягнула хозяина ресторана в пах. Он мгновенно отпустил её и скрючился, потирая ушибленное место.

— Ах ты, сучка, — тяжело дыша, проговорил он. — Все вы, бабы, одинаковы. Сначала выпендриваетесь, не даёте, а потом сами подстилаетесь. Дешёвки!

— Это я — дешёвка? — ахнула Мила. Её ещё никто так не оскорблял.

И, уже не осознавая, что делает, с силой ударила Петра по голове фляжкой, которую до сих пор держала в руке.

Тот грузно осел на пол, а певица, схватив верхнюю одежду, выскочила из раздевалки и помчалась к выходу через зал. Служебного входа в ресторане не было.

Джонни тут же бросился за ней.

Мила, отбежав от ресторана в тень, нервно надевала пальто. Сюда ей дорога заказана, это ясно. Пётр ни за что не простит то, как она с ним обошлась. И поделом ему! Думает, что все бабы — шлюхи? Надо же, дешёвка!

Мила сердито фыркнула и направилась вдоль дороги. Денег на такси у неё не хватало, вечер только начался, и она не успела заработать. Она услышала сзади торопливые шаги, и испуганно обернулась. Неужели это очнувшийся Пётр решил проучить её?

Но навстречу ей шёл Джонни. Мила впервые вздохнула с облегчением при виде ветеринара.

— Что случится? — тревожно спрашивал Джонни.

— Думаю, что теперь уже ничего не случится, — выдохнула Мила. — У тебя есть деньги на такси?

Джонни полез в карман и вынул оттуда портмоне. Мила нетерпеливо вырвала бумажник из рук ветеринара и достала три купюры по сто рублей. Кроме мелочи, больше денег в кошельке не было.

Она остановила первую же проезжающую мимо машину, и прыгнула в неё, намереваясь помахать Джонни на прощание. Но тот неожиданно проявил чудеса ловкости и тоже успел влезть в автомобиль, который уже отъезжал. Мила вздрогнула.

— Разве нам по пути?

— Чай любить, — мечтательно улыбнулся Джонни. — Твой дом иметь чай?

Мила равнодушно откинулась на сидение. Вот, значит, и настал её день. Пора платить долги. Она представила, как ляжет в постель с этим рыжим уродом, как его мерзкие бледнокожие руки, покрытые рыжей порослью, будут шарить по её телу, и едва сдержалась, чтобы не завыть от отчаяния, стыда и собственного ничтожества.

— Ты изменился, — удовлетворённо отметила Жанна, наблюдая за Мальчиком. Он застыл на пороге, словно изваяние, которых в доме хватало и без него. Он и вправду изменился. Долгие месяцы тяжёлой жизни, болезнь, и ненависть оставили на его порочном лице следы. Мальчик уже не был настолько красив, как раньше. Его светлые волосы приобрели пепельный оттенок, отчего он казался седым. И на лице появились морщины. А глаза были пустыми.

— Зато ты такая же, как прежде, — ответил Мальчик.

Жанна видела, что он уже пришёл в себя от неожиданности. Естественно, он намеревался застать её врасплох. Но, увы, она не доставила ему такого удовольствия.

— Значит, Тофик тебя всё-таки предупредил, — сплюнул Мальчик на пол.

Жанна поморщилась, но не стала делать ему замечания. В конце концов, сейчас слишком важный момент в жизни их обоих, чтобы тратить время на такие мелочи.

— Нет, Тофик мне ничего не говорил, — покачала она головой. — Но это неважно. Зачем ты пришёл?

— За тобой, — пожал плечами Мальчик.

Его начинала раздражать эта ситуация. Всё пошло не так, как он планировал. К такому исходу событий он был не подготовлен.

— Уходи, — глядя прямо ему в глаза, произнесла Жанна. — Уходи, и тогда я оставлю тебе жизнь.

Мальчик удивлённо взглянул на неё и расхохотался.

— Я тебе не верю! Ты хочешь убить меня, я знаю. Думаешь, сможешь выстрелить мне в спину, когда я буду уходить?

Жанна закусила губу. Да, она не собиралась отпускать его просто так. Мальчику лучше умереть. Она специально подготовилась к его появлению, и отправила всю семью во главе с Максом к родне Тамары, в предместье Салоников. Она понимала, что её объяснения о том, почему она не хочет ехать, не убедительны. Она сказала, что хочет отдохнуть от шума, и побыть одной. В конце концов, она беременна, и муж должен выполнять её любой каприз. Макс с подозрением смотрел на неё, но всё-же её путаные объяснения сошли ей с рук. Макс взял своих женщин, как он называл Камиллу Аскеровну, Тамару и Полинку, и уехал. Жанна просто чувствовала, что встреча состоится сегодня. Интуитивно она знала, что Мальчик очень близко от неё. Жанна успокоилась. Но она не собиралась рисковать семьёй. Они должны заночевать там, у двоюродного брата её матери, младшая дочь которого ровесница её Полины.

— Ты такая же красивая, — повторил Мальчик, не зная, что ему делать. Убивать Жанну он не собирался, а никого, кроме неё, в доме не было, он это уже понял. — Убери пистолет, давай поговорим с тобой, — улыбнулся он.

Жанна хмыкнула.

— Ты думаешь, я тебе верю? — спросила она. — Нет, не верю. Ты — убийца. Что ты здесь забыл? Хотел меня увидеть? Увидел. Теперь уезжай.

— А где твой русский любовник? Ты наконец вышла за него замуж? — злобно поинтересовался Мальчик.

— Да, вышла, — спокойно ответила Жанна. — Но это не твоё дело.

— Я всегда любил тебя, ты была моей женщиной. Значит, моё дело! Почему ты бросила меня, почему убежала, пока я был без сознания? Почему не подождала, пока я приду в себя? Мы бы поговорили, я всё тебе объяснил, и ты бы осталась со мной. Нам разве было плохо?

— Я просто поражена, — тихо сказала Жанна. — Ты подставил моего отца, ты сам убил его, ты обманул меня, хитростью заставил жить вместе с тобой, и после этого думал, что я бы осталась возле тебя? Ты всё тот же глупый мальчишка… Мальчик, — презрительно бросила она, зная, как бесится Асланбек, когда его называют Мальчиком.

— Замолчи! — крикнул он. — Я всё делал, чтобы ты была счастлива! Разве я тебя обижал? Разве не любил тебя? Разве не жил ради тебя? Я даже был готов воспитывать дочь твоего русского ублюдка, как свою! Я ради тебя убил ту вздорную бабу, которая тебе угрожала. А теперь ты говоришь, что не осталась бы со мной?

Жанна поёжилась. Она вспомнила Верочку, молоденькую глупенькую Верочку, которая решила, что Жанна подменила настоящий рубин на шпинель. Мальчик безжалостно убил её только за одни слова. Ведь угрозы — это всего лишь слова… Он — настоящий убийца, и Жанна знала, что сможет его убить. Она убьёт его, и вся её дальнейшая жизнь изменится. Она отомстит за своего отца, и Малик будет спокойно смотреть на неё с небес. Надо всего раз нажать на курок, чтобы этот ублюдок был мёртв. Но вот в том-то и загвоздка, что Жанна не могла заставить себя выстрелить. Несмотря на то зло и горе, которое Мальчик причинил Семье и лично ей, она не могла убить его. Жанна с тревогой заглядывала внутрь себя и понимала, что в её жизни всё изменилось, всё. В том числе и она сама.

— Боже, ну и дождь! — раздался весёлый голос Макса. Топая по ступенькам крыльца, как слонёнок, он вбежал в дом и наткнулся на Мальчика.

Побледневшая Жанна вскочила с места.

Мальчик молниеносно выхватил нож и приставил его к горлу Резника.

— Не ожидал, — удивлённо протянул он. — Ну и дела… Значит, ты поматросила сына, а теперь переключилась на папашу? Ну ты даёшь, дорогая! Вот это женщина! — засмеялся он.

— Немедленно отпусти его, — звонко крикнула Жанна.

— А ты сначала вернись на своё место, любимая, — с издёвкой проговорил Мальчик. — Разве ты не видишь, произошла перестановка сил? И явно не в твою пользу!

— Что тебе надо? — с трудом произнёс Резник. Нож у горла мешал ему говорить.

— От тебя — ничего, — хмыкнул Мальчик. — Я приехал за ней…

— Она не поедет с тобой, — возразил Резник. — Лучше бы тебе убраться отсюда.

— Ну почему ты вернулся? — в отчаянии выкрикнула Жанна.

Пистолет в её руках дрожал.

— Я понял, что ты специально отослала нас, — Резник сглотнул. Голос его стал ещё тише, ему было тяжело дышать.

— Хочешь посмотреть, что я сделаю с твоим любовником? — усмехнулся Мальчик. — Всё произойдёт на твоих глазах, дорогая! Ты отняла у меня всё, и я сделаю то-же самое с тобой!

— Послушай, Асланбек, — заторопилась Жанна. — Ты ничего не знаешь о моей жизни! Давай оставим всё, как есть. Будем жить, ничего не зная друг о друге. Я у тебя ничего не отнимала, наоборот. Это ты отнял у меня отца, ты заставил меня жить с тобой, пользуясь моей амнезией, это ты пытался планировать мою судьбу. Может быть, хватит?

— Ты шутишь? — в исступлении воскликнул Мальчик, его рука дрогнула и нож царапнул шею Резника. За воротник его рубашки потекла тонкая струйка крови. Мальчик ничего не замечал, ослеплённый яростью.

— Это же ты бросила меня умирать, когда я лежал в коме, ты собиралась даже убить меня, думаешь, я не видел, как ты пыталась выдернуть шнур из розетки от приборов электропитания? Это ты продала мой дом, ты вернулась обратно в Семью и предала меня. Тебе наплевать на то, что я тебя любил, и хотел быть с тобой!

— Нельзя заставить полюбить! — воскликнула Жанна. — Даже если ты лишишь меня всего, что я люблю и что имею, я не стану твоей!

— А это мы посмотрим, — усмехнулся Мальчик. Он уже пришёл в себя. — На твоих глазах умрёт твой любовник. Потом я убью твою дочь. Кстати, где она? А, понял, ты её спрятала от меня, потому что знала, что я приеду, да? А когда у тебя никого не останется, ты будешь только моей, Жанна! Опусти пистолет, дорогая, это не игрушка! Опусти пистолет, иначе я убью его немедленно!

— А ты в любом случае убьёшь его, — возразила Жанна. — Поэтому какая разница, будет у меня в руках пистолет, или нет.

Мальчик засмеялся.

— Узнаю твою хитрую натуру! Да, ты права, я убью его в любом случае. Но давай сначала поиграем, дорогая! Брось пистолет, и, может быть, я оставлю твою дочь в живых. Ну?

Он, пользуясь замешательством Жанны, резко откинул голову Резника назад, собираясь перерезать ему горло, и в эту секунду Жанна выстрелила, едва прицелившись. Нож в руке Мальчика дрогнул и упал на пол. Жанна смотрела на Резника. Мальчик, с дырой во лбу, удивлённо рухнул на Резника, и тот, словно спасаясь от змеи, оттолкнул его. Тело Мальчика опустилось на пол возле ножа.

Жанна зарыдала. Резник, бледный, кинулся к ней.

— Ты жив, Макс, ты жив? — заикаясь, спрашивала она.

— Да, да, я в порядке, дорогая! Ну почему ты мне ничего не сказала, почему отправила меня из дома? Ты же знала, что он приедет!

— Поэтому и отправила, — слёзы катились из её глаз, не переставая. — Я боялась, очень боялась за тебя, за маму, за Полинку и бабушку. Если бы вас не было, у меня бы всё получилось!

— Ты хотела убить его? — севшим голосом спросил Резник.

Жанна кивнула. Она на самом деле собиралась убить Мальчика, чтобы наконец освободиться от призраков своего прошлого, чтобы отомстить за отца и за себя, и чтобы жить спокойно всё оставшееся время с людьми, которых она так любит. Она ненавидела его с такой силой, что, возможно, могла бы даже выстрелить ему в спину, если бы он вдруг действительно решил уйти. Очень жаль, что это у неё не получилось прежде, чем на пороге появился Макс.

— Я хорошо стреляю, — констатировала она сей факт, взглянув на мужа. — Правда, уже давно я не брала в руки оружия, но всё-таки…

— Ты больше никогда не возьмёшь в руки оружие, — твёрдо сказал Резник. — Никогда. Кстати, где ты взяла пистолет?

— Это отцовский, я разобрала его и перевезла по частям, в сумке-кенгуру вместе с Полиной, — вытерла глаза Жанна. — Знала, что он мне понадобится.

— Ладно, теперь давай решать, что с ним делать, — Резник кивнул на тело Мальчика.

Жанна услышала звук подъезжающей к дому машины и выглянула в окно. Дождь уже закончился, так же неожиданно, как и начался. В чистом небе светило солнце, и несмотря на приближающихся двоих полицейских, Жанна ощутила огромное облегчение.

Когда она увидела, что Мальчик собирается убить Резника, Жанна вспомнила те страшные минуты, когда Шахид выстрелил в Павла. Уже двух любимых людей, отца и Павла, у неё забрала судьба, и она не собиралась терять единственного мужчину своей жизни. И теперь была готова ответить за убийство Мальчика.

Резник, увидев полицейских, которые находились возле крыльца, внезапно нагнулся и схватил пистолет, оставив на нём свои отпечатки.

— Слушай меня внимательно, — скороговоркой начал он, схватив Жанну за плечи, — ты тут вообще ни при чём. К нам в дом влез грабитель, он стал угрожать нам ножом, и я убил его. Тебе понятно?

— Но, Макс, — запротестовала Жанна, — это же я убила его, почему ты берёшь на себя мою вину?

— Потому что ты — женщина, в первую очередь — моя любимая женщина! Ты — мать моих детей! Тебе нельзя волноваться, надо поднимать на ноги Полинку, тем более что ты беременна! А я сумею разобраться, не переживай за меня!

Единственное, что меня волнует, это вот какой вопрос: как нам быть с Полинкой, кем она должна меня называть, отцом, ведь я твой муж, или дедом, ведь я на самом деле её дед? — подмигнул ей Резник.

— Макс, — прошептала потрясённая Жанна, — сюда стучатся полицейские, у нас большие проблемы, а ты спрашиваешь меня о таких мелочах…

Резник улыбнулся, обнял жену и крепко её поцеловал.

Суд состоялся через два месяца. Максимилиану Штайнбергу дали один год тюрьмы, за превышение мер по самообороне. Адвокаты, которых наняла Жанна, потрудились на славу. Однако же год без Макса она себе представляла с трудом. Конечно, она не одна, рядом с ней — её любимые женщины, и скоро родится ещё одна. Жанна уже знала, что снова ожидает девочку, и робко сообщила об этом мужу на первом же свидании, разрешённом в его тюрьме. Несмотря на её беспокойство, он обрадовался:

— Любимая, кому нужны мальчики? Особенно если из девочек вырастают такие прекрасные женщины, как ты? У меня только одна просьба: назови её Любовью, хорошо?

Жанна, вздохнув, кивнула. Она понимала, почему Макс её просит об этом, но не могла на него сердиться. Да, он и в самом деле виноват перед своей первой женой, и Жанне её искренне жаль. Если мужу будет легче оттого, что их дочь будет носить имя его первой жены, пусть будет так. Во всяком случае, ревновать ей и в голову не приходило.

— Я буду ждать тебя, Макс, — прошептала Жанна на прощание. — Мы все будем тебя ждать…

КОНЕЦ

От автора

Так закончилась эта война между русским олигархом и лидером азербайджанской группировки, вспыхнувшая из-за любви их детей. В их случае любовь имела разрушительную силу, но всё-же — силу. Любите и будьте любимы, и пусть сила вашей любви станет созидающей.

С любовью,

Елена Миронова.

Оглавление

* * *

От автора