Весна Гелликонии (др. перевод) [Брайан Уилсон Олдисс] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

вывод на основании личного опыта, когда указываю, что те из нас, кто предпочел отправиться странствовать на кораблях в далекие страны, ничтожества по сравнению с теми, кто избрал уделом работу в городских учреждениях».

Из собственного опыта, своих путешествий и пристальных наблюдений Лавлок сумел выстроить глобальную теорию. Меня она привела в восторг. Имеется ли в теории Лавлока зерно истины или нет, может быть доказано только на основании обширного анализа, но мое внимание привлек в ней тезис, несущий с собой новое понимание. Лавлок писал в период «холодной войны», в ту пору, когда все мы жили под угрозой ядерного пожара и всеобщей катастрофы, вслед за которой неминуемо наступает ядерная зима. Приход ядерной зимы означал собой осквернение и гибель природы и всего живого, насилие и убийство Гайи.

Вот такие передовые идеи бродили в моей голове, когда я засел за семилетний труд написания «Гелликонии». В своей книге я надеялся придать более широкий размах гипотезе Лавлока и драматизировать ее.

Под обложкой этой книги научно-фантастический роман. Речь в нем идет об обычных смертных людях, существующих в обычном, подверженном ошибкам мире, таких же, как мы с вами — и рядом с этими людьми существуют чужаки, подобные тем, какие есть и внутри каждого из нас. Хотя с виду мои слова могут показаться неправдой, но я не собирался вкладывать в эту вводную часть заметный научный смысл. Научно-фантастическая литература является прежде всего литературой фантастической, а не научной, и обязана подчиняться многим обычным литературным правилам, иметь меру воображения — ведь доказательств того, существует ли жизнь где-нибудь еще в галактике, по сию пору нет.

Глубоко заинтересовавшись взаимным влиянием деловых отношений, экономики, идеологии и религии, я написал роман «Жизнь на Западе», глубоко затрагивающий данные тематики, по отношению к которым я, тем не менее, оставался сторонним наблюдателем. Почувствовав, что этот роман воспринят с достаточным интересом, я загорелся надеждой написать нечто подобное большего масштаба.

Таким образом, сначала была изобретена аллегория, в которой три главных способа власти воплощены тремя континентами Гелликонии. На мое счастье, эта схема вскорости ушла сама собой — но после того как большая вода схлынула, три континента остались — Кампаннлат, Геспагорат и Сиборнел.

К этому времени на поверхность поднялись творческие инстинкты, отодвинув на задний план инстинкт логического рассуждения. Противоречивые побуждения, которыми наполнен наш разум, как представляется, способны принимать самые удивительные сочетания. Население целой планеты вдруг проявилось из тьмы небытия, шурша своими странными одеждами. Удивительный процесс созидания, действующий словно бы независимо от автора, представляет собой одно из высших наслаждений писательского ремесла.

Таким образом, мне предстояло выдумать историю. Даже три истории.

У меня уже были основные идеи, когда я понял, что намереваюсь вывести на страницах довольно большое количество действующих лиц.

То, чего мне никак не удавалось сначала вообразить, это как должна выглядеть растительность Гелликонии.

Я был в тупике. Мои три главных советчика, Том Шиппи, Иэн Николсон и Питер Каттермоул, потрудились на славу, набив мне голову филологическими и космологическими сведениями. И все равно никакими усилиями не вырисовывалось в сознании, каким должно было быть дерево Гелликонии. Если смогу вообразить дерево, говорил я себе, то тут же смогу нарисовать, отталкиваясь от этого, всю двойственную биологическую систему, которую я — мы — задумали изобразить.

Однажды в 1980 году я отправился из Оксфорда в Лондон, чтобы принять участие в очередном заседании Британской ассоциации научной фантастики. Время близилось к вечеру, когда поезд подъехал к электростанции вблизи Дидкода. Проезжая здесь с женой, мы часто любовались градирнями электростанции; разве не были они прекрасны, в определенном смысле и с определенного расстояния?

Разве нет своеобразной красоты в промышленном пейзаже? Джон Ките наверняка сумел бы найти в этой картине свою «вечную отраду».

В тот вечер солнце уже почти зашло за горизонт и освещало градирни сзади. Из их жерл к подсвеченному остатками заката небу поднимались огромные клубы пара. Градирни и пар составляли единое целое, темные на светлом фоне.

Да! Вот передо мной деревья Гелликонии!

Градирни, эти цилиндрические конструкции с узкими, словно перетянутыми корсетами, викторианскими талиями, были стволами. Вздымающиеся, плывущие и растворяющиеся в воздухе клубы пара — раскидистой листвой. Такая листва появляется на стволах только в определенное время года.

Это было мгновение необходимого мне озарения. С того момента я и начал писать этот научно-фантастический роман. Среди множества персонажей, с которыми мне пришлось иметь дело, наиболее симпатичной мне была Шей Тал,