Убить незнакомца [Роберт Ллойд Фиш] (fb2) читать онлайн

Роберт Фиш Убить незнакомца

Аннотация

Действие романа Р. Фиша «Убить незнакомца» разворачивается в Рио-де-Жанейро. Высокопоставленные чиновники, решительные полицейские, красивые женщины, наемные убийцы — все есть в Рио…

I

Море, выглядевшее обманчиво тихим и спокойным, когда «Санта Эужения» частично выгрузилась в Салвадор-де-Байя и направилась к югу вдоль побережья Бразилии, заметно потемнело. Белые шапочки пены появились на гребешках все увеличивающихся волн; утреннее небо быстро затягивалось мрачными, черными тучами; усиливающийся ветер неожиданно стал холоднее. Ржавая обшивка корабля протестующе скрипела, он все глубже зарывался носом в темную зеленую воду, словно пытаясь отыскать там причину такого недружелюбного отношения. Внизу, в маленьком камбузе, двигались тарелки, стучали кастрюли, раскачивались, отбрасывая уродливо искривленные тени, тусклые лампочки.

На мостике капитан «Санта Эужении» Энрике Жувеналь изучал последние радиосообщения о шторме, в район которого как раз и направлялось судно, и качал головой. Капитан Жувеналь беспокоился. Осторожный по натуре, он знал, что его любимая «Санта Эужения» не самый новый и не самый крепкий из кораблей, к тому же после частичной разгрузки в Салвадор-де-Байя у судна возник крен. Капитан прекрасно знал, насколько опасны в этих местах неожиданные, хотя и редкие тропические бури.

Облокотившись на поручни капитанского мостика, он наблюдал за молодым первым помощником, ловко удерживающим равновесие на ходящей ходуном палубе. Тот распоряжался перемещением палубного груза, пытаясь хоть как-то уравновесить судно. Капитан Жувеналь почесал бороду и запыхтел сигарой. Усиливающийся ветер тут же разметал клубы дыма. Неожиданно кто-то осторожно коснулся плеча капитана — радист подал ему еще один клочок бумаги. Капитан рассеянно кивнул, пробежал радиограмму глазами и нахмурился. Потом перегнулся через поручни и, блестя зубами, крикнул:

— Мигель!

Первый помощник поднял голову, отдал какие-то приказания матросам и начал быстро подниматься по трапу. Наверху он на мгновение остановился, оглядывая потемневший силуэт, и коснулся пальцами фуражки:

— Сэр?

— Как идет работа?

Помощник пожал плечами.

— Медленно. — Его тон показывал, что он считает эту работу совершенно бесполезной. Он стойко выдержал взгляд капитана. — Дело не в палубном грузе, сэр; это все те большие генераторы в трюме, которые мы везем в Буэнос-Айрес. С нашим оборудованием мы не можем передвинуть их в море.

— Я знаю. — Капитан снова запыхтел сигарой, обдумывая ситуацию. Он взглянул на листок бумаги, который все еще держал в руке. — Сколько груза следует в Рио и сколько в Сантус?

Помощник недоумевающе посмотрел на него, потом, поняв, улыбнулся. Он вытащил из заднего кармана толстую Стопку бланков, послюнявил палец и принялся их листать. Что ж, неплохо. Он с удовлетворением посмотрел на капитана:

— Понемногу, сэр. Все спокойно может быть отправлено из Монтевидео. Может быть, даже завезем на обратном пути.

— А пассажиры?

— Нет проблем. Трое сходят в Монтевидео, четвертый в Буэнос-Айресе.

— Понятно. — Капитан Жувеналь скосил глаза на кончик сигары, потом осмотрел горизонт, нахмурился, принял решение и сунул листок бумаги в карман кителя. — Хорошо, — кивнул он, — мы не будем заходить ни в Рио, ни в Сантос. А заодно и в эпицентр бури. Сейчас пошлю радиограмму в компанию и нашим агентам в Рио. А вы повесьте объявление внизу.

— Есть, сэр! — довольным тоном ответил помощник.

— А потом снова займитесь палубным грузом, — сухо добавил капитан. — Мы не пойдем до самой Африки, чтобы обогнуть шторм. Нам тоже достанется.

— Есть, сэр! — ответил помощник и весело затопал вниз по трапу.

Для четверых пассажиров «Санта Эужении» такое изменение планов не имело значения. Отправляясь в путь на грузовом судне, нельзя рассчитывать на скорое окончание путешествия, и ни у кого не было каких-то планов, которые могла нарушить перемена маршрута. Да и на команду вывешенное объявление не произвело особого впечатления. Из Салвадор-де-Байя корабль вышел всего два дня назад, карманы матросов были пусты, а все желания временно удовлетворены. К тому же ни один нормальный моряк не будет возражать против того, чтобы обойти стороной шторм, тем более на корабле с плохо сбалансированным грузом.

И все же одного члена команды это сообщение потрясло. Стюард, обслуживающий четверых пассажиров и нескольких офицеров судна, Насио Мадейра Мендес был один в небольшом салоне, когда туда, насвистывая, вошел первый помощник, приколол на доску объявлений листок бумаги, удовлетворенно полюбовался своей работой и снова вышел на палубу. Движимый естественным любопытством, Насио подошел поближе и прочитал роковые слова. Потребовалось несколько секунд, чтобы до него дошел смысл прочитанного, потом кровь отхлынула у него от лица и он замер в ужасе.

Насио Мадейра Мендес нанялся в Лиссабоне на «Санта Эужению» с единственной целью — с минимальными сложностями добраться до Рио-де-Жанейро. На океанском лайнере или самолете его фальшивый паспорт непременно привлек бы к себе нежелательное внимание — работа была откровенно грубая. Но это было единственное, что он мог позволить себе купить. Этого было вполне достаточно для скромного корабельного стюарда, и, поскольку прислуги всегда не хватало, корабельные агенты не слишком придирались к бумагам. В Рио же Насио не предвидел никаких трудностей. Команда получит увольнение на берег, и он окажется в своем родном городе, где его вряд ли кто-нибудь сумеет найти. Фальшивый паспорт можно будет уничтожить, а возможно, и выгодно продать, поскольку значащееся в нем имя было вовсе не Мендес, а фотография могла изображать любого мужчину в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Он судорожно сжал челюсти. До этого момента все было так просто!

Насио Мадейра Мендес был среднего роста, с небольшим крючковатым носом и волосами, углом спускающимися на лоб. Его лицо с гладкой, не на сорок два года, кожей, выглядело довольно привлекательным. Только холодный взгляд показывал немногим, кто заглядывал ему в глаза, что он не так молод, как кажется, и жизнь его не была легкой и беззаботной.

Он стоял, покачиваясь в такт судну, с лицом, вспыхнувшим от гнева, — гнева на капитана, на шторм, повлиявший на капитана, но прежде всего на себя за то, что оказался таким идиотом. Надо было сойти с корабля в Байе и, оказавшись на бразильской земле, добраться до Рио-де-Жанейро поездом или автобусом, которые обычно не проверяются полицией. Но он был так уверен, что доберется туда на «Санта Эужении», что проболтался в Байе в дурацком баре с двумя еще более дурацкими девицами и послушно вернулся на этот корабль, который превратился в тюрьму, везущую его мимо цели. О Боже!

Побелевшие узкие губы крепко сжались, пока он смотрел на доску объявлений. Когда они встретились в Лиссабоне, Себастьян сказал, что такая возможность бывает раз в жизни — за несколько минут заработать фантастическую сумму. А теперь он беспомощно проплывал мимо! Он попытался подавить гнев и трезво оценить ситуацию, но не смог. С изменением маршрута корабль доберется в Монтевидео не раньше чем через четыре дня, а Себастьян ясно сказал — в Рио-де-Жанейро надо быть не позже шестого, в противном случае о предложении можно забыть. Шестое завтра! Черт возьми, ну почему он не сошел с корабля в Салвадор-де-Байя?

Он с горечью уставился на объявление, но видел лишь черный водоворот собственных мыслей. Только после того как чья-то рука несколько раз сильно встряхнула его, он понял, что к нему обращаются.

— Скверные новости, стюард?

Даже в потрясении он сообразил, что это один из четверых пассажиров, — маленький, кругленький человечек с пухлым лицом и тонкой линией усов под носом. Дантас, или Дюмас, или Дортас, или что-то в этом роде. Большие серьезные черные глаза казались непроницаемыми, редкие седеющие волосы были словно нарисованы прямо на черепе. Насио непонимающе уставился на него:

— Сеньор?

Человечек был само терпение.

— Я сказал — объявление, похоже, расстроило вас?

— Объявление? — Насио с трудом оторвался от этих наспех нацарапанных зловещих слов, механически возвращаясь к роли скромного стюарда. — Нет, сеньор. Я просто немного удивился. Для меня это не имеет значения.

Человечек задумчиво посмотрел на Насио и сменил тактику.

— Вы бразилец, не так ли? — небрежно спросил он.

Отрицать было невозможно: акцент Насио выдавал его каждым словом, это было ясно даже человечку, который сам говорил с акцентом уроженца Рио-Платы.

— Бразилец? Да, сеньор.

— Разве вы не разочарованы, что мы не зайдем в Рио?

— Разочарован? — На мгновение неуместность слова едва не лишила Насио самоконтроля. Он подавил волну горечи и даже умудрился пожать плечами и выдавить из себя протестующую улыбку. — Конечно, сеньор, для бразильца наш прекрасный Рио-де-Жанейро должен быть единственным городом в мире. Быть так близко и не увидеть его…

— Да, жаль. — Непроницаемые глазки оценивающе посмотрели на него. — Я восхищаюсь вами, стюард. Восхищаюсь спокойствием, с которым вы приняли этот… это разочарование. — Он пожал плечами. — На вашем месте я проявил бы меньше выдержки.

Насио не оставалось ничего другого, как спрятаться за словами.

— Сеньор, мы вынуждены принимать то, что не можем изменить. — Произнося эти слова, он подумал, что хотел бы поверить им.

— Не всегда. — Человечек на мгновение опустил глаза к поношенному ковру на полу салона и снова поднял их. — Изобретательный человек всегда найдет обходной путь к своей цели. Например, на вашем месте, — невозмутимо продолжал он, — я все-таки ухитрился бы попасть в Рио. Или по крайней мере попытался это сделать. — Он на мгновение умолк и многозначительно добавил: — И сделал бы это сегодня…

— Сегодня? — Насио внимательно взглянул на собеседника.

Влажные черные глаза словно пытались что-то сообщить ему, но безуспешно. Может, человечек смеется над ним? Мысль вызвала горечь.

— Как, сеньор? Доплыть до берега?

— Нет, — тихо ответил тот. — Заболеть.

Слабая надежда, что у этого пассажира есть какой-то реальный план, исчезла; было ясно, что у него просто не все дома. В теперешнем настроении у Насио не было желания беседовать с сумасшедшим.

— Прошу прощения, сеньор…

Маленькая ручка, схватившая его за локоть, оказалась гораздо сильнее, чем он мог предположить.

— Заболеть! — твердо повторил человечек. — И серьезно. Капитан этого судна не такой человек, чтобы позволить члену команды страдать и, возможно, даже умереть только потому, что нужно избежать плохой погоды.

Насио прищурился, обдумывая эти слова. Идея действительно неплохая. Возможно, даже хорошая.

— А чем именно заболеть?

— Я бы предложил аппендицит. — Пухлое лицо человечка было лишено всякого выражения. — А теперь скажите правду: вы ведь плохо себя чувствуете?

Насио внимательно посмотрел на него:

— Да, сеньор.

— Хорошо! То есть мне жаль слышать это. И, конечно, вы испытываете острую боль внизу живота.

Рука Насио автоматически легла на живот.

— Чуть правее и немного ниже, — поправил его пассажир и положил руку Насио на нужное место. — Вот так лучше, — удовлетворенно заметил он.

— Но…

— И, разумеется, тошнота. — Доркас, или Дантас, или Дюмас, или что-то в этом роде внимательно посмотрел на застывшее лицо стюарда и кивнул: — Я видел и более больных людей, но думаю, так сойдет. Вам лучше пойти лечь. Аппендицит — вещь серьезная.

— Только вот…

— Капитану я сообщу. — Маленькая ручка опять ухватила Насио и потащила к дверям.

Насио упирался. Было совершенно ясно, что этот Дантас, или Дюмас, или Дортас, или что-то в этом роде по каким-то причинам хотел, чтобы корабль зашел в Рио, а его использовал как козла отпущения. Конечно, этот план вполне подходил Насио, и все же…

— Почему вы это делаете, сеньор?

— Почему? — Человечек улыбнулся: — Скажем так: я тоже испытывал тоску по родине и могу посочувствовать другому. Или, если хотите, у меня извращенное чувство юмора и склонность к подобным шуткам. Или, — добавил он холодно, без малейшей улыбки, — я умею распознавать болезнь и считаю, что вы должны немедленно лечь в постель. Немедленно!

Его рука снова подтолкнула Насио к двери. Стюард не сопротивлялся. Какими бы мотивами ни руководствовался этот человек, такое решение проблемы вполне устраивало Насио. Он изобразил на лице страдание, прижал руку к животу и кивнул:

— Прошу простить меня, сеньор…

— Ну, разумеется, — любезно ответил пассажир.

Он задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся стюарду, вздохнул и отправился на палубу.

Небо заметно потемнело и приобрело странный желтоватый оттенок, необычный для этого времени суток; усиливавшийся ветер свистел в тросах, уже набухавших влагой надвигающегося дождя. Осторожно переступая через ползающие по ходящей под ногами палубе канаты, он наконец разыскал первого помощника и властно похлопал молодого человека по плечу.

— Ваш стюард серьезно болен. — Он повысил голос, чтобы перекрыть шум ветра, но это прозвучало так, словно он в чем-то обвинял помощника.

— Болен? Стюард?

Мигель был удивлен, что именно этот пассажир вдруг проявил интерес к чему-то, тем более к здоровью члена команды: он ни с кем не общался, почти не разговаривал за столом, избегал даже тех немногих развлечений, которые могли предоставить ему на корабле, а по вечерам стоял на носу, облокотившись на поручни, и смотрел в темноту.

— Болен, — терпеливо повторил пассажир. — У него сильные боли. Типичная картина аппендицита.

Помощник посмотрел на него, пожал плечами и снова занялся своим делом, отдавая приказы матросам. Маленький пассажир нахмурился. На его лице появилось ледяное выражение.

— Помощник! Вы слышали, что я сказал? Я сказал…

Мигель страдальчески поднял глаза к небу — нарастающая ярость стихии явно не подсказывала никакого решения.

— Ну хорошо, хорошо, — раздраженно согласился он. — Я пойду посмотрю, что с ним.

Он отдал еще несколько приказов и отправился на нос судна, недовольно качая головой. С палубы он спустился в коридор, ведущий в носовой кубрик. Стюард! Пассажиры! Этот стюард скорее всего напробовался вина, или его просто-напросто укачало. Именно сейчас, когда на палубе столько работы, он должен заниматься чьими-то недомоганиями.

Входя в кубрик, он пригнулся и прищурил глаза, привыкая к полумраку. Он услышал тихий стон, заглушаемый храпом членов команды, — свободных от вахты, и скрипом переборок, здесь, внизу, гораздо более громким и зловещим. Нахмурясь, помощник смотрел в мертвенно-бледное лицо лежащего на койке человека. Насио смотрел на него. Помощник зацепил ногой металлический таз, ноздрей коснулся резкий запах рвоты.

— Мне сказали, что вы больны…

Насио облизнул губы и хрипло прошептал:

— Не знаю, что случилось. Все было в порядке, я убирал со стола — и вдруг… — Его лицо снова перекосила гримаса боли.

Раздражение Мигеля мгновенно прошло. Этот человек был действительно болен, это не вино и не качка. Как всякий хороший первый помощник, который мечтает когда-нибудь стать хорошим капитаном, Мигель очень серьезно относился к здоровью команды. Он с сочувствием нагнулся:

— Вам больно?

Человек на койке попытался приподняться на локтях и быстро отвернулся в сторону, чтобы рвота не попала на первого помощника. Минуту-другую, пока его рвало, он лежал свесившись с койки, потом снова откинулся на подушку.

— Вот тут, в боку… — Одна рука прижалась к животу поверх тонкого одеяла, вторая, под одеялом, крепко сжимала пузырек с рвотным корнем, украденным из судовой аптечки. — Очень больно…

Старший помощник выпрямился и с беспокойством посмотрел на мертвенно-бледное лицо лежащего на койке человека.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо. Мы о вас позаботимся. Я сейчас вернусь.

Он поднялся по трапу и, с трудом сохраняя равновесие на все круче вздымающейся палубе, пошел искать капитана. Скверно, очень скверно. Судовая амбулатория едва годилась для вправления сломанных костей или лечения расстройства желудка после бурно проведенного увольнения на берег; среди пассажиров врачей не было. А с аппендицитом шутки плохи.

Капитан Жувеналь смотрел, как Мигель поднимается на мостик, и по выражению его лица понял, что что-то расстроило его первого помощника.

— Что случилось?

— Стюард. — Помощник прислонился к поручням. — Он заболел, и, похоже, серьезно. Аппендицит.

Капитан Жувеналь нахмурился:

— Вы уверены?

— Да, — кивнул Мигель, — все симптомы налицо: боль в боку, рвота… — Он мысленно ругнул себя за то, что не проверил температуру, но отогнал эту мысль. У любого в таком состоянии должна быть температура. Он вздохнул: — Ему очень плохо.

Капитан Жувеналь взглянул на почерневшее небо: тучи сгущались, вдалеке уже вспыхивали молнии. Он схватился за поручень, чтобы удержать равновесие, и понял невозможность первого пришедшего ему в голову решения.

— Нет, это невозможно. Мы не можем идти в Рио. Штормовая обстановка все хуже. — Он задумчиво потер лицо. — Если у него такой тяжелый аппендицит… — Он умолк.

— Так что же делать?

Капитан Жувеналь вздохнул:

— Я думаю, то единственное, что нам остается. Надо сообщить береговой охране, здесь это называется бригадой морских спасателей. Может, они смогут помочь.

Он еще немного подумал, сплюнул в океан, подошел к двери радиорубки и громко постучал. Из-за двери тут же выглянул человек.

— Отправьте радиограмму на ближайшую станцию бригады морских спасателей, в вашей книжке есть адрес. Сообщите, что у нас на борту тяжелобольной и мы не можем зайти в Рио. Дайте им наши координаты и скажите…

— В такую погоду его трудно будет доставить на борт другого судна, — вмешался помощник.

— Это их проблема. Они знают, как это делается. — Капитан Жувеналь повернулся к радисту: — Скажите, что мы двигаемся со скоростью восьми узлов, высота волны — пять-восемь метров. И пусть поторопятся — шторм усиливается. Впрочем, они и сами это знают…

— Может, они пришлют врача? — предположил радист.

Капитан покачал головой:

— Когда «Санта Эужению» так швыряет? Да его зарежут, как свинью. Нет. Скажите, что его надо снять с судна. И как можно скорее. — Он свирепо глянул на ни в чем не повинного радиста, давая волю своим чувствам: — Ну? Чего вы еще ждете?

Радист, дожидавшийся только, когда капитан закончит говорить, словно черепаха в панцирь, втянул голову в рубку и закрыл за собой дверь. Капитан повернулся к помощнику:

— Идите и скажите этому человеку, что все будет в порядке. Помощь уже вызвана. А потом опять отправляйтесь на палубу и займитесь грузом. Ясно?

— Есть, сэр! — ответил помощник и затопал вниз по трапу.

Команда и пассажиры «Санта Эужении» стояли на палубе, держась за поручни. Клеенчатые плащи плохо защищали от проливного дождя, но зрелище разворачивающейся драмы не давало уйти в укрытие. Над головами людей на фоне черных туч висел напоминающий какое-то доисторическое чудовище вертолет, из брюха которого свисал трос. Тонкая стальная веревка раскачивалась из стороны в сторону, ударяясь о палубные надстройки и грозя обмотаться вокруг подъемного крана.

Три раза вертолет сносило в сторону и он снова возвращался, пытаясь зависнуть точно над взлетающей вверх и снова проваливающейся палубой и при этом ничего не зацепить тросом. Насио, крепко привязанный к носилкам, лежал на палубе под пролетающим мимо тросом и думал, что с самого начала не надо было соглашаться на такое. Он никогда не отличался трусостью, но мысль, что сейчас носилки вздернут с относительно безопасной палубы в небо, приводила его в ужас. Он судорожно сглотнул, стараясь преодолеть дурноту, не имевшую ничего общего с рвотным корнем, и закрыл глаза, отчаянно взывая к Богу.

Раздались крики, и трос со скрежетом пополз по палубе. Его мгновенно прикрепили к носилкам. Матросы проворно отскочили в сторону. Капитан Жувеналь нагнулся к закутанной в брезент фигуре. Он говорил быстро, понимая, что ветер может отнести его слова в сторону:

— Все будет в порядке. На обратном пути мы вас заберем. Свяжитесь с нашими агентами… Насио открыл глаза и невидящим взглядом уставился в бородатое лицо. Все будет в порядке? В этой коробочке наверху? В порядке? Ох и дурак же я! Как я только мог подумать, что вы пойдете в Рио из-за больного матроса? Я сошел с ума! Или, скорее, тот человечек. Он почувствовал удовлетворение, подумав, что планы маленького пассажира, какими бы они ни были, не осуществились, но мысли тут же вернулись к подстерегавшим его опасностям.

Он закрыл глаза, чувствуя, что лишь спасительная темнота поможет ему не потерять рассудок. В ушах эхом отдались крики команды и шум неожиданно взревевших моторов вертолета. Он почувствовал резкий рывок и взлетел над палубой, медленно покачиваясь в воздухе. Глаза его помимо воли раскрылись от ужаса, тело отчаянно напряглось под опутывающими его ремнями. Носилки висели уже не над палубой, океан пытался дотянуться до него снизу вздымающимися серыми валами. Холодный дождь сек его по лицу; он зажмурился, потом снова открыл глаза.

И в этот момент, прежде чем носилки начали подниматься, он поймал взгляд маленького пассажира по имени Дортас, или Дюмас, или Дантас, или что-то в этом роде.

Человечек, подняв голову, смотрел сквозь струи дождя прямо на него. Это длилось всего мгновение, и Насио не мог быть вполне уверен, но на лице человечка не было и признаков разочарования. Наоборот, влажные глаза наблюдали за отчаянным подъемом Насио с выражением тайного удовлетворения…

II

Капитан Хозе Мария Карвальо Сантос Да Сильва, офицер, осуществляющий связь между бразильской полицией и Интерполом, резко остановил свой красный «ягуар» и с неприязнью посмотрел на залитое дождем ветровое стекло. Под навесом главного входа в аэропорт Сантос Дюмон все было забито машинами. Струи дождя били по верхушкам пальм и по крыше машины, словно требуя, чтобы капитан вышел и промок, как все вокруг; стеклоочистители метались из стороны в сторону, типично бразильским жестом отметая это идиотское предложение. Капитан Да Сильва разозлился, но не потому, что машины в нарушение всех правил были поставлены под длинным узким навесом, прямо перед зданием аэропорта, а потому, что позавидовал более удачливым и потому более умным, чем он сам, ухитрившимся остаться сухими.

Он посмотрел по сторонам. Поставить машину на стоянку в такой день — сущее безумие, потому что если в Рио-де-Жанейро дождь, то идет он с чисто тропической яростью. А оставить машину на неохраняемой стоянке значит напрашиваться на неприятности. В лучшем случае можно остаться без карбюратора, а то и без машины. Он прекрасно знал, что автомобильные воры в Рио — народ крепкий и промокнуть не побоятся. А полицейский значок на ветровом стекле делает кражу еще больше заманчивой — по крайней мере есть гарантия, что у добычи окажется приличный мотор.

Сзади негодующе взревел автомобильный гудок. Да Сильва неожиданно заметил, что ворота, ведущие на летное поле, открыты. Разбрызгивая лужи, он въехал прямо под навес погрузочной зоны. Местный полицейский, потрясенный таким пренебрежением к правилам, в изобилии вывешенным вокруг, с протестующим видом появился в дверях, но, увидев смуглое рябое лицо водителя, перечеркнутое пышными усами и увенчанное шапкой непокорных черных кудрей, поспешно отдал честь. Капитан Да Сильва и в лучшем настроении был непредсказуем, а уж в такую погоду его и вовсе лучше не трогать. Но серьезность нарушения, не говоря уже о грозящих ему неприятностях, заставила полицейского выразить протест, хотя и как можно дипломатичнее.

— Прошу прощения, капитан, но ставить здесь машину… — Он кивнул в направлении взлетных дорожек.

Там, поблескивая круглыми металлическими боками, стояли самолеты. Их очертания были слегка размытыми за стеной дождя. Позади них темнела вода залива.

Полицейский посмотрел на капитана умоляющим взглядом:

— Здесь стоят грузовые машины, те, что подвозят к самолетам еду для пассажиров. Если ваша машина загородит дорогу, им придется останавливаться под дождем…

— Вот и хорошо, — заявил Да Сильва, выключая зажигание. — Чем больше воды, тем больше супа.

Неужели этот кретин думает, что он будет терпеть неудобства ради самолетов или людей, достаточно глупых, чтобы летать на этих чудовищах? Он выпрямил свое мускулистое тело — все шесть футов, наклонился к машине за плащом, повесил его на руку и захлопнул дверцу. Потом остановился и похлопал себя по карману. Письмо, полчаса назад попавшее к нему на стол, было здесь, такое же загадочное и непонятное, как и в тот момент, когда полицейское управление переправило его к нему, решив, что оно скорее по его части. Он еще раз провел рукой по карману с письмом и легко вспрыгнул на невысокую платформу.

Полицейский все-таки не смог удержаться от последней попытки:

— Но капитан… — Один взгляд на свирепо вспыхнувшие глаза Да Сильвы — и он поспешно проглотил остаток фразы. — Есть!

— Приглядите за моей машиной. И хорошенько, — сурово приказал Да Сильва.

Полицейский беспомощно вздохнул:

— Конечно, капитан.

— Большое спасибо, — сказал Да Сильва, сердечно улыбаясь.

Полицейский, как и многие другие, поразился, каким милым и безобидным мог выглядеть улыбающийся капитан Хозе Да Сильва по сравнению с тем, каким он казался — и был, — когда ему приходилось хмуриться, и постарался выдавить из себя ответную улыбку. Было совершенно ясно: заставив водителей грузиться под дождем, трудно рассчитывать на их хорошее настроение и на то, что ему перепадет кое-что из продуктов, предназначавшихся для пассажиров, а это была единственная приличная еда, которую видело его семейство. Но, с другой стороны, мог ли человек в его чине — да, впрочем, и в любом другом — всерьез возражать капитану Да Сильве? Нет, печально признал полицейский, если у этого человека есть хоть капля здравого смысла.

Он задумчиво посмотрел на затянутое тучами небо, с которого обильно текли струи дождя, и горячо помолился, чтобы капитан Да Сильва закончил свои дела и убрался отсюда со своей чертовой машиной до того, как появится первый грузовик. Но даже во время молитвы он приглядывал за красным автомобилем, потому что был совсем неглупым человеком.

Да Сильва прекрасно понимал, что каким-то образом нарушил планы полицейского, но не испытывал ни малейших угрызений совести. Он быстро прошел через пустое багажное отделение, мимо билетных касс, атакуемых застрявшими в аэропорту пассажирами, раздвигая бестолково мечущуюся толпу, дошел до лестницы, ведущей в ресторан на крыше здания, и стал подниматься. Чем выше он поднимался, тем громче почему-то становилось беспокойное жужжание толпы внизу.

Наверху он бросил свой плащ на руки гардеробщику и еще раз погладил письмо в кармане. Потом через переполненный зал направился в сторону знакомой фигуры своего старого друга Вильсона, который одиноко сидел за столиком возле залитого дождем окна, задумчиво разглядывая блестящие мокрые взлетные дорожки и затянутый туманом залив позади них.

Внешне Вильсон был полной противоположностью крупному и яркому Да Сильве. В облике этого маленького человечка не было не только чего-то бросающегося в глаза, но даже чего-нибудь просто заметного, и эта неприметность отнюдь не была случайной. Она была результатом многолетних усилий и служила Вильсону неплохую службу. В отчетах о зарплате, которые американский посол вынужден был ежемесячно отправлять в Вашингтон, Вильсон числился офицером службы безопасности — мелкая должность, связанная в основном с решением проблем американских туристов и заботой о своевременной очистке мусорных корзин в посольстве и уничтожении их содержимого. В действительности его должность была куда более значительной, но знал об этом лишь посол. Он был сотрудником нескольких государственных служб Соединенных Штатов, занимающихся вопросами безопасности, и представителем Интерпола в Бразилии.

Да Сильва был одним из очень немногих, кто знал о действительном статусе Вильсона и имел основания с уважением относиться к деловым способностям этого мягкого с виду человека. Эти двое пережили вместе не одно приключение, и в момент опасности из всех, кого он знал, Да Сильва хотел бы иметь рядом именно этого тихого американца.

Наконец высокий бразилец пробрался мимо столиков с минимальным ущербом для себя и обедающих и улыбнулся другу:

— Привет, Вильсон.

— Здравствуй, Зе.

— Извини, что опоздал.

Начало носило явно стандартный характер — Да Сильва всегда опаздывал. Будучи бразильцем, он счел бы непатриотичным прийти вовремя. Он отодвинул стул, сел и улыбнулся извиняющейся улыбкой.

— Впрочем, на этот раз у меня есть уважительная причина. Я выехал заранее, но этот дождь, уличные пробки и проблемы с парковкой… — Он драматически поднял брови, подчеркивая всю сложность проблем с парковкой.

Вильсон насмешливо смотрел на него. Да Сильва слегка прищурился, вспомнив о лежащем в кармане письме, потом отогнал эту мысль, потянулся за заказанной Вильсоном бутылкой пятизвездочной масьеры и налил себе двойную порцию — ту, что стояла перед его другом, и ту, которую он, как предполагал Да Сильва, уже выпил. Капитан поднял бокал и постарался придать голосу небрежность.

— Почему ты так странно смотришь? Не потому же, что я опоздал… — Он отпил из бокала, испытывая удовольствие, которое дает первый глоток вина за день. — Вот теперь гораздо лучше! Ну так почему такой странный взгляд? Что расстроило тебя сегодня утром? Не мое же опоздание, правда?

— И да и нет, — ответил Вильсон.

— Типичный ответ посольского работника, — улыбнулся Да Сильва. — Ты с каждым днем становишься все больше похож на бразильца. Единственное, о чем ты забыл, — добавить «может быть». Так что же все-таки случилось?

Выражение лица Вильсона не изменилось.

— Это правда. Сегодня утром случилось нечто странное. Но это так, мелочи. И, разумеется, не это причина того, что ты называешь странным взглядом.

Да Сильва зажег сигарету, бросил обгоревшую спичку куда-то в направлении пепельницы и поудобнее откинулся на спинку стула.

— Тогда что же?

— Твой странный вид.

— Мой странный вид? — удивленно переспросил Да Сильва. — У меня опять криво завязан галстук? Или я забыл надеть его сегодня утром? — Он посмотрел вниз и, убедившись, что все в порядке, снова поднял глаза на собеседника.

Вильсон улыбнулся одними губами.

— Я имею в виду не твой галстук, а твой пиджак. — Он кивнул в сторону больших закрытых окон. — Даже в сравнительно прохладные дни ты обычно снимаешь пиджак, когда приезжаешь сюда пообедать; именно из-за этой свободы в одежде ты заставляешь меня терпеть здешнюю кухню. И вдруг сегодня, когда все окна закрыты и просто нечем дышать, ты сидишь в пиджаке. Да еще пьешь бренди, напиток, как известно, отнюдь не прохладительный.

— И тебе хочется знать почему?

— Вот именно. Хочется знать почему.

Да Сильва печально покачал головой.

— Трудно обедать с опытным сыщиком. Ничего не скроешь. На любой твой поступок смотрят с подозрением, все подвергают сомнениям. — Он пожал плечами. — А на самом деле все очень просто. Правда, я должен просить тебя сохранить это в тайне. — Он заговорщически наклонился вперед.

Официант, подходивший к ним с меню, немедленно отступил назад. Никто не сможет обвинить его в подслушивании, тем более капитан полиции. Да Сильва оглянулся, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, и понизил голос:

— Дело в том, что у нас скверная прачка. У меня на рубашке дырка. Если об этом станет известно, я буду опозорен. Изгнан из полиции. Мне придется стоять по стойке смирно, пока с меня срезают пуговицы, а мои рубашки, можешь мне поверить, и без того не ахти какие.

— Очень остроумно, — сказал Вильсон и тоже понизил голос: — А может, попробуем другую версию? Например, такую: ты сидишь в пиджаке, потому что большинство присутствующих до смерти перепугались бы, увидев, как одетый в плечевую кобуру человек попивает бренди и уплетает суп, а пистолет раскачивается при каждом движении ложки. Ну что, неплохо?

— Уплетаю суп? Я? — обиделся Да Сильва.

— Ну хорошо, уплетаешь бренди и пьешь суп.

— Это уже немножко лучше.

— И не надо менять тему. — В голосе Вильсона не чувствовалось никакого веселья. — Так зачем же оружие?

Голос Да Сильвы тоже утратил легкость и игривость. Он допил бренди и снова потянулся за бутылкой.

— Не такие уж пустяки, как ты можешь подумать. Просто следующую неделю — полторы всему нашему департаменту приказано постоянно носить оружие. Конечно, смешно и к тому же неудобно, но ничего не поделаешь.

Вильсон внимательно посмотрел на друга:

— Это из-за встречи ОАГ?

— Неужели ты читаешь газеты? — удивился Да Сильва.

— Нас, разумеется, предупредили. — Вильсон вытащил сигарету из пачки, зажег, глубоко затянулся и, нахмурившись, посмотрел на Да Сильву сквозь клубы дыма. — Но я посчитал излишним нагружаться килограммом железа. По крайней мере пока. В конце концов, встреча состоится только на следующей неделе. Участники начнут прибывать в воскресенье или понедельник.

— Участники-то да, — лениво возразил Да Сильва, — но у нас такое чувство, что в город уже потянулось немало других людей и кое-кто не прочь воспользоваться этим парадом, чтобы попрактиковаться в стрельбе. — В его голосе зазвучала обманчивая невинность. — Может, даже кто-то из твоих соотечественников…

Вильсон ошеломленно посмотрел на него:

— Что все это значит?

Да Сильва пожал плечами:

— Аргентину должен представлять Хуан Доркас, а он, насколько мне помнится, с удовольствием становится в оппозицию к Штатам по любому вопросу.

— И ты думаешь?..

Да Сильва посмотрел ему прямо в глаза:

— Я ничего не думаю. Но кое-что, однако, подозреваю. Я, например, подозреваю, что у вас в ЦРУ очень обрадовались бы, если бы сеньор Доркас свалился с приступом мигрени или, скажем, сломал ногу и был, к сожалению, вынужден не присутствовать на встрече. А возможно и нечто похуже сломанной ноги…

У Вильсона выступили желваки на скулах.

— Ты обвиняешь нас?..

— Мой дорогой Вильсон, я решительно ни в чем вас не обвиняю. Я просто констатирую факт. И если вас беспокоит совесть из-за подобных случаев в прошлом — их список, несомненно, знаком вам лучше, чем мне, — мне очень жаль.

Несколько мгновений Вильсон возмущенно смотрел на Да Сильву, потом рывком потушил сигарету и потянулся к бутылке.

— Если это поможет, — спокойно сказал он, — то могу дать тебе слово, как другу, что ничего подобного не планируется.

— Насколько тебе известно.

— Насколько мне известно. А мне это было бы известно.

Да Сильва широко улыбнулся:

— Вильсон, я тебя просто обожаю. И даже до некоторой степени доверяю тебе. Но на твоем месте, да еще имея инструкции из Вашингтона, я тоже был бы осторожен. — Да Сильва предостерегающе поднял руку. — И если бы я был директором ЦРУ, сидел в Вашингтоне и что-то замышлял, я бы не стал сообщать об этом всем и каждому, даже каждому сотруднику ЦРУ.

— Другими словами, — медленно произнес Вильсон, — ты не поверишь мне, что бы я ни сказал.

— Нет, так далеко я не захожу, — сказал Да Сильва, — но в данном случае, должен признать, к этому подошло довольно близко. — Он потушил сигарету и улыбнулся. — Во всяком случае в мои обязанности входит проверка всех версий. Если бы встреча происходила в Вашингтоне, ты сделал бы то же самое. В конце концов, это наша обязанность — следить, чтобы ничего не случилось. Если бы встреча состоялась в Вашингтоне, ты бы, возможно, ходил с пистолетом в каждом кармане и с кинжалом в зубах.

Вильсон постарался успокоиться. Он глубоко вздохнул и заставил себя ответить в тон Да Сильве.

— Только не я, — запротестовал он. — Мой дантист этого никогда не позволит. К тому же я по натуре очень мирный человек.

— А вот я совсем другой, — вздохнул Да Сильва. — Я ужасно любопытный. Мне, например, очень хочется узнать, почему людям не сидится дома. Нет, я не имею в виду туристов — эти нам просто необходимы, — но вот, например, дипломаты. По-моему, гораздо дипломатичнее сидеть у себя дома, чем подвергать опасности международные отношения из-за того, что в дипломата могут бросить камнем, — плюнуть или даже выстрелить. И, конечно, это даст возможность полицейским заняться своими непосредственными обязанностями.

Вильсон попробовал развить идею:

— Ты хочешь сказать — никаких международных встреч? Возвратиться к шестнадцатому веку?

Да Сильва покачал головой:

— Наоборот, я предлагаю перебраться в цивилизованный двадцатый век. В конце концов, специалисты из кожи вон лезут, изобретая спутники и телевидение. Почему бы не использовать все эти средства? Почему бы не использовать для этих встреч, скажем, кабельное телевидение? Тогда каждый мог бы оставаться у себя дома. По-моему, это гораздо более рационально, чем показывать по телевидению туземцам Занзибара пасхальный парад на Пятой авеню или крутить старые ковбойские фильмы.

— Неплохая идея, — согласился Вильсон, — хотя я вижу в ней и некоторые недостатки.

— Назови хоть один! — возмущенно потребовал Да Сильва.

— Ну, предположим, — Вильсон медленно крутил в пальцах бокал, — одному из участников не понравится то, что говорит другой. Он может просто протянуть руку и выключить телевизор.

Да Сильва изумленно уставился на него:

— И ты называешь это недостатком?

Вильсон улыбнулся, позабыв свое недавнее раздражение:

— Может, и нет. Но представляешь, какой шум поднимется в Конгрессе, если нельзя будет тратить деньги налогоплательщиков на увеселительные поездки за казенный счет? Это же может подорвать бюджет! А авиалинии останутся без работы уже через неделю. Не говоря уже о двух тысячах клерков в главном финансовом управлении.

— Да, это правда, — признал, улыбаясь, Да Сильва. — Должен сказать, что закрытие авиалиний меня мало беспокоит, но я с ужасом думаю о том, какой удар получит экономика США, если на улицах Вашингтона одновременно окажутся две тысячи безработных бухгалтеров.

— Ты хочешь сказать — еще две тысячи, — уточнил Вильсон.

— Плюс восемьдесят агентов ЦРУ, — невинным видом добавил Да Сильва.

Улыбка исчезла с лица Вильсона.

— Ты никак не можешь выбросить из головы эту мысль? Пожалуйста, постарайся понять, что ЦРУ…

— …это замечательная организация, полная преданных своему делу людей с высокими идеалами и красивыми профилями, — продолжил Да Сильва. — К сожалению, их мало интересуют бразильские проблемы, которыми озабочен я. — Он перестал улыбаться. — Во всяком случае мы постарались посадить под замок всех подозрительных ребят, которых смогли отыскать, и внимательно наблюдаем за вокзалами и аэропортами. Нам удалось убрать одного-двух типов, которые могли бы устроить неприятности, но мы не уверены, что поймали всех.

Вильсон саркастически посмотрел на него:

— И среди них ни одного американца?

— Нет, — сознался Да Сильва, — но это меня не слишком удивило. Теперь, когда вы продаете жевательную резинку, солнечные очки и яркие рубашки по всему миру, очень трудно отличить американца от местного жителя. И к тому же, разумеется, известны случаи, когда некоторые люди — я не называю имен — нанимали для своих дел местные таланты. — Он слегка улыбнулся.

Вильсон безнадежно покачал головой:

— Знаешь, Зе, когда тебе в голову приходит какая-то идея, ты уже не слушаешь никаких резонов. Что касается Хуана Доркаса, на него уже были покушения. И ты будешь уверять, что все они — дело рук ЦРУ?

— Нет, — серьезно посмотрел на него Да Сильва. — Не все. А может, и ни одно. Здесь, в Латинской Америке, эмоции частенько бьют через край; дипломаты иногда говорят от имени своих правительств, иногда нет, но они редко говорят от имени народа. А если и говорят, то часто совсем не то. Люди же остаются людьми, они пытаются найти скорейший способ решения проблем. Но кто бы ни хотел решить проблему Хуана Доркаса, наше дело — не допустить этого. Во всяком случае здесь, в Бразилии. — Он вздохнул. — Как будет хорошо, когда эта встреча наконец закончится.

— Могу себе представить, — произнес Вильсон с преувеличенной симпатией. — Тебе больше не придется выдумывать жуткие истории из серии плаща и кинжала, можно будет снова черпать их из телевизионных передач. — Он фыркнул. — Доркас! Он, похоже, просто сумасшедший!

Да Сильва с интересом посмотрел на него:

— Почему ты так считаешь? Ты когда-нибудь видел его? Говорил с ним?

— Нет, — признал Вильсон. — Я даже никогда не видел его хорошей фотографии. Насколько я понял, он не любит газетчиков и фотографов.

— И это, по-твоему, делает его сумасшедшим?

— Нет, не это. Он, говорят, фантастически богат, имеет капиталы почти во всех латиноамериканских странах.

— Да, это так, — кивнул Да Сильва.

— И все же, — продолжал Вильсон, — он возражает против любых мер, которые пытается принять наше правительство, чтобы удержать эти страны от революций. Хотя он первый потерпит убытки, если к власти придет правительство, которое решит провести экспроприацию. Вот поэтому-то я и считаю его сумасшедшим.

Да Сильва медленно покачал головой.

— Знаешь, — произнес он наконец, — может, тебе и трудно принять эту мысль, но не всем нравятся способы, которыми ваше правительство борется с революциями. Некоторые считают, что такие меры только провоцируют революции. — Он пожал плечами. — И Доркас один из таких людей.

— Провоцируют? Ты сошел с ума!

— Да? Может быть. С другой стороны, возьмем один маленький пример: когда вы отправились в Доминиканскую Республику, то сделали это на том основании, что, по сведениям ваших дипломатов, там было восемнадцать, а может быть, двадцать восемь или даже тридцать восемь активных коммунистов, которые являлись угрозой демократическому правительству…

Вильсон нахмурился:

— А ты не веришь, что они там были?

— Конечно, были, — мягко согласился Да Сильва. — Более того, зная точность дипломатических сообщений, уверен, что их было больше. Но дело-то в том, что после вашего появления их стало в сто раз больше. Вот это и значит«провоцировать». Если бы я был сеньором Доркасом и хотел защитить свои инвестиции, я бы внимательно изучил методы, которые приводят к такому бурному взлету революционной активности.

— Ты считаешь, что мы не должны ничего делать? — удивленно спросил Вильсон.

Да Сильва неожиданно улыбнулся:

— Я считаю, что не должен высказывать тебе свое мнение. Это ничего не даст мне и ничуть не изменит твои взгляды. — Его улыбка потухла. — Ты, вероятно, делаешь то, что считаешь нужным. Хуан Доркас делает то же самое. И то же делаю я, чтобы избежать неприятностей для своей страны. — Он откинулся назад, не сводя черных глаз с друга и продолжая крутить в сильных пальцах бокал. — Ну ладно, хватит политики. Мы умели раньше избегать этой темы, давай так и дальше.

Вильсон несколько мгновений смотрел в его черные глаза, потом кивнул:

— Что ж, договорились. Если только ты не будешь забивать себе голову жуткими идеями о коварстве ЦРУ.

Да Сильва улыбнулся в ответ:

— А как насчет КГБ? О нем ты разрешишь мне думать?

Вильсон попытался было нахмуриться, но не выдержал и рассмеялся:

— Нет, ты просто невозможен! Ладно, думай, о чем хочешь.

— Вот так-то лучше, — сказал Да Сильва. Он потянулся за сигаретой и закурил. — Да, а что случилось с тобой сегодня утром? Ну, тот странный пустяк?

— Надо же, ты помнишь! — с преувеличенным восхищением отозвался Вильсон. — Боюсь, после твоих полетов фантазии эта история покажется довольно скучной.

— Я люблю скучные истории, — заявил Да Сильва. — Так что же все-таки случилось?

— Ну, если уж тебе так интересно, — начал Вильсон, откинувшись на спинку стула, — это случилось в гостинице, как раз перед тем, как я туда пришел. Ты ведь знаешь, я один из попечителей госпиталя для иностранцев. И сегодня у нас как раз состоялось одно из бесконечных собраний… — Он умолк, словно стараясь подобрать слова.

— И обнаружили, что обанкротились?

Вильсон улыбнулся:

— Это, конечно, тоже. Но это дело обычное. Впрочем, на эту тему мы побеседуем, когда будем в очередной раз собирать пожертвования.

— Ну разумеется. Так что же все-таки случилось?

— Так вот, — продолжал Вильсон, — когда собрание закончилось и мы собирались пообедать, кто-то пришел и сообщил, что мы потеряли пациента…

Улыбка на лице Да Сильвы сменилась выражением сочувствия.

— Потеряли пациента? Кто он был? От чего умер?

Вильсон покачал головой:

— Да нет, совсем не то. Похоже, мы действительно потеряли пациента. Понимаешь, потеряли — как противопоставление слову «нашли».

— Как это можно потерять пациента? — С любопытством посмотрел на него Да Сильва. — Я даже представить себе это не могу — с легендарной американской организованностью администрации госпиталя…

— Именно легендарной, — отозвался Вильсон. — Был экстренный вызов «скорой помощи» — насколько я понял, тяжелый аппендицит; они забрали больного и аккуратно положили в машину, а когда приехали в госпиталь — что бы ты подумал? — Он пожал плечами. — Никакого пациента в машине не оказалось.

— Не оказалось пациента?

— Вот именно. Наверно, он так перепугался при мысли, что сейчас его начнут резать, что…

Да Сильва нахмурился:

— Больной с тяжелым приступом аппендицита вызывает «скорую» и вдруг передумывает на полпути к госпиталю? Тебе не кажется, что это довольно необычно?

— Я же сказал — странный случай, — терпеливо объяснил Вильсон. — Во всяком случае все произошло именно так. Должно быть, он выбрался из машины, когда они стояли у светофора.

Да Сильва покачал головой:

— В такой-то ливень? Не говоря уже о том, что скорая, стоящая перед светофором, — нелепость где угодно, тем более в Рио-де-Жанейро. Ее может остановить только каменная стена, и то только потому, что неясно, как ее преодолеть. — Он кивнул головой. — Но ничего, они это выяснят. Я уверен, что это просто вопрос времени.

— Во всяком случае, — заметил Вильсон, — я уверен, что он не выпрыгнул на ходу: они неслись, взвизгивая на поворотах, со скоростью девяносто миль в час. — Он пожал плечами и улыбнулся: — А может, они остановились выпить чашечку кофе. Меня бы это не удивило. В конце концов, это только считалось экстренным случаем.

Да Сильва взглянул на него:

— Но ведь обычно кто-то из бригады едет сзади вместе с больным?

— Только не в такую погоду, — возразил Вильсон. — Тогда впереди нужны двое — один рулит, а другой передвигает дворники.

— Я серьезно.

— Я тоже. Если подошлешь к нам хорошего механика из полицейского гаража, будем благодарны.

Да Сильва покачал головой:

— Полиция знает об этом? Я не имею в виду ваши дворники…

— Знает, — кивнул Вильсон. — Когда «скорая» вернулась, в приемном покое был дежурный сержант полиции. Но не думаю, что они стали тратить время на поиски человека, который не хочет ехать в госпиталь. У них и так хватает работы. — Он пожал плечами. — Во всяком случае, если мы найдем беднягу, его легко будет опознать.

— Каким образом?

— В такую погоду? Острый аппендицит плюс двустороннее воспаление легких.

— Да, и еще плоскостопие, если он выпрыгнул, — сухо добавил Да Сильва и посмотрел на часы. — Боже мой, сколько времени! — Он потушил сигарету и встал. — Платим — и пошли. У меня еще сегодня уйма дел.

— Платим? — удивился Вильсон. — Но мы же еще не ели!

— Что, не ели? — Да Сильва медленно опустился на стул и махнул рукой официанту. — Действительно, не ели. — Он покачал головой. — Скорей бы уж закончилась эта встреча. Если я не помню, ел или нет, дела совсем плохи.

— Да не расстраивайся, — успокаивающе произнес Вильсон, пододвигая к Да Сильве бутылку бренди, — выпей и расслабься. Это же легко объяснить. Просто ты сидишь в пиджаке. Обычно ты надеваешь его, когда уже поел и собираешься уходить. Естественно, обнаружив, что одет, ты автоматически решил…

— Искусство дедукции? — ухмыльнулся Да Сильва.

Вильсон скромно пожал плечами.

— На твоем месте, — сказал Да Сильва, наливая свой бокал до половины, — я направил бы свой дедуктивный дар на то, чтобы понять, почему вызвавший «скорую» человек с острым приступом аппендицита вдруг выскочил из машины по дороге в госпиталь… — Он говорил это легкомысленным тоном, но черные глаза смотрели серьезно.

— Я уже это сделал, — в тон ему ответил Вильсон.

— В самом деле?

— Разумеется. — Глаза Вильсона озорно блеснули; он с заговорщическим видом наклонился вперед. — Я сделал это, пока ты наливал себе бренди. Этот человек вовсе не выпрыгивал из машины. Во всяком случае не по своей воле.

— Понятно, — кивнул Да Сильва. — Ты хочешь сказать, что его похитили.

— Вовсе нет, — возразил Вильсон. — Я предполагаю, что бригада скорой, хотя они и не хотят в этом сознаваться, сильно превысила скорость, и на повороте пациент просто вылетел из машины…

— Он не мог вылететь в такую погоду, — покачал головой Да Сильва. — Аэропорт закрыт.

— Он обошелся без аэропорта. Вылетел просто благодаря силе тяжести. Другого объяснения нет. — Он гордо посмотрел на Да Сильву. — Когда исключено все невозможное, оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина. — Он скромно пожал плечами. — К такому выводу мы пришли с одним моим приятелем по имени Конан Дойл.

Он ожидал, что друг улыбнется в ответ, но Да Сильва лишь как-то странно посмотрел на него.

— Весь вопрос в том, — медленно произнес бразилец, — что считать невозможным.

— Ну, это совсем просто. — Вильсон откинулся на спинку стула. — Например, твои подозрения насчет ЦРУ и твоего друга Доркаса явно из области невозможного.

Да Сильва ничего не ответил. Его руки скользнули в карманы пиджака; одна погладила лежащий в кармане конверт. Вильсон посмотрел на серьезное лицо друга и сам посерьезнел.

— У меня такое ощущение, Зе, что ты чего-то недоговариваешь…

Пальцы Да Сильвы сжали гладкий конверт. Письмо пришло сегодня утром из Салвадор-де-Байя и было адресовано в отдел безопасности министерства иностранных дел. На его стол оно легло за несколько минут до того, как он отправился обедать. Написанное мелким, угловатым почерком письмо было без подписи и даты. Оно было крайне лаконично:

«Хуан Доркас будет убит на предстоящей встрече ОАГ. Решите сами, какая страна больше всего выиграет от этой смерти».

Да Сильва внимательно посмотрел на друга.

— У меня такое ощущение, — медленно произнес он, — что мы оба, возможно, многое недоговариваем…

И он резко повернулся, чтобы сделать заказ терпеливо стоящему рядом официанту.

III

В конце девятнадцатого века центр социальной активности небольшого тогда городка Рио-де-Жанейро находился в живописном районе под названием Лапа, на перекрестке Руа Риачуэлло, Мем-де-Са и паутины близлежащих улочек и переулков. В те дни многие предпочитавшие жить поближе к центру, были вынуждены строить свои двухэтажные дома на каменистых выступах соседней горы, и нередко добраться до них от извивающейся далеко внизу Руа Риачуэлло можно было только по напоминающим лестницы с гранитными ступенями улочкам, где не проехать было кебам и фиакрам, а также завоевывавшим тогда популярность среди состоятельных людей велосипедам.

Сегодня люди, считающие автомобиль или автобусную остановку возле самого дома неотъемлемой частью своего бытия, оставили эти узкие, карабкающиеся вверх улочки беднякам, которые не могут себе позволить пользоваться автомобильным транспортом, и немногим эстетам, которые считают, что низкая плата за квартиру и великолепный вид, открывающийся из окон, стоят некоторых неудобств. И, конечно, встречаются люди, не относящиеся ни к той, ни к другой категории и живущие здесь потому, что эти высоты редко посещают чужие, — например, полицейские, — поскольку подъем долог и крут.

Насио Мадейра Мендес медленно поднимался по широким скользким ступеням Ладейра Портофино, давно смирившись с потоками дождя, промочившего его насквозь через несколько секунд после того, как он покинул машину «скорой помощи». Он очень надеялся, что Себастьян окажется дома и даст ему сухую одежду и чего-нибудь согревающего. Потоки воды, сбегающие по гранитным ступеням, несколько раз едва не сбили его с ног. Он остановился перевести дыхание и осмотреться. Внизу мокро поблескивали крыши домов; вдали Рио был окутан серой пеленой дождя.

Насио покачал головой. Странно, но он не испытывал той радости, которую надеялся ощутить, вернувшись в любимый Рио-де-Жанейро после трехлетнего отсутствия; в мечтах он всегда представлял, что в этот день будет ярко светить солнце, густо синеть море и приветственно качать верхушками гигантских пальм теплый ветер. Он не то чтобы забыл, какие в Рио бывают дожди, — Боже правый, ну и дожди! — просто почему-то был уверен, что вернется непременно в хорошую погоду, и теперь чувствовал себя обманутым. Даже удовлетворение от того, что нашел выход из, казалось бы, безвыходной ситуации и сумел сбежать с «Санта Эужении», которое он испытал, когда вертолет опустился в аэропорту, оставило Насио. После всех событий осталась, пожалуй, лишь радость от того, что удалось сбежать из скорой помощи, да и то в основном из-за опасений, что машина вот-вот врежется в какой-нибудь фонарь, а он и эти двое сумасшедших в кабине разлетятся на куски.

Побег из скорой оказался гораздо проще, чем он ожидал. Он сидел сзади — сел, как только его отвязали от носилок, — и размышлял, когда лучше постучать в кабину, чтобы остановились, но тут скорая свернула на Фрай Канека и натолкнулась на длинную вереницу грузовиков, застрявших позади автобуса. К счастью, водитель скорой ухитрился вовремя затормозить. Мало того, он вылез из кабины, чтобы ответить на высказывания водителя грузовика в адрес его предков, — водителю грузовика надоела воющая у него над ухом сирена, ведь было совершенно ясно, что он ничего не может сделать. К нему тут же присоединился напарник, который терпеть не мог грузовики и их водителей по принципиальным соображениям, — он считал, что именно они мешают машинам скорой помощи развивать необходимую скорость. Во время спора Насио просто вышел из машины, закрыл дверцу и завернул за ближайший угол. Никто его не заметил. Немногие прохожие, оказавшиеся в это время на улице, спешили, склонив головы под дождем, и не видели ничего, кроме собственных ботинок да выбоин на тротуаре.

Насио вздохнул, взглянул на уходящие вверх ступени и снова двинулся вперед. Было совершенно ясно одно: работа, которую приготовил ему Себастьян, должна стоить того беспокойства и тех неудобств, которые ему пришлось перенести. Речь, разумеется, шла только об оплате, а не о характере работы — это было оговорено еще в Лиссабоне. Во всяком случае Насио Мадейру Мендеса наняли только с одной целью — использовать его единственный талант. Во всей Бразилии не было никого, кто бы умел лучше пользоваться снайперской винтовкой, и почти никого, кому было бы так же безразлично, в кого стрелять.

Широкие ступени становились все уже, приближаясь к вершине, словно строители устали таскать наверх тяжелые каменные плиты и поняли, что здесь никогда не будет оживленного транспортного движения. Наконец Насио добрался до верхней площадки и подошел к последнему дому слева.

Он несколько раз подергал рычажок звонка, пока не сообразил, что в доме темно. Он подумал было, что Себастьяна может не оказаться дома и тогда долгий подъем окажется напрасным, но в этот момент заметил огонек свечи в окне стоящего внизу дома и облегченно вздохнул. Обычные перебои с электричеством, — может быть, из-за грозы, а может, какой-то инженер нажал не на ту кнопку. Почему-то подтверждение, что родной город не изменился за время его отсутствия, ничуть не успокоило Насио. Он снял руку со звонка и принялся стучать кулаком в дверь, давая разрядку своим чувствам.

На втором этаже чуть шевельнулась занавеска, и через минуту-другую дверь приоткрылась на длину цепочки. За дверью стояла красивая девушка лет двадцати семи двадцати восьми. Одну руку она прятала за спину, как бы предупреждая, что там может быть оружие. Ее большие темные глаза окинули промокшую фигуру, скользнули по пустынным ступенькам Ладейры и снова вернулись к лицу незнакомца. Она отбросила с лица густые волосы и, убедившись, что посетитель не представляет опасности, бессознательно приняла кокетливую позу. Голос у нее был низкий, мелодичный, хотя и настороженный. Здесь, наверху, посетители бывают редко.

— Что вам нужно?

— Сеньор Пинейро. Он дома?

Несколько мгновений девушка внимательно изучала его.

— Он спит.

— Так разбудите же его, черт побери! — взорвался Насио.

О шестнадцать святых покровителей Рио, неужели он проехал полсвета, чтобы стоять здесь под проливным дождем, дожидаясь, пока выспится Себастьян?!

Ни резкость тона, ни мрачное выражение лица не произвели на девушку ни малейшего впечатления. На лице ее появилось замкнутое выражение, глаза продолжали по-прежнему бесстрастно изучать Насио.

— Для кого его нужно разбудить?

— Скажите, что я — Насио. — Он прищурился, глядя за спину девушки, словно оценивая потенциальную опасность. — Скажите, что приехал его друг. Из Лиссабона. — Порыв ветра обрушил на него новые потоки воды, и, несмотря на желание выглядеть перед девушкой крепким парнем, он поморщился. — И скажите, чтобы поторопился.

— Одну минуту.

Дверь медленно, но уверенно закрыли у него перед носом.

Он сунул руки в карманы брюк и съежился, пытаясь как-то защититься от дождя. Далеко внизу, окутанная пеленой дождя, проехала машина, разбрызгивая колесами воду. Он сердито покачал головой. Ну и денек для возвращения домой! Было совершенно непонятно, как можно так замерзнуть под теплым дождем Рио, который он хорошо помнил. И самое главное — где этот проклятый Себастьян?

На сей раз ждать пришлось дольше. Наконец дверь медленно приоткрылась и поспешно закрылась снова, чтобы можно было снять цепочку. В дверях стоял красивый крупный мужчина лет сорока с растрепанными каштановыми волосами. Заспанное лицо его выразило удивление.

— Насио! Черт возьми, как ты?.. — Тут Себастьян сообразил, что идет дождь и не только гость, но и он сам может промокнуть. — Входи скорей!

Промокший гость проворно перешагнул порог, не обращая внимания на протянутую руку. Себастьян задержался, окинув взглядом пустынные гранитные ступени, — похоже, прочно укоренившаяся привычка, захлопнул дверь и снова закрыл ее на цепочку. Потом повернулся к стоящей рядом девушке.

— Ирасема! Зажги свечи на кухне! И приготовь выпить чего-нибудь горячего. — Он отвернулся от девушки и взял за руку вновь прибывшего. — Насио! Ты все-таки приехал! Я не ожидал…

Насио стряхнул его руку и изучающе оглядел полутемную комнату, словно выбирая, на какое кресло сбросить свою мокрую одежду.

— Да снимай ты с себя все мокрое. Ирасема! Халат… — Тут ему пришло в голову, что от такой влаги один из его халатов может сесть или полинять. — А еще лучше — одеяло. — Он повернулся к ожидающему Насио, который насмешливо скривил губы, словно прочитав мысли хозяина дома. — Ну, снимай, снимай! Не хватает еще, чтобы ты простудился.

Насио мрачно ухмыльнулся:

— Можешь обо мне не беспокоиться. Если я не заболел за эти несколько минут, слушая тебя, то меня уже ничто не возьмет.

Себастьян предпочел пропустить это замечание мимо ушей.

— Все равно раздевайся. — Тут он сообразил: — И не обращай внимания на Ирасему. Она видела мужчин.

— Не сомневаюсь.

Насио стянул с себя рубашку, за ней последовали плотно облепившие тело брюки. В комнату, покачивая бедрами, вошла девушка. Она положила на стул свернутое одеяло и ушла за свечами. Скинув остатки одежды, Насио завернулся в одеяло, с удовольствием ощутив его мягкое прикосновение, и повернулся к Себастьяну.

— Как насчет выпивки?

— Выпивки? Ах да! Ирасема…

Девушка уже возвращалась обратно. Ее пышная грудь отчетливо обрисовывалась под свободным свитером. В одной руке она держала бутылку пинги — бразильской водки, в другой — несколько свечей. Себастьян достал из буфета бокалы; девушка подошла, налила в бокалы пингу и снова отступила в сторону. Насио наблюдал за ее спокойной красотой, поражаясь, что такому человеку, как Себастьян, досталась такая девушка; потом отбросил эту мысль и опустился на стул. Всему свое время и место, и сейчас ему не до девушек. Сейчас надо выполнить работу и получить деньги. Если заплатят прилично, у него будет сколько угодно девушек. Он пил маленькими глотками и чувствовал, как понемногу уходит усталость.

— Да… так гораздо лучше!

Себастьян нахмурился:

— Я чертовски рад, что ты появился, но будь я проклят, если понимаю, как тебе это удалось?

Насио посмотрел на него с любопытством и неожиданно вспыхнувшим подозрением.

— Почему вдруг такое удивление? Ты же сём приехал в Лиссабон и… — Он внезапно замолчал и, прищурившись, бросил выразительный взгляд на стоящую молча девушку.

Себастьян слегка улыбнулся:

— Все в порядке. Можешь говорить при Ирасеме.

— Конечно, могу. — Глаза Насио холодно блеснули. — Но не буду.

Улыбка сошла с лица Себастьяна.

— Я же сказал — ты можешь говорить при Ирасеме. Она знает, кто ты и зачем здесь.

Лицо Насио превратилось в застывшую маску. На мгновение показалось, что он сейчас взорвется, но он только посмотрел на девушку оценивающим взглядом. Она глядела на него спокойно, как на неодушевленный предмет, с легким любопытством, но без особого интереса. Насио повертел в руках бокал и наконец кивнул.

— Ну ладно, — медленно произнес он. — Надо же когда-нибудь все обсудить, и это время ничуть не хуже любого другого. Значит, Ирасема знает, зачем я здесь? Отлично. Теперь, может, и мне расскажете?

Себастьян покачал головой.

— Сначала я хочу узнать, как ты попал сюда. Насколько я понял, ты плыл на «Санта Эужении». Я справлялся о ней каждый день. — Он допил свою пингу, скривился и, вытирая рот тыльной стороной ладони, протянул бокал девушке, чтобы налила еще. — Сегодня утром я узнал, что она не зайдет в Рио.

Себастьян взял свой бокал и уселся напротив Насио. Ирасема подошла и села на подлокотник его кресла, положив руку ему на плечо. Насио внимательно посмотрел на нее. Во взгляде, которым она смотрела на Себастьяна, было что-то материнское; Насио скривил губы. Его собеседник допил пингу и отставил в сторону бокал.

— И хорошо, что она не пошла в порт…

Несмотря на успокаивающее воздействие алкоголя, в Насио начала медленно закипать злость. Хорошо, что она не пришла в порт? Может быть, для этого разжиревшего посредника, слишком трусливого, чтобы убивать самому, удобно устроившегося здесь со своей пышнотелой подружкой, в то время как ему, Насио, пришлось столько пережить и вытерпеть, чтобы добраться до берега? В его голосе прозвучала злость:

— Что ты хочешь этим сказать — хорошо, что не пришла?

— Только то, что сказал. — Себастьян нахмурился, не понимая, почему Насио вдруг разозлился. — Любое судно, зашедшее в Рио за последние несколько дней — будь то грузовое или пассажирское, — полиция обыскивала сверху донизу. Если бы ты прибыл на «Санта Эужении», то почти наверняка был бы уже в руках полиции.

Насио удивленно посмотрел на него, его гнев угас.

Себастьян кивнул:

— Вот так-то. Ну, и как же ты все-таки попал сюда?

Тонкие губы Насио тронула волчья улыбка.

— На «Санта Эужении». — Он пожал плечами. — Узнав, что они не собираются заходить сюда, я ухитрился притвориться больным — настолько, что капитан потребовал, чтобы меня срочно сняли с судна. Вертолетом. — Он ухмыльнулся. — Все очень просто.

Себастьян медленно покачал головой:

— Ты родился в рубашке. Будем надеяться, что удача тебе не изменит.

— Пусть моя удача тебя не заботит. — Насио протянул руку к бутылке, налил себе и залпом проглотил. Посмотрел на бутылку и отодвинул ее подальше, словно показывая, что отдых закончился. — Во всяком случае я здесь. Так что же это за работа? И, независимо от того, знает о деле Ирасема или нет, я предпочел бы беседовать с тобой один на один.

Себастьян наклонился вперед:

— Я уже сказал, что Ирасема знает о тебе и о деле. Она настояла на том, чтобы знать о тебе все, прежде чем согласилась работать с тобой.

— Со мной? — Глаза Насио блеснули еще холоднее. — Я работаю один. И ты это знаешь.

— Только не в этом случае, — невозмутимо возразил Себастьян. — В этот раз ты работаешь с Ирасемой, потому что это необходимо для нашего плана.

— Так измени план! Я работаю один, — категорически потребовал Насио. — Если я и буду работать с кем-то, то уж не с женщиной.

Себастьян оценивающе изучал его худое, напряженное лицо. Он прекрасно знал, сколько взрывной силы таится в его маленьком компаньоне. Но знал он и другое: для работы, которую он взялся выполнить, никто не подойдет лучше Насио Мендеса.

— Послушай, Насио, это самое крупное из всех моих дел. Оно продумано до малейшей детали…

— Мне наплевать, как оно продумано. — Насио поджал губы. — Я работаю один.

Себастьян глубоко вздохнул.

— В таком случае очень жаль, но мое предложение снимается. — Он поднял руку, предупреждая поспешный ответ. — Мне очень жаль, но на кон поставлено слишком многое и речь идет о слишком больших деньгах, чтобы что-то менять.

Насио прищурился. Возражения со стороны Себастьяна — этого он никак не ожидал. Тот был трусом, и Насио это знал. И знал, что Себастьян это знает. Каким-то шестым чувством он вдруг понял, что и девушка это знает, но по какой-то непонятной причине считает достоинством. Ну что ж, каковы бы ни были причины, Насио не намерен менять свои методы. Он небрежно пожал плечами.

— И с чем же остаюсь я?

Себастьян был явно обрадован, что взрыва возмущения не последовало.

— Ты, как и хотел, вернулся в Рио. И не забудь, за мой счет. У тебя нет никаких обязательств. — Он повернулся к девушке: — Нам все-таки придется поговорить с Педросо…

Насио презрительно усмехнулся над этой явной попыткой заинтриговать его.

— Педросо? Да он и в слона не попадет!

— Ничего, в того, в кого мне надо, попадет. А это главное. И кроме того, он будет работать с Ирасемой и выполнять приказы. А это тоже немаловажно.

— Желаю удачи, — фыркнул Насио. — Давайте нанимайте этого Педросо. Я еще увижу вас в тюрьме. — Он снова налил себе и поднял бокал. — Да, кстати, для сведения — сколько денег я не получу? В Лиссабоне ты все твердил, что дело крупное, но до цифр так и не дошел.

На секунду в глазах Себастьяна мелькнуло злобное удовлетворение. У сидевшей рядом с ним Ирасемы участилось дыхание.

— Так вот, для сведения, — тихо произнес Себастьян, — чтобы ты мог оценить ситуацию. Ты не получишь двадцать миллионов крузейро…

Несколько мгновений царила мертвая тишина.

— Да-да, — спокойно подтвердил Себастьян, — двадцать миллионов.

Насио поставил полный бокал на пол и снова сел, не сводя глаз с лица собеседника. Себастьян никогда не шутил.

— Ну хорошо. Кто он? Что надо сделать?

— Ничего. — Себастьян преувеличенно равнодушно пожал плечами. — Если, конечно, ты не согласишься работать с Ирасемой.

Насио просто отмахнулся от его слов.

— Ты прекрасно знаешь, что за двадцать миллионов я готов работать хоть с самим чертом. Так что надо делать? — Он нахмурился, размышляя. — Чья же смерть так дорого стоит? Или по крайней мере в два раза дороже ты никогда не берешь меньше половины. — Он прищурился еще больше. — А кто платит? Кто платит столько за убийство?

Себастьян покачал головой.

— Что касается жертвы, тебе скажут в свое время. А заказчика ты никогда не узнаешь.

Против этого Насио не возражал; он редко знал имя заказчика, это знание не прибавляло денег у него в кармане. Но жертва?

— А почему ты не хочешь назвать его сейчас?

— Если что-то не получится или полиция узнает и схватит тебя, то чем меньше ты знаешь, тем лучше. Потому что операция не будет отменена. Это может оказаться Педросо или кто-то еще, но план должен быть выполнен.

Насио кивнул. Это был разумный ответ, и он согласился его принять. Двадцать миллионов! Целое состояние. Если перевести в доллары, даже по нынешнему курсу, получится больше двадцати тысяч — о таком гонораре он и не мечтал. Ему приходилось убивать и за пять.

— Хорошо, — спокойно сказал он. — Выкладывай свой план.

Себастьян глубоко вздохнул. До сих пор все шло, как намечено, и ему хотелось, чтобы так было и дальше.

— Слушай, и слушай внимательно, — медленно начал он. — Прежде всего, на следующей неделе в Рио должно состояться совещание ОАГ — Организации Американских Государств. Сюда прибудут делегации из всех американских стран — послы, министры иностранных дел, госсекретари… — Он поднял руки, как бы показывая высокое положение делегатов, потом уронил их на колени. Его глаза, устремленные на Насио, блеснули, но голос оставался бесстрастным. — Один из этих людей и будет твоей целью…

Если он ожидал какой-то реакции, ему пришлось испытать разочарование — на лице Насио не дрогнул ни один мускул. Дело явно выходило за рамки семейных ссор или разборок с компаньонами. За такую цену работа и должна быть такого рода.

— Продолжай.

— Хорошо. — Себастьян наклонился ближе к Насио; рука Ирасемы нежно скользнула по его руке. — В первый день встречи, до начала работы, будет торжественная церемония. Заседания планируется проводить в отеле «Глория», где останавливается большинство делегатов, но перед началом они собираются поехать к Мемориалу погибшим во второй мировой войне, возложить венок, а оттуда направятся в муниципалитет, где тоже состоится какая-то церемония. Теперь…

Насио нахмурился:

— Откуда ты все это знаешь?

— Прочитал в газетах, — ухмыльнулся Себастьян. — Дай мне договорить. Человек, который будет твоей целью, тоже поедет к Мемориалу. Лучше всего сделать дело во время возложения венка или чуть раньше. Они поедут в открытых машинах.

— Если не будет дождя, — заметил Насио. — Такого, например, как сегодня.

— В дождь они, может быть, и не поедут в открытых машинах, но для возложения венка им все равно придется выйти. Тут-то ты его и прикончишь.

Насио задумался:

— Когда, ты говоришь, это будет?

— Через неделю, в следующий вторник.

Насио сердито выпрямился, его смуглое лицо начала заливать краска гнева.

— Так за каким чертом ты требовал, чтобы я приехал не позже завтрашнего дня? Я мог спокойно добраться на «Санта Эужении» до Монтевидео и вполне успел бы!

Себастьян покачал головой.

— Это не вписывается в план, а именно он определяет все наши действия. — Он наклонился еще ближе к Насио, — Слушай внимательно. Нет никакого сомнения, что полиция проверит все здания по ходу движения кортежа, — обычная проверка, но она может оказаться очень тщательной. Они проверят и жилые помещения, и служебные — во всяком случае те, которые смогут. На крышах будут их люди, как и в самом кортеже и в толпе вокруг…

Насио внимательно посмотрел на сидящего напротив человека:

— Почему такие предосторожности? Они чего-то ожидают?

— Нет. Во всяком случае я об этом не знаю. Но со времен Далласа… — Себастьян пожал плечами. — Тем не менее мы должны быть готовы к такой проверке. Сам видишь, это не такое простое дело, как те, что ты делал для меня раньше. С другой стороны, иначе и не стали бы платить такие деньги. И все же, несмотря на все их предосторожности, дело не должно оказаться таким уж сложным, потому что, — он улыбнулся, — ты будешь в отеле «Серрадор», на восьмом этаже, в номере с окнами на Приморский бульвар и Мемориал. И у тебя будет отличное ружье с оптическим прицелом…

Мендес сжал челюсти:

— Ты полагаешь, они не проверят отели?

— Конечно, проверят. — Себастьян пренебрежительно улыбнулся. — Но основное внимание обратят на тех, кто остановился там за день-два до совещания ОАГ, а номер для тебя заказан на завтра, за целую неделю вперед. Вот поэтому-то и нужно было приехать заранее. — Он улыбнулся, довольный столь тщательно продуманным планом. — Да и полиция будет внимательнее проверять одиноких постояльцев, особенно мужчин. А твой номер заказан, — он сделал паузу, чтобы его гениальность могли оценить по достоинству, — на доктора и сеньору Карабелло из Трес Риос.

— Сеньору?

— Ирасема, — невозмутимо взглянул на него Себастьян. — Как муж и жена — но только по плану. И постарайся это хорошенько запомнить. Имей в виду: мы с Ирасемой… — Он прокашлялся. — Во всяком случае для вас заказан номер на завтра и соответствующий багаж уже приготовлен — необходимая одежда и все остальное. Так что эта часть дела полностью подготовлена.

— И поэтому в нем участвует Ирасема?

— Отчасти. Остальное расскажу позже. А теперь…

— И кто же платит за все это?

— Тот, кто может это себе позволить, поверь мне. Самое главное, конечно, насколько точно ты можешь попасть с такого расстояния.

Насио поплотнее запахнул одеяло и закрыл глаза, мысленно представив отель «Серрадор», Мемориал и расстояние между ними. Медленно открыв глаза, он кивнул:

— Если ружье хорошее и оптический прицел тоже, это не проблема. И конечно, это зависит еще и от того, насколько открыта цель.

— Он будет открыт, — уверенно заявил Себастьян. — Или в машине, или у Мемориала. Не имеет значения, пристрелишь ты его в машине или во время церемонии. Только бы попал. Вопросы есть?

Насио подумал. Теперь, когда ему рассказали все детали, он, пожалуй, даже расслабился и ощутил себя в своей стихии.

— Да, имеются. Например, что я должен делать всю неделю до следующего вторника? Сидеть в номере?

Себастьян покачал головой.

— Нет, этого не требуется. Вы будете пользоваться номером, ты и Ирасема, вместе или порознь, как любая другая семейная пара. Будете оставлять следы нормального пребывания: пачкать раковину зубной пастой и оставлять на полочке бритвенные лезвия, бросать пижамы на кровать и носки на пол, чтобы их поднимала горничная. — Он перечислял эти детали почти механически, было ясно, что все это тщательно продумано. — Ирасема будет оставлять косметические салфетки со следами губной помады и все такое прочее. — Он наклонился вперед: — И каждое утро ты должен уходить из номера в восемь, до того, как коридорные начинают уборку, а возвращаться вечером, когда уже ушел дневной персонал. Другими словами, ты не должен привлекать к себе ни малейшего внимания, и в то же время не должно казаться, что ты его избегаешь. Ясно?

Насио кивнул, запоминая детали. Себастьян продолжил инструктаж:

— И не оставляй отпечатков пальцев.

Насио нахмурился:

— Как можно прожить неделю в отеле и не оставить отпечатков?

— Будешь носить перчатки. Резиновые хирургические перчатки. У меня приготовлено две пары. Как только вечером вошел в номер, тут же надел, а выходя снял. И не забудь каждый раз протирать ручку двери, когда берешься за нее. — Он довольно улыбнулся. — Я же сказал, что все хорошо продумано.

— Да уж… Хорошо, я буду носить перчатки. Не знаю как, но буду. И что же мне делать по вечерам, сидя в номере?

— Что хочешь, только не напивайся. Вообще-то, пока дело не закончено, лучше бы тебе совсем не пить. — Он пожал плечами. — Смотри телевизор, как другие, читай, слушай радио. Или играй в карты с Ирасемой…

Насио не смог удержаться от язвительного замечания:

— Это в перчатках-то?

— По крайней мере не сможешь жульничать, — сухо ответил Себастьян.

Теперь, когда Насио был вставлен в схему, он чувствовал себя свободнее и увереннее. И, конечно, меньше боялся своего напарника.

— Еще есть вопросы?

— А что мне делать днем? Приходить сюда?

— Ни в коем случае. Бери такси и поезжай на пляж, в ботанический сад или зоопарк, мы это обдумаем.

— Отлично, — холодно глянул на него Мендес. — Только когда будешь обдумывать, не забудь, что мое лицо помнит каждый полицейский в Рио.

— Да, но ты не будешь похож на себя, — невозмутимо ответил Себастьян. — Ты будешь похож на доктора Карабелло из Трес Риос, мужчину с пышными усами — я их уже приготовил, — постарше и повыше тебя, — так что держись прямее, — с полным лицом, которое легко сделать при помощи подушечек за щеками.

Насио с преувеличенным восхищением покачал головой:

— Да ты, похоже, обо всем подумал. Пожалуй, единственное, чего не хватает, так это пары очков от солнца…

Себастьян пропустил его сарказм мимо ушей:

— Вот уж что ты не будешь надевать, так это темные очки. Ты считаешься провинциальным врачом, а не американским туристом. Ты будешь носить очки в тонкой золотой оправе с простыми стеклами. И будешь выглядеть вполне респектабельно — на такого никакой полицейский не взглянет дважды. Ясно?

— Как скажешь. А Ирасема, моя любящая супруга, она тоже будет каждый день отправляться со мной на пляж или в зоопарк?

— Нет, — усмехнувшись, покачал головой Себастьян. — Кто это здесь, в Рио, берет с собой жену на пляж или куда-то еще? — Тут ему в голову пришла мысль. — И никого другого, никаких старых друзей и подружек. На это вполне хватит времени, когда будет сделано дело. И денег тоже.

— Это да, — почти лениво кивнул Насио. — Кстати о деньгах. Я полагаю, мне дадут аванс? И, учитывая конечную сумму, приличный.

Он произнес это небрежным, почти скучающим тоном, но Себастьян услышал сталь в его голосе.

— Тысячу конто.

— Пять тысяч, — поправил Насио и не спеша перешел к следующей проблеме: — Ну а ружье?

Мгновение казалось, что Себастьян начнет спорить по поводу денег, но он все же передумал: денег хватало, и деньги были не его.

— Ружье месяц назад украдено из дома сотрудника британского посольства. Это хорошее ружье — англичанин, похоже, думал, что у нас в Бразилии водятся слоны, — и его никак нельзя связать с нами. Ирасема принесет его в отель накануне. Не стоит оставлять его на неделю там, где оно может попасться на глаза любопытной горничной или кому-нибудь еще.

— Мне нужно проверить его и пристреляться.

— Когда мы закончим, ты его увидишь. Оно наверху. — Себастьян кивнул на залитые дождем окна. — Когда кончится дождь, можешь проверить его на открытом месте. Выше нас только лес, а те, кто здесь живет, предпочитают не соваться в чужие дела.

— Это хорошо. А как насчет пистолета?

Себастьян покачал головой:

— Никаких пистолетов.

— Ты хочешь сказать, что я целую неделю буду болтаться по городу без всякого оружия?

— Никакого пистолета. Не хватает только, чтобы ты впутался в какую-нибудь историю. Забудь об этом.

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга. Насио отвел глаза первым.

— И последнее. Ирасема будет со мной в номере, когда я?..

— Нет. — Себастьян слегка расслабился. — И это еще одна из причин, по которой она участвует в деле. Она может пойти куда угодно, не вызывая никаких подозрений. В то утро Ирасема будет в отеле «Глория» и увидит, как будет отъезжать процессия, а потом позвонит тебе. Она сообщит, в какой машине едет нужный тебе человек, а если он будет там не один, то кто именно. После этого все будет зависеть от тебя.

— Ну что ж, неплохо. А потом? Как я выберусь из отеля?

— Как можно быстрее. Когда будешь работать, включи погромче телевизор, любую программу, где разговаривают, только не музыку. Желательно спектакль или старый фильм, но подойдет и любой разговор. Если кто-то услышит выстрел, подумает, что это по телевизору. Я знаю, ты не любишь глушители.

— Не с такого расстояния.

— Потом просто выключишь телевизор и уйдешь из номера. Все вещи оставишь — их нельзя опознать. Ружье тоже оставь — оно приведет только к этому идиоту из британского посольства. Полиция быстро выяснит, из какого окна был сделан выстрел. Поэтому просто сунь его куда-нибудь и сразу уходи.

— И куда я пойду?

— Сюда. У тебя будет достаточно времени, чтобы отойти подальше от отеля, пока не началась суматоха. И все-таки хорошенько проверь, нет ли за тобой хвоста. Я буду здесь, даже если Ирасема еще не вернется. А после этого, — он пожал плечами, — возьмешь свою долю и уйдешь.

Насио поджал тонкие губы, обдумывая услышанное. План, как и все, что предлагал Себастьян, выглядел вполне реальным, но показался ему излишне сложным. В предыдущие разы он просто подходил к своей жертве в баре или на улице, стрелял и уходил. Он понимал, что сейчас совсем другой случай и что в этом покушении явно замешаны высокопоставленные личности, и все же…

— Ну? — нетерпеливо прервал его размышления Себастьян.

Насио холодно посмотрел на него:

— Если хочешь знать мое мнение, все это излишне усложнено. Если бы ты просто сказал, кого нужно убрать, и предоставил дело мне…

— Нет. Не в этот раз. Сейчас мы сделаем все, как я сказал. Потому что на этот раз важно, чтобы ты не попался и не начал говорить. — Он, похоже, сообразил, что его слова намекают на несерьезность предыдущих дел, и извиняющимся жестом развел руками. — Ты меня понимаешь. Эти люди платят такую фантастическую сумму, чтобы быть абсолютно уверенными, что их никак не свяжут с этой историей. А лучшая гарантия этого — чтобы тебя не поймали. А чтобы тебя не поймали, надо точно следовать плану. Если у тебя есть какие-то предложения, я готов их выслушать. Но основная схема сохраняется. Так что?

— Ну, я думаю, эта штука сработает…

— Вот и хорошо, — кивнул Себастьян и встал. — Иди вымойся и оденься. Ванная и твоя одежда наверху. Я помогу тебе с усами, подушечками и остальным. Потом можешь поиграть с ружьем. Вечером обговорим все еще раз. Или несколько раз, если нужно, — пока все не станет совершенно ясно.

— Годится, — согласился Насио, вставая и заворачивая в одеяло свое худощавое тело. Он взглянул на девушку, медленно, почти оскорбительно скользя глазами по ее формам. — А ты не очень-то разговорчива.

Лишь очень легкий румянец показал, что она недовольна его исследованием. Она надменно улыбнулась:

— Я говорю, только когда есть что сказать.

— Там, в отеле, это будет очень кстати, — резко сказал Насио и повернулся к лестнице. Неожиданно он остановился и обернулся к Себастьяну: — Еще один вопрос. Ты сказал, что каждый из нас должен делать, чтобы заработать такие большие деньги. Ирасема будет в «Глории» наблюдать за этим человеком. Я буду делать свое дело в «Серрадоре». А что будешь делать ты?

Себастьян улыбнулся. Впервые его улыбка казалась искренней. Он потер пальцы в типично бразильском жесте.

— Я? — переспросил он. — Я сделаю самую важную часть работы — обеспечу получение денег…

IV

Шторм с короткими перерывами бушевал еще три дня, а потом, видимо, решив, что умыл Рио достаточно чисто и теперь этот живописный город выглядит достаточно презентабельно и может предстать пред очами благосклонных посетителей со всех концов Америки, неожиданно перебрался к северу, пытаясь проделать такую же штуку с Белу-Оризонте. Его место тут же заняли уборщики улиц, принявшиеся сражаться с кучами мусора, ломаными ящиками из-под апельсинов и обломками дерева, смытыми из верхних кварталов, которые пестрой мозаикой покрыли большинство нижних улиц. Правда, уборщики сосредоточили свои усилия в основном в той части города, где скорее всего могли появиться члены совещания ОАГ, но только потому, что это было разумнее. В самом деле, зачем приучать горожан к чистым бульварам и свободным от мусора улицам, если они моментально снова вся завалят грязью? К тому же под жарким тропическим солнцем мусор очень скоро превратится в пыль, и ее со временем сдует ветер; ящики из-под апельсинов и куски дерева обитатели трущоб растащат задолго до того, как водители мусоровозов приедут забрать себе эти ценные вещи.

В пятницу вечером мистер Вильсон ехал домой после на редкость утомительного и однообразного дня в посольстве. Он свернул с проспекта Принцессы Изабель на проспект Атлантика и поспешно нажал на тормоз, чтобы избежать столкновения с машинами, застрявшими в огромной автомобильной пробке, тянувшейся, насколько хватало глаз. Поставив рычаг переключения скоростей в нейтральное положение, чтобы поберечь изношенную коробку передач своей старенькой — пять лет! — машины, Вильсон сидел, расслабившись на сиденье; легкий вечерний ветерок и мягко пульсирующее под полной тропической луной море смывали усталость и огорчения дня.

Началось с того, что стенографистка, заранее присланная из Вашингтона, чтобы точно и аккуратно записать все сказанное на предстоящем совещании ОАГ, отняла у него целых два часа, жалобно повествуя, как на улице ее — вы только подумайте, какой ужас! — ущипнул какой-то туземец! Вильсон пытался понять, кому пришло в голову оказать такое внимание этой женщине, с серьезным выражением лица уверяя ее, что это, несомненно,часть зловещего заговора с целью вывести из равновесия стенографисток и что в интересах государства она должна сделать вид, будто ничего не случилось. Вслед за ней явился пухлый бизнесмен из Зении, штат Огайо, заявивший, что когда в таком отеле, как «Миракопа», не могут обеспечить водой постояльца его ранга, то это, несомненно, не что иное, как преднамеренное оскорбление Соединенных Штатов, и вопрошавший, что Вильсон как офицер безопасности намерен предпринять по этому поводу.

Застрявшие на проспекте Атлантика машины чуть продвинулись вперед, но, словно испуганные собственной смелостью, немедленно встали снова. Вильсон автоматически нажал на тормоз, вздохнул и по привычке поднял глаза к окну стоявшего невдалеке дома. К его удивлению, в знакомом окне на верхнем этаже горел свет, говоривший о том, что либо его вспыльчивый друг капитан Да Сильва почему-то оказался дома, либо квартиру грабят какие-то на редкость легкомысленные воры. Со слабой надеждой на первое он двинул машину к краю тротуара. У него не было планов на сегодняшний вечер, и он был не прочь поужинать с другом. Даже если Да Сильва занят, легкая выпивка сняла бы напряжение и помогла скоротать время, пока не рассосется пробка.

Ему удалось втиснуться между знаком «Стоянка запрещена» и пожарным краном. Вильсон запер машину, пересек тротуар и поднялся по лестнице из пяти ступенек, ведущей к подъезду. Судорожно дергающийся лифт доставил его на нужный этаж; пройдя по выложенному плиткой полу, он подошел к дверям и прикоснулся к звонку. Ждать пришлось довольно долго; у него уже мелькнула мысль, что второе предположение может оказаться верным, но тут дверь распахнулась. Завернутый в полотенце мокрый Да Сильва несколько мгновений молча смотрел на него, потом отступил в сторону, кивком головы приглашая войти.

— Привет. Входи. — Он отступил назад, придерживая полотенце. — Я был в душе. Сделай себе что-нибудь выпить, пока я одеваюсь. — Он направился к дверям ванной. — Я заскочил домой только перевести дух и должен снова вернуться на службу.

Вильсон кивнул, подошел к бару, достал бутылку и два стакана и щедрой рукой наполнил их. Он заговорил громче, чтобы Да Сильва слышал его.

— Жаль. Я надеялся, что мы вместе поужинаем. Скажи, Зе, сколько часов в сутки ты сейчас работаешь? — поинтересовался он.

Да Сильва отозвался из спальни.

— Сейчас? Двадцать шесть. А может, двадцать восемь, но они бегут так быстро, что кажется, будто всего двадцать шесть. А может, и тридцать — я никогда не был силен в арифметике.

Он вернулся в комнату в трусах, держа в руках рубашку и брюки, и начал их натягивать. Глядя в зеркало, он привел свои вьющиеся волосы в некое подобие порядка, потом босиком прошлепал к бару и взял стакан, приготовленный для него Вильсоном. Опустошив стакан, он благодарно улыбнулся:

— Уже лучше. Последние дни я так занят, что некогда даже выпить, как обычно. Или необычно. Хорошо, что ты зашел и занялся баром.

— Всегда готов помочь, — великодушно заявил Вильсон.

Он поставил свой стакан на кофейный столик и устроился в стоящем рядом низком кресле, а Да Сильва отправился в ванную за туфлями и носками. Он вернулся босиком и, устроившись напротив Вильсона, стал обуваться. Вильсон отхлебнул из стакана и с улыбкой посмотрел на друга.

— Почему же так долго, Зе? Ты ведь сам понимаешь, что это совсем не по-бразильски. Подавая такой пример, ты можешь стать самым непопулярным человеком в стране, если, конечно, дознаются, что все началось с тебя. — Тут его словно осенило: — А может, ты решил узнать, как живется нам, работающим людям?

Да Сильва с обидой и возмущением посмотрел на него. Густые черные брови театрально взметнулись вверх.

— И это я слышу от сотрудника американского посольства, чье рабочее время начинается и кончается в час пополудни, да и его позволено провести за обедом? Нет, как вам это нравится?

— Я серьезно. — Улыбка сошла с лица Вильсона. — Почему тебе обязательно нужно возвращаться на службу сегодня вечером? Ты выглядишь очень усталым.

— Не давай внешности обмануть себя, — ухмыльнулся Да Сильва. — Это только видимость. За фасадом усталости скрывается полное изнеможение. — Его улыбка неожиданно перешла в широкий зевок. Он покачал головой. — Я, кажется, так устал, что не могу даже нести приличную чепуху.

Вильсон внимательно посмотрел на него:

— Так зачем же возвращаться? Что-то случилось?

Да Сильва с любопытством посмотрел на него и покачал головой:

— Ничего особенного. Просто до этой встречи ОАГ осталось всего ничего, а у нас еще прорва работы.

— А без тебя ее некому сделать?

— Мне бы этого не хотелось. Я слишком стар, чтобы искать другую работу. — Да Сильва наклонился вперед, разглядывая свои большие туфли и размышляя, что же в них не в порядке. Неожиданно он понял, завязал шнурки и снова откинулся в кресле. — Работы хватает. Сегодня нам сообщили, что наш общий друг Хуан Доркас через несколько дней прибудет со своей свитой; последние месяц-два его не было в Аргентине, — кажется, отдыхал где-то, но должен вернуться и приедет сюда, поэтому…

— Путешествует? Где?

Да Сильва саркастически посмотрел на него:

— Почему бы тебе не задать этот вопрос у себя в управлении? Я уверен, что ваши люди все время следят за ним.

— А я уверен, что ничего подобного нет, — покачал головой Вильсон. — Ну и упрямый же ты! И все время ищешь под ковриком огромных злых агентов ЦРУ…

Да Сильва фыркнул.

— Если судить по тебе, они не очень велики. А что касается «злых», то я уверен, что все они очень любят своих мам. — Его улыбка вдруг исчезла. — Во всяком случае Доркас будет здесь через несколько дней, и я хочу быть уверен, что никакой введенный в заблуждение патриот — любой страны, включая ты знаешь какую, — не нарушит нашего гостеприимства, совершив какую-нибудь глупость.

Вильсон вздохнул. Было очевидно, что он не может доказать Да Сильве его неправоту.

— И как идут дела?

Да Сильва пожал плечами, сунул/руку в стоящую на столе инкрустированную деревянную шкатулку, достал сигарету, зажег ее и рассеянно помахал спичкой.

— Мы взяли кое-кого из тех, кому во время совещания лучше посидеть за решеткой. По крайней мере хоть о них голова болеть не будет. Ну и, конечно, карманников нагребли изрядно. — Он секунду-другую обдумывал последние слова, потом широко улыбнулся:

— Вообще-то, если хорошенько подумать, это глупо с нашей стороны.

— Глупо?

— Конечно. — К Да Сильве возвращалось его обычное чувство юмора. — При огромном стечении иностранцев, ожидающемся в Рио на следующей неделе, эти шустрые парни, которых мы посадили под замок, добыли бы немало иностранной валюты, так нужной стране. — Он поднял вверх палец: — Если эти встречи будут проводиться каждый раз в разных странах и местным карманникам будет дана свобода действий, то проблема с иностранной валютой в Латинской Америке скоро будет решена.

— Да, но это означает новые встречи, — возразил Вильсон. — Мы ведь, кажется, договорились, что со встречами надо кончать и заменить их телевизорами.

— Только после того как наши бюджеты будут сбалансированы, — ответил Да Сильва. — После этого мы сразу сможем покончить с этими встречами ОАГ.

— Знаешь, по-моему, это совсем не плохая идея, — одобрительно сказал Вильсон. Он сделал вид, что обдумывает ее: — Мы сможем полностью расформировать дипломатический корпус и целиком заменить его опытными карманниками…

Да Сильва возмущенно поднял лохматые брови.

— Что ты имеешь в виду? «Мы»— американцы? Чьи карманы вы намерены чистить, если моя идея претворится в жизнь? — Он попытался улыбнуться, но улыбка превратилась в чудовищный зевок.

Легкомысленный тон Вильсона улетучился.

— Правда, Зе, неужели эта сегодняшняя проверка так важна? Ты же совсем вымотался. Тебе нужно отдохнуть.

— Так важна? — Да Сильва затушил свою сигарету в пепельнице и смотрел на нее, словно ища там ответ на этот вопрос. Он поднял глаза на Вильсона: — Пока не сделаешь, не узнаешь. Но одну могу сказать — к сведению всех заинтересованных сторон — мы сделаем все, что в наших силах, и любой, кто попытается отколоть какой-нибудь номер, пусть сначала хорошенько подумает. Мы проверяем каждое здание между отелем «Глория» и муниципалитетом, а кроме того, намерены прочесать все остальные отели и прочие места, где может притаиться опасность. — Он покачал головой. — Просто удивительно, как много в этом городе переулков, окон, дверей и крыш. Об этом как-то не думаешь, пока не нужно гарантировать их безопасность.

Вильсон смотрел на него с каменным лицом.

— Ты, видимо, считаешь, что сделал мне предупреждение?

Да Сильва с удивлением воззрился на него:

— Тебе? Если хочешь знать, мне давно кажется, что эта квартира прослушивается; это предупреждение тем, кто может его услышать.

Он встал и снял со спинки стула пиджак. Надел его, подождал, когда будет готов Вильсон, и прошел с ним к двери квартиры.

— Ну хорошо, — тихо сказал Вильсон. — Нет смысла спорить с тобой. И все-таки, если ты сумеешь сегодня поспать, пользы от этого будет больше.

— Спать? — удивленно посмотрел на него Да Сильва. — Боюсь, что, когда я устаю, мой английский заметно хромает. Что такое «спать»?

— Это именно то, что я собираюсь сделать, — ответил Вильсон. — Это даст мне повод помолиться, чтобы тебе в голову не приходили бредовые мысли о ЦРУ. И еще, — добавил он, — чтобы у меня не было такого дня, как сегодня. — Он критически оглядел собеседника. — Тебе это тоже нужно.

Да Сильва взялся за ручку двери.

— Что мне нужно, — серьезно заметил он, — так это чтобы закончилась эта встреча и все делегаты разъехались по домам. И лучше живыми…

Трудно сказать, кому и о чем молился Вильсон, но уже на следующий день, в понедельник утром, стало ясно, что по крайней мере некоторые из его молитв остались без ответа. Маленький бизнесмен из Зении, штат Огайо, явился в посольство ровно в девять, и терпеливый офицер безопасности изо всех сил старался выказать интерес к очередным жалобам посетителя.

Оказалось, что отель «Миракопа» не только оскорбляет своих постояльцев-американцев, лишая их воды, нет, он пошел гораздо дальше. Телефонистки либо не говорят по-английски, что, без сомнения, является преднамеренным оскорблением всех останавливающихся там многочисленных американцев, либо, как подозревал толстенький житель Зении, штат Огайо, говорят, но делают вид, что не говорят, каковое обстоятельство выглядело еще более подозрительным. Окончательно запутавшись в хитросплетениях этой лаокооновой логики, мистер Вильсон мог только время от времени кивать с заинтересованным видом, размышляя, пройдет ли так же бессмысленно весь день. Хорошо еще, что этого человечка никто не ущипнул.

Неожиданно зазвонил телефон, на какое-то время избавляя его от необходимости отвечать на неизбежный вопрос о том, что он намерен предпринять. Вильсон взял трубку, изо всех сил стараясь не выглядеть утопающим, хватающимся за спасательный круг. Он извинился перед собеседником и переключил внимание на телефон.

— Да? Слушаю!

Это оказалась секретарша.

— Босс, вас уже пора спасать?

— Несомненно, — ответил Вильсон и поблагодарил Бога за то, что выбрал в секретарши именно Мери, отдав ей предпочтение перед другими, более стройными и даже более опытными кандидатками.

— Пожалуйста. Вам звонит донья Илесия из госпиталя для иностранцев. Там что-то произошло. Она спрашивает, свободны ли вы и можете ли поговорить с ней.

— Могу, — горячо заверил ее Вильсон, — и глубоко благодарен. Соединяй. — Он прикрыл трубку рукой и с извиняющейся улыбкой глянул на посетителя. — Извините. Это не надолго.

Бизнесмен недовольно умолк, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать все, что думает. Похоже, бесцеремонное обращение практиковалось не только в местных отелях. Если американским гражданином пренебрегают в собственном посольстве, то совершенно необходимо принимать какие-то меры!

С громким щелчком вызов переключили с коммутатора на телефон Вильсона. Раздался слегка взволнованный голос директрисы госпиталя для иностранцев:

— Сеньор Вильсон?

— Слушаю. Чем могу быть полезен сеньоре?

Брови посетителя поползли вверх в явном беспокойстве; он, похоже, счел весьма странным, если не сказать больше — подрывающим устои, что американский чиновник говорит на иностранном языке, тем более под священными сводами посольства. И кому-то — ясно говорил его взгляд — придется за это ответить! Вильсон легко прочел его мысли и, почувствовав жалость к послу, сдержал улыбку.

На другом конце провода в нерешительности молчала донья Илесия. Когда она наконец заговорила, голос ее дрожал.

— Мне очень неловко беспокоить вас, сеньор Вильсон, но я просто не знаю, что делать. Мне сегодня уже два раза звонили летчики — утром, когда я пришла в госпиталь, и несколько минут назад. Насчет того моряка…

Вильсон нахмурился, его хорошее настроение мигом улетучилось. Неужели его прервали в середине одного идиотского разговора, чтобы втянуть в другой? Вообще-то на донью Илесию это не похоже, она женщина умная и выдержанная, но в такой день, как сегодня, возможно решительно все.

— Летчики? Насчет моряка? — Он в недоумении посмотрел на зажатую в руке трубку. — Какое отношение летчики имеют к морякам? — Своим тоном он дал понять, что хотел бы знать, какое отношение все это имеет к нему.

— Вы не поняли, сеньор Вильсон. — Донья Илесия вздохнула и попыталась объяснить еще раз: — Капитан того корабля, «Санта Эужения», телеграфировал им из Монтевидео, чтобы узнать, как чувствует себя его стюард. А они, естественно, позвонили мне. Два раза. А я не знаю, что им ответить.

Вильсон помотал головой, словно пытаясь разогнать туман или тяжелое похмелье:

— Вы совершенно правы, донья Илесия…

— Права? О чем вы, сеньор Вильсон?

— Насчет того, что я ничего не понимаю. — Он покрепче ухватил трубку, пытаясь отыскать какой-то смысл в словах собеседницы. — Поскольку это как-то связано с госпиталем, видимо, моряк, о котором вы говорите, ваш пациент. И все-таки я не понимаю, при чем здесь летчики и почему капитан не телеграфировал прямо вам, чтобы узнать об этом человеке…

— Он не знал, в какой госпиталь его отправят, куда его отвезет бригада морских спасателей. В Рио больше двадцати больниц. Его могли поместить в…

— А! — Вильсон перевел дух и улыбнулся. Тайна начала проясняться. Разобравшись в разрозненных частях этой головоломки, он почувствовал законную гордость. — Теперь я, кажется, понял. Морские спасатели сняли с корабля больного матроса и отправили к нам, вернее, к вам. А теперь капитан прибыл в следующий порт и, как гуманный человек, интересуется самочувствием больного. Должен сказать, — добавил он подумав, — его желание не кажется мне необычным. Так в чем же проблема?

— Но…

— А! — Вильсон продвинулся дальше в своих умозаключениях. — Вас беспокоят вопросы безопасности? Какой стране принадлежит корабль?

— Португалии, но…

— Португальский? Не русский? В таком случае можете сообщить все, что они хотят знать.

— Но я не могу им ничего сказать! — Донья Илесия чуть не плакала. — Вы все еще не поняли, сеньор Вильсон. Он так и не попал в госпиталь. Это тот самый человек, который исчез из машины скорой помощи. — В ее голосе зазвучали обвиняющие нотки, словно она пыталась разделить вину с ним. — Вы должны помнить, сеньор Вильсон, вы же присутствовали на собрании попечителей, когда я рассказывала об этом.

— Что? А! Так это тот самый? Понятно… — Наконец все стало ясно. Почему эта женщина не объяснила все с самого начала? Он подумал и кивнул: — Да, я понимаю вашу проблему. Ситуация, конечно, неловкая, но не можем же мы держать все в секрете, во всяком случае больше не можем. Мы просто обязаны сообщить, что этот человек не прибыл в ваш госпиталь. Не понимаю, в чем нас можно обвинить. Совершенно очевидно, что он покинул машину скорой помощи по своей воле. Так что скажите им… — Он замолчал и нахмурился, пытаясь сформулировать как можно более дипломатичный ответ.

— Что сказать, сеньор Вильсон?

— Я думаю. Подождите… Скажите им, что этот моряк…

Неожиданно лицо Вильсона застыло — до него дошел смысл слов доньи Илесии. Он невидящими глазами уставился в противоположную стену, не замечая ни скверной окраски, ни уродливых модернистских картин, выбранных женой посла. Моряк, снятый с корабля бригадой морских спасателей, доставленный на землю без ведома полиции и иммиграционных властей, благополучно скрылся из машины скорой помощи…

— Сеньор Вильсон? Вы меня слышите? Что вы сказали?

Вильсон очнулся. Мысли его мчались вскачь. Одна рука судорожно сжимала телефонную трубку, другая схватила карандаш и подтянула поближе блокнот.

— Не говорите никому ни слова! — Он почувствовал, что почти кричит, и заставил себя говорить тише: — Ничего им не говорите. Я сам этим займусь. — Он приготовил карандаш и заговорил еще тише, стараясь придать голосу невозмутимость: — Итак, кто зам звонил?

— Некто… Одну минутку, я тут записала, — Последовала короткая пауза. — Вот. Майор Барбоса, из бригады морских спасателей. Они находятся на военной базе, напротив аэропорта Галеон. Дать вам номер их телефона?

— Да, пожалуйста. — Вильсон записал телефон и подчеркнул его. Потом подумал, покачал головой, кивнул и наконец снова сосредоточил внимание на телефонной трубке: — А как зовут моряка?

— Не знаю. Майор Барбоса не…

— Ну хорошо. Не беспокойтесь об этом, это неважно. А имя капитана корабля, того, который звонил, то есть телеграфировал? И название корабля?

Голос доньи Илесии зазвучал еще более виновато, тем более что мистер Вильсон выразил полную готовность помочь.

— К сожалению, имени капитана я тоже не знаю. Но, — ее голос окреп, — помню, что корабль назывался «Санта Эужения». Они не могли зайти в Рио из-за шторма, а теперь добрались до Монтевидео, и капитан — жаль, что я не знаю его имени, — конечно, захотел узнать…

— Ну конечно, — мягко прервал поток ее слов Вильсон. Он внимательно посмотрел на блокнот, размышляя, какую еще информацию может получить из этого источника, потом решил, что вряд ли узнает что-то еще. — Пожалуй, это все, что мне надо. Я займусь этим. Благодарю вас.

— Это я благодарю вас, сеньор Вильсон. Я вам очень благодарна. — В голосе доньи Илесии явно слышалось облегчение. — Я просто не знала, что говорить этому майору. Вы же знаете, это первый такой случай в истории нашего госпиталя…

— Ну разумеется, — поспешно вставил Вильсон. — Еще раз благодарю вас.

Но донья Илесия еще не закончила.

— Никогда ничего подобного не было. Мне очень неловко вас беспокоить, я знаю, как вы заняты, особенно в посольстве. Я пыталась сначала дозвониться до сеньора Уэлдона, но мне сказали, что он уехал играть в гольф.

— Это его обычное занятие, — необдуманно отозвался Вильсон, но сразу понял, что не удастся быстро закончить разговор, и деловито прокашлялся: — Ни о чем не беспокойтесь, донья Илесия. Попечители для того и существуют.

Наконец-то выяснилось, для чего мы нужны, сказал он себе и решительно положил трубку.

Он развернулся в вертящемся кресле и в глубокой задумчивости уставился в стену, размышляя над тем, что сказала ему донья Илесия. Моряка сняли с корабля вертолетом посреди океана, доставили на берег и положили в машину скорой помощи… Возможно, все так и было — иностранный матрос с приступом аппендицита испугался операции, сделанной чужими врачами в чужой стране. С другой стороны, нельзя исключить и другого варианта. Во всяком случае в подобных обстоятельствах нужно связаться с капитаном Да Сильвой.

Снова протянув руку к телефону, он вдруг сообразил, что не один в комнате. Джентльмен из Зении, штат Огайо, сурово кашлянул, явно выражая недовольство подобным пренебрежением. Вильсон послал ему мимолетную извиняющуюся улыбку, чтобы немного успокоить, и тут же снова схватился за трубку.

— Мери, пожалуйста, соедини меня с капитаном Да Сильвой.

— Вы имеете в виду этого огромного красавца? Я бы с удовольствием, босс, но он…

— За телефон, Мери! Твои проблемы мы обсудим в другой раз.

— Хорошо…

Он сидел, нетерпеливо и беспокойно барабаня пальцами по столу. Человек напротив возмущенно смотрел на эту продолжающуюся грубость, но Вильсон не обращал на него внимания. Одной улыбки вполне достаточно, тем более для такого зануды. Наконец секретарша соединила его с Да Сильвой.

— Зе? Это я, Вильсон. Я…

— Вильсон?

На другом конце провода Да Сильва откинулся на спинку кресла, приветливо улыбнулся и махнул рукой стоявшему рядом со стопкой отчетов помощнику, чтобы тот подождал. Разговор с американским другом всегда приводил его в хорошее настроение, а после всех отчетов, которые он просмотрел за утро, это будет совсем не лишним. Кроме того, в такой момент беседа с сотрудником американского посольства может оказаться полезной.

— Ну что? Как дела? Какие заботы?

— Это… — Вильсон глянул через стол и перешел на португальский: — Мне бы не хотелось говорить об этом по телефону. Но дело может оказаться очень важным. Ты не мог бы оторваться от работы и встретиться со мной где-нибудь?

Да Сильва взглянул на висящие на стене часы, сделал поправку на их обычную десятиминутную неточность и нахмурился. Он всегда подозревал, что департамент полиции приобрел эти часы на распродаже имущества старой английской пивной.

— Это может подождать до обеда? Думаю, я смогу вырваться где-то около полудня. Давай встретимся в Сантос Дюмон — на том же месте в тот же час.

— И, к сожалению, то же меню. — Вильсон перевел взгляд на телефонную трубку. — Мне бы хотелось пораньше. Или… подожди! Так, может, даже лучше. У меня будет время кое-что проверить.

— Проверить? Что именно?

— Попробую опровергнуть одну из твоих диких теории по поводу одной из организаций, к которым я принадлежу.

Да Сильва ухмыльнулся, глядя на телефон:

— Я иногда бываю диковат, но мои теории — никогда. Ладно, можешь не торопиться, желаю удачи. Встретимся в полдень.

— Договорились, — сказал Вильсон. — Но в этот раз тебе придется нарушить свои правила и быть точным. Я, похоже, набрел на что-то интересное. И, может статься, очень горячее.

— Я ее знаю?

— Я серьезно. Будь точен.

— Я всегда точен. — Да Сильва подумал и добавил: — Но сегодня буду точнее обычного. Тебя это устроит?

— Отлично. Надеюсь, так и будет. Ну ладно, встречаемся в полдень. Чао.

Он нажал на кнопку телефона, собираясь звонить снова, и тут заметил, что посетитель смотрит на него с откровенной злостью и возмущением, теряя последнее терпение. Вильсон вздохнул и снял руку с телефона.

— Прошу прощения, мистер… э… м-м… прошу прощения, сэр, но случилось нечто важное. Боюсь, что некоторое время я буду занят. — Тут ему в голову пришло более удачное решение проблемы. — Сколько вы еще собираетесь пробыть в Рио?

— Только два дня, — почти пролаял посетитель.

— Да? Прекрасно! Я хочу сказать — мы еще можем найти время обсудить этот вопрос. Сообщите все подробно моему секретарю. Я распоряжусь. — Он несколько раз нажал на кнопку звонка.

Мери немедленно возникла в дверях, с сочувствием глядя на босса. Вильсон встал.

— Мери, это мистер… м-м… это джентльмен из Огайо, который хотел бы сообщить вам кое-что относительно отеля «Миракопа». Не могли бы вы…

— Конечно, мистер Вильсон.

— Благодарю вас. — Вильсон протянул руку гостю; бизнесмен из Зении едва коснулся ее. Вильсон улыбнулся: — Рад был с вами познакомиться, сэр. Всегда готов помочь соотечественнику. Именно для этого мы здесь. Очень жаль, что не удалось побеседовать подольше.

Посетитель только глухо зарычал.

— Приятного возвращения домой, сэр. До свидания.

Мери вежливо, но твердо взяла человечка под, руку и вывела из кабинета. Как только за недовольным джентльменом из Огайо закрылась дверь, улыбка исчезла с лица Вильсона, он опустился в кресло и снова схватился за телефон. Боже милосердный! На что жаловался этот человек? Телефонистки отеля «Миракопа» не говорят по-английски? Вильсон попытался представить себе бразильца, явившегося в свое консульство в Нью-Йорке с жалобой на то, что прислуга в «Статлере» не говорит по-португальски, потом решительно выбросил все это из головы и нажал на кнопку селектора.

— Мери? Переключи меня на внешнюю линию и предупреди телефонистку, что будет несколько срочных международных звонков. Очень срочных. — Он улыбнулся. — У меня назначена встреча с мужчиной твоей мечты, капитаном Да Сильвой, и мне не хотелось бы опаздывать…

V

Даже в 12.30 по бразильским стандартам очень рано, в ресторане на крыше аэропорта Сантос Дюмон было довольно много народу. Вильсон пробрался между тесно стоящими столиками, не обращая внимания на звон посуды, гул голосов и рев самолетов, доносившийся из открытых окон, и наконец обнаружил одиноко сидящего Да Сильву. Он отодвинул стул и сел, улыбнувшись другу. В ответ Да Сильва бросил на него возмущенный взгляд:

— Это называется ровно в полдень?

Вильсон посмотрел на него с видом полнейшей невинности.

— Ты хочешь сказать, что я опоздал? — Он удивленно покачал головой: — Я так и знал, что если проживу здесь достаточно долго, то растеряю свои национальные привычки. — Кстати, какие у тебя ощущения от того, что вдруг пришел вовремя? — с любопытством поинтересовался он у Да Сильвы.

— Ужасные, — признался тот, невольно улыбаясь. — Каждый день так — я бы этого не вынес. — Он повернулся и громко щелкнул пальцами, подзывая официанта. Улыбка исчезла с его лица. — Сегодня нам придется поторопиться. У меня на столе бумаг до потолка. А до вечера надо успеть еще кое-что сделать. И если получится, немножко поспать.

— Кстати, как дела? — В голосе Вильсона звучал только вежливый интерес, но глаза внимательно смотрели в лицо друга. — Случилось что-то новое за выходные?

— Нет, — ответил Да Сильва, — но мы и не ожидали. Самое сложное время настанет завтра — начиная с этого бессмысленного кортежа и до самого конца встречи. К тому же человек, который меня беспокоит больше всего, наш друг Доркас, прибудет только сегодня вечером, после чего будет прикрыт со всех сторон — как орех в мороженом.

Неожиданно он сообразил, что на его щелчок никто не отозвался, и немедленно схватил за руку проходящего мимо официанта. Заказав, как обычно, коньяк, он снова повернулся к Вильсону:

— Что же такое важное заставило тебя опоздать на полчаса?

Вильсон наклонился вперед:

— Помнишь, на прошлой неделе я рассказывал тебе про одного типа, пропавшего из машины скорой помощи по дороге в госпиталь для иностранцев?

— Кого? — ошарашенно посмотрел на него Да Сильва.

Вильсон сохранял невозмутимость:

— Ты должен помнить. Это было неделю назад, когда мы последний раз здесь обедали. Во время того ужасного ливня, помнишь? Его забрала скорая, а когда приехали в госпиталь, выяснилось, что он исчез.

— А! — Да Сильва кивнул, вспоминая происшествие. Легкая усмешка скривила его губы. — Теперь вспомнил. Острый приступ аппендицита. Мы еще решили, что, когда его найдут, у него будет двусторонняя пневмония или плоскостопие. По этим приметам вы должны были его найти и, судя по блеску в твоих глазах, нашли.

— Нет, — тихо ответил Вильсон, — мы его не нашли. Мы его даже не искали. Но у меня такое ощущение, что этим займетесь вы. И привлечете к этому делу всех, кого удастся.

— Ты имеешь в виду меня?

— Я имею в виду всю бразильскую полицию во всей ее первозданной красе.

Да Сильва смотрел на него, прищурив глаза.

— Опустим тот факт, что ты явно не знаешь значения слова «первозданный», не говоря уже о «красе», но почему бразильская полиция должна тратить время на этого чокнутого? Даже если мы его поймаем, в чем его можно обвинить? Сбежал из скорой помощи? — Эта мысль, похоже, рассмешила его; он щелкнул пальцами: — Нет, лучше не так. Мы арестуем его за бесплатный проезд в общественном транспорте.

— Если ты кончил острить, — холодно прервал его Вильсон, — я объясню тебе. Он, между прочим, моряк, и в нашу скорую его доставили летчики. Из аэропорта Галеон, — многозначительно добавил он.

Да Сильва нахмурился и взглянул на официанта, ставящего на стол бутылку и два бокала. Потом кивнул, наполнил бокалы и подвинул один из них через стол к Вильсону. Когда он заговорил, в голосе его звучало сомнение.

— Вильсон, ты уверен, что опоздал не потому, что задержался где-то в баре? У меня такое впечатление, что ты малость перебрал.

Вильсон невозмутимо кивнул:

— Я и сам так подумал, когда донья Илесия мне все это сообщила.

Он протянул руку и взял коньяк. Лицо его было серьезно. Да Сильва, давно зная своего собеседника, слушал его внимательно. Когда Вильсон говорил таким тоном, к его словам стоило прислушаться.

— Этот человек, — спокойно начал Вильсон, держа бокал в тонких пальцах и внимательно наблюдая за лицом Да Сильвы, — моряк, был стюардом на судне под названием «Санта Эужения». Корабль должен был зайти сюда, в Рио, но из-за шторма капитан решил не заходить ни в Рио, ни в Сантус и пошел прямо в Монтевидео. — Он поднес бокал ко рту. — Так вот, как только капитан объявил о своем решении — для команды и пассажиров было вывешено объявление, — этот стюард тут же смертельно заболел. Совершенно неожиданно…

Теперь Да Сильва был само внимание.

— Ну и?..

— И капитан, боясь, что вина за смерть этого парня ляжет на него, и не имея возможности зайти в порт, связался по радио с бригадой морских спасателей. Они прислали вертолет, доставили больного на берег и вызвали скорую помощь…

Да Сильва поднял брови:

— Они доставили его на берег вертолетом в разгар такого шторма?

— Именно так.

Да Сильву передернуло; это не было игрой.

— Лучше он, чем я! При одной только мысли о самолете, тем более о вертолете в такую погоду!.. — Он скорчил гримасу. — Извини. Продолжай.

— Это, в общем, все. Его забрали, доставили на берег и в аэропорту Галеон положили в машину скорой помощи госпиталя для иностранцев.

Да Сильва пристально посмотрел на Вильсона, допил свой коньяк и снова протянул руку за бутылкой.

— И из этой скорой помощи он исчез по дороге в госпиталь?

— Совершенно верно, — кивнул Вильсон. — Я так и думал, что тебе это будет интересно.

— Чертовски интересно, — подтвердил Да Сильва, наполняя свой бокал. Он разглядывал янтарную жидкость, словно пытаясь найти решение загадки в ее глубине. — Остроумный способ попасть в страну, минуя все таможенные и иммиграционные формальности…

— И полицейские тоже, если уж на то пошло, — добавил Вильсон.

— Особенно, когда мы так тщательно проверяем каждый самолет и пароход. Да, парень не промах. Если, конечно, — Да Сильва нахмурился, — этот человек не был действительно болен и нуждался в медицинской помощи.

— Этот аргумент ты отверг еще в прошлый раз, — возразил Вильсон. — Ты же сам сказал, что ни один действительно больной человек не сбежит из скорой помощи, тем более в такой ливень.

— Это правда, — согласился Да Сильва. — Но тогда я еще не знал, что он прилетел на вертолете. Только самая серьезная причина могла толкнуть его на такое.

— Вот именно, — подтвердил Вильсон. — Но этой серьезной причиной не обязательно должен быть приступ аппендицита…

— Пожалуй, что так. — Смуглое лицо бразильца нахмурилось. — Кстати, как ты получил всю эту информацию?

Вильсон пожал плечами:

— Капитан корабля телеграфировал летчикам, чтобы узнать, как чувствует себя этот человек, а те позвонили в госпиталь. Все очень просто. Ну а из госпиталя позвонили мне, поскольку не знали, как объяснить исчезновение пациента, и, очевидно, считали, что это должны знать попечители. Когда я все это узнал, у меня в голове что-то щелкнуло…

— Ты решил проверить?

— Вот именно. — Вильсон поднял бокал, улыбнулся, выпил и снова взял в руки бутылку. — И обнаружил, что корабль еще стоит в Монтевидео под разгрузкой и команду можно допросить.

— Кто же проводил допрос?

Вильсон строго посмотрел на него:

— Если хочешь знать — Интерпол. Не ЦРУ.

— Понятно. — Лицо Да Сильвы решительно ничего не выражало. — И как же звали этого загадочного стюарда?

Вильсон порылся в кармане, вытащил какие-то бумажки и, полистав их, вытащил наконец одну.

— Ага, вот она. Он был записан как Какарико. 3. Какарико.

— Что?!

Вильсон изумленно посмотрел на друга:

— Ты знаешь его?

Серьезное выражение на лице бразильца сменила широкая улыбка.

— У этого человека определенно есть чувство юмора. Какарико — это носорог из зоопарка в Сан-Паулу. — Улыбка сошла с его лица. — Да, это, похоже, покончило со всеми моими аргументами. Любой, кто попал в страну таким образом, под явно вымышленным именем, да еще в такой момент, явно заслуживает внимания полиции. — Он посмотрел на часы и встал. — И не говори, что мы еще не ели, я это знаю. И не одобряю. Но зная также бразильскую полицию, думаю, что нужно как можно скорее дать им задание.

— Хорошо же ты отзываешься о своих коллегах, — укорил его Вильсон. — Садись и расслабься. Самолет из Монтевидео прибудет только часа через четыре. Вполне хватит времени съесть хороший обед, если, конечно, он у них есть. И ты еще успеешь посидеть за столом.

— Чей самолет?

— Ну, это трудно сказать, — начал Вильсон. — Официально, конечно, он закреплен за делегатами начинающейся завтра встречи. Неофициально он, я полагаю, принадлежит американскому народу. Во всяком случае, поскольку им никто не пользуется, я устроил так, что он полетел в Монтевидео. Удар для команды — они рассчитывали на недельный отпуск, чтобы изучить здешние пляжи и злачные места, но тут уж ничего не поделаешь.

— Я хотел спросить — зачем он полетел?

— За пленками, разумеется, — весело отрапортовал Вильсон.

— За пленками? — Улыбка Да Сильвы выглядела натянутой, в мягком голосе слышалась сталь. — Знаешь, Вильсон, у меня такое впечатление, что ты пытаешься мне что-то сообщить.

— А, так ты заметил? Ты, как всегда, прав. Я пытаюсь сообщить, что у нас есть шанс получить портрет человека, о котором мы говорим.

— Портрет?

Вильсон пожал плечами:

— Во всяком случае фотографию. Если ты рассчитываешь на написанную маслом картину — извини. Но даже фотография уже кое-что, потому что от описания, которое сотрудник Интерпола получил у членов команды, пользы, как от карманов на саване.

— Как насчет отпечатков пальцев?

— Почти через неделю? Только не на этом корабле. Но, как я сказал, с портретом нам повезло. Может быть… Капитан охотно взялся помочь, однако он не только не помнит, как выглядел этот стюард, но почти забыл, что он вообще когда-то был. Для него это просто тело, одетое в белую куртку, и, конечно, единица отчетности, которую надо проверить… Однако…

— Ну, давай выкладывай! — Да Сильва готов был взорваться. — Не растягивай это в сериал!

— Спокойно! — невозмутимо произнес Вильсон и улыбнулся. — В конце концов, я сделал всю работу, так что не лишай меня удовольствия рассказывать как хочу. — Он, не торопясь, отхлебнул и поставил бокал. — Так вот, первый помощник капитана, многообещающий юноша по имени Мигель, купил новомодный японский фотоаппарат и принялся щелкать им по всему кораблю — целых две пленки. Он думает — не уверен, имей в виду, — что наш неуловимый стюард может там оказаться.

— Думает? Он что, не может посмотреть?

— Сразу видно, что ты расстроен, — заметил Вильсон. — Даже думать как следует не можешь. Да их еще не проявили. Корабль нигде не стоял достаточно долго, чтобы сдать их в мастерскую. Он рассчитывал сделать это в Буэнос-Айресе.

— Понятно, — протянул Да Сильва. — А вместо этого пленки проявим мы — и бесплатно — в полицейской лаборатории.

— Совершенно верно! — улыбнулся Вильсон. — Правда, — добавил он, — я не знал, что это будет бесплатно, но так еще и лучше.

Да Сильва серьезно посмотрел на него:

— Еще один вопрос. Бесспорно, сегодня утром ты неплохо поработал головой и удачно провел расследование, но все же, как ты намерен отвести от ЦРУ мои ложные обвинения?

— Ну-у, — протянул Вильсон, — если этот подозрительный стюард будет найден с моей помощью — надеюсь, ты это сделаешь, — и не окажется одним из этих плохих парней, и благодаря моим скромным усилиям мы рука об руку пойдем вслед заходящему солнцу, — он пожал плечами, — то совершенно очевидно, что это снимает все подозрения с ЦРУ, по крайней мере в моей связи с ним. Иначе зачем я все это делаю? — Он стал совершенно серьезным. — Послушай, Зе, я не отрицаю, что на Доркаса может быть совершено покушение. Такое уже случалось. Но если и так, мы не имеем к этому ни малейшего отношения. Я хочу, чтобы ты это понял. Именно поэтому я сделал все возможное, чтобы найти потенциального убийцу.

Да Сильва с изумлением смотрел на него.

— Ты просто великолепен! — с восхищением произнес он. — Совершенно бесподобен! Фантастичен! Я просто обожаю наблюдать за тем, как работает твой ум. Ты, что же, решил, что я никогда не слышал слова «ловушка» или его многочисленных синонимов? — Он наклонился вперед. — Я не говорю, что не хочу увидеть эти твои фотографии, очень даже хочу. Я только хочу сказать вот что: если Соединенные Штаты хотят оказать экономическую помощь нам, простым, невежественным дикарям, зачем посылать нам такую низменную вещь, как деньги? Или строить хоккейные стадионы в джунглях Амазонки? Не проще ли послать нам еще Вильсонов?

У Вильсона выступили желваки на скулах. Несколько мгновений над столом висело напряженное молчание. Потом американец глубоко вздохнул и заставил себя улыбнуться.

— Еще Вильсонов? — Он покачал головой. — Зачем? Вы и с теми, что есть, не знаете, что делать…

Он резко обернулся и махнул рукой, подзывая официанта.

Послеполуденное солнце заливало кабинет Да Сильвы на пятом этаже старого здания Института академических исследований, коварно пробивалось сквозь жалюзи и бросало полосы света и тени на карту города, занимавшую целую стену. В ярком солнечном свете разноцветные булавки на карте казались одинаковыми — цвета сверкающего золота. Да Сильва подошел к окну, задернул шторы и снова вернулся на свое место возле карты. Два детектива ждали его, не сводя с начальства внимательных глаз.

Рядом тихо сидел Вильсон, наблюдавший за этой сценой с тех пор, как полчаса назад отложил в сторону негативы. За несколько часов размышлений гнев, охвативший его за обедом, заметно угас; он понимал, что на месте Да Сильвы вел бы себя примерно так же. И сейчас, наблюдая за его работой, за тем, как он старается все предусмотреть, Вильсон не был уверен, что смог бы действовать так же умело и энергично.

Палец Да Сильвы двинулся было опять по направлению к карте, но с полпути вернулся. Капитан устало улыбнулся.

— Вы и без карты знаете, где находится отель «Серрадор». Сегодня вы работаете там — каждое помещение, но в первую очередь те, что выходят окнами на залив. И верхние этажи — выше четвертого. Если будет время, то и все остальные, но прежде всего эти. Я хочу знать… — Он с извиняющимся видом помотал головой: — Прошу прощения. Я об этом уже не раз говорил. Вы оба знаете, что надо искать.

Сержант Рамос медленно кивнул. Он был такой же высокий, как Да Сильва, и еще шире в плечах; почти индейские черты его лица не выражали никаких чувств; челюсти без остановки пережевывали резинку; большие руки он засунул в карманы. Его напарник, такой же крупный и крепкий парень, ждал, отступив в сторону.

— Ну хорошо, — сказал Да Сильва, — пойдите поешьте и отправляйтесь.

Сержант Рамос перестал жевать и прокашлялся: — На это потребуется немало времени, капитан. Как долго мы должны работать?

Брови Да Сильвы опасно поползли вверх. Сержант Рамос поспешил объяснить:

— Я не это имел в виду. Я хотел спросить, до какого часа мы можем беспокоить постояльцев?

— А! — Несколько секунд Да Сильва сосредоточенно изучал паркет. — Пожалуй, до полуночи. Конечно, кое-кого и в это время еще не будет в номере, а других придется разбудить, но тут уж ничего не поделаешь. Постарайтесь проверить как можно больше номеров и быть как можно более дипломатичными. Но проверяйте обязательно всех. Ясно?

— Да, капитан.

Рамос вышел из комнаты, за ним последовал его напарник. Да Сильва плюхнулся во вращающееся кресло у своего письменного стола. Он потер затылок, наклонился и нажал кнопку на столе. Дверь немедленно открылась — на пороге стоял Рей, его юный адъютант.

— Слушаю, капитан!

— Эти две пленки, которые тебе дал сеньор Вильсон, — спокойным голосом произнес Да Сильва, — находятся в лаборатории уже больше получаса. Какого черта с ними там делают? раскрашивают под рождественские открытки?

— Они обещали, что сообщат…

— К черту их обещания! Иди туда и не слезай с них, пока все не будет готово.

— Есть, капитан!

Дверь захлопнулась за молодым человеком. Вильсон встал и подошел к столу со словами:

— Успокойся, Зе. Расслабься.

— Расслабиться? Я расслаблюсь, когда все это кончится. — Высокий смуглый бразилец откинулся на спинку кресла и задумался. — Знаешь, когда закончится следующая неделя, я действительно расслаблюсь. Пожалуй, возьму недельку отпуска и отправлюсь в горы. Буду охотиться, ловить рыбу. Хорошенько отдохну. — Он улыбнулся сидящему напротив американцу: — Может, поедем вместе?

— Я? — ухмыльнулся в ответ Вильсон. — Ты что, забыл, что к тому времени собирался посадить меня за решетку?

— Да, правда. — Да Сильва сделал вид, что обдумывает проблему. — Ну хорошо, я договорюсь, чтобы тебя на неделю отпустили.

— В таком случае с удовольствием поеду.

— Вот и хорошо. Мы…

Дверь открылась, и появился Рей; молодой человек протянул Да Сильве конверт. Тот включил настольную лампу, раскрыл конверт, вытряхнул оттуда две пачки фотографий и начал просматривать. Вильсон наклонился к нему, Рей смотрел через плечо своего шефа.

Да Сильва посмотрел первую фотографию, отложил ее и взялся за вторую.

— Фотоаппарат у него, может, и хороший, но по снимкам этого не скажешь, — буркнул он.

— Поэтому в лаборатории и провозились так долго, — объяснил Рей. — На этой пленке все кадры передержаны. Они сказали, что в море, на судне, с любителями так часто бывает.

Да Сильва иронически взглянул на Вильсона:

— В следующий раз, когда раскопаешь что-нибудь подобное, сделай милость, постарайся, чтобы фотограф был получше.

— Считай, что договорились, — ответил тот, и оба снова взялись за фотографии.

Да Сильва отложил в сторону те, на которых был виден только корабль, атакже те, на которых не было видно даже этого, и заинтересовался одной, на которой можно было разобрать кое-какие детали. Он наморщил лоб, сунул руку в ящик стола, вытащил лупу и поднес ее к фотографии. Вильсон подался вперед. Насколько он видел, на снимке была лишь спина человека, облокотившегося на поручни; небольшая часть профиля вряд ли могла дать достаточно материала для идентификации. Весь задний план занимало подернутое дымкой море.

— Что такое, Зе?

Несколько минут Да Сильва, прищурившись, рассматривал фотографию, потом медленно покачал головой:

— Ничего. Мне показалось… — Он пожал плечами, отложил снимок и стал рассматривать другие. Потом отложил первую стопку и взялся за вторую. — Ага. Это уже лучше. Похоже, добравшись до второй пленки, он наконец решил прочитать инструкцию к фотоаппарату.

Фотографии со второй пленки были гораздо лучше по качеству, но не по содержанию. На неудачно сделанных снимках палубы и груза все еще было слишком много неба и моря; композиция была чисто любительская, но по крайней мере само изображение было четким и ясным. Да Сильва медленно перебирал их, внимательно рассматривая каждый, прежде чем отправить его в конец пачки. Сидящий рядом Вильсон начал уже беспокоиться, что его усилия оказались напрасными.

Вдруг пальцы Да Сильвы крепко сжали очередную фотографию; с горячими глазами он наклонился вперед. Смотревший из-за его плеча Рей тихо ахнул.

— Кто это, Зе?

Да Сильва поднес фотографию поближе к глазам, но сомнений у него не было. На фотографии был виден маленький человек в белой куртке, выбрасывающий за борт мусор из ведра. Позади корабля в воздухе застыли чайки. Был ясно виден пенящийся след за кормой. Лицо человека было повернуто к камере в три четверти, но он явно не подозревал, что его фотографируют. Ясно различались острый нос, мысом спускающиеся на лоб волосы, тонкие губы.

Да Сильва бросил быстрый взгляд на Рея.

— Его досье! — В голосе капитана слышалось нетерпение.

— Есть! — Рей немедленно исчез.

Вильсон непонимающе посмотрел на снимок, потом на напряженное лицо Да Сильвы.

— Да кто это, Зе?

Да Сильва пристально посмотрел на фотографию, потом поднял глаза.

— Это человек по имени Насио Мадейра Мендес. Профессиональный убийца. Три года назад сбежал по дороге в тюрьму. — Он снова перевел взгляд на фотографию. Голос его звучал ровно, но жестко. — Значит, дорогой Насио опять с нами…

Рей поспешно вернулся и положил на стол Да Сильвы папку. С мрачным выражением лица тот открыл ее. С обратной стороны к обложке были подколоты две большие полицейские фотографии — в фас и в профиль и дактилоскопическая карта. Он отколол ее и положил на стол, полистал бумаги в папке, потом взял два верхних листа и протянул их Вильсону.

— Почитай. Здесь вся его история.

Вильсон взял листки. Брови его поползли вверх:

— Двенадцать известных убийств…

Он дочитал до конца. Когда Вильсон вернул странички Да Сильве, лицо его было таким же мрачным.

— Нехороший парнишка, да?

— Да уж хуже некуда.

— И все-таки, — задумчиво произнес Вильсон, — он здесь уже целую неделю, а ничего не случилось. — Он нахмурился. — Может, он решил просто наведаться домой? Это не обязательно связано со встречей ОАГ.

— Нет, не думаю, — мрачно ответил Да Сильва. — Его где-то прятали, — видимо, в Европе, поскольку он приехал на португальском судне, и мы понятия не имеем, где именно. А теперь он возвращается именно в Рио, где его знает каждый полицейский, и именно тогда, когда мы так энергично действуем, чтобы обеспечить безопасность. — Он обеспокоенно покачал головой. — Нет. Он приехал сделать дело, и дело это должно быть нешуточным — достаточно серьезным, чтобы оправдать такой риск.

— Он когда-нибудь раньше занимался политическими убийствами?

Да Сильва кивнул в сторону папки на столе.

— Ты же читал досье. Насио так же аполитичен, как и аморален. Ему на все наплевать. Просто наемный убийца. За подходящую цену он убьет лучшего друга.

— Ты думаешь, он здесь в связи с Доркасом?

Да Сильва невидящим взглядом уставился в карту на стене. Потом развернулся в кресле и взглянул на Вильсона.

— Я думаю, он приехал совершить убийство. Это может быть Доркас или кто-то другой. То, что он пока никого не убил, — насколько нам известно, — заставляет меня думать, что это связано с совещанием ОАГ, потому что большинство делегатов еще не прибыли. — Он огорченно покачал головой. — Нам обязательно придется усилить безопасность, а как ее усилить — один Бог знает. И где взять людей? Да и какой от этого прок, особенно когда имеешь дело с таким профессионалом, как Насио Мендес.

— И все-таки это может оказаться частным делом, — сказал Вильсон. — В конце концов, его же кто-то нанял, и на месте посредника, организующего убийство, я выбрал бы кого-нибудь не столь известного, как, по твоим словам, этот Насио.

— А я бы на месте посредника заставил его изменить внешность, — задумчиво кивнул Да Сильва. — И это идея… Рей, позови-ка Хайме. — Он посмотрел на Вильсона: — Это наш художник, и очень хороший. Посмотрим, что он сможет для нас сделать. — Он откинулся на спинку кресла, глядя в потемневшее окно. — Где-то в этом городе бродит на свободе Насио Мадейра Мендес. Меня и раньше одолевало беспокойство, но теперь…

— Ты знаешь, где он обычно проводит время? В досье говорится, что ему принадлежит часть «Малока де Тижука». — Вильсон слегка покраснел. — Я случайно знаю это местечко…

Да Сильва улыбнулся.

— Фу, какой стыд! Это далеко не самый респектабельный бар на пляже. Да и девочки там — не лучшее, что может предложить Рио. — Его улыбка померкла. — Во всяком случае он продал свою часть за год до того, как мы об этом узнали. И кроме того, сомневаюсь, чтобы он решился появиться там, где его знают. Нет, не сейчас, если дело такое крупное, как я думаю. И конечно, — с горечью добавил он, — у нас просто нет свободных людей, чтобы заняться такой проверкой.

— И все-таки я думаю, что стоит попробовать, — сказал Вильсон. — Ему же надо где-то раздобыть оружие. Уверен, что он не собирается душить свою жертву. Он всегда пользуется оружием. И наверняка не привез его из Лиссабона.

— Это означает только, что все заранее спланировано. Что делает эту историю еще более пугающей.

— А как насчет его семьи? Друзей? Старых связей?

Да Сильва покачал головой:

— Ничего. Я знаю, что профессиональные убийцы работают через посредников, которые их нанимают, а потом расплачиваются, но нам ни разу не удалось выяснить, кто его нанимал. А мы пытались, можешь мне поверить. Но это крепкий орешек. Мы…

В этот момент дверь открылась и Рей ввел высокого худого мужчину с копной седых волос и умными голубыми глазами. Под мышкой он нес большую папку с бумагой. Человек вежливо кивнул и удобно устроился в кресле возле стола. Протянув тонкую руку, он взял со стола маленькую фотографию стюарда и внимательно изучил, потом сравнил ее с полицейской фотографией и кивнул:

— Он похудел…

Похоже, он говорил сам с собой. Он скрестил ноги, устроил блокнот на этом импровизированном мольберте и, полуприкрыв глаза, пристально смотрел на фотографию.

Да Сильва внимательно наблюдал за ним.

— Вы знаете, что нам надо?

Хайме рассеянно кивнул и начал быстро рисовать. Первый рисунок повторял профиль Насио в три четверти, как на фотографии. Закончив, художник вырвал лист из блокнота и поставил так, чтобы было видно. Второй рисунок почти повторял первый, Хайме только добавил усы, посмотрел и сделал их немного гуще. Потом вырвал из блокнота и этот лист и начал снова. Присутствующие с восхищением наблюдали за его работой.

На этот раз Хайме добавил очки в толстой оправе, с широкими дужками, под носом изобразил тоненькую ниточку усов, потом чуть расширил ее. Присоединив этот рисунок к остальным, он начал сначала. Тонкие пальцы с невероятной скоростью и мастерством изобразили уже знакомое лицо и замерли. Голубые глаза вопросительно взглянули на капитана:

— Что еще он может сделать?

— Понятия не имею. Наденьте на него шляпу. Эти спускающиеся мысом волосы очень заметны.

Хайме кивнул и быстро нарисовал шляпу. Это была соломенная шляпа — самый распространенный в жарком климате тип, с широкой лентой на тулье. На рисунке Насио с ученым и добродушным видом смотрел куда-то вдаль.

— Что еще, капитан?

Да Сильва вздохнул:

— Да Бог его знает! Один из этих рисунков должен быть похож, если только он не ходит в женском платье и парике. Видимо, придется работать с этими рисунками. Спасибо, Хайме.

— Всегда к вашим услугам, капитан. — Худой человек поднялся с кресла, кивнул и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Да Сильва разложил рисунки на столе, внимательно рассмотрел и сложил их стопкой.

— Рей, копии рисунков — во все отделения. И поживей!

— Есть, капитан! — Рей забрал рисунки и исчез.

Вильсон нахмурился.

— Знаешь, Зе, иногда ты меня просто удивляешь. Конечно, эти рисунки — неплохая идея, но неужели ты надеешься, что какой-нибудь полицейский случайно столкнется с ним на улице и сумеет опознать по этим фотографиям?

— Это одна из возможностей. А что? У тебя есть идея получше?

— Нет, — признался Вильсон. — Но думаю, что мы, точнее, вы должны использовать и другие возможности. Мне все-таки кажется, что стоит послать людей в эту «Малока де Тижука». Он проводил там немало времени, и проверить это местечко проще, чем весь Рио. Какой от этого вред?

— Никакого, — спокойно согласился Да Сильва, — предложение просто замечательное. Остается только одно — решить, где мы, точнее, я возьму для этого людей. У нас уже и так никого не осталось.

— В таком случае, — предложил Вильсон, — если ты не возражаешь, я сам посижу сегодня вечером в этом баре. В конце концов, эта церемония, которой ты так опасаешься, состоится уже завтра утром…

— В баре или в комнатах за баром? — с невинным видом поинтересовался Да Сильва.

— В баре, — твердо сказал Вильсон.

Да Сильва несколько минут насмешливо изучал лицо друга, потом вздохнул:

— А если я скажу, что возражаю, что-нибудь изменится?

Вильсон ухмыльнулся:

— Пожалуй, нет…

— Так зачем спрашивать? — Да Сильва улыбнулся странной оценивающей улыбкой. — Вообще-то, зная тебя… Тебе может и повезти.

— Повезти? Ты хочешь сказать, что я его встречу?

— Возможно, — сказал Да Сильва, не сводя глаз с Вильсона. — С другой стороны, тебе может повезти еще больше, и ты его не встретишь. Этот человек убийца. Я уверен, что он приехал, чтобы совершить очень важное убийство, но я ничуть не меньше уверен, что он не откажется бесплатно прикончить слишком любопытного полицейского.

— Не беспокойся, — улыбнулся в ответ Вильсон. — Я буду сама осторожность. Ну ладно, я пошел. Надо еще зайти домой переодеться. — Он подмигнул капитану: — И не испорти глаза, читая все эти отчеты.

Да Сильва улыбнулся в ответ:

— Не испорчу. А ты не испорти глаза, глядя на девочек. И не пей слишком много дешевой пинги.

Дверь за Вильсоном закрылась, и улыбка мгновенно исчезла со смуглого лица Да Сильвы. Он прислушивался к удаляющимся шагам, пока они не затихли, потом подтянул к себе телефон и набрал номер. Трубку подняли немедленно.

— Лейтенант Перейра слушает.

— Перейра? Это Да Сильва. Только что из моего кабинета вышел сеньор Вильсон. Сейчас он спускается в лифте. Я хочу, чтобы за ним послали нашего человека, очень хорошего. И пусть он как можно чаще дает о себе знать. Я буду у себя, а если нет, ему сообщат, где меня найти.

Лейтенант Перейра удивился:

— Сеньор Вильсон? Из американского посольства? Ваш друг? Я думал…

— Не теряйте время! — рявкнул Да Сильва и бросил трубку.

Несколько минут он задумчиво смотрел на телефон, приводя в порядок мысли и проверяя планы. Потом снова взялся за стопку фотографий и вытащил из нее снимок человека, облокотившегося на поручни, — тот, на который обратил внимание еще в первый раз. Он внимательно посмотрел на снимок и достал из ящика анонимное письмо из Салвадор-де-Байя. К письму был подколот отчет лаборатории с подробным описанием бумаги, чернил и прочими деталями, которые ему ничуть не помогли. Свернув письмо и отчет, он вложил туда фотографию и сунул все это в конверт. Потом снова поднял телефонную трубку и нажал кнопку дежурного по центральному полицейскому управлению.

— Алло? Это капитан Да Сильва. Срочно соедините меня с капитаном Эчаваррия из полиции Монтевидео. Побыстрее! Я не кладу трубку.

Толстые пальцы нетерпеливо барабанили по крышке стола; он закрыл глаза, давая им отдых, и мысленно перебирал возможные варианты удачи и поражения. В трубке раздавались какие-то щелчки и свистки, иногда врывались отдельные фразы на разных языках, произнесенные гнусавыми голосами, характерными для телефонисток всего мира. Наконец все стихло. На проводе был капитан Эчаваррия, Да Сильва с явным усилием открыл глаза.

— Алло? Алло?

— Эчаваррия? Че, это Зе Да Сильва из Рио…

— Зе! Как жизнь?

— Да не очень, — честно признался Да Сильва. — У нас тут неприятности, и я думаю, ты мог бы помочь.

— Все что хочешь! — Да Сильва мысленно представил себе, как его друг там, в Монтевидео, с энтузиазмом размахивает рукой. — Все что хочешь! Ты же знаешь!

— Спасибо, — быстро заговорил Да Сильва. — Дело вот в чем. Я отправляю тебе конверт. Он будет у тебя часа через два, самое позднее — через три. В нем фотографии и написанное от руки письмо. И еще заключение экспертизы. Я хочу, чтобы ты сделал вот что…

Он говорил несколько минут, На другом конце провода капитан Эчаваррия быстро записывал что-то в блокнот, иногда кивая головой.

— Я понял. Конечно, если корабль уже отплыл…

— Если он отплыл, то сейчас идет по Ла-Плата в Буэнос-Айрес или уже там. Тебе придется туда отправиться, и как можно скорее. Ответы мне нужны к завтрашнему утру.

Эчаваррия ошеломленно посмотрел на телефон:

— К завтрашнему утру?

— Вот именно, — мрачно подтвердил Да Сильва. — И очень рано утром.

Эчаваррия вздохнул:

— Мы постараемся.

— Знаю, и мне этого вполне достаточно. Ну ладно, я вешаю трубку, а ты принимайся за дело.

— Ты в любом случае услышишь обо мне завтра утром.

— Хорошо. Еще раз спасибо, Че.

— Всегда рад помочь, Зе. Чао.

Да Сильва положил трубку и нажал кнопку на столе. Тут же возник Рей. Да Сильва подал ему конверт.

— Через два часа это должно быть у капитана Эчаваррия, в Монтевидео. Возьмешь самолет и лично доставишь письмо. Если возникнут проблемы с полицейским самолетом, позвонишь мне из Галеона. Ясно?

— Так точно, капитан!

Рей взял конверт и исчез. Да Сильва довольно улыбнулся ему вслед: одна из лучших особенностей созданной им системы — его приказы никогда не обсуждались. Улыбка исчезла: конечно, они и выполнялись не всегда. Но он знал, что Рей выполнит приказ.

Выбросив из головы Рея с его заданием, Да Сильва снова схватился за телефон. Этот звонок самый важный, и действовать здесь надо очень осторожно; он будет и самым трудным. Капитан глубоко вздохнул и набрал номер отеля «Глория». Телефонистка соединила его с нужным абонентом. По ее скучающему тону было ясно, что громкие имена уже давно не производят на нее впечатления.

— Алло? — ответил усталый голос.

Да Сильва заговорил медленно и четко:

— Я хотел бы поговорить лично с сеньором Хуаном Доркасом.

— Кто его спрашивает? — Говорили по-испански.

— Капитан Да Сильва из бразильской полиции.

В голосе послышалось колебание.

— Мне очень жаль, капитан, но сеньор Доркас только что прибыл и отдыхает. Он предупредил, что ни с кем не хочет разговаривать. — Говорящий даже не пытался придать голосу извиняющиеся нотки.

— Мне тоже очень жаль, сеньор, — с преувеличенной вежливостью ответил Да Сильва, — но дело очень срочное. Я вынужден настаивать на разговоре с сеньором Доркасом.

Собеседник сохранял вежливость.

— Мне еще больше жаль, сеньор, но боюсь, что, если вы будете настаивать, вам придется делать это через аргентинское посольство. — Трубку положили.

Да Сильва тоже положил трубку, встал и взял пиджак. Похоже, свита сеньора Хуана не совсем поняла, что имелось в виду под словом «настаивать», и Да Сильва решил лично устранить всякие недомолвки. Он направился было к двери, но вернулся и в последний раз взялся за телефон.

— Коммутатор? Это капитан Да Сильва. Я буду в отеле «Глория». Да. В апартаментах сеньора Хуана Доркаса из Аргентины…

VI

Неделя, проведенная в его любимой Бразилии, показалась Насио Мадейре Мендесу бесконечной. В избранной им профессии он научился необходимому терпению, но дальше этого дело не пошло. Для Насио ожидание непременно должно было иметь какой-то смысл, а в данном случае он сильно в этом сомневался.

С каждым днем он все больше убеждался в том, что весь этот сложный план ни к чему, а с жертвой — кто бы это ни был — давно было бы покончено, если бы ему разрешили действовать самостоятельно.

Дни тянулись в невыносимой скуке; Насио не одобрял полученные инструкции, но вовсе не намеревался нарушать их, рискуя такими деньгами. Кроме того, его совсем не удивило бы, что Себастьян установил за ним слежку, чтобы убедиться, что все его указания выполняются. По ночам, конечно, он был под холодным, равнодушным присмотром девушки Себастьяна. В результате жизнь текла на редкость скучно и однообразно. В зоопарке, который он посетил несколько раз, наверняка не было более беспокойного обитателя, едва ли кто-то из тамошних постояльцев метался по клетке в большей тоске, чем он по гостиничному номеру.

Часы, проводимые в «Серрадоре», тоже не улучшали ситуацию. Обычно Насио умел контролировать свои эмоции, включая страсть, если это отвечало его интересам, но он уже долгое время обходился без женщин, поэтому жить в одной комнате с Ирасемой оказалось нелегким испытанием. Однако мысли об этом Ирасема немедленно пресекала. Хотя по утрам горничная обнаруживала на крючке в ванной полупрозрачную ночную рубашку, спала Ирасема в брюках и кофте с длинными рукавами, поверх которых надевала длинный халат. Все это плюс суровый, с легким оттенком презрения взгляд черных глаз исключало даже мысль о насилии.

Часто в эти дни, а еще чаще в долгие бессонные ночи Насио хотел нарушить инструкции и посетить свое старое логово на пляже, в «Малока де Тижука». В старые добрые времена он провел там немало приятных часов и только сейчас начал понимать, какое это было хорошее времечко. Выпить там — какой от этого может быть вред? И уж конечно, никакой опасности нет в девочках, обитающих в комнатках позади бара, — они часто меняются, и вряд ли еще остался кто-то из тех, кто помнит его. Но мало ли что… И каждый раз он отгонял эту мысль. Для этого еще будет время, когда он получит деньги. И все-таки жалко…

В понедельник вечером, накануне решающего дня, Насио сидел в мягком кресле перед телевизором и пытался сосредоточиться на каком-то старом фильме, но безуспешно. Он протянул руку и стал переключать программы. На экране появлялись какая-то женщина, не то объясняющая кулинарный рецепт, не то извиняющаяся за него, бодрая певица с пышным бюстом и мужчина, торопливо листающий стопку бумаг в поисках последних новостей.

Это уж слишком! Он выключил телевизор и беспокойно заходил по комнате. Слава Богу, завтра вся эта ерунда закончится.

Очки в стальной оправе лежали на туалетном столике вместе с подушечками для щек; усы и перчатки он носил постоянно и теперь почесал густую щетку под носом, раздраженный постоянным зудом от клея и еще больше — невозможностью как следует почесаться в резиновых перчатках.

Он взглянул на часы. Где Ирасема? Обычно она приходила гораздо раньше. Как правило, возвращаясь после ужина, он уже находил ее в номере. Неужели с ней что-то случилось? И со всем планом тоже? Тогда, выходит, все жертвы этой недели были напрасны? Он раздраженно помотал головой, отбрасывая эту мысль. Уж если бы что-нибудь случилось, так раньше. И он бы не сидел тут так спокойно. Нет, все в порядке. В отеле все уже привыкли к ним и к их распорядку дня. Несколько раз, когда они возвращались вместе, дежурный, не спрашивая, подавал им ключ от номера, а лифтер, даже не взглянув, вез на нужный этаж — во всяком случае, не взглянув на Насио. Из-за взглядов на Ирасему они порой проскакивали нужный этаж.

В дверь тихонько постучали, и через несколько секунд раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Он поспешно надел очки и повернулся к двери, спрятав руки в карманы халата. Дверь открыла сияющая Ирасема. Но он знал, что улыбка предназначается не ему, а мальчику-посыльному, который с обожающим лицом вошел за ней, нагруженный яркими коробками и пакетами с этикетками лучшего универмага города. Мальчик сгрузил свою ношу на кровать, получил чаевые и благодарную улыбку Ирасемы, от которой так покраснел, что стало ясно, что из двух он ценит больше, и тихо закрыл за собой дверь. Насио снял очки и сердито посмотрел на девушку. Его раздражение еще усилилось от того, что улыбка исчезла, как только закрылась дверь.

— Ну? — резким тоном заговорил он. — Где ты была? Ходила по магазинам? Больше нечем заняться? Ты должна была…

Она махнула рукой, прерывая его упреки, включила телевизор и, подождав, когда звук станет достаточно громким, чтобы заглушить разговор, холодно посмотрела на него:

— Да?

Насио усилием воли подавил раздражение и заставил себя разговаривать спокойно:

— Ты должна была сегодня принести ружье.

Она кивнула головой в сторону кровати, насмешливо глядя на него.

— Оно в этих пакетах. — Сарказм, прозвучавший в ее голосе, заставил вспыхнуть румянцем его смуглое лицо. — Или я должна была промаршировать по всему отелю с ружьем на плече?

Стараясь не обращать внимания на насмешку, он направился к кровати. Голос Ирасемы остановил его.

— Не разворачивай ничего сейчас. Это может подождать до утра. Убери все в шкаф.

— Я сделаю, как…

Он мог бы и не раскрывать рта. Она продолжала, не обратив внимания на его слова:

— Я устала и ложусь спать.

Насио сцепил зубы, удержав готовые сорваться с языка слова. Хорошо, что завтра все будет кончено; еще один день или ночь с этим айсбергом — и он не отвечает за последствия! Он или придушит, или изнасилует ее! Или и то и другое! Боже милосердный, ну и женщина!

Покачивая бедрами, она подошла к чемодану, открыла его и, как всегда, достала брюки и халат. Потом равнодушно, как на мебель, посмотрела на него:

— И не включай слишком громко телевизор. Я хочу спать.

— Подожди! — Слово само вырвалось у Насио. — Почему ты со мной так разговариваешь? И так смотришь? Как будто я какое-нибудь животное! Ты замешана в этом деле ничуть не меньше меня! — Гнев, уже давно копившийся в нем, грозил вырваться на волю. — Кто ты такая, что считаешь себя лучше меня? Или что Себастьян лучше меня?

В ее лице ничто не дрогнуло.

— Себастьян и ты? Здесь не может быть никакого сравнения. — Она оперлась спиной о шкаф, прижимая к груди перекинутый через руку халат. — Себастьян мужчина…

— Мужчина? — оторопел Насио. — Да он трус! Большой, жирный, смазливый трус, который зарабатывает на жизнь, устраивая убийства, потому что боится убивать сам. И это ты называешь мужчина?

— Да, — невозмутимо ответила Ирасема. — Я знаю, что он трус. Именно это и делает его настоящим мужчиной. — В ее глазах промелькнуло что-то похожее на жалость. — Тебе этого не понять.

— Это точно.

— Видишь ли, — медленно продолжала она, — я нужна Себастьяну. Он не может обойтись без меня.

Насио ухмыльнулся:

— Для решения его проблем я нужен гораздо больше.

Она покачала головой:

— Я так и знала, что ты не поймешь. А кроме того, два с лишним года назад Себастьян забрал меня из задних комнат в «Малока де Тижука». Он был добр ко мне. Я была с ним счастлива…

— «Малока»! — Ухмылка на смуглом лице приобрела оттенок злобы. — И ты спишь одна и в этом обмундировании?

Ирасема резко выпрямилась, ее лицо застыло. Она явно жалела, что начала этот разговор.

— Вот именно. И дальше так будет. — Она исчезла в ванной, заперев за собой дверь.

Насио ошеломленно смотрел ей вслед. Звук включенного душа заставил его очнуться. Девушка из «Малока де Тижука», а он всю неделю спал один! Шум душа усилился. Он мысленно представил, как она сбросила одежду, задернула занавеску и стоит под струями горячей воды. Он рисовал себе эту картину все прошедшие шесть вечеров, и это было достаточно тяжело, даже когда он не знал о ее прошлом. Но сейчас выносить это было гораздо тяжелее.

Шум душа прекратился. Он представил, как капельки воды блестят на ее стройном теле, как она медленно вытирает полотенцем свои роскошные формы… Потом берется за пуховку… Он тихо зарычал при этой мысли. Он так сосредоточился на этой картине, что не услышал громкого стука в дверь.

Стук повторился, громче и настойчивей. Насио потряс головой, чтобы отогнать видение. Кто-то за дверью? Но кто? Он нахмурился. Должно быть, это рассыльный нашел какой-нибудь идиотский предлог, чтобы еще раз увидеть Ирасему. И все же… Он подошел к двери.

— Кто там?

— Откройте!

Рассыльные таким тоном не разговаривают, во всяком случае не с постояльцами. Он быстро оглядел комнату, словно в поисках выхода, рука сама потянулась к тому месту, где обычно был пистолет. В дверь снова нетерпеливо застучали. Несмотря на лихорадочно мчащиеся мысли, он заставил себя успокоиться.

— Одну минуту…

Схватив со столика очки, он водрузил их на нос; для подушечек времени уже не было, и он сунул их в карман. Уже взявшись за ручку двери, он сообразил, что не снял перчатки. Чертыхнувшись, Насио поспешно содрал их и сунул в карман вместе с подушечками. Об отпечатках пальцев он побеспокоится позже. Глубоко вздохнув, Насио открыл дверь.

Там стояли двое крупных мужчин, в которых легко можно было узнать одетых в штатское полицейских. Он достаточно часто встречался с такими типами. На мгновение его охватила паника, но потом он понял, что, если бы его опознали, эта парочка не стояла бы сейчас там, а старалась схватить его. От этой мысли чуть полегчало, но многолетний опыт призывал к осторожности. Глаза того, что был повыше, с любопытством посмотрели на него, потом на лист бумаги, который он держал в руке.

— Доктор Карабелло?

— Да. — Он старался, чтобы его голос звучал как можно будничнее, но все же в нем отчетливо слышалось подозрение. — В чем дело?

Стоящий впереди мужчина вошел в комнату. Он открыл бумажник и показал удостоверение личности, захлопнув его и сунув в карман, прежде чем Насио успел что-нибудь разобрать.

— Сержант Рамос. Полиция. Не возражаете, если мы тут у вас посмотрим?

Насио сжал челюсти:

— Что посмотрите? Зачем?

Детектив, прищурясь, посмотрел на него; реакция этого постояльца явно отличалась от тех, кого они уже навестили сегодня вечером. Он махнул рукой своему спутнику, который тоже вошел и загородил собою дверь. Насио понял, что его тон был ошибкой, и постарался, чтобы его слова прозвучали оскорбленно:

— Что все это значит?

Началось все, как обычная проверка. Черные глаза Насио смотрели спокойно и невозмутимо, но напрягшиеся плечи и руки выдавали волнение. Чем все кончится?

Рамос подошел к кровати и посмотрел на разбросанные по ней свертки.

— Мы бы хотели осмотреть их, а также остальные ваши вещи.

Насио весь подобрался. Этот идиот Себастьян запретил иметь при себе револьвер! И он хорош — тратить время на эту девчонку вместо того, чтобы собрать ружье! С оружием был бы хоть какой-то шанс вырваться отсюда, а теперь сиди в ловушке. Сержант Рамос подозрительно смотрел на смуглое лицо «доктора».

— И разумеется, мы хотели бы взглянуть на ваше удостоверение личности.

Позади них с шумом распахнулась дверь ванной. Все трое обернулись на звук. В проеме стояла Ирасема и терла глаза пальцами.

— Дорогой, мне попало мыло в глаза. Пожалуйста…

Свет падал сзади, и сквозь прозрачную ночную рубашку были отчетливо видны роскошные формы; глубокий вырез даже не пытался прикрыть грудь. Насио вытаращил глаза.

— Милый… — Ирасема приоткрыла один глаз и, похоже, только сейчас обнаружила двоих незнакомцев. Взвизгнув, она попыталась прикрыться руками, бросилась обратно в ванную и захлопнула за собой дверь.

Насио ошеломленно повернулся и увидел понимающие улыбки мужчин. Старший направился к двери, позвав за собой напарника.

— Нам очень жаль, доктор. Надеюсь, вы нас извините. Вряд ли есть смысл дальше отнимать ваше время. И вашей… сеньоры.

Второй с завистью подмигнул и закрыл за собой дверь. Насио без сил опустился на ближайшую кровать и провел рукой по лицу.

Дверь ванной снова открылась, и появилась Ирасема, в обычном ночном обмундировании, закутанная в длинный халат. Она подошла к кровати, откинула одеяло, легла и закуталась до самого подбородка. Когда она заговорила, можно было подумать, что ничего не произошло всего несколько минут назад. Тон также ясно показывал, что ни к каким конфиденциальным беседам она не расположена.

— Выключи верхний свет. Телевизор вполне можно смотреть с настольной лампой. И убавь звук. Я устала и хочу спать. — Мгновение она оценивающе смотрела на него. — Тебе тоже неплохо бы выспаться. Завтра у нас тяжелый день, и все должно быть в полном порядке. — Она отвернулась и закрыла глаза.

Насио изумленно смотрел на нее. Спать! После того, что случилось! Не говоря уже о прелестном видении в дверях ванной, казавшемся еще обворожительнее от того, что оно не было совсем обнаженным. Спать! В этой женщине просто нет ничего человеческого! Но в нем-то есть! Он сдернул с девушки одеяло и протянул руку к вороту видневшейся из-под халата блузки. Ирасема резко повернулась к нему. Глаза ее были как лед. В руке она сжимала длинную иглу.

Секунду все было тихо. Потом Насио зарычал и, как слепой, двинулся к двери. Он уже взялся за ручку двери, когда Ирасема заговорила.

— Куда ты?

Он молча посмотрел на нее, открыл дверь и тихо прикрыл ее за собой…

С неровной песчаной дороги, ведущей по пустынному пляжу к «Малока де Тижука», были видны разноцветные фонарики, придававшие пальмовой роще праздничный вид. Из самого большого строения доносился пульсирующий ритм популярной карнавальной мелодии, Вильсон, проезжая под увитыми виноградом воротами, как всегда в таких местах на окраинах Рио-де-Жанейро, испытал чувство удивления. У него возникло ощущение, что он находился где-то глубоко в центре страны, далеко от всякой цивилизации, хотя невдалеке горели огни Копакабаны, которые, соревнуясь с лунным светом, серебрили верхушки тихо набегающих на песок волн.

«Славное местечко», — подумал Вильсон, разворачивая свой допотопный автомобиль на пустой стоянке так, чтобы он смотрел в сторону ворот — на случай непредвиденного поспешного отъезда. «Не самое высоконравственное местечко на свете эта «Малока де Тижука», но одно из самых очаровательных среди безнравственных. Именно поэтому, а может, и не только поэтому оно так популярно среди женатых обитателей этого города», — с усмешкой добавил он про себя. Может, они все эстеты, все ищут красоту? А здесь, если ты не нашел ее в одном месте, можешь попробовать в другом.

Он выключил зажигание, вышел и уже хотел запереть машину, но передумал. Более того, вопреки всем приобретенным в Рио навыкам и привычкам, он наклонился и снова вставил ключ в зажигание. Он понимал, что это может стоить ему автомобиля. Или спасти жизнь. Он закрыл дверь и с легким сердцем направился туда, откуда доносились звуки музыки.

На тускло освещенной дороге перед воротами «Малока де Тижука» детектив Педро Армандо Фрайре притормозил, удовлетворенно кивнул и проехал еще несколько сот метров. Неровная дорога заканчивалась круглой площадкой, на которой он развернулся так, чтобы машина смотрела в сторону города, съехал с дороги в густую тень и выключил зажигание.

Детективу Фрайре было трудно понять, зачем следить за человеком, направившимся в такое место, как «Малока», — приехать сюда можно было с одной-единственной целью, но задание, надо признать, было не из сложных. Уехать отсюда можно было только по одной песчаной дороге, через ворота, которые были отлично видны, все это делало слежку совсем не трудной. Доносившаяся сюда музыка звучала призывно, с океана долетал ветерок, приятно освежавший после дневной жары.

Он устроился было поудобнее, приготовившись к приятному ожиданию, но вдруг, нахмурившись, снова выпрямился, услышав шаркающие шаги. Кто-то шел по песчаным дюнам, отделявшим пляж от шоссе. Странно. Посетители «Малоки» всегда приезжали на машинах. Он было напрягся, но снова откинулся на сиденье, мысленно ругнув себя. У прислуги, разумеется, не всегда есть машины; им приходится ехать автобусом, а потом идти кратчайшим путем через дюны. Через несколько секунд его теория подтвердилась — человек, скользнувший через дорогу, даже не посмотрел на главные ворота, а прошел вдоль стены и свернул в сторону пляжа. Детектив Фрайре знал, что там есть маленькая дверца, которой пользуется прислуга. Он снова расслабился, довольный своим верным заключением и его быстрым подтверждением. Барабаня по рулевому колесу в такт быстрой музыке, он терпеливо ожидал, когда появится его подопечный.

Подопечный тем временем вошел в самое большое здание. Он не удивился, застав в полуосвещенном помещении всего одну танцующую пару; уже на стоянке было ясно, что толпы здесь сегодня нет. Он уселся за столом как можно дальше от большого, экзотического вида игрового автомата и, наблюдая за крепко обнявшейся парочкой, ждал, когда бармен обратит на него внимание. Легкость и изящество, с которыми они танцевали, вызвали его восхищение и даже зависть. Вильсон много лет прожил в этой стране и сумел постичь многие ее тайны, но мастерство, с которым бразилец танцует самбу, никак не давалось ему. Сзади почтительно кашлянули, и он увидел, что рядом терпеливо ожидает бармен. Вильсон приветливо улыбнулся одетому в белую куртку человеку.

— Скучновато сегодня, а?

Бармен кивнул и наклонился, чтобы стряхнуть крошку с безупречно чистой скатерти.

— И так каждый понедельник. Просто не понимаю, почему здесь открыто по понедельникам… — В его голосе звучала горечь. Он словно хотел сказать, что он-то прекрасно знает, почему они работают в понедельник, — просто бессердечный хозяин хочет, чтобы у него было не два, а всего один выходной. Он выпрямился, отбросив мысли о своей злой судьбе. — Сеньор кого-то ждет?

— Нет, — ответил Вильсон, — я один.

Бармен вздохнул:

— Кухня закрыта.

— Я приехал не обедать, — сказал Вильсон.

Бармен кивнул — обычные формальности завершены.

— Каких девочек предпочитает сеньор?

— И девочки мне сегодня тоже не нужны, — улыбнулся Вильсон. — Вот чего я действительно хочу, так это выпить. И лучше всего — мастера «Файв стар», если у вас есть.

Бармен внимательно посмотрел на него и пожал плечами. Бывают, конечно, странные типы, которые получают удовольствие просто от посещения подобных мест, но этот явно не выглядит одним из них. Хотя по внешности судить трудно.

— Масьера «Файв стар»? Понимаю. Если нет у меня здесь, может, найдется в другом баре.

— Благодарю вас, — ответил Вильсон, откидываясь на спинку стула.

Бармен вернулся за стойку и убедился, что, как он и предполагал, масьеры «Файв стар» здесь нет. Прежде чем выйти из зала, он привычно окинул его взглядом. Прильнувшим друг к другу танцорам он, похоже, еще долго не понадобится. Он вытер руки передником и вышел через дверь, ведущую к пустой кухне и второму бару, который обычно работал по пятницам и субботам, когда было много народа. Открыв дверь в тускло освещенную комнату, он застыл от возмущения. Какой-то человек снимал с полки бутылку.

— Эй, вы! Что вы здесь делаете?

Когда человек повернулся, бармен умерил тон. Владельцы заведения требовали вежливого обращения с посетителями, даже с теми, кто нарушал правила. Этот человек был одет, как посетитель, а не как мелкий воришка.

— Прошу прощения, сеньор. Этот бар закрыт. Если вам что-то нужно…

Посетитель нахмурился. Он был среднего роста, с пышными усами, в очках с тонкой металлической оправой. Одной рукой он снял очки, двумя пальцами другой на мгновение прикрыл усы. Изумленно раскрыв глаза, бармен охнул:

— Насио! Каким…

Насио злобно посмотрел на него.

— Громче! — прорычал он. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то не услышал.

Бармен послушно понизил голос:

— Извини, это от удивления… Что ты делаешь в Рио? Я думал, то есть я слышал, что ты в Португалии?

— Так оно и есть, — ответил Насио, взял бутылку и налил себе.

— Как ты сюда попал? Я не слышал твоей машины.

— Меня принесла фея-крестная. — Насио выпил и мотнул головой. — С шоссе. Автобусом.

От выпитого по телу разлилось приятное тепло. Ну и дурак же Себастьян — запрещать ему выпивку! Это навело его на мысль. Он поставил стакан и посмотрел на бармена.

— Мне нужен пистолет.

— Пистолет? — Тот снова вытер руки передником; они стали влажными от пота. — Послушай, Насио, я не хочу неприятностей. И к тому же у меня нет…

— Ты держишь револьвер под стойкой бара, — холодно прервал его Насио. — Он всегда там был и, я уверен, никуда не делся. Если не хочешь неприятностей, не начинай спор. Пойди и принеси. — Он улыбнулся одними губами. — Не беспокойся, я позабочусь, чтобы твой босс получил за него деньги.

— Но я держу пистолет просто так, на всякий случай.

— Вот и считай это случаем. — В голосе Насио послышался гнев. Он налил себе еще, выпил и мотнул головой куда-то в сторону стены. — Кто там сегодня?

Бармен беспомощно пожал плечами:

— Да так, парочка танцует — одна из девочек и парень, который часто к ней приезжает. И еще какой-то странный тип. Ты же знаешь, как здесь пусто по понедельникам.

— Странный тип? — прищурился Насио. Он медленно опустил стакан на стойку. — Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказал. Какой-то человек. Он один, никого не ждет, не хочет девочку… — Он вдруг вспомнил, зачем пришел. — Этот человек хочет масьеры «Файв стар». А, вот она!

Насио схватил его за руку:

— Как он выглядит?

— Откуда я знаю, как он выглядит? Пойди на кухню и посмотри…

Но Насио уже отпустил его руки и проскользнул в дверь, ведущую на кухню. Он слегка приоткрыл дверь, ведущую в зал, и посмотрел в щелочку, внимательно изучая сидящего напротив Вильсона. Потом нахмурился и снова схватил за руку подошедшего с бутылкой бармена.

— Давно он здесь?

— Минут десять. Может, пять.

— Понятно. — Насио задумался и наконец принял решение: — Иди отнеси ему выпивку. Потом принеси мне пистолет. А после этого…

— Да?

— После этого выйди во двор и посмотри, на чем он приехал.

— Но зачем? — Бармен чуть не плакал. Три года Насио не было в Рио, и теперь он вернулся — как раз в его смену! Ну почему он не мог приехать, когда работал кто-то другой? — Послушай, Насио, я не хочу никаких неприятностей.

Насио сжал зубы. Глаза его опасно блеснули.

— Тогда делай что сказано! — Он подтолкнул бармена. — Ну, иди же!

Сквозь щелку он наблюдал, как бармен остановился возле стойки, дрожащими руками налил выпивку и отнес к столику Вильсона. Вернувшись, он еще раз вытер руки, с подчеркнуто невинным видом достал из-под стойки пистолет и спрятал его под передник. Насио, глядя на это, кипел от злости. Если бы за этим идиотом следили, его тут же накрыли бы. Он дождался, когда бармен войдет в кухню, и рывком выхватил пистолет из неохотно протянувшей его руки. Проверил оружие, сунул его за пояс и застегнул пиджак.

— А теперь я хочу знать, на чем он приехал.

— Но…

— И не спорь со мной!

Бармен покорно кивнул и медленно вернулся к бару. Оглянулся и направился к открытой двери, ведущей в патио, стараясь выглядеть как можно более беззаботно. Зевнув, он исчез в темноте. Сквозь щелку Насио оглядел танцующую пару и перевел взгляд на человека, потягивающего коньяк за соседним столиком.

Насио нахмурился. Одинокий мужчина в таком месте, приехавший без женщины и не пытавшийся найти ее здесь, — это было явно необычно. К тому же этот человек приехал сюда на редкость удачно — всего за несколько минут до него. Насио еще раз внимательно посмотрел на незнакомца — выглядит вполне безобидно, пожалуй, даже слишком безобидно, и все же было в этом человеке что-то, заставлявшее Насио сомневаться. Он кивнул — именно такому типу этот придурок Себастьян мог поручить следить за ним. У этого жирного сукина сына достаточно мозгов, чтобы выбрать того, кого, по его мнению, Насио никогда не заподозрит. Ирасема, без сомнения, сообщила, как только он вышел из отеля, а где его станут искать в первую очередь? В «Малоке», разумеется!

Только одна маленькая деталь, подумал Насио. Жестокая улыбка раздвинула тонкие губы. Они все еще ищут. Они меня еще не нашли!

Бармен вошел с таким же равнодушно-независимым видом, как и вышел, и сумел добраться до кухни, не переходя на бег. Насио поднял глаза к потолку и снова опустил их на бледное лицо перед собой.

— Ну что?

Бармен глубоко вздохнул.

— У него «шевроле», лет пяти или шести. Почти новый. Поставлен носом к воротам. И не заперт, — добавил он потрясенно.

Он не знал, что так расстроило Насио, но надо было признать: оставить машину в Рио-де-Жанейро незапертой — в высшей степени подозрительно. Особенно такую, почти новую. Он взглянул на Насио и добавил:

— Он оставил ключи в зажигании!

Насио кивнул. Он не удивился. У этого было единственное объяснение. Ну что ж! Так Себастьян решил поиграть?

— Слушай внимательно. Этот человек скоро закажет еще. Он собирается сидеть здесь долго. Когда он потребует, налей ему масьеры, но добавь туда снотворного.

Бармен открыл было рот, чтобы сказать, что в таком респектабельном заведении, как «Малока де Тижука», подобных вещей не держат, но тут же закрыл его. В другой раз и другому человеку, но не Насио Мендесу! Он нервно прокашлялся:

— Ты украдешь его машину?

— Я не буду красть его машину, — спокойно ответил Насио. — Я оставлю тебя в покое. И даже не навещу твоих птичек. — В его голосе явственно прозвучало недовольство таким поворотом дела.

— А мне что делать? Он же упадет на пол! Я не могу…

Насио быстро прикинул.

— Засунешь его в машину; ты же сказал, что она не заперта. Ну а потом? — Он пожал плечами. — Забудь о нем. Ты закрываешься в четыре? Отправляйся домой, пусть о нем беспокоится тот, кто придет утром.

— Но…

Веселье, мелькнувшее на лице Насио, мгновенно исчезло.

— Я сказал… — Он помолчал, прислушиваясь, потом глянул в щелку двери.

Вильсон нетерпеливо постукивалпо столу донышком стакана.

Насио обернулся:

— Он хочет еще выпить. Ты знаешь, что делать.

Он подтолкнул испуганного бармена к двери, а сам стал наблюдать за ним. Выпивка была наконец доставлена к столу Вильсона, и бармен нервничал гораздо меньше, чем опасался Насио. Он вспомнил, что подсыпать клиенту снотворного не было в «Малоке» чем-то необыкновенным. Частенько это был единственный способ восстановить мир и покой, так необходимые в респектабельном заведении подобного рода, и бармен давно научился пользоваться им.

Насио с удовлетворением наблюдал, как средство начало действовать. Посетитель неожиданно зевнул, начал тереть глаза и удивленно моргать.

Насио улыбнулся стоящему рядом бармену:

— И последнее — записка, которую ты сунешь ему в карман.

Он вытащил из кармана карандаш и огляделся в поисках клочка бумаги. На глаза ему попался блокнот для записи заказов; он вырвал листок и написал на обратной стороне несколько слов печатными буквами. Ухмыльнувшись, Насио сложил листок пополам и передал его бармену:

— Когда он уснет, сунешь ему в карман. И смотри, чтобы не выпала, когда будешь заталкивать его в машину.

Бармен с упреком посмотрел на Насио, создающего такие проблемы в тихий понедельник:

— Один я с ним не справлюсь. Не дотащу до машины.

Улыбку Насио как ветром сдуло.

— Я же сказал…

— Я не могу! — Упрямство в голосе бармена показывало, что он дошел до предела и никакими угрозами его теперь не сдвинуть.

Насио внимательно посмотрел на него и сдался.

— Ну ладно! Я тебе помогу. Дотащишь его до дверей, а я встречу тебя снаружи. — Он снова посмотрел в щелку. — Иди-ка скорей, пока наш друг и вправду не свалился на пол.

Сидя в машине под тенью пальм, детектив Фрайре начал испытывать беспокойство. Он глубоко затянулся спрятанной в ладонях сигаретой, поднес ее тлеющий кончик к циферблату наручных часов и глубоко вздохнул. Он надеялся, что американец, за которым он следит, не собирается развлекаться здесь всю ночь. Поблизости не только не было телефона, но даже чашечку кофе негде было раздобыть. Он огляделся. Неплохо было бы размять ноги. Если на стоянке заведется машина, он успеет вернуться за руль.

Он открыл машину и вышел, тихо прикрыв дверцу. Чудесная ночь, подумал он, направляясь ко входу в «Малоку». Возле ворот можно посмотреть из темноты на яркие фонарики и послушать музыку; к тому же он может даже увидеть своего подопечного и выяснить его намерения.

Он подошел к воротам, бросил взгляд на ведущую в город пустынную дорогу и заглянул во двор. Секунду он в недоумении смотрел в темноту, пока не разобрал, что двое ведут, точнее, тащат третьего к стоявшей возле стены машине. Он подозрительно оглядел эту сцену, перевел взгляд на машину и сразу весь подобрался — бесчувственный человек между теми двумя был его американец! Фрайре вытащил револьвер и осторожно двинулся к стоящей у машины троице.

— Эй, вы!

Насио испуганно обернулся, а бармен, охнув, отпустил Вильсона, который опустился на землю и замер, прислонившись головой к колесу. Детектив подошел ближе и взмахнул пистолетом:

— Отойдите в сторону. Дальше! Лицом к машине!

С тихими истерическими всхлипываниями бармен поспешно повернулся и наклонился над теплым металлом, проклиная тот день, когда встретил Насио Мендеса. Насио продолжал стоять, вопросительно глядя на детектива.

— Не знаю, кто вы и какое право имеете вмешиваться, но вы не понимаете… Этот человек…

Фрайре приподнял ствол пистолета.

— Это дело полиции. А с тобой мы поговорим, когда ты повернешься. Живо!

Насио охватила бешеная ненависть, хотя на его лице ничего не отразилось. Значит, Себастьян оказался не только настолько глуп, чтобы приставить к нему ищейку; но еще и выбрал такую, за которой следила полиция! Которая привела полицию к нему! Идиот! Кретин! Придурок, будь он проклят! Он заставил себя успокоиться, даже улыбнуться:

— Да нет же, сеньор полицейский, вы не поняли. Этому человеку стало плохо…

Фрайре нетерпеливо мотнул головой и шагнул вперед, упершись пистолетом в живот Насио. Это была ошибка, и такая, которая сильно разочаровала бы его инструктора из полицейской академии. Неожиданное движение — и рука Фрайре оказалась крепко зажатой, ствол пистолета беспомощно торчал за спиной противника, а перед глазами белело лицо Насио. Через мгновение он почувствовал, что ему в живот уперся второй револьвер. Голос возле самого лица произнес:

— Брось оружие!

Пальцы Фрайре разжались, и пистолет беззвучно упал на землю. Насио быстро отступил назад, продолжая держать его под прицелом.

— Ты, идиот! — резко бросил он через плечо. — Отцепись от машины и сунь в нее нашего друга ищейку. — Он с жестоким удовольствием посмотрел в глаза детективу. — А ты… ты прогуляешься со мной. По пляжу…

Пытавшийся поднять бесчувственное тело Вильсона бармен замер и с ужасом посмотрел на Насио:

— Нет!

— Заткнись!

Детектив Фрайре невольно охнул; расширенными от ужаса глазами он смотрел на усатое, в очках, лицо перед собой. Насио злобно ухмыльнулся:

— Так ты узнал меня? Не беспокойся, приятель. Если бы и не узнал…

Насио вставил ключ в замок и как можно осторожнее открыл дверь. Ирасема, по-прежнему в халате, сидела в кресле лицом к двери; голова ее упала на грудь, ровное дыхание говорило о том, что сон прервал ее ожидание. С легкой усмешкой Насио на цыпочках вошел в комнату и тихонько закрыл за собой дверь. Маленькая лампа, которую девушка оставила включенной, давала достаточно света. Он вытащил револьвер из-за пояса и осторожно положил в верхний ящик туалетного столика; когда он закрыл ящик, легкий запах пороха исчез. Он начал раздеваться. Потом тихонько лег в кровать и натянул на себя одеяло.

Дыхание Ирасемы слегка изменилось, словно что-то беспокоило ее во сне, но вскоре снова стало ровным. Несколько секунд Насио смотрел на ее неподвижную фигуру. Его сегодняшнее приключение было как тоник, оно взбодрило его нервы для завтрашнего дня.

Он улыбнулся и закрыл глаза. Значит, Себастьян решил поиграть? К счастью, в этой игре он был специалистом, иначе все могло бы кончиться не так хорошо. Эта приятная мысль оставалась с ним несколько минут, пока он не уснул.

VII

Утро вторника выдалось ясным и теплым; из окна восьмого этажа отеля «Серрадор» открывался чудесный вид. Бейра Map, изогнутая линия залива, горы на горизонте — все сверкало, благодаря совместным усилиям щедрой природы и департамента по уборке города. Насио стоял в халате у окна и смотрел, как по дороге медленно ползет грузовик, время от времени останавливаясь и сгружая деревянные барьеры, которые бригада рабочих проворно устанавливала вдоль тротуара. К югу от отеля «Глория» уличное движение явно было перекрыто; дорога, по которой должен был проехать торжественный кортеж, пустая лежала под горячими лучами солнца. Насио мрачно ухмыльнулся и удовлетворенно кивнул. Сцена была обставлена так, словно он сам руководил подготовкой.

Он отвернулся от окна и снова взялся за ружье, которое только что собрал. Поднял и погладил его. Да, это было прекрасное оружие. Оно показалось ему даже лучше, чем тогда, в первый раз, в доме Себастьяна. Балансировка была идеальной. Дерево прежний владелец любовно отполировал до такой степени, что оно напоминало стекло или нежную кожу. Он установил оптический прицел, закрепил его и, отступив вглубь комнаты, взглянул на Мемориал.

Угловатые, в модернистском духе, скульптуры перед высокой башней Мемориала были теперь совсем близко; подметавшая двор женщина в синем халате, казалось, стояла в нескольких дюймах от него. Рукой в перчатке Насио повернул винт, чтобы перекрестье прицела оказалось в фокусе. Потом чуть опустил дуло, перевел его на нагрудный карман синего халата и замер на нем, безотчетно следуя за размеренными движениями метлы. Палец, лежавший на курке, напрягся и снова расслабился. Улыбнувшись, он опустил ружье и удовлетворенно кивнул. Он знал, что при таком освещении и с таким превосходным инструментом легко выполнит свою работу.

Позади него Ирасема наблюдала за происходящим в зеркало туалетного столика. Ее лицо все еще горело от гнева при воспоминании о том, как она проснулась с затекшей спиной и обнаружила пропавшего Насио мирно храпящим в постели с ангельской улыбкой на лице. Она отогнала эту мысль и закончила свой туалет, слегка промокнув уголки губ бумажной салфеткой. Для объяснений еще будет время, когда они втроем соберутся у Себастьяна. Ее рука на мгновение замерла. Когда все кончится, вчерашняя выходка Насио не будет иметь большого значения. Каждый получит свою долю, и они расстанутся; напряжение последней недели быстро забудется под впечатлением возможностей, которые открываются при таких деньгах.

Она повернулась на стуле, разглядывая стоящего перед ней мужчину. Насио, улыбаясь, смотрел на нее. Он прекрасно понимал, что его жизнерадостность она приписывает вчерашнему — к сожалению, не состоявшемуся — приключению; понимал он и то, что, по какой-то неизвестной причине, сегодня в ее глазах было больше чувства. Он был, однако, достаточно умен, чтобы понять, что это чувство не относится к нему, а только отражает ее растущее волнение по мере приближения решающего момента.

Она пристально посмотрела на него:

— Как ты себя чувствуешь?

Его улыбка стала еще шире. С ружьем в руках он казался другим человеком — более уверенным, меньше смущающимся в ее присутствии.

— Если тебя интересует, волнуюсь ли я, то нет. Ты же знаешь, это не первое мое дело.

— Знаю. — Ее глаза невозмутимо смотрели на него. — Но это дело самое важное.

Он иронически посмотрел на нее:

— Для тех, кого я убил, все мои дела были одинаково важны.

— А для тебя?

— Для меня? — Он пожал плечами. — Для меня они все были одинаковы. Работа есть работа.

— Но за эту ты получишь такие деньги, о которых и не мечтал.

— Я знаю. Уверен, что и вы с Себастьяном получите столько, сколько и не мечтали.

— Верно. — Ирасема неожиданно встала, словно показывая, что беседа закончена. Она внимательно обвела глазами комнату: — Я ухожу. Все, что надо, у меня в сумочке; остальные вещи — останутся здесь. А ты начинай готовиться.

— Я буду готов.

— Я позвоню тебе из «Глории», как только они выедут, сообщу, в какой он машине и где сидит. Не занимай телефон.

Насио с усмешкой посмотрел на нее — так кто же из них нервничает? За все время, пока они были здесь, он ни разу не пользовался телефоном и явно не собирался звонить в такой ответственный момент. Ирасема слегка покраснела, прочитав его мысли, но решила не обращать на это внимания:

— И не забудь про телевизор. Любая программа, кроме…

— Я знаю. Любая программа, кроме музыки. — Он положил ружье на кровать и выпрямился. — Ты лучше иди.

— Да. — Она направилась к двери и остановилась там. — Да, еще дверная ручка — вытри, когда будешь уходить. И не забудь повесить табличку для горничной, чтобы не беспокоила. — Она секунду постояла, словно желая повторить все еще раз, но сдержалась. — Желаю удачи.

Дверь за ней закрылась.

Насио с усмешкой смотрел ей вслед. Удачи! Все-таки это не совсем подходящее пожелание. Профессиональный убийца, он мало думал о своей жертве, и все же пожелание удачи в убийстве показалось ему не совсем уместным. И кроме того, удача не имеет к этому никакого отношения. Все дело исключительно в умении.

Он задумчиво вздохнул. Может, оно и к лучшему, что из их совместного проживания ничего не вышло. Даже с ее согласия это было бы все равно что лечь в постель с пираньей. В какой-то степени ему было жаль Себастьяна, — это ее материнское чувство в один прекрасный день поглотит его. Впрочем, это проблема Себастьяна. Его проблема — хорошо выполнить работу и сохранить свою шкуру, подождать, когда все успокоится, и решить, как потратить эту фантастическую сумму. А это будет потруднее, чем само дело, с усмешкой подумал он. Дело-то будет не труднее, чем вчера вечером, а это было совсем несложно. Вот у Себастьяна проблемы будут, — на свою долю добычи он купит эту девушку.

Покачав головой при мысли о том, с какими странными людьми приходится сталкиваться во время работы, он снял халат и начал медленно одеваться.

Вдоль деревянных заграждений начал собираться народ; военная полиция в светло-коричневых мундирах и огромных шлемах была поставлена внутри заграждений через каждые двадцать — тридцать метров; полицейские стояли, сцепив руки за спиной, но так, чтобы легко можно было выхватить пистолет из кобуры. Насио изучал всю эту картину из окна сверху, тщательно рассчитывая расстояние и прикидывая, какие могут возникнуть сложности. Между отелем и Бейра Map расстилалась Парижская площадь — лента густой зелени и геометрически четко спланированных садов; несколько деревьев на южной оконечности площади закрывали от него часть дороги, но самое главное лежало перед ним как на ладони — площадка перед памятником. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, расслабил пальцы и задумчиво посмотрел вниз. По улице медленно проползла машина с телевизионщиками, на крыше покачивалась камера, словно щупальце какого-то странного чудовища, вытянутое в поисках добычи.

Насио посмотрел на часы. Десять часов — вот-вот позвонит Ирасема. Рука потянулась к карману пиджака; очки были на месте, подушечки тоже — немножко неудобно, но сэкономит время, когда надо будет уходить. Оглядев комнату, он убедился, что все в порядке, удовлетворенно кивнул и подошел к окну. Толпа у заграждений стала гораздо больше; неподалеку, рискуя вызвать неудовольствие полиции, вдоль тротуара начали останавливаться машины, чтобы поближе увидеть высокопоставленных гостей.

Неожиданно зазвонил телефон. Насио подошел к ночному столику и взял трубку. Нервы его были напряжены, как всегда перед работой, но он мгновенно собрался и даже сам удивился, с каким спокойствием поднес трубку к уху.

— Алло? Ирасе…

Густой, низкий голос, явно взволнованный;

— Алло? Это доктор Карабелло?

Неожиданность полностью уничтожила самодовольство Насио; его пальцы судорожно сжали холодную пластмассу трубки.

— Кто это? — охрипшим голосом спросил он. Кто это может быть? Что случилось с Ирасемой, почему вместо нее звонит кто-то другой? На такой поздней стадии любая мелочь могла погубить все дело.

Голос поспешно продолжал:

— Это портье. У нас серьезно заболел человек, постоялец, на вашем этаже; мы вызвали скорую, но вы же знаете, как долго они добираются, а поскольку этот несчастный лежит всего в нескольких комнатах от вас, мы подумали, не будете ли вы так любезны…

— Больной? — Он с искренним недоумением посмотрел на телефон. Больной человек? Какое он имеет отношение к больным? Тем более в такой ответственный момент, когда Ирасема должна звонить из «Глории»…

— Боюсь, он болен очень серьезно. — В этом голос был уверен. — И поскольку в настоящее время вы единственный доктор в нашем отеле, мы подумали…

Насио кивнул. Ну конечно, они же считают его доктором! Идея идиотская с самого начала, но теперь с этим уже ничего не поделаешь. Надо постараться стряхнуть этого типа с телефона, и как можно быстрее.

— Мне очень жаль, — резко ответил он, — но я не тот доктор, который вам нужен. Я… — Он замолк, быстро соображая, какой врач может быть бесполезен для тяжелобольного. Первая мысль была — ветеринар, но сказать это почему-то не позволила гордость. К счастью, другой вариант пришел ему в голову, прежде чем пауза показалась бы собеседнику подозрительной. — Я дантист, сеньор.

В голосе портье явственно прозвучали разочарование и извинение:

— Дантист? В таком случае прошу извинить за беспокойство, доктор. Если, конечно, вы не знаете кого-нибудь из врачей…

— К сожалению, я никого не знаю в Рио. — Насио положил трубку.

Все-таки хоть немного повезло, подумал он. Если бы у того человека болел зуб, пришлось бы ему минут десять висеть на этом чертовом телефоне. Он улыбнулся своим мыслям и тут же схватил трубку вновь зазвонившего телефона.

Он услышал тихий, осуждающий голос Ирасемы.

— Идиот! Ты… ты… ты безответственный тип! Тебе же было сказано не разговаривать по телефону! Я звоню, звоню…

— Кончай, — устало сказал Насио. — Это звонил портье. Они думали…

— Мне все равно, кто кому звонил! Мы и так потеряли много времени. Кортеж уже, наверное, проехал половину пути.

Насио неожиданно пришло в голову, что этот гнев вызван волнением; девушка была близка к истерике. Ох уж эти дилетанты! И он стал внимательно слушать.

— Человек, который тебе нужен, сидит во второй машине. Впереди едут мотоциклисты, потом фургон телевидения, а за ним вереница машин. Он во второй — открытом «кадиллаке», черном. Сидит на заднем сиденье, со стороны залива. Ты понял?

Насио кивнул.

— Как он выглядит?

— Нет времени описывать. Вторая машина, заднее сиденье, со стороны залива, дальнее от тебя. Все ясно?

— Вторая машина после телевизионного фургона, черный «кадиллак», открытый, заднее сиденье…

В трубке раздались гудки. Он положил трубку и подошел к окну. Уже была хорошо видна процессия, медленно приближавшаяся к Мемориалу из-за стены зелени, закрывавшей подступы к Бейра Map с юга. Ветер доносил до него вой полицейских сирен. Он подтащил одно из больших кресел с обычного места перед телевизором поближе к кровати. При стрельбе широкая спинка будет прекрасной опорой для руки. Насио опустился на кровать и протянул руку за ружьем, но тут вспомнил о телевизоре. Он встал, подошел и повернул ручку, с возрастающим нетерпением ожидая, когда телевизор наконец нагреется. Насио переводил взгляд с темного экрана на открытое окно, через которое была видна приближающаяся вереница машин.

Неожиданно раздался звук пистолетного выстрела. Насио вздрогнул. Экран ожил, на нем возникла драка в салуне. Насио удовлетворенно кивнул и прибавил звук, — как раз то, что надо, хороший знак. Это всегда приятно, подумал он, возвращаясь к ружью на кровати.

Кресло, как он и предполагал, подошло идеально; ружье находилось под нужным углом и не создавало никаких неудобств. Он положил локоть на спинку кресла и навел заряженное ружье на толпу людей за ограждениями. Они хотели зрелища — ну что ж, для тех, кто стоит у самого Мемориала, он устроит зрелище, которое они никогда не забудут. Оптический прицел был наведен; перед глазами Насио возник эскорт полицейских на мотоциклах; при такой непривычно малой скорости рули неловко ходили из стороны в сторону. В объективе были ясно видны напряженные лица мотоциклистов.

Ехавший впереди полицейский поднял руку в перчатке и свернул к краю тротуара; остальные последовали его примеру. Колонна автомобилей приближалась к Мемориалу.

Насио прижался щекой к ружью, с удовольствием ощущая его гладкую поверхность. Лучшим, конечно, будет момент, когда процессия остановится и делегаты приготовятся выходить. Когда они встанут, нужный человек будет идеальной мишенью.

Он заметил первую машину за телевизионным фургоном — восьмиместный «крайслер», темно-синий, — возможно, по такому случаю арендованный министерством иностранных дел в каком-нибудь похоронном бюро. Сквозь оптический прицел он бегло оглядел пассажиров. Неожиданно его охватило ощущение всемогущества. Если бы мне за вас заплатили, мысленно обратился он к пассажирам «крайслера», вы бы уже лежали, привалившись к дверцам машины, слепые и безучастные к крикам толпы. Но вам повезло — человек, который мне нужен, едет не в вашей машине. И все же, вдруг подумалось ему, голова каждого человека лежит в перекрестье прицела невидимого оружия, и никто не может избежать рокового выстрела…

Кружок видоискателя медленно передвинулся ко второй машине. Это действительно был черный «кадиллак», и губы Насио дрогнули в мрачной усмешке. Теперь наступило его время, и он был весь во власти холодной, безжалостной силы, направлявшей его движения, контролировавшей даже его мысли. Перекрестье черных линий скользнуло по капоту «кадиллака», потом в прицеле появился шофер, сжимающий одной рукой переключатель скоростей, а другой рулевое колесо. Пальцы Насио, лежащие на спусковом крючке, чуть напряглись, когда он перевел ружье на сидящих сзади. У дверцы с его стороны оживленно жестикулировал какой-то сутулый человек. Насио легко коснулся винта и двинул ружье вслед за медленно движущейся машиной. Пора! Он перевел взгляд на левый нагрудный карман своей жертвы. Пальцы его чуть крепче надавили на спусковой крючок, он застыл, с изумлением глядя на знакомые черты.

Это было невозможно! Он зажмурился и снова открыл глаза. Сомнений не было — в глазке прицела был тот самый человек, который невольно помог ему выбраться с «Санта Эужении»: толстый человечек с круглым лицом и словно нарисованными на черепе волосами, пассажир по имени Дантас, или Дюмас, или Дортас, или что-то в этом роде!

Он сжал зубы и прищурился. Пусть, когда этот человек попадет на небо, Бог объяснит ему все хитросплетения ситуации, — он помог собственному убийце. Потому что, несмотря ни на что, этот человек должен умереть! Человек на заднем сиденье встал, приготовившись выходить. Насио скривил губы, снова поднял ружье и начал медленно давить на спусковой крючок.

В дверь громко, требовательно постучали, заглушив даже шум телевизора. Он вздрогнул и непонимающе посмотрел на дверь — переход от яркого солнца на Бейра Map к полутьме комнаты был слишком резким. Он немного подождал, не выпуская ружья. Действительно ли стучали в дверь? Стук повторился, и раздался звук вставляемого в замочную скважину ключа.

Застывшие было мускулы ожили. Быстрым движением Насио засунул ружье под скомканное одеяло; одновременно кресло было отброшено в другое, менее подозрительное место. Дверь открылась, и к выключателю люстры потянулась рука. Насио встал, с бешенством глядя на пожилую горничную в очках с толстыми стеклами. На руке у нее висела корзина с бутылками и щетками.

Насио шагнул ей навстречу, теперь, когда стало ясно, что вошедший неопасен, его гнев усилился.

— Почему вы сюда врываетесь? Вы что, не видели таблички на двери?

— Таблички?

Слишком поздно он понял, что не повесил ее.

— Я очень сожалею, сеньор… — В голосе звучало скорее обвинение, чем сожаление.

Она поставила свою корзину, подошла к телевизору, убавила звук почти до шепота и повернулась к нему:

— Через две комнаты отсюда лежит больной человек. Совсем не обязательно включать телевизор так громко.

Насио сцепил зубы, с трудом подавив приступ ярости. Сейчас не время спорить с горничными.

— Хорошо, вы его убавили. А теперь уходите, пожалуйста.

Женщина с видом победителя зашагала к дверям, забрала свою корзину и остановилась, близоруко глядя на беспорядок в комнате. Ей в голову пришла мысль, как успокоить сердитого постояльца.

— Может, сеньор хочет, чтобы я прибрала в комнате, раз уж я здесь?

Насио мысленно проклял все отели мира, их служанок и особенно горничных, во всю сующих нос.

— Я не хочу, чтобы здесь убирали! Я хочу, чтобы вы ушли и оставили меня в покое!

Женщина с любопытством посмотрела на него и сочувственно спросила:

— Сеньор тоже плохо себя чувствует?

О Боже! Что надо этому созданью? Неужели она не понимает простого португальского языка?

— Я чувствую… — Его осенило. — Да, сеньора, — кивнул он. — Я действительно плохо себя чувствую. И если вы уйдете, я смогу лечь.

Она улыбнулась, довольная своей проницательностью. Голова моталась у нее на шее, как какая-то нелепая игрушка.

— Тогда, если я хотя бы перестелю кровать, сеньору будет удобнее.

Она шагнула к кровати. Насио преградил ей путь.

Горничная попыталась объяснить:

— Но, сеньор, это же очень быстро.

Насио заскрипел зубами. Этой упрямой психопатке слов было явно недостаточно! Он схватил ее за руку и повернул к двери.

— Мне будет гораздо удобнее, если вы сделаете, как вам сказано, и уйдете!

Женщина выдернула руку и фыркнула.

— В таком случае я смогу убрать у вас в комнате только после обеда, — сказала она с угрозой.

Насио сжал кулаки. Холодная ярость полыхала у него в глазах. Горничная, похоже, решила, что сделала все, что в ее силах, чтобы помочь, но сеньор, очевидно, не желает, чтобы ему помогли. Пожав плечами при мысли о неблагодарности некоторых людей, она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Насио рывком распахнул дверь, повесил табличку на ручку снаружи, потом снова захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Он должен был повесить эту табличку сразу, как только ушла Ирасема, но это показалось ему одной из смешных и излишних мелочей, усложнявших план. Он снова подтащил кресло на прежнее место и достал из-под одеяла ружье. Телевизор придется оставить приглушенным, но маленького человечка это не спасет. Он снова поднял ружье и принялся изучать ситуацию у Мемориала.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза снова привыкли к яркому солнечному свету; и тут он обнаружил, что церемония у Мемориала была очень короткой. Полицейские уже снова выводили свои мотоциклы на середину дороги. Фургон с телекамерой остановился сбоку, собираясь продолжить съемку с другой точки. В глазок прицела Насио увидел «крайслер». Пассажиры, улыбаясь и переговариваясь, рассаживались по местам. Он холодно улыбнулся. Несмотря на все помехи, времени оставалось вполне достаточно. Он переместил прицел на стоящий сзади «кадиллак».

Водитель уже сидел на месте, постукивая пальцами по рулевому колесу. Человек, сидевший сзади ближе к Насио, сел в машину, приподнялся, расправляя полу пиджака, и вновь опустился на сиденье. Следом за ним, слегка наклонясь, в машину садился толстый человечек. Палец Насио был на спусковом крючке, глаз замер в прицеле. Человечек с заметным усилием повернулся, опустился на сиденье и что-то сказал спутнику. При этом стал ясно виден левый нагрудный карман его пиджака.

Насио не сводил глаз с цели; прижатое к щеке ружье стало частью его самого. Палец медленно, неумолимо нажал на спусковой крючок.

VIII

Несколькими часами раньше, в то же ясное утро вторника, капитан Хозе Да Сильва перекатился на другой бок в своей удобной кровати и сердито уставился на телефон; тот, ничуть не устрашившись, продолжал резко звонить. Прокляв идиотов, которые изобрели эту штуку, он снял трубку и сердито прорычал в нее:

— Да?

Вильсон болезненно вздрогнул на другом конце провода.

— Зе, сделай милость, не кричи. Разговаривай шепотом, лучше тихим шепотом…

Да Сильва сбросил одеяло и встал, медленно просыпаясь. Он потер лицо рукой, чтобы ускорить процесс, и зевнул.

— Вильсон? Ну и время же ты выбрал для звонка! Я лег в два часа. Что еще случилось?

— Случилось? Решительно ничего. Просто у меня голова трещит по всем швам.

По смуглому лицу Да Сильвы расплылась широкая улыбка:

— Перебрал пинги? Я же тебя предупреждал!

— Спасибо за предупреждение. Ты только забыл предупредить, что мне могут чего-нибудь подмешать в выпивку, а именно это и случилось.

— Подмешать? Кто? И почему?

Вильсон хотел было кивнуть, но передумал, — голову пронзила такая боль, что он чуть не уронил пузырь со льдом.

— Замечательный вопрос. Когда — и если — я приду в себя, непременно вернусь туда, возьму за шкирку официанта и задам ему этот вопрос.

Улыбка исчезла с лица Да Сильвы.

— Что случилось?

Вильсон поплотнее прижал к голове пузырь со льдом и отвернулся от сияющего за окном солнца.

— Я отправился в эту «Малока де Тижука», поставил машину на стоянку и пошел в бар. Там была всего одна пара, — похоже, по понедельникам в Рио все вспоминают о морали. Я заказал выпить и приготовился ждать. И…

— И что?

— Потом я заказал еще один коньяк. Вот это-то, как оказалось, и было ошибкой. Комната начала прыгать и крутиться, лампы вспыхнули ярче, а потом совсем погасли. Проснулся я полчаса назад в своей машине. Все было закрыто. А моя голова… — Он вздрогнул, стараясь не думать о голове.

— Что дальше?

— Как я ухитрился добраться до дома, навеки останется тайной. Загадка «Марии Селесты» бледнеет рядом с этим. Я говорю об этом на случай, если тебе сообщат о каком-то опасном пьянице, выписывавшем кренделя на старом «шевроле».

Да Сильва любезно кивнул в телефон, но мысли его были далеко не любезны. Где, черт побери, болтается этот Фрайре? Почему он так и не позвонил?

— Я запомню. Чего же ты хочешь от нас? Чтобы мы послали в «Малоку» полицейскую машину и разнесли это заведение на части?

На другом конце провода Вильсон с удивлением уставился на телефон.

— Ты хочешь сказать, что тебе неинтересно, почему они подсыпали снотворное совершенно незнакомому человеку? Это не вызывает у тебя никакого удивления? Я знаю, последние ночи тебе очень не хватало сна, но не до такой же степени! — Он наклонился вперед. — Послушай, Зе, мы знаем, что Насио обычно болтался в этом местечке, и, отправившись туда искать его, я вдруг оказываюсь выведенным из строя. — Он хотел покачать головой, но только поморщился. — Тут должна быть какая-то связь.

— Почему? — с любопытством поинтересовался Да Сильва. — Откуда Насио Мендес может знать, кто ты такой и как выглядишь? Когда он сбежал, тебя, кажется, еще не было в Рио. А если и был, вы, я уверен, вращались в разных кругах. Зачем ему эти хлопоты — подсыпать тебе чего-то?

— Будь любезен, не задавай мои же собственные вопросы! Я только что спросил об этом тебя.

— Разве что, — задумчиво продолжал Да Сильва, — он действительно знает тебя или по крайней мере знает, кто ты. Возможно, он видел тебя в Вашингтоне…

Только мысль о том, что любое резкое движение причинит боль, удержала Вильсона от взрыва.

— Ну ей-Богу, Зе! Ты еще не избавился от этого пунктика о ЦРУ? — В его голосе послышалась язвительная насмешка. — Ты полагаешь, что он на коленях умолял нас дать ему какую-нибудь работу и мы наняли его, а теперь он в знак своей огромной благодарности кормит нас всех подряд снотворным!

— Не знаю, не знаю, — все так же задумчиво отозвался Да Сильва. — Я не могу полностью исключить такую возможность. Вот, например, чего ты хочешь от нас? Чтобы из-за твоего неудачного выбора напитков мы сняли часть полицейских с охраны кортежа и бросились в «Малоку», перерывая все вверх дном и загоняя раскаленные иголки под ногти несчастному официанту?

— Я вовсе не предлагал…

— Чтобы он посмотрел на нас невинным взглядом младенца и сказал, что бедняга американец просто перебрал и отключился и что из чувства сострадания — и чтобы не подвергать опасности международные отношения — он засунул тебя в машину проспаться?

— А кроме того, — добавил Вильсон, скрипя зубами, — чтобы я не замерз, он сунул мне в карман записку.

Да Сильва растерянно посмотрел на телефон. Если начальство Вильсона в Вашингтоне поручило ему внести как можно больше путаницы в это дело, то он справляется с заданием весьма успешно.

— Какую еще записку?

— Поэтому я тебе и звоню, — сказал Вильсон. Он, похоже, был очень доволен, что наконец-то заинтересовал Да Сильву. — Когда я очнулся от снотворного, то обнаружил в кармане записку. В нее были завернуты ключи от машины — чтобы я обязательно заметил. Там написано: «Себастьян, вот твоя ищейка». — Он глубоко вздохнул: — Ну, и что ты по этому поводу думаешь?

Да Сильва протянул руку, вытащил сигарету из пачки, всегда лежащей на тумбочке возле кровати, и закурил. Глубоко затянувшись, он выпустил клуб дыма.

— Честно говоря, не знаю, что и думать. Если, например, кто-то решил, что ты частный детектив, который приехал в «Малоку» проследить за ним, то в этой записке есть смысл. В конце концов, в «Малоке» бывают и женатые мужчины…

— Да, только единственные, кого я видел, — это парочка, которая, не останавливаясь, танцевала все время, пока я там был. Сомневаюсь, что они меня вообще заметили. Предположим, что Насио был там и решил, что я за ним слежу?

— В таком случае, — возразил Да Сильва, — почему он адресовал записку какому-то Себастьяну? Кто он, этот Себастьян? В полицейском департаменте я таких не знаю. — Он докурил сигарету и загасил ее. — Для американцев это имя необычно, но мне иногда встречалось, В вашем департаменте или в Вашингтоне есть кто-нибудь по имени…

— Да перестань ты! — Вильсон беспомощно замотал головой и тут же покрепче прижал ко лбу пузырь со льдом. Спор с капитаном Хозе Да Сильва явно не помогал унять головную боль. — Послушай, Зе, я знаю, что ты устал и у тебя в голове застряла эта бредовая идея, хотя черт меня побери, если я знаю почему. Но факт остается фактом — я сказал тебе правду. И уверен, это связано с Насио Мендесом.

— На каком основании?

Вильсон вздохнул.

— Ну ты и упрямый! Ладно, забудем об этом. Я просто хотел помочь. Как только начнут действовать четыре таблетки аспирина, которые я принял, приеду к тебе. — В его голосе снова зазвучала ирония. — Надеюсь, ты не очень против того, чтобы сравнить почерк на записке с образцом, который, наверно, есть в досье Насио?

— Ну что ты, нисколько, — великодушно разрешил Да Сильва. — Будь моим гостем.

— До чего же ты любезен по утрам, — сказал Вильсон и повесил трубку.

Нахмурясь, Да Сильва стал набирать номер. Оператор в центральном полицейском управлении соединил его с нужным абонентом. Трубку подняли немедленно; ответил деловой, совсем не сонный голос:

— Лейтенант Перейра.

— Перейра, это Да Сильва. Как дела?

— Все в порядке, капитан. Все заняты делом, и на сей раз никто не заболел. Торжественная церемония начнется через полчаса, все наши на месте.

— Это хорошо, — сказал Да Сильва. — А как насчет отчетов по вчерашней проверке?

— Большинство уже у вас на столе. Сержант Рамос дописывает свой. — Его голос звучал жизнерадостно. Накануне лейтенанту удалось проспать целых восемь часов. — Я их все просмотрел. Ничего особенного.

— Хорошо. Я приеду, как только оденусь. Да, вот еще, почему не звонил Фрайре?

— Разве он не звонил? Я подумал, что он должен отчитываться непосредственно вам. Я… Прошу прощения, капитан… — Несколько минут Перейра разговаривал с кем-то; когда он снова взял трубку, в голосе его не было и следа жизнерадостности; теперь в нем звучали гнев и горечь, — Капитан, только что сообщили: ребятишки, игравшие на пляже недалеко от «Тижуки», нашли труп. Они сообщили полицейскому, и тот его опознал. Это Фрайре.

— Что?!

— Тело лежало на пляже, метрах в ста от «Малока де Тижука». Он был застрелен. Один выстрел. — Гнев сменился холодным официальным тоном — лейтенант докладывал стершему по званию о преступлении. — Вы хотите, чтобы мы продолжали наблюдение за этим американцем, Вильсоном?

— Нет, — ответил Да Сильва. — Я только что с ним разговаривал. Он не знал, что за ним следят, да это и не нужно. Я уверен, он не имеет к этому никакого отношения. В любом случае он скоро приедет в управление. — Он глубоко вздохнул, глядя на телефон. Все-таки Вильсону, пусть случайно, удалось разворошить это осиное гнездо. И в результате погиб хороший человек. Он наклонился вперед: — Перейра, сколько у нас на заметке крутых парней по имени Себастьян?

Перейра не удивился внезапной перемене темы; он знал капитана Да Сильву и знал, что тот никогда не задает вопросов зря.

— Себастьян, а дальше?

Да Сильва нахмурился. Очевидно, избыток сна так же затуманивает мозги, как и его недостаток.

— Если бы я знал, то не стал бы спрашивать тебя. Я не знаю его фамилии. Просто Себастьян.

Перейра покачал головой:

— Просто Себастьян? Это же очень распространенное имя. Я думаю, таких найдется немало. Вы можете сообщить что-нибудь еще? Какими делами он занимается?

— Очень плохими. — Да Сильва невидящим взглядом уставился в стену. — У него могут быть какие-то дела с Насио Мендесом. Может, когда-то в прошлом, хотя я не помню такого имени в досье.

— Я видел ориентировку на Мендеса, — сказал Перейра и резко выпрямился. — Вы думаете, это его рук дело?

— Я ничего не думаю, — оборвал его Да Сильва. — Просто пытаюсь выяснить, кто такой Себастьян. Он может быть как-то связан с убийствами вообще, то есть убийствами по заказу. А может… — Он умолк. Может что? Плюнуть на улице или в нарушение правил поставить машину в погрузо-разгрузочной зоне аэропорта Сантос Дюмон? Он устало потер лицо. — Я не знаю. Знаю только имя — Себастьян.

— Я проверю. — Голос Перейры звучал не слишком оптимистично.

— Да, пожалуйста. Одну минутку! Как насчет Себастьяна Пинейро? Что с ним случилось? Он был замешан в нескольких убийствах.

— Пинейро? Я уже несколько лет не слышал о нем. И мы не нашли ничего подтверждающего его связь с Мендесом. Честно говоря, — с горечью добавил Перейра, — у нас нет ничего о его связях с кем бы то ни было. Чертовски осторожный тип. У нас не было доказательств, но я уверен, что это он организовал по крайней мере четыре убийства из тех, о которых я знаю, и Бог знает сколько из тех, о которых мне неизвестно.

— Это правда.

— Кажется, — продолжал Перейра, — какая-то информация о нем должна быть у иммиграционных властей. Он покинул страну несколько месяцев назад; уехал в Аргентину, насколько я помню. Не было никаких оснований не выпускать его, но они все-таки сообщили нам.

— Он вернулся?

— Не знаю. Придется проверить.

— Давай проверяй, — согласился Да Сильва. — А заодно и любого другого Себастьяна, который может подойти…

— Есть, капитан. — Перейра помолчал. — А как насчет дела Фрайре?

Да Сильва скривился.

— Я думаю, как обычно. Черт, если бы мы не были так связаны этой проклятой встречей ОАГ! Хотя, — добавил он, — у меня такое чувство, что убийство Фрайре с этим связано.

— И вы думаете, что Себастьян тоже как-то причастен к этому?

— Да, — сказал Да Сильва и сам удивился своему ответу, — да, я так думаю.

— В таком случае, — холодно, почти жестоко сказал Перейра, — мы его из-под земли достанем. Я немедленно займусь этим делом. Что-нибудь еще, капитан?

— Это все, — ответил Да Сильва и повесил трубку.

Он встал и начал снимать пижаму. Перейра специалист в своем деле, и, если есть хоть какие-то сведения об этом Себастьяне, он их непременно откопает. Если, конечно, он имеет какое-то отношение к этому делу, если Вильсон не водит меня за нос, добавил про себя Да Сильва и устало покачал головой. И конечно, если еще не поздно…

Капитан Да Сильва просунул голову в дверь крошечного кабинета лейтенанта Перейры. За столом никого не было. Сержант Рамос, застрявший в узком пространстве между письменным столом и подоконником, потел над отчетом. Он с благодарностью взглянул на начальника, обрадовавшись возможности прерваться, — излагать свои мысли на бумаге было для него нелегким трудом. Тоненькая авторучка почти утонула в его огромном кулаке, он отложил ее в сторону и улыбнулся Да Сильве.

— Лейтенанта здесь нет, капитан. По-моему, он добывает для вас какую-то информацию.

— Хорошо. Скажи ему — я буду у себя.

— Конечно. Капитан, а как там с делом Фрайре? — Сержант покачал головой. — Скверная штука, правда?

— Да уж, — согласился Да Сильва.

— Знаете, капитан, — проблема убийства товарища отступила перед собственными проблемами, — я бы гораздо лучше рассказал вам все, чем написал.

Толстый палец Да Сильвы решительно ткнул в блокнот перед носом Рамоса. Он закрыл дверь и направился к своему кабинету. Секретарша улыбнулась было при виде босса, но тут же стерла с лица улыбку, вспомнив, что сегодня был убит на своем посту сотрудник полиции. Да Сильва кивнул, прошел к себе в кабинет, повесил пиджак на стул и, сняв плечевую кобуру, положил ее на край стола. В такую жару рубашка под широкими ремнями уже намокла полосами пота.

Посреди стола лежали портреты Насио Мендеса, сделанные художником. Их вернули после того, как размножили. Он резко отодвинул рисунки в сторону и подвинул поближе к себе селектор.

— Это капитан Да Сильва. Подключите меня к системе.

— Ко всей, капитан?

— Нет, только к патрульным машинам, сопровождающим делегатов ОАГ. И подсоедините меня к микрофону.

— Есть, капитан.

Раздались скрип и пощелкивание. Да Сильва покрутил ручку и склонился над селектором:

— Алло? Алло? Да что такое с этой проклятой штукой?

— Слушаю! Кто говорит? — раздался тихий, искаженный техникой голос.

— Это капитан Да Сильва. Как у вас дела?

— Все в порядке. Только что отъехали от «Глории». — При всех недостатках связи следующие слова прозвучали с горечью. — Это ужасно — то, что случилось с Фрайре, правда, капитан?

— Да, — ответил Да Сильва, удивляясь, почему плохие новости всегда распространяются быстрее хороших. — Где находится ваша патрульная машина?

— В центре колонны. Впереди нас четыре машины, не считая телевизионного фургона, и пять сзади. По пути следования в толпе расставлены наши люди, плюс военная полиция вдоль заграждений.

Да, большего, пожалуй, и не сделаешь, подумал Да Сильва.

— Толпа большая?

— Да немаленькая. — Бесплотный голос произнес это почти с восхищением. — Конечно, ничего похожего на то, как наша сборная вернулась, выиграв чемпионат мира по футболу, но народу хватает.

— Ну хорошо, — сказал Да Сильва. — Работайте как обычно. Я уже подключился к вам.

— Есть, капитан!

Капитан убавлял звук, когда в кабинет вошел Перейра. Да Сильва вопросительно посмотрел на него; лейтенант покачал головой:

— Просто удивительно, как мало Себастьянов имели в последнее время неприятности.

— Жаль, — сухо отозвался Да Сильва и взглянул на подчиненного: — А как насчет Пинейро?

Перейра глянул на бумагу, которую держал в руках, и пожал плечами:

— Вернулся в страну, но никаких связей — ни с кем. И ни с чем. Он приехал из Португалии месяц назад.

— Из Португалии? — Да Сильва нахмурился. — Ты же сказал — он уехал в Аргентину.

— Он туда и уехал. Потом из Аргентины в Португалию. И из Португалии обратно домой. А в чем дело?

— Да в том, что Мендес тоже приехал из Португалии. — Да Сильва наморщил лоб. — Адрес Пинейро у вас есть?

— Только старый, — ответил Перейра. — Он раньше жил на самом верху Ладейра Портофино, недалеко от Руа Риачуэлло. У меня тут есть номер дома — шестьдесят девять, но он мог и переехать. У него нет судимости, и он не обязан докладывать нам о своих передвижениях.

В дверь постучали, и показалась голова сержанта Рамоса. Ему не предложили исчезнуть, и он правильно расценил это как разрешение войти. Мятые листки бумаги в его руке ясно показывали, что он подвергся нелегкому испытанию.

— Вот этот отчет, капитан. В нем нет ничего особенного, потому что ничего и не было. — Он наклонился, положил бумагу на стол и замер. — Э! А что здесь делаетпортрет этого красавчика? За что его сцапали? Незаконное сожительство? — Он расплылся в улыбке. — Кто же его станет обвинять — с такой-то красоткой!

Да Сильва нахмурился:

— Что?

— Да вот он! — Рамос ткнул пальцем в изображение Насио; худое усатое лицо с обидой смотрело на сержанта, словно обвиняя его в предательстве.

Да Сильва резко выпрямился:

— Что? Ты его видел?

— Конечно. — Рамос удивился резкости начальника; он повернулся к Перейре — лейтенант смотрел на него так же напряженно. — Комната восемьсот двадцать пять, отель «Серрадор». Доктор Карабелло и его подружка. Это есть в отчете…

Да Сильва уже вскочил на ноги, схватил кобуру и пиджак.

— Перейра, машину! — Он остановился. — Или лучше… — Он наклонился и повернул ручку селектора: — Патрульная связь?

Послышался металлический голос:

— Слушаю?

— Как быстро вы можете добраться до отеля «Серрадор»? Номер восемьсот двадцать пять. Надо задержать всех, кто там находится!

— Не знаю, капитан. — В голосе послышалось сомнение. — Мы сейчас стоим у Мемориала. Чтобы развернуться, придется доехать до конца Бейра Map. С обеих сторон большая толпа. Если только… — Голос сменился потрескиванием, потом зазвучал снова, резкий, возбужденный, потрясенный важностью случившегося. Даже при таком несовершенстве связи в нем отчетливо слышалось волнение. — Капитан! Впереди что-то случилось! Кажется, у самого Мемориала!

— Что? — Да Сильва наклонился к микрофону: — Что случилось?

— Не знаю. Эскорт мотоциклистов тронулся с места, за ним первая машина. А вторая вдруг резко затормозила. Я думаю, там какой-то несчастный случай. Толпа хлынула туда!

Да Сильва взорвался:

— Черт возьми! Да не сидите же на месте! Я хочу знать, что случилось! И с кем!

— Я проберусь туда…

— Огромное вам спасибо! — прорычал Да Сильва, яростно глядя на коробочку селектора.

Перейра уже стоял у дверей.

— Я поеду в «Серрадор», капитан. Мы перекроем улицы вокруг него.

Да Сильва устало поднял руку.

— Подожди. Мы даже не знаем, что случилось. Если это то, что мы думаем, все равно уже поздно. Мы не сможем перекрыть все эти улочки раньше, чем он выберется оттуда. — Он снова повернулся к селектору; — Ну? Что там?

Теперь извиняющимся тоном ответил другой голос:

— Сержант пошел туда пешком. На машине не пробиться. Там толпа. Мотоциклисты пытаются расчистить место для скорой помощи.

— Какой скорой помощи? Черт возьми, что случилось?

— Не знаю, капитан…

Да Сильва открыл рот и медленно закрыл его. Не стоило срывать злость на патрульном полицейском. Он взглянул на Перейру:

— Если мы не намерены весь день дожидаться здесь каких-нибудь известий, нам придется решить, что случившееся как-то связано с Насио Мендесом, а он имеет какое-то отношение к Себастьяну Пинейро.

— Какие основания, капитан?

— Такие, что у нас больше ничего нет, — с горечью ответил Да Сильва. — Где, ты говоришь, живет этот Пинейро?

— На самом верху Ладейра Портофино, номер шестьдесят девять. — Перейра с сомнением покачал головой: — Но это было три года назад.

— Будем надеяться, что нехватка свободного жилья заставила его сохранить прежний адрес, — бросил Да Сильва. Его толстые пальцы барабанили по столу. — Ведь там наверху очень открытое место, да?

Перейра понял его.

— До верхней площадки — да. А дальше лес. — Он посмотрел на начальника. — Из дома виден каждый, кто поднимается по Ладейре.

— А дальше? Она же ведет в гору?

— Верно. — Перейра немного подумал. — Можно доехать до Санта-Терезы, оставить там машину и спуститься вниз. Но времени уйдет гораздо больше.

Нахмурясь, Да Сильва посмотрел на висящую на стене карту и принял решение. Его черные глаза встретились с глазами молодого лейтенанта.

— Хорошо. Бери двоих, отправляйтесь на Санта-Терезу и спускайтесь оттуда вниз. Мы с Рамосом пойдем вверх по лестнице. — Неожиданно ему в голову пришла мысль. — Подожди, а как там за домами?

Перейра решительно покачал головой:

— Все эти дома построены вплотную к скале. Подняться там почти невозможно.

— И спуститься, — удовлетворенно кивнул Да Сильва. — Ну ладно, вы поднимаетесь и прикрываете дом сверху, из леса, а мы пойдем снизу.

Перейра был явно обеспокоен.

— Вы же будете на этих ступеньках как на ладони. Если что-нибудь случится… — Он взглянул на лицо Да Сильвы и проглотил остаток фразы: — Есть, капитан!

— Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться туда?

— Отсюда минут сорок пять — час.

— Пусть будет час пятнадцать. — Он проверил часы. — Сейчас десять тридцать пять. Значит, в одиннадцать тридцать.

— Есть, капитан, — ответил Перейра и закрыл за собой дверь.

Да Сильва склонился над селектором и нажал кнопку; в ответ раздалось только потрескивание.

— Алло! Алло! Черт возьми, да что с этой штукой?

— Слушаю!

— Проклятье! Да что у вас там? Языки отсохли или что? Что у вас там происходит?

Голос на другом конце попытался воззвать к разуму капитана:

— Сержант еще не вернулся…

— Отлично! — рявкнул Да Сильва. — Я обо всем узнаю из завтрашних газет!

Он встал и надел кобуру. Телефон зазвонил, когда он протянул руку к пиджаку. Да Сильва взял трубку:

— Да?

Это оказался секретарь из приемной.

— Вас к городскому телефону, капитан.

— Я перезвоню позже, — прервал его Да Сильва, намереваясь повесить трубку.

— Но это из Буэнос-Айреса…

— А! — Он отбросил пиджак в сторону и опустился в кресло, пододвинув к себе телефон. — Алло? Хорошо, я подожду.

Он положил поближе блокнот и нашарил в ящике стола карандаш, пока в трубке раздавалось какое-то шуршание.

Наконец ответили.

— Алло? Эчаваррия? Что? — Да Сильва принялся быстро писать, кивая в трубку. — Что? Хорошо! Очень хорошо!.. А записка? Да? Ты уверен? Отлично! Что? Да, мы получили. — Он перестал писать и кивнул, прислушиваясь к далекому голосу и крутя в пальцах карандаш. — Да, записал. Ты уверен насчет записки?

Звук далекого голоса зазвучал громче; Да Сильва снова кивнул.

— Отлично. Даже больше, чем отлично. Если ты уверен, то я тоже. Что? — На его усталом лице появилась улыбка. — Конечно, мне везет. Удача всегда лучше, чем ум. Правильно. Тысячу раз спасибо. Я дам тебе знать.

Он положил трубку и несколько секунд сидел молча, пока все части головоломки не улеглись на свои места. Теперь, если только Себастьян не переехал, и если, конечно, это тот самый Себастьян, и если… Многовато «если», подумал он. С другой стороны, все это было вполне логично. Он сунул свои записи в карман рубашки, встал и снова взялся за пиджак, кивнув в сторону двери. Рамос, тихо стоявший рядом и не вполне понимавший, что происходит, мгновенно понял этот жест и открыл дверь. С другой стороны с поднятой, чтобы постучаться, рукой стоял Вильсон.

Он с почти виноватым лицом опустил руку и перевел взгляд с Рамоса на Да Сильву.

— Привет, сержант. Привет, Зе. Почему такое волнение? Мне навстречу попался Перейра, у него такой вид, словно он спешит на пожар. А вы, похоже, собираетесь держать ему лестницу. — Он сунул руку в карман и достал клочок бумаги. — Вот записка, о которой я говорил.

Да Сильва натянул пиджак, взял записку, взглянул на нее и небрежно бросил на стол.

— Боюсь, с этим придется подождать. Мы направляемся…

— Подождать? — нахмурился Вильсон. — Ты хочешь сказать, что не будешь даже проверять почерк?

— Нет, — улыбнулся Да Сильва. — У меня есть одна теория, и, если твоя записка написана не Мендесом, придется ее отбросить. Но сейчас на это нет времени. — Он посмотрел на вытянувшееся лицо Вильсона: — Знаешь, ты был в курсе этого дела с самого начала, собственно, ты и начал это дело своей историей об исчезнувшем из скорой человеке. Хочешь посмотреть конец? — Он глубоко вздохнул. — Я надеюсь…

Вильсон подозрительно посмотрел на него:

— В чем дело?

— Пойдем, увидишь. — Да Сильва взял его за руку и потянул к двери. — Думаю, тебе это будет интересно.

Секунду Вильсон колебался, потом позволил себя увести.

— Ну ладно, — с сомнением произнес он. — Только одна просьба…

— Ну что еще? — посмотрел на него Да Сильва.

Вильсон поднял руку к голове и слегка поморщился.

— Если ты поедешь в полицейской машине и вздумаешь включить сирену, включай, пожалуйста, потише…

IX

Медленно поднимаясь по Ладейра Портофино, Насио Мадейра Мендес в четвертый или пятый раз перебирал в уме все свои действия начиная с того момента, как маленькую фигурку в «кадиллаке» отбросило к дверце автомобиля и он увидел появившееся на круглом личике выражение недоумения. Наблюдать дальше не было времени, да и ни к чему. Насио холодно выбросил из памяти застывшую в глазке прицела картину и занялся неотложными делами. Теперь, вспоминая, он не находил в своих действиях никаких просчетов.

Ружье он засунул поглубже под одеяло, а сверху бросил подушку, кресло поставил на место, надел очки, достал из ящика и сунул за пояс револьвер и застегнул пиджак; ручка двери была тщательно протерта. Все в строгом соответствии с инструкциями. Насио с усмешкой вспомнил, что, когда он вышел в коридор, из соседнего номера высунулась чья-то голова и поинтересовалась, откуда этот странный шум; Насио, не останавливаясь, махнул рукой в сторону тускло освещенного холла и затрусил вниз по лестнице. Коридор нижнего этажа вел к служебному входу, и он приостановился, чтобы снять перчатки и засунуть их поглубже в карман. Потом толкнул плечом дверь и вышел на улицу.

Вдалеке эхом отдавался приближающийся по Бейра Map вой сирены — дело для Рио не такое уж редкое, — предупреждая о появлении уже ненужной скорой помощи. Он представлял себе возрастающее волнение толпы перед Мемориалом, но здесь, в узкой улочке Сенадор Дантас, еще ничего не было известно. Он спокойно дошел до Руа Риачуэлло, а по ней до Ладейра Портофино.

Насио постоял немного, расслабившись, прислонившись спиной к невысоким каменным перилам по краю крутых ступенек, глядя на красные крыши внизу. Восемь дней назад он поднимался по этим ступенькам впервые за три года — мокрый, замерзший, не уверенный в будущем и в том, что стоило возвращаться в Рио на таких условиях. Теперь, при ярком солнце и теплом ветерке, он снова поднимался по этой лестнице, но уже без всяких сомнений. Работа успешно выполнена, осталось только забрать вознаграждение, такое, о котором он и не мечтал. Потом надо будет обдумать, как исчезнуть из города — побыстрее, но с соблюдением всех мер безопасности; пока эти планы могут подождать. Пока надо насладиться успехом и сосчитать деньги. Если денег им с Себастьяном хватит на двоих, то и триумфа тоже; теперь вполне можно признать, что план Себастьяна, который ему не слишком нравился, был очень даже неплох. По крайней мере, сказал себе Насио, он сработал, а это самое главное.

Он снова начал, не торопясь, подниматься, представляя себе приветливую улыбку Себастьяна — весьма самодовольную, поскольку именно он сочинил этот сложный план, но все-таки приветливую. Даже Ирасеме придется выразить восхищение. Он подошел к дому; на одном из окон первого этажа опустилась занавеска. На этот раз его, похоже, не заставят ждать.

Ждать действительно не пришлось. Дверь распахнулась, едва он протянул руку к звонку, но приветливой улыбки, которую он ожидал увидеть, на лице Себастьяна почему-то не было. Вместо нее была такая свирепая гримаса, такой злобный взгляд, которые никак не вязались с этим большим, полным человеком. Насио пробрала дрожь. Что могло случиться с Себастьяном? Чем вызван такой прием? И тут его осенило. Ну конечно! Убийство полицейского возле «Малока де Тижука» уже попало в газеты и на радио, и Себастьян знает, что он был там вчера вечером. Ну и что! Он прошел мимо Себастьяна в полутемную комнату. На ручке кресла, опустив голову, сидела Ирасема; волосы закрывали ее лицо, глаза изучали узоры на ковре. Насио покачал головой. Любители, подумал он с усмешкой, начинающие! Неужели они действительно думают, что убийство полицейского важнее, чем убийство, которое он только что так успешно совершил? Или что он был небрежен и оставил в том или другом случае какие-нибудь следы, которые могут привести к нему, а от него к ним?

Он пожал плечами; девушка встала и подошла к окну, словно не желая стоять с ним рядом. Насио усмехнулся:

— Как насчет выпить?

Себастьян посмотрел на него, словно не веря своим ушам. Когда он заговорил, почти шепотом, в его голосе не было почти никаких эмоций.

— Дурак… Безмозглый идиот…

Насио посмотрел на него, прищурясь и сжав тонкие губы. Слышать такое от кого угодно, тем более от этого жирного труса Себастьяна было непривычно для него. Он сдержался, заставив себя расслабиться. С важным убийством полный порядок, а если Себастьян злится из-за второго — ну что ж, они могут больше не встречаться.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что ты бестолковый идиот! Придурок! И ради этого мне пришлось тащиться в Лиссабон! — Повторение оскорблений, похоже, прибавило ему храбрости, голос его окреп, кулаки гневно сжимались и разжимались.

Насио посмотрел на него и равнодушно пожал плечами:

— Крепкие выражения, друг мой.

— Крепкие? — Глаза Себастьяна расширились; он почти кипел. — Сильные выражения? — Голос его охрип, словно слова причиняли ему боль. — Я три месяца планировал это дело, целых три месяца! Даже больше! До мельчайшей детали! А сколько денег потратил! — с горечью добавил он. — Идиотизм вроде покупки фальшивого паспорта и модных тряпок, которые ты носишь, а ты называешь это сильными выражениями. Я должен поздравить тебя с тем, что ты с треском завалил все дело? — Он наклонился вперед, казалось, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.

— Какое дело я завалил? — Неожиданно Насио рассмеялся. Все это выглядело слишком нелепо. Значит, Себастьяна беспокоит не убийство полицейского; этот тупица почему-то решил, что он промахнулся! Какая глупость! — О чем ты говоришь?

Себастьян зашипел сквозь стиснутые зубы:

— Я говорю о том, что объявили пять минут назад по радио: несмотря на совершенное покушение, Хуан Доркас из Аргентины выступит на открытии сессии ОАГ завтра утром! Вот о чем я говорю!

Смех Насио оборвался, сменившись ледяным спокойствием. Он весь подобрался — инстинкт животного, защищающегося от еще непонятной опасности.

— Ты с ума сошел!

— Да? Ты так думаешь? — Себастьян ткнул пальцем в угол комнаты. — Хочешь услышать сам? Радио вон там. Можешь включить и послушать. Только об этом и говорят, по всем станциям.

— Это невозможно. Я сам видел, как пуля ударила его! — Насио прищурился и сжал зубы. Так Себастьян пытается поиграть с ним! — Что ты мне байки рассказываешь?

— Что я рассказываю? — Себастьян потерял дар речи. — Что?!

— Вот именно. Я сделал дело и хочу получить свои деньги. И немедленно! — Рука Насио потянулась к поясу. Глаза казались колючими льдинками. — Так что давай, и побыстрее!

— Давай? Что давай? — уставился на него Себастьян. — Ты хочешь получить деньги за то, что обошелся мне в целое состояние? За то, что завалил все, что я так долго и тщательно планировал?

Неожиданно в руке Насио блеснул револьвер. Пора было положить конец этим загадкам; его удивление, что Себастьян решился на такое, несколько умерялось пониманием, что никому нельзя доверять полностью, тем более, когда речь идет о таких суммах… Его голос стал жестче.

— Ты меня слышал. Я хочу получить эти деньги.

Себастьян замер с расширенными глазами, глядя на револьвер.

— Где ты его взял?

— В пакете с попкорном! Ладно, давай! Я сделал свое дело и намерен получить деньги.

— Убери оружие.

— Уберу, когда заплатишь. Пошевеливайся! Я уверен, что деньги где-то здесь, в доме.

Неожиданно заговорила стоявшая у окна Ирасема. Ее голос звучал монотонно, почти равнодушно, словно разочарование отняло последние силы, поддерживающие ее всю эту неделю.

— Кто-то поднимается по улице… Незнакомые…

Насио только презрительно фыркнул на эту жалкую попытку отвлечь его внимание. Незнакомцы никогда не поднимались на самый верх. Себастьян сделал осторожное движение к столику в углу.

Револьвер быстро и неумолимо двинулся вслед за ним.

— Стой на месте! Отойди от стола!

— Они поднимаются, — сказала Ирасема.

Равнодушие, почти скука, звучавшие в ее голосе, заставили Насио на мгновение заколебаться. Он быстро отступил назад, к окну, отодвинул девушку в сторону. Револьвер продолжал удерживать Себастьяна на месте, пока Насио не взглянул в окно из-за занавески. По улице действительно поднимались какие-то люди! Впрочем, почему они обязательно должны иметь отношение к нему или к Себастьяну? На Портофино есть и другие дома. Но все-таки это, без сомнения, было необычно.

Насио нахмурился, внимательнее взглянул на идущих внизу мужчин и застыл в гневе. Одного из них он узнал — ищейка, которую приставил к нему Себастьян накануне в «Малоке»! Он повернулся к Себастьяну с побелевшим от ярости лицом:

— Так вот что ты задумал! Я делаю дело, а потом мною займутся твои ребята, да? И все достанется тебе одному. Ну, если они меня и поймают, ты этого не увидишь.

Себастьян шагнул вперед, глядя на Насио, как на сумасшедшего:

— О чем ты говоришь?

— Вот об этом, — процедил Насио сквозь зубы. Он поднял револьвер и хладнокровно нажал на спусковой крючок.

Звук выстрела потряс комнату, смешавшись с испуганным криком девушки. Себастьяна отбросило назад; судорожно сжимая кулаки, он шагнул к своему убийце. Вторая пуля попала ему в шею; руки его потянулись к ране, из которой хлестала кровь, словно пытаясь силой удержать жизнь, и Себастьян рухнул на пол.

На Насио налетел вихрь рук и ног, и, не успев опомниться, он оказался на коленях. Он пытался освободиться, поднять револьвер, но разъяренная Ирасема, придавив его тяжестью своего роскошного тела, бешено царапалась острыми ногтями. Он чувствовал на лице ее жаркое дыхание. Ее руки с силой выхватили у него револьвер. Из горла у нее вырывались безумные воркующие звуки, страшнее которых Насио ничего не слышал. С отчаянным усилием, близким к панике, он сумел освободиться, вскочил и бросился к дверям.

Трое мужчин осторожно поднимались по длинной гранитной лестнице, они остановились, услышав звуки выстрелов, эхом отразившиеся от стен домов и склона горы. Первым очнулся Да Сильва. Он бегом преодолел оставшиеся ступеньки, крепко сжимая в руке свой револьвер. Следом за ним, не сводя глаз с дома на самом верху, бежали Вильсон и Рамос.

Дверь, за которой они наблюдали, неожиданно распахнулась, оттуда выскочил взъерошенный человек и стал нервно оглядываться по сторонам. Человек в очках преодолел две ступеньки, достиг верхней площадки лестницы и повернулся, чтобы броситься а заросли на склоне горы. Вскрикнув, Да Сильва поднял револьвер, но в этот момент из дома донеслось несколько выстрелов. Человек дернулся, медленно повернулся к дому и сделал несколько неуверенных шагов. Потом замер на краю верхней ступеньки, словно разглядывая раскинувшийся внизу город, споткнулся, упал и покатился вниз по лестнице прямо под ноги троим замершим в ужасе мужчинам. Несколько раз перевернувшись, Насио наконец замер, раскинув руки и привалившись к каменным перилам. Лицо его было разбито, и струйка крови, оставляя заметный след на светлом камне, стекала по ступеньке.

Да Сильва подошел к неподвижно лежащему телу и склонился над ним. Вильсон стоял рядом, тяжело дыша и сжимая рукой лоб, чтобы хоть немного унять пульсирующую боль. Сержант Рамос, не дожидаясь команды начальства, наклонился пониже и под прикрытием невысокого каменного парапета двинулся вверх. В лесу над домом раздался крик, и из зарослей выскочил лейтенант Перейра, следом за ним бежал еще один полицейский. Короткими перебежками, бросаясь из стороны в сторону, они преодолели открытое пространство и остановились у стены дома, осторожно продвигаясь к входу.

Да Сильва перевернул тело; мгновение оно словно сопротивлялось, потом тяжело перекатилось на спину, глухо ударившись о каменную ступеньку. Очки разбились, и на окровавленном лице были видны мелкие осколки стекла. Да Сильва наклонился. Невидящие глаза уставились на него; с тонких губ, обнаживших разбитые зубы, капала кровь. Да Сильва с отвращением скривился:

— Да, это Насио Мендес собственной персоной…

Из дома наверху донесся крик; Рамос стоял в дверях, засовывая пистолет в кобуру, и махал им рукой. Перейра и его спутник исчезли в доме. Да Сильва медленно выпрямился, сунул свой револьвер в кобуру и, покачав головой, посмотрел на дом:

— Идем.

Попав с яркого солнечного света в полутемную комнату, они остановились, привыкая к скудному освещению. Комната была наполнена резким запахом пороха; клубы дыма еще не рассеялись в неподвижном воздухе. Трое детективов в нерешительности стояли в стороне, профессиональный интерес к лежащему на полу человеку смешивался на их лицах с сочувственным уважением к девушке, которая сидела рядом и держала на коленях его окровавленную голову. Она не издавала ни звука, только все время нежно гладила рукой волнистые волосы, покачиваясь в молчаливом горе. Да Сильва осмотрел полутемную комнату, подошел к креслу и поднял лежащий на нем маленький чемоданчик. Чемоданчик оказался пустым, и Да Сильва внимательно изучил имя производителя, оттиснутое на внутренней стороне крышки. Отложив чемоданчик в сторону, он взглянул на Перейру; лейтенант кивнул в сторону тела.

— Это точно Пинейро, — негромко произнес он из уважения к молчаливому горю девушки.

Да Сильва кивнул. Он постарался придать своему голосу деловое выражение, чтобы разрушить впечатление, которое производила на зрителей эта сцена.

— Хорошо. Заберем ее отсюда. Потом я сам поговорю с ней в управлении. — Он нахмурился, глядя на лежащего человека. — Накройте его чем-нибудь. И того, на лестнице, тоже, пока не прибудет машина. Соседские ребятишки и без того достаточно насмотрелись.

— Есть, капитан. — Перейра что-то пробормотал своему помощнику, нагнулся и взял девушку за руку.

Она спокойно, почти величественно встала, посмотрела на лежащее тело и послушно пошла за Перейрой к дверям, машинально вытирая окровавленные руки о платье. Второй детектив взял с дивана серапе, прикрыл им убитого и последовал за лейтенантом. Рамос поднял с пола небольшой коврик и тоже вышел из дома, направляясь к лежащему на каменных ступенях телу.

Несколько мгновений Вильсон молча наблюдал за происходящим, потом поднял ошеломленный взгляд на неподвижное лицо Да Сильвы:

— Боже мой! Что все это значит?

— Разногласия, — сдержанно ответил Да Сильва и покачал головой. — Явные расхождения во мнении. И оба проиграли. Похоже, девушка пристрелила Мендеса, вероятно, за то, что он убил Пинейро. Почему? — Он пожал плечами. — Может быть, мы узнаем об этом у нее. А может, и нет. В сущности, это не так уж важно. Они оба не большая потеря для общества.

— Кто такой этот Пинейро?

Да Сильва посмотрел на него.

— Я все забываю, что ты не знаешь… Это тот самый Себастьян, ты ведь так хотел, чтобы я его нашел. Вот мы его и нашли. — Он задумчиво посмотрел на лежащее на полу тело. — Бери, если он тебе еще нужен.

Вильсон на мгновение прикрыл глаза, отгоняя возвращающуюся головную боль, потом открыл их.

— Насколько я понимаю, это тот самый, из записки. Но кто он такой?

— Пинейро? — Да Сильва пожал плечами. — Он был посредником, организовывал убийства по заказу. Агентство в лице одного человека, имеющего достаточно контактов по обе стороны закона, чтобы свести убийцу и жертву. Своего рода сваха. И вот немного перестарался. Именно он устроил так, чтобы Насио Мендес вернулся в Бразилию.

— Но зачем?

Да Сильва с удивлением посмотрел на него:

— Зачем? Разумеется, чтобы убить Хуана Доркаса.

Вильсон нетерпеливо покачал головой и тут же пожалел об этом. Подождав, когда утихнет боль, он объяснил:

— Я не это имел в виду. Я хотел спросить — для кого? Кто за это платил?

В уголках губ Да Сильвы промелькнула улыбка, не достигшая глаз. Он посмотрел на бледное лицо Вильсона и снова поднял заинтересовавший его чемоданчик.

— Да, действительно, ты ведь не знаешь. Ну что ж, сейчас не время для секретов. В этом, похоже, принесли гонорар, но денег здесь нет. На крышке имя изготовителя в Буэнос-Айресе…

Он подошел к подножию лестницы, ведущей на второй этаж, и тихо позвал кого-то. В тишине дома его спокойный, ровный голос отчетливо раздался наверху.

— Сеньор?

В доме стояла полная тишина; издалека доносился тихий звук удаляющейся сирены, что придавало всей этой сцене легкий налет театральности. Да Сильва глубоко вздохнул:

— Сеньор, я уверен, что вы меня слышите. Вам лучше сейчас спуститься. Я знаю, что вы там, наверху, и мне кажется, что на сегодня уже достаточно убийств…

Вильсон удивленно смотрел на него, подозревая, что события последних минут свели его бразильского друга с ума.

— Зе! В чем…

Да Сильва резко вскинул руку, призывая к молчанию и не отрывая глаз от лестницы. Он шагнул на ступеньку вверх и снова позвал. Его голос был все таким же тихим и спокойным, но в нем отчетливо прозвучала сталь:

— Сеньор, я знаю, что вы там. Если я буду вынужден подняться за вами…

Мгновение было по-прежнему тихо, потом на верхней площадке раздался осторожный звук шагов. На лестнице появился человек и начал спускаться вниз, медленно, осторожно переставляя изящно обутые ноги. Да Сильва отступил в сторону и, не опуская револьвера, повернул выключатель. В свете лампы к ним медленно приближался маленький человечек — сначала крошечные, до блеска начищенные туфли, потом коротенькие ножки, толстый живот, крепко сжатые в кулаки руки и, наконец, круглое пухлое лицо с ниточкой усов и волосами, которые казались нарисованными прямо на черепе. Он спустился вниз и стоял, настороженно глядя на них большими влажными глазами.

Вильсон в недоумении повернулся к Да Сильве:

— Да кто это, черт побери?

— Это? — Да Сильва отчужденно смотрел на человечка. — Это голодное, злобное, неблагодарное маленькое чудовище с большими амбициями. И он бы мог добиться своего, но немного перестарался. Из-за него погибли три человека, один из них работал у меня, и его есть кому оплакивать…

Человечек открыл рот, словно намереваясь что-то сказать, и снова закрыл его. Стоявший перед ним высокий смуглый мужчина пугал уже одним отсутствием всяких эмоций. Пухлое личико побледнело, на лбу выступили капельки пота. Вильсон переводил взгляд со вспотевшего человечка на Да Сильву, стоящего с каменным выражением лица.

— Но кто?..

— Вы хотите, чтобы я вас представил? Конечно. — Да Сильва повернулся к бледному человечку и с насмешливой вежливостью наклонил голову. — Это сеньор Вильсон из американского посольства, мой очень близкий друг. — Он посмотрел на Вильсона. — А это животное, — в его голосе ничто не изменилось, — сеньор Алвинор Доркас, брат Хуана Доркаса, но, к сожалению для него, в настоящий момент не его наследник…

X

Вильсон наблюдал, как его друг капитан Хозе Да Сильва протискивается между столиками в переполненном зале ресторана аэропорта Сантос Дюмон. Он наклонился, до краев налил коньяка в рюмку и аккуратно поставил ее на противоположный край стола, чтобы можно было сразу выпить. Да Сильва подошел, с облегчением снял пиджак и повесил его на спинку стула. Заметив перед собой рюмку, он с благодарностью поднял ее. Вильсон нахмурился:

— Ты мог бы сначала поздороваться.

Да Сильва задержал рюмку на полпути.

— Привет! — Он выпил, обтер губы и с упреком покачал головой. — Никогда не прерывай человека во время ответственного дела. Я же мог пролить!

— Извини. — Вильсон огорченно покачал головой. — Ты хоть ощущаешь всю несправедливость ситуации? Я все приготовил и ожидал благодарности, а пришлось мне же и извиняться. И так каждый раз.

— Да что ты, я очень даже благодарен, — заверил его Да Сильва. — Мне было просто необходимо выпить.

Вильсон посмотрел на друга и снова потянулся за бутылкой.

— Ну что, они все уехали?

Да Сильва счастливо кивнул.

— Все до одного! Да и пора уже. Последняя компания отправилась из Галеона всего полчаса назад — после того как глава делегации произнес трогательную речь о гостеприимстве нашей прекрасной страны и красоте нашего чудесного города. — Он с завистью покачал головой. — А хорошо, наверно, быть полицейским в таком местечке, куда не рвутся дипломаты. Например, на Камчатке.

— Или в Питсбурге, — хмыкнул Вильсон. — Теперь ты снова можешь снимать пиджак за обедом.

— Это точно, — подмигнул ему Да Сильва. — И пора, меня уже начало перекашивать на один бок, и прислуга стала жаловаться, что мои пиджаки все время сваливаются с вешалок. А портной просто пригрозил самоубийством, он заявил, что я отпугиваю клиентов. — Глядя в окно, он откинулся на спинку стула. — Какой чудесный денек!

— Ты, похоже, расслабился, — заметил Вильсон.

— Полностью!

— В таком случае, — сказал Вильсон, — ты мог бы посвятить меня в дело Доркаса. Ты ведь этого так и не сделал. Взяв братца Алвинора, ты захлопнулся, как устрица. Это наш первый разговор с тех пор.

— Да, точно, — согласился Да Сильва. — Я все забываю, что вы не нанимали этого Себастьяна. Ну так с чего же начать?

— Может, лучше всего с начала?

— Ну что же, это разумно, — признал Да Сильва и на секунду умолк, чтобы привести в порядок мысли. — Итак, жили-были два брата, Хуан Доркас и Алвинор Доркас, очень похожие внешне и очень непохожие во всем остальном. Алвинор любил играть и веселиться, тогда как Хуан…

Вильсон поднял руку:

— Младенческие годы, пожалуй, можно опустить. Давай возьмем последние десять дней. Например, как ты вышел на братца Алвинора?

— Через тебя, конечно. За что тебе огромное спасибо. — Да Сильва преувеличенно низко склонил голову в знак благодарности. — Когда ты оказался настолько удачливым, — он глянул на выражение лица Вильсона и поспешно поправился: — Когда ты оказался настолько умным и проницательным, что сумел найти корабль вместе с первым помощником и его фотокамерой, я заметил в первой пачке среди этих ужасных фотографий одну, которая почему-то напомнила мне о Хуане Доркасе. Признаю, это была всего-навсего какая-то фигура, наклонившаяся над перилами, но в тот момент у меня из головы не шел этот Хуан Доркас.

— Не только Хуан Доркас, но и все ЦРУ в придачу, — кисло заметил Вильсон.

Да Сильва радостно кивнул:

— Это правда. Так ты хочешь услышать, как талантливо я раскрыл это дело, или намерен терять время, да еще обеденное, напрашиваясь на извинения?

— И то и другое, — твердо заявил Вильсон.

— Ну, в таком случае, начнем с моего таланта. Как я уже говорил, мне показалось странным, что Доркас путешествует на одном судне с известным убийцей, да еще на грузовом судне. Но еще более странным было анонимное письмо из Салвадор-де-Байя, где этот корабль останавливался как раз в то время, когда было отправлено письмо. Письмо сообщало, что Доркаса намереваются убить.

— Письмо? Какое письмо? Ты мне о нем ничего не говорил.

Да Сильва пожал плечами.

— Не хотел ранить твои чувства. В нем были намеки, что именно твое правительство больше всего заинтересовано в… хм… устранении Хуана Доркаса, и, зная, как болезненно ты относишься к этому вопросу… — Он улыбнулся и снова пожал плечами. — Во всяком случае мне вдруг пришло в голову, что, может быть, ты говоришь правду.

— Может быть?

— Ну хорошо, вполне вероятно, — согласился Да Сильва. — Когда я занимался английским языком, меня учили никогда не спорить о наречиях. Во всяком случае я послал письмо и фотографию своему старому другу в Монтевидео и попросил его провести кое-какую графологическую экспертизу в Буэнос-Айресе. Он подтвердил то, что было лишь смелым предположением…

— Предположением, за которое ты ухватился только потому, что не было ничего другого.

— Вот именно! — В устах Да Сильвы это прозвучало так, словно он полностью оценил сделанный ему комплимент. — И оказался прав. Почерк принадлежал Алвинору Доркасу. Фотография, конечно, тоже была его, хотя, признаю, это мог оказаться любой человечек небольшого роста. Вот хоть ты. — Он протянул руку за бутылкой с коньяком.

Вильсон успел взять ее первым и налил сначала себе, потом своему собеседнику.

— А Себастьян?

— Этого тоже нашел для нас ты, — сказал Да Сильва. — Кроме всего прочего, тот факт, что он ездил в Аргентину и Португалию, а потом вернулся в Рио, подтверждал, что он именно тот человек, который нам нужен. К тому же, — честно добавил он, — у нас просто не было времени проверять других подозреваемых. Да и подозреваемых тоже не было…

Вильсон задумчиво смотрел на свой коньяк.

— Этот Алвинор принял все меры предосторожности. Нанял Себастьяна за много месяцев вперед, отправился на том же судне, чтобы убедиться, что Мендес благополучно сойдет в Рио… Он предпочитал не мозолить глаза, а корабль для этого не хуже других мест. Кроме того, у него появлялась возможность отправить письмо из Салвадора. А что касается предосторожностей, так оно того стоило. В конце концов, встреча ОАГ — прекрасная ширма для частного убийства, особенно когда дело касается такой противоречивой личности, как Хуан Доркас. Поэтому Алвинор, естественно, был вынужден дожидаться этой встречи. Не забудь, что ставки в этой игре были очень высоки. В случае удачи Алвинор стал бы очень богатым человеком.

Вильсон кивнул:

— Если бы он не написал это письмо…

— Он написал его, чтобы подстраховаться. Не хотел, чтобы я, точнее, мы заподозрили что-нибудь такое же нелепое, как правда. Мне кажется, мы и без этого письма нашли бы ответ. Тем более что ты меня постоянно пилил.

— Может быть, — согласился Вильсон. — А может быть, и нет. Если бы не мое везение. — Он неожиданно ухмыльнулся: — Точнее, моя проницательность. Если бы я не был попечителем госпиталя для иностранцев, а Лес Вендон не играл в то утро в гольф и донья Илесия не рассказала бы ему о пропавшем пациенте, братцу Алвинору это могло бы сойти с рук, потому что мы не вышли бы на Мендеса.

— Ну, проблемы у него все равно были бы, — возразил Да Сильва. — Потому что я бы обязательно заставил Хуана Доркаса надеть бронежилет. Хотя, признаю, сообщение, что за ним охотится известный убийца, помогло убедить его. — Он покачал головой. — По идее, три предыдущих покушения могли бы научить его осторожности, тем не менее мне пришлось практически прибегнуть к угрозам. — Он озорно подмигнул. — У меня такое ощущение, что он относится к одежде так же, как я. Бронежилет выпирает и морщит пиджак. И в жару в нем очень неудобно.

— Да, но он спас ему жизнь.

— Ценой испорченной рубашки. — Улыбка исчезла с лица Да Сильвы. — Знаешь, когда ему сказали, что убийцу подослал его брат, он настоял, чтобы его правительство потребовало выдачи преступника, хочет забрать у нас братца Алвинора.

Вильсон изумленно посмотрел на него:

— И вы собираетесь это сделать? Чтобы он улизнул?

Да Сильва кивнул:

— Думаю, да. Конечно, не мне решать, но я полностью за.

— Но почему?

— Видишь ли, — объяснил Да Сильва, — наказание, которое предусматривается за подобное преступление и в Аргентине, и в Бразилии нельзя назвать не только чрезмерным, но даже достаточным. Максимум тридцать три года, и я не знаю никого, кто отсидел бы больше половины. Но, — он поднял глаза, — у меня такое предчувствие, что, как только Алвинор окажется в руках старшего брата…

Вильсон понимающе кивнул:

— Ты думаешь, что наказание будет более суровым?

— Во всяком случае более неотвратимым, — сказал Да Сильва и оглянулся в поисках официанта. — Куда сегодня все подевались? — сердито нахмурился он. — Сделай милость, — повернулся он к Вильсону, — подойди к метрдотелю, раздобудь официанта.

Вильсон уставился на него.

— Ты просто неподражаем! Ты умудрился не принести мне никаких извинений, полностью пренебрег тем фактом, что все сведения по этому делу вы получили от меня и благодаря мне, забыл, что когда-то я был твоим коллегой, а потом превратился в подозреваемого, и, наконец, пытаешься сделать из меня слугу. — Он покачал головой. — Как это понимать?

Да Сильва улыбнулся:

— Помнишь, недавно я спросил тебя, почему Соединенные Штаты не присылают нам побольше Вильсонов, а ты заявил, что я и с одним-то не знаю что делать?

— Помню.

— Ну вот, — развел руками Да Сильва, — я и стараюсь использовать то, что есть…

Маленький американец несколько секунд смотрел на своего спутника, потом расплылся в широкой улыбке:

— Я знал, что когда-нибудь все-таки дождусь извинений. — И он отправился за официантом.

Оглавление

Аннотация

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X