Уникальные способности [Сергей Сергеевич Тхоржевский] (fb2) читать постранично, страница - 3

Череменецкому, и оказалось, что звонит из своей камеры — телефон ему туда уже проведен.

— Непременно зайду. — Череменецкий почувствовал, как отлегло от сердца: ведь он мысленно уже ругал себя за эту затею, — Зайду сегодня же!

Вечером он приехал в тюрьму. С собой привез увесистый сверток — восемь томов собрания сочинений Анатоля Франса — в подарок Саше. На новоселье, так сказать.

Тупичок, который вел к Сашиной камере, порадовал профессора ковровой дорожкой: она приглушала шаги. Дверь камеры уже была выкрашена белой масляной краской. Причем закрашенным оказался, конечно, и номер камеры. Глазок на двери исчез. Череменецкий взялся за дверную ручку и услышал изнутри Сашин голос:

— Заходите, профессор!

Череменецкий открыл тяжелую дверь и поразился перемене: бетонный пол камеры был покрашен в оранжевый цвет, стены — в розовый, а по верхнему краю стен появился веселенький красненький бордюрчик. Под потолком сверкала хрустальная люстра. Окно с решеткой закрывали розоватые — в тон стен — портьеры. Телевизор в углу что-то показывал, но молчал: при включенном изображении был выключен звук. В другом углу стояла бамбуковая этажерка. Саша и майор Сидоренков сидели на диване и играли в шахматы. Сидоренков был в форме, но в домашних войлочных туфлях. Он обернулся к Череменецкому и благодушно сказал:

— Я вот уже две партии просадил. И третью, видать, тоже проиграю.

— Мне, признаться, неинтересно играть, — Саша улыбнулся как бы извиняясь, у него дернулись брови и губы. — Я же каждый ход его знаю заранее. Вот сейчас он подумал про меня: «Не дай бог, пойдет конем», — ну, я, конечно, конем и пошел.

— А не то бы я тебя обставил, — сказал Сидоренков. — Да, завидно устроена твоя голова… А как вам, профессор, нравится Сашина комната?

— Это почти гостиничный номер люкс.

— Да! Только вот ванная… далековато. Я еще предлагаю тут повесить картину. Что-нибудь такое для души. Пейзажик. Уже пробовал в стену вбить гвоздь — не получилось. Молоток не берет, гвозди гнутся. Надо будет принести дрель.

— Я принес тебе, Саша, Анатоля Франса, — Череменецкий поставил книги на этажерку. — Почитывай иногда. Полезно. Хотя бы на сон грядущий.

— Дорогой профессор, — Сидоренков откашлялся и расправил плечи, — у меня есть идея и конкретное предложение. Собственно предложение не вам, а Саше. Но я, конечно, должен согласовать это с вами. Думаю, вы не откажете. Вы же умный человек и все поймете.

— Дипломат! — Саша с коротким смешком кивнул на майора. — Чувствуете, профессор, как он к вам подъезжает?

— Саша, я сдался. — Сидоренков смешал фигуры на шахматной доске. — Дело вот в чем, профессор. Я хочу… нет, я считаю необходимым пригласить нашего друга Сашу Нестерова как консультанта… нет, как эксперта на допрос преступников, находящихся под следствием.

Череменецкий мысленно чертыхнулся, возвел глаза к потолку и с досадой подумал: вот ведь — искал для Саши абсолютной тишины, абсолютного покоя, а тут… И, сдерживая раздражение, сказал:

— Уникальные способности нашего друга должны еще в нем основательно укрепиться, а потом уже расходоваться. Его нервная система нуждается в закалке и тренинге. Он нужен науке.

Тогда майор Сидоренков нагнул голову, блеснув медными прядями волос, и сказал, понизив голос:

— Тут дело серьезное. Мокрое. Прячут концы. Их нужно изобличить. Припереть к стене. Это можно сделать, если подлые мысли их будут угадываться во время допроса.

— Я согласен, — внезапно сказал Саша. — Согласен угадывать подлые мысли. Только ненадолго. Не на всю жизнь.

И вот Саше Нестерову приходится демонстрировать свой дар при допросе некоего уголовника.

Просторный кабинет. За окном смеркается, синеет. Зудят, подобно комариному рою, лампы дневного света под потолком. Следователь за столом оттачивает карандаш. В углу на стуле ерзает этот самый уголовник.

Глаза бы на него не глядели. Не надо быть телепатом, чтобы догадаться, что это за тип. Подозревается, что он убил и ограбил старушку. Никакого раскаяния на его лице не написано. Пожалеть он способен не о том, что совершил, а лишь о том, что попался. Убежден, что воруют все, у кого есть возможность что-либо украсть. Спроси такого: ну, а что, например, станут красть художник, певица, писатель? Ответит, что художник, небось, ворует краски, певица — губную помаду, а писатель только и думает, как бы ему спереть в редакции пишущую, машинку. Не воруют, конечно, те, кто по бездарности воровать не умеет или по трусости боится. Наиболее даровитые не только воруют, но и не попадаются. Так думает тот, кто сейчас ерзает на стуле. При этом он старается изобразить на своем лице кротость и вытирает потные ладони о штаны.

Начинается допрос, и Саша Нестеров заносит в протокол не только слова, но и мысли этого уголовника.

Вот протокол:

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Напрасно отпираетесь, Сизолобов. Не думайте, что вам удалось не оставить никаких следов.

СИВОЛОБОВ: Не может быть никаких следов. Я там не