«Феникс-газетт» [Вера Петровна Космолинская] (fb2) читать постранично

Гарольд Бранд (В. П. Космолинская) «Феникс-газетт»

— Эй, Джордж, как там с корректурой? — крикнул я.

— Полный порядок, сэр, — отозвался мой главный помощник довольным голосом.

Еще бы не довольным. Ведь именно наша газета, а точнее, мы с Джорджем на пару расследовали одно из гнуснейших преступлений века! Ну, по крайней мере, так мы его называли в заголовках статей. Едва мы затронули эту тему, дела наши пошли в гору, и мы уже не могли остановиться, пока не восстановили всю картину целиком до мельчайших подробностей, чем беспардонно воспользовалась полиция, найдя улики именно там, где мы и предполагали, и вообще полностью подтвердив нашу теорию, схватив преступника. Впрочем, подобное подтверждение нашей правоты благотворно сказалось на продажах. А иначе, мы с Джорджем шутили, что назвали свою газету «Феникс» потому, что она годилась лишь на растопку каминов. Но не успевал тираж догореть до конца, как — хоп! — выходил следующий номер!.. С упорством, достойным лучшего применения.

И сегодня мы засиделись в редакции допоздна, подготавливая последний штрих — окончательный вариант всей этой истории от начала до конца.

И вот, как было дело:

Трагедия имела наглость разыграться в весьма почтенном семействе. Одном из древнейших и славнейших родов Кента. На простом семейном ужине произошла настоящая кровавая бойня. Единственный сын и наследник старого графа Элсмира застрелил отца и мать, а после пустил себе пулю в лоб.

Скандал?

Еще бы!

Как говорят французы — ищите женщину. По слухам молодой Элсмир намерен был совершить мезальянс и жениться на женщине весьма несерьезного звания — школьной учительнице, без гроша и всяких звучных предков за душой, да к тому же ирландке!

Старый Элсмир пригрозил лишить сына наследства в случае подобного необдуманного шага. И последние несколько недель сын только и делал, что ругался с отцом, или пытался его умасливать.

Доумасливался, как говорится.

Прошу прощенья за профессиональный репортерский цинизм.

Так вот, по-первости все и выглядело…

Хотите знать, а где была в этот момент прислуга?

Да все там же — на месте преступления.

Дворецкий, по крайней мере, уверявший, что эта ужасная трагедия разыгралась прямо у него на глазах: молодой Элсмир застрелил отца в припадке бешенства, затем мать, которая, потеряв голову, накинулась на преступного отпрыска, швырнув в него тарелку с сыром, потом дворецкий решил было, что пришла его очередь, но новоиспеченный граф, внезапно осознав весь ужас содеянного, как истый джентльмен, почел своим долгом покончить с собой.

Рассказывая об этом, старый слуга так рыдал и выглядел таким потрясенным, что никому и в голову не пришло усомниться в его словах.

Усомнились разве что мы с Джорджем. Опять же, профессиональный цинизм. У нас, газетчиков, его будет побольше, чем у инспекторов Скотленд-Ярда, хотя не до конца истребленный романтизм внушает мне надежду на то, что и совести у нас будет побольше.

Хотя наш старый знакомец инспектор Мэтьюс полагал, что совести у нас нет вовсе — подозревать в чем-то старого, убитого горем человека, скончавшегося от сердечного приступа на руках стряпчего во время оглашения завещания: оказалось, что большая часть состояния должна была перейти по наследству именно к нему, в случае, если: молодой Элсмир не доживет до времени вступления в права владения наследством… (если я завернул фразу не так, поправьте меня; я газетчик, и ни к чему мне юридические изыски) или если осквернит себя вышеупомянутым мезальянсом.

До второго случая не дошло, хватило и первого.

Итак, еще один наследник последовал в могилу, и… Состояние перешло к его сыну, известному увальню, к тому же малость придурковатому.

Сказать по правде, по-моему, старый Элсмир был склонен ко всякого рода мезальянсам ничуть не меньше молодого.

Ну, что поделаешь. Последняя воля покойного. Все честь по чести.

Разве это интересно?..

Впрочем, дело не в этом. С молодым Элсмиром я был шапочно знаком — по обязанности светской хроники, и в клубе, который он регулярно посещал, у него была очень недурная репутация. Одним словом, он не производил впечатления злодея или психически неуравновешенного человека, наоборот, казался всем весьма добрым малым. Даже в его намерении жениться на школьной учительнице было что-то трогательное. Ах, боже, ведь и сентиментальность нам, газетчикам, не чужда!

Итак, я обегал, собирая интервью, всех членов соответствующего клуба — были среди них, безусловно, и злодеи, и субъекты психически неуравновешенные, учитывая, что один раз на меня спустили бульдога, слава богу довольно престарелого и беззубого, а в другой — спустили меня с лестницы. А причина была такова же, по какой у некоторых взять интервью мне все же удалось. Никто не хотел говорить о покойном плохо. Никто, кроме полиции, праздно рассуждавшей о пороках избалованной золотой молодежи, не хотел верить в его виновность. Впрочем, и других