Дай-сан [Эрик Ластбадер] (fb2) читать постранично

Эрик ЛАСТБАДЕР ДАЙ-САН

Маленькому мальчику, который жил в конце улицы — добро пожаловать домой.

В жизни, как в театре, человек носит маску. За маской — миф. За мифом — образ Бога.

Буджунская пословица

Часть первая КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

ПАРУСА

Ронин.

Имя мерцало у него в мозгу, словно благоухающий драгоценный камень. Остров. Оазис в бурном, сверкающем потоке. Жизнь в подвижной пустоте, где не должно быть иного присутствия.

Ронин.

Нежное и чувственное; сумеречное, одушевленное смыслом, который больше, чем трепет слова, произнесенного вслух. Алые буквы, огненное клеймо, выжженное на небосводе его рассудка.

Ронин сел, всмотрелся в темноту. Он, кажется, задремал. Его убаюкало поскрипывание корабельных снастей. Негромкие вздохи бескрайнего моря. Медный фонарь покачивался на цепи. Сверху донесся приглушенный звук — били склянки.

Сумрак неуловимо смягчился.

— Моэру?

Да.

Он встал на ноги, обшарил глазами небольшую каюту. Потом изумленное:

Но ты не можешь говорить. Это сон.

Я позвала тебя из сна.

Он медленно повернулся кругом. Койки в наклонной переборке, узкие полки, миска с водой, фосфоресцирующее сияние океана в иллюминаторе, отсвечивающее на медном компасе. Плеск пенящейся воды.

— Где ты?

Здесь.

Он шагнул к закрытой двери. Тусклый свет мерцающей ночи играл на мышцах его обнаженной спины.

У тебя в мозгу.

Он распахнул дверь.

— Кто ты?

Я… я не знаю.

Он по-кошачьи бесшумно двинулся вниз по трапу к ее каюте.

Когда Ронин вышел на палубу, была уже середина вахты часа стрекозы. Он поднялся по кормовому трапу на высокий полуют и встал на корме у леера. Предрассветный бриз раздувал его темно-зеленый плащ, хлеставший его по ногам. В вышине потрескивали белые полотнища парусов, слабо светившиеся в нарождающемся зареве нового дня; тихонько поскрипывал корпус мчащегося на восток корабля. Ночь за кормой отступала, словно страшась восходящего солнца. Темнела кильватерная струя.

У люка в носовой кубрик уже наблюдалось какое-то шевеление, но Ронин не обратил на него внимания. Он не отрываясь глядел на море, созерцая бескрайнюю ширь, по которой скользил их корабль.

— Он опять там торчит, — послышался голос сзади.

— М-м?

— Доброе утро, капитан.

К нему приблизилась высокая мускулистая фигура. Сверкнули темно-карие глаза.

Ронин оторвал взгляд от перекатывающихся волн.

— Вы все, штурманы, такие, Мойши? Ни сна, ни покоя и вечно настороже?

Широкие толстые губы раздвинулись в ослепительной белозубой улыбке, сверкнувшей на смуглом лице, заросшем черной бородой.

— Ха! Таких, как я, больше нет, капитан.

— То есть таких безрассудных? Надо действительно быть дураком, чтобы отправиться в воды, не отмеченные на карте.

Не перестав улыбаться, Мойши развернул листок рисовой бумаги.

— Боннедюк дал мне эту карту, когда нанял меня, капитан.

— В вашем журнале есть подробные записи обо всех местах, куда вы заплывали. Но там не упоминается Ама-но-мори.

Заложив ладони за широкий кушак, Мойши уставился на свои высокие блестящие сапоги.

— Этот Боннедюк — ваш друг, капитан, если не ошибаюсь? — Он кивнул, сам подтверждая свои слова. — С чего бы ему вам лгать? На этой карте указан остров под названием Ама-но-мори, к которому… — тут он сделал какой-то знак, быстро прочертив рукой поперек груди, — …по воле Оруборуса мы и плывем.

Он поднял взгляд.

— Я исходил столько морей, капитан; я видел столько диковинного, что теперь, когда я рассказываю об этом, сидя полупьяным у теплого очага в таверне в каком-нибудь захолустном порту, все присутствующие хохочут и нахваливают меня за богатое воображение. Поверьте, капитан…

Сверху послышался приглушенный крик; впередсмотрящие сменялись с вахты. Ванты закачались под весом матросов.

— Эй, капитан, видите там? — Мойши показал вперед, на розовый краешек солнца, выползающего из-за ровного горизонта. По поверхности моря поплыли розовые полумесяцы отражения. — Пока солнце встает, я уверен, что все в порядке.

Он издал странный лающий звук, который, как Ронин уже знал, означал, что штурман смеется.

— Позвольте мне вам кое-что рассказать о Мойши Аннай-Нине, потому что вы мне нравитесь. — Он умолк на мгновение и почесал длинный нос. — Как только вы ступили на борт корабля, я сразу понял, что никакой вы не капитан. Да, море вы любите, очень любите, но времени в плаваньях провели совсем мало, верно?

Он тряхнул головой.

— Но в этом, как вы понимаете, нет ничего постыдного. Вы — настоящий мужчина, это я тоже понял с первого взгляда, а теперь, шестьдесят шесть дней спустя, убедился, что я был прав.

Восходящее солнце разметало искрящийся свет по океанской шири, придав воде ослепительную иллюзорную твердость. Топсели загорелись слепящим светом. Ронин прищурился.

— Сейчас большинство штурманов хотят