Оазис [Адам Вишневский-Снерг] (fb2) читать постранично

Адам Вишневский-Снерг Оазис

Затянутое черным дымом солнце уже склонялось к стоку у Западной Свалки, когда мальчик нашел вторую бутылку. Над первой он не долго раздумывал: тут же выпил до дна, хотя и обещал себе, что половину оставит для младшей сестренки. Однако при виде скрещенных костей и черепа, который скалился с грязной наклейки, он забыл обо всем на свете.

Вторая посудина выглядела еще внушительней, ее заполняла густая буро-зеленая жидкость с одуряюще резким запахом, и малыш оставил в бутылке добрую половину, чтобы сестра могла оценить его доброе сердце. Особенно придется по вкусу этой строптивой задаваке солидный возраст находки: бутылка провалялась на мусорнике Восточной Свалки по меньшей мере несколько десятков лет, пока малыш ее не обнаружил под кучей сопревших тряпок, банок из-под кока-колы и выцветшей на солнце макулатуры.

Обрывками рыжих от старости газет мальчик залатал дыры в своем видавшем виды наряде, а перед тем как съехать со шлакового террикона, он обезопасил уязвимое место, подложив под себя двухтомный доклад «Об охране естественной среды». В среднем на каждом метре пути сдирался один лист «Охраны», так что у семейного очага под горой малышу оставалось прочесть лишь последние две страницы этого прославленного произведения.

Мать еще ждала его к обеду — правда, довольно позднему.

— Ты где пропадал?

— Бил баклуши на куче.

— Я тут кричу целый час, надрываюсь, а этот щенок как в помои канул!

Обычно так начиналась долгая нотация, и малыш, чтобы хоть немного улестить мать, раскурил найденный по дороге «бычок». Но только он выпустил изо рта облачко табачного дыма, как мать нашла ему другое занятие.

— Сбегай к канаве за Южным Мусорником, принеси полведра промышленных стоков.

— Сейчас, мамочка. А может, лучше после обеда?

— Нет, сынок. Беги, милый, сейчас, а то мне нечем разбавить суп. Дедушка у нас совсем плох. Врач велел в его порцию добавлять немного чистых промышленных стоков. Старику вредно есть чересчур калорийную пищу.

— А я что-то знаю, а не скажу! — пропела писклявым голоском семилетняя сестренка.

Она покосилась в сторону разрушенного энергобункера: там, на металлической крышке, лежал девяностолетний старик. Малыш поднял ржавое ведро, оттащил сестренку от костра и потянул за собой по дорожке, петлявшей между горами ржавого лома, через древнее кладбище автомобилей к Южному Мусорнику.

— Ну, выкладывай, что ты знаешь? — потребовал он, погрузив ведро в сточную канаву.

— Знаю, а не скажу, и все! — заупрямилась сестренка.

— А я тебе что-то дам, если скажешь.

— А что?

— Что-то очень вкусное.

— Покажи!

— Закрой глаза, открой рот.

Девчушка присела на корточки, и малыш вытащил из кармана бутылку, липкую от буро-зеленой жижи. Пришлось поковырять в бутылке пальцем, чтобы вытряхнуть густую массу в ее широко раскрытый рот.

Она открыла глаза.

— Дай еще.

— Больше нет. Ты что так торопилась — вкусно было?

— Еще как! — Она сглотнула слюнки.

— Ну, давай говори, что ты там знаешь.

— Знаю, почему дедушка так долго живет.

— Ну?

— Подсмотрела сегодня утром. Когда все спали, он слез с бункера и пошлепал к сборнику сухих атмосферных осадков.

— Так это он!

— Ага! Слизал с фольги всю радиоактивную пыль, которую мама уже шесть недель собирала для больного папочки.

— Я вот скажу про это маме.

— Ябеда!

Небо закрывала пелена сизого дыма. Свинцовое облако ползло над расщелиной между горами шлака, лома и кучами промышленных и бытовых отходов. Лопнувшие трубы и забитые грязью канавы направляли ядовитые стоки к центру котловины, откуда ветер разносил зловоние по всей округе. Дымовой заслон поддерживали над оазисом несколько десятков труб — старых, но все еще выбрасывавших клубы дыма из недр земли, где уже больше века работали неотключенные фабричные автоматы.

Вернувшись в лагерь, дети с невинным видом уселись у огня.

— Сейчас будем обедать, — сказала мать. — Только затянитесь еще разок перед едой, натощак — это полезно для здоровья.

Мать поставила перед ними домашнюю аптечку, заполненную собранными на мусорнике окурками. Дети подчинились с явной неохотой. Женщина погладила их по грязным волосам и повернулась в сторону бункера, где лежал старик.

— Папаша, пора бы уж слезть с разряженного излучателя! — раздраженно крикнула она. — Самое лучшее — соляная кислота, она полезнее всего при ревматизме. Ну сколько можно вам это повторять? Уже весь язык отбила, а вы все греетесь и греетесь.

— Как? Чего сею?

— Я говорю, эта старая калоша уже давно не излучает гамма-лучей! А вы облучаетесь и облучаетесь!

— Какого чаю!

— Глухая тетеря! Обед на столе!

Дедушка сполз с разрушенного бункера и поплелся к доске, на которой стояла консервная банка с горячим супом. В это лето старик не снимал зимней одежды. Выглядел он как кочан капусты: