Миска бульона [Честер Л Сексби] (fb2) читать онлайн

Честер Сексби МИСКА БУЛЬОНА

В мрачной истории Меланезии, истории покорения черных белыми, очень интересен этот рассказ об одном покорителе и о покоренных.

Ауру — атолл, лежащий дюжиной градусов южнее экватора в полосе муссонов. Архипелаг этот состоит из восьми островов; от внешнего рифа на востоке, до внешнего рифа на западе расстояние в сорок три мили. Ветры бессильны разрушить красоту этих низколежащих островов; им опасны одни только ураганы. Величественные кокосовые пальмы покачиваются, навевая прохладу на тысячелетнее спокойствие чистых песков атолла.

Пока ему не исполнилось сорок восемь лет — другими словами целый двадцать один год и пять месяцев — Рендалль управлял атоллом с большой кротостью. Под его управлением находилось около двух тысяч жителей. Их разум был разумом детей, и кожа их была темнее ночи. Он охранял их и пекся о них с трогательной заботливостью; в сношениях с корыстолюбивыми скупщиками он защищал их интересы не хуже любого адвоката. Он явился сюда молодым человеком двадцати семи лет; приехал он на маленькой шхуне, намереваясь купить здесь запас копры. Если у него и были когда-нибудь кой-какие возвышенные стремления, то жизнь на родине успела их уничтожить, да он и не особенно крепко держался за них. Мальчиком он отличался сварливым характером, и превратившись в юношу, не стал лучше. И он и общество взаимно презирали друг друга; кончилось тем, что он сел на пакетбот и покинул берега негостеприимной родины. Жизнь на хлебе и на воде и воздух Южного океана улучшили его пищеварение; улучшили они и его отношение к окружающим.

Когда он заканчивал рейс, шхуна, на которой он ездил за копрой, прошла через фарватер в рифе, его жесткий взгляд с удовольствием остановился на окружающем; он решил остаться здесь. Туземцы отнеслись к его намерению скептически и в течение года с недоверием следили за его поведением. К этому времени его характер изменился окончательно; застаревшая кора сошла с него, и проявились качества, которых никто не подозревал в нем. Он жил среди туземцев спокойно и безмятежно. Он не добивался почета — они сами избрали его своим вождем. Многого они не понимали, но зато великолепно знали культуру кокосовых пальм, рыбную ловлю, ловлю жемчуга и, конечно, не Рендалль мог их чему-нибудь научить в этих областях. Он стал главным судьей, врачом, вождем островитян. В глазах наивных туземцев он был даже каким-то божеством.

Конечно, столь же странно, каким образом туземцы могли избрать в вожди одного из своих угнетателей, как и то, как отверженец общества Рендалль мог приобрести всеобщую любовь, уважение и почет, но это так. Туземцы изучили его характер, он — их нужды. В основе их взаимоотношений лежал принцип: "Я верю, что ты — честный и порядочный человек. Я верю, что ты мне друг".

Атолл Ауру начал процветать. Он научил их огородничеству и садоводству, это в три раза увеличило продовольственные ресурсы архипелага. Он начал разводить кур, свиней и коз на самом маленьком, лежащем под ветром, острове. Под его влиянием начали строить мостики на ручьях, расчищать кустарник, чтобы лишить убежища носителей малярии — насекомых, вывозить мусор, прорубать окна в стенах хижин. Все это вошло в обиход туземцев.

Рендалль оказался прирожденным правителем. Власть его была неограниченна; он имел право казнить и миловать. Он сурово наказывал за воровство, причем не делал различия между туземцами и приезжими торговцами. Ему нечего было бояться пиратских набегов, ибо он сформировал отряд полиции, вооруженной винтовками, при случае умевшей метко стрелять. Во время меновой торговли он всегда сидел в определенном месте рынка, держал в руках указатель цен и не позволял обманывать туземцев. На десятый год его правления в лагуну вошел бриг. Капитан его завербовал двадцать пять юношей в рабство на плантации. Еще одиннадцать лет спустя этот бриг, в качестве предостережения для пришельцев стоял на якоре в бухте. Вербовщики успели напоить молодых туземцев и затащить их себе на судно, когда об этом услышали полицейские Рендалля. Немедленно собрались сто туземных воинов, и под командой начальника-туземца повзводно выстроились и промаршировали к берегу. Когда шкипер выбежал на палубу, ничего нельзя было уже поделать. С трех сторон главные силы туземцев угрожали команде ружейным огнем, в то время как остальные взбирались на палубу брига. Капитан, первый штурман и человек пять команды удрали на баркасе, не успев захватить ни провианта, ни компаса, а восемь остальных были повешены на реях. Что касается похищенных юношей, то их присудили к месяцу принудительных работ за бродяжничество. Рендалль, которому начальник туземных воинов сообщил о происшедшем, когда все было кончено, был так расстроен, что заперся в своей хижине на, целую неделю. Но когда явился другой корабль с целью усмирения туземцев, он вышел к пришельцам навстречу, ведя за собой своих воинов. Он велел им забрать бриг и удалиться из вод Ауру. Когда пришельцы заколебались, он отдал приказ, чернокожий, украшенный золотым галуном, прорычал слова команды, первая шеренга опустилась на колени, вторая шеренга стоя взяла ружья на изготовку — и усмирители убрались по-добру, по-здорову, забыв про бриг.

* * *

Вначале Рендалль требовал соблюдения этикета и престижа власти. Но потом, когда начали брать в нем верх хорошие качества, ему перестали нравиться пышность и церемонии. Он предпочитал держать себя с туземцами по-дружески, вести непринужденные беседы о ловле рыбы и даже учиться у них искусству приготовления напитка из кокосовых орехов. Вождю не подобает болтать с подданными и приготовлять напиток самому, и так Рендалль забывал на время, что он вождь. Его сдержанность мешала туземцам переходить определенные границы и устраняла, нежелательные последствия, притом в это время они научились любить его, как человека, а не только как вождя, и были ему бесконечно благодарны, радовались его присутствию, были озабочены его здоровьем.

Остров Ауру благоденствовал. Жизнь мирно текла на восьми островах и небольших скалах, разбросанных по лагуне на протяжении 43 миль с запада на восток и 59 миль с севера на юг. В душах и умах жителей Ауру царил мир. В их среде столкновения и ссоры стали редким явлением; с внешним миром установились превосходные отношения, не наблюдалось ни голода, ни повальных болезней.

Однако иные люди не приспособлены к к мирной жизни. Заставьте их долго жить в мирной обстановке — у них в конце-концов испортится характер. Когда прошел 21 год такой спокойной и безмятежной жизни, Пэлин Реналль почувствовал беспокойство и жажду перемен. Ему тогда было уже около пятидесяти. В его руке покоилась судьба больше двух тысяч человеческих существ, но недовольство начало прокрадываться в его душу, ему захотелось вернуться на родину, побыть среди своих. Как только в нем возникло это желание, оно начало постепенно овладевать им, пока не сделалось совершенно непреодолимым. Он все время думал об этом. В сущности, говорил он себе, я отбыл здесь ссылку, к какой присуждают за убийство со смягчающими обстоятельствами. Лучшие годы жизни прошли даром. Скуластые лица приветливо улыбавшихся ему туземцев действовали теперь на него, как оскорбление. Он был отрезан от жизни; непроходимая стена отделяла его от некогда родного ему мира.

Но чтоб вернуться домой, ему нужны деньги. Двадцать один год тому назад он уехал бедняком, но вернуться должен богачом. Он мог заставить забыть о прошлом, лишь явившись на родину с большим состоянием — иначе его не примут в свою среду. А у него не было денег — ни гроша, потому, что все это время он жил, не нуждаясь в деньгах и забыл про их существование. Он был судьей, правителем, инженером, начальником порта и не получал никакого жалованья. В конце-концов все они ничего не стоят.

Рендалль был человек гордый и ни за что не стал бы обращаться к ним за деньгами. Да и вообще ему нужны были не деньги на проезд или тысяча долларов наградных. Человек, который возвращается к себе на родину после двадцатилетнего отсутствия должен вернуться с кругленьким капиталом, не то его встретят с таким же презрением, с каким он начинает относиться к жителям Ауру. Мысль о деньгах пробудила в нем горькие воспоминания, которые давно перестали его мучить.

С каждым часом его переживания делались все болезненнее. Когда явились торговцы копрой, ему показалось, что они смотрят на него со скрытой насмешкой, и он взвинтил цену до последней возможности, а сам сказал своим доверителям, что цена на копру упала.

Он спрятал в своей хижине шестьсот долларов звонкой монетой и сознание того, что он сделал, еще более озлобило его.

Через месяц начался сезон ловли жемчуга. Целую неделю он был занят подсчетом и оценкой жемчуга. Туземцы доверяли ему безгранично и он распоряжался плодами их трудов. Он продавал жемчуг и обменивал его на нужные им товары и табак. Жители атолла сами ныряли за жемчугом и предавали через его посредство весь улов. Таким образом прибыль оставалась в их руках. Кроме того, Рендалль указывал им, когда следует воздержаться от ловли, чтоб не истребить совершенно моллюсков, поэтому до сих пор дело шло хорошо. Перламутр тоже шел не плохо.

Рендалль принялся удерживать комиссионные. Он думал теперь, что он имеет на это право. Раньше это не пришло бы ему в голову. В конце недели пять процентов комиссионных составили сто двадцать долларов. Это ему не понравилось, а потому на вторую неделю он стал удерживать десять процентов, но получил всего сто девяносто долларов. Тогда ему стало невыносимо жутко. Если дело пойдет таким ходом, он накопит нужную сумму только через годы. Чем больше он об этом думал, тем сильнее раз'едало его сердце сознание несправедливости и обиды. Он — вождь и доверенное лицо; если бы не он, этот ленивый и тупоголовый народ обнищал бы и отдал бы последнее за скверный виски, за медную проволоку, за дешевые винтовки, которые взрываются и убивают доверчивых дикарей. Благодаря ему у них есть виды на будущее, им не угрожают болезни и преждевременная смерть. Они стали несколько умнее, их экономическое положение улучшилось; если бы он обложил общину в свою пользу за все эти услуги, ему следовало бы получить с них не меньше пятидесяти тысяч долларов, то есть по двадцать пять долларов с человека. Едва ли где-нибудь на свете платят такие низкие налоги, рассуждал он.

Кроме того, он считал, что в его пользу говорит разница между ним и туземцами. У них нет ни малейшего желания уехать в страны, где надо обладать деньгами, чтобы иметь возможность жить. То, чего он лишит их сейчас, они наверстают через год, два, или в крайнем случае, через три. Что для них значит время? Ведь они спят большую часть дня! Он ведь хочет взыскать с них только то, что следует с них за прошлое; ему нужно добыть деньги, пока еще есть время, пока он еще не слишком стар. Он приехал сюда, чтобы жить, а не для того, чтобы умереть здесь. С ужасом в душе понял он теперь, что даже не начинал еще жить. Надо спешить, надо действовать, не считаясь ни с чем. Он был глупцом.

На третью неделю он стал удерживать двадцать пять процентов с вырученных за жемчуг денег, но выколотил всего лишь триста четыре доллара. Ясно было, что или в лагуне начал иссякать жемчуг, или же пловцы не работают, а прохлаждаются. В очень раздраженном состоянии отправился он сам наблюдать за ходом работы.

В бухте острова Луанго резвились по-детски беззаботные туземцы. Воздух дрожал от безудержной болтовни мужчин и женщин. В лодках и на плотах лежали обнаженные, блестящие пловцы и перебрасывались бесхитростными шутками, приготовляясь нырнуть за новой добычей. Многие лежали и отдыхали или подкрепляли свои силы пищей, которую им приносили их жены. В атолле Ауру не знали различия между трудом и забавой.

При появлении Рендалля раздались оглушительные приветственные возгласы, на которые тот не соблаговолил ответить. Туземцы притихли при виде его нахмуренного чела; он показался им особенно величественным. С присущей европейцам суровой резкостью, он стал руководить работой. Он переходил с места на место и понуждал пловцов к большему прилежанию. Это походило на игру. Они, точно лягушки, спрыгивали с каменьев и в один момент исчезали под водой. Потом снова появлялись на поверхность, весело потрясая своими корзинами, с которых ручьями стекала вода. Болтовня не прекращалась ни на минуту.

К полудню смех стал звучать реже; морщины на лице Рендалля стали заметнее. Жемчуг становился все малочисленнее и хуже качеством; игра надоела и утомила их. Следующий день они работали с большим усердием; веселья было меньше, но зато улов был удачнее. Однако усталость начала уже сказываться; даже этим опытным и искусным пловцам казалось тяжело беспрестанно нырять на глубину десяти саженей. Но Рендалль почему-то был очень настойчив и требователен, и они сами не понимали, почему им приходится трудиться свыше сил. К концу дня с полдюжины туземцев были близки к смерти от переутомления. Один утонул.

Тогда Рендалль обратился к ним с речью. Он сказал им, что никогда не требовал от них больше, чем они могли сделать; если же они не могут ловить жемчуг, то они не лучше детей или трусов. Он, Рендалль, не любит трусов и не согласен жить с ними. Есть другие страны, где люди смелее, и он, — продолжал он свою речь, — оставался здесь долго, слишком долго. Он добавил еще несколько фраз в тем же роде, все время качая головой.

Следующий день был днем лихорадочной работы. Смеха и пения почти не было слышно; только вынырнувший из воды пловец издавал дикие крики радости, дабы обратить на себя внимание Рендалля, опорожнял свою корзину и снова исчезал под водой. Но случалось и так, что иным пытавшимся крикнуть пловцам не хватало дыхания, и они исчезали и не появлялись более. Оставшиеся оплакивали эти жертвы, как оплакивали бы погибших нас поле битвы героев — но рвение их не ослабевало.

Если среди них и имеются малодушные, это еще не доказывает, что Ауру не ценит своего вождя. Рендалль побрел в свою хижину и сделал несколько долгих глотков из бутылки с виски, дабы убедить себя в том, что он не становится столь же малодушным, как его подданные. Самоубийства он не требовал, оно удручало его.

Не следует забывать однако, что чувствительность является главным образом продуктом цивилизации; она прививается к нам воспитанием подобно всяким другим предрассудкам. Обитателям Ауру не приходилось подражать спартанцам, чтобы сдержать проявление своего горя — дней через десять трагическое впечатление, произведенное этими смертями совершенно испарилось у него из памяти. А ведь Рендалль двадцать один год прожил в обществе этих туземцев. Смерть производила на него более яркое впечатление — и только; он научился быть фаталистом. Да он бы и не остался на атолле, если бы не был таковым. Он ушел сюда, а они ушли отсюда; вот и все. Не стоило приходить из-за этого в отчаяние. На островах Южного Океана человеческая жизнь оценивается очень недорого.

Гораздо важнее было то, что жемчужных раковин становилось все меньше Все, что было собрано, дало Рендаллю не более тысячи долларов прибыли. При этом он сам отчасти испортил себе дело, отчаянно торгуясь со скупщиками. Обозленные они клялись, что больше никогда не вернутся сюда. В ярости он предложил им отправляться, куда глаза глядят. Возможно, что они последовали его совету, ибо в атолле Ауру их более не видали.

У него было две тысячи долларов, когда он выступил с новой речью. Это произошло на острове Ми. Явившись туда, он заявил его обитателям, что они ничего не сделали для общего блага, и что с него довольно пустых обещаний. На улов жемчуга надеяться нечего; им придется снова приняться за ловлю и сушку беш де мер^[1]. Пусть по крайней мере жители острова Ми не отстают от других. С подобной же речью он обратился к жителям других островов.

Они отозвались с необычайным одушевлением. Никогда еще не видали они его таким возбужденным, полным величия, силы и авторитета. Он казался им истинным военным вождем. Они вскакивали, кричали, орали, сами не зная, почему беснуются. Потом принимались плясать. Затем принимались работать. Разве вождь не дал приказа.

Перламутр удалось продать после того, как двое шкиперов отказались взять его по предложенной цене. Покупатель выложил деньги, презрительно прищурил глаза и уехал. Он тоже больше здесь не появлялся. Но прибывали другие, казалось, что они издали чуют запах сушащейся на солнце беш де мер. Они набивали цену, и прибыль, страдал отчаянной бессонницей, головными болями. Он возненавидел самого себя за то, что сентиментальничал с этими бездельниками и с сожалением вспоминал о том, что было потрачено на разведение кур, свиней и коз. Он все время думал о богатствах естественно пошла в карманы доверенного лица. Там были экземпляры совершенно редкие. Рендалль расхваливал товар, указывал, что они длиной в целый фут. Но когда дно лагуны было совершенно очищено, он подсчитал свою выручку и лицо его приняло жесткое выражение.

Оставались еще кокосовые орехи, но он знал, что на всем атолле их заготовлено под копру всего на десять тысяч долларов. Со времени разочарования с жемчугом он общины и о том, как завладеть ими, все время строил новые планы коммерческих операций и обогащения.

Он созвал народное собрание. Это был, исторический день. Оно не созывалось уже тринадцать лет; в нем не было никакой нужды. Народ относился с безграничным доверием к исполнительной власти и все более проникаясь социалистическим духом, потерял всякий вкус к пустой болтовне. Не смущаемые ни малейшим сомнением, они явились теперь на совет, ухмыляясь расселись вокруг, гордясь оказанной им честью. Тут были старшины, жрецы, мудрые столетние старцы. Начались речи; все, что говорилось, сводилось к тому, что Ауру счастлив под властью белого вождя, пусть он правит ими, пусть дает приказания, пусть указывает, что им делать — все будет исполнено. Он ответил им, что и не ожидал иного отношения к своим словам.

Он сказал им, что народ разжирел от кокосовых орехов и от кокосового молока; что пока они будут обжираться кокосовыми орехами, им нечего надеяться стать великим могущественным народом; но если они вскормят молоком коз и свиней и продадут весь урожай орехов в виде копры, то можно будет привезти из-за моря пищу, которая сделала белых людей могущественными.

Глаза всех участников торжественного собрания обратились к верхушкам деревьев; на лицах их было написано изумление. Покачивая головами, они старались вспомнить, что он говорил об этом в прежние времена, тем не менее ему было единогласно выражено доверие; судьба кокосового урожая была решена. Рендалль ожидал вспышки сомнений при обнародовании старшинами этого решения. Но так как не последовало ничего, кроме любопытных расспросов, какую пищу обещал достать вождь, он совершенно успокоился.

Весело болтая, напевая и перекликаясь друг с другом с верхушки деревьев принялись они за дело, Целый день валились с деревьев орехи. Вся земля была завалена ими. По всем восьми островам раздавался звон ножей. Стояли густые облака дыма от костров, на которых орехи пережигались в копру. Ауру весь дрожал от возбуждения. Когда все было кончено, туземцы уселись на корточки и стали ждать прибытия торговых судов. Рендалль бегал взад и вперед по своей хижине. Возле него лежали заряженные револьверы; он был охвачен непонятным страхом. Вместе с тем он строил пышные планы на будущее, если приедут торговцы.

Ему рисовалось, как он приедет в родной город, некогда отвергнувший его, приедет, как победитель, как великий путешественник. Теперь он унизит всех тех, кто прежде над ним смеялся.

Эти мысли сильно взволновали его; он запер двери и начал считать свои деньги. В этот момент на глаза ему попались общественные деньги, принадлежавшие народу Ауро. Он их пересчитал и смешал обе суммы. С этого дня он стал считать эти деньги своими.

Торговцы не появлялись. Народ пока питался рыбой. Рендалль, проклиная судьбу, вспомнил о бриге, стоявшем в лагуне. У него блеснула новая надежда. Почему бы не нагрузить судно копрой, с'экономив на фрахте, и не продать заодно и бриг и копру.

Глаза чернокожих заблистали, когда он изложил им этот план, когда он выразил сомнение в их мореходных способностях, они запели военные гимны и били себя в грудь. Пусть только прикажет, они все исполнят.

Починка брига происходила в совершенно невиданных условиях; за отсутствием сухого дока, туземцы работали в воде; окунувшись с головой, они скребли бока и киль судна. Они работали сверх сил, на острове не было уже кокосового молока, не было вообще пищи, которая могла бы придать им сил. Тем не менее увлечение этим новым предприятием не остывало.

Те, чьи легкие еще выдерживали это испытание, приветствовали доброго вождя смехом и пением, вождя, чей смелый замысел должен спасти их.

Другие работали на палубе, забивая дыры, карабкаясь на мачты, приводя в порядок паруса и ставя новые снасти. Через месяц бриг был приведен в порядок, компас помещен в нактоуз, вместо старого названия было намалевано новое. Судно трудно было опознать.

В это время вспыхнула эпидемия. Сначала заболели мужчины, ибо им пришлось делать тяжелую работу при недостаточном питании, но болезнь быстро охватила и женщин. Тело покрывалось язвами, появились цинготные симптомы. Свирепствовала дизентерия. Многие туземцы отравились незрелыми орехами и нес'едобными ягодами. Многие подкрадывались к складам копры, надеясь отколупнуть с'едобный кусочек.

Рендалль отлично понимал, почему не являются торговцы, и ничуть не сожалея о том, что он прогнал их своим нелепым корыстолюбием, он осыпал их проклятиями.

Его подданные глядели на него покорным взором, покорно болели и умирали под звуки протяжных, монотонных напевов колдунов. Они были уверены, что он найдет выход из положения. Старики вспоминали, что он всегда умел прийти на помощь народу. Они жертвовали ради него последним; приносили ему последние яйца из под кур и жидкое козье молоко. Но Рендалля спасала от лихорадки виски; она же избавляла его от угрызений совести.

В день от'езда всех охватило печальное настроение. Туземцы боялись остаться одни без Рендалля. Но они подавили в себе отчаяние, чтобы устроить вождю торжественные проводы. Вместе с ним уезжало, в качестве экипажа брига, шестнадцать лучших людей. Все остальные собрались отовсюду и заполнили берег бухты. Они поднимали слабые руки, падавшие бессильно вниз. Но в последний момент раздались возгласы, исполненные надежды.

Рендалль собственноручно снес свой сундук на палубу брига и запер его в каюте. В нем лежало золотом и банкнотами, пятьдесят четыре тысячи долларов. Когда он опускал ключ в карман, его рука задрожала. Он отер пот со лба и отдал приказ к отплытию. Все эти черные лица показались ему внезапно противными до тошноты. Вновь охватила его скорбь о потерянных годах. Он почувствовал острую ненависть к этим дикарям.

Когда заскрипели якорные цепи, надулись паруса, и бриг начал проходить через риф в открытое море, Рендалль не мог больше удержаться. Точно злодей нелепой мелодрамы, он замахал кулаками и заорал в приливе бессмысленной ярости. Команда, работавшая на носу, не расслышала как следует его криков.

Пройдя риф, тяжело нагруженный бриг неуклюже закачался на волнах. Реи и мачты трещали и гнулись под напором ветра. Попутный ветер гнал ее все-таки вперед.

Неприятности начались с того момента, когда переменилось направление ветра. Рендалль мог бы еще справиться с ровным муссоном, но налетевший шторм был для него слишком силен. Закрутился вихрь, небо потемнело, и Рендаллю было трудно ориентироваться; притом вместо хронометра у него были налицо лишь обыкновенные карманные часы. Магнитная стрелка компаса вертелась, как сумасшедшая, так что туземец рулевой едва успевал следить за ее движениями. А как только шторм немного усилился, паруса, точно бумажные сорвались с рей, изорвались в клочья и понеслись по ветру. Вскоре после этого шторм затих.

Беснуясь и ругаясь Рендалль приказал команде сделать временные паруса из их одежды. Всю ночь чернокожие занимались тем, что сшивали одежду и смазывали ее дегтем, для того чтобы придать ей большую крепость, но подул муссон и разорвал все это в клочья. Наутро они обнаружили течь и стали ее заделывать, но корабль сидел слишком глубоко; кроме того, открывались все новые пробоины. Бриг вышел из строя.

В этот момент Рендалль действительно походил на "неизбежного белого человека"^[2]. Револьвер в его руке заставлял команду беспрекословно повиноваться; его беспощадный голос покрывал гудение ветра и шум волн. Он уложил из револьвера обезумевшего от страха рулевого, впрочем он сделал это непреднамеренно. Такие поступки вовсе не обязательны для "неизбежного белого человека".

Бриг начал крениться и зарываться носом, к счастью, всего в четырехстах милях от Ауру; некогда было сбегать вниз за сундуком и провизией. Они еле-еле успели спустить лодки. Одна лодка немедленно пошла ко дну, но все шестнадцать человек кое-как разместились в остальных двух. Рендалль успел захватить компас, часы его шли. Пошли на веслах на Ауру, в раскаленном зное, муссон дул им в лицо.

Они добрались до рифа лишь через пять дней. В каждой лодке четверо гребли, четверо откачивали воду, ибо дно текло. Никто не спал, кроме Рендалля, он спал тяжелым сном, похожим на обморок. Он был не очень привычен к голодовке.

Так они вошли в лагуну — пятнадцать истощенных черных с вздувшимися губами, и лежавший на корме белый, похожий на выжатый лимон. Но эта никчемная тряпка все еще вождь Ауру, поэтому его заботливо снесли на берег, уложили в его хижине и принялись за ним ухаживать.

Они убеждали друг друга, что белый вождь взял с собой столько денег, намереваясь закупить продовольствие на целых два года; они много говорили о его непреклонном желании спасти их. Но скорее сердцем, чем умом они отлично понимали, что он обманул их, ограбил, что благодаря ему умерли от голода старухи и старики. А голод ведь только начинался.

Но обращение с ним этих чернокожих не изменилось. Да, они перестали любить его и доверять ему, но сила привычки делала свое дело. Разве он не вождь, разве он не правил ими двадцать два года? Они зарезали последнюю курицу, чтобы сварить ему суп.

Он очнулся от забытья и стал жадно принюхиваться к мясному запаху, носившемуся в воздухе. Он позеленел от зависти и злобы. Когда ему принесли миску с дымящимся бульоном, он принялся упрекать их слабым, но пронзительным голосом.

„Ага, я так и знал! Принесли мне водичку, а сами жрете курицу. — Подлые рабы".

* * *

Чернокожие убили Рендалля и с'ели.

Они переносили молча и терпеливо деспотизм "вождя". Но тут он опустился до их уровня, он стал в их глазах простым смертным.

---

Иллюстрация Вилли Корнера.

Журнал «Борьба миров», февраль 1924 г.

Примечания

1

Bêche-de-mer (фр.) — съедобный вид трепанга, известный также как "морской огурец" или "морской слизняк" (прим. OCR).

(обратно)

2

Вероятно, отсылка к рассказу Джека Лондона "The Inevitable White Man" (1908), название которого, чаще переводят как "Неукротимый белый человек" или "Непреклонный белый человек" (прим. OCR).

(обратно)

Оглавление

Честер Сексби МИСКА БУЛЬОНА

*** Примечания ***