Москва времен Чикаго [Валерий Маслов] (fb2) читать онлайн

Валерий Маслов Москва времен Чикаго

Тамаре Алексеевне Хаустович, моей любимой учительнице, посвящаю.

Все герои романа вымышлены. Всякие совпадения с реальными лицами случайны.

Автор

«Неужели я его не поймаю? Этого матерого убийцу, виновного в смерти нескольких москвичей, в том числе известного адвоката?! Который вот уже два года возглавляет московскую мафию и плюет на все законы?! Еще бы: ведь он обзавелся влиятельными покровителями в правительстве и Кремле…»

Особенно досадно Андрею Ускову, следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре России, было сейчас. Потому что несколько минут назад он упустил ни много ни мало Мягди Джевеликяна, чей роскошный бронированный «линкольн» стоял возле Комитета по управлению государственным имуществом. Только самого Джевеликяна в нем уже не было.

И сколько бы ни ругал себя Усков — что он дурак и растяпа, а не профессиональный сыщик, это делу помочь не могло. Только что Джевеликян побывал у своего влиятельного друга в этом государственном ведомстве. И тот наверняка оказал ему помощь и помог скрыться. Но доказать это было нельзя. Так же, как и реализовать имеющийся у него на руках документ: постановление Генерального прокурора об аресте президента российского филиала швейцарской фирмы «Интерметалл» Мягди Акиндиновича Джевеликяна, который подозревается в организации нескольких заказных убийств, а также в ряде других преступлений.

Следователю оставалось только терзаться вопросом: сумеет ли он все же отыскать и арестовать преступника и как ему теперь докладывать Генеральному прокурору о своей промашке?

А в это время премьер-министр страны вызвал к себе с докладом Генерального прокурора. Дело было нешуточным. Его приемную одолевали бесчисленные звонки представителей всех средств массовой информации, особенно зарубежных. Еще бы: произошло невиданное даже для криминальной России злодейское убийство корреспондентки московского представительства радио «Свобода»! Убийца среди бела дня сумел проникнуть в офис радиостанции и расстрелял журналистку в упор из пистолета-пулемета, превратив молодую женщину в кровавое месиво.

Как только Генеральный прокурор вошел в кабинет главы правительства на Краснопресненской набережной, тот вместо приветствия сразу спросил:

— Ну, что?

Александру Михайловичу ничего не оставалось, как невозмутимо ответить:

— Ищем. На поимку преступника брошены лучшие силы. По предварительным данным, убийство Аллы Слонимцевой совершил некий Джевеликян. На которого, кстати, в Генеральной прокуратуре уже заведено уголовное дело.

— Тогда почему он не за решеткой? — удивленно вскинул брови премьер-министр.

Генеральный прокурор красноречиво развел руками и только после этого ответил:

— Потому же, почему у нас на свободе и многие другие опасные преступники.

— На что намекаем? — насупился Николай Николаевич. — Что правительство под моим руководством плохо работает?

— Плохо работают, конечно, правоохранительные силы. В том числе и Генеральная прокуратура. Но Государственная Дума уже в энном чтении изучает закон «О коррупции и организованной преступности» и никак не сочтет его достойным к принятию.

— Ну, это вопрос не к правительству!

— Есть и к правительству. Техническое оснащение правоохранительных органов ниже всякой критики. Преступник Джевеликян разъезжает на бронированном «Линкольне», имеет триста вооруженных по последнему слову техники охранников. А следователь Генеральной прокуратуры поехал его арестовывать на стареньких «Жигулях» и с «макаровым» в придачу.

Премьер-министр нахмурился. Он, конечно, знал обо всех этих проблемах. О них постоянно писала пресса, о них говорили руководители МВД и Генпрокуратуры. Но денег в бюджете, как всегда, не хватало, а у правительства была масса других, более важных проблем: не выплачивались вовремя зарплата и пенсии. И потому было не до таких мелочей. К тому же он пригласил Генерального прокурора вовсе не для того, чтобы выслушивать жалобы. Ему нужно было во что бы то ни стало найти убийцу журналистки западной радиостанции, успокоить взбудораженную общественность. И потому он решительно остановил сентенции Александра Михайловича:

— О ваших проблемах потом. Когда будет пойман убийца? Что мне отвечать прессе?

Генеральный прокурор тяжело вздохнул. Второй раз за последние дни глава правительства ставит вопрос так жестко. С первой проблемой — поимкой убийцы известного московского адвоката Торпусмана Генеральная прокуратура и следователь Усков справились блестяще: уже через два дня арестовали ранее судимого Григория Демина, который и признался в совершении преступления.

Однако он был всего лишь исполнителем заказного убийства. Заказчик, к которому тянулись все нити — от вручения Демину большой суммы денег до захоронения трупа адвоката в бетонной балке новостройки-коттеджа, — остался на свободе. И это был, по всем данным следствия, все тот же Мягди Джевеликян.

Но главе московской мафии удалось ускользнуть от прокуратуры. В тот раз следствие так и не смогло получить неопровержимые доказательства, подтверждающие заказной характер убийства адвоката. Теперь, после убийства известной журналистки, следствие такие доказательства имело. И Генеральный прокурор только лишь ждал известий от Ускова.

Но пока такими известиями он не располагал, Александр Михайлович не мог твердо обещать главе правительства, что убийца будет пойман. И потому ему ничего не оставалось, как заверить премьер-министра:

— Я обещаю вам, Николай Николаевич, что прокуратура все меры к поимке преступника примет. Следователь по особо важным делам Андрей Усков уже выехал на задержание Джевеликяна.

— Это тот самый Усков, про которого в своих репортажах и рассказывала убитая корреспондентка?

— Он самый.

— Тогда, видимо, надежда на поимку Джевеликяна есть. Она, помнится, этого Ускова очень расхваливала.

— За что, к сожалению, и поплатилась, — вздохнул Генеральный прокурор.

— Так что мне доложить прессе?

— То, что я вам сказал. Успокойте журналистов: имя убийцы нам известно.

На этом два высших руководителя страны и порешили. Генеральный прокурор возвратился к себе, чтобы принять доклад Ускова. А премьер-министр вышел в конференц-зал Дома правительства, чтобы коротко проинформировать собравшихся представителей средств массовой информации о принятых правительством мерах по розыску и поимке убийцы корреспондентки радиостанции «Свобода».

Пожалуй, ничто так не заставляет человека думать о мести, другому, как то, что ты ему проиграл. В таком положении сейчас и оказался Мягди Акиндинович Джевеликян — человек, еще несколько часов назад обладавший огромной властью в своей среде, непререкаемый авторитет в криминальном мире, могший позволить себе все: убить любого, кто осмелился бы встать у него на дороге, купить все, что только можно пожелать. Он, крупнейший бизнесмен-предприниматель в стране, которого к тому же знают и уважают на Западе, владелец баснословного состояния, президент российского филиала швейцарской фирмы «Интерметалл», вынужден скрываться от какого-то следователя-молокососа! Бросить все: фирму, роскошный «Линкольн», подмосковную дачу с дворцом-коттеджем, несколько шикарных московских квартир в самых престижных местах столицы и многое другое! Бежать впопыхах, не прихватив с собой даже валюту!

Правда, следователь этот был молодой, но опытный, не раз уж наступавший ему и многим его московским коллегам-авторитетам на больные мозоли. К тому же он был не простой следователь, а по особо важным делам и при самом Генеральном прокуроре России. Да и действовал Усков наверняка по поручению того же Генерального прокурора. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что Джевеликян мог бы и гордиться, что на его поимку брошены все силы Генпрокуратуры, что, как следует из сообщений радио и печати, шум из-за убийства той паршивой корреспондентки радио «Свобода», которая, сучонка, осмелилась против него выступить, поднялся большой.

Это льстило его самолюбию. К тому же Мягди был южанином, с горячей, как говорится, кровью. И далеко не всегда ему удавалось побеждать ее порывы. Вот и теперь он, конечно, жалел, что поступил так с Аллой Слонимцевой. Вернее, больше жалел о том, что заморился сам. Нужно было, как он всегда делал раньше, просто нанять киллера. И дело было бы сделано, и он остался бы чист.

Но что сделано, то сделано. Надо было решать, как быть дальше.

Он прошелся по однокомнатной квартирке, которую его друг Титовко держал для конфиденциальных встреч, а теперь выделил для временного убежища Мягди. Да, это, конечно, не его хоромы на Кутузовском, где раньше жил дорогой Леонид Ильич. И не новенькая, после евроремонта пятикомнатная квартира на улице Осенней, почти рядом с домом, где живет Президент.

«С тоски тут сдохнешь, — подумал Мягди. — Ни удобств, ни простора. Даже „видака“ нет. Все-таки жмот этот Титовко: при его-то „бабках“ купить такую халупу!»

Но выбирать не приходилось. И на самом-то деле Джевеликян был очень благодарен другу за то, что тот так вовремя и быстро решил вопрос с его переходом на нелегальное положение. Даже паспортом на другую фамилию снабдил. Так что, если затаиться, проблем пока не будет.

Но в том-то и дело, что затаиваться не хотелось. Он так привык к роскошной, привольной жизни, в которой был сам себе хозяином. К тому, что постоянно занят, нужен десяткам разных людей, что был в центре событий московской жизни. И теперь не иметь возможности командовать или сходить в ночной клуб, или просто вкусно поесть в любимом ресторане!

«Даже Джульетте нельзя позвонить! — Вдруг всплыло в памяти Мягди имя любимой женщины. — Вот уж поистине права русская пословица: от тюрьмы и сумы не зарекайся. Если уж сума мне не грозит, то эта жалкая конура тюрьмой уже стала!»

При этой мысли еще сильнее захотелось отомстить тому человеку, который стал причиной нынешних, да и прежних его неприятностей. Усков — вот кто этот злой гений, постоянно доставляющий ему неприятности, кто в последнее время буквально устроил на него охоту, загнал в угол!

«Ну, подожди! Я сделаю из тебя жаркое! Я в порошок тебя сотру! Чтобы такие, как ты, больше не рождались!»

Распалив себя до белого каления, Джевеликян стал методично просчитывать все варианты наказания следователя. В его голове мелькали сцены, одна кровавее другой. Впрочем, это были пока лишь только мечты.

Как только Генеральный прокурор получил сообщение от Ускова, что Джевеликяну удалось скрыться, он немедленно созвал совещание заинтересованных лиц. На этот раз оно проходило в только что введенном в прокуратуре ситуационном центре.

— Я собрал вас здесь, — начал Александр Михайлович, — чтобы, во-первых, обсудить все варианты поимки серьезного государственного преступника. Джевеликян давно находится в поле зрения Генеральной прокуратуры. Он совершил несколько заказных убийств, но у следствия не было надежных доказательств его причастности к ним. Теперь, когда мы знаем, по свидетельству очевидцев, что именно Джевеликян собственноручно расстрелял корреспондентку зарубежной радиостанции в ее офисе, они есть. Во-вторых, теперь у нас есть и другая возможность ускорить его арест: эта ситуационная комната. Здесь, с использованием самой современной техники, мы можем входить во взаимодействие с другими правоохранительными органами.

Зал с раздвижными дверями, обитый голубой тканью, и впрямь производил впечатление какого-то космического центра. Огромный, во всю стену, экран матово мерцал, готовый воспроизвести любую картинку, будь то схема-карта города, страны или размещения, к примеру, пунктов контроля на дорогах. Как бы поясняя возможности центра, Генеральный прокурор добавил:

— Наш ситуационный центр с помощью современных средств связи подсоединен к мощной вычислительной технике и крупнейшим базам данных силовых министерств. Этот экран, занимающий всю стену, становится как бы дисплеем огромного компьютера. Более того, в этот компьютер можно заложить самые разнообразные исходные данные, и он в соответствии с разработанной программой начнет моделировать возможные ситуации. Оперируя объемом исходной информации, он сразу покажет, что может происходить в том или ином случае.

Усков переглянулся с Виктором Васильевичем. И он, и начальник Следственном управления Генпрокуратуры знали, что информации на Мягди Акиндиновича Джевеликяна у них в деле предостаточно, только вряд ли она будет полезной. Тот наверняка залег на «дно», и найти его будет нелегко. Даже с помощью этого чудо-компьютера с экраном во всю стену. Тем не менее они приготовились отвечать на вопросы.

А вопросы не заставили себя долго ждать. Генеральный прокурор сначала поинтересовался у программиста, который уже сидел за клавиатурой компьютера:

— Вы ввели в программу все данные по делу Джевеликяна?

— Так точно, Александр Михайлович!

— Хорошо. Включайте экран. Посмотрим, где может скрываться наш герой.

Буквально через считанные секунды компьютер выдал ответ. На экране-стене появилась карта Москвы, в нескольких местах которой замигали красные точки. Затем на экране появилась распечатка адресов этих точек. Здесь был перечень квартир Джевеликяна, адрес его офиса, список ресторанов, которые он посещал, адреса его друзей и знакомых.

Александр Михайлович дал собравшимся несколько минут на размышление и осмысливание полученной информации, а затем обратился к Ускову:

— Андрей Трофимович, что вы скажете по поводу резюме компьютера?

— Очень логично. Но я думаю, что Джевеликяна в этих точках нет.

— Почему? Вы что, их все проверили?

— Нет, не все. Но Джевеликян — жулик прожженный. И он прекрасно знает, где его будет искать милиция.

— Ориентировки разослали?

— Да. Во все управления милиции и прокуратуры.

— В таком случае, — вновь обратился Генеральный к программисту, — задайте компьютеру новую программу: нет ли его обнаружения в райгоротделах милиции?

На сей раз компьютеру потребовалось гораздо больше времени. Он входил в другую систему, собирал данные пунктов милиции не только в Москве, но и в других городах. Результат, увы, явно не обрадовал присутствующих. Экран-дисплей выдал короткую информацию:

«Запрошены три тысячи двести семьдесят пять участков. Данных о задержании или опознании М. А. Джевеликяна нет».

Генеральный прокурор выразительно посмотрел на начальника Следственного управления:

— А что предложите вы, Виктор Васильевич?

Тот откликнулся сразу. Он явно уже обдумал, как поступить дальше:

— Полагаю, что укрыться Джевеликяну помогли друзья. Раз он не обнаружен в местах проверок, на вокзалах и в аэропортах, значит, находится еще в России. Возможно, даже в Москве. Надежных друзей, по моим сведениям, у него не так уж и много. К криминальным авторитетам он обращаться не рискнет: те всегда рады устранить конкурента.

— Так кто же? — нетерпеливо поинтересовался Генеральный прокурор. — Имейте в виду, что это дело находится под личным контролем главы правительства. И нам всем придется отвечать, если мы его упустим.

— Полагаю, что помочь ему мог, скажем… Титовко.

— Бывший руководитель аппарата правительства?! А вы не ошибаетесь?

— Я высказал лишь предположение.

Генеральному прокурору ничего не оставалось, как дать команду проверить и эту версию.

— Прошу ввести в компьютер команду по всем возможным адресам квартир, дач, коттеджей и других видов жилья, оформленных на имя Титовко. Сделайте официальный запрос. Чтобы ускорить дело, введите в файл прежнюю и нынешнюю его должности.

Прошло несколько минут, и на огромной стене-табло высветилось несколько сообщений. Первое из них сообщало, что у бывшего руководителя аппарата правительства страны была лишь одна квартира и государственная дача. Зато второе было интереснее. У нынешнего скромною госслужащего — начальника всего лишь одного из многочисленных управлений Комитета по управлению госимуществом — имелось три квартиры в столице и две дачи в непосредственной близости от Москвы.

— Да, — вынужден был согласиться с предположением Виктора Васильевича Генеральный прокурор, — вы оказались правы: у господина Титовко, похоже, рыльце в пушку. На официальную зарплату столько квадратных метров в самых престижных точках Москвы не купишь. Так с какой квартиры начнем поиск?

— Я думаю, — высказал предположение Виктор Васильевич, — с самой скромной: однокомнатной, в Северном Бутове, за пределами окружной автодороги. Наверняка господин Титовко прикупил ее не для того, чтобы там проживать.

— А чтобы, к примеру, в нужный момент использовать ее для укрытия своих друзей? — мгновенно отреагировал Генпрокурор. — В таком случае, учитывая, что последним пунктом своего пребывания после убийства журналистки радио «Свобода» Джевеликян выбрал именно кабинет Титовко, такой вариант наиболее вероятен. Андрей Трофимович, — обратился он к Ускову, — срочно выезжайте с группой задержания по указанному адресу. И без Джевеликяна не возвращайтесь. Премьер-министр ждет от меня сообщения о его задержании.

— Понял, — коротко сказал следователь и тут же вышел из зала. Учитывая печальный опыт своей предыдущей промашки, ему было зачем спешить. Теперь он твердо решил не упустить преступника.

Джульетта Степановна Буланова, завотделом информации областной газеты крупного промышленного центра с миллионным населением, твердо решила выполнить свое намерение: встретиться с Мягди Джевеликяном. После долгого разговора со своей самой близкой подругой — библиотекарем Зиной — она поняла, что Мягди — именно тот человек, который ей нужен.

«Да, это мой тип близкого человека, — размышляла Джульетта, которая только что приехала в Москву и теперь направлялась в квартиру, которую месяц назад Джевеликян выбрал для их совместного проживания. — Не люблю размазней, в которых превратилось большинство мужиков. За такими нужно ухаживать, кормить с ложечки, поить и одевать. А Мягди — самостоятельный зрелый мужчина, с характером, но может быть по-настоящему нежен и предан. Не говоря уж о материальных возможностях. Хотя это для меня не так уж и важно».

Несмотря на то что она давно уже знала Мягди — ведь он сделал ей предложение, и они даже чуть было не сыграли свадьбу, — Джульетта, как и всякая женщина, идущая на свидание, конечно, нервничала. Хотя и считала себя уверенной в своих силах и способностях элегантной дамой.

Она действительно была красивой, стройной, высокой блондинкой, которые так нравятся южанам. И хотя ее возраст был уже близок к той критической для любой женщины черте, когда ее уже никто не назовет «девушка», журналистке нечего было этого опасаться. Элегантно одетая, уверенная в себе, эрудированная, с приятной внешностью, Джульетта Степановна не выглядела ни провинциалкой, ни женщиной зрелых лет.

И все же волноваться было отчего. Мягди, который прежде редко пропускал несколько дней, чтобы не позвонить ей из столицы, вот уже две недели словно пропал. И это настораживало. Даже наводило на мысль, не завел ли он себе другой женщины.

Во-вторых, Зина права. Она вела себя если уж действительно не как обыкновенная проститутка, то, во всяком случае, как порядочная стерва. Бросалась то к мэру города, Петракову, то к Джевеликяну. Открыто встречалась с Петраковым, даже ездила с ним за границу, а затем с такой же легкостью соглашалась приехать в гости к Мягди.

Мужчины такого поведения не любят. И далеко не всегда прощают измену даже таким красавицам и умницам, к которым она себя причисляла.

Тем не менее она была уверена, что Мягди ее простит. Он ведь так долго ухаживал за ней, а она так старательно не замечала, что она ему нравится, что добилась своего: он стал ручным, словно тигр, которого с детства поили из соски, и теперь он не может укусить человека, который его вырастил.

Едва она назвала таксисту адрес, как тот понимающе усмехнулся и быстро помчал на Кутузовский.

«Он что, принимает меня за шлюху по вызову?» — Джульетту оскорбила наглая ухмылка таксиста. Но она тут же успокоилась: «Черт с ним, мне с ним детей не крестить, лишь бы довез скорее».

Как и ожидала, на звонок никто не ответил. К тому же что-то подсказывало ей, что у квартиры нежилой вид. Она внимательно осмотрелась и только теперь увидела, что дверь опечатана.

Масса догадок пронеслась у нее в голове. Она, конечно, догадывалась, чем занимается Мягди. Уж, конечно, не благотворительностью и не оказанием помощи голодающим детям Намибии. Более того, она имела довольно веские доказательства его причастности к кругам, мягко выражаясь, далеким от лояльности к государству и его законам. После последнего разрыва с ним она даже подумывала, не написать ли сенсационную статью о крупном российском мафиози, с которым автор имела честь даже делить какое-то время ложе. Не давала покоя и история с Геннадием, во внезапной смерти которого, а вернее, отравлении на той свадьбе, которая так и не сделала ее женой директора металлопрокатного комбината, она винила Мягди.

Но неоспоримых доказательств у нее, слава Богу, не было, а догадки, как говорится, к делу не подошьешь. И все же главное было в другом. Джульетта могла обмануть кого угодно, даже свою сверхбдительную товарку Зину. Но себя, увы, не обманешь. И полная правда была в том, что в последние дни ее буквально потянуло к Мягди. К этому строгому, жесткому, сильному человеку. Хотелось опоры и защиты: не век же самой себя защищать, доказывать свою самостоятельность, напыщенно бравировать фразами, что одиночество ей только в радость, что настоящая пытка жизни именно в семье. Господи, как она устала от собственной бесконечной лжи!

Она прекрасно понимала, что в своем одиночестве женщина куда более одинока, неустроенна и несчастна, чем мужчина. У того есть работа, друзья, увлечения, карьера, наконец. А для женщины, какой бы эмансипированной она себя ни мнила, всегда главным будет семья. Свой дом, дети, муж — вот к чему стремится каждая женщина. И Джульетта вовсе не была исключением, хотя до сих пор так и не познала прелестей семейной жизни.

Говорят, природа распорядилась так, что женщине всегда хочется быть единственной, а мужчине — первым. И невостребованность женщины мужчиной всегда аукается не только в личной, но и в ее социальной жизни.

— Слово «одинокая» уж больно тоскливо, — вслух проговорила Джульетта и повернулась, чтобы уйти от этой неприветливой опечатанной казенной печатью двери. «Где же его теперь искать? — задумалась она. — Ехать в офис? Но раз опечатана квартира, значит, его ищет милиция!»

И тут ее осенило: надо обратиться к Титовко! Этот господин хоть и проходит по разряду друзей Мягди совершенно формально, но знает очень много!

Поздно вечером, когда изнывающий от безделья и бессилия, обуреваемый злобой на своих врагов, обиженный невниманием друзей, которым еще вчера отваливал огромные куши в валюте, отшельник уже собирался лечь спать, дверь в его логово тихо отворилась. На пороге стоял Титовко.

— Извини, что не стал звонить и открыл дверь своим ключом, — начал Титовко, пожимая руку Мягди. — Не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на звонок.

— Чего уж там. — Джевеликян скривил губы в саркастической усмешке. — Ты здесь хозяин-барин. А я бомж, с которым можно не церемониться.

— Еще раз извини, Мягди Акиндинович. Были причины, чтобы один день ты побыл в одиночестве.

— Конечно, были, — окрысился Мягди. — Когда я был самый богатый бизнесмен в стране, вы все ко мне за «зеленью» чуть ли не на карачках приползали. А теперь со мной можно и не считаться!

— Ошибаешься! — жестко прервал гость. Его лицо вдруг стало суровым, тонкие губы сжались так, что превратились в единую полоску. — Я всегда уважал тебя за деловую хватку и умение делать деньги. Умных людей в стране не так уж много.

— Спасибо за комплимент, — несколько оттаял Джевеликян и даже попытался пошутить: — В стране, где две напасти — дороги и дураки, это не такое уж и достижение.

— Ты был и остаешься для нашей партии главным источником финансовых поступлений. Президентов разных фирм, криминальных авторитетов много, а людей, которым доверяет наша партия, — единицы.

Мягди моментально понял, что разговор предстоит серьезный, вмиг перестал и обижаться и шутить. Ухмылка исчезла с его смуглого лица. Он приготовился слушать.

— И потому, — продолжал гость, — партия поручила обеспечить тебе самые благоприятные условия на время, пока ты вынужден скрываться от прокурорских ищеек.

— И что же это за условия? — поинтересовался Мягди. Похоже, ему было достаточно и одного дня, проведенного в маленькой типовой квартирке, без привычных удобств, роскошных яств, угодливых слуг, чтобы оценить прелести жизни, ставшие вмиг недоступными.

Титовко загадочно ухмыльнулся, расправил плечи, закинул ногу на ногу, небрежно посмотрел на золотой «роллекс» и только затем почему-то спросил:

— Ты, кажется, по национальности грузин?

Мягди обиделся. Не любил, когда вспоминали, откуда он родом. Он всегда подчеркивал, что приехал из Лабытнанги. Далекого местечка в тундре, где он набрался чудодейственной силы и способностей экстрасенса. И потому с достоинством ответил:

— Я сын великой России. И служу именно ей.

— Ну, насчет «служу России» ты явно загнул, — цинично рассмеялся Титовко. — Каждый служит прежде всего себе. А затем уже — кто ему ближе. Мы семьдесят с лишним лет вдалбливали народу ту белиберду, о которой ты с таким пафосом вещаешь. И, как оказывается, старались не напрасно: даже ты в нее поверил. Все-таки великое дело — пропаганда. Но сейчас настало иное время. Лозунгом нашей эпохи должен быть совсем другой: «Обогащайся!»

Мягди посмотрел на напыщенного, самоуверенного Титовко и вспомнил, кем он был раньше. Да, в биографии этого человека были все ступени партийно-номенклатурной карьеры: и влиятельные родители, и комсомольская закалка, и Высшая партийная школа, и работа в ЦК КПСС. И потому даже с перестройкой и переделкой он не выпал из руководящей обоймы. Наоборот, добрался до влиятельного поста руководителя аппарата правительства да к тому же сумел нахапать много приватизированного имущества. Но Мягди импонировали именно такие циничные, жесткие и безнравственные руководители. Как показывал опыт, именно они добивались наибольших успехов и высот власти. И хотя Титовко слетел со своего высокого поста, это была лишь прелюдия к другой захватывающей игре — пути на самую вершину власти в стране.

А Титовко не спешил сообщить новость. Видимо, это был сюрприз, которым он хотел приятно удивить своего гостя. Наконец не спеша проговорил:

— Так вот. Когда-то в истории России на ее престол воссел другой грузин, который стал не только диктатором огромной Империи, но и Вождем всех времен и народов.

— Не тронь Иосифа Виссарионовича! — жестко отрезал Мягди. — Он вам всем не чета. Вы способны только на одно — разрушать. А он создавал. И оставил после себя могучую державу.

— Не спорю, — невозмутимо согласился Титовко. — И потому хочу тебя порадовать: будешь пока жить и отдыхать на даче Сталина.

— Это на какой же? У него их было много.

— В Сочи. Место, говорят, изумительное. Полтораста гектаров соснового бора, целебный воздух, море, субтропики… Отдохнешь, обдумаешь свои дела. Может, какие предложения появятся. А мы пока решим, как нейтрализовать Генеральную прокуратуру и прекратить уголовное дело, которое она против тебя возбудила. Впрочем, сделать это будет нелегко.

— Да уберите вы этого молокососа!

— Следователя Ускова? А что же ты сам его не убрал? У тебя, насколько я знаю, возможности были для этого неограниченные. Сколько там твоих бойцов? Человек триста? Целая вооруженная до зубов рота!

Джевеликян зло усмехнулся. Его темные глаза яростно сверкнули, лицо приобрело жестокое неприятное выражение. Но он промолчал. По большому счету Титовко был прав — это сделать должен был именно он, Мягди. И ведь пытался! Дважды! Но Усков, словно заговоренный, уходил от его ребят целым и невредимым. Но гость молчать не стал, даже из деликатности, и резко, как мальчишку, отчитал Мягди:

— Что это за ребячество, Мягди Акиндинович? Схватил в руки оружие и помчался самолично расстреливать журналистку! Да еще такой влиятельной радиостанции, как «Свобода»! У тебя что, крыша поехала?!

— Да эта стерва меня достала! На весь мир раструбила, что я самый главный мафиози в стране! Где у нее доказательства? Где?!

Титовко заржал. Неожиданно. Вдруг. После грубого разноса.

— И ты обиделся?! Да я бы на твоем месте гордился! Такая честь! Поставила тебя в один ряд с Аль Капоне и другими «крестными отцами»! Ты же в историю вошел!

Джевеликян, наоборот, набычился:

— Я честно зарабатываю деньги. Своим умом, потом, нервами. На мне крови нет.

— Теперь есть! — вмиг взбеленился Титовко. — И благодаря такой, мягко говоря, глупости и у тебя, и у партии возникли серьезные проблемы. Нужны они нам? Нет, дорогуша!

И видя, что «дорогуша» обиделся, несколько смягчился:

— Ну, ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон. Главное, не повторять прежних ошибок. Итак, готовься, дача Сталина тебя ждет.

— Когда в путь?

— Немедленно! Здесь небезопасно. Ищейка Усков наверняка уже рыщет где-нибудь поблизости.

— Я готов. Мне сейчас, как и пролетарию, нечего терять, кроме своих цепей.

Группа захвата была наготове, и Ускову потребовалось не так много времени, чтобы добраться в Северное Бутово.

Подъехав к дому, Усков дал соответствующие команды, чтобы отрезать преступнику все возможные пути побега. А сам с двумя омоновцами мигом рванул на четвертый этаж.

На лестничную площадку выходило четыре двери. Тускло горела одинокая лампочка. Сразу было видно, что это обычный жилой дом, в котором вряд ли станет жить богатый государственный чиновник. Видимо, покупая здесь квартиру, Титовко руководствовался именно этим.

Андрей шепотом приказал омоновцам занять места на подступах к квартире, а сам нажал кнопку звонка. Как он и ожидал, никто не подошел открывать. Джевеликян, возможно, затаился и ждет в глубине квартиры. А может, приготовил свой пистолет-пулемет и сейчас откроет огонь.

Усков резко надавил звонок еще раз, немного подождал и решил действовать. Один из омоновцев, мощный высоченный парень, с разбегу шибанул дверь плечом. Типовая, сделанная из прессованных опилок преграда тут же распахнулась, не выдержав натиска.

Следователь, с пистолетом наизготове, ворвался в квартиру. Но она была пуста.

Усков быстро прошелся по комнате, заглянул на кухню, в ванную. Везде были следы недавнего пребывания человека. А в пепельнице на столе едва ли не дымился окурок, положенный сюда не более десяти минут назад.

«Опоздал! — мелькнула тягостная мысль в голове Ускова. — Опять опоздал!»

Он кинулся к окну, выходившему во двор, но ничего подозрительного не обнаружил. Никто не бежал, не спешил к машине, не скрывался.

Усков быстро вышел на лестничную площадку и стал звонить в дверь соседям. Никто не ответил, но Андрей заметил, что в «глазок» кто-то за ним наблюдает.

— Пожалуйста, откройте! — потребовал он. — Я следователь Генеральной прокуратуры!

— Покажь, милок, документ! — раздался в ответ старушечий голос.

Андрей приложил удостоверение почти вплотную к «глазку». Раздался скрежет давно не смазанного замка, и дверь тихо отворилась. Из-за нее показалась голова старушки в темном платке.

— Знаю, знаю, — быстро, доверительным тоном, сообщила она. — Мне эта фатера самой подозрительной кажется. Сколько времени, а там никого нет! А вчерась один тип появился. Жгучий брунет и с браслетом из золота на руке. В детский пальчик толщиной.

— Этот? — показал следователь фотографию Джевеликяна.

— Он! Вот те крест, он! Я сразу поняла, бандит! Хоть и одет прилично.

— И куда же он делся?

— Все знаю, милок! Я человек старый, одна, вот и наблюдаю в «глазок», кто в нашем доме крутится. С час назад в эту фатеру еще один бандит заявился. Тожить одет с иголочки, маскируется. Но меня не проведешь, я в людях разбираюсь. Вот вы, сразу видать, человек приличный.

— Час назад? — не обращая внимания на комплимент старушки, переспросил Усков. — И где он сейчас? В квартире никого нет!

— Так они только что вдвоем вышли! Видать, на промысел пошли!

— Черт! — выругался Андрей. — Вот не везет! Посмотрите, — протянул он старушке еще одно фото, — может, этот человек приходил?

— Он. Точно, он!

«Титовко, — констатировал Усков. — Значит, повез его куда-нибудь прятать. Может, проскочить по другим его квартирам?»

— Спасибо. — Он поблагодарил бабульку и быстро, через ступеньку, побежал по лестнице к выходу.

— А фатера? — вслед ему заверещала старушонка. — Она же теперь нараспашку. Украсть чего могут!

— Вы пока посторожите, сейчас из РЭУ подъедут и опечатают.

Нужно было успеть в две другие московские квартиры Титовко: вдруг в одной из них он сейчас потягивает коньячок с Джевеликяном? Второй раз подряд докладывать Генеральному прокурору, что опять упустил преступника, — перспектива не из приятных.

Вячеслав Иванович Петраков, мэр крупного областного центра, расположенного недалеко от Москвы, пребывал в расчудесном расположении духа. Еще бы! Наконец он мог быть уверен, что Джульетта, эта гордая и непокорная женщина, прекрасная журналистка, снискавшая себе громкую славу серией разоблачительных статей о коррупции, стала его любовницей.

«Теперь, после Таиланда, где я сделал все, чтобы она чувствовала себя королевой, никуда она от меня не денется! И не побежит к этому придурку Мягди, этому чучмеку, который до сих пор Фрейда от Баха не отличит!»

Вячеслав Иванович вспомнил один из своих последних разговоров с Джевеликяном и, не сдержавшись, рассмеялся. Да так громко, что невольно посмотрел на дверь кабинета: не слышит ли секретарша? Но двери были двойные, дубовые, и никакой, даже малейший звук из кабинета градоначальника за его пределы утечь не мог.

Тогда он обсуждал с Джевеликяном свои финансовые дела. Мягди уперся рогом и никак не хотел перечислить на счет Петракова в швейцарском банке энную сумму баксов. Он сидел в кресле, подперев голову правой рукой, и очень напоминал Вячеславу Ивановичу одну известную скульптуру.

— Ты мне напоминаешь роденовского «Мыслителя»! О чем здесь так долго рассуждать?!

— Кого? — выпучился Джевеликян.

— Ну, то скульптурное изваяние, о котором Сальвадор Дали изволил саркастически заметить: «В такой позе не только думать, гадить неудобно!»

— А они в какой группировке? В кавказской?

Мгновение Петраков с недоумением взирал на Джевеликяна, не зная, что и ответить. Потом все же пояснил с некоторой долей иронии:

— Дорогой, они почили в бозе, и довольно давно. Причем один во Франции, второй — в Испании.

— Тогда понятно, почему я их не знаю. Нам нужно всерьез заняться налаживанием связей с иностранными партнерами.

— Опоздали, — философски заметил Петраков. — Да эти люди и не стали бы с нами связываться. Уровень не тот.

И вот теперь, сидя в своем служебном кабинете, мэр почему-то вспомнил об этом забавном эпизоде. Возможно, не только в связи с возвращением к нему Джульетты. Но и потому, что получил обнадеживающие известия о том, что в Джевеликяна бульдожьей хваткой вцепилась Генпрокуратура. Настолько, что тот бросил все, вынужден скрываться.

Это было очень кстати. Джевеликян давно мешал ему в финансовых операциях. Как у себя дома, хозяйничал в городе, вмешивался в дела металлопрокатного комбината, которые сулили не только городу, но и лично ему, главе, большие доходы.

К тому же этот сучара дважды покушался на его жизнь… Сделать вид, что забыл, что помирились, — можно. Но простить — никогда!

Так что поводов для радужного настроения у мэра было больше чем достаточно. И потому он позволил себе то, что лишь в исключительных случаях делал в одиночестве на работе: открыл бар и достал роскошную бутылку ароматнейшего настоящего «Камю». Для этого коньяка Вячеслав Иванович держал специальные бокалы. Только в них можно было почувствовать божественный аромат напитка. Он налил в шарообразную рюмку не более чем на четверть ее высоты янтарную жидкость, сделал несколько круговых движений рукой, смачивая внутренние стенки, и сразу почувствовал букет. Ему вспомнились те счастливые несколько дней, что он провел в Париже, где ему и вручили в качестве презента ящик настоящего французского напитка.

Мэр не спешил выпить. Он ласкал бокал в ладонях, чтобы слегка нагреть коньяк, только через пять минут после того, как налил жидкость в бокал, попробовал ее на язык. Подержал несколько секунд во рту и получил настоящее удовольствие, почувствовав слегка жгучий и в то же время мягкий, обволакивающий, почти бархатный вкус. Не торопясь, сделал глоток, дабы коньяк медленно растекся по горлу. Через несколько секунд выдохнул через нос и снова ощутил притягательную силу напитка, в котором благодаря теплу его рук заиграло множество новых оттенков.

Вячеслав Иванович откинулся в глубоком кожаном кресле и прикрыл глаза. Перед мысленным взором поплыли волшебные картины воспоминаний о днях, проведенных с Джульеттой в сказочном Таиланде. Он припомнил, как великолепно она смотрелась на фоне пальм или когда мокрая выходила из океана.

Блаженное состояние прервал мелодичный звонок — сигнал телефона сотовой связи. Кто-то из своих. Он тут же немедленно схватил трубку.

— Здравствуй, это я, — раздался спокойный и властный голос Титовко.

— Добрый день, — как можно оптимистичнее и тверже ответил Петраков, однако насторожился: сам Титовко звонил редко. Если снисходил, значит, были какие-то срочные дела.

— Что так насторожился? — уловил настроение собеседника московский друг.

Мэр действительно был застигнут врасплох. Когда мечтаешь о любимой женщине, охранительные инстинкты отступают на задний план. Но как тертый калач, руководитель со стажем, он быстро сориентировался и постарался говорить так, чтобы развеять сомнения Титовко:

— Наоборот, обрадовался. Что нового?

— Сам говоришь, лучшая новость — это отсутствие новостей. Готовься, едем в Сочи.

— Куда? В Сочи! Отпуск у меня вроде закончился. Да и на море я был совсем недавно…

— Знаю. В Таиланде. С этой вашей бабешкой. Ты этой сучке особо не доверяй!

Вячеслав Иванович напрягся. Упоминание о Джульетте в таком оскорбительном тоне вмиг нарушило его поэтический настрой.

— Я прошу в ее адрес так не выражаться. Между прочим, если бы я не был женат, сразу предложил бы, как говорится, руку и сердце.

В трубке послышался едкий смешок:

— Ну, и бабники вы все! Мягди из-за нее голову потерял, да и ты слишком всерьез воспринимаешь. А между прочим, после поездки с тобой в так называемое свадебное путешествие она вновь бросилась на поиски Джевеликяна. Только что у меня была. Его местопребыванием интересовалась.

…Если бы внезапно раздался над головой удар грома и шаровая молния влетела прямо в кабинет, и то он не был бы так изумлен. То, что сообщил ему Титовко, повергло Вячеслава Ивановича если и не в шок, то в глубокое уныние. Он, конечно же, мог ожидать от Булановой чего угодно, но все же не такой подлой измены.

«Сволочь! Блядь! Проститутка! — Сообщение было столь внезапным, что он не успел придумать других оскорблений, которых была бы достойна его Джульетта, и в голове вертелись первые попавшиеся. — Но почему Мягди?! Что, я хуже?! Вроде недурен собой, богат, обладаю властью… Шалава!»

— Чего молчишь? Перевариваешь новость? Не огорчайся, насколько я осведомлен, она и раньше проделывала подобные кульбиты. Так что вернется. Что ты хочешь — Джульетта! Но хватит о пустяках. Слушай главное: едем по делу. Будет серьезный разговор. Так что настраивайся на работу, а не на отдых. И будь любезен, о том, куда именно едешь, — никому! Тем паче своей… — не договорив, хохотнул и закончил жестким голосом: — Понял?

— Понял, — коротко ответил мэр.

— В таком случае жду завтра у меня. Летим из Москвы. Места на самолет уже забронированы…

Вячеслав Иванович медленно положил трубку и задумался. Поразмыслить было о чем.

Как ни странно, Мягди никогда не был в Сочи. То ли не тянуло на Черноморское побережье, то ли времени на отдых не было. Он никогда не задумывался о том, чтобы понежиться под ярким солнышком на берегу моря. И вот теперь он стал полновластным хозяином необъятной империи, включающей в себя несколько солидных фирм, карманных банков, преступных группировок, налаженной системы сбора дани. Теперь он мог позволить себе казнить и миловать, заставлять солидных авторитетов трепетать от одного его взгляда. И видимо, настолько вошел в эту приятную роль «крестного отца», что на какое-то время разум заклинило и он позволил себе совершить непростительную идиотскую ошибку — сам взял в руки оружие.

Он который раз вспоминал тот день… Разгневанный очередным репортажем этой Аллы Слонимцевой, в котором она назвала его главарем преступной среды столицы, Мягди ворвался в ее офис и хладнокровно выпустил всю обойму. Даже его, привыкшего к виду крови, зрелище содеянного потрясло: тело хрупкой женщины представляло собой сплошное кровавое месиво. Кровь была везде: на стене, на плакатах с кинозвездами, на компьютере, на столе. Алла, еще секунду назад испуганно вдавливающая себя в стену, словно это могло спасти ее от пуль, беспомощно сползала на пол, в лужу рубиновой крови. Вернее, сползало то, что от нее осталось: пистолет-пулемет, да еще с такого незначительного расстояния, обладал убойной силой.

— В-р-р, — поморщился Мягди и отвел взгляд от стекла машины, за которым проплывали виды Сочи, словно именно там лежало в крови растерзанное тело. — Лучше о таком не вспоминать.

Он и не заметил, что пробормотал это вслух.

— Что вы говорите? — участливо спросил шофер, уже подъезжая к месту назначения и остановив машину у закрытых ворот.

— Нет, ничего. Это я так. Погода здесь сейчас хорошая?

— О! — улыбнулся шофер. — В Сочи всегда о’кей! А сейчас почти что бархатный сезон.

Юркая южнокорейская «тико» быстро набирала скорость в гору. Шофер мастерски рулил на поворотах. И вот уже впереди показалось внушительное зеленое здание, похожее на замок-дворец.

— Это и есть дача Сталина? — поинтересовался Мягди.

— Она самая! Раньше здесь, после вождя,принимали других вождей, рангом пониже. Какого-нибудь Цеденбала или секретарей ЦК. А теперь… — начал было шофер, но осекся, боясь обидеть гостя.

«А теперь принимают уголовников, — договорил про себя Мягди. — Впрочем, зачем так грубо? Во-первых, я не уголовник, а президент российско-швейцарской фирмы. Во-вторых, теперь главное значение имеют деньги. Рынок все-таки».

Они остановились еще перед одними воротами, теперь уже во внутренний двор дачи, но их отворили моментально. Прежняя школа и выучка, видимо, еще не канули в Лету.

Джевеликяна встретили любезно: связи у Титовко были налаженные.

— Пожалуйста, проходите. Ваши апартаменты на втором этаже.

— Это случайно не спальня Сталина? — поинтересовался Мягди, когда они по внушительной дубовой лестнице поднялись на второй этаж и прошли в комнату, больше похожую на зал для приема гостей, чем на спальню, хотя здесь и стояла кровать.

— Вполне возможно. Но Иосиф Виссарионович не любил спать в одном и том же помещении. Он постоянно менял комнаты.

«Боялся, что укокошат, — сообразил Джевеликян. — Ну а мне все равно. Если Усков найдет меня здесь, то достанет в любой комнате».

— Прошу обращаться по любым вопросам в любое время, — еще любезнее, чем при встрече, проворковала администратор дачи.

— Спасибо. Мне пока ничего не надо.

— Питаться будете в нашем ресторане. Внизу, на первом этаже.

Мягди уже обратил внимание на вывеску во дворе: «Ресторан „Дача Сталина“.

— Это где вывеска? И он открыт для всех?

— Что вы?! Только для отдыхающих на этой даче.

Мягди открыл дверь и вышел на просторный балкон, откуда открывался великолепный вид на море, горы и окрестности. Вокруг высились огромные реликтовые сосны, стройные кипарисы. Дача представляла собой прямоугольник-каре и со всех сторон была как бы огорожена от непрошеных гостей. Располагаясь на самом высоком месте горы, она обезопасила себя крутыми склонами, окружавшими ее со всех сторон. Первые этажи были неприступны: или зарешечены, как в средневековых замках, или просто не имели окон, имитируя их проемами. Она и выглядела, как средневековый замок: внушительные балконы, колонны, разновысотные этажи… А окрашен замок был в защитный цвет, видимо, чтобы обеспечить безопасность вождю народов.

Но сейчас Мягди было не до углубленных изысков. Вовсю жарило солнце, и хотелось лишь одного: поскорее окунуться в море. А оно, хоть и манило прохладной голубизной, находилось, по всем прикидкам, вовсе не близко.

— А как добраться до моря? — спросил Мягди у дежурного, который охранял территорию и въезд на дачу. — Отсюда часа два, наверное?

— Нет, — улыбнулся дежурный. — Если хотите искупаться прямо сейчас, к вашим услугам бассейн с морской водой. А к морю надо спуститься по этой дороге до лифта. А там по тоннелю девяносто метров — и пляж перед вами. Минут десять, не больше.

— А перекусить, кроме вашего общепита, где еще можно?

— Это не проблема. По дороге будут кафе „У Сулеймана“, „Римский ресторан“, несколько баров на самом берегу моря. Рядом — „Спутник“, там тоже этих точек хватает. Ну а с другой стороны нашей горки — знаменитый ресторан „Кавказский аул“. Там кино „Бриллиантовая рука“ снимали. Смотрели?

— А это что за башня? Вон там, на горе?

— Это гора Ахун. В переводе — „жилище богов“.

Это последнее замечание Мягди понравилось больше всего. Он вынул из бумажника стодолларовую купюру и в благодарность сунул дежурному. Тот ошалел от такой щедрости, но Мягди уже спешил вниз, к морю.

Дежурный, разглядывая купюру, бормотал про себя:

— Надо же, с такими деньгами и без охраны!

Нет, просто так, ни с чем возвращаться к Генеральному прокурору немыслимо! Один раз ведь уже докладывал Александру Михайловичу, что упустил Джевеликяна. И вот — опять!

Теперь, когда этот вопрос на контроле у самого главы правительства! Усков места себе не находил.

Сумасшедшая гонка с группой захвата по Москве и квартирам Титовко не увенчалась ничем. Джевеликяна там не было.

Да и не могло быть, рассуждал и анализировал теперь Андрей. Мягди, если и остается еще в пределах страны, залег глубоко и надежно. Пока его многочисленные адвокаты и защитники, покровители в высших сферах не придумают что-то такое, что поможет им превратить преступника в защитника устоев демократии.

Усков давно уже отпустил группу захвата и теперь, остановив свои служебные „Жигули“ в самом центре Москвы, раздумывал, что предпринять и куда податься.

„А вдруг он скрывается на своей подмосковной даче?“ — мелькнула спасительная мысль.

Вообще-то это маловероятно. Но, зная непредсказуемость Джевеликяна, его сверхнаглость и пренебрежение к законам, можно допустить и такой вариант. После того, на что решился Мягди, самолично расстреляв известную журналистку только за то, что ему не понравились ее репортажи, от главаря московской мафии можно было ожидать чего угодно. Да и выбирать Андрею было не из чего. Он принял решение ехать.

А как только решил, сразу стало легче на душе. Теперь по крайней мере он знал, что надо делать. Жать на педаль, мчаться с бешеной скоростью, чтобы в третий раз, если Мягди действительно там, не упустить его.

Уже через двадцать минут он въезжал в заповедный сосновый бор, где находились владения Джевеликяна. Здесь он бывал уже не раз. И нелегально, когда в одиночку проникал через забор, чтобы обмануть видеослежку. И с группами захвата, когда приезжал официально предъявлять обвинения Джевеликяну. Были во время этих визитов и победы. А были и поражения, которых, надо честно признать, было гораздо больше.

Но сейчас нужна была только победа. И Андрей подсознательно настраивался именно на нее.

Ворота, как всегда, были плотно закрыты. Усков демонстративно подогнал „Жигули“ к ним вплотную и резко просигналил. В ответ тотчас вышел из двери накачанный мордоворот. Он презрительно посмотрел на машину, точно увидел первобытное чудище, и лениво направился к водителю.

„Привык встречать роскошные иномарки, рожу воротит! Но я ему сейчас покажу!“

И не дожидаясь, пока охранник неторопливо к нему подойдет, резко нажал на газ, а затем тут же ударил по тормозам. „Жигули“ взвизгнули, рванувшись вперед, и тут же резко застопорили у самого носа охранника. Тот невольно сиганул в сторону.

„Вот так-то лучше! — с удовлетворением подумал следователь. — Я заставлю тебя со мной считаться!“

— Ты что, в натуре, рехнулся?! — выпалил охранник. — От кого? От босса?

— От прокуратуры! А ну, быстро отворяй!

Охранник остолбенело вытаращился на наглого парня, который приперся сюда на стареньких „Жигулях“ да еще командует. И естественно, не сдвинулся с места.

Это еще больше разозлило Андрея. Он двинул машину прямо на охранника. Тот прижался уже к самым воротам, не зная, что предпринять. На всякий случай потянул руку в карман. Это движение не ускользнуло от взгляда Ускова. Он быстро выхватил свой „ТТ“ и метким выстрелом, высунувшись из окошка машины, прострелил рукав рубашки охранника.

Тот моментально поднял обе руки вверх.

— Вот так-то лучше! — громко произнес Усков. — И прошу больше не трепыхаться. Если, конечно, жить хочешь.

Затем вынул свое удостоверение, развернул его и показал охраннику.

— Следователь Генеральной прокуратуры Усков. Жаль, что вас здесь часто меняют, а то бы ты меня запомнил. И предпочел бы не связываться.

— Да, мне о вас рассказывали, — все еще не опуская руки, ответил слегка повеселевший охранник. — И точно, советовали не связываться.

— Тогда открывай и никому не звони.

— Да босса на даче все равно нет. Он уже вторую неделю сюда не показывается.

— А это мои проблемы. Живо, ворота!

Как только металлические ворота плавно поехали, открывая путь на территорию дачи, Усков лихо промчался мимо них.

Он, как и раньше, хотел подъехать к дому, который всегда казался ему дворцом. Но через десяток метров был вынужден остановить машину. Старый дом-дворец смотрелся халупой по сравнению с новым замком, который вырос рядом.

Красивый трехэтажный особняк поражал необычной архитектурой и использованием западных материалов. Каждому подъезжающему к нему открывалось прекрасное зрелище прозрачной стены, за которой виднелась круглая парадная лестница с лифтом посередине. Здесь же, в просторном вестибюле, был разбит зимний сад.

Усков посмотрел на все это великолепие из машины и решил, что в этом дворце ему делать нечего.

А вот в прежний кабинет Джевеликяна в старом доме он решил все-таки заглянуть. Вдруг там отыщется что интересное?

Он вышел из машины и хлопнул дверью, даже не закрыв ее на ключ.

„Становлюсь самоуверенным, как Мягди, — подумал он. — Впрочем, если эти ребята и захотят забрать мою машину, то сделают это, в любом случае“.

Но „ребята“ не стали вмешиваться в работу сыщика. Видимо, охранник с проходной все же позвонил своим коллегам в дом и сообщил не только о визите следователя Ускова, но и о своей простреленной рубахе.

Поэтому охранник у входа в дом только кивнул Ускову, словно он был здесь хозяин, и больше ничего не предпринял.

„Да и в самом деле, что я могу сделать? Унести какую-нибудь вещь? Добыть сверхсекретные документы? Так что им можно не беспокоиться“.

Он поднялся по застланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж, где находился кабинет сначала бывшего хозяина этой дачи Юлия Леонидовича, а затем, по наследству, и Джевеликяна.

Здесь ничего не изменилось. Ну а то, что дверь была не заперта, говорило о том, что хозяин здесь давно не был. И уж, во всяком случае, никаких компрометирующих документов и материалов, которые могли бы заинтересовать следствие, не держит.

Андрей скорее формально, чем по обязанности, осмотрел комнату. Прошел к огромному столу с зеленым покрытием.

На нем ничего не было, кроме письменного прибора и часов.

Открыл ящик стола. Другой. И вдруг увидел в нем какое-то письмо.

А вдруг?

Он лихорадочно раскрыл конверт. Вынул лист бумаги.

Почерк показался знакомым.

Так и есть! Это писала Буланова. Журналистка из его родного города.

„Любопытно, какие это у них могут быть общие дела и интересы?“

Андрей быстро развернул лист бумаги и углубился в чтение. Впрочем, текст был предельно коротким и лаконичным.

„Мягди! — писала Джульетта. — Прости меня за беспечность и ветреность. Именно так я бы на твоем месте и охарактеризовала свое поведение. Но я все твердо обдумала и поняла, нам не быть вместе. Уж слишком мы разные люди. Прости. Джульетта“.

— Вот так номер! — не сдержался Андрей. — Выходит, она крутила не только с мэром, но и с Джевеликяном! Вот это да! Впрочем, от этой штучки многие были без ума. Вспомнить хотя бы несчастного Геннадия Геннадиевича, директора металлопрокатного комбината… Похоже, эта роковая женщина приносит мужикам несчастья. Первый несостоявшийся муж отравлен. Вторым несостоявшимся стал преступник, находящийся во всероссийском розыске. Да и у Петракова впереди неприятности: материалы на него уже копятся в прокуратуре.

Усков повертел письмо в руках и решил его реквизировать.

„Мягди оно ни к чему, только грусть наводить будет. Ценным предметом не является, так что я ничего не украл“.

Он сунул письмо в карман и понял, что больше ему здесь делать нечего. Быстро вышел из кабинета, сбежал по лестнице вниз. Не обращая внимания на охранников, которых у дверей дома было уже трое, сел в машину и нажал на газ. Ворота дачи были гостеприимно распахнуты настежь.

Генеральный прокурор находился в своем служебном кабинете, когда раздался особый, не сравнимый с другими, сигнал: это вызывал на связь новый, суперзащищенный, недавно появившийся у высшего руководства страны аппарат „СК“ — „Связь Кремля“. И Александр Михайлович сейчас не удивился бы, если бы звонил ему напрямую, минуя многочисленных помощников, референтов, секретарей, сам Президент страны.

На связь с ним вышел премьер-министр, и он был явно не в духе. Даже не поздоровавшись, чего с ним прежде не случалось, глухо буркнул:

— Почему не докладываешь?

— Ищем, Николай Николаевич. Группа захвата поехала на одну из квартир, где предположительно может находиться Джевеликян.

— „Ищем, предположительно“, — передразнил премьер-министр. — А мне уже из Кремля звонят, из Администрации Президента. „Сам“ взял это дело на контроль. Вы понимаете, какой международный резонанс получило это убийство?!

Генеральный прокурор выдержал паузу. Ему не понравился тон, которым с ним разговаривал глава правительства. И потому, после небольшого перерыва, он спокойно, но твердо и решительно заявил:

— Я прошу в таком тоне со мной не разговаривать. В конце концов я не чиновник из вашего аппарата, чтобы отчитывать меня, как мальчишку. Меня на должность назначает Президент, а утверждает парламент.

Как ни странно, такая отповедь на премьер-министра подействовала. Он сбавил тон, голос стал мягче, и дальше разговор уже пошел в нужном деловом русле.

— Пойми меня правильно, Александр Михайлович, я на тебя не наезжаю. Мне этот Джевеликян до лампочки. Таких крутых в стране полно, всех не переловишь. Но дело приобрело форму скандала. К нам уже поступают заявления иностранных послов, которые опасаются за свою жизнь. Это уже не простое убийство журналистки, а международный терроризм. А мы сейчас как раз ожидаем поступления очередного займа от Международного валютного фонда. Понимаешь, от поимки этого Джевеликяна теперь зависит даже финансовая судьба страны.

— Понимаю. Только плохо, что от таких „личностей“ у нас зависит судьба державы. Впрочем, это уже вопросы не моей компетенции. Кстати, Николай Николаевич, по нашим оперативным данным, пригрел, то есть скрывает от правосудия этого преступника, не кто иной, как ваш бывший руководитель аппарата!

— Титовко?!

— Именно.

— Не верю. Это еще нужно доказать.

— Докажем.

— Вот тогда и говорите.

Наступила неловкая пауза, во время которой каждый обдумывал только что услышанное. Наконец премьер-министр вздохнул и сообщил:

— Президент все-таки отпустил меня в отпуск. Поеду на две недельки в Сочи. Жду там вашего доклада. Причем желательно не по телефону, а лично.

— Понятно. Буду держать вас в курсе. А в Сочи чего ж не слетать? Я уже не помню, когда и отдыхал. Тем более на нашем Черноморском побережье…

…Джульетта, конечно, попала к Титовко. Но чересчур прохладный прием перечеркнул все ее благие порывы. Ни адреса Мягди, ни вообще каких-либо сведений о нем она в этом служебном кабинете не получила.

Но препятствия порой только усиливают желание достичь того, чего очень хочется. Особенно у волевых натур. Джульетта Степановна Буланова была именно из таких — волевых, цельных и решительных женщин. И потому решила во что бы то ни стало отыскать Джевеликяна. В Москве она знала еще одного человека, который мог бы ей в этом деле помочь. И потому решила позвонить Ускову.

Рабочий телефон следователя упорно молчал. Джульетта дождалась позднего вечера и позвонила Андрею на квартиру, благо он когда-то подарил ей свою визитку.

На ее звонок ответил приятный женский голос.

„Супруга. Глаша, — догадалась Джульетта. — Еще не подзовет, приревнует“.

Но Глаша так же ласково и непринужденно, как поздоровалась с незнакомой женщиной, подозвала Андрея к телефону.

— Извини, Андрей Трофимович, что беспокою. Но мне очень нужен Мягди. Не знаешь, где он?

— Мне он тоже нужен. И я как раз хотел узнать об этом у тебя.

— Честно, не знаю. То звонил через день, надоедал с предложениями пожениться. А теперь и след простыл. Может, завел себе другую женщину?

— Боюсь, что с женщиной он как раз расстался. Вернее — убил. Позавчера Джевеликян расстрелял из пистолета-пулемета корреспондентку радио „Свобода“ Аллу Слонимцеву. Неужели не слышала?

— Нет, я зарубежное радио не слушаю. Значит, он в бегах?

— Вот именно.

Но у Джульетты вместо слов негодования или осуждения вырвался вздох облегчения. Ей, конечно, жаль было погибшую женщину. Еще более ее пугала перспектива того, что Мягди посадят за решетку. Но главным для нее сейчас было иное: то, что Мягди ей не изменил.

Это понял и следователь. По-человечески он понимал Джульетту. Но как должностное лицо, как работник прокуратуры, для которого Джевеликян был личным врагом, он осуждал Буланову. И потому сказал довольно резко и без обиняков:

— Я вижу, ты совсем запуталась в своих любовниках.

— Ах, Андрей, ты человек женатый, тебе этого не понять. Прямая линия и прямой угол для меня никогда не были аксиомой. Для человека всегда и во все времена на первом плане остаются личные интересы. О родине я буду думать потом. Если она тоже позаботится обо мне.

— Считаю этот разговор излишним. У меня к тебе лишь одна просьба: если Джевеликян напомнит о себе, немедленно сообщи мне. Это и в его интересах.

В трубке послышались звуки отбоя. Джульетта получила необходимую информацию. И разумеется, никогда не сообщит ему о том, где находится Мягди, если узнает.

Впрочем, человек — существо загадочное и непредсказуемое. А уж поведение женщины и вовсе зачастую зависит от неведомых даже ей обстоятельств. Так что Усков не считал этот разговор полностью бесполезным для себя. Он давно понял: для следователя важен не только поиск, но и терпение, умение ждать. Хотя в данном случае ждать он не собирался.

Недолго пришлось Мягди Акиндиновичу прохлаждаться на даче Сталина в одиночку Он успел сходить в кафе „У Сулеймана“, где отведал полную сковороду прекрасно приготовленного мяса по-французски. Послушал местного певца с великолепным бархатным голосом, который удивительно напоминал ему эмигранта Днепрова, чьи магнитофонные записи он любил слушать дома. Побродил по многочисленным внутренним переходам дачи, которая после этого еще больше стала напоминать ему средневековый замок. И заскучал. И начал даже подумывать о коварной Джульетте, которая так внезапно оставила его, прислав короткую записку без объяснения причин.

Собственно говоря, на даче он был не один. Здесь отдыхали и набирались сил и другие люди. Но их Мягди не знал, а знакомиться в его положении, находясь в федеральном розыске, было небезопасно и по меньшей мере глупо.

Он это чувствовал и наслаждался свободой. Очень непривычно было ходить одному, без свиты, и это ощущение возможности делать все без посторонних глаз, идти куда хочется, не бояться, что тебя подстрелит если не свой коллега-авторитет, то уж сыщик Усков, было прекрасно и восхитительно.

Он понимал, что такая свобода дарована ему ненадолго, что вот-вот даст о себе знать Титовко, и старался воспользоваться ею на все сто процентов. Он обошел пешком всю огромную территорию и не мог надышаться свежим, неповторимым по аромату и целебной силе воздухом. Запахи реликтовых сосен, лиственниц, кипарисов, цветущих вечнозеленых кустарников дополнялись тем, особенным, исходящим от моря, лениво накатывающего волны у подножия горы. Легкий бриз доносил сюда, на вершину, не только его рокот, но целебную силу минералов, соли, пенных брызг.

Повсюду по территории парка проходили тщательно ухоженные дороги и бетонированные тропы, благоухали розарии и цветники. Чувствовалось, что здесь есть хозяин, который бдительно следит за чистотой и порядком. Мягди слышал, что такого огромного парка, занимаемого одной организацией, в Сочи больше нет.

И вот сегодня этой свободе приходит конец. Титовко позвонил, чтобы сообщить, что приезжает. И не один.

С кем, не сказал. И Джевеликян мучился, теряясь в догадках.

„Впрочем, какая разница? — рассуждал он. — Может, с известным адвокатом? Лишь бы мое дело сдвинулось с мертвой точки“.

Он заказал обед в номер и расположился за столом в ожидании. В дверь постучали.

— Войдите!

— К вам гости, — сказала администраторша.

Мягди широко улыбнулся вошедшему Титовко и вдруг увидел за его спиной Петракова.

Вот уж кого он никак не ожидал здесь увидеть! Мало того что этот тип отнял у него Джульетту, так теперь еще прикатил сюда, чтобы испортить отдых! Такого нахальства он не позволит никому, даже мэру города с миллионом населения. Он быстро шагнул к побледневшему Петракову, намереваясь высказать все, что о нем думает.

Но его опередил Титовко:

— Вячеслава Ивановича пригласил я. По делу. Так что эмоции оставь при себе.

Джевеликяну ничего не оставалось, как повиноваться. Администратор, слегка задержавшись в дверях, поинтересовалась:

— Вам теперь обед подавать на троих?

Мягди хотел было согласиться, но его опять опередили. На этот раз Петраков.

— Зачем нам обедать в этом номере? Пусть даже за этим столом вкушал яства и сам Иосиф Виссарионович. Не лучше ли, господа, отобедать где-нибудь в более экзотическом местечке, раз уж мы приехали отдыхать?

— Например, в ресторане „Кавказский аул“, — тут же нашлась администраторша. — Хотите, я позвоню туда, чтобы они приготовились?

— Нет, спасибо, мы сами.

И как только дверь за ней закрылась, Петраков добавил:

— Сейчас проехали мимо „Спутника“, и душа заныла. Воспоминания молодости. Я ведь там провел свои лучшие годы. Каждый год по комсомольской путевке приезжал.

— Ну, и чем же нас могут накормить комсомольцы? — насмешливо спросил Мягди. Ему не понравилось, что мэр и здесь, в его номере, ведет себя как хозяин. И потому хотелось уязвить хоть чем-то.

— А чем пожелаете! Там моя давняя знакомая Лена Волкова держит прекрасный бар „Наутилус“. Прямо на берегу моря, на пляже. У нее, кстати, самый лучший кофе в Сочи, не говоря уже о выборе и качестве напитков. И у нее есть еще отдельный, так называемый Каминный зал. Уху из осетринки сварит и рыбкой побалует свежей, прямо из моря.

— Я за! — согласился Титовко. — Здесь мы еще наторчимся. И в „Спутник“ заеду с удовольствием. Я ведь тоже состоял в комсомольских вожаках и часто проводил там выездные семинары и совещания. Так что многих помню.

— Правда? — оживился Петраков. — Тогда, наверное, знаете и Людочку медсестру.

— Ну как же! — встрепенувшись, откликнулся Титовко. — Она мне такие массажи делала — мечта! До сих пор ни один московский массажист сравниться не может!

— Эротические? — оживился и Мягди.

— Ну, ты, как всегда, кто о чем… — недовольно поморщился Титовко. — О женщине без этого подумать не можешь! Люда — профессионал, мастер своего дела. Она — дама серьезная, хоть и любит, как она говорила, „коньячку накатать да попой повертеть“.

„Посмотрим, что там за серьезная баба, — подумал Мягди. — Нет женщины, которую нельзя было бы купить. Разве только Джульетта. У той свои мотивы и интересы. Надо только узнать, чего этой Люде хочется. И подарить. А массаж я ей закажу. И немедленно!“

Все трое заметно оживились. Они даже забыли о делах, о том, что беспокоило и тревожило всех их вместе и каждого в отдельности. И потому вновь вызвали администраторшу и попросили заказать обед в Каминном зале у Лены Волковой. А заодно и крутую машину, чтобы после долгого отсутствия не стыдно было появиться в „Спутнике“ с шиком.

Как же не хотелось Ускову являться утром к Генеральному! Накануне вечером он тоже не стал докладывать о безрезультатности своих поисков, чтобы хоть эту ночь проспать спокойно. Но дальше тянуть было нельзя. Он зашел к своему непосредственному начальнику и наставнику Виктору Васильевичу, чтобы пойти на неудачный доклад вместе.

— Другого результата я и не ожидал, — бесстрастно выслушал рассказ Андрея начальник Следственного управления. — Джевеликян — это не рядовой преступник, которого можно взять голыми руками. За ним большие силы. И они его просто так не отдадут.

— Я это и сам понимаю. Но почему тогда не принять превентивные меры?

— Какие именно?

— Был я вчера на его подмосковной даче. Так там теперь рядом со старым домом новый замок появился. Почему бы не конфисковать эту шикарную дачу и другое его имущество?

— Так ведь это должен определять суд. А мы пока не только дело в суд передать — его самого поймать не можем.

— Да разве я один его поймаю?

— Почему один? — удивился Виктор Васильевич. — Дело на контроле у самого Генерального прокурора и у меня. Объявлен федеральный розыск. Ориентировки на Джевеликяна имеются в каждом отделении милиции. Хотя… ты прав. Прокуратура без поддержки органов внутренних дел в этом деле бессильна. Нужно задействовать большие силы спецподразделений, уголовного розыска, служб наблюдения… Сами по себе ориентировки работать не будут. У местных отделений милиции и без нас забот хватает.

— Что же делать?

— Идти к начальнику. Александр Михайлович и так уже, верно, рвет и мечет, не имея от нас никаких сведений. Не забывай, он все же Генеральный прокурор!

И они направились на пятый этаж, где размещались апартаменты Александра Михайловича.

Генеральный действительно их ждал. Но, будучи опытным руководителем, много лет проработавшим в следственных органах, он не торопил подчиненных. Знал, что, если они задерживаются, на то есть причины.

Но сейчас, как только Усков со своим шефом вошли в его кабинет, он сразу понял, что результат работы — нулевой.

— Опять упустили?

Усков не стал отвечать. Только молча кивнул.

Генеральный взглянул на начальника Следственного управления:

— Что предлагаете, Виктор Васильевич?

— Продолжать поиск.

— И получать нагоняи? Джевеликян нужен сегодня, сейчас. Пока общественность и средства массовой информации держат этот вопрос под контролем. Завтра, возможно, интерес к этой фигуре и пропадет. Но это будет завтра. А сегодня премьер-министр просил меня лично приехать к нему и доложить о ходе расследования. В Кремле и в „Белом доме“ это дело квалифицируется как международный терроризм.

Виктор Васильевич молчал. Ему, как и Ускову, больше нечего было предложить. И тогда хозяин кабинета взял инициативу в свои руки:

— В таком случае я отстраняю вас от этого дела. И вынужден обратиться за помощью в Министерство внутренних дел и в Федеральную службу безопасности. Конечно, это большой урон для нашего ведомства. Эти органы и так только и ждут, чтобы мы подставились. И за это я должен благодарить именно вас. Обоих…

Такого выговора еще не слышал от Генерального не только Усков, проработавший здесь сравнительно немного, но и многоопытный Виктор Васильевич. И потому они молчали, принимая его как должное.

Джульетта возвращалась в свой город ни с чем. И на душе было горько. Она и сама толком не понимала, что с ней происходит. Вроде бы никогда не пылала к Мягди страстью, а вот ведь, оказывается, теперь ей его жалко.

Как обычно в таких случаях, лучший способ излить душу и услышать деловой совет — пойти к закадычной подруге Зине в ее библиотеку.

Зина была на месте. Она только что сварила кофе и, попивая ароматный напиток, не спеша просматривала сегодняшние газеты, которые затем ей предстояло подшить и разложить по стеллажам.

Не успела Джульетта переступить порог, как Зина вскочила и подбежала к ней, размахивая свежим номером столичной газеты.

— Ужас какой, Джуля! Твой Мягди журналистку в упор расстрелял! Ты представляешь!

— Я всегда предупреждала, не надо травить мужиков — это опасно.

Зина так и застыла на месте, изумленно вытаращив глаза.

— Ты что, подруга, рехнулась?! — обрела она дар речи. — Он человека убил, а ты философствуешь!

— Убил, убил! Да в нашей стране теперь каждый день кого-нибудь убивают. Так что же мне теперь, беспрерывно и безутешно рыдать?!

Ошалевшая Зина вернулась к своему столику, сделала большой глоток кофе и лишь после этого, так же невозмутимо, как и ее подруга, заметила:

— Ну, ты и циник!

— Да и ты, душечка, не корчь из себя слишком сердобольную! Сомневаюсь, что ты переживаешь за эту дуру из радио „Свобода“, которой, видите ли, приспичило изо дня в день травить приличного человека, бизнесмена, крупнейшего предпринимателя в стране…

— Который к тому же выводит ее в светлое капиталистическое будущее, — продолжила за подругу Зина. — А ты в своих репортажах людей не травишь? Того же Петракова?! Который, между прочим, не схватил пулемет и не помчался в редакцию, чтобы превратить журналистку Буланову в кровавое месиво.

— О-ля-ля! Как интересно! Давай, воспитывай меня! А я все равно такая, какая есть, — женщина, которой просто нравится этот мужчина.

— Это с каких же пор? — поинтересовалась библиотекарша. — Помнится, тебе нравился Геннадий Геннадиевич… Потом наш мэр… И даже молоденький следователь Усков.

— Не такой уж он и молоденький. Скоро тридцатник стукнет. Я вчера с ним по телефону говорила. И представляешь, что он мне посоветовал?

— Ну?!

— Баранки гну! Наступать на Мягди, когда я узнаю, где он!

Зина разочарованно вздохнула. Она ожидала сенсации, но ее не было. И потому не оставалось ничего иного, как продолжать пить кофе.

А Джульетта вдруг вспомнила, зачем пришла к подруге:

— Зин, ну что же мне теперь делать?

— Мчаться к Петракову.

— Зачем? — изумилась Джульетта.

— Чтобы лечь с ним в койку.

— Ну и шуточки у тебя, поручик Ржевский! Есть мудрая китайская пословица: общаешься со слабым, сам станешь слабым, дружишь с сильным — наберешься силы. А если…

— А если кто откажется, отключим газ. Помнишь это бессмертное выражение из „Бриллиантовой руки“?

Джульетта уже мысленно проклинала себя за то, что вообще пришла к Зинке. И потому, не удосужившись ответить, повернулась и выплыла из библиотеки.

Пожалуй, ничто так не волнует душу, особенно если вам перевалило за пятьдесят, как приезд в те места, где вы когда-то были безмятежно счастливы. Именно так — временем безмятежного счастья — представлялись сейчас Петракову летние отпуска, проводимые когда-то в престижном комсомольско-молодежном лагере „Спутник“. Теперь, когда он стал мэром, полновластным хозяином целого города, когда на его личном счету в швейцарском банке лежала кругленькая сумма в валюте, он, оказывается, больше всего хотел бы вернуть те бесшабашные, под легким хмельком, молодые годы. Годы, когда попасть в этот самый „Спутник“ он мог только по партийно-комсомольской разнарядке, когда у него, так же как и у всех остальных в лагере, в кармане практически ничего не было. Зато у него было одно неоспоримое и невосполнимое преимущество — молодость! К сожалению, это понимаешь, только когда она безвозвратно проходит.

Но сейчас ему было не до воспоминаний о комсомольской юности. Во-первых, он все-таки уже побывал здесь в прошлом году, с директором металлопрокатного комбината. Во-вторых, сейчас он был не один и надо было выглядеть полным сил и энергии жизнелюбом.

Именно таким он и показался встретившимся на пляже давним знакомым. Вячеслав Иванович с сожалением оглядел пустующий теннисный корт, на котором он столько раз играл и мимо которого прошел сейчас, не имея возможности взять ракетку в руки. Но зато обрадовался переменам, которые произошли на пляже, а главное, тому неподдельному радушию, с которым их здесь встретили.

Еще не дойдя до бара „Наутилус“, он увидел медсестер Люду и Люсю, которые радостно ему улыбались.

— Людочка, массаж сделаем?

— А как же! В любой момент!

— А мне можно? — подвинулся поближе к пышнотелой, гладкой и румяной массажистке Мягди. Полные женщины были в его вкусе, а от Люды исходило такое природное здоровье, веселье и обаяние, что пройти мимо нее и не засмотреться — просто не было возможности!

— Конечно! Это мое любимое дело, и я готова заниматься массажем с утра до вечера. И не уставать!

— Люда, — обратился к медсестре Петраков. — Мы заказали у Лены небольшой обед. Вы не откажетесь разделить с нами скромную трапезу?

— Да я же на работе не пью. Только кофе.

— Будет и кофе. И любимое вами пиво. „Миллер“ устроит? А работа у вас уже заканчивается, так что присоединяйтесь.

В Каминном зале, который раньше благодаря наличию в нем нескольких доспехов назывался „рыцарским“, все было готово к приему дорогих гостей. Здесь умели встретить и угостить. В этом уютном, сложенном из естественного камня, известняка и ракушечника помещении, одной, открытой, стороной выходящем прямо на море, которое плескалось в двух шагах, было действительно тихо, прохладно и интимно. Стены этого зала помнили Высоцкого, который играл здесь на гитаре и пел, и многих других именитых людей.

На деревянном длинном столе уже красовались салаты из свежих овощей, дымилась уха, высились горкой фрукты.

Естественно, за таким столом, да еще в присутствии женщин, делового разговора быть не могло. И потому Петраков, взявший здесь на себя роль хозяина, попросил Люду:

— Как только вместе собирается несколько взрослых мужиков, то разговор у них непременно пойдет о делах. А мне хочется расслабиться: давно не был на море. Расскажите-ка нам, Людочка, что-нибудь интересное. Здесь ведь, на море, всякое бывает.

— Бывает, — вздохнула Люда. — Вот как-то меня вызывают в корпус в номер к одному туристу: заболел, и врач прописал банки. Ну я, как дура, набрала этих банок и бегу. Захожу в номер. Лежит на кровати довольно молодой мужчина. Южанин. — Люда покосилась на Мягди, который как ни в чем не бывало с аппетитом уплетал рыбу. — Подхожу к нему, ставлю на спину банки. И вдруг этот „больной“ вскакивает вместе с банками и тигром на меня набрасывается. Валит на кровать и…

— И? — хищно осклабился Мягди, хотя, казалось, совершенно не слушал эту душещипательную историю.

— А ничего! Силы у меня хватает: я его обратно на кровать повалила и даже банки смахнуть успела. Все-таки госсобственность! Правда, с тех пор по номерам больше не хожу.

— Да, — задумчиво протянул Мягди. — А я-то размечтался!.

— А что предложите взамен? — обнажив ослепительно белые зубы, кокетливо спросила Люда.

— А что бы вы хотели?

— Белый „мерседес“, к примеру. — Вспомнила, наверное, песню Маши Распутиной.

— Будет сделано, — равнодушно согласился Джевеликян. — Значит, решено.

Все рассмеялись, и разговор перетек в другое русло. Через несколько минут Петраков поднялся и сообщил, что желает кофе.

— Так вам его сейчас принесут!

— Нет уж! Я пойду в бар, благо это несколько метров отсюда, и закажу сам. Леночка, или Наташа, или Люся приготовят по высшему классу. Этот напиток, господа, требует к себе персонального внимания. — Петраков поднял указательный палец и, слегка пошатываясь, впрочем, самую малость, направился в бар.

А в Каминном зале развернулось веселье вовсю. Попросили погромче включить музыку. Люда, большая любительница потанцевать и „повертеть попой“, как она сама выражалась, пустилась в пляс. Рядом с ней постоянно крутился Мягди. Оказывается, он тоже разбирался в современных танцах и обладал отличной пластикой. Пара была на загляденье.

Вернувшись к себе в кабинет, Усков сел, обхватил голову. И сразу ощутил какую-то непонятную пустоту. Все последнее время каждая его минута была подчинена одному: найти и задержать Джевеликяна. Теперь же, когда его освободили от дела, он вдруг почувствовал себя не только свободным, но и никому не нужным.

Были, конечно, и другие дела, которые в последнее время он практически забросил. К тому же шеф уже успел нагрузить его новой работой. Но он не мог себя сейчас заставить думать ни о чем другом. Поймать Джевеликяна было теперь для него делом чести.

„Но что делать, где искать? — в который раз вопрошал себя Андрей и не находил ответа. — С Виктором Васильевичем теперь тоже не посоветуешься. К коллегам идти бесполезно. Тогда к кому?“

И вдруг его осенило:

„Интерпол! У них база данных получше нашей. Да и связи Джевеликяна с международной мафией известны!“ Уже через полчаса „Жигули“ Ускова подруливали к серому невзрачному зданию на окраине Москвы.

Российское представительство самой мощной полицейской организации мира встретило сыщика неприветливо. Секретарша, к которой он обратился, сразу же задала встречный вопрос:

— А у вас есть запрос из Генеральной прокуратуры? На этого Джевкана?

— Джевеликяна.

— Тем более.

— Нет. Но вот мое удостоверение следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре России.

— Удостоверение предъявите, когда этого самого Джевкана арестовывать будете. А для меня оно ничего не значит.

— Можно пройти к вашему начальнику?

— Он занят. У него совещание.

— И здесь совещание! Бедная страна.

В ответ накрашенная секретарша лишь фыркнула и, не удостоив его даже ответом, достала зеркальце и стала демонстративно подкрашивать губы.

Андрею ничего не оставалось, как с позором ретироваться. Он вышел в длинный коридор с многочисленными дверьми и присел на подоконник углового окошка. Если бы он курил, то сейчас можно было бы сделать вид, будто он раскуривает любимую сигарету.

Но этой пагубной привычки у Андрея не было с детства, и потому оставалось лишь созерцать проходящих мимо людей.

И вдруг он увидел знакомого. Да, это был он, его давний друг из родного Пашкова, Иван Дементьев.

— Ваня! — окликнул Усков.

— Андрей! Какими судьбами?

— А ты?.

— Я здесь работаю. Сижу на запросах.

— Вот как? — оживился Усков. — Можешь мне помочь?

— Попробую. Пошли ко мне.

Андрей буквально потащил за собой приятеля, хотя и не знал, в каком тот кабинете. Его вела интуиция. И потому Иван не упустил случая заметить:

— Ну и прыть у тебя! Как у молодого жеребчика, вырвавшегося на волю. Мы здесь так работать отвыкли. Хочешь кофе?

— Потом! Понимаешь, от меня дважды ушел матерый преступник, объявленный в федеральный розыск!

— Так, — загорелся азартом земляк. — Кто это на сегодня у нас числится в розыске? — Он нажал несколько клавиш компьютера, который стоял у него на столе.

На дисплее замелькали десятки фамилий, кличек, адресов.

— Широка страна моя родная, — вздохнул Иван. — Пожалуй, в этих дебрях можно и заблудиться. Выбирай, какой твой?

— Джевеликян. Мягди Акиндинович. Президент российско-швейцарской фирмы „Интерметалл“. Проживает в Москве. Не судим. Холост.

— Подожди, подожди! Строчишь, как мой компьютер! Если ты знаешь о своем преступнике абсолютно все, зачем тебе я?

— В том-то и дело, что не все, — вздохнул Усков. — Вернее, того, что я знаю как следователь и что имеется в материалах дела, для нашего правосудия абсолютно недостаточно. На Джевеликяне — три заказных убийства. А свидетелей нет. И только когда он сделал непростительную глупость: сам взял в руки оружие и убил журналистку, был официально объявлен преступником. И сразу потребовался и Генеральному прокурору, и премьер-министру. И даже Президенту.

— А, вот кого ты ловишь! — заинтересованно воскликнул Иван. — Слышал, слышал! Об этом вся пресса пишет. В статьях, между прочим, и твое имя упоминается. Хочешь взглянуть?

Он вновь набрал на компьютере комбинацию цифр.

— Смотри, только в зарубежных изданиях твое имя упоминается двадцать пять раз. А в наших и того больше — около сотни. Ты что, о себе ничего не читаешь?

— А когда? Все за ним гоняюсь.

— И, насколько я понял, безуспешно. Давай его вычислять. Сначала сделаем запрос в Генеральный секретариат Интерпола в Лионе. Там хранятся данные на сто тридцать тысяч разыскиваемых.

— Но это же долго? — спросил Усков.

Иван гордо усмехнулся:

— По компьютерной связи это занимает всего несколько секунд. Вот, пожалуйста, фотография и отпечатки пальцев подозреваемого. Возьмешь на память. Так твой Джевеликян, оказывается, успел засветиться в Женеве. Он что, туда ездил?

— Неоднократно. Он же руководитель швейцарского филиала всемирно известной фирмы.

— Ага, напомни потом и о фирме. Посмотрим, нет ли криминала в ее действиях. Как название фирмы?

— „Интерметалл“.

— Записал. Так, смотрим, что же натворил твой друг в Женеве… Ага… Ровно год назад совершил покушение на гражданина Швейцарии. Ранил некоего Фишера. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Усков задумался. Он вспомнил, что год назад Джевеликян внезапно исчез из его поля зрения. А перед этим? Что было необычного до этого исчезновения? Да, как же это он запамятовал? Та знаменитая операция Генпрокуратуры с участием компетентных органов по предотвращению покушения на прокурора Аркадия Николаевича. Киллер был гражданином Швейцарии. И фамилия его была Фишер.

— Говорит. Мы предотвратили заказное убийство нашего сотрудника — прокурора. Арестовали этого Фишера. Но затем были вынуждены отправить его обратно.

— На нашем языке это означает „депортировать“. К сожалению, пока нет международной правовой базы для выдачи преступников другой страны. А заказчиком, я полагаю, выступал Джевеликян?

— По нашим данным — да.

— И вероятно, — предположил Иван, — он поехал в Швейцарию, чтобы разделаться с незадачливым киллером?

— Судя по характеру Мягди, — согласился Усков, — такой вариант вполне возможен.

— Вот и прекрасно, — подвел итог сотрудник Интерпола. — Теперь у следствия, то есть у тебя, есть дополнительная возможность засадить Джевеликяна за решетку. И другое. Судя по этому преступлению, ему теперь заказан выезд за границу, поскольку там его поджидает иностранная полиция. Значит…

— Значит, он скрывается где-нибудь на территории России?

— Или стран СНГ, с которыми Международный Интерпол пока не сотрудничает.

Андрея такой поворот вполне устраивал. Найти Джевеликяна где-нибудь в Костроме или Иванове было гораздо реальнее, чем, скажем, на Багамских островах. Но где же все-таки искать? Ведь и Россия-матушка велика!

Его земляк словно прочитал немой вопрос друга, но на этот раз уже ничем не мог ему помочь.

— К сожалению, наша территория нам гораздо менее доступна, чем зарубежная, — был вынужден констатировать сей печальный факт Иван. — База данных незначительна, техническое оснащение отстает и вообще оставляет желать лучшего. Да и исполнение на уровне российских норм — сам знаешь, что это такое.

— Да уж, знаю, — мрачно кивнул Усков. — В приемной твоего шефа как раз такая исполнительница и сидит. Не подступишься.

— К женщине подход нужен. Она комплименты любит.

— К сожалению, — развел руками следователь, — это не мой профиль. Я большее преступниками общаюсь. Тут уж не до комплиментов.

Он немного помолчал и решительно поднялся со стула:

— Ну, что ж, спасибо тебе, Ваня, огромное. По крайней мере теперь я знаю, что искать его надо у нас.

На том они и расстались. Усков направился к себе на работу, чтобы еще раз, в спокойной обстановке, тщательно обдумать все возможные варианты поиска.

Давно уже Генеральный прокурор не чувствовал себя таким растерянным и неуверенным. Разговор, состоявшийся у него с премьер-министром, на мажорный тон не настраивал.Никогда прежде Николай Николаевич не позволял себе такого резкого, приказного тона. И хотя должность Генерального прокурора действительно не входила в номенклатуру правительства и премьер-министр своей властью не мог ни отстранить его от должности, ни даже наказать, разговор этот прозвучал как тревожный сигнал.

Александр Михайлович прекрасно понимал, что от премьер-министра очень многое зависит в его карьере. И потому надо принимать срочные меры, чтобы исправить отношения.

Но как их исправить, рассуждал он сейчас, если премьер-министр требует немедленно найти убийцу корреспондентки, а ему доложить нечего? Возможно, он даже погорячился, так резко отстранив от расследования Ускова и его начальника. Ведь чтобы всерьез подключить к поиску два мощных силовых министерства, опять нужно согласовать этот вопрос с премьер-министром. А время не ждет — вдруг этот Джевеликян уже за границей?

Выловить его оттуда будет непросто. Даже если его коллеги за рубежом найдут Джевеликяна и задержат, то и в этом случае необходимо сначала оформить с этой страной договор об эстрадации, то есть выдаче преступника, а это уже целая проблема. Было бы гораздо лучше, если бы Джевеликян обретался где-нибудь здесь.

И Генеральный прокурор нажал кнопку на переговорном устройстве, соединяющем его с начальником Следственного управления.

— Слушаю. — Там будто только и ждали его звонка.

— Добрый день, Виктор Васильевич. Подскажи, пожалуйста, где, по вашим данным, сейчас может находиться Джевеликян?

— Кажется, вы отстранили нас от этого дела!

— Не ерепенься, пожалуйста, — примирительно откликнулся Генеральный. Он знал, что Виктор Васильевич давно работает в органах прокуратуры, пользуется большим авторитетом у коллег, и прекрасно понимал, что означает для него отстранение от дела. — Прошу в таком случае просто мне помочь.

— Вам помочь всегда рад, а вот тем ведомствам, которые теперь будут на нашем горбу себе славу зарабатывать, не хотелось бы. Увольте старика.

— Кто же отнимает у вас хлеб? Арестуйте Джевеликяна, и никаких проблем!

— Ищем. И близки к цели! Мы же провели всю следственную работу. Усков, например, только что выяснил, что Джевеликян находится на территории нашей страны. Въезд в западные страны ему заказан, так как он совершил там уголовное преступление, и на него тут же наедет Интерпол.

— Прекрасно! Значит, у нас? — воскликнул Генеральный. Но тут же напустил на себя суровый тон: — А кто вам разрешил самостоятельно продолжать поиск? Я же отстранил вас от этого дела!

— Тогда и за сведениями обращайтесь в МВД и ФСБ!

— Прекратить разговорчики! — по-военному скомандовал Генеральный прокурор.

— Есть! — четко ответил начальник Следственного управления.

— Вот так-то лучше. И никакой самодеятельности!

Александр Михайлович повернулся к телефонному аппарату с аббревиатурой „СК“. Он решил позвонить премьер-министру, чтобы попросить разрешения подключить к поимке Джевеликяна силовые министерства.

Ответил не сам премьер-министр, как обычно бывало в таких случаях, а его помощник.

— Добрый день, Александр Михайлович! Николай Николаевич отбыл в отпуск. В Сочи. В одноименный санаторий. И просил вас прибыть туда к нему с докладом. По какому вопросу, он сказал, вы знаете.

— Знаю. Спасибо.

И повернулся к селекторному аппарату, чтобы соединиться со своим начальником хозяйственного управления.

— Альберт Иванович, готовьте мою поездку в Сочи. Когда? Немедленно.

Наутро после крутого загула, коим закончился скромный обед в Каминном зале бара „Наутилус“, Мягди не мог подняться. Скрипел зубами. Тряс чугунной башкой и снова со стоном валился на подушку. Проклятие! Казалось, стоит хорошенько оттянуться, и все как рукой снимет. Черта с два!

Титовко, как ни странно, выглядел свежим и отдохнувшим, эдаким краснорожим живчиком.

— Пора приниматься и за дела! Сочи очень разнеживает. Ха-ха! Здесь отучишься трудиться, любезный! — И снова хохотнул. — К тому же небось ты в этой царской спальне чувствуешь себя наследником бывшего вождя? По крайней мере по размеру капитала ты Иосифа Виссарионовича далеко обошел.

— Представь себе, не чувствую. Но находиться в этих апартаментах приятно и полезно. Дух вождя воодушевляет на новые подвиги.

— Ну-ну, — саркастически заржал Титовко. — Я это заметил. Вчера ты так ухлестывал за этой медсестрой, что я подумал, а как же бедная Джульетта?

Джевеликян, одеваясь, проигнорировал едкий намек и попросил напомнить ему детали вчерашних событий.

— Что я ей обещал?

— По-моему, белый „мерс“.

— Да? Обещания надо выполнять.

Он взял трубку сотового телефона, набрал какой-то номер.

— Привет, это я! Ну-ну, без поросячьих восторгов. Да, жив и здоров. Вот что. Завтра в Сочи, в международном туристском центре, должен стоять белый „мерседес“. На пляже, около медпункта. Пусть вручат ключи медсестре Люде. Какой, какой! Одна она там такая! Молодая, пышная, красивая! Как свежий персик! Все, отбой.

— Ты это кому звонил? — настороженно спросил Титовко.

— Своему управляющему делами.

Титовко подскочил как ужаленный:

— Ты что, рехнулся? За тобой следят. Тебя разыскивают. Твои телефоны наверняка прослушиваются! А ты делаешь такой легкомысленный звонок?!

Мягди повернулся к балкону, с которого открывался чудесный вид на ласковое, спокойное море, и равнодушно ответил:

— Я же не могу отказать женщине. К тому же я обещал, а мое слово должно быть, как и жена Цезаря, вне сомнений.

— Вне подозрений, — автоматически поправил Титовко.

— Какая разница?

— Вот что, — твердо заявил Титовко. — Отныне никакой самодеятельности! Теперь ты принадлежишь партии. Мы сюда и собрались, чтобы обсудить наши ближайшие задачи. Вот станем у руля государства, тогда ублажай свои прихоти. А пока — строжайшая конспирация. Интересы партии пре-вы-ше все-го!

Мягди резко обернулся:

— Так что же мне теперь, как в том анекдоте с бородой: не пить, не курить и с женщинами не жить? На кой хрен мне такая партия! Одна уже была.

Титовко не на шутку рассвирепел:

— Ты и разбогател, и жируешь на этой сталинской даче благодаря партии. Так что ее не трожь! Что тебе нужно или не нужно, решать теперь нам. А не послушаешься…

И он красноречиво сделал жест руками, означающий что угодно, только не светлую жизнь на этой земле.

Джевеликян притих. Он знал, что это не пустые угрозы. И что бояться мести партии ему надо гораздо больше, чем угроз со стороны своих коллег-авторитетов и тем более ментов. И потому был вынужден смириться.

— Вот так-то лучше! — Титовко сменил гнев на милость. — Пойми, партия не покушается на твою свободу. Нам без разницы, как ты себя ведешь. У нас нет морального кодекса строителя коммунизма или капитализма. Но ты один из главных ее финансовых источников. А вот деньги для партии — главное.

— Понял, — хмыкнул Мягди. — Я денежный мешок, который наша партия трясет как хочет. Но „мерседес“-то понравившейся женщине я могу подарить?

— Что за вопрос? — рассмеялся Титовко. — Хоть десять! Свои личные расходы можешь не ограничивать. Иначе действительно будешь готов отдать жизнь партии. Зачем она такая тебе будет нужна?!

Они рассмеялись. Мир был восстановлен. В этот момент в номер Мягди зашел и свежевыбритый Петраков. Они быстро разделались с принесенным им из ресторана завтраком и принялись обсуждать то, ради чего, собственно, их и собрал тут вдохновитель и организатор новой партии Титовко.

Усков ходил из угла в угол по своему небольшому служебному кабинету и мучительно искал ответ на один и тот же вопрос.

„Будем рассуждать логически, — сказал он сам себе. — Кто может укрыть Джевеликяна?“

Да кто угодно! Его друзья, криминальные авторитеты, Джульетта, наконец. Может, я ищу его в Москве, а он спокойно живет себе в ее квартире. Значит, надо проверить и эту версию.

Друзья… Петраков? Пожалуй. Но они в последнее время делали все, чтобы избавиться друг от друга. Подсылали киллеров, били из гранатометов по окнам квартир, насыпали сильнодействующие яды в телефонные трубки… Так что скорее всего друг Петраков не станет укрывать друга Джевеликяна от правосудия.

К тому же между ними встала женщина. А это настраивает людей друг против друга почище и похлеще денег.

Титовко? Вот эта фигура, пожалуй, заслуживает гораздо большего внимания, чем я ей до сих пор уделял. Бывший крупный партноменклатурный работник. Затем один из руководителей страны, теперь тоже бывший. Но сохраняющий все связи и влияние. Для него укрыть Мягди не составляет труда. Более того, он заинтересован в том, чтобы Джевеликяна не нашли. Ведь именно от него он получает деньги. И немалые.

Итак, Титовко? Тем более что на одной из его квартир Мягди сначала и укрывался.

Но ведь поиски по адресам других квартир Титовко ничего не дали!

Верно, но они ведь не такие дураки, чтобы дважды наступать на одни и те же грабли.

Выходит, нужно проследить за действиями Титовко? Возможно, именно он направил Мягди куда-нибудь подальше от глаз людских. И милицейских.

„Вот дурак! — хлопнул себя по лбу Андрей. — Надо узнать, куда Титовко ездил в последнее время, порасспрашивать его сослуживцев!“ — Он метнулся к телефону. Быстро нашел в справочнике координаты Комитета по управлению имуществом.

— Здравствуйте! Это хороший знакомый Титовко. Не подскажете, он сейчас на месте?

— Нет, он в командировке.

— А где?

— Вообще-то мы такие сведения по телефону не сообщаем.

Усков вспомнил советы своего интерполовского друга и решил применить их на практике. Напрягся и выдал комплимент, которого никак от себя не ожидал:

— У вас такой прекрасный голос, что даже на расстоянии я представляю себе очень красивую девушку, добрую и отзывчивую.

В трубке на мгновение воцарилось замешательство. Затем голос, в котором действительно сквозили понимание и забота, ответил:

— Я, конечно, уже давно не девушка, но вам так и быть скажу: Титовко уехал в Сочи. В один из санаториев. Куда, честно говоря, не знаю. Просто слышала, что он переговаривался о каком-то престижном месте.

— Спасибо, милая женщина! Вы в самом деле самая отзывчивая из всех, кого я встречал! — возликовал Усков.

„Вот уж не ожидал, что с помощью элементарного комплимента можно добыть важнейшую информацию! Да еще по телефону. Представься я по форме, она и слова бы не сказала! Да-с, женщины — народ загадочный!“

Узнать, какие санатории в Сочи считаются престижными, было пустячным делом. Он позвонил куда надо и сразу получил необходимую информацию. Престижными на сегодня в этом курортном городе считались всего три места отдыха: санатории „Русь“, „Сочи“ и „Зеленая роща“. Правда, к этому списку добавились бывшая гостиница „Жемчужина“, теперь стараниями новых хозяев получившая причудливое название „Лимпопо“, и построенный американцами отель „Лазурная-Рэдиссон“.

„Что ж, выбор невелик. При желании эти точки можно обшарить быстро, — сделал вывод следователь. — Возможно, там отыщется не только Титовко, но и кое-кто еще. Как это мне сразу не пришла в голову идея пощупать курортные места? Ведь там затеряться человеку, в том числе и преступнику, проще простого. Да и сочетать приятное с полезным: прятаться от правосудия и отдыхать. Только вот… Как попасть в Сочи? Официально поехать я не могу, потому что от дела отстранен. Неофициально? Да у меня и денег нет. Ребус. Сходить за советом к Виктору Васильевичу?“

И он быстро направился в кабинет начальника.

Поссориться подруги всерьез и надолго конечно, не могли.

И Джульетта, махнув рукой на оскорбленное собственное самолюбие, направилась к подруге мириться. Она купила в коммерческом ларьке бутылку мартини, очень надеясь, что это действительно вермут.

Впрочем, опасения, что Зина встретит ее враждебно, были напрасными. Едва она показалась в дверях библиотеки, Зина вскочила:

— Джуля, смотри, что я нашла!

— Что?

— Оказывается, есть что-то неотвратимое, мистическое, чему нельзя противиться и что обязательно влечет преступника на могилы своих жертв.

— А при чем здесь я? — не поняла Джульетта.

— Ну, ты даешь! Журналистский нюх потеряла! Оно и понятно, когда вокруг столько роскошных мужиков вьется, голову потерять очень легко.

Джульетта улыбнулась. Во-первых, на сей раз она решила не поддаваться на провокации. Во-вторых, она действительно поняла, что Зина имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, что Мягди под властью этих самых мистических чувств захочет навестить могилу убитой им корреспондентки? Но не будет же он стоять перед этой могилой вечно?

Зине пришлось согласиться. Она немного подумала и предложила:

— Тогда наливай. Что там у тебя?

— Сухое красное мартини. Из него можно приготовить прекрасный коктейль: сто граммов мартини, двести апельсинового сока и лед. Пьешь через соломинку и балдеешь.

— Хотя лето практически закончилось и на улице не так уж жарко, можно и со льдом. Как пообщалась с мэром и уголовником, поездила с ними по заграницам, сразу важной дамой стала! А помнишь, как у Булгакова в „Мастере и Маргарите“? Правильно: настоящая дама пьет только чистый спирт!

— А дама-гурман смакует настоящее мартини! Красиво жить не запретишь! Я уже давно пришла к выводу: живем, как это ни общеизвестно, только раз. Отсюда делай выводы!

Зина сделала вывод и приготовила два коктейля. Соломинок в библиотеке не было, и она отпила напиток прямо из высокого стакана.

— А ведь действительно вкусно! — замурлыкала, закатив глаза. — Это тебе не водяра, которую надо пить одним махом. Хорошее вино можно и посмаковать.

Джульетта тоже пригубила мартини, поставила стакан на стол и подошла к распахнутому настежь окну. На улице ярко светило солнце, кое-где на ветках высоких деревьев появились желто-золотые листья, напоминая, что осень не за горами. Она вдохнула воздух полной грудью, постояла еще несколько минут спиной к подруге, а затем резко обернулась:

— И все же, где мне найти Мягди?

— А тебе он очень нужен?

— Очень!

— Как говорят французы? Шерше ля фам. Значит, и ищи другую женщину, которая у тебя его увела.

Джульетта ожидала от Зинаиды любого совета, но только не этого. Она настолько была уверена в своей власти над Мягди, что такая простая мысль ей и в голову не приходила. А может, действительно стоит подумать и о таком варианте? И потому она не обиделась на Зину, а, наоборот, спросила:

— А где же мне искать эту „ля фам“?

— А это уж тебе лучше знать, подруга. Может, в каком ночном клубе столицы, а может, и на курорте. Сейчас бархатный сезон. Все проститутки на юге отдыхают.

Джульетта задумалась. Нет, Москву с ее ночными клубами, казино и притонами можно исключить. Там ему светиться слишком опасно. А вот юг — это пожалуй. Но где?! Юг-то большой!

Зина, словно угадав, о чем она думает, заметила:

— Сдается мне, что он с какой-нибудь юной шлюхой загорает в Сочи. Куда сейчас у нас приличному человеку с большими деньгами поехать? Крым не наш, хохляцкий. Азовское море не для твоего Мягди. А вот город Сочи, где темные ночи, — в самый раз. Там и деньгами покидаться есть где, и спрятаться можно, и развлечений полно.

— Пожалуй, Зин, ты как всегда права. А не махнуть ли и нам с тобой в Сочи?

— Со мной? — изумилась Зина. — С какой это стати? Да и денег у меня нет: наш шеф, сама знаешь, зарплату задерживает.

Джульетта улыбнулась:

— Господи, да что мы с тобой не подруги в конце концов?! Которые и Крым, и Рим должны пройти вместе? А деньги не твоя проблема: Мягди в последний раз подбросил мне на карманные расходы. На Сочи как раз хватит. Ну что, едем?

— Едем!

Зина была легка на подъем. Ей и сейчас казалось, что ей восемнадцать. Она и думать забыла, что у нее имеется муж и взрослый сын. Впрочем, и без нее недельку-другую проживут. А отпуск ей, между прочим, давно положен!

Сборы в дорогу у Генерального прокурора заняли совсем немного времени: ведь летел он в Сочи не отдыхать, а всего лишь на один день, с докладом к премьер-министру и просьбой о помощи. Подлетая к Адлеру, Александр Михайлович полюбовался из иллюминатора на вид большого курортного города, растянувшегося вдоль побережья Черного моря почти на сто километров. Сверху море казалось тихим и спокойным, а прибрежная полоса с многочисленными гостиницами, пансионатами и санаториями совсем узкой. Впрочем, вид курортного места даже с высоты птичьего полета не настроил его на лирический лад: предстоял нелегкий и нелицеприятный разговор с премьер-министром. Лететь из Москвы к нему на доклад, а вместо этого просить содействия в розыске опасного преступника — это было занятием не из приятных.

В аэропорту Адлера его, конечно, встречали. Он вышел из салона первого класса, бок о бок с охранниками, по отдельному трапу, быстро сел в роскошную иномарку с милицейской мигалкой, которая тут же и рванула.

В здании городской прокуратуры его уже ждали ответственные работники и мэр Сочи. Здесь уже был накрыт стол для завтрака, но Александр Михайлович на все предложения коротко бросил:

— Не до того мне сейчас. Премьер-министр ждет.

— Ну а после доклада? — поспешно поинтересовался прокурор города.

— Да, пожалуй. Думаю, Николай Николаевич после моего доклада вряд ли захочет вознаградить меня обедом. Но предупреждаю: пообедаем быстро и без всяких излишеств. Сразу после этого я вылетаю в Москву. Так что лучше организовать обед где-нибудь по дороге к аэропорту.

— Будет сделано, — с готовностью откликнулся прокурор.

…Премьер-министр отдыхал в президентском санатории „Сочи“. Разумеется, не в общих корпусах, а на отдельной красивейшей территории парка, в которой издавна располагались правительственные дачи. О том, что в их городе отдыхает кто-то из высших руководителей государства, сочинцы всегда узнавали по военному кораблю, который в таких случаях становился на „прикол“ в море напротив правительственных дач. Такой корабль дрейфовал в море и сейчас.

Как ни странно, премьер-министр встретил Александра Михайловича чрезвычайно радушно. Видимо, и одного-двух дней у моря бывает достаточно, чтобы любого человека, даже ответственного за судьбу страны, охватывало ощущение блаженства и расслабленности.

Но прокурору расслабляться не приходилось. И потому он начал разговор не с вопросов о погоде и здоровье, а прямо с дела:

— Докладываю. Джевеликян пока не пойман. — И видя, что премьер-министр нахмурил густые черные брови, быстро добавил: — Но прилетел я не за этим. А просить у вас помощи.

— У меня? — удивился Николай Николаевич. — Да чем же я могу помочь такому грозному ведомству, как Генеральная прокуратура?! Может, мне пойти в дозор и самому разыскивать этого Джевеликяна?

Александр Михайлович не мог сдержать улыбки. Все-таки разговор на свежем воздухе, среди пальм и яркой зелени, за столиком, уставленным разнообразными напитками, и его, закаленного бойца, предрасполагал к более веселому и непринужденному общению.

— Нет, конечно, Николай Николаевич. Вам в дозор идти не нужно: вы нужны нашему государству и народу.

— А народу! — лениво отозвался Николай Николаевич. — Народу нужна водка и зарплата, которую платят вовремя. А кто при этом управляет страной, ему до лампочки. Так что не обольщайтесь своей личной ролью в истории человечества.

„А я и не думаю обольщаться, — подумал Генеральный прокурор. — Видно, море и отдых действительно расслабляют человека. Настолько, что притупляют его бдительность и заставляют говорить более откровенно“.

А вслух сказал:

— Я прошу другой помощи: от Министерства внутренних дел и Федеральной службы безопасности. Вы, конечно, понимаете, что без этих ведомств прокуратура бессильна.

Николай Николаевич пристально посмотрел на собеседника. Прикидывал, чего можно от него ожидать после такого сообщения. Подвоха? Вряд ли. Генеральный прокурор сейчас далеко не в лучшем положении. И прекрасно знает, что дело находится на контроле не только у него, главы правительства, но и у главы государства. Хочет отвести от себя ответственность? Вполне резонно. Тогда можно будет умыть руки и кивать на МВД и ФСБ: мол, мы им все материалы на Джевеликяна передали, а они его не ловят.

„Хитер Александр Михайлович, — подумал премьер-министр. — Голыми руками его не возьмешь. Формально он мог ко мне и не прилетать. И даже вообще не докладывать. Но знает, хитрый лис, что от меня многое зависит. Вот и решил себя обезопасить. А может, просто решил воспользоваться случаем и отдохнуть? Проверим“.

— На сколько в Сочи, Александр Михайлович?

— Сегодня и обратно. Дел много.

— Ну-ну. А то отдохнули бы. Я вам и номер здесь приготовил. Как?

Генеральный прокурор тоже испытующе взглянул на премьер-министра. И понял, что этот вопрос задан ему неспроста.

— Нет, Николай Николаевич, спасибо. Так как же моя просьба?

— А никак. Вы прекрасно знаете, что формально ни вы, ни тем более ФСБ мне не подчиняются. Этот вопрос к Президенту.

Генеральный прокурор, конечно, предвидел и этот вариант. Но даже и такой ответ главы правительства давал ему заметную „фору“ в деле Джевеликяна: снимал с него значительную часть персональной ответственности. Он доложил, обратился за помощью, а уж дальше — не его забота. Однако Александр Михайлович привык все дела доводить до конца!

— Формально — да. А фактически ваше слово — закон и для этих силовых ведомств. Не обращаться же к главе государства по каждому пустяку!

Глава правительства понял, что этот раунд он проиграл. В Москве, в своем шикарном кабинете, он, конечно же, рассердился бы. Но здесь, на берегу ласкового теплого моря, с которого сейчас так приятно овевал тело легкий бриз, положительно не хотелось ни с кем ссориться. Да и особых поводов не было. Ну, выторговал себе Александр Михайлович послабление. Ну, переложил ответственность на другие ведомства. Ну и что? Пусть другие и отвечают.

— Хорошо, согласен. Передам через помощника, чтобы их подключили. — И, взглянув на море, добавил: Мне водные процедуры надо принимать, а ты меня проблемами одолеваешь. Больше на отдыхе не беспокой. Разве только сообщением, что поймал этого… Джевеликяна.

Но, как только Александр Михайлович поднялся с плетеного кресла, премьер-министр, скорее из вежливости, чем с охотой, пригласил:

— Со мной пообедаешь?

— Нет, спасибо. Меня городской прокурор по дороге в аэропорт покормить обещал. А то еще обидится.

— Ну, будь здоров, — протянул руку Николай Николаевич, тоже поднявшись. — На море, скорее на море. Пока погода хорошая и море теплое…

А Генеральный прокурор сразу у ворот дачи сел в поджидавший его милицейский „мерседес“ и в сопровождении охраны и ожидавшего его прокурора города помчался в сторону аэропорта. Примерно на половине пути головная машина резко повернула с автострады вправо.

— Куда едем? — поинтересовался Генеральный.

— В „Спутник“. Здесь есть хорошее и тихое местечко. Каминный зал, в котором бывали и Высоцкий, и Лев Лещенко, и многие иностранные гости.

— Да? — оживился Николай Николаевич. — А я ведь здесь в свои комсомольские годы отдыхал. Тогда это было самое престижное место.

— Ну, вот и вспомним молодость.

И головная милицейская машина, а за ней и вся кавалькада машин въехали в распахнутые настежь ворота территории „Спутника“ прямо по бетонированной площадке пляжа.

Работа в номере „люкс“ на сталинской даче кипела вовсю. Сегодня к заветной троице присоединился еще один человек, по внешнему облику, одежде и манере держаться совсем непохожий на респектабельных господ, пригласивших его. Этот средних лет, невзрачный на вид мужчина напоминал обыкновенного советского инженера периода застоя. Максим, как запросто называл его Титовко, и в самом деле был инженером по образованию и крайне непритязательным в быту и одежде. Но имел одно неоспоримое достоинство: он был профессиональным электронщиком, фанатом своего дела, много лет проработавшим на одном секретном военном НИИ. В эпоху всеобщей ломки и реформ оказался он, как и многие его собратья, не у дел. Научно-исследовательский институт, где он работал, влачил жалкое существование, не имел оборонных заказов и жил лишь на то, что сдавал свои помещения в аренду многочисленным коммерческим фирмам. Специалистов, в том числе крайне редких профессий, знатоков своего дела, поувольняли. И вот оказавшийся не у дел электронщик был замечен, обласкан, прикормлен и взят на учет партией Титовко. А затем и привлечен к грандиозной афере, которую долго и давно вынашивал босс. Сегодня эту свою идею он решил раскрыть на совете с близкими ему людьми. К тому же и Мягди и Петраков должны были принять в ее реализации самое непосредственное участие и обеспечить необходимое прикрытие.

— Товарищи! — по-старопартийному обратился Титовко к собравшимся в номере Мягди. — Приближается решающий момент: выборы, на которых наша партия может и должна взять власть в стране. Но для этого требуются деньги. Много денег. Не мне вам рассказывать, сколько стоит избирательная кампания. Избирателей надо покупать, только тогда мы получим самые надежные голоса. Поэтому руководство партии решило: задействовать вариант „А“. Максим, тебе слово!

Максим нерешительно поднялся, но Титовко его ласково „посадил“:

— Не затрудняйся: все — свои. Излагай план.

Электронщик приободрился и начал:

— В мире все хотят иметь деньги. Изобретаются многие способы их изъятия, люди идут ради денег на убийства и злодейства. А я предлагаю простой и бескровный способ их изъятия. У государства.

— Фальшивые авизо? — спросил Мягди.

Специалист со снисходительным сочувствием посмотрел на Джевеликяна.

— Авизо! — презрительно хмыкнул Максим. Он уже вошел в раж. И теперь Идея владела им, а не он — собой. — Да много ли по ним украдешь? Ну, миллиард и то с трудом и риском для жизни. Нет, все гениальное просто. Надо взломать компьютерную защиту Центрального банка страны и перекачивать из него столько средств, сколько потребуется.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул Мягди. — И не нужно быть криминальным авторитетом! Присосись к банку и питайся, как паразит.

— Но это ведь опасно, — вмешался Петраков. — И потом, насколько я понимаю, это придется делать через какой-нибудь другой банк?

— Правильно понимаешь, — жестко сказал Титовко. — Для этого я вас и пригласил. Банк-получатель намечен в твоем областном центре. Близко к Москве, и город достаточно крупный.

— Ну, нет! — запротестовал мэр. — Я не могу так рисковать!

— Помолчи! — резко оборвал его Титовко. Он предполагал, что встретит сопротивление Петракова. — Тебя и спрашивать никто не станет. Это задание партии. И очень почетное. Тот, кто поможет партии выиграть выборы, может рассчитывать затем на очень крупные посты. Например, премьер-министра…

— А что! — вскинулся вдруг Петраков. — Чем я хуже этого Николая Николаевича?!

— А меня сделаешь Генеральным прокурором? — то ли в шутку, то ли всерьез проурчал Мягди.

— Сделаем, все сделаем! — заверил Титовко. — Но сначала надо найти курицу, которая снесет нам золотое яичко. Так вот. Тебе, Мягди Акиндинович, поручается обеспечить безопасность и защиту Максима: чтоб ни один волос не упал с его головы!

— Да я сам обложен, как волк!

— Не прибедняйся: „мерседес“ для своей красотки не побоялся заказать?

— Ну, заказал. Подумаешь, мелочь!

— Значит, так. Сделай еще один звонок и прикажи своим головорезам создать Максиму все условия для работы и обеспечить ему постоянную охрану.

— Будет сделано, шеф, — сразу согласился Мягди.

— Вот и прекрасно! Ты, Максим, вылетаешь в Москву немедленно: билет заказан, машина ждет у подъезда. Сейчас Мягди Акиндинович сообщит тебе, где ты будешь находиться.

Титовко повернулся к Мягди:

— А о твоей безопасности поговорим дальше: нас уже ждет самый известный и самый дорогой адвокат, которого только можно было найти в Москве. С ним мы твое дело и обсудим. Нельзя сейчас в преддверии выборов идти на обострение конфронтации с правоохранительными органами. Попробуем все уладить юридическим путем.

— А также путем подкупа должностных лиц, — вставил Мягди. Он был в приподнятом настроении: ему, человеку деятельному и энергичному, уже надоело сидеть без власти, подчиненных и решительных действий.

— Разумеется, — согласился Титовко. — В стране, где все покупается и продается, грех было бы не воспользоваться такой возможностью.

Виктор Васильевич был на месте. В последнее время он редко покидал свой служебный кабинет. С годами он значительно прибавил в весе и стал тяжел на подъем. Зато ум его работал так же четко и профессионально, как прежде. Пожалуй, даже еще с большим блеском, потому что годы лишь прибавляли начальнику Следственного управления опыта и мудрости.

И потому, едва лишь Усков переступил порог кабинета, Виктор Васильевич сразу поинтересовался:

— Новая идея появилась?

— Как вы угадали?

— Да уж, — проворчал начальник Следственного управления. — Догадаться нетрудно. Это у тебя на лбу крупными буквами написано.

Следователя это не смутило. И потому он сразу перешел к делу:

— Я еще раз все проанализировал и пришел к выводу: Джевеликяна надо искать в Сочи.

— Может, и место укажешь? — иронически усмехнулся Виктор Васильевич.

— Укажу. Скорее всего это один из трех самых престижных санаториев. Даже из двух, потому что санаторий „Сочи“ принадлежит Администрации Президента, и туда он попасть просто не может.

— Ты уверен? — еще более скептически спросил хозяин кабинета. — Впрочем, сейчас за деньги можно попасть куда угодно. Хоть в космос. Но ты, пожалуй, прав: туда даже из соображений безопасности Мягди не сунется. Постой, а с чего ты все-таки взял, что он именно в этом курортном городе?

Следователь лукаво улыбнулся, и сразу стало видно, что это еще совсем молодой человек с юношеской беззащитной улыбкой на открытом добром лице. И в тон начальнику сказал:

— Оттуда. Путем логических умозаключений.

— А-а, — разочарованно протянул Виктор Васильевич, — я-то думал, что ты обладаешь какими-то новыми сведениями…

— Не цените вы молодые кадры, товарищ начальник! Я подумал, раз Титовко первый раз спрятал этого прохвоста на своей квартире, то и дальше будет принимать участие в его судьбе. И решил проверить его передвижения за последнее время. Так вот. Сейчас господин бывший заместитель главы правительства пребывает именно в Сочи.

— Сомнительная версия. Нынче время отпусков, он может просто поехать туда отдохнуть.

— Нет, он в командировке. К тому же это пока единственная зацепка, которая может привести нас к Мягди. Кроме того, меня насторожило удивительное совпадение: оказывается, туда же срочно выехал и наш герой-мэр Петраков.

— О, — оживился Виктор Васильевич, да так, что даже покрутился в своем кресле, которое жалобно заскрипело под его тяжестью. — Это уже интереснее! Чует мое сердце, что эти голубки туда слетелись не зря. Надо их найти.

— И я так думаю. Только как мне туда попасть?

Начальник Следственного управления задумался. Он прекрасно помнил выговор от Генерального за самоуправные действия в поиске Джевеликяна и, естественно, не хотел рисковать. Но версия Ускова на самом деле была чрезвычайно интересной и перспективной. Не разработать ее до конца — непростительная ошибка для следователей. И потому он решился.

— Хорошо. Сейчас позвоню Александру Михайловичу и попрошу разрешения.

— Гиблое дело! — вздохнул Андрей.

— А тебя никто не спрашивает. Случись что, все посыплются на меня. А мне и одного выговора достаточно.

Он решительно нажал кнопку селекторной связи, напрямую соединяющую его с Генеральным прокурором.

Но на его вызов ответил помощник.

— А где Генеральный? Мне нужно срочно доложить ему кое-что.

— Отбыл в Сочи. В командировку.

— Спасибо.

Виктор Васильевич посмотрел на Ускова и многозначительно поднял указательный палец вверх. Затем обратился к нему с вопросом, впрочем, совершенно не нуждаясь в ответе:

— Сочи — Сочи. В городе Сочи темные ночи. Все едут туда. Что бы это значило?

Тем не менее Усков посчитал необходимым ответить:

— А то, что именно там и происходят интересующие нас события. И промедление смерти подобно.

— Хрен с тобой, езжай! — решился начальник Следственного управления. — Там и в самом деле назревают какие-то важные события, мимо которых мы просто не имеем права пройти. Если, конечно, хотим сами, а не через ФСБ довести это дело до конца.

Усков по-мальчишески радостно заулыбался. Мысленно он уже летел в самолете и набрасывал план предстоящих действий.

„Ил-86“, заполненный лишь наполовину, приземлился в аэропорту Адлера точно по расписанию. И скоро Джульетта с Зиной оказались уже на выходе в город. Здесь их встречала масса частных извозчиков и людей, предлагающих устроить в любой санаторий.

— Смотри, как стали бороться за каждого отдыхающего, — возликовала Зина. — Вот что значит конкуренция!

Джульетта не успела ответить, как к ним подошел смуглый брюнет, оценивающе оглядел с ног до головы и без церемоний спросил:

— Дэвочки приехали работать или как?

Зина только хотела с возмущением ответить, что они не проститутки, но ее опередила подруга:

— Конечно, работать. Сейчас весь бомонд из Москвы переместился сюда, а нам нужны „зеленые“.

— Вы мнэ подходите, — заявил брюнет. — Могу предложить сауну-люкс для состоятельных господ. Круглосуточно, хорошая охрана. Если постараетесь, за сутки можете заработать до штуки баксов.

Зина вновь открыла было рот, но Джульетта дернула ее за рукав чрезвычайно легкомысленного летнего платья.

— И сколько состоятельных господ нужно пропустить за сутки, чтобы получить эту „штуку“?

Брюнет задумался, с видом знатока оглядывая фигуры женщин.

— Ну, вот ты, — он ткнул пальцем в грудь Джульетты, — можешь подзаработать бодимассажем. А ты, — он горестно покачал головой, давая Зине понять, что ее цена значительно ниже, — будэшь работать на подхвате..

— Как это на подхвате?! — не выдержала задетая за живое библиотекарша. — Я еще не такая старая кочерыжка, как ты думаешь. Я на год Джульетты моложе. Я…

— Нэ торгуйтесь, дэвочки. Товару много. Конкурэнция! Просто вы новенькие, из столицы, а так бы я на вас не запал.

— Это я товар? — накинулась Зина на брюнета. — Да я из тебя шашлык по-карски сейчас сделаю!

— Вы что, сдурели? — Сутенер отступил под натиском разъяренной, как кошка, Зины. — Так вы согласны работать или нэт?

— Или нет, — спокойно отчеканила Джульетта и, дернув подругу за рукав, прошипела: — Пойдем, дура, это же мафия. Загребут — задницы своей не найдешь.

И только отойдя от опешившего, так ничего и не понявшего брюнета на безопасное расстояние, они весело расхохотались.

— Ну, ты и стерва! — возмутилась Джульетта. — Сразу вспомнила, что на год моложе! Смотри, не ляпни об этом при Мягди, когда мы его отыщем.

— А ты тоже хороша, разыграла из себя шлюху! Хотя… — Зина отошла на несколько шагов от подруги и критически осмотрела ее. — Да, это несомненно, тебя сразу можно принять за „ночную бабочку“.

— Спасибо за комплимент. Так куда двинем?

— А сколько у тебя денег?

— Как выразился этот тип, две штуки баксов. На гостиницу хватит.

— Не густо! Жаль, упустили такую прекрасную возможность подзаработать: две ночи и столько долларов! — Было неясно, то ли Зина пошутила, то ли сказала всерьез.

— Да, — в тон ей ответила Джульетта. — И тогда бы Мягди меня к себе и близко не подпустил!

— Да, — с гордостью согласилась Зина. — Мы сильные самостоятельные женщины, которые могут за себя постоять. Так где будем искать твоего возлюбленного?

— Давай рассуждать. В людных местах он вряд ли появится. Скорее всего обретается где-нибудь в тихом местечке. К тому же с его деньгами и положением он, конечно, выберет себе что-нибудь посолиднее. Давай для начала устроимся в приличную гостиницу, а там уже будем наводить справки.

И Джульетта решительно подошла к первому попавшемуся такси. Открыла дверцу, села в машину, подождала, пока заберется Зина, и сказала шоферу:

— В гостиницу „Москва“!

Мягди, выполняя просьбу Титовко, еще раз позвонил в Москву своему управляющему и распорядился обеспечить Максима всем необходимым, в том числе и охраной. Заодно поинтересовался, как дела с „мерседесом“. Управляющий доложил:

— Можете проверить, Мягди Акиндинович, „мерседес“ белого цвета и самой последней марки сегодня в два часа дня будет стоять на пляже „Спутника“ напротив медпункта.

— Отлично! — обрадовался Мягди. — Спасибо за службу.

Джевеликян и сам не знал, чему так обрадовался. Раньше сообщение о приобретении нового автомобиля и даже новой квартиры никаких эмоций у него не вызывало. Это было даже не событием, а обычным рядовым делом, не стоящим внимания.

Значит, дело не в покупке „мерседеса“, понял Мягди. А в том, что он, возможно, станет ближе и приятнее этой миловидной женщине, которая ему так приглянулась.

И тут же перед его глазами возникло возмущенное лицо Джульетты. Как будто она гневно выговаривала за то, что он ей изменяет.

„Сама ты мне изменяешь! — мысленно огрызнулся Джевеликян. — С этим мартышкой-мэром! А я не позволю со мной так обращаться!“

Этот ответ Джульетте словно освободил его от обязанностей перед журналисткой. Мягди был волевым мужчиной, с твердым и решительным характером. Если он и терпел долгое время Джульеттины фокусы, то исключительно ради обладания такой женщиной. В его глазах она стояла на несколько ступеней выше любой его московской знакомой. А уж про путан, которые десятками липли к нему в любом ночном баре или казино, и говорить нечего. Недостижимость мечты всегда притягивает, заставляет преодолевать любые преграды. Мягди долго стремился к этой непростой и загадочной женщине. Он прощал ей многое. И то, что она пугалась с Петраковым, который с тех пор стал его злейшим врагом. И то, что написала о криминальных структурах столицы несколько обидных скандальных статей. И многое другое.

Но прощал до тех пор, пока не мог к ней даже приблизиться. А после того как она, в порыве внезапной прихоти и страсти, отдалась ему, Мягди несколько охладел.

Нет, он не стал любить ее меньше. Не мог допустить и мысли, что они расстанутся. Но ее явные проколы, пренебрежение его персоной… Джевеликян этого больше терпеть не мог. И сейчас выдался удобный случай доказать ветреной Джульетте, что она — не единственная женщина в этом мире.

— Эх, позвонить бы ей сейчас да пригласить сюда! — неожиданно он высказался вслух. — Хотя бы для того, чтобы увидела, как я ухаживаю за другой. Но нельзя. Титовко наверняка запретит. Начнет травить про конспирацию, интересы партии и прочую хренотень. Ну, погоди, господин Титовко! Стану свободным, выйду из этого розыска, я тебе покажу!

На том он и утешился. Взглянул на массивные золотые часы, украшавшие волосатую руку, и подумал, что, раз время приближается к заветным двум часам дня, то не грех и прогуляться в „Спутник“. Ему хотелось собственными глазами увидеть эффект, который произведет появление „мерседеса“ на Люду.

И он, отказавшись от машины, решил спуститься вниз к морю, на пляж „Спутника“ по тенистой бетонной лестнице.

Уже при подходе к пляжу он заметил необычное оживление. Возле распахнутых ворот на территорию пляжа, которые обычно были закрыты, стояли две машины ГАИ с включенными „мигалками“.

„Гаишникам тоже захотелось в жаркий денек искупаться, — подумал он. — Вот так они несут службу в нашем родном государстве“.

Он беспрепятственно прошел на пляж, который, как обычно, был забит отдыхающими. Ласково плескалось море, лениво несла к нему сероводородные воды речка Агура, слышался истошный визги вопли детишек, которых родители безуспешно пытались вытащить из теплой воды.

Красавец „мерседес“ белел, сиял на солнце среди нескольких других машин на бетонной площадке перед медпунктом и баром „Наутилус“. Мягди в который раз восхитился своим управляющим.

Однако подойдя ближе, он почувствовал неладное. Повсюду сновали люди в штатском, но с рациями и пистолетами в кобурах нараспашку. Вплотную к его „мерседесу“ стояло еще несколько машин с такими же „мигалками“, как на „гаишных“.

Он остановился, не зная пока, что предпринять. В голове завертелись, замельтешили, пугаясь, мысли, одна мрачнее другой.

„За мной приехали, фраера поганые! — тотчас определил он. — Кто предал? Сука Петраков? Этот электронщик? Кто еще знает, что я здесь? Ведь я же оформлен на даче под другой фамилией!“ Попытаться выйти с пляжа через другой выход? Через вертушку и тоннель, где и проходят все отдыхающие?

Но и там уже стоит тип в штатском, в котором за версту можно определить мента!

„Нет, бежать нельзя, — решил Мягди. — Так только привлечешь к себе внимание. Может, взять кого-нибудь в заложники?“

И он нащупал в кармане брюк пистолет, с которым теперь, расхаживая без охраны, никогда не расставался. В голове даже мелькнула абсурдная мысль, а не использовать ли для этой цели Люду?

Он, правда, тут же ее отогнал, но задание ногам эта мысль уже дала. К тому же он все равно направлялся в медпункт, где должен был принять сеанс массажа, а заодно сообщить о „мерседесе“.

Насвистывая какой-то мотив, как можно непринужденнее, поднялся Мягди на парапет и прошел к медпункту.

Люда его уже ждала. Она расстелила на кушетке белоснежную простыню, которую собственноручно выстирала для такого важного клиента, и стояла у дверей медпункта, наблюдая за происходящим внизу на пляже.

— Здравствуйте, Люда! — Мягди галантно приложился сухими от волнения губами к ее ручке.

— Добрый день, Мягди Акиндинович. Я вас жду, проходите.

— Минуточку, Люда! Не знаете, что это за раскардаш сегодня на пляже? Какие-то милицейские машины, люди с оружием. Это не вас похищать собираются?

Люда рассмеялась. Комплимент ей понравился.

— Нет, Мягди Акиндинович. К сожалению, не меня: кому я нужна?

— Обижаете, Людочка, вы еще очень и очень привлекательны! Так за кем же тогда приехали?

— А, это! — И Люда показала рукой в сторону Каминного зала. — Да там начальство из Сочи собралось, обедают. Говорят, сам Генеральный прокурор приехал!

Мягди ожидал услышать что угодно. Он даже смирился с мыслью, что приехали именно за ним. Но то, что он узнал, было полной неожиданностью! Генеральный прокурор, который дал приказ арестовать его, который ищет убийцу известной журналистки по всей стране, а может, и за рубежом, здесь?!

Нет, в это он поверить не мог. И потому какможно равнодушнее переспросил:

— Вы не ошибаетесь? Именно Генеральный прокурор страны?!

— А что вы удивились? Здесь и не такие персоны обедали! А уж сведения в медпункте всегда верные, без нас ни одно дело не обходится.

„Это точно, — мысленно согласился Мягди. — Там, где женщины, всегда все известно“.

И он так обрадовался, что неприятности пока обходят его стороной, что можно продолжать отдыхать и наслаждаться жизнью, что невольно бросился к Люде и обнял ее.

— Но-но! — ласково погрозила пальчиком Люда, отстраняясь. — Мягди Акиндинович, я не из вашего гарема!

— И очень жаль, — искренне огорчился Джевеликян. — Да, Люда, чуть не забыл, посмотрите-ка вниз, там что-то стоит.

Люда подошла к краю парапета, посмотрела вниз и сразу увидела „мерседес“.

— Это ваша машина? — восхитилась она. — Красивая!

— Почему же моя? Ваша!

— Моя?!

— Ну, да. Вы же сами вчера сказали, что за белый „мерс“ согласитесь делать массаж у меня в номере: уж очень неохота после него потом в гору к себе подниматься.

— Зачем так шутить над бедной женщиной?

— Я не шучу. Мягди свои обещания выполняет всегда. Особенно, если они даны такой женщине, как вы.

И Джевеликян наклонился за парапет вниз.

— Молодой человек! — окликнул он шофера, который стоял с ключами в руке возле распахнутой дверцы „мерседеса“. — Вы пригнали машину Люде?

— Да, медсестре по имени Люда. И жду ее.

— Вот видите? Машина ваша. Поднимитесь сюда. Люда вас ждет.

Буквально через минуту шофер подошел к медсестре и протянул ей ключи от машины. Затем поставил около ее ног „атташе“-кейс:

— В нем документы на ваше имя, права водителя и подарки от человека по имени Мягди. Я свободен, босс?

— Постойте, да вы даже не знаете моей фамилии! — воскликнула ошалевшая Люда.

— Почему же? — невозмутимо ответил молодой человек. — Знаем. Документы оформлены на вас, все в порядке. Не волнуйтесь. Машина заправлена, можно ехать.

Люда в испарине села на стул, который весьма кстати тут же подставил ей Мягди. Она ничего не соображала: шутка, сказанная Джевеликяну вчера в разгар застолья, так неожиданно превратилась в реальность, поверить в нее, даже при наличии рядом красавца „мерседеса“ и ключей от него, не было никакой возможности.

Усков по прибытии в Сочи, как и большинство командированных, разместился в самой большой и расположенной в центре гостинице „Москва“. Он кинул сумку и тут же засел за телефон и начал обзванивать самые престижные гостиницы и санатории.

Конечно, он не обольщался, что таким образом сможет найти Джевеликяна. Во-первых, даже если он действительно в Сочи, наверняка прописан под другой фамилией. Во-вторых, портье и администраторы далеко не всегда выдают по телефону подобную информацию о своих клиентах.

И все-таки упускать эту возможность было нельзя. Быть спокойным на сей счет можно было, лишь проделав столь нудную черновую работу.

Телефонные звонки, как и предполагалось, ничего не дали. Но зато теперь он знал, что постояльца или отдыхающего под фамилией „Джевеликян“ в престижных гостиницах и санаториях города нет.

Теперь предстоял второй этап, с которого, собственно говоря, и надо было начинать. Следователь подобным же образом начал выяснять, где остановился Титовко.

Но и человек с фамилией Титовко не остановился в данный момент ни в одном месте курортного города. Более того, даже адресное бюро, на которое он вышел с помощью городской прокуратуры, не зафиксировало такого господина.

— Чудны твои дела, Господи! — в сердцах воскликнул Усков. — Я еще могу поверить, что в Сочи нет Мягди. Но уж Титовко-то, который выехал сюда в официальную командировку, должен же где-то быть!

Оставалось только отправиться на поиск по престижным санаториям самому. Коллега из сочинской прокуратуры подсказал ему, что, кроме официальных санаториев, есть еще много мест, так называемых государственных и прочих дач, где могут принимать важных персон без всякой регистрации.

Усков быстро спустился в холл гостиницы и уже направился к выходу, как вдруг резко остановился. Он даже хотел спрятаться за какую-нибудь колонну или коммерческий киоск, но было поздно: его тоже заметили. Не оставалось ничего иного, как подойти и поздороваться.

— Привет!

— Привет, господин сыщик, — весело проворковала Джульетта. — И скромные следователи тоже, оказывается, отдыхают в бархатный сезон на самом престижном курорте страны!

— Отдыхают, почему же нет? Сыщик — тоже человек.

— Слышала, Зина? — обратилась она к подруге. — Запомни, это тебе не фунт изюма!

— Кого ищем? — с невинным видом спросила Зина.

— А вы? — вопросом на вопрос ответил Усков.

— Да мы сюда подработать приехали! — залилась смехом Джульетта. Морской курорт, видимо, прекрасно способствовал расслаблению и настрою на веселый лад. — Нас с Зиной за фарцовых проституток приняли: по тысяче долларов в сутки предлагали.

— И вы, конечно, согласились, — решил поддержать игривый тон следователь.

— А чего нам терять? Мы женщины современные, без комплексов и мещанских предрассудков.

— А с Мягди сколько возьмете? — вдруг резко спросил Усков.

Джульетта растерялась, но только на миг.

— А сколько ему будет не жалко. Кстати, вы его нашли? Где он?

Усков чуть помолчав, сурово добавил:

— Советую, если вы хоть что-то знаете о его местопребывании, сообщить правосудию, то есть мне. Это в его интересах. И в ваших тоже.

— А если не скажем? — Джульетта явно напрашивалась на неприятности. Или просто решила пококетничать со следователем.

— В таком случае я привлеку вас к уголовной ответственности за соучастие и укрывательство особо опасного преступника.

— Преступником его может назвать только суд. Забываете о презумпции невиновности.

— А вам не жаль свою коллегу, журналистку со „Свободы“, расстрелянную в упор? Подобная участь ведь и вас может ожидать!

— Не пугайте! — Джульетта раскраснелась и, судя по виду, готова была сейчас идти за своего возлюбленного хоть на костер.

— А я не пугаю, — тихо проговорил следователь. — Джевеликян убил уже не одного человека. На его совести — несколько заказных убийств.

Но сейчас на Буланову не могли подействовать никакие доводы. Она, что называется, закусила удила и отступать не собиралась. Усков даже пожалел, что эта сильная, волевая женщина любит такого закоренелого преступника. Но больше всего он сейчас жалел о том, что встретил ее здесь. Теперь его поиск наверняка осложнится. Ведь Джульетта может устроить слежку за ним самим. А это ему сейчас совершенно ни к чему.

Впрочем, он тоже вознамерился не упускать эту парочку из виду. Как он понял, девицы приехали в Сочи разыскивать Мягди. Значит, у них есть какая-то информация, что он здесь.

Едва Мягди появился в воротах сталинской дачи, как дежурный передал ему, что его ждет господин Титовко. Мягди, не заставляя себя ждать, тотчас поднялся к нему.

Титовко разгуливал по номеру с недовольным видом.

— Где тебя черт носит? Тут каждая минута на счету, а ты болтаешься неизвестно где.

Джевеликяну пришлось оправдываться:

— Должен же я даме подарить „мерседес“? Люда была так счастлива, что упала на стул без чувств.

При упоминании о Люде чело Титовко сразу смягчилось. Исчезла раздраженная гримаса, появилась улыбка, а на тонких губах даже выступила, верно от вожделения, влага.

— Какая женщина! — воскликнул Титовко. — А какой делает массаж! В столице подобных мастеров еще поискать надо! Был бы я так же богат, как ты, тоже подарил бы ей что-нибудь этакое.

„Старый хрен! — выругался про себя Мягди. — Я ему столько номерных счетов в заграничных банках пооткрывал, а он все копейки считает. В могилу с собой унести собирается!“

Но вслух произнес совершенно иное:

— Хотите я вам в долг дам? И вы сегодня же сможете осчастливить Люду!

— Нет-нет, — отмахнулся от такого предложения Титовко. — Я и так израсходовал здесь слишком много. Сочи стали дороже Канарских островов!

Он чуть-чуть помолчал, видимо, подсчитывая свои расходы, но быстро отвлекся от этой волнующей темы и переключился на деловой разговор:

— В общем, так. Я завтра уезжаю — командировка заканчивается. Мне доложили, что Максим уже устроен, снабжен высококлассной аппаратурой и приступил к работе. Тебе за это от партии спасибо.

„Еще бы, — подумал Мягди. — Все ведь делается на мои „бабки“ и моими людьми!“

— Теперь надо выполнить вторую цель моего приезда: освободить тебя от притязаний правоохранительных органов.

— А это возможно?

— Попробуем. Только что подъехал московский адвокат, о котором я говорил. Ас в своем деле! Из преступников ангелов на процессах лепит.

— Не надо процессов: я заплачу.

Титовко усмехнулся:

— Какой прыткий! Ну, заплатишь? Ну, купишь одного, другого, сотню. Но всех-то купить даже тебе, Крезу, не удастся. Да и не все продаются. Не забывай Устава.

При упоминании этого имени Мягди скривил рот, точно у него страшно заныли зубы:

— Прошу тебя, дорогой, не напоминай мне о нем! Я расслабился здесь, обо всем забыл…

— Расслабился, забыл! — передразнил Титовко. — А расслабляться как раз и не следует. А то не заметишь, как окажешься за решеткой. Хоть за твои деньги и в комфортабельной камере.

— Это тоже под вопросом — камера с комфортом. Усков при последней встрече обещал меня засадить в протухшую конуру с полсотней уголовников, причем рядом с парашей.

— Не сомневаюсь, что он это выполнит.

— Ладно, хватит меня пугать! — разозлился Мягди. — Зови адвоката!

В номер вошел некто щуплый, в очках — интеллигент. Джевеликян, едва взглянув на него, перевел взгляд на Титовко:

— И этот… хлюпик будет меня защищать?!

— Не обижай людей! — сурово остановил его Титовко. — Будет! Да еще как! Мы вас внимательно слушаем.

— Я ознакомился с вашим делом, Мягди Акиндинович, — мягким приятным голосом обратился адвокат к Джевеликяну. — Дело, конечно, очень сложное. Но не безнадежное.

— Подумаешь, — презрительно скривил губы Мягди. — Убил дуру, которая сама лезла на рожон.

— А вот это слово — „убил“ мы вообще исключим из нашего лексикона. Не было никакого убийства.

— То есть как? — изумился Мягди. — Может, мне это приснилось?

— Возможен и такой вариант, — совершенно серьезно согласился известный адвокат. — Но мы сосредоточимся на другой версии. Новый Уголовный кодекс, который только что введен в нашей стране, позволяет вам освободиться от уголовной ответственности.

— Что-то не очень верится! — воскликнул Мягди.

— А ты ему верь, — энергично кивнул головой Титовко в сторону адвоката. — Он — член Межреспубликанской коллегии адвокатов и прочее, прочее. Такое может откопать в законодательстве, что белое станет черным. И наоборот.

— Да, — согласился адвокат. — Наше законодательство — как страны с неустоявшимся демократическим строем — крайне несовершенно, противоречиво и запутанно. Адвокатское дело в том и заключается, чтобы пользоваться этим на благо своих клиентов.

— Ну и что я должен буду изображать?

— Ничего особенного. Возьмем хотя бы статью нового УК „Невиновное причинение вреда“. Теперь, даже если вы совершили преступление и предвидели, цитирую, „возможность наступления общественно опасных последствий своих действий“, но не могли, цитирую: „удержаться от них в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам“, — то от ответственности вас могут освободить.

— Это что, я должен признать себя психом? — с раздражением спросил Мягди.

— Боже упаси! — всплеснул руками адвокат. — Речь идет совсем о другом. Если, к примеру, вы, после неоднократных прослушиваний по радио „Свобода“ неприятных репортажей этой корреспондентки о себе, в силу своего темперамента, а ведь вы, насколько я знаю, южанин, ну и несколько неустойчивой нервной системы, схватили первое, что попало вам под руку, и разрядили это в какой-то предмет, в данном случае в комнате журналистки, то к уголовной ответственности вас не привлекут.

— Да ну?! — не поверил Мягди.

— Да, при соответствующей работе с судьей. Раньше такого прецедента в Уголовном кодексе не было. Причем, заметьте, что о вменяемости или невменяемости здесь и речи нет. Вы можете быть вполне вменяемым.

— Чудеса! — только и смог вымолвить Джевеликян.

Адвокат скромно промолчал, а Титовко заметил:

— Впрочем, за эти „чудеса“ нам пришлось здорово кое-кому заплатить.

— Этому адвокату?

— Нет. Законодателям, которые готовили этот Уголовный кодекс.

— Так что, Мягди Акиндинович, — поинтересовался адвокат, — вас устраивает такой вариант?

— Еще бы не устраивал! Конечно, согласен.

Титовко радостно потер руки:

— Вот и еще одну проблему решили.

— Так что, — недоумевающе спросил Мягди, — я могу уже чувствовать себя в безопасности?

— Пока расслабляться рано, — вмешался Титовко. — Это — всего лишь рабочий вариант. Предстоит большая подготовительная работа. Нужно „подготовить“ ряд должностных лиц в правоохранительных органах. Сделать так, чтобы твое дело направили к соответствующему судье, которого мы купим. Так что пока мы тебя будем продолжать прятать. Как, ты сказал, называется та гора напротив? — И Титовко указал на невысокую гору, на вершине которой из окна виднелась башня.

— Ахун. Жилище богов.

— Ну вот. Ты пожил на сталинской даче. Небось, стал считать себя Богом на земле. Пора возвращаться к реальности. Собирай вещи: сегодня вылетаем в столицу.

И он вышел из номера с адвокатом, чтобы обсудить детали предстоящего освобождения Джевеликяна от федерального розыска и неминуемой тюрьмы.

В городской прокуратуре Сочи Ускову посоветовали сосредоточить поиск на бывшем доме отдыха ЦК КПСС „Зеленая роща“, на огромной территории которого расположено несколько дач. Большие комфортабельные бывшие дачи Сталина и его соратников и сейчас использовались в основном для размещения на них высокопоставленных людей. Но, следуя веяниям времени и рынка, администрация дома отдыха сдавала часть номеров этих бывших государственных дач. Так что людям с большими деньгами препятствий для размещения не было.

Усков доехал на городском автобусе к указанному дому отдыха и без особого труда проник на его территорию. Он спросил, где находится сталинская дача, и ему указали вверх, на самую вершину пологой горы.

Андрей не спеша поднимался по серпантину дорог и лестниц в гору и не уставал восхищаться природой и ухоженностью заповедного места. Он прошел мимо двух веселеньких зданий, выкрашенных в ярко-зеленый цвет, — бывших дач соратников Сталина. Судя по распахнутым окнам и звону посуды, доносившемуся из них, в дачах жили отдыхающие. Все вокруг было ухожено, буквально вылизано.

Но вот впереди, почти внезапно, среди высоченных сосен показалось величественное, мрачноватое с виду здание, напоминающее старинный замок.

Следователь обошел дачу сзади, так как бетонная лестница вывела его именно к тыльной ее стороне, еще раз вдохнул полной грудью божественный запах хвои и цветов и только после этого решительно двинулся ко входу.

Въездные ворота на внутреннюю территорию также напоминали нечто средневековое — высокие, мощные, зарешеченные вверху деревянными балками. Застекленная поверхность над ними препятствовала поступлению ветра и холодного воздуха внутрь дачи и создавала тем самым дополнительный микроклимат.

Но вдруг ворота стали медленно отворяться, и Усков смог разглядеть внутреннюю территорию. Асфальтированная дорога от ворот довольно круто поднималась вверх на круговую площадку для автомобилей. На обширном газоне величаво высились огромные пальмы с толстенными стволами. Стояли столики с плетеными креслами. Но людей не было.

Андрей стал раздумывать, как пройти внутрь. Но тут навстречу вышел дежурный.

— Здесь стоять нельзя, — строго заметил он.

— Скажите, это действительно бывшая дача Сталина?

— Конечно, — более доброжелательно откликнулся дежурный. — Иосиф Виссарионович жил вон там, на втором этаже. А на первом, вот за этими окнами, проживала его дочь Светлана.

— А кто же сейчас здесь проживает?

И заметив, что дежурный насторожился, следователь поспешил смягчить вопрос:

— Понимаете, я ищу своих друзей, которые приехали сюда. Один из них — грузин, смуглый такой брюнет лет сорока. Не видали?

— Эти вопросы не ко мне. Проходите, пожалуйста, сейчас машины поедут.

Ускову ничего не оставалось, как сделать вид, что он собирается уйти. Но он все же решил поинтересоваться, кто поедет. Нельзя было упускать ни один шанс. И потому, быстро обойдя дежурного, вошел во двор. И пока тот пытался, не применяя силы, по-доброму спровадить непрошеного гостя, следователь заметил того, кого искал. В одну из двух машин садился не кто иной, как сам Джевеликян!

— Мягди Акиндинович! — окликнул Усков.

Джевеликян нервно вздрогнул от знакомого голоса, резко обернулся на звук и тотчас юркнул в машину. Иномарка сорвалась с места и помчалась к воротам.

Дежурный, поняв, что они знают друг друга, успокоился и отошел в сторону. А Усков, моментально сориентировавшись, побежал к стоянке автомашин. Он рванул наугад дверцу одной из них, и, на его счастье, она оказалась незаперта. Более того, ключ зажигания тоже был на месте. Видимо, в этой машине собирались сейчас тоже ехать.

И действительно, к машине уже направлялись Титовко с „дипломатом“ в руке, а за ним Петраков. Сначала они с удивлением увидели, как резко промчалась к воротам иномарка Джевеликяна, а уже потом спохватились, что и их машина с неизвестным водителем помчалась следом.

Ускову было безразлично, что они подумают и как будут обходиться без своей машины. Главное было — не упустить из виду Джевеликяна.

У Мягди было перед следователем несколько преимуществ. Во-первых, он выиграл время и теперь старался скрыться от погони. Во-вторых, он знал дорогу, а Усков не ездил по ней ни разу. Тем не менее Андрей быстро вел машину по серпантину извилистой дороги, спускаясь к морю. На одном из поворотов он увидел, как впереди мелькнула серебристая иномарка Джевеликяна, и хотел нажать на газ, но его тут же резко занесло, и он еле-еле справился с управлением.

„Осторожнее на поворотах!“ — предупредил Андрей сам себя и немного сбавил скорость.

Но вот впереди показались въездные ворота, которые плавно распахивались перед машиной Джевеликяна.

— Ага, попался, голубчик! — воскликнул Усков и уже приготовился слегка поцарапать зад иномарки, но ворота за ней тут же плавно закрылись.

Усков был вынужден резко затормозить. Машину отнесло в сторону, заскрежетали все тормоза, но она все же замерла в нескольких сантиметрах от стальной преграды.

— Ваш пропуск! — невозмутимо спросил страж на воротах. Видимо, он привык, что здесь ездят быстро и лихо.

Усков моментально выхватил из кармана удостоверение и быстро проговорил:

— Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. Преследую опасного преступника. Быстро, ворота!

Страж послушно повернулся, но явно не спешил. То ли действовала южная жара и полуденная дрема, в которую в это время сиесты погружалось все вокруг, то ли мандат следователя не произвел на него особого впечатления. Поэтому, пока он вновь отворил ворота, Джевеликян мог уехать куда угодно.

И впрямь, как только Усков оказался за воротами дома отдыха, перед ним встала дилемма: куда дальше? От этого места в разные стороны уходило несколько дорог, здесь как раз находилась развязка с главной автострадой. Можно было ехать в сторону большого Сочи. Или, наоборот, в сторону Адлера с его аэропортом. Но можно было повернуть и к „Спутнику“, к ресторану „Кавказский аул“. Или даже на гору Ахун, величественный вид которой так манил взор Джевеликяна.

Усков раздумывал недолго и решил сразу: ехать в сторону аэропорта. Не исключено, что Мягди как раз собрался менять место жительства. Да и вид Титовко и Петракова с дорожными сумками подтверждал эту догадку.

И Усков резко повернул к указателю с надписью „Адлер. Аэропорт“.

Он практически в одиночестве гнал с максимально возможной скоростью по дороге, пока не выехал на автостраду. Здесь машин явно прибавилось, но иномарки он не увидел.

Скоро впереди показался большой тоннель, пробитый в скале. И вот возле него Усков заметил какое-то скопление машин. Да, это был передвижной пост ГАИ. И возле него, как ни странно, машина Джевеликяна притормозила.

Андрей прибавил скорость, вынул на всякий случай свой служебный пистолет и положил его на сиденье рядом с собой.

Но, как только машина Ускова стала приближаться к посту ГАИ, иномарка Джевеликяна снова резко помчалась вперед.

Андрей слегка сбавил скорость, притормозил у поста и прокричал в окошко машины милиционеру, который, никого не стесняясь, пересчитывал деньги:

— Я — из прокуратуры. Преследую опасного преступника, находящегося в розыске. Прошу мне помочь!

И, резко увеличив скорость, помчался вслед за иномаркой, уже скрывшейся в тоннеле. В зеркало заднего вида Усков наблюдал, как гаишник не спеша прошел к своей машине и без всякого энтузиазма тронулся вперед.

„Взяточник, сукин сын! — подумал Усков. — Из-за таких, как ты, и преступники спокойно по стране гуляют!“

Но сейчас было не до эмоций: движение в длинном тоннеле было исключительно в один ряд, и обогнать впереди идущий транспорт было невозможно. Поэтому уже через несколько десятков метров он обнаружил впереди себя машину Джевеликяна.

Но вот тоннель закончился, и сразу возникла развилка: один путь уходил в Хосту, а другой выводил на автостраду в Адлер. Джевеликян выбрал второй, и пока он маневрировал, выскакивая на автостраду, Усков смог почти вплотную к нему приблизиться.

Следователь нажал на сигнал, включил фары, показывая, что Джевеликяну следует остановиться. В ответ Мягди высунулся в открытое окошко и выстрелил из пистолета по машине Ускова.

Выстрел попал в цель: лобовое стекло разлетелось вдребезги, и ветер стал полновластным хозяином в машине следователя.

„Вот и прекрасно! — подумал Усков. — Целиться и стрелять мне будет легче!“

И тут же схватил с сиденья свой „ТТ“, взвел курок, прицелился и выстрелил.

Казалось, он не попал никуда. Но уже через несколько минут иномарка вдруг задергалась, завизжала на спущенном колесе и стала выделывать зигзаги на автостраде, рискуя врезаться в машины встречного движения.

Джевеликян все же справился с управлением, но ему пришлось взять вправо и притормозить на обочине.

Усков лихо обошел иномарку и резко, почти вплотную, поставил свой автомобиль поперек пути. Дальше ехать Джевеликяну было некуда. Внизу, за крутым обрывом, ласково плескалось море. Сбоку беспрерывным потоком шли машины. А впереди с пистолетом в руке стоял следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Андрей Трофимович Усков.

— Выходи! — приказал Усков и передернул затвор. — И без фокусов: стреляю без предупреждения.

Мягди уже убедился в том, как безукоризненно метко сделал следователь свой единственный выстрел, и прекрасно понимал, что тот не шутит. Усков мог себе сейчас позволить все: хладнокровно расстрелять его в упор, как он проделал это с журналисткой, и списать затем на сопротивление преступника при задержании. Ранить его для острастки, например, в ногу. И тем самым предупредить всякую попытку побега. И потому Джевеликян решил не рисковать. Он вылез из машины и медленно пошел навстречу.

— Стоять! — приказал следователь. — Руки вверх! Медленно, медленно!

Джевеликян исполнил приказ.

— Теперь повернуться. Руки за спину. И без фокусов!

Как только Мягди повернулся, следователь моментально подскочил к нему и ловко щелкнул наручниками.

— А теперь — в мою машину! И сидеть тихо. При первой же попытке шевельнуться — стреляю.

В это время к ним наконец подрулил и милиционер на машине ГАИ.

— Старший инспектор Иванов! — поднес он руку к околышу фуражки. — Чем могу помочь?

Усков решил не акцентировать внимание на обнаруженном им факте получения инспектором взятки. В конце концов именно тому, что гаишник притормозил Джевеликяна, он и обязан тому, возможностью его задержать. И потому Андрей спокойно ответил:

— Следователь Усков. Благодарю вас за службу, товарищ инспектор. Только исключительно из-за вашей бдительности я смог задержать опасного преступника.

Инспектор заулыбался:

— Всегда рад помочь прокуратуре! А кто это?

— А у вас разве ориентировки нет? — вопросом на вопрос ответил следователь.

Инспектор полез в карман, в котором только что спрятал полученные от Джевеликяна доллары, вынул фотографию Джевеликяна, затем заглянул в машину, где тот сидел, и хлопнул себя по лбу.

— В лоб твою мать! Как же я его сразу не опознал?!

— Валюта, верно, помешала, — иронично бросил Усков. — Давай, выкручивайся, инспектор! Если к моему приезду в аэропорт не будет подготовлен самолет и прочее, то вряд ли тебе придется и дальше служить в ГАИ. Да и в органах милиции тоже.

Инспектор побледнел — понял, что Усков все видел. Но из чувства самосохранения сумел быстро овладеть собой. Он резво побежал к своей машине, быстро включил рацию и начал передавать сообщение в аэропорт.

Теперь следователь мог быть спокоен. Он знал, что спешить не следует. Главное — это без всяких происшествий доставить Джевеликяна в Москву.

А в это время на сталинской даче Титовко с Петраковым, спешно вернувшись в номер, держали военный совет.

Волноваться было отчего. Разумеется, они догадались, кто погнался в их машине за Джевеликяном. И теперь решали, что делать.

— Очень плохо, что он видел меня в вашей компании, — нервно заметил Петраков.

— А чем это тебе плоха компания заместителя главы правительства? — надменно поинтересовался Титовко. — Пусть даже и бывшего.

— Тем, что следователь может подумать, что я участвую в ваших махинациях.

— Моих с Джевеликяном? Так ты давно в них увяз!

— Но не хочу лишний раз афишировать. Я все-таки мэр!

Титовко вообще-то отличался сдержанностью и умел прятать эмоции, но и он не сдержался от такого нахальства.

— Подумаешь, гусь! — воскликнул он. — Да одного моего слова достаточно, чтобы ты слетел с этой должности.

— Ошибаешься! — желчно возразил Петраков. — Я лицо выборное. Меня не назначили, меня народ избрал. И это создает для меня те самые правовые гарантии, которые заложены в Конституции!

Титовко презрительно уставился на мэра, как на барана, который попер не в свои ворота. Скривив тонкие губы, усмехнулся:

— Гарантия? Народ? Ты на кого руку поднимаешь? На создателя и руководителя партии, которая завтра станет у власти?

Петраков понял, что зашел слишком далеко. И постарался, не теряя достоинства, сгладить свои слова, исправить положение.

— Извини, я погорячился. Просто появление здесь этого Ускова было настолько неожиданным, что…

— Что ты струсил, — договорил за него Титовко. — Бывает. И я не виню тебя за это. Действительно, этот следователь начинает создавать нам слишком много хлопот. Пора, видимо, им заняться. Ну а мы будем продолжать наши дела. Главное сейчас — проникнуть через компьютерную защиту Центробанка в его святая святых — денежный депозитарий. И начать качать оттуда деньги. Ключевую роль в этом чрезвычайно важном деле будешь играть ты, Вячеслав Иванович. Вернее, тот коммерческий банк, который ты в своем городе выберешь для перекачки денег на Запад. Там они превратятся в валюту, „отмоются“ и уже на законном основании возвратятся на счет партии. Уверен, что мы победим!

Эта уверенность передалась и Петракову. Он чувствовал, какая сила стоит за Титовко. А если к этой силе прибавятся еще и мощные финансы, противостоять ей не сможет никто. Ну а Джевеликян… Стоит ли волноваться из-за этого прощелыги? Который к тому же претендует на его любимую женщину!

И Петраков предложил Титовко:

— А с Мягди, я думаю, ничего не случится. Пусть посидит там, где-нибудь, как думаешь?

Титовко метнул на мэра быстрый взгляд. Он прекрасно понял, куда тот метит. И потому спокойно, но решительно возразил:

— Ну уж нет! Джевеликяна мы выручим. Он партии очень нужен. — И пояснил: — У Мягди готовая боевая дружина: триста прекрасно обученных и вооруженных бойцов. Знаешь, сколько большевиков было в дореволюционной России, когда они решили взять власть? Всего три тысячи. И перед ними не устояла миллионная армия, жандармерия… Историю изучать надо, батенька!

Они рассмеялись и вновь стали собираться в дорогу. На самолет в Адлер они успевали.

Старший инспектор ГАИ не подвел Ускова: стоило тому подъехать к аэропорту в Адлере, как к его машине тут же подбежали трое милиционеров с дежурным по аэропорту. Сюда же подали „автозак“ с зарешеченными окошками, в который и препроводили арестованного.

— Для вас подготовлены два места на ближайший самолет до Москвы, — отрапортовал дежурный по аэропорту.

— Спасибо, — поблагодарил следователь. — Мне бы еще связаться с Генпрокуратурой.

— Нет проблем, — сказал веселый добродушный начальник отделения милиции при аэропорте. — Мы уже сообщили по нашей линии, чтобы вас встретили в столице. Сейчас пройдем к нам в отделение, и доложите своему начальству. До вылета еще есть время, успеете даже перекусить.

В отделении милиции Усков сразу же связался со своим шефом.

— Привет из Сочи, Виктор Васильевич! — бодро проговорил в телефонную трубку Андрей.

— Чувствую по голосу, ты с удачей!

— Верно: Джевеликян недалеко от меня, отдыхает в „автозаке“. Ближайшим рейсом вылетаем в Москву. Здесь наши коллеги уже сообщили, чтобы нас встретили. Но уж очень важна птица и чересчур долго я за ней гонялся, чтобы пустить это дело на самотек. Надо о Мягди позаботиться.

Начальник Следственного управления все понял:

— Не беспокойся, Андрей. Подготовлю такие хоромы, из которых эта птичка ни за что не вылетит.

— Спасибо и — до встречи!

А в дежурке Ускова уже ждало угощение. На служебном столе начальника отделения горкой высились спелые помидоры, дымилась вареная картошка. Но главным угощением была жареная форель. Ее выращивали поблизости, в местном форелевом хозяйстве, и потому она была здесь самой обычной рыбой.

Андрей с аппетитом перекусил, и в это время объявили, что заканчивается посадка на самолет, следующий рейсом в Москву.

— Ну вот, теперь и нам пора, — сказал начальник отделения милиции. — Пассажиры в самолете, можно и вас сажать.

— Нет уж, — рассмеялся Усков, — меня „сажать“ не надо, а вот моего клиента — обязательно!

„Автозак“ с Джевеликяном уже ожидал их у трапа. Мягди вывели из темной машины, и следователь снял с него наручники. Но тотчас пристегнул его этими наручниками к себе. Так они, рука к руке, словно два близких друга, и вошли в самолет.

Ускова к его местам в самом конце салона быстро провожала стюардесса. В тесном проходе Андрей, шедший впереди, вдруг увидел Титовко, который усаживался на свое место. Он молча усмехнулся и пошел дальше. А Титовко с Петраковым, так же молча, пожирали глазами своего подельника, которому в данный момент они, при всех своих связях, ничем не могли помочь.

Поиски Джульетты и Зины не увенчались успехом. Они уже побывали в большинстве гостиниц и санаториев Сочи, везде расспрашивали и показывали фотографию Мягди, но никто не встречал этого господина.

— Зря ты сюда приехала, — сказала наконец Зина, когда, вместо того чтобы расположиться под ласковым солнышком на пляже, они приползли в гостиницу после очередного вояжа.

— Может, и зря, — вяло согласилась Джульетта. — Но теперь моя совесть по крайней мере чиста.

— О чем ты? — возмутилась Зинаида. — У тебя что, когда-нибудь она была? Когда у власти были товарищи, ты ухлестывала за Геной. Затем перекинулась на мэра. А теперь ей миллиардера Мягди подавай!

Стояла жара, кондиционера в номере не было, и Зина, видимо, устала от бесконечных поездок. Поэтому говорила зло и раздраженно.

На Джульетту тоже действовали погодные факторы. Кроме того, она не получила главного, ради чего сюда поперлась, по ее же выражению. И потому она вскинулась, как раненая чайка:

— У подруги горе, а ты еще издеваешься!

Зина могла бы еще много сказать язвительного по поводу горя Джульетты. Но не стала подливать масла в огонь, справедливо полагая, что не стоит ссориться с подругой, на чьи деньги она живет в городе-курорте. И потому просто промолчала.

Буланова сочла это за знак примирения и тут же стала вынашивать новые планы. Она подошла к подруге, обняла ее за плечи и ласково проворковала:

— Знаешь, Зинуля, мы упустили еще одно место. Есть такой замечательный молодежный бордельчик под весьма оригинальным названием „Спутник“. Я там в свое время славно погудела! Мягди, конечно, не так уж молод, чтобы сойти за юношу, но и там теперь, насколько мне известно, совсем иные возрастные группы. Давай туда махнем!

Увидев, как Зина скептически повела головой и капризно надула губы, Джульетта буквально взмолилась:

— Ну, Зинок, ну, в последний раз! Такси возьмем!

— В последний раз, в последний путь, — согласилась Зина.

Они быстро добрались до „Спутника“, заплатили за вход на пляж и в нерешительности остановились, не зная, куда пойти дальше.

— Давай сначала хоть соку в баре выпьем! — предложила Зина. — Там и о Мягди спросим. В баре-то все отдыхающие бывают.

— Идет!

И они двинулись в бар „Наутилус“. Взяли по стакану сока, по коктейлю с мартини и расположились в тени зонтика прямо напротив пляжа. Внизу перед ними плескалось море, сновали скутера, в небе какой-то смельчак парил на странной комбинации самолета с морскими лыжами. Отовсюду доносилась музыка, сновали многочисленные отдыхающие, а у причала покачивалась красавица яхта с белоснежным парусом.

— Девушка, можно вас?! — окликнула Джульетта официантку, которая убирала посуду с соседнего столика, и показала ей фотографию Джевеликяна. — Вы случайно не встречали здесь этого человека? Это мой друг, мы договорились приехать в Сочи, а поселились в разных местах и друг друга не найдем.

Официантка мельком взглянула на фотографию, потом, более оценивающим взглядом, на Джульетту:

— Друг друга, говорите, ищете? Вы-то, может, и ищете его. Только он вас вряд ли. Мягди Акиндинович нашей Люде „мерседес“ подарил. Это вам о чем-нибудь говорит?

Джульетта так и застыла с открытым ртом: следующий вопрос у нее буквально застрял в горле. Столько времени потратить на поиски этого ловеласа, специально приехать за ним в Сочи, бросить, наконец, из-за него мэра города, в котором она жила! А он уже увлекся какой-то местной Людой. И не просто увлекся, а дарит ей „мерседесы“!

Но больше всего в данный момент ее бесил тот пренебрежительный тон, который позволила себе эта официантка. Разумеется, приняла ее за обычную путану, которая повсюду бегает за богатым клиентом. Да и Зина глядела сейчас на нее довольно скептически.

И Джульетта вмиг перестала думать о дальнейших поисках Мягди. Теперь, когда она нашла его, когда стоило задать еще один вопрос и прийти к нему, он стал ей безразличен.

Прочь! Быстрее прочь отсюда! Подальше от места ее позора!

— Зина. — Она схватила подругу за руку. — Едем!

— Куда? — всполошилась та. — Я и коктейль еще не допила!

— Какой коктейль?! О чем ты говоришь! Мы уезжаем из Сочи. Чтоб даже никакого воспоминания об этом негодяе не было!

— Погоди! — попыталась остановить ее Зина. — Мало ли кто что скажет? Может, он и не дарил ничего. И не изменял тебе ни с какой Людой.

— И слушать о нем больше ничего не желаю! Я еду. А ты — как хочешь!

Зине ничего не оставалось, как последовать за ней. А так не хотелось уезжать из этого чудесного „Спутника“! Ей уже понравилось здесь все: и пляж, и коктейль, и даже тот молодой человек за соседним столом, который все время на нее поглядывал.

Но охота — пуще неволи. Она поняла, что Буланову теперь не остановить. И потому лениво, с испорченным настроением, поплелась за ней.

Получив от Ускова сообщение о задержании Джевеликяна, Генеральный прокурор тотчас решил сообщить эту радостную весть премьер-министру. Александр Михайлович был счастлив: поймать опасного преступника, дело которого на контроле у руководителей страны, — это для прокуратуры высокая честь. Еще более его обрадовало то обстоятельство, что это удалось сделать им самим, без помощи МВД и ФСБ.

„Наверное, грызут теперь ногти от зависти, что мы их обошли!“ — с чувством глубокого удовлетворения подумал Александр Михайлович и поднял трубку телефона правительственной связи.

— Соедините меня, пожалуйста, с премьер-министром, — сказал он дежурному спецкоммутатора. — Да, в Сочи.

Ответ не заставил себя ждать: видимо, Николай Николаевич находился сейчас в непосредственной близости от аппарата связи.

— Что случилось, Александр Михайлович, — веселым голосом отдохнувшего человека поинтересовался премьер-министр. — Джевеликяна что ли поймал?

— Угадали, Николай Николаевич: задержал.

— Молодцы! Благодарю за четкое выполнение государственного задания!

— Спасибо! Да, Николай Николаевич, — с плохо скрытым чувством торжества в голосе проговорил Генеральный прокурор, — можно дать „отбой“ моим коллегам из силовых министерств.

— А я им задания по этому вопросу и не давал, — признался премьер-министр.

— Как?!

— А зачем? Я был уверен, что вы справитесь сами. У вас работают такие асы! Один ваш этот сыщик… Как его? Усков? Чего стоит!

Генеральный прокурор на миг растерялся. В голове пронеслось множество мыслей со знаками вопроса в конце каждой. Даже промелькнула одна сакраментальная: уж не издевается ли над ним премьер-министр? Или, что еще хуже, так ли он был заинтересован в поимке Джевеликяна, как показывал?

Но он тут же прогнал эти мысли из головы и просто сказал:

— Спасибо за доверие, Николай Николаевич. Ускова я, с вашего согласия, представлю к правительственной награде и повышу по службе.

— Конечно, конечно, — тотчас согласился премьер-министр, — представляйте. Я немедленно дам свое согласие в Администрацию Президента. Мне ведь все равно туда докладывать. — И, помедлив всего мгновение, тихо и, как показалось Генпрокурору, вкрадчиво спросил: — Вы ведь не звонили еще Президенту?

— Нет, Николай Николаевич, я всегда соблюдаю субординацию.

— Вот и прекрасно, — одобрил Николай Николаевич. — Вам — искать и ловить, мне — докладывать.

„И получать награды“, — мысленно докончил за него Генеральный прокурор, но вслух, конечно, этого не сказал.

— Я сообщу вам о ходе расследования. Материалы дела Джевеликяна практически готовы для передачи в суд.

— Да вы не спешите, — посоветовал премьер-министр. — Надо к этому вопросу отнестись серьезно: это все же не рядовой преступник. На его совести наверняка еще немало жертв, кроме этой несчастной журналистки.

— Конечно, „висяков“, то есть нераскрытых заказных убийств, в которых подозревается Джевеликян, немало.

— Вот и прекрасно, — почему-то выбрал именно это неподходящее слово Николай Николаевич. — Расследуйте.

И положил трубку.

Как и ожидал Усков, его начальник постарался устроить Джевеликяна так, чтобы тому надолго запомнилось пребывание в местах заключения. Арестованного Мягди поместили, хотя и в хорошо охраняемую, но заполненную „под завязку“ камеру следственного изолятора в Бутырках. В небольшой сырой каморке, рассчитанной максимум на шесть человек, находилось тридцать. Здесь не то что спать, стоять было негде. Джевеликяну, конечно, как известному авторитету, сразу отвели самое почетное место на нижней койке, но и в таких условиях Мягди чуть не стало дурно. После комфорта сталинской дачи, теплого южного климата, ласкового солнца, изумрудного моря и роскошной еды тюремные условия произвели на него удручающее впечатление. Теперь он понял, почему Усков во что бы то ни стало стремился упрятать его за решетку — понимал, какое психологическое воздействие произведет на арестанта все это убожество, которое должно сломить его волю и вынудить дать необходимые показания.

И Андрей не стал медлить, а сразу на следующее утро поехал в следственный изолятор, чтобы допросить Джевеликяна.

В тесном боксе, перегороженном мелкой металлической сеткой и органическим стеклом, он сел на обшарпанный стул и разложил перед собой папку с делом. Спустя несколько минут сюда же привели и Джевеликяна.

Андрей взглянул на него и поразился удивительным переменам, происшедшим с этим холеным респектабельным господином всего за одну ночь. Куда делись его лоск и ухоженность, самоуверенный вид и чувство собственного достоинства, всегда исходящие от Мягди?

Перед ним сидел поникший, осунувшийся зек с лицом, заросшим черной щетиной. Удовлетворенный этой метаморфозой, следователь начал задавать вопросы.

Но Джевеликян упорно молчал. Он равнодушно смотрел мимо Ускова. Точно того и не было в тесном боксе.

Андрей понял, что хотя Мягди и сломлен физически, но не душевно. И конечно же, он рассчитывает на поддержку с воли.

Не исключал такой возможности и Усков. И потому он должен был сделать все, чтобы заставить арестованного разговориться и дать показания.

Но что могло заинтересовать Джевеликяна сейчас, в этой обстановке тюремной камеры?

И вдруг в голову Ускову пришла спасительная идея. И он неожиданно произнес то, чего арестант от него никак не ожидал услышать:

— Кстати, я случайно встретил в Сочи Джульетту Степановну. Она приехала туда искать вас.

Мягди вздрогнул, и в его глазах показался неожиданный интерес. Он повернулся к Ускову:

— Это правда? Грешно смеяться над чувствами человека, который неведомо за что парится в тюрьме.

„Неведомо за что“ Усков пропустил мимо ушей.

— Разве я когда вас обманывал? По-моему, слову Ускова можно верить так же, как и слову Джевеликяна.

Андрей нарочно польстил самолюбию Мягди — нужно было любой ценой заставить его разговориться. И на Джевеликяна это подействовало. Он распрямил плечи, приободрился и даже обратился к следователю с просьбой:

— Дайте закурить, чувствую себя сегодня очень паршиво.

Усков не курил, но всегда брал с собой пачку сигарет, когда шел на допрос к арестованным. Он знал, как много значит для зеков даже такая мелочь, как лишняя сигарета.

Достав из кармана пачку сигарет, протолкнул ее в маленькое окошко, которое ему специально оставили незакрытым.

Мягди с удовольствием затянулся, закинул ногу на ногу. Уверенность в себе возвращалась кнему. К тому же он был довольно тщеславным мужчиной и услышать от своего главного врага, что его разыскивает такая женщина, было вдвойне приятно.

— Расскажите мне о ней, — попросил Мягди. — А я взамен поделюсь с вами тем, что интересно следствию.

— Да, собственно, много рассказывать нечего. Я ее встретил дважды: сначала в Москве, затем в Сочи. Здесь она позвонила мне, чтобы узнать, где вы. Но я тогда сам этого не знал. А в Сочи мы встретились случайно, в гостинице „Москва“. Она там была с Зиной. Приехала специально, чтобы отыскать вас.

Он немного помолчал и добавил:

— Надо сказать, что она вас любит. Ни за что не согласилась помочь следствию, чтобы выдать вас. Сильная натура!

— Да, Джульетта — женщина особая, — мечтательно произнес Мягди. — Потому меня к ней так и тянет, что она не похожа на всех остальных!

Он чуть-чуть помолчал, еще раз с видимым удовольствием затянулся сигаретой:

— Ну, теперь спрашивай, сыщик. Ты это заслужил.

Усков не стал обращать внимание на то, что арестант перешел с ним на „ты“: это сейчас было совершенно не существенным. Главное, что он сам, добровольно, согласился отвечать. Глупо этим не воспользоваться.

— Вы признаете, что совершили убийство корреспондентки радио „Свобода“ Аллы Слонимцевой?

Джевеликян прекрасно помнил разговор с адвокатом на сталинской даче и не преминул воспользоваться его бесценными советами:

— Это было действие, совершенное мною в состоянии глубокого душевного аффекта. У меня и в мыслях не было совершать какое-то насилие над этой женщиной.

— Но свидетели утверждают, что видели вас входящим в ее кабинет, затем услышали выстрелы, а потом увидели, как вы покидаете кабинет с пистолетом-пулеметом. Вы отрицаете это?

— Нет, не отрицаю. Но до сих пор не могу понять, откуда у меня могло появиться в руках оружие? В силу несоответствия своих психофизиологических качеств той экстремальной ситуации, в которой я оказался под воздействием ее клеветнических репортажей, я, видимо, не смог удержаться.

Следователю пришлось довольствоваться признанием Джевеликяна в такой туманной формулировке. Впрочем, факт убийства был доказанным и подтвержденным свидетельскими показаниями. Мягди это понимал и не стал отрицать. Это было главным в сегодняшнем допросе, который фиксировался на видеокассету. Потому Усков поспешил перейти к следующему вопросу, пока заключенный еще был разговорчив.

— Скажите, какие у вас отношения с господами Титовко и Петраковым?

Тут Джевеликян насторожился. Он понимал, куда гнет следователь. Если сейчас он скажет хоть слово против своих друзей и, таким образом, втянет их в свое уголовное дело, ему можно больше не надеяться на их помощь. И потому Мягди сделал дипломатический ход:

— Андрей Трофимович! Я провел ужасную ночь. Сделал вам официальное признание своего участия в этом прискорбном акте с журналисткой. Может, на сегодня достаточно?

Андрею ничего не оставалось, как согласиться. Давить на заключенного не было никакого смысла.

— Согласен, Мягди Акиндинович. В таком случае прошу вас подписать протокол допроса.

Джевеликян насторожился еще сильнее. Он знал, что их разговор записывается. Но для суда аудио- и видеозапись не является достаточным аргументом. А вот подпись под признанием, пусть и в завуалированной форме, об убийстве журналистки — это уже дело серьезное.

И он мягко, но твердо отказался:

— Согласитесь, что подпись под протоколом признания — вещь очень серьезная. Она грозит мне многими годами заключения. Здесь я что-либо сделать без адвоката отказываюсь. Пригласите его на следующий допрос!

Усков ничего не ответил. Ему и самому нужно было время, чтобы решить, как лучше и юридически грамотно оформить свои взаимоотношения с заключенным. Так, чтобы они стали неопровержимыми доказательствами в суде. И потому молча поднялся и вышел из маленького, мрачного и тесного бокса.

Петраков возвратился к себе в город совершенно расстроенный и напуганный. И взволновало его не задержание Джевеликяна, но сам факт ареста. Если сегодня Усков добрался до Мягди, завтра на очереди может оказаться и его величество мэр. Тем более что оснований для этого предостаточно.

Разумеется, Вячеслава Ивановича утешали воспоминания о наличии в „Свисс банке“ Женевы номерного счета с кругленькой суммой в швейцарских франках и долларах. Ее было вполне достаточно, чтобы безбедно прожить остаток дней где-нибудь на Майами или в другом благодатном местечке. Все было подготовлено и на тот случай, если придется внезапно покинуть страну родную. Два заграничных паспорта, один из которых служебный, и постоянная виза в Швейцарию делали это возможным в любую минуту.

Но… было „но“. Во-первых, чего это ради без весомых на то оснований он должен покидать насиженное обжитое гнездышко здесь, в городе, где он является полновластным хозяином?! Во-вторых, здесь была семья, взрослые дети, хоть и нелюбимая, но верная жена, которая не покидала его даже в самых тяжелых жизненных ситуациях.

И было нечто для Петракова, что еще сильнее, чем все эти обстоятельства, притягивало его к своему городу, к стране. Это нечто имело вполне конкретное имя — Джульетта. С Булановой у мэра связь была давняя. Эта обаятельная, энергичная, волевая журналистка сразу привлекла его внимание. Был в ней какой-то особый шарм. Джульетта была без комплексов и не отказалась провести ночь с мэром после одной шумной презентации.

Эта ночь оказалась для Петракова роковой. И хотя журналистка после нее охладела к мэру, он же, наоборот, воспылал неожиданной страстью. С тех пор Буланова вертела им как душе было угодно. То внезапно возвращалась к нему, и для мэра наступали райские дни. То увлекалась кем-нибудь другим, и тогда Петраков сгорал от ревности и злости. Отношения особенно накалились, когда возник Джевеликян. Дело дошло до того, что она даже дала согласие Мягди выйти за него замуж.

Но, слава Богу, свадьба не состоялась. В самый последний миг невесте попала под хвост очередная шлея, и она, гордо взбрыкнув, оставила Мягди одного в новой роскошной квартире на Кутузовском.

С тех пор у Петракова вновь появилась надежда, что непокорная журналистка вернется к нему. И это удерживало его от каких-либо необдуманных действий.

Да и то рискованное предприятие с „наездом“ на главный банк страны, которое предложил Титовко, как-то вдохновляло. Денег ведь никогда не бывает много. Особенно если ты хочешь покорить сердце такой красивой и взбалмошной дамы, как Джульетта. Одна их совместная поездка в Таиланд значительно опустошила наличные валютные запасы мэра. И потому Вячеслав Иванович, обдумывая сейчас в своем кабинете последствия поездки в Сочи, решил не горячиться и не впадать в истерику. Тем более что непосредственной опасности не было. Пока что никакая прокуратура ему обвинений не предъявляла, и он по-прежнему находился у власти.

Прилетев в Москву, Титовко первым делом поинтересовался, как дела у Максима. Управляющий фирмы Джевеликяна не подвел своего босса и устроил компьютерщика по высшему классу. Его электронное гнездо и штаб-квартира всей предстоящей операции разместились на даче Мягди. Здесь все располагало к тому, чтобы операция была максимально засекречена. Укромное место в заповедном бору и в то же время близость к Москве. Надежная охрана с системой видеонаблюдения за всей территорией. Новый особняк, в котором можно было разместить не то что Максима с кучей аппаратуры, но и целый Центробанк, который они намеревались систематически грабить.

Титовко зашел к себе на работу, отметился и тотчас вызвал машину и направился на дачу Джевеликяна. Вооруженный охранник проводил важного гостя от ворот к апартаментам Максима, где передал его другому амбалу, дежурившему у входа в запретную зону. Сюда пропускали только тех, кого Мягди назвал в своем списке. Титовко в нем, конечно, был.

— Докладывай, — коротко приказал вытянувшемуся перед ним Максиму гость.

— Проведена большая подготовительная работа, — сообщил высококлассный специалист и идейный организатор операции. — На первом этапе мы внедрили в Центральный банк нашего человека. Он раздарил кому только можно из сотрудников фирменные авторучки с радиозакладками, состоящими из миниатюрного передатчика и микрофона величиной со спичечную головку. Две из них даже попали к секретарше в приемную самого председателя Центробанка. Так что теперь мы ведем непрерывный съем информации из этого учреждения. В соседней комнате мощный компьютер ее обрабатывает и выдает пресс-релиз с квинтэссенцией самого главного из того, что нас интересует. С сегодняшнего числа эти компьютерные распечатки мы можем направлять вам. Но, думаю, из соображений безопасности, делать этого не стоит. Как вы считаете?

— Резонно, — кивнул Титовко. — Для партии ведь важны сами деньги, а не то, как вы их добываете.

— Договорились, — по-военному коротко ответил Максим. Этот молодой, тщедушный на вид человек, оказывается, умел быть чрезвычайно дисциплинированным, жестким и волевым. — А вот это устройство, — он показал на небольшой прибор-чемоданчик, способно прослушивать все диапазоны, включая „милицейскую волну“, а также переговоры, ведущиеся по мобильным телефонам.

— Что, и сотовую связь? — удивился Титовко. — Все фирмы, предоставляющие этот вид телефонной связи, объявляют, что ее невозможно прослушать.

Максим усмехнулся:

— Долгое время действительно считали, что подслушать разговоры, ведущиеся по телефонам сотовой связи, невозможно. Но техника не стоит на месте. Появился такой приборчик — „Оскор-5005“… Шедевр инженерной мысли… Так что во время проведения операций по изъятию денег мы будем постоянно в курсе всех событий: и действий милиции вкупе с охраной банка, и ведущихся в нем переговоров.

Титовко ничего не оставалось, как одобрить техническую сторону подготовки к предстоящей операции.

— Ну а как с главным — входом в компьютерную систему банка?

— Здесь дело обстоит несколько сложнее, — пояснил Максим. — Центробанк только что перешел на проведение операций с использованием сети СВИФТ. Это единая международная система расчетов.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Титовко. — Значит, он должен включиться в единую международную компьютерную сеть, соответственно и доступ к ней облегчится.

— С одной стороны, это так, — согласился Максим. — Центробанк теперь проводит стандартизацию документооборота по платежным операциям. Однако, с другой, есть новые проблемы: нам, взломщикам компьютерной защиты банка, тоже нужно осваивать новую систему сети СВИФТ.

— Вот и осваивайте! Насколько я понимаю, много ума для этого не требуется. Системы Интернет, СВИФТ и другие давно известны и используются на Западе.

— Я уже вникаю в нее. Важно знать не суть, а тонкости, нюансы Это как знание чужого языка: малейший акцент — и тебя распознали. А машину, компьютер обмануть сложнее, чем людей. Кроме того, насколько я уже узнал из записей служебных разговоров, — Максим кивнул в сторону умного прибора-чемоданчика, — Центробанк привлек к организации защиты своей сети специалистов ФАПСИ.

— Федеральное агентство правительственной связи?

— Оно самое. А это, как вы знаете, не фунт изюма. В этой бывшей кагэбэшной организации работают лучшие криптографы мира.

— Так что, — язвительно заметил Титовко, — может, откажемся от операции?

— Ну что вы! Конечно, нет. Просто я очерчиваю вам круг тех проблем, с которыми мне приходится сталкиваться.

— Хорошо, держите меня в курсе. И не особенно увлекайтесь теорией: партии нужны деньги. И они должны быть добыты любым путем. Но в современной обстановке брать банк лучше без автоматных очередей и взлома сейфов.

И Титовко направился к выходу. За дверью его уже поджидал управляющий Джевеликяна. Он подобострастно поклонился Титовко, словно увидел в нем нового хозяина, и предложил ему пройти в фуршетный зал. Но Титовко решительно отказался. Тогда управляющий понизил голос почти до шепота и произнес:

— У меня к вам конфиденциальный разговор.

— Говорите.

— Нет, не здесь. Тут, — опасливо оглянулся управляющий, — слишком много ушей.

Титовко мгновенно понял, что ему предлагают. И ответил резко:

— У меня от Мягди Акиндиновича секретов нет. До свидания!

Джевеликян не зря столь старательно обходил в разговоре со следователем всякое упоминание о своих именитых друзьях. В тот же день, когда состоялся первый допрос, Титовко позаботился о нем. Сначала в его камере побывал тот самый адвокат, который инструктировал Мягди в Сочи, а затем и вовсе наступила неожиданная развязка.

Уже через три часа адвокат в сопровождении представителя межмуниципального районного суда явился в следственный изолятор с постановлением судьи об освобождении из-под стражи задержанного Джевеликяна под залог. Начальство, проверив документы, постановление суда, позвонив для верности судье, убедилось, что все документы подлинные и имеют законную силу. Решили позвонить следователю, чтобы выяснить, что делать.

Но Ускова как нарочно в этот момент на месте не оказалось.

И уже через несколько минут повеселевший Джевеликян оказался за пределами следственного изолятора. У ворот его поджидал роскошный „линкольн таун кар“, в котором сидел улыбающийся Титовко. Джевеликян был человеком жестким и отнюдь не сентиментальным. Но здесь, после жуткой ночи в переполненной вонючей камере, где непрерывно жуют, курят, харкают, опорожняются десятки людей, он вдруг почувствовал необъяснимый порыв благодарности к этому человеку, который так быстро его выручил. Неожиданно для себя Мягди, усевшись в машину, сжал Титовко в объятиях.

От такого проявления чувств взрослого мужчины, не раз доказывавшего свое презрение к смерти, растрогался и Титовко. Особенно когда Джевеликян, отстранившись от него, произнес:

— Спасибо тебе, друг! Признаюсь, не ожидал.

На что начитанный и образованный Титовко заметил:

— Как говаривал древний Конфуций, не беспокойся, что люди тебя не знают. Беспокойся, что ты не знаешь людей. Надеюсь, теперь ты будешь мне доверять полностью.

— Я и так доверял. Мы связаны одной цепью, одной целью.

— И одной партией, — добавил Титовко.

— Куда едем? Мне помыться, переодеться надо. Я словно в грязной помойке побывал.

— Вот и приди в себя: отдохни, покушай. А потом обсудим наше дело. Я был на твоей даче. Там все нормально. Но кое-что меня насторожило. Впрочем, об этом после.

Джевеликян не придал особого значения словам Титовко. Сейчас у него была только одна мысль: быстрее смыть с себя липкую, противную грязь.

Буланова сразу покинула негостеприимный Сочи. Дорогой, в самолете, ей оставалось только предаваться нерадостным размышлениям о подлых мужиках, которым лишь бы была юбка, а что в ней — абсолютно все равно. Домой она возвратилась далеко не в радужном настроении.

Оставалось еще два дня отпуска, но чем заняться, она так и не решила. Немного порадовал ее кот, который был оставлен на несколько дней соседке и теперь с такой радостью и довольным мурлыканьем терся о ее ноги, что невольно поднимал настроение.

Но кот есть кот. С ним, как говорится, каши не сваришь. И потому надо было браться за дело. Давно уже она не писала статей, которые становились бы событием в городе. А большего творческого подъема, чем в те дни, когда она была несчастна, у Джульетты не было.

Она села за пишущую машинку „Оптима“, которую давно собиралась сменить на какой-нибудь компьютерный „Ноутбук“, и вставила в каретку чистый лист бумаги.

Увы, вдохновение не приходило. В мыслях вертелись картинки праздного Сочи, веселый пляж „Спутника“ и та наглая баба, от которой она узнала об измене Мягди.

Возникала непрерывная ассоциативная цепь, которая при любом раскладе приводила к к одним и тем же горестным выводам.

„Неужели Мягди мне действительно изменил?! — мысленно воскликнула Джульетта, со злостью вынула лист из машинки и разорвала его в клочья. — После всех его клятв в вечной верности!“

Такого коварства и обмана Джульетта не прощала никому. Она привыкла, что сама бросает мужчин и изменяет им. Но чтобы наоборот! Такого с ней еще не было. Так ее еще „не кидали“!

Конечно, пыталась утешить себя сейчас Джульетта, бросившись с размаха на кровать, любая любовная история — это приключение, романтическая новелла. И она получила от связи с Мягди достаточно любовных и материальных утех. Конечно, женщина в любви сильнее мужчины, решительнее, умнее и тоньше. Это факт. И потому она должна пережить измену Мягди как некое очередное приключение и не принимать ее близко к сердцу.

Но, сколько бы она себя ни убеждала, какие бы слова и оправдания ни придумывала, слова оставались словами.

А ей, натуре жизнедеятельной и энергичной, требовались дела и доказательства, что ее еще любят.

Но кто сейчас, сию минуту, мог ее утешить?

Она стала перебирать в уме своих друзей и подруг. И вдруг хлопнула себя по лбу.

— Какая же я дура! Ну, конечно, Слава! Уж он-то, надеюсь, мне не изменил. Не считать же, в самом деле, изменой, если он лишний раз переспит с женой!

И как только решение было принято, с ним вместе наступило и облегчение. Джульетта моментально забыла об изменнике Мягди и бросилась к телефону. На ее счастье, мэр оказался на работе. Эффект ее звонка Петракову был рассчитан точно. Вячеслав Иванович немедленно отложил совещание по подготовке города к отопительному сезону и договорился встретиться с Булановой в номере Бизнес-центра.

А Джульетта спокойно приняла его предложение о встрече в уединенном номере, где было все: от обеденного стола и мягкой кушетки до гигиенической комнаты. Положив трубку, она пошла в ванную приводить себя в порядок.

Сказать, что Усков был взбешен, узнав, что Джевеликян вновь на свободе, значит, ничего не сказать. Стоило с таким трудом разыскивать преступника, потратить столько времени и сил, созывать совещание в Ситуационном центре, ставить вопрос на контроль у главы правительства и даже у Президента, чтобы обычным постановлением районного судьи выпустить его на волю!

Тем не менее Андрей решил взять себя в руки и провести тщательное расследование всех обстоятельств, связанных с освобождением Мягди. Сначала он зашел к своему начальнику. Виктор Васильевич был уже в курсе и тоже негодовал. Но в отличие от Андрея он, наученный горьким житейским опытом, старался подавить в себе лишние эмоции. И потому встретил первый же вопрос следователя, как и полагается невозмутимому начальнику:

— Знаю и разделяю. Но мы, работники прокуратуры, обязаны в первую очередь следовать Букве и Духу Закона.

Последние слова он произнес с таким нажимом и пиететом, что они даже на слух читались с заглавных букв.

— Как?! — удивился Андрей. — И вы тоже?

— Ничего я не „тоже“, — сурово оборвал его начальник. — Просто в отличие от тебя я понимаю, с какой страшной силой мы столкнулись. И какие люди, деньги, должности в ней задействованы.

— Значит, смириться? Пусть убийца гуляет на свободе? Это же беспредел!

— Беспредел. Согласен. Но мы, повторяю, должны действовать строго в рамках закона. Иначе сами окажемся там, где только что побывал Джевеликян. Нам это быстро помогут устроить.

Однако никакие разумные доводы не могли убедить Ускова.

— Но ведь судья нарушил закон — освободил преступника до суда. Разве, не так?

— Конечно, не так. По закону он имеет право освобождать обвиняемого под залог. Заметь — обвиняемого, а не преступника! А что Джевеликян преступник — это решить опять же может только суд.

— Наш самый гуманный суд в мире! — не удержавшись, съязвил Усков.

Виктор Васильевич промолчал. Ему и самому порядком надоела вся эта возня вокруг видимости законности, когда лучшие адвокатские силы страны за огромные деньги „отмывают“ отпетых преступников. Он вообще уже начал подумывать, а не уйти ли ему на пенсию? Ведь в мире беззакония, который царит в нынешней России, выполнение законов стало обязанностью лишь работников самой прокуратуры. Да и то…

Но вслух высказываться об этом он, конечно, не стал. Не хватало еще, чтобы подобные настроения стали одолевать лучшего сыщика Генеральной прокуратуры. И потому он лишь взял лист бумаги со стола и протянул его Андрею.

— Читай! Это наш запрос в межмуниципальный суд о правомерности изменения судьей меры пресечения задержанному Джевеликяну. С этой бумагой можешь туда отправиться и высказать все, что думаешь по данному поводу, самому судье. Заодно поинтересуйся, почему это он так резво и ретиво бросился защищать интересы преступника? Извиняюсь, задержанного, который превратил в кровавое месиво тело известной журналистки. Договорились?

Не успел Генеральный прокурор доложить премьер-министру о задержании опасного преступника, как ему было впору вновь звонить Николаю Николаевичу. На этот раз — чтобы возмутиться действиями судьи, освободившего Джевеликяна из-под стражи под залог.

Впрочем, этот вопрос был, конечно, не к главе правительства. Генеральный прокурор мог опротестовать решение районного судьи Москвы, мог обратиться к председателю Верховного суда или в Квалификационную коллегию судей.

Но Александр Михайлович не спешил. По ряду причин.

Одна из главных заключалась в том, что за фигурой Джевеликяна стояли вполне осязаемые и реальные люди, вершившие судьбой страны, и не считаться с ними было нельзя. Особенно насторожил его последний разговор с премьер-министром, который как бы вскользь обмолвился, что не стоит спешить с делом Джевеликяна.

Вот эту причину прежде всего и хотел прояснить для себя Александр Михайлович. И потому после короткого раздумья он все же поднял трубку аппарата „Связь Кремля“.

Николай Николаевич уже возвратился из Сочи. По бодрости голоса можно было определить, что говорит хорошо отдохнувший человек.

— С благополучным возвращением, Николай Николаевич!

— А что, разве сейчас бывают неблагополучные возвращения? — искренне удивился премьер-министр. — Мы же живем в цивилизованной стране и не во времена Никиты Сергеевича Хрущева.

— Да, сейчас во всем торжествует закон. И в деле Джевеликяна тоже.

— Не понял, — снова удивился Николай Николаевич. — Что-нибудь не так?

— Да, не так. Не успели мои сотрудники задержать его, как судья районного масштаба тут же освободил.

— Ну, это вопросы не ко мне. Вы же знаете, что судебная власть не подчиняется исполнительной. Надеюсь, сами разберетесь.

— Разберемся, Николай Николаевич. Меня волнует другое. Как воспримут это известие в Администрации Президента, где вопрос стоит на контроле? Или та же общественность?

— А что, собственно, произошло? Преступник задержан, средства массовой информации об этом знают. А дальше все решает правосудие. Он же никуда из страны не убежит?

Генеральный прокурор на последнем вопросе премьер-министра затаил дыхание. Это действительно вопрос? Или Николай Николаевич знаёт, что путь Джевеликяну, по причине его розыска Интерполом, заказан? Если верно последнее, то возникает следующий вопрос: откуда он об этом знает?

Но сейчас долго рассуждать и анализировать сказанное премьер-министром было невозможно. И потому он ответил на вопрос иносказательно. Чтобы и Николаю Николаевичу было о чем подумать:

— Говорят, Наполеон как-то изрек знаменательную фразу, распекая своего подчиненного: генерал, вы выше меня на голову, но я могу избавить вас от этого недостатка. Надеюсь, от того, что Джевеликян на свободе, моя голова останется на плечах?

Действительно, в кабинете на другом конце провода почувствовалось некое замешательство. По крайней мере премьер-министр какое-то время молчал, переваривая красноречивый намек. И лишь спустя некоторое мгновение был вынужден согласиться:

— Да, не беспокойтесь. Ответственность будем делить поровну.

— Это меня вполне устраивает! — повеселел Генеральный прокурор. — Теперь я могу поверить, что подписка о невыезде будет для Джевеликяна сдерживающим фактором. — И почувствовав некоторую двусмысленность сказанного, поспешил добавить: — А мы тем временем будем, как вы и просили, тщательно готовить его дело к передаче в судопроизводство.

— Готовьте, — с оттенком недовольства в голосе сказал премьер-министр.

И, как повелось у них в последнее время, не прощаясь, положил трубку.

Вот теперь Генеральный прокурор мог наконец тщательно проанализировать разговор. И чем больше он над ним размышлял, тем сильнее в нем крепла уверенность, что связи Джевеликяна далеко не ограничиваются кабинетами Титовко и Петракова.

Только сев за руль своего нового автомобиля, Джевеликян почувствовал, что снова на воле. И его сразу охватило пьянящее чувство свободы. Он осторожно вывел „линкольн таун“ на проезжую часть, точно проверяя, в порядке ли мотор. Но иномарка была настолько послушна хозяину, так легко и стремительно набирала скорость, что Мягди быстро освоился с ее управлением.

Он отъехал от здания следственного изолятора на порядочное расстояние и только тогда остановил машину, вышел, чтобы вздохнуть полной грудью. Стояли последние дни лета, и все вокруг напоминало об этом. В зелени тополей появились желтые и сухие листья. Трава на газонах тоже выглядела усталой и пожухлой.

Казалось, только вчера он купался в ласковом теплом море, подставлял крепкое смуглое тело солнечным лучам, ходил в шортах и майке. А сегодня в столице было прохладно и чувствовалось дыхание приближающейся осени.

Мягди еще раз набрал полные легкие свежего воздуха, с шумом выдохнул и, обновленный, наполненный энергией, возвратился в свой шикарный, сверкающий лаком лимузин.

Теперь, ведя машину на Кутузовский, он уже не жалел ее и гнал с предельно возможной скоростью. На одном из поворотов, где он явно нарушил правила, его остановил милиционер с жезлом.

Мягди не стал игнорировать работника ГАИ. Он резко затормозил, так что иномарка взвизгнула и остановилась прямо перед носом милиционера, распахнул дверцу и не спеша подошел к инспектору.

Но не успел гаишник и рта раскрыть, чтобы упрекнуть водителя за нарушение правил, как Джевеликян закричал:

— Ты что, не видишь, кого останавливаешь? Да я возьму сейчас твою палку и обломаю о твою глупую башку! Хочешь, чтобы и вас данью обложили?

Милиционер остолбенел от такого напора, что-то промямлил, но не решился не только наказать нарушителя, но даже и задержать его. А Джевеликян тем временем с чувством собственного достоинства садился в „линкольн“. В другое время он, конечно, не позволил бы себе такой выходки. Гаишников он или просто игнорировал, или кидал им в приоткрытое окошко, не останавливаясь, крупные купюры. Но сейчас он вылил на этого милиционера всю злость, гнев и обиду, что накопились в нем на всех ментов за ночь, проведенную в клоповнике следственного изолятора. Правда, когда он проехал пару километров, злость эта утихла и больше не напоминала о себе. Теперь ему предстояло заняться делами. А накопилось их немало. Он совсем забросил дела фирмы, переложив их на своего управляющего. Давно не снимал кассу и не знал, сколько поступает денег от многочисленных сборщиков по всей территории столицы. Уже не помнил, когда в последний раз встречался с другими авторитетами. Даже о Джульетте так долго не вспоминал!

Теперь все это предстояло наверстывать. Но он не сомневался, что справится с любым количеством дел.

После освобождения из неволи Мягди ощущал в себе такой прилив энергии, какого у него давно не было. Пожалуй, с тех далеких пор, когда он начинал свои дела вместе с Петраковым в том самом областном центре, где теперь наверняка его ожидает самая прекрасная из всех дам мира — Джульетта.

Титовко уехал с подмосковной дачи Джевеликяна, где он был как бы с инспекционной проверкой, несколько раздосадованный. Предвыборная кампания набирала обороты, требовала все больше денег, а касса партии была практически пуста. Мягди, на какое-то время выбыв из игры, упустил денежные вопросы своей фирмы и рэкетирских поборов из-под своего контроля, и этот постоянный источник временно иссяк. Петраков вообще уже давно ничем не делился из поступлений от реализации стратегического сырья с металлопрокатного комбината. А ведь именно Титовко добился специального разрешения правительства на вывоз оттуда редкоземельных металлов. Мало средств давали и другие источники. Деньги же нужны были позарез, и немедленно. И потому он пригласил к себе Петракова.

Тот прибыл в столицу по первому же звонку Титовко. Так же, как и Мягди, Вячеслав Иванович предпочитал не обострять отношений с влиятельным чиновником. И даже привез ему очередной презент: полную машину продуктов и подарков с предприятий города.

Титовко презент принял. Но даже не поблагодарил. Нахмурив густые брови, резко и без обиняков заявил:

— Касса партии пуста, господин мэр. А ты львиную долю прибыли от поставки за границу стратегического сырья кладешь в свой карман. Как это понимать? В прежние времена тебя бы за такое вышвырнули вон из партии.

Разговор шел в „Максиме“, самом дорогом и потому безопасном ресторане столицы, и председатель партии мог не стесняться в выражениях.

Но Петраков оставался невозмутимым. Он, видимо, был готов к такому повороту разговора и потому быстро отреагировал:

— В прежние времена такие аферы просто бы не прошли. Да и партия у нас несколько иная — для личного обогащения. А деньги я кладу не в свой карман, а на наш общий, товарищ партайгеноссе, номерной счет.

На этот довод председателю партии возразить было нечего. И потому он зашел к тому же вопросу с другого конца:

— Повторяю, партии нужны деньги. Через фирму „Интерметалл“, которой у нас в России руководит небезызвестный тебе Мягди, пришло очень увлекательное предложение. В одну третью страну нужно поставить тонну урана. Как ты на это смотришь?

Вячеслав Иванович изобразил на лице неподдельное изумление:

— Я же его не произвожу!

— При чем здесь ты? — искренне удивился Титовко. — Пристегни к этому делу директора вашего металлопрокатного комбината. У него связи, найдет. Я даже могу подсказать, где. На Чернобыльской АЭС. Там в разбитом четвертом блоке остались сотни тонн ядерного топлива. Этот заказ — только начало. А швейцарская фирма дает предоплату. Если мы сегодня соглашаемся, завтра на наш счет поступит валюта. Причем очень много!

В дверь отдельного номера, в котором они сидели за изящным старинным столиком, уставленным разнообразными яствами, постучали. Это избавило мэра от необходимости давать немедленный ответ.

— Войдите! — разрешил Титовко.

— Ваше шампанское, господа! — Официант услужливо повернул бутылку этикеткой к гостям.

— Настоящее шампанское „Луи Родерер“.

— Хорошо, — небрежно кивнул Титовко. — Поставьте в ведерко со льдом. А какие предложите закуски?

— С шотландского озера Лох-Несс только что завезли устриц, а из Франции омаров, лангустов и лангустин. Желаете попробовать?

— Желаем! — опередил Петраков. Он был голоден, и ему было совершенно не до изысков Титовко. Он со злорадством подумал, что тот тратит сотни долларов на какое-то дерьмовое импортное шампанское, в то время как наше „Советское“ гораздо лучше и дешевле.

„И при этом еще ноет, что касса партии пуста! Да при таких тратах в свое чрево в ней не останется ни рубля!“

Вячеслав Иванович в отличие от Титовко вырос в простой советской семье и изысками в еде избалован не был. Сохранил прежнюю непритязательность в пище и сейчас, владея большими деньгами.

Зато Титовко был настоящим московским гурманом и не мог отказать себе в удовольствии поколдовать над меню. Он изучил карту вин и в добавление к шампанскому выбрал еще несколько коллекционных напитков.

Наконец он полностью обговорил меню, официант удалился, дверь была плотно прикрыта, и можно было продолжить разговор.

Когда Титовко проницательным взглядом посмотрел на своего гостя, Петракову ничего не оставалось, как дать ответ на уже давно заданный вопрос.

— Пожалуй, директор сможет договориться со своими украинскими коллегами, у них совместные интересы. Но АЭС тщательно охраняется. Как оттуда взять этот уран?

— А это уже не твоя забота. Алкашей, готовых голыми руками таскать радиоактивный графит за бутылки, достаточно. Кстати, когда этот четвертый энергоблок там развалился и кругом валялись куски графита, наши бедные солдатики собирали их в ведра именно руками. Так что опыт есть.

На этом первую часть делового разговора они завершили. И пока закусывали свежими устрицами и лангустинами, беседа перешла на другие, далекие от деловых темы. Петраков не преминул похвастать очередной победой над Джульеттой.

— В самом деле? — скорее с иронией, чем с любопытством, поинтересовался Титовко. — И ты опять трахал ее в этом Бизнес-центре? Ну, у вас там и деловая активность!

Петракова несколько уязвил ироничный подтекст, сквозивший в словах Титовко. И потому он поспешил убедить его, что победа над строптивой журналисткой отнюдь не пиррова.

— Она всерьез решила ко мне вернуться! Сказала, что этого Мягди больше и видеть не хочет!

— А вот это уже серьезно! Если женщина так горячо ненавидит какого-то мужчину, она его непременно любит!

— Издеваешься? — перешел на „ты“ Вячеслав Иванович.

— Нисколько! Я лишь призываю тебя к бдительности. Боюсь, как бы в следующий вечер эта Джульеттница не оказалась в постели уже с Джевеликяном.

Петраков надул щеки и прикусил полные красивые губы. Он был явно недоволен той оценкой, которую его друг и наставник дал его победе над женщиной. Но в глубине души он и сам понимал, что с Булановой надо ухо держать востро. Она действительно могла в любой момент переметнуться к другому. Если и не к Мягди, то к первому понравившемуся ей человеку. И потому он продолжал поглощать вкусные яства молча, уже с испорченным настроением.

А Титовко, как только насытился, задал ему еще один деловой вопрос:

— Ну а как с нашим уполномоченным банком? Максим уже вплотную подобрался к компьютерной защите того учреждения, откуда мы будем черпать золото партии.

— Готово, — небрежно бросил мэр. Карманных банков, которые мы контролируем, в городе немало.

— Вот и прекрасно! Будь начеку. В любой момент к тебе может поступить условный сигнал о начале операции.

Петраков молча кивнул: проблемы с банками его беспокоили меньше всего. Его теперь волновал вопрос об отношениях с Джульеттой. Да где-то подспудно тревожили обстоятельства предстоящей сделки по поставке за рубеж урана.

С судьей, который с легкостью необыкновенной принял постановление об освобождении Джевеликяна под залог, Усков встретился сразу, как только покинул кабинет своего начальника.

Он зашел в здание районного межмуниципального суда столицы и подивился тому убожеству, которое царило вокруг. Старое, дореволюционное здание суда не ремонтировалось, видимо, с тех самых пор, когда было построено. Стены в вестибюле были обшарпаны, с отваливающимися кусками штукатурки. Многочисленные посетители, осаждавшие двери кабинетов, не то что присесть, нормально стоять не могли.

— Что у вас за столпотворение? — поинтересовался Усков у судьи, высокого плечистого, довольно моложавого человека с усталыми, воспаленными глазами. Похоже, он задал ему совсем не тот вопрос, который собирался.

— Лопнула очередная финансовая компания, и суд осаждают обманутые вкладчики.

— Понятно, — протянул Андрей. — И где же эта компания? Руководителей задержали?

— Вы наивный человек, — усмехнулся судья. — Они вместе с вкладами доверчивых людей давно отбыли на Канарские острова.

Следователю не понравилось, что его назвали наивным человеком, и он сразу насупился, собрался и теперь выглядел гораздо старше своих двадцати восьми лет.

— Вы, как я вижу, тоже наивный судья, — жестко ответил Усков. — Освобождаете из-под стражи убийцу и спите спокойно. Или не спите?

Судья пропустил колкость мимо ушей:

— Речь, насколько я понял, идет о Джевеликяне. Его вина до суда не считается доказанной, и по существующему новому законодательству Российской Федерации он может быть освобожден под залог. Кроме того, вы видите, в каких условиях суд работает? А адвокат Джевеликяна предложил в залог сумму, равную годовому бюджету нашего учреждения.

Никак не предполагал Усков, что судья в свое оправдание выдвинет именно эту причину. И все же это не повод, чтобы выпускать опасных преступников на свободу. Он и сам второй месяц не получал зарплату. Но тем не менее не переставал охотиться за Джевеликяном. Поэтому он так и заявил хозяину кабинета:

— Вы нарушаете свой гражданский долг. К тому же Джевеликян сознался в совершении этого преступления. Следствие располагает видеозаписью допроса с его признанием.

Настало время возмущаться судье.

— Я считал, что имею дело с профессионалом. Оказывается, в Генеральной прокуратуре работают люди, не знающие законов. Если следствие получило от подозреваемого подтверждение его вины в отсутствие защитника, то оно не признается судом Российской Федерации и гражданину предоставляется свобода. В чем вы меня можете упрекнуть?

— В том, что на свободе разгуливает опасный преступник, на счету которого не одна жертва и который в любой момент может совершить новое убийство.

— Ну, это уже из области фантазии, — рассмеялся судья. — Суд принимает во внимание только факты и доказательства. Предположения и эмоции ему не нужны.

Усков понял, что больше ему здесь делать нечего. Его предположения, что судья подкуплен, так и останутся предположениями. Формально судья имел право вынести такое решение. А то, что на свободе в результате оказался опасный для общества бандит, — это его, видимо, мало волновало. И все же он не удержался, не смог не высказать судье все, что о нем думает:

— Из-за таких, как вы, наше правосудие и прогнило насквозь. Мне остается надеяться лишь на то, что от рук этого самого Джевеликяна когда-нибудь пострадаете и вы сами. Но тогда менять постановление суда будет поздно.

Стоило Мягди посидеть несколько часов в своем роскошном офисе в отеле „Метрополь“ и посмотреть движение кассы и счетов, как он понял, что его верный управляющий, на которого он нарадоваться не мог, его обворовывает. Причем делает это нагло и по-крупному.

Джевеликян, конечно, понимал, что надеяться на горячую преданность своих подчиненных ему не приходится. Что в его полукриминальную фирму идут люди с далеко не безупречным прошлым. Но чтобы так нагло, открыто и беззастенчиво воровать у своего патрона, стоило тому ненадолго отлучиться, — это уже переходило всякие пределы.

Раньше, когда Мягди держал все дела под личным контролем, никто из его людей и помышлять о воровстве не мог. Но подспудно мысли такие, как он теперь убедился, у некоторых зрели. И вызрели. Управляющий, которого Мягди вытащил из тюрьмы за большие деньги, оказался человеком неблагодарным. Видимо, посчитал, что босс, ударившийся в бега, уже не вернется, и пустился во все тяжкие.

Но Мягди был человеком, который не забывает ни хорошего, ни тем более плохого. К тому же наводка, которую дал на управляющего Титовко, оказалась полностью верной. И вот теперь пробил час расплаты.

Джевеликян вызвал начальника службы безопасности. Тот явился в кабинет босса немедленно и по-военному вытянулся на пушистом персидском ковре, ожидая приказаний. Они последовали незамедлительно.

— Приготовься. Будет дело.

— Понял, босс. Вам „пушку“ готовить?

— Боже упаси! Теперь я постоянно должен быть чист. И без оружия. Этот ищейка Усков снова готов задержать меня даже за то, что я проеду на красный свет. Я буду лишь наблюдать.

— Кто? — коротко поинтересовался начальник службы безопасности.

— Управляющий.

Секьюрити и бровью не повел. Управляющий — так управляющий. Даже то обстоятельство, что еще вчера тот был его непосредственным хозяином и давал подобные же приказания, не отразилось ни на выражении лица охранника, ни в тоне его голоса.

А Джевеликян между тем внимательно следил за реакцией своего главного телохранителя. Измена в его стане могла зайти слишком далеко. Но, судя по тому, что ни один мускул на этом волевом лице не дрогнул, можно считать, что главный охранник остался ему верен. И Мягди, довольный, широко улыбнулся, как он умел это делать, когда хотел понравиться другому человеку.

— Когда едем на дело?

— Сейчас.

Начальник службы безопасности кивнул, четко, по-военному повернулся кругом и вышел из кабинета.

А Мягди нажал кнопку переговорного устройства.

— Слушаю вас, Мягди Акиндинович! — тотчас отозвался управляющий.

— Зайдите, пожалуйста, — как можно спокойнее и мягче пригласил Джевеликян.

Через минуту управляющий уже сидел у него в кабинете на мягком кожаном кресле напротив стола босса.

— Скажи, Евгений Адольфович, — обратился к притихшему управляющему Джевеликян. — Почему так резко упали доходы за время моего вынужденного отсутствия?

Управляющий замялся. Хотя он и ожидал подобного вопроса, все же он застал его немного врасплох. Но ответил он довольно уверенно:

— Так ведь как бывает? Хозяин из дома — слуги разбегаются. Так и здесь: как только узнали, что вы в розыске, сразу обнаглели.

— А кто конкретно?

— Ну… сразу не скажешь.

— Хорошо, — быстро согласился Мягди. — Подготовь мне список, кто снизил взносы в кассу.

— Сделаю, — обрадовался управляющий. Он получил отсрочку и в то же время убедился, что у босса нет плохих намерений относительно его самого.

От внимательного взгляда Джевеликяна не ускользнула такая метаморфоза в поведении управляющего. Это еще более укрепило его в своих подозрениях. И потому он коротко попросил:

— Евгений Адольфович, ты не будешь против, чтобы мы вместе провели ревизию в нашем загородном ресторане? Я смотрю, он больше всех снизил взносы в кассу.

— Конечно, — согласился управляющий. — А когда ехать?

— Сейчас. Выходи и садись в мою машину.

Мягди проследил, как управляющий, бдительность которого явно притупилась ласковым обращением хозяина, проследовал в его „линкольн таун“. И только затем спустился к машине сам.

К загородному ресторану, расположенному в живописном лесочке вблизи кольцевой автодороги, они добрались довольно быстро. „Линкольн“ Джевеликяна, словно правительственный лимузин, уверенно шел по улицам Москвы, практически не обращая внимания на дорожные знаки и светофоры. Работники ГАИ, завидев его, либо отворачивались, либо делали вид, что заняты другими делами. Эпизодов, подобных вчерашнему, больше неповторялось.

Но у ресторана машина не остановилась, а проследовала дальше в лесок по едва заметной проселочной дороге.

Управляющий забеспокоился, озираясь вокруг и пытаясь понять, куда они едут. Мягди, сидевший на переднем сиденье рядом с шофером-телохранителем, не оборачиваясь, процедил:

— Не беспокойся, Евгений Адольфович, это я отлить на природе решил.

Управляющий, хотя его и обуревали сомнения, промолчал.

В глухом месте, на небольшой поляне машина остановилась. Начальник службы безопасности быстро выскочил и попросил управляющего выйти из машины. Тот взглянул на Мягди, но босс продолжал сидеть, глядя прямо перед собой.

Как только управляющий вылез, машина плавно отъехала в сторону. Джевеликян высунул голову из приоткрытого окошка и четко, быстро проговорил:

— Когда тебя здесь найдут и об этом станет известно твоим подельникам, они сами принесут мне все, что ты у меня украл.

Управляющий бухнулся на колени и воздел руки в сторону Мягди:

— Пощади! Век тебе служить буду!

— Ты уже послужил. Приступай! — коротко бросил он начальнику службы безопасности.

Тот моментально вскинул из-под плаща автомат Калашникова и открыл шквальный огонь. Евгений Адольфович под градом пуль резко отшатнулся, но устоял на ногах и даже сделал шаг вперед, точно хотел достать убийцу. Вся его грудь покрылась красными пятнами. Кровь из многочисленных ран сочилась сквозь рубашку, пиджак и легкий осенний плащ. Затем он покачнулся и рухнул на пожухлую траву.

Охранник подошел к трупу, брезгливо тронул его носком ботинка и сделал, уже из пистолета, контрольный выстрел в лицо.

Но и этого ему показалось мало. Он взглянул на одобрительно наблюдавшего из „линкольна“ босса, подошел к машине и попросил шофера пересесть на заднее сиденье. Затем развернул большую машину, сдал назад и, набирая скорость, переехал убитого. „Линкольн“ мягко тряхнуло, но он преодолел преграду в виде истерзанного, бездыханного тела, еще минуту назад гордо именуемого управляющим российско-швейцарской фирмы „Интерметалл“. Теперь Евгению Адольфовичу было абсолютно все равно, что делали с его бездыханным телом. Душа его наверняка уже отлетела ввысь и с интересом наблюдала, как с ним обращается бывший хозяин.

А Джевеликян был очень доволен свершившейся расправой над человеком, который еще вчера был его правой рукой во всех делах. Только так должен поступать настоящий авторитет с предавшими его слугами. Иначе не будет ни денег, ни авторитета.

Поэтому Мягди, несмотря на то что главный охранник вел машину, протянул ему руку. Тот моментально освободил правую ладонь и с большим пиететом пожал руку босса. Он знал, что это — знак наивысшего благоволения Джевеликяна.

— Награду получишь завтра, — промолвил Мягди, созерцая осенний пейзаж за окном лимузина. — У нового управляющего.

Петраков, как только возвратился из столицы, поспешил выполнить поручение Титовко. Он позвонил директору металлопрокатного комбината и договорился встретиться с ним в Бизнес-центре. Встреча происходила в том же номере, где несколько дней назад он был с Джульеттой. Все здесь напоминало ему об этом незабываемом вечере.

Она отдалась Петракову с такой страстью, будто Петраков был ее первым мужчиной в жизни. Тогда он, разумеется, решил, что все дело исключительно в его мужских достоинствах. Но теперь после иронических отзывов Титовко пришлось невольно задуматься над подлинной причиной.

И, конечно, она заключалась в Джевеликяне. Прав был его московский друг, тысячу раз прав: только из-за измены Мягди или его невнимания Джульетта вдруг так воспылала к нему, Петракову. Впрочем, пока он подтверждения этой догадки не имеет. Следовательно, можно считать, что Буланова любит все же его.

Но размышлять над этими вечными проблемами мэру сейчас было недосуг. Он вкратце изложил директору комбината суть сделки, которая сулит всем, а не только казне партии, большие деньги.

— Есть у меня там надежный человек. — Директор без размышлений согласился принять участие в рискованной операции. Он провернул с помощью мэра и Титовко уже не одну выгодную, но сомнительную, с точки зрения законодательства, сделку и был уверен в надежности их „крыши“. — Более того, этот человек с Чернобыльской АЭС мне подобную идею уже предлагал. Там в разбитом четвертом блоке остались сотни тонн ядерного топлива. По документам его стоимость значится как нулевая. То есть товар можно взять практически даром. А вот покупателей у него не было.

— Теперь они есть, — заверил Петраков.

— Хорошо. Начальник цеха подавления активности атомной электростанции, который закидывал мне эту идею, завтра как раз приезжает на комбинат. Мы им кое-что поставляем. Так что завтра о результатах и доложу. О какой партии товара будет идти речь?

— Сначала о тонне урана. Каждому из нас номерной счет в „Бэнк оф Цюрих“ с кругленькой суммой. Внукам тоже хватит. Так что игра стоит свеч.

На том и порешили. Назавтра мэру предстояло докладывать в Москву Титовко о результатах, и такая оперативность была ему на руку. Перед тем как попрощаться, Петраков заметил:

— И предупреждаю: секретность номер один. Ни обо мне, ни тем более о Титовко этот твой смертник из Чернобыля и слышать не должен. Его дело — только достать товар.

Говорят, если человек попал в номенклатурную обойму, то, несмотря ни на какие события, он в ней и останется. Так случилось с подавляющим большинством прежних партаппаратчиков, которые из-под крылышка родной КПСС благополучно пересели в те же кабинеты, но уже осеняемые орлиными взмахами нового-старого герба России. Так до сих пор получалось и с Титовко, чьи взлеты и падения на новых чиновничьих должностях лишь подтверждали незыблемость этой русской традиции. И когда правительству вновь потребовались проверенные кадры, Николай Николаевич вспомнил о своем прежнем работнике.

Премьер-министр, конечно, помнил, куда спровадил проколовшегося подчиненного. Время шло, у него давно уж был новый руководитель аппарата, но премьер-министр нет-нет да и вспоминал прежнего. Уж очень умен, надежен и практичен был Титовко на этой должности. Кроме того, обладал одним незаменимым качеством, которое ценилось начальством больше всего, а ныне, в эпоху всеобщей ломки, реформ и выгодных способов быстро и законно разбогатеть, — особенно.

Называлось это ценное качество просто — беспринципность. Такой подчиненный точно и неукоснительно выполняет все поручения начальника. Не подвергая их сомнению. Титовко в этом качестве превзошел всех. Он воровал сам и давал обогащаться другим. Правда, со строгим соблюдением иерархии. Знаменитое гоголевское выражение „Не по чину берешь!“ он неуклонно претворял в жизнь. У него все брали только по чину.

Но сейчас Николай Николаевич вспомнил о Титовко несколько по иной причине: нужно было срочно противопоставить нарастающему давлению со стороны Администрации Президента надежный заслон. А сделать это мог лишь человек, одинаково уважаемый обеими сторонами, умеющий ладить со всеми и в то же время обхитрить противоборствующую сторону.

А возрастание влияния президентской Администрации все больше беспокоило премьер-министра. Дело дошло до того, что ему уже стали давать указания даже мелкие сошки из Кремля. А это представляло реальную угрозу не только для его престижа, но и для его кресла. И Николай Николаевич даже не мог ни с кем об этом поговорить. Не сообщать же, в самом деле, Генеральному прокурору, что на него оказывают оттуда давление в вопросе о Джевеликяне. Причем чиновник с довольно незначительной должностью. Вот и складывается, видимо, у Александра Михайловича превратное впечатление, что уже и сам премьер-министр находится чуть ли не в сговоре с этим преступником! И это было лишь одной из самых незначительных деталей.

Вот почему премьер-министр сам позвонил Титовко и попросил его сегодня, если тот не занят, приехать к нему.

Титовко, разумеется, был для премьер-министра не занят. Явился немедленно. Войдя в роскошно убранный кабинет Николая Николаевича, бывший руководитель аппарата правительства почти не узнал его. Особенно его поразил огромный стол орехового дерева, инкрустированный столь изысканно и богато, что казалось, ты попал не к руководителю правительства, а, например, в Тронный зал Эрмитажа. Но, будучи человеком опытным, он не стал обращать внимания на такие нюансы, хотя и не смог скрыть своего изумления.

Премьер-министр истолковал его удивление по-своему:

— Нравится? Лучшие дизайнеры и художники работали.

Титовко деликатно промолчал и сразу поинтересовался:

— Чем могу вам служить?

Это был как раз тот вопрос, которого от него и ожидали. Николай Николаевич, казалось, простил ему и бывшую измену, и то, что его руководитель аппарата негласно собирал компромат на всех начальников, включая и самого премьера. Он знал, что Титовко все же можно доверять. И что они всегда найдут общий язык. Да и спровадил он его из правительства с почестями: подобрал выгодную должность, оставил правительственную связь и автотранспорт, государственную дачу. Так что Титовко в принципе не на что было обижаться.

— Ты, конечно, за событиями в стране следишь, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал премьер-министр. — И, видимо, заметил, как усилилось в последнее время значение и влияние на все дела Администрации Президента.

— Не только заметил, но и возмущен! — с ходу понял, что от него требуется, Титовко. — Ее аппарат разросся настолько, что скоро будет больше, чем у правительства. Они уже и в Кремле и на Старой площади не умещаются.

— Правильно заметил, — одобрил Николай Николаевич. — Подмяли под себя все министерства и ведомства. Они сначала отчитываются там, а потом уже докладывают мне. Если вообще докладывают.

— Такое положение терпимо быть не может.

— И я так считаю. У тебя есть предложения?

— Есть! — с готовностью ответил Титовко. — Администрация Президента страны — орган нелегитимный. То есть он создан, расширяется и сокращается по решениям Президента, но не Закона и Конституции.

— В этом что-то есть! — загорелся идеей Николай Николаевич. — Продолжай.

— В этом ее слабость. На которой и нужно играть.

— Как?

— Для этого нужен человек, который не боится в случае чего потерять свою должность.

— Например, ты.

— Верно. Я своего поста уже и так лишился — и ничего, процветаю.

— Я это заметил.

— Так вот, я могу, например, подключить к травле Администрации Президента средства массовой информации, которые ежедневно будут вопить о нарушении Конституции, об узурпировании чиновниками Кремля государственной власти и так далее.

— То есть тебе нужна должность моего пресс-секретаря?

— Подойдет.

— Но это место занято!

— Ну, это для вас, Николай Николаевич, не проблема. Вы же глава правительства.

— Да жалко человека убирать. Он мне много помогал.

— А зачем убирать? Назначьте меня руководителем, допустим, департамента главы правительства по связям с общественностью.

— Но такого департамента же нет! — растерялся Николай Николаевич.

— Создайте! Через час я принесу вам проект распоряжения и штатное расписание.

Премьер-министр с восхищением посмотрел на своего бывшего подчиненного. Действительно, он его недооценивал. Такой на любую подлость пойдет с честным взглядом и без всяких сомнений в душе. Поэтому он лишь коротко сказал:

— Готовь. И немедленно приступай к своим обязанностям. Время работает против нас.

Сообщение об обнаружении трупа в районе кольцевой автострады в общей массе милицейских сводок сначала Ускова не очень-то заинтересовало. В Москве ежедневно случаются десятки убийств. Но когда он уже хотел отложить рапортичку в сторону, его внимание привлекла должность убитого — управляющий фирмы „Интерметалл“.

— Да это же человек Джевеликяна! — воскликнул следователь. — Причем тот, кто замещал его на время побега. Тут что-то нечисто. Убрать такую фигуру в криминальном мире без санкции Мягди никто не решится. А может, и с его участием?

И Усков бросился в кабинет начальника.

— Что летишь, точно у нас пожар? — поинтересовался Виктор Васильевич, не поднимая головы от бумаг, которые внимательно изучал.

— Убит управляющий Джевеликяна. Возможно, у нас появится предлог вновь арестовать его!

— Валяй, — несколько равнодушно согласился начальник Следственного управления. — Только постарайся на этот раз соблюсти все формальности. Иначе рыбка снова уплывет из сетей. Да и проколов в нашей работе что-то стало слишком много.

Однако Ускова такое холодное напутствие не остудило. Он что-то хотел сказать напоследок, но раздумал. И быстро выскочил из кабинета. Ему предстояло еще обдумать план действий, а делать это приходилось на ходу. Поэтому сначала он вновь забежал в свой кабинет в здании прокуратуры и оттуда позвонил в отделение милиции, где велось расследование’ убийства управляющего. Однако узнал он там немного: убийство совершено хладнокровно, с особой жестокостью, причем киллеры особенно не таились. Стреляли из автомата Калашникова, который бросили рядом с трупом. Контрольный выстрел в голову произведен из пистолета. А напоследок труп еще и переехали автомобилем.

Естественно, убийц не нашли. И надежд, что их вообще найдут, у следствия мало. Свидетелей нет. Выстрелов никто не слышал, машину никто не видел.

Андрей выслушал эту дежурную информацию и решил все-таки сначала все обдумать на месте.

Так, рассуждал он. Стреляли не из пистолета-пулемета, из которого Мягди убил журналистку. Значит, можно предположить, что на этот раз Джевеликян оружия в руки не брал.

На автомате и пистолете, оставленных на месте преступления, естественно, не нашли никаких отпечатков пальцев.

Автомобиля никто не видел. Так, это может служить зацепкой! Убийцы ведь переехали труп машиной, значит, на его одежде и теле можно найти следы протектора, а по ним определить и саму машину и ее владельца!

Версия, над которой можно работать, была найдена. И следователя словно ветром сдуло из кабинета. Уже через полчаса его видавшие виды „Жигули“ остановились возле трупохранилища в Лианозове. Сюда обычно доставляли из всей столицы трупы тех, кого некому было хоронить.

Вопреки ожиданиям Ускова, в новом, построенном по последнему слову техники гигантском морге Москвы было чисто, без посторонних запахов и спокойно. Его быстро провели к ячейке номер пятьсот восемьдесят девять и выдвинули металлический короб, в котором находилось истерзанное тело управляющего фирмой „Интерметалл“.

Усков прочитал на бирке фамилию и имя управляющего.

— Евгений Адольфович, — негромко сказал он. — Что же они с тобой сделали?

— Что? — переспросил работник трупохранилища.

— Это я так, для себя, — ответил следователь. — Скажите, анализ отпечатков протекторов машины, переехавшей труп, вы можете сделать?

— Нет, это не по нашей части. Образцы на пробу взять можем. Но за отдельную плату. Рынок! Расширяем сферу платных услуг.

— Что же можно взять с трупа, у которого нет родственников?

— Но просите же вы?

Следователю ничего не осталось, как отстегнуть требуемую сумму. Он с сожалением пересчитал остатки денег в своем тощем бумажнике и подумал, что будет объяснять вечером Глаше, которая дала ему их на покупку нужной вещи. Но это сиюминутное воспоминание о жене и покупке тут же исчезло из головы, уступив место более важным проблемам: „образец“ нужно было везти в Экспертно-криминальное управление на Петровку, а там еще ждать результатов. Время же катастрофически убегало. Джевеликян, если он участвовал в этом убийстве, может спокойно замести все следы.

Но выбора не было. И Усков погнал машину на Петровку, 38.

Вернувшись на работу после отпуска, Буланова чувствовала себя опустошенной. Казалось бы, побывала в Сочи, помирилась с Петраковым… Должна быть счастлива и в согласии с собой. Но чего не было, того не было. Пришлось заняться делами. За последние два месяца из-под пера бойкой, известной журналистки не вышло ни одного сколько-нибудь значительного материала. Читатели стали забывать ее имя. Этого нельзя было допустить. И Джульетта с самого утра, даже не попив кофе, уселась в своем рабочем кабинете за пишущую машинку.

Вскоре она сделала небольшой перерыв: понадобились справочные материалы. Хоть и не хотелось спускаться в библиотеку, но пришлось.

Идти к Зине она не хотела вовсе не из вредности. Поговорить с подругой она была рада всегда. Но в том-то и дело, что обычно эти беседы затягивались на продолжительное время и заканчивались тем, что они пропускали по рюмочке-другой какого-нибудь приятного напитка.

Но сейчас она решила твердо: как только узнает все, что необходимо для статьи, — сразу к себе и за машинку.

Зина встретила ее радушно. Она впервые съездила на юг за последние реформенные годы и была за это очень благодарна подруге. Ее распирали приятные воспоминания о шикарной гостинице, где они встретили своего земляка, знаменитого московского сыщика Ускова, о жаркой погоде, ласковом море. Зина уже рассказала о своей поездке соседям, знакомым, всем в редакции газеты, и теперь ей хотелось предаться воспоминаниям о вояже еще и с Джульеттой.

Но та сразу пресекла ее попытки:

— Мне нужны выкладки о деятельности правительства за последний год, — заявила она, точно Зина работала по меньшей мере в пресс-центре этого правительства. — Я пишу аналитическую статью о власти. Знаешь, как я ее назову?

Зина равнодушно пожала плечами. Какое ей дело до правительства, которое второй месяц задерживает ей зарплату?

Но Буланову такой холодный прием не обескуражил. Наоборот, с еще большим энтузиазмом она сообщила:

— Статья будет называться так: „Власть слова и сила власти“. Здорово, а?

— А про зарплату там будет?

— Будет, будет. Про все будет. Я обвиняю правительство в том, что оно проводит реформы для номенклатуры.

Джульетта ожидала, что Зина чуть ли не до потолка подпрыгнет от такой ее смелости. Но та еще равнодушнее заметила:

— Ну и что? Правительство сейчас не критикует разве что ленивый.

— Да как ты не чувствуешь разницу! — воскликнула уязвленная Джульетта. — Одно дело — просто критиковать. Это в самом деле может каждый. Но я-то пишу аналитический материал! И утверждаю это не голословно, а с цифрами и фактами. Смотри! Законы в стране не работают, налоги не собирают, зарплату не платят. А номенклатура живет как в раю: дикое обогащение и полнейшая безнаказанность.

— Ты имеешь в виду нашего мэра Славика? — съязвила Зина.

— И его тоже, — на полном серьезе ответила завотделом политики. — Власть никто не контролирует, и она строит капитализм чиновников. В такой обстановке никто не станет вкладывать деньги в производство — гораздо выгоднее красть.

— А теперь ты имеешь в виду Мягдика, своего любовника номер два?

— Правильно. И его тоже.

— И что же ты предлагаешь в своей статье?

— Навести порядок в экономике. Конечно, сначала честные правила игры придется вводить силой, как картошку при Екатерине. И разгромить организованную преступность.

— Ну, это уже утопия, — ухмыльнулась Зина. — Мафию не смогла одолеть даже такая полицейская машина, какая существует в Соединенных Штатах.

— А я и не говорю — уничтожить. Надо загнать преступность в ее естественное русло: проституция, наркотики, контрабанда. А облагать бандитским рэкетом весь бизнес — это пока привилегия лишь бедной России.

— Допустим, подруга, эти твои предложения какой-то сильный и мудрый человек воплотит, что называется, в жизнь. Но ты же сразу лишишься источников своего существования. Петраков и Джевеликян выпадают при таких правилах из игры!

— Ну и пусть! Я лишусь паразитического источника, но заработать деньги своим пером мне никто не помешает.

— Велики деньги! — презрительно скривила губы Зина. — На них мы даже в Сочи съездить не смогли бы. Спасибо бандитским долларам Мягди!

Буланова сразу как-то поникла. Упоминание имени Джевеликяна до сих пор было для нее болезненным уколом. Она, конечно, могла бы похвастать очередной победой над Петраковым, но Зина наверняка посмеялась бы над ней. И потому она просто промолчала.

— Да, подруга, — вспомнила некстати Зина, — а при чем здесь „власть слова“?

— А! — встрепенулась Джульетта. — Из Библии известно, что вначале было слово, и слово это — Бог. Но не все знают другую евангельскую истину: всякая власть — от Бога. Две тысячи лет в мире идет непрекращающееся единоборство этих двух начал: слова и власти. И в своей статье я хочу доказать, как много должно значить слово, честное слово человека, журналиста. И что любая власть должна прислушиваться к такому слову.

— Эка нагородила! — презрительно отозвалась библиотекарь. — Ты еще вспомни изречение Кьеркегора: „Люди имеют свободу мысли, а им подавай свободу слова“.

— Я понимаю, что мысль изреченная есть ложь. Но в своей статье я не солгу. Я буду говорить о том, что наболело. И не у меня одной…

Зина посмотрела на нее еще более скептически.

— Джуля, ты напоминаешь мне тех русских дворян, которые, имея все, тем не менее систематически пилили сук, на котором сидели. И допилились. Довыступались против самодержавия. Большевики, с их помощью получив власть, сгноили и расстреляли весь цвет русской интеллигенции. Надеюсь, ты не хочешь это повторить?

— Не хочу. Но русский народ достоин лучшей жизни.

— Это мы слыхали. Ты мне напоминаешь одного известного бормотолога, который, сидя одним задом сразу в двух руководящих креслах страны, призывал расширить, углубить и начать. С ударением на первом слоге. В результате мы имеем как раз то, что имеем.

Джульетте потребовалось некоторое время, чтобы вразумительно возразить подруге. Поэтому она нервно сорвала целлофановую обертку с пачки „Кэмела“, щелкнула зажигалкой и торопливо затянулась сигаретой.

— Не считай меня круглой дурой, — наконец с некоторым раздражением произнесла она. — Я давно не верю в сказки. И знаю, что современный Иуда получает за свое предательство вовсе не тридцать жалких сребреников. И вовсе не помышляет об удавлении. Но что-то делать с этим беспределом надо?

На этот железный аргумент у Зины не нашлось возражений. А Буланова взяла тот справочник, за которым и пришла в библиотеку. И сделала вид, что внимательно его изучает.

Только к середине следующего дня Усков получил из Экспертно-криминалистического управления МУРа заключение о следах протекторов шин, переехавших труп управляющего „Интерметалла“. Его коллеги из угрозыска постарались и дали ему не только само заключение, но и визуальное изображение следов машины.

— Так. — Усков разложил полученные документы на столе в своем кабинете. — Марка машины — „Линкольн таун“. Самая последняя модель. Ясно, сделаем звонок.

Уже через несколько минут следователю стало известно, что в столице всего три такие машины. Одна из них зарегистрирована на имя Джевеликяна Мягди Акиндиновича.

На сей раз Андрей не помчался с полученной ошеломляющей новостью к Виктору Васильевичу, хотя он уже и не сомневался в том, что именно Джевеликян переехал на „линкольне“ своего управляющего. То, к чему он стремился — доказать вину Мягди в совершении нового преступления, практически установлено. Но та легкость, с которой ему удалось это сделать, а, вернее, та наглость и полнейшее пренебрежение к закону, с которыми Джевеликян совершил новое убийство, поражали. Или он имеет дело с маньяком, который просто не осознает, что совершает. Или, что значительно хуже и опаснее для общества, с преступником, криминальным авторитетом, уверовавшим в свою полнейшую безнаказанность.

Тут было над чем задуматься. Конечно, сыщик Усков не располагал той информацией о данном деле, которой, к примеру, владел Генеральный прокурор. И не мог знать, что ни в правительстве, ни в администрации Президента вовсе не торопятся придать данному делу широкую огласку. Но интуитивно он догадывался, что у Джевеликяна есть кто-то наверху, и с довольно широкими полномочиями. И это, конечно, не только Титовко, которого Усков не побоялся бы арестовать. Это фигура рангом повыше.

Впрочем, для Андрея любая „крыша“ Джевеликяна не имела значения. Он выполнял свой долг и, пожалуй, не остановился бы ни перед какими преградами. И не потому, что воспитывался в школе железного Феликса, не ведал страха и упрека. Просто он был честным человеком, и сломить тот жизненный стержень, который в нем имелся, еще никому не удавалось.

Взвесив все это, следователь по особо важным делам направился к своему начальнику просить санкции на повторное задержание Джевеликяна.

Однако Виктора Васильевича, что бывало крайне редко, на месте не оказалось. Отсутствовал и Генеральный прокурор.

Тогда Андрей решил действовать самостоятельно. Он достал из своего сейфа служебный пистолет, проверил, на месте ли удостоверение. И спустился вниз, где на площадке перед зданием Генеральной прокуратуры стояли его „Жигули“.

Начальник цеха подавления активности Чернобыльской АЭС Краско после разговора с директором металлопрокатного комбината немедленно приступил к выполнению заказа. С утра он привез в зону три ящика водки, которые благополучно перекочевали к охране и четырем рабочим, нанятым для „очистки“ центрального зала, именуемого объектом „Укрытие“. Рабочим Краско, разумеется, не стал рассказывать, для какой цели требуется уран. Просто пояснил, что если они хорошо поработают, то на весь год будут обеспечены ежедневным спиртным с неплохой опохмелкой. А чтобы они не считали, что начальник их просто использует как рабочий скот, сам пошел с ними в центральный зал.

На объекте „Укрытие“ царила зловещая атмосфера. Внешне ничто не предвещало неприятностей. Радиация, как известно, не имеет ни цвета, ни запаха. Но что-то, что сильнее всех пяти человеческих чувств, жало отсюда прочь всякую живую тварь.

Правда, человек тем и отличается от животного, что умеет управлять своими чувствами. Или притуплять их. Оглушенные приличной дозой спиртного, рабочие смело вошли в зал. Ядерно-топливные ТВЭЛы, покореженные аварией, лежали там, куда их в день аварии отбросила взрывная волна.

Дозиметры на рабочих моментально защелкали, показывая сумасшедшие цифры. Один из них мельком взглянул на свой прибор и выругался:

— Две с половиной тысячи в час, твою мать!

— Больше двадцати минут здесь — и ты не жилец! — добавил другой.

— Поэтому и работать надо быстро, сучьи вы дети! — выпалил начальник и показал пример, отколов кусок трубки с топливом.

После этого дело пошло споро. Быстро выбив уран из трубок, рабочие завернули его в свинцовый лист и положили в ящик. Через пять минут их уже в смертельно опасном зале не было.

Ящик аккуратно загрузили в багажник автомашины начальника. Охрана, распивающая водку, даже не взглянула на его машину, проезжавшую мимо контрольно-пропускного пункта.

Первая партия урана была добыта и готова к отправке заказчику.

…Не прошло и двух дней с момента разговора Титовко с премьер-министром, как глава правительства издал распоряжение о создании нового департамента. Руководителем службы премьер-министра по связям с общественностью был назначен Титовко.

В предельно короткий срок для нового руководителя подобрали прекрасно оборудованный всеми видами связи кабинет рядом с апартаментами самого премьера. Титовко возвратился в Дом правительства на Краснопресненской набережной, что называется, на коне.

Это почувствовали и подчиненные премьер-министра. От их настороженных глаз не укрылось, что Титовко получил прямой доступ в кабинет главы правительства в любое время суток. Что Николай Николаевич стал довольно часто уединяться, и на длительный срок, с новым руководителем такой, казалось бы, незначительной службы.

Что не замедлило мгновенно сказаться на их отношении к Титовко и на его резко возросшем престиже и влиянии в коридорах власти. Чиновники довольно высоких рангов, которые еще вчера равнодушно проходили мимо ничем не примечательного начальника одного из управлений многочисленных госкомитетов, сегодня спешили первыми протянуть ему руку для пожатия.

Титовко не зазнался. Он спокойно отвечал на все звонки и поздравления. Он-то знал, как переменчивы ветры успеха на политическом Олимпе, и спешил побыстрее набрать как можно больше очков. Каждое новое знакомство с высокопоставленным чиновником, каждая услуга, которую он успевал оказать, засчитывались в его актив. Дело дошло до того, что многие стали просить его замолвить словечко перед премьер-министром, а то и просто поспособствовать попасть к нему на прием. Титовко шел навстречу. А Николай Николаевич делал вид, что не замечает таких пустяковых просьб.

Для него было намного важнее то, что делал сейчас этот пронырливый, на все способный человек.

Вот и сегодня они уединились, чтобы переговорить об очередном деле. Премьер-министр попросил помощника, чтобы его ни с кем не соединяли и не отвлекали от важного разговора. Они прошли в комнату отдыха, находившуюся прямо за кабинетом, и расположились там в мягких креслах за стаканами отменного цейлонского чая.

— Я готовлю пресс-конференцию, на которой подскажу журналистам новую тему: узурпация государственной власти чиновниками из окружения Президента.

— А не будет это слишком наглядно? — всполошился премьер-министр. — Ведь меня тогда просто съедят.

— Нет, — заверил Титовко. — Во-первых, это будет сделано очень деликатно, на некоторых примерах. Причем будут названы фамилии чиновников второго и третьего ряда. Во-вторых, это сделаю я и от своего имени. Вы в таком случае всегда сможете от меня откреститься. В крайнем случае сошлетесь на неопытность своего нового пресс-руководителя.

— Это можно, — согласился Николай Николаевич. — Я открещусь. Причем буквально на следующий день после того, как сведения об этой пресс-конференции появятся в прессе.

Титовко, одержав первую победу, решил сделать следующий шаг. И очень деликатно и ненавязчиво поинтересовался:

— Николай Николаевич, а вам не кажется, что вы уже выросли из кресла главы правительства? Посмотрите, какие подвижки произошли в стране под вашим руководством! Инфляция подавлена, Россию признал Международный валютный фонд, ее принимают в страны „большой семерки“!

Глава правительства замялся. Он уже не помнил, когда по-настоящему краснел в последний раз, но кожа на его лице от прилива крови и приятных мыслей слегка порозовела.

— Ну, в общем, конечно, — все же согласился он. — Но куда же мне выше? В кресло главы государства? Абсурд!

— Почему же абсурд? — все тем же вкрадчивым голосом продолжал закидывать сети Титовко. — Многие давно видят вас там!

Премьер-министр промолчал. Но по тому, как он молчал, можно было догадаться, что такие мысли Николая Николаевича посещали. И вполне возможно, дома, в кругу семьи или с самым близким человеком он и обсуждал такую возможность. Но сказать это в открытую пока не решался.

Все это мгновенно понял Титовко и решил, что на первый раз достаточно. Не надо портить кашу маслом. И потому быстро переключил разговор на другую тему:

— Кстати, Николай Николаевич, ваш начальник департамента жизнеобеспечения аппарата правительства, а попросту завхоз, до сих пор не выделил мне правительственный лимузин с номером по первому списку. Как же мне обеспечивать ту же пресс-конференцию?

— Безобразие! — вскинулся премьер-министр. И быстро подошел к телефону внутренней связи. — Евгений Николаевич, почему Титовко до сих пор без машины? Я говорю не о транспорте. Да, правительственной со всеми атрибутами — мигалкой, спецсвязью, номером и прочее. Ты отлично понимаешь! Двести двадцать? Спасибо.

— Нет проблем, — радостно сообщил премьер-министр. — Номер вы слышали. Можете вызывать к подъезду.

Титовко подобострастно поблагодарил. Сейчас он уяснил для себя одну важную деталь. Ту, на которую, к сожалению, не обратил должного внимания, пока работал руководителем аппарата правительства. Он понял: Николай Николаевич мечтает о президентстве! И еще. Его нынешний начальник падок на лесть. А уж этого добра у расторопного Титовко было припасено в избытке.

Первое, что пришло в голову Ускову, — навестить Джевеликяна в его офисе в отеле „Метрополь“. Он припарковал свою обшарпанную машину у лучшей гостиницы столицы, где стояли сплошь лакированные иномарки. От портье позвонил в офис, но секретарша птичьим голоском прощебетала, что Джевеликяна на работе нет, когда будет — неизвестно.

Следователь не сомневался, что она не обманывает, так как „линкольна“ Мягди около отеля не было. Но теперь его уже было не остановить. Он хотел встретиться с Джевеликяном во что бы то ни стало. Андрей уже начал подумывать, а не смылся ли его подопечный за границу? Но отбросил эту версию. Зачем?! Мягди наверняка более комфортно чувствует себя здесь, в Москве, где гуляет на свободе, совершив несколько заказных убийств.

„Давненько я не бывал в его логове, — подумал Андрей. — Пусть его там и нет, зато посмотрю, не соорудили ли они там еще одну базу для подготовки бандитов!“

Как только он свернул с автострады в сосновый проселок, сразу почувствовалось приближение осени. Нет, зелень здесь была еще сочная, но птицы уже не пели, не стоял, как прежде, дурманящий аромат разнотравья, не попадалось лесных цветов.

Андрей рассчитывал проехать через ворота на территорию дачи так же легко, как в предыдущий раз, но встретил неприступную крепость. Массивные металлические ворота, укрепленные профилем и уголком, были непроходимы даже для многотонного „МАЗа“, не то что для его жестяных „Жигулей“. Да и таранить ворота, повреждая свою единственную машину, резона не было. На его гудки и крики охрана не реагировала.

Он достал было пистолет, чтобы пальнуть и тем припугнуть охрану, но понял, что сегодня этот номер не пройдет. Охранники из своего укрепления не высовывались, а тратить пули на сотрясение воздуха не имело смысла.

Тогда Усков решил провести отвлекающий маневр. Он развернулся и сделал вид, что, потерпев неудачу, уезжает домой. А сам отвел автомобиль в безопасное место соснового бора, закрыл его и двинулся к ограде. Как и прежде, высоченный забор охраняли видеокамеры системы наблюдения. Он поднял палку и бросил ее через забор. Ближайшая видеокамера немедленно зафиксировала это движение и проследила его своим поворотом.

Следователь постоял какое-то время, почесывая в затылке. Чем неприступнее была загородная крепость Джевеликяна, тем сильнее ему хотелось туда попасть. Какая-то неведомая сила влекла его туда. Было ощущение, что, проникнув на дачу, он сразу же сделает важное для себя открытие. И противиться такому влечению у него просто не было сил.

Тогда Андрей решил попробовать. В детстве, в своем родном Пашкове, он много лазил по деревьям, прыгал с них, считал себя сельским Тарзаном. Правда, сейчас ему не пятнадцать, но и не так много, чтобы забыть детские шалости и тренировки. Он выбрал большую сосну, которая росла ближе всего к забору, но все же не попадала в обзор видеокамеры. Быстро подтягиваясь на кряжистых сучках, поднялся на такую высоту, чтобы не быть обнаруженным все тем же видеооком. И максимально сгруппировавшись, перепрыгнул через забор.

Приземление прошло удачно. Он попал на мягкую рыхлую почву, подстеленную, как периной, слоем опавшей за многие годы хвои. Быстро вскочил и оглянулся. Никакой паники не наблюдалось. Тогда, пригибаясь, чтобы оставаться незамеченным, он побежал по участку, прячась за разнообразные укрытия.

К новому дворцу-коттеджу с отливающей на солнце передней прозрачной стенкой, сквозь которую были видны внутренние помещения, Андрей пробрался довольно легко. Людей вокруг не было. Дача производила впечатление совершенно пустой, оставленной хозяевами на зиму.

Но, как только он попытался высунуться, чтобы подойти ко входу, сразу заметил рослого охранника, прогуливающегося у подъезда.

„Конечно, — подумал следователь, — его можно временно и выключить, но ведь у меня нет никакой конкретной цели! Значит, применение силы и приемов совершенно не оправдано. Тогда зачем я сюда залез? Ребячество!“

Он уже собрался проделать обратный путь, но шестое чувство сыщика упорно держало его на месте. Внутреннее чутье подсказывало: не уходи, будет интересно!

И он остался ждать в своей импровизированной засаде.

И дождался. Он глазам своим не поверил, когда увидел на дороге к коттеджу Титовко. Тот шел быстро, уверенно, как человек, уже бывавший здесь раньше.

„А этому что здесь нужно? — задал сам себе вопрос Андрей. — Они, конечно, знакомы, но не настолько, чтобы распивать чаи в рабочее время!“ И тут же тоскливо подумал:

„Эх, пробраться бы за ним да послушать, о чем будут творить!“

И, кстати, с кем? Судя по отсутствию лимузина, Джевеликяна на даче не было. Высокопоставленных гостей тоже: ни одной иномарки. К кому пожаловал, в таком случае, господин Титовко? Усков еще раз посмотрел на внушительное здание коттеджа, на фасад из тонированного стекла, на крышу из красной черепицы. Сейчас за этими зеркальными окнами скроется Титовко, и он, сыщик, останется с носом.

И тут Ускова осенило:

— Зеркальные окна! Зеркальная закладка!

Сегодня утром он был в техотделе прокуратуры и увидел у своих коллег новые образцы технических средств, конфискованных у одной криминальной структуры столицы, которые та использовала для подслушивания переговоров конкурентов. Андрей буквально упросил ребят дать ему на время подслушивающее устройство на инфракрасных лучах, хотя и не знал еще, где оно ему пригодится. Да и использовать такую штуку без соответствующей санкции он не имел права. Но все же портативный чемоданчик взял. И теперь он находился у него в машине.

Андрей буквально впился глазами в гостя дачи. Проследил, так тот небрежно кивнул охраннику, прошел в стеклянный вестибюль и в лифте поднялся на третий этаж.

Медлить было нельзя. Андрей быстро повторил обратный путь. Стремительно взобрался на сосну, которую заприметил, еще когда перепрыгивал через забор, и совершил прыжок в другую сторону — на свободу.

Взять портативное устройство в „Жигулях“ и взобраться на дерево, с которого прекрасно просматривал коттедж, молодому следователю было несложно. Открыв чемоданчик, он достал прибор и направил лазерный луч на стекло первой комнаты третьего этажа.

Но датчик не показал ни колебаний оконного стекла, ни звуков разговора.

Тогда Андрей стал последовательно проводить эту операцию со всеми стеклами комнат третьего этажа, выходящих в его сторону.

— Есть! — громко воскликнул Усков и едва не прикусил язык: его могли услышать.

„Банк в областном центре нами подготовлен, — услышал следователь голос Титовко. — Так что к приему все готово.

— У меня практически тоже, — ответил голос, который Усков слышал впервые. — Любая компьютерная сеть потенциально доступна для взлома. Так что и эта не является исключением.

— Это что же? Выходит, ты и мой персональный компьютер в Доме правительства можешь взломать? И считывать с него всю мою конфиденциальную информацию?

— Нет. Персональные компьютеры высших руководителей страны всегда работают в автономном режиме — не включаются в розетку общей сети. Так что можете спать спокойно.

— И на том спасибо. Так когда все будет готово окончательно?

— Еще два-три дня. Хорошо?

— И не больше. До свидания“.

— Что бы это значило? — вопросил сам себя Усков. — Титовко боится за какие-то секреты, которые он доверил персональному компьютеру? И почему в Доме правительства, а не в Комитете по управлению госимуществом, где он работает?

Информация, которую он сейчас получил, содержала больше вопросов, чем предоставляла ответов. Над ней еще предстояло серьезно думать. Пока же следователю ничего не оставалось, как слезть с могучего дерева, водрузить чемоданчик с чудо-прибором на прежнее место и тронуть машину. В любом случае он съездил на эту загородную дачу не зря: ближайший сподвижник Джевеликяна затевает что-то серьезное.

Преступников много, но на убийство способны далеко не все даже из самых лютых, размышлял Джевеликян, возвратившись к себе в офис после расправы с неугодным управляющим. Он видел реакцию своего телохранителя, когда тот хладнокровно поливал очередью из автомата уже бездыханное тело Евгения Адольфовича. Вспомнил, как сам, так же расчетливо и хладнокровно, расправился с зарвавшейся и потерявшей чувство опасности журналисткой. И ставил это себе и своему телохранителю в заслугу.

Потому что они смогли преодолеть ту мистическую черту, которая отделяет жизнь от смерти и за которую способен перейти далеко не каждый.

Впрочем, Джевеликян не особенно обольщался насчет своего геройства. С некоторых пор ему стали сниться по ночам далеко не приятные сны. Его жертвы вставали из могил, приходили к нему домой и требовали, чтобы он вернул их обратно к жизни. И сколько бы вычеркнутый из реального сознания Мягди ни доказывал им, что не в силах это совершить, они не верили. Ночные кошмары порой затягивались на часы, и утром Мягди часто вставал с непроходящей головной болью.

Вот и сейчас он подумал, что убийство ближайшего соратника может и в нынешнюю ночь испортить ему здоровый сон. И потому постарался отвлечься, заняться другими делами и воспоминаниями.

Самым приятным воспоминанием, конечно же, была Джульетта. Именно эта женщина, которая, несомненно, давно догадалась о его тайных делах, но не делала из этого трагедии, была способна вывести его из любого транса, воспламенить чувства и желания.

А сведения, которые любезно предоставил ему Усков, еще больше разбередили душу. Она поехала искать его в Сочи, значит, она его по-прежнему любит. Несмотря на эту дурацкую записку о том, что они разные люди. Он давно понял, что слова и поступки женщины — далеко не одинаковые вещи. Недаром бытует поговорка о том, что, если хочешь узнать, как правильно поступить, спроси совета у женщины. И сделай наоборот.

Эти мысли вихрем пронеслись в голове Мягди, разом стерев неприятные размышления об убитом управляющем. Теперь он знал, что ему надо делать. И немедленно набрал по телефону рабочий номер Булановой.

Джульетта в этот момент как раз строчила свою статью. Мысли теснились в ее голове, машинка стучала, не переставая, и журналистка была в том ударе и приподнятом творческом настроении, которого не испытывала уже давно.

— Слушаю, — ответила она приятным голосом, которому особую неотразимость придавала сейчас внутренняяэнергия творчества и вдохновения.

— Привет. Это Мягди.

Буланова на мгновение опешила — так не ожидала она именно сейчас этого звонка и так ждала только его. Но тут же пришла в себя и с нескрываемой радостью в голосе сказала:

— Спасибо, что позвонил. Я уж и не чаяла услышать твой голос!

— А увидеть меня?

— Это возможно?!

Джевеликян усмехнулся в трубку:

— Ты думаешь, что я за решеткой?

Она смутилась, притворно закашлялась:

— Нет… но… я тебя искала!

— Знаю, ездила за мной в Сочи.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она. — Зина наболтала?

— Усков.

— Усков?!

— Да, мой злой не ангел, но хранитель. Так повсюду по пятам за мной и шастает. Даже в Сочи.

— Так ты был там? А мы тебя не нашли!

— Был, был. Если бы знал, что и ты там… Впрочем, чего зря мечтать? Давай лучше эту мечту превратим в реальность. Я выезжаю к тебе. Через пару-тройку часов буду у твоего дома.

Джульетта несколько растерялась от такого напора. И потому замешкалась с ответом.

— Но… Мне надо еще добраться до дома. Привести себя в порядок.

— К черту румяна и макияжи! Я хочу видеть тебя естественной. Ты и без косметики самая прекрасная женщина в мире!

От такого комплимента Буланова буквально расцвела. Больше она не сопротивлялась. И немедленно согласилась на встречу.

Усков, обладая теперь важной и загадочной информацией, решил все же сначала довести до конца первое дело: вновь арестовать Джевеликяна. В офисе он уже был, на даче — тоже. Оставались многочисленные квартиры и гаражи.

Поэтому следователь подготовил постановления об обыске и осмотре персонального автомобиля Джевеликяна „линкольн таун кар“. Прихватил с собой криминалиста, и вдвоем они помчались сначала на улицу Осенняя.

Как он и ожидал, там на квартире Мягди, кроме прислуги и охраны, никого не было. Зато в подземном многоэтажном гараже под домом как ни в чем не бывало стоял „линкольн“. Причем, судя по всему, он был припаркован совсем недавно. По крайней мере дамочка, хлопотавшая в стоявшем рядом „опеле“, подтвердила, что хозяин этой машины десять минут назад уехал в неизвестном направлении на другой. Тоже иномарке, но меньших размеров и более юркой.

„Опять опоздал? — подумал Усков. А может, оно все и к лучшему? Должно быть, поехал к себе на дачу, потому и поменял машину на более проходимую. Ну что ж, а мы займемся осмотром этого лимузина“.

И он обратился к дамочке, которая столь любезно предоставила ему информацию:

— Следователь прокуратуры Усков. Будете понятой при осмотре этого „линкольна“.

— Что?! — фыркнула расфуфыренная дама, на шее которой болталось несколько золотых цепочек, а в серьгах, даже при не очень ярком освещении подземного гаража, сверкали крупные бриллианты. — Помогать менту? Нет уж, увольте!

— И уволю, — серьезно отпарировал следователь. Он подошел к „опелю“ и выдернул ключ зажигания, который был оставлен без присмотра. — Во-первых, я не мент, а советник юстиции. Во-вторых, вы не уедете отсюда до тех пор, пока не подпишете протокол осмотра.

— Это безобразие! Я буду жаловаться! Как ваша фамилия?

— Прочтете, когда будете подписывать протокол, — спокойно отреагировал на истерику Усков. И обернулся к криминалисту: — Приступай. А я пока найду второго понятого.

Криминалист быстро посыпал порошком протекторы шин „линкольна“, сделал необходимые манипуляции, сличил результаты с данными Экспертно-криминалистического управления. И когда следователь возвратился со вторым понятым, он уже мог доложить:

— Данные обеих экспертиз идентичны. Вывод осмотра может быть только один: именно эта машина переехала труп убитого управляющего.

— О, труп? — оживилась дамочка. — Это интересно! Так вы сыщик? Настоящий?

— Нет, искусственный, — довольный полученным результатом отшутился Усков.

— Так бы сразу и сказали! Давайте, где подписывать?

С результатами экспертизы Усков поехал прямо в прокуратуру. Теперь Виктор Васильевич наверняка даст санкцию на арест Джевеликяна.

Петраков был приятно удивлен, когда Титовко позвонил ему из Москвы и сообщил, что снова работает в правительстве.

— И где, если не секрет? — спросил мэр. Он был заинтересован в карьере своего московского друга и покровителя и считал, что такой вопрос можно задать и по телефону.

— Какой секрет, когда скоро об этом будут трезвонить все средства массовой информации! Завтра в новой своей должности собираю пресс-конференцию. Кстати, можешь прислать свою пассию. Эту Джульеттницу. Обещаю, ей будет интересно.

— Джульетту, — на полном серьезе поправил Петраков. Теперь, когда Буланова вернулась к нему, он особенно не хотел, чтобы о ней отзывались плохо. — И все же, какая у тебя теперь должность?

— Руководитель департамента главы правительства по связям с общественностью.

— Поздравляю.

— Что-то не слышу энтузиазма в голосе. Ты еще не все понял. Не знаешь, какие возможности предоставляет новая должность. Но об этом — не по телефону. Звоню не для этого. Как там наш заказ?

— Первая партия готова.

— Прекрасно! От меня приедет человек. Он все знает.

— Понял, — ответил мэр. — А что нового в той операции?

— Тоже идет к завершению. Будь в постоянной готовности.

— Хорошо. — Похоже, в этом разговоре мэру города была предоставлена лишь одна возможность: покорно соглашаться. Но он не унывал. Титовко снова на коне, значит, и у него „крыша“ станет еще надежнее. И потому закончил разговор с гораздо большим энтузиазмом, чем начал. — Все, что от меня зависит, будет исполнено безукоризненно. Не сомневайтесь.

— А я и не сомневаюсь. Есть такой афоризм: если хочешь убедить человека, никогда не спорь с ним, согласись. Я и не спорю, что ты справишься. Пока!

Судя по всему, Титовко был в превосходном настроении.

С результатами экспертизы Усков направился к Виктору Васильевичу. Тот внимательно выслушал и согласился:

— Давай попробуем. Основания для задержания веские. Хотя и довольно шаткие. Надо еще доказать, что сам Джевеликян находился за рулем этой машины в тот момент, когда она переезжала труп. Или хотя бы сидел в ней и дал такое указание водителю.

— Вот для того чтобы это доказать, следствию и требуется Джевеликян не на свободе, а в камере.

— Резонно. Действуй.!

И начальник Следственного управления набрал номер прокурора, который находился этажом выше:

— Здравствуй, Александр Михайлович. Сейчас к тебе подойдет Усков. Изложит суть дела. Я считаю, что основания для повторного задержания Джевеликяна имеются… Спасибо за понимание трудностей нашей работы.

— Согласился?

— Конечно. Он человек старой закалки, знает, как надо поступать в таких ситуациях. А нам теперь на все случаи жизни, связанные с этим матерым преступником, надо запасаться бумажками. На всякий случай.

Усков уже хотел идти к прокурору, но вдруг вспомнил, что не доложил начальнику о главном.

— Да, чуть не забыл, Виктор Васильевич. Я сегодня был на даче Джевеликяна, искал его там. Так вот, подслушал один очень загадочный разговор.

— А кто тебе разрешил делать это без соответствующей санкции? — скорее для острастки, чем всерьез, поинтересовался начальник Следственного управления.

— Бандиты и уголовники вовсю, без всяких санкций и разрешений, собирают конфиденциальную информацию, прослушивают телефонные разговоры, ведут слежку, создали свои службы контрразведки — и ничего! А мне, следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре страны, на каждый чих нужна санкция? Да это же смешно!

— Смешно, — согласился Виктор Васильевич. — Но чтобы засадить его за решетку, тебе потребуются тысячи доказательств, да еще суд вернет дело на доследование. А тебя упекут по первому же доносу. Почувствовал разницу?

— Почувствовал.

— Докладывай.

— Так вот. Взобрался я на дерево, настроил ИФК на стекло той комнаты, в которую вошел Титовко…

— Кто?!

— Титовко!

— Так ты ездил на дачу Титовко или Джевеликяна?

— Конечно, меня пригласил Мягди Акиндинович. Чтобы угостить свежими устрицами с Майами. Но вот незадача: сам вовремя не приехал. Ну и пришлось мне пробираться к нему окольными путями, то есть через забор. А если серьезно, то пока я ждал появления Джевеликяна, к нему на дачу приехал Титовко. Вот его разговор с неизвестным, молодым, судя по голосу, человеком я и подслушал.

— Ну и что в нем было интересного?

— Сначала Титовко сказал, что ими подготовлен банк в каком-то областном центре. Возможно, там, где мэром его друг Петраков.

— Возможно, — согласился Виктор Васильевич. — Тандем Титовко — Петраков давно меня тревожит.

— Затем этот молодой человек сказал, что у него тоже все готово. Но что именно, не уточнил. После этого разговор перешел на компьютеры. Что, мол, они ненадежны и доступны для проникновения. После чего Титовко слегка заволновался: мол, и мой тоже? И вот здесь я вообще ничего не понял! Парень пояснил, что в Доме правительства все компьютеры руководителей работают в автономном режиме. Дескать, не беспокойся. Но при чем здесь „Белый дом“? Титовко же там давно не работает!

Виктор Васильевич посмотрел на него снисходительно:

— Совсем ты с этим Джевеликяном замотался, даже прессу не читаешь, радио не слушаешь.

— Да когда? Я и Глашу-то скоро только по выходным видеть буду!

— А вот это уже никуда не годится! — Начальник назидательно поднял указательный палец. — Жену нужно не только любить, но и приласкать и приголубить. А то она от тебя гулять начнет.

— Глаша не начнет! Она не такая!

— Такая. Все женщины в принципе одинаковы. Если ими начинаешь пренебрегать, они начинают искать замену. И представь себе, находят. Но это я так, к слову. А Титовко уже сидит в другом начальственном кресле. Как раз в Доме правительства. И насколько я понял, в довольно влиятельной должности. Он теперь — рупор самого премьера. А это говорит о его значительно возросшем влиянии. И если он возьмет Джевеликяна под свое покровительство, то засадить его за решетку нам станет намного труднее.

— Вот почему я и стараюсь сделать это как можно скорее!

— Старайся. Так какой вывод ты сделал из того разговора?

— Пока даже не знаю. Версий много, но цельной, верной ни одной.

— Жаль, что ты не записал разговор — тут важно все: интонации, слова, выражения.

— Так вы же не разрешаете мне заниматься несанкционированной слежкой!

— Пошел бы ты со своими подначками, знаешь куда? — разозлился Виктор Васильевич.

— Знаю! — весело ответил Усков. — К прокурору. За санкцией.

И довольный своей шуткой, он выскочил из кабинета начальника.

В жизни Джульетты, похоже, наступила светлая полоса везения. Она всегда была оптимисткой и считала, что жизнь, как тельняшка, — в полоску. И за черной полосой невезения тебя обычно ожидает белая — удача и радость. Так случилось с ней и теперь. Только вчера она сдала свою статью о коррупции во властных структурах, а сегодня этот материал уже прошел и наделал в городе много шума. Газета была нарасхват, а имя железной леди — журналистки Булановой, которая не побоялась сказать правду, было у многих на устах.

Прекрасно, несмотря на все ее публикации, складывались у Джульетты отношения и с мэром. Он довольно снисходительно относился к ее опытам на страницах областной газеты, в которых она порой не стеснялась упоминать и его имя. Считал, что чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не лезло на рожон.

А теперь еще и этот нежданный подарок судьбы — приезд Мягди. Она провела с ним дивный вечер. Быть вдвоем им настолько понравилось, что Джевеликян упросил Джульетту погостить у нее еще день-два. Правда, некоторое неудобство доставляли два вооруженных головореза с рациями, которые непрерывно торчали на лестничной клетке у дверей ее квартиры, охраняя покой и сон босса. Настолько, что Джульетте казалось, будто они стоят в ее спальне со свечками в руках и наблюдают, как она резвится с их боссом. Но к этому, как сказал Мягди, не только привыкают, но и свыкаются. Как с жизненной необходимостью в период дикого капитализма в отдельно взятой России. Она оценила его шутку и больше не обращала внимания на неотступно следующих за ними парней.

И вот всем этим нежданно свалившимся счастьем ей нужно было срочно с кем-то поделиться. Она не была тщеславной женщиной. Но женщиной она все-таки была! И потому, едва дождавшись начала рабочего дня и оставив счастливого Мягди нежиться в кровати, помчалась в редакцию. И направилась не в свой кабинет, а прямо в библиотеку.

— Чувствую, чувствую! — еще с порога опередила подругу Зина. — Раз твои блядские глаза светятся таким несказанным счастьем, значит, тебя сегодня ночью трахал сам мэр нашего славного города.

— А вот и не угадала!

— Неужели его охранник? Там ребятки молодые, на все способные.

— Если бы! У них одно на уме: табельное оружие.

— Тогда кто же? — всерьез озаботилась Зина.

— Мягди!

— Откуда?! Он же в бегах или еще где. Мы ведь его не нашли!

— Он сам нашел меня. Вот как он меня любит!

— Бедняга, — с сожалением констатировала Зина. — Гляжу я: всего у тебя в квартире и в жизни хватает. Нет лишь одного.

— Чего же?

— Красного фонаря над дверью!

И подруги весело расхохотались.

— Ладно, — миролюбиво согласилась Джульетта. — Фонарь в наше время не проблема. А ты посмотри, что Мягди нам привез!

И она достала из сумки бутылку шампанского и вино.

— Настоящий „Дом Периньон“! Коллекционное сухое мартини!

Зина скорчила разочарованную гримасу.

— Ну что ты так недовольна? — улыбнулась Джульетта. — Он и тебя не забыл.

И она протянула Зине красивое колечко с камнем.

— Брюлик! — восхищенно пропела библиотекарша. — Первый настоящий бриллиант в моей жизни. Ай да Мягди! Ай да уголовник!

— Тише ты! — остановила ее Джульетта и огляделась по сторонам библиотеки, в которой в этот ранний утренний час еще никого не было.

— Пишешь статьи про мафию и боишься обычного слова „уголовник“? — спросила Зина, но тон сбавила и уже говорила тихо.

— Никого я не боюсь. Но хорошего человека обижать не дам.

— Так уж и хорошего? А эта растерзанная журналистка? Твоя коллега.

— Сука ты, Зинка! Давай кольцо назад.

Зину будто ветром сдуло со стула и унесло в дальний угол библиотеки.

— Хрен тебе! Ты будешь в роскоши купаться, а мне жалкого колечка ни разу в жизни не подарили.

— Не будь такой принципиальной дурой, глядишь, и подарят.

— Да? — успокоившись, огрызнулась Зина. Она уже возвратилась на свое прежнее место и вертелась перед зеркалом, стараясь и в нем увидеть, как сверкает довольно крупный бриллиант на ее руке. — Между прочим, если бы я не была, как ты говоришь, дурой и менее щепетильной, то Мягди Акиндинович спал бы не с тобой, а со мной!

— Врешь!

— А вот и нет! Он мне не раз на это намекал.

Джульетта вздохнула с облегчением. Она поняла, что подруга просто блефует. И потому не стала развивать дальше неприятную для нее тему, а вынула из пакета заранее приготовленную закусь и разложила на столе. Затем взяла бутылку шампанского и привычно, точно работала буфетчицей и только этим и занималась, ловко откупорила ее. Пробка с треском и шумом вылетела из теплой бутылки, ударилась в потолок и попала в Зину. Та завизжала, как резаная. Но быстро умолкла, потому что надо было спешно, вслед за подругой, выпить да еще успеть и закусить.

— Я, между прочим, сон вила про те и Мяг… — еле ворочая языком в набитом вкусной едой рту, попыталась что-то сказать Зина.

На что Буланова незамедлительно отреагировала:

— Прожуй сначала, Зинок: „ножки Буша“ никуда не улетят. Ты сейчас напоминаешь мне дорогого Леонида Ильича, который, шамкая протезами, кормил партийцев на съездах и пленумах, выплевывая изо рта „сосиски сраные“ и „сиськи-масиськи“ вместо слов „социалистические страны“ и „систематически“.

Зина так расхохоталась, что поперхнулась, подавилась:

— Сраные… сиськи… масиськи! Ой, не могу! Держите меня четверо!

— Хватит и одного. Твоего благоверного муженька, — отрезала Джульетта. — Посмеялись и хватит. Я ведь к тебе не только за этим пришла. Слышала отклики на мою статью о коррупции?

— Коррупция: в буржуазных странах — подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей, — процитировала на память Зина. — Ожегов. „Словарь русского языка“. Как видишь, дорогая, у нас этого явления нет. Мы же не буржуазная страна?

— Ошибаетесь, товарищ библиотекарь застойного времени, Россия теперь страна демократическая. И у нас все есть. В том числе и коррупция.

— Ошибаетесь, госпожа Буланова, любовница мэра Петракова и вора Джевеликяна по совместительству. В действующем Уголовном кодексе Российской Федерации слово „коррупция“ не фигурирует. А разве можно писать, а тем более бороться с тем, чего нет?

Джульетта прикусила язык. Оказывается, ее подруга не так уж наивна и проста, как иногда кажется. И посоветоваться с ней лишний раз, прежде чем приступать к очередной статье на серьезную тему, стоит. И потому она решила сдаться:

— А что бы ты мне посоветовала написать? Что не так в моей статье?

— Пожалуйста, — небрежным тоном отозвалась Зина, продолжая вертеть руку с кольцом во все стороны и любоваться дорогим подарком. — Например, я бы написала так. Записывай. Дело даже не в прорехах действующего Уголовного кодекса. Проблема в том, что коррупция в России пронизывает все слои властных структур, включая и правоохранительные органы. Поэтому выхватывание из этой паутины отдельного звена лишь мобилизует криминальную систему на восстановление нарушенного баланса. Подойдет?

— Зинуля, да ты просто гений! — бросилась к подруге Буланова. — В тебе пропала великолепная журналистка!

— Почему же пропала? — обиделась Зина. — Можешь взять меня в соавторы: я еще и не такое способна придумать!

На том они и порешили. Вслед за „Домом Периньон“ пошло в ход и мартини. Посетители приходили и уходили, Зина между делом их обслуживала, но это не прерывало задушевного девичника.

Как только Усков получил у прокурора санкцию на повторное задержание Джевеликяна, он тотчас отправился в «Метрополь». На этот раз он решил, что не уйдет из «Интерметалла» до тех пор, пока не получит ответ на вопрос, где находится Сам. В том, что кто-то из заместителей Джевеликяна всегда в курсе этих дел, он не сомневался.

Как обычно, его решительно, остановила охрана. Но Усков решил не церемониться. Он вынул удостоверение, помахал им перед каменномордыми охранниками, затем также показал им постановление прокурора и решительно заявил, что пройдет в офис несмотря ни на что.

Бритоголовый охранник с накачанной мускулатурой нагло ухмыльнулся:

— Можешь засунуть эту ксиву себе в задницу, понял? Здесь ты нам не указ. Командуй в своей прокуратуре.

От такой наглости следователь опешил. Но лишь на мгновение. Он не стал оспаривать это развязное заявление охраны, не полез в карман куртки за табельным оружием. Он просто сделал два шага назад, точно собирался уходить, затем неожиданно резко развернулся и изо всей силы саданул ногой рослого охранника в пах.

Тот охнул и присел, зажимая обеими руками интимное место.

— Это чтобы такие уроды, как ты, больше не рождались! — назидательно сказал следователь и взглянул на второго охранника, который невольно попятился назад.

— Ты ему там яичницу сделал! — с ужасом воскликнул второй.

— Хочешь, чтобы я и тебе приготовил это блюдо? — невозмутимо поинтересовался Усков.

— Нет! Нет, не хочу!

— Тогда уважай Закон. А я представитель Закона в этой стране, понял?

— Понял. Проходите!

— Только предупреждаю, без фокусов! Стрелять я умею так же метко, как попадать ногой в кое-какие места.

Больше у охраны к следователю прокуратуры вопросов не было.

Усков направился к кабинету Джевеликяна, но к нему уже спешил пожилой человек, который сразу представился:

— Я юрист фирмы. Веду все дела и защищаю интересы Мягди Акиндиновича. Его, кстати, здесь нет. Что вас интересует?

— Следователь Генпрокуратуры Усков.

— Я вас знаю! — быстро отреагировал юрист.

— Тем лучше. У меня ордер прокурора на арест Джевеликяна.

— По каким основаниям? Он же выпущен до суда под залог.

Андрею очень хотелось повторить в тон охраннику, чтобы они засунули этот залог куда подальше. Но он всегда относился с уважением к людям старше его возрастом. Поэтому он молча протянул ордер:

— Читайте. Если вы юрист, поймете.

Тот внимательно изучил бумагу и вернул ее следователю.

— Не вижу законных оснований для ее исполнения, — заявил он. — Во-первых, у нас имеется постановление суда об освобождении Мягди Акиндиновича под залог и его никто не отменял. Во-вторых, господин Джевеликян в это время, то есть в момент гибели управляющего, находился совсем в другом месте. То есть у него имеется алиби.

— И что, есть свидетели? — скептически поинтересовался Усков.

— Конечно! Я, например. Как раз в этот день мы вместе изучали положение дел в фирме. Некоторое время он, по известным вам причинам, отсутствовал, и дел, естественно, накопилось. Весь тот день он офис не покидал. Это подтвердят все служащие фирмы: сорок семь человек, включая охрану.

— У охраны я показания уже взял, — серьезно ответил Андрей.

— И что они сказали?

— Ничего. Изучают строение отдельных частей тела и как можно исправить их функции.

Юрист все понял. Попытался взъерепениться:

— А за нанесение телесных повреждений вы можете ответить в уголовном порядке!

Усков так взглянул на работника фирмы, что тот невольно попятился и вжал голову в плечи.

— Я бы не советовал вам, папаша, лезть в дела не вашей юрисдикции. Вы меня поняли?

— Понял, Андрей Трофимович. Извините. Давайте говорить по существу дела.

— Давайте.

— Поймите, у вас нет шансов вновь задержать господина Джевеликяна. Повторяю. Во-первых, нет достаточных оснований и доказательств причастности его к этому, как бы это выразиться, несчастному случаю с управляющим. А во-вторых, в данный момент господина Джевеликяна действительно нет в офисе. И даже в городе, — добавил юрист. Тут же и прикусил язык.

Просчет не укрылся от Ускова. Он тут же задал встречный вопрос:

— А где он?

— Ну… я не знаю. По крайней мере в офисе его нет точно. Хоть обыскивайте помещение.

— Вы сказали, что его нет в городе?

— Нет, я просто оговорился. Этого я не знаю.

Усков понял, что больше из этого человека, который с потрохами продался уголовникам, он ничего не вытянет. Он не стал и обыскивать контору: понял, что Джевеликяна здесь и в самом деле нет.

Как и обещал Титовко премьер-министру, новость об узурпации государственной власти и подмене функций правительства чиновниками из Администрации Президента дружно подхватили все средства массовой информации. Собственно говоря, большой новостью это и не было. Кое-где намеки на такое странное положение в государстве уже проскальзывали. Но теперь была дана как бы официальная установка на освещение лакомой для журналистов темы. Кроме того, Титовко подбросил пишущей братии кое-какие «жареные» факты. Этого оказалось достаточно, чтобы о таком событии вдруг заговорили как чуть ли не о государственном перевороте.

На следующий день после пресс-конференции и появления массы статей на эту тему в самых различных изданиях Титовко явился к премьер-министру. Николай Николаевич как раз просматривал подготовленный его службами ежедневный дайджест прессы и то и дело, весьма довольный, усмехался.

— Большую ты кашу заварил, однако! — вместо приветствия сказал он вошедшему Титовко. Впрочем, это «однако» в устах премьер-министра прозвучало как весьма приятная похвала.

— Это только начало, Николай Николаевич! — заверил руководитель департамента по связям с общественностью. — Я вам еще одно дельное предложение принес.

— Ну?

Глава правительства посмотрел на своего пресс-руководителя довольно подозрительно.

— Надо срочно выделить ассигнования Центральному телевидению.

— И все?

— И все.

— Да ты знаешь, что казна пуста? И кроме того, на хрен мне оно сдалось, прости за выражение. Кроме критики действий правительства, с экрана ничего не видно. Или обещаешь, что они меня ругать перестанут?

— Нет, не перестанут. К сожалению. Потому что правительство есть за что критиковать. Но на трех каналах телевидения, которое смотрит девяносто процентов населения страны и контрольный пакет акций которых находится у государства, за последнее время заметно усилилось влияние Администрации Президента. А этого вы допустить не должны. Сами понимаете, почему.

— Понимаю. Не ребенок. Готовь проект распоряжения о выделении средств этому прожорливому телевидению.

— А может, лучше о предоставлении налоговых льгот? Живых денег, которых у вас нет, не потребуется, а телевизионщики просто взвоют от радости.

— Прекрасная мысль! И почему ты у меня не министр финансов?

— Потому что в вашей дырявой казне давно все разворовано: взять нечего. Шутка. Так я обрадую приятным известием кое-кого?

— Обрадуй. Только пусть раньше времени об этом не распространяются. Завтра с подобной просьбой могут прийти средства массовой информации. А мы сейчас как раз объявили войну налоговым льготам.

Титовко горестно вздохнул:

— Платить придется все равно. И газетам тоже. Потому что кто владеет средствами информации и оболванивания людей, тот владеет миром.

— Спасибо за совет, господин философ! Действуй. Иначе нас обскачут. Мне уже конфиденциально сообщили, что подобный проект о льготах для средств массовой информации готовится в недрах президентской Администрации.

— Понял. Иду выполнять!

Уж очень неприятно было Ускову возвращаться к начальству с пустыми руками. Но приходилось! Он был обязан сообщить о сложившейся ситуации, прежде чем продолжать самостоятельный поиск.

Но Виктор Васильевич ничуть не удивился. Даже как будто обрадовался. Андрею невольно подумалось, уж не заодно ли и его начальник с этой компанией? Может, он, Усков, остался единственным человеком, который еще хочет покарать зло и засадить преступника за решетку?

Но он сразу отогнал эту нелепую мысль от себя, как назойливую осеннюю муху. Тем более что Виктор Васильевич попросил его предельно достоверно и подробно пересказать разговор с юристом фирмы «Интерметалл», защищающим интересы Джевеликяна.

— Вот! — быстро остановил он следователя. — Именно это нам и нужно!

— Что? — опешил Усков.

— Ты ведь знаешь: за убийство человека преступника довольно сложно посадить в тюрьму, как ни парадоксально это звучит. Нужны свидетели, признание обвиняемого или веские, неопровержимые доказательства, десятки экспертиз, очных ставок, следственных экспериментов на месте преступления, определение степени вменяемости или невменяемости преступника… Ну и так далее. А вот за то, что человек проехал на красный свет светофора, его при желании можно запросто упрятать за решетку. Так и здесь. Ты был в офисе, в квартирах Джевеликяна и его не нашел. Юрист фирмы заявляет, что Мягди в Москве нет. А у нас на руках имеется постановление суда, по которому сей господин-товарищ выпущен под залог и под подписку о невыезде. Из столицы. Понял?

— Конечно! — обрадовался Усков. — Тем более что наш разговор с юристом я записал на кассету.

— Вот тебе и основание: разыскать Джевеликяна за пределами Москвы и надеть на него «браслеты». И тогда даже девять самых знаменитых адвокатов и юристов, вместе взятых, не родят истину за месяц. То есть не смогут доказать, что мы поступили вопреки Закону.

— Разрешите действовать, Виктор Васильевич?

— Разрешаю.

Второй раз за сегодняшний день следователь Усков вылетал из кабинета своего начальника в хорошем настроении. У него теперь был план действий и, главное, была причина, по которой он совершенно законно мог арестовать Джевеликяна.

Титовко был крайне раздосадован недисциплинированностью Мягди. Только что он получил от Максима закодированную информацию о возможности проведения пробного сеанса вскрытия банковской сети. Надо было немедленно ехать на дачу Мягди, а самого хозяина нигде не могли разыскать. Наконец ему позвонил помощник Джевеликяна и сообщил, что тот у журналистки Булановой.

«Блядун хренов! — про себя выматерился Титовко. — Нашел время шашни крутить! Неужели эта вздорная бабенка ему дороже глобальных интересов партии?!»

Сам он давно уже свою деятельность на благо созданной и выпестованной им партии ставил выше всяких других. В том числе и связей с женщинами. Ему вполне хватало законной супруги, которой он отдавал и любовь и зарплату. Потому и не мог понять, как это другие смеют поступать иначе. Вот почему сейчас, сидя в салоне правительственного лимузина, Титовко пришел к выводу, что, несмотря ни на какие деньги, Джевеликян его достал. Постоянная необходимость сталкиваться с правоохранительными органами, чтобы его выручить, бесконечные выкрутасы, нежелание управлять своими эмоциями — все это могло надоесть даже ангелу-хранителю, а не только чиновнику, принадлежащему к элите страны и избалованному властью и вниманием. А вообще-то сегодня отсутствие Мягди Джевеликяна на даче, пожалуй, даже кстати. Чем меньше людей будет детально посвящено в эту секретную операцию, тем лучше.

Успокоенный этой мыслью, Титовко въезжал на территорию подмосковной дачи бизнесмена-уголовника, ворота которой мгновенно распахнулись перед правительственной машиной.

Компьютерщик его уже ждал. Он взволнованно расхаживал по комнате, уставленной многочисленной современной аппаратурой, и с нетерпением, как курица, которая только что снесла золотое яичко, ожидал, когда можно будет начать операцию.

Как только они поздоровались, Максим сел за компьютер и начал над ним колдовать. Затем распрямил спину и с тщательно скрываемым чувством превосходства пояснил:

— Понимаете, с развитием коммуникаций и электронных форм расчетов несанкционированное проникновение в компьютерные банковские сети лежит на поверхности. Но, как все простое, оно доступно только гениям. Сейчас ведь не обязательно являться лично в банк и предъявлять платежное поручение, чтобы снять со счета деньги. Сидя дома перед персональным компьютером с модемом, клиент дает кодированное поручение машине банка. И вот здесь — простор для внедрения фиктивных платежных документов, векселей, акций и так далее.

— Если все так просто, то почему не воруют? — недоверчиво спросил Титовко.

— На Западе воруют давно. У нас же, как всегда, все новое приходит с опозданием.

— Надеюсь, мы поможем нашему обществу ликвидировать это позорное отставание от Запада?

— Да, я разработал специальную программу. Не буду распространяться о ее сути. Во-первых, это мое «ноу-хау». Во-вторых, вам будет неинтересно блуждать в потемках технических терминов и названий. А потому…

— А потому приступим, — завершил за него Титовко.

— Да. На первый раз мы используем поддельный вексель Московского Сбербанка России на сумму миллиард рублей. И дадим поручение перечислить ее на корсчет нашего банка в регионе.

— Петраков уже ждет.

— Отлично. Если взлом сетей Центробанка пройдет успешно, завтра он будет владельцем этого миллиарда.

— Недурно, — довольным тоном проговорил Титовко. — С Богом!

Но дальше ничего интересного для высокопоставленного правительственного чиновника не произошло. Центробанк они брали буднично, в тихой спокойной обстановке, словно сидели за электронной игрой. Ни автоматной стрельбы, ни раненых охранников, ни даже тайных взломов бронированных сейфов не происходило. Крупная партия государственных денег путем простого нажатия клавиш спокойно перетекала из депозитария России на личный счет мошенников.

От начальника Усков прошел в свой кабинет. Причину, по которой Джевеликяна можно было заново упрятать за решетку, они нашли, а вот где его теперь искать, он не знал. И прежде чем действовать, снова мчаться по адресам его проживания, нужно было выработать план.

Первое, и самое простое, что пришло в голову следователю, — обзвонить все возможные точки нахождения Джевеликяна.

Разложив перед собой телефонные справочники, свои записные книжки, Усков засел за телефон.

Но удача сегодня, видимо, покинула его. Ни в офисе, ни на квартирах Джевеликяна никто не отвечал. В многочисленных злачных местах: казино, ресторанах, ночных клубах — всюду, где, по его сведениям, Мягди хоть раз бывал, тоже сегодня не видели такого клиента.

Андрей подпер руками подбородок, облокотился на стол и задумался. И тут его взгляд упал на раскрытую записную книжку, где в самом конце странички значились домашний и рабочий телефоны Джульетты. Он стал лихорадочно набирать код.

Рабочий телефон Булановой безмолвствовал. Тогда он набрал домашний.

После пятого гудка, когда он уже хотел положить трубку, она вдруг откликнулась сонным голосом Джевеликяна:

— Алло!

Лишь на секунду замешкался следователь и сразу же нажал на рычаг.

Это была несомненная удача. Джевеликян находится у своей любовницы, журналистки областной газеты. Причем, судя по голосу, он еще в постели и совершенно не обеспокоен тем, что его там могут обнаружить.

«Действовать!» — вскочил из-за стола Усков.

Конечно, пока он домчится до областного центра, Джевеликян может оттуда уехать. Но чутье сыщика подсказывало, что так просто разомлевший преступник от этой коварной обольстительницы не уйдет. Значит, теперь все зависит от него, следователя по особо важным делам Андрея Ускова.

На этот раз Генеральный прокурор был поставлен в довольно затруднительное и щекотливое положение. У него на столе лежал документ, который обязывал его к действию против правительства. И он имел полное формальное право дать этому документу законный ход.

Но Александр Михайлович не спешил. Хотя у него и складывались с премьер-министром довольно натянутые и странные отношения, он все же уважал этого спокойного, порядочного и с нравственным стержнем человека. За несколько лет совместной работы у них были и стычки, доходящие до крупных осложнений, и непонимания, и жесткие нелицеприятные разговоры, но никогда Николай Николаевич не опускался до того, чтобы мелко и гадостно мстить, как это делали другие правительственные чиновники. И потому прежде чем отдать документ в производство, Генеральный прокурор решил позвонить премьеру:

— Добрый день, Николай Николаевич! Как дела?

— Если вы еще интересуетесь, значит, они у меня не так уж и плохи.

По началу разговора, по тону, которым были сказаны эти первые фразы, оба поняли, что им есть что сообщить друг другу. И потому глава правительства предложил:

— Что-то мы давно не пили чай у меня на даче! Помните пирожки, которыми вас угощала моя супруга?

— Разве такое можно забыть?

— Вот и прекрасно! Я буду там через час. Это время вас устроит?

 — Безусловно! До встречи!

Генеральный прокурор положил трубку телефона «Связь Кремля». Он знал, что это самая защищенная от прослушиваний линия связи в стране. И все же был доволен, что разговор прошел совершенно не в деловом русле. Береженого Бог бережет — эта поговорка у Александра Михайловича в последнее время была в особом почете.

Приятное волнение внезапно охватило Петракова. Он только что провел совещание по подготовке города к отопительному сезону, на котором распекал нерадивых коммунальщиков. Затем собирался проехать с ними по городу, чтобы лично проверить состояние тепловых сетей и котельных. Но внезапно мысли мэра потекли совершенно в ином направлении.

Он вспомнил о Джульетте. И не просто вспомнил, а представил ее дома, разметавшейся на постели, с обнаженной пышной грудью и постанывающей от блаженства предстоящей близости с ним.

Такую яркую картину Вячеслав Иванович просто так выбросить из головы не мог. И потому вопреки всем намеченным планам решил немедленно ехать к Джульетте домой.

Почему домой, почему в разгар рабочего дня — на эти вопросы он ответить сейчас не мог. Да и не хотел. Просто что-то необъяснимое сидело внутри и нашептывало:

— Езжай! Немедленно! К ней!

И он поехал. Да так решительно и быстро, что за машиной мэра, как обычно, последовала и вторая, с персональной охраной.

Андрей Усков выжимал из своих «Жигулей» все, на что они были способны. Благо, прекрасная автострада позволяла ехать с большой скоростью, а «мигалка», которую он выставил на крышу, давала ему право беспрепятственного обгона любого автотранспорта и благополучного проезда мимо постов ГАИ.

Кажется, он успел. По крайней мере, когда, соблюдая предельную осторожность, он подъезжал к дому Булановой, то сразу заметил шикарный автомобиль, наверняка принадлежащий Джевеликяну. На это указывали и московские номера, и то, что иномарка была очень уж «крутая».

Больше машин со столичными номерами не было. Андрей прекрасно понимал, что Джевеликян не мог поехать в другой город, да еще на несколько дней, без личной охраны. Так что где-нибудь рядом обязательно должна находиться машина его телохранителей.

И вскоре за небольшим металлическим гаражом он увидел ее, иномарку с московскими номерами.

«Тэкс, — подумал Андрей. — Теперь порядок. В машине охраны никого. Значит, по крайней мере двое бандитов дежурят на лестничной площадке третьего этажа, где живет Джульетта. Судя по тому, что трубку взяла не она сама, а Мягди, ее дома нет. Ну что: начнем действовать?»

Конечно, Усков знал, что все это лишь его предположения и может сложиться совсем иная ситуация. Что нужно быть готовым к любым неожиданностям.

Каковые не замедлили появиться. Внезапно из-за поворота, на большой скорости к дому подлетели еще две иномарки, теперь уже с городскими номерами. Не успел следователь предположить, что это приехали гости Джевеликяна, как из передней машины вылупился не кто иной, как сам градоначальник.

— Петраков?! — изумился Усков. — Впрочем, что же тут странного. Она ведь и его любит. Ну, очень любвеобильная женщина!

«Так что же теперь делать? — рассуждал Усков. — Остановить его? И тем привлечь внимание охраны Джевеликяна и сорвать операцию?

Нет уж, пусть сами сперва разберутся. В любом случае Мягди я отсюда не выпущу!»

И следователь, маскируясь во дворе за густыми кустами, занял наблюдательную и выжидательную позицию.

На правительственной даче Александра Михайловича уже ждали. В саду был накрыт стол, за которым хлопотала супруга Николая Николаевича. Но как только гость уселся за стол, хозяйка сразу ушла, и премьер с Генеральным прокурором остались вдвоем.

Стояла прекрасная пора, «бабье лето». В нынешнем году оно наступило быстро, почти сразу после лета настоящего. Солнце не палило, как всего лишь неделю назад, а спокойно согревало все вокруг. Деревья одевались в ярко-желтый и багряный наряд. Между кустарниками протянулись тонкие золотистые паутинки — верные признаки того, что и завтра погода будет чудесная. А стрекозы, которые невесть откуда взялись в саду, как метеоры, проносились мимо с выразительным жужжанием. Или вдруг неподвижно повисали в воздухе, словно созерцали большими выпуклыми глазами невообразимую красоту тихого солнечного дня.

Пока они налили и выпили по рюмке водочки, закусили маринованными грибками, затем повторили, к деловому разговору не обращались. Но вот настала пора поговорить и о том, ради чего сюда приехали. Первым, как ни странно, начал именно премьер-министр:

— Вы приехали сюда затем, чтобы, выражаясь словами классика, «сообщить пренеприятнейшее известие»?

Генеральный прокурор вздохнул:

— Такова, видимо, моя стезя — приятных вестей от меня никто не ждет.

— Но не ревизор же, в самом деле, ко мне в правительство едет?

— Пока нет. Но, судя по войне, которую ваш подопечный затеял с президентской Администрацией, он скоро у вас будет.

— Начнет копать?

Александр Михайлович кивнул.

— И что же?

— Я, конечно, обязан хранить государственную тайну. Но, без комплимента, вы, Николай Николаевич, мне импонируете как порядочный человек.

— Благодарю.

— И потому скажу. Сегодня ко мне поступил документ из Администрации Президента, в котором мне предлагается рассмотреть вопрос о превышении полномочий вашего руководителя департамента по связям с общественностью и законности создания такого подразделения. А если читать между строк, то о том, чтобы закрыть этот департамент, оказать на вас давление и даже рассмотреть вопрос о возбуждении уголовного дела.

— Против кого? — насторожился Николай Николаевич.

— Разумеется, не против вас. Против Титовко.

— И вы это сделаете?

— Признаться, Титовко я давно посадил бы за решетку. Он из тех людей, по кому, как говорят в народе, давно тюрьма плачет. Но за действительно уголовные деяния, а не за политические. В политику я стараюсь не лезть. Очень уж это грязное дело!

Премьер-министр согласно кивнул. Затем, отхлебнув глоток душистого чая, высказал свое мнение:

— Но вы-то, как юрист и законник, должны понимать, что превышаем полномочия не мы, а именно чиновники администрации.

— Да, знаю. Это чисто техническое подразделение, которое призвано обслуживать Президента.

— А оно, как в старые застойные времена делала компартия, присвоило себе еще функции контроля и кадровой политики.

— Кадры и контроль решают все, как говорил еще на заре советской власти Владимир Ильич. И был абсолютно прав.

— Так. На чьей стороне будете вы? — с надеждой в голосе вопросил премьер-министр.

— На стороне Закона. И только.

Николай Николаевич был явно разочарован.

— Тогда зачем же вы приехали сюда? — задал он последний вопрос.

— Как честный человек, чтобы предупредить вас.

— И дадите ход документу?

— Обязательно! Хотя не могу предугадать, какие выводы сделают мои специалисты.

На том они и распрощались. Каждый сел на свою правительственную машину и поспешил вернуться на работу. Им предстояло решать еще много вопросов и проблем, в том числе и неприятных.

Следователь был совершенно прав, решив подождать развития событий. Иначе он просто попал бы в довольно неприятную передрягу, которая была ему сейчас совершенно ни к чему.

А между тем на лестничной площадке третьего этажа, возле квартиры Булановой, события развивались стремительно.

Петраков в сопровождении своей охраны поднялся по лестнице на третий этаж и застыл в недоумении. Он ожидал встретить здесь кого угодно — любопытную соседку Люсю Петровну, которая изводила его всякий раз новыми просьбами, даже нового любовника Джульетты, но только невооруженную охрану.

Судя по тому, что двое рослых бритоголовых парней обосновались здесь по-хозяйски и даже поставили столик со стулом, они сидели тут не первый день. Сначала мэр даже подумал, что они охраняют другую квартиру. Но он-то прекрасно знал, что это не так. Люсю Петровну не то что охранять, застать врасплох было нельзя: она всегда, как на постоянном боевом посту, сидела на скамейке у дверей подъезда. В другой квартире жил одинокий старик пенсионер, который тоже не мог позволить себе такой роскоши.

И потому Петраков сразу понял — это Джевеликян. Только он мог пожаловать к Джульетте с охраной!

«Ну и сука! — воскликнул он про себя. — Только что была в моей постели, а уже принимает другого! И эту стерву я люблю?!»

Но вопрос в данной обстановке был совершенно риторическим. Ответить на него никто, кроме самого Петракова, не мог.

Однако и уйти просто так он не мог. И потому решительно шагнул к заветной двери. Но путь ему тут же преградили:

— Туда нельзя.

— Но там живет Буланова. У меня к ней дело.

— Ее сейчас нет.

«Вот как? — изумился Вячеслав Иванович. — Ее нет, так кого же они охраняют? Этого кобеля? Одного. Ясно».

И он незаметно сделал знак двум своим охранникам, которые, дыша в затылок шефа, плотно стояли сзади.

Опытная рука телохранителя мгновенно отвела хозяина назад, парень вскинул пистолет и выстрелил в ногу чужому охраннику. Другой секьюрити Петракова наставил пистолет на обоих, красноречиво держа палец на спусковом крючке.

На звук выстрела из квартиры выскочил полуодетый Мягди. Он увидел, как один его охранник скорчился в углу площадки, пытаясь удержать рукой кровь, проступившую сквозь штанину брюк. Машинально сунул руку в карман, но понял, что оружия у него нет.

В это время из-за плотных спин своих телохранителей показался Петраков.

— Извини, дорогой, — ерничая, сказал мэр. — Поступил сигнал, что Буланову похитили и охраняют в своей квартире. Пришлось принимать меры.

— Ты прекрасно видишь, что это мои люди, — почему-то счел нужным оправдаться Джевеликян.

— Теперь-то вижу. Они почему-то не очень вежливы с властями.

— Пошел бы ты… — начал Мягди, но только раздраженно махнул рукой и, повернувшись, скрылся за дверью.

Петракову ничего не, оставалось, как тоже удалиться. Но он уходил удовлетворенный. Во-первых, он нарушил идиллию этой влюбленной парочки. Теперь Мягди наверняка отправится восвояси. Во-вторых, показал ему, кто в этом городе хозяин. И было даже в-третьих. Он давно точил зуб на Мягди за попытку взорвать загородный коттедж вместе с ним, мэром, которую тот, пусть и неудачно, но все же предпринял. Теперь он ему малость отомстил.

И потому, хоть и не встретился с Джульеттой и не утолил свою страсть, уезжал Петраков из этого дома в довольно неплохом настроении.

Возвратившись с дачи, премьер-министр тотчас вызвал к себе Титовко.

— Ну и кашу ты заварил! — недовольно, уже на пороге встретил он упреком своего пресс-руководителя.

— А в чем, собственно, дело? — Титовко, похоже, за последние дни не только вошел во вкус новых интриг, но и почувствовал некоторую власть над премьером.

Это не ускользнуло от внимательного взора Николая Николаевича и вызвало еще большее раздражение. И потому он ответил резко, не задумываясь особенно над словами:

— А в том, дорогой товарищ, что ты меня ввязал в неприятную борьбу, с большими последствиями.

Титовко все понял. Но сдаваться не собирался:

— Николай Николаевич! Вы хотите сохранить за собой кресло? Хотите не стать полной марионеткой в руках очередного коридорного подхалима из Кремля? Тогда нужно приложить хотя бы немного усилий. И рыбку съесть, и еще куда-то усесться — сразу не получится.

Он говорил откровенно грубо, напористо, понимая, что сейчас решается его дальнейшая судьба. Собственно говоря, он не боялся очередной отставки. Он был уже довольно независимым и богатым человеком. Но близились выборы, на которые его партия ставила все. И тактика предвыборной борьбы диктовала свои условия: нужно было хотя бы на время сохранить за собой влиятельный правительственный пост и огромные возможности, которые он давал.

Понял, что переборщил, и премьер-министр. Он, конечно, мог сейчас рассориться с Титовко. Мог просто отстранить его от должности. Но это не решало проблемы. Во-первых, он лишался умного и надежного помощника. Во-вторых, рисковал нажить коварного врага: ведь их конфиденциальные разговоры могли стать достоянием гласности. И потому Николай Николаевич сменил гнев на милость:

— С тобой приятно говорить.

— Почему, Николай Николаевич?

— Ты умеешь слушать.

— И молчать, — добавил Титовко. — В нашем деле это — самое главное.

Против такого аргумента спорить не приходилось: тот, кто не умел держать язык за зубами, не мог не только работать в правительственном аппарате, но и доверительно разговаривать с начальством.

— Так вот, слушай. У Генерального прокурора на тебя имеется документ.

Титовко невольно покраснел, хотя давно и забыл, как это происходит. Но премьер-министр так неожиданно переменил тему разговора, которая теперь коснулась его лично, что он не успел перестроиться. Памятуя, что он «умеет слушать», Титовко промолчал.

И правильно сделал, потому что глава правительства быстро расшифровал сказанное:

— Предписание из Администрации Президента о том, что ты превышаешь служебные полномочия. И вообще о легитимности созданного мною нового департамента.

— Понимаю, — улыбнулся Титовко. Краска волнения медленно сошла с его лица. Он-то думал, что в прокуратуре на него документ совсем иного свойства. И потому очень обрадовался, что ошибся.

— Как будем защищаться?

— Лучшее средство обороны — нападение. Мы должны предпринять встречный шаг.

— То есть?

— Направить в Генпрокуратуру свое письмо, в котором обосновать противозаконные факты вмешательства чиновников Администрации в деятельность правительства.

— Но это же открытая война!

Титовко равнодушно пожал плечами. Затем вынул из одного кармана сотовый телефон, а из другого процессинговую машинку. Что-то поколдовал на ней, затем набрал на телефоне сотовой связи нужный ему номер. И стал в присутствии ничего не понимающего хозяина кабинета разговаривать с абонентом.

— Привет! Это я. Да, из «Белого дома». Нормально. Слушай, когда следующее заседание Государственной Думы? Завтра? Ты готов на нем выступить? Да, тему я тебе сообщу. Разумеется, не задаром. Отлично: ты настоящий товарищ.

Закончив разговор, Титовко обратился к Николаю Николаевичу:

— Если вы так боитесь войны, скандалов и прочее, есть другой путь: закрытая война. Я сейчас переговорил с депутатом Госдумы: он готов завтра же озвучить все необходимые нам факты. И потребовать от Генеральной прокуратуры официально их расследовать. А дальше — дело уже ваших личных отношений с Генеральным прокурором. Если Александр Михайлович сочтет возможным, то он может вполне законно отложить документ президентской Администрации и рассмотреть в первую очередь требование Думы.

Премьер-министр смотрел на своего подчиненного и не знал, что делать: негодовать или восхищаться? Наконец он поинтересовался, перейдя для такого важного случая на «вы»:

— Скажите, у вас есть совесть?

— А что это такое?

— М-да.

— Вы прекрасно знаете, что для профессионального политика это качество совершенно излишне. Более того, оно просто мешает. Итак, как поступим? Вы одобряете?

— А что, у меня разве есть выбор?

— Выбор у человека всегда есть.

— Действуйте. Кстати, а что этот депутат потребует взамен? Вы, кажется, в разговоре с ним намекнули, что это будет не задаром.

— Именно так, Николай Николаевич. Но не беспокойтесь: платить буду я.

Премьер-министр кивнул, а про себя подумал:

«Лукавишь, господин Титовко! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Так что платить мне придется. Только расплачиваться придется с тобой».

Но поскольку сейчас никто никакой платы не требовал, а проблема счастливо разрешалась, он успокоился. И предоставил Титовко полную свободу действий.

…Джульетта не спеша возвращалась домой, благо погода стояла прекрасная, солнышко ласково грело, а птицы, точно снова наступила весна, вдруг зачирикали и запели. Но у подъезда своего дома она почувствовала что-то неладное. Чувствительное женское сердце плюс профессиональная наблюдательность подсказали, что не все благополучно в королевстве датском.

И потому она остановилась у подъезда, настороженно озираясь по сторонам. Но ничего подозрительного бдительной женщине обнаружить не удалось. Джульетта даже впервые пожалела, что на скамейке нет бдительной соседки: уж Люся Петровна наверняка доложила бы ей все новости. Потому не оставалось ничего, кроме как подняться к себе в квартиру.

На лестничной площадке тревога вновь овладела ею. Охраны возле двери не было. Пахло порохом. Она остановилась, не зная, что предпринять: открывать квартиру своим ключом, звонить Мягди или ждать соседей?

И тут приоткрылась соседняя дверь, из которой высунулась перепутанная физиономия соседки. Она настороженно поглазела вокруг и зашептала зловещим голосом:

— Ой, Джулечка-милочка, что творится! Среди бела дня людей убивают!

— Кого? Мягди? — только и смогла вымолвить Джульетта и невольно стала оседать, потому что ставшие вдруг ватными ноги больше ее не держали.

— Нет, с вашим кобелем все в порядке! Ой, извините, Джулечка-милочка, с другом! Другой ваш ухажер пришел с бандитами, и они начали стрелять.

— Петраков?

— Он, милочка-Джулечка, мер, он самый.

— Мэр, — машинально поправила Буланова.

— Мерин он, а не мэр. Причем сивый! Больше я за этого бандита никогда голосовать не пойду. Я…

Но Джульетта уже не слушала болтливую соседку. Она опрометью бросилась к двери, дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину и, только когда вошла в квартиру и увидела Джевеликяна, немного успокоилась.

— Жив! — с радостным криком бросилась она ему на шею.

А для него это было самой большой наградой: она его по-настоящему любит! Да ради этого можно убрать с дороги не одного Петракова!

Усков же тем временем был вынужден вновь отложить свой марш-бросок на крепость, где укрылся преступник. Только он собирался подняться на третий этаж, как к подъезду подошла Джульетта. Пришлось опять спрятаться, иначе вся операция пошла бы насмарку. Буланова могла поднять крик, грудью встать на защиту своего бандита, предупредить его, наконец.

Пришлось некоторое время выждать. Ровно столько, чтобы женщина вошла в свою квартиру.

«Впрочем, — мелькнула у него мысль, — а почему бы не воспользоваться этой неожиданной удачей? И не войти в квартиру вместе с хозяйкой?».

Так он и поступил. Постарался незаметно проследовать за журналисткой. Она была в таком волнении, что даже ни разу не обернулась и не посмотрела, не идет ли за ней кто по лестнице следом.

Не доходя до площадки третьего этажа, Усков притаился за лестничным поворотом. И был свидетелем важного для него разговора Булановой с соседкой.

«Значит, дело дошло до перестрелки! — с удовлетворением подслушал он. — И кто-то из охраны Джевеликяна ранен или даже убит! Прекрасно: это намного облегчает мою задачу!»

Дальше все было делом техники. Стоило Джульетте повернуть ключ и открыть дверь, как следователь оказался почти рядом. Но спешил он напрасно: хозяйка квартиры и ее гость так увлеклись любовным объятием, что забыли обо всех на свете. Ускову даже пришлось немного подождать, чтобы не прерывать трогательной идиллии. Наконец Буланова попыталась отклеиться от Мягди, и в это время Усков, наставив пистолет на Джевеликяна, громко сказал:

— Ни с места: вы арестованы!

Для Мягди эти слова и появление сыщика были словно удар грома среди ясного неба. Он только что пережил одну неожиданность и никак не ожидал, что может случиться что-либо еще. К тому же он был расслаблен и растроган таким проявлением к нему чувств Джульетты. И потому не оказал сопротивления.

Зато охранник, тот, который не пострадал при ссоре с телохранителями Петракова, внезапно появившись из кухни, выхватил пистолет и попытался выстрелить в Ускова. Но Андрей заранее просчитал и подобный вариант. Поэтому он опередил телохранителя Мягди и метким выстрелом повалил его на пол.

В квартире, а затем и в коридоре и на лестничной площадке вновь запахло гарью. На звук выстрела из соседней двери выскочила соседка. И прямо с порога завопила громко и пронзительно:

— Это что же за бедлам такой! Стреляют и стреляют! Я буду жаловаться!

Первым в этой нелепой ситуации очнулся Джевеликян. Он протянул руки навстречу следователю, на которые тот молниеносно надел наручники. Затем обратился к застывшей от изумления соседке:

— Кому вы хотите жаловаться?! Раньше стрелял мэр города, а теперь следователь прокуратуры.

— Ах, так это у вас, Джулечка-милочка, бандиты скрываются! — быстро сориентировалась соседка. — Притон для бандитов организовала! Нет, я такого блядства не потерплю! Я буду писать в Генеральную прокуратуру!

В ответ на это в квартире раздался дружный смех. Смеялись все. Истерически, со всхлипами, заливалась Джульетта. Неожиданно и неизвестно чему развеселился Мягди. Даже Усков заулыбался, потому что считал себя все-таки представителем этой самой Генеральной прокуратуры.

И только раненый охранник, на которого решительно никто не обращал внимания, стонал на полу.

Наконец Буланова успокоилась и тут же обратилась с претензией к Ускову:

— А, собственно, на каком основании вы арестовали этого человека? Он освобожден под залог!

Усков взглянул на нее мельком и с сожалением.

— Раньше я был о вас, Джульетта Степановна, более высокого мнения. И не думал, что вы станете путаться со всяким отребьем. Советую вам вызвать «Скорую помощь». А вам, — следователь повернулся к Джевеликяну, — могу сообщить, почему я вас вновь арестовал. Вы задержаны за нарушение подписки о невыезде.

— И только? — Самоуверенность, похоже, возвращалась к Мягди. — Тогда арестуйте меня еще за нарушение правил дорожного движения.

— Надо будет — арестуем. Не беспокойтесь, берегите нервы — они в вонючей камере вам еще пригодятся.

— Бьюсь об заклад, что вам придется выпустить меня, как только мы доедем до первопрестольной!

— А это мы еще посмотрим. И вообще: с арестованным я разговаривать не намерен. Прошу следовать за мной.

И Усков, не обращая внимания на немую сцену, разыгравшуюся в предбаннике квартиры Булановой и трагическую мину на ее лице, грубо толкнул Джевеликяна вперед.

Титовко был сразу же оповещен Булановой об аресте Джевеликяна. Но решил на сей раз не предпринимать никаких действий. Более того, он был даже рад, что этот уголовник и ловелас вновь окажется за решеткой. С одной стороны, можно будет не делиться теми огромными деньгами, которые потекли наконец от государства на их подставные счета. С другой, ему сейчас, при огромной загруженности предвыборной гонкой и борьбой с президентской Администрацией, не до лишних проблем с Мягди.

«Пусть пока посидит в изоляторе, — рассуждал важный правительственный чиновник в своем новом комфортабельном кабинете в Доме правительства. — Соответствующие условия мы ему обеспечим, так что пусть отдохнет от забот бренных. Да и мне мешать не будет. А то путается под ногами, не знаешь, каких чудес и неприятностей ожидать от него в любую минуту».

Гораздо больше Титовко обеспокоило известие об участии в этой драме мэра города, Петракова. То, что такое должностное лицо ввязалось в перестрелку с обыкновенными бандитами из-за какой-то бабы и это видела соседка, уже само по себе было довольно большой неприятностью и скандалом. Особенно же это становилось нетерпимым в связи с их совместной операцией.

«Кобели поганые! — негодовал Титовко. — Из-за какой-то вздорной бабенки могут поставить под удар дело всей партии! Наконец-то первый миллиард благополучно ушел из Центробанка в наш „Банда-банк“, и на тебе, Господи: мэр ввязался в дрянную историю. Этого я ему не прощу!»

И Титовко взялся за трубку аппарата ВЧ, по которому можно было связаться и с Петраковым.

— Слушаю, — тотчас отозвался мэр.

— Это я слушаю.

Вячеслав Иванович понял, что Титовко все известно. Но решил, что оправдываться не станет.

— Так что вы, кобели, там не поделили?

— Я не желаю, чтобы со мной разговаривали в подобном тоне, — оскорбился мэр. — , Это мое личное дело.

— Ошибаешься, товарищ, — жестко проговорил в трубку Титовко. — Это теперь партийное дело. Забыл, как в свое время стоял на красном ковре перед первым секретарем обкома? Так я напомню. Завтра в десять утра — ко мне. И не вздумай дурить. Найдем и на том свете.

Так жестко и в таком угрожающем тоне Титовко с Петраковым еще не говорил. И тут мэр понял, что время детских забав закончилось. И что если завтра он не представит Титовко подобающих объяснений, его действительно найдут и закопают. Причем не помогут ни власть, ни связи, ни огромные деньги в швейцарском банке.

…Повторное задержание Джевеликяна не очень обрадовало Генерального прокурора. Конечно, это было свидетельством возросшего профессионального мастерства его сотрудников. И доказательством того, что, как бы ни были богаты и влиятельны преступники, какие бы «крыши» во властных структурах они ни имели, истинные профессионалы из прокуратуры все равно их достанут.

Но было и много «но». Он не знал, как к этому известию отнесется премьер-министр, который почему-то не очень поощрял его настойчивость. К тому же наметившееся в последнее время их сближение многое значило. Расстановка сил в стране накануне выборов была довольно сложная. И кто в них победит, с уверенностью мог бы предсказать только Господь Бог. Так что надо было заранее просчитывать все возможные варианты и запасаться союзниками.

Все эти расклады и не позволяли Александру Михайловичу рисковать. Он сейчас оказался заложником двух крупных политических сил, двух ветвей власти в стране. С одной стороны, влиятельные чиновники президентской Администрации призывали его себе в помощь и требовали, чтобы он оказал давление на премьер-министра. С другой — и сам Николай Николаевич, судя по всему, активно включился в эту сложную и опасную игру. И кто в ней победит — пока предугадать трудно.

Особенно его сомнения подогревало то обстоятельство, что сегодня из Государственной Думы на его имя поступил документ с требованием прекратить произвол чиновников администрации и их нарушающее законы вмешательство в деятельность правительства. Значит, Николай Николаевич обзавелся новыми союзниками в лице депутатов Думы.

Похоже, премьер-министр пошел в наступление. И далеко не последнюю роль в этом сыграл именно он, Генеральный прокурор, предупредив Николая Николаевича.

«Но ведь я — не Господь Бог и даже не Конституционный суд, — раздумывал Александр Михайлович, — чтобы рассудить, кто здесь прав. Всегда, конечно, прав тот, у кого больше прав. Но мы-то строим правовое государство, поэтому, видимо, и обращаются ко мне. Как к высшему должностному лицу, стоящему на страже законов».

Он встал из-за стола орехового дерева и подошел к окну. На оживленной улице столицы кипела жизнь. Люди спешили по своим делам, и их совершенно не беспокоили страсти, кипевшие в этой подковерной игре. Видимо, это и натолкнуло Александра Михайловича на простую, как сама жизнь, истину.

— Что советовали делать в таких случаях древние мудрецы? — спросил сам себя Генеральный прокурор. — Правильно: не спеши.

И он решил пока не давать хода обоим документам: и из президентской Администрации, и из Государственной Думы.

На этот раз Усков решил провести допрос Джевеликяна с соблюдением всех формальностей. И он разрешил задержанному пригласить своего адвоката.

Джевеликян расценил это как серьезную уступку со стороны обвинения. И потому рассчитывал, что и на этот раз долго не задержится в следственном изоляторе. Теперь, когда Титовко стал влиятельным правительственным чиновником, для него и вовсе не составит труда освободить друга. Кроме того, вот-вот должна была начаться операция, а значит, он, Джевеликян, нужен им вдвойне и на свободе.

Поэтому, когда Усков в сопровождении адвоката вошел в комнату для допросов, арестант встретил его наглой ухмылкой. Он, видимо, уже освоился с тюремной жизнью: хоть и впервые в жизни, но дважды за последний месяц побывал за решеткой. И оба раза благодаря усиленным стараниям Ускова.

Но, как ни странно, зла на этого напористого малого он не держал. Каждый занимается своим делом: один совершает правонарушения, другой этих нарушителей ловит. Кроме того, он всегда уважал профессионалов. Их, считал он, очень мало. Себя он, конечно, причислял к разряду больших мастеров своего дела. Таким же считал и следователя по особо важным делам Ускова.

Поэтому, несмотря на ухмылку, настроен он был бодро и оптимистично. И рассчитывал на скорый и легкий разговор.

Однако оказалось, что следователь был настроен иначе. Он совершенно не торопился. Долго, не спеша раскладывал бумаги, что-то смотрел в них, сосредоточенно шевелил губами, словно многотрудно размышлял. И только минут через пять задал первый вопрос:

— Господин Джевеликян, вы обвиняетесь по многочисленным статьям и проходите по делу следствия в связи с рядом заказных убийств.

— Я протестую, — немедленно включился в работу адвокат. — Моему клиенту еще не предъявлено никакого обвинения.

— Официально — да, — согласился следователь. — Но фактически — вот они, тома доказательств.

— В таком случае, о чем мы здесь говорим? — сразу же вставил неопровержимый довод защитник Джевеликяна. — Вы обязаны по закону либо предъявить официальное обвинение, либо отпустить задержанного, так как он освобожден постановлением суда под залог.

Ускова начал раздражать не в меру активный адвокат, но он понимал, что находится не при задержании преступника, где все возможно, и потому должен себя сдерживать. Поэтому он как можно спокойнее возразил:

— В таком случае я, как представитель Закона, предлагаю и вам, юристу и законнику, строго следовать предписанию суда. А именно: признать, что задержание господина Джевеликяна за нарушение подписки о невыезде полностью соответствует нормам правосудия.

Мягди с интересом следил за их поединком: он не сомневался, что Усков проиграет доке-адвокату. Но тот почему-то вдруг впервые не нашел, что возразить. И потому он сам задал ему вопрос:

— Что же вы молчите? Возражайте.

— К сожалению, Мягди Акиндинович, в данном случае следователь прав: вам не стоило покидать столицу.

Джевеликян был настолько ошарашен, что не выдержал и закричал:

— Тогда какого хрена я плачу тебе такие бешеные «бабки»?

— К сожалению, — вновь повторил адвокат, — и за огромные деньги нельзя купить Закон.

— Убирайся к такой-то матери, козел сраный! Мне твои услуги больше не нужны. Меня и без тебя завтра выпустят.

И Джевеликян демонстративно поднялся, подзывая, что допрос закончен и что больше ни на какие вопросы он отвечать не станет.

А Ускову большего пока и не было нужно. Он добился главного: показал арестанту, что тот задержан на законном основании, которое не может оспорить даже самый искуснейший адвокат. А что завтра его выпустят из камеры — это арестант просто погорячился.

Петраков прибыл в Москву к Титовко без промедления. Он понимал, что с рассерженным руководителем партии шутить не стоит. А учитывая то влияние, которое теперь имеет Титовко в правительстве, ему ничего не стоит просто убрать мэра с должности. И не помогут никакие ссылки на конституционное право, согласно которому он избран народом, и прочую чепуху. В лучшем случае ему останется судиться с Титовко. Но тот до этого не допустит: уберет его, хотя бы руками того же Джевеликяна. А для Мягди, после вчерашнего позора в квартире Джульетты, это будет высшим наслаждением.

Вячеслав Иванович еще не знал, что Усков арестовал его недруга. Что Мягди уже сидит в камере следственного изолятора. Это, конечно, несколько улучшило бы его настроение. Но не настолько, чтобы бодро ступить на красный ковер служебного Кабинета Титовко в Доме правительства.

Хозяин кабинета встретил его неласково, но уже и не так сурово, как можно было предположить по их вчерашнему телефонному разговору. И первым делом он задал совсем не тот вопрос, которого ожидал провинившийся мэр:

— Груз поступил на корсчет нашего банка?

— Да. Вчера мы уже провели соответствующие банковские операции: все было проведено безукоризненно.

— Поздравляю: миллиард рублей — совершенно не лишний в предвыборной гонке. На него можно купить несколько политиков. Записывай: половину этой суммы перечислишь на личный счет вот этого депутата Госдумы.

— Понял, — без лишних вопросов ответил Петраков, хотя ему было и жаль такой огромной суммы на одного какого-то депутата.

Титовко уловил его немой вопрос и пояснил:

— Этот «орел» один многих стоит. С его помощью я значительно усилю свое влияние на премьер-министра. Я сейчас веду борьбу с аппаратом Администрации Президента…

— С кем? — изумился мэр. — Я не ослышался?

— Нет, не ослышался. Ставки в этой игре огромны. Зато победителю достанется все: власть, страна, сырье и деньги.

— Тогда зачем нам эти выборы? Ты и так уже у власти!

— Это все временно, — пренебрежительно махнул рукой Титовко в сторону кабинета премьер-министра. — Николай Николаевич слишком сентиментален, честен и слаб в коленках. Ему не выиграть: здесь нужны акульи зубы и когти льва. Вот когда я стану во главе государства, тогда уберу всех этих слюнтяев!

— И меня? — как-то жалобно спросил мэр.

— Ну что ты! У тебя огромный опыт: ты уже не раз расталкивал соперников и топил их в крови.

Петраков поморщился. На что хозяин кабинета резонно заметил:

— Не криви губы, дурак: в белых перчатках политика не делается. Ты — человек в этих делах прожженный. Такие нашей партии очень нужны.

— А Джевеликян?

— Что Джевеликян? Мафия существует во всех государствах мира. Но мы ее поставим в определенные рамки. А пока господин Мягди пусть посидит в СИЗО: уж очень он фигура одиозная, нам нужен безукоризненный имидж борцов за справедливость.

— Как посидит? — подскочил в мягком кресле Петраков. — Я его вчера видел живым и здоровым!

— Он и сейчас здоров. Но — в камере. Наш общий друг Усков его арестовал. Между прочим, возможно, и благодаря вашей дурацкой перестрелке!

Петраков благоразумно промолчал. Он уже полагал, что избежал нравоучений. Но упоминание имени Джевеликяна вернуло разговор на ту стадию, с которой, собственно, он и должен был начаться.

— В этой мерзкой истории ты себя показал не лучше Мягди! — все-таки выговорил ему Титовко. — Нам сейчас надо быть кристально чистыми: чтоб ни единого пятнышка. Иначе конкуренты смешают с грязью. Так что до выборов — никаких баб. Тем более таких скандальных, как эта журналистка. Она, насколько я понял, на все способна: и юбку задрать, и грязный пасквиль напечатать. Договорились?

Как ни тяжело было Петракову даже на время отказываться от своей пассии, но он не посмел возразить. И сразу сник.

Заметив это, Титовко прошел к встроенному в стену бару, распахнул дверцу, и вспыхнувший свет отразил в зеркальной дали стекла бесчисленные ряды бутылок. По крайней мере так показалось мэру с его места. Тем временем хозяин кабинета вынул одну из них, быстро распечатал и поставил напротив Петракова на столе два хрустальных бокала.

— «Шато» тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, — торжественно объявил он, напивая в рюмки душистое вино, словно вручал Вячеславу Ивановичу пуд золота. — Имеется в единственном московском ресторане и стоит тысячу восемьсот долларов бутылка.

Однако ни это сообщение, ни вкус вина на Петракова не произвели никакого впечатления.

«Любишь ты деньги на говно тратить, — равнодушно подумал он, залпом проглотив вино. — Лучше бы отдал мне их наличными».

А Титовко бережно, точно драгоценность, взял в руки бокал, покачал им перед носом, вдыхая божественный аромат, и только затем пригубил, надолго задержав глоток вина во рту.

Видя, что для гостя эта реликвия все равно, что дешевый портвейн московского розлива, Титовко решил не переводить на него раритетные напитки. И демонстративно отставил бутылку в сторону.

— Все, за дело. — Он встал с кресла. — Так не забудь, перечисли деньги из нашего «Банда-банка».

— Из какого? — не понял мэр.

— Из этого самого. Или он у вас по-другому называется?

И, видимо, взбодренный божественным французским вином, Титовко наконец рассмеялся. Ему в отличие от гостя действительно было отчего веселиться. Дела шли успешно, Петракова он приструнил да еще избавился на время от человека, с которым надо было делиться. И потому попрощался Титовко с мэром гораздо сердечнее, чем его встретил.

Как только Усков увез Джевеликяна, Джульетта начала метаться по квартире как угорелая. Она не знала, что предпринять. Звонить Титовко и просить о помощи? Броситься в ноги Петракову, чтобы он помог по своей линии? Бежать за любимым человеком самой?

Она в изнеможении вошла на кухню и только хотела присесть, как увидела двоих посторонних людей. Один из них с понурой головой сидел на стуле, а второй копошился в углу с раной, из которой сочилась кровь.

Этих парней, телохранителей Мягди, она уже знала. Они встречали и провожали ее у дверей квартиры. Но она всегда проходила мимо них, словно это были неодушевленные предметы. А теперь они, словно хозяева, расположились у нее в квартире. И она вспылила.

— А вы что здесь делаете?! Немедленно вон!

— Ему помощь нужна, — указал охранник на своего раненого друга. — Врача бы!

— Вон! — резко указала она на дверь. — Не хватает, чтобы из-за вас меня еще по милициям и следователям таскали. Денег у вас достаточно, машина, даже две — во дворе, так что медпомощь себе купите.

Она сказала это таким решительным тоном, так выразительно посмотрела на них потемневшими от гнева глазами, что охранников через минуту словно ветром сдуло.

И поступила совершенно правильно. Потому что почти следом за ними приехала милиция. Доброжелательная соседка, конечно, не преминула обратиться с сигналом в соответствующие органы. И теперь с любопытством выглядывала из-за спины рослого милиционера.

— Нам позвонили, что у вас скрываются бандиты с оружием, — требовательно сказал страж порядка, пытаясь пройти в открытую, но перегороженную протянутой рукой Джульетты дверь.

— Вранье: у меня никого нет.

— Кроме того, сообщили, что здесь стреляли.

— Я ничего не слышала.

— Тогда, позвольте, мы проверим.

— А у вас ордер на обыск есть? Имейте в виду, я журналист и законы знаю.

Это несколько охладило пыл милиционеров, но неугомонная Люся Петровна немедленно выступила вперед:

— Я — свидетель: у нее скрываются двое бандитов. Причем один из них ранен. Это притон!

— Вы отвечайте за свои слова, соседка! — грозно вспылила Буланова. — А то я на вас за клевету и в суд могу подать.

— А вы проверьте, проверьте! — наседала на милиционеров неугомонная Люся Петровна.

— Знаете, — нерешительно ответил милиционер. — Ордера у нас, конечно, нет. Но мы можем через полчаса возвратиться и с ним. А здесь оставим пост. И тогда вам протокола, а с ним и задержаний, не избежать.

Видя, что лучшее — враг хорошего, Джульетта отстранилась и пригласила:

— Пожалуйста, проходите. И вы, Люся Петровна, тоже.

Когда стражи порядка вместе с бдительной соседкой прошлись по квартире и никого в ней не обнаружили, Буланова не утерпела, чтобы не поиздеваться:

— У вас, Люся Петровна, случайно галлюцинаций не бывает?

— Нет, у меня никогда никого не бывает. Я — женщина честная, любовников не вожу.

Грохнул хохот. Милиционеры, довольные, что им не надо заниматься опасной работой по отлавливанию вооруженных бандитов, ухватились за первую возможность, чтобы расслабиться.

Люся Петровна, понявшая, что сказала явно что-то не то, поспешно завопила:

— Да эта сучка все врет! Тут сам мэр Петраков с бандитами связался — у ее квартиры с охраной торчал.

— Он же и стрелял, да, Люся Петровна?

— Он! Стрелял! Сама видела!

Теперь уже милиционеры не смеялись. Они посмотрели на соседку такими жесткими взглядами, что та невольно съежилась и отступила к дверям своей квартиры.

— А вот о мэре города так говорить не надо, — пошел на нее в наступление милиционер. — Вам придется за оскорбление ответить. Гражданка Буланова, вы будете свидетелем?

— А почему бы и нет? Могу я хоть раз в жизни позволить себе поменяться с ней ролями? Пишите: при мне в шесть часов вечера гражданка Мойкина, моя соседка, публично оскорбила мэра города Петракова Вячеслава Ивановича, голословно обвинив его в сговоре с бандитами и стрельбе по ним из пистолета.

Поняв, что дело зашло слишком далеко и ее сейчас заберут в милицию, где она, беззащитная, будет сидеть среди вшивых бомжей и проституток, Люся Петровна мгновенно пошла на попятный. Она бросилась к Джульетте и запищала жалостливым, слезливым голоском:

— Милочка-Джулечка, не губи меня старую дуру! Совсем умом рехнулась! И ничегошеньки-то я не видела! И никого туточки не было!

— Значит, это вам все померещилось, гражданка Мойкина?

— Да-да, померещилось!

— А вы, гражданка Буланова, не настаиваете на своих правах защиты чести и достоинства?

— Нет, не настаиваю.

— Ну, ладно, черт с вами, гражданка Мойкина. Надо было бы, конечно, вас хотя бы оштрафовать за ложный вызов. Но из уважения к известной журналистке Джульетте Булановой мы этого делать не станем.

После взаимных слов благодарности все разошлись по своим делам. Джульетта наконец осталась дома одна, чтобы как следует обдумать все, что внезапно на нее свалилось.

Казалось, теперь-то Усков мог наконец свободно вздохнуть. Джевеликян, неуловимый и неподвластный правосудию преступник, на совести которого столько людских трагедий, преступник, который безнаказанно грабил его страну, сидит за решеткой в темнице сырой. Самый лучший адвокат Москвы на официальном допросе задержанного подтвердил его, Ускова, правоту и право на заключение Джевеликяна под стражу. Теперь можно было в спокойной обстановке сидеть и доводить дело до ума, то есть до предъявления в суд.

Чем, собственно, Усков сейчас и занимался. Он положил на свой служебный стол пять объемистых томов, в которых были собраны художества Мягди и доказательства его вины. Вчитывался в полузабытые эпизоды дела, записывал на отдельном листке те вопросы, которые надо задать Джевеликяну.

— Так, — старательно, словно школьник, выводил Андрей в своей записной книжке, — спрошу-ка я Мягди Акиндиновича, откуда у него, к примеру, миллион долларов, в который оценен его загородный особняк. Ведь даже на зарплату президента российско-швейцарской фирмы, которым он является, таких денег не собрать за всю его жизнь.

— Или вот еще… — начал было Андрей и умолк. Он понимал, что необходимо задать этот и подобные ему вопросы, что именно они могут произвести наибольшее впечатление на судей и народных заседателей при их нищенских зарплатах.

Но… Сыщик утратил интерес к этим вопросам и рутинной работе писаря. Он чувствовал, что его дело — не эта доводка обвинительного заключения, с которой теперь справятся и его помощники. А вот есть в этом обвинительном заключении, в связях Джевеликяна нечто скрытое, не разгаданное им.

Усков прекрасно понимал, что нити от матерого преступника и удачливого предпринимателя по совместительству наверняка тянутся вверх. Иначе он просто не мог бы так долго быть на свободе, так безнаказанно творить темные дела.

Но ни доказательств причастности высоких лиц к преступлениям Джевеликяна, ни даже версий о том, как их найти, у него не было. До сих пор все его силы, все внимание были прикованы к одной цели: поймать и посадить Джевеликяна.

«Но это ведь только айсберг, — размышлял сейчас Андрей. — Верхушка той преступной корпорации, которая поручила вершить чернуху и быть на виду именно этому отпетому жулику».

Конечно, кое-какие наработки у него были. Люди, которые чаще всего контактировали с Мягди, — на виду. И он, Усков, с ними не раз сталкивался. Но взять их, подловить было не на что. А пока он не посадит и этих влиятельных господ за ту же решетку, дело Джевеликяна оконченным быть не может.

«Да мне и не дадут его закончить!» — подвел нерадостный итог следователь.

«Тогда с кого же начать? — мысленно задал он себе вопрос. — С Булановой, которая была последней, кто виделся с Мягди на свободе? Вряд ли. Там, пожалуй, дело и впрямь ограничивалось лишь постелью. Хотя и этого свидетеля нельзя сбрасывать со счетов.

Титовко? Возможно. К нему, видимо, тянутся все нити. Но у меня, кроме подозрений, на этого господина ничего нет. А эмоции ни один прокурор и судья мира к делу не подшивает.

С продажного мэра?

Стоп. А почему я назвал его продажным?»

И тут же моментально включился в действие его мысленный компьютер. В этом живом организме, напичканном самыми разнообразными сведениями о каждом, с кем следователь имел хотя бы единственный контакт, имелось все. Более того, в отличие от машины память и мозг прокручивали не только возможные варианты, но и такие, казалось бы, невероятные хитросплетения, которых в жизни быть не могло. Но именно поэтому они и были в реальности.

Вот и теперь мозг напряженно думал, а память ему подсказывала. Мелькали совсем забытые давние эпизоды, встречи, обрывки разговоров. А ключевым словом во всех этих воспоминаниях было одно: Петраков.

Стоп. Последнее. Подслушанный разговор на даче Джевеликяна.

«Но почему именно Петраков? — изумился Андрей. — Там его как раз и не было. Да и ни слова о мэре города не сказано. Вот! Именно! Упоминание о каком-то банке! Не московском!»

«Что может у них быть связано с банком? Грабеж? Вряд ли: выгоднее брать столичный банк, чего уж таким крутым мелочиться. Ну-ка, послушаем еще раз историческую запись!»

Андрей быстро достал из сейфа портативный диктофон и включил его на воспроизведение.

«Банк в областном центре нами подготовлен», — четко и внятно прозвучал голос Титовко.

— Вот! Подготовлен! — воскликнул следователь. — То есть ни о каком взломе и речи быть не может. Взломе? Так. Так. Взлом. Что-то я где-то об этом слышал. Ага, читал в секретном донесении, где коллеги из МВД предупреждали о возможности скорого применения и у нас попыток взлома компьютерной защиты банков. Ну и на хрена им это дело? Они и так награбили достаточно. А впрочем, — продолжил рассуждать вслух Усков, — почему бы и нет? Что можно украсть у граждан? А у государства! У Центрального банка, к примеру, можно взять триллионы. Разница ощутимая. Тогда слушаем дальше.

«Любая компьютерная сеть потенциально доступна для взлома. Так что и эта не является исключением».

— Ну я и дурак! — Андрей подскочил на стуле. — На такой материал практически не обратил внимания! Да это же Клондайк для настоящего сыщика!

Усков быстро, не особенно разбирая, попрятал дело и диктофон снова в сейф, закрыл его и направился к своему начальнику.

Плодом бессонных размышлений Булановой была совсем простая мысль: надо ехать к Мягди. Он, всеми брошенный и беззащитный, сидит сейчас где-нибудь в вонючей камере, а она здесь с жиру бесится!

И Джульетта, как натура решительная, сразу начала поступать именно так, как решила. Она быстро побросала в дорожную сумку самые необходимые вещи, взяла продуктов, чтобы накормить любимого в тюремной камере, и отправилась на железнодорожный вокзал, чтобы добраться на ближайшем поезде в столицу.

Ей повезло, и в Москву она добралась довольно быстро. Не составило большого труда отыскать и известный всей столице следственный изолятор. Но уже при первой попытке добиться свидания с Джевеликяном возникли проблемы. Ей сразу объяснили, что всякие контакты посторонних с арестованными, которые находятся под следствием, запрещены. Не помогло и журналистское удостоверение, которое настырная Джульетта попыталась предъявить стражу порядка.

«Да, это не баксы, — со вздохом подумала Джульетта, пряча редакционное удостоверение в сумочку. — Но с „зеленью“ у меня проблемы. Так что и предложить нечего».

— Но ведь кто-то может разрешить свидание с заключенным? — продолжала она допытываться у дежурного. — Начальник тюрьмы? Министр внутренних дел? Кто?!

Дежурный посмотрел на нее с сожалением:

— Эка хватила! Может, еще и Президента назовешь?

— Назову! У меня есть связи. Я могу выйти на помощника премьер-министра Титовко.

— Не знаю такого, — равнодушно зевнул дежурный. — Да и знал бы, не пустил: он нам не указ.

— А кто указ?

— Кто-кто! Следователь, понятно?

Джульетта вдруг радостно улыбнулась:

— Дура я дура! Как сразу не догадалась: конечно, Усков!

Она схватила свою сумочку, быстро достала оттуда записную книжку, нашла нужный телефон:

— Можно от вас ему позвонить?

— Нельзя: телефон служебный. Тут каждый день табунами ходят!

— Ну, пожалуйста!

— Не положено.

Джульетта резко отбросила деревянную перекладину, которая отделяла помещение дежурного от назойливых посетителей, и вихрем ворвалась в служебку. Затем бросилась на шею дежурному и дважды поцеловала его в щеку. Тот невольно дернулся в сторону, затем вытер помаду со своей щеки и сам пододвинул телефон назойливой и непредсказуемой посетительнице. Почел за благо таким способом быстрее от нее отделаться.

А она уже накручивала телефонный диск. Ей повезло и на этот раз: следователь был на работе.

— Андрей Трофимович, это я — Буланова. Звоню из тюрьмы. Да, куда вы засадили Мягди. Да я не обижаюсь. Помогите попасть к нему на свидание — говорят, что без вас не пустят. Дать трубку дежурному? С удовольствием!

Дежурный изолятора с опаской поглядел на даму, которая с поразительной быстротой решала свои проблемы. Он выслушал то, что ему сказал следователь, и согласился:

— Да разрешу я ей свидание, а то она меня самого затрахает!

Но Буланова пропустила мимо ушей такое оскорбительное поведение служащего изолятора. Ей было сейчас важнее иное: увидеть Мягди.

Ее провели в комнату для свиданий, в которой, к сожалению, заключенного можно было видеть лишь через прозрачный плексиглас. Но для нее сейчас главным был не физический контакт с человеком, который из ее постели попал прямо за решетку, а скорее моральный. Нужно было поддержать этого человека, ободрить, утешить его.

Однако когда Мягди ввели в комнату, онаудивилась: ее друг вовсе не выглядел угнетенным или подавленным. Он был бодр, чисто выбрит и в хорошем настроении. Джульетте он обрадовался, даже улыбнулся. Или попытался изобразить улыбку, так как за долгие годы непрестанной борьбы за место в мире, который не знает жалости, отвык проявлять простые человеческие чувства.

«Все-таки жаль, что нельзя его обнять! — пожалела Джульетта. — К чему эти чертовы перегородки?»

Но приходилось мириться с обстановкой и радоваться, что все же удалось встретиться. И потому она, пожалуй, впервые, сказала то, чего так упорно добивались от нее многие мужчины:

— Только в минуты несчастий понимаешь, как дорог тебе бывает другой человек. И этот человек — ты!

— Эх, Джульетта Степановна! Как жаль, что я именно в эту минуту несвободен: так хочется тебя обнять, дорогая!

У Джульетты, никогда не считавшей себя излишне сентиментальной, екнуло сердце, и она почувствовала, что вот-вот расплачется. А здесь делать этого было нельзя! И потому она решила, что нужно перевести разговор в другое русло, на другую, пусть даже вульгарную, ноту.

— Да, Мягди Акиндинович! — произнесла она уже иным, нарочито небрежным тоном. — Как поется в популярной народной песне: «И молодая не узнает, какой у парня был конец!»

— Конец? — не понял Джевеликян. — Какой конец? О чем ты?

— Ну, как же: в этой жалостливой песенке рассказывается о танкисте, молодом пареньке, отдавшем жизнь за родину, за Сталина. А ты о каком подумал?

Мягди уже понял, что Джульетта просто разыгрывает его, балагурит, переводит начавший приобретать опасный поворот разговор на другую тему. Он чувствовал, что делает это она ради того, чтобы спасти его самолюбие, не перейти на такой же, как в той песне, жалобно-патетический тон. И должен был сказать ей за это спасибо. Но он отдал бы сейчас все, чтобы она просто сказала ему хотя бы пару ласковых душевных слов.

Однако по тому, как она улыбалась, как напряглась, чтобы спрятать поглубже самое сокровенное, понял, что не нужно больше касаться любовной темы и их взаимоотношений. Поэтому лишь заметил:

— Спасибо тебе, Джульетта Степановна, за то, что не оставила в беде. Другие, — он указал пальцем в потолок, куда-то наверх, — забывают.

Она промолчала.

— Так называемые друзья делают сейчас вид, что Джевеликяна просто не существует.

— Неправда, — возразила Джульетта. — Судя по внешнему виду, ты здесь ни в чем не нуждаешься. Я даже через стекло чувствую запах «Драккара».

— А, комфорт, — небрежно махнул рукой Джевеликян. — Это все, извини за выражение, говно. Для меня это почти никакого значения не имеет. Да, фирма позаботилась, авторитеты из «общака» кое-кого подкупили. Но ведь это мелочи! Главное —. выйти отсюда! А они даже не чешутся!

— Ты имеешь в виду Петракова?

— И этого козла — тоже. Который, кстати, безумно рад, что я оказался за решеткой. И, видимо, уже клеится к тебе.

— Так я его и подпустила!

— Спасибо. Но есть сошки и повыше: тот же Титовко. Он обладает сейчас огромной властью в правительстве. Я уж не говорю о деньгах, которые он имеет, кстати, не без моей помощи.

— И что, он еще не навестил тебя? — удивилась Джульетта.

— Навестил?! Джульетта Степановна, вы же не настолько наивны, чтобы предполагать такое! Да он политик и никогда в открытую не появится на публике с уголовником.

— Ты — предприниматель! Президент крупнейшей в стране фирмы!

Мягди кивнул головой. Он, видимо, решил больше не распространяться на эту тему. Тем более что никогда еще не посвящал Джульетту в свои дела.

А та сочла молчание за необходимость поддержать Мягди и добавила:

— И потом, в России никогда не стоит отчаиваться.

Глаза Джевеликяна вдруг блеснули загадочным и в то же время угрожающим феерическим светом:

— Это ты верно подметила! Я еще вернусь. Даже без их помощи. Даже вопреки их надеждам похоронить меня здесь. И тогда месть моя будет страшной!

Буланова испугалась: таким Мягди она еще не видела. Он тоже, видимо, понял, что не стоит пугать женщину, тем более что эта угроза не имела к ней никакого отношения. И он мгновенно переменился: жесткие складки у губ расслабились, исчез свирепый взгляд, глаза смотрели на Джульетту ласково.

Она сразу успокоилась, стала доставать из сумки еду, которую дотошливый дежурный все же просмотрел на наличие посторонних предметов. Время свидания истекало, и надо было торопиться.

Виктор Васильевич слушал Ускова очень внимательно. Чутье профессионального сыщика подсказывало ему, что в догадке следователя что-то есть. И даже очень существенное.

— Ну и что ты думаешь предпринять? — спросил он Андрея после того, как тот подробно доложил ему о своей догадке.

— Пока не знаю. Можно, конечно, вновь наведаться на дачу Джевеликяна с ордером на обыск, благо тот сидит в СИЗО, и формальный повод для этого есть.

— И спугнуть их, если там в самом деле что-то затевается.

— В том-то и дело, — почесал в затылке Андрей. — Можно в конце концов послать запрос в Центральный банк.

— И поинтересоваться, не пропал ли у них где-нибудь триллион-другой? — съязвил Виктор Васильевич.

— Да, тоже не совсем верный ход. Тем более что пока у нас одни подозрения. Меня, конечно, очень интересует фигура Петракова: можно начать раскручивать это дело и из областного центра.

— В общем, — подвел резюме начальник Следственного управления, — пока не только отработанных версий, но даже и намеков на них нет.

Андрей понуро опустил голову. Чувствовалось, что он устал в последнее время. Работа без отпуска, на пределе сил, конечно, давала о себе знать. Это понимал и Виктор Васильевич. Но сейчас, когда дело Джевеликяна выходило на новый уровень, нельзя было и думать об отпуске Ускова.

— Я тебя не виню, — поспешил по-отечески мягко сказать Виктор Васильевич. — Никаких версий и возникнуть так быстро не могло. Наоборот, хочу представить тебя к награде.

— За что? — удивился Усков.

— Есть, за что. Джевеликяна ты наконец посадил за решетку. И, судя по тому, что даже высокопоставленные друзья не пытаются его оттуда вытащить, он сел прочно и надолго. Ну, и эта гениальная догадка. Если она подтвердится, мы будем первыми в стране, кто вышел на такое дело. В результате проникновения в компьютерные сети Центробанка мошенники могут перекачивать огромные государственные средства. И ты это просек.

— Может, Виктор Васильевич, — нерешительно начал Андрей, — попробовать еще раз проникнуть на дачу Джевеликяна? Нелегально, разумеется. И поразведать, что там у них имеется. А?

— Поразведай. Я, конечно, об этом ничего не слышал, как ты думаешь?

— Конечно, — повеселел Усков. — А уж я постараюсь: очень уж они меня достали. Думают, что стали в стране полными хозяевами. А я докажу, что это не так.

Виктор Васильевич кивнул в знак согласия. Он-то, конечно, уже давно не хотел никому ничего доказывать. Но это дело его интересовало очень. Мало того, что оно обещало быть громким и первым делом такого рода в истории страны. Оно было еще и просто интересным. А на том и строилась вся рискованная, малооплачиваемая, неблагодарная работа сыщика.

Пути людские чаще всего исповедимы. И Титовко, за короткое время достигнув таких высот влияния в правительстве, которыми не обладал даже будучи вице-премьером, уверовал в предначертанность своего пути. Когда у человека все ладится, он и впрямь может начать думать, что так и положено ему судьбой. Вот почему он направлялся сейчас в кабинет премьера с такой уверенностью и чувством собственного достоинства, которых еще пару недель назад у него не было и в помине.

Он спешил доложить Николаю Николаевичу об очередной, пусть и маленькой, но победе.

Премьер-министр только что закончил не слишком радостный для себя телефонный разговор с Президентом и потому настроен был далеко не так оптимистично. Формально его можно было упрекнуть и наказать за невыполнение чего угодно. В такой стране, как Россия, с ее многовековым укладом безалаберности, сплошной безответственности и расхлябанности, можно было ожидать подвоха с каждого угла. Не платили зарплату шахтерам и учителям, не собирались вовремя налоги, произошел очередной взрыв троллейбуса в столице — во всем этом, естественно, виноват глава правительства — как высшее должностное лицо исполнительной власти.

И потому, едва Титовко вошел в кабинет, Николай Николаевич решил ему пожаловаться:

— Знаешь, порой у меня голова начинает ходить кругом! За все в ответе, во всем виноват, ничего не умею делать!

Титовко мгновенно понял, откуда ветер дует. И сразу же поспешил утешить начальника:

— И вы на эти мелочи жизни реагируете?! Да, в таком случае, никакого здоровья не хватит! Коридорные политики из президентского окружения, как цэковские работники в прежние времена, только требуют и дают ценные указания. А выполнять их должен Пушкин.

— Пушкин бы отказался жить в это время, — горестно вздохнул Николай Николаевич. — Иногда мне кажется, что Россия — страна неуправляемая.

— Еще как управляемая! — возразил Титовко. — Триста лет терпела татаро-монгольское иго и исправно платила дань. Нужен только человек с железной волей. Такой, например, как вы.

Премьер-министр промолчал. Сейчас он не очень-то был уверен в своей железной воле и даже желании взойти на трон. Но Титовко знал своего шефа. И только усилил атаку.

— Еще Конфуций в Древнем Китае заметил, что трудно отыскать в темной комнате черную кошку. Особенно если ее там нет. Но у нас на руках такой документ, который опровергнет любого Конфуция.

И он протянул премьер-министру бумагу с грифом: «Администрация Президента Российской Федерации».

Николай Николаевич внимательно прочитал и несколько раз нервно передернулся.

— Черт знает что! — воскликнул он, бросая документ на стол. — Это же прерогатива правительства!

— Вот именно! Получается, что в стране фактически действуют два правительства! Этого далее терпеть нельзя!

Николай Николаевич хотел решительно поддержать Титовко, но вместо этого взял документ и еще раз его просмотрел.

— Но ведь здесь стоит подпись Президента. Что же мне, против главы государства выступать? Этого не будет!

Титовко нервно облизнул пересохшие тонкие губы и выдал главный козырь, который приготовил под занавес:

— А вы посмотрите повнимательнее: там факсимильная печать Президента и такая же подпись.

— То есть…

— Да-да, Николай Николаевич! Факсимиле! И наш уважаемый Президент здесь совершенно ни при чем. Он может даже не знать об этом документе.

Премьер-министр недоверчиво пожал плечами и даже поднялся из-за стола. Неторопливо прошелся по пушистому ковру, словно хотел выиграть время. Затем сказал:

— Ну, я думаю, они на это не пойдут. По крайней мере хотя бы в известность его поставили.

— Возможно. Мимоходом, вскользь. Но нам важен сам прецедент.

— Пожалуй. Что предлагаешь? Опять поднимать шум? Не хочется.

— Зачем? У вас такой хороший друг. И на такой нужной должности. Еще Распутин в царской России мечтал о том, чтобы посадить на это место своего человека. Правда, называлась она тогда иначе, но суть от того не меняется.

— Ты имеешь в виду…

— Именно, — подхватил Титовко. — Генерального прокурора. Честнейшего и принципиальнейшего Александра Михайловича.

— Еще сравни его с Тяпкиным-Ляпкиным, — недовольно, но все-таки добродушно пробурчал премьер-министр. И сразу же согласился: — Готовь письмо на имя Генпрокурора: разобраться и прочее. Я подпишу.

Именно это и требовалось Титовко. Он хотел отправиться с этим письмом к Генеральному прокурору самолично. Нужен был повод, чтобы постараться навести мосты если и не дружбы, то хотя бы мирного согласия. Любой худой мир всегда лучше доброй ссоры, считал Титовко. Тем более что одним выстрелом он собирался убить сразу двух зайцев.

Усков решил подъехать к даче в сосновом бору как можно позднее к вечеру. Как поступит дальше, как будет пробираться в помещение, он пока не знал. И решил положиться на случай да собственную интуицию. Хотя и подготовился к проникновению в логово врага: взял подслушивающее устройство, не служебный, а отнятый у преступника пистолет…

Был уже сентябрь, и день заметно убавился. Сумерки в лесу наступили быстро и незаметно. Андрей поставил «Жигули» в стороне от проселочной дороги и замаскировал ветками. Затем вышел к дороге и притаился за большим и густым кустом.

Ничего интересного не происходило. Дорога словно вымерла. Казалось, по ней вообще никто не ездил. Не было и людей. По крайней мере за час, что находился Усков в своем укрытии, ни один человек по ней не прошел.

Наконец ему надоело так сидеть. Он был человек молодой, деятельный, энергичный, и ничегонеделание, даже вынужденное, только прибавляло желания если не действовать, то поскорее отсюда убраться.

Он уже хотел возвратиться к машине, как вдруг впереди блеснул свет фар. Судя по ровному урчанию, шла иномарка. Андрей даже не отдал себе отчета в действиях, не подумал, зачем так поступает, он выскочил на дорогу с пистолетом в руке. И несмотря на слепящий свет фар, наставил оружие прямо на водителя. Тот несколько раз нажал на сигнал, но все же остановил машину.

Конечно, Усков сильно рисковал. Водитель мог просто наехать на него и раздавить тяжелыми колесами. Мог первым выстрелить и ранить его. Вариантов возможного поведения незнакомого человека было множество.

Но, как бывает в таких случаях, побеждает тот, кто выдержит. А Усков был настроен решительно и не собирался уступать. Впрочем, радовался он рано. Из иномарки, поигрывая в руках милицейской дубинкой, вышел водитель и не спеша направился к Худощавому парню, который, хоть и с пистолетом, осмелился его остановить.

— Ты что, в натуре, козел вонючий, не знаешь, кого остановил? Я от Макинтоша. Это, блин, наша территория.

Усков молчал, и это несколько озадачило водителя. Впрочем, он решил, что грабитель уже напуган и пора проучить его как следует.

Андрей же молчал по двум причинам. Во-первых, он увидел того самого охранника Джевеликяна, который обвинялся в многочисленных убийствах, но пребывал на свободе и продолжал свои грязные дела. Именно он, по оперативным сведениям, был за рулем персонального «линкольна», переехавшего истерзанное тело управляющего. Проходил он в деле Джевеликяна и по другим эпизодам, связанным с исчезновением свидетелей.

Во-вторых, следователь приготовился и выжидал, как поступит дальше человек Джевеликяна. А тот решил не мешкать. Он со всей силы размахнулся дубинкой, но Андрей предугадал удар и быстро увернулся.

Тогда озверевший охранник-убийца выхватил пистолет и хотел нажать на курок.

Но и здесь Усков опередил и, не целясь, послал два выстрела.

Пули попали в цель. Уголовник сделал еще два шага к Ускову, протянул татуированную руку, словно пытаясь достать Андрея, и рухнул на дорогу.

Андрей осторожно подошел к нему, нагнулся и отпрянул: парень был мертв. Следователю ничего не оставалось, как, тщательно протерев пистолет от следов своих пальцев, бросить его рядом с трупом.

Затем он поднял оружие, которым не успел воспользоваться уголовник, и сунул себе в карман.

Дальше обстоятельства заставляли действовать так, как представится случай. Он сел за руль иномарки и поехал к воротам дачи.

Завидев знакомую машину, охранник открыл ворота. В темноте он не заметил, что за рулем сидит незнакомый человек. И Усков быстро въехал на территорию дачи.

Похоже, Генеральный прокурор сделал правильный выбор: не дав ходу обоим документам, он сразу стал нужен и правительству, и президентской Администрации. Из последней к нему стали часто названивать чиновники разных рангов и неназойливо интересоваться, когда же он положит конец произволу, творимому премьер-министром. А Николай Николаевич, впервые за всю историю своего правления, вдруг выразил страстное желание побывать в здании Генеральной прокуратуры, чтобы помочь на месте в решении ее проблем.

Конечно, Александр Михайлович понимал, что такое желание премьер-министра продиктовано отнюдь не заботами о прокуратуре, о которой он и думать забыл. И не желанием увидеть воочию самого Генерального прокурора в его рабочем кабинете. А какими-то своими, личными мотивами. Оставалось лить ждать визита главы правительства, чтобы выяснить — какими.

И тот не замедлил явиться. Сначала к заранее распахнутым воротам Генеральной прокуратуры подъехал правительственный эскорт, из которого выскочили несколько вооруженных людей. И только после этого во двор медленно вкатил правительственный лимузин, за которым впритык ехали еще две машины сопровождения.

«Да, — с горечью подумал Генеральный прокурор, стоя на крыльце перед входом в здание, чтобы вовремя встретить важного гостя, — когда-то даже вождь всех времен и народов приезжал из Кремля в это здание в сопровождении всего двух человек в штатском и без оружия. А теперь и не первому лицу государства нужно предпринимать чрезвычайные меры безопасности, чтобы проехать по нескольким улицам столицы. Впрочем, это и немудрено: Москва перенасыщена преступными группировками и оружием. Только что поступило сообщение, что на дороге к загородной даче Джевеликяна убит его ближайший телохранитель. Надо дать задание Ускову разобраться: возможно, это сводят счеты враждебные Джевеликяну авторитеты».

Но сейчас Александру Михайловичу было не до Джевеликяна, хотя он и довольно внимательно следил за ходом расследования. Нужно было’ со всеми возможными почестями встречать важного гостя: кто знает, повторит ли он свой визит сюда, в это нелюбимое многими место, еще когда-нибудь?

Между тем премьер-министр, довольно бодро для его пухленького и кругленького тела, вышел из автомобиля, протянул руку Александру Михайловичу и, не дожидаясь приглашения, сам проследовал в здание.

Они поднялись на лифт на пятый этаж и прошли в кабинет Генерального. Там Александр Михайлович предложил гостю прохладительные напитки, из которых Николай Николаевич выбрал квас домашнего приготовления.

— Будем патриотами, — сказал он, с удовольствием вкушая вкусный квас, — поддержим российского производителя. А то этим низкопробным импортом Европа нас совсем завалила.

— Так давайте поднимем ввозные пошлины, — предложил Александр Михайлович.

— Нельзя: мы еще не скоро добьемся такого изобилия продуктов и в таком оформлении. Одни куриные окорочка кормят половину населения страны с низким уровнем доходов. Кстати, какие проблемы у вас? Я имею в виду прокуратуру. Судя по кабинету, особой нужды вы не испытываете.

— Испытываем. Задерживаем, как и другие отрасли, зарплату. Нет средств на закупку современной техники: Да и платим нашим сотрудникам, по сравнению с зарплатой в коммерческих структурах, гроши. А кабинет обустраивал еще мой предшественник: к нему и претензии.

— Да я не о том, — отмахнулся Николай Николаевич. — Чем лучше мы все вокруг сделаем, тем благодарнее нам будут потомки. А зарплату действительно повышать надо. И мы в правительстве готовим соответствующее распоряжение по органам прокуратуры. Хотя, судя по таким асам, как этот ваш следователь… Усов, кажется?

— Усков.

— Да, Усков. Так вот он же работает и не уходит: значит, не все так уж плохо в королевстве датском.

Генеральный прокурор понимал, что внимание к проблемам прокуратуры, забота об отечественном производителе и даже упоминание малоизвестной ему фамилии следователя — все это лишь прелюдия к основной теме. И потому решил ускорить диалог.

— Спасибо за понимание наших проблем. А чем мы можем быть полезны правительству?

Николай Николаевич рассмеялся:

— Не скрою, я приехал сюда не за тем. Хотя распоряжение о повышении заработной платы, по крайней мере сотрудникам Генеральной прокуратуры, действительно подготовлено. И сегодня, по приезде отсюда, я его подпишу.

— Еще раз — спасибо.

— А правительству в самом деле ваша помощь необходима. Документ и запрос из Государственной Думы вы, надеюсь, получили?

— Получил.

— Ну?

— Так я же говорил, что данный запрос направлен не по адресу: вопросами конституционности тех или иных документов Администрации Президента, в равной степени, как и правительства, должен заниматься Конституционный суд.

— Вот как?! А помнится, мое распоряжение по металлопрокатному комбинату вы подвергли такому обстоятельному анализу, что чуть не засадили меня за решетку. По крайней мере мой зам Калмыков до сих пор не реабилитирован из-за этого документа.

Александр Михайлович был готов к этому вопросу. И ответил незамедлительно:

— Там — совсем иное дело. Тем распоряжением правительства, под которым была ваша подпись, ставилась под удар стратегическая безопасность государства. Из страны на Запад потекли редкоземельные металлы, которые идут на нужды обороны.

Сказал и подумал: «Ну, теперь не жди распоряжения о повышении нам зарплаты!»

И ошибся. Премьер. — министр нашел бы, чем возразить, однако ограничился замечанием:

— Хорошо, оставим этот бесполезный спор.

Он расстегнул папку из крокодиловой кожи, нести которую не доверил даже ближайшему помощнику, вынул из нее документ и протянул Александру Михайловичу.

— Прочтите, пожалуйста.

— Ну и что? — пробежав глазами, возвратил документ Генеральный прокурор. — Не вижу здесь никакого криминала.

— Во-первых, это — прерогатива правительства. И никто в государстве, кроме законного исполнительного органа власти, не может решить этот вопрос. Так что уже в этом здесь имеется криминал.

Премьер-министр выдержал паузу. Но поскольку его визави никак не отреагировал и на это сообщение, выложил главный козырь:

— А во-вторых, дело здесь действительно пахнет криминалом. И это уже исключительно по части Генеральной прокуратуры. Я подозреваю, что Президент страны и в глаза не видел этого документа.

Александр Михайлович не стал выражать удивление, гнев или проявлять другие эффектные чувства, признанные подтвердить, как он верит гостю. В таком деликатном деле, как борьба двух самых влиятельных в стране органов власти, спешить не следует. Здесь нужно сто раз отмерить, прежде чем решиться хоть один раз отрезать, то есть встать на чью-либо сторону.

Но премьер-министр знал, что деваться Генеральному прокурору теперь некуда. И что после сказанного им сейчас тот наверняка примет решение.

— Так вот, уважаемый Александр Михайлович! — Гость еще раз выдержал паузу и четко, торжествующим тоном произнес: — Перед нами подложный документ: печать Президента и его подпись — факсимильные!

Однако Генеральный прокурор не спешил сдаваться. Он понимал, что его втягивают в опасную игру, ставки в которой очень высоки. Лично для него это может означать не только лишение должности, но и то, что называется «кануть в Лету». Если победят чиновники из окружения Президента, то они, конечно, добьются президентского указа о его отставке. И ни Дума, ни тем более правительство его уже не спасут.

Ну а если выиграет премьер-министр, продолжал размышлять Александр Михайлович, то и здесь он мало что получит. В лучшем случае — лояльное отношение Николая Николаевича. Поэтому Генеральный прокурор, не выразив радости по поводу обнаружения еще одной подделки, попытался возразить:

— Но ведь факсимиле Президента — это тоже символы его власти.

— Когда они ставятся под документами, входящими в компетенцию его Администрации — ради Бога! Сами чего-то напортачат, сами пусть и разбираются. А здесь со не см иное дело! Налицо — должностной подлог и превышение власти. Поэтому я и прошу вас провести служебное расследование. Вот мое официальное письмо к вам.

Теперь уже Генеральному прокурору не оставалось ничего, как принять письмо премьер-министра к исполнению. И он здесь же, в кабинете, наложил на письмо премьер-министра резолюцию: «Начальнику Следственного управления. Прошу тщательно разобраться и доложить. Срок — две недели».

— Не многовато полмесяца? — засомневался Николай Николаевич. — За это время можно любые концы в воду спрятать.

— А вы думаете, нас с распростертыми объятиями пустят в святая святых — к документам Администрации Президента? Здесь и нескольких месяцев будет мало.

— Пожалуй, — согласился премьер-министр. — Но главное сделано: создан прецедент. И теперь коридорное окружение главы государства семь раз подумает, прежде чем вмешаться в деятельность правительства.

Премьер-министр уезжал из здания Генеральной прокуратуры в приподнятом настроении: он своего добился.

А Генеральному прокурору пришлось крепко задуматься: как быть? Ведь меры принимать придется. А это значит, что он войдет в конфронтацию с президентской Администрацией. Тут было над чем задуматься и о чем сожалеть.

Было над чем задуматься и о чем сожалеть и Мягди Акиндиновичу Джевеликяну. Правда, в отличие от Генерального прокурора страны раздумывал он в менее комфортабельных условиях следственного изолятора. Вот уже несколько дней он ждал визита или хотя бы звонка своих влиятельных друзей. Нет, он не мог пожаловаться на судьбу в том смысле, что она его совсем забыла и забросила. Новый управляющий его фирмы старался вовсю и денег не жалел.

В результате уже на следующий день после заточения Джевеликяна перевели в отдельную камеру, снабдив его всем самым необходимым. Телевизор, радиоприемник, газеты, прекрасная еда — на все это заключенный СИЗО пожаловаться не мог. Сегодня обещали пронести в его камеру и телефон мобильной связи. Так что скоро он сможет позвонить всем, в том числе и своим чересчур забывчивым друзьям.

А сказать ему было что. Тюремная камера, тем более одиночка, очень располагает к неспешным анализам и воспоминаниям. Вывод, который напрашивался в результате неспешных размышлений Мягди, был не в пользу тех, кто остался на свободе и продолжает пользоваться ее благами.

Единственный человек, воспоминания о котором вызывали у него прилив нежности и хорошее настроение, назывался, конечно, Джульеттой. То, что она, преодолев все преграды, прорвалась к нему на свидание, было сейчас в его глазах чуть ли не подвигом. А такие вещи, как преданность и верность, он умел ценить: уж очень редко ему приходилось с ними соприкасаться.

Но сейчас все мысли были заняты иным: мщением. То, какие кары изменникам рисовал его воспаленный мозг, знал только он один. Но скоро о них узнают и другие. Это он решил твердо.

А свои замыслы он всегда осуществлял. Об этом свидетельствовал не только случай с управляющим, посмевшим красть у своего хозяина. И не только зверское убийство строптивой журналистки. На его счету было немало подобных жертв. Убранных хладнокровно, без тени сомнений. Он знал точно одно: каждый из них был виноват. Значит, должен понести и понес наказание. Такие наказания получат и его новые друзья, которые бросили его в беде и теперь наверняка жируют и пируют за его счет.

— Ну, подождите! — зловещим голосом произнес Мягди. — Вы свое получите!

Но поскольку достать их прямо сейчас, отсюда, из тюрьмы, было невозможно, оставалось только ждать. Ждать, накапливая на недавних друзей новые обиды.

Судя по тому, что освещение было слабым, гостей на даче не было.

«Да уж, — злорадно подумал Андрей, припарковывая иномарку. — Хозяин в кутузке, так что праздновать и устраивать гулянки некому».

Но он ошибался. В некоторых комнатах красавца коттеджа окна светились. Значит, люди, скорее всего гости, здесь все-таки были. Ведь охрана и прислуга располагались на первом этаже, а свет горел гораздо выше.

Андрей быстро вышел из машины и огляделся. Впереди у ярко освещенного подъезда маячил охранник. Он лениво прохаживался взад и вперед, точно маятник часов, и проникнуть в дом мимо него не было никакой возможности. Оставалось воспользоваться испытанным способом: затаиться и ждать.

Через некоторое время охраннику что-то в доме понадобилось. Оглядевшись вокруг и не заметив ничего подозрительного, он скрылся внутри.

Усков пулей промчался по освещенному пространству, одним прыжком преодолел несколько ступенек и затаился около двери.

В просторном вестибюле было тихо и безлюдно. Не работал даже фонтан, выключенный по причине отсутствия хозяина. Светящаяся стрелка возле лифта указывала, что он свободен и готов прокатить каждого желающего.

«Значит, посторонние в доме все-таки есть, — сообразил следователь. — Для себя охранники, тем более на ночь, вряд ли стали бы включать лифт».

По предыдущей вылазке Андрей прекрасно помнил расположение окон, из которых получил интересную информацию. И направился по широкой винтовой лестнице прямо на третий этаж.

Сделал он это вовремя: охранник, на ходу застегивая ширинку, вышел из туалета, где зажурчала спущенная вода.

Андрей мигом распластался на ковровой дорожке лестничной площадки второго этажа. Но охранник даже не поднял головы, настолько, видимо, был уверен, что за то короткое время, что он отсутствовал, никто не сможет проникнуть в дом.

А Усков, гораздо более уверенный, чем несколько секунд назад, двинулся дальше. В широком освещенном коридоре третьего этажа тоже никого не было. Складывалось впечатление, что в огромном коттедже действительно пусто.

Но Андрей бдительности не терял. В любое мгновение могла открыться любая дверь, выйти человек, появиться вооруженная охрана. И тогда все им задуманное пошло бы прахом.

Он подкрался к одной из комнат и прислушался: за дубовой инкрустированной дверью было тихо. Проделал те же манипуляции с другой: тот же эффект.

Он стал уже сомневаться, что на этаже вообще кто-то есть. Но тут его внимание привлекла маленькая табличка у входа в одну из комнат: «Служебное помещение. Вход воспрещен».

Не зная зачем, он подошел к этой двери и легонько толкнул ее. Но она не поддалась. Тогда он приставил ухо к дубовой перегородке. Но не услышал никаких звуков.

Тем не менее интуиция остановила его здесь. Не зная сам, зачем, он повторил то, что уже проделал: плотнее приложил ухо к двери. И услышал еле слышное гудение приборов.

«Так, что-то там есть! Но как туда проникнуть?»

Он попробовал снова толкнуть дверь, но она не поддалась. Взламывать ее было нечем, да и небезопасно.

Андрей пошарил по карманам куртки в поисках подходящих предметов. Но обнаружил только шпионские «заначки», которые на всякий случай прихватил все в том же техотделе прокуратуры. Правда, знакомый техник предупредил, что конфискованное у бандитов оборудование и материалы они должны оприходовать строго по ведомости. Но Усков попросил оставить их у него еще на сутки.

«Что мы тут имеем? — быстро размышлял следователь, рассматривая содержимое пакета. — Радиозакладка для прослушивания разговоров, устанавливается в розетку и питается от сети. Пригодится. Еще один „жучок“. А это что? Капсула с эфиром снотворного? Ага, Валерка говорил, что достаточно человеку на нее наступить, как он погружается в непробудный сон. А что, может, попробовать? Вдруг кто из этой подозрительной комнаты выйдет?»

Он аккуратно засунул хрупкую капсулу под коврик, лежащий около двери.

И опять оставалось лишь ждать да надеяться на удачный случай. Впрочем, фортуна и так была сегодня к нему чересчур милостива, и надеяться, что она еще раз протянет руку помощи, особенно не приходилось.

Андрей отошел от двери на безопасное расстояние и стал оглядываться в поисках подходящего укрытия. И в этот момент нужная ему дверь открылась и из-за нее появился молодой человек с взлохмаченными волосами. Он с изумлением уставился на незнакомца, неизвестно как появившегося в прекрасно охраняемом доме, сделал шаг в его сторону и тут же протянул руки к глазам, нервно потирая их. А уже через несколько секунд он повалился на злосчастный коврик с раздавленной капсулой, чтобы забыться беспробудным сном минимум на семь часов.

Андрею ничего не оставалось, как втащить его обратно в помещение, из которого он вышел, и крепко закрыть за собой дверь. То, что он увидел, поразило следователя. Небольшое помещение было сплошь уставлено аппаратурой. Казалось, это не комната загородной дачи, а по меньшей мере компьютерный центр какого-нибудь оборонного учреждения. Например, Министерства обороны, где ему как-то пришлось побывать по делам.

Теперь он понимал, что его предположения начинают оправдываться. И Усков не стал терять времени, которого у него было не так уж много. Предстояло установить радиозакладку, чтобы она теперь постоянно передавала все разговоры, ведущиеся в этой нелегальной штаб-квартире. Записать марки и названия многочисленной аппаратуры, расположенной в комнате. Попытаться проникнуть в секреты того дела, которым здесь нелегально занимались. Словом, работы предстояло много.

Давно уже Джульетта не заходила в библиотеку. И сейчас, вернувшись от Мягди, она побежала к Зине, чтобы поделиться новостями, посоветоваться, как поступать дальше.

Зина появление подруги встретила скептически.

— Явилась — не запылилась. Где столько пропадала?

— Не поверишь — в тюрьме.

— Поверю. Тебя, за твое блядское поведение, давно пора туда отправить.

Буланова фыркнула. После свидания с Мягди, такого романтического, трогательного, щекочущего нервы и чувства, она была в прекрасном настроении. Поэтому и ответила на Зинкин выпад вполне добродушно:

— Прекрасный у нас с тобой междусобойчик получается: я тебе везу подарки от Мягди, а ты меня за это поливаешь. Но я не обижаюсь.

— Тогда рассказывай, — смягчилась библиотекарша.

— Вот так-то лучше. — Джульетта поудобнее расположилась в новом кресле, которое недавно стараниями Зины появилось в укромном и уютном закутке за стеллажами. — Мягди был у меня, когда этот неугомонный Усков вдруг явился с постановлением об аресте. Причем, не поверишь, всего-то за нарушение подписки о невыезде!

— А сажать надо было за убийство. Уж такие у нас теперь законы. Гуманные.

— Ладно, не придирайся. И ты в этом, между прочим, виновата.

— Я?!

— Ты.

— Каким же это образом?

— А ты же на выборы очень активно ходишь. И голосуешь. Кого выбрала, тот такие законы и принимает.

— Ясно, — согласилась Зина. — То-то смотрю — весь город плакатами с портретами Титовко обклеен. Чего он только не обещает: рай да и только. А я слышала, что он с Джевеликяном каким-то образом связан. Так что же, голосовать мне за него или нет?

Буланова насторожилась. Она и сама толком ничего не знала об этой связи. Пожалуй, лишь то, о чем намекнул на свидании Мягди: что высокопоставленный не торопится его освободить. И вот теперь, после слов Зины, в голове выстраивались ассоциативные связи. Где-то в глубине сознания мелькнула даже шальная мысль о громкой политической статье, в которой прослеживались бы связи коррумпированно-криминалистической верхушки власти. Но она тотчас отогнала ее от себя: нельзя подводить Мягди. Он доверился ей. Он в беде. И Джульетта постаралась ответить подруге как можно равнодушнее:

— Не знаю. Это — твое право. Я лично, например, вообще не собираюсь голосовать.

Зине только этого и надо было. Она вскинулась и принялась убеждать подругу, что та поступает непатриотично.

А Джульетта скучающим взглядом скользила по корешкам многочисленных книг на стеллажах, смотрела на первые золотые листья, появившиеся в кронах деревьев за окном. Ей было скучно. Она пришла поговорить о самом сокровенном — о своей любви к Мягди, о том чувстве бережного, заботливого отношения к этому непростому человеку, которое теперь она пестовала в себе как заботливая мать.

Но ближайшая подруга ее не поняла. Как всегда, разговор перешел на политику, которой Зина в последнее время увлеклась больше всего. А Джульетту именно эта тема сейчас меньше всего интересовала. И потому она молча поднялась с кресла, которое ей так понравилось, и пошла к выходу.

— Куда же ты? — крикнула ей вслед Зина. — Мы только начали настоящий разговор!

— Настоящее, Зинок, — это разговор о вечном: любви, доме, детях. Все остальное — суета сует.

Регулярные встречи Титовко с Петраковым стали в последнее время традицией. Вячеслав Иванович уже не ждал звонков с приглашением, а приезжал сам, когда это требовалось.

Вот и сейчас они сидели, как обычно, в отдельном кабинете ресторана, и Титовко тщательно выбирал блюда. Сначала он, как всегда, изучил карту вин и заказан самые изысканные напитки. Затем начал надиктовывать услужливому официанту:

— Значит, так, братец: на закуску белужью икорку, блинчики, проваренный белок с желтком. Ну, сам знаешь, как это делается. Килограмм черепахи, целиком сваренной в вине. Мне в прошлый раз это блюдо у вас очень понравилось. Канадский лобстер, само собой. Ну, вторые блюда — на твой вкус. Надеюсь, найдешь, чем нас удивить. Кофе, фрукты, ликеры — само собой. Ступай, братец.

Петраков терпеливо слушал, как его московский друг священнодействует над заказом. Он знал, что здесь лучше ему не мешать. Только по старой привычке складывал в уме умопомрачительные суммы, которые придется платить за этот обед. Впрочем, расплачивался всегда Титовко, и притом кредитной карточкой, так что ему самому не приходилось расставаться с деньгами.

Как только официант закрыл за собой дверь отдельного кабинета, Титовко сразу же поинтересовался:

— Ты перевел деньги на номерной счет того депутата, о котором я говорил?

— Конечно, — подтвердил мэр. — Как только они поступили в наш «Банда-банк» — так его величать? — то сразу же ушли по назначению. Только уж очень сумма велика: за полмиллиарда можно всю Думу купить!

— Провинция! — презрительно скривил тонкие губы Титовко. — Ты разве не знаешь, что Москва — самый дорогой город в мире? Здесь совсем иной счет деньгам.

— Разумеется, — язвительно парировал Вячеслав Иванович. — Где уж нам, косопузым, за столицей угнаться! Слава Богу, по числу шестисотых «мерседесов» и «роллс-ройсов» Москва обогнала все столицы Европы, вместе взятые. На это твоему государственному депутату такие деньги нужны?

— На это — тоже. Кстати, наш депутат очень хорошо подсуетился, поработал в кулуарах Думы, поужинал в ресторанах кое с кем и в результате сумел протащить через нижнюю палату парламента нужную нам резолюцию. Которая стоит гораздо больше, чем эта сумма.

Титовко выждал немного, но пауза явно затянулась, так как Петраков, по всей видимости, не оценил всех преимуществ этой сложной сделки. Поэтому Титовко был вынужден дополнить сказанное еще одним аргументом:

— К тому же эти деньги — даровые, сам знаешь.

— А когда поступят следующие?

— Очень заманчиво замахнуться еще на столько же. Или больше. Но надо немного выждать.

— Если первый раз все прошло успешно, так чего опасаться? — возразил мэр.

— Береженого, как известно, Бог бережет. Максим сообщил, что Центральный банк постоянно совершенствует защиту своих компьютерных сетей. Через Интернет, как на Западе, в сеть банка не попадешь. Запрос на оплату того же векселя Московского Сбербанка, прежде чем достичь центра расчетов Центробанка, прошел через десятки связывающих компьютеров, где постоянно проверялся. Прямой доступ невозможен — Центробанк таким образом отсекает хакеров, притворяющихся работниками банка и просящих ввести пароль из-за неполадок в системе.

— Значит, попасть в эту электронную кормушку больше не удастся? — взволновался Петраков.

Титовко благодушно рассмеялся:

— Не переживай: Максим — один из лучших компьютерщиков страны. К тому же — бывший оборонщик, работавший как раз над системами защиты компьютерных сетей. Он в этом деле дота. И уже разработал следующую программу. Завтра как раз ее и опробует. Так что готовься к получению следующего миллиарда: больше сразу брать не будем, чтоб не вызвать лишних подозрений.

— Прекрасно.

— А как с подготовкой следующей партии сырья? Эти самоубийцы еще согласны добывать голыми руками уран?

— Куда они денутся! — уверенно заметил Петраков. — Кроме долларов, их держат и украинские авторитеты.

— Ты только не пережимай: дело-то опасное. Если кто расколется, можем все за решетку угодить.

— Туда не надо! — воскликнул Петраков.

— Сам не хочу!

В это время в дверь тихо, услужливо постучали. В кабинет вошел официант с полным подносом деликатесов. Деловая часть обеда была завершена, и теперь можно было с аппетитом пообедать.

Несмотря на поздний час, Усков направился прямо к Виктору Васильевичу домой. Тот уже спал, но, поинтересовавшись через домофон, кто к нему пожаловал, сразу же согласился принять гостя.

Они прошли на кухню, чтобы не тревожить домашних, и Виктор Васильевич заварил крепкий кофе. По кухне сразу разошелся густой аромат.

— Вот это да! Что приготовили, Виктор Васильевич? «Нескафе классик»?

— Ничего растворимого не пью: только из натуральных зерен. Сам обжариваю, сам мелю, сам завариваю. Попробуй.

Андрею натуральный кофе понравился. Хотя он и не был знатоком. К тому же сейчас его волновала только одна проблема: доложить о том, что он обнаружил на даче Джевеликяна.

Виктор Васильевич внимательно выслушал, затем стал задавать вопросы.

— А как ты объяснишь, что самого хозяина на даче нет, а штаб-квартира по добыче казенных денег работает?

— Это и для меня загадка. По крайней мере когда я в предыдущий раз увидел там Титовко, то понял, что он ведет себя как настоящий хозяин. Может, они Мягди вообще уже списали? И их даже устраивает, что он за решеткой? — высказал предположение Усков.

— Я тоже склоняюсь к этой версии, — согласился хозяин квартиры, неторопливо отхлебывая из чашки горячий крепкий кофе. — В ее пользу говорят многие обстоятельства. Во-первых, устраняется непредсказуемый уголовник, от которого можно ждать чего угодно. А им рисковать в таком важном деле нельзя. Во-вторых, не надо с Джевеликяном делиться добычей, что для этих жуликов тоже немаловажный козырь. Да и тот факт, что впервые не предпринимается активных попыток освободить Мягди, — тоже о многом говорит.

Андрей воздел руки к потолку:

— То-то я думаю, адвокат какой честный попался! Я говорю, что арестант нарушил подписку о невыезде он тут же соглашается. Да так, что Мягди рассвирепел и выгнал его из комнаты допросов. Видимо, другая сторона заплатила этому адвокату гораздо больше.

— Вполне возможно: с волками жить, по-волчьи выть. Так что теперь можешь спокойно работать над делом Джевеликяна: похоже, застрял он в тюрьме надолго. Кстати, ты там следов не оставил?

— Думаю — нет, — не слишком твердо ответил следователь. — Правда, по дороге пришлось воспользоваться иномаркой телохранителя Мягди, того преступника, за которым числится несколько заказных убийств…

Усковзапнулся.

— Так. Продолжай, продолжай, — живо отозвался Виктор Васильевич. — Чует мое стариковское сердце, что ты превысил полномочия.

— Он напал с оружием, пришлось обороняться.

Виктор Васильевич склонил голову и задумался. Потом медленно, выбирая слова, произнес:

— Убить человека — всегда преступление. Даже если он сам преступник.

Усков вспыхнул:

— По-вашему, было бы лучше, если бы он убил меня?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

Но Усков не собирался отступать. Ни преступником, ни тем более убийцей он себя не считал. Конечно, его мучила сама мысль о том, что вот так, запросто, пришлось убрать с дороги человека. Но, во-первых, это был матерый преступник из тех, кого даже отпетые уголовники называют «отморозком», опустившимся до уровня дикого зверя. Во-вторых, он, следователь, выполнял свой служебный долг и был вынужден обороняться, когда охранник Мягди собирался в него выстрелить.

Однако объяснять это начальнику не имело смысла. Тот и сам все прекрасно понимал. Просто они выступали в разных весовых категориях. Вот об этом следователь и напомнил начальнику управления.

— Виктор Васильевич! Вы оперируете устаревшими понятиями. Из тех старых добрых времен, когда применение табельного оружия считалось чрезвычайным происшествием и рассматривалось под лупой. Когда в стране не было разгула преступности и каждое убийство было чрезвычайным происшествием. И вы не находитесь на оперативной работе: из кабинета жизнь всегда кажется более розовой, чем она есть на самом деле.

Пожалуй, впервые Андрей говорил со своим наставником так резко. Но он понимал, что подобный разговор должен был между ними состояться рано или поздно. Что его начальник должен понять, до какой степени жесток сегодня мир. И похоже, это ему удалось. По крайней мере Виктор Васильевич возражать не стал. Только устало выдохнул:

— Может, ты и прав. Стар я стал, Андрюша. Наверное, пора на пенсию.

— А вот этого — не надо! Каждый из нас занимается тем делом, в котором разбирается лучше. Мне легче рыскать в поисках всякой падали. А вам — в тиши кабинета разрабатывать версии, анализировать причины и следствия, словом, давать нам, следователям, толчок в работе и верное направление поиска. Такой колоссальный опыт, как у вас, надо обязательно использовать!

— Убедил, — согласился Виктор Васильевич. — Ладно, давай анализировать. Так что мы имеем?

— Первое, — начал раскладывать по полочкам Андрей, — это обнаруженная штаб-квартира преступной группировки по взлому компьютерной системы Центрального банка.

— Предположительно, — уточнил начальник управления. — Мы еще не имеем неопровержимых доказательств этой версии. Важно не спугнуть их. Они ни в коем случае не должны понять, что обнаружены. Поэтому, как будем добывать доказательства?

— Очень просто, — повеселел Усков. — В этой сумочке у меня есть приемное устройство с записью. Оно автоматически включается каждый раз, когда у них в компьютерном центре кто-то начинает говорить. Я установил там радиозакладку.

— А ее надолго хватит? Я слышал, что они работают от батареек.

Усков настолько убедил и увлек своего начальника, что тот уже не стал интересоваться, где он взял эти приборы, почему установил без соответствующей санкции. И тем очень успокоил Андрея.

— Докладываю: это подслушивающее устройство — вечное. Оно устанавливается в саму розетку, которая имеется в этой комнате, и питается, таким образом, от сети. Причем никакого криминала здесь нет: эту радиозакладку конфисковали при аресте одного уголовного авторитета.

— Ладно, можешь не оправдываться, — махнул рукой Виктор Васильевич. — Я понимаю, что сейчас без нарушения закона следователю и шагу не ступить. Только уж делай все так, чтобы тебя самого потом не привлекли к ответственности. Договорились?

— О’кей! — весело ответил Андрей. Похоже, в нем сейчас сидел какой-то чертик и настраивал на приподнятый, веселый лад.

— А нельзя послушать, что там происходит? Может, уже говорят?

— Нет, говорить там пока что некому. А сам компьютерщик будет спать беспробудным сном до самого утра.

— Надеюсь, ты его не отравил?

— Конечно, нет. Очнется живым и здоровым. Но помнить, что с ним произошло, не будет.

— Это нам на руку. Так кто, по-твоему, входит в эту группировку по добыванию казенных денег?

— По крайней мере несколько человек уже известны. Это сам компьютерщик, при котором не было никаких документов. Несомненно, Титовко. Запись его разговора о подготовленном банке у нас уже имеется. Думаю, что Петраков — хозяин принимающего деньги банка в областном центре. Ну и, естественно, Джевеликян как владелец дачи, предоставивший помещение для размещения нелегального компьютерного центра.

— Принимается. Что добыл еще?

— Да вот, программу, подготовленную специально для взлома защиты компьютерных сетей Центрального банка. Но без специалиста в ней не разберешься.

— Тогда отложим до завтра? — предложил Виктор Васильевич.

— До завтра. Спокойной ночи!

Наконец-то Мягди получил на свой пейджер сообщение от управляющего фирмой: «Все в порядке. Сегодня вам доставят сотовый телефон».

Этого сообщения Джевеликян ждал уже несколько дней. В тюремной камере у него было довольно много прибамбасов, не только не положенных простым заключенным, но и вообще недоступных им. Исправно работал телевизор и видеомагнитофон, мерно гудел в углу холодильник, и даже пейджер регулярно выдавал сообщения.

Но ему была нужна постоянная оперативная связь с внешним миром. Он хотел непосредственных контактов с теми, кто ему необходим в данный момент. Много о чем он успел передумать при такой свалившейся на него бездне свободного времени. Продумал не один план мести. Но осуществить их с помощью записок да пейджера было невозможно.

Мягди блаженно потянулся на койке, предвкушая радость того момента, когда сможет позвонить по телефону на волю.

«Кому же сделать звонок первому? — прикидывал он. — Управляющему? Человек новый, многих тонкостей работы не знает. Пожалуй. Знакомым авторитетам? Чтобы не радовались, что могут приступить к переделу сфер влияния в столице? Обязательно. Титовко? Нет, этот не получит от меня известий: пусть считает, что гноит меня в тюряге. Потом сочтемся. Джульетте…»

И он погрузился в мысленное воплощение своего разговора с любимой. Как жаль, думал он, что это будет только разговор, а не контакт с женщиной, которая стала для него самой главной на свете.

Эти приятные размышления прервал стук в обитую железом дверь.

— Мягди Акиндинович, к вам пришли! — сообщил тюремщик. Щедрые подношения заставили их всех, третий месяц не получающих зарплаты, не только снисходительно, но и довольно доброжелательно относиться к заключенному этой особой камеры. Даже следователь, ведущий его дело, сквозь пальцы посмотрел на комфорт, который вопреки положению о следственном изоляторе предоставили этому заключенному. Он требовал лишь одного: чтобы арестант не сбежал. Но работники СИЗО и сами не хотели этого: такого выгодного клиента им еще не приходилось обслуживать.

В камеру вошел неизвестный человек и молча поставил на стол телефонный аппарат.

— Лучшая модель сотовой связи, — сообщил он. — Дальность гарантированного разговора — двести километров. Устраивает?

— Конечно, дорогой! Меня все теперь устраивает!

Человек поклонился и вышел. А Мягди, с необъяснимым самому себе нетерпением, схватил трубку и нервно набрал нужные семь цифр.

Управляющий фирмы «Интерметалл» был на месте. И Джевеликян, сухо поблагодарив за услугу, стал давать ему многочисленные приказания.

Как только Генеральный прокурор выслушал доклад начальника Следственного управления, он приказал немедленно положить ему на стол все собранные документы. А когда Виктор Васильевич вышел из его кабинета, подошел к телефону правительственной связи.

Но звонить раздумал. И для этого у него были веские основания.

Конечно, о деле такого масштаба, как ограбление Центрального банка, он обязан был немедленно проинформировать многие инстанции. Но тогда нельзя будет исключить утечку информации. Кроме того, у них еще не было неопровержимых доказательств, что группа, возглавляемая Титовко, собирается это делать. Так что в случае, если информация окажется ложной, ему, Генеральному прокурору, несдобровать.

Но и таить информацию государственной важности нельзя. В любом случае, при детальной разработке предстоящей операции по обезвреживанию взломщиков казны, к ней нужно было подключать и компетентные органы и специалистов. А это уже требовало некоторой огласки.

Конечно, его так и подмывало позвонить и хотя бы намеками проинформировать главу правительства. Это было бы еще одним доказательством укрепления их взаимной если уж и не дружбы, то по крайней мере симпатии. Но, по зрелом размышлении, он пришел все-таки к выводу, что пока это делать не стоит.

Александр Михайлович в раздумье походил по своему кабинету, посмотрел за окно, где все зримее были приметы наступившей осени, и стал ожидать диктофонную запись разговора Титовко на даче Джевеликяна. Одного сопоставления этих фамилий и расположения рядом было достаточно, чтобы возбудить большие подозрения. Дипломат, крупный государственный чиновник, вхожий к премьер-министру, и — криминальный авторитет под личиной бизнесмена. Раньше Титовко не афишировал свою связь с этой темной личностью, и у прокуратуры не было повода соединить их дела в одно. Теперь же благодаря отличной работе следователя Ускова такая возможность появилась. И она была тем ценнее, что ни Титовко, ни тем более Джевеликян об этом пока не знали.

«Надо бы предупредить Ускова, чтобы действовал максимально осторожно, — подумал Генеральный прокурор. — Нам нужна предельная конфиденциальность».

И он нажал кнопку переговорного устройства, соединяющего его с начальником Следственного управления. Распорядился. И приготовился прослушать запись, которая многое могла изменить в расстановке сил на политическом Олимпе страны.

Теперь, когда о взломе компьютерной сети Центрального банка стало известно Генеральному прокурору, следователь Усков получил все необходимые санкции и вел прослушивание переговоров на даче Джевеликяна вполне законно. Это намного облегчало его задачу, так как записанные разговоры должны были послужить вещественными доказательствами в данном деле.

С самого утра следователь сидел в кабинете и поминутно взглядывал на принимающее устройство. Но оно молчало.

— Крепко же спит компьютерщик! — вслух сказал Усков. — Хорошие снотворные для своих конкурентов применяют господа уголовники!

Но вдруг раздался явственный звук звонка, затем он повторился. Наконец, после довольно продолжительного времени, которое и Андрею показалось вечностью, заскрипела тяжелая дверь и раздался знакомый голос Титовко:

— Наконец-то, Максим! Я уж подумал, не случилось ли что!

— Что-то я разоспался, сам не пойму!

— Спать потом будем. Сейчас за дело. Политсовет партии решил, что нужно проводить следующий этап операции: внедрять новый фиктивный платежный документ.

— Опять фальшивый вексель с реквизитами Московского Сбербанка?

— Нет, будем менять позиции: попробуем внедрить в банковскую систему фальшивые авизо. Для начала парочку с удвоением той суммы, которая уже прошла.

— Нет проблем: авизо проходят даже успешнее. И снова по старому адресу?

— Да, в «Банда-банк».

— Заметано.

— Тогда — успеха тебе. И до новой встречи.

Дальше, как следователь ни напрягался, кроме отчаянных зевков Максима, записывающее устройство не выдавало ничего.

Но и этот улов был немал. Хотя в записи разговора было много непонятного Ускову, работать уже было с чем. И он немедленно отправился к Виктору Васильевичу, у которого уже находился высококлассный компьютерщик с большим опытом работы.

Похоже, в личной жизни Булановой наступил неопределенный период. С Мягди она встретиться не могла, так как тот продолжал сидеть в следственном изоляторе. А с Петраковым — не хотела. Да и Джевеликяну она обещала, что не изменит ему с мэром. Отсутствие любовников, появившееся свободное время предрасполагали к встречам с подругой. И потому она зачастила, как и в старое доброе время, в библиотеку.

Зинаида тоже рада была этим встречам. Хотя у нее в отличие от Джульетты была семья, но к мужу она давно охладела, а единственный сын Денис был уже взрослым и не занимал много ее личного времени.

Сегодня подруги решили встретиться после окончания работы. Они купили бутылку шампанского, конфет, прихватили из дому нехитрую закуску и расположились в своем любимом закутке, как нельзя лучше настраивавшем на задушевную беседу.

— Тебе не скучно на наших девичниках? — поинтересовалась Зина, стараясь как можно тоньше нарезать вареную колбасу.

— Ну что ты, Зинок, скажешь тоже!

— У нас же нет деликатесов, к которым ты привыкла со своими мэрами и пэрами.

Джульетта беспечно махнула рукой, затянулась сигаретой и выпустила сразу три изящных колечка дыма, которые, одно за другим, повисли в воздухе.

— Не в этом счастье.

— А в чем?

— А хрен его знает. Наверное, в том, чего у тебя в данный момент нет.

— Справедливо! — согласилась Зина. — А я вот мечтаю найти ответ, что же все-таки такое любовь. И не могу найти.

— Ну, это я знаю! — уверенно заявила Джульетта. — Любовь — это когда у тебя не меньше двух мужиков сразу.

Зина фыркнула:

— Ну и… ты все-таки!

— А я не отрицаю. Если в нашей стране каждая свободная женщина до сих пор в глазах общественного мнения проститутка, то мне жаль такое общество.

Зина наконец откупорила бутылку, и теплое шампанское брызнуло из горлышка. Женщины оживились, завизжали, стали дружно чокаться и, перебивая друг друга, пытались говорить одновременно.

Потом они выпили, закусили и только затем продолжили разговор.

— Как говаривал один мой знакомый, — весело говорила Джульетта, — деньги есть — вино и бабы, денег нет — жена и дом. Так что будем гулять, пока можно.

— Будем, — согласилась Зина. — Тем более что никакого контроля за нами сейчас нет.

— Это ты брось, — возразила Буланова. — Контроль за гражданами России сейчас силен ‘ как никогда.

— Откуда?! — искренне удивилась библиотекарша. — Ни налоги собрать с фирм и предприятий, ни бюджет без дефицита слепить некому.

— И тем не менее это так. Причем настоящий контрольный орган в стране один — мафия. Уж она-то не оставит ни одного предприятия, бизнесмена, лавочника, гражданина, которые, занимаясь чем угодно, имеют доход. Я когда работала над одной статьей, собирала материалы в прокуратуре, органах милиции. С Мягди поговорила… Так вот, на смену профессиональным разведчикам к охоте за конфиденциальной информацией приступили профессиональные уголовники. Их интересует все, что может принести прибыль. Мягди мне обычно ничего не рассказывает. Но однажды размяк и слегка раскололся. Так вот, у него в фирме есть отдел шпионажа.

— Это в официально зарегистрированном совместном российско-швейцарском предприятии?!

— В нем самом. У него там и специалист по спецсвязи, и служба контрразведки, и много еще чего интересного.

— А куда же смотрит милиция? — возмутилась Зина.

— Туда, — лаконично ответила Джульетта. — Думаешь, таких, как Усков, неподкупных, в правоохранительных органах табунами?

— Да, — со вздохом согласилась Зина. — Усков — бессребреник. Из породы вымирающих. Так что давай лучше выпьем, а то совсем грустно становится. За державу обидно.

— Вот за нее и выпьем! — подняла бокал Джульетта. — Как там в Священном Писании?

— Пожалуйста, — продвинутая библиотекарша моментально раскрыла «Апокалипсис». — «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром». Откровение. Глава двадцать два. Стих — семнадцать. Подойдет?

— Вполне. Наливай: возьмем эту воду жизни, хоть и не даром.

Дальше беседа полилась по накатанному руслу. Они говорили, то перебивая друг друга, то ненадолго замолкая, до позднего вечера. И вышли из библиотеки, когда закат уже окрасил в багровый румянец полнеба.

Получив запись разговора Титовко с компьютерщиком, Усков понял, что медлить нельзя. И тотчас направился к Виктору Васильевичу.

Тот ждал его с нетерпением, с трудом сдерживал себя, чтобы не звонить и не торопить. Коротко глянув на Ускова, он сразу понял: добыча есть.

— Так, докладывай.

— Есть запись разговора Титовко с Максимом.

— С Максимом? Кто такой?

— А, — понял свою оплошность Усков. — Я и сам только что узнал его имя: из разговора. Это тот самый, в секретной комнате на даче Джевеликяна, которого я усыпил.

— Понятно. Включай диктофон.

Как только Виктор Васильевич прослушал запись разговора, понял сразу: им вдвоем решение такого вопроса не под силу. Надо идти к Генеральному. О чем он и сообщил Андрею.

— Пора докладывать Александру Михайловичу. Дело слишком серьезное. И дальше мы вдвоем раскручивать его не можем: мы обязаны все сообщить в Федеральную службу безопасности.

— Чтобы они потом сняли «пенки» и хвастались, что раскрыта взлом Центрального банта? — вскинулся Усков.

Виктор Васильевич был не только гораздо старше своего следователя, но и имел большой практический опыт работы в правоохранительных органах. Он-то знал, когда и в каких случаях надо поступать так, а не иначе. Данный случай выходил за рамки компетенции прокуратуры. И в случае малейшего провала операции, им несдобровать. Да и без подключения компетентных органов, без проведения серьезной оперативно-розыскной работы, ведения наружного наблюдения за всеми участниками преступной группировки нельзя было успешно завершить операцию. Поэтому он еще раз возразил следователю. Но теперь твердо и решительно:

— Не капризничай! Твои лавры первооткрывателя никто не отнимет. Если все подтвердится, можешь готовить дырку для ордена на пиджаке. Но еще раз повторяю для некомпетентных людей: информация слишком серьезна, чтобы заниматься ее разработкой в одиночку. Время отважных одиночек-Рэмбо уже прошло.

Андрей понял, что возражать бесполезно и надо соглашаться с начальником.

Он взял диктофон, и они направились в приемную Генерального прокурора.

Александр Михайлович принял их немедленно. Он, видимо, тоже чувствовал, что начальник Следственного управления и Усков, занятые разработкой одного из важнейших дел, просто так аудиенции не попросят.

Виктор Васильевич без лишних предисловий приступил к изложению сути дела:

— Докладываю, Александр Михайлович, что дело Джевеликяна неожиданно вывело следователя Ускова на чрезвычайно важную государственную информацию.

Такое начало несколько заинтриговало Генерального прокурора. Но он не стал задавать лишних вопросов, чтобы не прерывать Виктора Васильевича.

— Похоже, мы вышли на преступную группировку, которая или замышляет, или уже осуществила взлом защиты компьютерной системы Центрального банка.

— Вот как? — оживился Генеральный прокурор. — Интересно! До сих пор мы имели дело с грабежами банков, которые осуществлялись со стрельбой и взломом сейфов. Получается, Запад и здесь просветил нашу страну?

— Получается.

— И кто же в нее входит, в эту преступную группировку? Есть известные люди?

— Есть. Титовко, например.

Александр Михайлович оживился еще больше. Даже привстал и внимательно посмотрел на Виктора Васильевича, словно хотел убедиться наверняка: не разыгрывают ли его? Но начальник Следственного управления смотрел на него серьезно. Да и не в повадках этого степенного человека было легкомысленное поведение.

— А доказательства?

— Имеются.

Виктор Васильевич повернулся к молчавшему все это время Ускову:

— Включай запись.

После того как диктофон выдал последнюю фразу, Генеральный прокурор какое-то время молчал. Видимо, обдумывая ситуацию и последствия данной информации. Затем поинтересовался:

— Поясните, где была сделана запись?

— На загородной даче Джевеликяна. Час назад.

— А санкция на прослушивание? Вы получили ее у прокурора?

— Да, Александр Михайлович, — ответил начальник Следственного управления и назидательно посмотрел на Ускова.

— Отлично! В таком случае можно считать это официальным документом. А что за таинственный «Банда-банк»? Неужели у нас в стране уже появились учреждения с такими криминальными названиями?

Виктор Васильевич улыбнулся:

— Нет, конечно. Видимо, это условное название банка, в который переводятся средства.

— Думаю, — впервые вмешался в разговор Андрей, что это банк в том областном центре, где мэром небезызвестный вам Петраков.

— Вот как?! — снова воскликнул Александр Михайлович. — Очень интересно! Значит, собирается знакомая компания: Титовко, Джевеликян и Петраков.

— Похоже, что так, — согласился Виктор Васильевич.

— Но ведь Джевеликян сидит в следственном изоляторе. Как же он может участвовать в этом деле?

— Я думаю, — опять вмешался следователь, — что они на время выключили его из игры. Джевеликян предоставил им свою дачу под штаб-квартиру для проведения этой операции. А когда его посадили, эти друзы просто обрадовались, что не надо с ним делиться.

— Тем более учитывая взрывной и непредсказуемый характер этого… Мягди Акиндиновича… Им лучше какое-то время обходиться без него, — добавил Виктор Васильевич.

— Разумно. Вполне согласуется с образом мысли и действий этих господ-чиновников. Так, ваши дальнейшие действия?

— Считаю, что надо поставить в известность ФСБ, — ответил начальник Следственного управления.

— Пожалуй, — не совсем уверенно согласился Генеральный прокурор. — Но сначала я должен кое с кем посоветоваться. Пока никаких действий не предпринимать: я вас вызову.

— А прослушивание продолжить можно? — поинтересовался Усков.

— Нужно. Вы же не собираетесь вновь рисковать жизнью, чтобы убрать «жучок» из той комнаты, где он уже находится? — улыбнулся Александр Михайлович.

— Конечно, нет!

— Вот и прекрасно. Ждите моих указаний.

Виктору Васильевичу и Андрею ничего не оставалось, как покинуть кабинет Генерального прокурора, чтобы теперь делать только одно: ждать.

Усков справедливо рассудил, что, пока Генеральный прокурор будет консультироваться, пока переговорит, с кем считает нужным, он, следователь, ведущий дело Джевеликяна, может использовать это время для допроса заключенного. Тем более пока что разговор у них был всего один. И не очень успешный, хотя Мягди и откликнулся на его информацию о Джульетте. Теперь нужно заставить преступника пойти на дальнейший контакт. Чтобы несколько расположить к себе Джевеликяна, он решил провести не официальный допрос в служебной комнате следственного изолятора, а прийти к нему прямо в камеру.

Однако в следственном изоляторе почему-то не спешили пропускать его к подследственному. Находились всевозможные причины, чтобы помешать этому.

Наконец Ускову надоело выслушивать нелепые объяснения, и он пригрозил, что пожалуется их начальству в Министерстве внутренних дел, если его немедленно не проведут в камеру. Андрей уже начинал сомневаться, а в изоляторе ли находится Джевеликян?

Но Мягди Акиндинович, оказывается, никуда бежать не собирался. Более того, он вполне был доволен своим существованием. Следователь застал арестанта, премило беседующим с кем-то из друзей на воле по мобильному телефону.

Ему даже пришлось немного подождать, пока заключенный закончит телефонный разговор. И он не преминул этим воспользоваться.

— Господин Джевеликян, — вполне серьезно заметил Усков, удобно располагаясь на мягком стуле. — А ведь я могу нарушить эту идиллию и возвратить вас туда, где сидят несколько десятков зеков одновременно.

Мягди взглянул на него как бы с удивлением:

— Разве? А я считал, что весь этот комфорт — с вашего разрешения.

— Я что, похож на вашего закадычного друга? — насмешливо поинтересовался Усков.

— Нет, конечно. К сожалению. С вами по крайней мере знаешь, чего ожидать: вы своему слову не измените.

— А вот ваши друзья, насколько мне известно, изменяют. Не так ли?

Джевеликян промолчал. Но по потемневшим, налившимся кровью глазам было видно, что удар попал в цель.

Усков, конечно, ожидал подобной реакции, но не до такой степени. У него даже мелькнула шальная мысль: а не выпустить ли этого горячего и мстительного грузина на волю? Уж он-то не преминет расправиться с предавшими его подельниками так, как ни одно правосудие в мире.

Но тут же прогнал эту мысль. Он столько гонялся за этим матерым преступником, столько положил нервов, времени, усилий, что самому выпускать Мягди на волю было бы не только абсурдом, но и преступлением. Да никто ему этого и не позволит. Ведь он всего лишь следователь, а не судья, чтобы принимать подобные решения. Поэтому Андрей решил продолжить разговор в заданном направлении, которое, кажется, начинает приносить хорошие результаты.

— Так вот, господин Джевеликян, по нашим оперативным сведениям, Титовко и Петраков, пока вы сидите здесь в таких замечательных условиях, делят на двоих колоссальные суммы. Надеюсь, они ставят вас в известность об этом, чтобы потом возвратить долги?

— Сволочи! — прорычал Мягди.

Однако сколько ни ждал следователь продолжения этого эмоционального вступления, его не последовало.

Впрочем, и это невольно вырвавшееся восклицание свидетельствовало о многом. По крайней мере Усков теперь мог быть твердо уверен в своих догадках: Джевеликян входит в это дело, знает о попытке взлома компьютерных сетей Центробанка. И не знает только одного: сколько подельникам уже удалось украсть.

Андрей посмотрел на подследственного и понял, что на продолжение разговора рассчитывать бесполезно. Но своего он все же добился: Мягди выведен из себя, находится в состоянии, близком к бешенству. Значит, начнет действовать и делать ошибки. А это как раз и нужно было сейчас Ускову. Только и здесь, как и в случае с Генеральным прокурором, приходилось ждать. Для деятельного, энергичного молодого следователя это было почти пыткой.

…Первое, что сделал Генеральный прокурор, как только подчиненные покинули его кабинет, позвонил премьер-министру. Но тот проводил большое совещание и в своем кабинете не находился. Конечно, можно было подождать, еще раз все взвесить и обдумать, но полученная сверхважная информация заставляла немедленно действовать: ведь именно в эти минуты из депозитария Центрального банка могли утекать в неизвестном направлении миллиарды рублей.

Кому же первому доложить, раздумывал Александр Михайлович. Конечно, к такому неординарному делу, как грабеж Центрального банка, в первую очередь нужно привлечь Федеральную службу безопасности. Но Генеральному прокурору почему-то не очень хотелось немедленно ставить их в известность.

Обязан был он доложить и Администрации Президента страны. Но поскольку между ней и правительством был конфликт, в котором он принял сторону последнего, то и сюда звонить сейчас было нежелательным.

«Может, проехаться в Центробанк? — решил Генеральный прокурор. — Правильно: сам познакомлюсь, как у них обстоят дела с защитой казенных денег. А к этому времени, глядишь, и премьер-министр появится».

Он попросил связать себя с председателем Центробанка. Через минуту помощник доложил, что председатель «на проводе».

— Здравствуйте, Иван Петрович. Хотел заехать к вам в гости. Можно?

— Что-нибудь случилось? — насторожился председатель.

— Нет, ничего. Просто хочу посмотреть, как вы работаете.

— «Просто» у такого ведомства, как ваше, не бывает. Но я, конечно, вас жду. Когда?

— Прямо сейчас.

— Пожалуйста.

От здания Генеральной прокуратуры до Центрального банка было, как говорится, рукой подать. Но соображения безопасности все же требовали, чтобы Генеральный прокурор ехал на машине и с охраной. У входа в Центробанк на Неглинной он был через пятнадцать минут.

Как только гость расположился в кабинете председателя, тот немедленно задал волнующий его вопрос:

— И все же, Александр Михайлович, что случилось? Вы подозреваете кого-нибудь из моих сотрудников в краже или махинациях?

— Не волнуйтесь, Иван Петрович, для этого у прокуратуры нет никаких оснований. По крайней мере на сегодняшний день.

Председатель Центрального банка несколько успокоился:

— Понимаете, хотя мы и банк государственный, понятие «престиж» для нас так же важно, как и для любого коммерческого учреждения.

— Престиж престижем, а вот как у вас обстоит дело, скажем, с защитой казенных средств от посягательств со стороны?

Председатель банка еще более расслабился и улыбнулся.

— Ну, с этим у нас полный порядок: ни одна копейка государственных средств не уйдет без строгого учета и контроля.

Александр Михайлович огляделся по сторонам внушительных размеров кабинета. Затем задержал взгляд на компьютере, стоявшем на отдельном столике.

— А через эту систему, — он кивнул на компьютер, — не было попыток украсть?

— Это исключено, — категорически заявил Иван Петрович. — Могу дать руку на отсечение.

— Что, даже никаких попыток не было? — усомнился Александр Михайлович.

Председатель банка на мгновение задумался. Потом уверенно заявил:

— Нет, не было. Сбои в расчетах, конечно, возможны.

Он секунд у-другую помолчал. Потом понизил голос и доложил:

— Вам я, конечно, могу сообщить, но информация сугубо конфиденциальная.

Генеральный прокурор кивнул в знак согласия.

— Так вот, докладываю: Центробанк предотвратил кризис! Финансовый кризис в стране. Понимаете, объединение «Банковские технологии» не провело своевременные платежи, из-за технических сбоев в расчетах, двум коммерческим банкам. Буквально на следующий день на межбанковском рынке стал нарастать кризис, который мог погубить уже десятки банков. И только оперативное вмешательство нашего банка, выброс на этот рынок втрое больших средств предотвратило «черный вторник».

Видя, что такое нагромождение технических терминов и специфических пояснений не слишком понятно постороннему, Иван Петрович пояснил:

— Мы взяли на себя роль кредитора в последней инстанции, понимаете? То есть предоставили коммерческим банкам возможность автоматического кредита для покрытия кратковременной нехватки средств.

На этот раз Генеральный прокурор моментально оживился:

— Вы сказали — автоматического?

— Да.

— То есть фактически бесконтрольного?

— Почему же бесконтрольного? — обиделся председатель. — На Западе право автоматического доступа распространяется на все банки. Мы же ограничили такой доступ к кредитам лишь первичным дилерам.

— Хрен редьки не слаще, — скептически заметил Александр Михайлович. — Меня беспокоит другое обстоятельство. Как бы таким правом автоматического доступа не воспользовались мошенники.

— Ну, для этого нужно знать пароль и так далее. Это непросто.

— А вы уверены, что ваши работники не могут его сообщить посторонним лицам? Что, в конце концов, где-нибудь в служебных помещениях, в том числе и в компьютерном центре, не установлены подслушивающие устройства?

Иван Петрович, похоже, обиделся. Их разговор все больше походил если и не на допрос, то на беседу строгого учителя с нерадивым школьником. И потому он несколько высокомерно ответил:

— А это уже ваша прерогатива: обеспечивать безопасность помещений и отсутствие наличия в них всяких «жучков».

— Вот затем я к вам и приехал. Вы не будете возражать, если мы дадим санкцию компетентным органам на выявление в вашем здании возможных подслушивающих устройств? И вообще на проведение профилактических работ в этом направлении?

— Конечно, нет! Как бы я мог возразить?

— Тогда договорились. Спасибо вам за откровенную беседу.

— Не за что. Приезжайте еще.

А про себя Иван Петрович подумал: «Мутят воду. Ищут преступников там, где их нет. И абсолютно ничего не предпринимают в тех случаях, когда эти преступники в открытую воруют и грабят».

На том они любезно и расстались. Но Генеральный прокурор был этим визитом очень доволен.

Он лично убедился, что техническая возможность доступа в банковскую систему посторонних лиц не исключена.

Титовко был удовлетворен: только что позвонил Максим и сообщил, что следующий этап операции прошел успешно. Средства перечислены в их областной банк.

Хозяин просторного кабинета в Доме правительства прохаживался по нему и довольно потирал руки.

«Если так пойдет и дальше, — думал он, — можно будет вообще не нуждаться в средствах. Конечно, всегда и всему приходит конец. Поэтому на каком-то этапе придется „завязать“ это доходное дело. Но пока будем продолжать. Пожалуй, можно даже приостановить чернобыльский уран. А Петракову надо дать указания по использованию поступивших средств».

Он позвонил мэру и попросил его завтра приехать. После чего занялся главным. Война компроматов между Администрацией Президента и правительством вступала в решающую стадию. И он играл в ней далеко не последнюю роль. Сейчас ему предстояло идти на прием к премьер-министру. И там отстаивать свою позицию.

В кабинете Николая Николаевича Титовко теперь чувствовал себя как дома. Он присутствовал на многих проводимых здесь совещаниях, сидел за отдельным столиком и даже подавал реплики, которые был вынужден выслушивать не только премьер-министр, но и все окружающие.

Но сегодня в кабинете они были одни.

— Николай Николаевич! — начал Титовко. — Пора решаться!

— Решаться на что?

Титовко настороженно огляделся по сторонам.

— Можете говорить откровенно, — перехватил его взгляд премьер-министр. — Подслушивающих устройств в моем кабинете нет.

— Дай Бог, дай Бог, — многозначительно заметил Титовко. — А решаться, Николай Николаевич, надо на открытый бой. Иначе скоро будет поздно. Власть полностью перейдет в Кремль.

— Она и должна быть там, — резонно возразил премьер-министр. — Правительство — лишь исполнительный орган.

Титовко разозлился. Он прекрасно знал, что собеседник его понимает. Но то ли из соображений безопасности, то ли по причине излишней щепетильности предпочитает недоговаривать. Пришлось уточнить, что он имел в виду:

— Я говорю о власти чиновников. Но если здесь, в правительстве, она легитимна, то там, в Кремле, может быть лишь в одной форме — узурпированной.

Видя, что реакции премьер-министра не последовало, гость еще раз уточнил:

— Власть, которую прибирает к рукам руководитель аппарата, незаконна. И вы это прекрасно знаете.

На это Николай Николаевич откликнулся. Причем с иронической усмешкой.

— Знаю. Уж кому-кому, а мне, когда вы были руководителем аппарата правительства и пытались так же взять на себя слишком много власти, это известно.

— Тем более. — Титовко пошел ва-банк. — Я действительно пытался навести порядок в аппарате. Но, заметьте, только в аппарате. А этот… Он уже управляет страной. Регент при живом Президенте.

Последние слова подействовали на премьера удручающе. Он и сам прекрасно видел, как власть понемногу ускользает из его рук в другие, не имеющие на нее права. Как из аппарата Кремля сыплются, одно за другим, распоряжения и предписания, обязательные для исполнения всем законным органам власти, министерствам и ведомствам.

И со всем этим надо было что-то делать. Он даже предпринял некоторые шаги. Но все они не были эффективными. Запрос Думы о нелегитимности действий Администрации Президента так и остался запросом. И даже его личный визит в Генеральную прокуратуру, где он предъявил к рассмотрению документ с факсимильной, а не личной подписью главы государства, не дал никаких результатов. Александр Михайлович, хоть на словах его и поддержал, не стал расследовать этот инцидент.

Поняв его душевное смятение, Титовко тут же решил воспользоваться ситуацией.

— Начальник аппарата готовит политический переворот. Вы должны об этом поставить в известность Президента.

— И у вас есть доказательства?

— Достаточно. Во-первых, он усиленно насаждает в Кремле собственную агентуру. А во-вторых, посмотрите этот документ.

— Что это?

— Номер счета и название зарубежного банка, в котором начальник аппарата хранит астрономическую сумму.

Премьер-министр посмотрел бумагу и искренне удивился:

— Неужели человек может столько украсть?!

— Может, — хладнокровно ответил Титовко. — И это только один счет, и лишь в одном банке. Полагаю, что их множество.

— Да… — только и произнес Николай Николаевич. В воздухе повисла пауза. — Хорошо, я подумаю. Одного этого достаточно, чтобы положить конец кремлевской карьере любого чиновника.

— Думайте. Только не очень долго, иначе будет поздно.

Не успел Титовко выйти, как в кабинете премьер-министра раздался звонок правительственной связи.

— Здравствуйте, Николай Николаевич, — поздоровался Генеральный прокурор, — а я вам сегодня уже звонил.

— Мне доложили, но я был очень занят.

— Понятно. Не могли бы вы уделить мне полчаса?

— Когда?

— Немедленно!

— Что такая срочность? Пожар?

— Что-то в этом роде. Так как поступим?

— Приезжайте, — устало согласился премьер-министр. Как раз сейчас ему не хотелось принимать никого. Он хотел спокойно обдумать то, что предложил Титовко. От того, какое он примет решение, зависело его будущее. А такие судьбоносные решения наспех не принимаются.

Но Генеральный прокурор страны не был рядовым сотрудником, которого можно попросить и подождать. К тому же Александр Михайлович пока просто так к нему в гости не ездил. Он встретил гостя не столь радушно, как им обоим хотелось бы. Но Генеральный прокурор сделал вид, что ничего не заметил, а Николай Николаевич постарался смягчить первое неприятное впечатление.

— С чем пожаловали? — спросил премьер-министр. — Вы же с хорошими новостями не приезжаете.

— Как когда, — уклончиво ответил Александр Михайлович. — Прошу вас прослушать запись вот этого разговора.

И он включил диктофон.

Премьер-министр, конечно, сразу узнал голос Титовко, но не проронил ни звука, пока диктофон работал. И даже ничего не сказал, когда аппарат умолк.

Генеральный прокурор тоже ждал. Он понимал состояние своего визави: узнать, что твой непосредственный помощник замешан в преступном деле, не очень-то приятно.

Но он не знал того, что произошло в этом кабинете перед его приездом. Николай Николаевич действительно был поставлен в очень затруднительное положение. То, что ему сообщил Титовко, имело очень важное значение. С помощью этого документа можно было в одночасье решить весь ворох проблем: избавиться от сильного конкурента в президентском окружении, надолго оставить за собой кресло главы правительства, стать настоящим хозяином положения.

На другой чаше весов лежало обвинение против Титовко, предъявленное ему сейчас. Не заметить его было нельзя. Дать законный ход делу, значит, не только оголить тыл, но и подставить под удар себя. Кто знает, на какие шаги способен Титовко, когда поймет, что премьер-министр его больше не защищает?

Тут было о чем задуматься. Но вдруг в голове Николая Николаевича мелькнуло слабое утешение: он ведь еще толком не знал, в чем именно замешан Титовко! Надо было об этом спросить. Но так, чтобы не выдать свою заинтересованность в обратном эффекте: признании Титовко не причастным ни к каким делам, раскрываемым прокуратурой.

И он задал этот вопрос:

— А в чем, собственно, обвиняется Титовко? Я пока никакой его вины не вижу.

— Хорошо, что вы признали его голос. Титовко пока ни в чем не обвиняется — уголовное дело не возбуждено. Да и я ставлю вас в известность скорее по старой дружбе. Тем более что об этой конфиденциальной информации пока не знает никто. Кроме нас с вами.

Последняя фраза говорила о многом: если произойдет утечка информации, будет ясно, от кого. И премьер-министру пришлось это учитывать. Поэтому он воздержался от дальнейших уточнений, предпочитая не задавать вопросы, выгораживая Титовко, а слушать.

— А подозрения у прокуратуры следующие: Титовко в сговоре с группой других лиц участвует в преступном взломе компьютерной системы Центрального банка страны с целью хищения государственных средств.

Эта сухая, почти протокольная фраза прозвучала как выстрел в тиши роскошного кабинета. Премьер-министр понял, что его загнали в угол. Принять какое-либо однозначное решение он сейчас просто не мог.

Генеральному прокурору этого и не требовалось. Пока. Он выполнил то, что хотел: первым проинформировал Николая Николаевича. И теперь чувствовал себя порядочным человеком, исполнившим свой долг. А дальше он намеревался действовать в соответствии с законом: поставить в известность соответствующие службы и органы.

Слава Богу, Ускову недолго пришлось мучиться и терзаться вынужденным бездельем. Уже вечером того же дня он получил приказ начальства: продолжить постоянное наблюдение за объектом на даче Джевеликяна и обо всех телодвижениях компьютерщика и Титовко немедленно докладывать.

Впрочем, в этот день ничего интересного и не последовало. Кроме того, вынужденное безделье сказалось и на работоспособности следователя. Впервые познав, что такое лень и ничегонеделание, он даже стал привыкать к этому мирному состоянию. Вернувшись из следственного изолятора, Усков посидел в буфете прокуратуры, впервые за последнее время никуда не торопясь.

Здесь он узнал много интересного и нового. Оказывается, им задержали зарплату из-за того, что премьер-министр не ладит с Генеральным прокурором. Генеральный отказывается «замять» какое-то важное дело, а в отместку страдают сотрудники.

Сплетен и слухов было много. Словоохотливая буфетчица, хотя и работала в том месте, где положено хранить тайны, пользовалась всеобщими свободами, дарованными эпохой демократии, и ничего не боялась.

Андрею стало противно слушать эту белиберду. Он поплелся к своему начальнику, чтобы отпроситься пораньше с работы. Тем более что уже не помнил, когда проводил с семьей даже выходные дни. Виктор Васильевич отпустил его. А в случае звонка от Генерального прокурора они договорились созвониться.

И вот сейчас, когда он в домашних тапочках сидел за столом, куда Глаша на радостях метала пироги и блины, раздался этот звонок. Андрей выслушал приказ, но решил, что сегодня все равно ничего особого не произойдет, а прослушать запись разговоров на даче Джевеликяна, если таковые будут, он успеет и завтра с утра.

И решил на следующий деньотправиться на работу как можно раньше.

Как только дверь за следователем со скрипом и скрежетом затворилась, Мягди впал в неистовство. Сначала он буквально забегал по камере, но замкнутого пространства для него оказалось слишком мало.

Конечно, он и без Ускова знал, что его предали. Что Титовко с Петраковым радостно потирают руки от того, что он наконец крепко засел в тюрьму. Но тот факт, что следователь знает о крупных суммах, которые те без него делят, Мягди насторожил.

Он мог бы немедленно связаться с Титовко по телефону и предупредить, благо следователь ничего в камере не изъял. И в другом случае он так бы и сделал.

Но сейчас месть застилала ему глаза и разум. Возможно, именно на это рассчитывал следователь, доверяя ему большую тайну. Ведь если прокуратура подозревает их в краже крупной суммы денег у государства, она должна принять меры, чтобы об этом не знал никто. А Усков, словно нарочно, намекнул на это именно ему, одному из участников операции.

И расчет следователя был абсолютно точен: Джевеликян не бросился предупреждать подельников. Да и что бы он мог им сообщить? Что Усков намекнул на какие-то крупные суммы? Так через них этих сумм прошло множество. И совершенно из различных источников.

Иное дело, что никакие меры предосторожности никогда не бывают лишними. Эту истину он усвоил давно. Но сейчас она была у него на самом последнем месте.

А на первом — терзающие его мысли о мести. Мести кровожадной, беспощадной, беспредельной. Он уже наметил кое-что из того, что осуществит, как только вырвется на волю. Первым и первой жертвой, естественно, будет Петраков. Тот, кто виноват перед ним, Джевеликяном, дважды. Мэр отнял у него не только деньги, но и женщину. И потому заслуживает особой кары.

Мысли о мести несколько утихомирили Мягди. Он даже прилег на кровать, чтобы помечтать о ней всласть.

Вот как, к примеру, он прикажет своим ребятам поиздеваться над мэром, возомнившим себя выше мафии.

Его главный телохранитель по кличке Мордоворот подталкивает пинками уже порядком измученного Петракова к простейшему сооружению на его подмосковной даче. Всего-то потребовалось несколько неотесанных бревен да горбыли, чтобы соорудить за фешенебельным коттеджем из тонированного стекла и красной черепицы обыкновенную дыбу. Вот сюда, к ней, и подгоняет Мордоворот порядком струсившего Петракова.

И где весь его пыл, вельможный вид, надменная сущность червя-чиновника? Нету мэра города с миллионным населением, над которым он, глупец, возомнил себя хозяином. Есть только жалкий, растерянный, противным голоском молящий о прощении хлюпик.

Но нет пощады тому, кто поднял руку на Джевеликяна!

И Мордоворот, без тени сомнения и сожаления на каменном, без малейших намеков на человечность лице, подводит мэра к дыбе. Поднимает его, страшно кричащего, и начинает пытать.

Он прижигает о голое тело Петракова окурки, загоняет под ногти иголки и разжигает паяльную лампу, обещая поджарить.

Петраков вопит все громче, приятно щекоча нервы наблюдающего за пытками Мягди. Но кричать бесполезно — вокруг, на десятки километров, ни одной дачи, ни души: место для своего загородного логова покойный главарь мафии Юлий Леонидович выбирал не случайно. И досталось оно Мягди Акиндиновичу не по наследству, а в упорной борьбе: кое-кого из конкурентов пришлось убрать.

На этой мажорной ноте о былой битве за дачу звучат настоящие выстрелы. Это Мордоворот стреляет над головой подвешенного на дыбе Петракова.

Очень жаль, что приходится стрелять над головой: он, Мягди, с удовольствием прострелил бы голову этому жалкому мэру. Да пока нельзя: не все дела еще здесь, в России, сделаны. А потому нужно лишь попугать своих противников.

Но так, чтобы они на всю жизнь поняли: с Мягди шутить нельзя. Лучше с ним не связываться.

На этой приятной ноте голова Мягди затуманилась, спокойствие наконец снизошло на него. И он погрузился в сон, в котором продолжил пытки над своими врагами.

Премьер-министр все же не выдержал и попросил, чтобы к нему вызвали Титовко. Что он ему скажет, как намекнет о кризисной ситуации, Николай Николаевич еще не знал. Он помнил, что особо подчеркнул Генеральный прокурор: информация сугубо конфиденциальная и знают о ней всего два человека. Один из них — он, премьер-министр.

Но он все же в первую очередь был человеком. У которого есть семья, который должен беспокоиться о своей работе, о месте в жизни. И сейчас в нем боролись этот простой человек и государственный чиновник, облеченный высшей властью в стране.

Титовко явился незамедлительно. Он решил, что премьер-министр сделал выбор и вызвал его, чтобы сообщить об этом.

Но Николай Николаевич начал совсем не с того. Сначала он почему-то очень подозрительно взглянул на своего пресс-атташе, затем отвел взгляд и потупил глаза. Нелегко начать этот разговор.

Титовко решил ему помочь.

— Николай Николаевич! Этот начальник аппарата уже столько наворочал, что жалеть его не стоит.

— А почему вы решили, что нужно жалеть кого-то другого? — вдруг неожиданно задал вопрос хозяин кабинета.

Титовко опешил: вот уж не ожидал такого вопроса! Былая самоуверенность мигом его покинула. Мгновенно, как волк, оказавшийся в западне, он понял, что этот разговор должен касаться именно его. Только пока не знал, откуда дует ветер.

А премьер-министр, словно угадав его моментальное прозрение, дал время сообразить и подготовиться к ответу.

Титовко не преминул воспользоваться таким сочувствием. Чтобы отдалить момент выяснения своей вины, он начал с далеких от темы философских высказываний.

— Знаете, в Евангелии от Луки приводятся такие слова Господа Бога: «Сын человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать». Вот и мы должны всемерно способствовать этому.

На что уж Николай Николаевич, как ему казалось, познал этого коварного, изворотливого и хитрого человека, но и то был удивлен этой способности менять кожу и обличье, как змея. Только менял сейчас Титовко убеждения и призывал делать как раз противоположное тому, к чему минуту назад призывал. Однако как человек практичный, насмотревшийся за свою жизнь на многие слабости людские, глава правительства оценил самообладание Титовко и способность мгновенно мимикрировать. Потому и ограничился сухим замечанием:

— Я хочу вам сказать только одно: если за вами есть какие грехи, то прекратите их делать. Надеюсь, я ясно выразился?

— Понял, Николай Николаевич. Мне можно идти?

— Идите.

Титовко сейчас нужно было только одно: мгновенно проанализировать ситуацию и сделать вывод о том, что именно известно премьер-министру.

Николай Николаевич же был доволен тем, как вышел из сложной ситуации; вроде бы ничего не рассказал Титовко и в то же время предупредил его.

На следующий день Усков и сам собирался как можно раньше приехать на работу, но его вызвали в прокуратуру еще раньше.

Дежурный, позвонивший в начале шестого утра, ничего не сообщил, и Андрею, пока он добирался от Сокола в центр, приходилось лишь строить предположения.

Но стоило ему подойти к зданию Генеральной прокуратуры, как он сам понял причину столь внезапного вызова на работу почти ночью. Во дворё стояло несколько пожарных машин с развернутыми водяными шлангами, а на его этаже было сыро от потоков воды и пахло гарью.

На месте был уже и Виктор Васильевич. Он встретил Ускова в коридоре, где располагался кабинет следователя, и тут же сообщил, что случилось.

— В пять часов мне позвонил дежурный милиционер, который обнаружил, что в здании пожар. И не где-нибудь, а именно в твоем кабинете. Тебя это не наводит ни на какие размышления? Кроме, конечно, того, что ты должен написать объяснительную, не оставил ли горящих окурков и прочей чепухи, в которую, разумеется, я не верю.

— Конечно, не оставил. Хотя бы потому, что я, как вы знаете, не курю. Да и ушел я вчера довольно рано. Кабинет запер и опечатал.

— Ясно, — тяжело вздохнул Виктор Васильевич. Версия у меня пока одна: умышленный поджог. Впрочем, ее еще надо доказать.

И начальник следственного управления обратился к пожарным:

— Пройти в кабинет уже можно? Вы все закончили?

— Проходите. Мы закончили.

В кабинете Ускова их взорам предстало жуткое зрелище: помещение выгорело практически дотла со всем содержимым. В углу одиноко, как поверженный могиканин, стоял закопченный и оплавленный сейф.

— Так вот, товарищ Усков, — подвел итог Виктор Васильевич. — Вся твоя долгая, кропотливая и опасная работа — коту под хвост. И дело Мягди — тоже. Давай-ка зададим себе вопрос: кому это выгодно?

— Ясно — кому. Тому же Титовко, например. Но ведь он не знает о том, что мы напали на след!

Виктор Васильевич ничего не ответил, а только многозначительно повертел головой. Впрочем, рассчитывать, что в выгоревшей дотла комнате могут сохраниться какие-то подслушивающие устройства, было смешно.

Поэтому Усков и рубанул прямо, как солдат в строю:

— Вы думаете, что… Генеральный?!

— Я ничего не думаю. Я верю лишь фактам. Когда у меня будут факты на этот счет, тогда и сделаем выводы.

Он уже хотел выйти из комнаты, как его взгляд упал на сейф.

— Ты дело Джевеликяна хранил там?

— Да.

— Давай-ка взглянем.

Усков достал ключи от сейфа, подошел к обгоревшему куску железа и попытался его открыть. Но ему это не удалось. Пришлось пригласить пожарных, у которых был надлежащий инструмент.

После долгой возни дверца сейфа наконец поддалась и открылась. Они и тут увидели неутешительную картину: края папок обгорели и обуглились. Однако внутри страницы сохранились целыми. Это была несомненная удача.

Усков, как родное дитя, прижал к себе сохранившиеся в сейфе папки с документами. Вдвоем с Виктором Васильевичем они перенесли их в его кабинет.

Александр Михайлович был страшно раздосадован пожаром. И хотя по официальной версии причиной пожара, как ему доложили, стало короткое замыкание, он в нее, естественно, не верил.

Информация к размышлению у него, что называется, была. Ведь он успел рассказать о находке Ускова и о причастности к крупной авантюре Титовко только одному человеку: премьер-министру. И естественно, не мог сейчас не думать о взаимосвязи пожара с получением главой правительства конфиденциальной информации. Хотя сама эта мысль ему казалась кощунственной, исключать ее вероятность Генеральный прокурор все же не мог.

Он долго разгуливал в одиночестве по своему большому кабинету, не зная, что предпринять. Что делать в таких случаях, Александр Михайлович знал. Но уж очень ему не хотелось подводить Николая Николаевича. Он подумал еще немного и все же решил сначала позвонить главе правительства.

Тот словно ждал его звонка и трубку телефона «СК» снял сразу.

— У нас ЧП, Николай Николаевич, — без лишних предисловий сообщил Генеральный прокурор. — Произошел пожар в кабинете следователя Ускова.

Николай Николаевич почему-то не стал спрашивать ни о причине пожара, ни о том, зачем ему, премьер-министру, это знать. Он просто поинтересовался одной деталью:

— И что, все сгорело?

— Все, — подтвердил Генеральный прокурор. — Вся обстановка выгорела. Дотла.

И оба замолчали. Каждый думал о своем и понимал, о чем думает другой.

Премьер-министр, конечно, ожидал сакраментального вопроса о том, не делился ли он с кем-то полученной накануне секретной информацией. Александр Михайлович надеялся, что его собеседник эту неприятную догадку опровергнет. Но Николай Николаевич не торопился этого делать.

И Генпрокурору ничего не оставалось, как поинтересоваться напоследок:

— Надеюсь, у вас ничего подобного не произошло?

Премьер-министр, не без некоего вызова, отпарировал:

— Надеюсь, вы не связываете причину вашего пожара со мной?

— Ни в коем случае. Я просто поставил вас в известность. Возможно, вам это будет интересно. До свидания.

На том они и распрощались, так и не прояснив главного: кто же виноват, и виноват ли, в этом пожаре?

Впрочем, Генеральный прокурор утешал себя тем, что у него все же остался один обвинительный документ против Титовко: запись его разговора в компьютерной комнате на загородной даче.

Спонтанные решения в голове Джульетты появлялись всегда без всяких видимых причин. Вот и на этот раз она вдруг поняла, что ей надо опять ехать к Мягди. Это подсказывало ей сердце любящей женщины. Разум же говорил совершенно иное: нельзя так распускать себя, где твоя гордость и собственное достоинство!

В таких трудных случаях незаменимым советчиком была, конечно же, Зина. И Буланова направилась в библиотеку.

Зина была на работе. Но не в настроении.

Погода сегодня с утра была отвратительная. Подул сильный холодный ветер. Его порывы срывали пожухлые листья, кружили их в воздухе, забрасывали ими редких прохожих.

А потом и вовсе стало тоскливо: ветер принес не только холод, но и противный, хлесткий дождь. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин даже собаку на улицу не пускает. Зина, натура избалованная и изнеженная, предпочитала бы сейчас сидеть не в холодной, неотапливаемой библиотеке, а где-нибудь на загородной даче, в комнате с ярко пылающим камином и пушистым котом, который ласково мурлыкал бы на коленях.

Но всего этого не было, а были надоедливые посетители, которые требовали от нее то книги, то подшивки газет, то прошлогодние журналы, которые неизвестно куда подевались.

Так что Буланова зашла в библиотеку не в самое подходящее время. И Зина, бросив недобрый взгляд и поздоровавшись сквозь зубы, не стала обращать на нее внимания. Ей даже не надо было делать вид, что она занята: работы действительно хватало.

Но и Джульетта не славилась бы своими пробивными качествами, если бы отступала при первой же неудаче. Нет, она понимающе улыбнулась Зине, заговорщически подмигнула ей и, отвернув край длинного кожаного плаща, показала большую бутылку вина.

Зину словно подменили. В глазах появился некий интерес, они заблестели, на губах заиграла довольная улыбка. Она достала из-под прилавка табличку с надписью «Перерыв по техническим причинам» и показала ее всем присутствующим:

— Граждане читатели! У меня перерыв! Прошу покинуть зал!

— А когда можно прийти? — робко спросил кто-то.

— Часа через два, не раньше! Прошу, прошу!

И Зина чуть ли не взашей вытолкнула всех из библиотеки.

Джульетта улыбнулась:

— Распоряжаешься, как в старые добрые советские времена: тогда все закрывались под всевозможными предлогами на перерывы. Не боишься, что редактор выгонит?

Зина беззаботно махнула рукой:

— А где он еще возьмет такую дуру, чтобы за копейки работала? Я все-таки профессионал своего дела, любую книгу с закрытыми глазами на стеллажах найду.

— Что верно, то верно. Одни у нас сейчас жируют, в ваннах с шампанским купаются, а другим и на хлеб не хватает.

— А как пьет рабочий люд? — подхватила Зина, деловито распечатывая бутылку. — На водку еще набирают, она же дешевая, а на закуску не остается. Вот и спивается народ по-черному.

— Да, в генетический код нации закладывается дебилизм и безнравственность. У народа отняли будущее.

— Тебе-то что прибедняться? — возразила Зина. — Вон, каждый раз с вином приходишь. Небось Мягди подбрасывает?

Джульетта рассмеялась:

— Я к тебе как раз по его душу и пришла. Посоветоваться.

В глазах Зины зажегся огонек любопытства. Больше всего на свете она любила вникать в чужие тайны и быть душеприказчиком. Джульетта не раз говорила, что ей бы быть в церкви духовником, да чужие исповеди выслушивать. И сейчас Зина превратилась во внимание, затаила дыхание, чтобы не спугнуть подругу и не заставить ее изменить решение рассказать о своих тайных страстях.

— Тогда выкладывай. Все, как на духу.

— Нет, давай сначала дернем для храбрости.

И Джульетта разлила по высоким бокалам пенистое шампанское. Зина выпила, сморщила курносый носик и отставила бокал в сторону.

— Что за муть ты принесла?

— Шампанское, — удивилась Буланова. — Кажется, даже французское. «Роше» называется.

— Ты уверена? Настоящее шампанское бывает только во Франции. «Роше», конечно, фирма весьма известная. Но запомни: шампанское никогда не может пахнуть персиком, как вот это. Или каким-нибудь там киви. Шампанское делают из винограда, и пахнуть оно может только виноградом. Все остальное — подделки с искусственными ароматизаторами. Дай-ка я взгляну на бутылку!

Она, как истинный знаток, взяла бутылку и стала внимательно рассматривать со всех сторон. Затем поставила на стол и с удовлетворением заметила:

— Конечно, подделка. Во-первых, сделано в Германии, а не во Франции. Во-вторых, в его составе вода, эмульгаторы, сахар, спирт и ароматизатор, он-то и дает запах персика.

— Вот сволочи! Всю страну завалили подделками!

— А ты что, думаешь, Запад будет продавать нам качественный товар? Да и наши закупщики норовят взять там самые дешевые продукты и тряпки. Вот что ты куришь?

Джульетта вынула из сумочки пачку сигарет в яркой красной упаковке и недоуменно протянула:

— «Мальборо». Как и всегда.

Зина скептически рассмеялась:

— А ты лучше возьми нашу «Яву». Дешевле и для здоровья полезнее. Настоящее «Мальборо» продается в США, где производится. А для недоразвитых стран, в том числе и для России, выпускается другое «Мальборо», с крохотной незаметной надписью: «Для продажи за пределами США». Читай сама. По-английски ведь сечешь?

— Секу, дорогая! Как и везде в мире, государственным языком в России теперь стал английский. Посмотри кругом на надписи и вывески. — Она повертела пачку. — В самом деле! Я как-то раньше на это и внимания не обращала.

— Теперь обращай. Так что ты хотела сказать о своем ненаглядном?

Джульетта тяжело вздохнула:

— Понимаешь, хочу снова к нему поехать. Но вся в сомнениях!

— Понимаю: и тому ли я дала.

— Что?

— Романс «Сомнение» в переводе на японский звучит: «И тому ли я дала?»

Джульетта фыркнула:

— Пошлая ты все-таки, Зинок. А корчишь из себя эрудированную даму!

— Кто сказал, что наличие в человеке эрудиции исключает присутствие в нем еще и пошлости?

— Ладно, ладно, не спорю: ты меня своей грамотностью затрахала! Так как мне поступить: ехать или нет?

— А где Мягди сидит?

— В Лефортовском специзоляторе.

— О! — удивилась Зина. — Как государственный преступник.

— Он и есть государственный! Ему этот Усков такие статьи шьет!

— За дело, Джуля, за дело. Просто так, в одночасье, миллиардерами не становятся.

— А что ты хочешь? — искренне возмутилась Джульетта. — Живем в такое время, когда подавляющее большинство мужчин в стране занимается бандитизмом и вымогательством. Либо охраняет тех, кто этим занимается.

— Ты в их число и Петракова относишь? — невозмутимо поинтересовалась Зина.

Буланова подозрительно посмотрела на подругу: у той никогда нельзя было в точности понять, что она имеет в виду. Но, похоже, в данный момент она не шутила.

И Джульетта нехотя согласилась:

— Вполне возможно. Сейчас чиновник, на какой бы он должности ни находился, и шагу не может ступить, чтобы не нарушить закон.

— Это ты брось! — категорически заявила библиотекарша. — Если в человеке есть нравственный стержень, ты его никогда с честного пути не свернешь.

— Честный, нечестный! Все это слова. Все мы люди, все жить хотим. И жить хорошо. Ты лучше все-таки посоветуй: ехать мне снова к Мягди?

— А что тебя останавливает?

— Понимаешь, вроде бы все хорошо: он очень обрадовался, ласково со мной говорил. Но я все время чувствовала, что думает он совсем о другом.

— Я тебя понимаю: останься вы сейчас вдвоем в комнате, он тебя и трахнуть бы не смог. Потому что у него между ног сейчас одна месть.

Буланова с изумлением посмотрела на подругу. Да, именно так! Это было то, о чем она подспудно думала, но что не могла оформить для себя не только словами, но и мыслями. Значит, Мягди ей теперь чужой? И в голове у него одно только чувство мести?

Джульетта поникла. Ничто так не убивает женщину, как известие, что ее любимый ее не любит. И не важно, кто у нее теперь соперник: другая женщина, мужчина или дело. В любви важен сам процесс. А когда его нет, сходит на нет и чувство. По крайней мере у Джульетты Степановны Булановой, редактора отдела политики крупной областной газеты, дело сейчас обстояло именно так.

Переговорив о пожаре с премьер-министром, Генеральный прокурор решил немедленно действовать. Нельзя было допустить, чтобы преступники и дальше безнаказанно крали государственные деньги и при этом заметали следы.

Уже через несколько минут в его кабинете сидели Усков и Виктор Васильевич.

— Ситуация вам известна, — начал Александр Михайлович. — Хотя, образно выражаясь, о взятии Центробанка знает строго ограниченное число лиц, не исключено, что информация уже просочилась к преступной группировке.

Усков и Виктор Васильевич деликатно промолчали. Уж кому-кому, а им было доподлинно известно, кто входил в это «строго ограниченное число». И тем не менее преступники уже предприняли попытку, и довольно успешную, уничтожить имеющиеся у прокуратуры материалы.

— Виктор Васильевич, доложите, что удалось спасти от пожара?

Начальник Следственного управления переглянулся с Усковым и быстро ответил:

— Ничего! Пожар уничтожил все.

— Все? И даже бумаги в сейфе? Насколько я знаю, у каждого следователя в кабинете установлен несгораемый сейф.

— Сейф-то несгораемый, да сами документы горят. Когда открыли сейф, то увидели, что все папки обуглились.

— Ясно.

В кабинете Генерального прокурора наступила гнетущая тишина. В нем витало ощущение какой-то недосказанности, и хозяин кабинета это понимал. Он не мог ни в чем упрекнуть своих подчиненных. В самом деле, они проделали огромную работу, практически подготовили к передаче в суд многотомное обвинительное заключение по делу Джевеликяна, обнаружили строго законспирированную преступную группу взломщиков Центрального банка, и вся их кропотливая, опасная, многодневная работа пошла насмарку.

И винить в этом, кроме самого себя, ему было некого. Если бы он действовал строго в соответствии с инструкцией и не поставил, хотя и намеком, в известность о данном деле премьер-министра, пожара могло бы не быть.

Он, конечно, мог бы показать своим сотрудникам официальное заключение о том, что пожар в кабинете следователя Ускова произошел в результате короткого замыкания электропроводки. Мог бы, в конце концов, и вообще не ставить их в известность о своих действиях. Но вирус подозрительности уже возник, а это в работе органов прокуратуры — самое страшное.

Было о чем задуматься Александру Михайловичу в гнетущей тишине своего кабинета. Под молчаливыми, но довольно красноречивыми взглядами своих работников.

Самое простое, что напрашивалось сейчас на ум, — просто объявить, что совещание закончено.

Но тогда взаимная подозрительность проросла бы еще сильнее. Поэтому он сделал единственно верный в данной ситуации ход: решил, по возможности, развеять подозрения на свой счет.

— Навскидку, конечно, определить, откуда просочилась информация, сложно. Знаю, что в число подозреваемых лиц могу попасть и я. Но если вы мне еще верите, официально заявляю, никого не информировал.

— В таком случае, — приподнял свое мощное тело над креслом Виктор Васильевич, — то же самое обязаны заявить и мы с Усковым.

— Подтверждаю, — сказал следователь.

— Хорошо, — удовлетворенно констатировал примирение Генеральный прокурор. — А теперь давайте перейдем к делу. Что будем предпринимать?

Он поочередно взглянул на присутствующих в его кабинете, как бы предлагая высказываться свободно, без ограничений и чинов.

Но слово по старшинству все-таки взял начальник Следственного управления.

— На руках мы имеем по данной преступной группировке очень мало фактов, но все же имеем. Это, например, запись разговора Титовко с компьютерщиком. Она у вас.

Александр Михайлович понял, что это было последней проверкой его лояльности, и без проволочек достал из сейфа диктофон с записью взрывоопасной информации. Даже поинтересовался:

— Прокрутить?

— Не надо. Мы верим.

— В таком случае, — заметил Генеральный прокурор, — что есть еще?

Виктор Васильевич вздохнул:

— А остальное нужно начинать с нуля. В частности, мы лишились источника связи и записи всех разговоров, что ведутся в той комнате на даче Джевеликяна: принимающее устройство, а с ним и доказательства, сгорели.

— Да, прискорбно. Вы думаете, они подозревали о нем?

— Вряд ли. В таком случае проще уничтожить «жучок», который установил в той комнате Усков. Я думаю, надо действовать.

— Каким образом?

— Создавать группу захвата и арестовывать компьютерщика. Лучше бы, конечно, в то время, когда там будет находиться Титовко, но, боюсь, этого придется долго ждать. А время в буквальном смысле — деньги. Каждую минуту они могут внедрить в компьютерные сети Центробанка новые фальшивые платежные документы и перевести по ним крупные суммы денег.

— Верно, — согласился Генеральный прокурор. — Кого, думаете, надо подключить к операции?

— Теперь все равно. Хотя, конечно, утечка информации и на этот раз крайне нежелательна.

— В таком случае, может, обойдемся своими силами? Дадим Ускову группу спецназа, и этого будет достаточно, чтобы арестовать одного человека.

— Не забывайте, что дача усиленно охраняется! — ввязался в разговор Усков. — Охрана не только на воротах, но и у входа в коттедж.

— Так вам мало будет группы спецназа?

— Нет, достаточно. Стрелять-то я и сам умею. Хотя, думаю, это не потребуется: охрана меня уже знает. И вряд ли захочет со мной связываться.

Виктор Васильевич подивился его самонадеянности, но возражать не стал. В конце концов Усков профессионал, не раз бывал в подобных передрягах и лучше него, кабинетного сыщика, знает, как в них поступать.

На том и порешили. Генеральный прокурор немедленно связался с Министерством внутренних дел и попросил обеспечить для проведения одного обычного ареста группу захвата. Обговорили и время предстоящей операции: пять часов утра, когда всех на даче можно застать врасплох.

Александр Михайлович, обговорив все детали, встал из-за стола, подошел к Ускову и крепко пожал ему руку.

Джевеликян до последней минуты надеялся, что если уж не прийти к нему, то хотя бы позвонить по телефону Титовко сможет. Но никакого звонка не дождался. И хотя его обуревали гнев и возмущение, по здравом размышлении он все же решил позвонить сам.

Но дозвониться к столь важной персоне, которой стал теперь его бывший друг, оказалось не так-то просто. Секретарь в приемной неизменно отвечал, что тот на совещании, у премьер-министра, вышел, еще не пришел…

В конце концов Мягди плюнул на это неблагодарное занятие и решил позвонить ему вечером домой. Благо домашний телефон в той самой квартире на Кутузовском, которую когда-то он сам подарил Титовко, у него имелся.

Он еле дождался того вечернего часа, с которого, по его прикидкам, Титовко уже мог находиться дома.

Его расчеты оправдались. Бывший друг, видимо, недавно прибыл в свою роскошную квартиру, потому что ответил, что-то еще дожевывая.

— Привет, дорогой. Не узнаешь?

— Это… кто говорит?

— Ну, напряги немного мозги! Ну!

— Мягди?!

— Да, он самый.

Наступила некоторая пауза. Видимо, Титовко не мог прийти в себя от такой неожиданности. Наконец произнес сдавленным голосом:

— Тебя что, выпустили?

— Вы, что ли, постарались?

— Мне не нравится разговор в таком тоне, — наконец пришел в свое обычное уверенное состояние Титовко. — Или говори нормально, или я положу трубку.

Джевеликян понял, что пора в самом деле переходить к нормальному разговору. Если, конечно, он хочет что-либо узнать. А узнать ему хотелось. И многое. Поэтому совсем иным, спокойным голосом он произнес:

— Нет, конечно. Я звоню из тюремной камеры.

— А, — мгновенно сориентировался Титовко. — Видишь, мои хлопоты увенчались успехом: тебе даже телефон установили.

«Мудак ты! — подумал Мягди. — Даже не поинтересовался, козел, по такому виду телефонной связи я разговариваю».

Но вслух в телефонную трубку сказал совсем иное:

— Спасибо за помощь. Век не забуду.

Титовко мгновенно уловил скрытый смысл этой фразы. Хотел отреагировать резко, решительно. Но сдержался. Именно сейчас, когда так успешно шла операция по перекачке денег, нужно было опасаться Джевеликяна. Сейчас он нужен им только за решеткой. И такой, которая бы не позволила ему бежать. Поэтому пришлось усмирить свою гордыню и не злить понапрасну дикого зверя по кличке Макинтош, так величали Мягди в криминальной среде.

— Не за что. Я сейчас как раз ищу грамотного адвоката, чтобы помочь тебе выбраться.

Джевеликян понял, что ничего существенного из этого разговора не узнает. Что будет вынужден выслушивать потоки лжи и вранья. А потому решил прекратить ненужный и все больше начинающий его бесить разговор. Однако не удержался и на прощание спросил:

— А так тебе живется в моей квартире на Кутузовском проспекте? Я ведь, помнится, подарил тебе квартиру номер тридцать? В ней жил и застрелился бывший министр внутренних дел Щелоков.

Очень зловеще прозвучал вопрос. Но придраться Титовко было не к чему: намеки намеками, а благодарность за такой подарок он должен был выразить.

И он сдавленно, сквозь зубы, с огромным нежеланием, произнес:

— Спасибо, неплохо.

И положил трубку.

А Джевеликян, пожалуй, впервые за все время нахождения в камере следственного изолятора вздохнул спокойно. Теперь он знал, что делать. И совесть его при этом совершенно не мучила.

В пять часов утра группа захвата во главе со следователем Усковым окружила дачу Джевеликяна. Правда, сделать это было сложновато, поскольку территория занимала около двух гектаров заповедного соснового бора. Но Усков все обдумал очень хорошо. Не говоря уж о том, что он прекрасно изучил и территорию дачи, на которой побывал не раз.

Первым делом он расставил людей. Главную, ударную группу сосредоточил возле неприступных железных ворот. И как только его часы показали время «икс», они приступили к операции.

По сигналу следователя мощный грузовик со стальной скобой спереди стал набирать скорость и изо всей силы врезался в ворота. Металлические двери не выдержали удара и раскрылись. В образовавшуюся щель тут же метнулись спецназовцы, которых Усков уверенно вел к намеченной цели.

Первый этап операции прошел успешно: застигнутая врасплох охрана въездных ворот не оказала никакого сопротивления. Лишь один запоздалый выстрел раздался им вслед.

Но этого, а также шума мотора, скрежета разбитых ворот оказалось достаточно, чтобы охранники у входа в сам коттедж успели подготовиться к обороне. Они открыли по приближающимся людям огонь из автоматов.

Группе Ускова пришлось залечь. Началась оглушительная перестрелка с обеих сторон, которая мало что давала нападающим.

Надо было срочно действовать, иначе в компьютерной комнате могли принять меры и даже уничтожить что-либо из компрометирующих документов.

И следователь принял решение. Он взял с собой двоих спецназовцев и отправился к задней стороне коттеджа. Темная ночь и густая растительность позволили им проделать это без особого напряжения.

Еще в прошлое свое несанкционированное посещение коттеджа Усков заметил большое окно в коридоре второго этажа, выходившее на тыльную сторону дома. Тогда, находясь в освещенном коридоре, где негде было укрыться, он даже приметил это окно на крайний случай поспешного бегства.

Они быстро добрались к заветному окну. Но за тонированными стеклами ничего не было видно.

Пришлось и на этот раз действовать исключительно согласно интуиции. А она подсказывала всего один быстрый и решительный способ проникнуть в дом: разбить стекло.

Андрей попросил бойцов группы захвата быть вплотную к дому, чтобы он мог с их помощью залезть в окно. Потом прицелился и выстрелил. Тонированное стекло разлетелось вдребезги. Усков быстро взобрался на плечи могучих парней, дотянулся руками до нижнего края окна, подтянулся и аккуратно, чтобы не порезаться об остатки стекла, влез внутрь.

Как он и предполагал, это был коридор второго этажа со знакомой ему дверью. Над ней по-прежнему красовалась лаконичная табличка: «Служебное помещение. Не входить».

На этот раз следователь не стал церемониться. Он разбежался и со всего размаху ударил плечом в дверь.

Но она не поддалась, а плечо заныло от боли.

Тогда он начал прицельно стрелять по замку. Двух выстрелов оказалось достаточно, чтобы замок вышел из строя. Теперь дверь распахнулась от легкого прикосновения.

За ней, обмирая со страха, прижался к стенке компьютерщик. Это был тот самый, уже знакомый Ускову парень, который так удачно тогда наступил на капсулу со снотворным и крепко проспал семь часов.

— Максим? — коротко спросил Усков.

— Да.

— Следователь прокуратуры Усков. Вы арестованы!

Максим, казалось, давно ожидал такого исхода.

И потому покорно протянул руки.

Андрей быстро надел на них наручники. И так же быстро приказал:

— Повернитесь к стене лицом! И не шевелитесь, пока не прикажу. При первой же попытке к бегству — стреляю!

Но это было, конечно, просто предупреждением. Усков сразу побежал вниз по лестнице, чтобы помочь группе захвата сломить сопротивление охраны.

Охранники Джевеликяна никак не ожидали, что на них нападут сзади, из дома. И потому не предприняли никаких мер, чтобы обезопасить себя с тыла. Да у них и не было на это времени. Нападающие вели огонь такой плотности и интенсивности, что охранники не могли даже высунуться из своих укрытий, лишь отстреливались не глядя.

Усков быстро оценил обстановку. Он сразу заметил одного из охранников, который, спрятавшись за гранитный бордюр возле входа, время от времени высовывал вверх автомат и давал очереди. Его-то он мог обезвредить в любую минуту.

Но не было видно второго охранника. А нападать на одного из них было бы опасно.

Поэтому он решил сначала выяснить, где же второй.

Сделать это оказалось просто. Как только умолкла автоматная очередь замеченного им бандита, тотчас включился в бой второй. Он выпустил в сторону ворот длинную автоматную очередь и что-то крикнул своему напарнику. Усков расслышал лишь одно слово: гранатомет.

«Он решил стрелять по моим ребятам из гранатомета! — сообразил следователь. — Этого допустить нельзя!»

Он отступил в глубь подъезда и спрятался в огромном холле за неработающим фонтаном. В это время туда влетел хорошо натачанный, высокого роста бандит и без промедления побежал в какое-то помещение первого этажа.

Следователь не стал мешать, надо было выяснить, где находится оружие. Ждать пришлось буквально несколько минут. Накачанный бандит выбежал из комнаты с надписью: «Помещение охраны», волоча за собой огромное орудие.

«Сволочи! — выругался про себя Усков. — Уже хранят огнеметы в обычной комнате дачи, не таясь и никого не боясь. Вот уж действительно: Москва времен Чикаго!»

Он не стал медлить, прицелился и выстрелил: пуля попала бандиту прямо в грудь. Но тот все же не упал сразу, а качнулся, выпрямился, повернулся в сторону Ускова и успел нажать на кнопку огнемета. Сильная струя с оглушительным ревом выскочила из орудия и опалила всю стену холла, в которую был направлен выстрел. Начался пожар.

В холл вбежал второй охранник. Он держал автомат на изготовку, собираясь строчить по любому, кто ему попадется.

Усков не стал бы церемониться и с ним. У него не было жалости к этим бандитам, которые, нарушая все законы, стреляли из всех видов оружия в людей, состоящих на государственной службе.

Но сейчас он решил не убивать охранника. Ему нужен был свидетель, да и горы трупов вовсе не хотелось. Поэтому он лишь прострелил бандиту руку, чтобы тот не смог больше убивать людей.

Охранник выронил автомат и зарычал от боли. Усков тотчас подбежал к нему и так же ловко, как прежде Максиму, нацепил на его руки наручники. А теперь нужно было срочно тушить пожар. Захватить Максима, чтобы тот, воспользовавшись суматохой, не вздумал сбежать. Оказать первую помощь бандиту и усадить его в кутузку. И еще неизвестно, как повели себя остальные охранники.

Он выскочил из объятого пламенем холла к бежавшим ему навстречу спецназовцам и отдал сразу несколько приказаний.

…Оснований для встречи с Петраковым у Титовко после неприятного звонка Джевеликяна только прибавилось. Он уже вызвал мэра и теперь, с самого утра, с нетерпением его ожидал.

Но ждать так рано было бесполезно: какая бы мощная иномарка ни была у мэра, как ни хороша была скоростная автострада, чтобы доехать до столицы, требовалось время.

Поэтому у Титовко имелась прекрасная возможность еще раз обдумать и скрытую угрозу Мягди, и почти явное предупреждение об опасности со стороны премьер-министра.

Что касается первой, то тут стоило принять все возможные меры безопасности. Правда, Джевеликян еще ни разу не осмеливался не то чтобы поднять руку на своего благодетеля, но даже заикнуться об этом. Но, судя по его плохо скрытой угрозе, такой момент может и настать.

Неплохо было бы выяснить, что конкретно имел в виду и премьер-министр. Грехов у него, Титовко, конечно, немало, срезаться можно было в любой момент и на любом из них. Тем более в такой непредсказуемой стране, как Россия. Но, не зная конкретной причины, он не собирался делать соответствующих выводов.

«Ум хорошо, а два — лучше», — подумал хозяин большого кабинета в Доме правительства и решил пока, до приезда Петракова, заняться другими делами.

Поэтому, когда в его кабинет наконец вошел свежий и румяный мэр, Титовко словно и забыл, что его приглашал. Он рассеянно поздоровался, приказал секретарю принести для них кофе. И только когда они выпили крепкий душистый «арабик», специально для него привезенный друзьями-дипломатами из Бразилии, он вспомнил о деле:

— Как там наш «Банда-банк»?

— Как раз вчера пришли еще два поступления. Сумма удвоилась. Как ею распорядиться? Опять подкупать продажных депутатов?

Титовко задумался. И не сразу ответил на конкретный вопрос друга. Затем почесал подбородок, что было у него признаком глубоких сомнений, и признался:

— Ума не приложу, как поступить. Понимаешь, Вячеслав Иванович, что-то уж очень гладко все проходит!

— Так это и прекрасно! Правильно просчитанная операция всегда должна приносить успех.

— Это все верно. Но проступают первые признаки грозы.

— Какие именно?

Хозяин кабинета опять задумался. Перед ним стояла дилемма: посвятить Петракова в свои тайны и тем самым сделать его свидетелем своих предчувствий и неуверенности или, наоборот, вдохнуть в одного из исполнителей еще большую уверенность в незыблемости своего положения.

Он выбрал первое.

— Вот какие, — с тяжелым вздохом сообщил он. Меня вчера вызвал шеф и сказал одну, но довольно загадочную и тревожную фразу. Мол, если есть за тобой грехи, то лучше отступись. Что-то в этом роде. Но смысл понятен: ему известно что-то о моих делах.

При этих словах не на шутку встревожился и Петраков. Уж он-то, со своим многолетним опытом чиновничьей работы, хорошо знал, какого рода информация о подчиненных поступает к нему. И хорошего в такой информации не было ничего.

— Ты думаешь, что он что-то пронюхал о нашей операции с ураном?

— Тише ты! — выдохнул шепотом Титовко. — Тут и стены могут слушать. Может, о ней. А может, и о той, другой!

И Титовко махнул головой куда-то в сторону, где, по его мнению, могла располагаться дача Джевеликяна.

— Тогда мы пропали!

— Ну! — грозно окрикнул Титовко. — Нюни не распускать! Еще вообще ничего нет. Но на то я и стратег нашей партии, чтобы предвидеть и предугадывать любые неприятности. Понял?

— Понял.

— Слушай сюда! Опасность для нас, а в первую очередь для тебя, сейчас иная: вчера мне Мягди звонил.

— Не может быть! Его выпустили? Сбежал?

— Да успокойся ты! Что такой пуганый стал? Разговаривать спокойно невозможно! Не сбежал. И не выпустили, слава Богу: Усков его никогда не выпустит, не для того он два года за ним охотился. А звонил он мне из своей тюремной камеры. Сам понимаешь, сейчас за деньги все можно купить. А их у него побольше, чем у нас двоих, вместе взятых.

— Это верно! — повеселел Петраков. Неизвестно, что так его приободрило, но только он, видимо, ожидал чего-то худшего. — На него целая армия рэкетиров работает.

— А на нас всего один компьютерщик. Но с мозгами. И это намного важнее.

— Так что сказал Мягди? Просил, чтобы похлопотали?

— Мягди — взбесившийся хищник, которого никогда не удастся приручить. Вчера он мне пригрозил.

— Тебе?!

Титовко посмотрел на своего провинциального друга скептически. И ответил:

— А может, и тебе. Сказал загадочную фразу. Мол, я тебе подарил квартиру, в которой бывший министр внутренних дел застрелился. Улавливаешь намек?!

Этого объяснять Петракову было не нужно. Он слишком хорошо знал Мягди. Его крутой нрав, хитрый, коварный характер. И знал, что Джевеликян слов на ветер просто так не бросает, а уж на него, Петракова, он и вовсе затаил зло. Отнять у него женщину — это для самолюбивого и властного грузина был удар ниже пояса.

— Значит, пора принимать меры, — сделал вывод Петраков.

— Вот этого я от тебя и ждал, — с облегчением выдохнул Титовко.

И двое влиятельных государственных чиновников сели за стол, чтобы обсудить, как получше и побыстрее убрать Джевеликяна, который начал мешать.

…Обыск на даче Джевеликяна дал неплохие результаты: помимо кучи всевозможной следящей, подслушивающей и компьютерной аппаратуры в подвальном этаже коттеджа, обнаружили целый арсенал различного оружия. Как будто здесь готовились к атомной войне и запаслись всем, что только было можно и нельзя.

С богатым уловом приехал Усков к себе в прокуратуру. Но больше всего он дорожил единственным свидетелем — компьютерщиком Максимом. На его первый допрос пришел не только Виктор Васильевич, но и сам Генеральный.

Поняв, куда он попал, увидев работников прокуратуры, Максим, и без того не отличающийся храбростью, окончательно сник. Он начал давать показания сразу, даже не попросив привести адвоката.

Но наученный горьким предыдущим опытом, Усков на этот раз оформил допрос по всем правилам. Были приглашены также специалисты-компьютерщики, сотрудники Федеральной службы безопасности, адвокат Московской межреспубликанской коллегии адвокатов и даже председатель Центрального банка. Запись допроса велась сразу тремя способами:стенографировалась, записывалась на магнитофон, а также велась видеосъемка.

В комнате для допросов Генеральной прокуратуры от обилия людей было тесно и душно. Но никто не жаловался. Все предчувствовали, что сегодня будет раскрыто что-то сверхважное и неординарное.

И Генеральный прокурор, торжественно начав допрос, подтвердил это:

— Господа и товарищи! Коллеги! Сегодня вы присутствуете на историческом допросе: показания будет давать подозреваемый, один из членов преступной группировки, которая специализировалась на небывалом еще для нашей страны преступлении — взломе компьютерной системы Центрального банка Российской Федерации с целью присвоения крупных сумм государственных денег. Допрос проведет советник юстиции, следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России Усков Андрей Трофимович. Приступайте!

Пока Усков задавал обычные вопросы о фамилии, анкетных данных и прочее, присутствующие переглядывались, перешептывались и слушали не очень внимательно. Но стоило Ускову задать первый же вопрос, как все притихли:

— Господин Изразцов, вы признаетесь, что принимали непосредственное участие в работе преступной группы по взлому компьютерной защиты Центрального банка России?

— Да, признаю, — опустив голову, еле слышно произнес Максим.

— Отвечайте, пожалуйста, громче: идет видеозапись.

— Хорошо, постараюсь.

— Кто привлек вас к этому делу?

— Титовко.

— Руководитель департамента главы правительства по связям с общественностью?

— Я не знаю, чем он сейчас занимается. Мы познакомились с ним, когда я работал в отделе информатики Госкомимущества.

В комнате допросов раздался легкий шепот. Присутствующие были удивлены, услышав фамилию столь высокопоставленного лица. Однако Усков предвидел подобную реакцию и пожелал закрепить сделанное признание еще и фактом опознания Титовко. Он протянул допрашиваемому фотографию.

— Это — руководитель департамента Титовко. Он привлек вас к разработке операции по взлому компьютерной защиты?

— Да, это он.

— Кто был инициатором идеи?

— Титовко. До этого я работал в крупном оборонном НИИ, где вел как раз данную тему. Но пошла волна сокращений, и меня уволили. В комитете я тоже получал немного. К тому же зарплату постоянно задерживали. Как-то Титовко пригласил меня к себе в кабинет и предложил эту идею. Я согласился.

— Вы нарушили государственную тайну, — вмешался представитель ФСБ. — Вы давали соответствующую подписку?

— Давал. Но сейчас время такое — все всё и всех продают.

— Позор! — только и ограничился восклицанием работник Федеральной службы безопасности.

— Продолжим допрос, — сказал следователь. — После того так дали согласие, вы еще раз встречались с Титовко?

— Да, он пригласил меня в Сочи, где в одном из санаториев мне предоставили все условия для подготовки программы взлома.

— Случайно не на бывшей даче Сталина? — оживился Усков.

— Да, там. Вы и это знаете?!

Усков не стал отвечать на этот вопрос-восклицание. С него было достаточно и того, что он убедился в своей правоте: искать Джевеликяна следовало именно там. Да и так следователь по особо важным делам, вопросы здесь задавал он.

— Кто предложил оборудовать ваш компьютерный центр на даче Джевеликяна?

— Этого я не знаю. Меня уже привезли на эту дачу, в комнату, которая была полностью оборудована всей необходимой аппаратурой.

— Кто еще был на той даче Сталина, когда вы с Титовко обсуждали операцию?

— Хозяин подмосковной дачи Джевеликян. И еще один человек, которого я не знаю.

— Этот? — Усков показал Максиму еще одну фотографию.

— Да, он.

— Для сведения присутствующих: подозреваемый опознал Петракова Вячеслава Ивановича, мэра города. Вы договорились, что будете осуществлять платежи из Центробанка именно в его город?

— Да. Он дал мне реквизиты банка. Для конспирации мы его называли между собой «Банда-банк».

В комнате засмеялись. Однако Усков остался невозмутим:

— Когда и какой первый платеж вы осуществили?

— Для начала мы внедрили в компьютерную систему Центрального банка фальшивый вексель Московского Сбербанка на сумму один миллиард рублей.

— И он прошел?

— Да.

— Это неправда! — вскочил со своего жесткого стула председатель Центробанка. — Это фантазия молодого человека. Такого не может быть!

Здесь уж не выдержал Усков. И даже позволил себе немного пошутить:

— Этого не может быть, уважаемый Иван Петрович, потому что не может быть никогда. Но это было. Поэтому я прошу вас официально: проверьте платежное поручение, реквизиты которого вам укажет господин Изразцов. Впрочем, я могу это сделать быстрее.

И следователь протянул председателю банка лист бумаги, на котором были указаны необходимые реквизиты, дата и другие данные фальшивого векселя.

Председатель банка взял протянутый ему лист и демонстративно удалился. Видимо, чтобы проверить. Усков не стал препятствовать этому демаршу: он знал, что главная проверка еще впереди и она обязательно вскроет все просчеты Центрального банка и его компьютерной сети.

Дальше допрос шел по заранее намеченной схеме. Усков спешил получить от задержанного как можно больше сведений и признаний. По опыту он знал, что сейчас, по горячим следам, это сделать проще. А потом арестованные, как правило, начинают «одумываться», на них оказывают давление.

Но сегодня ему, похоже, волноваться не приходилось. Допрос Изразцова и так шел как по маслу.

Все, казалось, продумал Титовко в сложной и опасной операции по проникновению в электронные сети Центрального банка. Тщательно законспирировал, резко ограничил число посвященных лиц. Но как бывает в таких случаях, эта законспирированность против него и обернулась. Он не учел одной маленькой детали: случая провала.

Когда на даче Джевеликяна произошел захват его штаб-квартиры вместе с компьютерщиком Максимом, никто ему об этом не сообщил. И он пребывал в уверенности, что все спокойно. До той самой роковой минуты, когда в очередной раз поехал туда с очередным заданием.

Ничто, казалось, не предвещало опасности. Правительственный лимузин Титовко, уже выключив «мигалку», плавно подкатил к плотно закрытым воротам. Только что прошел дождь, и в сосновом бору мягко пахло хвоей, свежий воздух приятно холодил разгоряченное лицо. Хотелось скорее выйти из машины, где работал кондиционер, и вдохнуть именно этот, настоящий воздух.

Поэтому, не дожидаясь, пока водитель подаст сигнал, Титовко сам несколько раз нажал на него.

Ворота отворились, и лимузин въехал на территорию дачи. Никто его не остановил, как, впрочем, никто и не встретил.

Но он привык к этому. И благодарил Бога, что на даче нет Джевеликяна.

Титовко не озаботил и тот факт, что у подъезда коттеджа не маячили, как обычно, знакомые охранники. Он так торопился в заветную комнату, что даже не заметил обгоревшей части холла.

Быстро поднявшись на второй этаж, он подошел по пушистой ковровой дорожке к двери с табличкой и набрал условный код.

Дверь открылась, Титовко вошел в комнату и замер.

Она была абсолютно пуста: ни аппаратуры, ни привычно мерцающих экранов компьютеров. А за единственным столом сидел и улыбался ему… Усков.

Титовко уже хотел резко повернуть назад, но следователь его остановил:

— Не торопитесь. Там мои люди.

— Что вы здесь делаете? — задал Титовко самый нелепый вопрос.

— А вы?

— Я? Я приехал…

— Навестить своего друга Джевеликяна?

— Вот именно.

— Отлично. Отметим этот интересный факт.

Однако этого обмена любезностями оказалось достаточно, чтобы гость пришел в себя и вновь обрел свою обычную самоуверенность.

— Вы мне тут спектакли не устраивайте! — сказал он довольно высокомерно. — На каком основании вы учинили мне этот допрос?

Следователь поднялся из-за стола, пересек комнату и показал Титовко ордер на его арест. Затем торжественным тоном произнес:

— Господин Титовко! Вы арестованы по подозрению в причастности к преступной группе, совершившей кражу крупной суммы государственных средств.

Титовко повертел ордер в руке, недоумевая, как он к нему попал, затем швырнул его на пол и резко ответил:

— Вы забываетесь! Я буду жаловаться премьер-министру, моему непосредственному начальнику!

— Это ваше право. Однако советую не горячиться и сделать чистосердечное признание: это облегчит вашу дальнейшую участь.

Гость дачи буквально взорвался:

— Чистосердечное признание! Облегчит участь! Что за чепуху вы несете?! Каких дешевых детективов начитались?! Немедленно освободите меня, или вам будет хуже!

— А вот этого не надо! — жестко оборвал его следователь. — Угрожать мне, следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, да еще при исполнении служебных обязанностей — это для вас чревато! Можете получить дополнительных три года тюрьмы.

Титовко сник. Он вдруг понял, что на этого человека он не произведет никакого впечатления ни своими высокими правительственными должностями, ни машиной с «мигалкой» и спецномером, ни другими привилегиями и положением. Поэтому опустил голову и притих.

Усков подумал, что вряд ли добьется чего-нибудь сейчас от этого высокомерного правительственного чиновника. Но на всякий случай все же задал ему один вопрос:

— Вы заявили, что приехали к Джевеликяну. Значит, вы его знаете?

Титовко поднял голову и тихо, но решительно сказал:

— Ни на какие ваши вопросы без моего адвоката я отвечать не намерен. Это вам понятно?

— Понятно. Адвокат будет. Прошу следовать за мной.

Известие об аресте Титовко не было, конечно, для премьер-министра громом среди ясного неба. Звонок Генерального прокурора с намеками о причастности его подчиненного к криминальным делам не прошел для Николая Николаевича даром. Поэтому внутренне он был готов к такому повороту событий.

Однако статьи обвинений, по которым был задержан Титовко, просто поражали. Хищение казенных средств в таких размерах да еще беспрецедентным для России способом — это было невероятным делом даже для видавшего виды человека и должностного лица, каковым был Николай Николаевич.

Конечно, он должен был сделать из этого выводы. Но такие? Кинуться выручать Титовко? Просить об этом Генерального прокурора?

Но это может быть понято превратно и бросить тень на него самого. А его соперникам из президентской администрации только того и нужно. Да и Титовко не настолько ему друг, чтобы его выручать.

Осудить своего ближайшего подчиненного и немедленно освободить его от должности руководителя департамента? Но он пока лишь подозреваемый, и его непосредственная вина может быть установлена лишь судом, которого еще надо дождаться.

Трудная дилемма смяла сейчас перед премьер-министром. Больше всего он боялся огласки этого дела, страшного скандала, который могли поднять средства массовой информации вокруг Титовко, связав все с именем самого премьер-министра. Тогда карьере конец.

Но одна мысль все-таки грела его и утешала. В свое время Титовко убедил его сделать логически безупречный ход: выделить средства газетам и телевидению, предоставить им ряд налоговых льгот и таким образом привлечь на свою сторону. Правда, это было сделано в целях борьбы с Администрацией Президента. Но теперь та услуга средствам массовой информации должна окупиться.

И действительно, пока что ни одна газета, ни один канал ТВ ничего не сообщили в связи с арестом Титовко. Конечно, это могло быть и заслугой Генерального прокурора, который не стал раздувать скандала и сообщать об этом в прессу.

И премьер-министр решил выждать, решение он всегда успеет принять.

Джевеликян узнал о разгроме на своей даче, пожалуй, одним из первых. Цепочка сообщений от охраны к управляющему фирмой, а оттуда к нему в камеру сработала молниеносно. Правда, ни охрана, ни управляющий не знали о том, что делалось в той секретной комнате, оборудованной компьютерами самых последних марок. Дело было преподнесено как вмешательство все того же неугомонного следователя прокуратуры Ускова, который перебил половину его охраны.

Мягди, конечно, знал, что в словах донесений его подданных много преувеличений. У страха, как известно, глаза велики. И если в какой-нибудь перестрелке убили одного охранника, назовут десять.

Но факт оставался фактом. И его предстояло проанализировать.

Он лежал на мягкой кровати и неторопливо размышлял.

Значит, так. Усков, конечно, не дурак. И просто так громить его дачу не полезет. Выходит, есть другая причина.

А причина может быть только одна: компьютерный центр, посредством которого они собирались сосать деньги из государства. Если присовокупить сюда намек следователя во время его последнего визита, что подельники гребут там, на воле, большие деньги, а с ним не собираются делиться, вывод ясен.

«Усков уже знал, что мы грабим Центробанк! — сделал однозначный вывод. Мягди. И тут же горько усмехнулся: — Мы! Эти сволочи — Титовко и Петраков!»

Впрочем, упоминание этих фамилий его несколько утешило. Ему не было жаль разгромленной дачи: это все восстанавливается в считанные дни. А вот то, что Усков теперь накажет его обидчиков, грело душу. Пусть пока не сам, пусть чужими руками, но наказать этих гадов!

И Мягди поздравил себя с успехом. Оказывается, и сидя за решеткой, можно одерживать победы!

С самого утра Петракова не покидало ощущение надвигающейся беды. Он смотрел из окна своего кабинета на противоположную сторону улицы, слышал, как за спиной тренькали звонки различных телефонных аппаратов, но не подходил к ним.

Какая-то апатия охватила Вячеслава Ивановича. Ему ничего не хотелось делать и тем более выполнять то, что уже было намечено на сегодняшний рабочий день.

Наоборот, тянуло к какой-то родной душе, к человеку, который тебя поймет и пожалеет, поможет обрести покой и душевное равновесие.

Такой человек в городе у него был только один. Нет, не жена, к которой он давно охладел и терпел ее рядом лишь по обязанности.

Нет, не почти взрослая дочь, которую он, конечно, любил, но с которой, увы, нельзя было поделиться ничем сокровенным.

Это была, естественно, Джульетта.

А с ней он не виделся давно. С того самого злополучного момента, когда, явившись в сопровождении охраны к ней домой, стал невольным свидетелем и даже соучастником ареста Джевеликяна.

Конечно, это любви к нему со стороны Джульетты не прибавило.

«Но ведь мы были близки! — воскликнул про себя Петраков. — И даже счастливы, пока не появился этот прохвост Джевеликян!»

Впрочем, мэр слегка лукавил. Даже перед собой. Мягди они оба знали давно. Просто до поры до времени Джульетта не испытывала к экстрасенсу-бизнесмену, за которого выдавал себя в их городе Мягди, никаких чувств.

Но судьба изменчива. А Фортуна, любительница острых ощущений, тем более. И потому, в один далеко не прекрасный для Петракова день, он заметил, что Джульетта стала к нему охладевать. И, наоборот, воспылала неожиданной страстью к этому грузину.

Чем он ее так пленил, Петраков не мог понять до сегодняшнего дня. Но он мог и хотел простить Джульетту, вернуть ее. И делал в этом направлении немало попыток с переменным успехом. Так что ничто не мешало ему сделать еще один заход.

Сначала он хотел позвонить Джульетте. Но потом решил, что лучше приехать в редакцию. Он вызвал машину и быстро спустился вниз, к подъезду, где уже стоял новый «шевроле субарбан», который мэрия только что приобрела для него взамен устаревшей модели «форда».

Памятуя о прошлом инциденте, он решил поехать к Булановой без охраны.

Не садясь в лифт и решив проверить свое здоровье, Петраков довольно бодро поднялся на пятый этаж, где располагался кабинет редактора отдела политики.

Он вошел без стука. Джульетта сидела к нему спиной за машинкой и что-то усиленно печатала.

Вячеслав Иванович не упустил шанса, потихоньку подкрался и обнял ее за плечи.

Джульетта вздрогнула и расслабилась. Затем, не поворачивая головы, тихо и радостно воскликнула:

— Мягди!

— Тьфу ты, черт! — выругался мэр. — Даже в тюрьме этот кавказец не оставляет меня в покое!

— Вячеслав Иванович? — невозмутимо откликнулась Буланова. Она встала и повернулась к гостю. — Что вы здесь делаете в рабочее время?

— Тебя стерегу! Чтобы всякие Мягди не украли.

— А! Я думала, что в демократической России, которой управляют такие мудрые мэры, женщин уже не крадут.

Петраков обиделся. Его и без того румяное лицо залилось краской.

— Хватит надо мной издеваться!

Но, поняв, что хватил через край и что это ни к какому примирению не приведет, сразу сбавил тон:

— Прости. Я так измучился без тебя!

— Да у тебя жена есть, кобель ты мой ненасытный!

Мэр больше не обижался. Наоборот, попытался приблизиться к Джульетте и снова ее обнять.

— Что жена? Разве она может заменить такую женщину, как ты? Я иногда жалею, что у нас нет мусульманских законов.

Джульетта рассмеялась. Похоже, ей льстило такое поклонение мэра. К тому же наскучавшись без мужчин, решив больше не ездить на тюремные свидания, она несколько иначе теперь смотрела на возможность общения с Петраковым. И потому ласково потрепала его по щеке:

— Все вы, мужики, кобели! У вас на уме только это!

— Что это, Джуля? — подхватил Петраков.

Он понял, что началась любовная игра, которая всегда приводила его в исступление.

— Куда поедем? — вместо ответа деловито осведомилась Буланова.

— Куда прикажешь, моя королева!

— Тогда в этот ваш Бизнес-центр. Там хотя бы хорошо кормят!

Любовники взялись за руки и, как девочка с мальчиком, не расставаясь, спустились по лестнице вниз. Оба они страстно хотели уединения.

Усков был доволен результатами захвата штаб-квартиры преступной группы на даче Джевеликяна. Максим Изразцов, мозговой центр операции, дал на допросе исчерпывающие показания, которые были получены и запротоколированы в присутствии большой группы свидетелей. Никто теперь не смог бы оспорить их подлинность. Проверка финансовой деятельности и проведения кредитных операций в Центральном банке России также полностью подтвердила предположения Ускова о похищенных с помощью внедрения фальшивых платежных документов крупных денежных суммах. Задержание на месте преступления Титовко тоже давало надежды на положительные результаты.

Теперь оставалось зацепить Петракова. И хотя у следствия были определенные причины это сделать, мэр города все же максимально обезопасил себя от возможных контактов с правоохранительными органами. Несуществующий «Банда-банк», полное отсутствие контактов, подтвержденных доказательствами следствия, с Титовко и штаб-квартирой преступников на подмосковной даче не давали Ускову стопроцентной возможности немедленно произвести арест.

Но и медлить было нельзя. Каждая минута, каждый час, пока следствие бездействовало, могли помочь этому хитрому, осторожному чиновнику вновь уйти от наказания.

Поразмыслив над всеми этими составляющими нового уголовного дела, Усков решил и на этот раз посоветоваться с Виктором Васильевичем.

В своем кабинете следователь теперь почти не бывал: там шел ремонт, ставили новую противопожарную сигнализацию. Так что прийти к начальнику было тем более сподручно.

Когда он подробно рассказал Виктору Васильевичу о своих сомнениях относительно Петракова, тот с ним согласился.

— Арестовывать Петракова сейчас нельзя. Конечно, мы можем это сделать, опираясь хотя бы на показания Изразцова, что он видел их втроем на даче Сталина в Сочи. Конечно, у нас есть доказательства и того, что деньги по фальшивым платежным поручениям поступали из Центробанка в коммерческий банк, контролируемый Петраковым. Но всего этого для задержания такой шишки, как мэр крупного города, явно недостаточно. Завтра же нанятый им первоклассный адвокат разобьет все эти доказательства в пух и прах и заставит нас освободить его. А этого допускать никак нельзя.

— Конечно, — согласился Усков, — лучше уж посадить мэра прочно и надолго, чем задержать для эффекта, а потом с извинениями выпустить.

— Советую тебе прокатиться к нёму в гости.

— К Петракову?

— Ну, не к нему самому. А в его город. Проверить там что можно. Поговорить с людьми. Например, с той эффектной дамой, журналисткой газеты. Помню, ты давал мне читать ее разоблачительные статьи.

Усков замахал руками:

— Да она никогда ничего не скажет о Петракове. Он ее любовник. И потом, уж если она отказалась сообщить мне сведения про такого отпетого уголовника, как Джевеликян, то о благородном отце семейства и вовсе ничего не покажет.

— А ты припугни: недонесение о преступлениях, как известно, преследуется по Закону.

— Виктор Васильевич! Джульетта — женщина независимая. И не из пугливых. Вот если ее чем-то заинтересовать, то, пожалуй, она может согласиться сотрудничать с нами.

— Вот и заинтересуй. Чувствую, что, деля постель поочередно с этими двумя жуликами, эта многоопытная Буланова кое-что знает.

На том они и порешили. Усков начал собираться, чтобы немедленно отправиться в город своей юности. Только на этот раз, впрочем, как и всегда, он приезжал туда исключительно по срочным и важным делам.

Титовко в отличие от своего дружка Джевеликяна не удостоился отдельной камеры. Видимо, Усков решил как следует проучить этого надменного вельможу. Он-то хорошо знал, как ведут себя арестованные после ночи, проведенной в переполненной камере. И потому не торопился допрашивать его, справедливо полагая, что день-другой, проведенный в следственном изоляторе, только пойдет ему на пользу.

Так оно и вышло. Уже на следующее утро этот заключенный, глаз не сомкнувший возле параши, был согласен на все. Но следователь не появлялся. А находиться больше в таких антисанитарных условиях этот вальяжный господин, даже в камере источающий остатки дорогого французского одеколона, больше не мог.

Поэтому он несколько раз пытался позвать надзирателя, но тот не обращал никакого внимания на жалкие выкрики какого-то идиота.

Наконец, совсем измученный жаждой, вонью и ожиданием еще больших унижений, Титовко вспомнил, что в этом же изоляторе сидит и его подельник Джевеликян.

Это было как озарение. Находясь в этих невыносимых условиях, великий интриган и комбинатор, большой специалист по выдумыванию всяких дел и операций, Титовко вконец потерял способность логически мыслить. И теперь понял, что Мягди — это его верное и быстрое спасение.

Он порылся в кармане своего шикарного пиджака, но, как назло, ничего существенного там не было. Почти все: золотую зажигалку, импортные сигареты, деньги, у него отобрали при обыске.

Он ухватился за грудь, которую заломило от тоски и безысходности, и обнаружил на ней золотую цепь.

Титовко быстро и по возможности незаметно снял ее, зажал в кулаке и постарался протиснуться сквозь скученность тел к человеку, который, по его убеждению, был хозяином в этой камере.

Он разжал кулак, в котором блеснуло золото, и зашептал:

— Помогите мне!

— Что, падла! — рявкнул обнаженный по пояс, татуированный зек, — от «общака» золото решил припрятать?! Да я тебя, козла вонючего, в натуре, в порошок сотру. Дай сюда, сука!

И он так рванул за руку Титовко, что тот немедленно выпустил цепь: она тут же исчезла в руке татуированного.

— Что я вам плохого сделал? — чуть не плача пролепетал Титовко. — Я только хотел попросить сообщить обо мне Мягди Джевеликяну.

Татуированного зека словно подменили:

— Макинтоша?!

— Ну да, его самого.

— А ты кем ему доводишься? Подельник, что ли?

— Друг.

— Ну, браток! — заулыбался всеми фиксами зек. — Чего ж ты, браток, сразу не сказал? Это мы вмиг!

Он пошептался о чем-то со своим напарником, который сидел у его ног, и тот вмиг уступил измученному Титовко место. Затем татуированный зек передал своему напарнику золотую цепь и что-то сказал ему на ухо. Того как ветром сдуло.

Титовко, обрадованный, что ему не надо больше сидеть в обнимку с парашей, успокоился, затих и даже задремал. Но скоро его тихонько толкнули в бок и попросили пройти к двери.

— Зачем? — спросонья запротестовал Титовко. — Мне и здесь хорошо!

— Иди, браток, иди! — ласково подталкивал его напарник главаря камеры к выходу. — Там тебя, браток, ждут.

И в самом деле, надзиратель, который еще полчаса назад не обращал на его вопли никакого внимания, на этот раз довольно предупредительно проводил Титовко через несколько переходов и железных дверей к другой камере. Перед тем как открыть ее, он достал из кармана цепь Титовко и сурово спросил:

— А не врешь? Она действительно золотая?

— Да я ее сам в Арабских Эмиратах покупал! Причем в магазине посольства.

— Ишь ты! — удивился надзиратель. — Тогда что же ты здесь сидишь?

Но Титовко не ответил. Да и надзирателя его ответ не интересовал. Он окончательно успокоился насчет подлинности приобретенной только что вещи. И потому уже более спокойно, чем раньше, произнес:

— Даю вам для разговора десять минут. И ни секундой больше.

— С кем?

— А это уж тебе лучше знать. Не теряй времени!

Титовко и сам понял, что времени ему терять нельзя. От бессонной ночи, вони параши, повышенной влажности, скученности давно немытых тел голова стала плохо соображать. Потому он и задал такой нелепый вопрос.

Но теперь он словно преобразился. Он понял, к кому его привели. К Мягди. А у того был телефон сотовой связи. Это было его единственной возможностью выйти во внешний мир, позвонить своим влиятельным друзьям.

Джевеликян даже не встал с кровати при его появлении. Он с ненавистью взирал на то, как к нему в камеру втолкнули Титовко.

А Титовко было чему поразиться. Он, конечно, знал, что у Мягди особые, комфортные условия. Но все познается в сравнении. И только побывав в переполненной камере, узнав жестокие нравы обитателей изолятора, он понял, что означает в тюрьме хоть малейшая привилегия. Даже такая мелочь, как перемена места от параши к нарам, и то показалась ему райским наслаждением.

Джевеликян же восседал в своей отдельной камере как восточный князек. У него была кровать с чистым бельем, в углу на цивильной тумбочке мерцал цветным экраном телевизор, был даже письменный стол. А уж о персональном телефоне, по которому прямо из тюремной камеры можно связаться с любой точкой земного шара, и говорить и мечтать не приходилось!

Поэтому Титовко, войдя в камеру, первым делом обшарил ее в поисках заветного телефона.

Это не ускользнуло от внимательного взгляда Мягди. Но он, скривив губы в злой ухмылке, процедил:

— Что же, дорогой, не здороваешься?

— Здравствуй, Мягди Акиндинович! — сказал Титовко охрипшим от постоянной жажды голосом.

Он облизал языком запекшиеся губы и жадно уставился на большую пластмассовую бутылку кока-колы на столе.

— Поздравляю с прибытием! — все так же язвительно продолжал Мягди.

Титовко хотел что-то ответить, но не смог. Комок подкатил к горлу, перехватив дыхание.

Это не входило в планы Джевеликяна. Он хотел всласть наговориться со своим бывшим другом. Поэтому он кивнул в сторону бутылки заветной воды:

— Пей!

Его гостю только это и было нужно. Он кинулся к бутылке и, не наливая в стакан, прямо из горлышка, задыхаясь и некрасиво булькая, стал засасывать спасительную влагу. Наконец утолил жажду и настолько пришел в себя, что, даже не спрашивая разрешения, сел на стул. А как только сел, сразу попросил:

— Дай телефон. Мне позвонить надо.

— А если не дам?

— Ты… ты не посмеешь этого сделать!

— Ты же посмел меня отсюда не выпустить!

— Да как ты не поймешь, что это не в моих силах! Видишь, я сам здесь!

Аргумент показался убедительным: вид измученного Титовко был настолько красноречив, что сомневаться в его бессилии не приходилось.

Однако такой аргумент был убедителен для кого угодно, только не для Джевеликяна. Уж он-то знал истинные возможности Титовко. И то, что его заклятый враг сам очутился в тюрьме, отсылал исключительно на действия Господа Бога, который внял его просьбам и наказал продажную сволочь.

Мягди хотел об этом напомнить Титовко, но тот опередил его:

— Умоляю! У меня всего десять минут. Если не успею переговорить, я пропал!

Но, встретив жесткий взгляд Мягди, он мигом осознал свою оплошность. И поторопился ее исправить:

— Клянусь Богом, своей матерью, чем угодно, я сделаю все возможное, чтобы вытащить и тебя отсюда. Но для этого мне сначала надо выбраться самому.

Джевеликяну очень не хотелось идти навстречу тому, кто так подло поступил с ним. Но он понимал, что в словах Титовко есть резон. И потому вынул из-под подушки телефонную трубку с антенной. Затем небрежно бросил ее тому, кто видел в ней сейчас все свое спасение, всю свою жизнь:

— На, подавись! Но предупреждаю, если обманешь и на этот раз, спасения тебе не будет!

Обрадованный Титовко схватил вожделенную трубку и быстро набрал известный только ему номер.

Пока срабатывал зуммер и не было ответа, успел сказать:

— Это только мне известный личный номер мобильной связи с премьер-министром. Дай Бог, чтобы он ответил!

— Алло! — закричал в трубку Титовко. — Николай Николаевич? Это я! Откуда? Оттуда, сами знаете. Что же вы меня бросили в таком крысоловнике погибать! Специзолятор, говорите? Один из лучших в Москве? А вы сами в нем побывать не хотите? Не зарекайтесь, в нашей непредсказуемой стране ни от тюрьмы, ни от сумы зарекаться нельзя!

Титовко говорил с премьер-министром нарочито зло, нагло, чтобы тот понял, что он доведен до крайности и в случае, если ему не окажут помощь, пойдет на все.

— Понимаете, Николай Николаевич, один мой знакомый говорил так: «Не трогайте меня: я слишком много знаю». Вы меня поняли? Боже упаси угрожать, да еще вам! Но, во-первых, я невиновен. Во-вторых, если останусь здесь еще хотя бы на два дня, заговорю и пойду на все.

На какое-то время Титовко умолк, видимо, выслушивая ответ премьер-министра. Затем радостно закивал головой:

— Спасибо. Огромное спасибо. Конечно, понимаю, что нужно время. Я отслужу. До свидания.

Титовко небрежно, как несколько минут назад это сделал Мягди, бросил телефонную трубку на кровать и облегченно откинулся на спинку стула.

— Все! — выдохнул он. — Игра сделана.

Мягди смотрел на него с восхищением. Еще бы: так разговаривать с главой правительства самой мощной державы мира! Да еще откуда: из тюремной камеры!

А как ловко он устроил разговор! И не угрожал, а добился своего! Нет, с таким человеком надо дружить! Такой пройдоха всегда выйдет сухим из любой передряги. И он уважительно сказал тому, кого еще минуту назад готов был растерзать прямо здесь, в тюремной камере:

— Ну, поздравляю вас! Ну, вы герой!

— Чего уж там, — усталый, но довольный собой отмахнулся Титовко. — Кадры надо знать, в этом вся суть. Вождь всех времен и народов, твой гениальный земляк, отлично это понимал! И держал огромную страну в своем кулаке.

— Да уж, не то что сейчас, — начал было Джевеликян, но дверь камеры открылась, и надзиратель тихо, но строго сказал:

— Пора на место: время вышло.

— Послушай, дорогой, — попытался вмешаться Мягди. — Это мой гость!

— Гостей дома будете принимать. Если, конечно, там окажетесь!

И довольный своей шуткой, заржал.

Титовко покорно поднялся со стула, на котором было так приятно сидеть, заложил руки за спину и покорно пошел из камеры. Он услышал, как Мягди крикнул ему вслед:

— Не забудь, что обещал, дорогой!

Теперь размышлять и выбирать премьер-министру не приходилось. Угроза Титовко каждый миг могла стать реальностью. Конечно, он, Николай Николаевич, не чувствовал за собой особых грехов. Но таким мог стать каждый его шаг, любой подписанный документ, каждый разговор с Титовко. Был бы человек, а компромат на него всегда найдется. Об этой простой истине, особенно в сегодняшней войне компроматов, ему, руководителю кабинета министров, забывать не приходилось.

И расслабляться — тоже. Кто знает, что вынашивает сейчас его бывший подчиненный, сидя в тюремной камере? Какие потоки лжи и измышлений против него готовит?

Надо действовать. Немедленно!

Николай Николаевич едва дождался утра и начала рабочего дня. И как только позволило время и приличия, стал звонить в Генеральную прокуратуру.

К его удивлению, Александр Михайлович в этот ранний час был уже на месте.

— Доброе утро, Александр Михайлович! — как можно более бодрым голосом поздоровался премьер-министр. — Что так рано на работе?

— А вы? Насколько мне известно, правительственные чиновники раньше десяти вершить государственные дела не начинают.

— Это вы зря о нас такого плохого мнения. Сейчас я перевел все ведомства и департаменты на работу до позднего вечера. Любой, кто проедет вечером мимо Дома правительства, увидит: большинство окон светится, люди в кабинетах работают допоздна.

— Это похвально: должен же кто-то в стране заботиться о делах насущных! Но, насколько я понимаю, вы позвонили в столь ранний час не для того, чтобы сообщить мне эту приятную весть?

— Не для того, — пришлось сознаться премьер-министру. — Вы мне докладывали, что арестовали преступную группу, в которую якобы входит и мой подчиненный?

— Докладывал. Дело очень громкое. Я бы даже сказал, скандальное. Не исключено, что в ближайшее время за решетку попадет еще кое-кто из ваших непосредственных подчиненных. И очень высокого ранга.

— Вы меня пугаете. Неужели коррупция так глубоко разъела исполнительную власть?!

— Увы, Николай Николаевич.

— И все же я не совсем согласен с вами. Например, в отношении Титовко. Это довольно порядочный человек. Отличный организатор и профессиональный работник.

— Насчет его профессионализма возражать не стану. Не каждому под силу додуматься таким образом обворовывать государство.

Премьер-министр хотел горячо возразить, но осекся. Он понимал, что переубедить Генерального прокурора ему вряд ли удастся. Да и такую задачу он сейчас не ставил. И потому решил начать именно с того, ради чего и позвонил.

— Хорошо, оставим каждый свое мнение о деловых и прочих качествах этого работника. Я о другом. Иисус Христос никогда не оставлял надежды на исправление человечества и каждого человека в отдельности. Даже если он виновен и грешен. А вину Титовко еще предстоит доказать. Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой. Возможно, первый и последний раз: освободите его. По крайней мере из этого следственного изолятора, где такие невыносимые условия для интеллигентного человека.

Генеральный прокурор многое мог бы возразить премьер-министру в ответ на эту тираду. И что Иисус Христос всем своим божественным промыслом призывал человека каждый день и каждый час быть готовым к ответу за свои слова, поступки и мысли перед Богом, бороться с дьявольскими искушениями и побеждать их. И что такие условия в тюрьмах и следственных изоляторах созданы как раз исключительно благодаря бездействию правительства.

Но вместо этого он коротко ответил:

— Я подумаю, что можно сделать для Титовко.

— Как я об этом узнаю?

— Я вам перезвоню.

— Спасибо.

Как только их разговор закончился, Генеральный прокурор вызвал к себе начальника управления правового обеспечения. И коротко изложил суть просьбы.

— Что можно сделать для этого господина, не нарушая закон, разумеется?

— Применить статью девяносто девять Уголовно-процессуального кодекса: освободить под залог, — сразу же нашелся начальник правового управления. — У нас теперь есть богатые люди, и данная статья начинает работать.

— И какую сумму залога можно потребовать с Титовко?

— Рекордная сумма, внесенная за освобождение под залог, составляет в нашей стране двести восемьдесят тысяч долларов. Хотя в мировой практике есть и гораздо большие суммы. Думаю, что с учетом особой тяжести предъявленного обвинения это будет не менее ста тысяч долларов.

— Откуда? — изумился Генеральный прокурор. Зарплата этого чиновника и за сто лет работы не покроет этой суммы.

— О, вы не знаете возможностей этих господ! — живо возразил начальник управления. — Они уже давно живут не на зарплату. И найдут любой залог, лишь бы оказаться на свободе.

— Но, насколько я знаю, изменить меру пресечения, то есть заключение под стражу, вправе только суд. И это довольно длительная процедура.

— Почему же? Освободить под залог может и следователь. Правда, с санкции прокурора.

— Тогда решено: я дам поручение следователю Ускову и прокурору, который держит это дело на контроле.

— А сумму залога этот господин чиновник может внести на специальный депозитный счет нашей Генпрокуратуры.

На том и порешили. И Генеральный прокурор стал звонить премьер-министру, чтобы обрадовать его быстрым исполнением просьбы.

Усков добрался в областной центр без приключений и быстро. Но здесь перед ним возникла дилемма: с кого начать?

Можно было, конечно, направиться прямо к мэру и попытаться разузнать что-либо от него самого. Но Петраков вряд ли раскроет карты даже под самой сильной угрозой.

И он решил навестить Буланову, как и советовал ему Виктор Васильевич.

Он застал ее на работе. Выглядела она посвежевшей и помолодевшей, точно переживала вторую молодость. На что и не замедлил обратить ее внимание Андрей.

Комплимент ей понравился. Ей вообще давно нравился этот неприступный парень. Она никак не могла понять, как можно быть верным только одной женщине?! Но посягать на нравственные устои следователя до сих пор не решалась. Теперь, после такого захода, она подумала: а может быть, попробовать?

И потому улыбнулась ему своей самой обворожительной улыбкой и, будто невзначай, слегка приподняла край платья, которое и так почти ничего не прикрывало.

Андрей, конечно, заметил эти уловки. Но его интересовало сейчас совершенно другое. К тому же у него и в мыслях не было изменять Глаше. Даже с такой обольстительной особой, как Джульетта.

Поняла это и Буланова. Она опустила край платья и помрачнела. Но с присущей ей непосредственностью и умом не стала делать из такой неудачи трагедии. И решила узнать, зачем же она Ускову так понадобилась.

Следователь не скрывал причину своего визита:

— Джульетта Степановна! Я к вам за помощью!

— Пожалуйста: я должна написать статью о мафии, с которой вы постоянно и безуспешно боретесь?

— Почему же безуспешно? Кое-кого поймал. И даже посадил.

— Например, Мягди. Но после того как он совершил этот глупый и необдуманный поступок с той корреспонденткой радио «Свобода», его мог посадить за решетку каждый. И не такой классный сыщик, как вы.

Последние слова прозвучали, как явная издевка. Но Усков решил не реагировать на эти колкости.

— Да, и его тоже. Но не только. Например, мы арестовали и посадили в тот же следственный изолятор и некоего господина Титовко.

И следователь впился глазами в лицо журналистки, пытаясь проследить за ее реакцией.

Однако Джульетта была почти невозмутима. Конечно, ее не обрадовало известие об аресте Титовко. Ведь именно с его помощью она хотела добиться освобождения Мягди. Но раз этот настырный сыщик чего-то хочет от нее, значит, и она может попытаться получить что-то взамен. И она приготовилась слушать.

— Джульетта Степановна! Я не призываю вас оказать содействие следствию из чувства любви к родине. И не собираюсь также пугать вас сообщением о том, что недонесение о преступлениях преследуется по закону. Я просто хочу заинтересовать вас неординарным материалом, которому у нас в стране нет пока аналогов.

Джульетта придвинулась к Ускову поближе. Она была склонна верить этому бесхитростному парню. По крайней мере в чем-в чем, а в подлости и обмане Усков ею не был замечен. К тому же она давно уже громко не заявляла о себе широкой читающей публике сенсационным материалом. А без этого, как и без любви, она не видела смысла своего существования.

Тем временем следователь продолжал:

— Я даже скажу вам то, о чем говорить не имею права. Но с одним условием.

— Каким же? Что я помогу следствию?

— Не обязательно. Это вы решите сами. Условие такое: об этой конфиденциальной информации не должен знать никто. Особенно Петраков.

— Как же я в таком случае смогу написать о ней материал?

— Напишете. Только чуть позже. Как только я подготовлю и передам в суд обвинительное заключение. Поверьте: овчинка стоит выделки!

Джульетта даже не раздумывала: на таких роскошных условиях просто грех было не принять предложение следователя. Другие журналисты буквально гоняются за работниками правоохранительных органов, идут на все, чтобы получить от них хоть какую-то информацию. А тут овес сам идет к лошади! И она сказала:

— Да! Я согласна.

— Вот и прекрасно: я знал, что мы найдем общий язык.

— Как говорил один незабвенный герой одной незабвенной книги, — весело сказала Буланова, — это же элементарно, Ватсон: два умных человека всегда найдут общий язык.

— Так, комплиментами мы обменялись. Теперь к делу. Генеральной прокуратурой раскрыта преступная группа, которая пыталась впервые в отечественной практике внедриться в компьютерную систему Центрального банка с целью перекачки на свои счета огромных сумм государственных денег.

— Здорово! — с восхищением воскликнула журналистка. — Я даже уже вижу заголовок будущей статьи.

— Там жулики, Джульетта Степановна! — укоризненно охладил ее пыл следователь. — Которые грабят нашу страну. И народ в результате не получает вовремя зарплату и пенсии.

— Ошибаетесь, — категорически возразила Буланова. — Во-первых, это гениальные люди. Во-вторых, народ не получает то, что заработал, не из-за этого. В ту же Чечню уходили триллионы государственных денег. И пропадали бесследно. Причем заметьте: наше родное правительство находило эти триллионы всегда вовремя и без задержек.

Ускову не хотелось уходить в дебри, тем более в политические. Он никогда не занимался политикой. И считал, что его главная обязанность — ловить преступников. Поэтому мягко, но решительно остановил ее:

— Давайте каждый займется своим делом. Как говорится, отделим котлеты от мух. Сейчас меня конкретно занимает один из этих троих гениев. А именно — мэр города Петраков.

Джульетта вздрогнула. Такого поворота она не ожидала. И потому нервно воскликнула:

— Петраков? Не может быть!

— Может. И еще как может! Когда мы с вами пытались по разным причинам отыскать Мягди Акиндиновича в Сочи, он там вместе с Титовко и Петраковым как раз отрабатывал эту идею.

— Вот как? Интересно! Святая троица, но без венчика святости над головами.

— Именно безвенчика. Без принципов и совести. Вам что-нибудь известно об этом?

— Что Петраков собирался участвовать в ограблении главного банка страны? Конечно, нет. Разве о таких делах кому-нибудь говорят?!

Усков промолчал. Собственно, он и не рассчитывал получить иного ответа. Но надежда не покидала его. И он не обманулся.

Джульетта подумала и начала что-то припоминать.

— Хотя иносказательно, пожалуй, да. Во время нашей последней, извините, любовной встречи он в пылу страсти и неги обронил загадочную фразу: «Скоро, Джулечка, я буду богатым, как Крез». Может, это как раз имеет отношение к реализации той гениальной идеи?

— Возможно.

— И повторил эту загадочную фразу он дважды.

— А что-нибудь еще на эту тему говорил?

— Нет, пожалуй, больше ничего. Слава — мужик осторожный.

— Естественно. Иначе бы он на этой должности не усидел. Меня интересует еще одна деталь. По нашим сведениям, деньги из Москвы уходили в один из коммерческих банков вашего города, к которому имеет непосредственное отношение Петраков. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

Журналистка задумалась. В свое время, готовя один материал, она проводила расследование и вышла на один коммерческий банк, в составе учредителей которого фигурировало и имя мэра. Она слегка поколебалась, но затем справедливо решила, что не предает Петракова. Ведь, во-первых, эту информацию можно найти в одном из прошлых номеров газеты. Во-вторых, следователь все же пошел ради нее на определенный риск, поделившись секретной пока что информацией.

— Да, есть такой банк. Я об этом писала. Сейчас постараюсь найти ту статью.

И она начала копаться в подшивке газеты.

— Вот, — обрадовалась Джульетта. — Можете пользоваться.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Усков. — Вы действительно помогли мне. Я побегу.

— Так не забудьте о моем праве на эксклюзивный материал.

— Не забуду. Но и вы пока никому ни слова. Договорились?

— Да!

…Похоже, премьер-министр сдержал свое обещание. В этом Титовко смог убедиться уже на следующий день после исторического разговора из тюремной камеры. Во время раздачи баланды в обед его вызвали к начальнику следственного изолятора. Там его ожидал адвокат.

— Добрый день! — невозмутимо начал адвокат. — Вы догадываетесь, от кого я? Вот и прекрасно. Генеральный прокурор принял решение освободить вас из-под стражи под залог.

— Спасибо! — на единой ноте выдохнул Титовко. Он произнес это с такой радостью, что адвокат даже смутился. Ему, ни разу не побывавшему в тюремных застенках и видевшему все это лишь со стороны, не понять было той огромной радости и облегчения, которое испытал этот ухоженный, изнеженный чиновник при одной только мысли о своем освобождении. Но он выполнял правительственное поручение и потому обязан был вести себя предельно корректно. Поэтому он лишь улыбнулся и предложил:

— Вам надо написать заявление с просьбой об освобождении под залог. Сумма залога вам известна?

— Нет. Я впервые об этом слышу.

— Понятно. Все сделали за вас. С вас потребуется сто тысяч долларов.

Ни одна жилка не дрогнула при упоминании этой суммы на лице Титовко.

— Когда их нужно внести?

— Это мы обговорим с вами позже, — уточнил адвокат. И повернулся к начальнику следственного изолятора: — Вот постановление об изменении господину Титовко меры пресечения. Надеюсь, мой клиент может быть свободен?

Начальник изолятора только вздохнул:

— С такими поручительствами, конечно! Подумать только, сам Генеральный прокурор и глава правительства просят о нем! Да я с такими друзьями никогда за решетку не попал бы.

Но ни адвокат, ни Титовко не ответили стражу порядка. У них сейчас, были совершенно другие заботы.

…Совсем немного времени потребовалось Ускову, чтобы узнать и банк, в который переводились деньги из Москвы, и состав его учредителей, и степень участия в нем мэра. После знакомства со всей этой документацией он понял, что Петраков — фактический хозяин этого банка. Более того, он обнаружил, что городская мэрия несколько раз переводила в банк бюджетные средства, которые затем становились собственностью частного банка.

Одного этого было достаточно, чтобы привлечь Петракова к ответственности. Но административной, а не уголовной. Можно было, к примеру, направить представление в правительство с требованием привлечь Петракова к ответственности за нарушение законодательства о государственной службе. Вплоть до отстранения от занимаемой должности.

Но такие планы не устраивали следователя. Не затем он сюда приехал, бросив все остальные дела, чтобы помочь главе правительства наводить порядок в его аппарате. Нужно было придумать что-либо иное.

И Усков решил встретиться с самим мэром.

Петраков принял его незамедлительно. Он, видимо, понял, что просто так следователь по особо важным делам из Москвы не приедет. К тому же дурные предчувствия все еще не покидали его. Несколько раз он пытался дозвониться до Титовко. Но в приемной ему постоянно отвечали, что тот в командировке и, когда вернется, неизвестно. Эта неизвестность больше всего пугала Петракова. Сейчас он надеялся, что именно Усков прояснит ему ситуацию.

И это предчувствие мэра не обмануло. Следователь начал именно с того, чего больше всего боялся Петраков.

— Вячеслав Иванович, вы не хотите ничего сообщить следствию?

— Что именно? Что я скрываю доходы от налогообложения? Так это компетенция налоговой полиции. К тому же я регулярно заполняю налоговую декларацию.

— Не темните, Вячеслав Иванович. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

— Нет, не понимаю.

— Тогда подскажу: ваш друг и сообщник Титовко арестован.

Румяное лицо мэра пошло пятнами. Он предчувствовал, что этим кончится, но до последнего времени в нем жила надежда на обратное.

— За что? — только и мог спросить Петраков.

— А уж это вам лучше знать. Зачем, к примеру, вы собирались вместе в Сочи? На бывшей даче Сталина?

«И это знает! — мелькнуло в сознании Петракова. — Я пропал!»

— Если вам все известно, чего тянете?

— Хочу вам помочь: чистосердечное признание, как известно, значительно смягчает наказание.

— Знаю. Не маленький. Чего вы от меня хотите?

— Вы фактический хозяин коммерческого банка «Фактум».

— У меня в нем всего лишь доля.

— Зачем лукавить? Вот что пишет ваша областная газета.

И Усков вынул из папки газету с материалом Булановой.

«И эта меня предала! Стерва!»

— Зачитать?

— Не надо.

— Значит, вы признаете, что этот банк фактически ваш карманный?

Петраков молча кивнул.

— Не слышу! — сказал Усков и пододвинул диктофон поближе к Петракову.

— Да, — хрипло ответил мэр.

— И в него же переводились суммы за фальшивые векселя и авизо из Центробанка?

Петраков нервно покосился на диктофон. Затем поинтересовался:

— Вы меня арестуете?

— Если вы поможете следствию, нет.

— Обещаете?

— Слово следователя.

— Хорошо. Да, переводили в банк «Фактум». Но я ничего о происхождении этих денег не знаю и не знал. Мне просто сказали, что поступят крупные суммы, и все.

— И все?

— Да.

— Кто сказал?

— Вы сами знаете.

— Титовко?

Мэр упрямо молчал.

Следователь был вынужден еще раз повторить, еще громче:

— Титовко? Говорите!

Но Петраков замолчал, и, видимо, надолго. Усков с сожалением выключил диктофон.

— Я и так сказал вам слишком много, понимаете? Мне этого не простят.

— Кто?

— Не могу сказать. Так вы выполните свое обещание?

— Конечно. Я вменяю вам следующую меру пресечения: подписку о невыезде. То есть вы остаетесь на своей должности, спокойно работаете на благо народа. Более того, пока об этом наказании никто даже знать не будет. Вы довольны?

— А в Москву мне выезжать можно?

— А вот это категорически запрещено. Никаких личных контактов с вашими друзьями и подельниками в столице. По телефону, пожалуйста, сколько угодно.

— Который, естественно, будет прослушиваться.

Следователь ничего не ответил. Но был вынужден еще раз предупредить:

— Повторяю, никаких выездов за пределы города. Надеюсь, вы помните, чем закончился вояж из столицы к Булановой для Джевеликяна?

— Помню.

— Прекрасно. Внимательно прочитайте и распишитесь. Здесь и вот здесь.

Следователь вышел, а мэр города в изнеможении откинулся на спинку кресла. Надо полагать, он еще хорошо отделался. Подписка о невыезде да еще негласная — далеко не худший выход. Главное сейчас — выиграть время. А за месяц, как говаривал незабвенный Ходжа Насреддин, обязательно что-нибудь произойдет: либо ишак сдохнет, либо эмир помрет.

Просто удивительно, как быстро человек забывает о том плохом, что только что с ним было! Стоило Титовко покинуть стены следственного изолятора, он тотчас постарался выбросить из головы и то унижение, которое там испытал, и свои обещания Джевеликяну, и многое другое. Ему нужно было срочно встретиться с премьер-министром и сердечно поблагодарить его за оказанную услугу, придумать, чем отблагодарить, разобраться с ворохом дел, накопившихся за время его отсутствия. Да и с семьей, горячо любимыми сыном и дочерью встретиться. Им тоже нужно было как-то объяснить свое неожиданное отсутствие.

Премьер-министр его принял. Но встретил далеко не так сердечно, как делал это раньше. Титовко, конечно, понимал: тот вынужден теперь как-то дистанцироваться, чтобы не скомпрометировать свое имя и репутацию. Но то, что ему предложил премьер-министр, было совсем неожиданным.

— Вы, конечно, понимаете, — перешел на вежливое «вы» со своим подчиненным премьер-министр, — что ни о каком руководстве вами департаментом правительства сейчас и речи быть не может?

Титовко не понимал, но кивнул.

— Поэтому мы здесь подыскали вам новое место. Вернее, оно будет прежним: вам надо вернуться в Комитет по управлению имуществом, откуда вы и пришли. Надеюсь, это далеко не худший вариант в вашей ситуации.

— А… — заикнулся было Титовко, но Николай Николаевич его прервал:

— А спецмашину придется оставить. Мы вас, конечно, без транспорта не оставим. Найдем какой-нибудь автомобильчик.

Титовко опустил голову и подавленно молчал.

Видя, как сильно это сообщение повлияло на его подчиненного, премьер-министр спросил:

— У вас есть такое-то другое предложение?

Но поскольку Титовко ничего не ответил, он был вынужден добавить:

— Вы не волнуйтесь, люди такого масштаба и таких знаний, как вы, требуются постоянно. Скоро выборы, направим вас в штаб, нам нужны опытные имиджмейкеры, спичрайтеры и другие специалисты.

«Пошел бы ты в жопу со своими спичрайтерами! — злобно подумал Титовко. — В рядового писаку меня превратить хочет! Да я сам на этих выборах победить могу!»

Он поднялся с кресла, сухо поблагодарил и, не прощаясь, вышел из кабинета.

А в приемной его уже ожидал все тот же адвокат, который вытащил его из следственного изолятора.

— Господин Титовко! — сказал он. У меня к вам деловое предложение!

И они прошли в кабинет Титовко, который пока еще оставался за ним по старой должности.

Усков возвращался в столицу ободренный успехом. Он уже мечтал, как к двум узникам Лефортова добавится третий — Петраков. Арестовать чиновника такого ранга он, конечно, мог и сам, но лучше было это сделать, все же посоветовавшись с начальством.

Поэтому он сразу направился к Виктору Васильевичу.

Поздоровался и, не дожидаясь вопросов, включил диктофонную запись мини-допроса Петракова.

Начальник Следственного управления выслушал внимательно. Но поздравлять с удачей не спешил. Вместо этого тяжело вздохнул и промолвил:

— Тяжела ты, Господи, наша шапка! Хоть мы и не Мономахи, но, чувствую, нам с тобой головы не сносить.

— Это вы о чем? — насторожился Усков.

— О том, что я был вынужден освободить Титовко из-под стражи.

— Вы?!

— Да, именно я. Потому что не было тебя. Тогда бы освободил этого господина ты.

Усков сжал кулаки:

— Ни за что!

— Не горячись. Освободили его на законных основаниях, под крупную сумму залога. А приказ отдал сам Генеральный прокурор.

Следователь не сдержался:

— Не зря мы его тогда подозревали!

Виктор Васильевич укоризненно покачал седой головой:

— Нельзя так менять мнение о людях. Ты же не перчатки меняешь, верно?

— Перчатки, тем более с нашей зарплатой, сейчас тоже не очень-то поменяешь.

— Вот это уже лучше. А то скоро ты и меня подозревать начнешь! Давай посмотрим, что у нас есть. Джевеликян сидит. И, судя по всему, плотно. Уж за него, точно, никто не похлопочет.

— Вы считаете, что за Титовко похлопотали?

— Не считаю, а уверен. Причем на самом высшем уровне. Думаю, Генеральному звонил сам премьер-министр. Ну, и Александр Михайлович не смог ему отказать. Впрочем, ничего страшного в освобождении Титовко из-под стражи я не вижу. В тюрьме он с нашей помощью все же посидел. Так что теперь вряд ли захочет туда еще раз.

— Пожалуй.

— Давай-ка мы с тобой в тот барчик сходим, импортного пивка попьем. A то засиделся я в этих кабинетах, стареть стал. Заодно и о наших делах погутарим.

— Верно, — обрадовался Андрей. — Там уж точно пожара не будет.

И они отправились в находящийся рядом, в Столешниковом, облюбованный ими бар.

Напрасно ждал Мягди, что освобожденный не без его помощи Титовко позаботится теперь и о нем. Как и раньше, когда его так называемый друг был на свободе, от него не пришло никаких вестей. Не было даже звонка по этому телефону мобильной связи, разговор по которому спас самого Титовко.

Это уже переходило все границы! Такого Мягди простить не мог.

И он решил действовать. Действовать, не дожидаясь, пока сможет выйти на свободу. Как — у него было время обдумать это до мельчайших подробностей.

Джевеликян набрал номер телефона своего управляющего:

— Абдул, это я. Слушай внимательно. Пора действовать. Интеллигент совсем обнаглел. Ты понимаешь, о ком речь? Вот и ладненько. Его адрес: Кутузовский проспект, двадцать шесть, квартира тридцать. Да, бывший цековский. Ну и что, что хорошо охраняется? Пока вам туда лезть не надо. В смысле, в саму квартиру. Он во дворе тачку паркует. Вот ею и займитесь. Доложишь. Все, разговор окончен.

Теперь можно было спокойно вздохнуть. По крайней мере впервые за последнее время он почувствовал некоторое облегчение. Он не сомневался в своих бойцах. Уж они-то любое дело доведут до конца. Правда, он нарочно не дал четкого указания по поводу этого клиента. Значит, братва лишь попугает Титовко. Пока. А он, Мягди, посмотрит на результат. Если Титовко не одумается и после такого предупреждения, тогда можно будет сделать и окончательные выводы.

…Александр Михайлович не зря пошел навстречу просьбе главы правительства. Этим он убил сразу нескольких зайцев. Во-первых, значительно улучшил свои отношения с премьер-министром, быстро исполнив его просьбу. Во-вторых, не поступился ни совестью, ни законом. Освобожденный под залог Титовко был в полной досягаемости следствия, и Усков по-прежнему мог вести дело, допрашивая или проверяя его.

Поэтому он со спокойной совестью пригласил к себе Ускова и Виктора Васильевича, чтобы посоветоваться по поводу обвинительного заключения.

Но встретил глухую стену отчуждения. Оба сотрудника словно воды в рот набрали. На все вопросы они отвечали сухо, формально, без всякого энтузиазма.

Наконец Генеральный не выдержал и взорвался:

— Что вы здесь из себя великомучеников изображаете? Одни вы честные и чистенькие, остальные погрязли в грехе и предательстве. Если я пошел на эту меру, значит, она действительно необходима. Во все времена, а в наши особенно, ни одно дело не делалось в белых перчатках. В жизни, кроме прямой линии и прямого угла, есть еще полутона. В конце концов у меня и без вашего немого осуждения голова раскалывается. Такой вал преступности не захлестывал даже Чикаго в тридцатые годы их великой депрессии.

Следователи впервые увидели таким рассвирепевшим и обиженным своего начальника. И поняли, что явно переборщили. В конце концов Александр Михайлович не прекратил дело, не заставил их закрыть его. Он только изменил меру пресечения одному из подозреваемых. Под давлением обстоятельств. И только. Такой грех, если он вообще может считаться прегрешением, можно и простить.

Примерно так подумали Усков и Виктор Васильевич. И им после этой человеческой отповеди Генерального стало гораздо легче. Потому что работать, подозревая своего начальника в предательстве, очень тяжело. Если вообще возможно.

Первым это понял Виктор Васильевич. Он поднял свое большое грузное тело с кресла и сказал:

— Простите нас, Александр Михайлович. Но вы правы. Такое вокруг творится, так все покупается и продается, что никакой веры ни в какие идеалы не осталось.

— В идеалы, может, и не осталось, — согласился Генеральный прокурор. — А вот верить мне вы должны беспрекословно, иначе мы с вами ни одно дело не доведем до конца. Договорились?

Они кивнули. Больше того, Генеральный прокурор вышел из-за стола, подошел к ним и в знак примирения крепко пожал руки.

Как только Титовко затворил за собой дверь кабинета, адвокат, не мешкая, приступил к делу.

— Я человек битый и тертый во всяких делах, — без обиняков начал он. — Вижу людей насквозь. И понял, что с вами, как с прогрессивным человеком нашего времени, можно вести откровенный разговор.

Титовко с удивлением посмотрел на этого наглого, развязного молодого хлыща, но спорить относительно своей характеристики не стал.

— Что вы хотите? Говорите конкретно. У меня мало времени.

— Вот это деловой разговор. Я предлагаю вам не платить залог.

Адвокат произнес эту фразу и остановился, ожидая реакции. Он хоть и сказал, что видит людей насквозь, но предлагать сделку чиновнику правительственного уровня было в определенной степени рискованно. Тем более только что вышедшему из кабинета главы правительства.

Но Титовко отреагировал совершенно в духе данной ему характеристики — как вполне современный человек:

— И каким образом?

— Прежде договоримся об условиях: тридцать на семьдесят. То есть семьдесят процентов — вам, а тридцать — мой гонорар.

— То есть тридцать тысяч долларов? Недурно. Так вы за месяц станете самым богатым человеком в России.

— Хотел бы, — без тени юмора ответил адвокат. — Поймите, что рискую в основном я.

— Излагайте.

— Законодательство о залоге в России крайне несовершенно. Дело это для нас новое, много путаницы и неясностей. К тому же вступают в действие новый Уголовный, а с ним и Уголовно-процессуальный кодексы.

— Ну?

— Даже в новом УПК не предусмотрено, что обвиняемый может быть выпущен на свободу только после внесения соответствующего залога. Это значит, что подозреваемый может быть отпущен, а залог реально останется не внесенным, что фактически и произошло в вашем случае.

— Тогда за что же вам платить эти тридцать сребреников?

— За консультацию! Иначе вы просто побежали бы искать и платить эти сто тысяч.

Титовко задумался. Юрист предлагает дело. Он — на свободе, постановление о его освобождении имеется. Так зачем швырять государству такую сумму, если она самому может пригодиться?

Правда, отдавать этому прохвосту тридцать тысяч тоже жалко.

«Пожалуй, — рассудил Титовко, — хватит ему и десяти».

— Хорошо, я согласен.

Хозяин кабинета прошел к сейфу, открыл его, отсчитал нужную сумму зеленых бумажек и небрежно пододвинул адвокату. Тот не стал торопливо прятать взятку в карман. Он принялся не спеша пересчитывать валюту.

— Но здесь всего десять тысяч! — воскликнул он.

— Хватит и этого, — властно отрезал Титовко.

У меня тоже в кабинете нет печатного станка.

Адвокату ничего не оставалось, как откланяться и выйти из кабинета. Но выходил он оттуда с затаенным чувством мести.

…В час ночи во дворе внушительного дома на Кутузовском проспекте прогремел взрыв. Да такой мощности, что выбил стекла в окнах между двумя подъездами с первого по шестой этажи.

Жильцы престижного дома, в котором с недавних пор обосновались новые состоятельные граждане России, наспех одевшись, стали выходить из подъездов. На улицу выбежала и охрана дома.

Титовко вскочил одним из первых.

Картина, которая предстала его взору, заставила содрогнуться. Его новенькая иномарка была искорежена. Взрыв произошел именно в его машине.

Это заставляло о многом задуматься. Но только не сейчас, в этой обстановке, когда вокруг металась охрана, подъехала милиция, когда жильцы выясняли, чей это автомобиль…

— Не знаете, чья это машина? — спросил у него милиционер, который только что подоспел к месту происшествия.

— Нет, не знаю, — ответил Титовко. — Я недавно здесь живу.

Он хотел выиграть время, чтобы подготовиться к допросу, чтобы знать, что отвечать.

— Вот из-за вас, «новых русских», — трескучим голосом затараторила старушка в старинном капоре, — и происходят в нашем доме все беды. Когда умер Андропов, наш дом, к сожалению, перешел из-под опеки Федеральной службы охраны к милиции. Но все равно спокойно было. А теперь что ни ночь, то взрывы! Если вас так по одному отстреливать будут, сколько же нам еще ночей не спать?

Титовко хотел ей резко и злобно ответить, но передумал. Ему было сейчас не до этого. В голове метались всякие посторонние мысли, не давая сосредоточиться на главном.

— При чем здесь Андропов? — в сердцах спросил он.

— А как же? Разве вы не знаете? И еще живете в этом историческом доме! — вновь, как горох, посыпались слова из старушки. — Да здесь, почитай, все последние цари, то бишь генсеки, жили: и Леонид Ильич, и Черненко…

Дальше Титовко слушать не стал. Медленно, сгорбившись, точно вмиг постарел на несколько лет, стал подниматься по лестнице к себе на этаж. Спокойная жизнь для него, похоже, закончилась.

На совещании у Генерального Усков и Виктор Васильевич так и не решили: что же все-таки делать с Петраковым? Арестовать? Но у мэра, пожалуй, не меньше денег, чем у его высокопоставленного друга, и он так же легко может выйти из-под стражи под залог.

Продолжать наблюдение? Но Петраков наверняка теперь затаится и не будет предпринимать никаких действий.

— Начни-ка ты все-таки с Титовко, — посоветовал Ускову Виктор Васильевич. — Ты ведь его так ни разу по-настоящему и не допросил!

— Верно, — согласился следователь. Надо было мне не мотаться за этим Петраковым, который и так никуда не уйдет, а выжать все из Титовко, когда он только попал в изолятор.

— Век живи, век учись, — философски изрек начальник Следственного управления. — Когда допросишь — ко мне. Тогда и решим, что делать с его дружком.

Буланова хотя и дала слово Ускову, что никому не расскажет о полученной ею информации, все же с подругой решила поделиться.

«Она ведь не в их преступной группе, — справедливо подумала Джульетта, направляясь к Зине в библиотеку. — Поэтому вреда следствию от этого не будет».

К тому же Буланова была всего лишь женщиной и не поделиться хоть с кошкой сногсшибательной новостью просто не могла.

— Знаешь, чем я сейчас занимаюсь, — прямо с порога объявила она. — Ни в жизнь не угадаешь: изучаю разные прокурорские термины. Протоколы задержания и обыска, разъяснение прав подозреваемого, получение санкций на арест…

— Готовишь очередную статью?

— Больше того: скандальный, сенсационный материал!

— Вас, журналистов, медом не корми, дай только кому-нибудь на голову насрать, — высказалась подруга не очень-то деликатно, зато точно и образно.

— Ну и что? Это моя работа. Должен же кто-то быть и ассенизатором! Общество постоянно нуждается в чистке!

— Много вы начистили — говно кругом так и расползается!

— Зинок, что это с тобой? Такой вульгарной я тебя уже сто лет не видела!

Зина села на стул и заплакала.

— Представляешь, сегодня утром открыла кошелек, а там ничего нет. А у меня два мужика: муж и сын. И у обоих аппетит зверский. До чего же мы дожили, если интеллигенция скоро побираться пойдет?

Джульетта погрустнела. Она и сама с тех пор, как иссяк такой мощный источник подпитки, как Мягди, стала замечать, что вынуждена экономить даже на обеде в редакционной столовой. А ведь она не бездельничала: в последнее время выдала много материалов, почти вдвое переработала месячную норму.

— Я тебя хорошо понимаю, сама ту бутылку шампанского купила на последние деньги. А ты еще меня запахом персика упрекала: я-то взяла самое дешевое. Вот оно и оказалось подделкой.

Подруги пороптали, посидели молча. Но не в их нравах было долго сетовать на судьбу и ничего не делать. Первой очнулась Джульетта:

— Слушай, Зинок, а не позвонить ли нам Славе?

— На какой предмет?

— А на предмет денег. У него их куры не клюют, а нам на хлеб и водку не хватает.

— Думаешь, даст?

— Зарплату, конечно, нет: в бюджете города, как водится, ни гроша. А вот личных, нажитых нечестным путем средств у Славика, я так думаю, достаточно! Тем более что скоро, по всей вероятности, они ему уже не потребуются.

Последняя фраза была произнесена таким загадочным тоном, что Зина вмиг оживилась и забыла, о чем только что плакала.

— Посадят? — с придыханием спросила Зина.

— Ага. Я так думаю.

— И тебе его не жалко?

— Нисколько. Люблю страдальцев! А набитых деньгами чванливых мужиков мне не надо.

— Тем не менее, если мне не изменяет память, журналистка Буланова допускала связь с женатым человеком, к тому же мэром нашего славного города.

Джульетта равнодушно махнула рукой, словно прогоняла от себя нечто ничего не стоящее.

— Подумаешь, переспала с ним. Два раза. Или больше — не помню. Ну и что? Я — женщина свободная, без предрассудков. К тому же не надо создавать проблем. Если мужик в соку, красивый и без болезней, предлагает расслабиться, то я должна задрать хвост трубой и нестись от него сломя голову, как дикая кошка? Нет уж, уволь! Я человек цивилизованный.

— Смотри, как бы твоя цивилизация до беды не довела: кругом СПИД, болезни разные.

— Зинок, да ты что, в роли настоятельницы монастыря выступаешь? Которая, между прочим, любит, чтобы морковь к ужину подавали исключительно нетертую. Против этих напастей есть средства: кондомы называются. А об остальном пусть моя совесть беспокоится.

— Тогда звони своему денежному мешку.

— И что ему сказать? Слава, дай на пропитание?

— Можешь и так: нам в самом деле сегодня и хлеб купить не на что.

Джульетта пододвинула к себе телефонный аппарат с разбитым диском и стала набирать номер. Но пальцы то и дело попадали не в те отверстия, и дозвонилась она с трудом. Но не услышала энтузиазма в голосе Петракова.

— Вячеслав Иванович, что с вами? Вы меня не узнали?

И она, отодвинув трубку от уха, поманила пальцем подругу, чтобы та была в курсе разговора.

— Узнаю, Джульетта Степановна.

— Ну?

— У меня дела. Мне некогда.

— Во, дает! — удивилась Джульетта, зажав рукой микрофон телефонной трубки, чтобы ее не слышал Петраков.

А в трубку сказала:

— Вячеслав Иванович! Нам с Зиной второй месяц зарплату не дают. Помогите, пожалуйста.

— Вы, товарищ Буланова, не по адресу обратились. Распределение средств на выдачу зарплаты по графику осуществляет финансовый отдел.

«Чокнулся! — подумала Буланова. — Право дело, чокнулся!»

— Что же нам теперь: с голода умирать? Или идти на паперть милостыню просить?

— Еще раз повторяю, обращение не по адресу! До свидания!

И в телефонной трубке послышались короткие гудки.

— Вот тебе и товарищ мэр! — воскликнула Зина. — А ты еще говоришь, денежный мешок, денежный туз!

— Да есть у него деньги, сволочь он последняя! У него целый банк свой, частный. И деньги он туда казенные качает!

Она произнесла это и прикусила язык. Но было поздно: слово, как известно, не воробей. Зина внимательно, изучающе посмотрела на подругу и решительно заявила:

— Выкладывай, что знаешь.

— Да ничего я не знаю.

— Врешь!

— Ну… приезжал ко мне Усков. Только ты никому, ладно?

— Железно! — пообещала Зина.

…Получив повестку, Титовко решил не искушать судьбу и явиться к следователю. Пока шла обычная формальная процедура в комнате допросов Генеральной прокуратуры, Усков внимательно наблюдал за подозреваемым. Ему было известно, какие высокие должностные лица хлопотали за этого мошенника, чтобы освободить его из-под стражи. Казалось бы, Титовко должен был испытывать чувство удовлетворения, если не радости от этого.

Но ничего подобного на его лице Усков не увидел. Наоборот, перед ним сидел постаревший, замученный человек. Куда девался былой лоск этого господина, в какую черную дыру улетела вальяжность?

На эти вопросы следователь тоже хотел бы получить ответы. Потому что и от них зависело многое.

И Усков постарался прежде всего развеять их былую враждебность.

— Видите, господин Титовко, я вам не враг, как вы всегда почему-то считали. Ведь я не стал препятствовать вашему освобождению, не так ли?

Подозреваемый хотел было ответить обычной колкостью, но раздумал. Он тоже понимал, что лучше худой мир, чем добрая ссора.

— Спасибо, — просто сказал он. — Если смогу ответить тем же, располагайте мною.

Такая перемена в отношении к нему насторожила и, признаться, озадачила Ускова. Уж очень она была неожиданна и скоропалительна. Следователь прокуратуры был и навсегда останется для Титовко врагом. Значит, надо искать причину такой перемены.

— Надеюсь, вам не очень мешали другие заключенные в следственном изоляторе? — нащупывал почву Усков.

— Мешали. И я не хотел бы попасть туда снова, — откровенно заявил допрашиваемый.

«Может, в этом причина? — размышлял Усков. — И он действительно боится снова загреметь в СИЗО?.. Хотя вряд ли только в этом!»

— В таком случае прошу вас честно отвечать на мои вопросы. Вы подтверждаете, что были в составе преступной группы, организовавшей хищение казенных денег?

— Это клевета! — категорично заявил Титовко.

«Ясно, — расстроился Усков. — По-доброму разговаривать с этим господином не придется».

— Боюсь, вы начинаете испытывать мое терпение. И я начинаю подумывать, а не изменить ли мне вновь вам меру пресечения?

— Вы не можете это сделать!

— Ошибаетесь, очень даже могу. И на этот раз вам не помогут никакие высокие заступники. Да они, по-моему, вряд ли и захотят это делать. Вы ведь уже не руководитель департамента правительства?

Это был болезненный удар для Титовко. Он не предполагал, что эта плохая новость так быстро достигнет Ускова. Поэтому наклонил голову, чтобы скрыть беспомощность, охватившую его.

— Достаточно, например, мне составить протокол, что вы, находясь под залогом, не явились ко мне вовремя на допрос или совершили иное незначительное правонарушение. Вы же знаете наши возможности.

Титовко подавленно молчал.

— Я жду, господин Титовко. Или мне посадить вас в одну камеру с Джевеликяном?

При упоминании этого имени допрашиваемый вздрогнул так, словно его тряхнуло током. Андрей моментально воспользовался своим открытием:

— Если будете молчать, я составлю протокол.

— Но ведь я к вам явился!

— А кто это подтвердит? Я? Ни в коем случае!

— Это шантаж!

— Называйте как угодно, мне все равно. Я, например, могу квалифицировать ваше преступление как грабеж. По вашей вине людям теперь не выплатят вовремя пенсии или зарплаты. Сколько вы успели награбить у государства? Несколько миллиардов? А сколько бы еще нахапали, если бы мы не обнаружили ваш преступный анклав! Я жду.

Титовко поднял взгляд на следователя. В его глазах стояли слезы.

— Пощадите! Вы губите все, что я создавал долгие годы: карьеру, репутацию, честь.

— Ну, допустим, о чести в данном случае и речи быть не может. А остальное — дело наживное. По крайней мере я обещаю вам, что оставлю вас до суда на воле. В ответ на добровольное признание. Имейте в виду, что следствие располагает доказательствами вашей вины: записями ваших разговоров, свидетельскими показаниями и другими.

Допрашиваемый подумал, затем резко махнул рукой:

— Записывайте.

Усков сделал знак, и секретарь включил записывающую аппаратуру. Титовко довольно подробно рассказал о том, как возникла идея, как ее осуществляли. Однако главный упор он делал на вину не свою, а Джевеликяна. Настолько, что следователь был вынужден задать ему новые вопросы:

— Вы все время делаете упор на вину Джевеликяна. Но ведь он в это время находился в следственном изоляторе и не мог участвовать в организации несанкционированного проникновения в компьютерную систему Центробанка!

— Ошибаетесь! — Похоже, Титовко вновь обрел былую уверенность. — Он собрал нас в своем логове, где скрывался, на бывшей даче Сталина в Сочи. Это он организовал ту комнату с аппаратурой на своей загородной даче здесь, в Москве. Это он осуществлял руководство операцией из тюремной камеры по персональному телефону мобильной связи. Кстати, господин следователь, кто позволил матерому преступнику, который обвиняется в таком тяжком преступлении, иметь в тюремной камере средство связи с внешним миром?

Это уже была наглость. Похоже, что оправившийся после первого испуга Титовко перешел в наступление. К тому же он был прав. Следователь, ведущий дело, обязан был не допустить подобного нарушения правил режима следственного изолятора.

Поэтому Усков, привыкший задавать вопросы, не был готов сразу на него ответить. Но это длилось считанные секунды. Следователь пристально посмотрел на обвиняемого и четко, с болью в голосе ответил:

— Я не обязан здесь отвечать на ваши вопросы. Но все же скажу. Это породила та система, которую вы так ударно строите, господин Титовко. Так же, впрочем, как и то, что вы совершенно противозаконно сейчас находитесь на свободе!

— Как же так? — опешил Титовко. В его голове мелькнула тревожная мысль, уж не известно ли Ускову, что он так и не заплатил сумму залога? Но, похоже, следователь об этом не знал. Потому что он заговорил совсем об ином.

— Согласно Уголовно-процессуальному кодексу залог не может применяться к лицам, обвиняемым в совершении тяжких и особо тяжких преступлений. А ваши подвиги, господин Титовко, тянут не меньше, чем на десять лет. Так что скажите спасибо, что я закрываю глаза и на это нарушение закона.

— Понятно, — только и смог вымолвить Титовко. Он уже очень жалел, что пошел на этот допрос один, а не в сопровождении, например, того ушлого адвоката. Но, как известно, жадность губит фраера. А Титовко, сэкономив на адвокате те деньги, вряд ли мог рассчитывать теперь на его доброжелательное к себе отношение.

— Спасибо, господин Титовко. На сегодня хватит. Вам осталось внимательно прочитать ваши показания и подписать каждый лист.

А про себя следователь подумал:

«Конечно, Титовко прав насчет того, что я дал такие послабления Джевеликяну. Но я тем самым убил нескольких зайцев одним выстрелом. Джевеликян под постоянным контролем в изоляторе. А злоба на бездействие своих недавних друзей и наличие возможностей припугнуть их уже сыграли свою роль: Титовко не был бы так разговорчив и не валил бы всю вину на Мягди, если бы тот уже не выполнил свою угрозу».

…После визита Ускова перепуганный мэр буквально заметался по своему кабинету. Ему хотелось срочно принять меры, чтобы замести следы. Но прежде он все-таки хотел переговорить с Титовко, чтобы узнать, что делается там, в столице.

Наконец на третий день ему удалось дозвониться. Трубку на этот раз взял не секретарь в приемной, а сам хозяин. И сразу же оборвал все эмоциональные восклицания Петракова:

— У меня слишком мало времени, чтобы все объяснять. Тем более по телефону. Лучше приезжай ко мне завтра.

— Не могу, — вздохнул мэр.

— Почему?

— Усков взял с меня подписку о невыезде.

— И до тебя добрался?! Вот падла! Меня сегодня полдня на допросе терзал!

Петраков чуть не задохнулся от такой новости:

— Как он посмел?!

Титовко злобно хохотнул:

— Вы там, в провинции, спите и мух не ловите! Посмел?! Да он меня арестовал и два дня гноил в лефортовском изоляторе! Вот тебе и посмел! Спасибо Николаю Николаевичу — вытянул.

— Тебя он вытянул, а кто меня будет вытаскивать?

— Что за истерика, Вячеслав Иванович? Дал подписку и сиди у себя, нос в столицу не показывай. Это сейчас самый лучший способ доказать, что ты нигде не участвовал. Понял?

— Понял-то понял, да что мне делать?

— Повторяю, ни-че-го! А что надо, ты, надеюсь, уже сделал.

Вот такую установку и надо было получить Петракову. Он сразу приободрился, несмотря на сразившую его весть о том, что сам Титовко, пусть и два дня, но все же просидел в тюрьме.

Теперь он знал, что надо делать. И потому попрощался гораздо более спокойным тоном, чем начал свой телефонный разговор. Тем более что Титовко обещал его держать в курсе.

А про себя мэр подумал: «На таких высоких постах люди абсолютно спокойно себя чувствовать не могут никогда. Значит, с этим надо просто смириться».

Почти несколько дней Усков не выходил из своего кабинета. Он прилежно трудился над составлением обвинительного заключения по уголовному делу номер ноль-ноль двести шестьдесят один дробь два. Была затребована масса необходимых документов, справок, выводов специалистов, приобщены к делу свидетельские показания, признания обвиняемых. Один из причастных к данной преступной группе сидел в следственном изоляторе, другой был отпущен под залог, а к третьему применена мера пресечения — подписка о невыезде.

Когда следователь наконец одолел последний том этого дела, к которому он шел не один год, он выпрямился в кресле за новым столом, которым оснастили его кабинет после пожара, и легко, свободно вздохнул. Он завершил то, к чему так долго и упорно шел.

Теперь можно было идти к начальству и докладывать о проделанной работе.

Виктор Васильевич понимающе встретил отшельника и даже попросил секретаршу приготовить им кофе покрепче.

— Ну, Шерлок Холмс, рассказывай!

— У меня получается много, но что скажет прокурор?

— А что получается у тебя?

— Пожалуйста. Самые серьезные претензии к Титовко. Этому господину вменяется статья сто семьдесят — злоупотребление служебным положением. Он неоднократно использовал для организации этой преступной группы по перекачке государственных денег в личный карман спецсвязь, правительственную машину со спецномером, свое влияние и власть. В деле более двухсот эпизодов, свидетельствующих об этом.

Следователь приподнял два пухлых тома и потряс ими в воздухе.

— Кроме того, в отношении Титовко возбуждено уголовное дело по статье сто сорок прим, часть третья, предусматривающей до десяти лет лишения свободы. И это далеко не все.

— Понятно. Одно перечисление статей, на которые тянет дело, займет немало времени. Суть его прегрешений я знаю. Удалось раскопать что-либо новое?

— Удалось. Деньги, полученные преступной группой в составе Титовко, Петракова и Изразцова из Центрального банка путем внедрения в него фиктивных платежных поручений, использовались на разные цели. Следствие установило, что часть их была перечислена известному своей скандальной репутацией депутату Госдумы, фамилия которого не называется в интересах следствия. Другая их часть была перечислена на номерные счета неизвестных лиц. Мне необходима санкция прокурора, чтобы арестовать эти счета и узнать имена владельцев.

— Запросим. Что еще?

— Надеюсь, таким образом я подберусь наконец вплотную к Петракову.

— Действуй. И чтобы не терять времени, предъяви обвиняемым для ознакомления материалы дела.

Петраков все же был вынужден нарушить данную им подписку о невыезде. Получив от Титовко указание действовать, он немедленно снял с номерного счета в коммерческом банке всю наличность, которая туда поступила из Центробанка, резонно рассудив, что держать при себе несколько чемоданов, набитых деньгами, опасно да и невыгодно. Но обменять рубли на валюту в своем городе мэр не мог. Во-первых, здесь его слишком хорошо знали. Во-вторых, ни в одном из местных банков не было такой суммы в долларах.

Благополучно перевезя чемоданы на свою загородную дачу в Пашкове, Петраков вздохнул чуть свободнее. Но расслабляться было рано. Пока «деревянные» не обращены в валюту, пока они не приняли компактную форму в виде пачек долларов, опасность внезапного обыска или другой напасти существовала.

Вячеслав Иванович занес четыре чемодана в свою комнату и отослал шофера с охраной. Затем взял счетную машинку и начал считать. Перевел рубли в валюту по существующему на сегодняшний день курсу и тяжело вздохнул. Ему бы, конечно, надо было радоваться такой кругленькой сумме. Но он прекрасно понимал, что за один раз и даже за один день обменять все это на один миллион долларов ему не удастся.

И все же надо было рискнуть. Потому что доллары — они и в Африке доллары. И он решил на денек махнуть в Москву. А чтобы на всякий случай иметь алиби, приказал управляющему делами написать приказ о командировке его по вызову главы правительства.

«Если Усков такой ушлый и настолько вхож в „Белый дом“, чтобы проверять там все вызовы мэров, то пусть пойдет и проверит. Или еще лучше, спросит об этом у самого премьера».

Такое предположение развеселило Петракова. Да и огромная сумма приятно грела душу и вселяла уверенность. В светлом будущем где-нибудь на Майами.

Усков нагрянул в город Петракова внезапно. С санкцией прокурора на арест номерных счетов в коммерческом банке областного центра.

Естественно, ему было выгодно, чтобы мэр не знал о его визите. И потому он сразу поехал в банк.

Управляющий банком встретил его нелюбезно. Сначала он категорически отказался открывать тайны своих клиентов. Но следователь пригрозил, что увезет этого управляющего вместе с его охраной в следственный изолятор, и тот затих.

Но Ускова ожидало глубокое разочарование. Да, один из номерных счетов был как раз оформлен на имя Петракова. Да, на нем находилась крупная сумма денег. Но… вчера.

— Как вы могли выдать такую огромную сумму одному физическому лицу? — возмутился следователь.

— А разве закон это запрещает? — резонно удивился управляющий. — Покажите мне хотя бы одну инструкцию об этом, и я дам вам свои руки для наручников. — И управляющий протянул следователю пухлые, ухоженные ладошки.

Ускову ничего не оставалось, как официально зафиксировать реквизиты Петракова в данном банке, снятую сумму денег наличными и удалиться. Он даже не стал задавать банального вопроса, знал ли управляющий, что тот клиент — мэр города? Тот, конечно же, не знал. И знать не хотел.

Надо былосрочно ехать к мэру и производить обыск.

Но для этого потребовалась еще одна санкция, теперь уже местного прокурора. Который оказался крепким орешком. Когда следователь появился в его кабинете в здании, расположенном как раз напротив мэрии, тот с гордостью похвалил Петракова:

— Вот, Андрей Трофимович, какими должны быть мэры! Только при Петракове нам наконец отстроили здание с прекрасными условиями для работы!

— И что, преступность в городе от этого пошла на убыль?

Прокурор насмешливо посмотрел на московского следователя:

— А в столице?

— Мне нужна санкция на обыск на квартире мэра и на его загородной даче. Я действую по поручению Генерального прокурора.

Прокурор города не спешил с принятием решения.

— Это все прекрасно, Андрей Трофимович. Но Москва далеко, а мэрия вот она, напротив. Это очень серьезное решение. Для этого мне нужны законные обоснования.

— Против Петракова возбуждено уголовное дело, он находится под подпиской о невыезде.

— Разве? А я как раз сегодня утром звонил Вячеславу Ивановичу: он в Москве.

— Не может быть!

— Убедитесь сами: мэрия рядом.

Усков быстро справился с волнением и охватившим его негодованием.

— В таком случае, нам, как говорится, и карты в руки: проще будет провести обыск.

Прокурор с сомнением покачал головой:

— Вам, может быть, и в руки. А мне — нет. Я не хочу просто так портить отношения с мэром: мне здесь жить и работать. Если будут весомые доказательства его вины, тогда пожалуйста. А так — нет. Кстати, а почему вы не взяли ордер на обыск Петракова в Москве? У себя в прокуратуре.

— Не было необходимости. А здесь, в городе, выявились новые обстоятельства.

— Вот видите, молодой человек, надо быть предусмотрительнее: на то вы и сыщик, чтобы предугадывать развитие событий.

Усков понял, что, кроме потери времени, он здесь ничего не найдет. И потому вышел от прокурора, сухо кивнув ему на прощание.

И естественно, направился в мэрию. А здесь его ожидал управляющий мэрии. Он с готовностью протянул Ускову приказ о направлении мэра города Петракова в правительство России по вызову премьер-министра.

— Ну, мы это еще проверим! — заявил Андрей.

— Проверяйте, пожалуйста, — вежливо согласился управляющий.

Следователю ничего не оставалось, как уйти и из мэрии с пустыми руками. Впрочем, копию приказа он с собой прихватил. На всякий случай.

Андрей вышел на улицу и задохнулся от теплого, влажного, чистого воздуха. Осень в Москве и осень в провинциальном городе — это далеко не одно и то же. Здесь, на его родине, и погода была мягче, добрее к человеку, и воздух чище, свежее.

Андрей вспомнил о доме, о матери, которая ждет его в родном Пашкове.

— А, — махнул на все рукой Андрей. — Была не была! Загляну к маме на несколько часов, а то за этими делами и мать совсем забудешь!

И Усков поспешил в свои родные края.

Петраков же тем временем развил бурную деятельность в Москве. Он направился в банк, в котором у него давно работал хороший знакомый. И попросил провести обменную операцию. В скором времени в специальную комнату в банке шофер и охранник Петракова внесли четыре раздутых чемодана. Считать деньги и переводить их в доллары мэр, конечно, не стал. Эта операция заняла бы слишком много его драгоценного времени. Он доверил эту техническую работу сотрудникам банка. Пообещав при этом хорошее вознаграждение.

И работа закипела. Его знакомый обзванивал другие коммерческие банки столицы и просил наличные доллары. Машина по превращению достояния граждан, еще несколько дней считавшегося государственной казной, в валюту иностранного государства была запущена.

А мэр не мешкая отправился к Титовко. Нельзя было упускать возможности пообщаться с ним лично, не по телефону.

Ехать пришлось не в Дом правительства, а в прежнее ведомство.

В знакомом небольшом кабинете с прежней табличкой на двери восседал Титовко. Он, конечно, потерял былой лоск и представительность. Сразу было заметно, что его что-то сильно угнетает. Петраков решил, что так на него подействовала перемена мест работы: кому охота спускаться с высокой горы кубарем вниз?

Но ошибся. Хозяин кабинета сам сказал об этом:

— Думаешь, меня волнует потеря того кабинета в Доме правительства? Да плевал я на него: в структурах власти перестановки неизбежны. Меня тревожит Усков. Похоже, зацепил этот сыщик нас крепко.

На этот раз успокаивать шефа пришлось Петракову.

— Да брось ты переживать! Все меняется: погода и та каждый день разная. И на Ускова можно найти управу. Если сильно захотеть!

Титовко заинтересовался:

— А что ты можешь предложить?

Петраков был застигнут врасплох: пока он серьезно не задумывался, чем можно поддеть следователя. Поэтому сказал то, что пришло ему на ум:

— Подкупить, например.

— Он не продается.

— Как так? — удивился мэр. — Все имеет свою цену. Значит, мало предлагали.

— Я повторяю, — уже с некоторым раздражением сказал Титовко, — он не продается. И взяток не берет. Есть, к сожалению, еще такие нелюди.

— Тогда… тогда надо подойти с другого края. Семья, к примеру, у него есть?

На этот раз в глазах Титовко мелькнул живой интерес. Он задумался.

А Петраков, видя, что попал в точку, продолжал развивать свою идею:

— Это больное место любого нормального человека. Эх, даже пожалеешь, что наш друг Мягди за решеткой — ему бы такое дело — пара пустяков.

И вновь с Титовко произошла метаморфоза. Он дернулся в кресле, услышав имя Мягди, так что чуть не пролил стакан, из которого понемногу прихлебывал коньяк.

Вячеслав Иванович понял, что брякнул нечто неприятное для ушей Титовко, и потому решил отшутиться:

— Вот сейчас времена хорошие пошли: пей на работе коньячок, и никто ничего тебе не скажет. А вот в период борьбы с алкоголем наш первый секретарь такую плюху придумал. Сам он был хороший любитель выпить. Но при людях, да еще на работе!.. Вот он и приказал буфетчице два раза в день в граненом стакане к нему в кабинет чай приносить. Она набухивала полный граненый стакан коньяка, бросала туда дольку лимона, опускала чайную ложку и так шла к нему совершенно открыто. Весь партийный люд считал, что Иван Иванович пьет только чай!

И мэр натужно засмеялся, пытаясь разрядить мрачную обстановку.

Но хозяин кабинета внезапно сказал нечто совсем на иную тему:

— Понимаешь, достал меня этот кавказец!

— Как? Он же в тюрьме сидит!

— Сидеть-то он сидит, да только планы мести вынашивает там кровные. На днях перед домом взорвали мою машину. Иномарка разлетелась в клочья. Милиция установила, что под колеса было подложено безоболочное взрывное устройство довольно сильной мощности. Судя по тому, что время взрыва было выбрано ночное, меня пока решили только припугнуть.

— А почему ты думаешь, что это дело рук Мягди?

— А кого еще? Тебя? Ускова? Генерального прокурора? Администрации Президента, наконец, с которой я воевал за приоритет правительства? Больше у меня врагов нет.

Петраков задумался. Он и сам понимал, что, кроме Мягди, такую пакость устроить некому. Более того, он смутно чувствовал, что за Титовко наступит его очередь.

Об этом открытым текстом напомнил ему и хозяин кабинета:

— Думаешь, тебя сия чаша обойдет? Не надейся. Мягди там озверел вконец: сам это видел. Когда я вошел в его камеру, он готов был меня на куски растерзать!

Петраков пригорюнился. И вдруг предложил:

— Слушай, у нас столько денег, давай наймем кого-нибудь?

— Ты что, думаешь, это так просто? До сих пор мы заботы не знали, потому что все темные дела за нас он обделывал. А теперь к кому соваться? Да его вся криминальная Москва знает: прежде нас с тобой за наши же денежки кокнут, чем с его головы хоть один волос упадет. Это же мафия!

Вячеслав Иванович нервно заерзал в кресле. В его голове крутились разные мысли и предложения. Но не было ни одной, о которой он мог бы с уверенностью сказать: это именно то, что мне нужно. Наконец он изрек:

— Тогда… Надо на него Ускова натравить!

— Тоже — как? Я пытался, но он ушлый сыщик, на мою приманку не клюет. К тому же мы и так все вместе по одному делу проходим. Будь проклят тот день, когда я связался с этим кавказцем!

— Послушай! — осенило Петракова. Все-таки гениальное кино эта «Кавказская пленница»! Помнишь: «Кто нам мешает, тот нам и поможет!»

- Ну?

— Слушай!

Петраков придвинулся к Титовко и что-то возбужденно зашептал ему на ухо.

Неудачный звонок к Петракову оставил подруг без последней надежды раздобыть денег. И тогда Джульетта решила: поедет к Мягди в тюрьму. Тот уж ей денег не пожалеет.

Вдвоем с Зиной они обошли всех своих коллег и кое-как наскребли денег на дорогу.

На этот раз Буланова приезжала в столицу не как победительница, а скорее как просительница. Когда в кармане пусто, жизнь вокруг смотрится иначе. Джульетта видела бьющую через край роскошь столичных магазинов, множество дорогостоящих иномарок, снующих вокруг, возводимые повсюду шикарные здания.

Видела и переживала болезненно. Теперь она готова была даже помогать Ускову, лишь бы наказать этих наглых нуворишей с неизменными телефонными трубками, с огромными золотыми цепями и браслетами.

Но поскольку недолгий путь ее лежал к местам не столь отдаленным, она постепенно успокоилась, в ней даже вновь пробудилась жалость к заточенному в темнице Джевеликяну. К ее удивлению, на сей раз ей не пришлось показывать удостоверение и пытаться всеми силами пробиться на свидание к Мягди. Нет, ее предупредительно провели к заключенному. Причем не в комнату для свиданий, где она пыталась пробиться к любимому сквозь плексигласовое стекло, а прямо в камеру.

Правда, надзиратель предупредил, что дает даме не больше десяти минут и то исключительно из уважения к такому замечательному человеку, как Джевеликян.

Причину столь великодушного поведения надзирателя она поняла, как только переступила порог камеры: благодарный Мягди сунул ему в руку две сотенные бумажки с портретом Рузвельта.

И почему-то ей расхотелось кидаться в объятия Мягди. Оглядев обстановку, в которой он находился, она поняла, что ни гонимым, ни обделенным его считать не приходится. Наоборот, это она со своими мелкими денежными проблемами может претендовать на такие эпитеты.

Но Мягди недаром в молодости практиковал экстрасенсом. Он хорошо угадывал состояние человека. Заметил он мгновенную перемену и в Джульетте. И все понял.

Поэтому, хоть его и обуревало желание тут же, немедленно овладеть этой женщиной, делать этого он не стал. Усилием воли сумел переломить себя. Он протянул руку, ласково пожал и поцеловал женскую ладонь, усадил Джульетту на мягкий стул.

И принялся хлопотать. Мгновенно на столе появилась вкусная еда, и Джульетта не заставила себя упрашивать. Она покорно села за стол и, не стесняясь, принялась уплетать.

Мягди сидел напротив и с удовольствием наблюдал за ней.

Она ела быстро, понимала, что время краткосрочно, и они не успеют поговорить. С трудом оторвавшись от еды, она с благодарностью повернулась к Мягди и сама поцеловала его. Затем, повинуясь внезапно возникшему желанию, обняла его и повалила на кровать. Дальше ей самой уже ничего делать не пришлось.

…Как ни замечательно отдыхать, побывать на своей родине, но работать все-таки надо. Примерно так думал Андрей, отправляясь с утра пораньше из родного Пашкова в Москву. Мать положила ему в машину подари! Глаше: варенье, соленые огурцы и грибочки.

Но стоило ему немного отъехать от пригородного поселка Пашково, как мысли сразу переключились на Петракова. Он, конечно, прозевал ушлого мэра. Если тот поехал в столицу вопреки подписке о невыезде, значит, у него имелись на то серьезные основания.

Какие? С этим вопросом он и явился к Виктору Васильевичу. Тот слегка поморщился:

— Если тебе к прокурору, зачем идешь ко мне?

— Так посоветоваться, Виктор Васильевич!

— А если меня не будет? Привыкай мыслить и действовать самостоятельно. — Но тут же смягчился и ласково проговорил: — Не обижайся, дел невпроворот. Еще два сложных убийства мне подбросили. И оба заказные. Ужас, что в стране творится: идет какой-то массовый отстрел богатых и авторитетов.

— А может, это и к лучшему? — предположил Усков. — Раз мы их по закону привлечь не можем, так хоть сами друг друга перестреляют!

— Так мы слишком далеко зайдем: законы соблюдать нам в первую очередь. И ни одно убийство не должно оставаться безнаказанным. Понятно?

— Понятно. Так вот. Упустил я Петракова. Он, подлец, успел все деньги снять с номерного счета.

— А ты доказал, что эти деньги — не его личные?

— А что, разве надо доказывать, что человек, даже и мэр крупного города, не может заработать миллиарды?

Виктор Васильевич развел руками:

— Надо, Андрей, надо. Иначе ни один суд не осудит такого мошенника. Его защитники и адвокаты такое нагородят, что мы с тобой еще и виноватыми окажемся.

— Да, презумпция невиновности и прочее.

— Вот именно. Доказывать — наша с тобой работа. Так что за дело.

…Свидание Джульетты с Джевеликяном было коротким, но бурным. Они успели не только насладиться любовью, но и коротко переговорить о главном: что сделать, чтобы Мягди мог побыстрее выйти на свободу.

Поэтому покинув следственный изолятор, Джульетта не мешкая направилась к Титовко. Адрес ей сообщил Мягди.

Джульетта подошла к трамвайной остановке, чтобы доехать до метро. Открыла сумочку, в которой еще оставались какие-то намеки на деньги, и обнаружила в ней толстую пачку сотенных купюр. Причем не в рублях, а в долларах.

Оказывается, пока она приводила себя в порядок после бурных ласк, Мягди незаметно сунул деньги ей в сумочку.

Первым ее побуждением было вернуться и отдать их. Но, по здравом рассуждении, она решила, что деньги ей еще пригодятся. Возможно, придется нанимать для Мягди толкового адвоката и платить ему немало. Да и Зина с нетерпением ожидала ее возвращения. Разумеется, не с пустыми руками.

Поэтому она тут же поймала такси и поехала в Госкомимущество.

Она показала редакционное удостоверение, и ее пропустили, указав номер кабинета Титовко. Она быстро поднялась на нужный этаж, нашла дверь с необходимой фамилией и толкнула ее.

Изумленному взгляду журналистки предстала странная парочка: Титовко сидел за своим столом, а рядом с ним примостился Петраков и что-то сладострастно нашептывал ему в ухо.

Джульетта даже подумала нечто нехорошее об их поведении. Но, будучи натурой раскрепощенной, она считала любые отношения между людьми нормальными. И потому весело заметила:

— Хеллоу, мужики! А я и не думала, что у вас любовь!

Петраков подскочил как ошпаренный. Больше всего его, пожалуй, удивило внезапное появление Джульетты именно здесь, и он не нашел ничего лучше, как спросить:

— А ты как сюда попала?

— Так же, как и ты, Славик, — через дверь. Кстати, когда занимаетесь такими делами, дверь надо запирать.

— Ты что, дура, подумала! — возмутился мэр. — Да я мужик! Стопроцентный. Или я тебе этого не доказал?

На что она без тени смущения ответила:

— Доказал. Так же, как и Мягди полчаса назад. Я только что из его тюремной камеры.

— Откуда? — еще больше изумился Петраков.

— Из Лефортова, — пояснил Титовко. — Ну и порядки у нас в тюрьмах: они стали похожи на бордель.

— Тюрьмы, между прочим, — уточнила журналистка, — всегда были притоном разврата. О нравственности там и не помышляют. А Мягди Акиндинович шлет вам обоим привет. Пламенный.

Последовала немая сцена. То, о чем только что говорили эти два государственных мужа, сбывалось. Только угроза от Джевеликяна на сей раз пришла не в виде быстрой пули, ножа или взрыва, а в образе элегантной красивой дамы.

Джульетта быстро сообразила, что попала в цель. И стала напирать:

— Вы что же, думаете, раз он там, а вы здесь, то все о’кей? О товарище, попавшем в беду, надо заботиться!

— Стерва! — промычал сквозь зубы Петраков. — И я ее еще трахал!

— Вы что-то сказали, товарищ мэр? — высокомерно спросила Джульетта. — Мягди и это учтет. Кстати, он просил, кроме привета, также передать, что с завтрашнего дня ставит вас на счетчик. Обоих. — Она бросила испепеляющий взгляд на Петракова.

Быстрее других сориентировался Титовко. В критических ситуациях он мыслил четко и быстро делал нужные выводы.

— Давайте-ка не будем зря тратить порох. Я вношу предложение: будем искать компромисс.

И обращаясь уже конкретно к Булановой, спросил:

— Что, по-вашему, можно сделать для Мягди уже сегодня?

— Первое. Найти хорошего адвоката. Деньги у меня есть.

Она вынула из сумочки пачку долларов.

— Успокойтесь, дамочка, — презрительно процедил Петраков. — И спрячьте обратно вашу нищенскую зарплату. Она вам еще пригодится: на хлеб. И на то, чтобы не звонить мэру больше по таким пустякам.

Уколов, как и хотел, как можно больнее Джульетту, мэр повернулся к Титовко:

— Деньги у меня есть. Со мной. Я сегодня обменял в банке часть того запаса.

И Петраков положил на стол «атташе»-кейс, щелкнул кодовым замочком, распахнул его. В нем аккуратными рядами были уложены пачки стодолларовых купюр.

Джульетта ахнула.

Петраков еще раз презрительно взглянул на нее и закрыл кейс.

— Я знаю одного прекрасного Адвоката, — сказал Титовко. — По поручению премьер-министра он освобождал меня из изолятора. Надо сказать, проделал это блестяще. Правда, я пожадничал, не заплатил ему полностью гонорар.

— Правду о вас Мягди говорил! — не удержалась Буланова.

— Помолчите, дамочка! — Похоже, это обращение больше всех других понравилось Петракову. — Ваши эмоции здесь никому не нужны. Думаю, из этих денег можно ему оплатить сполна. Звоните: скажете, что собирали валюту для его гонорара.

Титовко без промедления достал визитку адвоката и набрал номер.

«Офис члена Московской коллегии адвокатов слушает, — ответил металлический голос автоответчика. — Оставьте ваше сообщение и номер телефона. Вам перезвонят».

— Говорит Титовко. Мне нужно срочно переговорить с господином Морозовым, — сказал хозяин кабинета.

После короткого молчания телефон ожил. И теперь уже заговорил нормальным человеческим голосом.

— Адвокат Морозов слушает.

— Прошу меня очень извинить. Я позвонил вам, чтобы вернуть долг. И с процентами.

— Когда?

— Немедленно. Приезжайте ко мне по адресу…

— Я знаю.

— Но я теперь на новом месте!

— Мне это известно. Буду через двадцать минут.

Титовко положил трубку на рычаг и вопросительно посмотрел на присутствующих.

— Это человек дела, — откликнулся Петраков. — С ним можно работать.

— И я так думаю, — подтвердила Буланова. — Говорит конкретно, четко. И все знает.

— Тогда, — предложил Титовко, — пока он не подъехал, рекомендую всем по рюмке коньяка. Покупаю исключительно в фирменном магазине «Вино» в Столешниковом. Этот старинный лабаз пока что марку держит — продает только подлинные напитки.

Он налил всем по рюмке янтарного душистого коньяка, все выпили, и в кабинете воцарились мир и спокойствие. Будто и не было здесь несколько минут назад такой грозной перебранки.

Усков по-своему истолковал приказ начальника искать доказательства того, что громадные деньги, снятые Петраковым с номерного счета в коммерческом банке, на самом деле принадлежат государству. Он решил их просто изъять и вернуть государству.

Однако для этого надо было как минимум найти Петракова. И он решил сначала проверить, действительно ли того вызвали в правительство.

Но звонки следователя в приемную министра, канцелярию, управление делами «Белого дома» оказались безуспешными. Ему отвечали либо, что такие сведения по телефону не выдают, либо, что никакого Петракова они в Москву не вызывали.

Андрей понял, что мэр его надул. Заготовил фиктивный приказ о командировке в столицу на случай проверки, а сам прибыл сюда вершить свои темные дела.

Конечно, он может сейчас быть где угодно. Вплоть до следственного изолятора, в котором сидит его подельник. Однако чутье подсказывало сыщику, что наиболее вероятным местом дислокации мэра может быть сейчас кабинет Титовко. И потому он немедля туда отправился.

По старой привычке прежде чем припарковать «Жигули» возле внушительного здания, в котором размещалось сразу несколько министерств, следователь проехал по кругу дважды, но не заметил ни «линкольн таун» Джевеликяна, ни «форда» Петракова.

Однако это не разубедило его в решимости посетить кабинет Титовко. Он поднялся по лестнице, подошел к заветной двери и прислушался. За дверью было довольно оживленно. Слышались голоса, путчем один из них был явно женский. Казалось, что там, в служебном кабинете, проходил какой-то сабантуй. Усков даже уловил пряный запах коньяка.

«Может, я ошибся? — подумал Андрей и посмотрел на табличку. Но написанная золотыми буквами на медной табличке фамилия убеждала в обратном. — Что же там отмечают?»

Он снова приник ухом к двери.

«Ну, что же, — решил следователь, — будем брать, как говорил один мой любимый герой!»

И он, толкнув дверь, решительно вошел в кабинет. Его взору предстала именно та компания, которая ему и была нужна, но о встрече с которой здесь он и не мечтал. Развалившийся в кресле Титовко с пунцовым от выпитого лицом. Петраков с чемоданчиком «дипломатом» на коленях. И мадам Буланова с рюмкой в одной руке и сигаретой в другой.

— Какие люди! И без охраны! — весело проговорил следователь. — Привет всей честной компании!

Ему никто не ответил. Титовко вздрогнул от его внезапного появления и почему-то попытался задвинуть под стол бутылку с коньяком. А Петраков изменился в лице и судорожно вцепился руками в чемоданчик.

Пожалуй, только Буланова сдержанно отреагировала на появление Ускова. Она улыбнулась ему и даже протянула руку, поставив рюмку с недопитым коньяком на стол.

Следователь поздоровался с дамой, а сам мгновенно оценил обстановку. От его внимательного взгляда не укрылось то обстоятельство, что мэр так сжал руками свой чемоданчик, будто в нем для него заключено все. И он решил начать именно с проверки этого обстоятельства.

А потому отошел к двери, достал из кармана куртки постановление на обыск и показал Петракову.

— Вот санкция прокурора на ваш обыск, господин Петраков. Прошу ознакомиться.

В этот момент произошло невероятное.

Мэр вскочил со своего кресла, метнулся к Ускову, изо всей силы оттолкнул его от двери и выскочил из кабинета.

Никто не ожидал такой прыти от Вячеслава Ивановича. Но если Титовко и Булановой была известна причина столь поспешного бегства мэра с чемоданчиком, то Усков о ней мог только догадываться. Всего несколько секунд потребовалось следователю, чтобы прийти в себя.

И он, не мешкая, бросился вслед за Петраковым.

Однако тот был очень быстр: ему было что спасать. Петраков успел выскочить из здания, сесть в свою новую иномарку и помчаться куда глаза глядят, лишь бы подальше от опасного места.

Теперь-то Усков понял, почему решил, что на стоянке нет машины Петракова. Он-то искал прежний «форд», а мэр уже успел сменить его на «шевроле субарбан».

И началась погоня. У мэра было преимущество в скорости, но следователь выгадывал на знании местности и умении водить «Жигули» по запруженным улицам столицы.

Они выскочили на Тверскую и помчались в сторону Белорусского вокзала. Здесь движение было слишком велико, и Ускову не удалось приблизиться к заветному «шевроле». Но уже на Ленинградском проспекте «Жигули» следователя почти вплотную подошли к машине мэра. Настолько, что, оказавшись в правом углу движущегося транспорта, почти рядом с «шевроле», Усков прокричал, высунувшись из окошка:

— Не дурите, Петраков! Остановите машину, или буду стрелять!

Конечно, стрелять здесь, в сплошном потоке машин, было бессмысленно и небезопасно. Можно было угодить в пассажиров других машин. Но психологически это, видимо, на мэра подействовало. Его машина стала притормаживать, пытаясь попасть в крайний левый ряд.

Усков повторил маневр противника. Но за мостом, соединявшим Ленинградский проспект с Ленинградским шоссе, Петраков вдруг резко свернул влево, туда, где виднелся перелесок.

Следователь, рискуя врезаться в движущийся на него автомобильный поток, отчаянно сигналя и включив все фары, также резко рванул машину влево.

Теперь обе машины неслись по неровной дороге, подпрыгивая на кочках. Но у отечественных «Жигулей» на такой плохой дороге есть неоспоримое преимущество: они более проходимы.

«Шевроле», высоко подпрыгнув в очередной раз, вдруг застрял на одном месте. Дверь его распахнулась, и из нее, со своим «атташе»-кейсом, выскочил Петраков. И развил поразительную для его возраста скорость: он удирал даже от «Жигулей», петляя по перелеску и норовя спрятаться за деревьями.

Андрей резко затормозил и тоже выскочил из машины. Он достал пистолет и крикнул убегающему мэру:

— Стой! Стрелять буду!

Петраков только прибавил в беге.

Тогда следователь прицелился и выстрелил.

Раздался жуткий вопль. Вячеслав Иванович стоял посреди перелеска живой и невредимый и лишь мотал в воздухе той рукой, которая мгновение назад судорожно сжимала чемоданчик.

А глазам следователя предстала странная картина в духе Дали: «атташе»-кейс, раскрытый метким выстрелом Ускова, валялся на траве, а из него ветер растаскивал повсюду стодолларовые купюры.

Было отчего засмеяться и заплакать. Нервно смеялся следователь, который не мог поверить в свою удачу. Плакал мэр, который расставался с огромным состоянием.

Дальше все было делом техники. Усков объяснил Петракову его права и обязанности, надел на него наручники и отвел в свою машину. Затем закрыл «атташе»-кейс, собрав в него то, что можно было собрать поблизости.

Выбравшись на Ленинградку и подъехав к очередному посту ГАИ, он вызвал подкрепление, которое должно было довести дело до конца.

Тем временем к Титовко пожаловал адвокат Морозов. Он застал трогательную сцену: хозяин кабинета полулежал в кресле с закрытыми глазами, а незнакомая адвокату женщина пыталась вернуть тому сознание.

— Что случилось? — спросил Морозов.

— Ничего особенного, — пояснила Джульетта. — Здесь только что побывал следователь.

Адвокат улыбнулся:

— Ну и впечатлительные пошли клиенты! Успокойте его. Сейчас за деньги, разумеется большие, можно сделать все.

— Деньги? — очнулся Титовко. — Нету денег.

— Как нет?! Опять?!

— Мой друг был вынужден бежать с ними от следователя.

Адвокат с облегчением вздохнул:

— Ну, это поправимо.

Титовко, кряхтя и неловко шевелясь, приподнялся в кресле и наконец сел прямо.

— Вряд ли. От Ускова еще никто не убегал.

Морозов возмутился:

— В таком случае что вы мне голову морочите? Если у вас нет «зеленых», зачем обращаться к солидным адвокатам? Идите в суд, там вам наймут бесплатных защитников!

Хозяин кабинета выслушал гневную отповедь, но возразить ему было нечего. Адвокат совсем разозлился:

— Я потерял из-за вас столько времени! Отказал солидному клиенту! Платите мне хотя бы за вызов!

Джульетта улыбнулась, но на этот раз не полезла в свою сумочку, чтобы отдавать этому хлыщу деньги Мягди.

Ничего не предпринял и Титовко. То ли у него действительно в данный момент ничего не было, то ли он, как обычно, пожадничал и решил сэкономить и на этом.

Адвокат бегло осмотрел кабинет, заметил на столе недопитую бутылку коньяка и схватил ее:

— Ладно, возьму хотя бы это. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

И гордо удалился.

Усков вошел в кабинет начальника Следственного управления Генпрокуратуры с изящным «атташе»-кейсом в рутах и положил его на стол Виктора Васильевича.

— Что это?

— Доказательства, — невозмутимо ответил Андрей. — Которые вы приказали мне найти.

Виктор Васильевич открыл «атташе»-кейс и удивленно посмотрел на следователя.

— Тебя пытались подкупить?

— Разве я столько стою? Тут около миллиона долларов.

— Так, — догадался начальник. — Деньги Петракова. И ты принес их ко мне, даже не удосужившись оформить все как следует. А вдруг мэр обвинит нас в том, что мы присвоили часть этой валюты?

Усков улыбнулся. Его скуластое веснушчатое лицо стало добрым и озорным.

— Обижаете, Виктор Васильевич! Все сделано по правилам: понятые, видеосъемка, подпись Петракова и прочее. А принес это я вам, чтобы наглядно доказать вину мэра. Вы же мне не верили!

— Верю, верю, — поспешно ответил начальник. — Верни-ка их на место, а потом приходи ко мне. Такими вещами не шутят.

Настало время Генеральному прокурору доложить главе правительства о ходе расследования. Он сдержал свое обещание: дело не приобрело громкой огласки. Но после того как ему доложили, что в кабинете Титовко вместе с Петраковым находилась и журналистка, он забеспокоился. К тому же появились новые неприятные моменты.

И Александр Михайлович счел целесообразным срочно встретиться с премьером.

На этот раз Николай Николаевич встретил его сам. И даже провел по коридору мимо бывшего кабинета Титовко, чтобы показать, что там сидит уже другой человек.

— Похвально, Николай Николаевич, что вы избавляетесь от таких людей, как Титовко. Они могут лишь скомпрометировать вас.

— Не скажите, — не согласился премьер-министр после того, как они вдвоем удобно расположились в комнате отдыха, за кабинетом главы правительства. — Люди подобного таланта крайне редки. Жаль только, что этот талант они расходуют не на благо государства.

— Здесь я с вами полностью согласен.

Александр Михайлович отпил глоток ароматного чая и продолжил:

— К сожалению, вынужден вас огорчить еще одним неприятным известием. В том преступном деле оказался замешанным и Петраков. Мы подозревали его давно, но не было достаточных доказательств.

— Теперь они есть?

— Есть.

— Жаль. Вячеслав Иванович — прекрасный руководитель. Толковый хозяйственник. При нем областной центр буквально расцвел. Но это к делу, как говорится, не относится.

— Вот именно, — согласился Генеральный прокурор. — А относится к его уголовному делу. Петраков снял со своего личного номерного счета сумму, эквивалентную одному миллиону долларов, и обменял ее в коммерческом банке Москвы на валюту. С чем его и задержал следователь Усков.

— М-да, — произнес премьер-министр. — Сумма астрономическая: на зарплату мэра ее не накопить. Но само по себе, насколько я знаю, это еще не является криминалом?

— Да, — был вынужден признать Генеральный прокурор. — Однако никаких законных обоснований Петраков представить следствию не смог. Более того, по предварительным оценкам, стоимость его загородной виллы и двух личных иномарок оценивается в такую же сумму.

— Так и просится на язык острое словцо: наворовал. Но вы это доказали?

— Доказываем. Во-первых, мы уже сейчас имеем право привлечь его к ответственности за нарушение закона о государственных служащих: Петраков, являясь должностным лицом, сочетал основную работу с коммерческой деятельностью: являлся совладельцем коммерческого банка «Фактум» в своем городе.

Генеральный прокурор произнес эту фразу и ждал реакции. Но его собеседник, видимо, не спешил делать выводы.

— Да, конечно, это нарушение, — согласился он. — Но должностные лица в России получают такую жалкую зарплату, что иногда приходится закрывать глаза на такие мелкие прегрешения.

— В таком случае отмените Закон «О государственной службе». Или извольте соблюдать его. По крайней мере если правительство в течение трех дней не сделает выводы по Петракову, вынуждены будем делать их мы.

После такой строгой отповеди Александр Михайлович захотел несколько смягчить остроту положения. И пояснил:

— Поймите меня правильно, Николай Николаевич. Я не за драконовские меры в отношении всех госслужащих. Сам сижу на такой же зарплате. Но в данном случае меры принимать нужно: Петраков попался. И попался на очень крупных хищениях. В обвинительном заключении, которое подготовил следователь Усков, мэр Петраков проходит уже не как госслужащий, превысивший свои полномочия, а как соучастник преступной группы по хищению денег из Центробанка.

И он доказал связь похищенных из этого банка государственных средств при помощи фальшивых платежек с теми суммами, которые оказались на личном счету Петракова.

Вместо того чтобы возмутиться подлостью своего подчиненного, поставившего его в такое щекотливое положение, премьер-министр воскликнул:

— Опять Усков! У вас что, в Генпрокуратуре, больше следователей нет?

— Есть, — невозмутимо ответил Александр Михайлович. — Но именно Усков занимается данным делом. И именно по нему проходит мэр Петраков.

— Хорошо, — устало согласился Николай Николаевич. — Что от меня требуется? Ведь преступником человека можно назвать только по приговору суда.

— А никто пока и не называет его преступником. Но подозреваемым, в отношении которого возбуждено уголовное дело в совершении тяжкого преступления, — это уже факт. Пока мы были вынуждены, изъяв валюту, отпустить мэра под подписку о невыезде. Кстати, он однажды уже нарушил ее: даже на этом основании мы могли бы задержать его. Или изменить меру пресечения на другую, более строгую. Только из уважения к вам я этого не сделал.

— Спасибо, — поблагодарил премьер-министр. — Я подумаю над вашим предложением. И дам знать.

На том они и распрощались.

…Джульетта вернулась домой, можно сказать, ни с чем. Встреча у Титовко закончилась позором для последнего: адвокат Морозов уже никогда не станет ему помогать.

Правда, утешалась Джульетта, это далеко не единственный хороший юрист в Москве. Можно найти и получше, были бы деньги. Но вот денег у нее и не было. После того как она увидела и услышала, какими суммами оперируют столичные адвокаты, берясь за сложные дела, пачка долларов, которую ей сунул на пропитание Мягди, действительно показалась жалкой.

Впрочем, для них-то с Зиной это были большие деньги. И она решила попировать. Тем более что рассказать подруге было что.

Джульетта набрала целую сумку еды, импортных сигарет, пива и даже решила побаловать себя и подругу дорогим вином «Кампари».

Зина встретила ее с ликованием. Не мешкая, они опрокинули по рюмке-другой чудесного душистого итальянского вина и затянулись длинными сигаретками «Мори».

И только теперь Джульетта огорошила Зину новостью:

— Ты знаешь, а Усков, по-моему, арестовал нашего мэра.

— Как? Когда? — вскочила Зина. — Об этом не было никаких сообщений!

— И не будет: это происходило в Москве, в кабинете Титовко. Там крупные дела варятся, но об этом я тебе не скажу.

Зина надула толстые губы.

— Усков появился в кабинете Титовко, где мы — я, Титовко и Петраков — распивали коньяк, совершенно внезапно. И сразу к Славику: мол, вот ордер на обыск, давай показывай, что у тебя есть. А у него «дипломат», набитый долл…

Джульетта прикусила язык, но было поздно. Зина буквально вцепилась в подругу:

— Рассказывай! Ну?!

Буланова вздохнула, но решила, что все равно проговорилась.

— Ну, у Славика был с собой такой шикарный чемоданчик с кодовым замком. Он перед этим, когда зашел разговор об адвокате для Мягди, его приоткрыл: там было полно валюты. Знаешь, как в иностранных фильмах показывают: ровными рядами пачки новеньких банкнот?!

— Ну?

— Баранки гну! В этот момент и врывается Усков и сразу — к чемоданчику с валютой. А Славик как вскочит, как кинется на него! Прямо лев, я его даже в постели никогда таким не видела!

— Да ну тебя к черту с твоей постелью! Ты про события рассказывай!

— А что рассказывать? Элементарно: мэр дал деру со всей наличностью.

— Да, — мечтательно закатила глаза Зина. — Если удрал, небось теперь где-нибудь на Канарах пузо греет.

— Дура ты, Зина, хоть и грамотная! Беда богатых людей в России в том, что они привязаны к своим деньгам и делам. Нигде в мире нельзя столько наворовать и наживать такие бешеные проценты, как у нас. Вот и сидят здесь, капиталы наворачивают.

— Да, у богатых в России одно преимущество: они живут хорошо, но недолю: их в любой момент могут убить.

— И Петраков не исключение, — подтвердила Джульетта. — Видела бы ты глаза Мягди, когда он в камере о нем говорил!

— Ты и там успела побывать?

— Конечно! И Мягди меня там даже трахнул! Представляешь, какая романтика?

Зина осуждающе покачала головой:

— Ты стала развратной, как Екатерина Вторая.

— Тоже мне сравнила: у той были десятки любовников да еще кони. А у меня всего-то два: Мягди и Славик. Интересно, удалось ему убежать от Ускова?

— Ты меня спрашиваешь? — удивилась Зина. — Я что, на ясновидящую похожа?

— Нет, у Пушкина, — уточнила Буланова. — Впрочем, есть очень верный способ узнать об этом: позвонить мэру в приемную: они-то должны знать, где их начальник.

Она набрала номер приемной:

— Здравствуйте. С вами говорит редактор областной газеты Буланова. Скажите, Вячеслав Иванович по-прежнему в командировке?

— Почему же, — ответила секретарь. — Он на рабочем месте. Только у него сейчас народ. Вам перезвонить, когда он освободится?

— Не надо, — быстро ответила Джульетта. — Я сама позвоню.

— Как угодно. До свидания.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — воскликнула Зина. — Наш мэр просто непотопляем!

Джульетта задумалась и не ответила на ее реплику. Она и сама не понимала, чего было больше сейчас в ее настроении. Радости за то, что Петракову все-таки удалось уйти от преследования, или восхищения его непотопляемостью?

Впрочем, все это не имело существенного значения. Теперь она знала, где взять деньги, чтобы нанять хорошего адвоката для Мягди.

Факс в кабинете Ускова продолжал выдавать почти непрерывно всякие справки, ответы на запросы, оперативные данные и другую документацию, которой еще не хватало в возбужденном им уголовном деле. Сегодня он намеревался наконец начать знакомить одного из подозреваемых, Джевеликяна, с обвинительным заключением. При этом следователь собирался действовать жестко и решительно.

В два часа дня он закончил необходимую подготовительную работу и вместе с защитником направился в изолятор.

Как только Усков появился в камере, арестованный неохотно поднялся с кровати, зевнул, потянулся и зло посмотрел на следователя.

Андрей оценил такое отношение и понял, что у Джевеликяна скорее всего появилась какая-то надежда. Иначе он не вел бы себя так нагло. Но теперь ему не нужны были ни признания преступника, ни то, чтобы он нагнал страху на своих подельников на воле. И потому Усков начал разговор строго и официально:

— Обвиняемый Джевеликян! С сегодняшнего дня вам предстоит ознакомиться с обвинительным заключением. Поскольку вы не избрали себе адвоката, вам назначили общественного защитника.

— Это что еще за самодеятельность? — высокомерно вскричал Джевеликян. — Я сам себе выберу кого нужно. Когда потребуется.

Усков жестко сверкнул глазами:

— Условия будете ставить дома. А здесь командую я.

И он повернулся к надзирателю:

— Немедленно убрать из камеры все постороннее!

А сам подошел к столу, на котором лежал телефон сотовой связи, и положил к себе в портфель.

— Зачем ты взял телефон? — злобно рыкнул Мягди.

— Что?! — возмутился Усков. — Это с каких пор вы мне «тыкаете»?!

И он вновь повернулся к надзирателю:

— Заключенный Джевеликян с этого дня переводится в общую камеру. Для ознакомления с материалами уголовного дела приводить его на общих основаниях в комнату допросов. Я установлю жесткий контроль. В случае нарушения режима в первую очередь ответите вы.

И повернулся в сторону адвоката:

— Я правильно поступаю с точки зрения защиты обвиняемого?

— Абсолютно верно, — подтвердил защитник Джевеликяна, назначенный судом по просьбе Ускова. — Обвиняемый находится в следственном изоляторе, само название которого подчеркивает исключение всякого общения с посторонними, в том числе и по средствам связи.

Усков повернулся к надзирателю:

— Исполняйте!

— А куда вести? Все камеры переполнены!

— Какая камера переполнена больше всего?

— Тридцать вторая.

— Вот туда и ведите.

Джевеликян понял, что спорить бесполезно. Что совершил непростительную ошибку, грубо заговорив со следователем. Он посмотрел на надзирателя, который получил от него множество взяток в различных видах, но тот и носом не повел. Оставалось лишь подчиниться: весь красноречивый вид и решимость Ускова свидетельствовали, что он может не остановиться и на этом. Как бы и вовсе в карцере не оказаться!

Поэтому Мягди уже не метал злых, ненавидящих взглядов, хотя сердце его клокотало от ярости. Он сложил руки за спиной, как было положено в каждой тюрьме, и пошел вслед за надзирателем, даже не взглянув на Ускова.

А следователь посчитал свою работу выполненной. Теперь пошел отсчет времени, необходимого для ознакомления обвиняемого с материалами дела. Следующим этапом был суд.

Петраков действительно устоял и на этот раз. Он в самом деле был отпущен Генеральной прокуратурой под подписку о невыезде, поскольку Александр Михайлович посчитал необходимым лично доложить премьер-министру о его номенклатурном работнике.

Однако это был мир на горящем вулкане. Каждую минуту мэр был готов к появлению в его кабинете представителей правоохранительных органов. А это было страшнее всего.

Конечно, он кое-что предпринял. Все, что было возможно, спрятал или передал родственникам. Обе иномарки переписал на жену. Очистил все счета в коммерческих банках. И даже скрепя сердце вышел из состава правления своего банка «Фактум».

Но было еще многое, чего не спрячешь и не увезешь. Это и квартира в центре города, набитая массой дорогих вещей. И роскошная вилла в сосновом бору. И много чего еще, по мелочи.

«Проклятая страна! — горевал мэр, сидя в своем служебном кабинете и с тоской глядя в окно, за которым прочно обосновалась осень. — Нельзя прожить достойно богатым человеком. Вечно все надо прятать!»

Но мэр, конечно, лукавил. Он помнил, как при прежнем режиме вообще нельзя было иметь ничего частного, даже термина такого не существовало. А сейчас он наворовал такие деньги, которые ни одному западному бизнесмену и не снились. При этом не надо было создавать производство, работать день и ночь, платить налоги — все ему, умному мэру, доставалось даром.

В этот самый момент раздался звонок по правительственной связи. Петраков нервно поднял трубку.

— Николай Николаевич?! — узнал он голос премьер-министра. — Конечно, приеду. Завтра? Хорошо.

На том короткийразговор и был закончен. Ничего хорошего он мэру не предвещал… И Петраков начал готовиться к рандеву с премьер-министром, которое могло стать последним в его жизни и карьере.

Нервная жизнь настала и для Титовко. Сегодня он долго собирался на работу, никак не зная, что надеть. Почему-то стоял перед своим гардеробом и отодвигал одну вещь за другой.

Сначала хотел надеть кашемировое пальто с подкладкой из горностая, потому что на улице уже стало прохладно.

Но тут же прикинул, сколько оно стоит, и не решился. Сразу подумал об Ускове: а вдруг этот настырный следователь явится к нему снова, на этот раз с ордером на обыск?

Прощай тогда не только горностай. Придется объяснять, где он взял столько денег при скромной зарплате российского чиновника.

Тогда он остановил выбор на скромном плаще с меховой подкладкой. Он тоже стоил недешево, но на несколько порядков меньше.

Также тщательно пришлось подойти и к подбору остальных аксессуаров. Швейцарские часы фирмы «Кобер» с золотым браслетом и бриллиантами на циферблате пришлось снять и спрятать подальше. Золотой перстень с рубином пошел в тот же тайник. И только новую золотую цепь Титовко суеверно оставил на шее: однажды ведь она уже спасла ему жизнь. Возможно, пригодится и в будущем.

Он наконец собрался и вышел в прихожую. Жена посмотрела на него недоуменно:

— Ты куда это такой убогий? Кроме плаща, на тебе ничего приличного! Так одеваются рабочие на стройках коммунизма или каких там еще!

— Решил начать новую жизнь, дорогая, — отшутился Титовко. — Впрочем, и тебе не советую пока блистать излишней роскошью.

— Что, опять начался период раскулачивания?

— Возможно, — уклончиво ответил он. — Во всяком случае, для тех, кто находится под подозрением Ускова.

— Опять этот чертов следователь! Купи ты его наконец!

— Да он не покупается.

— Ну, его супругу. Есть у него жена, надеюсь?

— Есть. Какая-то деревенская баба.

— Тем более! Купи ей норковую шубу. Знаешь, — оживилась супруга Титовко. — Итальянская фирма «Фенди» только что привезла с пушного аукциона в Копенгагене новую коллекцию. Я уже каталог посмотрела. Одна мне очень понравилась: маленькая и манжеты из шиншиллы…

— Дорогая, у тебя же уже есть три шубы. В том числе из шиншиллы.

Она надула розовые губки:

— Как ты не понимаешь! В этом сезоне в моде прямые шубки, а ты хочешь, чтобы я ходила в широченной, каких никто уже не носит?

Титовко даже улыбнулся:

— Где уж мне понять женскую логику: чем больше шуб покупает женщина, тем больше ей нужно.

На этом диалог закончился, и супруг отправился на работу. Однако предчувствие его не обмануло: там его поджидал Усков. Правда, он не предъявил никакого документа на обыск, а просто сказал:

— Прокуратура подготовила обвинительное заключение по вашему делу. Где будете с ним знакомиться?

— А где можно?

— Можно, к примеру, в следственном изоляторе. Как это уже делает Джевеликян. А можно и в здании Генеральной прокуратуры.

Титовко выпалил мгновенно:

— Выбираю последний вариант. Он мне как-то предпочтительнее.

— Хорошо: пойдем вам навстречу. Но я хотел бы, чтобы вы честно ответили на мой вопрос. С какой целью господин Петраков принес в ваш кабинет целый чемоданчик валюты?

— Понятия не имею, — быстро отреагировал Титовко. — Надеюсь, не меня подкупать!

— Шутка удачная, но неуместная. Советую относиться к вопросам следствия серьезнее. Один господин вчера уже пытался так со мной шутить. Кончилось для него это плохо: теперь он в общей камере делит одни нары с братвой.

Хозяин кабинета мигом понял, о ком идет речь, и насторожился. Он понял и то, что Усков сегодня не намерен шутить. И может доставить ему любые неприятности. Поэтому поспешил извиниться:

— Прошу прощения, я не хотел вас обидеть. Но действительно, я понятия не имел об этих деньгах. Он сидел скромно с этим «дипломатом» на коленях. Вы же сами видели, когда вошли.

Усков видел. И вспомнил, что этот же вопрос можно задать и Булановой. И потому решил не мешкать. Достал из кармана записную книжку, по-хозяйски придвинул к себе телефонный аппарат на столе Титовко и начал набирать код родного города.

Джульетта оказалась на работе. Усков поздоровался и спросил:

— Джульетта Степановна, а как вы очутились в том кабинете?

Что она ответила, Титовко, к сожалению, не слышал.

Ему приходилось довольствоваться вопросами следователя, которые звучали в его кабинете, но были обращены не к нему, а к почти незнакомой женщине.

Однако, судя по ним, Буланова оказалась крепким орешком и их не выдала. Это хозяина кабинета несколько утешило.

А следователь, положив трубку, встал и протянул Титовко повестку.

— Согласно этому документу вы ежедневно можете являться в прокуратуру для ознакомления с делом. До свидания.

Она, конечно, правильно вычислила, где можно взять денег на дорогого адвоката. Только вот пробиться к мэру вдруг оказалось невозможно. Она вспомнила, как прежде достаточно было одного ее звонка, чтобы Петраков тут же припадал к ее ногам, выполнял любые желания.

Теперь его будто подменили. Его личный телефон не отвечал, а секретарша в приемной постоянно говорила одну и ту же фразу: «Вячеслав Иванович очень занят». Правда, для разнообразия она добавляла: на совещании, ведет заседание, прием граждан, разговаривает по телефону…

Дело дошло до того, что однажды Джульетта не выдержала и послала секретаршу к черту, но от этого ей не стало легче. По крайней мере свою задачу помочь Мягди она так и не выполнила.

Отчаявшись, она решила дождаться Петракова у здании мэрии. Эта уловка ей удалась. Прождав полчаса на холодном ветру, она наконец увидела, как из здания, озираясь и о чем-то докладывая по рации, вышел охранник, а за ним через некоторое время и сам мэр.

— Вячеслав Иванович! — воскликнула Джульетта. Но ее тут же поймали крепкие руки охранника, да так жестко и крепко, что она и с места сдвинуться не могла.

— Пустите, олухи, больно! — прошипела Джульетта. Бесполезно: охрана свое дело знала.

Правда, ей на помощь пришел мэр:

— Отпустите ее, ребята!

Тотчас она оказалась на свободе. И не преминула ею воспользоваться. Джульетта подошла к мэру и влепила ему крепкую оплеуху.

Охранники выжидательно застыли. Петраков потер щеку, но не возмутился, а просто сказал:

— Чего тебе нужно?

— Денег.

— Зачем?

— Для адвоката Мягди.

— Даже если бы они у меня и были, для него не дам. Но, к сожалению, все забрал Усков.

— Что же мне делать?

— И ты это спрашиваешь у меня?!

Она и сама поняла, что выглядит сейчас глупо и наивно. Просить у одного любовника денег, чтобы выручить другого — это просто смешно. Она повернулась, опустила голову и медленно поплелась прочь.

— Постой! — крикнул мэр.

Джульетта обернулась.

— Если деньги потребуются тебе лично, я всегда их найду. Знай это.

Похоже, еще никогда дела у следователя Ускова не шли так удачно, как сейчас. Он благополучно завершил огромное уголовное дело, удачно провел расследование. Даже матерого, вечно ускользающего от него Джевеликяна и того посадил за решетку. На крючке у него были и остальные участники преступной группы. Титовко он зажал так, что тот и пикнуть не смеет. Добился того, что тот полетел с должности. Освободил свой красивый кабинет в Доме правительства.

Казалось бы, можно было радоваться и отдыхать. Но один вопрос не давал ему покоя. На свободе по-прежнему оставался Петраков, один из главных участников этой группы, ее казначей и финансист. И судя по тому, что Генеральный прокурор не разрешает пока его трогать, у мэра хорошая «крыша». А такая «крыша» теперь, когда он лишился покровительства и защиты Титовко, могла быть только в самом правительстве, которому он непосредственно подчинялся.

Как подступиться к этому самому правительству, Усков пока не знал. Но интуитивно чувствовал, что выход на него где-то есть. Возможно, в этом же уголовном деле, которое он пока что не до конца распутал.

И следователь снова углубился в изучение горы документов, которые он затребовал для полной раскрутки дела. Для него наступила очередная полоса работы. Теперь уже другая — спокойная, кропотливая, но и порой интересная, хоть он кабинетной работы и не любил: анализ, разработка версий, составление планов.

В эту минуту вновь заработал факс, и из аппарата полез очередной лист бумаги с затребованной информацией.

Усков на секунду отвлекся от размышлений о Петракове и машинально потянул выданный факсом лист к себе. Прочитал сообщение.

Оно гласило, что Компьютерный центр МВД обнаружил еще одну поддельную платежку, выпущенную из той же подпольной комнаты на даче Джевеликяна.

Но, на взгляд следователя, она не имела никакого отношения к его уголовному делу. В ней говорилось, что какая-то фирма «Фактум» перечислили определенную сумму денег за акции акционерного общества «Юникон».

— Чего только мне теперь не присылают, — горестно развел руками Усков. — Как будто я в силах проследить за всеми поддельными бумагами всей страны!

И он вновь углубился в чтение документов.

На прием к премьер-министру Петраков явился вовремя, с точностью до минуты. И тот его сразу принял. Они прошли в комнату отдыха, где день назад премьер принимал Генерального прокурора. И также, как и тому, предложил чашку крепкого чая. Других напитков, в том числе и горячительных, Николай Николаевич не любил. Он даже сожалел, что по долгу службы приходится «употреблять» на многочисленных приемах, встречах и презентациях. Но, когда хозяином положения был сам, пил только чай.

— Ну, докладывай, Вячеслав Иванович, что натворил?

— Не виноват я ни в чем, Николай Николаевич. — Мэр поднял честный взгляд на премьер-министра. — Это козни Ускова и наговоры моих врагов.

— Ой ли? А Генеральный прокурор тоже против тебя козни строит?

Петраков ничуть не смутился:

— Возможно. В чем он меня обвиняет?

— Например, в злоупотреблении служебным положением. В нарушении закона о госслужащих. Зачем тебе участие в этом коммерческом банке?

— Исключительно в интересах города! Комбанк «Фактум» перевел городу на благотворительные цели очень много инвестиций.

— Ты что-то пугаешь: благотворительные взносы — это одно. А инвестиции — совсем другое.

— Виноват: я как раз имел в виду и то и другое.

— Это, конечно, хорошо, — удовлетворенно согласился премьер-министр. — Но зачем тебе лично светиться в этом банке?

— А я и не свечусь: вот решение правления банка. Я больше в нем не состою.

И он протянул Николаю Николаевичу бумагу.

— Прекрасно! — одобрил премьер-министр. — В таком случае претензии прокуратуры по этому вопросу снимаются. Ну а как быть с остальными? Якобы ты состоишь в какой-то связи с этим шарлатаном Титовко и уголовником Джевеликяном?

— Креста на них нет, — с пафосом воскликнул мэр. — Джевеликян — мой злейший враг. Скажу вам по секрету, уж извините за интимную подробность, но он отбил у меня одну очень интересную даму, журналистку Буланову.

— О, тогда вы и в самом деле непримиримые враги, — засмеялся Николай Николаевич. Но сразу продолжил серьезным тоном: — Если есть с ними какие связи — прекрати! Возбужденное прокуратурой уголовное дело — очень серьезное. Из-за него многие головы полететь могут.

Петраков с пониманием наклонил свою, затем проникновенно сказал:

— Спасибо за предупреждение, Николай Николаевич. Вы мне — как отец родной.

— Ну-ну! В отцы я тебе еще не гожусь: я бы и сам за той журналисткой приударил: говорят, красивая?

— Не то слово! Просто потрясающая женщина! Красива, обаятельна, элегантна. Да к тому же и умна!

— О! — оживился Николай Николаевич. — Это опасное качество. В женщине должно быть все, кроме ума. Он ей совершенно не нужен.

Дальше разговор двух чиновников пошел совсем не в деловом русле. Петраков раскраснелся, обычный румянец заиграл на его гладких, ухоженных щеках. Он полностью успокоился.

Генеральный прокурор только что вернулся в свой кабинет с обеда и был в хорошем настроении. В этот момент зазвонила связь «СК».

— Слушаю! — бодро сказал Александр Михайлович.

— Рад вас приветствовать! — раздался в ответ не менее жизнерадостный голос премьер-министра. — Докладываю: сегодня вызывал «на ковер» Петракова.

— И он наверняка оправдался?

— Откуда вы знаете? — подозрительно поинтересовался Николай Николаевич. — Ваши сыщики случайно не поставили мне в кабинет пару «жучков»?

— Нет, не поставили. Не имею на то права. Просто интуиция.

— И она вас не подвела. За ним, конечно, есть грешки. По мелочи. За них мы его и накажем. Но в главном он, по-моему, чист. Петраков предъявил мне документ о том, что не состоит в правлении того злополучного коммерческого банка.

— И давно? — со скрытой иронией в голосе спросил Генеральный прокурор.

— Ну… какое это для правосудия имеет значение?

— Понятно. В чем еще он не виновен?

Такой тон разговора, похоже, стал не нравиться премьер-министру. И он резко ответил:

— Вы со мной разговариваете, как с подозреваемым в преступлении человеком. Или по меньшей мере соучастником Титовко и иже с ним. Мне такой тон не нравится.

— Прошу извинить, если я действительно что-то высказал не так, но за Петраковым следствие видит гораздо более тяжкие грехи, чем те, в которых он вам покаялся.

— Ну, это уже ваше дело. Я обещал вам сообщить о принятых правительством мерах. И сообщаю.

— Спасибо, Николай Николаевич.

— Не за что, Александр Михайлович.

Хорошее настроение у Генерального прокурора как рукой сняло. Он уже упрекал себя за то, что позволил слегка поиронизировать в разговоре с премьером. С таким трудом ему удалось установить с ним взаимопонимание, и вот из-за этого Петракова все испортилось.

«Чувствую, характер эта работа не улучшает», — самокритично подумал Александр Михайлович.

…Усков продолжал корпеть над документами, изучая, сличая, сопоставляя. Уже вторую неделю он не выходил из кабинета, не гонялся за преступниками, не вел допросов. Оказалось, что документы, сухие бухгалтерские отчеты могут дать не меньше, а порой и больше, чем опасная, со стрельбой, погоня.

Наконец он оторвался от горы бумаг, сладко потянулся, захотел попить чаю. И он повернулся к соседнему приставному столику, где у него стоял тефалевый чайник.

И вдруг заметил крупную надпись на фирменном бланке: «Коммерческий банк „Фактум“». Что-то словно током пронзило Ускова. Мысль его снова лихорадочно заработала.

«Что за чертовщина? — размышлял он, забыв про чай. — Этот банк я уже проверил. Все необходимые бумаги подшил к делу…»

И тут его осенило:

— «Фактум»! Именно в этом названии, в этом слове и таится разгадка!

И принялся лихорадочно перелопачивать ворох бумаг, в которых затерялась одна, с сообщением о другом «Фактуме».

— Вот она! — ликующе произнес Андрей. — Так. Платежное поручение номер четыреста тридцать пять от второго сентября этого года. За оплату акций компании «Юникон». Очень крупная сумма. А перечислила деньги фирма с таким же названием — «Фактум». Платежка фиктивная. Как и те векселя и авизо, что ушли из компьютера на даче Джевеликяна. Что бы это значило?

Оставшиеся полдня ушли на мучительный поиск ответа. Он сделал несколько официальных запросов, затребовал данные о фирме и компании, проследил цепь, по которой шли переговоры.

И поразился своему открытию.

Тем временем Джевеликян продолжал знакомиться с делом. Он уже нашел себе другого адвоката, который за очень приличную сумму подсказал ему много вариантов.

Один из них — это как можно дольше знакомиться с делом. Тем временем может выйти законный срок, на который следователь может задержать обвиняемого в изоляторе, и тогда Ускова ждут неприятности по службе, а Джевеликяна — свобода.

Правда, этот вариант не очень устраивал своенравного и крутого авторитета. Ему хотелось выйти из этой мерзкой камеры немедленно. За любые деньги. Но после того как следователь припугнул надзирателей своим личным контролем, отношение к Джевеликяну резко изменилось. Не помогали уже никакие деньги.

Приходилось ждать и терпеть. Но чем дольше он находился за решеткой, а Титовко с Петраковым — на свободе, тем сильнее клокотали в его душе ярость и злость.

И самым сладостным занятием для него теперь было придумывание все новых способов расправы с этими предателями. И тут его изощренности не было предела.

«Нужно отрезать голову этому глисту Титовко. И прислать Петракову домой по почте. Пусть сначала морально помучается!»

Но потом он решил, что для такого негодяя, как Титовко, такого простого способа смерти слишком мало.

«Нет, сначала нужно его помучить. Заманить, допустим, в сауну, а там позабавиться. Напустить на него моих ребят… С железными ножками от кровати. Пусть его проутюжат!»

Этот способ ему понравился больше, и он даже вздохнул, так громко и протяжно, что сидевший возле его нар зек забеспокоился:

— Все в порядке, Мягди Акиндинович?

— Не беспокойся, брат: я в норме.

«Да, это лучше, — поставил он точку над своими мучительными раздумьями. — А потом утопить его в бассейне. Вот для судмедэкспертизы работы будет!

„У погибшего засвидетельствованы переломы теменных костей, свода черепа, многочисленные ушибы, кровоподтеки“. Примерно так будет написано в заключении, которое с удовольствием прочтет и Усков: ведь он избавится от опасного преступника!

Нет, такой подарок этому менту я, пожалуй, не сделаю! И так слишком легко ему в последнее время подарки судьбы достаются!»

И Джевеликян переключился на другую жертву. Обдумывал, как расправиться с Усковым.

Со своей очередной догадкой Усков поспешил к Виктору Васильевичу. И попросил его пройтись с ним в бар.

— Слушай, может, потом? — вяло запротестовал начальник. — Дел сейчас по горло. А ты со своим пивом.

Но следователь выразительно посмотрел на начальника, и тот понял, что у него разговор серьезный.

Как только официант поставил перед ними по кружке светлого немецкого пива, Усков, предварительно оглянувшись по сторонам, заметил:

— Кажется, я докопался до того, до чего мне не следовало бы докапываться.

— Так, рассказывай.

— И самому не верится. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. По крайней мере это только версия. О которой, кроме вас, я никому не расскажу.

Такое длинное предисловие было совершенно не характерно для конкретного и немногословного Андрея. И Виктор Васильевич придвинулся к нему поближе.

— Я совершенно случайно обратил внимание на то, что в двух разных платежках стояло одно и то же название: «Фактум». Первое относилось к уже известному нам коммерческому банку «Фактум», где главную скрипку играл Петраков. Туда поступали деньги по фальшивым платежным поручениям-векселям и авизо из Центробанка.

— Это мне известно, — подтвердил Виктор Васильевич.

— Да, — согласился Усков. — Но главное впереди. А вот другой «Фактум» — обычная фирма, скорее всего подставная, которая на деньги банка «Фактум», уже теперь «отмытые», приобрела контрольный пакет акций акционерного общества открытого типа «Юникон».

— Так это известная нефтяная компания?

— Вот именно. Но фокус не в том.

— А в чем?

Усков еще раз оглянулся, но в маленьком зале, кроме них, никого не было.

— В том, что фактическим владельцем контрольного пакета акций этой нефтяной фирмы стал…

— Ну?

— Премьер-министр!

— Не может быть!

Следователь пожал плечами.

— Впрочем, — стал размышлять начальник Следственного управления Генеральной прокуратуры, — в таком случае становится понятной его странная позиция в отношении и Титовко, и Петракова.

— И в том, что оба они, несмотря на практически доказанное участие в преступной группе по краже крупной суммы средств из Центробанка, до сих пор на свободе.

— И даже при своих высоких должностях. Впрочем, — уточнил Виктор Васильевич, — Титовко он все же от себя удалил.

— Да, чтобы не скомпрометировать себя. Но сослал на прежнее, довольно почетное и денежное место.

— Один денежный залог чего стоит! Подумать только: сто тысяч долларов!

— Кстати, — заметил Усков, — не мешало бы проследить, откуда он их взял? Да! — вдруг опомнился следователь. — Но у меня в деле до сих пор нет справки об уплате Титовко суммы залога!

Виктор Васильевич посмотрел на него недоуменно:

— А разве ты не довел это дело до конца?

— Конечно, нет. Я в тот день укатил проверять Петракова, и все сделали без меня.

— Ясно, что дело темное, — согласился начальник управления и достал из кармана сотовый телефон. Затем быстро набрал нужный номер: — Это Виктор Васильевич говорит. Проверьте, пожалуйста, когда и сколько поступило на депозитный спецсчет нашей прокуратуры средств от отпущенного под залог господина Титовко.

Усков напряженно прислушивался к разговору, даже забыв про пиво.

— Как не поступало? Ни рубля?! Вы не ошибаетесь? Я понимаю, что компьютерный учет и прочее. Они-то как раз и подводят. Вы гарантируете достоверность данных вашего компьютера? Спасибо.

— Ну, что будем делать? — спросил Усков, почему-то повеселев от такой неожиданной новости.

— Похоже, сегодня — день сюрпризов. Что будем делать? Сажать мерзавца! И — немедленно!

Джульетта была обескуражена тем, как грубо ей отказал Петраков. Рушилась ее последняя надежда помочь Мягди. И она пошла жаловаться подруге.

Но та, выслушав ее рассказ, даже возмутилась:

— Ну и ты хороша! Бить мэра города прилюдно по морде! Как он только еще стерпел! Я бы на его месте…

— Что бы? В кутузку меня посадила? Так она сама по нему, миленькому, плачет.

Зина несколько остыла. Она, естественно, не одобряла ни грабеж государственных средств, в котором участвовал их мэр, ни его любовных отношений с Джульеттой. И потому поспешила согласиться с подругой:

— Ты права, Джуля! Тоже мне мэр: пальцы веером, сопли пузырем.

Это сравнение несколько их развеселило. Джульетта, пожалуй, впервые за последнее время рассмеялась. Ей стало легче. И она могла уже лучше соображать.

— Конечно, — сказала она. — Я тоже поступила, как последняя дура: обратилась за помощью к тому, кто ненавидит Мягди.

— Да, подруга, тут ты, конечно, дала маху.

— Кому я дала? Какому Маху?

Они опять залились веселым смехом. Похоже, нервная нагрузка, тревоги последних дней, заботы, что на них свалились, требовали разрядки. И она наступила.

— Говорят, самая приятная болезнь — склероз, — заметила Джульетта. — Ничего не болит, и каждый день что-нибудь новенькое вспоминаешь. Вот и я вспомнила, что мне надо не вызволять преступников, а писать свои статьи.

— Ты, как всегда, права, Джуля, — похвалила ее Зина. — Знай: написанное остается!

— Вот я и хочу накатать такую статью, что все эти титовки и петраковы в аду гореть будут.

Библиотекарша с восхищением посмотрела на подругу. Сейчас она по-настоящему гордилась ею. И потому заметила:

— Почему у нас в руководстве страны нет женщин? Как никто не догадается дать тебе узлы!

— Дать чего?

— Узды правления, — не сразу включилась в новую игру Зина. Но, поняв двусмысленность сказанной ею фразы, сама закатилась от хохота.

Похоже, это был самый веселый для них день. Куда-то отступили заботы, улучшилось настроение, забылось все то плохое, что накопилось. Они были сейчас счастливы, и это было для них самым главным.

Казалось, Титовко уже привык, что чуть ли не через день ему приходится встречаться с Усковым. И потому он почти не обратил внимания, когда дверь его кабинета отворилась и в комнате появился следователь.

— Здравствуйте, молодой человек, — сказал, не отрываясь от бумаг, Титовко. — Пришли поторопить меня? Чтобы я быстрее ознакомился с делом?

— Как это вы догадались? — иронично заметил Усков. — Я действительно решил создать вам более подходящие условия для этой утомительной процедуры. И потому ознакомьтесь с этим постановлением!

Он положил документ на стол.

— Что это? — удивился Титовко.

— Постановление о вашем задержании.

— Но меня же освободили! Под…

— Залог. Который вы не изволили заплатить. Маленькое такое упущение. Подумаешь, каких-то там сто тысяч долларов! Кстати, где вы собирались их взять? Занять у богатой тетушки в Бразилии?

Титовко молча, с ненавистью смотрел на Ускова.

— Забыли. Понимаю. Вам ничего не говорит счет-экроу, открытый на ваше имя в лондонском филиале «Сити-банка»?

— И туда, сволочи, добрались?

— Поосторожнее с выражениями! — сразу посуровел Усков. — Ваш коллега Джевеликян уже за них поплатился. Могу и вас устроить в одной камере с ним. Он, как я чувствую, давно этой встречи ждет.

Титовко словно подменили. Он вздрогнул, побледнел, затем его лицо пошло бурыми пятнами. Усков подивился разительной перемене: теперь перед ним за столом сидело нечто седое, плотненькое и с животиком.

Хозяин кабинета вскочил с места, бросился к следователю, схватил его руки:

— Пощадите, Андрей Трофимович, это все нервы! Такое напряжение в последнее время, вы меня понимаете!

— Понимаю. Я тоже человек, хотя вы меня за нею и не считаете. И потому пойду вам навстречу: устрою вас в ту камеру, где раньше находился Мягди. Вы ее помните.

— Да, да, конечно, помню. Прекрасная камера.

— Разумеется, без телефона и телевизора: вам будет не до этого, надо знакомиться с материалами дела.

— Да, да, спасибо.

Следователь посмотрел на Титовко. На том было несколько золотых украшений.

— А вот эти штучки, — он кивнул на золотой браслет в детский пальчик толщиной и печатку с изумрудом, — я бы не советовал вам брать в следственный изолятор.

Мягди, сидя в комнате для допросов, продолжал знакомиться с материалами обвинительного заключения. Читал, читал и все больше удивлялся:

— Неужели все это успел совершить я? — воскликнул он, закрыв очередной том уголовного дела. — Надо спросить у своего защитника.

Сегодня у него должна была состояться встреча с адвокатом, и он заготовил ряд вопросов. Например, ему хотелось уточнить, как долго еще протянется эта бодяга с нахождением его в изоляторе? Нельзя ли придумать какой-нибудь способ улизнуть отсюда?

Адвокат появился с опозданием на полчаса, зато весь лоснился от удовольствия и сознания выполненного долга.

— Поздравляю вас, Мягди Акиндинович! — прямо с порога начал он. — Мы выиграли дело!

— Что, можно собирать манатки и идти домой? — недоверчиво спросил узник.

Адвокат улыбнулся:

— Ну, с этим еще немного рановато. Хотя дело идет именно к тому!

— У… — разочарованно промычал Джевеликян.

— Напрасно огорчаетесь. Я подключил целую группу высококлассных юристов, и нам удалось создать прецедент: Конституционный суд удовлетворил наше ходатайство и принял решение в общий срок предварительного заключения внести время ознакомления обвиняемого с делом.

— Ну и что?

— Теперь, если обвиняемый не уложится в срок, прокуратура обязана изменить ему меру пресечения.

— То есть?

— То есть, — торжественно заключил адвокат, — вы можете оказаться на свободе.

Джевеликян помолчал. Потом, вместо того чтобы поблагодарить адвоката, поинтересовался:

— Выходит, за мой счет освободятся и другие?

Защитник удивился:

— Мягди Акиндинович! О чем вы думаете? Для вас ведь деньги — чепуха. Зато сотни заключенных по всей стране будут с благодарностью произносить ваше имя!

Но заключенный охладил пыл своего защитника:

— Да на хер они мне нужны! Я буду платить свои кровные, чтобы потом Титовко и Петраков оказались на свободе?! Чтобы мои заклятые враги потешались над моей глупостью?! Отменяйте решение!

Адвокат с изумлением взирал на своего клиента. Такое с ним случилось впервые. Он нанял самых высокооплачиваемых и способных юристов страны, консультировался с международными правозащитными организациями, был вынужден подкупить десятки чиновников и за все это получил нагоняй! Но, как человек, привыкший исполнять волю клиентов, он лишь горестно сказал:

— Но это невозможно. Это же решение Конституционного суда! Выше его нет толкователя законов в нашей стране.

Джевеликян с недоумением посмотрел на адвоката:

— Их там много?

— В Конституционном суде?

— Да.

— Судей — человек тридцать.

— Так купите их! Я дам баксы. Сколько примерно потребуется?

Защитник понял, что с этим человеком разговаривать невозможно: они говорят на разных языках. И он произнес роковую фразу:

— Я не могу этого сделать. Так же, как и никто другой. Поэтому прошу меня освободить от обязанности представлять ваши интересы.

Взгляд Джевеликяна стал жестким и страшным. Он медленно, но четко и внятно произнес:

— Освободить? Это вы меня должны освободить. А если не сделаете этого — мои люди найдут вас везде. Даже в Гваделупе или в какой еще там Тмутаракани. Понятно?

Защитник ничего не ответил. Он медленно, словно лунатик, поднялся с жесткого, исцарапанного неприличными словами стула и направился к двери. Но на своей спине отчетливо чувствовал жестокий, непрощающий взгляд заключенного.

…Вот уже который день Усков с Виктором Васильевичем раздумывали, как же им все-таки поступить.

Арестовать мэра и с него начать раскручивать цепочку, которая непременно приведет следствие к премьер-министру? Но в таком случае надо докладывать о своем открытии Генеральному прокурору. Тот непременно сообщит об этом главе правительства. И тогда им вообще ничего не удастся доказать. А что могут сделать с ними — тоже большой вопрос. Когда в деле замешаны такие деньги и такие фигуры — люди идут на все.

Доложить Александру Михайловичу и просить его держать их открытие в секрете? Тогда, конечно, с его помощью можно будет добиться реальных результатов.

Но пойдет ли он на это? Ведь в таком случае ему придется пойти на конфронтацию с главой правительства!

Как всегда инициативу принятия решения взял на себя Виктор Васильевич. Он вздохнул, расправил сутулые плечи, потянулся всем своим грузным телом и заключил:

— Я старше — мне и рисковать. Вот тебе приказ: допросить Титовко. И со всем пристрастием. Он был последнее время очень близок с премьер-министром. И наверняка многое знает. В крайнем случае пообещай ему смягчение наказания. Я пойду на то, чтобы освободить его из-под стражи до суда.

— Принято, — ответил Усков. — Я тоже думаю, что Титовко есть чем поделиться со следствием. А камера на этого хлопца действует магически: он становится как шелковый.

— Действуй! — дал отеческое напутствие Виктор Васильевич.

И Усков отправился в следственный изолятор.

Как только непосредственная угроза отступила на задний план, Вячеслава Ивановича стали преследовать мысли о Джульетте. Да и последний его разговор с премьером, когда он взахлеб расхваливал главе кабинета красивую и умную журналистку, подействовал как красная тряпка на быка. Мэра стало вновь неудержимо тянуть к этой женщине.

Но как теперь, после того что она вынесла, после той неприступной крепости, которой он окружил себя, обратиться к столь независимой и обидчивой даме?

Позвонить и получить отказ? Встретиться с ней в редакции газеты и прилюдно заиметь еще одну пощечину?

«Ох, эти капризные бабы! — размышлял Петраков, пребывая один на даче. — И не знаешь, на какой козе к ним подъехать, когда шлея попадет им под хвост! И как нарочно, сегодня выходной, и я в кои-то веки один на даче! Как кстати была бы сейчас здесь Джульетта!»

Воспоминания об их последней встрече в Бизнесцентре только разожгли страсть мэра.

Вячеслав Иванович ходил-ходил возле телефонного аппарата, поглядывал на заветную трубку, и вдруг решился.

Он моментально набрал домашний номер Джульетты и замер в ожидании.

— Слушаю вас, — раздался приятный голос самой желанной для него женщины.

— Дураков ты прощаешь? — тихо произнес в трубку Вячеслав Иванович.

— Слава, это ты?

— Я.

— Ты откуда?

— С дачи. Один и всеми покинутый.

— Тогда присылай машину.

— Джуля! — в порыве страсти воскликнул мэр. — Ты самая…

— Не теряй зря времени, балбес! — прервала она его излияния. — Я одеваюсь и выхожу.

В трубке послышались короткие гудки. Петраков лишь на мгновение задержал ее в руке, пытаясь найти слова восхищения. Но тут же бросился набирать номер диспетчерской автобазы мэрии. Он распорядился, чтобы к дому Булановой подогнали его «шевроле». И приготовился к желанной встрече.

…Когда в комнату для допросов ввели заключенного Титовко, Усков вначале не узнал его. Это был уже совсем не тот вальяжный господин, с которым привык общаться следователь. Титовко сгорбился, старался казаться меньше и незаметнее, избегал смотреть собеседнику в глаза.

«Да, укатали сивку крутые горки, — подумал Усков. — Раз ты такой слабонервный, зачем ввязываешься в аферы, в которых каждый ход — это цена жизни?»

Но вслух он этого не сказал. Наоборот, постарался даже ободрить заключенного:

— Вы неплохо выглядите, господин Титовко. И я пришел к вам с приятным предложением.

Но тот равнодушно воспринял эти слова. Видимо, теперь он уже ни на что хорошее не надеялся.

Поэтому Усков решил не терять времени и приступил к допросу.

— Скажите, какие отношения сложились у вас с Николаем Николаевичем?

Титовко пожал плечами:

— Обычные. Как и у всех подчиненных с начальником такого ранга.

— Но я слышал, что вас связывало нечто большее. Общие интересы, например.

Титовко насторожился: пока что он не мог понять, куда клонит следователь. Видимо, пребывание в тюрьме не пошло на пользу остроте его мышления.

— Не было у нас с главой правительства никаких общих интересов. Иначе бы я здесь не находился.

— Но ведь однажды он вас уже выпустил отсюда, не так ли? И даже без внесения залога. Просто под поручительство такого важного лица, как премьер-министр.

— Ну и что? Захотелось — выпустил. Не захотелось — сижу.

Следователь понял, что разговора не получится. И решил пойти ва-банк.

— Слушайте, господин Титовко: вы — человек умный, современный, и я предлагаю вам сделку. Вы мне расскажете, что за общие дела у вас с Николаем Николаевичем. А я за это выпущу вас на свободу.

И увидев, что Титовко заколебался, добавил:

— Соглашайтесь: жизнь коротка, вам осталось находиться в ней не столь долго, а страдать за чужие грехи по меньшей мере глупо.

— А вы — философ, — удивился Титовко. Он даже несколько повеселел и приободрился. — И человек, с которым можно договориться. Жаль, что я не знал об этом раньше.

— Так что, идет?

— А если я соглашусь, какие будут гарантии?

— Мое честное слово. По-моему, это — достаточная гарантия.

Титовко оценивающе посмотрел на следователя. Да, этому молодому человеку можно верить. По крайней мере можно быть уверенным, что его не купит Джевеликян. Что он не побоится окрика премьер-министра. И Титовко решился:

— Хорошо. Записывайте.

Следователь включил диктофон.

Похоже, в самом деле, как в песне поется, «ничто на земле не проходит бесследно». Так думал следователь Усков, возвращаясь с допроса Титовко. Сколько этот влиятельный чиновник и жулик по совместительству ни юлил, ни скрывался от правосудия, сколько раз ему ни удавалось благополучно ускользать от наказания, но наконец-то и он сознался. Да и пословица русская гласит: сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет.

«Я бы в воспитательных целях, — думал Андрей, — эти два мудрых афоризма во всех кабинетах влиятельных чиновников вешал. В приказном порядке».

Ну а пока ему предстояло решить множество непростых задач. И в их череде было признание своей вины Джевеликяном. Поэтому, окрыленный успехом в кабинете Титовко, он решил, пока еще фортуна к нему так милостива, попробовать тот же метод в камере Мягди.

Джевеликян встретил его настороженно. Он уже жалел, что так погорячился и выгнал своего адвоката. Разговаривать один на один со следователем всегда опасно. Защитник мог вовремя остановить его, поправить, привести массу всевозможных доказательств его невиновности, ссылаясь на российские законы.

Посидев в изоляторе, он это прекрасно понял. Но, поскольку защитник был с позором и угрозами выгнан, другой еще не нанят, а Усков вызвал его на допрос, он решил, что будет молчать, как партизан.

Однако следователь был настроен сегодня благодушно.

— Мягди Акиндинович, а ваши ряды все редеют, — начал Усков совсем не с того, к чему приготовился заключенный.

— Как это? — не понял Мягди и потому, вопреки своему решению молчать, задал вопрос.

И следователь, вопреки своему всегдашнему нежеланию отвечать на любые вопросы заключенных, милостиво ответил:

— А так: господин Титовко дал показания.

— Не может быть! — выдохнул Джевеликян.

— Может. Вот кассета, на которой сказано все. В том числе и против вас.

И следователь помахал перед глазами заключенного кассетой, на которую только что записал показания Титовко.

Дальше произошло неожиданное. Мягди вдруг, как лев, долго готовившийся к прыжку на свою жертву, кинулся на Ускова и, одной рукой пытаясь вырвать кассету, другой стал душить его за горло.

Но Усков оказался сильнее. Он ловко увернулся, дал изо всей силы арестанту под дых и быстро спрятал кассету подальше от греха. Затем потер онемевшее горло, на котором остались следы пальцев Мягди, и спокойно сказал:

— Все, приехали. Теперь тебе, Джевеликян, из тюрьмы не выйти никогда. Мало того что ты идешь по сто второй прим расстрельной статье за умышленное убийство журналистки с отягчающими обстоятельствами, так к этому еще добавится покушение на жизнь следователя во время исполнения им служебных обязанностей. Звать понятых, чтобы оформить протокол?

— Не надо, — глухо ответил Мягди. — Я погорячился.

— Хорошо. Допустим. Тогда услуга за услугу. Я готов пожертвовать законом, своим самолюбием и поврежденным горлом. Мне надо уточнить кое-какие детали в отношении Титовко и Петракова. Учитывая, как они с тобой поступили, думаю, это не будет для тебя считаться нарушением этики.

— Спрашивай.

Усков понял, что и здесь ему сегодня улыбнулась удача. И снова включил свой незаменимый диктофон.

Джульетта, конечно, не могла не рассказать Зине о том, что была на даче у Петракова. Но, чтобы не слушать чересчур язвительных нравоучений подруги, она пригласила ее к себе домой и закатила царский обед. В духовке жарились куриные окорочка, на столе стояли готовые импортные салаты с крабами, креветками, грибные паштеты, салями…

Зина посмотрела на все это изобилие и фыркнула:

— Эх ты, хозяйка! Да я бы наготовила-напарила своего, экологически чистого, без консервантов и десятилетних сроков хранения. Нашинковала бы капустки с изюмом, курагой и орехами, приготовила бы свинину на косточках, напекла бы пирогов!

Хозяйка квартиры равнодушно махнула рукой:

— Некогда, Зинок, мне этой самодеятельностью заниматься! Весь Запад живет на полуфабрикатах и не сдох еще. Что будем пить?

— Плесни мне, пожалуй, мартини! — пошутила Зина.

— Изволь! Белое или красное?

— Ты в самом деле эту дороговизну купила?! — оторопела подруга.

— А что, мы плохо живем или много кому должны? Конечно, купила!

Зина понимающе улыбнулась:

— «Раздоила» кого-то из спонсоров?

— Конечно, — беспечно ответила Джульетта. — Петракова.

Подруга округлила и без того вытаращенные глаза и даже сняла очки с дымчатыми стеклами, чтобы получше видеть:

— Да как ты можешь?! Ты же его вчера ненавидела! Была готова глотку ему перегрызть! И потом, как же Мягди?

— То было вчера: маленькие, но по три. А Мягди и без меня справится: у него такие капиталы, он полстраны купить может. На него целая, мафия работает: она ему любого адвоката найдет.

— Но мэр-то, — не унималась Зина, — наш дорогой мэр тут при чем?!

— Смотрю я на тебя, подруга, и вижу, как в капле воды, менталитет нашей бедной страны: время идет, а он не меняется. Ты, как и большинство обывателей, по-прежнему считаешь, что если женщина одиноко идет по улице в мини-юбке, то она обязательно отпетая блядь.

Библиотекарша рассмеялась. И уже не задавая вопросов, попросила:

— Налей тогда красного мартини. От него сердце лучше работает.

— Вот это по-нашенски! Сограждане наши чудовищно зажаты, боятся жизни, себя, постоянно выталкивают в подкорку свои «запретные» желания, а потому всю жизнь мучаются комплексами. А мне по душе откровенный стеб!

Подруги налили в красивые высокие бокалы рубинового вина и стали не спеша наслаждаться изысканным напитком. Остаток выходного дня они провели в удивительном единодушии. Больше споров и разногласий между ними не возникало.

…Очень неприятные минуты пережил Джевеликян после ухода следователя. Его, крутого авторитета криминального мира, крупного бизнесмена-предпринимателя и вообще сильного волевого человека с властным, жестким характером, заставил дать показания какой-то мальчишка-следователь. Конечно, этому «мальчишке» было уже за тридцать и работал он не первый год следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры страны, имел большой опыт задержания опасных преступников, но от этого Мягди легче не становилось.

— Я стал помощником легавых! — без устали повторял Джевеликян, чем еще больше усугублял и без того паршивое настроение.

И никакие доводы о том, что его приперли к стенке, что он был в безвыходном положении, что выбрал из двух зол меньшее, не помогали.

«Нет, здесь может помочь только сон!» — подумал он и проглотил таблетку снотворного.

И тотчас на него стало наваливаться тяжелое забытье, которое перемежало сон с явью.

Он еще, пожалуй, не уснул, как ему стало мерещиться невероятное. Как могла в переполненной камере появиться убитая им корреспондентка, Мягди не понял. Но он явственно увидел, что она стала позади его распластанной на подушке головы и скрестила на груди руки.

Ему пришлось так закатить назад глаза, чтобы увидеть пришелицу, что они чуть не вылезли из орбит.

Но убитая вдруг легко переместилась в пространстве и теперь нависла над ним. Он явственно видел ее лицо — спокойное, отрешенное, умиротворенное.

Он попытался вскочить, крикнуть, позвать сокамерников, но не смог. Казалось, какая-то неведомая сила упорно удерживает его в лежачем положении, не дав шелохнуться.

Но вот убитая женщина протянула к нему руки и с силой придавила запястья. Она продолжала так держать их, пока он в ужасе не закрыл глаза.

Прошло еще какое-то время, и Джевеликян очнулся от кошмарного сна-видения. Он поднял руки, посмотрел на них и пришел в ужас: на запястьях у негобыли синяки от чужих рук.

Он быстро спрятал запястья в рукава рубашки: боялся, что кто-нибудь увидит синяки и подтвердит, что расстрелянная им из пистолета-пулемета Алла Слонимцева действительно была сегодня здесь.

Что и говорить, сегодня Усков собрал богатый урожай. На такой не мог даже и рассчитывать. С записью показаний Титовко и Джевеликяна он пришел в кабинет начальника.

Виктор Васильевич внимательно прослушал показания обоих подследственных.

— Похоже, нам есть с чем идти к Генеральному! — заключил он. — Ты как считаешь?

— Так же.

— Тогда будем просить аудиенции.

И Виктор Васильевич поднял трубку прямой связи с Генеральным прокурором.

— Вы можете принять нас с Усковым? Прямо сейчас. Спасибо. — Он повернулся к следователю: — Пойдем. Приглашают.

Они чинно сели на стулья вдали от служебного стола начальника.

Александр Михайлович заметил такую подчеркнутую субординацию и улыбнулся:

— Ну, заговорщики, докладывайте.

— Сначала, пожалуйста, прослушайте это.

Виктор Васильевич включил диктофон с записью допросов Титовко и Джевеликяна.

— Так, — медленно констатировал Генеральный прокурор, прослушав обе записи. — Дело, похоже, выходит на новый уровень.

— Скандальный уровень, — согласился начальник Следственного управления, — в котором замешан глава правительства.

— А в чем конкретно вы обвиняете Николая Николаевича?

— В том же, в чем и его подчиненного мэра Петракова: в злоупотреблении служебным положением, нарушении Закона Российской Федерации «О государственной службе».

— Конкретнее! — потребовал Генеральный прокурор.

Виктор Васильевич взглянул на Ускова:

— Давай! Твоя очередь.

— Премьер-министр стал у нас владельцем контрольного пакета акций крупнейшей нефтяной компании «Юникон». Причем за государственные средства.

— И у вас есть доказательства?

— Есть.

— Более того, как видно из показаний Титовко и Джевеликяна, а также из данных следствия, — вмешался Виктор Васильевич, — это те самые деньги, которые были похищены данной преступной группой путем фальшивых платежных поручений из Центрального банка.

Генеральный прокурор задумался. Потом спросил:

— Все-таки мне до конца не верится, что так легко можно взломать защитную систему компьютерных сетей главного банка страны и свободно похищать оттуда деньги. Как это технически возможно?

Усков тотчас вынул из кармана пиджака новую кассету и вставил в диктофон. Затем пояснил:

— Это показания так называемого «мозгового центра» преступной группы — компьютерщика-профессионала Изразцова.

«Все думают, что компьютерная защита банков неуязвима: кодирование, файлы, секретные пароли и прочая чепуха. На самом деле все гениальное, как и всегда, — просто. Я к этой идее подошел совершенно случайно, когда работал в системе Интернет. В этой мировой компьютерной сети, как и сообщает реклама, оказывается, есть все. В том числе и самые эффективные способы подделки кредитных карточек, валюты, проникновения в защищенные сети. Через компьютер я ознакомился с самыми быстрыми и эффективными способами взламывания секретных кодов и получения сумм денег. Остальное уже было делом техники. Конечно, для взлома защиты такого крупнейшего банка, как Центробанк, пришлось готовить специальную программу. И не одну. И не одну неделю. Но овчинка, как вы поняли, стоила выделки».

— Да, — с грустью констатировал Александр Михайлович, — техника нас и погубит.

— Так что будем делать, Александр Михайлович? — поинтересовался начальник Следственного управления.

— Что делать? Присваивать очередное звание советника юстиции следователю Ускову, который раскрыл преступление века.

— А с Петраковым? Он пока единственный из этой преступной группы не дал показания.

— Даст, не волнуйтесь. А пока я должен переговорить с премьер-министром. Вы же не сможете его допросить?

Усков переглянулся с Виктором Васильевичем. Он не был самонадеян и понимал, что сделать ему это будет трудно. Хотя и считал, что ничего невозможного нет. Он ведь однажды уже допросил главу правительства. Правда, для этого ему потребовалось проникнуть в комнату отдыха премьер-министра через лифт из кухни Дома правительства, когда тот обедал. Но, если потребуется, он готов изобрести еще не один способ повидаться с высшим должностным лицом государства.

Однако в данный момент таких геройских подвигов от него не требовали. Более того, их даже запрещали. И следователь это понял.

Как и его начальник. Они молча вышли из кабинета.

Петраков был на вершине блаженства.

«Какая женщина! — вспоминал он минуты близости с Джульеттой. — Как умеет себя подать. А как умна! Как это она сказала? „В русском языке нет слова „секс““. Только любовь! Преступная, грешная, но любовь!»

Пожалуй, давно не было в жизни Вячеслава Ивановича столько восклицаний и столько положительных эмоций. Похоже, фортуна наконец смилостивилась над ним и стала к нему великодушной.

Все, казалось, приходило вокруг него в норму. Глава правительства его оправдал и оставил на прежней должности. Даже никакого взыскания не применил. Настырный следователь Усков, так и не сумев ни к чему прицепиться, отстал от него и даже не вызвал ни на один официальный допрос. И даже Джульетта вновь возвратилась к нему, когда он уже ни на что не надеялся.

«А ведь жизнь действительно хороша, несмотря ни на что! — вновь подумал Петраков. — Несмотря на потери и приобретения. На невзгоды и временные проблемы».

И только одно обстоятельство немного огорчало мэра: а не поспешил ли он, так срочно начав припрятывать имущество и вклады? Вот и супруга, получив вчера дарственную на эту прекрасную виллу, вдруг стала строга и неуступчива.

«Этих баб только пригрей и приласкай, — подумал Вячеслав Иванович о своей благоверной. — Враз такими самостоятельными делаются! Нет, собственность должна быть оформлена только на меня!»

И он стал строить планы, как вновь перерегистрировать на себя и виллу, и роскошные иномарки.

«Именно бухгалтерская работа во всем мире дает наибольший эффект в борьбе с организованной преступностью», — подвел мысленно итог своим раскопкам в горах документации Усков.

Но, как бы он ни утешал себя, как бы ни подстегивал необходимость работать с бумагами глобальными выводами, а молодой организм требовал действий. Он уже устал торчать в тиши кабинета. И даже удачные визиты к Титовко и Джевеликяну не успокаивали.

Наоборот, хотелось энергичных действий, встреч, разбирательств на месте. И в то же время не давала покоя мысль, что одному преступнику — Петракову — все же удалось выйти сухим из бурных потоков правонарушений.

И Усков решил развеяться: нагрянуть к мэру с неожиданным визитом. Тем более что у него так и чесались руки съездить, хотя бы фигурально, условно, по сытой, наглой, откормленной физиономии Петракова.

Он довольно быстро добрался до областного центра. Но, во-первых, дело уже близилось к вечеру. Во-вторых, у него не было никаких официальных постановлений на допрос, обыск или арест Петракова. И потому он решил просто поинтересоваться жизнью мэра.

«А почему бы не попробовать совместить приятное с полезным? — подумал Андрей. — Особняк Петракова находится в том же сосновом бору, где и мое Пашково. Проедусь-ка в родные края…»

В особняке, горделиво просвечивающем сквозь густой сосновый бор красной черепицей, никого не было.

По крайней мере свет не горел ни в одной комнате, хотя уже стемнело.

Но в сторожке около ворот свет горел. Да и территория вокруг дома освещалась.

«Ну что, рискнем? — спросил сам себя Андрей. И ответил утвердительно: — Конечно!»

Преодолеть забор дачи Петракова для тренированного, молодого Андрея не составило труда. Это был не тот высоченный железобетонный забор с охранной видеосистемой, который он перемахнул на даче Джевеликяна. У провинциального мэра и дом был пониже, и забор пожиже.

Стараясь не привлекать внимания охраны, Усков осторожно приблизился к коттеджу. И стал осматривать его на предмет проникновения внутрь.

Ему повезло: прямо на первом этаже, на той стороне, что была обращена в глубь бора, он заметил открытую форточку. Видимо, обитатели дачи были настолько уверены, что к ним никто не залезет, что даже не закрывали форточки, когда оставляли дом.

Андрей нашел под ногами какую-то длинную доску, поднес ее к окну с открытой форточкой, легко по ней взобрался и открыл окно изнутри.

Оказавшись в доме, он стал искать кабинет мэра, поздравив себя с тем, что прихватил фонарь.

Заглянув в несколько комнат, он наконец набрел и на кабинет.

Он посветил фонарем, и в его свете увидел бумаги на письменном столе. Подошел, полистал.

Но они не представляли никакого интереса. По крайней мере для следствия.

Андрей и сам не знал, что ищет. Действовал типично по-русски, на авось. И так же по-русски из этого ничего не вышло.

На столе, в его ящиках, на книжных стеллажах не было ничего интересного. Создавалось такое впечатление, что здесь заранее подготовились к официальному обыску.

Усков устало оперся на край стола. И вдруг столешница поехала под его рукой и приоткрыла потайной ящик.

Он посветил фонариком. Да, там лежали бумаги.

Андрей взял одну из них. Это был какой-то договор с какой-то иностранной фирмой о поставке урана.

— Уран?! — воскликнул Усков. — Ничего себе! А при чем здесь Петраков?! Ребус.

Он еще и сам не понимал, что нашел. Но чувствовал, что подцепил наконец на крючок живца, долго морочившего ему мозги.

Усков забрал из тайника все бумаги и решил тщательно изучить их в Москве.

Обратный путь он проделан играючи. Скоро его «Жигули» уже петляли по улицам родного поселка. Андрей решил переночевать у матери, чтобы рано утром выехать в столицу.

Генеральный прокурор тщательно подготовился к звонку премьер-министру. Заранее несколько раз подряд продумал все свои вопросы и его возможные ответы, чтобы не попасть впросак. И только после этого набрал четырехзначный номер.

— Вас слушает приемная главы правительства, — ответил секретарь.

— А где Николай Николаевич? Это говорит Генеральный прокурор.

— Он сейчас занят.

— Скажите ему, пожалуйста, что я жду его звонка. Дело срочное и важное.

— Обязательно передам.

Александр Михайлович положил трубку.

«Вот так, — подумал он. — Когда подготовишь одно — обязательно выйдет другое».

Однако поразмышлять на досуге ему не удалось: через несколько минут раздался звонок аппарата правительственной связи.

— Что случилось, Александр Михайлович? — поинтересовался глава правительства. — Надеюсь, не государственный переворот?

— Нет, слава Богу, до такого не дошло.

— Тогда что же вы меня отрываете? Я ведь работаю не на паркетном поле Кремля: у меня немереное поле деятельности. Уже и двадцати часов в сутки скоро не станет хватать!

— Сочувствую вам, — серьезно ответил Генеральный прокурор. — Каждому, как говорится, свое. А потревожил я вас с одной целью: не могли бы вы приехать ко мне? Есть разговор.

После паузы Николай Николаевич ответил несколько раздраженным тоном:

— Ваши тайны мадридском двора начинают меня утомлять. Или говорите яснее, или не отрывайте меня от дел. Меня в приемной испанский посол ждет.

— Думаю, что он может подождать. А говорить по телефону — не в ваших интересах.

— Да что вы мне угрожаете? — взорвался премьер-министр. — Вы хоть соображаете, с кем говорите?!

Александр Михайлович спокойно выслушал то, как отчитал его глава правительства, и с достоинством ответил:

— Прекрасно соображаю. С высшим должностным лицом государства, который, как и все граждане страны, подчиняется ее законам. Если вы не хотите приехать ко мне, в таком случае я буду вынужден допросить вас официально.

Наступило гнетущее молчание. Генеральный прокурор не хотел горячиться и тем более произносить таких слов, как «допрос». Но пренебрежительный тон премьер-министра вынудил его сделать это. А теперь уже надо было идти до конца.

Понял и глава государства, что его дело слишком серьезно, чтобы продолжать вести разговор на таких повышенных тонах. Но он, что называется, закусил удила и не мог остановиться. Потому он сухо заметил:

— И как же вы собираетесь меня допросить? Пошлете наряд милиции? Возьмете ОМОН и начнете штурмовать Дом правительства?

— Очень просто, Николай Николаевич. Я поставлю в известность прессу.

Это было сильным ударом. В Администрации Президента и так только и ждали удобного случая, чтобы разжечь скандал вокруг строптивого главы правительства и вынудить его пойти в отставку. А уж более удобного случая, чем скандал в прессе, и найти было невозможно. И хотя, по совету предусмотрительного Титовко, средствам массовой информации были предоставлены налоговые льготы, всегда могли найтись две-три газетенки, которые подняли бы вой по поводу продажности главы правительства и коррупции. И потому он сдался:

— Хорошо. Я приеду.

— С этого и надо было начинать. Спасибо. Жду.

Находка Ускова превзошла все ожидания. Оказывается, преступная группа Титовко — Петракова занималась еще и нелегальным сбытом за границу такого стратегического материала, как уран. Когда настырный Усков докопался до первоисточника и выяснил, что уран иностранной фирме поступает из разрушенного блока Чернобыльской АЭС, его удивлению и негодованию не было конца.

Однако Виктор Васильевич охладил его пыл:

— Советую пока об этом деле никого в известность не ставить. Тут надо подключать и Министерство иностранных дел: Украина — другое государство. Надо подготовиться как следует. Возможна официальная нота протеста России Украине за недостаточный контроль над хранением атомных отходов. Могут поднять скандал и международные организации. Все, что касается их безопасности, в том числе и радиационной, — дело весьма щекотливое. А здесь, я чувствую, этот уран чуть ли не руками грузили.

— Естественно. Я уже допросил кое-кого из непосредственных участников операции. Никакой техники безопасности и мер предосторожности!

— Вот так идешь себе по Москве, а мимо едет грузовая машина фирмы «Интерметалл» и рассеивает вокруг радиацию.

— Ужас, что в нашей стране творится!

— Да и не только в нашей, — уточнил Виктор Васильевич. — Украина теперь соседнее государство.

— С чисто советским менталитетом и российской расхлябанностью.

Начальник Следственного управления улыбнулся:

— Как говорится: с кем поведешься, так тебе и надо.

Пожалуй, впервые за последнее время они шутили и смеялись. Вели разговор неторопливо, спокойно, не боясь, что их подслушают. Они почти полностью сделали то, что должны были сделать. Правда, в уже готовое обвинительное заключение уголовного дела номер ноль-ноль двести шестьдесят один дробь два приходилось добавлять все новые эпизоды. Но это их только радовало.

Отложив все дела, в том числе и испанского посла, ожидавшего в приемной, премьер-министр прибыл к Генеральному прокурору. Впервые в жизни он прибыл в прокуратуру не как высшее должностное лицо государства, а как обычный смертный, вызванный на допрос.

Впрочем, Александр Михайлович не хотел пока ничем умалять честь и достоинство главы правительства и потому встретил его подчеркнуто вежливо и доброжелательно.

Но Николай Николаевич был настроен иначе. И потому с некоторой иронией в голосе спросил:

— Вы так встречаете на допросах всех преступников? Или показываете мне, что чтите закон и презумпцию невиновности?

Александр Михайлович улыбнулся и пригласил премьер-министра в кресло:

— Присаживайтесь.

— Вот именно — присаживайтесь. Сесть я всегда успею. Шутка.

Но при всей внешней браваде было видно, что ему не до шуток.

— Итак, в чем вы меня обвиняете?

— Не желаете чаю, Николай Николаевич? Я не хотел бы, чтобы наш разговор начинался в таком агрессивном тоне.

— Не хочу, — принципиально отказался премьер-министр. — Я слушаю вас.

Генеральному прокурору было непросто предъявить обвинение главе правительства. Он прекрасно понимал, чем для него может кончиться любая оплошность в этом деликатном деле. И потому начал разговор чрезвычайно осмотрительно:

— Нашему следователю, ведущему уголовное дело преступной группы Титовко — Джевеликян — Петраков, показалось, что часть акций, а именно контрольный пакет известной нефтяной компании «Юникон», приобретен фирмой, к которой вы имеете отношение.

— Что за фирма?

— «Фактум».

— «Фактум», «Фактум», — стал размышлять глава государства. — Возможно, я и подписывал какие-нибудь документы по этой фирме. Но наверняка вспомнить не могу.

— Нет, — возразил Александр Михайлович, — речь идет не о подписании каких-либо документов. Следователю показалось, что вы имеете к ней непосредственное отношение. А именно: являетесь ее совладельцем. Через своих родственников.

— Да кто этот таинственный следователь?!

— Усков.

— А! — воскликнул с возмущением премьер-министр. — В таком случае понятно его предвзятое отношение ко мне. Как можно ему вообще доверять дела такой важности?

— Вы не ответили на мой вопрос: являетесь ли вы фактическим владельцем фирмы «Фактум»?

— Тоже мне фирма! — презрительно сказал Николай Николаевич. — Так себе, какая-то мелочь. У нее и уставной капитал всего ничего!

— И тем не менее именно эта фирма приобрела, как показалось следователю Ускову, контрольный пакет акций крупнейшей в стране нефтяной компании. И, как еще раз подчеркиваю, показалось Ускову, — именно для вас.

— Где доказательства? У этого Ускова, которому кажутся такие несусветные вещи?

— Доказательства вот в этих двух микрокассетах: на них записаны показания Джевеликяна…

— Тоже мне свидетель! — возмутился премьер-министр. — Да по нему давно не только тюрьма, могила плачет!

— И Титовко.

Услышав эту фамилию, Николай Николаевич сразу сник. И больше не пытался острить, язвить, делать замечания и прерывать Генерального прокурора. Но вот он поднял голову и тихо попросил:

— Отдайте мне эти кассеты.

— Не могу, Николай Николаевич.

— Да все вы можете! — с раздражением воскликнул премьер-министр. — Я в конце концов не вор. Сейчас все приобретают собственность. Время такое. И мы g вами принадлежим к политической элите страны. Мы просто обязаны помогать друг другу!

Александр Михайлович как бы задумался над словами главы правительства. Казалось, он согласен с его доводами.

Но, немного помолчав, он так же тихо и с грустью сказал:

— Помогать — да. Но не покрывать. Ведь эта фирма «Фактум», а теперь еще и нефтяная компания «Юникон», которые принадлежат вам, — только часть обвинений, предъявляемых следствием. Вторая часть еще серьезнее.

— Что еще там?

— Деньги, на которые эти акции приобретены. Они украдены из Центрального банка страны.

Премьер-министр даже привскочил на мягком кресле:

— Уж не хотите ли вы сказать, что и деньги из Центробанка украл я?!

Александр Михайлович покачал головой:

— Нет, не хочу. Но они, к сожалению, украдены Титовко, Джевеликяном и Петраковым для вас. Возможно, вы и не знали об этом. Но, как известно, незнание законов не освобождает от ответственности.

На этот раз Николай Николаевич сник окончательно. Он опустил голову, на которой стали заметны седые волосы, и замолчал.

Потом все же спросил:

— Неужели из этой грязной истории нет никакого выхода?

— Выхода? Конечно, есть. Из всякой истории обязательно есть выход. Только он основан на честном и чистом сотрудничестве.

— Вы мне предлагаете стать стукачом? Сексотом? Агентом прокуратуры? Главе правительства?!

— Успокойтесь, Николай Николаевич! Ничего подобного я вам не предлагаю. Я прошу вас только об одном: идите домой, спокойно все обдумайте и сами сообщите мне о вашем решении.

И Генеральный прокурор встал, показывая, что встреча закончена.

Если бы кто-нибудь спросил Ускова, зачем он пришел к этому многоэтажному дому, он не смог бы ответить. Он никогда не был в этом элитном районе, где жило высшее руководство страны. Никогда его не приглашал к себе и Генеральный прокурор, который проживал в этом доме.

Но непонятное предчувствие чего-то неотвратимого повлекло сыщика именно сюда.

Он бесцельно прогуливался возле большого здания и обнаружил, что оно хорошо охраняется. Это его почему-то несколько успокоило. Но он упрямо считал, что, если не проникнет внутрь, шестое чувство, предвещающее ему опасность, не отпустит.

Он порылся у себя в карманах и обнаружил служебное удостоверение электрика РЭУ, которое отобрал у одного правонарушителя, проходящего по делу Джевеликяна, да так и забыл сдать его в прокуратуру.

Вооружившись этим документом, он смело подошел к подъезду, в котором жил Генеральный прокурор, и, помахав удостоверением перед охранником, сказал, что нужно зайти в дом и проверить электроснабжение.

Возможно, он не очень-то походил на работягу-электрика, но охранник не стал с ним спорить и пропустил.

Андрей поднялся на лифте на самый последний этаж и вышел на лестничную площадку. Выше были только технический этаж и крыша.

Не понимая почему, Андрей полез на технический этаж. Дверь туда была открыта, и это насторожило сыщика.

Он вынул пистолет, положил палец на спусковой крючок и, таясь за каждым выступом, стал медленно продвигаться по сумеречному техэтажу.

Вдруг впереди что-то треснуло и раздался неожиданный звук. Андрей молниеносно развернулся в ту сторону и навел пистолет. Но там никого не оказалось: это была крыша работающего лифта, который и произвел непонятный шум.

— Ух, черт, — выругался Андрей, — так и заикой можно стать.

Он спрятал оружие и подошел к крыше лифта, посмотреть, что за шум так его испугал.

Но лифт работал нормально, ничего необычного в его постоянном движении не было.

Он уже хотел повернуться и уйти, как вдруг заметил на крыше лифта что-то необычное.

Он подошел ближе и увидел то, что его насторожило. Это была тарелка с желеобразной жидкостью.

— Голубей, что ли, кто решил накормить? — вслух сказал Андрей и наклонился над тарелкой.

И тут он увидел, что в тарелку с жидкостью опущены провода телефонного кабеля, подсоединенные к сотовому телефону.

— Так! — мгновенно сообразил Усков. — Неизвестному террористу достаточно со своего аппарата в нужное время набрать нужный номер, и жертва готова!

Он молниеносно сбежал с технического этажа, сел в лифт, моля Бога, чтобы взрывное устройство не сработало в это время, и спустился на первый этаж. Там он вызвал по телефону милицию, специалистов по обезвреживанию взрывных устройств и приказал охраннику никого не впускать в лифт, а также оповестить жильцов об опасности.

Он, конечно, мог только догадываться. Но в голову упрямо лезла фамилия только одного человека. Именно в этом подъезде жил Генеральный прокурор.

Сообщение о том, что в его доме и в его подъезде обнаружено взрывное устройство, подействовало на Генерального прокурора крайне удручающе. Он уже несколько раз просчитывал возможные варианты, изучал списки жильцов и искал среди них возможные жертвы. Но так и не находил никого, кроме себя.

А подсознание между тем упрямо выдавало Александру Михайловичу одну и ту же информацию. Оно с завидной настойчивостью называло имя возможного заказчика взрыва.

Он упрямо гнал от себя эту тревожную мысль. Не мог, не мог уважаемый всеми человек, мягкий, интеллигентный, образованный, пойти на такую чудовищную подлость! К тому же они ведь были из одной политической элиты, как справедливо заметил Николай Николаевич во время их последней встречи.

«Что же предпринять? — подумал Александр Михайлович. — Ждать, как и обещал, пока премьер-министр „созреет“ и сам заявит следствию о своих правонарушениях? Или пригласить его на новый допрос и впрямую спросить об этом заказном готовящемся взрыве?»

Но что он мог сказать главе правительства? Что обнаружено взрывное устройство в его подъезде?! Что он, Генеральный прокурор, связывает это с их недавним разговором?!

«Нет, — решил он. — Пусть Усков еще поработает над различными версиями этого неудавшегося взрыва. А мне надо набраться терпения и ждать».

Похоже, у Джульетты начался новый старый роман с Петраковым. После первой встречи на даче не замедлила последовать вторая. Мэр снова остался в коттедже один и, как и в прошлый раз, послал за Булановой машину.

Он раскрыл окно, хотя было прохладно, и стал полной грудью вдыхать свежий смолистый воздух.

Вот уж действительно, думал он, а много ли человеку для счастья надо? Оказывается, не нужно ни этих миллионов и миллиардов, ни высоких должностей и званий, а нужно просто любить вот эту женщину и наслаждаться ею!

Мысли текли легко и плавно, он совсем забыл о делах, тревожащих его в последнее время, о московских друзьях, затаившихся и залегших на дно.

Где-то рядом пристроился на сухой сосне дятел и так долбил высохший ствол, что стук раздавался по всему лесу. К нему подключилась кукушка, которая монотонно повела свою грустную песню.

— Кукушка-кукушка, — как когда-то в детстве спросил Петраков, — а сколько мне осталось жить?

Кукушка сказала громко «ку-ку», затем повторила еще раз и умолкла.

— Дура, — расстроился Вячеслав Иванович и захлопнул окно. Но настроение у него почему-то испортилось. Он вернулся в свой кабинет, подошел к письменному столу, зачем-то постоял возле него. И вдруг его неудержимо потянуло проверить тайник. Он открыл его, заглянул в потайной ящик и ужаснулся: тайник был пуст.

— Все! Я пропал! — заметался по комнате мэр. — Идиот! Все, все приготовил, перевел имущество на дуру-жену, замел следы, а эти бумажки зачем-то оставил!

…Джульетта застала своего милого далеко не в лучшем настроении. Чутьем она поняла, что случилось что-то неприятное. И потому решила успокоить, разговорить своего любовника. Ведь в противном случае ее поездка сюда была бы совершенно бессмысленной.

Она села на широкую мягкую тахту, расстегнула блузку, плотно обтягивающую тугие груди, и положила на них голову Петракова. Он зарылся в них головой, как ребенок, и задохнулся от радости и спокойствия.

— Слава, — наконец проговорила Джулетта. — Я чувствую, с тобой что-то случилось. Расслабься, расскажи, облегчи душу.

Петраков на мгновение задумался, затем решительно тряхнул головой:

— Ладно, тебе я расскажу. Надо же когда-нибудь исповедоваться. Нельзя все время в душе носить то, о чем никому не скажешь, верно?

— Верно, милый.

— Мне были нужны деньги. Сама понимаешь: высокая должность — большие расходы. А тут подвернулась одна афера: зарубежная фирма попросила на вывоз уран.

— Что? Уран? Это же радиоактивное вещество! Да у нас его и нет в области.

— У нас нет, в стране есть. Или в другой стране, какая разница? Для меня это был просто товар, который имеет спрос. Ну, мы и нашли, через наш металлопрокатный комбинат, добытчиков на Украине. Заключили с фирмой договор, отгрузили две партии товара. А потом надобность в этой операции отпала.

— Ну?

— А я, как дурак, продолжал хранить документы об этой сделке у себя. Вот здесь, на даче. А сегодня посмотрел — они пропали!

Джульетта задумалась. Ее не тревожили сейчас морально-этические стороны этой проблемы, то, что радиация могла бесконтрольно расползтись по миру. Она упорно решала одну задачу: кто мог их взять. И, наконец, изрекла:

— В таких случаях задают вопрос: кому это выгодно?

— Ну, не знаю. Моим врагам, конечно.

— Это — Усков, — твердо заявила Джульетта.

— Почему ты так думаешь? — усомнился мэр. — Он у меня на даче не был. Я его сюда не приглашал.

— О, ты не знаешь, Слава, этого человека! Это фанат! Для него не существует ничего, кроме дела!

— Что же мне теперь делать, — спросил Петраков. — Сушить сухари?

На что Джульетта решительно возразила:

— Прежде всего не раскисать. В нашей замечательной стране может произойти все, так что надежда имеется всегда. И — готовиться.

Помолчала, затем добавила:

— Не к месту будь сказано, ты тогда пожалел денег на адвоката для Мягди. А теперь он потребуется и тебе.

Они погрузились в молчание. Каждый думал о своем. Но приятного в этом молчании было мало.

…После того как Усков предотвратил возможное покушение на Генерального прокурора, он не находил себе места. И не потому, что боялся теперь и за свою жизнь: нет, его этим не запугаешь. И не оттого, что он не мог достать возможного виновника этого, к счастью, предотвращенного заказного убийства.

Нет, больше всего ему было жаль, что он никак не мог добраться до третьего участника этой преступной группы — Петракова.

Ведь арестуй он сейчас мэра, вполне возможно, перед ним откроется пусть непрямой, сложный, невероятно трудный, но все же путь, подход к другому действующему лицу. Он всегда подозревал, а теперь был уверен, что рыба гниет с головы.

Но, как это часто бывает с воспитанным в дисциплине человеком, Усков не смог противостоять приказу и решил все же посоветоваться с Виктором Васильевичем. Он как-то несмело вошел в тот кабинет, в который всегда влетал вихрем и без опаски.

— Что с тобой? — недоуменно взглянул поверх очков начальник Следственного управления. — Уж не заболел ли?

— Нет, — возразил Андрей и почесал за ухом. — Здоров, как никогда.

— Позавидуешь, — вполне искренне сказал Виктор Васильевич. — А тут, если утром встаешь и у тебя ничего не болит, думаешь, жив я или уже умер?

Но шутка не произвела на следователя ровно никакого впечатления. Не только потому, что по утрам у него ничего не болело и от этого он чувствовал себя не только живым, но и невероятно сильным и энергичным. А потому, что он не за этим сюда пришел. И потому, со свойственной молодости нетерпимостью, он сразу спросил:

— Что будем делать с Петраковым?

— Ничего. Ждать указаний. Ты разве не слышал?

— Слышал. Потому и пришел. Он — преступник, который не только разгуливает на свободе, но еще и руководит крупным городом. Мэр, который владеет миллионами долларов, — это уже правонарушитель. Кроме того, он замешан в деле с незаконной продажей урана. У него целый букет преступлений.

Начальник Следственного управления слегка повысил голос:

— А ты вообще-то кто? Следователь или судья?

— Следователь.

— Вот и доказывай, что он виновен. Но не суди его. И тем более не объявляй преступником. А если по большому счету, то в руках у тебя пока против него одни подозрения.

— Как подозрения? А свидетельские показания?

— Компьютерщика Изразцова? Да, имеются. Но против Титовко. А Петракова он видел лишь однажды, на даче Сталина в Сочи. Куда, вполне возможно, господин мэр приезжал не с целью участия в заговоре, а для вдыхания целебного воздуха.

— А что касается того миллиона долларов, который ты изъял у Петракова, то, конечно, такие деньги господин мэр честно не смог бы заработать даже за десять своих жизней. Но по Конституции нашей страны государство не имеет права интересоваться частной собственностью своих граждан: это будет нарушением их прав. Понимаешь?

— Понимаю, — подавленно ответил Усков. — Ну а уран?

— А что уран? Раньше за такое бы сразу расстреляли. Но теперь надо очень долго и скрупулезно доказывать, а был ли мальчик? Да и участие в этом деле Петракова также не доказано. Мало ли что он там хранит на своей даче! Может, этот договор о продаже урана он на дороге нашел?!

Следователь промолчал.

— По крайней мере, — ответил за него Виктор Васильевич, — для суда такое объяснение адвокатов Петракова будет вполне достаточным основанием для вынесения оправдательного вердикта.

— И все же я буду просить у прокурора санкции на арест Петракова!

Виктор Васильевич развел руками:

— Я бы должен тебя отговорить. Более того, я обязан тебе это запретить. Но я не сделаю этого. Потому что знаю, Петраков — преступник. Но это я сказал пока только тебе.

Звонок премьер-министра застал Петракова на работе. Мэр как раз обдумывал последствия вчерашней пропажи документов. И не находил ни одного разумного способа оправдания. Поэтому ответил главе правительства не слишком бодрым голосом. Николай Николаевич это мгновенно почувствовал. И поинтересовался:

— Что случилось?

— Нет, Николай Николаевич, ничего.

— А у меня случилось. И, я думаю, наступило время действовать.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Петраков.

— Да тоже, что и ты. Этот настырный следователь с дурацкой фамилией уже и до меня добрался. Если ему не подрезать крылья, он может залететь слишком высоко. Надеюсь, ты понял?

Пожалуй, впервые за все время премьер-министр разговаривал с ним так откровенно. И хотя их разговор проходил по телефону правительственной связи с максимальной защитой от прослушивания, риск все же был. Петраков мгновенно сообразил, что он приобрел важного союзника. И что ему поручают действовать. На большее в его положении нельзя было и рассчитывать. Это был буквально подарок судьбы.

Улыбка преобразила румяное лицо мэра. В голосе появилась уверенность, чувство собственного достоинства. И он ответил уверенно:

— Я вас понял, Николай Николаевич. Что-нибудь придумаем.

— Хорошо. И поставь меня в известность.

Вячеслав Иванович давно положил трубку, но все еще стоял рядом с аппаратом, как бы раздумывая. На самом деле он давно уже придумал, что сделать с Усковым. И теперь блаженно улыбался, предвкушая победу.

Наконец он плотно уселся в кресло менеджера, которое с недавних пор заменило обычное кресло руководителя в его кабинете, и набрал номер телефона Булановой.

— Джуля, здравствуй. Чего звоню? Маленькая просьба к тебе: пригласи сюда Ускова. Да, скажи, что раздобыла что-то важное и новенькое: он обязательно клюнет. Нет, что ты: не собираюсь я его трогать. Ни один волос не упадет с этой буйной и непутевой головы! Потому что все путевые давно имеют виллы, иномарки и большие счета в банках. Ладно, не будем разводить дискуссию. Пригласишь? Вот и ладненько! Только скажи, когда и где он будет, когда приедет. До встречи.

«Так, — удовлетворенно потер руки мэр. — Теперь надо действовать».

Отказать Петракову Джульетта не могла. Конечно, она имела полное право не выполнять его просьбу и при этом абсолютно ничем не рисковала. Она могла бы даже предупредить следователя, хотя, кроме предчувствий, у нее и не было оснований предполагать посягательства на его жизнь.

Но ей даже хотелось, как бы со стороны, посмотреть за единоборством двух настоящих мужиков. И хотя Усков никогда не посягал на ее женские прелести, это обстоятельство в данный момент как раз и играло против него. Гордая и независимая Джульетта, против чар которой не мог устоять ни один мужчина, вдруг в Ускове увидела того, кто совершенно к ней равнодушен.

А такого она не могла простить никому! Тем более такому неординарному парню, как следователь Усков!

Она довольно быстро дозвонилась до Ускова.

— Здравствуйте, Андрей Трофимович. Это Буланова.

— Джульетта Степановна? — удивился Усков. — Какими судьбами?

— Я же обещала помогать следствию! Вы так напугали меня этой статьей о недонесении, за которую положен срок, что я только и думала, чем же вам помочь?

— Ой ли? — недоверчиво спросил Андрей. — На вас, любезная Джульетта Степановна, это совсем не похоже.

— Разве? — кокетливо проворковала Буланова. — Слава Богу, вы во мне хоть что-то заметили. А то я уже стала страдать комплексом неполноценности. Как-никак я все-таки женщина!

— У меня жена есть, — несколько суховато произнес следователь. — И этим все сказано.

— «Сик транзит глериа мунди». Что в переводе означает: «Так проходит земная слава». А у меня, видимо, к тому же проходит еще красота. Не говорю уж о молодости.

Джульетта тяжко вздохнула. Но ответной реакции не последовало. Усков совершенно не реагировал на ее женские хитрости. И ей ничего не оставалось, как перейти к делу:

— А если серьезно, Андрей Трофимович, я звоню вам по делу. У меня появились очень интересные сведения, относящиеся к… Ну, вы знаете, к кому.

— Не понял. — Усков сделал вид, что не понимает.

— Хорошо, назову имя. Петраков. Вы, кажется, хотели узнать кое-что о его делах?

— Хотел.

— Так вот, приезжайте сюда. Разговор, сами понимаете, не телефонный.

— Боюсь, что не смогу этого сделать. Я сейчас, что называется, сижу на телефоне. Жду указаний от начальства.

Джульетта разочарованно вздохнула, но отступать не собиралась. Она была истинной журналисткой, настырной и настойчивой, и умела добиваться своего.

— Ладно. Тогда назову ключевое слово: уран.

— Что? — сразу насторожился следователь. — Что вы знаете?

— Я еще раз повторяю, не по телефону. Я и так слишком много наговорила. Итак, жду вас завтра, в двенадцать дня, у себя в редакции.

— Договорились! Я буду.

«Видит, Бог, — подумал Генеральный прокурор, — два дня я терпеливо ждал. Но Николай Николаевич так и не соизволил сообщить мне о своем решении. А это уже чревато потерей доверия ко мне у подчиненных, которые вынуждены приостановить всю следственную работу по данному делу. Так долго судьбу не испытывают!»

Но прежде чем дать «добро» начальнику Следственного управления, Александр Михайлович все же решил позвонить премьер-министру:

— Здравствуйте, Николай Николаевич. Я решил напомнить, что жду вашего ответа.

— Это вы о чем?

Генеральный прокурор ожидал чего угодно, но не такого вопроса. И потому несколько растерялся.

— О чем? Могу напомнить. О вашем деле.

— Ах, о моем деле! Вы что, собираетесь упрятать меня в одно из ваших пенитенциарных учреждений?

Александр Михайлович понял, что разговор в таком духе ничего нового не даст. Более того, поставит его в смешное и двусмысленное положение. И он подумал:

«В самом деле, зачем мне это надо? Я, как мальчик, упрашиваю его, вместо того чтобы вести дело. Не хочет — не надо. Я поступил порядочно и по-человечески».

И потому вслух он просто сказал:

— Мне хотелось вам помочь. Но наши отношения в данном случае напоминают мне разговор двух глухих. Всего вам хорошего.

И он положил трубку.

И нажал кнопку связи с начальником Следственного управления:

— Виктор Васильевич, дайте приказ Ускову продолжать следствие.

— Понял. Ему нужна санкция на арест Петракова.

— Если оснований достаточно, я санкцию дам.

— Хорошо. Я сейчас принесу документы.

Усков сдержал слово, данное Булановой, и на следующее утро выехал к ней в областной центр. Он не стал больше никуда заезжать и направился прямо в редакцию.

Правда, он очень сожалел, что не успел взять ордера на арест мэра. Тогда бы он мог, как говорится, соединить полезное с приятным. А документы, которые может предоставить по данному делу журналистка, только подтверждали бы необходимость ареста Петракова. Но приходилось довольствоваться тем, что было.

У здания редакции его внимание привлекли две милицейские машины, припаркованные прямо у входа. Но он не придал этому значения: мало ли зачем сюда приехала милиция? Теперь и в любом другом городе было все, чем могла похвастать столица: взрывы, террористические акты, перестрелки на улицах.

Выйдя из лифта, он направился к кабинету, в котором когда-то бывал.

Но перед дверью ему внезапно преградил путь знакомый по предыдущему визиту прокурор города. Причем в сопровождении двух офицеров милиции с оружием в руках.

— Андрей Трофимович Усков? — поинтересовался прокурор города, хотя прекрасно помнил следователя по его визиту.

— Да, я, — спокойно ответил Усков.

— Вы арестованы. По подозрению в присвоении крупной суммы валюты. Вот постановление прокуратуры города о вашем задержании.

— Это абсурд! — воскликнул следователь. — И вы прекрасно об этом знаете.

— Я ничего не знаю. На ваши незаконные действия в прокуратуру поступило заявление.

— От кого?

— На все ваши вопросы мы дадим ответы после задержания. Здесь не место для выяснения истины. Проведите задержанного! — приказал прокурор офицерам милиции.

Только теперь Усков понял, что попал в западню. И эту ловушку ему подстроила прекрасная дама с медовым голосом по имени Джульетта.

— Стерва! — спокойно проговорил Усков в сторону кабинета Булановой.

Напрасно. В своем кабинете Джульетты Степановны, конечно, не было.

Время шло, Джевеликян все еще находился в камере следственного изолятора и знакомился с материалами обширного уголовного дела, в котором он был одним из главных участников. И чем больше он читал, тем яснее понимал, что ему отсюда не выйти. Даже немыслимые деньги и лучшие адвокаты ничего не могли бы придумать, кроме того, чтобы скостить с приговора несколько лет тюрьмы.

Но это его не устраивало. Надо было срочно что-то предпринимать. И он решился: бежать! Бежать из этой, оказавшейся такой негостеприимной страны!

— Надзиратель, дело есть! — гаркнул он во всю глотку.

Буквально через несколько секунд лязгнул металлический запор, и в приоткрытую дверь заглянул надзиратель.

— Мягди Акиндинович! — примирительным тоном сказал он. — Вы таким рыком распугаете всех сокамерников!

— А вы отрежьте мне одно яйцо, и я буду говорить фальцетом.

В камере раздался такой гогот, что стены задрожали от восторженного рева десятков здоровых мужских глоток.

Надзиратель не нашелся, что ответить. Он предпочитал не портить отношения с таким могущественным авторитетом, как Джевеликян.

А Мягди между тем поманил его к себе и что-то зашептал на ухо. Затем протянул ему несколько стодолларовых купюр, которые мгновенно исчезли в кармане куртки надзирателя.

— Будет сделано, Мягди Акиндинович, — уверил он.

И закрыл тяжелую металлическую дверь на замок.

Буланова, конечно, видела, как задержали Ускова: следила в щелочку двери кабинета напротив. И как только милиция увела Ускова, сразу бросилась вниз, в библиотеку.

— Ну и стерва я, Зинок! — прямо с порога выпалила она.

— А что, собственно, случилось? — спросила подруга и протяжно зевнула. Она сегодня встала очень рано, чтобы постирать белье, и потому не выспалась. — Не дала своему мэру?

— И мэру, и пэру, и всем не дала. А честного и порядочного парня подставила.

— Ускова?! — вмиг оживилась и проснулась Зина. — Ну и что с ним?

Джульетта на миг закрыла глаза руками, так что Зина подумала, что она вот-вот заплачет. Но журналистка и не думала реветь. Она лишь потерла виски, чтобы не болела голова, и ответила:

— Уступила Петракову и заманила Ускова. А тут его поджидала милиция с прокурором. Или — наоборот, прокурорс милицией, что, собственно, все равно.

— Да, — согласилась Зина. — Поступила ты подло, этого у тебя не отнять. Но все же ты — личность. И следователь Усков — личность. А интересны только личности.

— Это почему я — личность?

— Потому что можешь поступать неординарно. Потому что принимаешь спонтанные решения. Да, в конце концов ты — человек продвинутый.

— Сука я, вот кто, — как-то отрешенно и горестно поведала Джульетта. — Продала человека ни за что.

— Вот именно — ни за что. Ты же не получила за него свои тридцать сребреников?

— Я их даже не просила.

— Вот! — просияла Зина. — То есть действовала исключительно из любви к искусству. Значит, не все потеряно.

Джульетта насторожилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Что положение можно исправить. Тогда и терзаться перестанешь.

— А как?! Что я могу теперь сделать? Броситься в ноги к Петракову и молить его, чтобы он его отпустил?

— Зачем к Петракову? Надо позвонить в Москву, в Генпрокуратуру. Предупредить их, что Усков попал в беду. И они его выручат.

Буланова замахала руками:

— Что ты? Мне неудобно! Вообще каша какая-то получится: сначала подставила, а потом бросилась выручать.

Библиотекарша решительно подошла к подруге:

— Тогда давай это сделаю я. Есть телефоны начальства Ускова?

Джульетта судорожно начала рыться в записной книжке. Наконец нашла нужную страницу и продиктовала номер.

Уже через несколько минут Зина дозвонилась начальнику Следственного управления Генеральной прокуратуры. Виктор Васильевич внимательно выслушал и спросил:

— А кого мне благодарить за это сообщение?

И Зина, не колеблясь, ответила:

— Журналистку Буланову. Усков ее знает.

— Спасибо, — сказал Виктор Васильевич и начал немедленно действовать.

Как только мэр получил информацию о том, что Усков задержан и находится на допросе в городской прокуратуре, он сразу решил сделать звонок в Москву.

Сам набрал нужный номер по телефону правительственной связи и стал ждать ответа. Ему не удалось сразу попасть на премьера: тот проводил одно из своих бесчисленных заседаний. Ему предложили перезвонить через несколько часов.

Но уж очень радостной была новость, и потому Петраков рискнул:

— Передайте, пожалуйста, Николаю Николаевичу, что его просьба выполнена. Какая? Он знает. Скажите, что звонил мэр Петраков. Этого достаточно. Спасибо.

Вячеслав Иванович положил трубку. Но столь радостная весть так жгла и теснила грудь, что поделиться с ней хотелось немедленно. И он набрал еще один московский номер.

На этот раз абонент оказался на месте.

— Слушаю, — бесконечно усталым голосом сказал Титовко.

— Привет! Что так мрачен? Посмотри, какая погода на улице: прелесть! Золотая осень и тому подобное. Знаю, знаю. Потому и звоню, — бодрым, радостным тоном тараторил мэр. — Так вот, докладываю: снайпер обезврежен. Представь себе! Сидит сейчас, голубчик, у меня в прокуратуре и отвечает на вопросы. Не беспокойся: уж отсюда я его не выпущу! Я создам ему все условия!

Затем мэру пришлось долго держать трубку возле уха, не произнося ни слова. Потому что оживший Титовко давал целый ряд указаний. Наконец он выговорился, а Петраков еще раз заверил:

— Он будет сидеть в тюрьме долго-долго. И на законных основаниях. Главное — туда попасть. А потом пусть отмывается и доказывает, что не верблюд.

На этой мажорной ноте они и закончили разговор.

После разговора с премьер-министром, такого неудачного и резкого, Генеральный прокурор решил действовать. Вскоре на его вызов в кабинет пришел начальник Следственного управления. Но вид у того был растерянный. Александр Михайлович не стал интересоваться причинами, а сразу спросил:

— Вы принесли мне, как обещали, обоснования необходимости взятия под стражу мэра города Петракова?

— Да, принес. Вот они.

— Хорошо. Я посмотрю.

И Александр Михайлович отложил бумаги в сторону.

— Нет, — попросил начальник управления. — Решение надо принять незамедлительно!

— Почему?

— Потому… В общем…

— Что с вами, Виктор Васильевич? Вы потеряли дар речи? Смелее!

Начальник управления откашлялся и наконец четко и внятно произнес:

— Усков арестован. Мне только что позвонили об этом из того города.

— Так. Час от часу не легче. За что?

— Этого я не знаю.

— Но он же должен быть здесь. И ждать моего указания. Выходит, он самовольно поехал туда?

Виктор Васильевич потупился, затем резко выпрямился в кресле и высказал свои предположения:

— Я думаю, его подставили. Заманили предложениями каких-то новых доказательств. А причину ареста найти можно всегда.

Генеральный прокурор встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Это уже было из ряда вон выходящим происшествием. В одну кучу смешались неповиновение работника и его незаконный арест. В том, что следователя задержали по надуманной причине, Александр Михайлович не сомневался. Более того, в его голове уже выстраивалась концепция мер, принимаемых противной стороной для нейтрализации возбужденного Генеральной прокуратурой уголовного дела.

Он прекрасно понимал, что Титовко, Джевеликян, Петраков могли, конечно, самостоятельно предпринимать некоторые меры против Ускова. Но главный противник был сейчас гораздо выше. И только из такого высокого руководящего кресла могла последовать команда пойти на крайние меры.

Значит, надо действовать. Немедленно!

— Вы лично, Виктор Васильевич, считаете достаточными доказательства вины Петракова, чтобы задержать его?

— Считаю, — твердо ответил начальник Следственного управления.

— В таком случае я подписываю постановление на его арест.

Он достал из сейфа бланк постановления, сделал соответствующую запись. Затем протянул ордер Виктору Васильевичу:

— Освобождением Ускова и арестом Петракова поручаю заняться лично вам. Что необходимо в помощь, будет вам предоставлено немедленно. Можете действовать от моего имени. И постоянно держите меня в курсе.

Виктор Васильевич молча поднялся и направился к выходу из кабинета.

— Да, и еще вот что, — задержал его Генеральный прокурор. — Чтобы больше никакой самодеятельности! Я имею в виду Ускова. Как только приедете в Москву, вместе с ним сразу ко мне.

Ранним утром Джевеликяна по вызову следователя повезли на допрос в Генеральную прокуратуру. Мягди спокойно сидел в «автозаке» и ждал условленного момента.

И вот он наступил. Настолько неожиданно, что даже он сам вздрогнул от внезапных автоматных очередей.

На одной из самых тихих и малолюдных улочек Москвы «автозак» остановился возле перегородившего путь «КамАЗа». Тут же из грузовой машины раздались автоматные очереди, а «автозак» окружили вооруженные люди. Из «КамАЗа» раздался усиленный мегафоном призыв:

— Сдавайтесь, и вы останетесь живы! Не трогать рацию: немедленно стреляем на поражение!

Из «автозака» тут же вышли водитель и охранник с поднятыми руками.

Сбить замок на задней двери «автозака» и разоружить второго охранника для нападавших было уже пустяком. Джевеликяна тут же пересадили в иномарку без номеров, которая дожидалась в стороне, и автомобиль на бешеной скорости помчался в сторону аэропорта.

«КамАЗ» развернулся, и в него посадили задержанных охранников с водителем, которым уже успели завязать глаза. Автомашину для заключенных загнали в соседний переулок и оставили там. А грузовой автомобиль помчался в противоположном от аэропорта направлении.

Как только Мягди очутился на заднем сиденье иномарки с зашторенными окнами, его тотчас поздравил с успешным освобождением управляющий.

— Что дальше? — спросил Джевеликян.

— Мы решили, что здесь вам оставаться пока небезопасно. Поэтому договорились с нашими швейцарскими коллегами по фирме. Они примут вас в Женеве и прекрасно устроят. Отдохнете там какое-то время, а потом будет видно.

— Как же я туда попаду? — задал глупый вопрос Мягди.

— Рейсом Аэрофлота, — пояснил управляющий. — Ваш самолет отправляется через час. Вот документы на другую фамилию, виза и билет. Пройдете через зал ѴІР — для особо важных персон. Так что осложнений быть не должно.

— Хорошо все продумали, — одобрил президент российско-швейцарской фирмы. Он уже представил, как наконец классно отдохнет от этой вонючей камеры, и расслабился.

И действительно, они промчались до Шереметьева-2 без всяких задержек и остановок. Так же благополучно гражданин Кавкидзе миновал таможенный и паспортный контроль. Видимо, подать сигнал о нападении сопровождение Джевеликяна из следственного изолятора так и не успело. И он уже расслабился окончательно. Настолько, что, удобно расположившись в бизнес-классе, позволил себе не только изрядно выпить, но и пофлиртовать с хорошенькой стюардессой.

В областной центр, где задержали Ускова, Виктор Васильевич выехал немедленно. Он не стал брать с собой вооруженную охрану или группу ОМОНа. Считал, что этого не потребуется. Он еще верил в силу закона и в то, что на местах его исполняют лучше, чем в столице. В его машине, кроме водителя, сидел только один сотрудник Генеральной прокуратуры — сильный, накачанный парень в костюме и при галстуке.

Свой первый визит начальник Следственного управления решил сделать не в прокуратуру города или в камеру к Ускову, а именно к мэру. Поэтому и поехал прямо в центр города, где возвышалось здание мэрии.

Однако когда он зашел в вестибюль и хотел подняться на третий этаж, дорогу перегородил милиционер.

— Вам надо заказать пропуск.

— А кто его дает? — поинтересовался Виктор Васильевич.

— Отдел кадров. С разрешения мэра.

— Интересно, а как же тогда к господину мэру попадают трудящиеся?

— Он раз в месяц проводит прием. Вот на него и надо записаться. Кстати, запись производится в другом крыле здания, с улицы.

Виктор Васильевич понял, что надо действовать. Если он пойдет по законному пути и станет оформлять пропуск, о его визите тут же сообщат Петракову. А тот может принять любые меры. И он незаметно кивнул своему сопровождающему.

Тот молниеносно подскочил к милиционеру и, оказавшись за его спиной, крепко сжал ему руку. А на ухо сказал:

— Советую не дергаться. И вообще не предпринимать никаких лишних телодвижений. Это, — парень кивнул на Виктора Васильевича, — начальник Следственного управления Генеральной прокуратуры. И противодействовать ему — значит нарушать закон.

— Да меня же с работы выгонят! — кривясь от боли, простонал милиционер.

— Не беспокойся. Выгонять после нашего визита тебя будет некому. Договорились?

Страж порядка кивнул:

— Отпусти руку!

— Отпущу. Только, гляди, без фокусов. Предупреждаю.

Виктор Васильевич наконец получил доступ к мэру. И поднялся на лифте на третий этаж. В приемной он спросил секретаря:

— Господин Петраков у себя?

— У него иностранная делегация. Сегодня он никого не принимает.

«Даже не поинтересовался, кто я, — отметил Виктор Васильевич. — Ну и махровая бюрократия».

— Я у вас в приемной немного подожду, — сказал он, так как ему надо было выиграть время.

— У нас здесь не зал ожидания.

— Ну вы же не выгоните пожилого человека?

В это время в приемную вошел тот сотрудник Генпрокуратуры, который временно обезвреживал милиционера в вестибюле.

И почти одновременно с ним, тяжело дыша, вбежали два личных телохранителя мэра. Виктор Васильевич молниеносно оценил ситуацию. Он выхватил из папки лист бумаги и показал всем присутствующим.

— Генеральная прокуратура России. Это — постановление на задержание Петракова.

Охранники растерялись, не зная, что предпринять. Этого оказалось достаточно, чтобы быстро выполнить все, что требовалось. Сотрудник Генпрокуратуры выхватил пистолет и молча направил на охранников. А Виктор Васильевич быстро вошел в кабинет.

Уже через минуту оттуда вышел Петраков, а за ним следом и Виктор Васильевич.

Мэр устало бросил охранникам:

— Вы свободны, ребята!

— Сергей! — попросил Виктор Васильевич. — Проводите господина мэра к машине.

Сегодня Генеральный прокурор не выходил из кабинета: он ожидал известий от Виктора Васильевича.

Но, как это часто бывает, он ожидал одних известий, а поступили совсем другие. Около полудня ему позвонили из Лефортова и сообщили, что заключенный Джевеликян совершил побег.

— Что? Как это произошло? — спросил Генеральный прокурор у начальника изолятора.

— Заключенный бежал, когда его везли на допрос к вам.

— Ко мне? Я его не вызывал.

— Нет, вызов был от следователя Ускова.

Кто-кто, а Александр Михайлович прекрасно знал, что Усков в это время находился под стражей, причем совершенно в другом городе. Значит, документ был фальшивый.

— Вы уверены, что документы на вызов заключенного на допрос подлинные?

— У меня сомнений не было.

— Хорошо. Доставьте их нам, проведем экспертизу и установим, от кого они могли поступить. А пока подробности побега.

— По пути следования «автозака» дорогу преградил грузовой автомобиль. «Автозак» обстреляли из автоматов, но, видимо, для того, чтобы напугать. Охранников и водителя задержали, завязали им глаза и отвезли за город. Отпустили их только через два часа после побега Джевеликяна.

— Так, так, — размышлял Александр Михайлович. — Хорошо. Усильте охрану изолятора и ее бдительность. Напишите подробную докладную. И завтра утром с ней — ко мне.

«Два часа, — продолжал рассуждать Генеральный прокурор. — Этого достаточно, чтобы добраться до аэропорта и улететь куда-нибудь за границу. Надо проверить Шереметьево. Особенно тех, кто улетал сегодня в Швейцарию и кто проходил через ѴІР. Джевеликян, несомненно, Особо Важная Персона».

Арестовав Петракова, Виктор Васильевич немедленно направился в городскую прокуратуру. Здесь, уже без всяких препятствий, он прошел в кабинет к прокурору.

Они знали друг друга. Когда-то заканчивали одно высшее юридическое учебное заведение, затем распределились в разные города, иногда разговаривали по телефону.

Но теперь, видимо, их пути разошлись. Поэтому и поздоровались сухо, как посторонние. Виктор Васильевич сразу приступил к делу:

— У вас в городе задержан следователь Генеральной прокуратуры Усков. Как я предполагаю, не обошлось без вашего участия?

— Точно так, Виктор Васильевич. Он задержан по подозрению в вымогательстве и присвоении крупной суммы денег в валюте.

— У кого? У Петракова?

Прокурор города усмехнулся:

— И это вы знаете? Быстро у вас разведка работает!

— Я надеюсь, у прокурора города было достаточно оснований, чтобы арестовать следователя Генеральной прокуратуры?

— Достаточно. В прокуратуру поступило письменное заявление мэра Петракова.

Виктор Васильевич даже не удивился такому сообщению. Наоборот, только укрепился в своих предположениях. И процедил сквозь зубы:

— А вы знаете, что Усков может предъявить ему иск за ложный донос? Надеюсь, вы знаете, что такая норма в Уголовном кодексе есть?

Прокурор только руками развел:

— Пожалуйста, это его право. Я здесь ни при чем.

— Ошибаетесь, весьма даже при чем. Дело, которым занимается следователь по особо важным делам Усков, находится на личном контроле Генерального прокурора. Я здесь по его поручению и наделен всеми полномочиями. Пожалуйста, потрудитесь ознакомиться с этим документом.

— Не может быть! — воскликнул прокурор. — И вы его арестуете?

— Уже арестовали. Петраков в сопровождении сотрудника Генпрокуратуры отправлен в Москву. В лефортовском изоляторе его уже ждет камера.

— Понятно, — сразу осунулся и поскучнел прокурор. — Чем я могу вам помочь?

— Немедленно освободите Ускова!

— Да-да. Конечно, — засуетился прокурор. — Учтите, Виктор Васильевич, что я просто не знал всех обстоятельств дела.

— В этом мы еще разберемся:

— К тому же я обеспечил вашему следователю наилучшие условия: он содержится в отдельной камере. Никаких уголовных элементов рядом.

— Мы это учтем.

— И я сделал это вопреки нажиму мэра, требовавшего для Ускова самых жестких мер заключения.

— А за это спасибо, — повеселел Виктор Васильевич. Больше всего он боялся, что Андрею придется находиться в одной камере с разным уголовным отребьем.

Они отправились в местную тюрьму, которая находилась в черте города. Как только Усков увидел в дверях камеры Виктора Васильевича, сразу бросился к нему.

Они обнялись и постояли так некоторое время. Затем Виктор Васильевич тихо сказал Андрею:

— Ты уж меня, старого дурака, пожалей, больше таких самостоятельных подвигов не совершай. Ладно?

— Обещаю.

— А кто же тебя подставил?

— Буланова.

— Странно, — не поверил Виктор Васильевич. — Ведь она же и позвонила.

— Вот как? — удивился и Усков.

…Буквально через несколько минут Генеральному прокурору стали известны все детали побега Джевеликяна.

В этом им теперь очень помогал Ситуационный центр, которым они уже не раз успешно пользовались. Мощная компьютерная система, подключенная к аналогичным системам Министерства внутренних дел, Федеральной службы безопасности, других ведомств, имеющая выходы на районы и города, места массового скопления людей, быстро выдала все запрашиваемые сведения.

На стол Генерального прокурора легла распечатка, из которой следовало, что через зал для особо важных персон аэропорта Шереметьево-2 сегодня в первой половине дня проследовало сорок человек. В их числе в Швейцарию рейсом самолета Аэрофлота Москва — Женева вылетел гражданин Кавкидзе, внешние данные которого и фотография в паспорте соответствуют данным Джевеликяна.

Александр Михайлович внимательно изучил это сообщение и взял в руки другой документ: поступившую по факсу копию первой страницы заграничного паспорта гражданина Кавкидзе. С портрета на него действительно смотрел не кто иной, как Джевеликян.

— Все ясно, — принял решение Генеральный прокурор. — Пора приступать к задержанию. Наши заграничные коллеги как раз успеют к приземлению господина Джевеликяна.

И он, вооружившись аппаратами правительственной связи, стал названивать в соответствующие организации и Министерство иностранных дел.

Как только Усков с Виктором Васильевичем прибыли в Москву, следователь первым делом позвонил домой, чтобы успокоить Глашу.

Та внимательно выслушала его объяснения и просто сказала:

— Я очень беспокоилась, Андрюша. Прошу тебя, когда уезжаешь в командировки, ставь меня в известность.

— Хорошо. Так и буду делать.

— Когда приедешь домой?

— Как только освобожусь.

— И ни минутой позже. Я буду ждать!

Теперь Андрей мог вплотную заняться тем, о чем мечтал все эти сутки заточения. Он хотел немедленно допросить Петракова.

Виктор Васильевич согласился:

— Заодно поинтересуйся подробностями побега Джевеликяна. Очень странно, что он смог это сделать.

— Какого побега? — обалдел Усков. Пока он ходил в свой кабинет разговаривать с женой, начальник Следственного управления получил эту неожиданную информацию.

— Джевеликян сегодня бежал. По пути на допрос. На который, кстати, пригласил его ты, понимаешь?

— Понимаю, игра пошла по нарастающей. Нужно быть готовым к любым неприятностям.

— Об этом я и хотел тебя предупредить. Сопоставь все эти факты, которые произошли за последние несколько дней. Покушение на жизнь Генерального прокурора. Твой арест. Побег Джевеликяна. Не слишком ли много случайностей?

— Надо добраться до верхушки всей этой гнили, — подытожил следователь. — Иначе все наше обвинительное заключение рассыплется в прах.

— Или некого будет судить: разбегутся.

— И это нельзя упускать из виду. Кстати, Титовко, надеюсь, никуда не сбежал?

— Этот, насколько мне известно, корпит над обвинительным заключением. Изучает, сравнивает, находит слабые стороны. Он ведь и сам имеет юридическое образование, и адвокатов себе самых лучших подобрал.

— И это надо учесть. Вот если бы Титовко кого из них обидел. Скажем, недоплатил или еще что. Тогда можно было бы привлечь их на нашу сторону. Хотя бы из чувства несправедливости: для них, насколько я знаю, деньги превыше всего.

— Потому и защищают наши лучшие умы уголовников и авторитетов.

Усков сделал из этой беседы выводы для себя. И направился в лефортовский изолятор, куда заключили под стражу мэра.

В салоне самолета на русском и английском языках прозвучало сообщение, что через несколько минут произойдет посадка в аэропорту Женевы.

Мягди, который к этому времени довольно много выпил и был в лучезарном настроении, посмотрел в иллюминатор и увидел, как в привычном кольце гор показалась ровная площадка аэродрома.

«Ну вот, я и на свободе! — весело подумал он. — И чего это я столько времени терпел этого козла Ускова?»

Сей риторический вопрос остался без ответа, так как стюардесса любезно пригласила пассажиров бизнес-класса к персональному трапу.

Джевеликян не спеша взял свой багаж, состоящий из «дипломата», набитого франками и долларами, и направился к выходу.

Стюардесса, с которой он за время полета довольно близко познакомился, приветливо, как и остальным пассажирам, улыбнулась ему и от себя добавила:

— Возвращайтесь поскорее, я буду вас ждать.

«Ну уж нет, — подумал Мягди. — К черту этот российский рай! Мне теперь и в Швейцарии будет неплохо. Банковские счета на мое имя в Женеве открыты, вилла в пригороде приобретена. Поживем пока здесь. А там видно будет».

Эти радужные размышления как будто подтверждались: около трапа самолета его явно ожидали.

«Молодец управляющий! — подумал Джевеликян. — Подготовил все как надо!»

Как только Мягди сошел с трапа и ступил на благословенную землю, к нему приблизились несколько человек. Один из них, с военной выправкой, хоть и был в ладном гражданском костюме, что-то быстро сказал, обращаясь к Мягди.

Тот только хотел развести руками, мол, я вас не понимаю, как тотчас, почти синхронно, затараторила переводчица:

— Господин Кавкидзе, вы арестованы. Вы обвиняетесь полицией Женевы в использовании фальшивых документов, а также…

Он хотел резко рвануть назад, по трапу самолета, но полицейские в штатском, видимо, были ко всему готовы. Цепкие, сильные руки стиснули его запястья так, что он не смог никуда тронуться.

А бойкая переводчица продолжала между тем тараторить:

— …кроме того, вам предъявляется обвинение в покушении на жизнь швейцарского гражданина Фишера во время вашего пребывания в Женеве в августе…

У Джевеликяна все поплыло перед глазами. Мало того что он порядком накачался спиртным и был не в состоянии четко и трезво мыслить. Но он еще и только что потерял, причем внезапно и неожиданно, всякую надежду на вольную жизнь. Было от чего прийти в бешенство!

— …о ваших правах, — продолжала, как заведенная машина, переводчица. — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас…

— Да заткнись ты! — прорычал Джевеликян.

Но как только испуганная переводчица замолкла, Мягди опомнился: он все же оставался практически один в чужой стране, и следовало поступать очень осмотрительно. Поэтому он тут же извинился и спросил:

— Меня отправят назад? Или оставят здесь?

Женщина перевела его вопрос и сразу ответила:

— Нет, вы будете находиться в тюрьме кантона Женева. Однако вы и ваш адвокат можете обратиться за помощью в Генеральное консульство России в Женеве.

«Спасибо за совет, — едва сдержав истерический хохот, подумал Мягди. — Может, тогда лучше сразу в Генеральную прокуратуру? Усков там меня с нетерпением поджидает. Нет, уж лучше сами. Здесь за деньги тоже можно все купить!»

После этого Джевеликян прекратил всякое сопротивление, и его препроводили к полицейской машине, которая с включенной сиреной понеслась в сторону города.

«Ну вот, — с мрачным юмором отметил Мягди. — Везут меня все же как почетного гостя — на предельной скорости, с полицейским сопровождением и подачей звукового сигнала. Да и потом, что Бог ни делает, все к лучшему. Лучше уж здесь отсидеть условно за неудавшееся покушение на этого жалкого киллера, который и убить-то Аркадия Николаевича не смог, чем получить в России на полную катушку».

С тем он и успокоился.

В комнате допросов следственного изолятора напротив Ускова на этот раз сидел не Джевеликян, а Петраков. Следователь взглянул на арестованного, но по его непроницаемому лицу так и не сумел угадать, известно ли тому о побеге подельника? Впрочем, на судьбу Петракова данный факт влиял незначительно. И потому Усков начал с иного вопроса:

— Вы знаете, что я могу подать на вас иск за ложный донос? И чем это вам грозит?

— После того как я попал сюда, мне уже ничего не страшно.

— Так ли? Я подобные речи вначале слышал и от Титовко, и от Джевеликяна. И тем не менее впоследствии все они дали чистосердечные показания.

Петраков отрицательно мотнул головой:

— Вы лжете. Пытаетесь меня спровоцировать.

— Это вы, уважаемый Вячеслав Иванович, пытались меня спровоцировать. Хорошо, в таком случае перейдем на язык фактов.

Он достал диктофон и положил его перед собой на стол.

— Факт первый. Слушайте. — Он нажал кнопку, и из диктофона раздался голос Титовко:

«Записывайте. Премьер-министр мне действительно давал поручения, которые противоречили законам Российской Федерации. В частности, он…»

Следователь выключил диктофон.

— В интересах следствия я не стану давать прослушивать вам всю запись его показаний. Но, уверяю вас, она представляет громадный интерес для правоохранительных органов. Факт второй. — Усков быстро переменил кассету в диктофоне, и мэр услышал хриплый рокочущий голос Джевеликяна.

«А что касается этого козла Петракова, то мне его и покрывать ни к чему. Он, например, замешан в…»

Диктофон вновь умолк, а следователь невозмутимо поинтересовался:

— Надеюсь, голос этого свидетеля вам тоже знаком?

Он немного подождал, ожидая реакции Петракова, но так как ее не последовало, продолжил:

— И, наконец, факт третий. Уважаемая вами и мною Джульетта Степановна, которая по вашей просьбе заманила меня к себе, раскаялась и сообщила об этом в Генеральную прокуратуру.

— Врете! — выдохнул с ненавистью Петраков.

— Вячеслав Иванович! — укоризненно произнес Усков. — Да что у вас в лексиконе иных слов нет? Вру да лгу! Я вам сообщаю чистую правду. Был ее звонок к нам, был. Иначе откуда бы в Генпрокуратуре так быстро узнали, что я сижу у вас в кутузке? Буланова ведь просила меня приехать срочно и скрытно. Чтоб никто не знал. А я и поверил. Так что термин «врете» применим скорее к вам с вашей… гм! — Усков подыскивал подходящее слово, дабы не обидеть впечатлительного собеседника. Кажется, нашел: — пассией. «А что, хорошее слово».

— Ладно, — тяжело вздохнул и мрачно просипел Петраков. — Что вы от меня хотите?

— Вот это другой разговор. Хочу немногого — правды. А пока задам вам всем несколько вопросов.

— Я согласен ответить вам на один вопрос. И с условием: вы освободите меня из-под стражи.

Усков пытливо посмотрел на заключенного. Но ответил сразу.

— Уж очень многого вы от меня хотите: дать вам свободу. После того как я столько добивался вашего заключения. Даже ценой собственного ареста.

— Зато и я вам много дам. В смысле информации. А освободить меня, допустим, под залог — вполне законная мера. На Западе первое, что делает адвокат арестованного клиента, — это добивается его освобождения под залог. Чтобы не было давления следственных органов на подзащитного, чтобы он мог продолжать легально заниматься бизнесом или выполнять свою работу. Ведь преступником человека можно назвать только по приговору суда.

— Ох, и богатые подследственные мне попадаются!

— Ну так и Джевеликян, и Титовко, и я люди заметные, с положением, имеющие власть.

Похоже, Петраков вполне приободрился и начал торг с Усковым. А тому было интересно, до каких границ откровения может дойти мэр. Но тот умолк, ожидая решения следователя.

— По закону я, конечно, могу освободить вас под залог. Разумеется, после соответствующей санкции прокурора. Но что вы предложите взамен?

— Ответ на интересующий вас вопрос.

— Хорошо. Задаю.

И Усков включил диктофон на запись.

— Господин Петраков, вы признаете, что участвовали в сговоре с Титовко с целью незаконной перекачки денег из Центробанка в коммерческий банк «Фактум»?

— Да. Признаю.

— Вы признаете, что часть этих денег пошла потом на уплату акций нефтяной компании «Юникон», фактическим владельцем которой стал премьер-министр?

— А это уже второй вопрос. Можете выключать диктофон.

Усков был явно недоволен, что не получил ответа на этот второй вопрос. Но чувствовал себя уже обязанным заключенному. О чем Петраков и не замедлил напомнить:

— Андрей Трофимович, вы мне обещали! Надеюсь, что вы сдержите слово. Слово порядочного человека.

— Я постараюсь.

Узнав об аресте Петракова, премьер-министр немедленно связался с прокуратурой.

— Здравствуйте, Александр Михайлович, — сказал он в трубку телефона правительственной связи. — Как поживаете?

— Вы, наверное, хотели спросить у меня, почему задержали Петракова?

Главе правительства ничего не оставалось, как согласиться.

— И это тоже.

— Причин более чем достаточно. О них Петракову будет сообщено официально и строго по закону.

— А это по закону — производить арест мэра крупного города, не поставив в известность главу правительства, то есть его непосредственное руководство?

— Прошу не путать арест и задержание. Петраков пока все-таки задержан. Для выяснения ряда обстоятельств, связанных с уголовным делом номер ноль-ноль двести шестьдесят один дробь два.

В трубке повисло тягостное молчание. Видимо, Николай Николаевич переваривал полученную информацию. После чего спросил:

— Значит, Вячеслав Иванович может быть отпущен на свободу?

— Как раз сейчас мы изучаем подобную возможность. Об изменении меры пресечения задержанному Петракову ходатайствует следователь Усков.

— Что, просит для него высшей меры? — неловко пошутил премьер-министр.

— Наоборот, предлагает освободить его из-под стражи. Под залог.

— Надо же! — воскликнул Николай Николаевич. — А я считал вашего Ускова кровожадным!

— И ошиблись. Этот следователь очень справедлив. Он считает, что показания, которые дал Петраков, имеют такую цену, что тот заслуживает поощрения.

Даже по молчанию премьер-министра в телефонной трубке Генеральный прокурор понял, что попал в точку. Теперь глава правительства будет мучительно думать, какие же показания дал мэр? И что в них может быть использовано лично против него. И не ошибся: Николай Николаевич не сразу, но спросил:

— И какие же показания он дал?

— Это тайна следствия.

— Понятно. Глава правительства не может получить от вас даже элементарную информацию!

— Данная информация касается лично вас. Вы об этом прекрасно знаете.

В трубке послышались короткие гудки. Премьер-министр был в ярости.

Усков возвратился к своему начальнику весьма довольный результатами допроса Петракова. Конечно, он не получил ответа на второй, самый главный вопрос.

Но и признания мэра в том, что он участвовал в ограблении Центрального банка страны, было вполне достаточно. О чем он и поспешил доложить Виктору Васильевичу.

— Похоже, дело идет к логическому концу: сейчас и Петраков начал давать показания.

Усков включил диктофон.

— Это хорошо, — согласился Виктор Васильевич. — Но, чувствую, что мэр юлит.

— Конечно. А что ему остается делать? Но главное, поставлена одна из завершающих точек в этом расползшемся уголовном деле: последний участник преступной группы задержан и колется как миленький.

— Последний ли?

— Вы имеете в виду…

— Имею.

— Похоже, туда нам не добраться. Да и Генеральный не очень охотно идет на это.

— Его понять можно. Но не нас! Если уж взялись распутывать клубок, то надо тянуть до последней ниточки.

Усков вздохнул. Виктор Васильевич был, конечно, прав. Но он вдруг почувствовал, что очень устал. И больше всего сейчас следователю хотелось завершить и сдать это растянувшееся на такой долгий срок дело.

Виктор Васильевич понял его настроение. И заметил:

— Впрочем, я считаю уголовное дело по основным доказательствам вполне законченным. Можно передавать его в суд.

Андрей оживился. Даже принялся рассуждать:

— Так, что мы имеем? Титовко, вдохновитель и организатор преступной группы, дал показания и признал свою вину. Петраков — тоже. Компьютерщик Изразцов — тоже. Мягди Джевеликян… Да, тут малость сложнее.

— Почему? — не согласился Виктор Васильевич. — Наоборот! Побегом он только подтвердил свою вину. Тем более что документально зафиксированные его показания, да еще полученные в присутствии защитника, имеются. Так что он вполне может быть осужден заочно. Впрочем, мы, возможно, истребуем его выдачи российским властям. Подобные прецеденты в нашей практике уже имеются.

— Представляю себе Джевеликяна: только расслабился, почувствовал себя в безопасности, и на тебе, швейцарская тюрьма.

— Значит, решено, дело передаем в суд, — подвел резюме начальник Следственного управления.

Он встал с кресла, подошел к Андрею и протянул ему руку.

— Поздравляю тебя, сынок, ты проделал огромную работу и доказал, что и в условиях российской расхлябанности и всеобщего невыполнения законов можно привлечь преступников к ответу.

— Да еще каких! — похвалил себя и Усков. — Крупных криминальных авторитетов, чиновников высокого ранга.

— Родина тебя не забудет, — устало пошутил Виктор Васильевич. — А если серьезно, то я, старый волк в прокуратуре, тебе, молодому сыщику, завидую.

Андрей, словно зная, что сегодня это потребуется, достал из своего «дипломата» бутылку коньяка и закуску.

— За такое событие надо выпить, Виктор Васильевич, — предложил он.

— Не возражаю.

Они выпили и закусили, потом повторили. Разговор пошел, как говорится, ни о чем. Но вдруг Усков, словно что-то вспомнив, заметил:

— В любом случае, Виктор Васильевич, мы с вами оказали неоценимую услугу и нашему Генеральному: он получил возможность держать «на крючке» премьер-министра.

— Да, война компроматов в нашей стране приобрела невиданный, чудовищный размах. Позор для великого государства.

— Вот я и хочу пока немного отдохнуть, — неожиданно сказал следователь. — Отпустите в отпуск? Уже два года в нем не был. Как жена выглядит, скоро забуду.

— Пожалуй, — согласился начальник Следственного управления. — Ты свое дело выполнил. А что решит суд, это уже не в нашей власти. Пиши заявление.

Впервые за последние напряженные, суматошные дни Андрей Усков шел спокойно по улице, не спеша спускался в метро, чтобы, как все нормальные люди после трудового дня, без груза тяжелых дум и забот приехать домой.

Но вдруг за углом широкой улицы, почти в самом центре Москвы, раздался выстрел, за ним другой. На дикой скорости оттуда выскочила иномарка, за ней другая. «Вольво» вдруг резко тормознул и врезался в столб. Из него, точно тараканы из открывшейся ловушки, побежали в разные стороны парни с бритыми затылками. За ними, стреляя на ходу, помчались бандиты из второй иномарки.

Многочисленные прохожие, словно ничего и не произошло, спокойно продолжали свой путь.

«Да, — подумал следователь Усков, — спокойно я, видно, уже никогда не отдохну».

Оглавление

Валерий Маслов Москва времен Чикаго