Возращение к предкам [Говард Филлипс Лавкрафт] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Говард Ф. Лавкрафт, Август Дерлет. Возращение к предкам[1]

I

Когда мой кузен Амброз Перри отошел от врачебной практики, он был еще далеко не старым человеком, ибо разменял всего-навсего пятый десяток и выглядел бодрым и подтянутым. Практика в Бостоне приносила ему приличный доход и вполне его устраивала, однако с еще большим рвением он отдавался разработке собственных теорий. Они были его любимым детищем, и он не посвящал в них даже своих коллег, на которых, по правде говоря, привык смотреть свысока, как на людей слишком ортодоксально мыслящих и недостаточно смелых, чтобы затевать собственные эксперименты без предварительной санкции Американской медицинской ассоциации. Кузен мой, надо сказать, был типичным космополитом: он получил солидное образование в таких центрах европейского просвещения, как Вена, Сорбонна и Гейдельберг, и много путешествовал. И вдруг на самом гребне своей блистательной карьеры этот человек бросает все, чтобы поселиться в одном из самых глухих уголков штата Вермонт.

С тех пор он вел жизнь отшельника в доме, выстроенном посреди дремучего леса и оборудованном самой основательной лабораторией, какую только можно было иметь за деньги. В течение трех лет от него не поступало никаких известий; ни строчки о том, чем он занимался все это время, не промелькнуло на страницах печатных изданий или хотя бы в личной переписке его родных и близких. Нетрудно представить мое удивление, когда по возвращении из Европы я обнаружил у себя дома письмо от кузена, в котором он просил меня навестить его и, если возможно, пожить у него какое-то время. В ответном послании я вежливо отказался от приглашения, сославшись на то, что в настоящее время занят поисками работы. Я также поблагодарил его за весточку и выразил надежду, что когда-нибудь в будущем мне, быть может, удастся воспользоваться его приглашением, которое было столь же любезным, сколь и неожиданным. Ответ от кузена пришел с обратной почтой; в нем он предлагал мне щедрое жалованье в случае, если я соглашусь стать его секретарем — то есть, как мне это представлялось, буду выполнять всю необходимую работу по дому и вести научные записи.

Я думаю, что любопытство повлияло на мое решение в не меньшей степени, чем сумма вознаграждения, а она была поистине щедрой. Я принял предложение кузена без промедления, словно опасаясь, что он возьмет его обратно. Не прошло и недели, как я уже стоял перед его домом, довольно нелепым сооружением в духе построек первых голландских фермеров в Пенсильвании[2] — одноэтажных, с очень высокими коньками и крутыми скатами крыш. Несмотря на подробные инструкции, полученные от кузена, я отыскал его жилище не без труда. Оно располагалось как минимум в десяти милях от ближайшего населенного пункта — деревушки под названием Тайберн — и отстояло довольно далеко от старой проселочной дороги, так что, спеша прибыть к назначенному времени, я едва не сбился с пути, с трудом обнаружив поворот и узкий проезд меж зарослями кустарника.

Владения охраняла немецкая овчарка, сидевшая на длинной цепи. Завидев меня, она насторожилась, но не заворчала и не двинулась в мою сторону, когда я подошел к двери и позвонил. Внешний вид Амброза неприятно поразил меня: он сильно похудел и осунулся. Вместо бодрого румяного человека, каким я его видел в последний раз почти четыре года тому назад, передо мной стояла жалкая пародия на моего кузена. Изрядно уменьшилась и его природная живость, разве что рукопожатие было по-прежнему крепким, а взгляд — ясным и проницательным, как в былые годы.

— Заходи, Генри! — вскричал он, увидев меня. — Гляди-ка, на тебя даже Джинджер не затявкал!

При упоминании своей клички пес прыжками приблизился к нам, насколько ему позволяла цепь, и радостно завилял хвостом.

— Ты заходи, заходи. Автомобилем своим займешься попозже.

Я последовал приглашению кузена и очутился в помещении, обставленном крайне скупо и аскетично. В гостиной был накрыт стол, и вскоре я узнал, что кузен отнюдь не собирался использовать меня иначе, нежели в качестве секретаря, поскольку у него уже были кухарка и слуга, жившие в надстройке над гаражом. От меня же требовалось только записывать то, что прикажет кузен, и регистрировать результаты его опытов. О том, что он ставит опыты, Амброз сообщил мне сразу же, правда, не удосужился объяснить, в чем заключалась их суть. Во время обеда я познакомился с супругами Эдвардом и Метой Рид, на попечении которых находились дом и прилегающие к нему владения. Кузен расспрашивал меня только о моих делах — о том, чем я занимаюсь и чем намерен заниматься в дальнейшем; при этом он напомнил мне, что в тридцать лет у человека почти не остается времени на то, чтобы строить планы на будущее. Лишь изредка, когда в моих ответах проскальзывало имя того или иного из наших родственников, он расспрашивал меня о других членах семьи, живших в разных концах