Старая пинакотека [И Кравченко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

И. Кравченко Старая пинакотека

Официальный сайт музея: www.pinakothek.de/alte-pinakothek Адрес музея: Barer StraBe 27, Eingang TheresienstraGe, 80333, Мюнхен.

Проезд:

На метро: U2: остановка «Кёнигсплац» или «Тересинштрассе», U3/U6: остановка «Одеонсплац» или «Университет», U4/U5: остановка «Одеонсплац».

На трамвае: N 27, на автобусе: N 100.

Музей рекомендуется посещать на общественном транспорте, так как в непосредственной близости от него нет парковочных мест.

Телефон: +49 (0) 89.23805-216.

Часы работы: Среда — воскресенье: 10:00–18:00, вторник: 10:00–20:00.

Музей закрыт по понедельникам, 1 мая, 24–25 и 31 декабря.

Цены на билеты: Полный — 7 €, льготный — 5 €. В воскресенье — 1 €.

Стоимость аудиогида — 4,50 € (доступны языки: немецкий, английский, французский, итальянский и испанский).

Фото- и видеосъемка: Личная, некоммерческая, фотография без вспышки и штатива разрешена в постоянных коллекциях.

Информация для посетителей: Музей оборудован для посещения туристов с ограниченными возможностями. Для инвалидов с северной стороны Пинакотеки есть парковка.

Пакеты и сумки размером больше А4, папки, рюкзаки и зонты проносить не разрешено.

В музее нельзя курить, употреблять пищу и напитки, пользоваться мобильным телефоном.

На территории Пинакотеки расположены фирменный магазин (работает ежедневно, кроме понедельника, с 10:00 до 18:00; вторник с 10:00 до 20:00) и уютное кафе (работает ежедневно, кроме понедельника, с 10:00 до 18:30; вторник С 10:30 до 20:30).

Здание музея
В зале музея
Что мы знаем о Баварии? Там варят хорошее пиво и гордятся одним из лучших музеев в мире. Как ни странно, оба явления имеют общее происхождение: один баварский курфюрст, живший в XV–XVI веках, издал «Закон о чистоте», в котором содержатся до сих пор действующие предписания по производству пенного напитка, и положил начало блестящему собранию классической европейской живописи, впоследствии названному Старой пинакотекой в Мюнхене.

Интерьер музея
В истории музеев нечасто случалось так, чтобы художественное собрание начиналось с шедевра. Старой пинакотеке повезло, хотя Вильгельм IV из старинного рода Виттельсбахов, столетиями правившего Баварией, музея создавать не собирался, а просто решил украсить летний павильон своей резиденции полотнами на разные героические сюжеты. Одним из тех, кому герцог сделал заказ на картину, был Альбрехт Альтдорфер, чья картина «Битва Александра Македонского с Дарием», написанная в 1529, стала жемчужиной коллекции и лучшим в истории живописи произведением батального жанра.

Мюнхенская Пинакотека складывалась в весьма удачное время, когда немецкая живопись переживала расцвет. Один из баварских курфюрстов, Максимилиан I, правивший в 1597–1651, целенаправленно собирал работы мастеров немецкого Возрождения. Так в коллекции появился огромный диптих Альбрехта Дюрера «Четыре апостола» — шедевр, когда-то принесенный художником в дар родному Нюрнбергу и украшавший городскую ратушу. Приобрел правитель и замечательный дюреровский «Алтарь Паумгартнеров», и картины Питера Пауля Рубенса. Один из Виттельсбахов, Макс Эммануил, был столь неудержим в тратах на произведения искусства, что наделал долгов, которые долго не могли оплатить. Зато, став наместником Южных Нидерландов, он купил полотна, некогда находившиеся в коллекции Рубенса, и среди них множество работ фламандских мастеров. Произошло это в конце XVII века, когда в резиденциях баварских курфюрстов насчитывалось уже несколько тысяч произведений искусства, в том числе множество живописных полотен.

Наконец в 1780-х курфюрст Карл Теодор построил при своем дворце специальное здание галереи, разместив там картины в хронологическом порядке. Галерея, открытая для посетителей, естественно, приближенных ко двору, не могла вместить всех работ, так как собрание постоянно пополнялось. В начале XIX века в связи с законом о секуляризации церковного имущества курфюрсты стали обладателями живописных алтарей кисти Ганса Гольбейна Старшего, Матиаса Грюневальда, Михаэля Пахера, чей «Алтарь Отцов Церкви» является одним из наиболее значительных произведений Пинакотеки. В те же годы к ним присоединили собрание картин из Дюссельдорфа, в котором были, например, «Святое семейство» Рафаэля и цикл картин Рембрандта Харменса ван Рейна на сюжеты Страстей Христовых.

Наибольшую активность по формированию коллекции развернул баварский король Людвиг I, правивший в 1825–1848. Он много общался с художниками, прислушивался к их советам и помогал Академии художеств. Стремясь расширить баварское собрание, властитель покупал картины так, чтобы живопись в соответствующих разделах была представлена во всей полноте. Так, Людвиг приобрел работы итальянских художников — «Мадонну Темпи» Рафаэля, «Оплакивание Христа» Сандро Боттичелли и многие другие, произведения кельнских мастеров живописи, например Стефана Лохнера, а также картины нидерландской школы, среди которых были «Алтарь Колумбы» Рогира ван дер Вейдена, «Семь радостей Марии» Ганса Мемлинга, «Жемчужина Брабанта» Дирка Боутса Старшего.

В зале музея
И вот назрела необходимость в постройке самостоятельного здания музея, где можно было бы собрать всю коллекцию. Придворным архитектором Людвига I был Лео фон Кленце, обожавший классическое зодчество и мечтавший превратить Мюнхен во «вторые Афины». Здание было заложено 7 апреля 1826. Его решили сделать двухэтажным, фасад украсить рядами арочных окон, а оформляя большинство залов, придать им строгий, классический вид. Верхние стеклянные плафоны давали ровный, рассеянный свет, наиболее подходящий для музеев. Король назвал коллекцию греческим словом «пинакотека», то есть «хранилище картин», поскольку никаких других произведений искусства, декоративно-прикладного или скульптуры, там выставлять не предполагалось. В 1836 состоялось торжественное открытие Пинакотеки, которая стала общедоступным музеем.

За время существования коллекции она не только пополнялась, но и утрачивала экспонаты: то наследник Людвига I продал полторы тысячи картин, представлявших старую немецкую живопись, которая его не интересовала, то Наполеон Бонапарт, свозивший в Париж произведения искусства отовсюду, куда ступала нога французской армии, отправил на родину несколько десятков первоклассных работ европейских художников, и больше половины из увезенного императором немцы себе не вернули. Но более серьезная угроза мюнхенскому художественному собранию возникла во время Второй мировой войны. Поначалу картины хранили в подвалах музея, однако в 1942 решили вывезти из города и укрыть в надежном месте. Во время бомбежек 1943-го здание сильно пострадало, превратившись в руины, но коллекция сохранилась. Восстановление разрушенного строения было поручено архитектору Хансу Доллгасту, и в 1957 были открыты залы второго этажа, а в 1961 и 1963 — первого.

Сегодня Старая мюнхенская пинакотека входит в десятку лучших музеев мира во многом благодаря стараниям баварских правителей прошлых веков. Не будучи искусствоведами, они, тем не менее, проявили незаурядный вкус к живописи, к тому же их земля находится в центре Европы, так что к курфюрстам и королям Баварии стекались произведения искусства со всей Европы. Позднее мюнхенцы, и не только сотрудники галереи, старались обеспечить ей процветание, создали Общество друзей Пинакотеки, усилиями которых собирались деньги на ее послевоенную реконструкцию. А недавно в музее благодаря частным пожертвованиям заново обили стены красным и зеленым шелком, вытканным на фабрике в Лионе по старинным технологиям.

Немецкая школа живописи

Михаэль Волъгемут. Воскресение Христа. 1465
Мастер «Святой Вероники» (работал в 1400–1425) Святая Вероника. Около 1420. Дерево, темпера. 78,1x48,2
Имя мастера, написавшего картину «Святая Вероника», неизвестно, поэтому он был назван по своему самому знаменитому произведению. Художник работал в первой четверти XV века в Кельне. Его живописная манера, отличающаяся плавностью линий и глубиной красок, является особенностью местной школы и в то же время характерна для «мягкого стиля», развившегося на основе интернациональной готики.

Мастер согласно принятой иконографии изобразил святую Веронику держащей в руках свой плат. Им, как повествует предание, она отерла пот с лица Христа, когда Он шел на Голгофу, отчего на ткани запечатлелся Его лик. В крови, струящейся из ран от тернового венца, скорбном взоре и сжатом рте Спасителя живописец попытался отразить глубину перенесенных Им страданий. Их отголосок таится в отрешенном взгляде святой, нежный, отроческий облик которой исполнен печали. Мощными цветовыми аккордами звучат золотой фон, белизна ткани, густой красный цвет покрывала Вероники. Ангелы в разноцветных одеяниях, с трепещущими крыльями читают написанное в свитке и книге и с тревожной детской грустью взирают на плат.

Стефан Лохнер (около 1410–1451) Поклонение Богоматери Младенцу (Рождество) 1440-е. Дерево, масло, золото. 37,5x23,6
Произведения мастера из Кельна Стефана Лохнера выражают трогательную, детскую веру, которая, вероятно, была ему присуща. Предполагают, что картина «Рождество», жемчужина коллекции, являлась частью небольшого переносного алтаря. В ней видна связь живописи художника с позднеготическим искусством, особенно с миниатюрой.

Юная, прелестная Мария в лазоревом плаще, с золотыми волосами и жемчужной диадемой на голове стоит, молитвенно сложив тонкие девичьи руки и глядя на Своего Младенца. Он отвечает Матери открытым, живым взглядом и благословляет Ее крошечными пальчиками. Одни ангелы заглядывают в окно хлева, другие поют хвалебную песнь родившемуся Спасителю. Ангел слетает и к пастухам, благовествуя им о чудесном событии. Поодаль вол и осел жуют сено и удивленно смотрят друг на друга. Лохнер выписывает каждую деталь, будь то обветшавшая крыша, деревянные ясли, овечки на далеком лугу, крылья ангелов или разбросанные по земле соломинки. Они, кстати, как и нимбы, написаны чистым золотом, на сочетании которого с синим цветом и коричнево-охристыми тонами строится колорит картины, напоминающей драгоценность из ларца.

Мастер «Жизни Марии» (работал в 1460-1490-х) Рождество Марии 1460-е. Дерево, масло. 85x109
Художник, условно названный по наиболее известному из созданных им произведений Мастером «Жизни Марии», принадлежал к кельнской школе, но учился, скорее всего, в Нидерландах, поскольку его работы отмечены влиянием Рогира ван дер Вейдена и Дирка Боутса. Для церкви Святой Урсулы в Кельне живописец исполнил алтарь на сюжеты из жизни Девы Марии, семь створок которого находятся в Старой пинакотеке и одна — в Лондонской национальной галерее. На приведенной здесь части полиптиха представлена сцена Рождества Марии. В ее изображении художники опирались на апокрифическое Протоевангелие Иакова и «Золотую легенду» Якова Ворагинского, в которых рассказаны истории из детства и отрочества Богоматери, не присутствующие в канонических Евангелиях.

Святой Анне, лежащей в постели, повитуха бережно протягивает ее дочь. Женщины, стоящие рядом, радостно переговариваются между собой, сидящие слева готовят все для купания младенца, одна из них, изящно изогнувшись, наливает в медный таз воду, которую другая пробует пальцами. Третья держит пеленку, а та, что находится справа, достала из сундука салфетку и протягивает им. Действие происходит в доме святых Иоакима и Анны, который художники Северного Возрождения изображали в виде богатого жилища, о чем на картине свидетельствуют украшенные дорогими тканями стены, кровать под балдахином, резная мебель, выложенный плитками пол, изысканные одежды персонажей. Каждый предмет несет здесь собственный смысл: таз с водой и сосуд на столе символизируют Крещение Христа, белые пеленки и салфетки — чистоту и непорочность Богоматери, домашние туфли — супружескую верность святой Анны. В то же время, выписывая детали интерьера и тонкие, гибкие фигуры женщин, художник стремился передать красоту мира, наполненного божественным светом. Этот свет являет себя в удивительных красках картины, сияющих подобно цветным витражам, в благоговейном выражении лиц и улыбке новорожденной девочки.

Михаэль Пахер (около 1435–1498) Алтарь Отцов Церкви. Центральная часть Около 1480. Дерево, масло. 212x100
Живописец и резчик по дереву Михаэль Пахер работал в основном для своего родного Тироля и, принадлежа к немецкой школе, общался с художниками Северной Италии. Он создал алтарь для церкви августинцев-каноников в Нойштифте около города Бриксена, на котором изобразил четырех главных Отцов или Учителей Церкви: святых Иеронима, Августина, Григория Великого и Амвросия Медиоланского.

Святой (в православии — блаженный) Августин, одетый в епископскую митру и черную рясу августинцев, беседует с ребенком. Согласно легенде, Августин однажды встретил мальчика, вычерпывавшего ложкой воду из реки. На замечание о том, что сие занятие тщетно, христианский философ услышал, что, мол, не более тщетно, чем стараться постичь тайну Святой Троицы, которая как раз его занимала. Святой Григорий Великий, папа римский, держит за руку императора Траяна, душу которого, как повествует «Золотая легенда» Якова Ворагинского, он вызволил из чистилища. К каждому из Отцов Церкви слетает белый голубь — Дух Святой.

Учителя сидят за пюпитрами в отдельных кабинетах, украшенных по сторонам небольшими статуями других святых. Готические балдахины и уходящий вдаль выложенный плитками пол передают глубину помещений. Однако художник сконструировал единое пространство, в которое откуда-то справа льется свет, реальный и в то же время мистический, божественный. Сочные краски одеяний, скрупулезно выписанные детали обстановки придают изображению повышенную декоративность, зрительно уплощая его. К тому же фигуры расположены в своих компартиментах так, что выглядят выходящими их них. В результате зритель может сосредоточиться на отличающихся индивидуальностью и непосредственностью образах персонажей. Композиции выглядят наполненными жизнью и солнцем.

На обратной стороне алтарных створок ранее находились изображения сцен из жизни, вероятно, святого Августина. Сегодня они сняты с деревянной основы и также хранятся в Пинакотеке.

Мастер «Алтаря Святого Варфоломея» (работал около 1475–1510) Алтарь Святого Варфоломея. Центральная часть 1500–1505. Дерево, масло. 128,6x161,3
Неизвестный создатель алтаря, находившегося в кельнской церкви Святой Колумбы, происходил, скорее всего, из Нидерландов или учился у тамошних мастеров, о чем свидетельствуют его произведения. Но художник работал в Кельне, для живописной школы которого характерны утонченность цвета и изящество формы. В его искусстве соединились особенности поздней готики и Раннего Ренессанса.

Хранящийся в Пинакотеке алтарный триптих представляет фризообразно стоящих святых, в его центральной части изображен святой Варфоломей с книгой в одной руке и ножом мясника, которым с него мучители-язычники содрали кожу, в другой. Святая Агнесса, одетая по моде начала XVI века, углубилась в чтение книги, в руке она держит пальмовую ветвь — символ мученичества, а у ног девушки лежит ягненок, этот символ кротости является ее атрибутом. (К тому же имя святой созвучно латинскому слову «agnus» — «агнец», имеется в виду Агнец Божий.) Святая Цецилия играет на инструменте, с которым ее часто изображают, — органе-портативе, за ее плечом виден ангел. Рядом с Варфоломеем опустился на колени заказчик алтаря — картезианский монах Арнт фон Вестербург, гербы его рода изображены в верхних углах панели.

Персонажи стоят на выложенной мрамором площадке, фоном им служит золотистый узорный занавес. На переднем плане зеленеет трава, вдали тонет в голубой дымке гористый пейзаж. Художник изобразил святых и донатора пребывающими в особом пространстве, отделенном от остального мира. Оно сияет драгоценными тканями, услаждает глаз красотой лиц, поз и жестов.

Альбрехт Дюрер (1471–1528) Автопортрет 1500. Дерево, масло. 67,1x48,9
Альбрехт Дюрер, наиболее яркий представитель немецкой живописи в эпоху Возрождения, оставил после себя немало автопортретов. Ученый-гуманист Иоахим Камерарий облик художника описал так: «Природа наделила его телом, выделяющимся своей стройностью и осанкой и вполне соответствующим заключенному в нем благородному духу… он имел выразительное лицо, сияющие глаза, нос благородной формы… но ты бы сказал, что не видел ничего более изящного, чем его пальцы».

Ренессанс, в противовес Средневековью, был отмечен повышенным интересом к человеку. Живопись Дюрера свидетельствует о том, что он, подобно своим итальянским коллегам, воспринимал себя не мастером и ремесленником, но творцом. Поэтому уделял особое внимание собственной личности, стремясь отобразить свою духовную жизнь. Как большинство современников, художник был затронут апокалипсическими настроениями, витавшими в Европе накануне 1500, когда в очередной раз ждали конца света. Тогда и был создан знаменитый автопортрет. Внутреннее состояние изображенного, смотрящего в глаза зрителю, передано сдержанно, но во взгляде, завораживающем и одновременно вопрошающем, отразились напряженные раздумья. На картине сквозь облик живописца проступает образ Христа: будучи истово верующим и одновременно разделяя идеи ренессансных гуманистов о величии человека, Дюрер взглянул на себя с такой высоты, которую только мог представить.

Альбрехт Дюрер (1471–1528) Оплакивание Христа Около 1500. Дерево, масло. 151x121
Свой обостренный спиритуализм Дюрер, испытавший влияние итальянских мастеров, особенно Андреа Мантеньи, воплощал в величественных, монументальных образах, что и проявилось в картине «Оплакивание Христа», написанной по заказу золотых дел мастера Якоба Глимма.

Тело снятого с креста Спасителя, наделенного очень высоким ростом, занимает центральное место в композиции и задает ей диагональное развитие. Умершего Христа бережно поддерживает, кладя Его на белую пелену, святой Иосиф Аримафейский. Сидящая возле Сына Богоматерь страдальчески смотрит на Него, святая Мария Магдалина, взяв руку Иисуса, оплакивает Его в голос, ей вторят другие женщины. Скорбную торжественность сцене придают погруженные в молчание святой Никодим, держащий большой сосуд с составом для помазания, одна из жен-мироносиц и святой Иоанн Евангелист.

От главной сцены взгляд зрителя скользит к пещере вдали, в разверстом зеве которой виднеется гроб, затем к Иерусалиму на крутой горе и останавливается при виде голубых вершин и черной тучи над ними, затянувшей небо во время Распятия. Но сияющие краски, которыми выписаны фигуры и окружающий их мир, а также светлый пейзаж справа с почти очистившимся горизонтом напоминают о грядущем Воскресении.

Альбрехт Дюрер (1471–1528) Алтарь Паумгартнеров. Около 1500. Дерево, масло. Центральная часть — 155x126,1, боковые — 155x61
Трехчастный алтарь для церкви Святой Екатерины в родном городе Дюрера Нюрнберге художнику заказали члены аристократического семейства Паумгартнеров, братья Стефан и Лукас. Мастер к тому времени уже совершил первое путешествие в Италию, поэтому влияние итальянского искусства чувствуется в центральном алтарном образе.

Пространство в нем организовано при помощи зданий, напоминающих классические постройки, и возвышающейся вдали арки — символа границы между двумя мирами: человеческим и божественным. На неширокой «улице», у каменного дома с деревянным навесом, символизирующим хлев, поклоняются новорожденному Дева Мария и святой Иосиф. По сравнению с их величественными фигурами в ярких, ложащихся объемными складками одеяниях Младенец выглядит особенно маленьким и трогательным. Он тянется ручкой к смотрящей на Него с умилением Матери, а возле малыша радостно суетятся такие же крошечные ангелы. Иосиф, уронив свой посох, с удивлением и восхищением смотрит на Марию. По сторонам от них помещены небольшие фигурки донаторов, подчеркивающие масштабность главной сцены. Вдали видны поднимающиеся по ступеням пастухи, получившие благую весть о родившемся Спасителе, а над ними — указывающий им путь Ангел. Дюрер представил событие происходящим при дневном свете, а Вифлеемская звезда увеличилась у него до размеров солнца. На ее уровне находится арка, дряхлые камни которой поросли деревьями и травой, что означает пробивающую себе дорогу в ветхом языческом мире христианскую веру. На боковых створках художник изобразил святого Георгия, схватившего за шкирку побежденного дракона, и несущего стяг святого Евстафия. На полотнище виден встреченный им во время охоты олень, между рогами которого находилось распятие. Лицам святых мастер придал черты братьев Паумгартнеров.

Сияющие цвета алтаря образуют радостную красочную гамму, в которой выделяются синий плащ Богоматери, Ее сияющий белизной головной плат, красный плащ Иосифа. В нарядах донаторов вспыхивают, подобно драгоценным камням, сиреневый и медово-желтый, в одеждах пастухов — ярко-голубой. Пейзаж в проеме между строениями Дюрер выписал с любовной тщательностью, свойственной нидерландским мастерам, у которых он тоже учился.

Альбрехт Дюрер (1471–1528) Четыре апостола 1526. Дерево, масло. 215x152 (каждая часть 215x76)
Картина «Четыре апостола» — это своего рода духовное завещание Дюрера. Художник создал диптих вне всякого заказа, по собственному почину и преподнес его в дар родному городу Нюрнбергу.

Из тьмы выступают четыре фигуры выше человеческого роста и занимающие почти все пространство вытянутых по вертикали панелей. Облик каждого из представленных исполнен мощи и монументальности, ощущение чего усиливается благодаря ниспадающим крупными, лапидарными складками плащам находящихся ближе к зрителю Иоанна и Павла. Изображенные Дюрером апостолы прочно стоят на земле, но у каждого на лице видны отблески внутреннего огня, духовного горения, благодатного небесного света. Погруженный в чтение своего Евангелия молодой Иоанн, похожий внешне на немецкого богослова Филиппа Меланхтона, выглядит наиболее спокойным, но разметанные волосы, напряженный взгляд и будто шевелящиеся губы выдают то возвышенное и сосредоточенное состояние, в котором находится и внимательно читающий евангельские строки Петр. Его голова являет собой подобие земного шара, с грядами гор, реками и куполообразной возвышенностью, освещенной полдневным солнцем. Евангелист Марк что-то радостно говорит Павлу, и открыто выраженный душевный жар первого перекликается с тем внутренним пламенем второго, которое вспыхивает в его горящих мыслью и чувством глазах и заставляет пульсировать молниеобразную вену на виске. В произведении Дюрера выразилось мировоззрение северного европейца с его индивидуализмом, приверженностью к неповторимым особенностям каждого человека, являющегося неисчерпаемым кладезем знаний о мире и людях. Но одновременно в живописи мастера отразились идеи ренессансного гуманизма об идеальной личности, одухотворенной и прекрасной.

Под изображениями апостолов мастер поместил надписи со строками из Священного Писания — Апокалипсиса святого Иоанна Евангелиста и Второго послания Петра, — данные в переводе Мартина Лютера. Общий смысл приведенных цитат сводится к тому, что нужно, остерегаясь лжепророков, внимать божественному слову. Образы взыскующих истины и создал в своей работе Дюрер.

Лукас Кранах Старший (1472–1553) Распятие 1 503. Дерево, масло. 138x99
В мюнхенской картине «Распятие», относящейся к раннему, венскому, периоду творчества Лукаса Кранаха, отчетливо видно соединение готических традиций и ренессансных новшеств. Со свойственным немецкому искусству Позднего Средневековья и Раннего Возрождения стремлением вызвать у зрителя глубокое сопереживание живописец изобразил Христа: из Его ран льется кровь, изможденное тело обвисает на кресте, на лицо легли глубокие тени, ступни ног пробиты огромным гвоздем. Но Кранах подчеркивает красоту даже умершего Иисуса, оттеняя ее уродливым обликом разбойника. Стоящие перед распятым Спасителем страдающие Дева Мария и святой Иоанн Евангелист еле сдерживают в себе эмоции, их просветленные лица и удлиненные тела прекрасны. Прикрывающая чресла Христа причудливо закручивающаяся ткань, струящиеся и волной ложащиеся у ног Богоматери складки Ее одеяния и изломанный узор, создаваемый подвернутым красным плащом Иоанна, предвещали в живописце придворного маньериста, которым он стал впоследствии.

Лежащий вдали омытый дождями и высушенный ветром пейзаж с вьющейся дорогой, примостившимся на склоне горы замком, хрустальными вершинами Альп и сияющим прозрачным небом с патетично взвихренными краями уходящей тучи усиливает звучащую в картине оптимистическую и торжественную ноту, одновременно придавая всему изображению лиризм. Тесная связь персонажей и природы в картинах Кранаха повлияла на становление в тех краях, где он тогда работал, дунайской школы живописи.

Матиас Грюневальд (Матис Готхарт-Нитхарт) (около 1475/1480-1528/1531) Встреча святых Эразма и Маврикия Около 1520–1524. Дерево, масло. 226x176
Время больших перемен в жизни Германии, связанных с Великой крестьянской войной и Реформацией, своеобразно отразилось в мистических по духу произведениях Матиаса Грюневальда. Основным выразительным средством у него были цвет — яркий, насыщенный, настоящий пир для глаз и экспрессивная линия.

«Встреча святых Эразма и Маврикия» проникнута торжественностью благодаря своему сюжету, идея которого принадлежала архиепископу города Майнца Альбрехту Бранденбургскому. Он перенес мощи святого Эразма в свою резиденцию в городе Галле, чьим покровителем считался святой Маврикий.

Эразм, бывший епископом Формии (город на территории современной Италии), изображен в церковном одеянии и с лебедкой, на которую намотаны его внутренности, — символом своего мученичества за веру. Маврикий служил начальником Фиваидского легиона, состоявшего из христиан и отправленного в Галлию, но истребленного вместе с военачальником после отказа преследовать единоверцев. Чернокожий святой, согласно иконографии, облачен в рыцарские доспехи и держит в руке меч. Представленные в человеческий рост святые увидены немного снизу, отчего их фигуры обретают монументальность.

Альбрехт Альтдорфер (около 1480–1538) Пейзаж с замком Вёрт 1520-е. Пергамент, наклеенный на дерево, масло. 30x22
Пейзаж обычно является одним из действующих лиц в картинах Альбрехта Альтдорфера, но отдельных природных видов у основоположника немецкого пейзажного жанра, видимо, было немного, во всяком случае, до нас дошло всего два. Один из них находится в Пинакотеке.

Художник запечатлел здесь реальный ландшафт — Дунай близ Регенсбурга с виднеющимся вдали замком Вёрт, однако героизировал увиденное, что придает картине малого размера, предназначенной, чтобы ее рассматривали с близкого расстояния, монументальность. Альтдорфер использовал свой излюбленный прием, выбрав такую точку зрения, чтобы раскинувшаяся внизу долина была видна с возвышенности, а могучие, уходящие ввысь деревья, — снизу. Мастер сопоставил разные масштабы, поэтому природа у него величественна, и в то же время любовно выписаны едва ли не каждая травинка и листок. Деревья, замок, голубые горы осенены высоким куполом неба с золотым закатом, кудрявыми облаками и все более сгущающейся кверху вечерней синевой. Художник создал настолько одухотворенный пейзаж, что человек здесь не нужен: его присутствие только обозначено в виде замка и бегущей по краю леса светлой дороги.

Альбрехт Альтдорфер (около 1480–1538) Сусанна и старцы 1526. Дерево, масло. 74,8x61,2
Сюжет, лежащий в основе картины, восходит к Книге пророка Даниила о благочестивой замужней женщине Сусанне, которой стали домогаться два подглядывавших за ней во время ее купания старца. Альтдорфер в отличие от других художников изобразил молодую женщину одетой: служанки причесывают ей волосы и омывают ноги. Слева за кустами видны нечестивцы, угрожавшие красавице, если она не отдастся им, обвинением в тайной встрече с юношей. Справа по ступенькам поднимается служанка с кувшином и лилиями — символом чистоты и непорочности, намекающими на невиновность главной героини.

Но воплощение библейской истории является здесь лишь одним из фрагментов прекрасного, сияющего мира, созданного кистью мастера. Море мягкой, пушистой зелени «плывет» к скалистым горам, дымно голубеющим вдали. Впрочем, и пейзаж отходит на второй план перед великолепием архитектурного сооружения, наделенного той ролью, которую у Альтдорфера обычно играет природа. Фантастическое кружевное палаццо в ренессансном духе, с множеством арок, колонн, пилястр, опоясанное балконами и галереей внизу, уходит ввысь, подобно тому, как тянутся к небу в картинах мастера густые кроны деревьев. Перед дворцом Иоакима и Сусанны, на огороженной балюстрадой площадке, идет активная жизнь, и вместе с высоким строением людской муравейник вносит в произведение мотив Вавилонской башни.

Альбрехт Альтдорфер (около 1480–1538) Битва Александра Македонского с Дарием (Битва при Иссе) 1529. Дерево, масло. 158,4x120,3
Когда герцог Вильгельм IV Баварский и его жена Якобея Баденская заказали нескольким немецким художникам картины на библейские и исторические сюжеты, лучше всех с задачей справился Альбрехт Альтдорфер — глава школы, которую позднее назовут дунайской. Он представил батальное полотно, сюжетом явилось сражение между Александром Македонским и персидским царем Дарием в 333 до н. э., увенчавшееся победой греческой армии. Несмотря на то что в действительности событие происходило в Малой Азии, художник смело перенес его в свои родные Альпы и нарядил людей в современные ему одеяния.

На полотне разворачивается увиденная с высоты грандиозная панорама битвы: войско греков теснит противника. Людская лавина, освещенная лучами заката, то течет, то образует водовороты, то волнуется, подобно морю, над которым колышутся разноцветные знамена. При таком обилии персонажей мастер старательно выписал фигуры большинства сражающихся, латы и плюмажи на шлемах, тюрбаны персов, оружие, колесницу, украшения на конских головах, а также передал разнообразие движений. Поток, подчиненный цветовому ритму, течет, огибая гору с замком на ней, к тому месту, где стоит военный лагерь и виднеется немецкий городок. Там заканчивается человеческая история и начинается природная, всемирная, в которой совершается своя захватывающая битва.

Альтдорфер, часто вводивший в свои работы пейзаж на правах полноправного участника происходящего, здесь превзошел самого себя. Далекий вид погружен в синие сумерки, пылающее закатное солнце освещает две летящие и сталкивающиеся гряды облаков и обрушивает свои золотые лучи в вечерние темнеющие воды. В левом углу картины виден тонкий серп луны, а появление на небосводе сразу двух светил во время какого-то события означало его особый смысл. Художник объединил две ипостаси земного бытия — природу и человека и дал почувствовать, что люди и окружающий их мир живут общей жизнью, подчиненной высшему закону.

Адам Эльсхаймер (1578–1610) Бегство в Египет 1609. Медь, масло. 31x41
Уроженец Франкфурта-на-Майне, Адам Эльсхаймер в молодости уехал в Италию, жил сначала в Венеции, потом в Риме, где попал под влияние Караваджо. Так в работах мастера соединилась любовь караваджистов к магическому освещению и немецкий спиритуализм, выразившийся в том числе и в тяге художника к необычным живописным эффектам. Названные особенности проявились в картине, написанной на сюжет евангельского события, последовавшего за пришествием волхвов: «Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его, и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе; ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью, и пошел в Египет» (Матфей, 2:13–14).

Вокруг путников на картине Эльсхаймера разворачивается ночная феерия, где один источник света сменяется другим, и все вместе они сливаются в единую симфонию. Разгоняет мрак костер, вокруг которого видны пастухи со стадом, сияет, отражаясь в неподвижных водах, золотистая луна, а на темно-синем небосводе, над почти черными купами деревьев рассыпались мириады звезд и туманно мерцает след от пролетевшей кометы. Художник сопоставил головокружительную высоту неба и маленькие фигурки на земле, человека — и безъязыкий, но захватывающе прекрасный мир, околдованную тьму — и божественное начало, которое царит в ночи и сосредоточено в крошечном Младенце. Теплом и уютом веет от фигур Марии, Христа и святого Иосифа, при этом распахнутый над ними космос напоминает о том, что перед нами — событие вселенского масштаба. Эльсхаймер расширил до невиданных пределов границы изображенного им мира, в то же время наделив его удивительным единством: здесь «и звезда с звездою говорит», и костер с луной, и земля с небом, и человек с Богом.

Нидерландская школа живописи

Ян Брейгель Старший (Бархатный). Проповедь Христа в гавани. Фрагмент. 1598
Рогир ван дер Вейден (1400–1464) Поклонение волхвов. Центральная часть «Алтаря Колумбы». Около 1455. Дерево, масло. 139.5x152.9
Нидерландский художник Раннего Возрождения Рогир ван дер Вейден значительно раздвинул границы европейской живописи. Созданные им образы необычайно возвышенны и одновременно приближены к человеку, что можно видеть на примере находящегося в Пинакотеке триптиха, исполненного для церкви Святой Колумбы в Кельне. В центральной части алтаря изображено Поклонение волхвов, в боковых — Благовещение и Принесение во храм. Главная живописная сцена разворачивается на фоне крытого соломой строения, означающего хлев, где родился Спаситель. Полуразрушенное «античное», точнее, романское, по стилю сооружение символизирует конец старого, ветхозаветного, мира и начало нового, христианского.

Дева Мария с нежностью и затаенным восторгом, прижимая руку к груди, смотрит на Сына и осторожно пододвигает Его к одному из волхвов. Тот, встав на колени и вдохновенно взирая на маленького Христа, поддерживает Его ножки и целует Ему ручку. Другой волхв с приношением новорожденному в руке подходит к ним, третий приветствует Младенца, Богоматерь и святого Иосифа. Радостным, трепетным чувствам участников сцены вторит пейзаж с бархатистыми зелеными холмами, опрятными домами немецкого города и прозрачным небом, синева которого сгущается наверху, где ярко сияет «примостившаяся» на уступе крыши Вифлеемская звезда. Во всем чувствуется божественное присутствие — в образах персонажей, раскинувшемся вокруг мире, красках картины.

Старательно развивая технику масляной живописи, Ван дер Вейден добился глубокого и чистого звучания цветов: желтого, зеленого, красного, синего. Это всякий раз цвет мистический; так, густо-синий плащ Богоматери является колористическим выражением счастливо-взволнованного, приподнято-религиозного настроя, которым проникнут алтарный образ.

Дирк Боутс (1410/1420-1475) Поклонение волхвов («Жемчужина Брабанта»). Около 1465. Дерево, масло. 62,7x27,5
Небольшой алтарь, написанный мастером из города Лувена (Лёвена), что в исторической области Брабант, Дирком Боутсом, столетия спустя из-за своей красоты был назван «Жемчужина Брабанта».

В центре триптиха изображено «Поклонение волхвов». Нежна и трепетна Богоматерь, трогателен и серьезен Младенец, а волхвы исполнены благоговейного восторга, озаряющего их лица и заставляющего двигаться медленно, торжественно и невесомо. Развивавший колористические традиции Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена художник превратил свою живопись в сияние драгоценных красок. Боутс ввел в композицию моменты, напоминающие подсмотренные в жизни: святой Иосиф складывает принесенные Христу подарки на столик, а один из волхвов протягивает ему дар, что-то попутно объясняя. Облик каждого из пришедших поклониться Спасителю индивидуален, это вносит еще большее разнообразие в пеструю, нарядную вереницу гостей. Позади Девы Марии стоит, опершись на деревянный парапет и задумавшись, девушка — персонаж, явно помещенный здесь ради усиления жизнеподобия всей сцены. Впечатлению реальности окружающего мира способствует пейзаж во всех трех створках, выписанный с достоверностью и стремлением создать волшебную атмосферу.

Слева, на фоне идущей между горами зеленеющей долины, стоит святой Иоанн Креститель, указывающий на находящегося в его руке ягненка или Агнца Божьего. Худую, аскетичную фигуру Иоанна, одетого во власяницу из верблюжей шерсти и темный плащ, окружает великолепный, словно омытый дождем и высушенный солнцем мир. Мастер дал почувствовать разнообразие природы через ее изменчивость, сделав временем действия в левой панели алтаря утро, в центральной — день, а в правой — вечер. Там, под темнеющим небом, среди погружающегося в сумерки пейзажа изображен святой Христофор, идущий с ребенком на плечах. Согласно изложенной в «Золотой легенде» Якова Ворагинского истории, некий отшельник, приведя великана Оффера, искавшего Христа, к бурному потоку, сказал ему оставаться там и перенести на другой берег того, кто попросит об этом. Им оказался Младенец, силач посадил ребенка на плечо и понес через бегущие волны, но постепенно ноша становилась для него все тяжелее. Великан, спросив у мальчика, не несет ли на себе весь мир, услышал в ответ, что не только мир, но и создавшего его. Чудесный младенец оказался Спасителем, Он крестил Оффера и нарек его Христофором — «несущим Христа». Высокая фигура святого, представляющая собой излюбленный Боутсом аскетический тип, наделена меж тем большой силой, выраженной в его развитых мускулах и уверенных, насколько позволяют необычные условия, движениях. В то же время в поступи Христофора заметна осторожность человека, несущего дитя через быструю реку. Младенец благословляет молящихся перед живописным образом, святого и мир вокруг, очаровывающий божественной красотой: прозрачный зеленоватый поток светлеет к горизонту, огибая подножия синеющих вдали гор, и устремляется туда, где золотится в лучах заката небо.

Живопись Боутса, сочетая в себе миниатюрное письмо и ренессансное величие образов, является, вслед за творчеством Ван Эйка и Ван дер Вейдена, одной из значительных страниц в искусстве Северного Возрождения.

Ганс Мемлинг (1435–1494) Семь радостей Девы Марии 1480. Дерево, масло. 81,3x189,2
Немец по происхождению, Ганс Мемлинг обучался живописи в Нидерландах у Рогира ван дер Вейдена, чей повышенный спиритуализм соединился у него с подчеркнутым изяществом формы. Эти особенности видны в картине мастера, заказанной донаторами Питером Балтинком и его женой для капеллы кожевенников церкви Богоматери в Брюгге. Вытянутая по горизонтали многофигурная композиция носит название «Семь радостей Девы Марии», хотя в ней представлены не только счастливые события из Ее жизни, но два с лишним десятка евангельских сцен.

Разворачивающиеся в пейзаже, они условно отделены одна от другой зданиями, холмами, невысокими скалистыми горами. Действие происходит в подчиненном законам перспективы едином пространстве, при этом работа Мемлинга схожа с миниатюрой, где каждая фигура и деталь окружающего мира выписаны с ювелирной тщательностью. В центре картины находится самая большая по размерам композиция — «Поклонение волхвов», ее персонажи помещены на каменистой площадке, на фоне хлева или полуразрушенного сооружения с соломенной крышей, открытые проемы которого связывают сцену с окружающим пейзажем. В изображенном слева Рождестве в качестве места действия использовано то же самое здание, только в другом ракурсе. Справа на первом плане представлено Воскресение Христа, рядом — Сошествие Святого Духа, где роль Сионской горницы играет помещение в фантастическом замке. Уезжающая кавалькада связывает ближний и дальний планы. Движения и позы волхвов и членов их свиты, напоминающих средневековых рыцарей, можно назвать куртуазными.

Мемлинг наделил персонажей разнообразными эмоциями. Один из трех волхвов с нежностью и трепетом припадает к руке Христа, всадник слева, подавшись вперед и вбок, старается получше рассмотреть происходящее, из-за угла хлева выглядывает мальчик, переполняемый любопытством к тому, что открывается его взору. Действие в сценах на первом плане совершается неторопливо и торжественно, на среднем оно в основном динамично. Вдали зеленеют луга, по спокойным водам реки плывут корабли, голубые горы уходят к светлому горизонту.

Иероним Босх (Иероним ван Акен) (около 1450–1516) Страшный суд. Около 1506–1508. Дерево, масло. 60x114
Искусство Иеронима Босха — одна из загадочных и притягательных страниц в истории живописи. В ренессансную эпоху он вновь обратился к проблематике никуда не уходившего средневекового, стихийного, не подверженного влиянию высокой культуры народного сознания. Кроме того, зрелое творчествохудожника пришлось на кризисное для нидерландской культуры время, и он стремился отразить ту смуту, что существовала в воззрениях людей. В отличие от крупных мастеров предшествующего поколения, Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена, испытывавших восторг перед миром, Босх вглядывался в его противоречия. Оттого в работах живописца много гротескного, безобразного, пугающего, иногда сочетающегося с внезапно возникающими «просветами» в возвышенную, нездешнюю жизнь, но часто погруженного во тьму, как в данной картине, являющейся фрагментом неизвестной крупной композиции. В нем действуют существа, порожденные вычурной фантазией, тем более что этому способствовал сюжет. Чудовища, страшные и потому нервически смешные, тащат грешников в адские воды, терзают их, пытаются проглотить. Среди несчастных видны папа в тиаре и кардинал рядом со своей красной шляпой — так Босх высказывает мысль о том, что высокий церковный сан не гарантирует спасения от вечных мук.

Живопись сохранившегося фрагмента легкая, быстрая, иногда мастер просто набрасывал очертания фигур. Но благодаря «эскизности» изображение динамично, оно полно тех суетливых, кружащих и морочащих голову движений, которых не коснулась высокая гармония, как не проник ни единый солнечный луч в темное обиталище грешников. По небольшой работе можно судить о мировоззрении Босха, его уме, проницательности, юморе, мизантропии и, как ни странно, вере в человека, если художник так откровенно обращался к людям.

Ян Госсарт (Мабюзе) (около 1478–1532) Даная 1527. Дерево, масло. 114,3x95,4
Нидерландский живописец Ян Госсарт начинал как типичный североевропейский мастер своего времени, но после его поездки в Италию в созданных им картинах стало явственно проступать классическое, итальянизирующее влияние, недаром направление в живописи Нидерландов, начало которому положил художник, назвали «романизм» — от итальянского «Roma» («Рим»), Особенности этого течения можно видеть на примере данной работы мастера. В ее основе лежит древнегреческий миф о том, как к Данае, запертой во дворце ее отцом, царем Акрисием, которому предсказали, что родившийся у него внук убьет его, явился в виде золотого дождя Зевс.

Обычно художники изображали Данаю лежащей на постели в своих покоях, но Госсарт поместил ее в интерьер круглого здания, идеальная форма которого навеяна античной храмовой архитектурой, а в просветах между колоннами виден город с ренессансными сооружениями. Живописец перенес действие мифа в умозрительное, интеллектуальное пространство, но наполнил сцену трогательностью и чувственностью. Даная осторожно откинула от лона ярко-синюю накидку и робко смотрит вверх, откуда льются сверкающие капли. Ее юное, милое лицо с пухлыми губами, девичья грудь, худые, как у подростка, ноги залиты солнечным светом, проникающим в полуротонду и усиливающим ощущение реальности изображенного.

Корнелис ван Далем (около 1530/1535-1573) Пейзаж с сараем 1564. Дерево, масло. 103,2x127,7
В картине Корнелиса ван Далема чувствуется влияние пейзажных видов, присутствующих в работах Иеронима Босха, но запечатленный уголок сельской природы играет главную роль в этом произведении, и потому оно является примером раннего европейского пейзажа как самостоятельного жанра. Люди на картине Ван Далема, простые и погруженные в круговорот своих трудов, вызывают в памяти и средневековые миниатюры, иллюстрирующие разные месяцы и соответствующие им сельские занятия, и произведения нидерландских мастеров XV — первой половины XVI века, поскольку еще не отделены от окружающего мира.

Художник пристально вглядывается в старую, крытую соломой сельскую постройку, в которой видны занятые своими делами крестьяне, стоящий слева сарай и полуразрушенное здание вдали с растущими на руинах деревьями. Все изображено с тщательностью, на какую были способны нидерландцы с их внимательным взглядом. От Ван Далема не ускользнули никакие подробности окружающего мира, будь то выщербленные сероватые доски, закрывающие проем на фасаде деревенского строения справа, истоптанная людьми и деревенской живностью земля, корявое дерево с вьющимся по стволу плющом, ручей и перекинутый через него мостик, напоминающая меховую шкуру солома на крыше, розовые камни руин на дальнем плане, вольно растущая трава. Все несет на себе печать бедности, захолустья и вызывает печальное чувство, но стены, по которым прошла шершавая рука времени, и неяркая северная природа написаны с теплом и любовью. В работе Ван Далема, наверное, впервые в мировой живописи тоскливый, щемящий душу пейзаж обрел самоценность.

Питер Брейгель Старший (1525/1530-1569) Страна лентяев 1567. Дерево, масло. 52x78
Искусство Питера Брейгеля наделено философско-притчевой глубиной, отсюда — множество смысловых и художественных планов в работах мастера.

На данной картине изображены три лежащих под деревом персонажа: школяр, забывший о книге и витающий в облаках, крестьянин, дремлющий, не замечая неудобства, прямо на цепе, наконец, солдат, отбросивший пику и спящий сном младенца. Над ними виден деревянный круг с яствами. К распространенному литературному образу «страны лентяев» обратился немецкий поэт и драматург Ганс Сакс, создавший фарс, высмеивающий праздность и обжорство. На его основе была написана сказка, опубликованная в Антверпене в 1546. Брейгель заимствовал из нее мотивы, вроде горы каши, в которой проедает дыру жаждущий попасть в вожделенную страну, бегающего жареного поросенка с ножом в боку или рыцаря, сидящего под устланной пирогами крышей. Тут же скачет сваренное всмятку яйцо, манит большая голова сыра и жареная утка ложится на блюдо, как новобрачная в постель.

Художник, возможно, пытался напомнить соотечественникам, оказавшимся под властью испанцев, что лежать и предаваться бесплодным мечтам нельзя. Но суть его высказывания находится вне времени. Недаром водруженный на дерево «стол» вызывает в памяти колесо Фортуны, а персонажи вокруг — кружащихся на этой «карусели». Брейгель как ренессансный художник-гуманист говорил со зрителем на равных, предполагая в нем все понимающего собеседника, стремился приподнять его над обыденностью и собственной слабостью, показать, как прекрасен мир и человек в том числе. Оттого так красива брейгелевская живопись, все эти оттенки желтого, оливкового, коричневого, яркое цветовое пятно в виде красного плаща воина, пейзаж вдали со светлой рекой («молочные реки, кисельные берега») и плывущей лодкой. Удивителен ракурс спящего солдата: в умении передавать сложные и интересные позы из современников с Брейгелем соперничали только Микеланджело Буонарроти и Тинторетто.

Ян Брейгель Старший (Бархатный) (1568–1625) Проповедь Христа в гавани 1598. Дерево, масло. 79,3x118,6
Нидерландский живописец, рисовавший по большей части пейзажи и цветочные натюрморты, Ян Брейгель создал несколько многофигурных композиций, в чем проявилось влияние его отца, Питера Брейгеля Старшего. В них сын использовал отцовские приемы, среди которых — изображение основных персонажей в глубине картин. В данном случае действие, как часто бывало у художника, происходит на берегу морской гавани. Нарядные дамы и кавалеры прохаживаются между стихийными торговыми рядами, беседуют, рассматривают товар, живописно разложенный на прилавках и прямо на земле, огромные скользкие рыбины серебристо отливают чешуей. Нищий в плаще, одиноко бредущий между праздными и деловыми людьми, вызывает в памяти работу Брейгеля Старшего «Мизантроп» (1568, Национальный музей Каподимонте, Неаполь).

Вдали изображен Христос, проповедующий собравшимся перед Ним. В Евангелии событие описывается так: «Однажды, когда народ теснился к Нему, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, вышедшие из них, вымывали сети. Вошед в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки» (Лука, 5:2–3). Фигура Спасителя в белом одеянии, находясь на дальнем плане, оказывается в то же время в самом центре картины и оттого безошибочно притягивает к себе взгляд. Пейзаж, вблизи выписанный подробно, по мере продвижения к горизонту становится все более обобщенным, идеализированным и превращается в широкую панораму. Природа у мастера наделена символико-философским смыслом и, приоткрывая перед зрителем завесу тайны, остается вещью в себе. Подобные работы Яна Брейгеля, уступая произведениям Питера Брейгеля Старшего, играли важную роль: художник развивал традицию отцовского искусства, которую позднее подхватили голландские пейзажисты.

ГОЛЛАНДСКАЯ ШКОЛА ЖИВОПИСИ

Адриан ван дер Верфф. Дети, играющие перед скульптурной группой с Геркулесом. Фрагмент. 1687
Франс Халс (1582–1666) Портрет Виллема ван Хейтхейсена Около 1625. Холст, масло. 204,5x134,5
Франс Халс, не будучи склонным к отыскиванию особых глубин в своих моделях, тем не менее, передавал правду характеров, которая являлась стихийной силой его искусства. Одной из причин такой достоверности был насмешливый взгляд, как буравчик ввинчивавшийся в суть человека, что видно на примере портрета Хейтхейсена.

Художник запечатлел богатого торговца зерном из Харлема. Он не только обеспечивал себе роскошную жизнь, но и жертвовал на благотворительность, кроме того, был отважным человеком: шпага в его руке выражает не просто желание походить на аристократа, но символ готовности бюргера защитить родину. Впрочем, ни парадная поза, ни самоуверенный взгляд не снижают звучания в портрете юмористической ноты: неестественно развернуты локти изображенного и выставлена вперед нога, занавес наброшен небрежно, а благоуханные розы не слишком идут зрелому мужчине с холодным оружием.

Рассматривая картину, невозможно отделаться от мысли, что ее герой был посвящен в замысел Халса, в его желание пошутить, надуть обывателей: пусть думают, что мы такие гордецы, а закончим позировать и, потягивая вместе с художником вино, станем отпускать соленые шутки о том, каким выйдет портрет.

Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669) Автопортрет 1629. Дерево, масло. 15,6x1 2,7
Такого количества автопортретов, как у Рембрандта, нет больше ни у одного художника. Он писал себя всю жизнь: в ком еще мог найти живописец, очарованный тайной человека, ответы на большинство вопросов, как не в том, кого лучше всего знал? Страсть исследователя — вот что, скорее всего, двигало мастером, когда он изображал себя в одном и том же образе по нескольку раз, примером может служить данный автопортрет. Подобные работы, созданные чуть ранее, хранятся в Государственном музее в Касселе и Рейксмузеуме в Амстердаме. В этих произведениях Рембрандт открывает интересный эффект: лицо главного героя, погруженное в тень, притягивает интерес зрителя сильнее, чем освещенное, побуждая вглядываться в него. В мюнхенской картине более всего затемнены глаза, а нижняя часть носа и правая половина рта, как и правая щека, находятся на солнце. Взвихренные волосы придают романтический оттенок всему облику. Во взгляде двадцатитрехлетнего юноши виден страстный интерес к миру, который не оставил художника до конца его дней. Но Рембрандт утрировал собственное удивление окружающим, придав лицу тревожно-вкрадчивое выражение, изобразив рот полуоткрытым, а себя словно выглядывающим из-за рамы, то есть ненадолго зашедшим в пространство картины.

Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669) Снятие с креста Около 1633. Дерево, масло. 89,4x65,2
Картина «Снятие с креста» входит в серию работ на евангельские сюжеты, исполненную Рембрандтом по заказу принца Фредерика Хендрика Оранского. Во мраке, который, согласно евангельским словам, окутал Голгофу во время Распятия, неведомый яркий свет озаряет умершего Иисуса, учеников, бережно снимающих Его с высокого креста, и белую плащаницу. Никаких внешних источников, откуда могло бы исходить столь мощное сияние, нет, и становится понятно, что его излучает Христос. Рембрандт всячески дает почувствовать смертные тяжесть и расслабленность Его тела и тем самым усиливает ощущение чуда, вызываемое светоносным образом Спасителя.

Слева в полутьме видны лежащая без сил Богоматерь и поддерживающая Ее одна из Марий, последовательниц Иисуса. Справа стоит полный мужчина в восточном одеянии, с тюрбаном на голове, скорее всего, святой Иосиф Аримафейский, напоминающий написанного годом ранее рембрандтовского «Знатного славянина» (1632, музей Метрополитен, Нью-Йорк), только здесь он дан в профиль. Одетый в синее человек на лестнице, поддерживающий руку Христа и тревожно смотрящий на происходящее, — сам Рембрандт. Появление художника в изображенной им сцене — давняя традиция европейского искусства, но эффект двойного взгляда умножен тем, что автор произведения активно участвует в происходящем и охвачен тем же настроением, что и остальные участники скорбного действа.

Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669) Поклонение пастухов 1646. Холст, масло. 97x72
Полотно на сюжет поклонения пастухов Рембрандт вместе с другой работой, «Обрезание Христа», написал для принца Оранского. Художник изобразил хлев, погруженный в теплую тьму ночи и освещенный в центре исходящим от фигурки Младенца сиянием. Оно озаряют Деву Марию, святого Иосифа, преклонивших колени пастухов, выхватывает из мрака лица стоящих поодаль, и хотя один из них держит в руке зажженный фонарь, его свет не может спорить с небесным блеском. Чувствуется, что все присутствующие затаили дыхание, глядя на явившегося в мир Спасителя. Затемненная фигура одного из участников сцены, сидящего с раскинутыми в молитвенном восторге руками, отгораживает происходящее от зрителя и тем самым усиливает ощущение сакральности события.

Такое понятие, как «тайна», играло важную роль в искусстве Рембрандта, и он всеми способами стремился воплотить его. Например, художник использовал караваджистский прием контрастной светотени, но смягчал ее границы и создавал в освещенных участках картин подобие трепетной, мерцающей мозаики из густо положенных мазков. Более ровный красочный слой сменяется в этих местах пастозным — Рембрандт лепил светом.

Адриан ван Остаде (1610–1685) Крестьяне, пирующие в таверне. Около 1635. Дерево, масло. 28,8x36,3
Харлемский живописец Адриан ван Остаде учился у Франса Халса, однако его влияние заметно лишь в живости и непосредственности, какими наделены изображенные люди. Картины художника гораздо ближе к искусству другого халсовского воспитанника — Адриана Браувера. Ван Остаде писал крестьян, подавая простонародные сценки с добрым юмором. В его живописи сложился определенный тип персонажей — обобщенно-комический, с лицами, напоминающими маски, подобные показанным на картинах Питера Брейгеля Старшего, с той лишь разницей, что у Ван Остаде «маски» веселые. Благодаря этому мотиву в его работах наличествует эффект театрализации, а происходящее напоминает площадные народные представления.

Персонажи этой картины с удовольствием проводят время в деревенской таверне. Мужчина, смотря прямо на зрителя, поднимает за свое и его здоровье бокал (прием, заимствованный у Халса), куда, скорее всего, налито пиво. Сидящая рядом женщина что-то запихивает в рот своему дружку, видно, заставляя его закусывать выпитое. Другой участник пирушки вскочил с кувшином в руке, еще один, добродушно смеясь, курит трубку, третий играет с ребенком. Справа «философ» в дырявом чулке, ничуть не печалясь о своей бедности, закинул ногу на ногу, грея ступню у жаровни, и предается рассуждениям. Художник не детализировал окружающую обстановку, дав интерьер схематично и сосредоточив внимание на жестах, мимике и взаимодействии людей. Легкая дымка, почти всегда у Ван Остаде окутывающая изображенное, создает ощущение иной, сказочной реальности, выглядящей, тем не менее, убедительно.

Ян ван Гойен (1596–1656) Деревня на реке 1636. Дерево, масло. 39,5x60
Ян Ван Гойен обучался ремеслу у основоположника голландской пейзажной живописи Нового времени Эсайаса ван де Велде. В 1630-е, пройдя значительный путь в своем художническом развитии, он стал ведущим мастером так называемого тонального пейзажа, особенностями которого являются сдержанная, почти монохромная гамма, сложная тональная нюансировка и передача световоздушной среды.

Ван Гойен предпочитал панорамные виды, как на картине «Деревня на реке»: между небом и водой тянется полоса земли с нехитрыми сельскими домишками. Использование характерной для голландской живописи угловой перспективы, причем удвоенной, поскольку река, а вслед за ней и берег не только уходят в левую сторону, но и поворачивают направо, создает интересную, динамичную композицию. Точкой отсчета в ней служит высокое дерево, вертикаль которого повторяется несколько раз — в голубятне, высокой хозяйственной постройке, шпиле церкви и стоящих у причала парусниках. Дальше сходятся воздушное и водное пространства, и клин, который образует суша, придает изображенному законченный вид. По мере того, как пейзаж приближается к горизонту, он все более светлеет, очертания предметов расплываются, неба и воды становится больше, чем тверди.

Любовно выписав рябь на поверхности реки, переплетающиеся ветки деревьев, старую крышу просевшего от времени дома, неровную поверхность береговой земли, Ван Гойен одновременно передал удивительное единство пейзажа. Этому способствовал голландский климат: все погружено во влажный и насыщенный оттенками воздух. Люди у художника существуют в ладу с окружающей природой, с их будничными занятиями гармонируют ее, по выражению А. С. Пушкина, «бледные красы». Человек является здесь воплощением того одухотворяющего начала, которое разлито во всех работах мастера.

Габриел Метсю (1629–1667) Праздник «бобового короля» Около 1650–1655. Холст, масло. 80,9x79,9
Габриел Метсю, голландский жанрист из Лейдена, был великолепным рассказчиком, что видно на примере данной картины. Она «повествует» об издавна устраивавшемся 6 января, в день Богоявления, или Трех волхвов, старинном нидерландском развлечении — празднике «бобового короля». Смысл народной забавы состоит в том, что в приготовленный к столу пирог положен боб и тот, кому он достанется, и становится «королем», или главой застолья. На счастливчика надевают бумажную корону, он выбирает себе свиту, а когда поднимает бокал с вином, все кричат: «Король пьет!» Отсюда идет второе название полотен на описываемый сюжет, к которому часто обращался, например, фламандец Якоб Йордане.

В небольшой комнате собралась за столом семья. Одна из женщин, сидящая рядом с малышом, произносит нараспев заветные слова, ей вторит мальчик лет пяти, другая держит кувшин с вином. Мужчина, нарядившийся шутом, указывает на «короля», осушающего бокал. Служанка у очага занимается стряпней, вдали видны входящая в помещение женщина со свечами в руке и ребенок. Позы и жесты персонажей свободны, участники застолья погружены в стихию праздника, но сцена выглядит постановочной: фигуры расположены почти фризообразно, а роли распределены — каждый обладает выразительным характером и ведет свою «партию».

На столе сам собой образовался натюрморт, в котором выделяются хлеб и ветчина. Несмотря на скромность трапезы, она смотрится обильной и живописной, оттого что вся картина преисполнена витальной силы: большими, «чувственными» складками смята скатерть, разрумянившаяся, подбоченившаяся молодая мать и ее пухлое дитя пышут здоровьем, «король» хоть и в возрасте, но вполне крепок и, видно, доволен жизнью.

Герард Терборх (1617–1681) Мальчик, ищущий блох Около 1655. Холст, масло. 34,4x27,1
Голландский художник-жанрист Герард Терборх обращался к немудреным, иногда нарочито сниженным историям, как в данной картине с изображением мальчика, который, отложив тетрадку и перо, ищет у своего пса блох. Можно предположить, что автор намекает на бесплодность занятий, отрывающих человека от главного. Но подспудные смыслы редко играют у Терборха важную роль. Незамысловатость сюжета служит тому, чтобы не отвлекать от его воплощения. Простая обстановка комнаты, где есть только грубо сколоченные стол, стул и ящик, позволяет сконцентрировать внимание на происходящем, точнее, на сосредоточенном лице мальчика (в главном герое узнается младший брат художника Мозес, неоднократно позировавший ему), его гладко расчесанных на прямой пробор льняных волосах, худых руках с ловкими пальцами. Трогательные подробности укорачивают и без того небольшое расстояние между изображенным и зрителем, совсем снимает эту дистанцию взгляд собаки. Живописная поверхность картины богата оттенками, рефлексами, полутонами. Куртку героя художник выписывает не менее тщательно, чем шелковые платья женщин на других полотнах, а такую безыскусную фактуру, как поверхность стены или пола, заставляет мерцать сквозь вибрирующий воздух.

Ян Стен (1626–1679) Любовный недуг. Около 1660. Холст, масло. 61x52
Голландский жанрист Ян Стен много раз обращался к популярной в его годы теме любовного недуга, юмористически воплотив ее в двух десятках работ. На этой картине изображена молодая женщина, в изнеможении сидящая у стола, опершись одной рукой на подушку, а вторую подав доктору, считающему пульс. Визитер внимательно смотрит в печальные глаза «больной», позади которой стоит, вероятно, мать или другая родственница с заботливым выражением на лице, что усиливает комизм происходящего.

Статуэтка Амура, водруженная на дверной карниз, большая кровать и полотно с любовной сценой над ней символизируют плотскую страсть, а жаровня с дымящимися углями — сердечный пыл. Рядом с дамой на большом серебряном блюде лежит лимон, чья кислая мякоть таится под яркой кожурой, напоминая о том, чем порой чреваты удовольствия. В руке у «недужной» — листок бумаги, на котором написано: «Там лекарство не поможет, где замешана любовь». В проеме двери видна служанка, беседующая с неким господином, вероятно, возлюбленным главной героини. Возможно, он — посетитель дома свиданий и сцена происходит в борделе, а женщина, стоящая возле «занемогшей» девушки, — сводня. Колористически утонченная живопись Стена смягчает анекдотичность сюжета.

Фламандская школа живописи

Питер Пауль Рубенс. Страшный суд. 1617
Питер Пауль Рубенс (1577–1640) Автопортрет с Изабеллой Брант («Жимолостная беседка») Около 1609. Холст на деревянной основе, масло. 178x136
Портретное искусство Рубенса, эпикурейца по духу, — это образ счастья. Большинство моделей запечатлены художником в лучшие моменты их жизни, как на картине «Жимолостная беседка», где живописец изобразил самого себя рядом с молодой женой. Полотно написано вскоре после того, как тридцатидвухлетний Рубенс и восемнадцатилетняя Изабелла Брант, дочь антверпенского правоведа и гуманиста, поженились.

В парадный по форме портрет художник внес лирическую, даже интимную струю. Супруги, одетые в нарядные, изысканные костюмы, представлены, тем не менее, в непринужденной обстановке, на лоне природы. Фоном служит беседка с цветущей жимолостью. Позы героев, несмотря на сдержанность в выражении чувств (в жизни Рубенса семья играла большую роль, он относился к браку как к святыне), естественны. Мастер, устроившись на скамье и закинув ногу на ногу, склонился в сторону жены и нежно поддерживает рукой хрупкую кисть Изабеллы, сидящей рядом с ним на подстеленном шелковом плаще. Изображенные показаны в натуральную величину, приближены к переднему краю полотна и смотрят прямо на зрителя, приглашая его полюбоваться их семейной идиллией. На лице Рубенса — спокойное выражение внутреннего достоинства и ума, облик его избранницы полон очарования и чистоты.

Лежащие одна поверх другой руки супругов символизируют таинство брака, а цветущая жимолость — счастливую любовь. Художник и его спутница прожили вместе более полутора десятков лет, и только ранняя смерть Изабеллы разлучила их, но образ верной подруги и музы продолжал согревать творчество мастера.

Питер Пауль Рубенс (1577–1640) Похищение дочерей Левкиппа 1617–1618. Холст, масло. 224x210,5
Тема античности постоянно интересовала Рубенса, хорошо знавшего греко-римскую культуру и видевшего в ней живой источник вдохновения. Призывая не следовать безоглядно традициям классиков, художник воплощал истории из «детства человечества» так же непосредственно и полнокровно, как писал современных ему людей. Образцом восприятия мастером древних преданий может служить картина на сюжет из греческой мифологии: близнецы Кастор и Поллукс пытаются украсть дочерей царя Левкиппа, Фебу и Гилаиру, у которых уже есть женихи.

Как настоящий барочный живописец, Рубенс не мог пройти мимо благодатного сюжета, позволявшего создать интересную, закрученную композицию. Тела людей и животных даны в сложных ракурсах, все изображенное полно движения, линии идут в разные стороны, сталкиваются, образуют завихрения. Один из коней встал на дыбы, Диоскуры подхватывают красавиц, те почти выскальзывают из их рук, но жесты девушек устремлены ввысь, к небесам, которых Левкиппиды призывают в защитники. Белоснежность девичьей кожи оттеняется смуглостью юношей, а светлошоколадный цвет коня — жемчужно-серым другого, и надо всей схваткой вьется алым огнем плащ одного из братьев. Благодаря рубенсовской живописной технике с ее свободным и точным мазком, а также дышащей, словно напитанной солнцем красочной поверхности и цветным теням усиливается ощущение естественности происходящего.

Питер Пауль Рубенс (1577–1640) Охота на львов. Около 1621. Холст, масло. 249x377
Начиная с 1615 Рубенс в течение нескольких лет не раз обращался к теме охоты, позволявшей создавать динамичные, экспрессивные полотна, одним из них является «Охота на львов». Сильные, бесстрашные всадники и могучие звери сошлись в смертельной схватке. Композиция картины плотна, выразительна, насыщена движением, разнонаправленные линии которого образуют замысловатый рисунок. Тела сражающихся тщательно выписаны, каждый персонаж наделен пластической индивидуальностью.

Мужчина, падающий с коня, изображен в сложном ракурсе — вниз головой, это создает впечатление длящегося полета, как в замедленной съемке. В бедро охотника вцепился вставший на задние лапы и выгнувший тугой хвост огромный лев. Его тело пронзили копья всадников, один из которых замахивается мечом, но разъяренное животное этого не замечает. Серый в яблоках конь в страхе пытается ускакать прочь, несмотря на то, что копье наездника застряло в львином хребте. Слева мужчина собирается всадить в пасть львицы кинжал. Лежащий справа, вероятно, в предсмертном состоянии, человек еще не опустил руки с оружием, над поверженным участником битвы изогнул шею закусивший удила конь. Низкая линия горизонта придает фигурам монументальность, сочетающуюся с их предельной оживленностью. Рубенс уловил момент наивысшего напряжения схватки, остановив его и растянув.

Колорит, как часто бывало у художника, построен на темно- и светло-коричневых, медово-желтых, теплых зеленоватых тонах с введением в него ярких локальных цветов, особенно красного, доминирующего в цветовой гамме. Вибрирующая оттенками живопись позволяет воспринимать изображенное чувственно, дает возможность осязательно представить гладкость конских тел, густоту львиной гривы, играющие под человеческой кожей мускулы. У Рубенса был свой реализм, заключавшийся не в интересе к подробностям окружающего мира, а в стремлении создать на полотне новую действительность, которая выглядела бы не менее живой, чем настоящая.

Питер Пауль Рубенс (1577–1640) Портрет Елены Фоурмен со старшим сыном Францем 1634–1635. Дерево, масло. 145x102
«С раннего возраста и до самой смерти в сердце Рубенса жил один определенный тип красоты, — отмечал французский художник и писатель Эжен Фромантен. — Этот идеальный образ, в который он был влюблен, неотступно преследует его и владеет его воображением. Художник наслаждается им, обогащает его и доводит до совершенства. Он ищет его в обоих своих браках и не перестает повторять во всех произведениях. Всегда было что-то и от Изабеллы, и от Елены в женских типах, которые Рубенс писал с каждой из них. В первой он как будто предвосхищал черты второй; во вторую вложил неизгладимое воспоминание о первой».

Потеряв любимую жену Изабеллу Брант и прожив четыре года вдовцом, Рубенс женился на шестнадцатилетней Елене Фоурмен. Он все более отходил от государственных дел и признался в письме другу, что не стремится «ни к чему на свете, кроме мирной жизни». Покоем и счастьем веет от портрета Елены с их вторым ребенком — старшим сыном Францем. Молодая мать в изысканном платье и шляпе держит на коленях малыша, нежность его нагого тела оттенена бархатным беретом. Художник подчеркнул красоту близких ему людей, их здоровье и жизненную силу. Он радостно показывает миру свои сокровища, и торжественным аккордом земного счастья звучит вьющаяся вокруг колонны красная драпировка.

Якоб Йорданс (1593–1678) Сатир в гостях у крестьянина. Около 1620–1621. Холст, масло. 174x203,5
Живопись Якоба Йорданса — это воплощение фламандского характера, сильного, жизнелюбивого, не чуждого соленой, грубоватой шутки. Оттого одним из любимых сюжетов художника был «Сатир в гостях у крестьянина», в основе которого лежит басня Эзопа: сатир, друживший с человеком, удивился, почему тот, чтобы согреться, дует на руки, а желая остудить пищу, опять же дует на нее. Йордане, взяв канву короткого рассказа, мастерски использовал ее, чтобы представить живую, уютную, слегка шутливую сценку, и перенес античный мотив в более близкую ему обстановку.

В небольшой комнате деревенского дома собралась за столом крестьянская семья, к которой зашел в гости веселый козлоногий дух полей и лесов. Хозяева беседуют с ним, как со старым знакомым, и он действительно не выглядит странно в этой простой обстановке, в дружелюбной атмосфере незатейливых, чистых сердцем людей, с внимательной улыбкой слушающих гостя. Молодая симпатичная хозяйка смотрит на зрителя, словно приглашая его полюбоваться тем, кто присутствует за их скромным обедом. Люди, изображенные на картине, близки, подобно зашедшему к ним мифологическому персонажу, к природе, также воплощенной в виде коровы, петуха, собаки, кошки — всех тех существ, без которых невозможна сельская жизнь. Смуглое, жилистое тело Сатира похоже на загорелое, обветренное и сильное тело крестьянина. Жизненная стихия, проявляясь у художника в разных формах, все время заявляет о себе их полнокровностью и тем, что все здесь близко друг другу и пронизано густыми, бродящими земными соками.

Композиция картины, по сюжету статичная (люди сидят за столом), тем не менее полна движения: крестьянин подался по направлению к Сатиру, тот привстал на стуле, чтобы яснее донести свою мысль до слушателей. Динамика, присущая барокко, у Йорданса всегда внутренне оправдана происходящим, в чем он тоже оказывался настоящим фламандцем, обстоятельным и знающим, что хочет получить в результате своих трудов.

Антонис ван Дейк (1599–1641) Отдых на пути в Египет. Около 1627–1632. Холст, масло. 134,7x114,8
В своих религиозных картинах Ван Дейк выразил те сладость и трепетность, на которые была способна его кисть. Сюжет одной из мюнхенских работ живописца основан на евангельском событии — бегстве Святого семейства в Египет после полученного святым Иосифом от Ангела Господнего известия о том, что Ирод ищет маленького Христа, собираясь погубить Его.

Спящий Младенец трогательно положил голову и руки на грудь сидящей под деревом юной, красивой Богоматери. Стоящий рядом Иосиф что-то говорит Ей, в его лице видны тревога и нежность. Теплая, мерцающая живопись детского тельца оттенена красным и синим цветами в одеждах Девы Марии и белизной пеленки. Изображение отмечено равновесием реального и идеального, земного и возвышенного, фламандской полнокровности и той улыбчивой грации, что наполняет работы итальянцев, у которых учился Ван Дейк, прошедший до этого школу Рубенса. Вблизи фигур пейзаж написан темными тонами, что подчеркивает тревожное настроение, присутствующее в картине, но светлеющая даль намекает на благополучный исход путешествия.

Антонис ван Дейк (1599–1641) Автопортрет. Около 1621–1622. Холст, масло. 81,5x69,5
Самый талантливый из многочисленных учеников Питера Пауля Рубенса, Антонис ван Дейк более всего преуспел в портретах, заказы на которые поступали к нему постоянно. Несколько раз он запечатлел себя самого, явно с большим интересом всматриваясь в собственные облик и характер.

В автопортрете, созданном, когда Ван Дейку было немногим более двадцати лет, он передал свою внешнюю красоту, восхищавшую окружающих, приписывавших ему многочисленные романы. Обращают на себя внимание тонкие, длинные кисти рук, любовно выписанные художником, подчеркнувшим не только собственную принадлежность к профессии, в которой приветствуются нервность и чуткость пальцев, но и близость к высшим слоям общества: холеные руки являлись своего рода символом сословия. Происходя из семьи уважаемых антверпенских бюргеров, живописец, тем не менее, хотел видеть себя человеком благородных кровей, недаром, получив в Италии в подарок от герцога Фердинандо Гонзаги золотую цепь, изобразил ее на портрете. Не будучи аристократом по рождению, Ван Дейк стал им по духу, во всяком случае, в душевной грации ему никак нельзя отказать. В этой работе он передал свое внутреннее изящество, сквозящее наряду с пытливым умом в пристальном и мягком взоре художника.

Итальянская школа живописи

Рафаэль Санти. Святое семейство. 1507
Джотто (Джотто ди Бондоне) (около 1267–1337) Распятие. Около 1 320-1 325. Дерево, темпера, золото. 45x43
Первым из европейских художников, кто поместил изображение божественных событий в приближенный к реальному и доступный пониманию обычного человека мир, был Джотто ди Бондоне. Открытия мастера проявились во всех его произведениях — фресках, алтарных образах и небольших работах, например, тех, что хранятся в Пинакотеке и, возможно, входили в единый живописный цикл, ныне рассредоточенный по мировым музеям.

На одной из картин представлено Распятие. Художник, что типично для эпохи треченто, изобразил льющуюся из ран умершего Спасителя кровь, но подчеркнул в Его образе не следы перенесенного страдания, а красоту и покой. Близкие и ученики Христа переживают состояние глубокой скорби: Богоматерь погружается в обморок, на лицах поддерживающих Ее женщин отразилось их внутреннее потрясение, святой Иоанн Евангелист отпрянул от разрывающего сердце зрелища, в сплетенных кистях его рук — еле сдерживаемая душевная боль. К стопе Иисуса припал, целуя ее, святой Франциск Ассизский, его присутствие здесь наводит на мысль, что живописный образ находился во францисканской церкви Санта-Кроче во Флоренции. У креста стоят и коленопреклоненные донаторы.

Фоном происходящему служат золотые небеса. Несмотря на привносимую ими в картину условность, художник наделил пространство, в котором находятся персонажи, глубиной, чему способствуют их расположение и выглядящие объемными фигуры. Они у Джотто лапидарны, что наряду с тугими, пластичными линиями силуэтов придает изображению повышенную выразительность и одновременно выявляет внутреннюю гармонию образов. Мастер удивительно соединил в картине рвущиеся наружу чувства и тихую молитву, звучность красок и высокое молчание.

Джотто (Джотто ди Бондоне) (около 1267–1337) Сошествие Христа во ад. Около 1320–1325. Дерево, темпера, золото. 45x44
Другой композицией из предполагаемого живописного цикла Джотто является «Сошествие Христа во ад». Событие, описанное в апокрифическом Евангелии от Никодима и связанное с Воскресением Христа, имеет символический смысл и вневременной характер, что и отразил в своей работе художник. Изображенный слева Спаситель в светлых одеждах и с сияющим нимбом над головой подходит ко входу в пещеру, находящуюся внутри огромной мрачной горы и представляющую собой преддверие ада. В том месте, по преданию, находились ветхозаветные праведники. Впереди всех видны Адам, которому Иисус протягивает руку, и тянущаяся к Нему Ева. Христос несет хоругвь Воскресения, символизирующую победу над смертью, позади Него стоит Благоразумный разбойник, некогда распятый рядом со Спасителем и уверовавший в Него.

Спокойствия и торжественности исполнен образ Христа, что достигается во многом благодаря Его изображению в профиль: такой ракурс позволяет придать монументальность облику и в то же время подчеркнуть его красоту и тонкость. Спаситель берет протянутую длань Адама. (Джотто любил и умел передавать ключевые моменты событий, выраженные в жестах или объятиях.) В склоненной фигуре Иисуса отразилось Его бесконечное милосердие, с которым Он пришел к праведникам, в надежде влекущимся Ему навстречу. Некоторые из служителей ада пытаются затащить обратно души тех, кто спешит спастись от взметающегося вверх страшного пламени, но на отрогах мрачных скал корчатся сатана и его приспешники, побежденные божественной волей. Золотой фон, изображающий райские небеса, вторит светоносному облику Спасителя и усиливает ту высокую, праздничную ноту, которая звучит в картине.

Мазолино да Паникале (около 1383 — около 1440) Мадонна с Младенцем. Около 1435. Дерево, темпера, золото. 95,5x57
В творчестве Мазолино да Паникале отразились те поиски равновесия между реалистическим и эмпирическим началами, которые вели тосканские художники, начиная с Джотто ди Бондоне. Большое влияние на Мазолино, как и на всю итальянскую живопись, оказал выполнявший вместе с ним некоторые работы Мазаччо, сумевший объединить в своем искусстве земное и небесное.

Находящийся в Пинакотеке алтарный образ кисти Мазолино представляет Мадонну с Младенцем на фоне золотых небес. Яркие, «играющие» цвета и изысканные, то текучие, то прихотливо вьющиеся линии свидетельствуют о заимствованиях из интернациональной готики. Но окутанные легкой сияющей дымкой лицо Девы Марии и тельце маленького Христа, пластически выписанные фигуры и складчатые драпировки — все выглядит объемным, а пространство наделено глубиной. Названные особенности и живость, непосредственность Младенца свидетельствуют о новой эпохе, наступавшей в итальянском искусстве.

Художник соединил две иконографии: «Мадонна Кормящая» и «Мадонна Смирение» — Мария представлена здесь собирающейся кормить ребенка, сидя на положенной на землю подушке и преклонив колено в знак Своей молитвы перед Сыном. Наверху изображен Бог Отец, от Которого к Богоматери и Христу слетает белый голубь — Святой Дух.

Леонардо да Винчи (1452–1519) Мадонна с гвоздикой. Около 1473. Дерево, масло. 62x47,5
Картина «Мадонна с гвоздикой», написанная молодым Леонардо, представляет раннеренессансный период его творчества. Но в стремлении тогдашних мастеров старательно передать красоту окружающего мира художник обнаружил возможности нового искусства, которое позднее назвали Высоким Возрождением. Недаром Джорджо Вазари заметил по поводу леонардовского творения: «… он нарисовал полный воды графин с цветами, и кроме того, что они сами по себе кажутся живыми, он еще сбрызнул их росой, которая смотрится естественнее, чем в натуре». В эпоху Возрождения ценили природу, если та выглядела рукотворной, и превозносили искусство, когда в созданном человеком находили высшее естество.

В картине явственно виден типичный для кватроченто декоративно-повествовательный план: Дева Мария наряжена в одежды модной флорентийской дамы, современницы Леонардо, Ее голубой плащ с желтой подкладкой завязан внизу так, что образует подобие водоворота на реке, а Младенец наделен живостью и непосредственностью, присущими всем детям. Взгляд маленького Христа, тянущегося к красной гвоздике, символу Его искупительной жертвы, устремлен ввысь, и в глазах ребенка словно отражается горний мир. В тихом облике Богоматери видно стремление Леонардо к идеальному, недосягаемому. Два окна, создающие уравновешенную композицию, вместе с образом Младенца означают присутствие Троицы.

Сандро Боттичелли (1445–1510) Оплакивание Христа. Около 1490. Дерево, масло. 140x207
Ранняя и зрелая живопись Боттичелли исполнена тоски по «нездешнему», возвышенной меланхолии. Но с тех пор, как художник стал одним из приверженцев учения Джироламо Савонаролы, светлая печаль уступила в его картинах место драматизму с оттенком экзальтации, что отличало деятельность вышеназванного монашествующего проповедника и правителя Флоренции.

Композиция этой картины развивается по горизонтали, а начало «движению» задает лежащее на коленях Девы Марии тело Ее Сына. Отяжелев, оно выгнулось наподобие лука, придавая всему изображению повышенную напряженность. Богоматерь, находящуюся в обморочном состоянии, поддерживает святой Иоанн Евангелист, на помощь ему, плача и закрывая лицо плащом, спешит одна из трех присутствующих здесь Марий, последовательниц Христа. Другая, упав на колени и обняв головуИисуса, целует Его лицо, третья, святая Мария Магдалина, склонила голову к ногам Спасителя, окутывая их пеленой, и волосы женщины, упавшие на Его ступни, напоминают о евангельской истории — совершенном ею омовении ног Христу. Слева стоят святые Иероним в одеянии аскета и пустынножителя, с камнем, орудием покаяния, в руке и Павел с мечом, а справа — святой Петр с ключами от Рая Небесного. Позади собравшихся виднеется гробница, ее темный зев усиливает скорбное настроение, наполняющее картину.

Живопись Боттичелли с годами стала «обветренной»: более сухой, яркой и экспрессивной по сравнению с предшествующими десятилетиями, особенно с тем временем, когда художник работал для Лоренцо Великолепного — правителя города, умершего в начале 1490-х. После ухода друга и покровителя оборвалась последняя связь мастера с прежней, блистательной Флоренцией. Жизнь в ней походила на светский праздник, а теперь, во времена Савонаролы, — на видения этого монаха и аскета, дух которых воплощала страстная кисть художника.

Рафаэль Санти (1483–1520) Мадонна Темпи. Около 1508. Дерево, масло. 75x51
Рафаэль создал тип Мадонны с Младенцем, безошибочно узнаваемый при любой композиции. Изображение Богоматери и маленького Христа у живописца всегда исполнено небесной гармонии и в то же время земного очарования, воплотившихся и в картине, принадлежавшей семейству Темпи. Данное произведение художника в числе других завершает флорентийский период его творчества, к которому относится полтора десятка работ, представляющих Деву Марию с Младенцем и образующих целое направление в рафаэлевском искусстве.

На картине, напоминающей рельеф Донателло «Мадонна Пацци» (около 1425–1430, Государственные музеи, Берлин), Богоматерь с Младенцем на руках стоит на фоне неба и расстилающегося позади Нее, написанного легко и прозрачно идеализированного пейзажа. Величие Ее фигуры сочетается с простотой и нежностью, которыми полон образ. Дева Мария, ласково касаясь щеки Сына своей щекой (такое изображение относится к иконографии «Мадонны Умиление»), нежно обнимает малыша и с улыбкой что-то говорит Ему. Он льнет к Матери, одновременно обернувшись в сторону смотрящего на картину и давая ему возможность почувствовать эмоциональную близость к увиденному. Во взгляде Младенца присутствует серьезность, придающая недетскую глубину Его образу.

Тициан Вечеллио (около 1488–1576) Суета. Около 1515. Холст, масло. 97x81,2
К раннему творчеству Тициана, отмеченному влиянием Джорджоне, его соученика по мастерской Джованни Беллини, принадлежит работа под названием «Суета». На ней запечатлена молодая золотоволосая женщина, часто изображавшаяся тогда Тицианом в разных контекстах — от аллегории красоты и молодости («Флора», около 1515–1517, Галерея Уффици, Флоренция) до воплощений возвышенной и чувственной страсти («Любовь небесная и Любовь земная», 1514, галерея Боргезе, Милан). Здесь она наряжена в надетое поверх белой рубашки зеленое шелковое платье, спускающееся с одного плеча и обнажающее нежную, цветущую плоть.

Но фривольное одеяние и пышное, замысловатое убранство девичьей головы лишь оттеняют тонкое, красивое лицо с его серьезным, одухотворенным выражением. Понять душевное состояние красавицы помогает написанное позднее, вероятно, самим Тицианом или кем-то из его учеников и изменившее смысл картины зеркало. В его темнеющей глади видны край стола с лежащими на нем вперемешку тускло мерцающими драгоценными украшениями и монетами, а также служанка, перебирающая платья в шкафу. В развернутом к зрителю «стекле» отражается тщета мирских удовольствий. Женщина держит в руке гаснущую свечу. Таким образом, к изображенному на полотне применимы библейские слова: «И это — суета и томление духа!» (Екклесиаст, 2:26).

Тициан Вечеллио (около 1488–1576) Портрет Карла V 1548. Холст, масло. 203,5x122
Карла V Габсбурга художник запечатлел не один раз. «Искусство Тициана настолько пришлось по душе этому непобедимейшему императору, — отмечал Джорджо Вазари, — что он после первого же портрета не пожелал больше быть изображенным кем-либо другим; и каждый раз, как Тициан его писал, то получал в подарок тысячу золотых». Два портрета Карла, созданных в 1548 в Аугсбурге, по-разному представляют императора. На одном, конном, ныне находящемся в музее Прадо, он изображен повелителем народов, на данном представлен без особых регалий, по которым можно было бы сразу опознать монарха, если не считать ордена Золотого руна на груди и шпаги, бывшей, впрочем, принадлежностью всех аристократов.

Облаченный в темное одеяние, выгодно подчеркивающее стройную и все еще крепкую фигуру, император сидит в кресле. Тициан использовал схему парадного портрета, причем тогда в полный рост сидящими в кресле изображали только римских пап. Но Карл выглядит здесь не могущественным властелином, определявшим политическую жизнь в Европе, а простым смертным. Художник увидел, прежде всего, человека, немолодого (император выглядел старше своего возраста — ему не было и пятидесяти лет), усталого, но еще полного внутренней силы. Умным взглядом из-под полуопущенных век и слегка приподнятых бровей Карл словно присматривается к зрителю. В облике изображенного видны и привычка к постоянному размышлению и принятию решений, и недоверчивость, настороженность. Живопись картины выглядит достойной «рамой» созданному художником сложному образу: в ней сочетается, образуя изящные силуэты форм, черный костюм и красный ковер на полу, жарко блестит бархат, которым обито кресло, мягко мерцает драпировка на стене, а за окном тает светлый пейзаж с уходящей вдаль дорогой и освещенными солнцем облаками над ней.

Тициан Вечеллио (около 1488–1576) Мадонна с Младенцем в вечернем пейзаже. Около 1562–1565. Холст, масло. 174x133
В позднем творчестве Тициана по-прежнему время от времени возникала та лирическая нота, которая связывала работы художника с живописью его учителя Джованни Беллини и соученика Джорджоне. В данной картине присутствует тонкая связь между персонажами и окружающим миром, а Тициан любил помещать своих героев на лоно природы. Богоматерь, держащая на руках Младенца, изображена сидящей в некоем классическом здании, распахнутом навстречу пейзажу с пылающим вдали, освещающим края плотных сиреневых облаков закатом и силуэтами деревьев на его фоне. Несмотря на грусть и тревогу, разлитые в вечерней природе, мир вокруг прекрасен и вторит образу Богоматери: Она являет собой тот тип красивой, полнокровной женщины, который Тициан часто воплощал в своем зрелом искусстве. Крупный, подвижный Младенец играет с Матерью, Она шутливо поймала Его ножку и нежно обнимает Свое дитя, вокруг его головы сияет божественный свет. Серьезный взгляд, с которым маленький Христос обернулся к зрителю, дает понять, насколько глубоки те печальные чувства, что Дева Мария сдерживает в Себе.

Тициан Вечеллио (около 1488–1576) Коронование терновым венцом. Около 1570. Холст, масло. 280x182
В поздний период творчества Тициан создал несколько религиозных картин, отразивших естественно нараставший драматизм в мироощущении большого художника. Одно из таких полотен — пронзительное и мощное по воздействию «Коронование терновым венцом», к евангельскому сюжету которого Тициан обращался за четверть века до того, в одноименной работе, находящейся в настоящее время в Лувре. Но теперь тему страдания Спасителя он воплотил с большей глубиной.

В полутемном помещении, освещенном тревожным пламенем светильника, римские воины надевают на отданного на распятие Иисуса терновый венец. Солдаты то ли совершают эту пытку при помощи палок, то ли собираются бить страждущего. Прямые линии, пересекаясь, образуют на фоне зловещего мрака беспокойный рисунок, напоминающий крест. Мучители работают с каким-то отчаянным воодушевлением, их лица искажены злобой. Художник подчеркнул физическую силу в облике изображенного Спасителя и наделил Его высоким ростом: если Христос встанет, то окажется намного выше издевающихся над Ним. Но Он покорно, склонив голову, принимает страдания, хотя состояние с трудом преодолеваемой боли отражается на Его лице. Юный стражник, одетый в костюм XVI века, хватает занесенную над Иисусом палку, пытаясь остановить ее. Не отождествлял ли Тициан самого себя с этим молодым, порывистым и смелым персонажем? Во всяком случае, его появление усиливает то чувство надежды, которое вызывает у смотрящего на картину исполненный спокойствия и стремления следовать божественной воле образ Христа.

Тинторетто (Якопо Робусти) (1518–1594) Венера, Вулкан и Марс. Около 1555. Холст, масло. 135x198
Сюжет своей картины венецианский живописец Тинторетто почерпнул из «Одиссеи» Гомера, где рассказывается о чувстве, вспыхнувшем между Венерой, покровительницей любви, и Марсом, богом войны. Художник, что не совсем типично для него, представил здесь анекдотическую сцену: муж Венеры, бог-кузнец Вулкан, возвращается домой и, почуяв неладное, начинает осматривать постель, откидывая простыню от лона жены. Та не противится, наоборот, покорно воздевает руку, дабы не мешать супругу. Поодаль лежит в своей колыбели Амур, считающийся сыном богини и ее постоянным спутником, но главное — вдохновителем любовной страсти. Из-под стола выглядывает Марс в доспехах и даже со шлемом на голове, пытаясь осторожно утихомирить лающую на него собаку.

Однако обращение живописца к фривольному мотиву мифа не снижает высокого лада картины, типичного для Тинторетто. Все в ней дышит чувственностью, которую венецианцы любили передавать как никто другой. Выписанное светлыми и теплыми тонами нежное тело Венеры словно светится, контрастируя со смуглостью Вулкана, «опаленного» огнем кузнечного горна. Молодость оттенена здесь старостью, грациозность — суетливостью, жажда любви — подозрительностью. Но и Марс, сидящий под столом, не выглядит достойной парой уверенной в себе красавице. Несмотря на то что мастер, как обычно, развернул в своем произведении целый рассказ, в центр композиции он поставил одного персонажа — очаровательную женщину. Это ее страстью согрет воздух в комнате и пламенеет малиновый шелк брошенного на столешницу халата.

Круглое зеркало, стоящее вдали, раздвигает, усложняет пространство картины и вносит в нее мотив другого, отраженного существования. Таким образом, мифологическое действо выглядит здесь единственной реальностью. Зеркало можно назвать своеобразным символом маньеристов, к которым причисляют Тинторетто, вместо отображения окружающего мира воплощавших свое собственное восприятие «природы».

Орацио Джентилески (1563–1639) Марфа упрекает Марию. Около 1620. Холст, масло. 132,5x154,5
Орацио Джентилески являлся едва ли не самым талантливым из тех художников, что, работая в начале XVII века в Риме, находились под влиянием Караваджо. От него молодой живописец воспринял основные приемы: контрастную светотень, отчетливую лепку форм, предпочтение простонародных персонажей в качестве моделей для работ, в том числе и религиозных картин.

Евангельская история о двух сестрах, одна из которых, Марфа, принялась накрывать на стол, когда в их дом пришел Христос, а другая, Мария, сидела у ног Спасителя и слушала Его, трактовалась художниками как противопоставление суеты и праведной жизни. Но в основе картины «Марфа упрекает Марию» лежит иконография, к которой обращался и Караваджо в одноименной картине (около 1598, Институт искусств, Детройт), интерпретируя мотив жизни деятельной и жизни созерцательной на иной лад.

Мария, отождествляемая со святой Марией Магдалиной, изображена Джентилески любительницей праздной жизни, которой поначалу та предавалась, недаром героиня держит зеркало, символ тщеславия, в чем ее укоряет трудолюбивая и верующая Марфа. Склонившись к сестре, она пытается вразумить ее, Мария же отвечает дерзким взглядом, что отчетливо видно, несмотря на находящееся в тени лицо. Рыжеволосой пышнотелой красавице отведено больше места, ее фигуру заливает свет. Скромная, непривлекательной наружности Марфа «входит» в картину вкрадчиво, ее жесты не столь широки, а поведение сдержаннее. Художник соединил в одной композиции два разных характера и на этом контрапункте создал эмоционально напряженное произведение. Но, подобно Караваджо, он развил сюжет психологически: во взгляде Марии видно внимание, с которым она прислушивается к словам сестры, отчего между персонажами устанавливается диалог и возникает душевная близость.

Джованни Баттиста Тьеполо (1696–1770) Поклонение волхвов 1753. Холст, масло. 408x210,5
В XVIII столетии из всех художественных центров Италии только в Венеции изобразительное искусство продолжало активно и естественно развиваться. Одним из его блистательных представителей был Тьеполо — президент Венецианской академии живописи, невероятно плодотворный мастер, работавший не только на родине, но и за границей. Некоторое время он прожил в Вюрцбурге, во Франконии, расписывая Архиепископскую резиденцию и выполняя другие заказы, например, создал данную алтарную картину для монастырской церкви в Шварцахе.

Композиция здесь, как часто у Тьеполо, строится по взлетающей диагонали, что сразу задает изображению динамику. Основной линии движения вторит освещение, ведя взгляд зрителя в обратном направлении: от Богоматери в небесно-голубом одеянии, держащей на коленях Младенца и вдохновенным взором смотрящей на тех, кто явился поклониться новорожденному, к пожилому волхву, потом «спускается» по ступенькам и упирается в еще одного, темнокожего, волхва. Он стоит на границе тьмы и света, играя роль своего рода кулисы: художник любил использовать театральные приемы, создавая в своих полотнах подобие сценического пространства. В картине господствуют светлые тона, темные же служат им обрамлением, но везде красочный слой прозрачен, цвета напоены солнцем, и все изображенное словно овевает теплый ветер.

Франческо Гварди (1712–1793) Вид сквозь арку (Фонарь). Около 1775–1780. Холст, масло. 60x43
Венецианец Франческо Гварди написал множество «ведут», как правило, панорамных, но не просто запечатлел родной город, а передал, в первую очередь, ощущение его воздуха, воды, неба и слегка сдобрил все это собственной фантазией. Наиболее полное выражение романтическая натура художника нашла в пейзажных «каприччи» и близких к ним по духу изображениях укромных уголков Венеции, примером чего может служить картина «Вид сквозь арку».

Мотив арки, в проеме которой открывается уходящий вдаль городской ландшафт, нередко возникал в произведениях Гварди. Художник сопоставил разные масштабы и пространства: ограниченное архитектурой, затемненное, почти домашнее и распахнутое, бескрайнее, овеянное морским ветром. В данном случае к своду на кованой цепи подвешен фонарь, эта деталь играет в композиции важнейшую роль: объединяет средний и дальний планы. Кроме того, фонарь выступает и отправной точкой для взгляда зрителя, и той единицей измерения, которая позволяет почувствовать и глубину мерцающих в полутьме старинных сводов, и головокружительную высоту неба.

Испанская и французская школы живописи

Бартоломе Эстебан Мурильо. Едоки винограда и дыни. Около 1650
Эль Греко (Доменикос Теотокопулос) (1541–1614) Эсполио (Снятие одежд). Около 1606–1608. Холст, масло. 165x98,8
Критянин по происхождению, Эль Греко как художник воспитывался на византийской живописной традиции, потом, работая в Италии, воспринял колористическое богатство венецианских мастеров. Окончательно поселившись в Испании, он стал ярким представителем местной школы живописи, ее маньеристического направления, хотя, по сути, является самобытным, ни на кого не похожим мастером. Одним из тех заказов, которые Эль Греко стал получать по приезде в новую страну, была картина для сакристии Собора в Толедо, написанная в конце 1570-х. Ее сюжет основывается на эпизоде из Страстей Христа, последовавшем за осуждением Его на распятие: «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу…» (Матфей, 27:27–28). Отсюда название работы, звучащее по-испански как «эсполио», или «снятие одежд». Находящееся в мюнхенской Пинакотеке произведение является репликой толедского, выполненной автором спустя четверть века.

Окруженный воинами, Христос стоит, прижав руку к груди и возведя глаза к небу, Его красный хитон тревожно пламенеет на фоне стальных красок, которыми выписаны одеяния мучителей, а сполохи белого и желтого цветов усиливают напряжение, разлитое в картине. Справа мускулистый мужчина изготавливает крест для Распятия, на эту работу с ужасом взирают женщины, одна из них, святая Мария Магдалина, нежно касается рукой Богоматери. Облаченный в латы воин смотрит на зрителя спокойным взглядом, так не вяжущимся с драматизмом всей сцены, но равнодушный к происходящему персонаж неожиданно вызывает противоположный эффект: искреннего сострадания Спасителю. Пространство картины, как часто у Эль Греко, вздыбливается, резко поднимаясь вверх, и вызывает в памяти принцип обратной перспективы, использовавшийся в византийской живописи. Здесь этот прием позволяет увидеть всех участников события, а также ощутить через нарочитое изменение пространства проявляющийся во всем изображенном повышенный спиритуализм.

Никола Пуссен (1594–1665) Мидас и Вакх. После 1624. Холст, масло. 98,5x153
Пуссен положил во Франции начало такому стилю живописи, как классицизм. Художника волновали античные темы и образы, которым он стремился дать новую жизнь. В этой картине Пуссен обратился к изложенной в «Метаморфозах» Овидия истории фригийского царя Мидаса: когда к властителю привели связанного Силена, он вернул его богу виноделия Дионису (Вакху), получив в награду способность превращать в золото все, к чему прикоснется. В конце концов царь, не имевший возможности поесть, поскольку, как только он дотрагивался до еды, та становилась золотой, взмолился освободить его от полученного дара.

Живописец изобразил несчастного Мидаса опустившимся на одно колено перед Вакхом, который окружен веселыми спутниками. Среди них его воспитатель — опьяневший и уснувший толстый Силен, играющие на флейтах сатиры, спящая вакханка, своей позой напоминающая обнаженных героинь Тициана, и барс — зверь, посвящавшийся Дионису. Справа пухлые маленькие силены играют с козленком, намекающим на превращение в это животное Вакха, спасавшегося от чудовища Тифона. Вдали видна река Пактол, в водах которой предстояло омыться Мидасу, после чего он наконец утратил свою «золотоносность». Пуссен уловил суть греческих мифов, изобразив вторжение богов в жизнь человека и человека среди богов, объединив их и в то же время показав зависимость простых смертных от высшей воли. Вакх и его спутники предаются счастливому времяпрепровождению, их радость естественна, а богач Мидас тяготится своим положением.

В поисках равновесия между духом и формой художник обращался к ренессансному наследию, а через него — к собственно классической культуре. Краски картины выглядят напоенными солнцем, рационально выстроенная композиция в то же время сложна и затейлива. Обнаженные, в большинстве своем прекрасно сложенные персонажи, пребывающие на лоне природы, стали отличительной чертой классицистической живописи.

Диего Веласкес (1599–1660) Портрет молодого дворянина. Около 1629. Холст, масло. 89,2x69,5
Диего Веласкес, придворный художник испанского монарха Филиппа IV, в своем портретном искусстве умел не только потрафить высокопоставленным заказчикам, но, в первую очередь, раскрыть суть человека. Мастер обладал удивительным углом зрения и той мерой объективности, которая позволила ему стать одним из зачинателей европейского реалистического портрета.

Особая живописная техника в виде открытого, точно положенного мазка усиливает ощущение естественности, которое вызывают созданные Веласкесом образы. Может, из-за легкости красочной фактуры и глубокого погружения в характер модели портрет испанского аристократа, будучи незаконченным, производит цельное впечатление.

Художник почти не прописал одеяние мужчины и едва наметил его руки, оставил фон на уровне подмалевка и потому внимание рассматривающего картину сосредоточивается на освещенном мягким светом лице изображенного. Вытянутое, с крупным носом, слегка выступающей вперед нижней челюстью и мясистой нижней губой, оно напоминает своими чертами лица Габсбургов, к которым мог принадлежать молодой дворянин. Его умные, живые глаза смотрят в сторону зрителя и в то же время «не видят» его: взгляд рассеян, поскольку человек, скорее всего, погружен в тревожные раздумья, отражающиеся в его облике.

Клод Лоррен (Клод Желле) (1600–1682) Агарь и Измаил в пустыне 1668. Холст, масло. 106,4x140
Клод Лоррен, ученик Никола Пуссена, — основоположник классицистического пейзажа, в котором природа одухотворена присутствием человека и выражает его чувства. Живописец долгие годы провел в Италии, рисуя виды прекрасной страны классического искусства, поэтому на полотне «Агарь и Измаил в пустыне» запечатлен вид римской Кампаньи, то есть окрестностей Вечного города с их голубеющими вдали горами, тонущими в солнечном мареве античными руинами, пышной растительностью, хотя по сюжету действие происходит на Востоке, в пустыне Вирсавии.

Художник изобразил эпизод из библейской истории Авраама. Тот был бездетен, и его жена Сарра привела к мужу рабыню, египтянку, которая родила от него Измаила. Сарра же произвела на свет наследника Исаака и впоследствии выгнала рабыню, которая вместе с сыном скиталась в пустыне, пока у них не закончилась вода. «И услышал Бог голос отрока; и Ангел Божий с неба воззвал к Агари, и сказал ей: что с тобою, Агарь? Не бойся; Бог услышал голос отрока оттуда, где он находится. Встань, подними отрока и возьми его за руку; ибо Я произведу от него великий народ» (Бытие, 21:17–18). Тогда глаза Агари открылись, и она увидела колодец.

Героиня стоит на коленях, к ней идет ангел, неподалеку спит Измаил. Небольшие фигуры персонажей, находящиеся на ровной площадке, условно выделяются из окружающего мира. Но в то же время участники сцены существуют в гармонии с пейзажем, их легкости и стройности вторят воздушные объемы деревьев, кустарников, гор. В картине чувствуется дух античной культуры, не мыслившей человека отдельно от природной стихии.

Клод Лоррен (Клод Желле) (1600–1682) Морская гавань при восходе солнца 1674. Холст, масло. 72x96
Пейзажи Клода Лоррена снискали ему славу лирического художника, видевшего в окружающем мире выражение человеческих чувств и в то же время его собственную тайную жизнь. В этой картине, представляющей морскую гавань в час восхода (итальянский вид, изображенный живописцем не раз), он передал ощущение влажного соленого воздуха, теплого от южных ночей, и того легчайшего молочного пара, который висит над морем ранним утром. При этом в работе художника, не любившего ничего случайного и не выверенного, господствует рациональное начало.

Лоррен разработал композицию классицистического пейзажа и не отступал от нее, что видно и здесь: ровная, широкая поверхность воды, низкая линия горизонта, театральные «кулисы» в виде ренессансного сооружения и парусника слева, насыщенный фигурами, играющими роль актеров или зрителей, первый план. И, наконец, глубина пространства, переданная при помощи световоздушной перспективы и подчеркнутая длинным бликом солнца, скользящим по ряби залива. (Любя данный оптический эффект, живописец повторил его в нескольких работах.) Художник объединил историю и природу, человека или деяния его рук и стихию. Поэтому он выбрал в качестве мотива не открытое море, а уютную гавань, «обжитую» моряками с их лодками и большими судами, показал приморскую жизнь напоминающей мифическую Аркадию, и так изобразил арочный портик с растущими поверх него деревьями, что тот выглядит спускающимся к воде по мраморным ступеням.

Как у настоящего классициста, верившего в светлый и гармоничный мир, у Лоррена пространство полотен — гелиоцентрическое. Вокруг светила «вращаются» штрихи легких облаков и вторящие им внизу волны, а вся предметная композиция строится по кругу. Его можно описать, если идти взглядом от центральной лодки по краю берега, подняться к вершинам деревьев, обогнуть «арку» солнечного сияния и вновь спуститься вдоль мачты, тросов и натянутого тента парусника к собравшимся отплыть людям.

Жан-Марк Натье (1685–1766) Влюбленная пара 1744. Холст, масло. 58x74
Если в историческом портрете, основоположником которого явился Жан-Марк Натье, он проявил себя как классицист, привносивший в этот уравновешенный стиль рокайльную игривость, то в аллегорических полотнах его кисти берет верх рококо.

Легкая, куртуазная по духу сценка разыгрывается перед зрителем: сидя на лоне природы за накрытым столом, флиртуют молодые влюбленные. Их лица сладостно красивы, «фарфоровая» кожа вспыхивает румянцем, жесты томны и в то же время ловки: девушка протягивает бокал к стеклянному графину в руке юноши, а тот, не спеша налить ей вина, схватил тонкие пальчики прелестницы. Композиция картины закручена, она напоминает «восьмерку» и при этом строится по диагонали, движение которой идет вправо, куда игриво клонятся влюбленные. Шутовской оттенок свиданию придает лежащий на коленях юноши край скатерти, играющий роль салфетки: если персонаж нечаянно потянет за него, то тарелка с фруктами полетит на пол, к веселью беззаботной пары.

Но, несмотря на динамичность и живость изображенного, это полотно — декоративное, оно производит впечатление гобелена, чему способствуют изысканные фантазийные цвета, уплощенный фон с условным пейзажем, виноградная лоза, вьющаяся слева, и вторящая ей растительность напротив, прихотливо ложащиеся складки одеяний. Все здесь — выдумка, и все сочинено увлекательно, как хорошая пьеска. Искусство рококо насквозь театрально, в чем, как ни странно, также нашел свое проявление поклонявшийся разуму XVIII век, поскольку красивая игра есть свойство развитого ума и утонченной, воспитанной души.

Жан-Батист-Симеон Шарден (1699–1779) Женщина, чистящая репу. Около 1740. Холст, масло. 46,2x37
Живопись французского художника Жана-Батиста-Симеона Шардена — это реализм в чистом виде, поскольку его картины не служат ничему другому, кроме как выявлению незаметной привычному глазу красоты обыденного человеческого существования. Художник продолжал линию в европейском искусстве, начавшуюся еще в XVI веке, активно развивавшуюся в последующее столетие и в эпоху Просвещения соперничавшую с поздним барокко и рококо.

Шардена привлекали простые сюжеты, как в данном случае: женщина, по-видимому, кухарка, сидит в кухне и чистит овощи, часть которых уже плавает в воде стоящего рядом таза. Тут же видны сковородка, большая деревянная колода для рубки мяса и незатейливый натюрморт на первом плане: тыква, редька, репа. Держа в одной руке нож, а в другой за тоненький хвостик репу, героиня картины смотрит вдаль, о чем-то задумавшись. Ее рассеянный взгляд усиливает ощущение, что в нехитрой по сюжету картине творится волшебство. Полотно вызывает в памяти сказки Шарля Перро, где предметы и вся обстановка повседневного человеческого существования ведут тайную жизнь, вовлекая в свой «заговор» людей. (Не правда ли, возникает впечатление, что тыква у Шардена вот-вот станет каретой Золушки?) Одухотворенное пространство обычного жилья рождается также благодаря живописной манере художника, о которой его современник, философ и писатель Дени Дидро, сказал: «В этом колдовстве ничего не понятно. Это положенные один на другой густые слои краски, эффект которых проявляется изнутри. Иной раз можно сказать, что это пар, которым дохнули на полотно; иной раз, что это брошенная на него легкая пена… приблизьтесь — все смешается, станет плоским и исчезнет; удалитесь — все восстановится, возникнет снова».

Франсуа Буше (1703–1770) Портрет маркизы де Помпадур 1756. Холст, масло. 201x157
На время царствования во Франции Людовика XV пришелся расцвет рококо. Одним из тех, кто работал в этом легком и повышенно декоративном стиле, был Франсуа Буше, ему покровительствовала официальная фаворитка короля Жанна-Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур, изображенная на данном портрете.

Она одета в пышное, богато украшенное и напоминающее цветущий весенний сад платье, отчего создается впечатление, что именно с него упали лежащие на полу розы. Молодая женщина сидит в своем изысканно убранном будуаре. Позади нее — огромное зеркало, в котором отражается и она, и стоящий напротив книжный шкаф с часами на нем. Зеркало, являющееся неотъемлемой деталью рокайльного интерьера, может рассматриваться как символический предмет в культуре рококо, поскольку этот стиль — своего рода зазеркалье, прекрасная страна грез, зыбкое отражение невесомой красоты мира. В той стране свои законы: женщина напоминает фарфоровую куклу в бантах, с тонкой талией, крошечной ножкой и жеманной улыбкой на лице. Занятия литературой и эпистолярным жанром, о чем свидетельствуют книга в руке маркизы и перо в чернильнице, служат развитию утонченного вкуса и гибкого, игривого ума. Но часы, рядом с которыми «сидит» нахмуривший брови Амур, намекают на то, что время уходит и уносит с собой хрупкую красоту, отчего она выглядит более притягательной.

Франсуа Буше (1703–1770) Лежащая девушка 1752. Холст, масло. 59x73
Среди любовниц короля Людовика XV была Айрин Луиза О'Мэрфи, ирландка по происхождению. На одной из своих картин Франсуа Буше, «летописец» французского двора, запечатлел это юное прелестное существо с пышными формами и курносым, наивным личиком отроковицы. Ее нежное тело, словно присыпанное розовой пудрой, тело нимфы, феи, а не земной женщины, подчеркнуто чувственно: парадоксально, но художник стремился создать на своих полотнах образ осязаемой красоты средствами «искусственной» живописи. Краски его картин, часто напоминающие леденцы или крем на торте, не совсем естественны, недаром во времена рококо они носили причудливые названия вроде «цвета бедра испуганной нимфы», его тон также присутствует среди тех, которыми выписано тело девушки. Иногда оттенки у Буше напоминают своего рода экстракты, полученные путем долгих «алхимических» опытов. Однако колористическая гамма художника всегда удивительно тонка, в данном случае сочетаются оливковый, розовый, перламутрово-серый, белый, светло-вишневый.

Девушка лежит вроде бы в непринужденной, но, тем не менее, нарочито соблазнительной позе, в одной из тех, что любили придавать женским персонажам художники рококо. Драпировки и прочие детали интерьера находятся в живописном беспорядке, но видно, как тщательно достигал автор такого впечатления, набрасывая одну простыню на другую, кладя сверху подушку, отдергивая бархатную портьеру, открывающую композицию подобно тому, как занавес открывает происходящее на сцене. Искусство рококо — насквозь театральное, и эффект присутствия в нем сочетается с той отстраненностью от зрителя, которая необходима для столь далекой от повседневности живописи.

Следующий том
Галерея Тейт в Лондоне — собрание живописи и графики, включающее богатейшую в мире коллекцию памятников английского искусства XVI–XX веков, а также произведений западноевропейского (преимущественно французского) искусства конца XIX–XX веков. Основу Галереи составляют картины, принадлежавшие промышленнику Генри Тейту, основателю музея, на средства которого в 1897 были возведены первые залы.


Оглавление

  • Немецкая школа живописи
  • Нидерландская школа живописи
  • ГОЛЛАНДСКАЯ ШКОЛА ЖИВОПИСИ
  • Фламандская школа живописи
  • Итальянская школа живописи
  • Испанская и французская школы живописи