Агафья Тихоновна [Александр Моисеевич Володин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Александр Володин Агафья Тихоновна
(поется)Не уезжай, ты, мой голубчик,Печально жить мне без тебя,Дай на прощанье обещанье,Что не забудешь ты меня…
Одноактная пьеса-монолог по мотивам Н. В. Гоголя «Женитьба»
Всем вам наверно известна пьеса для театра «Женитьба», сочинение господина Гоголя. Там рассказывается, как Иван Кузьмич Подколесин, в годах уже, но холостой, вздумал жениться. Приятель повел его свататься к невесте, Агафье Тихоновне, и все было уже сладилось, да жених вдруг взял и выпрыгнул в окошко. Представление смешное, все хохочут, но сама я в театр не пошла и так и не видела ничего. Потому что невеста эта, Агафья Тихоновна — это я. И сочинитель все описал точно, слово в слово, наверно ему те пересказали, которые приходили ко мне свататься еще помимо Ивана Кузьмича. Я не хочу сказать, что господин Гоголь что-либо выдумал со зла, нет! И однако все было совсем иначе. С тех пор уже несколько лет прошло, я и замуж уже вышла. Но не по любви. Любила же я лишь один раз в жизни, и совсем другого человека. И видела-то я его недолго, а не могу забыть до сих пор.
Фекла привела к нам женихов. Один — Балтазар Балтазарович Жевакин, но грубый, пожалуй может такое словцо вклеить, что и неприлично сказать. Другой — Никанор Никанорович Анучкин. Субтильный, ножки тоненькие, узенькие — но мне эти субтильные как-то не знаю, я ничего не вижу в них. Третий Иван Павлович Яичница. Я еще тогда же подумала: как же это, если я выйду за него замуж и вдруг буду называться Агафья Тихоновна Яичница? Бог знает что такое… Как вдруг какой-то господин отвлек меня ото всех, спрашивает: — Да неужели вы меня не узнаете? — Сколько мне кажется, говорю, совсем не видела вас. — Однако ж, говорит, припомните. Вы меня верно где-то видели. — Право, говорю, не знаю, уж разве не у Бирюшкиных ли?.. Ах, говорю, ведь вы не знаете, с ней ведь история случилась. — Как же, говорит, вышла замуж. — Нет, это бы еще хорошо, говорю, а то переломила ногу. — Что-то, говорит, было, или вышла замуж, или переломила ногу. Почему я так помню весь наш разговор? Должно быть потому, что после этого разговора он взял за руку какого-то господина и представил его: «Приятель мой, Подколесин Иван Кузьмич.» Оказывается, что он не сам пришел свататься, а только привел своего приятеля Ивана Кузьмича. Вот тут-то и началось. Иван Кузьмич стал на меня смотреть. То есть и все остальные смотрели тоже, но он не так смотрел. Едва я на него взгляну — как он отводит глаза. Но чуть отворочусь — тотчас принимается смотреть снова. Из-за этого я стала плохо понимать, что говорится. Потом кто-то еще пришел, якобы прослышал, что здесь продают шерсть, тоже уселся, потом что-то стали меня спрашивать, а я молчу, потому что он смотрел. А Фекла мне шепчет: «Отвечай же, скажи, благодарствую, мол, с моим удовольствием. Не хорошо же так сидеть». Я хотела было так ответить и подняла уже глаза, но нечаянно опять наткнулась на Ивана Кузьмича, и он опять отвел свой взгляд, и я только и смогла сказать: — Мне стыдно, право стыдно, я уйду, право уйду. А Фекла: — Ах, не делай этого сраму, не уходи, совсем осрамишься. Они нечесть что подумают. А я: — Нет право, уйду, уйду, уйду! И убежала. Но по пути успела заметить, что Иван Кузьмич смотрел так странно, наверно подумал, что я глупа… Право, какое затруднение — выбор! Если бы один, два человека, а то сколько! Как хочешь, так и выбирай… И я решила бросить жребий. Нарезала бумажки, на каждой написала имя и положила в ридикюль. — Какой выберется, говорю, такой пусть и будет. Кого прикажет судьба… Но едва я произнесла эти слова, как услышала за спиной голос: — Да возьмите Ивана Кузьмича, всех лучше. — Ах… — Да чего же вы испугались? Не пугайтесь, это я… И оказывается, что это приятель Ивана Кузьмича. — Право, возьмите, говорит, Ивана Кузьмича. — Ах, мне стыдно, вы подслушали! Мне, право, стыдно. — Ну, возьмите Ивана Кузьмича. — Как же, а другие?.. Ведь они тоже хорошие люди… — Дрянь! Все они дрянь! — А ведь, право, они очень… скромные. — Какое скромные! Драчуны, самый буйный народ. Охота же вам быть прибитой на другой день после свадьбы. — Так по вашему совету… лучше взять Ивана Кузьмича? — Непременно Ивана Кузьмича. — А тем, другим, разве отказать? — Конечно, отказать. — Да ведь как же это сделать? Как-то стыдно. А он говорит: — Почему же стыдно? Скажите, что еще молоды и не хотите замуж. А я говорю: — Да ведь они не поверят, станут спрашивать: да почему, да как? А он говорит: — Ну, так если хотите кончить за одним разом, скажите просто: «Пошли вон, дураки!» — Как же можно так сказать? — Ну да уж попробуйте. Я вас уверяю, что после этого все выбегут вон. — Да ведь это выйдет уж как-то бранно. — Да ведь вы их больше не увидите, так и не все ли равно. — Так они же на меня рассердятся. — Какая ж беда, если рассердятся? Если бы из этого что-нибудь бы вышло, тогда другое дело; а ведь здесь самое большое, если кто-нибудь из них плюнет в глаза, вот и все. — Ну, вот видите! — Да что же за беда? Ведь мне вот плевали несколько раз. Если бы, другое дело, был далеко платок, а то ведь он тут же в кармане, — взял, да и вытер… Не думайте, господа, своими достоинствами я не обольщаюсь. И отлично знала, что им в первую очередь от меня было надобно. Каменный дом, да флигеля два. На другое утро первым пришел Яичница. «Я, говорит, нарочно пришел пораньше, сударыня, чтобы поговорить с вами наедине, да или нет?» Не успела я собраться с духом, чтобы ответить, как тут же пришел и Жевакин. «Да или нет?» И Анучкин: «Да или нет?» А я только одно бормочу всем: — Не нужно-с… Не нужно-с… — Как не нужно? — это Яичница. В каком отношении не нужно? — Ничего-с, говорю, ничего… Пошли вон! Далее плохо помню, что было. «Как «пошли вон»? Что такое значит «пошли вон»? Позвольте узнать, что вы разумеете под этим? Я убежала от них, когда же пришла немного в себя, то из-за двери уже слышала скандал. Яичница грозился полицией, а невесте, мол, скажите, что она подлец, а дом строен в один кирпич, а в середине всякая дрянь, мусор, щепки, стружки… Потом Анучкин кричал, что я необразованная, не знаю по-французски, хорошо Фекла ему ответила, что все святые говорили по-русски… А я думаю: что, если там Иван Кузьмич пришел и все слышит? И все ругательства, и что дом в один кирпич? Хотя: едва ли это может его интересовать, сколько кирпичей. Но однако же нехорошо, если он все это слышит… Я сидела, вот так положив склоненную голову на руку, когда отворилась дверь, и они входят в комнату, Иван Кузьмич и его друг. И друг его говорит: — Я привел к вам, сударыня… смертного, которого вы видите. Еще никогда не было так влюбленного — просто не приведи бог, и неприятелю не пожелаю… Но Иван Кузьмич толкнул его под руку и тихо сказал: — Ну уж, ты, брат, кажется, слишком. Что же он имел в виду? Что он не так влюблен? Или, что его друг сказал такое слово: «неприятелю не пожелаю»? А друг его опять обращается ко мне: — Будьте посмелее: он очень смирен; старайтесь быть как можно развязнее. Эдак поворотите как-нибудь бровями или, потупивши глаза, так вдруг и срезать его, злодея, или выставьте ему как-нибудь плечо, и пусть его, мерзавец, смотрит! Это на сцене только так считается, будто я слышу, а другой стоит рядом и не слышит. Иван Кузьмич, конечно, все это слышал и принял за шутку, и как бы улыбнулся. «Ну, я оставляю вас в приятном обществе!» — Значит, его приятель сейчас уйдет, и мы останемся одни наедине. «Смелее! — говорит. — Смелее!» — Не поняла, кому это он сказал, Ивану Кузьмичу или мне. И ушел. И мы остались вдвоем… — Прошу покорнейше садиться. Он сел, а я села напротив него. — Вы, сударыня, любите кататься? — спросил он по прошествии времени. — Как-с кататься? — На даче очень приятно летом кататься в лодке. — Да-с, иногда приятно со знакомыми прогуливаемся. — Вы, сударыня, какой цветок больше любите? — Который крепче пахнет-с: гвоздику. — Дамам очень идут цветы. — Да, приятное занятие… — Вот скоро будет екатерингофское гулянье. — Должно быть, веселое будет гулянье!.. Не знали мы, не знали мы, что не встречать нам этот праздник вместе… — Какой это смелый русский народ! — Как? — А работники. Стоит на самой верхушке… Я проходил мимо дома, там щекатурщик щекатурит и не боится ничего. Но тут Иван Кузьмич вдруг забарабанил пальцами по столу, взял свою шляпу и стал раскланиваться. — А вы уже хотите… — Да-с, говорит. Извините, что, может быть, наскучил вам. — Как-с можно! Напротив, я должна благодарить за подобное препровождение времени. На эти слова он улыбнулся. И так хорошо! — А мне так, право, кажется, что я наскучил. — Ах, право нет! — Ну, так если нет, так позвольте мне и в другое время вечерком когда-нибудь… — Очень приятно-с… Какой достойный человек! — думала я. Как приятно с ним говорить! Какой превосходный человек!.. А дни летят, а сердце так бьется, что изъяснить трудно. Везде, куда ни поворочусь, так вот и стоит Иван Кузьмич. Точно правда, что от судьбы никак нельзя уйти. Хотела было думать о другом, но чем не займусь — пробовала сматывать нитки, шила ридикюль — а Иван Кузьмич все так и лезет в руку. И вот, наконец, явился он еще раз. И сразу, по всему его виду мне стало ясно, что он пришел просить моей руки. — Я пришел к вам, сударыня, изъяснить одно дельце, — проговорил он. — Только я хотел прежде знать, не покажется ли оно вам странным? Я потупила глаза, словно и не понимаю, в чем дело. — Что же такое? — Нет, сударыня, вы скажите вперед: не покажется ли вам странно. — Пожалуйста, как можно, чтобы было странно, — от вас все приятно слушать. — Но пусть лучше я вам скажу когда-нибудь после, — не решился все же Иван Кузьмич. — А что же это такое? — спросила я в надежде, что он все-таки решится. — А это… Я хотел было, признаюсь, теперь объявить вам это, да все еще как-то сомневаюсь. В это время вошел его приятель и говорит: — Господи, ты боже мой, что это за человек! Это просто старый бабий башмак, а не человек, насмешка над человеком, сатира на человека! Но я сделала вид, что ничего не слышала, и спрашиваю, как будто ничего и не было: — Отчего же вы сомневаетесь? — Да все как-то берет сомнение. Тогда, наконец, его приятель сказал: — Как это глупо, как это глупо! Да вы, сударыня, видите: он просит руки вашей, желает объявить, что он без вас не может жить, существовать. Спрашивает только, согласны ли вы его осчастливить. А я не знаю, отвечать на это или нет, потому что ведь не сам Иван Кузьмич мне это сказал, а другой человек. И все же я осмелилась ответить, словно бы это спрашивает не он, а сам Иван Кузьмич. — Я никак не смею думать, чтобы я могла составить счастие… А, впрочем, я согласна. И вот его приятель соединил наши руки и сказал: — Ну, Иван Кузьмич, поцелуй свою невесту. Ты теперь можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать. Ничего, ничего, сударыня, пусть целует. Тогда и он воспрянул духом, Иван Кузьмич. — Нет, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте!.. И поцеловал меня со спешки не в самые губы, но почти что… И взял за руку, и я даже не сразу смогла понять, что он сказал. — …ясная ручка! Отчего это у вас, сударыня. такая прекрасная ручка?.. Да позвольте, сударыня, я хочу, чтобы сей же час было венчанье, непременно сей же час! — Как, сейчас! Уж это может быть очень скоро… Но Иван Кузьмич — подумал бы кто! — не согласился со мной. — И слышать не хочу! Хочу еще скорее! Чтобы сию минуту было венчанье! Надеваю венчальное платье — немного располнела, но, быть может, Иван Кузьмич это и любит? Есть хочется. Наверное, Иван Кузьмич тоже голодный… И надо уже выходить к нему, и сама не знаю, что со мной такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу! Выхожу в комнату, где он меня ожидал — а его нет. — Да где же это он… Куда ж он вышел? — Куда ушел Иван Кузьмич? — Да он тут. — Да где же тут? — Да ведь он тут сидел в комнате. — Да ведь нет его, ты видишь. — Да ведь из комнаты он тоже не выходил — я была в прихожей. Тут влетает его приятель, мы к нему: — Ивана Кузьмича нет. — Как нет? Ушел? — Нет. И не ушел даже. — Как же и нет, и не ушел? Тогда я крикнула на улицу: — Где Иван Кузьмич, никто не видел? — Да они-с выпрыгнули в окошко. — В окошко?.. — Да-с. Потом, как выскочил, взяли извозчика и уехали. Трудно поверить, невозможно поверить, а я уже знала, что так оно и есть. И мало ли тому причин? Он привык жить один. Наверное, ему страшно было и думать о женитьбе. На всю жизнь, на весь век связать себя? Все кончено, все сделано, через минуту и под венец? Я ведь это понимаю… И главное — он боялся того, чего совсем не следовало бояться. Потому что я никогда не посмела бы его обидеть… Зову в окошко: «Иван Кузьмич! Иван Кузьмич!» Кричу уже: «Иван Кузьмич!» А на улице смеются. Вся улица покатывается. До сих пор все хохочут. «Вон невеста, от которой жених в окошко выпрыгнул!» Если бы он еще в дверь вышел. Вот же дверь!
Конец
Последние комментарии
8 часов 6 минут назад
16 часов 58 минут назад
17 часов 1 минута назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 3 часов назад
3 дней 5 часов назад