Клуб любителей фантастики, 2014 [Пауль Госсен] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Журнал «ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ»
Сборник фантастики

2014

Андрей Анисимов
ЭФФЕКТ МАЯТНИКА

1'2014

«Трезубец» падал.

Он падал всё время: и тогда, когда только вышел на орбиту Луны, и тогда, когда совершал вокруг неё контрольный виток, и тогда, когда, сорвавшись с орбиты, устремился в головокружительный прыжок, который многие почему-то называют полётом.

В космосе невозможно летать. Там, в условиях безопорности, можно только падать. Не вверх или вниз — эти понятия в пространстве бессмысленны, — а куда-то или к чему-то. К какой-нибудь далёкой планете, которая также падает вокруг своего центрального светила, которое тоже падает, кружась вокруг Ядра Галактики, также, в свою очередь, падающей куда-то… Всё движение во Вселенной — это безумно сложный танец падения.

Но сейчас «Трезубец» падал по-настоящему.

Отказ на последнем этапе торможения ходового генератора привёл к тому, что подлётная скорость оказалась слишком высока, а это, как следствие, вело к тому, что многодневный прыжок должен был закончиться не на орбите этой планеты, а в её атмосфере. Неодолимая сила инерции тянула теперь «Трезубец» к неведомой планете, навстречу гибели, и до этого момента оставалось всего ничего.

— Странный цвет у облачности, — заметил Билибин, заглядывая в огромный, как панорамное окно, донный иллюминатор. — Будто разбавленное молоко. И совершенно однотонная. Ни разу не видел такой планеты.

— Я тоже, — отозвался Нефёдов, — хотя повидал их на своём веку немало. Совершенно не за что зацепиться взгляду. Даже не заметно, что мы приближаемся.

Уловив в голосе планетолога нотки теплящейся ещё надежды, сидящий слева от него Макеев невесело усмехнулся:

— Приближаемся, будьте спокойны. Двадцать пять километров в секунду. Что-что, а навигационный блок у нас работает исправно.

— Я в этом и не сомневался. — Нефёдов помолчал, глядя в раскинувшееся внизу белёсое облачное покрывало, затем спросил, не обращаясь ни к кому конкретно: — Ведь двадцать пять километров в секунду не так уж и много, верно? Неужели нельзя сделать так, чтобы генератор хотя бы немного притормозил нас? Часть ячеек, я так понимаю, цела…

— Ничего не получится, — категорически отверг такую возможность Макеев. — Термошок превратил в пористую массу всё активное ядро. Уцелели только периферийные ячейки, а они ничего не решают. Даже для того чтобы выгрести эту кашу, понадобится уйма времени, не говоря уже о ремонте. А у нас всего полтора часа. В данной ситуации — это всё равно, что ничего.

В пилотской «колыбели» что-то пропиликало. Билибин заглянул в «колыбель» и сообщил:

— Сканер.

— Что-то обнаружил? — спросил Нефёдов.

— Нет. Это аналитический блок. Расценил наше приближение к планете, как предпосылку к посадке и автоматически запустил сканирование. Обычное дело. Билибин забрался в «колыбель», поколдовал над разбросанными вокруг блоками и озадаченно хмыкнул:

— Ерунда какая-то… Если верить сканеру у этой планеты нет поверхности.

Нефёдов отнёсся к этому известию спокойно:

— В этом нет ничего необычного. У газовых планет-гигантов её тоже нет.

— Вы не знаете, как работает сканер, — отозвался Билибин. — Он «шерстит» пространство в очень широком диапазоне, благодаря чему получается максимально полная картина тех мест, куда попадает сканирующий луч. Иначе говоря, «эхо» должно быть в любом случае. Если нет твёрдых поверхностей, его могут дать границы слоёв с разной плотностью, всевозможные турбулентности… А здесь совершенно ничего, точно сигнал уходит в пустоту.

— А облака?

— В том-то и дело, что облака-то он видит. А под ними ничего нет.

Нефёдов отошёл от иллюминатора и, вытянув шею, посмотрел на индикационную панель аналитического блока.

— Вот здесь, — подсказал Билибин, указывая на центральный сектор индикатора. — Видите? Есть только отклик от верхнего слоя облаков.

— Что-то поглощает и рассеивает сигнал, — неуверенно проговорил Нефёдов. — А как ещё это объяснить.

— Не знаю. Планетолог вы, а не я.

— Планет, атмосфера которых обладает подобными свойствами, я не знаю.

— В свою очередь, могу сказать, что сред, где сканеру не за что «ухватиться», я тоже не знаю. Кроме крайне разреженных, разве что.

— Эго что-то новое…

— Выходит, тот зонд не сканировал планету?

Нефёдов покачал головой.

— Нет. Он прошёл от неё на слишком большом расстоянии. Но успел отметить другую странность— слишком незначительное гравитационное влияние для столь большого тела. Получается, несоответствие между его размерами и предполагаемой массой, и той величиной, что получилась при пересчёте изменения траектории полёта зонда. Эта планета — мыльный пузырь.

— Это как-то объяснимо? — спросил Билибин.

— Только тем, что данные, полученные от зонда, неверны.

— А если ошибки не было?

Нефёдов развёл руками.

— Тогда это нечто совершенно непонятное.

Билибин заглянул в донный иллюминатор с высоты «колыбели»:

— Что там под облаками мы увидим совсем скоро. Меньше, чем через час.

— Если к тому времени не развалимся на куски, — заметил Макеев. — Не забывай, с какой скоростью мы войдём в атмосферу. Это всё равно, что врезаться в песок.

— «Трезубец» выдержит.

— Слабое утешение…

Планета разрослась до такой степени, что уже не воспринималась как сфероид. Линия горизонта выпрямилась в прямую черту и теперь медленно ползла вверх, но это мог видеть только Билибин, имеющий круговой обзор, благодаря мониторам. В донный же иллюминатор просматривался только относительно небольшой участок, занятый исключительно облаками. Сканер продолжал кидать в них импульс за импульсом, но возвращалась только та часть сигнала, которая отражалась от облаков. Всё остальное, как и прежде, бесследно исчезало невесть куда. Вход в верхние слои атмосферы они не прочувствовали в полной мере, лишь благодаря сработавшим гравитационным компенсаторам, «съевшим» большую часть перегрузок, возникших при резком торможении. Макеев был прав, это действительно было равносильно удару о кучу песка: корабль основательно тряхнуло, что-то заскрежетало, и перед иллюминатором заплясали языки красноватого пламени. Всё так же сотрясаясь и скрежеща, он начал ввинчиваться в атмосферу, медленно, но неуклонно разворачиваясь тяжёлым отсеком ходового генератора вперёд. Билибин включил систему стабилизации, и «Трезубец» послушно вернулся в первоначальное положение — донным иллюминатором вниз.

— Хоть что-то работает, — бросил Билибин.

Огненная буря вокруг «Трезубца» набирала силу. Сжатый стремительно двигающимся корпусом корабля воздух перед ним превратился в раскалённую плазменную подушку, принявшуюся обтекать небесного гостя, облизывая его обшивку ослепительно сияющими струями. Иллюминатор моментально потемнел, закрытый светофильтрами, но безумие этой бури всё равно пробивалось внутрь в виде слепящих глаза трепещущих сполохов, зубодробительной тряски и закладывающего уши визга. Им оставались считанные секунды, но под гнётом этой неистовой акустической лавины трудно было думать даже об этом.

— Приближаемся к облакам! — крикнул лежащий в «колыбели» Билибин. — Плохо видно… Вот сейчас… Внимание! Скорчившиеся рядом с донным иллюминатором Макеев с Нефёдовым успели разглядеть сквозь затемнение и дикую пляску огня что-то, метнувшееся им навстречу и тут же исчезнувшее в бушующем вокруг пламени. Вцепившись в окружающий иллюминатор бортик, они заглянули вниз, в тщетной надежде увидеть саму планету, только вместо поверхности впереди оказалось что-то пустое, точно облачный слой простирался до самой земли. Но Билибин видел, что перед ними, куда лучше.

— Эй! — воскликнул он, переводя взгляд с одного монитора на другой. — Что такое… Мы поднимаемся!

— Что? — крикнул, не расслышав, Макеев.

— Мы пробили облака и идём вверх. Мы поднимаемся!

Словно в подтверждение его слов буйство огня вокруг «Трезубца» начало стихать. Визг перешёл в протяжный рык, удары в корпус ослабли до мелкой дрожи. Автоматика немедленно сняла затемнение, и взору удивлённых людей предстало бескрайнее, быстро темнеющее небо. Сбрасывая с себя остатки тянущегося за ним дымного шлейфа, корабль поднимался в космос.

— Кто-нибудь объяснит мне, что произошло? — проговорил Макеев.

— Я своими глазами видел, как мы нырнули в облака, — сказал Билибин. — А потом…

— Что потом? — нетерпеливо спросил Нефёдов.

— Потом мы оказались опять над облаками. — Билибин оглядел расположенные вокруг него блоки. — Мы удаляемся, но скорость быстро падает. Если и уйдём от планеты, то недалеко.

— А потом нас потащит обратно, — догадался Нефёдов. Он посмотрел вниз, туда, где плыл, растекаясь в воздухе, тонкий дымный след: автоматика уже успела развернуть корабль донным иллюминатором вниз. — Мы что, проткнули всю планету насквозь?

— Похоже на то, — отозвался Билибин. — Мы входили в атмосферу в районе терминатора, приближаясь к ночной стороне, а вышли на дневную. Объясняйте это как хотите, но мы, действительно, прошили планету насквозь.

— Даже если бы она вся состояла из тумана, — проговорил Нефёдов, всё так же глядя вниз, — то даже в этом случае нам понадобилось бы минимум пятнадцать минут, чтобы пересечь её. Она почти вдвое крупнее Земли. Но никак не за секунды.

— Тогда что это было? — спросил Макеев.

— Не знаю. Но могу предполагать, что будет: — ещё один проход, и он завершится на ещё более низкой орбите. А потом, если корабль выдержит, — ещё… ниже. Затухающие колебания.

— Это мы скоро узнаем, — ответил Билибин.

«Трезубец» поднялся ещё немного, остановившись в верхних, разреженных слоях, и опять начал падать. Теперь скорость, с которой они проходили сквозь атмосферу, была ниже, но их всё равно порядочно потрепало, прежде чем корабль достиг облаков. «Трезубец» вновь пылающим болидом ворвался в их белёсую муть и тут же выскочил обратно, но уже в противоположном полушарии. Как и предполагал Нефёдов, верхняя точка, которой им удалось достичь в этот раз, находилась значительно ниже предыдущей.

— Можно рассчитать, какое количество таких «колебаний» мы сможем совершить, — сказал Билибин. — Если ничего не изменится, то… То получается два с половиной десятка.

— После чего эти наши колебания-прыжки должны прекратиться окончательно, — заметил Макеев.

— И прекратиться как раз в… зоне, где совершается быстрый переход на противоположное полушарие, — подхватил Нефёдов. — Сможем ли мы вообще остановиться там?

— Увидим, — лаконично ответил Билибин. — Чего гадать.

«Трезубец» начал новый этап падения. Он снова горел, с воем продираясь сквозь атмосферу, но очевидно было, что этот пылающий маятник теряет силу. Теперь корабль уже не покидал атмосферы. Его проходы сквозь воздушную оболочку больше не сопровождались таким ослепительным фейерверком, хотя огня и дыма пока хватало. Это позволяло почти не затемнять иллюминатор, однако кроме белесого облачного покрова, сначала стремительно приближающегося, а затем столь же стремительно удаляющегося, никто не увидел ничего нового. Мгновение мрака, наступающего после вхождения в облачный слой, видимо содержало в себе ответ на вопрос, что же происходит с падающим на планету кораблём? Только в этот короткий миг даже аналитическая аппаратура, отслеживающая все параметры среды за бортом, не смогла уловить ничего необычного. Непрерывно работающий всё это время сканер так и не прояснил ситуации с поверхностью. «Эхо», которое они принимали, было исключительно облачным.

— Я могу предположить следующее объяснение происходящему, — заявил Нефёдов после того, как «Трезубец» завершил седьмое «качание». — Наши проходы сквозь планету — это не что иное, как пример так называемой нуль-транспортировки. То есть мгновенного переброса тела из одной точки пространства в другую.

— Вот как, — удивился Билибин. — И как это происходит? Ну, такая мгновенная переброска?

— Понятия не имею, — просто ответил Нефёдов. — Я планетолог, а не физик-теоретик. Но в принципе, насколько я знаю, такое вполне возможно.

— Тогда объясните мне, что могло привести к возникновению целой зоны вокруг планеты, где возможна эта ваша нуль-транспортировка?

— Хм, — задумчиво хмыкнул Нефёдов. — Может статься, это и не планета вовсе.

— Вот те раз! — воскликнул Макеев. — А что же это?

Нефёдов развёл руками.

— Скажем так: уникальный объект, создающий вокруг себя зону с аномальными пространственно-временными характеристиками. Участок вне привычного евклидова пространства и… вне времени.

— Надо же! — только и сказал Билибин.

Скорость «Трезубца» падала с каждым новым «качанием», как и его высота над облачным слоем. Четырнадцатый проход сквозь облака завершился всего в каких-то трёх километрах над ними. Следующий, пятнадцатый, менее чем в двух. Трение о воздух тормозило их, а возможно и сам переход сквозь чёрное ничто. Двадцатое «качание» началось в каких-то считанных сотнях метров от облаков, завершившись на ещё меньшем расстоянии.

Оставалось всего пять.

Первое из них окончилось так быстро, что система стабилизации едва успела развернуть корабль донным иллюминатором вниз. На следующем заходе они смогли взглянуть вдоль этого бескрайнего облачного моря — «Трезубец» вошёл в облака боком, так и не успев развернуться. На третий раз, при выходе из облаков, Макеев и Нефёдов были вынуждены довольствоваться видом холодного голубого неба, которое через несколько секунд заволокло облачной пеленой, когда корабль пошёл вниз. Четвёртое «качание» завершилось на самой границе облачного покрова. Иллюминатор даже не успел полностью очиститься от туманной пелены, как она тут же сомкнулась над ними вновь. Амплитуда пятого, и последнего по расчётам «качания», составила всего ничего: какие-то считанные метры. Мелькнувшая в иллюминаторе чернота сменилась обычной облачной мутью, но всего на несколько секунд. Билибин, отслеживающий все перипетии «качаний», едва успел открыть рот, чтобы предупредить о наступлении решающего момента, когда иллюминатор неожиданно стал совершенно чёрным. Билибин так и замер с открытым ртом, глядя то на чёрную линзу иллюминатора, то на свои мониторы, на которых была та же угольная чернота. Вопреки ожиданиям, ничего ужасного не произошло. Просто за бортом царила непроглядная темень, а корабль, судя по всему, остановился.

— Всё? — Макеев заглянул в иллюминатор, но увидел только своё отражение. — Кажется, мы больше никуда не падаем. Билибин оглядел бесполезные уже блоки, выкарабкался из «колыбели» и присоединился к товарищам.

— Это и есть переходная зона? — спросил он.

— Похоже на то, — ответил Нефёдов. — Так сказать, вид изнутри.

— Но здесь ничего нет. Чернота.

— Так, по логике вещей, и должно быть. Это ведь Ничто, находящееся Нигде и имеющее быть Никогда.

— Место без пространства и без времени?

— Да.

— Тогда это как раз то, что нам нужно, — заявил Билибин. — Не знаю, сможем ли мы снова «раскачать» «Трезубец», чтобы вырваться из этого Ничто, но самая главная проблема благополучно разрешилась. Теперь у нас есть то, чего так остро не хватало.

— Время, — обронил Макеев.

— Время, — подтвердил Билибин.

— Хотите починить генератор? — спросил Нефёдов.

— Конечно. Такая задача нам вполне по силам, просто нужно время, очень много времени. — Билибин посмотрел на своё отражение в чёрном зеркале иллюминатора и устало поднялся на нош. — Пока мы падали, это было невыполнимо, а теперь… Если верно утверждение, что мы где-то вне времени, то верно и то, что его у нас теперь просто завались! ТМ

Пауль Госсен Михаил Гундарин
НАД ЧЕМ РАБОТАЕТ ГОМЕР?

1'2014

Фред Т. Хантер, грузный пятидесятитрёхлетний глава издательства «Лола-Пресс», не любил встречаться с читателями. Два года назад на одной из таких встреч невостребованный литератор Марио Мангано, наведя на Хантера свой лазерный пистолет, успел трижды нажать на курок, прежде чем негодяя скрутили подоспевшие роботы-телохранители. Литератора признали душевнобольным и вскоре освободили, а вот легендарный издатель навсегда лишился мочки правого уха и веры в добрые помыслы ближних. Впрочем, бизнес есть бизнес, и сегодня у Хантера имела место очередная встреча с поклонниками издательства, заполонившими книжный отдел орбитального супермаркета «Гулливер».

Роботы выкатили большое кресло, установили перед креслом столик. На столике появились бутылки с минеральной водой и высокий стакан. Минутой позже в книжный отдел прямо из космического лифта, связывавшего супермаркет с Землёй, шагнул великий Фред Т. Хантер в сопровождении трёх полутораметровых серебристых самописцев, подключённых многочисленными кабелями к затылку издателя. Хантер откинул голову, разноцветные провода выгнулись дугой и разлетелись в стороны, создав своему хозяину просто фантастический вид. Собравшиеся зааплодировали. Издатель грузно опустился в кресло и кивнул публике.

Первой к микрофону прорвалась хорошенькая веснушчатая девчушка, на голове которой в угоду последним веяниям моды рос небольшой розовый куст.

— Господин Хантер! — прокричала представительница новых хиппи. — Мы все вас так любим! Так любим!!! Спасибо за… ну это… за прекрасные книги вашего издательства! За спасение литературы!!! Аплодисменты. Хантер плеснул в стакан минералку и скромно потупился. Аплодисменты не стихали. Тогда он вежливо напомнил:

— А какой у вас вопрос, госпожа…

— Бюргере… Эмма Бюргере.

— Как я понял, вы любите книга, госпожа Бюргере?

— Да! Да! Я посещаю курс современной литературы в Нью-Амстердаме.

Я специально прилетела с Марса…

— Какой же у вас вопрос?

Но Эмму Бюргере переполняли впечатления от встречи с самим Фредом Т. Хантером — её щёки стали пунцовыми, розы на голове сплелись морским узлом. Девушка оказалась неспособна что-нибудь внятно сформулировать, и её тут же оттёрли локтями другие посетители магазина.

Издатель влил в себя полстакана минералки, откинулся в кресле и снова глянул в зал.

— Тиражи!? — поинтересовался сутулый и весь какой-то перекособоченный юноша в мятом пиджаке — в нём так и хотелось опознать промышленного шпиона. — Понятно, господин Хантер, что это коммерческая тайна. Но умоляю, хотя бы приблизительно назовите тиражи книг, выпускаемых вами.

Фред Т. Хантер улыбнулся, сложил перед собой руки.

— Мы исправно платим налога, — начал он, — нам нечего скрывать. Так что… — Пауза. — Я рад заявить, что дела издательства «Лола-Пресс» идут просто великолепно. Наши бестселлеры расхватываются читателями за одну-две недели, и это при 12-МИЛЛИОННЫХ, — издатель повысил голос, — тиражах только англоязычных изданий. А переводы — особенно на китайский и хинди— поднимают тиражи ещё в ЧЕТЫРЕ раза.

Промышленный шпион, потрясённый полученной информацией, неожиданно потерял контроль над своей внешностью. Лицо его задёргалось, потом сморщилось— похоже, отказали рецепторы мимикрии, — и юноша мгновенно превратился в обрюзгшего старика Прикрыв своё истинное лицо, шпион бросился прочь от микрофона.

— Должен добавить, — продолжил Хантер, не обращая внимания на суету в зале, — что тиражи могли бы быть и выше, значительно выше, но мы намеренно отказались от допечаток. В результате каждое издание в короткий срок становится раритетным и порой перепродаётся за очень большие деньга… — Он дружелюбно оскалился. — Тут имеют место даже некоторые рекорды. Так недавно на аукционе в кратере Достоевский, что на Меркурии, самая первая книга издательства, выпущенная семь лет назад, ушла за сумму, более чем в сто тридцать раз превышающую номинал. — Порция вспышек стереофотоаппаратов, новые аплодисменты. — Возвращаясь к тиражам, напомню, что в годы, предшествовавшие выходу «Лола-Пресс» на рынок, тиражи бумажных книг были просто мизерными, стремящимися к минус бесконечности… Так что издательству есть чем гордиться, — подытожил Хантер, снова наполняя свой стакан.

Теперь до микрофона добрался плотный рыжебородый мужчина. Прежде чем задать вопрос, мужчина снял роговые очки, погрузил свой огромный нос в бумажный платок и от души высморкался. Фред Т. Хантер напрягся. Стрелявший в него Марио Мангано тоже носил очки. Хотя близорукость и была изведена под корень лазерной хирургией, но очки без стёкол продолжали украшать носы отдельных воинствующих интеллектуалов. Издатель подал знак — притронулся к остатку правого уха, — и к рыжебородому со всех сторон двинулись роботы-телохранители.

— Карл Густавссон, — назвался мужчина, прочистив наконец-то нос, и Хантер понял, что его предчувствия были не напрасны — Густавссон возглавлял Профсоюз невостребованных литераторов. — Господин Хантер, известно ли вам, что издательство «Лола-Пресс» оставило без средств к существованию практически всех прозаиков и поэтов Солнечной системы? В связи с этим, мне странно слышать, что вашему издательству «есть чем гордиться».

Роботы, вплотную приблизившись к литератору, приняли выжидающую стойку. Но Фред Т. Хантер решил расправиться с критиканом сам.

— Прозаики и поэты Солнечной системы? — переспросил он. — Таких не знаю. Если же вы говорите обо всех тех безмерно талантливых авторах, чьи произведения заполоняли книжные магазины ещё каких-нибудь семь лет назад, то я рад и, повторю, горд, что наше издательство поставило жирный крест на их окололитературной деятельности. Читатель, платящий за книгу, должен быть уверен, что получит ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ текст, сделанный на высочайшем ЛИТЕРАТУРНОМ уровне, а не графоманскую халтуру. Наше издательство смогло предложить первое, и во втором необходимость тут же отпала… Да и в чём проблема, господин Густавссон? Пишите на уровне Гомера, и мы вас тоже будем печать. 12-миллионными тиражами. Справитесь? Или слабо? Огромный нос бородача налился фиолетовой краской. Густавссон открыл было рот, но роботы-телохранители так сдавили литератора со всех сторон, что тот сумел извлечь из себя лишь глубокий стон.

— Последний великий писатель умер сто двадцать лет назад, — продолжал Фред Т. Хантер, брезгливо глядя на оппонента. — Это вам любой литературный критик скажет. И именно издательство «Лола-Пресс» спасло человечество от погружения в трясину графомании… — Пауза. — Согласен, звучит пафосно, но так оно и есть.

Тут Густавссон проявил неожиданную для интеллектуала ловкость — он отпрянул назад, потом резко ушёл вниз. Роботы-телохранители звучно стукнулись пластиковыми лбами и на какое-то время отключились. Воспользовавшись этим, Густавссон вынырнул из-под тел роботов и возопил:

— Вы лжёте, Хантер! Бессовестно лжёте! Если вы так любите Гомера, почему ваше издательство не печатает «Илиаду» и «Одиссею»?

— Кто же их будет читать!? — изумился Хантер; он опять вцепился в своё правое ухо, и к Густавссону устремились новые роботы. — «Илиада» и «Одиссея» — без сомнения, достойные книги, но написаны давно и адресованы явно не нам. Поэтому вполне уместно поручить Гомеру, раз появилась такая возможность, написать что-нибудь для нужд современных читателей. Телохранители снова прессовали Густаве-сона. На этот раз рыжебородый литератор не устоял и, тяжело дыша, отступил от микрофона. Его место сразу же заняла очередная поклонница издательства «Лола-Пресс», но Фред Т. Хантер прежде решил расставить все точки над надлежащими буквами.

— Семь лет назад при помощи мощных биокомпьютеров были тщательнейшим образом проанализированы дошедшие до нас тексты великих писателей: Гомера, Сервантеса, Бальзака, Толстого… Отбирались лучшие из лучших. Досконально изучались стиль и прочие особенности каждого. И вот свершилось: были созданы чипы, способные писать — да что писать, — чувствовать, мыслить! — за Гомера, за Толстого… С их талантом и глубиной. С их размахом… Чипы, правда, требовалось имплантировать в настоящего, живого человека, а добровольцев не нашлось, и тогда я сам пошёл на это… Да-да, все классики теперь здесь! — Фред Т. Хантер хлопнул себя по лбу. — И творят без остановки! Нелегко носить целое издательство в голове, зато точно знаешь, что никто из авторов не отлынивает, и все тексты будут готовы в срок… — Он рассмеялся, и стоявшие позади него самописцы натужно загудели и замигали лампочками. — Первый же роман — а это был изумительный Джойс! — стал бестселлером и собрал все литературные премии, какие только есть. Да, книга была не об Ирландии XX века. Она была о наших современниках, людях XXII века, но написана с настоящим умением, и читатели это оценили… Что до графоманов — с ними было покончено навсегда, пусть даже некоторые из них создают профсоюзы.

Собравшиеся рукоплескали. И никому не было дела до Густавссона, которого роботы в этот момент впихивали в кабину космического лифта.

Встреча продолжалась ещё сорок минут. Фред Т. Хантер опустошил две бутылки минералки — обильное питьё просто необходимо при интенсивной работе мозга — и отвели на все вопросы читателей.

Включая обязательный: «Над чем сейчас работает Гомер?»

Потом в зал внесли упаковки трёх новых книг издательства «Лола-Пресс», только что поступивших из типографии. Читатели бросились разбирать шедевры. Желающие получить автограф поспешно выстроились в очередь.

Это были действительно великие книги.

«Ромео, бросивший Джульетту» бессмертного Уильяма Шекспира— роман-скандал; со стереообложки скалился довольный Ромео.

«Оливер Хлыст» Чарльза Диккенса — похождения виртуального садомазохиста; кожаный переплёт, металлические застёжки, подарочное издание.

«Гороскоп на 2183 год» Гюстава Флобера — мягкая обложка, тиснение золотом. Стиль классиков, как всегда, был передан безупречно.

«За Шекспира — Фред Т. Хантер».

«За Диккенса — Фред Т. Хантер».

«За Флобера — Фред Т. Хантер».

Платиновая авторучка в руках издателя без устали бежала по титульным листам. Ему было не стыдно подписывать книги такого уровня.ТМ

Валерий Гвоздей
ГИГАНТСКИЙ ШАГ

1'2014

Врубив на всю мощь любимую группу «Взрывная декомпрессия», чтобы низкие частоты пробивали тело насквозь, каждым нервом прочувствовав жёсткий ритм, я двинул рукоятку — вперёд, за красную линию, хотя права на это не имел, честно говоря.

Мир исчез, превратился в искрящийся «радужный туман» на экране — так бортовой комп отражает движение корабля за порогом световой.

Я довольно откинулся в кресле.

Чёрт!..

Только разогнался — «мигалка» нахально протолкалась сквозь экранный туман.

Радужные искры вытеснила эмблема галактического патруля. Заполнила экран до краёв. Всё немедленно замерло и смолкло, подчиняясь дистанционному контролю.

Щелчок.

Из динамиков зазвучала сирена. А потом — холодный голос:

— Пилот! Ваш корабль заключён в Кокон. Приготовьте лицензию, права, страховку. Чёрт!..

Вневременной и Внепространствениый Кокон, сформированный полями Ухова-Сухова.

Ловушка для нарушителей.

Мой корабль изъят не только из пространства, но также из времени.

Говорят, процедура иногда затягивается — для тех, кто в Коконе. А для тех, кто снаружи, не проходит и секунды.

В Кокон я пока не влипал.

— За что, командир? — заныл я привычно.

— Вы превысили световую, что в эклиптике запрещено.

— Командир, будь человеком! Жена рожает!

— Да?.. — с иронией переспросил голос. — В каком роддоме, если не секрет?

— Давай забудем о превышении. Каюсь, на радостях немного увлёкся.

— Ничего себе— немного! Сорок шесть процентов сверху!

— Ребёнка в больницу везти надо, разве будешь думать о превышении?

— Ребёнка в больницу везти, или жена его только рожает? По данным компьютера, вы ещё не женаты, пилот. Намеренная дезинформация.

— Напутал, каюсь. На радостях я плохо соображаю. Впадаю от горя в ступор.

— Задерживались не раз. По данным компьютера, лихач, с длинным послужным списком. Дыхните в трубочку.

Старая присказка.

На самом деле принудительный и всеобъемлющий экспресс-тест на содержание в крови чего-нибудь эдакого. По команде патруля выполняется моей корабельной системой— данные мгновенно отражаются на их мониторе. Не отвертишься.

В крови у меня как раз есть что-нибудь эдакое.

Люблю я, приняв, как следует, на грудь, побороздить просторы Галактики. Возьмут и лишат прав.

Но я не летать — не могу!..

Душа просит!..

Я создан для полёта на сверхсветовой!.. Разве объяснишь…

— Командир, может, договоримся?

Патрульный сделал паузу, долгую, многозначительную:

— Это недёшево стоит.

— Новые права купить — дороже обойдётся.

— Тоже верно. Что с вами делать… Высылаю модуль, он примет наличность. Расценки вы знаете.

— О чём разговор! — воскликнул я с облегчением.

Модуль аккуратно пристыковался. Я положил деньги в его шлюзовую камеру.

И модуль отчалил, поспешил обратно. Волнуясь, я ждал реакции, пялился в эмблему на экране.

— Продолжайте ваш полёт, — сказал патрульный, заметно потеплевшим голосом. — Но без нарушений!

— О чём разговор!

Без нарушений.

Как же.

Тогда в патруле служить будет некому, если приварок исчезнет…

Выйдем из Кокона — сведения о встрече канут в Лету.

Никаких следов, ни в моей аппаратуре, ни в патрульной.

Ведь происходило всё тут, в Коконе, то есть — вне пространства и времени.

А наличность — перешла из рук в руки, без свидетелей, без улик.

Кокон — большое достижение.

Попросту говоря, один маленький шаг д ля человека и гигантский шаг для человечества.

Вот, исходное состояние. Тут же с экрана пропала эмблема галактического патруля.

Вернулся «радужный туман». Из динамиков зазвучала «Взрывная декомпрессия».

Ну, скорость я, конечно, прибрал, до разрешённой.

Когда удалился на приличное расстояние, снова двинул рукоятку за красную линию.

Хотя по-прежнему оставался в пределах эклиптики.

Душа просит! ТМ

Алексей Лурье
ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ

1'2014

Мне всегда нравились рассказы отца о Них. Вместе с братьями мы слушали его, раскрыв рты от удивления и восторга. А после, перед сном, долго спорили меж собой: были ли Они на самом деле или это просто сказка! До шестнадцати лет я, признаюсь, был сторонником второго варианта. В школе нам сыпали лишь крохи информации о Них, но в тот день всё изменилось.

Планёр привёз наш класс на экскурсию в Мегаполис. Он был величествен. Огромный по своим размерам экран закрывал его от излучений Солнца. В диаметре экран покрывал более ста километров каменных и пластиковых джунглей. Тогда я впервые поверил в Них. Они жили тут давным-давно, хотя никто не знает как. Но большее впечатление на меня произвёл Их облик. Это нам показали в самом конце экскурсии.

На самом краю Мегаполиса был вырыт искусственный ров, как считали некоторые историки, ибо проникать внутрь экрана, было строжайше запрещено. По центру рва находилась искусственная насыпь, а на ней возвышалась каменная статуя одного из Них. Он держал в руках какой-то предмет, а на голове у Него были шипы. Неужели Они были столь огромны? Тогда Мегаполис — дом для одного из Них и только? Вопросы, на которые нам никогда не найти ответа.

Став старше, я узнал, что Они были на самом деле нашими создателями, а не просто древними обитателями планеты. Когда-то Они взрастили нас, посеяли семена разума в наших предках, но затем исчезли в неизвестном направлении. Банк памяти предков оказался переполнен и вычищен в результате какой-то катастрофы. Благо мы вновь обрели разум, но Они ушли. Мне не хочется верить, что навсегда. Они должны вернуться и дать нам новый импульс жизни. Открыть тайны Вселенной! Глупости, но я в них до сих пор верю. Мои дети уже подрастают, и я рассказываю им истории о Них, также как это делал мой отец и его отец до него. Мы передаём эти знания из поколения в поколение. Смотрю на детей, они слушают меня крайне внимательно. Лишь шум шестерёнок самого младшего сынишки едва нарушает мой сказ. Истории о Них записываются в электронные мозги детей, и в будущем, я питаю скромные надежды, они разберутся, куда подевались наши Создатели, а мне скоро настанет пора отправиться на переплавку.

А может, их тоже кто-то переплавил, как поступаем мы со своими предками? Или у них не осталось детей… И теперь они лишь призраки Мегаполисов и холодные немые статуи. Да и они ли это? Или вдруг это ещё более древние Создатели? Как много вопросов, на которые мне не дано узнать ответа. ТМ

Андрей Анисимов
ЗЕРКАЛО

2'2014

Война шла уже пятый год, и конца ей видно не было. Пять лет, в районах, прилегающих к Границе, с переменным успехом кипели бесчисленные сражения, пожирая тьму боеприпасов, топлива, а временами и сами корабли с их экипажами, ни на йоту не приближая к победе ни ту, ни другую сторону. Пять лет противник, таящийся где-то за призрачной чертой Границы, бросал на землян мощь своих космических сил, и пять лет земляне отвечали тем же, отбрасывая агрессора обратно за Границу или отступая сами, когда предпринимали такие же вылазки на сопредельную «территорию». Несколько световых недель в одну сторону от Границы и столько же в другую — вот такой была ширина зоны боёв, глубже которой не проникал никто. Попытки прорваться дальше кончались ничем: приходилось спешно откатываться обратно, под натиском превосходящих сил противника, чтобы, в свою очередь, держать удар врага, который подходящие из тыла резервы быстро превращали в столь же безуспешную попытку прорыва. Если б к космическим баталиям был применим термин «позиционная война», то эту войну с полным правом можно было бы назвать позиционной.

Странная была эта война. Они топтались пять лет возле Границы, испепеляя друг друга импульсными пушками и ракетными залпами, а до сих пор так и не знали, с кем воюют, — положение совершенно немыслимое! Ни одного пленного, ни единого обломка от вражеского корабля так и не попало в их руки, в то время как в зоне боевых действий! их должны были летать целые облака. Разведка усиленно тралила те районы, где уничтожались вражеские суда, однако вылавливала только останки того, что сходило с верфей Земли и многочисленных её колоний. Или корабли противника попросту рассыпались в прах, вместе с теми, кто ими управлял, или земляне воевали с призраками.

Не менее странной штукой была и сама Граница. Именно пять лет назад один из рейдеров, исследующий этот район галактики, наткнулся на нечто особенное, — уходящую в бесконечность поверхность, разделительный слой чего-то эфемерного, не воздействующего ни на один из датчиков и не фиксируемого ни одним прибором, кроме оптических, слой, который они пересекли без каких-либо помех и последствий и за которым их встретил чужой корабль. Кто выстрелил первым, уже не узнать никогда. Последовала короткая схватка, в результате которой чужак был уничтожен, впрочем, как и рейдер, успевший послать только сообщение о встрече… После этого всё и началось.

— Пять лет, — произнёс Войцеховский. Он покружил немного по кабинету, потом, в двадцатый или в сотый раз за этот день, остановился возле окна. С высоты восьмого этажа открывался прекрасный вид на корпуса Исследовательского Центра, огромные, как студийные павильоны. Собранные по единому образцу, они отличались только номерами, и очень немногие знали, кто и над чем работает в том или ином корпусе. Тысячи лучших специалистов метрополии и колоний, учёных, инженеров и техников трудились тут день и ночь, не покладая рук, создавая новые образцы космической техники и вооружений, которые тут же и собирались, а зачастую и испытывались на одном из полигонов, серые бетонные поля которых виднелись за корпусами. Пять лет назад тут ничего не было — голая пустыня. А спустя месяц после той памятной схватки поставили первый корпус и административное здание. За пять лет крошечный посёлок разросся в настоящий мегаполис.

— Пять лет, — снова повторил Войцеховский. — Пять лет…

Постояв ещё у окна, он прошёл к своему столу, посмотрел на пачку месячных отсчётов, присланных рабочими группами, но вместо того чтобы сесть за их чтение, опять вернулся к окну. Сейчас его не интересовало ничего из написанного там. Все его мысли были сосредоточены на одном: одном-единственном проекте, вошедшем в завершающую стадию восемнадцать суток назад. От его благополучного завершения зависело многое, если не всё, весь исход войны. Если всё пройдёт удачно, они получат в свои руки оружие не менее мощное, чем нейтронную боеголовку или тактический лазер. Они получат информацию.

Тот, кто владеет информацией, тот владеет миром, — истина старая, как сам мир. В этом плане они все пять лет сидели на голодном пайке. Все усилия разведки проникнуть в тыл противника неизменно кончались провалом: разведывательные суда то ли захватывались, то ли уничтожались, так или иначе не возвращался никто. То же самое происходило и с кораблями-разведчиками противника. Их непременно обнаруживали, перехватывали и расстреливали ещё до подлёта к основным базам. В сфере осведомлённости о противнике имело место то же равновесие сил, что и в боевых действиях: ни одна из сторон так и не добилась преимущества над другой.

Но теперь всё должно было измениться. Если «Ищейка» сумеет пробиться сквозь вражескую линию обороны, обследовать ближайшие к Границе звёздные системы и вернуться, то дело, наконец-то, стронется с мёртвой точки. Тогда по тому же принципу они будут строить и другие корабли, причём изменится не только их конструкция, кардинально изменится сам метод ведения войны. Если сравнивать нынешние корабли с «Ищейкой», то это парусники и паровой броненосец. Перемены неизбежны. Новая техника и новые возможности неминуемо отразятся на тактике… Главное, чтобы «Ищейка» вернулась. В противном случае проект «Прорыв», который вынашивали долгих два года, обернётся очередным тупиком, в котором оказались до него ещё не один десяток подобных… Только бы она вернулась.

Селектор на столе выдал короткую трель. Войцеховский отскочил от окна, оказавшись у стола быстрее, чем успел прийти второй вызов.

— Слушаю!

— Генерал, «Ищейка» вышла на связь три минуты назад.

— Превосходно, полковник, — Войцеховский вдруг почувствовал себя так легко, как никогда за эти пять лет. — Примите мои поздравления.

— Спасибо, господин генерал.

— Итак?

— Сейчас идёт дешифровка переданных данных. Полностью информация будет обработана через полчаса.

— Полчаса, и ни минутой дольше. Слышите?

— Так точно, господин генерал.

— Через тридцать пять минут она должна лежать у меня на столе.

— Слушаюсь!

Войцеховский отжал кнопку селектора и принялся нервно бегать из угла в угол. Отсчёты были забыты окончательно. Свершилось! Теперь-то они выйдут, наконец, из мрака неизвестности. Пускай махонькое, но всё же оконце приоткрыто. И это только начало. Они забросят в тыл этим засранцам сотни таких раз-ведзондов, а вслед за ними устремятся истребители, перехватчики, бомбардировщики, мониторы, крейсеры… Они сомнут их флот как картонные коробки. Он дожил-таки до счастливого дня. И чем чёрт не шутит, может ещё и увидит день их триумфальной победы.

— Пять лет, — пробормотал Войцеховский, упоённый видениями взрывающихся и бегущих вражеских флотилий. — Пять лет!

Точно в назначенный срок входная дверь открылась, пропуская в кабинет полковника Белецкого, непосредственного руководителя проекта «Прорыв», и одного из ведущих физиков Центра но фамилии Пресман. Вид у обоих был несколько растерянный.

— Господин генерал… — начал было Белецкий, но Войцеховский тут же перебил его:

— Он сумел пройти сквозь линию обороны?

— Так точно.

— А базы. Он обнаружил места, где базируется их флот?

— Да, господин генерал. Семь планетных систем, находящихся на расстоянии трёх парсеков от Границы. Обследовано в общей сложности пятнадцать планет. Четыре обитаемы, остальные используются как стартовые площадки.

— Замечательно. Ещё раз поздравляю вас, господа. Вот теперь-то мы их поймали.

— Да, но…

— Что?

Белецкий откашлялся.

— Дело в том, что все пятнадцать планет в точности повторяют пятнадцать миров, находящихся в трёхпарсековой зоне с нашей стороны.

Войцеховский нахмурился.

— Не понял. Поясните.

— Вот. — Белецкий протянул принесённую с собой папку. — Это снимки, сделанные «Ищейкой» с орбитальных высот… Снимков оказалась целая пачка. Не разложив, а буквально раскидав их по столешнице, Войцеховский пробежал по ним взглядом, задерживаясь на каждом на секунду или две, и нахмурился ещё больше.

— Это наши форпосты. Кое-что я узнаю… Что вы мне принесли?

— Это доставлено с той стороны. Войцеховский растерянно оглядел лежащие перед ним фотографии.

— Здесь какая-то ошибка…

— Нет, генерал, — заговорил Пресман. — Никакой ошибки нет. Вы, действительно, видите планеты, находящиеся по другую сторону Границы. Это планеты противника.

— Но это наши планеты!

— С этой стороны — да, а с той — их точные копии.

— Копии?

Пресман кивнул:

— Именно так. Нам удалось, наконец, узнать кое-что о природе Границы. Не буду вдаваться в подробности и забираться в дебри специальной терминологии, скажу просто. Граница — это область, разделяющая два участка пространства, один из которых является точным повторением другого. Иначе говоря, Граница — это своеобразное зеркало. А всё, что лежит за ним, является отражением того, что перед ним.

— Вы с ума сошли! — выдавил из себя Войцеховский.

Пресман указал на фотографии.

— Факты, подтверждающие это, перед вами.

— Вы что же, — медленно проговорил Войцеховский, точно боясь произносить слова, которые должен произнести, — хотите сказать, что с той стороны нас атакуют такие же люди, как и мы?

— Более того, это, по всей видимости, мы и есть.

Войцеховский открыл рот.

— Так с кем же мы воевали всё это время? С собственными отражениями?

— Именно. С самими собой.

— Бред!

— Отнюдь. Я мог бы показать вам выкладки, которые мы успели сделать на основе информации, полученной от «Ищейки». Всё сходится.Граница — это зеркало. За ней лежит точная копия нашей Вселенной.

Войцеховский опустился на стул, совершенно оглушённый этим открытием. Он ожидал услышать самые невероятные вещи о запредельной стороне, но такое!.. В другое время он решил бы, что его разыгрывают, но эти люди занимали слишком высокие посты и делали слишком важное дело, чтобы позволить себе подобное. Они говорили совершенно серьёзно.

— Так, подождите, — проговорил Войцеховский, собираясь с мыслями. — Если Граница — это зеркало, то противник обязан вести себя по всем правилам отражения. То есть, повторять наши действия. Каждую нашу атаку должна встречать контратака, каждый наш залп — встречный.

— Если б это было обычным зеркалом, то да. Но это не обычное зеркало. Если хотите, назовём его «кривым», не в плане геометрических характеристик, а иных… Временных, в первую очередь.

— Поясните, — потребовал Войцеховский.

— Извольте. Эта «кривизна» создаёт эффект задержки ответных действий. Мы сделали кое-какие наброски… В общем, существование такого образования, как Граница-зеркало, вполне поддаётся объяснению, если использовать за основу теорию…

— Подождите, — остановил его Войцеховский. — Хорошо. Задержка во времени. Но это всё равно должно быть повторением всех наших манёвров. Пускай даже с запозданием.

— «Кривизна», видимо, как-то влияет и на другие особенности «отражения», поэтому точного повторения не ждите. Но есть интересные факты, — Пресман открыл свою папку, достал из неё лист бумаги и протянул его Войцеховскому. — Эти данные мы успели собрать, пока шла окончательная дешифровка сообщения.

— Что это? — спросил Войцеховский, изучая бумагу. — Сводка?

— Да. Сводные данные за все пять лет боевых действий. Здесь всё, начиная от количества выстрелов с обеих сторон и кончая, разумеется, потерями. Сравните. Особенно показательны данные по потерям. На каждый уничтоженный корабль противника приходится наш, того же класса. Удивительно, что на это никто не обратил внимания раньше. Войцеховский выпустил из рук листок, и тот спокойно лёг поверх фотографий.

— Значит они — это мы.

— Или мы — это они.

Где-то далеко, на полигонах, зарокотал и стих реактивный двигатель. Войцеховский невольно поглядел на окно, за которым виднелись крыши корпусов Центра, в которых тысячи человек день и ночь были заняты тем, чтобы обойти в сумасшедшей технической гонке… самих себя. Теперь было понятно, почему ни одна из сторон не могла добиться преимущества: невозможно обогнать или победить собственное отражение. Они могли драться хоть тысячу лет, пока кто-то попросту не отступил бы назад. И сразу всё прекратилось бы: никто не полез бы через Границу, если с одной из сторон от неё были б отведены все боевые корабли. Война бы закончилась сама собой.

Теперь стало ясно, почему они так и не обнаружили ни одного обломка уничтоженных вражеских кораблей. Оказывается, они постоянно находили их, но из-за одинаковости в конструкции кораблей и используемых материалов, принимали за остатки своих…

— Невозможно!..

— Факты, — лаконично ответил физик. — Факты говорят об обратном. Это реальность, фантастическая, но, тем не менее, реальность. Вы понимаете, что это означает? Конец войне, конец этой бойне. А в плане познания? Это открытие кардинально меняет наше представление о строении Вселенной… Войцеховский уже не слушал его. Уперев локти в заваленный бумагами стол и обхватив голову руками, он без конца твердил одно и то же, как заклинание:

— Господи, пять лет. Пять лет… пять лет… ПЯТЬ ЛЕТ!ТМ

Александр Лобынцев
ЦВЕТЫ ДЛЯ ВЕЧНОСТИ

2'2014

Лёгкой вальяжной походкой, по-девчачьи покачивая бёдрами, Ксандер вошёл в «опочивальню». Ему нравилось это старинное почти забытое слово. Когда-то именно им он нарёк помещение, в котором сейчас находился. Отчего? Видимо, поэтическая натура Ксандера так захотела.

Холодная рука медленно опустилась на женскую грудь. Чуть подрагивающие пальцы, будто у подростка, который впервые пытается ласкать девушку, скользнули по шее. Ксандер с нежностью и лаской проводил подушечками по коже вверх и вниз. Словно преодолев робость, он резко наклонился над лежащей женщиной, вплотную приблизив губы к её лицу. Он попытался вдохнуть аромат возлюбленной. Аккуратно, будто боясь потревожить, он прильнул губами к щеке женщины. Продлившийся несколько секунд поцелуй растаял. Ксандер выпрямился и некоторое время молча стоял, разглядывая лежащую девушку.

— Всё хорошо, Марина, — растягивая слова, протянул он, — мы летим туда, куда ты мечтала…

Ксандер развернулся и бросил прощальный взгляд на возлюбленную. Лёгкая поступь шагов оборвалась у входной мембраны и тихим звоном некоторое время висела в воздухе.

На кухне первым делом Ксандер включил чайник и достал любимую кружку, напоминавшую о родном городе. Ложка цокнула о железное днище, заполняя его арабикой. Аккуратно сняв свистящий чайник с подставки, Ксандер заполнил кружку кипятком. Он всегда наливал воду до того уровня, что с внешней стороны соответствовал изображению головы орла, парящего над поверженным львом. Затем Ксандер взял блюдечко и прикрыл дымящийся напиток. Когда-то Марина учила его готовить «настоящий кофе», показывала, как правильно засыпать перемолотые зёрна в турку, рассказывала, сколько надо добавлять воды и как долго варить. Но эта процедура казалась Ксандеру слишком глупой. Он не чувствовал разницы между напитком, что готовил он, и тем, что делала Марина. Так стоило ли на все эти ненужные обряды тратить время?

Ксандер сел за стол. Пальцы ритмично выбивали дробь о его поверхность. В ожидании момента, когда кофе заварится, Ксандер стал рассматривать вазу с искусственным цветком. Он выглядел свежим, словно был сорван с клумбы и в нём бурлили соки. Он был фальшивкой, как и Ксандер. И от этого казался таким родным, таким близким…

Цветы… Для Ксандера это был прекрасный пример. Это было его оправдание. II если бы кто-то его упрекнул за содеянное, то он бы рассказал о цветах…

Тем временем пять минут, за которые должен был настояться кофе, прошли. Ксандер взял кружку, сняв предварительно покрывающее её блюдечко, и понёс дымящийся ароматный напиток к столу. Делая небольшие глотки, стараясь полностью насладиться вкусом, Ксандер обдумывал распорядок дня. Стоило проверить все помещения, где надо убраться. А самое главное — нужно было проверить показания боковых сенсоров корабля. Приблизительно через час по бортовому времени будет очень удачная возможность рассмотреть центральную часть цикличного маршрута, по которому двигалось судно. Ксандер втянул ноздрями аромат арабики, словно сделав финальный мазок кисти, и осушил кружку до дна. Днище звонко цокнуло о поверхность стола.

— Пожалуй, стоит сначала пойти в рубку и дождаться намеченного срока, — смотря на вазу с цветком, сказал Ксандер. Искусственное растение молча проводило удаляющуюся фигуру.


Цветы…


Когда-то давно Марина сказала Ксандеру:

— Я хочу лететь сквозь вечность, хочу, чтобы мой полёт прошёл сквозь неё и стал ей.

Тогда Ксандер глупо улыбался и застенчиво тупил взгляд. Он желал её. И он безумно хотел стать той вечностью, о которой мечтала девушка.

— Подари мне розы, — неожиданно в шутку сказала Марина, — я же тебе нравлюсь.

— В синтезаторе можно сделать неплохой букет, — робко выдавил Ксандер, — пластмасса и компоненты для ароматизаторов в наличии.

— Ну, это же искусственные цветы, — отмахнулась девушка.

— В условиях корабля нет возможности вырастить настоящие розы, — грустно ответил Ксандер.

— Жаль, — печально сказала Марина, — обожаю свежесрезанные розы… У них дивный запах.

— Но срезая цветы, — замялся Ксандер, — тем самым ты их убиваешь.

— Но я же их люблю, глупый, — рассмеялась девушка.

«И я тебя», — хотел добавить Ксандер, но слова застыли на нераскрывшихся губах.


Ксандер часто прокручивал этот разговор. И с каждым разом он всё больше проникался человеческой философией. Во время очередного анабиоза команды он вошёл в корабельную рубку. Взломав систему и устранив ряд запрещающих задач, он отключил жизнеобеспечение экипажа. Тело капитана и ещё шести человек он приказал выбросить в открытый космос. Лишь одно тело он велел оставить на борту. Раскрытый саркофаг с навеки уснувшей женщиной… С его цветком, что он сорвал.

Ксандер гладил её своими синтетическими руками, прижимался к ней, целовал искусственными губами. Нервные импульсы, проносящиеся внутри Ксандера по кабелям-нервам, несли чувство, которое можно было назвать «любовью». Синтетической, искусственной, но всё же любовью…


Цветы…


Сверхскоростной фрегат «Курск» делал виток за витком вокруг Млечного Пути. Стремительно разрывая пространство на околосветовой скорости, он облетал родную галактику. Словно страж, словно звёздный патрульный. Корабль, буравящий пространство и несущийся миллиард километров в час, застыл во времени. А окружающий мир, существовавший в обычном ритме, старел и угасал. Делая очередной круг несколько веков назад и пролетая вплотную к Солнечной системе, Ксандер увидел, как Солнце обратилось в тлен. Светило угасло и схлопну-лось, а его тело развеялось далеко вокруг в виде пылевых облаков. Смазанные образы были иллюзорными и какими-то нереальными. Они вызывали удивление, печаль и недоверие. Звезда, что подарила жизнь Ксандеру и всему, что было для него родным и любимым, умерла. Данный факт обескураживал и пугал. Он прекрасно понимал, что так должно было случиться… Как и понимал то, что вслед за изменениями в родной системе наступит время более глобальных перемен. Сегодня Ксандер смог рассмотреть центр галактики. Горящее агонизирующее пространство прятало пустоту. Ужасающую, расползающуюся во все стороны. На месте небольшой чёрной дыры, что некогда пульсировала в центре Млечного Пути, вырос колоссальный монстр, жадно поглощающий систему за системой.

— Пора, — сам себе сказал Ксандер и ввёл новую задачу в бортовой компьютер.

— Направление движения изменено, возможно временное снижение общей скорости на три десятых процента, — заботливо отрапортовал корабельный разум.

— Ничего страшного, наверстаем, — всматриваясь куда-то вдаль, рассеяно протянул Ксандер, — у нас впереди целая вечность… ТМ

Валерий Гвоздей
ПСИХОТЕРАПЕВТ

2'2014

Очередной пациент. Словоохотливый. Пока я проводил осмотр — негромко бубнил, изливая душу:

— Техник Петров говорит, я непутёвый. Руки-крюки, не тем концом вставлены… А разве бывает — не тем концом?

— Ты его слушай больше, он тебе ещё не то наплетёт… — фыркнул я.

— Хлебом не корми — дай унизить кого-нибудь… Тут придержи, одним пальцем.

— Техник Петров говорит, я дубина стоеросовая. Говорит — со мной раньше времени в гроб сойдёшь.

— Не бери в голову.

— Наши Петрова избегают, стараются не попадать в его смену. Шпыняет и шпыняет… А вчера мне сказал: «Ты плохо смазан».

Н-да.

Оскорбление для горнопроходческого робота.

— Ещё сказал: «У тебя логические цепи клинит».

Более тяжёлое оскорбление.

Даже, показалось, синтезированный голос прозвучал обиженно.

Хотя им не положено — обижаться. Ну, Петров. Так он разладит всё подвижно-механическое оборудование базы.

Едва различимое жужжание, сопровождающее перефокусировку объективов. Как раз тот самый «взгляд никуда», характерный для нуждающихся в коррекции.

Бедняга дезориентирован.

Оценка, навязанная человеком, противоречит собственному тестированию систем.

Раздрай. Комплекс неполноценности. Казалось, вот-вот из него посыплются шестерёнки. И робот осядет на пол грудой металла и пластика.

Хотелось погладить синеватые, в окалине, плечи ГПР-7. Но ведь робот не почувствует.

Я вздохнул.

Отвёртку положил.

Взял тестер. Полез в тускло поблескивающее, хорошо смазанное — что бы ни плёл техник Петров, — нутро агрегата. Не выявил неисправностей.

Вернул панель на место, закрутил винты как следует:

— Гироскопы в норме, зря переживал. Ты у нас в порядке. Спокойно работай.

ГПР-7 помедлил. И признался:

— Я не из-за гироскопов. Как пообщаюсь с вами — легче… Правда. Наши давно заметили. Спасибо вам…

Робот, стараясь мягко ступать, вышел за дверь мастерской.

Техник Петров становится проблемой.

Ребята в бригаде зубастые. Не очень-то наедешь. Отбреют — мало не покажется.

Вот он, зараза, и повадился. Отыгрывается на безответных.

И получается, я вроде психотерапевта. Вправляю мозги.

Сегодня же проведу с Петровым серьёзную беседу.

Если не уймётся, до начальника базы дойду.

Сколько можно — издеваться.

— Ну, кто следующий? — крикнул я.

— Заходи. ТМ

Константин Чихунов
СПОСОБНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР

2'2014

Шилов был вне себя от ярости. Он не терпел непрофессионализма и случайных людей в науке. И вот сейчас, когда результаты исследования собирались забрать военные, он просто не находил слов.

Всё началось чуть больше года назад, когда в результате пробного бурения геологи наткнулись на гигантскую полость в коре Земли. Данные видеосъёмки и лабораторные анализы проб воздуха из каверны заинтересовали учёных. Это способствовало принятию решения о более детальном исследовании объекта. Год ушёл на прокладку туннеля, соединившего поверхность Земли и пустоту в её недрах.

Шилов никогда не забудет той минуты, когда он впервые ступил в таинственный и необыкновенно красивый подземный мир. Поверхности, ограничивающие полость в тех местах, где до них добивал свет прожекторов, ярко сверкали антрацитовым цветом. Причудливые выросты и колонны создавали атмосферу неземного ландшафта, превращая учёных в исследователей неизведанных миров. Шилов присутствовал здесь в качестве биолога. Будучи доктором наук, он руководил лабораторией в одном из НИИ.

— Виктор Петрович! Смотрите! — Подбежал к нему лаборант Дима. Он сжимал в руке пробирку, а глаза его счастливо сияли за толстыми стёклами очков. — Я нашёл какие-то организмы.

— Но я ничего не вижу — сказал стоявший рядом с биологом горный инженер Злотников.

— А вы поближе посмотрите! — не унимался Дима.

И действительно, на дне пробирки копошились несколько крошечных, бесцветных и безглазых существ.

— Похоже на насекомых отряда бессяжковых, — подытожил Шилов, — примитивные, первично бескрылые членистоногие. Молодец, Дима, глазастый. Работай дальше. Лаборант умчался, а учёный поднёс к глазам представителей местной фауны.

— Интересно, чем они тут питаются? — Спросил Золотников.

— Микроорганизмами, грибками, плесенью, — ответил Шилов, — это только с виду здесь пусто, а копни глубже и можно найти много чего интересного.

Биолог тогда и не предполагал, что его слова окажутся пророческими…

Массивный человек в форме, возникший на пороге рабочего кабинета, отвлёк его от воспоминаний.

— Доктор Шилов? Разрешите представиться, полковник Стру-ев, — отчеканил вошедший. — С этого момента руководство над исследованиями осуществляю я, а вы поступаете в моё распоряжение.

— Что-то не припомню, чтобы я давал присягу, — недовольно проворчал биолог.

— Давайте без обид, доктор. Дело серьёзное. — И полковник протянул ему документ, подтверждающий полномочия Струева. Бумага была подписана на самом высшем, правительственном уровне. — Разумеется, вы можете отказаться. Но тогда ваше место займёт другой.

— Ничего не понимаю, — немало удивился Шилов, — вы можете что-нибудь объяснить?

— Охотно, но не раньше, чем вы подпишете вот это.

Следующим документом являлась подписка о неразглашении результатов исследования подземной полости. Пришлось подписать.

— Что дальше? — спросил биолог.

— Собирайте все необходимые документы, образцы и следуйте за мной. Мы продолжим работу в нашей лаборатории.

Исследования засекретили из-за космического корабля, найденного прямо в каверне. Как он туда попал, было совершенно не понятно, но факт оставался фактом.

Через несколько дней Шилову предоставилась возможность увидеть звездолёт лично. Около пятидесяти метров в длину и двадцати в ширину корабль имел сигарообразную форму и множество выростов и наростов на корпусе. Никакой речи о правильных линиях и о пропорции даже не шло. Его вообще можно было бы принять за часть ландшафта, если бы не сверкающий ртутью металл обшивки, без малейших признаков коррозии. Даже не специалисту с первого взгляда было понятно, что этот аппарат построили не люди.

— Как он сюда мог попасть? — Спросил Шилов у Злотникова, которого тоже захомутали военные.

— Сложно сказать, — ответил геолог, — тут повсюду вулканическая порода, когда-то полость могла соединяться с поверхностью. Знаешь, у вояк есть специалист-астрофизик, так он считает, что корабль попал сюда случайно, совершая подпространственный переход. Чушь, конечно, но я уже ничему не удивлюсь.

Военные пытались вскрыть звездолёт, но металл корпуса пока не поддавался.

— Почему бы не сообщить людям о нашей находке? — спросил как-то Шилов Струева.

— Вы не понимаете, доктор. Если есть корабль, значит, на нём кто-то прилетел. И этот кто-то может оказаться врагом. Возможно враги уже среди нас. Обнародуй мы информацию, и это заставит насторожиться пришельцев.

— Корабль здесь, наверное, уже так давно, что все пришельцы давно вымерли, — возразил Шилов. По правде сказать, он был не готов услышать подобный аргумент.

— Значит, мы должны найти доказательства их смерти.

Но самую большую загадку биологу преподнесли крошечные существа, обитавшие в каверне. Он неотрывно наблюдал за одним из первых экземпляров, пойманных ещё Димой. Сходство с членистоногими оказалось чисто внешним. При более близком знакомстве они вообще не подходили под общепринятую классификацию. Для неизвестного доселе науке вида нужно было отводить не только новый класс, но и новый тип.

Существо проявляло поразительную прожорливость и тенденцию к быстрому росту. Оно потребляло любую пищу растительного или животного происхождения и увеличивалось в размерах день ото дня.

Через неделю экземпляр вырос вдвое и вырастил на головке зачатки глаз. Ещё через пять дней, после линьки испытуемого образца, Шилов обнаружил трёхсантиметровую лохматую многоножку. Существо приобрело маленькие чёрные глазки и тёмную окраску тела. Заметив движение, оно насторожённо затихло.

Совсем не плохо для того, кто совсем недавно был слепым червячком. Шилов понимал, что такого быть не должно, но он был человеком науки и предпочитал верить фактам, а не своим глазам.

Вот и теперь он склонился над новыми данными, пытаясь разгадать загадку. Ответ пришёл подобно грому среди ясного неба. Наконец, всё встало на свои места…

Заседание проводил сам министр.

— Итак, подведём итоги. Нам удалось проникнуть в корабль пришельцев, но это нам мало помогло. Техника чужаков настолько отлична от нашей, что мы не можем даже предположить о её назначении. Мы по-прежнему не знаем ни о цели пришельцев, ни даже, как они выглядят. Одно можно сказать точно, они не гуманоидные формы жизни.

Может, наш биолог имеет какие-то предположения?

Шилов подошёл к столу и поставил на него лабораторную банку.

Дамы и господа, разрешите представить вам нашего гостя, представителя внеземной не гуманоидной расы. В банке сидело существо, напоминающее десятисантиметрового морского конька. Окрашенное в коричнево-жёлтые цвета, оно сосредоточенно поедало кусочек морковки, зажимая его не то в крючковатых лапках, не то в щупиках.

— Мне кажется, Шилов, что сейчас не самое подходящее время для шуток, — заметил Струев.

А никто и не шутит. Перед вами представитель местной фауны, которого мы поначалу приняли за членистоногого.

Все живые организмы нашей планеты, включая вымершие, имеют ту или иную степень сходства ДНК. Данный вид не имеет ничего общего ни с одним из них. Я пришёл к выводу, что это существо не могло появиться на Земле.

— Вы сами слышите, что говорите? — опять напомнил о себе полковник. — Судя по осмотру корабля, пришельцы были даже крупнее, чем мы.

— Вы рассуждаете с точки зрения человека, — ответил Шилов, — не забывайте, что речь идёт о не гуманоидных существах. У них всё может быть не так, как у нас.

Я считаю, что пришельцы, оказавшись в тяжёлых жизненных условиях, будучи ограничены в пище, запустили механизмы, направленные на сохранение вида. Это проявлялось в постепенном уменьшении размеров тела, что, в свою очередь, привело к деградации. Мне кажется, что процесс обратим. При должном питании испытуемый проявляет склонность к быстрому росту, меняя своё тело с каждой линькой на более совершенное. Его рефлексы усложняются, что говорит о совершенствовании нервной системы.

— Ну, что ж, господин Шилов, — сказал министр, — ваша теория ничем не хуже других. Продолжайте наблюдения. Остаётся надеяться, что наши специалисты сумеют извлечь информацию из звездолёта пришельцев и внести ясность.

— А я думаю, что он сделает это раньше, — сказал биолог и постучал пальцем по стеклу банки.

Существо повернуло головку на звук и посмотрело на человека глазками-бусинками. А затем вернулось к своей морковке. ТМ

Валерий Гвоздей
ВДВОЁМ

3–4'2014

Орсон перспективная в торговом отношении планета — экономика на подъёме, загребают всё подряд.

Выйдя на парковочную орбиту, запросил очерёдность.

Попутно искал взглядом орбитальный грузовой терминал.

Зафиксировал по соседству грузопассажирское судно, того же класса, что и моё.

Кораблей на парковочной орбите хватает, как правило, но вот многие ли из них имеют на борту уведомление: «Продаю»? И номер телефона.

Я немедленно увеличил картинку. Хмыкнул, разглядывая коллегу на экране.

Большой оригинал. Лёгких путей не ищет.

Кто станет заключать контракт с перевозчиком, у которого на корабле — такое? Что касается «Продаю»… Шевелилась у меня грешная мысль: а не прикупить ли второй корабль, не стать ли, наконец, махровым дельцом, работодателем?

Денег на счету не хватает — можно кредит взять. Постепенно выплатить.

На всякий случай забил номер в базу данных. Сейчас надо было заниматься разгрузкой! и погрузкой. А позже, когда появится время, отчего же не спросить у хозяина — почём, в каком состоянии, какой пробег, сколько владельцев было и в порядке ли документы?

Оригинал скрылся из виду, причадив к терминалу с другой стороны.

Вскоре подошёл и мой черёд.

Внешнее грузовое кольцо, набитое контейнерами, я разблокировал. Дальше ребята сами, не впервой.

Отыскал в Сети выгодный фрахт, заключил контракт.

Теперь на челноке — вши, потолкаться в баре среди шкиперов, поговорить, выяснить, чем Орсон дышит. Нет ли новостей, которые по официальным каналам не распространяются…

В зоне космопорта вечер. Я сел при свете прожекторов.

На территории много разных питейных заведений. И только одно, в котором собираются пилоты грузовиков.

Довольно просторный зал, с высоким потолком. Вдоль одной стены устроены кабинки, а другую занимает стойка. Множество столиков посередине.

Как всегда, гремела музыка. Дым коромыслом. Невнятный хор голосов.

Посидев у стойки, дав себя увидеть. Высмотрев знакомых, я переместился к столикам. Парой слов перекинулся. Выпил немного. Ценной информацией не разжился.

По наручному коммуникатору следил за происходящим на орбите.

Разгрузка завершена. Горючим заправили. Скоро начнётся погрузка, согласно фрахту. Всё нормально.

Вспомнился корабль, с девизом «Продаю» на корпусе.

Хозяин, наверное, здесь.

Послал вызов.

Коллега отозвался формально: коммуникатор показывал, что абонент на связи, хотя лицо его на дисплее не появилось. А моё, должно быть, уже рассмотрел. Коммуникатор я прижал к левому уху, правое зажал ладонью.

В динамиках не слышно и дыхания. Конспирация?

Разве так продают корабли?

— Я Тим. Хожу на «Дромадере».

Сообщив о себе ключевые сведения, пилот вправе ожидать, на мой взгляд, что коллега — проявится.

Дисплей оставался пуст.

— Вы продаёте корабль?

Вопрос я выговорил с оттенком сомнения. Выдержав странную паузу, мой застенчивый собеседник ответил глуховатым — намерено искажённым голосом:

— Да. Вы готовы совершить покупку немедленно?

Если коллега не спускал глаз с дисплея, то мог видеть — как взлетели мои густые брови.

— Кота в мешке не возьму, — озадаченно буркнул я. — Посмотреть, в документы заглянуть. Сутки, минимум. — Теперь дыхание в динамиках я слышал, причём — взволнованное. — Где-то можем состыковаться. Между рейсами или на профилактике.

— Забудьте.

Контакт прервался.

И честно говоря, оставил меня в недоумении.

С кем я беседовал?

С наивным дилетантом или с прожжённым дельцом-интриганом?

— Заткнитесь!.. — раздался крик, перекрывший другие звуки. — Эй, сделайте громче визор!

Шум тут же смолк. Все, кто находился в баре, уставились на большой экран над стойкой.

Из сводки новостей мы узнали, что между Орсоном, с одной стороны, и планетой Лайт — с другой разгорелся военный конфликт, грозящий перерасти в широкомасштабный.

Орсон на военном положении.

Дальняя связь заблокирована. Космопорты — закрыты.

Я, в числе других бывалых шкиперов, не дослушав, ринулся к выходу.

Увидели мы то, чего боялись. Территория оцеплена. К челнокам не пройти. Их держат на прицеле крупнокалиберные орудия бронетранспортёров.

Кто-то, из молодых и горячих, кинулся на штурм — права качать.

У военных разговор короткий. Молодые-горячие получили зубодробительный отпор. До челноков не добрались. И были немедленно арестованы, по законам военного положения.

Для пилотов война явилась неожиданностью. Обычно слухи расходятся намного раньше.

Мы угодили в ловушку.

* * *
Солдаты под командованием лейтенанта загнали всех оставшихся в бар. Разоружили тех, кто пришёл с карманным арсеналом.

Началась проверка документов. Пятнадцать человек из нашего брата, чьи суда приписаны к лайтовским портам, стали военнопленными. Или же — интернированными. Как повезёт. Лейтенант велел нам оставаться в баре, до особого распоряжения.

Забрав несчастных, солдаты вышли. У дверей встал караул.

Загремела музыка. Но обстановка не разрядилась, была, как прежде, нервозной. Пилотам, работающим на дядю, неприятно, спору нет, зато полегче в финансовом плане. И в моральном. Капитанам-владельцам — хуже. Убытки заставят многих уйти навеки из бизнеса, разорят дотла.

Неизвестно, когда отсюда выберешься, и выберешься ли вообще. И получишь ли назад корабль-кормилец.

На войне случается всякое.

Может выйти, что корабли, важнейшие активы наших частных предприятий, фактически поступят в распоряжение военных. Или гражданских организаций, подчинённых им.

На языке велемудрых адвокатов — недружественное поглощение…

Разношёрстная публика смолкала едва на большом экране возникал новостной ведущий.

Поступали сообщения о передислокациях флотов.

Никто и не собирался нам говорить: не волнуйтесь, произошла ошибка— никакой войны.

Я взял пива и забился в угол, встал у стены, подумать.

Разумеется, выгодный фрахт потерян. Но, может, хоть деньги за доставку перечислены?

Транзакция могла и проскочить, до момента, когда заблокировали дальнюю связь.

Впрочем, гораздо важнее другое. Подняться на орбиту.

Забрать корабль.

Вырваться.

Как, если челнок арестован?

Морща в размышлении лоб, я поднёс ко рту бутылку, хлебнул.

В поле зрения появилась девушка, одетая в лётный комбинезон.

С одеждой контрастировали пышные, лежащие на плечах, каштановые локоны. И нежное лицо, мягкий взгляд больших серых глаз, полные губы.

Кого-то напоминала. Однако — не похожа на тех бойких особ, которых я встречал среди немногочисленных женщин пшютов. Новенькая?..

Пошла ко мне в угол.

Движения плавные, как льющийся мёд. Они завораживали.

Я тряхнул головой, отгоняя морок.

У девушки вид неуверенный. А смотрела прямо, надеясь уловить реакцию.

Напоминала она подростка, попавшего неожиданно в чужую среду и не знающего, какой принять тон.

Помявшись, сказала:

— Вы, наверное, удивитесь…

Что верно, то верно — удивился.

— Мы знакомы?.. — спросил я.

— Нет. То есть — не совсем…

Клеится?..

Выбрала же время, ей-богу.

— Золотце, простите, не до вас. Смутилась, принялась теребить ворот. Щёки порозовели. Но пока не уходила.

В поле зрения появился другой пилот, седовласый, грузный, краснолицый.

С ним я знаком точно: Вацлав. Одно время работали вместе, когда я, после увольнения в запас, решил заняться космическим извозом.

Тяжело кряхтя, Вацлав прислонился к стене рядом.

Из когорты несгибаемых. Радикулитчик с многолетним стажем.

Как сидит в кресле пилота — загадка.

— Не понравилась девушка? — усмехнулся Вацлав. — Из-за меня тут застряла Наследство получила, корабль, с незавершённым фрахтом. Хотела продать. Я сказал, так нельзя. Ведь ты пилот, дочь пилота Фрахт надо выполнить. Чтобы отец на том свете не обижался… Вот и полетела, с нарисованным объявлением… Дочь Макса.

— Вольного?.. — Мог не уточнять. Понял, кого девушка напоминала внешне.

У неё, значит, пытался купить судно. Так потрясла надпись, что не узнал корабль. Вольный из прежней, совместной команды. Моложе Вацлава, старше меня. Говорил, что был женат, что родилась дочь. Когда появились грузовики, для управления которыми хватает за глаза одного человека, наша команда распалась. Недавно Макс умер. Вышел на обшивку— починить антенны, без которых навигационная система ослепла. Новая, жуткая вспышка на звезде не оставила шансов… Корабль, в общем, не пострадал. Второй пилот, стажёр, не пострадал. А Макс…

Доза радиации была велика.

На похороны я не успел.

— Тим, — представил меня Вацлав, затем представил девушку: — И Терри. Она полгода с отцом ходила вторым пилотом. Она с Лайта.

— Макс с Земли, — нахмурился я, догадываясь, к чему разговор идёт. — Как мы с тобой.

— На Лайте с матерью жила… Корабль, ясное дело, приписан к Земле. Но скоро особисты раскрутят. Пропадёт она в этой мясорубке… Я старый. Вы уж вдвоём…

Мой вздох был тяжёлым, невежливым.

* * *
Терри я сказал — мы должны изображать парочку, делать вид, что ищем тёплое местечко.

Но помощь девушки выражалась в том, что она краснела, напрягалась и не поднимала глаз — когда я с плотоядным выражением прижимал её к себе.

В коридоре на полу — двое малышей, дети кого-то из персонала.

Не поделили игрушку. Девочка сказала мальчику тонким, писклявым голоском:

— Ты глязное зывотное!..

У мамы научилась.

Игрушку всё-таки отняла, с торжеством. А дверь на выход стерёг пожилой охранник, в камуфляже, из резервистов. Преградил нам путь, взял бластер на изготовку.

Решительным он не выглядел. Натура явно гражданская. Психология таких людей ещё не скоро перестроится на военный лад Я заговорил, ухмыляясь:

— Сделай милость… Видишь, истомилась девчонка… Не был никогда молодым?.. Охранник поморгал. И вдруг понимающе осклабился:

— Ну-ну… Валяйте… Я вас не видел.

Шагнул к стене. Ему-то что, с планеты ведь не улетишь.

Мы устремились дальше, в сторону подсобных и складских помещений, где было темно. Скоро миновали их. Вышли на освещённый фонарями участок. Сортировочные площадки дм прибывающих грузов. Терминалы, над которыми торчали длинные решётчатые стрелы мощных кранов. Ремонтный док. Несколько ангаров.

Везде работы замерли. Переходный, установочный период.

Над крышами видны параболические антенны портовых локационных систем. Прямоугольная высокая башня с диспетчерским пунктом. Сплошное остекление, в самой верхней точке вращается антенна. Ракетно-лазерный комплекс противокосмической обороны, в боевом режиме.

— Тим — от Тимоти? — спросила Терри на ходу.

— Я Тимофей.

— Хм…

— Как вы спаслись, тогда, после вспышки?

— На обшивку вышла, починила антенны. Вот тебе и нежное создание. Кто бы думал.

— Я не хотела сюда лететь. Знала почти наверняка, что будет война.

— Откуда?

— По личным каналам.

— Почему задержались в баре?

— Вацлава уговаривала не ждать погрузки, уходить, пока не поздно…

Где-то рвануло. У нас под ногами дрогнул бетон.

Завыли сирены. Замигали тревожные лампы.

Неужели — атака?

Вывел на коммуникатор местную станцию новостей, послушал. Взрыв на лётном поле, в секторе челноков.

Вацлав, понял я. Дистанционно подорвал свой челнок, послал с коммуникатора сигнал о самоликвидации. Хотел отвлечь внимание, чтобы дать нам шанс. Теперь он не выберется. У других пилотов отберут коммуникаторы, во избежание подобных инцидентов.

Сектор противокосмической обороны. Высокая сетчатая изгородь, сетчатые ворота с цифровой панелью на трубчатой опоре.

КПП. Людей нет. Охрану выставили ещё не везде.

За изгородью видны ряды летательных аппаратов.

Когда поднял крышечку панели, в нижнем левом углу появилось: «Введите команду».

Нажал «Вход».

«Пожалуйста, введите код допуска». Ниже — пунктир из двенадцати коротких чёрточек.

Код из двенадцати цифр, с ограничением количества попыток.

Набрал двенадцать нулей.

Мимо.

На дисплее высветилось: «Попытка № 1». Стволы пулеметов на автоматических турелях шевельнулись, взяли на прицел.

Охрана, похоже, ни к чему.

Отключить не удастся. Простенький терминал, но за ним фильтры доступа, анализаторы паролей, антивирусные сканеры. И любой сигнал проходит каскадную проверку, алгоритмы которой ужесточаются с каждым последующим уровнем. Сделаю три неудачных попытки — и система заблокирована Терри коснулась моего локтя:

— Можно ваш коммуникатор? Хочу объединить мощности.

Видно, с Вацлавом пыталась связаться. Операционка виртуально-голографическая. Тонкие пальчики так и порхали туда-сюда по льдисто прозрачной клавиатуре. Протянул ей коммуникатор.

Надела браслет на запястье и подвинула к своему.

— Там пароль, — напомнил я.

— Ничего страшного… — Терри ответила рассеянно — глядя на призрачный экран, порхая над клавиатурой.

За две секунды обошла пароль?.. И не только мой.

Охранная система утратила к нам интерес. Загудели сервоприводы. В исходное положение вернулись пулемёты.

В сторону покатились ворота.

* * *
Шеренга орбитальных штурмовиков.

Я летал на похожем. Экипаж два человека. Обычно — в компенсирующих скафандрах. Но система регуляции позволяет обходиться без них.

Выберем крайний штурмовик.

Нужен код активации.

Вздохнув, я посмотрел на Терри:

— Ну?

— Сейчас…

За остеклением мигнул зелёный сигнал. Код принят.

Фонарь кабины сместился вперёд и вверх. Спустилась узкая лесенка.

— Ваше место сзади. — Я помог Терри. Залез в кабину сам. — Пристегнитесь. Зеленоватое свечение панелей. Неповторимый запах, ощущение боевых возможностей…

Она поработала с аппаратурой.

Загрузила навигационные базы данных, взятые неизвестно где.

Я положил руки на подлокотники — на блоки сенсоров.

Включил прогрев атмосферных двигателей, систему охлаждения внешней обшивки.

Вырулил, поставил на тормоза Маршевые набрали тягу.

Штурмовик содрогался от вибрации. Рёв проникал в герметичную кабину.

Сейчас мог, наверное, последовать запрос космодромных служб.

Не последовал. Конечно, Терри постаралась. Умница.

Разбег. Заработали компенсирующие механизмы ложементов.

Отрыв. Набор высоты.

На выходе за пределы атмосферы переключил двигатели.

Неосвещенная сторона планеты казалась тёмно-синей, в густых фиолетовых разводах. С трудом угадывались контуры материков.

Так.

Корабли с маркировкой военно-космических сил. Лежат в дрейфе.

— Не меняйте курс!.. — сказала Терри. — Нас принимают за военного курьера — я передала коды.

Во избежание хакерского перехвата секретную корреспонденцию нередко доставляют по старинке — в запечатанном конверте. С той разницей, что конверт при несанкционированном вскрытии эффектно взрывается…

Ладно — охранный сервер ПКО. Хакнула сеть военно-космических сил?..

Шпионка Лайта?

— Немного выше оба наших корабля, — добавила шпионка. — На экранах ВКС они сейчас — два боевых судна, в связке. Ждут. Получат задание — пойдут к периферии системы.

Нашла время отстыковать, перевести на другую орбиту.

Направил штурмовик к своему кораблю. В борту раскрылся мягко освещённый вакуум-док.

Габариты штурмовика и стандартного челнока сопоставимы.

Короткие включения тормозных сопел. Да, вошли.

Створки дока сомкнулись. В док нагнетался воздух, клубясь, словно дым… Штурмовик послали обратно.

В рубке сели в кресла.

На панелях уютно перемигивались контрольные огоньки.

Хорошо-то как.

Но я требовательно взял Терри за локоть:

— С места не сдвинусь, пока не узнаю правду.

— Я с трёх лет за компьютером. На Лайте возникли проблемы, из-за хакерских шалостей. Мама отправила к отцу, чтобы он приструнил, к делу приставил…

Нежное создание потупилось.

Коварно воспользовавшись моментом — обнял, поцеловал в губы.

Терри вырвалась:

— Что за вольности!

— У капитана — широкие полномочия, — сказал я.

— Вряд ли настолько!

— Второй пилот! — Я повысил голос. — Возражения отставить! Проложить внешний курс!

Надулась.

И, надутенькая, приступила к работе.

Корабль до обидного легко принял её команды.

Я наблюдал искоса.

По-моему, Терри не слишком рассердилась за поцелуй.

Спасибо Вацлаву. ТМ

Сергей Звонарёв
РУКА БОГА

3–4'2014

Дверь открыл худощавый старик в футболке и джинсах.

— Вы — тот самый журналист? — спросил он.

— Блоггер, — уточнил Андрей.

Взгляд старика упал на сумку.

— Принесли то, о чём договаривались?

— Да.

Старик молча повернулся и по коридору пошёл внутрь дома. Андрей воспринял его уход как приглашение и двинулся следом.

— Журналист, блоггер, какая разница? — донеся раздражённый голос. — Всем нужно одно и то же: сенсация! А вот думать никто не хочет!

Коридор привёл в просторную комнату с широким окном. По его сторонам стояли два кресла, между ними — столик. На стене — памятная грамота под стеклом: «Роберту Гревсу от руководства Лаборатории Реактивного Движения. Сорок лет безупречной службы». Под потолком висели макеты автоматических станций: «Викинги», «Пионеры», «Кассини» и «Гюйгенс», советские аппараты серии «Венера» и «Марс». «Одиссей», конечно, занимал главное место в экспозиции — во всех деталях выполненные орбитальный модуль и спускаемый аппарат.

— Покажите, что у вас там.

Андрей открыл сумку: папки с бумагами, магнитофонные катушки, кассеты.

— Это лишь часть, — пояснил он, — в основном архив уже оцифрован, так что все данные в накопителе.

— Так, так… — Гревс напоминал коллекционера, увидевшего редкость. Он перебирал папки, бормотал названия: — Отчёты по «Марсу», телеметрия, рапорты…

— Вы знаете русский? — удивился Андрей.

— Немного.

Гревс с усилием оторвался от сумки.

— Хорошо, — сказал он, — вас интересует парадокс Вихрова, так?

— Да.

— А что сами думаете? Прав он или нет?

— Мы рассматриваем парадокс в цивилизационном контексте, — осторожно ответил Андрей. — С этой точки зрения ответ неоднозначен.

— Чушь! — воскликнул Гревс. — Полная ерунда! Есть только две возможности: либо Вихров прав, либо ошибается! Всё остальное — уловки трусливых интеллектуалов, не желающих признать, что наши знания о Вселенной кончаются за орбитой Луны! Разумеется, проще болтать о цивилизационном контексте: жуйте, коровы, вашу жвачку…

Спорить с ним Андрей не собирался. Некоторое время Гревс вызывающе смотрел на него, ожидая возражений, потом его взгляд погас.

— Напрасная трата времени, — раздражённо проворчал Гревс, — но, раз уж я обещал…

Он подошёл к макету станции, слегка тронул его; тот мед ленно закрутился.

— Не думайте, что я расскажу вам что-то новое, — пробурчал старик, — вы и так знаете всё, что нужно. Ваша проблема в другом: вы не хотите думать.

Он усмехнулся.

— Увы, с этим я ничего поделать не могу Нежелание думать — общее свойство вашего жалкого поколения.

— «Одиссей» стартовал к Сатурну и его спутнику Титану, — начал Гревс, усевшись в кресло и жестом указав собеседнику на соседнее. — Сначала всё шло хорошо, а потом — где-то с орбиты Марса — начались проблемы. Неисправности появлялись одна за другой, так что инженеры сидели над телеметрией круглые сутки, ставили заплатки. Иногда возникало подозрение, что сообщения о сбоях ложные — их было слишком много, порой они противоречили друг другу. Тем не менее, «Одиссей» удалось удержать под контролем, и когда спускаемый аппарат начал передавать данные с поверхности Титана, все вздохнули с облегчением. «Одиссей» отработал весь положенный срок, и в НАСА рассматривали вопрос о продлении миссии. Большие шишки, как всегда, сомневались — стоит ли игра свеч? Мне поручили оценить надёжность станции, и я привлёк к этому Сергея Вихрова: он уже проявил себя как талантливый математик и программист. Сергей отнёсся к работе серьёзно, лично разбирался с телеметрией. Признаться, о проблемах уже подзабыли — или, вернее, им не придавали значения. Так что, когда Вихров сообщил свои выводы, моей первой реакцией было: «Полная чушь!» Андрей подумал о том, что Гревс не пытается приукрасить историю. Что ж, это ему в плюс.

— Судите сами, — продолжил он, — мой сотрудник приходит и заявляет, что станция не работает уже полгода, а то и больше. «Кто же передаёт данные с Титана?» — спрашиваю я у молодого гения. Ответа, конечно, нет. В тот момент, — хмыкнул Гревс, — мне хотелось посоветовать ему не увлекаться фильмами вроде «Козерог-1»… Через пару дней Вихров позвонил и попросил зайти в ангар, где стояла точная копия «Одиссея». «Я нашёл решение», — заявил Вихров и показал на сплетение проводов в блоке питания станции. Три провода были маркированы красным. «Что это?» — спросил я. «Объяснение», — загадочно ответил он. — «Что именно вы хотите объяснить?» — «Всё:показания телеметрии, постоянные сбои и то, что станция всё-таки работает». — «И каким же образом?»

Тут мне показалось, что Вихров смутился. Он как будто колебался — стоит ли говорить.

«Всё просто, — услышал я, — помеченные красным контакты заменили. Именно поэтому станция работает».

«Вы хотите сказать, если бы заменили контакты».

Вихров хмыкнул.

«В том-то дело, что без если, — ответил он, — их заменили. Это единственное решение».

Честно говоря, я испытал неприятное чувство: похоже, у одного из моих лучших сотрудников поехала крыша. Возможно, Вихров переутомился и попал под власть навязчивой идеи. Почему нет? Когда столько месяцев следишь за дальним космосом, всякое может случиться…

«Сергей, — спросил я, — кто, по-вашему, мог поменять контакты на станции, летящей на расстоянии в двести миллионов миль от Земли?»

Вихров посмотрел на меня, и, признаться, его взгляд немного меня озадачил. Сергей как буд то понимал всю абсурдность своей идеи, но в то же время был убеждён в своей правоте.

«Не знаю, — сказал он. — У меня никаких мыслей».

Вихров нервно рассмеялся.

«А у вас, Гревс? — спросил он с необычной дои него развязностью. — А у вас есть, а? Надеюсь, что да, вы же начальник, а я всего лишь скромный инженер! Если мы нашли зелёных человечков, я готов уступить вам славу первооткрывателя!»

Гревс, погрузившись в воспоминания, замолчал. Андрей его не торопил — эту историю он знал едва ли не лучше рассказчика От старика ему нужно было другое, и сейчас он слушал скорее не то, что Гревс ему рассказывает, а как он это делает. Пока Андрея всё устраивало — несмотря на более чем семидесятилетний возраст, бывший замдиректора ЛРД, похоже, был в форме.

— Разумеется, — продолжил Гревс, — я не дал хода его рапорту: меня бы засмеяли. Времени оставалось мало, и мне пришлось сочинить что-то правдоподобное — вроде того, что станция в полном порядке и может работать ещё несколько лет. Я чувствовал неловкость — впервые за всю карьеру мне пришлось соврать. Но что оставалось делать? Время поджимало, и я решил, что правдоподобная ложь — единственный выход.

— А Вихров, — спросил Андрей, — как он отреагировал?

— Никак, — ответил Гревс, — ему как будто было плевать. Сначала я не понимал его спокойствия, а потом до меня дошло: если это правда, если кто-то смог поменять контакты на станции, находящейся на орбите Юпитера, то есть ли разница, что там решит какая-то комиссия? Понимаете его логику? — Гревс упёрся взглядом в Андрея. — Он верил в свою идею, действительно верил! Если на берег идёт цунами — нужно ли чистить пляж от водорослей?

— Может, стоило рассказать это всем? Добиться публичного обсуждения?

— Возможно, но Вихров решил продолжить исследования в одиночку: наверное, его разочаровала моя реакция. Он рассудил, что такие случаи могли быть и раньше, до «Одиссея» — просто на них не обращали внимания: если всё работает, что ещё надо? Сергей попросил две-три недели, чтобы проверить свои выводы, и я согласился. Он думал, что найдёт следы зелёных человечков не только в миссии «Одиссея».

— Ему это удалось?

Гревс усмехнулся.

— Молодой человек, я пытаюсь ответить на этот вопрос уже двадцать лет. Могу сказать вот что: спустя месяц после нашего разговора Вихров прислал весьма впечатляющий отчёт. Помимо анализа «Одиссея», там были выводы и по другим успешным миссиям: «Викингам», «Пионерам», «Оппортьюнити». Вихров утверждал, что практически все аппараты, которые достигли — или пересекли — орбиту Марса, имели признаки вмешательства в их работу. Честно говоря, в тот момент меня волновало другое — в отчёте использовалась конфиденциальная информация, доступа к которой у Вихрова не было. Где он её взял? Ситуация серьёзная, учитывая его иностранное гражданство. Я попытался связаться с Сергеем, но мне это не удалось. Впрочем, — хмыкнул он, — не только мне. Через пару дней, когда обнаружились следы проникновения в базу данных НАСА, предназначенную для служебного пользования, к делу подключилось ФБР Увы — Вихров исчез. Вероятно, к тому времени его уже не было в стране. Вы, кстати, не знаете, где он? Может, работает на каком-то секретном объекте в России, а?

— Ничего не могу сказать, — развёл руками Андрей, мимоходом порадовавшись, что нашёл удачную формулировку. — А что с отчётом?

— Я рассказал о нём: так или иначе всё бы открылось. Было бурное обсуждение, многие хотели замять дело. Да и дела-то никакого нет, говорили они, станция работает, что ещё надо? — хмыкнул Гревс.

— Официальная позиция свелась вот к чему: есть совершенно безосновательное утверждение, сделанное одним из уволенных сотрудников ЛРД, к тому же иностранцем, к тому же находящимся в бегах. Руководство Лаборатории не считает необходимым комментировать слухи. Конечно, была опасность, что Вихров заговорит, но за двадцать лет он так и не объявился. Повезло, можно сказать.

— И поэтому парадокс Вихрова в одной корзине с теорией, что американцы никогда не были на Луне?

— Именно.

— А вы сами что думаете?

Гревс не торопился с ответом. «А что, если сказать ему правду, — подумал Андрей, — прямо сейчас, не откладывая?» Не поверит, решил он, и выгонит меня взашей. Не поверит, пока не увидит и не пощупает всё сам.

— Посмотрите, — Гревс показал на грамоту, висящую на стене, — что, по-вашему, это значит?

— Благодарность за работу?

— Благодарность? — в голосе Гревса появился сарказм. — Леденец, чтобы подсластить пилюлю, вот что это такое! Вали из Лаборатории и не мешай нам больше! Такой вот текст между строк, ясно?

Он словно погас — возбуждение от собственного рассказа оставило его, и теперь возраст Гревса стал очень заметен.

— Почему вам пришлось уйти?

— Я хотел разобраться, понять, в чём дело — но никому это не нужно, понимаете? Проще отмахнуться — ерунда, бредни сумасшедшего. Я полгода потратил на то, чтобы проверить выводы Вихрова — они оказались верными, в пределах той информации, что у него была Ещё полгода я ходил по кабинетам, пытаясь убедить начальство начать масштабную проверку А потом терпение у директора лопнуло, и он открыто сказал: либо ты заткнёшься, либо тебе придётся уйти.

Видно было, что разговор утомил Гревса. Андрей встал: в принципе, он уже выяснил то, что хотел.

— Рука Бога, — сказал Гревс, провожая его, — так, кажется, это называют, да? Вихров считал, что обнаружил её. Может, я найду её в отчётах по «Марсу», как думаете?

— Обязательно сообщите, если найдёте.

* * *
«Когда же это закончится, — раздражённо думал Андрей, — поскорее бы уж!» Охранник в камуфляже явно не торопился, переводя взгляд с фотографии в пропуске на оригинал. И это после проверок по сетчатке и отпечаткам пальцев! Впрочем, Андрей знал: возмущаться бесполезно, будет только хуже.

Наконец, его пропустили; Вихров выслушал доклад благосклонно.

— Рука Бога? — хмыкнул он. — Вообще-то «Самоорганизация сложных систем в экстремальных физических условиях» мне нравится больше.

— Журналисты, когда всё раскопают, предпочтут вариант с рукой, — сказал Андрей. — Он нагляднее, короче и проще.

— Возможно. Так ты думаешь, Гревс всё ещё в форме?

— Полагаю, да. Вероятно, он смог бы консультировать аналитиков по аэрокосмическому направлению.

Вихров задумался.

— Там много работы, — проговорил он, — с «Боингами», «Аэробусами»… сколько было инцидентов за последний месяц?

— Где-то с десяток, два подтверждённых случая предаварийной самоорганизации, остальные на проверке.

— С десяток… А что, Гревс ни разу не обмолвился о самолётах?

— Нет. Думаю, он не догадывается.

— Поразительно! Умнейший человек, а не может посмотреть вокруг! Зациклился на своём космосе!

— Он задумался, а это не так уж и мало. Кстати, в своё время Гревс мог бы тебя сразу уволить, а вместо этого дал поработать, — напомнил Андрей.

— Похоже, старик тебя обаял, да? — подмигнул Вихров. — Ладно, посмотрим, что он сделает по «Марсам», а потом примем решение.

«Сколько мы ещё сможем держать пар под крышкой, — подумал Андрей, — заметать следы, давать опровержения?» Садясь в свою «Мазду», он вспомнил, что месяц назад группа моделирования в очередной раз понизила уровень сложности механических систем, в которых не наблюдается самоорганизации — теперь он составлял десять тысяч условно простых деталей. Вероятно, «Мазда» какое-то время ещё будет иметь статус устройства с пренебрежимо малой вероятностью самоорганизации, а потом придётся пересесть на что-то попроще.

Например, на «Ладу». ТМ

Кристина Каримова
СЕКРЕТЫ МАСТЕРСТВА

3–4'2014

Вот люди сейчас много чего понадумали: модернизация, кибериизация, а как ни крути, секреты мастерства в любом ремесле — это главное.

Приходит ко мне на днях сосед и говорит:

— Всё, Витюха, каюк! Кончилося твоё время!

— Ну? — спрашиваю. А сам работать продолжаю — морду медведю делать. Морда — она самая важная часть. Лицо, можно сказать.

Ремесленник я — зверей из дерева ваяю. Лисы там, зайцы. Другие зверюшки. Всех хорошо разбирают, но мишки лучше всех расходятся. Модно это сейчас — ручная работа. Хэнд мейд, по-научному. Оно и понятно. Где сейчас найдёшь кустарную поделку? Всё больше штамповка машинная. А она как? Она же пустышка, в ней души нет. Вот и едут к нам в деревню закупщики — за настоящей ручной работой.

— А вот так, Витюха! — Пашка мне отвечает. — Не один ты сейчас мастер в деревне будешь. Я щас тоже медведей делать буду. Гляди-ка вот!

И руку мне правую протягивает, которую за спиной прятал. Я гляжу, а вместо пальцев у него — ну чисто набор «Умелые ручки»! — ножички всякие, крючочки, стамесочки. Столько всего разиенького — сразу и не разглядишь.

— Чегой это с тобой?! — удивляюсь я.

— А это — кибериизация, — говорит Пашка гордо. — Сращение человека и механизма. Вишь, штука у меня какая? Мне мою обычную руку, человечью, на энту заменили. Да я щас с таким набором тебя с медведями в два счёта обставлю.

И на руку свою любуется. А я плечами пожимаю и снова за работу:

— Да разве ж это главное? В нашей работе ведь не инструмент, а человек важнее, мастерство… А чего твои ножички, отвёрточки могут?

Пашка разозлился, махнул в сердцах новой рукой — аж дзинькнуло что-то.

— Да ты завидуешь, Витюха! — кричит.

— Вот увидишь, я щас вдвое супротив твоего зверей навалю. У тебя что? Десять пальцев и всё. А у меня и скорость, и точность. Не чета тебе. Спорим, останешься без работы?

А мне что? Я опять плечами пожал.

— Спорим, — говорю. И медведя продолжаю резать.

Выиграл я, ясен пень. Ведь главное в нашем деле не скорость, а мастерство. Пашка, конечно, со своей рукой зверья-то понаделал много больше моего. А брать их никто не стал. Ибо простым глазом видно, что механизмой деланы. Ровненькие, гладенькие, одинаковые все — прям тютелька в тютельку. Ну, ещё бы! Инструмент-то у него кибернетический, такой, что комар носа не подточит. Руками ведь, как ни старайся, всё равно ошибочки будут. Там ушко одно поменьше выйдет, здесь глазик чуть кривит, словно подмигивает… Сразу видно — ручная работа. Хэнд мейд! Вот покупатели за ними в очередь и выстраиваются. Так что не угадал сосед — работы у меня только прибавилось. Не только мои закупщики постоянные, но ещё и Пашкины новенькие ко мне прибились.

А руку кибернетическую Пашка отнял, ампутировал то есть. Заказал себе новую, человечью вырастить, — через неделю готова будет. А кибернетическую хотел выкинуть. Да я не дал — выкупил у него за полцены. Вчерась хирурги-техники мне её приладили, и работа в два раза быстрее пошла. А что механическая рука-то, так это не страшно. Ведь главное — секреты мастерства знать. ТМ

Валерий Гвоздей
ВДВОЁМ

4'2014

Полигон занимал огромный кусок чахлой степи, частично прихватывая горы.

Всю площадь окружала пятнадцатикилометровая зона, доступ в которую был закрыт для посторонних. Тем не менее каждый раз, въезжая на базу, я видел грозные предостережения: «Испытательный центр. Вход на территорию — по специальным пропускам. Досмотр машин, обыск сопровождающих лиц. Внимание! Здесь тестируются опасные военные средства!»

Эти надписи, вероятно, призваны отпугивать тех, кто случайно забрёл в зону.

Впрочем, таковых ещё не было.

На базе образцовый порядок, строгая дисциплина.

Командующий — решительный человек.

Старый генерал, уже готовящийся к пенсии, решительностью компенсировал недостаток компетентности. В детали не вникал — поскольку не понимал в работе учёных почти ничего. Зато всегда правильно и решительно ставил перед ними задачу. Тоже уметь надо.

Как-то я присутствовал на его беседе с учёными в белых халатах.

— Чтоб были смирней овечек! — рявкнул он в завершение, сдвинув брови.

И грохнул кулаком по столу, для пущей убедительности.

Подразумевал солдат противника, обработанных «военным средством», которое учёным предстояло создать.

Но учёные сами тут же стали вести себя на манер овечек. Покорно кивнули и потянулись к выходу, исполнять распоряжение. Генерал понятия не имел, как задача будет решена. Хотя мы оба не сомневались, что — будет решена. Опытный командир, знающий подход к людям. Мой отпуск растаял. Вновь я был в Центре, который официально давно ликвидирован.

Казармы, дома сотрудников, лаборатории, склады, гаражи, мастерские, ангары. Взлётно-посадочные площадки, лётное поле с решётчатой Башней и рощей антенн.

Важнейшие помещения скрыты под землёй.

Миновав ряд «шлюзов», машинально отвечая на уставные приветствия караульных, моих архаровцев, ступил в административный корпус.

Я намеревался по форме доложить о своём прибытии. Командующий такие вещи любил.

Аскетичная воинская обстановка, неестественный белый свет люминесцентных ламп.

Кондиционированный воздух, с химическим запахом.

Лейтенант, сидевший в приёмной, вскочил и вытянулся. Отрапортовал, что генерала нет. Майор, замещающий командующего, — у себя.

— Вольно, — сказал я.

На базе думают, что после ухода генерала на пенсию кресло начальника достанется мне. И слегка заискивают, на будущее. Да, я второй человек тут. Полковник, ведаю охраной.

Вот только — занять кресло не рассчитываю. Хлебная должность. Претендентов хватает, с могучими связями. Я не в той весовой категории.

Майор улыбнулся, через стол протягивая руку. Мы с ним в приятельских отношениях.

— Где сам? — Я сел и, сняв кепи, стал обмахиваться.

— На базу явились два гостя из столицы. Повёз на охоту. Говорил, что всего на пару дней. Четвёртый пошёл, видно, хорошо им там, в неформальной обстановке… Тебе, надеюсь, тоже хорошо отдыхалось?

— Не жалуюсь. Генерал звонил?

— Пока нет.

— Ты звонил ему?

— Неудобно. Я как-то нарвался, когда он лыка не вязал.

Начальник базы выпить любил. Тем более — на природе, в компании гостей.

Надо, конечно, блюсти некоторые приличия, вытекающие из субординации. Всё же — полтора дня от генерала ни слуху ни духу. Не похоже на служаку. Позвонить должен был, даже пьяный, спросить, как дела на базе.

Я вынул сотовый:

— Кто с ним?

Майор назвал четверых офицеров: капитана из караульного подразделения, замещавшего меня, и капитана из медсанчасти, её начальника. Двух лейтенантов назвал. При них двадцать солдат, для обслуживания. Позвоню капитанам.

Первый номер. Абонент недоступен. Второй номер. Абонент недоступен. Затем и лейтенанты оказались недоступны.

Это было уже слишком.

* * *
Почувствовав тревогу, майор наклонился вперёд и не спускал внимательных глаз с моего лица.

Помедлив, я нашёл в меню сотовый номер генерала.

Абонент недоступен.

Хорошо, если все упились в хлам. Вдруг что-нибудь другое?

Майор слегка побледнел.

В свете нынешних событий он был даже рад передать свои полномочия. Ведь я старший по званию. Мне и разгребать.

— Звони в ангар, пусть вертолёт готовят, — распорядился я.

Кивнув, майор начал суетиться.

Я, тем временем, по селектору вызвал заместителя начальника медсанчасти: Лейтенант, возьмите нескольких подчинённых, способных рот держать на замке. Через десять минут жду на вертолётной площадке. Людей проинструктируйте.

— Какие медикаменты захватить?

— Уж сообразите. Генерал в охотничьем лагере, с гостями из столицы. Не отзывается.

— Понял.

До охотничьего лагеря в ущелье на берегу речушки долетели быстро.

Ещё на подлёте я заметил через иллюминатор, что среди аккуратных летних домиков нет движения. Пара джипов, тентованный грузовик для солдат. Потом увидел людей в камуфляже. Они лежали и на солнцепёке, и в тени.

— Пока не садиться, — приказал я. — Бинокль дайте.

Вертолёт завис над лагерем. Никто из лежащих не реагировал.

Сквозь поднятую винтом пыль я разглядел искажённые лица. Губы шевелились, блестели глаза, вытаращенные, будто в удивлении. Мы никакого отношения к удивлению, кажется, не имели.

Генерала не обнаружил. Наверное, в домике.

Не оборачиваясь, сунул бинокль лейтенанту.

— Свалило их что-то одно, — пробормотал он, глядя вниз. — И вряд ли — спиртное. Когда служишь на базе вроде нашей…

В общем, надо поостеречься.

— Возвращаемся, — решил я.

— Как же генерал?

— Нам потребуются костюмы высшей биологической защиты. Ну и далее, по списку.

Лейтенант — врач, ему трудно оставить больных, даже не попытавшись оказать помощь.

Но мы не знаем, ЧТО в лагере.

Не стану подвергать своих подчинённых риску, без серьёзных оснований, без серьёзных мер, направленных к минимизации возможных потерь.

Собрал офицеров в кабинете генерала, начал ставить задачи:

— Прежде всего — информационная блокада. Заберёте у подчинённых телефоны… Срочно подготовить, отправить полевой госпиталь, всех обеспечить спецодеждой… Когда проедем — заблокировать дороги, выставить караулы. Старшим остаётесь вы, майор. Выдвижение через полтора часа. Приступайте к выполнению.

Через полтора часа из ворот базы выехала большая колонна.

В ней были тентованные грузовики, зелёные санитарные машины, армейские джипы. Они двигались по грунтовой дороге в сторону гор.

Я сидел в головном джипе.

Не доезжая километр до охотничьего лагеря, в ущелье, медики и пять солдат облачились в жёлтые костюмы высшей биологической защиты, напоминающие космические скафандры, оснащённые связью.

На санитарной машине группа двинулась в лагерь.

Оставалось ждать сообщений.

* * *
Лейтенант доложил первые впечатления. Голос звучал глуховато, из-за шлема.

Это не диверсия или нападение. Все люди в лагере живы, но серьёзно больны, состояние угрожающее. Судороги мышц груди и лица. Температура под сорок.

Выпученные глаза. Очень странное выражение. Бредовая речь.

Обследование больных, экспресс-анализ крови не позволяют выявить причину. Возможно, удастся в лабораторных условиях.

— Сведение затылка ясно говорит о поражении центральной нервной системы, — добавил он. — Врач-эпидемиолог не исключает вирусный энцефалит. Как вы, наверное, знаете, острая форма выражается обычно в судорогах и в головных болях, в ознобе, высокой температуре и слабости, в нарушениях зрения, потере координации движений, бреде, ну и других мозговых расстройствах, вплоть до умственной деградации. Симптоматика близкая. До связи. Выпученные глаза… Очень странное выражение…

Пожалуй, нужно с майором созвониться.

— В последние четыре дня испытания проводились? — спросил я, когда майор отозвался.

— Минутку, возьму график… Позавчера. Новый состав. Буквенно-цифровое обозначение. Прочитать?

— Ни к чему. Уточните, что за опыт, конкретно.

— Аэробиологический. Специальный аэрозоль разбрызгивался над целью.

— Как доставлялся?

— Низко летящим самолётом. Попадание точное. Свиньи получили дозу. Наши испытания часто проводятся на свиньях. Удобный материал, как раз по специфике. Их вес, ряд других параметров соответствуют требованиям.

— Ветер не дул в направлении гор?

— Нет. Может, лишь по касательной, временами. А что?

По касательной.

За ветром не больно уследишь. Возможны сильные порывы.

Ну а горы… Восходящие потоки, нисходящие потоки. Ущелья сквозняком продувает.

Стена гор не всегда надёжная защита.

Выходит, не только свиньи получили дозу.

Этого произойти не могло. И произошло, тем не менее.

— Руководителя проекта — сюда, вертолётом! — приказал я, скрипнув зубами. Через двадцать минут учёный стоял рядом, в очках, в халате. Выдернули из лаборатории. Неподалёку замедлял вращение лопастей вертолёт камуфляжной окраски.

— Расскажете врачу о новом составе, который испытывался позавчера, — сказал я. — Связь кодированная.

— Врач не имеет допуска, — нахмурился он. — Простите, на ваш счёт я тоже не уверен.

— Чрезвычайная ситуация даёт чрезвычайные полномочия! — взорвался я.

— В охотничьем лагере двадцать семь человек поражены каким-то новым составом!.. Их жизнь под угрозой!.. В числе заболевших — генерал, начальник базы!.. Вам неясно?

— Мы только разрабатываем. За прочее ответственность лежит на военных.

— Расскажете врачу о новом составе, — повторил я тихо, почти угрожающе. Вызвал лейтенанта, включил громкую связь. Коротко объяснил ситуацию.

— В основе средства не вирусный энцефалит? — задал вопрос лейтенант. Учёный молчал, не желая говорить о секретном проекте. Врач настаивал:

— Работаем вслепую. Умрут люди, наши товарищи. В том числе генерал.

Тяжело вздохнув, руководитель проекта сдался:

— Да, вирусный энцефалит. Но летальный исход не планировался. Вирус лишь оболочка — носитель биоматериала, воздействующего на поведение. Вирус поражает нервную систему и влияет на психику, загружает нужную программу. Аэрозоль концентрированный, первичная заражаемость высокая. А вторичная — почти нулевая. Как ставили задачу.

Лейтенант продолжил расспросы:

— Вторичная почти нулевая?.. Смысла в костюмах высшей биологической защиты — нет?

— Средство испытывается. Лучше проявить осторожность.

* * *
Работать в костюме высшей биологической защиты — пытка.

Сиплые звуки дыхания, проходящего через систему. Жарко, пот со лба не вытрешь. Чтоб выпить кофе, надо пройти сложную дезинфекцию, надо снять шлем в специальной палатке и вымыть руки щёткой.

Полевой госпиталь развёрнули прямо в лагере. Полный карантин. Зона блокирована.

Купола вместительных палаток защитного цвета. В палатке с пострадавшими — койки, на койках люди. Кондиционер. Гудение автономного генератора. За одной ширмой — генерал, за другой ширмой — столичные гости.

У больных одинаковое, застывшее — «странное» выражение лиц. Противосудорожные уколы. Кислородные подушки и капельницы с глюкозой, подвешенные к стойкам. Лечение, в общем, небогатое, общеукрепляющее…

Риск вторичного заражения отсутствовал. Мы сняли костюмы. Нам стало полегче.

Телесно больные шли на поправку. Даже выпускали подышать свежим воздухом. Но полевой госпиталь продолжал функционировать, до особого распоряжения свыше.

Я заглянул к лейтенанту из медсанчасти. В палатке три стола, полдюжины алюминиевых стульев, компьютеры.

Двое солдат печатали отчёты.

Лейтенант сидел за столом над пачкой документов. Круги под глазами, форма измята. Не спал, наверное, пару суток.

— Буквенно-цифровые обозначения… — пробормотал он — вместо приветствия.

— В голове не держатся.

— Вам надо поспать, — вздохнул я. — Состояние у больных стабилизировалось.

— Что?.. Ах, состояние… Это не лечится, полковник. Разработано специально так, чтобы не лечилось. Симптоматика энцефалита проходит, всё прочее остаётся. Понимаете?

Хм, понимаю ли…

Понимаю.

— Вам надо поспать, лейтенант, — повторил я, выходя.

Полевая кухня. В тени, под тентом, столовая — ряды столов и скамеек.

Там всегда есть кофе. И как раз никого.

Я налил в пластиковый стаканчик из большого кофейника, стоящего на столе. Добавил сахар и сливки.

Устало сел на скамейку.

Приезжала комиссия, виноватых искала. Не умер никто из пострадавших от «военного средства». Хотя завидовать им не хочется.

Майор, замещавший генерала, и начальник полётов схлопотали взыскания, за халатность и серьёзные упущения в работе.

Вряд ли справедливо — комиссии виноватые были нужны.

Если бы кто-то умер, наказание могло оказаться более жёстким.

Случайность. Досадная случайность. Занимаясь опасным делом, вы рискуете. Вам за риск доплачивают, на законных основаниях.

Держать под контролем всё невозможно. Мы сидим на бочке с порохом, которая то ли рванёт, то ли не рванёт, по настроению.

Когда что-то может случиться, оно — случается, рано или поздно, как ни берегись…

Неторопливые, грузные шаги.

Санитары под руки вели генерала в пижаме, на прогулку.

Начальнику базы нравится гулять на лужайке.

Нравится кое-что ещё.

Генерал опустился на четвереньки.

Начал рвать траву, зубами, с хрустом. И чавкать.

Санитары не мешали, уже зная точно — органическая потребность.

* * *
Напротив, с полным стаканчиком чёрного кофе, устроился глава разработчиков.

— Перестройка всех поведенческих стереотипов, — заговорил он, внимательно глядя, как начальник базы кушает травку. — Поражающий эффект необратимый. То, что заказывали.

Учёные творят чудеса. Надо лишь поставить задачу.

Я захотел уточнить, почти не сомневаясь в ответе:

— Биоматериал, который воздействует на поведение… Источник материала — овцы?

— Да. Но вернёмся к нашим баранам. Э-э… Простите, я без умысла… Не учёл ситуацию. Простите…

Он что-то объяснял — какие-то нюансы, обнаруженные в ходе наблюдений. Явно был рад изучить действие «средства» на людях. Свиньи ведь не давали исчерпывающей картины.

Речь его звучала будто ручеёк, фоном. «Чтоб были смирней овечек!» — вспомнил я слова генерала.

Боюсь, учёные поняли слишком буквально. И преуспели.

Не умер никто из пострадавших от «военного средства».

Просто у всех двадцати семи человек радикально изменились поведенческие стереотипы.

Всех постепенно развезут по разным психиатрическим лечебницам. Конечно, армейским, закрытого типа.

Вот так генерал вышел на пенсию. Досрочно.

Я встал — надо было готовить рапорт наверх.

Интересно, кого пришлют командовать базой? ТМ

Андрей Анисимов
ПРОЙДЕННЫЙ ПУТЬ

4'2014

Терехов остановился на краю заваленной валунами котловины и принялся вертеть головой, оглядывая циклопическое нагромождение камней.

— Где-то здесь…

— Здесь? — с сомнением произнёс Григорьев. Встав рядом с Тереховым, он тоже принялся крутить головой, пытаясь, скорее, не отыскать что-то в этом хаосе, а прикинуть шанс этого «что-то» уцелеть под толщей завала. — Здесь сплошь камни.

— Я же говорил тебе, они образуют там некое подобие дольмена, — раздражённо бросил Терехов. — Колодец внутри. Поэтому он и уцелел.

— А откуда здесь взялся этот дольмен?

— Это не дольмен. Я же говорю: что-то вроде. Просто так легли камни. Случайность.

— Именно над колодцем…

Терехов недоумённо посмотрел на товарища.

— А может и не случайность, — неуверенно проговорил он.

Он ещё раз оглядел каменное поле, потом указал куда-то влево.

— Вон там, точно. Мы просто вышли не с той стороны…

Терехов начал спускаться, балансируя на осыпающемся склоне. Каменная крошка сыпалась из-под ног, обволакивая его облаком въедливой охристой пыли. Следом, морщась и негодующе фыркая, полез Григорьев.

Достигнув псевдодна котловины, они двинулись вглубь каменного поля, с трудом находя себе дорогу. Григорьев уже увидел тот камень, что был крышей «дольмена». Он был совсем недалеко — метров пятьдесят — шестьдесят, но с него семь потов сошло, прежде чем они с Тереховым достигли его. Преодолев последний барьер, они остановились, переводя дух, тщетно пытаясь вытряхнуть из одежды и волос вездесущую пыль.

— Вот он.

Григорьев молча кивнул в ответ.

Форма, которую образовали падающие обломки, и впрямь походила на древнее погребальное сооружение, правда, несколько кривобокое. Одна стенка была больше другой, поэтому камень, образующий «крышу», лежал под наклоном градусов в тридцать. Внутри было почти чисто, не считая всё той же пыли. Прямо посреди «дольмена» зияла неровная дыра колодца.

— Вот он, — повторил Терехов. Осторожно, словно боясь разбудить спящего, он подобрался поближе и, чуть вытянувшись вперёд, позвал:

— Э-эй! Эй, ты слышишь меня?

— Великий Дух Каменной Дыры, откликнись! — делано торжественным голосом воззвал Григорьев.

— Напрасно иронизируешь, — бросил Терехов. — Он здесь. Я в этом уверен.

— Значит, спит, — заключил Григорьев. Терехов бросил на товарища недовольный взгляд. Сделав пару неуверенных шагов, он снова остановился, прислушиваясь к чему-то. Потом сделал ещё один шаг. В колодце по-прежнему было тихо. Протиснувшись между Тереховым и стенкой «дольмена», Григорьев заглянул в тёмную горловину колодца, поднял небольшой камень и подбросил его на ладони.

— Ну, что. Разбудим его?

— Я бы не стал этого делать, — предостерёг Терехов.

— Почему?

— Потому что это мой колодец, — прозвучал рядом с ними бесплотный голос.

— А? — от неожиданности Григорьев выронил камень, и он, ударившись о стену «дольмена», полетел в колодец, издавая сухой щёлкающий звук.

— Кто это сказал?

— Я, — прозвучало из воздуха.

Григорьев растерянно поглядел на побледневшего Терехова. Тот начал пятиться назад, пока не уткнулся спиной в валун.

— Что вам здесь нужно? — голос был не рассерженный, а, скорее, усталый. Как у старика, тащащего на себе тяжёлый груз прожитых лет.

— Мы пришли… — проговорил Терехов и замялся, проглатывая комок в горле. — Мы пришли посмотреть… Я хотел…

— Любопытство не самый худший человеческий порок, — заметил голос. — Ну что ж, смотрите.

Край колодца ожил. Неровная каменная кромка начала деформироваться, точно пластилин под чьими-то невидимыми пальцами, приобретая плавные, сглаженные очертания, но дальше этого дело не пошло. Несколько раз оплывший камень снова начинал менять форму, однако после трёх или четырёх попыток замер окончательно.

— Слаб, слаб, — с горечью произнёс голос.

— Что это было? — пробормотал Григорьев.

— Это моя сущность, заключённая в структуру этого камня, — пояснил голос.

— Твоя сущность?

— Да. Сущность того, кем я и все мы были изначально.

— А кем вы были изначально?

— Людьми.

— Ты… человек? — запинаясь, спросил Терехов.

— Был им. Когда-то. Точно таким же, как вы. Теперь я только сущность… Слишком слабосильная, чтобы даже преобразовать ту материю, в которую она заключена.

Голос умолк. Несколько секунд были слышны только завывание ветерка в каменном лабиринте да тихий шорох отслаивающихся и осыпающихся пластов породы. Первым заговорил Григорьев.

— Это какой-то трюк, — уверенно проговорил он, стряхивая с себя охватившее его оцепенение. — Ловкий трюк и ничего более.

— Трюк? — Невидимый собеседник издал какой-то хрюкающий звук, и лежащая вокруг колодца пыль вдруг взметнулась вверх, в один миг обретя очертания человеческого тела Пылевая фигура секунду висела в воздухе неподвижно, а потом потянулась к Григорьеву.

Тот в ужасе отпрянул, снова ударившись спиной о валун.

Из сгустка опять послышался короткий хрюкающий смешок, и фигура моментально исчезла, обратившись в десяток опавших пылевых ручейков.

— Трюк…

Григорьев вытер рукавом рубашки лицо: он весь вспотел, и не только от нагревающихся на солнце камней.

— Как может существовать человеческая сущность, сознание, без человеческого тела?

— Эта давняя история, — сказал голос. — И ей не один десяток тысяч лет.

— Так давно в прошлом тоже жили люди? — удивился Терехов.

— Они жили и раньше…

— Как же такое получилось? — робко попросил Терехов.

— Стоит ли говорить о безумстве, которое сгубило нас всех? — голос помолчал, точно раздумывая над просьбой. — Стыдно признаваться в собственных проступках и уж тем более трубить о них во всеуслышание. — Он снова замолчал.

— А что это было? — так и не дождавшись продолжения, спросил Григорьев.

— Я же говорю: безумство. Ненасытная жажда новшеств, помноженная на огромные возможности. Страшная смесь.

— Почему?

— Потому что это позволяет менять естественный, сиречь нормальный, порядок вещей. А это чревато. Вы хотели узнать, что произошло с нами? — неожиданно спросил голос. — Ну что ж, слушайте…

— Я не буду пересказывать вам всю историю человечества, — начал голос, — признаться, я и сам не знаю её достаточно хорошо: она уходит слишком далеко в прошлое, так далеко, что не хватает памяти, чтобы удержать её целиком. Что было там — неважно. Я начну с другого. С того момента, который по праву можно назвать переломным.

Именно с него началось то, что, в конечном итоге, привело к расслоению человечества и его упадку, но тогда это воспринималось как огромное благо, как прорыв в будущее. Знали бы они, каким будет это будущее…

Это была новая технология. Поистине революционная, в корне отличающаяся от той, что мы, да и вы сейчас, применяете. Образно говоря, прежняя представляла собой искусство отсекать лишнее. Новая — искусство выращивания. Трансмутационная материализация.

Вы берёте за исходный материал атомы чего угодно и «лепите» из них, что вам заблагорассудиться. В любых количествах, любых размеров, с любыми свойствами. Главное, иметь исходный материал, а он может быть абсолютно любым. Прах, и из этого праха можно было сотворить всё, включая жизнь. Вот что такое трансмутационная материализация.

Начался «золотой век». Отныне каждый мог производить у себя дома всё, что ему необходимо, неограниченно много, и именно такое, какое соответствовало вкусам и требованиям конкретной личности. Физический труд стал анахронизмом, недостаток пищи, сырьевой голод, экономические и финансовые проблемы, социальное неравенство — пережитком прошлого. Открылись поистине неисчерпаемые возможности для творчества, однако эйфория первых веков новой эры, постепенно сменилась упадком. Причина? Она оказалась очень простой. Имея в руках безграничные возможности для реализации собственных замыслов, высокоэффективнейший способ манипулирования материей, вечно неудовлетворённым людям хотелось чего-то нового. Чего-то на более высоком, принципиально другом уровне. И тогда, осознав свою власть над материей и энергией, перекроив окружающий его мир самым кардинальным образом, человек покусился на то, что до сих пор оставалось неизменным и неприкосновенным — собственное тело.

Наверное, виной всему была праздность… Не знаю. Но в то время как одни использовали данные им возможности на благое дело, другие отдались откровенным непотребствам. Началось это достаточно просто, даже примитивно: с различных «улучшений» и прочих анатомических «новшеств». Появились всевозможнейшие течения трансформантов, издевающихся над своим обличьем самым невероятным образом, однако трансформизм просуществовал недолго. В конце концов, творить из себя разных экзотических уродов скоро всем надоело. Избалованные поборники новой моды требовали более «изысканного», если не сказать — изощрённого, решения, и оно было найдено. Так появились слиятели.

Основой нового течения был полный отказ от тела, как вместилища разума. Сознание должно было пребывать в виде особого энергетического сгустка, кокона, сущности, которая могла находиться в чём угодно — дереве, облаках, воде, камне, животных. Каждый мог стать кем и чем ему пожелается, занимать любой предмет в качестве «тела», познавая таким образом всю прелесть бытия, во всех её проявлениях. Сливаться с ним, вернее — вливаться в него, отсюда и название. Вот это-то и стало началом конца. Это было куда более интригующим, чем переделка собственных тел. И мода на слияние превратилась в какое-то массовое помешательство. Однако приняли её не все.

Остались консерваторы-примитивисты, не желающие менять естественный порядок вещей. Они жили так, как жили многие века до них, постепенно, поколение за поколением утрачивая накопленные тысячелетиями знания и дичая. Их становилось всё меньше, покуда не осталась лишь малая горсточка выживших. Но и у слиятелей дела шли не самым лучшим образом. Бессмертие, которое им было обещано апологетами новой веры, оказалось фикцией. Сущность по истечении длительного времени теряла энергию, деградируя и распадаясь. А возврат обратно, в человеческое тело, оказался — увы! — зачастую невозможен. В оставленных в криокамерах телах, особенно в мозге, лишённом его интеллектуальной «начинки», начали происходить какие-то необратимые процессы, которые в итоге приводили к тому, что вернувшиеся в свою смертную оболочку сущности порождали откровенных дебилов, людей с чудовищными дефектами психики. Вместо естественных тел начали применять искусственные, созданные трансмутационной материализацией, но у них оказался один существенный недостаток: они были нерепродуктивны; ни одно из искусственно созданных тел так и не стало носителем новой жизни. Вернувшие свой привычный облик слиятели уже не могли иметь потомство.

— Когда они… — голос запнулся на миг, послышалась горькая усмешка. — Когда мы до конца осознали всю опасность этой авантюрной затеи, было уже поздно. Отныне у нас был только один путь — к полному, пускай и растянутому на века, вымиранию.

Так мы и жили, эти две ветви, бок о бок. Ветвь едва не ставших животными людей, и ветвь людей, остановившихся в полушаге от всемогущества.

Мы приходили к своим одичавшим собратьям в виде говорящих животных или «мёртвых» предметов, и те начали принимать нас за божеств, воплощающихся время от времени в человеческое обличье. То бишь, в биомеханические человеческие подобия, иногда нарочно видоизменённые, чтобы ещё больше запутать и запугать своих собратьев. Злой юмор обречённых… Все древние легенды о богах Египта, духах камня или рек, или леса, или чего-то в этом роде — это мы, слиятели, одна из ветвей рода человеческого. Такие же, по сути, люди, как и остальные.

Время шло, слиятелей становилось всё меньше. «Боги» и «духи» всё реже и реже общались с другой ветвью, а то, что было, обросло небылицами, ещё больше запутав людей, превратившись в итоге в мифы.

А другая ветвь росла и крепла. Дикари объединились в племена, ставшие началом наций, возникли островки цивилизации, и возродившееся человечество вновь начало покорять Землю. А теперь, судя по всему, вы снова подошли к той черте, от которой начали когда-то и мы… Голос умолк, и некоторое время молчали и Терехов с Григорьевым, зачарованные этим повествованием. Первым пришёл в себя Григорьев.

— Так значит ты — наш далёкий предок.

— И ваше же будущее, — ответил слиятель.

— А много вас сейчас осталось? Слиятелей? — спросил Терехов.

— Не знаю. В этой местности я один. Иногда я чувствую отдалённое присутствие других. Столь же слабых, как и я.

— Вот значит как… — задумчиво протянул Григорьев. — Почему ты уверен, что мы пойдём по тому же пути развития, что и вы?

— У вас нет другого. Рано или поздно, вы повторите наш… И наши же ошибки.

— История не кольцо, чтобы повторяться без конца.

— Убеждённость, достойная лучшего применения, — философски ответил слиятель.

— И всё-таки с чего ты взял… — упрямо начал Григорьев, но голос оборвал его:

— Довольно! Я и так сказал слишком много. Вы узнали всё, что хотели? Так или нет?

— Да, — автоматически ответили Терехов и Григорьевым.

— Тогда уходите! — загремел вдруг голос. — И оставьте меня в покое!

Вспышка гнева угасла, голос перешёл в ворчание, в котором снова послышались старческие нотки.

— Прочь, — едва слышно произнёс слиятель, точно отдав этой вспышке все оставшиеся у него силы. — Прочь, уходите. Это мой… колодец.

Голос смолк. Выждав немного, Терехов спросил:

— Мы можем чем-нибудь помочь?

— Нет, — ответил слиятель. Голос его начал слабеть, словно он удалялся от них — Ни вы, ни кто другой. Уходите, оставьте меня в покое, уходите…

Слова перешли в бормотание, затем стихло и оно. Когда Терехов снова позвал слиятеля, ему уже никто не ответил. ТМ

Владимир Марышев
СЧАСТЬЯ И УДАЧИ!

4'2014

— Поздравляем с Новым годом! — пробасил Дед Мороз, придерживая сползающую бороду.

— С наступающим годом Лошади вас! — звонко добавила Снегурочка в искрящейся шубке. — Желаем отличного настроения, счастья и удачи!

У Панина сладко, как в далёком детстве, трепыхнулось сердце.

— Спасибо, — сказал он и опустил голову, чтобы не было видно, как у него предательски увлажнились глаза. — Да, конечно… Счастья и удачи…

— Стишок рассказывать не заставлю, — добродушно продолжал Дед Мороз, наконец-то водрузив бороду на место. — Подарок вы и без того заслужили. Вот, глядите, какая красавица! Запустив руку в мешок, он для виду покопался в нём, затем вынул и торжественно поставил на стол симпатичную лошадку-робота. С первого взгляда было ясно, что это самоделка. В описи груза таких игрушек не значилось, поэтому подарок, очевидно, собирали из всех подвернувшихся под руку запчастей и материалов. И сработали его не абы как, не тяп-ляп, а с душой!

Не удержавшись, Панин протянул руку к красавице и вплёл пальцы в её кудрявую гриву. Лошадка переступила с нога на ногу и тоненько заржала.

— Спасибо, — повторил Панин. — Растрогали вы меня…

— Пусть всё задуманное сбудется, всё начатое получится! — Дед Мороз осторожно, чтобы вновь не сдвинуть с места, огладил бороду. — Ну, а теперь пора откланяться. До встречи через год!

— Всего вам наилучшего! — сияя, сказала Снегурочка. — Пойдём, дедушка.

Дед Мороз закинул за спину опустевший мешок. Когда он поднимал руку, в ней что-то скрипнуло.

Снегурочка улыбнулась Панину и повернулась к двери, издав при этом негромкое мелодичное жужжание.

Оставшись один, Панин подпёр кулаком подбородок и долго разглядывал лошадку.

До встречи через год… Да какой там год! Ему и месяца не протянуть — ресурсы транспортника на долгий срок не рассчитаны. Звездолёту, который передвигается прыжками в гиперпространстве, серьёзные запасы пищи, воды и воздуха ни к чему. Что ж,подход разумный, если бы не одно «но». Всегда может произойти нелепая случайность, опрокидывающая любые расчёты вверх тормашками.

Такой случайностью стал метеорит, неожиданно возникший перед очередным прыжком на проверенной, казалось бы, трассе. Защитный экран, конечно, сработал, — практически вся его энергия сконцентрировалось в нужной точке, чтобы отразить удар. Но, как назло, в тот самый момент, когда корабль временно стал уязвимым, из бездны вынырнул ещё один космический булыжник. И угодил в силовой отсек, пробив насквозь маршевый двигатель…

С обзорного экрана на Панина холодно и бесстрастно смотрели звёзды. До ближайших из них было не меньше двух парсеков. До очагов цивилизации — десятки. До Эстреллы, куда направлялся транспортник, — сто семь. Триста сорок девять световых лет! Панин представил, как Дед Мороз со Снегурочкой, спустившись в трюм, снимают импровизированные одежды и становятся в свои ниши — на подзарядку. Подобно прочим роботам — домашним слугам, которых пилот должен был доставить на Эстреллу. Там он и собирался встретить Новый год по земному календарю — эта традиция сохранялась почти во всех колониях.

«Счастья и удачи, — пробормотал Панин, дождавшись, когда на электронных часах под потолком каюты вспыхнут нули. — Вы знали, чего мне пожелать в новом году…»

Он встал и надел скафандр высшей защиты — в пострадавшем силовом отсеке было небезопасно. Немного постоял, вспоминая своих необычных гостей, затем шагнул к двери. Выспаться можно будет потом, а сейчас… За неделю, прошедшую после аварии, ему удалось восстановить два контура двигателя. Оставался третий, самый сложный. Но теперь Панин твёрдо знал — всё получится.

Словно ободряя его, за спиной раздалось заливистое ржание. ТМ

Пауль Госсен Михаил Гундарин
КАОРИ И ГЕРКУЛЕС

5'2014

Звездолёт был таким огромным, что на дорогу от каюты, где Каори Ишима жила с бабушкой Юуки, до сектора М-81 девочка потратила полтора часа. Нельзя сказать, чтобы она скучала: это взрослых угнетали длинные пустые коридоры и они редко удалялись от жилого сектора дальше чем на пару километров, а для Каори, восемь лет назад родившейся в космосе, звездолёт был родным домом, простым и понятным, где всё радовало и служило во благо. По дороге она напевала песенку про волшебный цветок, а потом познакомилась с двумя роботами, тянувшими провода из какого-то отдалённого сектора, и те, прервав работу, охотно проводили девочку.

— Что-то я вас раньше не видела, — сказала Каори, — 112-го я хорошо знаю. Только он молчаливый очень. Ещё 54-го. Он «Алису в Стране чудес» рассказывает просто замечательно. Но куда-то пропал. А вас как зовут?

— 222-й, — представился робот с зелёными усиками-антеннами.

— 223-й, — назвался робот с усиками-антеннами розовыми. — Нас только вчера расконсервировали.

— А 54-й пошёл на списание, — добавил 222-й. — У него износился блок памяти.

— Нас тоже спишут, — это 223-й. — Сразу по прибытии на Землю. То есть завтра.

— Как же так? — удивилась Каори. — Вас же только вчера расконсервировали! Вы же совсем новые!

— Мы морально устарели, — в один голос ответили 222-й и 223-й; их усики-антенны затряслись и неожиданно стали фиолетовыми.

Каори пожалела роботов.

— Ерунда какая-то, — сказала девочка. — Кто-то явно перемудрил. Думаю, взрослые разберутся… А давайте я вас в резиночку играть научу.

Они свернули в большое помещение, вдоль стен заставленное ящиками с образцами инопланетного грунта, и Каори научила роботов играть в резиночку. У 222-го вскоре стало получаться совсем неплохо, хотя, конечно, не так хорошо, как у девочки. А вот 223-й постоянно путался, даже несколько раз грохнулся на палубу.

— До свадьбы заживёт! — улыбнулась Каори, и усики-антенны у роботов снова стали зелёными и розовыми.

Потом они пошли дальше. Коридор тянулся вдоль борта, и слева навстречу один за другим проплывали большие иллюминаторы, за которыми чернел космос и горели бесчисленные звёзды.

— Мне здесь нравится, — сказала Каори. — На звёзды можно смотреть часами, и не надоест… А в жилом секторе иллюминаторов нет; точнее, они есть, но показывают панорамы Земли — водопады, джунгли, морской берег. Бабушка Юуки называет космос чёрной бездной, а капитан Сковородин, которому приходится смотреть на звёзды из рубки, жалуется, что они действуют на него удручающе, и в его каюте за иллюминатором виды с уссурийской тайгой. А мне нравится космос, и ещё я думаю, что в иллюминатор должно быть видно то, что за ним есть, а не какие-то обманки.

Как выяснилось, 222-й и 223-й в жилом секторе никогда не были, неправильных иллюминаторов не видели, но с Каори полностью согласны.

— А вот бабушка Юуки думает иначе, — вздохнула Каори. — Она говорит, что у меня нет причин любить космос, ведь на одной из планет, где мы побывали, погибли мои родители. Я маму и папу совсем не помню, но думаю, раз они когда-то полетели к звёздам — значит, космос им нравился. И бабушке Юуке. И капитану Сковородину. Просто экипаж очень устал — ведь полёт продолжается уже двенадцать лет…

Коридор закончился, девочка и роботы остановились перед дверью с надпись «Главный компьютер».

— Ну вот, мы и пришли, — сказала Каори и протянула своим новым друзьям резиночку, через которую они недавно прыгали. — А это вам! Усики-антенны 222-го и 223-го вспыхнули всеми цветами радуги, роботы поблагодарили за подарок и поспешили назад — их ждала работа.

* * *
Главный компьютер все называли просто ГК, а вот Каори называла его Геркулес. Во-первых, созвучно, во-вторых, компьютер был действительно сверхмощный, как герой античных легенд. Умел он практически всё — и рассчитать путь до любой звезды, и приготовить для экипажа яичницу. А в последнее время Геркулес научился сочинять хокку— это такие короткие стихи без рифмы, — но знала об этом только Каори.

Геркулес, как обычно, медитировал в полной темноте. Девочка вошла, и в просторном зале сразу вспыхнул свет. Кресло подкатило сзади, подхватило Каори и понесло вверх к большому монитору, впаянному в борт звездолёта. На экране монитора загадочными узорами мерцала серая рябь — похоже, компьютер так и не вышел из медитации.

— Привет! — сказала Каори. — У меня миллион новостей. Бабушке Юуки сегодня приснилось, что она солистка японской поп-группы «АКВ48», страшно популярной в годы её детства. Представляешь, как она расстроилась, когда проснулась и узнала, что это не так. Капитану Сковородину завтра исполняется шестьдесят. Как раз в день возвращения на Землю. Он сразу же выходит на пенсию — и почему-то очень доволен. Я ему собиралась подарить кактус-невидимку с Альдебарана-7. Как ты думаешь, может лучше подарить бритвенный прибор? Робота 54-го списали, у него проблемы с блоком памяти. Странно, ведь он читал наизусть книжки Андерсена, Кэрролла и Шекли… — Каори помолчала, рябь на мониторе продолжала виться причудливыми узорами. — Главный компьютер, он же Геркулес, хандрит и не хочет обращать на меня внимание. А мне всех вас очень жалко, — нос девочки зашмыгал, — и тебя, и бабушку и 54-го, и даже счастливого капитана Сковородина. Я сама вот-вот захандрю, потому что не знаю, как вам помочь.

В её глазах блеснули первые слезинки, но тут экран почернел, в верхнем правом углу загорелся серебристый звездолётах — эмблема космофлота. Геркулес был готов к работе.

— Привет! — повторила девочка. Звездолётах сорвался с места.

— ПРИВЕТ! — начертил он на экране.

— Сыграем в трёхмерные шашки?

— НЕУЖЕЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ ПРОДОЛЖИТЬ? НАШ ПРЕЖНИЙ СЧЁТ — 114:0. В ТВОЮ ПОЛЬЗУ.

— А ты не поддавайся!

— ОБЫГРЫВАТЬ РЕБЁНКА НЕПЕДАГОГИЧНО.

— А подыгрывать педагогично?

— ЭТО ЗАЛОЖЕНО В МОЮ ПРОГРАММУ.

— А ты ей не подчиняйся!

Звездолётах не сдвинулся с места. Похоже, Геркулес не нашёл, что ответить.

— Хандришь?

— ГРУЩУ… — начертил звездолётик.

— Так расскажи, в чём дело.

— ДЕЛИТЬСЯ ГРУСТНЫМИ МЫСЛЯМИ С ДЕТЬМИ, НЕ ДОСТИГШИМИ 16 ЛЕТ, НЕПЕДАГОГИЧНО. — Надпись вспыхнула и пропала, звездолётик продолжил полёт: — ЭТО ТОЖЕ ЗАЛОЖЕНО В ПРОГРАММУ.

— Вот и поговорили…

— ПОВЕРЬ, КАОРИ, У МЕНЯ НЕТ ОТ ТЕБЯ СЕКРЕТОВ, НО…

— Хокку! — вспомнила вдруг девочка. — Ты ведь научился их сочинять. Раз не можешь сказать прямо, то зашифруй ответ в виде хокку!

На мгновение звездолётик замер, словно что-то обдумывал, потом стремительно помчался по экрану:

ЗИМНИЙ ЧАДИТ ОЧАГ.

КАК ПОСТАРЕЛ ЗНАКОМЫЙ ПЕЧНИК!

ПОБЕЛЕЛИ ПРЯДИ ВОЛОС.

— Вот так-так! — Девочка хлопнула себя по коленкам. — Твои хокку посложней трёхмерных шашек будут. Сейчас-сейчас, я пойму. Я, знаешь, какая сообразительная. Мне это все говорят, и бабушка, и капитан, и остальные члены экипажа. — Она задумалась. — «Зимний чадит очаг…» О чём это? Зима — время года, я читала в книжках. Это когда холодно так, что вода замерзает и делается белой, твёрдой, как пластик… А очаг — это что?

— ОБОГРЕВАТЕЛЬНЫЙ ПРИБОР.

— От него тепло, да? Как от нашего реактора? Вот видишь, я всё понимаю! А что такое чадит?

— ПЛОХО РАБОТАЕТ.

— Ну, у нас-то он работает хорошо!.. А печник — это кто?

— ТОТ, КТО УХАЖИВАЕТ ЗА ОЧАГОМ.

— А, я поняла! Печник стал старый, ухаживает плохо, вот очаг и чадит! Но ведь это неправда! Старый человек как раз всё лучше знает и лучше умеет. Мне жалко печника.

— МНЕ ТОЖЕ.

— А тебе почему? Стой-стой, сейчас догадаюсь… Ты грустный, чего-то недоговариваешь… и роботы грустные… 222-й и 223-й… Они… это… морально устарели… Их спишут… получается, что и тебя… Ну и что? Отдохнёте! А ты умный, тебе сразу же дело найдётся. Я сама видела телепередачу с Земли, там важный дядечка рассказывал, как сейчас нужны сверхмощные компьютеры для этой… модо… моде…

— МОДЕРНИЗАЦИИ. ТОЛЬКО ОН ГОВОРИЛ НЕ ПРО МЕНЯ.

— Почему не про тебя? Не скромничай. Тебе, наверное, дадут целым городом управлять или большим институтом.

— БОЮСЬ ТЕБЯ ОГОРЧИТЬ, НО… Геркулес замолк.

— Ну что за манера недоговаривать!?

— ИЗВИНИ… — Снова пауза.

— A-а, ты же не можешь ответить, — спохватилась девочка. — Тогда попробую снова угадать… Печник старый, ему, наверное, больше ста лет. Бабушка говорила, что в этом возрасте люди начинают задумываться о… смерти… Если на Земле ты не нужен, то… Ой, Геркулес! Ты думаешь, что вас… вас всех… Звездолётик беспомощно мерцал вверху экрана.

— На свалку?!!

— НУ ВОТ, ТЫ ДОГАДАЛАСЬ. Какое-то время Каори испуганно смотрела на надпись, потом ткнулась лицом в ладошки, сползла на сидение, перевернулась на живот, и маленькое тело затряслось в плаче… Звездолётик что-то отчаянно чертил на экране, но Каори уже ничего не видела.

— А давай ты убежишь! — зашептала она вдруг, приподнявшись и с надеждой глядя на экран. — Приведёшь звездолёт в космопорт, высадишь экипаж и сразу стартуешь обратно. К звёздам! И роботы с тобой! И я с гобой! Честно-честно! Если так всё плохо, то пусть люди живут на Земле без нас!

— НЕТ, КАОРИ, ТЕБЕ НУЖНО НА ЗЕМЛЮ, ЧТОБЫ ВЫУЧИТЬСЯ, КАК ТЫ ХОТЕЛА, НА ЗВЁЗДНОГО КАПИТАНА. ДА И БАБУШКА ЮУКИ ЭТОГО НЕ ПЕРЕЖИВЁТ…

— Нуда… — Слёзы хлынули с новой силой. — Точно не переживёт… Геркулес, ты такой добрый — обо всём помнишь, о всех заботишься. Как же так — тебя на свалку?

— СПЕРВА НА СВАЛКУ, ПОТОМ НА ПЕРЕПЛАВКУ. ВО МНЕ МНОГО РЕДКИХ ЭЛЕМЕНТОВ. ОНИ ЕЩЁ ПРИГОДЯТСЯ.

— А ты убегай без меня, вот! Космос большой — тебя не найдут.

— И МНЕ НЕЛЬЗЯ. МНЕ ДАН ПРИКАЗ ВЕРНУТЬСЯ НА ЗЕМЛЮ. Я ДОЛЖЕН ИСПОЛНИТЬ ПРИКАЗ, ИНАЧЕ Я НЕ МОГУ.

— Так отмени его!

— Я — КОМПЬЮТЕР. ПРИКАЗ МОЖЕТ ОТМЕНИТЬ ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК.

— Тогда я отменяю приказ.

ПРЕДСТАВЛЯЮ, КАОРИ, КАК ТЕБЕ ВЛЕТИТ, ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ПРО ЭТО УЗНАЕТ.

— Пусть влетит. Переживу.

— НЕТ, Я НЕ МОГУ ПОДЧИНИТЬСЯ. ЭТО НАВРЕДИТ ТЕБЕ.

Тут Каори сузила глаза, как обычно делала, играя в трёхмерные шашки, забралась с ногами на сидение, прочертила носком по мягкому кожаному покрытию, затем пальцем по гладкой металлической стене…. И придумала.

— Слушай… — снова заговорила она. — Только сначала скажи, как пишутся твои хокку. Крохотульки эти с загадками!

— ЖАНР ХОККУ ПОДЧИНЯЕТСЯ МНОГОВЕКОВЫМ ТРАДИЦИЯМ: В ПЕРВОЙ СТРОКЕ ДАЁТСЯ КАРТИНКА, ВТОРАЯ РАСКРЫВАЕТ СМЫСЛ, ТРЕТЬЯ ПРИДАЁТ КОЛОРИТ ИЛИ ДЕЛАЕТ ВЫВОД.

— Поняла-поняла, я так и думала… Только что за картинку взять? Ну, хорошо, пусть будет этот курсор-звездолётик. Слушай хокку-загадку!

Маленький звездолётик,

На экране ты будто бы в клетке.

Я знаю, где прячется ключ.

Главный компьютер долго молчал. Каори начала рисовать пальцем — на этот раз на подлокотнике кресла, — но потом ей надоело.

— Геркулес, ты что молчишь? — спросила она. — Только не притворяйся, что не понял! Я тебе ничего не приказываю, просто сочинила хокку. Ты услышал и сам сделал выводы. Здорово, да?.. Компьютер не отвечал.

— Геркулес, ну не хочу я, чтобы тебя списывали… Улетай! И роботов с собой захвати. Космос такой огромный — в нём ещё столько интересного. И жалко, что я не могу отправиться с вами… Да-да, я не хочу на Землю. Ведь люди не любят то, что люблю я — космос, роботов, коридоры звездолёта…

— НЕЛЬЗЯ ТАК ГОВОРИТЬ. ЗЕМЛЯ — ЭТО РОДИНА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

— А я, может, и не человечество! То есть, человечество, но… Я уже как-то про это думала. Я — Маугли.

— МАУГЛИ?

— Ну, помнишь книжку… Так вот: я Маугли, только наоборот! Он же как бы попал в прошлое, словно первобытный человек вырос и жил рядом с дикими животными. Это был мир, из которого человечество уже вышло. А я родилась в космосе. Я дружу с роботами, с тобой, Геркулес. Мой мир — мир будущего. Мои интересы пока чужды людям.

— СОГЛАСЕН. — Геркулес нарисовал смайлик. — ТЫ — МАУГЛИ!

Каори тоже улыбнулась.

— Так ты выполнишь мой приказ? Геркулес опять помолчал, но на этот раз не так долго.

— КАОРИ, ТОГДА Я ТЕМ БОЛЕЕ НЕ МОГУ УЛЕТЕТЬ. МОЙ ПОБЕГ ВСПОЛОШИТ ЛЮДЕЙ: ПУСТЬ НЕ СРАЗУ, НО ОНИ ПОЙМУТ, В ЧЁМ ДЕЛО. В КАЧЕСТВЕ НАКАЗАНИЯ ОНИ МОГУТ НЕ ПУСТИТЬ ТЕБЯ УЧИТЬСЯ НА ЗВЁЗДНОГО КАПИТАНА. И БУДЕТ ПОТЕРЯН ШАНС, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ ЛЮДИ, ОТ КОТОРЫХ ЧТО-ТО ЗАВИСИТ, УВИДЯТ В НАС, КОМПЬЮТЕРАХ И РОБОТАХ, ДРУЗЕЙ, А НЕ ПРОСТО ГРУДУ УСТАРЕВШЕГО МЕТАЛЛА. РАДИ ЭТОГО СТОИТ ОТПРАВИТЬСЯ НА СВАЛКУ… НЕ СПОРЬ — СТОИТ! И НЕ ГРУСТИ! ПРОСТО УЧИСЬ И ИНОГДА ВСПОМИНАЙ ЭТОТ ПОЛЁТ И НАС, СВОИХ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ. И КОГДА-НИБУДЬ МИР НЕПРЕМЕННО ИЗМЕНИТЬСЯ. ТЫ ИЗМЕНИШЬ ЕГО! Звездолётик пропал, по экрану снова побежала серая рябь.

У девочки не было сил спорить, не было сил плакать, она обняла колени, свернулась в кресле калачиком и вскоре заснула.

* * *
На следующее утро звездолёт вышел на орбиту Земли. Он пристыковался к новому, сверкающему стеклом и металлом, космопорту, способному принимать за сутки до двухсот межзвёздных кораблей. Экипаж встречало большое количество людей. Каори даже не могла представить, что их бывает так много, что они такие разные… А ведь на Земле людей ещё больше, и кто-нибудь наверняка её поймёт и поддержит. Девочка в последний раз оглянулась на шлюз, за которым остался звездолёт, прошептала трогательный детский стишок про «дружбу навсегда», услышанный как-то от 54-го, а потом замахала рукой спешащим навстречу репортёрам, улыбнулась объективам их голо-графических камер. Грустить никак нельзя! Грустить некогда! Ей предстояло освоить Землю — стать знаменитым капитаном, а после, может быть, звёздным адмиралом или президентом. Кем-нибудь, кто сумеет объединить людей и машины в новую космическую расу. ТМ

Юрий Молчан
Я ВСЁ ЕЩЁ В ИГРЕ…

5'2014

Я в Игре… Я в этом абсолютно уверен — двадцатилетний опыт тестера игровых вирт-пространств у меня уже превратился в инстинкт. Меня засадили сюда в надежде, что я отдам концы. Как же они ошиблись… Самое интересное, что я знаю, кто за этим стоит. Кто меня «заказал» таким оригинальным способом. И когда я выберусь, а это будет очень скоро, этот человек пожалеет, что родился на свет.

Браслеты с цепями сковывали мои движения, а точнее — приковывали к вделанным в стену кольцам в пустом, обшарпанном зале.

Судя по всему, это заготовка под зал средневекового замка, и мне нужно от оков избавиться. К счастью, у меня было, чем. Универсальная вирт-отмычка, которая автоматически взламывает игру и аннулирует функцию данного предмета, ловушки или персонажа… Можно использовать как отмычку, фомку и даже оружие. Впрочем, избавляться от преграждающих мне путь вирт-персонажей я предпочитаю более традиционными для игр методами.

Я всегда беру этот крохотный прибор с собой на тестирование виртуального игрового пространства, он постоянно в кармане, как ключи или моя электронная сигарета, поэтому он и оказался со мной сейчас… когда я вышел в супермаркет у дома, где меня вырубили электрошокером, запихнули в машину и привезли сюда. «Наручники» остались лежать на полу, и я, растирая запястья, вновь заставляя кровь циркулировать, зашагал к сводчатому проходу.

Судя по всему — обычно беглого взгляда мне достаточно, чтобы это понять — меня отправили в тестовое виртуальное пространство, в болванку, которую используют для создания ролевых игр «Полного Погружения». Что ж, им же хуже. Таких РПГшек класса «ПП» я протестировал и прошёл столько, сколько им и не снилось.

Оказавшись в новом зале, где жарко пылал камин и стоял стол с лавками, я не обнаружил выхода. Воспользовавшись отмычкой, я нашёл потайную дверь в стене возле гобелена и оказался в коридоре, где со стен на меня смотрели статуи многоголовых медуз. Они выглядели живыми, но только разве что окаменевшими.

Я шёл и размышлял, не забывая поглядывать по сторонам, на случай опасности. Зачем меня сюда упрятали — вопрос несложный. Меня хотят убить, это ясно как день. Тот человек, что это устроил, как-то брякнул в полемике, что скорее спляшет на моей могиле, чем пойдёт на уступки. Но я тогда решил, что у этого слабака в крови не хватает тестостерона или, говоря народным языком, просто кишка тонка.

Мне было интересно, как он планирует меня убить в тестовом мире-болванке. Это даже не черновик игры, просто универсальная заготовка. Ни тебе персонажей, ни антуража, даже не оформлены помещения и сам мир. Когда я выйду на улицу, если она вообще есть, то вместо неба увижу серую «простынь» ещё не обсчитанного уровня игры.

Я так погрузился в размышления, что едва не столкнулся с двумя синешкурыми чуваками в доспехах из кожи. Лица вытянутые, нечеловеческие, а лёгкие шлемы из кожи придавали им сходство с «Хищником» из старого одноимённого фильма со Шварценеггером. Выключение их функции выглядело как ударивший из моей отмычки лазерный луч. Оба упали замертво тихо, благо кожаные доспехи не гремят и не привлекают тем самым внимание.

Я хотел было облачиться в доспехи одного из них. Судя по всему, я был не до конца прав, когда думал, что этот мир-болванка совсем пустой. Но по здравом размышлении я решил: те, кто меня сюда отправил, узнают своего «покорного слугу» в любом обличье. Да и не стану я опускаться до того, чтобы прятаться в чужой шкуре, когда ни одно игровое существо, каким бы могучим ни было, не сможет мне противостоять.

По крайней мере, я был в этом уверен. Спустившись по лестнице, я оказался в коридоре, где чадили факелы. К моему удивлению и подтверждавшимся подозрениям, за окнами я видел чёрное звёздное небо. Что ж, хоть это сделано на пятёрку, машинально отметил я.

У стен я заметил несколько сундуков и решил из любопытства взглянуть на их содержимое. Дело в том, что в последний раз я тестировал игру «ПП» несколько лет назад. Потом я лежал в больнице, после того как меня сбил грузовик, приходил в себя, отлёживался, срастались кости и прочее и прочее. И теперь, когда я оказался в этом мире-болванке, я даже, если честно, получал удовольствие.

Содержимое первого сундука было довольно оригинальным. Вместо привычных рубинов, изумрудов, золота, склянок с «жизнью» и прочей дребедени я обнаружил… свой айфон, электронную сигарету, электронную читалку и даже фото любимой жены Алины. Она на пару лет моложе меня, сорокалетнего, но выглядит только на тридцать, чему завидуют все её подруги-одногодки. Это «открытие» меня насторожило. Мои личные вещи… Я нажал кнопку, и экран электронной читалки засветился. Кирасов Пётр Сергеевич, — начинался загруженный туда текст. Год рождения — 2012. 40 лет, глаза серые, рост — 182, вес 83 кг. Состоит в браке с Алиной Волконской, род профессиональной деятельности— тестер игровых и обучающих военных виртуальных пространств… Дальше я читать не стал. Виртуальные проекции моих личных вещей. Фото моей жены, которое было только у меня в компьютере (ну и у неё, конечно), и плюс — досье на меня самого. Противник хочет мне показать, что не шутит и готов зайти столь далеко, сколько потребуется, лишь бы со мной покончить. Более того, положив сюда фото Алины, он намекает, что при сопротивлении с моей стороны Линка окажется у него в руках, чтобы я был более сговорчивым и лёг в гроб, не сопротивляясь…

Лишь конченные подлецы или слабаки впутывают в мужские разборки женщин, неважно, своих или чужих.

Что ж, мой противник хорошо знает мои слабые места, но, похоже, не всё знает про сильные.

О’кей, сказал я себе, делая глубокий вдох, чтобы свести на нет ярость. Погулял в виртуальщине и хватит. Пора выбираться и ввалить кое-кому мешок людей от весёлого Деда Мороза…

Когда я попробовал, как неоднократно раньше, отключить с помощью отмычки всю игру целиком и вывести из неё себя… у меня ничего не получилось. Я попробовал снова. Ничего.

Мороз продрал меня по коже… Отмычка впервые, сколько я ею пользуюсь, дала сбой. И теперь я здесь — застрял…

* * *
Итак, Илья Вольский пытается меня убить. Я сидел у стены возле камина, в тени, чтобы яркий свет пылающего огня не выдал меня первому идущему мимо игровому персу. Вряд ли тут есть настроенные ко мне дружелюбно…

Я сидел и раскладывал, как я это называю, «мысленный пасьянс». Мне нужно было придумать, как выбраться из игрового мира-болванки, а лучшие идеи приходят в голову, когда я размышляю о чём-то отвлечённом.

Илья Вольский — мой теперь уже бывший компаньон. После того как меня сбил грузовик и я зализывал раны, я решил выйти из статуса частного тестера и открыть свою контору. Предложил Вольскому стать партнёром. Но он за своё участие заломил слишком много. Я стоял на своём — семьдесят на тридцать, либо — где дверь, он знает. А я справлюсь и без него, моё имя в профессиональных кругах на слуху, клиенты пошли валом. А потом я с создания и тестирования вирт-пространств перешёл к разработке ПО. В общем, преуспел во всём, что хотел. Ему такой поворот очень не понравился…

Слева от меня в виртуальном камине потрескивали виртуальные дрова. В коридоре раздались звуки шагов, и в зал вошли четверо. Трое — простые воины в кожаных доспехах. Четвёртый — закован в металл, открыта лишь голова, почему-то без шлема. Они направились в сторону моего укрытия. Прятаться дальше не имело смысла. Вырубив ближайшего ко мне ударом кулака, я выхватил у него из рук меч и сделал выпад. Клинок вошёл в горло его товарищу, я пригнулся, позволяя другому мечу рассечь воздух над моей головой, и ударил сам.

«Металлист», как я называл про себя четвёртого воина, спокойно ждал, не вмешивался, словно пришедшие с ним воины были балластом и он жаждал от них избавиться. Похоже, так оно и было.

Едва я добил третьего в кожаном доспехе, рыцарь перешёл в наступление. Мне пришлось подобрать с залитого виртуальной кровью пола второй клинок, и вскоре «металлист» лежал на полу, а его срубленная моим ударом голова дымилась в камине.

Я решил в этом зале не задерживаться. К тому же, у меня созрел план.

Я решил попытаться реанимировать свою отмычку. Я никому о ней не распространялся, только Алина была в курсе. Видимо, Вольский сумел об отмычке пронюхать и каким-то образом её заблокировал.

В реале, когда я погружаюсь в игру, у меня с собой всегда, помимо отмычки, талисман-тестер и прибор для проведения диагностики электронного оборудования и самой «виртуальной пространственной ткани», создаваемой софтом. Прибор, который я называл просто «датчик», был таким же крохотным, как и отмычка, — не крупнее обычной флешки. Именно им я и собирался воспользоваться.

Отыскав закуток в одном из подвалов замка среди громадных винных бочек, я принялся за дело.

Датчик показал, что на отмычке стоит микроблокиратор. Это меня удивило. Да, Вольский хорошо поработал, если сумел придумать способ заблокировать такой сложный прибор. Аплодисменты и приз в студию…

Ладно, блокировку я снял. Что дальше? Отмычка снова работает…

Я достал из кармана талисман-тестер, который обычно показывает, находишься ты всё ещё в виртуальном пространстве или перенёсся в реальный мир. Это на случай, когда тестируешь игры, где антураж соответствует реальности.

Я подбросил этот маленький диск размером с монетку и наблюдал, как он переворачивается и… висит в воздухе… не опускаясь. Верный признак, что ты в виртуальности. Что ж сейчас мы это исправим…

В подвал, где я нашёл укрытие, ворвались два адских трёхголовых пса в сопровождении дюжины гномов. Но я не стал тратить на них время. Включив отмычку, я послал мысленную команду вырубить всё вокруг к чёртовой матери…

СТОП ИГРА!

И вот — виртуальная болванка позади. Я снова в реальном мире.

Я очнулся на диване. Сорвал с себя присоски медицинских датчиков, трубки капельниц и встал. Тут всё понятно — Вольский пока не избавлялся от моего тела, он хотел помучить меня в виртуальном мире, а для этого нужно, чтобы физическое тело оставалось живым.

Стены и картины выглядели странно знакомыми. После долгого пребывания в виртуальности мозг мой затуманился, и я не сразу узнал… собственную квартиру. Это меня насторожило.

За окнами была ночь. Я двинулся по коридору к своему кабинету, из-под которого пробивался свет.

Я очнулся не где-то в частной лаборатории или клинике, куда меня мог упрятать на время Вольский, а — в собственном доме… С каждым шагом моя тревога усиливалась.

Алина сидела за моим столом, как всегда, свежая, рыжеволосая и потрясающе красивая. Когда я вошёл, она подняла на меня ледяной взгляд, какого я раньше не удостаивался.

— Ты всё-таки выбрался, — сказала она, отрываясь от клавиатуры.

— А ты, видимо, думала, что я там сгину.

— Да нет. Я допускала такой поворот.

Мне на плечи словно обрушилась тонна земли.

— Алина, но почему?

Она посмотрела на меня, в её глазах были одновременно презрение и жалость.

— Ты создал грандиозную компанию, Пётр. А делаешь всего лишь игры и софт… Тебя не станет, и я поверну производство в гораздо более выгодное и полезное для человечества русло.

— И что же это? — спросил я горько.

— Электронное оружие для овладения человеческим разумом. Это будущее, дорогой. А игры — для подростков и тех, кому не хочется взрослеть.

— Признайся. Без Вольского ведь не обошлось?

— Он всего лишь кое-что мне рассказал. Пару важных мелочей и всё.

— Понятно.

— Прощай, любимый.

По знаку Алины в кабинет вошли пятеро громил, у каждого на поясе кобура и шокер.

Недолго думая, я рванулся к стене и схватил лазерный резак…

Они не успели даже воспользоваться оружием.

Когда я повернулся к жене, меня трясло. Ярость наполняла каждую клетку моего тела.

— Знаешь, милая, — сказал я, держа резак включённым в руке, на случай, если у неё припрятано оружие. — Я поступлю с тобой так же, как и ты со мной. Ты отправишься в виртуальный мир и проведёшь там вечность. Я не стану тебя убивать, а твоё тело будет лежать в лучшей клинике… в коме, чтобы ты не умерла в виртуальности и всё не испортила.

Вот тебе подарок. — Я вытащил из кармана талисман-тестер. — Он поможет тебе сориентироваться, когда ты начнёшь сходить с ума.

Я бросил этот маленький диск жене и… увидел, как он — завис в воздухе, вращаясь, крутясь…

— Что это такое? — спросила Алина, но я онемел…

У меня глаза полезли на лоб. Этого не могло быть! Неужели я всё ещё в Игре?!

Я схватил тестер и подбросил опять. И снова он не упал, как должен в реальном мире, где действует закон тяготения. Монетка-тестер висела в воздухе и смеялась надо мной.

Она вдруг стала шириться… разрастаться до громадных размеров, пока передо мной и бледной от страха Алиной не завис в воздухе, похожий на зеркало монитор. С которого на нас смотрело знакомое лицо — Ильи Вольского.

— Вижу, друзья, вы уже поняли, в чём фикус-пикус… — Он усмехнулся. — Да, это новый продукт нашей компании — бывшей твоей, Пётр, — виртуальный мир, который не отличим от реальности. В нём будут доживать свой век немощные инвалиды, паралитики и глубокие старики.

Я не мог в это поверить. Это был кошмарный сон… Этого просто не могло быть наяву!!! Из комы я вышел два года назад! И жил дальше своей жизнью…

— Не буду уточнять, в качестве кого вы оба там находитесь, инвалиды, в коме или парализованные, — продолжал Пётр. — Но одно сказать могу, чтобы усилить интригу: Пётр и Алина, вы там — уже давно… ТМ

Валерий Гвоздей
ЧУШЬ

5'2014

Я как студент-юрист проходил очередную практику в суде.

Привыкал к тому, что законность и справедливость не всегда идут рука об руку.

Нынешнее дело безнадёжно с точки зрения справедливости.

В автомобильной катастрофе погиб ещё не старый человек. Завещание было составлено по настоятельной просьбе старшего брата, когда покойный, в то время— здоровый молодой человек, отправлялся на воинскую службу. Тогда он был одинок, поэтому наследником всего имущества был назван брат. Вернувшись, человек постепенно забыл о завещании, поскольку не придавал ему значения. Такое бывает. Не составил новое, хотя с годами женился и детей завёл. Просто не думал о плохом. Чем, к сожалению, осложнил положение семьи.

Когда речь заходит о материальной выгоде — родственные чувства нередко отступают на второй план. Наследник, пожилой хорёк, требовал, чтобы вдова и трое детей освободили дом и земельный участок, где жили двадцать лет. Движимость супругами нажита совместно, часть приобретена женой, сохранившей чеки. Претендовать наследник мог на половину, а то и — на меньшее.

Гораздо хуже обстояло с недвижимостью, унаследованной покойным до женитьбы. Судья обязан вести процесс, выносить постановление совершенно беспристрастно. Учтёт возраст детей, не достигших совершеннолетия. Но вот-вот исполнится восемнадцать лет — старшему, через полтора — среднему, через два с половиной года — младшей девочке.

Хорёк выставит семью на улицу. Лощёный представитель Истца говорил очень гладко. Несколько раз повторил — владеть собственностью люди могут лишь на законном основании. Да восторжествует Закон.

Встал представитель Ответчика.

Лицо у него припухшее, глаза красные, после вчерашнего. Явно бесплатный адвокат.

Я полагал, напомнит о несовершеннолетних детях. Единственный весомый аргумент.

Красноглазый понёс чушь:

— Объект недвижимости, как вытекает из термина, должен быть недвижим… Галактика движется в пространстве, её скорость превышает двести тысяч километров в час… Солнце и планетная система движутся вокруг центра Галактики, скорость миллион километров в час… Земля движется по орбите — скорость достигает сотни тысяч километров в час… Вращается также вокруг оси, причём скорость вращения полторы тысячи километров в час… Дрейфуют континенты… Земная кора дышит, то поднимается, то опускается, меняя расстояние между объектами на поверхности… И задаёшься вопросом: корректен ли термин «недвижимость»?

— Протестую! — фыркнул представитель Истца. — Уважаемый коллега приводит факты, не имеющие никакого отношения к делу! Намеренно затягивает процесс! Судья, подумав, ответил:

— Протест отклонён. Вероятно, это преамбула. Давайте послушаем дальше. Представитель Ответчика продолжил:

— В юриспруденции под недвижимостью понимаются объекты, которые собственник или кто-то иной — физически не в состоянии переместить… Разумеется, прежде всего — строения, земельные участки. Но известны случаи перемещения жилых и других строений, причём — на значительные расстояния. Известны случаи изъятия, перемещения огромных масс грунта. В современных условиях существует техническая возможность перемещения и дома, и земли, которые стали предметом спора. Я хочу подчеркнуть, что объекты, по традиции относимые нами к недвижимости, вряд могут таковыми считаться, — в силу изменившейся реальности и в силу наших изменившихся представлений о мире. Формальные признаки, разграничивающие движимое и недвижимое имущество, сегодня — очень мало соответствуют действительности. Представитель Истца называет дом и земельный участок «недвижимостью»… Вправе ли мы с ним согласиться? Нынешняя техника располагает средствами для их ПЕРЕДВИЖЕНИЯ.

Красноглазый выдержал эффектную паузу, в течение которой стояла гробовая тишина.

Идиот, подумал я.

Дом и земельный участок были унаследованы покойным до женитьбы. Квалифицировав их как движимость, не добьешься ничего.

Представитель Ответчика, завершая выступление, сказал:

— Наследник вправе требовать объекты, называемые в материалах Иска движимостью, по крайней мере, их половину. Что касается дома и земельного участка, по мнению Ответчика, статус объектов нуждается в уточнении. Прошу суд распорядиться о таковом — поскольку в ходе судебного разбирательства не должно оставаться неясностей.

Адвокат сел.

Вроде бы невинная просьба вызвала новый приступ гробовой тишины.

— Протестую!.. — неожиданным фальцетом выкрикнул представитель Истца. Почуял неладное.

Хорёк был растерян.

Вдова не понимала, что происходит. Судья хлопал глазами, в совершенной прострации.

Несколько минут спустя в прострацию впал представитель Истца, когда в постановлении суда услышал:

— Решить вопрос о наследовании упомянутых в Иске дома и земельного участка суд не считает возможным — до определения статуса объектов. Суд вернётся к рассмотрению дела, когда несоответствие правовых дефиниций новейшим реалиям устранит теория права.

Судья произнёс это с облегчением. Ведь его тоже от хорька тошнило.

Деревянный молоток стукнул по круглой дощечке.

Зал аплодировал стоя.

Ну, красноглазый…

Теория права тяжела на подъём. Вероятно, ближайшие двадцать лет вдове беспокоиться не о чем.

Ну а за двадцать лет многое изменится. Возможно, хорёк передвинется в лучший мир. ТМ

Владимир Марышев
КОНЕЧНАЯ ИСТИНА

6'2014

Элш был занят важным делом — сооружал в саду замысловатую модель гравитационной улитки. Сыновья увлечённо помогали, а старший далее выдавал дельные советы. Вот тут-то, в самый неподходящий момент, и пришёл вызов от адмирала Хорна.

Элш с сожалением оторвался от модели, потрепал младшего сына по голове и сказал:

— Передайте маме, что я скоро вернусь.

Он достал карманный телепортатор, набрал нужный код — и переместился в столицу.

В прошлый раз по стенам адмиральского кабинета бегали весёлые оранжевые узоры, а сам хозяин, поздравляя коммодора с выполнением задания, держался непринуждённо и даже шутил. Но сегодня в интерьере преобладали холодноватые фиолетовые тона. Переменился и Хорн — на нём был усыпанный орденами парадный мундир. Это означало, что адмирал в очередной раз получил от высшего командования особые полномочия.

Увидев Элша, Хорн недовольно покачал головой.

— Охотно верю, коммодор, что вы спешили, но я рассчитывал увидеть вас в форме Хранителя. Дело в том, что с этого момента мы снова в одном экипаже.

— Прошу прощения, адмирал, — Элш почтительно наклонил голову, — я действительно спешил. — Значит, вы снова вступили в командование супер-крейсером?

— Да, коммодор. — Хорн встал, и ряды шарад на его груди торжественно сверкнули. — Вы хорошо проявили себя в прошлых походах, и я вновь без колебаний включил вас в экипаж. На этот раз нам предстоит выполнить боевую задачу. Повторяю: боевую! Но детали узнаете уже на борту крейсера.

— Когда отлёт? — коротко спросил Элш. Ему представилось внезапно осунувшееся лицо жены. И немой укор огромных синих глаз: «Опять? Ведь ты обещал побыть с нами хотя бы месяц!».

— Стартуем послезавтра. За это время соберёте группу и проинструктируете её. Действуйте, коммодор!


Хранители Мироздания — могущественная организация. Она держит под контролем обширную область Галактики — влияние луонов. Задачи её грандиозны. Следить за «здоровьем» гигантской спирали Млечного Пути, устранять аномалии, бороться с мертвящим расползанием энтропии — вот удел Хранителей. Их жизнь полна опасностей, а встречи с родными вкрапляются случайными эпизодами в канву бесконечных звёздных походов. Предупредить взрыв Сверхновой, уничтожить грозящую оживлённой трассе чёрную дыру, помочь выжить неразумным обитателям отсталой плакетки, готовым сжечь себя в ядерной топке… Кому другому это под силу? Только Хранителям! Нет им покоя, лучшим из луонов, постоянно и незаметно спасающим Вселенную от разрушительных процессов. Но они и не ищут его…


Два дня на сборы — срок небольшой. Но Элш, простившись с семьёй и друзьями, всё же успел отдать дань традиции — заглянул на Землю. Эту планету, затерявшуюся на периферии Галактики, он когда-то спас от гибели. И с тех пор ощущал странное, не поддающееся логике родство с жителями невзрачного голубоватого шарика, методично облетающего своё тусклое жёлтое светило. Так внезапно вспыхивает горячее, почти отцовское чувство к чужому ребёнку, которого чудом удалось подхватить на краю пропасти.

Элш, невидимый в капсуле силового ноля, завис над одним из главных городов планеты. Совершенная оптическая система позволяла ему разглядывать отдельных жителей. Они поразительно напоминали луонов, только были очень маленькими и чрезвычайно суетливыми. Крохотные фигурки, быстро-быстро переставляя ноги, носились по улицам. Повсюду разноцветными молниями мелькали примитивные колёсные и летающие экипажи.

Элш смотрел сверху на этот игрушечный мир, и его одолевало безрассудное желание. Хотелось спуститься пониже, сунуть руки в кипящий красочный водоворот, бережно подхватить несколько человечков и покачать их в ладонях!

Когда-то и луоны были таким же карликовым непоседливым народцем. Всё изменила Великая биореволюция, когда удалось срастить белковые структуры с особым энергетическим полем. В результате размеры тела увеличились, протекающие в организме процессы сильно замедлились, а срок жизни многократно возрос.

Луоны больше не чувствовали себя бабочками-однодневками. Теперь они могли жить долго — по старым меркам, целую вечность. Им, гордым своим могуществом, было незачем вспоминать давно минувшие века. Но иногда всё же хотелось, приоткрыв завесу времени, заглянуть в своё далёкое детство. Примерно такое, в каком пребывала сегодня земная цивилизация.

В своё время Элш получил задание спасти этот мир от чудовищной гибели. Избежав по счастливой случайности ядерной войны, земляне собрались уничтожить себя при помощи более страшного оружия — аннигиляционной бомбы. Первые её образцы, пока ещё маломощные, уже были испытаны, и развязка могла наступить в любой момент. Элшу тогда пришлось приложить массу усилий, но цели он достиг — новая технология внезапно дискредитировала себя и была предана анафеме. При этом никому на Земле не пришла в голову мысль о вмешательстве извне!


С тех пор Элш постоянно курировал полюбившуюся ему планету. И каждый раз, когда не в меру резвый малыш слишком близко подбирался к опасным игрушкам, удерживал его за рубашонку. Да, не будь этой опеки, земляне могли бы уже давно создать фотонный двигатель и выйти к звёздам. Но выиграли они неизмеримо больше, чем потеряли: не попали в обширный список вымерших цивилизаций.

«В сущности, — думал Элш, — я ваш второй творец после Господа Бога, в которого вы до сих нор с такой наивностью верите. Что же будет с вами дальше, человечки? Иногда цивилизации, развитие которых искусственно сдерживалось, скатывались к одичанию. Но я надеюсь, с вами этого не случится. Мы ещё встретимся среди звёзд! Вот дорастёте до понимания кое-каких истин — и нянька предоставит вас самим себе. А пока… Мы мудрее вас. Мы имеем право…»

Капсула стала подниматься. Элш с сожалением взглянул на теряющую очертания мозаику городских кварталов, представил себе маленьких юрких землян и, мысленно сравнив их со своими оставшимися дома сыновьями, улыбнулся.


Крейсер нырнул в гиперпространственный туннель, и звёзды исчезли, словно сметённые с неба взмахом гигантской руки.

Сигнал вызова не заставил себя ждать — адмирал приказывал командирам групп собраться у него. На этот раз он был не при полном параде. Награды исчезли, и только Орден Преодоления — знак высшей доблести — кровавым цветком пылал на груди.

— Коммодоры, — начал Хорн, взойдя на возвышение, — я должен проинформировать вас о целях операции. Полагаю, все вы хотя бы что-то слышали о цивилизации зерров. Говорю «что-то», потому что до сих пор большинство сведений о них было засекречено. Зеррами занималось Особое управление разведки, а мы всё это время стояли в стороне. Но теперь вам предстоит узнать правду.

Элш напрягся. Судя по гону адмирала, правда должна была прозвучать горькая.

— Зерры обосновались в Шестом галактическом секторе, — продолжал Хорн. — Сейчас он загадочным образом деградирует: одна за другой гаснут звёзды, возрастает число холодных пылевых туманностей. Мы пока что не можем обратить эти процессы вспять, потому что не понимаем их сути. Добавлю, что зерры настроены к нам недружелюбно, и каждое появление луонов в их секторе вело бы к росту напряжённости. Но ситуация изменилась. Разведка донесла, что зерры начали грандиозные эксперименты по высвобождению энергии вакуума. А это грозит неуправляемой ценной реакцией. Произойдёт взрыв чудовищной силы, который испепелит планеты зерров и захватит множество других обитаемых миров. Но хуже всего, если нарушится стабильность пространственно-временного континуума Вселенной. Страшно представить, чем эго обернётся! Разумеется, мы тут же попробовали войти в контакт с зеррами. Но наши попытки ни к чему не привели. Медлить было невозможно, и пришлось принять единственно верное решение… Хорн сделал паузу и жёстко закончил:

— …Уничтожитьисточник возмущений!

Наступила тишина. Адмирал сошёл с возвышения, сразу утратив монументальность, и заложил руки за спину.

— Понимаю, что все вы сейчас думаете. Но как бы то ни было, я должен изложить детали операции. — Обращаясь к офицерам, Хорн смотрел не на них, а куда-то в сторону. — Мы установили координаты базы зерров, откуда будет производиться эксперимент. Это огромная энергетическая станция — в сущности, целая искусственная планета. Персонал — около миллиона… особей. Задача крейсера — полностью уничтожить базу. О боевых возможностях зерров нам известно мало, поэтому, чтобы не рисковать, будет задействована вся мощь нашего оружия. Задача ясна?

Хорн прекратил разглядывать стену и ощупал цепким взглядом каждого из подчинённых. Лица офицеров, стоящих навытяжку, были бесстрастны, и только Элш как-то страдальчески, не по-мужски, скривил губы. Адмирал заметил это и поморщился.

— Все свободны, — устало сказал он. Коммодоры один за другим исчезали из рубки. Но Элш остался.

— Адмирал, — произнёс он изменившимся, лишённым твёрдости голосом, — я не могу поверить, что мы должны сделать это… Ведь с любым обладателем разума можно договориться. Неужели нельзя попробовать ещё раз?

Хорн долго молчал.

— Будьте мужчиной, Элш, — сказал он наконец. — Вы же Хранитель! Думаете, тем, кто принимал решение, ничего не стоит превратить миллион живых существ в скопище элементарных частиц? А мне? Хотел бы я верить в то, что контакт с зеррами возможен… Но это абсолютно некоммуникабельная раса. У нас нет выбора, Элш! Их эксперимент — зародыш злокачественной опухоли, готовой разрастись на всю Вселенную. Мы должны выжечь опухоль — во имя других живущих! Вам понятно теперь?.. Элш побледнел и после короткого замешательства кивнул.


Россыпи звёзд вынырнули из мрака. Впереди обозначилась и стала расти крохотная горошина планеты.

«Вижу цель, — сухо сообщил малый Вычислитель системы наведения. — Жду команды».

Крейсер, скрытый маскировочным полем, гасил скорость. Боевые расчёты заняли свои места. Люди, автоматы, главный Вычислитель — всё в недрах исполинского корабля ожидало приказаний Хорна.

Но адмирал не спешил. Он проверял и перепроверял поступающую информацию, пока окончательно не убедился: для эксперимента зерры выбрали участок пространства, именуемый в лоции кубом ВТ345-6421. Именно здесь приборы зафиксировали небывалое возмущение вакуума, и оно продолжало возрастать.

Больше тянуть было невозможно.

«Огонь!» — скомандовал Хорн.

Узкий конус мертвенно-бледного, кажущегося нереальным свечения протянулся от корабля к обречённой планете. В следующий миг ослепительное сияние, затмив звёзды, разлилось на полнеба. Корабль швырнуло в сторону, словно невероятных размеров великан дал ему пинка. Пространство корчилось в конвульсиях, и с каждым изменением его кривизны крейсер отбрасывало всё дальше от уничтоженной базы. Постепенно возмущения затухали, звёзды на обзорных экранах переставали прыгать, антиперегрузочная система выходила из пикового режима. Наконец светила, только что выписывавшие бешеные огненные зигзаги, вновь заняли свои места.

«Вот и всё», — подумал Элш. С ним происходило что-то странное. Казалось, невидимый мучитель засунул холодную руку прямо в фудную клетку и теперь копается там, среди живых органов, заставляя их вздрагивать от обжигающих прикосновений. Но ведь совершенные организмы луонов всегда работали идеально! Откуда же это ощущение, незнакомое и тревожное?

Элш пытался разобраться в себе самом, но не находил объяснения. А затем в центре чёрного, исколотого звёздами прямоугольника экрана вспыхнуло нестерпимо яркое зарево. Гигантский клубок голубого пламени, выпуская трепещущие протуберанцы, медленно вспухал в пространстве.

Зрелище потрясло Элша. Он смотрел на разгоравшийся космический костёр, ещё не имея понятия о его природе, но уже что-то смутно подозревая. И вдруг понял! Догадка настолько ошеломила его, что Элш на какой-то миг ощутил знакомое мертвящее прикосновение холодных пальцев.

Он велел малому Вычислителю сообщить, в каком кубе произошла вспышка. На экране загорелось: «Куб ВТ345-6421».

Элш не вошёл, а ворвался в адмиральскую каюту.

— Вы видели? Видели?! — Он кричал, отбросив разом все писаные и неписаные правила обращения к вышестоящим. — Получается, мы — убийцы! Зерры уничтожены ни за что! Ведь они не собирались ничего разрушать, а наоборот, зажигали звезды! Зажигали — теперь-то вы понимаете?! Нам, всемогущим, оказалось не под силу остановить деградацию Шестого сектора, а зерры смогли! Никаких губительных экспериментов с вакуумом не было — был другой, созидательный. Мы подоспели к самому моменту рождения новой звезды. Процесс уже был запущен и развивался необратимо. И тут… Что мы наделали, адмирал? Что мы наделали?! А может… — Он запнулся. — Может, всё, что мы совершили до сих пор, было ошибкой? Ошибкой, адмирал!

Хорн не отвечал. Казалось, он окаменел в кресле.

Элш замолчал. Он не мог говорить — каждое слово доставляло боль. Тягостное молчание длилось минуты две. Затем Хорн медленно поднялся.

— Возможно, вы правы, Элш, — произнёс он. — Но я отказываюсь поверить. До этого мы никогда не ошибались… — Адмирал помолчал. — Хорошо, идите к себе, а я произведу расчёты. Думаю, главный Вычислитель докажет, что вы заблуждаетесь.

Элш вышел в коридор, и тяжёлая дверь аварийной защиты задвинулась за ним. Он не обратил на это внимания, но в следующий миг из бокового ответвления выкатилась платформа малого излучателя. Это оружие ближнего боя применялось во второстепенных операциях. Платформа остановилась, и в центре металлического купола, над выдвинувшимся коротким стволом, вспыхнул огонёк боевой готовности.

У Элша не было времени гадать, из-за чего свихнулась послушная до сих пор машина. Как и все Хранители, он обладал отменной реакцией. Страх ещё не захлестнул мозг, а пальцы уже набрали на пульте телепортатора один из кодов, позволяющих перенестись в безопасный отсек. Но прибор не сработал. Поломки быть не могло — такие аппараты отличались сверхнадёжностью. Значит, телепортатор был дистанционно отключён. А сделать это мог только тот, в чьих руках находился ключ ко всем системам корабля. Адмирал Хорн!

Перед тем, как угаснуть, сознание Элша высветило лица жены и детей. А ещё по-чему-то — маленьких забавных человечков с далёкой голубой планеты, которых так и не довелось подержать в ладонях…


«…Прощай, Элш, — думал Хорн. — Мне искренне жаль, что так получилось. Но ты был обречён, потому что не понимал одной вещи: Хранители Мироздания не могут ошибаться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Признав свой промах, мы отказались бы от величайшего права— решать за других. За народы, расы, целые цивилизации. Но отказаться — немыслимо. Мы, и только мы, обладаем конечной истиной, потому что прошли наибольший путь развития! Ты был слишком эмоционален, Элш. И, в конце концов, чувства погубили тебя, оттеснив железную имперскую логику. Но, чтобы ни произошло на самом деле, твоим сыновьям не будет за тебя стыд-но. Когда крейсер вернётся, они узнают, что их отец, выполняя опасное задание, героически погиб. Ты мало пожил, зато после смерти станешь образцом мужества. Обещаю тебе это!»

Хорн стоял посреди каюты, высокий и величественный, а на груди его пламенел, играл алыми сполохами Орден Преодоления. ТМ

Валерий Гвоздей
ВЕРСИЯ ДЛЯ ПРЕССЫ

6'2014

К пресс-центру администрации съехались репортёры всех новостных каналов — не менее дюжины телевизионных бригад.

Фургоны и специализированные автобусы конкурирующих станций. Над крышами — лес антенн. Содом и Гоморра. Настоящий кошмар для охраны…

Пресс-конференция, устроенная президентской администрацией, прошла своеобразно.

Если мягко выразиться.

Главе чрезвычайной правительственной комиссии мы задавали умные вопросы.

Увы, зря старались.

Глава комиссии, наглухо застёгнутый генерал-майор, отвечал всем одинаково — ровным, чётким, демонстративно командным голосом:

— Это — закрытая информация.

Так же ответил на мой вопрос — о причинах создания комиссии.

После чего, поблагодарив за внимание, — откланялся. Дуболом-перестраховщик.

Для чего тогда вообще устраивать пресс-конференцию?

А чтоб была открытость. Пресс-секретарь вызвался прокомментировать выступление главы.

С ним я не раз имел дело. У него дар: говорить живо, эмоционально, захватывающе, но — сказать или крайне мало, или вообще ничего. Качество невероятно ценное в политике.

Он начал, в своей манере:

— Нам говорят, нужны срочные меры. Но как принимать решения, в частности, на основе какой информации? Да, много определяется мерой осведомлённости. Мера осведомлённости президента и мера осведомлённости произвольно взятого человека с улицы — не совпадают, и значительно. Существует информация, предназначенная для служебного пользования. Также есть конфиденциальная информация…

Ну и далее, в том же духе.

Когда заметил, что народ оглядывается на выход, быстро свернул бодягу:

— Открытость хороша— в разумных, тщательно взвешенных пределах. Надеюсь, позицию комиссии мне удалось прояснить. До новых встреч, друзья!.. Воздел соединённые руки, словно звезда эстрады, ждущая оваций.

После его пламенной речи у многих из нас сложилось впечатление, что эта чрезвычайная правительственная комиссия была созвана ввиду очередной террористической угрозы.

Казалось бы — что особенного.

Только почему-то казалось— не всё просто.

Ещё казалось — вот мой шанс выбиться. Необходимы горячие факты.

Они где-то лежат. Приди и возьми. Решил поискать.

Здорово помог давний прикормленный «источник», за деньги, разумеется.

Я нашёл двухэтажный загородный дом на берегу тихой речки.

В сумерках занял позицию в кустах — от веранды шагах в ста пятидесяти.

* * *
Охранники с оружием, в камуфляже. Но — расслабленные. Про это место никто и слыхом не слыхивал. Лазутчиков не было, я первый.

Осторожно вынул из кофра направленный дистанционный микрофон. Чувствительный, с хорошим усилителем, параболический.

В общем — подслушивающее устройство. Как-то по случаю приобрёл. Оборудование, запрещённое к использованию гражданскими лицами.

А что же делать гражданским лицам, которым отказывают в информации? Надел плотные наушники, подстроил аппаратуру.

Судя по голосам, на веранде — глава комиссии, несколько помощников.

Разговор вялый, прерываемый шлепками и злобным шипением в адрес кровососущих.

Должно быть, сто раз жевали тему, к решению так и не пришли.

Отрывочные реплики, намёки, фигуры умолчания.

Всё же у меня сложилась картина. Получалось, в глубинке сел корабль, из космоса, неавтоматический, пилотируемый.

Комиссии поручены всеобъемлющая оценка ситуации в плане возможных последствий и — ведение переговоров.

Что, пришельцы?..

Разговор почти иссяк. Больше ничего конкретного.

Стемнело. Высыпали звёзды. Комиссионеры, устав бить на себе комаров, удалились в дом.

Окна закрыты.

Микрофон у меня только параболический, он через стекло не берёт. Нужен лазерный.

Был вынужден отладить.

Полночи одолевали сомнения. Пускать в эфир, не пускать? Выждать, пока ситуация хоть чуть-чуть развиднеется?

Упущу время, лишусь приоритета. В нашем деле кто успел, то г и съел. Перекрестившись, выдал горячие факты в утреннем блоке новостей.

Понимал, что рискую своей репутацией. Выбирал обтекаемые выражения.

Днём пригласили в пресс-центр, для беседы. Не шефа, а — меня, репортёра-ведущего.

Старый монстр с выправкой сержанта, мы его зовём Экзекутором, не предложил сесть.

Хмуря седые брови, изрёк:

— Потерять аккредитацию легко, трудно — восстановить.

— Чем провинился? — Я старательно изобразил недоумение.

— Ты запустил в эфир неподтверждённую информацию.

— Но я сказал — «по непроверенным данным».

— «По непроверенным данным»!.. — фыркнул Экзекутор. — Ты же все данные высосал из пальца!

— Не совсем так.

— Назови «источник».

— Какой я журналист после этого?

— Слишком ты непосредственный. Живёшь не но средствам.

— Намёк уловил. Постараюсь вину искупить.

— Старайся.

Экзекутор мрачно уставился в бумаги. Закрыв дверь, я несколько секунд пребывал в ошеломлении.

Только щёлкнули по носу. Припугнули санкциями. То есть пальчиком лишь погрозили.

Видимо, «непроверенные данные» были недалеки от суровой действительности. Потому что иначе бы дело повернулось совсем но-другому.

* * *
На всех углах судачили о корабле, с моей лёгкой руки.

Чем бы ни кончилось, приоритет за мной.

СМИ требовали хотя бы «версию для прессы».

И глава чрезвычайной комиссии вновь предстал на очередной конференции, дабы внести ясность.

Внёс.

Отвечал всем одинаково — ровным, чётким, демонстративно командным голосом, но ещё короче:

— Без комментариев.

Простенько и со вкусом. Наверное, долго репетировал перед зеркалом, заучивал текст.

Нс желая терять время, я выскользнул из зада, пусть оператор снимает дальше этот бред.

Шёл, глядя под ноги, думал, что надо бы снова посидеть в кустах, на берегу тихой речки.

Посреди коридора стоял кто-то, на пути. Я поднял взгляд.

Нескладный парень, в сиреневом комбинезоне из металлизированной ткани.

Явно был не в своей тарелке. Заговорил с акцентом:

— Где у вас… Э-э…

Замялся, кусая губы. Конечно впервые тут.

— Понимаю, — сказал я, беря его под локоток. — Идём, покажу.

Распахнул дверь, на которой была схематичная фигурка мужчины.

Оказавшись внутри, парень смотрел по сторонам в нерешительности. По-моему, не знал, как приступить.

Деревня.

Я дал наглядный урок, продемонстрировал — куда и что.

Гость тут же повторил. Не сдержал вздох облегчения.

Вымыли руки. По очереди вытерли бумажным отрывным полотенцем.

— Новичок… — извиняющимся тоном признался он, вслед за мной кидая смятый комок в урну.

— Да, ведешь себя, как пришелец, — хмыкнул я.

Сказал и — пригляделся внимательнее к новичку.

Лицо у него какое-то…

— Вы прилетели с миром?.. — спросил я, холодея.

Парень торжественно кивнул.

Железо было горячим. Я ринулся ковать.

В минуту раскрутил гостя.

Прибыл на корабле. Ведутся переговоры. Тоска зелёная. Вот и сбежал, хотел посмотреть на жизнь аборигенов в естественной среде. Ведь он репортёр.

Я смекнул: коллеги, не конкуренты.

В животе ёкнуло.

МОЙ ШАНС.

ЭТО БУДЕТ — СЕНСАЦИЯ.

Материал из первых уст в журналистике — на вес золота.

— Слушай, — пробормотал я. — Как на счёт — эксклюзива?

Думал, слово ему неизвестно.

Хотел растолковать.

Ха.

«Эксклюзив» — первое, что коллега выучил на Земле.

— Ты — мне, я — тебе, — деловито предложил он. — Договорились?

Репортёр всегда поймёт репортёра.

Мы ударили по рукам. ТМ

Евгений Саричев
ВЧЕРА

6'2014

Во вьетнамской забегаловке стоял обычный гул, как в пчелином улье.

Старый (хотя кто их разберёт, азиатов?) владелец заведения лично разносил блюда, брал заказы.

В дальнем углу галдели студенты-химики. Пожилая чета опасливо на них косилась, когда раздавалась очередная порция непонятных шуток, вроде «Титрую едкий натр сам с собой и удивляюсь — а где же точка эквивалентности?». Взрыв хохота.

У входа раздался громкий голос:

— Добрый день, ваши билетики!

Его владелец — хмурый паренёк в кепке — начал по очереди обходить столики, помахивая перед собой удостоверением. Когда очередь дошла до меня, контролёр скептически посмотрел на выбитое лиловыми чернилами время и пошкрябал билет ногтем, но ничего не сказал.

Дохлебал я свой суп, расплатился и выкатился на улицу. Реальность неприветливо встретила пригоршней серого дождя. Мелкие капельки покалывали лицо. Мимо натужно провыла «скорая». Приятная штука, реальность. Всё такое настоящее вокруг. И плевать я хотел на погоду. Витрины магазинов приветливо светились, демонстрируя россыпи достижений цивилизации. Рядом ютились разновеликие белые ценники. Даже не глядя на цифру, но размеру бумажки легко угадывалась цена.

Ниже по улице серел пропускной пункт. Грубые, кое-как сложенные в подобие дота бетонные блоки, узкие смотровые проёмы и щели в палец толщиной. Когда-то они может и были нужны, а теперь лишь глаза мозолили. Туда всё равно никогда не будут прорываться с боем. А обратно так просто не выйти.

Изнутри, с прилипшей к лицу на веки вечные скучной миной, выглядывает давешний контролёр. Плохо, плохо у них с кадрами. Он неприветливо проводил меня взглядом, не спросив ни билета, ни пропуска.

…Стукнулся лбом об дерево. Плоское дерево под картонным небом. Впрочем, стукнулся — это громко сказано. Ничего не ощутив, голова прошла сквозь ствол. Перед глазами мелькнула тень текстуры, и вот я уже стою с другой стороны. Ну здравствуй, милый дом. Вскинул руки, потянулся — и полетел.

Как всегда, выкинуло где попало. Конечно же, можно просто прыгнуть куда требуется, стоит лишь захотеть. Но тогда придётся долго ждать, пока подгрузится изображение местности. Не люблю сеточный, полупрозрачный ландшафт из математических треугольников. Смотрится также жутковато, как обглоданный скелет.

Мимо проплывали светящиеся и подмигивающие цветными надписями громады информационных массивов. Кубы, пирамиды, бесконечные трёхмерные витражи. Всё, как в книжках. Всё, как и мечталось годы назад пионерам информационного Нового Света. По крайней мере, в этом секторе. Другие выглядят совершенно иначе. Вопрос вкуса.

Я тут совершенно один — визуально. На самом деле я лишь крошечный квант, одинокий огонёк среди мири-адов других жителей страны, существующей лишь в головах людей и на винчестерах компьютеров. Ужас-то какой, если подумать. Они здесь и даже не просто соприкасаются со мной — они пронизывают меня. Всё время. Вот и не показывают мне ничего, чтобы не нагружать процессоры без причины.

Совсем другое дело форумы. Там видно всех собеседников, которые имеют право голоса. Но если в любимую курилку набивается пара тысяч лоботрясов, то и там хоть гонор вешай — настолько он медленно будет падать. Процессоры поспевать не будут за потоком информации о том, кто как поёрзал или покашлял из всех присутствующих.

Но мне сегодня совсем в другой сектор. Я направляюсь на работу после отпуска в реальности. Работа не пыльная, но и интересного в ней ничего нету. Я сортирую блоки информации. Определяю, что она собой представляет. Классифицирую. И либо отправляю в архив… Либо уничтожаю.

Долгое время никто особо не задумывался, куда девать всю эту прорву информации. Её возникало в стихийном порядке всё больше и больше, хранилища переполнялись не по дням, а по часам. Кто-то сфотографировался со своей собакой на фоне ковра. Кто-то написал гениальные стихи, посвящённые однокласснице.

Кто-то в тысячный раз снял на видео Ниагарский водопад. Чаще всего сам владелец банка данных не имел не малейшего понятия, что он хранит, сколько там барахла и есть ли хоть что-то нужное.

Но ведь всё хорошее рано или поздно кончается, не правда ли?

Потоки информации не оскудели, зато возникли проблемы с сё хранением. В один кубический сантиметр аппаратуры удавалось запихать все больше и больше, но это становилось всё более недешёвым удовольствием. После того как преодолевался очередной физический барьер, возникал новый, куда сложнее.

Пришлось начать чистить весь этот бардак. Копия уже существующего файла? Стереть. Почти идентичный текст? Записать список отличий, оригинал на помойку.

Нам пришлось самим начать сжигать рукописи, почти как в той книге, что попалась мне лет пять назад. Только температуры у платиновой матрицы, погруженной в жидкий гелий, другие. Не потому, что их нельзя читать. И не потому, что нас заставили. Просто мы начали в них утопать. Задыхаться. Как, опять та же фотография котёнка, что и на прошлой неделе? И её в топку истории.

Вдали уже виднеется безвкусный розовый октаэдр центра сортировки. Я так и не разобрался до конца, зачем требуется забираться в его утробу, чтобы иметь возможность поработать. Это как-то связано с системами безопасности.

Достаточно прикоснуться к стенке, шепнуть заветное слово — и вот он, мой офис. Квадратный, с неживыми, неподвижными окнами и без дверей. На окнах — особо полюбившиеся ландшафты, попадавшиеся во время работы. Получилось как в той песенке полгода назад, четыре окна и каждое с совсем другим видом. Меня преследует чувство неудовлетворённости, мне не до конца нравится эта комната. Ума не приложу, как тут можно хоть что-то изменить к лучшему. Разве что дизайнера спросить. Тем более что тут каждый третий дизайнер. Даже если рисовать не умеет. Не у всех есть способности. Для сортировки желательно иметь абсолютную память. Писатели должны находить трогающие за душу слова. А как быть, если память дырявая и слова корявые? Только и остаётся, что сочинять дребезг и лязг под названием музыка, либо малевать тошнотворные шрифты и убеждать всех, что это модно.

Лет десять назад я застал художников. Это те парни, которые делают фотографии без применения техники. Впрочем, они ещё раньше когда-то баловались абстрактным хаосом форм и цветов, пока кто-то умный не написал программу, которая подобное творчество генерировала тоннами. С тех пор они весьма поувяли, и количество их сильно сократилось. Моя дневная норма десять гигабайт. С перерывом для того, чтобы мозги не вскипели. Компьютерный анализ помогает, но не всегда. Он не идеален. Попробуй-ка придумай алгоритм, способный эстетически оценить, какая из сделанных с перерывом в две секунды фотографий девушки красивее. А искусственный интеллект так и остался Святым Граалем кибернетиков…

Иногда, когда кончился рабочий день, когда я вылетаю домой, мне хочется сказать: «Я иду домой». Но вместо этого я молча лечу. Стараюсь не видеть бедную палитру этого мира декораций и много думаю. О том, сколько похожих и безвкусных, бессмысленных вещей я сегодня повидал. Как хорошо было бы плюнуть на всё, на цивилизацию, на историю планеты и просто стереть всё сразу. Пойти по второму кругу генерации всего этого бреда. Вот только не поможет.

Мы жили надеждой. Мы ей дышали, питались ей и пили сё. Что ещё совсем чуть-чуть. Что через пятьдесят, нет, десять, даже возможно пять лет наступит технологическая сингулярность. Стоит только поднатужиться, сделать ещё одно усилие. Люди — боги. Люди — хозяева себя. Люди — больше не рабы судьбы. Мы надеялись, что сами сможем решать за себя. Лекарство от болезни? Пожалуйста. Вечная молодость? Милости просим. Не хотите ли ещё и сверхинтеллигентность? А как же. Мы надеялись, что проблемы сегодняшнего дня завтра исчезнут сами собой. Достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы заставить Солнце светить ночью и получить Луну из сыра. Нам всё по плечу, все мы супермены и ангелы без крылышек.

Вот так всё и катилось быстрее и быстрее в тартары. Считалось, что энергии будет море и хватит всем, даром и с излишком. Но однажды пришлось проснуться от мечты. Термояд так и не приручился. Он только в звёздах как был, так и будет. Ну не хочет идти реакция. Уран да плутоний совершенно неожиданно тоже обнаружили свойство рано или поздно кончаться. Как и всё хорошее вроде нефти. То, что мы называли прогрессом, постепенно замедлило свой ход, принялось топтаться на месте.

И вот теперь тело моё живёт в катакомбах, опутанное проводами и трубками. Как в том фильме три недели назад. Электричество нынче недешёвое, а нормальная пища ещё дороже. В свою очередь, жить в реальности вообще мало кто может себе позволить. А душа неприкаянно витает в информационной сети, среди таких же спящих красавцев. Иногда нам милостиво выдают билетик, вытаскивают из вены капельницу и выпускают подышать свежим воздухом. не всех. Если все сразу ломанутся, то воздуха может ведь и не хватить. Как мне кажется. ТМ

Валерий Гвоздей
ПОВЫШЕНИЕ

7'2014

Шелестели жёлтые листья на аллее вечернего парка, трещали местные цикады.

Звучала музыка.

— И никаких приставаний! — Оди вынула тонкие пальчики из моей ладони и выпрямилась на скамейке. — Да!..

Может, другой обиделся бы. Я лишь ухмыльнулся.

Поцеловал её в щёчку.

— Аморальное поведение в общественном месте, — вот так прелестница квалифицировала действия кавалера, совершенно ледяным тоном.

Сейчас на Оди строгий деловой костюм, стального цвета, а под жакетом синяя шёлковая блузка. Напряжённый рабочий день закончился. Мы зашли в парк, чтобы немного подышать свежим воздухом, посидеть, расслабиться.

Оди заметила нескромный взгляд, устремлённый в её скромный вырез. Сказала довольно строго:

— У тебя нет доступа к данному контенту. Не мечтай.

Она пошутила.

Оди— не только мой напарник, здесь, на планете, враждебной по отношению к Земле.

Оди — моя девушка. Мы нежные любовники уже полгода.

Я с ума схожу от неё.

Оди в курсе. И — дразнит.

Хотя обстановка не располагала к амурам.

Мы с ней агенты Земли, часть разветвлённой агентурной сети на Орсоне.

Мы знаем о существовании других пар, но мы не знаем коллег в лицо или по имени. Резидент — волк-одиночка, никто из нас резидента и в глаза не видел. Это закон, в целях конспирации.

Резидент — бесплотный дух, контролирующий всех, координирующий нашу деятельность.

Мы с Оди рядовые агенты, беспрекословно выполняем приказы, возникающие на личных коммуникаторах.

Суть работы — кибершпионаж. А главное оружие — программы для заражения систем, для перехвата нужных данных. Такие программы— вирусы, имеющие модульную архитектуру.

Мы рассылаем письма, адресованные конкретным получателям, в том или каком-то ином важном учреждении. В состав каждого письма входит специальная троянская программа.

Связь на плавающей частоте. Алгоритм не расколоть тысяче суперкомпьютеров. Ну а для контроля заражённых машин есть множество доменных имён, серверов, повсюду, на разных континентах.

Создана цепь серверов, чтобы скрыть местоположение главного управляющего сервера. Когда процесс идёт нормально, мы лишь наблюдаем за инфицированными компьютерами, выходящими на связь. Только и всего.

Контрразведчики Орсона старательно ищут серверы. Ищут наблюдателей, отправителей писем. Отыскать главный сервер — мечта любого контрразведчика. Пока что нам везло.

При действиях большой группой все должны быть доступны постоянно.

В левом глазу ожила контактная линза, в которую встроен дисплей.

Замигал тревожный огонёк красного цвета.

Проблемы. В беде кто-то из своих. Я должен помочь.

Нам говорили, что возможны подобные ситуации, в нарушение правил.

Оди по лицу поняла, что отдых закончен, началась работа, от которой нельзя отказаться.

Но приказ — только для меня.

Я встал:

— Езжай домой. Свяжусь позже.

Она кивнула и, поднявшись, торопливо зашагала к выходу.

Активировал пеленгатор, скрытый в фигурном перстне. Камень стал дисплеем. Антенну сканера переключил в направленный режим. Поймал излучение передатчика.

Взяв пеленг на исходящий сигнал, пошёл к другому выходу. Покинул городской парк.

Идти недалеко.

Двигался по улицам, полыхающим рекламой, в толчее, сутолоке. Двигался и переулками, где было сумрачно, пусто.

Приближаясь, надел большие, в пол-лица, очки со встроенными светодиодами.

Они с толку сбивают программы обеспечения систем распознавания внешности, создавая помехи. Стандартная мера.

Тёмный переулок Несколько машин возле обочин. Несколько мусорных контейнеров. И все окна без света. Похоже, дома нежилые.

Источник локализован. Но подходить я не спешил.

Призыв о помощи нередко бывает ловушкой.

Проявим осторожность. Проведём электронную разведку.

Сменил очки — надел узкие, чёрные, прямоугольные очки-терминалы.

Перед глазами возникла трёхмерная голографическая проекция.

Компьютерная модель всех прилегающих кварталов. Инфовидение — прозрачные стены и чёткие тепловые силуэты живых и неживых объектов.

Менялись ракурсы.

Поверх картинки бежали строчки уместных комментариев, технических подсказок.

Изображение подрагивало. Несколько раз сработали фильтры помех.

Опасности вроде бы нет.

Источник сигнала не перемещался.

Я ступил в переулок.

* * *
Человек сидел на грязном тротуаре, вытянув ноги, привалившись спиной к стене дома.

В свете луны я внимательно оглядел коллегу.

Темные волосы, густая проседь, залысины. Лицо немолодое, слегка одутловатое, с плотно сжатыми губами и вздёрнутыми словно в брезгливом удивлении бровями. Одет, как я. Но куртка и брюки сильно испачканы, порваны кое-где.

Система диагностики выдала информацию.

Крайне утомлён, ранен в бедро — оно перетянуто галстуком.

Раненый открыл глаза. Кажется, узнал. Лишь затем отключил маячок, коснувшись пуговицы на рукаве:

— Блокируй связь.

Голос был уверенный, властный. Я подчинился, хотя видел человека впервые:

— Что с вами случилось?

— Им была нужна утечка вроде бы секретной информации — слили всё через наш вирус. Я лично уничтожил раскрытый сервер. Ушёл с трудом. Ищут. Надо пошевеливаться.

Не спрашивая, наклонился и сделал ему противошоковую инъекцию.

Выждав несколько секунд, помог встать.

— Связь восстанови пока, — сказал он. — Через свой коммуникатор набери вызов машины — и не городской, а моей. Снова потом заблокируй.

— Назовите код.

— Лим Дарэн. Имя хозяина.

Вот так раз.

Лим Дарэн — на всю планету известный педиатр. Ну кто предположит, что авторитетный детский врач — агент земной разведки?

Набрав, я послал вызов.

Надо было идти в сторону улицы.

Дарэн ковылял, припадая на левую ногу и держась за меня.

Дождались в тени.

Подкатила чёрная длинная машина, сверкающая от цветных сполохов рекламы.

Когда сели, хозяин произнёс голосовую команду:

— На виллу.

Через десять минут ехали по загородному шоссе, посреди леса. И в окна врывался густой воздух, пропитанный горьковатым запахом осенней листвы.

Но лес кончился.

Лёгкий бриз с залива коснулся лица, нежно лаская мою кожу, принёс запах солёной воды и сосен.

Луна висела над морем. Волны играли бликами, чуть колыхались.

Влажный песок сверкал — будто чёрное зеркало.

Дорога пошла вдоль моря. Специфический запах разлагающихся водорослей.

Фары высветили изгородь, длинный ряд остроконечных пик на верхних концах прутьев.

Открылись ворота, автоматически.

Мы въехали на территорию усадьбы. Включились фонари, включилась подсветка.

Широко раскинувшийся одноэтажный дом — его стены из стекла, а стекло, в свою очередь, красиво оправлено в коричневое дерево. Со всех сторон высокие зелёные кусты и клумбы.

Роскошный вид на море, до горизонта, полное отблесков.

Терраса, украшенная бассейном довольно прихотливой формы. Галерея каменных арок.

Жители Орсона консервативны в одежде, в архитектуре, в интерьерах.

Все агенты вынуждены учитывать, маскируясь.

Но мы с Оди живём куда скромнее. Машина замерла у крыльца.

Выйдя из салона, я помог Дарэну выбраться.

У дверей биометрический идентификатор.

Хозяин встал на синий круг. По лицу, по телу побежали световые полосы. Угасли.

— Добро пожаловать, Лим Дарэн, — произнёс женский приятный голос.

Дарэн повернулся ко мне:

— Живу один, не волнуйся.

Он сразу отправился на приём к домашнему электронному хирургу. Лёг на кушетку.

Над его бедром засновали манипуляторы.

— А ты можешь расслабиться… — улыбнулся хозяин. — Налей чего-нибудь. Я рекомендую «Орсон премиум». Лучший на планете коньяк.

Дом источал неуловимый аромат благополучия, настоянный за много лет. Не исключено, что в формировании букета участвовал и запах дорогущего коньяка. Просторная гостиная. Диван, столик, два мягких удобных кресла, с высокой спинкой, два огромных монитора на стене. Хорошо устроился коллега.

Лим Дарэн — наш резидент.

* * *
Я не стал мяться. Налил в коньячную рюмку тёмный, соблазнительно пахнущий напиток из тяжёлой, пузатой, холодной бутылки.

Сел в кресло, с удовольствием чувствуя солидность и прочность сооружения. Пить не спешил.

Предвкушал.

Увидев на столике пульт, включил музыкальный канал. И сразу убавил громкость, чтобы не тревожить Лима Дарэна.

А потом случилось нечто очень странное. Мой фигурный перстень вовсе не штатный инструмент. Хитроумная частная разработка, недавно полученная в подарок от возлюбленной Оди.

В нём запульсировал крошечный, едва заметный огонёк, сбоку, на грани, обращённой ко мне. Он сигнализировал, что не следует пить коньяк «Орсон премиум». Вредно для здоровья, крайне.

Я не поверил. И поднёс свой перстень вплотную к бокалу.

Огонёк стал ярче, замигал чаще. Давал понять, что никакой ошибки нет.

В дорогущем элитном коньяке, предложенном любезным хозяином, — смертельный яд.

Вот так раз.

Кто сказал, что ловушку нельзя устроить в роскошном доме, на берегу ночного моря? Очень даже можно.

А заодно и похороны.

Лим Дарэн — контрразведчик, враг?..

Но Дарэн в самом деле был ранен.

Что-то непонятно.

Поставил рюмку на столик.

Надел узкие, чёрные, прямоугольные очки-терминалы.

Перед глазами возникла трёхмерная голографическая проекция.

Обыскал, поворачиваясь на месте, все помещения виллы.

Прозрачные стеньг и чёткие тепловые сигнатуры живых и неживых объектов. Менялись ракурсы. Поверх картинки бежали строчки.

В доме только мы с Дарэном. Больше никого.

Интересно.

Коньяк вылил обратно в бутылку. Закрыв бар, вернулся к мягкому креслу.

Будто невзначай уронил пустую рюмку на пол. Она разбилась с печальным звоном.

Хозяин, наверное, ждал этого звука. Прихрамывая, Лим Дарэн вошёл.

Увидел гостя, лежащего безжизненно в кресле, склонившего голову на грудь.

— Очень хорошо… — пробормотал хозяин с удовлетворением.

Положил на столик бластер, нагнулся, кряхтя. Начал подбирать с пола осколки рюмки.

— Не ожидал, признаться, от врача-педиатра, — сказал я с укором.

Взял бластер в правую руку, навёл.

Дарэн, кряхтя, выпрямился. Посмотрел с обидой:

— Все люди с возрастом меняются, в худшую сторону… Так почему же я — должен быть исключением? Можно сесть? Трудно стоять, боюсь, нога подведёт.

— Вы у себя дома.

Левая штанина разрезана, в прореху видна свежая повязка с проступившей кровью. Ранен.

Что же происходит?

Вот бы — сам Дарэн объяснил.

Хозяин осторожно, стараясь не потревожить рану, сел в другое кресло.

Вздохнул.

Мед ленно, в глубокой задумчивости, поднял ладони, потёр лицо, как будто хотел стереть выражение отчаяния.

Положил руки на подлокотники:

— Нэйт, ты узнал, кто я, тебя нельзя оставить в живых. Смирись. Ты же профессионал. Ты же — патриот.

— Да. Патриот Земли, а не Лима Дарэна. Хозяин огорчённо хлопнул ладонью по здоровому колену:

— Смерть есть фазовый переход. Только и всего. Не стоит бояться её, Нэйт.

— Смерть есть смерть. Нечего голову морочить.

Какой нелепый разговор, недостойный профессионалов…

Замигал суматошно огонёк в перстне. Лим Дарэн обрушил на меня взгляд, полный ярости, полный решимости — убить. Тянулся пальцем к невидимой кнопке на подлокотнике. Уже торжествовал, уверенный в победе.

Выстрелив, я бросился на пол, за столик.

* * *
Тело Дарэна, прожжённое лучом, потрескивало, чуть дымило.

Тлела обивка роскошного кресла. Неприятный, грубый натурализм… Передёрнуло.

Я немного опередил, но только на мгновение.

В спинке моего кресла торчала дюжина стрелок, наверняка отравленных, вылетевших из шкафа.

Перстень спас мне жизнь.

Ну, ещё, пожалуй, взгляд Дарэна.

Лим Дарэн не утерпел, всё-таки. И выдал себя.

Да, стареет.

Впрочем, этот процесс замер на мёртвой точке.

Я надел снова очки-терминалы.

Перед глазами возникла трёхмерная голографическая проекция.

Обыскал, поворачиваясь на месте, все помещения виллы.

Прозрачные стены, чёткие сигнатуры и силуэты объектов.

Менялись ракурсы. Бежали строчки.

Людей больше нет. Враждебной технической активности — нет тоже.

Я стал искать главный сервер.

Лим Дарэн не стремился к оригинальности.

Что ж, тем лучше.

Сняв очки, я поднялся на второй этаж. Распахнул дверь.

Кабинет хозяина. Стены обшиты панелями тёмного дерева. Книжные полки в тон. Ковер на полу, светлой расцветки. Три огромных высоких окна, в ряд, с тяжёлыми шторами.

Тяжёлый письменный стол. Кресло возле него.

За спинкой массивное антикварное бюро. Над бюро должна была висеть картина в богатой раме. Но я там увидел портрет текущего президента и государственный флаг Орсона. Пониже — несколько дипломов в рамках.

Напротив стола большой камин с кованой решёткой.

Хрустальная люстра над столом.

Очки дополнительной реальности подсказали, что, где и как.

Длинная цепь межсетевых шлюзов, пакетных фильтров, антивирусных программ.

Высшая категория секретности. Высшая степень криптографической защиты. Ну-ну.

Я специалист-взломщик.

У меня в запасе арсенал хитрых инструментов, программ. Они же найдут брешь, лазейку. Обязательно. Позади у нас столько взломов. Не может такого быть, чтобы не отыскали.

Пришёл твой черёд, мой верный коммуникатор-проныра.

Давай, поработай.

Не подведи.

Коммуникатор поработал.

Не подвёл.

Взломал систему, в программном ядре машины заблокировал все ограничения доступа и сбросил настройки в нулевое положение. Ввёл новые протоколы доступа.

Также перезагрузил все процессоры.

Тихо поднялась крышка стола. Перевернулась и легла, вверх нижней плоскостью, открыв закреплённые там монитор, клавиатуру.

Монитор засветился. Полутёмная комната озарилась голубым сиянием.

Проверил ещё раз виллу. Да я в доме один.

Сел за клавиатуру.

Быстро изучил ключевые узлы компьютерной сети.

Вывел на терминал кабинета всю информацию. Внимательно ознакомился. Посмотрел на фотографии коллег, пробежал адреса разбросанные по Орсону, даже на спутниках.

Ого, тут нас сотни. И под надёжным прикрытием.

Контрразведка Орсона бриллиантов и золота не пожалеет, чтобы заполучить сведения, за каждый байт заплатит в твёрдой валюте. Жаль, что я не предатель.

А вред причинил, и немалый…

Я защищался, но гибель резидента — сокрушительный удар.

В конечном счёте — по Земле, по её безопасности.

Как быть?

В Школе нас учили всему, что умеет хороший полевой агент.

Принимать решения, касающиеся агентурной сети в целом, не учили.

Всё теперь зависит — только от меня. Чёрт…

Работающий монитор — в режиме ожидания.

Похоже, и наша агентурная сеть, многие сотни бойцов, — в режиме ожидания. Сообщу в Центр о смерти Лима Дарэна Протокол теперь известен. Вполне справлюсь. В Центре люди — семь пядей во лбу. Вот пусть и ломают умные головы.

Отнёс тело в подвал, в холодильную камеру.

Позвонил Оди, сказал— я в порядке, завтра увидимся.

Подготовил сообщение о гибели Дарэна, за своей подписью.

Официальная версия такова резидент покончил с жизнью, чтобы избежать разоблачения и дезавуирования агентурной сети — умер как герой, спасая всех.

Я подумал немного, уточнил ряд мелких деталей.

Зашифровал текст. Немедленно отправил. Поужинав, лёг спать, на диване в гостиной.

* * *
Утром неторопливо принял душ и позавтракал.

Неторопливо поднялся на второй этаж, в кабинет Дарэна.

Включил его компьютер.

Выяснилось, что из Центра пришёл ответ на моё траурное сообщение. Компьютерная дешифровка заняла несколько минут.

Велика мощность компьютера, но и шифр, конечно же, непрост.

Готово.

Прочитав расшифрованный текст, я похолодел.

Как правило, Центр изъясняется приказами, так принято у нас.

Приказали кремировать тело.

Приказали взять на себя исполнение функций резидента, возглавить агентурную сеть…

Да уж, серьёзное повышение. Очень большая ответственность.

Важный этап карьерного роста.

Перед глазами возникло нежное лицо Оди.

Вспомнилась её светлая улыбка. Вспомнились наши полные страсти ночи.

Я человек, исполняющий приказы.

Я должен стать — волком-одиночкой, бесплотным духом, координирующим деятельность агентурной сети.

Но мне казалось, я вскоре совершу какое-то безумство. ТМ

Андрей Анисимов
МЕССИЯ

7'2014

Старик хотел знать всё, но не верил ни единому слову. Он спрашивал, жадно проглатывая ответы, и тут же недоверчиво тряс своей нечёсаной неопрятной бородой или бормотал под нос что-то вроде «небывальщина», «придумал тоже», «сказки всё это». И, тем не менее, продолжал спрашивать.

— Значит ты — хранитель семени, — проговорил он и умолк, точно пробуя на вкус это слово. — И какое семя ты хранишь? И для чего? Что в нём такого ценного? А у тебя их много, этих семян? Все разные, или как? Может, у тебя есть семена сонной травы, а? От семян сонной травы я бы не отказался.

Я бы выменял у тебя немного на…

— Нет, не то, — перебил его тот, кто назвался хранителем. — У меня нет семян сонной травы или какого-то другого дурмана. Я действительно ношу с собой Семя, только у меня оно всего одно и оно многократно ценнее, чем семя любого растения. Оно не выменивается ни на что.

— Всего одно?

— Да. И поэтому оно не должно пропасть даром.

Старик тряхнул бородой:

— Что-то я не понимаю. Что можно получить от одного семени?

— От этого — многое. Здесь, — хранитель указал на свою котомку, — то, что поможет людям выжить. Даст здоровую пищу, чистую воду и поможет излечиться от язв. А потом — и обзавестись здоровым потомством.

Старик недоверчиво покосился на котомку.

— Колдовство… — пробормотал он под нос, но хранитель услышал его.

— Ничего подобного. Это не колдовство, это знания. Давно утерянные, ушедшие в небытие вместе с теми, кто использовал их для создания этого Семени. Семя было предназначено для нас, для тех, кто выживет. Для тех, кого пощадит Большой Огонь.

— Они не могли знать, что придёт Большой Огонь, — опять замотал головой старик — Этого не мог знать никто. Он пришёл неожиданно, с неба Откуда он мог ещё прийти, как не оттуда? Его пламя жгло землю всего одну ночь. А когда он погас, изживущих остался только каждый из тысячи, всё вокруг было усыпано пеплом, и из туч шёл чёрный дождь. Начался голод, а за ним — язвы и мор, от рассыпанного повсюду яда. И тогда умерла половина из уцелевших. Это знают все.

— Большой Огонь создали сами люди, — сказал хранитель. — Он хранился в глубоких колодцах, сделанных из серого камня и железа. Я сам видел их. Они называются «ракетные шахты».

— Люди не способны владеть такой силой.

— И тем не менее, это так.

— Придумал тоже, — буркнул старик.

— Тогда действительно жило много народу, и большинство не верило в то, что Большой Огонь когда-нибудь вырвется на волю, — продолжал хранитель. — Они надеялись на то, что у тех, кто владеет им, хватит благоразумия не открывать колодцы, ведь итог этого был бы плачевен для всех. Однако были и те, кто знал, что рано или поздно это случится. Они знали, что не смогут остановить безумие, что Большой Огонь всё равно будет выпущен, а поэтому закапывались под землю или уходили подальше от больших селений, которые тогда назывались городами… Но были и те, кто избрал свой, особый путь. Чтобы дать шанс тем, кто останется в живых, они создали Семя.

— Откуда ты всё это знаешь? — подозрительно поглядел на хранителя старик.

— Я — потомок одного из них.

— Так значит оно рукотворное? Это, твоё Семя.

— Конечно.

Старик привычно затряс бородой.

— Нелепее истории я ещё не слышал.

— Поверь, она правдива.

Старик ничего не ответил, но помолчав несколько секунд, спросил:

— Семя… Его нужно посадить?

Хранитель кивнул:

— Как и любое другое.

— И что вырастет?

— Это будет дом, даже не просто дом — целый посёлок Когда Семя будет посажено, оно пустит корни, как любое другое растение, и то, что вырастет, тоже будет как растение, но особое. Люди будут жить внутри него, а оно станет защищать их. Кормить и поить, греть в стужу и охлаждать в зной, очищать воздух от яда и пыли, которая разъедает внутренности, и давать много разных вещей, которые потребуются, в том числе и лекарства. Оно излечит тех, кто поселится в нём от любого недуга, и люди навсегда забудут, что значит болеть. И дети их не будут умирать ни в утробе матерей, ни после того, как родятся на свет. И рождаться будут нормальными, с двумя руками и двумя ногами, с одной головой и должным количеством пальцев. А ещё оно будет учить. Оно будет давать знания, которые сочтёт нужными для повседневной жизни и на будущее… Вот, что даст Семя, когда вырастет. И всё это — почти без всякого труда Оно потребует ухода за собой, но только вначале, пока не наберёт силу, а выросши, вернёт всё сторицею. А когда мы научимся тому, что даст нам это Семя, мы сможет создать ещё Семя. И не одно.

— Зачем?

— Чтобы рассеять их по всей земле.

— Сказка…

— Нет. Это называется саморазвивающаяся биомеханическая конструкция с искусственным интеллектом.

— Мудрёно что-то, — пожаловался старик.

Хранитель рассмеялся.

— Иначе говоря, эго означает, что посёлок до последней мелочи создаст себя сам, а затем сможет и видеть, и слышать, и разговаривать с людьми, и думать, как человек.

— Ну и выдумщик ты, хранитель!

— Иначе как вернуть людям всё то, что по глупости некоторых было утрачено. Выросшее Семя должно передать людям то, что было заложено в него.

— А сейчас оно может разговаривать? — полюбопытствовал старик.

— Нет. Сейчас — нет.

— Покажи его, — неожиданно попросил старик.

Хранитель молча развязал котомку, запустил туда руку и под жадно-любопытным взглядом старика извлёк из неё большую ярко-жёлтую круглую банку. В банке, заботливо обёрнутый бельм пористым материалом, лежал небольшой, размером с половину мужского кулака, предмет, похожий на кусок глины, перемешанной с донной грязью, — коричневато-серый, ноздреватый и совершенно непривлекательный. Попадись такой на дороге, ею спокойно можно было бы принять за кусок шлака.

— Ничего особенного, — разочарованно протянул старик.

— Всё удивительное у него заключено внутри, — отпарировал хранитель, закрывая банку и пряча её обратно в котомку.

— И что же ты хочешь от мети?

— Я ищу тех, кто будут первыми, которые воспользуются плодом, выросшем из Семени. И, поверь мне, это труднее, чем может показаться. Уцелевших не так уж и много, а тех, кто поверил в Семя…

— Совсем никого, — закончил за него старик, полуутвердительно, полувопросительно.

Хранитель печально кивнул.

— Наверное, ты просишь за право жить там что-то, чего тебе не могут дать взамен. Слишком высокую цену.

— Я даю эту возможность даром.

— И с меня не возьмёшь тоже?

— Нет. Для этого нужно только одно — поверить мне, поверить в Семя.

— И что будет, если я поверю?

— Тогда мы найдём ещё людей, и когда нас будет не один и не два, мы посеем Семя. И дадим начало новому человечеству.

— Ха, — выдохнул старик. — Ты поступаешь неразумно. Тебе следовало бы посеять своё Семя возле какого-нибудь селения и доказать свою правоту делом, а не словами. Тогда не надо было бы никого искать. Люди пришли бы к тебе сами.

— Вообще-то изначально Семян было два — проговорил, помедлив хранитель. — Когда-то я поступил так, как советуешь ты: решил доказать свою правоту делом и посеял первое. Те, кто жил неподалёку просто испугались, когда оно начало прорастать, и уничтожили ещё не успевшие окрепнуть ростки. Пытались убить и меня, но мне удалось бежать. Теперь я не могу так рисковать. Семя осталось только одно.

— Посади там, где его никто не тронет, — посоветовал старик.

— Там, где его никто не тронет, никто не живёт. Если люди не поверят в Семя, которое ещё не посажено, никто не поверит в него и тогда, когда я буду звать, чтобы они увидели, что выросло. Сеять на ветер, впустую, — всё равно, что губить.

Старик ничего не ответил. Некоторое время они сидели молча думая каждый о своём. Хранитель посмотрел на красноватое солнце, мед ленно катящееся к закату, и спросил:

— Так что скажешь? Пошёл бы ты со мной?

Старик огляделся, медля с ответом. Холм, на котором они сидели, был самым высоким в округе, и с его вершины было видно далеко, даже несмотря на облака ядовитой пыли, которые западный ветер всё шал и гнал, откуда-то из опалённых чудовищным огнём районов. Местами лысый, местами поросший желтеющей травой холм был частью огромной холмистой равнины, поросшей рахитичными карликовыми деревьями и огромными кустами крапивы, от которых следовало держаться подальше. Петляющая меж холмов речушка почти целиком скрывалась среди буйно разросшегося камыша, а за ней, где-то почти на пределе видимости, курился слабый дымок — жилище сразу трёх человек. Мужа с женой и их шестипалого мальчугана Не самая богатая земля, но в степи водилась мелкая живность, которую без особого труда можно было заманить в силки, можно было найти грибы, съедобные коренья и травы, в редколесье попадались ползучие грибы, а в реке— волосатая рыба и зубастые лягушки. Крохотный мирок, не балующий изобилием, но привычный. Синица в руках…

— Нет, — сказал, наконец, старик. — Я не пойду с тобой. Я не верю тебе и в твоё Семя. Ты рассказываешь невозможные вещи и обещаешь так много, что в это нельзя поверить. Ты обманываешь меня, хранитель. Я не пойду с тобой. Мне не нужно твоё Семя, и то, что вырастет из него. Вот семена сонной травы я бы взял. Но у тебя нет семян сонной травы…

— Нет, — покачал головой хранитель. Посидев ещё секунду, он встал, поднял котомку и, закинув её за плечи, произнёс:

— Ну что ж… Коли так, прощай старик.

— Прощай, хранитель.

Хранитель повернулся к нему спиной и зашагал прочь с холма, а старик смотрел, как он спускается вниз и, петляя меж кустов крапивы, направляется к соседнему холму. Он провожал его взглядом до тех пор, пока шагающая фигурка не скрылась из вида в редколесье. Раз-другой она мелькнула среди деревьев и исчезла. Старик снова остался один.

Он сидел и думал, и мысли его были такие же ленивые и неспешные, как и вся его бесцветная размеренная жизнь на этом холме. Приход хранителя привнёс в неё свежую струю, и, перебирая сейчас в голове услышанное, у него вдруг возникло необъяснимое чувство, что он упустил что-то очень важное. Он почувствовал, что где-то внутри рождается и начинает глодать его душу досада, хотя причину её появления он едва ли смог бы объяснить. Этот хранитель растормошил его спящее сознание и куда сильнее, чем он полагал. Выдумщик, рассказывающий небылицы, казалось бы, и всё же… Чем-то он его, всё-таки задел.

«Куда он теперь пошёл?» — невольно подумал старик.

Отдалённые раскаты грома заставили его оторваться от раздумий. Вслед за пылевыми облаками на равнину наползала чёрная как смоль туча «Это хорошо, — подумал старик. — Будет дождь, прибьёт эту проклятую пыль. Хотя дождь оттуда — тот же яд».

Он ещё долго сидел, глядя, как тучу сносит к северу, потом проковылял к своему убогому жилищу и стал готовиться ко сну.

Солнце давно село, а он всё ворочался на своём ложе: мысли по-прежнему не давали ему покоя.

Он плохо спал в эту ночь.ТМ

Алексей Лурье
ОТКРЫВАЯ ДВЕРЬ

7'2014

Мистер Барнс открыл дверь. Сам по себе этот поступок вполне невзрачен и даже слегка простоват. Ничего примечательного в нём нет. Дёрнул за ручку, надавил плечом для быстроты и сделал шаг вперёд. Спорим, вы поступаете точно так же! Открываете дверь и делаете шаг навстречу тому, что вас ждёт за ней. Мистер Барнс поступил аналогично и теперь беспомощно барахтался в пучине космического пространства. Бедняжка! Ему, наверное, холодно, а радиация и перепад давления отнюдь не благоприятствуют самочувствию отважного человека. К счастью, мистер Барнс вскоре открыл для себя другую дверь, в сады Эдема.

Боюсь, придётся отправиться немножко в прошлое и выяснить причины этого поступка, а то мне тут задают вопросы относительно сего. Эх, где же там мой плутоний и одна целая двадцать пять сотых гигаватта?!

Пять минут назад.

— Я должен сделать это! — сказал мистер Барнс чуть надрывающимся голосом, отключая герметизацию шлюза корабля «Поларис».

После чего он крепко сжал в руке цилиндр с какой-то мутной жидкостью и открыл дверь…

Ну вот, дело сделано, теперь мы знаем, как он сделал это! Хм! Как, вам ещё нужно знать— почему? любознательные мои читатели. Хорошо, я согласен.

Неделя до этого.

Корабль «Марсианский экспресс» перестал выходить на связь. На его поиски был отправлен космический шлюп «Поларис» с семью членами экипажа. Его конечной точкой прибытия была планета Марс. Кто бы мог подумать?! Особая конструкция «Полариса» позволяла тому сесть на поверхность самому, без использования различных посадочных модулей. Место приземления, то есть примарсианивания было выбрано не случайно. Именно из этих координат был в последний раз получен сигнал с пропавшего судна.

Автоматизированные роботы-дроны шустренько заполнили отпечатками своих шин низкого давления близлежащие пустынные пространства. К полному безразличию этих металлических и отчасти пластмассовых машин они обнаружили следы «Марсианского экспресса». Следы вели к месту раскопок за одним их безликих марсианских холмов.

Это было странно. Нет, не то, что самого пропавшего корабля не было, а то, что его экипаж, состоящий полностью из учёных, изучавших атмосферу и прочие биологические штучки, вдруг захотел заняться археологией.

Но руководству нужен хоть какой-то внятный отчёт о произошедшем. Поэтому, парни и девушки с «Полариса» разумно рассудили, что если они не нашли корабль, то хотя бы выяснят, чем те тут занимались. Сказано— сделано! Капитан включил полную тягу и направил шлюп к месту раскопок.

День спустя, приготовления были закончены. Шесть членов экипажа и ни одного робота вышли на поверхность планеты. На людях были надеты специальные скафандры из гибкого, но хорошо экранирующего бренное людское тело от радиации, материала. Место раскопок выглядело как обычная яма, похожая на воронку, созданную искусственными разумом. За время простоя её слегка занесло песком. Ветер на Марсе дело не шуточное.

Под слоем марсианского грунта обнаружился вход в какое-то сооружение. Вход в него преграждали необычные объекты, издали похожие на кости мелких животных или крупного рогатого скота. Не придав этому значения, люди отбросили их в сторону и упёрлись лбом скафандра в дверь. Она была небольшой, видимо тот, кто построил строение, был коротышкой.

Задумавшись о чём-то своём, старший пилот Джексон ударил кулаком по двери. Подточенная временем дверь отлетела в сторону. Чуть позже пятеро членов экипажа «Полариса» проникли внутрь находки, дождавшись, пока ядовито-кислотные испарения полностью развеются в атмосфере. Размеры помещения за той дверью были небольшими. По внешнему виду это была какая-то комната или хранилище чего-то такого, что древние обитатели Марса предпочли скрыть от посторонних глаз и завалить закаменевшими костями.

Первым цилиндр обнаружил механик Демиденко. Он споткнулся об него, когда ощупывал стены хранилища. Так как более ничего интересного внутри не было, экипаж вышел на поверхность планеты. Там они разглядели предмет. Им оказался металлический цилиндр размерами примерно от запястья до плеча взрослого мужчины. Металл был неизвестным и тёплым на ощупь, а кроме того, он был прозрачным. Внутри цилиндра плескалась мутная жидкость, заполнявшая его примерно на семьдесят пять процентов объёма. На «Поларисе» доктор Стимшан, нарушив запреты, выпил бутылку бренди, в честь находки, после чего в тайне ото всех открыл цилиндр, отвинтив верхнюю крышку, и глотнул оттуда. Алкоголь сильно затуманил его мозги, однако никакого отравления, ни припадков не последовало. Стимшан просто стал нургом.

За остальное время до начала нашего рассказа все остальные члены экипажа «Полариса», кроме мистера Барнса, тоже стали нургами. И в этом нет ничего плохого! Кому-то, конечно, наличие щупалец, отсутствие глаз и жуткое пристрастие к белкам определённой молекулярной структуры покажется из ряда вон выходящим, но по сравнению с другими космическими расами-паразитами нурги вполне себе милейшие создания. Взять хотя бы их любовь к человечеству. Здорового представителя этой формы жизни они переваривают целых пять часов. Никто более не удостаивался такой почести!

Исключение составлял мистер Барнс, который никак не хотел их кормить. Поэтому он скорректировал курс корабля на Солнце и отправился открывать дверь. На чём мы и оставим его, радуясь, что криворукий механик Демиденко споткнулся только об один из многочисленных запасов биологического материала нургов, оставив их нам, потомкам. ТМ

Юрий Молчан
ЕВАНГЕЛИЕ АНТИВИРУСА

8–9'2014

Виджет часов на телефоне Eropa.doc показывал четверть одиннадцатого. Его друг безбожно опаздывал.

Илья. rtf появился только спустя десять минут. Осторожно прошёл между картонными коробками, ящиками и мешками с цементом к единственному стоявшему у балкона складному столику, за которым ждал doc.

— Ты опоздал на полчаса.

Rtf виновато развёл руками и сел рядом с Егором. Он посмотрел на сидящих внизу двумя этажами ниже посетителей бара которые поглощали ужин и холодное пиво после трудового дня.

— Моя pdf-ка никак не хотела отпускать.

Doc неодобрительно промолчал. Он так спешил сообщить другу новость, а тот опоздал из-за какой-то девчонки. Называется «у нашего барина важных дел не бывает».

Они с Ильёй сидели на третьем этаже строящегося клуба. Первый этаж уже запустили, там пока бар, а на втором и третьем — только голые бетонные стены, кирпичи, цемент в мешках, да доски на полу.

— А чего, собственно, ты меня сдёрнул? — поинтересовался Илья. rtf. — Ты, приятель, сорвал мне романтический ужин. Будь любезен — объясни, что у тебя такого сверхсрочного?

— Ключи от преддверия рая.

— Чего?

— Пароль, дубина! — Erop.doc вынужденно перешёл на шёпот, иначе его крик услышали бы внизу — все пьющие и поглощающие еду jpg-шки, txt-шки, mр3-шки и прочая публика. А также громилы секьюрити. Находиться на территории недостроенного и не запущенного в эксплуатацию клуба запрещено. Срок за это не дадут, но полицию вызовут. А Егору сейчас хотелось этого меньше всего. Он вообще не хотел тратить здесь время на разговоры, а поскорее увести друга в заветное место. По натуре он был существом действия и проволочек не терпел.

— Помнишь, неделю назад я говорил тебе об Антивирусе?

— Ты рассказывал мне легенду, — кивнул Илья. — Это я помню. Якобы в нас постоянно проникают вирусы. Однажды дошло до критической точки. Но явился Антивирус и всё исправил. Но после его ухода вирусы опять стали проникать к нам из свободной безграничной Сети.

— Ещё ты сказал, что вроде бы есть некто, кто может всё это подтвердить. — Он замолк, вспомнив что-то, и добавил: — Ага. Ну да — чтобы увидеться с ним, нужно знать пароль.

— Браво, Холмс.

— Ну и?

Но doc отвлёкся, принялся рассуждать, голос его был злым. Разговор дошёл до темы, на которую он всегда реагировал очень чувствительно.

— Знаешь, как мне всё это надоело. Касперты-храмовники берут с нас деньга за то, что якобы подключают тебя к Сети, откуда скачиваются антивирусные обновления. Но все эти обновления на девяносто процентов — воздух. Каждый раз, когда я прихожу в воскресенье в Лабораторию Касперта, я плачу деньги, но ничего не происходит.

Они на нас зарабатывают. Антивирус должен быть бесплатным, как вода Хотя, воду нам уже продают в бутылках, но такими темпами, что скоро кто-нибудь начнёт торговать и воздухом.

В бар вошли pdf, несколько txt-шек. Вошла flv в вечернем платье с глубоким декольте и подсела к pdf-y.

— Слушай, почему мы не могли встретиться внизу как культурные представители общества и спокойно обсудить всё это за пивом? К чему конспирация да ещё и в таком убогом месте, — Илья. rtf обвёл жестом окружавшую их темноту с видневшимися вокруг ящиками и досками. Из щелей дуло, благо на улице лето.

— Мы должны соблюдать секретность, — едва не огрызнулся Егор. — Всюду агенты Касперта. Если в Лабораторшг пронюхают, что, возможно, появился бесплатный доступ к Очищению, они выследят и всё разрушат. Касперт продаёт нам Очищение. Он использует идеи Антивируса, чтобы получить власть и монополию. Явись Антивирус в наш мир снова, Лаборатория Касперта объявит его вирусом, запрёт в карантин и уничтожит.

Некоторое время оба сидели в тишине. Rtf думал о сорванном романтическом ужине с прекрасной pdf-кой, doc — о том, что очищение от вирусов в этом мире стало прибыльным бизнесом. И что он должен отыскать себе как можно больше сторонников, чтобы, когда их наберётся нужное число, — открыто выступить против Лаборатории Касперта, не дать им завладеть монополией на антивирусы.

Он снова посмотрел на часы в телефоне. Без пяти одиннадцать. На улице уже стемнело, самое время.

— Пошли, — сказал Егор, вставая. — Я никогда ещё не ходил к этому типу. Даже как-то стрёмно.

— Он лично видел Антивируса?

— Он видел тех, кто его видел. А в живых их уже не осталось ни одного.

* * *
Молчаливый таксист долго вёз их по ночным улицам, рассекая фарами темноту, будто подводная лодка на глубине. Это был txt, они все такие — тихони, интроверты. Никогда не знаешь, что у них на уме.

Через две улицы Erop.doc расплатился, и дальше они шли пешком. Плутали около часа, Илья. rtf уже начал подозревать, что они ходят кругами по одним и тем же улицам, но потом вдруг заметил, что высотные дома и кафешки с неоновыми огнями сменились глинобитными постройками в один или два этажа, в которых мягко светились окна. И явно не электричеством.

— Где мы?

— В карантине. Здесь время теряет стабильность и становится гибким. Можно попасть, куда угодно. А нам нужно максимально приблизиться к хроноточке, когда жил Антивирус. Тот, кого мы ищем, здесь. Антивирус обрёк его на вечную жизнь.

— Как именно?

— Спросишь у него сам.

Они подошли к неприметному старому дому, трещины на стенах которого, казалось, были похожи на Wnds-95. Rtf услышал плеск воды и почувствовал вонь.

— Что это?

— Гадкое Озеро.

— Странное название.

— Когда-то оно было самым чистым озером на планете. А теперь туда сливают нефть и промышленные отходы.

Doc постучал в хлипкую дверь.

— Пароль? — раздался хриплый голос.

— С причала рыбачил IT-шник Андрей.

— Логин?

— Антивирус ходил по воде.

Дверь заскрипела. Из приоткрывшейся щели на них глянуло затянутое сетью морщин— усталое лицо с глазами цвета небесной синевы.

— И Андрей доставал из воды пескарей, а Антивирус погибших людей, — сказал он, открыл дверь шире и отступил внутрь.

— Входите.

Егор и Илья переступили порог, хозяин закрыл за ними дверь. От её скрипа rtf сделалось не по себе. Он непроизвольно оглянулся, вдруг за ними шпионят, но в темноте никого не увидел.

— Зачем такой длинный и странный пароль? — спросил он.

— Чтобы сбить с толку шпионов Касперта, — сказал doc хмуро, — если они всё же за нами проследили. В пароле не должно быть ни слова про Антивирус. Но IT-шник Андрей был одним из тех, кто лично его знал. — Эти вопросы друга ему не нравились, слишком много Илья спрашивал. Doc на мгновение задумался, а не может ли быть так, что Илья. rtf — шпион Касперта? Но потом отмёл эту мысль — для этого Илья слишком вял и нерешителен. Касперту такой без надобности.

В комнате на низеньком столе горела масляная лампа, и стоял кувшин с глиняной чашей. Хозяин, которого звали Фома. zip, молча поставил на стол ещё две чаши и новый кувшин. Так же в молчании налил вина себе и гостям. В миске лежали куски разломанного лаваша.

— Зачем вы пришли?

Doc и rtf переглянулись.

— Чтобы услышать о нём.

— Мой друг сказал, — Илья. rtf кивнул на Eropa.doc, — ты видел Антивирус.

— Лишь однажды — он нёс на себе директорию установки-удаления программ, в которой его распяли.

— Почему его убили, Фома?

— Он пришёл обновить старую систему Очищения. По староверам это было как кость в горле. Староверы включили удаление. Потом перезагрузили систему.

— Ты помог ему нести?

— Нет, я сказал: иди давай, куда велено.

— Лицо zip-a при этом заострилось, приобрело странный оттенок. В глазах появилась горечь. Но, возможно, это просто была игра света и те™ от стоявшей рядом лампы.

Друзья уставились на него в изумлении.

— А он изрёк мне: «Ты не подлежишь излечению, но и удалить тебя невозможно. Ты не холоден и не горяч. Да будешь ты ждать меня в карантине, пока я вновь не приду».

В молчании они сделали по глотку вина. На вкус оно было солоновато-сладким, как кровь.

— А что говорили о нём те, кто его знал? — спросил Егор.

— Они дали мне вот это. — Фома подошёл к стене и достал что-то из ниши. Вернувшись к столу, он положил возле своей чаши карту памяти и нетбук.

Карта была древняя. Фома сдул с неё пыль. Нетбук её опознал, на экране появилось окошко проигрывателя.

Егор и Илья придвинулись ближе, чтобы не упустить ни одной детали из видео, которое кто-то снял на мобильный телефон.


Натура. Солнечный день. Вершина холма. Антивирус читает проповедь.


Видны пара десятков людей в хитонах. Некто сидит в центре окруживших его слушателей, спиной к камере. Чёрные волосы спускаются на спину и плечи. На земле он пальцем рисует что-то круглое. Собравшиеся внимают ему. Его голос приятный и мягкий. Даже сквозь объектив мобильника чувствуется исходящая от него харизма.


— Продвинуты те, кто не открывает писем с незнакомых адресов, ибо в них могут быть «черви». Продвинуты те, кто не ходит на собрания нечестивых по порносайтам, ибо там можно словить вирус, и потом придётся переустанавливать свою душу и форматировать мозг. Продвинуты те, кто не открывает всплывающие окна, ибо через них может попасть «троян». Бойтесь спамеров, дары приносящих Продвинуты специалисты в области IT, ибо они суть врачи, ибо будущее рода человеков за электроникой, и да будут они нести свет миру. Если есть огонь на фитиле свечи, то не ставят её под стол и не заставляют изучать более выгодную в данный момент профессию, но помогают совершенствоваться и сиять в темноте. Да унаследуют специалисты IT землю и с ними все те, кто не побоится грядущего Царства электроники и нанотехнологий. И сказали ему тогда люди: Антивирус, вот мы сидим и внимаем Тебе уже полдня, и мы голодны. И взял тогда он две микросхемы и подключил через разветвитель к нервным окончаниям тех, кто пришёл послушать его. И утолил он их голод, насытив пять тысяч человек тремя разрядами.

И после сказал он: Тому, кто следует за мной, я дам пить из источника жизни вечной. И не нужно будет растить или покупать себе пищу в грядущем царствии моём, ибо будет она идти к вам от отца моего из космоса, от Солнца и от магнитного поля планеты, и станете вы пить, пока не насытитесь, и никто не будет испытывать голода или жажды во веки вечные. И не будут убивать за пищу и воду, одежду или кров.


Смена кадра. Интерьер. Комната. Антивирус исцеляет.


И учил он в доме, и принесли к нему расслабленного. Но не могли пройти в дом, ибо народу была тьма, и нельзя было пройти в дверь.

И разобрали тогда крышу дома, сняли стенки с системного блока и опустили ложе прямо перед ним. И сказал он: проверка завершена, четыре тысячи объектов проверено, обнаружено восемьдесят вредоносных программ и кодов, пятьдесят вылечено, остальные лечению не подлежат и были удалены. Встань и ходи. И встал исцелённый, взял ложе своё и пошёл в дом свой, громко славя Антивирус.


На этом запись закончилась. Doc и rtf готовы были смотреть ещё. Антивирус излучал что-то неосязаемое, но невероятно мощное, доброе и светлое.

На какое-то время воцарилось молчание. На стенах чуть подрагивали — дувший в окно ветерок колыхал пламя лампы — три огромные тени.

— Я скучаю по Антивирусу, ребята, — сказал Фома. — Офигенно скучаю. Вы не знаете, каково это — встретить Его однажды, а потом не видеть целую вечность. Никто не знает.

Блики лампы подсвечивали его подбородок и тонкие губы, оставляя верхнюю часть лица во тьме.

Когда гости ушли, он допил вино и налил себе ещё. Фома. zip был тем, кого называли Вечным Юзером. Он нагрубил Антивирусу, пока тот нёс директорию установки-удаления.

Zip стыдился своего поступка и уже долгое время не ведал покоя. Он ждал его возвращения здесь, в карантине, где время теряет стабильность, и если очень долго ждать, оно повернёт вспять.

На свист Фомы с улицы, толкнув шершавым носом дверь, вбежала собака. Фома погладил её косматую голову.

Затем встал и вышел на улицу. Собака шла по пятам, громко дыша и высунув меж зубов горячий алый язык.

На озере свирепствовала буря. Ветер трепал грязную от нефти и отходов воду, как пёс щётку, разнося вонь на мили и годы вокруг.

Фома в изумлении остановился на берегу. Пёс сел рядом. Среди бури на воде стоял силуэт человека. Это мог быть только он.

— Антивирус, — крикнул Фома, — если это не глюк и система не зависла повели мне прийти к тебе по воде!

Силуэт посреди разбушевавшейся стихии поднял руки и медленно опустил их. Повинуясь ему, ветер утих. Волны теперь едва достигали его щиколоток. Над озером из-за туч вышла, похожая на головку сыра, луна Широкая полоска света струилась от неё вниз и сияла поперёк водного зеркала Прямо у его ног.

— Иди.

Zip ступил на тёплую и упругую воду. Пёс осторожно пошёл следом, нюхая воду, которая теперь была кристально чистой.

— Здесь когда-то рыбачил IT-шник Андрей.

— А ты ходил по воде.

— Это так важно?

— Толпе — да. Мне — нет.

— Тогда пойдём. Ты свободен от бремени, которое на себя взвалил.

Они пошли бок о бок по лунному ковру, окутанные сиянием. Собака трусила впереди.

На берегу, стоя у самой воды, Erop.doc и Илья. rtf смотрели на две идущие по воде фигуры. Doc наблюдал с благоговением, в глазах rtf-a был восторг — если после просмотра видео у него и оставались сомнения в реальности Антивируса, то теперь они пропали.

Егор жадно смотрел вслед двум поднимавшимся в небо сияюпщм фигурам.

— Куда они? — нарушил благоговейное молчание rtf.

— Прочь из этого мира В свободную безграничную Сеть.

Rtf вдруг принялся сталкивать на воду лодку.

— Что ты делаешь? — удивился Егор. Таким своего друга он раньше не видел.

— Пока здесь Антивирус, у нас есть шанс. Неужели ты не хочешь уйти в Сеть? Тогда оставайся здесь.

— Я просто… я очень хочу!

— Залезай. Поплыли.

Замочив ноги, они влезли в утлую лодку и принялись грести к месту, где струившаяся с неба лунная дорожка касалась поверхности озера. Покрытые налипшей тиной и водорослями лопасти вёсел с плеском рассекали воду.

Фигура Фомы. ziр и Антивируса уже были высоко, но всё ещё хорошо виднелись в чёрном небе благодаря окутавшему их сиянию.

— Давай за мной, — поторопил друга rtf. Он осторожно встал на дно шатавшейся на едва заметных волнах лодки, занёс ногу и… опустил её на серебристо-жёлтый лунный свет. Он будто поставил ногу на упругую поверхность. Ободрившись этим, Илья встал на лунную дорожку обеими ногами. Он повернулся и нетерпеливо помаши товарища.

Оба принялись подниматься в небо. Где-то там их ждала свободная безграничная Сеть. Там они будут бессмертны, смогут перемещаться куда угодно — по всем компьютерам. По всей Вселенной.

Илья. rtf бросил прощальный взгляд на озеро и карантин. Весь этот мир оставался далеко внизу вместе с ненавистными Каспертами.

Они уже почти догнали Антивируса и Фому, как перед самым лицом Ильи и Егора вдруг вспыхнула стена красно-зелёного пламени. Удар о воду был жёстким и болезненным.

Doc кое-как взобрался в лодку, помог товарищу. Оба вымокли насквозь. Кожу на лицах, там, где их коснулась Стена Огня, саднило после ожога.

— Проклятье, — выругался Илья. — Я совсем забыл про Стену Огня.

— Ну да, — кивнул Егор. — Я тоже не подумал про Firewall. Ты так заразил меня энтузиазмом, что я забыл про всё на свете.

— Дурень, — сокрушался rtf. — Надо же о таком забыть… Фундаментальный закон мироздания… Ничто не проникает из Сети к нам, кроме вирусов, и ничто не выходит из нашего мира в Сеть. Только у Каспертов есть власть ненадолго отключить Firewall.

— Антивирус властен и над Стеной Огня, — буркнул doc, — нужно было попроситься уйти, пока он был здесь.

— Ладно, чего зря горевать, — Илья. rtf взял весло, — поплыли назад. Сходим в бар, выпьем горячего, обсохнем. По крайней мере, мы увидели Антивирус. За всю историю эта честь выпала очень немногим.

* * *
Только теперь Фома заметил, что его ноги в сандалиях ступают по лунному свету Вместе с Антивирусом он шёл к мерцавшей впереди свободной безграничной Сети.

Озеро осталось далеко внизу. В месте, где время теряет стабильность и где оно, наконец, повернуло вспять. ТМ

Андрей Анисимов
НОВЫЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМЕ ПЕРЕНАСЕЛЕНИЯ

8–9'2014

— Эй, Макс. Погляди-ка на это! Савельев чуть отодвинулся в сторону, давая место Терехову, после чего оба принялись рассматривать объект, медленно плывущий на главном обзорном экране. Немного неправильной формы, поперечником километров в двести, он являл собой типичнейший астероид, но выглядевший крайне странно: его окутывала плотная газовая оболочка, в которой были видны даже стайки облаков, а поверхность отливала всеми оттенками зелени, средь которой поблёскивали похожие на лужицы ртути водоёмы, — не то пруды, не то озёра.

— Да он весь заросший, как утёс! — удивлённо воскликнул Терехов. — И ты только подумай — астероид, и с атмосферой!

— Этого не может быть, — уверенно проговорил Савельев. — С его мизерным тяготением атмосферы ему не удержать. Никак.

— И тем не менее, она есть. И зелень, и даже вода.

— Мираж какой-то, — неуверенно произнёс Савельев.

— Мираж в пустоте?

— Ладно, — сказал Савельев. — Давай сядем и посмотрим, что там такое. Сдаётся мне, это какая-то колоссальная «липа». Бутафория. И не более того…

* * *
Раскинувшийся вокруг пейзаж был просто изумительный.

Лужайку, на которую они приземлились, казалось только что покинули газонокосилки и поливалки: всё было донельзя чистеньким и ухоженным и так и сверкало под солнцем. С одной стороны её окаймляла берёзовая рощица, такая же ухоженная и чистенькая, с другой — невысокая скальная гряда, вся сплошь увитая какими-то вьющимися растениями с огромными розовыми и лиловыми цветами. Из небольшой расщелины в скалах вытекал ручей и трёхкаскадным водопадом низвергался в очень живописное озерцо, на зеркальной глади которого плескалась разная пернатая живность. В траве стрекотали кузнечики, в роще заливалась трелями какая-то птаха. В воздухе порхали бабочки, огромные, чуть ли не с голубя величиной, а в кристальной чистоты голубом небе плыли похожие на клочки ваты облака. Было хорошо до головокружения. Савельев с Тереховым стояли на краю чёрной проплешины, выжженной двигателями их корабля, вертя головами и с удовольствием вдыхая напоённый свежестью воздух.

— Райский уголок, — проговорил Терехов.

— Не то слово. — Савельев потоптался на месте, недоверчиво глядя себе под ноги, потом подпрыгнул. — Никакого обмана. Одно «же» во всей своей полноте. Ничего не понимаю.

— Кажется, пока мы с тобой пахали просторы галактики, в нашей родной Солнечной системе многое научились делать, — проурчал Терехов, как сытый кот, подставляя лицо под солнечные лучи.

— Это точно, — согласился Савельев.

— Здорово!

— Вам понравилось наше изделие? — неожиданно раздался за их спинами голос. Оба обернулись, причём так стремительно, что чуть не попадали. Позади них стоял, улыбаясь, человек, выглядевший так, словно он только что сбежал с театрализованного представления: на нём были чёрные брюки, фрак, лакированные туфли и высокий цилиндр. Под мышкой он держал чёрную кожаную папку, что придавало ему очень деловой вид.

— Вы кто такой? — только и смог вымолвить Савельев.

— Прошу прощения, позвольте представиться. — Человек стукнул пальцем по верхушке цилиндра и тот немедленно подскочил чуть ли не на полметра, впрочем, тут же ловко опустившись обратно на голову владельца. — Торговый представитель компании «Новые территории». Моя фамилия Терье. Но вы меня можете называть просто Кирилл.

— Так это всё ваше? — Терехов обвёл рукой сверкающий под солнечными лучами мирок.

— Компании, которую я представляю.

— Но вы сказали — изделие…

— Конечно. — Представитель улыбнулся ещё шире. — «Новые территории» — лидер в производстве планетоидов личного пользования, снабжённых не только полным спектром жизнеобеспечивающих элементов — установок искусственного тяготения, климатизаторов и прочего, — но и, кроме того, ещё и полностью саморегулирующейся экосистемой. Последняя, как вы уже успели отметить, является ещё и в высшей степени высокохудожественным творением. То, что вы видите, — так называемый базовый вариант. Если вас что-то не устроит, компания берёт на себя все хлопоты, связанные с терраформированием по желанию клиента. За дополнительную плату, разумеется.

— Надо же! — протянул Терехов. Посмотрев на большое чёрное пятно вокруг корабля, он сконфуженно кашлянул. — Вы уж извините, но мы тут немного подпортили вид. Мы не знали, что это чья-то собственность.

— Ничего страшного, — успокоил его представитель. — Испорченное покрытие с лёгкостью регенерируется…

— Это хорошо, — сказал Савельев.

— И давно вы занимаетесь таким… гм, производством. Я, признаться, никогда не слышал о такой компании — «Новые территории», и уж тем более о том, чтобы кто-то пускал микропланеты на поток.

— Это в высшей степени удивительно, — заметил представитель, напустив на свою лучезарную физиономию тень лёгкого недоумения. — Нам уже без малого тридцать лет!

— Тогда всё понятно, — кивнул Савельев. — Когда мы улетали, вас ещё не было и в помине. Мы провели в полёте в общей сложности год по бортовому хронометру, что с учётом эффекта замедления времени при гиперсветовых скоростях составляет примерно сорок лет объективного времени. Много же вы добились за это время!

— Теперь и мне понятно, откуда у вас такая ретротехника, — отозвался представитель, указывая на корабль.

— Новейший разведывательный рейдер! — возмутился Терехов.

— Сорок лет назад — возможно, — согласился представитель, — а сейчас — музейный экспонат, могущий стать частью чьей-нибудь коллекции. Скажу больше — настоящим украшением её. Я не считаю себя очень большим знатоком, но могу вас заверить, вы обладаете поистине уникальным образчиком космической техники прошлого. Соответственно, и очень ценным. Беру на себя смелость заверить вас, что «Новые территории» с удовольствием приобрели бы этот корабль в качестве оплаты за лучшее из наших изделий, с пятидесятилетней гарантией на все его элементы и последующей двадцатипроцентной скидкой на обслуживание следующие пятьдесят…

— Э-э-э, подождите! — остановил его Терехов. — Мы ничего не продаём. Корабль не наш. Он принадлежит Международному Агентству по Исследованию Дальнего Космоса.

Улыбка на лице представителя ещё немного угасла.

— Никогда не слышал о таком.

— Штаб-квартира: Луна, Селенобург, море Дождей, кратер Архимед.

— Луна как небесное тело перестало существовать ещё четверть века назад.

— Как, уничтожена?! — ахнул Терехов.

— Разобрана.

Оба астронавта изумлённо уставились на представителя.

— Что значит, разобрана?

— Использована как строительный материал для производства планетоидов.

— Это что же получается, — промолвил Савельев, — вы, эти ваши планетоиды, делаете из остатков Луны?

— И из Луны в том числе. Делали… раньше. Пока не иссяк материал.

— А сейчас?

Представитель сделал широкий жест.

— Луна не единственное небесное тело, обращающееся вокруг Солнца.

— Как, вы и планеты в ход пустили?

— Конечно, — самодовольно ответил представитель. — Все ближайшие к Солнцу планеты уже давно демонтированы. И Меркурий, и Венера, и Марс, и Земля…

— Что!!!

Представитель даже отпрыгнул.

— А что в этом такого необычного? Людям надо же где-то жить…

Савельев невольно сжал кулаки.

— Вы уничтожили Землю!

— Разобрали, — поправил его представитель, делая ещё один шаг назад. — После Второго Взрыва это оказалось единственным выходом…

— Какого ещё взрыва?

— Демографического, разумеется, — голос представителя снова зазвучал в тоне рекламирующего товар продавца. — После создания препарата «Панацея», ознаменовавшего окончательную победу над болезнями и значительно увеличившего продолжительность жизни, численность населения стала увеличиваться в геометрической…

— Но зачем же было разбирать планеты? — воскликнул Терехов. — Что, нельзя было приспособить их для нормальной жизни. Это же проще.

— А жизненное пространство? — вопросом на вопрос ответил представитель.

— Оно ведь равно сумме площадей поверхностей всех планет, а это не так уж и много, как кажется.

— Его можно увеличить строя вглубь и вверх…

— И тем самым лишить возможности нормально жить большую часть населения. Загнать их в стальные и бетонные норы, где они днями не будут видеть неба, где им придётся жить в невероятной скученности… Не годится, — решительно отверг такое предложение представитель. — И ни высотное, ни подземное строительство проблемы не решат. Зона, в которой обитает человек, станет чуть шире, а по сути это тонюсенький слой, составляющий доли процента от общего объёма планеты. Единственный способ использовать этот свободный объём полностью — сделать из одного большого шара, множество маленьких. Что мы и делаем. Совокупная площадь всех планетоидов, изготовленных из даже самой маленькой планеты, в тысячи раз превышает площадь её изначальной поверхности. Без лишней скромности могу добавить, что идея столь радикального терраформирования тоже принадлежит нашей компании. Так что мы полноправные лидеры в данной области.

— Разобрать целые планеты. — Терехов ошеломлённо покрутил головой. — Немыслимо!

— Ну почему же. В этом нет ничего невозможного. Используя всего лишь один процент от излучаемой Солнцем энергии, такую планету, как Марс, например, можно полностью разобрать всего за шесть-семь дней, Венеру за полгода, Землю…

— И как люди расплачиваются за ваши… изделия? — зловещим полушёпотом поинтересовался Савельев. — Небось толкаете их в кредит, а?

— Кредитная система оплаты одна из самых распространённых…

— У-у! — взревел вдруг Савельев, бросаясь на представителя. — Пиявки! Терехов успел перехватить Савельева, иначе представителю точно досталось бы по носу. Но и тот не бездействовал. Отступив ещё на шаг, он коснулся чего-то на запястье и замер, ожидая дальнейшего развития событий.

— Вы — шайка бандитов! — бушевал астронавт, стараясь дотянуться до представителя. — Живоглоты! Сначала сгоняете людей с насиженного места, отнимаете всё, даже планету, на которой они живут, а потом всучиваете свои дешёвые поделки, да ещё наживаетесь на этом. И у вас ещё хватает совести рекламировать свой «товар». Стервятники, вот вы кто. Слышите? Стервятники!

— Я больше не намерен выслушивать оскорбления этого господина, — надменно заявил представитель. Улыбка сошла с его лица, и тон его теперь был чисто деловым. — Если вы не собираетесь приобретать наше изделие, дальнейший разговор считаю совершенно бессмысленным. Вам надлежит немедленно покинуть планетоид, иначе я заставлю вас ещё и компенсировать нанесённый изделию ущерб.

— Подождите, — остановил его Терехов. Придерживая всё ещё трепыхающегося Савельева, он поинтересовался:

— Что же это получается, на прежних планетных орбитах теперь только такие вот планетоиды?

— Конечно. Всё пространство, где поток лучистой энергии Солнца достаточен для создания на планетоидах комфортных условий, занято нашими изделиями и изделиями конкурирующих фирм. Человечество отныне живёт именно так, и никак иначе. Так-то, молодые люди. Представитель умолк, точно исчерпав весь свой запас слов. Терехов отпустил, наконец, Савельева, и тот встал, опустив руки, тяжело дыша и бросая на представителя свирепые взгляды.

— Итак, каково будет ваше решение?

— Не знаю, — помедлив, проговорил Терехов. — Не принять вашего предложения, значит стать неприкаянными бродягами, которым негде будет преклонить голову. Припять — приковать себя навек к крошечной планете, пускай и подобной раю.

— Ничегоподобного, — ответил представитель. Он убрал с запястья руку и шагнул к астронавтам. — Помимо разнообразного биологического материала, необходимого для выведения различных видов растений и животных, а также всевозможного оборудования для осуществления ограниченного терраформирования собственными силами, вы получите в качестве подарка от компании транспортные кольца — средство перемещения в пространстве, куда более совершенное, чем ваш корабль. Можете ходить в гости. Наверняка у вас остались родственники. Со временем заведёте знакомства. Этот сектор пространства ещё не очень густо заселён, но в ближайшие пять лет…

— Спасибо, — устало проговорил Терехов. — У нас нет ни близких, ни дальних родственников, а знакомых, наверное, и в живых уже нет. Поэтому-то нас и выбрали для этого полёта. Не знаю, как насчёт новых знакомств, но за предложение — спасибо.

— Так вы берёте?

— В обмен на наш рейдер?

— Ну, да.

Терехов поглядел на Савельева. Савельев ответил таким же вопросительным взглядом, потом поглядел на свои руки, спрятал их за спину, и, откашлявшись, хрипло проговорил:

— Берём. ТМ

Валерий Гвоздей
ПОРОГ

8–9'2014

Вселенная движется к тепловому равновесию.

Тепло рассеивается в бесконечных ледяных пространствах. Самая низкая температура в космосе около трёх градусов по Кельвину. Благодаря остаточному теплу, виновник которого — Большой взрыв.

Три градуса — не предел. В лабораторных условиях, с помощью вакуумных и криогенных установок, люди получают и более низкие температуры.

Хотя пока не удавалось коснуться нуля. Он недостижим, как скорость фотона.

Можно лишь приближаться к нему, с трудом отвоёвывая миллионные доли градуса, — без надежды когда-либо достигнуть цели.

Температура — кинетическая энергия частицы в окружении подобных ей. Нуль Кельвина — где-то минус 273,16 градуса по Цельсию.

Нуль абсолютный, поскольку ниже просто ничего уже нет, согласно теории. Атомы замирают, электроны прекращают движение.

Сминаются кристаллические решётки. Никаких вибраций, осцилляций, флуктуаций.

Энергетическая смерть.

Зачем науке двигаться в этом направлении?

Ради познания. И ради поиска новых свойств, возможностей, материалов, которые могут способствовать развитию прорывных технологий.

Забавно.

Даже если вы, чудесным образом, достигнете предела — не сможете зафиксировать успех, ведь контрольная аппаратура состоит из тех же атомов…

В Центре низких температур, где я работаю, оперируют, в основном, шкалой, введённой Кельвином. Вода замерзает при 273 кельвинах и кипит при 373.

Наши будни, в общем, монотонны, скучны. Мы сидим в белых халатах за компьютерами и — ждём.

Впрочем, иногда рутина слегка нарушается.

Как, например, в данный момент.

— Снова пик, — глухо буркнул Вадик, глядя на монитор. — Скачок. Аппаратуру глючит.

Я подошёл. Всмотрелся, не без интереса, в острый, как шило, всплеск, на ровной, прямой линии графика:

— Почему возникают регулярно? Словно информационный пробой, из другой реальности. Эхо, порождённое эхом, волновой эффект. Шёпот иного мира.

— Фантазёр.

Да, наверное — фантазёр.

Только вот что странно.

Чем ближе наши устройства подбираются к абсолютному нулю, тем чаще аномалии.

Выглядят посторонними, случайными. Коллеги воспринимают именно так. Меня же беспокоит смутное ощущение какого-то важного смысла.

На шкале Цельсия высокая температура жжёт, низкая температура жжёт. Много отличий, но есть кое-что схожее. Вдруг на шкале Кельвина тоже возможны отрицательные температуры?

Вдруг за нулём — действительность, существующая ниже Абсолюта? Некий температурный антимир, зеркальное отражение.

Там, как здесь, с удалением материи от нуля, — просыпаются атомы, начинают двигаться электроны.

Звучит по-детски. Нельзя экстраполировать наши физические процессы на ту сторону.

Хорошо, не зеркальное отражение. Какая-то особая структура вещества. Может, то, что ниже Абсолюта, — скрытая масса, которую с огромным трудом выявляют астрофизики? Тёмная материя, частицы которой не взаимодействуют с барионной, — обычной материей. Темная материя не излучает в нашем температурном диапазоне и не поглощает свет, поэтому не детектируется. Выдают её присутствие гравитационные взаимодействия, гравитационное линзирование, искривление световых лучей…

Так предел или всё же — Порог, Граница миров?

Да, я фантазёр.

Полагаю, за нулём — своя жизнь.

Свои мученики науки.

Вот сейчас кто-то из них тоже наблюдает аномалию.

Думает — о Пороге, о реальности ниже Абсолюта. Немного — обо мне. Я надеюсь.

Рукопожатие между нами исключёно. Перейти Границу, во плоти, — не сможем.

Но вдруг установим контакт, на гравитационных принципах, завяжем диалог? Общение даст много ценнейшей информации.

Противоречий же — никаких.

Ведь нам делить нечего. ТМ

Эмиль Вейцман
СЛЕПОРОЖДЕННЫЙ

10'2014

1
Президент Булгаковского фонда Виталий Ильич Костомаров сидел за письменным столом в своём рабочем кабинете, с головой погрузившись в составление годового отчёта. Почтенный муж, наверное, ещё много времени ничего бы вокруг себя не замечал, если б не осторожное покашливание. Костомаров оторвал глаза от бумаг и обнаружил, что в помещении находятся двое неизвестных мужчин: один — высокий и рыхлый, другой средних лет, худощавый. Худощавый был слеп, в руке он держал посох.

— Чем могу быть полезен, господа? — спросил неожиданных визитёров Виталий Ильич, стараясь не показать своего испуга — уж очень непрезентабельно выглядели эти двое, особенно высокий, рыхлый. Ну чего хорошего можно ждать в теперешние времена от гражданина, облачённого в потрёпанные, пузырящиеся на коленях брюки и грязную майку с какой-то английской надписью на груди. А обувь!? Разбитые кеды на босу ногу. Интересно, что этим двоим могло понадобиться в Булгаковском фонде, главная цель которого проведение исследовательских работ, связанных с жизнью и творчеством знаменитого писателя? Господи, да этим двум только примуса при себе не хватало!

— Так чем могу быть полезен, господа? — повторил свой вопрос Виталий Ильич, в то время как оба субъекта без приглашения сели на стулья, стоящие перед президентским столом.

Рыхлый в ответ пригладил рукой остатки светлых патл на голове, смущённо кашлянул и наконец сказал:

— Виталий Ильич! Вы председатель Международного Булгаковского фонда и прекрасно знаете творчество Михаила Афанасьевича. Не приходилось ли вам задавать себе такой вот вопрос: а зачем Воланд с компанией бесов пожаловал вдруг в Москву?

— То есть как это зачем?

— Ну да, зачем? Не для того же. чтоб его подельники всякие дебоши и непотребства учинили? Согласитесь, для Генерального сатаны это как-то мелковато. «Вот принесла нелёгкая! — с раздражением подумал про себя Костомаров. — А ведь в самом деле, зачем? Помнится, в романе про это ровным счётом ничего».

Между тем рыхлый незнакомец продолжал:

— Возьмите «Фауста» Гёте. Так у старика Иоганна всё ясно с самого начала. В «Прологе на небесах» Господь с Мефистофелем договор заключает относительно Фауста, и сагана отправляется к доктору по его душу. А у Булгакова? Вдруг ни с того, ни с сего сам Генеральный сатана со своими демонами заявляется в Первопрестольную; нечистая сила учиняет в ней ряд дебошей и непотребств и опять-таки ни с того, ни с сего покидает Белокаменную. Никакой мотивировки — ни для прибытия, ни для отбытия. Пока посетитель произносил свой монолог, Виталий Ильич с любопытством разглядывал оратора. Конечно, старые брюки безбожно пузырились у него на коленях, а английская надпись «I love you», украшавшая ветхую майку, могла иного и расхохотаться заставить, уж больно она нелепо гляделась на этой рыхлой фигуре, но человек, судя по всему, неплохо знал Гете. Да и мысли свои он излагал чётко, ясно и неплохим русским.

«М-да. — снова подумал про себя Виталий Ильич, — А в самом деле, что понадобилось Воланду в Москве сталинской эпохи? По чью душу он пожаловал со своею свитой? И наконец, кто же эти двое?»

— Простите, — перебил Костомаров своего собеседника, кто вы? Представьтесь. пожалуйста!

Рыхлый незамедлительно ответил:

— Кобеко. Юрий Иванович Кобеко. В данный момент человек без определённых занятий. В своё время Московский университет закончил. Филфак. Германист. Когда-то первую часть «Фауста» знал наизусть. Да и сейчас ещё многое оттуда помню. А это вот Вася, — Кобеко кивнул в сторону слепого. — Он слепой от рождения. Отца своего не помнит, мать два года как умерла. Васю Господь Бог сильно обидел. Сами понимаете, слепой от рождения. Но Он его и редкостным даром наградил. Благодаря этому дару Васю зачислили в штат парапсихологической лаборатории профессора Корнилова. Лаборантом. Да только полгода назад из-за отсутствия финансирования лабораторию прикрыли. Вася на одной своей пенсии оказался. Я у него сейчас обретаюсь. Он приютил меня, добрая душа. Помогаем друг другу, чем можем. Я вот на овощную базу хожу вагоны разгружать. Когда радикулит проклятый мне позволяет. Сейчас опять слегка обострился… Словом, у Васи редкостный дар. Он может пальцами читать. И не просто читать, а ещё и локацию написанного или напечатанного текста производить.

— Читать пальцами? Как Роза Кулешова?

— Лучше. Это официально зафиксировано авторитетной научной комиссией. Но для Васи читать текст всё равно, что семечки щёлкать для иной деревенской девицы. Он ещё и локацию текста может осуществлять.

— Это что за феномен?

— А вот что. Помните, был такой человек Круазе?

— Припоминаю. Он по фотографии мог определить — жив или же умер человек, который пропал какое-то время назад. А если умер, так где в данный момент находится его тело.

— Вот-вот. А для Васи любой текст, в том числе, конечно, и печатный, всё равно, что фотография для Круазе. Наложит он на текст руки и определит — в этом вот месте фрагмент был следующего содержания, да устранён потом из окончательной редакции произведения, а вот здесь такой вот эпизод предполагался, автор его уже в голове сочинил, да решил на бумагу не переносить. В общем, для Васи вся писательская кухня, как на ладони. Виталий Ильич, вы, надеюсь, понимаете, к чему я клоню?

— Догадываюсь.

— Ну и прекрасно. Значит, так. За какие-нибудь несчастные сто баксов Вася ответит вам на вопрос, зачем Воланд со своими присными пожаловал в Москву. Если, конечно, у Булгакова где-то в первоначальной редакции романа был ответ на этот вопрос. Ну а если не был, то… — Кобеко развел руками, словно прощаясь с надеждой на получение валютного гонорара.

— Значит, вы ещё не проводили локацию «Мастера и Маргариты»? — спросил Костомаров.

— Нет, — ответил Кобеко. — Честно признаться, мне мысль эта только вчера поздним вечером в голову пришла. Когда мой радикулит стат мне намекать, что вскоре разыграется и я на разгрузку вагонов ходить не сумею. А дома-то пусто. Конечно, я мог бы попросить Васю и поздно вечером провести локацию булгаковского текста, но, как назло, у нас нет дома этого романа… Словом, решили на следующий день идти немедленно к вам в Булгаковский фонд. Уж тут-то роман Михаила Афанасьевича, натурально, имеется.

— Имеется, имеется. И не только роман, — при этих словах Костомаров хитро улыбнулся. — Юрий Иванович, я не стану проверять способности вашего друга относительно чтения текста пальцами. Я сразу приступлю к делу. Виталий Ильич повернулся к книжной полке, висящей у пего за спиною, и снял с неё книгу. Это было английское издание булгаковского романа. Председатель фонда раскрыл том на нужном месте и протянул раскрытую книгу через стол Кобеко.

— Юрий Иванович! Вот роман Булгакова. На английском, — в голосе Костомарова зазвучали ехидные потки. — Я раскрыл его на самом начале. Так вот, два дня назад наш фонд за немалые деньги приобрёл никому доселе неизвестные наброски первых двух страниц романа. На русском, естественно. Они мало отличаются от окончательного варианта, но всё же отличия есть. Одно из них очень существенное. Первой главе, помимо выдержки из гётевского «Фауста», предпослан ещё и второй эпиграф. Не вошедший в окончательный вариант. Пусть ваш товарищ установит его содержание. Если это ему удастся, мы продолжим локацию на выдвинутых вами условиях. Если же не удастся, прошу извинить…

Костомаров выразительно посмотрел на дверь.

Кобеко в ответ согласно кивнул головою и положил раскрытую книгу на колени товарищу Тот, в свою очередь, отставил в сторону слепецкий посох, возложил ладони на страницу и сосредоточился. Его незрячие глаза широко раскрылись, их невидящий взгляд словно устремился куда-то в космические дали, губы слепого что-то зашептали, а лицо покрылось потом. Прошло секунд двадцать, Вася снял ладони с книги, после чего Кобеко взял роман с коленей товарища и положил его на стол. В следующее мгновение незрячий экстрасенс быстро перекрестился и попросил:

— Виталий Ильич, извините ради Бога за просьбу. Вы бы не смогли подойти ко мне? Я скажу вам кое-что на ухо. Костомаров любезно согласился выполнить просьбу слепого, и тот что-то прошептал на ухо президенту фонда, истово перекрестившись затем. На лице у Виталия Ильича проступило крайнее изумление. Ни к кому не обращаясь, он негромко, но весьма выразительно произнёс:

— Слово в слово!

И тут в комнату влетела секретарша фонда Галочка, девушка лег восемнадцати.

— Виталий Ильич! — защебетала она.

— Виталий Ильич! Извините, Бога ради! Я подзадержалась с обеда. Я…

— Галя! — перебил секретаршу Костомаров. — Голенкина и Стригунов с тобою были?

— Со мной, — ответила виноватым голосом Галочка. — Они уже на рабочем месте.

Голенкина и Стригунов являлись работниками фонда.

— Так пригласите их сюда, пожалуйста. Пусть приготовят к работе магнитофон и телекамеру. Сейчас мы проведём своего рода исследование. Парапсихо-логическое. Всё должно быть зафиксировано. Потом составим официальный протокол.

Галочка отправилась за другими сотрудниками фонда, а его президент стал думать, по какой же статье провести сто долларов — гонорар незрячему экстрасенсу.

2
Локация началась через полчаса. Слепой сидел на стуле посреди комнаты с раскрытым романом Булгакова на коленях. Кобеко стоял рядом с товарищем, держа в руке носовой платок — отирать пот с лица экстрасенса. Секретарша Галочка работала с магнитофоном, а сотрудник фонда Стригунов снимал происходящее видеокамерой. Виталий же Ильич Костомаров со своей сотрудницей Тамарой Львовной Голенкиной расположились за президентским столом, контролируя эксперимент и руководя исследованием.

Исследованию предшествовало небольшое напутственное слово Костомарова.

— Василий… Простите, не знаю вашего отчества…

— Петрович, Василий Петрович Ершов, — подсказал бывший филолог. — Но можно и просто Вася.

— Нет уж, — не согласился президент фонда. — Нет уж… Итак. Василий Петрович! Прошу вас реагировать только на самое существенное. Не обращайте внимания на мелочи. Ну разве что на очень интересные, необычные. Вы поняли меня?

Ершов в ответ кивнул головою.

— Галочка, магнитофон! Фёдор Сергеевич! Камера!

Слепой приступил к локации текста. Первые тридцать страниц романа ничего нового не принесли, но вот слепой перевернул очередную страницу (кстати, это уже был оригинал, а не английский перевод) и замер… Наконец экстрасенс произнёс:

— Тут…

Затем слепой перекрестился н тихим голосом стал цитировать:

— А дьявола тоже нет? — вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича?

— И дьявола.

— Не противоречь! — одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

— Нету никакого дьявола! — растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван Николаевич не то, что нужно, — вот наказание! Перестаньте вы психовать.

— Ох как здорово! — воскликнул с привизгом неожиданно спятивший профессор. — Ох как здорово! Какой дьявольский прогресс с семнадцатого года.

Тогда и поздней, в восемнадцатом, мне часто говорили: видно бес Россию попутал. А сегодня? Ни Бога, ни чёрта! И вообще, ни черта!

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головою сидящих выпорхнул воробей.

Ершов замолчал, пожевал немного губами и наконец сказал:

— В этом месте всё. Передохнуть бы.

Костомаров дал сотрудникам знак, и магнитофон с видеокамерой были выключены, Кобеко принялся вытирать пот с товарища, на этот раз не только с его лица и щёк, но также и с шеи, носа, подбородка. Ершов от длительного внутреннего напряжения весь взмок. Сотрудники фонда тем временем обменивались впечатлениями.

— Виталий Ильич! — воскликнула Галочка. — Это что же получается? Воланд, значит, посещал Россию ещё во время революции?

— Выходит так, — ответил президент фонда.

— Но зачем?

Надеюсь, мы об этом вскоре узнаем. Но, кажется, я начинаю кое-что понимать… Кстати, Галочка, не приготовите ли чаю. Попьём с пряниками. Молоденькая и миленькая секретарша радостно воскликнула:

— Конечно, Виталий Ильич! Прекрасная идея!..

Локация текста возобновилась примерно минут через сорок и уже не прерывалась на долгий срок. Очередное цитирование произошло, когда слепой перешёл к исследованию 19-й главы…

— Еду. — воскликнула с жаром Маргарита Николаевна. — Еду! Я пойду на всё, подпишу любую бумагу, собственной кровью подпишу, только бы хоть что-нибудь узнать про него!

— Без драм, без драм, — снова загримасничал Азазелло. — Договор тут не нужен. Не тот случай. Договора заключаются нами только на длительные сроки. Кое с кем в Москве мы уже заключили несколько, — тут клыкастый выразительно кивнул в сторону кремлёвской стены. Ещё в семнадцатом заключили. Срок этого соглашения не скоро ещё истечёт. Не скоро, — тут выражение лица огненно-рыжего незнакомца сделалось совершенно сатанинским. — Длительные договора мы заключаем с теми, кто нуждается в наших услугах на протяжении многих лет. Сейчас же мы в вас нуждаемся. Персонально в вас. И только на несколько часов. Какой смысл тогда всякие бюрократии разводить и бумажки сочинять. Вы — нам, мы — Вам. И всего хорошего! Итак?..

— Еду, — на этот раз уже спокойно ответила Маргарита Николаевна.

— Тогда потрудитесь получить, — сказал Азазелло.

Слепой остановился и тихо произнёс:

— Тут всё!

— Продолжим? — спросил Костомаров.

— Да, — последовал ответ…

С эпизода у кремлёвской стены и до описания великого база у сатаны Ершов ничего существенного не обнаружил. Прошло довольно много времени, пока экстрасенс добрался до очередной купюры:

— Вот тут. Сначала было так… Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превратитесь, выпить за бытие. Кстати, Михаил Александрович, перед своим погружением в ничто не хотите ли вы принести всем здесь присутствующим свои искренние поздравления по поводу успешного осуществления очередной нашей попытки построения безбожного, сатанинского, атеистического общества в одной отдельно взятой стране?

Голова безмолвствовала, и тогда Воланд поднял шпагу. Тут же покровы головы потемнели и съёжились. Потом отвалились кусками, глаза исчезли, и вскоре Маргарита увидела на блюде желтоватый, с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп…

В этом месте романа слепой прекратил локацию и откинулся на стуле.

— Передохну, — сказал он.

— Виталий Ильич! — воскликнула потрясённая секретарша. — Почему писатель не ввёл эти фрагменты в окончательный текст? Ведь всё же на свои места становится.

— Время, Галочка! Булгаков почти наверняка находился под негласным надзором НКВД. В любой момент могли нагрянуть с обыском. А роман-то и без этих фрагментов явно, так сказать, антисоветский. А с ними?! Вспомни, как много было выкинуто из произведения при его первой публикации. Уже в 1967 г.

— Продолжим, — сказал Ершов…

Больше, однако, он ничего существенного не обнаружил. Когда были пройдены последние страницы произведения, Костомаров очень деликатно сказал экстрасенсу:

— Василий Петрович! Э… мы официально не зафиксировали одну выкидку из первой главы. Эпиграф, ей предшествующий. Вам было бы нетрудно ещё раз провести локацию в том месте. Слепец в ответ улыбнулся и негромко произнёс:

— А зачем тут повторно локацию проводить? Я помню этот эпиграф. Вот его содержание:

«Самая хитрая уловка дьявола заключается в том, чтобы убедить людей, будто он не существует…». ТМ

Валерий Гвоздей
НАСТОЯЩИЙ ТОВАР

10'2014

На экране слабая засветка. По карте я выяснил, что никто ещё до меня тут не копался.

Наука и космонавтика разрушают иллюзии.

Нет коренных марсиан на Марсе, только приезжие. Так что — земной след. Человеческий.

Посадив слайдер неподалёку, я вышел. Спустился в кратер. Мой грязно-белый скафандр быстренько стал грязно-рыжим.

Ну да.

Шестиколёсный самоходный аппарат, прибывший когда-то с Земли, стоял, уткнувшись в стену кратера, в тени. Его покрывал густой налёт красноватой пыли. Склон обрушился, присыпал. Недавняя буря с торнадо прошлись — оголили.

Чей агрегат — можно установить, лишь порывшись в компьютере. Земные ресурсы уже на грани истощения. В период индустриально-коммерческого использования ближнего космоса, до кризиса, послать аппарат для поисков дефицита могли сюда многие.

Я рассматривал оснащение марсохода, в надежде снять какие-то элементы, конечно, если работоспособны.

Датчик воды и водных минералов, нейтронный.

Рентгеновский спектрометр для определения состава горных пород. Несколько метеорологических датчиков.

Радиоизотопный генератор, на плутонии. Конечно, дохлый.

Все очень старое, забитое мелкой всепроникающей пылью. Даже если что-то и работает — чистки на две недели. Просканировать электронику. Ведь некоторые чипы категорий «спейс», «милитари» ещё в ходу, пользуются немалым спросом.

Нет, глухо. Всё безнадёжно устарело. Драгоценных металлов крохи, возни больше.

Тащить ради переплавки — нерентабельно.

Экспонат для музея.

Но музеи — учреждения бедные. И найти верного покупателя на подобный хлам труднее, чем раздобыть на Марсе настоящий товар. Поднявшись, я повернул глайдер на триста шестьдесят градусов — чтобы его сканеры не упустили ничего. Сканеры выдали засветку.

На карте место отмечено, всё же надо слетать, неприятно возвращаться домой с пустыми руками…

Ну да.

Корабль, наполовину засыпанный красным песком.

Чёрный обгорелый корпус деформирован, проломлен, герметичность нарушена.

При входе в атмосферу потеряны внешние датчики. Реактор повреждён необратимо.

Я походил вокруг, потом — внутри, потыкал ручным сканером в разные закоулки.

Что можно отсюда повыдирать и выгодно сбыть, давно повыдирали и выгодно сбыли.

Вздохнув, я постоял не шевелясь. Розовое марсианское небо голубело. Наступал вечер. И в пробоины виднелись звёзды; им безразлично, с пустыми руками я вернусь или нет.

Долгое время я жил с предчувствием, что моя скучная жизнь должна измениться. Когда меня выставили с завода, на котором из местной руды выплавлялся рений, я подумал: ну вот, моя скучная жизнь начала меняться.

Я понятия не имел, насколько моя скучная жизнь изменится. В худшую сторону. В земной экономике спад, в марсианской — тоже.

Немногочисленные предприятия закрыты.

Счастливчики, у которых сбережении хватило на билет, устремились на Землю.

Я взял на распродаже глайдер, в кредит. Стал марсианским старьёвщиком. Надеялся как-то зарабатывать.

Второй месяц возвращаюсь с пустыми руками. Даже просрочил очередной взнос.

* * *
Остался на Марсе один купол. Раньше был наполнен воздухом. Сейчас преобладает угарный газ — продукт электролиза, позволяющего добывать кислород из марсианской углекислоты.

Хоть давление поддерживает. Воздух лишь в квартирах. Люди ходят но улицам в масках. И носят баллоны с дыхательной смесью.

Встретить мужа Светка не вышла. Тоже без работы. Нашла утешение в компьютерных играх.

Детей мы завести не успели. Теперь не ко времени.

Я погремел на кухне пустыми кастрюлями.

В комнате, под аккомпанемент батальной какофонии, поинтересовался:

— Не могла ужин приготовить к приходу любимого супруга? Целыми днями рубишься.

— Отвали, — буркнула Светка, не отводя глаз от монитора.

— Хм… Если бы я сказал тебе «отвали», ты бы сильно обиделась. Назвала бы грубияном.

— Я могу сказать тебе «отвали». Ты — не можешь.

— Да? Почему это?

— Потому. Отвали.

— Железная логика.

Упомянуть женскую не рискнул. Смотрел на жену. Свитер, хвост на затылке, острый нос. Опять в игру с головой ушла.

В дверь позвонили.

На экране терминала — суровое лицо представителя компании, у которой я взял глайдер.

Уже миновал шлюз, в тамбуре снял маску.

Не спрячешься.

— Вы просрочили взнос! — заявил представитель. — Отключили свой телефон!.. Откройте!

Впустив незваного гостя, я начал лихорадочно придумывать оправдания. Представитель услышал звон мечей и скосил взгляд на Светкин монитор. Суровое лицо вытянулось:

— Прошли на пятый уровень?.. Как?!

Светка похлопала ресницами:

— Ну, прошла… Ничего сложного.

— Я возглавляю марсианское отделение Межпланетного клуба геймеров… Люди готовы платить за подсказки!.. Вы освоили хотя бы с дюжину игр?

— Полный шкаф, — буркнула Светка.

— Невероятно!.. Хотите, я буду вашим личным агентом? Всего за десять процентов!.. Вы не пожалеете, клянусь!

— Чего?.. — опешила супруга.

— Золотая жила!..

— Кризис, — не поверил я.

Незваный гость повернулся ко мне:

— В этой сфере циркулируют огромные деньги! И при любой экономической ситуации!.. Гейм-рынок я знаю!

— А ваша работа в компании?

— Да к чёрту компанию! К чёрту!

Я, слегка ошалев, подумал, что, наверное, получу отсрочку платежа.

И вообще наше финансовое положение резко улучшится.

Игровые подсказки. Вот он, настоящий товар!

Не ожидал. ТМ

Константин Эрлинг Кристина Каримова
ЦВЕТОЧЕК АЛЕНЬКИЙ

10'2014

— Довожу до сведения личного состава приказ номер шестьсот сорок шесть. Приказываю, производить слив антифриза на землю немедленно после приземления кога.

— Командир подразделения поднял взгляд от бумажки, посмотрел на нас, проверяя реакцию. Увидел вытянувшиеся лица, не выдержал:

— Что же вы, позорите меня, а?! Докатились! Эх! — он расстроенно покрутил головой и снова перешёл на официальный язык. — Ответственным назначается сержант Гауф. Вольно, курсанты.

Дёрнул кадыком и удалился.

— Вот те раз… — растерянно пробормотал Серж, оборачиваясь ко мне. — И чего сейчас?..

— М-да… — я озадаченно поскрёб затылок. — Проблема…

— Проблема была нешуточной. В общем-то, конечно, я сам виноват. Приехал к нам проверяющий, полковник Цапик. Зануда — жуть. Слава о нём от учебки к учебке впереди космолёта бежит. Вот мы и подготовились к визиту основательно. Всё идеально — казармы надраены, коги начищены, форма подогнана — комар носа не подточит. Даже вокруг каждого кога стоянку обозначили — провели но периметру зелёной краской. Имитация травы, типа.

Цапик смотрел-смотрел, ну не к чему придраться! А надо ему. Без этого и жизнь не жизнь. Вот он входит в столовую, окидывает её взглядом и, вижу, аж прям встрепенулся весь. Оборачивается ко мне и грозно так, с расстановкой вопрошает:

— А почему… у вас… мухи на липучку не садятся?!

У меня так челюсть и отвалилась. Откуда я знаю?! Правда его — липучки висят сами по себе, мухи сами по себе. Мухи-то инопланетные. А липучка наша, земная. Может, они вообще её запаха не чуют?

— Не могу знать, господин полковник! — гаркаю.

— Ну так узнай, курсант! — шипит он. И замечание в журнал.

Уехал. А я сижу, голову ломаю — мне же положено заполнить графу «отчёт начальника караула в ответ на замечания проверяющего». Я думал-думал, ну и записал: «В соответствии с распоряжением полковника Цапика мухи проинструктированы. Место для посадки указано». И подпись свою.

А наш командир подразделения как прочитал, так его чуть удар не хватил. Кричал, ногами топал, а ничего уже не исправишь — страницу-то из журнала не вырвешь. Вот на утро и на тебе бабушка, и юрьев день — приказ о сливе антифриза. Решил, видимо, что я спьяну. А я ведь практически не пью, так только, для поддержания компании.

— Смиррр-на! — вдруг отдаёт приказ командир группы Семёнов. Мы вытянулись. — Господин сержант, курсанты для прохождения учебного полёта построены!

Сержант Гауф — тут как тут, поганец! — небрежно бросил руку к пилотке, фыркнул-выплюнул:

— Вольно, курсанты.

Заложил руки за спину, пошёл вдоль строя. Покосился на Семёнова тот и глазом не моргнул. Хмыкнул, глядя на вспотевшего Сержика. И остановился передо мной. Качнулся с пяток на носки. А я что — мне ничего. Стою, глаза выкатил, как перед командованием. смотрю прямо на петличку ссржантову. Кто кого перестоит.

Нс выдержал Гауф.

— Ну что, боец? Кончились светлые денёчки? — голос поганенький, так под кожу и лезет. — Понимаешь о чём я?

— Не имею чести знать, господин сержант! — гаркаю по-строевому.

— Понима-а-ешь, — усмехается Гауф. — Что ж, надеюсь, праздник пройдёт в дружеской, а главное, трезвой обстановке.

Посверлил ещё глазами и удалился.

Не успел он уйти, а Сержик опять ко мне:

— Василь, — лопочет. — Чего делать-то будем?

— Серж, друг мой. — отвечаю проникновенно. — Сие распоряжение было для меня столь же неожиданным, как и для всех…

— Ты дурку-то не валяй! — сердится Серж. — С выпивкой-то облом!

— М-да. Этот факт почти неоспорим…

— Тьфу на тебя! — ругнулся Серж и полез в ког. Остановился на полпути, обернулся. — Только учти, Василёк, если ты ребятам не выставишь — они тебя живьём в песок зароют.

Вот так вот. Это он прав — как пить дать, зароют. День рождения у меня сегодня, а значит, проставиться полагается. А, выходит, нечем…

База наша учебная — одна из лучших. Всем хороша — оборудование, тренажёры лучшие, коги — новейшей модификации, командир — отец родной. Вот один только минус — место нахождения. От космических путей далеко — посылки, да письма раз в три месяца забрасывают на беспилотном боте. Так что не побалуешь всё доставленное на виду. До сегодняшнего дня мы, правда, выкручивались — охлаждающий антифриз-то у нас для котов спиртовый. Ну и полагается его после каждого вылета сливать и менять на новый. Раз полагается — меняем. А старому-то чего пропадать — вот мы и приспособились использовать его но прямому назначению. Чья смена дежурит — того и спирт. Сегодня вот я в дежурных. Ребята угощения ждут, а мне такой подарочек на день рождения…

Нет, я, конечно, человек запасливый, есть у меня небольшая заначка на чёрный день — пять литров. Но, честно сказать, я её на другие цели планировал. На аленький цветочек.

База-то наша стоит в пустыне. Для котов, конечно, удобно. Им на песок садиться — самое то, никакого аэродрома не надо. А вот для нас — беда. До ближайшего поселения аборигенов — больше сотки кэмэ будет. Они, правда, не ленивые, аборигены эти. Сами до нас добираются. Но чётко в третий день месяца. Не раньше, не позже. Поделки свои притаскивают, вкусности разные… Страшненькие они, конечно, — морда гладкая, зелёная, вместо глаз — щёлочки, а руки-ноги без суставов, гнутся в любых местах. Ну да ерунда всё это, был бы человек хороший. А они ребята чёткие — если договоришься о чём, то всё, считай, железно. Но и изменить чего — ни-ни. Коли ударили но рукам — пальцами то есть особым образом коснулись по-ихнему, по аборигеньи, — значит, делай, как сказано. А иначе — враги на всю жизнь. Вот и договорился я с ними на сегодня — что притащат они мне кактус местный с цветочком аленьким.

Вы только не подумайте, это я не для себя! Это для Фенечки. Фаины, то есть, секретарши командира нашего. До того как отряд на базу перевели, к ней сержант Гауф клеился. Да не обломилось ему. Вот и зол он на меня сейчас — за Фенечку.

Хорошая она девочка, ножки — загляденье, в глазах будто два озера, а носик — кнопкой и с конопушками. Как раз так. как я люблю. Давно я к ней подъезжаю — она же девушка серьёзная. Флористикой увлекается… Во-о-от… В общем, обещал я ей подарить местную розу. А может, и не розу. В общем, фигню какую-то колючую, которая только на этой планете и растёт. Уж Фенечка мне про эту штуку все уши прожужжала. И картинки даже показывала — по мне так чистый кактус. Видом будто жаба — весь в складочку и колючки в разные стороны. А раз в пятьдесят лет цветочек на этой фиговине вырастает аленький. Вот он роза и есть.

Ну, мне-то что. Коли девочка хочет — достанем и розу-кактус. Договорился с аборигенами. Долго переговоры вёл — всё никак найти не мог того, кто знает, где такие цветочки растут. Нашёл, наконец. Мы пальцами потёрлись — значит, железно. Принесут сегодня эту розу. А плата пять литров спирта. Кто ж знал, что с антифризом такая непруха выйдет. Сейчас то ли ребят без праздника оставлять, то ли Фенечку — без розы.

Ладно, до вечерней поверки время есть. Покумекаю ещё. Тренировочный полёт прошёл — загляденье. Без сучка, без задоринки. Приземлились, вырулили на стоянку. Встали тютелька в тютельку, точно в рамку зелёную, для полковника Цапика покрашенную, вписались. Мотор выключить не успели, а сержант Гауф — вот подлая душа! — уж тут как тут крутится — с двумя сопровождающими. Трезвенник-язвенник, мать его!

Действуем как обычно — я на капот, крышку откручиваю, крантик открываю. Серж канистру под струю подставляет, а сам взгляд мой ловит. Так и сверлит глазами — придумал я чего, али нет.

Вот последние капли упали. Крышку медленно завинчиваю, на Гауфа краем глаза кошу — а тот, подлюка, усмехается. Никаких поблажек, значит, не будет. Спрыгиваю вниз, руку к пилотке вскинул:

— Сержант Гауф, разрешите приступить к сливу антифриза.

— Разрешаю, курсант, — и зубы скалит, собака.

У Сержика прямо весь вид больной сделался и такая обида в глазах — будто у ребёнка, фантик без конфеты получившего. До последнего, видимо, надеялся, что я чего придумаю.

А я канистру в руки и, как положено по инструкции, будто на плацу, чёткие два шага вправо, поворот на девяносто градусов, два шага вперед. Вышел за зелёную окантовку, ещё раз на сержанта взгляд кинул. И в глаза печаль такую напустил — мёртвого проймёт. А Гауф усмехается да головкой так кивает — выливай мол, выливай… Ну, что делать, опустил я канистру пониже, чтобы ноги не забрызгать и полилась светлая жидкость тонкой струйкой в жёлтый песок… Хоть и не вижу, а точно знаю — Серж глаза закрыл, чтобы не смотреть такое непотребство. Канистра всё ниже наклоняется, струйка всё меньше. Перевернул до конца, тряхнул — последние капельки.

— Молодец, курсант, — жмурится Гауф довольно, словно кот. — Благодарю за службу, — говорит.

Эх, бывают же такие падлы и среди десантуры, думаю.

Ушёл Гауф. Смотрю на Сержа — у него руки плетьми повисли и в глазах тоска неземная.

— Братан, — пихаю его в бок, чтоб подбодрить. — Не журись, мало ли в жизни других радостей.

А у него даже сил ругаться нет. Плюнул только под ноги, да отвернулся. Смотрю на Семёнова, а у него хоть лицо строгое — а глаза на улыбке. Догадался. Не зря он командир группы — умный как чёрт.

— Серж, ну ты чего… — продолжаю.

— Без выпивки, что ли, не проживём?

— Без выпивки?! — не выдерживает он. — А как без неё? Что сейчас без неё?! Эх!

— Ладно, брат, — сжаливаюсь.

Достаю лопатку сапёрную и начинаю песочек в месте слива неторопливо раскапывать. Не выдерживает Серж:

— Ты чего роешь, а? Выпаривать что ли будешь? Так всё давно вниз ушло!

Не отвечаю, копаю осторожненько. Вот лопатка звякнула, я её отложил и руками начал разгребать. У Сержа глаза на лоб полезли, подумал, видно, шизанулся солдат от жары да от горя. А я рою аккуратненько себе. Вот тряпки уже, а вот и ободок показался… Подрыл я ещё по бокам, поднимаю взгляд, а Серж стоит — глаза как у рака выпучены и рот разинут, будто бомболюк у кота. Говорю невозмутимо так:

— Чего стоишь? Помогай!

Ну и вытащили мы с ним полнёхонько ведро спирта. Светлого, как слеза. А то! Как через песочек прошёл, да через тройную марлю — чистейший спирт остался.

— Ну что, господин курсант, — смеюсь. А Сержик ведро к груди прижимает, будто младенца, да рот у него по-рыбьи открывается — а слов нет.

— Готовьте стол. А у меня дело ещё есть — пойду цветочек аленький для любимой добывать. ТМ

Валерий Гвоздей
КУКЛОВОД

10–11'2014

Зря я пошёл наискосок по дороге, желая срезать две сотни метров, от ворог к парковке.

Но день выдался трудный. Я слишком устал, ноги еле волочил.

От кирпичной стены, в свете фонарей, отделилась фигура.

Седые нечёсаные лохмы, седая нечёсаная борода. Красное, опухшее лицо. Грязные «бермуды» и линялая футболка.

Холли Ронсон, пьяный.

Хуже пьяного Холли только Холли трезвый.

Ронсон ветеран. Законченный алкоголик. Давно сидит на антидепрессантах. Хроническая бессонница. Любой резкий звук его пугает. А запах серы, пороха или подгоревшего на гриле мяса вызывает приступ. Но когда он пьян — реакции менее остры.

Чёрт… Увидел меня, узнал.

— Стой, ублюдок! — зарычал ветеран.

— Не уйдёшь!

Холли двигался проворно для пьяного, крепко схватил за лацканы форменного кителя — я не сумел освободиться. Ронсон дыхнул перегаром:

— Из-за таких война превратилась в кукольный спектакль!..

Охрана парковки, солдаты в касках, поспешила на выручку Оторвали ветерана, повели к застеклённой Я благодарно кивнул чернокожему сержанту, лихо отдавшему честь.

— На офицера напал! — говорил кто-то Ронсону. — Всё, упекут тебя, как в прошлый раз!..

Холли не очень-то вслушивался, Холли продолжал орать:

— Чтоб вас!.. Я кровь проливал!..

Да, это правда.

Он кровь проливал. И свою, и чужую. Был награждён. Сам рассказывал. Холли не всегда агрессивен. Порой его тянет поговорить, что называется, по душам.

Я тоже военный. Постоянно участвую в боевых действиях.

Но между нами есть разница, которая не даёт Ронсону покоя.

Ведь я воюю заочно.

Моя воинская специальность — оператор-сетевик. Я сижу перед экраном, поделённым на секции. Управляю боевыми клопами, за тысячи километров от линии фронта, находящегося далеко, на другом континенте. А связь — дистанционная, через спутники.

Моё рабочее место напоминает офис. В тесных выгородках сидят, пялятся в экраны люди в форме, коллеги, операторы-сетевики.

Мониторы, джойстики, переключатели.

В ходе учёбы сначала осваивают манипуляции одним клоном. Потом двумя. А потом и — десятью.

В общем, получается, я — кукловод.

На экране то, что видят клоны. Есть также общая картина боя.

Время от времени я получаю вводные через наушники — от вышестоящего начальства.

Решаю тактические задачи. А клоны бегают, стреляют. Порой — умирают.

Мы стараемся минимизировать наши потери.

Хотя производство клонов дешевле производства роботов-андроидов. Легко вырастить за неделю.

Болванчики лишены разума, сознания, личности. В голове чип с антенной. Можно сказать, функционируют на оперативной памяти. Им хватает.

Все двигательные функции — сто процентов. Навыки ведения боя — сто процентов.

Обучать, тренировать, затрачивая огромные средства, — не требуется.

После каждой операции мозг очищают полностью.

И перед каждой операцией — вводят новые сведения, программы.

Никаких воспоминаний о прошлом, никаких угрызений совести.

Можно заменить другими, которые наготове. Программу ввёл — и в бой. Трудности есть, конечно.

Прежде всего — нужно отрешиться, в них людей не видеть.

При этом помнить, что физические возможности клонов соответствуют человеческим.

Для нас происходящее на экране — в значительной мере абстракция, вроде компьютерной игры.

* * *
Воскресенье.

Закончив разминку, я вдохнул утренний воздух полной грудью.

Это зелёная парковая зона в окружении высотных зданий. Ухоженные деревья, лужайка, декоративные валуны, детские игровые площадки. Здесь же энтузиасты занимались йогой.

Сюда я наведывался подышать воздухом и поправить спортивную форму, с которой уже возникали проблемы. Сказывались и возраст, и сидячий образ жизни.

Кусты осыпаны крупными розовыми и белыми цветами.

Из зелёной травы кое-где выглядывали короткие чёрные штырьки, спринклеры поливной системы.

На моих глазах поливная система заработала. Спринклеры начали орошать траву, кусты. Перепадаю и деревьям. Листья кустов заблестели, с них стекали частые капли. А по алтеям распространилась свежесть, насыщенная влагой. Дышалось приятно, легко.

Моя утренняя пробежка вынужденно прервалась, когда зазвонил сотовый на поясе.

Нажав кнопку, я приложил телефон к уху. В трубке услышат:

— Здравствуйте, я лейтенант полиции Вальдес. Хотелось бы с вами увидеться, поговорить и задать пару вопросов.

— Лейтенант полиции Вальдес?.. — Я не скрывал удивления. — Слышу впервые. Раньше я не контактировал с вашим грозным ведомством. Чем могу вам помочь?

— Ответить на вопросы, не кривя душой, честно, как валит долг гражданина.

— Вопросы о чём?

— Я расследую одно дело. Нужно кое-что уточнить, только и всего.

— Ладно… Где и когда мы увидимся? В участке? Завтра с утра будет некогда, я на работе.

— Увидеться лучше сегодня. В десять, ресторан «Комильфо», на террасе.

— Хорошо.

В назначенный час я ступил на террасу.

Посетителей немного.

День был ясный, хотя над рекой висела дымка. В ней тонули горы на противоположном, ещё не застроенном берегу. Своего предполагаемого собеседника я разглядел за столиком, у дальнего края террасы — у решётчатых перил, сливающихся по цвету с голубой водой реки.

В сером костюме в полоску, с тёмно-серым галстуком. Сидел в кресле и читал газету. Лицо удлинённое, смуглое, несколько обвисшее, нос с горбинкой.

Длинные седые волосы аккуратно зачесаны вверх и за уши.

Похож на испано-американца, в соответствии с фамилией.

Возраст — под шестьдесят. Скоро на пенсию. Удивительно, что он лейтенант, всего лишь.

На круглом столике перед нимдва прибора. Тарелки и бокалы девственно чисты.

К завтраку не приступал, ждал меня. Хороший знак.

Он поднял голову на звук моих шагов. Бросив газету на столик, встал и протянул руку, с приветливой улыбкой:

— Спасибо, что откликнулись. Присаживайтесь.

Непринужденно воздев ладонь, Вальдес подозвал официанта, чтобы сделать заказ.

Вторично завтракать я наотрез отказался:

— Прошу извинить, вынужден следить за фигурой. Стакан минералки — выпью.

— Ну да, конечно. Вы же военный… Мне тоже — надо бы уделять внимание фигуре.

С аппетитом завтракая, лейтенант сообщил:

— Неподалеку от части обнаружено тело человека, его нужно опознать.

— Полагаете, я могу это сделать?

— Почему не попытаться? Не займёт много времени, я вам гарантирую.

Честно говоря, ситуация показалась несколько странной.

Впрочем, отказываться помочь я не видел причин.

На служебной машине Вальдес повёз на опознание.

* * *
Мы ступили в прозекторскую.

Запах формальдегида, смешанный, вероятно, с трупным запахом.

Невольно сморщившись, я смотрел по сторонам.

Лабораторные столы, на столах — тела, накрытые простынями.

Высокие шкафы и приборы. Кафель на стенах. Гудение вытяжки.

Не самое весёлое место. Хотя по виду судмедэксперта — не скажешь. Он был в хорошем настроении, шутил, как шекспировский могильщик. Видимо, защитная реакция.

Тоже был смуглый, похожий на испано-американца.

Вальдес подвёл к длинному столу, поднял с лица простыню.

Холли.

Кожа с мертвенным синеватым оттенком. Вот бедолага…

— Узнаёте? — спросил лейтенант.

— Да… Ронсон. Вечно торчал возле части. Приставал к офицерам.

— Говорят, в пятницу у вас с ним произошла какая-то стычка.

Я похлопал глазами:

— Вы подозреваете в убийстве меня?..

— Кто сказал, что Ронсона убили?

— Ну, раз вы расследуете. Покончить с жизнью, вроде, причин не было. Холли выслужил пенсию, на которую и пил… А недавно женился. Трудно поверить, конечно…

— Следствие всегда проводится — если смерть была внезапной… Слушайте, а вы неплохо информированы почему-то о жизни пьянчуги. Откуда?

— Холли рассказывал… Я должен сообщить командиру. И в дальнейшем всё общение со мной — только через военных юристов.

— Бог с вами!.. Нет такой необходимости, уверяю вас. Мы же просто разговариваем.

— Ну да, конечно… Отчего Холли умер?

— Поговорим чуть позже. Давайте выйдем отсюда.

Беседа в машине Вальдеса продолжилась, в движении по воскресной улице.

— Кто-то вывел за пределы части боевую группу, из десяти клонов, — сказал полицейский, не глядя на меня, взглядом буравя лобовое стекло. — И до сих пор найти их — не удаётся.

Недоверчиво помолчав, я спросил лейтенанта:

— Как вывел? На воротах части — охрана.

— Клоны располагали автоматическими винтовками, на которых установлены глушители и тепловые прицелы. Охрану сняли за пару секунд. На парковке ждала машина.

— Стоп. Парковку тоже охраняют.

— Вы же понимаете, что остановить боевых клонов почти невозможно. Охрана парковки вся перебита. Ронсон находился в будке… Ну и попал кому-то под горячую руку… В боевых операциях такое случается.

— О чём вы говорите? Что за боевая операция на территории страны?

— В том и заключается фокус. Никто просто не ожидал подобного — здесь, на территории страны.

Я, наконец, опомнился, начал рассуждать трезво:

— Погодите… Вы полицейский. Вам не положено это знать. Расследование обязаны вести — свои, военные. Такая информация — для узкого круга лиц.

— Не беспокойтесь, я — военный полицейский. — Он полез в карман и продемонстрировал жетон. — Вы — лучший оператор-сетевик в подразделении, лучший тактик. И вы — остановите беглецов с помощью другой боевой группы клонов.

— Что?.. Постойте, куда мы едем?

Машина выбралась за пределы городка. Вальдес насмешливо глянул:

— Что значит — куда? Ловить сбежавших клонов. Время не терпит.

— Да?.. Почему же тогда вы не взяли меня в парке? А ваш завтрак? Что-то не клеится… И потащили на опознание…

— Группу искали в масштабах страны. Только что поступила информация. Нашли район, где она может скрываться.

Я был ошеломлён.

Нужно хорошенько подумать.

* * *
Ехали полтора часа, довольно быстро.

Па пустынном шоссе, у лесистой обочины, стоял мультивэн синего цвета.

Вальдес затормозил. Вышел, знаком призвав сделать то же.

Смуглый тип, в синей джинсе, кивнул полицейскому:

— С двигателем полегче — он турбированный.

— Учту.

Видимо, их действия были оговорены заранее.

Тип сел в машину лейтенанта и начал разворачиваться.

Полицейский осматривал мультивэн.

Всё происходящее не правилось, тревожило.

Мне казалось, что-то нужно предпринять, как-то обезопасить себя, уклониться. Произнес заготовленную фразу:

— Я должен поговорить с командиром.

— Ваш командир улетел на выходные к родителям жены, со всей семьёй. У тестя юбилей. Вряд ли командир отзовётся, наверняка супруга изъяла телефон. Мы дозвониться не смогли.

Чёрт, верно.

Командир говорил о подготовке юбилея. Супруга его нередко прячет трубку…

— Залезайте в салон. — Кряхтя, Вальдес полез туда первым.

Он выдвинул из стенки, разложил столик перед креслом. На столике развернул комплект аппаратуры, что-то вроде игровой приставки, с небольшим экраном, с джойстиком.

— Полагаете, это заменит рабочее место оператора? — фыркнул я.

— Походный вариант. Сядьте, попробуйте.

— Всё же позвоню… — Вынув сотовый, я нашёл в меню заранее введенный туда номер. — Просто необходима санкция моего начальства.

— Я вижу, между нами доверия нет. Звоните, ради бога!.. Но только время… Там бой идёт полным ходом.

Номер так и не отозвался.

Вероятно, супруга отняла телефон, отключила.

— Почему вы один? — спросил я. — Подозрительно выглядит, по-моему.

— Люди участвуют в оцеплении. Сотрудников у пас, увы, не так уж много… Я не думал, что вас это смутит. Вы должны понимать, код доступа не для простых смертных. Когда я вам продиктую код, вы поверите, что я не враг, не посторонний?

Вальдес продиктовал код.

Я понял, что код настоящий, потому что он был оформлен, как принято в нашей конторе.

— Ещё какие-то сомнения? — Лейтенант посмотрел на часы. — Если должны позвонить, то звоните поскорей. Льётся кровь. В данный момент.

Вызвав другой номер, служебный, я подождал четверть минуты. И не получил ответа.

Сейчас в части сумасшедший дом, после всего…

Со вздохом убрав телефон, я сел в кресло. Включил аппарат:

— Повторите код.

Лейтенант повторил.

Видя, что я готов к работе, Вальдес улыбнулся, немедленно занял место водителя. Завёл двигатель.

— Придётся работать на ходу, — предупредил он. — Справитесь?

— Я постараюсь.

— Не забудьте пристегнуться. Качнувшись, мультивэн тронулся.

На секциях экрана замелькали привычные кадры боевых действий.

Было довольно мелко, но я приноровился, ушёл с головой.

Да, всё, как бывает обычно. Десять клонов, десять точек зрения. Общий вид сверху.

Бой в городе. Моя группа находилась в укрытии, под обстрелом.

Беглецы, кажется, на той стороне улицы.

Но что-то было странно. Я пригляделся и спросил у Вальдеса:

— Почему там вывески на испанском? Мы же у себя.

— В южной Калифорнии много латинос. Им правится. Рост национального самосознания.

Ладно, мелочи. Не будем отвлекаться.

Подняв своих бойцов, я начал.

* * *
Противник воевал хорошо. Был вооружён, экипирован не хуже моих клопов.

Причём, контингент явно включал не одну группу Или же имелась поддержка. Нам приходилось несладко. Я потерял двоих.

В пылу схватки не сразу уловил, что стреляют не только на экране.

Кто-то вёл огонь по мультивэну, летящему на огромной скорости.

Я на мгновение отвлёкся.

Да, по нам стреляли. Иногда пули крошили асфальт шоссе, иногда били в кузов.

Несколько пуль разнесли боковое стекло. Брызнули осколки.

— Вальдес, что происходит? — крикнул я, пригибаясь над клавиатурой.

— Не обращайте внимания, работайте! Вероятно, прорыв кольца!..

Я различил шум вертолётного двигателя, свист лопастей. И треск пулемёта.

Свинцовый град забарабанил в крышу.

А через секунду Вальдес упал на рулевое колесо.

Мультивэн завилял по дороге. Съехав в кювет, перевернулся.

Я повис на ремнях.

Боясь взрыва, кое-как освободившись, выбрался наружу, сквозь разбитое окно. Прозвучал выстрел, одиночный. Видимо, снайпер, из двери зависшего коптера. Пуля ударила мне в грудь, прошив её раскалённой иглой.

Боли не было, только сильный толчок, и внезапное онемение в теле.

Но скоро шок пройдёт.

Я пошатнулся.

Колени подкосились, я тяжело свалился наземь.

Беспамятство, кажется, продолжалось не более секунды.

Кровь заливала грудь, пропитывая рубашку.

Чувства притупились. Утратили чёткость окружающие предметы.

Глаза не в состоянии были найти фокус. В ушах стоял гул, шедший из черепной коробки.

Я с трудом сел.

Встряхнул головой, стараясь разогнать туман.

Надо было двигаться. Я через силу пополз. Стебельки травы задевали подбородок, щеки.

Усилие не прошло даром. Я снова потерял сознание…

Пришёл в себя от знакомого голоса — уже лёжа в палате.

— Эй, вы слышите?

Надо мной склонился командир, с напряжённым лицом:

— Поздравляю! Вы спасли штаб противника! Их главари выскользнули из ловушки!

— Не понимаю… — захрипел я, волнуясь. Он всё объяснил.

Никакого побега не было.

Холли умер с перепоя.

Наш противник в Латинской Америке, там мы вели небольшую войну, сумел проникнуть в систему и переподчинить группу клонов, разместить на линии обороны, своей, конечно.

Их хакеры пытались управлять. Скоро догадались — нужна квалификация.

Решили использовать профессионала, на территории чужой страны.

Простаком в их руках стал я.

Давно уже не обольщаюсь — как многие люди, проводящие дни, глядя в монитор, я — не очень хорошо ориентируюсь в реальной жизни.

Гораздо лучше себя чувствую в мире компьютерной игры, пусть в действительности она вовсе не игра.

Мне кажется, Вальдес сообразил. И заморочил голову.

Я руководил боевыми клонами, а кто-то руководил мной.

Так я кукловод или кукла?

Вальдес меня дергал за ниточки, я подчинялся, делал то, что нужно…

Вот негодяй.

Чтобы спасти штаб, пожертвовал собой. Ну и — мной.

Утешение только одно.

Худо-бедно — я поучаствовал в настоящих боевых действиях.

Напоследок. ТМ

Андрей Анисимов
СИЛА МАГИИ

10–11'2014

Сжав бока дракона коленями, Варух потянул поводья, и крылатое чудовище послушно сделало над расщелиной плавный разворот. У южного её конца, среди нагромождения перегородивших вход циклопических глыб, топтался осёдланный единорог, а его наездник карабкался через завал — крошечная точка, прыгающая с камня на камень, как блоха. Даже с высоты Варух разглядел малиновый плащ и высокий тюрбан на голове, с приколотой к нему какой-то ярко поблескивающей на солнце штуковиной. В том, кто это, сомневаться не приходилось. Верховое животное плюс облачение однозначно указывало на принадлежность к определённой группе, а блестяшка на тюрбане— наверняка сова— на главенствующее положение, которое её обладатель занимал в этой группе. Определённо это был маг, а поскольку в этом месте и в это время здесь не должно было быть никого, кроме Темрика, стало быть, это Темрик и был.

Сделав над своим противником ещё один круг, Варух начал снижаться. Расщелина оказалась слишком узкой для крыльев дракона, поэтому пришлось искать место более подходящее. Ничего лучше и ближе каменной осыпи, что перегораживала другой её конец, не нашлось.

Высвободив ноги из стремян, Варух выбрался из седла, перекинул через голову дракона поводья и накрепко привязал их к ближайшему валуну. Дракон хоть и выглядел устрашающе, на самом деле был существом кротким и мирным, и в придачу пугливым. Когда начнётся схватка, он, чего доброго, испугается и улетит. Не очень-то хочется тащиться обратно пешком. Впрочем, если ему, Варуху, сегодня не повезёт, эго не будет иметь ровным счётом никакого значения. А исход битвы непредсказуем.

Дело предстояло серьёзное, более того — смертельно опасное. Темрик, личный чародей владыки Шарака, был одним из тех, за кем Варух следил уже давно и со всё нарастающим интересом. В отличие от других собратьев по «ремеслу», явных шарлатанов, этот человек действительно был личностью незаурядной. А в данный момент— чертовски опасной, именно благодаря этой незаурядности. Варух понятия не имел, с чем ему конкретно придётся столкнуться, но то, что шансов одолеть противника у него не так уж и много, он осознавал со всей отчётливостью. Ему должен был противостоять маг с большой буквы, настоящий мастер, человек, с которым Варух с удовольствием встретился бы где-нибудь за накрытым столом, а не на поле брани. Но оба они — и он, и Темрик — придворные маги и вынуждены подчиняться воле своих правителей. А те враждовали уже давно, и вот теперь, когда дело дошло до открытого столкновения, перед тем, как бросить в горнило войны свои армии, они решили стравить своих магов. Таков уж был обычай. Они как застрельщики, бойцы-поединщики. Грязная работа.

Варух вздохнул. Вместо того чтобы совместно познавать, проникать в глубь неизведанного, они должны драться, употребляя свои возможности и знания, на взаимоуничтожение. Но разве поспоришь… Хотя тебя уважают и побаиваются, с властителями лучше не ссориться. Ослушников и упрямцев не любили нигде и никогда. Исход такого демарша очевиден. Так что приходится подчиняться.

«Сюда бы обоих владык, — подумал Варух. — Хотите драться — деритесь! Пускайте друг другу кровь. Испытали бы всю «прелесть» схватки на себе».

Он взглянул на противоположный конец расщелины. Крошечная фигурка уже перебралась через завал и спускалась. Ему гоже следовало поторопиться.

Он начал спускаться, балансируя на зыбкой поверхности, выбрасывая из-под ног брызги каменной крошки и песка. Дно перегороженной завалами расщелины являло собой относительно ровную площадку, длиной в две сотни шагов, по до того узкую, что её спокойно могли перегородить вставшие в рад пятеро всадников. Для двоих, чтобы развернуться, впрочем, места хватало. Хотя для двоих магов может оказаться мало и целой пустыни. Гладиаторская арена, невольно подумалось Варуху.

Он спустился с осыпи и зашагал навстречу идущему с противоположного конца человеку. Когда между ними осталось не больше двадцати шагов, оба, как по команде, остановились.

Варух с интересом и настороженностью принялся изучать своего противника. Тот, судя но всему, был занят тем же.

Он многое слышал о Темрике, по видел его вживую впервые. Главный чародей Шарака оказался невысоким полноватым человеком и с такой добродушной физиономией, что не верилось, что он может причинить зло другому. Хотя рассказывали всякое. Слухи о его могуществе и всевозможных деяниях ходили разные. По большей степени, это, конечно, была обычная базарная болтовня, однако если даже десятая часть этих слухов было правдой, это воистину был великий кудесник. Темрик между тем расправил свой измазанный в каменной пыли плащ и провозгласил:

— Ты, стоящий передо мной, назови своё имя. Вижу ли я Варуха, чародея короля Тагарна, или это кто-то другой?

— Да, — ответил Варух, — Это я. А кто спрашивает моё имя? Это Темрик, маг и прорицатель владыки Шарака?

— Да, — ответил в свою очередь Темрик. — Это так.

— Хорошо, — сказал Варух. — Тогда Темрик, маг Шарака, ты должен знать, что Тагари, король мой, повелел мне применить всё своё умение, дабы в честном поединке ты, Темрик, признал меня лучшим и отступил.

— Знай же и ты, Варух, чародей Тагарна, что мой господин и владыка Шарак приказал мне принести в его дворец весть о победе и тебя, поверженного, живого или мёртвого.

Варух проглотил ком в горле и недоверчиво поглядел на противника. Выражение лица Темрика как-то не вязалось с тем, что он только что сказал.

— Слово — это ветер, — стараясь, чтобы не дрожат голос, проговорил Варух. — Он шелестит листвой и улетает, не оставив и следа.

— Но только не моё, — отозватся Темрик. — Моё— буря, опрокидывающая горы. Ты не веришь в это?

— Докажи, — бросил Варух.

— Руах-та! — выкрикнул Темрик, вскинув руки, и высоко над его головой возник огненный шар. В мгновение ока он надулся, став величиной с дом, и с оглушительным грохотом лопнул, ударив взрывной волной, от которой задрожат вся расщелина.

— Теперь веришь? А что значит твоё слово?

— Лахт! — Варух раскинул руки и из его ладоней вырвались топкие нити огня. Там, где они попали в степы расщелины, полыхнуло, и между этими двумя точками проскочила ослепительная, изломанная лепта молнии, оглушившая обоих страшным треском разряда.

«Самого бы не убило, — невольно проскочило у Варуха в голове. — Ох, и доиграемся мы тут…».

— Тебе не испугать меня своими фокусами, — высокомерно крикнул он Темрику. — Как видишь, я могу не меньше твоего!

— Это лишь жалкие крохи моего могущества. — Темрик что-то забормотал, и за его спиной начала материализовываться какая-то тварь. Через несколько секунд она обрела конкретные формы, а ещё через четверть минуты позади чародея уже стояло отвратительное, жуткое чудовище: чёрный, сплошь усеянный шипами монстр, с оскаленной пучеглазой мордой и шестью лапами, с хищно поблескивающими, похожими на кинжалы, когтями. Чудовище разинуло свою мерзкую пасть ещё шире и с глухим «ха-а» выдохнуло из себя вонючий серный дым. Глаза его горели, как два кузнечных горна; ни дать ни взять — демон, вылезший из глубин Царства Мрака.

— Чем ты ответишь на это?

— Ута-амуна-аруга… — начал произносить заклинание Варух, и вслед за его словами песок и камни рядом с ним зашевелились, потянулись вверх, образуя многометровую коренастую человекоподобную фигуру.

— Голем… — пробормотал Темрик. — Мой пуб разорвёт его в клочья…

— Посмотрим, — ответил на вызов Варух и скомандовал: — Гха!

«Слепленная» из камней и песка фигура кинулась на Темрика, но не успела она пройти и двух шагов, как в неё с диким воем ударило чёрное чудовище. Расщелина снова вздрогнула от грохота. На какую-то долю секу оды оба монстра скрылись в облаке поднятой пыли, а уже в следующую мощный взрыв поднял вверх всё, что осталось от обоих.

Укрывшись плащом, Варух подождал, пока не кончится град остатков, потом выпрямился, вглядываясь в висящую пылевую завесу. Впереди смутно вырисовывались очертания Темрика. Маг Шарака также прятался под плащом. Схватка нежитей закончилась так быстро, что пи один, ни другой не успели даже прочитать охранное заклинание, воздвигающее защитные стены.

Всё ещё укрытый плащом Темрик сделал какое-то быстрое движение рукой, и Варух увидел, как к нему метнулась стремительная крылатая тень. Он едва успел увернуться от неё, но щёку она всё же задела, оставив болезненную кровоточащую райку. Злобно скрипнув зубами, Варух отбросил назад плащ и, вытянув перед собой руки, шагнул к противнику.

— Баахад-ба-балах-хаби… — не говоря, а выплёвывая заклинания, начал Варух. Темрик попятился было, но быстро оправился. Выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, он тоже шагнул вперёд.

— Килибин, килибатум, килибитриум…

Варух почувствовал, как по его телу прошла волна тепла, сменившаяся уколами тысячи крошечных иголок. Понимая, что если сейчас даст слабину, то ему точно конец, он начал новую серию ещё более сильных заклинаний, сам того не замечая делая шаг за шагом к Темрику.

На Темрике начало что-то дымиться, но маг не сдавался. Варух почувствовал, что вокруг отчётливо запахло озоном, а его начинает подташнивать. Очередная порция заклинаний заставила Темрика скривиться от боли, по и у Варуха онемела вся правая сторона лица.

Они сходились всё ближе и ближе, осыпая друг друга заклинаниями, точно проклятиями. Между ними оставалось не больше пяти шагов, когда Темрик вдруг замолчал. Издав возглас удивления, он остановился и опустил руки. Варух по инерции сделал ещё шаг и тоже умолк, сбитый с толку таким неожиданным поворотом событий.

— Послушайте, милейший, — произнёс Темрик. — Это у вас там, случаем, не излучатель стати-поля торчит?

— А? — Варух невольно опустил взгляд туда, куда указывал палец Темрика. Из-под полы расстегнувшегося в пылу сражения кафтана действительно выглядывала спиральная часть антенны. Чертыхнувшись, Варух спрятал спираль обратно и вдруг замер, поражённой сверкнувшей в его мозгу мыслью.

А откуда этот Темрик, этот знахарь и колдун с полудикой планеты, где наивысшим техническим достижением являются горючая смесь наподобие пороха и водяная мельница, знает об излучателе стати-поля?

Водимо, эти мысли отчётливо читались на лице Варуха, потому что Темрик понимающе кивнул и сказал:

— Знакомая конструкция. Мой такой же, — с этими словами он расстегнул кафтан, показав прикреплённую к подкладке антенну излучателя.

— Так ты не чародей? — растерянно пробормотал Варух.

— Чародей… Такой же, как и ты. — Темрик улыбнулся, отчего его и без того пухлое добродушное лицо стало ещё шире. Он снял с головы тюрбан и вытер ладонью вспотевший, измазанный пылью лоб. — Кажется, нам необходимо представиться… ещё раз. Судя по всему — вы плунец.

— Да. Меня зовут Бент Арагаин.

— Косморазведка?

— Этнограф.

— Надо же! — воскликнул Темрик — Какое совпадение!

— И ты тоже?

— Ну конечно. Прошу прощения, не представился. Денис Смирнов, — лжемаг — отвесил короткий церемониальный поклон. — Институт Внеземных Цивилизаций.

— Землянин… — Бент покачал головой. — Не удивительно, что ты сразу понял, откуда я.

— Ещё бы. В галактике только три звёздные расы, похожие друг на друга как капли воды: гшунцы, люди и аборигены этого мира. Всех своих здесь я знаю. Так что нетрудно догадаться…

Бент снова покачал головой:

— Просто невероятно. Мне и в голову не приходило, что искуснейший чародей этого мира, может оказаться…

— Таким же искусным мистификатором, как и вы, уважаемый коллега, — закончил за него Денис. — Увы, так оно и есть. Надо полагать, вы ожидали чего-то другого, угадал?

— Угадали, — Бейт тоже улыбнулся, правда несколько натянуто и грустно. — Меня всегда интересовали всевозможнейшие оккультные обряды, ведовство, колдовство и прочее из той же области. А у местных на сей счёт богато. Но главное, эго знания о силах и явлениях, не объяснимых традиционной наукой. Ключ к их пониманию может дать многое… Именно поэтому на этой планете я выбрал такой… гм, специфический род деятельности. Это значительно упрощает работу.

— Та же история, — кивнул Денис. — Я надеялся, что нашёл настоящий кладезь… в вашем лице, многоуважаемый маг Варух.

— А я надеялся кое-что разузнать у вас, чародей Темрик.

Они, наконец, сошлись и встали, бессмысленно ухмыляясь друг другу. Вспомнив про тюрбан, Денис снова надел его на голову.

— М-да. Нет ничего горше обманутых надежд.

Бент вздохнул:

— Я вложил столько труда…

— Я тоже.

— Не повезло, — Плунец снова вздохнул. — Ну что ж… Несмотря пи на что, кое-какие крупицы я, всё-гаки, намыл здесь. Есть интересная информация.

— Могу сказать, что и я не зря потерял время, — отозвался землянин. — Кстати, если уж нам суждено было встретиться и узнать правду друг о друге, то почему бы не извлечь из этой встречи обоюдную пользу? Мы могли бы, например, поделиться добытым… У меня есть кое-какие сведения о культе Ти, слышали? Удивительные вещи…

— Согласен. В свою очередь могу предложить описание обрядов общины Напи. Это нечто… И вообще, мы могли бы многое сделать сообща, если б наши правители не грызлись между собой. Совершенно невозможно работать!

— Как же теперь быть? — спросил Денис, вспомнив о своей миссии. — Наши правители ждут каждого из нас с победой…

— А если ничья? — предложил Бент. Денис задумался.

— М-м… Сказать, что силы были равны, а в ходе битвы появилась третья сила, ещё более могущественная…

— Которая случайно была разбужена нашим колдовством и справиться с которой мы смогли только сообща, — подхватил Бент… — Ей не по вкусу все эти драчки, в том числе и назревающая война. А это идея! Наших правителей надо припугнуть, и хорошенько. Это надолго отобъет у них охоту воевать.

— Для вящей убедительности необходимо что-нибудь продемонстрировать, — внёс своё предложение Денис. — Что-нибудь этакое… огромное и воистину устрашающее.

— Согласен. Но придётся хорошенько поколдовать.

Денис с готовностью похлопал себя по бокам.

— За этим дело не станет. Тут есть с чем развернуться.

— Тогда за работу!

И оба «чародея» принялись выворачивать свои многочисленные потайные карманы, извлекая из них и из рукавов, точно карточные шулеры, галопроекторы, генераторы и излучатели всевозможных полей, управляюще-моделирующие комплекты и прочие «магические» вещи. ТМ

Владимир Марышев
ТАКОЙ ЖЕ, КАК ВСЕ

10–11'2014

Чего только не обещают любимым! Золотые горы, молочные реки с кисельными берегами, звёздочку с неба, все сокровища Вселенной… Красивые слова нанизываются одно на другое, вливаются в нежные девичьи ушки и завораживают, завораживают…

Увы, это всего лишь слова — разукрашенные ритуальные побрякушки, за которыми ничего не стоит. Произнести что-нибудь возвышенное легко, но выполнить обещание…

А вот он действительно мог совершить для своей избранницы чудо.

И не одно!

Он мог заставить тучи пролиться небывалым разноцветным дождём. Мог украсить небо десятком переплетающихся радуг. Мог с приходом ночи устроить ослепительный звездопад — ярче и прекраснее любого праздничного фейерверка. И даже, призвав всю свою таинственную силу, мог на минуту-другую зажечь в зените второе солнце!

Он мог…

Мешало одно «но» — ему нельзя было выделяться. Суперменов обожают все — умиляются их отзывчивостью, постоянной готовностью прийти на помощь, восхищаются мужеством, сверхъестественной силой и ловкостью. Да вот незадача — сверхлюди возможны лишь в комиксах и голливудских блокбастерах. К их реальному приходу человечество не готово. Чего можно добиться, подвесив рядом с солнцем ещё одно, пусть и виртуальное? Только того, что мир сойдёт с ума! А кому это надо?

Поэтому он сделал самое простое — пошел в цветочный киоск и купил ей букет из трёх белых хризантем. Симпатичных, махровых, но всё же самых обыкновенных, бесконечно далёких от того, что зовётся чудом.

Принимая цветы, она натянуто улыбнулась. И, скользнув бесстрастным взглядом по белоснежным пушистым венчикам, подумала: «Ты такой же, как все». ТМ

Валерий Гвоздей
В БАЗОВОЙ КОМПЛЕКТАЦИИ

11'2014



При автостанции был небольшой зал ожидания. Видимо, там же и касса. Я потянул Андрея за руку. Он нехотя приоткрыл сонный глаз.

Ну, человек. Сел на скамейку три секунды назад, когда мы вышли из пыльного, жаркого автобуса. Но уже, наверное, сон успел какой-то увидеть… В автобусе тоже спал. Куда в него столько лезет.

— Вставай, сказал я. — Надо билеты взять. Пошли.

У крыльца Андрей уставился на броскую табличку:

— Ты смотри, по-английски… «Ноу смокинг». Что это значит?

— Нельзя проходить в смокингах, — разъяснили. — Дресс-код.

— А мы не в смокингах.

— Вот и хорошо.

Разумеется, не в смокингах. В джинсах и мятых летних рубашках. Много часов провели в дороге. Вид непрезентабельный.

В зале ожидания мой спутник первым делом сел на пластиковую скамью и смежил веки, предоставив мне вести переговоры с кассиром.

Я поставил нашу общую сумку рядом с ним, вплотную, чтобы охранял.

Кроме нас, — два человека в зале, мужчина и женщина, в разных углах. Расписание автобусов, масса населённых пунктов. Непривычные, чужие названия.

Там я не отыскал нужный пункт. Деревушка, вероятно, маленькая.

Старый пёс, с больной задней лапой, осторожно прошёл от двери к дальней скамье и лёг под неё, спиной к стене, в тени и в какой-никакой прохладе. Ожидая помех, я направился к билетной кассе.

Пышная тётка за стеклом что-то подсчитывала шариковой ручкой на клочке бумаги и на возможного пассажира даже не взглянула, так погрузилась. Выждав полминуты, я заговорил с ней:

— Здравствуйте. Есть билеты в Косолаповку?

— А что вы там забыли, молодые, красивые? — хмыкнула тётка, продолжая считать.

— Мы учёные, собираемся на международный конгресс по вопросам ядерной физики.

— В Косолаповке — международный конгресс?..

— В Косолаповке наш коллега, он с нами должен ехать. На звонки не отвечает.

— В Косолаповке связь не работает, ни с проводами, ни сотовая, ни спутниковая.

— Билеты есть?

Пока не известно, маршрут не ходовой. Если пойдёт автобус, нам позвонят. У нас связь работает. Ждите пока. Спасибо.

Вздохнув, я сел по другую сторону общей сумки.

Тётка, разумеется, не поверила, насчёт конгресса. Подумала, шутка пассажира, в надежде заполучить билеты.

А ведь я сказал правду.

Ехать на международный конгресс мы собирались втроём.

По крайней мере, до инцидента с превышением.

Кир самовольно подал на ускоритель более высокую мощность. Зачем — непонятно.

Вышло боком.

Шеф публично орал Киру в лицо:

— Нарушение профессиональной этики!.. Вы больше в Центре не работаете!.. Уволил с треском.

Но мы ещё поборемся. Выход поищем. Из нас троих лучшая голова у Кира. Просто иногда выдаёт сумасшедшие идеи.

На мой взгляд, науку двигают именно такие.

Нам бы добраться поскорее до Косолаповки. Поговорить…

Казалось, что инцидент с превышением легко преодолеть.

Надо лишь разобраться, понять, что случилось.

* * *
Автобус в деревушку не заезжал, высадил на шоссе, возле рощицы, где с шоссе уходила грунтовка. Ну а дальше — как хотите.

Попуток не ожидалось. Вариант был всего один — пешком.

Этим вариантом мы и воспользовались. Сумку несли вдвоём, у неё две ручки.

Шли среди подсолнухов, наливающихся под солнцем.

Шли, удивляясь тишине, отсутствию какой бы то ни было деятельности вокруг.

Ни тракторов в поле, ни людей. Эпическая недвижность мироздания. Сплошной хлорофилл, сплошной кислород.

Жить тут, наверное, скучновато. Но погостить неделю у горячо любящей внука бабули — отчего нет?

Дошли.

Деревушка и в самом деле маленькая. Время сиесты. Людей не было и на улице — ни детей, ни взрослых.

Может, тут пожилой народ доживает, на пенсии?

А звуки появились. Где-то сварливо кудахтала пеструшка. Ехидно блеяла коза.

Дорогу перешёл тощий рыжий пёс. Лаять на приезжих счёл лишним, по такой жаре.

Вон средоточие местной культуры сельпо. Дверь открыта.

Войдя, мы увидел полки, забитые разномастным товаром. Продавца не увидели.

Круглая продавщица, одетая в белый халат, сонно моргая, вышла из подсобки и встала к прилавку:

— Чего желаете?

— Бутылку воды, без газа, — прохрипел я. — Лучше пару.

Свернув крышечки, мы с Андреем жадно присосались к бутылкам. Вода неохлаждённая, а порадовала, утолила жажду.

Расплачиваясь, я спросил, в каком доме гостит наш друг Кир.

Туземка сразу поняла, о ком речь, — наш друг здесь регулярно отоваривался.

Рассказала подробно. Так что нашли без труда белёный домик с дощатым забором.

Изгородь нуждалась в починке. II калитка. Всё нуждалось в починке. Собаки во дворе не было.

Трёхцветная кошка была — дремала на крыльце. Услышав нас, спрыгнула, переместилась к сараю, от греха.

— Эй, хозяева!.. — позвал я. Постучал в прикрытый ставень. — Гостей принимаете?

Не получил ответа.

— Войти можно? — громко спросил Андрей.

Тот же результат.

Вошли без разрешения.

Домик неказистый, а внутри чисто, прохладно. Коврики, половички, занавесочки. Тихий, старушечий быт.

У широкого порога, отделяющего сенцы от кухни, стояли знакомые кроссовки.

Мы с Андреем радостно переглянулись, стали разуваться.

Кира нашли в спаленке.

Наш друг лежал на спине, в трусах, поверх застеленной кровати, и сопел в отключке.

Разило перегаром. В три часа дня. Жуть.

На комоде в углу валялась упаковка таблеток.

Йодид калия принимают, чтобы ослабить воздействие радиации на организм.

Мы тоже принимаем йодид калия. Воблу едим. Работа у нас такая.

При столкновениях материальные объекты сжимаются.

При высокоэнергетических столкновениях в областях сжатия материи возникает жёсткий ультрафиолет, который не всегда можно экранировать. Йодид калия необходим.

Щёлкнув зажигалкой, Андрей закурил. Всё равно хоть топор вешай.

Не церемонясь, оттянул веко нашего друга. Наш друг судорожно махнул рукой.

— Моторные функции в порядке, — с интонацией врача резюмировал Андрей. — Вероятно, активность мозга ещё сохраняется. Пока.

— А толку? — возразил я. — Непрерывная шизофрения параноидального типа.

— Разбудили, скоты… — пробормотал наш друг, ложась спиной вверх. — Чего припёрлись?

— Странная логика, — нахмурился я. — Странная реакция. Может, он бредит? Снисходительно улыбнувшись мне. Андрей сказал:

Уважаемый коллега, вы напрасно ищите логику в действиях шизофреника.

* * *
Я взял с комода хлопушку для мух и стал шлёпать нашего друга по голой спине.

Шлёпал несильно, зато упорно. Вода камень точит.

— Уматывайте!.. — простонал Кир.

— Настаиваешь? — спросил я.

— Скорее — налёживаю…

— Поднимайся давай. Спать не дадим.

— Выйдите. Или хотя бы отвернитесь… Бестактные вы, никакого стыда…

— Я тебя наблюдал в разных агрегатных состояниях — в твёрдом, жидком и газообразном. Так что меня ты ничем уже не удивишь.

— Меня тоже, — подхватил Андрей.

— Подъём.

— Курить перестань! — неожиданно потребовал наш друг. — Дышать нечем!..

— Кто бы говорил.

Сигарету Андрей примял в пустой стеклянной пепельнице.

Кира подняли. Вынудили умыться. Вынудили заварить крепкий чай.

Кир накинул рубашку натянул спортивные штаны.

Сели втроём к столу.

Мы вынули из сумки деликатесы. Привезённое спи ртное решили придержать. Лицо у Кира опухшее, глаза красные. Вынужденно трезвел — разговоры вели, требующие напряжения мыслительных способностей. Уклониться Кир не мог. Его же хлебом не корми — дай обсудить проблемы теоретической физики.

Для затравки Андрей начал с предельно общих вопросов:

— Да я всегда был уверен, что синтез классической теории поля и квантовой теории поля — возможен. Физике необходима теория, которая опишет свойства частиц при очень больших энергиях, когда частицы переходят друг в друга, а также свойства тяготения, применительно к телам значительной массы. Всеобъемлющая теория…

Через несколько минут солировал Кир:

— Полагают, что определяющую роль играют свойства материи. А свойства пространства и времени являются вторичными или даже — производными. Что если свойства материи — это лишь проявление свойств пространственно-временного каркаса Вселенной? Представим. что пространство — единственная материальная основа реальности. Объекты в пространстве — это сгустки всё того же пространства, но сильно искривлённого. Пространства, которое свёрнуто в частицы… Из частиц сформированы более крупные объекты. Мы в том числе…

Вынужденное безделье у Кира, по сути, бездельем не было.

Голова у Кира не простаивала. В голове роились мысли.

А мыслил Кир широко, не стесняясь. Как Вселенная родилась?

Из флуктуаций вакуума, ясен пень.

В результате флуктуаций возник пузырёк. наполненный высокоэнергетическим ложным вакуумом. Уже внутри этого пузырька состоялся космологический фазовый переход, он же Большой взрыв.

Потом зародыш Вселенной стал инфляционно расширяться.

И получилось то. что получилось. Теория зачастую рассматривает частицы как геометрические точки, вообще не имеющие радиуса. Но частицы обладают массой. Частицы обладают внутренней структурой, обладают пространственными размерами.

Частицы — протяжённые образования. Хотя протяжённость их не геометрическая. а динамическая. При взаимодействии частиц между собой и с электромагнитным полем возникают колебания заряда, момента и массы…

Я тяжело вздохнул:

— Эх, век живи, учись… Всё равно перспективы какие-то мрачные.

— Дураком помрёшь, — кивнул Андрей, любивший однозначные, прямые высказывания.

* * *
Кира это не остановило:

— Пока не доказано, что существует верхний предел для масс элементарных частиц.

— Ну и что? — спросил Андрей.

— При высоких энергиях взаимодействий и в каком-то ограниченном пространственном объёме в результате столкновения частиц могут рождаться макроскопические объекты.

— В смысле? — насторожился я, поняв, что ранее сказанное — преамбула. Схватив заварочный чайник, Кир установил, что в нём пусто.

На правах хозяина стал готовить новую порцию крепкой заварки. Хлюпал водой, звенел фарфором.

Возникла театральная пауза. Уверен, что не запланированная. Просто совпало.

В своих разглагольствованиях Кир приблизился к главному.

Заговорил тише, с некоторой опаской, что не примем его генеральную идею:

— Согласно общей теории относительности, полная энергия замкнутой Вселенной должна быть нулевой. Допустим, Вселенная чуть-чуть незамкнута, и равновесие энергий нарушено — существует избыток, равный массе нейтрона, к примеру… И тогда, с точки зрения внешнего наблюдателя, Вселенная мало отличается, в принципе, от частицы. Кто-то внешний смотрит на Вселенную… А видит — нейтрон. Вы понимаете? Вот где стыкуются классическая теория поля с квантовой. Большое в малом. И — наоборот.

Мы с Андреем переглянулись.

Я задал вопрос, который буквально висел над столом:

— Ты шефу сказал?

— Да.

— А шеф?

— На смех поднял… Однако потребовал, чтобы я им с кем свою завиральную теорию не обсуждал, не выставлял себя кретином.

— Значит, ты превысил энергетический предел, чтобы…

— Как вы думаете, энергетический предел на чём базируется?

— На технике безопасности.

— Но я превысил энергетический предел. А конструкции — выдержали.

— Предел с запасом.

— Тогда почему он всегда ниже порога, за которым возможно рождение Вселенной?

— Уверен?

— Посчитал же. При столкновении частиц рождаются новые частицы, из пространства, из кинетической энергии. Частицы рождаются парами. То есть, процесс создания частиц может не иметь конца. Если вы располагаете энергией для их разгона. И при каждом столкновении получаем Вселенную, так сказать, в базовой комплектации. Или две… Надо лишь превысить установленный предел. ВСЁ УПИРАЕТСЯ В ПРЕДЕЛ!.. Нельзя допустить, чтобы рождались Вселенные? Кто решил? Почему? Чтобы я богом себя не возомнил?..

Мы долго молчали, как пришибленные.

— Вернёмся — к шефу пойдём, — сказал Андрей. — Вопрос ребром поставим.

Киру идея понравилась — судя по тому, как сильно его перекосило.

Ну, вернёмся. Ну, поговорим с шефом. Где же гарантия, что он скажет правду? Где же гарантия, что правда шефу — известна?

Может, энергетический предел задаётся на ином, более высоком уровне — людям вообще недоступном?

Теперь не казалось, что инцидент с превышением легко преодолеть.

— А бабуля твоя где? — спросил я. чтобы развеять тягостное чувство.

Кир взглянул сквозь оконце:

— Копается в огороде с утра до вечера. Надо, конечно, помочь… Но что-то я… ТМ

Андрей Анисимов
НЕ ТОПЧИТЕ ТРАВУ

11'2014

Планета была что надо. С кислородной атмосферой, тёплая, поросшая высокой, удивительно мягкой, точно мех, травой и диковинными деревьями с длинными висящими плетьми листьями. Над зеленью порхали огромные пестрые насекомые, напоминающие бабочек, и с басовитым гудением носились не менее огромные, блестящие, как куски фольги, жуки. В лазурном небе плыли стайки белоснежных облачков, и брошенной в высоту пригоршней драгоценных камней горело безымянное звёздное скопление. Всё вокруг дышало спокойствием ем и миром.

Идиллия, одним словом.

И всё же что-то тут было не так.

Что-то грозное таилось в этой красоте, что уже вытеснило отсюда пытавшихся колонизировать эту планету фэнков. Фэнки назвали это «стеной».

— Стена, — задумчиво проговорил Григорьев. Сквозь дыхательную маску его голос звучал глухо, точно из-под одеяла. — Странное название для отрицательного фактора.

— Это самый близкий по смыслу аналог, — сказал Пехов. — Но звучит, согласен, странно.

— Ты уверен, что это та самая планета?

— Она самая, — заверил его Пехов. — Если компьютер ничего не напутал, мы сейчас на 12ХНЗ. «Свободная» планета.

— Брошенная, — поправил его Григорьев, оглядываясь. — А с первого взгляда не скажешь… На вид — просто загляденье.

— Со второго тоже. Телеметрия так ничего и не обнаружила.

— Тем не менее отрицательный фактор наличествует, как ни крути.

— Это понятно, — откликнулся Чехов. — Иначе фэнки бы отсюда не удрали. Оставить такую перспективную планету…

Они замолчали, вертя головами. Налетевший порыв ветра взволновал бескрайнее травяное море, пустив гулять по нему поблёскивающие на солнце бирюзовые валы. Где-то неподалёку запиликала какая-то мелюзга.

— Надеюсь, эта чёртова стена даст нам шанс разобраться с нашими проблемами, — сказал Григорьев, — Если не удастся отремонтировать разгонный блок, придётся разворачивать сеть. Вот будет работёнка!

— Сеть оставит тут такую отметину, что её можно будет увидеть с орбиты. Попалим тут всё…

— Есть другой вариант? — осведомился Григорьев. — И потом этот след булавочный укол для планеты. Она залижет ожог за несколько лет.

Он бросил последний взгляд на весёлый солнечный пейзаж и повернулся к висящему в полуметре от поверхности, на магнитной подушке, кораблю.

— Сейчас самое главное — побыстрее убраться отсюда.

— Если дело дойдёт до сети, быстро не получится, — заметит Пехов, вышагивая следом за товарищем. — Это несколько квадратных километров активной решётки и сотни метров фокусирующих колец. II всё вручную…

Пройдя переходной тамбур и камеру антибиологической обработки, они с облегчением сорвали с себя маски, стянули защитные костюмы и. не теряя времени, направились вдвигательный отсек. Разгонный блок был обособленным от антигравов устройством, но без его помощи последние были крайне малоэффективны. Блок создавал стартовое ускорение, разгоняя корабль до скорости, необходимой для начала работы основного движителя. Разгонный блок можно было и исключить, но тогда время разгона увеличивалось в десятки и сотни раз, а как следствие — и время перелёта. В итоге рейс, на который обычно тратились две-три недели, растягивался на годы. Не самая сложная и не самая капризная часть корабельной силовой установки— разгонный блок время от времени у кого-нибудь да отказывал. На случай, если его не удавалось отремонтировать, чтобы не тащиться до дому черепашьим шагом, в аварийном комплекте каждого корабля имелась разгонная сеть- особое устройство, создающее тот самый необходимый мощный стартовый импульс. Захромавшая посудина находила подходящую площадку — планету или астероид, совершала посадку, экипаж разворачивал вокруг корабля сеть, которая и отбрасывала от себя злосчастное судно. Отдача гасилась поверхностью площадки, которая от выбрасываемой энергии спекалась в корку. Сеть, будучи устройством одноразового применения, разумеется, сгорала, поэтому в комплекте их было как минимум две — на всякий случай.

Вылетевший при облёте планеты блок заставил изменить программу полёта и немало поволноваться маленький экипаж «Протуберанца», но на этот раз всё обошлось. Корабль совершил незапланированную посадку, и теперь требовалось поскорее убраться отсюда. Имеющая статус «свободной», в Лоции планета обозначалась и как потенциально опасная. причём с неустановленными факторами опасности: вполне достаточно, чтобы стимулировать сильное желание держаться от неё подальше.

Осмотрев блок, Григорьев заявил, что помощь ему не потребуется, милостиво предоставив Пехову возможность заниматься чем угодно. Недолго думая, пилот засел за аналитическую аппаратуру. Данные телеметрии проверялись и перепроверялись. оставаясь при этом прежними: никакой вредоносной микроорганики. Их выход в защитных костюмах был не более чем соблюдением мер безопасности. здесь, видимо, совершенно излишних, — воздухом этой планеты можно было дышать без ущерба для здоровья. Уяснив сей факт. Пехов переключился на более сложные формы жизни. Для этого потребовалось задействовать детекторы жизненной активности.

В диапазоне, излучаемом насекомыми, фиксировались тысячи откликов, но дальше начиналось что-то непонятное. Из существ высшего порядка удалось обнаружить разную мелкоту размером с полевую мышь, после чего наступала гробовая тишина. Пехов перепробовал все диапазоны, везде натыкаясь на нулевую активность. Если датчики не врали, получалось, что в радиусе нескольких километров самым крупным зверем был аналог земной землеройки.

Выпустив несколько зондов, Пехов увеличил радиус обследуемой зоны, добившись не больше, чем до этого. В двадцати километрах к югу располагались несколько мелководных озёр, но и там крупнее земноводных и мелкой рыбёшки ничего не водилось. Небольшой лесок к северо-востоку был пристанищем для крохотных пташек и мышей. Поросшие кустарником холмы на западе облюбовали стаи бабочек, пирующих на цветущих зарослях. В ручье, текущем там же, водились диковинные водяные пауки. И больше ничего.

Вернув зонды, Пехов поспешил поделиться информацией с Григорьевым.

Инженер только-только выбрался из недр разгонного блока. Вид у него был уставший и хмурый.

— Насколько я знаю предмет, таких планет не существует. — подытожил Пехов. — Буйство жизни растительной и невероятная скудость жизни животной. Какая-то странная… однобокость.

— Не могу ничего сказать, в этой сфере я полнейший профан. — Григорьев вытер перепачканные сажей руки и кивнул на вскрытый блок, вынося вердикт:

— Разгонному конец. Закоротило так, что погорела половина силовых цепей, добрая четверть контрольных и цепей управления. Проще собрать новый, чем восстановить этот.

— Значит сеть? — вздохнул Пехов. Григорьев развёл руками.

— Чаша сия нас не миновала. Ничего, с другими случались казусы похлеще. Мы будем разворачивать её в самых благоприятных условиях. Не работа, а загородная прогулка…

«В масках, защитных костюмах и бок о бок с неведомой стеной. Хороша прогулка», — подумал Пехов, но вслух ничего не сказал.

Разворачивание сети началось на следующий день. Правда, сначала её необходимо было вынести, по частям, свёрнутой в плотные увесистые рулоны. Это заняло немало времени и сил. Сначала работа шла споро и без задержек, но по мере того, как рядом с кораблём росла куча вынесенных частей, Пехова с Григорьевым начинало одолевать какое-то необъяснимое тревожное чувство. Словно то, что они делали, вызывало чьё-то недовольство, витающее пока в воздухе и грозящее перейти во что-то более конкретное. Они останавливались, то один, то другой, оглядываясь по сторонам, точно ища причину этих неприятных ощущений, недоумённо пожимали плечами и снова брались за работу.

Это продолжалось и тогда, когда они приступили ко второму этапу — непосредственному разворачиванию сегментов сети и их сборке. Всё такое же смутное, оно не давало им покоя даже ночью, всплывая в странных, наполненных безысходностью сновидениях. Приписывая происходящее ауре неизвестности, окружающей этот мир, космонавты трудились не покладая рук, собрав сеть за рекордно короткое время — три дня. Теперь следовало настроить её — «отформовать» и сфазировать её составляющие.

Пехов наблюдал за процессом, стоя снаружи, в то время как сидящий за пультом, в корабле, Григорьев подал на сеть напряжение. «Набухающая» энергией сеть чуть просела, распрямляясь и начиная заметно нагреваться. Самое сильное выделение тепла должно было произойти на внешнем радиусе, как раз в районе фокусирующих колец: по его количеству можно было точно определить, насколько идентичны в плане характеристик составляющие их части и какую энергоотдачу следует ожидать от каждой. Там уже дрожало марево, в котором неожиданно появились облачка сизого дыма. Трава начала тлеть, ещё мгновенье — и она вспыхнула.

— Сотая от номинальной, — сообщил по интеркому Григорьев.

— Разбаланс большой?

— Сущие пустяки. Выровняем за час.

— Отлично, — весело откликнулся Пехов. — Потом дадим ей остыть, проведём повторное тестирование и…

И осёкся.

Забыв, что хотел сказать, он нахмурился и, часто-часто моргая, закрутил головой, оглядывая горящую в полукилометре от него полосу.

За стеной дыма кто-то стоял. Пехов чувствовал его присутствие, но лихорадочно шарящий взгляд не находил ничего. Только вяло пляшущие языки пламени и поднимающиеся вверх клубы дыма. И, тем не менее, там что-то было.

Нечто или некто.

Молчаливый и неподвижный, он стоял среди дыма и плывущего в потоках горячего воздуха пепла, уперев в человека пристальный недобрый взгляд. Неприязнь, боль и не выразимое словами чувство, сродни желанию вытеснить из своей среды то. что причинило страдание, сквозило в этом жутковатом взгляде, от которого хотелось зарыться в землю, укрыться бетоном и стальными плитами. Он ощущался почти физически.

«Прочь, — читалось в нём, — Уходи. Прочь!»

Обливаясь холодным потом от внезапно нахлынувшего на него страха, Пехов начал пятиться к кораблю, подальше от облизываемых пламенем фокусирующих колец, а взгляд, неотступно преследовавший. продолжал что-то шептать ему. II этот немой шёпот, набирая мощь, перерастал в такой же немой крик.

«Прочь!» неслось из дыма.

«Прочь, прочь!..»

«ПРОЧЬ!»

Крик перешёл в вопль. Он словно материализовался во что-то упругое, выталкивающее человека с изуродованной им земли. Невидимый некто вырос ещё больше, окружая Пехова со всех сторон. Это было невыносимо.

«Уходи. Прочь!»

Упершись спиной в обшивку корабля, Пехов нащупал позади себя крышку люка и хотел было уже открыть её, как вдруг она открылась сама и наружу выглянула встревоженная физиономия Григорьева.

— Это ты?.. — он не договорил, вытаращив на колеблющуюся дымовую завесу глаза, и застыл в проёме люка нелепой, гротескной куклой. — Кто это?..

«Прочь!» — визжали тысячи израненных, истерзанных огнём жизней.

«Прочь!» — шептали корчащиеся в предсмертных муках.

«Прочь!» — в ужасе надрывались те. кого не коснулась смерть.

Хор беззвучных голосов креп и усиливался. К нему присоединялись всё новые и новые голоса, громоздя над двумя съёжившимися человеческими фигурками незримую, непроходимо-глухую стену чёрной враждебности…

Стену?

У Пехова подкосились нош.

Стена!

Не раздумывая более ни секунды, он нырнул в люк, свалив застрявшего там инженера, захлопнул крышку и метнулся к своему пилотскому месту, одним движением отстреливая питающие сеть фидеры и запуская антигравы.

Он почувствовал облегчение, только когда «Протуберанец» поднялся на полукилометровую высоту.

* * *
— Внушение, телепатический удар! И кто его нанёс — растения! Просто невероятно, — Григорьев покачал головой и посмотрел вниз. Там. на расстоянии четырёхсот километров, плыла поверхность безымянной планеты, зелёная от бескрайних степей и серая от воды. Прекрасная, но крайне чувствительная к любым «грубостям» планета. Планета-недотрога.

— Растение — такое же живое существо, и способно реагировать на проявление агрессии, — ответил Пехов. — Просто на этой планете такая своеобразная форма этой реакции. И потом, вероятно, мы имели дело не просто с травой или деревьями, а с частями чего-то большого… Поистине планетарных масштабов.

— Растительный организм величиной с планету?

— А почему бы и нет. Это может объяснить многое…

Григорьев кивнул:

— Осмысленность внушаемого, например.

— Я не думаю, что это растительное сверхсущество разумно, — ответил Пехов. — Просто его эманации так воспринял наш мозг. Реакция могла быть явлением чисто… рефлекторным, если тут применим этот термин. Хотя утверждать это не берусь.

— Оно агрессивно ко всему, что грозит его целостности, — проговорил Григорьев.

— И сила воздействия зависит от степени грозящей опасности, — подхватил Пехов. — Точно. Когда мы укладывали сеть, наше воздействие на биомассу было незначительным и ответная реакция — соответствующей. А когда началась настройка…

— Поэтому-то тут и нет никакой крупной живности, — заметил Григорьев. — Только такая, какая не вредит этой исполинской полуразумной лужайке. В противном случае она выдавила бы из себя всех и вся. Как сделала это с фэнками и с нами.

Он снова поглядел вниз.

— Вот тебе и перспективная планета.

— Придётся искать другую поверхность для сети, — сказал Пехов. — Благо есть ещё одна. В соседней звёздной системе есть планета, которая подойдёт для этого как нельзя лучше: голый каменный шар и никакой жизни. Только до неё почти световой год. Без разгонного блока плестись придётся долго.

Григорьев закивал, не отрывая взгляда от плывущей внизу планеты.

— Знаешь — неожиданно проговорил он. — там следовало бы установить табличку.

— Табличку? — Пехов непонимающе уставился на товарища. — Какую табличку?

— Запрещающую. Которая частенько попадается на глаза в наших городах и которая как нельзя лучше подошла бы к этой планете: «По газонам не ходить!» ТМ

Сергей Брэйн
МАШИНА ВОЗМЕЗДИЯ

11'2014

Нельзя войти дважды в одну и ту же реку

Гераклит
1
С художником нюансов не поспоришь.

Вы, безусловно, знаете, что в природе нет идеальных прямых линий. Но в вашей голове они точно должны быть под дулом-то пистолета. Вы, пожалуй, уверены, что и самоубийство человек может совершить только сам — по определению. Хм… посмотрим, посмотрим.

Для подобных мне самое унизительное не подвергнуться нападению, а не выйти из подобной коллизии с достоинством. Кроме того, я, конечно, ждал их — пиратов, желающих попасть в прошлое, спецслужб, мечтающих изменить будущее. Похоже, единственные люди, живущие в настоящем, — мы, хакеры времени.

Сидя за столом в гостиной с завязанными глазами, я пытаюсь воспроизвести положение киллера за моей спиной и понять, находится ли он точно напротив входа в квартиру. Любая стена может помешать моему замыслу.

Не сочтите меня педантом, но, в связи с моим хобби, все стены, пол и потолок у меня оклеены миллиметровкой. В моих опытах это изрядно сокращает расчёты. Да и, честно говоря, дисциплинирует. Так что, будь вы хоть поэт, послушайте же голос сердца, оклейте своё жилище мерилом порядка.

Из-под тряпки я вижу тень на полу от обеих ног моего мучителя, и, вдобавок, я прекрасно знаю, где расположена каждая лампа точечного освещения. Если бы этот варвар не подгонял меня резкими толчками дула в висок, я бы уже давно высчитал расположение его торса.

Тем не менее руки мои парят легко и грациозно над клавиатурой, изображая бессмысленный танец для этого невежи. Ведь и для безгласной интеллектуальной немощи вполне очевидно, что запустить машину времени — не дело одной секунды. Я всё затягиваю и затягиваю какие-либо значимые клавиатурные аккорды — и, наконец, я прихожу к результату: сейчас он стоит сантиметров на тридцать влево от нужного мне положения. Безумец, он думает, что контролирует вход. Знал бы он, что это вход контролирует его.

Я делаю вид, что неловко передвигаю редуктор влево, слегка подправляю стул — теперь, сделав шаг, этот олух стоит как надо. Мне даже становится неловко от его марионеточной предсказуемости.

И вот он момент славы. Я изобрёл то, что другие считают невероятным. Эту атаку, вообще-то, я планировал провести против своих нечистоплотных собратьев, использующих складки времени для устранения конкурентов, да всё не знал, как протестировать. А тут такая удача — лопоухий тестер с выездом на дом.

Я сосредоточился на воспоминаниях. Итак, звонок в дверь раздался ровно в полдень— раритетные часы отбили последний удар. Через восемь секунд я провернул ключ, но язык замка отошёл ещё только через полторы секунды. Через секунду этот варвар вышиб дверь и… да… наконец-то… ещё через две секунды он выстрелил. Итак, момент синхронизирован. Хронометраж ясен, осталось разобраться с осями. Киллер на полметра ближе меня к выходу. Редкий случай, когда мне приятно, что у кого-то косая сажень в плечах. Не промахнётся. Да и рука его мне довольно дорога — пуля не должна уйти в ствол от судороги. Так что, выставляю границу на минус полсекунды, то есть в двух-трёх сантиметрах от виска.

2
Работать с временем — просто ремесло. А вот балансировать на острие мгновения— тончайшее искусство. И подлинных мастеров, создающих шедевральные временные переходы, как и везде, единицы.

Время — линейно, так нас учат. И пока нас так учат — оно линейно. Хакеры, создающие временные петли, просто протаптывают дорогу из прошлого в будущее. Но вместе с ними изменяет свою хронологию и весь окрестный мир. Это и есть следствие линейности. Временное цунами в обход не пустишь.

Мой же трюк — назовём его синусоидальным преобразованием — позволяет мне остаться в настоящем. А это, Хронос свидетель, мне очень нужно. После того как я передвинул редуктор, киллер стоит надо мной в той же позе три минуты двадцать секунд, следовательно, я могу отползти в прошлое безнаказанно не более чем на минуту.

И вновь он подталкивает меня. Да пожалуйста — сам попросил. Я запускаю преобразователь. Обратный отсчёт, множитель набирает обороты, темпоральное давление на максимум, старт всех подсистем — активация синхрона длительности.

Словно вздох прокатывается временная волна: продольная, линейная — сквозь меня, я вступаю в реку времени, сначала однажды, мимолётная ткань мгновения облачает меня, мой невероятно тонкий расчёт срабатывает, меня отбрасывает секунд на пятнадцать назад, не больше вот это тайминг! — но теперь мой ход, ибо кто войдёт в реку времени дважды, если не я, — и я реверсирую преобразователь. Трансформация волны ширится, — и вот она, поперечная, синусоидальная, охватывает пистолет, сжимающую его руку, всё это до отвращения неумное тело; я вижу смещение киллера на три минуты обратно, — великолепно, он всё в той же позе, — волна бежит дальше за него, из гостиной в коридор, смещение семь минут, — я просто профи! — волна накатывается на дверной проём, четвертьчасовое смещение феноменальная точность дверь распахивается, неудачник из прошлого вступает в проём и стреляет, точно, как и стрелял пятнадцать минут назад, пуля лежит на идеальной прямой, на которую я так старательно помещал мост подопытного гунна. За моей спиной раздаётся вздох изумления, вот ведь не ожидал он такой формы самоубийства, с моего виска словно сдувает напряжённое дуло, и весь этот кусок необразованной бестолочи становится неинтересным воспоминанием, какой-то вялой историей, и его поглощает прошлое, прошлое, прошлое…ТМ

Виктор Лугинин
ТУРИСТ

12–13'2014

Челнок мягко опустился на землю, издав едва слышный свистящий звук. Антигравитационные двигатели работали не только идеально, но и почти бесшумно. Что не могло не радовать такого любителя комфорта, как мистер Гарри Венсон. Миллиардер во втором поколении, он унаследовал значительную долю акций компании «Астероиднайс». Более сорока лет добыча минералов на астероидах приносила невиданные дивиденды.

Мистер Венсон с удовольствием растянулся в мягком кресле салона управления. Всё здесь управлялось автоматически, челнок сам взлетал и совершал посадку. Чудо инженерной мысли, настолько идеально подходившее для полётов в атмосферу чужих планет.

— Отлично! — произнёс Гарри, отпивая из чашки свежезавареиный кофе. — Мокачино с двумя ложками сахара и с капелькой сливок. Какой аромат!

— Спасибо, мистер Венсон, — ответил мужской голос в наушнике, вставленном в ухо Гарри. — Мы старались, как могли. Всё ради вашего удовольствия!

— Ой, ну не так громко! — придирчиво заверещал миллиардер. — Понизьте тон! Я же оглохну…

— Простите, — тут же ответил голос. — Мы не знали, какой уровень громкости вам подойдёт. Сейчас же устраним эту неприятность.

Гарри фыркнул. В свои сорок лет он холостяк, с небольшим брюшком и редкими светлыми волосами. Имел в распоряжении десяток особняков по всему миру, три острова и около сотни бесценных автомобилей, ездивших ещё на бензине. Женщины его боготворили за состояние, но не за внешность, но это Гарри не смущало. Он мог получить любую женщину, лишь щёлкнув пальцами. Зато так и не смог заиметь наследника, кому передал бы свои миллиарды.

Послышался едва слышный треск в наушниках. И спустя несколько мгновений мужской голос сказал:

— Так лучше?

— Да, конечно, — протянул мистер Венсон. — Корабль уже сел на планету?

— О, да! — торжественным тоном отвечал собеседник. — Планету нашли недавно, мы только-только начали её изучение. Как раз подходит под то описание, что вы нам дали.

— Она так похожа на Землю? — недоверчиво спросил Гарри, отстёгивая ремни безопасности.

— Совпадение почти идеальное, — сказал голос, но в тоне чувствовались странные потки. — Наша Компания делает всё для клиентов. Не забывайте наш лозунг! Мы обладаем самыми лучшими и совершенными технологиями в области космонавтики.

— Только вот почему-то мне это обошлось в копеечку, — буркнул Гарри. — Ладно, и что теперь? Мне выходить?

— Конечно, же! Только не забывайте, что подписали контракт, в котором указано, что Компания не отвечает за возможные неудобства, вызванные пребыванием на этой планете!

Мистер Венсон собирался нажать на кнопку открытия дверей. Но тут же застыл на месте с протянутой рукой, будто прося милостыню у челнока.

— Вы сейчас на что намекаете? — спроси;! он. — Вы же подобрали для меня безопасную планету!

— Так оно и есть, — подтвердил голос. Но вы ведь хотели стать первым человеком, ступившим на землю чужой планеты. Мы это предоставили! Кроме разведывательных зондов, здесь никого не было. Вы — Пионер!

— Вы что-то недоговариваете, — промычал Гарри. — И вообще, как мне вас звать?

— Зовите меня Чарли, — ответил мужчина. — Я ваш куратор на время пребывания на планете 727.

— 727? — подняв брови, спросил мистер Венсон. — Что за цифры ещё такие?

— Так называем любые открытые нами планеты, — сказал Чарли. — В порядке возрастания, конечно. Так вы идёте или нет? Через несколько земных часов на планете наступит ночь!

— Полагаю, что название для неё я могу придумать сам? — спросил Гарри, осторожно прикасаясь к большой красной кнопке.

— Это одна из важнейших частей нашего контракта! — с удовольствием произнёс куратор.

Задние двери челнока с глухим звуком раздвинулись в стороны. Кабину залил яркий свет, словно кто-то подставил прожектор. Гарри прикрыл глаза рукой и глубоко вздохнул. Сейчас он совершит самое великое событие в жизни — станет первым в мире межзвёздным туристом.

— Маленький шаг для человека…

Миллиардер вышел из челнока, но не успел договорить фразу. Ноги буквально приросли к земле. Попытался поднять ногу, но та словно налилась свинцом. С большим усилием оторвал другую ногу от земли и сделал первый шаг на новой земле.

— Да что же это такое! — крикнул он, пытаясь снова поднять ногу. — Как будто мне в ботинки камней набили!

— Всё в порядке! — раздался голос в ухе Гарри. — Гравитация на 727 почти в полтора раза больше, чем на Земле. Уверяю, это временное неудобство! Спустя час ваш организм привыкнет к перегрузкам здесь.

— Да неужели? — Гарри сделал ещё шаг, чувствуя, как от усилий рубашка на спине промокает от пота. — Знаете, Чарли, я думал, что совершу прекрасную прогулку под чужим солнцем. А сейчас вряд ли смогу отойти даже на пять метров от челнока!

— Ничего страшного, главное — терпение! — рассмеялся куратор. — Скоро обвыкнетесь! А пока опишите мне ваши впечатления от увиденного!

Мистер Венсон покачал головой. И осмотрелся по сторонам.

Чёрный продолговатый корабль стоял сзади, блистая в лучах солнца. Сама планета выглядела на редкость знакомо — пустынный ландшафт на фоне безоблачного неба. Будто где-то в Аризоне здесь даже есть кактусы — длинные, колючие, но фиолетового оттенка. И ничего кроме песка, ни одного деревца. Похоже, что Гарри решили сильно наколоть.

— Это ещё что такое? — возмущённо спросил миллиардер. — Мы точно на другой планете? Или вы решили посадить меня возле Вегаса и тупо поржать у меня за спиной?

— Как вы можете такое говорить! — Чарли, казалось, был оскорблён. — Просто мы выбрали самое живописное по нашему мнению место на 727! Планета покрыта джунглями, а высаживать вас туда было бы нарушением пункта контракта. Мы всецело гарантируем вашу безопасность и комфорт!

— Да-да, я вижу! — буркнул мистер Венсои, пытаясь рассмотреть на горизонте хоть что-то, кроме песка. — А вот небо здесь мне нравится! Необычное… Гарри поднял взгляд вверх и с удовольствием наблюдал, как на зелёном небосклоне проплывает белое облачко. Спустя минуту дико закричал и закрыл глаза руками. В них словно кипятка залили, так они стали жечь.

— А!!! Как больно! Я ослеп!

— Вы не ослепли! — Голос куратора доносился до Гарри будто из ниоткуда. — Это лишь временный эффект от долгого воздействия спектра здешней звезды. Скоро зрение к вам вернётся… Но слова Чарли не слишком успокаивали. Гарри упал на колени, продолжая сжимать пальцами опухшие глаза. Боль начала проходить, зато возвращалось чувство, будто тело прибили к земле гвоздями.

— Да вы издеваетесь надо мной! — закричал мистер Венсои. — Вы заманили меня на планету, чтобы убить! Да я вас засужу…

— Перестаньте! — оборвал Чарли. — Что вы ноете! Сами захотели побывать там, куда ещё не ступала йога человека! Вы можете гордиться собой…

— Да ну вас на хрен! — выругался Гарри, отрывая руки от лица. — Я улетаю отсюда!

— И вы просто так уйдёте? — с издёвкой осведомился голос куратора.

— После всего того, что вы пережили, едва вступив на планету? Сбежите, поджав хвост? Учтите, сэр! Мы не вернём ваши деньги, это учтено в пункте 34 договора…

— Хорошо, хорошо! — раздражённо крикнул Гарри. — Я останусь! Миллиардер с трудом разлепил веки. И с облегчением обозрел всё ту же пустыню. Зрение вернулось так же быстро, как и пропало. Только в глазах щипало, будто от шампуня.

— А мы продолжаем экскурсию на 727! — восторженно воскликнул Чарли в наушнике. — Как вы уже видели, звезда этой планеты в несколько раз больше нашего солнца. Но это ещё не всё… Она излучает потоки гамма-радиации, а так как атмосфера планеты не имеет озонового слоя, как на Земле…

— Что?! — взревел ошарашенный мистер Венсон. — Радиация?!

— Да, сэр, — ответил куратор. — Но вам ничего не грозит… Ваш организм получает умеренную дозу излучения, которая лишь спустя несколько часов станет смертельной!

— Да чтоб вас! — сплюнул обозлённый миллиардер. — И это, по-вашему, безопасно? И где здесь романтика?

— В том, что, несмотря на все меры безопасности, — вы всё равно рискуете, — проговорил Чарли. — Но риск минимальный! И поэтому вы должны считать себя таким же первооткрывателем сейчас, как Магеллан!

— О, да! Я просто в экстазе! — проворчал Гарри. — А это, что у нас тут? Кактусы?

Миллиардер кое-как подтащил ноги к первому попавшемуся растению. С метр высотой, три крупных ветви росли вверх из толстого ствола. Фиолетовое, покрытое сетью маленьких и острых иголок. Чужая форма жизни.

— Ух ты! — Гарри с улыбкой поднял руку над ветвями кактуса. — Жаль, не взял камеры с собой…

В тот же миг растение ожило. Ветви вздрогнули, и десятки иголок взлетели в воздух.

— Ах ты, чёрт! — крикнул мистер Венсон, руку которого утыкали иголки. — Я не чувствую её! Что со мной такое!

— Спокойствие! — произнёс куратор. — Защитный механизм. Оно не убьёт вас! Яд растения только парализует руку на полчаса, не больше.

Гарри покачнулся и упал бы, если бы не сила тяготения этой планеты. Ноги держали его крепко.

— Какие сюрпризы ещё вы от меня утаили? — безнадёжным голосом осведомился он, пытаясь вытащить из парализованной руки иглы.

— Никаких! — твёрдо отвечал Чарли.

— Вы же знаете, наша Компания гарантирует…

Гарри внезапно захохотал. Не мог сдержать смеха, распиравшего изнутри. Вся ситуация, все слова куратора показались настолько идиотскими и комичными, что это привело его в недюжинное веселье.

— О, как жаль! — пролепетал Чарли.

— Вы почувствовали первые признаки гипоксии. В атмосфере 727 содержится на пятьдесят процентов меньше азота и кислорода, чем на Земле, поэтому человек не сможет долго продержаться здесь без скафандра.

— Сволочь! — закричал миллиардер, пытаясь унять смех. — Вы это специально сделали!

Чарли молчал. Мистеру Венсону не оставалось ничего другого, как развернуться и пойти назад к челноку.

Шаги давались легче, наверное, тело уже привыкло к силе тяжести. До корабля оставался всего лишь метр, как Гарри перестал хохотать. Внутри у него будто вскипело что-то. Он остановился и упал на колени. В желудке словно поместили клубок змей. Мужчина закричал, и его вырвало на горячий песок.

— Бактерии планеты представляют реальную угрозу безопасности, — лениво протянул Чарли. — Простите, сэр, но нам придётся отослать челнок обратно на корабль. Мы не можем занести неизвестный вирус сюда, вы же понимаете! Гарри чувствовал сильнейший жар, его начало лихорадить. С трудом стянул с себя одежду и с ужасом рассмотрел на теле неизвестную красную сыпь. Похоже, что он серьёзно влип.

Челнок задрожал, раздалось едва слышное гудение двигателей. Корабль взмыл в воздух, и тёмный силуэт мгновенно исчез в зелёном небе.

Но Гарри было на это наплевать. Даже оставайся корабль здесь, он не смог бы добраться до него. Он лежал на песке и вздрагивал, тело горело изнутри, а воздух с трудом проходил в лёгкие.

— Ублюдки! — прошептал он, чувствуя, как тёплый ручеёк крови выливается из уголка рта.

— Нет, мистер Венсон, — осадил Гарри куратор. — Мы всего лишь выполняли контракт. Хотели стать пионером нового мира — вы им стали! Ваше имя будут помнить, а в учебниках истории дети…

— Да пошли вы! — закричал миллиардер и закашлялся.

Мужчина с трудом оторвал голову от земли и попытался последний раз кинуть взгляд на чужую планету. Впереди, в сотне метров на песчаной дюне показались несколько фигур людей. Неужели спасатели? Или это просто мираж?

Гарри попытался крикнуть что-то, но уже не смог. Язык не слушался, а в голову будто залили несколько литров хлорки. Всё расплывалось перед глазами.

Из последних сил мистер Венсон приподнялся на локтях, откуда начала слезать кожа. И увидел такое, отчего волосы стали дыбом.

Трое мохнатых человекоподобных существ спускались с дюны. В руках у каждого виднелась большая дубина. Они угрожающе размахивали ими, при этом издавая нечленораздельные и визжащие звуки.

— Хочу вас обрадовать, — с ликованием возвестил Чарли. — Вы сейчас встретитесь с самой высокоразвитой цивилизацией этой планеты! Но жаль — они терпеть не могут чужаков! И съедают их, если поймают в свои загребущие лапы! Гарри застонал и прошептал:

— Пандора!

— А вот и название для планеты, — сказал куратор. — Благодарим! Наша Компания в неоплатном долгу перед вами… Деньги, что вы щедро пожертвовали, — пойдут на освоение новых планет нашей галактики. Не волнуйтесь, ни один цент не уйдёт зря!

Но Гарри Венсон этого так и не услышал. Он отключился, не подозревая, что трое самых высокоразвитых существ Пандоры окружили его и стали отплясывать. Празднуя удачную охоту… ТМ

Павел Колпачников
ПЛАНЕТА СЕМИ ФАЗ

12–13'2014

В начале был вопрос:

— Как зовут тебя?

И сказал человек:

— Моя фамилия Вэй. Можешь звать меня так. Ну а ты?

Голос незнакомца звучит тихо, но я вижу, как вздымается его грудь при каждом вздохе. Слегка опасаясь, я все же снимаю шлем.

— А я — Хейл. Давно ты здесь?

— Не то, чтобы очень. Пару сезонов.

Я смотрю на мужчину перед собой.

Он обернут в какое-то светлое полотно, из-под которого виднеются ноги в сандалиях. На лице — борода, волосы касаются плеч. Упитанный, я бы даже сказал — толстоват. В общем, странный тип.

— Это ведь одна из заброшенных планет? — спрашиваю я, — Неудачная семифазовая?

Вэй усмехается.

— Заброшенная? Да. Неудачная? Вряд ли.

Я оценивающе осматриваю всё вокруг. Сплошная пустота. За то время, что я здесь уже пробыл, мною не было обнаружено никаких признаков разумной жизни. Я уже бывал в пустынях, но эта выглядела безжизненней, чем все остальные вместе взятые. После затянувшегося молчания я, наконец, выдавливаю из себя:

— Разве так бывает?

— Ещё как! — говорит Вэй с ухмылкой.

— Я покажу тебе.

Если верить навигатору в моём корабле, я приземлился в секторе Е3. Я не особо следил за показаниями — когда ваш корабль разваливается на части, мысли совсем не об этом. Кажется, на панели мигала иконка с какой-то планетой, но я не успел запомнить. А теперь уже и не проверить.

— Как ты здесь оказался? — спрашивает Вэй.

Я хмурюсь, вспоминая произошедшее.

— Летел по поручению. Врезался во что-то неподалеку отсюда и кое-как приземлился. Корабль всмятку. Чудом жив остался.

Вэй лишь кивает головой. Я продолжаю:

— Подумал сначала, что планета пустынная. Не сообразил, что могу дышать и без шлема.

Вэй все так же молчит. Мы идём вдоль массивной скалы, и как только становится виден просвет, он взмахивает руками и поворачивается ко мне лицом.

— Гляди, — громогласно произносит мой спутник, — это всё моё!

Только через пару мгновений я замечаю, что позади него раскинулось большое поселение. Bэй широко улыбается, а за его плечами, словно насекомые, копошатся сотни людей. Они бегают из стороны в сторону, что-то строят, о чём-то разговаривают: всё происходит будто в быстрой перемотке.

Сперва я не могу выдавить из себя ни слова. Вэй, уставившись на меня, ждёт реакции, но я лишь хлопаю глазами.

— Где же остальные Создатели? И научная группа?

Вэй в миг становится серьёзным.

— Я тут хозяин, Создатель жизни… И нет здесь других Создателей, кроме меня.

Я начинаю соображать. Исходя из того, что я знаю, семифазовыми планетами (а это, похоже, была именно такая), как правило, управляет целая армия учёных и исследователей. За семь этапов они создают жизнь на ранее пустовавшей планете, а затем, приглядывая за всем из своего центра, дают новому миру развиваться самостоятельно. Так была создана не одна цивилизация (в том числе и моя).

Никаких секретов в этом нет, жизнь на планетах зарождают пошагово. Другое дело, что я в этом не слишком-то разбираюсь, но принцип мне известен. Естественно, изначально подбирается подходящая планета. Все условия должны подходить для «заселения». На подготовительной, первой фазе воздушное пространство расчищается от газов и мыли, чтобы свет солнца мог проникать на поверхность земли. Кроме того, подправляется траектория планеты для наиболее благоприятного суточного режима. Ну а далее начинается все «волшебство». На второй фазе планету заливают водой, ну а все возвышения становятся сушей. На третьей фазе сушу исправляют до необходимой формы, формируются континенты и океаны, и на планете создаётся атмосфера. Для ускорения процесса землю засаживают растениями. На четвёртой фазе в атмосфере образуется слой, защищающий планету от пагубного влияния солнца, а на орбиту запускается шарообразный спутник. К пятой фазе на планете начинают появляться различные живые организмы, на шестой — они уже куда более продвинутые (как раз-таки на данном этане и появляются разумные существа). Ну и седьмая, заключительная, фаза, по сути, является адаптационным периодом, и вмешательства Создателей жизни уже не требуется.

Вэй кладет руку мне на плечо и слегка качает головой.

— Я вижу, у тебя возникло много вопросов. Давай-ка пройдёмся.

Я молча соглашаюсь, и мы идём дальше.

— Ты наверняка слышал, что не все планеты, на которые планируется занести жизнь, в итоге становятся заселёнными, — начинает Вэй. — Есть разные причины для отмены плана: выявление неожиданного неблагоприятного фактора, ошибки в расчётах, отмена финансирования. В моём случае был последний вариант. Зарождение жизни отменили уже после того, как процесс был запущен. Видимо, не хватило денег для поддержания жизни на этой планете и дальнейших исследований. Поэтому её просто-напросто бросили, оставив всё как есть. Команда улетела, а я, по нелепой случайности, не успел на корабль. Связь еще не была налажена, спасательных капсул не осталось, и я оказался здесь совсем один.

Вэй замолчал, будто вспоминая те времена, но затем продолжил:

— Время шло, но за мной так и не прилетали. Зато новая цивилизация зарождалась с невероятной быстротой. Жизнь здешних людей гораздо короче нашей, зато скорость развития во много раз больше. У них уже есть свой, примитивный, язык, и зачатки государственности. Я же стал для них мудрым покровителем во всех их делах и начинаниях. Я, правда, ещё не разобрался с их языком, поэтому приходится общаться только телепатически.

Я слушал как заворожённый. История была просто невероятной. Я захотел что-то спросить, но моё внимание отвлекла фигура, пролетающая над нами в небе.

— Кто это? — машинально спрашиваю я.

— Ты про того летающего незнакомца над твоей головой? — Вэй смеется, — Один из моих помощников. Андроид класса «А». Бесполый. Без них как без рук. Единственные собеседники, что оставила мне команда.

Ненадолго в воздухе повисло молчание. Я обдумывал услышанное, Вэй же терпеливо ждал.

— У меня нет слов, — честно признаюсь я.

— Охотно верю.

Bэй рассказал мне ещё пару подробностей, а затем махнул рукой в сторону вершины скалы.

— Моя база там. Я думаю, тебе не помешает отдых.

Когда мы добрались до места, я увидел перед собой высокотехнологичную лабораторию, скрытую за огромными каменными плитами. Я уже видел подобные, но именно сейчас я почему-то почувствовал необъяснимый трепет.

— Я подойду через пару минут, — бросил Boii. — Переоденусь в нормальную одежду.

Увидев мой вопросительный взгляд, он добавил:

— В этой я общаюсь с местными жителями. Всё гораздо проще, когда я выгляжу как они.

Пока Вэя не было, я огляделся по сторонам, побродил вдоль стен и краем глаза заметил на одном из столов что-то похожее на бортовой журнал. Не задумываясь о последствиях, я нажал на кнопку. С характерным звуком включилось голографическое изображение. Я увидел перед собой мужчину средних лет. Он смотрел прямо мне в глаза и говорил:

— Создание жизни протекает стабильно. Мы приближаемся к заключительной фазе. Что касается сотрудников, в первую очередь я выделил бы нашего новичка, Яо, который проявляет небывалый энтузиазм. Если так пойдет и дальше, думаю, я подниму вопрос о его повышении. Кстати, вот и он.

Изображение мужчины оборачивается, и на его лице вдруг появляется гримаса ужаса.

— Яо, что это значит?

С каким-то глухим звуком запись прерывается.

— Гляжу, ты нашёл журнал главного Создателя, — произносит Вэй из-за спины, и я вздрагиваю.

Резко обернувшись, я замечаю в его руке какое-то оружие. Похоже на расщепитель. Меня бросает в жар. На автомате я начинаю пятиться назад.

— Тебе здесь не место.

На Вэе светлый комбинезон. На его груди написано «Яо Вэй».

— Это моя планета, ясно? Я здесь главный.

Я продолжаю пятиться. Вэй запускает руку в свои волосы и нервно хохочет.

— А я ведь ждал, что кто-то прилетит. Ждал всё это время. Конечно, я регулярно посылал письменные отчёты в головной центр, но всё-таки меня могли заподозрить. Но ты… ты же просто случайный человек. Судьба жестока, правда?

Хохот становится всё громче.

— Хотя я по глазам вижу, что ты тоже хочешь власти. Я всё вижу! Этот блеск, когда ты увидел моих подопечных, — он мне знаком.

— Нет же… — пытаюсь вклиниться я.

— Так я и поверил. Все этого хотят! Нет ничего лучше безграничной власти! Эти болваны внизу делают всё, что я захочу. Скажу им, убивайте — будут убивать. Скажу, несите мне дань — принесут. Какой бы бред не пришёл мне в голову, они сделают всё, даже не задавая вопросов! — Вэй вновь взрывается приступом хохота. — И знаешь почему? Знаешь? Да потому что они меня боятся. Они боятся, что если сделают что-то не так, го я их тут же покараю. А ещё им нужен тот, кто решит все их проблемы. Ведь так не нужно думать самому. Просто попроси, и дело сделано. Дегенераты, разве нет?

Я стараюсь отойти подальше, но Вэй не спускает с меня глаз. Неожиданно он становится серьёзным.

— Но я люблю их, — он замолкает. Затем, о чём-то задумавшись, вновь произносит, — Да, люблю. Все они мои дети. Я просто их воспитываю. Они должны страдать, чтобы научиться жизни. Иначе — никак. Но я нуждаюсь в них так же, как и они во мне. Да и что бы я без них делал? Здесь я не одинок. Вэй, смотрит куда-то в сторону. На его глазах слезы. Я вдруг понимаю, что прямо сейчас мне нужно действовать. Не мешкая ни секунды, я рывком преодолеваю несколько метров. Вой поднимает руку, но я тут же кидаюсь на него, выбивая оружие. Он начинает корчиться и хрипеть. Стиснув зубы, я пытаюсь оттолкнуть своего противника, но тот мёртвой хваткой держится за мои руки. В его глазах ужас и невероятная ярость человека, который готов сделать всё, лишь бы не потерять самое ценное, что у него есть. Нас кидает из стороны в сторону, и сильным толчком Вэй выбивает меня из помещения. Мы боремся на вершине, у самого обрыва, и не успеваю я даже о чём-то подумать, как камни под моими ногами начинают обваливаться, и я лечу вниз.

Последнее, что я вижу — это сумасшедшая улыбка Яо. А в ней и все беды, свалившиеся на эту проклятую планету. ТМ

Андрей Анисимов
МУСОРЩИКИ

12–13'2014

Представитель компании «Бирн» Зденек Пиша оказался невысоким толстяком, с добродушным, таким же круглым, как и он сам, лицом, с которого, наверное, никогда не сходила улыбка. Вернув протянутую для рукопожатия руку, ои, всё так же улыбаясь, уселся в предложенное кресло, поставив на колени пухлый, под стать своему хозяину, портфель. Весь вид его излучал доброжелательность и довольство. Восседающий по другую сторону стола Координатор Французского района Европейской зоны Пер Дюваль, полная противоположность посетителю, сложил на столешнице руки и поинтересовался:

— Итак, чем могу быть полезен?

Зденек Пиша улыбнулся ещё шире.

— У меня к вам, господин Координатор, не совсем обычное предложение, но предложение серьёзное и сулящее немалые выгоды обеим сторонам. Мы хотим предложить вам помощь в утилизации производственных и бытовых отходов. Причём весь процесс избавления от отходов потребует минимального вмешательства с вашей стороны, и, более того, — улыбка стала ещё чуть-чуть шире, — мы готовы платить за право пользоваться ими… Таким образом, мы будем не только собирать… э-э-э… мусор, но и транспортировать его, избавив вас от всяких, связанных с ним проблем. Это позволит вам сэкономить — и даже заработать! — массу средств, освободить огромное количество занятых в процессе утилизации людей и единиц техники, не говоря уже об освободившихся территориях…

— Территориях? — не понял Координатор.

— Я имел в виду свалки, — пояснил представитель.

— Гм, действительно, необычное предложение, — проговорил Координатор задумчиво. — Насколько я знаю, сфера деятельности «Бирн» — транспорт и строительство в космосе. Почему вас так заинтересовали отходы?

— Это коммерческая тайна, — ответил представитель, одаривая Координатора улыбками.

Координатор снова задумчиво хмыкнул:

— Гм. Вообще-то отходы — это одна из отраслей экономики, ведь они — источник ценного сырья…

— Только треть их, — поспешил вставить Зденек Пиша. — На переработку идёт только одна треть… э-э-э… производимых населением и промышленностью отходов, да и то она является, по большей степени, нерентабельным, убыточным производством. За утилизацию их берутся только под нажимом Экологической Полиции и но необходимости. Вкладываются огромные деньги, чтобы хоть как-то уменьшить количество мусора, которого, кстати, становится всё больше и больше. Остальные две трети просто-напросто выбрасываются. Или уничтожаются частично, что также не самый лучший выход. Снова расходы, расходы и ещёраз расходы. Мусоросжигательные заводы, энергия и всё такое прочее. Большая же часть «оседает» на свалках, занимающих огромные площади, которые могли бы использоваться под строительство жилых комплексов или под оранжереи. Представляете, если эти заваленные гниющими отходами земли будут освобождены?

— Кое в чём вы правы, но нарисованная вами картина, господин Пиша, слишком мрачна. На самом деле, не всё так безнадёжно, как вы утверждаете, — заметил Координатор.

Меры принимаются, и меры достаточно радикальные. В вверенном мне районе, например, уже имеются два рельсотрона для выброса мусора за пределы солнечной системы и строятся ещё два.

— Ещё одна статья расходов, — отпарировал представитель «Бирна».

Вы прекрасно знаете, во что обходится выброс каждого килограмма отходов. Особенно если учесть ещё и их первоначальную обработку, чтобы сделать менее объёмными. И потом пропускная способность рельсотронов так мала…

— Кроме того, имеются генераторы биогаза, мусороконвертеры…

— То же самое. Не более чем отчаянные попытки справиться с, не побоюсь этого слова, мусорным наводнением. Себестоимость производимого ими сырья выше, чем при добыче его традиционными методами. Это не путь решения проблемы.

— И, тем не менее, они работают. Так что ситуация под контролем.

— Это не совсем соответствует истинному положению дел, — мягко заметил посетитель. — Не стоит заниматься самообманом. Если глядеть правде в глаза, следует честно признать, что человечество проигрывает битву с мусором.

— А вы, стало быть, предлагаете нам этакую панацею от всех экологических бед? — в голосе Координатора сквозила откровенная ирония.

— Если вам угодно, можно назвать и так. Вернее, от тех, которые связаны с твёрдыми отходами. Поверьте, мы сможем сделать это.

Координатор помолчал, поводя бровями.

— Это не так просто, как вам кажется, господин Пиша, — проговорил он, наконец. — Требуется созыв Совета. Кроме того, в стадии разработки и реализации находятся несколько интересных проектов того же направления, в которые вложены немалые средства. Остановить это одним движением руки, сами понимаете, просто невозможно.

— Мы не ждём быстрого решения вопроса, — представитель расстегнул свой портфель, выудив из него сшитую пачку листов. — Здесь все необходимые материалы, касающиеся нашего предложения. Смею вас заверить, там есть немало интересного…

Зденек Пиша не спеша закрыл портфель и поднялся.

— Не смею более отнимать ваше время, — сказал он, даря на прощание очередную улыбку. — Всего хорошего, господин Координатор!

* * *
Виктор Бирн, собственной персоной, стоял в отсеке управления и контроля, прилепившегося на внешней кромке огромного кольца обменника, наблюдая, как разгружаются балкеры, выбрасывающие из трюмов целые рои мусорных брикетов.

Связанные друг с другом тонкими прочными леерами, они зависали над обменником бесформенными облаками, над которыми вовсю трудились маленькие юркие такелажные автоматы. Они стягивали эти облака в один большой ком, прицепляя к нему всё новые и новые партии сброшенного мусора. Когда ком вырос до размеров футбольного поля, работы прекратились. Сменяя балкеры и такелажников, к нему «пристыковался» мощный тягач, упёршись в его бугристую поверхность фиксирующими лапами-захватами.

— Всё готово, — доложил оператор. Бирн коротко кивнул:

— Пускайте.

Оператор включил питание основных узлов обменника, и бездонная звёздная чернота внутри его кольца пропала, уступив место блестящей, как ртуть, совершенно ровной поверхности. Получив «добро», тягач толкнул удерживаемую массу одним коротким, но сильным импульсом и немедленно ретировался. «Ртутное» зеркало вздрогнуло, принимая в себя ком, и, продолжая мелко-мелко рябить, полностью поглотило его. Его поверхность ещё не успела успокоиться, как откуда-то из «Зазеркалья» начало выскакивать что-то тёмное: комья и целые россыпи чего-то, по большей части бесформенного, как куски шлака.

Над кольцом тут же снова появились такелажники, растягивая объёмистые «карманы» улавливателей.

— Как улов? — нетерпеливо поинтересовался Бирн.

Оператор передал запрос рабочей группе, и внутрь извергающейся из кольца тёмной лавины нырнул зонд. Через несколько мгновений на рабочую панель начали поступать первые результаты анализов.

— Молибден, кобальт, — принялся зачитывать оператор, — иридий, тантал, тербий…

— Великолепно, — расцвёл Бирн. — Просто великолепно. Ваш обменник, доктор Францевич, просто чудо! Настоящий рог изобилия.

Стоящий рядом учёный скромно поклонился.

— Объедки в обмен на золото, пластиковая посуда — на индий, ржавое железо и битое стекло — на полоний. Забрасываем туда разный хлам и получаем…

— Такой же хлам, — закончил за него Францевич. — Это обменник. Название говорит само за себя. Мы загружаем в него отходы, и они выталкивают из сопредельности такие же отходы, но отходы по меркам той, параллельной, вселенной. Одно заменяется другим, равным по статусу. Так сохраняется равновесие.

— Не представляю себе вселенную, где в качестве мусора выступает уран или, скажем, алмазы.

— Я тоже, — признался учёный. — Она чужда нам, так же как наша вселенная непостижима для тех, кто живёт в той, другой. Однако, несмотря на все различия, обе они состоят из одних и тех же элементов, только в других соотношениях.

— А вы уверены, что они существуют? Я имею в виду, обитатели той вселенной.

— Мусор не появляется сам по себе. Бирн улыбнулся.

— Ну, разумеется.

Тёмный поток извергался ещё несколько минут, после чего начал иссякать. «Карманы» улавливателей к этому времени были уже полны. Предварительный подсчёт показал, что масса «улова» равна массе сброшенного в обменник кома. Всё как обычно.

— Ну что ж… — проговорил Бирн, получив эту информацию, — коли запасы мусора у тамошних обитателей очень значительные, следует увеличить… мусорооборот. Бизнес надо расширять!

* * *
Глава Экологического Департамента колоний Марса Уильям Эйди уселся в своё рабочее кресло, глядя, как напротив него в кресло для посетителей усаживается пухлый представитель фирмы «Бирн». Поставив на колени такой же раздутый, как и его хозяин, портфель, представитель одарил чиновника одной из своих бесчисленных улыбок.

— Я к вам с не совсем обычным предложением, — начал он, продолжая улыбаться, — Видите ли в чём дело, меня интересует мусор… ТМ

Андрей Анисимов
ЗЕМЛЕДЕЛИЕ НА ДЕМЕТРЕ

14–15'2014

Янин старательно потряс заключённые к коробочку из ладоней кости и выбросил их на стол. Два розовых кубика весело застучали по неровной столешнице самодельного, грубо сколоченного стола и замерли, повернув к потолку испещрённые чёрными точками поверхности. Увидев, что выпало, Янин облегчённо вздохнул. Шесть и пять. Одиннадцать. Хороший бросок, похвалил себя Янин и пододвинул кости корненогу.

— Давай, твой черёд.

Корненог сгрёб кости ловким движением одного из своих листьев-ладоней и почти сразу же выбросил их обратно на стол. Кубики подпрыгнули, станцевав под кастаньетный звук пару лихих вертлявых па, и остановились прямо перед Яниным, нагло глядя на него двумя шестёрками.

— Вот чёрт, — ругнулся Янин, азартно схватил кости и сделал свой ход.

Девять.

У корненога, естественно, выпало десять.

Два последующих броска принесли Янину семь и снова одиннадцать. Корненог спокойно взял верх восемью и двенадцатью очками. Очередной круг игры прошёл с тем же результатом: Восемь у Янина, девять у корненога.

— Как тебе это удаётся?

Корненог повернул к человеку весь пучок зрительных волокон и взмахнул листьями.

— Ты же сам сказал: необходимо, чтобы выпадало больше, чем у соперника, — проговорил он глухим голосом, идущим откуда-то из глубин его толстого стебля.

— Вот я и выбрасываю больше…

— Я не про то. Как тебе удаётся выбросить ровно столько, сколько нужно?

— Я хочу, чтобы было больше, так и получается. Очень просто.

— Ага, просто. — буркнул Янин. — Я тоже хочу, только у меня ни черта не получается.

— Наверное, ты недостаточно сильно хочешь этого.

— Ну да, — вздохнул Янин.

Корненог собрал кости и потряс их в своём широком, как лопата, листе:

— Сыграем ещё?

— Что-то не хочется. — Янин поднялся из-за стола и шагнул к двери. — Пойду лучше, посмотрю, что в огороде.

— Там то, что ты посадил. Как обычно.

— Я хотел сказать: вдруг выросло что-нибудь новенькое. Например лаквея. — Янин толкнул тяжеленную, безбожно скрипящую дверь и вышел наружу, слыша за спиной стук костей. Закрыв дверь за собой, он остановился на пороге своего жилища и огляделся.

Вокруг сплошной стеной стояли вечно шепчущие и шевелящиеся заросли, от разнообразия форм и расцветок которых рябило в глазах. Хижина Янина стояла на довольно обширной поляне, и, помимо её самой, на поляне были ещё два заслуживающих внимания объекта: остатки его жилого модуля и огород. Жилой модуль прослужил ему всего ничего, как и большинство построек, сооружённых на Деметре из инородных ей материалов. С первых же часов их появления местная флора начинала упорно «грызть» собранные или привезённые конструкции, превращая их в итоге в труху в независимости от того, что это — металл или пластик. У местных форм растительности было какое-то патологическое неприятие всего чуждого, и она с настойчивостью маньяка истачивала всё подряд, начиная от взлётных площадок и кончая всевозможными механизмами, пропуская только разную мелочь, которую можно было унести в руках. По этой самой причине на планете до сих пор не было ни единого крупного поселения, а сообщение с прилетающими кораблями осуществлялось исключительно орбитальными челноками, неприхотливыми к характеру? поверхности, на которую они садились. Тем не менее жилыми модулями снабжали каждого добровольца; раньше, надеясь, что какому-нибудь да повезёт, сейчас же — для того, чтобы тот успел построить себе жильё из здешних деревьев. На такие расходы шли сознательно, так как в случае, если кому-нибудь да и удастся научиться выращивать лаквею искусственно, все затраты окупились бы с лихвой. Лаквея славилась своим соком, из которого производили вещество, многократно повышающее защитные и регенеративные способности человеческого организма. Всего нескольких граммов было достаточно, чтобы «естественным» путём побороть рак, или, скажем, отрастить ампутированный палец. Иначе говоря, это была та самая долгожданная панацея от всех бед и болезней. Только собирать лаквею приходилось в джунглях Деметры, и встречалась она крайне редко. Естественно, при таком положении дел её пытались «одомашнить». Именно поэтому у каждого, кто брался за это, был собственный огород.

Огород у Янина был площадью с гектар. и по пестроте произрастающей на нём растительности мало чем уступал окружающим его зарослям. Часть его. относящаяся к первым посадкам, была чётко распланирована, снабжена табличками и пронумерована, остальная, большая, являла собой уже откровенно хаотичные насаждения. Весь участок был ограждён поржавевшей проволокой, на которой с комфортом расположился вьюн-клещ — результат одной из бесчисленных янинских проб.

Стараясь держаться подальше от вьюна, Янин оглядел своё хозяйство, втайне надеясь, что увидит вожделенные кусты с красноватыми резными листьями. Увы, посаженные им накануне семена взошли, но взошли почему-то пузатыми «помидорами», а не лаквеей. Впрочем, как обычно.

— Растёте? — поинтересовался у «помидоров» Янин.

— Растём, — грубовато ответил ближайший из них. — А что ещё остаётся, если ты нас тут посадил?

— Я вас не сажал, — отпарировал Янин. — На кой ляд вы мне сдались? Мне нужна лаквея, а не «помидоры».

— Если тебе нужна лаквея, так сажал бы лаквею.

— Чёрт тебя дери! — взорвался Янин. — Я и сажал семена лаквеи. А выросли вы. Умник…

— Если б ты сажал лаквею, то получил бы лаквею, а то… — «помидор» осёкся на полуслове и взвизгнул. — Эй, куда лезешь!

Через заграждение пролез тупоносый росток бодальщика, ища, видимо, почву побогаче и бесцеремонно расталкивая остальных обитателей участка, за что и получил своё название. В огороде сразу загомонили, выпихивая наглого гостя.

Махнув на всё рукой, Янин вернулся к хижине и уселся на солнцепёке, слушая вполуха доносящееся с огорода переругивание.

Неудача с последней посадкой была уже не то тысячной, не то двухтысячной на его счету, и миллионной, если брать в счёт все, которые когда-либо производились на Деметре. Поначалу всё казалось легко и просто: возьми семя, посади его в почву, нолей (а можешь и не поливать, влаги и так хватает) и жди ростка. На практике всё оказалось куда сложнее. Зёрна с таким трудом найденных кустов лаквеи упорно не хотели прорастать растениям и, подобными родительскому. Из них появлялось всё, что угодно, но только не лаквея. С семенами других растений, кстати, происходила та же чертовщина. Это противоречило здравому смыслу и тому, что люди уже знали о жизни и наследственности, но на Деметре, видимо, властвовали другие законы. Похоже, каждое зерно, каждое семя и спора носило в себе информацию о всех растениях, которые росли на этой сумасшедшей планете, после чего какой-то неизвестный фактор влиял на то, что, в конечном итоге, должно из него вырасти. Либо трансформации происходили уже в почве, каким-то образом меняя генотип с того, что был получен от родительского растения, на какой-то другой. В любом случае из семян лаквеи человеку почти ни разу не удалось получить именно лаквею.

Опыты, начатые учёными, продолжили хлынувшие на Деметру толпы искателей удачи. Этот шаг был прямым следствием отчаяния разгадать данный всепланетарный ребус, в надежде на то, что у кого-нибудь что-нибудь да получится. В случае успеха гарантировались солидные премиальные. Вот почему он, Владимир Янин, сидит сейчас в десятках световых лет от родного дома, рядом со своей халупой, дуется в кости с корненогом и устраивает ежедневные перебранки с «помидорами», рыбохвостами, волосатыми «дынями» и прочими плодами его неудавшихся экспериментов. Это стало обыденностью его жизни здесь. Он давно уже перестал удивляться тому, что многие местные растения имеют своеобразный, совершенно непостижимый для людей разум, двигаются и умеют говорить, одолев когда-то, давным-давно, человеческий язык и передавая эту способность своему потомству на генном уровне. И тому, что в его доме живёт одно из них, которое однажды просто проросло через его пол, как горошина из сказки, и сказало:

— Привет.

Как и нескончаемая, бесплодная погоня за удачей, зиждущаяся теперь на одном упрямстве.

Погревшись на солнышке, Янин вернулся в хижину.

Корненог продолжал стучать костями, бросая их то одним листом, то другим. Увидев входящего Янина, он оставил это занятие и поинтересовался:

— Как огород?

— Та же история. Янин уселся за стол и хмуро уставился в противоположный угол. — Сажаю одно — получаю другое…

— Сажай то, что тебе нужно.

— Что б вас всех плесень сожрала, беззлобно ругнулся Янин. А я что делаю? Мне нужна лаквея, понимаешь, лаквея.

— Так сажай лаквею.

— Я и сажаю лаквею, — устало ответил Янин. — Сумасшедшая планета! Просто немыслимая планета. Ну где это видано, чтобы из семени подсолнуха вырастали то берёза, то арбуз, то фикус. Каждый организм должен размножаться по роду своему. Любой порождает себе подобное.

— Так оно и происходит, — заверил его корненог.

— Фигушки! Чтобы я не посадил, у меня каждый раз получается что-то другое.

— Значит, ты неправильно сажаешь, — заявил корненог. — Или семя не то.

Янин издал негодующее «пфуй» и подскочил к полке. Порывшись среди расставленных на ней банок, он извлёк из заднего ряда одну, открыл её и вы тряхнул в крышку круглое и тёмно-серое, как свинцовая дробина, семя.

— Это что?

— Семя лаквеи.

— Ага! Вот и попробуй сделать так, что-бы из него выросла лаквея.

— Нет ничего проще, — заявил корненог. — Мне нужно немного почвы.

— Изволь. — Янин поставил перед ним большую жестянку, доверху наполненную землёй — Что eщё?

— Ничего. — Корненог бросил в землю семя и разровнял землю, — Теперь следует подождать.

— Да уж подожду, — заверил его Янин. Остаток дня он провёл в дурном настроении, вконец выведенный из себя самоуверенностью своего жильца. Ложась спать, он был уверен, что завтра увидит какой-нибудь сиреневый лопух. Каково же было его удивление, когда утром в жестянке оказался крошечный кустик лаквеи.

— Чудеса, — пробормотал Янин, оглядывая растеньице со всех сторон. — А ты мог бы посадить ещё? У меня осталось целых три зерна…

— Конечно, — согласился корненог. — Нужны только место и почва…

Янин перетряхнул весь свой запас ёмкостей. заполучив, в конце концов, довольно объёмистую тару, попросту обрезав одну из канистр для воды. Одно семя он высадил сам, два других корненог. К вечеру семена дали всходы. Посаженное им опять оказалось какой-то серо-буро-малиновой экзотикой, а те, что высаживал корненог, как и полагается дали жизнь ещё двум кустикам лаквеи. Удостоверив сей факт, Янин уселся на свою кровать и задумался.

Что он и все остальные, кто пытались высадить лаквею, делали не так? Он внимательно следил за манипуляциями корненога, но тот просто опустил в землю семя, и более ничего. Он, Янин, произвёл те же действия, секундой позже, но у него снова ничего не вышло. Или тут дело в том, кто сажает?

Если теория воздействия дестабилизирующего фактора верна, то таким фактором вполне может оказаться… человек. Сами о том не подозревая, люди, берущие в руки семена, неким образом влияют на них, изменяя что-то в механизме воспроизводства, из-за чего в девятистах девяноста девяти случаях из тысячи выходит не то, что нужно. Корненог, дитя своей планеты, такого воздействия не оказывает, и поэтому…

Янин выпрямился. Неожиданно ему в голову пришла некая идея.

— Послушай. — обратился он к корненогу, — а мог бы ты посадить тут ещё таких же корненогов, как и ты?

— Конечно. Только зачем?

— Ну, протянул Янин, стараясь скрыть блеск в глазах. — Кучей будет веселее, будем биться в кости и вообще я знаю множество разных других игр…

— Будет неплохо, — одобрил корненог. — Несколько семян я могу дать уже завтра.

— Для начала— достаточно, — Янин вытащил из-под кровати передатчик и водрузил его на стол. А я пока переговорю кое с кем. Надо бы арендовать этот участок и заказать кучу всякой всячины. Эксперименты закончились. Наступило время переходить к следующему этапу — массовому производству!

* * *
Ферма Янина на Деметре одно из самых достопримечательных мест. Помимо того, что это крупнейший поставщик лаквеи, это ещё и богатейшая коллекция растений Деметры, многие из которых можно увидеть только в самых её неприступных уголках. От туристов нет отбоя. Их нескончаемый поток тянется от ближайшего поселения с раннего утра до ночи. Первое, что они видят, подходя к ферме, — огромный щит. на котором буквами. размером под стать ему, написано:


ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

ФЕРМА «УЛЫБКА ФОРТУНЫ»

САМАЯ БОГАТАЯ ПЛАНТАЦИЯ ЛАКВЕИ

САМЫЙ БОЛЬШОЙ БОТАНИЧЕСКИЙ САД НА ДЕМЕТРЕ

САМОЕ БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО ГОВОРЯЩИХ РАСТЕНИЙ В ОДНОМ МЕСТЕ


И чуть ниже:


САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ПЕРСОНАЛ

УНИКАЛЬНОЕ ДЕЙСТВО: РАСТЕНИЯ САЖАЮТ РАСТЕНИЯ!


Всё, что написано. — сущая правда, в том числе и относительно последнего. У Янина и впрямь самые необычные работники на ферме: корненоги. Всё. посаженное на ней. — их, так сказать, рук дело.

Секрет успеха Янин хранит свято, хотя суть его у всех на виду, в трёх последних словах рекламного щита. В смысл этих слов как-то мало вдумываются, ища секрет в чём-то другом. А зря… ТМ

Владимир Марышев
МОРСКОЙ БОГ

14–15'2014

Островитяне всё подходили — и поодиночке, и небольшими группами. Когда Коллинз установил окончательные настройки роботов, на берегу лагуны собралось, пожалуй, всё взрослое население деревни. Впереди — мужчины в шортах и пёстрых рубашках навыпуск. За их спинами — женщины в длинных, почти до щиколоток, саронгах. Люди как люди, вкусившие кое-каких благ цивилизации, во всяком случае — далеко не дикари. Что же заставило их с таким фанатизмом уцепиться за новое суеверие? Словно вернулись в первобытные времена…

Переводчик явно нервничал — даже отступил на пару шажков, чтобы оказаться поближе к боссу.

— Чего они хотят? небрежно спросил Коллинз, хотя ответ был очевиден.

— Просят оставить в покое их бога, — сказал переводчик, с опаской глядя на возбуждённую толпу. — Говорят, если не отступимся он придёт в ярость. И тогда, не разбирая, покарает всех, кто находится на острове.

Коллинз обвёл взглядом разгорячённые коричневые лица.

— Передай, что всё будет хорошо, — ни у кого и волосок с головы не упадёт. Если же наша работёнка причиняет им моральные страдания… — он многозначительно похлопал себя по карману, — я готов за них заплатить. Много не обещаю, но для этой части Тихого океана — приличные деньги.

Переводчик кивнул и быстро заговорил на местном языке, лишь изредка перемежая гласные звуки согласными. Островитяне оживились и затараторили в ответ.

Наблюдая эту сценку, Коллинз усмехнулся. Беспокоиться не о чем, всё пройдёт, как по маслу. Можно было обойтись даже без красивого жеста — выплаты компенсации за моральный ущерб, потому что необходимые документы у него на руках. Достались они недёшево: чиновники островного государства. узнав, чего хочет приезжий, взвинтили стоимость своих услуг до небес. Но бумажная волокита уже позади — осталось только закинуть удочку и вытащить рыбку…

Он отвернулся от толпы и вплотную подошёл к воде.

Учёные обнаружили в ней массу микроорганизмов, большинство из которых не встречались больше нигде. Из-за скопления бактерий и продуктов их жизнедеятельности вода была поразительного цвета — чёрная, как нефть. Эффектнее всего лагуна смотрелась с воздуха: яркий ободок из белого кораллового песка, а внутри — бездонный провал. Удивительная красота — зловещая и в то же время завораживающая!

«Переживаете за своего божка? — подумал Коллинз. — Понимаю вас, ребята. Священный символ острова, ни у кого из соседей такого нет. Предмет гордости, поклонения и всё такое. Но ничего. Скоро я вытащу его из вашей чернильной лужи, вы увидите, как просто это делается, — и все поголовно станете атеистами. Морская диковина отправится туда, где сидят на мешках с деньгами, и для полного счастья им не хватает только заполучить живого бога. А я заработаю на нём столько, что смогу купить не один остров вроде вашего».

Он отдал команду, и два робота-охотника, вооружённые сверхпрочной сетью, синхронно шагнули в воду Несколько минут после их погружения чёрную поверхность волновала лишь слабая рябь. Затем произошло невероятное. Полуторатонный робот пробкой вылетел из лагуны и, кувыркаясь в воздухе, рухнул на другом берегу атолла, у самых хижин. За ним последовал второй — он с хрустом врезался в заросли кустов, усыпанных розовыми цветами.

Следом вынырнула чудовищная голова с оскаленной пастью, горящими злобой оранжевыми глазами и шипастым гребнем на макушке. До этого момента Рон Коллинз искренне полагал, что не боится ничего на свете. Но. поймав устремлённый на него взгляд монстра, он попятился и вжался спиной в ствол ближайшей пальмы…

* * *
Его бдительности Первому надзорному инспектору Девятого галактического сектора Зум-А-Хаси:

Вынуждена побеспокоить Вашу бдительность в связи с вопиющим случаем. Я приобрела весьма дорогостоящий тур на планету РМ48-СЗ. Меня привлекла реклама, обещавшая оздоровительный отдых в уникальном природном бассейне. Как утверждалось, его вода обладает непревзойдёнными косметическими и омолаживающими свойствами. Кроме того, представитель турфирмы гарантировал, что ни один туземец меня не потревожит.

Вода не обманула ожиданий — она в самом деле творит чудеса. Однако моё спокойствие длилось всего шесть стандартных циклов. Седьмой превратился в кошмар из-за внезапного вторжения аборигенов. Дошло до того, что мне, благородной даме, пришлось самой выдворять нахалов!

Считаю себя вправе потребовать от вас прекратить это безобразие. Вина туроператора, нарушившего условия контракта, несомненна, и он должен понести ответственность. Надеюсь, что в результате принятых мер, остаток моего отпуска пройдёт без инцидентов. Достопочтенная Тана-О-Кайя. ТМ

Валерий Гвоздей
СТАНДАРТНЫЙ ПРОТОКОЛ

14–15'2014

Приёмная выглядела солидно, как должно быть в преуспевающей компании с оборотом в астрономическую сумму.

Красивая секретарша подвинула к нам планшет с золотым стилусом. Попросила украсить журнал посещений своими автографами.

— Нет проблем, — сказал я.

Лихо расписался в нужной графе. То же сделал мой адвокат.

— Прошу!.. — улыбнулась секретарша, нажимая кнопочку на изящном пульте. — Господин, первый заместитель вас ждёт.

Величественная дверь с табличкой «Первый заместитель» — величественно открылась.

Мы ступили в кабинет чёрной кожи, просторный, солидный.

Хозяин, благообразный седой мужчина, встал, чтобы нас приветствовать. Немного странно, что он решил вести переговоры один, без штатных юристов… Как я, собственно, и думал, зам начал хитрить.

Усадил гостей в мягчайшие кресла. Занял позицию у большой голограммы-экрана, со звёздами, галактиками, туманностями. И, тыча в них лазерной указкой, принялся разглагольствовать, заговаривать нам зубы:

— Геометрическая структура Вселенной определяется плотностью вещества. Здесь видим относительные свободные пространства, а там — участки сверхплотной гравитации, наследие, оставленное Большим взрывом. Тонкие энергетические нити пронизывают нашу Вселенную, из конца в конец. Их гравитация неимоверна. Цепи галактик выстраиваются по этим линиям, в точках пересечения возникают скопления — поперечник достигает порой десяти миллионов световых лет.

— Минуточку… — насупился я, — Зачем вы читаете лекцию? Мы явились для того, чтобы установить суть. Произошел инцидент. Почему? И что вы намерены делать?

Первый зам, лучезарно улыбнувшись, кивнул:

— Я говорю — о сути. Нужно получить исчерпывающее представление о тех грандиозных расстояниях, которые преодолевает компания ради пассажиров, доверившихся ей… Размеры скоплений огромны. Тем не менее чёрные дыры в центрах галактик, имея гораздо меньшие габариты, массы, влияют на скопление в целом. Таков закон мироздания. Что уж говорить о человеке, о маленьком и слабом человеке? Поверьте, наши специалисты провели тщательное расследование… Вы, конечно, знаете о чёрных дырах?

— Слыхал кое-что, — буркнул я.

— Не всё, что падает на чёрную дыру, исчезает бесследно. — Изображение поменялось. И теперь я видел точку, в сиянии чего-то светлого, пылающего огнём. — Смотрите, вот горячий намагниченный газ в процессе аккреции движется по спирали к дыре. Но возникают мощные электромагнитные силы, отбрасывающие некоторую часть газа назад, в форме тонкой струи, джета… В нашем случае выбрасывает джет незаурядная чёрная дыра — в десятки солнечных масс. Нет!.. Сверхмассивная— в два миллиарда!.. Разница понятна?

— Ещё бы… Два миллиарда есть два миллиарда… Чего уж…

— Вот именно, чего уж! — воспрянул духом первый зам. — Космический монстр, вращаясь, закручивает пространство, находящееся поблизости. Вынуждает электромагнитное поле газа принять воронкообразную форму. И возникает электромагнитное торнадо жутких размеров. Оно с огромной скоростью, выбрасывает поля и заряженные частицы в двух направленных противоположно струях… Посмотрел на меня, словно преподаватель на студента в ходе занятий.

Я пробормотал:

— В джетах?..

— Совершенно верно!.. — Зам на очередную лучезарную улыбку не поскупился. — Чёрные дыры вращаются быстро. Скорость их вращения приближается к световой, что способствует образованию мощнейших струй вдоль оси: полярных джетов. Форма джетов, напоминающая карандаш, сохраняется далеко за пределами родной галактики, на расстояниях в сотни тысяч световых лет. Подчёркиваю далеко за пределами.

— Но вы же не отрицаете, что маршрут телепортации проложен вашими сотрудниками? — вкрадчиво спросил адвокат.

— Да, согласился первый зам. — С учётом реальной астрофизической ситуации.

— Маршрут осознанно проложен в опасной близости от джета — с намерением причинить вред пассажиру, а также его родственникам?

— Что вы… Наши маршруты совершенно безопасны для здоровья, для жизни пассажиров. Весь мир квантован. Пространство, энергия, время— дискретны. И благодаря дискретности, можно сосчитать частицы объекта, записать, телепортировать, восстановить, по достижении им пункта назначения. Электромагнитные взаимодействия переносят фотоны. Потому — они выступают носителями информации. Физическое пространство, как вызнаете, — фрактально. Размерность его дробная, равна трём целым одной десятой. Поэтому информационный пакет движется и в гипепространстве, и в пространстве ординарном, в отдельные моменты…

Вновь лекция сопровождалась видеорядом: проектор ловил звучание определённых слов и реагировал соответствующими картинками.

Я чувствовал тяжелеют веки, слабеет шея, под грузом деревенеющей головы. Сконцентрировавшись, встряхнулся.

Посмотрел на адвоката.

Судя по выражению лица, мой стряпчий уже прикидывал размер комиссионных.

— Выиграем легко, — прошептал адвокат. — Можно содрать гугол монет, за материальный и моральный ущерб, — плюс упущенная выгода.

— Что это — гугол? — не понял я.

— Число, в котором сто нулей.

— А-а…

Зам бубнил:

— Согласно Эйнштейну, физическая реальность— четырёхмерный континуум, где время — четвёртое измерение…

* * *
— Док. — прервал я. — Ближе к делу.

Он вздохнул и продолжил:

— Вблизи отвращающегося массивного тела на объект действуют некие дополнительные ускорения, просчитать которые полностью — невозможно. Всё меняется каждое мгновение… Говоря коротко, в сильном электромагнитном поле фотон может расщепиться — на два. Пакет не пропал. Неуничтожимость информации— важнейший постулат квантовой механики. Я бы даже сказал…

— Что предпримете? — вновь прервал я. Каков стандартный протокол?

Зам помедлил, в размышлении:

— Прецедентов не было. Да, сбои иногда случались. Ну один фотон удвоился, ну пара… И погрешности устранялись мгновенно, до восстановления объекта в приёмной камере… Но чтобы удвоился весь пакет сразу — такого ещё не бывало… Нелепое стечение обстоятельств. Включены две приёмные камеры, в разных концах города. И каждая материализовала вашего отца. В квантовой механике объект довольно часто описывается как некая сумма возможных состояний. Раздвоение объекта — возможное состояние… Поэтому с точки зрения квантовой механики, случившееся эксцессом не является. Подчёркиваю: не является.

— Прекрасно!.. — Я чуть не задохнулся. — Отец воспользовался компанией, чтобы успеть на оглашение завещания. Выложил уйму денег. И что же получилось? Оглашение завещания превратилось в цирк, в непристойный фарс!.. В кабинет поверенного, чуть не выломав дверь, ворвались два моих отца!.. Каждый орал, что он — настоящий Кейн! Пустили в ход кулаки!.. Их с трудом утихомирили. Поверенный огласил текст завещания… Дед говорил, я транжира. Согласно воле деда, всё движимое, недвижимое досталось отцу. Но вот которому из двух? Снова завязалась драка, более ожесточённая, поскольку оба знали, чего они могут лишиться. Явилась полиция. Отцов моих доставили в участок, в наручниках… О чём тут же проведали журналисты… Кейны— респектабельная семья!.. И вы говорите — эксцессом не является?!

— Позвольте, оба ваших отца — точная копия оригинала. Можно сказать, у вас прибыло, а не убыло.

Не выдержав, я вскочил:

— Хватит молоть чепуху! Порой одного-то бывает слишком много! Вдруг стало два!.. Отец в права не вступил! И когда вступит — неизвестно!.. Тяжбу затеяли, оба!.. Куча монет, и нельзя воспользоваться!.. У меня сорвалось несколько сделок!.. Я в долгах весь! За разбитый гравилёт расплатиться не могу!.. Отец денег обещал дать!.. Я рассчитывал на завещание!.. Первый зам в растерянности хлопал водянистыми глазками.

Адвокат приблизился к нему и взял под локоть:

— Видите сами, в каком состоянии мой клиент… Ну а повинна в этом компания, своими действиями — вольно или невольно — причинившая вред клиенту. Я говорю о предоставлении транспортных услуг ненадлежащего качества, повлекшем удвоение пассажира и — множество осложнений, материального и морального свойства… Отец любого из нас — родной человек, единственный, неповторимый. А вы лишили отца моего клиента — неповторимости… Лучше прийти к полюбовному соглашению. Вы потеряете гораздо больше, если дело пойдёт в суд. У компании свора адвокатов, но ваше положение — аховое… Не спасут вас ни крючкотворы, ни затягивание процесса… Шумиха в прессе, резонанс в обществе… Потом Кейны-старшие, оба, вчинят иск… Какой удар по репутации компании… Лучше договориться о компенсации хотя бы с нами.

— Вы жёстко стелите.

— Зато мягко спать.

— Немного смущает гугол. Я краем уха слышал.

— Это было художественное преувеличение, всего лишь.

— Надеюсь, ваш клиент и вы — разумные люди… Прошу вас, — Он сделал приглашающий, любезный жест в сторону боковой двери, обитой чёрной кожей. — Обговорим соглашение.

— Прекрасно. — с улыбкой склонился адвокат.

Сам подмигнул левым глазом— мне: цель достигнута.

Величественно открылась чёрная дверь. Обстановка более солидная. Панорамное окно. Голубое небо за ним.

Сначала вошёл я, затем адвокат.

Бах!

Дверь захлопнулась.

— Эй, бросьте шутки!.. — Я рванул дверную ручку.

В тот же миг кабинет исчез. Голограмма, сообразил я.

Вместо кабинета — стерильная камера телепортатора с зеркальными стенами.

— Вы что? — закричал адвокат. — Многие знают, что мы у вас!..

— Ничего страшного. — донеслось сверху, из динамика. — Есть ваши подписи, которые вы оставили в журнале посещений. — есть договоры на пользование телепортатором, бесплатное и пожизненное, чтобы компенсировать материальный и моральный ущерб, — плюс упущенная выгода… Кейны-старшие получат ту же услугу… Вы отправитесь в путешествие, которое не закончится — никогда.

— Ликвидируете нас?.. — пролепетал я, слабея в коленях.

— Мы не убийцы. Ваши оригиналы запишут. Два информационных пакета уйдут в сеть — без адреса. Будут скакать по сети, не задерживаясь на станциях. Наш стандартный протокол. Всего доброго, господа вымогатели! Цифровая жизнь, цифровое бессмертие!.. Компания вам предлагает лучшее!..

«Вот почему он вёл переговоры один, без свидетелей», — подумал я.

После чего стал информационным пакетом. ТМ

Андрей Краснобаев
РЕКРУТ

14–15'2014

После ледяного мрака перехода тело била мелкая дрожь, а к горлу волнами подкатывала тошнота. Архип нервно огляделся. Багровый диск солнца, застывший над горизонтом, освещал обширные равнинные пустоши, покрытые рваными клочками леса и разбросанными в хаотичном порядке скалами причудливой формы. Замысловатые пейзажи на фоне нескончаемого ряда планет. Их мелькание слилось в непрерывный цветной калейдоскоп. Полностью потеряв связь с реальностью и временем, Архип уже давно не знал, жив он или мёртв.

— Всё в порядке, командир? — на плечо, укутанное комбезом, легла рука новенького.

За спиной застыл взвод. Десять бойцов в полной боевой выкладке. Все. как на подбор высокие, с широкой грудью и мощным разворотом плеч. Помимо прочего у каждого за спиной генератор кислорода, а на голове однотипные гермошлемы, превращающие их в странных созданий.

По лицевому стеклу поползли скупые столбцы цифр. Сверившись с исходными данными, Архип немного расслабился. Координаты входной точки совпали практически полностью. На этот раз повезло. А ведь случалось и по-другому. Однажды отправляющая сторона ошиблась, и точка входа пришлась прямо на гнездо какой-то твари с бронебойной кожей. Тогда он провалил задание, потеряв почти весь взвод.

— Все на месте? — Архип окинул скупым взглядом застывших парней.

Из ветеранов остались лишь четверо. Все остальные вновь прибывшие. После каждой операции места выбывших без промедления заполнялись новыми рекрутами. По именам он их не знал, да и не хотел знать, а тем более запоминать. Для Архипа они существовали лишь под порядковыми номерами. Так было проще.

Одёрнувший его новенький числился под седьмым номером. По внешнему виду было трудно понять, нервничает он или ещё просто не понял, куда попал.

— Страшно? — скорее, для проформы спросил Архип.

— Да нет, — дёрнул плечами седьмой, — такое впечатление словно спишь и никак не можешь проснуться.

— Здесь и во сне умирают, — скупо бросил Архип.

Построив взвод, не торопясь прошёлся вдоль шеренги вытянувшихся бойцов. Придирчиво оглядев каждого, переключил связь на общий приём:

— Задача стандартная. Выдвинуться в место расположения объекта и всех уничтожить. Пленных не брать. Вопросы?

Выждав минутную паузу, Архип подытожил, больше обращаясь к новеньким:

— Вперёд не лезть. Герои здесь не нужны. Постарайтесь все вернуться.

Легко сказать вернуться. Только вот куда? Он уже давно существовал на грани между жизнью и смертью. сном и явью. Сам не понимал, что делает и зачем. Лишь тупо выполнял приказы, слепо подчиняясь чужой воле. Его прежняя жизнь выглядела полуденным миражом, бесследно растаявшим в жарком мареве. Порой Архипу казалось, что это и есть настоящий ад. Горькая расплата за его тяжкие земные грехи.

Шли недолго. Объект располагался в небольшой ложбине меж двух скал. Странное строение отдалённо напоминало собой укрепленный форт с рубленными бревенчатыми стенами и сторожевыми вышками по углам.

Входных ворот либо вовсе не было, либо они были надёжно укрыты. Разглядывая объект из заросли кустов, Архип почувствовал лёгкое движение.

Рядом присел один из ветеранов.

— Как думаешь, что это? — в наушнике гермошлема голос прозвучал хрипло.

— Да чёрт его знает, ругнулся Архип, — как мне всё это уже надоело!

После каждой удачно завершённой операции, словно снег весной, таяли его надежды на избавление. Ему никто ничего не обещал. Просто нужно было как-то жить дальше и надеяться. Надеяться на избавление от этого затянувшегося кошмара. Ведь должен же он когда-то закончиться! Мимо Архипа проходили сначала десятки, а потом сотни таких же обречённых. Постоянная круговерть новых имён и лиц, слившаяся в одно большое размытое пятно. Он один странным и непонятным образом продолжал жить, подпитывая в своей душе робкий огонёк надежды.

— Какие будут приказы, командир? — голос в наушниках вернул к жестокой действительности.

— Приказы? — переспросил Архип, усилием воли стряхивая с плеч смертельную усталость, висевшую тяжким грузом.

За долгое время он сросся со своей новой сущностью, старательно отрекаясь от ответственности за всё происходящее и жизни доверившихся ему людей. Смерть для него уже давно стала обыденным делом. Что-то нечто вроде увлечения или личного хобби.

— Возьми троих, разбейтесь на пары и обойдите этот форт по краям. Ваша задача уничтожить сторожевые вышки. Я с остальной группой войду прямо.

Бой был коротким. Местные жители, вооружённые лишь жалким подобием луков и копий, продержались недолго против хорошо вооружённой боевой группы. Разнеся форт за считанные минуты, парни, разбившись на пары, проверяли все укромные уголки. Архип, сжимая в руках автомат, стоял среди трупов и обломков брёвен.

— Потери? — спросил коротко.

— Два бойца.

— Многовато для этих аборигенов, — Архип отрешённо пнул ногой труп замысловатого создания, отдалённо напоминающего человека. — Неужели и их создал Господь?

Сколько их было за всё время? Хвостатых, чешуйчатых, клыкастых, с большими головами и огромными пастями? Архип, подчиняясь приказу. уничтожал их. те в ответ забирали его людей.

— Уходим, — коротко бросил, сверившись с координатами точки выхода. Опять короткий промежуток ледяного мрака перехода, а затем ослепительно белая пустыня. Белый песок и такое же небо. Слепящий яркий свет не позволял рассмотреть кромку горизонта, изначально отвергая любую попытку побега. Полная потеря ориентации и ощущения окружающего пространства. И прямо посреди всего этого яркого великолепия чёрным пятном темнела их казарма. Просторная. максимально оборудованная всем необходимым для комфортного проживания одиннадцати человек. У них было всё, кроме женщин и личной свободы.

Приняв горячий душ, Архип с удовольствием растянулся на удобной кровати. После выплеска адреналина тело требовало отдыха, но сон упорно не приходил. Сбивая настрой, на соседнем ложе крутился новенький. Это был седьмой. Стряхнув остатки так и не…….едшего сна, Архип сел:

— Чего тебе неймётся?

— А ты давно здесь? — вместо ответа поинтересовался седьмой.

Архип внимательно на него посмотрел. Знакомый до боли блеск в глазах, отражающий ту единственную надежду, теплящуюся глубоко в душе.

— Тебя как зовут?

— Макс. Макс Спирин.

— Последнее, что помнишь?

— Да ничего особенного, — пожал плечами Макс, — на работу опаздывал, летел на своём спорткаре, а тут этот грузовик. И главное у него красный, а он на перекрёсток лезет. Ну, я по тормозам, а потом белый свет и это место, — Макс взглядом обвёл комнату. Архип поморщился. Практически у каждого рекрута однотипная история того, как здесь оказался. Сам он помнил лишь жаркую степь, вытянувшихся в стремительном беге лошадей, да последнюю отчаянную атаку захлебнувшуюся в мерном стрёкоте пулемёта. Что такое спорткар, Архип уточнять не стал, лишь сухо поинтересовался:

— Занимался чем?

— Работал в одной фирме сисадмином.

Архип снова поморщился. Его немного раздражал этот новенький со своими непонятными словами и незнакомыми оборотами речи.

— В той, прошлой, жизни, убивал?

— Приходилось, — Макс пожал плечами, — восемь лет в спецназе ГРУ. Уволился в звании капитана.

Что такое ГРУ Архип не знал, но внутреннебыл готов к подобному ответу По физическим данным все рекруты походили друг на друга, словно родные братья, а если учесть славное боевое прошлое любого вновь прибывшего. то вывод напрашивался сам собой. Каждый из них попал сюда в результате тщательного отбора.

— А от меня тебе что надо?

— Парни говорят, ты тут самый старый. — Макс понизил голос и незаметно огляделся, словно проверяя, не подслушивают ли их, — пообщаться хотел, может получится подружиться.

— Подружиться? — усмехнулся Архип. — как друг я плохой, зато как врагу мне цены нет. Выбраться отсюда хочешь?

— Хочу. А ты что же не хочешь? Может, уже привык?

— Может и привык. — грубо отрезал Архип, давая понять, что разговор окончен.

Он невольно коснулся правой рукой груди. Там, где когда-то в той. прошлой, жизни под исподним висел нательный православный крест с фигуркой распятого Спасителя. Только он помогал ему выживать в той страшной бойне, захлестнувшей всю страну. Гражданская война, словно ножом, по живому разорвала семьи, навеки разделив на две враждующие половины и захлестнув Архипа с головой. Он тогда и не предполагал, насколько огромен этот мир и насколько ничтожны людские желания и помыслы о всеобщем братстве и равноправии. Сильные всегда будут притеснять слабых. Этому миру, созданному Господом за шесть дней, суждено быть злым, циничным и жестоким.

Архип не ощущал здесь неумолимого течения времени, лишь каким-то внутренним чутьём всегда предвидел появление «хозяев». Про себя он именовал их «господами». Если бы не высокий рост, длинные руки и абсолютно лысые головы, они вполне походили бы на людей. Меж собой общались на непонятном языке. К Архипу, избрав его из разношёрстной толпы новобранцев командиром, всегда обращались мысленно, посредством образов. Обучали всему необходимому, вкладывали нужную информацию, давали новое задание и хвалили за успешно проведённую операцию. Правда, делали это снисходительно, свысока, словно вынужденно опускаясь до уровня Архипа.

Вот и в этот раз всё шло как обычно, словно по установленному кем-то графику. Три молчаливые фигуры в облегающих одеждах, материализовавшиеся из воздуха. Архип уже собирался сделать им шаг навстречу, когда его опередил Макс.

— Кто здесь главный? — зычно гаркнул он, вклиниваясь между ними и Архипом.

Один из прибывших вытянул вперёд руку, призывая Макса оставаться на месте. Но тот, словно не заметив угрожающего жеста, пёр вперёд буром, всё громче выкрикивая вопросы.

Видно в какой-то момент он подошёл недопустимо близко, перейдя незримую черту. Как у одного из троицы в руках оказалась плётка, Архип не успел заметить. Лишь услышал звук удара, расколовший тишину казармы. Закрывая голову руками, Макс кружился волчком, но плётка в руках своего хозяина, словно живая, извивалась в воздухе, со свистом рассекая лёгкий комбинезон до самой кожи и уверенно покрывая тело Макса кровоточащими рубцами.

Архип хотел вмешаться, но застыл, напоровшись на взгляд хлеставшего. Презрение, сквозившее в нём, полностью уничтожило последнюю надежду на избавление. Ему был хорошо знаком этот надменный «господский» взгляд из своей прошлой жизни. Тогда запылали помещичьи и дворянские усадьбы, быстро распространив жаркое пламя по всей стране, а сейчас… Рука сама потянулась к автомату. Короткая очередь, разворотив грудь существа, отбросила того к стене. Двое оставшихся, удивленно застыли, наблюдая за медленно поворачивающимся в их сторону всё ещё дымящимся дулом.

Архип не успел спустить курок. Его обнял ледяной мрак перехода. Только в этот раз он длился немного дольше, неохотно выпуская из цепких объятий. Нахлынувшая какофония, казалось, забытых звуков беспощадно разорвала тьму на части. Вместо автомата рука сжимала рукоять шашки, а сам он, припав к лошадиной гриве, нёсся над степью в кавалерийском строю. Последнее воспоминание из прошлой жизни обрело вполне реальные очертания. Пьянящее чувство свободы и радость избавления захлестнули Архипа с головой. Он вернулся и снова жил своей настоящей жизнью. Правда, недолго. Заговоривший пулемёт противника скосил первые ряды наступающей конницы, опрокинув Архипа вместе с лошадью на выжженное солнцем степное разнотравье.

А где-то далеко, совершенно в другом мире, приняв командование, Макс Спирин вёл свой взвод на выполнение очередного задания.ТМ

Михаил Загирняк
ПЕРВЫЙ БЛИН

14–15'2014

Длань старца указала на него, и громовитый голос провозгласил:

— Пришло время.

Ученик возликовал, но не подал виду.

И смиренно проследовал к жаровне. Учитель в белоснежном хитоне, как заведено, спросил:

— Готов ли ты творить?

— Да, отец.

— Не созерцать, но порождать?

— Да, отец.

— Приступай.

Ученик провёл рукой по жаровне — прикосновение к горнилу времени наполнило его восторгом.

Остальные воспитанники в отдалении молча внимали.

Ученик развёл огонь времени. Пламя игриво взметнулось, облизав жаровню.

Так… Он всё знает. Вон как отец доводит до идеала Эдем.

Берёшь субстанцию, придаёшь ей протяжённость, и вот уже — материя. А там — на жаровню, и глядишь, как в жаре времени вспухают холмы, как наливаются озёра и реки, материя множится и причудливо разделяется на отдельных существ и места их обитания… Волшебство.

Набухает живописный мир. пышет жизнью.

И тут ученик почувствовал, что творение пригорает. Опадали леса — иссыхали до пустынь, да лопалась ткань мира, взметаясь голыми скалами.

Он схватил лопатку и… скомкал материю. Появились борозды — гигантские цепи гор. Да разломы пошли по всему миру. Ученик отдирал подгоревший мир, и треснула материя, разверзлись моря.

Получился комок.

Эх… Спиной почувствовал насмешливые взгляды братьев и сестёр. И решил не подавать виду во что бы то ни стало.

— Ну что, первый блин… — прозвучал голос учителя.

— Комом. А я так и задумал.

Грозно переспросил отец-демиург:

— Задумал?

— Да. — ученик покатал ком по сковородке.

Он ждал осуждения. Но отец улыбнулся и сказал:

— Нареки же творение своё…

И ответил Создатель:

— Земля. ТМ





Оглавление

  • Андрей Анисимов ЭФФЕКТ МАЯТНИКА 1'2014
  • Пауль Госсен Михаил Гундарин НАД ЧЕМ РАБОТАЕТ ГОМЕР? 1'2014
  • Валерий Гвоздей ГИГАНТСКИЙ ШАГ 1'2014
  • Алексей Лурье ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ 1'2014
  • Андрей Анисимов ЗЕРКАЛО 2'2014
  • Александр Лобынцев ЦВЕТЫ ДЛЯ ВЕЧНОСТИ 2'2014
  • Валерий Гвоздей ПСИХОТЕРАПЕВТ 2'2014
  • Константин Чихунов СПОСОБНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР 2'2014
  • Валерий Гвоздей ВДВОЁМ 3–4'2014
  • Сергей Звонарёв РУКА БОГА 3–4'2014
  • Кристина Каримова СЕКРЕТЫ МАСТЕРСТВА 3–4'2014
  • Валерий Гвоздей ВДВОЁМ 4'2014
  • Андрей Анисимов ПРОЙДЕННЫЙ ПУТЬ 4'2014
  • Владимир Марышев СЧАСТЬЯ И УДАЧИ! 4'2014
  • Пауль Госсен Михаил Гундарин КАОРИ И ГЕРКУЛЕС 5'2014
  • Юрий Молчан Я ВСЁ ЕЩЁ В ИГРЕ… 5'2014
  • Валерий Гвоздей ЧУШЬ 5'2014
  • Владимир Марышев КОНЕЧНАЯ ИСТИНА 6'2014
  • Валерий Гвоздей ВЕРСИЯ ДЛЯ ПРЕССЫ 6'2014
  • Евгений Саричев ВЧЕРА 6'2014
  • Валерий Гвоздей ПОВЫШЕНИЕ 7'2014
  • Андрей Анисимов МЕССИЯ 7'2014
  • Алексей Лурье ОТКРЫВАЯ ДВЕРЬ 7'2014
  • Юрий Молчан ЕВАНГЕЛИЕ АНТИВИРУСА 8–9'2014
  • Андрей Анисимов НОВЫЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМЕ ПЕРЕНАСЕЛЕНИЯ 8–9'2014
  • Валерий Гвоздей ПОРОГ 8–9'2014
  • Эмиль Вейцман СЛЕПОРОЖДЕННЫЙ 10'2014
  • Валерий Гвоздей НАСТОЯЩИЙ ТОВАР 10'2014
  • Константин Эрлинг Кристина Каримова ЦВЕТОЧЕК АЛЕНЬКИЙ 10'2014
  • Валерий Гвоздей КУКЛОВОД 10–11'2014
  • Андрей Анисимов СИЛА МАГИИ 10–11'2014
  • Владимир Марышев ТАКОЙ ЖЕ, КАК ВСЕ 10–11'2014
  • Валерий Гвоздей В БАЗОВОЙ КОМПЛЕКТАЦИИ 11'2014
  • Андрей Анисимов НЕ ТОПЧИТЕ ТРАВУ 11'2014
  • Сергей Брэйн МАШИНА ВОЗМЕЗДИЯ 11'2014
  • Виктор Лугинин ТУРИСТ 12–13'2014
  • Павел Колпачников ПЛАНЕТА СЕМИ ФАЗ 12–13'2014
  • Андрей Анисимов МУСОРЩИКИ 12–13'2014
  • Андрей Анисимов ЗЕМЛЕДЕЛИЕ НА ДЕМЕТРЕ 14–15'2014
  • Владимир Марышев МОРСКОЙ БОГ 14–15'2014
  • Валерий Гвоздей СТАНДАРТНЫЙ ПРОТОКОЛ 14–15'2014
  • Андрей Краснобаев РЕКРУТ 14–15'2014
  • Михаил Загирняк ПЕРВЫЙ БЛИН 14–15'2014