Каменный пояс, 1984 [Марк Соломонович Гроссман] (fb2) читать постранично

Каменный пояс, 1984

30 ЛЕТ ЦЕЛИНЕ Очерки. Повесть. Стихи

Борис Бурлак МОЛОДОСТЬ ЗЕМЛИ Очерк

Нет, не стареет наша благодатная земля.

В этом легко убедиться, когда ты сам поживешь на белом свете, постранствуешь вдоволь из конца в конец и, вернувшись однажды к степному подножью заветного Урала, с удивлением оглядишься окрест, узнавая и не узнавая всю эту прекрасную землю, точно бы помолодевшую за многие годы, которые, собственно, и составляют твою жизнь.

Нечто подобное я испытал еще в 1954 году, когда снова оказался на Южном Урале после долгого расставания с ним, измеряемого целой четвертью века.

И опять меня привело сюда желание увидеть сотворение Нового мира на доселе не обжитой земле. Это уж действительно так, что лучше самому один раз увидеть…

Впервые я тут побывал в 1930 году, шестнадцатилетним пареньком. И не в качестве любознательного путешественника: мы тогда и понятия не имели о туризме, отправляясь на дальние стройки начальной пятилетки и на целинные поля самых первых зерносовхозов. Слово «целина» уже входило в газетный обиход, к тому же еще поддержанное эпическим талантом Шолохова.

В Москве был создан «Зернотрест», облюбовавший вскоре для своих «фабрик зерна» плодородные земли на Северном Кавказе и Южном Урале, в Сибири и Средней Азии. Одним словом, выбирай географию по вкусу. Меня потянуло в Башкирию, в Зилаирский зерносовхоз, только что основанный неподалеку от Баймакского золотого прииска. Можно было махнуть подальше от родных мест, однако Башкирия с ее дремучими урманами казалась столь же таинственной и загадочной, как и Сибирь.

Правда, этих урманов тогда мне не довелось увидеть, но зато уж степь, первозданная, божественная степь с ее пенящимися на пригорках вековыми ковылями, с ее царственными беркутами, зависающими в высоком небе, с ее множеством любопытных сурков — этих «степных пингвинов», — со всей необыкновенно бурной и страстной весной тридцатого года буквально околдовала меня. Я приглядывался к незнакомым молодым людям и досадовал на свою самонадеянность: все окружающие что-то умели делать (и когда они выучились?), а я оказался среди них начинающим библиотекарем. Это теперь до конца понял всю мудрость библиотечного дела, а тогда краснел, стеснялся, что просто выдаю книги, и жгуче завидовал не только трактористам, но и прицепщикам.

Однако главное-то было в том, что у нас на глазах добрая сотня заграничных тракторов почти круглые сутки поднимала зилаирскую целину, распластывая ее иссиня-черные, маслянистые отвалы от горизонта до горизонта. И где-то в полуденном мареве подолгу маячили башкирские всадники — будто конные разъезды всей этой грохочущей армады, всполошившей древнюю южноуральскую степь.

По тем временам такая масса техники, такой размах работ воспринимались как дерзкий вызов российской экономической отсталости, тем более, что своих отечественных тракторов и в помине не было, Челябинский завод едва вырисовывался в тысячелистных синьках да кальках.

Но то была еще не битва, а разведка боем, верно, успешная, крупномасштабная, однако же разведка. Надвигалась война, и этой разведке не суждено было развернуться в настоящую битву за хлеб — вскоре и совхозные тракторы оставили плуги и взяли на прицепы уральские пушки и гаубицы…

Прошла четверть века, вместившая в себя и довоенные пятилетки, и самую войну, и без малого две послевоенные пятилетки. Четверть века… Кто поднимал целину в тридцатые годы, тот сполна отвоевал свое на фронтах Отечественной, а кто не подрос к войне, достиг совершеннолетия уже в пятидесятые годы — как раз к новому общему наступлению на целину, охватившему десятки миллионов гектаров. И хотя я жил и работал тогда в Риге, хотя мне и перевалило уже за сорок, все-таки потянулся за юными добровольцами, пусть в качестве газетчика, чтобы собственными глазами посмотреть, как пойдет наступление, не слыханное и не виданное там, на востоке.

Жил на полевом бригадном стане с молодыми латышами, старательно заполнял блокноты всяческими заметками, а по вечерам сидел с комсомольцами у костра и с удовольствием слушал их веселые историйки да и сам кое-что рассказывал, тем более, что рассказать было что. Невдалеке от Таналыкского совхоза, где мы обосновались, по ту сторону реки Урал и начинались поля того самого Зилаирского зерносовхоза, в котором довелось немного поработать четверть века назад. Совпадение, случайность? Некоторая случайность была для меня разве лишь в том, что новый подъем целины начинался буквально рядом с давно поднятой целиной. И сама война как бы размежевала их во времени.

С той поры вдвое дороже мне эта южноуральская степь, где сходятся оренбургская, челябинская, башкирская земли. Благо, тут нет скорых, нетерпеливых