Стихи [Сборник] [Игорь Алексеевич Гергенрёдер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Игорь Гергенредер СТИХИ

* * *
Наталье Алтынбаевой

Аромат жасминовый и дымок от сауны,
Сосны смолкой плакали в полдень дачно-томный.
Селезень и уточки, белки и вся фауна
Нам желали полдничать остро и скоромно.
Утром были постники. Трепеща стрекозами,
Чувства наши в хрупкости изнывали вздорно.
Но пришло подарочно, банно и берёзово —
Голубиной поступью — то, что так упорно…
Колесницей сауна понеслась экстазная,
Мчала её молния, царственно блистая.
Правила сиятельно ты, многообразная,
Роскошь грехотворная! Амазонка Мая!
Детка ли, дикарочка, а то вдруг жеманница:
Ты хотела сумерек вкрадчивых приливов.
Мы страдали жаждою нашим счастьем раниться —
В ненасытном голоде — щедрости игривой.
Покупали жертвами муку мы полночную,
Пахла ты жасминами, ранила пребольно…
Нас лечило вечностью представленье точное —
Как уходит вечное стёжкою окольной.
Бритва Скорпионовых Рос
Ты пропала бусинкой росы
В грусти недосказанной левкоев.
Скорпиона жалящей косы
Я бужу влюблённою рукою.
Девочкой остался Андижан
В памяти с урюком и хурмою.
Плач хмельной какого же рожна
Мушку со щеки твоей не смоет?
Правый твой был просто бугорок,
Левый я прозвал «килиманджарчик»…
Вызрел распустившийся жарок
В мраком угрожающий пожарчик.
Не любитель я рисковых драм,
Не кричу слезьми по нежной были:
Мой порыв к нетронутым цветкам
Ваши бы бездумно загубили.
Задремал зловещий скорпион,
Но упрёк не спит в огне вендеттном:
Не полез тогда я на рожон,
Застеснявшись участи бездетной.
Бритвой посверк аспидной косы —
Так безгрешно полночь беспокоя! —
Пишет мне в изломинках косых
Долю отцветающих левкоев…
Двухчастная баллада
«В 1757 году, перед сражением под Росбахом, командир прусских и английских улан Уве-Ральф Лей (Уверлей — герой народных баллад) произнёс: «Господа, мы имеем честь пойти в атаку!»

На жерла мчится эскадрон,
Он не живёт — он в славе млеет.
Штыками щерится заслон,
Платочком машет Доротея…
Заслон был смят. «Вперёд! Вперёд!»
Сверкают каски, стяги реют.
А конь, отстав, к воде несёт
Отозванного Уверлея.
Невесте скажут про беду —
И девушка окаменеет,
И вечной статуей в саду
Для слёз и шуток забелеет…
«В 1919 году население поволжского села Мариендорф отказалось сдать продразвёрстку и поголовно полегло под пулемётами».

Сходилась паства, немо ждали.
Был патер жилистый и властный.
А где-то стыли дали, дали
И остов Дороти несчастной.
«Кресты нашиты? Ульм косматый,
Пускай жена тебя причешет!» —
Был патер словно в чёрных латах:
Но эскадроны были пеши.
А на холме вблизи тачанок
Отрядники варили просо.
Им было худо от молчанья —
Хоть топоры бы, вилы, косы!
Но вожделение напрасно.
«Шульмейстер — хор!». «Ave Maria…»
Старались дети. В мире — ясность.
И бережно пошли прямые.
…А пулемёты всё стреляли!
О, несознательная масса!
И близко были дали, дали
И Образ Матери прекрасный.
Май 1988

* * *
Наталье Алтынбаевой.

К концу полёта подали вино.
Урала воздух. Я схожу по трапу.
Авто. Банкет. Томящий саксофон.
Вошедший Россель нежно жмёт мне лапу.
Сентиментальный пропорхнул часок:
Я про Берлин, а он про доллар с «ойро»…
Предатель хенди[1] твой зажал звонок,
И нить звенит в руке богини Мойры.
Официант, подав со льда токай,
Мне с миной важной: «Тут о вас спросили».
Огненноокий в красных брючках Май
В мой вплёл венок белейшую из лилий
И улыбнулся, чёлочкой тряхнув.
Глядела ты прекрасной хищной птицей —
Я взревновал к тебе твою весну,
Загадочная властная зарница!
А жизни нить легла на ножниц сталь,
Игорный стол отдал очко алькову.
Мы