Ключ от рая [Атаджан Таган] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

был не уверен, вернется отец мальчика или нет, но если и вернется, то он не знал, когда это может случиться. Он молчал. Вместо него ответил Тач-гок сердар:

— Вот поспишь три ночи, и отец твой будет дома, пальван![5]

Каушут тронул коня.

Мальчишка побежал назад, одной рукой придерживал подол рубахи, другую поднял вверх, громко вопя от радости:

— Ахе-е-е-ей!

Каушут оглянулся назад и посмотрел вслед счастливому мальчугану.

Две лошади медленно несли всадников по иссушенной земле, заросшей верблюжьей колючкой. Всадники молчали. Наконец, когда Серахс уже стал теряться вдали, Тач-гок проговорил:

— А не окажемся ли мы обманщиками, Каушут?

Каушут повернулся к нему.

— Мы не можем, — сказал он, — отвоевать пленников силой, сердар, у нас ее нет; не можем откупиться скотом — у нас нет скота. Только мир несем мы с собой, остается одно — ждать, как распорядится судьба.

— Мы пленных персов освобождаем без всякого выкупа, — недовольно сказал Тач-гок сердар.

— Без выкупа отпускаешь ты да такие, как ты, а погляди, как обходится со своими рабами Ходжам Шукур.

— Да, у них ведь тоже дети, семьи…

— Ты погляди, — воскликнул вдруг Каушут, — кажется, и сам хан идет!

От реки шагал, ведя в поводу статную гнедую лошадь, хромавшую на переднюю ногу, хан Серахса Шукур Кара.

На голове его была мерлушковая папаха, на плечах— синий чекмень[6]. Он вел с водопоя своего коня, который всегда брал первые призы на скачках, а на последнем состязании повредил переднюю ногу. Хан так любил скакуна, что сам задавал ему корм и водил на водопой, а теперь, когда конь стал хромать, Ходжам Шукур-хан и вовсе забыл обо всем, кроме любимца. Голодный народ, пленники, томящиеся в иранских зинданах, — все ушло на второй план.

Поравнявшись с ханом, Каушут придержал коня, поздоровался. Ходжам Шукур ответил на приветствие, потом спросил:

— Куда путь держите?

— Путь держим к персам, хан-ага.

— На разбой, грабеж или еще что задумали?

— Едем пленников выручать, хан-ага, — сказал Каушут. — Раз уж те, кто должен выручать пленников, за ухом не чешут, решили сами сделать попытку.

Ходжам Шукур понял намек, но последнее слово хотел оставить за собой.

— Зачем же из-за девяти пленников беспокоить нукеров и ханов? В постоянных схватках такие потери неизбежны, и если думать об этом, надо все дела свои забросить, Каушут-хан…

— Как нога заживает у скакуна, хан-ага? — перебил хана Каушут. Эти слова его означали: у тебя ведь никаких других дел нет, кроме заботы о своей лошади.

Намек Ходжам Шукур уловил мгновенно. Но поскольку не знал, как ответить на это, предпочел сделать вид, что намека не понял.

— Да, нога заживает, — ответил он и решил переменить тему разговора. — Из каких племен эти девять?

— Хан-ага, — ответил на этот раз Тач-гок, — восьмерых мы и сами не знаем, девятый из аула Каушута.

— Как зовут его?

— Дангатаром зовут. Скромный человек. Жена умерла от горя, остались сиротами мальчишка и девочка.

— А у кого пленники?

— У Апбас-хана.

— А что вы взяли на выкуп? — Ходжам Шукур краем глаза взглянул на хурджуны[7] путников и погладил свою редкую бороденку. — Что-то груз ваш не больно тяжел.

Каушуту не хотелось долго препираться с ханом, и он ответил напрямик:

— Скота для выкупа у нас нет, хан-ага. Есть только кривые сабли мастера Хоннали. А в хурджунах ничего, кроме еды.

— И еще скажите, что на плечах у вас черные головы! — Ходжам Шукур насмешливо улыбнулся, — С такими подарками ехать, можно и головы потерять.

— Черная голова всегда готова, — отозвался Тач-гок. — Если она может спасти людей, то не станет жалеть о себе.

— Когда голова слетает ради других, она не думает об этом, — добавил Каушут.

Хан скривил губы:

— От чьего имени едете?

— От имени народа, хан-ага.

Ходжам Шукур деланно рассмеялся:

— Светлый вам путь! Если вернетесь, сообщите, будем рады.

Эти слова хана не понравились Каушуту. Он хотел ответить что-нибудь резкое, но ему помешал курносый человек, скакавший рысью со стороны реки. Человек еще на ходу закричал:

— Хан-ага, ты задерживаешься. Люди ждут тебя.

Хан сделал удивленное лицо, как будто не мог сообразить сразу, в чем дело. Но потом вроде вспомнил.

— А, эта женщина…

— Женщина женщиной, но толпа стоит. Люди не начинают без тебя.

Ходжам Шукур неторопливо передал поводья человеку, успевшему уже соскочить со своей кобылы.

— На, отведи коня. Смотри только не сядь верхом, у тебя хватит ума!

Человек принял поводья, а Ходжам Шукур, чтобы лишний раз показать свою силу, еще державшуюся в немолодом теле, легко вскочил на чужую кобылу и, быстро усмирив ее, проговорил, не обращаясь ни к кому:

— Да, люди разные живут на свете. Надо же! И на этой кляче кто-то ездит!

Потом обернулся назад и уже совсем другим тоном сказал:

— Ну, молодые люди, не худо бы и вам посмотреть,