В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года [Анатолий Яковлевич Степанов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (101) »
Анатолий Степанов В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
В последнюю очередь
Тот апрель был чудесен в Москве. Теплый, беспрерывно солнечный, он все свои тридцать дней жил в напряженном предчувствии небывалого майского счастья. Уже дымились набухавшими почками старые деревья вечно молодых московских бульваров для того, чтобы вскоре вместе с победными салютами взорваться ослепительной зеленью листьев. А теперь быстрей ― через улицу Горького на просторы самого знаменитого российского тракта. Со второго этажа сине-голубого троллейбуса армейский капитан рассматривал набегавшее на него Ленинградское шоссе весны 1945 года. Рассматривал с отвычки незнакомый и щемяще родной путь своего детства, своей юности и своей мужской решимости, с которой три года тому назад в последний раз совершил этот путь от дома к войне. У остановки "Протезный завод" две веселые тетки помогли ему сойти: капитан был при чемодане и здоровенном вещмешке, а левая рука действовала плохо. ― Спасибо, сестрички! ― крикнул он в уплывающую и закрывающуюся дверь и озабоченно осмотрел себя. Он был франт. Хорошего тонкого сукна коротенький китель с выпуклой ватной грудью и прямыми ватными же плечами, той же материи, роскошные бриджи, смятые в гармошку маленькие сапоги дорогого хрома и фуражка, основанием блестящего козырька привычно сидевшая на лихой брови. Закинув вещмешок за правое плечо и взяв в правую руку чемодан, капитан, скособочась немного, побрел по Шебашевскому переулку. У четырехэтажного красного кирпича здания школы подзадержался. ― Шестьсот сорок вторая, ― произнес он с удовольствием знакомые цифры и удивленно дочитал: ― Женская! Обидно было: он, Александр Смирнов, учился в этой школе, а сейчас вот, глядите, женская! Но настроение не испортилось: присвистнув, пошел дальше, прищуренными счастливыми глазами рассматривая и узнавая забытое и вдруг знакомое: маленькие дома, большие деревья, волнистую булыжную мостовую. Справа беспокойно существовал Инвалидный рынок. Палатки с непонятным товаром, ряды со скудной снедью ― картошка, соленые огурцы, квашеная капуста, семечки ― и люди, торгующие с рук всем, чем можно было торговать обнищавшему за четыре страшных года человеку. Капитан свернул к торгующей толпе. У крайнего ряда заметил мешок с семечками, подошел, спросил: ― Почем? ― Двадцать рублей, ― сурово ответил красномордый спекулянт. Капитан поставил чемодан, скинул вещмешок, из нагрудного кармана достал толстую пачку денег, вытянул красную тридцатку и сказал строго: ― Стаканчик-то маловат. ― Стандарт. ― Полтора стакана, ― приказал капитан и развернулся к красномордому карманом великолепных своих штанов. Красномордый посмотрел наконец на покупателя и сразу же разглядел иконостас: два Знамени. Отечественной всех степеней. Звездочка, медаль... И, почтительно ссыпая в оттянутый им же карман семечки, поинтересовался грустно: ― Давно оттуда? ― Оттуда месяц как, а сегодня прямо с поезда. Красномордый кивнул на левую руку капитана: ― Где лежал? ― В Смоленске, ― капитан до хруста в суставах сладострастно потянулся, спросил: ― Звать тебя как? ― Петро. ― Вот что, Петя. Я прогуляюсь малость, а ты за вещичками присмотри. ― Слушаюсь, ― привычно подчинился Петро, выскочил скрипя протезом из ряда, подхватил чемодан, вещмешок и споро припрятал их под прилавок. Капитан слегка кивнул, командирски благодаря, и, шикарно лузгая семечки, двинул в людское море. Он развлекался: щупал перекинутые через чьи-то плечи брюки, листал диковинные книги, рассматривал металлические финтифлюшки. То ли мальчик, то ли старичок раскладывал на фанерном обломке три листика. Смятые коробом карты мелькали. ― Отгадай бубновый туз ― унесешь рублей картуз! ― кричал мальчик-старичок и двигал, перебирал, вскидывал три карты. ― Хочу рублей картуз, ― сказал капитан и вытянул из своей пачки радужную сотенную. Мальчик-старичок мгновенно показал ему карты и снова замелькал. Помелькав, заявил торжественно: ― Не отгадаешь туза ― стольник мой, отгадаешь ― триста твои. ― Готовь триста. Отгадал, ― лениво сказал капитан и, стремительно вскинув руку, вырвал из рукава старичка спрятанную карту, потом опять, не торопясь, перевернул карты на фанерке. То были шестерка, девятка, валет. ― Гони три сотни, ― капитан показывал, держа двумя пальцами бубнового туза. ― Грабят! ― тонко завопил мальчик-старичок. И за спиной у капитана с угрозой поинтересовались: ― Ты ще бандитствуешь, офицер? Тельник под грязной белой рубашкой, а поверх ― стеганка, прахаря с обширным напуском, косой чубник под малокозыркой-восьмиклинкой с хвостиком и круглая прыщавая харя с неряшливой молодой щетиной. ― Я тебя не звал, приблатненный, ― холодно сказал капитан. ― Вица, он деньги отнять хочет! ― проплакал мальчик-старичок. ―- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (101) »
Последние комментарии
14 часов 27 минут назад
23 часов 19 минут назад
23 часов 21 минут назад
3 дней 5 часов назад
3 дней 10 часов назад
3 дней 11 часов назад