Мое почтение, красотка [Фредерик Дар Сан-Антонио] (fb2) читать постранично, страница - 3

бумага.

– Гм, понимаю. Одна из тех девиц, что работают по двадцать часов в сутки, а по ночам поднимаются, чтобы сделать уборку?

Патрон качает головой:

– Не совсем так. Не думайте, что это старая дева, высохшая на работе. Это современная особа, очень высокообразованная и компетентная. Стивенс говорит, что не может без нее обходиться.

– Понимаю...

Я смотрю на босса.

– Почему вы ее заподозрили? Он опять начинает выставлять свои манжеты, и его золотые запонки отражают свет прямо мне в глаза.

– Формула не покидала сейфа. Профессор утверждает, что сейф не открывали. Исходя из этого, я считаю, что формулой мог завладеть человек, близкий не только к профессору лично, но и к его работам.

– Вы приказали осмотреть сейф?

– Нет. Мы там не появлялись. Я просил профессора сохранить эту историю в строжайшем секрете. Явившись к нему с фотографами и экспертами, мы рисковали вспугнуть или по меньшей мере насторожить похитителя формулы. Дело кажется мне серьезным. Вот почему я приказал установить за Хеленой Каварес скрытое наблюдение...

– Хелена – это имя секретарши?

– Да. Я ждал вас, чтобы поручить это дело.

– Спасибо! Он поднимается.

– Пойдемте!

Он ведет меня в маленькую комнатку без окон, которую я хорошо знаю. Это кинозал. Я сажусь в кресло, а он, погасив свет, включает аппарат.

Решительно, у меня сегодня день кино. Сначала на экране мелькают темные зигзаги, потом идут клубки теней, наконец все утрясается, и я вижу тротуар, по которому туда-сюда ходят люди.

– Мы сняли Хелену Каварес скрытой камерой, – объясняет патрон. – Таким образом, вы сможете составить о ней первое впечатление. Смотрите! – кричит он. – Вот она!

Я едва успеваю схватиться за подлокотники кресла, чтобы не свалиться. Девушка, которую я вижу на экране, самая потрясающая красавица на этой планете. Рядом с ней самая фотогеничная из голливудских кинозвезд кажется рыночной торговкой. Она среднего роста, а ее фигура – просто сенсация. Какие манящие округлости! Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но я считаю, что для женщины округлости – это как для судебного исполнителя официальная бумага с печатью. Что касается мордашки, о ней стоит поговорить особо. Черные волосы уложены короной, нежный овал лица, глаза лани...

– Ладно, – говорю я патрону, – выключайте ваш волшебный фонарь, шеф. Нет необходимости досматривать пленку до конца, чтобы понять, что это самая красивая девчонка в Париже.

Он останавливает аппарат и включает свет.

– Я прошу вас действовать аккуратно, – говорит он. – Один неловкий шаг может повлечь самые серьезные последствия, потому что мы рискуем вызвать неудовольствие профессора Стивенса. Это очень уважаемый человек, и его отъезд из Франции, как мне дал понять министр внутренних дел, стал бы настоящей катастрофой. Понимаете?

– Отлично понимаю.

– Действуйте, как сочтете нужным. Вам оставить ангелов-хранителей, приставленных к девушке? Я качаю головой:

– Предпочитаю заняться ею сам. Он подавляет легкую улыбку.

– Сделайте все как можно лучше. Секретарша живет у профессора, в маленьком особнячке на Булонь-Бийанкур... Что с вами?

Должно быть, моя рожа в этот момент была неописуема.

– Случайно не в доме шестьдесят четыре по улице Гамбетта?

Теперь его очередь задохнуться от изумления.

– Да, но...

Бросаю взгляд на часы.

– Твою мать! – ору я.

Выскакиваю в коридор, лечу по лестнице, расталкивая дежурных полицейских, и прыгаю в «конторскую» машину Шофер, протирающий ее бархоткой, пытается протестовать:

– Но, господин комиссар...

– Гони! – кричу я ему. – Улица Гамбетта, знаешь?

– Не там поблизости живет Лана Политен?

Я отвечаю, что это возможно, что я в этом совсем не уверен и что в любом случае мне на это наплевать и растереть.

Все, чего я жду от него и его колымаги, – скорость. Он меня знает и все понимает. Просто невероятно, как легко меня все понимают, когда я начинаю разговаривать определенным образом...

Он пулей срывается с места, чтобы поразить меня. Если бы я носил вставную челюсть, она бы отстала от моей десны больше, чем на километр.

На улицу Гамбетта мы влетаем в десять минут пятого. Это спокойная улочка, застроенная богатыми домами. На горизонте ни собаки. Я приказываю шоферу остановить его драндулетку и смотрю на номера домов. Мы остановились возле пятьдесят восьмого. Из тачки я отлично вижу хижину дяди Стивенса. Миленькая лачуга... Три этажа, широкие окна, ухоженный садик, ворота из кованого железа...

Шофер поворачивается и удивленно смотрит на меня. Его глаза спрашивают: «Ну и зачем ты заставил меня гнать как ненормального? Чтобы сидеть в моей машине, как паша?»

Этот рыжий парень выглядит умным, как бочонок пива.

За его мыслями можно следить по глазам, как за траекторией осветительной ракеты в ясную июльскую ночь.

То, что он думает, волнует меня примерно так же, как отмена Нантского эдикта. Я остаюсь на наблюдательном посту. Мое ожидание, как пишут в романах для бойскаутов, увенчалось успехом. Через пять минут