Панчатантра [Пурнабхадра] (fb2) читать онлайн
- Панчатантра (пер. А. Я. Сыркин) (и.с. Литературные памятники-53) 1.32 Мб, 292с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Пурнабхадра
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
От редакции
Древний сборник индийских басен «Панчатантра» («Пять книг») был составлен в наиболее ранней редакции в III—IV вв. н. э. неизвестным автором. Первоначально он служил педагогическим целям — это была «наука житейской мудрости», по которой обучались юноши. Каждая из пяти книг памятника представляет собой самостоятельный рассказ, герои которого по ходу действия рассказывают басни, иллюстрирующие обычно то или иное поучение. Текст изобилует стихотворными вставками. Сборник написан хорошим литературным языком и является одним из лучших образцов прозы классического санскрита. Известен ряд версий «Панчатантры»: Кашмирская версия, Джайнская версия, версия Пурнабхадры и т. д. Созданная свыше полутора тысяч лет назад, «Панчатантра» является выдающимся памятником не только индийской, но и мировой литературы. Она давно уже вышла за пределы своего первоначального назначения и стала одной из популярнейших и любимых книг в Индии, где легла в основу ряда позже возникших индийских сборников рассказов («Хитопадеша» и др.). В многочисленных обработках и пересказах этот памятник получил широкое распространение и за пределами Индии. Уже в VI в. делается перевод «Панчатантры» на пехлеви. Арабский пересказ последнего, широко известный под заглавием «Калила и Димна», в свою очередь, подвергается многочисленным переделкам. Благодаря греческому переводу «Стефанит и Ихнилат», эта книга стала в XIII в. известна на Руси, а латинский перевод познакомил с ней Западную Европу. Достаточно сказать, что насчитывают свыше двухсот переводов «Панчатантры» более чем на шестидесяти языках. Недавняя постановка в Индии балета «Панчатантра», представляющего собой инсценировку второй книги сборника, — еще одно свидетельство популярности, которой по сей день пользуется этот памятник у индийцев. До настоящего времени на русский язык была переведена лишь часть «Панчатантры»[1]. Данное издание, предпринимаемое Академией наук СССР, содержит первый полный перевод на русский язык этого выдающегося памятника индийской литературы. Оно поможет нашим читателям еще лучше ознакомиться с замечательной культурой дружественного нам великого индийского народа.От переводчика
Светлой памяти матери Мириам Вениаминовны Сыркиной-Нейман посвящаю свой переводНастоящий перевод сделан с текста одной из наиболее полных версий «Панчатантры» — версии Пурнабхадры, критически изданной И. Хертелем (The Panchatantra. Text of Purnabhadra, ed. I. Hertel. Harvard Oriental series. Vol. 11—12, Cambridge Mass., 1908—1912). Ставя себе задачей дать по возможности точный литературный перевод памятника, а не подстрочник, переводчик отказался в большинстве случаев от сохранения характерного для санскритского строя предложения порядка слов, позволил себе разбить некоторые чрезмерно длинные периоды на отдельные предложения (например, в описании царствования Пингалаки). При передаче отдельных неясных мест подлинника, не преодоленных до конца и другими переводчиками (Das Pancatantram, iib. von R. Schmidt, Leipzig, 1902; The Panchatantra, transl. by A. Ryder, Chicago, 1942), были учтены толкования и конъектуры Т. Бенфея, О. Бётлингка, И. Хертеля. Некоторые слова переведены условно. Это относится, например, к передаче ряда слов из животного и растительного мира. Там, где найти приблизительный эквивалент в русском языке оказывалось невозможным, имена остались без перевода, с ссылкой на примечания. Не удалось передать и богатую синонимику языка подлинника в названиях животных (слон, лев, шакал, верблюд, змея и т. д.). Принципы перевода стихов изложены ниже в «Объяснении стихотворных размеров». Здесь отметим лишь, что передача отдельных поэтических приемов (например, в 50-м и 147-м стихах I книги, целиком построенных на игре слов, или в 69-м и 234-м стихах I книги, представляющих собой сплошную звукопись) была не под силу переводчику, и все такие случаи приведены и разобраны в примечаниях. В примечаниях также дается перевод собственных имен, как правило, прозрачных по этимологии и часто связанных с характеристикой героя (в особенности в 17-й и 26-й баснях I книги и 4-й басне V книги). В самом тексте собственные имена не переводятся. Настоящий перевод «Панчатантры» был начат во время занятий санскритом в Московском Государственном университете под руководством проф. Михаила Николаевича Петерсона, которому переводчик приносит свою глубокую благодарность. А. Я. Сыркин
ПАНЧАТАНТРА
Вступление
Достойно! Ом! Слава божественной Сарасвати![2]Безвреден тот, кто не рожден, безвреден тот, кто встретил смерть, |
Но тот, кто родился глупцом, — всю жизнь мученья нам несет. (2)
Что нам корова принесет, недойная, бесплодная? |
Что толку в сыне, если нет ни знаний, ни почтенья в нем? (3)
Воистину наука слов безбрежна,
А жизнь мгновенна и препятствий много. |
Важнейшее всегда найти старайтесь,
Как гуси молоко в воде находят[13]. (4) upa
Кто изучает ревностно науку поведения, |
Того и Шакра[18] никогда не будет в силах погубить. (5)
Книга I. Разъединение друзей
Здесь начинается первая книга под названием «Разъединение друзей». Вот ее первый стих:Сошелся лев с быком в лесу, и их привязанность росла, |
Но жадный клеветник-шакал навек ту дружбу погубил. (1)
Кто отдает свое добро, тот только сбережет его, |
Так орошаются поля водою, взятой из пруда. (2)
Деньгами деньги ловятся, как ловится слонами слон. |
Не может торговать бедняк, как ни желает он того. (3)
Когда богатый человек
Нисколько не стремится к удовольствиям |
И в мир другой уйти не хочет,
То он — глупец, сокровища хранящий». (4) ār
Живя в лесу, не знает лев
Ни блеска, ни науки поведенья. |
Бесстрашный господин зверей
По праву величается царем. (5) ār
Обряды незачем свершать, чтоб льва на царство посадить. |
Своим могуществом он сам владыкой стал среди зверей. (6)
Привыкнув пожирать слонов, что истекают мускусом[35], |
Когда желанной пищи нет, не станет лев щипать траву. (7)
Кто лезет не в свои дела, тот терпит наказание. |
Так обезьяна, вырвав клин, погибла по своей вине». (8)
Рассказ первый
«Есть в одной стране город. Недалеко от него в роще некий купец строил храм. Ежедневно в полуденное время зодчий и все рабочие отправлялись в город за едой. И как-то раз стая обезьян приблизилась к этому наполовину выстроенному храму. А один работник оставил там большое полурасколотое бревно из дерева анджаны[37], вставив в него клин из кхадиры. Обезьяны начали весело играть, где им хотелось: на верхушках деревьев, на возвышающихся частях постройки и на кучах поленьев. И тут одна из них, близкая к гибели, безрассудно уселась на бревно. «Кто вставил этот клин в неподходящее место?» — подумала она и, схватив обеими лапами, начала его вытаскивать. Между тем яйца ее попали в щель полу расколотого бревна, и ты поймешь без лишних слов, что произошло, когда она вытащила клин.* * *
Поэтому я и говорю, что разумные должны остерегаться неподходящих дел». Затем он сказал: «Мы ведь поддерживаем жизнь лишь тем, что поедаем остатки пищи». Даманака ответил: «Неужели ты служишь повелителю из-за одной только пищи, не стремясь к отличию? Хорошо ведь говорится:Чтоб помочь в беде всем друзьям своим,
Чтоб нести бедствия всем врагам своим, |
Повелителю служат мудрые.
А живот наполнять — каждому легко. (9) viyo
Лишь тот действительно живет, кто помогает жить другим. |
Не служит разве птицам клюв, чтоб тело пищей насыщать? (10)
Когда живешь без состраданья ты в этом мире
К друзьям своим, или к учителю, или к сыну, |
К тому, кто слаб, или к слуге, — твоя жизнь бесплодна.
Так ворон, жертвы[38] поедая, весь век проводит. (11) vasa
Хоть радуется пес, когда разыщет кость, ||
лишь жилами и жиром
Покрытую слегка, где мяса даже нет, ||
не утолит он голод. |
А лев, шакала невредимым отпустив, ||
слона убить стремится.
Все твари и в нужде желают получить ||
достойную награду. (12) çārdū
К ногам хозяина собака ложится смирно,
Хвостом виляет и, раскрыв свою пасть, ждет пищи. |
Когда же кормишь ты слона, то он долго смотрит
И лишь возьмется за еду после сотни ласок. (13) vasa
Легко наполнить ручеек, мышонку лапки отягчить, |
Легко насытить бедняка, привыкшего к лишениям. (14)
Кто не может отличить вреда от пользы,
Кто законы древние исполнять не хочет, |
Кто стремится лишь наесться до отвала,
Чем тот отличается от тупой скотины? (15) puṣpi
И быка, когда он тащит воз тяжелый,
Тянет плуг с усердием, поедает зелень, |
Всем приносит пользу, чист и благороден,
Разве можно сравнивать с человеком низким?» (16) puṣpi
Незнатный может знатным стать, коль служит повелителю, |
А знатный — знатность потерять, когда не хочет он служить. (17)
Никто еще одной могучей силой
Не стал велик и не бывал унижен, |
Ведь в этом мире лишь дела людские
Несут почет или ведут к презренью. (18) upa
С трудом мы тащим в гору груз, а вниз легко он катится. |
Нас так же вверх иль вниз влекут заслуги иль провинности». (19)
Услышав речь, даже скотина все поймет.
Лишь подан знак, — лошадь и слон везут свой груз. |
Но кто учен, тот и без слов узнает все,
В чужом лице много прочтут разумные. (20) vaṁça
По виду, поведению, лицу, походке и речам |
И по движеньям глаз и рта узнаешь мысли скрытые. (21)
Что трудно для могучего? Что далеко для смелого? |
Что край чужой ученому? Кто враг сладкоречивому?» (22)
Когда бы сам Брихаспати[41] стал говорить не вовремя, |
Он потерял бы свой почет и ненавистным сделался. (23)
Пусть облечен доверьем муж,
Все ж не войдет он, если царь разгневан, |
Ведет беседу, хочет быть один,
Иль занят украшеньем тела. (24) ār
Не станет вежливый входить,
Когда лекарство принимают, бреются, |
Ведут секретную беседу
И с женщиной вкушают наслажденья. (25) ār
Придя к царю, будь осторожен в его покоях.
Храни молчанье, у наставника обучаясь. |
Кто неразумно поступает, тот быстро гибнет,
Словно вечерняя лучина в жилище бедном. (26) vasa
Когда придет удобный случай,
Узнав о царском гневе и других делах, |
Склонившись, подвязав одежды,
Входите во дворец, не торопясь. (27) ār
Властитель тянется к тому, кто стоит у трона,
Будь тот невежда, иль чужой, иль бедняк безродный. |
Владыки, жены и лианы друг с другом схожи:
Стремятся все они опутать того, кто близко. (28) vasa
Следит с вниманьем подданный, разгневан царь иль милостив, |
И, если тот колеблется, к нему подходит медленно. (29)
Лишь трое соберут плоды с земли цветочно-золотой: |
Герой, ученый и слуга, который в службе опытен. (30)
Явись к царю лишь с помощью людей, которых любит он, |
Чьи речи сладки для него, чьи благородны помыслы. (31)
Не ценит кто чужих заслуг, того не любят мудрые: |
Ведь сколько ни трудись над ним, бесплоден он, как солончак. (32)
Служи достойному царю, пусть всякой власти он лишен[42]. |
Так жизнь свою поддержишь ты и будешь щедро награжден. (33)
Ведь самый худший — тот слуга, который враг хозяину. |
Не зная где ему служить, не враг он разве сам себе? (34)
Царицу, принца, мать царя и первого советника, |
Жреца и стража царского, как самого владыку, чти. (35)
Кто среди первых в бой идет, среди последних — в городе, |
А во дворце — всегда слуга, к тому владыка милостив. (36)
Кто говорит царю: "Живи!", кто знает как вести себя, |
Кто не колеблясь действует, к тому владыка милостив. (37)
Кто, принимая дар царя, достойным деньги раздает, |
А одеянья носит сам, к тому владыка милостив. (38)
Кто не вступает в спор с царем, кто не смеется рядом с ним, |
Запретных слов не говорит, к тому владыка милостив. (39)
Кто разговоров не ведет со слугами гаремными, |
С наложницами царскими, к тому владыка милостив. (40)
Кто, зная, что любим царем, в тяжелых даже случаях |
Не смеет преступать границ, к тому владыка милостив. (41)
Кто ненавидит всех людей, враждебных повелителю, |
И любит всех друзей его, к тому владыка милостив. (42)
Кто никогда не сходится с врагами повелителя |
И не вступает с ними в спор, к тому владыка милостив. (43)
Кто весь исполнен мужества, считает битву отдыхом |
И на чужбине не грустит, к тому владыка милостив. (44)
«За словом слово следует, и речь родит другую речь. |
Так на возделанной земле зерно родится от зерна. (46)
Как неудача порождает горе,
И как удача счастье порождает, |
Как связано все это с поведеньем, —
Разумный муж в речах своих покажет. (47) upa
Когда твои достоинства
В собранье мудрых громко прославляются |
И доставляют средства к жизни,
Их надо охранять и множить. (48) ār
Не медля подавай совет, кому желаешь ты добра, |
Таков обычай праведных. Лишь враг того не делает». (49)
Подобно змеям, все цари стремятся к наслаждениям, |
Мрачны, капризны, скрытны, злы, и наставленья им нужны[45]. (50)
Подобно горам, все цари тверды, неровны, высоки, |
Дают преступникам свой кров и привлекают хищников. (51)
Вооруженному, зверям, коль когти иль клыки у них, |
Царю, реке и женщине всегда опасно доверять». (52)
Узнав характер ближнего, проникнув в замыслы его, |
Благоразумный человек им овладеет без труда. (53)
Хвали царя, когда разгневан он,
Люби его друзей и ненавидь врагов, |
Всегда благодари за милость
И овладеешь им без колдовства. (54) ār
Стремись к тому, кто знаменит делами,
Велик в речах или велик в познаньях, |
Но покидай немедля господина,
Когда узнаешь о его бессилье. (55) upa
Лишь там произносите речь, где принесет она плоды |
И сохранится, как узор на белоснежном полотне. (56)
Когда не знаешь сил врага, бесплодны все труды твои, |
Подобно свету лунному над снежными вершинами». (57)
Не действуй опрометчиво в покоях повелителя. |
Ведь если счастлив будешь ты, мы сможем жизнь поддерживать». (58)
Владыке и соломинка поможет,
Чтоб в ухе почесать, почистить зубы, |
Но тот, кто телом наделен и речью,
Намного больше помощи окажет. (59) upa
Слуга и платье хороши, коль на своих они местах. |
Не носят на ногах того, что украшает голову. (60)
Пусть царь богат и родовит, по праву занимает трон, |
Но не пойдут к нему служить, когда не ценит он заслуг. (61)
Коль равные не чтут слугу,
А те, кого он выше, с ним равняются, |
И нет ему почетных мест,
То может он властителя покинуть. (62) ār
Если вставляют в оправу свинцовую
Жемчуг, достойный оправы из золота, |
Прежнего блеска лишится сокровище,
А ювелир порицанью подвергнется. (63) druta
«Разумен тот, кто предан мне, а кто не предан, тот глупец» —
Держась такого мненья, цари имеют много слуг. (64)
Где между правой стороной и левой нет различия, |
Не станет оставаться там благоразумный человек. (65)
Коль одинаков господин со всеми подчиненными, |
Тогда у лучших среди них усердье быстро пропадет. (66)
Где не способны отличить рубин от красных кубиков[49], |
Там камни драгоценные никто не станет покупать. (67)
Нет повелителя без слуг, нет слуг без повелителя. |
Ведь и слуга и господин друг с другом крепко связаны. (68)
Наука, конь, кинжал,
Мужчина, лютня, женщина и речь |
Приносят пользу или вред
В зависимости от владельца[50]. (69) ār
Хоть в доме мыши родились, вредят они, и мы их бьем. |
Приносит кошка пользу нам, и с ней всегда мы ласковы. (71)
Нет пользы в друге немощном, нет пользы в сильном недруге. |
Царь! Я предан и могуч. Не надо презирать меня. (72)
Достигших знанья высшего || не надо ставить низко,
Нельзя связать богатством их, || оно для них — былинка. |
Слона, чьи щеки в мускусе, || блестящем, темном, свежем,
Не может удержать канат, || из лотосов сплетенный[54]». (73) māli
Одним всегда с супругами делитесь,
Другим — с друзьями, третьим — с сыновьями, |
Но, хоть достойны все они доверья,
Нельзя поведать каждому все тайны». (74) indra
Коль хочешь снова стать счастливым,
Достойному слуге, жене благочестивой, |
Властителю могучему
И другу о печали расскажи. (75) ār
Плотина гибнет от воды, решенье — от беспечности, |
Любовь — от злостной клеветы, трусливый гибнет из-за слов. (76)
Одной ногой готов идти, другой — еще стоит мудрец |
И не оставит старых мест, пока не видит новых он. (77)
Не знает гибели тот царь, который полон мужества, |
Когда подходит враг к нему, пускай могуч и страшен он. (78)
Даже когда творец разгневан,
Не покидает мужество отважных. |
Пруды за лето высыхают,
А Синдху[56] станет полноводней. (79) ār
Не часто мать рождает сына,
Который не печалится в несчастье, |
Доволен в счастье, смел в сраженье
И служит украшеньем этих трех миров[57]. (80) ār
У существа без гордости единый путь с былинкою: |
Оно бессильно согнуто и так же незначительно. (81)
Сначала показалось мне, что жиром эта вещь полна, |
Но лишь проникнул я туда, увидел кожу с деревом». (82)
Рассказ второй
«Жил в одной местности шакал с исхудавшей от голода шеей[58], который, бродя в поисках пищи, увидел в лесу место, где царь дал сраженье. Остановившись там на мгновенье, он услышал громкий звук. Слыша его и сильно встревожившись сердцем, он глубоко опечалился и сказал: «Увы! Несчастье обрушилось на меня. Теперь я погиб. Чей это звук? Что это за существо?» Когда же он последовал дальше, то увидел барабан, похожий на верхушку горы, и подумал: «Возникает ли этот звук сам собой или вызван чем-нибудь другим?» Между тем барабан этот издавал звуки, когда его касались кончики травы, колеблемые ветром, а в другое время был беззвучен. Видя, что барабан ни к чему не пригоден, он приблизился к нему, сам от любопытства стал ударять по обеим сторонам и радостно подумал: «Да! Наконец-то мне попалась еда. Несомненно, эта вещь окажется наполненной мясом и жиром!» Подумав так, он разорвал его в одном месте и проник внутрь. Барабан был обтянут грубой кожей, от чего он едва не сломал себе зубов. И вот, потеряв надежду и видя там остатки дерева и кожи, он прочел стих:«Услышав этот страшный[59] звук, решил, что жир внутри найду, |
Но лишь проникнул я туда, увидел кожу с деревом». (83)
* * *
Поэтому я и говорю, что не следует тревожиться из-за одного только рева». Пингалака сказал: «Увы! Ведь свитой моей овладел страх, и она хочет бежать. Как же я проявлю стойкость и отвагу?» Тот ответил: «Господин, они в этом не виноваты, потому что слуги походят на своих господ. Сказано ведь:Наука, конь, кинжал,
Мужчина, лютня, женщина и речь |
Приносят пользу или вред
В зависимости от владельца[60]. (84) ār
Не трусит преданный слуга, услышав приказание. |
Готов он броситься в огонь и через море переплыть. (85)
Пусть трудно выполнить приказ, пускай легко он выполним. |
Слуге должно быть все равно — иначе пользы нет царю». (86)
Кто был сначала в милости, а вслед затем унижен был, |
Пусть даже знатен род его, всегда желает зла царю. (87)
Коль осторожны слабые, не страшен им и сильный враг, |
Но коль беспечны сильные, их даже слабый победит». (88)
Всегда министрам выгодно, чтоб господин несчастлив был. |
Поэтому хотят они иметь несчастного царя. (89)
Тот, у кого болезни нет, не станет звать к себе врача, |
А царь, избавленный от бед, не станет звать советника». (90)
Кто лжет владыкам, божествам и своему учителю, |
Пусть ложь его невелика, все ж гибнет он за этот грех. (91)
«Царь — воплощенье всех богов» — поют святые мудрецы, |
Как бога почитай его и никогда ему не лги. (92)
У воплощенья всех богов с богами разница одна: |
Он сразу воздает за все, а те — в другом рождении». (93)
Не страшен вихрь нежным побегам зелени,
Лишь дуть начнет, — низко они склоняются. |
А между тем даже деревья губит он.
Могучий мужтолько с могучим борется». (94) vaṁça
Известен нам предел земли, предел морей и даже гор, |
Но никогда нельзя узнать предела царских помыслов. (95)
Когда советник крепок, прям, испытан, полон верности,
Все царство держится на нем, как на колоннах прочных дом[64]. (96)
В леченье виден ум врача, в раздорах — ум советника. |
Ведь всякий сможет помогать в счастливых обстоятельствах». (97)
Как нектар[65] — нам огонь зимой, как нектар — друга увидать, |
Как нектар — милость царская, как нектар — молока питье». (98)
Охотясь за богатствами, бесчестно люди действуют: |
Один затравит ближнего, другой убьет его, как лань. (99)
Кто из-за гордости своей не почитает царских слуг, |
От службы будет отстранен, подобно Дантиле[66] купцу». (100)
Рассказ третий
«Есть здесь на земле город под названием Вардхамана[67]. Жил там купец по имени Дантила, поставленный над всем городом. Он исполнял и городские, и царские дела и радовал всех жителей этого города. К чему много слов? Такого умелого человека никто еще не видал и не слыхал. Хорошо ведь говорится:Кто служит повелителю, || того народ не любит,
Кто хочет подданным служить, || того цари не терпят. |
Между царем и подданным || всегда раздоров много,
И трудно отыскать того, || кто б мог служить обоим. (101) māli
Кто не способен отомстить,
Пускай стыдится обнаруживать свой гнев. |
Не разобьется сковородка,
Коль прыгает на ней горох». (102) ār
Что человек в теченье дня желает, видит, делает, |
То по привычке и во сне он говорит и делает. (103)
Все злое, все хорошее, что спрятано в сердцах людей, |
Они во сне откроют нам и в сильном опьянении. (104)
С одним заводят болтовню, с другим играют взглядами, |
А сердце третьим занято. Кого же любят женщины? (105)
Огонь не утолят дрова, потоки — океан большой, |
Смерть[70] — все живые существа, мужья — прекрасноглазую. (106)
Коль места нет и времени, и не стремится к ней никто, |
Тогда лишь только, Нарада[71], бывает женщина чиста. (107)
Глупец, который думает: «Верна моя любимая», |
Всегда, как сойка синяя, для развлеченья служит ей». (108)
Какой богач не горд? Какой распутник жизнь ||
проводит без несчастий?
Чье сердце на земле не знает женских чар? ||
Кто для царя приятен? |
Кто может избежать быстротекущих лет? ||
Какой бедняк в почете?
Кто смог бы ускользнуть без всякого вреда |
из западни злодея? (109) çārdū
Кто увидит, || стал чтобы ворон чистым,
Змей стал добрым, || стала жена бесстрастной, |
Евнух смелым || или игрок правдивым,
Пьяный умным || и чтобы царь стал другом? (110) çāli
Пусть родом невысок слуга, лишен достоинства и глуп, |
Но всюду встретит он почет, коль служит повелителю. (111)
Когда даже ничтожный трус идет на службу царскую, |
Не вызовет презренья он ни у кого из подданных». (112)
Чуть что — он вверх возносится, чуть что — опять низвергнут вниз.
Да! Коромыслу от весов подобен низкий человек. (113)
* * *
Поэтому я и говорю: «Кто из-за гордости своей...». Сандживака ответил: «Дорогой, ты сказал правду. Так и надо поступать». Вслед за этими словами Даманака, взяв его с собой, пришел к Пингалаке и сказал: «Божественный! Я привел Сандживаку. Теперь божественный должен решить». А Сандживака, почтительно поклонившись, скромно остановился перед ним. Тогда Пингалака протянул к нему свою неодолимую правую лапу, толстую, округлую, украшенную когтями, подобными громовым стрелам, и сказал: «Здоров ли ты? Почему ты живешь в этом безлюдном лесу?» И расспрашиваемый им Сандживака рассказал о том, как он отстал от купца Вардхаманы, и о случившемся вслед за тем. Услышав это, Пингалака сказал: «Друг, не надо бояться. Живи, как тебе нравится в этом лесу, хранимом моими лапами. И кроме того, всегда находись рядом со мной, потому что лес этот наполнен многочисленными хищниками и изобилует опасностями». Сандживака ответил: «Как будет угодно божественному». Вслед за этими словами повелитель зверей спустился на берег Ямуны, вдоволь искупался, напился воды и свободно вернулся обратно в лес. Так каждый день во взаимной дружбе проходило у них время. Благодаря Сандживаке, изучившему многие науки и мудрому в суждениях, Пингалака, хоть и был наделен ограниченным умом, в короткое время приобрел рассудительность. Оставив лесные нравы, он стал жить по-сельски. К чему много слов? Каждый день Сандживака и Пингалака уединялись и вели беседы друг с другом. А вся остальная свита зверей находилась поодаль от них. Что же касается тех шакалов, то они не могли даже входить к царю. И лишившись покровительства льва, все звери и те шакалы оставались на одном месте, мучимые голодом и болезнями. Сказано ведь:Коль царь наград не раздает, уходят слуги от него. |
Не остаются птицы жить на дереве засохнувшем. (114)
Пусть окружает слуг почет, пусть знатны и верны они, |
Но покидают все царя, когда им пищи не дают. (115)
Коль царь всегда заботится о пропитанье подданных, |
Хоть угрожай слуге его,—от господина не уйдет. (116)
Над странами цари стоят, над заболевшими — врачи, |
Купец — над покупателем, над дураками — мудрецы. (117)
Над невнимательными — вор, и нищий — над даятелем. |
Распутницы — над страстными, над всеми — мастер знающий. (118)
Расставив сети, день и ночь они добычу стерегут |
И поедают жертв своих, как рыбы поедают рыб. (119)
Пусть не внимает царь речам, все ж надо наставлять его, |
Так перед сыном Амбики Видура[75] снял с себя вину. (120)
Достоин порицания слуга, что отступается |
От властелина иль слона, желаньем ослепленного[76]. (121)
Шакал баранами убит, мне горе из-за жулика, |
А сводне — из-за дел чужих. Три горя по своей вине». (122)
Рассказ четвертый
«В одной стране в уединенной местности находился монастырь. Жил там нищенствующий монах по имени Девашарман[77]. Он продавал тонкие одежды, подаренные ему многочисленными жертвователями, и со временем у него накопилась большая сумма денег. Никому не доверяя, он ни днем ни ночью не выпускал их из-под мышки. Право же, хорошо говорится:Несчастье деньги собирать, хранить, другому отдавать, |
Несчастье, если пропадут. Да! С горем деньги связаны. (123)
Коль нет страстей — и власти нет, коль нет любви — к чему наряд? |
Коль нет ума — нет сладких слов, коль честность есть — не будет лжи. (124)
Лишь тот бесстрастным может быть, кто смолоду лишен страстей, |
Кто не почувствует покой, когда лишится сил своих? (125)
Сначала мысли старятся, потом уж тело у благих. |
Злодей — лишь телом старится, а помыслами — никогда. (126)
Род губит блудный сын, царя — дурной совет, ||
аскета — узы с миром,
Ребенка — баловство, а добрый нрав — злодей, ||
жреца — в науках леность, |
Друзей — неверье их, успех — несчастный рок, ||
жен — пьянство и беспечность,
Любовь — в разлуке жизнь, богатство — мотовство ||
и пашню — нерадивость. (129) çārdū
Коль на закате гость придет, не надо прогонять его. |
Гостеприимный человек вкусит блаженство в будущем. (130)
Травой, землею и водой, а также речью дружеской |
Да будут полными всегда жилища праведных людей! (131)
Ненастье, ночь безлунная,
Глухие городские закоулки |
И муж, отправившийся вдаль,
Всегда лишь радуют развратную жену. (133) ār
Диван, ковром покрытый,
Супруга нежного, прекраснейшее ложе |
Не больше, чем былинку, ценит
Та, что любви запретной ищет. (134) ār
Молва дурная, гибель рода,
Оковы и опасности смертельные — |
Всё нипочем дурной жене,
Привязанной к чужому человеку. (135) ār
Ослаб, на землю падает, все время мелет чепуху — |
Вот признаки надежные того, кто опьянен вином. (136)
Даже у солнца гаснет луч, когда оно на западе, |
Оно краснеет, блеск отдав, и покидает небосвод»[92]. (137)
Кто не бежит опасных мест
И, как верблюд, неутомимо гонится |
За сладкими плодами, —
Благословен с рожденья тот. (138) ār
Наш мир сомнений полон,
А люди без конца на все лады злословят. |
Лишь та счастлива, что с другим
Любовником проводит юность. (139) ār
Пускай любовник — не мужчина,
Пускай наружность отвратительна его, |
И все ж распутница не станет
Любить законного супруга». (140) ār
«Вся мудрость безграничная Брихаспати с Ушанасом[96] |
Уступит ухищреньям жен. Как нам за ними углядеть? (142)
Поспешность, хитрость, глупость, ложь и жадность безграничная, |
Жестокость и нечистота — врожденные пороки жен. (143)
Не увлекайтесь женами чрезмерно,
Не допускайте, чтоб росла их сила, |
Ведь все они мужчиною влюбленным
Играют, как бескрылою вороной. (144) upa
Ведь из уст ее сладкий мед течет,
А в груди женщина сильный яд[97] хранит. |
Потому и пьют из желанных губ,
А рукой сжатою ударяют в грудь. (145) viyo
Пучину опасений, || нескромности обитель, ||
поспешностей собранье,
Вместилище пороков, || дом сотни злых обманов ||
и поле подозрений, |
Ту, что сильней героев, || корзину дел коварных, ||
смесь нектара и яда,
Жену, что с куклой схожа, || кто создал в этом мире ||
на гибель добрым нравам? (146) srag
Газелеоких жен, чья добродетель — грех, ||
прославленных повсюду
Упругостью грудей, живым сияньем глаз, ||
прелестными устами, |
Кудрявой головой, размерностью в речах, ||
великолепьем бедер,
Пугливостью своей и чарами в любви, — ||
пусть их скоты лишь любят[98]. (147) çārdū
Они смеются и грустят, чтоб достигнуть цели,
И, пробудив к себе доверье, не верят сами. |
Пускай же каждый человек из семьи достойной
Обходит их, как на кладбищах обходят урны. (148) vasa
Цари зверей с косматой гривой и страшной пастью,
Слоны, что в мускусе обильном сияют блеском, |
Герои мудрые и стойкие в страшных битвах —
Близ женщин все они теряют свою отвагу. (149) vasa
Внутри они скрывают яд, снаружи — блещут красотой. |
Кто создал в этом мире жен, подобных гунджи[99] ягодам?» (150)
«Бледнеет, с дрожью говорит,
Испуганно глядит, теряет весь свой блеск — |
Так выглядит всегда злодей,
Когда он преступленьем устрашен. (151) ār
Переменился цвет лица, и ноги спотыкаются, |
По лбу его струится пот, и заикаясь говорит. (152)
Дрожит и вниз глядит всегда, кто злое дело совершил. |
По этим явным признакам легко найдешь преступника. (153)
С уверенностью держит речь невинный человек в суде, |
Нет страха на его лице, горит негодованьем взор. (154)
Шакал баранами убит, мне горе из-за жулика, |.
А сводне — из-за дел чужих. Три горя по своей вине». (155)
«Брахмана, женщину, дитя, больного и отшельника |
Нельзя казнить. За тяжкий грех калечить их предписано. (156)
* * *
Поэтому я и говорю: «Шакал баранами убит...». Каратака сказал: «Что же нам делать в таком тяжелом положении?» Даманака ответил: «Несмотря на подобное стечение обстоятельств, я разлучу Сандживаку с господином благодаря блеску своего разума. К тому же наш господин Пингалака предается очень дурной наклонности. Ведь:Коль впавший в заблужденье царь дурною страстью ослеплен, |
То слуги всеми средствами должны ему препятствовать». (157)
Охота, жены, кости, хмель и в пятых — речи злобные, |
Насильем оскорбление и жадность до чужих богатств. (158)
Где не хватает сил твоих, там надо хитрость применить. |
Ворона цепью золотой сгубила черную змею». (159)
Рассказ пятый
«В одной стране росло большое баньяновое дерево[101]. Жили на нем ворон с женой, свившие себе гнездо. И черный змей[102], пробираясь туда через дупло дерева, поедал рождавшихся птенцов, когда те были совсем еще маленькими. А ворон, даже несмотря на это мучительное бедствие, не мог оставить давно принадлежащий ему баньян и переселиться на другое дерево. Потому что:Ворона, антилопа, трус не оставляют мест своих, |
Лев, слон и добрый человек идут туда, где их не чтут. (160)
Здоровья лучше друга нет, болезни злее нет врага, |
Сильней, чем к детям, нет любви, нет бедствий хуже голода. (161)
Как может быть спокоен тот, чье поле около реки, |
В чьем доме змеи завелись и чья жена сошлась с другим? (162)
Повсюду сможет антилопа
Найти глоток воды и горстку пищи, |
Но любит лес она родной
И не уйдет в места чужие. (163) ār
Не надо никогда вредить тому, кто зло тебе чинит. |
Он сам падет, как дерево, на берегу растущее. (164)
Немало съела цапля рыб, хороших, средних и плохих, |
Но из-за жадности своей от клешней рака умерла». (165)
Рассказ шестой
«В одной местности на берегу пруда жила когда-то цапля. Состарившись и желая без труда поедать рыбу, чтобы поддерживать свою жизнь, она оставалась на берегу того пруда, делая вид, что полна беспокойства, и не поедая даже близко подплывавших рыб. А там среди рыб жил один рак. Приблизившись к ней, он сказал: «Тетушка[103], что же ты сегодня не ешь и не развлекаешься, как прежде?» Та ответила: «Когда я была сыта и довольна, поедая рыбу, то приятно проводила это время, наслаждаясь твоим обществом. Однако теперь вас ожидает большое несчастье. Из-за него на старости лет прервется этот приятный образ жизни. Вот я и печальна». Тот спросил: «Тетушка, что это за большое несчастье?» Цапля ответила: «Сегодня много рыбаков прошло мимо пруда, и я услышала их разговор: «В этом большом пруду много рыбы. Сегодня мы пойдем к тому озеру, что возле города, а завтра или послезавтра закинем сети и сюда». Когда все это произойдет и вы погибнете,- то погибну и я, потому что прервется мой образ жизни. Опечалившись этим, я потеряла сегодня охоту к пище». И услышав эту зловещую речь, все обитатели воды, боясь за свою жизнь, обратились к цапле: «Тетушка! Матушка! Сестрица! Подружка! Умница! Где слышат о несчастье, там знают и средства против него. Поэтому ты должна вырвать всех нас из пасти смерти». Цапля сказала: «Я птица и не могу бороться с людьми. Однако у меня хватит сил перенести вас из этого пруда в другой глубокий пруд». Тогда они, обманутые этой лживой речью, заговорили: «Тетушка! Подружка! Бескорыстная родственница! Меня, меня понеси первого! Разве ты не слыхала?Кто стоек сердцем, страсти обуздал,
Кто держит в памяти всегда лишь добрые дела, |
Тот даже жизнь готов отдать,
Чтоб другу своему в беде помочь». (166) ār
Чтобы целей своих достичь искусными уловками, |
Друг принимает вид врага, враг другом притворяется. (167)
Уж лучше жить рядом с коварным недругом
Иль без забот игры вести со змеями, |
Чем быть вдвоем с другом своим испорченным,
Несведущим, злобным и легкомысленным. (168) vaṁça
Даже ученый человек потерпит наказание, |
Коль в ослеплении своем пойдет по ложному пути. (169)
До тех лишь пор страшись беды, покуда не пришла она, |
Когда ж нагрянула беда, смелее наноси удар. (170)
[Окончание рассказа пятого]
Поэтому я и говорю: «Немало съела цапля рыб...». Ворон ответил: «Дорогой, скажи, как придет к гибели этот злой змей?» Шакал сказал: «Отправляйся в то место, где живет повелитель, возьми там у какого-нибудь невнимательного богача золотую цепочку или нитку жемчуга и брось ее к змею, чтобы его убили, когда возьмут эту цепочку». Ворон и ворона тотчас же полетели, каждый куда ему захотелось. И достигнув одного пруда, ворона увидела, как в середине его играли в воде гаремные женщины некоего царя, оставив золотые цепочки, нити жемчуга, одежды и украшения около воды. Тут ворона взяла одну золотую цепочку и направилась к своему дереву. Тогда смотрители женских покоев и евнухи, видавшие, как она унесла ее, схватили дубинки и поспешно бросились за ней. А ворона бросила золотую цепочку в дупло, где жил змей, и уселась подальше. Когда царские слуги забрались на это дерево, то там в дупле лежал черный змей с раздувшимся капюшоном. Тогда они убили его ударами дубинок, взяли золотую цепочку и, как намеревались, отправились обратно. А ворон с женой зажили в полном счастье. Поэтому я и говорю: «Где не хватает сил твоих...». А также:Коль люди, ослепленные гордыней,
Пренебрегают недругом бессильным, |
То тот, терпя вначале пораженье,
Непобедимым станет, как болезнь. (171) upa
Разумен кто, тот и силен, — где взяться силам у глупца? |
Гордыней опьяненный лев погиб в лесу от зайчика». (172)
Рассказ седьмой
«В одной местности в лесу жил опьяненный гордостью лев по имени Мандамати[104]. Без устали уничтожал он зверей и, лишь завидя зверя, уже не щадил его. И вот все рожденные в этом лесу антилопы, кабаны, буйволы, гайялы, зайцы и другие животные собрались, полные тревоги, встали на колени и, склонив головы, стали смиренно умолять владыку зверей: «Божественный! Покончи с беспричинным уничтожением всех существ. Действие это враждебно тому миру и чрезвычайно жестоко. И говорят ведь:Чтоб насладиться жизнью,
Глупцы свершают тяжкие грехи |
И терпят беды вслед за тем
В теченье тысячи рождений[105]. (173) ār
Не станет мудрый делать так, чтоб вызвать недоверие, |
Молву дурную породить и в ад сойти преступником. (174)
Глупцы лишь совершают грех для тела нечестивого, |
Вместилища всех нечистот, несчастного и бренного. (175)
Когда с умеренностью царь господством наслаждается, |
Как эликсиром жизненным, ему блаженство суждено. (176)
Коль неразумный господин слуг убивает, словно коз, |
Лишь в первый раз он будет сыт, потом уж больше никогда. (177)
Коль хочет быть счастливым царь, пусть чтит и охраняет слуг, |
Как садовод хранит цветы и поливает их водой. (178)
Как вовремя доят коров и стерегут их, — так и слуг. |
Сперва лиану оросят, потом уж соберут плоды. (179)
Светильнику подобен царь и блеск берет от подданных, |
Но незаметно это нам, когда достоинств полон он. (180)
Как на возделанной земле приносят семена плоды, |
Так люди, если их беречь, вознаградят хранителя. (181)
Хлеб, золото, сокровища, напитков изобилие |
И множество других вещей идет к царю от подданных. (182)
Цари, творящие добро, достигнут процветания, |
А те, что губят подданных, идут дорогой гибели». (183)
Что трудно для разумного?
Кого не победит решимость твердая? |
Кто не покорен сладкой речи?
Чего нельзя усердием достичь? (184) ār
Земля, друзья и золото — вот три плода сражения. |
Коль нет ни одного из них, не надо начинать войны. (185)
Где нет награды стоющей, где суждены лишь бедствия, |
Не вступит там в сражение благоразумный человек». (186)
Ни с тысячей больших слонов, ни с сотней тысяч лошадей |
Не сможет царь достичь того, чего достигнет с крепостью. (187)
Стрелок, стоящий на стене, сильнее сотни воинов. |
Наука поведенья нам рекомендует крепости. (188)
Послушавшись наставника, руками Вишвакармана[107] |
Сам Шакра крепость основал, боясь Хираньякашипу[108]. (189)
И пожелал он вслед за тем: «Царь, крепостью владеющий, |
Да победит!» Поэтому повсюду крепости стоят». (190)
Борись с болезнью и с врагом, как только обнаружишь их. |
Ведь коль усилятся они, тебя сумеют погубить. (191)
Кто силу сознает свою и хочет славу приобресть, |
Один всех перебьет врагов, как Бхаргава[109] воителей». (192)
Кто сил не знает собственных и сил своих противников, |
Тот гибнет в столкновении, как гибнет мотылек в огне. (193)
Ведь если слабый в бой пойдет, чтоб сильного врага убить, |
Бесславно возвратится он, как слон, чьи сломаны клыки». (194)
* * *
Поэтому я и говорю: «Разумен кто, тот и силен...». Каратака сказал: «Это вроде сказки о вороне и плоде пальмы[110]. Хоть заяц и достиг успеха, все же человек, лишенный могущества, не должен обманывать великих». Даманака сказал: «И могучий и немощный — всякий должен быть решительным в своих усилиях. Сказано ведь:Кто был решительным, того ожидает счастье.
«Судьба, судьба!» — так говорят ведь одни лишь трусы. |
Судьбу себе ты подчини и смелее действуй,
А коль удача не придет, — где ж проступок в этом? (195) vasa
Сам Брахма разобрать не смог обмана, ловко скрытого. |
Принявший облик Вишну ткач царевной наслаждается». (197)
Рассказ восьмой
«Есть в стране гаудов[113] город под названием Пундхравардхана. Жили там два друга, ткач и тележник, каждый из которых достиг совершенства в своем ремесле. Они без конца тратили заработанные ими деньги, носили мягкие, пестрые и чрезвычайно ценные одежды, украшались цветами и бетелем[114] и благоухали ароматом камфары, алоэ и мускуса. Проработав три четверти дня, они в последнюю четверть обычно украшали тело и гуляли вдвоем по площадям, храмам и другим местам. Обойдя различные зрелища, собрания, посетив праздники по случаю рождений и другие людские сборища, они возвращались в сумерки к себе домой. Так проходило у них время. И как-то в один большой праздник все городские жители, нарядившись кто как мог, стали бродить вокруг храмов и других мест. И вот наряженные ткач и тележник, глядя на разукрашенные лица собравшихся повсюду людей, увидели дочь царя, сидевшую на большом балконе верхнего этажа дворца и окруженную подругами. Область сердца ее была украшена парой упругих и выдающихся вперед грудей, цветущих первой молодостью. Ее округлые ягодицы отличались пышностью, и талия ее была стройна. Волосы ее, темные, как грозовая туча, были мягкие, умащенные и волнистые. Золотые украшения, покачивающиеся в ее ушах, соперничали со сладостными качелями бога любви. Лицо ее было прекрасно, как недавно распустившийся нежный цветок лотоса, и, подобно сну, она овладевала глазами, всех людей. И видя эту несравненную красоту, ткач, со всех сторон пораженный в сердце пятью стрелами Манасиджи[115], скрыл, сохранив присутствие духа, свое состояние и кое-как добрался до дому, всюду видя перед собой царскую дочь. Испуская длительные и горячие вздохи, он упал на непокрытую постель и остался на ней. Представляя царевну такой, какой она явилась, ему, и думая о ней, он, находясь в таком состоянии, прочел стихи:«Где красота живет, там — добродетель».
Увы! Нет правды в этом изреченье. |
Ведь красота ее вошла мне в сердце,
А тело все горит в разлуке с нею. (198) upa
Одно любовью сожженно, другое унесла она, |
В сознанье третье держится. Так сколько ж у меня сердец? (199)
Всегда достоинства должны всем людям счастье приносить. |
За что ж газелеокая меня сжигает красотой? (200)
Ведь каждый — нет сомненья в этом —
Всегда стремится охранять свое жилище. |
А ты в мое вселилась сердце
И безрассудно сжечь его желаешь. (201) ār
Уста, как пурпур бимбы[116], || младых грудей сосуды, ||
что гордо выступают,
А также пуп глубокий, || и вьющиеся кудри, ||
и стан изящный, тонкий |
Приносят без сомненья || немалые страданья ||
мечтателям влюбленным.
Но как несправедливо, || что щек ее блистанье ||
всего меня сжигает! (202) srag
Прижавшись к влажным от шафрана грудям любимой,
Буграм подобным, что на лбу у слона вспухают[117], |
В ее объятья заключен, утомленный страстью,
Я на мгновенье бы уснул, сладким сном объятый. (203) vasa
Ведь если мне самой судьбой погибнуть предназначено, |
Пускай хоть смерть нашел бы я не от газелеокой той. (204)
Хоть милая вдали, но видишь ты ее ||
перед собой, о сердце,
Так научи глаза такому волшебству, ||
коль утомилось видом. |
Ведь одиноко ты, и даже встречи час ||
тебе печаль приносит.
Кто любит лишь себя, тот радостей лишен, — ||
лишь благодетель счастлив. (205) çārdū
Воистину с небес похитила красу ||
ты у луны холодной,
А лотос голубой всей прелестью своей ||
глаза твои украсил. |
От страсти пьяный слон не знает, что взяла ||
ты у него походку,
Но как сумела ты, чьи члены так стройны, ||
мое похитить сердце? (206) çārdū
На небе, в воздухе, средь нас — везде присутствует она. |
Зовут ее в опасностях, как Нараяну[118] самого. (207)
«Мгновенны состоянья все» — неверно Буддой[119] сказано: |
Когда я думаю о ней, все время предо мной она». (208)
«Разве можно || гнева друзей бояться?
Помогать им, || чувствуя недоверье? |
Тот, кому ты, || матери словно, веришь,
Вот кто — друг твой. || Всякий другой — лишь встречный». (209) çāli
«Коль хочешь снова стать счастливым,
Достойному слуге, жене благочестивой, |
Властителю могучему
И другу о печали расскажи»[120]. (210) ār
Уверен я — кшатрию подойдет она,
И оттого сердце мое стремится к ней. |
Ведь у людей, что благородством славятся,
В таких делах голос решает внутренний». (211) vaṁça
«Дочь родилась» — большое размышленье.
«Кому дать в жены?» — вновь сомнений много. |
«Счастливой будет в браке иль несчастной?»
Да! Много горя дочь отцу приносит. (212) indra
Лишь родится дочь, — || лишает мать рассудка,
И пока растет || друзьям приносит горе, |
Замуж выдадут — || ведет себя беспутно.
Дочерей иметь — || большое наказанье. (213) prami
«Достанется ль достойному?
Понравится ль ему? Свободна ль от грехов?» — |
Так беспокоится поэт
За новую поэму, как за дочь». (214) ār
«Пускай он в море заберется,
На Меру[133] влезет пусть, хранимый Шакрой, |
И все ж негодного царя
Я погублю — вот мой обет». (215) ār
Пусть будет смелым человек достойный.
Герой, который верит в свои силы, |
И в горе, и в нужде, и в затрудненье
Препятствия трудом преодолеет». (216) indra
«Не обратит Хари[141] на смертных жителей
Свой грозный диск, кровью омытый вражеской. |
Не станет лев бить комара ничтожного,
Когда слонов он убивает лапою. (217) vaṁça
Сам Брахма разобрать не смог обмана, ловко скрытого. |
Принявший облик Вишну ткач царевной наслаждается. (218)
* * *
Поэтому я и говорю: «К исполненным решимости...». Услышав это, Каратака сказал: «Если и ты твердо решил, то иди к желанной цели. Счастливый путь!» И после этих слов тот пошел ко льву. Когда он поклонился и сел, лев спросил: «Почему тебя давно не было видно?» Он ответил: «Божественный! Сегодня у меня есть к господину важное дело. Несмотря на то, что оно неприятно, я пришел рассказать о нем ради твоего блага. Хотя подданные и не желают того, все же о подобных вещах рассказывают из боязни потерять время в неотложном деле. Сказано ведь:Когда уволенный слуга, добра желая, держит речь, |
То это — верность высшая, любовью порожденная. (219)
Всегда легко найти, о царь, сладкоречивых подданных, |
И трудно тех найти, чья речь горька, но исцелительна». (220) .
Коль слишком вознесутся царь с министром,
Богиня счастья[143] шаг свой остановит |
И, не привыкши к тяжести чрезмерной,
Кого-нибудь покинет непременно. (221) upa
Занозу, зуб расшатанный и скверного советника, |
Для безопасности всегда полезно с корнем вырывать. (222)
Ведь если господин министра одного ||
возвысит над другими,
То в глупости своей тот, славой опьянен, ||
пренебрегает службой, |
Когда забудет долг, то в сердце у него ||
растет стремленье к власти,
А к власти устремясь, владыку своего ||
он погубить стремится. (223) çārdū
Пусть верно служит подданный, но коль деньгами он сорит, |
Терпеть его не должен царь, благополучья жаждущий. (224)
Даже добро || от преданных сердец ||
подчас к вражде приводит,
И даже зло, || творимое другим, ||
способно вызвать радость. |
Немалый труд — || постичь сердца царей, ||
подвластных многим чувствам,
И сам аскет || не сможет исполнять ||
обязанностей службы». (225) mandā
Желает всякий подданный достичь благополучия. |
До тех лишь пор на службе он, пока могущества лишен». (226)
Пускай пороками полно, все ж тело дорого свое. |
Пусть боль любимый причинит, все ж будем мы его любить. (227)
Пусть злой поступок совершит, пусть речи дерзкие ведет, |
И все ж любимый человек всегда нам сердце радует». (228)
Кто больше всех других почтен вниманьем повелителя, |
Будь знатен иль незнатен он, тот сердцем Лакшми завладел. (229)
Родного своего, любимое дитя, ||
товарища иль брата
Покинуть надлежит, коль безрассудно он ||
пороку предается. |
Известна на земле пословица одна, ||
что жены повторяют:
«Что делать с золотой иглой, которой мы ||
прокалываем ухо?» (230) çārdū
Коль страстью опьяненный слон не хочет выполнять работ, |
То хуже слабых он людей, что трудятся с усердием. (231)
Кто, полный неразумия, оставит мысли умные, |
Тому несчастье суждено и разочарование. (232)
Кто не желает следовать советам знающих друзей, |
Лишится быстро должности и попадет во власть врагов. (233)
Лишен кто благородства,
Идет дорогой ложной и лишен ума, |
Тот глух всегда к советам,
Пусть мудрости исполнены они[144]. (234) ār
Где подают и слушают советы неприятные, |
Но счастье приносящие, — благополучье там царит. (235)
Нельзя царя слугам его обманывать,
Ведь он всегда держит шпионов бдительных. |
Внимай речам, тяжки они иль сладостны.
Благой совет редко нам сердце радует». (236) vaṁça
Чтоб не нарушить слов своих, не следует чернить того, |
Кто перед тем в собрании прославлен за заслуги был. (238)
«Кто сердцем зол, тот во вражде проводит дни,
А кто хорош, — не оставляет добрых дел. |
Обоих их мы по природе различим,
Как нимбы[145] плод мы отличим от сахара. (239) vaṁça
Не переменится злодей, пусть угождаешь ты ему, |
Как хвост у пса ни умащай — не сможешь выпрямить его. (240)
Ведь у людей достойных
И малые достоинства приобретают блеск, |
Они подобны месяца лучам
Упавшим на вершины снежных гор. (241) ār
И лучшие достоинства
Погибнут быстро у предавшихся порокам. |
Так угасают лунные лучи
Что падают на Анджаны[146] вершину. (242) ār
Сто дел у недостойных гибнет,
И сто речей разумных гибнет у глупцов, |
Советов сотня — у глухих к советам,
И сто умов — у безрассудных всех. (243) ār
Злодей подарок губит,
Невежа и дурак — полезные дела, |
Неблагодарный — все добро,
И неучтивый губит дружбу. (244) ār
Нести беседу с дураком — || что причитать в лесу пустынном,
Водою солончак полить, || сажать в сухую землю лотос, |
Хвост у собаки выпрямлять, || умащивать того, кто умер,
Глухому на ухо шептать || и украшать лицо слепого. (245) pṛ
В неведенье своем || ничтожному глупцу служить с усердьем —
Не лучше, чем начать || быка доить, как тучную корову, |
Словно красавицу, || скопца со страстью заключать в объятья
И за кошачий глаз[147] || стекла осколок принимать блестящий. (246) çikha
Хороший подали совет мне обезьяна, тигр и змей, |
Но не послушался я их и от злодея пострадал». (247)
Рассказ девятый
«Жил в одном селении брахман по имениЯджнядатта[148]. Его жена, подавленная бедностью, каждый день повторяла ему: «Эх, беспомощный и жестокосердный брахман! Разве не видишь ты, как дети мучаются от голода, что остаешься беззаботным? Отправляйся куда-нибудь в путешествие, найди какой-нибудь способ добыть пищи, сколько сможешь, и скорее возвращайся обратно». И, устав от этих речей, брахман отправился в далекое путешествие. Через несколько дней он достиг большого леса. Блуждая в этом лесу и исхудав от голода, он пустился на поиски воды. И вот в одном месте он увидел большой колодец, поросший травой. Когда он заглянул туда, то увидел в нем тигра, обезьяну, змея и человека, и они тоже увидели его. Тогда тигр подумал: «Это человек» и обратился к нему: «Эй, эй, великодушный! Спасти живое существо — великая заслуга. Подумай об этом и вытащи меня, чтобы я смог встретиться с любимыми друзьями, женой, детьми и родственниками». Брахман ответил: «Даже услышав твое имя, все живые существа ощущают страх. Конечно, и я боюсь тебя». А тигр снова сказал:«Убийца, лжец и пьяница, клятвопреступник и скопец |
Сумеют грех свой искупить. Неблагодарный — никогда». (248)
* * *
Поэтому я и говорю: «Тигр, обезьяна и змея...». И снова Даманака сказал:«Если родственник, друг твой, царь, учитель,
Позабыв истину, впали в заблужденье, |
Их от зла спасай, а коль сил не хватит,
Исполнять следует все, в чем есть нужда им. (249) aupa
Пусть друзей своих человек достойный
От страстей гибельных вдалеке удержит. |
Ведь друзей спасать — праведных обычай,
Лишь злодей в бедствиях покидает друга. (250) aupa
Ведь любит только тот, кто от беды спасет, ||
то — подвиг, что безгрешно,
Лишь только та — жена, которая верна, ||
тот мудр, кто чтим благими, |
Тот истинно высок, кто гордости лишен, ||
тот рад, кто бескорыстен,
Тот — друг, кого не надо к дружбе принуждать, ||
тот смел, кто стоек в бедах. (251) çārdū
Пусть друг на ложе спит средь змей иль сунув голову в огонь, |
Коль верен он — боязни нет. Лишь злого друга бойся ты. (252)
Ведь увлеченный царь || не думает о том, что надо делать.
Как опьяненный слон, || все прихотям своим он подчиняет. |
И если вслед за тем || срывается гордец в пучину бедствий,
Во всем винит слугу, || не зная, что он сам всему виною». (253) çikha
Предупрежденный недруг
Из страха сам тебе стремится повредить. |
Нет пользы здесь в речах, —
Предупреждай его делами». (254) ār
Коль сил не хватит у злодея,
Пошлет другого он, чтоб нанести удар. |
Не режет камень ничего,
Но может наточить он грозный меч». (255) ār
Не следует давать приют тому, кто не знаком тебе. |
Так вошь Мандависарпини[152] погибла по вине клопа». (256)
Рассказ десятый
«В покоях одного царя стояло несравненное ложе, наделенное всеми достоинствами. И там в одном месте покрывала жила вошь по имени Мандависарпини. Окруженная многочисленным потомством и наследниками — сыновьями, детьми сыновей, дочерями, детьми дочерей, —она все время питалась кровью спящего царя. И от нее она стала упитанной и приметной. Так она жила там, и вот однажды занесенный ветром клоп по имени Дундука[153] упал на это ложе. И увидя это необычайно мягкое и благоуханное ложе, покрытое превосходным тончайшим покрывалом, с двумя подушками и подобное широкому песчаному берегу Джахнави[154], он достиг высшей радости. Прикосновение к нему похитило его разум, и как-то, бродя взад и вперед, он по воле судьбы повстречался с Мандависарпини. Она сказала: «Как ты попал в это жилище, предназначенное для царя? Скорей уходи отсюда». Тогда он ответил: «Почтенная! Не говори мне так. И вот почему:Огонь дваждырожденный чтит, брахмана — касты низшие, |
Супруг — в почете у жены, пришельца каждый должен чтить. (267)
Кто места, времени,
Других, себя и дел своих не знает |
И поступает безрассудно,
Тот не достигнет счастья никогда». (258) ār
Кто не почтил просителя коленопреклоненного, |
Тот Брахме, Хари и Шамбху[160] не оказал почтения. (259)
* * *
Поэтому я и говорю: «Не следует давать приют...». И кроме того, не подобает стопам божественного покидать своих наследственных слуг. Ведь:Кто, бросив родичей своих, себя чужими окружил, |
Тот, как глупец Чандарава[161], идет дорогой гибели». (260)
Рассказ одиннадцатый
«Жил некогда шакал по имени Чандарава, обитающий в пещере в окрестностях города. Однажды, бродя с исхудавшей от голода шеей в поисках пищи, он, дождавшись ночи, вошел в город. Живущие в городе собаки искусали все его тело остриями своих зубов, и с дрожащим от их страшного лая сердцем он пустился в бегство, спотыкаясь на каждом шагу, и вбежал в дом какого-то ремесленника. Там он упал в большой котел, наполненный индиго, и свора собак вернулась назад. А он из последних сил выбрался из котла с индиго и ушел в лес. И когда все живущие поблизости стаи зверей увидели его тело, выкрашенное индиго, то сказали: «Что это за существо незнакомого цвета?» И жмуря глаза от страха, они убежали и рассказали остальным: «Увы! Откуда-то явилось незнакомое существо. Неизвестно нам, каковы его повадки и какова его сила. Поэтому давайте уйдем подальше. Сказано ведь:Благоразумный человек не должен доверять тому, |
Чьи силы, поведенье, род совсем ему неведомы». (261)
* * *
Поэтому я и говорю: «Кто, бросив родичей своих...». Пингалака сказал: «Как же я узнаю, что он замышляет зло? И каким способом он сражается?» Тот ответил: «Обычно он приближается к стопам божественного с расслабленными членами. Если же сегодня он станет боязливо подкрадываться, намереваясь нанести удар остриями своих рогов, то пусть знает божественный, что он замыслил зло». Сказав это, Даманака поднялся и пошел к Сандживаке. Медленно подойдя к нему, он сделал вид, что полон нерешительности. Тогда тот сказал: «Дорогой, хорошо ли тебе?» Он ответил: «Как может быть хорошо подчиненному? По какой причине?У царских слуг нет радости, тревога в сердце вечная, |
И даже в жизни собственной у них уверенности нет. (262)
Родиться — зло великое, затем — страдать от бедности |
И жизнь трудом поддерживать. Увы! Все это — бедствий цепь. (263)
«Больной, бедняк, глупец, слуга и на чужбине кто живет |
Даже при жизни — мертвецы», — так Вьяса говорит о них. (264).
Нет бодрости в нем после сна, и пища не приносит сил, |
Не говорит, что хочет он, — так жизнь свою влачит слуга. (265).
Поистине ошибся тот, кто службу с жизнью пса сравнил: |
Где хочет, может пес бродить, слуга — лишь там, где царь велит. (266)
Спит на земле всегда слуга, худ и воздержан, как аскет, |
Но тот вкушает плод заслуг, а он — страдает за грехи. (267)
Как может счастлив быть слуга, когда своих желаний нет, |
Коль мыслям следует чужим и тело продает свое? (268)
Когда слуга, || внимательно следя, ||
к властителю подходит,
Чем больше он || приблизится к нему, ||
тем больше будет страха. |
Огонь и царь || названием одним ||
отличны друг от друга:
Ведь жар от них || лишь издали терпим, ||
вблизи же — нестерпимый. (269) mandā
Пусть ароматно лакомство, пусть сладкое и нежное, |
Но нет ведь пользы от него, коль службой ты его добыл. (270)
«Где место, время, где друзья, где прибыль, где лишения? |
Кто я и много ль сил во мне?» — Все время думать надо так». (271)
Цари негодных любят,
А женщины доступны для порочных, |
Текут богатства к жадным людям,
И льется дождь на горы и моря. (272) ār
Когда владыка, пользуясь почетом,
Добра исполнен, — странного здесь нету. |
Но вовсе недоступно пониманью,
Когда к слуге он ненависти полон. (273) upa
Кто никогда в гнев не впадает без причин,
Того легко снова на милость ты склонишь, |
Но как бы смог ты угодить тому царю,
Чье без причин сердце способно гневаться? (274) vaṁça
Когда злодей полон вражды без повода,
То у кого страха не сможет вызвать он? |
Из уст его речи невыносимые
Всегда текут, с ядом змеиным схожие. (275). vaṁça
За лотосным цветком || стремится гусь, ||
во мраке не видящий,
И отраженья звезд || хватает он, ||
их сходством обманутый. |
А после даже днем || в цветах ему ||
всё звезды мерещатся.
Пусть человек и добр — || внушит он страх ||
обмана боящимся. (276) hari
В сандаловых деревьях — змеи,
А в лотосном пруду — свирепый крокодил, |
Достойных злые убивают,
И не бывает счастья без помех. (277) ār
Ведь на горе лотос не может вырасти,
Не совершит злой человек достойных дел, |
Характер свой не переменит праведник,
Не вырастет рис из зерна ячменного. (278) vaṁça
Благочестивый человек с достоинством ведет себя; |
Не вспомнит о потерях он и о добре лишь думает. (279).
Старайтесь избегать ненужных действий,
Дурных друзей, опасного соседства. |
Средь лотосных цветов заснула птица,
И лучника стрела ее убила». (280) upa
Рассказ двенадцатый
«В окрестностях одного леса находился просторный пруд. Жил там гусь оо имени Мадаракта[163]. Много времени провел он во всевозможных забавах, и вот однажды пришла к нему приносящая конец смерть в образе совы. Увидя ее, гусь спросил: «Как ты оказалась в этом пустынном лесу?» Она ответила: «Я пришла, услышав о твоих достоинствах. Ведь:Всю землю исходила я, чтобы найти достойного, |
Но всех других ты превзошел, и вот явилась я к тебе. (281)
Должна я здесь от всей души с тобою дружбу заключить. |
Даже в нечистый Ганг войдя, мы чистыми становимся. (282).
Лишь Хари раковину взял, — кость грязная очистилась. |
Кто духом не возвысится, общаясь с благородными?» (283)
* * *
Поэтому я и говорю: «Старайтесь избегать ненужных действий...». И Сандживака продолжал: «Ведь раньше наш господин Пингалака был медоречив, а теперь сердце его уподобилось яду. Во всяком случае:Неверный друг нам льстит в глаза и строит козни за спиной. |
Подобен чаше с ядом он, покрытой сверху молоком. (284)
К тебе стремится он, глаза его влажны, ||
сиденье уступает,
Пытается обнять, неутомим в речах ||
и дружеских расспросах, |
Внутри скрывает яд, снаружи — словно мед, ||
непревзойден в коварстве —
Таков всегда злодей, словно обучен он ||
актерскому искусству. (285) çārdū
Общение с дурным вначале нам несет ||
услуги, лесть и скромность,
Затем оно пестрит бесчисленных речей ||
бесплодными цветами, |
А под конец несет презрение с собой, ||
и клевету, и наглость.
Увы! Кто мог создать обычай этот злой, ||
к несчастью приводящий? (286) çārdū
Склонился низко он || и, с места встав, ||
почтительно следует;
В нем преданность видна, || и от любви ||
вас душит в объятиях. |
Всегда его слова || сладки, как мед, ||
достоинства хвалит он,
Но никогда злодей || не совершит ||
того, что полезно нам. (287) hari
Лишь те, кто меж собой равны богатствами и знатностью, |
Пусть дружат и вступают в брак. Бедняк — не пара богачу. (288)
Когда светило дня || стоит, сияя над вершиной Асты[164],
Желая сок испить, || пчела в цветочный лотос проникает. |
И нет тревоги в ней, || что сумерки в цветке ее задержат.
Не чует тот беды, || кто, все забыв, к своей стремится цели. (289) çikha
Оставив сладкий мед, || и аромат ||
жасмина цветущего,
И лотос голубой, || летит пчела ||
к слону опьяненному[165], |
Чтоб, сидя на висках, || упиться ей ||
живительной влагою.
Так часто человек || стремится к злу, ||
оставив достойное. (290) hari
У щек слонов || рои скопились пчел, ||
чтоб утолиться влагой,
И медом их, || неведомым совсем, ||
желают насладиться. |
Когда же слон || их всех сдувает вниз, ||
едва махнув ушами,
То на земле || о лотосе они ||
с печалью вспоминают. (291) manda
Обилие плодов || сгибает вниз ||
ветвистое дерево.
Под тяжестью хвоста || идет павлин ||
походкой ленивою, |
А быстрого коня || всегда ведут, ||
как будто корова он.
Нередко терпит зло || достойный муж ||
за лучшие качества. (292) hari
В обычае царей || немилостью наказывать достойных.
Богатый человек || стремится лишь к испорченным и глупым. |
«Награда — по делам» — || ни капли правды в этом изреченье,
Ведь мало кто из нас || оценит человека по заслугам. (294) çikha
Сидящим в клетке львом, охваченным тоской, ||
лишившимся надежды;
Слоном, чья голова изранена бодцом; ||
змеей завороженной; |
Ученым, что сошел с достойного пути; ||
героем пострадавшим —
Играет всеми рок, и, как игрушки, их ||
он вертит своевольно. (295) çārdū
Покинув пруд, где рос || опасность не несущий свежий лотос
От жадности пчела || стремится к мускусу слонов огромных, |
Не знает глупая, || что он ее сметет, махнув ушами.
Корыстный человек || на главное не обратит вниманья. (296) çikha
И мудрый, если низок он, способен хитрость применить. |
Ворона и друзья ее с верблюдом поступили так». (297)
Рассказ тринадцатый
«Жил в одном городе купец по имени Сагарадатта[168]. Нагрузив на сотню верблюдов ценные одежды, он отправился в одну страну. И верблюд его по имени Виката[169], изнуренный непомерным грузом, лишился сил и упал, неспособный двигаться. Тогда купец разделил нагруженные на него одежды, взвалил их на других верблюдов и, подумав: «Опасна эта лесная местность. Нельзя останавливаться на этом месте», отправился дальше, покинув Викату. И когда начальник каравана ушел, Виката, еле-еле передвигаясь, начал поедать траву. Так через несколько дней к нему вернулись силы. А в этом лесу жил лев по имени Мадотката[170], которому служили леопард, ворон и шакал. И бродя по лесу, они увидели этого верблюда, отставшего от начальника каравана. Увидя это дотоле незнакомое по виду существо, вызывающее смех, лев обратился к ним: «Спросите у этого невиданного в нашем лесу существа, кто он». Тогда ворон, знавший, в чем дело, сказал: «Это — верблюд, хорошо известный в мире». Лев спросил: «Эй, откуда ты?» И тот рассказал, как он отстал от начальника каравана. Тогда лев, пожелав помочь, даровал ему безопасность. И как-то после этого лев в битве со слоном был изранен его клыками и должен был оставаться в пещере. Так прошло пять или шесть дней, и лев со своими слугами впал в сильную нужду из-за недостатка пищи. Увидя, что они ослабели, лев сказал: «Из-за этой болезненной раны я не могу, как прежде, доставлять вам пищу. Так приложите усердие ради самих себя». Тогда они ответили: «Что нам пользы насыщаться, когда стопы божественного находятся в таком состоянии?» Лев сказал: «Так! Вы ведете себя как хорошие подданные и преданы мне. Поэтому приносите мне пищу, пока я нахожусь в таком состоянии». И когда они ничего не ответили, он сказал: «Ну, довольно! Не робейте! Выследите какое-нибудь животное, и, несмотря на такое состояние, я доставлю пищу вам и себе». Тогда те четверо стали бродить. Когда же они не нашли никакого животного, ворон и шакал стали советоваться. Тогда шакал сказал: «Эй, ворон! К чему долго бродить? Этот Виката доверяет нашему господину. Поэтому, убив его, мы добудем средства для поддержания жизни». Ворон ответил: «Ты верно сказал. Но ведь господин даровал ему безопасность и не может убить его». Шакал сказал: «Это верно. Все же я поговорю с господином и сделаю так, что он замыслит убить его. Поэтому оставайтесь здесь, а я тем временем пойду домой и принесу вам оттуда ответ господина». Сказав так, он быстро отправился к господину. И придя ко льву, он сказал: «Господин! Мы обошли весь лес и теперь, охваченные голодом, не в силах даже пошевелить ногой. А божественному нужна подходящая пища. Поэтому, если будет на то воля божественного, употребим для очередной трапезы мясо Викаты». Услышав эту жестокую речь, разгневанный лев сказал: «Тьфу, тьфу, низкий негодяй! Если ты еще раз повторишь это, я немедленно убью тебя. Как я могу сам убить его, когда даровал ему безопасность? Сказано ведь:Ни дар земли, ни дар коровы тучной,
Ни пищи дар не будет самым высшим. |
Мудрец тот высшим из даров считает,
Что ближнему приносит безопасность». (298) upa
Кто в племени своем стоит всех выше,
Всегда усердно должен охраняться: |
Когда он гибнет, то племя гибнет.
Что пользы в спицах, если ось сломалась?» (299) upa
Нисходит в ад дурной слуга, когда спокойно смотрит он, |
Как на властителя его все бедствия обрушились». (300).
Кто жизнью жертвует своей, чтоб повелителя спасти, |
Тот смерть и старость победит, достигнув блага высшего». (301)
Объедки не приносят сил, негодно мясо ворона. |
Какая польза в пище той, что насыщенья не дает? (302).
За деньги слуги куплены, их жизнь в руках хозяина, |
Нет преступленья у слуги отнять существование». (303)
Пусть жизнь у горла держится — нельзя запретной пищи есть, |
Кто этот преступил закон, тот оба мира потерял. (304)
За то в почете у владык благочестивый человек, |
Что от начала до конца всё те же мысли у него. (305)
Хороший, преданный слуга, на службе остающийся, |
На небе вечность обретет и на земле прославится». (306)
Кто даже в помыслах своих захочет родича убить, |
Лишится этих двух миров и станет грязным червяком. (307)
Ни жертвы приносящие, ни йогины[172] не превзойдут |
Тех слуг, что жизнью жертвуют за господина своего». (308)
* * *
Поэтому я и говорю: «И мудрый, если низок он...». И закончив рассказ, Сандживака снова обратился к Даманаке: «Дорогой, этот царь, окруженный низкими, не доставляет счастья подданным. Пусть лучше царствует коршун, окруженный гусями, чем гусь, окруженный коршунами. Ведь у господина, окруженного коршунами, появляется множество пороков, и они достаточны для гибели. Вот почему следует предпочитать, чтобы из этих двух царствовал первый. Царь, обманутый дурными речами, не способен к размышлению. И говорят ведь:Шакала вижу я с тобой и с острым клювом ворона. |
Опасны спутники твои — вот я и влез на дерево». (309)
Рассказ четырнадцатый
«Жил в одном городе тележник по имени Девагупта[173]. Обыкновенно, захватив с собой еду, он шел с женой в лес рубить большие стволы анджаны. А в этом лесу жил лев по имени Вимала[174], которому служили двое плотоядных — шакал и ворон. И как-то, бродя один в лесу, он увидел того тележника. А тележник, увидя этого необычайно страшного льва, то ли счел себя погибшим, то ли сохранил присутствие духа, но решил, что лучше всего смело приблизиться. Он подошел к нему, поклонился и сказал: «Подойди, подойди, друг! Ты должен вкусить сегодня пищу, которую принесла жена твоего брата». Тот ответил: «Я ведь питаюсь мясом и не поддерживаю жизни вареной пищей. Однако из дружбы к тебе я все же попробую, что это за неведомая еда». Когда лев сказал так, тележник досыта накормил его ладдукой, ашокаварти, кхадьякой[175] и другими разнообразными превосходными яствами, приправленными сахаром, маслом, виноградным соком и четырьмя веществами[176]. А благодарный лев даровал ему безопасность и разрешил беспрепятственно бродить по лесу. Тогда тележник сказал: «Приятель, приходи сюда каждый день, но только один. Не приводи ко мне никого другого». Так в дружбе проходило у них время. Каждый день лев получал таким образом разнообразную пищу и, насыщаясь ею, перестал даже развлекаться охотой. Тогда живущие чужой добычей шакал и ворон обратились к нему, охваченные голодом: «Господин! Куда это ты ходишь каждый день и, уйдя, возвращаешься в радостном настроении? Расскажи нам». Тот ответил: «Я никуда не хожу». Тогда те с великой почтительностью стали расспрашивать его, и он сказал: «В этот лес каждый день приходит мой друг. Жена его изготовляет множество превосходных кушаний, и я наслаждаюсь ими по праву друга». Тогда они сказали: «Пойдем туда, убьем тележника и долго будем насыщаться его кровью и мясом». Услышав это, лев сказал: «Эй! Я пожаловал ему безопасность. Как можно даже в мыслях готовить ему такую злую участь? Но я достану и вам от него разнообразную превосходную пищу». Тогда те согласились, и они отправились к тележнику. И увидев издали льва, сопровождаемого злыми спутниками, тележник подумал: «Меня не ждет ничего хорошего» и быстро влез с женой на дерево. А лев подошел и сказал: «Дорогой, почему, видя, что я подхожу, ты влез на дерево? Ведь это я, твой друг, лев, по имени Вимала. Не бойся». Тогда тележник, оставаясь там, сказал: «Шакала вижу я с тобой...».* * *
Поэтому я и говорю: «Царь, окруженный низкими, не доставляет счастья подданным». И, закончив рассказ, Сандживака снова сказал: «Кто-то восстановил Пингалаку против меня. Ведь:Омываемый нежною водою,
Под конец сгладится самый твердый камень. |
Так тем более быстро поддаются
Все сердца мягкие наговорам злобным. (310) aupa
Обильем жертв, постом и подаяньем
Стремится всякий обрести блаженство, |
Но кто теряет жизнь свою в сраженье,
Мгновенно тот блаженства достигает. (311) upa
Всегда в обоих случаях герою счастье суждено: |
Убив врага — победе рад. Убьют — достигнет неба он. (312)
Девы юные в нарядах драгоценных,
Трон, слоны и лошади, опахало, счастье, |
Зонт непревзойденный, словно лунный камень 159,
Трусу не достанутся, что страшится битвы». (313) puṣpi
В бою даже для сильного всегда сомнителен исход. |
Так пусть мудрец перед борьбой три способа использует[177]. (314)
class="stanza">
Глупец, затеявший вражду, не зная сил противника, |
Потерпит наказание, как от титтибхи[178] океан». (315)
Рассказ пятнадцатый
«На берегу большого моря, изобиловавшего джхашами[179], макарами[180], черепахами, крокодилами, дельфинами, жемчужницами, улитками и множеством других животных, жила в одном месте пара титтибх. Титтибху звали Уттанапада[181], а жену его — Пативрата[182]. И как-то после очищений она понесла, и пришло ей время класть яйца. Тогда она сказала титтибхе: «Поищи какое-нибудь место, где бы я положила яйца». Титтибха ответил: «Ведь это место приобретено нашими предками и приносит счастье. Здесь и клади яйца». Она сказала: «Оставим это опасное место. Здесь вблизи море, и его вал, подымающийся вдали, унесет когда-нибудь моих птенцов». Тот сказал: «Дорогая, оно знает меня, Уттанападу. Никогда великое море не сможет вступить со мною в такую непримиримую вражду. Разве ты не слыхала:Кто бы осмелился искать
В змеином капюшоне камень дорогой? |
Кто станет раздражать того,
Чей взгляд один несет с собою смерть? (316) ār
Пусть летний зной тебя палит,
Пускай кругом пустыня, нет деревьев, |
Не станешь ты скрываться
В тени, что слон бросает дикий. (317) ār
Когда задует утром
Холодный ветер, приносящий град с собой, |
Какой разумный человек
Захочет в воду лезть, чтобы согреться? (318) ār
Ведь льва, подобного Антаке[183],
Что дремлет, разорвав бугры на лбу слона, |.
Никто не смеет разбудить,
Боясь сойти в обитель Ямы. (319) ār
Кто может быть настолько смел,
Чтоб к Яме самому прийти и обратиться:
«Попробуй жизнь мою отнять,
Когда на это хватит сил твоих»? (320) ār
В огонь, что всем внушает страх,
Что сотней языков покрыть стремится небо, |
Какой безумный человек
Захочет по желанию войти?» (321) ār
Что толку в этом хвастовстве?
Царь птиц! У всех посмешищем ты станешь. |
Как может зайчик маленький
Вдруг наложить слоновью кучу? (322) ār
Немалый труд определить, на что хватает сил твоих. |
Кто этим знаньем овладел, несчастьям не подвергнется. (323)
«Вот способ этого достичь и вот мои возможности»— |
Кто, так подумав, действует, с успехом все осуществит. (324)
Кто преданных друзей своих не хочет слушать, гибнет тот, |
Как черепаха глупая, опору потерявшая». (325)
Рассказ шестнадцатый
«Жила в одном пруду черепаха по имени Камбугрива[184]. Были у нее двое друзей, гуси, которых звали Санката[185] и Виката. И вот однажды настала двенадцатилетняя засуха. Тогда у обоих возникли такие мысли; «Иссякла вода в этом пруду. Пойдем в другой водоем. Однако надо проститься с нашим дорогим другом Камбугривой, которого мы давно знаем». Когда это произошло, черепаха сказала: «Почему вы прощаетесь со мной? Я ведь водяной житель. Теперь от недостатка воды и от печали, вызванной разлукой с вами, я здесь скоро погибну. Поэтому, если вы сколько-нибудь любите меня, то должны вырвать меня из пасти смерти. Вы ведь испытываете только недостаток и пище в этом мелководном пруду, я же здесь мгновенно умру. Так подумайте, чего тяжелей лишиться: пищи или жизни». Тогда они сказали: «Мы ведь не можем взять тебя, бескрылого водяного жителя». Черепаха ответила: «Есть средство. Принесите деревянную палку». Когда это было исполнено, черепаха ухватилась за середину палки, зажав ее зубами, и сказала: «Возьмитесь за нее клювами с обеих сторон, поднимитесь вверх и летите рядом по воздушной дороге до другого, лучшего водоема». Тогда они ответили: «Этот способ сопряжен с опасностью. Если как-нибудь ты заведешь хоть небольшой разговор, то перестанешь держаться за палку, упадешь с большой высоты и разобьешься на куски». Черепаха сказала: «С этого момента я даю обет молчать, пока мы будем лететь по воздуху». Так и было сделано. Гуси вынули черепаху из пруда и с трудом понесли ее. И вот, когда над соседним городом их увидели люди, внизу поднялся беспокойный крик: «Что это, похожее на повозку, несут по воздуху две птицы?» И слыша это, черепаха, близкая к гибели, неосторожно сказала: «О чем болтают эти люди?» И с этими словами глупая потеряла опору и упала на землю. И тут же люди, жаждущие мяса, разрезали ее на куски острыми ножами.[Продолжение рассказа пятнадцатого]
Поэтому я и говорю: «Кто преданных друзей своих...». И она продолжала:«Кто был предусмотрителен и кто отвагу сохранил, |
Те двое счастье обрели. Покорный року встретил смерть». (326)
Рассказ семнадцатый
«В одном обширном пруду жили три большие рыбы: Андгатавидхатар, Пратьютпаннамати и Ядбхавишья[186]. И как-то один из них, Анагатавидхатар, подслушал там слова рыболовов, проходивших по берегу: «Много рыбы в этом пруду. Завтра мы будем ловить здесь рыбу». Услышав это, Анагатавидхатар подумал: «Тут нет ничего хорошего. Несомненно они придут сюда завтра или послезавтра. Поэтому, захватив Пратьютпаннамати и Ядбхавишью, я укроюсь в другом пруду, воды которого безопасны». Затем он позвал и расспросил их. Пратьютпаннамати сказал: «Давно жинем мы в этом пруду и нельзя в одно мгновенье покидать его. Если сюда придут рыбаки, я оберегу себя каким-нибудь подходящим к случаю способом». А Ядбхавашья, близкий к гибели, сказал: «Есть ведь другие, еще более просторные пруды. Кто знает, придут они сюда или нет. Так не следует из-за одних подобных слухов покидать пруд, где мы родились. Сказано ведь:Змея и низкий человек живут пороками чужих, |
Но рушатся их замыслы, — на этом мир наш держится. (327)
[Продолжение рассказа пятнадцатого]
Поэтому я и говорю: «Кто был предусмотрителен...». Титтибха сказал: «Дорогая, почему ты думаешь, что я похож на Ядбхавишью?Деревья, лошади, слоны, металлы, камни, жидкости, |
Одежды, женщины, мужи всегда различны меж собой. (328)
Титтибха лапки протянул, чтоб небо не обрушилось. |
Да! У какого существа не знает сердце гордости? (329)
Кто сил не знает собственных и сил своих противников, |
Тот гибнет в столкновении, как гибнет мотылек в огне»[187]. (330)
И солнца юного лучи на горы сверху падают. |
Что значит возраст для того, кто в блеске родился на свет? (331)
«Залог успеха — в мужестве, металлу клюв подобен мой, |
А дни и ночи — долгие. Как моря тут не высушить? (332)
Кто мужество свое проявит
И робость победит, достигнет блеска тот.
Так солнце, стоя над Весами,
Все облака собою затмевает». (333) ār
Когда совместно борются, то победят и слабые. |
Сплетают из травы канат, чтобы слонов им связывать. (334)
Лягушка, дятел и комар, придя на помощь воробью,
Слона сумели погубить совместными усильями». (335)
Рассказ восемнадцатый
«В чаще одного леса жила пара воробьев, свивших гнездо на ветке тамалы[189]. С течением времени воробьиха положила яйца. И вот как-то один дикий и пьяный от страсти слон, мучимый жарой и стремящийся к тени, приютился под этой тамалой. Ослепленный страстью, он потянул концом хобота ветку, на которой жила пара воробьев, и сломал ее. Когда она сломалась, разбились воробьиные яйца. А пара воробьев, которой суждено было остаться в живых, с трудом избегла смерти. Тогда воробьиха, подавленная горем из-за гибели своих детей, стала сетовать. И тут, услышав сетования, к ней пришел ее лучший друг дятел и, опечаленный ее несчастьем, сказал: «Дорогая, зачем напрасно горевать? Сказано ведь:О мертвом, об утраченном и о минувших временах |
Не станет мудрый горевать в отличие от глупого. (336)
К чему о смертных горевать? Глупец, горюющий о них, |
Получит новую печаль и терпит бедствия вдвойне. (337)
Ведь слизь и слезы плачущих достанутся теням родных. |
Так лучше, чем оплакивать, свершить обряды должные». (338)
Тому, кто помогал в беде,
Тому, кто над твоим несчастьем насмехался, — |
Воздав обоим по заслугам,
Вторичного рожденья ты достиг». (339) ār
Кто друг в несчастье — тот лишь друг, пусть даже касты он другой. |
Когда счастливо ты живешь, то всякий может другом стать. (340)
Кто друг в несчастье — тот лишь друг, лишь тот, кто кормит, — твой отец. |
Кому ты веришь — близок тот, лишь та, что преданна, — жена. (341)
Коль добрые, достойные, ученые и мудрые |
Замыслят план какой-нибудь, всегда осуществится он». (342)
[Продолжение рассказа пятнадцатого]
Поэтому я и говорю: «Лягушка, дятел и комар...». Титтибха сказал: «Пусть будет так. Вместе с друзьями я высушу море». Решив так, он созвал всех птиц и рассказал им о своем горе — о том, как у него похитили потомство. И, чтобы отомстить за причиненное ему зло, они стали бить море крыльями. Тогда одна птица сказала: «Не исполнятся таким путем наши желания. Давайте лучше наполним море комьями земли и песком». Вслед за этими словами все стали наполнять море, захватывая клювами комья земли и много песка. Тогда другая сказала: «Все же неспособны мы бороться с великим морем. Поэтому я посоветую, как здесь следует поступить. Есть один старый гусь, живущий у баньянового дерева. Он даст нам подходящий и полезный совет. Пойдем же и спросим его. Сказано ведь:Ученость старцев велика, всегда словам их следуйте. |
В лесу попались гуси в сеть, но спас их мудрый старый гусь». (343)
Рассказ девятнадцатый
«В одном месте в лесу росла смоковница с развесистыми ветвями. Жила там стая гусей. И вот под этой смоковницей выросла лиана, называющаяся кошамби[192]. Тогда тот старый гусь сказал: «Эта лиана, которая поднимается по нашему дереву, очень опасна для нас. Надо удалить ее, пока она слаба и легко ломается». А те не обратили внимания на его слова и не сломали лиану. И со временем эта лиана обвилась со всех сторон вокруг дерева. И однажды, когда гуси отправились за едой, один охотник поднялся с помощью лианы на смоковницу, прикрепил сети к гнездам гусей и пошел к себе домой. И когда гуси после еды и развлечений вернулись ночью домой, то все попались в сети. Тогда старый гусь сказал: «Ведь это несчастье, связавшее нас сетями, случилось оттого, что вы действовали, не слушаясь моих слов. Поэтому все мы теперь погибли». Тогда те гуси сказали ему: «Благородный! Раз так случилось, что теперь надо делать?» Тогда он сказал: «Если вы хотите послушаться меня, то притворитесь мертвыми, когда придет этот охотник. Тогда охотник подумает: «Они мертвы» и выбросит всех вас на землю. А вы, упав, тотчас взлетайте, пока он будет спускаться». И когда наступило утро и подошедший охотник поглядел на них, все они были точно мертвые. Тогда, поверив этому, он высвободил их из сетей и выбросил на землю всех одного за другим. И видя, что тот собрался спускаться, все они, следуя совету, данному старым гусем, одновременно взлетели вверх.[Продолжение рассказа пятнадцатого]
Поэтому я и говорю: «Ученость старцев велика...». И когда рассказ был окончен, все птицы пришли к старому гусю и рассказали ему о несчастье, — о том, как было похищено потомство. Тогда старый гусь сказал: «Над всеми нами, над птицами, царит Гаруда. Вот что надо сделать в подобном случае: все вы должны привести в ужас Гаруду, испуская одновременно горестные крики. И тогда он уничтожит нашу печаль». Решив так, они пошли к Гаруде. А Гаруда был призван блаженным Нараяной, чтобы участвовать в битве богов с асурами[193]. И в это время те птицы рассказали своему господину, царю птиц, о горестной разлуке по вине моря, которое похитило потомство: «Божественный! В блеске твоего могущества мы живем лишь тем, что может унести наш клюв, и море, презирая нас за скудность нашей пищи, похитило наших детей. И говорят ведь:В уединенье надо есть, тем более коль беден ты. |
Узнав, чем кормится баран, убил его могучий лев». (344)
Рассказ двадцатый
«Жил в одном месте в лесу баран, отставший от своего стада. Наделенный густой шерстью, свисавшей с его шеи, рогами, подобными решетке, и могучим телом, бродил он по лесу. И как-то лев, окруженный всеми зверями, увидел его там в лесу. И глядя на это невиданное дотоле существо, шерсть на котором постоянно топорщилась во все стороны, так что нельзя было даже рассмотреть его тела, лев ощутил тревогу в сердце и со страхом подумал: «Несомненно, он гораздо сильней меня: он ведь беззаботно бродит здесь». Подумав так, он потихоньку удалился. И на следующий день, увидев в лесу, как баран этот поедает на земле траву, лев подумал: «Да он питается травой! Наверно, сила его должна соответствовать его пище». Подумав так, он мгновенно набросился на барана и убил его.[Окончание рассказа пятнадцатого]
Поэтому я и говорю: «В уединенье надо есть. ...». Пока они так разговаривали, второй раз пришел вестник Вишну и сказал: «Эй, Гарутман! Господин Нараяна приказал сообщить тебе, чтобы ты быстро явился к нему и отправился в Амаравати[194]». Улышав это, Гаруда с гордостью сказал ему: «Эй, вестник! На что господину такой плохой слуга, как я?» Вестник ответил: «О Гаруда! Разве говорил тебе когда-нибудь блаженный неподобающие слова? Почему же ты высокомерно ведешь себя по отношению к блаженному?» Гаруда сказал: «Море, служащее местопребыванием блаженного, похитило яйца у моего слуги титтибхи. Поэтому скажи господину, что если я не накажу море, то не буду слугой блаженного». И узнав из уст вестника, что Гарутман склонен к гневу, Вишну подумал: «Да! Сильно разгневав Вайнатейя. Поэтому я сам пойду, обращусь к нему и приведу его, оказав ему уважение. Сказано ведь:Не презирай того слугу, что ловок, предан, родовит; |
Как сына береги его, и будешь без печалей жить. (345)
Как ни доволен господин, почет лишь слугам он дарит, |
А те за милости его готовы жизнью жертвовать». (346)
Достойный преданный слуга скорей захочет умереть, |
Чем стать презренным меж людьми и господина огорчить». (347)
Когда не гонит господин дурного, злобного слугу, |
Пускай наказан будет сам за преступления его. (348)
* * *
Поэтому я и говорю: «Глупец, затеявший вражду...». И поняв, в чем суть дела, Сандживака спросил: «Приятель, расскажи, каков его способ сражаться». Тот ответил: «Обычно он лежит на каменистой почве, как всегда расслабив свои члены. Если же сегодня он первым делом подожмет хвост, сложит вместе все четыре лапы, навострит уши и уже издали будет глядеть прямо на тебя, ты сможешь узнать, что он враждебно настроен к тебе». Сказав это, Даманака пошел к Каратаке. Тогда тот спросил: «Что ты сделал?» Он ответил: «Я разлучил их». Каратака спросил: «Правда это?» Даманака ответил: «Ты узнаешь по последствиям». Каратака сказал: «Что же тут удивительного? Сказано ведь:Коль хорошо задуман план, и стойких он разъединит. |
Так пробивает путь поток между большими скалами». (349)
Кто все науки изучив
И в сущность их проникнув глубоко, |
Из них не извлекает пользы,
Тому от них одна усталость». (350) ār
Все наше тело — черви, прах и нечистот собрание, |
Что пользы насыщать его мученьями других существ?» (351)
Пусть будет сердце каменным, а речь — как сахарный тростник. |
Оставь сомненья и убей того, кто оскорбил тебя. (352)
Желанной цели кто достиг, другому горе причинив, |
Пускай разумно действует, как действовал Чатурака[195]». (353)
Рассказ двадцать первый
«Жил в одном лесу лев по имени Ваджраданштра. Его сопровождали министры — волк, шакал и верблюд, которых звали Кравьямукха, Чатурака и Шанкукарна[196]. Однажды, после битвы с опьяненным слоном, разорвавшим его тело остриями своих клыков, льву пришлось уединиться. И тогда, измученный семидневным постом, с телом, исхудавшим от голода, он сказал своим советникам, которых также терзал голод: «Найдите в лесу какое-нибудь существо, чтобы я, даже находясь в таком состоянии, смог насытить вас». И едва он приказал, они стали бродить по лесу, но ничего не нашли. Тогда Чатурака подумал: «Если будет убит Шанкукарна, все мы в течение нескольких дней будем сыты. Однако из-за дружбы с ним господин не станет убивать его. И все же с помощью своего разума я так подействую на господина, что он убьет его. Сказано ведь:Ведь кто разумен, тот всегда любого сможет погубить, |
Всего достигнет, все свершит. Использую я разум свой». (354)
* * *
Поэтому я и говорю: «Желанной цели кто достиг...». Между тем, когда Даманака ушел, Сандживака подумал: «Что мне делать? Ведь если я уйду в другое место, меня убьет другое жестокое существо, потому что лес этот пустынен. Нет никакого выхода, когда гневаются господа. Сказано же:Пускай не думает беглец, что избежал опасности. |
Мудрец руками длинными настигнет беззаботного. (355)
Как проникают в дом, что змеями кишит, ||
в лес, хищниками полный,
Или в прекрасный пруд, где лотосы цветут, ||
но много крокодилов, |
Так в замыслы царя, что столь осквернены ||
злодеями, лжецами
И низкими людьми, трепещущий слуга ||
с печалью проникает». (356) çārdū
Кто трудные дела, ведущие всегда ||
к страданью и насильям,
Спокойно и легко способен устранить, ||
тот может быть министром. |
Но кто в простых делах законам вопреки ||
к насилью прибегает,
Тот глупостью своей рискует погубить ||
благополучье царства. (357) çārdū
Тот, кто разумно действует, мягкосердечным должен быть: |
Ведь не погибнет никогда успех, достигнутый добром. (358)
Ведь дружба — лучшая из мер, что нам Сваямбху[199] предписал, |
Насилье — худшая из них. Так избегайте же его. (359)
Не камни драгоценные, не солнца блеск и не огонь, |
Но дружелюбие одно рассеет тьму враждебную. (360)
Где дружба к цели приведет, не надо там насильничать. |
Коль сахар успокоит желчь, какая польза в огурцах? (361)
Разлука, дружба, подкуп —
Вот мудрости открытые ворота. |
Четвертое же средство
Мужским поступком мудрые зовут. (362) ār
Тот ум, что мужества лишен, подобен женскому уму, |
А храбрость безрассудная одним скотам лишь свойственна. (363)
Слон, лев, змей, вихрь, огонь, вода и солнце восходящее — |
Все эти силы не страшны, когда обезопасишь их. (364)
В ученом пользы нет, когда не может он ||
обуздывать желанья,
Стремиться к доброте, разумно поступать, ||
вести себя достойно, |
Когда способен он в присутствии других ||
к одним речам бесплодным,
Не может никогда спокойствия достичь ||
и заслужить почтенье. (365) çārdū
Все губит низкий человек
И не способен пользу делу принести. |
Хоть свалит шелковицу мышь,
Но посадить ее не сможет. (366) ār
Познанья к скромности ведут, глупец лишь горд ученостью. |
Всем помогает видеть свет, а совы слепнут от него. (367)
Ведь знанья учат скромности.
Что ж делать с тем, кто возгордился ими? |
Кто сможет исцелить больного,
Которому и нектар словно яд?» (368) ār
Когда владыки слушаются низких
И не внимают наставленьям мудрым, |
То быстро попадают в сети бедствий,
Откуда трудно им бывает выйти. (369) upa
Коль окружен дурными царь, то лучше избегать, его, |
Как пруд с прекрасною водой и злыми крокодилами. (370)
Лишь в окруженье славен царь, нет блеска в одиночестве. |
Одни враги властителя хотят, чтоб был он одинок. (371)
Ищите в неприятном благ. Коль нет их — это яд для нас. |
Ищите в сладком хитростей. Коль нет их — нектар нам оно. (372)
Глупец лишь дружбы ждет за вероломство,
Стремится к добродетели обманом, |
Насильем — к счастью, к знаньям — без усилий
И к женщине — суровым обращеньем. (373) upa
Коль радость чувствует слуга, пусть будет рад и господин. |
Что море без высоких волн, сокровищами блещущих? (374)
Чем больше в милости слуга у господина своего, |
Тем больше блеска придает ему походка скромная. (375)
Кто полон сил, тот не теряет стойкости.
Не замутит моря обвал у берега. |
Кто сил лишен, тот от всего меняется:
И ветерок клонит былинку[200] слабую. (376) vaṁça
Коль слуги лестью заняты и не натягивают лук, |
Пусть не внимают им цари, — врагов лишь это радует. (377)
Монаха Балабхадра[202] сжег, владыку к милости склонил, |
И сам при этом он сумел добиться возвышения». (378)
Рассказ двадцать второй
«Есть в стране кошалов город под названием Айодхья[203]. Жил там царь по имени Суратха[204], чья скамья для ног была отполирована венцами многочисленных вассалов, склоненных перед ним. И как-то хранитель леса сообщил ему: «Господин! Отпали все цари лесных областей. Во главе их — лесной житель по имени Виндхьяка. Пусть божественный решит, как научить его скромности». Услышав это, царь призвал советника Балабхадру и послал его наказать их. И когда тот отправился, в конце жаркого времени года в город вошел обнаженный нищенствующий монах[205]. Благодаря науке разрешения вопросов[206], гороскопу, гаданью по птицам, по точке захода солнца, по трети зодиака, по его девятой, двенадцатой и тридцатой частям и предсказанию жизни по исчезновению теней, по кулакам, металлам,- кореньям, глоткам, бобам и другим астрологическим способам[207], он в несколько дней завладел всем населением, словно купил его. И услышав о нем такого рода молву, любопытный царь призвал его однажды в свое жилище, предложил ему сиденье и спросил: «Правда ли, что учитель — знаток чужих мыслей?» Тогда тот ответил: «Ты убедишься в этом по последствиям». Так, благодаря услышанным рассказам, царь этот проявил сильнейшее любопытство. И однажды, пропустив назначенное для посещения время, тот вошел после полудня во дворец царя и сказал: «О царь! Я сообщу тебе очень приятное: сегодня утром, находясь в келье, я оставил свое тело. Наделенный другим телом, приличествующим миру богов, и зная, что все бессмертные вспоминают меня, я отправился на небо и снова вернулся. Там боги сказали мне: «Спроси от нашего имени этого владыку о его благополучии». Слыша это, ошеломленный и испытывающий величайшее любопытство царь спросил: «Учитель, как же ты идешь на небо?» Тот ответил: «Великий царь! Каждый день я иду на небо». И царь этот, поверив ему по своей глупости, забросил все царские занятия и гаремные дела, думая лишь о монахе. Между тем Балабхадра освободил лесное царство от врагов и вернулся к стопам царя. Он увидел, что господин совсем оставил свиту министров и, пребывая наедине с тем обнаженным монахом, произносил, словно учитель, какие-то заклинания, в то время как лицо его походило на распустившийся лотос. Тогда, узнав в чем дело, он поклонился и сказал: «Пусть побеждает божественный, любимый богами!» Тогда царь расспросил министра о его здоровье и сказал: «Знаешь ли ты этого учителя?» Тот ответил: «Как может быть неизвестен этот учитель из учителей, подобный Праджапати? Слыхал я и о посещении этим учителем мира богов. Правда ли это?» Царь сказал: «Все, что ты слыхал — правда». Тогда нищий монах сказал: «Если этот министр испытывает любопытство, пусть он посмотрит». Сказав так, он вошел в келью, закрыл дверь на засов и остался там. И спустя лишь мгновенье министр сказал: «Божественный! В какое время он вернется?» Владыка ответил: «Что ты спешишь? Он ведь оставил в келье свое тело и возвратится с другим, божественным телом». Тот сказал: «Если это правда, пусть принесут кучу топлива, чтобы я поджег эту келью». Царь спросил: «Для чего?» Советник ответил: «Божественный! Чтобы, когда сгорит это тело, он с телом, посещающим мир богов, пребывал рядом с тобой. Рассказывают ведь:Рассказ двадцать третий
Жил в городе Раджагриха[208] брахман по имени Девашарман[209]. Его жена, не имевшая детей, сильно горевала, видя мальчиков соседа. И однажды брахман сказал: «Дорогая! Перестань печалиться. Послушай же: когда я приносил жертву, чтобы родился сын, то отчетливо услышал слова какого-то невидимого существа: «Брахман! Будет у тебя сын, который превзойдет всех людей красотой, мужеством и счастьем». После этих слов сердце брахманки исполнилось высшего блаженства, и она произнесла: «Да окажутся правдивыми его слова!» Со временем она понесла и, когда настали роды, родила змея. И видя его, окружающие все без исключения сказали: «Надо его бросить». Но она не обратила на это внимания и, любя детеныша, взяла его, вымыла, уложила в большую чистую корзинку, стала укреплять его тело молоком, свежим маслом и другой пищей, и через несколько дней тот вырос. И однажды, когда брахманка увидела, как празднуется свадьба соседского сына, слезы потекли по ее лицу, и она сказала супругу: «Все же не уважаешь ты меня, раз не думаешь отпраздновать свадьбу моего сына». Услышав это, брахман сказал: «Благородная! Неужели мне следует отправиться в самую преисподнюю и просить Васуки[210]? Кто же другой, глупая, выдаст свою дочь за этого змея?» Сказав это, он увидел, что брахманка сильно опечалилась, и решил утешить ее. И вот он захватил с собой большой запас пищи на дорогу и из любви к жене отправился в другую страну. Через несколько месяцев он достиг селения под названием Куткутанагара[211], находившегося в отдаленной местности. Там, почтенный омовением, получив пищу и окруженный услугами, он провел ночь в доме одного родственника, у которого мог найти хороший приют, потому что оба они знали достоинства друг друга. Наутро он приветствовал того брахмана, и, когда собрался в путь, тот спросил его: «Для чего ты пришел сюда? Куда ты пойдешь?» На эти слова он ответил: «Я пришел, чтобы найти подходящую жену для своего сына». Услышав это, брахман сказал: «Если так, то у меня есть очень красивая дочь. Ты — мой повелитель. Возьми же ее для своего сына». И вслед за этими словами брахман взял его дочь вместе с ее служанками и вернулся в свой город. И, видя, что она в избытке наделена необычайной красотой, одарена высшей прелестью и чудесными достоинствами и что глаза ее широко раскрыты от любви, люди говорили ее спутникам: «Как можете вы отдать эту девушку-сокровище змею?» Слыша это, все ее старшие родственники, чувствуя тревогу в сердце, сказали: «Надо увести ее от этого парня, одержимого злым демоном». Тогда девушка сказала: «Довольно этих насмешек. Послушайте. Ведь:Три вещи делают лишь раз: владыка держит речь свою, |
Достойный держит речь свою и деву замуж выдают. (379)
Коль смерть судьбой нам суждена, нельзя ее предотвратить. |
Ведь сами боги не смогли Пушпаку[212] сохранить в живых. (380)
Рассказ двадцать четвертый
«Был у Индры попугай по имени Пушпака, наделенный высшей красотой и прекрасными достоинствами, чей разум был неодолим благодаря знанию многих наук. Однажды, находясь на ладони великого Индры и испытывая блаженство от сладостного прикосновения, он произносил различные хорошие изречения. Тут он увидел Яму, который в назначенное время приблизился исполнить свою обязанность, и отлетел. Тогда все собрание бессмертных спросило: «Почему ты отлетел, увидев его?» Попугай сказал: «Он ведь приносит зло всему живому. Как же можно не удаляться от него?» Услышав это, все они, чтобы прогнать его страх, сказали Яме: «Несомненно, вняв нашим речам, ты не убьешь этого попугая». Яма сказал: «Я не знаю. Здесь властвует Судьба». И тогда, взяв попугая, они пришли к Судьбе и сказали ей то же самое. Тогда и Судьба сказала: «Это знает Смерть. Обратитесь к ней». И когда это произошло, попугай при виде Смерти отошел в небытие. И видя это, все они, с тревогой в сердцах, спросили Яму: «Что это произошло?» Тогда Яма сказал: «От вида Смерти суждена была ему гибель». Услышав это, они отправились в свое жилище.[Окончание рассказа двадцать третьего]
Поэтому я и говорю: «Коль смерть судьбой нам суждена...». Кроме того, да не смогут упрекнуть моего отца в лживости дочери». Вслед за этими словами она с согласия окружавших вышла замуж за змея. И затем, полная заботливости, она стала прислуживать этому змею, давая ему молоко, питье и оказывая другие услуги. И как-то ночью змей этот вышел из просторной корзины, стоящей в спальне, и поднялся на ее кровать. Тогда она сказала: «Кто это такой в облике мужчины?» И подумав, что это чужой мужчина, она встала, дрожа всеми членами, открыла дверь и намеревалась уйти, когда тот сказал: «Останься, дорогая! Я — твой супруг». И чтобы убедить ее, он проник в тело, находящееся в корзине, и снова вернулся, выйдя оттуда. А она, видя, что он украшен высоко поднимающейся диадемой, серьгами, запястьями, браслетами и кольцами на плечах, упала к его ногам. И затем они вкусили сладость любовного наслаждения. А его отец, брахман, видевший это, встал пораньше, взял то змеиное тело, лежащее в корзине, и, подумав: «Пусть не войдет он снова в него», положил его в огонь. И, утром, полный радости, он показал всем людям своего сына, предававшегося вместе с женой любовным занятиям и ставшего прекрасным юношей».[Окончание рассказа двадцать второго]
Приведя царю этот пример, Балабхадра сжег келью, в которой находился обнаженный монах.* * *
Поэтому я и говорю: «Монаха Балабхадра сжег...». Глупец! Вот какими бывают министры, которые не похожи на тебя, не являются министрами на одних лишь словах и сведущи в путях разумного поведения. Во всяком случае, своими дурными поступками ты ясно показал унаследованную тобой непригодность к должности министра. Должно быть, и отец твой был в том же роде. Ведь:Кто прилагает силы,
Чтоб разглядеть получше зад павлиний, |
Не станет разве тот дурак плясать,
Обрадованный громом с неба? (382) ār
Не может гнуться дерево, не входит в камень острый нож. |
Кто поучает дурака, как Сучимукха[215], гибнет тот». (383)
Рассказ двадцать пятый
«В окрестностях одного леса жила стая обезьян. И однажды зимой, совсем обессиленные, они заметили с наступлением ночи светлячка. Увидев его, они подумали: «Это — огонь», осторожно взяли его, покрыли сухой травой и, приблизив к нему руки, плечи, животы и груди, стали почесываться, как бы в действительности наслаждаясь счастьем желанного тепла. И была там одна в особенности мучимая холодом обезьяна, которая то и дело поддувала траву, вся поглощенная этим. Тогда птица по имени Сучимукха спустилась, гонимая судьбой, с дерева и на свою погибель сказала ей: «Дорогая, не трудись. Это не огонь, это — светлячок». А обезьяна, не обращая внимания на ее слова, снова начала дуть и не прекращала этого, несмотря на неоднократные уговоры птицы. К чему много слов? Приблизившись к самым ее ушам, птица так досаждала ей, что обезьяна, наконец, схватила ее и раздробила ей ударом о камень клюв, глаза, голову и шею, так что та отошла в небытие.* * *
Поэтому я и говорю: «Не может гнуться дерево...». Также:Не сможет пользы принести ученый, к злу стремящийся. |
Что толку нам в светильнике, коль сверху он горшком прикрыт? (384)
Четыре сына в мире есть, — считают так ученые: |
Рожденный сын, подобный сын, достойный, неудавшийся. (385)
Рожденный — уродится в мать, подобный — на отца похож, |
Достойный — превзойдет отца, всех хуже — неудавшийся. (386).
Кто разумом, богатствами или могучей силою |
Средь родичей прославится, — достойный сын у матери. (387)
Нетрудно ведь найти того, кто лишь на первый взгляд красив, |
Но очень редок человек, всегда блистающий умом. (388)
Известны оба мне они: злодей и добромыслящий. |
Из-за чрезмерной мудрости сын дымом погубил отца». (389)
Рассказ двадцать шестой
«Жили в одном городе два друга, сыновья купцов, которых звали Дхармабуддхи и Душтабуддхи[216]. Чтобы нажить добро, они отправились в отдаленную страну. И там, вследствие восхода своей счастливой звезды, тот, кого звали Дхармабуддхи, нашел оставленный раньше каким-то добрым человеком горшок с тысячей динаров. Он посоветовался с Душтабуддхи, и решив: «Мы достигли цели. Пойдем в свою страну», они вернулись назад. И около их города Дхармабуддхи сказал: «Дорогой! Половинная доля принадлежит тебе. Возьми ее, чтобы, придя теперь домой, мы с блеском были встречены перед лицом друзей и врагов». Тогда Душтабуддхи, чье коварное сердце жаждало увеличить свое богатство, сказал ему: «Дорогой! Пока это добро будет у нас общим, до тех пор не прервется наша преданная любовь. Поэтому возьмем по одной сотне, зароем остальное в землю и пойдем домой. Пусть, уменьшаясь или возрастая, богатство это явится испытанием нашей добродетели». Тогда Дхармабуддхи, не разгадавший из-за врожденного благородства эту тайную злонамеренность, согласился с этим, и оба они, взяв кое-что, зарыли остальное в землю и вошли в город. И вот Душтабуддхи, делавший ненужные расходы и потакавший дурным страстям, истратил из-за непрочности своего счастья принадлежавшую ему долю. Тогда они снова поделились, взяв каждый по второй сотне. И затем в течение года она исчезла у него таким же образом. Тогда Душтабуддхи подумал: «Если мы снова поделимся, взяв по сотне, то что пользы, если мне и удастся похитить оставшиеся незначительные четыре сотни? Так я унесу все шесть сотен». Подумав так, он один унес деньги и сравнял землю в том месте. И едва прошел месяц, он сам явился к Дхармабуддхи и сказал: «Дорогой, поделим поровну оставшееся богатство». Сказав это, он пошел вместе с Дхармабуддхи в то место, и они начали копать. Когда же, выкопав землю, они не увидели добра, Душтабуддхи в своем бесстыдстве стал ударять себя по голове пустым горшком и сказал первый: «Где это сердце Брахмы?[217] Несомненно, ты, Дхармабуддхи, похитил его. Возврати же мне половину, а иначе я обращусь в царский дворец». Тот ответил: «О злодей! Не говори этого. Я действительно добромыслящий и не занимаюсь подобными воровскими делами. Сказано ведь:В чужой жене он видит мать, в чужом добре — комок земли, |
И на других, как на себя, взирает добромыслящий». (390)
Ищите письменных улик, когда их нет — свидетелей, |
А нет и их, пусть бог решит, — так поучают мудрецы. (391)
Когда свидетель предстает, пусть даже низок родом он, |
Не надо прибегать к богам. А здесь свидетель — божество. (392)
Коль думаешь о пользе ты, подумай также о вреде. |
У глупой цапли на глазах съел ихневмон[220] всех родичей». (393)
Рассказ двадцать седьмой
«В окрестностях одного леса росла смоковница, служившая приютом для стаи Цапель. И там в дупле жил черный змей, который проводил время, поедая детенышей цапли, прежде чем у тех отрастали крылья. И вот одна цапля, уставшая от жизни, потому что змей поедал ее детенышей, подошла к берегу пруда и остановилась там с опущенной головой, проливая горькие слезы. Бидя ее в таком состоянии, один рак спросил ее: «Тетушка! Отчего ты сегодня так плачешь?» Цапля сказала: «Дорогой! Что мне делать? Я несчастна. Змей, живущий в дупле смоковницы, поедает моих детенышей и детей моих родственников. Вот я и плачу, опечаленная этим горем. Поэтому скажи мне, какое есть средство, чтобы погубить его?» Услышав это, рак подумал: «Ведь она — прирожденный враг нашего рода. Поэтому я дам ей такой полезный и в то же время вредный совет, чтобы погибли и другие цапли. Сказано ведь:Пусть, словно масло, будет речь, а в сердце жалость пропадет, |
И так наставишь ты врага, что он с потомством встретит смерть». (394)
[Окончание рассказа двадцать шестого]
Поэтому я и говорю: «Коль думаешь о пользе ты...». А Душтабуддхи, не обратив внимания на речь отца, тайно посадил его ночью в дупло того дерева. И вот утром Папабуддхи, омывшись и надев чистую накидку, подошел, сопровождаемый Дхармабуддхи, вместе с судьями к тому шами и громким голосом произнес:«Солнце, и месяц, и огонь, и ветер,
Земля, вода и небо, сердце, Яма, |
День, ночь, рассвета час, вечерний сумрак
И Дхарма знают все дела людские[221]. (395) upa
* * *
Поэтому я и говорю: «Известны оба мне они...». И когда рассказ был окончен, Каратака продолжал: «Тьфу, глупец! Излишней мудростью ты погубил собственный род. Хорошо ведь говорится:Семью погубит сын дурной,
А реки гибнут от воды соленой. |
Сердца родных — от женских ссор,
И тайны от измены гибнут. (396) ār
Два языка таящие, жестокие и грубые |
Уста злодея и змей приносят всем один лишь вред. (397)
Злодеям знаю я цену и им не стану доверять: |
Как ни прислуживай змее, всегда готова укусить. (398)
Пусть служит топливом сандал — не перестанет жечь огонь. |
Пусть родом славится злодей — злодеем он останется. (399)
Осуждать хотят всех других они
И свои качества восхваляют лишь. |
Ведь судьба сама предназначила,
Чтоб служил разум их на погибель всем. (400) viyo
Воистину алмазу
Подобен тот язык, который |
На сто частей не разорвется,
Когда клевещет злобно на других. (401) ār
Пусть зла избегнет тот герой,
Который счастлив услыхать о радостях других, |
И чей язык всегда приучен
Молчать о недостатках ближних. (402) ār
Стремись к тому, кто мудр и прям;
Кто и умен и лжив — с тем будь настороже; |
Кто глуп и честен — тех жалей;
И избегай глупцов коварных. (403) ār
Где может маленькая мышь сожрать весы железные, |
Там сокол унесет слона, а мальчика — тем более». (404)
Рассказ двадцать восьмой
«Жил в одном городе купец по имени Надука[222]. Истратив свое состояние, он задумал отправиться в другую страну. Ведь:Кто, все богатства потеряв, желает в том же месте жить, |
Где прежде он в довольстве жил, — тот самый низкий из людей. (405)
Кто жить остался бедняком там, где он долго перед тем |
В веселье время проводил, — тот всеми порицается. (406)
Никто не делает добра, одной любовью движимый, |
Без страха, искушения иль без особых поводов. (407)
Где без особенных причин забота проявляется, |
Там надо быть настороже, чтоб избежать опасности. (408)
Где может маленькая мышь сожрать весы железные, |
Там сокол унесет слона, а мальчика — тем более», (409)
* * *
Поэтому я и говорю: «Где может маленькая мышь...». И Каратака снова сказал: «Глупец! Ты сделал это, не будучи в силах выносить милости Пингалаки к Сандживаке. Потому что хорошо ведь говорится:Всегда готов ругать незнатный человек ||
того, кто славен родом,
Мошенник — честных всех, несчастливый в любви — ||
любовников счастливых. |
Ругает храбрых трус, красивого — урод, ||
корыстолюбец — щедрых,
Страдающий от бед — удачливых людей, ||
и глупый — просвещенных. (410) çārdū
Дурак не любит умного, бедняк — обогащенного, |
Порочный — благонравного, распутница — стыдливую. (411)
Все люди благородные и все живые существа |
Своей природе следуют. Что толку в наказаниях? (412)
Коль в доме, в городе, в стране живешь ты вместе с дураком, |
Пусть избегаешь встречи с ним, — все ж может горе принести. (413)
Уж лучше в море утонуть, сойти в могилу, в ад, в огонь, |
Но не общаться с дураком, совсем лишенным разума. (414)
Общенье с разными людьми
В нас доброе иль злое порождает. |
Так ветер с мест различных
В себя вбирает смрад иль ароматы. (415) ār
Одна у нас на свете мать, один отец нас породил, |
Но я с отшельниками жил, а он — к охотникам попал. (416)
Охотников одних он слышал речи,
А я, о царь, всегда внимал аскетам. |
Теперь ты ясно видишь, как общенье
Достоинства родит в нас и пороки». (417) upa
Рассказ двадцать девятый
«В одном месте на горе самка попугая положила яйца, и у нее родились два попугая. И однажды, когда она отправилась за пищей, охотник унес обоих птенцов. Одному из них по воле судьбы кое-как удалось улететь. Другого же посадили в клетку и стали учить говорить. Между тем первого попугая увидел странствующий отшельник. Он взял его, принес в свое жилище и вскормил. И вот с течением времени некий царь, унесенный лошадью от своего войска, достиг того места в лесу, где жили охотники. Увидев приближающегося царя, сидящий в клетке попугай тотчас поднял беспокойный крик: «Эй, эй, господин мой! Приближается какой-то всадник. Так свяжи его, свяжи! Убей, убей!» Услышав эти слова попугая, царь быстро погнал коня в другую сторону. И достигнув другой отдаленной части леса, царь увидал жилище отшельников. И там сидящлй в клетке попугай произнес: «Подойди, царь, подойди! Отдохни! Отведай прохладной воды и сладких плодов. Эй, эй, отшельники! Окажите ему достойный прием под этим деревом, дающим прохладу, и поднесите ему воды для омовения ног». Услышав это, царь широко раскрыл глаза и, изумившись, подумал: «Что это?» И он сказал попугаю: «Ведь в той части леса я видел еще одного попугая, похожего на тебя. Вот что сказал он с жестоким видом: «Свяжите его, свяжите! Убейте, убейте!» И услышав эти слова царя, попугай рассказал ему о случившихся с ним событиях.* * *
Поэтому я и говорю: «... Общенье достоинства родит в нас и пороки». Итак, нехорошо даже общаться с тобой. Сказано ведь:Пусть лучше будет умный враг, чем друг, лишенный разума. |
Вор отдал жизнь за жертв своих, царь обезьяною убит». (418)
Рассказ тридцатый
«Был у одного царя сын, друживший с сыном торговца и с сыном ученого. Они радостно проводили каждый день, прогуливаясь по площадям и садам и предаваясь веселью, развлечениям и играм. И день за днем царевич пренебрегал искусством стрельбы из лука, ездой на слонах и конях, не правил колесницей и не развлекался охотой. И однажды отец высмеял его и сказал: «Ты отвернулся от занятий, приличных царю». Тогда он рассказал своим друзьям об обиде, нанесенной его достоинству, и они ответили: «Также и нам, забросившим свои занятия, отцы постоянно болтают чепуху. Осчастливленные дружбой с тобой, мы столько дней не замечали этого горя. Теперь же, видя, что и ты опечален этим горем, и мы сильно опечалены». Тогда царевич сказал: «Ведь не подобает, чтобы мы, будучи унижены, оставались здесь. Поэтому, опечаленные общим горем, уйдем все отсюда и направимся в какое-нибудь другое место. Ведь:Ученость, силу, преданность, отвагу, благочестие |
Проявит гордый человек, оставив родину свою». (419)
Кто жизнью бренною своей приносит пользу ближнему, |
Тому, великодушному, как нектар, будет смерть[228] сладка. (420)
* * *
Потому и говорится: «Не следует заводить глупого друга... Ведь царь обезьяною убит». Поэтому я и говорю:Пусть лучше будет умный враг, чем друг, лишенный разума. |
Вор отдал жизнь за жертв своих, царь обезьяною убит». (421)
«Где слушают предателей и злобных разлучителей, |
Где чтутся схожие с тобой, там лишь несчастья суждены. (422)
Что б ни случилось с праведным, достойно он ведет себя |
И никогда среди людей дурной молвы не вызовет. (423)
И в тяжком положенье
Достоинств не утратит чистый человек. |
Пусть раковину жжет огонь,
Но белизна с нее не сходит. (424) ār
Пусть воздержится каждый праведный
От всего низкого, недостойного. |
Как ни сильно нас жажда мучает,
Но не пьем воду мы среди улицы. (425) viyo
Пусть жизнь у горла держится, — стремись достойно поступать. |
Пусть жизнь у горла держится, — не делай недостойного». (426)
Участка плодородного лишиться
И умного слуги — две разных вещи: |
Легко вернуть потерянную землю,
Но смерть слуги ничем не возместима». (427) indra
Когда отец твой или брат, товарищ или сын родной |
Тебя стремится погубить, то лучше уничтожь его. (428)
С царем безвольным и брахманом алчным,
Женой строптивой, спутником коварным, |
Плохим слугой, хозяином беспечным
И с безрассудным—лучше не общаться. (429) upa
Вдаль идите, || если счастье там вас ждет.
Детям верьте, || если сведущи они. |
Жизнь отдайте, || если просят помощи.
Руку режьте, || если зло она творит. (430) rath
Не может человек простой, как царь, страною управлять. |
Что — недостаток для простых, то для царя — достоинство. (431)
В ней ложь и правда, сладкоречие и обида,
Корысть и щедрость, сострадание и жестокость, |
Расходы делает она и считает прибыль.
Да! Как распутница, политика переменна». (432) vasa
Не может быть разумным столкновенье,
Одни глупцы лишь битву затевают. |
Кто просвещен, тот следует законам,
А те нас учат поступать с любовью. (434) upa
Коль советники, что живут с владыкой,
Все скромны, преданны, лишены корысти |
И противников губят беспощадно,
То царя этого враг не одолеет. (435) aupa
Пусть неприятна речь твоя, коль есть в ней польза — говори. |
Не подобает подданным одно приятное твердить. (436)
Коль речи сладостно звучат, а пользы нет в них никакой, |
То этим слуги льстивые лишь губят славу царскую. (437)
Нам небо плоским кажется, светляк нам кажется огнем. |
Но небо ведь не плоское, а светлячок — не из огня. (438)
Мы видим истину во лжи, считаем ложью истину. |
Так уж устроен этот мир. Так будьте осмотрительны. (439)
Кто, вняв друзьям, тщательно все обдумавшим,
И обсудив каждое слово, действует, |
Сомнений нет — тот обладает разумом.
Таким путем к счастью и славе он придет. (440) vaṁça
* * *
И здесь окончена первая книга под названием «Разъединение друзей», первый стих которой гласит:Сошелся лев с быком в лесу, и их привязанность росла,
Но жадный клеветник-шакал навек ту дружбу погубил. (1)
Книга II. Приобретение друзей
Достойно! Здесь начинается вторая книга под названием «Приобретение друзей». Вот ее первый стих:Когда умны и сведущи бессильные и бедные, |
Достигнут цели все они, как ворон и друзья его. (1)
Покрыли сотни птиц всю темную листву, ||
в тени газели дремлют,
Приютом служит ствол для стаи обезьян, ||
дупло — для насекомых, |
И пчелы на цветах спокойно влагу пьют. — ||
То дерево в почете,
Что всем несет добро. А иначе оно ||
обременяет землю. (2) çārdū
И у великих мудрецов, попавших в сети гибели, |
Судьбою пораженный ум идет путями ложными. (4)
Кто, несмотря на бедствия, не потерял душевных сил, |
Невзгоды все преодолев, достигнет счастья высшего. (5)
Живот — один, а шеи — две, и пища разная у них. |
Раздор меж ними начался и погубил бхарунду[242] он». (6)
Рассказ первый
«Жили здесь в одном озере птицы под названием бхарунда. У каждой из них был один живот и две шеи. И как-то одна из этих птиц, бродя, где ей хотелось, достала одной своей шеей нектар. Тогда вторая сказала: «Дай и мне половину». И когда та не дала, то вторая шея, найдя где-то яд, в гневе съела его, и из-за общего живота обеих постигла смерть.* * *
Поэтому я и говорю: «Живот — один, а шеи — две...». Ведь сила — в единстве». Услышав это, голуби, желавшие сохранить жизнь, подняли одновременно сеть, взлетеливверх на высоту полета стрелы и, образовав в воздухе балдахин, смело пустились в путь. А задравший голову охотник увидел, как птицы уносят сеть, и, подумав с полным изумления сердцем: «Когда это было видано!», прочел стих:«Соединившись силами, уносят птицы сеть мою, |
Но коль начнется спор у них, — легко мне ими овладеть». (7)
Что суждено, то и случится,
А что не суждено — к тому ты не стремись. |
Из самых рук добыча ускользает
У тех, кому она не суждена. (8) ār
Когда гонимому судьбой богатство вдруг достанется, |
Оно, как Шанкха[243], пропадет, взяв все добро его с собой. (9)
Предвидя все опасности, умевшая вести себя |
Там обитала мышь в норе, снабженной сотней выходов. (10)
«Друзья, приятные для глаз, несущие любовь с собой, |
Всегда прийти готовы в дом к достойному хозяину». (11)
Когда, и как, и почему, и какой великий,
Дурной ли, добрый ли поступок мы совершаем, |
Тогда, и так, и потому, и такой великий
Нам плод несет он по веленью судьбы всесильной. (12) vasa
Всю жизнь павлин тысячей глаз глядит на мир.
И каждый глаз с лотосом схож раскрывшимся, |
Когда ж пред ним смерть разевает пасть свою,
То никнет он, словно слепой с рождения. (13) vaṁça
За сотню йоджан с четвертью[245] добычу птица разглядит |
И не увидит рядом сеть, коль такова судьба ее. (14)
Солнце и месяц страдают от демона[246].
Слон, змей и птица в силки попадаются, |
Мудрые бедствуют, — глядя на все это,
Думаю я: «О судьба всемогущая!» (15) druta
Высоко в небесах пернатые парят, ||
но стерегут их беды
И рыб, что глубоко таятся под водой, ||
рыбак искусный ловит. |
Какая польза нам держаться мест своих? ||
Что значат ум и глупость?
Капризная судьба протянет длань свою ||
и всюду нас настигнет». (16) çārdū
Коль постоянно властелин почетом окружает слуг,— |
И в бедности они его не покидают никогда. (17)
Доверье — корень всех удач. Газель над стадом властвует, |
А льву, хоть он и царь зверей, газели не хотят служить[247]. (18)
Коль слуги верные — в беде, а царь их — в безопасности, |
Несчастлив будет в жизни он, а после смерти — в ад сойдет». (19)
Коль господин жалеет слуг и с ними делится всегда, |
То сможет он по праву стать всех трех миров хранителем». (20)
Всего добиться сможет тот, кому друзья сопутствуют, |
Стремись приобрести друзей — в них счастье ты свое найдешь. (21)
Кто хочет изобилия, — и в счастье ищет пусть друзей. |
Хоть море доверху полно, — от Свати[248] ждет оно воды». (22)
Кто из-за глупости своей с неравным дружбу заключит, |
Будь ниже или выше тот, — посмешищем становится. (23)
Как сильно ни Страдает враг, нельзя союз с ним заключать, |
Ведь как вода ни горяча, всегда зальет она огонь». (24)
Вражда случайная пройдет от средства подходящего, |
Но прирожденная вражда лишь вместе с жизнью кончится». (25)
Всегда причина дружбы есть, всегда причина есть вражды, |
И подобает мудрому стремиться к дружбе, не к вражде». (26)
Коль оказался низким друг, погибнешь ты, дружа с ним вновь. |
Как самка мула от плода погибнет, забеременев[250]. (27)
Услуга сводит всех людей, особый повод — птиц, зверей, |
Боязнь и жадность — дураков, достойных сводит первый взгляд. (29)
Злодеев, как горшок из глины,
Легко разъединить, свести же трудно. |
Достойных, словно золотую чашу,
Скрепить легко, разбить же трудно. (30) ār
Чем дальше от верхушки,
Тем слаще сок у тростника всегда бывает. |
Так дружат и благие.
У злых людей — всегда наоборот. (31) ār
Не доверяйте недругу, пусть даже клятвой связан он: |
Сам Шакра клятву данную нарушил, Вритру[255] погубив. (32)
Коль нет доверья у врага — и бог его не победит: |
Плод Дити[256] Индра разорвал, ее доверьем пользуясь. (33)
Довольно щели маленькой, чтоб к нам сумел проникнуть враг, |
И мы погибли от него, как судно с течью — от воды. (34)
Пускай озолотят тебя — не надо доверять врагу |
И женщинам нелюбящим, иначе ждет тебя конец». (35)
«Учили люди мудрые, что дружба — на семи шагах.[257] |
Невольно стала другом ты, так выслушай мои слова. (36)
Коль нет ума — нет сладких слов, коль нет любви — к чему наряд?
Коль нет страстей — и власти нет, коль честность есть — не будет лжи[258]. (37)
«Когда от друга нового погибнуть должен старый друг, |
Ты друга нового оставь: не отдавай за просо рис». (38)
Шесть признаков у дружбы есть: давать свое, у друга брать, |
Делиться тайной, спрашивать, вкушать еду и угощать. (39)
Без доброты ни у кого не будет дружбы никогда. |
Ведь сами боги счастливы, встречая добрые дела. (40)
До тех пор дружба в мире есть, пока приносятся дары. |
Когда иссякнет молоко, теленок оставляет мать. (41)
К чему много слов?
Как ногти у живых существ от мяса трудно отделить, |
Так стали мышь и ворон тот друзьями неразлучными. (42)
Тот счастлив лишь, кто не видал захват земли, угасший род, |
Жену свою в чужих руках и друга в тяжком бедствии». (43)
«Полет совместный, перелет, большой полет и вниз полет, |
Полет по кругу, вкось, и вверх, и легкий, наконец, полет». (44)
К чему сандал и камфора, и снег, нас охлаждающий? |
Не стоят вместе все они частицы[261] друга нашего». (45)
Подобно каплям дождевым, подобно звездам на небе |
Или пылинкам на земле, неисчислимым никогда, (46)
Бесчисленны достоинства у ней, что благородна так, |
Но мир наш опостылел ей, и вот пришла она к тебе». (47)
Рассказ второй
«Есть в южной стране город под названием Прамадаропья. Недалеко от него стоял храм Махешвары[262]. Рядом с ним в келье жил нищенствующий монах по имени Бутакарна[263]. Во время сбора милостыни он наполнял сосуд для подаяний превосходными яствами из того города, содержащими сахарный песок, патоку и гранаты, маслянистыми, текучими и приятными, а возвратившись в келью, поддерживал, согласно предписанию, свою жизнь, прятал остававшуюся пищу в сосуд для подаяний и вешал его на колышек в стене для приходящих утром слуг. А я жила там вместе с товарищами. Так проходило время. Несмотря на то, что сосуд заботливо вешали на место, я ела оттуда, и монах, которому надоело это, из страха передо мной перевесил его со старого места на новое, более высокое. И все равно я без усилий достигала его и насыщалась. И вот однажды пришел туда гость, аскет, по имени Брихатспхиг[264]. Бутакарна приветствовал его, оказал ему почтительный прием и прогнал его усталость. Вслед за тем ночью оба они улеглись на одно ложе и стали рассказывать благочестивые истории. Между тем Бутакарна, чьи мысли были заняты тем, как бы отогнать мышь, постукивал расщепленным тростником по сосуду для подаяний и дал Брихатспхигу, рассказывавшему благочестивую историю, бессмысленный ответ. Тогда этот гость сильно разгневался и сказал ему: «О Бутакарна! Хорошо я тебя узнал: прошла твоя дружба. Поэтому ты без радости говоришь со мной. Так, несмотря на ночь, я покину твою келью и уйду в другое место. Сказано ведь:«Иди сюда! Приблизься! Сядь, прошу тебя. ||
Что долго пропадал ты?
Что нового? Ты слаб? Будь счастлив, дорогой! ||
Как рад тебя я видеть!» — |
Кто гостя своего, исполненный любви, ||
такой встречает речью,
К такому человеку входят в дом всегда ||
с спокойною душою. (48) çārdū
К тому, кто смотрит вбок иль вниз, встречая гостя своего, |
Не вздумай приходить домой, — иль бык ты, хоть лишен рогов. (49)
Где не встают навстречу нам, где нет для нас приятных слов, |
О злом и добром нет речей, — туда нам лучше не входить. (50)
Коль ум твой в ад тебя влечет — жрецом домашним год пробудь, |
Или еще скорей: три дня над кельей будь начальником. (51)
От денег исходящий жар приводит нас к величию, |
Но чтоб еще счастливей быть, богатство ближним раздавай. (52)
Не без причины Шандили дает очищенный сезам |
За неочищенный совсем. Должно быть, это неспроста». (53)
Рассказ третий
«Как-то в некотором городе я попросил приюта у одного брахмана, чтобы провести в доме дождливое время года[265]. Тогда брахман предоставил мне прпют. Там я жил, занятый почитанием божества и другими делами. И однажды, проснувшись рано утром, я с вниманием стал слушать разговор брахмана с брахманкой. Брахман сказал: «Брахманка! Сегодня утром будет безмерно благодетельное летнее солнцестояние[266]. Поэтому я пойду в деревню принять подношения. А ты в честь солнца должна по силам угостить какого-нибудь брахмана». И услышав это, брахманка ответила, понося его бранными словами: «Откуда ты, бедный брахман, достанешь угощение? Да разве тебе не стыдно так говорить? Ведь:Не знаю радости с тех пор, как за руку тебя взяла[267], |
Забыла вкусную еду, где о нарядах уж мечтать?» (54)
Да почему бы не подать желающему полкуска? |
Кто сможет так разбогатеть, чтоб не стремиться к большему? (55)
Удел, который богачу неисчислимых стоил жертв,
Бедняк добудет за гроши. — Так говорит предание. (56)
Нам облако дает лишь воду,
И все же чтут его за то по всей земле. |
А друг с протянутой рукой[268]
Оставлен нами без вниманья. (57) ār
Дары, что люди мудрые согласно предписаниям |
Дают достойным вовремя, приносят благо вечное. (58)
Желаний всех не подавляй, не будь и жадным чересчур:
На голове у жадного бывает сверху хохолок». (59)
Рассказ четвертый
«Жил в некоторой стране один пулинда[269]. Отправился он на охоту и встретил в пути кабана, подобного вершине горы Маханджана[270]. И видя его, он натянул до уха тетиву и прочел следующий стих:Не видит он лук со стрелой натянутый,
Но все равно чует опасность близкую. |
И вижу я, судя по замыслу его,
Что, верно, сам Яма послал его ко мне. (60) vaṁça
По повелению судьбы без всякого усилья мы |
Вкушаем прежней жизни плод, хороший он или дурной. (61)
В какое время, где и как, чего бы мы ни делали, |
Все это — и добро и зло — нам принесет свои плоды. (62)
Не надо сразу расточать добра приобретенного, |
Им понемногу пользуйся, как эликсиром мудрецы». (63)
[Окончание рассказа третьего]
Поэтому я и говорю: Желаний всех не подавляй...». И снова сказал: «Брахманка, разве ты не слышала:Срок жизни, состояние, занятья, знания и смерть |
Предрешены у всех людей еще в утробе матери». (64)
[Продолжение рассказа второго]
Поэтому, несомненно, она способна так прыгать благодаря жару от клада». Сказав это, он снова произнес: «А известно ли ее поведение?» Бутакарыа сказал: «Известно, блаженный. Она ведь приходит не одна, а окруженная стаей». Брихатспхиг спросил: «Эй, есть ли какой-нибудь маленький заступ?» Тот ответил: «Конечно, есть. Вот лопатка, вся из железа». Гость сказал: «В таком случае мы с тобой должны проснуться рано утром, чтобы вдвоем пойти по ее следам на полу, загрязненном отпечатками ног». А я, услышав речь этого злодея, подобную удару грома, подумала: «Увы! Я погибла. Ведь его слова звучат решительно. Несомненно, как выведал он про клад, так и разузнает, где мое жилище. Это видно из его намерения. Сказано ведь:Довольно одного лишь взгляда,
Чтоб мудрый человека разузнал. |
А опытным руки довольно,
Чтоб без весов определить вес в палу[271]. (65) ār
Известно будущее нам по одним желаньям,
Как плод поступков, совершенных в рожденье прошлом. |
Еще и признаков хвоста у птенца не сыщешь,
Но виден в нем уж по походке павлин хвостатый. (66) vasa
Плененная газель все сети разорвав ||
и избежав ловушки,
Без всякого вреда промчавшись через лес, ||
охваченный пожаром, |
И с быстротой от стрел охотников уйдя, ||
упала вдруг в колодец.
Когда сама судьба несчастья нам сулит — ||
усилья бесполезны. (67) çārdū
Коль силой смертный наделен, коль подчиняет он других |
И речи смелые ведет, знай: от богатства это все». (68)
Всегда богатые сильны и за ученость славятся. |
Гляди: слаба без клада мышь, как все ее сородичи. (69)
Змей без зубов — уже не змей, и слон без мускуса[272]— не слон. |
Так и богатства кто лишен, лишь по названью — человек». (70)
Кто в бедности проводит дни и слаб к тому же разумом, |
Дела все гибнут у того, как гибнут летом ручейки. (71)
«Ячмень вороний» — не ячмень, и не сезам — «лесной сезам»[273]. |
Так и бедняк, подобно им, — лишь по названью человек. (72)
Пусть добродетелен бедняк — его заслуги не видны. |
Богатство лишь осветит их, как солнце освещает мир. (73)
Не так страдает на земле всю жизнь проведший в бедности, I
Как разорившийся богач, привыкший к изобилию. (74)
Лишь только поднимаются желанья в сердце бедняка, |
бессильно сразу падают, как груди старые вдовы. (75)
Пусть перед нами в ясный день стоит достойнейший бедняк, |
Не замечаем мы его, окутанного тьмой нужды». (76)
Когда одни лишь бедствия приносит слугам господин, |
Пусть избегают все его, а воины — тем более». (77)
Коль беден человек, то из родных никто ||
его не станет слушать.
Вся добродетель, как луна, теряет блеск, ||
и сломлена гордыня, |
Несчастие одно приходит за другим, ||
товарищи уходят,
И стоит лишь кому проступок совершить — ||
за все он отвечает. (78) çārdū
Коль человек, гнев у Кританты вызвавший,
В пучину бед будет низвергнут тягостных, |
Врагами все станут его приятели
И даже друг старый покинет бедного. (79) vaṁça
Без друга в сердце пусто,
А без детей пустынно в твоем доме. |
Страна пуста для глупых,
Для бедняка пустынно все. (80) ār
Пускай и чувства неизменны, и то же имя,
И тот же ум неповрежденный, и те же речи, |
Но если вдруг блеска богатства лишится смертный,
Совсем другим станет тогда. Непонятно это! (81) vasa
Живи лишь там, где чтут тебя, а где тебе почета нет, |
Беги оттуда, будь хоть ты на колеснице средь богов. (82)
Уж лучше бедствия терпеть, храня достоинство свое, |
Чем наслаждения вкушать, бесчестьем оскверненные». (83)
Изгрызли черви дерево, и опалил его огонь, |
Скривился ствол его, и все ж оно счастливей бедняка. (84)
Потеря разума, обитель многих бед ||
и тщетных размышлений,
Синоним слова «смерть», пристанище тоски, ||
забот бездонный кладезь, |
Ничтожество само, убежище невзгод, ||
утрата блеска славы —
Для мудрых — нищета. В ней с адом никакой ||
я разницы не вижу. (85) çārdū
Рождает бедность стыд; охваченный стыдом, ||
свой блеск теряет смертный,
Без блеска — униженье, а из-за него ||
он устает от мира; |
Уставшего от мира мучает тоска, ||
тоска рассудок губит,
Безумца ж гибель ждет. Увы! Нужда в деньгах — ||
начало всех несчастий. (86) çārdū
Уж лучше, выпив яд, || навек уснуть ||
у Смерти в обители,
Иль руки положить || в ужасный рот ||
змеи, полной ярости, |
Или с крутой горы || сорваться вниз, ||
разбившися вдребезги,
Чем радости вкушать, || нажив добро ||
путями порочными. (87) hari
Пусть лучше бросится в огонь бедняк, лишившийся добра, |
Чем станет помощи просить у бессердечного скупца. (88)
Уж лучше со зверьми бродить среди непроходимых гор, |
Чем слово жалобное «дай» печальным голосом твердить. (89)
Уж лучше век молчать, || чем речи лживые вести бесстыдно,
Уж лучше быть скопцом, || чем с похотью к чужой жене стремиться, |
Уж лучше умереть, || чем наслаждаться клеветой на ближних,
Уж лучше нищим быть, || чем забирать себе добро чужое. (90) çikha
Кто болен, на чужбине,
Чужую пищу ест и в доме спит чужом, |
Подобна смерти жизнь того,
А смерть ему покой приносит. (91) ār
Коль кражу своего добра безмолвно терпит жалкий трус, |
Не примут предки от него пригоршни жертвенной воды». (92)
Что суждено, то и получит смертный,
Сам бог ему препятствовать не в силах. |
Вот я и не дивлюсь, и не печалюсь:
Что нам дано, не перейдет к другому». (93) upa
Рассказ пятый
«Жил в одном городе купец по имени Сагарадатта[274]. Сын его достал книгу, купив ее за сто рупий[275]. И в ней было написано:«Что суждено, то и получит смертный».Увидев ее, Сагарадатта спросил сына: «Мальчик, за какую цену ты достал эту книгу?» Тот ответил: «За сто рупий». Услышав это, Сагарадатта сказал: «Тьфу! Дурак ты, что за сто рупий достал книгу, в которой написана лишь часть стиха. Как ты наживешь богатство с таким разумом? Не смей входить в мой дом с сегодняшнего дня». Так отругав, он прогнал его из дома. А тот с печалью отправился в другую отдаленную страну и, достигнув одного города, остановился в нем. И через несколько дней какой-то горожанин спросил его: «Откуда ты пришел? Как тебя звать?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».Затем, спрошенный другим, он ответил то же самое. И когда кто-нибудь спрашивал его, он давал один и тот же ответ. Так и сделался он известен под именем «Что суждено»[276]. И вот однажды царская дочь по имени Чандрамати[277], наделенная красотой ранней юности, в сопровождении подруги осматривала город. И по воле судьбы ей попался там на глаза некий царевич, наделенный необычайной красотой и прелестью. И только она увидела его, как, пораженная стрелой Кусумабаны[278], сказала подруге: «Дорогая! Постарайся сегодня же сделать так, чтобы я с ним встретилась». Услышав это, подруга быстро подошла к тому и сказала: «Меня послала к тебе Чандрамати. Она говорит тебе: «В самое тяжелое состояние поверг меня Манобхава[279] от того, что я тебя увидела. Поэтому, если ты быстро не придешь ко мне, я погибла». Услышав это, он ответил: «Если необходимо мне идти туда, скажи, каким способом следует проникнуть?» Тогда подруга сказала: «Ты должен подняться туда ночью по крепкому ремню, спускающемуся с крыши дворца». Он сказал: «Если таково твое решение, я так и сделаю». Порешив так, подруга пошла к Чандрамати. Когда же настала ночь, этот царевич подумал про себя:
«С женою друга согрешить, хозяина или слуги,
Иль с дочерью учителя — что у брахмана жизнь отнять. (94)
Не надо совершать того, что навлечет на нас позор, |
Дорогой ада поведет и цели жизненной лишит». (95)
«Что суждено, то и получит смертный».И услышав это, она с остановившимся сердцем быстро спустила его вниз по ремню. А он пошел и лег спать в разрушенном храме. Между тем начальник стражи назначил там свидание с одной распутницей и, придя, увидел его, еще раньше заснувшего там. Тогда он спросил, чтобы сохранить тайну: «Кто ты?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».Услышав это, начальник стражи сказал: «Этот храм пуст. Поэтому иди и спи в моей постели». Тот согласился с ним, но по ошибке лег спать в другую постель. Между тем у этого начальника стражи была взрослая дочь по имени Винаявати[280], наделенная красотой молодости; она была влюблена в одного человека и, назначив ему свидание, спала на этой постели. Тогда, видя, что тот пришел, она, обманутая густым мраком ночи, подумала: «Это — он, мой любимый», поднялась и вышла за него замуж по обряду гандхарвов. И находясь с ним в постели, она, чьи глаза и лицо уподобились распустившимся лотосам, спросила его: «Почему даже теперь ты не говоришь доверчиво со мной?» Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».Услышав это, она подумала: «Подобные плоды приносит неосмотрительно выполненное дело». С такими мыслями, обеспокоенная, она отругала и прогнала его. И когда тот пошел по улице, ему вышел навстречу под шумные звуки музыки жених по имени Варакирти[281], родом из другой страны. Тогда «Что суждено» стал идти вместе с ним. И когда при наступлении благоприятного сочетания созвездий[282] дочь купца в приносящих счастье праздничных одеждах стояла у снабженных беседкой и алтарем дверей купеческого дома расположенного на главной улице[283], пьяный от страсти слон, убивший наездника и убежавший под беспокойные крики людей, пугая народ, достиг того места. Увидя его, все спутники жениха вместе с женихом разбежались в разные стороны. И в этот момент, видя оставленную одну девушку с тревожными от страха глазами, «Что суждено» смело стал ободрять ее , говоря: «Не бойся. Я — твой защитник», и взял ее за руку правой рукой, угрожая слону дерзкими словами. Итак, когда по воле судьбы слон удалился и Варакирти вместе с друзьями и родственниками вернулся, пропустив благоприятное сочетание созвездий, девушка стояла, взятая за руку другим. Видя это, Варакирти сказал: «Эй, свекор! Неправильно поступил ты, выдав обещанную мне дочь за другого». Тот ответил: «Да ведь я сам убежал, испугавшись слона, вернулся вместе с вами и не знаю, что тут произошло». Сказав так, он стал спрашивать дочь: «Дитя! Нехорошо ты поступила. Так расскажи, что тут произошло». Та ответила: «Он спас меня от смертельной опасности. Поэтому, пока я жива, никто, кроме него, не возьмет моей руки». Так в этом удивительном событии прошла ночь. И утром, когда собралось много народу, царская дочь услыхала об этом удивительном событии и пришла к тому месту. Также и дочь начальника стражи, узнав об этом по слухам, пришла туда. Вслед за тем и сам царь, услышав о большом сборище народа, пришел туда и спросил «Что суждено»: «Расскажи без утайки, что тут произошло». Тот ответил:
«Что суждено, то и получит смертный».Тогда царская дочь, вспомнив, сказала:
«Сам бог ему препятствовать не в силах».Затем дочь начальника стражи сказала:
«Вот я и не дивлюсь, и не печалюсь».И слыша все это, дочь купца сказала:
«Что нам дано, не перейдет к другому».Тогда царь даровал им всем безопасность, подробно расспросил о происшедшем и узнав суть дела, с большим почетом отдал ему свою дочь вместе с тысячей деревень и, подумав: «Нет у меня сына», помазал его в наследники престола. И тот жил в счастье со своей семьей, наслаждаясь многочисленными радостями.
[Окончание рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Что суждено, то и получит смертный...». И снова Хиранья сказала: «Подумав так, я избавилась от ослепления деньгами. Право же хорошо говорится:Не глаз, а знанье видит.
Не предки — признак благородства, —добрый нрав. |
В борьбе с пороком — мудрость.
Кто всем доволен, тот один богат. (96) ār
Всегда удача у того, в чьем сердце недовольства нет. |
Так для обутого земля всегда покрыта кожею. (97)
И сотня йоджан нипочем тому, кто жаждою гоним. |
А кто доволен участью, добра не видит под рукой. (98)
Богиня жажды[284] славная! Ты губишь осмотрительность. |
Владыку Вишну самого ты превратила в карлика[285]. (99).
Ничто не трудно для тебя, владычица бесчестия! |
Толкаешь даже мудрых ты в объятья наслаждения. (100)
Невыносимое я нес и речи тягостные вел, |
И у дверей чужих стоял. О если б жажда стихнула! (101)
Питьем зловонным жажду || я утолял, несчастный, ||
спал на тернистом ложе,
Друзей своих покинул, || чтоб не болел живот мой, ||
пред всеми унижался,
Пешком бродил подолгу, || и переплыл я море, ||
нес черепок разбитый.
О Жажда, что же делать || еще ты мне прикажешь? ||
Скажи скорей, злодейка. (102) srag
Пускай разумны речи,
Никто не станет слушать бедняка. |
Пусть речь груба и бесполезна,
Всегда внимают богачу. (103) ār
Везде почет для богача, пусть даже низок родом он. |
И всюду гонят бедняка, пусть, как луна, он родовит. (104)
Пусть позади осталась юность,
Но все равно всегда богатый молод. |
Кто ж не имеет денег,
Тот даже в юности — старик. (105) ār
От бедняка друзья его уходят,
И дети, и жена, и все родные. |
Но чуть разбогатеет, — все вернутся.
Богатство — лучший друг наш в этом мире. (106) upa
* * *
Вот я и поведала вам причину своей печали. И хорошо ведь говорится:У змей, слонов и антилоп, богов, асуров и людей — |
У всех к полудню в трех мирах должна быть трапеза своя. (107)
Завоевал ли ты весь мир или от бедствий изнемог, |
Коль наступило время есть, пригоршню[286] риса надо взять. (108)
Но разве мудрый человек захочет ради этого |
Дурной поступок совершить, несущий беды тяжкие?» (109)
Глупца учить наукам бесполезно,
Лишь умный применить сумеет знанья. |
Да разве сможет стать больной здоровым,
Когда лишь назовут ему лекарство? (110) indra
Для храброго — одно: родная сторона ||
и дальняя чужбина,
Куда бы ни пошел, там власть добудет он ||
своею дланью мощной. |
Так лев приходит в лес, и всем внушая страх ||
клыками и когтями,
В крови царя слонов, убитого в бою, ||
он жажду утоляет (111) çārdū
Как манит птицу полный пруд или лягушку водоем, |
Так привлекает рвение богатства и друзей к себе. (112)
Кто тверд в делах, кто никогда не медлит,
Кто просвещен, свободен от пороков, |
Кто верный друг, герой, кто благодарен, —
К тому сама идет богиня Лакшми[287]. (113) upa
К правдивым, щедрым, постоянным людям,
Героям, смелым, мудрым, изворотливым |
Коль Шри[288] не будет благосклонна,
То значит в заблуждении она. (114) ār
Кто нерешителен, кто робок,
Бездеятелен кто, покорен кто судьбе — |
Все ненавистны они Лакшми,
Как старый муж жене цветущей. (115) ār
Когда в тебе отсутствует решимость,
И малой пользы не приносят знанья. |
Что толку для слепого в свете лампы,
Пусть он хоть на ладонь ее поставит. (116) upa
Даятель сам начнет просить, убийцу немощный убьет, |
И нищий станет богачем, коль переменится судьба. (117)
В зубах, ногтях и волосах, и людях — пользы никакой,
Когда они не на местах...
... нельзя уйти со старых мест. (118)
Герои, и ученые, и женщины прекрасные |
В какое б место ни пришли, везде найдут себе приют. (119)
Если потрудился умный человек,
Ждет всегда успех его и богатство ждет. |
Не пройдут усилья даром у того,
Кто умом Брихаспати равен самому. (120) apa
Пусть беден человек, || коль он отважен — будет жить в почете,
Пусть он богаче всех, || но коль труслив — презренье всюду встретит.
Как сможет жалкий пес, || пусть золотой одет на нем ошейник,
Затмить сияньем льва, || достойного и полного величья. (121) çikha
Кто блещет мужеством, решителен, полон силы,
Кто в океане видит лужицу небольшую, |
А в Гималаях[289] — незначительный муравейник, —
К таким лишь людям благосклонна богиня Лакшми. (122) vasa
Не слишком Меру[290] высока, и не глубок бездонный ад, |
Не слишком море широко для всех людей решительных. (123)
К чему гордишься ты богатством?
К чему печалишься, когда оно уходит? |
Ведь словно мячик, брошенный рукой,
Летим мы все то вверх, то вниз. (124) ār
Любовь злодея, тени туч, побеги свежей зелени, |
Богатство, юность, женщины недолго услаждают нас. (125)
Добро, приобретенное несчетными усильями, |
На подаянья пусть идет, иль горе принесет оно. (126)
Кто денег ближним не дает
И сам не тратит, — у того богатства нет. |
Как дева в доме у отца,
Оно чужого ждет владельца. (127) ār
Кто хочет лишь копить добро, тот для другого трудится. |
Одними собран сладкий мед, другими — выпивается. (128)
Иль в бою, || людям смерть несущим, или дома,
Иль в огне, || иль в пещере горной, в океане, |
Иль средь змей — || всюду люди жить должны спокойно:
Что нас ждет, || то случится с нами неизбежно. (129) praha
Тот, в чьих руках семь островов[291], считаться должен бедняком,
Коль жадностью охвачен он. Кто всем доволен — тот лишь царь. (130)
Что может быть ценнее подаянья?
Лишенного желаний кто богаче? |
Какой наряд сравнится с благородством?
Где есть добыча, равная здоровью? (131) upa
Когда случается упасть, отважный падает, как мяч, |
А жалкий трус, как глины ком, всегда бессильно падает. (132)
Приобретя богатство, он им насладиться не сумел, |
Как глупый ткач Сомилака, забравшийся в дремучий лес». (133)
Рассказ шестой
«Жил в одном городе ткач по имени Сомилака. Он изготовлял разнообразные красивые одежды, пригодные для царских слуг, однако никак не мог заработать больше денег, чем нужно было на пищу и одежду. И видя, что другие ткачи, делающие грубые одежды, наделены большими богатствами, он сказал жене: «Дорогая! Посмотри, какое множество богатств приобрели эти выделыватели грубых тканей. Поэтому не могу я выносить этого города и пойду в другое место». Его жена сказала: «О дорогой! Напрасно говорят, что ушедшим в другое место достаются деньги. Сказано ведь:Что суждено, то и случится,
А что не суждено — к тому ты не стремись. |
Из самых рук добыча ускользает
У тех, кому она не суждена[292]. (134) ār
Как среди тысячи коров всегда найдет теленок мать, |
Так дело совершенное за совершившим следует. (135)
Как тень и свет между собой нерасторжимо связаны, |
Так дело и творец его друг с другом связаны всегда» (136)
Не может как одной рукой в ладоши хлопать человек, |
Так, если нет усердия, бесплодны все его дела. (137)
Работою усердною себе мы пищу достаем,|
Ведь без усилья наших рук ничто нам в рот не попадет. (138)
Чтоб цель осуществить свою, нужны дела, а не мечты. |
Когда в безделье дремлет лев, не влезет в пасть ему газель. (139)
Кто трудится по мере сил, и все ж бесплоден труд его, |
Того не надо порицать: уж, видно, такова судьба. (140)
Пусть безобразен человек, пусть родом низок он своим, |
Коль есть богатство у него, всегда почтенье он внушит. (141)
Хоть вяло оба свесились, да, видно, крепко держатся: |
Не знаю, упадут иль нет, но уж пятнадцать лет слежу». (142)
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе бык по имени Праламбавришана[298]. От избытка семени он покинул стадо и стал бродить в лесу, разрывая рогами берега реки и вволю поедая кончики травы, подобные смарагдам. А в том лесу жил шакал по имени Пралобхика[299]. Как-то раз он беззаботно сидел с женой на берегу реки. В это время бык Праламбавришана спустился к тому берегу испить воды. И видя у него пару свисающих ядер, шакалка сказала шакалу: «Посмотри, господин, как висят у этого быка два комка мяса. Ведь через мгновенье или часа через три они упадут. Зная это, ты должен следовать за ним по пятам». Шакал сказал: «Дорогая! Неизвестно, упадут они когданибудь или нет. Зачем же ты поручаешь мне напрасную работу. Сидя здесь, мы с тобой будем поедать мышей, приходящих за водой. Ведь тут их дорога. Если же, напротив, я последую за ним, кто-нибудь другой придет сюда, и займет место. Поэтому не следует так поступать. Сказано ведь:Оставив дело верное, кто гонится за призрачным, |
Лишится верной прибыли, напрасно время потеряв». (143)
Где действуют с усердием, где нет безделья никогда, |
Где ум с отвагой заодно, там счастье обеспечено. (144)
Не прекращай трудов своих при мысли: «Все в руках судьбы». |
Ведь даже масло без труда не выжмешь из сезама ты. (145)
Кто наделен решимостью, достоин быть прославленным.
Чатаке[300], птичке крохотной, сам Индра воду подает. (146)
До тех лишь пор бываем мы хозяевами дел своих, |
Пока стрекало женских слов нам в уши не вонзается. (147)
Считает добрым делом грех, доступным — недоступное, |
Съедобным — несъедобное кто женской речью завлечен. (148)
«Хоть вяло оба свесились, да видно, крепко держатся:
Не знаю, упадут иль нет, но уж пятнадцать лет слежу. (149)
[Окончание рассказа шестого]
Поэтому я и говорю: «Хоть вяло оба свесились...». Ведь каждый богатый человек бывает предметом зависти. Так дай мне большое богатство». Человек сказал: «Если так, снова иди в город Вардхаману. Живут там два купеческих сына: Дханагупта и Бхуктадхана[301]. Узнай их поведение и избери себе образ жизни одного из них». Сказав это, он скрылся из виду. А Сомилака, с сердцем, полным изумления, снова пошел в город Вардхаману. И к вечеру, утомленный, он спросил, где дом Дханагупты, с трудом отыскал его и вошел. Затем, несмотря на брань жены, детей и других домочадцев Дханагупты, он вошел во двор дома и уселся там. Когда настало время еды, он получил пищу, поданную без любви, и там же уснул. И вот ночью он увидел, как совещаются те же два человека. Один сказал: «Эй, Картар! Почему ты вызвал на лишний расход этого Дханагупту, когда он дал поесть Сомилаке? Неправильно ты поступил». Второй ответил: «О Карман! Не моя это вина. Я должен посылать добычу и принуждать к расходам. А исход зависит от тебя». И когда он встал, Дханагупте, мучающемуся несварением желудка, пришлось на следующий день поститься. Тогда, выйдя из этого дома, Сомилака пришел в дом Бхуктадханы. Тот оказал ему большой почет, встав с места, накормив, одарив его одеждами и проявив другие знаки внимания, и он заснул в его доме на удобной постели. И ночью он увидел, как те же двое людей совещаются друг с другом. Один сказал: «Эй, Картар! Сегодня этот Бхуктадхана сделал большие расходы, угостив Сомилаку. Как же он отдаст свой, долг? Ведь все это он принес из дома ростовщика». Тот сказал: «О Карман! Это должен был совершить я. А исход зависит от тебя». И наутро явился один из царских слуг, неся деньги — знак царской милости, и передал все Бхуктадхане. Видя это, Сомилака подумал: «Этот Бхуктадхана, хоть и лишен богатства, лучше того жадного Гуптадханы. Сказано ведь:Плод знаний — жизнь достойная, Вед[302] — возжигание огня,
Жена даст ласки и детей, даянье с тратой — денег плод. (150)
* * *
Поэтому я и говорю: «Приобретя богатство, он...». И вот, зная это, дорогая Хиранья, ты не должна печалиться из-за богатства. Сказано ведь:Сердца достойных в радости нежны, как лотоса цветок, |
И, как скала, тверды они, когда наступят бедствия. (151)
Коль должны || мы разбогатеть по воле рока,
Деньги нас || разыскать сумеют и в постели. |
А когда || не дано судьбой нам жить в довольстве,
Весь наш труд || неизбежно даром пропадает. (152) praha
К чему задумываться нам?
Что пользы глубоко таить в сердцах печаль? |
Судьба поступит с каждым так,
Как у него написано на лбу. (153) ār
Из дальней части света,
С краев вселенной и из глубины морской |
Доставит все желанное судьба,
Коль суждено твоим исполниться мечтам. (154) ār
Разъединенное соединяет,
А то, что соединено, разъединяет он. |
И в голову придти не может людям,
Какие вещи сочетает рок. (155) ār
Всегда несчастье тяжкое приходит неожиданно, |
И так же радость к нам идет. К чему заботы и печаль? (156)
Добиться хочет своего разумный, стойкий человек, |
Но по-другому это всё решают прежние дела[304]. (157)
Судьбою белым сделан гусь, зеленым сделан попугай, |
А все павлины — пестрыми. В руках судьбы и наша жизнь. (158)
В корзине съежилась голодная змея, ||
оставив все надежды,
Как вдруг, дыру проделав в той корзине, мышь ||
сама ей в рот упала, |
И голод утолив, поспешно уползла ||
она через отверстье.
Так будем выносить спокойно свой удел — ||
над всем судьба лишь властна. (159) çārdū
Каждый день || с радостными мыслями должны мы
Плоть смирять, || пусть хоть небольшой обет давая. |
Ведь судьба || каждый миг уносит наши жизни,
Как бы мы || ни старались этого избегнуть. (160) praha
Как может жадный до богатств, то здесь, то там хлопочущий, |
Вкушать покой в своей душе — удел свободных от страстей. (161)
Терпенья строже нет поста, нет счастья выше, чем покой, |
Нет дара, дружбе равного, нет свойства выше жалости. (162)
Лишь тот вкушает высшее блаженство,
Лишь тот ведет достойный образ жизни, |
Кто, радуясь, вокруг счастливых видит,
Любя друзей и сам любим друзьями. (163) upa
Даже владыки беднякам подобны,
Усилья тщетны их и жизнь бесплодна, |
Когда с душой, охваченной корыстью,
Они не украшают власти дружбой. (164) upa
Достойных в тяжких бедствиях одни достойные спасут. |
Слонов, завязнувших в грязи, слоны лишь могут вытащить. (165)
Тогда лишь похвалы достойны люди,
Тогда лишь долг свой до конца исполнят, |
Когда бедняк иль ищущий защиты
От них не отвернется безнадежно. (166) indra
К чему отвага без защиты слабых?
К чему богатство без поддержки бедных? |
К чему нам труд, с грехом соединенный?
К чему нам жизнь, ведущая к позору?» (167) indra
«Пусть лучше вместе с мудрыми сойду я в преисподнюю, |
Чем среди низких буду жить в дворце Сурендры[306] самого. (168)
Полезны сильные друзья, но и от слабых польза есть: |
Слоны, плененные в лесу, мышами были спасены». (169)
Рассказ восьмой
«Есть на земле одно место, где люди, дома и храмы были уничтожены. Издавна там жили мыши, которые вместе с рождавшимися у них сыновьями, детьми сыновей, детьми дочерей и другими потомками населяли отверстия в постройках, сделав себе жилища в непрерывном ряде стоящих по соседству домов. Так в праздниках, свадьбах, еде, питье и других удовольствиях проводили они время, предаваясь высшему счастью. Между тем, окруженный тысячей слонов, их владыка пустился в путь со своим стадом на водопой к озеру, воду которого он перед этим заметил. Двигаясь среди мышиных жилищ, этот владыка слонов, по мере того как ему попадались мыши, давил им лица, глаза, головы и шеи. Тогда оставшиеся стали размышлять: «Эти негодные слоны убивают нас на своем пути. Если они еще раз придут сюда, то некому будет даже продолжать наш род. И ведь:Даже коснувшись, слон убьет, даже понюхавши — змея, |
Даже улыбкой царь убьет, даже почтением — злодей. (170)
* * *
Поэтому я и говорю: «Полезны сильные друзья...». Услышав это, Мантхарака сказала: «Дорогая! Пусть будет так. Не бойся. Это — твой дом. Поэтому живи здесь, как тебе хочется, со спокойным сердцем». Так, по своему желанию они отправлялись на поиски пищи, сходились в полдень около большого озера в тени густых деревьев и проводили время во взаимной любви, беседуя о законах, о житейской мудрости и различных других науках. И подходит к этому:Мудрец досуг свой отдает наукам и поэзии, |
А глупый заполняет день страстями, сном и ссорами. (171)
Когда от сладостных речей встают на теле волоски, |
Блаженство чувствует мудрец и без общенья с женщиной. (172)
В увеселительном саду
И то опасность друг твой может встретить. |
Насколько же сильнее страх,
Когда в дремучем бродит он лесу. (173) ār
Коль на пороге гибели предстанет друг перед тобой, |
То оба радость чувствуют — живой и умирающий. (174)
Коль словом вас обидела нарочно иль нечаянно, |
Простить должны вы это мне с сердцами, полными любви». (175)
Пред судьбой, || что подобна океану бедствий,
Сам мудрец || отступает без сопротивленья. |
Да и впрямь, || что с ней делать, если невидимкой
День и ночь || всем удары грозная наносит? (176) praha
Рассказ девятый
«Раньше, когда мне было шесть месяцев, я из ребячества резвилась перед своим стадом и развлекалась, уходя далеко от него и поджидая его. А у нас есть два способа бега: «высокий» и «прямой». Из них я знала «прямой», а «высокого» не знала. И как-то раз, гуляя, я не увидела рядом стаи газелей. С сильно обеспокоенным сердцем я подумала: «Куда они ушли?» и, оглядевшись вокруг, увидела их впереди. «Высоким» бегом они перепрыгнули через сеть и стояли все за ней, глядя на меня. А я, не зная «высокого» бега, попала в охотничью сеть и когда, желая приблизиться к своему стаду, потянула сеть, то свалилась вниз головой на землю, связанная со всех сторон охотником. А стадо газелей ушло, отчаявшись спасти меня. Когда же пришел охотник, в нем родилось сострадание, и подумав: «Это дитя пригодно для одних забав», он не подверг меня смерти. Заботливо отведя домой, он отдал меня царевичу для развлечений. И увидя меня, этот царевич очень обрадовался, вознаградил охотника и стал услаждать меня умащиванием, притираньями, купаньем, едой, благовониями, мазями, ласками и подходящими, радующими сердце угощениями. Однако, находясь среди полных любопытства гаремных женщин и детей, передававших меня из рук в руки, я очень мучилась оттого, что они хватали меня за шею, глаза, передние и задние ноги и уши. И однажды во время дождя, пребывая под ложем царевича и слыша гром, сопровождаемый молнией, я с тоскующим сердцем вспомнила свое стадо и сказала:«Вот мчится стая антилоп, и ветер гонит их вперед. |
Когда смогу я, наконец, бежать за ними по следам?» (177)
«Вот мчится стая антилоп, и ветер гонит их вперед. |
Когда смогу я, наконец, бежать за ними по следам?» (178)
* * *
Так, еще раньше претерпев плен, я снова попалась по воле судьбы». В это время Мантхарака, гонимая сердечной любовью к другу, пришла туда следом за ними, топча на своем пути тростник, кусты и кушу[307]. И видя, что она пришла, они ощутили сильное беспокойство в сердце. Тогда Хиранья сказала Мантхараке: «Дорогая! Нехорошо ты сделала, что пришла, оставив свое убежище. Ведь ты не сможешь защититься от охотника. Мы для него недостижимы, потому что, когда я перегрызу сеть, Читранга при приближении охотника убежит и скроется из виду, Лагхупатанака взлетит на дерево, а я, благодаря небольшому телу, залезу в отверстие пещеры. Что же станешь делать ты, попав ему на глаза?» Слыша это, Мантхарака сказала ей: «Не говори мне так. Ведь:Никто не смог перенести бы
Разлуку с близкими, потерю денег, |
Коль не было б друзей с ним рядом,
Подобных животворному бальзаму. (179) ār
Те дни, что с близкими друзьями
Проводим мы, вкушая счастье каждый миг, |
Подобны праздникам всегда
В пустыне жизни безотрадной. (180) ār
Коль хочешь снова стать счастливым,
Жене благочестивой, другу верному |
И господину своему
Поведай все свои печали[308]. (181) ār
Блуждает взгляд, тоски глубокой полный,
В смятеньи ум, охваченный тревогой, |
У тех, кого измучила разлука
С достойными и верными друзьями. (182) upa
Пусть лучше жизни я лишусь, чем разлучусь с тобой, мой друг! |
За смертью снова жизнь придет, но кто заменит мне тебя?» (183)
Взлететь ты можешь в небеса или всю землю обойти, |
Но не достичь тебе того, чего судьбой не суждено». (184)
Еще до края первого несчастья
Я не дошла, как до пределов моря, — |
И вот уже обрушилось второе.
Коль уязвим ты, нет, предела бедам! (185) indra
На раненого сыплются удары,
Голодного огонь внутри сжигает, |
В несчастьях начинаются раздоры.
Коль уязвим ты, нет предела бедам! (186) upa
Дорогой ровной мы идем, пока не оступаемся, |
Но лишь оступимся — нас ждут препятствия на всем пути. (187)
Достойных и податливых, не изменяющих в беде, |
Жену, товарища и лук нам очень трудно отыскать. (188)
Случайных много есть друзей, а настоящих не найти. |
Одна счастливая судьба такого друга нам пошлет. (189)
Ни матери и ни жене, ни брату и ни сыновьям |
Не доверяют люди так, как верному товарищу. (190)
Ведь дружба настоящая не иссякает в радостях, |
Не прекращается в беде и смертью лишь уносится. (191)
Не то печально, что богатство мое пропало:
Ведь переменится судьба и оно вернется. |
Но тем я мучусь, что достойного человека,
Коль обеднеет он, друзья норовят покинуть. (192) vasa
Ведь непрерывна цепь поступков наших,
И вижу я, как, добрые и злые, |
Они другого мира достигают
И словно возрождаются вторично. (193) upa
Опасность каждому грозит, за счастьем горе следует[309], |
За единением — распад. Непрочно все возникшее! (194)
Защита в страхе и нужде, сосуд доверья и любви, |
Кем это дружба создана — сокровище из двух слогов?[310] (195)
Общение с благими существами,
Несущее нам радость непрерывно |
И огражденное одной любовной цепью,
Лишь смерть невыносимая разрушит. (196) upa
Привязанностям искренним, удачам, радующим нас, |
И разногласьям мудрецов — всему приносит смерть конец. (197)
Если б старости, смерти, рожденью не быть,
Если б страху пред горькой разлукой не быть, |
Если бы в мире всему преходящим не быть,
То кому бы из смертных блаженным не быть?» (198) toṭa
Союз между животными — и тот достоин похвалы. |
Что уж о людях говорить, рассудком обладающих?» (199)
* * *
И здесь окончена вторая книга под названием «Приобретение друзей», первый стих которой гласит:Когда умны и сведущи бессильные и бедные, |
Достигнут цели все они, как ворон и друзья его. (1)
Книга III. О воронах и совах
Достойно! Здесь начинается третья книга под названием «О воронах и совах», повествующая о мире, сражении и других делах. Вот ее первый стих:Тому, кто прежде враждовал с тобою,
А ныне другом стал, — не доверяйся. |
Гляди, как принесли огонь вороны
И сов сожгли в их собственной пещере. (1) upa
* * *
«Есть в южной стране город под названием Притхвипратиштхана[311]. Недалеко от него стояло большое баньяновое дерево, снабженное многочисленными ветвями. Жил там царь ворон по имени Мегхаварна[312], окруженный многочисленными воронами. Там проводил он время, построив жилище. И еще жила в своей крепости в горной пещере окруженная несчетным множеством сов большая сова по имени Аримардана[313]. И когда царь сов, бродя повсюду, встречал какую-нибудь ворону, то в силу старой вражды он убивал ее и уходил. Постоянно действуя так, он постепенно со всех сторон окружил это баньяновое дерево убитыми воронами. И ведь так бывает. Сказано же:Кто полон безмятежности, оставив без внимания |
Успех врага и свой недуг, тот гибнет, наконец, от них. (2)
Советник должен говорить даже когда не спрошен он. |
Насколько ж речь его важна, когда советуются с ним! (3)
Кто речи сладкие ведет, лишенные правдивости |
И не ведущие к добру, подобен злейшему врагу. (4)
Когда сильней тебя другой, умей склониться перед ним, |
И счастье за тобой пойдет, как по течению река. (5)
Кто справедлив, правдив, богат, в союзе с братьями, силен |
И многократно побеждал, с тем лучше жить в согласии. (6)
Мирися даже с низкими, коль жизнь твоя в опасности: |
Ведь если жизнь ты сохранишь, то царство будет спасено. (7)
Кто взял себе в союзники царя непобедимого, |
Тот быстро сможет подчинить всех остальных своих врагов. (8)
Пусть равен враг, будь в мире с ним — неясен ведь исход войны, |
«Не надо дел сомнительных» — так учит нас Брихаспати. (9)
В сраженье между равными победу трудно предрешить. |
Вступайте в бой, лишь применив три остальные способа[315]. (10)
Кто не желает в мире жить, тот даже равного слабей |
И под ударами его, как глина, рассыпается. (11)
Земля, друзья и золото — вот три плода сражения. |
Коль нет ни одного из них, не надо начинать войны[316]. (12)
Когда начнет копаться лев в норе мышиной средь камней, |
Иль когти обломает он, или возьмет в награду мышь. (13)
Поэтому где нет плодов, а только битва ждет тебя, |
Там ты не должен никогда кровопролитье вызывать. (14)
Когда с сильнейшим встретишься, веди себя с ним, как тростник, |
Не будь похожим на змею, коль хочешь без печалей жить. (15)
Кто, как тростник, ведет себя, достигнет счастья высшего. |
Кто ж поступает, как змея, достоин только гибели. (16)
Лишь станут черепаху бить, под панцирь спрячется она. |
Когда ж опасность позади, — растянется, как черный змей. (17)
«Сражаться надо с сильными...» — не думаю я этого. |
Ведь против ветра сильного не может тучка двигаться». (18)
Не надо заключать союз с порочными и лживыми: |
Из-за дурных союзников непрочным он окажется. (19)
Коль враг твой презирает бой, жесток, беспечен, вял, труслив, |
Нестоек, жаден, лжив и глуп — легко его ты победишь.(20)
Коль склонен враг к насилию[317], с ним вредно дружелюбным быть. |
Кто станет омывать больных, которым надо пропотеть?[318] (21)
Кто в гневе, тот от мягких слов сильней лишь возбуждается, |
Как масло разогретое, мешаясь с каплями воды. (22)
Коль вступит малый в бой с большим, охваченный решимостью, |
Убьет его, как лев слона, и власть свою он укрепит. (23)
Коль силой превосходит враг, обманом одолей его. |
Кичаку Бхима так убил, переодевшись женщиной[319]. (24)
Коль непреклонен царь, как смерть, то подчиняет он врагов. |
А если мягок чересчур, враги убить его хотят. (25)
Тот, кто теряет весь свой блеск, увидя блеск соперника, |
Напрасно родился на свет, похитив юность матери. (26)
Тогда лишь Лакшми дивная сердца разумных радует, |
Когда им члены умастит шафраном крови вражеской. (27)
Бесплодна жизнь того царя, чьи земли изобильные |
Не окропила кровь врагов и слезы жен их, плачущих». (28)
С необычайно сильным, злым, ни в чем не знающим границ |
Ни мир не нужен, ни война. Поход лишь может тут помочь. (29)
Поход бывает двух родов: «защита» — при опасности |
И «нападение», когда хотят победу одержать. (30)
Кто, будучи сильней врага, стремится победить его, |
Пусть в чайтру лишь иль в карттику[320] ведет войска в его страну. (31)
Коль неудачи терпит враг и уязвить его легко, |
То подойдет любой момент, чтоб нападенье совершить. (32)
Свои владенья укрепив героями могучими, |
Пусть цать идет в страну врага, послав веред лазутчиков. (33)
Поэтому необходим поход второго рода нам, |
А не союз или война с могучим и дурным врагом. (34)
Готовясь нанести удар, || назад баран отходит,
А царь зверей перед прыжком || сгибается сначала. |
Ведь кто рассудком наделен || и действует с вниманьем,
Советы втайне держит тот, || вражду скрывая в сердце. (35) māli
Кто, видя сильного врага, уходит из своей страны, |
Тот, как Юдхиштхира[321], опять при жизни обретет ее. (36)
Когда в порыве гордости вступает слабый с сильным в бой, |
Он только радует его и род свой к гибели ведет. (37)
В своем жилище крокодил к себе затянет и слона, |
А выйдет из убежища — так даже пса не победит. (38)
Коль нападает сильный враг, остаться надо в крепости |
И всех товарищей призвать, чтоб помогли они тебе. (39)
Кто, слыша, что подходит враг, не в силах страх преодолеть, |
Уходит из своей страны, тот больше не войдет в нее. (40)
Пускай сильны твои враги, пусть сотня их, а ты — один, |
Не покидай убежища и сможешь устоять тогда. (41)
Так выстрой крепость для себя, чтоб были в ней союзники, |
Запасы пищи и вода, орудья, стены, кладбище. (42)
В ней постоянно находясь и в бой с врагом решив вступить, |
Живя, достигнешь славы ты, а мертвый — на небо пойдешь. (43)
Не страшен слабым сильный враг, коль вместе держатся они. |
Кустам, что рядом выросли, не страшен даже ураган. (44)
Даже большое дерево, корнями в землю вросшее, |
Способен вырвать ураган, когда одно оно стоит. (45)
Но если несколько стволов друг с другом рядом выросли, |
То даже буря сильная не может их поколебать. (46)
Итак, того, кто одинок, пускай отваги полон он, |
Считают слабым все враги и убивают, наконец». (47)
К чему могущество и блеск, коль нет с тобою спутников? |
Недолго держится огонь, когда безветрие стоит. (48)
Приходит ветер, словно друг, к огню, сжигающему лес, |
И смерть лучине он несет. Кто почитает слабого? (49)
Когда растет один тростник, другими тесно окружен, |
Не вырвать из земли его. Таков всегда и слабый царь. (50)
Кого из нас не вознесет общение с великими? |
Попав на лотоса цветок, сверкает капля, как алмаз. (51)
Будь недоверчивым всегда: и в мире и в сражении, |
И злого своего врага сам постарайся обмануть. (52)
Сначала дай врагу расти и уничтожь его потом. |
Так слизь от патоки растет, а после — пропадает вся. (53)
Не будет жить тот человек, который правду говорит |
Дурным друзьям, жене, врагам, а главное — распутнице. (54)
В делах богов, наставника, брахмана и в своих делах |
Необходимо честным быть, а в остальном — двуличен будь. (55)
Приличествует искренность аскету просвещенному, |
Не людям, счастья ищущим, а менее всего — царям. (56)
Огородясь двуличием, ты место укрепишь свое, |
А враг твой быстро встретит смерть из-за корысти собственной. (57)
Коровы видят запахом, брахманы видят Ведами, |
Властитель — соглядатаем, все остальные — зрением. (58)
Коль царь через лазутчиков узнает лиц доверенных |
В своей стране и у врага, спасется от несчастья он». (59)
Их восемнадцать у врага, пятнадцать — среди слуг твоих, |
И три для каждой стороны бывает соглядатая. (60)
Наставник, врач и звездочет узнают все среди своих; |
Безумец, заклинатель змей должны шпионить у врагов». (61)
Рассказ первый
Однажды в былые времена гуси, цапли, кокилы, павлины, чатаки, совы, голуби, горлицы, куропатки, голубые сойки, стервятники, жаворонки, карайики, шьямы[324], дятлы и другие птицы собрались стаями и начали советоваться: «Хоть и есть у нас повелитель Вайнатейя, но, занятый услужением святому Нараяне, он не заботится о нас. Так что толку в бесполезном господине, который не защищает нас, когда мы попадаем в сети и страдаем от других несчастий? Сказано ведь:Кто б ни был он, тому служи, кто слугам обессиленным |
Все силы возвращает вновь, как солнце яркое — луне. (62)
Кто от насилий вражеских не защищает слуг своих, |
Тот бессердечный господин — Кританта в образе царя. (63)
Словно корабль, давший течь, опасны шестеро людей:
Учитель необученный, непросвещенный знаньем жрец, (64)
Царь, слуг не охраняющий, жена,всегда сварливая, |
Пастух, деревню любящий, и ненасытный брадобрей[325]. (65)
Хитрее всех зверей — шакал, средь птиц — ворона всех хитрей, |
Среди людей — цирюльники, среди аскетов — «белые»[330]. (66)
Не приведет к несчастью план, который взвешен тщательно |
И многократно обсужден советниками мудрыми». (67)
Даже без гнева у совы глаза косые, нос кривой |
И неприятен вид ее, а в гневе — что и говорить! (68)
Как можно вам успеха ждать, коль станет царствовать сова, |
Жестокая, ужасная и с неприятным голосом? (69)
От одного царя — добро, от многих — только бедствия. |
Так на исходе юги к нам приходит гибель от светил[332]. (70)
Благодаря лишь имени властителя достойного |
Спокойно подданный живет и не боится злых врагов. (71)
Кто назовет великого, того в делах удача ждет. |
Так зайцам счастье принесло упоминанье о луне». (72)
Рассказ второй
«Жил в одной части леса царь слонов по имени Чатурданта[333], окруженный многими слонами. Так проводил он время, охраняя стадо слонов. И вот наступила как-то двенадцатилетняя засуха, от которой высохли водоемы, пруды, лужи и озера. Тогда все слоны обратились к начальнику стада: «Божественный! Одни наши слонята погибли, измученные жаждой, другие — близки к смерти. Найди же какое-нибудь средство утолить жажду». Тогда он послал в восемь сторон света очень быстрых слуг, чтобы они разыскали воду. И те из них, которые отправились на восток, заметили по дороге, недалеко от обители отшельников, озеро под названием «Лунное». Гуси, журавли, морские орлы, утки, чакраваки, балаки[334] и другие обитатели воды населяли его; множество разнообразных деревьев, ветви и побеги которых сгибались под тяжестью цветов, росло поблизости, и оба берега его были украшены зеленью. Обильная пена, возникшая из массы светлых волн, гонимых ветром и стекающих по берегам, покрывала его края, и вода в нем благоухала от сочащейся по слоновьим вискам мускусной влаги, от которой отлетают пчелы, когда могучие слоны погружаются в воду. Деревья, растущие на берегах, образовали своей густой листвой сотни зонтов, постоянно защищавших от солнечного зноя. Глухой шум издавали многочисленные волны, которые ударялись о тела купающихся пулиндских девушек и огибали округлости их пышных бедер, ягодиц и грудей. Озеро это было наполнено чистой водой, и густые заросли распустившегося лотоса украшали его. К чему много слов? Части неба было подобно оно. И видя его, слуги как можно быстрей вернулись и сообщили о нем царю слонов. И услышав это, Чатурданта поспешно пришел с ними к Лунному озеру. И спускаясь со всех сторон к легко доступному озеру, они раздробили на тысячи кусков головы, шеи, передние и задние лапы зайцев, которые еще раньше построили себе жилища на том берегу. Напившись и искупавшись в воде, начальник стада повернул назад и пошел вместе со спутниками к себе в лесную чащу. Тогда оставшиеся в живых зайцы стали размышлять: «Что нам теперь делать? Узнав дорогу, они будут приходить каждый день. Надо найти средедство удержать их, прежде чем они вернутся сюда». Тогда зайчик по имени Виджайя[335], видя, что зайцы испуганы, что их дети, жены и родные растоптаны и что ими овладела печаль, сказал с состраданием: «Вам не следует бояться. Я уверен, что они больше не придут сюда. Ведь Кармасакшин[336] оказал мне милость». И слыша это, царь зайцев по имени Шилимукха[337] сказал Виджайе: «Дорогой! В этом нет сомнения, потому что:Куда Виджайю ни пошлют, везде удача ждет его. |
Ведь мудрости исполнен он и знает, как вести дела. (73)
Чья речь полезна, взвешена,
Чья речь украшена, и нет в ней лишних слов, |
Чья речь благоразумна,
Тот речью достигает всех целей. (74) ār
Пускай не виден царь,
Но по его письму или посланцу |
Легко нам убедиться,
Умен владыка или глуп. (75) ār
Посол соединит врагов, посол друзей разъединит, |
Посол сумеет сделать так, чтоб подчинить противника. (76)
Когда посол наш говорит согласное с грамматикой |
И с наставленьями благих, то это — словно наша речь. (77)
Немного дела у посла: о происшедшем рассказать |
И цель свою осуществить, насколько это может речь. (78)
Даже коснувшись, слон убьет...[341].Как бы то ни было, я покажусь ему с того места, где он не сможет мно повредить». Подумав так, он залез на груду высоких неровных камней и сказал: «Повелитель слонов! Хорошо ли тебе?» Слыша это и внимательно глядя, владыка слонов сказал: «Кто ты?» Зайчик ответил: «Я — посланец». Тот спросил: «Кем ты послан?» Посланец сказал: «Блаженною луной». Царь слонов сказал: «Расскажи о своей цели». Зайчик ответил: «Ведь известно тебе, что посланцу, передающему поручение, нельзя причинять вреда. Ибо все цари говорят устами своих посланцев. Сказано ведь:
Пускай мечи обнажены, пусть родичи лежат в крови, |
Пусть речи бранные звучат, — нельзя посланца убивать. (79)
Кто, не измерив сил врага и сил своих не рассчитав, |
Осуществляет цель свою, того одни несчастья ждут. (80)
[Продолжение рассказа первого]
Поэтому я и говорю: «Кто назовет великого...». И кроме того, эта негодная злодейка низка и не способна охранять подданных. Так далеко она от того, чтобы защищать нас, что от нее можно даже ждать опасности. Сказано, ведь:Когда злодей свершает суд, то ждет несчастье спорящих. |
Так зайца с куропаткою постигла смерть из-за кота». (81)
Рассказ третий
«Жил я раньше на одном дереве. И под этим деревом жила одна птица, куропатка. Так, живя рядом друг с другом, мы заключили нерушимую дружбу. Каждый день после еды и развлечений мы проводили вечернее время, рассказывая много хороших изречений из Пуран[345] и других книг, задавая вопросы и загадки и предаваясь другим занятиям. И однажды куропатка отправилась с другими птицами за пищей в одно место, богатое свежим рисом, и не вернулась вовремя. Тогда, опечаленный разлукой с ней, я подумал: «Увы! Почему мой друг куропатка не вернулась сегодня? Неужели она попалась в какую-нибудь западню или убита?» Так с обеспокоенным сердцем я провел много дней. И однажды заяц по имени Шигхрага[346] залез на заходе солнца в то дупло, а я, отчаявшись в возвращении куропатки, не удержал его. Между тем та куропатка, сильно разжирев от питания рисом и вспомнив о своем убежище, вернулась туда на следующий день. Ведь хорошо сказано по этому поводу:Даже на небе смертному не может быть так хорошо, |
Как дома в стороне родной, пусть в бедности он там живет. (82)
О водоемах, о прудах, домах, колодцах и садах |
Пускай сосед решает спор, — так Ману[347] поучает нас. (83)
Коль споры начинаются: чей дом, колодец или луг, |
Чья роща иль надел земли, — пусть судит спорящих сосед». (84)
Коль десять лет имуществом[349] владеют на твоих глазах, |
То ни свидетель, ни закон не смогут уж помочь тебе. (85)
Решает споры у людей владенье сроком в десять лет, |
А споры у зверей и птиц решает обладание. (86)
Не надо низким доверять, надевшим святости покров. |
Кто у источников святых монахов жадных не видал?» (87)
Лишенный добродетели влачит бесплодно дни свои, |
Словно кузнечные мехи, хоть дышит он, да не живет. (88)
Не прикрывает наготы, не отгоняет комаров, |
Никчемна, как собачий хвост, ученость без любви к добру. (89)
Лишенный добродетели — как мошка средь живых существ, |
Зерно пустое среди ржи, термит между крылатыми. (90)
Что лучше масла в твороге, цветка с плодом — на дереве, |
Масла сезама — в пирожке и в людях — добродетели? (91)
Быть стойкими во всех делах рекомендуют мудрецы. |
Пусть много на пути преград, скор шаг у добродетели. (92)
К чему здесь лишние слова? Кратка суть добродетели: |
Кто помогает ближним — чист, кто им вредит — свершает грех». (93)
Не убивать — вот высший долг, несущий благо общее. |
Даже клопам, москитам, вшам не надо причинять вреда. (94)
Кто даже вредным существам начнет страданья причинять, |
Тот за жестокость в ад сойдет. Что ж о достойных говорить? (95)
Ведь если тот, кто рубит лес,кто режет скот и весь в крови, |
Достоин быть на небесах, то кто же должен в ад идти? (96)
Из гнева иль из жадности, из страха иль из гордости |
Кто даст решенье ложное, тот в преисподнюю сойдет. (97)
Ложь о скоте погубит пять, о телке — десять родичей, |
Ложь о девице — сто родных, о человеке — тысячу. (98)
[Окончание рассказа первого]
Поэтому я и говорю: «Когда злодей свершает суд...». Так и вы, взяв в судьи эту злодейку, слепую днем, и сами слепые ночью, пойдете путем зайца и куропатки. Поэтому подумайте и делайте, что надлежит». И выслушав его речь, все птицы сказали: «Хорошо он говорил». И со словами: «Мы еще раз сойдемся для избрания царя и посоветуемся друг с другом», они отправились туда, откуда прилетели. Одна сова, сидевшая на почетном сидении и ожидавшая помазания, осталась там вместе с крикаликой[353] и сказала: «Кто, кто здесь? Эй! Неужели и теперь не будет совершено помазание?» Услышав это, крикалика ответила: «Дорогая! Ведь ворон нашел средство помешать твоему помазанию, и те птицы разлетелись в разные стороны. Один только этот ворон почему-то остался здесь. Поднимись же скорей, чтобы я отвела тебя в твое жилище». Услышав это, опечаленная сова сказала: «Ах, ты злодей! Чем я обидела тебя, что ты помешал помазать меня на царство? Поэтому с сегодняшнего дня между нами вражда. Сказано ведь:Проходят раны от стрелы, лес вырастает срубленный, |
Но раны от дурных речей не заживают никогда». (99)
Коль речь звучит грубая, беспричинная,
Не подходя к месту или ко времени, |
И лишь позор для говорящего несет,
То эта речь схожа с отравой гибельной. (100) vaṁça
Пусть наделен силою ты великою,
И все равно бойся нажить себе врага. |
Ведь кто умен, разве захочет яд принять,
Решив, что врач сможет от яда вылечить? (101) vaṁça
Не должен просвещенный человек
Дурные речи говорить в собраньи. |
Даже о правде умолчи,
Коль может принести она несчастье. (102) ār
Кто, вняв друзьям, тщательно все обдумавшим,
И обсудив каждое слово, действует, |
Сомнений нет — тот обладает разумом.
Таким путем к счастью и славе он придет»[354]. (103) vaṁça
* * *
И вот, таким образом, дитя, у нас наследственная вражда с совами». Мегхаварна спросил: «Отец! Что нам делать в таком положении?» Тот ответил: «Даже в таком положении есть другое надежное средство, кроме шести способов. Применив его, я сам пойду, чтобы одержать победу, и, обманув этих врагов, сделаю так, что они погибнут. Сказано ведь:Кто полон знаний и ума — обманет даже сильного. |
Так у брахмана жулики обманом отняли козла». (104)
Рассказ четвертый
«Жил в одном городе брахман по имени Митрашарман[355], заботившийся о поддержании жертвенного огня. Как-то раз в месяце магха[356], когда веял приятный ветерок, небо было покрыто облаками и Парджанья[357] посылал тихий-тихий дождик, он отправился в одну деревню, чтобы попросить жертвенное животное, и попросил какого-то жертвователя: «Эй, жертвователь! В наступающую ночь новолуния я буду приносить жертву. Дай же мне одно животное». И тот, согласно закону, дал ему откормленное животное. А брахман, видя, что оно пригодно и бегает взад и вперед, взвалил его на плечи и отправился в свой город. И когда он шел по дороге, его встретили три жулика с исхудавшими от голода шеями. Тогда, видя взваленное на его плечи откормленное животное, они сказали друг другу: «Эй! Если мы съедим это животное, то не повредит нам сегодняшний снегопад. Так возьмем у него обманом жертвенное животное и защитимся от холода». И вот один из них, переменив одежду и встретив его на боковой дороге, сказал блюстителю священного огня: «Эй, эй, хранитель огня! Зачем совершаешь ты смешное, запретное у людей дело, неся поднятую на плечи нечистую собаку? Сказано ведь:Собака, чандала, петух — все одинаково грязны, |
Верблюд с ослом— еще грязней. Да не коснется их никто!» (105)
Коль тронет человек осла нарочно иль нечаянно, |
Для искупления греха одетый пусть омоется. (107)
* * *
Поэтому я и говорю: «Кто полон знаний и ума...». Хорошо ведь говорится :Услужливостью нового слуги,
Речами гостя, слезами распутницы |
И хитрыми словами жулика
Кого угодно можно обмануть. (108) ār
Коль многочисленны враги, то нелегко их победить. |
Ведь как ни извивался змей, его загрызли муравьи». (109)
Рассказ пятый
«Жил в одном муравейнике большой черный змей по имени Атидарпа[360]. Как-то он оставил дорогу, ведущую из норы, и стал выползать через другое маленькое отверстие. И вот по воле судьбы, выползая, он из-за своей величины и узости отверстия поранил тело. И вот муравьи, следуя по запаху крови, текущей из ран, окружили его со всех сторон и начали беспокоить. Одних он убил, другим нанес увечья, но так как их было необычайно много, они искусали все его тело, и от многочисленных раскрывшихся ран Атидарпа отошел в небытие.* * *
Поэтому я и говорю: «Коль многочисленны враги...». И кроме того, божественный, мне надо кое-что сказать и это следует обсудить, обдумать и исполнить». Мегхаварна сказал: «Отец! Поведай, что лежит у тебя на сердце». Стхираджвин ответил: «Дитя! Если так, слушай. Кроме тех способов, первый из которых — дружба, я придумал следующий пятый способ: поступи со мной, как с недругом, выругай самыми бранными словами, обмажь меня принесенной для этого кровью, чтобы вызвать доверие соглядатаев, посланных врагом, и, бросив под этот баньян, отправляйся на гору Ришьямука[361]. Там ты должен оставаться вместе со спутниками, пока я с помощью хорошо задуманного плана не вызову доверия у врагов, исследую внутренность их крепости и погублю их, ничего не видящих днем. Поразмыслив, я убедился, что в их крепости не окажется даже выхода. Сказано ведь:Ту крепость крепостью зовут, в которой выход есть всегда, |
А если нет в ней выхода — не крепость это, а тюрьма. (110)
Пусть дорог и любим слуга, пускай дороже жизни нам, |
Но если битвы час настал, он — лишь сухое топливо. (111)
Как жизнь свою, храни слугу, корми, как самого себя, |
Для тех его готовя дней, когда начнется бой с врагом». (112)
Коль слабость проявляет враг, бежит он, чтоб приют найти, |
Затем — смятенья полон он, и побеждает царь его». (113)
Дел никаких не начинать — вот первый признак мудрости. |
Начавши же, доканчивать — вот признак мудрости второй. (114)
Когда желаешь ты благополучья,
То даже в мыслях не враждуй с сильнейшим. |
Убить врага ты все равно не сможешь,
А сам, подобно мотыльку, погибнешь. (115) upa
Убейте слабого врага, пока лишен он сил своих. |
Когда могучим станет он, им трудно будет овладеть. (116)
Однажды лишь приходит к нам мгновенье подходящее, |
И долго снова ждут его желающие действовать. (117)
Гляди: пылает здесь костер и капюшон разорван мой. |
Когда поссорились друзья, то трудно снова им сойтись». (118)
Рассказ шестой
«Жил в одном городе некий брахман, проводивший время в бесплодных занятиях земледелием. Однажды в конце жаркого времени года измученный зноем он лег спать в тени дерева посреди своего поля. И видя, как недалеко от него над муравейником страшный змей протягивает свой большой вздутый капюшон, он подумал: «Наверное, я ни разу не почтил это божество поля. Вот и не приносит мне плодов занятие земледелием. Поэтому я окажу ему почет». Подумав так, он попросил в одном месте молока, налил его в тарелку, подошел к муравейнику и сказал: «О хранитель поля! Все это время я не знал, что ты здесь живешь, и поэтому не оказывал тебе почета. Будь же теперь милостив». Сказав это и предложив ему молока, он пошел домой. И когда, придя утром, он поглядел на то место, то увидел на тарелке один динар. Так он приходил туда каждый день, давал ему молоко и получал по одному динару. И однажды брахман поручил сыну нести к муравейнику молоко, а сам отправился в деревню. А мальчик принес туда молоко, поставил его и вернулся домой. Когда же на следующий день он пришел туда и увидел один динар, то подумал: «Несомненно, этот муравейник наполнен динарами. Поэтому я убью змея и все возьму себе». Решив так и принеся на следующий день молоко, сын брахмана ударил змея дубинкой по голове. А тот, еле оставшись в живых по воле судьбы и разгневавшись, так укусил его своими остроконечными зубами, что он сразу отошел в небытие. Тогда родственники его сложили груду поленьев недалеко от поля. И на второй день вернулся его отец. Узнав от родственников о причине смерти сына и поразмыслив об этом, он сказал:«Кто с ищущим убежища жестоко обращается, |
Теряет тот свое добро, как гуси в Лотосном пруду». (119)
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе царь по имени Читраратха[363]. Был у него пруд под названием «Лотосный», зорко охраняемый воинами. Там жило много гусей из золота, которые каждые шесть месяцев теряли по одному перу из хвоста. И как-то пришла к тому пруду большая золотая птица. Тогда они сказали: «Ты не должна жить среди нас, потому что мы получили этот пруд, давая за него плату по одному перу из хвоста каждые шесть месяцев». К чему здесь много слов? Началась обоюдная вражда. Тогда та прибегла к защите царя и сказала: «Божественный! Вот как говорят эти птицы: «Что сможет сделать нам царь? Никому не отдадим мы жилища». Я же сказала: «Нехорошо вы говорите. Я пойду и передам это царю». Пусть же божественный решит при таких обстоятельствах». Тогда царь сказал слугам: «Эй! Идите туда, убейте всех птиц и скорей принесите их». И вслед за приказом царя они отправились. Тогда, видя царских слуг с дубинками в руках, одна старая птица сказала: «О родные! Случилось несчастье. Будем же все единодушны и быстро поднимемся вверх». И они так и сделали.[Окончание рассказа шестого]
Поэтому я и говорю: «Кто с ищущим убежища...». И сказав это, брахман снова взял на рассвете молоко, пошел туда и, чтобы вызвать доверие змея, сказал: «По собственной вине отошел мой сын в небытие». Тогда змей отиетил: «Гляди: пылает вот костер...».* * *
Поэтому, убив его, ты без усилий освободишь свое царство от врагов». И выслушав его речь, он спросил Круракшу: «Дорогой! Что же думаешь ты?» Тот ответил: «Божественный! Безжалостно то, что он сказал, потому что нельзя убивать ищущего убежища. И право же, хорош этот рассказ:Преданье есть о голубе, который, увидав врага, |
Почтил его, бездомного, и мясом угостил своим». (120)
Рассказ восьмой[364]
«Однажды страшный птицелов, неумолимый, как судьба, |
Бродил по лесу темному, исполненный жестокости. (121)
Не знал давно он ни друзей, ни спутников, ни родичей, |
Всех оттолкнули от него дела бесчеловечные. (122)
Кто страх внушает существам, жестокосерден кто и зол, |
Кто беспощадно сеет смерть, тот — словно страшная змея. (123)
Дубинку, клетку и силки с собой в дорогу захватив, |
Он на охоту уходил, убийца низкий всех живых. (124)
И вот когда он был в лесу, кругом стемнело вдруг от туч, |
И буря началась с грозой, как будто рушился весь мир. (125)
Смятенье в сердце чувствуя и трепетом охваченный, |
Он спрятался под деревом, ища себе убежища. (126)
Когда же на мгновение вдруг прояснились небеса, |
Сказал с надеждой в сердце он: «Пусть даст приют мне божество!» (127)
Меж тем на ветке дерева в одном отверстье голубь жил, |
И долго не видав жены, он горько начал сетовать: (128)
«Бушует буря, дождь идет, и до сих пор любимой нет. |
Что стану делать без нее в осиротелом я гнезде? (129)
Тогда лишь домом будет дом, когда хозяйка в нем живет, |
А дом, лишенный госпожи, подобен лесу для меня. (130)
Тот, кто любим своей женой, кому всегда она верна, |
С кем делит радости его, — воистину счастливец тот». (131)
Голубка ж, в клетке находясь, услышала его слова |
И, радости исполнившись, ответила ему тогда: (132)
«Лишь ту, что мужа радует, женою можно называть. |
Ведь если муж доволен ей, довольны также божества. (133)
Словно лиана юная, дотла спаленная огнем, |
Пусть в пепел обратится та, которой недоволен муж». (134)
«Послушай же, любимый мой, совет полезный дам тебе: |
Любой ценою охраняй просящего о помощи. (135)
Гляди: вот этот птицелов пришел к жилищу твоему. |
Замерз он, мучим голодом, — прими его почтительно. (136)
Коль гость, придя к хозяину, не будет принят вечером, |
Он даст ему свои грехи, его заслуги взяв себе. (137)
И злобы не питай к нему при мысли: «Он поймал ее». |
Ведь это — неизбежный плод всего, что совершила я. (138)
Недуг, страданья, нищета, оковы и несчастия — |
Все это горькие плоды от древа наших прежних дел. (139)
Отбрось же ненависть к нему за то, что он поймал меня, |
К добру свой разум устреми и окажи ему почет». (140)
И вот, услышав эту речь, исполненную мудрости, |
Оставил смело он гнездо и так сказал охотнику: (141)
«Привет тебе, мой дорогой! Скажи, что сделать для тебя. |
Не надо беспокоиться: ведь здесь — твое убежище». (142)
И выслушав его слова, сказал ему убийца птиц: |
«Прими меня и обогрей. Дрожу я весь от холода». (143)
Тогда, пойдя на поиски, принес он уголь тлеющий |
И поскорей разжег костер, сухие листья подложив. (144)
«Присядь доверчиво к огню и члены обогрей свои! |
Но пусто у меня в гнезде и нечем накормить тебя. (145)
Кто может тысячу кормить, кто — сотню, кто — десятерых, |
А я, лишенный добрых дел, даже себя с трудом кормлю. (146)
Что пользы в доме жить своем? Ведь много тягот он несет |
Тому, кто гостя одного не в состояньи накормить. (147)
И так поэтому теперь я с телом поступлю своим, |
Что не услышит слова «нет» проситель бедный от меня». (148)
Так, самого себя браня, а не того охотника, |
Сказал затем он: «Подожди. Насыщу скоро я тебя!» (149)
И радости исполненный, сияя добродетелью, |
Он обошел кругом огонь и, как в свой дом, вступил туда. (150)
Когда ж охотник увидал, как голубь бросился в огонь, |
То произнес печально он, от состраданья мучаясь: (151)
«Кто совершает тяжкий грех, тот самому себе же враг: |
Ведь неизбежно он вкусит плоды злодейства своего. (152)
И так же я, безжалостный, стремящийся к дурным делам, |
Сойду за это в страшный ад. Какое здесь сомнение? (153)
Но мне, жестокосердному, хороший показал пример |
Вот этот голубь праведный, что гостю мясо дал свое. (154)
Поэтому отныне я лишу себя всех радостей |
И тело иссушу свое, как сушит влагу летний зной. (155)
И в холод, и в жару, и в дождь, покрытый пылью и худой, |
Поститься буду всячески, стремясь к великой святости». (156)
И вот сломал он западню, дубинку, клетку, колышки |
И из неволи выпустил голубку эту бедную. (157)
А та, увидев, что супруг вошел в костер пылающий, |
Не в силах горе вынести, с тоскою стала сетовать: (158)
«Что стану делать без тебя, мой повелитель дорогой? |
Бесплодна жизнь у женщины, лишенной мужа своего. (159)
Ведь гордость и достоинство, почтенье и любовь родных, |
И уваженье среди слуг теряет бедная вдова». (160)
Так, сетуя на все лады, отчаяньем охвачена, |
Голубка преданная та вошла в пылающий огонь. (161)
И вот супруга своего тогда она увидела, |
На колесницу ставшего в небесных одеяниях. (162)
Бессмертным телом наделен, он так жене своей сказал: |
«Как хорошо, прекрасная, что ты за мною следуешь! (163)
Ведь тридцать пять милльёнов лет — сколько на теле волосков — |
Живет на небе та жена, что за супругом следует». (164)
И увидав лесной пожар, вступил туда в отчаяньи;
В огне он сжег свои грехи и неба удостоился. (165)
* * *
Поэтому я и говорю: «Преданье есть о голубе...». Услышав это, Аримардана спросил Диптакшу: «Что думаешь ты при таких обстоятельствах?» Тот сказал:«Будь счастлив, благодетель мой! Бери что хочешь у меня. |
Всегда жене внушал я страх, а нынче ласкова она!» (166)
«Не вижу, что мне взять сейчас, а если будет что-нибудь, |
Опять приду, когда жена не будет обнимать тебя». (167)
Рассказ девятый
«Жил в одном городе старый купец по имени Каматура[365]. После смерти своей жены он потерял рассудок от любви и женился на дочери бедного купца, дав большой выкуп. А она, охваченная печалью, даже видеть не могла этого старого купца. Ведь сказано по этому поводу:Коль у мужчины голова сединой покрыта,
Одно презренье из-за этого он встречает; |
Обходят девушки его, точно он нечистый
Колодец чандалы[366], усыпанный весь костями. (168) vasa
Согнулася спина, зубов уж нет во рту, ||
и еле ходят ноги,
Ослеп, и красота осталась позади, ||
и рот слюну пускает. |
Уж не хотят родные слушаться его, ||
жена не уважает,
И даже сын родной не хочет почитать. ||
О горе, горе старцу! (169) çārdū
* * *
Поэтому даже о приносящем пользу воре хорошо думают. Что же говорить о прибегшем к защите? И кроме того, он обижен ими и поэтому сможет принести нам пользу и показать их слабые места. По этой причине его не следует убивать». Услышав это, Аримардана спросил другого советника, Вакранасу: «Дорогой! Что следует делать теперь при таких обстоятельствах?» Тот сказал: «Божественный! Не следует его убивать. Ведь:Даже враги полезны нам, коль ссорятся между собой. |
Брахмана вор от смерти спас, а ракшаса сберег коров». (170)
Рассказ десятый
«Жил в одном селении бедный брахман, все имущество которого состояло в одном подаяньи. Всегда лишенный изысканных одежд, мазей, благовоний, венков, украшений, бетеля и других предметов роскоши, покрытый длинными волосами на голове и теле, отрастивший бороду и ногти, он изнурял плоть холодом, зноем, дождем и другими лишениями. И вот кто-то дал ему из сострадания пару телок, а брахман вырастил их, еще маленьких, и откормил, давая им сливочное и сезамовое масло, ячмень и другую пищу. И видя это, один вор сейчас же подумал: «Утащу-ка я у этого брахмана пару коров». Решив так, он взял ночью петлю для связывания, но, когда отправился, встретил на полпути существо с редкими острыми зубами, носом, вытянутым словно тростник, неровно посаженными глазами, с множеством жил, выступающих на теле, с высохшими щеками и с телом и бородой красновато-коричневого цвета, словно огонь хорошей жертвы. И видя его, вор спросил, дрожа от сильного страха: «Кто ты?» Тот ответил: «Я — брахмаракшаса[367] Сатьявачана[368]. Назови и ты себя». Тот сказал: «Я — вор Круракарман[369], отправился, чтобы увести пару коров у бедного брахмана». Тогда, почувствовав доверие, ракшаса сказал: «Дорогой! Я принимаю пищу раз в три дня вечером[370]. Поэтому сегодня я съем этого брахмана. Как хорошо! Ведь у нас — одна цель». Тогда оба пошли туда и остановились в уединенном месте, поджидая удобного времени. И когда брахман лег спать, ракшаса отправился съесть его. Видя это, вор сказал: «Дорогой! Неправильно это. Съешь брахмана после того, как я уведу пару коров». Тот сказал: «А что, если этот брахман проснется от эха? Бесполезным окажется тогда мое предприятие». Вор сказал: «Да ведь и ты, принявшись за еду, можешь встретить какое-нибудь препятствие, и я не смогу тогда увести пару коров. Поэтому сначала я уведу пару коров, а потом ты съешь брахмана». Так, споря кому из них быть первым, они поругались и своими криками разбудили брахмана. Тогда вор сказал ему: «Брахман! Этот ракшаса хочет съесть тебя». А ракшаса сказал: «Брахман! Этот вор хочет увести у тебя пару коров». Услышав это, брахман поднялся и, внимательно посмотрев, спас себя от ракшасы размышлением о боге-хранителе, а пару коров от вора — поднятой дубинкой.* * *
Поэтому я и говорю «Даже враги полезны нам...». И еще:Ведь Шиби[371] добродетельный и к чистоте стремящийся |
Дал мясо соколу свое и голубя от смерти спас. (171)
Кто слабости взаимные не держит втайне, гибнет тот, |
Как змей, живущий в животе, и змей из муравейника». (172)
Рассказ одиннадцатый
«Жил в одном городе царь по имени Девашакти[372]. У сына его в животе, словно в муравейнике, жил змей, и у того с каждым днем истощалось от этого все тело. И вот из-за отвращения к жизни этот царевич ушел в другую страну. Он собирал подаяние в одном городе, а оставшееся время проводил в большом храме. А в том городе жил царь по имени Бали. Были у него две молодые дочери. И одна из них, подходя каждый день к стопам отца, говорила: «Побеждай, великий царь!», а другая — «Вкушай то, что суждено, великий царь!» И вот, услышав это однажды, разгневанный царь сказал: «Эй, советники! Отдайте эту дочь, ведущую дурные речи, какому-нибудь чужестранцу, чтобы она вкусила то, что суждено». И министры согласились, сказав: «Да будет так!», дали ей небольшую свиту и выдали за того царевича, жившего в храме. А она, радуясь сердцем, приняла этого супруга, словно бога, и пошла с ним в другую страну. И затем в окрестностях одного отдаленного города на берегу пруда она поручила царевичу охранять жилище, а сама вместе со спутниками пошла купить сливочного и сезамового масла, соли, риса и другую еду. Когда же она вернулась, совершив покупки, царевич этот спал, положив голову на муравейник, и изо рта его высовывался змеиный капюшон, вбиравший воздух. И там же из муравейника выполз другой змей и делал то же самое. Когда они увидели друг друга, глаза у них покраснели от гнева, и змей в муравейнике сказал: «Эй, злодей! Зачем ты так мучаешь царевича, прекрасного с ног до головы?» Находящийся во рту ответил: «А почему, злодей, ты осквернил пару кружек, полных золота?» Так открыли они слабые стороны друг друга. И снова находящийся в муравейнике сказал: «Эй, злодей! Неужели никто не знает, что если выпить горчицы, то ты погибнешь от этого средства?» Тогда находящийся в животе сказал: «А разве никто не знает, что ты погибнешь от горячей воды?» А царевна эта, стоя за кустом и слыша их разговор друг с другом, так и поступила. Излечив супруга и добыв большое богатство, она отправилась в свою страну и, с почетом принятая отцом, матерью и родственниками, счастливо зажила, достигнув предназначенных ей благ.* * *
Поэтому я и говорю: «Кто слабости взаимные...». И услышав это, Аримардана на том и порешил. И видя, что произошло, Рактакша снова сказал, скрывая насмешку: «Горе, горе! Погубили вы господина своим неразумием. Сказано ведь:Где недостойных чествуют и презирают праведных, |
Там трое: голод, смерть и страх найдут себе прибежище. (173)
Пусть ясно видит зло глупец — смягчится он от нежных слов. |
Тележник так на голове понес жену с любовником». (174)
Рассказ двенадцатый
«Жил в одной местности тележник. Его распутная жена пользовалась у людей дурной славой. И подумал он о том, что ее надо испытать: «Как бы мне ее испытать? Сказано ведь:Коль станет холоден огонь или горячею луна, |
Коль станет праведным злодей, то будет верной женщина. (175)
Ненастье, темнота густая,
Глухие городские закоулки |
И муж, отправившийся вдаль,
Всегда лишь радуют развратную жену[375] (177) ār
* * *
Поэтому я и говорю: «Пусть ясно видит зло глупец...». И как бы то ни было, мы вырваны с корнем и уничтожены. Право же хорошо говорится:Врагом, принявшим друга вид, считают мудрецы того, |
Кто ложным следует путем, не слушая полезных слов. (178)
Коль в руки попадет добро к советникам несведущим, |
Оно погибнет, словно тьма от солнца восходящего». (179)
Отвергнув солнце, облако, отвергнув ветер и утес, |
Сородича избрала мышь. Оставить род свой нелегко». (179)
Рассказ тринадцатый
«На берегу Ганга, чьи волны пестрят белой пеной, возникшей от плеска рыб, которые пугаются, заслышав шум воды, бьющейся о неровные, каменистые берега, стояла обитель. Наполнявшие ее отшельники усердно исполняли предписания йоги, произносили молитвы, предавались умерщвлению плоти, самоистязанию, изучению Вед и посту. Они стремились брать отмеренные порции чистой воды, истощали свое тело, питаясь луковицами, корнями, плодами и шайвалой[378], и покрывались одной мочальной повязкой вокруг бедер. Жил там старейшина рода по имени Яджнявалкья. Однажды, когда он омылся в Джахнави и начал полоскать рот, в его ладонь упала мышка, выпавшая из клюва сокола. Увидев ее и положив на баньяновый лист, он снова омылся, ополоскал рот, совершил искупление и другие действия и силой своей святости обратил эту мышку в девочку. Затем он взял ее с собой, вступил в обитель и сказал бездетной жене: «Возьми ее, дорогая. Она досталась тебе как дочь, и ее надо заботливо растить». И та стала растить и лелеять ее. Когда же ей исполнилось двенадцать лет, то, видя, что она пригодна для брака, мать сказала: «О супруг! Неужели не видишь ты, что у нашей дочери проходит время, пригодное для брака?» Тот ответил: «Ты хорошо сказала, милая. Сказано ведь:Владеют боги раньше ей, гандхарвы, Агни с Сомою[379], |
А вслед за ними — уж супруг. Поэтому греха в ней нет. (181)
Дает ей Сома чистоту, гандхарвы — красноречие, |
Снимает Агни скверну всю — поэтому чиста она. (182)
До очищений — «белою», когда наступят — «красною», |
Нет волосков — то «девочкой», коль нет грудей — «нагой» зовут. (183)
Как волоски начнут расти, — ей Сома наслаждается, |
Гандхарвы — если груди есть, при очищеньях — Агни с ней. (184)
Так лучше выдай девушку до наступленья месячных. |
Советуют нам выдать дочь, как восемь лет исполнится. (185)
Ведь губят предка волоски, потомка — груди девушки, |
Людей желанных — страсть ее, а очищения — отца[380]. (186)
Та, что достигла месячных, сама уж может в брак вступить. |
«Нагою» выдавайте дочь», — так Ману нам советует. (187)
Коль несосватанной она встречает очищения, |
Распутницей считается, и лучше в брак с ней не вступать. (188)
За лучшего, за равного, даже за худшего отдать |
Немедля надо дочь свою, коль очищенья настают. (189)
Лишь те, кто меж собой равны богатствами и знатностью, |
Пусть дружат и вступают в брак. Бедняк — не пара богачу[381]. (190)
Род жениха, опекунов, характер,
Богатство, знанья, красоту и возраст — |
Семь этих качеств у него узнай ты
И выдай дочь, о прочем не заботясь. (191) upa
* * *
Поэтому я и говорю: «Отвергнув солнце, облако...». И затем, не обратив внимания на слова Рактакши, они ввели Стхирадживина в свою крепость на погибель собственного рода. И когда его ввели, Стхирадживин подумал, смеясь про себя:«Из всех их он один — знаток науки поведения, |
Подавший правильный совет: «Убить его вам следует». (192)
Сначала я была глупа, затем — поймавший в сеть меня, |
А после — царь с советником. Все глупо поступили мы». (193)
Рассказ четырнадцатый
«В окрестностях одной горы росло большое дерево. Жила там одна птица, помет которой превращался в золото. Как-то раз пришел в ту местность некий охотник. И птица эта выпустила перед ним помет, который в момент падения превратился в золото. Видя это, удивленный охотник подумал: «Да! С самого детства занимаюсь я ловлей птиц и за восемьдесят лет ни разу не видел золота в птичьем помете». И он привязал сеть к этому дереву. А та глупая птица, полная доверия, села туда, как всегда, и в то же мгновение попалась в сеть. Тогда охотник освободил ее из сети, посадил в клетку и, принеся к себе домой, подумал: «Что мне делать с ней, несущей опасность? Ведь если кто-нибудь когда-нибудь узнает, какая она, и скажет царю, то, несомненно, жизнь моя подвергнется опасности. Поэтому я сам расскажу царю о птице». Решив это, он так и сделал. А царь, чьи глаза при виде этой птицы уподобились распустившимся лотосам, достиг высшей радости и сказал: «Эй, стражники! Хорошенько охраняйте эту птицу. Давайте ей еду, питье и все, что она захочет». Тогда советник сказал: «К чему эта птица, которую мы взяли, вняв одним лишь словам охотника, недостойного доверия? Разве бывает когда-нибудь золото в птичьем помете? Так освободите эту птицу из плена клетки». Когда же вслед за словами министра царь освободил ее, она уселась на высокую створку двери и выпустила золотой помет. И затем, прочтя стих: «Сначала я была глупа...», улетела по воздушному пути куда ей хотелось.* * *
Поэтому я и говорю: «Сначала я...». Но даже и тогда, гонимые враждебной судьбой, они опять не обратили внимания на полезную речь Рактакши и продолжали давать тому много мяса и другой разнообразной пищи. Тогда Рактакша тайно собрал своих приверженцев и сказал: «Увы! Конец приходит благополучию нашего владыки и его крепости. Я наставлял его так, как подобает наследственному советнику. Давайте же отправимся теперь в другую горную крепость. Сказано ведь:Спокоен тот, кто о грядущем думает,
Печален тот, кто беззаботно действует. |
Живя в лесу, к старости я приблизился,
Но не слыхал, чтоб говорить нора могла». (194) vaṁça
Рассказ пятнадцатый
«Жил в окрестностях одного леса лев по имени Кхаранакхара[383]. Как-то, бродя взад и вперед с исхудавшей от голода шеей, он не нашел никакой добычи. И достигнув к вечеру большой горной пещеры, он вошел в нее и подумал: «Несомненно, ночью в эту пещеру должно прийти какое-нибудь существо. Поэтому я останусь здесь, спрятавшись». И вот хозяин пещеры, шакал по имени Дадхимукха[384], начал кричать у входа: «Эй, нора! Эй, нора!» Сказав это, он замолчал и снова произнес: Эй, разве ты забыла, что мы с тобой заключили договор? Когда я возвращаюсь, то должен снаружи окликнуть тебя, а тебе следует меня позвать. Раз ты не зовешь меня сегодня, я пойду в другую нору, которая будет потом звать меня». И услышав это, лев подумал: «Несомненно, нора эта всегда приветствует его, когда он возвращается. Сегодня же из страха передо мной она молчит. Ведь сказано по этому поводу:Кто в сердце страх почувствовал, тот всеми членами дрожит, |
Не может с места двинуться и голоса лишается. (195)
* * *
И вот, подумав об этом, вы должны идти вместе со мной». Решив так, Рактакша, сопровождаемый свитой своих приверженцев, отправился в другую отдаленную местность. Когда же Рактакша ушел, Стхирадживин подумал, сильно обрадованный: «Да! Счастье для меня, что ушел Рактакша. Ведь он дальновиден, а они безрассудны. Поэтому мне легко их уничтожить. Сказано ведь:Когда у повелителей советников разумных нет, |
В наследство им доставшихся, то гибель ждет их близкая. (196)
Врагом считают мудрецы, принявшим вид советника,
Того, кто ложный путь избрал, оставив нужные дела». (197)
Кто с недругом начнет дружить, а друга сделает врагом, — |
Лишится друга старого, а новый друг—уже пропал. (198)
Коль медлить станем мы в делах, нуждающихся в спешности, |
То божества, разгневавшись, разрушат наши замыслы. (199)
Когда обильные плоды сулит нам дело важное, |
То время выпьет сок его, коль медленно мы действуем. (200)
Приятнее попасть в огонь тому, кто добродетелен, |
Чем с нечестивым жить врагом хотя б одно мгновение». (201)
Коль умный человек || попал в беду, ||
то пусть своим разумом
Хороший иль дурной || отыщет путь, ||
ведущий к спасению. |
Как хобот у слона, || была рука ||
героя Киритина[386],
И все ж он на нее || надел браслет, ||
жене уподобившись. (202) hari
Стремится кто успех иметь во всех делах, ||
пусть сдерживает пыл свой
И смотрит, как идут событья чередой, ||
могучий и разумный. |
Ведь так Дхарматмадже[391], что с Индрою был схож, ||
с Куберой и Антакой
И братьями любим, пришлось нести с тоской ||
три палки — символ нищих. (205) çārdū
Величьем наделенные и красотой блиставшие, |
Два сына Мадри[392] мощные коров Вираты стерегли. (206)
Блиставшая красою юности своей, ||
из знатного семейства,
Прелестная, как Шри — богиня красоты, ||
несчастная Драупади[393], |
Должна была сандал у матсьев растирать, ||
гонимая судьбою,
И грубо все кругом приказывали ей, ||
рабыней называя». (207) çārdū
Коль вражеский пришел слуга, не надо доверять ему: |
Ведь с господином связан он и полон злобных замыслов. (208)
В то время, как он ест и пьет, сидит, иль ходит, иль лежит, ||
Грозят беспечному враги, открытые и тайные. (209)
Поэтому разумные должны усердно охранять |
Себя — пристанище трех благ. Беспечность гибель нам несет. (210)
Кому ошибок не приносит дурной советник?
Кому страдания излишества не приносят? |
Кого удача не возносит, а смерть не губит?
Кого всем чувствам подчинение не сжигает? (211) vasa
Бездельник славу свою губит, неверный — дружбу,
Кто жаждет денег — добродетель, калека — род свой, |
Благополучие — корыстный, распутный — знанья,
И мощь владыки неразумный советник губит. (212) vasa
Коль нужно это мудрому, врага несет он на плечах. |
Так смог огромный черный змей лягушек многих истребить». (213)
Рассказ шестнадцатый
«Жил в одной местности старый черный змей по имени Мандавиша[395]. Мысли его были таковы: «Как бы мне легким способом добывать средства к жизни?» И вот он подполз к пруду, где жило много лягушек, и притворился, что полон нерешительности. И когда он там находился, одна лягушка приблизилась к краю воды и спросила его: «Дядя! Почему ты сегодня не бродишь в поисках пищи, как прежде?» Тот сказал: «Дорогая! Откуда может быть стремление к пище у меня, гонимого судьбой? Ведь сегодня ночью, бродя в поисках вечерней пищи, я увидел одну лягушку и поспешил за ней, чтобы поймать ее. Тогда, видя меня и страшась смерти, она скрылась среди брахманов, погруженных в чтение Вед, а я не заметил, куда она ушла. И вот рассудок мой был обманут сходством, и я укусил сына одного брахмана за большой палец, находившийся у края воды на берегу пруда. Тогда он тотчас отошел в небытие. А его опечаленный отец проклял меня: «Злодей! За то, что ты укусил моего невинного сына, ты будешь возить на себе лягушек и жить тем, что они дадут тебе по своей милости». Вот я и приполз сюда, чтобы возить вас». Тогда та рассказала об этом всем лягушкам, а они с радостью в сердце пошли все к царю лягушек по имени Джалапада[396] и сообщили ему это. Тогда, подумав: «Как необычайно!», он, окруженный министрами, поспешно вылез из пруда и забрался на капюшон Мандавиши. Все же остальные, стар и млад, влезли ему на спину. К чему много слов? Те, которым не нашлось места, бежали вслед за ним. А Мандавиша, стремясь насытиться, показывал им всевозможные особые приемы ползанья. Тогда Джалапада, испытывая удовольствие от прикосновения к его телу, сказал ему:«На колеснице, на слоне, носилках или лошади |
Не так приятно ехать мне, как на Мандавише верхом». (214)
«Лягушки эти разные попали все во власть ко мне |
На сколько времени теперь я пищей этою снабжен?» (215)
«Известно, что не должен я лягушек на себе возить, |
Но жду я часа своего, как притворившийся брахман». (216)
Рассказ семнадцатый
«Жил в одном селении брахман по имени Яджнядатта[397]. Его распутная жена, привязанная всем сердцем к другому, постоянно готовила для своего любовника пирожки с сахаром и маслом и за спиной супруга относила их ему. И как-то муж заметил это и спросил: «Дорогая! Что ты готовишь и кому ты постоянно относишь это? Скажи правду». А она, сохранив присутствие духа, ответила супругу лживыми словами: «Есть здесь неподалеку храм блаженной Деви[398]. Совершая пост, я отношу туда жертвенные подношения, состоящие из изысканных и превосходных кушаний». И взяв это, она на его глазах отправилась к храму Деви, потому что подумала: «Благодаря этому рассказу о Деви мой муж решит: «Моя брахманка постоянно относит блаженной отборную пищу». И затем, придя к храму Деви, она спустилась к реке для омовения. Когда же она совершала омовение, муж ее, придя туда другой дорогой, стал, незамеченный, за статуей Деви. А брахманка, искупавшись, подошла к храму Деви, совершила омовение, умащивание, воскурения, жертвоприношенья и другие обряды и, поклонившись Деви, сказала: «Блаженная! Как сделать, чтобы муж мой ослеп?» Услышав это, брахман, стоявший за спиной Деви, сказал, изменив голос: «Если ты постоянно будешь кормить его маслянистыми пирожками и другими кушаньями, он скоро ослепнет». Тогда развратница с сердцем, обманутым его лживой речью, стала постоянно угощать брахмана. И вот однажды брахман сказал: «Дорогая! Я плохо вижу». Услышав это, она подумала: «Вот — награда Деви!» И тогда милый ее сердцу любовник, думая: «Что сделает мне этот слепой брахман?», стал безбоязненно приходить к ней каждый день. И вот однажды, видя, что тот вошел и приблизился к ней, брахман схватил его за волосы и до тех пор избивал дубинкой и ногами, пока тот не отошел в небытие. А ту порочную жену он прогнал, отрезав у нее нос.[Окончание рассказа шестнадцатого]
Поэтому я и говорю: «Известно, что не должен я...». И затем, смеясь про себя, Мандавиша снова сказал: «Эти разнообразные лягушки служат мне для насыщения». Тогда, услышавши это, Джалапада подумал, сильно обеспокоенный в сердце: «Что это он сказал?» И спросил его: «Дорогой! Что за враждебные слова ты сказал?» А тот, чтобы скрыть свои замыслы, ответил: «Ничего». И так Джалапада, чей рассудок был обманут этой лживой речью, не заметил его злого замысла. К чему много слов? До того он истребил всех лягушек, что некому было даже продолжать их род.* * *
Поэтому я и говорю: «Коль нужно это мудрому...». Так вот, царь! Как Мандавиша силой разума погубил лягушек, так и я погубил всех врагов. И хорошо ведь говорится:Огонь, пылающий в лесу, не может корни повредить, |
А полноводная река с корнями губит дерево». (217)
Ведь в том величье состоит достойных славы мудрецов, |
Что не бросают дел они даже в тяжелых бедствиях». (218)
Остаток долга своего, огня, болезни и врага |
Уничтожайте до конца, чтобы несчастья избежать. (219)
Не до конца ведь поражает врага оружье:
Лишь знанье полную одерживает победу. |
Оружьем мы уничтожаем одно лишь тело,
А знанье род уничтожает, и мощь, и славу. (220) vasa
Коль мужа впереди || удача ждет || и труд начинает он,
То мысли у него || всегда ясны || и память надежная. |
Внимателен к речам, || когда дают || советы полезные,
И радуют его || свои дела, || награды достойные. (221) hari
Достоинства в нас порождает
Общение с героем, щедрым, мудрецом. |
К достойному ж идет богатство,
А вслед за ним — почет и власть». (222) ār
«Пусть в делах нам || твердость необходима,
Но сначала || лучше всего быть мягким. |
Царь деревьев, || самый высокий в чаще,
Срублен нами || после молитв усердных. (223) çāli
Коль речь робка и лишена решимости,
Коль сотни бед в каждом шагу ей чудятся, |
Коль никому пользы не видно от нее,
То эта речь будет у всех посмешищем. (224) vaṁça
«К чему усилия? — Нетрудно мне это сделать.
Зачем внимательным здесь быть?» — так, утратив разум, |
Нередко полные беспечности рассуждают.
Увы! Об этом пожалеют они в несчастьях. (225) vasa
Спокойно можно в доме спать, когда свободен он от змей. |
Но коль змею в нем увидал, навряд ли сможешь ты уснуть. (226)
Покуда человек, исполненный надежд, ||
решительный и стойкий,
Не воплотит отважных замыслов своих ||
с умом и быстротою |
И не достигнет в мире всех желанных благ, ||
могущества, почета, —
Как может он покой почувствовать в душе ||
и отдыху предаться? (227) çārdū
Коль царь не охраняет слуг, то бесполезна власть его, |
Подобно бесполезному соску на шее у козы. (228)
Коль царь к добру склонен, а не к порочности,
Коль он всегда счастлив общаться с мудрыми, |
То много лет зонт с опахалом царственным
Приносят блеск счастью его великому. (229) vaṁça
Когда цари венчаются на царство,
Пусть поразмыслят о грозящих бедах. |
Ведь льются при помазаньи из кружек
С водою вместе тяжкие несчастья. (230) upa
И царь, и все его министры,
И женщины его, и все его леса — |
Уходят все они из жизни,
Когда ужалит их Кританта. (234) ār
* * *
И здесь окончена третья книга под названием «О воронах и совах», повествующая о мире, сражении и других способах ведения государственных дел. Первый стих ее гласит:Тому, кто прежде враждовал с тобою,
А ныне другом стал, — не доверяйся. |
Гляди, как принесли огонь вороны
И сов сожгли в их собственной пещере. (1) upa
Книга IV. Утрата приобретенного
Достойно! Здесь начинается четвертая книга под названием «Утрата приобретенного». Вот ее первый стих:Кто выпустит из рук добро, поддавшись ласковым речам, |
Обманут будет тот глупец, как обезьяною — дельфин[414]. (1)
* * *
«Росло около моря большое дерево джамбу[415], всегда покрытое плодами. Жила на нем обезьяна по имени Рактамукха[416]. И однажды дельфин по имени Викараламукха[417] вышел из морской воды и улегся под этим деревом на краю берега, покрытого очень мелким песком. Тогда Рактамукха сказала: «Ты — гость. Отведай поэтому плодов джамбу, подобных нектару, которые я даю тебе. Сказано ведь:Когда дурной иль добрый гость в час жертвы всем богам[418] придет, |
Невежда он иль просвещен, — дорогой служит к небесам. (2)
Во время жертвы всем богам и шраддхи[419] не расспрашивай, |
Кто гость твой и откуда он. Так Ману нам советует. (3)
Кто гостю утомленному и издали пришедшему |
Окажет ласковый прием, тот счастье высшее вкусит. (4)
Коль гость, сурово встреченный, с печалью дом покинет твой, |
То предки из дому уйдут и боги будут гневаться». (5)
Бывает брат по матери, бывает по беседам брат, |
И тот из них дороже нам, кто порожден беседами». (6)
«К ногам твоим склонился я, рабом послушным сделался, |
Как жизнь свою, люблю тебя. За что же гневаешься ты?» (7)
«Другая женщина прельстила тебя искусно,
И в твоем сердце лишь она да ее желанья. |
А я в нем места уж давно своего лишилась.
Зачем же падаешь, обманщик, теперь мне в ноги? (8) vasa
Цемент, глупец, жена и рак, индиго, рыба, пьяница |
Пристанут если к нам хоть раз, то не отстанут никогда. (9)
Клятвопреступник, пьяница, убийца брахмана и вор |
Сумеют грех свой искупить. Неблагодарный — никогда[420]. (10)
Шесть признаков у дружбы есть: давать свое, у друга брать, |
Долиться тайной, спрашивать, вкушать еду и угощать[421]. (11)
Не верьте вы неверящим, не верьте даже верящим, |
Опасности смертельные всегда доверчивым грозят. (12)
Коль оказался низким друг, погибнешь ты, дружа с ним вновь, |
Как самка мула от плода погибнет, забеременев»[422]. (13)
Рассказ первый
«Жил в одном колодце царь лягушек по имени Гангадатта. Однажды, когда родичи стали притеснять его, он постепенно выбрался из колодца, поднявшись в ковше водочерпального колеса. Тогда он подумал: «Как бы мне отомстить этим родичам? Сказано ведь:Тому, кто помогал в беде,
Тому, кто над твоим несчастьем насмехался, — |
Воздав обоим по заслугам,
Вторичного рожденья ты достиг»[425]. (15) ār
При помощи одних врагов других врагов уничтожай. |
Так шип, что причиняет боль, шипом же извлекается». (16)
Не следует общаться с тем, чей образ мыслей, сила, род |
Совсем для нас неведомы. Так говорит Брихаспати. (17)
Кому с рожденья суждено убитым быть своим врагом, |
Тот и во сне пред ним дрожит. К чему же болтовня твоя?» (18)
Когда все гибнет у тебя и жизнь твоя в опасности, |
То даже от противника ты можешь ждать спасения». (19)
Лишь тем питаться следует, что мы способны проглотить, |
Что переварится легко и пользу принесет с собой». (20)
Коль жизнь твоя идет к концу и все тебя покинули, |
Подумай, если ты умен, как легче пищу добывать». (21)
Когда слабее ты врага, не надо с ним в союз вступать. |
Ведь так для самого себя готовишь ты смертельный яд. (22)
Коль все забрать грозят враги, то подношеньем небольшим |
Разумный успокоит их, как море — пламя адское[426]. (23)
Когда все гибнет, то мудрец теряет половину лишь, |
А половину сохранит и цели с ней достигнет он. (24)
Как можно ради малого добро большое погубить? |
Ведь мудрость в том и состоит, чтоб малым многое сберечь». (25)
Кто носит платье грязное, садится где попало тот, |
А кто нуждается в еде, съедает до остатка все. (26)
«Что плачешь бесполезно ты, когда во всем виновен сам? |
Где ты убежище найдешь, когда погибнут все твои? (27)
«Каких грехов не совершит голодный?
Безжалостными все в нужде бывают. |
Скажи-ка Приядаршане, что больше
В колодец Гангадатта не вернется». (28) upa
* * *
Поэтому, о злой обитатель воды, и я, как Гангадатта, ни за что не пойду туда». Услышав это, дельфин сказал: «О друг! Не следует так поступать. Так или иначе освободи меня от греха неблагодарности, придя в мой дом. Иначе я перестану из-за тебя принимать пищу». Обезьяна сказала: «Глупец! Неужели, даже видя опасность, я сама пойду туда, чтобы погубить себя, подобно Ламбакарне?»[428] Дельфин сказал: «Кто это Ламбакарна? Как погиб он, видя опасность? Расскажи мне об этом». Обезьяна рассказала:Рассказ второй
«Жил в окрестностях одного леса лев по имени Каралакесара[429]. Был у него всегда следовавший за ним слуга — шакал по имени Дхусарака[430]. И однажды, сражаясь со слоном, лев получил очень тяжелые ранения. Из-за них он не мог даже шевельнуть лапой. А из-за его неподвижности ослабел и Дхусарака и однажды, с исхудавшей от голода шеей, сказал ему: «Господин! Мучимый голодом, я не в состоянии даже отодвинуть одну лапу от другой. Как же смогу я служить тебе?» Лев сказал: «О Дхусарака! Разыщи какое-нибудь существо, чтобы я убил его, несмотря на такое состояние». Услышав это, шакал отправился на розыски и, подойдя к одной близлежащей деревне, увидел осла по имени Ламбакарна, насилу поедавшего у края озера редкие ростки дурвы. Тогда, подойдя близко, он сказал: «Дядя! Прими мое почтение. Давно я не видел тебя. Почему ты стал таким слабым?» Ламбакарна ответил: «О племянник! Что делать? Безжалостный красильщик изнуряет меня непомерным грузом и не дает ни горсточки пищи. И вот, поедая здесь одни ростки дурвы, смешанные с пылью, я не могу насытиться». Шакал сказал: «Дядя! Если так, то имеется прекрасное место, где протекает река и в изобилии растут побеги травы, подобные смарагдам. Иди и оставайся там, наслаждаясь счастьем общения со мной и хорошими изречениями». Ламбакарна ответил: «О племянник! Хорошо ты сказал. Однако лесные жители убивают деревенский скот. Какая же польза в этом прекрасном месте?» Шакал сказал: «Не говори так. Это место охраняется оградой моих лап, и никто другой не может туда проникнуть. Кроме того, там живут три ослицы, как и ты измученные красильщиком и лишенные супруга. Став там упитанными и находясь в расцвете юности, они сказали мне: «О дядюшка! Пойди в какую-нибудь деревню и приведи нам подходящего супруга». Поэтому я ж пришел увести тебя». Тогда, слыша речь шакала, Ламбакарна, чье тело мучила любовь, сказал ему: «Дорогой! Если так, веди меня. Скорей пойдем туда. Хорошо ведь сказано по этому поводу:Нет нектара и яда нет, прекраснобедрой равного. |
Соединяясь с ней — живем, а разлучаясь — гибнем мы». (29)
Кто на земле одобрил бы поступки безрассудные? |
И все же безрассудны мы, когда враждебна нам судьба. (31)
Кто, увидав тебя, бежал — не может снова тот прийти, |
Иначе просто он — глупец, лишенный сердца и ушей». (32)
* * *
Поэтому я и говорю: «Я не осел Ламбакарна...». Итак, глупец, ты задумал обман, но он расстроился, как у Юдхиштхиры, благодаря правдивой речи. Хорошо ведь говорится:Когда обманщик вдруг начнет другому правду говорить, |
То губит благо он свое, как тот глупец Юдхиштхира». (33)
Рассказ третий
«Жил в одном селении некий гончар. Как-то раз пьяный он побежал с большой скоростью и упал на острый край черепка от разбитого горшка. Острие черепка поранило ему лоб, и он с трудом поднялся, весь залитый кровью. И затем от неумелого лечения рана от черепка приняла безобразный вид. И однажды, когда страну мучил голод, он, исхудавший от недоедания, пошел с несколькими царскими слугами в другую страну и сделался слугою царя. А царь тот, видя на его лбу безобразный рубец от черепка, подумал: «Должно быть, это какой-нибудь храбрый человек. Ведь рана у него спереди, на лбу». Подумав так, он стал выделять его среди всех особой милостью, награждая его дарами и другими почестями. А те раджапутры[434], видя эту чрезмерную милость, хотя и терпели крайнюю зависть, но из страха перед царем ничего не говорили. И вот однажды, когда были собраны герои, снаряжены слоны, запряжены лошади и проводились испытания воинов, владыка спросил при случае того гончара: «Эй, раджапутра! Как тебя зовут? Кто ты родом? В какой битве получил ты эту рану на лбу?» Тот ответил: «Божественный! Родом я — горшечник[435] и зовут меня Юдхиштхира. А рана эта не от меча. В моем дворе лежало в одном месте много черепков, и однажды, ослабев от хмельного питья, я побежал и упал на черепок. И затем рана от черепка приняла безобразный вид». Тогда царь сказал: «Увы! Обманул меня гончар, принявший вид раджапутры. Пусть же его прогонят в шею». И в это время горшечник сказал: «Божественный! Не делай так. Посмотри, как ловка моя рука в сражении». Царь ответил: «О! Ты — кладезь всех достоинств, но вес равно уходи. Сказано ведь:Учен, сынок, ты и умен, и наделен отвагою, |
Да только родичи твои не могут биться со слоном». (34)
Рассказ четвертый
«Жила в одной местности пара львов. И как-то львица родила двух детенышей. А лев постоянно убивал газелей и других животных и приносил их львице. И однажды, бродя в лесу, он ничего не поймал. Между тем блаженное солнце опустилось за вершину Асты[436]. Тогда он отправился домой и встретил на дороге детеныша шакала. И подумав: «Это — малыш», он из жалости осторожно взял его клыками и, принеся живым, дал львице. Тогда львица сказала: «О любимый! Принес ли ты что-нибудь поесть?» Лев сказал: «Дорогая! Сегодня я никого не поймал, кроме этого детеныша шакала. Я подумал: «Ведь и он нашего рода и к тому же малыш» — и не убил его. Сказано ведь:Не причиняйте зла жрецам, аскетам, детям, женщинам,
Том более, когда они полны к тебе доверия. (35)
Пускай уходит жизнь твоя, не делай нечестивого |
И долг свой строго выполняй. — Вот заповедь извечная. (36)
Один храбрец всем воинам внушает мужество в бою, |
Тогда как трус единственный других лишает смелости. (37)
Поэтому хотят цари иметь отважных воинов, |
Могучих и решительных. Кому нужны трусливые? (38)
«Учен, сынок, ты и умен, и наделен отвагою, |
Да только родичи твои не могут биться со слоном. (39)
[Окончание рассказа третьего]
Поэтому и ты поскорей уходи, пока эти храбрые воины не узнали, что ты горшечник. А иначе ты подвергнешься оскорблениям и умрешь». И услышав это, горшечник быстро убежал.* * *
Поэтому я и говорю: «Когда обманщик вдруг начнет...». Тьфу! Дурак ты, что из-за женщины взялся за это дело. Ведь ни в коем случае нельзя доверять женщинам. Право же, хороший рассказывают рассказ:Покинул я своих родных, полжизни отдал за нее, |
Она ж оставила меня. Не верьте женщинам, мужья!» (40)
Рассказ пятый
«Жил в одном селении некий брахман. Была у него жена, любимая им больше жизни. Каждый день не уставала она ссориться с его родными, и брахман этот, не в силах выносить ссор, покинул из любви к жене свою родню и пошел с брахманкой в другую, отдаленную страну. И когда они находились в большом лесу, брахманка сказала: «Сын благородного! Меня мучает жажда. Принеси же откуда-нибудь воды». И когда, слушаясь ее, он достал воду и вернулся, то увидел ее мертвой. От безмерной любви к ней он предался печали и, когда сетовал, услышал в воздухе голос, говорящий: «Брахман! Если ты отдашь половину своей жизни, то твоя брахманка будет жить». Услышав это, брахман совершил очищение и произнеся три слова, отдал половину своей жизни. И как было сказано, брахманка его ожила. Тогда, выпив воды и поев лесных плодов, они отправились в путь. Так постепенно вошли они в цветочный сад в окрестностях одного города, и тут брахман сказал жене: «Дорогая! Оставайся здесь, пока я не вернусь, добыв пищу». Сказав так, он ушел. Между тем один хромой, вертевший в этом цветочном саду водоподъемное колесо, запел песню божественным голосом. И услышав его, она, пораженная Кусумешу[437], подошла к нему и сказала: «Дорогой! Если ты не полюбишь меня, то будешь виновен предо мной в убийстве брахмана». Хромой сказал: «Что ты сделаешь со мной, изнуренным болезнью?» Она ответила: «Зачем так говорить? Во что бы то ни стало ты должен соединиться со мной». Услышав это, он так и сделал. И после любовного наслаждения она сказала: «Отныне я отдалась тебе на всю жизнь. Зная это, иди и ты вместе с нами». Тот сказал: «Пусть будет так». Между тем брахман достал пищу, вернулся и принялся с ней за еду. Тогда она сказала: «Этот хромой голоден. Дай же и ему немного пищи». И когда так было сделано, брахманка сказала: «Брахман! Когда, лишенный спутника, ты уходишь в другую деревню, мне даже не с кем поговорить. Возьмем же этого хромого и пойдем». Тот ответил: «Я и сам-то не могу тащиться. К чему еще этот хромой?» Она сказала: «Я посажу его в корзину и понесу». И тогда сердце его поддалось ее лживой речи, и он согласился. Когда же это произошло и брахман отдыхал однажды на краю колодца, она, привязанная к хромому человеку, толкнула брахмана, и он упал в колодец. А она взяла хромого и пошла в один город. И там царские слуги, бродившие повсюду для сбора пошлины и охраны от воров, увидели у нее на голове корзину и, силой отняв ее, принесли к царю. Когда же царь приказал открыть ее, то увидел хромого. А брахманка эта с плачем пришла туда следом за царскими слугами. Тогда царь спросил ее: «Что случилось?» Она ответила: «Это — мой супруг. Его изнурила болезнь, измучили многочисленные родственники, и с сердцем, полным любви, я подняла его на голову и принесла к тебе». Слыша это, царь сказал: «Ты — моя сестра! Возьми две деревни и живи счастливо с супругом, вкушая наслаждения». Между тем по воле судьбы один добрый человек вытащил того брахмана из колодца, и, блуждая, он пришел в тот город. Тогда, увидев его, та злая жена сказала царю: «Царь! Это пришел враг моего супруга». И вот, приговоренный царем к смерти, тот сказал: «Божественный! Она взяла нечто, принадлежащее мне. Если ты любишь справедливость, то заставь ее отдать». Царь сказал: «Дорогая! Если ты взяла что-нибудь, принадлежащее ему, то отдай». Та ответила: «Божественный! Я ничего не брала». Брахман сказал: «Отдай мне половину моей жизни, которую я тремя словами отдал тебе». Тогда из страха перед царем она пролепетала три слова: «Жизнь мной отдана» и лишилась жизни. Тогда удивленный царь спросил: «Что это?» А брахман рассказал ему все, что перед тем произошло.* * *
Поэтому я и говорю: «Покинул я своих родных. ...». И снова обезьяна сказала: «И еще рассказывают хороший маленький рассказ:Чего не сделают мужья, когда их просят женщины? |
Где люди ржут, как лошади, там бреют голову не в срок»[438]. (41)
Рассказ шестой
«Жил-был прославленный за силу и мужество царь по имени Нанда[439], владевший землей, окруженной морем. Диадемы многочисленных владык покрывали сетью блеска его скамью для ног, и слава его была незапятнана, как лучи осенней луны. Был у него советник по имени Вараручи[440], до самого конца постигший все науки. Жена советника была разгневана из-за любовной ссоры, и хотя он с необычайной любовью всеми способами услаждал ее, она не успокаивалась. И вот супруг обратился к ней: «Дорогая! Скажи, как умилостивить тебя. Я непременно сделаю это». Тогда, наконец, снизойдя к нему, она сказала: «Если ты обреешь голову и падешь к моим ногам, я склонюсь на милость». И когда это было исполнено, она удовлетворилась. Между тем и супруга Нанды тоже разгневалась, хотя ее склоняли на милость. Тот сказал: «Дорогая! И мгновенья не могу я прожить без тебя. Вот я ищу милости, лежа у твоих ног». Она сказала: «Если я вложу тебе в рот уздечку, взберусь на твою спину и стану погонять тебя, а ты побежишь и заржешь, как лошадь, то я удовлетворюсь». И это было исполнено. И вот утром Вараручи вошел к царю, сидевшему в собрании. Увидев его, царь спросил: «О Вараручи! Почему ты обрил голову не в лунный день?» Тот ответил: «Чего не сделают мужья...».* * *
Так же и ты, дурак, словно Нанда и Вараручи, попал во власть женщины. Ведь из-за ее слов ты стал усердно искать средство погубить меня. Однако это обнаружилось благодаря твоей речи. И хорошо ведь говорится:И попугай, и сарика[441] живут в плену за болтовню, |
А цапле неизвестен плен. Молчанье — благо высшее. (42)
Хоть в шкуре тигра был осел и зорко стерегли его, |
Но криком выдал он себя и из-за этого погиб». (43)
Рассказ седьмой
«Жил в одном, селении красильщик по имени Шуддхапата[442]. Был у нега один осел, который совсем ослабел от недостатка пищи. И вот, бродя по лесу, тот красильщик увидел мертвого тигра и подумал: «Вот счастье привалило! Надену я ночью на осла эту тигровую шкуру и выпущу его в ячменное поле. А сторожа поля, подумав, что это — тигр, не станут гнать его». И когда так было сделано, осел стал вволю наедаться ячменя, а на заре красильщик снова отводил его домой. Так с течением времени он откормился, и трудно даже стало вести его к стойлу. И однажды осел услышал издали крик ослицы. Едва услыхав его, он сам начал кричать. Тогда те сторожа поля, узнав, что это — переодетый оссм, убили его ударами дубинок, камнями и стрелами.* * *
Поэтому я и говорю: «Хоть в шкуре тигра был осел...». И когда обезьяна говорила с ним так, пришел туда один водяной житель и сказал: «О дельфин! Твоя супруга умерла, воздерживаясь от пищи». А тот, слыша это, стал горевать со скорбью в сердце: «Увы! Что случилось со мной, несчастным! Сказано ведь:В чьем доме нету матери с женой сладкоречивою, |
Тот лучше пусть в лесу живет. Ведь словно лес — жилье его. (44)
Коль непрестанно ссорится с тобой негодная жена, |
Она, как старость тяжкая, принявшая вид женщины. (45)
Поэтому с усердием остерегайся женщин всех |
И даже имя их забудь, коль хочешь без печали жить. (46)
Несходны с мыслями слова, лицо несходно с речью их, |
А поведение — с лицом. Как жены удивительны! (47)
Нет пользы нам перечислять на что способны женщины, |
Когда дитя они свое в утробе могут погубить. (48)
Один лишь мальчик ту, что зла, считает полною любви, |
Считает мягкой грубую и доброй бессердечную». (49)
Какая я ни умная, но вдвое ты умней меня! |
Пропали муж с любовником. Чего ж ты, голая, глядишь?» (50)
Рассказ восьмой
«Жил в одном селении землепашец с женой. И та жена землепашца из-за старости супруга постоянно думала о других и никак не могла спокойно сидеть дома, стремясь лишь к чужим мужчинам. И вот заметил ее один вор, похищавший чужое добро, и заговорил с ней: «Прекрасная! Жена моя умерла, я, видя тебя, я мучаюсь от любви. Надели же меня всеми дарами любовного наслаждения». Тогда она ответила: «О прекрасный! Если так, то у моего супруга много денег. Он же от старости неспособен даже двигаться. Поэтому я возьму их и приду к тебе, чтобы, уйдя в другое место, мы вкусили радость любовного наслаждения». Тот сказал: «Мне тоже это нравится. Быстрее приходи на это место на заре, чтобы мы пошли в какой-нибудь хороший город и сделали с тобой плодоносным этот мир живых существ». Она согласилась, сказав: «Да будет так!» и с улыбающимся лицом пошла к себе домой. Ночью же, когда уснул супруг, она взяла все деньги и пришла на рассвете к условленному месту. Тогда вор велел ей идти впереди себя, и они отправились к югу. Так, вкушая с ней радость приятных бесед, жулик прошел две йоджаны и, увидя впереди реку, подумал: «Что мне делать с нею, наполовину состарившейся? К тому же может еще кто-нибудь следует за ней, и тогда со мной случится большая беда. Возьму-ка я только ее деньги и уйду». И подумав так, он сказал ей: «Милая! Трудно переправиться через эту большую реку. Поэтому я перенесу на тот берег только деньги и вернусь, чтобы поднять тебя одну на спину и легко переправить через реку». Она сказала: «Прекрасный! Делай так». Вслед за этими словами он взял все деньги без остатка и снова сказал: «Дорогая! Дай мне свое покрывало и нижнюю одежду, чтобы тебе легко было войти в воду». И когда это было сделано, вор ушел туда, куда задумал, взяв с собой деньги и одежду. А та, обхватив руками шею, с тревогой села на берег реки. В это время туда подошла какая-то шакалка, неся кусок мяса. И когда она осмотрелась, придя туда, то увидела на берегу реки большую рыбу, которая выскочила из воды и лежала там. И видя ее, она выпустила кусок мяса и побежала к той рыбе. Между тем какой-то коршун схватил с воздуха кусок мяса и снова взлетел. А рыба, увидев шакалку, забралась в воду. И тогда голая со смехом сказала той шакалке, глядящей на коршуна после напрасных трудов:«Все мясо коршун утащил, а рыба в воду забралась. |
Пропало мясо с рыбою. Чего, шакалка, ты глядишь?» (51)
«Какая я ни умная, но вдвое ты умней меня! |
Пропали муж с любовником. Чего ж ты, голая, глядишь?» (52)
* * *
И когда он рассказывал это, снова пришел другой морской житель и сказал: «Эй! Твой дом захватил другой большой дельфин». Услышав это, он с великой печалью в сердце стал думать, каким способом выгнать того из своего дома: «Увы! Поглядите, как враждебна ко мне судьба! Ведь:Сначала друг мой стал врагом, затем супруга умерла |
И дом отняли у меня. Что мне еще теперь грозит? (53)
... Коль уязвим ты, нет предела бедам![443].Может быть, мне вступить с ним в сражение или же удалить из дому, убедив мягкой речью? Посеять ли раздор или подкупить его подарком? Но лучше я спрошу своего друга обезьяну. Сказано ведь:
Кто, начиная действовать, советуется с мудрыми, |
Всегда во всех своих делах препятствий сможет избежать». (54)
Опасно каждому глупцу совет разумный подавать. |
Так, обезьяна глупая разрушила жилье у птиц». (55)
Рассказ девятый
«Жила в одном лесу пара птиц, свивших гнездо на ветке дерева. И однажды в месяце магха какая-то обезьяна, избитая в ненастье дождем и градом, дрожа всем телом от холодного ветра, подошла к этому дереву. Чрезвычайно подавленная, она стучала зубами и вся съежилась. И тогда воробьиха с жалостью сказала ей:«Есть руки, ноги у тебя, и с человеком схожа ты. |
Что ж дом себе не выстроишь, коль холод мучает тебя?» (56)
Да! У какого существа не знает сердце гордости? |
Титтибха лапки протянул, чтоб небо не обрушилось»[445]. (57)
«Злодейка остроклювая, распутная и глупая, |
Сию минуту замолчи, не то я дом разрушу твой!» (58)
* * *
Поэтому я и говорю: «Опасно каждому глупцу...». Услышав это, дельфин ответил: «О друг! Если я и причинил тебе зло, вспомни прежнюю любовь я дай мне полезный совет». Обезьяна сказала: «Я не буду говорить с тобой, потому что по просьбе жены ты унес меня, чтобы бросить в море. Как бы сильно ни любили жену, разве станут по ее просьбе бросать в море друзей, родных и других близких?» Слыша это, дельфин сказал: «Если и так, друг, то все же «дружба — на семи шагах»[446]. Подумай об этом и укажи мне что-нибудь полезное. Сказано ведь:Кто, чтобы ближнему помочь, дает советы добрые, |
Тот в этом мире и в другом несчастий сможет избежать. (59)
Помочь тому, кто сам помог, — заслуги нет здесь никакой. |
Помочь тому, кто повредил, — заслуга настоящая». (60)
Коль враг сильнее — подчинись, коль он герой — поссорь с другим, |
Коль ниже — подкупи его, коль равен — действуй силою». (61)
Рассказ десятый
«Жил в окрестностях одного леса шакал по имени Махачатурака[447]. Однажды он набрел в лесу на слона, умершего своей смертью. Однако, обходя его со всех сторон, он не мог разорвать грубой кожи. Между тем в этот момент один лев, бродя повсюду, пришел в то место. И видя, как тот подходит, шакал коснулся поверхности земли пучком волос на голове, образующим круг, соединил лотосы рук и смиренно сказал: «Господин! Я — носитель твоего жезла. Для тебя я охраняю этого слона. Пусть же господин съест его». Тогда лев ответил: «О! Я никогда не ем того, кто убит другим. Поэтому я жалую тебе этого слона». Услышав это, шакал радостно сказал: «Так и подобает относиться господину к своим слугам». И когда лев удалился, пришел один тигр. Видя его, тот подумал: «Одного злодея я отогнал, припав к его ногам. Как же теперь отгоню я другого? Несомненно, этого героя никак нельзя победить, не поссорив его с другим. Сказано ведь:Где не помогут нам дары и обращенье мягкое, |
Там можно подчинить врага посредством разногласия. (62)
Искусно скрытые внутри, округлые, прекрасные, |
Мы достаем жемчужины, раздвинув створки раковин». (63)
...Пришедший вовремя к нам гость.Вот лежит слон, убитый львом, который поручил мне охранять его. Но все равно отведай мяса этого слона и, насытившись, быстрее уходи, пока тот не вернулся». Тот сказал: «Дядя! Если так, то не подходит мне его мясо. Ведь:
... Живущий видит всюду сотни радостей.И как бы то ни было, следует наслаждаться тем, что нам подходит. Поэтому я уйду отсюда». Шакал сказал: «О малодушный! Доверься мне и ешь. Я предупрежу тебя о его возвращении, когда он еще будет далеко». И вслед за этим, когда шакал увидел, что леопард разорвал кожу, шакал сказал: «О племянник! Уходи, уходи! Возвращается лев». Слыша это, и леопард убежал подальше. И вот, когда тот ел мясо через проделанное в коже отверстие, подошел другой шакал, сильно разгневанный. Видя, что тот одинаковой силы с ним, он прочел стих: «Коль враг сильнее — подчинись...», напал на него, искусал своими зубами и прогнав на край света, сам долгое время с радостью вкушал мясо слона.
* * *
Так же и ты должен победить в битве своего врага-сородича и прогнать его на край света. А иначе он прочно укрепится и погубит впоследствии тебя самого. Сказано ведь:Жди от коровы молока, а от брахмана — святости, |
От женщины измены жди, от родича — опасностей. (64)
Немало вкусной там еды и женщин, полных нежности, |
Но есть порок в чужой стране — враждебные сородичи». (65)
Рассказ одиннадцатый
«Жила в одном селении собака по имени Читранга[448]. И вот настал там продолжительный голод, во время которого собаки и другие существа стали вымирать от отсутствия пищи. Тогда испуганная этим Читранга с исхудавшей от голода шеей ушла в другую страну. И там в одном городе из-за небрежности жены некоего домохозяина она каждый день проникала в дом и, поедая всевозможные блюда, достигала полного насыщения. Однако, когда она выходила из того дома, ее со всех сторон окружали другие опьяненные высокомерием собаки и рвали ей все тело своими зубами. И вот она подумала: «Уж лучше своя страна, где даже во время голода живется легко и где никто не затевает драки! Поэтому я лучше пойду в свое селение». И подумав так, она пошла в свои места. И когда она вернулась из чужой страны, родственники спросили ее: «Эй! Расскажи, что это за страна? Какие обычаи у людей? Какая пища? Как там проводят время?» Она ответила: «Что рассказывать о стране? Немало вкусной там еды... ».* * *
И выслушав этот совет, он решил умереть, если придется, и попрощавшись с обезьяной, достиг своего жилища и вступил в бой с тем, кто проник в его дом и угрожал его жизни. Опираясь на свою непоколебимую отвагу, он убил его и, заняв свое жилище, счастливо жил там долгое время. Хорошо ведь говорится:К чему нам счастье малое, когда отваги нет у нас? |
Так и газель живет травой, что посылает ей судьба». (66)
* * *
И здесь окончена четвертая книга под названием «Утрата приобретенного», первый стих которой гласит:Кто выпустит из рук добро, поддавшись ласковым речам, |
Обманут будет тот глупец, как обезьяною — дельфин. (1)
Книга V. Безрассудные поступки
Достойно! Здесь начинается пятая книга под названием «Безрассудные поступки». Вот ее первый стих:Что плохо видел ты, не знал, не делал и не испытал, |
Остерегайся совершать. — не подражай цирюльнику. (1)
* * *
«Есть в южной стране город под названием Паталипутра[449]. Жил там начальник купцов по имени Манибхадра[450]. И предаваясь делам, ведущим к добродетели, богатству, любви и освобождению[451], он по воле судьбы лишился своего состояния. Тогда, терпя непрерывные унижения из-за потери имущества, он ощутил крайнюю печаль и как-то ночью подумал: «Увы! Будь проклята эта бедность! Сказано ведь:Безгрешность, чистота,
Спокойствие, любезность, справедливость, |
И благородная семья
Не придают сиянья бедняку. (2) ār
Рассудок, гордость, честь,
Все свойства добрые и знание — |
Вмиг пропадает это все,
Когда лишится человек богатства. (3) ār
Ведь как весенний ветер с каждым днем
Все больше поражает зимнюю красу, |
Так и заботы о еде
У мудрецов в нужде снедают разум. (4) ār
Коль нет конца заботам, как достать
Сезам, рис, масло, соль, одежду, топливо, — |
То даже самый умный человек
Рассудок свой теряет в бедности. (5) ār
Ничтожнейшего бедняка
Не замечаем мы, пусть рядом он стоит. |
Ведь словно водяной пузырь,
Родится он на свет и тут же гибнет. (6) ār
Владыка вод бушует своевольно,
Но кто его за это станет порицать? |
Чего б ни совершил богатый —
Всегда свободен от упрека». (7) ār
Бесплодные приходят сны к охваченным заботами, |
К больному, удрученному, влюбленному и пьяному». (8)
«Пусть вечно джины здравствуют — владельцы знаний истинных, |
Чье сердце разум отвратил от семени рождения! (9)
Лишь та рука, что Джину чтит, язык, что молится ему, |
И сердце, Джине верное, достойны восхищения!» (10)
Даже в бездомных странников, чье одеянье — небосвод[458], |
А чаша для питья — ладонь, и в тех вселяется корысть. (11)
«Что плохо видел ты, не знал, не делал и не испытал, |
Остерегайся совершать, — не подражай цирюльнику. (12)
Не действуй необдуманно. Подумав надо действовать, |
Не то, как ихневмона мать, об этом пожалеешь ты». (13)
Рассказ первый
«Жил в одном селении брахман по имени Девашарман, жена которого родила сына и ихневмона. И любя детей, она наравне с сыном ухаживала и за ихневмоном: кормила его грудью, умащивала, купала и всячески заботилась о нем. Но, несмотря на это, она думала: «Из-за своей злой природы он может причинить зло моему сыну» и не доверяла ихневмону. Хорошо ведь, говорится:Какой бы ни был сын плохой, распутный, невоспитанный, |
Злой, глупый и уродливый — он все же сердце радует. (14)
Желаний всех не подавляй, не будь и жадным чересчур. |
На голове у жадного бывает сверху колесо». (15)
Рассказ второй
«Жили здесь в одном городе четверо брахманов, крепко друживших друг с другом. Однажды, пораженные чрезмерной бедностью, они стали держать совет: «Увы! Будь проклята эта бедность! Сказано ведь:Владыка ненавидит, родственники все ||
внезапно покидают,
Несчастьям нет конца, уходят сыновья, ||
достоинства все меркнут, |
Любимые друзья уходят от него, ||
жена не любит больше —
Все это переносит нищий человек, ||
пусть он силен и честен. (16) çārdū
Пусть смелый он, изящный и красивый,
Красноречивый пусть и просвещенный, |
Но если обеднел он в мире смертных,
То не сумеет преуспеть в искусствах. (17) indra
Измученный бедняк на кладбище пришел ||
и к трупу обратился:
«Хоть на мгновенье встань и бремя нищеты ||
сними с меня, товарищ, |
Чтобы покой могилы я на миг вкусил». ||
Но тут мертвец ответил:
«В сравненьи с нищетой смерть — высшее из благ» ||
и недвижим остался. (18) çārdū
Ведь нету на земле того, чего бы не достиг богач. |
Поэтому с усердием богатство надо добывать. (19)
Непостоянен царь, || вороны поедают подаянья,
Труд пахаря тяжел, || учитель к послушанью призывает. |
Сколь тягостна нужда, || когда в чужих руках твое богатство.
Занятия купца || одни лишь восхваления достойны. (20) çikha
Обмеривать людей,
И покупателей обманывать знакомых, |
И продавать не по цене —
Все это свойственно киратам[459]. (21) ār
Когда залог приходит в дом,
Купец усердно молит божество: |
«Пускай умрет владелец,
И я исполню все обеты». (22) ār
Когда начальнику купцов
Товарищество дело поручило, |
То думает с блаженством он:
«Теперь я всей землей владею!» (23) ār
Торговцу благовоньями не надо даже золота: |
Что по одной цене берешь, в сто раз дороже ты продашь. (24)
Кто наделен богатствами и славится по всей земле, |
Деньгами ловит деньги тот, как слон слонами ловится[460]. (25)
Когда в торговле сведущий уйдет в чужую сторону, |
Удвоить и утроить там свое богатство сможет он. (26)
Газели, трусы, вороны, боящиеся мест чужих, |
Беспечные и вялые, встречают смерть в своей стране». (27)
Когда рассудок человека к деньгам стремится,
Он забывает обещанья, друзей бросает, |
Родную мать он оставляет, страну родную
И на чужбину отправляется к нелюбимым. (28) vasa
Вода, что к нам с небес приходит,
Выходит из земли через колодец, |
Безмерно велика судьба,
Но велики ведь и дела людские. (29) ār
Всего, что человек задумал,
Усильями отважными добиться сможет он. |
Ведь то, что называем мы судьбою,
Есть свойство лишь незримое людей. (30) ār
Нельзя достигнуть счастья
Легко и без забот, не приложив труда. |
Ведь так, от пахтанья устав,
Мадхубхид[464] насладился Лакшми. (31) ār
Свершить великие дела под силу лишь великому. |
Один лишь только океан выносит пламя адское»[467]. (32)
Рассудок лучше знания, рассудок выше знания. |
Ведь гибнут безрассудные, как те, что воскресили льва». (33)
Рассказ третий
«Жили в одном городе четверо брахманов, друживших между собой. Трое из них достигли пределов всех наук, но были лишены рассудка, а один отвернулся от наук, но был рассудителен. И вот однажды собрались они и стали советоваться: «Какая польза в знании, если мы не идем в другую страну, чтобы склонить к милости властителей и добыть богатство? Поэтому во что бы то ни стало пойдем все в другую страну». И когда они немного прошли по дороге, старший из них сказал: «Один из нас четырех — невежда и наделен лишь рассудком. А одним рассудком без знания нельзя добиться милости у царей. Поэтому не будем давать ему доли в том, что мы приобретем. Пусть же он повернется и пойдет в свой дом». Тогда второй сказал: «Эй, рассудительный! Ты лишен знаний. Иди же домой». Тогда третий сказал: «Эй! Не следует так поступать. Ведь с самого детства мы играли вместе[470]. Поэтому пусть он, великодушный, пойдет с нами и получит долю в богатстве, которое мы приобретем». И когда это произошло, они, проходя по дороге, увидели в лесу кости мертвого льва. И тогда один сказал: «Эй! Испытаем полученные нами прежде знания. Вот лежит какое-то мертвое животное. Так давайте оживим его силой приобретенной мудрости». И тогда один сказал: «Я знаю, как соединить кости». Второй сказал: «Я дам ему шкуру, мясо и кровь». Третий сказал: «Я его оживлю». И вот один соединил кости, а другой наделил его шкурой, мясом и кровью. Когда же третий хотел оживить его, то рассудительный удержал ого и сказал: «Это — лев. Если его оживить, он всех нас убьет». Тогда он ответил: «Эх, дурак! Я не стану носить в себе бесплодные знания». Тот сказал: «Тогда подожди минуту, пока я не взберусь на ближнее дерево». И когда это произошло, то воскресший лев вскочил и убил всех трех. Когда же лев ушел с этого места, тот рассудительный слез с дерева и пошел домой.[Продолжение рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Рассудок лучше знания...». Услышав это, несущий колесо сказал: «Увы! Не в этом причина. Ведь даже великие мудрецы гибнут, пораженные судьбой, и даже лишенные разума радуются, когда судьба охраняет их. Сказано ведь:Одну на голове несут, другая в воздухе висит, |
А я, хоть неразумней их, в прозрачной веселюсь воде». (34)
Рассказ четвертый
«Жили в одном водоеме две рыбы по имени Шатабуддхи и Сахасрабуддхи. И с ними подружилась лягушка по имени Экабуддхи[471]. Так они втроем проводили некоторое время у берега реки и, насладившись общением друг с другом и хорошими изречениями, снова забирались в воду. И вот однажды, когда они так собрались, пришли на заходе солнца рыбаки с сетями в руках и, видя этот водоем, сказали друг другу: «Да! Видно, много рыбы в этом пруду и мало воды. Поэтому придем сюда утром». И сказав так, они пошли к себе домой. А те, услышав эти слова, подобные удару грома, стали советоваться друг с другом. Тогда лягушка сказала: «О дорогие Шатабуддхи и Сахасрабуддхи! Что тут следует делать: бежать или оставаться на месте?» Слыша это, Сахасрабуддхи со смехом сказала: «О друг! Не бойся, услышав всего одни лишь слова. Нечего даже ожидать их прихода. Если же они придут, то я оберегу тебя и себя силой своего разума. Ведь я знаю много способов плавания в воде». Слыша это, Шатабуддхи сказала: «О! Хорошо говорила «Сахасрабуддхи. Ведь:Туда, где ветер не пройдет и не пробьется солнца луч, |
Всегда проникнет быстрый ум того, кто полон мудрости. (35)
Одну на голове несут, другая в воздухе висит, |
А я, хоть неразумней их, в прозрачной веселюсь воде». (36)
[Продолжение рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Решает не только разум». Овладевший золотом сказал: «Если даже и так, все равно не следует пренебрегать словами друга. Но что же произошло? Хоть я и удерживал тебя, ты не остался из-за чрезвычайной жадности и гордости своими знаниями. И хорошо ведь говорится:«Довольно! Спето хорошо». Но не послушал ты меня |
И драгоценность чудную за пенье получил свое». (37)
Рассказ пятый
«Жил в одном селении осел по имени Уддхата[472]. Днем он перевозил тяжести у красильщика, а ночью бродил, сколько ему хотелось. И как-то раз, бродя ночью по полям, он заключил дружбу с шакалом. Сломав забор на поле с огурцами, они пробирались туда, досыта наедались овощами и утром расходились по домам. И однажды, стоя посреди поля, опьяненный гордостью осел сказал шакалу: «О племянник! Погляди, какая ясная ночь. Поэтому я спою песнь. Какую же рагу[473] мне выбрать?» Тот сказал: «Дядя! К чему напрасно вызывать несчастье? Ведь мы заняты воровством. А воры и любовники должны вести себя тихо. Сказано ведь:Раз кашляешь, то не воруй; сонлив, то шкур не похищай[474], |
А болен, то поменьше ешь, коль хочешь жизнь свою сберечь. (38).
Когда осенняя луна рассеивает ночи мглу, |
Как с другом хорошо вкушать напиток звуков сладостных!» (39)
Семь свар известно, грамы—три, а мурчхана— двадцать одна, |
Тан—сорок девять, матры—три, три лайи установлено. (40)
Затем—три яти, сорок бхаш и тридцать шесть различных варн[476]. |
Немало песен знаем мы — числом сто восемьдесят пять, |
Покрытых блеском золотым, из всех частей составленных. (42)
Собаки, мулы, лошади и больше всех других — ослы |
На миг лишь ощущают боль, ударом причиненную. (44)
«Довольно! Спето хорошо». Но не послушал ты меня |
И драгоценность чудную за пенье получил свое». (45)
[Продолжение рассказа второго]
Так же и ты не остался, хоть я и удерживал тебя». Слыша это, несущий колесо сказал: «О друг! Это правда. И хорошо ведь говорится:Кто разума совсем лишен и кто друзей не слушает, |
Тот быстро к гибели идет, подобно Мантхаре[481] ткачу». (46)
Рассказ шестой
«Жил в одном селении ткач по имени Мантхара. Как-то сломались у него все прядильные колышки. Тогда, взяв топор, он стал бродить в поисках дерева и достиг морского берега. И увидев там большое дерево шиншапа[482], он подумал: «Это, видно, большое дерево. Поэтому, если срубить его, то будет много орудий для пряжи». Подумав так, он замахнулся на него топором. А на том дереве жил один дух[483], который сказал: «О! Это дерево — мой приют. Во всяком случае, пощади его. Ведь я живу здесь в высшем блаженстве, ибо тело мое овевает ветерок, берущий прохладу от морских волн». Ткач сказал: «О! Что же мне делать? Без дерева, приносящего мне необходимое, семья моя страдает от голода. Поэтому скорей уходи в другое место, а я срублю его». Дух сказал: «О! Я доволен тобой. Попроси, чего желаешь, и пощади это дерево». Ткач сказал: «Если так, то я схожу домой, спрошу своего друга и жену и вернусь». Тогда дух согласился на это; и ткач повернул назад к своему дому. Когда он входил в селение, то увидел своего друга цирюльника и сказал ему: «Эй, друг! Я овладел одним духом. Так скажи, чего мне попросить». Цирюльник ответил: «Дорогой! Если так, то попроси царство, чтобы ты стал царем, а я министром, и оба мы, вкусив счастье в этом мире, были счастливы и в другом мире», Ткач сказал: «О друг! Да будет так. Однако я спрошу и супругу». Цирюльник сказал: «Не следует советоваться с женщинами. Сказано ведь:Корми и одевай жену, особенно когда она |
Пригодна для зачатия, но не советуйся ты с ней. (47)
«Тот дом, где женщина царит, игрок иль малое дитя, |
Идет дорогой гибели». — Так мудрый Бхаргава[484] сказал. (48)
До тех пор лишь в почете муж и любит он родителей, |
Пока не станет поступать по наущению жены. (49)
Своекорыстны женщины и о себе лишь думают. |
Ведь, коль несчастливы они, им даже сын родной не мил». (50)
Не следует держать совет с певцом, актером, нищими, |
С неблагородным, мальчиком, аскетом и цирюльником. (51)
Дерутся братья меж собой, а сын готов отца убить, |
Чтоб царским троном овладеть. Так лучше власти избегать». (52)
[Продолжение рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Кто разума совсем лишен...». И несущий колесо снова сказал: «Ведь всякий человек, опутанный дьяволицей несбыточных и дурных надежд, становится посмешищем. И хорошо ведь говорится:Кто, думая о будущем, захочет невозможного, |
Тот будет белый весь лежать, как Сомашармана[485] отец». (53)
Рассказ седьмой
«Жил в одном городе брахман по имени Свабхавакрипана[486]. Был у него горшок, наполненный крупой, остававшейся от еды, которую он получал в милостыню. Повесив этот горшок на гвоздь в стене и поставив под ним кровать, он не сводил с него глаз. И однажды ночью он подумал: «Горшок этот доверху наполнен крупой. Если случится голод, я выручу за него сотню рупий. И затем на эти деньги я куплю пару коз. Каждые шесть месяцев они будут давать приплод, и так у меня будет стадо коз. Затем за коз я получу коров. Когда коровы дадут приплод, я продам их потомство и получу затем за коров буйволиц, за буйволиц — кобылиц. От приплода кобылиц я получу множество коней. Продав их, я добуду много золота. На золото я выстрою дом с четырьмя покоями[487]. И затем придет кто-нибудь в мой дом и выдаст за меня прекрасную дочь с приданым. От нее родится сын. Я дам ему имя Сомашарман. Затем, когда его уже можно будет качать на коленях, я возьму книгу и, сев за конюшней, стану ее изучать. Между тем Сомашарман увидит меня с колен матери и, желая качаться на коленях, подойдет близко к лошадям. Тогда я в гневе скажу брахманке: «Возьми, возьми дитя!» А она, занятая домашними делами, не услышит моих слов. Тогда я вскочу и ударю ее ногой...». И тут, увлекшись этими мыслями, он так ударил ногой, что разбил горшок и стал белый от бывшей в горшке крупы.[Продолжение рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Кто, думая о будущем...». Овладевший золотом сказал: «Это так. Ведь:Тот, кто охвачен жадностью и не боится дел дурных,
Заслужит порицание, как Чандра[488], безрассудный царь». (54)
Рассказ восьмой
«Жил в одном городе царь по имени Чандра. Чтобы забавлять своего сына, он держал стаю обезьян. Постоянно питаясь разнообразными кушаньями, они стали упитанными. И еще было у его мальчика для забавы стадо баранов. Один из них из-за своей прожорливости днем и ночью проникал в кухню и поедал все, что видел. Тогда повара стали бить его палками и всем, что попадалось им на глаза. И вот, видя это, вожак стаи обезьян подумал: «Увы! Этот раздор между бараном и поварами принесет гибель обезьянам. Ведь баран этот падок на сладкое, а повара сильно гневаются и бьют его всем, что попадется под руку. И если как-нибудь, не найдя ничего другого, они ударят его головней, то покрытый шерстью баран загорится даже от небольшого огня. Загоревшийся, он проникнет в находящуюся поблизости конюшню и подожжет ее — ведь она полна соломы. Тогда лошади получат ожоги от огня. А в Шалихотре[489] говорится, что, когда лошади пострадают от ожогов, их лечат обезьяньим жиром. Поэтому, несомненно, нас ожидает смерть». Решив так, он созвал всех обезьян и сказал:«Сейчас у царских поваров с бараном ссора началась, |
И обезьянам смерть она должна, наверно, принести. (55)
Коль дом все время ссорами охвачен беспричинными, |
То надо избегать его, чтобы в спокойствии прожить. (56)
Раздоры — гибель для дворца, дурные речи — для друзей, |
Для царства гибель — царь дурной, для славы — прегрешения. (57)
Тот счастлив лишь, кто не видел захват земли, угасший род, |
Жену свою в чужих руках и друга в тяжком бедствии»[490]. (58)
«Как тьма не сможет устоять перед восходом солнечным, |
Так у коня пройдет ожог от жира обезьянего». (59)
Поистине ничтожен тот, кто в страхе иль из жадности |
Спокойно может выносить, как гибнут родичи его. (60)
Пускай богат он и учен, но если жаден человек, |
То по дурным путям идет, творя постыдные дела. (61)
За сотней хочет тысячу и сотню тысяч получить, |
За сотней тысяч — царства ждет, за царством — неба хочет он. (62)
Стареют зубы старика, стареют волосы его, |
Стареют уши и глаза — лишь жадность не стареет в нем. (63)
За дружбу дружбою плати, а за вражду плати враждой. |
Не вижу в том проступка я, чтобы ответить злом на зло. (64)
Напился через стебель ты, убит твой враг, получен друг, |
И жемчуг сохранен тобой, владыка мудрый обезьян!» (65)
[Продолжение рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Тот, кто охвачен жадностью...». И овладевший золотом снова сказал: «О! Отпусти меня. Я пойду к себе домой». Несущий колесо ответил: «Как ты уйдешь, оставив меня в таком положении? Сказана ведь:Покинет друга кто в беде, не зная сострадания, |
Тот в ад идет за этот грех, — какое в том сомнение?» (66)
Что ж, обезьяна, у тебя такое мрачное лицо? |
Викалой[492], знать, ты схвачена. Лишь бегством можно тут спастись». (67)
Рассказ девятый
«Жил в одном городе царь по имени Бхадрасена[493]. Была у него дочь по имени Ратнавати[494], наделенная всеми счастливыми признаками. И вот юдин ракшаса захотел похитить ее. Приходя ночью, он постоянно наслаждался ею, но не мог ее похитить из-за окружавших стражников. А она во время наслаждения с ним испытывала дрожь, лихорадку и все, что возникает от близости с ракшасой. И как-то раз, стоя в углу дома, ракшаса показал себя царевне. Тогда она сказала подруге: «Посмотри, подруга! В часы вечера постоянно приходит этот ракшаса и мучает меня. Есть ли какое-нибудь средство отогнать этого злодея?» Слыша это, ракшаса подумал: «Должно быть, кто-то другой, по имени Викала[495], так же, как и я, все время лриходит сюда, чтобы похитить ее, но и он не может ее унести. Поэтому я приму пока вид лошади и, стоя среди лошадей, посмотрю, как он выглядит и какова его сила». И когда это произошло, ночью в дом царя проник один конокрад. Осмотрев всех лошадей и видя, что лошадь-ракшаса лучше других, он вложил ему в рот удила и сел на него. В это время ракшаса подумал: «Наверно, это тот, по имени Викала, который считает меня злодеем и, разгневавшись, пришел убить меня. Что же делать?» Пока он думал так, конокрад ударил его кнутом. Тогда, дрожа от страха, тот пустился бежать. И вот, ускакав далеко оттуда, вор начал останавливать его, натягивая поводья, потому что конь слушается поводьев. А тот лишь скакал все быстрей и быстрей. Тогда, видя, что натягивание поводьев не сдерживает его, вор подумал: «Да! Не такими бывают кони. Несомненно, это — ракшаса в образе коня. Поэтому, если я увижу песчаную почву, то упаду там, а иначе мне не жить». И пока конокрад думал так, вспоминая своего бога-хранителя, тот ракшаса в образе лошади прискакал под смоковницу. А вор ухватился за воздушный корень смоковницы и повис на нем. И тут, разъединившись, оба они обрели надежду сохранить жизнь и исполнились высшей радости. Между тем на той смоковнице жила одна обезьяна, друг ракшасы. И видя убегающего ракшасу, она сказала: «Эй! Зачем ты бежишь в напрасном страхе? Это — человек, твоя пища. Так съешь его». Услышав ее слова и приняв свое обличье, он с обеспокоенным сердцем и помутившимся рассудком повернул назад. Между тем, слыша, что обезьяна призвала того, вор в гневе схватил ртом свешивающийся хвост сидевшей над ним обезьяны и изо всех сил стал кусать его. А обезьяна, решив, что он сильней ракшасы, ничего не сказала от страха, но, сильно мучимая болью, лишь зажмурилась и стиснула зубы. А ракшаса, видя ее в таком состоянии, прочел стихи:«Что ж, обезьяна, у тебя такое мрачное лицо? |
Викалой, знать, ты схвачена. Лишь бегством можно тут спастись». (68)
[Продолжение рассказа второго]
И овладевший золотом снова сказал: «Отпусти меня. Я пойду к себе домой. А ты оставайся здесь и вкушай плод от древа своего дурного поведения». Несущий колесо сказал: «О! Не в том дело, разумен человек или неразумен, потому что радость и горе приходят к людям по воле судьбы. Сказано ведь:Слепому, и горбатому, и женщине с тремя грудьми |
На пользу глупость их пошла по благосклонности судьбы». (69)
Рассказ десятый
«Есть в северной стране город под названием Мадхупурам[496]. Жил там царь по имени Мадхусена[497]. Как-то родилась у него трехгрудая дочь. И услышав, что она родилась трехгрудой, царь позвал смотрителя женских покоев и сказал: «Эй! Оставь ее в лесу, чтобы никто не узнал». Услышав это, смотритель сказал: «Великий царь! Известно, что трехгрудая дочь приносит несчастье. И все же следует призвать брахманов и спросить их, чтобы не совершить проступка в обоих мирах. Сказано ведь:Когда разумен человек, всегда он должен спрашивать. |
Так, от владыки-ракшасы вопросом спас себя брахман». (70)
Рассказ одиннадцатый
«Жил в одном лесу ракшаса по имени Чандакарман[498]. Как-то, бродяя он встретил одного брахмана. Тогда он влез ему на плечи и сказал: «Эй, иди вперед». И брахман с дрожащим от страха сердцем пошел, неся его. И видя, что ноги его нежны, как внутренность лотоса, он спросил его: «Эй! Почему у тебя такие нежные ноги?» Ракшаса сказал: «Ведь я никогда не касаюсь земли, не омыв ног[499]. Таков мой обет». И думая, как бы ему спастись, брахман достиг озера. Тогда ракшаса сказал: «Эй! Никуда не уходи с этого места, пока я не выйду из озера, совершив омовение и поклонившись богу». И когда это произошло, брахман подумал: «Несомненно, после поклонения богу он съест меня. Поэтому уйду-ка я подальше.Ведь не омыв ног, он не последует за мной». И когда он сделал так, ракшаса, боясь нарушить обет, не стал следовать за ним.[Окончание рассказа десятого]
Поэтому я и говорю: «Когда разумен человек...». Тогда, выслушав его речь, царь созвал брахманов и сказал: «О брахманы! Родилась у меня трехгрудая дочь. Так есть ли какое-нибудь средство против нее или нет?» Они ответили: «Божественный! Послушай:Коль дева члена лишена иль лишний член есть у нее, |
Супругу смерть она несет, губя свои достоинства. (71)
Когда же дочь трехгрудую увидит пред собой отец. |
То нет сомнения тогда, что гибель близится его. (72)
Любовь, и стыд, || и сладкой речи дар, ||
и красота младая,
Жизнь без забот, || с любимою союз, ||
и в жертвах совершенство,
Веселый нрав, || разумность, чистота, ||
ученость, добродетель —
Все это есть, || коль живота горшок ||
у человека полон». (73) manda
Пусть слеп, пусть глух, пусть ниже всех, пусть прокаженный даже он, —
С деньгами дайте дочь ему и на чужбину вышлите». (74)
[Окончание рассказа второго]
Поэтому я и говорю: «Слепому, и горбатому...». Овладевший золотом сказал: «О! Это ты сказал правду. Счастье всегда приходит по благосклонности судьбы. И все же, признавая судьбу, человеку не следует оставлять рассудительность, как ты оставил ее, не послушавшись моих слов». Сказав так, овладевший золотом простился с ним и вернулся к себе домой».* * *
И здесь окончена пятая книга под названием «Безрассудные поступки»,, первый стих которой гласит:Что плохо видел ты, не знал, не делал и не испытал, ||
Остерегайся совершать, — не подражай цирюльнику! (1)
* * *
С ее окончанием окончена наука разумного поведения «ПАНЧАКXЬЯНАКА»[502], называющаяся также «ПАНЧАТАНТРА».Приложения
«Панчатантра»
Немногие книги оказали такое глубокое воздействие на литературу всего мира, как сборник рассказов и басен «Панчатантра», созданный в Индии в первой половине I тысячелетия н. э. Художественное значение «Панчатантры» несоизмеримо с теми практическими задачами, которые ставил перед собой ее автор. Книга была задумана как наглядное руководство для правителей, излагающее основы жизненной мудрости в притчах, стихотворных изречениях и прозаических повествованиях. Поучения для правителей неоднократно составлялись в древней Индии. Наиболее раннее из них принадлежит легендарному Каутилье (Вишнугупте), советнику царя Чандрагупты. Сочинение Каутильи «Каутильяшастра» (Каutiliyaçāstra) послужило одним из источников для автора «Панчатантры». Само имя создателя «Панчатантры» Вишнушарман, по мнению большинства ученых, указывает на связь этой книги с сочинением Вишнугупты. В трактате Вишнугупты, как и в других древнеиндийских рассуждениях об искусстве правителей, подробно перечисляются различные науки, знание которых необходимо для властелина. Наибольшее значение придавалось изучению нравственного закона (dharma), житейской пользы (artha) и любви (kāma). О божественном происхождении системы обучения, состоящей из этих трех частей, повествуется уже в древнеиндийской эпической поэме «Махабхарата» (XII, 59). В стихотворных афоризмах «Панчатантры» главные правила науки житейской мудрости выражаются в четких формулах, иногда точно совпадающих с изречениями законов Ману и других древних сводов правил[503]. Эти мысли иллюстрируются иносказаниями и прозаическими рассказами, объединенными в пяти частях сборника. Каждая часть излагает и иллюстрируем одно из основных положений науки о правильном поведении (житейской и государственной мудрости — nīti). Это, по-видимому, отражено и в самом заглавии, так как санскритское tantra в названии «Панчатантра» (как и в сочинении Каутильи) может иметь значение — «основное положение» (откуда позднейшее значение — «раздел, излагающий одно из основных положений»)[504], соответственно Pancatantra — «пять назидательных книг» (излагающих пять основных положений nīti). Назидательный характер книги отнюдь не означает, что она состоит из морализаторских рассуждений. Автор стремился преподать правителям уроки политической мудрости, часто резко расходящейся с требованиями нравственности. Во многих рассказах он показывает, что только хитрость и обман могут привести к удаче. Одним из наглядных примеров может служить сюжет третьей книги, где повествуется о гибели сов, вызванной хитростью их врага. Стихотворные рассуждения о значении соглядатаев в этой части «Панчатантры» служат как бы реальным комментарием к аллегорическому рассказу о борьбе ворон и сов. В своем стремлении изобразить подлинную сущность государственной деятельности автор «Панчатантры» не скован никакими обязательными канонами морали. Его внимание сосредоточено не столько на нравственном законе (dharma), сколько на непосредственной выгоде, приобретении, пользе (artha). Поэтому и последствия хороших поступков, и плоды недобрых дел расцениваются им прежде всего с практической точки зрения. Достоинства настоящей дружбы проявляются прежде всего тогда, когда друзья выручают друг друга из беды. В первой книге «Панчатантры» доверчивость льва и быка, поверивших клевете шакала, приводит их к несчастью. Изображение реальных жизненных отношений сочетается в «Панчатантре» с язвительным разоблачением показной нравственности, прикрывающей громкими словами преступления и пороки. В третьей книге мы видим хищника, который возвышенными речами, начиненными нравственными заповедями, обманывает свои жертвы и затем убивает их. Как показная нравственность противопоставляется действительным правилам житейской мудрости, так и ложная ученость развенчивается благодаря столкновению ее со здравым смыслом. В пятой книге «Панчатантры» познания осла в области теории музыки не спасают его от наказания. Всего ярче противоречие между бессмысленными научными знаниями и практическим пониманием жизни обнаруживается в басне о воскрешении льва — в пятой книге. Научные познания, благодаря которым можно оживить мертвого льва, оказываются бессильными, когда хищник воскресает. Здравый смысл того, кто предвидел последствия злоупотребления наукой, торжествует над ученостью, применение которой было ненужным и опасным. Вместо проповедей и научных сведений, непригодных в житейской практике, автор «Панчатантры» развертывает перед читателем картины повседневной жизни во всей ее сложности и противоречивости. Рядом с иносказаниями и баснями мы встречаем в «Панчатантре» искусные реалистические новеллы, изображающие действительность с непревзойденным мастерством. Индолог XX в. Ф. Эджертон был прав, когда указывал на то, что не все рассказы «Панчатантры» (даже в ее первоначальной редакции) преследовали непосредственную политическую цель[505]. Но каждый из этих рассказов был необходимой составной частью того изображения человеческого общества, которое вся книга в целом должна была дать читателю. Перед нами проходят люди различных каст и профессий, сцены семейной жизни и картины политической деятельности. Мы посещаем то келью отшельника, то царский дворец, то дом ремесленника, то хижину земледельца. Острый взгляд автора «Панчатантры» обнаруживает жадность монахов, глупость и коварство правителей, суеверие брахманов. Беспощадность реалистического разоблачения действительности, ее лаконическое и язвительное изображение сразу же напоминает читателю итальянские новеллы Возрождения. Эта аналогия является не случайной, потому что «Панчатантра» была родоначальником ряда произведений восточной литературы, послуживших прообразом для «Декамерона». С присущим ему реализмом автор «Панчатантры» передает причины, которыми вызываются поступки действующих лиц книги. Во многих рассказах главной темой является погоня за деньгами, собственностью, от которой зависит жизненный успех. Почти целиком этой теме посвящены стихи и рассказы пятой книги «Панчатантры». С обычной сдержанной иронией автор рассказывает о монахах, чья алчность позволила цирюльнику обманом завести их к себе, о цирюльнике, убивающем монахов в надежде превратить их в золото, о кладоискателях, один из которых из-за своей жадности оказывается обреченным на долгие мучения. Еще отчетливее тщетность погони за деньгами обрисовывается в рассказе о ткаче во второй книге «Панчатантры». Осуждая жажду наживы, автор «Панчатантры» показывает, что житейская польза, приобретение (artha) достигается не стяжательством и корыстолюбием, а разумным поведением, избавляющим человека от всех невзгод. Действующие лица «Панчатантры» наделены характерными чертами, связывающими их с определенной страной и временем. Наличие в книге элементов фантастики не противоречит этому общему впечатлению, а лишь усиливает его. Поверия о волшебствах и демонах были настолько распространены в Индии, что книга, передающая все стороны индийской жизни, не могла не включать в себя и отражения этих поверий. В «Панчатантре» предания и мифы входят в реалистическое повествование как его необходимое звено. Столкновение действительности и суеверия в некоторых рассказах служит основой для построения сюжета. Одна новелла пятой книги начинается с рассказа о волшебстве (превращение монаха в золото), после чего следует реалистическое повествование. Цирюльник узнает о том, что монах, если его ударить по голове, может превратиться в золото, и приглашает к себе множество монахов. Но настоящие монахи не превращаются в золото, а умирают. Обратный случай построения сюжета находим в третьей книге. Трем мошенникам удается убедить брахмана в том, что он несет на спине демона, и тем самым заставить его расстаться со своей ношей. Черты реальности присущи и басням «Панчатантры», где действующими лицами являются животные. В изображении отношений между персонажами, выступающими в качестве животных, отражены тонкие наблюдения над жизнью человеческого общества. Рассказы первой книги о дворе льва служат едва скрытым иносказательным описанием двора индийского правителя первого тысячелетия н. э. В других баснях описание человеческой жизни переплетается с рассказами о животных, которые благодаря этому приобретают особенно реальный характер. Такова басня о вши или повествование о мыши, досаждавшей отшельнику. Иногда с этой целью сообщается лишь какая-нибудь одна подробность, прикрепляющая басню к индийской почве и придающая ей черты того наивного реализма, которым наполнена вся «Панчатантра». Так, только в индийской басне змея может бояться выползти из норы, чтобы не попасть в руки к заклинателю змей. Смешение людей и животных, преданий и бытовых рассказов, повествований о волшебниках и политических наставлений создает неподражаемую прелесть «Панчатантры». Этой пестроте содержания книги как нельзя лучше отвечает ее сложная и свободная композиция с чередованием основного повествования и вставных эпизодов, диалогов и монологов действующих лиц и авторского текста, стихотворных рассуждений и прозаических периодов. Как показывает самое название «Панчатантра», сборник состоит из пяти (санскритское panca «пять», родственное русскому «пять») назидательных книг (tantra, см. выше о значении этого слова). Между собой эти пять книг связаны только единым замыслом политического наставления правителям, которое состоит из нескольких главных разделов. Каждая книга «Панчатантры» состоит из большого числа эпизодов, нанизанных на нить основного повествования. Стержневой рассказ в первых трех книгах выступает вполне отчетливо: в первой книге — история льва и быка, во второй — судьба четырех друзей, в третьей — борьба ворон и сов. В четвертой книге действие основного рассказа быстро иссякает после того, как обезьяне удается обмануть дельфина и вернуться к себе на дерево. Фоном для нанизывания дальнейших эпизодов в четвертой книге является беседа обезьяны и дельфина. Так же построена и пятая книга «Панчатантры», отличающаяся этим от первых трех и сближающаяся с четвертой. В начале пятой книги отдельные рассказы связываются друг с другом без единой обрамляющей истории. Вторая половина этой книги обрамляется разговором кладоискателей, рассказывающих друг другу целую серию эпизодов. Во всех пяти книгах «Панчатантры» строго проводится один и тот же композиционный прием включения отдельных рассказов в общее повествование. Каждому рассказу предшествует небольшое стихотворение, в котором обычно содержится краткое назидание и намек на последующий рассказ. Этот намек вызывает вопрос у одного из действующих лиц, а другой персонаж, отвечая на вопрос, рассказывает очередной эпизод. После рассказа снова повторяется стихотворение, содержащее намек на этот рассказ. Поскольку одно и то же стихотворение предшествует рассказу и завершает его, оно носит в древнеиндийской поэтике название «охватывающего» (kathasamgraha). Чередование стихов и прозы в «Панчатантре» связано и со сложным композиционным построением всего произведения, и с сочетанием прямых назиданий и иносказаний. Стихотворения, в которых формулируются правила житейской мудрости, служат вместе с тем поводом для введения в ткань повествования новых и новых вставных эпизодов, иллюстрирующих эти правила. Стихотворные фрагменты как бы прикрепляют вставные новеллы к основной нити повествования. Введение в прозаический текст небольших стихотворений, содержащих не вполне ясный (а иногда и вовсе загадочный) намек на какую-либо басню или рассказ, наблюдается уже в древнейших индийских прозаических сочинениях[506]. Чередование более пространных рассказов в прозе и кратких стихотворений на ту же тему характерно и для буддистских сборников притч (джатак), имеющих много общего с «Панчатантрой». Прием повторения до и после прозаического рассказа одного и того же назидательного стихотворного намека на содержание этого рассказа мы находим в сочинении о государстве, написанном Каутильей (Kauṭilya). Это представляет особый интерес потому, что труд Каутильи мог быть одним из источников для автора «Панчатантры»[507]. Чередование прозаических рассказов и стихов было, следовательно, отличительной чертой древнеиндийской литературной традиции. Но в «Панчатантре» этот прием приобретает особое значение, потому что стихотворение, обычно не вполне ясное, служит мотивировкой для введения нового рассказа, который призван раскрыть стихотворный намек. Смена стихотворений, басен и новелл оказывается необходимой для развертывания повествования. Поскольку каждый новый рассказ вдвигается в сборник, как вставной ящик, границы «Панчатантры» могут расширяться и включать (в различных редакциях) новые и новые эпизоды. Построение новелл «Панчатантры» отличается большим разнообразием, не сводимым к единой формуле[508]. Во многих рассказах простая сюжетная схема усложняется благодаря неожиданной концовке, свидетельствующей о большом искусстве повествователя. Рассказ об обманутом муже, тайком вернувшемся для того, чтобы убедиться в неверности супруги, получает неожиданное завершение, когда жена находит нравственное объяснение своей измены и благодаря этому вдвойне обманывает своего мужа. Такое усложненное построение характерно не только для новелл «Панчатантры», но и для многих басен и сказок, входящих в сборник. Так, басня о птице, поссорившейся с морем, явственно делится на две части, что отмечал еще А. А. Потебня в своем исследовании по теории басни[509]. Первая часть, где море уносит волною яйца высокомерной птицы, представляет собой обычную басню с простым сюжетом. Вторая же часть, где рассказывается о вмешательстве богов Вишну и Гаруда, превращается в сложное мифологическое повествование, выходящее за рамки простой басни. Усложнение обычных басенных или сказочных мотивов и введение реалистических подробностей стирает грань между басней, сказкой и новеллой. О многих рассказах «Панчатантры» трудно сказать, к какому жанру их следует отнести. Возникает особый тип повествования, где на равных правах выступают очеловеченные животные, мифологические существа и обычные люди. Басни отчасти утрачивают условный и отвлеченный характер, но вместе с тем и реалистическим новеллам «Панчатантры» сообщаются черты назидательности, присущей басням. Назидательный характер сборника особенно отчетливо проявляется в том, что отдельные действующие лица часто оказываются воплощением одного лишь качества, обычно обозначаемого уже самим именем персонажа, так как большинство имен действующих лиц в «Панчатантре» имеет ясное значение, отражающее главные черты героя и его назначение в рассказе! Но несмотря на скупость красок, которыми рисуется психология персонажей, характер большинства из них изображен очень живо. Наглядность зарисовок бытовых сцен и поэтических описаний индийской природы делает осязаемым и тот фон, на котором развертывается действие новелл и басен. Стиль «Панчатантры» не является единообразным. В одних рассказах преобладает сжатость в изложении событий и разговор действующих лиц немногословен. В других же рассказах мы встречаемся с риторическими украшениями, игрой слов, звукописью и вычурной образностью. Как и другие памятники санскритской литературы, «Панчатантра» отличается удивительным разнообразием синонимов. Как установлено исследователями XX в., оригинал «Панчатантры» написан на санскрите. Выбор этого языка не случаен. Многообразие литературных языков Индии первого тысячелетия н. э. было связано с различиями в религиозных воззрениях. В первом тысячелетии н. э. разговорные среднеиндийские языки использовались в произведениях, проповедовавших буддизм и джайнизм, тогда как древнеиндийский язык — санскрит — оставался литературным языком брахманов. Автор «Панчатантры» был брахманом (вопреки мнению многих ученых XIX в., связывавших «Панчатантру» с буддизмом). Поэтому книга была написана на классическом санскрите. Этот язык, сохранявший основные свойства древнеиндийского, в то же время обладал некоторыми особенностями, отчасти объясняющимися воздействием на него грамматического строя разговорных среднеиндийских языков. Отличительными чертами классического санскрита, отраженными в «Панчатантре», было обилие сложных слов (иногда состоящих из очень большого числа основ) и многочисленность именных предложений. Обе эти черты характеризуют не столько стиль произведения, сколько грамматику позднего санскрита, на которую повлияли некоторые особенности среднеиндийских языков. В поздних вариантах «Панчатантры» можно обнаружить и следы лексического влияния разговорных языков Индии. В частности, в той редакции «Панчатантры», с которой сделан настоящий перевод, имеется целый ряд заимствований из пракритов и старого гуджарати. Эти заимствования относятся уже ко времени составления данной редакции памятника, т. е. к началу второго тысячелетия н. э. Хотя «Панчатантра» как самостоятельный сборник появляется только в первом тысячелетии н. э., зарождение отдельных рассказов, вошедших в этот сборник, следует отнести к гораздо более раннему времени. Некоторые басни о животных, по-видимому, могут восходить к культурному наследию древнейшего доарийского населения Индии. Письменность населения индийских городов долины Инда III тысячелетия до н. э. еще не расшифрована, но изучение изображений на печатях, найденных в этих городах, показывает, что уже в то время существовали некоторые рассказы о животных и божествах, находящие аналогии в позднейшей индийской литературе, в том числе в буддийских джатаках (нравоучительных рассказах), имеющих много общего с «Панчатантрой»[510]. Позднее на эти древнейшие доарийские предания наслоились легенды, принесенные арийскими завоевателями. Уже в VII и VIII мандалах (песнях) «Ригведы» и в других памятниках ведической литературы обнаруживаются следы рассказов о животных, которые предвосхищают басни «Панчатантры». Война ворон и сов, составляющая содержание третьей книги «Панчатантры», упоминается еще в «Махабхарате». Но наибольшее сходство с «Панчатантрой» можно обнаружить в буддийских джатаках, где широко отражен общеиндийский (добуддийский) цикл сказок и басен о животных[511]. Сюжет первой книги «Панчатантры» находит точное соответствие в джатаке (№ 349), где рассказывается о льве, быке и шакале. В двух джатаках (№ 57 и № 208) повествуется о дельфине и обезьяне, история которых служит фоном для всей четвертой книги «Панчатантры». Рассказ об осле, надевшем львиную шкуру, сохранившийся в джатаке (№ 189), также имеет аналогию в «Панчатантре». Широкие аналогии в различных памятниках индийской литературы (начиная с ведических сочинений и вплоть до «Махабхараты», законов Ману, буддийских и джайнистских текстов) находят и изречения, содержащиеся в «Панчатантре». Как мы уже видели, истоки в древнейших произведениях индийской лптературы имеют не только отдельные басни и изречения «Панчатантры», но и составляющий основу композиции «Панчатантры» прием чередования стихотворных изречений, содержащих намеки на басни, с самими баснями. Появление «Панчатантры» было итогом длительного развития разных жанров литературы древней Индии, объединенных в этом исключительно своеобразном произведении. Его создание относится ко времени расцвета древнеиндийской литературы и искусства в первой половине первого тысячелетия до н. э., — к так называемой эпохе Гупта (около 350—450 гг. н. э.), которую часто называют «золотым веком» древней Индии. Это было время бурного развития ремесел и торговли, когда изделия индийских мастеров высоко ценились в Передней и Центральной Азии, Китае, Индонезии. Ремесленники напряженно трудились, купцы составляли себе состояние, отправляясь в далекие путешествия, правителей обогащали пошлины и налоги. Рука об руку с расширением производства и торговли шло расслоение общества, увеличение имущественного неравенства и социальных противоречий. Китайский буддист Фа Сян, посетивший в это время Индию для изучения буддийских рукописей в индийских монастырях, описывает резкое разделение каст и полное отчуждение париев. В «Панчатантре» мы находим изображение общественных противоречий этого времени, отчасти восполняющее отрывочность исторических сведений об эпохе Гупта. В книге постоянно повторяются мечты бедного человека о богатстве, рассказывается о путешествиях, которые предпринимаются ради обогащения. Дух времени сказывается в той погоне за состоянием, которая ведет к жажде приключений, определяющей не только содержание многих новелл «Панчатантры», но и построение их сюжета. Подобно этому, тысячелетие спустя эпоха великих открытий наложила свою печать на литературу Европы. Дата и место создания «Панчатантры», как и личность ее автора, не под даются точному определению. Имя Вишнушарман было, по-видимому, псевдонимом того брахмана, который составил этот сборник. И. Хертель полагал, что автор «Панчатантры» был брахманом вишнуистского толка, так как в древних версиях книги содержатся язвительные замечания но только относительно буддистов и джайнистов, но и по поводу брахманов-шиваитов. Однако вишнуистский характер взглядов автора трудно доказуем, как показал Ф. Эджертон, не согласный с Хертелем в этом вопросе. В «Панчатантре» брахманы являются советниками царей, тщательно исполняются старинные брахманистские обряды, брахманизм во многих рассказах описывается как господствующая религия. Поэтому создание книги можно приурочить к эпохе Гупта, когда брахманизм, как показывают памятники изобразительного искусства, вновь укрепляется и распространяется в ряде областей Индии. Эта датировка соответствует и другим данным. В древнейших вариантах «Панчатантры» встречается название монеты dīnāra «денарий». Эта форма (с ī в первом слоге) была заимствована из греческого санскритом после изменения ē (η в δηνάρια) в i (δινάρια в надписи, датируемой второй половиной II в. н. э.). Поскольку это изменение можно отнести ко II в. н. э., заимствованное слово dīnāra могло появиться в санскрите около III в. н. э. Другим фактом, позволяющим определить приблизительно время создания «Панчатантры», является то, что в VI в. н. э. существовал вариант книги, отличный от первоначального. В свете всех этих данных появление «Панчатантры» можно отнести примерно к IV в. н. э. (по мнению многих ученых, «Панчатантра» создана около 300 г. н. э.). Еще более сложным является вопрос о том, в какой части Индии была написана «Панчатантра». Гипотеза Хертеля, согласно которой автор «Панчатантры» жил в Кашмире, основана главным образом на изучении географического распространения животных (в частности, верблюда), упоминаемых в «Панчатантре». Однако анализ географических названий, встречающихся в книге, скорее позволяет думать, что автор ее жил в Декане[512]. Действие пятой книги связано с Бенгалией, но этот вывод нельзя распространить на все произведение. Решение вопроса о времени и месте создания «Панчатантры» и о личности ее автора осложняется тем, что первоначальный текст книги до нас не дошел. О нем можно судить только на основании сличения позднейших вариантов, каждый из которых значительно отдалился от первоисточника. Хертель, считавший Кашмир родиной «Панчатантры», подчеркивал, что древний текст лучше всего сохранился в той версии, которая создана около V в. н. э. в Кашмире и дошла до нас в написанной кашмирским письмом śāradā рукописи под названием Tantrākhyāyika (сложное слово, состоящее из tantra и ākhyāyika — рассказ, содержащий главы со стихотворными резюме в начале каждой главы). Позднейшие исследования показали, что Хертель в своих работах о кашмирском варианте «Панчатантры»[513] несколько преувеличил его близость к первоначальному тексту[514]. По-видимому, кашмирская версия была лишь одной из древних редакций «Панчатантры», уже заметно отличавшейся от первоначального текста сборника. Еще больше отклоняется от древнего первоисточника второй кашмирский вариант «Панчатантры», относящийся к более поздней эпохе и содержащий некоторые нововведения по сравнению с первым кашмирским вариантом. Во второй кашмирский вариант были вставлены некоторые места из других версий, отсутствовавшие в первом кашмирском тексте[515]. Наряду с кашмирским Tantrākhyāyika к числу древних редакций «Панчатантры» относится версия, послужившая основой для южноиндийского текста памятника. Этот текст сохранен в многочисленных рукописях, встречающихся в разных местах Южной Индии[516]. Близкий к нему вариант, возможно, восходящий к несохранившемуся северо-западному индийскому тексту, лег в основу самостоятельного сборника «Хитопадеша», получившего широчайшее распространение в Индии и за ее пределами. Свободной переделкой одной из старых версий «Панчатантры» явилась редакция, принадлежащая неизвестному джайнистскому монаху, жившему приблизительно в XI в. н. э. Этот автор внес в «Панчатантру» некоторые черты, связанные с джайнистской религией. Так, в рассказ о монахах и цирюльнике в пятой книге сборника было введено указание на то, что речь идет о монахах-джайнистах, и в связи с этим были добавлены строки, прославляющие Джину — пророка джайнизма. Однако подобные изменения коснулись лишь отдельных мест «Панчатантры», в целом сохранившей свой прежний характер назидания правителям. Джайнисты для поддержания своего влияния при дворах индийских правителей использовали выработанные брахманами правила «разумного поведения», хотя и пытались истолковать их в духе джайнизма. Автор первой джайнистской переделки «Панчатантры», по-видимому, был сведущ в государственных делах, так как он вставил в текст много новых строф, касающихся науки о государстве (nitiçāstra). Прозаическая часть «Панчатантры» была дополнена рядом новых эпизодов, тогда как часть прежних рассказов была устранена. Весь прозаический текст был написан заново; эта редакция сборника отличалась простым и ясным стилем. Вариант книги, носящий заглавие Pancākhyāiraka («состоящая из пяти рассказов»), в европейской науке получил название textus simplicior. Нашему читателю он известен по переводу избранных рассказов, выполненному Р. О. Шор[517]. Первая джайнистская версия «Панчатантры», получившая в Индии широкое распространение, послужила вместе с кашмирской Tantrākhyāyika основой для второй джайнистской обработки «Панчатантры», с которой в сделан настоящий русский перевод. В отличие от многих других вариантов «Панчатантры», эта редакция, известная в европейской науке под названием textus ornatior (или textus amplior), не является анонимной. В послесловии (praçasti) к труду автор сообщает не только свое имя и имя своего могущественного покровителя, заказавшего ему эту работу, но и точную дату окончания версии. Эта версия «Панчатантры» была написана джайнистским монахом по имени Пурнабхадра (Pūrnabhadra) по повелению министра Шри-Сома (Çrl-Soma), чьим потомственным занятием (kulavidyā) была наука о государстве (nītiçāstra). Пурнабхадра закончил свой труд 17 января 1199 г. Область Индии, где жил Пурнабхадра, не указана в его сочинении, но наличие в сборнике заимствований из гуджарати свидетельствует о гуджаратском происхождении Пурнабхадры. Возможно, что Пурнабхадра был также автором двух других сочинений, написанных через 30 лет после окончания его работы над «Панчатантрой». О принадлежности Пурнабхадры к джайнистской секте шветамбаров (çvetāmbara) свидетельствует тот факт, что в его версии «Панчатантры» имеется ряд мест, направленных против другой джайнистской секты — дигамбаров (digambara). В послесловии к своему труду Пурнабхадра сообщает, что «Панчатантра» утратила свой первоначальный вид. Этот вывод свидетельствует о наблюдательности Пурнабхадры, который проделал кропотливую работу, сличая; разные варианты «Панчатантры». Помимо первого джайнистского варианта (textus simplicior) и кашмирской версии «Панчатантры» Пурнабхадра использовал и некоторые другие редакции сборника, которые до нас не дошли[518]. Особая ценность текста, составленного Пурнабхадрой, заключается именно в том, что его труд является итогом исследования многочисленных вариантов, к которым Пурнабхадра относился критически. О правильности некоторых заключений, к которым пришел Пурнабхадра, говорит то, что он восстановил прежнюю последовательность эпизодов в третьей книге сборника. Эта последовательность сохранялась в одном из двух основных источников Пурнабхадры — в кашмирском Tantrākhyāyika, но была нарушена автором первой джайнистской абработки (textus simplicior), который переместил часть рассказов третьей книги в четвертую, для того чтобы уравновесить эти части «Панчатантры». То, что Пурнабхадра вернулся к старой композиции, показывает, что он иногда предвосхищал достижения современных текстологов, восстанавливающих первоначальную структуру сборника. Но вместе с тем Пурнабхадра почти целиком взял из первого джайнистского варианта «Панчатантры» пятую книгу, которая была частично написана заново безымянным автором этой редакции. В других же случаях сам Пурнабхадра изменял старый текст, вставлял новые рассказы и стихотворные строфы. Иногда Пурнабхадра вводит вставные эпизоды в рассказы, которые в свою очередь обрамлены другими рассказами. Благодаря этому композиция «Панчатантры» еще более усложняется. Две джайнистские обработки «Панчатантры» вскоре вытеснили все другие ранее существовавшие версии сборника. В дальнейших санскритских вариантах «Панчатантры», появляющихся во II тысячелетии н. э., чаще всего объединяются разные части двух джайнистских редакций. Эти же две редакции послужили основой для большинства переводов «Панчатантры» на разговорные языки Индии. Главным средоточием джайнистских общин был Гуджарат, где расцветала повествовательная литература, не находившая равной соперницы в других частях Индии. Эта джайнистская литература широко использует разговорный язык гуджарати. Не случайно санскрит джайнистских обработок «Панчатантры» носит явные следы влияния гуджарати. Естественно, что на гуджарати появляются переводы и переделки «Панчатантры»[519]. Они весьма разнообразны. Один перевод сделан малообразованным человеком, плохо понимавшим санскритский текст и во многих случаях опиравшимся на устные пересказы. Другой перевод, напротив, был сделан ученым, превосходно владевшим санскритом и стремившимся точно передать особенности оригинала в переводе на гуджарати. Появляются и стихотворные переложения «Панчатантры» на гуджарати, сделанные монахами-джайнистами. Можно думать, что в XVI в. в Гуджарате существовала целая школа джайнистских поэтов, писавших на разговорном языке. К этой школе принадлежали переводчики «Панчатантры» Ратнасундра из города Сананд (близ Ахмедабада) и Вачхараджа, переложивший книгу размером caupaī. Возникают варианты «Панчатантры» и на языке маратхи. «Панчатантра» переводится и на дравидийские языки Южной Индии. Благодаря переложениям на разговорный язык, «Панчатантра» становилась все более известной широким кругам народа. Образы «Панчатантры» становятся достоянием индийского фольклора[520]. Истоки «Панчатантры» лежат в индийских народных преданиях многотысячелетней давности, и в конце своего долгого и сложного пути из сборника наставлений для царей, написанного искусственным литературным языком брахманов, «Панчатантра» снова превращается в стихи, которые поют для народа, в рассказы, которые люди из народа повествуют друг другу. Необычайный успех «Панчатантры» на родине сопровождался ее триумфальным шествием по другим странам. Она была переведена более чем на 60 языков и известна более чем в 200 вариантах; ее влияние можно обнаружить в литературах всех частей света[521]. Одна из поздних южноиндийских версий «Панчатантры» послужила основой для переложений, сделанных в Юго-Восточной Азии. Этот вариант сборника известен в Сиаме, Индо-Китае и Индонезии в пересказах на яванском языке, языках лаосском и таи. В литературе таи имеется также и другой сборник рассказов, сохраняющий явные следы подражания «Панчатантре». Движение «Панчатантры» совершалось не только в направлении на юговосток от Индии, но и на север и северо-восток. Через посредство центральноазиатских вариантов сборника он вошел в монгольскую литературу, как установил академик Б. Я. Владимирцов[522]. Но наибольший успех выпал на долю того варианта «Панчатантры», который отправился в путешествие из Индии на запад. Начало этому путешествию, по преданию, положил легендарный персидский правитель Хосрой Ануширван (531—579 гг. н. э.), прослышавший о том, что в Индии существует книга, полезная для царей, и поручивший придворному врачу Барзуи перевести ее. Согласно легенде, Барзуи, ездивший в Индию, привез оттуда «Панчатантру» и перевел ее на среднеперсидский (так называемый пехлевийский) язык. Перевод этот не сохранился, но о нем можно судить по переводам на другие языки, сделанным в свою очередь с перевода Барзуи. Вскоре после того, как книга (получившая в новом варианте название «Калила и Димна») была переведена на пехлевийский язык, появляется перевод с пехлевийского на сирийский. Этот перевод был сделан около 570 г. сирийцем Будом, принадлежавшим к числу несториан, изгнанных из Византии и поселившихся в Персии. Сирийский перевод Буда, по-видимому, точно передавал пехлевийский текст «Калилы и Димны», но он не имел существенного культурно-исторического значения, в отличие от позднейшего арабского перевода, сделанного в VIII в. н. э. на основе того же пехлевийского источника. Автором арабского пересказа «Калилы и Димны» был Абдаллах Ибн аль-Мукаффа родом из Персии, первоначально зороастриец, позднее принявший ислам. Жизнь его оборвалась трагически: он был казнен по повелению калифа. Возможно, что именно боязнь того мусульманского общества, среди которого он жил, вынудила его внести в текст «Калилы и Димны» некоторые изменения, в частности, присоединить к первой книге «Панчатантры» нравоучительную концовку, в которой клеветник-шакал подвергается наказанию[523]. Аль-Мукаффа был искусным писателем. Его книга вызвала живой отклик в арабской литературе. Появляется ряд новых арабских вариантов «Калилы и Димны», среди них несколько стихотворных. Европа познакомилась с «Панчатантрой» через арабский вариант книги, который был переведен на несколько европейских языков. В конце XI в. в Византии Симеон Сиф переводит «Калилу и Димну» на греческий язык, причем из-за ошибочного толкования собственных имен сборник получает новое название «Стефанит и Ихнилат» (Στεφανίτης χαί Ίχνηλάτης). Эта греческая книга переводится на славянские языки и проникает на Русь. В Западной Европе к числу первых переводов «Калилы и Димны» принадлежали староиспанский перевод, сделанный в середине XIII в., и относящийся примерно к тому же времени первый перевод на древнееврейский язык. Еврейская литература средневековья имеет первостепенное значение в истории европейской культуры уже потому, что она была звеном, связывавшим европейские литературы с литературой Востока (прежде всего с арабской). Древнееврейская версия «Калилы и Димны» сыграла очень существенную роль в распространении этого сочинения в Европе, так как с древнееврейского текста был сделан перевод на латинский язык. Латинский же перевод стал широко известен по всей Европе и послужил основой для немецкого, второго испанского, итальянского и чешского вариантов «Калилы и Димны». В середине второго тысячелетия до н. э. — через тысячу лет после создания «Панчатантры» — эта книга начинает жить новой жизнью в Европе, где многое в это время оказывается созвучным той картине общества, которая изображена в «Панчатантре». В лучших произведениях европейской литературы этой эпохи можно найти отдаленные следы влияния восточного сборника басен и новелл. С индийским оригиналом «Панчатантры» Европа познакомилась много позднее. Если в арабской передаче «Панчатантра» оказала воздействие на художественную жизнь Европы, то в XIX в. изучение подлинника «Панчатантры» обогатило европейскую науку. В развитииистории литературы эпоху составило исследование Бенфея о «Панчатантре», где на материале этого сборника был убедительно показан факт миграции сюжетов, передающихся от народа к народу. Несмотря на то, что многие частные положения Бенфея устарели, положительное значение открытия Бенфея не может вызывать сомнений у ученых, опирающихся па реальные факты. Для дальнейшего исследования истории «Панчатантры» необходимо было внимательно изучить различные индийские версии памятника. Этому посвящены труды И. Хертеля, который в многочисленных образцовых изданиях рукописей, монографиях и статьях дал тонкий текстологический анализ разных вариантов «Панчатантры». В предисловии к своей обобщающей работе об истории «Панчатантры» Хертель писал, что он считает важнейшей задачей индологии создание таких филологических трудов, которые дадут возможность впоследствии построить подлинную историю, индийской литературы[524]. Несомненно, что цикл его исследований о «Панчатантре» имеет значение не только для истории текста этой книги, но и в целом для индийской филологии, так как впервые было проведено столь широко задуманное текстологическое исследование. Несмотря на то, что другой крупный индолог XX в. — Ф. Эджертон выступил с критикой многих выводов Хертеля, его работа о древнейшем тексте «Панчатантры» по своему характеру продолжает разыскания Хертеля. В русской филологической науке «Панчатантре» уделялось значительное внимание. Основатель русской санскритологии Петров внимательно изучал текст первой джайнистской версии сборника (textus simplicior). Академик Веселовский отводил «Панчатантре» видное место в своих блестящих построениях в области сравнительной истории литератур. Истории «Панчатантры» неоднократно касался в своих статьях академик С. Ф. Ольденбург, справедливо называвший ее сборником, «которому было суждено после Библии стать одной из самых распространенных в мире книг»[525]. Проф. Р. О. Шор со свойственным ей сочетанием филологического таланта и художественного вкуса перевела некоторые рассказы «Панчатантры», сопроводив их сжатым и оригинальным предисловием[526]. Судьбой «Панчатантры» в монгольской и арабской литературах занимались академики Б. Я. Владимирцов и И. Ю. Крачковский. Перевод арабской версии книги на русский язык издавался неоднократно. Индийский же первоисточник полностью не был известен нашему читателю. Настоящее издание ставит целью восполнить этот пробел и познакомить читателей с одним из наиболее распространенных произведений индийской и мировой литературы. В. В. ИвановПримечания
1
«Панчатантра. Избранные рассказы». Перевод Р. О. Шор. М., 1930. (обратно)2
Традиционное для индийской литературы обращение к божеству в начале произведения. Ом (oṁ) — слово, употребляющееся в начале молитв, при религиозных церемониях и ставящееся обычно в начале книг. Индийские грамматики разделяют его на три звука: a, u и m, обозначающие соответственно Вишну, Шиву и Брахму — трех величайших божеств индийского пантеона. Сарасвати (Sarasvati) — богиня красноречия, наук и искусств. Почитается как дочь и супруга Брахмы. (обратно)3
Вишнушарман (Viṣṇuçarman) — легендарный составитель «Панчатантры», букв. «хранимый Вишну»; çarman «хранимый, благословенный» вообще характерно, как часть имени брахмана. Встречающиеся в тексте собственные имена героев, как правило, связаны с характеристикой действующего лица. Во всех этих случаях в примечаниях дается их перевод. (обратно)4
Принятые в стихах обозначения разъяснены в «Объяснении стихотворных размеров» (обратно)5
Махиларопья (Mahilāropya), совр. Мелиапур — город около Мадраса на Коромандельском берегу. По-видимому, тождествен с Мелиарфой, упоминаемой Птолемеем. (обратно)6
Амарашакти (Amaraçakti) «обладающий бессмертной силой». (обратно)7
Артхашастра (arthaçāstra). В более общем смысле — наука практического поведения, ведущая к достижению выгоды и пользы. Этот термин означает также науку политики и политической экономии. (обратно)8
Васушакти (Vasuçakti) «обладающий богатой силой». Уграшакти (Ugraçakti) «обладающий огромной силой». Ананташакти (Anantaçakti) «обладающий безмерной силой». (обратно)9
Божественный, букв, «боже» (deva) — обычное обращение к царю. (обратно)10
Дхармашастра (dharmaçāstra) — наука о законе, религии и морали. (обратно)11
Сумати (Sumati) «благоразумный». (обратно)12
Шабдашастра (çabdaçāstra) «наука о звуках» — грамматика, риторика. (обратно)13
По представлению древних индийцев, гусь (haṅsa— вид птицы из семейства гусиных) настолько мудрая птица, что способен извлекать молоко из смеси молока с водой. (обратно)14
Брахман (brahmaṇa) — член высшего жреческого сословия. Памятники древне-индийской литературы свидетельствуют о разделении рабовладельческого и ранне-феодального общества древней Индии на ряд сословий. Главные из них: 1) брахманы; 2) кшатрии (kṣatriya) — воины; 3) вайшьи (vaiçya) — торговцы, землевладельцы, ремесленники и т. д., обязанные кормить представителей высших сословий (брахманов и кшатриев); 4) шудры (çūdra) — зависимые земледельцы, исполнители наиболее грязных работ и т. д. Эти четыре сословия назывались «варны» (varṇa). Обязанности и взаимные отношения всех сословий описаны в древнейшем индийском законодательстве — «Законах Ману». (обратно)15
Нитишастра (nītiçāstra) — наука разумного поведения, наставление в этике в политике. (обратно)16
Дорога богов (devamārga) — шутливое название anus'a. (обратно)17
«Панчатантра» (Paňcatantra). Первоначальное значение tantra — «основа ткани» давшее ряд переносных значений: «основное положение», «наука», «книга», «житейская мудрость». Отсюда различные толкования названия памятника (см. стр. 308). (обратно)18
Шакра (Çakra) «могучий» — одно из имен Индры, бога-воителя, почитаемого божеством в древнейшей религиозной и эпической литературе. Впоследствии Индра, продолжая по-прежнему считаться владыкой богов, теряет свое значение и почитается как один из восьми богов — хранителей мира (см. примеч. 75 к 1 книге). (обратно)19
(обратно)
20
(обратно)
21
(обратно)
22
(обратно)
23
(обратно)
24
(обратно)
25
(обратно)
26
(обратно)
27
(обратно)
28
(обратно)
29
(обратно)
30
(обратно)
31
(обратно)
32
(обратно)
33
(обратно)
34
(обратно)
35
(обратно)
36
(обратно)
37
(обратно)
38
(обратно)
39
(обратно)
40
(обратно)
41
(обратно)
42
(обратно)
43
(обратно)
44
(обратно)
45
(обратно)
46
(обратно)
47
(обратно)
48
(обратно)
49
(обратно)
50
(обратно)
51
(обратно)
52
(обратно)
53
(обратно)
54
(обратно)
55
(обратно)
56
(обратно)
57
(обратно)
58
(обратно)
59
(обратно)
60
(обратно)
61
(обратно)
62
(обратно)
63
(обратно)
64
(обратно)
65
(обратно)
66
(обратно)
67
(обратно)
68
(обратно)
69
(обратно)
70
(обратно)
71
(обратно)
72
(обратно)
73
(обратно)
74
(обратно)
75
(обратно)
76
(обратно)
77
(обратно)
78
(обратно)
79
(обратно)
80
(обратно)
81
(обратно)
82
(обратно)
83
(обратно)
84
(обратно)
85
(обратно)
86
(обратно)
87
(обратно)
88
(обратно)
89
(обратно)
90
(обратно)
91
(обратно)
92
(обратно)
93
(обратно)
94
(обратно)
95
(обратно)
96
(обратно)
97
(обратно)
98
(обратно)
99
(обратно)
100
(обратно)
101
(обратно)
102
(обратно)
103
(обратно)
104
(обратно)
105
(обратно)
106
(обратно)
107
(обратно)
108
(обратно)
109
(обратно)
110
(обратно)
111
(обратно)
112
(обратно)
113
(обратно)
114
(обратно)
115
(обратно)
116
(обратно)
117
(обратно)
118
(обратно)
119
(обратно)
120
(обратно)
121
(обратно)
122
(обратно)
123
(обратно)
124
(обратно)
125
(обратно)
126
(обратно)
127
(обратно)
128
(обратно)
129
(обратно)
130
(обратно)
131
(обратно)
132
(обратно)
133
(обратно)
134
(обратно)
135
(обратно)
136
(обратно)
137
(обратно)
138
(обратно)
139
(обратно)
140
(обратно)
141
(обратно)
142
(обратно)
143
(обратно)
144
(обратно)
145
(обратно)
146
(обратно)
147
(обратно)
148
(обратно)
149
(обратно)
150
(обратно)
151
(обратно)
152
(обратно)
153
(обратно)
154
(обратно)
155
(обратно)
156
(обратно)
157
(обратно)
158
(обратно)
159
(обратно)
160
(обратно)
161
(обратно)
162
(обратно)
163
(обратно)
164
(обратно)
165
(обратно)
166
(обратно)
167
(обратно)
168
(обратно)
169
(обратно)
170
(обратно)
171
(обратно)
172
(обратно)
173
(обратно)
174
(обратно)
175
(обратно)
176
(обратно)
177
(обратно)
178
(обратно)
179
(обратно)
180
(обратно)
181
(обратно)
182
(обратно)
183
(обратно)
184
(обратно)
185
(обратно)
186
(обратно)
187
(обратно)
188
(обратно)
189
(обратно)
190
(обратно)
191
(обратно)
192
(обратно)
193
(обратно)
194
(обратно)
195
(обратно)
196
(обратно)
197
(обратно)
198
(обратно)
199
(обратно)
200
(обратно)
201
(обратно)
202
(обратно)
203
(обратно)
204
(обратно)
205
(обратно)
206
(обратно)
207
(обратно)
208
(обратно)
209
(обратно)
210
(обратно)
211
(обратно)
212
(обратно)
213
(обратно)
214
(обратно)
215
(обратно)
216
(обратно)
217
(обратно)
218
(обратно)
219
(обратно)
220
(обратно)
221
(обратно)
222
(обратно)
223
(обратно)
224
(обратно)
225
(обратно)
226
(обратно)
227
(обратно)
228
(обратно)
229
(обратно)
230
(обратно)
231
(обратно)
232
(обратно)
233
(обратно)
234
(обратно)
235
Это уже первое примечание книги 2 (обратно)236
(обратно)
237
(обратно)
238
(обратно)
239
(обратно)
240
(обратно)
241
(обратно)
242
(обратно)
243
(обратно)
244
(обратно)
245
(обратно)
246
(обратно)
247
(обратно)
248
(обратно)
249
(обратно)
250
(обратно)
251
(обратно)
252
(обратно)
253
(обратно)
254
(обратно)
255
(обратно)
256
(обратно)
257
(обратно)
258
(обратно)
259
(обратно)
260
(обратно)
261
(обратно)
262
(обратно)
263
(обратно)
264
(обратно)
265
(обратно)
266
(обратно)
267
(обратно)
268
(обратно)
269
(обратно)
270
(обратно)
271
(обратно)
272
(обратно)
273
(обратно)
274
(обратно)
275
(обратно)
276
(обратно)
277
(обратно)
278
(обратно)
279
(обратно)
280
(обратно)
281
(обратно)
282
(обратно)
283
(обратно)
284
(обратно)
285
(обратно)
286
(обратно)
287
(обратно)
288
(обратно)
289
(обратно)
290
(обратно)
291
(обратно)
292
(обратно)
293
(обратно)
294
(обратно)
295
(обратно)
296
(обратно)
297
(обратно)
298
(обратно)
299
(обратно)
300
(обратно)
301
(обратно)
302
(обратно)
303
(обратно)
304
(обратно)
305
(обратно)
306
(обратно)
307
(обратно)
308
(обратно)
309
(обратно)
310
(обратно)
311
(обратно)
312
(обратно)
313
(обратно)
314
(обратно)
315
(обратно)
316
(обратно)
317
(обратно)
318
(обратно)
319
(обратно)
320
(обратно)
321
(обратно)
322
(обратно)
323
(обратно)
324
(обратно)
325
(обратно)
326
(обратно)
327
(обратно)
328
(обратно)
329
(обратно)
330
(обратно)
331
(обратно)
332
(обратно)
333
(обратно)
334
(обратно)
335
(обратно)
336
(обратно)
337
(обратно)
338
(обратно)
339
(обратно)
340
(обратно)
341
(обратно)
342
(обратно)
343
(обратно)
344
(обратно)
345
(обратно)
346
(обратно)
347
(обратно)
348
(обратно)
349
(обратно)
350
(обратно)
351
(обратно)
352
(обратно)
353
(обратно)
354
(обратно)
355
(обратно)
356
(обратно)
357
(обратно)
358
(обратно)
359
(обратно)
360
(обратно)
361
(обратно)
362
(обратно)
363
(обратно)
364
(обратно)
365
(обратно)
366
(обратно)
367
(обратно)
368
(обратно)
369
(обратно)
370
(обратно)
371
(обратно)
372
(обратно)
373
(обратно)
374
(обратно)
375
(обратно)
376
(обратно)
377
(обратно)
378
(обратно)
379
(обратно)
380
(обратно)
381
(обратно)
382
(обратно)
383
(обратно)
384
(обратно)
385
(обратно)
386
(обратно)
387
(обратно)
388
(обратно)
389
(обратно)
390
(обратно)
391
(обратно)
392
(обратно)
393
(обратно)
394
(обратно)
395
(обратно)
396
(обратно)
397
(обратно)
398
(обратно)
399
(обратно)
400
(обратно)
401
(обратно)
402
(обратно)
403
(обратно)
404
(обратно)
405
(обратно)
406
(обратно)
407
(обратно)
408
(обратно)
409
(обратно)
410
(обратно)
411
(обратно)
412
(обратно)
413
(обратно)
414
(обратно)
415
(обратно)
416
(обратно)
417
(обратно)
418
(обратно)
419
(обратно)
420
(обратно)
421
(обратно)
422
(обратно)
423
(обратно)
424
(обратно)
425
(обратно)
426
(обратно)
427
(обратно)
428
(обратно)
429
(обратно)
430
(обратно)
431
(обратно)
432
(обратно)
433
(обратно)
434
(обратно)
435
(обратно)
436
(обратно)
437
(обратно)
438
(обратно)
439
(обратно)
440
(обратно)
441
(обратно)
442
(обратно)
443
(обратно)
444
(обратно)
445
(обратно)
446
(обратно)
447
(обратно)
448
(обратно)
449
(обратно)
450
(обратно)
451
(обратно)
452
(обратно)
453
(обратно)
454
(обратно)
455
(обратно)
456
(обратно)
457
(обратно)
458
(обратно)
459
(обратно)
460
(обратно)
461
(обратно)
462
(обратно)
463
(обратно)
464
(обратно)
465
(обратно)
466
(обратно)
467
(обратно)
468
(обратно)
469
(обратно)
470
(обратно)
471
(обратно)
472
(обратно)
473
(обратно)
474
(обратно)
475
(обратно)
476
(обратно)
477
(обратно)
478
(обратно)
479
(href=#r479>обратно)
480
(обратно)
481
(обратно)
482
(обратно)
483
(обратно)
484
(обратно)
485
(обратно)
486
(обратно)
487
(обратно)
488
(обратно)
489
(обратно)
490
(обратно)
491
(обратно)
492
(обратно)
493
(обратно)
494
(обратно)
495
(обратно)
496
(обратно)
497
(обратно)
498
(обратно)
499
(обратно)
500
(обратно)
501
(обратно)
502
(обратно)
Последние комментарии
5 часов 17 секунд назад
10 часов 44 минут назад
11 часов 51 минут назад
12 часов 49 минут назад
13 часов 3 минут назад
22 часов 13 минут назад