Крушение «Мэри Диар» [Хэммонд Иннес] (fb2) читать онлайн

Книга 360500 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Глава I

Я устал и замерз и к тому же был немного испуган. Где-то вверху, на мачтах, красный и зеленый навигационные огни отбрасывали неверный свет. Надо мной бесформенным призраком свисали паруса, раскачиваясь взад и вперед в такт покачивающейся на волнах «Морской ведьме». У ветра не было сил тащить яхту.

Я стоял у руля. Шестичасовой прогноз погоды был угрожающим. Предупреждали, что в районе Роколла, Шеннона, Соле и Финистерре ожидается штормовой ветер. Прямо за нактоузом растворялись в темноте расплывчатые очертания корпуса яхты. Был март, и сейчас, после пятнадцати часов болтанки в проливе, радостное возбуждение, вызванное тем, что у нас теперь есть свое собственное судно, полностью улетучилось, поглощенное холодом. Из темноты выкатилась волна с мерцающим гребешком, шлепнулась о корму, плеснула мне в лицо брызгами и с шипением откатилась обратно в темноту. Боже мой! Какой холод! Холод и сырость — и ни звездочки на небе.

Дверь рубки распахнулась, и я увидел освещенный салон, а на его светлом фоне грузную фигуру Майка Дункана в штормовке, с дымящимися кружками в обеих руках.

— Хочешь суп? — Майк улыбнулся и протянул мне одну из кружек.

— Свежий, только что из камбуза, — сказал он. Но вдруг улыбка сбежала с его лица. — Что за чертовщина? — Он смотрел поверх моего плеча в сторону левого борта. — Луны ведь не может быть, правда?

Я обернулся. Что-то холодно-зеленое, полупрозрачное маячило на воде. Фосфоресцирующий неземной свет становился все ярче. И вдруг это видение как бы сжалось, затвердело и превратилось в зеленый остроконечник. Я понял, что прямо на нас наползал навигационный огонь большого парохода. Потом стали видны палубные огни, желтые и расплывчатые; теперь до нашего слуха донесся и звук вращающихся винтов, пульсирующий и глухой.

Прорезав темноту, луч прожектора ослепил нас, отразившись от окутавшего яхту плотного тумана. Только сейчас мы заметили, что туман прямо-таки стлался по палубе. В этой мгле вдруг показались белые светящиеся волны, рассекаемые носом корабля. Затем нос приобрел четкие очертания, и я увидел всю переднюю часть судна, выползавшего из тумана. Тупой нос корабля, словно башня, навис над нами, и я судорожно принялся крутить штурвал.



Казалось, что прошла целая вечность, пока «Морская ведьма» совершила свой маневр, и все это время я явственно слышал шум пенящихся волн, рассекаемых форштевнем. «Он сейчас врежется в нас! О боже! Сейчас он нас ударит!» — услышал я в темноте крик Майка. Он, бросив кружки с супом, все время подавал сигналы прожектором, направляя его луч на мостик судна. Вот осветилась вся верхняя надстройка, и луч отразился от ее стеклянных окон. Но, несмотря на сигналы, железная громада с грохотом, не меняя курса, надвигалась на нас со скоростью добрых восьми узлов.

Теперь каждая деталь «Морской ведьмы», от кончика ее длинного бушприта до верхушки гротмачты, была освещена зеленым светом навигационного прожектора, который повис прямо над нами. «Внимание! Держись!» — закричал вдруг Майк, и тотчас же огромная, рычащая стена белой воды обрушилась на яхту. Волна ударила в меня и чуть не оторвала от ручек штурвала. Паруса изогнулись невероятной дугой. Яхта сильно накренилась, и тонны воды рухнули на палубу. В этот момент пароход, словно огромный утес, плавно прошел мимо.

«Морская ведьма» медленно выпрямилась. Я все еще держал штурвал, а Майк стоял, вцепившись в мачту. С левого борта снова набежала волна, ударила в рубку, плеснула в обвисший парус. И тут луч нашего прожектора уткнулся в надпись на корме парохода: «МЭРИ ДИАР», САУТГЕМПТОН. Мы словно завороженные смотрели на буквы в ржавых потеках, пока они не исчезли из поля зрения. Остался только шум винтов, затихающий в ночи. На какой-то момент во влажном воздухе мы почувствовали запах гари.

— Ублюдки! — закричал Майк, вновь обретая наконец голос.

Дверь рубки открылась, и в светлом проеме показался силуэт человека. Это был Хэл.

— Ну как, мальчики, все в порядке? — Его голос слегка дрожал.

— Они же должны были нас заметить! — вскричал Майк. — Я светил прожектором прямо на мостик. Если бы они смотрели…

— Я не уверен, что они смотрели. По-моему, на мостике вообще никого не было.

— Как это никого не было? Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Хэл вышел на палубу.

— Это было как раз перед тем, как самая большая волна ударила нас. Я почувствовал, что что-то случилось, и поднялся в рубку. А потом посмотрел в окно, туда, куда падал луч прожектора, Он светил как раз на мостик. И мне показалось, что на нем никого не было. Во всяком случае, я никого не видел.

— Господи боже мой! — сказал я. — Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

— Конечно, отдаю. Странно все это, не правда ли?

Он был не из тех, кто любит болтать языком. X. A. Лоуден, или просто Хэл, как зовут его друзья, — бывший артиллерист, полковник в отставке, и у него большой опыт морских путешествий.

— Ты хочешь сказать, что судно было неуправляемым? — В вопросе Майка явно звучало недоверие.

— Я не знаю, — ответил Хэл. — Это кажется непостижимым. Все, что я хочу сказать, так это то, что я ясно видел, хотя и на короткое мгновение, внутреннюю часть мостика и там никого не было.

На какой-то момент воцарилось молчание. Мы были потрясены. Предположить, что большое судно идет через усеянное скалами море у самых берегов Франции, да еще без рулевого… Это абсурд.

Молчание прервал деловой голос Майка:

— А куда девались кружки с супом? — Щелкнул выключатель прожектора, и в его луче мы сразу увидели кружки, лежащие в луже воды, на палубе кокпита.

— Пойду-ка я лучше сотворю какое-нибудь варево.

А затем, обращаясь к полураздетому Хэлу, Майк спросил:

— А как вы, полковник? Вам бы хотелось супу, не правда ли?

Хэл утвердительно кивнул:

— Я никогда не отказываюсь от супа.

Он посмотрел вслед спускающемуся в кубрик Майку, а затем обернулся ко мне.

— Я допускаю, что мы пережили неприятный момент, — сказал он. — Но как могло случиться, что мы оказались под самым форштевнем?

Я объяснил, что пароход находился от нас с подветренной стороны и мы не слышали шума его винтов.

— Первое, что мы увидели, — это зеленые навигационные огни правого борта, надвигавшиеся на нас из тумана.

— А сигнальная сирена?

— Не знаю. Но мы ее не слышали.

— Странно. — Какое-то время он стоял неподвижно, и его высокая фигура четко вырисовывалась на фоне бортового огня. Затем он сел рядом со мной на комингс у входа в кубрик.

— Ты не обратил внимания на барометр, пока был на вахте?

— Нет, — сказал я, — а что?

— Падает. Падает понемножку с тех самых пор, как я спустился в трюм. — Он сделал паузу, а затем произнес: — Этот шторм скоро нас накроет.

Я не ответил, а он тем временем вынул из кармана свою трубку и стал ее посасывать, о чем-то размышляя.

— Скажу честно, Джон, не нравится мне все это. — Спокойствие, с каким была произнесена эта фраза, придало ей особую силу. — Если прогноз окажется правильным и ветер будет северо-западным, тогда мы окажемся у подветренного берега. А ты знаешь, что я не люблю штормов и не люблю подветренных берегов, особенно когда это острова Ла-Манша.

— Ты всегда говорил мне, что предпочитаешь машинам паруса…

Его голубые глаза, блестевшие в свете нактоуза, не отрываясь смотрели на меня.

— Я только хотел сказать, — произнес он мягко, — что если бы мы установили двигатель, то сейчас уже пересекли бы пролив наполовину и ситуация была бы совсем другой.

— Сейчас уже поздно возвращаться.

Воцарилось неловкое молчание. Потом Хэл снова вынул изо рта свою трубку.

— Мне хотелось бы дойти до дома, — сказал он спокойно. — Но такелаж у нас ненадежный, канаты старые, да и паруса…

— Многие яхты пересекают Ла-Манш в худшем состоянии, чем «Морская ведьма».

— Только не в марте и не под угрозой штормов. Да еще без двигателя. — Он встал и прошел вперед к мачте, потом нагнулся, рассматривая что-то. Послышался треск дерева, и он бросил к моим ногам кусок фальшборта. — Это волна поработала. — Он снова присел рядом со мной. — Все это не здорово, Джон. Корпус может оказаться прогнившим после двух лет лежания на берегу во французской грязи.

— Корпус в порядке, — ответил я. Спокойствие снова вернулось. — Нужно заменить пару досок да покрасить. Вот и все. Я прощупал ножом всю обшивку яхты, прежде чем купил. Дерево абсолютно здоровое.

— А как насчет креплений? — Его правая бровь слегка приподнялась. — Только эксперт может сказать, что они…

— Я же сказал, что осмотрел ее…

— Да, но это вряд ли нам поможет сейчас. Если вдруг разразится шторм… Я моряк осторожный, — добавил он, — люблю море, но это не женщина, с которой можно допускать вольности.

— Я не могу позволить себе быть осторожным, — возразил я. — Тем более сейчас.

— Тогда я порекомендовал бы тебе взять курс на остров Гернсей. Возможно, мы опередим шквал и успеем скрыться в Питер-Порте.

Да, он прав… Я провел ладонью по глазам. Теперь я знал, куда он клонит. Я ощущал страшную усталость, да и этот случай с «Мэри Диар» сделал свое дело. До сих пор мне было невдомек, каким образом пароход вышел прямо на нас.

— Если ты разобьешь яхту, я не буду участвовать в вашей спасательной компании, — как бы издалека снова услышал я голос Хэла. — Да и бесполезно — нас слишком мало.

Ну что же, это правильное замечание. Нас только трое. Четвертый член команды, Айан Берд, страдал морской болезнью с тех самых пор, как мы вышли из Морле. А для троих яхта — слишком большое судно — сорок тонн.

— Хорошо, — сказал я, — мы пойдем на Гернсей.

Хэл кивнул с таким видом, будто знал все наперед.

— Тогда бери курс северо-восток шестьдесят пять градусов.

Я повернул штурвал право руля и отметил новый курс на шкале компаса.

— Надеюсь, расстояние ты уже вычислил?

— Пятьдесят четыре мили. При этой скорости, — добавил он, — мы засветло будем у цели.

Мы замолчали. Мне было слышно, как он посасывал свою трубку, но я не отрывал взгляда от компаса и потому не видел его. Потом Хэл пошел к рубке, и сквозь тьму до меня донеслось его «спокойной ночи!».

Чуть позже Майк принес мне кружку с супом. Пока я ел, он стоял рядом и болтал, высказывая различные предположения о «Мэри Диар». Но и он ушел, и вокруг меня осталась ночная тьма.

Перед рассветом Питер-Порт все еще находился милях в тридцати от нас. Тишина и безветрие действовали на нервы. Мы с Хэлом сидели в рубке, слушая прогноз погоды, который начинался с предупреждения о шторме в западной части пролива.

— Проверю наше местонахождение, — сказал я. Хэл кивнул, будто и он думал о том же самом.

Но Майк внезапно отвлек меня от вычислений.

— Справа по носу в двух румбах скала! — крикнул он мне. — Довольно большая, высовывается из воды.

Я схватил бинокль и выскочил из рубки. Если это Дуврские Камни, значит, мы ушли не так далеко, как мне казалось.

Горизонта не было; на границе видимости море и небо сливались. Я поднял к глазам бинокль.

— Ничего не вижу, — сказал я. — Это далеко?

— Не знаю. Потерял из виду. Но где-то в пределах мили.

— Ты уверен, что это скала?

— Да, мне так показалось. А что же еще могло быть? — Майк смотрел вдаль, и его глаза щурились от сверкающей поверхности воды. — Это была большая скала с вершиной в виде башни или шпиля.

И тут Майк закричал:

— Смотри! Вон она — вон там!

Я встал возле рубки и снова навел бинокль. Солнечный свет стал ярче. Видимость постепенно улучшалась.

— Это совсем не скала. Это корабль!

Мы все рассмеялись с облегчением и, свернув паруса, взяли прежний курс.

Я снова взглянул на судно. Оно было обращено к нам бортом. По мере приближения и улучшения видимости я заметил, что судно не двигалось. Идя этим курсом, мы должны были пройти мимо него справа на расстоянии мили. Корабль казался каким-то странным… и его очертания, и ржавый корпус, и слегка опущенная носовая часть.

— Наверное, выкачивают воду из трюмов, — предположил Хэл, но в голосе его не было уверенности.

Я вновь поднес к глазам бинокль. Это был старый пароход с прямым и тупым носом и старомодной кормой. На верхней палубе громоздилось слишком много надстроек. Когда-то корпус был, видимо, покрашен в черный цвет, но сейчас борта выглядели ржавыми, неухоженными. Судно казалось вымершим.

— Правь прямо к пароходу, Хэл, — попросил я.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Да, одна из лодок свисает вертикально со шлюпбалок.

Но это было еще не все. Другие шлюпбалки оказались пусты. Я передал Хэлу бинокль.

— Взгляни на носовую часть, — сказал я с дрожью в голосе, охваченный странным возбуждением. Нос корабля был сильно опущен.

Мы подошли к самой середине судна. Название на носу было настолько залито потеками ржавчины, что его невозможно было прочитать. Вблизи вид корабля был ужасным. Покрытый ржавчиной форштевень помят, надстройки повреждены, и судно действительно кренилось на нос.

Яхта подошла к нему на расстояние одного кабельтова, и я крикнул в мегафон несколько слов, но ответа не последовало. Мы быстро пошли на сближение, и Хэл подвел яхту под самую корму. Все мы старались разглядеть название. Но вот корма проплыла прямо перед нами, и мы вновь увидели покрытую ржавыми потеками надпись: «МЭРИ ДИАР», САУТГЕМПТОН.

Судно было довольно крупным — около 6 тысяч тонн. Проходя мимо, я взглянул на кормовую часть: обе шлюпбалки были пусты, шлюпки исчезли.

— Ты был прав, — сказал Майк, обращаясь к Хэлу. Его голос звучал напряженно. — На мостике прошлой ночью никого не было.

Мы смотрели на судно в полном молчании. Тоненькая струйка дыма, вившаяся из трубы, была, пожалуй, единственным признаком жизни.

— Вероятно, судно покинули как раз перед тем, как оно едва не налетело на нас, — предположил я.

— Но оно же шло на всех парах, — возразил Хэл. — Вряд ли команда покинула бы идущее на полной скорости судно. И почему не было радиосигналов о помощи?

Я стоял, опершись на оградительный поручень, стараясь найти хоть малейшие признаки жизни. Но их не было, если не считать струйки дыма. Судно водоизмещением в 6 тысяч тонн брошено! Это невероятно. А если доставить его под парами в порт?.. Я повернулся к Хэлу.

— Послушай, ты сумел бы подогнать «Морскую ведьму» борт к борту под один из тех свисающих концов?

— Не валяй дурака, — ответил он. — Видишь, как качает. Можно яхту повредить. А если шторм…

Но я уже решился.

— Правь к подветренной, — скомандовал я. — Мы подойдем вплотную, и я взберусь на палубу по канату.

— Это же безумие, — возразил Хэл. — Лезть на такую высоту по веревке! А если ветер сдует тебя? Ведь я же не смогу тогда помочь…

— Черт с ним, с ветром! — вскричал я. — Не могу же я упустить такой случай.

Какое-то мгновение Хэл молча смотрел, а затем кивнул в знак согласия.

— Ну что ж. Лодка твоя.

Яхта направилась к борту «Мэри Диар».

Вскоре мы подошли почти вплотную, ветра не было. Паруса лениво шевелились. Я встал на фальшборт и стал ждать.

— Давай! — закричал Хэл.

Обеими руками ухватившись за свешивающийся канат, я повис над водой, стараясь зацепиться за него коленями.

— Порядок! — закричал я.

— Только недолго! — крикнул в ответ Хэл, и я увидел, как «Морская ведьма» отвалила в сторону.

Подъем показался мне вечностью. Пароход беспрерывно раскачивало, и я то повисал над водой, то ударялся о его борт. Были моменты, когда я думал, что не сумею подняться. И когда наконец я очутился на палубе, «Морская ведьма» уже маячила в полумиле.

Море начинало волноваться. На его поверхности вспухали небольшие волны, верхушки которых разбивались в белые барашки. Я видел, что времени у меня немного. Сложив ладони рупором, я крикнул:

— Эй! «Мэри Диар»! Эй! Есть кто-нибудь на борту?!

Эхо отразилось от одного из вентиляторов, который смотрел на меня своим блестящим от сырости, пустым глазом. Ответа не было, лишь с регулярностью метронома хлопала дверь, ведущая в помещения верхней палубы, да раздавался скрип талей единственной спасательной шлюпки. Ясно — корабль покинут. Доказательством тому и различные вещи, разбросанные по палубе, — обрывки канатов и веревок, части одежды, кусок сыра, прилипший к доскам настила, полураскрытый чемодан, из которого высыпались несколько пачек сигарет и какие-то нейлоновые вещи, пара морских ботинок. Все это было брошено в спешке.

Но почему?

На мгновение мною овладело чувство растерянности — брошенное судно со всеми его тайнами, его могильной тишиной. Я выглядел непрошеным гостем и невольно бросил взгляд назад, на «Морскую ведьму». Она казалась игрушкой на фоне свинцовой бесконечности моря и неба.

Я побежал вперед к трапу, ведущему на мостик. Рулевая рубка была пуста, но ее вид поразил меня. На первый взгляд все выглядело обыкновенно: пара пустых грязных чашек, трубка, аккуратно лежащая в пепельнице, бинокль на спинке капитанского кресла… Все выглядело так, как если бы рулевой только что вышел и сейчас вернется к штурвалу.

Но вся правая часть мостика была разбита, трап согнут и перекручен, а внизу, на грузовой палубе, море превратило в ленты толстые полотнища брезента, прикрывавшие трюмные люки.

Штурманская рубка, расположенная чуть позади рулевой, тоже не разрешила загадку. Там лежал судовой журнал, открытый на месте последней записи: «20.46 — до маяка Лезье 12 миль. Ветер юго-восточный, 2 балла. Волнение умеренное. Видимость хорошая. Курс на Нидлз — северо-восток 33°». Дата 18 марта и время показывали, что запись сделана за час и три четверти до того момента, как «Мэри Диар» чуть не протаранила нашу «Морскую ведьму». Записи в журнале делались каждый час, из чего следовало, что какая-то необходимость заставила экипаж покинуть судно где-то между девятью и десятью часами, вероятно, в то время, как спустился туман.

Перелистывая журнал, я не нашел ничего, что говорило бы о том, что судно собирались покинуть. Сообщалось о постоянных штормах, о том, что судно сильно трепало. «Опасное волнение, волны порой достигают мостика. Вода в трюме № 1. Помпы срываются со станин». Эта запись, сделанная 16 марта, была самой тревожной. В течение двенадцати часов кряду сила ветра держалась на уровне 11 баллов. Помпы работали непрерывно.

Если бы экипаж покинул судно 16 марта, когда был сильный шторм, это было бы понятно. Но в судовом журнале говорилось, что судно обогнуло Ушант утром 18-го, в хорошую погоду, волнение было умеренным, сила ветра всего 3 балла. Выла даже пометка: «Помпы работают нормально. Судно очищают от обломков, ведется ремонт крышки трюма № 1».

Все это ни о чем не говорило.

По трапу я взобрался на верхнюю, шлюпочную, палубу. Дверь в капитанскую каюту была распахнута; Каюта была чистой и прибранной: все на своих местах, ни признака поспешного бегства. С фотографии в серебряной рамке улыбалась миловидная девушка, ее белокурые волосы блестели на солнце, а поверх фотографии, видимо, ее собственной рукой было написано: «Папочке. Счастливых плаваний и скорых возвращений. С любовью Джанет». Налет пыли на рамке и на листе бумаги, которая оказалась грузовой декларацией, наглядно подтверждал ее содержание: «Мэри Диар» имела на борту партию хлопка, принятую в Рангуне 13 января, которая подлежала доставке в Антверпен. Поверх стопки бумаг лежало несколько авиапочтовых писем, вскрытых ножом. Письма были из Англии, на них стоял лондонский штемпель, и адресованы они были в Аден, капитану Джеймсу Таггарду, борт «Мэри Диар». Адрес был написан одним и тем же неровным круглым почерком, каким была сделана надпись на фотографии. Среди массы бумаг я обнаружил рапорт, написанный четкими мелкими буквами, под которым стояла подпись Джеймса Таггарда. Здесь же, на столике, я обнаружил и запечатанное письмо с адресом: «Мисс Джанет Таггард, Университетский колледж, Гауер-стрит, Лондон, Западно-центральный район 1». Штампа на конверте не было, и надписан он был другим почерком. Затем мой взгляд упал на два дождевика, висящие на двери, в которых ходят офицеры торгового флота, — один из плащей был значительно большего размера, чем другой.

Я начал спускаться вниз по трапу, освещая себе путь карманным фонарем. В затхлом трюме я ощутил запах гари. Однако исходил он не из буфета — там огня не было, печка была холодной. Свет фонарика выхватил из темноты полупустую консервную банку на столе. Рядом лежали масло, сыр, кусок хлеба, покрытый слоем угольной пыли; угольная пыль лежала и на ручке ножа, и на полу.

— Есть кто-нибудь здесь? — снова крикнул я.

Тишина. Я вышел на внутреннюю палубу и побежал по коридору к середине судна. И там тишина, как в шахте. Я стал спускаться и вдруг остановился. Звук! Он исходил откуда-то из глубины корабля. Это был странный, ни с чем не сравнимый звук. Внезапно он прекратился, и в вакууме тишины я четко услышал завывание ветра.

Я побежал в машинное отделение — кажется, именно оттуда исходил привлекший мое внимание звук. Может быть, это перекатывался уголь? А может быть, в котельной кто-то был? Где-то хлопнула крышка люка, а может быть, дверь.

— Э-эй! — снова закричал я. — Э-эй, там!

И тогда я услышал шаги.

Кто-то тяжелой поступью прошел мимо двери в машинное отделение и направился к мостику. Звук шагов постепенно таял, и наконец его снова заглушил плеск воды где-то внизу подо мной.

Я выскочил наружу — никого. Коридор был пуст. Я закричал, но никто не ответил. Корабль покачивало, скрипело дерево обшивки, плескалась вода, и слышно было, как над головой ритмично хлопала на ветру дверь рубки. До моего слуха издалека донесся тревожный сигнал ревуна. С «Морской ведьмы» требовали моего возвращения.

Я подошел к лестнице и уже было ступил на нее, когда увидел какого-то человека. Он промелькнул в свете моего фонарика: расплывчатая темная и неподвижная фигура, стоящая в дверном проеме.

Я замер. Потом направил на него луч и осветил целиком. Это был крупный мужчина. На нем был бушлат и морские сапоги, и весь он был покрыт угольной пылью. Пот струился с его лица, оставляя на нем светлые дорожки, лоб блестел. Правая щека и челюсть были в крови.

Вдруг он обернулся и бросился ко мне. В мгновение ока мой фонарик оказался выбитым из рук. Я ощутил запах пота и угольной пыли в тот момент, когда его сильные пальцы схватили меня за плечи, развернули как ребенка, повернув голову к тусклому свету, просачивавшемуся через дверь.

— Что вам нужно? — спросил он хриплым, срывающимся голосом. — Что вы здесь делаете? Кто вы? — Он неистово тряс меня, будто хотел вытряхнуть правду.

— Моя фамилия Сэндс, — выдохнул я. — Джон Сэндс. Я пришел сюда, чтобы посмотреть…

— Как вы попали сюда? — в его хриплом голосе звучали властные нотки одновременно с бешенством.

— По канату, — ответил я. — Мы увидели, что «Мэри Диар» дрейфует, а когда обнаружили, что нет шлюпок, то решили обследовать судно.

— Обследовать! — уставился он на меня. — Нечего здесь обследовать. — И тут же спросил, не выпуская меня из своих цепких рук: — Хиггинс с вами? Вы его подобрали? Поэтому вы здесь?

— Хиггинс? — переспросил я.

— Да, Хиггинс. — В тоне, каким он произнес это имя, звучали и бешенство и отчаяние. — Именно из-за него я спасал судно, чтобы доставить его в Саутгемптон. Если Хиггинс с вами…

Он внезапно умолк, склонив голову набок, ожидая ответа. Звук ревуна раздался совсем рядом, и я различил голос Майка, который выкрикивал мое имя.

— Они вас зовут. — Его руки конвульсивно еще сильнее сжали мои плечи. — Что у вас за судно? — потребовал он. — Какой тип?

— Яхта, — ответил я и безо всякой последовательности добавил: — Вы едва не протаранили нас прошлой ночью.

— Яхта! — Он разжал пальцы со вздохом облегчения. — Ну что ж, вам лучше на нее вернуться. Поднимается ветер.

— Да, — согласился я. Нам нужно спешить. Нам обоим.

— Нам обоим? — Он нахмурился.

— Конечно. Мы снимем вас с борта и доставим в Питер-Порт.

— Нет! — взорвался он. — Нет. Я остаюсь на моем судне!

— Вы капитан, не так ли?

— Да. — Он нагнулся, поднял выбитый из рук фонарик и протянул его мне. Голос Майка доносился до нас, словно из потустороннего мира. Ветер завывал пока еще на низких нотах, но он явно набирал силу. — Лучше поторопитесь, — добавил он.

— Ну что ж, пошли. — Я никак не мог поверить, что он хочет остаться. Ведь у него не было выхода.

— Нет. Я не уйду! — и, повысив голос, он повторил: — Я не уйду, ведь сказали же вам!

— Не делайте глупостей, — возразил я, — Вы ничего не сможете сделать, да еще в одиночку. Мы пойдем в Питер-Порт. Через несколько часов мы будем на месте, а там вы сможете…

Он покачал головой в знак несогласия, а затем махнул рукой, как бы прощаясь.

— На подходе шторм.

— Я знаю, — ответил он.

— Послушайте, ради всего святого… это для вас единственный шанс спастись.

А так как он был капитаном и, естественно, думал о судьбе судна, я добавил:

— У корабля тоже только один выход. Если вы не достанете для него буксира, он разобьется о скалы Ченнел Айленд. Больше пользы будет, если…

— Убирайтесь вон с моего судна! — Он весь затрясся от негодования. — Слышите! Убирайтесь! Я сам знаю, что мне делать!

Его голос звучал грубо, в нем сквозила угроза. Я немного помедлил, и спросил:

— Вы хотите, чтобы мы прислали вам помощь? — Мне показалось, что он не расслышал, и я снова задал вопрос: — Вы дали радиосигнал о помощи?

Какое-то мгновение он колебался, а затем ответил:

— Да, да, я запросил помощь по радио. А теперь ступайте.

Я стоял, в нерешительности.

— Может быть, вы все же измените свое решение?

Его лицо светилось на темном фоне трюма — мужественное, волевое лицо, все еще молодое, хотя и с глубокими складками, лицо уставшего человека. Он взглянул на меня с отчаянием и одновременно с гордостью.

— Пойдемте, — сказал я.

Он ничего не ответил, отвернулся и ушел. Когда я поднялся на открытую палубу, ветер оглушил меня. Море было покрыто белыми барашками, и волны бешено наскакивали на «Морскую ведьму», дрейфовавшую в двух кабельтовых от парохода.

Глава II

Я стоял долго. «Морская ведьма» уже повернула к пароходу и теперь с ревом шла по ветру. Кливер глубоко зарывался в воду. Бушприт царапал верхушки волн, а иногда пропарывал насквозь наиболее высокие из них. Хэл был прав. Мне не следовало лезть сюда. Я побежал к тому месту, где свисал канат, по которому взбирался, проклиная сумасшедшего капитана, отказавшегося от помощи.

Раскачиваясь на канате, я не только видел яхту, но и слышал ее. Слышал, как «Морская ведьма» врезалась в волну, раскалывала ее на две части и с шипением проскальзывала в образовавшийся проход.



Вот она уже совсем рядом, и ее бушприт почти касается борта парохода. Но вдруг порыв ветра мгновенно наполнил большой парус, и яхта проскочила в каких-нибудь двадцати ярдах от того места, где я висел на своей веревке между небом и водой.

— Ветер… сильный… поворачивает корабль! — прокричал мне Хэл.

Майк расправил паруса, и яхта вновь с ревом пошла по ветру. Я продолжал болтаться на веревке, верхушки волн обдавали меня брызгами, больно били о борт судна, а ветер с чудовищной силой прижимал меня к его ржавому корпусу. Постепенно я понял, что происходило. Ветер разворачивал «Мэри Диар», и я все время оказывался с наветренной стороны, испытывая на себе всю силу свирепеющего шторма.

«Морская ведьма» еще раз проскочила мимо, и я хотел крикнуть Хэлу, чтобы он не валял дурака, что ничего не получится.

Не знаю как, но Хэлу, несмотря на нехватку носовых парусов, удалось развернуть яхту и почти остановить ее на расстоянии броска камня от того места, где я висел. Затем он еще раз повел ее к борту «Мэри Диар». Это было сделано мастерски. Был даже момент, когда я мог дотянуться до правого борта яхты. Но мне не удалось это сделать, так как пароход качнуло, меня ударило о борт, и Хэл тут же стал уводить яхту в сторону, боясь столкновения.

— Ничего… не получится… очень рискованно… Питер-Порт!

Обрывки слов Хэла донеслись до меня сквозь ветер. Меня оторвало от борта, и я снова повис над водой, прямо над тем местом, где несколько секунд назад находился правый борт «Морской ведьмы».

— Ладно! — закричал я. — Следуйте в Питер-Порт! Желаю удачи!

Хэл тоже что-то крикнул в ответ, но я уже не расслышал. «Морская ведьма» сворачивала за носовую часть парохода, ее паруса наполнялись ветром, и она набирала ход. Я быстро взглянул вверх, на высившуюся надо мной железную стену и начал карабкаться, пока еще оставались силы.

Подтянувшись на несколько футов, я остановился. Силы иссякли. Меня снова качнуло, я повис над водой, потом ударился о борт, и тут до моего сознания дошло, что это конец.

Руки мои кровоточили и покрылись ржавчиной, но водяные брызги периодически смывали их. Потом, взглянув вверх, я увидел, что блоки на шлюпбалке вращаются, что канат, натянутый на железные поручни ограды, движется.

Медленно, фут за футом, поднимался я вверх, пока моя голова не поравнялась с палубой и я не увидел осунувшееся лицо и мрачный взгляд капитана. Он перетащил меня через борт, и я упал на палубу. — До этого времени я и не предполагал, насколько удобен ее железный настил.

— Вам надо переодеться в сухое, — бросил он как бы между прочим.

Он поставил меня на ноги, но я был слишком измотан и совсем окоченел от холода, чтобы произнести слова благодарности. Он почти поволок меня по палубе в одну из офицерских кают.

— Берите, что хотите, — сказал он и пододвинул ко мне сундук. — Райс был одного с вами роста.

Он постоял немного, о чем-то раздумывая, а потом вышел из каюты.

В сундучке я нашел сухую одежду и надел на себя шерстяное белье, рубашку, брюки и свитер. Тепло разлилось по всему телу, зубы перестали стучать. Я вынул сигарету из пачки на столе и закурил. Потом лег на койку, глаза закрылись сами, и я ощутил подлинное наслаждение. О себе теперь не нужно было беспокоиться — только о «Морской ведьме». И я молил бога, чтобы она благополучно дошла до Питер-Порта.

Согревшись, я задремал. Потом издалека донесся голос:

— Сядьте и выпейте это.

Я открыл глаза. Надо мной стоял капитан, держа в руке кружку с чем-то горячим. Я начал было благодарить его, но он резко оборвал меня быстрым и недружелюбным жестом. Он молча смотрел, как я пью, его лицо было в тени. В молчании сквозила явная отчужденность.

Теплое питье вдохнуло в меня силы. Я взглянул на человека, все еще стоявшего передо мной, и пытался сообразить, почему он все-таки не покинул судна.

— Как вы думаете, сколько потребуется времени, чтобы к нам подоспела помощь? — спросил я.

— Помощи не будет. Я ее не запрашивал. — Внезапно он низко склонился ко мне, и лицо его осветилось светом серого дня, проникавшим сквозь иллюминатор. — Какого черта вы не остались на своей яхте? — Задав этот вопрос, он внезапно выпрямился и пошел к выходу.

Он уже почти вышел из каюты, когда я окликнул его:

— Таггард!

Он обернулся с такой быстротой, будто я ударил его в спину.

— Я не Таггард. — Он вернулся в каюту. — Почему вы решили, что я Таггард?

— Вы сказали, что вы капитан.

— Да, но мое имя Петч. — Он снова наклонился ко мне — темный силуэт на фоне иллюминатора. — Откуда вы знаете Таггарда? У вас дела с владельцами? И поэтому вы здесь… — В его голосе зазвучали жесткие нотки, и он стер ладонью угольный грим с лица. — Нет. Этого не может быть. — Мгновение он пристально смотрел на меня, а потом пожал плечами. — Мы поговорим об этом позже. У нас масса времени. Лучше немного вздремните.

Повернувшись, он вышел из каюты.

Спать! Пять минут назад я желал этого больше всего на свете. Но сейчас сон не шел. Не сказал бы, что я испугался, совсем нет. Просто ощущал неловкость. Странное поведение этого человека меня не удивляло. Ведь он пробыл на корабле в полном одиночестве целых двенадцать часов, пытался растопить котлы, работал до изнеможения. Двенадцать часов ада — этого вполне достаточно, чтобы вывести из равновесия любого человека. Но если он капитан, то почему его имя не Таггард? И почему на судне не подали сигнала бедствия?

С трудом я поднялся с койки, натянул морские сапоги, лежавшие под столиком, и, пошатываясь, вышел в коридор. Первым делом я направился на мостик. Моросил дождь, и видимость сократилась до мили. По-прежнему дул штормовой ветер.

Компас указывал, что судно обращено носом на север. Ветер же дул в западном направлении, почти точно в сторону Питер-Порта…

Я зашел в штурманскую. На карту было нанесено наше новое местоположение: маленький крестик в двух милях к северо-востоку от Дуврских Камней и против него — время: 11.06. Сейчас четверть двенадцатого. С помощью линейки я проложил курс. Если ветер будет западным, мы уткнемся в Плато-де-Менкье… Он, очевидно, тоже об этом подумал, так как на карте виднелась тоненькая карандашная линия и в конце ее — прямо на том месте, где находился район рифов, — грязное пятно, оставленное пальцем. Ну что ж, по крайней мере, он достаточно благоразумен и трезво оценил грозящую опасность. Но эта мысль меня не утешила. Оказаться в районе рифов острова Джерси было бы весьма неприятно, но выйти к Плато-де-Менкье…

На полке, над штурманским столиком, я поискал второй том лоции пролива Ла-Манш, но его там не оказалось. Однако мне и так была хорошо известна репутация этого района: огромное, страшное поле скал и рифов, которое попросту именовалось «Минки».

Я размышлял о Минки и о том, что испытывает человек, когда его судно разламывается на части Мальстремом в районе подводных скал, когда в глубине рубки я заметил небольшую дверь с буквами Р/Т.[1] Войдя в радиорубку, я сразу же понял, почему не был подан сигнал бедствия. В помещении был пожар.

Потолок и стены обгорели. Радиоаппаратура, укрепленная на стене, жестоко пострадала, пайка свисала с проводов оловянными сталактитами. Оборудование валялось на полу: закопченные и покоробившиеся от жара куски металла в обугленных деревянных корпусах.

Спустившись по трапу, я оказался в капитанской каюте, но Петча там не было. Я заглянул в салон, на камбуз и тогда решил, что он должен быть в котельной. Теперь я знал, что надо делать. В первую очередь запустить помпы. В машинном отделении было темно и тихо. Я крикнул, но ответа не последовало. Слабое эхо моего голоса вмиг заглушили удары волн о корпус судна.

Тогда я вышел на шлюпочную палубу и сразу увидел капитана. Он шел мне навстречу, пошатываясь от усталости: остановившийся взгляд, мертвенно-бледное лицо, особенно в тех местах, где были стерты пот и угольная пыль, одежда — черная от угольной пыли, а позади него волочилась лопата.

— Где вы были? — крикнул я ему. — Я не мог вас отыскать. Чем вы все время заняты?

— Это мое дело, — пробормотал он с каким-то безразличием в голосе и, оттолкнув меня, прошел в каюту.

Я двинулся за ним.

— Где мы находимся? Сколько воды мы зачерпнули? Нам надо запустить помпы…

Меня поразило отсутствие у него всякого интереса к моему предложению.

— Скажите же, черт вас возьми, ведь этим же вы занимались в тот момент, как я попал к вам, не правда ли?

— Откуда вам знать, чем я занимался? — внезапно он оживился, но глаза остались жесткими, злыми, дикими.

— Из трубы вьется легкий дымок, — ответил я быстро. — А потом — угольная пыль: вы весь покрыты ею, — я не знал как его расшевелить. — Значит, вы были в котельной.

— В котельной? — он медленно качнул головой. — Да, конечно, — отпустив мою руку, он сразу как-то обмяк.

— Если с помощью помп вы удержались на плаву, пересекая залив[2]… — начал я.

— Да, но тогда у нас был экипаж, да и шли мы на полных оборотах, — его плечи горестно поникли. — Кроме того, и воды в носовом отсеке было не так много.

— Сколько времени потребуется, чтобы поднять пары для того, чтобы запустить помпы? — спросил я. Казалось, он меня не расслышал. Тогда я тряхнул его за руку, стараясь вывести из состояния транса. — Помпы! — крикнул я ему. — Покажите, что надо делать, и я разведу в котле огонь.

Его глаза заблестели, он пристально посмотрел на меня, однако ничего не ответил.

— Вы очень устали, — сказал я ему мягко. — Вам следует поспать. Но прежде покажите мне, как управлять топкой.

Мне показалось, что он колеблется. Но потом он тряхнул плечами.

— Хорошо, — сказал он, вышел из каюты и направился вниз по трапу, ведущему на главную палубу.

Мы подошли к дверям, ведущим в котельную. Обе створки были распахнуты настежь, и сквозь дверные проемы виднелись очертания котлов, величественных и холодных.

— Вот, — сказал Петч, указывая рукой на блок из трех котлов правого борта. В топке одного из них еще тлел огонек.

— Вот здесь уголь, — он направил луч фонарика на черную кучу возле люка угольного трюма. — Работать будем в две смены по два часа, — сказал он, взглянув при этом на ручные часы. — Сейчас почти двенадцать. Я сменю вас в два, — и он сразу же заспешил, прочь.

Стянув с себя фуфайку и закатав рукава рубашки, я направился к топке. Печь чуть теплилась. Я нашел рычаг и открыл заслонку. Зола излучала красноватый свет. Я взял лом и пошуровал тлеющую массу. Через несколько минут в печи загудело пламя.

Не помню, сколько времени я пробыл внизу. Мне казалось, что несколько часов. Я беспрерывно швырял уголь. Печь гудела, и от нее исходил жар. Потом я остановился отдохнуть и, опершись на лопату, следил за стрелкой манометра. В этот момент до моего слуха донесся слабый звук шагов по металлическому настилу где-то наверху, над котлами.

В дверях топливного трюма появился Петч. Некоторое время он был неподвижен, а затем двинулся в мою сторону, покачиваясь, как пьяный, в такт качки судна.

— Вы же совсем не спали, — крикнул я, внимательно рассмотрев его лицо. — Где вы были?

— Занимайтесь своим делом! — Его взгляд был злым.

Потом он взялся за мою лопату.

— Дайте-ка ее мне! — Почти вырвав ее у меня из рук, он принялся бешено швырять уголь в топку. Но он был настолько утомлен, что едва удерживался на ногах, когда судно кренилось. Постепенно движения его замедлились.

— Не стойте здесь и не смотрите на меня, — закричал он. — Идите. Теперь ваша очередь спать.

— Это вам надо спать, — возразил я.

— Я же сказал вам, что будем меняться через два часа. — Голос звучал невыразительно, но тон был категоричным, — Убирайтесь отсюда, — сказал он довольно спокойно, а затем вдруг повысил голос: — Убирайтесь! Слышите?!

За то время, пока я был в котельной, погода резко изменилась. Холод и шквальный ветер обрушились на меня, как только я вышел в коридор, чтобы идти в свою каюту. Умывшись, я лег на койку совершенно обессиленный.

Но, несмотря на усталость, мне не спалось. Что-то странное творилось с этим человеком, да и с кораблем приключилась не менее странная история: пожар, полузатопленный трюм, поспешно сбежавший экипаж…

Должно быть, я все-таки задремал. Проснувшись, я спустил ноги на пол и уставился невидящим взглядом на столик.

Райс! Я вспомнил, что так звали хозяина этой каюты. Менее суток назад он еще находился на судне, был здесь, в этой каюте. А теперь здесь я, в его одежде, занимаю его каюту, а судно все еще не затонуло.

Встав с койки, я подошел к окну, охваченный чувством товарищества к этому бедняге, которого, может быть, сейчас носит где-то по волнам в шлюпке. Или, может быть, он уже добрался до берега? А может быть, утонул? Бессознательно я открыл ящик стола. Там были книги по навигации; он был аккуратным человеком и одновременно собственником, ибо на титульных листах всех книг стояло его имя — Джон Райс, написанное мелким почерком, который я уже встречал на страницах судового журнала. Среди книг были и дешевые издания, большей частью детективы, а также учебник по тригонометрии. В столе я обнаружил логарифмическую линейку и несколько листов разграфленной бумаги.

На дне ящика хранился почти не начатый почтовый набор с дарственной надписью: «Джону. Пиши чаще, дорогой. Люблю. Мэгги». Жена или знакомая девушка? Этого я не знал. Здесь же я обнаружил неотправленное письмо. Оно начиналось словами: «Дорогая Мэгги». Невольно я бросил взгляд на второй абзац: «Ну вот, худшее уже позади. Теперь я могу сообщить тебе, что это не было простым путешествием. Все было неправильно».

Далее Райс писал о том, что шкипер[3] умер и похоронен в Средиземном море. Выйдя в Атлантику, они угодили в непогоду. 16 марта сильно болтало — «настоящий бедлам», помпы срывались со станин, трюмы № 1 и 2 затопило, в радиорубке, в то время как подпорками крепили шпангоуты, возник пожар, команда на грани паники, так как этот подонок Хиггинс сказал, что на борту взрывчатка, не внесенная в судовую декларацию. Мистер Деллимер, которого он именовал «владельцем судна», той же ночью упал за борт.

О Петче он писал, что тот был взят на судно в Адене в качестве первого помощника капитана вместо «заболевшего старины Адамса». А далее шла такая фраза: «Если бы не он, не писать бы мне этих строк. Он превосходный моряк, хотя и болтали, что по его вине „Белль Айл“ сел на рифы несколько лет назад». Письмо заканчивалось словами: «Теперь первым помощником стал Хиггинс, но, честно говоря, Мэгги, я ему не доверяю. Я уже писал тебе, как он „ездил на мне“ с тех пор, как мы вышли из Иокогамы. Но и этого мало. Он путается с некоторыми матросами — самыми подонками. А теперь о судне. Иногда мне кажется, что „старушка Мэри“ предназначена на слом. Так поступают с судами, когда…»

На полуфразе письмо оборвалось. Что же произошло? Был ли сигнал о пожаре? В голове теснились вопросы, ответ на которые мог дать только Петч. Я сунул письмо в карман и поспешил в котельную.

Я спускался медленно, шаг за шагом, прислушиваясь, надеясь услышать скрежет лопаты, врезающейся в кучу угля. Но в котельной царила тишина. Когда я вошел, там никого не было, и только лопата одиноко валялась на полу.

Я окликнул Петча, но ответа не было. Открыв заслонку топки, я обнаружил вместо пламени белый пепел. Казалось, что с тех пор, как я ушел, в печь не было брошено ни куска угля.

В бешенстве я схватил лопату и стал швырять в печь уголь, стараясь победить в себе страх, заглушить его шумом подгребаемого угля, ревом пламени в топке.

Но страх заглушить не удалось. Он засел глубоко внутри меня. Я отшвырнул лопату, захлопнулзаслонку печи и, выскочив наверх, побежал по палубе. Нужно было отыскать Петча, чтобы убедиться, что с ним ничего не стряслось. На мостике его тоже не оказалось, но на карте я заметил свежие пометки. Я выглянул наружу и был потрясен видом моря. Волны смыли с палубы все крышки трюмов. Когда корабль качало, я видел, как из трюмов выливалась вода. Но не успевала часть ее выплеснуться на палубу, как море забрасывало внутрь новую порцию. Бак судна практически скрылся под водой. Тоскливая пустота на мостике вдруг породила ощущение, что я иду ко дну. Штурвал вращался, словно вентилятор.

Я зашел в капитанскую каюту. Петч был там. Он полулежал в кресле, глаза закрыты, тело безвольно вытянулось. На столе стояла наполовину пустая бутылка с ромом, а на ковре растекалось винное пятно. Сон разгладил складки на лице Петча, и сейчас он выглядел значительно моложе.

В иллюминатор ударила большая волна, и в каюте на миг стало темно. Его веки дрогнули.

— Сорвало крышки носовых трюмов, — сказал я.

— Я знаю, — он сел, протирая рукой глаза и откинув со лба темные волосы. — Что прикажете мне делать — идти туда и ставить новые? — Его голос звучал с легкой издевкой. — Однажды это уже делалось. — Он встал с кресла, подошел к иллюминатору и долго смотрел на волны. Он стоял ко мне спиной, ссутулив плечи и засунув руки в карманы. — В Бискайе было то же самое — всю дорогу черпали воду. А потом шторм! Господи, какая это была ночь! — Он, не отрываясь, смотрел на море.

— Вам, пожалуй, надо поспать еще немного, — сказал я.

— Кто вы, собственно, такой? — вдруг выкрикнул он, словно впервые меня заметив. — Что вы делали в море на той яхте? Почему вы оказались на судне? — И прежде чем я успел ответить, он снова задал вопрос: — У вас какие-нибудь дела с компанией?

— С какой компанией?

— С Деллимер Трейдинг энд Шиппинг Компани[4] — с людьми, которым принадлежит «Мэри Диар». — Мгновение он колебался. — Вы вышли навстречу, ожидая увидеть… — Он мотнул головой. — Нет, этого не может быть. Мы шли не по графику.

— До прошлой ночи я вообще не знал о существовании этого судна, — ответил я. — Мы едва не столкнулись с ним. Что здесь произошло? Как случилось, что экипаж бросил судно, идущее полным ходом? Из-за пожара?

Петч внимательно разглядывал меня, покачиваясь с пятки на носок, а потом сказал:

— Они не предполагали, что судно сможет дотянуть до Ла-Манша. — Он произнес это с легкой ухмылкой, а когда я спросил, что он имеет в виду, то пожал плечами и опять, в который уже раз, стал смотреть в иллюминатор. Внезапно у него, очевидно, проснулось желание выговориться.

— Пожар доконал меня. Он вспыхнул в половине десятого, вчера вечером. Райс прибежал и сообщил, что трюм номер три объят пламенем и команда в панике. Я подтянул шланг к четвертому трюму, чтобы не дать накалиться переборкам, а потом спустился внутрь. Вот там они меня и поймали, — и он указал на ссадину на подбородке.

— Так, значит, вас ударил кто-то из экипажа? — спросил я с удивлением.

Он утвердительно кивнул, неловко улыбнувшись. Но улыбка была вымученной.

— Меня ударили, а потом заперли люк над головой. Затем команда бросилась к шлюпкам. Меня спасло то, что они забыли о существовании смотрового окна…

— Так ведь это же бунт, убийство! Вы предполагаете, что Хиггинс…

Он метнул на меня быстрый взгляд, и в глазах промелькнула ярость.

— Хиггинс! Откуда вы знаете, что это Хиггинс?

Я рассказал о письме Райса, но он перебил меня.

— А еще что он написал? Писал он что-нибудь о Деллимере?

— О хозяине? Нет. Только то, что он упал за борт. А еще он писал, что капитан умер. Отчего он умер?

— Отчего? — Он подозрительно, исподлобья взглянул на меня. — А кому это важно, отчего он умер? Умер, и все тут, и свалил на меня все заботы. — Он сделал неопределенный жест рукой, а потом вдруг резко спросил: — А вы какого черта делали на этой самой вашей яхте прошлой ночью?

Я объяснил ему, что «Морскую ведьму» мы купили в Морле и перегоняли ее в Англию, чтобы потом переоборудовать в базу для поисков затонувших кораблей. Мне показалось, что он меня не слушал, думая о чем-то своем, и мысли его витали где-то далеко, как вдруг он сказал:.

— А я думал о том, как мило наш старик все устроил, уступив место молодому. — Он засмеялся. — Ладно, все это ерунда. Переборка скоро лопнет. — Он посмотрел на меня и добавил: — Знаете, сколько лет этому судну? Больше сорока! Три раза его торпедировали, дважды оно терпело крушения. Двадцать лет ржавело в каком-то дальневосточном порту. Господи! Можно подумать, что оно специально дожидалось, когда я стану его капитаном.

Волна снова тряхнула судно, и этот удар вернул Петча к действительности.

— Вы знаете, что такое Минки? — Он снял с полки и протянул мне толстый справочник. — Страница триста восемь, если вас интересуют красоты вашего будущего кладбища. — Это была Лоция района Ла-Манша, часть вторая.

Я отыскал нужную страницу и стал читать: «ПЛАТО-ДЕ-МЕНКЬЕ. Огорожено буями. Необходима осторожность. Плато-де-Менкье представляет собой обширную группу надводных и подводных скал и рифов в сочетании с многочисленными галечными, каменистыми и песчаными банками… Самая высокая скала — Мэтрес Айл, высотой 31 фут, расположена почти в центре плато…»

— Каковы наши шансы на спасение? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Это зависит от силы ветра, состояния моря и прочности шпангоутов. Если шпангоуты выдержат, то к ночи нас отнесет в район Минки.

— А если нам удастся все-таки запустить помпы, сумеем ли мы выкачать воду из носового трюма? В котле давление достаточное, я был внизу и загрузил печь до отказа.

— Вы же должны знать, что нам это не удастся, ведь крышки люков сорваны, — возразил он.

— Не выйдет, если будем вести судно против ветра. Если мы запустим машины…

— Послушайте, — сказал Петч. — Каждый шов этой старой посудины пропускает воду. Если же мы запустим помпу, то сумеем выкачать только ту воду, которая просачивается через щели, да и то из одного только трюма. А как вы думаете, сколько потребуется пара, чтобы привести в действие и помпу и машину?

— Не знаю, — ответил я. — А вы знаете?

— И я нет. Но абсолютно уверен, что одного котла будет мало. Потребуется, по крайней мере, два. А если вам кажется, что мы сумеем поднять давление в двух… Впрочем, с помощью одного котла нам удастся попеременно пускать в ход две машины. — Он немного подумал и отрицательно замотал головой: — Нет, это бессмысленно…

— Почему?

— Потому что ветер сейчас западный. Если держаться к ветру правым бортом, то с каждым оборотом винта мы будем приближаться к Минки. Кроме того… — Он внезапно замолчал. Похоже было, что на ум ему пришла какая-то мрачная мысль, так как брови его нахмурились, а вокруг рта легли глубокие, горестные складки. — А впрочем, черт с ним, — пробормотал он. — Я знаю, где еще хранится вино. Можно не скупиться, ведь никто не знает, что будет дальше.

Я взглянул на него, и внутри у меня все задрожало от возмущения.

— Значит, то же самое произошло и в прошлый раз? И вы точно так же отказались от борьбы? Ведь правда?

— В прошлый раз? — Он буквально остолбенел от моего вопроса. — Вы что имеете в виду — «в прошлый раз»?

— «Белль Айл», — выпалил я. — Судно затонуло, так как… — я не договорил, заметив в его глазах ярость.

— Значит, вы знаете и о «Белль Айл». Что еще вы обо мне знаете? — Его голос сорвался, он едва сдерживался. — А знаете ли вы, что я почти год околачивался на берегу? Год в Адене! И этот… Ведь это первый рейс за целый год, да еще на «Мэри Диар», на этой плавающей куче металлолома и с пьяным шкипером, который сдох у меня на руках, и владелец вдобавок ко всему…

Сжав голову руками и глядя на меня невидящим взглядом, он весь ушел в воспоминания прошлого.

— С судьбой шутки плохи, если уж она вцепилась в тебя своими когтями. — Он помолчал и пробормотал после паузы: — Если бы мне только удалось удержать эту банку на плаву… — Он с сомнением покачал головой. — Как вы думаете, ведь не может быть так, чтобы с человеком два раза случалось, одно и то же, — пробормотал он. — Дважды! Я еще был молод и зелен, когда получил под команду «Белль Айл». Тогда я многого не понимал, я только чувствовал. Ну что ж, им достался не тот человек, — он невесело рассмеялся. — Зато честность меня многому научила. — Он снова пристально взглянул на меня и продолжал: — Сейчас можно уже ни о чем не думать. Можно прекращать борьбу. Этот шторм меня доконал. И я знаю, когда будет нокаут.

Я молчал.

— Вам не следовало приходить сюда, — он сердито взглянул на меня. — Говорят, «Мэри Диар» приносит несчастье. — Теперь он говорил будто сам с собой. — А они знали, что судно не дойдет. Многие годы болталось оно по всему свету. В свое время это был отличный грузовой лайнер, а сейчас просто ржавая старая скорлупа, совершающая свой последний вояж. Груз мы должны были доставить в Антверпен, а потом пересечь Северное море, прийти в Ньюкасл и сдать судно на слом.

После этого он замолчал и, склонив голову набок, стал прислушиваться. Он слушал стоны корабля, избиваемого волнами.

— Вот была бы радость — пригнать полузатопленный пароход в Саутгемптон, да еще без экипажа! — Петч захохотал. — А теперь давайте пораскинем мозгами, — заговорил он снова, но уже серьезно. — Прилив пойдет нам навстречу через несколько часов. Плюс к этому еще и ветер. И все же, если мы сумеем удержать судно правым бортом к ветру, мы продлим его плавучесть. Если, конечно, ничего, не произойдет. Может, например, измениться направление ветра — тогда будет светопреставление.

Он бросил взгляд на часы.

— Примерно через двенадцать часов прилив потащит нас на скалы, а тогда уже будет совсем темно. Если видимость будет хорошей, буи мы заметим… — Его бормотание снова оборвалось. — Буи! Вот о чем я никак не мог вспомнить перед сном! Ведь я же смотрел на карту! — он оживился, в глазах промелькнула радость. И вдруг он шлепнул себя по лбу и вскочил на ноги.

— Эврика! — вскричал он. — Если нам удастся преодолеть прилив…

Оттолкнув меня, он выскочил и помчался на мостик, перескакивая через две ступеньки.

Глава III

В теплой тьме машинного отделения пахло горячей смазкой и слышалось свистящее шипенье пара. Теперь помещение уже не казалось вымершим. Я торопливо сбежал по трапу на самое дно, прошел несколько шагов вдоль машин и остановился на узкой площадке, держась за поручи. Вдруг раздалось продолжительное шипенье, клапаны зашевелились, задвигались отливающие масляным блеском шатуны приводного вала, вал сделал оборот, медленно, потом второй — побыстрее, и наконец все металлические части пришли в движение, издавая уверенный и мощный гул. Послышался резкий голос динамо-машины, засветились электрические лампочки. Динамо гудело все громче, ярче накалялись лампочки. В свете электричества заблестели медные и стальные части. Все вокруг ожило.

Петч стоял за пультом управления.

— Машины! — закричал я радостно. — Машины работают!

Меня охватило возбуждение. В этот момент я думал только об одном — о возвращении в порт.

Но Петч уже перекрыл подачу пара, стук машин замедлился и наконец совсем прекратился.

— Кидайте уголь! — крикнул он. — Нам потребуется весь пар, какой сумеем получить! — Впервые он выглядел человеком, уверенным в себе и своих силах.

— Я пойду на мостик, — сказал он, — а вы продолжите загрузку топлива. Я дам вам сигнал пустить машины по машинному телеграфу.

Приступив к работе, я почувствовал странную легкость. Я почти не замечал боли в руках. Вернулось чувство уверенности в себе, в победе. Меня переполняла энергия.

Спустя десять минут я вновь пустил машины. Потом еще три минуты ушло на то, чтобы снова поставить судно правым бортом к волне. Но этих трех минут было достаточно, чтобы давление пара в котле сильно упало. Теперь вновь нужно было загрузить топку до отказа.

В 15.30 Петч приказал мне сменить его у штурвала.

— Следите за брызгами, — приказал, он, — это поможет вам правильно определить направление ветра. Держите курс точно по ветру. Если ошибетесь, нас немедленно развернет. Как только скомандуете мне пустить машины, держите руль прямо и не забудьте, что пара хватит минут на пять, а потом машины остановятся.

Он ушел, а я остался на мостике.

Какое облегчение — стоять на мостике и держать штурвал.

В 16.30 Петч вновь появился рядом со мной. Некоторое время он молча смотрел на исковерканное штормом море. Его лицо и шея блестели от пота, глаза провалились, щеки тоже.

— Зайдем на минутку в штурманскую, — предложил он, взяв меня за руку.

В штурманской рубке он указал наше местоположение на карте.

— Сейчас ветер западный. Возможно, он станет юго-западным. Если мы не будем внимательно следить за ним, нас отнесет в самый центр Минки. Поэтому нам нужно взять курс на юг. И каждый раз, включая машины, мы должны использовать их с умом.

— Куда мы держим курс — на Сен-Мало?

Он посмотрел на меня и ответил:

— Я никуда не держу курса. Я стараюсь удержать судно на воде. — Немного помолчав, он добавил: — Через четыре часа прилив пойдет нам навстречу. Вместе с приливом подымется ветер и будет дуть большую часть ночи, и тогда море превратится в ад кромешный. Но прилив движется в юго-восточном направлении со скоростью до трех узлов в час. Теперь прибавьте две мили на ветер и силу машин, вот и весь расчет.

Я уткнулся в карту. Архипелаг Минки был почти рядом.

— В последующие два часа прилив значительно ослабнет, — сказал Петч. — Но я полагаю, что к тому времени мы окажемся в миле, или около того, от юго-западного буя Минки. Половину ночи мы там и переждем. А затем прилив повернет обратно, — он пожал плечами и направился в рулевую рубку. — Все зависит от того, удастся ли нам удержать судно носом на юг.

В полночь, в который уже раз стоя на вахте у штурвала, я увидел, что в просвете между волнами, прямо по носу забрезжил слабый огонек. Сначала я решил, что мне это показалось: я был страшно утомлен, а свет мелькнул лишь на короткое время. Но позже я снова заметил свет. Теперь это была уже не вспышка в двух кабельтовых по правому борту. Огонь горел ровно, но до меня долетали лишь его отблески, так как его загораживали волны.

К концу Вахты я уже не сомневался, что это «групповой буй № 2», как указывалось на карте.

— Примерно то, что мы к ожидали, — сказал Петч, пришедший принять у меня вахту.

В его голосе не слышалось ни радости, ни интереса к к этому событию. Он звучал ровно и устало.

Я снова спустился в котельную, а час спустя вернулся на мостик. Теперь прилив изменил направление, и вспышки «буя № 2» быстро приближались, на этот раз с противоположного борта. Вскоре, когда совсем рассвело, я смог рассмотреть его — огромный поплавок в виде башни; я сверился с картой, а затем через переговорную трубу попросил Петча подняться ко мне.

Мне показалось, что прошло очень много времени, прежде чем он показался в дверях рубки. Он еле волочил ноги, как больной, только что вставший с постели. Меняясь вахтами в ночные часы, я видел его только при свете нактоуза, и он казался живой тенью. Сейчас, в свете дня, я был потрясен его видом. Он выглядел ужасно.

Я указал на буй, маячивший в четырех кабельтовых по правому борту.

— По-моему, мы слишком быстро входим в зону рифов, — сказал я. — Если так будет продолжаться, то мы врежемся в скалы Бризан-Дю-Зюд.

Он вошел в штурманскую рубку, а я ждал приказа спуститься вниз и запустить машины. Но Петч долго не выходил. Я даже окликнул его, боясь, что он заснул. Но он сразу же отозвался, сказав, что следит за буем и делает расчеты. Я тоже следил за перемещениями буя. Когда он оказался прямо по носу, Петч вышел из рубки.

— Все в порядке, — сказал он. — На этой стадии прилива глубина достаточна, — его голос звучал спокойно и уверенно.

Ветер снова стал бить в правый борт, и судно закачало. Примерно в двух кабельтовых показалась подводная скала, вокруг которой бушевал бурун пены. Корабль сильно тряхнуло. Тонны воды обрушились на мостик. Нас затрясло, как при землетрясении.

— Ведь нас же несет на Минки! — закричал я. — Надо снова включить машины.

— Не волнуйтесь, все в порядке, по крайней мере сейчас, — ответил он ровным голосом, как бы стараясь успокоить меня.

Я понял, что он дошел до последней степени физического истощения, а может быть, и умственного.

— Нам нужно немедленно уходить отсюда! — выкрикнул я. — Если мы выберемся из этого лабиринта, все будет в порядке!

Бросив штурвал, я стал спускаться вниз по железному трапу.

— Пойду включу машины.

Но, когда я поравнялся с ним, он схватил меня за руку.

— Неужели вы не понимаете? — оказал он спокойно. — Мы же тонем. — Его взгляд и лицо окаменели. — Я не говорил вам об этом раньше, но вода заливает трюм через шпангоуты. Я специально осмотрел судно, прежде чем сменить вас. — Он отпустил мою руку и снова стал смотреть в бинокль, стараясь что-то отыскать в сером однообразии взбаламученной воды.

— И сколько же… — Я колебался, боясь облечь свою мысль в словесную форму. — Когда же оно начало тонуть?

— Не знаю. Несколько минут назад, час, может быть, два. — Он опустил бинокль, видимо удовлетворенный. — Ну что ж, малюсенький шанс у нас все же есть, но… — Он повернулся и бросил на меня оценивающий взгляд, будто стараясь понять, на что я способен. — Давления в котле хватит на десять-пятнадцать минут хода. Вы в состоянии еще раз спуститься вниз и покидать уголек? — Он помолчал немного, а потом очень просто сказал: — Хочу предупредить, что, если рухнет переборка, шансов на спасение у вас не будет.

Я колебался:

— А сколько времени она продержится?

— Думаю, часа полтора. — Он бросил быстрый взгляд в сторону правого борта, покачал головой и, взяв мою руку, задержал ее в своей. — Ступайте, — сказал он. — За час я ручаюсь!

— А что, если корабль ударится об один из этих рифов?

— Этого не будет! Мы уже зашли за линию буев на добрую милю.

Удивительно, но здесь, в тепле котельной, опасность не ощущалась так остро. Скоро и Петч спустился ко мне.

Мы работали как сумасшедшие, плечом к плечу, без остановки швыряя в топку уголь, лопата за лопатой.

— Я пойду на мостик, — наконец сказал он. — Вы останетесь один. Загружайте топку, пока я не дам команду «полный вперед». Затем запустите машины и немедленно поднимайтесь ко мне.

Я кивнул, не в силах произнести ни слова.

Половина восьмого! Без четверти восемь! Что же он не дает сигнала к пуску? Я перестал кидать уголь и выпрямился. Опершись на лопату, я смотрел, как струйки воды просачивались сквозь обшивку, и думал: что он делает там, на мостике? В чем состоял тот слабый шанс на спасение, о котором он говорил?

И вдруг сквозь гул волн, бьющих в обшивку, до меня донесся звонок машинного телеграфа. Было почти восемь часов. Я отшвырнул лопату, закрыл створку топки и помчался открывать вентиль подачи пара. Когда я поднимался вверх по металлической лесенке, я почувствовал, как задрожал корпус судна — машины заработали.

Петч стоял у штурвала.

— Мы еще не вышли из зоны рифов? — спросил я.

Он ничего не ответил. Я посмотрел за борт. Мимо нас проплывал бело-красный буй. Бак судна был полностью покрыт водой.

— Вот почти и приехали, — пробормотал капитан. — Его голос был чуть слышен. Он переступал ногами, как бы ища более устойчивое положение, и вдруг резко крутанул штурвал влево, еще и еще. Судно послушно повернуло в направлении большой группы рифов.

— Вы с ума сошли! — закричал я. — Берите вправо! Вправо! Вы слышите или нет?

Я рванулся к штурвалу, пытаясь вырвать его из рук Петча и изменить направление движения судна.

Он схватил меня за волосы, пытаясь оторвать от штурвала. Он кричал: «Это же наш последний шанс!» — требовал, чтобы я отпустил штурвал. Слова с трудом прорвались сквозь рев волн. Наконец мои руки разжались, и я отлетел к стенке рубки с такой силой, что едва не потерял сознание. Я сел и стал приходить в себя.

— А вот теперь берите штурвал! — скомандовал он. Голос звучал отчетливо, с холодной решимостью. — Принимайте штурвал! — Он был на мостике своего судна и отдавал приказ, ожидая его безусловного выполнения.

Я с трудом поднялся на ноги, и он передал мне руль. Курс северо-восток 10 градусов.

Он принес из штурманской ручной компас и подал его мне, а сам отошел на правое крыло мостика. Там он долго стоял, периодически поднимая к глазам бинокль.

— Курс точно на север, — уверенно скомандовал он чуть позже.

Впереди ничего не было, кроме вздымающихся и проваливающихся вниз волн и пены, бушующей вокруг полускрытых водой рифов. Ближе всех находился небольшой каменный островок, словно отбившийся от остальной группы, и, когда корабль пошел на него, Петч встал рядом.




— Дайте я поведу. — Он произнес это мягким голосом, и я передал ему руль.

И тут же мы ощутили толчок: не внезапный удар, а медленное, мягкое, шуршащее замедление хода до полной остановки. Но тем не менее меня швырнуло вперед, и я ударился о переднее стекло рубки. Послышался треск, киль заскрежетал о дно, и звуки эти потонули в реве волн. Затем последовал еще один удар, и судно встало. Винты продолжали вращаться, будто сердце корабля отказывалось признать свою смерть.

Я смахнул со лба холодный пот, руки дрожали. Мы на мель в самом центре Архипелага Минки. Это был конец. Я взглянул на Петча он, казалось, был изумлен.

Он оглядел окружавшую нас со всех сторон воду и произнес:

— Я сделал все, что мог! — Глубоко вздохнув, он уже громче повторил: — Бог свидетель, я сделал, что мог! — Он снял руки со штурвала с таким видом, будто снимал с себя всякую ответственность за жизнь судна. — А сейчас я хочу поспать.

Не произнеся больше ни слова, он пошел в рулевую рубку, а потом спустился на нижнюю палубу. Я даже не сделал движения, чтобы его остановить. Я слишком устал, чтобы задавать вопросы. Кровь стучала в висках, и упоминание о сне вызвало во мне нестерпимое желание закрыть глаза и забыться…

Было уже совсем темно, когда я проснулся. Море снова билось о борт корабля, и к его ударам примешивался еще один звук — скрежет днища о каменистое дно. Я встал и пошел в каюту Петча. Капитан лежал на койке одетый. Когда я осветил фонариком его лицо, он даже не пошевелился, хотя спал уже больше двенадцати часов. Я спустился в камбуз выпить воды И поесть, а на обратном пути, проходя мимо одной из кают, обратил внимание на белый прямоугольник визитной карточки, приколотой к двери. На ней значилось: «Дж. К. Б. Деллимер», а чуть ниже — «Торговая и судоходная компания Деллимера». Был указан и адрес: улица Сент-Мэри Экс, Лондон. Я тронул дверь, но она была заперта.

Был уже день, когда я проснулся вторично. Петч все еще спал, но на сей раз он снял обувь, разделся и закутался в одеяло. На салонной палубе стояла вода, и в ней плавали разные предметы.

Был отлив, и камни торчали высоко над водой. Ветер был не более пяти-шести баллов, и, хотя вокруг скал на горизонте билась и кипела пена, поверхность моря возле судна была спокойной.

Я долго стоял на мостике. Потом Петч проснулся и тоже вышел на мостик. Он не смотрел ни на море, ни на небо или скалы. Он рассматривал носовую часть судна, поднявшуюся из воды, и люки трюмов, наполненные водой.

— Нет смысла ждать, покуда нас отсюда снимут, — наконец нарушил я молчание. — «Мэри Диар» здесь никогда не найдут.

Он посмотрел на меня, как будто удивившись, что в этом безмолвии нашелся кто-то, кто может разговаривать.

— Нам придется построить лодку.

— Лодку? — удивился он. — О, у нас есть лодка.

— Где?

— В соседней каюте. Надувной резиновый плотик.

— Резиновый плотик в каюте Деллимера?

Петч утвердительно кивнул.

— Странно, не правда ли? Он приготовил его специально для этого случая, — и он засмеялся как бы про себя. — А теперь им воспользуемся мы.

Он встал, открыл ящик стола и извлек оттуда связку ключей, потом вышел, и я услышал, как он отпирал соседнюю каюту. Послышался звук отодвигаемых тяжелых предметов, и, решив помочь ему, я вошел в каюту. Ока выглядела так, будто в ней буйствовал сумасшедший: ящики стола вытащены, чемоданы взломаны, запоры разбиты, содержимое чемоданов разбросано по полу. Только аккуратно заправленная постель была нетронута, и лишь на подушке остались следы крема для волос.

Петч с треском отодвинул огромный сундук, свалив его набок. Сундук был облеплен яркими этикетками отелей Токио, Иокогамы, Сингапура, Рангуна.

— Держите вот это, — сказал он и подал мне большой рулон коричневого брезента, который мы выволокли через коридор на палубу. Потом Петч вернулся, и я услышал, как он запирает каюту на ключ. Обратно он вернулся с ножом. Мы разрезали веревку, вытащили из брезента желтый плотик и надули его. Эта штука была 12 футов длиной и 5 футов шириной, имела весла, руль и трубчатую телескопическую мачту с нейлоновой оснасткой и маленьким нейлоновым парусом.

— Ну пора двигаться!

Но меня стали брать сомнения.

— Слишком долго придется плыть по открытому морю, когда мы выберемся из зоны рифов. Может быть, лучше подождать, пока не стихнет ветер?

— Нам ветер нужен! — возразил Петч, потом понюхал воздух, определяя направление ветра. — Если нам повезет, мы пойдем на северо-восток. — Он посмотрел на часы. — Поехали. Четыре часа на нас будет работать прилив.

Мы поспешно сложили нужные вещи: продукты, карты, ручной компас, натянули на себя все, что могли. Надели зюйдвестки, морские сапоги, не было только штормовок. Но зато мы захватили из каюты два дождевика.

Было уже без четверти десять, когда мы спустили наш плотик на залитую водой грузовую палубу. Сначала мы отошли на веслах в сторону, а потом поставили парус. Солнце зашло, и все вокруг превратилось в мутную серятину, к тому же пошел дождь. Мы взяли курс на каменный островок Ле Соваж, и вскоре огонек буя подтвердил, что мы на правильном пути. К этому времени «Мэри Диар» превратилась в расплывчатое пятно, слегка возвышающееся над водой. Когда мы миновали Ле Соваж, пятно окончательно исчезло из виду.

Теперь перед нами расстилалась чистая вода, и скоро мы потеряли чувство времени.

В течение четырех часов мы шли по пятам уходящего шторма. Насквозь промокнув, мы прятались от холода в складки резины, под выпуклыми бортами плотика, время от времени выглядывая из-за них, чтобы бросить взгляд на маячивший вдали островок Кэп Фрехель, служивший нам маяком. А где-то сразу после полудня нас неожиданно подобрал пароход, следовавший из Питер-Порта через Ла-Манш.

Пассажиры, окружив нас, запрудили всю палубу, забрасывали нас вопросами, совали в руки сигареты, шоколад. Пароход, включив машины, плавно, без усилий продолжил путь. Прежде чем покинуть палубу, я бросил прощальный взгляд на наш плотик — желтый лоскуток на фоне белой пены — последнее воспоминание о пережитом.

Глава IV

Горячий душ, сухая одежда… Мы обедали в офицерском салоне. Стюард вьется вокруг, разливая чай, поднося тарелки с беконом и яичницей. Ощущение удивительного благополучия, как пробуждение от ночного кошмара. И «Мэри Диар», и шторм, и клыкоподобные рифы Минки казались теперь частью другой жизни, отделенной от настоящего.

В салон вошел капитан.

— Итак, вы спасенные с «Мэри Диар», — он стоял, переводя взгляд с одного на другого. — Есть среди вас владелец яхты «Морская ведьма»?

— Да, это я — Джон Сэндс.

— Отлично. Я — капитан Фрэзер. Я только что получил радиограмму из Питер-Порта. Ее отправил полковник Лоуден. Он очень беспокоится о вас. Он и Дункан были вчера здесь и слушали радиосообщения поисковой группы. На ваши поиски посланы самолеты.

Он обратился к Петчу:

— Насколько я понимаю, вы — один из офицеров «Мэри Диар»? — Его голос зазвучал более сухо, отчего его шотландский акцент ощущался сильнее.

Петч поднялся.

— Да, я командир «Мэри Диар». Капитан Петч. — Он протянул руку Фрэзеру. — Я чрезвычайно благодарен вам за спасение.

— Поблагодарите лучше моего первого помощника. Это он заметил ваш плот. — Капитан Фрэзер пристально смотрел на Петча своими маленькими глазами. — Насколько мне известно, командиром «Мэри Диар» был капитан Таггард.

— Да, был. Но он скончался.

— Когда это случилось?

— Почти сразу после выхода из Порт-Саида — в начале месяца.

— Понятно. — Взгляд Фрэзера окаменел. — Ну что же, извините, что прервал вашу трапезу. Вы, должно быть, проголодались. Садитесь, оба садитесь. — Он посмотрел на часы, вызвал стюарда и попросил его принести еще одну чашку чаю.

— До Сен-Мало у нас еще есть время. — Он сел, положив локти на стол, и в его голубых глазах появилось любопытство.

— Итак, что же произошло, капитан Петч? Последние сутки весь эфир был заполнен сообщениями о «Мэри Диар», — он помолчал, ожидая ответа. — Очевидно, вы обрадуетесь моему сообщению о том, что шлюпка со спасшимся экипажем вчера днем благополучно прибыла на остров Айл-де-Врега.

Петч промолчал.

— Так что вы скажете? Вы не ожидали моего любопытства, — его голос звучал дружески. — Спасенные сообщили, что на борту вспыхнул пожар, и вы отдали команду покинуть судно. Это было в четверг ночью.

— Я приказал покинуть судно? — Петч посмотрел на него. — Они это вам сказали?

— Да, так сообщают французы. — Фрэзер замолчал, испытывая неловкость от пристального взгляда Петча. — Так что же случилось? «Мэри Диар» плывет, затонула или что?

Некоторое время Петч хранил молчание. Казалось, он обдумывает ответ. Наконец он произнес:

— Подробный отчет я дам соответствующим властям. А до тех пор… — Он по-прежнему не спускал взгляда с Фрэзера. — А до тех пор, извините меня, я отвечать на вопросы не буду.

Фрэзер колебался, очевидно, не желая так обрывать разговор.

— Считаю своим долгом сообщить вам, — сказал он, что на борту находится молодая девушка — мисс Таггард, дочь капитана Таггарда. Она вчера прилетела в Питер-Порт, а когда услышала сообщение о том, что спасенные высадились на французском берегу, она решила идти с нами. Она еще не знает о смерти своего отца и надеется найти его среди спасенных. — Он сделал паузу. — Надеюсь, вы уведомили владельцев?

— Да, конечно!

— Понятно. — Вдруг Фрэзер резко бросил: — Я велел стюарду проводить девушку к вам. — Тут же он сказал уже мягче: — Я прошу вас быть с ней поласковее. Она милая малютка и, видно, боготворит своего отца.

Наконец капитан-шотландец ушел, и в комнате воцарилась тишина. Петч ел сосредоточенно, будто поставив перед собой единственную цель — восстановить силы.

— Отчего он все-таки умер? — спросил я.

— Кто? — Он метнул на меня хмурый взгляд.

— Таггард.

— А-а-а, Таггард. Он спился. — Петч возобновил еду с явным намерением не возвращаться к этой теме.

— Боже мой! — воскликнул я. — Но ей нельзя об этом говорить.

— Конечно, нет, — ответил он раздраженно. — Я скажу, что он умер от сердечного приступа. Это звучит вполне по-медицински.

— Она захочет знать подробности.

— Она их не узнает. — Он отодвинул тарелку. — Он носился по палубе как безумный, кричал, что его душа горит. Мне пришлось запереть его в каюте, а наутро он был мертв.

Петч взял пачку сигарет, открыл ее дрожащими пальцами. В свете пламени спички его лицо было мертвенно-бледным.

— Белая горячка?

— Нет. Не белая горячка. Я обнаружил это после… — Он спрятал сигареты и провел рукой по волосам. — Теперь это не имеет значения. — Он поднялся со стула. — Вот мы и приехали, не так ли?

Пароход замедлил ход. Ворота шлюза поползли в стороны. Над головой по палубе застучали каблуки.

— По-моему, мы входим в бассейн порта, — сказал я.

— Вы счастливец, — ответил Петч, — ваша эпопея окончилась. — Он начал мерить комнату шагами. — Господи! Сейчас мне хотелось бы утонуть вместе с кораблем!

— Значит, это правда… Вы дали команду спустить шлюпки? И эта история о том, что вас ударили по голове…

Он обернулся в мою сторону, и лицо его оживилось.

— Нет. Я не давал такой команды. Но если они выдвинули эту версию… — Он отвернулся к иллюминатору и стал вглядываться в серую дневную мглу.

— Но какой им смысл? — спросил я. — Если это неправда…

— А кому нужна правда? — возразил он сердито. — Эти мерзавцы устроили панику со страху, а теперь, чтобы спасти свои шкуры, рассказывают, что я отдал приказ покинуть корабль. Шайка проклятых трусов — теперь они все заодно. Но мы еще посмотрим. Когда начнется расследование… — Он слегка пожал плечами: — Я уже раньше имел с этим дело, — сказал он как бы самому себе и снова стал глядеть в иллюминатор на порт, где стояли ржавые железнодорожные вагоны. Он бормотал о каком-то странном совпадении, когда хлопнула дверь и послышалась громкая английская и французская речь. Он обернулся и, глядя на дверь, предупредил меня: — Вам придется подготовить заявление о причинах вашего присутствия на борту «Мэри Диар». — Он проговорил это в спешке, нервозно. — Вы находитесь на положении пассажира, и какие-либо комментарии…

Дверь открылась, и он полуобернулся, глядя на вошедших.

Это был капитан Фрэзер и с ним два французских чиновника. Улыбки, поклоны, поток французской речи, а затем один из французов, тот, что поменьше ростом, произнес по-английски:

— Я сожалею, мосье капитан, что принес плохие вести. Полчаса назад я слышал радиосообщение о том, что в районе Лезье на берег выброшено несколько трупов. Вероятно, жертвы кораблекрушения.

— С «Мэри Диар»? — спросил Петч.

— «Mais oui»,[5] — француз слегка пожал плечами. — Смотритель маяка в Лезье не опознал их, но никакое другое судно не терпело бедствия.

— Лезье — это остров к северу от Айл-де-Брега, примерно в сорока милях к западу отсюда, — пояснил Фрэзер.

— Я это знаю, — Петч шагнул навстречу чиновнику. — Кстати, есть ли среди спасшихся человек по имени Хиггинс? — спросил он.

Чиновник пожал плечами.

— Я не знаю. Официальный список спасенных лиц еще не составлен. — Какой-то момент он колебался. — Мосье капитан, не пройдете ли вы со мной в бюро? Мне бы вы очень помогли. Да и дело это простое. Формальности, понимаете…

И хотя он произнес это извиняющимся тоном, было ясно, что это вопрос решенный.

— Конечно, — ответил Петч, но я понял, что это пришлось ему не по вкусу. Скользнув взглядом с одного на другого, он пересек каюту и пошел по проходу между расступившимися людьми к двери.

Чиновник уже повернулся, чтобы следовать за Петчем, но задержался и посмотрел в мою сторону.

— Мосье Сэндс? — спросил он.

Я кивнул.

— Насколько я понимаю, ваша яхта ждет вас в Питер-Порте. Если вы сообщите моему коллеге необходимые сведения и ваш адрес в Англии, я не думаю, чтобы у нас была нужда задерживать вас. — И он наградил меня мимолетной дружеской улыбкой.

— Bon voyage, mon ami.[6]

— Au revoir, monsieur, — ответил я. — Et merci, mille fois.[7]

Помощник чиновника задал мне несколько вопросов и тоже ушел. Я остался один. Должно быть, я задремал, когда вдруг почувствовал, что кто-то толкает меня в бок. Это был стюард.

— Простите, что разбудил вас, сэр, но я привел мисс Таггард. Приказ капитана, сэр.

Девушка стояла в дверях — маленькая, хрупкая, освещенная светом из иллюминатора, прямо, как на той фотографии.

— Вы мистер Сэндс, не так ли?

Я поднялся.

— Вам нужен капитан Петч. — Я начал объяснять, что он пошел на берег, но она прервала меня.

— Скажите, что случилось с моим отцом?

Я не знал, что ответить. Ей нужно было поговорить с Петчем, а не со мной.

— Капитан Петч скоро вернется, — сказал я.

— Мой отец был на «Мэри Диар», когда вы оказались на ней? — Она продолжала стоять по-мальчишески прямо и решительно.

— Нет, — ответил я.

Она выслушала ответ, и ее губы заметно дрожали.

— Мой отец никогда бы не покинул судно, — она сказала это спокойно, и я понял, что она уже обо всем догадалась. — Он умер, ведь так?

— Да, — сказал я.

— А какова причина смерти? — Она старалась задавать сухие, формальные вопросы, и, так как я проявлял явную нерешительность, она вдруг чисто по-женски бросилась ко мне: — Пожалуйста, я должна знать все, что произошло. Как он умер? Он был болен?

— Кажется, у него был сердечный приступ, — ответил я, а затем добавил: — Вы должны понять, мисс Таггард, ведь я не был в то время на судне. Я только передаю вам то, что узнал от капитана Петча.

— Когда это случилось?

— В начале месяца.

— А этот капитан Петч?

— Он был первым помощником.

Она нахмурилась.

— Отец ни разу не упоминал мне о нем. Он писал из Сингапура и Рангуна и называл лишь Райса, и Адамса, и еще одного человека по имени Хиггинс.

— Петч присоединился к ним в Адене.

— В Адене? — Она с сомнением покачала головой и зябко поежилась в своем пальто. — Мой отец писал мне из каждого порта, куда бы они ни заходили, из каждого порта земного шара. Но из Адена я письма не получила.

В ее глазах показались слезы, и она отвернулась, ухватившись за спинку стула. Я стоял не двигаясь. Потом она произнесла:

— Простите меня. Это нервное. — Она снова взглянула на меня, уже не заботясь о том, чтобы скрыть слезы. — Отца так часто не было дома. Я уже свыклась с этим. Я не видела его целых пять лет. — И затем добавила скороговоркой: — Он очень хороший человек. Видите ли, моя мать умерла. — Она снова сделала паузу и спустя мгновение продолжала: — Каждый раз, возвращаясь в Англию, он давал слово навестить меня, но никогда не выполнял его. На этот раз он сказал, что приедет наверняка. Вот почему мне так тяжело сейчас. Ведь он возвращался совсем. И сейчас…

Дыхание ее сорвалось, она закусила дрожащие губы.

И почти тотчас же вернулся Петч.

Сначала он не заметил девушку.

— Мне нужно уйти, — сказал он. — Требуется опознать их тела. Они нашли двенадцать трупов. — Голос звучал сухо, лицо напряжено, чувствовалось, что он спешил. — Райс мертв. Единственный, кому я доверял…

— Знакомьтесь, это мисс Таггард, — прервал я его.

Он посмотрел на девушку, но, очевидно, не мог сразу сообразить, кто она. Мысли его были заняты своими делами. Постепенно суровое выражение исчезло с его лица, и он нерешительно и чуть нервно сделал несколько шагов ей навстречу.

— Да, конечно. Ваше лицо… — Он замолчал, как бы подбирая нужные слова. — Я видел… я видел ваше фото на его столе. Я так и не убрал его. — А затем, не отрывая взгляда, как бы про себя, он добавил: — Вы всегда были со мной в самые трудные минуты.

— Мистер Сэндс сказал, что, по-вашему, у него был сердечный приступ?

— Да. Совершенно верно — сердечный приступ, — произнес он автоматически, не вдумываясь в значение слов, ибо все его внимание было сосредоточено на ней самой, будто она была внезапно ожившим видением.

— Но как? Когда? Вы не можете сообщить мне какие-нибудь подробности?

Он провел рукой по волосам.

— Да, конечно, простите. Это случилось второго марта. Мы шли по Средиземному, — он замолчал, подыскивая нужные слова. — В то утро он не вышел на мостик. А потом меня позвал стюард. Ваш отец лежал на койке. — Снова короткая пауза, после которой он сказал: — В полдень мы похоронили его, в море.

— Он умер во сне?

— Да. Точно. Он умер во сне.

Последовала продолжительная пауза. Ей очень хотелось поверить его словам. Но она не верила. Ее глаза были широко раскрыты и руки плотно сжаты.

— Вы хорошо его знали? — спросила она. — Вы плавали с ним раньше?

— Нет.

— Он был болен во время вашего совместного плавания или раньше, до вашего прихода на судно, в Адене?

Снова неловкое молчание.

— Нет. Он не был болен. — Петч сделал усилие, чтобы взять себя в руки. — Насколько я понимаю, владельцы не известили вас о его кончине. Я очень сожалею об этом. Я информировал их по радио почти сразу же, но не получил ответа. Они должны были сообщить вам.

— Как он выглядел перед смертью? Расскажите мне о нем, прошу вас. Видите ли, я не видела его… — Умоляющая интонация в голосе исчезла, и она уже более решительно спросила: — Вы можете описать его мне?

— Понятно. Ну что ж, я попытаюсь. Он был небольшого, очень небольшого роста — вот почти и все. Лицо его смуглое, загорелое. Он был лысым, это вы знаете, но в фуражке и на мостике он казался моложе, чем…

— Лысый? — Она была поражена.

— О, немного седых волос у него все же было, — неловко оправдывался Петч. — Вы должны понять, мисс Таггард, он же не молодой человек и долгое время плавал в тропиках.

— Он же был блондином, — произнесла она почти с отчаянием. — У него были пышные светлые волосы. — Она протянула Петчу фотографию пятилетней давности. — А вы изображаете его стариком.

— Вы же просили меня описать его.

— Я не могу этому поверить, — ее голос срывался. Она снова взглянула на Петча, подняв к нему бледное лицо. — Но вы мне сказали не все.

— Уверяю вас, все, — с несчастным видом пробормотал Петч.

— Нет, не все. Я знаю, что не все, — ее голос звучал почти истерично. — Почему он не написал мне из Адена? Он всегда писал мне… из каждого порта… он написал бы мне, даже умирая, даже если бы судно шло ко дну. Он не потерял ни одного судна в жизни!

Петч смотрел на нее, и лицо его приобретало жесткое и сердитое выражение. Затем он внезапно обернулся в мою сторону.

— Мне надо идти, — он повернулся на каблуках и быстро вышел из каюты, даже не взглянув на девушку.

Она оглянулась на закрывшуюся дверь, и глаза ее наполнились слезами. Внезапно она бросилась в кресло, плечи ее сотрясали рыдания.

— Пять лет — очень большой срок, — сказал я мягко. — Он рассказал вам только то, что знал.

— Это не так, — произнесла она сквозь слезы. — Все время, пока он был здесь, я чувствовала, что… — Она вынула носовой платок и вытерла слезы. — Извините меня, — прошептала она. — Это глупо с моей стороны. Последний раз я видела отца еще школьницей. Мое впечатление о нем, вероятно, немного романтическое.

Я положил ей на плечо руку.

— Лучше помните его таким, каким видели его в последний раз, — сказал я.

Она молча кивнула.

— Вам налить чаю?

— Нет, благодарю вас, — она поднялась с кресла. — Я должна идти.

Она протянула руку на прощанье и ушла.

Потом снова появился капитан Фрэзер.

— Итак, — спросил он, — что же произошло? Вы не знаете? — В его глазах сквозило плохо скрываемое любопытство. — Командаговорит, что он приказал им покинуть судно.

Он ждал, что я отвечу, но, когда я ничего не сказал, он добавил:

— Причем не кто-то один, а все они это утверждают.

Я вспомнил, как Петч мне однажды сказал: «Они сговорились… потому что хотят спасти свои шкуры». Кто же все-таки прав? Петч или команда?..

…Еще раз я увидел Петча уже перед моим отъездом на Гернсей. Это было в Паймполе, в двадцати или тридцати милях к западу от Сен-Мало, в небольшом оффисе в порту. Когда полицейская машина везла меня в Сен-Мало, я заметил Петча в окне оффиса, правда, одно только лицо, белое, как у привидения. Он, словно узник, смотрел из окна на морской простор.

— Сюда, мосье, прошу вас.

В приемной я увидел около десятка человек, безразличных ко всему окружающему, апатичных, молчаливых. Инстинктивно я почувствовал, что эти люди — бывший экипаж «Мэри Диар». Их одежда, явно с чужого плеча, так и кричала, что ее нынешние владельцы потерпели кораблекрушение. Они жались друг к другу, как стадо перепуганных овец. Часть их можно было принять за англичан, другие же, с обожженными солнцем лицами, могли сойти за кого угодно. Один из них держался особняком. С бычьей шеей и бычьей головой, он возвышался, как огромная неотесанная глыба. Он стоял на своих широко расставленных ногах прочно, словно монумент на пьедестале. Его огромные мясистые руки засунуты в карманы брюк, стянутых широким морским поясом, покрытым белыми пятнами соли, и с позеленевшей медной пряжкой.



Когда я вошел, он сразу же двинулся мне навстречу, загораживая проход. Его маленькие глазки, словно два буравчика, впились в меня. Я думал, что он хочет заговорить со мной, но ошибся. Жандарм в это время открыл дверь и пропустил меня в оффис.

Петч обернулся в мою сторону, но лица его я не разглядел, только голова и плечи вырисовывались контуром на фоне освещенного окна, сквозь которое мне видны были люди на улице и рыбачьи лодки в заливе. Вдоль стен комнаты громоздились столы, на стене — карта порта, в углу — старомодный сейф. За одним из неприбранных столов восседал человек маленького роста с жиденькими волосами.

— Мосье Сэндс? — Он протянул мне белую тонкую руку. — Надеюсь вы извините за вынужденный визит к нам, но это необходимо. — Он жестом указал мне на стул. — Alors[8] мосье. — Он взглянул на кипу бумаг перед собой. — Вы поднялись на борт «Мэри Диар»? C'est pа?[9] Как долго после того, как команда покинула судно? — он безбожно коверкал английский.

— Спустя десять или одиннадцать часов.

— А мосье ле кэпитэн? — И он метнул беглый взгляд на Петча. — Он все еще был на судне, а?

Я утвердительно кивнул.

Чиновник перегнулся через стол в мою сторону.

— Alors, monsieur.[10] Это есть то, что я хотел спросить. По вашему мнению, мосье ле кэпитэн дал экипажу команду покинуть судно или нет?

Я взглянул в другой конец комнаты, где сидел Петч, но по-прежнему увидел лишь его силуэт на фоне окна.

— Я не могу сказать, мосье, — ответил я. — Я был после этого.

— Конечно. Я понимаю. Но ваше мнение? Мне нужно ваше мнение, мосье. Вы должны знать, что случилось. Он, должно быть, говорил с вами об этом. Вы были на том судне многие ужасные часы. Должно быть, вам казалось, что вы умрете. Говорил он что-нибудь, что заставило вас составить мнение о том, что случилось?

— Нет, — сказал я. — Нам некогда было разговаривать. Времени не было.

И затем, чтобы доказать, что нам было не до разговоров, я подробно рассказал о том, чем мы занимались на судне. Но, когда я закончил рассказ, он снова спросил:

— А сейчас, мосье, все-таки ваше мнение? Вот что я хочу.

К этому времени я уже принял решение.

— Ну что ж, хорошо, — сказал я. — Я совершенно убежден, что капитан Петч никогда не отдавал экипажу приказа покидать судно.

И я начал объяснять, почему это невозможно. Все это время чиновник старательно скрипел пером по бумаге, а затем пододвинул лист ко мне.

— Вы читаете по-французски, мосье? — Я утвердительно кивнул. — Тогда, пожалуйста, читайте, что там написано, и подпишите показание.

— Вы должны понять, — сказал я, прочитав текст и подписав его, — что я там не был. Не мог я знать, что там происходило.

— Конечно, — подтвердил он и посмотрел на Петча. — Вы хотите что-нибудь добавить для заявления, которое уже сделали? — Этот вопрос был обращен к Петчу.

Петч отрицательно покачал головой. И тогда чиновник снова задал ему вопрос:

— Вы понимаете, мосье ле кэпитэн, что это очень серьезное обвинение, что вы сделали против экипажа — ваших офицеров тоже. Мосье Хиггинс поклялся, что вы отдали приказ ему и человеку за рулем — Юлсу, и он тоже подтвердил, что слышал, как вы давали такой приказ.

Петч молчал.

— Я думаю, будет самое лучшее, если мы будем иметь мосье Хиггинса и другого человека здесь, и чтобы я мог…

— Нет! — Голос Петча дрожал от негодования.

— Но, мосье, — голос чиновника звучал мягко, — я должен понять, что…

— Бога ради, я прошу вас не делать этого. — Петч в два шага очутился возле стола и нагнулся к чиновнику. — В присутствии тех двоих я не буду делать никаких заявлений!

— Но должна быть некоторая причина…

— Нет! Я сказал, что нет! — И кулак Петча с грохотом опустился на поверхность стола. — У вас уже есть мое заявление, и хватит! В свое время будет проведено расследование. А до тех пор ни вы, ни кто-либо другой не смеет меня допрашивать в присутствии команды…

— Но, мосье ле кэпитэн, вы понимаете, в чем вы их обвиняете?

— Конечно, понимаю.

— Тогда я должен вас спросить…

— Нет. Вы меня слышите? Нет! — Его кулак снова обрушился с силой на стол. Затем он резко повернулся ко мне. — Во имя бога, пойдемте выпьем. Я торчу в этом паршивом заведенье… — Он взял меня за руку.. — Пойдемте. Мне нужно выпить.

Я взглянул на чиновника. Он только дернул плечами и в отчаянии развел руками. Петч толкнул дверь, вышел в приемную и, не глядя по сторонам, зашагал прямо сквозь группку людей, будто их вовсе не существовало. Но когда я двинулся следом, дорогу мне преградил гигант.

— Эй, что ты там наговорил? — потребовал он хриплым голосом. — Наверное, ты сказал им, что он не отдавал нам приказа покинуть судно. Ты это сказал?

Я попытался оттолкнуть его, но он резким движением схватил мою руку своими огромными лапами.

— Ну-ка выкладывай! Ты это им сказал?

— Да, — ответил я.

Он отпустил меня.

— Боже всемогущий! — зарычал он. — А что ты, собственно, можешь знать об этом, а? Ты был там, когда мы садились в шлюпки? — проревев это, он приблизил ко мне свое мясистое лицо. Для человека, потерпевшего кораблекрушение, он выглядел до странности довольным собой. — Ты был там, а? — И он грубо захохотал.

— Нет, — ответил я, — конечно, я там не был. Но я не…

— Зато мы там были, — почти прокричал он, и его маленькие глазки уставились на полуоткрытую дверь за моей, спиной. — Мы были там, и мы чертовски хорошо знаем, какие приказы отдавались.

Он говорил это специально для чиновника-француза, который появился в это время в дверях оффиса.

— Это был правильный приказ для команды горящего корабля, да еще доверху набитого взрывчаткой. И мы это хорошо понимали — и я, и Райс, и старый шеф, и… все остальные.

— Так если приказ был правильным, — возразил я, — тогда как же случилось, что капитан Петч в одиночку потушил пожар?

— А это лучше спросить у него самого, — он повернулся и бросил взгляд на Петча.

Петч медленно двинулся назад в комнату.

— А ну-ка, Хиггинс, объясните мне точно, что вы имеете в виду? — потребовал он. Голос его звучал спокойно, но слегка дрожал, а руки были сжаты в кулаки.

— Сделав что-то один раз, человек сделает это же и во второй, — ответил Хиггинс, и в глазах его сверкнуло торжество.

Я думал, что Петч ударит его. Но этого не случилось. Вместо того Петч сказал:

— Вы заслужили виселицу за убийство. Вы убили Райса и тех остальных!

Петч произнес эти слова сквозь зубы и, резко повернувшись, вышел на улицу.

— Только попробуй сказать это во время расследования, — пригрозил ему вдогонку Хиггинс своим хриплым голосом.

Петч обернулся. Его лицо сделалось белым как полотно. Он весь трясся, переводя взгляд с одного на другого.

— Мистер Берроуз, — обратился он к высокому худому человеку с кислым, рассеянным взглядом. — Вы же прекрасно знаете, что я не давал такого приказа.

Человек нервно переминался с ноги на ногу, избегая прямого взгляда Петча.

— Я знаю только то, что мне передали в котельное отделение, — пробормотал он.

— А вы, Юлс? — обратился Петч к низкорослому человечку с потным лицом и бегающим взглядом. — Вы были у штурвала. Вы слышали все приказы, которые я отдавал с мостика. Вспомните, о чем они были?

Человечек не знал, что сказать, и украдкой поглядывал на Хиггинса.

— Вы приказали спустить шлюпки, а людям — быть в готовности покинуть судно, — чуть слышно пролепетал он потом.

— Вы жалкий лгун! — Петч медленно двинулся к нему, но Хиггинс заслонил собой дорогу.

Петч некоторое время пристально смотрел на него, тяжело дыша, а затем повернулся и быстро вышел из помещения. Я последовал за ним и увидел, что он ждет меня на обочине тротуара. Он дрожал всем телом и выглядел совершенно разбитым.

— Вам нужно поспать, — сказал я.

— Мне нужно выпить.

В полном молчании мы дошли до площади и открыли дверь первого попавшегося бистро.

— У вас есть деньги? — спросил он.

Я ответил, что Фрэзер одолжил мне немного. Он с удовлетворением кивнул. Когда мы заказали коньяку, он вдруг сказал:

— Последние выловленные трупы доставят сюда не раньше двух часов.

Я предложил ему сигарету, и он зажег ее дрожащими руками.

— Чертовски жаль, что шлюпка Райса затонула, — в сердцах ударил он по столу ладонью. — Лучше бы на его месте был Хиггинс…

Он тяжело вздохнул и погрузился в молчание.

Я не прерывал его. Я чувствовал, что ему нужна тишина. Но в мыслях я никак не мог освободиться от воспоминаний о «Мэри Диар», и, глядя на Петча, уставившегося на стакан с коньяком, я пытался сообразить, что же в действительности произошло на судне.

— Что имел в виду Хиггинс, когда говорил о чем-то, что было раньше? — спросил я наконец. — Он имел в виду случай с «Белль Айл»?

Петч кивнул, не отрывая взгляда от стакана.

— А что случилось с «Белль Айл»?

— Его выбросило на берег… и люди стали болтать. Вот и все. Судно стоило больших денег. Но это не так важно.

Но я понимал, что это важно.

— А какая связь между «Белль Айл» и «Мэри Диар»? — Я снова не удержался от вопроса.

Он метнул на меня беглый взгляд.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как бы это сказать… — Это было совсем непросто — облечь в слова мысль, которая терзала меня. — Все это довольно странная история, вы понимаете, — команда заявляет, что вы отдали приказ покинуть судно, а вы говорите, что нет. А потом смерть. Таггарда, да и Деллимера…

— Деллимера? — Меня поразила внезапная ярость в его голосе. — А при чем Деллимер?

— Ни при чем, — возразил я, — но…

— Ну что ж, договаривайте. Что еще пришло в голову?

— То, о чем я собирался спросить, давно не давало мне покоя. Тот пожар…

— Вы предполагаете, что это моя работа?

Такой ответ удивил меня.

— Бог мой, конечно, нет!

— Тогда, что же вы предполагаете? — Его взгляд был злым и подозрительным.

Я молчал, понимая насколько он измотан, чтобы отвечать искренне на неприятные для него вопросы.

— Дело в том, что я никак не возьму в толк, почему вы тушили пожар и в то же время не позаботились включить помпы? Я видел также, что вы развели огонь в топке и тем не менее им не воспользовались. — Я сделал паузу, так как обратил внимание на его странный взгляд. — И вообще, что вы делали все время на судне? Я имею в виду угольную пыль. Вы были с головой покрыты угольной пылью, и я подумал… — Я видел, как его руки сжались в кулаки, и тут же быстро спросил: — Вы не предполагали, что я окажусь столь любопытным?

Его тело медленно расслабилось.

— Нет. Я об этом не подумал, — и он снова уставился на свой пустой стакан, — извините меня, я немного устал, вот и все.

Пока не принесли новые порции коньяка, он не проронил ни слова, потом заговорил:

— Я хочу, Сэндс, быть с вами совершенно откровенным. Я попал в чертовски сложное положение.

— Из-за Хиггинса?

Он кивнул.

— Отчасти. Хиггинс лжец и мерзавец. Но я не могу этого доказать. С самого начала он повел себя как подлец, но я не могу и этого доказать. — Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза. — Я должен побывать на судне.

— На «Мэри Диар»? — Эта мысль показалась мне невероятной, ведь он брал на себя огромную ответственность. — Зачем? — спросил я. — Ведь владельцы наверняка организуют…

— Владельцы! — В его голосе звучало явное пренебрежение. — Если бы владельцы только знали, что оно на камнях Минки…

Он внезапно сменил тему разговора и стал расспрашивать о моих будущих планах.

— Вы вроде бы говорили мне о том, что интересуетесь спасением имущества с затонувших судов, и намеревались превратить свою яхту в плавучую водолазную базу? — Разговор на эту тему действительно имел место еще в самом начале нашего знакомства. Меня удивило, что он запомнил его. — У вас что, есть уже все оборудование — костюмы, помпы?

— Мы не водолазы, а аквалангисты, — ответил я. Его внезапный интерес к моим делам заставил меня подумать о том, сколько еще всего предстояло нам сделать: работы по переделке яхты, оснащение ее и всякие дела, связанные с организацией первой профессиональной спасательной операции.

— А я думал… — Он нервно барабанил пальцами по мраморной крышке столика. — Эта ваша лодка — сколько уйдет времени на ее перестройку?

— Что-нибудь около месяца, — ответил я. — Неужели вы рассчитывали на то, что мы пойдем к «Мэри Диар» и возьмем вас с собой?

Он снова посмотрел на меня.

— Я должен побывать там еще раз.

— Но зачем, черт возьми? Владельцы сами организуют спасение имущества.

— К дьяволу владельцев! — выкрикнул он. — Они ведь не знают, что судно там. Он перегнулся ко мне через стол. — Я уже сказал, что я должен там побывать.



— Но почему?

Он медленно отвел от меня взгляд.

— Я не могу сказать вам об этом, — пробормотал он, но тут же переменил тон: — Послушайте, Сэнд. Я не спасатель. Я моряк и знаю, что плавучесть судна можно восстановить.

— Чепуха, — возразил я. — Еще один шторм, и его затопит полностью, а возможно, и разобьет.

— Не думаю. В судне — вода, это правда. Но она его не заполнит полностью. Если загерметизировать все отверстия, то при отливе можно откачать воду помпами, установленными на палубе.. — Он сделал паузу, как бы раздумывая. — Я даю вам эту идею в качестве делового предложения. Судно все еще там, и только мы с вами знаем, где оно находится. Подумайте о моем предложении, — поспешно добавил он. — Возможно, пройдут недели, прежде чем какой-нибудь рыбак обнаружит судно. — Он схватил мою руку. — Мне нужна ваша помощь, Сэндс. Мне нужно осмотреть его носовой трюм. Я должен своими глазами его увидеть.

— Увидеть что?

— Тот трюм. Он не затоплен, так как судно неподвижно. По крайней мере, — добавил он, — я в это верю. Но мне нужны доказательства.

Я ничего не ответил, и он перегнулся ко мне через стол, не спуская с меня своего жесткого, настойчивого взгляда.

— Если вы не поможете… — Голос его звучал хрипло. — У меня нет никого, кто мог бы помочь мне. Решайтесь же, черт возьми! Я спас вам жизнь. Вы же беспомощно болтались на веревке. Помните? Я помог вам. Теперь я прошу помочь мне.

Петч не отрываясь смотрел на меня.

— Какой ваш адрес в Англии? — спросил он.

Я назвал лодочный причал в Лаймингтоне. Он кивнул, нахмурился и снова уставился взглядом на свой пустой стакан. Мне надо было уходить, чтобы успеть на самолет. Я пожелал ему удачи и встал.

— Одну минутку! — крикнул он мне вслед. — Надеюсь, что у вас есть свой сейф в банке?

Я кивнул, и он сунул руку в карман, извлек оттуда пакет и бросил его на стол.

— Не сохраните ли вы его до нашей новой встречи?

— Что это?

Он сделал неопределенный и в то же время нетерпеливый жест рукой.

— Так, личные документы. Боюсь, как бы они не затерялись. — А затем, уже не глядя на меня, он добавил: — Когда увидимся, я заберу их.

Я сунул пакет в карман и пошел к выходу.

Спустя два часа я был уже в воздухе, море под нами было похоже на лист гофрированного железа, а далее, справа по борту самолета, оно бурлило белыми барашками.

Француз на соседнем кресле склонился в мою сторону и указал рукой в направлении белых барашков.

— Regardez, regardez, monsieur, — прошептал он возбужденно. — C'est Plateu de Minquiers.[11] А затем, поняв, что я англичанин, сказал с извиняющейся улыбкой уже по-английски: — Вы, конечно, не поняли меня. Но там, внизу, скалы, много скал. Tres formidable.[12] Мне кажется, по воздуху путешествовать приятнее. Взгляните, мосье! — И он протянул мне французскую газету. — Вы ведь не видели ее, правда? — Он сунул ее мне в руки. — Это ужасно! Ужасно!

Газета была открыта там, где были напечатаны фотографии Петча, Хиггинса и остальных спасенных, снимки утопленников на песчаном берегу, чиновников, осматривающих обломки кораблекрушения, найденные в скалах. Всю страницу пересекал заголовок «ТАЙНА ПОКИНУТОГО БРИТАНСКОГО СУДНА».

— Интересно, не правда ли, мосье? Эта история мне кажется очень странной. И все эти люди… — Француз удовлетворенно зацокал языком. — Вы даже не представляете, как страшен этот район моря. Ужасен, мосье.

Я улыбнулся, и мне вдруг очень захотелось рассказать ему, на что похож Минки там, внизу. Но я этого не сделал, так как уже начал читать напечатанное в газете заявление, которое сделал властям «ле кэпитэн Гидеон Петч». И вдруг я понял, что он не сообщил им о местонахождении «Мэри Диар». Он даже не упомянул, что судно село на мель, а не затонуло. Мне тут же пришли на память его слова: «…только мы с вами знаем, что оно там». Я сидел, уставившись невидящим взглядом в газету, поняв, что это еще не конец истории «Мэри Диар».

— Странная история, не так ли, мосье?

Я кивнул, но уже не улыбался.

Да, — сказал я. — Очень странная.

РАССЛЕДОВАНИЕ

Глава I

Общее расследование по делу исчезновения «Мэри Диар» было наконец назначено на понедельник, 3 мая, в Саутгемптоне.

Мы были заняты переоборудованием «Морской ведьмы», когда к нам явился мистер Ф. Т. Снеттертон, представитель страховой компании «Эйч-Би энд Кей-Эм» в Сан-Франциско. Его интересовала лишь та часть груза, которая была отправлена на «Мэри Диар» торговой фирмой г-на Су из Сингапура. Могу ли я рассказать, что это был за груз? Был ли я в трюмах судна? Рассказывал ли мне Петч о характере груза?

«Морская ведьма» была поднята на берег, судовые механики проверяли крепления киля, а мы с Майком разбирали двигатели. Поэтому мы спустились к самой воде, где можно было поговорить без помех.

— Вы понимаете, мистер Сэндс, — объяснял мне Снеттертон, — мне бы хотелось удостовериться, что груз судна действительно принадлежал фирме господина Су. Мне бы хотелось удостовериться в его соответствии с грузовой декларацией. Мне кажется, что вы должны были видеть хоть что-нибудь, чтобы составить свое мнение о характере груза. Подумайте, сэр. Подумайте.

Я рассказал ему, что мне удалось лишь заглянуть в смотровой люк трюма № 3 и что там я заметил только обуглившиеся тюки с хлопком.

— Пожалуйста, мистер Сэндс, вспомните, — он нетерпеливо закивал головой. — Меня интересуют авиационные двигатели. Только авиадвигатели.

Об авиадвигателях я услышал впервые.

— Ходил слух, что на судне был груз взрывчатки.

— Нет. Нет, авиадвигатели.

Он сел на ограждение одного из понтонов, на которых лежали лодки, — элегантный мужчина, одетый в щегольской черный костюм и с папкой в руках. В таком виде он выглядел здесь явно не к месту.

— Судно само по себе, — сказал он, четко формулируя свою мысль, — для меня не имеет никакого значения. После двух крушений оно ничего не стоит. А хлопок застрахован калькуттской компанией. Меня волнуют только авиадвигатели. Их было на судне сто сорок восемь единиц, и застрахованы они на сумму двести девяносто шесть тысяч фунтов стерлингов. Я должен получить подтверждение, что они находились в трюмах в тот момент, когда судно пошло ко дну.

— А что заставляет вас считать, что их там не было? — спросил я его.

Нервно теребя в руках папку, он бросил на меня быстрый взгляд, в котором сквозила решительность.

— Это довольно трудно объяснить, — он как бы думал вслух, — но возможно… Вы ведь лицо незаинтересованное… Возможно, если я объясню, это поможет вам что-нибудь вспомнить… Ну хотя бы мелочь, может быть, — случайно оброненное слово. — Он снова взглянул на меня и сказал: — Вскоре после того, как был предъявлен иск, мы узнали от одного из наших агентов в Адене, что человек по имени Адамс в баре «Стимер Пойнт» упоминал в разговоре о «Мэри Диар» и ее грузе. Нам сообщили, что, по его мнению, на судне не было ничего, кроме хлопка. — И он добавил, но уже каким-то странным голосом: — Вы, конечно, понимаете, сэр, что это строго между нами.

После этого он снова стал просить меня припомнить какие-нибудь мелкие детали, которые дали бы ему в руки нить.

— Мне думается, что, пробыв на борту судна целых сорок восемь часов, вы должны были узнать хоть что-нибудь о его грузе.

— Тогда был страшный шторм, — возразил я. — Судно шло ко дну.

— Да, да, конечно. Но вы ведь разговаривали с мистером Петчем. Вы были с ним вместе в самый критический период. В таких обстоятельствах человек часто говорит то, о чем в другое время предпочел бы умолчать… — Он не закончил фразу, полагая, что закончу ее я, и все это время он не сводил с меня пристального взгляда. — Вы уверены, что он не упоминал о грузе?

— Абсолютно уверен.

Он пожал плечами и поднялся. Я спросил, как же могло случиться, что груз, записанный за судном при выходе из порта, вдруг исчез в пути? Он взглянул на меня.

— Все возможно, мистер Сэндс, особенно если он стоил больших денег.

Я вспомнил, что Петч говорил мне то же самое в связи с «Белль Айл». А затем Снеттертон вдруг спросил, не упоминал ли Петч имени какого-нибудь другого судна, пока мы были вместе с ним на «Мэри Диар».

— Я не уверен в этом, — быстро ответил я. (Если Снеттертон рассчитывал узнать что-то о «Белль Айл», то пусть ищет кого-нибудь другого.)

Но от него не так-то легко было отделаться.

— Вы не уверены в этом? — Он посмотрел на меня пронизывающим взглядом. — А я хочу, чтобы вы были уверены, мистер Сэндс. Это может иметь решающее значение.

— Я совершенно уверен в этом, — раздраженно сказал я.

Черт бы его побрал, какое право он имеет допрашивать меня о том, что говорил мне Петч! И я сказал, что если ему важно узнать, на каких кораблях плавал Петч, то какого черта он не спросит об этом самого Петча.

Он снова уставился на меня.

— Речь идет не о том судне, на котором плавал Петч.

— Тогда о каком же?

— О «Торре Анунсиате». А теперь вернитесь мысленно в прошлое и хорошенько подумайте. Упоминал ли мистер Петч название «Торре Анунсиата»?

— Нет, — ответил я. — Определенно нет. — Я почувствовал облегчение, но вместе с тем во мне вскипела злость. — А какое отношение ко всему этому имеет эта ваша «Торре Анунсиата»?

Он колебался.

— Этот вопрос деликатный, вы понимаете… В основном это предположение… — Но внезапно он решился и заявил прямо: — Компания Деллимера владела двумя судами — «Мэри Диар» и «Торре Анунсиата». «Торре Анунсиата» находилась в дельте реки Рангун в то время, когда «Мэри Диар» там же принимала на борт груз хлопка… — Он посмотрел на часы и встал. — Извините, сэр, за причиненное вам беспокойство.

Он повернулся и зашагал прочь. Но внезапно остановился и снова обратился ко мне.

— Я буду с вами откровенен. Видите ли, это дело при определенных обстоятельствах.. — Он на момент замолчал, видимо, принимая какое-то решение. — Я сейчас жду сообщения от нашего агента из Рангуна. Но… — он покачал головой. — Все это меня очень беспокоит, мистер Сэндс. Видите ли, «Торре Анунсиата» была продана китайцам, после чего исчезла, как говорится, «за бамбуковым занавесом», причем не только судно, но и его команда. Мы почти убеждены, что его перепродали в Занзибар. Так что пройдут недели, пока мы сумеем навести о нем справки. А потом этот пожар на «Мэри Диар» и исчезновение мистера Деллимера. Мистер Деллимер — в прошлом военный моряк. Самоубийство… Небольшая фирма, знаете ли… Возможны финансовые затруднения. Теперь вы понимаете, мистер Сэндс, что я имею в виду. Сами по себе это мелочи, но взятые вместе… — он посмотрел на меня многозначительно, а потом продолжил мысль: — Играет большую роль и время. Компания «Эйч-Би энд Кей-Эм» предпринимает большие усилия для расширения своих деловых связей в бассейне Тихого океана. И мистер Су является не только значительной фигурой в самом Сингапуре, но и обладает влиянием в других портовых городах Дальнего Востока. В связи с этим возникает настоятельная необходимость ускорить расследование по предъявленному иску, пока… — Он пожал плечами.

Мы вместе отошли от воды, и он остановился полюбоваться стройными линиями «Морской ведьмы», расспрашивая меня при этом о наших планах спасательных работ, об аквалангах, которые мы используем, о глубинах, на которых работаем. Казалось, он искренне заинтересовался; тогда я сообщил ему, какой доход мы получили от операции по спасению имущества танкера, потерпевшего крушение в Средиземном море, рассказал я и о предстоящих работах в заливе Уорбэрроу Бей, неподалеку от Дорсета, где затонула когда-то десантная баржа. Снеттертон пожелал удачи и оставил мне свою визитную карточку.

— Подумайте еще раз о том, что я сказал вам, мистер Сэндс. Может быть, вы что-нибудь вспомните.

Только после ухода Снеттертона, то есть когда у меня появилось время переварить все услышанное, я стал понимать, к чему может привести исчезновение «Мэри Диар». Ясно, что вслед за Снеттертоном появятся еще люди, которые будут задавать разные вопросы.

Когда два дня спустя я приехал в Лондон, чтобы подписать со страховыми компаниями контракт на проведение спасательных работ, я заодно навел кое-какие справки о «Белль Айл». Судно потерпело крушение у Анамбасских островов, к северо-востоку от Сингапура примерно десять лет назад. Его капитаном официально значился Гидеон С. Петч. Расследование катастрофы проводилось в Сингапуре, и суд установил, что она произошла по вине капитана, за что последний был лишен судоводительского сертификата сроком на пять лет. Вот и все. Никаких подробностей. Однако в беседе с одним из своих приятелей, работавшим у Ллойда и ведавшим мореплаванием в районах Дальнего Востока, я узнал, что слухи, распущенные об этом случае, были специально сфабрикованы. Судно было застраховано на очень крупную сумму.

В тот день я оказался неподалеку от улицы Сент-Мэри Экс и решил взглянуть на контору компании Деллимера. С одной стороны, меня разбирало любопытство, что это за контора, с другой — я надеялся узнать там адрес Петча.

Когда я назвал себя, женщина-блондинка воскликнула:

— О, вы тот самый мистер Сэндс, который был на борту нашей «Мэри Диар»? Тогда вы, наверное, сможете мне помочь. Я пытаюсь выяснить, что же в действительности случилось с ним, то есть с мистером Деллимером. — Она непроизвольно бросила взгляд на большую фотографию в вычурной серебряной рамке, стоявшей на большом письменном столе. Это был портрет мужчины с довольно грубым, изборожденным глубокими морщинами лицом и небольшим прямым ртом под ниточкой тонких усиков.

— Вы хорошо его знали? — спросил я.

— О да! Мы вместе основали компанию. Правда, когда к нам присоединился мистер Гандерсен, все стало иначе. Наш главный оффис переместился в Сингапур, а мы с мистером Деллимером остались здесь, в лондонском филиале.

Слова «мы с мистером Деллимером» прозвучали как-то очень по-семейному. Она стала забрасывать меня вопросами. Говорил ли мне Петч о том, каким образом исчез мистер Деллимер? Входил ли я в его каюту? Беседовал ли я с кем-либо из спасшихся? Ведь он был военным моряком. Не мог же он так вот просто упасть за борт?

Но когда она поняла, что я не сообщу ей ничего такого, о чем она уже знает из газет, у нее пропал ко мне всякий интерес. Тогда я спросил у нее адрес Петча, но она его не знала.

— Дня три назад он заходил сюда и принес письменный отчет, — сказала она. — Теперь он будет здесь в пятницу, чтобы встретиться с мистером Гандерсеном.

Я оставил адрес верфи, где стояла «Морская ведьма», попросив ее передать Петчу, чтобы он связался со мной. Она проводила меня до дверей.

— Я передам мистеру Гандерсену, когда он будет в Лондоне, что вы заходили, — она произнесла это с легкой мимолетной улыбкой, — я уверена, что он заинтересуется.

Мистер Гандерсен! Возможно, у нее просто такая интонация, но у меня возникло подозрение, что она побаивается его, несмотря на то, что он находился далеко от компании Деллимера с ее видом на дымовые трубы и с фотографией в серебряной рамке.

Прошли дни, и я позабыл о предстоящей встрече с Гандерсеном, как вдруг в пятницу, в полдень, к сходням нашего понтона прибежал посыльный из верфи и сообщил, что меня просят к телефону. Мистер Гандерсен только что прилетел из Сингапура и желал бы поговорить со мной. Завтра он приедет в Саутгемптон, и удобно ли ему позвонить мне часов в одиннадцать?

На следующий день рано утром из Лондона позвонил Петч. Нет, ему не передавали моей просьбы. Я подумал, что он звонит мне по поводу пакета с бумагами, который он просил сохранить для него и который я совсем недавно обнаружил в своей папке на яхте, а не в сейфе банка, как я обещал. Но и это его не волновало. Он звонил в связи с приездом Гандерсена. Виделся ли я с ним? И когда я ответил, что жду его звонка в одиннадцать, он сказал:

— Слава богу! Я пытался позвонить вам еще вчера вечером, чтобы предупредить. — А потом добавил: — Надеюсь, вы никому не сказали, где лежит «Мэри Диар»?

— Нет, — ответил я. — Еще нет. — Я действительно не сказал никому, даже Майку.

— Приходил ли к вам человек по имени Снеттертон — страховой агент?

— Да.

— Вы ему не сказали?

— Нет, — ответил я. — Он меня не спрашивал. Он, очевидно, считает, что судно затонуло. — Но потом я сам спросил его: — А вы не уведомили об этом власти? Если еще нет, то сейчас самое время…

— Послушайте, — сказал он. — Я не могу сейчас приехать к вам. Мне надо кое-кого повидать. А в понедельник я должен быть в министерстве транспорта. Но во вторник я приеду к вам. Обещайте мне до тех пор никому ничего не говорить.

— Но почему? — спросил я. — Какой смысл вам скрывать, где находится судно?

— Я объясню все при встрече.

— А как мне быть с Гандерсеном? Что я ему скажу?

— Скажите что хотите. Но, ради бога, не говорите, где судно. Вообще никому не говорите. Я прошу сделать мне это одолжение, Сэндс.

— Хорошо, — ответил я с сомнением.

Он поблагодарил и повесил трубку.

Час спустя на верфь приехал Гандерсен. Мальчик-посыльный нашел меня и сообщил, что он ожидает в конторе верфи. Возле домика, где помещалась контора, стоял огромный лимузин с наемным шофером. Войдя в оффис, я нашел Гандерсена сидящим на столе с сигаретой в зубах и перед ним менеджера… В комнате царила неловкая тишина.

— Вы мистер Сэндс? — спросил Гандерсен.

Он не протянул мне руки, не встал и вообще даже не пошевелился. Менеджер предложил нам располагать его кабинетом и выскользнул на улицу. Как только дверь за ним затворилась, Гандерсен произнес:

— Я полагаю, вы знаете, зачем я здесь? — Он подождал, пока я утвердительно кивнул в ответ и продолжил: — Вчера я виделся с мистером Петчем. Я знаю, что вы в течение сорока восьми часов находились вместе с ним на борту «Мэри Диар». Естественно, мне хотелось бы услышать вашу версию о том, что произошло на нашем судне. Мне нужны все подробности. Прошу, мистер Сэндс!

Я рассказал ему всю историю, выпустив только некоторые детали, связанные с поведением Петча и то, что произошло в самом конце. Он слушал, не проронив ни слова и ни разу не перебив меня. Его длинное, неподвижное лицо, слегка загорелое на солнце, не выражало ничего, а глаза, скрытые за стеклами очков в роговой оправе, смотрели на меня, не отрываясь, все время, пока я говорил.

После рассказа он задал мне целый ряд деловых вопросов, касающихся курса судна, силы ветра и продолжительности работы машин. Испытания, которые выпали на нашу долю, не произвели на него никакого впечатления, и я счел его бездушной личностью.

Потом он сказал:

— Мне кажется, мистер Сэндс, что вы не поняли, что мне от вас нужно. Я хочу только выяснить место, где затонуло судно?

— Мне кажется, что вы не уяснили себе, в каких условиях мы находились, — ответил я. — Все, что я могу вам сообщить, так это то, что я попал на борт вашего судна неподалеку от Дуврских Камней.

Он встал со стола. Гандерсен оказался очень высокого роста. На нем был светлый костюм, сшитый из мягкого материала по последней американской моде.

— Вы оказались мне не очень полезны, мистер Сэндс. — На его пальце сверкнул перстень с печаткой. — Мне кажется странным, что ни вы, ни Петч не можете указать, где находилось судно в тот момент, когда вы покинули его. — Он выдержал паузу, а затем сказал: — Я уже говорил с Хиггинсом. У него нет судоводительского сертификата, но он опытный моряк. Может быть, вам интересно узнать, какие он сделал вычисления? Так вот, исходя из силы ветра, вероятной скорости дрейфа и прилива, он определил место гибели «Мэри Диар» значительно восточнее того места, где, по вашему мнению и мнению Петча, она находилась. У вас есть возражения? — Он стоял спиной к окну, следя за выражением моего лица.

— Нет, — ответил я, слегка раздраженный его манерами. А затем, так как он продолжал выжидательно смотреть на меня, произнес: — Я хочу напомнить вам, мистер Гандерсен, что меня вообще это нисколько не волнует. Я оказался на борту вашего судна случайно.

Он ответил не сразу. Подумав некоторое время, он наконец сказал:

— Ладно, поживем — увидим, — и затем: — Ну что ж, кое-что я все-таки от вас узнал. Но крайней мере, я знаю продолжительность работы машины и курс судна. Отсюда можно приблизительно определить место гибели. — Он снова помолчал. — Есть ли у вас что-нибудь добавить к тому, что вы уже мне сообщили, мистер Сэндс?

— Нет, — сказал я. — Ничего.

— Прекрасно. — Он взял шляпу, но на момент задержался. — Менеджер верфи рассказал мне, что вы интересуетесь спасательными работами и что основали свою фирму «Сэндс, Дункан энд компани», — он посмотрел на меня. — В связи с этим мне хотелось бы предупредить вас, что этот Петч пользуется дурной репутацией. К сожалению, наш мистер Деллимер — совершенно неопытный в делах судовождения человек. Петч воспользовался этим, и результат не замедлил сказаться.

— Он сделал все возможное для спасения судна, — возразил я сердито.

Впервые его лицо оживилось, бровь поднялась.

— После того как он довел команду до паники и посадил ее в шлюпки? Мне предстоит еще выяснить его истинные мотивы, и если в этом замешаны вы, мистер Сэндс… — Он надел шляпу. — Вы найдете меня в отеле «Савой», если сочтете нужным информировать меня дополнительно.

Он вышел из конторы, и я смотрел ему вслед с неприятным ощущением, что оказался втянутым в опасную историю.

Когда приехал Петч, настроение у меня было отвратительное. В то время мы жили прямо на «Морской ведьме», что оказалось для него весьма кстати, так как он пришел поздно вечером.

Мы убрали со стола в салоне все инструменты, я предложил ему сесть, налил стакан рому, угостил сигаретой и представил Майку. Стакан чистого рому он осушил залпом и жадно затянулся сигаретой, словно курил впервые за несколько дней. Костюм на нем был старый и помятый, и я невольно подумал, заплатила ли ему компания Деллимера? Странно, но Майк сразу пришелся ему по душе, ибо он не пытался отделаться от его присутствия. Первым делом Петч спросил, что хотел знать Гандерсен и что он сказал.

Я сообщил все подробности беседы и, кончив повествование, сказал:

— Гандерсен что-то подозревает и на что-то намекает.

После чего я замолчал, ожидая давно обещанных объяснений. Но он только заметил, да и то как бы про себя:

— Я не учел, что Хиггинс может произвести расчеты.

— А как насчет объяснений? — спросил я его.

— Объяснений? — он уставился на меня невидящим взглядом.

— Вам наверняка не пришло в голову, — вспылил я, — что я, до тех пор пока не буду знать истины, могу оказаться втянутым в авантюру, организованную владельцами, страховыми компаниями и всеми теми, чьи финансовые интересы связаны с исчезновением судна? Либо вы объясните мне, почему скрыли эти сведения, либо я сам обращусь к властям. — Его лицо приняло упрямое выражение. — Зачем нужно делать вид, что судно затонуло, когда в любой момент его могут обнаружить лежащим на рифах Минки?

— Его может оттащить оттуда приливом, — пробурчал он.

— Может, но этого не случится. — Я зажег сигарету и сел прямо напротив него. Видно было, что он отчаянно устал от всего этого. — Послушайте, — сказал я уже мягко. — Я изучал систему страхования морских грузов. Я знаком с процедурой, связанной с гибелью судов. Сейчас в любой момент можно ожидать вызова к эксперту по катастрофам, и он начнет под присягой требовать показаний от всех, кто связан с исчезновением судна. А под присягой мне ничего не останется, как сказать полную…

— Вас не вызовут для дачи показаний, — тотчас отпарировал он. — Вы не имеете отношения к судну.

— Но я был на нем.

— Случайно. Поэтому вам не придется давать пояснения.

— Но если мне все-таки придется сделать заявление под присягой… — я наклонился к нему через стол. — Попытайтесь взглянуть на все это с моих позиций. Когда мы виделись в прошлый раз, вы сделали мне предложение. Предложение это в свете вашего отказа сообщить властям местонахождение судна абсолютно противозаконно. И Гандерсен начинает думать…

— Противозаконно? — Он засмеялся, и в голосе его зазвучали истерические нотки. — Вы знаете, какой груз был на «Мэри Диар»?

— Да, — ответил я. — Авиадвигатели. Снеттертон сообщил мне об этом.

— А он сообщил вам, что другое судно Деллимера в течение четырех суток терлось возле «Мэри Диар» в дельте реки Рангун? Так вот, этих моторов уже нет. И за них получено наличными.

Прямолинейность такого обвинения меня потрясла.

— Откуда у вас эта уверенность? — спросил я его.

Он посмотрел на меня несколько нерешительно.

— Хорошо. Я скажу вам. Потому что Деллимер предложил мне пять тысяч фунтов за то, чтобы я пустил «Мэри» ко дну. Оплата пятифунтовиками.

Тишина в салоне стояла такая, что слышно было даже легкое пошлепывание воды под днищем яхты.

— Деллимер? Это вы серьезно? — спросил потом я.

— Да, Деллимер. — В его голосе звучали и злость и горечь одновременно. — Это случилось сразу после смерти Таггарда. Деллимер был тогда в отчаянии. Ему нужно было выкрутиться. На беду подвернулся я. Он знал мое прошлое. Вот он и решил купить меня.

Петч откинулся на спинку кресла и закурил сигарету, руки его дрожали.

Я налил ему еще рому.

— И все же я не понимаю, почему вы решили скрыть местонахождение «Мэри Диар»? Почему вы не рассказали властям?

Он повернулся в мою сторону.

— Потому что, если бы Гандерсен узнал, где судно, он отправился бы туда и уничтожил его.

Все это чепуха! Судно водоизмещением в шесть тысяч тонн так просто уничтожить невозможно. И я сказал об этом. Я посоветовал ему обратиться к властям, потребовать обследования судна — и дело с концом. Но он покачал головой.

— Я должен сам побывать на судне — с кем-нибудь вроде вас, кому я доверяю.

— Значит, вы не уверены в том, о чем рассказали мне сейчас, — насчет груза?

Сначала он ничего не ответил, молча сидел, склонившись над стаканом, и сосредоточенно курил. В тишине каюты я почти физически ощущал, до какой степени напряжены его нервы.

— Я прошу вас доставить меня на судно, — произнес он наконец. — Когда ваша яхта будет готова к плаванию?

— Не раньше конца месяца, — ответил Майк, и в его словах прозвучало для меня предостережение, что он не хотел ввязываться в эту авантюру.

— Хорошо. Пусть будет конец месяца. К тому времени я зайду.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу принять ваше предложение, — возразил я. Майк кивком подтвердил мое решение. — Я считаю, что вам следует предоставить это дело властям.

— Нет. Я не могу этого сделать.

— Почему? — спросил я.

— Потому что не могу. — Он снова весь напрягся. — Потому, что я против компании. У меня запятнанное прошлое, и они обернут все это… Я уже однажды испытал это на себе. — В морщинах на его лбу выступили капельки пота. — А потом Хиггинс и команда. Все против меня. Ну как вы не понимаете, что мне самому надо побывать на судне?

— Нет, не понимаю, — ответил я. — Если вы отвергли Деллимера, вам не о чем беспокоиться. Почему вы скрываете, что судно на Минки? — Он не ответил на мой вопрос, и тогда я продолжил: — Что вам нужно на судне? Какой дьявол там запрятан, что вы так рветесь заполучить его?

— Ничего там нет. Ничего! — его голос дрожал.

— Нет есть! — сказал я. — Там есть что-то, что влечет вас вопреки…

— Нет там ничего! — закричал он на меня.

— Тогда почему вы не сообщите властям?! Чего вы боитесь?

Его кулак обрушился на крышку стола.

— Прекратите! Вопросы… вопросы… одни вопросы! Я сыт ими по горло, слышите?! — Он резко вскочил с кресла и стоял, пристально глядя на нас. Его всего трясло.

Я видел, что он был уже на грани того, чтобы открыться. Я видел, что он хотел что-то сказать. Но вместо этого он взял себя в руки.

— Значит, вы не возьмете меня с собой? — В его голосе звучало смирение.

— Нет, — сказал я.

Теперь, видимо смирившись с неудачей, он весь обмяк и стоял, уставившись на стол. Я снова усадил его и налил еще рому. Он остался поужинать с нами. Он успокоился, но говорил уже неохотно. Из него мне больше ничего не удалось выудить. Уходя, он оставил мне свой адрес. Оказалось, он снял комнату в Лондоне. Петч обещал зайти в конце месяца в надежде, что, может быть, мы изменим своерешение. Я видел, как он пересек двор верфи и медленно зашагал прочь сквозь вечерний мрак вдоль вынутых из воды лодок.

— Несчастный, — бросил мне вслед Майк, когда я тоже вышел на улицу. — Ты думаешь, Деллимер действительно предложил ему пять тысяч за преднамеренную гибель судна?

— Кто знает. — Я не знал, что и думать.

«Морская ведьма» была готова к плаванию даже раньше, чем мы предполагали. Во вторник 27 апреля мы вышли в первый рейс. Пройдя на моторе до Солента, мы свернули затем на запад и пошли под всеми парусами, наполняемыми легким северным ветерком. Хотя все эти дни я не видел Петча, но я не мог не думать о том, что именно этот ветерок нес нашу яхту к тому самому злополучному месту архипелага Минки. Сутки плавания — и мы достигли бы Минки, ибо трудно было ожидать лучшего прогноза: континентальная погода с зоной высокого давления над Азорскими островами. С нами снова был старый друг Майка аквалангист Айан Бэрд, и втроем мы сумели бы не только обследовать трюмы «Мэри Диар», исследовать груз, но и успели бы вернуться к началу расследования. Но из-за охватившего меня непонятного чувства страха я изменил курс на Уорбэрроу Бей.

По иронии судьбы, все четыре дня условия для подводных работ были идеальными. За четыре дня мы обнаружили и отметили буями место затонувшей баржи, прорезали вход в машинное отделение, и расчистили пространство для подъема главного двигателя…

За тот же срок, если бы у меня хватило решимости, мы обследовали бы все трюмы «Мэри Диар». И эта мысль не давала мне покоя.

Глава II

Было уже почти одиннадцать, когда я наконец добрался до здания суда. Я опоздал, и коридор, ведущий в зал заседаний, был пуст. Я предъявил повестку, и служащий повел меня в зал. Когда мы подошли к маленькой двери, она открылась, и из нее вышел Снеттертон.

— А, мистер Сэндс! — воскликнул он, увидев меня. — Пришли посмотреть на представление?

— Меня вызвали в качестве свидетеля, — ответил я.

— Да, да, конечно. Очень жаль отрывать вас от дела. Я слышал, вы начали спасательные работы в Уорбэрроу Бей. — Он замолчал на мгновение, затем сказал: — Мы серьезно считаем вас причастным к происшествию с «Мэри Диар». Это интересный случай, в высшей степени интересный… — И он заспешил по коридору.

Сопровождавший меня служащий открыл дверь зала. Слегка ошеломленный, я остановился. Народу пришло больше, чем можно было ожидать. Помещение было переполнено, только на галерее для зрителей пустовало несколько кресел. Свидетели сидели на местах, обычно занимаемых присяжными. Присяжных вызвали и сейчас, но нужды в них пока не было, и они растворились среди присутствующих. Петча я заметил сразу. Он сидел внизу, в самом центре. Он был бледен, но подтянут, как человек, сознающий ответственность происходящего и готовый встретить свою судьбу. Справа и чуть позади него — матросы его судна, сбившиеся вокруг возвышающейся глыбы Хиггинса. В своей новой городской одежде они чувствовали себя неуклюже и потому выглядели несколько экзотично. Фрэзер, капитан подобравшего нас пакетбота, тоже был здесь, а рядом с ним сидела Джанет Таггард. Она наградила меня мимолетной и какой-то болезненной улыбкой, и я подумал, какого черта им понадобилось тащить ее сюда, да еще в качестве свидетельницы.

Потом я обратил внимание на то, что кто-то из сидящих позади нее подает мне знаки. Я пригляделся и увидел Хэла. Пробившись сквозь толпу, я устроился рядом с ним.

— Вот уж никак не ожидал… — прошептал я.

— Я очень важный свидетель, — заметил он. — Ведь не кто иной, как я первым сообщил, что на беспризорной посудине находится лицо, некогда бывшее моим безрассудно отважным шкипером.

Я стал следить за тем, как присутствующие регистрируются у секретаря, сообщая ему свои имена, род занятий и фирму, которую представляют. Удивительным было то, что, помимо страховых агентов, владельцев и строителей «Мэри Диар», здесь присутствовали представители Ассоциации офицеров торгового флота, Ассоциации радиооператоров, различных профсоюзов; присутствовал даже поверенный семьи покойного капитана Таггарда.

В зале царила непринужденная в сравнении с гражданским судом атмосфера — ни судебных париков, ни мантий, ни полиции. Даже судья и его три помощника были в обычной одежде. В противоположном от меня конце зала расположились адвокаты, представляющие интересы различных организаций. Их было очень много. Ложа свидетелей пустовала, а в ложе прессы, расположенной позади, сидели только два репортера. Ложу с противоположной стороны занимали адвокат казначейства со своим помощником, а также поверенные казначейства и их ассистенты.

Хэл, наклонившись в мою сторону, прошептал:

— Ты знаешь, кто представляет интересы страховых компаний?

Я отрицательно замотал головой, ибо действительно не знал ни одного судебного деятеля. Мне было известно только, что мистер Боуэн-Лодж, королевский адвокат, назначен председателем суда.

— Сэр Лайонел Фолсетт. Самый высокооплачиваемый адвокат, какого только можно сыскать. — Его голубые глаза метнули на меня быстрый взгляд. — Любопытно, а?

Я посмотрел туда, где сидел Петч. И тут мне пришла мысль, что меня ведь могут вызвать в свидетельскую ложу и подвергнуть перекрестному допросу.

Гул голосов в зале постепенно стихал. Председатель, до сих пор мирно беседовавший со своими консультантами, наконец повернулся и взглянул в зал. Подождав, пока воцарилась полная тишина, он обратился к собравшимся:

— Джентльмены! Сегодня здесь собрался суд, как вы уже знаете, чтобы расследовать обстоятельства гибели парохода «Мэри Диар». Нашим долгом является не только выяснить общие обстоятельства, но и косвенные факты, способствовавшие его гибели. Таким образом, цель настоящего расследования заключается в выяснении технического состояния судна в тот момент, когда оно отправилось в свой злополучный рейс из Иокогамы, его мореходных качеств, состояния механизмов, характера груза, способа укладки его в трюмах и, особенно, готовности противопожарного оборудования. Рассмотрению подлежат также взаимоотношения и действия всех тех, кто в той или иной степени отвечал за выполнение рейса и кто мог или не мог оказаться причастным к катастрофе. Несколько слов о катастрофе, джентльмены. Из тридцати двух человек команды по меньшей мере двенадцать, то есть более трети, погибли. Более того, во время рейса скончался капитан, и, как мне сообщили, бесследно исчез директор компании, которой принадлежало судно. Нам приходится расследовать весьма печальное дело. Возможно, здесь присутствуют родственники погибших. Но при этом я полагаю, что, несмотря на уважение к мертвым и на то, что они не могут дать здесь своих показаний, мы не должны делать им никаких скидок. Поэтому я считаю своим долгом напомнить вам, что настоящее расследование должно заняться выяснением причин, приведших к катастрофе. Мы собрались здесь, чтобы тщательно и беспристрастно разобраться во всех подробностях этого ужасного случая. — Боуэн-Лодж слегка наклонился вперед. — А сейчас я прошу мистера Холланда от имени министерства транспорта открыть судебное заседание.

— Уважаемый господин председатель! — Холланд встал с места, руки он держал в карманах пиджака. — Я полагаю, что мне следует обратить ваше внимание прежде всего на то, что эксперт по кораблекрушениям в своем рапорте министру подчеркнул конфликтный характер показаний спасенных членов экипажа. Как вы знаете, в подобных случаях эксперт готовит свой рапорт на основе письменных показаний, данных под присягой. Поэтому я не намерен останавливаться как на подробностях событий, приведших к катастрофе, так и на самой катастрофе. Я только позволю себе сделать короткое заявление по поводу установленных фактов, касающихся рейса, опустив при этом детали, упомянутые в показаниях свидетелей.

На минуту он прервал свою речь и посмотрел вниз, на разложенные перед ним заметки. Затем он окинул взглядом зал и спокойным, довольно скучным голосом начал суммировать происшедшие за время рейса события.

— Я узнал, что «Мэри Диар» была куплена фирмой «Деллимер трейдинг энд шиппинг компани» в июне прошлого года. До этого судно принадлежало одной бирманской компании и в течение двух лет стояло на приколе в устье какой-то реки неподалеку от Иокогамы. После завершения сделки его отбуксировали в Иокогаму для капитального ремонта. 18 ноября был выдан сертификат на право совершения одного рейса в Антверпен, а затем судно должно было быть направлено в Англию и там сдано на слом. 2 декабря судно было заправлено углем. 4 декабря встало под погрузку. Груз состоял из 148 авиамоторов. В дополнение к этому предназначавшемуся для отправки в Антверпен грузу, который был равномерно распределен по всем четырем трюмам, на борт было взято большое количество тюков японского хлопка и изделий из искусственного шелка. Эта часть груза подлежала доставке в Рангун, а потому для удобства была размещена поверх ящиков с моторами. Весь груз принадлежал влиятельной торговой корпорации господина Су в Сингапуре.

«Мэри Диар» вышла из Иокогамы 8 декабря, 6 января судно достигло Рангуна, где были выгружены японские товары. Груз хлопка-сырца, который г-н Су намеревался переправить этим рейсом из Рангуна в Англию, не был еще доставлен в порт. Поэтому судно, пополнив запасы угля, проследовало вверх по течению реки и встало на рейде, ибо причал в тот момент был занят другим судном компании Деллимера — «Торре Анунсиатой». Спустя четыре дня хлопок был наконец доставлен, погружен и размещен в трюмах № 2 и № 3.

Из Рангуна судно вышло 15 января, а 4 февраля пришло в Аден, где был высажен на берег заболевший первый помощник капитана мистер Адамс. На его место был взят мистер Петч. 6 февраля судно продолжило рейс. 2 марта умер капитан Джеймс Таггард, и мистер Петч принял командование судном. В тот момент «Мэри Диар» находилась в Средиземном море, в четырех сутках пути от Порт-Саида. 9 марта судно прошло Гибралтарский пролив и вышло в Атлантику, почти сразу же попав в тяжелые погодные условия. Оно зачерпнуло большое количество воды, для выкачки которой периодически вводились в действие помпы. 16 марта погода ухудшилась, и ветер достиг штормовой силы.

— А сейчас, — произнес Холланд, и голос его слегка возвысился над той монотонностью, с которой он перечислял известные ему факты, — а сейчас мы подошли к серии инцидентов, можно сказать, таинственных, которые и являются предметом нашего расследования.

Он коротко перечислил их: повреждения в носовых трюмах, заполнение трюмов водой, несмотря на работу помп, повреждение переборки в котельной, пожар в радиорубке, исчезновение Деллимера и дальше, после того как судно обогнуло Ушант, — пожар в трюме № 3; команда за исключением капитана оставляет судно; все еще держащееся на воде судно обнаружено на следующее утро, и наконец, судно покинуто окончательно. Факты перечислялись отрывисто, сухо, отчего воздействие их на аудиторию усиливалось.

— Двенадцать человек погибло, джентльмены, — добавил он после короткой паузы очень спокойным голосом. — Погибли в борьбе за свою жизнь, спасаясь с судна, которому не грозило мгновенное погружение. Сам по себе этот факт имеет очень большое значение. — Он обернулся и взглянул на председателя суда. — В мою задачу входит изложение голых фактов, а не оказание давления на членов суда. Но мне дано право подчеркнуть некоторые факты — факты, уважаемый господин председатель, на которые я хочу обратить и внимание суда. Во-первых, на последовательность возникновения инцидентов, повлиявших в дальнейшем на безопасность плавания и способность судна сохранять плавучесть, и, во-вторых, на то, что судно было покинуто, несмотря на то, что продержалось после этого на воде в течение сорока восьми часов жестокого шторма. Я подчеркиваю, что это один из самых невероятных случаев, представленных на рассмотрение суда, случай, который в результате принятого вами решения может повлечь за собой далеко идущие последствия для одного и более человек, присутствующих сегодня в этом зале.

Теперь он пристально посмотрел в сторону свидетелей и, обращаясь к ним, сказал:

— Я уже отмечал противоречивость показаний, данных свидетелями под присягой. Я настаиваю, чтобы эти и некоторые другие свидетели повторили под присягой свои показания здесь, перед лицом суда. Но хочу предупредить, что дача показаний суду несколько отлична: вас может подвергнуть перекрестному допросу любой представитель заинтересованной стороны, в том числе и я. — Он выдержал многозначительную паузу и почти зловеще закончил: — Мне хотелось бы напомнить вам, что лжесвидетельство является серьезным преступлением.

Ответом на его предупреждение было гробовое молчание — лишь скрипнуло несколько стульев, когда кто-то из команды «Мэри Диар» неловко заерзал под его пристальным взглядом. Холланд внезапно сел. Секунд тридцать он позволил длиться тишине, возникшей в зале в результате впечатления, которое оказала на аудиторию его речь, а затем медленно поднялся с места и вызвал:

— Гидеон Петч!

Его полное имя было Гидеон Стефен Петч. Образование получил в Пэнберне, в торговый флот вступил кадетом[13] в 1935 году, в 1941 году получил сертификат помощника капитана, в 1944 году — сертификат командира корабля, в 1945-м — впервые получил под командование судно, потом инцидент с «Белль Айл», а затем несколько лет на берегу — пустые, бесцельные годы. Холланд проследил их факт за фактом, перечисляя их монотонным голосом, как будто прослеживал путь прохождения бандероли через почтовые отделения. А затем последовали специальные вопросы. Считал ли он «Мэри Диар» способной совершить длительное плавание? Проверял ли он противопожарное оборудование? Осматривал ли лично спасательные шлюпки? Считал ли команду дееспособной? Компетентны ли, по его мнению, офицеры?



Петч заметно успокоился, обрел уверенность. Прошлое его не касалось. Да, шлюпки были в полном порядке, он проверял их лично. Экипаж — средний, приходилось плавать и с худшим. Офицеры? Он предпочел бы не комментировать. Некоторые — хорошие, некоторые — нет.

— А капитан? — Вопрос был задан все тем же бесцветным, скучным голосом.

Петч, подумав, ответил:

— Мне кажется, он был хорошим моряком.

— Вам кажется? — темные брови Холланда взлетели вверх.

— Капитан Таггард был болен, сэр.

— Тогда почему он не ушел с судна?

— Я не знаю.

— А как же первый помощник Адамс ушел с судна по болезни? Почему капитан Таггард не был снят с судна по той же причине?

— Очевидно, владелец считал, что он в состоянии завершить этот рейс.

— Под владельцем вы подразумеваете мистера Деллимера?

— Да.

— Скажите мне, что за болезнь была у капитана Таггарда?

Конечно, Петч ждал этого вопроса, но сейчас, когда он был задан, вид у него был жалкий, и он бросил взгляд назад, туда, где сидели свидетели. Потом он взглянул на Джанет Таггард, а затем снова на Холланда.

— Извините, сэр, но я думаю, что не сумею ответить на этот вопрос.

Холланд посмотрел в сторону председательского кресла, держась за лацканы своего пиджака, как будто на нем был не пиджак, а мантия.

— Я полагаю, уважаемый господин председатель, что все связанное с «Мэри Диар» уместно для расследования. Я пытаюсь воссоздать полную картину случившегося. А чтобы добиться этого, я обязан представить факты — все факты.

— Вы совершенно правы, мистер Холланд, — Боуэн-Лодж плотно сжал губы, — но я вижу… — он заглянул в свои бумаги — …что среди свидетелей находится мисс Таггард. И я попросил бы, мистер Холланд, иметь это в виду и, упоминая имя ее отца, по возможности избегать выражений, причиняющих ей боль.

— К сожалению… — Холланд выдержал холодный, официальный взгляд Боуэн-Лоджа и обратился к Петчу: — Я буду удовлетворен, если вы подтвердите, что знали, чем был болен капитан Таггард.

— Да, я знал, — ответил Петч. И затем быстро добавил: — Но я не представлял себе, что это может быть фатальным.

— Все ясно. — Теперь Холланд перешел к вопросу о грузе. — Как первый помощник вы должны были нести ответственность за погрузку. Осматривали ли вы лично трюмы?

— В трюмах номер один и номер четыре был лично. Другие два были уже заполнены, и я проверил их размещение через смотровые люки.

— Перед выходом из Адена или после?

— Перед выходом.

— Не расскажете ли вы суду, как конкретно были размещены грузы в трюмах?

Петч начал с трюма № 1 и охарактеризовал все остальные, начав с носовой части и кончив кормовой. Он назвал размеры каждого — они занимали всю ширину судна до самого днища. Пол трюмов был сплошь заставлен ящиками. Он назвал их приблизительные размеры.

— Вы знали, что в ящиках находились авиационные двигатели? — спросил Холланд.

— Да, знал.

— Из личных наблюдений? Я имею в виду, видели ли вы лично, что находилось в тех ящиках?

— Нет. У меня не было случая. Но, так или иначе, открыть их было сложно — они были очень плотно уложены за исключением первого и четвертого трюмов, а поверх них лежали тюки с хлопком.

— Понятно. Значит, когда вы сказали, что в ящиках были авиамоторы, вы имели в виду, что именно так значился груз в декларации?

Петч утвердительно кивнул.

— Перед личным осмотром трюмов капитан Таггард показывал декларацию?

— Я познакомился с грузовой декларацией до осмотра трюмов.

Холланд пристально взглянул на Петча.

— Я не о том вас спрашиваю. Показывал ли вам капитан Таггард декларацию перед тем, как вы пошли осматривать трюмы?

Петч на мгновение задумался, но потом твердо ответил:

— Нет.

— В то время вы виделись с капитаном Таггардом?

— Да.

— Вы просили его показать вам декларацию?

— Нет.

— Почему нет? Ведь если вы намеревались осмотреть трюмы…

— Капитан Таггард был нездоров, сэр.

Холланд некоторое время размышлял. Потом, слегка пожав плечами, он перешел непосредственно к судну. Почти полчаса ушло на выяснение разных технических подробностей — размеров судна, конструкции, времени его постройки, ремонтных работ, переделок, различных характеристик, маневренности, истории судна.

Судно было построено на верфях Клайда в 1910 году и предназначалось для рейсов через Атлантику. Петч узнал его историю из старой записной книжки, найденной в каюте. Он даже сообщил, откуда произошло его название: Мэри — имя жены первого владельца, а Диар — его фамилия. В годы первой мировой войны судно дважды торпедировали. После ремонта оно участвовало в многочисленных конвойных перевозках. Затем в 1922 году оно столкнулось с небольшим айсбергом в заливе Святого Лаврентия, было перепродано и еще десять лет кряду бороздило моря. Годы депрессии застали судно ржавеющим в одном из портов Дальнего Востока. С возникновением угрозы новой войны и ростом стоимости грузовых перевозок оно снова сменило хозяина и стало осуществлять рейсы в бассейне Индийского океана и китайских морей. В 1941 году у самого Сингапура при перевозке войск его снова торпедировали. «Мэри Диар» кое-как добралась до Рангуна, там была отремонтирована и вновь отправилась в рейс, на сей раз в Сан-Франциско. Там впервые за двадцать лет судно было поставлено на капитальный ремонт, после которого снова вернулось в бассейн дальневосточных морей. В последние дни войны с Японией, уходя от артиллерийского огня, судно выбросилось на коралловые рифы. Половина днища его была вырвана, киль начисто срезан, снарядами снесена часть палубных надстроек. В 1947 году судно еще раз сменило владельца, приняв на этот раз «бирманское подданство», и, борясь со штормами, плавало из одного дальневосточного порта в другой. Четыре года спустя оно оказалось на кладбище судов возле Иокогамы, где ржавело до тех пор, пока его не приобрела компания Деллимера.

Рассказывая историю корабля, Петч невольно говорил о нем как о человеке. Если бы он сказал, что судно представляло собой груду металлолома, идущего своим ходом на кладбище, этим он невольно подчеркнул бы свои способности как моряка, сумевшего провести его сквозь жестокие штормы Бискайского залива. Но вместо этого он заявил суду, что «Мэри Диар» была прекрасным судном, легким в управлении, отметив, правда, что протечка переборок возникла лишь потому, что ремонт был осуществлен в технически слабо оснащенном порту. Его преданность кораблю произвела впечатление на аудиторию, но одновременно он лишился симпатии суда, которую мог бы легко завоевать.

После этого Холланд перешел к разбору подробностей плавания через Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море, интересуясь командой, офицерами, взаимоотношениями между Деллимером и Таггардом. В результате вырисовывалась весьма неприглядная картина: команда — недисциплинированная, механик — недостаточно компетентный, к тому же заядлый картежник, играющий без разбора и с матросами и с офицерами, капитан вечно в своей каюте, почти не появлялся на мостике, а Деллимер болтался без дела по судну, обедал в своей каюте, иногда с Хиггинсом, часто запираясь на несколько часов с капитаном.

Суд притих, когда Холланд стал рассказывать о том, как Петч принял на себя командование.

— Согласно вашей записи в судовом журнале капитан Таггард умер утром второго марта. Это верно?

— Да.

— Доктора на борту не было?

— Нет.

Джанет Таггард всем телом подалась вперед, лицо ее сделалось белым как полотно, суставы пальцев, судорожно вцепившихся в спинку впереди стоящего стула, побелели.

— Вы сами лечили капитана Таггарда?

— Я делал что мог.

— А как вы лечили?

— Уложил его в постель. Пытался уговорить принять успокоительное, но он отказался. — Голос Петча замер, как только он взглянул туда, где сидела Джанет Таггард.

— И, вы заперли его в каюте?

— Да.

— Почему?

Петч не ответил.

— В судовом журнале вы указываете, что, по вашему мнению, капитан Таггард скончался от сердечного приступа. Пожалуйста, объясните суду, что послужило причиной сердечного, если это действительно было сердце, приступа?

— Мистер Холланд, — в допрос вмешался голос Боуэн-Лоджа, резкий, высокий. — Я должен напомнить вам, о чем уже говорил раньше. Я не считаю этот вопрос уместным или необходимым.

На этот раз Холланд заупрямился.

— При всем своем уважении к вам, господин председатель, я рассматриваю этот вопрос крайне уместным. Свидетель проявляет сдержанность в отношении заболевания капитана Таггарда. Однако характер заболевания влияет на качество руководства вверенным ему судном, и суд должен быть правильно информирован. — И, не дожидаясь разрешения, он обратился к Петчу: — Теперь вы знаете, почему был задан этот вопрос, и потому должны отвечать на него. Какова главная причина смерти?

Петч упорно молчал, и Холланд внезапно стал проявлять нетерпение.

— Человек умер в запертой каюте. Это верно?

Он выпалил это грубо. Петч был поражен этим, но все же кивнул утвердительно.

— Почему вы заперли его в каюте? — И когда Петч снова промолчал, Холланд задал свой главный вопрос: — Правда, что вы специально заперли его в каюте, так как он буйствовал?

— Он совершенно потерял рассудок, — пробормотал Петч.

— Он что, дезорганизовывал команду?

— Да.

— Обвинял экипаж?

— Да.

— В чем обвинял?

Петч с несчастным видом оглядел зал и сказал:

— Он обвинял офицеров в краже спиртных напитков из его каюты.

— Теперь, пожалуйста, ответьте на такой вопрос. — Холланд наклонился вперед: — Что явилось, на ваш взгляд, главной причиной смерти капитана Таггарда?

Петч, вероятно, промолчал бы снова, но в это время раздался высокий голос Боуэн-Лоджа:

— Свидетель, будьте любезны ответить на вопрос, поставленный адвокатом. Я повторяю его: что явилось главной причиной смерти?

Петч колебался.

— Пьянство, сэр, — ответил он с неохотой.

— Пьянство? Вы хотите сказать, что он умер от алкоголя?

— Да, именно от этого.

Напряженную тишину, царившую все это время в зале, разорвал девичий голос:

— Это неправда! Как вы можете такое говорить о мертвом?! — Голос был пронзительным, высоким, дрожащим.



— Прошу вас, мисс Таггард, перестаньте! — Просьба Холланда звучала мягко, по-отечески. — Учтите, свидетель под присягой.

— Мне безразлично, под присягой он или нет, но он лжет! — Она безутешно рыдала. Лицо Петча сделалось бледным как полотно. Фрэзер всячески пытался усадить Джанет на стул, но она обратилась к председателю: — Пожалуйста, остановите его, — всхлипывала она, но затем, резко вскинув голову, гордо заявила: — Мой отец был прекрасным человеком, знакомством с которым может гордиться любой из присутствующих здесь.

Холланд откашлялся.

— Еще один вопрос. Сколько спиртного ежедневно потреблял капитан Таггард?

— Не могу сказать. Я не знаю, — голос Петча был едва слышен.

— Вы хотите сказать, что не видели, какое количество он потреблял?

Петч кивнул.

— Но вы, может быть, знаете, что он обычно пил. Виски?

— Да.

— А кроме этого?

— Иногда пил коньяк. Временами — ром.

— Сколько?

— Я не знаю.

— И это продолжалось на протяжении всего рейса?

— Да, я так думаю.

— Вероятно, как ближайший его помощник, вы все-таки интересовались, сколько он выпивал каждый день?

Петч помолчал и неохотно ответил:

— Стюард говорил — бутылку-полторы, иногда — две.

— Понятно.

В тишине послышались приглушенные рыдания.

— Значит, он не был способен командовать кораблем?

— О нет, — Петч тряхнул головой. — К концу дня опьянение почти проходило, и он, на мой взгляд, вполне контролировал действия экипажа.

— Вы хотите сказать, — вмешался Боуэн-Лодж, — что он сохранял свою дееспособность, несмотря на выпитые две бутылки?

— Да, сэр. Точнее — большую часть дня.

— Но вы сказали, что он бушевал и вам приходилось запирать его в каюте. А если это так, то, наверное… — Брови председателя поднялись вверх в немом вопросе.

— Когда он напивался, то уже не бушевал, — ответил медленно Петч.

— Тогда отчего же он приходил в ярость?

— От ликера.

Потрясенный зал молчал. Джанет Таггард прекратила плакать. Она сидела, словно окаменев, и смотрела на Петча полным ужаса взглядом.

— Прежде чем идти дальше, я бы хотел окончательно прояснить этот вопрос, — сказал Боуэн-Лодж спокойным, выдержанным тоном. — Значит, на ваш взгляд, капитан Таггард умер не от потребления спиртного, а от его недостатка? Так будет правильнее?

— Да, сэр.

— Вы действительно полагаете, что его убило отсутствие спиртного?

— Я не знаю, — ответил Петч разбитым голосом. — Я знаю, что он держался на спиртном, а когда он не получил его, он просто сошел с ума и умер. Мне казалось, что он совсем ничего не ел.

На следующем этапе рейса никаких происшествий не произошло, но все же Петч вынужден был рассказать обо всех мелочах — о том, что между завтраком, обедом и ужином стол в кают-компании не прибирался, что не давали покоя тараканы, что у нескольких матросов завелись вши, что камбуз не мыли, в шлюпках не было запаса провианта, что в драке был ранен один матрос, что один раз пришлось остановить машины для замены перегревшегося подшипника. В целом складывалось впечатление, что люди, от которых зависел порядок, наплевательски относились к своим обязанностям.

Выяснились и другие вещи. Плохо велся судовой журнал, количество питьевой воды не учитывалось, и чаще всего эти беспорядки лежали на совести Хиггинса, ставшего первым помощником Петча. Петч показал, что он больше полагался на помощь своего второго офицера Джона Райса. Таким образом, можно было сделать вывод о том, что этих двух людей объединяло возникшее между ними чувство товарищества.

О Деллимере Петч упомянул дважды. Один раз Петч столкнулся с ним по поводу плохой работы машиниста.

— Деллимер поощрял моего главного механика, Берроуза, к игре в карты. Я вынужден был настаивать, чтобы он перестал отвлекать Берроуза от работы. Они играли в карты ночи напролет, и, таким образом, вся ответственность за исправность машин ложилась на плечи Рафта, второго механика.

— Высказывал ли мистер Деллимер какие-либо возражений? — спросил Холланд.

— Да. Он говорил, что это его судно и он будет делать то, что ему нравится, и будет развлекать офицеров, которые ему по душе.

— А что вы отвечали на это?

— Что это угрожает безопасности судна и моральному состоянию машинистов, и что капитан я, а не он, и порядки на судне установлены мною, а не им.

— Другими словами, вы поругались?

— Да.

— И он прекратил карточные игры с главным механиком?

— В конечном итоге, да.

— В конечном итоге? Вы что, неоднократно убеждали его?

— Да. Я сказал, что отдал строжайший приказ Берроузу и если он не выполнит его, то я знаю, какие меры предпринять.

Второе упоминание о Деллимере возникло почти случайно.

Петч перед этим заверил суд, что, как только судно попало в тяжелые погодные условия возле берегов Португалии, он лично проверял все четыре трюма. Холланд тут же с присущей ему въедливостью сделал вывод, что Петч не поверил рапорту Хиггинса, в котором тот сообщал, что груз в трюмах не перемещается.

— Значит, вы ему не доверяли?

— Честно говоря, нет.

— Скажите, а в действительности мистер Хиггинс осматривал трюмы?

— Я не знаю.

— Очевидно, вы так мало о нем думали, что даже не спросили его, проверил ли он трюмы?

— Да, я думаю, вы правы.

— А кроме вас, кто-нибудь осматривал трюмы?

Прежде чем ответить, Петч немного подумал.

— Я полагаю, мистер Деллимер проверял их, — сказал он потом.

— Вы думаете, что он проверял?

— Очевидно. Ведь он находился в трюме номер один, когда я осматривал груз через смотровой люк. Я предполагаю, что он находился там с той же целью.

Холланд, казалось, раздумывал над тем, что сообщил ему Петч.

— Понятно. Но ведь это входит в обязанности одного из офицеров. Мне кажется странным, что владелец счел необходимым лично проверять груз. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Петч отрицательно покачал головой.

— Что за человек был мистер Деллимер? — спросил Холланд. — Каковы ваши впечатления о нем?

«Вот сейчас, — подумал я, — именно сейчас он и расскажет всю правду о Деллимере». Ему так необходима была эта лазейка. Но Петч стоял, не произнося ни слова, бледный, и только на щеке возле рта подергивался нерв.

— Вот что мне хотелось бы узнать, — продолжал Холланд. — Мы сейчас подходим к событиям вечера шестнадцатого марта. Именно в тот вечер исчез мистер Деллимер упал за борт. Вы знали о том, что во время войны мистер Деллимер служил в военно-морском флоте?

Петч кивнул утвердительно.

— Он служил на корветах и фрегатах и плавал главным образом в Атлантике. Там он неоднократно попадал в шторм. — Холланд выдержал многозначительную паузу. — Как он себя вел, когда судно попало в полосу штормов? Вы не заметили в нем чего-нибудь необычного?

— Пожалуй, нет, — произнес Петч сдавленным голосом.

— Но вы все-таки не уверены.

— Я не особенно хорошо его знал.

— Вы были с ним на одном судне более месяца, но большую часть времени он провел в своей каюте. Однако мне кажется, что у вас все-таки должно было сложиться впечатление о его психическом состоянии. Он был чем-нибудь обеспокоен?

— Да, пожалуй, что так.

— Беспокойство личного свойства или же он боялся за судно?

— Я не знаю.

— Тогда я поставлю вопрос конкретно. Как вы расценили его действия, когда увидели, что он осматривает груз?

— Я никак не расценил их. — Петч снова обрел голос и отвечал четко и ясно.

— Что вы ему сказали?

— Я попросил его покинуть трюм.

— Почему?

— Потому, что ему нечего было там делать. Груз его ни в коей мере не касался.

— Совершенно верно. Но я поставлю вопрос иначе. Нельзя ли было расценить его пребывание в трюме как испуг, предположить, что его нервы расшатаны? Однажды во время войны его судно было торпедировано, и он длительное время находился в воде, пока не был подобран. Как вы считаете, не мог ли на него подействовать опыт войны?

— Нет, я бы… Я не знаю.

Холланд некоторое время молчал, а потом сделал неопределенный жест плечами. Он искал правду и вопросы свои задавал, основываясь на имеющихся письменных показаниях. Но теперь он изменил тактику и попросил Петча рассказать о всех событиях той ночи, когда «Мэри Диар», борясь с ветром, вспарывала воды Бискайского залива, не прерывая его вопросами, не вмешиваясь в повествование.

И Петч рассказал всю историю в скупых фразах, по-деловому, и зал слушал с интересом. По мере того, как он говорил прямо и откровенно, находясь в свидетельской ложе, я следил за его лицом, и у меня возникло странное чувство, что все это время он что-то не договаривает, обходя какой-то факт. Я взглянул на председателя. Он сидел молча, слегка подавшись вперед и подперев подбородок правой рукой. Его губы плотно сжаты, лицо непроницаемо.

Факты, сообщенные Петчем, были достаточно красноречивы: барометр неуклонно падал, море вспенивалось, ветер крепчал, судно переваливалось с борта на борт медленно и методично, постепенно на фальшборт стали наваливаться водяные горы, судно вползало на их гребни, а затем медленно скатывалось с них. Вечером Петч был на мостике. Там же находились Райс, рулевой и вахтенный матрос. Все случилось примерно в 23.20 — легкий взрыв, какое-то сотрясение. Он прозвучал так, словно волна ударилась в борт и рассыпалась. Но в тот момент волны не было, судно не кренилось. Оно находилось в провале и медленно взбиралось в гору. Волна набежала позднее, последовал удар, и белая пена накрыла всю носовую часть судна.

Никто в тот момент не произнес ни слова, и только чуть позднее сквозь рев шторма прорезался голос Райса: «Мы на что-то наскочили, сэр?» Тогда Петч послал Райса вниз посмотреть, нет ли протечки воды в трюмах, особенно в трюме № 1. Он приказал включить помпы в обоих носовых трюмах, а сам остался на мостике, наблюдая, как зеленая вода перекатывается через бак. Тогда на мостик поднялся Деллимер, бледный и испуганный, а с ним вместе — Хиггинс. Они говорили о том, чтобы оставить корабль. Похоже, они считали, что судно идет ко дну. Да и Райс, вернувшись на мостик, сообщил, что среди команды паника.

Петч оставил мостик на попечении Хиггинса и вместе с Райсом спустился на верхнюю палубу. Четверо матросов в спасательных жилетах готовили к спуску на воду шлюпку № 3. Они были очень напуганы, и Петч даже вынужден был ударить одного из них. Только тогда они оставили шлюпку и вернулись к своим обязанностям. Он собрал всех, кого удалось разыскать, примерно человек десять, и под командой третьего механика послал их укрепить переборку между трюмом № 2 и котельным отделением. В то время, когда Петч осматривал трюм, рулевой передал в машинное отделение, что мостик наполнен дымом.

Когда, собрав полдюжины людей, он появился на мостике, там оказался только рулевой, вцепившийся в штурвал, глаза его слезились, и он отчаянно кашлял.

Пламенем была объята радиорубка, расположенная, чуть выше и позади мостика. Нет, он не представлял, как это могло произойти. Радист побежал вниз надевать спасательный жилет. Он остался там, чтобы прийти в себя и выпить какао. Хиггинс ушел на корму проверить рулевой механизм. Нет, Петч не знал, куда девался Деллимер. Он сожалеет, что среди спасшихся не оказалось рулевого.

Для тушения пожара они применили пенные огнетушители. Но жара оказалась столь нестерпимой, что внутрь рубки проникнуть не удалось. Помогла частично обрушившаяся крыша рубки, через которую стали проникать брызги разбивающихся волн, которые и залили пламя.

Ветер достиг двенадцатибалльной силы. Петч поставил судно по ветру и приказал пустить машины на «малый ход». В таком положении судно находилось в течение четырнадцати часов, помпы работали в полную силу, и он и Райс непрерывно следили за состоянием переборки, периодически укрепляя ее, особенно там, куда волна била больше всего, а также пытались удержать команду от паники и следили за тем, чтобы все матросы находились на своих местах и помогали судну бороться со стихией.

Около шести часов утра, после двадцати двух бессонных часов, он пришел в свою каюту. Ветер начал стихать, стрелка барометра снова пошла вверх. Он лег спать не раздеваясь, а через два часа его разбудил стюард Сэмюэль Кинг, негр с Ямайки, который сообщил, что не могут найти мистера Деллимера. Обыскали все судно, но без успеха. Человек исчез.

— Мне осталось только предположить, что он упал за борт, — сказал Петч и замолчал, ожидая вопроса Холланда, и тот спросил, не опрашивал ли он по этому поводу членов команды.

— Да. Я попросил каждого члена команды сделать по этому поводу заявление в моем присутствии, а также в присутствии Хиггинса и Райса. Насколько нам удалось выяснить, последним человеком, видевшим мистера Деллимера живым, был стюард. Он видел, как Деллимер вышел из своей каюты и прошел в дверь, ведущую в кормовую часть верхней палубы. Это было примерно в четыре тридцать.

— А после этого его никто больше не видел?

Петч немного подумал и ответил:

— Насколько нам удалось выяснить — никто.

— Верхняя палуба — это та, на которой находятся шлюпки?

— Да.

— Грозила ли опасность тем, кто был на этой палубе?

— Нет, не думаю. Трудно сказать. Брызги и волны перекатывались через все палубы.

— И через корму тоже?

— Да.

— А мистер Деллимер направился на корму?

— Так сказал Кинг.

Холланд немного помолчал, а затем снова спросил:

— Вы не предполагаете, куда направлялся мистер Деллимер?

— Нет.

— Исходя из того, о чем вы уже рассказывали, можно предположить, что он пошел на корму, чтобы проверить состояние крышек люков?

— Возможно. Но в этом не было необходимости. Я их проверял лично.

— Но если он все же пошел проверять, состояние крышек люков, это значило, что ему пришлось бы спускаться по трапу, расположенному в самой задней части грузовой палубы?

— Не обязательно. Крышки люков хорошо видны и с верхней палубы.

— А если он все же спустился, это было опасно?

— Да. Да, это так. Волны перекатывались через обе грузовые палубы.

— Понятно. Значит, именно тогда его и видели в последний раз?

В зале царила тишина. Всех захватила загадочность, таинственность дела. Кто-то позади меня тихо плакал. И тогда снова зазвучал голос Петча, продолжавшего свой рассказ.

Ветер утих, а вместе с ним и море. В двенадцать сорок три, о чем свидетельствовала и запись в судовом журнале, Петч дал команду «малый вперед» и продолжил движение по курсу. Кроме этого, он отдал приказ пустить в ход ручные помпы, а так как носовая часть судна заметно ушла в воду, послал рабочую команду под началом Райса для исправления повреждений крышек носовых люков.

Он намеревался первоначально взять курс на Брест. Но в связи с тем, что погода улучшилась и помпы работали безотказно, он все же решил держаться прежнего курса, надеясь рано утром восемнадцатого обогнать Ушант. Он увеличил обороты винтов до средней скорости. Крупные пологие волны все еще вспухали, но море было спокойным, и ветер почти спал. Тем не менее он решил держаться берегов Франции на случай непредвиденных осложнений. После изменения курса он информировал офицеров о том, что принял решение идти в Саутгемпгон для ремонта.

Приблизительно в двадцать один двадцать, после того как стюард принес ужин и он перекусил в своей каюте, он услышал крики, а затем прибежал Рай си сообщил, что в кормовом трюме вспыхнул пожар и команда в состоянии паники.

— Какова конкретно была причина паники? — вмешался в рассказ Холланд.

— Мне кажется, суеверие. Команда считала, что это судно приносит несчастье, — ответил Петч. — Во всяком случае, последние два дня об этом говорили открыто.

— А вы что думаете по этому поводу? Вы тоже считали, что судно заколдовано?

Петч посмотрел на председателя и его консультанта.

— Нет, — ответил он, — я считаю, что была преднамеренная попытка уничтожить судно.

По залу пробежал шумок. Но Петч не удовлетворил жажду любопытства прямыми обвинениями. Он только пояснил:

— Слишком уж много совпадений: взрыв, повреждение трюмов, а затем пожар в радиорубке.

— Вы были убеждены, что в трюме номер один произошел взрыв? — спросил Холланд.

На мгновение Петч задумался.

— Да. Да, я так думаю.

— А пожар в радиорубке?

— Если взрыв был преднамеренным, тогда надо было вывести из строя и радио, ибо оно было моим единственным средством связи с внешним миром.

— Та-ак. — Холланд задумчиво молчал, а затем сказал: — Из ваших слов явствует, что на судне находился человек, который пытался уничтожить его?

— Да.

— А когда вы услышали, что в трюме номер три вспыхнул пожар, вы сразу же подумали, что это было еще одной попыткой уничтожить судно? Вы понимаете, что это очень серьезное обвинение?

— Да, понимаю.

Холланд призвал суд сохранять полнейшую тишину, а затем произнес:

— На борту «Мэри Диар» был тридцать один человек. Если пожар вызван умышленно, то опасности подвергались все люди. Это равносильно убийству.

— Да.

— Значит, вы настаиваете, что пожар вызван умышленно?

— Да, я настаиваю на этом.

Следующий вопрос был неизбежен.

— Кого вы подозреваете в поджоге? — спросил Холланд, но Петч не решался ответить. Рассказывать о том, как Деллимер предлагал ему деньги, теперь было бесполезно. Деллимер мертв. Его уже нельзя было обвинить в последнем пожаре. Поэтому Петч сказал, что у него не было времени на то, чтобы окончательно сформулировать свое подозрение — он был слишком занят спасением судна.

— Но вы, должно быть, подумали об этом раньше?

— Да. — Петч посмотрел на судью и его помощников. — Но я считаю, что это должен решить суд.

Боуэн-Лодж кивнул в знак одобрения, и Холланд попросил Петча вернуться к событиям, последовавшим после пожара в трюме. Он и Райс организовали команду для тушения огня. Нет, Хиггинс в нее не входил. Он был на вахте. С ними были второй механик, радист и боцман. Они развернули шланги и направили струи воды через смотровые отверстия, одновременно освободив проход под главным люком. Они отодвинули тюки от переборки трюма № 4 на тот случай, если переборка перегреется и ее придется охлаждать водой. Сам же Петч спустился в трюм № 4 через смотровой люк.

— Для чего вы это сделали?

— Я хотел проверить, наскольконакалилась переборка. Я боялся, что пожар может распространиться на кормовые трюмы. А кроме того, так как трюм был заполнен грузом не полностью, я надеялся по степени нагрева переборки определить, насколько опасен был пожар.

— И что вы обнаружили?

— Я убедился, что пожар только что начался. Переборка еще не нагрелась. Но я обнаружил это позднее.

— Что вы имеете в виду?

Он рассказал, как, получив удар в голову, упал вниз с вертикального трапа и потерял сознание. Он объяснил это точно теми же словами, что и мне тогда, в каюте на «Мэри Диар». Когда он окончил рассказ, Холланд спросил:

— Вы уверены, что это произошло не случайно, что вы не поскользнулись?

— Совершенно уверен, — ответил Петч.

— Может быть, что-то упало на вас, кусок металла, например?

Но Петч указал на сохранившийся шрам, который не мог появиться случайно.

— А когда вы пришли в себя, вы не обнаружили поблизости какого-либо предмета, который мог быть использован нападавшим в качестве оружия.

— Нет. По-моему, нет. Во всяком случае, я не уверен. Трюм был наполнен дымом, я был ослеплен и почти задыхался.

— Я спросил об этом потому, что кто-нибудь из команды, скажем человек, имевший что-то против вас, мог последовать за вами… и ударить вас, например, кулаком?

— Он должен был быть очень сильным человеком. — И Петч посмотрел в зал на Хиггинса.

Затем он рассказал, что, придя в себя, услышал крики матросов, спускавших на воду шлюпки. Он с трудом вскарабкался по вертикальному трапу к грузовому люку, но крышка его была закрыта и заперта на защелку. Его спасло то, что оказалась приоткрытой крышка смотрового люка.

Спустя довольно длительное время ему удалось взгромоздить друг на друга несколько тюков и по ним добраться до выхода. С большим трудом он вылез через щель на палубу и обнаружил только шлюпку № 3, свисавшую со шлюпбалок. Остальные шлюпбалки были пусты. Машины все еще работали, работали и помпы, шланги по-прежнему вливали потоки воды в трюм № 3. Но на судне не осталось ни души.



Рассказ казался почти невероятным. Далее Петч поведал о том, как ему в одиночку, безо всякой помощи, удалось погасить пламя, а наутро он встретил незнакомца, бродящего по палубам судна.

— Это был мистер Сэндс с яхты «Морская ведьма»?

— Да.

— Не объясните ли вы, почему отказались от его предложения покинуть судно?

— Я не видел для этого оснований. Правда, носовая часть судна сильно погрузилась в воду, но непосредственной опасности не было. Кроме того, я надеялся уведомить власти и, находясь на борту, сумел бы организовать буксировку, если бы подошло спасательное судно.

Потом Петч рассказал о том, как мне не удалось вернуться на яхту, как он втащил меня обратно на палубу, и далее — о наших совместных усилиях спасти судно в борьбе со штормом. Однако он ни разу не упомянул об архипелаге Минки. По его словам, мы окончательно покинули борт корабля на резиновом надувном плотике, взятом в каюте Деллимера, когда судно погружалось. Нет, он не может указать точное место, но это было к востоку от Дуврских камней. Погружение мы не видели. Резиновый плотик? Да, верно, похоже, что Деллимер нервничал, не доверял шлюпкам, не верил в мореходные качества судна.

— Два последних вопроса, — сказал Холланд. — Эти вопросы имеют огромное значение как для вас, так и для всех тех, кто связан с судном. — Выдержав паузу, он спросил: — Подумайте, вы абсолютно убеждены, что на судне был взрыв и именно он вызвал проникновение воды в трюм номер один? Я задал вопрос потому, что в условиях, предшествовавших событию, нельзя было быть уверенным в том, что это не было подводным препятствием или ударом волны в носовую часть.

Петч думал, как ответить, оглядывая при этом присутствующих.

— Это не было ударом волны, — сказал он спокойно. — Волна ударила несколько позже. Что касается того, было ли столкновение или взрыв, это можно определить только путем осмотра места повреждения.

— Совершенно верно. Но так как судно лежит, вероятно, на глубине, по крайней мере, сто двадцать футов[14] и мы не знаем, где точно, об определении характера повреждений не может быть и речи. Я хочу знать вашу точку зрения.

— Я не думаю, что смогу сказать больше того, что уже сказал. Точнее сказать не могу.

— Благодарю вас.

Холланд сел, но в зале никто не шелохнулся. Никто не шептался, не двигал ногами. Зал целиком находился под впечатлением услышанного.

Тогда поднялся сэр Лайонел Фолсетт, адвокат, представлявший интересы страховых компаний.

— Уважаемый господин председатель, я был бы рад, если бы вы задали один или два дополнительных вопроса свидетелю.

Это был маленький человечек с редеющими волосами и высоким лбом, ничем не примечательный с виду, за исключением голоса, глубокого, слегка вибрирующего и придающего впечатление силы и энергии его обладателю. И в суде доминировал голос, а не человек.

— Свидетель убежден, что имели место попытки преднамеренно уничтожить «Мэри Диар». И инциденты, о которых он сообщил суду, ввиду отсутствия естественных объяснений, видимо, подтверждают этот вывод. Однако мне бы хотелось обратить внимание суда на то, что стоимость самого судна не может служить причиной заговора, и потому мы должны предположить, что если такой заговор существовал, то он был направлен на незаконное получение страховой стоимости груза. Мне хотелось бы указать вам, уважаемый господин председатель, что если в действительности груз был снят до гибели судна…

Боуэн-Лодж согласно кивнул.

— Я вполне разделяю ваше мнение, сэр Лайонел. — Он посмотрел на часы, висящие на противоположной стене зала над галереей для публики. — Каков ваш вопрос?

— Не говорил ли кто-либо на корабле о том, что груз на судне иной, чем указан в декларации?

— Нет, — ответил Петч.

— Я сформулирую вопрос по-другому: экипаж представлял собой небольшую, тесную компанию людей, а в такой тесной компании каждое слово быстро становится достоянием гласности и обрастает подробностями. Не приходилось ли вам слышать разговоры о грузе после того, как вы вступили на борт судна?

— Да, кто-то говорил, что среди прочего груза мы везли взрывчатку, — ответил Петч, — И этот слух упорно держался, несмотря на то, что я для всеобщего сведения вывесил на доске объявлений копию грузовой декларации.

— Вы считали опасным, когда команда думает, что сидит на пороховой бочке?

— Да.

— Учитывая характер команды?

— Да.

— Вы полагаете, что такого слуха было достаточно, чтобы команда впала в панику, узнав о пожаре?

— Вполне.

— Вы сделали этот вывод, исходя из сообщения Райса о панике среди команды? — Сэр Лайонел, подавшись вперед, пристально посмотрел на Петча. — Как случилось, что этот невероятный слух распространился по всему кораблю?

Петч непроизвольно посмотрел в сторону ожидающих свидетелей.

— Я думаю, что мистер Хиггинс не был полностью убежден в том, что мы везем груз, объявленный в декларации.

— Он считал, что на борту был груз взрывчатки, а? Что заставило его так считать?

— Я не знаю.

— Вы спрашивали его об этом?

— Да, спрашивал.

— Когда?

— Сразу после того, как мы обогнули Ушант.

— И что он сказал?

— Он отказался отвечать на вопрос.

— Как именно он ответил, когда вы задали ему этот вопрос.

— Его точные слова?

— Да.

— Он сказал, чтобы я попытался получить ответ у Таггарда или Деллимера, а его не беспокоил. Но они были мертвы.

— Благодарю вас. — И сэр Лайонел спокойно опустился на свое кресло.

Боуэн-Лодж снова посмотрел на часы и объявил перерыв.

— Джентльмены, вы свободны до двух часов. — Он поднялся с места, и вместе с ним встали все члены суда. Они ожидали стоя, пока он не покинул зал и не вышел за дверь позади председательского кресла, сопровождаемый тремя помощниками.

На улице солнце яркими блестками отражалось от мокрых тротуаров. И вдруг я сделал потрясающее открытие: ведь существуют же люди, простые люди, спешащие по своим делам, которые ничего не знают о «Мэри Диар»! На краю тротуара в полном одиночестве стоял Петч. Он ждал меня и сразу же пошел навстречу.

— Сэндс, можно вас на пару слов? — его голос звучал хрипло, лицо осунулось.

Хэл сказал, что пойдет в отель, где мы решили пообедать, и Петч, позвякивая мелочью в кармане, молча проводил его взглядом. Когда Хэл удалился на почтительное расстояние и не мог уже нас услышать, Петч сказал:

— Вы говорили мне, что ваша яхта не будет готова до конца этого месяца. — Фразу он произнес с явной укоризной, а в голосе слышались гнев и негодование.

— Да, — сказал я. — Но работы были закончены на неделю раньше, чем я предполагал.

— Почему вы не дали мне знать об этом? В прошлый вторник я заходил к вам, а мне сказали, что вы ушли в море. Почему вы мне ничего не сказали? — И вдруг он выпалил: — Один день — это все, что мне было нужно! Только один день плавания! — Он пристально смотрел на меня и буквально скрежетал зубами. — Неужели вы не понимаете: один взгляд на дыру в трюме — и я бы знал все! Тогда бы я смог сказать всю правду, а так… — Взгляд его метался, как будто он стоял на перекрестке и не знал, куда повернуть, — а так я не знаю, какого черта мне говорить, какую дьявольскую яму я рою для себя. Один день. Это все, что мне было нужно!

— Вы же мне не сказали об этом, — возразил я. — Во всяком случае, вам хорошо было известно, что такого рода осмотр должен быть произведен специалистами. — И тут я понял: ему было нужно убедиться в том, что его подозрения верны. — Ну, ничего, — и я похлопал его по плечу.

— Я думаю, вы правы, — процедил он сквозь зубы. — Я думаю, что вы чертовски правы. — Он взглянул на меня, и глаза его сверкали, как два уголька. — Все усилия… загнать его на Минки… напрасны. Боже мой! Ведь я мог…

Мы с Хэлом быстро пообедали и вернулись в зал суда. Точно со вторым ударом часов Боуэн-Лодж занял председательское кресло. В ложе прессы теперь находилось пятеро репортеров. Как хищники, слетались они на запах сенсации.

— С вашего позволения, уважаемый господин председатель, — произнес Холланд, поднимаясь со своего места, — я предлагаю продолжить наше заседание, вызвав нового свидетеля, с тем чтобы суд имел возможность получить полную картину случившегося.

Боуэн-Лодж кивнул головой в знак согласия.

— Я думаю, что будет правильно, мистер Холланд. Однако мой первый свидетель должен остаться в суде. Представители различных заинтересованных сторон, очевидно, пожелают задать ему вопросы.

Я предполагал, что следующим свидетелем окажется Хиггинс. Но вместо этого Хрлланд произнес:

— Харолд Лоуден!

И до меня вдруг дошло, что я до сих пор еще не решил, о чем следует говорить мне. Хэл вошел в свидетельскую ложу, держась по-военному прямо, и в коротких, четких фразах рассказал о нашей неожиданной встрече с «Мэри Диар» и о том, как на следующее утро мы нашли ее уже покинутой. После того как он покинул свидетельское место, настал мой черед. Я не сразу осознал, что автоматически пересекаю зал и занимаю место в ложе. Я весь был в холодном поту.

Я произнес клятву, и Холланд, глядя на меня спокойно и почтительно, стал своим мягким и вкрадчивым голосом спрашивать, действительно ли мое имя Джои Генри Сэндс, чем я занимаюсь и каким образом 18 марта я оказался в зоне канала на яхте «Морская ведьма». Ответив на эти вопросы, я почувствовал нервозность в своем голосе. В суде царила тишина. Боуэн-Лодж рассматривал меня своими маленькими острыми глазками.

По ту сторону зала я увидел Петча. Он сидел, подавшись вперед и сжав руки, напрягшийся, окаменевший, не сводя с меня взгляда. Я рассказывал, как выглядело судно в то утро, когда я попал на него, как вдруг мне в голову пришла мысль — а что, если сказать правду, сказать о том, что судно сидит на рифах Минки? Но я не смог. И стоило мне хоть на миг решиться, как вся моя нервозность исчезла. Теперь я знал, что говорить, и потому представил Петча суду таким, каким я видел его — человеком, шатавшимся от полного изнеможения, потушившего в одиночку пожар, но у которого уже не было сил бороться за спасение своего корабля.

Я рассказал о шраме на щеке, об угольной пыли, о его почерневшем от измождения лице. Я рассказал о том, как, обливаясь потом в котельной, мы старались поднять давление пара в котле, как мы запустили помпы, как использовали машины, чтобы удержать судно по ветру, и как кипящие пеной волны моря пытались проглотить полузатопленную носовую часть судна. Я кончил повествование, просто сказав, что мы оставили судно на утро второго дня.

Затем пошли вопросы. Рассказывал ли Петч, как команда покинула судно? Могу ли я высказать свои соображения о местоположении «Мэри Диар» в то время, когда мы садились на плотик? Думал ли я о том, что судно могло дойти до порта, не будь шторма?

Вопросы были исчерпаны, и я пошел через зал обратно. Я был словно выжатый лимон. Как только я сел, Хэл схватил меня за руку.

— Великолепно! — прошептал он. — Черт меня побери, ты же сделал из него героя!

Вызвали Джанет Таггард.

Она заняла место в свидетельской ложе — ее лицо, смертельно бледное, казалось непроницаемой защитной маской. Холланд пояснил, что вызвал ее именно на этой стадии расследования, с тем чтобы освободить в дальнейшем от необходимости выслушивать заявления, которые могут сделать об ее отце другие свидетели. Он очень тактично расспросил ее, каким она помнила отца, о его письмах, неизменно приходивших из каждого порта, о его подарках, деньгах, которые помогли ей закончить колледж и поступить в университет, о его заботе о ней после смерти матери, когда ей было всего семь лет.

— Раньше я не представляла, насколько он был хорош как отец. Только в последние несколько лет, став старше, я поняла, как ему приходилось работать, чтобы скопить деньги и дать мне образование, которое я получила.

Она описала, каким видела его в последний раз, а затем прочитала письмо, посланное им из Рангуна. Она читала тихим, дрожащим голосом, и в каждой строке письма сквозила его любовь и забота о ней.

Очень больно было слушать ее, зная, что отец мертв, когда она кончила, мужчины в зале откашливались и неловко ерзали на стульях.

— Достаточно, мисс Таггард, — сказал Холланд с той же мягкостью, с какой он обращался к ней на протяжении всего допроса. Но она не собиралась уходить. Напротив, она вынула из сумочки почтовую открытку и, держа ее в руке, смотрела на Петча. Глянув на ее лицо, мне стало не по себе.

— Несколько дней назад я получила из Адена открытку. Она задержалась на почте, — сказала она, обратившись к Боуэн-Лоджу. — Она от отца. Разрешите мне прочитать выдержку.

Он кивнул, дав ей разрешение, и тогда она начала:

— Мой отец писал: «Владелец судна на место бедняги Адамса взял человека по имени Петч в качестве моего первого помощника… — Джанет не читала. Держа письмо в руке, она цитировала его наизусть, глядя прямо в глаза Боуэн-Лоджа. — Я не знаю, что из этого выйдет. Ходили слухи, что он однажды преднамеренно посадил судно на мель. Но как бы то ни было, я обещаю, что при мне ничего подобного не произойдет. Да убережет тебя бог, Дженни, и думай обо мне. Если все сойдет благополучно, на сей раз я сдержу свое обещание и приеду к тебе после окончания рейса». — Ее голос понизился до шепота. Суд затаил дыхание. Джанет напоминала сжавшуюся до предела пружину, готовую вот-вот распрямиться.

Она протянула открытку Холланду, и он взял ее.

— Свидетельница свободна, — произнес Боуэн-Лодж.

Потом выступали технические эксперты, сообщая суду различные данные о судне и его оснащении, высказывали суждения о его возрасте и техническом состоянии. Показания под присягой дали инспектор из Иокогамы и представитель Ллойда, выдавший судну мореходный сертификат. Управляющий рангунскими доками дал информацию о перемещении грузов, произведенных в трюмах «Торре Анунсиаты». А затем Холланд вызвал: «Анджела Петри» — и суд, представленный в основном мужчинами, заинтересованно зашумел, когда миссис Петри занимала место в свидетельской ложе.

Она рассказала, что «Деллимер трейдинг энд шиппинг компани» была основана, в 1947 году как частная акционерная компания с ограниченной ответственностью, директорами которой были мистер Деллимер, мистер Гринли и она сама. Компания имела торговый уклон, специализируясь на импортно-экспортных обменах, главным образом с Индией и странами Дальнего Востока. Ныне покойный мистер Гринли позднее отказался от своего поста, и его место завял мистер Гандерсен, занимавшийся аналогичным бизнесом в Сингапуре. С принятием его в совет директоров капитал фирмы увеличился и расширилась сфера ее деятельности. Со спокойной уверенностью она на память привела ряд цифр, характеризующих деятельность фирмы.

— Каково положение компании в настоящее время? — задал первый вопрос Холланд.

— Фирма находится в процессе свертывания деятельности — добровольная ликвидация.

— Это решение было принято до смерти мистера Деллимера?

— Да, это было решено несколько месяцев назад.

— Что послужило причиной свертывания?

Несколько поколебавшись, она ответила:

— Определенные налоговые соображения.

По залу пробежал легкий смешок, и Холланд сел на свое место. Почти тотчас же поднялся адвокат Петча — худой, иссохший человек с пронзительным голосом.

— Уважаемый господин председатель, я хотел бы спросить у свидетельницы, осведомлена ли она о том, что мистер Деллимер еще до образования его фирмы был замешан в деле о незаконном присвоении денег?

Боуэн-Лодж нахмурился.

— Я не считаю этот вопрос уместным, мистер Фентон, — сказал он холодно.

— Мне бы хотелось ответить на этот вопрос, — голос миссис Петри звучал самоуверенно, ясно, хотя и с легкой дрожью. — Мистер Деллимер был оправдан. Его оклеветали, для обвинения улик не было.

Фентон сел несколько поспешно, но сразу же поднялся сэр Лайонел Фолсетт.

— Уважаемый господин председатель, мне бы хотелось узнать у свидетельницы, какие принадлежали компании суда? Были ли суда, кроме «Мэри Диар» и «Торре Анунсиаты»?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, только эти два.

Сэр Лайонел заглянул в свои бумаги.

— Покупка «Мэри Диар» была совершена восемнадцатого июня прошлого года. Когда была куплена «Торре Анунсиата»?

Впервые миссис Петри проявила некоторую нерешительность.

— Я не помню точно.

— Это было в апреле прошлого года?

— Я не помню.

— Но ведь вы директор компании и должны были знать об этом, ибо каждая покупка влечет за собой значительные денежные расходы. Вы хотите сказать, что не располагаете данными об этой сделке? — Произнес сэр Лайонел несколько резче.

— Может быть, и есть данные. Я не знаю. — А затем она поспешно добавила: — В то время мы быстро расширяли свою деятельность, и этот вопрос решался в сингапурском филиале.

— И поэтому вы не были полностью информированы, не так ли?

Она кивнула в знак согласия, и тогда он спросил:

— Не назовете ли вы дату, когда мистер Гандерсен был принят в совет директоров?

— Второго марта прошлого года.

— Таким образом, заключение сделок на перевозку грузов явилось результатом его присоединения?

— Да, я полагаю, что так.

Сэр Лайонел обратился к председателю.

— У меня есть еще один вопрос, который я хочу задать свидетельнице. Насколько суд уже осведомлен, «Мэри Диар» совершала свой единственный рейс, после которого должна была быть сдана на слом. «Торре Анунсиата» совершила только два плавания, а затем была продана. Мне бы хотелось знать, каков размер прибылей от этих двух сделок?

Боуэн-Лодж повторил вопрос сэра Лайонела, но миссис Петри отрицательно покачала головой. Она не знала.

— Тогда назовите продажную стоимость этих судов, — сэр Лайонел поставил вопрос в лоб.

— Эти данные в наш оффис не поступали.

— Я полагаю, что вы не знаете, кому пошли деньги?

Она снова отрицательно покачала головой.

— Боюсь, что не знаю и этого. Все было организовано в Сингапуре.

Сэр Лайонел удовлетворенно кивнул и сел на место. Миссис Петри разрешили покинуть свидетельскую ложу, и она отправилась на свое место. Я обратил внимание, что, пока она шла, взгляд ее был направлен на кого-то позади меня, и я решил, что на Гандерсена. Она была бледна и, видно, сильно обеспокоена.

Меня обдало запахом духов, когда миссис Петри прошла мимо на свое место, и я сразу же услышал, как голос Гандерсена, холодный и сердитый, произнес: «Почему вы не сказали ему? Я же еще несколько недель назад предоставил вам все данные», — на что она шепотом ответила: «Как я сейчас могу думать о цифрах?»

И тут Холланд вызвал нового свидетеля.

— Ханс Гандерсен.

Он назвал себя финансистом и директором компании и произвел на суд сильное впечатление. Как бизнесмен он знал все факты и цифры. Безо всякого напоминания со стороны Холланда он объяснил суду причины своего присоединения к компании Деллимера, сообщил, в каких целях они приобрели «Мэри Диар» и «Торре Анунсиату», на какие средства финансировались покупки и размеры ожидаемых прибылей.

Свое участие в компании Деллимера он объяснил сухим, деловым языком. Он имел долю во многих фирмах Сингапура и других портовых городов Дальнего Востока. Одновременно он принимал участие в делах и этой маленькой фирмы. У него возникла возможность приобрести для нее два старых судна по очень низкой цене. Он понимал, что плата за грузовые перевозки морем в тот момент была очень невысокой, и потому рассчитывал, что, отремонтировав суда, он сможет продать их за более крупную сумму и получить прибыль. Он выбрал компанию Деллимера в качестве посредника, так как лично знал самого мистера Деллимера, а также знал его намерение после этой сделки свернуть все свои дела.

— Исходя из опыта, — добавил он, — это наиболее выгодный способ осуществления подобных операций.

Что касается «Торре Анунсиаты», то цель была достигнута. Они продали судно за сумму, превышавшую его стоимость. С «Мэри Диар» дело обстояло сложнее. Судно оказалось в худшем состоянии, чем можно было предположить. Тогда он решил, что судно совершит один рейс в Англию и там будет продано на слом. Сумма от продажи на слом ниже стоимости судна, но в целом компания получила бы небольшой доход, учитывая прибыль от рейса. Он протянул Холланду листок бумаги.

— Здесь цифры, действительные и планируемые, — сказал Гандерсен.

Холланд передал бумагу Боуэн-Лоджу и сел на место. Председатель пробежал глазами цифры, кивнул головой и взглянул на сэра Лайонела, который в это время уже поднялся со своего места и произнес:

— Я хотел бы узнать у свидетеля, кто финансировал приобретение судов и какую точно выгоду он получал от этой операции?

Боуэн-Лодж повторил вопрос, и Гандерсен ответил:

— Конечно, операцию финансировал я лично. В качестве вознаграждения мне причиталась равная доля от возросшего капитала компании.

— Иными словами, — сказал сэр Лайонел, — ваше намерение стать одним из директоров этой компании предусматривало получение прибыли?

— Естественно, я ведь бизнесмен, сэр.

— Я благодарю вас, — сухо улыбнулся сэр Лайонел. — А теперь о «Мэри Диар». Вы признали, что состояние ее оказалось хуже, чем вы ожидали. Тогда каким же образом вы допустили перевозку столь ценного груза на этом пароходе? Ее организовывал мистер Деллимер?

— Нет. Я сам устроил это благодаря своим связям в Сингапуре. Вы должны понять, что меня очень хорошо знают в тамошних деловых кругах.

— Еще один вопрос. С какой целью эти два судна — «Мэри Диар» и «Торре Анунсиата» — оказались вместе в реке Рангун с седьмого по одиннадцатое января?

— Я не понимаю смысла вашего вопроса, сэр, — ответил Гандерсен. — За техническую сторону дела отвечал мистер Деллимер. Если одно судно идет из Англии на Дальний Восток, а другое — из Японии в Антверпен, то их пути где-то пересекутся.

Сэр Лайонел задал еще целый ряд вопросов, но Гандерсен отказался признать свою ответственность за составление графика движения судов.

— Вы должны понять, что у меня много разных дел. Это же дело самое мелкое. И потом, я не обязан ежедневно руководить всеми фирмами, в которых получаю долю доходов.

— Но ведь вы совершили путешествие из Сингапура в Лондон на самолете, как только узнали о том, что произошло с «Мэри Диар», и с тех пор находитесь здесь.

— Ну и что же? Ведь я директор компании, и то, что произошло, весьма серьезно. Когда что-то происходит, необходимо всегда быть на месте событий. Тем более погиб мистер Деллимер.

— Последний вопрос: какая была необходимость мистеру Деллимеру идти на «Мэри Диар» в качестве суперкарго?[15] Ведь это выходит за рамки обычного?

Гандерсен недоуменно пожал плечами.

— Мистер Деллимер был в Иокогаме для разработки деталей рейса. Он не был богатым человеком, а потому совершить большое путешествие ему было дешевле на собственном судне, что он и сделал.

Вопросов больше не последовало, и Гандерсен вышел из ложи. На этот раз на нем был надет темно-серый двубортный костюм, несомненно сшитый в Лондоне, и выглядел он как типичный английский бизнесмен — сдержанный, независимый, знающий.

Снова последовали показания технического порядка, после чего Боуэн-Лодж отложил заседание.

— Итак, до завтра, до десяти тридцати, джентльмены.

Хэл предложил мне переночевать у него. Мы забрали мой кофр из камеры хранения вокзала и поехали в Бошэм, где находился его маленький домик с лужайкой, сбегающей вниз к реке. По дороге я купил вечернюю газету, вся первая полоса которой и три колонки внутри, были даны под общим заголовком: «Дочь капитана потрясает суд. Странное исчезновение „Мэри Диар“».

После обеда Хэл стал расспрашивать меня о Петче.

— В тот день, когда ты присоединился к нам в Питер-Порте, — сказал он, — ты о нем почти ничего не рассказывал.

Он стоял у окна, глядя на лужайку, туда, где молочным пятном проглядывала сквозь сумерки вода. Вдали неясно маячили две яхты, и их паруса похлопывали от порывов ветра. Он обернулся и посмотрел на меня.

— В то время ты уже знал о случае с «Белль Айл»?

Я кивнул, ожидая, что за этим последует. Хэл подошел и сел напротив.

— Послушай, старина, — проговорил он. — Я не собираюсь вмешиваться во что бы то ни было, что касается тебя лично. Но все-таки, насколько ты уверен в этом парне?

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, ты чертовски веришь ему… Я имею в виду… — он раздумывал, подыскивая нужное слово. — Ну, скажем, так. Если Петч угробил судно — угробил преднамеренно — тогда это называется убийством. По закону его могут обвинить в непредумышленном убийстве, но перед богом он будет виновен в убийстве.

— Он этого не делал, — ответил я.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно!

Сказав это, я откинулся на спинку кресла, но тут же подумал, зачем я это сказал, почему я так уверен?

— Я рад, — сказал Хэл. — Потому что, ты знаешь, все время, пока ты находился в ложе свидетелей, мне казалось, что ты выгораживаешь его. Ты отбирал факты, что-то не договаривал, и временами я улавливал беспокойство на твоем лице. Не думаю, чтобы кто-нибудь обратил на это внимание. Но я заметил, потому что знаю тебя и потому что в Питер-Порте, когда у тебя почти не было времени на размышления, ты так явно защищал его. — Он сделал паузу и отхлебнул глоток портвейна. — Но все же будь осторожен, — добавил он. — Я знаю Лайонела Фолсетта. Мы с ним состоим членами одного и того же клуба, и я, как говорится, знаю его в действии. Не дай ему вцепиться в тебя когтями.

Глава III

На следующее утро, когда мы ехали в суд, дул сильный ветер, и улицы были мокрыми от дождя. Слушание дела возобновилось ровно в десять тридцать, и началось с показаний о грузе. Затем был вызван медицинский эксперт, который подтвердил, что человек, не потребляющий ничего, кроме спиртного, вполне может умереть от его отсутствия. Все это время присутствующие в суде сидели тихо, как бы в ожидании чего-то. Галерея для публики была набита до отказа, в ложе прессы — форменная давка. И вот наконец Холланд вызвал: «Альфред Хиггинс!» И пока Хиггинс с трудом пропихивал свое грузное тело в узкий проход свидетельской ложи, в зале воцарилась необыкновенная тишина.

Хиггинс сказал, что ему сорок три года, а когда его спросили о квалификации, он рассказал, что родился на барже, принадлежавшей его отцу, которая совершала рейсы между портами восточного побережья, и плавал на ней до пятнадцатилетнего возраста. Затем он попался на контрабанде и бежал на судне, перевозящем бананы. После этого он все время находился в море, меняя судно за судном — парусник, рейсовый грузовой пароход, пассажирский лайнер, буксир, каботажник. Он перечислял имена судов, будто брал наугад и читал страницы Ллойдовского регистра.

Свои показания по делу он начал с того момента, когда «Мэри Диар» была уже поставлена под пары в порту Иокогамы. По его словам, это было не судно, а плавучий капкан, протекающая банка с ржавыми заклепками, найденная на дальневосточной свалке. О капитане он сказал весьма просто: «На судне все знали, что он допьется до смерти».

Первого помощника он назвал «желчным», а третьего офицера, Райса, — «двадцатичетырехлетним юнцом с дипломом вахтенного в кармане, совершавшим свой второй рейс». Этими характеристиками Хиггинс хотел подчеркнуть, что он был единственным надежным офицером на борту. Хотя внешне он напоминал атакующего быка, но все же выглядел впечатляюще, и из свидетельской ложи мощно рокотал его хриплый голос.

Сингапур, Рангун, Аден — и наконец Хиггинс подошел к тому этапу пути, о котором уже рассказывал Петч, однако все события он преподнес совсем под другим углом зрения. Команда, на его взгляд, неплохая, «мотылька не обидит». Петч — «привередливый тип» и вообще «надо еще проверить, можно ли человека с таким прошлым снова допустить к командованию кораблем».

Слушая еще раз рассказ о плавании через Бискайский залив, суд получил дополнительные характеристики Петча — нервный, нетерпимый, не ладил с владельцами и офицерами… «За исключением Райса. А тот был вообще салага». А когда вопрос коснулся шторма и пожара в радиорубке, то Хиггинс, в отличие от Петча, обрисовавшего этот период пути схематически, расписал все события весьма подробно. Хиггинс спал на своей койке, когда начало затоплять трюм. Он прибежал на мостик и оставался там на вахте до десяти следующего утра, то есть в течение одиннадцати часов. Он организовал самые тщательные поиски Деллимера. Нет, мистер Петч не приказывал ему этого. Он сделал это по собственной инициативе, получив разрешение уйти с вахты. Он не верил, что Деллимер, который был военным моряком и «своим парнем на судне», мог свалиться за борт. Он, Хиггинс, не спал в общей сложности сорок восемь часов.

— Вам нравился мистер Деллимер? — спросил его Холланд.

— Я не говорил, нравился он мне или не нравился. Я сказал, что он был свой парень — и все.

— Вы советовали Петчу отдать приказ покинуть судно?

— Ага. Честно говоря, да. Мы обсуждали это дело, Деллимер и я.

— Почему?

— Потому что мы знали, что это была за посудина. От Сингапура мы прошли на ней через два шторма, а Петч — нет. А тот шторм в заливе был пострашнее.

— И вы подумали, что взрыв в носовом трюме может…

— Я ни о чем таком не думал. Я знал, что корыто гнилое, а у нас до черта груза. Мы думали, что оно не выдержит. — После паузы он сказал: — Если вы предполагаете, что мы просто боялись, тогда вспомните, что это была за банка. Ставлю десять против одного, что в то время ни одного судна не было в море. Страшно было подумать, что придется спускать шлюпки. А Деллимер боялся — он уже побарахтался в воде во время войны. Потом уже мы решились, когда стало полегче, и я подумал, что у нас есть шанс.

Далее речь зашла о той ночи, когда вспыхнул пожар в кормовом трюме и команда покинула судно. Да, это было примерно в двадцать один двадцать. Пожар обнаружил кочегар, его имя Уэст. Он пошел в кормовую рубку и заметил дым, выходящий через люк трюма № 3. Он сразу сообщил об этом по телефону на мостик. В то время там был Райс, и Хиггинс послал его проверить сообщение и уведомить обо всем Петча. В своих показаниях Хиггинс ни разу не назвал Петча капитаном.

— И что произошло после? — спросил Холланд.

— В течение четверти часа я ничего больше об этом не слышал. Но я знал, что там горит, потому что включили фонари на корме и на палубе суетились люди. Затем на мостик пришел мистер Петч, злой, весь закопченный, и сказал, что приказал приготовить шлюпки к спуску. Я спросил его, не взять ли мне на себя тушение пожара, а он сказал: «Нет», что этим занимается мистер Райс. После этого он постоял немного, как будто о чем-то думая. А потом на мостик прибежал Райс в панике и сказал, что огонь разгорается. И тогда Петч приказал ему отдать всем распоряжение, чтобы готовились покинуть судно. «Мистер Хиггинс, — сказал он, — передайте об этом в машинное отделение. Мистер Райс отвечает за верхнюю палубу. Проследите, — сказал он мне, — чтобы не было паники». Тогда я и видел его в последний раз.

Последующие события в его устах представлялись, как форменный бедлам, вызванный отсутствием руководства. Хиггинс и его люди минут пятнадцать боролись с огнем и все время боялись, что пламя поглотит их всех. Людей охватил панический страх. Они верили, что судно заколдовано и что среди груза находилась взрывчатка. Хиггинс послал Райса сообщить Петчу, что его люди выходят из подчинения, а потом Райс вернулся и сказал, что нигде не может найти Петча, К тому времени люди были близки к панике. Некоторые уже были на верхней палубе и садились в шлюпку № 3. И Хиггинсу ничего не оставалось, как дать приказ покинуть судно.

Это вылилось в форменное бегство. Люди расхватывали шлюпки. Выйдя на верхнюю палубу, Хиггинс увидел, что шлюпка № 3 болтается на шлюпбалках носом вниз. Шлюпка № 1 была разбита в щепки от удара о борт судна. При помощи кулаков ему удалось навести кое-какой порядок в этом хаосе, и офицеры распределили людей по двум оставшимся шлюпкам. Он отдал распоряжение Райсу взять на себя командование шлюпкой № 4 и проследил за этим до тех пор, пока она не коснулась поверхности воды. Тогда он спустил свою шлюпку. Из-за того, что судно продолжало идти на приличной скорости, он потерял связь с Райсом и с тех пор больше ничего о нем не слышал.

— Вы хотите сказать, — проговорил Холланд, — что садились в шлюпки на ходу судна?

— Да. Следуя указаниям мистера Петча, я приказал машинистам оставить работу и занять места в шлюпках. Когда я отдал команду оставить судно, им не приказывали останавливать машины и никто из них не пошел обратно, чтобы сделать это.

— А если бы вы отдали приказ?..

— Какая польза от этих проклятых приказов, — прорычал Хиггинс. — Петч пропал, испарился. Одна шлюпка уже болталась носом вниз, и люди попадали с нее в море. Другую шлюпку разбило. Люди были в панике. Если бы кто и вернулся вниз, то наверняка бы потерял шанс сесть в шлюпку. Только нам с Райсом удалось спокойно спустить шлюпки на воду.

— Господи боже! — вырвалось у Холланда. — Ведь как опытный офицер вы должны же были сохранить власть над вашими…

Но Хиггинс снова прервал его:

— Неужели у вас нет воображения? — взорвался он. — Разве вы не видите, что было? Петч пропал, команда в панике, огонь пожирает тюки, лежащие на ящиках со взрывчаткой!

— Но это была не взрывчатка.

— Откуда вы знаете?

— Вы же слышали показания, доказывающие, что в ящиках, погруженных в Иокогаме, находились авиационные двигатели. Нет никаких доказательств, что…

— Это теперь мы знаем, что там были моторы, — быстро парировал Хиггинс. — А я вам говорю о том, что нам казалось тогда. Мы думали, что трюмы полны взрывчатки.

— Но вы же видели грузовую декларацию, — напомнил ему Холланд. — Мистер Петч даже вывесил ее копию на доске объявлений!

— А какая разница? — требовательно и зло спросил Хиггинс. — Команда не верит ничему, что написано на доске. Я хочу сказать вам, мистер, что люди, плавающие на таких судах, как «Мэри Диар», не очень-то верят всяким там декларациям. Может быть, мы необразованные, но и не дураки. Декларация — это просто кусок бумаги, на которой кто-то написал слова и хочет, чтобы им верили. По крайней мере, я так считаю, и у меня нет причин думать иначе.

Хиггинс доминировал в зале. Откровенно говоря, он был просто глыбой говорящей плоти. В каком-то смысле он был великолепен. Но за кажущейся силой его личности скрывались грубость и необразованность. Он доминировал потому, что резко отличался от всех остальных, потому что он был как бы обратной стороной человеческой натуры — яркий, необузданный пират, не признающий никаких авторитетов.

— Иными словами, — произнес Холланд, — вам известно множество странных вещей, происходивших на разных судах. А приходилось ли вам встречаться с чем-нибудь более неприятным, чем ряд обстоятельств, имевших место на борту «Мэри Диар»?

Хиггинс закусил губу, а затем тряхнул головой.

— Нет, я бы этого не сказал.

— Возьмите, к примеру, затопление носовых трюмов. Вы отрицаете, что это был взрыв?

— Я ничего подобного не говорил. Я сказал, что не думал об этом, особенно в то время. Было много разных других вещей, о которых надо было подумать. А потом, я ведь не был на мостике.

— А каково ваше мнение сейчас?

Хиггинс покачал головой.

— Я не знаю, что и думать.

— А как насчет пожаров? Могло это быть самовозгоранием?

— А-а, пожары — это совсем другое дело. — Его хитрые глазки метнули взгляд в ту сторону, где находился Петч, и застыли, напряженно глядя в том направлении.

— Вы думаете, что пожары были вызваны преднамеренно?

— Да, я так думаю.

— Тогда кого вы подозреваете?

— Я ничего не знаю. Но, — добавил он, — как только я вступил на борт судна, я знал, что нам грозят неприятности. — Он кивнул своей тумбообразной головой в сторону Петча. — Стоит задуматься, как это человеку с такой репутацией удалось получить работу ни за что ни про что. А потом так вовремя умирает шкипер.

— Вы кого-нибудь обвиняете в смерти капитана Таггарда? — В голосе Холланда явно звучал оттенок недоверия.

— Я никого не обвиняю. Но кто-то увел у бедняги все спиртное. А я скажу, что он никому ничего не делал, кроме добра.

Как только Хиггинс сел, гул возбужденных голосов пронесся по залу. Председатель, наклонившись через стол, спросил Хиггинса, правда ли то, что Таггард обвинял в этом нескольких офицеров. А когда Хиггинс признал это, спросил:

— И вас тоже обвинял?

— Бедняга неистовствовал, — со злостью ответил Хиггинс.

— Значит, он неистовствовал, обвиняя вас, а не мистера Петча? — прозвучал ледяной голос Боуэн-Лоджа.

— С его смертью я ничего не выиграл, — пробормотал Хиггинс.

— Что вы в то время думали об этом? Вы всерьез воспринимали его обвинения?

— Нет. Когда человек бушует так, как бушевал он, — просто не знаешь, что и подумать. — Хиггинс сделал такое лицо, будто в самом деле не понимал, к чему клонит Холланд. — Может быть, кто и стащил у него немного, черт его знает. Я знаю только одно, что мы обыскали весь этот проклятый пароход только для того, чтобы доставить ему удовольствие, но мы не нашли ни одной бутылки. Конечно, — добавил он тут же, — если бы мы знали, что он умрет от этого, кто-нибудь из нас дал бы ему из своих запасов, которые утаили от таможни, если бы он только попросил.

Боуэн-Лодж сделал знак, и вопросы Хиггинсу стал задавать Фентон. Он старался заставить его признать, что Петч никогда не давал ему приказа готовиться оставить судно. Адвокат Петча пытался запутать его, поймать на незначительных деталях. Но Хиггинс был опасным свидетелем при перекрестном допросе. Каждым своим ответом он четко давал понять, что не доверял Петчу и ни на дюйм не отступил от своих предыдущих показаний.

Сэр Лайонел действовал иначе. Все внимание он всецело акцентировал на грузе. Что заставило свидетеля поверить в то, что в ящиках, погруженных в Иокогаме, находилась взрывчатка? Не обнаружил ли он что-нибудь во время их погрузки? Но когда председатель попросил свидетеля ответить на эти вопросы, Хиггинс сказал, что в момент погрузки он еще не был членом экипажа судна.

— С какого дня началась ваша служба в качестве второго офицера? — спросил Боуэн-Лодж.

— Со дня накануне отплытия, — ответил Хиггинс. — К тому времени погрузка закончилась, и люки были заперты.

— Вас знакомили с грузовой декларацией?

— Нет. Я никогда ее не видел, даже после.

— Тогда что вам дало основание предположить, что груз содержит взрывчатые вещества?

— Еще в порту ходили слухи.

— И среди команды тоже?

— Да.

— Вам когда-нибудь приходилось видеть, чтобы взрывчатые вещества упаковывали в ящики с надписью «авиадвигатели»?

— Нет, не приходилось. Но я слышал, что на ящиках со взрывчаткой писали всякие другие вещи, чтобы избежать неприятностей с властями.

— Но вы не располагали доказательствами того, что в ящиках содержится совсем не то, что указано в декларации?

— Нет.

— И вы сделали все возможное, чтобы прекратить распространение слухов?

Тут Хиггинс впервые проявил неуверенность.

— Вроде нет. Честно говоря, я ничего такого не сделал.

— Почему нет?

Мускулы на шее Хиггинса напряглись.

— А почему да? Это совсем не мое дело.

Одна бровь у Боуэн-Лоджа медленно приподнялась, и он посмотрел на сэра Лайонела. Теперь пошли вопросы относительно тех четырех дней, когда оба судна Деллимера находились вместе на реке Рангун. Да, признал Хиггинс, он получил увольнение на берег вместе с остальными. А что тут такого? Не каждый день хозяева судов предоставляют сорокавосьмичасовой отпуск на берег, да еще оплачиваемый. Причина? Потому что Деллимер был хорошим парнем, вот почему; он знал, как обходиться с матросами, верил в них.

— Когда вы вернулись на корабль, — теперь сэр Лайонел обращал свои вопросы прямо к свидетелю, — разговаривали ли вы с кем-либо из офицеров или матросов «Торре Анунсиаты»?

— Да, с первым офицером — этого парня звали Слейд, он приходил выпить со мной и с шефом.

— Вы не спрашивали его, зачем они передвигали груз в трюмах?

— Нет. Но Слейд рассказал мне, что они освобождают место для каких-то стальных труб.

— Вы не говорили об этом с Адамсом?

— Нет.

— Но вы видели его, когда вернулись на судно?

— Да.

— Он случайно не высказывал мысли о том, что матросы «ТорреАиунсиаты» сняли часть груза с «Мэри Диар»?

— Нет, — но тут же быстро добавил, — а если даже и так, и он знал об этом, он все равно бы не сказал. Он только что поднялся с постели после двух дней болезни.

— Если Адамс был болен, то за погрузку хлопка должны были бы отвечать вы? — Хиггинс кивнул, и сэр Лайонел тут же задал новый вопрос: — Вы не заметили каких-нибудь изменений в размещении груза в трюмах?

— Нет, не заметил.

— Вы совершенно уверены в этом?

— Конечно, уверен.

Сэр Лайонел резко подался вперед и спросил вдруг необычайно жестким голосом:

— Как же это может быть? Вы же сказали, что пришли на судно, когда оно уже было загружено?

Но Хиггинса не так-то легко было поймать на слове. Он облизал языком пересохшие губы, что выдало его беспокойство.

— Я не был там, когда шла погрузка, но я был при разгрузке японских товаров. Я специально посмотрел, как лежали ящики, потому что я знал, что после придется грузить сырой хлопок, когда его подвезут.

Сэр Лайонел кивнул.

— Еще один вопрос. Кто вас нанимал — капитан Таггард?

— Не-ет. Мистер Деллимер. Капитан Таггард подписывал бумаги. Но нанял меня мистер Деллимер.

— На каком основании?

Хиггинс нахмурился.

— Как это понять?

— Я спросил вас, почему нанял вас он? Вы были единственный, кто обращался за вакансией?

— Ну-у, не совсем так. Это было… — Хиггинс огляделся по сторонам и снова облизал пересохшие губы. — Это было не совсем так.

— Вы имеете в виду, что работу вам предложили не совсем обычным путем? Вас нанял мистер Деллимер частным образом?

— Примерно так.

— Может быть, вы будете так любезны и объясните суду, как это произошло?

Хиггинс колебался.

— Ну, мы случайно встретились, и ему был нужен второй офицер, а мне негде было ночевать, вот и все.

— Где вы встретились?

— В каком-то баре, в порту. Не помню, как называется.

— Заранее договаривались о встрече?

Лицо Хиггинса налилось кровью, жилы на шее вздулись.

— Да, заранее. — Он произнес это сердито, будто обвинял сэра Лайонела.

Но сэр Лайонел кротко сказал:

— Благодарю вас. Это все, что я хотел знать, — и опустился на свое место.

Он установил два факта: если компания Деллимера намеревалась уничтожить «Мэри Диар», то вполне возможна замена груза; тогда Хиггинс был избран в качестве орудия. Но лично против Хиггинса он ничего не имел, и в этом-то, как он потом признался Хэлу, и заключалась вся беда. Для того, чтобы уберечь своих клиентов от уплаты сумм, предъявленных страховым компаниям, нужно располагать более неопровержимыми доказательствами.

Показания других спасенных заставили его наконец решиться. Причем самые сильные показания дал рулевой Юлс, находившийся на мостике вместе с Хиггинсом в то время, когда вспыхнул пожар. Он был очень застенчив и отвечал на вопросы, слегка заикаясь. Его нельзя было считать сильным свидетелем, но он с непоколебимым упорством держался своего заявления о том, что именно Петч отдал приказ команде быть готовой покинуть судно. Он твердил одно и то же, как хорошо заученный урок. И несмотря на то, что адвокат Петча так запутал его своими вопросами, что вынуждал Юлса все время оглядываться на Хиггинса, как бы ища у него поддержки, он не отступился от своих показаний ни на йоту.

Юлс был последним свидетелем. После окончания его допроса был объявлен перерыв на обед. Хэл мог бы и не говорить, что Петчу придется туго, когда настанет время отвечать на вопросы адвокатов различных заинтересованных сторон. Это я знал и без него. Суд еще даже не начал подбираться к истине. Но что было истиной? Об этом Хэл спросил меня за обедом.

— Сам Деллимер не мог устроить того пожара в трюме, — сказал он, и я с ним согласился.

К тому моменту Деллимер был уже мертв. Остается Хиггинс. Очевидно, и Боуэн-Лодж во время обеда допустил такую возможность, ибо, как только заседание суда возобновилось, он снова вызвал Юлса и стал подробно расспрашивать его обо всех передвижениях вахтенного офицера. Юлс поклялся, что Хиггинс с двадцати часов находился на мостике и ни разу не покидал его.

Позже главный механик Верроуз показал, что он, Хиггинс, и еще два члена команды, которые потом утонули, играли в покер на протяжении трех часов — с семнадцати до двадцати, прервав ненадолго игру для того, чтобы перекусить.

Спасенные один за другим вызывались в свидетельскую ложу, и каждый со своих позиций рассказывал о случившемся. Но все они говорили, что судно заколдовано, что на нем перевозилась взрывчатка и что ему судьбой предназначено быть на дне моря. Это был рассказ людей, взрастивших в себе какую-то внутреннюю мысль о неизбежной трагедии.

А затем наконец Холланд вызвал: «Гидеон Петч!» — и тот снова занял место в свидетельской ложе. Слегка ссутулившись, он с такой силой вцепился руками в оградительные поручни, что суставы пальцев стали такими же белыми, как и его лицо. Он выглядел совсем больным, и на его щеке, возле уголка рта, заметно пульсировал нерв.

Первым вопросы задавал Боуэн-Лодж. Он интересовался мельчайшими подробностями, касающимися тех приказов, которые были отданы им после того, как вспыхнул пожар. Петчу снова пришлось рассказать обо всей, что произошло с момента появления на мостике Райса, сообщившего о пожаре. Затем, когда Петч повторил в точности то, о чем говорили раньше, Боуэн-Лодж сделал знак Холланду, и тот снова приступил к допросу. Все время я чувствовал, что Петч что-то скрывает. Вопросы ставились с разных позиций, но всякий раз Петч утверждал, что его кто-то ударил и что пожар вспыхнул в результате преднамеренного поджога.

— Но кто это сделал? — потребовал Боуэн-Лодж.

И Петч ответил ровным, бесцветным голосом, что «это должен решать суд».

Вновь поднялся сэр Лайонел.

— Может быть, вы, уважаемый господин председатель, попросите свидетеля рассказать, как он оказался на «Мэри Диар»? Я хочу знать, кто подписал назначение — капитан Таггард или мистер Деллимер?

— Капитан Таггард.

— Он что — сошел на берег и сам выбрал вас?

— Нет.

— В таком случае, кто же предложил вам вакансию? — Голос сэра Лайонела звучал ехидно, но он старался сделать вид, что этот вопрос не имеет никакого значения.

— Мистер Деллимер.

— Мистер Деллимер? — удивился сэр Лайонел. — Понятно… И место он вам предложил в частном порядке, не так ли, во время заранее обговоренной встречи в баре? — В голосе его звучал откровенный сарказм.

— Нет. Мы встретились в агентстве по найму.

— В агентстве? Тогда там, вероятно, находились и другие безработные офицеры?

— Да. Двое.

— Почему мистер Деллимер не выбрал кого-нибудь из них? Почему он выбрал именно вас?

— Другие отказались, когда узнали, что им предлагают место на «Мэри Диар».

— Но вы не отказались. Почему? — А когда Петч не ответил, сэр Лайонел повторил вопрос: — Я хочу знать: почему?

— Потому что мне нужна была работа.

— Сколько времени вы были без моря?

— Одиннадцать месяцев.

— До того времени вам не удалось получить ничего лучше места второго помощника на жалком итальянском пароходе «Аполло», совершавшем каботажные рейсы вдоль восточного побережья Африки. Не кажется ли вам странным., что человеку с вашим прошлым доверяют место первого помощника на океанском лайнере водоизмещением шесть тысяч тонн?

Взоры всех присутствовавших в зале были прикованы к Петчу. Он же не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Я этого не считал.

— Вы… никогда… не… считали… этого! — Сэр Лайонел устремил на Петча пристальный взгляд. И тон его голоса, и наклон головы — все указывало на то, что он считал его лжецом. Он обратился к Боуэн-Лоджу: — Может быть, уважаемый господин председатель попросит свидетеля дать краткое резюме событий, происшедших девять лет назад, в ночь с третьего на четвертое февраля в районе Сингапура.

Пальцы Петча еще крепче вцепились в поручни ограждения. Лицо его исказилось, а взгляд был словно у загнанного животного. В суде воцарилась тишина, как перед штормом. Боуэн-Лодж взглянул на допрашивающего.

— Вы имеете в виду «Белль Айл»? — спросил он. А затем тем же шепотом добавил: — А стоит ли, сэр Лайонел?

— Безусловно, — последовал твердый и категорический ответ.

Боуэн-Лодж взглянул вверх на часы, а потом задал этот вопрос Петчу. И Петч с каменным лицом процедил сквозь плотно сжатые губы:

— В свое время, сэр, об этом я подавал соответствующий рапорт.

Боуэн-Лодж снова посмотрел в сторону сэра Лайонела, который стоял теперь набычившись, будто намереваясь ударить своего противника.

— Я внимательно ознакомился с этим рапортом, — произнес он холодным, прямо-таки ледяным голосом. — Тем не менее я считаю крайне уместным, чтобы суд услышал об этой истории из ваших уст.

Петч непроизвольно ударил кулаком по ограждению.

— Я не нахожу связи между тем случаем и гибелью «Мэри Диар», — произнес он громко, но хрипло.

— Не вам судить об этом, — взорвался сэр Лайонел, а затем с заметным ехидством добавил: — Совпадения слишком странные.

— Совпадения! — Петч пристально взглянул на него. А затем, с силой ударив кулаком по поручню, выпалил: — Вам нужны пикантные подробности? Пожалуйста. Я был пьян. Мертвецки пьян. По крайней мере, так показал Крейвен. В тот день в Сингапуре жара была как в топке. — Он не сводил взгляда с председателя, но не замечал его. Он видел, только Сингапур в тот роковой день, который разрушил всю его карьеру. — Вязкая, мокрая, знойная жара, — пробормотал он скороговоркой. — Я хорошо помню жару, и помню «Белль Айл» на мели. А что было после — ничего не помню.

— Вы были пьяны? — спросил Боуэн-Лодж почти добрым голосом.

— Да, наверное… в известном смысле. Я выпил пару рюмок. Но этого недостаточно, — повысил голос Петч. — Недостаточно, чтобы выгнать меня как собаку. — Затем после небольшой паузы он добавил: — В два двадцать три ночи судно проскочило через страшные буруны Анамбасских островов и разломилось.

— Вам было известно, — спокойно спросил сэр Лайонел, — что потом ходило много разговоров?.. Предполагали, что вы сделали это ради получения страховки.

Петч повернулся в его сторону.

— Вряд ли я мог знать об этом, — ответил он саркастически. — Все эти годы я пытался наскрести хоть что-нибудь на жизнь. — Он снова обратился к председателю, по-прежнему держась за поручень. — Говорили, что я приказал изменить курс, но ведь существует судовой журнал, который доказывает обратное. Там все написано моей собственной рукой. Крейвен — он был вторым офицером — поклялся тогда, что якобы пришел ко мне в каюту, чтобы высказать несогласие с моим решением, а я выгнал его. Потом он сказал, что снова заходил ко мне, чтобы предостеречь, а я валялся пьяным — так он говорил, — а когда он не смог меня разбудить, то вернулся на мостик и изменил курс по своей инициативе. Конечно, к тому времени, было уже поздно. Вот что он рассказал. Он все время придерживался этой версии, и все ему поверили, даже мой адвокат.

Было больно видеть, как легко Петч выходил из равновесия. Он почти кричал:

— Крейвен лжец! Запись в судовом журнале была подделана. «Белль Айл» принадлежал шайке жуликов из Глазго. Они были на грани банкротства. Их могла спасти только страховка. Полгода спустя об этом кричали все газеты. Вот тогда и пошли слухи.

— И вы не могли ничего с этим поделать, не так ли? — спросил сэр Лайонел.

— Ничего.

Тогда вмешался Боуэн-Лодж.

— А теперь вы проводите аналогию деятельности компании из Глазго и «Деллимер трейдинг энд шиппинг компани»?

И Петч, которого эти слова вернули к нынешним событиям, неистово выкрикнул:

— Да! Да, именно это я и имею в виду!

Это заявление заставило буквально подскочить адвоката компании Деллимера. Он тут же заявил протест по поводу чудовищного обвинения, недопустимой клеветы, на человека, который уже был мертв к тому моменту, когда на судне вспыхнул пожар. Боуэн-Лодж согласно кивнул и сказал:

— Вы правы, мистер Смайлс, но только до тех пор, пока не будут получены доказательства. — Он обратился к Петчу и спросил: — У вас есть основания для подобного обвинения?

«Вот сейчас, — подумал я, — вот сейчас он расскажет им о предложении Деллимера». Было ли у него доказательство или нет — для него это был единственный выход. Но вместо этого он взял назад свое обвинение, сказав, что это могло случиться, так как компания находилась в процессе ликвидации дела и потеря судна могла стать единственным способом получения дохода.

— Я сказал, что так могло случиться, — подчеркнул Петч.

Смайлс снова вскочил, но Боуэн-Лодж опередил его.

— Вы, кажется, забываете о мотивах того, почему судно было оставлено. Вы считаете, что мистер Деллимер вызвал пожар в кормовом трюме?

— Нет, — ответил Петч.

— К тому времени он был уже мертв?

— Да, — голос Петча упал до шепота.

Но тут Смайлс, все еще продолжавший стоять, спросил о том, какой смысл компании уничтожать свое же собственное судно.

— Судно было предназначено на слом, и, если судить по цифрам, представленным вам, уважаемый господин председатель, компания получила бы за это несколько более пятнадцати тысяч фунтов стерлингов. Судно было застраховано на сумму в тридцать тысяч. Может быть, свидетель предполагает, что получение чистых пятнадцати тысяч являлось достаточным мотивом для того, чтобы подвергать риску жизнь целого экипажа?..

— Мне кажется, что на этой стадии, уважаемый господин председатель, — сказал сэр Лайонел, — уместно задать свидетелю один чрезвычайно важный вопрос: поджигал или не поджигал он сам груз в трюме номер три ночью восемнадцатого марта или содействовал этому поджогу?

— Нет, я не делал этого, — заявил Петч, и голос его звучал ясно и твердо. Потом, обратившись к сэру Лайонелу Фолсетту, он добавил: — Если бы я поджег судно, зачем бы я стал тушить пожар?

Ответ был логичен. Председатель взглянул на часы, а затем, склонившись в сторону своих помощников, о чем-то заговорил с ними. Наконец он объявил перерыв.

— До завтра, джентльмены, до десяти тридцати.

Петч очнулся от своего оцепенения и направился через зал к выходу. Я тоже встал и непроизвольно последовал было за ним, но в это время Хэл положил мне на плечо руку.

— Лучше оставь его, — сказал он. — Бедняге нужно подумать.

— О чем подумать? — спросил я сердито; я все еще находился под впечатлением заседания.

— О том, что ему говорить завтра, — ответил Хэл. — Он еще не рассказал суду всю историю, и сэр Лайонел знает об этом. Он расскажет ее завтра, или ему придется сделать это в уголовном суде! Но рано или поздно, рассказать все же придется.

Уголовный суд! Внезапно решившись, я, расталкивая толпу, стал догонять Петча.

Он не расслышал, когда я окликнул его. Казалось, его ничто не заботило, кроме желания побыстрее выбраться на улицу. Я схватил его за руку, и он резко обернулся.

— А-а-а, это вы. — Его всего трясло. — Что вам нужно?

Я ужаснулся его изможденному, затравленному виду. На лбу его застыли крупные капли пота.

— Какого дьявола вы не сказали им? — спросил я.

— Что не сказал им? — Внезапно его глаза потеряли всякое выражение.

— О Деллимере, — сказал я. — Почему вы им не сказали?

Глаза его блеснули, и он отвернулся.

— А как я мог? — выдохнул он. А затем, когда я стал убеждать его, что суд имеет право на правду, он сказал: — Оставьте это, — и, повернувшись, поспешно зашагал прочь, к выходу.

Я последовал за ним. Пробившись сквозь группку людей с «Мэри Диар», я догнал его.

— Послушайте, — сказал я. — По окончании расследования я отвезу вас туда.

Он отрицательно покачал головой, продолжая шагать к выходу.

— Слишком поздно, — сказал он.

Его отказ вывел меня из терпения, и я, схватив его за руку, грубо остановил его.

— Вы что, не понимаете? Я предлагаю вам свою яхту. «Морская ведьма» находится сейчас в Лалуорт-Коув. Мы сможем добраться оттуда за сутки.

— Я же сказал вам, что уже поздно. — Он высвободил руку и зашагал прочь.

Я обернулся и увидел Хиггинса и Юлса. Я стал искать взглядом Хэла, но Хиггинс внезапно с такой невероятной силой схватил меня за руку, что я чуть не потерял сознание.

— Я слышал, о чем вы только что говорили. — Он наклонился ко мне, и я почувствовал исходивший от него сильный запах пива. — Если вы только попробуете отвезти его туда… — он не докончил фразу, и его маленькие, налитые кровью глаза сощурились. — Я имею в виду… лучше сторонитесь его, — проскрипел он. — Он во всем виноват, даю вам слово. А не то вас ждут крупные неприятности. — И, резко повернувшись, он направился к выходу, пробивая в толпе себе и Юлсу дорогу.

Но тут подошел Хэл. Вид у него был озабоченный.

— Я только что разговаривал с Лайонелом Фолсеттом, — сказал он, когда мы направились к дверям. — В общем, все так, как я и предполагал. Они считают, что он что-то скрывает.

— Кто — Петч? — Я все еще находился под впечатлением угрозы Хиггинса, раздумывая о том, догадался ли он, что мы говорили о «Мэри Диар».

— Да. Это пока только предположение. Лайонел ничего не сказал, но… — он немного подумал, — ты не знаешь, где остановился Петч? — И когда я кивнул утвердительно, Хэл сказал: — Ну что ж, если ты абсолютно уверен в этом парне, я бы на твоем месте нашел его и рассказал ему, как обстоят дела. Сейчас важна правда и только правда, если он не хочет иметь неприятностей. Вот тебе мой совет. Поговори с ним вечером.

Мы зашли в ближайший паб[16] и выпили пива. Оттуда я позвонил Петчу. Он снимал комнату возле доков. Его квартирная хозяйка сообщила мне, что он приходил, надел пальто и снова ушел. Я позвонил ему чуть позже, когда мы приехали к Хэлу, и еще раз после обеда, но его все не было. Меня это настолько обеспокоило, что долгое время я никак не мог уснуть.

Утро оказалось солнечным, пели птицы. Но когда мы ехали в Саутгемптон, мир показался мне на редкость прозаическим, обыденным — по дороге мчались грузовики, почтальоны на велосипедах развозили почту, дети спешили в школу. Было четверть одиннадцатого, когда мы подъехали к зданию суда. Мы приехали пораньше в надежде до начала заседания переговорить с Петчем. Но его еще не было. Пришли только несколько свидетелей и среди них Хиггинс, разместивший в кресле свою огромную тушу так, чтобы хорошо был виден вход.

Хэл направился к своему месту, а я тем временем, вышел в коридор, стараясь среди множества лиц не пропустить Петча.

— Мистер Сэндс. — Чья-то рука коснулась моего плеча, я обернулся и увидел Джанет Таггард. Ее глаза показались мне необычно большими на фоне бледного лица. — Где он? Я не могу его найти.

— Кто?

— Мистер Петч. Его нет в суде. Не знаете ли вы, где он?

— Нет, не знаю.

Она нерешительно помялась.

— Я очень беспокоюсь, — прошептала она. Теперь она совсем не походила на того освещенного солнцем подростка, каким она показалась мне на фотографии. Солнце больше не играло в ее волосах. Она выглядела взрослой, совсем женщиной.

— Он сейчас придет, — произнес я мягко, стараясь усыпить ее и свое собственное беспокойство.

— Да, да, конечно! — Она продолжала стоять в нерешительности. — Я видела его вчера вечером. Тогда я многого не поняла. — Она пристально смотрела на меня своими большими глазами, в которых сквозила озабоченность. — Он все мне рассказал. Он был таким… — Она стояла в нерешительности. — Как вы думаете, с ним все в порядке? — А так как я не ответил, она вдруг воскликнула: — Боже! Мне следовало бы убить себя за то, что наговорила ему тогда! — Но это она сказала не мне, а себе.

Заседание началось. Коридор опустел, а Петч все не появлялся.

— Пойдемте в зал, — сказал я мягко.

Она не произнесла ни слова, только согласно кивнула. Мы вошли в зал и заняли свои места. Холланд поднялся со своего кресла, в руке его был листок бумаги, и, как только в зале установилась тишина, он обратился к Боуэн-Лоджу.

— Уважаемый господин председатель! Я только что получил сообщение от эксперта по кораблекрушениям, который уведомляет суд, что «Мэри Диар»… не затонула. Начальник порта в Сент-Хелье, на острове Джерси, сообщает, что судно находится на рифах Плато-де-Менкье и французская спасательная экспедиция предпринимает попытки вернуть судну плавучесть.

Боуэн-Лодж подался вперед над своим столом.

— Тогда это в корне меняет ситуацию, мистер Холланд. Насколько я понимаю, это означает, что эксперт по кораблекрушениям сможет полностью обследовать судно?

Боуэн-Лодж постучал молотком, водворяя тишину.

— В связи с обнаружением судна, мистер Холланд, возникает пара новых вопросов, — сказал он. — Попрошу вас вызвать свидетеля.

Холланд кивнул и вызвал: «Гидеон Петч!»

В суде царила тишина. Никто не шевелился.

— Гидеон Петч!

Когда Петч и на этот раз не появился, Холланд обратился к полицейскому у дверей и сказал ему:

— Вызовите, пожалуйста, Гидеона Петча.

Полицейский выкрикнул имя, и его голос эхом разнесся в пустом коридоре. Но ничего не произошло. Люди, сидевшие на галерее, вытягивали шеи, в зале снова зажужжали голоса.

Час спустя распространился слух, что Петча не видели со вчерашнего вечера. В зал после объявленного на час перерыва вошли Боуэн-Лодж и его помощники, а затем Холланд объявил, что выражает свое сожаление, так как не может представить суду своего свидетеля.

— Вы не обращались за помощью к полиции? — задал вопрос Боуэн-Лодж.

— Да, сэр. Поиски мистера Петча уже начаты.

В зале царило молчание, пока Боуэн-Лодж складывал на столе свои бумаги.

— Вы не хотите передопросить кого-нибудь из других свидетелей? — спросил Холланд.

Боуэн-Лодж раздумывал. Он искал нужного свидетеля, и на какой-то момент мне показалось, что его холодный, испытующий взгляд остановился на мне.

Минута показалась мне целой, вечностью, и все это время я чувствовал себя, как бы во взвешенном состоянии. Но затем Боуэн-Лодж произнес:

— Я не думаю, мистер Холланд, что в этом есть какая-нибудь необходимость, — он посмотрел на членов суда. — Принимая во внимание тот факт, что «Мэри Диар» обнаружена, мои помощники и я пришли к мнению, что нет смысла продолжать расследование, особенно в связи с отсутствием главного свидетеля. Поэтому я объявляю заседание суда отложенным на неопределенный срок до окончания работы комиссии по исследованию обломков судна. Все свидетели свободны. Те из вас, чьи услуги потребуются суду, будут в свое время извещены. Благодарю вас, джентльмены, за оказанную помощь.

Все было кончено, председатель и помощники покинули быстро опустевший зал. Как только я направился к выходу, дорогу мне внезапно преградил Хиггинс.

— Где он? — рявкнул он. — Куда он ушел?

Я молчал, раздумывая, почему его так волнует исчезновение Петча. Ему бы надо радоваться.

— А что вы так волнуетесь? — спросил я его.

Его маленькие глазки испытующе разглядывали меня.

— Значит, вы знаете, где он. А?

— Я не знаю, — ответил я. — Я сам бы хотел знать, где он.

— Идите к черту! — Вся его грубость тотчас же всплыла наружу. — Думаете, я не знаю, что вы намерены делать — вы с вашей лодкой, которая ждет его в Лалуорте? Ладно, я скажу. Если вы задумали играть со мной… берегитесь. Вот и все.

Он пристально посмотрел на меня, прищурившись, а затем резко повернулся и ушел.

Мы с Хэлом двинулись по коридору к выходу.

— Надеюсь, ты не будешь валять дурака и не повезешь его туда, не так ли? — сказал Хэл и посмотрел на меня с легким беспокойством.

Я кивнул, но почувствовал, что это его не убедило. Он было стал снова уговаривать меня, но в это время мы вышли на улицу, и тут с ним поздоровался какой-то седовласый человек в бушлате и с бородкой клинышком. У него был высокий скрипучий голос, и, пока я ждал, краем уха мне удалось услышать, как тот сказал Хэлу: «…нет, совсем не похожа на вашу, полковник, определенно нет». Потом он сказал что-то о моторной лодке, а затем: «…отдала швартовы часа полтора назад. Они зафрахтовали ее еще месяц назад… Да, старая „Гризельда“. Да вы знаете. У нее гнилой киль, но ходит как дьявол». Он скрипуче хохотнул на прощанье и ушел. Оказалось, что этот человек был владельцем лодочного причала в Бошэме.

— Интересно, — проговорил Хэл. — Если это компания Деллимера зафрахтовала судно, чтобы посмотреть, чем занимаются французские спасатели, тогда нет ничего удивительного.

Хэл отвез меня на вокзал, где я первым делом купил вечернюю газету. Развернув ее, я вдруг поймал себя на том, что ищу сводку погоды.

«Ветры умеренные, северо-западные». Ожидая своего поезда, я думал о Хиггинсе, о компании Деллимера и о том, что от Лалуорта до Минки только сутки хода.

МИНКИ

Глава I

— Эй, на «Морской ведьме»! Эй там!

Чайки с криком взлетали с поверхности воды, и мой голос эхом возвратился ко мне — глас одинокого в пустыне моросящего дождя.

На палубе возникла фигура в желтом дождевике. Некоторое время спустя я различил всплеск весел и увидел приближающийся к берегу плотик. С трудом взобравшись на его мокрую дощатую поверхность, я устроился поудобнее, и Майк погнал его обратно к яхте. По пути мне не пришлось рассказывать ему обо всех подробностях расследования, так как он следил за ним по газетам. Но едва мы очутились на яхте, Майк тут же спросил, что случилось с Петчем и почему в это утро он не явился в суд.

— Ты знаешь, что выдан ордер на его арест?

— Ордер? Откуда ты знаешь? — спросил я. Не знаю почему, но меня потрясло это сообщение. Я считал, что в аресте не было никакой необходимости.

— Об этом сообщалось в шестичасовых новостях.

— А сообщалось, в чем его обвиняют?

— Нет. Но его ищет полиция на всех дорогах, ведущих из Саутгемптона, и во всех портах.

Мы продолжали обсуждать эту тему и за обедом. Во всей этой истории Майка больше всего удивляло то, что Петч не рассказал суду о предложении Деллимера. За кофе он вдруг неожиданно напомнил мне о пакете, который Петч передал на сохранение еще на французском берегу.

До этого момента я совершенно забыл о его существовании.

— А пакет все еще у тебя?

Я кивнул, встал и пошел в кормовую каюту. Пакет, как и прежде, лежал у меня в папке, и я принес его в салон. Майк освободил на столе место, я достал нож и разрезал веревки, подумав при этом, что, наверное, точно так же поступали во время войны с документами погибших.

— Напоминает книгу, — заметил Майк. — Ведь это не может быть судовым журналом, не так ли?

— Думаю, что нет, — ответил я. — Журнал находится в суде.

В коричневой оберточной бумаге находился конверт. На нем на машинке было напечатано имя: «Дж. К. Б. Деллимер». Конверт был надорван, и внутри виднелась бумажная лента, напоминавшая банковскую упаковку. Я подумал, что Майк, должно быть, прав — вероятно, там находилась чековая книжка Деллимера или его компании или еще что-то, связанное с деньгами. Я вытряхнул содержимое на стол и оцепенел.

На столе среди наших обеденных принадлежностей лежала толстая пачка пятифунтовых банкнот.



Майк смотрел на эту кучу денег, открыв от удивления рот. Ни разу в жизни ему еще не доводилось видеть сразу столько денег, да и я тоже не видел. Я пододвинул ему часть денег: «Считай!»

Несколько минут в салоне слышался только шелест кредиток. Сосчитав (их сумма равнялась точно пяти тысячам фунтов), Майк посмотрел на меня.

— Неудивительно, что он не захотел предъявить их таможне, — пробормотал он. — Ты считаешь, что он все же принял предложение Деллимера?

Я отрицательно покачал головой.

— Если бы он принял его, то зачем бы он стал тушить пожар, зачем повел бы судно на Минки? — Я вспомнил, в каком состоянии находилась каюта Деллимера, когда я помогал Петчу доставать резиновый плотик. — Нет. Должно быть, он взял их после… после гибели Деллимера.

— Но зачем?

— Черт его знает, — пожал я плечами. Я многого еще не понимал. Собрав деньги, я сунул их обратно в конверт. — Если это плата за преднамеренную гибель судна, — сказал я, — то он должен был взять их у меня сразу по возвращении в Англию.

— Пожалуй, верно. — Майк взял у меня конверт и, нахмурившись, повертел его в руках. — Странно все-таки, что он не забрал их. Похоже, что он забыл.

Я не знаю, кто первый услышал его, но внезапно мы взглянули друг на друга, прислушиваясь. Звук исходил снаружи, от носовой части яхты и походил на всплеск. Майк вскочил на ноги. Плеск прекратился, и над головой, на палубе, отчетливо послышался звук шагов. Шаги направлялись к корме, а мы стояли неподвижно, словно оцепенев. Потом они достигли люка. Крышка его медленно открылась, и на ступенях трапа показались сначала голые ступни ног, а затем появился человек в промокшей до нитки одежде. На последней ступеньке он внезапно остановился, зажмурившись от яркого света. Лицо его было страшно бледным, темные волосы слиплись, и с одежды на пол струйками стекала вода.

— Боже мой! — выдохнул я. От удивления я лишился дара речи. Человека била дрожь, зубы стучали, а я стоял и смотрел на него, как на привидение.

— Не дадите ли вы мне полотенце… — и Петч стал стягивать с себя мокрую одежду.

— Зачем вы пришли сюда? Я думал, вы умерли! — Я почти желал этого, так как ясно понял всю сложность положения, в которое он меня поставил. — Какого дьявола вы пришли сюда?

Мою вспышку он оставил без внимания. Майк дал ему полотенце, и он стал вытирать свое загоревшее под лучами аденского солнца тело. Он все еще дрожал и попросил закурить. Я дал ему сигарету, он зажег ее и стал вытирать волосы.

— Если вы рассчитываете, что мы перебросим вас во Францию, то глубоко ошибаетесь, — сказал я. — Я этого делать не стану.

Он взглянул на меня, слегка нахмурившись.

— Во Францию? — Лицо его напряглось. — Я хочу попасть на Минки, вот куда, — сказал он. — Вы обещали сделать это. Вы предложили мне воспользоваться вашей яхтой, — и в его голосе прозвучали жесткие нотки.

— То было вчера, — заметил я.

— Вчера или сегодня, какая разница? — Он перестал вытираться, и, глядя на его лицо, я понял, что он явился сюда в твердой уверенности, что наш договор остался в силе.

— Вы, очевидно, не знаете, — сказал я, пытаясь как-то смягчить удар, — что власти выдали ордер на ваш арест.

Он не выразил удивления. Напротив, казалось, что он ждал этого.

— Прошлой ночью я долго ходил пешком, — сказал он, — пытаясь принять решение. В конце концов я понял, что, если на следующее утро приду в суд, то никогда, не сумею побывать на «Мэри Диар», Поэтому я пришел сюда. Полдня я прятался на холмах, пока стемнеет.

— Вы видели газеты? — спросил я.

— Нет. А что?

— «Мэри Диар» обнаружена, и французская спасательная команда пытается вернуть ей плавучесть. Назначено полное обследование судна, и если вы думаете, что…

— Полное обследование?! — воскликнул он. Он казался потрясенным: — Когда? Об этом объявляли в суде, не так ли?

— Да.

— Кто же сообщил им, где находится судно? Гандерсен?

— Почему Гандерсен? Нет. Об этом сообщил начальник порта Сент-Хелье эксперту по кораблекрушениям. Я думаю, что какой-нибудь рыбак с острова Джерси нашел судно. Должно быть, он же заметил на нем и спасателей.

— Все правильно, — вздохнул он с облегчением. — Тогда нам надо спешить. Вчера вечером я узнал кое-что, благодаря чему понял, что мне надо быть на «Мэри Диар», и чем раньше, тем лучше. — На мгновение в салоне воцарилась тишина, и я смотрел на него, ожидая, что он скажет дальше. — Эта спасательная команда работает по контракту с компанией Деллимера, — сказал он.

— Откуда вы узнали об этом? Когда вы успели узнать, если только сегодня было сообщено о начале спасательных работ?

— Хорошо, я расскажу вам. — Он натягивал сухую одежду, которую принес ему Майк. — Прошлым вечером, когда я вернулся туда, где снимаю комнату, я поднялся к себе, чтобы взять пальто. Я собирался побродить, подумать. А когда я вышел, то встретил Джанет, то есть мисс Таггард, которая ждала меня на улице. Она пришла… — он слегка пожал плечами. — В общем, значения это не имеет, но в этом есть кое-какая разница. Я знал, что она мне верила. Так вот, после этого я стал обшаривать все пабы в районе доков. Я был уверен, что в одном из них найду Берроуза. Пока у него есть деньги, он обязательно будет торчать там. А деньги у него были. Я нашел его в старой части города — он был пьян, зол и самоуверен. Он ненавидел меня, а потому и рассказал о спасательной экспедиции. Он злорадствовал. И все это потому, что когда-то я обозвал его неучем и пообещал, что приложу все усилия к тому, чтобы его никогда не подпускали к машинному отделению.

Петч замолчал и выпил еще глоток рома. Наконец он переоделся и теперь сидел напротив меня. Дрожь его не прекращалась.

— Хиггинс, вероятно, высчитал направление дрейфа судна по просьбе Гандерсена. Но так или иначе, они были убеждены, что судно лежит на Минки, а потому, зафрахтовали лодку и направились туда. А когда они нашли его, то заключили контракт с французской фирмой.

— Но вам-то что до всего этого? — спросил Майк. — Совершенно естественно, что компания Деллимера рассчитывает спасти свое судно.

Петч обернулся, и на его губах заиграла усмешка.

— Они рассчитывают не спасти его, — сказал он. — Расчет на то, что французы вытянут судно с мели, а они затем затопят его на глубоком месте.

Заметив на лице Майка удивление, я спросил:

— Вы серьезно полагаете, что они хотят этого?

— А почему бы и нет? — ответил Петч вопросом на вопрос.

— А спасение имущества…

— Компания не имеет никакого отношения к спасению имущества. Контракт предусматривает только возвращение судну плавучести и буксировку его в Саутгемптон, а на буксире будут находиться Хиггинс и Берроуз. Гандерсен настоял на этом. Стоит только открыть кингстоны, и «Мэри Диар» мирно закончит на дне свой последний рейс. Мне думается, что они минуют Каскетс и затопят ее где-нибудь в районе Хэрд-Дип. Глубина там футов около трехсот шестидесяти,[17] а то и больше, и все подумают, что так уж ей «на роду написано», и отнесут эту гибель за счет того, что ее за два месяца сильно потрепало на рифах Минки. — Он повернулся и взглянул на меня. — Я думаю, теперь вы все поняли. Я должен попасть туда, Сэндс. Это моя единственная надежда. Я должен получить доказательства.

— Доказательства чего? — спросил Майк.

Петч поочередно переводил быстрый, неуверенный взгляд то на меня, то на Майка.

— Я точно знаю, что в носовых трюмах произошел взрыв.

— Простите, — сказал я, — но вы должны меня понять, что сейчас это невозможно.

— Но… — он протянул руку и схватил мою кисть. — Ради всего святого! Неужели вы так и не поняли? Они же выведут оттуда судно и затопят его на глубине. И тогда я никогда не узнаю… Взгляд его был каким-то побитым, и мне искренне было жаль его. Но внезапно в его глазах вспыхнул гнев. — Я считал, что в вас больше здравого смысла, Сэндс. Я думал, что вы воспользуетесь случаем — вы и Майк. Проклятье! Вы же обещали меня взять! Неужели вы испугались только потому, что выдан ордер на мой арест?

— Нет, — возразил я. — Не только поэтому.

— Тогда почему же?

— Вот поэтому! — сказал я и швырнул на стол конверт, из которого посыпались банкноты, хрустящие, с синими чернильными подписями банковских деятелей, словно извещения о похоронах. — Я хранил конверт у себя, не зная даже, что в нем. Может быть, теперь вы расскажете нам правду — почему вы взяли эти деньги, почему не сказали суду о предложении Деллимера? — Глядя на Петча, я раздумывал, стоило ли продолжать, но он отвел взгляд в сторону. — Вы взяли эти деньги у него в каюте уже после его смерти, не так ли?

— Да, — произнес он почти безжизненным голосом…

— Зачем?

— Зачем? — Он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза. Это был взгляд того человека, которого я впервые увидел на «Мэри Диар». — Потому что они были там. Я полагал, что они ему больше не принадлежали… О, я не знаю почему. — Он нахмурился, как бы стараясь сконцентрировать свои мысли на чем-то другом, более важном. Но вид у него был такой, будто его опустили в им же самим созданную преисподнюю. — Вероятно, я поступил глупо, что взял их. Это опасно. Только потом я это понял. Но сейчас… они сломили меня, особенно когда понимаешь, что для того, чтобы доказать, что ты сделал все возможное для спасения судна, тебе приходится вести борьбу с компанией, которая именно этого и не хотела… — Он замолчал, но, очевидно, продолжал думать о том же.

— И поэтому вы не сказали суду о предложении Деллимера? — спросил я.

— Нет. — Он внезапно встал из-за стола. — Не поэтому. — Он стоял и некоторое время смотрел вверх на открытый входной люк, а затем вернулся обратно к столу. — Вы все еще так и не поняли? — Он пристально смотрел на меня. — Я убил его.

— Деллимера?! — спросил я, потрясенный.

— Он не упал за борт, — сказал Петч. — Его труп до сих пор там, на «Мэри Диар».

Я был настолько ошеломлен, что не знал, что сказать. Но тут его словно прорвало, и он рассказал всю историю.

Это произошло в ночь, когда разразился шторм, сразу после того, как ему сообщили о пожаре в радиорубке. Он вышел на крыло мостика, чтобы посмотреть, не виден ли оттуда пожар, и заметил Деллимера, который шел по верхней палубе в направлении кормы.

— Я предупреждал, что убью его, если он сыграет какую-нибудь штуку с судном. Ему незачем было идти на корму.

Петч бросился с мостика вниз и достиг кормы как раз в то время, когда Деллимер уже пролез через смотровой люк в трюм № 4.

— Тогда я решил закрыть и запереть крышку люка и оставить его там.

Но вместо этого Петч полез в трюм вслед за Деллимером и увидел, как тот, согнувшись, засунул руку в щель между верхним тюком и переборкой.

— Я как сейчас помню его лицо, — прошептал он, — напряженное, белое как полотно, в свете луча моего фонарика.

Голос Петча дрожал, пока он описывал сцену, которую столь долго хранил в своей памяти. Деллимер выпрямился и закричал, держа в руке что-то вроде цилиндра. Петч, совершенно разъяренный, подскочил к нему и ударил кулаком в лицо. От удара его голова откинулась назад и ударилась о металлическое ребро перегородки.



— Мне хотелось раздавить его, разнести вдребезги, уничтожить. Я хотел убить его. Столько несчастий свалилось в ту ночь на судно — затопило носовой трюм, загорелась радиорубка, а тут еще эта подлая крыса забирается в трюм… а шторм ни на минуту не прекращается, даже наоборот — крепчает. Боже мой! Что же было делать? Я — капитан. Судну грозит дьявольская опасность. А он хочет затопить его. Я же предупреждал его… — Петч прервал рассказ и вытер со лба пот.

Теперь его рассказ вошел в более спокойное русло. Он описал, что произошло после того, как Деллимер свалился на тюк с хлопком, лежащий на ящике, и сквозь его жидкие волосы вытекала струйка крови. Он еще не осознал, что убил его. Только потом он сообразил это. Но ярость прошла, и кое-как ему удалось выбраться по вертикальному трапу наружу. Его едва не сбила с ног волна, но он устоял, а потом по приставной лесенке взобрался на верхнюю палубу там, где никто из команды не мог его увидеть.

— Но вы бы могли сказать, что произошел несчастный случай — на него что-нибудь упало или еще что? — предложил я. И тут я вспомнил, как увидел его, с ног до головы перепачканного угольной пылью, и что я слышал звук перебрасываемого угля в котельной.

— Меня охватило отчаяние. Бедняга! Выглядел он ужасно — у него был разбит весь затылок. И тогда я решил сбросить его за борт.

Он уже стащил тело Деллимера с тюка вниз и нагнулся, чтобы осмотреть его, когда увидел Хиггинса, выходившего из двери надстройки на мостике. Поэтому он не решился тащить труп к бортовому ограждению. Рядом находилась вентиляционная труба угольного бункера, которая по странной случайности оказалась открытой. Тогда он, не думая, сунул тело в трубу и закрыл крышку.

— Вместо того чтобы избавиться от трупа, я повесил его себе на шею. — Его голос упал до шепота, и несколько минут он сидел, не проронив ни слова. — Когда вы попали на судно, я спустился по веревочной лестнице в бункер и находился там, пытаясь достать тело. Но потом судно так тряхнуло, что груда угля погребла его под собой.

Последовала долгая пауза, во время которой до меня донеслось завывание ветра снаружи.

— Я убил его и считал, что поступил справедливо. Я полагал, что он заслужил смерть. Я был убежден, что тем самым спасал жизнь тридцати морякам, в том числе и себе.

Внезапно он взглянул мне прямо в глаза.

— Ну вот, теперь я рассказал вам всю правду.

Я кивнул, ибо верил, что на сей раз это — правда. Я понял также, почему он пришел сюда, почему он не смог сообщить суду о предложении Деллимера.

— Вам следовало бы обратиться в полицию, — сказал я, — как только вы вернулись в Англию.

— В полицию? — спросил он, побледнев. — Зачем?

— Если бы вы сказали им, какое предложение сделал вам Деллимер…

— Вы что же думаете, что они поверили бы мне? У меня было только мое честное слово и никаких доказательств. Чем я мог объяснить… — его взгляд скользнул по лежащему на столе конверту. — Вы видите эти деньги? Он предложил их мне — все. Они были у него в каюте, и он высыпал их передо мной, все пять тысяч вот из этого самого конверта. Я собрал их и швырнул ему в лицо, а потом сказал, что лучше буду гореть в аду, чем сделаю это грязное дело. Вот тогда я и предупредил, что убью его, если только он попробует сделать что-нибудь с кораблем. — Он замолчал, тяжело дыша.

— Но это же просто несчастный случай, — проговорил Майк. — Черт побери, вы же не собирались его специально убивать.

— Нет, это не так, — возразил он. — Я собирался убить его. Я пришел в ярость от его предложения, от того, что он намерен сделать с судном. Впервые за десять лет я получил под свою команду судно… Я думал, что, посадив его на Минки, я сумею вернуться, избавиться от трупа и доказать, что он намеревался пустить его ко дну. Неужели вы не понимаете, Сэндс? Мне нужно убедиться в своей правоте.

Я понял, что значило для такого человека, как Петч, командовать судном. Пока он ощущал под ногами палубу, он был командиром, и это поддерживало в нем уверенность, правоту действий. Я понимал, почему так отчаянно он пытался оправдаться. Я вспомнил, как он реагировал, когда увидел в паймпольской конторе остатки своего экипажа — людей, словно овец, сгрудившихся вокруг Хиггинса. Первое судно за десять лет, и… все повторилось снова. Невероятныйповорот судьбы.

Петч сидел, откинувшись в кресле со стаканом в руке и с сигаретой. К еде он не притронулся. Глаза его были полузакрыты, голова склонилась набок.

— Мы выходим, — сказал я ему.

Он не пошевелился.

— Оставь его, — сказал Майк. — Мы и одни справимся. Я пойду запущу машину. — И он стал натягивать свитер.

Но Петч все слышал. Его голова медленно повернулась.

— Куда вы направляетесь — в Саутгемптон? — произнес он почти безжизненным тоном.

— Нет, — сказал я, — мы берем курс на Минки.

— На Минки, — повторил он медленно, и было видно, что его мозг еще не воспринял этой новости. — Вы идете к «Мэри Диар»? — Он тут же вскочил на ноги, стакан со звоном полетел на пол. — Вы говорите правду? — Он подскочил ко мне и взял меня за обе руки. — Вы говорите это, чтобы успокоить меня? Вы не обманываете меня?

— Нет, — ответил я. — Я говорю правду.

— Боже мой! — воскликнул он. — Боже мой, а думал, что мне конец. — Он засмеялся, начал трясти меня, потом схватил в охапку Майка. — Наверное, я сошел с ума, — проговорил он наконец. — Неопределенность. Десять лет, потом корабль, командование, а затем… Вы не знаете, что значит потерять уверенность в себе. — Его глаза ожили, загорелись. Раньше я никогда не видел его таким. Он обернулся, сгреб со стола пятифунтовки. — Вот. Они принадлежат вам, — и он сунул их мне в руку. — Мне они не нужны. Теперь они ваши.

Я оттолкнул деньги.

— Мы поговорим об этом после, — сказал я. — Вы сможете без карты дойти до Минки?

Его сознание внезапно вернулось на свое место. Он медленно кивнул, потом нахмурился, еще некоторое время думал.

— Да, я уверен, что помню маршрут. Вопрос только в приливе. У вас есть мореходный альманах?..

…Я уже приготовился поставить американский кливер, когда услышал стук двигателя, доносившийся со стороны моря. Минуту я стоял, прислушиваясь, а затем крикнул Майку, чтобы тот приготовил багор. Возможно, это шла какая-то яхта, хотя ночью яхты, как правило, не рискуют выходить в море. Мне не хотелось, чтобы нас кто-то заметил, да еще в обществе Петча. Мы, можно сказать, находились вне закона, и я предпочитал быть незамеченным. Я выключил свет в каюте и направил Петча на помощь Майку, а сам тем временем встал за штурвал, готовясь вывести «Морскую ведьму» с якорной стоянки.

Звук приближающегося мотора теперь был отчетливо слышен. Его стук доносился из-за ближайших утесов. В просвете между ними блеснул мачтовый огонь. Потом показался зеленый глаз фонаря на правом борту, а как только яхта развернулась, стал виден и красный огонь.

— Подними «американца»! — крикнул я Майку, и в темноту ночного неба поплыл белый кливер. Я натянул конец, и «Морская ведьма» плавно вышла на чистую воду, направляясь в просвет между утесами. Но чужая яхта была уже в проходе.

— Как ты думаешь, это не полиция? — спросил Майк.

— Не знаю, — ответил я. На мгновение я увидел лицо Петча — белое пятно на темном фоне, обращенное в сторону моря. Я приглушил мотор, надеясь проскочить в темноте незамеченным.

Ветер был несильный, но наша яхта неуклонно набирала скорость. Другая лодка приближалась. Она осветила прожектором проход между утесами, держа курс на него. Вот она прошла сквозь него и направилась прямо к нам.

Она прошла настолько близко, что мы сумели разглядеть ее очертания, мощный морской двигатель, размещенный в палубной надстройке. Нам даже удалось заметить расплывчатую фигуру рулевого.

Внезапно прожектор, прорезав темноту, метнулся в нашу сторону, ослепил меня и осветил треугольник главного паруса. Потом мы услышали оклик. Нам показалось, что человек спрашивает название нашего судна, но слова потонули в реве мотора, потому что в этот момент я открыл дроссельную заслонку, и мы вошли в проход. «Морская ведьма», увлекаемая силой ветра и двигателя, легко скользила, рассекая волну своим острым форштевнем, оставляя за собой искрящийся пенный след.

— Она поворачивает! — прокричал мне Майк.

Я бросил взгляд через плечо. На фоне черного берега позади нас вырисовывались очертания моторки и ее белый, зеленый и красный навигационные огни. Судя по огням, лодка следовала за нами.

— Если бы мы вышли на полчаса раньше… — сокрушенно произнес Петч, глядя в сторону кормы.

— Похоже, это «Гризельда», — сказал вдруг Майк, пристально вглядываясь в темноту.

— Тогда это то судно, которое было зафрахтовано сегодня утром, — ответил я. — Зафрахтовано кем-то, кто находился в суде.

— Вы уверены? — хрипло спросил Петч.

Я утвердительно кивнул и посмотрел на Петча, погрузившегося в раздумье.

— Да, это либо «Гризельда», либо однотипное ей судно, — уверенно сказал Майк.

По мере удаления от берега «Морскую ведьму» качало сильнее, и волны стали переваливаться через бак. Ветер постепенно крепчал, и на волнах появились белые барашки. Я прикинул, что часа через два прилив должен изменить направление, а это должно сократить скорость «Гризельды» по меньшей мере на один узел.

— Я останусь у штурвала, — сказал я Майку. — Мы попытаемся за ночь оторваться от нее.

А затем я рассказал о хозяине лодочного причала, которого мы повстречали с Хэлом, и об угрозе Хиггинса.

— Хиггинс сразу догадался, что вы направитесь к «Морской ведьме», — сказал я Петчу.

— Хиггинс? — удивился Петч.

В этот момент я снова кинул взгляд назад. Что это, мне показалось, или стук двигателя приблизился? Я стал оглядываться по сторонам в поисках огня моторки. Но тщетно — нас окутывала ночная темень, и из нее выпрыгивали на палубу пенные брызги.

Но вот волна стала бить в носовую часть. Здесь море было мельче. Волны вкатывались на палубу, а нос зарывался в воду.

— Да выключите вы машину! — крикнул мне Петч. — Неужели вы не чувствуете, что винт захлебывается?

— Не вы ведете судно! — рявкнул Майк.

— Это же уменьшает скорость, — спокойно пояснил Петч.

Он был прав.

— Выключи мотор, Майк! — попросил я.

Мгновение он колебался, а затем нырнул в рубку. Стук машины затих, И шум моря стал слышен сильнее. Идя только под парусом, яхта показала все свои мореходные качества и легко заскользила по воде. Волны перестали омывать ее носовую часть.

И хотя правота Петча была очевидной, Майк вылез из рубки в состоянии, близком к ярости.

— Вы, конечно, чертовски правы, если намерены состязаться в скорости с той лодкой, — сказал он. А затем, обратившись ко мне, произнес: — Джон, послушайся моего совета, Давай возьмем по ветру и повернем на Пул.

— По ветру, — вмешался Петч, — моторка пойдет быстрее нас.

— Тогда пойдем против ветра на Уэймут.

— Это дохлый номер, — возразил Петч, — они обойдут нас.

— Ну и что? — оборвал его Майк. — Закон-то на их стороне.

— Боже ты мой! — воскликнул Петч. — Майк, неужели вы еще не поняли? Сэндс, объясните ему. Вы встречались с Гандерсеном. Вы в курсе всех дел. — Он посмотрел на меня, а потом обратился к Майку. — Послушайте, — сказал он. — У них был выработан план, как заработать четверть миллиона фунтов. Они заменили груз и продали его. Эта часть плана им удалась. Но все остальное пошло насмарку. Капитан отказался принять участие в их заговоре. Тогда они попытались во время шторма пустить судно ко дну, но тут их постигла неудача. Посмотрите на все это их глазами… Двенадцать человек утонули, шеф погиб, а возможно, убит, корабль цел и лежит на рифах. Они не позволят мне побывать на «Мэри Диар». И вам они этого не позволят. Они даже не дадут вам возможности вернуться в порт, по крайней мере, до тех пор, пока не отделаются от «Мэри Диар».

Майк смотрел на Петча не отрываясь.

— Они должны знать, что я здесь, — сказал Петч. — И вы бы не вышли в море, если бы не поверили мне. Представьте, что им грозит, если правда выйдет наружу.

Майк обратился ко мне:

— И ты веришь всему этому, Джон? — Его лицо сильно побледнело.

— Я думаю, что все же стоит попытаться уйти от них, — сказал я. У Петча были свои причины для этого. Но и мне не улыбалось попасть к ним в лапы.

— Тогда вперед! — сказал Петч. Напряжение внезапно спало. И тут я вспомнил, что две ночи он не спал и даже не ел.

— Ты не хочешь меня сменить, Майк? — Было уже два часа ночи; прошло четыре часа с тех пор, как мы вышли в море. Я передал ему штурвал, а сам спустился в рубку, чтобы занести данные в судовой журнал.

Петч последовал за мной.

— Вы не думали о том, кто может быть на моторке? — спросил он. Я покачал головой, ожидая, что он еще скажет. И тогда Петч добавил: — Во всяком случае, не Гандерсен.

— А кто Hie тогда?

— Хиггинс.

— А не все ли равно, кто из них? — спросил я. — Почему вас это интересует?

— А вот почему, — признался он честно. — Гандерсен — человек, который идет только на хорошо рассчитанный риск. Но если лодку ведет Хиггинс… — Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь сообразить, понял ли я его мысль.

— Вы полагаете, что он будет вести себя безрассудно?

— Вот именно. — Петч многозначительно посмотрел на меня. — Нет смысла говорить об этом Майку. Ведь если Хиггинсу не удастся остановить нас на подходах к судну, он пропал. Если его арестуют, остальных охватит паника. Тогда Берроуз пойдет на любую подлость. Вы понимаете? — Он повернулся, собираясь уйти. — Пойду поем что-нибудь. — В дверях он задержался: — Простите меня, — сказал он. — Мне искренне не хотелось втягивать вас во всю эту историю…

…Рассвет был серый, холодный. Петч стоял рядом со мной, глядя в направлении кормы. Но там не было ничего, кроме серой, взбаламученной воды.

— Все в порядке, — сказал я. — Мы здорово их обошли.

Петч кивнул, не произнося ни слова.

— При таком ходе меньше чем через пару часов мы подойдем к Каскетсу, — предположил я и пошел вниз вздремнуть.

Через час меня разбудил Майк, требуя, чтобы я немедленно поднялся на палубу. Голос его звучал тревожно.

— Взгляни вон туда, Джон, — крикнул он нетерпеливо, когда еще поднимался на палубу. Он показал рукой в сторону левого борта, но я ничего не увидел. Потом мне показалось, что я вижу на горизонте что-то вроде палки или буя в просвете между волнами. Я протер глаза и наконец заметил мачту небольшого судна в мутном утреннем свете.

— «Гризельда»? — спросил я.

Майк кивнул и протянул мне бинокль. Да, это была она. Я взглянул на Петча, стоявшего в дождевике за штурвалом.

— Он знает? — спросил я Майка, кивнув в его сторону.

— Да. Он ее и заметил первым.

— А что он сказал?

— Ничего. Он даже не удивился.

Я снова поднял к глазам бинокль, стараясь определить ее скорость.

— Как мы идем? — спросил я. — В шесть утра ты заносил данные в журнал?

— Да. Час назад мы давали восемь узлов.

Восемь узлов! Я взглянул на паруса. Ветер надувал их полностью, но они всей своей тяжестью от ночного дождя оттягивали мачту. Боже мой! Мы ведь забыли ночью стряхнуть с них дождевую влагу!

— Ты знаешь, я думаю, — проговорил Майк, — что если они догонят нас…

— Ну и что?

— Они ничего не смогут нам сделать, ведь правда? Я имею в виду… — он нерешительно посмотрел на меня.

— Я думаю, что да, — ответил я и направился в рубку. Мне не хотелось об этом думать. Рассчитав силу и направление ветра и прилива, я выяснил, что мы находимся в десяти милях к северо-северо-западу от Каскетса. Через два часа прилив двинется на восток и вынесет нас к Олдерней к Шербургскому полуострову. Но эта проклятая моторка находилась между нами и побережьем, и уйти от нее, по крайней мере днем, не было никакой возможности.

Я еще некоторое время посидел в рубке, дожидаясь прогноза погоды. Сообщили: «Ветер умеренный, местами туман. Центр зоны низкого давления над Атлантикой, но медленно смещается к востоку».

Следуя прежним курсом, мы направили яхту в самый центр островов Герисей. Западная их оконечность носит название Лезануа, и там установлен маяк. Мы прошли настолько близко от него, что разглядели все его детали. И точно в кильватер нам шла «Гризельда». Она находилась в какой-нибудь четверти мили от нас, и Петч не отрываясь смотрел на нее в бинокль.

— Ну что, — спросил я, заметив на палубе фигуру человека, — это Хиггинс?

— Да, — ответил Петч. — Хиггинс собственной персоной. И Юлс тоже. Еще кто-то третий в рулевой рубке, но никак не разберу, кто.

Петч посмотрел на паруса и попросил меня ослабить их, а сам повернул штурвал и взял курс к северо-западному бую архипелага Минки.

После этого мы не разговаривали. Постепенно мною овладело беспокойство. Я различал приближающийся звук мотора. Сначала он был едва слышен, а потом сделался громче, и я понял, что ветер стихает. Я включил двигатель и с того момента осознал, что «Гризельда» все же обходит нас.

Прогноз подтвердил, что депрессия из зоны Атлантики усиливается, распространяясь на восток все быстрее. Нам это не сулило ничего хорошего. Ветер падал, и «Гризельда» медленно обходила «Морскую ведьму», держась между нами и островом Джерси. Горизонт исчез. Петч спустился вниз, чтобы потеплее одеться. Внезапно похолодало и подул порывистый ветер.

Я стоял у штурвала и смотрел, как «Гризельда», покачиваясь на волнах, уходила вперед. Я размышлял, что сделает Хиггинс и что сделал бы я на его месте. Но думать было трудно, когда ты устал, замерз и сидишь в одиночестве почти на уровне воды, изолированный от всего мира.

Сначала я не заметил тумана. Серо-белая пелена наползла на нас почти внезапно, будто возникла из складок воды. Майк поднялся на палубу, и я передал ему штурвал, позвав одновременно Петча. На «Гризельде» тоже заметили туман и тут же развернули ее прямо на нас. Я следил за ее приближением и ждал, когда туман скроет нас.

— Мы уйдем от них, как только войдем в туман, — сказал я подошедшему Петчу.

Моторка была уже в двух кабельтовых, когда ее очертания растворились в тумане.

— Правь на подветренную! — И Майк стал быстро перебирать рукоятки штурвала.

«Морская ведьма» стала под ветер, и большой американский кливер громко захлопал своим полотнищем. Совершив маневр, я стал прислушиваться к стуку моторки, пытаясь определить ее местонахождение и раздумывая, насколько плотен скрывающий нас туман.

Но Хиггинс, должно быть, разгадал наш маневр, потому что стук двигателя послышался прямо по курсу, и из тумана вынырнули очертания его лодки. Своим носом она как бы разорвала пелену тумана и двинулась прямо на нас.



Она приближалась под острым углом, машины ревели, форштевень резал воду, отбрасывая назад, до самой рулевой рубки, белые брызги. Оба судна шли, не сбавляя скорости, и я понял, что, если мы не свернем, столкновение неизбежно. От страха у меня пересохло в горле.

— Поворачивай! — заорал я что есть мочи.

И в тот же момент Петч крикнул Майку:

— Поворачивай. Поворачивай же, бога ради!

Но Майк словно оцепенел и, навалившись всем телом на штурвал, безумным взглядом смотрел на приближающуюся лодку.

— Пусть они отворачивают, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Я не сверну!

Петч в один прыжок оказался рядом с Майком.

— Он же протаранит нас!

— Не осмелится! — И Майк продолжал выкрикивать проклятья, глядя прищуренными глазами на «Гризельду».

Между тем я увидел, как Хиггинс метнулся в рулевую рубку, и сквозь рев винтов до меня донесся его мощный голос:

— Право на борт!

«Гризельда» совершила поворот.

Все остальное произошло очень быстро. Майк кричал, чтобы мы убирали паруса. Потом он повернул штурвал и направил яхту прямо на моторку. «Гризельда» наполовину развернулась, оставив между нами небольшую полоску воды, в которую мы смогли бы проскочить, развернись побыстрее.

Но все вышло не так. Я спустил кливер, а Петч, незнакомый с оснасткой, замешкался с главным парусом. И в этот момент налетел ветер. Это был тот самый порыв, который налетает некстати. Навалившись на парус со всей силой, он не дал «Морской ведьме» достаточно быстро сделать поворот. Хиггинс же, рассчитывая пройти борт к борту, закрыл дроссель. «Морская ведьма» ринулась прямо на корму «Гризельды». Раздался треск. Я успел заметить Юлса, стоявшего с открытым ртом, а затем меня швырнуло об стенку рубки. Мачта от толчка вылетела из своего гнезда и обрушилась на меня, сильно ударив в плечо. Я помню, как ухватился за оградительные поручни и почти потерял сознание от боли. Рядом кто-то закричал. Я попробовал пошевелиться, но чуть не взвыл от боли. Затем я бросил взгляд на воду и заметил, что кто-то барахтался в ней. Это был Юлс. Лицо его было бледным и испуганным.

— Ну как ты там? — окликнул меня Майк, дергая за руку. — Мерзавец! — произнес он тут же сквозь зубы. На лице его — ни кровинки, на скуле красовался кровоподтек, а сквозь волосы проступала кровь. — Я убью его. — Его всего трясло.

Я повернулся и увидел, как из рулевой рубки выбрался Хиггинс. Он что-то кричал, и его голос, похожий на рычание, был слышен даже сквозь шум все еще работавших машин и треск ломаемого дерева. Две лодки сцепились вместе, и он пытался выдернуть бушприт нашей яхты. Он по-звериному оскалил зубы, голова ушла в плечи, а мышцы перекатывались под рубашкой, когда он силился расцепить лодки голыми руками.

Майк поднялся на ноги с разъяренным взглядом и, дико выкрикивая ругательства в адрес Хиггинса, бросился на него. Но, прыгнув с бушприта, он наткнулся на страшный удар.

В этот момент лодки с треском расцепились, и я больше ничего не видел. Петч включил машину и дал задний ход.

— Остановитесь! Там Майк! Нельзя же его бросить! — закричал я, вскарабкавшись на кокпит.

— Вы хотите, чтобы яхте разорвало корпус? — крикнул в ответ Петч и повернул руль, отводя яхту назад. — Винты просверлят ее как дрелью. — Наконец я понял, что он имел в виду гребные винты «Гризельды».

Пространство между нами и моторкой все увеличивалось. В корме левого борта «Гризельды» зияла дыра, словно пробитая тараном. Хиггинс направился в рулевую рубку. На палубе никого не было видно. Внезапно мне стало нехорошо.

— Что с ним случилось? — спросил я, ощутив во рту сладковатый привкус крови от прокушенной губы. Рука и плечо у меня ныли. — Вы не видели, что с ним случилось?

— С ним все в порядке, — ответил Петч. — Легкий нокаут.

Потом он поинтересовался, что с моим плечом, а я посоветовал ему дать полный вперед. Очертания «Гризельды» постепенно мутнели и наконец исчезли из виду. Петч поставил рычаг двигателя на нейтральную передачу и прислушался, стараясь уловить шум винтов моторки. До нас долетел звук чихнувшего мотора, потом он чихнул вторично, и все стихло.

Я попросил Петча помочь мне подняться на ноги. Он вышел на мой голос из трюма — с его брюк стекала вода.

— Уже залило весь камбуз. — И тогда я бросил взгляд в ту сторону, где был бушприт. Вся носовая часть палубы была разворочена. Петч прошел в рубку, а затем вышел оттуда, держа в руке большой складной нож.

— Она идет ко дну, — произнес я, и голос прозвучал как-то безжизненно и безнадежно.

— Да, — ответил он. — Недолго продержится. — И он стал разрезать веревки, держащие плотик, а затем подтянул его к борту. Яхта еще двигалась, но понемногу зарывалась в воду. Вдали, на границе видимости, я различил смутные очертания «Гризельды».

— У нас есть какая-нибудь еда? — спросил Петч, вынося из рубки и укладывая на плотик одеяла, теплые пальто, фонари, сигнальные ракеты, ручной компас.

— Возьмите шоколад, — я достал из ящика стола три маленькие плитки и несколько конфет. Потом вынул из рундука спасательные жилеты. Передвигался я медленно и неуклюже.

— Торопитесь! — заметил Петч. — Пора спускать.

Он последовал за мной и оттолкнулся.

Он отвязал плотик. Я вскарабкался на него — это было нетрудно, ибо его край находился на уровне палубы.

Я поискал взглядом «Гризельду». Теперь она походила на бревно, сильно накренившееся на корму, бесполезная, как и любая моторная лодка, у которой отказал двигатель.

— Возьмите правее, — попросил я Петча.

Петч не ответил и продолжал ритмично раскачиваться в такт движению весел.

— Возьмите правее, — снова попросил я. — Мы совсем не приближаемся к «Гризельде».

— А мы и не собираемся идти к ней, — ответил он, выбирая нужное направление по ручному компасу.

Я сначала не понял.

— Но куда же еще?.. Боже мой! — вскричал я. — Неужели вы собираетесь добраться до Минки на плотике?

— А почему бы и нет?

— А как же Майк? — Меня охватило отчаяние, так как я увидел, как Хиггинс тоже спускал на воду плотик. — Вы этого не сделаете. — И я обеими руками ухватился за его весло.

— Не сделаю? — Но в это время над водой разнесся крик о помощи, отчаянный, протяжный. Петч снял с весла мои руки и снова стал грести.

— Если вам это не по душе, можете плыть вот так, как тот бедняга. — Он кивнул головой в направлении, откуда снова раздался крик: «Поо-моо-ги-тее!» Неподалеку от нас над водой показалась голова с прилипшими к лицу волосами. Человек лихорадочно плыл в нашу сторону.

Но Петч продолжал грести, не обращая внимания на крик.

— Это Юлс, — сказал он. — Пусть Хиггинс его подбирает.

— А Майк? — спросил я. — Что будет с Майком?

— Не беспокойтесь. «Гризельда» и не думает тонуть.

Весла опускались в воду и взлетали вверх, опускались и взлетали, и тело Петча двигалось вперед и назад. Я сидел и смотрел, как он уводит плотик от плывущего человека. Я понял, что мое плечо вылетело из сустава, ибо стоило только прикоснуться к нему, как все тело пронизывала острая боль. Я подумал, что, может быть, он прав, говоря о моторке. Ведь у нее повреждена только корма. Передняя часть совсем не пострадала. И тогда Хиггинс подберет Юлса. Он уже спустил на воду плотик и отгребал от «Гризельды». В неверном, расплывчатом свете утра, он походил на крупный экземпляр жука-плавунца. Юлс заметил Хиггинса и перестал колотить руками по воде. Он лег на спину и, перестав звать на помощь, спокойно ждал приближения Хиггинса.

Хиггинс греб быстро, делая широкие размашистые гребки, и с каждым ударом весел у носа плотика вспенивались белые бурунчики воды. Время от времени он поглядывал через плечо, и я понял, что он оглядывается на нас и отнюдь не ищет своего товарища.

— Альф! — крикнул Юлс, подняв из воды руку. — Я здесь! — В туманном спокойствии моря слова его прозвучали очень отчетливо.

И вдруг он снова закричал и, отчаянно работая руками и ногами, поплыл ему навстречу.

Но Хиггинс даже не оглянулся, не сказал ему ни слова, только с ужасающей четкостью заработал веслами, бросившись за нами в погоню. Послышался отчаянный вопль, и все стихло.

Одно время казалось, что Хиггинс отставал от нас ярдов на пятьдесят,[18] и тогда я мог разглядеть его суденышко. Это был довольно крупный металлический плот с парусом, способный выдержать человек пять-шесть.

С каждым гребком Хиггинс слал нам свою отвратительную улыбку. Но расходовал он свою грубую силу нерасчетливо, и потому ему никак не удавалось приблизиться к нам. Один раз Петч сделал передышку и за это время вправил мне плечо, так что спустя некоторое время я передвинулся к центру плотика и взялся за левое весло. Слабость от еще не прошедшей боли как бы сбалансировала усталость Петча, и мы продвигались равномерно, не сбавляя скорости.

Мы гребли всю ночь, держа курс по ручному компасу, установленному в ногах, и время от времени поглядывали на его светящуюся в темноте шкалу. Луна скрылась, и Хиггинс исчез во тьме…

Утром мы позавтракали, съев по три кусочка шоколада, то есть половину того, что у нас было. Мы сильно промокли. Вода заливала дощатый пол плотика. С каждым часом грести становилось все труднее. Соль лезла в глаза, солоно было во рту, даже спина чесалась от соли. Меня охватил предрассветный озноб. На память пришли Майк и наши совместные планы. Теперь будущее мне казалось бесперспективным — «Морская ведьма» затонула, и уже не о чем было думать, кроме как о Минки, к которому мы приближались с каждым дававшимся с огромным трудом гребком весел.

Предрассветное море казалось пустынным. Я мог бы даже поклясться в этом. Я тщательно смотрел окрестности — повсюду пусто. И вдруг, бросив взгляд через плечо Петча, на горизонте, на фоне огромного шара восходящего солнца я заметил плотик и человека с веслами.

Минут через десять море заволокло туманом, и видение исчезло. Но в этот момент мне почудилось, что где-то к востоку от нас я слышу звон колокола, правда, очень слабый. Мы перестали грести, и звук пропал. Остался только шум моря. Потом туман сгустился, стал почти черным. Из тумана выплыла темная масса скалы, похожая на надстройки военного корабля, и исчезла в туманной мути. И тут нас подхватил прилив.

Мы перестали грести. Вокруг нас тихо шумело море. Из завесы тумана выплыл еще один утес, кривой, словно согнутый палец и пропал за кормой, будто плыл он, а не мы. Я понял, что мы достигли Минки. Но его рифы занимали территорию площадью двадцать миль на десять, и точно определить наше местонахождение не представлялось возможности.

— Придется ждать, пока рассеется туман, — предложил Петч. — Продвигаться дальше слишком опасно — почти сплошная мель.

С подветренной стороны какой-то мрачной скалы мы нашли подобие углубления с неподвижной, словно стекло, водой, привязали плотик к каменному выступу и выбрались на сушу. Мы ходили, приседали, размахивали руками, стараясь согреться, но тщетно — влажная одежда липла к телу и обволакивала его, словно ледяной пленкой. Мы съели остатки шоколада и немного поговорили, радуясь звукам собственных голосов.

Я считал, что Петч обязательно заговорит о «Мэри Диар», которая была где-то неподалеку, скрытая от нас туманом. Но он стал говорить о Райсе, а потом перешел к смерти Таггарда. Можно было подумать, что ему нравилась эта тема.

— Бедняга! — прошептал он. — Ради дочери продавал свою душу в каждом дальневосточном порту. Он подорвал свое здоровье, глупо напивался, цеплялся за каждое темное дельце — лишь бы оно давало ему деньги. Поэтому и в Сингапуре им легко удалось втравить его в эту авантюру.

— Выходит, его нанял Гандерсен? — спросил я.

— Очевидно. Я точно не знаю, — он пожал плечами. — Кто бы ни был, но его нашли не вовремя. Старик собирался домой навестить дочь и не намеревался топить судно, да еще в свой последний рейс.

— Значит, это Деллимер отделался от него — так вы думаете? — предположил я.

Он покачал головой.

— Нет, я не думаю, чтобы он намеревался убить его. Я думаю, что он забрал у него спиртное, надеясь, что Таггард смягчится и уступит его предложению. Он не предполагал, что от этого капитан умрет той же ночью. — Петч ухмыльнулся краешком рта. — Но это дела не меняет, не так ли?

Потом Петч внезапно перешел к рассказу о дочери Таггарда… к той фотографии, которая так много значила для него. Ее образ служил ему источником вдохновения, символом всех надежд. А затем произошла их встреча в Сен-Мало, которая явилась ударом, когда Петч осознал, что не может поведать ей всю правду, и она поняла, что он что-то от нее скрывает.

— Вы любите ее, не так ли? — спросил я. Мы ощущали удивительную близость в этой сверхъестественной тишине тумана, окруженные со всех сторон морем.

— Да, — произнес он таким голосом, словно одно воспоминание о ней придавало ему дополнительные силы, поднимало его дух.

— Несмотря на то, что она оскорбила вас в суде?

— А… это! — Он отмахнулся.

В ту ночь в Саутгемптоне она пришла к нему и извинилась. После этого он рассказал ей всю правду — все то, что поведал когда-то ее фотографии — там, на судне.

Спустя некоторое время мы были вынуждены снова забраться на наш плотик, так как начался прилив и торчавшие из воды камни постепенно скрывались под водой. Пора было двигаться.

После пяти часов туман стал редеть. Тени приобретали четкие очертания скал и рифов, и чистой воды становилось все больше и больше. Внезапно над нашими головами показалось небо, необычно синее, туман исчез почти мгновенно, и снова засияло солнце. Мы оказались в сверкающем сине-зеленом мире воды, на поверхности которой распустились причудливые цветки рифов. А далее, к юго-востоку, эти островки образовывали сплошной каменный барьер.

Мы быстро нашли маяк на острове Мэтрес Айл, на 31 фут[19] возвышающийся над водой, и Петч сразу же определился по компасу. Утес, у которого мы расположились, находился на северной оконечности Минки, поэтому Петч предположил, что «Мэри Диар» должна лежать к югу от нас. Я сверился с крупномасштабной картой и убедился, что Петч почти прав. Но от главного массива рифов, где находилось судно, нас отделяло пространство мили в три.

Ветер посвежел, и по поверхности воды побежали небольшие волны, но какой-то неправильной, искаженной формы. Появилась и белая пена, особенно в тех местах, где находились подводные скалы. Я подумал, что нам надо быть поосторожнее, как вдруг увидел Хиггинса. Он стоял на вершине высокого утеса, не далее чем в миле к востоку от нас. И когда Петч указал на него рукой, я заметил, что Хиггинс стал быстро спускаться вниз и сел на свой плотик, синяя окраска которого ярко блестела на солнце. Мы тоже поспешили к своему плотику, быстро забрались на него и оттолкнулись от берега. Теперь у нас не было времени на выработку маршрута. Мы знали только, что прилив идет на запад и дает преимущество Хиггинсу, который мог раньше нас покрыть трехмильное пространство и достичь французского спасательного судна.

Прилив был уже несильным, но он неумолимо тащил нас к основной массе рифов. Ее рассекали два канала, но мы не видели их, и потому Петч направил плот туда, где виднелась чистая вода. Но вдруг он резко изменил курс. Я взглянул на него с недоумением. Он кивнул через плечо и произнес только одно слово: «Хиггинс». Я обернулся и увидел голубой плотик, вынырнувший из-за скалы в двух кабельтовых от нас.

В это время мы находились в широком проходе, отделявшем внешнюю стену рифов от главной ее массы. Укрыться нам было негде. Волны захлестывали нас, и под деревянным настилом пола плескалась вода. Я слышал тяжелое дыхание Петча. Каждый раз, когда я оглядывался назад, мне казалось, что Хиггинс приближался. Его металлический плот высоко подбрасывало волной, и он шел легче нашего. Держась немного к востоку, он отрезал нас от чистой воды и прижимал к рифам.

— Нам придется повернуть к ветру! — крикнул я.

Не прекращая работать веслами, Петч бросил взгляд через плечо и утвердительно кивнул. Стена рифов была теперь совсем рядом.

Но нам еще немного помог прилив, который потащил нас к западу на открытое место, где высота волн достигала 4–5 футов. Однако с каждым взмахом весел нас относило все дальше в залив с пенными бурунами.

— Мы никогда отсюда не выйдем, — крикнул я Петчу.

Он не ответил. Для разговора не хватало дыхания.

Я обернулся назад и увидел, что Хиггинс сократил разрыв до двухсот ярдов. Петч продолжал грести. А затем, бросив взгляд через плечо, я увидел в стене рифов просвет, а за ним — я не поверил своим глазам — блестела чистая вода.

— Посмотрите! — указал я рукой.

Петч бросил взгляд вправо, увидел просвет и направил в него плот. Мы попали в первый из двух каналов, когда ветер, на счастье, дул нам в спину. Плотик плавно переползал с волны на волну и шел легко и свободно. «Теперь мы его обойдем!» — сквозь шум волн и свист ветра долетел до меня полный уверенности голос Петча. Он довольно ухмыльнулся и принялся грести с новой, удвоенной энергией.

Я перебрался к центру, сел рядом с Петчем, взял в руки весло, и мы заработали в унисон. Мы не разговаривали и только изредка посматривали в сторону Хиггинса. Он угодил в круговерть мелких волн и всеми силами пытался выбраться из нее.

Но как только мы вышли на открытую воду, стало происходить что-то странное и пугающее. Вода за кормой внезапно как бы вспухла большим пузырем, который лопнул и швырнул плотик в сторону, едва не перевернув его. Петч крикнул мне, что мы попали на скрытый водой риф. Мы лихорадочно заработали веслами и ушли от опасного места. Оглядевшись по сторонам, я заметил множество подобных пузырей, причем в тех местах, где несколько минут назад их вовсе не было.

— Отлив! — крикнул Петч мне в ухо. — Греби быстрее! Греби, это отлив!

Меня не нужно было подгонять. Я и так схватился обеими руками за весло и лихорадочно заработал им, стараясь поскорее уйти от страшного места. То, что несколько минут назад было чистой водой, теперь бурлило, превратившись в котел с кипящей водой, которая неожиданно оголяла скрытые под ее поверхностью острые рифы.

Я успел только набрать в легкие воздуха, как волна подбросила нас вверх и с треском швырнула на камни. Я упал прямо на позвоночник, и удар болью отозвался в затылке. Вода вокруг нас кипела, а пена в лучах солнца сверкала, словно разноцветные мыльные пузыри. Каменная поверхность рифа на момент обнажалась, а затем набегала новая волна, поднимала нас над рифом и, уходя, снова обрушивалась на него. Одна из волн подбросила наш плотик, проволокла в сторону, дико завертела и наконец бросила на верхушку довольно высокой скалы, покрытой мелким гравием. Здесь вода не бурлила, и потому это место казалось крошечным оазисом в гигантском хаосе волн.

Выбравшись из обломков плотика, мы оказались по колено в воде. Однако одного взгляда на наше судно оказалось достаточно, чтобы осознать, что чинить его уже бесполезно.

— Ну и черт с ним, — крикнул мне Петч. — Все равно нам пришлось бы его оставить. Живей! — Он нагнулся и вынул ручной компас из футляра. — Быстро! — повторил он. — Часть пути пройдем по суше, а потом доберемся вплавь!

Он двинулся на юг, за ним последовал и я, спотыкаясь и проваливаясь в вымоины, промокший, ошеломленный, усталый.

Чувство изоляции, одиночества, заброшенности угнетало. Оно усиливалось от присутствия Хиггинса, который следовал за нами по пятам. Он подошел к оставленному нами плотику поднял его над головой двумя руками и бросил на острый риф, разбив в щепы. Так был уничтожен мой последний контакт с «Морской ведьмой».

Сделав свое дело, Хиггинс снова двинулся следом, по-прежнему волоча за собой плотик. Иногда, теряя почву под ногами, нам приходилось плыть. И все это время меня не оставляла мысль, что мы находимся в двадцати милях от побережья Франции, в месте, которое не отваживаются посещать даже моряки.

Долгое время я не оглядывался назад. Интерес к Хиггинсу пропал. В висках стучало, в ушах стоял неумолчный шум моря. Наконец мы добрались до последней каменной складки. Я остановился и стал наблюдать, как Петч карабкался на ее вершину, а потом, прислонившись плечом к каменному выступу, стал смотреть в южном направлении.

— Ну, вы ее видите? — спросил я, с трудом переводя дыхание.

— Нет, — он покачал головой.

Потом он указал на сверкающие ст солнца рифы, выделяющиеся от других своей компактной массой и высотой.

— Мне кажется, что это Грюн-а-Крок.

Рифы лежали на границе видимости, наполовину скрытые моросящей пеленой. И где-то за этими скалами была «Мэри Диар»…

…Потом снова начался прилив. В это время Хиггинс приближался на своем плотике к ближайшему рифу. Он привязал его и сел на камень, наблюдая за нами, словно хищник, выслеживающий добычу. Он мог себе позволить такое удовольствие, ибо прилив рос с каждой минутой, и наш утес уже наполовину скрылся под водой.

Мы отыскали углубление с нависшим над входом козырьком, которое укрыло нас от ветра и дождя, и откуда можно было следить за действиями Хиггинса и, скрючившись, устроились в нем, пытаясь согреться. А прилив рос, и надвигалась ночь. Если бы только видимость была получше! Если бы можно было видеть «Мэри Диар» и узнать, там ли еще спасатели! Но мы ничего не видели и не слышали.

План наш заключался в том, чтобы за час до того, как прилив достигнет своей высшей точки, незаметно скользнуть в воду и плыть к Грюн-а-Кроку. И хотя Петч потерял компас, мы все же надеялись отыскать этот риф. Приняв план, мы теперь думали только о его осуществлении. Я посмотрел на риф, где сидел Хиггинс — он медленно уходил под воду. Но это не доставило мне радости. Более того, прилив выжил его из укромного местечка, он снова забрался на плотик и заработал веслами. По мере роста прилива Хиггинс отгребал от нас все дальше и дальше. Ночь вступала в свои права, и в сгустившейся тьме я потерял его из виду.

Меня разбудила вода. Она плескалась у самых ног и оказалась теплее моего тела. Ноги окунулись словно в теплую ванну. Потом вода поднялась до уровня лица, и тогда сознание вернулось ко мне. Я толкнул Петча. «Должно быть, прилив достиг высшей точки», — в страхе подумал я.

Мы встали. Действительно ли это высшая точка прилива? Повернул ли прилив обратно? Дождь прекратился. На небе проглянули звезды. На водной поверхности замерцал лунный свет.

— Ну что ж, поплыли? Который сейчас час? — Голос Петча звучал хрипло. — Ради всего святого, сколько времени? Мои часы стали.

Мои остановились тоже. Время узнать было негде, как и невозможно было определить направление прилива.

— Вы готовы?

Петч колебался, и я вдруг понял, что уверенность оставила его.

— Ну живее, — подбодрил я его. — Самое время плыть, держитесь ближе ко мне и не разговаривайте.

Мы плотно надули спасательные жилеты и вместе ступили на край рифа. Погрузившись в воду, теплую, согревающую, мы легли на спины и медленно поплыли, следя, чтобы Полярная звезда была у нас в ногах.

Мы плыли рядом на расстоянии длины двух рук, ровно и не спеша. Волна была пологая, с покатыми склонами и без пенных барашков.



— Надвигается шторм, — шепотом произнес Петч.

Но пока все было спокойно, и вода плавно поднимала нас и опускала, поднимала и опускала. Камень, на котором мы провели ночь, исчез из виду. Исчез точно в направлении наших ног — значит, мы плыли правильно. Прилив мы не упустили. Но тут Петч перестал грести.

— Я не вижу Грюн-а-Крока, — прошептал он, стуча зубами. — Мне думается, надо взять значительно западнее.

Мы изменили направление, и Полярная звезда теперь оказалась слева. Я подумал, сколько времени это может продолжаться. Зубы мои стали выбивать дробь, и море, которое вначале согревало, теперь казалось холодным как лед. Намокшая одежда тянула вниз. Надувные жилеты делали нас неуклюжими и мешали движению. Каждый гребок давался с трудом, но именно он сохранял внутри нас энергию, вернее — последние ее остатки. Не знаю, сколько времени мы плыли, но нам показалось, что целую вечность. Я терял сознание…

— Джон! Джон! — Я открыл глаза. Меня окружала черная ночь. Но постепенно я стал различать звезды и услышал шипение волн. — Джон! — Голос звал откуда-то из темноты.

— Да. Что случилось?

— Скала. Я ее вижу. Я уж начал беспокоиться, что потерял тебя, — снова прозвучал голос. — Я совсем тебя не слышал.

Озабоченность, звучавшая в его голосе, наполнила меня теплым чувством к этому человеку.

— Прости меня, — откликнулся я. — Я задремал. Только и всего. Где этот твой риф?

Я огляделся и ярдах в ста справа заметил темную тень скалы. Я вгляделся в черноту у ее подножия, о которую разбивались необычно блестевшие волны, и подумал, что вижу какую-то плотную массу.

И тут мне пришло в голову, что это, возможно, отражение огней «Мэри Диар». Конечно, огни, ведь на ней же работают спасатели. Я внимательно всмотрелся в темноту, но огней не обнаружил. Возможно, работы осуществляются тайно и они не хотят, чтобы свет был виден.

— Позади скалы что-то есть, — прохрипел из темноты Петч. — Давай посмотрим, а?

— Давай, — согласился я.

Погибнуть в воде все же лучше, чем на богом забытом рифе, решил я и, повернувшись на спину, заработал ногами в воде, которая не только перестала быть теплой, а, напротив, стала ледяной. Передвигался я автоматически, но мой мозг настойчиво сверлила мысль об огнях.

— Там должны быть огни, — произнес я вслух.

— Огни. Там должны быть огни. — Голос Петча слабо прозвучал где-то рядом, словно в раздумье. На некоторое время воцарилось молчание. И вдруг он снова окликнул меня. — Джон! — Голос звучал чуть слышно.

— Да?

— Прости, что я втравил тебя во все это. — Потом он пробормотал что-то насчет яхты и замолчал.

— Как ты себя чувствуешь? — позвал я Петча.

— Посмотри! Ты ее видишь? — прозвучало в ответ.

Я думал, что он рехнулся.

— Проснись! — закричал я. — Мы должны доплыть до скалы, ты слышишь?

Он схватил меня за руку железной хваткой утопающего. Но когда я оторвал его руку, он закричал:

— Посмотри! Посмотри же, черт тебя возьми! Ну скажи же, что это не сон!

Он поднял над водой руку и указал в сторону. Я повернул голову и на фоне мерцающих звезд увидел тонкую иглу мачты, а чуть ниже — темную массу палубных надстроек, выхваченную из тьмы фосфоресцирующими брызгами разбившейся о борт волны.

Мы поплыли словно наперегонки, забыв про холод и изнеможение. Носовая часть судна была погружена, и через нее перекатывались волны. А дальше, чуть позади, вздымалась шпилька мачты, за нею была видна палуба капитанского мостика, дымовая труба, и далее — очертания задранной вверх кормы.




Я подплыл к затопленной носовой части. В это время набежавшая волна приподняла меня на своем гребне и перебросила через фальшборт, ударив обо что-то твердое, отчего правый бок прорезала дикая боль. Я схватился рукой за оградительный поручень фальшборта и попытался подняться на ноги, но накатившаяся новая волна оторвала руки от поручня и потащила меня в сторону кормы, почти до самой мачты. Там я удержался и громким высоким голосом стал звать Петча, боясь, что я его потерял. Меня охватила паника — я плавал лучше его, даже специально тренировался в море. Мне следовало бы остаться с ним и удостовериться, что он благополучно достиг цели. Но сейчас у меня не было сил, чтобы вернуться и начать поиски…

Я не видел, как он оказался на борту. Я по-прежнему стоял у мачты и выкрикивал его имя, как вдруг он появился возле меня в своем надувном жилете, качаясь как пьяный.

— Все в порядке, — сказал он, пытаясь отдышаться. — Я тоже здесь.

Он взял мою руку и крепко пожал ее, отчего на душе стало легко и приятно.

— Здесь должны быть огни, — произнес он наконец. В голосе его слышалось детское разочарование, словно спасательная компания лишила его радости, которую он так долго ждал.

Мы двинулись на корму, миновали люк трюма № 2, поднялись по трапу на верхнюю палубу. Дверь в надстройке была распахнута настежь. Мы прошли по коридору мимо его бывшейкаюты, мимо каюты Деллимера и через заднюю дверь вышли на корму, очутившись позади сорванной и исковерканной дымовой трубы.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? Эй!

Но стояла тишина, и хрупкий звук наших голосов затерялся в холодной темной ночи, поглощенный шумом волн, бившихся о носовую часть.

Никаких спасателей не было. Ни одного проблеска света, который бы манил теплом каюты. Мы кричали и кричали, но никто не отзывался. Корабль был мертв, лишен всякой жизни, как и в тот день, когда мы покинули его.

— Боже мой, — вздохнул Петч. — Мы первые. Еще никто здесь не побывал. — В голосе слышалось облегчение, и я чувствовал, что все мысли его направлены на то, что скрывалось под кучей угля в бункере левого борта.

— Нужно поискать сухую одежду и поспать, — сказал Петч. — Тогда мы почувствуем себя лучше.

Он угадал мои мысли. Но когда мы, миновав черный туннель коридора, добрались до жилых помещений, то обнаружили, что там была вода. Столик в каюте Таггарда был сорван с креплений и валялся в углу, сундучок, где хранилась одежда, был залит водой, а в шкафчике лежала груда просоленных одеял, курток и старой бумаги.

Мы снова вернулись на главную палубу, где находились салон и камбуз. Но они были в еще более плачевном состоянии. Везде была вода.

— Может быть, полуют еще сухой? — неуверенно предположил Петч, и мы стали пробираться туда, всем телом ощущая холод и бесконтрольную дрожь. Господи, сделай так, чтобы там было сухо! Я прислонился плечом к стенке коридора, по которому мы следовали, и вдруг ощутил, что судно шевельнулось. Тело мое вздрогнуло, как от первого толчка землетрясения. И вдруг судно шевельнулось снова.

— Слышишь? — тревожно прозвучал в темноте голос Петча. Но я не слышал ничего, кроме ударов волн о корпус, гулко отдававшихся в пустоте судна. — Оно всплывает, — прошептал он. — Его поднимает прилив.

— Как же это может быть? — спросил я.

— Я не знаю, но это так. Я чувствую.

— Это невероятно, — пробормотал я. — Судно не может всплыть, если затоплена вся носовая часть и через нее перекатываются волны. Нам, должно быть, пригрезилось.

Рука Петча коснулась меня в темноте и повлекла за собой. Я безвольно последовал за ним. Мы выбрались наружу, на холод, и споткнулись о стальную трубу, лежавшую поперек грузовой палубы. По железному трапу поднялись на площадку полуюта и вошли в крошечную боцманскую каюту. Там нашлась одежда. Она не была мокрой, но и сухой ее назвать тоже было нельзя. Но все же она была теплее, чем наше намокшее тряпье. Там же мы нашли несколько одеял, пахнувших мокрой собачьей шерстью, наваленных на койку. Мы бросились на них и заснули, испытав при этом такое наслаждение, которое, наверное, не испытывал ни один человек, сидящий перед горящим камином после сытного ужина.

Спустя много времени, показавшегося нам вечностью, я услышал тяжелую человеческую поступь. Шаги ступали грузно, издавая металлический стук от ударов подковок о железный настил палубы. Они раздавались сначала над головой, потом справа, затем слева и наконец стали удаляться — медленно, не спеша, словно мертвец возвращался в свое загробное царство. Когда топот прекратился, я проснулся.

Первым делом я взглянул на Петча — его лицо сохраняло оттенок усталости.

— Мне кажется, я слышал шаги, — сказал я. В глубоко запавших его глазах я заметил легкое возбуждение. — Клянусь, что здесь кто-то есть.

Я выбрался из-под одеял и встал, сразу ощутив голодную резь в желудке и боль в плече, Я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Нет, это был не сон — я снова был на «Мэри Диар». Теперь она походила на какой-то ржавый кошмар! А вокруг была вода, и Минки скалили свои черные зубы рифов, окруженные — белыми пенными бурунами. Поблизости никого не было — ни спасательного судна, ни буксира, ни даже рыбацкой лодки. Ничего — только знакомый до отвращения силуэт рифов Грюн-а-Крока… Ни признака жизни.

— Опять шаги, — прошептал я вышедшему на палубу Петчу. — Кто же это мог быть?

Он покачал головой, но ничего не ответил. Не знаю, о чем он думал в этот момент, только по телу его пробежала дрожь, а я почему-то вдруг подумал о том, сколько человеческих смертей связано с этим судном. А потом произошло нечто странное: из металлической трубы, лежавшей на грузовой палубе, вырвалось легкое облачко ржавчины, похожее на красный пар. Потом над оградительным поручнем борта взметнулся тонкий трос, обвился вокруг него и с легким всплеском упал в море. На судне снова воцарилась тишина — никакого движения. Петч схватил меня за руку.

Мы стояли, словно пригвожденные, довольно долгое время, проглядывая судно на всю его длину. Но ни шум, ни движение не нарушали царившего покоя.

Петч спустился на грузовую палубу и склонился над крышкой люка трюма № 4. Когда я присоединился к нему, то сразу же увидел, что люк покрыт не брезентом, натянутым на деревянную раму, а плотно заварен листом стали. Мы взглянули на блоки дерриков, прошли к трюму № 3, люк которого был тоже наглухо заварен, и поднялись по трапу на шлюпочную палубу. Вентиляционные трубы были сняты, а к отверстиям приварены листы ржавого железа. Дымовая труба была срезана у основания газовой горелкой, сдвинута в сторону, и ее отверстие тоже закрыто металлической плитой. Световой проем машинного отделения был заделан, а водонепроницаемые двери коридора правого борта были сняты с петель, и на их месте были укреплены стальные листы.

Теперь сомнений не оставалось: спасательная команда вела на судне работы. Она загерметизировала все отверстия в корпусе и, возможно, ликвидировала течь в носовых трюмах. Это объясняло всплытие судна, когда прилив достигал своей высшей точки. Корабль был водонепроницаемым, почти готовым к буксировке.

Петча я нашел стоящим у входа в угольный бункер. Его глаза неотрывно смотрели на крышку люка, снятую с петель и валявшуюся неподалеку. Вместо нее красовалась стальная плита, надежно закрывающая лаз. Это значило, что труп Деллимера будет пребывать в прочнейшем стальном гробу до тех пор, пока судно не будет доставлено в порт и на его борт не придут эксперты, снабженные необходимым инструментом, с помощью которого можно будет вскрыть трюмы. Это сулило Петчу долгие дни, а может быть, и недели неопределенности, ожидания. На его лице было написано отчаяние, когда он наконец произнес:

— Ну вот и все. — Он отвернулся и принялся смотреть вдаль.

— А почему ты думаешь, что они ушли?

Он посмотрел на небо, понюхал ветер, долетавший с запада нервными порывами.

— Возможно, их предупредили о грозящем шторме?

— Что это? — воскликнул он вдруг. Где-то за мостиком сначала кашлянул, а затем ритмично застучал двигатель, и я ощутил, как под ногами завибрировала палуба. Мы с Петчем застыли, прислушиваясь к этой музыке, а потом помчались по коридору на мостик и по трапу спустились на носовую часть грузовой палубы. Там возле люка в трюме № 2 увидели большую помпу, прикрепленную намертво к палубному настилу. Мотор работал на полных оборотах, и высасывающий рукав, выходящий из смотрового люка, словно дышал, периодически наполняемый водой. Но поблизости никого не было. Палуба была пуста — на всей носовой части ни души.

Все это выглядело жутко, сверхъестественно.

— Посмотрим на мостике, — сказал Петч. — Ведь кто-то же запустил помпу!

Мы нырнули обратно в коридор и по трапу поднялись на мостик. Там никого не оказалось. В штурманской рубке — тоже никого. Но тут Петч указал на какой-то предмет. Он оказался синим плотиком, который выходил из-под борта «Мэри Диар». Это был Хиггинс, и он греб теперь по направлению к ближайшему рифу.

— Хиггинс! — завопил я, указывая на него. — Это Хиггинс!

Ветер был довольно сильным и дул в нашу сторону, а потому Хиггинс не слышал меня. Он достиг рифа, привязал плотик к каменному выступу и начал карабкаться на него. Потом он взял в руки железный лом и, действуя им как рычагом, стал втаскивать наверх бухту троса.

Он стоял ко мне спиной. Освободив петлю, он подтянул ее к каменному выступу и таким образом «привязал» судно к рифу, а слабо натянутый трос с легким плеском упал в воду.

Наконец он заметил меня. Некоторое время он смотрел в мою сторону, а затем сел на плотик и поплыл к «Мэри Диар». Прилив набирал силу и двигался со скоростью трех узлов. То ли Хиггинс устал, то ли раздумал, но внезапно он повернул обратно и стал отчаянно грести в направлении Грюн-а-Крока. Дойдя до скал, он вылез из плотика и, скрючившись, сел на камень. Некоторое время он смотрел на судно, потом голова его упала на колени, и весь он как-то сник.

Стук помпы внезапно стал замирать и смолк. Оказывается, ее выключил Петч.

— Нам придется затопить корабль, — раздался рядом его голос. — Это все, что нам осталось.

Но затопить судно теперь было невозможно. Каждое отверстие, каждая щель его были надежно заварены, даже вход в машинное отделение.

— Ну что ж, будем надеяться на лучшее, — ответил я.

Петч засмеялся.

— Шторм с запада принесет с собой прилив. На высокой воде судно всплывет. Внутри воды нет, кроме как в двух носовых трюмах, — голос его звучал хрипло, надтреснуто, — ну ладно, давай лучше поищем какую-нибудь еду.

На камбузе было темно и удушливо. До нас здесь побывали и море и французы. Не осталось ни одной консервной банки. Правда, шкаф был набит хлебом, но он превратился в клейкую массу. Было и мясо, но оно покрылось тонким слоем плесени; было и масло, но оно перемешалось с илом и песком. Мы нашли только сыр, который оказался довольно свежим внутри, банку полузасохшей горчицы, несколько соленых огурцов и разбитую склянку с остатками джема. Мы проглотили все это с волчьей жадностью, а потом стали обшаривать салон, офицерские каюты и помещения команды. Нашли слипшуюся массу, бывшую прежде конфетами, банку имбиря и под койкой кочегара обнаружили самое ценное — две банки говяжьей тушенки. Свою добычу мы отнесли в боцманскую каюту на полуюте, съели ее, а потом молча сидели, прислушиваясь к вою усиливающегося ветра.

Шторм налетел вместе с изменением направления прилива, и вскоре волны, бившие в борт, стали достигать палубы мостика; под ногами зашевелилась корма. Выглянув за дверь, я увидел голубой плотик, прыгавший на волнах с подветренной стороны Грюн-а-Крока.

К середине дня шторм набрал полную силу. Волны всей своей многотонной тяжестью обрушивались на носовую часть, и с каждым ударом палуба мостика окутывалась тучей брызг и белой пены. Корпус судна трясло как в лихорадке. Рифы Минки постепенно скрывались под пенными бурунами прилива.

Еще раз я увидел Хиггинса примерно за два часа до наступления высшей точки прилива. «Мэри Диар» стала всплывать. Ее днище со скрежетом терлось о донную гальку, а рифы Грюн-а-Крока почти исчезли в кипящей пене. Хиггинс спускался с вершины скалы к своему плотику. Я видел, как он взобрался на него и взялся за весла. Затем налетел шквал, размыл очертания рифа и скрыл от меня Хиггинса за пеленой брызг и дождя.

С тех пор Хиггинса я больше не видел, да и никто больше не видел. Возможно, он рассчитывал добраться до «Мэри Диар», а может быть, надеялся достичь суши на своем плотике. Так или иначе, выбора у него не было: при высокой воде Грюн-а-Крок заливало полностью.

Наша каюта на полуюте была размером десять футов на шесть, со стальными стенами, койкой, обломками мебели и окном без стекла. В ней было сыро и холодно. Но мы выбрали ее в качестве убежища потому, что она находилась в самой верхней части кормы, а именно кормовая часть судна сохраняла плавучесть.

Длительное время мы как бы прислушивались к движениям судна, содрогавшегося под ударами волн. Но теперь стал слышен шорох киля по каменистому дну. Внезапно брызги перестали достигать окна, дверь с треском распахнулась. «Мэри Диар» приподнялась над своим каменным ложем и развернулась по ветру.

Я выглянул наружу и увидел, что теперь Грюн-а-Крок находился от нас уже не с левого борта, а с правого. Качка стала более плавной, а высоко поднятая корма превратилась как бы в парус, который развернул судно носом К волне. Судну вернулась плавучесть, оно двигалось, так как Грюн-а-Крок медленно исчезал из виду.

— Мы плывем! — заорал я во все горло. — Плывем! И если только нам удастся дойти до Лe-Соваж, все будет в порядке!

Петч взглянул на меня, но на мою радость никак не прореагировал.

— Должно быть, прилив подходит к своей высшей точке, — заметил он.

Я кивнул в знак согласия. Но тут меня осенило: достигнув высшей точки, прилив в течение целых шести часов будет отходить на запад, а потому потащит нас обратно к Минки, и, когда вода спадет, мы снова окажемся на рифах мелководья. «Боже мой!» — прошептал я, вошел в каюту и повалился ничком на койку.

Положение было катастрофическим — мы ничего не могли поделать, ничем не могли себе помочь.

…Мы двигались в потоке белой пены. Не знаю, спал ли я или просто лежал на койке в полубессознательном состоянии, но от внезапного сильного толчка я свалился на пол. В носовой части раздался страшный треск, потом скрежет, словно острые рифы разрывали днище и потрошили внутренности судна. Грохот моря усилился, стал подавляющим. Я продолжал лежать там, куда меня сбросило, и мне показалось, будто острые зубы рифов вспарывают мне живот.

Я поднялся на ноги, но пол каюты сильно накренился; меня швырнуло к двери, и я больно ударился о переборку, вывихнув руку. Но боль уже не играла роли, ибо я увидел, что стало с судном. Оно лежало на боку, подставив палубу со всеми надстройками напору прибоя. Мостик превратился в бесформенную массу исковерканного железа, дымовая труба исчезла, передняя мачта переломилась пополам, и обломок ее повис на тросах деррика, а над всей его носовой частью бились, кипели и безумствовали волны.

Петч лежал, привалившись к стальной переборке каюты.

— Когда оно… — крикнул я, и слова застряли у меня в горле.

— Пойдет ко дну?

— Да. Когда?

— Черт его знает.

После этого мы не разговаривали и продолжали оставаться там, где нас застал удар, окоченевшие, изможденные, ожидая момента, когда пенистая поверхность моря обнажит скрытые под ней рифы. Мы слушали звуки агонии судна — треск, скрежет, удары металла о металл. А затем останки судна, как бы освободившись от лишнего веса, зашевелились, чуть-чуть всплыли и с ужасающим стоном поползли по верхушкам скал. Теперь мы увидели развороченный левый борт, через пробоину в котором стал вываливаться груз. В воду упали и поплыли тюки с хлопком. А затем волны легко подхватывали ящики, в которых должны были находиться тяжелые авиационные двигатели, и разбивали их в щепки о ближайшие скалы.

— Смотри! — закричал Петч, схватив меня за руку. В отверстии в борту показался ящик. Волна разбила его, и содержимое посыпалось в воду. Что это было — непонятно. Освещение было слабым. Но ясно было одно — это не был авиамотор.

— Ты видел? — Он отпустил мою руку и указал в том направлении. Но возбуждение его улеглось, ибо в этот момент раздался треск, и через всю ширину судна прошла трещина, разорвавшая трап и отделившая корму от остальной части. Гайки и заклепки лопались с треском ружейных выстрелов, а стальные плиты рвались, как коленкор. Трещина росла — ярд, два… Но тут «Мэри Диар» окутал ночной мрак. К этому времени вода спала, обнажив рифы, море затихло, и обломки застыли неподвижно.

Мы вернулись в каюту и закутались во влажные одеяла. Мы не разговаривали — может быть, спали, не помню. У меня вообще не осталось воспоминаний от той ночи. Словно провал в памяти. Чувства страха я не испытывал. Кажется, даже холода я не ощущал. Я достиг такой степени физического и умственного истощения, которая выходила за пределы всяких чувств.

Однако я запомнил рассвет. В памяти осталось ощущение чего-то необычного. Мне показалось, что кто-то зовет меня. В глаза ударил яркий солнечный свет, и надо мной склонилось чье-то лицо: потное, заросшее черной бородой, с плотно обтянутыми кожей скулами и с глубоко запавшими глазами.

— Мы плывем! — сказал Петч. Его потрескавшиеся губы растянулись в некое подобие улыбки. — Вставай и взгляни.

Я с трудом добрел до выхода и увидел необычайную картину. Рифы исчезли. Солнце освещало мерно дышащее море — и ни одного рифа в пределах видимости. Носовой части «Мэри Диар» как не бывало, она исчезла. Грузовая палуба была скрыта водой, но Петч сказал, что мы все же плывем — одна корма, и ничего больше. Солнце светило, и шторм прекратился. Петча била дрожь. Я думал — от возбуждения, но это была лихорадка.

К полудню он настолько ослаб, что уже не мог двигаться, взгляд остановился, лицо приняло неестественный оттенок, он был весь в поту. К ночи начался бред. Сначала он бормотал что-то бессвязное, затем стал отдавать приказы, беседовать с Райсом, и я понял, что он снова на своем судне и в который уже раз переживает трагические события плавания через Бискайский залив.

Уже ближе к вечеру пролетел маленький самолет. Он низко покружил над нами и взял курс на северо-запад. Значит, нас искали на Минки. Затем снова спустилась ночь, а мы все еще плыли, глубоко осев в воду.

Много времени спустя, когда я в полузабытьи лежал на палубе, греясь в лучах солнца, я услышал звук мотора и голоса.

Это была спасательная лодка из Питер-Порта. Она причалила, и от звука человеческих голосов во мне пробудилась жизнь… сильные руки перенесли меня через ограждение, в рот сунули зажженную сигарету. С нас сняли просоленную сырую одежду, завернули в одеяла, а затем пришел сон — чудесный, наполненный теплом сон. Но я помню, что, прежде чем погрузиться в блаженное небытие, голос произнес:

— Хотите в последний раз взглянуть на судно?

И чья-то рука приподняла меня.

Я навсегда сохраню в памяти то, что от него осталось. Оно находилось к нам кормой и так глубоко сидело в воде, что надстройка, где была каюта, в которой мы прожили двое суток, казалась плывущим по воде курятником. А потом, когда волна немного схлынула от кормы, я увидел на борту ржавые буквы: «Мэри Диар, Саутгемптон».


Что касается меня, то история, гибели «Мэри Диар» заканчивалась на окраине Минки. Но только не для Петча, который был тесно связан с этим судном. Мне напомнили об этом, как только я пришел в себя в больнице Питер-Порта. Узнал я об этом не сразу, ибо спал более двадцати часов кряду. Есть хотелось страшно, но сестра принесла мне лишь маленький кусочек отварной рыбы, сообщив при этом, что меня срочно хотят видеть. Я подумал, что это, наверное, Майк. Но, когда дверь отворилась, я увидел девушку.

— Кто это? — спросил я. Шторы на окне были опущены, и в комнате царил полумрак.

— Джанет Таггард. — Она подошла к кровати, и тогда я узнал ее, несмотря на усталый вид и темные круги под глазами. — Мне разрешили повидать вас, как только проснетесь.

Я поинтересовался, как она попала сюда.

— Я узнала обо всем из газет и сразу же приехала. — Потом она внезапно наклонилась над кроватью: — Послушайте, мистер Сэндс. Прошу вас, выслушайте меня. Мне разрешили побыть у вас очень немного, — ее голос дрожал от нетерпения. — Я должна поговорить с вами раньше, чем кто-либо другой.

Она колебалась, и тогда я решил прийти к ней на помощь;

— Так что вы хотели узнать?

Но мне трудно было собраться с мыслями, да и самому хотелось узнать о многом.

— Скоро сюда придет полиция, чтобы получить ваше заявление. — Она снова замолчала. Видимо, ей трудно было выразить словами обуревавшие ее мысли… — Кажется… Гидеон… спас вам жизнь.

Гидеон? Ну конечно же, она имела в виду Петча.

— Да, да, так оно и было, — ответил я и тут же спросил ее, как он себя чувствует. Вроде бы кто-то мне говорил, что у него воспаление легких. У меня сохранилось какое-то смутное воспоминание о том, что доктор, который осматривал мое плечо, говорил что-то в этом роде.

— Да, — ответила она. — Он очень болен. Но прошлой ночью кризис миновал. Надеюсь, что теперь все будет хорошо.

— Все это время вы были с ним?

— Да, я на этом настояла. Я вынуждена была сделать это — он все время бредил. — Она сделала паузу, но тут же быстро спросила: — Мистер Сэндс, а этот человек… Деллимер… Вы знаете о том, что произошло, ведь правда?

Я кивнул. Значит, он рассказал ей обо всем.

— Теперь об этом знать никому не следует, — буркнул я, почувствовав внезапную слабость и усталость. — Вся носовая часть судна разбилась о рифы. Угольный бункер тоже..

— Да, я знаю. Вот поэтому-то я и пришла к вам, пока вы еще не сделали заявления. Не говорите об этом никому, хорошо? Пожалуйста. Он и так много выстрадал.

Я согласно кивнул.

— Я никому не скажу, — ответил я. Но тут же добавил: — Но ведь есть еще и Майк. Он тоже знает об этом.

— Майк Дункан? Я уже виделась с ним. Он ничего не сказал ни прессе, ни полиции. Он сказал, что, пока вас не увидит, ни о чем говорить не станет. Он сделает так, как вы ему скажете.

— Как? Вы видели Майка? — Я даже приподнялся от удивления на своей кровати. — Как он? С ним все в порядке?

— Да, он здесь — в Питер-Порте. — Она снова склонилась над кроватью. — Могу я передать ему, что вы готовы позабыть обо всем, что рассказывал Гидеон? Могу я сказать, что вы просите его ни о чем не рассказывать?

— Да, — ответил я. — Конечно. Теперь об этом вообще нет смысла рассказывать. С этим — все. Кончено. — И тут я стал расспрашивать ее о том, как спасли Майка.

— Его спас рыбак из Сент-Хелье. Перед самым штормом он обнаружил моторную лодку. Там был еще один человек, Берроуз. Он был тяжело ранен, но на берегу он сделал заявление полиции о Хиггинсе. — И, извинившись, она сказала: — Простите, но я должна покинуть вас. Мне нужно повидать мистера Дункана, а затем мне надо быть с Гидеоном. Нужно проследить, чтобы он не разговаривал во сне, а то он может наболтать глупостей. — Она застенчиво улыбнулась. — Я так вам благодарна.

— Передайте, пожалуйста, Майку, чтобы зашел ко мне, — попросил я. А когда она подошла к самой двери, добавил: — И скажите Гидеону, когда он проснется, что ему не о чем больше тревожиться… Совсем не о чем.

Майк был набит новостями до отказа. Оказывается, корму «Мэри Диар» благополучно отбуксировали к острову Чосей Айленд. Он показал мне газетную фотографию: корма судна лежала на боку на береговом мелководье. Вчера в Питер-Порт приезжал Снеттертон вместе с группой спасателей. Все они отбыли на Чосей Айленд на рыбачьей лодке.

— А кроме того, я повидал наших страховщиков, — сказал Майк. — Компания полностью поддержала наш иск. Так что денег хватит, чтобы построить судно по нашему проекту, если, конечно, мы этого захотим.

— Это значит потерять целый сезон, — возразил я.

Он хмуро кивнул.

— А между прочим, здесь, в Питер-Порте, продается лодка, которая нам вполне подошла бы. Вчера вечером я уже осмотрел ее. Конечно, она не так хороша, как «Морская ведьма».

Он был полон планов, как те немногие, которые обладают способностью быстро оправляться от потрясений. Майк оказал на меня тонизирующее воздействие. И хотя его челюсть была залеплена клейким пластырем в том месте, где была рассечена кожа, тридцать часов пребывания на плавающей, как бревно, моторке на нем никак не отразились.

На следующий день меня выписали из больницы, и Майк зашел за мной, чтобы помочь собраться. Потом мы отправились смотреть лодку, которую откопал Майк. Лодка была прочной, просили за нее недорого, и мы с ходу ее купили. А вечером в отель вернулся Снеттертон, все такой же худой, подтянутый, в своем аккуратном костюме в полоску, несмотря на то, что провел два дня на острове. Они разрезали переборку, проникли в трюм № 4 и вскрыли три ящика с авиамоторами. В них оказались бетонные плиты.

— Результат крайне удовлетворительный. Подробный отчет об этом открытии я направил в Скотлэнд-Ярд. — Он улыбнулся и отпил глоток шерри. — Это была умная затея. Очень умная. Она провалилась только благодаря мистеру Петчу и… вам, сэр, — добавил он, глядя на меня сквозь стекло стакана. — Кстати, я обратился с ходатайством к фирме «Эйч-Би энд Кей-Эм корпорейшн»… Ну да ладно, там поглядим.


До отъезда из Питер-Порта мне не удалось повидать Петча. Я встретил его только три недели спустя, когда нас вызвали для дачи показаний перед возобновленным следствием. Он все еще был очень слаб. Обвинений против него не было; Гандерсену удалось сбежать из Англии, а Берроуз и остальные члены бывшего экипажа теперь только и жаждали рассказать всю правду, заявляя при этом, что придерживались версии Хиггинса потому, что боялись его. Суд признал, что «Мэри Диар» погибла в результате преднамеренного сговора ее владельцев. Обвинение с Петча было полностью снято, а дело передано на рассмотрение полицейским властям.

Всей этой истории была дана столь большая реклама, что в результате ее Петчу предложили взять под свою команду грузовое судно «Вакомо» водоизмещением десять тысяч тонн. После этого он женился на Джанет, и только наша очередная спасательная операция не дала возможности побывать на их свадьбе. В общем, я не видел Петча до сентября. Мы с Майком работали в устье Эйвона и готовились к проведению подводных работ в Бристольском канале, когда «Вакомо» вернулся из Сингапура и встал прямо напротив нашего судна. В тот вечер мы обедали в каюте Петча.

Я с трудом узнал его. С его лица исчезли глубокие складки, и, хотя сутулость осталась, а виски засеребрились сединой, выглядел он в своем кителе с золотыми шевронами молодо и уверенно. На столе в знакомой серебряной рамке стояла фотография, поверх которой рукой Джанет было написано: «Моему мужу — счастливых рейсов». А в другой рамке на стене каюты висело письмо от «Эйч-Би энд Кей-Эм корпорейшн» из Сан-Франциско.

Письмо это Снеттертон вручил Джанет в день свадьбы и вместе с ним чек на пять тысяч фунтов стерлингов для ее мужа «за разоблачение мошенничества» — сумма, оказавшаяся весьма кстати! Когда состоялась свадьба, мы с Майком работали по спасению имущества, затонувшего в районе Хук оф Холланц. Возвратившись домой, я нашел у себя в почтовом ящике подобное же письмо и чек на две тысячи пятьсот фунтов «в качестве компенсации за потерю вашего судна».

Тело Альфреда Хиггинса так и не было найдено. Однако на олдернейских рифах был обнаружен металлический плотик со следами синей краски. Он был совершенно расплющен волнами.

И наконец, самое последнее. Привожу запись из судового журнала «Морской ведьмы-2», сделанную сразу же после того, как мы обнаружили в Бристольском канале затонувшее судно. Она гласит: «11.48 — грузовое судно „Вакомо“ проследовало мористее курсом на Сингапур — Гонконг. Нам просигналили: „Наилучшие пожелания от капитана Петча. На сей раз он не намерен пускать вас ко дну. Счастливых погружений!“ Затем судно дало три приветственных сигнала, на которые мы ответили сиреной».

Спустя три месяца, когда «Морская ведьма-2» была поставлена на зиму в док, я сел писать книгу о крушении «Мэри Диар».

Перевел с английского Д. Розанов.
Рисунки П. Павлинова.

Примечания

1

Р/Т — радиотелеграфная рубка. (Прим. перев.)

(обратно)

2

Имеется в виду Бискайский залив, бурный почти в любое время года. (Прим. перев.)

(обратно)

3

Шкиперами в английском торговом флоте именуют капитанов судов.

(обратно)

4

Торговая и судоходная компания Деллимера. (Прим. перев.)

(обратно)

5

Возможно (франц.).

(обратно)

6

Счастливого плавания, мой друг (франц.).

(обратно)

7

Прощайте, мосье… и спасибо вам большое (франц.).

(обратно)

8

Увы (франц.).

(обратно)

9

Не так ли? (франц.).

(обратно)

10

Увы, мосье (франц.).

(обратно)

11

Смотрите, смотрите, мосье… Это Плато-де-Менкье (франц.).

(обратно)

12

Очень страшно! (франц.).

(обратно)

13

Кадет — курсант морского училища в Англии.

(обратно)

14

Морской фут — приблизительно 30,3 см.

(обратно)

15

Суперкарго — заведующий приемом и выдачей грузов на судне.

(обратно)

16

Паб — род дешевой закусочной

(обратно)

17

Примерно 109 метров.

(обратно)

18

Примерно 48 метров.

(обратно)

19

Почти 9,5 метра.

(обратно)

Оглавление

  • КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
  •   Глава I
  •   Глава II
  •   Глава III
  •   Глава IV
  • РАССЛЕДОВАНИЕ
  •   Глава I
  •   Глава II
  •   Глава III
  • МИНКИ
  •   Глава I
  • *** Примечания ***