Проклятие золотого черепа [Роберт Ирвин Говард] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Роберт Говард Проклятие золотого черепа

* * *
Ротас из Лемурии умирал. Кровь перестала течь из глубокой раны под сердцем, но пульс продолжал еще слабо биться.

Колдун лежал на мраморном полу. Вокруг него поднимались гранитные колонны. Серебряный идол рубиновыми глазами пристально взирал на него — на Ротаса, лежащего у его ног. Основания колонн покрывали резные изображения странных чудовищ. Над храмом тихо перешептывались деревья, окружавшие строение. Они оплели его своими ветвями и дрожали, шелестели под порывами ветра. Время от времени огромные черные розы роняли темные лепестки, словно скорбя по Ротасу.

Ротас умирал. Но на последнем дыхании он произнес проклятия своим убийцам. Он проклял неверного царя, который предал его, — вождя варваров Кулла из Атлантиды, который нанес ему смертельный удар.

Служитель безымянных богов, Ротас умирал в заброшенном храме на вершине одной из самых высоких гор Лемурии. Глаза Ротаса тлели, словно угли ужасного холодного пламени. Перед ним лежало одно из самых живописных ущелий. Тут произошло множество событий: были и шумные приветствия поклонников, и рев серебряных труб... потом интриги, яростная атака захватчиков... и смерть.

Ротас проклял царя Лемурии — царя, которого сам же учил бесстрашию и древним тайнам. Дурак, он открыл своему ученику источники своих сил и рассказал про свои слабости. И ученик узнал о страхах колдуна, а потом попросил помощи у его врагов-завоевателей.

Как странно, что он, Ротас Лунного Камня, владелец Царского Локона, колдун и чародей, задыхается на мраморном полу, став жертвой самой материальной из всех угроз — меча в мускулистой руке.

Ротас проклял собственное бессилие. Он чувствовал, как затухает его разум, но успел проклясть людей всех миров. Он проклял батасов и гелдоров, Ра, Ка и валков.

Он проклял людей — всех живущих и умерших, все поколения неродившихся на миллион поколений вперед. Тех, кого ныне называли враммами и джаггтаногоами, ками и килкасо. Он наложил проклятие на поклонников Черных Богов, на следы Одинокой Змеи, когти Повелителя Обезьян и стальные переплеты Шама Гораса.

Умирающий колдун проклинал добродетель и доблесть, произносил имена богов, забытых даже священниками Лемурии. Он взывал к темным теням чудовищ из страшных миров, что вращаются вокруг черных солнц по ту сторону звезд.

Ротас ощущал, как за спиной у него собираются тени. Он заговорил быстрее. Кольцо смерти вокруг него сжималось, и он уже чувствовал тигриные клыки дьяволов, поджидающих его душу. Он слышал, как трутся друг о друга их тела, видел их горящие глаза. За спинами их парили белые тени тех, кто умер на алтарях в страшных мучениях под его ножом. Они плавали в воздухе, похожие в лунном свете на сгустки мглы. Их огромные глаза уставились на Ротаса с печалью, обвиняя его...

Колдун боялся, и страх вырывался из его уст громким богохульством, перерастая во что-то еще более ужасное. Охваченный дикой яростью, Ротас изогнулся так, чтобы кости его и после смерти могли принести ужас и гибель сынам человеческим. Но, уже произнося последние свои слова, он знал: долгие годы сплетутся в столетия, и его кости станут пылью, прежде чем люди придут на его могилу. От страха Ротас стал еще быстрее терять силы. И тогда он сотворил последнее заклинание, произнес замораживающую кровь формулу, назвал еще одно ужасное имя.

Он почувствовал движение стихий, ощутил, как кости его становятся твердыми и хрупкими. Не чувствуя холода, переступил он Порог. Шепот ветвей затих, и росинки искорками смеха заблестели на драгоценных камнях глаз идола.

Годы слагались в столетия. Столетия — в эпохи.

Записанные на пластины из изумрудов и рубинов эпические поэмы о Ротасе были ужасны.

Опрокинулись троны и навсегда умолкли серебряные трубы вечного лета.

Ревущие нефритовые океаны поглотили земли и все горы Лемурии, даже наивеличайшие скрылись под водой.

* * *
Человек оттолкнул в сторону лиану и посмотрел вперед. Окладистая борода скрывала его лицо. Под ногами хлюпала грязь, над головой навис зеленый свод тропических джунглей.

Но глаза человека были широко открыты от удивления. Он смотрел на разбитые колонны, на крошево мраморного пола. Напоминая змей, зеленые лианы оплели колонны, раскинув свою сеть среди руин. Странный идол, давно упав с разбитого пьедестала, лежал на полу, уставившись в небо красными немигающими глазами. Человек разглядел глаза идола, и его затрясло. Он снова, не веря своим глазам, взглянул на древнее божество и пожал плечами.

Он вошел в часовню, осмотрел основания колонн с вырезанными на них чудовищами, удивляющими своей невероятностью и неописуемым видом. Над руинами храма царил тяжелый запах орхидей.

“Этот маленький, заросший джунглями болотистый остров некогда был вершиной величайшей горы”, — подумал человек и удивился тому, зачем неведомый ему народ возвел этот храм. Но человек пока еще не видел ужасную вещь, лежавшую перед идолом. Человек