Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
Сразу скажу — я
подробнее ...
довольно-таки не сразу «врубился» в весь этот хитроупный расклад (из-за которого автор видимо проделал просто титаническую работу) и в описания жизни всех эти «коронованных тушек» Лео ...(польды, Людовики и пр) начали складываться в немного понятную картину только (где-то) к тому №2. И как ни странно — но «в одолении данного цикла» мне очень помог тов.Стариков (с его: «Геополитика, как это делается) где и был вполне подробно расписан весь «реальный расклад» времен ...надцатого века))
В противном же случае, не являясь большим поклонником «средневековых тем» (и довольно посредственно участь в школе)) весьма трудно понять кто (из указанных персоналий) занимает какое место, и что это (блин) за государство вобсЧще?))
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (озвучивающего «общую партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Впрочем нельзя не заметить и тот (многократно повторяемый мной) факт, что «весь рассказ об этом персонаже» все же НЕ свелся к очередному описанию «гламурно-понтовой» императрицы (сотворенной в «наивно-розовой вере», в подростковом стиле с большим непробиваемым апломбом)) А ведь это именно то — чего я изначально опасался (открывая часть первую))
Жил один бедняк с женой. Родилась у них дочь. Надо справлять родины, а у него ни хлеба, ни к хлебу. Чем гостей угощать?
Пошел бедняк за водою на речку. Набрал полные ведра, назад возвращается. Глядь — лежит в кустах телочка. Да такая слабая, плохенькая, что сама и не подымется.
Принес бедняк домой воду и рассказал жене о телочке.
— Так возьми ее, — говорит жена.
Вернулся он на речку, взял телочку и домой принес.
— Давай, — говорит жене, — зарежем ее: будет чем гостей угостить.
Понравилась жене телочка — такая пестренькая, белолобая.
— Нет, — говорит она, — пускай растет.
— Да она ведь совсем слабенькая. Видно, кто-то ее бросил, чтоб в коровнике не околела.
— Ничего, может, и выходим ее. Подрастет дочка — будет ей молоко.
Послушался муж жену, и стали они телочку выхаживать.
Окрепла телочка, растет как на дрожжах. И дочка тоже как на дрожжах растет. Да такая умница вышла, что и старики охотно ее слушаются.
Выкормилась из пестренькой, белолобой телочки славная корова.
Подросла девочка, исполнилось ей семь лет, стала сама корову пасти.
Засмотрелся однажды богатый сосед на бедняцкую корову.
— Откуда она у тебя? — спрашивает. Бедняк и рассказал ему все как было.
— Эге, — говорит богатей, — так это ж моя телочка! Это я ее выбросил — не думал, что она на ноги подымется. Нет, тогда я заберу свою корову назад…
Запечалился бедняк.
— Ведь я ж ее выкормил, — говорит он. — Теперь она моя.
Не соглашается богатей:
— Не отдашь по-хорошему — пойдем к пану судиться.
Что делать? Пошли судиться к пану. Богатей подал пану руку, поздоровался: известно, богатый с богатым свои люди. Пан ему говорит:
— Садись.
Сел богатей в кресло, а бедняк у порога стоит, снял шапку. Пан на него и не смотрит.
— Ну, что скажешь? — спрашивает он богатого.
— Да вот, пане, какое дело вышло, — начал жаловаться богатый. — Семь лет назад забрал этот человек мою телку, а теперь не отдает.
Выслушал пан и бедняка, а потом говорит им:
— Хорошо. Суд мой будет таков. Задам я вам три загадки: «Что на свете жирнее всего?», «Что на свете слаще всего?», «Что на свете быстрее всего?» Кто отгадает, у того и корова останется. А теперь ступайте домой, пораздумайте. Завтра приходите с отгадками.
Вернулся бедняк домой, сел и плачет.
— Чего ты, тата, плачешь? — спрашивает дочка.
— Да вот хочет богатый сосед корову у нас отобрать, — отвечает отец. — Пошли мы с ним к пану на суд, а тот задал нам три загадки. Кто из нас отгадает, у того и корова останется. Да где ж мне отгадать те загадки!
— А какие, тата, загадки? — спрашивает дочка.
Отец сказал.
— Ничего, тата, не печалься, — говорит дочка. — Ложись спать. Утро вечера мудренее: завтра что-нибудь да придумаем.
А богатый пришел домой и радуется.
— Ну, баба, — говорит он жене, — будет корова наша! Только нам надо с тобой отгадать три загадки: что на свете жирнее всего, что слаще всего и что быстрее всего?
Подумала жена и говорит:
— Вот диво! Да тут отгадывать-то нечего. Нет ничего на свете жирнее моего рябого борова, слаще липового меда наших пчел, а быстрее нашего гнедого жеребца никто бежать не может: ведь он как помчится, так и ветер его не догонит!
— Правда, — согласился муж, — я так пану и скажу.
Наутро приходят богатый с бедным к пану.
— Ну что, отгадали мои загадки? — спрашивает пан.
Богатый вышел вперед:
— Да тут и отгадывать-то нечего: нету на свете никого и ничего жирнее моего рябого борова, слаще липового меда моих пчел и быстрее моего гнедого жеребца.
— А ты, — спрашивает пан у бедняка, — отгадал?
— Отгадал, пане: нет ничего жирнее земли — ведь она нас всех кормит; нет ничего слаще сна — хоть какое случилось горе, а уснешь, все позабудется, и нет ничего быстрее людских мыслей: ведь сам ты еще здесь, а мысли уже далеко-далеко.
Правильно отгадал бедняк! И пришлось пану присудить ему корову.
— Кто это тебя научил так отгадывать мои загадки? — спрашивает он у бедняка.
— Моя дочка-семилетка, — говорит бедняк. Удивился пан: не может быть, чтоб какая-то малолетняя бедняцкая дочь отгадывала его загадки! Решил он посмотреть на умную девочку. Приехал однажды к бедняку, а тот как раз в это время был в поле. Встретила пана дочь-семилетка.
— Девочка, — спрашивает пан, — к чему мне лошадей привязать?
Посмотрела девочка на сани и на повозку, что стояли на дворе, и говорит:
— Можешь к зиме привязать, а можешь и к лету.
Пан так глаза и вытаращил: как это можно привязать лошадей к зиме или к лету? Смеется, видно, над ним девчонка!
— Ну, хоть к саням привяжи, хоть к повозке, — пояснила девочка недогадливому пану.
Видит пан, бедняцкая дочка и вправду очень разумная. Обидно это пану. Услышат люди, что она умнее его, тогда хоть беги из поместья.
Поговорил пан с девочкой и поехал, а ей сказал, чтоб отец пришел к нему вечером.
Пришел бедняк вечером к пану.
— Что ж, — говорит пан, — умна твоя дочка. А я все же умнее ее.
Дал пан бедняку решето с яйцами:
— На, отнеси это дочке да скажи, чтоб она посадила на них наседку и вывела мне к утру цыплят на завтрак. А не выполнит этого — велю бить кнутом.
Пришел бедняк домой пригорюнясь. Сел на лавку и плачет.
— Ты чего, тата, плачешь? — спрашивает дочка.
— Да вот, доченька, какая беда; задал тебе пан новую загадку.
— Какую?
Показал отец решето с яйцами:
— Сказал, чтоб ты посадила на эти яйца наседку и вывела ему к утру цыплят на завтрак. А разве можно это сделать?
Дочка подумала и говорит:
— Ничего, тата, завтра что-нибудь да придумаем. А пока что возьми, мама, эти яйца да изжарь на ужин яичницу.
Утром говорит дочка отцу:
— На тебе, тата, горшок, ступай к пану. Скажи, чтоб он за день ляду вырубил, выкорчевал да вспахал, просо посеял, сжал и обмолотил да в этот горшок насыпал — цыплят кормить.
Пошел отец к пану, подал ему пустой горшок и сказал все, что дочка велела. Подкрутил пан усы и говорит:
— Умная ж у тебя дочка, а я все же ее умней.
Взял он три льняных стебля, подал их бедняку:
— Скажи дочке, чтоб она к утру этот лен вытеребила, спряла, соткала и сшила бы мне из него рубашку.
Вернулся отец домой пригорюнившись. Дочка спрашивает:
— Что сказал тебе пан?
Подал отец ей три льняных стебля и рассказал, что пан загадал.
— Ничего, — отвечает дочка, — ложись, тата, спать: завтра что-нибудь да придумаем.
Наутро дает дочка отцу три кленовые палки и говорит:
— Отнеси их пану да попроси его посадить их, за одну ночь вырастить и сделать из них станок для тканья, чтоб было на чем полотно ему на рубашку наткать.
Пошел бедняк к пану, подал три палки и сказал так, как дочь научила.
Покраснел пан и говорит:
— Умная ж у тебя дочка — ничего не скажешь. А я все же умнее ее! Так вот передай ей, чтоб она не пешком пришла ко мне, не на лошади приехала, не голая, не одетая и принесла б мне подарок, да такой, чтоб я не мог принять его. Если она все это сделает, то приму ее в дочери — вырастет, паньею будет! А не сделает — плохо ей придется…
Вернулся отец домой пуще прежнего запечаленный.
— Ну, что ж тебе, тата, пан сказал? — спрашивает дочка.
— Да вот, доченька, наделала ты беды и нам и себе своими отгадками…
И рассказал ей отец, что пан загадал. Засмеялась дочка:
— Ничего, тата! Как-нибудь обманем пана и на этот раз. Только поймай мне живого зайца.
Пошел отец в лес, поставил капкан и поймал зайца.
Дочка сняла рубашку, набросила на себя вместо платья рыбачью сеть, села верхом на палочку и поехала с зайцем к пану.
Пан стоит на крыльце, видит — опять перехитрила его бедняцкая дочка! Разозлился он и натравил на нее собак — думал, что они разорвут умницу. А девочка выпустила из рук зайца — собаки и кинулись за ним в лес.
Подошла она к пану.
— Лови, — говорит, — мой подарок: вон он в лес убежал…
Пришлось пану взять умную девочку в дочери. Поехал пан вскоре за границу, а девочке сказал:
— Смотри ж без меня не суди людей моих, а то плохо тебе придется.
Осталась девочка одна в усадьбе. И случилось в то время такое дело. Пошли два мужика на ярмарку. Один купил телегу, а другой кобылу. Запрягли кобылу в телегу и домой поехали. По дороге остановились отдохнуть. Легли и уснули. А проснулись, глядь — бегает у телеги молодой жеребеночек. Дядьки заспорили. Тот, чья телега была, говорит: «Жеребенок мой — это моя телега ожеребилась!» А тот, чья кобыла, на своем настаивает: «Нет, жеребенок мой — это моя кобыла ожеребилась!»
Спорили, спорили и порешили ехать к пану на суд.
Приехали, а пана нет дома.
— Рассуди хоть ты нас, — просят дядьки приемную панскую дочку.
Узнала девочка, какое у них дело, и говорит:
— Пусть тот из вас, чья кобыла, выпряжет ее из телеги и поведет под уздцы, а тот, чья телега, пускай тащит ее на себе в другую сторону.
За кем жеребенок побежит, тот и будет его хозяином.
Так дядьки и сделали. Жеребенок побежал за кобылою, на том спор у них и окончился.
Вернулся пан из-за границы и узнал, что умная девочка без него судила. Рассердился он, поднял крик:
— Что ж ты меня не послушалась? Теперь ты мне не дочка. Возьми себе из поместья что пожелаешь и ступай домой, чтоб я тебя больше не видел!
— Хорошо, — говорит девочка. — Но мне хочется на прощанье тебя вином угостить.
— Угости, — буркнул пан. — Только поскорей. Напоила его девочка вином, пан и уснул без памяти. Тогда велела она слугам запрячь лошадей, положила пана- в Карету и повезла домой. Дома с отцом вынесла его из кареты и перенесла в сени на кучу гороховины.
— Вот тебе, — говорит, — постель вместо перины. Отлеживайся себе.
Проснулся наутро пан, по сторонам озирается: где же это он? Увидал свою приемную дочку и спрашивает:
— Почему я тут, в грязной мужицкой хате лежу?
— Ты сам так захотел, — смеется девочка. — Ты мне сказал: «Бери себе из поместья что пожелаешь и ступай домой». Я и взяла тебя. Вставай, бери топор и мотыгу да иди вместо отца панщину отбывать. Ты мужик крепкий, будет работник из тебя неплохой.
Услыхал это пан, вскочил на ноги и так махнул назад в свое поместье, что только его и видели. Даже от лошадей с каретой отказался.
Последние комментарии
1 час 36 минут назад
10 часов 29 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад