Темный рассвет [Марина Эльденберт] (fb2)

Пролог

И надо же было этой грязной свинье его опередить! Жак Аркур скомкал бумажку и от души запустил ей в подставку для письменных принадлежностей, стоявшую на столе коллеги. Не далее как пару дней мерзкий ублюдок по имени Рено Фортискье написал откровенно слабенькую статью об пропавшей девушке, и Гранже прыгал до потолка, рассыпая комплименты, как коза горох. А ведь именно ему должна была достаться эта тема, именно ему, а не этому выскочке из глубинки, которую даже называть страшно. Единственное, чем тот мог гордиться — смазливая физиономия, молодость, да хорошо подвешенный язык, таким только мостовые мести.


— Чтоб тебя… — Аркур достал из нижнего ящика стола бутылку и от души к ней приложился. Выдал замысловатое ругательство, во время которого от засохшего цветка на окне отвалился очередной свернувшийся трубочкой листок. — Чтоб вас всех…


К кому это относилось, он и сам толком не знал. То ли к более удачливому и шустрому Фортискье, то ли к энгерийской дамочке-некромагу, из-за которой главный редактор газеты «Ольвиж сегодня» утратил расположение к своему лучшему — без преувеличения и без ложной скромности — журналисту! Раньше только ему он поручал самые смелые и самые дерзкие темы, за которые Жак брался с исключительным энтузиазмом. Не смущало его ни копание в нижнем белье именитых, ни их грандиозные провалы или тайные грешки, которые с радостью смаковали в каждом доме.


Запачкать руки он не боялся: так уж устроен мир — людям гораздо интереснее читать о дерьме и рыться в нем, потому что по большому счету все они свиньи. Что надменные аристократишки, сколь древняя кровь не текла бы в их жилах, что рабочие из самого занюханного района. Разница между ними только в счетах, между тем как первые гнут нос, а вторые исходят бессильной завистью. Вот только аристократишки оберегают свои тайны, как никто другой. Можно подумать, что Гранже этого не знает, да и как подобраться к этой энгерийской суке, когда его даже на порог в поместье де Ларне не пускают?


Сплюнув в грязно-серую пепельницу, где еще дымилась дешевая сигарета, Аркур поднялся и от души пнул стул, который с жалобным хрустом завалился на бок. Радовало только то, что и у проныр из «Вестника» полный ноль на эту тему. Большее, что они могут — пыхтеть о том, как опасна некромагия, особенно заключенная в бабах, у которых что ни час — новое настроение. Жак подхватил сюртук и вышел, миновал пустую конторку секретаря, вышел на улицу и запер дверь. Ночь уставилась на него светящимися глазами фонарей. Ольвиж готовился встречать зиму, а вскоре и новый год — переход в эпоху электричества. В свое время Жак написал обалденную статью об электричестве, о перспективах развития, и все ему рукоплескали, и даже «Ольвижский вестник» звал к себе в штат, но он тогда отказался, потому что там нужно было начинать с низов, а здесь все было на блюдечке. И где теперь это «все»?


Эхо доносило шум типографских станков, готовящихся снабжать столицу свежими новостями. Ссутулившись, он вогнал голову в сюртук по самый подбородок, запахнул хлипкий шарф — демонова поздняя осень, и быстро зашагал в сторону проспекта. Здесь лучше не задерживаться в такой час.


— Месье Аркур.


Голос раздался за его плечом, журналист вздрогнул и грязно выругался.


Только что ведь стоял один на пустой улице!


Обернулся — чтобы наткнуться взглядом на изящную фигуру, закутанную в плащ. Облегающие брюки заправлены в сапоги, плащ скрывает верхнюю часть наряда и грудь. Но баба, как пить дать баба — не может быть у парня при таком росте такого тонюсенького фальцета. Она стояла так, что разглядеть ее лицо не представлялось возможным — в тени, чуть поодаль от фонарей. Те несчастные клочки света, что могли бы показать лицо, пожирал глубокий провал капюшона. В остальном женщина была закутана в черное с ног до головы.


— Чего надо? — огрызнулся Жак.


Он был пьян, устал и хотел домой — надраться еще больше и завалиться спать до полудня. Завтра выходной, чтоб его, единственный выходной в этой адовой круговерти, в которой ему повезло родиться чуть больше тридцати лет тому назад. К тому же, его раздражало превосходство, с которым на него смотрела эта тень. А в том, что она смотрела с превосходством, не было никаких сомнений. Это выдавали расправленные плечи и поворот головы — за свою жизнь он сполна нагляделся на таких вот, как она. Богатенькие все смотрели так, а еще все они были до безумия заняты, когда речь заходила об интервью или о встрече. Но что богатенькая бабенка делает в этой части города? Одна.


— Вопрос в том, чего хотите вы.


Она приблизилась, и до него донесся тонкий аромат духов — резкие холодные нотки. От богачки веяло холодом, а еще у нее были странные глаза. Ярко-зеленые, слишком странные даже для привыкших сигналить по подворотням кошек, не говоря уже о человеке. Он еще не знал, что ей нужно, но уже чуял нутром, что наклевывается что-то интересное. Журналистское чутье не раз подводило его к сенсациям, разоблачениям, громким скандалам или убийствам. Несмотря на полицейских — эти еще большие сволочи, чем аристократы, на прессу смотрят как на тараканов, хотя сами всего лишь цепные псы закона. И прищемить им носы иногда бывает очень приятно.


— Судя по всему, у вас ко мне деловое предложение, — ухмыльнулся Жак.


От незнакомки по телу шла дрожь, но опасность и сенсация всегда идут рука об руку.


Женщина кивнула и, не говоря больше ни слова, быстрым шагом направилась по улице. Аркур огляделся по сторонам — не идет ли кто следом, а потом направился за ней. Они прошагали добрый квартал в молчании, и она ни разу не остановилась и не обернулась — так мог бы вышагивать привыкший к длительным переходам солдат, но не богатая девица. Да что говорить, у него самого с дыханием стало плохо — все-таки привычка курить до добра не доводит.


— Мадам… Мадемуазель… как вас там… куда мы идем?


— Сюда.


Жак не успел ничего понять — вскинутая рука пригвоздила его к стене, прямо в узкую щель между домами. Самое то для желающей пообжиматься парочки, вот только с этой змеюкой совсем не хотелось обжиматься: она наводила жуть одним своим присутствием.


— Вас ведь интересует история графини-некромага, месье Аркур. Как далеко вы готовы зайти?


Он чуть не взвыл от нахлынувшей радости, лишь усилием воли заставил себя остаться на месте и ничем ее не выдать. Кем бы ни была эта девица, ее эта история волновала не меньше. Возможно, она действительно могла помочь. Или же… об этом даже думать не хотелось… она здесь вовсе не за этим. Жак напряг слух, но шагов на улице не было слышно: никто не шел по его душу, чтобы избавиться от чересчур дотошного журналиста. Но с этой минуты все равно стоит быть очень и очень осторожным.


— Если и так, — негромко произнес он, подбирая слова, — мое расследование зашло в тупик. Эти двое заперлись в Лавуа, я пытался с ними поговорить, и…


— Вам не придется разговаривать с ними. Просто ненадолго отправиться в Маэлонию.


«Откуда вы вернетесь богатым и известным человеком».


Она этого не сказала, но Аркур услышал. Столь же явно, сколь увидел сияющее лицо Гранже и заголовки газет, статьи на первой полосе которых снова будут подписаны его именем. О да!


— Что-то я никак не пойму, о чем вы толкуете…


— О визите в нижние архивы Маэлонского Фонда Знаний.


На мгновение Жак забыл о жути, что наводила незнакомка. В нижние архивы Маэлонской библиотеки можно было попасть только по рекомендации кого-то из высшей аристократии. Там хранились летописи и древние знания, собранные со всего мира, на самых разных языках. Ему наверняка потребуется переводчик, чтобы разобраться в том, что она ему предлагает. Но что именно она предлагает? По ощущениям, глаза сейчас сияли не меньше, чем у нее.


— Мне понадобятся рекомендации.


— Здесь бумаги для вас и любого профессора-лингвиста, которого вы пожелаете привлечь к расследованию. — Женщина достала конверт. — Могу ли я на вас рассчитывать, месье Аркур? В вас достаточно сил, чтобы похоронить чету де Ларне?


Сил было достаточно, их придавала злоба. Слепая, бессильная ярость на всех этих чванливых аристократов, Фортескью и зазнаек из «Вестника». Такого запала хватит, чтобы похоронить графа с графиней и всю их родню вместе взятую, но сравниться с тем, что творилось внутри этой девицы, оно вряд ли могло. Странным был не только цвет глаз, ее взгляд вонзался ему в межбровье и выходил с другой стороны, словно жало стилета. За всю практику у него было множество информаторов, но эта… Запах подмерзшей плесени внезапно показался слишком резким, по затылку побежали струйки холодного пота.


— Можете, — голос внезапно сел и отказывался ему повиноваться. — Как мне к вам обращаться, мадам…


— С вас достаточно, что вы со мной разговаривали.


— Но я же должен знать, кого мне благодарить…


Бумаги легли ему на грудь, движение-молния, и в них уперся кончик кинжала. Странного, с рукоятью в виде чешуи. Одно неверное слово — и он с легкостью проткнет расположение неведомого до сей поры благодетеля, легко войдет ему в грудь. Почему-то Жак в этом не сомневался.


Стена под спиной неожиданно стала еще холоднее.


— Отблагодарите меня тем, что уничтожите эту энгерийскую девку и забудете о нашей встрече. Автора рекомендательных писем, — ее голос сочился ядом, а глаза засияли еще ярче. Хотя возможно, ему так просто показалось с перепугу, — тоже нежелательно упоминать. Мы друг друга поняли, Жак?


Она обратилась к нему по имени, а сердце оторвалось и ухнуло вниз.


— В-вполне.


— Замечательно.


Кинжал исчез, бумаги поползли вниз, и Аркур едва успел их подхватить.


— Изучите генеалогию семейства Биго и историю герцогства де Мортен, — насмешливо произнесла незнакомка, — это поможет в вашей работе. И не затягивайте, пока новость еще горяча. Я очень, очень на вас рассчитываю.


«Постарайтесь меня не разочаровать».


Этого она тоже не сказала, но журналистское чутье не пропьешь.


Прежде чем Жак успел открыть рот, она уже скользнула на улицу. Он даже не услышал шагов, но когда высунулся следом, женщины и след простыл. Зато со стороны проспекта вывернул старенький экипаж. Лениво стучали о мостовую колеса и цокали копыта. Извозчик, сонный как осенняя муха, правил лошадьми и явно никуда не спешил. Разве что домой, в теплую постель к женушке.


Журналист рукавом отер выступивший на лбу пот, чувствуя, как под одежду забирается прохлада. Не простудиться бы! Сейчас это будет очень некстати. Ничего, если задуманное удастся, ему больше не придется считать каждый ливрэ, ходить пешком и снимать квартиру в этом отстойнике, лишь по нелепой случайности именуемой домом.


Аркур шагнул под фонарь и извлек на свет рекомендации. Бегло пробежал взглядом, дернулся, когда наткнулся на подпись: «Его Сиятельство Флориан Венуа, граф д’Ортен».


Чтоб тебя!


Девица со странными глазами отошла на второй план, а глаза Аркура чудом не вылезли из орбит. Он воровато огляделся, поднес бумаги к лицу, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает, после чего спрятал во внутренний карман и поспешил домой.


Рекомендации племянника его величества, помощь демоницы со змеиными глазами, да хоть договор от самого Верховного! За сделку, которая поможет заткнуть за пояс всех выскочек и снова развернуть эту норовистую кобылу удачу к себе мордой, он готов расплатиться даже душой.


1



В Энгерию? Он хочет, чтобы мы уехали прямо сейчас?


— Я не могу! Винсент, это смешно. Вы понимаете, о чем просите?


Предположим, что мне удастся отложить дела в Равьенн, но Анри еще не до конца оправился после случившегося. Не думаю, что он будет свободно чувствовать себя в Мортенхэйме, да и я пока не готова говорить с родными о том, что произошло. А в том, что говорить придется долго и много, я не сомневалась.


— Я не прошу.


А вот это уже не смешно.


— У моего мужа предостаточно дел в Лавуа, чтобы бросать здесь все и бежать в Энгерию по первому вашему слову.


— Ему и не придется. — Винсент сложил руки на груди, меж бровей залегла складка, не предвещающая ничего хорошего. — Со мной возвращаетесь только вы. Этот брак изначально был ошибкой.


— Я так не думаю.


Брат медленно повернулся к мужу: если бы взглядом можно было ранить, Анри бы уже истекал кровью.


— Как давно вы знаете о магии моей сестры, граф?


— Предлагаю поговорить обо всем в кабинете, де Мортен.


У Винсента дернулась щека, глаза полыхали углями. Тем не менее он кивнул. Я направилась было следом за ними, но Анри преградил мне путь.


— Останься здесь, Тереза.


— Но…


— Пожалуйста.


В его «пожалуйста» было не меньше стали, чем в несколькими минутами ранее сказанных братом: «Я не прошу». Сложив руки на груди, отвернулась, пусть что хочет, то и делает. Но меня тут же развернули лицом к себе и легко поцеловали в нос. Запястье похолодело — тогда как внутри у меня бушевал горячий пустынный ветер. В самом сердце Теранийской пустыни такие ветра нередко приносили с собой беспощадные бури, играющие обжигающим песком. И горе тому, кто не успеет добраться в укрытие.


Анри вышел, а я обхватила себя руками.


Нет, ну как он себе это представляет? Что я буду спокойненько сидеть на месте, пока они там друг друга убивают?.. Не уверена даже, что сейчас это образное выражение: я слишком знаю этот Винсентов взгляд и еще лучше — легкий прищур мужа, проступающий через маску спокойствия. Даже если бы браслет мне ничего не подсказывал, и так все ясно.


Надо срочно что-нибудь придумать. Вот только что?


Идея пришла, как всегда, внезапно. Не такая уж и плохая, как может показаться на первый взгляд: эта ночь отметилась заморозками, наверняка, солнце еще не успело растопить корочки льда. Я вполне могу выйти прогуляться и поскользнуться, ну… скажем, под окнами его кабинета. Подвернуть ногу, например, а пока они будут разбираться с моей ногой, немного остынут.


А дальше разберусь уже я.


Сначала с одним, потом с другим.


Наскоро вытащила из шкафа накидку — некогда сейчас было тратить время на шарфы, пулей слетела вниз и выбежала из дома. Поправила волосы, набросила капюшон и поглядела под ноги. Да, поскользнешься тут, как же — разве что на собственном голом энтузиазме. Стараниями прислуги под бдительным оком Жерома уже с утра все вокруг дома была расчищено не только ото льда, но и ото всяких травинок-листиков, глазу не за что зацепиться.


Ладно, будем импровизировать. Не впервой.


Старательно делая вид, что наслаждаюсь звенящей осенней прохладой, я одарила улыбкой кучера экипажа, в котором приехал Винсент, и помахала нашему конюху. После чего подхватила юбки и степенным шагом, как полагается леди, решившей подышать свежим воздухом и взбодриться, направилась вдоль дома к окнам кабинета Анри. Не так уж долго туда было идти, но мне казалось, что я тащусь как охромевшая черепаха, которую накрыли медным тазом.


Ага, вот и они!


К моему счастью, шторы были не задернуты: муж и брат замерли друг напротив друга. Фух, успела! Но судя по сведенным бровям Винсента и дергающему запястье браслету, разговор уже зашел слишком далеко. Вот только никогда не знаешь, насколько. Я и отвлеклась-то всего на минуту — посмотреть, за что можно зацепиться ногой — как назло, ничего тут не было, чтобы «споткнуться», и за что рукой — чтобы безопасно упасть. А когда подняла голову, брат повел ладонью, и по кабинету прокатился поток магии армалов. То, что это был полог безмолвия, поняла уже когда рванулась вперед, жмякнула кулаком по раме, а носок ботинка угодил в невесть откуда взявшуюся ямку.


От души приложившись головой о стену, а потом щекой о стекло, успела только увидеть широко распахнувшиеся глаза Анри, и медленно поползла вниз. Прямо по окошечку. Говорят же, никогда не пытайся обмануть жизнь… точнее, пытаться-то можно, но делать это лучше менее травмоопасными методами. Например, можно было сказать, что чем-нибудь отравилась с вечера. Хотя когда я говорила такое отцу, чтобы получить выходной от занятий магией, у меня в самом деле начинало крутить живот. А может, просто мне так везло?..


Эта и множество других странных мыслей посещали меня, пока я лежала, глядя в безоблачное осеннее небо, синее как ленточки в волосах Лави или платье, которое мне подарил Анри. Надо было подняться, но малейшая попытка заканчивалась молоточками в висках. Ленточки, кстати, летали перед глазами — странные, полупрозрачные, похожие на скрученные спиральки. Еще летали искорки-звездочки — до тех пор, пока не раздался топот и их не затмили плавающие в разные стороны лица кучера и конюха, которые с какой-то радости наклонялись ко мне и почему-то кричали:


— Ма-ам! Ма-ам!


До меня как раз дошло, что это, должно быть, «мадам», когда кучер и конюх исчезли, а вместо них появились плавающие Анри и Винсент.


— Е-ре-а! — муж бережно подхватил меня на руки. — Ак ы, о лит?


Так мог звучать заикающийся арнейский, хотя предположительно, это было: «Тереза, как ты, что болит», — на чистом энгерийском, но уверенной быть не могу. Что-то у меня точно болело, но я никак не могла понять, что: затылок или макушка. Да и ногу, кажется, я все-таки подвернула. Ощущение полета и подпрыгивания, когда Анри поднимался по лестнице, добавило неприятных ощущений: теперь меня еще и затошнило. Попыталась ответить, получилось что-то вроде:


— Моя ноглова…


К счастью, свыше смилостивились над моим позором, и сразу после этого сознание отключилось.


Кто-то держал мою руку в своей, поглаживая. А кто-то водил пальцами по лбу… бр-р-р, холодными, почему-то мокрыми, но сильными. Голова раскалывалась на множество мельчайших кусочков, собиралась воедино, а потом раскалывалась вновь. Зато моя импровизация сработала. Косо-криво, но ведь сработала же!


— Вы за женой даже в собственном доме уследить не можете. Что уж говорить о чем-то большем.


— Лучше следите за своими словами, де Мортен. Как вы только что выразились, в моем доме.


Или не очень?


Приоткрыв глаз, обнаружила мужа по одну сторону кровати. Брат наблюдался справа: суровый и мрачный, держал в руках стакан с водой и чертил исцеляющие узоры армалов, глядя куда-то в район моей макушки. Анри тут же наклонился ко мне, с тревогой вглядываясь в лицо. Какое это счастье — видеть его на одном месте, а не постоянно кружащим надо мной, как июньский шмель.


— Как ты себя чувствуешь?


— Не очень… — я слабо улыбнулась.


Ну очень, очень слабо. Чтобы наверняка.


— Ничего. Сейчас полегчает, — холодно отозвался Винсент.


М-да. Об этом я как-то не подумала.


Боль и правда отступала — мягко, как океанская волна, унося за собой шум в ушах и тревогу из глаз Анри. Руки и ноги наливались теплом, да и в целом я себя чувствовала превосходно. Ну, если исключить взгляды двух самых дорогих мне мужчин — колючие, хлесткие, стоило им скреститься подобно лезвиям кардонийских стилетов.


— Я люблю вашу сестру, де Мортен.


— Так любите, что обрекаете ее на жизнь с оглядкой, сплетни и косые взгляды?


Брови Винсента сошлись, снова прочертив на переносице глубокую складку. Глаза Анри похолодели — насколько можно назвать холодным расплавленное золото. Но сейчас в него медленно вливали лед, оставляя застывать на ветру.


— Я сделаю все, чтобы она была счастлива.


— Вы уже достаточно всего наделали. Я политик, де Ларне, и в отличие от вас привык смотреть вперед, а не только себе под ноги.


— Так поднимите голову и подумайте о чувствах Терезы.


— С каких это пор вас интересуют ее чувства? — В голосе Винсента звучала смазанная ядом сталь. — С того дня, как вы обманом стали ее мужем? Я поклялся защищать сестру, а вместо этого отдал вам. Но вы даже с этим не справились, позволили ее силе прогреметь на весь мир. Настоящий мужчина не создает женщине проблемы, а решает их. В ваших же интересах решить эту проблему как можно скорее. Тереза подаст на развод, вы подпишете бумаги. И сделаете заявление в прессе, что она ни о чем не знала, соглашаясь на этот брак.


— И не подумаю! — рявкнула я. — Я обо всем знала с той самой минуты, как переступила порог нашего дома в Лигенбурге.


— Что ж, в таком случае вы просто глупая девица.


Анри поднялся, его яростью меня полоснуло наотмашь.


— Позвольте напомнить, де Мортен, что вы говорите с моей женой и о моей жене. Так что извольте выбирать выражения, или я выкину вас в окно.


— Не советую со мной играть, де Ларне, — брат сцепил руки за спиной, словно опасался пустить их в ход. — Однажды вам уже удалось обвести меня вокруг пальца, но повторить не получится. Подпишите бумаги о разводе, и я оставлю вас в покое. Откажетесь — и я разберу ваше прошлое на кусочки. Найду то, что позволит мне от вас избавиться. Так или иначе.


Слова брата били с опозданием, но точно и в самое сердце. Наверное, так же чувствуется боль от удара шиинхэ — когда расходится рана, а не когда наносишь удар. Сколько раз за последние дни Анри задавался теми же вопросами? Сколько раз вспоминал о том, как от меня отказался и думал, что так было бы лучше для нас обоих? Сколько раз ненавидел себя за то, что бессилен перед любой магией, хотя за спиной маячит тень Эльгера? И сумеем ли мы справиться с этим? Даже вместе.


— Тереза. — Анри предупреждающе сжал мои пальцы, но смотрела я только на Винсента.


Меня колотило от ярости.


— Вы… — голос сорвался. — Вы просто недалекий, зацикленный на себе монстр!


Брат медленно, угрожающе медленно повернулся ко мне, позволяя костру в темных глазах разгореться адовым пламенем. Но опомниться я ему не позволила.


— Вы говорите о моем муже. Он спас мне жизнь, когда моя сила впервые вырвалась из-под контроля! А вы с папочкой только и делали, что прятали меня от всего мира! Заставляли стесняться собственной силы. Вместо того, чтобы показать, на что я на самом деле способна, твердили, что никто не должен об этом знать! Даже сейчас говорите так, словно меня уличили в чем-то постыдном. Всю мою сознательную жизнь я слышала, что некромагия — не для женщин, что это ужас и кошмар, проклятие, с которым я родилась! Что я сама — проклятие!


— Де Мортен, — резкость Анри почему-то ударила и по мне: из легких словно весь воздух выпустили. — Вернемся к этому разговору позже. Терезе нужно отдохнуть.


— С вами мне больше не о чем говорить. Я хочу побеседовать с сестрой.


— О чем? — ядовито переспросила я. — О сплетнях, которые могут повредить вашей репутации в парламенте? Вот только когда вы женились на Луизе, об этом почему-то не подумали.


Теперь Винсент дернулся, словно от удара. В глазах его промелькнула боль, но лишь на миг, сменившись привычной обжигающей твердыней.


— Вам придется выбрать, Тереза. Либо вы возвращаетесь со мной в Мортенхэйм, либо можете забыть о том, что вы мне сестра.


Я вздрогнула и тут же хлопнула дверь, как пощечина — наотмашь. Отскочила от косяка и жалобно приоткрылась, словно поманила за собой чтобы отменить случившееся. Но я осталась на месте, замерла в объятиях Анри. Он укачивал меня, как ребенка, гладил по спине, но даже от прикосновений его ладони сейчас не становилось теплее. Последний раз мы так поссорились из-за Луизы, из-за вскрытого письма, но тогда я была виновата и просила прощения. Да, я тоже была не в восторге от Луизы, но когда поняла, как сильно они любят друг друга, приняла ее как сестру. Сейчас же не чувствовала ничего, кроме обиды — едкой, жгучей, что затопила грудь и мешала дышать.


— Не хочу его видеть, — прошептала мужу в плечо. — Никогда больше!


— Не говори того, о чем потом пожалеешь, Тереза.


— Не пожалею, — буркнула я.


— Обязательно пожалеешь. Вы, Биго, как гренуэрские скорпионы. Когда начинаете жалить, остановиться уже не можете. И почему-то рядом с самыми близкими ваши жала острее всего.


— Как вы можете его защищать? — вскинулась я. — После всего, что он наговорил, после…


— Если ты заметила, я сказал «вы», — Анри поцеловал меня в кончик носа. Он казался расслабленным, но обмануть мог кого угодно, кроме меня: холод покалывал запястье тонкими иглами, растекаясь по руке и подбираясь к сердцу. — А пока кое-кому стоит отдохнуть. Обещаешь сегодня больше не падать?


Я потянулась за уцелевшей подушкой, чтобы напомнить кое-кому о том, как опасно злить обиженных женщин, но он перехватил мои пальцы. Сжал руку в кулак и поднес к губам. И я сама не поняла, как утонула в его объятиях.


2



— Почему твой брат хочет, чтобы ты уехала?


Я засмотрелась в окно, поэтому вопрос застал меня врасплох. Перевела взгляд на Софи: она сидела на стуле и болтала ногами. Недавно Мэри уложила ей волосы и аккуратно перевязала бантами, которые почему-то снова съехали. Не представляю, как она это делает.


— Подслушивала?


Я попыталась возмутиться, но получилось плохо: весь запал ушел в ссору с Винсентом. Сейчас я напоминала ароматический мешочек с травами, который неожиданно развязался. Вроде и можно смести засушенные цветочки веником и запихнуть обратно, но толку от этого ноль.


— Вот еще! Вы так кричали, что на другом конце Лавуа было слышно.


Да. Про полог безмолвия никто из нас в тот момент не вспомнил.


— На самом деле я не слушала, — поспешила заверить девочка. — Просто у меня теперь есть это!


Софи открыла ящик туалетного столика и выудила на свет видавшие виды гадальные карты. Я могла бы предположить, что она нашла их в антикварном магазинчике в Ларне или в какой-нибудь лавке мистика, но выглядели они так, словно ими пользовались постоянно. И почему-то я сомневалась, что эти мохры с выцветшими картинками принял бы в коллекцию даже самый упертый в своей страсти антиквар.


— Откуда они у тебя?


— Пока вас не было, мы с Мэри и Жеромом ездили в Ларне. А рядом с городом, за лесом, как раз остановился мой народ… Мы немного посидели со всеми у костра, а еще потанцевали… — Софи бросила карты на столик, от чего они раскрылись корявым веером, и закружилась по комнате, вскидывая руки и прихлопывая в такт слышимой только ей одной музыке. — Мэри так смешно прыгала…. И Лайза подарила мне карты, сказала, что они меня выбрали. А еще, что они заговоренные и всегда расскажут только правду. Ну, или промолчат.


Она танцевала так, словно всю жизнь этим занималась — природная грация, необузданные обнаженные чувства. Так только дети умеют, без опаски ошибиться или сделать неправильный шаг, не думая о том, как выглядят со стороны. А выглядела она маленькой дикаркой: раскрасневшаяся, волны волос вспарывают воздух и платье кружится вместе с ней. Отчетливо представилось, как взлетает в такт свободной песне нонаэрянская расписная юбка. Какой Софи станет, когда вырастет? Захочет ли жить в нашем мире, или вернется в свой?


Девочка поймала мой взгляд, сделала еще несколько шагов и замерла.


— Что? — спросила немного смущенно. — Я снова веду себя не как положено мадмуазель?


Марисса, которая не теряла надежды в самом ближайшем будущем найти Софи гувернантку, добровольно взяла на себя обязанности воспитательницы. Получалось у нее через раз, но что-то все-таки получалось. Например, «положено мадмуазель». Мне вдруг стало смешно. ...

Скачать полную версию книги