Жара [Ли Чайлд] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ли Чайлд

Жара

Мужчине уже за тридцать, подумал Ричер, он довольно плотный, и ему жарко. Он весь вспотел в своём костюме. Женщина, стоявшая к нему лицом, возможно, была моложе, но не намного. Ей тоже было очень жарко и она была напугана. Или напряжена, по крайней мере. Это было видно по ней. Мужчина стоял слишком близко к ней, и ей это не нравилось. Была почти половина девятого вечера, и быстро темнело, но не становилось прохладнее. Передавали, что сегодня больше тридцати семи градусов. Настоящее пекло. Среда, 13 Июля 1977, Нью-Йорк. Ричер всегда точно знал дату. Это был его второй самостоятельный выход.

Человек положил ладонь плотно на грудь женщины, прижав влажную ткань к коже и шевеля большим пальцем в вырезе декольте. Не нежный жест, но, в то же время, и не агрессивный. Нейтральный, как у врача. Женщина не отступала, она просто застыла на месте, оглядываясь вокруг. Видела она немногое. Нью-Йорк, половина девятого вечера, но улица была пустынна. Было слишком жарко. Уэйверли, между Шестой авеню и Вашингтон Сквер. Люди появятся позже, если вообще появятся.

Вдруг мужчина отнял свою руку от груди женщины, резко бросив её вниз, как будто хотел сбить пчелу с её бедра, а затем вернул обратно по большой дуге и ударил её со всей силы по лицу, жестко, с силой, достаточной для солидной затрещины, но его рука и её лицо были слишком влажными, чтобы получился щелчок, похожий на пистолетный выстрел, поэтому получилась обычная пощечина. Голову женщины отбросило в сторону, и звук эхом отразился от стен из обожжённого кирпича.

Ричер крикнул:

— Эй.

Мужчина обернулся. У него были темные волосы и темные глаза, его рост был примерно пять фунтов и десять дюймов, и вес около двухсот фунтов и его рубашка просвечивала от пота.

Он сказал:

— Исчезни, малыш.

В эту ночь Ричеру оставалось три месяца и шестнадцать дней до его семнадцатого дня рождения, но физически он выглядел намного старше. Он был так высок, каким должен был стать уже во взрослом возрасте, но ни один здравомыслящий человек не назвал бы его худым. В нём было шесть футов и пять дюймов и двести двадцать фунтов, и это были одни мышцы. Полностью законченное изделие, причем законченное совсем недавно, только с конвейера. Его зубы были белыми и ровными, глаза синими, волосы густыми и волнистыми, а кожа гладкой и чистой. Шрамы, морщины и мозоли были еще только в перспективе.

Мужчина добавил:

— Прямо сейчас, малыш.

Ричер сказал:

— Мэм, вам нужно отойти от этого парня.

Женщина так и сделала, отступив назад сначала один шаг, затем другой, и выйдя из зоны доступности. Мужчина спросил:

— Ты знаешь, кто я такой?

Ричер спросил:

— А какая разница?

— Ты наезжаешь не на тех, с кем можно так поступать.

— Не на тех? — сказал Ричер. — Вообще-то, это множественное число. Тебя здесь много?

— Сейчас узнаешь.

Ричер огляделся вокруг, на улице было по-прежнему пустынно.

— И когда же я узнаю это? — сказал он. — По-видимому, не сразу.

— Похоже, ты считаешь себя очень крутым парнем?

Ричер сказал:

— Мэм, я не против остаться здесь один, если вы хотите удалиться.

Женщина не двигалась. Ричер посмотрел на неё и сказал:

— Может, я что-то не так понял?

Мужчина сказал:

— Исчезни, малыш.

Женщина добавила:

— Вам не нужно вмешиваться.

— Я и не вмешиваюсь, — сказал Ричер. — Я просто стою здесь на улице.

Мужчина сказал:

— Иди, постой на какой-нибудь другой улице.

Ричер повернулся, посмотрел на него и спросил:

— Кто-то умер, и тебя назначили мэром?

— Это уже наглость, малыш. Ты не знаешь, с кем говоришь, и еще пожалеешь об этом.

— Когда сюда подойдет еще кто-то? Ты это имеешь в виду? Потому что сейчас здесь только ты и я. И я не вижу в этом ничего плохого, по крайней мере, для меня, если только не окажется, что у тебя нет денег.

— Денег?

— Ну да, чтобы я их забрал.

— Так ты собираешься ограбить меня?

— Не грабить тебя, — сказал Ричер, — а восстановить историческую справедливость. Старый принцип, даже где-то традиция. Ты проиграл войну, значит ты отдаешь мне свои сокровища.

— А мы разве в состоянии войны, ты и я? Потому что, если это так, ты проиграешь, малыш. Мне всё равно, насколько большим парнем ты считался в своей кукурузной деревне. Я просто надеру тебе задницу. И это будет больно.

Женщина была всё еще в шести футах от него, но пока не двигалась. Ричер снова посмотрел на нее и спросил:

— Мэм, этот джентльмен с вами в браке, или связан какими-нибудь отношениями, или знаком вам по общей компании или работе?

Она сказала:

— Я не хочу, чтобы вы вмешивались. — Женщина была моложе мужчины, конечно, но не намного. Примерно столько же, ну, может, двадцать девять. Неяркая блондинка, и если бы не ярко-красный отпечаток от пощечины, она бы очень хорошо выглядела для женщины своего возраста. Но она была худой и нервной. Возможно, у неё было много стрессов в жизни. Она была одета в свободное летнее платье, которое заканчивалось выше её колен, и носила сумочку через плечо.

Ричер спросил:

— По крайней мере, скажите мне, во что вы не хотите, чтобы я вмешивался. Это какой-то случайный парень пристал к вам на улице, или это не так?

— А что еще это может быть?

— Домашняя ссора, возможно. Я слышал о парне, который ввязался в чужую ссору, а затем жена налетела на него, как сумасшедшая, за то, что он сделал больно её мужу.

— Я не замужем за этим человеком.

— Но он вообще вам интересен?

— В смысле, заботит ли меня его благополучие?

— Именно это я и имею в виду.

— Абсолютно нет. Но вы не должны вмешиваться. Лучше уходите. Я сама разберусь с этим.

— Может, мы уйдём отсюда вместе?

— Сколько тебе лет, кстати?

— Достаточно взрослый, — сказал Ричер, — для прогулок, по крайней мере.

— Я не хочу отвечать за тебя. Ты еще ребенок. Ты просто невинный свидетель.

— Этот парень опасен?

— Очень.

— Он не выглядит таким.

— Внешность может быть обманчивой.

— Он вооружен?

— В городе он не может себе это позволить.

— Так что он собирается делать? Брызнуть на меня потом?

Это было уловкой. Парень достиг точки кипения, оскорблённый тем, что они разговаривали так, словно его там не было, тем, что его назвали потным, хотя он явно был им, и он ринулся в атаку. Его пиджак развевался, галстук сполз, а влажная рубашка прилипла к телу. Ричер сделал ложный выпад в одну сторону, а шагнул в другую, и тот промахнулся, Ричер сделал подсечку, и парень споткнулся и упал. Он встал достаточно быстро, но Ричер уже отступил, развернулся и был готов для следующего действия, которое выглядело, как точное повторение первого, за исключением того, что Ричер доработал его немного, заменив подсечку на удар локтем в висок, который был у него был очень хорошо поставлен. В свои почти семнадцать Ричер был подобен совершенно новой машине, всё еще блестящей, хорошо смазанной, гибкой, подвижной, прекрасно сбалансированной, специально разработанной NASA и IBM по заказу Пентагона.

Парень оставался на коленях немного дольше, чем в первый раз. Жара удерживала его там. Ричер понял, что тридцать семь градусов, о которых он слышал, скорее всего было на открытом месте, где-нибудь в Центральном парке, на какой-нибудь маленькой метеостанции. В узких кирпичных ущельях Вест-Виллидж, ближе к огромным каменным плитам тротуара, похоже, были все сорок девять. Плюс влажность. Ричер был одет в старые брюки цвета хаки и голубую футболку с длинными рукавами, и то, и другое выглядело так, словно он падал в реку.

Парень встал, тяжело дыша и пошатываясь. Он упирался руками в колени.

Ричер сказал:

— Брось, старина. Поищи себе кого-нибудь другого, чтобы поколотить.

Ответа не последовало. Парень выглядел так, словно он ведёт внутренний спор с самим собой. Это длилось долго. Очевидно, нужно было рассмотреть аргументы с обеих сторон. За и против, плюсы и минусы, затраты и прибыли. Наконец парень сказал:

— Ты умеешь считать до трёх с половиной?

Ричер ответил:

— Думаю, да.

— За столько часов ты должен исчезнуть из города. После полуночи ты покойник. До этого тоже, если я увижу тебя снова, — парень выпрямился и пошел прочь, назад к Шестой Авеню, быстро, словно приняв решение, его каблуки позвякивали по раскалённым камням, как у очень занятого человека, который только что вспомнил о важном поручении. Ричер наблюдал за ним, пока тот не исчез из виду, затем повернулся к женщине и сказал:

— В какую сторону вы направляетесь?

Она указала в противоположном направлении, в сторону Вашингтон Сквер, и Ричер сказал:

— Тогда у вас должно быть всё в порядке.

— У тебя есть три с половиной часа, чтобы выбраться из города.

— Я не думаю, что он говорил серьезно. Он сбежал, но при этом пытался сохранить лицо.

— Он говорил серьезно, уж поверь мне. И ты еще ударил его в голову. О, боже.

— Кто он?

— А кто ты?

— Просто парень, проходивший мимо.

— Откуда ты вообще взялся?

— В настоящий момент из Поханга.

— Где это, черт возьми?

— Южная Корея, лагерь морской пехоты в Mуджуке.

— Ты что, моряк?

— Нет, сын моряка. Мы идем туда, куда нас направляют. Но занятия закончились, и я путешествую.

— Самостоятельно? Сколько тебе лет?

— Будет семнадцать осенью. Не беспокойтесь за меня. Я не тот, кого можно бить на улице.

Женщина ничего не сказала.

Ричер сказал:

— Кто этот парень?

— Как ты здесь оказался?

— Автобусом до Сеула, самолетом в Токио, самолетом на Гавайи, самолетом в Лос-Анджелес, самолетом в аэропорт Кеннеди, автобусом до автовокзала Портового Управления. Дальше пешком.

«Янки» были на выезде, в Бостоне, и это было главным разочарованием. У Ричера было чувство, что этот год будет особенным. С приходом Реджа Джексона должно было что-то измениться. Длинной серии проигрышей уже пора заканчиваться. Но Ричеру не повезло. На стадионе «Янки» было темно. Альтернативой был стадион «Шей», «Чикаго Кабс» против «Нью Йорк Метс». В принципе Ричер ничего не имел против бейсбола в исполнении «Метс», каким бы он ни оказался, но, в конце концов, притяжение музыки, доносившейся из центра города, оказалось сильнее. Он решил, что пересечет площадь и проведает девушек из летней школы Нью-Йоркского университета. Одна из них, возможно, пойдет с ним. А может и нет. Но попробовать стоило. Он был оптимистом, и строил гибкие планы.

Женщина спросила:

— Как долго ты уже путешествуешь?

— Теоретически я свободен до сентября.

— Где ты остановился?

— Я только приехал сюда и еще не решил.

— Твои родители нормально к этому относятся?

— Моя мать волнуется, она читала про Сына Сэма в газете.

— Она и должна волноваться, ведь он убивает людей.

— Пары, сидевшие в автомобилях, в основном. Так пишут. По статистике я вряд ли попаду в их число. У меня нет автомобиля, и я до сих пор хожу на своих двоих.

— В этом городе имеются и другие проблемы.

— Я знаю. Я должен был встретиться с моим братом.

— Здесь, в городе?

— В паре часов от города.

— Тебе лучше отправиться туда прямо сейчас.

Ричер кивнул:

— Я надеюсь успеть на последний автобус.

— До полуночи?

— Кто был этот парень?

Женщина не ответила.

Жара не спадала. Воздух был густым и тяжелым, и грохотал гром. Ричер слышал его с севера и запада. Возможно, собиралась настоящая гроза в Хадсон Вэлли, ревущая и громыхающая над медленным потоком меж высоких скал, подобно тому, что он читал в книгах. Свет постепенно темнел, становясь фиолетовым, словно погода готовилась к какому-то значительному событию.

Женщина сказала:

— Иди, проведай своего брата. Благодарю за помощь.

Красный отпечаток руки на ее лице постепенно исчезал.

Ричер спросил:

— У вас всё в порядке?

— Со мной всё будет хорошо.

— Как вас зовут?

— Джилл.

— Джилл, а дальше?

— Хемингуэй.

— Не родственница случайно?

— Кому?

— Эрнесту Хемингуэю, писателю.

— Не думаю.

— Вы свободны сегодня вечером?

— Нет.

— Меня зовут Ричер. Был рад познакомиться, — он протянул руку, и они пожали друг другу руки. Её рука была горячей и влажной, как будто у неё был жар. Впрочем, и его рука тоже. Тридцать семь градусов, а может и больше, и ни ветра, ни испарения. Лето в городе. Далеко на севере в небе вспыхивали молнии. Дождя не было.

Он спросил:

— Как давно вы с ФБР?

— А кто сказал, что я с ними?

— Этот парень — гангстер, ведь так? Организованная преступность? Всё это дерьмо про его людей, про то, что я должен покинуть город и тому подобное. Все эти угрозы. У вас была с ним встреча, и он проверял вас на наличие микрофона, когда положил руку вам на грудь. И я думаю, что он его обнаружил.

— Ты сообразительный парень.

— Где ваше прикрытие? Должен быть микроавтобус с людьми, прослушивающими в нём весь ваш разговор.

— Нет денег в бюджете.

— Я вам не верю. У города возможно, но федералы никогда не считают деньги.

— Лучше проведай своего брата. Это не твоя проблема.

— Для чего таскать на себе провода, если тебя никто не слушает?

Женщина завела руки за спину, опустила их вниз, пошевелила ими, покачивая, словно расслабляя пояс. Черная пластиковая коробка — небольшой диктофон — выпала из-под её платья, болтаясь на уровне колен и повиснув на проводе. Она опустила одну руку ниже платья и потянула за провод, помогая другой рукой. Она выгибалась и извивалась, и диктофон опустился на тротуар, за ним последовал тонкий черный провод с небольшим бутоном микрофона на конце.

Она сказала:

— Всё есть на плёнке.

Маленькая черная коробка была покрыта каплями пота от её спины.

Ричер спросил:

— Я сделал что-то не так?

— Я не вижу, как можно было избежать всего этого.

— Он напал на федерального агента. Это преступление, и я свидетель.

Женщина ничего не ответила, медленно обматывая провод вокруг диктофона. Затем сбросила сумку с плеча и уложила диктофон внутрь. Стало жарче и еще более влажно, чем раньше, словно горячее, мокрое полотенце укрыло рот и нос Ричера. Молний на севере стало больше, они медленно мерцали без перерыва, ослабленные толстым слоем воздуха. Дождь так и не начался.

Ричер сказал:

— Вы собираетесь позволить ему просто так уйти?

Женщина ответила:

— Это действительно не твоё дело.

— Я с удовольствием расскажу, что я видел.

— Суда не будет еще год. Ты будешь должен снова проделать весь этот путь. Ты хочешь добираться сюда на четырех самолетах и двух автобусах из-за пощечины?

— Через год я буду где-то в другом месте. Может быть, ближе.

— Или еще дальше.

— Запись должна остаться на ленте.

— Нужно иметь что-то большее, чем пощечина. Адвокаты будут смеяться надо мной.

Ричер пожал плечами. Слишком жарко спорить. Он сказал:

— Хорошо, желаю приятно провести вечер, мэм.

Она спросила:

— Куда ты сейчас?

— На Бликер Стрит, наверное.

— Ты не должен этого делать. Это на его территории.

— Или куда-нибудь поблизости, может в Бауэри. Там же везде есть музыка, верно?

— То же самое. Это всё его территория.

— Кто он?

— Его зовут Кроселли. Всё, что находится к северу от Хьюстона и к югу от Четырнадцатой, принадлежит ему. И ты его ударил в голову.

— Он один, и он не найдет меня.

— Это мафиози, и у него есть свои бойцы.

— Сколько?

— Ну, может, дюжина.

— Недостаточно. Слишком большая площадь.

— Он подключит все клубы и бары.

— В самом деле? Он расскажет людям, что испугался шестнадцатилетнего пацана? Не думаю, что так случится.

— Ему не нужно объяснять причину. И люди будут лезть из кожи вон, чтобы помочь. Они все хотят заработать за хорошее поведение проценты, как в банке. Ты не продержишься и пяти минут. Лучше отправляйся к своему брату. Я говорю серьезно.

— У нас свободная страна, — сказал Ричер. — Именно для этого вы и работаете, верно? Я пойду туда, куда хочу. Я шёл очень долго.

Женщина замолчала надолго.

— Ну, я тебя предупредила, — наконец, сказала она. — Я не могу больше ничего сделать для тебя.

И она пошла в направлении Вашингтон Сквер, а Ричер остался там, где стоял, совсем один на Уэверли, то задирая, то опуская голову, чтобы поймать немного воздуха для дыхания. Когда он последовал за ней примерно две минуты спустя, то увидел, что она уехала в автомобиле, который стоял всё это время в зоне, запрещенной для парковки. «Форд Гранада» 1975 года, подумал он, бледно-голубой, с виниловой крышей и большой зубастой передней решеткой. Автомобиль свернул за угол, как сухопутная яхта, и исчез из виду.

* * *
На площади было более пустынно, чем ожидал Ричер. Во всём была виновата жара. Пара непонятных черных парней слонялась вокруг, вероятно, дилеры, и это было всё. Не было ни шахматистов, ни людей, выгуливающих собак. Но по пути на восточную сторону площади он увидел трех девушек, направляющихся в кафе. Студентки, наверное: длинные волосы, загар, стройные, может быть, на два или три года старше него. Он направился к ним, но увидел телефонную будку по пути. Найдя работающий автомат с четвертой попытки, он выудил горячую и влажную монету из кармана и набрал номер коммутатора Вест Пойнта, который хорошо помнил.

Монотонный мужской голос ответил:

— Военная академия США, куда вас переключить?

— Кадет Джо Ричер, пожалуйста.

— Оставайтесь на линии, — сказал голос, показавшийся Ричеру знакомым. В Вест-Пойнте было правилом удерживать линию, это делалось для борьбы с некоторыми проблемами, включая врагов иностранных и отечественных, а иногда и с прогрессом. Вест-Пойнт относился к армии и являлся не совсем обычным выбором для старшего сына морпеха, но Джо остановил свой выбор на нём и утверждал до сих пор, что всё ему нравится. Ричер пока не решил, куда поступать. Возможно, в Нью-Йоркский университет, к девушкам. Кстати, эти трое в кафе выглядели очень неплохо. Но он не строил никаких планов, шестнадцать лет пребывания в морской пехоте вылечили его от этого.

Телефон щелкнул, и загудел, когда вызов перевели на другой номер. Ричер достал еще одну горячую и влажную монету из кармана и приготовил её. Было без четверти девять, было темно и становилось всё жарче, если такое возможно. Пятая авеню была похожа на длинный узкий каньон, раскинувшийся на север перед ним. Вдалеке, низко над горизонтом, в небе полыхали зарницы.

Уже другой голос сказал:

— Кадет Ричер в настоящее время недоступен. Оставите сообщение?

Ричер сказал:

— Пожалуйста, передайте, что его брат задержится на двадцать четыре часа. Я заночую в городе и встречусь с ним завтра вечером.

— Вас понял, — сказал голос равнодушно, и соединение разорвалось. Ричер убрал вторую монетку обратно в карман, повесил трубку и направился к кафе на восточной стороне площади.

* * *
Кондиционер над дверью кафе был включен на полную мощность, он сильно трясся и дребезжал, но не снижал температуру кафе ни на градус. Девушки сидели все вместе в кабинке на четверых с высокими стаканами, полными кока-колы и таявшего льда. Две из них были блондинки, а одна — брюнетка. Все они имели длинные гладкие ноги и прекрасные белые зубы. Брюнетка была в коротких шортах и рубашке без рукавов и на пуговицах, а блондинки были в коротких летних платьях. Все они выглядели умными, сообразительными и полными энергии. Настоящие американцы из журналов. Ричер видел таких девушек только в старых, замусоленных журналах «Time», «Life» и «Newsweek» в Mуджуке и на каждой базе, где им приходилось жить. Они были кем-то из будущего, из сказок, и он восхищался ими издалека.

И вот он стоял у двери под ревущим кондиционером и восхищался ими совсем близко, но понятия не имел, что делать дальше. Жизнь на базе морской пехоты дала ему много, но совершенно не научила, как преодолеть расстояние в пятнадцать футов от двери до стола в кафе Нью-Йорка. До этого момента его несколько побед не являлись на самом деле победами вообще, это были, скорее, взаимные эксперименты девушек из Корпуса, таких же одиноких, как и он сам, так же желающих этого и полных азарта и безрассудства. Единственным минусом являлись их отцы, которые все без исключения были тренированными убийцами с достаточно консервативными взглядами. Три студентки, сидевшие перед ним, были совсем другой историей. Гораздо проще с точки зрения родителей, очевидно, но гораздо сложнее с другой стороны.

Он думал мгновение.

Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Ричер двинулся вперед, пятнадцать футов — и он подошел к их столу и сказал:

— Вы не будете против, если я присоединюсь к вам?

Они все посмотрели на него удивлённо. Девушки были слишком вежливы, чтобы сказать ему, чтобы он убирался, но слишком благоразумны, чтобы разрешить ему присесть. Нью-Йорк, лето 1977 года. Полыхающий Бронкс, сотни убийств, Сын Сэма. Необъяснимая паника везде.

Он сказал:

— Я здесь недавно. Вы не подскажете, где можно послушать хорошую музыку?

Молчание. Две пары голубых глаз и одна пара карих смотрели на него.

Он спросил:

— Вы куда-нибудь собираетесь сегодня вечером?

Брюнетка ответила первой.

Она сказала:

— Возможно.

— Куда?

— Пока не знаю.

Подошла официантка чуть старше по возрасту, чем сами студентки, и Ричер незаметно сместился в место, где её приближение не оставляло ему выбора, кроме как сесть. Как будто его смело движением. Брюнетка отодвинулась, оставив дюйм между своим бедром и его. Виниловая скамейка была липкой от жары. Он заказал кока-колу, было слишком жарко для кофе.

Наступило неловкое молчание. Официантка принесла кока-колу Ричера, и он сделал глоток. Блондинка, сидевшая напротив, спросила его:

— Ты из Нью-Йоркского университета?

— Я пока учусь в средней школе, — сказал он.

Девушка немного смягчилась, как будто он был редкой диковиной.

— Где? — спросила она.

— В Южной Корее, — сказал он. — Семья военного.

— А, фашист, — сказала она. — Отвали.

— А чем зарабатывает на жизнь твой отец?

— Он юрист.

— Сама отвали.

Брюнетка рассмеялась. Она была на дюйм ниже других, и её кожа была чуть темнее. Она была стройной, почти как эльф. Ричер слышал это слово, но оно значило не много для него, потому что он никогда не видел эльфов.

Брюнетка сказала:

— В клубе CBGB могут быть «The Ramones» или «Blondie».

Ричер сказал:

— Я пойду, если вы пойдете.

— Это плохой район.

— По сравнению с чем? С Иводзимой?

— Где это?

— Это остров в Тихом океане.

— Звучит неплохо. А пляжи там есть?

— Полно. Как вас зовут?

— Крисси.

— Рад познакомиться с вами, Крисси. Меня зовут Ричер.

— Это имя или фамилия?

— Это всё.

— У вас только одно имя?

— Так меня все зовут.

— Итак, если я иду в CBGB с вами, вы обещаете быть всегда рядом?

По разумению Ричера, это был вопрос, ответ на который очевиден, из серии «спят ли медведи в лесу?» или «является ли Папа католиком?» Он сказал:

— Конечно, рассчитывайте на меня.

Блондинки на противоположной стороне стола начали ерзать с сомневающимся видом, и Ричер сразу же понял, что они не пойдут с ними, а это был верный знак, что всё получится. Как зеленый сигнал светофора. Прогулка один-на-один, как на настоящем свидании. Девять часов вечера, среда, 13 июля в Нью-Йорке, и его первая победа на гражданке приближалась, как стремительно мчащийся поезд. Он чувствовал, как она надвигается, как землетрясение, и задумался, где находится общежитие Крисси. Где-то рядом, решил он.

Он продолжал потягивать кока-колу, когда Крисси сказала:

— Ну пошли, Ричер.

* * *
Ричер оставил деньги на столе за все четыре кока-колы, что посчитал вполне джентльменским поступком. Он вышел за Крисси в дверь, и ночной жар ударил их обоих, как молотом. Девушка приподняла волосы с плеч тыльной стороной ладоней, и он увидел влажный блеск на её шее. Крисси спросила:

— Как далеко это?

Он сказал:

— Вы никогда там не были?

— Это плохое место.

— Я думаю, нужно пройти на восток около пяти кварталов, миновать Бродвей и Лафайет и повернуть к Бауэри. Затем около трех кварталов на юг до угла Бликер Стрит.

— Очень жарко.

— Это уж точно.

— Может, стоит взять мою машину. Хотя бы из-за кондиционера.

— У тебя есть машина?

— Конечно.

— Здесь, в городе?

— Вон там, — и она указала на небольшой хэтчбек, стоявший на обочине в пятидесяти футах от них.

«Шевроле Шеветт», подумал Ричер, может быть, год от роду, возможно, светло-голубой, хотя трудно точно определить цвет под желтыми фонарями.

Он спросил:

— Разве не очень дорого содержать автомобиль в городе?

Девушка ответила:

— Парковка бесплатно после шести часов.

— А что делать с ним днём?

Она остановилась на мгновение, словно пытаясь отыскать тайный смысл в его вопросе, затем сказала:

— Я живу не здесь.

— А я думал, вы здешняя. Извините, ошибся. Я считал, что вы из Нью-Йоркского университета.

Она покачала головой и сказала:

— Сара Лоуренс.

— А кто это?

— Это колледж там, откуда мы приехали. В Йонкерсе, к северу отсюда. Иногда мы приезжаем сюда посмотреть, что новенького. В этом кафе бывают парни из Нью-Йоркского университета.

— Выходит, мы оба не местные?

— Только не сегодня вечером, — сказал Крисси.

— И что твои подруги собираются делать?

— В каком смысле?

— Я о том, как они доберутся домой сегодня вечером.

— Я собираюсь отвезти их, — сказала Крисси. — Как обычно.

Ричер ничего не сказал.

— Ну, они буду ждать, — сказала Крисси. — Это часть уговора.

* * *
Кондиционер в «Шеветте» был почти таким же паршивым, как и в кафе, но что-нибудь всегда лучше, чем совсем ничего. Несколько человек медленно бродили на Бродвее, как призраки в призрачном городе, еще немного — на Лафайет, так же медленно, да бездомные на Бауэри ожидали открытия ночлежек. Крисси припарковалась в двух кварталах к северу от места встречи, на Грейт Джонс Стрит, между двумя автомобилями: у одного было разбито переднее стекло, а у другого — заднее. Но место парковки находилось под рабочим фонарем, что было самым лучшим возможным вариантом за неимением команды вооруженных охранников или своры злых собак, или того и другого одновременно. В любом случае, оставить автомобиль на Вашингтон Сквер не было бы безопаснее. Они снова вышли в жару и направились к повороту сквозь воздух, настолько плотный, что его можно было есть. Небо было таким же горячим и тяжелым, как железная крыша в полдень, оно по-прежнему с неиссякаемой энергией полыхало на севере зарницами, которые обещали многое, но не приносили ничего.

Дверь клуба не была перегорожена лентой, и Крисси подумала, что это хорошо, потому что означало, что можно будет занять места перед сценой, в случае, если «Ramones» или «Blondie» действительно будут выступать этим вечером. Парень внутри взял у них деньги, и они прошли мимо него в жару, шум и темноту, к бару, представлявшему собой длинное низкое помещение с тусклым светом, отпотевшими стенами и красными барными стульями. Внутри было человек тридцать, двадцать восемь из них дети не старше Крисси, плюс один человек, которого Ричер уже знал, и еще один человек, которого, он был уверен, еще узнает очень хорошо и довольно скоро. Знал он Джилл Хемингуэй, по-прежнему худую и нервную блондинку, всё еще в своём коротком летнем платье. Тот же, кого он еще должен был хорошо узнать, был очень похож на Кроселли. Двоюродный брат, возможно. Он был такого же размера и возраста, и был одет так же, что означало пропотевший костюм и рубашку, прилипшую к влажному и волосатому брюху.

Джилл Хемингуэй увидела Ричера раньше, но лишь на секунду. Она отодвинула стул и сделала шаг, но парень в костюме тут же начал щелкать пальцами и жестами просить телефон. Бармен поставил аппарат перед ним, и тот начал набирать номер. Хемингуэй протиснулась сквозь редкую толпу, подошла к Ричеру вплотную и сказала:

— Ты идиот.

Ричер сказал:

— Джилл, это моя подруга Крисси. Крисси, это Джилл, я с ней познакомился чуть раньше сегодня вечером. Она агент ФБР.

Рядом с ним Крисси сказала:

— Привет, Джилл.

Хемингуэй выглядела слегка опешившей, но ответила:

— Привет, Крисси.

Ричер спросил:

— Вы пришли сюда послушать музыку?

Хемингуэй сказала:

— Я здесь потому, что это одно из немногих мест, где Кроселли не пользуется полной поддержкой. Следовательно, это одно из немногих мест, которое я знаю, где он должен был поставить своего парня. Я здесь, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится.

— Как вы узнали, что я приду сюда?

— Ты живешь в Южной Корее. Что еще ты хочешь услышать?

Крисси сказала:

— Объясните мне, что именно мы обсуждаем?

Парень Кроселли всё еще разговаривал по телефону.

Ричер предложил:

— Давайте, присядем.

Хемингуэй сказала:

— Нет, лучше катимся отсюда ко всем чертям.

Крисси спросила:

— Что, черт возьми, происходит?

Рядом с пустой сценой стояли крошечные столики. Ричер раздвинул толпу сначала левым, затем правым плечом и сел спиной в угол, так, чтобы видеть большую часть комнаты перед собой. Крисси села рядом с ним, поколебавшись, а Хемингуэй продолжала движение еще секунду, затем остановилась и присела тоже. Крисси сказала:

— Это действительно чертовски беспокоит меня, ребята. Скажите мне, пожалуйста, что происходит?

Ричер сказал:

— Я шел по улице, и увидел, как парень ударил агента Хемингуэй по лицу.

— И что потом?

— Я надеялся, что моё присутствие помешает ему сделать это снова, а он обиделся. Оказалось, что он гангстер. Джилл считает, что они хотят примерить на меня бетонные ботинки.

— А вы так не думаете?

— Мне кажется, это уж чересчур.

Крисси сказала:

— Ричер, даже в фильмах показывают такое.

Хемингуэй сказала:

— Она права. Ты должен прислушиваться к тому, что она говорит. Ты не знаешь этих людей и не понимаешь их культуру. Они не позволят постороннему унизить их, это считается делом их чести. Таковы их правила, и они не успокоятся, пока не разберутся с этим.

Ричер сказал:

— Другими словами, у них всё так же, как и в морской пехоте. Я знаю, как обращаться с такими людьми. Я делал это всю свою жизнь.

— Как ты думаешь с ними справиться?

— Сделаю так, что цена будет слишком высока. Да оно уже так и есть, по правде говоря. Они ничего не смогут сделать здесь, потому что их тут же арестуют, либо ваши, либо полиция Нью-Йорка. Это будет стоить слишком дорого, потому что потребуются юристы, взятки и сувениры, а это всё деньги, которые они не захотят тратить на меня. Я не стою этого, потому что я — никто. Кроселли не станет заморачиваться.

— Ты не можешь оставаться здесь всю ночь.

— Он уже попробовал это на улице, и добился не очень многого.

— Через десять минут у входа будут стоять его шестеро парней.

— Тогда я выйду через черный ход.

— И там будут шестеро.

Крисси сказала:

— Помните, я попросила вас держаться рядом со мной?

Ричер ответил:

— Конечно.

— Можете забыть об этом сейчас, хорошо?

Ричер сказал:

— Всё это ерунда.

Хемингуэй сказала:

— Ты ударил опасного человека в голову. Что еще тебе непонятно? Это просто так не сойдёт тебе с рук, Привыкай к этому, малыш. И сейчас ты находишься в одной комнате с одним из его головорезов, который только что положил телефон.

— Со мной рядом сидит агент ФБР.

Хемингуэй ничего не сказала в ответ на это, и Ричер подумал: Нью-Йоркский университет. Сара Лоуренс. Хемингуэй так и не подтвердила его слова. Он спросил:

— Как давно вы с ФБР? — и она ответила:

— А кто сказал, что я с ними?

Он повторил снова:

— И всё-таки, ты с ними, или нет?

Она ничего не ответила.

— Это совсем не трудно, сказать да или нет.

— Нет, — сказала она. — В действительности всё не так.

— Что это значит?

— Ответ будет: и да и нет, а не да или нет.

Ричер остановился на мгновение.

— Вы хотите сказать, что ты занимаешься этим на свой страх и риск? — спросил он. — Это так? И вы не ведёте это дело? Вот почему не было машины сопровождения? И именно поэтому вы используете магнитофон вашей младшей сестры?

— Это был мой магнитофон. Меня отстранили.

— За что?

— По медицинским показаниям, но они всегда так говорят. И это означает, что они забирают значок до завершения расследования.

— Расследование чего?

— Всё, как ты и говорил. Юристы, взятки и услуги. Они взвесят все мои поступки. С одной стороны я, а с другой — вся эта чепуха.

— Это был Кроселли?

Хемингуэй кивнула:

— Сейчас он неуязвим. Он добился, чтобы расследование закрыли. Я думала, что он будет этим хвастаться, и я запишу это на плёнку. Он мог сказать что-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы они взяли меня обратно.

— Почему Кроселли в городе не может иметь оружие?

— Это часть сделки. Они могут делать всё, что хотят, и любым способом, но статистика убийств должна улучшиться. Кто-то даёт, кто-то получает, при этом каждый выигрывает.

— А Кроселли знает, что вас отстранили?

— Конечно, знает. Он заставил их сделать это.

— Значит, и детина в зале, я думаю, тоже это знает. Мы же все это понимаем? Он знает, что вы не собираетесь махать значком или пистолетом, что вы теперь просто частное лицо. Юридически, я имею в виду, в смысле вашего права на арест и тому подобное. И еще меньше в смысле доверия к вашим словам. Как к свидетелю против людей Кроселли, я имею в виду.

— Я же говорила, чтобы ты проведал своего брата.

— Не обижайтесь, я вас не виню. Мне просто нужно составить другой план, вот и всё. Условия изменились.

Крисси сказала:

— Вам не нужно было вмешиваться с самого начала.

— Почему?

— В колледже Сары Лоуренс сказали бы, что это не совсем обычное гендерное поведение. Оно патриархально, что говорит о патерналистской форме нашего общества.

— А вы знаете, что бы сказали в морской пехоте?

— Что?

— Они бы напомнили, как вы попросили меня держаться поближе, потому что вам кажется, что в Бауэри опасно.

— Здесь действительно опасно. Скоро появятся двенадцать парней и надерут тебе задницу.

Ричер кивнул:

— Похоже, нам нужно уходить.

— Ничего не выйдет, — сказала Хемингуэй. — Громила не выпустит тебя, пока сюда не подойдут остальные.

— Он вооружен?

— Нет, я же тебе говорила.

— Вы уверены?

— На сто процентов.

— Вы же не будете спорить, что один противник лучше, чем двенадцать?

— Что ты имеешь в виду?

— Ждите здесь, — сказал Ричер.

Ричер пересёк темную комнату, изящно, как взрослая борзая, с неосознанной уверенностью юноши, имеющего шесть футов и пять дюймов роста и двести двадцать фунтов в свои шестнадцать лет, и вышел через бар в коридор. Он посетил не так уж много баров в своей жизни, но достаточно, чтобы знать, что они великолепно оснащены предметами, которые можно использовать в качестве оружия. В некоторых из них имелись кии, аккуратно выстроившиеся в стойках, в других — бокалы для мартини, тонкие и хрупкие, с ножками, похожими на стилеты, в третьих — бутылки шампанского, тяжелые, как дубинки. Но в баре CBGB не было бильярдного стола, и его клиенты были, по-видимому, равнодушны к мартини и шампанскому. Самым доступным местным ресурсом являлись длинношеие пивные бутылки, которых было очень много. Ричер прихватил одну по пути и краем глаза заметил парня Кроселли, который встал и следовал за ним, без сомнения, решив проверить наличие черного хода или окон в туалете. В конце коридора действительно имелся черный ход, но Ричер проигнорировал его. Вместо этого он вошел в мужскую комнату.

Это было, пожалуй, самое необычное место, которое он когда-либо видел за пределами военной базы. Стены голого кирпича были покрыты густыми граффити, внутри имелись три настенных писсуара и одинокий сидячий унитаз, открытый для всеобщего обозрения на возвышении, подобном трону. Был еще металлический умывальник с двумя кранами и размотанные рулоны туалетной бумаги повсюду. Окон не было.

Ричер заполнил опустевшую пивную бутылку водой из крана для тяжести и вытер ладонь о футболку, что не сделало ни руку суше, ни футболку более влажной, но зато сцепление с её длинным стеклянным горлышком стало надёжным. Он держал бутылку низко у ноги и ждал. Парень Кроселли вошёл секундой позже. Он огляделся вокруг, сначала удивился окружающей обстановке, затем успокоился из-за отсутствия окон, и это сказало Ричеру всё, что ему нужно было знать. Но в шестнадцать лет он по-прежнему играл по правилам, поэтому всё равно спросил:

— У нас с тобой есть какие-то проблемы?

Парень сказал:

— Дождёмся мистера Кроселли, он будет здесь через минуту. И тогда у меня не будет проблемы, зато будет у тебя.

Ричер замахнулся бутылкой с водой, удерживаемой внутри центробежной силой, и угодил парню выше скулы, отбросив его назад, после чего снова взмахнул бутылкой и разбил ее о ребро писсуара, при этом стекла и вода разлетелись вокруг. Он ткнул зазубренным краем разбитой бутылки парню в бедро, чтобы заставить того опустить руки вниз, затем снова в лицо, с проворотом, разрывая плоть и заставляя кровь струиться. Потом отбросил бутылку и толкнул громилу в грудь так, что тот отскочил от стены, и, когда он вернулся к нему, сильно ударил головой прямо ему в нос. На этом всё и закончилось. Голова парня отскочила от писсуара по пути на пол, что сделало более убедительным тройной контакт костей головы, фарфора и кафеля. Спокойной ночи и удачи.

Ричер вдохнул, выдохнул, затем посмотрел на своё отражение в разбитом зеркале над раковиной. Затем стер капли крови парня со лба, смыл всё теплой водой, отряхнулся, как собака, и направился обратно через бар в главный зал. Джилл Хемингуэй и Крисси уже стояли на середине танцпола. Он кивнул им в сторону выхода. Они направились к нему, и Ричер подождал их, чтобы двигаться вместе. Хемингуэй спросила:

— Где детина?

Ричер ответил:

— С ним произошел несчастный случай.

— О, Иисусе.

Они побежали снова через бар в коридор, быстро и торопливо.

Слишком поздно.

Им уже оставалось десять футов до двери, ведущей на улицу, как вдруг она раскрылась широко, и вошли четверо крупных парней в пропотевших костюмах, а затем и сам Кроселли. Все пятеро остановились, остановился и Ричер, а за ним и Крисси с Джилл Хемингуэй, восемь человек стояли цепочкой по-одному в горячем узком коридоре с отпотевшими голыми кирпичными стенами.

С дальнего конца цепочки послышался голос Кроселли:

— Ну вот мы и встретились снова, малыш.

Затем свет погас.

* * *
Ричер не мог сказать, открыты его глаза, или закрыты. Темнота была полной и глубокой, как в месте, за которым больше нет абсолютно ничего. Эта тьма была наполнена тишиной на каком-то глубинном первобытном уровне, весь этот низкий, ощущаемый лишь подсознанием гул современной жизни внезапно исчез, не оставив ничего на своём месте, кроме шарканья ног внезапно ослепших людей и какого-то жуткого негромкого воя, который, казалось, исходил из вечных скал под ногами. Из ХХ века в век каменный, по щелчку переключателя.

За собой Ричер услышал голос Крисси, позвавший:

— Ричер?

— Стой на месте, — сказал он.

— Хорошо.

— Теперь повернись вокруг.

— Да.

Он слышал, как шуршали по полу её ноги, пытаясь зрительно представить, где остановился первый из парней Кроселли. На середине коридора, лицом прямо вперёд, где-то в пяти футах. Он сделал упор на левую ногу и ударил правой, сильно, наугад, на уровне паха, в кромешную пустоту впереди. Но попал чуть ниже, почувствовав контакт на долю секунды раньше, чем ожидал. Коленная чашечка, наверное, что тоже было прекрасно. В любом случае, первый из парней Кроселли вот-вот упадет, и остальные трое должны споткнуться об него.

Ричер развернулся, почувствовал спину Крисси и положил правую руку ей на плечо, левой рукой он нащупал Хемингуэй и потянул одну и подтолкнул другую туда, откуда они пришли, в бар, где горел слабый аварийный светильник, что означало, что свет не выключали, было обесточено всё здание.

Он нашел коридор, ведущий к туалету, толкнул Крисси вперед и потащил Хемингуэй за собой к задней двери, через которую они вырвались на улицу.

Где было слишком темно.

Они спешили вперед, снова в жару, как можно быстрее, мышечная память и инстинкт заставляли их оставлять как можно большее расстояние между дверью и ими, заставляли искать тени, но тень была повсюду. Бауэри выглядела очень темной зловещей канавой, длинной и прямой в обоих направлениях, ограниченной кромешной тьмой и черными зданиями, одинаково массивными и мрачными, сливающимися в одно большое пятно, более темное, чем ночное небо. Водонапорные резервуары на крышах на сорок кварталов к северу и к югу не были видны вообще, их можно было только почувствовать там, где в нижней части неба безжизненные здания, словно мертвые пальцы, закрывали звезды, светившие сквозь легкие облака.

— Весь город в темноте, — сказала Хемингуэй.

— Слушайте, — сказал Ричер.

— Что?

— Точно. Не работает миллиард электродвигателей и миллиард электрических потребителей отключен.

Крисси сказала:

— Просто не верится.

Хемингуэй добавила:

— Похоже, будут проблемы. Еще час или около того, и везде начнутся беспорядки, поджоги, и очень много грабежей. Поэтому, вы двое должны идти прямо сейчас на север, так далеко и так быстро, как можете. Не ходите на восток и запад. Не используйте туннели. Не останавливайтесь, пока не выберетесь севернее 14-й улицы.

Ричер спросил:

— Что вы собираетесь делать?

— Работать.

— Вас отстранили.

— Я не могу стоять в стороне и ничего не делать. И ты должен отвести свою подругу обратно, туда, где нашёл её. Я думаю, что это наша главная обязанность, — и она побежала на юг, к Хьюстон Стрит, и через несколько секунд исчезла в темноте.

* * *
Уличный фонарь на Грейт Джонс уже не работал, но синий «Шеветт» всё еще стоял под ним, серый и бесформенный в темноте, но пока нетронутый. Крисси открыла его, и они сели, девушка завела двигатель и включила передачу. Она не включила фары, и Ричер её отлично понимал. Тревожить плотную тьму казалось неправильным, даже, возможно, опасным. Огромный город казался растерянным и покорным, гигантский организм слёг, безжалостный и равнодушный к крошечным снующим людям, которых становилось всё больше в поле видимости. Распахивались окна, люди с нижних этажей выходили на улицу и стояли у своих дверей, оглядываясь с видом, полным удивления и страха. Становилось всё жарче, ночной прохлады не ожидалось. Тридцать семь градусов, а может быть и больше, жара спустилась на город и теперь с превосходством наблюдала, не обращая внимания на вентиляторы, кондиционеры и любые другие человеческиеухищрения.

Грейт Джонс Стрит была односторонней в западном направлении, они пересекли Лафайет и Бродвей и продолжали двигаться по Третьей Западной. Крисси вела медленно и осторожно, не намного быстрее, чем шла бы пешком, темный автомобиль в темноте, один из очень немногих. Похоже, водители понимали, что им лучше остановиться, как и всему вокруг. Светофоры не работали. Каждый следующий квартал выглядел необычно и странно: недвижимый и молчаливый, пустой и серый, и абсолютно не освещённый. Они повернули на север на Ла Гуардиа Плэйс и объехали против часовой стрелки вокруг нижнего правого угла Вашингтон Сквер, обратно к кафе. Крисси припарковалась туда, где стояла раньше, и они вышли в тягучий воздух и тишину.

В кафе было темно, за пыльными стеклами окон ничего не было видно. Кондиционер над дверью молчал, и дверь была заперта. Ричер и Крисси, приложив руки к стеклу, заглянули внутрь и не увидели ничего, кроме размытых черных пятен в темноте. Ни персонала, ни клиентов. Может, это работа Департамента здравоохранения. Раз холодильники отключились, наверное, они должны запретить обслуживание.

Ричер спросил:

— Куда ушли твои друзья?

Крисси сказала:

— Понятия не имею.

— Ты говорила, что у вас есть план.

— Если кому-нибудь из нас повезет, мы встречаемся здесь в полночь.

— Очень жаль, что тебе не повезло.

— Со мной уже всё нормально.

— Мы по-прежнему южнее 14-й улицы.

— Они не найдут тебя в темноте, верно?

— Найдём ли мы твоих друзей в темноте?

— А зачем нам их искать? Они вернутся к полуночи. А до этого времени мы побродим здесь и наберёмся впечатлений. Согласен? Это всё так необычно.

И это действительно было так. Поражали масштабы происшедшего. Не просто комната, здание или квартал, а весь город был повержен, и лежал побеждённый вокруг них, словно был полностью разрушен, был мертв, как древние руины. И, может быть, это случилось не только с городом. На горизонте не было видно никакого свечения. Совсем ничего, ни со стороны реки, ни с юга, ни с севера. Может быть, весь Северо-восток погас, а может и вся Америка. Или весь мир. Люди всегда говорят о секретном оружии. Может, кто-то нажал на кнопку.

Крисси сказала:

— Давай, взглянем на Эмпайр Стейт Билдинг. Мы никогда не увидим его таким снова.

Ричер ответил:

— Хорошо.

— На машине.

— Да.

Они поехали к Университету, затем по Девятой улице к Шестой Авеню, где повернули на север. Шестой авеню не было вообще. Просто длинная черная дыра, а затем небольшой прямоугольник ночного неба там, где она закончилась в Центральном парке. Несколько автомобилей медленно двигались по ней. Большинство ехало, не включая огни, так же как «Шеветт». Это было на уровне инстинктов. Общее решение. Стадное чувство. Ричер внезапно почувствовал запах страха. Скрыться в темноте. Не выделяться. Спрятаться.

На Геральд Сквер, там, где Бродвей пересекается с 34-й улицей, были люди. Многие стояли в середине треугольника, вдали от зданий, стараясь увидеть небо. Некоторые сбились в передвигающиеся стайки, подобно фанатам, с неистовой энергией покидающим стадион после победы. Но окна универмага «Macy’s» были целы. Пока целы.

Они продолжали двигаться к 38-й улице, проползая мимо мертвых светофоров и поперечных улиц, сомневаясь каждый раз, уступить дорогу или продолжать движение, но оказалось, что никакой реальной опасности повредить крыло или столкнуться не было, потому что все двигались медленно и вели себя почтительно, только после вас, нет, после вас. Было ясно, что преобладал дух сотрудничества, на дорогах, по крайней мере. Ричер подумал, интересно, как долго это продлится?

Они поехали по 38-й на восток и повернули на Пятую авеню четырьмя кварталами севернее Эмпайр Стэйт. Ничего не было видно, кроме широкого темного основания, как и у любого другого блока-квартала, а выше — ничего. Только тьма, похожая на призрак. Они припарковались у тротуара на Пятой авеню, на северной стороне 34-й улицы, и вышли, чтобы рассмотреть его поближе. Тридцать четвертая была вдвое шире обычной улицы, свободно просматривалась на восток и запад, была темной на всём своём протяжении, и лишь оранжевый огонь светился вдалеке, и это мог быть только Бруклин. Горело там.

— Начинается, — сказал Ричер.

Они сначала услышали полицейский автомобиль, двигавшийся на север к Мэдисону, затем увидели, как он пересёк все шесть полос 34-й улицы на следующем перекрёстке. Его огни смотрелись удивительно ярко. Вот автомобиль скрылся из виду, и ночь снова стало тихой. Крисси спросила:

— Почему пропало электричество?

— Не знаю, — сказал Ричер. — Перегрузка из-за включенных кондиционеров, или удар молнии. А может, электромагнитный импульс от ядерного взрыва. Или кто-то просто не оплатил счет.

— От ядерного взрыва?

— Это известный побочный эффект. Но я не думаю, что произошло именно это. Мы бы увидели вспышку. И, вне зависимости от того, где это произошло, мы бы сгорели дотла.

— А ты из каких войск?

— Ни из каких. Мой отец из морской пехоты, а брат будет армейским офицером, но это они, а не я.

— А кем собираешься стать ты?

— Понятия не имею, но уж точно не юристом.

— Как ты думаешь, твоя знакомая из ФБР была права насчет беспорядков и грабежей?

— Может, в Манхэттене их будет не много.

— А с нами всё будет в порядке?

Ричер сказал:

— С нами всё будет хорошо. Если ничего не изменится, мы поступим, как делали в старину. Мы дождёмся утра.

Они свернули на 34-ю улицу и подъехали как можно ближе к Ист-Ривер. Остановившись на усыпанном мусором треугольнике, наполовину перекрытому сверху шоссе имени Ф. Д. Рузвельта, они пытались рассмотреть сквозь ветровое стекло темнеющие земли за рекой. Мёртвый Квинс прямо перед ними, Бруклин справа и Бронкс далеко слева. Огонь в Бруклине выглядел не таким уж маленьким. Были пожары в Квинсе, а также в Бронксе, хотя Ричеру говорили, что в Бронксе всегда были пожары. Но за ними, в Манхэттене, еще ничего не было. Зато там было много сирен. Темнота становилась злой, возможно, из-за жары. Ричер подумал, как там поживают окна «Macy’s»?

Крисси не выключала двигатель из-за кондиционера, он работал на средних оборотах. Полы рубашки прикрывали шорты полностью. Было похоже, что кроме рубашки на ней не было надето ничего, и это смотрелось великолепно. Она была очень красива, и Ричер спросил:

— Сколько тебе лет?

Она сказала:

— Девятнадцать.

— Откуда ты?

— Из Калифорнии.

— Тебе нравится здесь?

— До сегодняшнего дня. Есть два сезона: жаркий и холодный.

— Особенно жаркий.

Она спросила:

— А сколько лет тебе?

— Я совершеннолетний, — сказал он. — Это, действительно, всё, что тебе нужно знать.

— Точно?

— Надеюсь, что это так.

Она улыбнулась, и заглушила мотор, затем заблокировала свою дверь и наклонилась, чтобы заблокировать его. Крисси пахла, как и должна пахнуть разгоряченная чистая девушка. Она сказала:

— Здесь становится жарко.

— Надеюсь, что это так, — повторил он, обнял её за плечи, притянул к себе и поцеловал. Он знал, как это сделать, ведь у него было больше, чем три года практики. Затем положил свободную руку на изгиб её бедра. Она великолепно целовалась. Тепло и влажно, работая языком и закрыв глаза. Он задрал ей рубашку вверх и запустил руку под неё, Крисси выгнулась и застыла, разгоряченная и слегка вспотевшая. Просунув свою руку ему под рубашку, она легко погладила его по боку, перешла на грудь и спустилась к талии. Затем запустила кончики пальцев под пояс, что он посчитал очень обнадеживающим признаком.

Они остановились, чтобы перевести дух, и затем продолжили. Он положил свою ладонь ей на колено и повёл по удивительно гладкой коже внешней стороны бедра, оставив большой палец на внутренней, до нижнего края шорт. Затем вернулся к другому колену и двинулся по второй ноге, такой же гладкой и восхитительной, теперь уже ладонь была внутри, а большой палец снаружи, все время пытаясь придумать что-либо более прекрасное, чем ощущение тёплой кожи девушки, и так и не сумев сделать этого. На этот раз он продвинулся чуть дальше, пока его палец не уткнулся в твердую складку между ног, там, где начиналась молния. Она зажала сильно его руку, и сначала он расценил это, как предупреждение, но потом догадался, что она имеет в виду совсем другое, поэтому оставил руку на месте, надавливая так сильно, в то время, как она стремилась вниз, что почти поднимал её с сиденья. Тут она глубоко вдохнула, выдохнула, и вся обмякла, и они снова прервались, чтобы отдышаться. Он переместил отбитую руку к пуговицам на её рубашке, и попытался заставить свои пальцы работать. Что они и сделали достаточно хорошо: одна пуговица, другая, третья, и так до самого низа, пока рубашка не оказалась расстёгнутой.

Они снова поцеловались, приступая к третьему этапу, и его рука начала работать в другом месте, сначала снаружи шелковистого бюстгальтера, а затем внутри, снизу, до тех пор, пока тот не соскочил вверх, и её маленькие влажные груди не оказались в его распоряжении. Он прикоснулся губами к её шее, затем к соскам, положил руку туда, где она была до этого, и девушка начала тереться о неё снова, долго и медленно, долго и медленно, тяжело дыша, пока во второй раз не вдохнула и, выдохнув, не стекла на него, словно у нее не было костей в теле.

Потом она положила руку ему на грудь и оттолкнула назад, к окну, что он снова воспринял, как недовольство, пока она не улыбнулась, словно знала то, чего не знал он, и не расстегнула ему молнию на брюках своими тонкими коричневыми пальцами, и в этот момент он впервые в жизни в самом деле понял смысл фразы: умер и попал в рай. Её голова опустилась на его колени, и он почувствовал прохладные губы и язык, закрыл глаза, а затем снова открыл их и огляделся, пытаясь запомнить каждую мельчайшую деталь случившегося с ним, а именно, где, когда, и как, а также, кто и почему, особенно почему, потому что его мозг никак не мог найти логического объяснения тому, что из автовокзала Портовая Администрация он попал в место, которое не могло быть ничем иным, кроме как сказочным королевством. Нью Йорк, Нью Йорк. Это замечательный город. Он был в этом чертовски уверен. Поэтому смотрел вокруг, запоминая всё: реку, бесформенные районы, раскинувшиеся за ней, далёкие пожары, проволочные ограждения, унылые бетонные столбы, тянувшиеся вдоль дороги, уходящей вдаль.

Ричер увидел в темноте силуэт человека, стоявшего в тридцати ярдах от них, вырисовывающийся на фоне зарева, отражающегося в воде. Лет двадцати-тридцати, судя по фигуре, среднего роста, с плотным телом в верхней его части и необычной прической, которая выглядела бы лучше с короткими волосами, но это был 1977 год. Он что-то держал в правой руке.

Крисси всё еще трудилась. Она, безусловно, была лучшей из всех, кого он встречал. Даже и не стоило пытаться сравнивать. Он задумался, есть ли в колледже Сары Лоуренс совместное обучение. Тогда он мог бы пойти туда. Это было бы почти так же хорошо, как Нью-Йоркский университет. Не то, чтобы он планировал жениться на ней или что-нибудь подобное. Но, наверняка у неё есть подруги или сестра. Точно, у неё же есть подруги, те две блондинки. Они будут ждать. Это часть уговора. Оставалось два часа до полуночи, что сейчас казалось, совершенной малостью.

Парень скрылся в темноте. Он обошёл вокруг столба, причем зарево освещало только его ноги, скрывая всё остальное, оглядел внимательно всё слева, затем так же внимательно всё справа, и быстро зашагал вперед, прямо к следующему столбу.

К «Шеветте».

Парень застыл рядом со столбом, осматривая следующую зону, затем отошёл и слился с бетоном, снова почти невидимый, всё время обращаясь очень осторожно с предметом, который держал в руке, как будто этот предмет был очень ценным или чрезвычайно хрупким.

Крисси была всё еще очень занята. Она выполняла свою приятную работу прекрасно. Умер и попал в рай — было очень слабо сказано. Это была очень серьёзная недооценка. Даже чудовищная. Такая вялая похвала могла бы послужить поводом для дипломатического конфликта.

Парень снова сдвинулся с места. Он делал всё привычно одинаково: взгляд, еще один, переход к следующему столбу, всё ближе к «Шеветте», он скрывался, давая при этом своей правой руке отдохнуть и стараясь не касаться бетона предметом, находившимся в ней.

Его путь пролёг через свет, отражённый от реки, и всё стало на свои места.

Ричер понял, что это был за предмет.

Это был револьвер, болтающийся в перевёрнутом положении на спусковой скобе на правом указательном пальце парня. Угловатый, утяжелённый в верхней части, как и сам парень, с закругленной ручкой и стволом в два с половиной дюйма, гладкий, но с небольшими выступами. Возможно, общепринятый армейский «Бульдог», пятизарядный, мощный, чаще всего использующий патрон 0.44 Спешиал. Двойного действия, легкий в обращении. Оружие не для стрельбы в цель, но для ближнего боя.

Крисси всё еще трудилась. Парень перешёл еще ближе к «Шеветте» и смотрел прямо на автомобиль. Перед отъездом Ричера на автобусе в Поханг, мать дала ему почитать свои газеты. Нью-Йорк. Разгул убийств. Сын Сэма, получивший свою кличку из-за своих безумных писем. Но до этих писем его называли по-другому. Его звали Убийца Калибра 0.44, потому что он использовал пули сорок четвертого калибра, кстати, от револьвера.

В заявлении полиции Нью-Йорка было отмечено, что они были от стандартного армейского «Бульдога».

Крисси была всё еще занята. И это был абсолютно неподходящий момент для остановки. Совершенно не тот момент. На самом деле остановиться было просто невозможно. Физически, умственно, да как угодно. Эта возможность даже не рассматривалась. Это стояло в его планах очень далеко, где-то на другой стороне Земли. Может быть, даже совсем в другой вселенной. Это был биологический факт, и этого просто не должно было случиться. Парень смотрел, Ричер — тоже. Он убивает людей. Пары, сидевшие в автомобилях. «А что, неплохой вариант, — подумал Ричер. — Сделай это сейчас. Я уйду на высокой ноте. Самая высокая возможная нота за всю историю высоких нот». Джек Ричер. Покойся с миром. Он умер молодым, но с улыбкой на лице.

Парень не двигался, он просто смотрел.

Ричер посмотрел на него.

Парень не сделал никакого движения.

Пары, сидевшие в автомобилях.

Но они не являлись такой парой. По крайней мере, со стороны. Голова Крисси была на коленях у Ричера, казалось, что он был один в машине. Просто водитель, остановивший машину на обочине в чрезвычайной ситуации, ожидавший на пассажирском сиденье, чтобы иметь дополнительное пространство для ног. Парень продолжал смотреть, Ричер смотрел тоже. Крисси была все еще занята. Парень пошел дальше. К другому столбу, затем к следующему, пока не пропал из виду совсем.

И тут труд Крисси наконец-то обрёл логическое завершение.

* * *
После этого они привели всё в порядок, насколько это было возможно: поправили одежду, застегнули молнии и пуговицы и причесались. Крисси спросила:

— Ну что, лучше, чем «Blondie»?

Ричер пожал плечами:

— Откуда я могу знать?

— Лучше, чем выступление «Blondie» на сцене CBGB, я имею в виду.

— Намного лучше. Никакого сравнения.

— Тебе же нравится «Blondie»?

— Самая лучшая. Ну, хорошо, в пятерке лучших. Или в десятке.

— Заткнись.

Она снова завела двигатель и включила кондиционер на максимум. Затем скользнула на свое место и подняла полы рубашки, чтобы воздух из вентиляционных отверстий обдувал её кожу.

Ричер сказал:

— Я видел кое-кого.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— И что он делал?

— Заглядывал в наш автомобиль.

— Кто это был?

— Какой-то парень.

— Серьезно? Звучит слегка жутковато.

Ричер сказал:

— Я знаю. Мне очень жаль, но я должен разыскать Джилл Хемингуэй. Мне нужно рассказать всё сначала ей. Ей это пригодится.

— Расскажешь ей о чем?

— О том, что я видел.

— И что же ты видел?

— То, о чём она обязательно должна знать.

— Это был кто-то из парней Кроселли?

— Нет.

— Насколько это важно?

— Она сможет использовать это.

— Где она?

— Понятия не имею. Высади меня на Вашингтон Сквер, и я пойду пешком. Могу поспорить, что она севернее Хьюстона.

— Ты хочешь вернуться туда, откуда мы только что еле вырвались.

— Давай назовём это этапом нашей разведки.

— Что ты собираешься делать на этот раз?

— Самый быстрый способ найти Хемингуэй, это искать Кроселли.

— Я не позволю тебе сделать это.

— Как ты меня остановишь?

— Я попрошу тебе не делать этого. Я твоя подруга, по крайней мере, до полуночи.

— Это то, чему вас учат в колледже Сары Лоуренс?

— Не так уж и мало.

— Помоги мне, — сказал Ричер. — Мы просто пошатаемся там, вдруг и её увидим.

— Правда?

— Уверен.

— С чего это вдруг?

— Законы физики. Случайная встреча не станет более вероятной, если обе стороны движутся.

— Хорошо, где?

— Скажем, на углу Бликер и Бродвея. Это может сделать встречу более вероятной.

— Но это в направлении центра города.

— Это в квартале от Хьюстона. Мы сможем ускользнуть на юг, если понадобится.

— Мы?

— Разве ты не хотела держаться вместе?

— Это уже совершенно другое дело.

Ричер кивнул.

— Понимаю, — сказал он. — Я действительно понимаю тебя. Тебе решать. Можешь высадить меня на Вашингтон-сквер. Меня это устроит. Думаю, что никогда не забуду тебя.

— Правда?

— Если я управлюсь до полуночи, я приду попрощаться.

— Я имею в виду, ты на самом деле не забудешь меня? Как мило.

— Это чистая правда. Буду помнить всю свою жизнь.

Крисси сказала:

— Расскажи мне еще о парне, которого ты видел.

Ричер сказал:

— Я думаю, это был Сын Сэма.

— Ты точно спятил.

— Я серьезно.

— И ты просто сидел там?

— Мне показалось, это будет лучшее, что я могу сделать.

— Как близко он находился?

— Около двадцати футов. Он хорошенько всё рассмотрел и ушел.

— Сын Сэма был в двадцати футах от меня?

— Он не видел тебя. Я думаю, именно поэтому он и ушел.

Она всмотрелась в темноту, окружающую их, и включила скорость. Затем сказала:

— Сын Сэма — проблема Нью-Йоркской полиции, а не ФБР.

Ричер сказал:

— Тот, кто получит подсказку, получит выигрыш. Я полагаю, именно так и будет.

— Что за подсказка?

— То, как он двигался.

Еще несколько сирен завыло сзади. Первая Авеню, Вторая Авеню, верхняя часть города, центр, все улицы города были полны полицейских. Настроение менялось, и Ричер чувствовал, как сгущается даже воздух вокруг.

— Я пойду с тобой, — сказала Крисси. — Это может пригодиться. Такие великие моменты запоминаются навсегда.

* * *
Они снова ехали по 34-й Улице обратно к центру острова, снова в самое сердце тьмы. Город был всё еще погружен во тьму, все еще мертв, как гигантское существо, упавшее на спину. Окна были разбиты, люди сбивались в группы, тащили какие-то вещи. Полицейские и пожарные машины неслись по улицам, в блеске огней и реве сирен и сигналов, но их огни не могли рассеять тьму, а сирены, похоже, совершенно не волновали бесцельно слоняющихся людей. Они просто укрывались в дверных проемах, когда автомобили и грузовики проносились мимо. Люди напоминали Ричеру крошечные ночные организмы, паразитирующие на трупе, проникая сквозь его кожу, исследуя его, разбирая его на части и питаясь ими, усваивая его элементы, подобно тому, как мертвый кит питает миллионы морских существ на дне океана.

Они повернули на юг по Пятой авеню к Эмпайр Стейт Билдинг и медленно ехали в средней полосе, проезжая мимо групп людей на проезжей части, две из которых несли свернутый ковер, а три загружали в багажник большой потрепанной машины какие-то коробки. Они повернули на Бродвее налево, к 23-й улице, миновали похожий на призрак Флэтайрон Билдинг (в просторечье — Утюг), и продолжили движение на юг, вокруг Юнион Сквер, через 14-ю улицу и вперед, через вражескую территорию. Чем дальше они продвигались на юг, тем хуже обстояли дела. Бродвей выглядел узким, как черная борозда, рассекающая темный пейзаж, разбитые окна и люди повсюду, передвигающиеся группами, быстро, украдкой и тихо, почти невидимые, за исключением горящих сигарет. Они проехали 4-ю улицу, затем 3-ю, где уже были раньше, и Крисси начала замедляться, когда Ричер сказал:

— Меняем план. Думаю, угол Шестой Авеню и Бликер будет лучше.

Крисси спросила:

— Почему?

— Что сейчас больше всего волнует Кроселли?

— Уберечь своё имущество от разграбления. Как и любого другого, у кого есть что-то ценное.

— Думаю, у него это есть. Я имею в виду, как он еще может заработать деньги между Хьюстоном и 14-й? Возможно, рэкет, проститутки и тому подобное, но наркотики обязательно. Он должен хранить запас где-то. Но где? Только не в родовом имении в Маленькой Италии, потому что оно находится к югу от Хьюстона.

— Ты хорошо учил географию.

— Я изучал её далеко отсюда. После инцидента с пощечиной он направился на запад от Уэйверли, точнее, к Шестой авеню. Очевидно, он возвращался, чтобы позвонить насчет меня. Значит, его штаб должен быть западнее Уэйверли.

— Ты думаешь, Хемингуэй знает, где это?

— Я уверен в этом. И уверен, что она сейчас наблюдает за ним. Думаю, никто не поручал ей это сегодня, потому что она отстранена. Таким образом, она по-прежнему работает на свой страх и риск. Могу спорить, она надеется, что кучка парней оставят без присмотра дверь Кроселли, и она сможет записать, что происходит внутри. Может быть, она даже поймает Кроселли на том, что он охраняет это, и это будет очень круто, примерно, как трехочковый бросок в баскетболе, не так ли? Какую бы сделку он ни заключил с властями, есть вещи, которые просто нельзя игнорировать.

— Но Кроселли будет защищать это не один, у него есть еще двенадцать парней.

— Уже десять, — сказал Ричер. — Двое из них находятся в больнице. Или пытаются добраться туда. Но мы будем держаться в стороне от них. Нам нужна только Хемингуэй.

— Трудно отыскать женщину в темноте.

— Все, что мы можем сделать, это попробовать.

И они двинулись вперед, в сторону Хьюстон Стрит, мимо большого магазина с двумя разбитыми окнами, торгующего стерео аппаратурой, в котором не так уж много осталось внутри. Затем они повернули направо и потихоньку двигались на запад, проезжая темные заброшенные улицы Сохо, считая слева: Мерсер, Грин, Вустер, Западный Бродвей, Томпсон, Салливан и Макдугал. Затем они повернули направо на Шестую Авеню и направились кварталом севернее, туда, где Бликер, Даунинг и Минетта сошлись в неаккуратном маленьком перекрёстке на шесть направлений. Дальше можно было увидеть только дешевые, обшарпанные магазинчики, слишком непривлекательные даже для грабителей, хотя некоторые из них уже могли похвастаться широко распахнутыми дверьми и пустыми полками. Если взглянуть на север, Шестая Авеню выглядела всё той же длинной черной дырой, как и в начале, с тем же тонким вертикальным прямоугольником ночного неба в конце неё.

Крисси спросила:

— Мне встать здесь?

Ричер:

— Давай, прочешем несколько кварталов.

— Ты же говорил, что мы будем ждать, пока она не выйдет на нас.

— Задача изменилась. На флоте так часто бывает при доставке к месту операции морских пехотинцев.

— Я вообще-то филолог.

— Всего пять минут, ладно?

— Ладно, — согласилась она.

Но им не понадобились пять минут, потому что они уложились всего в шестьдесят секунд. Повернув круто налево на Даунинг, затем направо на Бедфорд, направо на Кармин и вернувшись на Бликер, Ричер в дверном проеме на правой стороне улицы заметил отсвет бледной кожи и светлых волос. Он указал в эту сторону, Крисси нажала на тормоз, и Джилл Хемингуэй вышла из темноты и склонилась к окну Ричера, как это делали проститутки Сеула, договариваясь с военными.

* * *
Ричер ожидал, что Хемингуэй будет злиться на его повторное появление, но этого не произошло. Он понял, что она чувствовала себя неловко из-за того, что он её просчитал и поймал на одержимости навязчивой идеей. Как оно и было на самом деле. И в этой ситуации она выглядела не самым лучшим образом.

Он спросил:

— Его берлога где-то рядом?

Она указала сквозь машину на пару больших пустых дверей на противоположной стороне улицы, высоких и широких, как двери в грузовой вагон старого образца, рассчитанного на телегу и несколько лошадей. При свете дня краска могла быть темно-зеленого цвета. В правой двери была калитка, достаточно большая для человека. Предположительно двери вели во внутренний двор первого этажа. Здание было двухэтажным, на верхнем этаже, наверное, размещались офисы или кладовые. За зданием стояло другое, большего размера, пустое, темное и массивное. Похоже, какая-то кирпичная церковь.

Ричер спросил:

— Он действительно там?

Хемингуэй кивнула в ответ.

Он продолжил:

— Сколько с ним людей?

— Он один.

— Точно?

— Он обеспечивает «крышу» кроме всего прочего. Поэтому теперь он должен решать возникающие вопросы. Его ребята все заняты, присматривают за своими клиентами.

— Я не знал, что этот бизнес работает и таким образом. Всегда думал, что рэкет занимается только вымогательством, всё просто и ясно.

— Обычно так и бывает. Но ему нужно поддерживать финансовую стабильность, для этого он должен следить за своими лучшими дойными коровами в коммерции. Очень многие понесут большие убытки, множество точек будет разрушено сегодня, и они не будут приносить деньги. Мудрый человек должен контролировать, чтобы денежный поток не иссякал.

Ричер повернулся и посмотрел на двери:

— Ты надеешься, что кто-то попытается их взять штурмом?

— Не знаю, почему они тянут так долго. У наркоманов проблемы, им нужна доза.

— А у него там что-то имеется?

— Всего по чуть-чуть. Он не хранит помногу, потому что есть автомагистраль Нью-Джерси Тёрнпайк и тоннель Холланда под Гудзоном для быстрого пополнения запасов, чему, по-видимому, учат теперь в школе бизнеса, но все же, я уверена, что у него там хватит на неделю.

— Ну что, поехали? Может, стоит припарковаться где-нибудь в другом месте?

— Вам нужно идти домой. Это уже не ваши проблемы.

— Мне необходимо поговорить с тобой.

— О чем?

— О Сыне Сэма.

— Кроселли тебе уже недостаточно?

— Я видел его.

— Кого?

— Я видел человека с армейским «Бульдогом», разглядывающего автомобили.

— Ты серьезно?

— Он заглядывал в наш автомобиль.

— Где это было?

— Ист-Ривер, на 34-й улице.

Хемингуэй сказала:

— Ты же у нас разбираешься в оружии, не так ли? Ты ведь морпех и всё такое?

— Сын морпеха, — ответил Ричер. — И это был настоящий пистолет.

— Сейчас чертовски темно.

— Луна, звезды и вода.

Хемингуэй нагнулась еще на дюйм ниже и скользнула взглядом с Ричера на Крисси.

— Ты тоже это видела?

Крисси ответила:

— Нет.

— Как могло такое случиться?

— Я не смотрела по сторонам.

Хемингуэй продолжила:

— Ну, не знаю. Ладно, допустим, мы имеем подтвержденное свидетельство, и что из этого? Мы знаем, что Сын Сэма находится в Нью-Йорке. Это место нахождения парня. Но это не даёт нам никакой новой информации. Нам требуется нечто большее. Вот, если бы ты знал, кто он такой. Или ты знаешь это?

— Нет, — ответил Ричер. — Но я знаю, кем он был.

* * *
Они припарковались на Бликер Стрит, чтобы вернуться и присоединиться к Хемингуэй в её укрытии, но вдруг Бликер Стрит заполнили люди, кто-то группами, кто-то парами, некоторые из этих групп и пар тащили предметы, слишком тяжелые, чтобы это доставляло удовольствие, и поэтому, следовательно, искали другие способы перемещения тяжестей, такие как небольшие автомобили-хэтчбеки, идеально подходившие для перевозки большого телевизора. Ричер и Крисси уже отходили от «Шеветты», захлопнув двери, но еще не закрыв их на замок, когда почувствовали на себе чьи-то взгляды. Двое парней, шатаясь под тяжестью огромной коробки с надписью «Sony», перевёрнутой вверх ногами, шли прямо на них, не отводя глаз от «Шеветты», и Ричер сказал им:

— Идите своей дорогой, парни.

Неразличимая в темноте фигура слева сказала, хмыкнув:

— А что будет, если мы не сделаем этого?

— Тогда я надеру вам задницы и заберу телевизор.

— А может, вы нас отвезёте?

— Лучше идите, куда шли, — сказал Ричер.

Они не сделали этого. Вместо этого они осторожно опустили коробку на землю и снова выпрямились, глубоко дыша, две темные фигуры в темноте. Даже с расстояния шести футов было трудно разглядеть детали, но их руки не потянулись к карманам, что было хорошим знаком. Это означало, что любой предстоящий контакт не предусматривает применения оружия, и весьма обнадеживало. Ричер вырос в обстановке чрезмерного насилия, сложно подыскать другие слова, чтобы описать Корпус морской пехоты США, и умело применял эти уроки, в результате чего за более, чем десять лет не проиграл ни одной стычки, как с детьми морских пехотинцев, той же самой культуры, так и с враждебно настроенной местной молодежью в различных точках по всему миру, которой нравилось думать, что армия США не представляет из себя ничего особенного, и которой нравилось самонадеянно пытаться доказать это, как правило, безуспешно. Два панка на тёмной улице Нью-Йорка вряд ли были способны решить эту неразрешимую задачу, если только у них не было с собой ножей или огнестрельного оружия, что пока было неизвестно.

Парень справа сказал:

— Может, заберём девчонку. Повеселимся все вместе.

Парень слева добавил:

— Просто отдайте нам ключи, и никто не пострадает.

Момент принятия решения настал. Сюрприз всегда был хорош, задержка же всегда была смертельно опасна. Тот, кто позволяет ситуации развиваться не по своему сценарию, просто готовит сам себе неприятности. Ричер рванулся к левому парню, сделав два быстрых шага, словно полевой игрок, подбирающий низкий мяч с земли, и не собираясь замедляться. Он бежал прямо на него, держа руку горизонтально, и ударил локтем в лицо. Почувствовав, что нос парня разбит, он затормозил и обежал в обратном направлении вокруг коробки, прыгнув второму парню, пытавшемуся сбежать, всем своим весом на спину. Парень упал навзничь, словно его сбил грузовик, Ричер ударил его ногой в голову, и парень улёгся неподвижно.

Ричер проверил их карманы. Ни ножей, ни пистолетов, которые, как правило, там бывают. Но это был их выбор, ведь они могли просто продолжить свой путь. Он подтащил правого парня к левому, уложив их плечом к плечу, затем поднял тяжелую коробку, как силач в цирке, из последних сил и шатаясь, сделал два коротких шага и бросил её им на головы с высоты пояса.

Крисси спросила:

— Зачем ты это сделал?

— Таковы правила, — сказал Ричер. — Победить мало. Парень должен знать, что он проиграл.

— Это то, чему вас учат в морской пехоте?

— Типа того.

— Они повредят автомобиль, когда очнутся.

— Они этого не сделают. Они бросят всё и поползут домой. К этому времени ты уже давно будешь в другом месте.

Крисси заперла машину, и они пошли обратно сквозь жару туда, где Хемингуэй ждала их на Кармин Стрит. Ричер спросил:

— Есть новости?

Хемингуэй ответила:

— Пока нет.

— Может, нам стоит найти помощников. На Бликер Стрит полно народу.

— Это уже будет способствование совершению преступления.

— Всего лишь средство, ведущее к цели.

— Скажи мне, что ты имел в виду про парня с «Бульдогом»?

— А вы сможете воспользоваться этим?

— Зависит от того, что это будет.

— Было темно, — начал Ричер, — сами понимаете.

— И?

— Ему было между двадцатью и тридцатью годами, я бы сказал, среднего роста, широк в груди и плечах, довольно бледный, с вьющимися непослушными волосами.

— У него был в руке «Бульдог» калибра 0.44?

— Большинство «Бульдогов» калибра 0.44. Но я не обладаю рентгеновским зрением.

— Как далеко он был?

— В двадцати футах, стоял на месте.

— Как долго ты наблюдал за ним?

— Где-то секунд двадцать.

— Двадцать секунд на расстоянии двадцать футов, — сказала Хемингуэй. — В темноте? Вряд ли на это клюнут. Держу пари, сегодня вечером поступили тысячи обращений. Людей пугает темнота.

— Это был обученный человек, — продолжил Ричер.

— Обученный чему?

— То, как он движется, используя существующие укрытия, указывает, что он — бывший военный, проходивший подготовку в пехоте.

— Это умеют многие. Ты что-нибудь слышал о Вьетнаме?

— Он слишком молод. Этот парень достиг совершеннолетия шесть или семь лет назад. Набор в армию уже сворачивался. Так что тут вы очень ошибаетесь. И я не думаю, что он когда-либо был в бою. Я видел много людей из Вьетнама, они другие. Этого парня учили и теории и практике. Что-то было и от природы, конечно, и немало, но он никогда не бывал между жизнью и смертью, я в этом абсолютно уверен. И я не думаю, что он был морским пехотинцем. Они тоже другие. Я думаю, что он из армии. И еще я думаю, что он был в Корее. Это, как отпечатки пальцев. Я думаю, что он прошёл основной курс и пехотный, с городской специализацией, и, скорее всего, служил в Сеуле. Довольно необычное сочетание. Именно так он и выглядел. По нему это было видно. Вы когда-нибудь были там? Сеул учит двигаться определенным образом. Но он уехал оттуда по крайней мере два года назад, судя по прическе, и у него было время, чтобы стать чуточку тяжелее. Я думаю, что он призвался добровольно в восемнадцать или девятнадцать лет, и, наверное, завербовался на три года. Вот такое у меня мнение.

— Это отличное детальное описание.

— Можете предложить его в качестве фильтра. Они могли бы отсеять всех, кто совпадает с этим описанием.

— Всего двадцать секунд в кромешной тьме.

— А у них есть что-то большее?

— Может, действительно, попробовать.

— Предположим, это сработает и они получат этого парня. Будет ли это полезно для вас?

— Конечно, будет.

— Так что же вам мешает?

— Выглядит отчаянно и жалко.

— Один звонок.

— Вы должны попробовать, — сказала Крисси. — Кто-то должен поймать этого парня.

Хемингуэй молчала.

* * *
Они ждали, сбившись в кучку в дверях напротив дома Кроселли, и абсолютно ничего не происходило. Они слышали звуки сирен и обрывки разговоров людей, проходящих мимо на Бликер Стрит. Словно заголовки новостей. Жара спала до тридцати двух градусов. Огни погасли на «Шей» в конце Шестой, где «Метс» проиграли «Кабс» со счетом два-один. Пассажиры метро провели страшные часы в ловушке под землей, но потихоньку выбирались обратно на поверхность. Автомобили использовали цепи и веревки, чтобы сорвать ставни магазинов, даже «Брукс Бразерс» на Мэдисон был разграблен. Краун Хайтс и Бушвик были охвачены огнём. Пострадало много полицейских, и многие были арестованы.

Когда последние прохожие исчезли, и на Кармин Стрит снова стало тихо, часы в голове Ричера подсказали, что близится полночь. Он сказал Крисси:

— Я отведу тебя к автомобилю. Твои подруги будут ждать.

Она спросила:

— А ты останешься здесь?

— Скорее всего. Я уже пропустил свой автобус.

— Как ты думаешь, дороги открыты?

— Конечно. Им будет проще, если люди уедут.

— Почему?

— Меньше голодных ртов останется здесь.

— Разумно, — сказала Крисси.

Они шли рядом до угла и повернули туда, где «Шеветта» спокойно ждала их. Оба парня всё еще лежали на асфальте под окном, как персонажи комиксов. Они всё еще дышали.

Ричер спросил:

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Нет, — сказала Крисси. — Мы всегда возвращаемся одни. Это часть уговора.

— Ты знаешь, куда ехать?

— До Шестой и повернуть на Четвертую. А дальше прямо.

— Принято.

— Будь осторожен, хорошо?

— Буду, — сказал Ричер. — И ты тоже. Я никогда тебя не забуду.

— Забудешь.

— Убедись в следующем году, увидишь, забыл ли я.

— Хорошо. Посмотрим, кто будет помнить. В ту же ночь, на том же самом месте. По рукам?

— Я буду там, — сказал Ричер.

Она села в машину, объехала переплетение конечностей, повернула налево на Шестую и помахала через опущенное стекло. Затем она исчезла.

* * *
Хемингуэй сказала:

— Я собираюсь запустить это в систему. Твоё мнение, я имею в виду. Это будет неплохая игра. Они проигнорируют это, конечно, но всё останется на записи. Я смогу сказать им потом, я же вам говорила. Конечно, если ты окажешься прав. Это добавит мне пару бонусных очков, а может и больше. Оказаться правой после всего может быть здорово.

— Это всего лишь фильтр, — сказал Ричер. — Чтобы добиться результата.

— И всё же мне нужен Кроселли.

— А Сын Сэма не поможет вам вернуться в игру?

— Мне необходим Кроселли.

— Зачем?

— Потому что он бесит меня.

— Вы когда-нибудь читали книгу с названием «Моби Дик»?

— Я поняла, что ты хочешь сказать. Согласна, Кроселли мой большой белый кит. Я одержима, но что я могу с этим сделать? Что я могу поделать, если этот кит засел в моём мозгу?

— Именно так вы это ощущаете? Словно он засел в вашей голове?

— Именно так я это и чувствую.

— Тогда предлагаю обмен, — сказал Ричер.

— Что на что?

— Мне нужно выехать из города.

— Когда?

— Как можно скорее. Я уверен, что мой брат беспокоится обо мне. И это, я уверен, нелегко для старшего. Мне нужно успокоить его.

— Я не диспетчер такси.

— У вас есть машина.

— Я и не шофер тоже.

— Вы могли бы одолжить её мне.

— И как я получу её обратно?

— Не знаю.

— У тебя хоть права есть?

— Не совсем.

— Значит, и обмена нет, — сказала она.

— Хорошо, — сказал Ричер.

— Что ты собирался сделать для меня?

— Предположим, неизвестный подозреваемый ворвался в дом Кроселли, и вы заглянули внутрь. Затем подозреваемый сбежал, но вы не могли оставить место преступления, чтобы преследовать его.

— Я ждала два часа, надеясь, что так и будет, но этого не произошло.

— Я могу сделать это.

— Тебе всего шестнадцать лет.

— Какое к этому отношение имеет мой возраст?

— Провокация — сама по себе достаточно плохая штука. Провоцировать несовершеннолетнего, наверное, еще хуже.

— Кто узнает об этом, кроме меня и вас?

— У меня нет возможности вывезти тебя из города.

Ричер помолчал, затем сказал:

— Может, лучше уточним детали нашего плана.

— Какого плана? — сказала Хемингуэй. — У нас с тобой нет никакого плана.

— Наверное, будет лучше, если это обнаружите не вы. Иначе это будет выглядеть как личная месть и даст возможность адвокатам Кроселли использовать это. Будет лучше, если ФБР не будет иметь к этому никакого отношения вообще. Пусть это будет полиция, правильно? Независимое государственная организация, не имеющая никаких корыстных целей. Если они обнаружат наркодилера и его тайник в своем городе, дело будет сделано. Никто не сможет это отрицать, что есть, то есть. Ваши люди должны будут молчать о своих делишках, и им придется признать, что вы были правы во всём, и ваша процедура рассмотрения вашего дела может превратиться в церемонию награждения.

— Полиция Нью-Йорка занята сегодня вечером.

— У них, без сомнения, есть подразделение по борьбе с наркотиками. Позвоним заранее, прикинем, как скоро они собираются прибыть, и постараемся подгадать время. Я врываюсь, вы немного отстанете, рассмотрите всё за несколько минут, пока не появятся полицейские, а потом мы оба ускользнём, и вы сможете отвезти меня на север. Затем полиция Нью-Йорка сделает всё за вас, и к тому времени, когда вы вернетесь в город, ваше начальство уже будет раскатывать перед вами красную ковровую дорожку.

— Как далеко на север ты собираешься ехать?

— Вест Пойнт. Это где-то выше по течению.

— Я знаю, где это.

— Ну что, договорились?

Хемингуэй промолчала.

* * *
Хемингуэй, наконец, согласилась спустя примерно тридцать минут, ближе к часу ночи. Но всё пошло не так сразу. Во-первых, они не смогли найти работающий телефон. Они прошли вверх и вниз всю Кармин, попытались на углу Седьмой авеню, углу Бликер, Шестой авеню, но все таксофоны молчали. Они не знали, было ли это в результате отключения электроэнергии, или просто общего жалкого состояния города. Ричер знал, что телефонная компания имеет собственное питание в своих проводах, поэтому склонялся в пользу продолжения поиска, но Хемингуэй не захотела искать дальше, опасаясь пропустить какое-нибудь событие в доме Кроселли. Поэтому она вернулась к двери на Кармин, а Ричер продолжил поиск в одиночку вдоль по Шестой и на углу между Минетта Стрит и Минетта Лейн услышал гудок в трубке телефона.

Было слишком темно, чтобы увидеть цифры, поэтому он набрал на ощупь ноль для вызова оператора и долго ждал, прежде чем та ответила. Он попросил шестой полицейский участок Нью-Йорка, и снова стал ждать, еще дольше, прежде чем вызов был принят и чей-то голос рявкнул:

— Да?

Ричер сказал:

— Я хочу сообщить о незаконном обороте наркотиков в Вест-Виллидж.

Голос спросил:

— Что?

— Только что взломан целый склад наркотиков на Кармин.

— Мертвые есть?

— Нет.

— Кого-то собираются убить?

— Нет.

— Пожар?

— Нет.

Голос сказал:

— Тогда прекратите тратить мое время, — и телефон отключился.

Ричер повесил трубку и поплёлся назад, потея, девяносто градусов на один утром, и передал новость Хемингуэй, которая кивнула в темноте, сказав:

— Мы должны были предвидеть, что так и произойдет. Думаю, у них просто нет свободных людей сейчас.

— Нам, возможно, придется использовать ваших людей.

— Забудь. Они не примут мой вызов.

Ричер спросил:

— Кассетный магнитофон вашей младшей сестры с вами?

— Это мой магнитофон.

— Тем не менее, он с вами?

— Зачем он тебе?

— Может, я смогу заставить его похвастаться под запись.

— Ты?

— Всё та же причина. Вы не можете позволить этого, потому что это будет выглядеть как месть.

— Но я не могу позволить и тебе. Ты и он, лицом к лицу? У меня пока еще есть совесть.

— Что он со мной сделает?

— Забьет тебя до смерти.

— Он гангстер, — сказал Ричер. — У него есть солдаты. А из этого следует, что он приказывает другим людям делать тяжелую работу. И это значит, что он не в лучшей форме. Он только надувает щеки, а сам не представляет из себя ничего. Мы уже видели это на Уэйверли. Любой двенадцатилетний пацан на Филиппинах мог забрать у него обед.

— Такие методы у Корпуса морской пехоты?

— Я не из морской пехоты.

— Как ты туда попадешь?

— Я думаю, что церковь за его домом закрыта.

— Сегодня вечером наверняка. А возможно и каждую ночь.

— Я что-нибудь придумаю.

— Как обычно военные поступают в таких случаях?

— Морская пехота или армия?

— Армия.

— Они бы вызвали артиллерийскую поддержку.Или нанесли удар с воздуха.

— А морская пехота?

— Они бы открыли огонь, наверное. Это, как правило, позволяет им очень быстро решать все вопросы.

— Но ты не можешь так поступить.

— Я не морская пехота, — снова повторил Ричер и посмотрел через улицу. Было видно, что окна второго этажа были темными. Это означало, что Кроселли мог находиться именно там, наблюдая. Но вряд ли он видел многое. Человек в темной комнате, наблюдая за освещенной улицей, имеет преимущество. Человек в темной комнате, наблюдая за темной улицей, только зря напрягает глаза.

Ричер пересек темную улицу, подойдя к двойным воротам, и коснулся их пальцами. Они были на ощупь, как наждачная бумага. Краска пятидесятилетней давности плюс пятьдесят лет дыма, копоти и пыли. Он постучал по ней сначала ногтями, а затем осторожно костяшками пальцев. Дерево ощущалось старым, толстым и твердым, именно таким, каким оно и должно было быть, привезённое сюда сто лет назад из какого-нибудь древнего леса с запада. Он скользил ладонями по поверхности, пока не нашел калитку. Та же краска, та же грязь, такое же дерево. Он поискал шарниры и не нашел, зато нащупал замок и потер его пальцем. Было похоже на маленький круглый цилиндровый замок Йеля из изношенной латуни, вероятно, такой же старый, как и краска.

Он направился обратно к Хемингуэй и сказал:

— Ворота, похоже, толщиной два или три дюйма, калитка такая же. Всё из качественного леса и, наверное, твёрдое, как камень, от времени.

— Тогда, возможно, вариант с армией является единственным способом.

— А может и нет. Калитка открывается вовнутрь, замок еще старый, Йельский, установленный лет пятьдесят назад. Я думаю, они вряд ли долбили полотно двери. Не в таком твердом дереве и не в те времена. Люди не настолько беспокоились о безопасности. Держу пари, что замок наружной установки на задней панели. Как в старых домах. Язычок удерживается в маленькой, тоже наружной, коробке. Два шурупа и всё.

— Там должна быть еще одна дверь. Из двора в здание. Вот на ней может быть новый замок.

— Тогда я вышибу её и положусь на своё обаяние.

— Я не могу позволить тебе делать это.

— Это самое малое, что я могу сделать. Я подвёл вас. Может, у вас бы всё получилось. Вы собирались стерпеть эту пощечину, чтобы он продолжал говорить.

— Он уже нашел провод.

— Но он высокомерен, и у него есть эго. Он мог не обратить на это внимания, чтобы просто подразнить вас.

— Именно на это я и надеялась.

— Тогда позвольте мне всё исправить.

* * *
Ричер повернулся и поднял рубашку, обнажив спину для Хемингуэй. Он почувствовал, как её горячие пальцы проникли ему за пояс, оттягивая его, чтобы пристроить пластиковую коробку за резинку на шортах. Потом он почувствовал легкое царапание от провода, и её рука прошлась по его спине под рубашкой до самых лопаток, а затем и до верха, как своеобразное объятие. Он ощутил её дыхание на шее, затем она развернула его снова к себе лицом, теперь другая её рука ушла ему под рубашку, чтобы найти микрофон, перехватить его из руки в руку и вытащить. Она остановилась, дотянув его до груди, и задержала свою руку там, ничего не было между её ладонью и его кожей, кроме крошечного зерна новых технологий.

Она сказала:

— У меня он был в лифчике, но у тебя его нет.

— Вы не поверите, но это так, — сказал Ричер.

— Я не могу его закрепить.

Ричер почувствовал мгновенно появившуюся пленку пота между его грудью и её рукой. Он спросил:

— У вас есть пластырь в косметичке?

— А ты неглупый парень, — сказала она и выгнулась, используя руку и оба локтя, чтобы открыть свою сумку. Когда она склонила голову, чтобы заглянуть в неё, её лоб коснулся его губ на мгновение, как в поцелуе. Волосы её были мягкими и пахли клубникой.

Она забросила сумку обратно на плечо, держа в руке что-то, слегка похрустывающее. Пластырь, понял он, по-прежнему в своей стерильной упаковке. Он забрал его у неё и вскрыл, держа перед лицом. Затем, в свою очередь, она взяла его обратно у него и одной рукой приклеила на микрофон в ложбинке, образованной его грудными мышцами. Пригладив пластырь один раз и второй, она убрала руки из-под его рубашки и заправила её на место.

Затем положила ладони ему на грудь, как Кроселли положил ей когда-то, плотно прижав влажную ткань, и сказала:

— Он найдет его.

— Не волнуйтесь, — сказал Ричер. — Если он дотронется до меня, я забью его до смерти.

Хемингуэй ничего не сказала.

Ричер добавил:

— Это метод морской пехоты.

* * *
Темнота не помогла. Не помогла совсем. Ричер приготовился на противоположной стороне дороги, как спринтер на старте забега, но не видел точно, куда бежать. Нужно было постоянно корректировать направление во время бега. Он стартовал медленно и неуклюже, отчасти из-за темноты, отчасти потому, что бегун из него был ужасный, с длинными тяжелыми шагами. На расстоянии в три шага он увидел ворота, в двух шагах он увидел калитку, еще через шаг он увидел замок и начал своей ведущей ногой наносить удар, разворачивая тело. Он ударил пяткой как можно ближе к маленькому йельскому круглому замку, вложив в удар все свои двести двадцать фунтов, значительно усиленные финальным ускорением ноги и тем фактом, что вся его масса двигалась резко, даже если и недостаточно быстро.

Но этого хватило. Калитка словно взорвалась вовнутрь, с ощущением, что никакого сопротивления не было вообще, и Ричер ворвался через образовавшийся пустой прямоугольник в темноту, в которой не мог разглядеть ничего. Он только чувствовал булыжники под ногами, кислый запах мусора, и темные стены, вырастающие слева, справа и спереди.

Он нащупал себе путь вдоль правой стены к заднему углу двора, где и нашел дверь. Рифлёное стекло вверху, панель внизу, гладкая металлическая ручка, и замок, который казался более новым. Стекло, вероятно, закаленное и армированное проволокой. Замок, вероятно, врезан в дверь и косяк. Совсем другое дело.

Он подождал, чтобы увидеть, если Кроселли спустится вниз и откроет её сам, что он вполне мог сделать. Он должен был услышать грохот выбитой калитки. Но он не спустился. Ричер ждал три минуты, тяжело дыша и широко раскрыв глаза, чтобы хоть что-нибудь увидеть. Но это не помогло. Он подошел к двери и снова обследовал её всю руками. Панель под стеклом должна быть самым слабым местом. Фанера, возможно, где-то три восьмых дюйма толщиной, окрашенная, удерживается в раме круглыми штапиками с выбранной четвертью. На Ричере были ботинки, которые он купил в лондонском аэропорту два перелёта назад, крепкая английская вещь с рантами и носком, твердыми, как сталь. Они уже разбивали головы и коленные суставы этой ночью. Фанера не должна была представить серьезную проблему.

Он отступил назад и ткнул вперед носком ботинка, чтобы мысленно зафиксировать цель. Потом он ударил, бах, бах, сосредоточившись на углах панели, с шумом и злостью, пока древесина не раскололась и штапики не отлетели.

Затем остановился и прислушался.

Ни звука внутри здания.

Что было совсем нехорошо. Ричер предпочел бы встретиться с Кроселли лицом к лицу на первом этаже. Ему не улыбалось подниматься по лестнице, чтобы встретить готового к схватке противника наверху.

Он подождал еще немного.

Тишина.

Присев на корточки спиной к двери, он бил по панели локтем, пока та не откинулась внутрь, словно маленькая дверца, висевшая на нескольких уцелевших гвоздях. Затем он развернулся, просунул руку и плечо через отверстие, вытянулся и зацепил ручку, что у него получилось довольно легко. У него были руки, как у гориллы. На каждой его детской фотографии рукав любой одежды открывал шесть дюймов его голых запястий.

Дверь открылась, он изо всех сил попытался занять вертикальное положение и попятился во двор, просто на всякий случай. Но внутри не было слышно ни звука. Кроселли не вышел. Не было видно ничего, кроме темноты. Внутри воздух был горячим и застоявшимся.

Ричер шагнул вперёд, к тому, что ощущалось, как узкий вестибюль с полом, покрытым плиткой. Он двигал ноги вперед, не отрывая их от пола, одну за другой, пока не почувствовал нижнюю ступеньку. Перила были слева. Противоположная стена была менее чем в трех футах от него. Она была окрашена и была влажной от конденсата.

Ричер двигался по лестнице, вытянув правую руку перед собой, а левой держась за перила. Он поднялся на лестничную площадку шириной в ярд, затем лестница круто повернула и продолжилась вверх. Наверху пахло пыльным горячим воздухом и располагался холл размером шесть на три с липким ковром и двумя дверьми, ведущими в ближнюю и дальнюю комнату.

Под дверью дальней комнаты виднелась полоска слабого теплого света.

Ричер смотрел на неё, как умирающий от жажды в пустыне может смотреть на холодный напиток. Наверное, это была свеча. Это был первый рукотворный свет, который он видел более, чем за три часа.

Он засунул руку под рубашку на спине и нажал на кнопку, которую Хемингуэй показала ему. Красная, сказала она, но это не помогло, потому что у него не было глаз на затылке, и, кроме того, было темно. Ему пришлось определять её наощупь. Он стукнул себя в грудь, чтобы глухой удар обозначил начало записи, и положил руку на дверную ручку.

* * *
Ричер повернул ручку и толкнул дверь, на счет раз, два, быстро и сильно, и вошел в комнату, освещенную оплывающей свечой, пламя которой плясало в потоке воздуха. Комната была двадцать на двадцать, с темным окном в задней стене, старомодными сейфами, стоявшими в ряд слева, как в черно-белых вестернах про грабителей банков, и рядом картотечных ящиков и письменным столом справа. За столом в кожаном кресле откинувшись сидел Кроселли. Кресло был выдвинуто и развернуто боком к столу, так что он сидел лицом к двери.

У него был пистолет в руке.

Это был автоматический Кольт M1911 калибра 0.45, стандартный армейский выпуск, шестьдесяти шести лет от роду, судя по номеру модели. Он выглядел слегка побитым временем. Всё освещалось свечой, стоявшей на столе на фарфоровом блюдце в луже застывшего воска. Обычный предмет домашнего хозяйства, купленный за несколько центов в лавке, но в этой темноте он светил ярко, как солнце.

Кроселли сказал:

— Ты.

Ричер ничего не ответил.

Кроселли снял свой пиджак и распустил галстук, но его рубашка была всё еще влажной. Он сказал:

— Я ждал Хемингуэй. Так это ты сегодня её рыцарь в сверкающих доспехах? Неужели она послала мальчика выполнять мужскую работу?

Он вооружен? — размышлял Ричер. В городе, — сказала Хемингуэй, — он не может себе это позволить. Похоже, это не относится к собственному дому. Вот невезуха. Ричер посмотрел на ряд сейфов. Их было всего шесть, один к одному, каждый около ярда в ширину и шесть футов высотой. У них были замочные скважины, а не кодовые замки. Дверь в конце комнаты была широко открыта, и в ней было пусто. Их оружейная, догадался Ричер. Для чрезвычайных ситуаций, как в эту ночь. Ясно, что все бойцы Кроселли были вооружены, все на улице, все обеспечивали охрану.

— У тебя пистолет, — сказал Ричер для записи.

— Я защищаю свою собственность, — ответил Кроселли.

— Это твой дом?

— Я же не взломщик.

Ричер сделал шаг, и ствол Кольта чуть поднялся, следуя за ним. Ричер спросил:

— Он оформлен на твоё имя?

— Я не настолько глуп.

— Тогда это не твой дом.

— Только технически. Поверь, малыш, все, что ты видишь здесь, моё.

— Что в сейфах?

— Товар.

— Твой?

— Я уже сказал тебе.

— Хотелось бы услышать это коротко и простыми словами.

— Зачем тебе это?

— Мы могли бы иметь общий бизнес.

— Бизнес?

— Именно это слово я и сказал.

— Ты и я?

— Если тебе хватит ума, — сказал Ричер.

— Ты сломал мою дверь.

— А ты бы впустил меня, если бы я просто постучался?

— Каким видом бизнеса мы могли бы заняться, ты и я?

— Ты используешь Нью-Джерси Тёрнпайк и тоннель Холланда. А это значит, тебе поставляют товар из Майами, по магистрали I-95. Это означает, что ты переплачиваешь за всякие случайности, теряешь из-за некоторых ненадежных мулов, кое-что перехватывают патрули полиции штата Нью-Джерси. Я мог бы помочь со всем этим.

— Как?

— Я доставляю всё напрямую с Дальнего Востока, военными самолетами. Нет тщательного досмотра. Мой отец — морской офицер.

— Что именно?

— Все, что захочешь.

— И какова цена вопроса, малыш?

— Покажи мне, что у тебя есть, и скажи мне, что ты за это заплатил. И я разобью твое сердце.

— Ты покалечил двоих моих парней.

Ричер сказал:

— Надеюсь, что так оно и есть. Я хотел, чтобы ты понял, не нужно ссориться со мной. — Он сделал еще один шаг, и ствол Кольта снова последовал за ним.

Ричер спросил:

— Ты покупаешь у Мартинеса?

— Я никогда не слышал о Мартинесе.

— Тогда ты сделал ставку не на того. У кого же ты берешь товар?

— Медельинские парни.

— Я мог бы сэкономить тебе сорок процентов.

Кроселли сказал:

— А я думаю, что в тебе полно дерьма, и что это трюк Хемингуэй.

— Ты же заставил её заткнуться.

— За это я заплатил неплохие деньги и ожидал надёжного результата. Еще что-нибудь в этом роде заставит меня сердиться.

— Это не связано с Хемингуэй.

— Задери майку.

— Зачем?

— Я хочу увидеть провод, прежде, чем застрелю тебя.

Ричер размышлял: незарегистрированное оружие, незаконное владение недвижимостью, прямая ссылка на картель Медельин из Колумбии, а также неприкрытое подтверждение подкупа. Записанного на ленте было вполне достаточно. Он сделал глубокий, глубокий вдох и взялся за низ своей футболки. Затем он резко согнулся вперед от пояса и задул свечу.

* * *
В доли секунды комната стала вместо слабо освещенной чернее, чем зимний плащ Князя Тьмы, и Ричер метнулся прямо вперед, втискиваясь в проход между креслом Кроселли и столом, Кроселли перевёл ствол в том же направлении и выстрелил. Он промахнулся, зато пламя от выстрела осветило его прекрасно, как вспышка фотографа, поэтому Ричер точно знал, где тот находится, и ударил прямо под основание черепа. Кроселли сначала уронил голову из кресла, затем упал на колени. Ричер нащупал кресло, поднял его высоко за подлокотники и уронил на спину Кроселли. Услышав звук стали по линолеуму, когда Кольт отлетел прочь, он отбросил кресло в сторону и шарил вслепую, пока не нашел воротник рубашки Кроселли, который схватил левой рукой, одновременно нанося правой короткие удары по голове Кроселли, в ухо, в челюсть, раз, два, три, четыре, подлые удары клубных драк, пока не почувствовал, что дух выходит из парня, после чего подался вперед, схватил запястья парня и рывком завёл ему руки вверх за спину, высоко и больно, и сжал их обе в своей левой руке. Живые наручники, трюк, который он отработал годами раньше, возможный, благодаря особой силе его пальцев, которого не избежал никто, даже его брат, который был одинаковых с ним размеров, и его отец, который был меньше, но сильнее. Он силой поднял Кроселли на ноги и постучал по карманам брюк, пока не услышал звон ключей. Кроселли отдышался и начал изо всех сил сопротивляться, поэтому Ричер повернул его немного вбок и успокоил снова сильным ударом по почке.

Затем он выудил связку ключей и, удерживая их в правой руке, спросил:

— Где у тебя спички?

Кроселли сказал:

— Похоже, ты хочешь умереть, малыш.

— Естественно, — сказал Ричер. — Никто не живет вечно.

— Я имею в виду сегодня, малыш.

Ричер отделил один ключ на ощупь и прижал к верхней точке щеки Кроселли. Он сказал:

— Раз так, ты не увидишь, как это произойдет. Сначала ты лишишься глаз.

— Спички в ящике стола, — сказал Кроселли.

Ричер снова повернулся к нему и ударил коротко справа в живот, чтобы тот сложился напополам и был чем-то занят, в таком согнутом виде он подвёл и толкнул его к столу, затем, используя свою свободную руку, громыхая, открывал ящики и шарил в них, делая всё это наощупь. Много чего было в ящиках: степлеры, ручки, рулоны скотча, некоторые из них были в диспенсерах, карандаши, скрепки. И книжка картонных спичек, слегка отсыревших.

Зажечь спичку одной рукой было практически невозможно, поэтому Ричер развернул Кроселли к стене с окном, отпустил запястья и сильно толкнул его, используя несколько свободных секунд, чтобы оторвать спичку и чиркнуть ею. Спичка зашипела и загорелась неожиданно ярко в темноте, и он снова зажёг свечу, к этому времени Кроселли набрался сил для атаки, поэтому Ричер подошел к нему и отбросил его прямым ударом в солнечное сплетение, пока в комнате разгоралось снова уютное свечение.

Солнечное сплетение отвлечет его, по крайней мере, на минуту, подумал Ричер, и использовал эту минуту, чтобы пересечь комнату, подобрать Кольт, сбросить его магазин и извлечь патрон из патронника, затем поднять кресло и установить его обратно на колёсики в нужном положении. После этого он разыскал скотч, подтащил парня ближе, бросил его в кресло, и начал приматывать его запястья к раме.

Скотч был менее прочен, чем изолента, но Ричер компенсировал это длиной, накручивая слой за слоем: правая рука, левая рука, пока парень не стал выглядеть, словно у него оба запястья были сломаны и загипсованы каким-то новым прозрачным желтоватым пластырем. Затем настала очередь лодыжек. Всего Ричер использовал шесть полных рулонов скотча, после чего у парня не было возможности даже пошевелиться.

В этот момент в дверь вошла Хемингуэй.

Она посмотрела на свечу, затем на Кроселли.

Ричер доложил:

— Он признался, всё есть на записи.

Она сказала:

— Я слышала выстрел.

— Он промахнулся. Примерно на двадцать градусов левее.

— Я волновалась.

— Волноваться должен главарь. Это он гангстер.

— Что ты смог записать?

— Забери это из моих штанов и послушай.

Что она и сделала. Ричер снова почувствовал горячие быстрые пальцы и что-то, похожее на объятие под рубашкой, пока микрофон передавался из руки в руку. Затем она щелкнула клавишей и стала ждать, снова щелчок, и тонкий жестяной голос, похожий на голос Кроселли заполнил комнату, принимая на себя ответственность за всё, признавая связь с Медельином, сознаваясь во взятке и намекая на её размер.

Она спросила:

— Его ключи у тебя?

Ричер ответил:

— Вот они, у меня в руке.

— Открой сейфы.

Что он и сделал, начав от пустой оружейной комнаты и двигаясь от окна, пока все сейфы не были открыты. Все они были полны гладких упакованных в пластик кирпичей, некоторые коричневого или зеленого цвета, но большинство белых и желтых.

Она сказала:

— Можешь положить ключи обратно ему в карман?

Он сделал это и спросил:

— Что дальше?

— Работает ли его телефон?

Он проверил и сказал:

— Да.

Она дала ему номер, пояснив:

— Это наша внутренняя горячая линия.

Он позвонил и сообщил точный адрес, не называя своего имени. Когда разговор закончился, она сказала:

— Время их реагирования будет от пяти до десяти минут.

Она положила свой пластиковый кассетный магнитофон на полу у ног Кроселли и сказала:

— Нам нужно идти, мой автомобиль не близко.

Ричер спросил:

— Этого будет достаточно?

Она ответила:

— Более, чем. Медельин — это отрава, и доказательства здесь. Это как фотография, Ричер. Как фотообвинение. И не имеет значения, кого он подкупил. Никто не скажет слова против этого. Это, как бороться с приливом.

— И напоследок, — сказал Ричер, повернувшись к Кроселли. — Бить по лицу женщину недопустимо. Ты — мужчина, а не котёнок.

Кроселли ничего не сказал.

Ричер занёс руку:

— Как тебе это понравится?

Кроселли ответил:

— Ты не ударишь человек, привязанного к стулу.

Ричер сказал:

— Посмотрим, — и сильно ударил парня в лицо, это была реальная затрещина, влажно было или нет, кресло поднялось на своих боковых колёсиках, балансировало и шаталось, но, в конце концов, упало набок, колёсики продолжали вращаться, а голова Кроселли подпрыгивала, как шарик для пинбола.

Затем они разбросали кирпичи, предсказание Хемингуэй насчет пяти-десяти минут сбылось, и они увидели спешащие машины примерно шесть минут спустя, а потом еще пару тяжелых грузовиков. Крупные силы поддержки. А почему бы и нет, если угроза реальна?

* * *
Автомобиль Хемингуэй находился в четырех кварталах отсюда, на Салливан Стрит. Это был бледно-голубой «Форд Гранада», который Ричер видел раньше, с виниловой крышей и зубастой передней решеткой. Он спросил:

— Вы уверены, что это снимет вас с крючка?

Она ответила:

— Я на это рассчитываю, малыш. Оказаться правой сразу после всего этого — просто замечательно.

— Тогда вывезите меня из города.

— Я должна остаться.

— Дайте им время прийти в себя. Дайте им время придумать, что это на самом деле их собственная идея. Я сталкивался с таким дерьмом раньше, все организации одинаковы. Вам нужно залечь на дно на день и не привлекать внимания.

— Вест Пойнт?

— Поедем по магистрали через мост Тапан Зи.

— Как долго мне скрываться?

— Они должны расстелить красную ковровую дорожку, Джилл. Дайте им время сначала найти её.

* * *
Они ехали очень долго в темноте, затем очутились в пригороде, где было электричество, со светофорами, уличными фонарями и кое-где освещенными окнами. Рекламные щиты были яркими, и привычный ночной фон из оранжевых алмазов на черном бархате окружал всё вокруг.

Хемингуэй сказала:

— Мне нужно остановиться и позвонить.

Ричер спросил:

— Позвонить кому?

— В офис.

— Зачем?

— Я должна знать, сработало ли это.

— Я уверен, что сработало.

— Я должна убедиться.

— Ну, так остановись. Выпьем по чашке кофе.

— Сейчас тридцать восемь градусов.

— Уже меньше тридцати двух.

— Всё равно слишком жарко для кофе, — она перестроилась на правую полосу, затем свернула на съезд к тому, что Ричеру показалось увеличенной версией стандартной типовой магистральной станции обслуживания, с несколькими туалетами и заправкой, достаточно большой для грузовиков, мотелем с комнатами для уставших водителей, и не просто закусочной, а рестораном, достаточно большим, чтобы накормить Сиракузы. И таксофоны. Целый длинный ряд, прямо перед огромными, ярко освещенными окнами ресторана. Хемингуэй воспользовалась одним, и повесила трубку, улыбаясь, со словами:

— Сработало. Кроселли арестован.

Ричер спросил:

— Как ваш кит?

Она ответила:

— Кит уплыл.

Она задумалась на секунду, затем широкая улыбка появилась на её лице, и они обнялись, какое-то облегчение и радость чувствовались в её сильных объятиях. Ричер чувствовал её ребра и биение сердца. Оно билось часто.

Затем она перешла к следующему телефону и набрала другой номер, где сообщила свое имя и продиктовала длинный отчет о подтвержденном наблюдении Сына Сэма, сделанном по её словам тайным осведомителем, который имел, как она сказала, обширный военный опыт.

Потом она повесила трубку снова и сказала:

— Звучит странно, но я действительно хочу снять комнату только для того, чтобы принять душ.

Ричер сказал:

— По-моему, звучит не так уж и странно.

— Тебе очень важно, когда ты доберешься?

— Душ или даже два не сыграют роли.

— Так давай сделаем это.

— Оба?

— Выгода должна быть взаимной.

— Кто пойдет первым?

— Я.

— Хорошо, — сказал Ричер.

Она заплатила в офисе мотеля пухлую пачку банкнот, как Ричер прикинул, это была плата за всю ночь, и вернулась с ключом от комнаты 15, которая находилась в самом конце, последняя комната перед лесом. Ричер спросил:

— Вы хотите, чтобы я подождал в машине?

Хемингуэй ответила:

— Можешь подождать в комнате.

Они пошли вместе, обнаружив жаркое душное помещение, ничем не отличавшееся от подобных. Хемингуэй проверила ванную комнату, вышла со стопкой полотенец и сказала:

— Это твое, — затем вернулась и закрыла за собой дверь.

Ричер ждал на кровати, пока она не вышла снова, спустя немало времени, вся разгоряченная, розовая и обернутая в полотенца. Она сказала:

— Твоя очередь, — и пересекла комнату, не очень твёрдо держась на ногах, словно преодолевая слабость от жары или усталости.

Ричер спросил:

— Вы в порядке?

Она ответила:

— Со мной всё хорошо.

Он подождал мгновение, затем вошел в ванную комнату, которая была наполнена паром, как сауна, зеркало всё запотело, на нём были видны следы от предыдущей уборки. Он снял и повесил свою липкую одежду на крючок, включил душ и установил его на теплый режим, затем встал в ванну и закрыл занавеску. Он намылился и вымыл голову, потом вымылся сам и хорошо сполоснулся, постоял под теплым потоком еще минуту и вышел.

Вытираться насухо не имело смысла, учитывая температуру и влажность. Распределив влагу по всему телу полотенцем, он надел старую одежду обратно, сырую и рваную, затем расчесал волосы пальцами и вышел, сопровождаемый облаком влаги.

Джилл Хемингуэй лежала на спине на кровати. Сначала ему показалось, что она спит. Потом он увидел, что её глаза открыты, взял её за руку и пощупал пульс.

Пульса не было.

Он попробовал на шее.

То же самое.

Её глаза смотрели на него снизу вверх, пустые и незрячие.

Медицинские причины. Это было её сердце, подумал он. Без сомнения, следствие её тревоги. Он чувствовал это биение и трепетание, видел её слабость. Ричер пересек комнату и встал у окна. Всё еще глубокая ночь. Сквозь деревья он мог видеть огни автомобилей на шоссе, слышать их звук, слабый и постоянный. Он вернулся обратно к кровати и проверил еще раз запястья и шею — ничего.

Ричер вышел на улицу, закрыв за собой дверь, и прошёл к ряду таксофонов у ресторана. Выбрав один наугад, он набрал номер внутренней горячей линии, который она дала ему, и сообщил о её смерти, сказав, что это выглядело естественно, и сообщил место.

Он не назвал своё имя.

Джилл Хемингуэй. Покойся с миром. Она умерла молодой, но с улыбкой на лице.

Он шел через заправку, мимо колонок для легковых машин, мимо колонок для грузовиков, к выходу на дорогу. Выставив одну ногу на полосу движения, он поставил другую на бордюр и вытянул вперед руку с отставленным пальцем. Второй автомобиль, проезжавший мимо, подобрал его. Это был «Шевроле Шеветт», светло-голубой, но это была не Крисси. Это был совсем другой автомобиль, который вёл парень двадцати лет, направлявшийся в Олбани. Он высадил Ричера на ближайшем съезде, молочник в пикапе подбросил его, а затем он прошел милю до поворота, ведущего к Академии. Он поел в придорожной закусочной, и прошел еще милю, когда увидел огни Вест-Пойнта далеко впереди. Он подумал, что никто не будет с ним разговаривать до 6 утра, до чего было еще два часа, поэтому нашел автобусную лавку и лег спать.

* * *
На следующий день после отключения, снабжение энергией было восстановлено в части Квинса в семь часов утра, вскоре после этого пришла очередь части Манхэттена. К обеду половина города, а к одиннадцати часам вечера уже весь город вернулся к прежней жизни. Отключение электричества было вызвано технической неисправностью. Удар молнии в Бушанане, Нью-Йорк — часть длинной летней грозы, которую Ричер видел издалека — выбил автоматический выключатель, но ослабившаяся контргайка не дала автоматическому выключателю немедленно включиться снова, что он и должен был сделать. Как следствие, каскад перегрузок и отключений катился на юг в течение следующего часа, пока не обесточился весь город. К утру более шестнадцати сотен магазинов было разграблено, более тысячи пожаров было устранено, более пятисот полицейских было ранено, и более четырех тысяч человек было арестовано. Всё из-за незатянутой гайки.

* * *
Двадцать восемь дней спустя после Затмения, Сын Сэма был схвачен возле своего дома на Пайн-стрит, в Йонкерсе, Нью-Йорк, менее, чем в четырех милях от колледжа Сары Лоуренс. Его годичная серия убийств закончилась. Его звали Дэвид Берковиц, и ему было двадцать четыре года. Он носил свой армейский Бульдог в бумажном пакете и признался в своих преступлениях на месте. Он подтвердил, что добровольно вступил в армию США в восемнадцать лет и служил три года, частично внутри континентальной части США, но в основном в Южной Корее.


Оглавление

  • Жара