Мальтийский орден в прошлом и настоящем [Раиса Юрьевна Печникова] (fb2) читать онлайн

Раиса Юрьевна Печникова МАЛЬТИЙСКИЙ ОРДЕН В ПРОШЛОМ И НАСТОЯЩЕМ

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

— Мы признаем тебя слугой бедных и больных и защитником католической церкви, посвящающим этому делу свою жизнь.

— Признаю себя таковым!

Подобную клятву давали юноши из знатнейших европейских семейств при вступлении в духовно-рыцарский Орден госпитальеров в средние века. Эту же клятву приносят члены ордена и сегодня. «Сегодня? — удивится читатель. — Разве можно в конце XX столетия говорить всерьез о каких-то рыцарях? Мало ли вообще на земле сохранилось курьезов и анахронизмов, например княжество Андорра без князя или „император“ Отто Габсбург без империи?»

Но давайте не будем спешить с выводами. Дело в том, что одно из старейших религиозных объединений католической церкви — Орден госпиталя св. Иоанна Иерусалимского, существующий уже почти девять веков, не только дожил до наших дней, но и пытается играть активную роль в современном мире.

Официально «Суверенный военный орден рыцарей-госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты» (а именно таково полное его название) представляет собой религиозную корпорацию, функции которой формально ограничены сферой милосердия. Он занимается устройством больниц для бедных и бесплатных медицинских курсов, поликлиник и лепрозориев. Свою деятельность орден распространил на все континенты: характерный восьмиконечный мальтийский крест можно увидеть и в Европе, и в Азии, и в Африке, и в Латинской Америке.

Зарождение и развитие ордена связано прежде всего с эпохой крестовых походов XI—XIII вв., с тем временем, когда набиравшая силу католическая церковь крестом и мечом навязывала свою волю народам. С бесславным окончанием крестоносных авантюр, когда рыцари были изгнаны из Сирии и Палестины, казалось бы, отпала необходимость и в воинах-монахах, составлявших часть армии крестоносцев. Но орден не собирался сдавать свои позиции. Закрепившись на Родосе, а затем на Мальте, он превратился в «щит Средиземноморья», охраняя интересы европейских монархов от растущей экспансии Османской империи. В 1798 г. Наполеон лишил рыцарей-иоаннитов их островного государства, но они все же сумели выжить, став одним из неотъемлемых звеньев идеологического аппарата католической церкви.

Анализ эволюции ордена от средневековья до наших дней позволяет четко обозначить пять периодов его «одиссеи», точную дифференциацию которых дал крупный специалист по эпохе крестовых походов М.А. Заборов:

1) период крестовых походов (до 1291 г.), когда иоанниты составляли часть феодальных верхов в государствах крестоносцев;

2) краткая «интерлюдия» — пребывание на Кипре после краха владычества франков в Палестине (1291—1310);

3) пребывание на Родосе (1310—1522) — «героический этап» и вместе с тем стадия окончательного сформирования ^[1] ордена как феодально-аристократического сообщества;

4) пребывание на Мальте (1530—1798) — период наивысшего взлета и последовавшего затем упадка, завершившийся изгнанием рыцарей Мальтийского ордена Наполеоном;

5) с 1834 г. по настоящее время — период постепенной адаптации к эпохе подъема капитализма и превращения ордена в инструмент воздействия на широкие народные массы.

Высшие иерархи ордена утверждают, что современные рыцари, оставаясь ортодоксальными католиками, не занимаются политикой и не связаны с какими бы то ни было политическими течениями и режимами. Но, как это часто бывает среди «пастырей душ человеческих», такие декларативные высказывания не выдерживают проверки практикой. Фарисейство орденской верхушки легко доказуемо хотя бы на примере скандальных связей Мальтийского ордена с фашиствующей масонской ложей «Пропаганда-2», с ЦРУ, секретными службами ФРГ и Италии. Госпитальеры поддерживают никарагуанских «контрас», землячества «изгнанников» из социалистических стран, а точнее, тех, кто вместе с отступавшими гитлеровскими войсками предпочел перебраться на Запад, и т.д.

Третье по величине среди современных наиболее активных католических сообществ после орденов «Опус деи» и «Общества Иисуса», рыцарское братство, насчитывающее 10 тыс. членов, обладает рядом преимуществ перед своими коллегами. Ведя большую благотворительную деятельность, оно заслужило реноме «второго Красного Креста», что в то же время помогает ордену практически безнаказанно вести другую жизнь, скрытую от глаз общественности…

Предлагаемая читателю книга является, по существу, первой попыткой систематизировать отрывочные сведения, появлявшиеся до сих пор на страницах журналов и книг. По указанной теме в СССР существует только две специализированные работы М.А. Заборова — статьи «Иоанниты» («Вопросы истории». 1984, № 9) и «Мальтийские рыцари: историческая эволюция ордена иоаннитов» (см.: «Религии мира». М., 1984). Несколько полнее исследован вопрос о связях Мальтийского ордена с Россией, однако и здесь немногочисленные публикации делают основной упор на эпоху царствования Павла I, принявшего орден под свое покровительство^[2].

Имеется некоторое количество русских дореволюционных изданий, посвященных истории ордена и особенно, что вполне естественно, его «российскому периоду». В основном в историческом аспекте рассматривают проблему рыцарей-госпитальеров зарубежные авторы. Мальтийскому ордену уделяется большое внимание на Западе, но вся литература по этой теме весьма далека от объективности и носит чисто апологетический характер, восхваляя роль рыцарского сообщества как бесстрашного, бескорыстного и спаянного общими интересами братства, всегда готового выступить на борьбу с «неверными».

Цель книги «Мальтийский орден в прошлом и настоящем» — рассказать советскому читателю не только о романтической истории корпорации рыцарей, но и показать ее сегодняшний день, не скрывая ни положительных, ни отрицательных аспектов ее деятельности.

Глава I

РЫЦАРИ НА ВОСТОКЕ

В Оружейной палате бывшего дворца великого магистра ордена в столице Республики Мальты г. Ла-Валлетта, ныне превращенного в резиденцию президента страны и парламента, в небольшой витрине хранится старинный пергамент. Подписанная римским папой Пасхалием II и датированная 1113 годом булла является одним из старейших манускриптов в Европе. Для нас она интересна другим: этой буллой папа объявлял о создании монашеского ордена госпиталя святого Иоанна Иерусалимского и о введении прямой опеки римской курии над ним. Так официально был закреплен уже свершившийся факт: ведь братство возникло гораздо раньше и к этому времени представляло собой довольно влиятельную силу.

В своей булле глава католической церкви даровал некоему Жерару, «нашему почтенному сыну, основателю и настоятелю госпиталя в Иерусалиме», право возглавить орден, а заодно санкционировал все прошлые и будущие имущественные приобретения нового ордена «на том и на этом берегах моря, т.е. в Азии и Европе».

Для того чтобы понять, что это за госпиталь и как он мог стать ядром монашеского ордена, нам следует вернуться на несколько столетий назад, к первым векам новой эры. Именно в это время зарождается и затем принимает широкий размах такое явление, как паломничество в Святую землю — к местам, которые почитаются христианами как главные святыни. Начиная с IV в., после утверждения христианства в качестве государственной религии Римской империи, вначале отдельные лица, а затем и поток западноевропейцев устремляются в Палестину, где, по учению церкви, родился, жил и был распят «во искупление грехов человечества» Иисус Христос. Путешествие в Святую землю воспринималось сознанием средневекового человека как благое дело, угодное богу, а люди, совершавшие такие благочестивые странствования, окружались особым ореолом и почетом.

Большую роль в распространении идей паломничества сыграл тот факт, что в представлении западноевропейцев места, где страдали за веру христианские святые, обладали особой силой очищать человека от всего греховного и земного. Естественно, что Палестина — родина Иисуса Христа — притягивала наибольшее число верующих, а путешествие туда рассматривалось церковью как символ небесного спасения. Причем эта мысль настолько закрепилась в воззрениях средневековья, что уже задним числом церковь начала приписывать паломничество в Иерусалим (или хотя бы желание совершить его) даже тем «святым» или наиболее популярным в народе героям, которые там никогда не бывали, как это случилось, например, с легендарным английским королем Артуром или франкским императором Карлом Великим.

Одновременно с ростом числа паломников в самом Иерусалиме и на пути в Святую землю появляются первые странноприимные дома, или госпиции (или госпитали — от лат. «госпиталис» — гость), где предпринимавшие мучительное путешествие люди могли отдохнуть и получить первую помощь, как, впрочем, и в многочисленных монастырях, возникавших и в Европе, и в Палестине. Численность «госпиталей» вместе с монастырями в Иерусалиме и его окрестностях уже в начале V в. составляла более трехсот.

В 637 г. Иерусалим захватили арабы, а еще через три года им покорилась вся Палестина. Однако на христианском населении Востока это завоевание почти не отразилось. Первые арабские правители из династий Омейядов и Аббасидов терпимо относились к чужой религии и не препятствовали европейцам, пытавшимся проникнуть к святым местам. Интересно, что один из них, халиф Харун ар-Рашид, даже прислал, по некоторым сообщениям, Карлу Великому в знак дружбы ключи от храма Гроба Господня и… слона, несказанно удивившего подданных императора и его самого.

Пилигримы прибывали в Палестину двумя путями: по суше через Малую Азию и Византию или по Средиземному морю на судах, принадлежавших купцам из Венеции и Амальфи. Эти итальянские города уже много лет поддерживали торговые связи с Востоком, учредили там свои коммерческие конторы и взяли на себя функцию снабжения паломников всем необходимым.

Именно торговцам из Амальфи было суждено стоять у колыбели будущего ордена иоаннитов. В 1070 г. они основали на территории бенедиктинского монастыря в Иерусалиме странноприимный дом, важность которого определялась тем, что поток европейцев в Палестину увеличивался, а старые госпиции постепенно пришли в упадок. Первый глава религиозно-милосердной корпорации брат Жерар сам был выходцем из Амальфи (по другой версии, он родился в Провансе).

Через некоторое время приют перенесли на новое место, неподалеку от храма Гроба Господня, и посвятили его патриарху александрийскому VII в. Иоанну Элеймону (Милостивому), чей непривычный для уха западноевропейца греческий эпитет был ими переделан позднее на Лемонье. Так был основан госпиталь св. Иоанна Иерусалимского, при котором учредили специальное отделение для оказания помощи больным (от него-то и происходит наше нынешнее понятие о госпитале).

С середины XI в. паломничество в святые места принимает небывалый размах. Захват Палестины турками-сельджуками, начатый в 1071 г., не остановил этот процесс, который способствовал развитию и процветанию госпиталя. История сохранила отдельные имена тех, кто пытался добраться до «земли обетованной». В основном это представители знати, как, например, Роберт I граф Фландрский, предпринявший паломничество в Иерусалим в 1089 г., или известные церковные деятели, как, например, Петр Пустынник, которого, правда, турки не допустили до конечной цели путешествия. Тысячи простых людей прибывали в Палестину огромными партиями или небольшими группами. По свидетельству хрониста Радульфа Глабера, который встречался со многими паломниками сам и слышал от них рассказы о странствиях других, в Иерусалим «шли бесчисленные толпы со всех концов света. Никогда не поверили бы прежде, что это место привлечет к себе такое изумительное скопление народа».

Последующее превращение приюта при монастыре в духовно-рыцарский орден связано с эпохой крестовых походов XI—XII вв., когда под предлогом защиты Византии от турок-сельджуков и «гроба господня» от «язычников» западноевропейские феодалы развязали разбойничьи, захватнические войны на Востоке.

Многочисленные паломники и купцы, торговавшие с Сирией, Египтом, Византией — богатейшими и культурнейшими странами тогдашнего мира, приносили домой, в Европу, рассказы о сказочных краях, в которых им удалось побывать. Взволнованным слушателям рисовались земли, где молочные реки текли меж кисельных берегов, лавки и рынки городов были наполнены невиданными товарами, а жители этого рая утопали в неге и роскоши среди красивых и изящных построек и храмов. Постепенно в Европе складывалась легенда о Востоке как о «земле обетованной».

Богатства Востока издавна привлекали сюда полчища завоевателей — любителей легкой наживы. В XI в. в борьбу за господство в этих благословенных странах вступила Западная Европа, стоявшая по своей материальной и духовной культуре значительно ниже восточных народов. В походах, проходивших под религиозными лозунгами освобождения Святой земли от «неверных», участвовали многочисленные слои общества — от крупных феодалов, герцогов, князей и королей, стремившихся таким образом расширить свои владения и укрепить власть, до рыцарской мелкоты, лишенной по феодальному праву наследования (земля переходила в собственность только старшего сына) надежды на приобретение поместий и крепостных. Для них завоевательные походы в Сирию и Палестину (а в дальнейшем и в Византию) казались прекрасной возможностью поправить свои дела, разбогатеть несложным путем.

На какое-то время призывами о спасении гробницы Христа и посулами манны небесной феодально-католической верхушке удалось разжечь религиозный фанатизм городской бедноты и крепостных крестьян, жестоко страдавших от гнета феодалов и церкви. Их на Востоке привлекала также возможность вырваться из-под ненавистного ига и, обретя личную свободу, обосноваться в землях, где по их представлениям, богатства сами текли в руки словно из рога изобилия.

Главным же вдохновителем крестовых походов, принесших неисчислимые страдания и муки как их участникам из Западной Европы, так и восточным народам, явилась римско-католическая церковь. Причины, заставившие «святой престол» бросить вожделенные взоры на Левант (по франц. «Levant» — восход), были еще более разнообразными и хищническими по своей природе, чем у непосредственных исполнителей задуманного предприятия. Здесь следует выделить две основные группы интересов, которыми руководствовалась церковь, призывая отвоевать Гроб Господень: экономические и политические. Во-первых, будучи крупнейшим феодальным собственником, она, как и другие феодалы, стремилась к приумножению своих земель; во-вторых, подчинение новых стран власти католической церкви сулило ей возможность увеличить свои доходы за счет так называемой десятины (специального налога в пользу церкви); в-третьих, уходившие в далекий поход феодальная знать и рядовые рыцари зачастую жертвовали или отдавали ей на хранение свои сбережения и поместья. И наконец, далеко не последнюю роль сыграло стремление Рима поставить свою власть выше любой другой, духовной или светской.

Борясь за примат власти папы над государями католической Западной Европы тех лет, римская курия ставила своей задачей подчинить себе и восточную церковь, окончательно отделившуюся от западной в 1054 г. Отсюда неослабевающий интерес «святого престола» к Византии, православной церкви. Надежды папства на то, что рано или поздно ему удастся воплотить в жизнь эту «мечту», подогревал тот факт, что Византия в XI в. находилась в тяжелом положении, испытывая угрозу со стороны турок-сельджуков, сицилийских норманнов и печенегов, и постоянно была вынуждена обращаться за помощью к Западу. Воспользовавшись очередной просьбой византийского императора Алексея I Комнина (1081—1118), орды крестоносцев по призыву папы Урбана II двинулись на Восток.

Так в августе 1096 г. начался первый крестовый поход. Однако он обернулся далеко не легкой прогулкой по богатым городам и весям, как это представлялось крестоносному воинству. Преувеличенными оказались расчеты на слабость турок: непрерывно враждовавшие между собой сельджукские эмираты все еще представляли грозную силу. Понеся колоссальные потери, «освободителя Гроба Господня» все же захватили Эдессу, затем Антиохию, учинив в обоих городах кровавую резню населения. Поход закончился в 1099 г. взятием Иерусалима, во время которого рыцари дочиста разграбили город, а его жителей вырезали буквально поголовно, как писал современник событий, не пощадив «ни женщин, ни малюток».

Не прошел бесследно поход и для самих завоевателей; из 12 тысяч ополченцев из простонародья и полутора тысяч рыцарей, принявших участие в осаде и штурме «божьего града», уцелело лишь несколько сот человек. Неудивительно, что в период ожесточенных сражений оказание необходимой медицинской помощи вылилось для крестоносцев в одну из главных проблем. Их предводитель, а в дальнейшем первый правитель основанного им Иерусалимского королевства герцог Годфруа Бульонский поручил Жерару заботу о раненых и больных, а для упрочения положения госпиталя пожаловал ему деревню Сальсала в окрестностях Иерусалима. Жерар, в свою очередь, попросил выделить ему несколько помощников, и четверо рыцарей из числа «защитников веры» вызвались участвовать в деле ухода за больными.

Постепенно госпиталь св. Иоанна в Иерусалиме расширялся, множились его богатства. Исцеленные братьями милосердия знатные рыцари одаривали его землями и поместьями и в Палестине, и в Европе. Так зарождались будущие командорства и великие приорства ордена. Не последнюю роль в росте его экономического могущества играли пожертвования заинтересованных в поддержке иоаннитов королей и принцев восточных государств крестоносцев. В начале XII в. госпиталь св. Иоанна — это уже прославленный по всему Восточному Средиземноморью крупный центр, способный принимать до двух тысяч путешественников и больных.

По определению современников, Жерар был «самым смиренным человеком на Востоке и истинным слугой бедных». При нем госпиталь превратился в своего рода монастырь, где рыцари, ставшие сиделками, добровольно обрекали себя на отход от всего мирского и принимали монашеский обет бедности, послушания и целомудрия, завещанный св. Августином, одним из наиболее почитаемых католической церковью отцов христианства на Западе.

Вместо небольшой часовни настоятель новой обители выстроил церковь и посвятил ее Иоанну Крестителю, что, по всей видимости, окончательно способствовало официально утвердившемуся названию общины — «иоанниты». Тогда же от слова «госпиталь», закрепившегося в полном названии ордена, его члены стали зваться «госпитальерами».

Свою деятельность иоанниты-госпитальеры распространили далеко за пределы Иерусалимского королевства. На всем пути следования паломников, религиозный энтузиазм которых подогревался недавними победами над «неверными», госпиталь основал дочерние приюты и больницы, предоставлявшие кров и лечение тысячам европейцев, устремившихся вкусить благодати на родине Христа. Особую активность иоанниты проявили в Провансе и Италии, через которые пролегали основные маршруты в Палестину.

Длительное время забота о больных и паломниках стояла у госпитальеров на первом месте. Бывшие рыцари-воины, превратившиеся в монахов, называли бедных «господами», а себя — их «слугами». Ведя аскетический образ жизни, они добывали себе пропитание тем, что собирали милостыню, которую по вечерам смиренно складывали к ногам находившихся на их попечении страждущих. Перед вечерней службой братья-госпитальеры во главе с настоятелем обходили всех больных и приглашали «господ бедных» помолиться за госпиталь, его покровителей и всех христиан.

Печать, служившая ордену иоаннитов, кстати говоря, вплоть до потери рыцарями Мальты в конце XVIII в., изображала лежащего больного со светильником в ногах и крестом в изголовье. Сами иоанниты стали носить черное суконное платье бенедиктинцев с узкими рукавами в знак жизненных тягот и белым полотняным восьмиконечным крестом на груди, цвет которого символизировал их целомудрие, четыре направления — главные христианские добродетели: благоразумие, справедливость, силу духа и воздержание, а восемь концов — восемь благ, обещанных в Нагорной проповеди Христом всем праведникам в раю.

Постепенно к чисто благотворительным целям госпиталя, а именно: обеспечению пилигримов крышей над головой и питанием, заботе об освободившихся из мусульманского плена, уходу за больными, погребению умерших — прибавляются и другие функции, которые в недалеком будущем станут определяющими. Прежде всего это защита «благочестивых странников» от многочисленных опасностей, подстерегавших их в Палестине.

Несмотря на одержанные первыми крестоносцами победы и последовавшее вслед за этим образование Латино-Иерусалимского королевства, их позиции на Востоке оставались весьма непрочными. Само королевство по сути своей представляло не что иное, как небольшие плохо связанные между собой княжества, вытянувшиеся узкой полосой вдоль побережья Средиземного моря. Отстоявшие друг от друга на большом расстоянии (так, например, Антиохия находилась в 300 км от Иерусалима, а Эдесса — почти в 200 км от Антиохии), они не только не признавали верховной власти иерусалимского короля, но не желали объединяться даже перед лицом внешней опасности. Государство «франков» (как именовало местное население пришельцев из Европы) было искусственным, чисто формальным и вместе с тем типичным феодальным образованием со всеми присущими ему недостатками: раздробленностью, междоусобицами, угнетением простого люда, постоянной враждой баронов.

Таким образом, все эти королевства, герцогства и графства являлись лишь разобщенными островками среди безграничного моря враждебного им мусульманского населения. По существу, на всех захваченных землях ни на один день не прекращалась борьба завоеванных народов против поработителей. Отряды мусульман постоянно нападали на обозы, следовавшие от побережья в глубь страны, вступали в бой с группами рыцарей, нередко от них доставалось и паломникам, прибывавшим обычно по морю в Яффу и оттуда продвигавшимся в Иерусалим. Да это и понятно: сгоряча ведь трудно разобраться, кто из пришельцев приходил с мечом, а кто лишь за миртовой ветвью с родины Христа. Даже сами термины «крестовый поход», «крестоносцы» появились значительно позже — в XVII в., а в средние века подобные грабительские, агрессивные предприятия именовались и «паломничеством», и «путем в Святую землю», и «заморским странствованием», и даже «путем по стезе господней».

Но не только действий «язычников» приходилось опасаться людям, пустившимся в длительное путешествие. Сами «христианские» рыцари, привыкшие к грабежам и насилию у себя дома, в Европе, не гнушались здесь, в Палестине, нападать даже на своих единоверцев, спешивших на поклон к «святым» реликвиям. Вот так для благородной внешне обязанности защитников пилигримов иоанниты, численность которых значительно выросла, взяли в руки меч.

За каких-нибудь двадцать лет госпиталь св. Иоанна в Иерусалиме перерос из монашеско-благотворительной организации в мощное и хорошо дисциплинированное военное объединение, орден. Однако окончательно подобная трансформация завершилась уже при преемнике Жерара — Раймунде дю Пюи (1121—1157). Он принимает титул «магистра ордена» и вырабатывает его первый устав, в котором разграничивает функции священников и мирян, единственной обязанностью последних как раз и становится военное дело. Несколько позже (в 1153 г.) папа Анастасий IV санкционировал разделение мирян на рыцарей и оруженосцев. Соответственно меняется и форма одежды: если для церковных служителей это по-прежнему черная сутана, то рыцари облачаются в полумонашеское-полувоенное платье малинового цвета с черным плащом-накидкой. Неизменной остается лишь одна деталь — восьмиконечный крест на левой стороне груди. Аскетический образ жизни, обязательный при Жераре, уступает место более светскому: на столах иоаннитов появляются изысканные яства и вина, одеяния из грубой шерсти заменяются на более дорогие из тонких тканей, рыцарям разрешается селиться на собственных квартирах.

В 1130 г. папа Иннокентий II утверждает знамя ордена — белый крест все той же формы на красном фоне; еще через несколько лет, в 1134 г., он издает специальную буллу, по которой орден изымался из ведения местных властей, в том числе и духовных, и переходил в подчинение непосредственно Риму.

Так благодаря решительной поддержке «святого престола» орден госпитальеров набирает мощь и становится весьма влиятельной силой на франкском Востоке. При этом, как всегда, Рим преследует далеко не бескорыстные цели. Практически весь период европейской истории, непосредственно предшествовавший крестовым походам, был отмечен борьбой за верховную власть между церковью и государством. Крестовые походы, инспирированные и санкционированные папами, способствовали небывалой концентрации власти в их руках. Как отмечал немецкий исследователь Г. Эйкен в своей книге «История и система средневекового миросозерцания», «никогда еще утверждение церкви, что папа есть высший властитель и судья всей земли, не имело за собой такой убедительной силы, как во времена крестовых походов. Никогда средства государств не находились в такой степени в распоряжении церкви и цели государств не подчинялись в такой степени целям церковным».

Вполне закономерно, что вновь приобретенные Западом палестинские земли римская курия также стремилась подчинить своему влиянию, используя для этого все имеющиеся у нее средства. Одним из лучших инструментов для иноземных завоевании под лозунгами борьбы с исламом служили именно духовно-рыцарские ордена типа иоаннитов, в лице которых католическая церковь получила фанатически преданное, в любое время готовое к действиям, хорошо вооруженное и обученное войско.

Одновременно сами правители государств крестоносцев в Палестине стремятся к укреплению позиций иоаннитов. Безусловно, и папа в Риме, и новоявленные владетельные сеньоры в Святой земле способствовали превращению ордена из духовного в военный не из уважения к рыцарским идеалам и традициям, как это утверждают по сей день некоторые западные историки. Возвышению госпитальеров способствовали объективные факторы, и в первую очередь неустойчивая, взрывоопасная ситуация на завоеванном, но непокоренном Востоке.

По окончании первого крестового похода лишь немногие его участники осели на захваченных землях, основная же масса вернулась в родные края. В результате вновь возникшие государства отчаянно нуждались в любом, кто был готов с оружием в руках отстаивать их интересы. Стремление сохранить и приумножить добытое толкало правящую феодальную верхушку к постоянным войнам с Египтом и турками-сельджуками. Кроме того, мусульманское население Палестины, порабощенное крестоносцами, не выдерживая гнета христианских сеньоров, часто восставало против них. В этой связи основными задачами иоаннитов становятся оборона владений крестоносцев от внешней опасности, расширение их границ и подавление выступлений местного крестьянства.

Следует отметить тот факт, что государства западноевропейских рыцарей, основную массу которых составляли выходцы из Франции, складывались по образу и подобию соответствующих феодальных королевств и княжеств Европы. В их внутренней жизни возникали те же проблемы, которые были характерны для оставленной родины. И без того слабые, государства крестоносцев в Палестине раздирались междоусобными войнами, распрями между феодалами, династическими заговорами и переворотами. Каждая из враждующих фракций старалась перетянуть влиятельную военную силу на свою сторону, что позволяло ордену госпитальеров все активнее вмешиваться в дела государственного управления, играя роль третейского судьи, а зачастую предоставляя свои услуги ландскнехтов той или иной партии.

Надо учесть, что для XII—XIII вв. орден всадников госпиталя св. Иоанна (таково было название ордена при Р. дю Пюи) не являлся уникальным образованием. Почти одновременно с ним в Палестине, а затем и в Европе, в частности в Испании, где необходимость в них была продиктована задачами реконкисты (борьбы против арабских завоевателей), стали складываться аналогичные религиозно-воинствующие корпорации. На Востоке вслед за иоаннитами появляются орден тамплиеров, а в конце XII в. — Тевтонский, созданный немецкими рыцарями.

Наряду с орденом госпитальеров наибольшего могущества добились тамплиеры, но именно накопленные ими несметные богатства и достигнутое влияние послужили причиной их разгрома в дальнейшем. Орден был образован в 1118—1119 гг. небольшой группой из десяти французских рыцарей под началом Гуго де Пейнса, выходца из Шампани, в Иерусалиме, в доме каноников, расположенном на месте старого Соломонова храма, откуда и пошло их название — храмовники или тамплиеры (от франц. temple — храм). В отличие от иоаннитов, сочетавших дело милосердия с военным, тамплиеры с самого начала основной своей задачей выдвинули вооруженную борьбу с исламом и защиту паломников от нападений мусульман, т.е. взяли на себя функции своего рода жандармов в Палестине и Сирии. Подобно иоаннитам, рыцари-храмовники приняли монашеское обличье, что должно было символизировать их решение полностью подчинить свою жизнь служению вере, не участвуя в мирских делах, развлечениях и т.п. Так же как и у госпитальеров, устав ордена строго регламентировал обязанности рыцарей и перечислял возможные наказания за различного рода провинности и отклонения от аскетического образа жизни.

Первоначально появление монашеско-рыцарских сообществ, проповедовавших отход от мира, но при этом пускавших в ход оружие, вызвало недоумение у многих верующих и даже у некоторой части священнослужителей, воспитанных на одном из основных постулатов христианства, рассматривавшего убийство даже в целях обороны как тяжкий грех. Но сама церковь была уже далеко не та: она проделала большой путь эволюции от идеалов раннего христианства до благословения захватнических крестовых походов во имя обретения новых территорий, богатства и власти.

Подогревая религиозный фанатизм, который определял духовную жизнь средневековья, «церковь воинствующая» выдвинула из своей среды человека, ставшего главным идеологом новых корпораций. Речь идет о Бернаре Клервоском (1090—1153), монахе-цистерцианце, основателе и настоятеле аббатства Клерво во Франции, богослове-мистике, причисленном католической церковью к лику святых. Именно он провозгласил: «Нет такого закона, который запрещал бы христианину поднимать меч. Евангелие нигде не говорит воинам: бросьте оружие и откажитесь от воинского дела; оно лишь запрещает несправедливую войну, особенно между христианами».

Отсюда до оправдания чисто военной деятельности духовно-рыцарских орденов уже один только шаг, и Бернар Клервоский его сделал: «Было бы запрещено убивать и язычников, если бы каким-нибудь другим путем можно было бы помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны язычников, отбросить этих служителей скверны, мечтающих отнять у христиан сокрытые в Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога».

Стоявший у колыбели ордена тамплиеров и давший теоретическое обоснование идеала «рыцаря Христова», этот вдохновитель второго крестового похода пошел еще дальше и разработал целую систему ценностей «воинства божьего» (militia Dei), объявив, что убийство мусульман является богоугодным делом. Посвятивший себя Богу рыцарь, по учению Бернара, убивает безгрешно и умирает со спокойной совестью; он — не человекоубийца, а «злоубийца» (malicidia), а потому «великое счастье умереть в Боге, но счастливее тот, кто умирает за Бога».

Успокоив таким образом сомневавшихся, апостольский престол всячески поощрял воинственные настроения среди членов орденов и благословлял всех желающих вступить в них. И тамплиеры, и госпитальеры получали из рук пап многочисленные привилегии: право владеть собственностью, которая не облагалась налогами, право собирать в свою пользу десятину, а также отправлять церковные службы и т.п.

Почувствовав свою силу, рыцари-монахи перестали довольствоваться отведенной им ролью хорошо дисциплинированного и обученного войска, главной целью которого была «священная война» против «сарацин» (так европейцы называли арабское мусульманское население). Различные преимущества, пожалованные им из Рима, вселили в них уверенность в собственной исключительности, что нередко приводило к столкновениям с местными иерархиями католической церкви, недовольными тем, что ордены были изъяты из их ведения и подчинялись только римскому папе.

Злоупотребления, чинимые орденами, вскоре стали притчей во языцех, и III Латеранский собор (1179 г.) вынужден был специально заниматься этим вопросом. Утвержденный собором канон 9 «О нарушении епископских прав религиозными орденами, особенно тамплиерами и госпитальерами» порицает рыцарей за многочисленные случаи злоупотребления дарованными привилегиями и прямо требует от них, чтобы они оказывали должное уважение католической церкви. По свидетельству документа, священники госпитальеров, например, нередко служили мессу в районах, подвергнутых папскому интердикту, отпевали и погребали там умерших, принимали под свое покровительство отлученных от церкви лиц и т.д.

К 1180 г. численность ордена госпитальеров уже достигала 600 человек. По нынешним масштабам цифра кажется ничтожной, но если сделать скидку на ту эпоху, когда стычка отряда из десяти рыцарей с обеих сторон уже считалась крупным столкновением, то можно понять, насколько ценилась в условиях Палестины XII в. подобная воинская сила. Орден стал весьма заманчивым для европейского дворянства, особенно для младших отпрысков знатных семей и мелкопоместных рыцарей, превратившись в интернациональное братство, разделенное на семь «языков» (или «наций») согласно странам, выходцы из которых являлись его членами: языки Прованса, Оверни, Франции, Италии, Арагона, Германии и Англии (в дальнейшем это деление претерпело некоторые изменения).

Постепенно орден всадников-госпитальеров вырастает в крупного феодала, поместья которого, пожертвованные как отдельными лицами, так и государями, раскинулись по всей Европе и франкскому Востоку. Так, еще в 1134 г. Альфонс I Воитель, бездетный король Арагона и Наварры, завещал свои владения трем палестинским орденам: иоаннитам, тамплиерам и рыцарям Гроба Господня. Незадолго до этого госпитальеры приобрели свои первые земли в Провансе и во Франции, где до сих пор можно встретить деревни с характерным названием Сен-Жан. Их обширные домены включали аббатства и города, селения и крепости, мельницы и виноградники, а также леса, каменоломни и солеварни. На полях и пастбищах ордена-господина уже не десятками, а сотнями и тысячами гнули спину крестьяне-сервы. В XIII в. иоанниты владели 19 тыс. поместий, приобретенных за счет пожертвований, купли, обмена и отошедших к ордену после смерти его членов. Нередко владельцы других феодов находились по отношению к нему в личной зависимости.

Разросшееся и усложнившееся хозяйство ордена потребовало новой структуры управления. В 30-е годы XIII в. происходит деление вотчин госпитальеров на командорства, объединенные в бальяжи, которые, в свою очередь, образовывали приорства и великие приорства, и уже над ними возвышались языки, чьи резиденции находились в бывшем до 1187 г. столицей государства «воинов божьих» Иерусалиме, неподалеку от храма Гроба Господня.

Недостаток людских ресурсов заставлял крестоносцев искать способы рациональной защиты своих границ. И здесь на первое место выдвинулась организация обороны рубежей по европейскому образцу. Они сконцентрировали свои усилия в первую очередь на строительстве гигантских крепостей, являвшихся мощными форпостами, позволявшими отражать натиск мусульман и одновременно опорными пунктами экспансии крестоносцев на Восток. В своей заботе об охране владений крестоносные правители вынуждены были учитывать и такой существенный фактор, как постоянная угроза со стороны «христианского» соседа — Византии, тоже претендовавшей на святые места и даже требовавшей от рыцарей ленной присяги.

Вот эта задача — своего рода пограничная охрана — также была поручена орденам. Повсюду: и в Эдессе, и в Антиохии, и в Триполи, и даже в самом Иерусалиме — одна за другой могучие крепости (остатки которых можно увидеть на территории Сирии и Палестины и поныне) переходят в руки иоаннитов и тамплиеров. В 1136 г. иерусалимский король Фулько предоставляет ордену св. Иоанна заново отстроенный замок в Бейт-Джибрине, а в 1144 г. Раймунд II Триполийский передает ему целый ряд крепостей, и среди них — Крак де Шевалье, наиболее совершенную в архитектурном отношении цитадель на франкском Востоке. Вместе с полученным несколько позже (в 1186 г.) замком Маргат или Маркаб эти крепости образовали пограничные форпосты во владениях европейцев в Палестине и сыграли в дальнейшем значительную роль в борьбе за сохранение там позиций крестоносцев.

Фортификационным сооружениям той эпохи предъявлялись четыре главных требования. Крепость должна была, во-первых, иметь мощные стены с хорошо разработанной системой обороны, что позволяло удерживать ее длительное время малыми силами; во-вторых, обеспечивать перспективный обзор местности; в-третьих, внутри обладать пространством, достаточно большим, чтобы при необходимости вмещать население соседних селений, скот и запасы продовольствия; в-четвертых, крепостные стены должны выдерживать возможную прямую атаку противника. Принадлежавшие иоаннитам крепости полностью отвечали этим требованиям. Расположенные на стратегически важных высотах, они поражали современников своими мощными размерами и искусными фортификационными укреплениями.

Наиболее интересной и сохранившейся из цитаделей ордена считается Крак де Шевалье, и в наши дни впечатляющая посетителей. Крепость эта была основана еще до крестоносцев, уже во время первого крестового похода она подвергалась осаде французскими рыцарями на их пути в Святую землю. Вскоре после основания графства Триполи его правители поняли, что им не под силу содержать Крак в должном состоянии, и передали крепость вместе с другими во владение госпитальеров, которые смогли не только восстановить старые стены и постройки, но и значительно расширить и улучшить ее. Крак де Шевалье располагался в 40 км к северо-востоку от Триполи на склоне одного из отрогов горной цепи Ливана и господствовал над равниной, по которой пролегали пути из Триполи в долину р. Оронт. Система укреплений крепости включала два ряда исполинских стен, сложенных из тонко пригнанных друг к другу известняковых блоков, каждый из которых имел высоту полтора метра и ширину один метр, а также мощных башен, чьи закругленные формы и толщина каменной кладки позволяли выдерживать стрельбу из стенобитных машин. Прочность сооружения лучше всего доказывается даже не столько тем, что лишь за период, когда им владели госпитальеры, оно пережило более десятка осад, сколько тем, что его не смогли разрушить многочисленные землетрясения, характерные для этой местности.

Внутри крепости площадью 2,5 га находились резиденция магистра ордена, жилые помещения для оруженосцев и хозяйственные постройки — амбары для зерна, конюшни, мельница, пекарня и маслобойня. Здесь же располагались открытые цистерны для питьевой воды, куда она поступала по акведуку из скважины, пробитой в горах. Полумонашеский образ жизни заставлял орден заботиться и о церковных постройках — в Краке существовали монастырь, в кельях которого жили рыцари, здание капитула и часовня, где службы отправляли иоанниты-капелланы. И что из того, что так называемые кельи по своему убранству были далеки от декларированного аскетизма. Главное — внешний декор был соблюден. По меткому замечанию американского исследователя В. Дьюранта, братья-иоанниты, «индивидуально дававшие обет бедности, в своих крепостях коллективно наслаждались роскошью меж ратными трудами».

Цитадель представляла собой яркий образец средневековой архитектуры, само совершенство которого раскрывается посредством суровой простоты линий. И замысел, и исполнение далеко выходят за чисто функциональные потребности и отражают возросшее богатство и высокий статус ордена.

Уже в 1212 г. госпитальеры могли даже в мирное время содержать в крепости гарнизон в 2 тыс. человек. Рыцари, размещенные в Крак де Шевалье, проводили независимую от Триполи политику и постоянно участвовали как в мелких стычках, так и в крупных кампаниях против сарацин.

Даже всесильный арабский полководец Салах ад-Дин, изгнавший крестоносцев из большей части Сирии и Палестины, вынужден был отступить перед неприступными стенами Крака. Прошло еще почти столетие, прежде чем грозная крепость пала под ударами египетского султана Бейбарса. После полуторамесячной осады и массированного штурма надменные иоанниты вынуждены были капитулировать.

Цитадель Маргаб, хотя и несколько уступавшая Краку по строительному мастерству, превосходила его по своим боевым качествам. Расположенная в княжестве Антиохия крепость до 1186 г. принадлежала влиятельному феодальному роду Мэнсоер, который, однако, в силу ряда причин поспешил от нее избавиться. Что это были за причины, недвусмысленно говорится в официальном документе, подтверждавшем права госпитальеров на крепость: огромные расходы на содержание и постоянная угроза со стороны сарацин.

За 99 лет, в течение которых орден владел Маргабом, он превратил крепость в мощный бастион, во многом напоминавший Крак де Шевалье. Стены крепости были сложены из скального базальта и двумя рядами опоясывали внутреннее пространство, площадь которого составляла 4 га. Снаружи по всему периметру шел ров, выбитый в скале; крупные, как у Крака, башни защищали в основном ту сторону, откуда скорее всего можно было ожидать нападения. Церковь, выходившая на внутренний двор, жилые помещения для рыцарей, склады для продуктов и конюшни дополняли внутреннее устройство цитадели. За ее стенами могли укрываться жители маленького города, а запасы продовольствия и подземное водохранилище позволяли гарнизону в 1 тыс. человек выдержать пятилетнюю осаду.

В конце XII — начале XIII в. орден достиг такого могущества, что уже мог соперничатьс государственной властью. К рубежу столетий ему принадлежали все основные крепости крестоносцев, особенно в княжестве Антиохия и в графстве Триполи, а также кварталы городов; так, совместно с тамплиерами орден владел Тартусом, Сафадом и Аскалоном. Владетельные князья вынуждены были шаг за шагом уступать иоаннитам некоторые из своих прерогатив; в частности, ордену предоставлялось право заключать мирные договоры с соседями мусульманами, и эти договоры имели юридическую силу для правителей государств крестоносцев. В то же время аналогичные договоры, подписанные этими правителями, не являлись обязательными для госпитальеров.

Укрепившись в своих неприступных цитаделях Маргаб и Крак де Шевалье, иоанниты не подчинялись никакой власти, кроме власти магистра ордена, и вели себя так, как будто орден являлся суверенным государством. Его магистр объявлял войну, взимал дань с арабского населения, диктовал свои условия во всех владениях крестоносцев. Королям и князьям волей-неволей приходилось считаться с требованиями иоаннитов; ведь их численность вместе с тамплиерами почти равнялась численности всех вооруженных сил Иерусалимского королевства.

Эти и подобные им укрепленные пункты имели не только оборонное значение. По определению английского историка С. Смэйла, они выступали как «орудия завоевания и колонизации». Небольшие прекрасно вооруженные и дисциплинированные отряды рыцарей-иоаннитов, словно потревоженные осы, вылетали из ульев-крепостей и нападали на мирные обозы, наносили молниеносные удары по военным колоннам арабов, совершали кровавые набеги на мусульман, чьи земли располагались поблизости.

Завоеватели-крестоносцы в основном оседали в городах, которые, во-первых, обеспечивали лучшую защиту, а во-вторых, предоставляли больше удобств. В результате рыцари, оставшиеся на Востоке, все больше воспринимали образ жизни, полный роскоши и неги, характерный для арабской знати. Города Палестины и Сирии XII—XIII вв. — Иерусалим, Антиохия, Триполи и Акра — являлись по тем временам крупными населенными пунктами, в которых находились резиденции правителей и епископов, дворцы знати, многочисленные церкви, штаб-квартиры военных орденов — тамплиеров и иоаннитов, конторы итальянских и провансальских купцов. В городах велась оживленная торговля, слышался разноязычный говор; сюда устремлялись толпы паломников со всех концов Европы, прибытие которых давало немалый доход казне баронов. Пилигримы, однако, обычно надолго на Востоке не задерживались; посетив святые места и поклонившись реликвиям, они спешили обратно на родину.

Основную массу населения составляли закрепощенные крестьяне-вилланы из местного населения. Случаи расселения в сельской местности франков были чрезвычайно редки, их можно было буквально сосчитать по пальцам; одним из франкских поселений, кстати, владели иоанниты (оно располагалось в окрестностях замка Бейт-Джибрин). К числу таких поселенцев обычно принадлежали бедняки европейцы, увлеченные общим потоком крестовых походов на поиски лучшей доли. Они были формально свободны.

Проживавших на захваченных землях арабов, армян и греков захватчики превращали в крепостных, независимо от вероисповедания. Христианское население угнеталось столь же сурово, как и мусульманское; единственным преимуществом христиан являлось то, что их по крайней мере не превращали в рабов. Во всех больших городах крестоносцев существовали невольничьи рынки, где можно было задешево купить насильно обращенных в рабство крестьян-мусульман.

Местные мусульмане и христиане, мирно уживавшиеся друг с другом до вторжения крестоносцев, совершенно справедливо видели своего главного врага не в той или иной религиозной доктрине, а в угнетателях-феодалах. К гнету экономическому прибавлялась религиозная нетерпимость новоявленных «защитников веры». В отличие от правления турок-сельджуков, не препятствовавших отправлению различных культов на подвластных территориях, воинствующие католики воспринимали любое отклонение от канонов римской церкви как ересь и с одинаковой жестокостью преследовали и последователей ислама, и православных, и грегорианцев, и маронитов и т.п. Поэтому и мусульмане, и христиане Палестины воспринимали, по словам американского историка Дж. Томпсона, старые времена, когда ими правили мусульманские владыки, как «золотой век».

Тяжелые условия жизни нередко вызывали сопротивление крестьян, часто переходившее в восстания. Эти восстания жестоко подавлялись, причем в роли карателей подвизались «воины христовы» — иоанниты и тамплиеры, которые огнем и мечом восстанавливали порядок во владениях феодалов, мало разбирая при этом, кого они убивали и предавали пыткам — мусульман или «братьев-единоверцев».

Такую же политику безжалостной эксплуатации крепостных госпитальеры проводили и в своих обширных поместьях в Европе. Будучи крупным феодалом, орден, по мнению современников, мог бы основать самостоятельную империю, будь его домены расположены в одном месте. Но и без того он вел себя как сюзерен, действия которого никем не контролировались, так как подотчетен он был только одному лицу — римскому папе.

Выколачивая из зависимых крестьян огромные подати, госпитальеры не гнушались применять на своих пашнях, мельницах, солеварнях, винодельнях и рабский труд, что решительно противоречило христианской морали, защитниками которой они себя провозглашали. В рабов обычно обращали захваченных военнопленных, а также мирное население соседних арабских территорий, угнанное в ходе разбойничьих нападений. Как жест величайшей «гуманности» выделяет Отто Хенне ам Рин, исследователь из ФРГ, отдельные случаи, когда с разрешения магистра ордена рабы-мусульмане принимали христианство, что давало им потенциальное право перейти в разряд вилланов-крепостных.

Несмотря на значительное недовольство других феодалов высокомерием и стяжательством госпитальеров, с ними старались не портить отношения, так как они представляли собой реальную силу, став, как заметил в одной из своих работ М.А. Заборов, своего рода мобильной гвардией государств крестоносцев. Практически ни одна военная операция в Палестине и Сирии не обходилась без их участия.

Хроники современников описываемых событий, начиная с Гийома Тирского, влиятельного церковного и политического деятеля второй половины XII в., полны рассказов о военных успехах иоаннитов и весьма скудны сообщениями об их неудачах. Вся их деятельность на Востоке была связана со становлением, ростом и упадком Латино-Иерусалимского королевства, созданного в результате первого крестового похода, а также последующих действий франков в Леванте.

Достигнутыми победами крестоносцы были обязаны в первую очередь не своим единодушию и сплоченности, о чем так любят рассуждать западные исследователи, а скорее разобщенности мусульманского Востока, переживавшего период феодальной раздробленности и религиозных распрей. Последовавшие за первыми успехами борьбы за политическую власть и экономическое могущество бесконечные междоусобицы среди феодалов сильно ослабили и без того шаткие позиции западноевропейских завоевателей в Палестине и Сирии.

Между тем в XII столетии ситуация в мусульманском мире заметно изменилась: в то время как франки продолжали вести гибельную политику раздоров и вражды между собой, Египет на юге и турки-сельджуки в Сирии постепенно консолидировали свои силы.

Первыми показали свою возросшую мощь сельджуки. 24 декабря 1144 г. под их ударами пала Эдесса, а в следующем году они полностью очистили от франков долину Евфрата. Эти внушительные победы послужили непосредственным предлогом для организации второго крестового похода (1147—1149), в котором приняли участие французский король Людовик VII и германский император Конрад III Гогенштауфен.

Общий сбор отрядов рыцарей и их предводителей был назначен в Акре 24 июня 1147 г. Описывая встречу Людовика VII и Конрада III с местными феодалами, готовыми присоединиться к новой волне завоевателей, хронисты перечисляют всех наиболее знатных ее участников. Среди лиц, удостоившихся чести принять участие в военном совете, были магистры обоих орденов: Робер де Крайон, прозванный Бургундцем, — глава тамплиеров и Раймунд дю Пюи — предводитель иоаннитов.

Госпитальеры уже успели зарекомендовать себя как смелые и решительные воины, готовые в любой момент «постоять за веру». В 1124 г. они отличились при взятии богатого приморского города Тир, важного культурного и торгового центра Восточного Средиземноморья. В том же году они способствовали снятию арабской осады с г. Яффа, который длительное время был главным портом Иерусалимского королевства. Они также неоднократно участвовали в безуспешных вылазках крестоносцев против Дамаска и Алеппо, находившихся под властью мосульского эмира.

Иоанниты во главе с Раймундом дю Пюи приняли участие в пятидневной осаде Дамаска, предпринятой Людовиком VII и Конрадом III, которая закончилась полной неудачей. В ходе этой операции, с самого начала обреченной на провал по многим причинам, в первую очередь из-за слабости рыцарского войска и раздоров между вновь прибывшими крестоносцами и теми, кто уже давно обосновался в Палестине и не хотел рисковать завоеванным положением, «всадники госпиталя св. Иоанна» осуществили бросок против турецкого отряда, спешившего на помощь осажденному городу.

Закончившийся крахом второй крестовый поход не только не вернул франкам Эдессы, но и привел к дальнейшему ослаблению Латино-Иерусалимского королевства. И хотя крестоносным феодалам еще удавалось одерживать отдельные победы, в целом их государства уже зашатались под ударами набиравших силу соседей-мусульман как на северо-востоке и севере, так и на юге.

После успешных действий турок-сельджуков под началом Имад ад-Дина Зенги и его сына Нур ад-Дина, а также атабегов Мосула Иерусалимское королевство решило компенсировать неудачи наступлением на фатимидский Египет, который переживал полосу упадка. Франки неоднократно совершали набеги на его территории и даже пытались овладеть Каиром, что им не удалось, и Александрией, где их власть продержалась считанные дни.

В 1153 г. крестоносцам удалось захватить г. Аскалон — важный форпост Египта в борьбе с крестоносцами. Египтяне называли его «невестой Сирии», а под Сирией (Аш-Шам) они понимали вплоть до 20-х годов нашего века ^[3] огромную территорию, включающую нынешние Сирию, Ливан, Палестину и Иорданию. Главной ударной силой и практически инициаторами предпринятой акции были госпитальеры. Гийом Тирский, отмечая, что в осаде Аскалона принял участие весь цвет латинского рыцарства в Сирии, перечисляет всех поименно, и среди первых в списке мы опять видим магистра ордена Раймунда дю Пюи.

Осада продолжалась уже два месяца, повествует хронист, однако защитники города не думали сдаваться. Среди осаждавших начались разногласия. Бароны из окружения Иерусалимского короля Балдуина III настаивали на ее прекращении. Их поддерживал и сам король. Однако наиболее воинственными оказались представители церкви: патриарх Иерусалимский, архиепископ Тирский и магистр иоаннитов. Мнение церковников возобладало, и осада не была снята, а еще через три дня Аскалон был взят, после чего он, по примеру других городов, был полностью разграблен. Значительная часть богатой добычи в виде денег, продовольствия и военного снаряжения отошла к госпитальерам.

На севере же тем временем дела у франков были не столь блестящи. В 1157 г. Нусрат ад-Дин, брат Нур ад-Дина, наголову разбил объединенный отряд иоаннитов и тамплиеров, сопровождавших обоз, что явилось ощутимой потерей для малочисленного в этом районе войска латинских государств. Военная служба своему сюзерену (рыцари состояли в вассальной зависимости от баронов, а те — от графов и князей) была главной обязанностью всех, получивших во владение феоды в королевстве, однако в целом это было все же не монолитное, спаянное суровой дисциплиной войско, а объединение людей, хотя и преуспевших в военном деле, но собираемых от случая к случаю для решения какой-нибудь временной боевой задачи. А члены орденов являлись практически единственными профессиональными военными, у которых не было других занятий кроме войны и молитв, причем на марше они находились гораздо чаще, чем в церкви.

Вот почему франкским правителям было выгодно всячески поддерживать ордены и привлекать их на свою службу. Как замечает трехтомная «История крестовых походов», изданная в США, и графство Триполи, и Иерусалимское королевство вздохнули с некоторым облегчением, когда доверили защиту своих границ всадникам-госпитальерам. По всему Востоку и даже в Западной Европе распространились рассказы об отваге и неустрашимости госпитальеров, их поистине неудержимом религиозном фанатизме, их готовности в любой момент выступить с оружием в руках против противника.

В 1168 г. иоанниты поддержали нереалистичную попытку иерусалимского короля Амори I захватить Каир. Собственно говоря, это предприятие подготавливалось несколько месяцев совместно с Византией, заинтересованной в укреплении своих позиций в Египте; но в тот момент, когда договор о союзе с византийским императором уже был подписан и архидиакон Тирский Гийом вез документ в Иерусалим, Амори в нарушение всех планов выступил в поход самостоятельно. До сих пор историки ломают голову над тем, что заставило короля франков поспешить с египетской операцией, не принесшей ему никаких выгод. Ясно лишь одно, что на Амори оказывали давление бароны, не желавшие делить добычу с союзниками, и магистр ордена св. Иоанна Иерусалимского Жильбер де Ассайли (1162—1170), выражавший интересы своей вечно жаждущей возможности отличиться братии.

Военная экспедиция франков началась в октябре 1168 г., и уже 4 ноября под их ударами пал г. Бильбайс, где иоанниты вместе с другими рыцарями устроили страшную резню населения без различия возраста, пола и религии. Затем войско Амори двинулось к Каиру, но после полуторамесячной осады вынуждено было под угрозой нападения со стороны отрядов Ширкуха, занимавшего высокий пост при дворе Нур ад-Дина, бесславно ретироваться.

В это время уже начала восходить звезда будущего выдающегося полководца и политического деятеля Арабского Востока Салах ад-Дина или Саладина, как его называли европейцы. Сын Айюба ибн Шади, военачальника-курда на службе у Нур ад-Дина, и племянник Ширкуха, он был активным участником египетских походов правителя Дамаска и Алеппо. Салах ад-Дин завершил процесс консолидации сил мусульманского мира под единой властью, что удалось ему в исключительно короткие сроки: в 1171 г. после смерти последнего фатимидского халифа он стал правителем Египта, а к 1186 г. ему подчинялись уже Сирия, значительная часть Месопотамии и отдельные иранские княжества.

Государства крестоносцев, окруженные могущественной державой Салах ад-Дина, попали в тиски с востока и юга. Ситуация усугублялась тем, что даже перед лицом нарастающей опасности бароны, не желавшие поступиться ни на пядь своими правами и вольностями, вместо того чтобы объединить усилия в борьбе против общего врага, продолжали междоусобицы и распри. Каждый владетельный сеньор считал себя своего рода самодержцем в своем лене и фактически не подчинялся центральной власти иерусалимского короля, авторитет которого постоянно падал. Если Амори I еще как-то удавалось держать свое воинственное рыцарство в узде, то в период правления его последователей Балдуина IV и Балдуина V власть баронов окончательно восторжествовала над королевской.

В Иерусалимском королевстве, по существу, сложились две фракции, враждующие между собой. Первая из них представляла интересы так называемых «местных» феодалов, крепко осевших в своих владениях, с которых они получали колоссальные доходы, и стремящихся лишь к одному — не нарушать сложившееся равновесие сил с мусульманскими соседями, чтобы не подвергать риску завоеванное. Другая партия состояла из тех, кто опоздал к дележу богатого пирога и рассчитывал с помощью захвата чужих земель поправить свои дела. Понимая, что местные бароны не были намерены делиться награбленным, «новые пришельцы», прибывшие из Европы, обратили взоры на Египет и Сирию.

Их авантюризм подогревался наиболее агрессивными силами внутри королевства, и прежде всего военно-монашескими орденами тамплиеров и иоаннитов, которым жажда новых приобретений мешала трезво оценивать возможности франков на Востоке. В 1184—1185 гг. магистры обоих орденов и иерусалимский патриарх отправились в Европу с целью получения помощи как финансовой, так и военной со стороны европейских монархов. Однако особым успехом их миссия не увенчалась. Только английский король Генрих II Плантагенет согласился предоставить «защитникам Святой земли» крупную сумму денег, которая должна была храниться поровну в казне иоаннитов и тамплиеров, но от обещаний военной помощи воздержался.

По возвращении домой магистры орденов активно включились в династические распри, в основе которых лежал все тот же конфликт между осторожной политикой главы местных баронов Раймунда III Триполийского, бывшего регентом при малолетнем короле Балдуине V, и агрессивной линией фракции «пришельцев», в лидеры которой выбился Ги де Лузиньян, беспринципный авантюрист, рвавшийся к королевскому трону. На стороне последнего выступили и госпитальеры, и тамплиеры. Им импонировали смелые заявления Лузиньяна, его намерения вновь начать войну против «неверных», а также щедрые посулы, которые этот новоявленный претендент на верховную власть делал в адрес орденов.

В конце лета 1186 г., воспользовавшись смертью Балдуина V, Ги де Лузиньян произвел дворцовый переворот и захватил престол Иерусалимского королевства. Лучше всех по этому поводу высказался его родной брат Жоффри: «Если Ги стал королем, то я могу быть богом». Как ни странно, великий магистр иоаннитов Рожер де Мулен (1177—1187) в первые часы после переворота не желал отдавать ключи от казны, где хранились короны государства. Трудно сказать, что здесь сыграло главную роль, желание подчеркнуть, что он не хочет участвовать в противозаконных действиях, или боязнь того, что в случае неудачи заговора это отразится на позициях ордена, однако факт остается фактом — только под давлением Жерара де Ридфорта, главы ордена тамплиеров и хранителя второго ключа, он расстался с вверенным ему знаком доверия.

Среди последователей Ги де Лузиньяна (1186—1190) находился некто Рено Шатильонский, владелец двух мощных крепостей — Керак и Крак де Монреаль, контролировавших основные торговые пути между Египтом и Сирией. Авантюрист по природе, недальновидный и заносчивый, он неоднократно нарушал мирный договор, подписанный между Салах ад-Дином и Латинским королевством в 1180 г. Он открыто насмехался над святынями мусульман и неоднократно заявлял о своем намерении вторгнуться в арабские земли, разрушить гробницу «проклятого погонщика верблюдов» (т.е. Мухаммеда) в Медине и не оставить камня на камне от наиболее почитаемого мусульманами храма Кааба в Мекке. В подкрепление своих вызывающих деклараций Рено в 1182—1183 гг. организовал высадку небольшого отряда на побережье Красного моря, во главе которого направился к Медине, но потерпел сокрушительное поражение от египтян и вынужден был спасаться бегством. В отместку Салах ад-Дин выступил против Иерусалимского королевства и даже сделал попытку взять Керак, но после безуспешного штурма отступил.

Следующая авантюра Рено Шатильонского закончилась крахом не только для него, но и для всего государства франков. Казалось бы, имея в лице Салах ад-Дина умного и опасного противника, бароны должны были понимать, что игра с огнем может закончиться для них весьма плачевно. Но их неуемная гордыня и притязания на превосходство оказались сильнее тонких расчетов наиболее дальновидных руководителей королевства крестоносцев.

В 1185 г. Салах ад-Дин заключил с Иерусалимом новый договор о мире сроком на четыре года. Нависшая было над государством опасность была хотя бы временно ликвидирована. Однако безрассудство и наглость Рено ввергли государство в войну, к которой оно было совершенно не готово. В конце 1186 г. или начале 1187 г. (точная дата неизвестна) владелец Керака напал на караван, поправлявшийся из Каира в Дамаск. Помимо огромной добычи он захватил несколько пленных, и среди них сестру Салах ад-Дина.

Разгневанный султан потребовал от иерусалимского короля образумить своего вассала, но, обратившись с увещеваниями в Керак, Ги де Лузиньян услышал в ответ лишь то, что он, Рено, сам никакого договора не подписывал, а потому считает себя вправе его не соблюдать. «Они верят в Мухаммеда, — заявил Рено Шатильонский. — Пусть Мухаммед придет и спасет их».

Но в роли карающей десницы выступил не Мухаммед, а вполне реальный и могучий противник Салах ад-Дин, объявивший «священную войну» (джихад) против франков.

Первой акцией султана был рейд египтян на владения Рено. Интересно отметить, что для его осуществления арабам нужно было пройти через земли Тивериады, принадлежавшей Раймунду Триполийскому, оказавшемуся благодаря стараниям Лузиньяна без короны, на которую претендовал и он. Обиженный Раймунд в надежде найти в Салах ад-Дине будущего союзника против «узурпатора» разрешил беспрепятственный проход войска мусульман, направлявшегося для борьбы против его единоверцев-соплеменников, через свои земли.

Планы Раймунда, правда, были несколько нарушены его давними недругами в борьбе за власть — иоаннитами и тамплиерами. Отряд рыцарей, состоявший из членов двух орденов, встретил арабов в верховьях р. Крессон, неподалеку от Назарета, и сделал попытку напасть на них, но был наголову разбит. Почти все рыцари пали или были взяты в плен. В бою погиб сам магистр ордена госпитальеров Рожер де Мулен.

Это произошло первого мая 1187 г., а еще через два месяца Салах ад-Дин и крестоносцы сошлись в решающем сражении у деревни Хиттин (Хаттин) близ Тивериады. В ходе этой битвы войска франков потерпели сокрушительное поражение. По приказу Салах ад-Дина с пленными обошлись довольно милостиво: казнены были лишь члены обоих орденов (всего 200 человек); не отказал себе великий султан и в удовольствии собственноручно расправиться со злейшим врагом Рено Шатильонским, которому он сам отрубил голову.

Битва при Хиттине явилась началом конца Иерусалимского королевства. Один за другим арабам сдавались гарнизоны городов — Акры, Торона, Сидона, Бейрута, Назарета, Яффы, Аскалона. Несколько месяцев спустя почти вся Палестина была в руках Салах ад-Дина. Наконец пал Иерусалим. Так, через неполных сто лет после начала первого крестового похода с государством крестоносцев, по существу, было покончено.

В отличие от «освободителей гроба господня» Салах ад-Дин не устроил в городе резни и выпустил из Иерусалима за выкуп почти всех христиан, а еще трем тысячам бедняков, которые были не в состоянии его заплатить, просто даровал свободу. В качестве выкупа он взял по десять золотых динаров за мужчину, половину этой суммы за женщину и по одному динару за ребенка. Те же, кто не смог заплатить, кроме трех тысяч упомянутых выше, были обращены в рабство. Характерно, что и у тамплиеров, и у госпитальеров еще оставались деньги от дара Генриха II, но ордены не пожелали их пожертвовать на спасение братьев-христиан. Все, что сделал для них орден госпиталя св. Иоанна, это оставил человек десять братьев милосердия для ухода за больными, которые не в состоянии были покинуть город.

Однако некоторые позиции в Палестине и Сирии крестоносцам удалось все же сохранить. На территории бывшего иерусалимского королевства в их руках оставались Бельфор и Тир, в графстве Триполи — одноименный город, несколько небольших замков тамплиеров и неприступная крепость иоаннитов Крак де Шевалье. В княжестве Антиохия уцелели лишь его столица и еще одна мощная цитадель госпитальеров — Маргаб. Таким образом, орден всадников госпиталя св. Иоанна Иерусалимского вместе с его союзником-соперником орденом тамплиеров остался фактически самой организованной и влиятельной силой на франкском Востоке.

В Западной Европе весть о падении Иерусалима прозвучала как гром среди ясного неба. Вновь раздались призывы римской курии покарать сарацин, и рыцарство Англии, Франции и Германии стало собираться на «стезю господню». Но не религиозными мотивами руководствовались на сей раз «защитники Святой земли», хотя их лозунги оставались прежними. Каждый из лидеров похода, а их было трое — император Фридрих I Барбаросса, английский король Ричард I Львиное Сердце и Филипп II Август, король французов, — преследовал свои политические цели. Европейские державы начинали борьбу за господство на Средиземном море.

Третий крестовый поход (1189—1192), несмотря на представительный состав его участников, ощутимых результатов не дал. Фридрих I погиб в самом его начале, утонув в реке, а деморализованные и изрядно потрепанные отряды немецких рыцарей вернулись домой несолоно хлебавши. Несколько большего добились рыцари Филиппа II и Ричарда Львиное Сердце: им удалось частично вернуть прибрежные области бывшего Иерусалимского королевства и крепость Акру (1191 г.), куда переместились капитулы обоих орденов. Как выяснилось в дальнейшем, наиболее весомым оказалось приобретение, сделанное английским королем как бы мимоходом, но сыгравшее большую роль в судьбе восточных государств крестоносцев: Ричард сумел отнять у Византии остров Кипр, на котором с его одобрения утвердился в качестве короля Ги де Лузиньян, оказавшийся «не у дел» после падения Иерусалима.

Между тем орден всадников госпиталя св. Иоанна процветал. Складывалось впечатление, что, чем хуже складывалась ситуация для франков на Востоке в целом, тем лучше становилось положение ордена. По-прежнему росло его богатство, расширялись владения в Европе, особенно во Франции, что давало ордену немалые средства для поддержания должного статуса, содержания рыцарей и священнослужителей, укрепления оставшихся в их руках крепостей. Госпитальеры достигли небывалого могущества: ни один шаг, будь то в области политики, государственного управления или военного дела, не предпринимался без ведома и одобрения великого магистра. Впоследствии историки назовут это время «золотым веком» ордена.

Казалось, что ограниченность франков в людских и материальных ресурсах должна была наконец привести к согласию среди различных слоев и группировок рыцарства, однако даже такой существенный фактор не обуздал страсти; амбиции феодальной элиты росли прямо пропорционально уменьшению их территориальных владений на Востоке. Современникам подчас трудно выделить обстоятельства, способствовавшие успеху или неудаче того или иного предприятия. Но повествуя о событиях на франкском Востоке, все они с редким единодушием указывают на тяжбы между баронами и на обострившуюся вражду двух орденов — тамплиеров и иоаннитов, боровшихся за влияние и земли, теперь уже во Втором Иерусалимском королевстве, которое сложилось после похода 1189—1192 гг.

Не утихомирились и некоторые европейские монархи, мечтавшие о мировом господстве. Сын Фридриха Барбароссы Генрих VI простер свои владения до о-ва Сицилия и строил планы включения палестинских и сирийских территорий в состав своей империи. Он явился вдохновителем нового нашествия немецких рыцарей в Палестину, в ходе которого они захватили Сайду и Бейрут, а также попутно утвердили королем Иерусалимским Амори из династии кипрских Лузиньянов. Титул этот носил чисто фиктивный характер, поскольку Иерусалим находился в руках египетского султана, но на него тем не менее нашелся еще один претендент — Ральф из Тивериады, тоже, кстати, принадлежавшей тогда Египту. Две, по-видимому, самые мощные силы королевства — тамплиеры и госпитальеры — поддержали притязания Лузиньяна, обладавшего значительными материальными средствами, и это решило исход дела.

С неменьшим рвением вмешались оба ордена и в династические споры в княжестве Антиохия, где они разгорелись с небывалой силой, принеся массу бедствий и страданий местному населению. После смерти Боэмунда III, правившего Антиохией до 1201 г., борьбу за власть вели старший внук князя Раймунд Рупен и один из его сыновей, Боэмунд, который и вышел победителем. Характерно, что Боэмунду оказали поддержку оба военно-монашеских ордена, поскольку новоиспеченный князь урегулировал их старый долг с Раймундом III Триполийским.

В то же время поддерживавший Раймунда Рупена правитель Киликии Левон Армянский трижды начинал военные действия против Боэмунда IV в надежде посадить на трон своего протеже, но всякий раз вынужден был отступать, причем в 1203 г. под угрозой мусульманского вторжения, инспирированного магистрами орденов. Кстати говоря, враждующие между собой феодалы, забыв о своей миссии защитников христианской веры, все чаще прибегали к помощи своих недавних противников — мусульман. Сама идея крестовых походов к тому времени уже дискредитировала себя, и события последнего столетия пребывания франков на Востоке со всей очевидностью раскрыли захватнические, грабительские цели этих предприятий.

Для разрешения вопроса Левон обратился к римскому папе Иннокентию III, лавировавшему между Киликией, населенной армянами, церковная уния с которыми была установлена в 1195—1196 гг., и крестоносцами, не желавшими ее усиления. Попав в затруднительное положение, Иннокентий III назначил двух кардиналов для решения затянувшегося спора.

Но любимцы римской курии — иоанниты и тамплиеры — не стали ждать конца сложных и мучительных переговоров. С новой силой обрушились они на сторонников «обделенного» Раймунда, а также на мусульман, у которых они попытались отнять еще недавно принадлежавшие орденам земли. В течение 1203—1205 гг. госпитальеры предприняли несколько нападений на Хаму, где правил аль-Мансур, вассал Алеппского эмира, но каждый раз без успеха. В нападениях участвовали рыцари из Крак де Шевалье и Маргаба — главных опорных пунктов ордена, и лишь боязнь потерять последний в результате контрнаступления аль-Мансура в 1205 г. заставила госпитальеров на время свернуть свои операции против мусульман.

С тем большим рвением они включились в конфликт между Боэмундом IV и Левоном Армянским, который начал принимать все более ожесточенный характер. После ряда столкновений, в ходе которых Левону даже удалось, правда ненадолго, захватить столицу княжества — Антиохию, проклятий и отлучении, наложенных Иннокентием III на ставшего чрезмерно «своевольным» Боэмунда, и других перипетий, проблема все же была урегулирована, но весьма специфически: на помощь вновь призвали алеппского эмира аз-Захира, сына Салах ад-Дина, уже выручавшего соседа из беды. Его новое вторжение в Киликийскую Армению в 1209 г. заставило Левона отступиться от мысли подчинить Антиохию своему влиянию.

Пожалуй, единственный, кто выиграл от этой «позиционной борьбы», длившейся восемь лет, был все тот же орден всадников св. Иоанна Иерусалимского. Левон, желая переманить на свою сторону всесильное братство, передал во владение рыцарям целый ряд крепостей, главным образом на границе с сельджуками, полагая, видимо, убить сразу двух зайцев: задобрить могущественного противника и одновременно обезопасить свои владения от угрозы со стороны Иконийского (сельджукского) султаната.

К этому времени орден значительно укрепил свои позиции и в Европе. Помимо приобретения новых поместий и денежных сумм, лившихся словно из рога изобилия от королей и знати за «честное служение» на Востоке, орден шаг за шагом стремился утвердиться политически. И этому во многом способствовал четвертый крестовый поход (1199—1204), в ходе которого крестоносные рыцари, призванные идти против мусульманского Египта для освобождения Святой земли, разграбили и уничтожили богатую, но ослабевшую христианскую державу — Византию и основали на ее месте Латинскую империю со столицей в Константинополе.

Захватив в свои руки почти половину всей территории Византии (Фракию, Македонию, часть Средней Греции, весь Пелопоннес, ряд островов Эгейского и Ионического морей, а также остров Крит и отдельные пункты в Малой Азии), крестоносцы решили обосноваться здесь всерьез и по возможности надолго. На всех подвластных им землях они ввели привычные им феодальные порядки, отдали православные церкви и монастыри на откуп католическому духовенству, оставив на долю местного населения лишь унижение и угнетение.

Для защиты приобретенного им потребовалась своего рода полицейская сила, способная, если нужно, усмирить сопротивлявшиеся народные массы или же отстоять захваченное от нападений соседних княжеств и мелких греческих государств, образовавшихся на оставшейся неподвластной западноевропейцам византийской территории и ведущих постоянную борьбу с завоевателями. Такой силой и должны были стать рыцари теперь уже трех военно-монашеских орденов: госпиталя св. Иоанна Иерусалимского, тамплиеров и Тевтонского, учрежденного немецкими крестоносцами в 1198 г. в Палестине.

Наибольшие блага ордены получили на Пелопоннесе (Морее), где было образовано Морейское, или Ахейское княжество. Иоанниты приобрели там обширные земельные наделы и укрепленные замки, за которые впоследствии они сражались с той же яростью, что и на Востоке, даже после падения Латинской империи (1261 г.), оказавшейся очень недолговечным государственным образованием.

Между тем эпоха крестовых походов явно клонилась к закату. Казалось, что рыцарство Западной Европы исчерпало все свои ресурсы в кампании против восточно-христианской Византии и, словно старый котел, выпустивший пар, надолго покончило с воинственными призывами «спасения Святой земли от неверных».

Действительно, европейским монархам было уже не до эфемерных религиозных лозунгов и сомнительных авантюр на Востоке. Франция сражалась против Англии за свои северные территории и выход к морю. Английский король Иоанн Безземельный завяз в целом клубке проблем — как внешнеполитических (поражения от французов на континенте, где его обширные владения, в шесть раз превосходившие домен Филиппа II Августа, уменьшились до размеров одного герцогства), так и внутренних (конфронтация с собственным дворянством, недовольным произволом королевской власти). Германская империя, распадавшаяся на ряд фактически самостоятельных княжеств, обратила свои взоры на Прибалтику, где под давлением папы начала проводить захватническую политику. Сам Иннокентий III, успевавший вмешиваться во все европейские события, прочно увяз в борьбе с различного рода ересями, особую опасность из которых для апостолика представляла альбигойская, охватившая всю Южную Францию (1209—1212). И несмотря на то что католическая церковь ни на минуту не оставляла надежды прибрать к рукам Палестину, до нее ли ей было, когда «горел» собственный дом: ведь ереси, по существу, являлись не чем иным, как облеченными в богословскую оболочку попытками борьбы против деспотизма церкви и феодалов.

Но стоило «святому престолу» покончить со своими противниками, как он опять взялся за инспирацию походов за Гроб Господень (1213 г.). Дело на сей раз было далеко не из легких. Сама идея идти воевать в далекие, незнакомые и негостеприимные места, где казалось, сама земля горела под ногами захватчиков, теперь уже никого не вдохновляла. Даже рыцари-феодалы — основная сила крестовых походов — не испытывали прежнего энтузиазма, предпочитая службу укреплявшейся королевской власти в Европе. И все же авторитет и угрозы римской курии сыграли свою роль: в 1215 г. крест приняли германский император Фридрих II Гогенштауфен, Андраш II Венгерский и английский король Иоанн Безземельный (выступить которому помешала смерть в 1216 г.).

Теперь на первый план выдвинулась необходимость изыскать финансовые средства. Не задумываясь, Иннокентий III облагает всех подвластных ему христиан специальным налогом, который распространялся как на мирское население, так и на священнослужителей. Ему подвергаются отныне и все религиозные ордены, ранее освобожденные от этой повинности, включая и госпитальеров. Кстати говоря, они (вместе с тамплиерами) выступают в пятом крестовом походе (1217—1221) и в качестве основных казначеев. Особенно крупные суммы (в письмах папы упоминаются такие огромные по тем временам цифры, как 30 тыс. фунтов, 3 тыс. марок и т.п.) концентрируются в руках великих магистров: Гийома Шартрского — храмовника и Гарина Монтегю (1207—1227) — иоаннита.

Главы орденов участвуют в выработке общего плана кампании, основной целью которой становится завоевание Египта — главного соперника латинян на Востоке. Но малочисленность воинского контингента и разногласия лидеров похода по поводу тактических ходов воспрепятствовали осуществлению далеко идущих планов. Так, иерусалимский король Жан де Бриенн (сохранивший от своего королевства лишь титул) настаивал на том, что египетскую операцию следует начать со штурма крепости Тавор, расположенной на том месте, где, по учению церкви, произошло преображение Христа. Его поддержали госпитальеры, как всегда выступавшие за активные боевые действия. Под их нажимом рыцарское войско предприняло эту акцию, но, несмотря на все усилия, гарнизон 77-башенной крепости не сдавался. Против начавшейся осады возражал Боэмунд IV Антиохийский, которому, как уже отмечалось выше, иоанниты помогли в свое время взойти на трон, но отношения с которым у ордена постепенно ухудшались. По его требованию безуспешная осада была снята. Аналогичная неудача постигла и другие начинания крестоносцев.

Поняв безрезультатность задуманного, венценосные руководители прибывших из Европы рыцарских отрядов стали собираться домой. Первым покинул Сирию Андраш II, не проявивший никакого военного рвения и решивший откупиться от дальнейшего участия в авантюре. Так, перед отъездом в январе 1218 г. он посетил крепости Крак де Шевалье и Маргаб и оставил размещенным там иоаннитам значительные денежные дары, своего рода плату за услуги по «защите истинной веры от неверных».

Однако боевой дух рыцарей вновь стал подниматься с прибытием новых подкреплений из Европы. Свои усилия против Египта они сосредоточили вокруг Дамиетты — важного торгового и стратегического центра султаната. Полтора года продолжалась безрезультатная осада крепости, гарнизон которой стоял насмерть. Желая прекратить изнурительную осаду Дамиетты, египетский султан аль-Камиль предложил франкам заключить мирный договор сроком на 30 лет и восстановить Иерусалимское королевство в границах 1187 г., за исключением крепостей Керак и Крак де Монреаль. Это было щедрое, поистине королевское предложение: город менялся на государство!

Наконец-то счастье было как будто бы на стороне любителей легкой наживы из Европы, но сделка не состоялась. Свою губительную роль сыграла здесь недальновидность крестоносцев, которые государственную мудрость аль-Камиля приняли за абсолютную слабость его армии. Жан де Бриенн, будучи лишь титулованным королем, радостно встретил известие о том, что может столь легко обрести «свое» королевство. Его поддержали местные бароны, французские рыцари и Магистр Тевтонского ордена; против выступили — папский легат Пелагий, высокопоставленные священнослужители, итальянские рыцари, а также тамплиеры и госпитальеры, на которых не действовали никакие разумные доводы. Им казалось, что остался один последний шаг — и Дамиетта, а вслед за ней и весь Египет будут вырваны из рук «неверных». В результате осада продолжалась.

Первое время удача вроде бы сопутствовала сторонникам «войны до победного конца». Еще недавно процветавший, город буквально задыхался в кольце осады. Из 80 тыс. его жителей, по словам Оливера Схоластика, в живых к концу осады оставалось лишь 3 тыс., да и те больные. 5 ноября 1219 г. франкские отряды ворвались наконец в Дамиетту через пролом в одной из башен, проделанный стенобитной машиной госпитальеров, и жестоко расправились с оставшимися в живых жителями. Почти все арабские историки единодушно отмечают, что крестоносцы частично вырезали их, а частично обратили в рабство. Стоимость захваченной рыцарями Христа добычи составила 400 тыс. безантов.

Однако дальнейший ход событий показал, что крестоносцы торжествовали преждевременно. За победой последовал целый ряд неудач и совершенно бесславный конец: «христианской рати» не только не удалось расширить свои владения, но в конце концов пришлось оставить и Дамиетту, за власть над которой разгорелись страсти, дошедшие до прямых военных столкновений между иоаннитами, тамплиерами, итальянскими и французскими рыцарями. Пятый крестовый поход потерпел полный крах. А где же все это время находился третий державный правитель, принявший обет, — Фридрих II Гогенштауфен? Дело в том, что, пока и «высокородные» и безземельные европейские рыцари гонялись за миражами где-то на Востоке, он не терял времени даром и вел ожесточенную борьбу с городами Северной Италии, которые стремился присоединить к своим владениям.

Но вот и на Востоке перед Фридрихом II как будто открылись перспективы: предприимчивый Гогенштауфен благодаря династическому браку с дочерью Жана де Бриенна вознамерился стать королем Иерусалима и отправился наконец в Палестину. Пожалуй, этот шестой по счету крестовый поход (1228—1229) принес более весомые результаты: германскому императору удалось вновь установить власть крестоносцев в Иерусалиме. Договор, подписанный с султаном аль-Камилем, обеспечивал мир на десять лет. Римский папа Григорий IX специальной буллой утвердил достигнутые соглашения (1231 г.) и, видимо, зная хорошо свои «кадры», сделал особый упор на том, что они являются обязательными для всех, включая тамплиеров и госпитальеров.

Но для орденов, возомнивших, что их власть на Латинском Востоке беспредельна, даже папская булла была не указ. Иоанниты за один только 1230 г. дважды затевали смуту, вначале вместе с правителем Дамаска выступив против аль-Камиля, а затем, объединившись со своими вассалами ассасинами, — против бывшего союзника Боэмунда IV. Интересны взаимоотношения ордена с этой тайной мусульманской сектой, образовавшейся в конце XI в. в Иране, но распространившей свою деятельность на территорию Сирии и Ливана, где им принадлежали крепости и замки. Практиковавшие убийство как средство борьбы, ассасины длительное время держали в страхе влиятельных лиц как франкского, так и мусульманского Востока. Так, они несколько раз покушались на жизнь Салах ад-Дина, осуществили убийство одного из видных участников третьего крестового похода маркиза Конрада Монферратского и сына Боэмунда IV Антиохийского. В дальнейшем они окажутся причастными еще к ряду политических акций,в частности против французского короля Людовика IX.

Естественно, что многие государственные деятели стремились привлечь к себе ассасинов, чтобы использовать это страшное оружие в своих целях. Известно, например, о нескольких посольствах к ним с дарами, снаряженных Фридрихом II. Жан де Жуанвиль, придворный историк Людовика IX, писал, что секта требовала подобных же даров и от французского короля, возглавившего очередной крестовый поход. Все это не помешало госпитальерам наладить тесные контакты с ассасинами, которых они даже заставили принести вассальную присягу. Забегая вперед, заметим, что конец могуществу секты положили удары монголов в Иране и мамлюков в Сирии в конце XIII в.

В 30-х годах XIII в. рыцари ордена продолжают свои пиратские вылазки против всех, кто стоит на дороге, будь то мусульмане или христиане. Потерпев поражение под г. Хама, госпитальеры переключились на окрестности г. Алеппо и крепости Маргаб.

Одновременно они действовали против Боэмунда IV. Суть конфликта заключалась в том, что этот антиохийский князь, боясь усиления иоаннитов, и кстати сказать не без оснований, так как по своему влиянию в Антиохии великий магистр был близок к княжеской власти, а обширные владения позволяли ордену при желании даже создать здесь собственное государство, конфисковал в свое время большую часть их земель и селений. В ответ орден отказался признавать князя своим сюзереном.

На сей раз госпитальеры прибегли на только к ощутимым военным ударам (например, они захватили и разорили крепость Джабалу), но и к «дипломатическому каналу». Великий магистр ордена Гверин (1230—1236) уговаривает папу Григория IX подвергнуть антиохийского князя отлучению до тех пор, пока он не «раскается» в своем поведении по отношению к иоаннитам. В конце концов стареющий Боэмунд идет им навстречу и возвращает доходные поместья в Триполи и Антиохии, отдает ордену во владение крепости Джабалу и Шато де ла Вьель, а госпитальеры, в свою очередь, признают его сюзеренитет и складывают оружие.

Управившись, таким образом, с одним запутанным вопросом, орден иоаннитов тут же вмешивается в борьбу фракций в Иерусалиме. С отъездом Фридриха II в Европу в его новых владениях вспыхнуло недовольство воцарением в Палестине германского императора, который короновался в Иерусалиме. Правящая верхушка Иерусалимского королевства разделилась на партии сторонников Гогенштауфена и его противников, в числе которых были и госпитальеры. Дело дошло до вооруженных столкновений, и бароны вновь с головой окунулись в губительную братоубийственную междоусобицу.

Ситуация осложнялась еще и тем, что две самые боеспособные и многочисленные военные силы — иоанниты и тамплиеры, издавна соперничавшие между собой, перешли наконец к откровенной взаимной вражде. Их вечные подсчеты, кому перепало больше даров и привилегий, давно принесли им скандальную известность и в Леванте, и даже в Европе. Время от времени «святой престол» вынужден был усмирять не в меру разбушевавшиеся братства и выступать в качестве арбитра при решении спорных имущественных и правовых вопросов. В частности, в 30-е годы XIII в. папе Григорию IX пришлось лично вмешаться в конфликт между рыцарями Госпиталя и Храма по поводу того, что они не могли поделить… запруду на р. Акра. Автор анонимного произведения 1274 г. «Коллекция скандалов» так обличал «братьев» обоих орденов: «Они не могут терпеть друг друга. Причина тому — жадность к земным благам. Что приобретает один орден, вызывает зависть другого. Члены каждого ордена по отдельности, как они говорят, отказались от всякого имущества, но зато хотят иметь все для всех».

К сороковым годам неприязнь между орденами достигла своего апогея. Когда в 1239 г. закончился срок мирного договора, заключенного Фридрихом II с египетским султаном, на Восток прибыли новые пополнения крестоносцев. И первое, с чем им пришлось столкнуться, — это бесконечные баталии между двумя орденами. Следует заметить, что Тевтонский орден поддерживал иоаннитов, но он никогда не пользовался на Востоке таким влиянием, как иоанниты и тамплиеры.

Крестовый поход 1239—1241 гг. историки называют странным. Начнем с того, что его главные руководители Тибо Наваррский, граф Шампанский и герцог Корнуоллский Ричард Плантагенет так и не встретились друг с другом в течение всей кампании. За все время похода крестоносцы лишь пару раз вступили в незначительные схватки с врагом, предпочитая отсиживаться в своих лагерях при Акре, Яффе и Аскалоне. К тому же местные бароны и великие магистры орденов, забыв о распрях между собой, объединились в своем сопротивлении любым планам крестоносных «пришельцев», обвиняя их в полном незнании обстановки, что, впрочем, соответствовало действительности.

Сами участники похода метались от одной тактики к другой. Вначале под влиянием тамплиеров Тибо Наваррский заключает договор с Дамаском, враждовавшим с Египтом, затем под нажимом иоаннитов он склоняется к соглашению с египетским султаном после того, как его отряд, выступивший совместно с вновь обретенным союзником, был разбит египтянами под Газой (1239 г.). Не дожидаясь вступления договора с Египтом в силу, король Наварры погрузился с остатками своих рыцарей на корабль и уплыл восвояси (1240 г.). Все скромные лавры этого, в общем-то бесславного, крестового похода, который не удостоился даже собственного номера, достались его преемнику Ричарду Корнуоллскому, на чью долю выпала лишь необходимость претворить условия договора в жизнь. Справедливости ради следует упомянуть, что статьи этого соглашения, по крайней мере на бумаге, выглядели весьма внушительно — Иерусалимское королевство почти полностью получало свою первоначальную территорию. Неожиданное и ничем не заслуженное счастье вновь улыбнулось западноевропейским завоевателям, но опять политическое невежество и постоянные междоусобицы помешали им воспользоваться благоприятной обстановкой.

Затихшая было борьба между сторонниками и противниками Гогенштауфенов после отъезда Ричарда (1241 г.) вспыхнула с новой силой. Особо напряженный характер она приняла в связи с участием в ней госпитальеров и тамплиеров, контролировавших почти половину королевства. Тамплиеры, недовольные договором с Египтом, ущемлявшим их права, предприняли ряд военных акций против иоаннитов — основных вдохновителей соглашения.

Египетский султан ас-Салих трезво оценил обстановку в стане крестоносцев и в июле 1244 г. во главе десятитысячной хорезмийской конницы ворвался в Иерусалим. Местный гарнизон, засевший в крепости и получивший подкрепление от госпитальеров и иоаннитов, безуспешно пытался оказать сопротивление, и 23 августа 1244 г. Иерусалим был потерян для европейских захватчиков вплоть до XX в., когда там ненадолго обосновались англичане.

Но настоящая трагедия для крестоносцев была еще впереди. 17 октября 1244 г. объединенное войско Иерусалимского королевства и Дамаска, самое сильное со времен третьего крестового похода, потерпело при Харбийахе сокрушительное поражение от египтян, возглавляемых молодым способным военачальником Рукн ад-Дином Бейбарсом, которому еще суждено будет вписать немало печальных страниц в историю разгрома крестоносцев на Востоке. Из 6—7 тыс. христиан, принявших участие в битве, в живых осталось меньше сотни: 33 тамплиера, 27 госпитальеров и 3 тевтонца. 800 человек попали в плен, и среди них — великий магистр ордена иоаннитов Гийом де Шатонёф (1243—1258).

Масштабы катастрофы при Харбийахе можно сравнить лишь с той, которая постигла Иерусалимское королевство при Хиттине. Но по ряду внутренних причин ас-Салих не сумел развить операцию столь же стремительно, как в свое время Салах ад-Дин, и франки получили необходимую передышку. Однако и она их не спасла — в 1247 г. египтяне захватывают часть Галилеи и г. Аскалон, защиту которого взяли на себя госпитальеры.

Все эти политические и военные невзгоды на далеком Востоке оставили Европу равнодушной. Только Рим по-прежнему не замечал перемен и призывал рыцарей к участию в новом сомнительном предприятии. Седьмой крестовый поход (1248—1254) под началом французского короля Людовика IX Святого ничего в расстановке сил в Палестине и Сирии не изменил: в руках у крестоносцев остались лишь жалкие осколки от некогда довольно обширного Иерусалимского королевства.

В то время как Египет накапливал силы, в Акре, которую европейцы пока еще удерживали, развернулась настоящая гражданская война. Она была вызвана давней борьбой за преобладание на море и на Востоке между двумя растущими торговыми державами Средиземноморья — Венецией и Генуей. Обосновавшиеся в городах крестоносцев общины генуэзских и венецианских купцов находились в состоянии постоянной вражды, зачастую какая-нибудь незначительная причина могла привести к конфликтам и даже вооруженным столкновениям.

Вот и в этом случае роль детонатора сыграл спор из-за того, кому обладать имуществом монастыря св. Сабаса. Постепенно словесные баталии переросли в кровавые побоища на улицах Акры, в которые оказались втянуты все жители города. Вмешались в борьбу и ордены: госпитальеры, как и во многих схватках ранее, поддержали генуэзцев, а тамплиеры — венецианских купцов.

Акра тех дней — важный и оживленный торговый центр, резиденция орденов госпитальеров и тамплиеров, владевших здесь целыми кварталами, своего рода столица франкских владений на Востоке, куда сотнями продолжали прибывать пилигримы, искатели приключений, а то и просто преступники, стремившиеся избежать наказания. И вся эта масса людей с 1256 г. была вовлечена на протяжении нескольких лет в жаркие схватки друг с другом, доходившие до применения стенобитных машин. Всего в ходе стычек погибло 20 тыс. человек.

В 1258 г. удалось достичь шаткого мира. Генуэзцы, потерпевшие поражение в борьбе с венецианцами, переселились в Тир, но война на море между Венецией и Генуей продолжалась еще не один десяток лет (до 1379 г.), а вместе с ней — и вражда между духовно-рыцарскими орденами.

Все эти события вкупе с военными неудачами значительно ослабили позиции крестоносцев; желающих покинуть Европу ради «спасения Гроба Господня» оставалось все меньше. Единственные, кто не испытывал недостатка в новобранцах, были ордены, ставшие прибежищем для младших отпрысков знатных семейств, которым приходилось самим пробивать себе дорогу в жизни. К ним-то и перешла полностью функция защиты земель, оставшихся от Иерусалимского королевства. Именно они приняли на себя последние удары Египта, покончившие с мечтой о господстве европейских феодалов в Святой земле.

За четыре военных кампании, первая из которых состоялась в 1265 г., а последняя в 1271 г., Бейбарс, ставший к тому времени султаном, свел владения франкских баронов до нескольких укрепленных пунктов вдоль побережья Средиземного моря. В 1268 г. он захватил Антиохию, а затем, в 1271 г., убедившись, что восьмой крестовый поход, организованный Людовиком IX, направился в Тунис и Египту ничем не угрожает, Бейбарс разгромил крепость рыцарей-тевтонцев Монфор и цитадель иоаннитов Крак де Шевалье, считавшуюся самой важной и мощной в Сирии.

Несмотря на нависшую над ними грозную опасность, владетельные сеньоры так и не смогли найти общий язык и выдвинуть из своей среды одного сильного лидера. Чехарда правителей, последовавшая в 70-е годы XIII в., никак не способствовала укреплению их положения, а продолжавшиеся конфликты между орденами, между торговыми общинами и самими баронами обостряли внутренние неурядицы.

В 1285 г. после месячной осады пал последний бастион госпитальеров крепость Маргаб. В знак уважения к мужеству ее защитников новый египетский султан Калаун позволил рыцарям покинуть замок верхом, в доспехах и с оружием, а укрывавшемуся в нем населению сохранил жизнь. За Маргабом последовали Латакия (1287 г.), сдавшаяся без сопротивления, Триполи (1289 г.), на защиту которого были стянуты отряды госпитальеров и храмовников, Ботрон и Нефин. Тучи сгущались над последним оплотом крестоносцев — городом Акра.

В начале апреля 1291 г. сын Калауна аль-Ашраф Халил сосредоточил под стенами города огромную армию. По свидетельству современников, в ней насчитывалось 60 тыс. всадников, 160 тыс. пехотинцев и около 100 тяжелых стенобитных машин. Вполне вероятно, что эти данные несколько преувеличены, однако не вызывает сомнения тот факт, что силы египтян во много раз превосходили число оборонявшихся.

Попав в отчаянное положение, феодальная верхушка бросилась за помощью к Европе, но, уставшие от бесплодных попыток завоевать и удержать «землю обетованную» и погрязшие в своих конфликтах, европейские державы весьма вяло откликнулись на эти горячие просьбы. Лишь из Англии и с Кипра прибыли небольшие контингенты рыцарей, да орденам удалось собрать под свои знамена всех боеспособных их членов из европейских командорств. Больше охотников воевать за иллюзорные цели не нашлось.

Осада Акры началась 6 апреля, а 18 мая город сдался на милость победителя. Основную роль в обороне города сыграли тамплиеры и госпитальеры, стеной стоявшие за жизненно важный рубеж франкского государства, но личного мужества защитников было недостаточно, чтобы спасти их от разгрома. Египтяне, захватив город, почти поголовно истребили его жителей, а саму крепость сровняли с землей. Спастись удалось лишь избранным, и среди них — великому магистру ордена иоаннитов Жану де Вилье (1285—1293).

С падением Акры Второе Иерусалимское королевство навсегда исчезло с карты истории. Эпоха крестовых походов, принесших неисчислимые бедствия европейским народам и приведших к разорению и упадку стран Восточного Средиземноморья, подошла к концу. Казалось бы, «историческая» миссия рыцарей-монахов также исчерпала себя. Однако орден госпитальеров твердо решил выжить и, сплотив ряды, двинуться опять на завоевание Востока.

Глава II

ПОД НАТИСКОМ ОСМАНОВ

Неподалеку от Лимасола на Кипре и сегодня еще можно увидеть массивную трехэтажную башню, которая представляет собой один из наиболее замечательных и хорошо сохранившихся образцов средневековой архитектуры на острове. Ее громада доминирует над виноградниками, живописно раскинувшимися вокруг, и небольшой греческой деревенькой, словно притаившейся под защитой 25-метрового замка, само название которого — Колосси — вполне оправдывается его внушительными размерами.

Совсем недавно, в 50-е годы нашего столетия ^[4], его частично приобрели английские иоанниты (их доля составила 55/256), видимо испытывавшие ностальгию по прошлому. Дело в том, что в течение нескольких веков и сам замок, и земли, лежащие вокруг него, принадлежали ордену св. Иоанна Иерусалимского, унаследовавшему его от своих соперников — тамплиеров. Выдворенные после падения Акры из Сирии и Палестины, госпитальеры именно здесь, на Кипре, нашли временное пристанище.

К тому времени на острове, захваченном в 1191 г. Ричардом Львиное Сердце, утвердилась династия Лузиньянов, начало которой было положено тем самым Ги де Лузиньяном, который, как уже упоминалось, был иерусалимским королем, а затем, став «безработным», купил этот остров за 40 тыс. золотых безантов у вечно нуждавшегося в деньгах Ричарда. Кстати говоря, наследники Ги еще долгие годы продолжали короноваться в соборе Фамагусты двумя венцами — Кипрского королевства и Иерусалимского, не сознавая, что Иерусалим потерян был навсегда.

Кипр был выбран орденом по нескольким причинам. Во-первых, на острове у него уже имелись кое-какие владения, которые обеспечивали рыцарям определенный доход; во-вторых, в своем решении госпитальеры рассчитывали рано или поздно вернуться в Святую землю, и Кипр, ближайший к ней остров, представлялся им идеальным плацдармом для этого.

Но пока что перед орденом стояла самая насущная задача — выжить. На рубеже XIII—XIV вв. некогда могущественное, воинственное и богатое братство переживало серьезный кризис. В результате гибели Иерусалимского королевства орден понес колоссальные потери, как имущественные, так и людские. Рыцари-монахи лишились великолепных поместий, деревень, замков, тысяч крепостных и рабов, значительных доходов от торговых операций. Они потеряли убитыми и ранеными почти весь свой личный состав, находившийся в Леванте, и на Кипр прибыли лишь жалкие остатки их изрядно потрепанных отрядов во главе с тяжело раненным великим магистром Жаном де Вилье.

Правда, в Европе у иоаннитов еще оставались приорства и великие приорства, с которых они собирали подати, но и здесь возникли трудности. Воспользовавшись отсутствием твердой власти и некоторой растерянностью великого магистра перед лицом суровых обстоятельств, сеньоры, стоявшие во главе командорств, стали проявлять непокорность и зачастую не выполняли решений далеких начальников. В довершение ко всему и европейские монархи, охотно прибегавшие к услугам госпитальеров для решения своих внешнеполитических задач на Востоке, задумались над тем, как лишить ослабевший орден его внушительных владений на их территориях теперь, когда необходимость в нем, казалось бы, отпала.

Действительно, европейские монархи в то время были заняты совершенно иными проблемами, чем мытарства бездомных братьев, все еще живших старыми планами и иллюзиями, и не видели никакого смысла сохранять в руках у всадников госпиталя св. Иоанна их привилегии и богатства. В Арагоне король Хайме II пытался конфисковать земли ордена, а самих рыцарей поставить себе на службу под тем предлогом, что на Востоке они свои функции уже исчерпали и пребывают в бездействии. На Кипре Анри II запретил госпитальерам и тамплиерам покупать новые поместья. Вынашивал свои коварные замыслы против обоих орденов и Филипп IV во Франции.

Обосновавшись на Кипре, иоанниты возобновили мелкие вылазки против Египта, совершая пиратские рейды на ливанское и сирийское побережья. В основном сухопутные воины, они всерьез начинают осваивать море. Первые шаги в этом направлении орден сделал еще будучи в Палестине, где его флот занимался пассажирскими и торговыми перевозками, переправляя туда паломников из Европы и соперничая в этом даже с марсельскими, венецианскими и генуэзскими судовладельцами. Но организацией военного флота рыцари занялись под давлением обстоятельств с начала XIV в. и вскоре превзошли в этом само Кипрское королевство. Одновременно в 1300 и 1304 гг. новый великий магистр Гийом де Вилларэ (1296—1305) пересмотрел статуты (основные законы) ордена и определил в них место и обязанности адмирала в орденской сословной системе. Отныне вся деятельность иоаннитов будет связана со Средиземноморьем.

Малейшее свидетельство усиления ордена вызывало крайнее раздражение у правителей острова, в памяти которых еще свежи были воспоминания о непомерных притязаниях и могуществе госпитальеров в их «палестинский период». Да и сами события на Кипре говорили о том, что, несмотря на трудные времена, рыцари не смирили свою гордыню и по-прежнему претендовали на полноправное участие в делах государства, где им, по сути дела, было лишь предоставлено убежище, причем без большого желания. В частности, в период между 1306 и 1310 г. иоанниты активно вмешивались в династические споры Лузиньянов, чувствуя себя «в своем амплуа» в политических интригах и военных схватках двух братьев Анри и Амори.

Но, невзирая на помощь, оказанную законному наследнику Анри, госпитальеры пришлись здесь не ко двору. Кипрский король боялся дальнейшего возвышения независимого и все еще поддерживаемого Римом воинственного братства и был только рад, когда оно обратило свое внимание на остров Родос, который формально принадлежал Византии.

После падения Латинской империи Византия, хотя и была восстановлена как государство (1261 г.), уже не могла полностью оправиться от удара, нанесенного ей крестоносцами. Империей она оставалась лишь на бумаге, а на деле это было небольшое, раздробленное на отдельные части государство, утратившее свое влияние и могущество. В сложившихся условиях папство, которое никогда не отказывалось от мысли подчинить себе православную церковь, занялось подготовкой нового похода против Константинополя. Однако к тому времени идея крестовых авантюр уже мало кого вдохновляла.

Единственными, кто готов был в любую минуту поддержать призывы «святого престола», являлись иоанниты, стремившиеся доказать свою незаменимость европейским монархам, но они были столь малочисленны и ослабленны, что их боевой пыл носил во многом символический характер. Какой бы дряхлеющей ни представлялась Византийская империя, она пока еще могла в общем-то защитить себя.

Приходилось ограничиваться «булавочными уколами» и растаскивать страну по кускам, из которых Родос был далеко не последним и достаточно «жирным». Богатый и плодородный остров с удобными гаванями издавна манил к себе завоевателей. На него покушались персы, римляне, византийцы. Наконец, в 1299 г. папа Бонифаций VIII «санкционировал» передачу Родоса сицилийскому королю Фадрике II, которому еще предстояло его завоевать. Шесть лет спустя Фадрике снарядил туда военную экспедицию под руководством своего брата, члена ордена госпитальеров дона Санчо Арагонского. Экспедиция потерпела неудачу, но это не обескуражило римскую курию. Именно под ее сенью в борьбу за Родос вступили иоанниты.

27 мая 1306 г. великий магистр ордена Фульк де Вилларэ (1305—1319), племянник предыдущего его главы, вступил в тайные переговоры с генуэзским корсаром Виньоло Виньоли, уже имевшим разбойничий опыт в Эгейском море. В результате было подписано соглашение, определявшее права и взаимные обязанности сторон, в том числе сколько и какие доходы они будут получать, кто будет иметь верховную власть на завоеванном острове и т.д. Через месяц отряд иоаннитов уже был на пути к Родосу. Он состоял из двух галер и четырех судов меньшего класса, на которых находились 35 рыцарей и 500 пехотинцев. Остальные силы, обещанные Виньоли, присоединились несколько позже.

Затея оказалась не из легких. Почти четыре года продолжалась борьба между Византией и иоаннитами за Родос и соседних с ним островов. Поначалу «воинство божье» терпело значительные неудачи, и великий магистр поспешил обратиться за подмогой к Европе, а точнее, к Франции, которая в то время становится своего рода «вершительницей судеб». «Святой престол» всеми доступными ему средствами пытается помочь своему любимому детищу: в 1307 г. папа Климент V предоставил иоаннитам права на еще не завоеванный ими остров, а также, пытаясь стимулировать Венецию и другие средиземноморские державы принять участие в военных действиях против Византии, отлучил византийского «схизматика» императора Андроника II Палеолога (1282—1328) от церкви. И хотя римско-католическая и греко-православная церкви давно уже отделились друг от друга и жест этот не имел для императора никакого значения, он давал «латинянам» формальный предлог для борьбы с противниками «истинной веры», т.е. для нападения на Византию.

В свою очередь, и де Вилларэ не остается в долгу. За возможную помощь он раздает многочисленные обещания, которые зачастую невыполнимы, а потому могут рассматриваться просто как пропагандистский трюк. Он уверяет, что в самое ближайшее время, как только будет захвачен Родос, орден не только примет на себя обязательство защищать христианские Кипр и Киликийскую Армению от «язычников», но и развернет крупномасштабные военные действия против Византии и Египта, а лет через пять вернет Европе Антиохию и даже Иерусалим.

На деле, как проницательно заметил король Арагона Хайме II, цель великого магистра была однозначна — любым способом захватить Родос и утвердиться на нем. Справедливость такого вывода очевидна: ведь пока де Вилларэ в резиденции папы раздавал обещания, орденская верхушка с его ведома и согласия пыталась договориться с Андроником, предлагая ему своеобразный компромисс. В частности, иоанниты добивались у византийского императора согласия на то, чтобы тот отдал им Родос в лен, за что рыцари обязались принести ему вассальную присягу и выставить 300 полностью экипированных воинов для борьбы против турок — новой грозной силы, интенсивно укреплявшейся на Востоке. Андроник ответил отказом, и госпитальерам пришлось продолжать затянувшуюся осаду.

На сей раз на их стороне оказалось не военное счастье, а слепой случай. Корабль, посланный на подмогу гарнизону города Родоса из Византии, потерпел крушение неподалеку от г. Фамагуста на Кипре и был передан вместе с попавшим в плен экипажем в распоряжение ордена. Капитан судна, родом с острова, спасая свою жизнь, уговорил защитников города сдаться. Произошло это летом 1308 г., но еще почти полтора года понадобилось иоаннитам, чтобы усмирить население острова.

Фульк де Вилларэ возглавил колонизацию Родоса. По его указанию туда из Лимасола перевели Монастырь ^[5] — резиденцию великого магистра и место обитания братства, а также госпиталь, который рыцари св. Иоанна открывали в любом месте, куда бы они ни переселялись, как символ своего изначального происхождения. Один за другим созываются несколько капитулов ордена, на которых решаются самые неотложные вопросы административного характера, в частности о необходимости иметь на Родосе постоянную армию — 500 всадников и 1 тыс. пехотинцев.

Итак, остров необходимо было защищать, но ведь кому-то нужно было еще растить хлеб и овощи, делать вино, содержать скот, изготовлять ткани и оружие — одним словом, работать на рыцарей. Высокородные сеньоры — члены ордена умели только воевать, ну еще в придачу к этому — молиться. Многие греческие семьи после захвата Родоса и близлежащих островов иоаннитами предпочли, оставив родные места, переправиться в Византию, и перед братьями встали проблемы оборонного и хозяйственного характера.

Для привлечения новой волны поселенцев на Родос капитул принимает постановление (1313 г.) о целом ряде льгот для желавших обосноваться здесь лиц католического вероисповедания. Одновременно под давлением Климента V иоанниты вынуждены были пойти на меру, которая серьезно ущемила их интересы, лишив одного из источников дохода: поскольку покорение острова прикрывалось лозунгом «малого крестового похода», великий магистр по требованию папы запретил использовать гавани Родоса для транзитной торговли между Востоком и Западом, что серьезно отразилось на взаимоотношениях рыцарей с Венецией и Генуей.

Родосская авантюра не только создала ордену своего рода плацдарм для операций против «наступления ислама», но и, как показали события тех лет, сыграла исключительно важную роль в его дальнейшей судьбе. Пока же, в первое десятилетие XIV в., она способствовала определенному укреплению пошатнувшегося авторитета «защитников Гроба Господня», над которыми дамокловым мечом нависла угроза той же участи, что постигла тамплиеров — их союзников по борьбе с «неверными» в Палестине и соперников по былому влиянию и могуществу.

В отличие от госпитальеров, вкладывавших деньги в основном в недвижимое имущество, храмовники наряду с приобретением земель и замков занялись широкими финансовыми операциями, превратившись в XIII в. в одного из главных банкиров Западной Европы. Правда, рыцари ордена св. Иоанна тоже не гнушались ростовщичеством, но именно тамплиеры благодаря размаху предприятий, неразборчивости в средствах и накопленному ими колоссальному богатству вызывали особую ненависть феодальной верхушки и состоятельного купечества. О могуществе ордена ходили легенды. Современники утверждали, что казна тамплиеров насчитывала 20 (по некоторым источникам — 54) млн. золотых талеров, а их собственное войско в европейских странах насчитывало от 15 до 20 тыс. всадников. Знатнейшие князья и даже короли вынуждены были занимать у ордена деньги под высокие проценты. В Тампле — главной резиденции ордена в Париже, отошедшей впоследствии к иоаннитам, — на протяжении десяти лет хранился венец английских королей, который они в связи с угрозами со стороны мятежных баронов острова боялись держать в Лондоне, оригинал Парижского договора 1259 г. между Англией и Францией, а также образец золотого ливра (фунта), служившего монетой-эталоном для французского королевства.

С потерей Святой земли само существование рыцарей тамплиеров, как и госпитальеров, лишалось смысла. Но если иоанниты создавали хотя бы видимость активности на Востоке, тамплиеры сосредоточили все свои усилия на упрочении позиций в Европе, особенно во Франции, где их всесилие и непомерные доходы вызывали зависть и тревогу короля Филиппа IV Красивого, стремившегося к созданию сильного централизованного, неподвластного церкви государства. Вначале Филипп IV сделал несколько попыток подчинить тамплиеров своему влиянию или ослабить его. Он то просит орден принять его в качестве почетного члена, но встречает решительный отказ со стороны великого магистра Жака де Моле, то предлагает слить два духовно-рыцарских ордена — Храма и Госпиталя — в один, однако и тут терпит неудачу.

Тогда Филипп IV решает расправиться с орденом физически, а его земли, крепости и сокровища, якобы хранящиеся в донжоне Тампля, присвоить. Воспользовавшись излюбленным в средние века приемом, король обвинил тамплиеров в ереси, разврате и — самое страшное — в поклонении дьяволу. В ход была пущена инквизиция, в результате расследования которой 54 храмовника, в том числе сам Жак де Моле, были сожжены, другие были подвергнуты тяжким наказаниям, а все их имущество конфисковано в пользу короля. 3 апреля 1312 г. Климент V в специальной булле упразднил орден, а еще через месяц новой буллой «уладил» практические вопросы: все, чем владели тамплиеры, за исключением отошедшего к Филиппу Красивому, передавалось ордену рыцарей госпиталя св. Иоанна Иерусалимского.

Правда, название это все больше вытеснялось другим: теперь рыцари ордена предпочитали называть себя «родосскими» в знак того, что они обосновались на острове всерьез и надолго — как показал ход истории, более чем на два столетия. Именно здесь до конца оформилась организационная структура ордена, который сложился в подобие аристократической республики во главе с избиравшимся пожизненно великим магистром. За редким исключением, он выбирался из среды французских рыцарей, преобладавших в ордене. Великий магистр был наделен огромными правами и отчитывался в своих действиях лишь перед римским папой. Единственная область, где его функции несколько ограничивались, — это внесение законодательных изменений в статуты ордена. По существу, на Родосе возникло суверенное государство, в котором права его главы лимитировались решениями капитула — высшего совета орденских иерархов.

В состав капитула входили главы языков, называвшиеся «столпами», заместитель великого магистра — «лейтенант» и епископ. Столпы получали титул «монастырского бальи», поскольку им вменялось в обязанность постоянное проживание в Монастыре, т.е. в основной резиденции ордена, где находился великий магистр и часть братства, несущая регулярную воинскую службу, а также размещался традиционный госпиталь. Собственно говоря, в каждый данный отрезок времени требовалось присутствие в Монастыре только четырех столпов, однако разрешение остальным покинуть его на какой-то срок выдавалось лишь капитулом. В свое отсутствие «монастырский бальи» назначал заместителя — «лейтенанта». Столпы выбирались рыцарями соответствующих языков.

К началу XIV в. в ордене было семь языков: Прованса, Оверни, Франции, Арагона, Италии, Германии и Англии. В середине XV в. в самостоятельную единицу выделился язык Кастилии, а язык английских рыцарей в дальнейшем стал называться Англо-баварским. Соответственно и столпов насчитывалось семь (а затем восемь), за каждым из которых традиционно закреплялась определенная должность. Четыре военные должности распределялись следующим образом: столп Оверни — великий маршал — командовал пехотой; столп Англии, так называемый «туркопилье» (термин заимствован у турок-сельджуков), возглавлял легкую кавалерию; столп Италии обычно назначался великим адмиралом; и наконец, столп Германии отвечал за фортификационные сооружения. Столп Франции назначался госпитальером, заведовавшим всеми благотворительными учреждениями. Административно-хозяйственными делами ведал столп Прованса — великий прецептор (наставник) или казначей ордена; столп Арагона — «дралье» (кастелян) — отвечал за имущество ордена и за его снабжение; столп Кастилии — великий канцлер был в современном значении министром иностранных дел, а также хранителем документации ордена.

Помимо «монастырских бальи» полный капитул (т.е. общее собрание всех высших должностных лиц ордена) включал и так называемых «бальи капитула», которые обязаны были являться на его заседания, но могли жить в любом поместье, принадлежавшем госпитальерам. И наконец, последним разрядом бальи, имевшим право заседать в капитуле, являлись «почетные бальи» — звание, присуждаемое особо отличившимся рыцарям по решению великого магистра и капитула. В то время как бальи капитула имели преимущественное право при назначении на выгодные должности (прецепторов, приоров), почетные бальи пользовались лишь правом голоса в капитуле.

Приблизительно в это же время орденская верхушка вырабатывает свой ритуал, призванный напоминать аналогичные церемонии при дворах европейских монархов. Заседания капитула, созываемые великим магистром, предварялись торжественной процессией, впереди которой несли штандарт главы иоаннитов; само открытие заседания сопровождалось целованием руки великого магистра всеми его участниками согласно «табели о рангах»; появляются и другие атрибуты усиления условностей и окончательного отхода от первоначальной простоты нравов ордена.

В ордене также складывается своя судебная система в виде временных выборных коллегий различного уровня. Так, вначале спорный вопрос решался рыцарским судом «эгар» (франц. egard — внимание), состоявшим из семи (затем восьми членов, представлявших семь — восемь языков), и председателя, назначаемого по усмотрению великого магистра или великого маршала (если речь шла о сугубо военных прегрешениях). Если вердикт не удовлетворял истца или ответчика, то собирался суд второй инстанции, так называемый «усиленный эгар», состоявший из вдвое большего числа членов; затем в случае повторной апелляции судебная коллегия увеличивалась втрое, и в конце концов дело поступало в «эгар бальи», решение которого уже считалось окончательным.

Самым строгим наказанием являлось исключение из ордена. Решение о лишении права носить форму иоаннитов, что было равносильно отчислению, принималось эгаром бальи и затем передавалось на утверждение великому магистру. Бывали случаи, когда раскаивавшегося в своих поступках бывшего рыцаря принимали обратно. Для этого великий магистр созывал общее собрание всех находившихся на острове членов ордена, которое и определяло дальнейшую судьбу «грешника». Сам он на такое собрание обязан был явиться в гражданском платье, а если «грех» был особенно тяжел — то в одной рубахе с веревкой на шее. Если собравшиеся выражали согласие, его вновь посвящали в рыцари с любопытным наставлением: «Прими во второй раз ярмо Господа нашего, ярмо, носить которое легко и радостно, и да поможет оно спасению души твоей!»

От рыцарей требовали безусловного послушания руководству, и прежде всего великому магистру. До наших дней дошла легенда о Родосском драконе и отважном госпитальере Теодоре, вступившем с ним в борьбу вопреки строжайшему запрету магистра. Теодор победил дракона и спас жителей Родоса, но был приговорен к суровому наказанию за непослушание. Лишь в последний момент сердце старейшины ордена дрогнуло, и отважный рыцарь не был сослан в изгнание. Человек, вступавший в орден иоаннитов, должен был как бы отказаться от своего «я» и стать винтиком в хорошо отлаженном механизме корпорации. Вероятно, на каком-то этапе это было необходимо: ведь само по себе успешное окончание военной экспедиции на Родос не устранило одним махом ни внутренних раздоров, ни внешних трудностей ордена.

На международной арене госпитальерам необходимо было на кого-то опираться, и великий магистр Фульк де Вилларэ попробовал сделать ставку на Арагоно-Каталонское королевство, где влиятельным представителям ордена при дворе Хайме II удалось втянуть последнего в брак с Мари де Лузиньян, наследницей кипрской короны. Однако реальных выгод эта интрига родосским рыцарям не принесла.

Во внутренней жизни ордена наступил тяжелый кризис. Слава завоевателя Родоса и непривычное, но ласкающее амбиции положение суверена государства вскружили голову великому магистру, который почувствовал себя новым Александром Македонским и начал вести образ жизни, вызвавший большие нарекания среди рядовых госпитальеров. Дело дошло до того, что в 1317 г. на жизнь де Вилларэ было совершено покушение. Глава ордена вынужден был бежать, а на его место братья временно выбрали столпа Арагона Мориса де Паньяка.

Конфликт взялся улаживать папа Иоанн XXII, но далеко не бескорыстно. Ему удалось повернуть дело таким образом, что в выигрыше в конце концов оказался «святой престол», усиливший влияние на свою духовно-рыцарскую паству. Иоанну XXII удалось несколько обуздать рыцарскую вольницу, где угрозами, где посулами принудить их соблюдать дисциплину, сократить непомерные расходы на содержание двора великого магистра и другие траты членов ордена и т.п. Под его давлением иоанниты в 1319 г. избрали нового магистра (Фульк де Вилларэ вынужден был подать в отставку). Им стал Элио де Вильнёв (1319—1346), правление которого отличалось стабильностью и медленным, но неуклонным упрочением позиций ордена.

Прежде всего перед великим магистром встала задача добиться от европейских государств передачи родосским рыцарям де-факто тех владений тамплиеров, которые были им дарованы папской буллой 1312 г. Вполне естественно, что монархи Англии, Франции, Арагона, Кастилии и Португалии, в руки которых неожиданно попало такое богатство, не спешили расстаться с имуществом уничтоженного ордена. Так, французские короли (Филипп IV и его сыновья, по очереди занимавшие трон) требовали от госпитальеров уплаты за передачу им земель в размере 200 тыс. ливров. Аналогичные трудности орден встречал и в других странах.

Как всегда в подобных случаях, у монархов нашлись необходимые мотивировки, а точнее, на свет божий из Леты была извлечена старая версия, превратившаяся было в анахронизм с завоеванием Родоса: иоаннитов опять обвинили в бездействии, в том, что родосская кампания была ими предпринята не для защиты «дела христианства» от «язычников», а лишь для того, чтобы решить собственные проблемы и т.п. Под этим предлогом Западная Европа хотела избавиться от ставшего обузой ордена, тем более что он являлся серьезным конкурентом в денежных делах. Правители государств, могущественные феодальные сеньоры, князья и графы — все мечтали установить контроль над приорствами и командорствами ордена. Они требовали от братьев, осевших в их владениях, ленной присяги, что давало им право привлекать рыцарей на службу, пытались вмешиваться в назначения внутри ордена, препятствовали отправке доходов ордена на Родос, а зачастую возражали и против новых наборов иоаннитами для их «ратных подвигов» на Востоке.

Все эти трудности заставляли великого магистра надолго оставаться в Европе, где ему удалось в результате бесконечных вояжей по столицам королевств и княжеств и благодаря заступничеству папы кое-как урегулировать имущественные споры. Часть полученных земель тут же пришлось продать, чтобы покрыть долги Вилларэ и приступить к строительству укреплений на Родосе. Благоразумная финансовая политика главы ордена позволила ему не только расплатиться в 1335 г. с банкирскими домами Флоренции — Барди, Перуцци, Велутти и другими, которым госпитальеры в 1320 г. должны были 500 тыс. золотых флоринов, но и фактически заново отстроить крепость и город Родос, положить начало сети укрепленных пунктов на близлежащих островках архипелага и приступить к созданию собственного передового по тем временам флота.

Столица иоаннитов в первой половине XIV в. являла собой весьма любопытное зрелище. Город делился на две неравные части; в меньшей, называемой «коллахиум» (collachium), селились сами рыцари, а в другой — «борго» (borgo) — все остальные жители Родоса. Рыцарские кварталы отделялись от остального города крепостной стеной, здесь находились крепость, резиденция великого магистра, другие служебные помещения ордена. Братья проживали или в собственных домах, или в своего рода общежитиях или гостиницах — «обержах» (auberge), принадлежавших языкам. Вся их жизнь регламентировалась статутами, а день, по крайней мере в теории, был заполнен молитвами и военными учениями.

На деле же существование воинов-монахов представлялось не столь однообразным. Как и в Палестине, они довольно быстро обзавелись рабами и крепостными, окружили себя роскошью и уделяли куда больше внимания веселым пирушкам и похождениям, чем пребыванию в «храме божьем». В их образе жизни, манере поведения и облике причудливо переплелись восточные и западноевропейские обычаи.

Тот же сплав двух культур наблюдался и в самом городе, превратившемся в крупный торговый центр и порт Восточного Средиземноморья. Значительную часть его населения составляли воины и священники, писари и купцы, нотариусы и врачи, останавливавшиеся проездом паломники из Европы. Вот что писал по этому поводу очевидец, которому в 1345 г. довелось посетить Родос: «За стенами крепости располагается резиденция архиепископа и архиепископская церковь, а жилища многих граждан похожи на дворцы знатных сеньоров. Здесь живут чеканщики монет, оружейники и различные другие ремесленники, в услугах которых нуждается любой город или королевский замок. У подножия крепости находится госпиталь — мать, милосердная сестра, врач, защитник и слуга всех немощных».

Организация госпиталей для всех страждущих по-прежнему оставалась одной из важных функций ордена. Помимо центрального госпиталя на Родосе каждое приорство в европейских странах создавало свой, и на его содержание выделялась особая статья бюджета. Под воздействием внешних обстоятельств, когда для утверждения места ордена в системе государственных взаимоотношений искусного владения мечом уже явно было недостаточно, госпитальеры вынуждены были думать об учреждении юридической коллегии. В Париже на средства братства открылась школа права — «студиум» (studium), выпускники которой в дальнейшем исполняли обязанности поверенных ордена в римской курии и заведовали мирскими делами иоаннитов. Более того, к 1340 г. госпитальеры практически превратились в своего рода правящую верхушкуПапского государства, заняв все главные должности в его провинциях.

Параллельно с развитием и укреплением островного государства рыцари не забывали и о своей основной миссии — бороться с исламом на суше и на море. Для этой цели орден расширяет и совершенствует свой военный флот, приглашая опытных корабелов из Венеции и Генуи и перенимая лучшие традиции кораблевождения. В течение сравнительно небольшого отрезка времени он уже обладал целой флотилией двухрядных боевых дромонов (галер) по 50 гребцов в каждом ряду, мощными многопалубными кораблями, среди которых выделялась «Святая Анна» — шестипалубное, обшитое свинцовыми пластинами, оснащенное пушками морское судно, считающееся чуть ли не первым в истории «броненосцем».

Вся боевая сила иоаннитов была направлена против их давнего врага — мамлюкского Египта, а также против нового грозного противника — турок-османов, активно приступивших к территориальным захватам на Востоке. Великие победы и расцвет их феодального государства, образовавшегося в результате распада Иконийского султаната сельджуков и названного по имени основателя династии Османским, были еще впереди, но уже тогда, в первой половине XIV в., турки доставляли немало неприятностей своим соседям.

Родосские рыцари пытаются противостоять их натиску, и не только отразить нападения, но и по возможности перейти в контрнаступление. Разбив турецкое войско в 1318 г., госпитальеры закрепили свой успех в морском сражении при о. Хиос в 1319 г. Через год, в 1320 г., они вновь отличились, когда турецкая эскадра из 80 судов, в задачу которой входило доставить десант на Родос, потерпела поражение от в два с половиной раза меньших сил рыцарей-мореходов. Эти победы почти на столетие отвратили от Родоса угрозу турецкого завоевания и дали столь необходимую для ордена передышку.

Однако в целом османская опасность для народов Восточного Средиземноморья нарастала. В ожидании подходящего момента для нападения на византийские владения в Малой Азии турки занялись пиратством и осуществлением внезапных рейдов на острова Эгейского и Средиземного морей. Обеспокоенные европейские государства Средиземноморья вынуждены были изыскивать новые формы своей защиты. Первая попытка сформировать антитурецкую коалицию была предпринята по инициативе Венеции в 1327 г. В нее должны были войти помимо Венеции Хиос и госпитальеры, однако этот союз распался, не успев начать боевых действий.

В 1332 г. за дело принимается папа Иоанн XXII. В результате его усилий 6 сентября на Родосе заключается соглашение о создании единого фронта государств, наиболее заинтересованных в том, чтобы остановить продвижение османов на запад. Договор подписали: представитель ордена Родосских госпитальеров Пьетро да Канале, уполномоченный Венеции и посланник византийского императора Андроника III, предпочевшего союз с католиками поражению от мусульман. По условиям договора, Византия, несмотря на переживаемые ею трудные времена, обязалась снарядить для военной экспедиции 10 галер, Венецианская республика — 6, а иоанниты — 4. Датой выступления назначалось 15 апреля следующего года, но оно состоялось только весной 1334 г. после того, как к коалиции присоединились Кипр, Франция и римская курия, согласившаяся финансировать предприятие. Одержав ряд незначительных побед, никак не поколебавших позиции турок на Средиземноморье, коалиция распалась в связи с кончиной Иоанна XXII в декабре 1334 г.

Следующему папе — Бенедикту XII — было не до того: все его внимание отвлекал англо-французский конфликт вокруг претендента на престол Франции, разгоревшийся в Столетнюю воину (1337—1453). Народы Средиземноморья оказались вынужденными защищаться собственными силами. На протяжении десяти лет госпитальеры ограничивались незначительными операциями, которые никак нельзя охарактеризовать как обещанное крупномасштабное наступление на ислам.

Военная деятельность родосских рыцарей несколько активизировалась в середине 1344 г., а в сентябре того же года последовала первая крупная удача: в составе объединенного флота Кипрского королевства, Венеции и Рима им удалось захватить порт и одну из крепостей Смирны, принадлежавшей турецкому эмиру Умур-паше. Эта победа вызвала необычайный подъем на Западе. Новый папа Климент VI, воспользовавшись воодушевлением, царившим в европейских столицах, пытался было прекратить Столетнюю войну, а ресурсы воюющих стран направить на организацию крестового похода против «неверных», но его затея провалилась.

Когда эйфория улеглась, выяснилось, что успех «христианского воинства» носил неполный и временный характер. Укрепления Смирны состояли из так называемых нижней и верхней крепостей; европейцам же удалось овладеть лишь нижней, в которой они оказались отрезанными от суши. Иоанниты играли основную роль в обороне крепости, и родосский рыцарь Жан де Бьянра, приор Ломбардии, был назначен главнокомандующим (capitaneus armatae generalis) силами защитников. Госпитальеры и далее практически в одиночестве выдерживали осаду Умур-паши, остальные же участники «святой коалиции» своих обещаний не сдержали.

В 1347 г. флотилия ордена в сражении при о. Имроз разбила соединение турецких кораблей, уничтожив около ста судов противника, однако на положении осажденного гарнизона в Смирне это никак не отразилось. Великий магистр Дьёдонне де Гозон (1346—1353) пытался найти выход из тяжелой ситуации и вступил в переговоры с эмиром, но под давлением «святого престола» вместо заключения мирного договора с правителем Смирны ему пришлось вступить в новый союз с Венецией и Кипром для борьбы с мусульманским Востоком (1350 г.). Госпитальеры при этом обязались выделять ежегодно 3 тыс. флоринов на содержание постоянного гарнизона в Смирне и три галеры для патрулирования в районе Восточного Средиземноморья.

Коалиция возобновлялась дважды — в 1353 и 1357 гг., — но не дала никаких положительных результатов, чему немало способствовала ожесточенная торговая война между Венецией и Генуей. Вынужденное бездействие иоаннитов опять стало будоражить умы в Европе. Великий Петрарка писал: «Родос — щит веры — пребывает без ран и без славы». Особое нарекание это вызывает у римской курии, которая грозит госпитальерам то лишить их бывших владений тамплиеров, якобы необходимых для организации нового более боевого ордена, то перевести резиденцию великого магистра в Смирну.

Одновременно папа Иннокентий VI (1352—1362), как отмечал итальянский хронист XVI в. Джироламо Босио, вынашивал планы другого характера. На протяжении столетий папство лелеяло мысль подчинить Византию своему влиянию, распространить католицизм на страны Восточной Европы. Ослабевшая Византийская империя представляла, по мнению Иннокентия VI, отличную мишень для папской экспансии, осуществить которую и были призваны родосские рыцари. В свою очередь, иоанниты тоже не возражали против подобных планов, стремясь расширить владения ордена, уже существовавшие в Морее. Переписка 1356—1357 гг. между Иннокентием VI и великим магистром ордена свидетельствует о том, что обе стороны всерьез рассматривали возможность проникновения иоаннитов на Пелопоннес, на сей раз — мирным путем. Предполагалось, что рыцари просто… купят Ахейское (Морейское) княжество, но в самый последний момент сделка не состоялась.

Пока Родосское братство торговалось за новые земли, турки продолжали свою экспансию: в 1354 г. они заняли важный опорный пункт на европейском берегу Дарданелл — порт Галлиполи и приступили к завоеваниям на Балканском полуострове. Казалось бы, в такой ситуации христианское милосердие должно было возобладать над религиозными разногласиями и Запад мог протянуть руку помощи своим восточным соседям. Но нет, папа прежде всего выставляет условие: византийская церковь обязуется вступить в унию с Римом и признать над собой власть папы, а уж затем он санкционирует помощь католических государств. Свои слова «святой престол» воплощает в дела и в категорической форме запрещает госпитальерам оказывать содействие византийским императорам до тех пор, пока они не согласятся на это условие.

Миссия папского легата Пьетро Томаса, направленного в 1359 г. в Константинополь для официального оформления соглашения об унии двух церквей, оказалась безуспешной. Легат не сумел правильно оценить ситуацию, сложившуюся на Балканах, и вместо решительных действий против турок увлекся бесплодной идеей борьбы со «схизматиками» (православными), выдвинув при этом заведомо неосуществимый лозунг возврата Иерусалима. Бросив своего союзника Венецию на произвол судьбы, Родос и Кипр объединяются для крестового похода против Египта, где опять, как много лет тому назад, их привлекает богатая Александрия.

4 октября 1365 г. с благословения Пьетро Томаса кипрско-родосская флотилия вышла из гавани Родоса и тайно направилась к берегам Египта. 10 октября Александрия была взята стремительным штурмом, за которым последовали разгром и разграбление города; в порту Александрии были сожжены все египетские корабли. Опасаясь ответного удара, великий магистр срочно вызвал на Родос из Европы около ста рыцарей-госпитальеров и взял с кипрского короля Пьера де Лузиньяна, главного организатора нападения на Египет, обещание в случае необходимости оказать помощь ордену. До нападения на Родос дело, однако, не дошло, а в середине 70-х годов ордену удалось добиться мира с египетским султаном.

Впрочем, родосские рыцари и сами были не рады затеянной авантюре. Их во все меньшей степени привлекала ратная слава, когда расширялись возможности для обогащения мирным путем. «Воинство божье» было не прочь и прикупить земель, и дать деньги в рост, и пуститься в выгодные торговые операции. Наряду с военным флотом Родос обзавелся и торговыми судами, перевозившими европейские товары на Восток (ткани, изделия из металла), а из Египта доставлявшими в Европу пряности и предметы роскоши. Во Франции и в Италии госпитальеры открыли торговые конторы, через которые сбывали сахар, производимый на Кипре и Родосе.

Во второй половине XIV в. у ордена насчитывалось 656 командорств, приносивших доход в 45 тыс. флоринов ежегодно. Во главе каждого командорства стоял прецептор, имевший собственную резиденцию, которая состояла из усадьбы с вместительным домом, конюшнями и церковью, а также госпиталя и помещений, где проживали братья, их оруженосцы и слуги. Иногда в командорствах селились (с разрешения прецептора) так называемые «пенсионеры», т.е. миряне, которых орден брал на свой «пенсион». При этом имущество «пенсионеров» переходило во владение иоаннитов. Кстати говоря, каждый, кто вступал в ряды рыцарей, обязан был сделать «достойный» вклад в казну ордена в виде денег или какого-то имущества, которыми орден распоряжался при жизни брата и полностью брал в свою собственность после его кончины.

Командорства административно подчинялись приорствам или великим приорствам (в зависимости от значимости). В функции приора (великого приора) входили поддержание дисциплины среди рыцарства, набор новых членов, регулярный созыв местных капитулов (не реже одного раза в три года) и — самое главное — сбор ежегодных денежных взносов и пожертвований в пользу ордена, которые затем отправлялись на Родос в распоряжение Монастыря (так именовалась резиденция ордена). Верхушка иоаннитов, проживавших в европейских странах, вела жизнь, мало чем отличающуюся от жизни других феодальных сеньоров. Прецепторы и приоры заседали в парламентах, творили суд, занимали различные должности при королевских дворах. Единственным их отличием и преимуществом являлось то, что, как правило, они были освобождены от уплаты королевских и церковных налогов.

Постоянное покровительство «святого престола», продолжавшего носиться с замыслами новых крестовых походов и рассматривавшего орден иоаннитов как свою единственную постоянно мобилизованную военную силу, привело к тому, что госпитальеры смогли не только отстоять у европейских владык свое право на существование, но и постепенно набрать прежнюю силу. В 1335 г. они расплатились с долгами, а в 1343 г. во флорентийских банках у ордена уже лежал золотой запас в 360 тыс. флоринов. Даже несмотря на финансовый крах, последовавший за банкротством банкирских домов Барди и Перуцци, где находилась часть этого запаса, ордену удалось выдержать материальные трудности и восстановить потерянное.

Власть великого магистра, официально правившего на Родосе, фактически распространялась на все владения иоаннитов, разбросанные по европейским странам. Как любой крупный феодал, он являлся одновременно и верховным судьей для подвластных ему рыцарей, и вершителем судеб своих подданных. Орден чеканил собственные монеты, издавал законы и назначал послов ко дворам королей и князей.

Конечно, все это не означало, что жизнь внутри ордена текла легко и спокойно, а отношения между братьями носили идиллический характер. Влиятельные госпитальеры боролись за власть и выгодные назначения точно так же, как и светские бароны. Многие приезжали на Родос для несения тяжелой службы на Востоке только для того, чтобы заработать себе хорошую должность, а через три-четыре года возвращались в европейские командорства в качестве прецепторов или приоров. Великие магистры постоянно испытывали затруднения с личным составом орденского войска, а рыцари предпочитали сытое и безбедное житье во французских, английских, португальских и других командорствах.

Большую роль в делах иоаннитов в этот период играли папы, которые вмешивались во все стороны деятельности капитула — от раздачи постов своим любимцам до прямых указаний, когда, где и против кого должны быть направлены военные усилия ордена. В 1371 г. после поражения сербов от турецкого султана Мурада I в битве на берегу Марицы папа Григорий XI задумал очередной поход против мусульман. Естественно, нашлось в этом плане место и госпитальерам, в задачу которым было вменено собственными силами продолжать оборону Смирны, где еще велись боевые действия.

В 1373 г. в Фивах собрался своего рода международный конгресс по выработке единой программы борьбы с османской опасностью. В нем приняли участие папа Григорий XI, Венеция, Генуя, орден св. Иоанна Иерусалимского, викарий графства Афинского, кипрский, венгерский и сицилийский короли, а также император Византии. Орден занялся приготовлениями к совместной кампании. Он обязался выставить к концу 1375 г. 400 рыцарей с оруженосцами и частично оплатить расходы по коалиции, для чего великому магистру пришлось распорядиться заложить или отдать в аренду ряд земель и добиться крупного займа от банкиров Альберти во Флоренции. Но все его приготовления оказались лишними: коалиция распалась, едва возникнув. Венгерский король Лайош I оказался втянутым во внутренний династический конфликт, а Генуя и Венеция не смогли преодолеть своих разногласий из-за торгового соперничества.

В 70-е годы XIV в. интересы иоаннитов все больше перемещаются на Европейский континент. В 1376 или 1377 г. им удалось осуществить свою давнишнюю мечту — приобрести в аренду сроком на пять лет Ахейское княжество, а еще через некоторое время — порт Воница на западном побережье Балканского полуострова. Все это предпринималось под флагом борьбы с турками, которую рыцарям якобы легче было вести, имея опорные пункты на материке. Однако последующие действия великого магистра ордена Хуана Фернандеса де Хередиа (1377—1396), пользовавшегося особым расположением папы, в рамки этой борьбы никак не укладывались. Вместо того чтобы выступить против Мурада I, он двинулся во главе рыцарей на завоевание Арты — столицы незадолго до того сформировавшейся албанской сеньории Этолия, под стенами которой потерпел жестокое поражение и был захвачен в плен. Правда, в плену он не задержался: иоанниты заплатили за своего магистра огромный выкуп, и в июне 1379 г. де Хередиа уже вернулся на Родос.

В результате этой бесславной кампании госпитальерам пришлось не только отказаться от Воницы, но и постепенно уступить все остальные владения на Балканах. Потеря доходных земель, расходы на военные операции, баснословная сумма, заплаченная за де Хередиа, печально отразились на финансах ордена. Документы свидетельствуют, что в начале 1382 г. капитул вынужден был отослать назад в Европу 60 рыцарей, которых он не мог содержать на Родосе.

К денежным затруднениям прибавился внутренний «правительственный» кризис, отразивший Великий раскол (1378—1417) в правящей верхушке католической церкви. В начале XIV в. борьба пап за главенство над светской властью окончилась для них весьма плачевно. Решительные меры французского короля Филиппа IV, не желавшего мириться с притязаниями Рима на всемирное господство, привели его к победе над папством, которое под давлением королевского дома перенесло свою резиденцию из «вечного города» в Авиньон (1309 г.), где на протяжении почти 70 лет на «святой престол» избирались ставленники Франции. «Авиньонское пленение» пап закончилось лишь в 1377 г., когда, воспользовавшись тем, что Франция была поглощена Столетней войной с Англией, папа Григорий XI вернулся в Рим. После его смерти новым папой был избран итальянец Урбан VI, которого поддерживали государства Северной и Средней Италии, Англия, скандинавские и немецкие правители. В противовес ему кардиналы, ориентировавшиеся на Францию, Испанию, Шотландию и Неаполь, избрали в Авиньоне своего папу Климента VII (1378—1394). Таким образом, создалось два центра, претендовавшие на верховную власть в католическом мире.

Поначалу иоанниты, среди которых превалировали французы, а во главе стоял арагонец де Хередиа, поддержали «антипапу» Климента VII. Великий магистр покинул Родос и переселился в Авиньон, чтобы своим влиянием на курию заставлять ее действовать в интересах ордена. Все это, естественно, не понравилось Урбану VI, который предпринял контрмеры, назначив в 1383 г. неаполитанского рыцаря Риккардо Караччоло, приора Капуи, «антимагистром». Караччоло добился поддержки у немецких и английских и даже части итальянских братьев.

Единство ордена было подорвано, но открытый раскол относительно быстро удалось ликвидировать: после смерти Караччоло в 1395 г. власть великого магистра опять сосредоточилась в одних руках. Тем не менее раскол внутри ордена в основном отразился на его изрядно опустевшей казне, а не на захватнических планах. Уже в 1384 г. «законный» глава ордена де Хередиа опять разрабатывает программу экспансии ордена в Морее.

В 1386 г. он покупает за 20 тыс. флоринов Ахейское княжество у его наследников и направляет туда своего управляющего, но уже в 1389 г. изменившаяся ситуация заставляет иоаннитов расстаться со своими претензиями на Пелопоннес.

Оказалось, что тройные военные издержки (в Смирне, на Родосе и на Пелопоннесе) были ордену не «по карману». Дальнейшее продвижение Османского государства на юго-восток Европы, историческая победа турок на Косовом поле (1389 г.), сделавшая Сербию их данницей, заставили рыцарей всерьез задуматься об их собственной безопасности. В 1392 г. султан Баязид I запретил подвоз продовольствия на Родос, что привело к тяжелым последствиям, так как остров весьма зависел от импорта. Начались длительные и безрезультатные переговоры: турки требовали разрешить им здесь работорговлю, что было неприемлемо с точки зрения «христианской морали». Одновременно госпитальеры тайно готовили рыцарское пополнение из Европы с целью защиты столицы своего государства.

Иоаннитам, можно сказать, «повезло» в том, что борьба с Родосом являлась лишь незначительным эпизодом в грандиозных агрессивных проектах турецкого султана. Турки упорно расширяли свои владения на Балканах: они покорили Болгарское царство, Фессалию и Македонию.

В 1396 г. произошло решающее сражение между европейскими рыцарями, объявившими новый крестовый поход против «неверных», и двухсоттысячным войском Баязида I, за стремительные действия прозванного Молниеносным. В битве при болгарском городе Никопол против турок участвовали представители практически всех христианских народов: французы и чехи, итальянцы и англичане, испанцы и венгры. Как всегда самоотверженно бились с мусульманами госпитальеры, искусные и мужественные воины. Объединенная рыцарская армия была наголову разбита; из 70 тыс. крестоносцев около 10 тыс. попали в плен, лишь немногим удалось бежать, остальные пали на поле сражения.

Как раз в это время в ордене меняется руководство, и на пост великого магистра братья выбирают Филибера де Найяка (1396—1421), возглавлявшего силы иоаннитов в Никополской битве. Весь 1397 г. ушел на переговоры с турками о выкупе пленных, в которых глава ордена принимал деятельное участие. По решению капитула из орденской казны выделили для этих целей 30 тыс. дукатов — сумму немалую по тем временам; для лечения получивших свободу участников битвы капитул отдал свой родосский госпиталь.

Довольно активную роль играли иоанниты и в других, более мелких кампаниях, призванных сдержать неудержимую экспансию османов. Еще в 1390 г. будущий византийский император Мануил II Палеолог направился с визитом на Родос, где ему удалось заключить с орденом соглашение о помощи. Родосские рыцари обязались выделить два боевых корабля для совместных с византийцами действий против Баязида I. Присоединив к своим владениям почти весь север Византии, турецкие войска весной 1397 г. вторглись на Пелопоннес, но, захватив и разграбив г. Аргос, не смогли там удержаться и вынуждены были отступить. Византия вновь обратилась к госпитальерам, которые обещали взять на себя защиту Коринфского перешейка — стратегически важного района, являвшегося естественной границей между Мореей и материком.

Иоанниты все еще надеялись прочно обосноваться на Пелопоннесе. В 1400 г. они вступили в переговоры с братом Мануила II, морейским деспотом Феодором, о приобретении ими в полную собственность Морейского деспотата. Для этой цели орден выделил 60 тыс. дукатов и направил к Феодору внушительное посольство, состоявшее из приоров Венеции, Англии, Аквитании и Тулузы.

Предприятие закончилось некоторым успехом: Феодор уступил госпитальерам часть своих территорий с городами и крепостями, но сохранил за собой право в случае необходимости выкупить их обратно.

Эта сделка была лишь частью более обширных приготовлений родосских рыцарей к тому, чтобы приобрести весь Пелопоннесский полуостров. Они решили создать здесь собственное государство и со временем перенести сюда с Родоса свой Монастырь, что, безусловно, и со стратегической и с материальной точек зрения было более выгодным.

В этой связи одновременно с переговорами в Мистре — столице Морейского деспотата — они вступили в переговоры с Пьером де Сен Сюпераном, правителем Ахейского княжества, о возможной покупке и этого государства. Но здесь дело в конце концов завершилось провалом. А вслед за неудачей в Ахее орден постиг и другой удар: в 1402 г. Феодор потребовал обратно уступленные им ранее земли, на которых не утихали восстания коренного населения против пришельцев «латинян».

Однако подоплекой его требования явился не стихийный протест масс, а ультиматум Баязида I, в котором тот категорически возражал против присутствия госпитальеров в Морее. В случае их добровольного ухода турки обязывались прекратить военные действия против деспотата и заключить с ним мирный договор. Дело в том, что султану в этот период было совершено несподручно вести борьбу на два фронта — в Европе против Византии и в Анатолии (Малой Азии) против двинувшего туда свои орды среднеазиатского эмира Тимура, очередного претендента на мировое господство. В том же, 1402 г. в битве при Анкаре Баязид I потерпел страшное поражение от грозного противника и был взят в плен, где и скончался, а созданная им могучая и обширная Османская держава из-за распри среди его сыновей распалась на несколько государств.

Между тем Тимур продолжал свой победоносный поход по Анатолии. В том же году он предложил рыцарям-иоаннитам смирненского гарнизона признать его власть и стать его данниками, но встретил решительный отказ. В декабре 1402 г. войска Тимура осадили Смирну; через несколько дней в результате мощного штурма крепость пала, и город был буквально сметен с лица земли. Такая же участь постигла и другие, менее значительные крепости госпитальеров в Анатолии, от которых, по свидетельству современников, «остались только пепел и дым». Спастись удалось лишь горстке рыцарей, остальное население было истреблено или взято в плен.

Эти трагические события заставили давних врагов по-новому оцепить ситуацию. В 1403 г. старший сын Баязида Сулейман, получивший в наследство европейскую часть Турции, заключил торговое и оборонительное соглашение с Венецией, Генуей, Византией и родосскими рыцарями. Но его страх оказался напрасным; грозный Тимур неожиданно повернул на восток, устремившись на завоевание Китая, и вынужденный союз просуществовал недолго.

Характерно, что на рубеже XIV—XV вв. орден госпитальеров достиг вполне определенного статуса в сложных и запутанных взаимоотношениях европейских государств, представляя собой хотя и не очень многочисленную, но внушительную силу в их борьбе против мусульманской опасности. С ним считаются и влиятельные монархи, и мелкие князья, его часто приглашают для участия не только в военных мероприятиях, но и в дипломатических. Так, орден по-прежнему берется за урегулирование ситуации на Кипре, где сталкивались интересы правившей династии, Генуи и Венеции, выступает арбитром в раздорах рвущихся к власти законных и незаконных детей и внуков «солидных» королевских семейств Франции, Арагона, Сицилии и т.д.

Не забывали рыцари и про свои интересы на Востоке. После потери Смирны они сконцентрировали свои усилия на том, чтобы сберечь позиции в Леванте. Большим дипломатическим успехом госпитальеров явилось подписание в 1403 г. между орденом и мамлюкским Египтом, отбивавшим натиск Тимура, мирного договора, который предоставлял братству ряд льгот и преимуществ. Статьи договора помимо соблюдения соглашения 1370 г. предусматривали различные меры, позволявшие иоаннитам монопольно контролировать передвижения паломников по территории султаната. Им разрешалось не только содержать, а при необходимости и расширять госпиталь в Иерусалиме, соединявший в себе по-прежнему больницу и приют для пилигримов, но и иметь консулов в Рамле и Дамиетте для оказания помощи направлявшимся в Святую землю. Египетский султан дозволял госпитальерам беспрепятственно пересекать его владения «со свитой или без, на коне или пешком», а также покупать беспошлинно продовольствие. И наконец, орден получил право следить за состоянием храма Гроба Господня, монастыря св. Екатерины на Синае и других христианских святилищ и подновлять их по мере надобности. Очень важным пунктом договора явилась взаимная договоренность за три месяца предупреждать другую сторону о начале военных действий, с тем чтобы у мирного населения (и мусульман, и христиан) было время покинуть враждебные территории.

Конечно, в дальнейшем как рыцари, так и Египет не раз нарушали договор, однако основа для более или менее лояльных отношений была заложена. Причиной раздоров, как правило, были пиратские действия европейцев против египетских и сирийских торговых судов, так как Родос со временем превратился в перевалочную базу для морских пиратов из разных стран.

В Европе же дела ордена шли не столь блестяще. В 1405 г. его окончательно выдворили с Пелопоннеса, а предложение госпитальеров византийскому императору, сделанное ими в 1408 г., заключить союз сроком на тридцать лет для совместных действий против турок отклика у того не встретило. Братья все больше внимания уделяют укреплению «своего» острова и окружающих его островков, захваченных ими ранее. Повсюду они возводят крепости и форты, обносят защитными стенами деревни, развивают торговлю и сельское хозяйство с тем, чтобы сделать Родос менее уязвимым в случае длительной осады. Порты и гавани государства рыцарей принимают торговые суда под флагами всех морских держав региона; вместе с тем здесь же находят убежище и средиземноморские корсары, активность которых с начала XV в. все время возрастала.

На протяжении тридцати с небольшим лет начала века орден никаких крупных шагов на международной арене не предпринимал, однако самый факт его пребывания на Родосе, в непосредственной близости от вновь объединившейся Османской империи, а также египетского султаната, не давал покоя правителям этих государств. В 1422 г. великий магистр Антон Флувьян (1421—1437) в решительной форме пресек попытки втянуть орден в очередной конфликт в Морее, видимо осознав бесплодность стремления рыцарей проникнуть на полуостров. Однако уже через два года рыцари-иоанниты вынуждены были принять участие в борьбе Кипрского королевства, с которым их связывали традиционные политические и материальные интересы, против планов египетского султана Барсбея захватить остров.

Трижды — в 1424, 1425 и 1426 гг. — султанский флот предпринимал атаки на Кипр, пока наконец 7 июля 1426 г. в результате упорного сражения с войском короля Януса ему не удалось оккупировать и разорить остров, а самого Януса захватить в плен. Особо жестоко пострадало командорство иоаннитов Колосси, полностью разграбленное мамлюками. Видимо, таким образом Барсбей стремился «наказать» госпитальеров за помощь Кипру и преподнести им наглядный урок. Короля в конце концов выкупили за 120 тыс. скудо, значительную часть которых внесли родосские рыцари, но Кипрское королевство к тому времени превратилось в данника султана и уже не смогло оправиться от нанесенного ему удара. Таким образом, госпитальеры потеряли еще одного союзника.

Иоанниты прекрасно понимали, что следующей жертвой агрессивной политики египетских султанов может стать уже Родос — маленький, но довольно прочный бастион европейских держав в Восточном Средиземноморье. Несмотря на то что в 1428 г. Флувьяну удалось продлить мирный договор с Египтом, последний все же не оставлял планов покончить с «разбойничьим гнездом». В 1440 г. султан Якмак аз-Захир снарядил флотилию из восемнадцати галер, перед которой была поставлена задача овладеть Родосом и заставить рыцарей покинуть его. Неожиданно мамлюки натолкнулись на столь упорное сопротивление, что им пришлось в конце концов уплыть восвояси. Перед этим в отместку за неудачу они опустошили командорство ордена на о. Кос.

Обстановка, однако, оставалась неспокойной. В 1442 и 1443 гг. великий магистр Жан де Ласти (1437—1454) делает попытки договориться с аз-Захиром, однако в ответ в августе 1444 г. под стенами родосской крепости вновь появляются египетские боевые корабли. Сорок дней продолжалась осада острова, но и на сей раз рыцари отстояли свой дом, потеряв лишь крошечный островок Кастеллориццо неподалеку от анатолийского побережья.

Крах обоих предприятий заставил Египет пойти на переговоры, и в 1445 г. орден подписал тяжело выстраданный мирный договор с султанатом, определивший их взаимоотношения до конца XV столетия. Родосские рыцари уже не объявляли во всеуслышание о своих намерениях возглавить новый крестовый поход против ислама; свою миссию в семье европейских народов они видели теперь в том, чтобы спасти хотя бы небольшие «христианские» владения от претензий честолюбивых восточных соседей.

Весь 1449 г. проходит под знаком ожидаемого нападения то мамлюков, то османов. Денно и нощно несут рыцари службу, сменяя друг друга на стенах крепостей и фортов на близлежащих островах. Всегда наготове держат они факелы, чтобы в случае опасности разжечь костры, предупреждающие о приближении вражеских кораблей — «как турок, так и мавров, или любой другой нации, христианской или языческой, являющейся врагом нашего ордена». Чтобы убедить турецкого султана Мурада II в отсутствии враждебности к туркам, в июле 1450 г. де Ласти издает специальный указ, запрещающий любые недружелюбные акции против Османской империи, и торжественно зачитывает его в присутствии турецкого посла. Документ гласит, что орден подтверждает отношения «доброго, честного и верного мира» с «Моратбеем Великим Турком» и запрещает жителям Родоса «под страхом смерти и лишения имущества» покупать товары или рабов, захваченных третьими странами на турецких судах.

В 1453 г. обстановка на Востоке резко изменилась: 29 мая после двухмесячной осады молодой османский султан Мехмед II взял Константинополь. Византийская империя перестала существовать, а гордый победой турецкий правитель добавил к пышному титулу прозвище Фатах (Завоеватель). Он перенес столицу своего государства в древний город, начавший новый период своей истории под названием Стамбул.

На Родосе падение Константинополя вызвало вполне обоснованную тревогу. Ожидалось, что турки после своего триумфа на материке со дня на день примутся за ликвидацию христианских «гнезд» на близлежащих островах. В 1454 г. Мехмед II потребовал от Родоса выплачивать ему ежегодно дань в размере 2 тыс. дукатов, однако чувство собственного достоинства не позволило рыцарям согласиться на это. Они предпринимают отчаянные попытки укрепить гарнизон Родосской крепости, призвав сюда соратников из западноевропейских владений, создают запасы продуктов питания на случай осады, еще раз проверяют и подправляют фортификации.

Одновременно великий магистр ордена Джаймс Миллийский (1454—1461) активно поддерживает усилия римской курии сколотить коалицию западных держав для крестового похода против турок, однако единодушия среди возможных его участников достичь не удалось. Каждый из них преследовал собственные цели и не желал поступиться своими интересами ради восстановления Византии. Франция, только что закончившая разорительную Столетнюю войну, вообще не желала пускаться в бездну новой авантюры, в Германии очередной крестовый налог восприняли как чересчур тяжкое бремя для «самой бедной страны мира»; остальные государства соглашались участвовать лишь при условии одновременности выступления «других».

В результате многочисленных переговоров и угроз папы Каликста III наложить всеобщий интердикт на свет все же появился «хилый ребенок», и в 1456 г. небольшое войско на трех галерах во главе с кардиналом — адмиралом Лодовико Скарампо отправилось в Эгейское море. За то время, пока Европа судила да рядила, под разными предлогами оттягивая свое содействие «христианскому делу», туркам удалось отторгнуть у ордена острова Сим, Нисирос и Кос (1455 г.) и даже разорить одну деревню на самом Родосе. После того как в 1456 г. Мехмед II присоединил к своим владениям находившийся неподалеку генуэзский остров Хиос, над Родосом нависла уже непосредственная опасность, и прибытие Скарампо с его 5 тыс. солдатами было встречено иоаннитами с огромным облегчением.

Занятый своими захватническими планами в Европе, турецкий султан пока оставил Родос в покое. В 1459 г. он захватил Сербию, в следующем — Морею и Аттику, а еще через год продолжил завоевания в Малой Азии, подчинив Трапезундскую империю — последний осколок погибшей Византии. Таким образом, Родос оказался как бы во враждебном кольце и из ближайших союзников мог рассчитывать только на Венецию. Следуя логике, «единственный оплот христианства на Востоке» должен был затаиться и сидеть тихо-смирно на уязвимом Родосе или по крайней мере не портить отношения с соседями. Но нет — в документах 50—60-х годов XV в. то и дело встречаются упоминания о пиратских вылазках иоаннитов, пытавшихся задержать и присвоить венецианские торговые суда со всеми находившимися на борту товарами. Естественно, могущественная морская республика косо взирала на разбойничьи предприятия рыцарей, подрывавших ее коммерцию, и не раз вступала в конфликт с «воинством божьим».

Братство никак не могло угомониться и в другом вопросе, в котором выдвигаемые им на первый план соображения престижа на деле маскировали меркантильные расчеты. Речь вновь пойдет о Кипре, где правила беспокойная династия Лузиньянов. После смерти короля Жана II в 1458 г. на трон объявилось сразу два претендента: жених его дочери Шарлотты — Людовик Савойский и незаконнорожденный сын Жак. Последний принял мусульманство и, воспользовавшись помощью египетского султана, сверг Людовика, которого активно поддерживали госпитальеры. Ордену было что терять, ведь на Кипре он сохранил огромные доходные поместья. Война за кипрскую корону закончилась поражением Людовика и иоаннитов, чье вмешательство в дела маленького островного королевства чуть не стоило им «дружбы» с мамлюкским Египтом.

Между тем над Родосом сгущались тучи; после того как госпитальеры неоднократно (в 1462, 1464 и 1466 гг.) отклоняли требования Мехмеда II платить ему дань, последовал полный разрыв отношений между орденом и Турцией. Правда, после захвата османами о. Лесбос (1462 г.) великий магистр Раймон Закоста (1461—1467) вынужден был пойти на некоторые уступки султану и преподнести ему богатый подарок; однако рыцарская спесь и на сей раз не позволила братьям назвать вещи своими именами: в сопроводительном послании ордена специально подчеркивалось, что этот дар ни в коей мере не может рассматриваться как факт признания его данником мусульман.

Мера эта, хотя и не вписывалась в рыцарский кодекс чести, была жизненно необходимой, так как на Родосе в то время находилось всего немногим более 300 рыцарей. Но очередь острова, видимо, еще не подошла, и военные действия Османской империи в Боснии, Валахии и Крымском ханстве, как и прежде, отвлекли внимание Мехмеда II. Более того, через одного из своих сыновей, правившего Карией — областью империи, ближайшей к Родосу, — он обращается к иоаннитам с предложением заключить мирный договор. Переговоры тянулись почти полтора года (1478—1479), но ни к чему не привели. Госпитальеры, которым только что удалось продлить соглашение с Египтом (1478 г.), упорно держались за свой статус «защитников христианства», не идя ни на какие уступки, за что и поплатились в недалеком будущем.

4 декабря 1479 г. турки произвели «разведку боем»: опустошили несколько деревень на о. Тилос и на самом Родосе, а 23 мая 1480 г. огромная флотилия турок подошла к цитадели иоаннитов и осадила ее. Положение защитников крепости не назовешь даже затруднительным, скорее всего оно было почти безнадежным: ведь прекрасно вооруженному и обученному, но крайне малочисленному гарнизону противостояло более 50 тыс. первоклассных турецких воинов, в том числе 3 тыс. янычар. Турки привезли с собой стенобитные машины, способные стрелять каменными ядрами до 600 кг весом, мины, инженеров для рытья подкопов. Во главе этого внушительного войска стоял сераскер Месих-паша (грек-ренегат Мануил Палеолог).

Решающая атака, в которой участвовали 40 тыс. человек, была предпринята Месих-пашой 27—28 июля после длительной и кропотливой подготовки. Осаждающим уже удалось прорвать в одном месте оборону противника; казалось, что еще одно последнее усилие и победа будет на их стороне. Но тут великий магистр ордена Пьер д'Обюссон (1476—1503), уже неоднократно раненный в бою, сам возглавил оборону и личным примером сумел воодушевить рыцарей, стойко защищавших крепость. Существует, правда, и другая версия: в самый разгар битвы над рядами турок пронесся грозный приказ Месих-паши: «Грабить запрещаю! Все пойдет в казну султана!», который и расхолодил энтузиазм нападавших.

17 августа 1480 г. Месих-паша, видя бесплодность всех усилий, велел прекратить осаду и увел остатки своей армии (за одну июльскую кампанию рыцари вывели из строя 35 тыс. турок) в Анатолию и далее в Стамбул. Итак, ордену удалось отстоять свой остров, но какой ценой: цветущий Родос превратился в груду развалин! И все же главное было сделано — у рыцарей осталось «свое» государство, и они с новыми силами бросились восстанавливать разрушенное. В честь замечательной победы капитул принял решение о строительстве церкви, посвященной Мадонне-победительнице.

В 1481 г. Мехмед II умер, так и не дождавшись искоренения «оплота христианства» прямо у границ своей империи, а его наследники тут же бросились делить имущество. Первым успел усесться на трон отца старший сын Баязид II Дервиш, не пожелавший разделить власть с младшим братом Джемом, как предлагал последний. Джем не смирился и, собрав своих приверженцев, начал военные действия против Баязида в Анатолии, которую хотел отторгнуть от империи. Воспользовавшись ситуацией, иоанниты повели двойную игру, которая принесла им известные выгоды. С одной стороны, дав обещание султану Баязиду не помогать его брату в междоусобной войне, они добиваются от него столь необходимого им перемирия. С другой — рыцари тотчас вступают в контакт с Джемом (или как они его именовали «Зам-Солданом, сыном Махумета, бывшего Великого Турка»), в результате чего претендент на трон, потерпевший поражение, получает возможность укрыться на Родосе от гнева царственного брата.

Приобретя столь ценный залог, госпитальеры используют его как козырный туз в своих отношениях с Османской империей. Они тут же подписывают с Джемом соглашение, по которому неудавшийся претендент гарантирует им вечный мир с Турцией «на все времена», а также обещает после воцарения выплатить ордену за свое содержание 150 тыс. скудо золотом и предоставить им право свободной торговли на территории Турции. Затем для полной безопасности они отсылают Джема в Европу фактически в качестве своего пленника. После этого «высокочтимый повелитель Пьер д'Обюссон, великий магистр Родоса и благородной религии Иерусалима», 2 декабря 1482 г. заключает мирный договор с «прославленным непревзойденным и могущественным Баязид-Султаном».

По достигнутой договоренности каждая из сторон получает право свободной торговли на территории обоих государств, а орден к тому же может принимать в замке св. Петра в Бодруме (Анатолия) беглых рабов-христиан без выдачи их местным властям. Кроме того, Баязид II признает опеку иоаннитов над Джемом и выделяет им для содержания брата 35 тыс. венецианских дукатов ежегодно, придя, видимо, к мнению, что уж если ему и суждено иметь брата-беглеца, претендующего на трон, то лучше тому жить в «золотой клетке» у родосских рыцарей, чем интриговать при дворах европейских монархов в надежде вымолить поддержку в борьбе за титул султана.

Для подкрепления договора, и главное — неписаной его части о почетном плене его ретивого родственника, Баязид II передал в 1484 г. в дар ордену «святую реликвию»: правую руку Иоанна Крестителя, основного покровителя ордена иоаннитов. Однако подлинного дружелюбия или хотя бы лояльных отношений не было и быть не могло: основной целью турок было завоевание новых земель для «упрочения власти пророка», а рыцари заведомо выступали под знаменем борьбы с исламом.

В 1489 г. госпитальеры выменивают Джема на новые привилегии от римской курии. Великий магистр передает незадачливого претендента подопеку папы Иннокентия VIII, за что сам д'Обюссон приобретает кардинальскую шапку, а возглавляемый им орден — владения еще двух распущенных духовно-рыцарских братств: «Гроба Господня» и «св. Лазаря». Дальнейшая судьба высокого пленника напрямую с орденом уже не связана; однако, чтобы покончить с этой историей, следует вкратце упомянуть, чем закончилось для него своекорыстие иоаннитов. «Зам-Солдан» переходил из рук пап в руки французского короля и обратно до тех пор, пока Баязиду II не удался ловкий дипломатический маневр: он договорился с очередным папой, развратным и сребролюбивым Александром VI, о том, что его брат будет отравлен. За «устранение» принца Баязид пообещал папе 300 тыс. дукатов, и последний не устоял: в 1495 г. по дороге из Рима в Неаполь Джем внезапно заболел и в страшных мучениях скончался.

Несмотря на то что с Турцией был установлен мир, а с Египтом он был продлен (1484 г.), родосские рыцари не переоценивали их значение и продолжали заботиться об обороноспособности острова. Особую активность они развили в 1496 г., подозревая, что теперь, когда после смерти брата Баязид ничем не связан, он вполне может начать военные действия против Родоса. В марте великий магистр дал указания приору Мессины Паоло ди Салома пригласить на службу к ордену «вооруженные корабли любой нации и в любом состоянии, владельцы и капитаны которых имеют намерение и священное желание вредить разного рода неверным». При этом он обещал добровольцам радушный прием на острове и право «торговать захваченными товарами, но только теми, что отняты у неверных, а не у христиан». В сентябре того же года капитул ордена поручает еще трем своим членам зафрахтовать и привести на Родос две галеры с различными товарами и материалами, необходимыми для строительства новых судов.

В 1498 г. госпитальеры подтвердили приверженность соглашению с султаном, что, однако, не помешало им включиться в подготовку будущего крестового похода против турок. В 1501 г. союз христианских государств против турецкой угрозы оформился окончательно. Папа Александр VI обещал выделять 40 тыс. дукатов ежегодно на «святое дело истребления неверных» и снарядил эскадру из семи галер во главе с епископом Пафосским адмиралом Джакопо да Пезаро и пяти под командованием госпитальера Фабрицио дель Карретто. К ней присоединились шесть судов из Венеции, возглавляемые братом адмирала Бенедиктом да Пезаро; наконец, Родос выставил еще три галеры, не считая «большого корабля и барки». Главнокомандующим представительным флотом римская курия назначила великого магистра Родосского ордена.

Не успели крестоносцы выйти в море, как между ними возникли разногласия. Иоанниты настаивали на том, чтобы хотя бы часть кораблей была направлена в район Родоса, где в последнее время все большими хозяевами чувствовали себя турецкие корсары, а оба Пезаро считали, что следует начать с операции на Ионнических островах. Их усилия увенчались «достойной» победой — завоеванием крошечного островка Санта-Маура. На этом союз распался, и иоаннитам пришлось действовать в одиночку.

Последующие два десятка лет были заполнены мелкими и средними стычками с османами на море и на суше. То и дело в документах ордена начала XVI в., хранящихся в Государственной библиотеке Республики Мальта, встречаются упоминания о захваченных и потопленных кораблях (османских и мамлюкских), о богатой добыче, выгодно проданной рыцарями на европейских и восточных рынках, о значительных суммах денег, полученных в качестве выкупа за знатных пленников-мусульман.

Родос в эти годы — небольшое, но хорошо организованное и процветающее государство. Памятники старины, сохранившиеся здесь и по сей день, свидетельствуют о высоком художественном уровне развития архитектуры и различных ремесел. Благодаря умелой реставрации и бережному отношению современных родосцев к своей истории, в некоторых уголках города и сегодня чувствуешь себя гостем рыцарей-госпитальеров. Здесь на крепостных стенах, опоясанных рвом, они отражали турецкие атаки; здесь в своих обержах они жили; отсюда из своей резиденции кастелян ордена управлял всем его сложным и разветвленным имуществом. А вот и здание главного госпиталя (ныне археологический музей), прекрасный образец раннего Возрождения. Строительство его, начатое сразу же по прибытии иоаннитов на Родос, продолжалось на протяжении всего периода их пребывания там. Госпиталь расширялся и подновлялся в середине XV в., а затем в самом начале XVI в. Помимо него существовал и второй, несколько меньших размеров, названный в честь св. Екатерины. Основанный итальянским иоаннитом Домиником да Аламаниа, он был перестроен в 1516 г. Констаном Оберти.

Госпиталь для ордена — это обязательный атрибут его деятельности; недаром великий магистр по-прежнему именовался «servus pauperum Christi et custos Hospitalis Hierusalem» («слуга нищих Христовых и настоятель госпиталя Иерусалима»). Уход за больными и «помощь бедным» оставались своего рода символом существования братства, которое помимо ратных дел и благотворительности все больше увлекалось коммерческими предприятиями. Увеличение масштабов торговых операций нашло отражение во всех договорах, упоминавшихся ранее, в которых обязательно присутствовал пункт о «свободе негоций» на территориях как христианских, так и мусульманских стран. В Александрии, крупнейшем средиземноморском центре международной торговли, мамлюкский султан даже разрешил ордену открыть собственные склады. О масштабах коммерческой деятельности иоаннитов свидетельствует хотя бы тот факт, что по договору с правителем Туниса (1478 г.) они ежегодно покупали на подвластных ему территориях до 30 тыс. модиев зерна (1 модий — около 40 л). На самом острове возникли филиалы европейских банков и меняльные конторы, появились общины венецианских и неаполитанских купцов. Не брезговали рыцари и такой статьей дохода, как продажа индульгенций, особенно на территории Папского государства.

Рыцари уделяли внимание и духовным потребностям. На Родос приглашались известные итальянские зодчие, художники, искусные ремесленники. Его посещали ученые и поэты, здесь любили и ценили византийскую литературу, наиболее развитую и утонченную по тем временам. Немалое распространение получили рыцарские романы и куртуазная поэзия, под влиянием которых на Родосе сложилась весьма своеобразная форма любовной лирики, известная под названием «Родосская любовная поэзия». Основными языками общения среди братьев были поначалу французский, вытесненный позже итальянским, а также латынь.

Таким образом, к двадцатым годам XVI в. на острове сложилось законченное и для своей эпохи совершенное феодальное государственное образование. Уничтожить этот «христианский вертеп» и вознамерился очередной турецкий султан Селим I, прозванный Грозным. В 1514 г. в сражении при Чалдыране он разгромил армию иранского шаха Исмаила I. Не желая примириться с потерей «своих» территорий — Западной Армении, Курдистана, Ирака, Исмаил сделал попытку договориться с госпитальерами о выдаче ему сына злополучного Джема^[6], с тем чтобы от его имени организовать новую кампанию против Турции. Пока шла переписка и родосские рыцари решали, стоит ли им вызывать гнев султана, Селим I продолжал свои завоевания: присоединив к своей империи Восточную Армению, остатки Анатолии, Сирию и Палестину, он нанес сокрушительный удар по мамлюкскому Египту, с которым иоанниты как раз накануне заключили очередной мирный договор, по которому орден обязывался в случае необходимости оказать военную помощь египетскому султанату. Когда же эта помощь срочно понадобилась, выяснилось, что «суровая реальность» не позволяет госпитальерам организовать сколько-нибудь значительное содействие мамлюкскому государству.

В апреле 1517 г. турецкие войска взяли столицу Египта Каир, и госпитальеры отчетливо осознали, что следующим будет Родос. Но прошло еще почти пять лет, прежде чем «наместники Аллаха на Земле» вплотную приблизились к этой своей давнишней цели.

В 1521 г. султан Сулейман I, сын Селима и достойный продолжатель завоевательной политики отца, захватил Белград. По всем столицам мира разослал он фетхнаме — «письма о победе», не забыв при этом и великого магистра ордена иоаннитов Филиппа Вилье де л'Иль-Адама^[7] (1521—1534). Обычный жест вежливости в необычно сложных условиях превратился в грозное предупреждение рыцарям-госпитальерам. Положение острова было безнадежным. Иоанниты были оставлены один на один с врагом, как в свое время в Палестине, когда расточавшие похвалы храбрости и боевому духу рыцарей и называвшие их «мечом, нацеленным в самое сердце нечестивых», католические государства в трудную годину не смогли или не сочли нужным протянуть ордену руку помощи.

Действительно, Сулейман I (в будущем — «Кануни», т.е. Законодатель, а для Европы — Великолепный), при котором Османская империя достигла зенита своего могущества, определил наивыгоднейший момент для нападения. Испания и Франция боролись друг с другом за владычество в Италии, а папа — традиционный покровитель иоаннитов — был озабочен расколом в католической церкви, набиравшим силу после призыва немецкого монаха Мартина Лютера (1517 г.) к «христианской свободе». Венецию туркам удалось нейтрализовать одним ловким шагом — заключив с ней договор, предоставивший морской республике торговые привилегии. Помощи рыцарям ждать было неоткуда.

Весной 1522 г. султан начал снаряжение огромной флотилии, и 24 июня турецкая армада из 400 с лишним кораблей подошла к Родосу. Часть из них бросила якорь у берегов острова, остальные, высадив солдат, направились за подкреплением в Анатолию. В результате под стенами крепости к 28 июля, когда приготовления к штурму были завершены, собралось огромное войско, насчитывавшее 200 тыс. человек. Как и сорок лет назад, ядро османской армии составлял десятитысячный корпус янычар, отборная гвардия султана, который на сей раз лично возглавлял операцию. Турки имели на вооружении все необходимое для массированного штурма крепости — мины, стенобитные орудия, лестницы и т.п.

Что же могли противопоставить им защитники Родоса? В этот момент на острове находилось всего 7,5 тыс. человек, способных носить оружие. Из них собственно рыцарей было не более 290 и с ними около 300 оруженосцев. Еще 400 воинов удалось завербовать на Крите, без ведома Венеции, который он принадлежал и которая находилась в «состоянии дружбы» с султаном. Еще 50 человек набрали из венецианских и генуэзских моряков, поступивших на службу ордена. И наконец, главные силы гарнизона крепости были сформированы из самих родосцев-греков (5 тыс.), которые грудью стали на защиту родного острова.

Итак, расстановка сил не предвещала ничего хорошего: в то время как немногочисленные защитники острова под началом восьмидесятилетнего великого магистра де л'Иль-Адама могли рассчитывать только на себя, султан опирался на всю мощь своей огромной империи.

Командующим (сераскером) турецкого войска был назначен второй везир Мустафа-паша, в военный совет входил Курдоглу — знаменитый морской разбойник и давний враг иоаннитов, получивший из рук османского правителя («правителя всех земных правителей») чин адмирала. Под их началом осада продолжалась до октября 1522 г. Несколько раз в течение августа и сентября турки штурмовали крепость, но все их усилия оказались тщетными. В организации обороны де л'Иль-Адам применил ту же тактику, что и его предшественник в 1480 г.: каждому языку был выделен определенный участок крепостной стены, за который он нес полную ответственность. Так, языки Италии, Франции и Кастилии защищали крепость с моря, а Оверни, Прованса, Англии, Арагона и Германии — со стороны острова.

Особо тяжело пришлось итальянским, английским и арагонским рыцарям. 4 сентября туркам удалось взорвать и разрушить часть бастиона языка Англии и ворваться в крепость, однако в результате контратаки, которую вел лично великий магистр, их удалось отбить. 9 сентября Мустафа-паша вновь атаковал эту же часть стены, но, потеряв три тысячи убитыми, вынужден был отступить. Снова и снова османы штурмуют цитадель Родоса: 13, 17, 24 сентября, но военное счастье пока на стороне госпитальеров. Только за один месяц турецкая армия не досчиталась почти 10 тыс. человек.

Велики были потери и ордена. Все труднее становилось сдерживать натиск свежих сил противника. В октябре Сулейман I назначил нового сераскера — бейлербея Румелии Ахмед-пашу, но прошло еще почти три месяца, прежде чем чаша весов стала склоняться в пользу осаждавших. В ноябре султан сделал попытку принудить рыцарей к сдаче. Де л'Иль-Адам первоначально отверг все турецкие предложения, но под давлением капитула, созванного им 9 декабря, вынужден был стать на путь переговоров. Сулейман I требовал безоговорочной капитуляции; при этом он гарантировал личную свободу как иоаннитам, так и жителям Родоса и обещал отпустить всех желающих покинуть остров вместе с их личным имуществом. Великий магистр, к которому поступили сведения о якобы готовившейся в Неаполе подмоге, пытался оттянуть время.

17 декабря потерявший терпение султан приказал начать новый штурм крепости, полностью истощивший силы защитников. Через три дня над ее руинами был поднят белый флаг. По условиям капитуляции рыцари должны были в двенадцатидневный срок покинуть остров; им разрешалось увезти с собой знамена, пушки и архив ордена. К остальным уцелевшим защитникам города «Великий Турок» проявил достаточно великодушия: им сохраняли не только жизнь, но и свободу, оставляли их имущество, гарантировали свободу вероисповедания. Более того, Родос на пять лет освобождался от страшного налога, который османы обычно вводили на захваченных землях: насильственного набора мальчиков-христиан в янычарский корпус.

Полгода продолжалась осада Родоса, почти 90 тыс. турок полегло под стенами крепости. Неисчислимые страдания выпали на долю храбрецов, отражавших напор османцев. Но молодой, энергичный султан добился своего — «пристанище сатаны» на «его» территории было уничтожено раз и навсегда, а «великий флот великой державы» мог спокойно бороздить воды под знаменем Аллаха.

В первый же день нового, 1523 г. великий магистр и остатки его воинства (180 человек) погрузились на три галеры — «Санта Мария», «Санта Катерина» и «Сан Джованни» — и покинули Родос. За ними последовали 4 тыс. его жителей. Столь любовно возводимый орденом «дом» был утерян навсегда, но мечты о его возвращении еще долгое время преследовали рыцарей в годы их дальнейших странствий. Что касается Сулеймана, то ему еще раз доведется встретиться с орденом госпиталя св. Иоанна в их новой обители — на Мальте — и потерпеть там горестное поражение.

Глава III

ВЕЛИЧИЕ И УПАДОК

История повторяется дважды: один раз как трагедия, второй — как фарс, заметил, кажется, Наполеон и был прав. По крайней мере, судьба рыцарей-госпитальеров, этих реликтов эпохи крестовых походов, довольно точно укладывается в рамки этого вошедшего в историю афоризма. Если падение Иерусалима прогремело над всей Западной Европой как набат, а изгнание крестоносных завоевателей и вместе с ними духовно-рыцарских орденов из их последнего оплота в Палестине — Акры отозвалось все же печальным эхом в сердцах европейского дворянства, то потеря христианским миром Родоса уже никого не трогала.

Мир жил новыми проблемами и начинаниями, иные нравы и идеи царили в обществе. В 1519 г. умер старый германский император Максимилиан. В борьбу за трон вступили два короля-претендента — французский Франциск I и испанский Карл I из династии Габсбургов. Несмотря на все усилия Франциска, которого поддерживал сам папа, императором Священной Римской империи немецкие курфюрсты избрали его соперника (под именем Карла V). Одновременно Карл оставался королем Испании и обеих Сицилий. С этого момента и до середины XVI в. между Франциском I и Карлом V шла практически не затухавшая война за влияние в Центральной Европе.

Основным театром военных действий стала территория Италии, где сильные некогда города-государства утратили былое господство на международном торговом рынке, а следовательно, и престиж на политической арене. В борьбу двух могущественных правителей втянулись Англия, Рим и влиятельные итальянские сеньоры.

Таким образом, все те страны, на поддержку которых серьезно мог надеяться орден, оказались занятыми решением собственных проблем, чрезвычайно далеких от мелких с точки зрения большой политики невзгод родосских рыцарей. Большинство членов ордена составляли французские шевалье, и вполне естественно, что великий магистр рассчитывал в первую очередь на помощь Франциска I. Но королю Франции самому пришлось несладко. В феврале 1525 г. он потерпел сокрушительное поражение от войск императора Карла V, был захвачен в плен и вынужден подписать унизительный для государства Мадридский договор. Естественно, что желание отомстить противнику не покидало его, воплотившись в создание так называемой Коньякской лиги (1526 г.), куда вошли папа Климент VII, Венеция и герцог Милана и которая в 1527 г. возобновила военные действия против Карла V.

Соответственно рыцари обращали взоры и на Карла V, еще одно лицо, способное помочь католическому ордену. Его, однако, куда больше волновали вопросы создания «всемирной христианской монархии» во главе с собственной персоной, чем злоключения горстки рыцарей, выходцев из вчерашнего дня, которые в очередной раз превратились в изгоев. Наконец, верный защитник ордена — римский понтифик — был безнадежно занят и итальянскими войнами, и борьбой с Реформацией, разраставшейся как девятый вал и грозившей подорвать власть папской курии в Западной Европе.

В этих сложных международных условиях великий магистр Филипп Вилье де л'Иль-Адам поставил перед собой задачу вернуть ордену былой статус. Для этого он прежде всего поспешил в Рим. Сделав краткие остановки на Крите, в Мессине и в Неаполе, он наконец прибыл в Чивитавеккью (1523 г.), где оставил свой флот и последовавших за ним родосских беженцев, а сам направился в Вечный город для переговоров с папой Адрианом VI.

В результате встреч двух престарелых «вершителей судеб» на свет явилась папская булла, взывавшая ко всем государям и к самим рыцарям-госпитальерам по-прежнему считать орден существующим, признавать его права и рассматривать великого магистра как единственного главу ордена. В противном случае, грозил Адриан VI, на головы всех ослушников обрушатся страшные кары вплоть до отлучения от церкви. Документ, который де л'Иль-Адам вырвал у апостолика, никакого, так сказать, физического содействия не предоставлял. Но его моральное значение было велико; ведь предписания папы, хотя уже и не являвшиеся столь обязательными, как раньше, все же представляли большую силу.

Между тем Адриан VI, исполнив свой последний долг перед тщеславной братией, скончался, и его сменил Климент VII, бывший некогда членом ордена. Трудно сейчас разобраться, что толкнуло нового папу на то, чтобы заняться делами госпитальеров в бурное время крупных конфликтов и столкновений, когда на волоске висело его собственное благополучие — ностальгия по прошлому или трезвый расчет на будущее, — но при его решительном содействии неожиданно проникся симпатией к рыцарям император Карл V.

Неожиданность «движения его души» была, конечно, вызвана совсем не эмоциями и не стремлением спасти потерпевшее катастрофу братство. Тонкий дипломат и политик, он решил убить сразу всех зайцев: во-первых, угодить римскому папе, с тем чтобы получить в его лице сторонника своих притязаний; во-вторых, «осчастливить» орден новой постоянной территорией, но такой, где они могли бы принести пользу ему — Карлу Габсбургу, т.е. выставить заслон из рыцарей на пути продвижения турок в Средиземноморье; и наконец, под этим предлогом прибрать орден к рукам. Взвесив все «за» и «против», «его католическое величество» уведомил великого магистра, обосновавшегося в Витербо, недалеко от Рима, о том, что он не прочь отдать госпитальерам острова Мальту и Гоццо, а заодно и город Триполи на африканском берегу. Предложение показалось руководству ордена заманчивым, и в конце 1523 г. стороны сели за стол переговоров.

С первых же минут, однако, стало ясно, что договориться будет нелегко. Несмотря на кажущееся единство целей — орден хотел получить земли, а император их отдать, — решение проблемы натолкнулось на ряд, казалось бы, неразрешимых трудностей. Карл V считал, что если он жертвует Мальтийскими островами, то и компенсация должна быть соответствующей. Свой дар поэтому он сопровождал непременными условиями: рыцари должны были признать его верховную власть и принести ему клятву верности, а главное — им вменялось в обязанность организовать оборону Триполи, принадлежавшего Испании, от арабов и османов и тем самым отчасти развязать Карлу V руки для более важных дел в Европе.

Оба эти условия де л'Иль-Адам нашел неприемлемыми, да и сами рыцари отнеслись к ним весьма скептически. С одной стороны, им, гордившимся собственной исключительностью, предлагали присягнуть пусть всесильному, но все же «чужому» правителю и покориться его воле или, попросту говоря, стать его наемным войском и слепым орудием в большой игре Священной Римской империи. С другой — истощенный морально, физически и финансово орден был не в состоянии обеспечить должную защиту испанского анклава в Африке, где ему предстояло вести бесконечную и бесперспективную войну против местного населения и Блистательной Порты, стоявшей за спиной последнего.

Пока тянулись длительные переговоры по этим щекотливым вопросам, возник еще один немаловажный довод против предложенного проекта. Де л'Иль-Адам, пожелавший снять с себя бремя единоличного ответственного решения, снарядил на Мальту специальную разведывательную экспедицию из своих людей, суть миссии которой заключалась в детальном знакомстве с возможной резиденцией ордена. Выводы комиссии были неутешительными: оба главных острова Мальтийского архипелага, которые от щедрот своих пытался навязать ордену Карл V, представляли собой голую выжженную солнцем землю со скудной растительностью и бедным крестьянским населением, влачившим жалкое существование. Из укреплений, которые должны были служить иоаннитам опорой в борьбе с турецким флотом и алжирскими корсарами, с большой натяжкой могло сгодиться лишь одно — форт Сан-Анджело, да и тот был полуразрушен. Единственное, что примирило посланцев ордена с Мальтой, было наличие на острове удобной гавани — фактор немаловажный в эпоху борьбы за господство в Средиземном море.

Однако худшее ждало их впереди — в Триполи. Город постоянно подвергался нападениям арабов, пытавшихся изгнать захватчиков со своей территории; он был отрезан от других испанских владений и представлял собой прекрасную мишень для экспансии Османской империи. Заключение комиссии было единодушным: направить туда рыцарей — это значит послать их на верную гибель.

Дальше — больше. Выяснилось, что свой голос «против» подали мальтийцы, которых совсем «забыли» спросить, хотят ли они иметь новых правителей в дополнение к уже существующим. К этому времени Мальта и так страдала от гнета испанского короля и его наместника на Сицилии, и прибытие на остров заносчивых и драчливых рыцарей ничего хорошего ее жителям не сулило. Однако их протест оказался гласом вопиющего в пустыне, внеся лишь кратковременную паузу в и без того затянувшиеся переговоры.

Одним словом, переговоры грозили перейти в одно из тех бесконечных начинаний, которые изживают себя раньше, чем кончаются. Но в дело вновь вмешался Климент VII. Где подсластив пилюлю, где прикрикнув, он добился успеха, и 24 марта 1530 г. участники сделки ударили по рукам. Эдикт о передаче ордену Мальты, Гоццо и Триполи сохранился до сих пор и находится в Ла-Валлетте, в Национальной библиотеке. Под документом красуется подпись Карла V «Yo el Rey» («Я, Король»), скрепленная восковой печатью, а над ней каллиграфически выведенный текст сообщает, что указанные владения дарованы рыцарям и великому магистру безвозмездно и навечно на правах феода со всеми укреплениями, замками, доходами, привилегиями и правом высшей юрисдикции.

Указана и цель акта: отныне орден мог «в мире исполнять свой долг перед религией на благо христианской общины и использовать свои силы и оружие против вероломных врагов Святой Веры». «Дар» сопровождался рядом условий, из которых самым тяжелым оставалось обязательство охранять для августейшего монарха город и крепость Триполи, а самым легким являлась феодальная повинность в пользу вице-короля Королевства Испании и обеих Сицилии, правившего на Сицилии от имени Карла V, как испанского короля. Каждый год в День всех святых (1 ноября) великий магистр должен был в знак признания вассальной зависимости отправлять вице-королю охотничьего сокола — дань чисто символическую.

Существовали и другие ограничения. Так, орден ни под каким предлогом не мог участвовать в военных действиях против королевства, вице-король имел право назначать на Мальту епископа (из кандидатур, предложенных госпитальерами), и уж само собой разумелось, что без согласия вице-короля рыцари не смели передавать Мальту какой-либо третьей стороне.

До последнего, того самого дня, в который их судьба вновь круто переменилась, иоанниты надеялись на чудо. Великий магистр и его свита вели переписку с Карлом V и римским папой, устраивали свои дела при королевских дворах Португалии и Англии, покушавшихся на собственность ордена, распекали и награждали рыцарей, относительно исправно собирали доходы со своих владений в Европе, и все это время они жили мечтой о том, что их прежняя резиденция — Родос опять к ним вернется. Шесть лет готовились они к кампании против турок, поддерживая в боевой готовности свой флот. Шесть лет вели они конспиративную работу на Родосе среди оставшегося там христианского населения с целью подготовить восстание против оккупантов-турок. Но чуда не произошло: заговор провалился, а возможность военной экспедиции извне так и не появилась.

Вот тогда-то госпитальеры и поспешили подписать предложенный им договор и вступить во владение Мальтой, которой суждено было стать их последним территориальным владением. 26 октября 1530 г. Филипп Вилье де л'Иль-Адам прибыл со своей свитой на остров, открыв тем самым новую страницу в истории ордена — мальтийскую. Здесь ордену суждено было достигнуть зенита величия и пережить полный крах. Конечно, бесплодному, затерявшемуся в центре Средиземного моря острову было далеко до Родоса, утопавшего в зелени и прекрасно укрепленного. Но делать было нечего, и мало-помалу рыцари начали обустраиваться. Облюбовав в качестве основной резиденции Биргу, небольшой рыбацкий поселок на берегу Большой Гавани, орден приступил к строительству фортов, обержей для языков и других необходимых помещений.

Тем более что торопиться его заставляла сама напряженная обстановка в районе, где столкнулись интересы могущественных противников: Габсбурга и Сулеймана I Великолепного. Обстоятельства диктовали необходимость создать на Мальте мощный форпост, не уступающий Родосской цитадели. Помимо декларированного орденом принципа защиты христианства этого требовала и элементарная предосторожность, поскольку Мальту нужно было суметь не только получить, но и удержать.

Времени для этого было мало. Уже в 1535 г. Карл V напомнил рыцарям об их обещаниях служить «стражами истинной веры» в Средиземноморье и потребовал, чтобы иоанниты приняли участие в его кампании против правителя Алжира Хайреддина Барбароссы. Этот предприимчивый морской пират, воспользовавшись борьбой алжирцев против испанских колонизаторов, захватил власть в стране, но, чувствуя свою слабость, вынужден был обратиться за помощью к Турции, чьим вассалом он и стал в 1519 г. с титулом бейлербея. Имея за спиной столь сильную поддержку, Хайреддин осмелел и стал совершать все более частые набеги на испанские владения в Северной Африке. Борьба против него становилась крайне необходимой еще и потому, что, нанося удары алжирскому правителю, Карл V одновременно весьма чувствительно задевал и Османскую империю, уже распространившую свою власть практически на все африканское побережье от Алжира до Египта и пытавшуюся прибрать к рукам Марокко.

Турецкие галеры вели себя в Средиземном море как в своей вотчине, не отставали от них и алжирские пираты, наводившие страх на европейские страны бассейна. Они убивали и грабили прибрежное население, опустошая целые районы, увозили в плен тысячи рабов, захватывали суда и добычу, постоянно угрожая торговому мореплаванию. Вот против этой-то «заразы» и призвал глава Священной Римской империи выступить орден, ставший отныне «Мальтийским».

Военно-морская экспедиция рыцарей против алжирского бейлербея на сей раз прошла успешно: по некоторым источникам, было освобождено десять тысяч пленников-христиан. Однако через шесть лет Хайреддин взял убедительный реванш, разбив силы Карла V под г. Алжиром. В кампании вновь участвовали госпитальеры, понесшие ощутимые потери: испанский флот, в который влились их корабли, был разметен и практически уничтожен жестоким штормом. Рыцарям приходилось туго: в военных предприятиях их преследовали неудачи; еще хуже обстояло дело с финансами, и уж совсем плохо складывались внутренние дела ордена. За десятилетие, прошедшее с момента воцарения ордена на Мальте, значительно обострились разногласия рядовых рыцарей с орденской верхушкой, вызванные чрезмерными притязаниями великого магистра с его окружением и стремлением молодых членов братства освободиться от суровой дисциплины и мелочной опеки.

Все это накладывалось на неприятности внешнего порядка, справиться с которыми было еще сложнее. В 1540 г. орден постигла двойная неудача, усугубившая его трудное положение: он одновременно потерял свои владения, и, следовательно, огромные доходы, в Англии и Германии. Предлогом для конфискации в этих странах его бальяжей послужили события Реформации, в которых местные монархи и князья увидели прекрасную возможность укрепить свою власть и освободиться от диктата Рима.

Конечно, по-разному складывалась судьба разобщенных германских княжеств и английского королевства, в котором укрепление абсолютизма привело к созданию единого мощного государства. Однако и Генрих VIII в Англии, и немецкие феодалы сумели перевести стихийное движение протеста против католической церкви в нужное им русло и секуляризовать земли монастырей и орденов, подорвав их авторитет и лишив их колоссальных денежных поступлений. В этом свете становятся понятными и акции против мальтийских рыцарей, которых в странах Реформации справедливо рассматривали как папскую гвардию.

Правда, в различных государствах с орденом поступили по-разному. В пределах Англии Мальтийский орден, распущенный специальным королевским эдиктом, перестал существовать как таковой, а рыцарям было предоставлено право выехать на Мальту в качестве частных лиц или остаться на службе у Генриха VIII, что многие из них и сделали. В лоскутных немецких государствах судьба госпитальеров сложилась несколько иначе. В южных княжествах, оставшихся католическими, ордену удалось сохранить значительные преимущества; зато в землях, вошедших в так называемую протестантскую группировку, они не только потеряли принадлежавшие им бальяжи, но и вынуждены были признать образование совершенно самостоятельной ветви — Прусского ордена иоаннитов (1540 г.), исповедовавшего лютеранство.

Надежды госпитальеров на восстановление их прав на владение и на возврат «блудных сынов» в лоно католической церкви несколько оживились в связи с начавшейся в Западной Европе контрреформацией, в которой Мальтийский орден принял самое деятельное участие. Поддерживая все мероприятия римской курии и Габсбургов, рыцари, по существу, защищали свои собственные интересы и привилегии, поскольку, как бы ни кичились они своим «особым положением», на деле без поддержки пап и габсбургской династии орден просто не смог бы существовать.

Почти столетие в Западной Европе свирепствовала феодально-католическая реакция. И все это время Мальтийский орден уповал на то, что рано или поздно ему удастся вернуть хотя бы часть из сорока трех отобранных Генрихом VIII командорств и прецепторств. Иллюзии оказались столь живучими, что госпитальеры не только сохранили у себя номинально язык Англии, но и великого туркопилье неизменно выбирали из среды английских членов ордена, ряды которых значительно поредели.

Пока на материке бушевали политические, идеологические и военные бури, жизнь на вверенном рыцарям острове шла своим чередом. С конца 40-х годов XVI в. турки возобновили наступление на европейские позиции в Средиземноморье. В 1547 г. на Мальте неожиданно высадился турецкий отряд. Опустошив побережье, он также быстро и внезапно удалился, прежде чем госпитальеры смогли что-либо предпринять. Еще более серьезным предупреждением ордену явилось османское вторжение 1551 г., когда отряду Синан-паши удалось разорить значительную территорию самой Мальты и практически полностью остров Гоццо, увезя в плен около пяти тысяч человек.

В том же году пала крепость Триполи, что, с одной стороны, еще больше упрочило позиции Османской империи в Северной Африке и в Центральном Средиземноморье, а с другой — принесло некоторое облегчение госпитальерам, которым отныне уже не было нужды бороться на два фронта. Вместе с тем суровые испытания, последовавшие одно за другим в течение неполных четырех лет, заставили орден по-новому взглянуть на роль Мальты и на свои задачи, связанные с пребыванием на острове. Прежде всего, как показали турецкие рейды, Мальту следовало срочно укреплять. Следовало также позаботиться об оружии, амуниции и провианте, которого здесь явно не хватало, — словом, обо всем, что могло бы превратить остров в неприступный бастион.

В 1557 г. во главе ордена встал Жан Паризо де ла Валлетт (1557—1568), личность, по свидетельству современников, незаурядная. Впрочем, весьма вероятно, что человеком-легендой его сделали обстоятельства так называемой Великой осады (1565 г.), о которой речь пойдет ниже. Придя к власти уже убеленным сединами старцем 67 лет от роду, он, безусловно, обладал мудростью, опытом и большим организаторским талантом. При нем орден вновь на какое-то время обрел единство, более регулярно в казну стали поступать респонсии (доходы), начались широкомасштабные строительные работы.

К этому времени госпитальерам удалось уже обновить форт Сан-Анджело и построить еще один форт — Сан-Эльмо, названный так в память аналогичного укрепления на Родосе. Форт Сан-Эльмо был возведен на самой дальней оконечности скалистого полуострова, известного как гора Сцеберрас, и охранял подступы к порту и главной стоянке флота рыцарей — Большой Гавани. В дальнейшем сюда планировалось перенести штаб-квартиру ордена. На берегу Большой Гавани был сооружен еще и третий форт — Сан-Микеле.

Работы велись медленно и не только, а вернее даже не столько из-за трудностей с рабочей силой или материалами. Основное препятствие заключалось в нехватке денег: ведь ордену помимо всего прочего приходилось содержать госпиталь и военный флот из восьми галер. Строительству мешал еще и папа Павел IV, с чисто иезуитской ловкостью провозглашавший на словах полную готовность всячески поддерживать иоаннитов, а на деле пользовавшийся слабостью госпитальеров и отбиравший постепенно те или иные привилегии, в том числе финансовые, поскольку папская казна постоянно нуждалась в пополнении из-за непомерных трат.

Из записок мальтийского рыцаря Луи де Буажелена следует, что понтифик нашел чрезвычайно удобную форму перекачивания денег ордена в свой карман: он просто раздал наиболее богатые командорства и приорства своим родственникам и ставленникам, будучи уверен, что ордену будет не под силу тягаться со «святым престолом». Выяснение отношений по этому вопросу между великими магистрами и папой тянулось много лет, и в конце концов ордену удалось отстоять некоторые древние прерогативы. При этом не последнюю роль в укреплении его позиций сыграла внушительная победа рыцарей над турками в 1565 г., прославившая их на всю Европу.

Столкновение назревало уже давно и было неминуемым. Семидесятилетний султан Сулейман I Великолепный, достигший апогея своего могущества, но не забывший давнего побежденного врага, решил раз и навсегда покончить с претензиями испанцев и итальянцев на владычество в Средиземном море и превратить его в такие же внутренние турецкие воды, каковыми стали Черное и Мраморное моря. Для этого нужно было, по его мысли, всего несколько последних усилий, из которых самым легким представлялось нападение на Мальту — крошечный, но крайне неприятный для Стамбула оплот христианства в Средиземноморье. Вот почему острие копья Сулеймана, как и сорок два года назад, оказалось вновь направленным против госпитальеров.

Как это часто бывает, поводом для военных действий послужил незначительный эпизод, оставшийся в ряду многих ему подобных, если бы не глубокие причины, лежавшие в его основе. Когда рыцари захватили очередной турецкий галеон с богатой добычей, они, конечно, отдавали себе отчет, что подобная акция не будет способствовать улучшению их отношений с Османской империей. Но такова была практика тех времен, когда пиратство считалось юридически оправданной мерой и возводилось в ранг государственной политики. Однако им и в голову не приходило, что захват судна вызовет столь бурную реакцию на берегах Босфора. Оказалось, что корабль принадлежал главному евнуху султанского гарема, а за оскорбление такого высокого лица, считали в Стамбуле, следует основательно наказать виновных.

Итак, был бы порох, фитиль всегда найдется. И вот уже турецкая армада, усиленная судами алжирских корсаров, отправляется в «карательную экспедицию». К Мальте прибыла внушительная по тем временам сила — 181 судно, на борту которых находилось свыше 30 тыс. пехотинцев. Во главе экспедиции стоял сераскер Мустафа-паша — тот самый, который уже однажды нанес ордену решительный удар, отняв у них Родос. Турецким флотом командовал зять Сулеймана Пиали-паша, а флотилией алжирских пиратов — Тургут-раис (известный на западе под именем Драгут — «гроза морей»), способный военачальник, верой и правдой служивший Сулейману. Он тоже был «старым знакомым» госпитальеров: никто иной, как Драгут, дважды добивался серьезных успехов в борьбе с орденом, оба — в 1551 г., когда он изгнал рыцарский гарнизон из Триполи и опустошил Гоццо.

18 мая 1565 г. османы высадились на Мальте. Нельзя сказать, чтобы для ла Валлетта нападение было неожиданным: он заранее предпринял кое-какие меры организационного характера. На остров срочно были доставлены продовольствие и боеприпасы, съезжались боеспособные члены ордена и т.д. Но всего этого было явно недостаточно. Под началом великого магистра находилось в тот момент всего 700 рыцарей и около 7,5—8 тыс. солдат, в основном мальтийцев. Как отмечают старинные источники, «христианские государи, которых ла Валлетт молил о помощи, не спешили поддержать рыцарей», и орден вновь, как и на Родосе, оказался один на один с грозным врагом.

24 мая турки приступили к артиллерийскому обстрелу форта Сан-Эльмо, оборону которого осуществляли 120 рыцарей и отряд испанских пехотинцев. Так началась Великая осада Мальты, продолжавшаяся без малого четыре месяца (18 мая — 8 сентября 1565 г.). Гарнизон форта стоял насмерть в буквальном смысле. Только 21 июня, когда погибли все до одного его защитники, солдаты Мустафа-паши смогли занять то, что еще оставалось от небольшой крепости. За неполный месяц турецкая армия потеряла 8 тыс. человек, от шальной пули погиб один из главных командиров осаждавших — Драгут, что вкупе с другими факторами оказало на тех сильное деморализующее влияние.

Говорят, что, когда сераскер увидел руины форта Сан-Эльмо, он, со свойственной Востоку образностью, воскликнул: «Можно только догадываться, какое сопротивление мы получим от отца, если ребенок, почти младенец, стоил нам жизней самых храбрых солдат!» Под «младенцем» Мустафа-паша подразумевал Сан-Эльмо, а под «отцом» городок Биргу — резиденцию великого магистра и временную столицу ордена. Однако, подавив эмоции, военачальник Сулеймана I продолжал атаки на укрепления рыцарей.

Потери достигли внушительных размеров с обеих сторон, но если для контингента рыцарей это было смерти подобно, то турки постоянно получали подкрепление, в частности из Северной Африки. В июле наместник султана в Алжире Хасан доставил на Мальту новый отряд, насчитывавший 2 тыс. человек, и штурм сразу же возобновился. Но ни алжирцам, ни пришедшим им на помощь янычарам так и не удалось преодолеть крепостные стены.

Между тем ла Валлетт получил известие о том, что вице-король Сицилии наконец решился прийти на помощь истекавшей кровью Мальте. Защитники острова как бы обрели второе дыхание и с новым упорством отстаивали каждую пядь земли. Несколько раз военное счастье как будто было на стороне превосходящих сил противника, но смелые действия мальтийцев в тылу турецкой армии и мужество тех, кто выдерживал лобовую атаку османов, в конце концов срывали планы Мустафы-паши. С безрассудным упорством бросал он новые тысячи бессловесных солдат, на казалось бы, изнемогающих защитников фортов.

Силы ордена были на исходе, когда 7 сентября на горизонте показались сицилийские боевые корабли. С неожиданной быстротой турецкая армия, бросив на произвол судьбы свою артиллерию, погрузилась на суда, приготовившись к отплытию. Но, словно устыдившись подобной поспешности, а скорее всего, в страхе за неминуемую расплату, которая ожидала его в Стамбуле за невыполнение приказа султана, Мустафа-паша повелел вновь высаживаться на берег. Среди солдат начался ропот, жестоко подавленный привыкшим к беспрекословному повиновению сераскером.

Решающая битва между прибывшим сицилийским войском численностью 8 тыс. человек и остатками некогда мощной османской армии произошла в тот же день и завершилась убедительной победой сицилийцев. Турки окончательно ретировались: 8 сентября их флот снялся с якоря и взял курс на Стамбул. Великая осада, таким образом, закончилась. В боях погибло 25 тыс. турок, а потери ордена составили 260 рыцарей и более 7 тыс. солдат. Но несмотря на колоссальный урон, госпитальеры с полным правом могли торжествовать — ведь что бы ни делали они до этого (и какие бы нарекания они ни вызывали позже), в эти дни орден покрыл себя неувядаемой славой. Великий Вольтер заметил по поводу событий бурного лета 1565 г.: «Нет факта более известного, чем осада Мальты».

Те самые «христианскиегосудари», которые под разными предлогами уклонились от участия в военных действиях, теперь не уставали превозносить мальтийских рыцарей до небес. Одно за другим следовали празднества в Риме, Неаполе, Мессине и Мадриде. Сын Карла V испанский король Филипп II прислал рыцарям кинжал и меч, рукоятки которых были сделаны из золота и усыпаны бриллиантами (вывезенные в 1798 г. Наполеоном, они ныне хранятся в Лувре). Не захотел отстать от него и папа Пий IV, предложивший ла Валлетту шапку кардинала — наивысшее отличие римской курии, полагая, что оказывает великому магистру неслыханную честь. Но ла Валлетт, как ни странно, отклонил столь лестное предложение: почувствовав себя героем дня и верно уловив момент, он твердо заявил, что считает себя независимым сувереном Мальты и как светский государь не может принять на себя духовное звание «более низкого ранга». Так закладывались основы будущих претензий ордена на некую великодержавность и равные права с другими европейскими монархиями.

На самой Мальте тоже ликовали. День и ночь торжественно звонили колокола церквей, пиры и гулянья пришли на смену ратным подвигам. Биргу — арена наиболее кровопролитных битв — было переименовано в Читта Витториоза («Город Победы»), а л'Исла, небольшое соседнее селение, — в г. Инвитта («Непокоренный»).

Отшумели празднества. Госпитальеры огляделись вокруг и пришли в ужас: остров лежал в руинах, следовало в который раз все начинать с нуля.

Поначалу руки опустились даже у энергичного ла Валлетта. Не лучше ли, закрались к нему в душу сомнения, бросить эту проклятую богом землю и перебраться на континент, куда, кстати, в поисках удовольствий уже отправились многие молодые рыцари. С другой стороны, великий магистр не мог не помнить годы унизительного скитания по европейским дворам в поисках постоянного пристанища, достойного «защитников христианства», героев Палестины и Родоса. Слишком дорогой ценой досталась ордену Мальта, чтобы так легко с ней расстаться.

Чаша весов все же начала склоняться к первому решению, когда из Рима прибыл в Читта Витториоза выдающийся военный архитектор Франческо Лапарелли, посланный Пием IV для строительства новой столицы ордена. Застав госпитальеров, как говорится, на чемоданах, он понял, что для раскачки у него времени нет, и уже через несколько дней представил на утверждение капитула план того города, которому и до сих пор суждено оставаться столицей Мальты.

28 марта 1566 г. великий магистр Мальтийского ордена Жан Паризо де ла Валлетт положил первый камень в основание будущего города, названного в его честь Ла-Валлеттой. Однако чувство беспокойства не оставляло его. До острова докатились слухи, что Сулейман Великолепный на этот раз лично собирался возглавить экспедицию против госпитальеров, уничтожить которых для него, «владыки Вселенной», становилось уже вопросом престижа.

Отдавая себе отчет в том, что второй раз разоренной войной Мальте турецкого натиска не выдержать, великий магистр, похоже, решается на крайние меры. Что составляет главную ударную силу Османской империи, без которой захват острова просто немыслим? Конечно же флот. А раз так, то «неверных» следует лишить флота. И вот в самый ответственный момент, когда турецкая эскадра была уже почти готова к отплытию, произошло «непредвиденное»: в Стамбуле взорвался арсенал, уничтожив бульшую часть стоявших поблизости кораблей и, таким образом, похоронив под их обломками надежды Сулеймана на быстрое отмщение.

Очередная угроза ордену миновала. Иоанниты могли наконец вздохнуть спокойно и с той же страстью, с которой они боролись против турок, приступить к мирному строительству. Но не тут-то было. Недовольство, возникшее среди молодых мальтийских рыцарей незадолго до Великой осады и приглушенное последовавшими событиями, вспыхнуло с новой силой. Причины были разные: здесь и протест против деспотизма великого магистра, и вражда между национальностями, и борьба за власть, и просто жажда удовольствий. Глухой ропот, начавшийся при ла Валлетте, перерос в открытое выступление при его менее достойном преемнике Жане л'Эвеке де ла Касспере (1572—1581).

Суть конфликта весьма поучительна, поскольку полностью развенчивает легенду о якобы существовавшем между членами ордена духовном единстве и межнациональном братстве. Первыми восстали испанские рыцари (1581 г.), считавшие, что их роль в делах ордена была сильно принижена. Рассуждения их базировались на том, что на протяжении почти полувека Испания являлась наиболее верным и могущественным покровителем Мальтийского ордена, а потому и его глава должен избираться из испанцев. Обвинив «сюзерена Мальты» во всех смертных грехах, включая сговор с «врагами веры», арагонские и кастильские иоанниты подняли бунт, закончившийся выборами еще одного великого магистра — в противовес первому.

Нашлись на острове и просто авантюристы, которые поддерживали арагонский и кастильский языки в расчете половить рыбу в мутной воде. Конфликт грозил обернуться своего рода гражданской войной. И тогда в него решил вмешаться папа Григорий XIII, который выслал на Мальту своего нунция-инквизитора Висконти.

Следует отметить, что в задачу последнего, в отличие от инквизиторов в других католических странах, не входило выявлять еретиков и устраивать аутодафе на устрашение богобоязненному населению. Нет, в данном случае его функции были значительно проще и вместе с тем деликатнее. Фактически он представлял собой полномочного представителя и соглядатая папы, воспользовавшегося, как и его далекий предшественник Григорий XI, трудностями ордена для укрепления своего влияния.

По требованию нунция в 1581 г. оба великих магистра — «законный» де ла Кассиер и выбранный параллельно Мартин Леку де Ромегас — отбыли в Рим, где «наместник Петра» должен был разрешить их спор. Конечно же, Григорий XIII поддержал ла Кассиера, да и иначе и быть не могло. По мнению римской курии, следовало прежде всего подавить в зародыше самую мысль о возможности бунта против существовавших статутов ордена. Мальтийские рыцари устраивали «святой престол» только в качестве монолитного, спаянного железной дисциплиной, послушного его воле войска; следовательно, никаких брожений среди них глава католической церкви допустить не имел права.

Однако ла Кассиеру недолго удалось торжествовать победу над соперником: в конце того же года он скончался в Риме, так и не успев вернуться на мальтийскую землю. По весьма странному совпадению там же еще раньше умер «узурпатор» Ромегас. Тогда-то папа и решил окончательно подмять орденскую братию под себя. Вместо того чтобы назначить выборы нового великого магистра, как это было принято по уставу ордена, он неожиданно объявил о том, что отныне главу иоаннитов он будет назначать сам. Готова была и мотивировка: Мальтийский орден — объединение духовное, а раз так, то римский папа для него — высшая инстанция.

Можно себе представить, какое недовольство вызвала эта попытка Григория XIII у членов ордена, и без того добивавшихся большей свободы. Папе пришлось пойти на попятный: он позволил провести «свободные» выборы, но только из трех предложенных им кандидатур. Одновременно он отобрал некоторые другие привилегии ордена. В частности, начиная с 1584 г. иоаннитам не разрешалось занимать два высших церковных поста на Мальте — епископа и приора кафедрального собора св. Иоанна. Кроме того, под предлогом необходимости наблюдать за порядком в Ла-Валлетте учредили постоянную резиденцию инквизитора, назначаемого Римом.

Отныне эти два фактора — независимый от великого магистра епископ и папский ставленник инквизитор — стали постоянным источником раздоров на острове. Каждый из трех высокопоставленных сеньоров — глава ордена, глава церкви на Мальте и личный представитель папы — претендовали на верховную власть, чрезвычайно болезненно воспринимая любую попытку вмешательства в свою епархию. Третейским судьей практически во всех разногласиях был папа, что давало ему возможность утверждать на острове свой диктат.

С высоты сегодняшнего дня часть причин, вызывавших в свое время бурные сцены и скандалы, кажется нелепой и несерьезной. Однако, даже отставив в сторону весомые разногласия, следует признать, что для XVI века, когда придворный этикет и формальный престиж имели громадное значение, такие вопросы, как, например, кому уступать дорогу на узких улочках Ла-Валлетты или кому первому являться с визитом, могли сами по себе вызывать постоянные споры и раздоры.

Бесконечная вражда трех высших должностных лиц прежде всего неблагоприятно отражалась на местном населении, которое подвергалось нещадной эксплуатации и постоянно втягивалось в никому не нужные конфликты. При великом магистре Хьюге Лубенксе де Вердале (1582—1595) — первом избранном на этот пост с подачи Рима — были упразднены все органы самоуправления, существовавшие на Мальте. Его преемники в начале XVII в., следуя примеру монархов таких великих держав, как Англия и Франция, пытались подчинить себе мальтийскую церковь.

Роскошный образ жизни Вердаля, его стремление утвердить себя в качестве полноправного властителя не могли не вызвать нарекания как среди простых мальтийцев, так и среди средних священнослужителей. Апогеем безрассудного поведения главы ордена явились пиршества в его новом поистине царском дворце, где его слух услаждали отборные музыканты, а вкус — изысканные яства, в тот момент, когда на острове свирепствовала чума (1592 г.), а затем — голодные годы. Трудно сказать, чем бы закончилось все это для потерявшего голову от чувства безнаказанности великого магистра, если бы он не умер практически сразу после этих мрачных событий, причем не дома в Ла-Валлетте, а в резиденции папы в Риме.

В борьбе с орденом епископ Мальты тоже не сидел сложа руки. В 1592 г. он пригласил на остров в качестве союзника орден иезуитов, уже достаточно «зарекомендовавший» себя в других странах. Беспринципные, ловкие, умные и хитрые иезуиты вскоре заняли на Мальте те же позиции, что и во всех остальных местах, где они внедрялись. Остров все больше опутывался цепями католицизма.

Беспристрастно шаг за шагом анализируя историю ордена св. Иоанна, можно увидеть очевидный факт — где бы он ни появлялся, какой бы статус ни приобретал, вокруг него постоянно вспыхивали склоки. В Палестине он поочередно перессорился со всеми феодалами и с орденом тамплиеров, с Кипра его просто попросили, на Родосе он враждовал с греками и римской курией, на Мальте рыцари вообще заняли круговую оборону против светских владык и простого люда, епископа и папского трибунала, вице-короля и иезуитов.

Шестьдесят три инквизитора сменилось на острове за время пребывания там госпитальеров, и абсолютно со всеми орденская верхушка сумела испортить отношения, которые колебались от легкой неприязни до открытых схваток. Между тем именно с теми, кто занимал этот пост, великим магистрам меньше всего следовало вступать в коллизии: двадцать пять из этих шестидесяти трех мальтийских инквизиторов впоследствии стали кардиналами, а двое даже римскими папами, остальные же получили сан епископов. Иными словами, это все были люди, высоко стоявшие на иерархической лестнице католической церкви, которые могли или содействовать, или мешать ордену иоаннитов.

Если впоследствии мальтийские рыцари опять набрали силу и пользовались определенной независимостью в европейских делах, то во второй половине XVI в. им приходилось действовать с большой оглядкой. Борясь за престиж, отступая перед натиском папской курии или доказывая свои права, они не смели ни на минуту забывать о своей основной миссии, под предлогом которой орден утвердился на Мальте. Поэтому на протяжении 1565—1595 гг. флот госпитальеров неоднократно принимал участие в военных кампаниях европейских государств против турецкой экспансии. Участвуя в битвах с турками, в каком бы районе Средиземноморья они ни происходили, орден тем самым ограждал и свои владения от новых нашествий. Каждый умелый удар, нанесенный по врагу, увеличивал шансы иоаннитов отстоять Мальту и уменьшал возможность непосредственной прямой атаки османского флота, как это было в 1565 г.

Большой резонанс в Европе получило морское сражение при Лепанто (старинное название греческого города Навпактос) в 1571 г., в ходе которого объединенная эскадра антитурецкой коалиции Священной лиги нанесла сокрушительный удар флоту Османской империи, надолго похоронив мысль превратить Средиземное море в «султанов пруд». В Священную лигу входили Испания, Рим, Венеция, Генуя, Неаполь, Парма и другие мелкие итальянские государства, а также иоанниты. Правда, последние выставили всего три галеры, однако сражались они, как всегда, достаточно самоотверженно, подтвердив высокую воинскую репутацию ордена.

Разгром турецкого флота в битве при Лепанто явился первым внешним проявлением начинавшейся слабости империи. Однако, несмотря на понесенное поражение, Турция продолжала еще оставаться могучей державой, заставлявшей трепетать даже более сильных противников, чем Мальтийский орден. Сложная, взрывоопасная ситуация в Средиземноморье заставляла рыцарей постоянно быть начеку и торопиться с возведением столицы, которая должна была стать «щитом» Мальты.

Нависшая над островом в 1574 г. опасность нового турецкого вторжения показала насущную необходимость скорейшего окончания строительных работ. Султан Селим II, сын Сулеймана и бывшей украинской рабыни, ставшей всесильной султаншей Хасеки по прозвищу Роксолана, намеревался вначале напасть на Мальту, но затем передумал и захватил г. Тунис (1574 г.). Преемники его постоянно держали маленький отважный остров под прицелом.

В 1571 г. резиденцию ордена перевели из Читта Витториоза в отстроенную Ла-Валлетту, а к концу столетия город в основном принял те очертания, которые сохранились до сих пор. Он поражает единством архитектурного ансамбля, миниатюрностью и изяществом, каким-то чудом совместившимися с монументальностью, функциональной целостностью. Большинство старинных зданий в центре Ла-Валлетты построены выдающимся мальтийским архитектором Джероламо Кассаром в последней четверти XVI в. в стиле Позднего Возрождения. Именно он является автором и большинства обержей — «подворий» языков, и величественного кафедрального собора св. Иоанна, бывшей главной церкви ордена. И хотя многие из творений Кассара претерпели изменения в XVIII столетии, когда господствовало барокко, и позднее, впечатление от города из-за этого не портится, а наоборот, приобретает приятное для глаза разнообразие.

В отличие от Родоса мальтийская резиденция ордена — Монастырь — не была обособлена от остальных светских построек, что придало столице, если можно так выразиться, характер более светский, более европейский. Ла-Валлетта росла и украшалась, чему не препятствовали даже денежные затруднения, время от времени испытываемые госпитальерами. На сооружение новой столицы средства выделили монархи Португалии (30 тыс. крузейрос), Испании (90 тыс. франц. ливров) и Франции (140 тыс. франц. ливров), а также папа, направивший ордену 15 тыс. крон. Орден начал чеканить свою медную монету, что, по мнению великого магистра и его окружения, должно было принести казне определенный доход. Еще в 1565—1566 гг. орденом были выпущены специальные мемориальные золотые и серебряные медали с изображением нового города и горделивой надписью Melita renascens — «Возрожденная Мальта».

Эта страсть к самовосхвалению двигала иоаннитами и в дальнейшем. Когда в 1604 г. капитул ордена решил выделить внутри собора св. Иоанна по приделу каждому языку, братья различных национальностей, соревнуясь между собой в пышности и великолепии, бросились украшать свои приделы, собирая туда лучшее из произведений искусства, что мог найти их взыскательный вкус в Европе.

Но главной достопримечательностью собора являются не фрески знаменитого итальянского художника Маттиа Прети и не фламандские гобелены по картонам Рубенса и Пуссена, а прекрасно исполненные надгробия великих магистров, ибо все они, начиная с основателя города ла Валлетта, захоронены здесь. Исключение составляют лишь Гомпеш, сдавший Мальту Наполеону, а также современные магистры.

Поражающее воображение богатство убранства интерьера резко контрастирует с исключительной простотой фасада собора. Такое сочетание было, видимо, характерно для всех строений той эпохи: для дворца великого магистра, для обержей, даже для здания непременного госпиталя, открытого на Мальте в 1573 г. (ныне — Конференс-холл). «Сакра Инфермерия», так называлась эта огромная больница, была расположена неподалеку от гавани, что облегчало доставку больных прямо с кораблей. Она состояла из госпиталя, где содержались обычные больные, приюта для незаконнорожденных и дома для умалишенных и умственно неполноценных.

За больными осуществлялся хороший уход, и не только профессиональный. Все члены ордена, находившиеся на Мальте, включая великого магистра, должны были один день в неделю проводить в госпитале, собственноручно ухаживая за пациентами. Больных кормили из серебряной посуды (впоследствии переплавленной по приказу Наполеона в слитки). Зимой холодные стены госпиталя завешивались драгоценными гобеленами, летом украшались полотнами Маттиа Прети.

Неудивительно, что слава госпиталя ордена св. Иоанна росла с каждым днем и он считался лучшим заведением подобного рода в Западной Европе. Достаточно сказать, что с XVII в. госпиталь принимал до 4 тыс. больных ежегодно — цифра внушительная сама по себе и особенно если учесть отдаленность острова. Недаром должность инфермемария, т.е. главного санитара, появившаяся в ордене еще в родосский период, превратилась в одну из важнейших на Мальте. Он выбирался из французов и являлся обязательным членом совета при великом магистре.

В состав госпиталя входил также лазарет для инфекционных больных. Это отделение было совершенно необходимо на Мальте, где в силу нехватки чистой питьевой воды и антисанитарных условий жизни рядовых подданных ордена регулярно вспыхивали эпидемии чумы. Одна из них, наиболее тяжелая, свирепствовала на острове в 1675—1676 гг. девять месяцев, унеся около 11 тыс. жизней.

Наше путешествие по старой Ла-Валлетте закончится у крепостных стен города, прекрасно сохранившихся со времен Франческо Лапарелли и построенных им в 1566—1570 гг. Частично выдолбленные в скале, частично сложенные из плотно пригнанного светлого камня, они окружены глубоким рвом, выкопанным пленными турками. Фортификации включают также многочисленные форты, расположенные по периметру: форт Сан-Эльмо, разрушенный Мустафа-пашой в период Великой осады, а затем восстановленный, Сан-Микеле, Сан-Сальвадор и др.

Интересные наблюдения о Ла-Валлетте XVII века оставил один из участников английской военной экспедиции, корабельный священник Генри Тонж, посетивший остров в 1676 г. Его дневниковые записи открываются восхищенным замечанием о том, что даже если у человека есть другие дела, стоит оставить их, чтобы хотя бы один раз взглянуть на «этот благородный город Мальты». Ла-Валлетта, представшая перед его взором, являла собой единую крепость, расположенную на идеально подходившей для этой цели скале, ощерившейся пушками, «все из которых были бронзовыми».

«Здесь не было нужды в часовых, — пишет он, — настолько неприступными казались стены. А кроме того, их окружали две глубокие траншеи или не заполненные водой крепостные рвы, вырубленные в скале и расположенные террасами, настолько глубокие, что их нечем наполнить, и настолько широкие, что через них невозможно переправиться. В центре города размещалась целая армия, но каждый дом и без того представлял собой настоящий замок».

Проницательный наблюдатель сообщает далее, что в Ла-Валлетте хранились внушительные запасы продуктов на случай осады. «В городе много хранилищ в виде глубоких колодцев… и в них постоянно имеется зерно и другие съестные припасы для трех сотен человек на срок три года».

Так, постепенно застраиваясь, столица ордена иоаннитов превращалась в неприступный бастион, способный выстоять и дать отпор любому противнику. Весь XVII век — это время подъема Мальтийского ордена, его расцвета, когда гордые своими победами, еще не утратившие вкус к ратным подвигам рыцари всячески способствовали росту и развитию своего небольшого государства.

В первый год нового столетия великим магистром избирается Алоф де Виньякур (1601—1622), деятельный, решительный и неглупый человек. При нем орден одержал ряд внешнеполитических побед. По-прежнему ориентируясь на международной арене на Испанию, он активно участвует в войне испанцев в Северной Африке, в основном на территории Алжира.

Известный русский революционер М.В. Буташевич-Петрашевский так охарактеризовал тогдашние противоборствовавшие силы в Алжире: «В Алжир шли мусульмане из всех стран Востока и там слагали свои силы и богатства на гибель католичеству. Большая часть родосских рыцарей были искатели приключений, члены знатных домов, которых потеря имуществ или титло младшего брата заставляли искать счастия вне отечества; большая часть подданных Алжирского дея ^[8] состояла из ренегатов, бродяг, толпившихся по городам Египта, Сирии и Турции, из всякого промотавшегося сброда, пытавшего последние средства к улучшению своей участи».

Здесь, на враждебной территории, иоаннитам приходилось доказывать верность испанскому престолу, невзирая на то что редкие удачи перемежались с многочисленными неудачами. Значительно больше мальтийским рыцарям везло в прежнем районе их военных экспедиций — на Пелопоннесе и окружающих его островах. В 1602 г. орден захватил здесь города Лепанто и Патры, а через девять лет — г. Коринф.

В 1615 г. Турция вновь решила нанести по Мальте мощный удар, однако операция провалилась, едва начавшись. Пяти тысячам османского войска удалось высадиться на берег, но дальше этого дело не пошло: под натиском рыцарей и солдат ордена турки вынуждены были убраться восвояси, даже не захватив никакой добычи, — благо население вовремя укрылось за стенами Ла-Валлетты. Это была одна из последних попыток Османской империи покончить с Мальтийским орденом и уж во всяком случае последняя схватка старых противников на его территории. Но опасность турецкого нападения на Мальтийский архипелаг все же висела над орденом как дамоклов меч еще долгие годы.

Определенную лепту в обострение ситуации вносила и коварная «Пресветлая Республика» Венеция, словно корабль разворачивавшая свои паруса в ту сторону, откуда дул выгодный ей ветер. Венеция, как мы помним, вообще не отличалась постоянством и на протяжении веков вступала в союзы и лиги с другими государствами для того, чтобы в удобный момент их нарушить. В данном случае, в первой четверти XVII столетия, ей было выгодно поддерживать добрые отношения с Турцией, которая, несмотря на начавшийся упадок, еще способна была наносить весьма ощутимый урон средиземноморским государствам.

Венеция, по-прежнему представлявшая собой аристократическую республику, тоже уже вступила в стадию заката, но еще сохраняла важное торговое и промышленное значение. Ее главные помыслы в тот момент были направлены на удержание территорий, которыми она все еще обладала в Восточном Средиземноморье. Для этого требовалось одно — нейтрализовать наступавшую Турцию, а для подобной цели у венецианцев имелось единственное оружие — дипломатия.

Чтобы задобрить Стамбул и уверить его в своей благожелательности, Венеция выступила с обвинениями в адрес иоаннитов в нарушении ими морского и прибрежного пространства, принадлежавшего ей. Она потребовала при этом, чтобы орден вернул Турции всю добычу и всех пленных, захваченных на галерах султана в венецианских водах. Этот демарш, однако, не помешал позднее, в 1645 г., заключению очередного соглашения между Республикой и мальтийскими рыцарями, когда возникла турецкая угроза острову Крит, принадлежавшему Венеции.

Разбой на море, которым не гнушались госпитальеры в борьбе против турок, значительно обогатил орден. Приток рабов обеспечивал его бесплатной рабочей силой. Благодаря этому орден смог позаботиться об улучшении жизненных условий подданных и о дальнейшем освоении Мальты и Гоццо. Еще в 1616 г. по приказу великого магистра Виньякура был построен акведук для подачи питьевой воды из Рабата в Ла-Валлетту, что намного облегчило одну из серьезнейших проблем города. Другим больным вопросом являлась его явная перенаселенность: если в 1565 г. на Мальте проживало 10 тыс. человек, то уже в 1632 г. их насчитывалось здесь 50 тыс., большинство из которых (кроме мальтийской знати) осело в районе Большой Гавани.

Подобная скученность, во-первых, вела к катастрофам во время эпидемий, а во-вторых, препятствовала росту сельскохозяйственного производства. Мальта все еще в большой степени зависела от импорта продуктов питания с Сицилии, однако этот факт объяснялся не только незначительным количеством на острове плодородных земель, но и неправильным или неполным их использованием крестьянами. Орден осуществил ряд мер по ирригации, что не замедлило сказаться на урожайности культур. Гоццо превратился в настоящую житницу орденского государства, причем некоторых видов продукции стало хватать не только для удовлетворения собственных потребностей, но и для экспорта. Так, Мальта начала вывозить апельсины, хлопок, тмин, табак. На острове появились новые культуры (тутовое дерево для производства шелка) и новые отрасли хозяйства (солеварение). Мероприятия иоаннитов по рассредоточению населения на обоих островах привели к созданию новых поселений, а для их защиты потребовались новые крепости и форты, остатки которых и по сей день можно увидеть на Гоццо и особенно на Мальте. Орден сделал много полезного для развития архипелага, но плодами нововведений пользовались прежде всего сами рыцари.

Вместе с накоплением богатства начали меняться и нравы внутри ордена. Дело дошло до того, что великого магистра Антуана де Поля (1623—1636) обвинили в симонии, и ему с трудом удалось оправдаться перед Урбаном VIII, который сам грешил тем же. Дополнительную смуту внесли рыцари из языка Италии, предпочевшие уютные поместья у себя дома на материке полному «благородного риска» существованию на Мальте. Они покинули Монастырь и поселились в итальянских государствах, тем более что политика, проводимая целым рядом римских понтификов, грозила им полной потерей собственности в Италии, и поэтому требовалось их личное присутствие там для защиты своих прав.

В основе папской политики лежал непотизм, т.е. раздача наиболее доходных владений родственникам папы, из которых формировалась новая знать. Менее разборчивые в средствах и более алчные, чем их аристократические предшественники, постепенно терявшие свое положение, эти нувориши скупали земли у мелких рыцарей и превращались в крупных землевладельцев, а следовательно, становились более прочной опорой власти папы. За первую треть XVII в. «святой престол» конфисковал у госпитальеров около двадцати командорств, находившихся на территории Папской области. Когда же великий магистр стал противиться этому, Урбан VIII разрубил гордиев узел одним ударом — в 1630 г. он издал статут, согласно которому Эпальтийскому инквизитору вменялось в обязанность впредь руководить выборами великого магистра, что позволяло Риму протащить на пост главы ордена свою кандидатуру.

На практике статут так и не был воплощен в жизнь, но сама эта акция римской курии показала иоаннитам, что даже на такого необъезженного и ретивого скакуна, каковым еще являлся Мальтийский орден, может быть наброшена крепкая узда. Недаром в среде иоаннитов об Урбане VIII осталось самое неблагоприятное впечатление. Считалось, что, вмешиваясь в дела ордена, он превысил свои права, а раздавая имущество ордена своим ставленникам, расстроил финансы госпитальеров.

Но как бы ни ворчали рыцари, римский папа по-прежнему являлся их верховным владыкой, и его решения были обязательны для всех католиков без исключения. Вот почему, когда в 1643 г. все тот же Урбан VIII приказал великому магистру Жану де Ласкарис-Кастелляру (1636—1657) поставить ему определенное количество рыцарей и галер для кампании против герцогства Пармы и Пьяченцы, которое он пожелал присоединить к Папской области, глава иоаннитов вынужден был удовлетворить это требование.

Исполнение приказа папы дорого стоило мальтийским рыцарям. На защиту Пармы поднялись другие итальянские государства, обладавшие действенным, хотя и не боевым оружием против госпитальеров. Иоанниты владели крупными земельными наделами, мельницами, замками и другим недвижимым имуществом на территории большинства герцогств Италии; респонсии от них поступали в казначейство ордена. Этим и воспользовались итальянские правители, конфисковав собственность госпитальеров, что сразу резко ограничило приток денег на Мальту.

Впоследствии рыцарям кое-как удалось уладить конфликт и вернуть себе утраченное в Италии. Сложнее обстояло дело в княжествах Германии, где вечно нуждавшиеся в денежных средствах курфюрсты и князья в очередной раз позарились на богатые командорства иоаннитов. Вестфальский мир, заключенный в 1648 г. и окончивший первую общеевропейскую Тридцатилетнюю войну (1618—1648), не только развязал им руки в отношении ранее секуляризированных церковных земель, но и узаконил возможное наступление на права монашеских орденов, включая орден св. Иоанна.

Тридцатилетняя война имела большое значение для дальнейших судеб Европы. Она в корне изменила соотношение сил на международной арене, что напрямую затронуло и интересы мальтийских рыцарей. В этой войне друг другу противостояли две мощные группировки государств: габсбургский блок (испанские и австрийские Габсбурги), поддержанные первоначально папой и католическими князьями Германии, и антигабсбургская коалиция, возглавлявшаяся Францией, в которую входили Швеция, Голландия, Дания, Россия, протестантские германские княжества и отчасти Англия.

Победа антигабсбургской коалиции покончила с попыткой создания всемирной «христианской империи» Габсбургов и серьезно ослабила позиции Испании и Австрии. Роль лидера в международных делах захватила окрепшая и богатая Франция.

Неудивительно поэтому, что начиная с середины XVII в. Мальтийский орден переориентировался на Париж, чему способствовал переход на профранцузские позиции и «святого престола», вовремя осознавшего, что опираться следует на сильного.

В 1653 г. госпитальеры купили у Людовика XIV, с царствованием которого связан наивысший расцвет, а затем и упадок французского абсолютизма, несколько островов в Вест-Индии: Санта-Крус, Сен-Бартелеми, Ла-Тортуга — и владения Франции на островах Сен-Мартен и Сент-Кристофер. Сделка обошлась ордену недешево — в 120 тыс. ливров, но это явно не помешало послу ордена в Париже кавалеру де Сувре тут же начать по указанию с Мальты переговоры о покупке Гваделупы и Мартиники.

Чем руководствовались рыцари, пускаясь в это предприятие? Стражами какой веры они выступали и от каких «неверных» нужно было защищать едва обитаемые острова в далекой Америке? Предприимчивое братство, хваставшее при европейских дворах своими военными подвигами в Средиземноморье, не очень-то любило распространяться о хозяйственной деятельности, принявшей большой размах.

Было ясно, что новые территориальные приобретения Мальтийского ордена в Карибском море были направлены сугубо на увеличение доходов иоаннитов, пытавшихся наладить там производство сахарного тростника и табака. «Милосердные» рыцари не гнушались при этом использовать на плантациях труд негров-рабов, нещадно эксплуатируя их. И все же роль плантаторов, видимо, не очень прельщала не привыкших к каждодневному, целенаправленному труду членов ордена. Поэтому, когда умер инициатор сделки с Людовиком XIV управляющий «заморскими владениями» ордена бальи де Пуанси, великий магистр Николае Котонер (1663—1680) поспешил отказаться от сомнительного предприятия. Все принадлежавшие ордену земли на Малых Антильских островах были перепроданы в 1665 г. французской Вест-Индской компании за 500 тыс. ливров, принеся, таким образом, ордену доход в кругленькую сумму 380 тыс. ливров. И тем не менее госпитальеры не раз сокрушались потом, что Котонер не проявил должной дальновидности: в начале XIX столетия, отмечал уже упоминавшийся ранее член ордена Луи де Буажелен, каждая из плантаций на проданных островах приносила новым владельцам доход, равный затратам Мальты на всю покупку в 1653 г.

Конечно, в то время, о котором идет речь, никому не дано было предугадать далекую перспективу, а европейские дела ордена требовали от иоаннитов большого напряжения всех сил и значительных расходов, так что, вполне вероятно, сменявшие друг друга «сюзерены Мальты» просто не хотели распылять силы и средства.

В 1645 г., несмотря на все дипломатические маневры и ухищрения Венеции, разразилась венециано-турецкая война, продолжавшаяся с незначительными перерывами почти 25 лет. Ни одно из государств Европы, поглощенных Тридцатилетней войной, не захотело вмешиваться в этот «частный» конфликт, так что Венеции поневоле пришлось обратиться к Мальтийскому ордену.

Успех венецианской миссии, прибывшей на Мальту, был делом весьма проблематичным, поскольку в Ла-Валлетте хорошо помнили двурушническую политику республики на протяжении многих десятилетий. Однако заманчивая перспектива нанести еще один удар давнему врагу — Османской империи — взяла верх, и великий магистр распорядился выделить в помощь Венеции несколько галер. С тех пор и до 1669 г., когда Венеция потерпела поражение от турок и расплатилась за него потерей Крита, госпитальеры участвовали в ее морских операциях против султана. В частности, флот рыцарей оказал большую поддержку силам Венецианской республики в 1656 г. в ходе сражения у выхода из Дарданелл в Эгейское море, когда им удалось освободить семь тысяч пленных христиан.

Вскоре Мальтийскому ордену довелось еще раз вступить в противоборство с турками. Дряхлевшая Османская империя никак не желала смириться со своим военным ослаблением и все еще тщилась доказать, что она грозная сила, которую нельзя сбрасывать со счетов. В 1683 г. турки, воспользовавшись внутренними проблемами Священной Римской империи, вторглись в Австрию и 14 июля подошли к Вене. Поначалу их действия развивались успешно, причем настолько, что императорский двор бежал из столицы, бросив ее на произвол судьбы. Решающий перелом произошел с подходом войск союзных держав под командованием польского короля Яна Собеского. 13 сентября 1683 г. состоялось сражение, участником которого был и отряд мальтийских рыцарей. В результате сражения турки были наголову разбиты, а Вена спасена.

Поражение под Веной положило конец турецкому продвижению в Европе, однако это было лишь началом конца. Еще много воды, а точнее, крови утечет, прежде чем султанская Турция шаг за шагом сдаст свои позиции. Все последнее десятилетие XVII в. Польша, Австрия и Венеция вели непрерывные войны с Османской империей за обладание Пелопоннесом. Как ни странно это звучит, но орден св. Иоанна постоянно был равноправным членом коалиции трех государств, несмотря на кажущуюся в сравнении с ними свою незначительность.

Параллельно с военными успехами госпитальеры пытаются навести порядок в собственном доме. В 1631 г. великий магистр Антуан де Поль созвал генеральный капитул — высший законодательный орган ордена. Согласно статуту, генеральные капитулы или общие собрания всех членов ордена должны были созываться регулярно каждые пять лет, однако на практике этот срок не выдерживался. Так, предыдущий генеральный капитул состоялся в 1603 г., а следующий — лишь через 145 лет, в 1776 г. В остальное время делами ведали глава ордена и его ближайшее окружение, во всем стремившиеся подражать абсолютным монархиям Европы.

Вообще к началу XVII в. на Мальте сложилась и полностью оформилась вся многоступенчатая система управления, которая продержалась почти без изменений до 1798 г. Как уже отмечалось, формально основным руководящим органом считался генеральный капитул, но, собираемый раз в десять, а затем и более лет, он скорее являлся иллюзией демократии, красивой ширмой, которую великие магистры позднее отбросили, как ненужное притворство.

Между общими собраниями на Мальте существовали четыре различных совета: обычный, полный, тайный и криминальный. Обычный и полный советы, по сути, не отличались друг от друга. Вся разница состояла в количестве членов: в одном заседал, если так можно выразиться, постоянный руководящий состав ордена, а в работе второго принимали участие еще 16 рыцарей-старейшин (по два от каждого языка). И тот и другой совет занимались такими вопросами, как прием новичков, установление пенсий, раздача должностей (кроме выборных), отчеты глав командорств и приорств и т.п.

Тайный совет являлся своего рода кабинетом министров или государственным советом при великом магистре, который направлял всю внешнюю и внутреннюю политику Мальты. Он включал в себя узкий круг лиц из высших чинов ордена и собирался в тех случаях, когда следовало быстро решить какую-либо неожиданную проблему, вставшую перед орденом.

Высшим финансовым органом ордена была палата казначейства. Она отвечала за все поступления в казну и за расходы, причем здесь у рыцарей была также выработана стройная система. Обладая немалыми поместьями почти во всех католических странах Европы, они, естественно, испытывали определенные затруднения в централизованном сборе доходов из-за большой удаленности командорств друг от друга и тем более от Мальты.

Для того чтобы облегчить задачу, при каждом приорстве имелась собственная казна, откуда деньги стекались в 29 крупных коллекторов, расположенных на торговых путях, и уже оттуда доставлялись на остров в палату казначейства. Сама палата представляла собой компактный и хорошо отлаженный механизм, состоявший из десяти человек. Президентом палаты казначейства являлся великий командор, обладавший большими полномочиями.

Дело в палате казначейства было поставлено образцово, аккуратно велись бухгалтерские книги, казначеи приорств каждый месяц присылали свои отчеты, монастырский хранитель казны, т.е. главный кассир ордена, ежеквартально держал ответ перед палатой за произведенные выплаты. Фактически казначейство было огромным, богатым и прекрасно отрегулированным банком, который вел операции, как отмечает де Буажелен, по всей Европе — «от Кадиса (в Испании) до Варшавы и даже до Петербурга».

Интересно отметить, что все изменения в финансовом законодательстве могли приниматься либо генеральным капитулом, либо специальным комитетом (весь состав казначейства плюс представители языков), а затем утверждаться все тем же капитулом.

Итак, вернемся к генеральному капитулу 1631 г., на повестке дня которого стояли два крупных вопроса: о правилах приема рыцарей в орден и о некоторых изменениях в положениях о финансах. Вторая проблема разрешилась относительно быстро: все участники собрания единодушно проголосовали за то, чтобы разрешить великому магистру пользоваться частью орденской казны по своему усмотрению, а в случае нужды ставить под свой контроль все поступления и расходы ордена.

Что касается вопроса приема в ряды госпитальеров, то здесь встретились известные трудности. Дело в том, что с самого своего основания и до начала XX столетия, когда о титулах уже стало говорить просто смешно, орден строго требовал от всех претендентов доказательства их благородного происхождения. На заре существования братство постановило, что присоединиться к нему может лишь тот, кто в молодом возрасте прибыл в Иерусалим для борьбы с «неверными» и, пройдя соответствующую подготовку (духовную и военную), в 20 лет и старше получал право вступления в орден.

Но уже в палестинский период это правило пришлось изменить. Смерть настолько часто косила рыцарей, что принимать в орден начали уже в Европе, однако условие о «чистоте крови» осталось; более того, на протяжении веков оно еще усугублялось. Если ранее требовалось лишь письмо от главы того приорства, которое посылало кандидата в Левант, то позже нужно было обязательно представить письменные заверения в дворянском происхождении, причем в нескольких коленах.

В разных языках забота о «благородстве» сообщества выражалась по-разному. Например, языки Италии, Прованса, Арагона и Кастилии требовали его подтверждения за 200 лет; язык Германии шел еще дальше и просил претендентов представить родословную чуть ли не от Адама; остальные ограничивались столетием. Все национальности, кроме немцев, принимали в свои ряды незаконных детей королей, принцев и других вельмож, а вот с капелланов и оруженосцев они строго спрашивали рождения, освященного церковью, и не только самих претендентов, но и их родителей и деда с бабкой.

О чистоте своих нравов и источников доходов рыцари радели куда меньше, чем о чистоте происхождения. Констатировав на генеральном капитуле в 1631 г., что орден нуждается в деньгах, собрание постановило впредь взимать с претендентов вступительный взнос, а чтобы сделать денежный поток еще внушительней, оно согласилось принимать желающих… с младенческого возраста за умеренную плату в тысячу мальтийских крон. Впоследствии этим воспользовалась римская курия, установив за прием в Мальтийский орден твердую таксу: 360 испанских пистолей со вступавшего в рыцарское сословие и 228 пистолей — с будущих капелланов и оруженосцев. Такая плата бралась с «полноценных» вступающих, т.е. с тех, кому исполнилось 16 лет и кому предстояло стать членом ордена после специального курса в возрасте 20 лет. Любезность папы простиралась столь далеко, что для младенцев взнос был несколько меньше: для будущих рыцарей — 125 пистолей, а для оруженосцев — 115; своих «коллег» капелланов папа расценил ниже всего — 100 пистолей с каждого будущего военного священника.

Сама собой напрашивается аналогия с екатерининской Россией, где дворянских отпрысков записывали в полк прямо с пеленок. Пока он воспитывался у мамок и нянек, служба шла, и к нужному моменту неоперившийся и не нюхавший пороху юнец надевал офицерскую форму и становился полноправным командиром.

С лоскутными германскими княжествами чуть более раннего времени был связан и другой обычай, появившийся в ордене на рубеже XVI—XVII вв. и лишний раз свидетельствовавший о начале морального разложения рыцарства. Как среди немецких мелкопоместных дворян была распространена практика за определенную плату посылать в армию вместо своего чада прельстившегося на деньги наемника, так и у госпитальеров появилась тенденция перекладывать тяготы военных походов на других, дивиденды жеполучать самим.

Такое положение стало возможным в связи с тем, что заветной мечтой каждого члена ордена было получение какой-либо хорошей должности, которая приносила бы немалый доход ее обладателю. Одним из выгоднейших считался пост командора, дававший помимо власти прямой доступ к источнику первоначального накопления денежных средств братства, где, несмотря на строжайший контроль палаты казначейства, как теперь говорят, «возможны были варианты». Для получения этой должности по статуту необходимо было среди прочих условий участвовать в четырех военных экспедициях («караванах») и тем самым доказать, что претендент достойно послужил «делу христианства». Вот тут-то наиболее сообразительные и состоятельные члены ордена нашли лазейку: они стали покупать себе замену в лице профессионального военного, который должен был своим ратным трудом добыть доходное место для хозяина.

В XVIII век Мальта вступала во всем блеске своего возросшего могущества. Внешние признаки процветания были настолько очевидны, что никто, даже самые дальновидные и хитроумные политики, не могли бы разглядеть за ними первых симптомов упадка. А между тем времена круто менялись. В Европе медленно, но верно утверждались капиталистические отношения, складывались национальные государства, менялась и расстановка сил между странами. В этой новой обстановке Мальтийский орден превращался в анахронизм, а претензии иоаннитов на величие становились просто смешными.

В Средиземноморье ситуация также трансформировалась в неблагоприятную для рыцарей сторону. После разгрома под Веной и заключения в 1699 г. Карловицкого договора, передававшего отнятые у нее территории странам-победительницам. Османская империя резко сдает свои позиции. Правда, правящая верхушка империи все еще ищет спасения в войнах, где ее главными противниками становятся Австрия, Россия и Венеция, однако те державы, на которые делал ставку Мальтийский орден, или уходят с политической авансцены (Испания), или переориентируют свою восточную политику (Франция).

Задиристые рыцари, которые основную задачу видели в постоянном противодействии «Великому сеньору» (турецкому султану), путали все карты Парижу, имевшему серьезные торговые интересы в Турции и еще более далеко идущие внешнеполитические планы в отношении этого государства. Проблема борьбы с пиратством на море также отходила для Франции на второй план. Впрочем, госпитальеры и сами пристрастились к этому прибыльному делу, не брезгуя подчас и ограблением христианских кораблей. Начиная со второй половины XVII в. Мальта превратилась в крупный невольничий рынок.

Последней значительной военной акцией в истории, предпринятой иоаннитами, оказалось их участие в войне 1715—1718 гг. между Османской империей и Венецией за обладание Мореей (Пелопоннесом). В ходе боевых действий над Мальтой вновь возникла угроза турецкого вторжения, но волею судьбы ордену на этот раз удалось избежать осады. Этому особенно мог радоваться великий магистр Рамон Переллос-и-Рокафуль (1697—1720), который перед этим, к своему ужасу и стыду, вдруг обнаружил совершеннейшую неподготовленность острова к отражению серьезного противника.

Госпитальеры, веками жившие в постоянном напряжении, на рубеже XVII—XVIII столетий позволили себе расслабиться, словно туго скрученная, а затем отпущенная пружина. Орден, бывший действенной военной организацией, постепенно превратился в «учреждение для поддержания в праздности младших отпрысков нескольких привилегированных семейств», как несколько позже метко заметил Наполеон. Члены ордена погружаются в пиры и распутство, процветают коррупция, азартные игры и т.п. Происходит окончательное перерождение религиозной корпорации и военной республики в типичное мелкое феодальное объединение с его пороками и недостатками.

Кое-кто из великих магистров еще пытается навести на острове порядок: строятся новые форты и приводятся в порядок старые обветшавшие укрепления, расширяется торговля, принимаются законы против роскоши и развлечений. Однако процесс загнивания остановить не удается. Чем явственнее обнаруживались черты упадка, тем больше внимания уделяло руководство ордена внешним проявлениям власти и международного авторитета. Окружив себя поистине королевской пышностью, великие магистры ведут себя как принцы крови. Правление их приобретает все более автократический характер, а решения зачастую являются окончательными. Они принимают титул «его преосвященное высочество», европейские монархи именуют главу ордена не иначе как «дорогой друг и кузен» или «наш самый первый единокровный и любимейший друг и брат».

У великого магистра появляется целая свита: сенешаль, первый и второй стремянные, собственный хранитель казны, сокольничий, лесник, барабанщики, пажи, слуги, парикмахеры, секретари, хранитель гардероба, повара и пекари, среди которых был даже специалист по выпеканию черного хлеба для охотничьих собак. Соответственно увеличиваются и средства, выделяемые капитулом на содержание «его преосвященного высочества». «Для кормления и поддержания достоинства» ему выделяются отдельные командорства, отчисляется определенная доля налогов и таможенных сборов; изыскиваются и другие пути увеличения дохода, который в конце концов достигает внушительной суммы — 400 тыс. мальтийских крон.

Вслед за императорами и королями великие магистры одеваются в «королевский» мех — горностай; вначале робко, а затем как постоянный атрибут для торжественных выходов появляется корона. Одновременно разрабатывается сложный придворный церемониал. Уже не всякий рыцарь заслуживал приема у главы корпорации, как это бывало ранее. Те же, кому повезло, едва удостаивались благосклонного кивка головы, а по окончании аудиенции должны были целовать руку «его преосвященного высочества».

Разумеется, трансформация ордена произошла не за один день. Процесс этот носил постепенный и во многом скрытый характер, а возросшая помпезность образа жизни госпитальеров многими воспринималась как символ небывалого расцвета. В первой четверти XVIII в. Мальта еще котировалась на бирже международных предприятий, причем настолько, что многие страны искали в ней союзника в борьбе против загнивающей, но по-прежнему агрессивной Османской империи. К их услугам прибегают Испания и Франция; завязываются и первые отношения с Россией.

В 1697 г. Европа с изумлением узнала, что молодой царь доселе неведомой и далекой Московии отправился с Великим посольством в Европу в целях лучшего знакомства с достижениями западных стран. Эта поездка имела и скрытый подтекст: Петру I необходимо было добиться создания союза для борьбы с главным врагом России на юге — Турцией, а также образования коалиции против Швеции, стоявшей на пути выхода крепнувшего русского государства к Балтийскому морю. Если последняя задача в ходе Великого посольства была решена успешно, то попытка Петра втянуть в войну против османов Англию и Голландию закончилась неудачей.

Параллельно с северным маршрутом путешествия у Петра имелся еще и южный, с посещением Венеции, осуществить который царю помешал начавшийся стрелецкий бунт. Однако один человек, напрямую как бы даже и не связанный с миссией посольства, все-таки добрался и до Пресветлой Республики, и даже дальше — до острова Мальта. Этим человеком был Борис Петрович Шереметев.

До недавнего времени среди историков бытовало мнение, что путешествие Шереметева на Мальту было своего рода почетной высылкой за пределы страны на время отсутствия Петра в Москве, поскольку царь боялся его влияния среди бояр и не совсем доверял своему высокородному сподвижнику. Именно опасение переворота в пользу боярина заставило уехавшего за границу Петра I направить Б.П. Шереметева в Венецию и к мальтийским рыцарям — считает профессор А.И. Заозерский и в доказательство приводит свидетельство современника, секретаря австрийского посольства Иоганна-Георга Корба. Корб пишет в своем «Дневнике путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.)»: «Разумеется, не было бы сделано таких издержек на приобретение Мальтийского креста, если бы расположение народа не склонялось чрезмерно к одному лицу и не заставляло бы этим подозревать ту опасность, в силу которой царская власть часто переходит от одного лица к другому…»

С другой стороны, английский исследователь жизни и деятельности Петра Роберт Мэсси вообще не разглядел за поездкой Шереметева ничего, кроме увеселительной прогулки после ратных трудов под Азовом (1695—1696). На подобную мысль его, видимо, натолкнула официально объявленная цель поездки, сформулированная следующим образом: «…ради видения окрестных стран и государств и в них мореходных противу неприятелей креста святого военных поведений, которые обретаются во Италии даже до Рима и до Мальтийского острова, где пребывают славные в воинстве кавалеры».

Однако появившаяся в 1985 г. работа профессора Н.И. Павленко «Птенцы гнезда Петрова», на наш взгляд, убедительно доказывает, что столь многотрудное и дорогое предприятие, в которое пустился Шереметев, было вызвано не одними лишь познавательными целями и даже не столько желанием Петра удалить возможного соперника. За всеми внешними объяснениями крылась глубинная задумка: маршрут Бориса Петровича, предваряя маршрут царя, являлся частью общего плана русской дипломатии по сколачиванию антиосманского союза европейских держав — Польши, Австрии, Венеции, Мальты и Папской области.

Характерно, что во всех этих странах Шереметева воспринимали не как частное лицо. Так, мальтийский посол в Риме Саккитти докладывал великому магистру, что «генерал армии московитов и посол Петра Первого» выразил желание посетить Мальту, где он хотел бы отдать дань уважения «самым известным героям церкви воинствующей, святому ордену Мальтийскому».

12 мая 1698 г. первый русский посланец ступил на мальтийскую землю. Высокому гостю были оказаны пышные почести, включая награждение его Мальтийским крестом, и был дан роскошный обед, на котором, как он писал потом, «в кушанье и питье многое было удовольствие и великолепность, также и в конфектах». Рыцари высоко оценили визит Б.П. Шереметева как признак того, что их знают и чтут повсюду, даже в далекой Московии. В свою очередь, тот грандиозный прием, которым иоанниты удостоили царского посланца, говорил о возраставшем авторитете России на внешнеполитической арене.

Однако планам Петра I относительно антитурецкой коалиции не суждено было сбыться. Австрия, Венеция и Речь Посполитая при подстрекательстве Англии и Голландии заключили с Османской империей сепаратные мирные договоры и тем самым развязали себе руки для войны за Испанское наследство (1701—1714), приведшей впоследствии к очередной «смене лидера» и выдвижению «туманного Альбиона» в ведущие державы на континенте.

Дипломатические неудачи заставляют Петра I избрать новое направление внешней политики и сосредоточить свои усилия на завоевании выхода в Балтийское море. Идея использовать Мальтийский орден на благо России возродилась лишь при Екатерине II, в период царствования которой русскому государству удалось стать твердой ногой на Черном море. Однако и на сей раз из затеи ничего не вышло, но уже по совершенно иным соображениям: судя ни документам той эпохи, главной помехой здесь оказались происки Франции, стремившейся любым образом воспрепятствовать усилению позиций России.

Воспользовавшись выступлением населения Мальты против деспотического правления великих магистров, французские дипломаты внушили главе ордена Франциску Хименесу де Техада (1773—1775), что во всех его бедах виноват русский поверенный маркиз Кавалькабо, якобы подстрекавший к мятежу. То, что это было уже не первое восстание на острове (в 1749 г. мятеж подняли турецкие и алжирские невольники, задумавшие убийство великого магистра и всех находившихся на острове рыцарей), в расчет не принималось. В Париже состряпали и предлог для возможного вмешательства Кавалькабо в дела ордена: Россия-де намерена под прикрытием беспорядков захватить Мальту.

Между тем восстание доведенных до отчаяния мальтийцев (1775 г.), во главе которого, кстати сказать, стояло рядовое духовенство, было сурово подавлено. Но подозрительность руководства ордена в отношении России осталась, что привело к ухудшению отношений с Петербургом и сорвало возможное участие флота госпитальеров в операциях против Порты. Но, как показала история, не за горами уже было то время, когда рыцарям пришлось обивать пороги Северной Пальмиры в поисках помощи и друзей.

Пока же им и в голову не приходило, что конец их господства на Мальте неотвратимо приближался. Впрочем, этого пока не подозревал никто. Великий магистр Эммануэль де Роган-Польдюк (1775—1797), который незадолго до этого подавил выступление крестьян и священников, решил возродить боевой дух и традиции ордена. В то же время, в соответствии с веяниями эпохи, он пытался играть роль «просвещенного монарха», и отчасти это ему удавалось.

Для того чтобы успокоить недовольное население и вывести иоаннитов из состояния безмятежного оцепенения, он провел ряд реформ, которые, правда, явились лишь косметическим ремонтом перед окончательным крушением ордена. Один из его предшественников — Мануэль Пинто де Фонсека (1741—1773) — преуспел в деле просвещения, изгнав с острова иезуитов, руководивших школами, и открыв университет — высшее учебное заведение Мальты. На долю же Рогана досталась реформа в области юриспруденции. При нем на Мальте собрался последний генеральный капитул, внесший изменения в статуты ордена, которые в новом виде получили название Кодекс Рогана. Даже простое перечисление вопросов, по которым капитул вынужден был принимать специальные законы, говорит само за себя: рыцарям впредь запрещалось иметь любовниц, принимать участие в азартных играх и дуэлях, им вменялось в обязанности больше времени отводить службе.

Особое внимание великий магистр уделял флоту, постепенно пришедшему в негодность. По предложению Рогана капитул постановил тратить одну шестую часть всех доходов ордена на поддержание военного флота в должном состоянии и на расширение торговой флотилии. Одновременно он смог в определенной степени укрепить финансовое положение госпитальеров. Во многом благодаря его усилиям аристократическое братство приобрело новые владения во Франции, где ему было передано имущество распущенного ордена св. Антония, а также в Польше или, вернее, в той ее части, которая после раздела отошла к России. В это же время оживляется деятельность языка Англии, который объединяется со вновь созданным приорством Бавария.

Казалось, все признаки процветания были налицо, но грянувшая как гром Великая французская буржуазная революция (1789—1794) одним ударом покончила с притязаниями ордена. Прежде всего она лишила госпитальеров всех их владений на территории Франции, в корне подорвав финансы ордена. Декрет о конфискации принадлежавших ему земель был опубликован 19 сентября 1792 г., но поначалу рыцари не восприняли его всерьез, как, впрочем, и саму революцию, посчитав ее простым бунтом. Они все еще жили представлениями феодальной эпохи и рассчитывали выторговать свои приорства во Франции в обмен на два французских торговых судна, захваченные тунисскими корсарами и перехваченные орденом. Дескать, услуга за услугу.

Выходцы из аристократических семейств, госпитальеры принимают деятельное участие в неудачной попытке бегства короля из Парижа в ночь на 21 июня 1791 г., предоставив двору для этой цели 500 тыс. франц. ливров. Революция продолжала развиваться по восходящей. По иронии судьбы после 22 сентября 1792 г., когда Франция была объявлена республикой, Людовика XVI препроводили в Тампль, главную резиденцию иоаннитов в Париже, которая перешла в руки восставшего народа и стала тюрьмой для низложенного короля. Именно оттуда его повезли на казнь 21 января 1793 г.

Грозные события Французской революции заставили Мальтийский орден искать новых покровителей. Ими могли стать три державы, представлявшие реальную силу, — Англия, Австрия и Россия. Логично, безусловно, было обратиться к Вене, где католический орден мог рассчитывать на помощь от императора-католика, но Австрия сама находилась на пороге революционных выступлений. Оставались Англия, давно упразднившая орден на своей территории, и православная Россия, с которой у госпитальеров начали складываться особые отношения.

Еще в конце царствования Екатерины II рыцарям передали богатый майорат князей Острожских, а затем и бывшие владения иезуитов в Польше, на основе которых возникло великое приорство ордена. При Павле I продолжается укрепление связей между Мальтой и Россией. В 1797 г. польское великое приорство преобразуется в Российское, оставшееся католическим, и ему жаловались «все те отличности, преимущества и почести, коими знаменитый орден сей пользуется в других местах по уважению и благорасположению государей». На содержание приорства, присоединенного к языку Англии и Баварии, царским правительством отпускалось ежегодно 300 тыс. польских злотых. Это пришлось для иоаннитов весьма кстати, поскольку в результате революционных преобразований во Франции и начавшихся в Европе войн орден приближался к финансовому краху. Его доходы упали с 1 млн. 632 тыс. скуди в 1788 г. до 400 тыс. скуди в 1798 г. Последним аккордом в разыгранной увертюре явилось принятие Павлом титула «протектора» ордена.

Для многих современников действия русского императора выглядели как очередная причуда царя, питавшего особый пиетет к рыцарству и рыцарским идеалам, зародившийся в раннем детстве. «Читал я, — отметил воспитатель Павла I С.А. Порошин 28 февраля 1765 г. в своем дневнике, — его высочеству Вертотову историю об Ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии свой флаг адмиральский, представлять себя кавалером Мальтийским». То же увлечение наследника престола образом рыцаря-иоаннита следует из записи Порошина от 4 марта: «Представлял себя послом Мальтийским и говорил перед маленьким князем Куракиным речь».

Этим пристрастием Павла и воспользовался посланец госпитальеров граф Юлий Литта, окруживший переговоры с новым императором относительно ордена завесой романтики и таинственности. Вновь избранный великий магистр иоаннитов Фердинанд фон Гомпеш (1797—1798), первый немец, удостоившийся подобной чести, настолько высоко оценил достигнутое с Павлом соглашение, что продвинул Литту в ранг «чрезвычайного посла его высокопреосвященного высочества великого магистра суверенного Мальтийского ордена к его величеству императору всех русских».

Тщеславие Павла и его любовь к средневековым ритуалам были удовлетворены вполне: всю императорскую фамилию наградили Мальтийскими крестами, а его самого дополнительно еще и крестом ла Валлетта — высшим военным отличием ордена. Как эхо детских забав, прозвучал прием, организованный Павлом в связи с полученными наградами, в ходе которого он собственноручно посвятил каждого члена своей семьи в рыцарское достоинство.

Итак, на первый взгляд российский император Павел I в глазах его подданных, так же как и иностранных наблюдателей, совершил очередной экстравагантный, если не сказать большего, поступок. Однако корни случившегося были гораздо глубже. Вот что пишет по этому поводу известный знаток той эпохи Н.Я. Эйдельман: «В этой сложнейшей переходной исторической ситуации монархи особенно жадно ищут… новых идей — против мятежных народов. Одну из таких попыток мы наблюдаем в последние годы XVIII в. в России: обращение к далекому средневековому прошлому, оживление его идеализированного образа, рыцарская консервативная идея наперекор „свободе, равенству, братству“».

Таким образом, в основе линии поведения Павла I лежала ненависть и страх перед Великой французской революцией, пошатнувшей троны всех европейских монархов. «Рыцарство против якобинства» — вот стержень сближения императора с Мальтийским орденом, сближения, которое вскоре перерастет в нечто большее.

Пока под влиянием Литты Павел рассылал всем европейским дворам официальные депеши с просьбой оказать помощь страждущим рыцарям, дела на Мальте шли из рук вон плохо. Финансовые затруднения привели к полному развалу собственного производства и торговли с другими странами, флот захирел. Для того чтобы орден мог хоть как-то существовать, по приказу Гомпеша приступили к переплавке в слитки серебряных украшений и посуды. Но хуже всего было даже не отсутствие денег, а деморализация, царившая среди госпитальеров, особенно французских.

Английский историк Хэрри Льюк, бывший в 1930—1938 гг. губернатором Мальты (сам, кстати, член ордена св. Иоанна Иерусалимского в Британском королевстве — так орден именуется в Англии сегодня), считает, что французскими рыцарями овладели идеи революции. Ту же версию за ним повторяет и Эрик Герада-Аззопарди, мальтийский автор, проживающий в Лондоне. Но, вспомнив, что к 1798—1799 г. революция уже явно шла на убыль, позволим себе с ними не согласиться. То, что именно рыцари из языков Прованса, Оверни и Франции в дальнейшем не оказали никакого сопротивления захватчикам, факт достоверный, однако их энтузиазм по отношению к Наполеону был вызван отнюдь не революционными лозунгами будущего императора, а тем, что, как и в других случаях, они почувствовали, на кого следует сделать ставку.

Чутье подсказало им, что Наполеон может явиться тем новым лидером, под знаменами которого им покорится весь мир. Стоило ли после этого защищать маленький клочок земли под названием Мальта, где рыцарское государство напоминало корабль, идущий ко дну?

И вот 12 июня 1798 г. без единого выстрела молодой генерал Директории Бонапарт занял остров. Население, изнемогавшее под бременем госпитальеров, немедленно подняло восстание против рыцарей и восторженно приветствовало французские войска как своих освободителей.

Между тем Наполеон меньше всего ставил себе задачей воплотить на Мальте те самые принципы «свободы, равенства, братства», которые без ключа повсеместно отпирали перед ним сердца простых людей. Сам захват острова был продиктован тактическими соображениями: отправившись в свой Египетский поход, Наполеон не захотел оставлять в тылу опасный форпост противника. Двадцатидевятилетний командующий во всем блеске своей славы вступил в Ла-Валлетту, подняв здесь флаг Французской Республики. Рыцарям было предложено присоединиться к 35-тысячному корпусу Наполеона или перебраться на континент. Русскому посланнику на Мальте предписывалось покинуть остров в течение трех часов.

Дочиста ограбив все церкви и дворцы и тяжело нагрузив награбленным флагманский корабль «Ориан» ^[9], Наполеон двинулся дальше. Великий магистр Фердинанд фон Гомпеш отправился в Триест ждать там решения своей участи, в то время как большинство членов ордена, кроме 53 образовавших бонапартовский Мальтийский легион, отбыли в Россию. С собой они захватили «святые реликвии»: мощи Иоанна Крестителя, часть креста, на котором якобы был распят Христос, корону мальтийских правителей и др.

Узнав о капитуляции Мальты, Павел пришел в ярость. 16 декабря 1798 г. в Петербурге состоялось заседание капитула, на котором обвиненного в измене фон Гомпеша лишили его поста и провозгласили нового великого магистра. Им стал сам Павел I, который охотно возложил на себя регалии сана: мантию, корону, крест и меч. К длинному императорскому титулу по высочайшему повелению были добавлены слова «и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского». Резиденция ордена была перенесена в столицу Российской империи.

В честь великого события палили пушки, был устроен фейерверк, на крыле Адмиралтейства почти две недели развевалось алое знамя ордена с белым восьмиконечным крестом. Мальтийский крест был включен в герб государства, он же украсил и бывший дворец графа Воронцова, срочно переименованный в замок и отведенный для прибывшей рыцарской элиты.

За всей этой внешней помпой Павел I не забывал, однако, и о более земных делах. Наряду с католической ветвью ордена в России создается православная, для которой выделяется 98 командорств с доходом в 216 тыс. рублей. Находившийся в Митаве Людовик, граф Провансский (будущий Людовик XVIII), награждается Большим Мальтийским крестом. Одновременно император отдает указание адмиралу Ушакову, чья эскадра ведет успешные боевые действия в Средиземном море, приступить к операции по отвоеванию Мальты у французов. Более того, в Кронштадте снаряжается специальный флот в помощь Ушакову.

Стремление Павла I присоединить Мальту к России нельзя объяснять только раздраженным самолюбием. Ориентировавшийся во внешней политике на принципы столь не любимой им матери Екатерины II, император прекрасно понимал стратегическое значение острова, занятие которого русскими войсками могло бы способствовать свободному плаванию через Проливы и Средиземное море в Атлантику, в чем в силу экономических причин Россия крайне нуждалась.

Но этим планам не суждено было осуществиться, прежде всего из-за противодействия Англии. В 1798 г. английское правительство, стремясь вовлечь Россию в антифранцузскую коалицию, вынуждено было «с искренним удовольствием» дать официальное согласие на занятие Мальты русскими войсками. Однако на деле Лондон тайно готовился сам аннексировать Мальту, пытаясь предложить Павлу взамен Корсику.

Пока в Сент-Джеймсе и Зимнем дворце разыгрывались дипломатические карты, козырем среди которых являлся небольшой, но стратегически важный кусочек суши, сами рыцари тихо-смирно отсиживались в Петербурге. Оживились они лишь тогда, когда после длительной осады адмиралу Нельсону удалось отбить Мальту у французского гарнизона и 25 августа 1800 г. поднять над островом британский «Юнион Джек».

Правда, в это время Лондон еще не решился открыто признать свои притязания на Мальту. Подписывая в 1802 г. в Амьене мирный договор с Наполеоном, британское правительство вынуждено было согласиться на возвращение острова иоаннитам, причем гарантами независимости и нейтралитета Мальты должны были стать Франция, Англия, Россия, Австрия, Испания и Пруссия. Воспрянувшие духом рыцари начали было подготовку к переезду, но их надежды похоронила возобновившаяся война между Англией и наполеоновской Францией. Англичане прочно укрепились на Мальте, выторговав ее себе в ходе подготовки Парижского мирного договора 1814 г., и владели ею вплоть до 1964 г.

Для госпитальеров Мальта была утеряна навсегда. Одновременно над орденом сгустились тучи и в России. После убийства Павла I в ночь на 12 марта 1801 г. новый император — Александр I отказался от сана великого магистра, сохранив за собой лишь титул протектора. А в 1817 г. вышел указ о том, что «после смерти командоров ордена св. Иоанна Иерусалимского наследники их не наследуют звания командоров ордена и не носят знаков ордена, по тому уважению, что орден в Российской империи более не существует». В начале XIX в. госпитальеры потеряли свои земли в Баварии, Вестфалии и Пруссии, а на территории Италии их владения сократились наполовину. Казалось, дни ордена сочтены и он должен был кануть в Лету, но история распорядилась иначе.

Глава IV

ДЕЛА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ

«Parce, Domine, parce populo tuo…» — неслось надрывно с кафедры собора. «Parce, Domine… Parce, Domine» — вторило звонкое эхо, разбиваясь о ледяной камень статуй скорбящих святых, и повисало под высокими сводами. «Смилуйся над народом твоим…» — потупив глаза и выражая всем своим видом смирение, подпевали собравшиеся. Их было человек триста. Все — в черных сутанах с белыми воротниками и манжетами, все — мужчины довольно почтенного возраста. У каждого на левой стороне сутаны был нашит белый полотняный крест, похожий на восьмиконечную звезду.

В первую минуту возникало полное впечатление, что вы попали на съемку какого-то средневекового фильма, что вот-вот погаснут юпитеры, отключится микрофон, и довольный режиссер устало произнесет: «Спасибо, на сегодня съемка закончена». Вместо этого с амвона донеслось громкое: «It messa est» («Идите, месса кончена»), и участники действа в полнейшей тишине потянулись к выходу. Уже наверху (ибо служба происходила в подземной церкви), на воздухе, пронизанном солнцем и напоенном весенними запахами, они несколько оживились. Послышались приветствия и обычные в таких случаях разговоры о здоровье, о делах, о жизни.

Речь опять идет о Мальтийском ордене, о «Суверенном военном ордене рыцарей — госпитальеров св. Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты». Потерявший свое островное государство, лишившийся владений в континентальной Европе, утративший покровительство могущественных лиц, длительное время определявших его судьбу, орден вновь воскрес из небытия.

Дело происходило в наши дни, в небольшом французском городке Лурд, примостившемся у подножия Пиренейской гряды. Каждый год в середине мая здесь собирается на торжественную мессу когорта «избранных», чьи экзотические костюмы — не что иное, как дань средневековым обычаям. Однако не следует думать, что руководит ими неудовлетворенная страсть к игре, заложенная в каждом человеке с детства. Отнюдь. Драпированные в черное солидные мужи претендуют на активную роль в делах современного мира, подвизаясь на самых различных поприщах: явных и тайных, стремясь доказать необходимость и незыблемость объединяющей их корпорации.

В 1834 г. после нескольких лет скитаний и мытарств он обосновался в непосредственной близости от Ватикана в Риме, на улице Кондотти в небольшом старинном особняке. Долгое время, однако, орден влачил весьма жалкое существование: «святому престолу» было явно не до злоключений поредевшей и утратившей значение братии — приходилось думать о собственном спасении.

В начале 30-х годов XIX в. Папская область была охвачена народными волнениями. Задавленное нуждой и политическим гнетом население под воздействием Июльской революции 1830 г. во Франции поднялось на борьбу против ненавистного клерикального режима. Папа Григорий XVI вынужден был обратиться за военной помощью к Австрии и Франции. Фактически с 1831 по 1848 г. его владения были оккупированы австрийцами. От воли Вены стала зависеть и судьба мальтийских рыцарей, которым удалось сохранить в неприкосновенности единственное приорство в Богемии, как именовалась в то время Чехия, захваченная Габсбургами.

Усилиями Григория XVI и австрийского канцлера Меттерниха ордену было возвращено великое приорство в Королевстве обеих Сицилий и вновь создано приорство в Ломбардо-Венецианской области, вошедшей в состав Австрийской империи. Забота, которой окружили рыцарей крайний реакционер Меттерних и римская курия, носила далеко не случайный характер. Страшась нараставшего протеста крестьянства, феодальная эксплуатация которого усугублялась уродливыми проявлениями зарождавшихся капиталистических отношений в деревне, и постепенно набиравшего силу рабочего движения, аристократическо-клерикальная реакция делала «смотр своим войскам» и не оставляла мысли использовать рыцарскую «гвардию» для собственных нужд.

Однако, несмотря на благоприятствовавшие обстоятельства, ордену не удалось до конца восстановить утраченные позиции. Более важные и грозные события революции 1848—1849 гг., мощной волной прокатившейся по Европе, отодвинули на десятый план мизерные невзгоды братства. Временно смирив свою гордыню, мальтийские рыцари решили сделать ставку на благотворительность, объявив, что главной целью ордена с первых дней его основания являлось христианское милосердие. Орден открыл целый ряд больниц в католических странах Европы и под флагом благотворительности начал проникновение в Латинскую Америку, Африку и Азию. Организация бесплатной или дешевой медицинской помощи снискала ордену добрую славу и облегчила задачу, поставленную перед ним: внедриться в рабочую среду и в те страны, которые стали объектом колониальных захватов.

Тем не менее еще свыше полувека корпорация мальтийских рыцарей пребывала в стратегических планах Ватикана «на периферии». О ней вспомнили лишь в последние десятилетия прошлого века, когда на повестку дня вплотную встал вопрос о борьбе с рабочим движением.

В те годы одним из орудий реакции в попытке сохранить влияние на массы стал и Мальтийский орден, о котором еще тогда сложилось мнение, что «в реакционные периоды (он) как бы оживает и владения его расширяются; наоборот, для него неблагоприятны эпохи народных движений». 28 марта 1871 г. папа Пий IX, стремясь упрочить реноме ордена в новой, объединенной Италии, возродил титул великого магистра, которого орден лишился по смерти Павла I. А в 1889 г. между орденом и военным министром Италии была заключена конвенция, утвердившая де-юре суверенитет рыцарской организации, претендовавшей даже на территориальную (!) самостоятельность.

Свой независимый статус братству удалось сохранить и в годы фашизма. 28 ноября 1929 г. вслед за папой Пием XI, рьяным антисоветчиком и антикоммунистом, великий магистр и представитель режима Муссолини подписали Законодательный акт № 1029, урегулировавший отношения ордена с фашистскими властями. После войны в 1960 г. правительство Итальянской Республики и Мальтийский орден оформили соглашение, окончательно определившее их взаимные права и обязанности. Профессор Миланского университета Франческо Гаццони, исследовавший юридический статус ордена, отмечает, что, согласно последнему документу, корпорация мальтийских рыцарей пользуется полной автономией и может иметь свою резиденцию на территории Италии, пользоваться правом экстерриториальности, как любая другая дипломатическая миссия, поддерживать собственные дипломатические отношения, выдавать паспорта и вручать свои награды.

Обосновавшись еще в 1834 г. в особняке на виа Кондотти, 68 (в настоящее время помимо этого особняка ордену принадлежит также вилла на Авентинском холме там же в Риме), орден поднял над ним свой штандарт, который и сегодня развевается во дворе этого дома-государства. Обычно, когда говорят о самых маленьких странах мира, называют таких карликов, как Лихтенштейн и Сан-Марино, Монако и Андорра, Гибралтар и Ватикан. Но ни один научный источник или красочный путеводитель не упоминает о скромной резиденции в центре Рима, неподалеку от площади Испании. А между тем старинное палаццо с небольшой площадкой перед ним, где разноцветные каменные плиты образуют узор из мальтийского креста, по сути, является самым крошечным историческим анахронизмом, шагнувшим из феодально-лоскутной Европы в наши дни.

На фасаде здания в обрамлении лавровых ветвей — все тот же восьмиконечный крест. Он украшает и бронзовую доску, уведомляющую о том, кто является истинным владельцем здания и окружающей его территории. Благородная, чуть потемневшая от времени бронза резко контрастирует с ультрасовременными дорогими автомобилями, выстроившимися в ряд под окнами.

Здесь, на Кондотти, 68 помещаются резиденция великого магистра и правительство ордена, а также другие его центральные органы. Во главе ордена по-прежнему стоит великий магистр, избираемый пожизненно Большим государственным советом, который, в свою очередь, выбирается генеральным капитулом сроком на пять лет. В настоящее время великим магистром, 78-м по счету, является фра Эндрю Бэрти, избранный в апреле 1988 г. В Большой государственный совет входят великий командор, великий канцлер, госпитальер, хранитель общей казны (казначей), четыре советника, два заместителя советников и, конечно же, великий магистр, который выполняет роль главы государства. Ему подчиняются также юридический совет, палата финансов и специальные трибуналы.

Суверенный Мальтийский рыцарский орден состоит ныне из пяти приорств, трех субприорств и 35 «национальных ассоциаций», пришедших на смену бывшим языкам. О том, что корпорация рыцарей пользуется на Западе поддержкой определенных слоев, свидетельствуют хотя бы такие данные: еще в начале 70-х годов нашего столетия ^[10] братство владело всего одним субприорством (число приорств оставалось неизменным) и насчитывало 28 национальных ассоциаций. Соответственно с тех пор увеличилось и количество членов ордена с 8 тыс. в 1971 г. до 10 тыс. ныне. В ордене представлены Европа, Америка, Австралия и Африка (в лице одного африканца).

Несмотря на кажущуюся разобщенность и бесконтрольность составных частей этого «государства» без территории и границ, правящая элита ордена цепко удерживает в руках все нити управления разношерстным братством. Национальные ассоциации внешне обладают определенной автономией. Президенты ассоциаций и их советники избираются рыцарями соответствующих национальностей и на первый взгляд подчиняются главе ордена лишь номинально. Однако они не могут вступить в должность до тех пор, пока их кандидатура не будет утверждена великим магистром и Большим государственным советом. Решения национальных ассоциаций должны проходить апробацию в центральных ведомствах, что дает возможность направлять их деятельность в нужном русле.

Великий магистр возглавляет и высший законодательный орган ордена — генеральный капитул. Он собирается один раз в пять лет или созывается на чрезвычайные сессии для решения важнейших вопросов по желанию великих приоров и регентов субприорств (различие между приорствами и субприорствами определяется количеством постоянно проживающих там рыцарей). Генеральный капитул включает членов Большого совета, великих приоров и регентов субприорств, двух рыцарей от каждого приорства и 12 президентов национальных ассоциаций из общего числа в 35.

Орден чрезвычайно гордится своим формальным суверенитетом и постоянно подчеркивает тот факт, что он — единственный из всех католических образований подобного рода сумел устоять перед жизненными бурями. Он чеканит свою монету — эскудо, которая делится на тари и граны, оседающие в коллекциях нумизматов, и выпускает марки, которые имеют законное хождение в трех странах: Нигерии, Аргентине и Сальвадоре. Одно время даже вставал вопрос о том, чтобы разрешить хождение этих марок также и на территории Италии, но идея успехом не увенчалась. Тираж, безусловно, ограничен, а потому каждая серия, не успев поступить в продажу, уже становится филателистической редкостью.

Преследуя коммерческие интересы (ведь и монеты, и марки — это известная статья дохода), орден не забывает создать рекламу своей истории. Так, все три серии марок, выпущенные к настоящему времени, посвящены его истории. Первая из них запечатлела наиболее выдающихся руководителей братства: Раймунда дю Пюи, превратившего обычную монашескую конгрегацию в мощное военно-духовное объединение; Филиппа Вилье де л'Иль-Адама, организовавшего мужественную, но безуспешную защиту Родоса от османов; и Жана Паризо де ла-Валлетта, отстоявшего Мальту от турецкого нашествия. Вторая серия повествует о четырех этапах развития ордена от его возникновения в Иерусалиме до обоснования в Риме. Третья представляет собой своего рода парад военных костюмов госпитальеров в различные века.

Но выпуск подобных нумизматических и филателистических курьезов — не главное занятие Мальтийского ордена. Сегодня он развил довольно бурную деятельность на международной арене и установил дипломатические отношения с 50 странами Западной Европы и Латинской Америки, в том числе с Францией, Италией, Испанией, Португалией, Сан-Марино, Ватиканом, Гаити, Аргентиной, Никарагуа и др. С некоторыми из них подписаны международные соглашения, с остальными — совершен обмен декларациями. Еще ряд стран, не имея официальных дипломатических отношений, поддерживает с орденом постоянные контакты. Наконец, следует добавить, что представители мальтийских рыцарей аккредитованы при ЮНЕСКО, Международном Комитете Красного Креста, Всемирной организации здравоохранения, Верховном комиссариате по вопросам беженцев при ООН и др.

Где-то в конце XIX в. среди подвластных римской курии сил произошло своего рода разделение труда: на долю ордена иезуитов, «мозгового треста» католической церкви, пришлась идеологическая и воспитательная работа, а госпитальерам досталась сфера милосердия, под лозунгом которой они выступали уже восемь столетий. При этом в отличие от первых мальтийские рыцари обладали одним важным преимуществом: в глазах рядовых католиков они были избавлены от одиозной репутации иезуитов, чье имя стало нарицательным для обозначения вероломства и коварства. Этим отчасти и объясняется та относительная легкость, с которой госпитальеры внедрялись в рабочую среду.

Мальтийский орден мало-помалу развертывает широкую деятельность на ниве благотворительности. В частности, госпитальеры создали целую сеть больниц, лечение в которых осуществляется бесплатно или за весьма умеренную плату. В одной Германии до первой мировой войны число лечебных заведений ордена доходило до 42, а медицинским обслуживанием было охвачено около 11 тыс. человек.

Безусловно, усилия госпитальеров в этой области снискали им расположение среди малоимущих слоев и послужили основой благополучия и дальнейшего развития ордена.

Воздействуя на религиозные чувства верующих, Мальтийский орден активно участвует во многих религиозных предприятиях, организуемых Ватиканом. К их числу можно, безусловно, отнести массовые паломничества верующих к «святым местам», в частности в Лурд, где, согласно легенде, находится чудодейственный источник, исцеляющий любые недуги.

Эти паломничества начались еще в 1858 г., когда полуграмотной и экзальтированной крестьянской девочке Бернадетте Субиру якобы явилась пресвятая богородица, указавшая на целебные свойства местных вод и обещавшая свою благосклонную помощь всем, кто искренне и глубоко верит в бога. Через несколько лет в Лурд хлынул поток жаждующих исцеления.

Во время этих паломничеств среди моря отчаяния и страстной веры в избавление можно видеть людей, одетых в хорошо знакомую нам черную форму с белым восьмиконечным крестом на груди. Тем же крестом украшены палатки и одеяла для больных. Символ Мальтийского ордена встречается в Лурде на каждом шагу. Госпитальеры снаряжают сюда целый контингент медсестер и санитаров, а также посылают в Лурд несколько сот человек бесплатно. Особенно активно участвуют в лурдских богомольях французский и швейцарский филиалы ордена.

Как уже отмечалось, именно в Лурде (что само по себе глубоко символично) собираются госпитальеры на собственную ежегодную мессу. Проходит она в главном соборе города — подземной базилике, названной в честь Пия X, причисленного к лику святых.

Следует иметь в виду, что за помощью в учреждения госпитальеров чаще всего обращаются люди, попавшие в безвыходное отчаянноеположение, потерявшие работу, а зачастую дом и семью, что облегчает проповедникам в белых халатах их миссию. Широкомасштабная благотворительная деятельность ордена снискала ему в мире репутацию церковного Красного Креста. Его материальная база для работы среди населения западных стран весьма обширна. Орден действует как на уровне национальных ассоциаций, так и в международном масштабе. Во многих государствах, где существуют отделения Мальтийского ордена, были созданы службы медицинской помощи и помощи пострадавшим от несчастных случаев и катастроф. Ими охвачены Италия, Испания, Ирландия, ФРГ, Австрия, Канада и Англия.

В Федеративной Республике Германии сеть так называемой «Мальтийской службы помощи» (МСП) развернута особенно широко. МСП принадлежат санитарные машины, машины скорой помощи, полевые кухни, санитарные палатки, другое необходимое оборудование. Сегодня она насчитывает 27 тыс. членов, а благодаря специальным курсам ей удается ежегодно подготовить еще несколько тысяч специалистов по неотложной помощи, многие из которых работают на добровольных началах или за умеренную плату. Безусловно, далеко не все они — члены ордена; можно даже смело утверждать, что среди медицинских работников этих учреждений действительных членов ордена единицы. Наименование же «мальтийские» они получают в силу того, что их организует и финансирует орден госпитальеров.

Аналогичная служба существует и во Франции, где орден располагает значительным медицинским корпусом. МСП организует неотложную помощь, специализируясь при этом на респираторных заболеваниях, для чего у нее имеются свой парк реанимационных автомобилей и соответствующие лечебные учреждения. Ей принадлежит ряд лабораторий. Руководит всей деятельностью медицинского корпуса, как и распределением социальных средств из фонда помощи нуждающимся, ассоциация «Благотворительные учреждения французских госпитальеров Мальтийского ордена», в которую входит 250 тыс. членов, т.е. половина от всех добровольцев ордена в мире (500 тыс.). Для сравнения укажем, что число непосредственно членов Мальтийского ордена во Франции составляет всего 310 человек.

Не забывают госпитальеры и о своем прошлом, в память о котором они создали службу скорой помощи на Мальте. Эта служба носит название «SOS Мальта» и занимается первой медицинской помощью на дому и доставкой больных в клиники. Она пользуется покровительством местной католической церкви, чьи позиции на Мальте очень сильны.

Еще одной страной, где подобная служба была создана сравнительно недавно (в 1974 г.), является Швейцария. Собственно говоря, сам филиал Мальтийского ордена здесь появился в 1960 г. и сейчас насчитывает 52 члена. Название швейцарского филиала — «Гельветская ассоциация Суверенного Мальтийского рыцарского ордена», а учрежденная им благотворительная организация получила наименование «Мальтийская госпитальная служба» (МГС). Образование еще одного филиала ордена в Европе его руководство рассматривает как одно из наиболее значительных достижений за последний период.

МГС в Швейцарии как самая молодая служба подобного рода включает всего 80 человек, но они пытаются наладить активную работу и привлечь для этой цели добровольцев. В отличие от других стран Мальтийская госпитальная служба в Швейцарии не делает различия между католиками и протестантами, принимая в свои ряды всех желающих помочь. Целью организации является забота о больных пожилого возраста, инвалидах, паломниках и жертвах природных катастроф. Во главе МГС стоит мальтийский «рыцарь» Андраш де Каллаи.

Члены МГС посещают инвалидов, одиноких, больных и нуждающихся людей, предоставляют для их перевозки личный автотранспорт, сопровождают верующих к местам паломничества, в частности в Лурд. Несмотря на свою малочисленность, швейцарская МГС участвует в международных акциях, например в организации помощи пострадавшим от землетрясения в Южной Италии в 1980 г. и жертвам войны в Ливане.

Так, в 1970—1980-х годах госпитальеры проявили заботу о пострадавших от землетрясений в Бухаресте и Агадире, в Сицилии и во Фриули, от разрушительных наводнений в Индии и Пакистане, от жестокой засухи в Сахеле, куда орден направил продукты питания, лекарства, добровольцев. Они до сих пор помогают беженцам из Никарагуа, Анголы и Камбоджи, по различным причинам покинувшим свою родину.

Но не всегда и не во всем деятельность госпитальеров носит столь благородный характер. Прикрываясь своей формальной независимостью и нейтралитетом, которого он якобы придерживается со времен Мальты, орден взялся решать «наднациональные задачи», которые на практике позволяли ему активно содействовать там, куда организациям с более ярко выраженной политической окраской вход был заказан. Эта тенденция четко просматривается на примере его отношения к странам Восточной Европы.

Мальтийский орден и сегодня числит среди своих рыцарей поляков, венгров, чехов и румын. Упоминание соответствующих национальных ассоциаций в документах ордена неизменно сопровождается примечанием: «Члены ассоциации действуют в изгнании и сотрудничают со своими братьями в тех странах, где они сосредоточены». Не случайно и в наши дни продолжаются исторические изыскания с целью доказать незыблемость прав рыцарей на земли и влияние в восточноевропейских странах, выпускаются апологетические издания, воспевающие их деятельность на ниве защиты «христианской цивилизации».

Хотелось бы в качестве примера подобных изданий привести брошюру «Госпитальеры и Венгрия», выпущенную в 1970 г. Вначале следует пространный экскурс в историю, подтверждающий древний характер связи между орденом и венграми. Упоминается, в частности, тот факт, что еще в XI в. поток венгерских паломников в Палестину принял такой размах, что специально для них в Иерусалиме был создан странноприимный дом. В 1135 г. появляется уже и письменное подтверждение контактов иоаннитов с венгерскими рыцарями, которые с разрешения великого магистра Раймунда дю Пюи открыли свой госпиталь.

Параллельно в Венгрии образуется первая орденская провинция — командорство «Альба Регия», время расцвета которой приходится на XIV в. На рубеже XIII—XIV столетий, когда венгерское государство переживало трудный период междоусобиц, иоанниты активно вмешиваются в династические конфликты и оказывают помощь одержавшему победу Карлу Роберту (1308—1342) из неаполитанского королевского рода. Естественно, что благодарный монарх одаривает рыцарей-монахов многочисленными привилегиями и поместьями. Ту же политику по отношению к ордену продолжали и его преемники, при которых госпитальеры неоднократно участвовали в боевых действиях против турок.

Далее в статье обстоятельно перечисляются имена королей, владетельных сеньоров и знатных рыцарей — членов ордена, чьи действия так или иначе связаны с Венгрией. Естественно, что вы нигде не найдете и намека на то, что иоанниты, будучи крупнейшими феодалами, совместно с другими венгерскими земельными магнатами-крепостниками жестоко угнетали местное крестьянство, выжимая из него все соки. Не увидите вы и упоминания о том, что доведенные до крайнего отчаяния крестьяне поднялись на войну против своих истязателей (1514 г.), а «христианские защитники неимущих и слабых» были в первых рядах тех, кто безжалостно подавил это восстание.

В 1636 г. иоанниты легкомысленно продали командорство ордену иезуитов. Восстановить утерянное в Венгрии им удалось только после первой мировой войны: в 1924 г. они создали протестантское «Венгерское товарищество ордена иоаннитов» и в 1928 г. — католическую «Ассоциацию венгерских мальтийских рыцарей». Братство настолько обрадовалось, что в 1938 г. по случаю десятилетнего юбилея этого события и 800-летия со дня основания первой орденской провинции в Венгрии созвало в Будапеште Международный Мальтийский конгресс с участием великого магистра, всех великих приоров и представителей национальных ассоциаций.

Однако праздник на улице госпитальеров продолжался недолго. В 1945 г. и рыцари-католики, и рыцари-протестанты вынуждены были покинуть страну.

В настоящее время и протестантское и католическое ответвление имеют по 100 членов, а Венгерская ассоциация даже открыла свои филиалы в соединенных Штатах Америки и Федеративной Республика Германии, где в основном осели венгерские эмигранты.

Заканчивая свой панегирик в адрес венгерских «братьев», пересказанное нами вкратце исследование делает весьма характерное замечание: «Сколько бы ни объявляли, что венгерских орденских провинций более не существует, они всякий раз возрождаются из пепла и вновь приступают к выполнению двух главных функций — милосердие и борьба с неверными».

Следует обратить особое внимание на последние слова. Кого, интересно, авторы причисляют в сегодняшнем мире к «неверным»? Уж не думают ли они всерьез отправиться на Ближний Восток или на завоевание Турции, давно уже поддерживающей добрососедские отношения с окружающими странами? А может быть, им все еще грезятся Родос или Мальта? Вовсе нет.

В наши дни подобные романтические иллюзии могут прийти в голову разве что современному Дон Кихоту, начитавшемуся рыцарских романов. А госпитальеров, несмотря на их средневековые одежды и страсть к ритуалам, к таковым никак не отнесешь.

Мальтийский орден ведет борьбу прежде всего против марксистской идеологии. Однако борьба эта ведется косвенно, без громких деклараций и шумных кампаний, путем повседневной, внешне незаметной, но умело налаженной и кропотливой пропаганды. В условиях, когда, как писала солидная английская буржуазная газета «Гардиан», «сами церкви (имеются в виду все христианские вероучения. — Р. П .) переживают кризис, который усугубляется внутренними разногласиями и расколом», немногочисленный, но сплоченный коллектив, каковым предстают госпитальеры, особенно высоко ценится теми кругами капиталистических стран, которые стоят на правых и крайне правых позициях.

Говоря о единстве ордена в противовес возникшим разногласиям в католической церкви, не следует забывать, что он тоже пережил «великий раскол», начавшийся в эпоху Реформации, и фактически также состоит из двух частей: католической и протестантской (евангелической). Но преимущество его состоит в том, что и та и другая ветви ныне действуют в полном согласии. Координируя свои усилия почти во всех акциях, они организационно являются разными системами.

Католическая ветвь, считающая себя прямым продолжателем традиции того ордена, что возник в Палестине для борьбы с врагами римской церкви, ныне именует себя госпитальерами, а протестантская, также настаивающая на древней родословной, — иоаннитами. Поэтому ведя речь об ордене сегодня, употреблять термин «иоанниты», как это делают советские издания начиная от Большой Советской Энциклопедии и кончая немногочисленными публикациями на эту тему, представляется не совсем правильным. В самом ордене и во всех странах, где он существует или функционирует, термины «госпитальеры» и «иоанниты» выражают ныне различные понятия, различные явления, у которых некогда был единый корень.

Как же стало возможным само понятие «протестантские иоанниты», если, как объявлялось официально Мальтийским орденом, его первейшей задачей была решительная война со всеми отклонениями от истинной (читай — римско-католической) веры? Начало такой ситуации положил беспокойный бальяж Бранденбург, входивший до XIV в. в состав языка Германии. Уже в 1309 г. рыцари этого бальяжа отказались повиноваться великому магистру Фульку де Вилларэ под тем предлогом, что последний злоупотреблял своей властью. Однако конфликт кое-как удалось погасить, и формально бальяж Бранденбург продолжал оставаться частью ордена госпитальеров.

Окончательное отделение новой ветви произошло в 1540 г., когда бранденбургский курфюрст Иоахим II Гогенцоллерн присоединился к Реформации и принял рыцарей под свое покровительство. Но коварных и хитрых Гогенцоллернов трудно было заподозрить в бескорыстном поведении, что вскоре и подтвердилось: покровительство над бывшим бальяжем вылилось в его прямое подчинение курфюрстам (ставшим позднее королями Пруссии).

В 1810 г. Прусский орден иоаннитов был распущен королевским эдиктом о секуляризации, но уже через два года возродился под именем «Благородное сообщество», куда принимались только отпрыски аристократических семейств. В 1852 г. сообщество вновь переименовано в Прусский орден иоаннитов. В 1949 г. сразу же после образования Федеративной Республики Германии орден иоаннитов был признан государством. Резиденция ордена находится в г. Роландсек, а во главе его с 1958 г. стоит магистр (херренмайстер) Вильгельм Карл Гогенцоллерн, который является не кем-нибудь, а князем, потомком германского кайзера. Ордену иоаннитов в ФРГ, иначе по-прежнему именуемому «бальяж Брандербург» и насчитывающему 2,5 тыс. членов, принадлежат еще три бальяжа — в Финляндии, Швейцарии и Франции, а также упоминавшееся выше «Венгерское товарищество».

Как и для их собратьев-госпитальеров, важной стороной деятельности иоаннитов является оказание медицинской помощи населению, организация учебных заведений по уходу за больными, другие благотворительные дела. В ФРГ им принадлежат больницы, дома для престарелых и приюты, учреждения для оказания помощи при несчастных случаях, санитарная служба с филиалами в Австрии и Юго-Западной Африке, организация по осуществлению социальной помощи. Кроме того, в ФРГ у них имеются школы медицинских сестер, или, как они официально называются, сестер-иоанниток.

Еще одной отпочковавшейся ветвью является орден св. Иоанна (иоаннитов) в Великобритании, также претерпевший многочисленные изменения. Отношения всего братства с его английскими коллегами не носили того непредсказуемого характера, как это было с бальяжем Бранденбург, но судьбы обеих ветвей в дальнейшем сложились более или менее похоже. Насчитывавший тогда 120 рыцарей (мы уже говорили, что подобные цифры не должны никого удивлять, по тем временам такой отряд — сила довольно внушительная), орден был запрещен эдиктом Генриха VIII в 1540 г. (о причинах такого шага рассказывалось в предыдущей главе).

Гораздо интереснее другое. В 1553 г. на престол взошла дочь Генриха VIII — Мария I Тюдор. Рьяная католичка, особенно заботившаяся о союзе с католической Испанией, наследник престола которой состоял с ней в браке, и о расширении британских заморских владений за счет Франции, она восстановила в стране (на короткое время) католицизм, а вместе с ним вернула к жизни и все католические ордены. Получил прежние права и орден госпиталя св. Иоанна Иерусалимского.

За услуги нужно платить, и английские иоанниты активно включились в развязанные Марией чудовищные репрессии против сторонников Реформации (за что она и удостоилась прозвища Кровавая). История не заклеймила рыцарей подобной позорной кличкой, но она все же довольно скоро отомстила им: по смерти королевы орден был распущен, лишен всего своего состояния, а рыцарям, не пожелавшим перейти в англиканство и уехавшим на Мальту, запрещался въезд в Англию.

С тех пор в течение трех с половиной веков до конца XIX в. на острове знать не знали ни о каком Мальтийском ордене, и если имя его и упоминалось в документах правительства или в парламенте, так только в связи с тем, как удержать принадлежавшую госпитальерам Мальту за Великобританией. Так продолжалось до 1888 г., пока еще одна английская королева — Виктория не восстановила орден. И пусть организационно британские иоанниты не вошли в Мальтийский орден и не подчиняются великому магистру — духовное родство они сохранили и проводят ту же политику, что их собратья из католической ветви.

Орден св. Иоанна в Британском Королевстве, а именно таково его полное название, тоже выступает в качестве общества милосердия. Он обладает своими больницами, готовит персонал для госпиталей, в том числе не входящих в его ведение, участвует в организации службы скорой помощи, заботится о престарелых. Он выпускает собственную медаль «За спасение жизни», которой награждает своих сотрудников и особо отличившихся медицинских работников в стране.

Орден имеет филиалы в некоторых бывших владениях Британской империи, в частности в Австралии и Канаде. Основы деятельности рыцарей в Канаде были заложены еще в XVII в. Мальтийским орденом, французские члены которого управляли некоторыми колониями Франции в Северной Америке. Сохранились руины их замков, в частности в г. Квебеке, где во время реставрационных работ обнаружили камень из кладки стены с мальтийским крестом и датой «1758 г.». Как обычно в местах своего пребывания, госпитальеры открыли здесь клинику, а в 1885 г. — первые курсы по оказанию неотложной помощи.

Несколько позже, в самом конце XIX в., орден св. Иоанна в Британском Королевстве приступил к организации службы скорой помощи, действовавшей в 12 городах. В 1912 г. было образовано отделение сестер-иоанниток, которые особенно отличились в годы второй мировой войны, ухаживая за больными и ранеными, поступавшими в Канаду из Европы. Одновременно они участвовали в работе так называемой Канадской бригады в Англии и Шотландии. Характерно, что, провозгласив своим основным принципом «национальный и нейтральный статус», канадский филиал ордена оказывал медицинские услуги не только в странах антигитлеровской коалиции. Например, около двадцати иоаннитов-добровольцев служили водителями санитарных машин на территории оккупированных нацистами Франции и Бельгии, а также в самой гитлеровской Германии.

В настоящее время служба скорой помощи иоаннитов (ССПИ) в Канаде оказывает значительную поддержку государственной программе здравоохранения и является одним из немногих заведений, где канадцы могут воспользоваться медицинским обслуживанием за низкую плату или бесплатно. Ежегодно к ее услугам прибегает около 200 тыс. человек. Помощь оказывается высококвалифицированным персоналом, насчитывающим 13 тыс. человек (сюда входят и члены ордена, и добровольцы).

Помимо лечебных функций в задачу ССПИ входит также воспитательная работа среди населения. К ней относятся различного рода курсы по оказанию первой помощи на дому силами самих жителей. Интересно отметить, что необходимость развертывания подобных курсов объясняется прежде всего резким ростом платы за медицинское обслуживание в последние годы, приведшим к тому, что многие канадцы просто не в состоянии позволить себе обратиться к врачу. В этой связи служба скорой помощи иоаннитов предлагает желающим овладеть самим хотя бы начальными навыками ухода за больными. Работает она в тесном сотрудничестве с Канадским обществом Красного Креста.

Кроме школ неотложной помощи иоанниты открыли курсы по уходу за престарелыми, которым особенно туго приходится в связи с ростом дороговизны жизни. Канадское правительство посчитало осуществление этой программы настолько важным, что выделило специально 1,8 млн. канадских долларов на ее развитие. Аналогичные курсы организуются и по теме оказания помощи на дому детям дошкольного возраста. Определенный цикл занятий записан на видеокассеты, к которым прилагается детальная инструкция.

Еще одним профилем работы ССПИ является медицинская помощь при несчастных случаях и катастрофах. В этом вопросе ей помогает также созданная орденом иоаннитов Канадская бригада св. Иоанна, в которую входит более 14,5 тыс. человек. Все они работают на добровольных началах и обязательно проходят курс по оказанию первой помощи. Бригада св. Иоанна обслуживает спортивные мероприятия, митинги и собрания, где происходят скопления большого количества народа. Она же несет ответственность за организацию спасательной службы на северо-западе страны. Наконец, в ее ведении находится и так называемая программа глазных тестов, которой они пытаются охватить всех лиц престарелого возраста в Канаде.

Кстати говоря, заболевания, связанные со зрением, являются как бы специализацией ордена иоаннитов, как, скажем, борьба с проказой — одна из ведущих задач Мальтийского ордена. На попечении всех национальных орденов св. Иоанна находится глазной госпиталь в Иерусалиме, благосостоянию которого ими придается первостепенное значение.

Ордены иоаннитов в Голландии и Швеции также являются самостоятельными объединениями, оказывающими посильную помощь в деле налаживания системы здравоохранения в своих государствах. Формально они свободны от какой-либо опеки со стороны «старшего брата» из Рима, но в нужный момент могут быть мобилизованы для выполнения необходимых функций так же, как их аналоги в ФРГ и Англии. Обязательства их продиктованы не законами и не юридическими нормами, а общностью стоящих задач; ведь религиозные различия между католиками и протестантами сегодня мало кого волнуют.

Все четыре протестантских братства решили с целью укрепления своих позиций заключить союз, получивший наименование Альянс ордена иоаннитов. Он был создан в 1961 г. и с тех пор регулярно собирается на свои заседания, с тем чтобы его члены могли координировать свои действия. Возглавляет его в настоящее время швейцарец Фернанд Ольтрамаре.

Кстати говоря, небольшое по сравнению с другими швейцарское командорство ордена иоаннитов (всего 78 человек) развернуло довольно основательную благотворительную деятельность, включив в сферу своих особых забот наркологическую службу и работу с бывшими заключенными, нуждающимися в материальной помощи. Руководит ее работой командор Винсент фон Зиннер. Командорство является двуязычным и состоит из трех немецко-швейцарских (Базель, Берн и Цюрих) и трех франко-швейцарских (Женева, Ноенбург, Ваадт) субкомандорств.

Рыцари-иоанниты сохранили прежнюю форму ордена госпитальеров — черные одеяния с белым полотняным крестом на левой стороне груди. Но это не единственное, что указывает на заметную близость официально самостоятельных орденов. В качестве доказательства можно привести лозунг или девиз, под которым действует протестантский Альянс: «Бороться против врагов Христовых и служить людям в болезни и нужде».

Источником денежных ресурсов и у иоаннитов, и у госпитальеров служат доходы от недвижимого имущества, которое принадлежит ордену в различных странах; только в Италии у него есть земли в Эмилии, Марке, Лацио, Фриули (где, кстати, в имении Кастелло ди Рокка Бернарда братья производят вино «пиккомет», пользующееся большим спросом на рынке). Активно участвуют госпитальеры и в банковских операциях, торговле земельными участками, виллами, жилыми комплексами, как, например, в Уругвае, Аргентине и других местах. Братство получает проценты с капитала, вложенного в промышленные предприятия, а также средства от многочисленных пожертвований от церковных и общественных организаций и частных лиц. В пользу ордена проводятся благотворительные концерты и выставки, распродажи и выступления театральных коллективов.

Большим подспорьем для ордена является и то, что на службе у него состоят сотни тысяч добровольцев, безвозмездно работающих в его лечебных учреждениях и благотворительных организациях. Конечно многие из них искренне верят в высокую миссию рыцарского объединения, хотя и не становятся автоматически его членами. От них не требуют ухода из светской жизни, принятия обетов «послушания, целомудрия и бедности», пожизненного пребывания в медицинском корпусе. Все это создает значительные возможности для привлечения нового пополнения в филантропические органы орденских организаций и расширяет социальную базу их влияния.

Значительная работа, проводимая Мальтийским орденом и иоаннитами на ниве благотворительности и милосердия, не должна, впрочем, скрывать от нас того факта, что определенная группа лиц внутри рыцарских корпораций использует эту широко известную деятельность братства в качестве ширмы для осуществления своих отнюдь не рыцарских операций. Но об этом — в следующей главе.

Глава V ПОД ПРИКРЫТИЕМ МИЛОСЕРДИЯ

Последние десятилетия XX в. отмечены резкой активизацией народных масс, все полнее включающихся в борьбу за мир, разоружение, социальные права, в дело защиты окружающей среды. В эту борьбу за выживание человечества вливаются новые потоки, вовлекаются те слои общества, которые еще недавно стояли «вне политики», с чем приходится считаться и католической церкви в целом и Мальтийскому ордену в частности. Выдвигая на первый план свою кажущуюся аполитичность и заботу об «общечеловеческих» интересах, госпитальеры в наши дни стремятся расширить сферу своего влияния, прежде всего за счет молодежи и женщин.

Усилия рыцарей в этом направлении носят дифференцированный характер. Если применительно к женщинам особый упор делается на милосердные функции организации, то для молодых людей, и в первую очередь юношей, на первый план выдвигаются «рыцарские традиции» ордена.

Мысль об использовании женщин на службе церкви и даже о принятии их в члены братства родилась не сегодня и не вчера. Первая ассоциация монахинь-иоанниток появилась в Иерусалиме приблизительно в одно время с основанием госпитальерской общины под руководством брата Жерара. Основала ее римская аристократка, о которой сохранились весьма скудные сведения. Известно лишь, что звали ее Агнесса и что она ввела в своем госпитале св. Марии Магдалины те же порядки, что и в основном, мужском корпусе ордена св. Иоанна. В госпиталь иоанниток допускались только те женщины, которые принимали участие в паломничестве в Святую землю.

Монахини, подчинявшиеся великому магистру ордена, облачались в темно-красные одежды с черными накидками, на которых красовался мальтийский крест, и принимали традиционный обет госпитальеров — бедности, целомудрия и послушания. Со временем и в их среде происходили те же метаморфозы, что с «братьями-рыцарями». Из сугубо благотворительного сообщества они превратились в своего рода аристократический клуб для знатных особ женского пола, которые по каким-либо причинам желали удалиться от мира. От них требовали таких же доказательств благородного происхождения, как от «всадников св. Иоанна», а иногда даже более строгих.

Постепенно монастыри госпитальерок распространились по всей Европе — их можно было встретить в Англии, Испании, Италии, Франции и Португалии. Неизменной их принадлежностью был госпиталь для женщин, а так как дамы «голубых кровей» считали ниже своего достоинства собственноручно ухаживать и за собой, и за пациентками, в их конгрегациях появляются новые классы членов, т.е. происходит деление на элиту («сестры справедливости»), средний слой («сестры-послушницы») и прислугу («сестры-мирянки»). Эти средневековые титулы сохранились среди «кавалерственных дам» и сегодня.

Поскольку женские монастыри ордена госпиталя св. Иоанна основывались королями или членами их семейств, им обычно принадлежали многочисленные поместья и крепостные. Кроме того, каждая претендентка на место в его стенах должна была сделать достойный имущественный вклад и внести денежный залог: сестра справедливости — тысячу мальтийских крон, а сестра-послушница — половину этой суммы. Все будущие монахини сами оплачивали мебель в своей келье, покупали постельное белье и монашеское платье. Таким образом осуществлялась строгая селекция, и костяк корпораций иоанниток составляли не только знатные, но и очень состоятельные дамы.

В наши дни число кавалерственных дам сократилось до 250 во всем мире. Это очень замкнутое сообщество, в которое простому смертному проникнуть невероятно сложно. На торжественных приемах они облачаются в парадные одежды, на левой стороне которых укреплен маленький эмалированный белый крест восьмиугольной формы; подвешен он на филигранно выделанной цепочке. Носить другие украшения не позволяется, исключение делается только для главы госпитальерок, отличительным знаком которой является бело-красная лента через плечо.

На современных членов Мальтийского ордена женского пола возложена обязанность осуществлять контроль за распространением идей госпитальеров среди женщин.

Молодежными вопросами занимаются национальные ассоциации Мальтийского ордена, а также протестантские ордены иоаннитов в соответствующих странах. Этому аспекту своей деятельности рыцари придают особое значение в связи с тем, что среди молодых людей Запада наблюдается рост безразличия к вопросам религии. Отход молодежи от религии происходит даже в таких традиционно католических странах, как Италия, Испания и Франция.

Чтобы повернуть молодежь к церкви, стать ее духовным наставником, орден ведет среди юношей и девушек целенаправленную пропаганду покрытых паутиной времени идеалов церкви воинствующей. Как официально заявляют орденские идеологи, орден стремится «воспитывать у подрастающего поколения чувство общественного долга». В этой кампании все продумано до мельчайших деталей, начиная с псевдоромантических названий, призванных привлечь молодежь: «Кадеты ордена св. Иоанна», «Крестоносцы ордена св. Иоанна» и т.п. Для подростков проводятся лекции, семинары, полувоенные игры, открываются летние лагеря. Безусловно, даже объединенных усилий католической и протестантской ветвей ордена не хватает на то, чтобы охватить все молодое поколение; поэтому зачастую они делают упор на внедрение своих представителей в уже существующие молодежные организации, лиги и союзы. Отдельные организации берутся ими под свое покровительство и щедро финансируются.

Интересен сам подход к тому, кого из молодых людей рыцари привлекают к работе в своих благотворительных обществах. Они должны отвечать целому ряду условий, и прежде всего принадлежать к обеспеченным слоям населения. Кроме того, они должны обладать отменным здоровьем, иметь хорошие жилищные условия и «прекрасные семейные традиции». Одним словом, вербуя сотрудников, госпитальеры и иоанниты хотят заранее быть уверенными в их «благонадежности», в том, что они по своему происхождению и взглядам будут верными проводниками установок братства.

Большую помощь в идейно-политической работе Мальтийского ордена вообще и среди юношества в частности оказывает созданное в 1936 г. Общество Рыцарского дома Бубикон. На его деятельности стоит остановиться особо, ибо оно является своего рода культурным, научно-пропагандистским и издательским центром ордена. Находится Общество, так же как и созданный его усилиями музей в Швейцарии, в поселке Бубикон в Оберланде или земле Верхний Цюрих, где сохранился один из замков ордена. Всего же в Швейцарии таких замков насчитывается 23.

Что дало толчок к образованию Рыцарского общества и почему оно возникло именно здесь, в Бубиконе? Ответить на эти вопросы поможет краткое знакомство с историей комтурая (церковного округа) Бубикон. Первое упоминание о деревне под названием Пуапинхова, позднее трансформировавшееся в Бубикон, встречается в 811 г. в дарственной грамоте, выданной монастырю Санкт-Галлен. Затем деревня перешла во владение барона Дитхельма фон Тоггенбурга, выходца из богатой и могущественной семьи, которая выступала как грозный противник монастыря. Участник третьего крестового похода, Тоггенбург по возвращении из Палестины в 1192 г. подарил свои земли и церковь в Бубиконе госпиталю св. Иоанна.

Так иоанниты обосновались в Восточной Швейцарии, где шаг за шагом они приобретали и другие земли. В 1428 г. комтурай Бубикон включается в великое приорство Германии, что в дальнейшем сыграло положительную роль. Дело в том, что в 1528 г. во время Реформации экономически более развитый кантон Цюрих отобрал округ у запутавшихся в долгах и интригах госпитальеров, однако под давлением принявших протестантство немецких рыцарей вынужден был возвратить его ордену.

Вернуть-то он округ вернул, но права кавалеров существенно урезал: отныне комтурай Бубикон должен был управляться цюрихским гражданином. Видимо, поэтому в 1790 г. Цюрих довольно безболезненно вновь присоединил Бубикон к своим владениям, а еще через восемь лет объявил о его ликвидации. Лишь в 1936 г. ревнителям рыцарских традиций пришла в голову мысль восстановить округ.

Для создания соответствующего общественного мнения и сбора необходимой суммы местные энтузиасты прежде всего провели в 1936 г. так называемые «игры крестоносных рыцарей», посмотреть которые в Бубиконе собралось около 10 тыс. человек. Пропагандистский трюк удался, и в конце того же года образовалось упомянутое Общество Рыцарского дома Бубикон, выкупившее замок и приступившее к его реставрации. В 1941 г. в замке начал функционировать музей, однако реставрационные работы не завершены до сих пор. На восстановление Бубикона уже израсходовано полмиллиона швейцарских франков.

Замок, где разместились само общество, музей и некоторые другие службы, действительно представляет собой один из древнейших памятников архитектуры в Швейцарии. Старейшие его постройки, например то крыло, где помещались столовая и спальня братьев, упоминаются еще в документах 1192 г. В 1250 г. на его территории появляется дом комтура (главы округа), который был надстроен во второй половине XVI в. Здание украшено гербами ордена с мальтийским крестом и короной над ним. Остальные элементы, соединившие отдельные здания в единый комплекс, относятся к XIV—XV вв.

Внутри главного Рыцарского дома располагается небольшая, но тщательно продуманная экспозиция, призванная представить в романтическом ореоле деятельность Мальтийского ордена со времен крестовых походов. Вместе с тем здесь можно увидеть и кое-что любопытное. В частности, полностью удалось восстановить жилые комнаты комтура с древними светильниками из оленьих рогов, украшенных фигурой «Старого перса», кухню Рыцарского дома с утварью XVI в., библиотеку и зал собраний, где каждое кресло — именное, со своим гербом.

Из современных экспонатов внимание привлекают витрины, в которых представлены орденские костюмы различных стран. Здесь и рыцари в полном облачении, и бальи в его парадном одеянии, и сотрудники службы милосердия. Следует упомянуть и коллекцию старинных монет, по которой можно проследить развитие ордена на протяжении столетий. Это одна из наиболее полных специализированных нумизматических коллекций в мире.

Но не следует думать, что вся работа Общества Рыцарского дома сконцентрирована на расширении музея и реставрации памятников средневековья. История — это не только взгляд в прошлое, она составляет основу настоящего и указывает ориентиры на будущее. Вот почему, усердно эксплуатируя «золотую жилу» рыцарских идеалов, столь притягательных для юношества, ревнители орденской истории на деле выступают проводниками современных религиозных взглядов.

Идеологи клерикализма среди прочих методов и приемов делают ставку и на воспитательное значение романтизированного прошлого духовно-рыцарских орденов, и прежде всего Мальтийского. С этой целью в Бубиконе устраиваются встречи католической молодежи и военные парады, праздники выпускников школ и заседания коммерческих компаний, концерты и даже театральные представления. При доме действуют филиал известного клуба бизнесменов «Ротари» и молодежные лагери «Синий круг» и «Молодежная вахта». В церкви Общества проводятся богослужения, причем упор делается на специальные мессы для молодых людей, для них же устраиваются торжественные венчания и крестины.

Отчеты правления общества пестрят сообщениями о посещении Рыцарского дома учащимися всех возрастов и вероисповеданий. Всего ежегодно Бубикон посещают свыше шести тысяч человек.

Большое внимание в Бубиконе уделяется вопросам экуменического движения, которые не сходят с повестки дня регулярных конференций. И не только, а точнее, не столько потому, что сам орден состоит из представителей различных христианских церквей. Интерес братства к богословским дискуссиям объясняется гораздо более глубокими причинами. Как известно, экуменизм возник по инициативе протестантов как движение за устранение разобщенности церквей в международном масштабе. Официально католическая церковь в экуменическом движении не участвует, что не мешает ей внимательно следить за ходом событий и при необходимости оказывать на него известное влияние. Католическому Мальтийскому ордену, не говоря уже об его обособившейся протестантской ветви, близки такие цели и задачи экуменизма, как усиление влияния религии, ограничение роста атеистических настроений, выработка общехристианской социальной программы, пригодной для верующих в любой стране.

Несмотря на отказ от открытой апологетики капитализма, что было свойственно экуменическому движению вплоть до 1960-х годов, оно остается по-прежнему инструментом политики буржуазных государств. Дискуссии, проводимые в Рыцарском доме Бубикон, направлены прежде всего на выработку новых подходов к общественно-политическим и социальным проблемам, на определение более действенных способов вовлечения верующих, принадлежащих к различным церквам, в орбиту буржуазной идеологии.

На этом же поприще подвизаются госпитальеры и в Экуменическом институте, созданном по инициативе Ватикана в 1971 г. в небольшом местечке Тантур между Иерусалимом и Бейт-Лахмом (Вифлеемом). Собственно говоря, сами земли, где расположен институт, принадлежали до недавнего времени Мальтийскому ордену, который потянуло в «родные Палестины» в память о прошлом. Немалую роль здесь сыграло и религиозное рвение члена ордена, австро-венгерского консула в Иерусалиме графа Кабоги, находившегося на этом посту в 1867—1882 гг. Именно благодаря его стараниям ордену удалось в 1869 г. выкупить у местных властей небольшую возвышенность под названием Тантур и открыть здесь госпиталь, выросший в одно из крупнейших лечебных заведений на Ближнем Востоке.

Как бы то ни было, орден владел этим участком свыше ста лет, пока под нажимом папы Павла VI не продал его в 1969 г. римской курии, пожелавшей организовать здесь центр по проблемам экуменического движения. Деньги, вырученные от продажи Тантура, госпитальеры направили на строительство больницы в Тегеране, а на осколках своего поместья открыли учебные технические мастерские для местного арабского населения. Продолжают они активное сотрудничество и в Экуменическом институте, который занимается в основном повышением квалификации богословов различных христианских вероисповеданий. Особое усердие в такого рода идеологической работе проявляет Гельветская ассоциация Мальтийского ордена, основавшая в Швейцарии общество «За Тантур» и привлекшая к своей деятельности австрийских и итальянских коллег.

Вернемся, однако, в Бубикон. Этот своего рода исследовательский центр служит также местом встреч и совещаний рыцарей мальтийцев и иоаннитов. На «семейных заседаниях», как характеризуются подобные собрания в орденских документах, обсуждаются вопросы работы среди населения, формы и методы пропаганды, проблемы тактики. Большое значение, которое имеет для ордена деятельность общества, подчеркивал и недавно скончавшийся великий магистр Мальтийского ордена Анджело де Мойяна ди Колонья, побывавший в Бубиконе с визитом 12 июня 1984 г.

Пребывание здесь великого магистра было обставлено необычайно помпезно. Достаточно сказать, что его сопровождала целая свита во главе с церемониймейстером маркизом Хуберто Паллавичини. На торжественном завтраке, данном в его честь, Анджело де Мойяна ди Колонья не преминул отметить, что деятельность общества Бубикон имеет большое значение для пропаганды идей Мальтийского ордена и сохранения рыцарских традиций. «Для того чтобы воспитать достойных наследников, — сказал он, — чрезвычайно важно не утратить исторические традиции. Вместе с тем наш орден ни в коем случае не является консервативной организацией; мы стремимся взять все лучшее из прошлого, но оставаться всегда современными и по прежнему на должном уровне выполнять главную задачу ордена — помощь бедным, больным, страдающим братьям».

В действительности же великий магистр вряд ли верил в те громкие декларации, которые произносил перед собравшимися. Несмотря на нынешний демократический фасад и происшедшие в ордене перемены, он и поныне остается аристократическо-элитарной корпорацией, которая, по существу, закрыта для простых смертных. Более того, внутри самого ордена также проводится строгое разграничение рыцарей на несколько иерархических классов. Собственно, само деление первоначально возникло в средние века, когда все члены братства в соответствии с их происхождением и функциями разделились на рыцарей справедливости, капелланов, священников послушания, братьев-оруженосцев и братьев-послушников, или донатов.

Рыцари справедливости были и до сих пор являются костяком ордена, его основными членами. Это именно от них требовали немыслимой «чистоты крови», из них формировались воинские контингенты, на них распространялись и главные блага, связанные с пребыванием в составе избранных. Для подготовки молодого пополнения этого класса в прежние века существовали специальные школы; но прежде чем выпускник становился полноправным рыцарем, он должен был в прошлые времена обязательно доказать свою смелость, мужество и отвагу, приняв участие в нескольких боевых операциях. Некоторые источники указывают, что обязательное число таких предприятий, носивших название «караваны», варьировалось от одного до четырех, причем продолжительность каждого составляла шесть месяцев.

Вторая и третья группы — капелланы и священники послушания — представляли собой лиц духовного звания; различием между ними было то, что капелланы составляли верхушку церковной организации ордена и служили в главном соборе братства, где бы он ни находился — в Иерусалиме, на Родосе или на Мальте, а простые священники прикреплялись к церквам и часовням ордена в командорствах.

Кто такие оруженосцы, объяснять не приходится, а потому перейдем к последнему классу многослойной структуры ордена — к братьям-послушникам, или донатам, как называли всех тех, кто состоял на службе в рыцарском Монастыре (как мы помним, под ним подразумевалась главная резиденция ордена) или в госпиталях ордена. От полноправных членов ордена они отличались не только по своему положению, но и по форме: вместо обычного восьмиконечного креста их знаком отличия являлся как бы полукрест — его половина.

В 1845 г. по повелению папы Григория XVI правила приема в орден претерпели определенные изменения. Впредь рыцарем мог стать лишь кандидат, прошедший десятилетний испытательный срок, в течение которого он мог отказаться от вступления в орден. По истечении этого срока претендент принимал обет бедности, послушания и целомудрия и только после этого признавался «вечным» членом братства. Подобное нововведение было вызвано нестолько заботой главы католической церкви о чистоте рядов подвластных ему религиозных институтов, сколько стремлением привлечь в ряды ордена больше колеблющихся, дав им время на размышление и освободив от обязанности делать немедленный пожизненный выбор.

В наши дни структура ордена, усложнившись организационно, вместе с тем упростилась психологически, т.е. сдвинулась в сторону либерализации для тех, кто разделяет взгляды братства и работает над их воплощением в жизнь, но не желает связывать себя строгими обязательствами. Ныне орден разделяется на следующие три основные категории членов: 1) рыцари, давшие вечный обет; 2) рыцари-послушники и 3) рыцари — активные сотрудники ордена, не дававшие ни обета, ни обещания придерживаться основных монашеских требований братства.

Внутри этих классов существуют более мелкие подразделения. Так, первая категория состоит из рукоположенных, или полных, рыцарей, рукоположенных, или полных, капелланов и рыцарей справедливости. Эти три подразделения и образуют чисто монашескую часть Мальтийского ордена со всеми вытекающими отсюда последствиями, основанными на каноническом праве. Единственное исключение из него: современные братья не обязаны жить в одном месте, в монастыре, как бывало ранее. Естественно, что такой пункт дает рыцарям-монахам больше возможностей активного вмешательства в дела мирские.

Рыцари-послушники, в отличие от полных рыцарей, не числятся монахами и тем самым освобождены от строгостей, предъявляемых церковью к членам подчиненных ей орденов. Однако при вступлении в орден они приносят клятву «стремиться к христианскому совершенствованию» в соответствии с понятием, насаждаемым его руководством. Иными словами, предполагается, что они добровольно ведут жизнь в духе ордена, не связывая себя пожизненными обетами.

И наконец, к последнему классу принадлежат все те, кто вообще не дает официальных религиозных обещаний, но обязуется вести «примерную христианскую жизнь» и участвовать в благотворительной работе ордена. Он включает рыцарей, капелланов, кавалерственных дам и донатов, каждый из которых, согласно принятой классификации, может быть «рыцарем почетным и по призванию», «рыцарем благодарственным и по призванию», а также «магистерским рыцарем». 60% всех братьев и сестер сосредоточено в этом классе, поскольку к деятельности ордена подключается множество лиц, не желающих по тем или иным причинам вступать в монахи.

Интересно, что, как и в древности, нынешние члены ордена должны предъявлять доказательства «благородного происхождения» не в одном поколении предков. Послабление в этом «важном и принципиальном» вопросе делается только для лиц третьего класса, где достаточно иметь родителей-дворян или личные заслуги перед орденом.

Свою красочную форму рыцари носят лишь на собственных сборах, в остальное время они внешне ничем не отличаются от окружающих. Даже по особым случаям единственным атрибутом, указывающим на их принадлежность к ордену, служит эмалированный белый мальтийский крест в петлице, который не следует путать с наградным Мальтийским крестом, вручаемым за благотворительные дела или иные заслуги перед орденом. Крест имеет несколько степеней и может вручаться даже некатоликам.

Великий магистр выбирается из числа принявших обет, оттуда же набираются и другие высшие чины госпитальеров. Можно смело сказать, что практически весь управленческий и идеологический аппарат ордена сформирован из «сливок» замкнутого сообщества, которое посредством родственных связей соединено многочисленными нитями с земельной аристократией и крупной буржуазией большинства западных стран. А это, в свою очередь, определяет ту политику, которую проводит орден.

Нынешним главой «рыцарского государства» является Эндрю Бэрти, внук седьмого графа Эбингдона. Из других иерархов ордена можно назвать великого командора фра Витторио Марулла ди Кондоянни, великого канцлера бальи-послушника Квинтина Джерми Гвина, госпитальера бальи-послушника графа Карла Вольфганга фон Баллестрема и рецептора общей казны рыцаря справедливости графа Джанкарло де Маньяго. Они-то и представляют собой реальную власть, ведающую всеми делами ордена.

Но это, так сказать, видимая верхушка айсберга. В его недрах, если хорошенько постараться, можно обнаружить не одно громкое имя, владелец которого не любит афишировать свою принадлежность к орденской организации, да и сам орден также умеет хранить тайны. К членам корпорации на различных этапах его современной истории относились и продолжают иметь отношение такие политические деятели, как князь Оскар Гогенцоллерн, «свой человек» в «третьем рейхе», оказывавший неоценимые услуги гитлеровскому режиму в силу близости к юнкерско-монополистическим кругам; скончавшийся в 1973 г. шведский король Густав-Адольф VI; бывший французский президент Валери Жискар д'Эстен; нынешний бельгийский король Бодуэн; бывший государственный секретарь США и верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе Александр Хейг; бывший директор ЦРУ Уильям Кейси и т.д.

Этот весьма внушительный список следовало бы дополнить тем, что политическая власть представителей ордена подкрепляется реальным экономическим фундаментом, без которого не приходится рассчитывать на успех в условиях буржуазного общества. По словам журнала «Мазер Джоунс», выходящего в США, в американской ассоциации госпитальеров состоят президент компании «Крайслер» Ли Иакокка, крупный судовладелец Спайрос Скурас, один из руководителей компании отелей «Хилтон» Баррон Хилтон, бывший министр финансов и глава федерального энергетического бюро в 1970-е годы Уильям Саймон и другие высокопоставленные представители большого бизнеса. Многие члены ордена входят в такие замкнутые и привилегированные группировки, как «Трехсторонняя комиссия» и «Бильдербергский клуб», которые в большой степени определяют экономический и политический климат в мире.

Характерно, что членами ордена являются также Отто Габсбург, «наследник австрийского престола», проживающий ныне в ФРГ, который и сегодня претендует на роль главы давно ушедшей в прошлое Австро-Венгерской империи. Вполне естественно, что австрийцы, предпочитающие республиканский строй, и слышать не хотят о бредовых идеях воцарения габсбургской династии. А потому в 1960-е годы они несколько раз отказывали «императору» в визе на въезд в страну. Отто Габсбург решил поэтому запастись «нейтральным» паспортом и обратился за помощью к Мальтийскому ордену, который охотно откликнулся на его просьбу. Так реликт давно исчезнувшей империи превратился в подданного еще одной фиктивной монархии — Суверенного Мальтийского рыцарского ордена.

Во главе американского филиала. Мальтийского ордена стоит небезызвестный Дж. Питер Грэйс, владелец концерна «У.Р. Грейс энд Ко ». Главный «рыцарь» Америки имеет длинный послужной список, сплошь составленный из тайных махинаций и афер. Начал он свою карьеру с того, что в 1951 г. в обход запрета на въезд для нацистов доставил к себе в США немецкого ученого-химика Отто Амброса, «экспериментировавшего» в Освенциме. Работая на заводах Грейса в качестве консультанта, Амброс помог новому хозяину получить не одну тысячу долларов прибыли.

В погоне за наживой Грейс не гнушался никакими средствами, что рано или поздно должно было неминуемо привести к скандалу. И он разразился, захватив в свои дебри несколько десятков компаний и сотни людей из двух стран по обе стороны Атлантики: США и ФРГ. Речь идет о так называемой «афере Флика», к «империи» которого Грейс имел непосредственное отношение.

Выпутаться из скандала Грейсу помогли верные «братья по оружию», а точнее, по принадлежности к корпорации «избранных»: ведь в контрольном совете его фирмы заседают еще восемь мальтийских рыцарей. Безусловно, необходимую помощь и поддержку в деловых кругах орден оказал своему ловкому и предприимчивому члену не зря: филантропия госпитальеров, как правило, на прогоревших коммерсантов не распространяется.

В последнее время особое внимание госпитальеров направлено на развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки, где проживает более половины всех католиков мира. Свое проникновение в развивающиеся государства мальтийские рыцари осуществляют под тем же флагом бескорыстной помощи народам этих стран с целью преодолеть социальные недуги, эпидемии и болезни. С этой целью, утверждает официальный историк ордена Кирилл Туманов, была учреждена специальная организация «„Международная помощь суверенного магистрата Мальтийского ордена“ для оказания содействия миссиям и борьбы против голода, нужды и темноты… Восьмиконечный белый крест является повсюду символом милосердия, любви к ближнему и ко всему человечеству, как утешение и поддержка бедных и больных».

Трудно перечислить все те клиники и детские сады, диспансеры и летние лагеря, центры по обучению медицинского персонала и технические курсы, которые принадлежат ордену во многих азиатских, африканских и латиноамериканских странах. Для их финансирования орден создал в Риме два фонда: «За Бога» в рамках Международного университета социального обучения и при институте «Вилла Назарет». Оттуда же средства идут на поддержку педиатрической службы, центр которой находится в столице Колумбии Боготе.

В начале XX в. орден направил значительные ресурсы на борьбу с одним из злейших бедствий человечества — проказой, особо свирепствовавшей в Африке, Азии, Южной и Центральной Америке. Усилиями госпитальеров были открыты лепрозории, диспансеры и научно-исследовательский центр в Париже, при котором с 1928 г. функционирует большая больница. До сих пор в мире от этого заболевания страдают 15 млн. человек, и орден ежегодно выделяет немалые суммы на содержание Института медицинских лепрологических исследований и клиник в Азии (Мьянма), Африке (Сенегал, Габон, Заир, Уганда, Мадагаскар) и Латинской Америке (Гватемала, Бразилия).

Но как во всех других случаях, полезная в общем-то работа медицинской службы госпитальеров является лишь лицевой стороной медали. В Азии, где позиции католицизма наиболее слабы, госпитальеры видят свою основную задачу в том, чтобы содействовать росту влияния римско-католической церкви. Их оплотом стали Филиппины — страна, где католическая религия получила значительное распространение и которую Ватикан рассматривает как плацдарм для дальнейшей «евангелизации» Азиатского континента. Мальтийскому ордену удалось настолько прочно внедриться в жизнь Филиппинского государства, что он основал здесь свою ассоциацию, единственную в Азии.

Быстрыми темпами растет число католиков в Африке: по данным официального печатного органа Ватикана «Оссерваторе Романо», в 1900 г. на континенте было зарегистрировано всего 2,3 млн. приверженцев католической церкви, а в 1986 г. — 64 млн. Это, с одной стороны, облегчает деятельность различного рода благотворительных организаций, таких, как милосердная служба мальтийских рыцарей, а с другой — требуют от них особой осторожности и тщательного учета местной специфики. Госпитальеры проводят работу в африканских странах таким образом, чтобы, как того требует «святой престол», разбить у освободившихся народов предубеждение против католической церкви как пособницы неоколониализма и империализма. Трудность заключается в том (мы в данном случае берем чисто психологический аспект, оставляя в стороне организационные проблемы), что подавляющее большинство африканцев воспринимает христианство как опасный «механизм иностранного господства».

Весьма широкое поле деятельности для Мальтийского ордена представляет Латинская Америка, где проживает самая крупная в мире католическая община. Об этом свидетельствует усилившаяся активность ордена в Чили, Никарагуа, Бразилии, Уругвае, где делами госпитальеров руководит итальянский адвокат и банкир Умберто Ортолани, он же граф Малатеста, он же камер-юнкер римского папы и магистерский рыцарь Мальтийского ордена. В 1978 г. он был назначен послом ордена в Монтевидео, а уже через несколько месяцев проявил себя, наладив «добрые отношения» с одним из наиболее влиятельных лиц в стране — начальником генерального штаба уругвайской армии Луисом Кейроло. Генералу срочно вручили Большой крест «За заслуги», которым до этого награждали выдающихся «борцов с неверными», а он за это (плюс определенные проценты с капитала) закрыл глаза на некоторые двусмысленные операции мальтийского рыцаря.

Ортолани, пользуясь безнаказанностью, пустился в спекуляции земельными участками на Атлантическом побережье близ Пунта дель-Эсте, а также завладел большинством акций в «Банко финансьеро судамерикано», за три года увеличив объем банковских сделок до 150 млрд. лир. Свои делишки «милосердный брат» прикрывал филантропией: на личные средства он построил в уругвайской столице больницу и институт для инвалидов, передав их в собственность Мальтийского ордена.

Не оставлял Ортолани заботами и родную Италию, где пользовался таким же влиянием, как в Латинской Америке, и так же тайно. Как показали судебные расследования, он являлся финансовым директором профашистской масонской ложи «П-2» («Пропаганда-2»), скандал вокруг которой вызвал самый глубокий политический кризис за всю послевоенную историю Италии.

Когда правда о деятельности ложи, готовившей правый переворот в стране, получила широкую огласку, она вызвала глубочайшее уныние в особняке на виа Кондотти. Оказалось, что в списке из 962 фамилий, найденных на вилле «Ванда», где глава ложи Личо Джелли держал секретные документы, значилось немало мальтийских рыцарей. Помимо Ортолани среди них теперь уже бывшие начальник генерального штаба вооруженных сил адмирал Джованни Торризи, директор службы информации и демократической безопасности генерал Джулио Грассини, директор службы военной информации и безопасности (СИСМИ) генерал Джузеппе Сантовито, возглавлявший в свое время военную разведку и контрразведку (СИФАР) генерал Джованни Аллавена, президент Римского банка Джованни Гуида. А ведь, как утверждает бывший глава итальянских масонов Э. Бателли, этот список далеко не полный: на деле в нем должно быть еще около 650 человек, имена которых настолько законспирированы, что не всплыли в ходе разбирательства.

Ортолани и по сей день пользуется огромным влиянием на политической сцене Италии. Во всяком случае, его сил явно хватает на манипулирование судебными инстанциями и печатными органами на Апеннинах, хотя сам он предпочитает скрываться в Латинской Америке. В 1984 г., например, римский суд по требованию адвокатов Ортолани запретил выпуск книг «Божий банкир» Руперта Корнуэлла и «Смерть божьего банкира» Ларри Гервина, в которых рассказывалось о черных деяниях «П-2» и ее финансового директора.

Всесилие Ортолани, Сантовито и многих других стало еще более понятным, когда выяснилось, что за их спиной стоит Центральное разведывательное управление США. Связь между ними осуществлял, в частности, некто Франческо Пацьенца, «правая рука» мальтийского рыцаря Джузеппе Сантовито, бывшего в те годы шефом итальянской контрразведки и членом ложи «П-2». Пацьенца являлся также «доверенным лицом» Александра Хейга, еще одного «брата-госпитальера», занимавшего пост главнокомандующего войсками НАТО в Европе, а затем государственного секретаря США. Имя Хейга, члена американского отделения Мальтийского ордена, неоднократно всплывало во время расследования грязных махинаций масонов и спецслужб в Итальянской Республике.

13 мая 1981 г. в Риме на площади Св. Петра турецкий неофашист Агджа стрелял в папу Иоанна Павла II. Известно, что за попыткой убийства главы католической церкви и развязанной вслед за этим яростной кампанией против Народной Республики Болгарии стояли западные спецслужбы и подрывные информационные центры. Но характерно, что на заднем плане провокации маячил все тот же мальтийский крест.

Антиболгарская кампания была подготовлена в недрах ЦРУ и СИСМИ, глава которой «рыцарь» Дж. Сантовито отдал приказ «специальному отделу» СИСМИ под руководством генерала Музумечи заняться фальсификацией «болгарского следа» в покушении на папу. Так идея, родившись в Лэнгли, получила дальнейшее развитие в Риме и воплотилась в беспрецедентное по масштабам предприятие по лжи и дезинформации.

Генерал Сантовито не гнушался и организацией террористических актов. Оставшись не только на свободе, но и на своем посту после разоблачения ложи «П-2», он продолжал покровительствовать Музумечи и его «особому» подразделению. Но именно на этой стезе возмездие настигло преступников: в 1984 г. Сантовито, Музумечи и их «люди» были арестованы по делу о взрыве в здании городского железнодорожного вокзала в Болонье в августе 1980 г. Несмотря на попытки СИСМИ пустить правосудие по ложному следу, обвинив в совершении чудовищного акта неких «террористов левацкого толка из Западной Германии», правда все же восторжествовала. Музумечи и его подручные были приговорены к различным срокам заключения. Их шефу Сантовито повезло меньше: весной 1984 г., фактически сразу после ареста, он скончался «от тяжелой болезни».

* * *

В сегодняшнем мире, отдавая дань действительно важной работе, которую корпорация проводит в качестве «Католического Красного Креста» и благотворительной организации, не следует забывать, что определенная часть госпитальеров сосредоточила свои усилия на совершенно ином поприще.

Рыцарское братство превратилось в часть буржуазного «истеблишмента» и выполняет строго отведенные ему функции: используя филантропию, успешно действовать там, куда вход более одиозным организациям по тем или иным причинам затруднен. Тем не менее тайные операции орденской верхушки не должны заслонять от нас того факта, что Мальтийский орден, благополучно пережив бурные исторические перипетии, сумел утвердиться в мировом сообществе в первую очередь благодаря тому, что провозгласил своей целью и воплощает в жизнь извечную человеческую ценность — милосердие и заботу о ближнем.

БИБЛИОГРАФИЯ

Антошевский И.К. Державный орден св. Иоанна Иерусалимского, именуемый Мальтийским в России. СПб., 1914.

Брушлинская О; Михелева Б. Рыцарский маскарад при дворе Павла I. — Наука и религия. 1973, № 9.

Григулевич И.Р. Папство. Век XX. М., 1978.

Заборов М.А. Иоанниты. — Вопросы истории. 1984, № 9.

Заборов М.А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.

Заборов М.А. Мальтийские рыцари: историческая эволюция ордена иоаннитов. — Религии мира. История и современность. Ежегодник 1984. М., 1984.

Кантеров И.Я. Клерикальный антикоммунизм. М., 1979.

Карсавин Л.П. Монашество в средние века. СПб., 1912.

Ковалев Э.В. Выстрелы в Ватикане. М., 1985.

Ковальский Н.А. Империализм. Религия. Церковь. М., 1986.

Левин В.Н. Банкиры мафии. М., 1986.

Лозинский С.Г. История папства. М., 1986.

Лозинский С.Г. Средневековые ростовщики. Пг., 1923.

Лопухов Б.Р. Неофашизм: опасность для мира. М., 1985.

Малышев В.В. За ширмой масонов. М., 1984.

Манфред А.3. Наполеон Бонапарт. М., 1980.

Масонство в системе современного империализма. — За кулисами видимой власти. М., 1984.

Мчедлов М.П. Религия и современность. М., 1982.

Нюнка В.Ю. Современный Ватикан. М., 1980.

Овсиенко Ф.Г. Эволюция социального учения католицизма. М., 1987.

Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV—XVI вв. М., 1984.

Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1985.

Парнов Е.И. Трон Люцифера. М., 1985.

Петрашевцы об атеизме, религии и церкви. М., 1986.

Петрусенко В.В. Белый дом и ЦРУ. М., 1985.

Россия в период реформ Петра I. М., 1973.

Сергеев Ф.М. Если сорвать маску… М., 1983.

Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия. М., 1984.

Фомиченко В.В. Проблема человека и современный клерикальный антикоммунизм. Киев, 1982.

Шумигорский Е.С. Император Павел I. Жизнь и царствование. СПб., 1907.

Чернов К.П. Инквизиторы XX века. Минск, 1985.

Эйдельман Н.Я. Грань веков. М., 1982.

Эйкен Г. История и система средневекового милосердия. СПб., 1907.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1896, т. XVIII а.

Примечания

1

так в книге

(обратно)

2

Позже изданы еще два труда:

1. Печников Б.А. «Рыцари церкви». Кто они?: Очерки об истории и современной деятельности католических орденов. М.: Политиздат. 1991. — 351 с. (одна глава посвящена иоаннитам);

2. Андреев А.Р., Захаров В.А., Настенко И.А. История Мальтийского ордена. XI—XX века. М.: SPSL — «Русская панорама». 1999. — 464 с.).

Есть электронные версии. (Прим. выполнившего OCR.)

(обратно)

3

XX в.

(обратно)

4

XX в.

(обратно)

5

так в книге

(обратно)

6

Противоречие с представленными выше следующими сведениями: «За „устранение“ принца Баязид пообещал папе 300 тыс. дукатов, и последний не устоял: в 1495 г. по дороге из Рима в Неаполь Джем внезапно заболел и в страшных мучениях скончался». Выходит, что к 1514 г. Джем был мертв почти 20 лет. (Прим. выполнившего OCR.)

(обратно)

7

Fra Philippe Villie de L'Isle-Adam. Данные с памятной орденской медали, представленной в Интернете на соответствующем сайте. (Прим. выполнившего OCR.)

(обратно)

8

так в книге

(обратно)

9

так в книге

(обратно)

10

XX в.

(обратно)

Оглавление

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V ПОД ПРИКРЫТИЕМ МИЛОСЕРДИЯ

БИБЛИОГРАФИЯ

*** Примечания ***