Ласточка-звездочка [Виталий Николаевич Сёмин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (81) »
Виталий Семин
ЛАСТОЧКА-ЗВЕЗДОЧКА Повесть
Хомику, Сявону, ребятам моего двора, памяти Гарика Лучина и Эдика Камерштейна
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
День четырнадцатилетия Сергея был всесемейно признан новой ступенью его домашней самостоятельности. Обязательное возвращение домой передвигалось с десяти на одиннадцать часов вечера, а велосипед, который до сих пор считался собственностью отца (отец никогда на нем не ездил), окончательно передавался Сергею. Все эти важные решения были шутливо сообщены на взрослой половине стола и торжественно оглашены на детской. Друзья Сергея целый час мыкались в ожидании ужина среди утомительно многочисленных взрослых. Разочарованные тем, что на детской половине стола не поставили вина, они пережидали речь отца Сергея с набитыми, но из вежливости переставшими жевать ртами, запили ее огромным числом стаканов чая, деловито соревнуясь, заели пирожными и вытащили Сергея во двор, где устроили ему великое осмеяние. — Сереженька, ласточка, звездочка, — противным тонким голосом, полагая, что он подражает матери Сергея, тянул Генка-«ремесло», по прозвищу Сагеса, — уже одиннадцать часов, пора домой! Сергей польщенно багровел. Сагесе было шестнадцать лет, выглядел он на все восемнадцать, и уже одно то, что он занимался Сергеем, укрепляло позиции Сергея во Дворе. Двор (с большой буквы — «Двор!») был великой страной и могучим государством, о существовании которого взрослые догадывались только тогда, когда в какой-нибудь из квартир вылетало стекло или где-нибудь в подвале дворник находил опаснейшие запасы черного дымного пороха и капсулей «жевело» к охотничьим патронам. «Чей это порох? Кто выбил стекло? — допытывались тогда в девятнадцати семейных квартирах сорокаквартирного дома на углу улицы Маркса и Синявинского проспекта. — Кто вчера ходил по крыше? Кто открыл водопроводный кран в сторожке Максима Федоровича?» — Мекса? — переспрашивал стойкий подданный Двора. — Не знаю… — Не Мекса, а Максима Федоровича, нашего дворника! — взвивались родители. — Два дня ни шагу во двор! И наказанный угрюмо усаживался за кухонный стол — кухни выходили окнами во двор — делать уроки. Вечером, едва темнело, у окон наказанных собиралось свободное население Двора. — Сявон! — Выходи! — В «колдуна» будем! Славку Иващенко наказывали чаще других — у него был очень суровый отец, которому он, однако, никогда ни в чем не уступал. — Не могу, — не подходя к окну (подходить к окну ему было строжайше запрещено), кричал Сявон, — наказан! — За что? — настораживались внизу. — А я знаю! У Мекса кран потек, а я при чем? Внизу затихали, совещаясь. Потом под команду «раз-два-три!» начинали скандировать хором: — И-ван-Ма-тве-евич, ваш-Слав-ка-ни-при-чем! И опять: — И-ван-Ма-тве-евич, ваш-Слав-ка-ни-при-чем! Ребята знали — Славкиного отца так можно только еще больше озлобить, но Двор утверждал себя сопротивлением произволу взрослых, и потому хор продолжал рявкать до тех пор, пока наверху с грохотом не разлетались половинки кухонного окна. Свет в окне заслоняла широкая фигура Ивана Матвеевича: — А ну, вон отсюда! — говорил он. — Три «ха-ха»! — командовала темнота осторожным голосом Сагесы. И хор заинтересованно и нетерпеливо подхватывал: — Ха-ха-ха! Потом темнота начинала блеять, мяукать, лаять. А Славкин отец кричал: — Вы думаете, я не вижу, кто там мяукает? Я тебя прекрасно вижу! Завтра родители Смирнова и твои, Бертышев, — да-да, и твои! — узнают, чем занимаются их деточки! — Иван Матвеевич! Смирнов — «холодно»! — начинала темнота с отцом Славки игру в жмурки. — Бертышев — «совсем холодно»! — «Северный полюс»! — Не попали! Иван Матвеевич яростно захлопывал окно. Свет на кухне гас. На минуту во дворе разочарованно затихали. — Сейчас Славке будет, — философски замечал кто-нибудь. — Будь здоров! — подтверждал другой. Говорить о том, что отец бьет Сявона, ребята решались, только когда самого Славки не было во дворе. Это была очень скользкая тема. Через два дня, однако, Славка выходил на улицу ничуть не изменившимся, с той же жаждой проказ, с той же авантюрной страстью к войне с Мексом. Правда, после каждого наказания Славка как будто едва заметно взрослел, становился чуточку отчаянней, словно изо всех сил старался доказать, что все отцовы оплеухи для него трын-трава. И еще Славка становился раз от разу хитрее, и хладнокровнее, и чуточку жестче. На именинах он больше всех пил и ел. Иван Матвеевич считал, что сладким мальчишку можно только развратить, и потому никогда не баловал его. Теперь Сявон сидел на скамейке и, отдуваясь, тянул за Сагесой: — А на велосипеде, деточка Сереженька, на улицу не выезжай. Там гадкие мальчики отнимут у тебя велосипед. Там по улицам ездят автомобили и- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (81) »
Последние комментарии
2 часов 9 минут назад
11 часов 1 минута назад
11 часов 4 минут назад
2 дней 17 часов назад
2 дней 21 часов назад
2 дней 23 часов назад