Трое из двух [СИ] [Д Д Кузиманза] (fb2) читать онлайн

Д. Д. Кузиманза Трое из двух

Звонок в дверь был настойчивым, длинным и продолжался века. Виктор поморщился. Злясь на весь мир, спустился на первый этаж особнячка.

Если бы знал, что с этого звонка начинается для него новая жизнь, то не открыл бы. Не любил перемен.

По дороге успел проворчать тысяча и одну претензию к тому, кто звонил, кто бы он ни был. Виктор ненавидел, когда ему мешали заниматься, а особенно — готовиться к экзаменам и зачётам. Каждый незапланированный перерыв выбивал его из колеи и раздражал.

Открыл дверь. С крыльца в лицо пахнуло зимним, морозным ветром, влетели снежные хлопья, растаявшие на щеках. Он ещё вспомнит и этот ветер, и этот снег.

— Привет, студент! Забираю тебя! Будем пить водку!

У Виктора отвисла челюсть.

— О нет! — сказал он уже в ярости и хотел захлопнуть дверь. Но нахальный ботинок Григория Иванова помешал этому похвальному намерению.

Да, это был Гришка (по прозвищу Чудовище), приятель из группы, высокий и худой, как палка, любая одежда болталась на нём, словно на вешалке.

— Я знал, что ты учишь, — Гришка толкнул Виктора в грудь, тот невольно попятился, круто повернулся и кинулся наверх, в свою комнату. И так Гришка идёт по пятам.

— Старик! — слышал за спиной голос Чудовища. — Ну и бардак у тебя! Как ты этого добиваешься?

— Я занят! — яростно пробурчал Виктор.

— Даже так? — Гришка, словно аист, прошагал между книжками, разложенными на полу, и уселся возле стола с компьютером, тоже заваленного книжками. — Прекрати эту бессмысленную зубрёжку. И так сдашь.

— Сгинь! Я никуда не пойду, ясно?

— Перед зачётом полезно расслабиться — разве не читал полезные советы в газетах?

— Не хочу и говорить об этом! Я ведь просил, чтобы ты не звонил и не приезжал, пока сессия! — Виктор хотел стукнуть кулаком по столу, посмотрел на компьютер и передумал.

— А я и не звонил, — шутливо развёл руками Гришка. Теперь выглядел не словно аист, а как настоящая вешалка.

— Но приехал!

— Потому что трубку ты бы бросил, а меня за дверь не выбросишь. Одевайся! Будут неплохие тёлки — Виталька постарался. Ну, не тяни. Собирайся!

Голова Виктора упала на стол, даже ударился лбом о клавиатуру, и несчастный компьютер отозвался жалобным писком. Тот же писк стоял в голове его хозяина. Виктор чувствовал себя бессильным перед напором приятеля.

— Урод, скотина, — пробормотал под нос.

— Я всё, чем ты меня назовёшь, — добродушно отозвался Гришка.

С ним трудно было спорить. Можно было только поиздеваться, и Виктор попытался это сделать:

— Чем это так воняет?

— Ничего не чувствую, — удивился Гришка.

Виктор демонстративно понюхал его рубашку.

— Это ты. Чудовище, чем ты облился? Воняет за километр!

— Всегда знал, что у тебя нехорошо с нюхом, — улыбаясь, парировал его слова приятель. — Одевайся, а то я переодену тебя, как младенца!

— Ладно, но отвезёшь меня домой, когда я скажу, ясно? Моя машина в ремонте.

— Опять? — округлил глаза Гришка. — Ладно, фиг с тобой.

Виктор с тоской посмотрел на компьютер, на стол, к которому никому не позволял приближаться, а тем более, рыться в его ящиках, и махнул рукой. Стащил с себя потрёпанную рубашку и сменил её на свежую, которая, тем не менее, выглядела так же потрёпанно. Из ящика стола, в котором можно было найти что угодно, достал дезодорант и брызнул на себя густую струю. Гришка демонстративно раскашлялся, но тут же засмеялся, когда приятель показал ему кулак. Минуту спустя они уже были в прихожей, и Виктор надел куртку и ботинки. Ботинки терпеть не мог. Были слишком высокие и немодные. Год назад купил их ему отец в порыве какой-то, скажем так, растроганности, и парень носил, не желая обижать единственного здравствующего родителя.

Уже открывая дверь на улицу, Виктор вдруг остановился.

— Подожди. Отец в последнее время забывает ключи, — он достал мобильный телефон. — Алло, папа, у тебя есть ключи, а то я ухожу?.. Куда? К Григорию… не знаю, может быть, около полуночи… постараюсь пораньше… пока!

Сели в маленький, старый, как вселенная, форд — ко всему ещё и жёлтого цвета. "Ни грамма вкуса", — подумал Виктор о приятеле, пока тот разворачивался на их замусоренном дворе возле двухэтажного, нестарого, но мрачновато выглядящего дома.

Виктор часто забывал, что у Гришки и его родителей нет таких денег и положения, как у его отца. И машина, в которой они сидели, выпрошена на вечер. И хозяин, Гришкин родственник, купил её по дешёвке именно благодаря нелепому цвету и большой изношенности.

Никогда ещё ему не было так скучно, как в этот раз! Пить водку или даже пиво не хотелось. Не знал и половины приглашённых гостей. Тёлки — болтливые и глупые девчонки — тоже не были такими уж супер, как уверял Гришка. Может быть, поэтому ему не сиделось, не мог найти себе ни места, ни общества для разговора.

Было уже около двенадцати, когда решил вернуться домой. Если уж не неохота выпить и поклеиться к кому-то, то выспаться перед зачётом хотелось. Гришка, конечно, и думать забыл о своём обещании, но когда Виктор пригрозил, что вломится в машину, порежет сидения и снимет дворники, неохотно согласился отвезти его домой.

На улице оказалось, что опять прошёл сильный снегопад, а теперь подмораживало. Но движение в эту пору было уже небольшим, Гришка ехал уверенно и быстро. То и дело бурчал под нос, с каким занудой и безнадёжным ослом он дружит.

— Заткнись, клоун! — не выдержал Виктор.

Начали обмениваться "любезностями". В этом Гришка был мастер и быстро довёл приятеля до белого каления.

— Останови свой жёлтый сундук, Чудовище! — закричал тот. — С меня хватит! Расслабился перед зачётом! Говорил же я тебе: не звони, не приезжай — я занимаюсь! Нет, тебе нравится заставлять других поступать по-своему! А я, дурак!.. На фиг согласился на эту дурацкую…

Гришка так резко затормозил, что фордик занесло.

— Это твои проблемы! — заорал в ответ. — Всегда был ослом, занудой и белой вороной!

— Заткнись, а то убью!

— Сам заткнись! Ты просил остановить — я остановил!

Виктор грохнул дверцей так, что Гришка на миг замер, невольно ожидая, что та слетит с петель.

— Чокнулся?! Хочешь разбить машину?!

Но приятель уже не слушал. Поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и быстро пошёл прочь по тротуару. До дома уже недалеко, он пройдётся, наконец, подышит свежим воздухом. А, главное, он избавился на сегодня от Гришки, которого, в общем-то, считал хорошим другом, но, одновременно, клоуном и безответственным типом.

Было тихо и бело так, как бывает только после снегопада. Луна, круглая и белая, казалась волшебной и соревновалась в яркости с уличными фонарями. По обеим сторонам улицы за ровно подстриженными кустами и чугунными оградами проступали контуры солидных домов. Светились окна, там, где ещё не спали. Дома были большие, с зимними садами, бассейнами, окружали их ухоженные даже зимой газоны и деревья. Некоторые строения можно было назвать не иначе, как особняками. Престижный район!

Тихо… Так тихо, что, казалось, снег скрипел под ногами… надо же, действительно, скрипел! Так гулко, как будто шёл не один Виктор, но и ещё кто-то. Почему нет? Заснеженные кусты, тёмные и густые, могли скрывать до поры до времени кого угодно. Он нервно огляделся. Подумал, что лучше бы все эти красивые насаждения вырубили под корень. Казались ему удивительно неприятными. Невольно ускорил шаг, чувствовал непонятное беспокойство, которое всё росло и росло — коварно и раздражающе.

Пару минут спустя неприятное чувство так усилилось, что он приостановился и осторожно огляделся по сторонам. Никого не было. Только на другой стороне улицы остановилась машина, и какой-то человек пошёл от неё к дому.

Потом машина уехала. Человек скрылся за дверями. Всё спокойно.

Виктор опять зашагал вперёд, но беспокойство прочно оседлало его, как злой старик героя сказки. Сердце колотилось в горле — Виктор по-настоящему испугался. Ему казалось, что кто-то за ним шёл, затаился, а теперь продолжил преследование.

Он не выдержал, опять остановился. И медленно оглянулся…

Вот он, преследователь! На расстоянии нескольких метров стоял, судя по росту и фигуре, парень приблизительно его возраста. Уличный фонарь освещал его сзади, так что нельзя было рассмотреть черты лица или подробности одежды. Только серый силуэт. А глаза поблёскивали в лунном свете, глаза большие и опасно-мрачные. Сосредоточенно изучали Виктора, каждое его движение, каждое изменение лица. Словно сверлили его своим взглядом.

У него зашумело в голове — от страха? — как будто стальные пальцы стиснули его виски — нервы разыгрались? — горло так перехватило, что еле сглотнул слюну — да что это такое? — в ушах стало постреливать, как при подъёме в самолёте — он оглох? — кошмар! Безвольно, безнадёжно вглядывался в сверлящие его глаза, не в силах сделать даже шага. В голове метались какие-то обрывки мыслей, не имеющие ничего общего с тем, что происходило, фонари вдоль улицы превратились в размазанные пятна света…

Нет! С трудом, упрямо закрыл глаза, но тут же мучительно заморгал и опять упёрся взглядом в серый силуэт перед собой. И вдруг всё исчезло! И гнетущее беспокойство, и странное дурнотное состояние пропали бесследно. Теперь смотрел на незнакомца уже без страха и более внимательно, начиная различать подробности его внешности. Тёмные длинные волосы, куртка в красно-чёрную клетку, джинсы. Обычный парень.

— Иди ты… — пробормотал Виктор еле слышно. И не узнал своего голоса, даже попытался откашляться.

Незнакомец вздрогнул, отступил на несколько шагов и… скрылся. Исчез в черноте кустов так неожиданно, словно растаял в воздухе. Невероятно! А Виктор и не собирался идти по его следам, чтобы… что — чтобы? Что-то его удерживало, и это был уже не страх, ведь страх исчез бесследно. Ошеломлённый, бессмысленно вглядывался в место, где только что исчез незнакомец.

Наконец взял себя в руки, осмотрелся, почувствовал себя настолько нормально и спокойно, насколько это возможно на ночной улице после полуночи. Вдохнул с удовольствием и полной грудью морозный воздух и быстро зашагал домой. Всю дорогу голова его гудела от обилия разных мыслей. Что это было?.. Что с ним творилось?.. Гипнотизёра встретил, что ли?.. По ночам тренируется, урод… Но ничего более разумного в голову не приходило, а предположение о ночных тренировках гипнотизёра тоже казалось не совсем реальным.

Домой он вернулся уставший и растерянный. Отец, как всегда в его позднее отсутствие и после смерти жены, сидел внизу, в гостиной на диване и тупо смотрел в телевизор. Вид у него был сонный — наверное, задремал, а когда Виктор вошёл, это его разбудило.

— Где был? — спросил сына равнодушно-вежливо.

— Я же тебе говорил, у Григория, — неохотно ответил Виктор, которому всё, что произошло до встречи с незнакомцем, казалось случившимся вчера или даже позавчера. — Иди спать, папа. Уже поздно.

— Спать… — еле слышно прошептал отец. — Не могу… спать…

Но Виктор уже этого не слышал, поднимался к себе в комнату. Ноги еле несли его по лестнице, как будто он прошёл весь путь с вечеринки пешком. Не хотелось ни раздеваться, не мыться. Упал ничком на кровать и тут же заснул. Снились ему большие тёмные глаза, и — о чудо! — не был этот сон новым, привычным кошмаром.

Уже целый час они — Виктор, Гришка-Чудовище, Олег, Виталик — болталась по улицам.

Виталик — белокурый, симпатичный и очень энергичный парень — сегодня был не в настроении: не сдал зачёт. Да ещё утром впопыхах взял шапочку своего младшего брата (вечно им покупали одинаковые по цвету и фасону вещи!), и теперь она то и дело съезжала ему на самую макушку. Он бы с удовольствием поныл дома на эту тему, но у мамы и так нервы на пределе из-за отца, который то пьёт, то лечится, а и на то, и на другое нужны деньги.

А вот Олег — невысокий, с немного, как бы это сказать, крысиным лицом, довольно закомплексованный парень, который обычно больше молчал — сегодня даже пытался шутить и расправлял плечи пошире, чтобы казаться выше. Ему каким-то чудом удалось сдать зачёт и даже получить на удивление высокую оценку по контрольной работе.

Было почти пять вечера, на улицах становилось оживлённее. Время от времени приятели подталкивали друг друга и движением головы указывали на симпатичную девушку. Оглядывались на неё, потом теряли интерес и искали новый предмет для наблюдений. Погода была не слишком приятная, холодный ветер нёс по улицам мелкий снег и сыпал им горстями в лицо.

Виктор брёл, почти не глядя по сторонам и взрывая ногами снег. Он легко и удачно (как и предсказывал Гришка) сдал зачёт и теперь с большим удовольствием сидел бы дома с какой-нибудь книжкой, не обязательно художественной. Уже год, со дня смерти матери, единственное утешение и забвение он находил в занятиях. Решая задачи или доказывая теоремы, можно было не думать о том, что происходит вокруг, забыть о самом плохом и горьком.

— Перекусим? — предложил Олег.

— Не хочу — буркнул Гришка.

— И я не хочу, — согласился с ним Виктор.

— Купи себе пиццу, — посоветовал Олегу Виталик.

Олег втянул голову в воротник и надулся. Опять замолчали. Вдруг Гришка остановился и выпрямился во весь свой рост, был одним из самых высоких среди прохожих. Олег и Виталик подняли головы и посмотрели вверх, на его лицо, ожидая новых идей.

— Знаете что? — выпалил он. — Пойдемте в книжный магазин.

Остальные уставились на него.

— Офигел? — хмуро спросил Виталик.

— Идемте в книжный магазин, и Виктор купит "Гаргантюа и Пантагрюэль".

— Что?! — возмутился Виктор.

Остальные вдруг оживились, настроение их улучшилось.

— Не буду я ничего покупать!

— Как это — не будешь? Это же такой повод интеллектуально вырасти над собой! Это отличная вещь! — размахивал руками Гришка.

— Не собираюсь покупать никаких идиотских отличных вещей!

— Каких идиотских вещей? Старик! Ты хоть знаешь, о чём говоришь? Это же фантастика! Все уже, кроме тебя, прочитали, все! Не читал только такой упрямый невежда и осёл, как ты!

— Все только и говорят об этой книжке, — оживился и хмурый Виталик. — А ты даже не имеешь о ней понятия. Я стыжусь идти рядом с тобой!

— Ну, и какие с тобой могут быть общие темы для разговоров? — коварно продолжал Гришка. — Ты просто изолируешься от всех нас, а ещё приятель! Это же…

И началось.

Уже несколько дней, как Гришка составил заговор, целью которого было убедить Виктора, что старинный роман "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле — это сверхсовременный и сверхмодный роман на границе фантастики и фэнтези (что было недалеко от истины, и чего парни не знали).

Вообще-то им было всё равно, что подсунуть упрямому коллеге, который часто по несколько месяцев не держал в руках (а тем более, не читал) ни одного романа. Когда-то мама буквально заставляла его отложить всякие физики, астрономии и информатики и прочитать хорошую повесть или роман. Но уже год мамы не было в живых, а отец им почти не интересовался. И его приятели — ребята добрые — решили вытащить этого математического маньяка из добровольной изоляции от внешнего мира и поправить заодно и его настроение, заставив прочитать средневековый роман, полный приключений и эротики (довольно невинной по нынешним понятиям, Рабле сгорел бы со стыда, читая нынешние опусы!).

Парни знали, что Виктор понятия не имеет ни о Рабле, ни о Дефо, ни о Гюго (не говоря уже о современных писателях-фантастах), а из упрямства не станет смотреть в справочники и энциклопедии. И если уж удастся вырвать у него обещание купить книгу, то самолюбивый Виктор его выполнит. А если книга попадёт к нему в руки — его собственная, купленная собственноручно — то он из одной гордости прочитает её, несмотря ни на какие сессии!

Заговор длился уже месяц. Стоило Виктору выйти из аудитории, как в буфете, туалете, просто в коридорах его непрерывно спрашивали:

— Читал Рабле? Нет? Это невозможно!

— До чего ты дошёл? О чём с тобой можно говорить?

Эти разговоры настолько достали парня, что тот уже был готов сдаться и прочитать проклятую книжку. Так что сейчас Виктора довольно легко затащили в книжный магазин и буквально заставили продавщицу продать ему книгу, два толстенных томика. Стоили они немало, но это он ещё пережил бы. А вот читать такой длинный роман! Даже фантастику! О нет! Да ещё Гришка тут же выхватил книжки у него из рук и не дал увидеть ни аннотацию, ни сведения об авторе.

— Ладно! — Виктор посмотрел на приятелей исподлобья, уже окончательно догадавшись о подвохе. — Прочитаю эту гадость. Что вам ещё?!

— Обещаешь? — спросил Виталик.

— Не будь таким гадом!

— Обещаешь? — спросил и Гришка, нагнувшись с высоты своего роста.

Виктор нахмурился:

— Слушайте, вы что — сговорились?

Парни слегка смутились, но Гришка посмотрел Виктору в глаза своим самым лучшим добродушным взглядом и мягко сказал:

— Какой заговор? Это потому, что мы тебя любим и хотим тебе добра. Так обещаешь?

— Обещаю, — уныло ответил Виктор и грустно добавил:

— Ну, почему я всегда поддаюсь на все ваши глупости?

Они рассмеялись, хлопая его по спине. Он отстранился, отступил на пару шагов, сказал:

— Чудовище, ты отдашь книгу или нет?

— Смотрите! — усмехнулся Гришка. — Ему не терпится! Тебе будет холодно нести эти томики. А я положу их в карманы.

На длинной Гришкиной куртке было несколько больших, практичных карманов. Но на самом деле Гришка просто понимал, что как только томики попадут к Виктору в руки, и тот прочитает: "Рабле родился в 1494 году", тотчас побежит возвращать их и устроит скандал в магазине.

Приятели ещё какое-то время бродили по улицам, съели, наконец, пиццу. Субботним вечером никто из них не собирался заниматься ничем более серьёзным, чем просмотр телевизора, так что лучше погулять.

Неожиданно Олег придержал их за рукава и полушепотом сказал:

— Слушайте меня, но не оглядывайтесь.

— Что? — верзила Григорий нагнулся к невысокому Олегу, чтобы лучше расслышать. Выглядел забавно, но Олег был серьёзен:

— Да тише же! А то… ничего не скажу…

— Ладно, что там? — первым посерьёзнел Виктор, затем и другие два насторожились.

— Понимаете… мне кажется, что уже давно за нами кто-то идёт… как будто следит… Да не оборачивайтесь же! Он же смоется и всё… Вот идиоты!..

У Виктора невольно пересохло во рту: а что если?.. Он оглянулся. Григорий и Виталий бесцеремонно разглядывали прохожих и громко спрашивали:

— Который? Где он?

Олег многозначительно кивнул в сторону предполагаемого преследователя.

— Этот!

Один Виктор мог не озираться вокруг: сразу же наткнулся на странные тёмные глаза, словно они притянули к себе его взгляд. И то же самое расстояние, что и вчера ночью: несколько метров. И та же одежда. Среди спешащих по тротуару людей неподвижная фигура невольно обращала на себя внимание. И парень так же сверлил Виктора взглядом, хотя это уже не так нервировало, как вчера, на пустынной улице. А на лице — прошлый раз неподвижном, как у статуи — было еле заметное оживление, что делало его неожиданно симпатичным.

Незнакомец явно был заинтересован преследуемым. Изучал Виктора, водя взглядом вверх-вниз. И тогда тот решил выдержать этот режущий и тяжёлый взгляд и ответить на него. Собрался, прищурил глаза и прямо посмотрел на своего преследователя. Тот как будто смутился, отвернулся и быстро пошёл прочь. Клетчатая куртка мгновенно растаяла в толпе. Виктор был разочарован, но теперь уверился: незнакомец не опасен, скорее — дружелюбен. Не стал его догонять: так тот его попросил. Как — неизвестно, только попросил. Когда очнулся, приятели смотрели на него с интересом.

— Что случилось? Чего уставились? — пробурчал он.

— А ты чего так уставился на того клетчатого? — ответил вопросом Виталик.

Виктор пожал плечами.

— Ты его знаешь? — спросил Григорий.

— А в чём дело? Что тебе не нравится?

— Не нравится, что ты такой таинственный.

— Да отстаньте… Надоело бродить без толку?

— А чего ты так выкручиваешься? Кто этот тип?

— Мой знакомый. И хватит ко мне приставать: то книга, теперь парень…

— Смотрите, какой злой — сейчас укусит, — немного озадачено и обиженно сказал Виталик.

— Я действительно устал, — смягчился Виктор. — А этот парень… он ничего… не вредный.

— Я знаю! — опять нагнулся к ним Чудовище. — Это педик! У него такая кукольная мордашка.

Виктор смерил его взглядом: почему-то ему стало очень обидно за неизвестного в клетчатой куртке.

— Такие за мной не ходят!

Приятели дурашливо загоготали, пытаясь ещё что-то сказать, хотя выглядели немного испуганными.

— Заткнитесь, соплячня! — сказал Виктор ещё более резко, повышая голос. — Вам бы издеваться и… и поливать других грязью, уроды! Это мой знакомый, и если вы!..

Они замолчали, Гришка тут же стал высматривать что-то над толпой. Олег смущенно пожал плечами:

— Ладно вам, не с ножом же тот за ним шёл… И мало ли…

Гришка опять нагнулся:

— Но вот что странно: я хотел к нему подойти. И не смог. Как приклеило мои ноги к земле.

— Я тоже… — изумился Виталик.

— Заткнитесь! — перебил их Виктор. — Чудовище, давай книжки, и я пошёл. Замёрз. Не хватало ещё простудиться!

— Я тоже ужасно замёрз, — подхватил Олег. — Давайте по домам, а?

Виктор выхватил у Гришки томики и пошёл прочь.

Ночью он вдруг проснулся. Вернее, чувствовал непонятное беспокойство. Оно вырывало его из сна, а спать очень хотелось, и он старался отвязаться от этого беспокойства, чтобы опять провалиться в сон. Потом ему стало казаться, что кто-то стоит возле кровати и пристально всматривается в него. Он уже видел такие сны: кажется, что не спишь, а в комнате кто-то чужой, но после оказывается, что всё видел во сне.

"Это сон", — убеждал он себя, вглядываясь в лицо странного парня, которое то появлялось, то исчезало, в его неестественно большие глаза.

"Это сон", — он переворачивался с бока на бок, сопел, сердито бурчал и даже тряс головой.

"Это от злости, — опять убеждал он себя. — Из-за книжки, которую можно, конечно, назвать фантастической, но не модной и не супер. Это из-за розыгрыша". И знал, что дело не в книжке.

Наконец, раздражённо подскочил и сел на кровати. Сердце стучало в горле, он весь взмок и чувствовал себя ужасно. В очередной раз потряс головой и, полусонный, босиком и впотьмах, пошлёпал вниз по лестнице в туалет. Почему не зажёг свет и сам не знал, но последствий не пришлось долго ожидать: споткнулся о ступеньку, и даже цепляние за перила его не спасло, так что с пары ступенек съехал на коленях.

Тут уж он окончательно проснулся, сердито выругался, встал с пола и, растирая будущие синяки, прислушался, не разбудил ли отца. Нет, обошлось. Махнул рукой и поковылял на кухню выпить газировки из холодильника. Даже не подозревал, что от неё ему станет настолько легче! Но после туалета всё-таки решил выпить какое-нибудь снотворное или успокаивающее. Заглянул в аптечку: бинт, пластыри, таблетки от боли головы и прочее… кроме того, что хотел.

— Опять отец забрал!

Его отец каждое лекарство — особенно снотворные и успокаивающие — считал вредными, почти ядами, а врачей называл шарлатанами. Приходил в ярость, когда его сын хватался за таблетки.

"Кажется, у меня в столе что-то есть", — с облегчением вдруг вспомнил Виктор и осторожно поднялся наверх, к себе.

Открыл дверь — и остолбенел: на фоне окна не очень ясно, но вырисовывалась человеческая фигура.

Затаив дыхание, стараясь не дрожать, Виктор протянул руку к выключателю, включил свет — и опять остолбенел. Его преследователь! Стоял возле окна в той же куртке, неподвижный, угловатый, как бы даже неловкий, но в его глазах — они были не просто тёмные, а явно чёрные — уловил улыбку и доброжелательность. Странно, этот тёплый взгляд вдруг так успокоил его, словно незнакомый парень был старым, добрым знакомым.

— Слушай, как ты попал в мою комнату?

— Я испугал тебя… прости, — голос у парня был низкий, но такой же добрый, как и взгляд.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил Виктор упрямо. — Таскаешься за мной, как педик, уже два дня. Влюбился в меня, что ли?

Чёрные глаза незнакомца стали гордыми и печальными.

— Почему ты злишься? Я чем-то тебя обидел?

— Как ты сюда вошёл?

— Не спрашивай.

— Как это — "не спрашивай"?! Это мой дом!

— Не сердись… и прошу тебя… не спрашивай, — незнакомец произнёс это так умоляюще, что злость Виктора опять исчезла, но ей на смену появилась настороженность. Смотри, какой психолог, как умеет подойти к человеку? А я не поддамся!

— Может ты меня отвлекаешь, пока твои подельники дом обчищают?

— Иди и проверь.

Помолчали — Виктор, настороженный и готовый ко всему; черноглазый, спокойный и невозмутимый. Первым в этой молчаливой битве капитулировал Виктор. Хмуро подошёл к столу, с вызывающим видом сел за него, скрестил руки на груди и вздохнул:

— Но ты хоть можешь объяснить, что тебе нужно? Я же имею право знать?

— Я хочу быть твоим другом.

— Что? Вот так, ни с того ни с сего?

— Было очень трудно найти такого, как ты. Три месяца искал.

Виктор невольно заморгал, потом недоверчиво покачал головой:

— Слушай, ты! Если думаешь, что своим гипнозом сделаешь из меня куклу, то…

— Я никого не гипнотизирую, — ответ был таким серьёзным, что злость Виктора опять исчезла. Однако недоверие осталось.

— А я тебе не верю!

— Знаю.

Опять помолчали.

— Ну, ладно, как тебя хоть зовут?

— Дин, а тебя?

— Столько за мной бродил и не знаешь?

— Это не было важным.

— Странно, но ладно. Зовут меня Виктор Ленский. А как твоя фамилия?

— У меня её нет.

— Дурачишься?

— Нет, отвечаю серьёзно.

Виктор нахмурился: а может у парня с головой не в порядке?

— Хорошо, поверю, что ты хочешь быть моим другом. Но почему именно моим — объясни! И именно другом, а не знакомым или приятелем! Друзьями не становятся за пять минут, для этого нужно пуд соли вдвоём съесть.

— Ты не хочешь быть моим другом?

— А ты не отвечаешь на мои вопросы!

— Почему другом? Я просто знаю, что это так.

— Но я-то не знаю! Откуда я знаю, что ты мне не врёшь? Как я могу тебе верить, если ты прокрадываешься в мой запертый дом среди ночи, а на улицах меня гипнотизируешь?

— Почему ты злишься? Я же ничего плохого тебе не сделал.

— Знаешь, — неизвестно почему Виктору пришло в голову именно такое сравнение, — ты словно с луны свалился!

— Похож на такого? — Дин весело улыбался.

— Похож. И до сих пор так и не ответил на мои вопросы.

— Я не могу объяснить каким образом, но я умею находить людей, которые могут быть моими друзьями. Ты не первый, кого я нашёл.

— И никогда не ошибаешься? — Виктору стало смешно, потому что этот нелепый разговор среди ночи его заинтересовал.

— Никогда.

— Так ты гипнотизируешь, что ли?

Дин запнулся и слегка покачал головой:

— Я просто читаю это по лицу. Это легко. Могу научить, хочешь?

Но лёгкая заминка и что-то вроде смущения показывали, что он говорит не всю правду.

— Ну, если… — с сомнением пробормотал Виктор.

— Мне пора, — перебил его Дин. — Не провожай меня.

— Но я закрою за тобой дверь.

— Останься, этого не нужно будет.

— А если не подчинюсь, то загипнотизируешь, чтобы не двигался?! — опять вскипел Виктор.

— Не делай глупостей, — мягко ответил Дин и двинулся к двери. — Пока. Найду тебя, если захочешь со мной поговорить.

Погас свет, тихо стукнула дверь. Виктор ринулся к выключателю, потом на лестницу — Дина не было видно. Не оказалось его и внизу, а входные двери были заперты на замки и задвижки. Закрыты были и окна, никого не наблюдалась в ванной, туалете, кухне и кладовке. Виктор на цыпочках прокрался в комнату к отцу, потом вернулся в гостиную и заглянул даже в камин.

— Но как же… — пробормотал вдруг изумлённо. Они с Дином так орали… вернее, орал только Виктор, но и этого хватило бы, чтобы разбудить отца!

Опять прокрался к нему в спальню, но тот дышал ровно и тихо, как крепко и спокойно спящий человек. Можно было и самому вздохнуть с облегчением, если бы не тревога и сомнения, что Дин его всё-таки загипнотизировал.

Как ни странно, но спал Виктор крепко и утром, умываясь, даже насвистывал. Но постепенно его опять охватило беспокойство, и даже на занятиях он то и дело вспоминал непонятный разговор с Дином. Именно разговор. Появление Дина и исчезновение тоже были странными, но, в конце концов, всё как-то объяснится. А вот его слова о выборе друзей…

Друзья! Виктор не льстил себе и хорошо знал, что кроме Гришки-Чудовища назвать другом ему некого. Есть неплохие ребята из группы — Виталик, Олег — но они просто приятели. Хорошие парни, даже книгу его заставили купить не со злости, а чтобы он её прочёл и отвлёкся, но…

Может быть, так происходит потому, что у его отца большой дом, две иномарки, престижная должность в солидном банке? Как говорят, денег куры не клюют! То, на что люди вдвое старше Виктора деньги копят годами, а некоторые даже и не мечтают, он имеет или может получить сразу же. У него почти новый BMW, а Гришкин фордик только называется фордом, а внутри сплошной сложный гибрид, и не его эта машина вообще, а двоюродного брата. Он, Виктор, может себе позволить пойти в любой ресторан, ночной клуб или на любой концерт, но его друг и приятели не смогут оплатить там даже десерт или пиво. А когда он идёт с ними в скромную закусочную и покупает пиццу или хот-дог, они — не дураки же! — отлично знают, что Виктор просто подстраивается под них. И возникает неловкость.

Те же парни, которые по своему достатку сравнимы с ним, почему-то держаться отчуждённо, а ему тоже неинтересны разговоры о бизнесе и успехе. "А зарабатывать деньги тебе тоже неинтересно?" — ехидно спросил как-то один из них. Так-то оно так, но не в деньгах смысл жизни — вот что он понял в те дни, когда мама умирала, и никакие деньги, никакое положение не могли её спасти.

А девушки… Виктор был твёрдо уверен, что любая из них думает только о его счёте в банке и о том, что он единственный сын отца. И несколько увлечений его в этом только убедили.

Настроение к началу консультации в институте стало таким паршивым, что старательный студент чуть ли не впервые за всё время учёбы сбежал с занятий и направился на стоянку машин, где оставил свой BMW. После вчерашнего ветра и снегопада сегодня природа подарила солнечный и довольно тёплый день. Виктор с большим удовольствием побродил бы сейчас по улицам, но одному было скучно, а вождение машины по скользким улицам немного отвлечёт его.

Открыв дверцу, он хотел бросить сумку на заднее сидение, но так и замер.

— Здравствуй, Виктор.

Он даже стукнулся головой от волнения.

— Ч-ч-чёрт, не мог предупредить? Как ты сюда забрался? Ведь сигнализация! Не хочешь отвечать? Опять какие-то штучки? Может быть, я сам всё сделал, но под гипнозом и не помню? Ладно, привет…

Обменялись рукопожатием. Дин и не скрывал удовольствия от розыгрыша, смеялся от души, показывая ровные и красивые зубы. Виктор машинально провёл языком по своим: кошмар стоматолога. Но он так не любит кабинеты и инструменты!

— Отдыхаешь? — спросил Дин таким тоном, словно заранее знал ответ.

— Да, а что?

— И хотел побродить по городу?

— Угадал. Но потом… Не люблю бесцельно болтаться по улицам.

Дин чуть лукаво прищурился:

— Ах так? Ты ведь хотел узнать, как я тебя нашёл, да? Сейчас увидишь!

— Идёт! Если всё правда — ставлю две бутылки пива.

— Нет, спасибо, я не могу пить алкоголь. Могу нахулиганить и попасть в больницу.

— Да ты что? От пива? Расскажи!

— Расскажу, но не сегодня. Это слишком длинная история. Так пойдём?

— Куда?

— Идём!

Закрыв машину и включив сигнализацию, Виктор присоединился к Дину, и они зашагали по улице. Шли молча. Виктор слишком мало знал нового знакомого, чтобы найти тему для разговоров, а Дин не начинал разговора, но изредка приветливо посматривал на друга. Было людно и шумно. Солнечный день выманил на улицу даже таких зануд и отшельников, как Виктор. Многие и не скрывали, что просто гуляют по солнечным улицам и наслаждаются хорошим деньком. Зеваки собирались у витрин и рекламных мониторов, обсуждали товары и новости, молодые (и не очень) люди строили друг другу глазки. Ну просто весна посреди зимы!

— Посмотри на во-о-он того человека, — вдруг тихо сказал Дин. — Да, в тёмно-зелёном плаще, возле газетного киоска.

— Толстяк?

— Да, но он не виноват в этом. У него диабет. Постоим здесь, ладно?

Остановились недалеко от мужчины, стараясь не привлекать его внимание взглядами. Правда, он не обращал ни на кого внимания, а что-то подчёркивал в газете.

— Видишь его щёки? Отёчные. Посмотри на его профиль: нахмуренные брови, хмурый взгляд… Ему пятьдесят четыре года. Теперь повернулся к нам лицом. Теперь видно, что взгляд не только хмурый, но и упрямый одновременно, губы сжаты, пот на лбу. Нервный человек, к тому же эгоист. Больное сердце, синеватые ногти, боли в суставах… Всё, уходит.

— Офигеть! — Виктор растерянно смотрел в спину удаляющемуся толстяку, затем перевёл взгляд на Дина. — И ты всё это узнал, только посмотрев на него?! Но как?

— Наблюдаю, — спокойно ответил Дин. — Видишь ту платиновую блондинку?

— В короткой шубке? Проститутка, сразу видно!

— Согласен. Была с клиентом два часа назад. Сколиоз, то есть, искривлённый позвоночник. Двадцать восемь лет. В детстве сложный перелом правой ноги.

— А ты не разыгрываешь меня? — подозрительно спросил Виктор. — Болтаешь, что в голову придёт. Не буду же я её спрашивать о позвоночнике и ноге?

— Проверь меня.

— Ладно… Сколько мне было лет, когда выбил себе плечо? И какое?

Дин слегка прищурился на Виктора:

— Одиннадцать лет. Левое плечо.

— А когда болел воспалением лёгких? Только точно!

— Тебе было восемь лет и четыре месяца.

— Какую ногу я ломал и когда?

— Ног ты не ломал. Правую руку.

— Правильно, точно! Как ты это делаешь?

— Не знаю, как объяснить… Смотрю — и начинаю знать.

— Да, глаза у тебя необыкновенные, как будто совсем без радужки! — Виктор невольно взглянул Дину в глаза почти в упор. Тот отпрянул, отвернулся и нахмурился.

— Ты думаешь, это приятное развлечение? — он уже давно не улыбался.

— Но ты же не обязан видеть и знать.

— Не обязан, но…

— О! — оживился между тем Виктор. — Зато ты можешь найти себе настоящих друзей. И девушек! Ты можешь найти именно таких, какие тебе идеально подходят!

Тень прошла по глазам и лицу Дина:

— У меня была девушка. Утонула прошлым летом. И я её не устерёг. Заплыла далеко в море на надувном матрасе, а волны его перевернули. Пока лодка спасателей доплыла, было уже поздно. Мы ныряли два часа. Но я её уже не видел. Хотел нырнуть к ней, уйти. Вытащили меня и связали. А её нашли через неделю, на шесть километров дальше. Меня держали в больнице три месяца… взаперти… жить не хотелось…

Виктор слушал молча. Что можно было сказать в ответ на такую историю? Всё прозвучало бы банально и глупо. Но что-то сказать было нужно, и он пробормотал:

— Проклятая случайность…

— Не надо! — холодно отрезал Дин. — Не случайность. Тысячи людей погибали до неё так же. Я должен был настоять и не пускать её. А я только смотрел и махал ей рукой вслед с берега! А потом заснул! Полная бессмыслица!

— Но ведь и она виновата, — возразил Виктор.

— Хватит, больше не будем об этом.

— Извини…

— Извиняю. Пошли дальше!

— Пошли… А скажи, Дин, чем ты занимаешься, когда не ходишь по улицам? Учишься или работаешь?

— Скажем так — отдыхаю.

— От чего?

Дин повернулся к Виктору и взглянул на него так же, как при первой встрече:

— Давай договоримся раз и навсегда: если мне не захочется что-то ответить, то я просто скажу "стоп". И ты не будешь меня тянуть за язык. Согласен?

— А ещё говорил, что я твой друг… — недовольно пробурчал Виктор.

— Да, мы друзья, но…

— Ага, вот уже и "но"! Так что там?

— Друга не выворачивают наизнанку.

Глупо он себя чувствовал. До сих пор, хотя прошло уже несколько дней. И обидно было, как маленькому мальчишке. Да, его не раз называли занудой, и не слишком это было приятно. Но Дина-то спрашивал по делу. Подумаешь, какая таинственность! Дин сам навязался, а чуть-что — ставит его на место! После этого его "Друга не выворачивают наизнанку" Виктор тогда шёл молча, упорно глядя под ноги, и не слишком вслушивался, когда Дин опять рассказывал ему о встречных и объяснял, что можно прочитать по внешности, движениям и мимике людей. А потом Дин тоже замолчал и оказалось, что его рядом нет. Ушёл без прощания, по-английски, так сказать. Только как ушёл? Виктор озирался посреди почти пустой улицы, на которой даже деревьев было раз, два и обчёлся. Ну и ладно — ушёл и ушёл! Такой же, как и все остальные! А ещё эта книжка…

Когда он в первый раз взял её в руки и прочитал в предисловии: "Рабле родился в 1494 году…", от злости у него потемнело в глазах. Швырнул томик через всю комнату, а второй — за первым. Успокаивающее достал из ящика с дисками (прятал его там от отца) и выпил две таблетки. И как его угораздило так довериться этим уродам и купить книгу? Теперь — хочешь не хочешь — придётся её читать, чтобы хотя бы перед собой не выглядеть смешным! Рабле рядом с Эйнштейном — чудесное соседство!

Мало того, четверо "заговорщиков" чуть ли не каждый день спрашивали его, как читается книга, а он, еле сдерживаясь, отвечал, что прочел уже двадцать пять страниц, и вообще ему некогда. Или даже просто старался скрыться с глаз долой. Не подозревал, сколько удовольствия доставлял приятелям своим поведением. Хотя у Гришки иногда мелькала мысль, что забота о хорошем самочувствии друга переходит в не очень позволительную забаву. Да, Витька упрямец и зануда, но нервы у него ни к чёрту!

Так что у Виктора было много поводов раздражаться и чувствовать себя глупо. И сегодня утром от первого, что он увидел, открыв глаза — проклятая книжка — настроение его упало до нуля. Он поморщился, спустился в ванную, но, вместо того, чтобы умываться, хмуро посмотрел прямо в серые глаза своего отражения в зеркале. Машинально пригладил светлые волосы, потёр негустую щетину на подбородке.

— Ты же симпатяга! — попробовал утешить себя.

Симпатяга… Если бы не этот курносый нос и слишком густые и тёмные для блондина брови, и если бы не книжка и розыгрыш…

"Стоп! По этому лицу кажется, что у меня болят зубы или живот. А они не болят. Так почему я ною? Что, мне хуже, чем тому бедняге с диабетом и болями в суставах? Хватит ныть! Если даже этот чудак Дин решил, что со мной нужно дружить… и ребята ведь не со злости разыграли, такие они уродились… и книга старинная, но, если честно, что-то в ней есть… В общем, не всё плохо. Даже наоборот, всё неплохо. Сегодня, между прочим, суббота, то есть, два дня отдыха! А будет совсем хорошо, если сделать хоть какую-то физзарядку, а не побежать сразу на кухню".

Зарядка добавила ему бодрости, и в кухню он вошёл, посвистывая и улыбаясь. Там уже хлопотал отец, как всегда готовя один и тот же завтрак: яичница, хлеб с маслом, чай, джем.

— Привет! — весело сказал Виктор. — Опять бардак на кухне? Почему ты не разрешаешь тёте Глаше приходить каждый день?

(Тётя Глаша — домработница, которая два раза в неделю приходила к ним убирать и кое-что стирать).

— Двое взрослых вполне могут себя обслужить сами, — проворчал отец. — Намажь хлеб маслом.

— Я буду гренки.

— Тогда мне намажь два кусочка.

— Обычным или с грибами?

— Всё равно. И подай тарелки.

В кухне были порционные сковородки для яичницы, но у отца и сына вошло в привычку во время редких совместных завтраков жарить её в большой сковороде и делить на двоих. Иногда они не виделись целыми днями, а то и неделями, только перезванивались. Бывало, что питались в ресторанах или кафе, а то и просто доставали очередную банку консервов или замороженную готовку. Суббота была тем днём, когда они чаще всего встречались и именно за завтраком. И, как это ни странно, чаще всего съедали его в молчании, не находя общих тем для разговора. Но сегодня Виктор вдруг захотел узнать мнение отца. Вот только как заговорить с ним, когда он сидит с неприступным видом?

— Что ты меня так изучаешь? — проворчал неожиданно отец, поднимая глаза от тарелки.

— Знаешь, у меня новый приятель. Очень странный тип.

— И что общего он имеет со мной, что ты так смотрел на меня?

Слова отца удивили Виктора тем, что показались…

— А ты знаешь, что-то общее есть. Дин умеет угадывать характер человека по его мимике и жестам. Понимаешь, у каждого свои движения, именно свои. Мы ходили по городу, и он о каждом мог что-то рассказать. Это невероятно!

— А-а… — равнодушно кивнул отец и снова уткнулся в тарелку. Доел яичницу, налил себе чаю, намазал печенье джемом.

И вот так всегда! Нет, так было и до смерти мамы, но не в такой степени. А в сыне всё кипело от желания рассказывать о Дине и его странностях.

— Я тоже немного потренировался, — заговорил снова.

— На мне? И что прочитал?

— Не только на тебе. А ты похудел, между прочим. Плохо ешь.

— Перестань…

— А если я переживаю за тебя? Ты неважно выглядишь.

— Ты тоже не лучше, поэтому ешь, пока не остыло.

Виктор не сводил с него взгляда.

— Знаешь, — наконец выговорил с трудом, — мне кажется, что ты был бы рад вообще меня не видеть. Чтобы я жил где-то в другом месте. Может быть, мне снять квартиру?

Отец вскинул голову:

— Что с тобой? Какие глупости ты говоришь? Разве я мешаю тебе встречаться с девушками или друзьями?

— При чём тут это? Просто мне кажется, что тебя не интересует, что я делаю, что думаю, чего хочу…

— Я же слушаю.

— Слушаешь? С таким видом, как будто это жужжание мухи? Спасибо!

— Зимой мухи не жужжат, — отец попытался свести вспышку сына к шутке. — И я действительно слушаю тебя.

— Не слушаешь! Даже если бы я рассказал, что целыми днями принимаю наркотики или убиваю людей, ты бы ответил этим своим "А-а". И всё!

— Хватит! — тарелки подпрыгнули от удара кулаком по столу. — Я не буду выслушивать глупости!

— А я не замолчу! Ты не слушаешь меня, не интересуешься мной, но ведь умерла не только твоя жена, но и моя мама! Так может мне уйти из этого дома, чтобы не раздражать тебя?

— Не нужно, — глухо ответил отец, и Виктору вдруг стало его жаль. И себя тоже жаль. И стыдно.

— Ладно, пап, — сказал он устало, — не сердись на меня. Я… я не хотел, и извини меня. И я… я пойду и погуляю…

Отец проводил его растерянным взглядом. Почти вся яичница на тарелке сына осталась целой.

Но нет худа без добра. Если бы не эта утренняя ссора с отцом и несъеденный завтрак, то Виктор никогда бы не познакомилсяс Аней, хотя её звали не совсем так и… Но всё по-порядку.

Он решил не брать машину, а прогуляться пешком. С горечью подумал, что может быть, встретит Дина, и тот ему окончательно испортит день своей таинственностью, недомолвками и упрямством. Но уже через пару улиц забурчавший живот сообщил хозяину, что завтрак остался на столе. Чай тоже не пил. Об этом напомнила и вывеска "Бутербродная".

А заведение он знал, потому что часто заходил туда с Григорием. Обычно такие места постепенно становятся чем-то вроде забегаловок-пивнушек, но это держало марку за счёт того, что рядом было несколько учебных заведений, и юных и молодых посетителей устраивал ассортимент. Конечно, там было пиво, но водку и вино не продавали, зато бутерброды были отличные. Не только бутерброды, а и пирожки, пиццы и разные прочие вкусности. Виктор "любил повеселиться, особенно — пожрать", — как шутил Гришка-Чудовище.

В субботу утром посетителей оказалось ещё мало, каждый человек был на виду, поэтому эту девушку Виктор заметил сразу, тем более что сидела она с оживлённо разговаривавшими подругами за соседним столиком. Она почти ничего не говорила, слушала. Но как слушала! — не то, чтобы внимательно, а заинтересованно, с лёгкой улыбкой одобрения. А в последнее же время так мало находилось желающих его слушать, а тем более — одобрять услышанное!

Он стал искоса посматривать на неё: симпатичное румяное лицо, ровный аккуратный носик, очень тёмные волосы до плеч (и кажется не крашенные, а свои), но при этом — голубые глаза. В отличие от своих худощавых подружек она была даже, можно сказать, пухленькой. И несмотря на то, что мало участвовала в разговоре словами, одним своим присутствием поддерживала беседу больше остальных. Виктор подумал, что жизнерадостная энергия и оптимизм были главными козырями этой девушки. Пока он завидовал всему — и её хорошему настроению, и умению держать себя в компании, и тому, как обращались с ней подруги — она, может быть почувствовав его взгляд, полуобернулась и тоже посмотрела на любопытного. Несколько секунд они смотрели друг на друга серъёзно, затем невольно улыбнулись, и она вдруг сказала:

— А я тебя знаю, ты с "Информационных систем", с третьего курса, там учится мой сосед.

— А ты где учишься?

— Я учусь на заочном "Бухучете" и подрабатываю.

Виктор был неприятно удивлён: на вид ей было лет семнадцать, но уже работает!

— Набираю тексты, — продолжала она, — многим оформляю всякие курсовые и дипломы. Ой, Вить, я же не представилась!..

Видно было, что её словоохотливость происходит не из-за желания навязаться, а из-за общительности и весёлого, открытого характера. О таких людях говорят: лёгкий человек.

— Давай я тебя представлю, как делают в высшем обществе, — сказала одна из её подруг. — Знакомьтесь — это Аня. Но так мы её называем, а как её полное имя — не догадаешься. Голову сломаешь!

— Я не буду ломать голову, а спрошу, — глядя на Аню, он невольно улыбался.

— Меня зовут Августа, — просто ответила она.

— Августа, — повторил он и решил про себя, что это имя как раз и подходит такой девушке.

— Ну, нам пора, — сказала другая из подруг, — мы всё съели… И вообще.

Они вспорхнули из-за стола, как стайка пёстрых, болтливых птичек, и Виктор проводил их взглядом. Милая девушка, но не больше того, подружки тоже очень милые. Познакомиться поближе? Слишком молода. Он пожал плечами и опять принялся за свои бутерброды с пивом.

Но если бы пошёл вслед за девушками, то услышал бы, как одна из них сказала:

— Анька, ты просто дура!

И Августа, и все остальные непонимающе уставились на подружку, а та продолжала насмешливым тоном:

— Это же Виктор Ленский! Что, не знаете? У него папаша в банке какая-то шишка. Если ты, Анька, его знаешь, то видела, какая у него иномарка и вообще. Да если бы такой парень со мной заговорил… Ого, я бы не растерялась! А ведь ты ему даже понравилась.

— Ну, видно, я не умею так, — усмехнулась Августа. — И знаешь, он себе и красивее, и богаче найдёт. А таких, как я, держит для развлечения.

— Другие думают иначе, а потом хорошо в жизни устраиваются.

— Так вернись, — поддели её подруги.

— Да, вернись, Анжела, раз он такой. И вообще, раскажи, что за парень?

— Фиг вам, момент уже упущен. Если бы я знала, что Анька не останется с ним, то… А теперь он меня примет сами знаете за кого. Нет, Анька, ты полная дура!..

Тема была такая интересная, что никто из них не заметил темноволосого и черноглазого парня, который, стоя почти рядом, по очереди переводил странный, настойчивый взгляд с лица Августы на силуэт Виктора за стеклом витрины.

Они встретились через неделю на оживлённой улице в центре. Виктор и не заметил бы его, если бы Дин не протянул руку и не сказал:

— Привет!

— Да, здравствуй… — рассеянно ответил на рукопожатие Виктор.

— У тебя всё в порядке?

— Но ты же по лицу читаешь?

— Я из вежливости.

— А, тогда в порядке.

— Ну, тогда пока.

И кивнув на прощанье, Дин пошёл прочь.

"Вот этот случай!" — мелькнуло в голове Виктора.

Несколько секунд он смотрел вслед своему загадочному знакомому: как куртка в красно-чёрные клетки мелькает между десятками других цветных курток, шубок и пальто. Затем, убедившись, что Дин не оборачивается и даже не оглядывается, быстро пошёл следом за ним. Толпа людей то и дело скрывала Дина с глаз, а потом он вдруг словно выныривал из людской массы в самом невероятном месте. Сейчас он уже почти бежал. Чтобы не потерять преследуемого, приходилось всё время "держать" его взглядом, поэтому Виктор то и дело налетал на прохожих, проталкивался и выслушивал летящие в спину "комментарии". Его всё больше охватывала злость. Куда он так несётся? Может быть, всё-таки заметил его и пытается "оторваться"?

Наконец, после четверти часа бессмысленной беготни по центру, Дин вдруг резко свернул в тихий переулок и вошёл в большой магазин мужской одежды. Виктор шумно отдышался: так просто? Парень решил сменить одежду? Не всё же ему бегать в одних и тех же джинсах, свитере и куртке? Но если не отрывать глаз от дверей магазина, то Дин чего доброго его всё-таки заметит! Лучше всего наблюдать из магазинчика через дорогу. И только оказавшись внутри него, он вдруг сообразил, что торгуют здесь женскими головными уборами. Вот те на! Мысленно выругался, но не спускал глаз с дверей магазина напротив.

— Вам что-нибудь предложить или подсказать? — услышал за спиной милый женский голос.

— Э-э-э, я… а, эту, красную. Подойдёт брюнетке? — взял наугад смешную, хотя и вполне симпатичную шляпку, но не выдержал и опять обернулся к витрине, сквозь которую хорошо был виден вход в магазин напротив.

Молоденькая, щуплая продавщица подошла ближе.

— Видите ли, шляпа должна подходить не только к цвету волос, но и форме лица, цвету глаз и кожи, — мягко возразила она. — Может быть вы пришли бы с девушкой, для которой хотите купить шляпу? А она…

Продавщица запнулась, потому что Виктор опять отвернулся от неё к витрине.

— Ой, не мните так её!

Он почувствовал, что продавщица пытается разжать его пальцы и смутился:

— Простите, я случайно… — Виктор отдал шляпу и оглянулся опять: где же бродит этот Дин?!

Повернувшись к продавщице, встретил её настороженный, почти испуганный взгляд. А ему нужно было следить за противоположной стороной переулка! Он изобразил на лице подобие улыбки, продавщица ответила такой же гримасой и отступила вглубь магазина. Нет, так следить невозможно и… Да ведь в том магазине может быть ещё один выход или Дин сбежит через служебный!

Виктор стремительно выскочил в переулок и подошёл к магазину напротив. С минуту напрасно пытался заметить Дина через витрину, наконец решился и неторопливо вошёл внутрь. Магазин был большой и с довольно дорогими товарами. Ряды костюмов, курток и плащей тянулись вдоль зала, в "улочках", которые образовались поперечными "проулками", прохаживались немногочисленные клиенты. У всех была одна общая черта: ясно написанная на лице уверенность в себе. Но происходила она не из заносчивости или самовлюблённости, а попросту от обладания и свободой пользования солидным капиталом. Виктор (который из-за своих друзей всегда одевался просто и недорого) остро почувствовал, что его одежда здесь не слишком уместна. Никогда не любил таких магазинов, хотя иногда ходил в них с отцом, советуя, что купить.

— Я могу вам помочь? — опять продавщица: что за назойливый персонал попадается ему в магазинах?!

— Я… я ищу знакомого. Видел, как он сюда вошёл, такой брюнет в клетчатой куртке.

— Да-да! — улыбнулась продавщица. — Взял для примерки розовый пиджак.

— Розовый? — изумился Виктор. Хотя и прежний наряд Дина… — А где он?

— Вон в той примерочной.

— Вы уверены? — тон получился таким странным, что продавщица забеспокоилась и торопливо пошла через зал. Виктор за ней. Через несколько секунд уже стояли перед дверью примерочной. Продавщица постучала:

— Извините, у вас всё в порядке?

Тишина. Снова постучала, и снова тишина. Виктор схватился за ручку двери и под возмущение продавщицы отчаянно задёргал её:

— Дин! Это я! Открой!

Молчание в ответ.

— Ну ладно, Дин, я следил за тобой. Признаюсь и прошу прощения. Не глупи! — снова подёргал ручку.

— Что-то случилось? — услышал за спиной мужской голос.

— Один из клиентов закрылся здесь и не отвечает. Может быть, ему плохо? — ответила испуганная продавщица.

— Пропустите, пожалуйста, — солидный администратор приложил ухо к двери. — Откройте, пожалуйста, — осторожно стукнул в дверь. — Что с вами?

Тишина и тишина. Виктор не выдержал, грохнул кулаком по двери и закричал:

— Выходи, чёртов идиот, не выделывайся!

— Спокойно, спокойно, — перебил его администратор, доставая из кармана ключ. — Ничего страшного. Откроем дверь и если… Хм, а где же он? И что это за глупости?

В примерочной никого не было, но то, что Виктор там увидел превратило его злость в ярость… и стыд. Действительно, на вешалке висел розовый пиджак, но не он бросался прежде всего в глаза: на зеркале красной помадой крупными буквами было написано: "СТОП!"

— Ой, это же моя помада! — продавщица схватила тюбик с полочки. — Как она сюда попала?

— Ну, и что это всё означает? — администратор обернулся к Виктору, но тот уже немного овладел собой и холодно ответил:

— Я? А что я могу знать? Я же был с вами.

Затем резко повернулся и, дрожа от ярости, как от лихорадки, быстро вышел из магазина. Мерзавец Дин! Сделал из него идиота! Конечно же, тот сразу заметил слежку и решил поиздеваться. А он-то обрадовался… Переулок кончался небольшим сквером, Виктор сердито смахнул снег с края ближайшей скамейки и сел, понурив голову. Мороз немного отрезвил его, и он даже смог увидеть в происшествии комическую сторону.

— Теперь мне опасно заходить в эти два магазина, — пробурчал, нервно смеясь.

— Здравствуй! — услышал словно в ответ и, подняв голову, увидел перед собой Аню, вернее, Августу.

— Здравствуй, — ответил удивлённо.

— А где Дин? — спросила Августа. — Опаздывать в мороз — нечестно.

— Куда опаздывать?

— Но ведь вы с ним договорились встретиться здесь и меня пригласили? — спросила она немного растерянно.

— Ну… — Виктор вспомнил недавние приключения и решил, что клоуном больше не будет. — А ты с ним давно знакома? — спросил, уклоняясь от ответа.

— Неделю. Он сказал, что вы друзья. Он симпатичный, правда?

— Ничего, — ответил уклончиво Виктор. — Значит, он тебе понравился? Он что-нибудь рассказывал?

— Да, немного о себе, свои приключения, всякие истории. Так интересно разговаривать на расстоянии!

— На рас… Что ты говоришь? А, телефон! Я уже подумал…

— При чём здесь телефон? Разве вы с ним никогда не разговаривали мысленно?

"Здрасьте, пожалуйста! Приплыли-приехали! Ну и Дин…"

— Нет, не разговаривал, — хмуро ответил Виктор. — Он что же, телепат?

— Что-то вроде. А что тут такого? Разве неприлично быть телепатом? Ой, да где же он?

— Мне кажется, что он не придёт, — сказал Виктор. — Он такой. А сколько тебе лет, если не секрет?

— Какой же это секрет? Скоро будет восемнадцать.

— Скоро?

— Н-ну… в мае.

Виктор сдержал улыбку: ещё два-три года назад сам при случае назывался старшим, чем есть.

— Не будем его ждать? — предложил он. — Он не пришёл и не предупредил. Пошли погуляем, а то замёрзнем!

"Свожу её в кафе, поболтаем и успокоюсь, — решил. — А потом… Нет, всего семнадцать".

Так и сделал. Августа (он решил называть её именно Августа) совершенно по-детски наслаждалась пирожными, но когда он хотел заказать их ещё, смущённо возразила:

— Нет, спасибо, хватит, я больше не хочу.

Но Виктор именно был уверен, что она хочет и сказал, как можно более мягко:

— А я съел бы ещё. Почему ты не хочешь поддержать компанию? И вообще, почему я не могу угостить тебя пирожными?

Она опустила глаза в чашку с остатками чая и тихо ответила:

— Я не люблю обязываться.

— Что? — изумлённый Виктор даже слова такого не слышал никогда.

— Да, — ответила Августа всё так же тихо, но твёрдо. — Мне мама всегда говорила: "Никогда ничего у богатых брать не смей, не обязывайся!"

"Ещё одна с причудами! — подумал Виктор. — Псих-клоун, телепат со странностями и девчонка с принципами — отличная из нас получается компания!"

— Как хочешь, — сказал сухо.

Они расстались возле кафе. После её слов Виктор решил не предлагать подвезти её на машине. Даже не проводил до троллейбуса или на чём там она собиралась ехать. Но не успел сесть в машину, чтобы отправиться домой: возле машины стоял Дин.

"Ну, погоди, приятель, сейчас я всё выясню! — злорадно подумал Виктор. — А выглядишь ты что-то не очень. Смотришь исподлобья. И зарос как! Словно и не стрижёт никогда волосы. Что же ты такой хмурый? Сам ко мне домой вваливается, а мне — "СТОП"?!"

— Ну что, доволен? — спросил Дина вслух. — Спровоцировал меня? А я ведь только хотел узнать, где ты живёшь?

— В деревне, — холодно ответил Дин.

— Как называется?

— Не найдёшь её ни на одной карте.

— Висит в воздухе? — насмешливо уточнил Виктор и удивился, что Дин ещё больше нахмурился:

— Это моя деревня и нечего тебе знать, где она!

— Ладно, — пожал плечами Виктор, — но ты мог бы дать мне номер телефона.

— У меня нет телефона, и он мне не нужен. Я всегда появляюсь, когда тебе нужен.

— Вот как? А может быть, ты читаешь мои мысли?

Дин опустил голову, так что длинные волосы закрыли его лицо, и пнул ногой кусок льда.

— Ладно, — буркнул неохотно, — есть у меня способы.

— Способы? Ах, вот как? И какие же?

— Стоп! Стоп! И не пробуй меня больше выслеживать, а то будет плохо!

И прежде чем возмущённый Виктор успел даже рот открыть, его странный знакомый кинулся куда-то за угол, в запутанный переулок, и скрылся с глаз.

Не удивительно, что после такого насыщенного эмоциями дня спалось Виктору плохо, а точнее, не спалось. Промучившись несколько часов, он встал, подошёл к окну и открыл форточку, чтобы вдохнуть морозного воздуха. Двор смутно белел теми своими частями, которые покрывал снег или где светили две слабенькие лампочки, остальное тонуло во тьме. "И почему отец не хочет, чтобы было освещение, как прежде? В таком мраке по двору может бродить кто угодно". И тут же он понял, почему эта мысль пришла ему в голову: по двору действительно кто-то шёл! На фоне заснеженной высокой клумбы мелькнул силуэт, а затем исчез во тьме. Но шёл этот "кто-то" явно по дорожке в сторону беседки.

Торопливо накинув халат, Виктор на цыпочках спустился вниз и отправился на кухню, окна которой были ближе всего к беседке. Он не собирался зря "воевать" с неизвестным в одиночку, но хотел выяснить, что тот задумал. А там посмотрим…

Посмотрим, потому что как раз возле кухни и горит одна из двух жалких лампочек, которые он всё-таки отвоевал у отца. И таинственный незнакомец вряд ли станет сворачивать в глубокий снег из-за такого "светлячка", который еле-еле освещает себя самого и…

— Папа! — крик вырвался у него словно из сердца, хотя сквозь закрытое окно и на расстоянии отец вряд ли услышал бы его. А Виктор уже бежал к выходу.

"Что это с ним? Он только в пижаме! Может быть, лунатик? Простудится!.."

Он не помнил, как добежал до отца, схватил его в охапку и, не обращая внимание на слабое сопротивление, почти понёс по дорожке к дому, а потом в дом через кухонные двери. Усадил за кухонный стол, а сам включил чайник. Может быть, нужно было уложить отца в постель, но Виктор побоялся оставить его одного.

— Что с тобой? Что ты задумал? Папа, как ты мог?

Отец еле заметно пошевелил губами, и Виктор услышал его тихий шёпот:

— Всё время ко мне приходит… Стоит перед кроватью и смотрит… Вскакиваю — нет её, только ложусь и закрываю глаза — опять… Не могу больше, не выдержу… Не хочу жить, не хочу ничего чувствовать…

"Господи, — в ужасе подумал Виктор, — что ему сказать? Как его успокоить? Как его убедить? Чем убедить? Чем девятнадцатилетний может доказать пятидесятилетнему, что жить нужно?"

— Господи, пап, — простонал наконец, — хотел меня оставить одного на свете? Что бы я без тебя делал?

— Ты молодой. А я устал…

— Тебе кажется! Ты ещё совсем молодой и сильный! И… постарайся вечером о НЕЙ не думать.

— Как будто можно себе приказать… Боюсь, что в конце концов её возненавижу! Она всё время со мной… и каждую ночь тоже! Я ею дышу…

— Папа, сходи к невропатологу…

— Скорее уж к психиатру, — горько усмехнулся отец.

— Ну и что? К нему же ходят не только психи!

— И что? Он пропишет таблетки, чтобы меня одурманить!

— Папа, ты же не врач, почему ты заранее уверен…

— А как он вытащит ЕЁ у меня из головы? Таблетками?

— Тогда попробуй думать обо мне. Ты же никогда обо мне не думаешь, я уверен.

— У тебя всё в порядке…

— Ты уверен?

Отец медленно поднял голову:

— А разве нет?

— Тебе это интересно?

— Я устал…

— Выпей чаю..

— Он некрепкий.

— Я хочу, чтобы ты потом заснул, — Виктор не смог усидеть на месте и вскочил так резко, что отец вздрогнул. — Ты уверен, что у меня всё в порядке, хотя никогда ни о чём меня не спрашиваешь! Я рассказываю о себе, а ты перестаёшь слушать через полминуты! Когда последний раз ты хотя бы хлопнул меня по плечу? Ты думаешь, что деньги для меня — это всё? Спасибо, конечно, многие были бы на седьмом небе от моих карманных денег. Но я живу в этом доме, как у чужого… спонсора. Ты даёшь мне деньги и желаешь взамен, чтобы я не болтался под ногами!..

— Успокойся, — теперь отец смотрел уже смущённо и озабоченно. — Что-то случилось? Неприятное?

— Как обычно! Всё, как обычно! Обычные серые неприятности… — Виктор вдруг схватился за живот и скорчился. Холодный пот залил ему лицо.

Отец поддержал его за плечи и усадит на стул:

— Что? Болит? Может быть, это аппендицит?

— Не трогай меня, отстань, это от нервов!

— Откуда ты знаешь?

— Я был у врача. И когда-то пытался тебе от этом рассказать. А ты выбросил мои таблетки! Хоть бы вырвать, о-о-о…

Боль немного отпустила, теперь его тряс озноб, сердце стучало по-сумасшедшему, а перед глазами вертелись тёмные пятна. Кое-как добрёл до мойки, открутил кран, подставил голову под струю холодной воды. Боль отпустила. Потряс головой. Облегчение… Вытер кухонным полотенцем лицо, взглянул на отца. Тот стоял белее мела.

— Что… — попытался опять заговорить с сыном.

— Всё прошло. Ложись спать, — Виктор открыл шкафчик, достал снотворное и протянул отцу одну таблетку. — Вот. Выспись, а завтра посмотрим. Надеюсь, что ты не простудился.

Не оглядываясь на отца, побрёл к себе наверх и сел на постель. Только сейчас почувствовал, что расстроен до предела, что хочется не просто плакать, а выть. Что-то капало на колени. Не то слёзы, не то вода с мокрых волос… Упал ничком на кровать и заснул.

Проснулся очень рано, когда отец стал шумно возиться на кухне, поспешно

сооружая себе завтрак. Это хорошо, что так шумит, значит, проголодался, значит, проклятая обычная вялость его немного прошла. Неужели, единственное, чем он может помочь отцу — это таблетки, которые тот терпеть не может. Был бы кто-нибудь, кто мог действительно помочь!..

Вдруг дверь в комнату резко отворилась нараспашку и…

— Я позавтракаю позже, — Виктор включил лампу и подскочил с кровати изумлённый и разозлённый:

— Дин? Что это ты? Опять???

Шевелюра Дина никогда не была хорошо причёсана, но сегодня он превзошёл самого себя. И дело было не только в шевелюре. Помятая рыжая рубашка, застёгнутая на одну пуговицу, джинсы в заплатах, вдобавок не застёгнутые, и носок на одной ноге — вот и всё, что составляло его наряд в эту морозную ночь. Дин перехватил взгляд Виктора и нервно спросил:

— Что случилось?

Потом сделал два неуверенных шага по комнате, ошеломлённо, как бы полусонно оглядывая её.

— Это ты меня спрашиваешь? — Виктор очнулся, закрыл дверь и, схватив Дина за плечо, встряхнул. — Ты?!

— Но я… — Дин прищурился на лампу.

— Ты почему пришёл? Что-то случилось?

— Я…

— Да, ты!

— Но я… Ой, моя голова… — крикнул Дин.

"У меня болел живот, у этого — голова. Два больных психа. И папа в придачу, если простудится!" — подумал Виктор, а вслух спросил уже твёрже:

— Тебе плохо?

Дин смотрел на него, а точнее, сквозь него, глазами, которые со всё большим трудом открывал. Потом опустился на пол, тихо постанывая и потирая виски. Ну, сцена в кухне — вторая серия!

— Ты меня звал, Витя? — услышал Виктор голос за дверями.

— Нет! Нет! — почти крича, выскочил из комнаты, невольно оттолкнув отца от дверей. Тот взглянул изумлённо:

— Я хотел спросить, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… Я ещё посплю, ладно, папа?

— А что это за голоса?

— Какие голоса?

— У тебя кто-то в комнате.

— Никого там нет! Это радио.

— А-а-а…

— Ты опоздаешь.

Отец окинул его внимательным взглядом и пожал плечами:

— Ну да, радио. Я хотел сказать тебе "до свидания". До вечера!

— Да, папа, до вечера.

Виктор стоял в дверях, опираясь о притолку, пока не услышал, как отец выводит из гаража машину. Только тогда вернулся в комнату и сжал кулаки, отыскивая взглядом Дина. Тот сидел всё так же скорчившись, но уже возле стены.

— Ну погоди! Сейчас получишь за всё, — бормотал Виктор сквозь зубы, срывая с себя халат и натягивая штаны. — А ну вставай и уматывай! К себе в летающую деревню!

Пнул Дина в зад, но тот только пробормотал что-то и пошевелил ногами. Ногами… Одна в носке, а вторая… Он пришёл без обуви? И полураздетый? Но как?

— Эй, ты что? Ты пьяный или накуренный? Убирайся!

— Сам убирайся… — пробормотал Дин.

— Хорошенькое дело! Ты одурел? — Виктор так начал трясти Дина, крича при этом ему прямо в ухо, что тот наконец сел по-турецки, бормоча что-то на странном непонятном языке. При этом он старательно тёр себе виски, отчаянно при этом зевая.

— Ну, ты пришёл в себя? Я тебя убью!

— Да?.. — рассеянно, с улыбкой отозвался Дин, поправил одежду и недоумённо посмотрел на ноги.

— Я тебя убью! Припёрся босой и полураздетый, а я должен объясняться с отцом, чтобы он тебя не увидел, и делать из него идиота. Он мне не поверил — это ясно. Решил, что я привёл на ночь девку. Но это ерунда… Вот если бы он увидел тебя!..

— А что такое?

— Если бы он вошёл и увидел тебя в этой раздёрганной рубашке и незастёгнутых штанах, я бы тебя убил!

— Да что такого?

— Почему я должен из-за тебя врать отцу?

— А зачем ты врал?

Виктор замахнулся, но Дин ловко отпрыгнул к двери.

— Почему ты злой?

— А почему ты босой? Где твои ботинки?

— В прихожей.

— Не верю и проверю.

— Ладно, я босой, — неохотно отозвался Дин. — Но я скажу тебе "стоп" и…

В ту же секунду он был схвачен за рубашку и припёрт к стене.

— Никаких "стопов"! Почему ты босой и без куртки?

— Ничего тебе не скажу! Ясно?

— Как ты сюда попал?

— В дверь. Я не вор, но могу открыть всё.

— Даже чужую голову, я знаю! Ты телепат! Или ещё похуже…

— Что? — Дин явно растерялся.

— Ты, гад, я всё знаю! Августа мне всё рассказала. Ты лазишь в чужие головы и чужие души! А ну…

В то же мгновение Дин резко оттолкнул его, пытаясь выскочить в дверь. Но Виктор был быстрее, схватил беглеца за руку и швырнул назад в комнату.

— Ты свинья! Читаешь чужие мысли, как газету или книжку! И врал мне, врал! А сам подслушивал всё-всё!

— Нет, неправда. Я слышу тебя, только если ты ко мне обращаешься. Только… Вот сегодня ты меня позвал…

— Я звал тебя?! Да я и не думал о тебе!

— Не обязательно думать. Можно просто пожелать.

— Я желал, чтобы ты сюда ввалился в расстёгнутых штанах?

— Я еле успел одеться…

— А потом? Чем ты приехал? Или ты не ехал? Опять будешь врать? Мне, этой малышке Августе, кому ещё?..

— Августе я не врал. А тебе… да… Но я знал, как ты всё это воспримешь… Ты бы не захотел со мной дружить. Августа добрая, а ты… — Дин замялся.

— А я злой? Это ты хочешь сказать? А сам вламываешься ко мне в комнату без предупреждения, без объяснения, а потом кричишь на весь дом, так что я должен врать отцу!

— Ты бы ему объяснил…

— Что? Что я бы ему объяснил, если до сих пор ничего не знаю сам? Я убью тебя! — Виктор опять кинулся на Дина. Тот ловко увернулся и отскочил.

— Перестань угрожать, я тебя не боюсь! — кричал Дин почти весело, перескакивая через диван. — Ты меня боишься, потому что я знаю твои мысли! И потому сильнее тебя, имею преимущество! Знаю всё о тебе, а ты обо мне ничего! И трусишь, трусишь, трусишь из-за этого! Убирайся с дороги, я уйду, чтобы не слышать твоих дурацких обвинений!

— Можешь убираться… друг со "стопами"… — буркнул Виктор, внезапно схватившись за живот. — И не приходи никогда… О-о-ой, опять болит… Ненавижу тебя… всех ненавижу…

— Не нужно, — голос Дина стал обычным: тихим и серьёзным. — Сейчас всё пройдёт, слышишь? Просто скажи себе: "Всё прошло".

— Лекарь хре…

— Не нужно, — мягко перебил его Дин. — Не нужно ругаться. Просто скажи: "Всё прошло".

— Всё прошло, — процедил Виктор сквозь зубы, только чтобы тот отвязался и оставил его в покое. И всё прошло!

Он даже сел на диване, на который упал от боли… от бывшей боли. Вот фигня, а ведь живот не болит! И не тошнит больше. Это Дин?

А тот опять сел на пол и, раскачиваясь из стороны в сторону, вдруг расплакался. Как мальчишка. Ну и ну!

— Не плачь, — пробормотал Виктор. — Или плачь… что это ты?

— Это всё так всегда кончается, — всхлипнул Дин. — Такой уж я есть… Никто со мной… — он замолчал и стал вытирать слёзы обрывком рукава.

— Никто с тобой не хочет знаться, — догадался Виктор. — Ну ещё бы! Ты всё знаешь, а о тебе — ничего нельзя. Стоп, стоп! — передразнил Дина.

— Ну, вот ты узнал кое-что, и что хорошего?

— Кое-что? Значит, это не всё, что ты можешь?

— Да.

— А что ещё? — настаивал Виктор.

— Многое. Ты уже успокоился?

— Я спокоен, как лёд. Говори и не ври.

— Как бы тебе объяснить, ведь ты не поймёшь… Ну, например, если бы я захотел, то мог бы размазать тебя по стене. Или уничтожить психически.

— Сделать психом?

— Нет, вызвать депрессию.

— Депрессию… — повторил Виктор одними губами.

— Но не бойся, мы ведь друзья и…

— Помолчи! — перебил его Виктор. — Помолчи!

"Так вот почему он сказал, что я его позвал? Ну да, я же хотел, чтобы появился кто-то, кто помог бы отцу".

Он поднял голову и встретился взглядом с Дином. Тот кивнул:

— Вот ты и вспомнил. И понял. Прости, я в тот момент был не совсем в порядке.

— Ты тоже прости, — хмуро пробурчал Виктор в ответ. — Ты был в таком виде, и что бы я сказал отцу. Что у меня чудик друг, который открывает все замки и проходит босиком по снегу?

— Я же говорил, что ты боишься, — строго ответил Дин. — И себя, и меня, и отца боишься тоже. Перед всеми стараешься быть идеальным. Не супермен, но почти что. Но маска супермена — это маска, а не лицо. Вот все над тобой и шутят. Ты — суетная душа.

— А ты — супермен.

— Нет, но я могу помочь тебе выбросить весь этот мусор на свалку.

— Какой мусор?

— Страх, подозрительность, мелочность, обидчивость… много чего.

— Ты такой важный врач?

— Я умею, Вик. Я просто умею.

— Суетность потом. Ты мне скажи… папу… отца ты сможешь вылечить?

— Я не врач, Вик. Я просто помогаю другим понять себя. Совсем немного понять. Понять настолько, насколько нужно.

— Не важно, врач ты или нет. Ты можешь помочь?

— Да, я и пытался это сделать, но был… Ты слишком невовремя меня позвал.

— Ну, прости ещё раз. Если ты поможешь отцу, то можешь лазить мне в голову. Ладно. Только не болтай ни о чём.

— Я никогда не болтаю, — грустно улыбнулся Дин. — Неужели ты думаешь, что у тебя такие оригинальные мысли? Такие же как у всех, люди поразительно похожи друг на друга!

По пути в институт, на занятиях, возвращаясь домой, Виктор то и дело прикидывал, как ему объяснить отцу, кто такой Дин, и что он, Дин, с ним, с отцом, будет делать. Текст объяснения никак не складывался, поэтому решил — как получится!

Дин позвонил в дверь пунктуально в семь. Виктор провёл его в гостинную и представил отцу. Тот вежливо и равнодушно улыбнулся. Но когда сын и его знакомый сели в кресла возле него, отец взглянул с лёгким недоумением.

— Папа, Дин может тебе помочь, — экспромтом начал Виктор. — По крайней мере, я на это надеюсь.

— Помочь? — теперь на лице отца появилось смущение. — Неужели ты рассказал…

— Рассказать мне — всё равно, что шепнуть в шкаф, — очень мягко и

доброжелательно сказал Дин. — А помощь… Я очень хочу вам помочь и сделаю это. Верьте мне.

— Вы психолог? То есть, учитесь на психолога?

— Что-то в этом роде, — кивнул Дин.

— И какие таблетки вы мне пропишете?

— Никаких. Мы с вами и с Виктором погуляем по летнему лесу.

— Летнему лесу? А-а, гипноз, наверное?

— Не совсем. Но можете считать, что это гипноз.

Отец покачал головой:

— Никогда бы на такое не согласился. Но вам, молодой человек, я почему-то верю.

— Спасибо. Тогда — в путь!

— Нужно закрыть глаза?

— Если хотите… это не обязательно… В путь!..

…Было почти пол-одиннадцатого, и солнце светило ярко, когда отец и Виктор неспеша выехали из города. Через пятьдесят километров свернули с главной дороги. В молчании ехали между рядами деревьев. Дорога привела их к лесу. Асфальт перешёл в грунтовку, и автомобиль начал подскакивать на её неровностях. Деревья всё теснее обступали дорогу, в окошки повеяло приятной прохладой. Притормозили перед воротами из почерневших досок. На белой, изъеденной ржавчиной табличке виднелась надпись: "Частное владение, проезд запрещён". Выбрались из машины. Отец с удовольствием, до хруста в суставах, потянулся, глубоко вздохнул: чудесно пахло лесом. Виктор закрыл машину. Забрал с собой лишь газету.

— Идём, — сказал отцу.

— Это частное владение.

— Ну и что. Запрещён только проезд. А мы пойдём пешком.

— Резонно. Пошли!

Но когда они немного углубились в лес, Виктор остановился.

— Ну вот так… — начал сконфуженно. — Не смейся надо мной, я не умею так рассказывать, как Дин. Он создаёт в душе какое-то настроение… Ладно!

— Я слушаю.

— Ну, значит так… Мы в лесу, а лес — это чудесное место. И мы с этой минуты будем ходить по нему каждый сам по себе. В этом светлом и редком леске мы не потеряем друг друга. Но не будем разговаривать. И даже если найдёшь что-то интересное, то не зови меня. Это… как это… будет твой клад, твоё сокровище. Но помни: нельзя пугать, срывать и уничтожать специально. Ни животное, ни ветку, ни паутину.

Подавая пример, Виктор неспешно направился куда глаза глядят. Было очень тепло и приятно, и его не удивило, когда он вдруг оказался совершенно обнажённым. Почему бы и нет? Разве человек родится в одежде? Здесь, среди природы, он её часть. И вообще, сейчас на всей планете только он один. Он слушает птиц, смотрит на деревья, гладит листья и цветы. И ни о чём не думает. Зачем и чем? У него сейчас нет мозга…

Луг! Огромный, до горизонта!

Цветы по пояс… тысячи запахов… тысячи жужжаний и стрекотов…

Река… широкая и ленивая. Трава на берегу, как шёлк. Только у самой воды узкая полоска песка. На ней кто-то сидит. Какая-то женщина.

Она обернулась…

…Отец уютно спал в кресле. Дин стоял возле окна. Виктор подошёл к нему и шепнул:

— Зачем ты мне её показал?

— Потому что она — для тебя.

— Психологическая совместимость?

— Нет, это подарок тебе.

— Какой подарок? Я познакомился с ней и без тебя. Милая девочка, ничего особенного.

Дин коротко улыбнулся:

— И всё-таки я тебе её подарил.

— Ладно, ладно, — пробормотал Виктор, чтобы отвязаться. — Слушай, а где это мы были? Такое неописуемо красивое место!

— Это окрестности моего санатория.

— Санатория? Ты живёшь в санатории?

— Да, после её смерти… да, живу…

— Что, там так скучно, что ты приезжаешь в город?

— Я там один. Не считая Каравая.

— Какого каравая? Каравай — это хлеб.

— Каравай — мой доктор. Приходит ко мне раз в неделю и задаёт глупые вопросы. А я на них должен искать ответы… всю неделю.

— Странный санаторий. А где он? Или "стоп"?

— Как-нибудь. Пока у тебя не получится.

— Что не получится?

— Попасть туда.

— Нужно оформить пропуск?

— Нет, нужна возможность.

— Что за чепуха?

Отец громко зевнул, они обернулись.

— Какой чудесный сон я видел! А когда же начнётся лечение? Ой, уже почти полночь! Я зря потратил ваше время, Дин. Почему вы меня не разбудили?

— Вы так хорошо спали. А мы пока общались с Виктором. Ну, мне пора. Всего хорошего.

…Виктор и Августа уложили сумки, оседлали своих лошадей и выехали на дорогу. Где и откуда? Какая разница?

Недавно прошёл небольшой дождь, и дорога не пылила под копытами, зато ветки щедро осыпали водой. Ехали в молчании через лес, а когда солнце начало клониться к закату, то поставили палатку на берегу какой-то речушки. Под густыми деревьями нашёлся сухой хворост, Виктор разжёг костёр, и Августа разогрела в котелке консервы. После ужина сидели у костра, укутавшись в одно одеяло, и тихо разговаривали. О чём? О пустяках. О дороге сюда, о норовистом характере Викторова скакуна. О том, что в речке можно поймать рыбу, но лень. О том, что через месяц свадьба, и не хочется, чтобы она была шумной.

Что-о-о?

Где-е-е?

Какая ещё свадьба?!

Подскочил в постели.

Огляделся.

Его комната. Всё, как обычно. Так и было, когда он проводил Дина и лёг спать. Он спал. Он просто спал. Или…

Из-под одеяла торчали ноги в кроссовках. Его собственные ноги. Он лежал одетый так же, как во сне!

— Что же ты делаешь? — сказал возмущённо. — Что же ты делаешь со мной?

Кто-то пробормотал в ответ. Виктор резко вскочил… и чуть не наступил на Августу, которая, подложив под щеку ладонь, сладко спала на ковре.

— Так это был сон или не сон?

И услышал в ответ:

"Это подарок. А от подарка не отказываются!"

— Что за свинство! — Августа оглядывалась по сторонам не то чтобы испуганно, а ошеломлённо. — Как я сюда попала?

На неё, улыбаясь, смотрел тот самый Виктор с третьего курса, приятель Дина, с которым они как-то случайно познакомились, а потом ели пирожные.

— Почему ты молчишь? — она растерянно оглядывала его комнату: бардак полный, но каждая вещь стоит хороших денег. Даже носки, которые почему-то висят на абажуре лампы.

— А разве ты не помнишь? Прогулка, речка, костёр…

— Ой! Но как же?..

— Это проделки Дина.

— Дина? То есть… но мы же ехали…

— Ага, а потом у костра сидели, укрывшись одеялом. Одеяло возле тебя, а костёр и палатка остались там. И река, и лошади тоже. Я этому очень рад, только их тут, в комнате, и не хватало!

— А здорово было…

— Но только это во сне, — сказал Виктор неуверенным тоном.

— Почему во сне? Всё было на самом деле, вот и одежда та же. И сам сказал — одеяло.

— Но сейчас зима, а ТАМ было что-то вроде ранней осени. Даже если мы, словно лунатики, взяли напрокат лошадей и палатку, съездили куда-то и вернулись, то как нам удалось организовать другое время года?

Августа в задумчивости потёрла кончик носа — всегда чесался, когда возникали проблемы:

— А может быть, это была не наша планета?

— Что-о? О чём ты?

— Ну… Дин говорил, что живёт не здесь…

— Да, говорил. В деревне, которой нет ни на одной карте. В санатории, где красиво. И проходит сквозь стены. И открывает любые замки. И может исчезнуть или возникнуть где угодно. И переносит людей в странные места, а потом возвращает оттуда.

— Думаешь, он фокусник? — она совершенно забыла о том, где находится, поражённая этой мыслью. — Или какой-нибудь экстрасенс?

— Ты знаешь экстрасенса, который может исчезнуть просто так, посредине улицы?

— Но ведь фокусники…

— У фокусников куча оборудования, а у Дина?

— Тогда нужно поверить тому, что он мне когда-то сказал.

— А что он тебе сказал? — заинтересовался Виктор.

— Что он волшебник.

— Так прямо и…

— Да, я спросила его, телепат он или экстрасенс, а он ответил: "Нет, я обычный волшебник".

— А ты?

— А я говорю: "Наверное, здорово быть волшебником".

— А он?

— "Нет, говорит, только кажется, что здорово. Вот ты мечтаешь о чём-нибудь?" — "Да, говорю, о многом". — "А я, говорит он, ни о чём не мечтаю". — "Почему?" — "Я же волшебник. Все свои желания могу сразу выполнить". Понимаешь, я думала, что он шутит. Но ведь говорил он очень серьёзным тоном. Он не шутил — теперь я это понимаю!

— А если бы шутил, то тебе было бы легче? — спросил Виктор с неожиданной злостью. — Знаешь, только сегодня я полностью поверил в его возможности! Но если так… Он говорил тебе, что ты — его подарок для меня?

— Подарок?! — Августа была шокирована. — Что это значит?

— Не знаю. Он мне сказал, что ты — для меня. Я уточнил: "Мы с ней психологически совместимы?" А он ответил, что ты — его подарок для меня? Вот так…

— Не верится…

— По-твоему, я вру тебе?!

— Нет, зачем бы… Но тогда становится жутко…

— Да я же…

— Я не о тебе. Я о Дине. Такой милый, такой добрый, всё понимает и — такое!

— Не переживай! Может быть, он не имел в виду ничего плохого. А вдруг у нас неправильное впечатление.

Августа покачала головой:

— Что ещё можно подумать. Вот если бы тебя предложили кому-то в подарок? Как бы тебе впечатлялось?

— А если там, у них, другие… ну, нравы, что ли? И это означает что-то другое.

— Ох, я надеюсь!

— Я такой неприятный тип? — Виктор спросил с почти неприкрытой обидой, так что она невольно рассмеялась, а потом усмехнулся и он.

— Нет, Вить, ты же понимаешь, что я… — замолчала, потому что в дверь негромко, но настойчиво постучали.

— Наверное, отец, — сообразил Виктор. — Он собирался на работу и услышал наши голоса. Входи, папа!

— Я не настаиваю… — послышался из-за двери низкий мужской голос.

— Не выдумывай, это совсем не то, что ты думаешь! Ну, входи же! Знакомься: это Августа. Мы учимся в одном институте.

— Очень приятно, — Августа немного растерянно следила, как в комнату вошёл худощавый мужчина в возрасте, очень похожий лицом на сына, но, в отличие от Виктора, более смущённый ситуацией. — Я не слышал, как вы пришли.

— А она прилетела. Вот на этом одеяле.

— Гм? Ладно.

— Всегда говорите правду — и вам никто не поверит, — развёл руками сын, когда за отцом закрылась дверь.

— А ты бы поверил? — она была приятно удивлена реакцией этого пожилого человека на её непонятное появление.

— Да, ты права. Ну, хорошо, пошли завтракать. Хотя мы и ужинали у костра, но, по-моему, это было уже давно.

На кухне, как часто бывает в доме, где живут одни мужчины, царил полный кавардак. Августа заметила, что Виктор подозрительно покосился на неё, но притворилась, что не видит ничего странного в разбросанных упаковках от полуфабрикатов, немытых тарелках на столе и сковороде, полной застывшего жира.

— Кто первый из нас попадает на кухню, тот и готовит завтрак, — объяснил он. — Но я больше люблю мыть тарелки, — рассмеялся, — вернее, класть их в посудомойку и вынимать оттуда.

— Доставь себе это удовольствие, а я попробую что-нибудь приготовить, — отозвалась она. — Есть чистая сковородка?

— Сколько угодно вон в том шкафчике!

— А, — кивнула Августа, — я и забыла…

— Что забыла?

— Да нет, ничего. Как зовут твоего отца?

— Сергей Викторович.

Конечно, она на минуту забыла, что в этом доме могут себе позволить и десять самых лучших сковородок. Интересно, почему они не наняли себе домработницу? И почему двор и сад (часть которых видны из окна в рассветном полумраке) так неухожены? Даже снегу не удаётся этого скрыть!

Раздумывая, машинально открыла консервы, сварила яйца, что-то резала, смешивала, чтобы получился сытный рыбный салат. Когда был готов, хотела его переложить в салатницу, но Виктор тотчас же запротестовал: не хотел, чтобы добавилась ещё одна ёмкость к стопке немытых.

— А говорил, что любишь мыть посуду! — засмеялась Августа и принялась за следующее блюдо, которое должна была сочинить из консервированных мясных тефтелей: кроме консервов в холодильнике не было ничего.

Привлечённый вкусным мясным запахом на кухню заглянул отец Виктора. Молча нарезал хлеб и заварил чай. Сначала ели в молчании, потом немного поговорили о погоде, о снеге, отец и сын хвалили Августину готовку, а ей было немного смешно от того, как она попала на этот завтрак. Наконец Сергей Викторович заторопился:

— Ну, мне пора. И вам тоже — на занятия, — взял было свои тарелки, чтобы отнести в мойку, но сын остановил его:

— Не нужно, я приберу.

"Ещё бы, — подумала Августа, — и готовить, и прибирать в такой кухне легче лёгкого! Всё так удобно, богато и… заброшено. А где же его мама? Развелась с отцом?"

— Я завезу тебя домой, — перебил её мысли Виктор. — Ты не Дин и в таком виде далеко не уйдёшь.

— А он уйдёт?

— Сама сказала — волшебник.

— Но ведь волшебников не бывает, ты же знаешь!

Он пожал плечами, вытирая руки полотенцем:

— Откуда мне знать? Знаешь, я где-то читал, что развитая технология может показаться волшебством.

— Что-что?

— Ну, в сказках всякие Василисы Премудрые разговаривали на расстоянии с помощью волшебных вещей. Тогда и не мечтали вот об этом, — подбросил на ладони мобильник. — Может быть, Дин считает, что нам его вещи и знания покажутся волшебными?

Разговор перебило появление Сергея Викторовича, который смотрел на них с каким-то комическим изумлением.

— Что случилось, папа?

— Вчера вечером снег перестал идти как раз перед тем, как пришёл Дин.

— Кажется. Ну и что?

— Пойдёмте со мной, — он схватил обоих за руки и почти потащил за собой вприхожую. Входная дверь была открыта настежь.

— Папа, мороз же…

— Мороз? — Сергей Викторович вытолкнул их на крыльцо. — А это что?

Виктор и Августа послушно уставились на белый, нетронутый снег на ступеньках и на дорожке.

— Снег, — неуверенно ответил Виктор.

— Я вижу, что снег. Но где следы?

— Какие следы?

— Не морочь мне голову! Где следы Дина, когда он уходил, и Августы, когда она пришла?

— Папа, это трудно объяснить, — Виктор невольно обернулся к Августе, явно за поддержкой, она потёрла нос и сказала:

— Вы, главное, не беспокойтесь. Идите спокойно на работу, а вечером мы позовём Дина, и он всё вам объяснит.

И в этот момент Сергей Викторович вдруг вспомнил слова сына: "А она прилетела. Вот на этом одеяле".

"Подарок", — думал Виктор, посмеиваясь.

Машина свернула с оживлённого проспекта на тихую улицу, где в старом трёхэтажном доме жила Августа.

"Ну, спасибо, Дин! Уже вечер, и что теперь? Что мы объясним отцу? Ведь ты сегодня так и не появился, хотя и я, и Августа думали о тебе и мысленно звали тебя".

Девушка уже выглядывала в окно и вышла через несколько минут.

— Не появился? — разочаровано спросила Виктора.

— Нет. И не отзывался?

— Нет. И что теперь?

— Расскажем всё, как есть.

— А если Сергей Викторович не поверит?

— Ну… не поверит и не поверит — что ещё мы можем сделать?

Но, когда они уже въезжали во двор, отец позвонил Виктору и предупредил, что задержится и вернётся, может быть, даже после полуночи.

— Мы переживали, — вздохнула Августа, — а он уже всё забыл!

— Не забыл, не надейся, ему сейчас просто некогда. Ладно, раз мы здесь, то зайди и выпей чаю, что ли? Или кофе. И, пожалуйста, хоть на полчаса забудь своё "не обязывайся"! Я купил две коробки пирожных, кучу конфет, апельсины, ананас, сыр. Старался подсластить встречу и разговор. Так что всё это съесть придётся нам.

— Мы лопнем, — Августа рассмеялась. — Или растолстеем.

— Ничего, я слышал, что от ананасов худеют.

Но не успели они поставить чайник и достать покупки Виктора из пакетов, как в дверь позвонили. На пороге стоял Гришка-Чудовище, а за его спиной Олег, Виталик и две девушки из их же группы — Анжела и Лина.

— Привет! С новым снегом, с крепким морозом! — завопил Григорий, и все ввалились в дом, не слушая Виктора. Правда, он и не думал возражать, ему даже польстило, что ребята почему-то пришли к нему в гости. Августа выглянула из кухни, и Григорий тут же подскочил к ней:

— Ах, мой милый Августин! Лапку… — и согнувшись чуть ли не вдвое чмокнул её руку. — Старик, — обернулся к другу, — а мы решили немного повеселиться. Но в наших малогабаритках, сам понимаешь, места мало. И мы решили, что ты не выгонишь нас из своего дворца. А Сергею Викторовичу я обещаю…

— Папа задерживается.

— Тем лучше, мы не нарушим его покоя! Тащите припасы за мной, я знаю, где кухня! О-о, посмотрите-ка! У этих двоих сладкая жизнь! Но не бойтесь, мы вас не объедим, у нас с собой столько же! Сначала поедим, а пото-о-м… Ох, что будет пото-о-ом!..

— Удивляюсь, как ты один можешь поднять столько шума? — сказал Виктор, смеясь и доставая посуду из шкафчика. — Возьми лучше полотенце и вытри бокалы и рюмки. Всё несите в гостиную.

Августа вместе с изящной и хрупкой, но деловитой Линой, пользуясь кухонными машинками, принялись нарезать колбасу, ветчину и сыр, Виталик и Олег принесли стулья и расставляли приборы, и только высокая, похожая на манекенщицу с обложки Анжела, держа в руках для вида полотенце, ходила по первому этажу квартиры с задумчивым лицом и горящими глазами. Общими усилиями открыли консервы и стали накрывать на стол. И тут в дверь позвонили.

— Сергей Викторович, — пробормотал Гришка-Чудовище, который при всех своих габаритах и самоуверенности всегда был при отце друга ниже травы тише воды… или ниже воды тише травы, если угодно.

Но за дверью Виктор увидел Дина и чуть было не пошутил:

— Что же ты не вошёл, как всегда? — но вдруг даже покачал головой от удивления: вместо привычной одежды на Дине были элегантные серые брюки и куртка, а на ногах — ботинки в тон. Чёрные длинные волосы аккуратно причёсаны, ненавязчивый запах хорошего парфюма — пижон!

— Какой ты нарядный! Заходи, заходи.

Под курткой на Дине обнаружился красивый чёрно-коричневый свитер, а в руках он держал коробку.

— Добрый вечер, — чёрные глаза Дина смотрели непривычно весело. — Вы меня звали, но я не мог сразу прийти. А когда узнал, что у тебя вечеринка, то решил помочь тебе разыграть гостей.

— Разыграть? Зачем?

— Они же разыграли тебя с Рабле? Не хочешь подшутить над ними?

— Давай! — загорелся Виктор. — А как?

— Я потом скажу. Возьми, это на стол. Что-то вроде вашей копчёной рыбы.

Виктор только хотел спросить, что он имеет в виду, говоря: "Вроде вашей рыбы", как входная дверь открылась опять, и появился его отец.

— Да тут веселье! — сказал он, стягивая с себя куртку. — По какому поводу?

— Сам не знаю, — усмехнулся Виктор. — Ребята из группы пришли в гости. И Дин тоже.

— Рад, рад, — Сергей Викторович обменялся с Дином рукопожатием.

— Папа, — Виктор решил предупредить отца (мало ли, что задумал Дин?) — мы вот с ним хотим ребят разыграть. Так что ты ничему не удивляйся!

Отец кивнул с чуть заметной иронической улыбкой: после утреннего странного появления Августы и загадки отсутствующих следов, он, похоже, ничему не удивлялся. Но Дин вдруг тихо сказал:

— Сергей Викторович, вы нам поможете?

— В чём?

— В конце ужина Виктор заговорит о спиритических сеансах. Поддержите его, пожалуйста. Скажите, что всегда мечтали вызвать какого-нибудь духа. И как-будто бы случайно вспомните книгу Рабле, которую видели в комнате Виктора.

— Виктор читает Рабле?

— Да, — торопливо ответил Виктор. — Но ты согласен с Дином?

— Согласен. Но Рабле…

— Скажите, что вам будет интересно поговорить с этим человеком о финансах. Что вам хочется отвлечься от обыденности.

Сергей Викторович впервые за много месяцев тихо, но искренне рассмеялся:

— Почему бы и нет? Я уверен, что мы с Рабле найдём общий язык и по теме финансов! Но, я думаю, не следует говорить об этом серьёзно?

— Вы точно поняли мою мысль, — кивнул Дин. — Пусть это выглядит как… прихоть, как баловство и забава.

— Хорошо, я так и сделаю, — Сергей Викторович всё ещё улыбался, но смотрел на Дина очень внимательно, а тот с доброжелательной улыбкой выдержал взгляд. Виктор насторожился, но тут в прихожую выбежала озабоченная Августа.

— Сергей Викторович, добрый вечер. О, Дин, привет! — весело сказала она. — Ой, что это ты принёс. Тогда неси сам на кухню, там разберёмся.

Сергей Викторович и Виктор остались одни в прихожей, и отец сказал сыну:

— Как странно Дин разговаривает…

— Странно?

— Да, и подбор слов, и интонация. Как будто слышишь зрелого человека, который притворяется юношей. Но если он учится на психолога… да, всё может быть.

Виктор промолчал: не хотел лгать отцу, как мало им с Августой известно о Дине…

— …Вызвать духа? — Гришка-Чудовище рассмеялся. — А хочешь я заберусь под стол и отвечу на все вопросы? — спросил он заунывным голосом.

— Вечно ты, Гриша, выпендриваешься, а это может быть интересно! — поддержала Виктора Анжела.

Вслед за ней и Сергей Викторович (как и договаривался с Дином) заговорил о спиритическом сеансе и духе Рабле.

— Не нужно Рабле! — Виктор сделал вид, что смущён, и этого было достаточно, чтобы Григорий и Виталик "схватили наживку и оказались на крючке" замысла Дина.

— Сергей Викторович, вы правы! — возбуждённо замахал руками Григорий. — Рабле — это личность. Ого, Рабле!

— Не ого, а ого-го, — более сдержанно поддержал его Виталик.

— Ну, хорошо, хорошо… — Виктор старался не переиграть. — Берите вашего Рабле. Но ставлю условие!

— М-м-м? — насмешливо повернулся к нему Григорий.

— Вряд ли мы сумеем правильно всё сделать. Это будет настоящее дурачество и пугание друг друга. Но вот он, — положил руку на плечо Дина, — умеет вызывать самых настоящих духов. Проверено!

— Неужели? — отец удивился так натурально, что Виктор чуть-чуть не выдал себя.

— Да, правда. Дин, не стесняйся и скажи, что нужно делать.

"Помнишь ответы на мои вопросы?" — Виктор тут же услышал в голове голос Дина.

"Помню, полчаса заучивал", — мысленно буркнул в ответ.

"А Сергей Викторович?"

"За него не беспокойся".

"А сам волнуешься?"

"Не заводи меня, Дин!"

"Успокойся, всё получится отлично. Если что, так я тебе подскажу".

"Надеюсь".

"А китайскую вазу спрятал? "

"Да спрятал, спрятал! Спрятал все те штучки, которые ты принёс! Хотя и не понимаю, что они значат. Почему ты не хочешь рассказать подробнее? Умираю от любопытства!"

"Будь внимательным и делай, что мы договорились. Всё!"

И Виктор почувствовал, что в голове стало пусто и тихо… странное было состояние сразу после окончания такого мысленного разговора.

— Да, Дин, — говорил между тем его отец. — Мне очень интересно. Я когда-то видел такой сеанс.

— Вон тот круглый столик подойдёт, — с мрачной важностью командовал гостями Дин. — Поставьте вокруг него стулья. В центре стола нужно укрепить свечу. А по краю столешницы должны идти буквы. По порядку.

— По краю чего? — озадачено спросил Григорий.

— Перенеси стулья, — скомандовал Виктор. — Свечка… сейчас найду. А ты, Виталик, напиши буквы на листках из этого блокнота. А ну, все дружно!

Когда он вернулся, всё было уже готово, а когда зажёг свечку и выключил свет, то Лина тихо сказала:

— А вы уверены, что…

— Не боись! — Григорий широко улыбнулся. — Я не дам тебя обидеть ни одному духу!..

Он встретился взглядом с большими неподвижными чёрными глазами Дина и запнулся. Ему стало жутковато и как будто откуда-то потянуло сквозняком. Гришка вдруг понял растерянность Лины.

— Дамы и господа! — торжественно заговорил Виктор. — Представляю вам моего друга и одновременно самого лучшего медиума, который был, есть и будет на нашей планете!

Дин коротко, как бы снисходительно, улыбнулся.

— Не люблю подобных мероприятий, если их воспринимают, как развлечение и спектакль. Но если речь идёт о серьёзном сеансе, то я к вашим услугам, — говорил выразительно, медленно и бесстрастно. — Надеюсь, что вы не пожалеете, что согласились. Но помните — это не шутки. Тем, кто боится, лучше сразу уйти в другую комнату. Потом случая для этого может не представится…

"Дин, ты — настоящий артист! Они уже обалдели!" — подумал Виктор, обращаясь к Дину.

"Правда? Я польщён".

Все молчали. Лина жалобно посмотрела на Августу, на Сергея Викторовича и опустила голову. Августа же была в явном недоумении н, казалось, хотела что-то спросить у Дина, но промолчала.

— Ну, хорошо, — кивнул тот. — Тогда садитесь за стол, а ты, — кивнул Виктору, — запри дверь на ключ, чтобы нам никто не мешал.

— Но кто может… — начала было Августа.

— Кто угодно, — перебил её Виктор. — Садись же.

Она с озадаченным видом села по правую руку от него, слева стул торопливо заняла Анжела. Дин сел на свободное место рядом с Августой. Когда все устроились, перестали стучать стульями и замолчали, то послышались звуки, которые издавали не один, а целая компания духов. Это парни, дурачась, стучали снизу по столу и по ножкам стульев.

— Я вижу, что вы все приготовились, — с еле заметной иронией и ледяным тоном сказал Дин. — Какого духа вы хотите вызвать?

— Франсуа Рабле, — тоненьким клоунским голосом провыл Гришка-Чудовище.

— Это любимый писатель нашего милого друга Вити, — добавил Виталик, и они с Олегом рассмеялись.

Августа посмотрела на Виктора, потом на его отца и на Дина. Казалась чем-то обеспокоенной, но опять промолчала.

— И ничего нет смешного! — фыркнула Анжела.

— Франсуа Рабле, — повторил Дин бесстрастно. — Так и будет. Возьмитесь за руки и не отпускайте ни при каких условиях.

Дин произнёс это так смертельно серьёзно, что все невольно затихли, и даже Виктору стало не по себе.

— Остается мне еще предупредить вас вот о чём. Тот, кого дух выберет, как своего посредника для разговоров, не будет отвечать за то, что будет говорить и делать. После сеанса не будет ничего помнить. И… самое главное: не впадайте в панику, потому что в противном случае мы можем потерять духа, а также здоровье… если не жизнь…

— Как это, "если не жизнь"?! — пробормотала Анжела.

— Это очень сложно объяснить, — холодно ответил Дин. — Держитесь крепко за руки, и что бы не происходило, не бойтесь и не разрывайте круг. Будем соединять распределённую энергию смерти. Это самый опасный момент всего сеанса. Будьте спокойны и не делайте резких движений. Предупреждаю, что если кто-то поведёт себя легкомысленно, то может потерять сознание, а может быть, и жизнь.

— Ты стараешься нас испугать? — возмутился Григорий. — Мы не дети. С такими сказками отправляйся в детский сад! Делай, что ты должен делать, и не болтай глупостей о смерти. Никто не испугается, как бы ты этого не хотел! Я давно не слышал подобной чепухи!

Но по лицам Лины и Анжелы было видно, что они испуганы, как маленькие девчонки.

— Обычно, больше всего есть сказать на какую-то тему тем, кто совершенно в ней не ориентируется! — отрезал Дин.

— Ой, успокойтесь, не время ругаться, — сердито сказал Виктор. — Гриша, пусть Дин действует и говорит, что хочет, и пусть в конце концов сеанс начнётся, а то мы только теряем время!

— Тогда пусть не рассказывает глупости!

— Прекратите, а то до утра не закончим! — строго заметил Сергей Викторович.

Григорий буркнул что-то под нос, но замолчал.

— То что я говорю, это не глупости, — важно сказал Дин. — Ведь нам придётся нарушить покой существа, которое живёт в другом измерении времени.

— Да, если, например, мы вытянем его из туалета, где он как раз размышлял о высоком и светлом, — опять ввернул ехидство Гришка.

Все засмеялись, а Дин тяжело вздохнул, после чего продолжал:

— То, что вы через минуту почувствуете, без сомнения, не будет ни больно, ни мучительно, но она будет везде…

— Кто — "она"?! — прервал его заинтересовано Виталик.

— Смерть!

Это слово прозвучало холодно, зябко, загробно.

— Не старайтесь её понять. Примите её, как что-то реальное. Как жизнь в другом измерении времени. Не бойтесь и не отпускайте рук. Это очень важно. Я буду всё контролировать… так, на всякий случай. Клянусь, что я сделаю все, чтобы ни с кем ничего плохого не случилось. Надеюсь, что вы действительно уже не дети, и у вас крепкие нервы. Они вам через минуту пригодятся…

— Накурился он или что? — еле слышно буркнул Олег.

— Заткнись, пожалуйста! — не выдержал Виктор. — Позволь ему сказать всё до конца.

— Я не люблю длинных вступлений, — опять пробормотал Олег, — и особенно…

— …Таких идиотизмом окрашенных фраз. Так ты хотел сказать? — прервал его Дин.

Олег замолчал, ошеломлённо посмотрел на Дина и медленно кивнул:

— Откуда ты знаешь?

— Замолчите все! — голос Дина окреп и стал ниже тоном и властнее. — Забудьте о том, что находится за стенами этой комнаты и расслабьтесь! В течение минуты мы послушаем тишину. Да, тишину… для отдыха. Успокойтесь внутренне. Дышите медленно, глубоко и свободно. А я, тем временем, буду концентрироваться над сосредоточением материи. Не мешайте мне.

Наступила тишина. Сначала была обычной тишиной, такой, которая всегда бывает, когда погасишь свет и лежишь в постели с чувством усталости и наступающей дремоты. Обычно тогда ухо улавливает разные тихие звуки, которые доносятся из водопроводных труб или когда поскрипывает мебель; но эти звуки легко объяснимы, и в конце концов под них спокойно засыпаешь. Однако с течением времени эта тишина стала заменятся какой-то странной, другой. В тёплом, немного душном воздухе зародились тревожный трепет и неопределённое напряжение. Кто-то громко сглотнул, кто-то кашлянул, кто-то заёрзал на стуле. Темнота стала ещё более невыносимой: чёрная, непроницаемая в углах, и только центр столика освещался жалким, трепетным пламенем свечки. Все сидели неподвижно, застыв. И, словно защищаясь от пустоты, слушали раскатистые звуки музыки и бормотание разговоров, доносящиеся из соседней комнаты. Слышны были даже чёткие отдельные голоса.

Что-то происходило за дверью. Там не могло быть никого и ничего постороннего, но всё же что-то там находилось, и это что-то было не в порядке. А здесь, в гостиной, становилось теплее. Воздух начал дрожать. Звуки искажались, то усиливаясь, то приглушаясь. Они переставали звучать естественно. Превращались в долгие, раскатистые тоны, словно доносясь из колодца. Вибрировали эхом, которое, повторяясь до бесконечности, отражалось от стен и затихало в быстро бившихся сердцах. Все слушали, очарованные и перепуганные одновременно. Затем таинственные звуки, что казались мучительно-приятными, медленно стали утихать, глохнуть, кружа еще в течение минуты неопределенным эхом, чтобы в конце концов исчезнуть в небытии.

Все с удивлением вдруг сообразили, что ничего не слышат. Абсолютно ничего!

Опять затаили дыхание. Августа крепко стиснула ладони Виктора и Дина. Она чувствовала себя отрезанной от мира за дверью, и только руки друзей удерживали её от паники и ужаса, так, словно вне этой комнаты, за стенами, не существовало ничего, кроме опасной бездны, в которую вот-вот упадёт эта комната. А когда в угольно-тёмном углу что-то зашелестело и опять затаилось, то воображение заработало, как никогда! Слух напрягся по-звериному, все облизывали пересохшие губы, замирая в ужасе. Даже Сергей Викторович сориентировался, что шутка заходит слишком далеко.

Заскрипело что-то под потолком, и тотчас все подняли головы, но взгляды потонули во мраке. Минута неподвижного ожидания, и снова шуршание и вздохи теперь уже из другого угла. Чувствовали себя, как в ловушке. Зашевелилась портьера. Лина громко ахнула.

— Почему не слышно музыки? — застонала вдруг Анжела.

— Какая может быть музыка? — еле слышно ответил Виталик.

— Но была же, была, была!..

— Ш-ш-ш! — отозвался Дин.

— Но я ничего не слышу… — продолжала бормотать Анжела.

— Ш-ш-ш… Расслабьтесь…

— Я не хочу слушать этот ужас!

— Не пугай девчонок! — повысил голос Григорий.

— Ш-ш-ш… Не бойтесь… Это не ужас… Всё в порядке, Анжи…. Всё в порядке, Анжи?

— Да-а, — как бы в полузабытьи ответила девушка, изумляясь тому, что Дин знает, как её называет мама.

— Вот и хорошо. Молчите, молчите, молчите… Ш-ш-ш…

Наконец, от тишины у всех стало закладывать уши. Начали трясти головами, шумно глотать слюну и возить ногами по полу, чтобы услышать хоть какие-то звуки и движения. Руки отпускать боялись, а то многие захлопали бы себя по ушам.

— Что это? — опять не выдержала Анжела.

— Так звучит идеальная тишина. Слышите её сдавленные стоны? Чувствуете пустоту вокруг себя? Разве это не великолепно?!

Августа единственная видела в этот миг лицо Дина, и выражение самого беззаботного веселья и чистой радости, написанные на нём неприятно поразили её.

— Нет, совсем не великолепно, — всхлипнула Лина. — Мне страшно…

— Ш-ш-ш, Лина, совсем не страшно. Совсем не страшно?

— Не страшно, — повторила девушка как бы машинально.

— Вот и хорошо! Подумайте о том покое, который тишина несёт с собой. О той мёртвой и бесконечной минуте смерти, которая обняла вас и приняла в свои объятия. Вы называете её смертью, но она всё та же жизнь, но в другом измерении времени.

— Он ненормальный…. - прошептал Виталик Олегу.

— Медиум, — пожал тот плечами, с интересом исследователя наблюдая за сеансом.

Ещё один человек, Сергей Викторович, тоже не терял присутствия духа и следил за поведением Дина со всё большей тревогой.

— Чувствуете, как молчащая, ничем не потревоженная тишина овладевает вами и захватывает вас? Ваши мысли, весь разум? Это покой души и разума. Пришёл к нам оттуда, с другой стороны, там где царит лечащая всё смерть, как вы её привыкли называть…

— Я не желаю смерти! — пробормотала Анжела.

— И я… — шепнула Лина.

— Поздно! Слишком поздно… — бесстрастный голос Дина уже пугал Виктора. — Она уже тут… хотите ли вы этого или нет! Вышла из круга, который мы составили. Разливается вокруг. Великая и сильная смерть против хрупкой и слабой жизни… Послушайте её шёпот… так нужно… Разве не великолепно узнать, что вы будете чувствовать, когда уйдёте навсегда из этого мира? Это неповторимый случай… незабываемый случай… Знаю, что боитесь. Дрожат у вас руки, сердца стучат, как у пойманных птиц! Потом тихонько, тихо, тихо станут замирать, пока не наступит сладкая тишина… Я тоже боюсь. Но я обещаю вернуть вас в царство живых, когда мы встретим гостя… Вот-вот вызовем из небытия того, кто давно уже не пил горечь жизни и забыл о ней…

— Наконец-то, — шепнул Григорий Сергею Викторовичу. — Я думал, что он уже забыл о Рабле.

— Ага-а… — зловеще протянул между тем Дин. — Он приближается… Он близко…

— Кто? — пискнула, как мышь, Лина.

— Ну, мы же вызываем дух Рабле, — напомнил ей Григорий.

— Я хочу домой, — отозвалась она еле слышно.

— Не бойся, — неожиданно ласково сказал Дин, так что Лина даже посмотрела на него. — Ничего не бойся. Сейчас он будет здесь, и мы поговорим. Оглянитесь… видите?

Виктор мысленно охнул и услышал в ответ:

"Спокойно, всё идёт по плану. Ты ещё будешь над ними смеяться. Приготовься".

Остальные же растерянно смотрели на клубы голубоватого дыма, который вдруг окружил стол и скрыл от них стены комнаты и потолок.

— Что это? — деловито спросил Олег.

— Астральная материя.

— А почему она клубиться, как дым?

— Долго объяснять.

Виталик чихнул:

— Какая гадость! Тьфу!

— Я предупреждал, что это не развлечение. Я предлагал желающим выйти из комнаты….

Его слова прервала всё усиливавшаяся дрожь, как будто пол комнаты, стулья и пол охватил сильный озноб, и они трясутся в чудовищной лихорадке.

— Что это? Что происходит? — крикнул Григорий.

— Спокойно…

— Он всё это разыграл! — не умолкал Григорий. — Я с самого начала понял, что это розыгрыш! Динамики по углам, генератор дыма, какие-то дурацкие вибраторы… А-а-а!

— И-и-и! — завизжала Лина ему в тон.

— Летим, — констатировал Олег.

— Невероятно, — пробормотал Сергей Викторович.

И весь крепко держащийся за руки круг испуганных, растерянных и восхищённых любителей духов стремительно поднялся над полом и вместе со столом и стульями оказался под потолком. Длинный Григорий не вписался в габариты комнаты и больно стукнулся макушкой о какое-то архитектурное излишество, обрамлявшее люстру.

— А вот, наверное, и он — Рабле, — задумчиво сообщил Олег.

— А… о… а… — очень "разумно" отозвался Григорий.

В середине круга на столе начал возникать сверкающий белый шар, с каждой секундой становившийся всё большим. Все замерли, в страхе и восторге не сводя с него глаз. Смотрели, очарованные и напуганные в одно и то же время. Был растущий шар словно слеплен из тумана и сверкающих полос света. Разносветные прожилки переплывали в нём медленно с места на место, смешивались, опять расслаивались.

— Не разжимайте рук, но можете их опустить на колени, — тихо скомандовал Дин. — Мы собрали энергию смерти и нашу энергию жизни, чтобы одарить ею духа. Сейчас мы очень слабы, наши клетки не имеют энергетического прикрытия, и, возможно, происходят в них процессы, угнетающие водный обмен и хромосомную структуру. Кстати, так начинается рак…

— Что он плетёт?! — взорвался Виталик. — О каких хромосомах он говорит, какой рак?

— Ой-ой! — заволновалась Лина, едва не плача. — Я не хочу!

— Если все пройдет нормально, то мы вернём нашу жизненную энергию. Но это будет зависеть от духа, — Дин понизил голос, ожидая реакции.

— Как это? Значит, этот дрянной дух может смыться в загробные миры с нашей персональной жизненной энергией?! — растерянно спросил, ни к кому не обращаясь, Григорий.

— Что же… если будет исключительной свиньей, может сделать всё, — задумчиво отозвался Сергей Викторович.

— Как это — всё?! Это нечестно! Дин, ты не говорил нам об этом! — жалобно сказала Анжела.

— Слушайте! Я в это не верю! — серьёзно сказал Олег. — Это какая-то полная чепуха, голограммные фокусы! Он нас просто пугает, а мы, как бараны, верим в это!

— Ты ослеп?! — кричал Григорий. — ЭТО ты называешь фокусами?! Присмотрись к этому шарику и поищи проектор!

— Ш-ш-ш… — сказал Дин с нажимом в голосе.

Все опять замолчали. Молчала и комната. Сделалось идеально тихо. Тишина перед бурей…

А потом взвизгнула Анжела, и тут же из всех сомкнутых ладоней к шару помчались яркие потоки резкого, ослепительного света. Теперь уже и все истерически вскрикнули, не владея собой. Комната опять затряслась. Трещала мебель, дребезжали оконные стекла и посуда.

А потом опять всё стихло так неожиданно, что уши заложило будто ватой. И люди тоже умолкли — в смущении друг перед другом. Стало вдруг так холодно, как будто настежь распахнули все окна и двери в доме.

— Забавно… — протянул Олег.

— Забавно? — вспылил Григорий. — А эти молнии из наших рук, а весь этот гром и грохот, а затем холод? И шар?! Всё это забавно?

— Я не верю в это! И возьми себя в руки!

— Я трус?!

— Хватит вам! — резко сказал Сергей Викторович. — Вам же обещали, что всё будет нормально. Действуй дальше, Дин!

Замолчали, перевели дух, немного успокоились.

— А теперь, — вкрадчиво продолжил Дин, — нужны нам будут крепкие нервы.

— Снова?!.. — застонала тихо Анжела.

— Смотрите в центр.

Шар, сияя переливчатым белым блеском, несколько мгновений словно ожидал, когда все участники сосредоточатся. Потом медленно начал подниматься к ним. Затаили дыхание. Завис на высоте лица самой маленькой из всех, Лины. И тут же из верхушки шара выскочила вверх, плавно изгибаясь, растрёпанная лента света. Случилось это так быстро и неожиданно, что все крикнули, напуганные. А шар исчез. Вместо него вился в середине круга большой, колеблющийся, белый язык пламени. Всматривались в него, как загипнотизированные и совершенно обалдевшие от избытка впечатлений.

— Но это ещё не дух, — зловещим шёпотом сообщил Дин. — Это белое пламя — жилище, которое ожидает своего хозяина. Повторяйте за мной: "Франсуа Рабле. Франсуа Рабле. Франсуа Рабле".

— Франсуа Рабле. Франсуа Рабле. Франсуа Рабле, — послушно повторили все за ним.

Вдруг пламя взорвалось живым красным блеском. Все вскрикнули, не столько испуганные (чувство страха у всех уже притупилось), сколько от неожиданности.

— Можете отпустить руки, — сказал Дин.

Никто, однако, этого не сделал.

— Пустите руки, не бойтесь. Дух с нами.

Услышали икоту, неприятный запах отрыжки и громкое причмокивание. Замерли. Не слышали ничего кроме малоприятных звуков, к которым добавилось ещё шмыганье носом.

— Приветствуем тебя, дух Франсуа` Рабле, — тихо и спокойно сказал Дин.

— Что?! Поцелуй меня в зад, адский приятель! — проворчал дух. — Как ты смел прервать смакование мною и моими несравненными товарищами этого великолепного вина! Пусть тебя за это чёрный ад поглотит вместе с этой жалкой юдолью, в которой кажется тебе, что ты живёшь! Ты, отвратительная крыса, я хочу вернуться к своему бочонку! Говори быстро, чего ты от меня хочешь? Только говори коротко, ведь я нетерпелив и с удовольствием посчитаю тебе и всем остальным рёбра! Раздавлю… ик!.. как червяков! Ну, говори же!

Это был настоящий шок. Голос духа был громкий, охрипший, вульгарный и звучал мрачно, как из-под земли, грубым эхом отдаваясь в комнате.

— А почему эти ослы сидят с раскрытыми ртами, хе? — спросил снова Рабле.

— Я прошу прощения, что мы нарушили ваш покой, но мы хотели с вами поговорить, — ответил Дин.

— Полный идиот! Вместо того, чтобы присоединится к нашей веселой компании у бочонка, ты пробуешь втянуть меня в какие-то идиотские разговоры! Что за бесстыдство и глупость! Чего вы хотите? Я должен говорить через тебя?

Пламя наклонилось над Дином и замерло.

— Нет! — крикнул, словно в паническом страхе, Дин. Остальные забеспокоились. Но Виктор, Августа и Сергей Викторович тут же услышали беззвучное:

"Не бойтесь! Всё в порядке! Августа, это розыгрыш".

— Нет! — повторил Дин вслух опять. — Ты ведь можешь разговаривать через кого-то другого.

— А что?! Ты боишься умереть? Ничего страшного! Ничего! Ты дрожишь от страха? Почему? Я вас! Шутники, дурачьё, лопухи!

Послышался неудержимый кашель, сморкание и хрип.

— Нет-нет! — шепнул Григорий. — Отошли его назад. Это какой-то сумасшедший.

— Я сумасшедший?! — крикнул дух и завис над Гришкой. — Вот в тебя я и войду, дурашка! А ну полезай в центр круга!

— Нет!

— Это ещё почему?!

— Ну… я… я не пью вина…

Как не перетрусили и растерялись все, но кое-кто нервно хихикнул.

— Не пьёшь? А пиво?

— И пиво… тоже…

— Как будто? Вечно воняет пивом за сто ярдов, а говорит, что не пьёт! Ах, ты лживый пьяница с конскими зубами!

— Не нарывайся! — не выдержал Гришка.

— Кто-то что-то сказал? — пламя нависло над Гришкой.

— Молчу-молчу…

— То-то же… А может, ты? — обратился к Анжеле.

— Я?! Я… я не знаю французского!

Дух заревел мерзко пьяным смехом.

— Ничего себе! Не знает французского! Разве я говорю с вами по-французски? Ладно, ты полный кретин…ка. Остаёшься ты! — наклонился над Дином.

— Нет!

— Влезай в центр, а то я теряю терпение и смоюсь с вашей жизненной силой! Влезай!

— Ну, вперёд, — насмешливо шепнул Олег. — Вспомни, что ты нам говорил.

— Издеваешься? — отозвался Дин и мрачно посмотрел на Олега.

— Я просто напоминаю.

— А почему сам не влезешь?

— Ты медиум, тебе и дорога.

— Влезай! — прервал дискуссию раздосадованный дух.

— Нет! Только не Дина! — пискнула Лина. — Кто потом отошлет духа?

Замерли потрясенные. Эта простая мысль впервые пришла им в голову.

— Верно! — первый встрепенулся Гришка. — Может, кто-то другой хочет?

— Нет! — заревел Рабле басом, загудевшим в ушах загробным эхом. — Я хочу этого, этого, этого! Влезай! Я считаю до трёх! Раз!

Все подскочили на стульях опять серьёзно напуганные. Ситуация…

— Два! Что за дурацкое общество? — проскрипел Рабле с противной хрипотцой. — Ты, брюнет! Влезай, или я отправлюсь вместе с вами на тот свет! Выбирайте!

Дин подскочил:

— Ладно, чёрт тебя дери!

— Нет! Может я? Оставь его! — запротестовал Виктор.

— Три… Ты? Ты хочешь, мой птенчик? Влезай в огонь! Ты нравишься мне больше, чем брюнет. Чёрное — мой нелюбимый цвет. Черный, как ночь и смерть… фу!

Последнее слово свирепо отозвалось мрачным эхом. Дин угрюмо осмотрел бледные, перепуганным лица и тяжело вздохнул:

— Ты это выбрал… Иди…

Виктор вскочил на стол и стал в красном пламени. Закрыл ладонями лицо. Ожидал. Выглядел, как живой факел. Потом содрогнулся всем телом и упал со стола на пол, явно теряя сознание.

"Дин, больно же! Ну и шуточки у тебя!"

"Я тебя подхватил. Ты не смог бы сыграть достоверно. Прости".

— И-и-и! — стулья словно на лифте съехали вниз и ощутимо ударились о пол.

Все вскочили. Все, кроме Дина, который остался сидеть, неловко свесившись со стула. В то же мгновение пламя исчезло, оставив вокруг Виктора сильное красное свечение. Все замерли, всматриваясь в лежащего.

"А теперь можешь порезвиться. Я помогу тебе, смелее".

"Ну, я им сейчас устрою!"

— Виктор! — сорвался с места и бросился на колени возле друга Григорий. — Что с тобой? Зажгите свет!

Начал трясти его за плечи. Поднялась суматоха. В свете люстры красное свечение вокруг Виктора немного побледнело, но выглядело зловеще. Даже Сергей Викторович, хотя и предупреждённый, был встревожен, но услышав беззвучное: "С ним всё в порядке, он притворяется!" — вернулся на свой стул.

— Он умер, — застонала Анжела.

— Воды! — попросил Григорий и положил главу Виктора на свои колени.

— Двери замкнуты!

— Есть в графине!

Мгновением позже Олег плеснул водой в лицо лежащего. Тот чуть было не выругался, но, продолжая играть роль, подчёркнуто вздрогнул, застонал, сел, потряс головой и открыл глаза…

— Ай! — Анжела отпрянула, чуть не сбив с ног Виталика, за ней отступили и остальные.

У Виктора не было глаз. Вместо них в глазницах играли язычки мрачного багрового пламени, изредка выплёскиваясь на виски и щёки. Парень долго озирался, наконец, с усилием оперся на локти, икнул громко, как закоренелый алкоголик, и начал лениво подниматься на ноги. Когда выпрямился, опять икнул, потянул носом и хмуро оглянулся. Остановил взгляд на Анжеле, послал ей воздушный поцелуй, подбоченился, выпятил живот и гаркнул пьяным голосом:

— Эге! Вот и я! Этого вы хотели? — его голос гудел как из-под земли. — Вот я вас! Я вам покажу, как нарушать мой покой! Вы пожалеете, что устроили этот дурацкий сеанс! А ну-ка! — Виктор взмахнул рукой и задел Гришку по носу.

— Боже. Это Рабле, — пробурчал Виталик.

Всё было ясно. Дух Рабле овладел телом и разумом Виктора. А ведь никто не имел понятия, на что способен этот пьяница. Лина и Анжела спрятались за спины парней и выглядывали оттуда, Августа отошла и села рядом с Сергеем Викторовичем. Виктор вытер рукавом нос, громко шмыгнул и качнулся так, что чуть не упал. Григорий и Виталик протянули было ему руки, но тут же решили, что лучше не рисковать. Олег — немного растерянный — наблюдал с живым интересом.

— Ты! — позвал Рабле-Виктор и указал на Григория. — Я говорил тебе уже, что ты мне не нравишься, а, человечишко?

— Почему? — осторожно поинтересовался тот.

— Потому что ты не любишь меня, разве не так?

— Я? Почему — не люблю. Ты приличный тип…

— Причём здесь я? Ты не любишь то, что я написал!

— Люблю! — с показным энтузиазмом торопливо заговорил Гришка. — Ты написал величественное произведение. Очень мне понравилось. Я всегда рекомендую его другим!

— А я сомневаюсь!

Рабле запылал глазами, хохотнув, протянул руку, и бедный Гришка-Чудовище с громким криком протеста и ошеломления полетел опять вверх, под потолок. Но теперь ему было уже не так удобно, как тогда, когда сидел на стуле. Распластавшись в воздухе животом вниз, дрыгал руками и ногами в стиле "лягушка в невесомости" и сердито вскрикивал. Все молча созерцали Григория, а Виктор-дух держался за бока и хохотал от души:

— Ну, как тебе там? Плохо? Может быть, передать наверх томик моих сочинений? Ты будешь там висеть, словно большой, начитанный паук!

— Спусти меня на землю, Рабле! Может быть, я что-то и не дочитал. Столько было этих страниц!

— И попадались незнакомые буквы? Ха-ха-ха!

— Я мог что-то упустить. Я занят, я учусь, у меня каждый день по четыре пары и ещё тренировки! Я прошу тебя, не сердись, — Григорий снова задёргался, но с тем же результатом.

— Попробуй кролем! — посоветовал безжалостный дух.

— Витя, это уже не смешно! — возмутился Олег. — Гришка, протяни мне ногу, что ли? Ну, что вы все стоите, как глупые куклы! Помогите ему!

— Какой смельчак! — дух резво подскочил к Олегу, схватил его за шиворот и словно пёрышко подбросил вверх.

Парень крикнул, но не упал. Повис возле Григория. Дух захохотал, как гиена, так что зазвенело в ушах. Олег начал пробовать подобраться к мебели или люстре, смеясь так же громко, как дух Рабле.

"Он не верит, Дин!"

"Ну и пусть. Мы же не хотим перепугать их до полусмерти".

— Чтобы ты вечно и беспременно сдыхал в клокочущих пещерах ада! — вдруг заорал Григорий, восхитив Сергея Викторовича цветистостью слога, а духа и Олега ещё более развеселив. Это сразу насторожило Григория.

— Хорошо вы веселитесь?! — забурчал он яростно. — Вот я спущусь… А тебя, — погрозил Олегу кулаком, — отлуплю прямо в воздухе.

— Совсем я не смеюсь. Это нервы! — пробовал сдержать смех Олег.

Августа спряталась за Сергея Викторовича и тоже потихоньку смеялась.

— Я не слепой! Сверху видно лучше!

— Ну и оставайся там, — кивнул дух. — А я займусь вами, мои цветочки, — обернулся он к Лине и Анжеле. Но те, стоило Рабле-Виктору ступить один единственный шаг в их сторону, с писком ринулись к дверям.

— Ключ! У кого ключ! Закрыты! Давай ключ! Открывай!

Отталкивали друг дружку и дёргали ручку.

— Не бросайте меня! — жалобно позвал Гришка из-под потолка, в то время как Олег корчился в воздухе от смеха.

— Ключ у Виктора! — крикнул Дин. — Отберите его у него!

Явно потерял бдительность. Виталик, как леопард ринулся на бедного духа, сбил его с ног и торопливо стал рыться в его карманах. Ключ вытащил, но не успел ступить и два шага к дверям, как невидимая сила схватила его за пояс, и бедняга полетел вверх. Повис, смеясь, под потолком и попробовал уцепиться за Гришку, но тот оттолкнул его ногой.

— Виталька, ну что ты ждёшь! Давай ключ! — завизжала Анжела.

Виталий размахнулся, целя в Анжелу:

— Лови!

Но… ключ описал в воздухе мёртвую петлю, злобно хихикнул, стукнул Дина осторожно в лоб, после чего стал соблазнительно кружить в воздухе так, что висящие под потолком и стоящие на полу были от него одинаково далеко. Лина и Анжела ринулись ловить его под аккомпанемент настоящих стонов радости, льющихся из охрипшего и пропитого горла духа. Августа и Олег уже плакали от смеха, не подозревая, что самые острые ощущения впереди.

— А теперь потанцуем! — дух увлечённо захлопал в ладоши, отбивая какой-то совсем нелепый ритм и в то же время топая ногой. Григорий и Олег закружились вокруг люстры. Но они недолго оставались одни на своих орбитах: не прошло и нескольких мгновений, как остальные — за исключением духа, Дина и Сергея Викторовича — вспорхнули в воздух и начали кружить вокруг центра, которым была люстра, а время от времени и вокруг собственной оси. Тем временем дух уселся на край стола, задрал голову и усердно дирижировал воздушным балом:

— Что за ножки! Что за гримасы! Что за убийственные взгляды! Какие трусики! Ну, хорошо, я опущу на пол того, кто бросит мне ключ!

— Я! Я! — закричала радостно Анжела.

— Ну, и чего ты ожидаешь? Швыряй!

Анжела растерянно осмотрелась и, прежде чем Гришка заорал:

— Не смей! — бросила ключ в духа.

Дух Рабле словно нехотя вытянул руку, на которую аккуратно опустился ключ. Он сжал его и рассмеялся:

— Теперь вы у меня в руках! Точнее, в кулаке! Все!

— Я убью его! Я его убью! — рычал Григорий. — Сделайте что-нибудь, а то я с ума сойду! Этого сукинсына нужно убить и как можно скорее!

— Он уже мёртв, — напомнил ему Олег, кружа вокруг себя Лину.

— Так нужно убить ещё раз!

— Слушай, Рабле, — Виталик решил прибегнуть к дипломатии. — Мне кажется, что ты забыл о своих друзьях и бочонке вина. Это очень плохо. Возвращайся к ним. Скоро прокукарекает петух!

— Ты прав! — кивнул Рабле-Виктор. — Но… Ого! Я чувствую, что где-то здесь есть моя книга. — Он эффектно взмахнул рукой, и в его ладони… оказался толстый том.

— Первый том! Моя книга! Боже! Как я её люблю! Как себя самого! Хмм… что мы здесь имеем?

Книжка перелисталась и замерла.

— Эй, начитанный паук! — указал дух в сторону Григория. — Читай! Это самая длинная глава.

— Никогда в жизни я не буду этого читать! Ты не заставишь меня!

— Тогда и ты, и твои друзья так и будут висеть под потолком. А если кто-то случайно вылетит в окно, то страшно подумать, что с ним произойдёт.

— Гришечка, читай, а? — жалобно попросила Анжела.

— Читай, — улыбаясь, поддержал её Олег.

— А может кто-то из них двоих? — оживился Григорий. — Дух, они явно не прочь!

— Нет, мне нравится твоя дикция. Читай! Или… нет, сделаем так: ты каждый день будешь читать книжку вслух. По пятнадцать минут. А я буду слушать… там вдалеке… Согласен?

— Согласен, — сквозь зубы процедил Григорий. — А теперь до сви… о, нет, прощай навсегда…

— У-у, я так просто не уйду… — дух замер на полуслове и яростно погрозил кулаком в сторону, откуда из распахнутого окна клубился морозный воздух.

— Распадайся, разделяйся и уходи, откуда пришёл, — декламировал Дин, который, "очнувшись", незаметно для всех открыл окно.

— Я не забуду, — патетически пообещал дух Дину. — Я ещё вернусь!

С этими словами Рабле-Виктор в изнеможении упал на ближайший стул, но не рассчитал и свалился вместе с ним на пол, ударившись затылком так, что искры посыпались из глаз.

В отличие от недавнего "зловещего пламени", эти искры увидел только сам пострадавший…

Проводив полуиспуганных-полусмеющихся, но переполненных невероятными впечатлениями парней и девушек — только Гришка-Чудовище был непривычно задумчив, неся под мышкой первый том Рабле — Виктор, его отец и Августа в растерянности огляделись. Вот когда первые два пожалели, что домработница бывает только раз в неделю и не сегодня.

— Да-а, — протянул Виктор, — повеселились, конечно. Но как всё это убрать-разгрести? Главное, ночь уже и никого не вызвонишь.

— И не нужно никого вызванивать! А где же Дин? — первый обнаружил его отсутствие Сергей Викторович.

— Наверное, собирает свой реквизит, — предположил Виктор. — Теперь я понимаю, как действует Дин, но понять не могу, как действуют его… эти штуки.

— Так он психолог или фокусник? Или то и другое?

— Он телепат. И раньше я думал, что он может и что-то ещё. Но, наверное, все его возможности от каких-то приборчиков.

— Что-то его нигде нет, — вмешалась в разговор Августа.

— Опять исчез? — возмутился Виктор.

— Он умеет исчезать?

— Знаешь, папа, раньше я так и думал. Но теперь уверен только в том, что он телепат. Понимаешь…

И Виктор рассказал отцу всё, что произошло с того дня, как он впервые увидел Дина.

— Я понимаю, — сказал он под конец рассказа, — что тебе трудно во всё это поверить…

— Почему же? — возразил Сергей Викторович. — После сегодняшнего аттракциона я полностью верю в возможности Дина, какими бы способами они не достигались. Но всё же он — странный паренёк.

Когда Виктор отвёз Августу и вернулся домой, то отец сидел перед телевизором, но передача его явно не интересовала. Он что-то обдумывал, в глазах его был блеск, какого сын не видел уже давно.

В эту ночь Виктор спал плохо. Во-первых, у него просто голова шла кругом от того, что умел (и мог ещё уметь) Дин. Во-вторых, он вдруг решил, что в сравнении, например, с Анжелой и Линой, Августа — прекрасная девчонка, и нечего пугаться Диновых выдумок об их скорой свадьбе.

Не спал и Сергей Викторович. Он "разговаривал" с Дином.

В отличие от глупеньких молодых, он сразу понял, какое Дин сокровище. Этот странный паренёк мог помочь решить все те проблемы, которые в последнее время делали его жизнь буквально невыносимой. Он не лгал сыну, что тоскует по умершей жене. Но он лгал ему втом, что это — единственная причина его депрессии. На самом деле, горе его если и не прошло, то уже давно потеряло остроту. Зато всё ближе становилась опасность потерять выгодную должность в банке из-за его возможного банкротства. Так что Дин подвернулся очень кстати.

"Дин! — позвал он его. — Дин! Я хочу поговорить с тобой! Это для меня очень важно!"

"Я слушаю".

"Мне нужна твоя помощь".

"Я слышу. У вас проблемы с банком. Не пытайтесь объяснять словами, слова только мешают. А, понятно. Вот почему вы грустный. И поэтому грустит и Виктор".

"Если ты мне поможешь, то ни я, ни он не будем грустить".

"Да, я помогу. Да, он не будет грустить!"

Через несколько минут Сергей Викторович, довольный обещанием Дина, уже крепко спал, и тогда раздался беззвучный зов:

"Вик! Августа! Вы меня слышите?"

"Да, а что случилось?"

"Что случилось?"

"Ничего, то есть всё. Помните, вы хотели узнать и увидеть, где я живу?"

"А ты вечно бурчал: "СТОП!"

"Больше не СТОП, теперь я согласен".

"Когда мы туда поедем?"

"Сейчас".

"Как это?"

"Ну, так же, как вы ездили на пикник. Согласны?"

"Конечно!"

"Ещё бы!"

"В дорогу! Закройте глаза и ничему не удивляйтесь".

Но они удивлялись.

Виктор нервничал, Августа оглядывалась с любопытством. Было немного облачно, но солнце освещало синеву неба ясно и чисто. Увидели над собой пролетающих птиц, и почему-то их вид принёс уверенность. Опять закрыли глаза, но ничего не изменилось. Продолжали видеть чётко то же самое небо. Длилось это всего несколько минут, потом появились тучи. Очень странные тучи! Напоминали скорее белый дым, который медленно начал заполнять собой весь мир. Виктор забеспокоился, но лишь на минуту. Доверял Дину. Вскоре не видел уже ничего кроме бесконечной белизны. Вдруг туман начал быстро уплотняться и превратился в вертикальную белую плоскость, в которой открылась дверь.

— Не бойтесь, — сказал Дин, и они оказались перед зеркалом. Медленно в нём начали возникать три силуэта. Странно, но изображения Виктора и Августы были почти прозрачными, зато Дин выглядел чётко и нормально.

— Мы с ней, как привидения. Это ужасно!

— Вас здесь нет. Есть только я. Вы пока ещё в вашем мире.

— Что?

— Через минуту вы пройдёте через это зеркало. Это первые двери. Ты стоишь перед тем, что отделяет явь от сна. Проходя через них я оказываюсь, наконец, у себя. Это зеркало очень чувствительно. Всасывает картины и запоминает их навсегда. В нём каждый мой сон и каждое моё переживание записано, как в книжке.

— Фантастика!

— Вот именно. Каждый человек, когда умирает, слышит, как разбивается его зеркало, но никто не знает, что это за звук. Вы готовы?

— Да.

— Тогда возьмёмся за руки. Только не удивляйтесь, что мы будем вместе и поодиночке. Ну как, мы переходим?

— Да…

Шагнули в зеркало, погружаясь в него, как в ртуть. Заволновалось перед ними, всасывая их тела. Разум Виктора окунулся чёрный цвет, но и в темноте видел чётко себя, Августу и Дина, а также волнующуюся черноту зеркало.

— Мы прошли первые двери. Ни одна чужая мысль сюда уже не прорвётся. А теперь осмотритесь.

— Ай!

— Ох…

Вспыхнула невероятная феерия цветов. Находились в огромном помещении. Оно не имело ни пола, ни потолка, ни стен, но всё же чувствовалось их присутствие. Состояли из миллионов сверкающих тучек, которые без конца теряли всяческие границы и изменяли цвета.

— Знаете, почему здесь так? — спросил Дин.

— Почему?

— Чтобы наш ум не заснул.

— Что это значит?

— Потом.

— Опять — СТОП?

— Нет, просто — потом. А вот вторые двери. Готовы?

— Да.

В один миг они оказались высоко в синеве.

— Я лечу! — закричал Виктор, странно счастливый. — Лечу! Как прекрасно! Я-я-а! — заорал во всю глотку. Дин рассмеялся. Внизу проносились пространства лугов и лесов, нитки рек и полосы гор. Всё чудесно красивое, как в сказках.

— Как вам здесь нравится? — спросил Дин.

— Ах, фантастически…

— Не высоко? — засмеялся Дин. — Но мы уже внизу, видите? Дальше пойдёте сами. Дойдёте вон до той реки. На берегу будет лодка без весел. Сядете в неё. Лодка сама отвезет вас на другой берег. Это и будут третьи ворота. Или третья дверь, если угодно.

Дин исчез. Стояли на тёмном, песчаном берегу, мрачном и холодном. Оба конца реки исчезали в тумане. Чёрная вода была идеально спокойна. Сели в лодку. Даже не заметили, когда она поплыла. Снился им странный сон. Был таким цветным и приятным, что совсем не хотелось просыпаться. Купались в чудесных, цветных, больших мыльных пузырях. Приятное тепло окутывало их тела. И сами, как мыльные пузыри, плыли по ярко-голубому небу. Внизу расстилался невероятный пейзаж, словно из сказки для детей.

И вдруг пушистые облака образовали в небе чёткую надпись. Прочитали её и рассмеялись. Звучала она коротко и просто: "Я никогда не ошибаюсь, друзья".

В доме было тихо. Только шуршал газетой чёрный кот, доедая с неё котлету. Сергей Викторович спал перед телевизором. Рядом на полу валялись раскрытая толстая тетрадь в клеточку и ручка.

"Желание забвения. Есть что-то такое в человеке. Люди делают для этого разные вещи. Одни пьют водку. Вторые курят травку. Вопрос такой: сколько можно обманывать себя? Творить искусственную, несуществующую реальность? Как долго можно жить со свинцовым, ядовитым бременем, которое возвращается каждый вечер? "Свинцовый, ядовитый", это звучит патетически, а может быть, даже жалобно.

Моя проблема заключается в том, что я не умею забывать. На несколько часов мне это удаётся. Я встречаюсь с приятелями. Я хожу в магазин, покупаю водку и упиваюсь до небытия. Или лягу в постель, буду пить крепкий кофе и читать до умопомрачения. С той лишь разницей, что мозг начеку. Хватает двух слов в книжке, знакомой песни. Достаточно даже погоды, запаха, жеста или слова. Автоматически загорается сигнальная лампочка в черепушке. Мигает и не хочет потухнуть. Потом загорается следующая. Такая цепная реакция. И как это погасить? Я не могу найти выключатель. Я ищу его.

Я закрылся на три дня в комнате. На ключ, никогда раньше этого не делал. Я не открывал никому. Я не впускал даже чёрного кота, которого стал подкармливать. А ведь он ни в чём не виноват, хотел войти и лечь на диване, как уже привык. Я не ел ничего, пил только из бутылки для полива цветов. Тогда в человеке бурлят разные мысли. Странным стечением обстоятельств замечается старый нож. Напряжение растёт. Агрессия является единственным позитивом. Если ты чувствуешь агрессию, то радуйся. Агрессия взывает к действию. Ты что-то ещё пытаешься. Но вот уже нет сил, ты впадаешь в отупение. Не такое-то и притворное. Смотришь тупо на потолок, гасишь свет, хочешь, чтобы было темно. Только тогда ты можешь убежать в воспоминания. Во что-то, чего никто и ничто не в состоянии у тебя отобрать. Что с того, что они самая болезненная вещь в этой ситуации? Ты возвращаешься к этому подсознательно. Ты пробуешь хоть мысленно что-то изменить. Повлиять на кого-то. Построить себе лучшее будущее, изменяя прошлое, изменяя людей. Даже если ты не хочешь изменить себя, ты хочешь каким-то образом повлиять на то, чтобы было лучше. Время от времени нельзя уже ничего сделать, кроме как развести руками и закрыться в комнате. Тогда остаётся подсознание. Всю жизнь это стремление к тому "чтобы было лучше". Всё время подсознательно ищется счастье. Даже когда человек счастлив, ищет более сильных раздражителей. Всегда ему мало. В свою очередь, когда страдает от так называемого недостатка счастья, другими словами, жизнь даёт ему крепкого пинка в задницу (так, что летит вверх тормашками!), а потом вдруг появится что-то непредвиденное, совсем, казалось бы, бескорыстное, и счастье вырастает до мифических размеров. Проблема в том, что то, что приходит быстро, любит так же быстро смытся. Тогда человек чувствует себя обманутым. Не то, чтобы для него такой финт был чем-то новым, утверждается только в своем убеждении, погружается в тоску ещё больше.

Я уже не видел никакого выхода. Я хотел умереть голодной смертью (не смог придумать ничего более оригинального). К сожалению, какие-то паршивые курьеры из банка вышибли дверь. Потом, как в тумане, я помню больницу. Описание будет тошнотворным. В общих чертах вся эта весёлая история подобна хозяйственному мылу, притворяющемуся сладким шоколадом. Не будет красивых описаний, быстрого действия.

Я помню кровать. Белая кровать. Какое-то капельное вливание и такая странная медсестра. С большим шрамом на щеке. Ещё совсем свежим.

— Откуда у вас этот шрам? — спросил я хрипло. Еле выдавил слова из горла. Чувствовал привкус каких-то странных лекарств.

Посмотрела, не наблюдает ли кто, и наклонилась ко мне:

— Ты, придурок, не задавай мне такие вопросы! Ты думаешь, что если тебя молоденькая бросила, то ты можешь помирать? Что ты, тупица, знаешь о жизни? Пуп мира! Думай время от времени о других. О твоих друзьях, которые привезли тебя сюда.

"О моём сыне", — подумал я.

Смотрел ей в глаза. Я не знаю почему, но я презирал эту женщину. С некоторых пор я презирал людей. Сейчас я смотрел ей в глаза и презирал каждого самого маленького человечка, который когда-либо бросал на меня мимолётный взгляд, часто обычный, незлой и участливый. Но я этого не терпел. Я всегда смотрел таким образом, что отводили взгляд и шли дальше. Не оборачивались. Так должно было быть и в этот раз.

— Иди лучше свари непересоленный суп, девочка.

Не выдержала. Сильный удар открытой рукой пришёлся по моей впалой, костлявой щеке. В этот момент в комнату зашёл врач. Успел заметить поступок своей сотрудницы.

— За мной, — скомандовал ей. — А вы, — обратился к трём остальным врачам, — осмотрите его.

Я помню её взгляд. Знала, что её уволят. Другая медсестра мне сказала потом, что "эта уже больше не будет здесь работать". Сказала ещё, что "эта" украла из госпиталя стопроцентный амфетамин.

Бывает.

Возвращаясь к моему жалкому положению… Однажды ночью я решил бежать из больницы. Как потом оказалось, я попал из огня в полымя. Ну, об этом будет потом. Я оторвал приклеенную иглу от вены и переоделся в нормальную одежду. Выбрался осторожно в коридор. Было пусто. Всё прошло очень легко. Через минуту я уже вошёл в лифт и без проблем убрался из больничных стен. И куда теперь? Сел на лавочке под каким-то деревом. Не видела меня. Как раз расчёсывала волосы и пела песенку. По щекам покатились слёзы. Бывает…

Да. Я заплакал. Я, бесчувственный сукин сын, который обходится с людьми, как с тряпками: вытер и в мусорную корзину. Я не осмелился крикнуть, сказать слово. Чепуха! Подозреваю, что даже если бы повесился на дереве перед её домом и болтался так смешно, как какая-то куколка, которой кто-то дал цианид вместо каши, то ничерта бы не произошло.

Время от времени так уж есть, что цель деградирует. А у меня так почти всегда — чем больше я стараюсь, чем больше заинтересован, тем больше не выходит! Я не знаю, какую я должен найти мотивацию, если жизнь ставит подножку при каждом, самом крохотном шаге к нормальной жизни. В конце концов, человек должен знать, ради чего ему с кровати стоит спускать ноги, а тем более выходить из дому. Чтобы мог к кому-то пойти, чувствовал от кого-то поддержку, заинтересованность и сочувствие. Заедает меня одиночество.

Ну вот, вышел я из этого госпиталя. Но далеко не ушёл. Конечно вы надеялись продолжения истории жизни пьяницы и дегенерата? Ничего подобного! Ничего я не помню. Помню только, как кто-то меня стукнул по голове, и я опять оказался в больнице в два часа ночи с температурой чуть-чуть выше нуля. Потом я приземлился в психушке. Давали мне какие-то тесты. Или я нормален, или что-то в этом роде. Я отмечал самые дурацкие из возможных ответов. Шустрые психиатры составили обо мне не очень похвальное мнение. И я попал в какое-то забытое Богом и дьяволом учреждение за двести километров от нашего города.

Странно, только через два дня меня привезли обратно и отпустили домой. Кажется, я плохо влиял на их пациентов своей депрессией и логикой.

Вспоминаю Дина и понимаю его. Смешно и горько этот весь мир выглядит. Люди идут, а я слышу их мысли. Всегда я завидовал Гибсону, который в одном из своих фильмов слышал женскую мысль. Сейчас я в подобной ситуации. С той лишь разницей, что слышу только наихудшие пакости. Все выглядят, как ходячие призраки, призраки, которые взаимопроникают".

Августа выглянула из ванной. В прихожей как будто что-то упало, или хлопнула дверь.

"Может быть, это Витя пришёл?"

Нет, ошиблась. Послышалось. Вернулась в ванную, потому что была вся мокрая, и завернулась в махровое полотенце. Потом натянула белые трусишки и, растрепав влажные волосы, вышла в комнату. Там было душно. Да, вон какие тучи на небе: будет дождь! Взяла одежду и отправилась одеваться на застеклённую зеркальными стёклами лоджию. Всегда делала это на лоджии, совершенно не подозревая, что стёкла не всегда непроницаемы для посторонних взглядов, а мальчишки из многоэтажки напротив её заметили. Многие из них каждый день уже с семи часов сидели возле окон, чтобы увидеть и посмотреть. А видеть и смотреть было на что: у Августы — такой молоденькой девушки — было изумительное тело. Отличная фигура, чудесная грудь и ровный загар.

"Прекрасная купальщица!" — прозвал её какой-то малолетний эрудит.

"Прекрасная купальщица!" — повторяли все они, кусая губы и щуря глаза.

Некоторые из них обзавелись даже сильными биноклями, а всем она снилась в совсем недетских снах. Августа не знала об этом. Не знала, что стала первой девушкой этих подростков! Если бы знала, то повесила бы в лоджии занавески. А может быть — и нет…

Но сегодня вдруг швырнула одежду на диван, распахнула окно, выглянула на улицу. Где тучи? Чудеса! Прекрасное солнечное утро — одно из таких, когда человеку хочется жить, даже если нужно срочно решать проблемы, накопившиеся в худшие дни. Обычно она включала радио или любимую запись. И танцевала до головокружения. Потом, уставшая, но смеющаяся, падала на мягенький ковёр, лежала на нём со счастливой улыбкой и только через несколько минут строго хмурила брови, как ответственная бизнес-вумен. И в образе этой самой БВ съела бы лёгкий завтрак и отправилась бы завоёвывать мир. Это ведь так просто.

Но сегодня было трудно даже танцевать. Завтрак был невкусным, одежда раздражала, и Августа мрачно присела на краю дивана с шортами в руках. Глаза её вдруг закрылись, а по щекам потекли слёзы. Уронила шорты на пол. Не стала даже поднимать, не было сил. Схватила телефон и нажала кнопку.

— Дин? — спросила дрожащим голосом.

— Да, это я… Августа?! — он был искренне удивлён.

— Доброе утро, — ответила она, сдерживая всхлипы.

— Добрый день, Августа, — Дин был заметно доволен. Девушка молчала, какое-то время он не слышал ничего. — Августа, алло? Что случилось? Ты… ты плачешь?! Алло, отзовись!

— Дин…

— Я слушаю, я очень внимательно слушаю!

— Виктор не приходил уже три дня.

— Но о чём ты? — Дин тихонько кашлянул. — Я же говорил, что…

— Ты говорил, а я думаю…

Снова замолчала.

— Я помню, что ты говорила. Но ты дурочка. Или дура.

— Дин, я уверена. Он кого-то встретил.

Теперь уже зашмыгала носом без стеснения.

— Дин, это ведь уже было. Ты сказал, что вы ездили… Неважно, я у него выспросила… ты врал! А её зовут Марго!

— Ну и что? В смысле: что ты придумала дальше? Я же объяснял.

— А я не знаю. Мне так… Дин, мне… Ты говорил…

— Если хочешь, то я приеду.

— Лучше я..

Дин усмехнулся:

— Да, конечно. Я буду ждать с нетерпением.

Августа оделась и взяла сумочку. Уже выходила, но остановилась посреди прихожей. Поездка к Дину была странной и пугающей. А какой ещё выход? Он точно уж знает, где Витя, он точно всё ей расскажет. По телефону Дин обычно так сдержан! Почему? Странно… хотя они друзья… но ведь и ей он друг.

Невольно усмехнулась. Теперь-то они знают, какой он на самом деле. Витя сразу понял, что Дин что-то очень здорово скрывает! Что он совсем не мальчишка. А она искренне верила, что парень в странной клетчатой куртке какой-то студент психологии или психиатрии. А на самом деле Дину около сорока, и он немец, живущий в Берлине, а бизнес делающий в Гамбурге. Сюда приезжает на несколько месяцев тоже по бизнесу, но бизнес у него явно очень тёмный. Как уголь. Как антрацит. Когда-то подружился с Виком, как называет Витю. Потом познакомил их. Отводил им, конечно, глаза, казался молодым. Как было здорово тогда: мороз, пирожные, дурацкие полёты под потолком, эти ворота в небе, сквозь которые они прошли, но потом опять оказались дома…

А потом Вик вдруг решил работать полицейским. Стал серьёзным и усталым. Бандиты, воришки, кровь, ножи… Приходил всё реже. С Дином тоже почти не встречался. А вот Дин о ней не забыл. Ничего от неё не хотел, но помог устроится на отличную работу, и теперь она платила за учёбу с зарплаты и не должна была писать курсовые для богатых кретинов. А вот Вику и в голову не приходило… Приходило в голову его отцу, но у него теперь новая семья, поэтому Августа вежливо отказалась от его помощи.

Нет, пора идти. Оглядела прихожую. Потом невольно бросила взгляд в гостиную. На шкафчике стояла их фотография. Они втроём: Вик, она и Дин. Сфотографировались, уже когда Дин показался им в своём настоящем виде. Августа схватила мобилку, крикнула в неё "С меня хватит! Прощай!", бросила на пол и ушла.

В лучшие свои годы дом выглядел, наверняка, внушительно: просторные комнаты, большие окна, огромные двустворчатые двери, мраморные камины. Сегодня…

"Если бы какой-то умница-олигарх занялся этим домишкой, его бы вспоминали потомки. Сто лет точно вспоминали бы. Но… УО — очевидное-невероятное. А не УО строят новые виллы под ключ. Им на старину… не скажу, что куда, надоел этот бесконечный мат… А с другой стороны, интересно, кто тут жил, кто построил? Отец семейства, важный дед, добродушная, но строгая бабка, замотанная мамочка, детки, творящие всякие глупости, внуки… но дети — это и есть внуки… или это дети детей? И все позволили домищу просто сгнить!"

Виктор осмотрел помещения на первом этаже и на втором. Потом побрёл в подвал, хэх! не любил подвалов.

Двери внизу отважно решили не открываться. Потом чуть-чуть приотворились, жалобно скрипя на ржавых петлях. Он протиснулся, с ухмылкой вспоминая: если у кота прошла в щель голова, то задница… Посмотрел под ноги и вздрогнул: деревянная лестница выглядела, как ловушка с провалами в подвальные ямы. Оглянулся, но потом всё же пошёл, осторожно, мягко ступая, как дурацкий индеец в кино. Индеец не пошёл бы сюда, а ему нужно было, вот и ступал, как по тонкому льду. Каждую минуту ждал треска и полёта вниз. Правда в свете мобилки ступеньки выглядели не так уж и страшно.

Наконец, лестница закончилась… в большущей луже воды. Правда, наблюдались в ней и сухие островки. Перескочил на один из них и только чудом удержал равновесие. Ругался с минуту, потому что одним ботинком всё-таки зачерпнул воды. Осмотрелся, насколько позволяла мобилка. Да, подвалище ничего себе! А в углах, конечно, мрак и мрак.

Виктор вздохнул и попробовал форсировать следующую лужу. Не рассчитал, не позволял "остров" слишком разбежаться. Одна нога попала на ещё один "остров", а другая зачерпнула ботинком воды. Теперь обе ноги были симметрично мокрые. Но он тут же забыл обо всём, почувствовав в воздухе странный… нет, известный ему запах смерти. Хм, это неприятно… но в полиции… И вообще, это простые крысы, заеденные кошаками. Не всё съедается. А поэтому… зачем думать лишнее?

И вдруг слева заметил на стене надпись. Не одну. Много строчек. От потолка до пола — вот так! Имена и фамилии, а иногда инициалы. И все странного и неприятного цвета засохшей крови. Кровь?! Милый, ты полицейский, и тебе всюду чудится кровь. Это кто-то развлекался и писал краской! Да, нюх — это нюх, но в лаборатории всё узнают точно. Там у них всякие машинки, чтобы нос не слишком утруждался. Виктор вытащил из кармана куртки пакетик и ножом соскрёб несколько граммов надписи. Спрятал во внутренний карман и вздрогнул: телефон сообщил, что разрядился. Вонь, лестница-чудесница и отсутствие света — прелесть! Как раз для конца смены! А тут ещё и почувствовал, как какие-то зверьки прошмыгнули прямо по его ногам. Догадывался — какие.

Хех! — а что это шуршит в углу? — это уже не крыса, а что-то большое. А крысы — если это были крысы — испугались и с ошалелым писком разбежались по углам. Достал зажигалку и увидел. Возле стены сидел человек. А ведь минуту назад его не было! Точно не было! И не было той здоровенной белой крысы, которую прижимал к полу. Крыса плакала, рыдала, выла — как ребёнок! А мужчина явно был слепым и глухим, если не видел Виктора. Или не хотел его видеть. Поднёс вырывающегося зверька медленно, неторопливо к своему рту.

— Нет! — крикнул Виктор изо всех сил. — Отпусти его и держи это! — кинул типу свой бутерброд с ветчиной в пакетике.

Нет, ни слепым, ни глухим не был этот мужчина, отшвырнул крысу, ловко поймал пакет, развернул и впился зубами в еду.

— Полиция! Не двигайся! — Виктор взял зажигалку левой рукой и достал пистолет.

Сумасшедший задумчиво жевал ветчину.

— Отвернись… медленно… без всяких штук!

Как на зло вдруг погасла и зажигалка. Нет, хорошо ещё, что им выдавали не свечки. И не луки со стрелами. Быстро нажал кнопку на пистолете, и снова был свет. Если и этот погаснет, то Виктору не стоило вылазить из постели.

Мужчина и не подумал выполнить его приказ. Стоял лицом к нему, челюсти мерно двигались, глаза были закрыты.

— Не двигайся! Один шаг и стреляю! — интересно, а как достать наручники, если обе руки заняты? Заняты? А на хрен ему потухшая зажигалка? — бросил её на пол и быстро достал наручники.

Оказалось, что медленно. За спиной раздались шаги. Совсем рядом, всего за пару метров! Выстрелил…

…И с безумным криком сел в постели.

"Проклятые кошмары! Нужно попросить отпуск. Забрать Августу, уехать и забыть обо всём. И кошмары исчезнут".

Посмотрел на будильник. Семь двадцать одна, а темно, как ночью. Из-за дождя. А обещали хорошую погоду. Встал с постели, поплёлся в ванную. Почистил зубы, пока нагревалась вода в бойлере. Только под душем окончательно проснулся. В холодильнике был только пакет с пельменями и старая сметана. Хозяин! Достал из хлебницы твёрдую булку, стал жевать, запивая водой из чайника. Позвонить Августе? Она уже проснулась. Но услышал автоответчик: "Я ушла".

Ушла? А телефон? Непонятно. Позвонил на другой номер, только для них троих. В уши ударил обиженный голос: "С меня хватит! Прощай!" Вот так…

Оделся, надел кобуру, взял куртку, обдумывая слова Августы. Невозможно! Покачал головой. Ничего, вечером он пойдёт к ней и успокоит.

Ехал медленно, потому что стёкла постоянно запотевали. Машина плелась, как не в себе, со скрипами и какими-то странными пощёлкиваниями. Дождь усилился, и стало ясно, что Виктор опоздает. Плевать!

"Почему — "хватит"? Почему — "прощай?"

Конечно, в последнее время что-то было не так. Не ссорились, нет. Не спорили даже, как прежде. Было слишком спокойно. В том-то и дело. Не хватало времени на разговоры и — тем более — споры. Иногда виделись только раз в неделю. Раз в неделю смотрели друг другу в глаза. И только… Да, это повод. Но не должна была так сразу!.. Может быть, рассказать Дину? Только ему ведь не тринадцать лет, чтобы, поссорившись с девушкой, бежать за советом. А вот опоздает он точно. Ладно, тачка, покажи себя! И тут же услышал сигнал. Вот хрень!

— Добрый день. Прошу вас показать документы для проверки, — совсем молоденький "дорожник". Вроде Виктора. — Слишком быстро ехали, вам не кажется?

"Прям-таки посол. Дипломат хренов. Что-то слишком он вежлив".

— Откройте багажник, пожалуйста.

— Так документы или багажник?

"О ч-чёрт, документы я с этими переживаниями забыл!"

Виктор вышел из машины и открыл багажник. Выругался теперь уже вслух: там лежали несколько десятков пакетиков со светлым порошком.

— Стирать собрались? — ехидно спросил молокосос. Тут же подтянулся и второй, старше лет на пять:

— А, браток, попался!

Мелкий уже нервно доставал оружие. Виктор, не обращая на них обоих внимания, внимательно рассматривал содержимое одного из пакетиков. В белом порошке рассмотрел коричневые крупинки. Ага-а!

— Повернись! — крикнул мелкий. Стоял совсем по-дурацки рядом и размахивал пистолетом, как супермен в кино. Если бы Виктор хотел, уже уложил бы обоих кретинов.

— Спокойно, — сказал мелкому. — Это наркотики, но я полицейский.

— Повернись! — опять приказал паренёк.

Полный идиот! Кто же так разговаривает? Насмотрелся ящика. Виктору уже приходилось быть "на мушке", но не так часто, чтобы привыкнуть. А этот слишком размахивал оружием, придурок.

— У меня есть…

— Не двигайся! Молчи!

— А теперь обе руки на машину, а коллега меня обыщет, — отлично знал процедуру.

Мелкий поморщился, но сказал:

— Обе руки на машину!

Виктор выполнил приказ. Старший из них неуверенно подошёл к нему.

— У меня при себе служебное оружие, — сообщил Виктор, чтобы его с перепугу не продырявили. — Я полицейский и…

— На землю! — тут же крикнул старший. — На землю! Лицом вниз!

Виктор посмотрел под ноги. Как специально именно в этом месте была лужа. Чёрная, как смола. Наркотики в багажнике — это не повод для дурацкого поведения мелкого, но пушка у задержанного — это серьёзно. Хмуро, но покорно улёгся в холодную лужу. Бедная рубашка, подарок Августы! Руки завёл за спину и ждал, когда наденут наручники. Голову старался приподнять повыше, чтобы не окунать лицо в воду.

— Охренели? Побыстрее! — крикнул с асфальта. Не нравилось ему это положение.

Отреагировали. Старший крепко прижал лежащего коленом к асфальту и ловко надел наручники, а мелкий держал Виктора за ноги. Потом старательно его обыскал. Вытащил оружие из кобуры и положил на крышу машины. Затем позволили Виктору встать.

На тротуарах, по обеим сторонам улицы, уже стояли зеваки. Машины, проезжая мимо, притормаживали, а пассажиры расплющивали носы о стёкла, чтобы лучше видеть.

— Так, браток, из полиции?

— Да, из полиции.

— Полиция не носит такое оружие. Но обо всём поговорим в управлении.

— Слушайте, я бы с вами охотно поехал, но времени у меня нет. Это недоразумение. Я работаю в оперативно-следственном отделе номер шесть "а".

Оба "дорожника" переглянулись, словно задержанный говорил по-японски.

— Ещё называемся "Архив шесть". Там у нас другие порядки.

— А наркотики?

— Загляните в бардачок, там жетон.

Мелкий заглянул:

— Да, есть. Но может быть фальшивым. Поедете с нами.

— Вот хренотень! Останетесь без работы! — парни выполняли всё довольно вежливо, но уже достали его. А попугать их не мешает. Этому его уже давно научили. — Послушайте, могу вам нагадить, а могу и помочь. И знаете, что сделаю? Помогу вам. Хотя сегодня у меня с утра хреновое настроение, а благодаря вам выгляжу, как свинья! — Виктор вдруг крикнул так, что мелкий подскочил. — У вас мой жетон, на нём номер и телефон. Свяжитесь с отделом шесть "а" и объясните им, почему я опоздал. Извинитесь перед ними, скажете, что вам стыдно. Выполнять!

"Дорожники" остолбенело смотрели на него. Слышали, конечно, об "Архиве шесть". Потом мелкий пошёл к своей машине. Старший остался возле Виктора. Молчали. Виктор смотрел на свои брюки и качал головой. На рубашку и смотреть не стоило: была бурая, как дерьмо.

— Отстирается, — прервал неловкое молчание "дорожник" и улыбнулся. — Есть ведь кому стирать?

Что бы не сказал в этот момент, всё было бы лучше сказанного.

"Ну, паразит, скажи ещё слово и будешь безработным!"

На работу Виктор приехал к одиннадцати. Пришлось вернуться домой, вымыться, переодеться, потом зашёл в кафе и нормально поел. Сухая булка на завтрак оказалась не слишком сытной.

"Архив шесть" был на четвёртом этаже в самом конце коридора. "Архивариусов" насчитывалось пять человек плюс шеф. Когда Виктор попал сюда, то сразу понял, что представлял всё иначе. Этажом ниже трудные загадки и трупы попадались оперативникам даже чаше, но трупы свежие. В "Архиве" же пришлось ему раскапывать могилы, вытаскивать вонючие, распадающиеся тела. Неблагодарная работа. Несколько человек уже ушли отсюда. Один из них объяснил уход так: "Работа плохо отражается на моих отношениях с женой". Никто тогда даже не улыбнулся, а тем более, пошутил. Оставшиеся как-то держались, но у них всех тоже были проблемы с жёнами, девушками, любовницами. Ото всех то и дело уходили их женщины. Ото всех. Проклятие какое-то, так почему Виктор и Августа должны были стать исключением?

Зажужжал телефон. Гришка?

— Эй, сыщик, почему не отвечаешь?

— В луже лежал, — хмуро ответил Виктор.

— В луже… — даже не удивился Григорий. Был уверен, что Виктор занимается очень странными делами. И не ошибался.

— Слушай, нет у меня времени на болтовню, опоздал сегодня.

— А-а, понимаю, понимаю. Тоже бы просыпал, если бы у меня была такая, как…

— Ошибаешься, чертовски плохо день начался.

— Ладно, беги. И передавай привет Августе.

— Постараюсь, только… Хорошо, передам.

Виктор добрался, наконец, до лаборатории, в которой тускло светилась настольная лампа.

— Добрый день.

Хозяин комнаты даже не обернулся:

— Привет. Положи на стол.

— Хотя бы послушай.

— Что? Положи на стол, говорю. И сопроводиловку.

— Ничего нет, только это, — помахал мешочком с порошком.

— И куда потом?

— Просто проверь. Потом к чему-нибудь прицепим. Хотя бы приблизительно, что это?

— А всё остальное отложить?

— Со стариком я договорюсь.

— Шутишь?

— Роб, мне это подкинули в багажник. И тут же меня задержали. Неплохо, а?

— Витька! Витька! Витька!

Громила орал на всю комнату, а также на весь отдел… и этаж… интересно, на парковке его слышно?

— Витька! Твоя мамочка звонит!

Виктор мысленно выругался под нос. Проходя мимо Громилы, внимательно посмотрел на него. Лицо того вытянулось. Больше он уже не издал даже мышиного писка.

"Я уже умею смотреть?" — мелькнуло в голове.

В жизни его было множество прозвищ. В лицее называли Виноградной Улиткой, потому что был ленивый и обычно таскал с собой большой рюкзак. А почему Виноградная? Это загадка, потому что пил ту же гадость, что и все. В институте сначала звался Кочерыжкой, но, если спросить, то поклялся бы на квашеной капусте, что не знает почему. В детские годы называли его по-разному. Иногда даже не знал, что это говорят о нём, когда называли какое-то прозвище. Но вот здесь, уже два месяца одно и то же… "Витька! Витька! Витька!" Возненавидел собственное имя! Надеялся только, что зверские взгляды возымеют действие на местных шутников. А если не взгляды, то кулаки у него сейчас тоже развились.

Он-то собирался работать там, где… собирался. Но… но… на новеньких возлагали, кроме прямых обязанностей, именно эти специфические функции. Заняты были "позитивной" повинностью из их отдела трое. Трое на три смены — чудесно, разве нет?

Громила когда-то тоже исполнял работу "жмурятника", что не мешало ему вышучивать Виктора. Прежде вышучивать! Сейчас он был сама вежливость:

— Возьми трубку, тебе звонит мама.

Раньше этот паршивец орал: "Мамочка на связи!" — и противно скалил зубы. Сейчас вдруг притих и смотрел зайчиком.

— Ну, так переключи её на меня, — сказал Виктор устало, а потом безо всякого удовольствия смачно выругал его. Громила плюнул и ушёл в себя.

— Витюша, это ты?

— Да, я, слушаю, — ответил он, искренне надеясь, что его измученный голос скажет беззвучно, как в романах: "Оставь меня в покое, я занят выше головы. И вообще: я на грани!"

— Витюша, опять я попала на какого-то странного типа.

— Мама, ты набрала не мой номер.

— Твой!

— Вчера я пять раз говорил тебе, что у меня новый номер, а старый отдали другому человеку. Запиши, прошу!

— Что записать?

— Мой номер…

— Я же его знаю.

— Он поменялся. Он у другого человека, ты же слышала. Запиши!

— Что?!

— Мой номер!!! Мой НОМЕР!!!

— Хорошо, хорошо… не кричи… А почему это ты на меня кричишь?!

— Я устал, — хмуро сказал он. — Если тебе это не нравится…

— Ну, что ты нервничаешь, я уже записала. Значит, теперь у тебя два номера?

— Да, — он вдруг усмехнулся. — Да, мой номер и соседки снизу. Той, пухленькой цыпочки.

Она не видела его лица, но вдруг сменила тон и тему разговора:

— Я звоню… сейчас вспомню… ты сбил меня всей этой ерундой…

— Что ты хотела? — спросил он ещё более весело.

— Я купила грибы, а теперь не знаю, что приготовить к твоему приезду: суп или солянку?

"О-о-о!" — взвыло что-то в глубине его естества.

— Родная моя, — процедил он со жгучей нежностью в голосе. — Я на работе. Занят. Вернусь домой в девять. К тебе приеду в десять. Если хочешь, приготовь мне хлеб с маслом и чай с сахаром.

— Я забыла купить хлеб, а масло тоже, — жалобно сказала она.

— Хоть из соседки! Убей эту выдру и смажь её жиром мой хлеб.

— Витя, что с тобой, почему ты хамишь?

— Мама, я должен повеситься на проводе, потому что ты не знаешь, что приготовить?

— О-о-о… тогда я приготовлю солянку.

— Хоть солонину из!.. Прости…

— Да, но с солянкой столько возни…

Виктор положил трубку на стол. Откинулся на жёсткую спинку стула и огляделся, ища Громилу. Но увидел только его спину. Потом часы над выходом: почти три.

Скоро начнётся! Один из "жмурятников" заболел, поэтому сутки разделили на оставшихся двоих. Его смена была дневной: с восьми до двадцати. Очень неважное время для "жмурятников". Нет-нет, большую часть дня валял дурака, перекладывал бумаги с левого края стола на правый, а потом — обратно, пока другие занимались его непосредственными делами. А вот утром в восемь и с четырёх дня до шести — это было что-то. Народ ехал на работу. А потом валил с работы. Самый смак для вурдалака, такие шикарные случаи никто не видел даже в кино и в реалити-шоу!

Нет, конечно, чаще всего бывают "поцелуи" в пробках, где средняя скорость не превышает пяти километров в час. Один набил другому за это морду, а тот другой достал нож и… Такие глупости, чаще всего, не доходят до "жмурятника", потому что "дорожники" понимают, что с ними — себе дороже! Но есть и другие случаи: типус резво рулил на работу, выбрал левую, более свободную полосу одновременно с другим; мотоциклист решил, что если врубить сто двадцать, то пробка перед ним расступится; женщина увидела автобус и рванула к нему наперерез всем видам транспорта, включая шаттл.

Спешите сдать свои органы!..

Когда создаётся такая ситуация, то кто-то соскребает… гм, отвозит жертву, куда положено, кто-то оформляет десяток документов, но потом обязательно сообщают в "Архив". А "жмурятник" звонит семье. Или отправляется туда, чтобы выразить соболезнование и пригласить на опознание. Потому что, если это не оно… простите, он или она, то всё двигается по другим рельсам. Это и есть его дополнительная работа. Хреновая, но работа. Потому что люди ждут.

В первую неделю он даже подумывал… ладно, честно… кинуться под машину и послать всех ко всему, что только есть! Тот же Громила ходил за ним и бубнил:

— Я ведь тоже… Кто-то должен… Люди ждут… Ждут, даже когда им скажешь. И иногда бывают правы. Но мы обязаны!

Сейчас смерть Виктору уже не так гнусна. Давайте так: они не умерли, а быстренько и шустро сменили этот мир на какой-то тот.

Нет, правда… Человек возвращается спокойно с работы, обед его ждёт. А за обедом дети будут в него стрелять хлебным мякишем, а жена поцелует, пока дети смотрят модный мультик… а потом ему можно будет посмотреть матч, потому что во дворе завяжется долгая склока насчёт вывоза мусора, а в холодильнике окажется две бутылки пива (заначка тёщи для тестя, но это — их проблемы!).

И вдруг смена трассы. Ваш рейс изменил маршрут… на бесконечность…

По документам или анализом определяют имя жертвы. Имя попадает в рапорт. Каждые полчаса такой рапорт передают ему, "жмурятнику".

Каждые два часа он сообщает родным погибших.

"Жмурятник". Доставщик смерти на дом.

В самом начале Виктору дали почитать инструкцию. Содержала банальную информацию о психологии и, что было важнее, несколько практических советов.

"Говори как можно больше, старайся отвлечь внимание собеседника от его трагедии. Пусть у него не будет времени сосредоточиться на страшном событии в его жизни".

"Старайся употреблять длинные слова. Не изменяй тональности голоса. Тональность должна быть серьёзной, но не грустной".

"Не кричи, не плачь". (Как же иногда тяжело!)

"Оперируй именами и фамилиями, а не родственными связями между погибшим и собеседником. Говори "Умер Некто Нектович", а не "ваш сын".

"Никогда не смейся". (Не глупости. Бывает истерика.)

"Не давай напрасной надежды".

Вздохнул и взял трубку. Вдруг вспомнил, что разговаривал.

— Мама, извини, я тут отвлёкся. Слушай, я по пути куплю что-нибудь себе на ужин.

— Купи, а я что-нибудь придумаю. Всего тебе хорошего.

Виктор вздохнул опять. Сегодня пятница. Это очень плохо.

А, вот и очередной рапорт.

Автомобиль и мотоцикл. Три трупа. Так, посмотрим. Ага. У двух из них близких родственников больше не осталось.

Мотоцикл. Один труп. Что тут? Близкие родственники есть.

А это что? Упал с дерева? Не к нам, у нас повинность только по ДТП. Переслать.

Дальше. Мотоцикл и…

"Кто тут у нас? Сторогов Зенон, Сторогова Алиса. Адрес, телефоны, образование. Кто у них? Дети: Мелания, 24 лет, Александр, 13 лет.

Так, звонить нужно на домашний. Там рядом соседи. Сосредоточься, парень!"

Вздохнул. Перед каждым таким звонком он делал несколько глубоких вдохов-выдохов, как советовала брошюрка. Потом громко откашлялся и взял трубку. Стоп, стоп! Нет ли у кого из них сегодня дня рождения? Нет? И за то спасибо! Виктор медленно набрал номер. Почувствовал, как начинает быстрее стучать сердце.

"Не знаю, кто вы есть и какими будете, но одно знаю точно — через минуту ваша жизнь изменится".

Никто не поднимал трубку. Сигналы били в его ухо и играли на нервах.

"Никого. И до двадцати ноль-ноль никого не будет… Не будет. Не…"

— Слушаю, — отозвался мальчишеский голос.

"Что он делал минуту назад? Читал? Играл на компьютере?"

— Алло, кто это? — повторил Александр, и Виктор вздрогнул при мысли о своей преступной глупости. Нельзя молчать!

— Добрый вечер, это Александр? Сторогов?

— Да-а-а, — протянул мальчик, наверняка пытаясь понять, что происходит.

— Мелания дома?

— Нет, ещё не вернулась с работы. Что-то ей передать?

— Нет, у меня дело к вам.

— Да-а-а? — в голосе Александра появилось беспокойство.

— Моя фамилия Ленский, — начал Виктор самым спокойным голосом, который мог сейчас выжать из себя. — Сотрудник дорожной инспекции.

Не лгал. Когда выполнял эту повинность, официально считался "дорожником".

— Я занимаюсь учётом смертельных случаев на дорогах, то есть, в ДТП. Сегодня в час дня произошёл несчастный случай на одной из улиц, в котором погибли два человека: Сторогов Зенон и Сторогова Алиса. В силу лежащих на мне обязанностей я обязан предоставить вам все разъяснения и уверить вас, что как услуги полиции, так и профессиональная психологическая помощь будут вам непременно предоставлены, — с каждым словом говорить становилось всё труднее, хорошо, что можно замолчать.

Немного подождал. Это давало возможность собеседнику собраться с мыслями и что-то спросить, прежде чем болтология продолжится.

Мальчик пытался что-то сказать.

Потом замолчал. В ухо Виктору ударил сигнал отбоя. Такое случалось почти через раз. Не знал, делали его собеседники это специально или не хотели его слушать. Или машинально перекрывали жуткий поток информации. Так отдёргивают руку от огня. А он должен был звонить опять, а не дозвонившись, ехать к собеседнику домой. Тяжело вздохнул и позвонил опять. Мальчик не отвечал. Значит, придётся туда ехать и разговаривать лично…

Несколько звонков прошли удачно, если это слово применимо в данном случае. Пока на Викторе висел только один визит.

"Кто тут следующий? Мелания Сторогова".

Виктор замер, обалдело глядя на монитор. Это невозможно. Но были точные данные. Сначала родители, потом сестра? Может, у кого-то счёты с этой семьёй? Но ДТП? Родители разбились в такси из-за лихачества мотоциклиста. На маршрутку, в которой ехала сестра, налетел грузовик. Они простые, небогатые люди. Нет, это проклятое совпадение!

Ночные кошмары? Детские страшилки по сравнению с тем, что он сейчас обязан сделать.

"Я должен звонить этому Саше, Сане или Шуре! Что ему скажу? Как это можно?! Не буду!"

Виктор оглянулся на Громилу. Тот что-то просматривал в большой папке, не подозревая о драме, которая разыгрывалась за его спиной.

"Он и многие другие скоро уйдут домой, а мне ещё несколько часов подвергаться этим пыткам. Но когда-то Громила тоже так мучился. Надо!"

Позвонил. Ответит? Не ответит? Прошёл почти час со времени первого звонка. И прошёл первый шок. Паренёк смотрит на телефон. Ответит? Не ответит?

— Слушаю? — отозвался тихий, ломкий голос с непередаваемой интонацией. Видел, что номер опять тот же, и надеялся: скажут, что ошибка. Что родители живы.

— Александр Сторогов?

— Да.

— Моя фамилия Ленский, я уже звонил вам.

— Да.

— К сожалению, должен вас информировать, что полчаса назад погибла Мелания Сторогова…

Виктор должен был продолжать, но не мог. На той стороне линии тикала бомба с часовым механизмом. Как отреагирует несчастный мальчик? А тот засмеялся.

Не было это обычным смехом, каким отвечают на удачные шутки. Такого смеха никто не должен слышать от ребёнка.

— Гад, урод! — сказал сквозь смех и рыдания Александр. — Я должен на тебя заявить. Гад, что ты такое делаешь? Кто-то может из окна выскочить. Или умереть от инфаркта!

Хуже некуда! Он думает, что это шутка гадостного урода.

— Послушай, Саша…

— Пошёл ты! Так нельзя. Что бы ты чувствовал, если бы кто-то тебе позвонил и сказал, что твои родители погибли?

— Послушай, Саша…

— Откуда ты взял мой номер?

— Но я из полиции… — прошептал Виктор.

— Да-да, как же, — мальчик не позволял себе поверить, что ему говорят правду.

— Но ведь я сказал, как их зовут.

— Ну и что? Ты наш сосед, да? Специально спросил, дома Меля или нет! А потом звонишь о ней. Садист! Больной!

— Но я работаю в полиции. Позвони в справочную, попроси номер Виктора Ленского, сотрудника дорожной полиции. Позвони мне!

Мальчик молчал. Плохо, очень плохо. Потом дал отбой. Ещё хуже! Нужно было ехать к нему домой, предъявлять документы. Можно было предъявить и по телефону… Можно?! Да он же забыл их предъявлять! Никому сегодня их не предъявлял. Люди верили.

Сигнал! Так быстро? Глубоко вдохнул-выдохнул и ответил.

— Виктор Ленский у телефона.

Никто не отвечал.Он уже готов был бежать к выходу, но…

— Витенька, я сделала всё-таки солянку, — беззаботно сообщила ему мама. Несколько секунд он сидел, тупо глядя на список жертв. Потом тихо и чётко сказал:

— Мама! Только что я сказал одному мальчику, что его родители и сестра погибли в дорожно-транспортных происшествиях. Чувствую себя так, как будто я закопал всех троих живьём. И мальчика с ними. И мне до зад… Прости, мне всё равно, что я сегодня буду есть.

Положил трубку на стол и закрыл глаза.

— Ты сильный человек, — услышал голос Громилы. — Делаешь то, что должен делать. Я тебя уважаю, Виктор.

Телефон зазвонил опять. Он собрался. Ответил:

— Да? Слушаю вас.

— Виктор Ленский из дорожной? — он Виктора, конечно, узнал.

Тот думал, что мальчуган расплачется. Нет, не плакал. Просто закончил разговор. Всё…

— Я не подхожу для этой работы! Ухожу! Всё!

Громила подошёл к Виктору и положил на плечо руку. Тот нервным движеиием сбросил её:

— Мне не нужны утешения.

— Я не утешаю.

— А я вижу по ночам кошмары! Сегодня никому не показывал документы, вышибло из головы. А сейчас почти в истерике! Ухожу!

— Слушай, как ты думаешь, зачем эту работу дают новичкам?

— После неё им уже всё по барабану!

— Ошибаешься. Когда сделаешь хотя бы десяток таких звонков, начинаешь ценить жизнь. Начинаешь понимать, что уже то хорошо, что такой "жмурятник" тебе не звонил. Некоторые решили, что счастливы. Некоторые стали ценить родных. Вот ты разговаривал с мамой…

Виктор покраснел:

— Да, что-то я…

— Девушка у тебя есть?

Так ему всё и скажи. Ещё и тут начнёт советы давать.

— Да…

— Тогда топай домой. Я серьёзно. Посижу вместо тебя. Доверяешь мне?

Ошеломлённый и благодарный Виктор смотрел на коллегу:

— Эдик, я…

— Топай домой, езжай к маме, ешь солянку…

— Я поеду к Александру.

— Зачем? Ты же знаешь, что в таких случаях нас дублируют психологи. Они зашли в квартиру после твоего первого звонка.

— Я помню о психологах, но почему же он мне не верил?

— О тебе там разговора не было. Иди домой. Пока!

Виктор спустился вниз, вышел на улицу, подбросил телефон на ладони. Потом набрал номер, известный только им троим.

— Ты где? — отозвалась Августа.

— А ты?

— Я дома. Была у Дина.

— Зачем?

— Так… О жизни поговорили.

— И обо мне?

— Конечно, — она коротко усмехнулась. — Не обижайся, а?

— Я за тобой заеду, и мы поедем в гости к моей маме.

— Ой, как хорошо!

Он усмехнулся в ответ:

— Да, она сварила грибной суп. Моя мама вкусно готовит. Но по пути я куплю чего-нибудь ещё, хорошо?

— Нет, покупать мы будем вместе, — возразила Августа. Виктор улыбался: опять она заспорила с ним. Что там говорил ей Дин?

В доме было тихо. Только постукивал блюдцем чёрный кот, доедая кошачьи консервы. Сергей Викторович сидел перед телевизором и спал. Рядом на полу валялись раскрытая толстая тетрадь в клеточку и ручка.

"Нужно собраться! Нужно взять себя в руки! После ЕЁ смерти было тяжело. А Виктор жив, его не видели мёртвым даже после восьми недель поисков, и я должен бы радоваться уже этому. Но в каком он состоянии? Что с ним сделали?

Сегодня впервые я проанализировал всё, и впервые подумал, что к его исчезновению причастен Дин. Практически одновременно пропала и Августа. Но где этот Дин? Гриша сразу его заподозрил, только я не верил. А ведь не знаю ни имени его, ни фамилии, ни адреса, ни телефона. И никто из знакомых сына и девушки этого не знает. И ни в телефонах сына, ни в его записных книжках никакого упоминания о Дине нет. Поражаюсь собственной доверчивости!

"Да, Виктор не будет грустить", — сказал в нашем мысленном разговоре Дин.

Неужели он похитил обоих? Что значит "не будет грустить"? Наркотики?"

Кот запрыгнул на спинку кресла, а потом на плечо спящего Сергея Викторовича, и тот открыл глаза. Осторожно взял кота и посадил на пол. Встал, потянулся, пошёл выключить телевизор. Кот присмотрелся к ковру и начал катать лапой какую-то тускло блестевшую, продолговатую штуковину.

— Что ты нашёл, Чёрный? Где взял? Авторучка? Нет. Что это такое? — хозяин отнял игрушку у кота и с минуту вертел непонятную вещь в руках.

Потом покачал головой и посмотрел в тёмное окно, словно надеясь кого-то там увидеть. Глаза его прищурились, пальцы судорожно сжались в кулаки.

"Дина я звал уже раз сто, но теперь ему не верю. Он виноват, он! Похитил моего сына, чтобы оказался подальше от меня. Где же ты, сынок? Виктор, отзовись. Витя! Это я, твой отец! Прошу тебя, не уходи к своей маме! Останься со мной в живых! Августа, может быть ты слышишь? Августа! Ребята, Витя, Августа, вы где?.."

Машина резко остановилась.

— Что случилось? — спросила Августа.

— Мне вдруг… Мне вдруг стало не по себе. Как будто жуткое что-то… нет, даже высказать не могу, слов нет.

— Я слышала, что когда становится жутко или не по себе без причины, то говорят: "Кто-то прошёл по твоей могиле". То есть, тебе жить и жить ещё. Успокойся и поехали, а то твоя мама будет переживать.

— Да, будет. Ей и так невесело жить одной… — Виктор замолчал и огляделся. — Подожди! Ты слышишь?

— Что?

— Разве не слышишь крик? Кто-то меня зовёт!

Августа прислушалась и огляделась:

— Не слышу. Может быть, Дин?

— Это не его голос. Но знакомый мне.

— Ой, слышу, да, слышу! Меня зовёт. Да, очень знакомый голос. А теперь спрашивает, где мы, Кто же это?

— Папа. Он кричал примерно так: "Где ты, сынок? Я твой отец. Не уходи к маме. Останься среди живых". Голос был голосом отца, точно! О-ох… опять… — Виктор даже побледнел и растерянно потёр лицо рукой.

— Не слышу.

— Он говорит, что ненавидит Дина, потому что Дин похитил нас. Что если я умру, как мама, то… Он замолчал. Молчит.

— Да, я услышала. Точно, твой папа, я узнала. Жаловался, что был доверчивым к Дину. Но ведь твой отец умер, а мама, наоборот, жива. Может быть, это галлюцинация?

— У нас обоих?

— Мало ли… Я не психолог. Нужно спросить психолога. Дина, например.

Виктор молчал, нахмурившись.

— Это нам показалось, — повторила она.

— Вряд ли, — со странной интонацией сказал он. — Сама подумай. Это действительно голос моего отца? Ты уверена?

— Конечно. Но тебе могло почудиться. Да ещё такая у тебя сейчас работа. А мне ты об этих ужасах рассказывал.

— Согласен, после сегодняшнего могло показаться. Могло почудиться мне и тебе одновременно, тоже не возражаю. Но, во-первых, мы слышали одни и те же его слова.

— Такое, говорят, бывает. Человек вспоминает кого-то и словно наяву слышит знакомый голос. Ты же его любил, вот и вспомнил… — Августа растерянно запнулась. — Что случилось? Что я такое сказала?

— Что я его любил и помню. Но ты?

— По твоим рассказам я немного его представляю.

— Согласен. Но как ты узнала его голос? Отец умер до того, как мы с тобой познакомились.

Они думали об этом всю дорогу и когда им открыли дверь и во время разговора… Да, во время разговора уже не только думали, но и вспоминали.

Бирюзовое шёлковое платье переливалось, как павлинье перо. Невольно следили за ней глазами. Как накрывает на стол (от их помощи отказалась), как периодически подходит к зеркалу и с явным удовольствием себя разглядывает. И говорит, говорит, только изредка обращаясь к ним и обращая на них внимание.

— Высокие серые дома. Самая серая серость. Все оттенки серости. Огромная палитра одного цвета.

Нормальная жизнь требует Главной Печати. Печати оттуда, откуда все печати ведут своё происхождение, как я считаю. Их тысячи, но нужна только одна.

— Я знаю о чём ты, мама, — он, конечно, ничего не знает, но хочет превратить монолог в диалог.

— Как так? Не можешь ничего знать!

— А я слышу.

— Не дурачься!

— Не дурачусь.

— Дурачишься.

— Нет, мама.

— Ну, и что я ещё думаю?

— Что мы с Августой всё это не съедим. А если съедим, то заболеем.

— Дурачок, кого из меня делаешь?

— А я тут при чём? Ты подумала, я сказал. И теперь я же виноват!

— Больше не слушай, — неужели он угадал?

Опять подошла к зеркалу, поправила неправдоподобно пышные и блестящие каштановые волосы. Трудно поверить, что ей сорок пять. Ему она запомнилась исхудавшей, с землисто-бледным лицом и жидким пучком волос на затылке.

— Мамочка, ты выглядишь на двадцать пять.

— Правда? — удовлетворённо улыбнулась своему отражению. — Садитесь за стол, малыши!

— Настоящий банкет, — Виктор укоризненно покачал головой. — А говорила, что нет ни масла, ни хлеба…

— Ко мне заскочила знакомая. Но перед тем позвонила, и я попросила её купить кое-что. А с тем, что принесли вы — лукуллов пир! Но прежде — сюрприз! Августа, дорогая, закрой глаза.

— Обожаю сюрпризы! — захлопала та в ладоши и зажмурилась.

Тотчас же дверь в соседнюю комнату открылась, и оттуда вышла пухленькая румяная женщина, ох! даже не женщина, а женщинка в элегантном светлом костюме с замысловатой причёской и сверхярким макияжем. Виктор недоумённо кашлянул: кажется, её фотографию он видел у Августы, только выглядела намного проще. Её мама?! Да, судя по изумлённо-растерянному виду Августы, так оно и есть, хотя женщине не больше тридцати. Девушка позволила толстушке себя обнять и пробормотала:

— Но как же… я рада, но как же так?

— Люди ошибаются, — назидательно сказала мама Виктора. — Ошибаются постоянно. Не слушают своё сердце. Часто говорят им нелепые вещи, а они думают, что нужно слушать. Будьте прозрачнее. Ставьте восклицательный знак в конце предложения. И не будьте слащаво-вежливыми, тут таких нет.

— А порядочными, мама?

— Честность, порядочность, сочувствие, доброта. Очень трудные и хлопотные понятия! Куда проще быть двуличным, лживым, коварным, бесчувственным.

— Ты советуешь?

— Нет, но помни, что всегда найдётся кто-то, кто подставит тебе ногу. Попытается затоптать, использовать. И приходит то, чего не ожидаешь. Или уже перестал ожидать, или уже бесмысленно.

— Но всё-таки?

— Хуже всего — непонимание. Согласны?

— Да, — кивнула мама Августы, — я не пробую привлечь людей. Что там за люди, как они живут? Уже не пойму. И даже когда идёт дождь, никто не берёт зонтик. Мокнут, как дебилы.

— Но я люблю летний дождь, — тихо сказала Августа.

— Да, ты. И он пойдёт с тобой. И промокнет, как и ты. Потому что ты глупая девушка в розовом свитере, джинсах и нелепых сапожках. Он даст тебе цветы, и ты скажешь: "О, как я люблю красные розы". Потому что ты простая, пустая пластмассовая кукла.

— Несколько нелепых дорог напрямик, — кивнула мама Виктора. — Неизвестно. То, что неизвестно, пусть таким и останется, а то, что узнаем будет неизбежным. Не дёргайся, если знаешь, что ничего не достигнешь.

Виктор и Августа переглянулись.

— Чувствую себя жизнерадостно, — подхватила мама Августы. — Такая полнота жизни, так себя чувствую… достаточно хорошо, и я бы хотела так себя чувствовать, а не иначе. Ведь я хорошо себя чувствую, так зачем изменяться? Зачем чувствовать себя плохо, если могу — хорошо! Вообще-то хотелось бы чувствовать хотя бы что-то, чем не чувствовать ничего. Хочу чувствовать, что чувствую, а не чувствовать, что не чувствую. Чувствование — лучше нечувствования. Чувствовать или не чувствовать… огромная разница, огромная. Неизмеримая!

— И почему сегодня не понедельник? — спросила мама Виктора.

— Не знаю, но кто-то мне сегодня сказал "добрый день". Непонятно, зачем?

— А зачем сейчас 23:15?

— Лучше бы 16. Или 17.

— Так ведь будет, — тихо сообщил Виктор.

— Есть вещи, — улыбаясь, продолжала его мама, — которые исчезают во мраке памяти. Что-то между чем-то. Что-то, что неожиданно прекращается. Через какое-то время возвращается, но что происходило, когда не было?

— Чего не было? — спросил Виктор.

— Того, что не было.

— Это слишком жестоко — никого не узнавать, — пожаловалась мама Августы. — Быть окружённым тысячами, а чувствовать себя исключительно одиноким.

— Такой город, как этот, легко узнать, — ответила мама Виктора. — Тяжело не узнать и легко узнать. Такой типичный. Легко его ненавидеть и всегда в него возвращаться. Зависимость. Привычка. Вредная. Полное отсутствие прелести, событий. Ничего.

— Разве? — попытался возразить Виктор, с содроганием вспоминая события сегодняшнего дня.

— Пробовала вспомнить какое-то из событий, цепочку их. Сердце с радостью открывается каждому известию. Румянец на лице. Возбуждение! Нескрываемая, настоящая радость!

— Наверное, ожидает, — кивнула мама Августы. — Сейчас спокойно могу ожидать следующий день. Там мир был лучше, хотя и худшим. Но сгорел. Уже. И ничего нельзя сделать. Уже нет его. И для меня, и для вас, дорогая.

— А для нас? — спросил Виктор.

— Переживала трагедию, — мама Августы странно улыбнулась. — Стояла с петлёй на шее, пустым взглядом смотрела в своё прошлое и не видела там ничего.

Никогда не была по-настоящему счастлива.

Никогда по-настоящему не любила.

Никогда по-настоящему никто меня не любил.

Всегда чего-то не хватало.

Всегда чего-то было слишком много.

Всегда за чем-то…

— И даже если был ещё шанс, то не могла его использовать, — поддержала мама Виктора. — А потом оказался финал всей истории. Без продолжения.

— Но если продолжение есть? — восторженно подхватила мама Августы. — Можно изменять, формировать что-то новое. Вводить новых персонажей, сюжетные линии. Можно усложнять события, менять направление и темп действия.

— Только зачем? — пожала плечами мама Виктора. — Эта драма и так достаточно сложна. Трудна для исполнения. А режиссёр и автор смотрит на своих неуклюжих актёров с жалостью и вздыхает: снова роли не выучили. Снова кто-то опоздал, а кто-то и не пришёл. Опять не сумели ему довериться полностью. Опять искали своё, пробовали сами создавать и всё провалили. Опять…

— Э-э-э, — сказал Виктор. — Мы пойдём погуляем. Так приятно на улице ночью.

Мамы равнодушно кивнули и продолжили свою беседу.

Только на улице Августа заговорила:

— Что это всё значит? Я почти ничего не поняла.

— Я тоже, но кое-что меня… Знаешь, их разговор был похож… да, похож на мысли. Знаешь, как мы думаем? Обрывками, которые соединяются чувствами. Но чувства собеседнику недоступны. То есть, нам с тобой. А они как будто понимали, что каждая… И тут я понял, чьи это мысли.

— Чьи?

— Мои.

— Ты так сложно мыслишь?

— Иногда такое придёт в голову, что сам удивляюсь. А после разговора с отцом у меня всё время крутится в голове кое-что странное.

— Подожди, — Августа нахмурилась. — А при чём тут твои мысли?

— При том. Пошли!

— Куда?

— К магазину.

— Зачем?

— Он работает круглосуточно, и я хочу кое-что проверить.

— Что?

— Скажу, когда подойдём.

Магазинчик освещал улицу, как большой фонарь. На витрине реклама напитков закрывала внутренность помещения. Когда вошли, то никого не обнаружили. Виктор задумчиво кивнул.

— Ну и что? — спросила Августа. — Тут есть подсобка. Продавщица там.

— Нет, вряд ли, — он пошёл вдоль полок с коробками, банками и бутылками. — Ага, так я и думал.

— Что там?

— Иди сюда. Только не пугайся!

— Чего? Ой!

Девушка, которая час назад продала им ветчину, горошек, хлеб и масло, сидела на стуле с открытыми глазам. Неподвижная, как манекен.

— Что с ней? — Августа осторожно коснулась её руки.

— Сейчас мы должны быть у моей мамы. И до утра. Так было решено ещё днём, так?

— Так. Но я не понимаю…

— Я тоже не понимаю, но догадываюсь. Мы дожны были поужинать, немного поговорить втроём и лечь спать. Но актриса проявила инициативу. Точнее, я подумал, как жаль, что наши мамы не знакомы. Ну, пришло в голову. А так как автору и режиссёру понадобился отдых, то им стал я. Впервые с тех пор, как мы здесь.

— Где "здесь"?

— В этом городе, который мы узнали и приняли за свой.

— О чём ты, я не понимаю?

— Когда появилась твоя… ммм… мама, ты испугалась.

— Нет, я только…

— Смелее. Что ты тогда почувствовала? Или что подумала. Говори, говори!

— Это нелепо, понимаешь?

— Да, понимаю. Что?

— Мне почему-то показалось… ну, просто глупость какая-то, честно, Вить.

— Тебе показалось, что твоя мама уже умерла. Лет десять назад, да? Ты удивилась, что она жива.

— Что-то вроде этого. Ужасно глупо.

— Нет, не глупо.

— Что? Ты о чём?

— Вот что: Гришка живёт в двух кварталах отсюда, пошли к нему.

— Пошли, — согласилась Августа, хотя очень хотела спросить: "Зачем?" — но у друга такой мрачный вид!

По пути миновали платную стоянку. Охранник стоял возле ограждения такой же неподвижный и странный, как девушка из магазина. Августа вопросительно посмотрела на Виктора.

— Я знаю столько же, сколько ты, — ответил тот.

До Гришкиного дома шли молча, только заглянули в ещё один магазин. Виктор гулял по этому району всего один раз, уже не помнил, как всё было. Зато магазин помнил отлично.

Да, внутри ничего не изменилось. Даже продавщица и покупатели. У прилавка с колбасами стояла женщина, а двое мальчишек ели мороженое в вафельных стаканчиках. Точнее, держали мороженое возле лица. Пожилой мужчина нагнулся к сумке на полу.

Выставка манекенов?

Виктор дотронулся до руки одного мальчика. Тёплая. Обычная рука. Августа прикоснулась к щеке продавшицы. Обычная щека. Живой человек?

Переглянулись и выбежали на улицу. Что происходит?

Наконец пришли к нужному дому, поднялись на третий этаж.

— Они уже спят, — неуверенно сказала Августа.

— Надеюсь, но вряд ли.

Долго звонили в дверь. Слышали пронзительные трели звонка. И больше ничего.

— Вот так.

— А может быть…

— Пошли!

Спустились и вышли на улицу. Виктор внимательно посмотрел на тёмные окна, потом пробормотал:

— Это подойдёт.

Указывал на дерево, раскидистые ветки которого достигали высоты четвёртого этажа.

— Но в квартире темно, ты ничего не увидишь.

— Есть фонарик… хотя… а, пожарная лестница, я и забыл!

— Но она в стороне от окна.

— Дотянусь.

— С ума сошёл.

— Ещё нет.

Подпрыгнул несколько раз и наконец ухватился за нижнюю ступеньку. Подтянулся, уцепился ногой, полез выше по мокрой и поскрипывающей лестнице. Добравшись до уровня третьего этажа, стал на карниз ("Хорошо, что он есть, а то как бы я выглядел перед Августой?") и начал продвигаться в сторону окна. Сам не понимал, что толкает его на эти безумные поступки.

Одна створка окна была приоткрыта. Хорошо, что здесь старые окна, и рамы распахиваются, а не поворачиваются. Уже с подоконника крикнул Августе:

— Поднимайся к двери, я тебе открою.

— Вить, сейчас они…

— Поднимайся, говорю!

Был в этой квартире тысячу раз. В темноте, не глядя по сторонам (хотя в углу светился экран телевизора), уверенно прошёл в прихожую. Почти машинально включил свет.

Григорий стоял у двери, где был, когда Виктор уходил отсюда в последний раз неделю назад. В руке держал телефон. Конечно, ведь сегодня они разговоривали по телефону.

Виктор открыл замок, впустил девушку. Она растерянно смотрела на него:

— Никого нет? Ой!

Испуганно обошла Григория.

— Убедилась? — Виктор зашёл в ванную, кое-как отряхнул (скорее размазал) грязь с брюк и куртки, вымыл грязные руки. — Он на том же месте, где я видел его в последний раз. Вроде бы видел. В своём здешнем прошлом.

— Каком здешнем? Вить, может быть, это какая-то болезнь? Эпидемия? Может быть, заявить…

— Куда? Везде будет то же самое. Пойми, он спит!

— Кто?

— Дин. Он спит, и всё остановилось, понятно?

— Остановилось?

— Да! С того дня, когда мы прошли три двери и вернулись, прошло полгода? Ничего подобного!

— Вить, что с тобой? Что ты говоришь?

— А ты разве не помнишь, что мой отец жив, а мама умерла? Разве не помнишь, что показывала мне фотографию покойной мамы?

— Ой, да. Но…

— Вот именно. До маминой квартиры мы были тоже актёрами, потому что Дин не спал. А сейчас он отдыхает, поняла? За сутки он устал, конечно. Ну, и подумал, что никуда мы не денемся и тоже ляжем спать. Пошли!

Вернулся в комнату, ведя её за руку. Родители Гришки сидели перед телевизором. Такими он видел их в последний раз. Экран светил пустотой…

Вышли на улицу молча. Августе очень хотелось заплакать, но она стеснялась. Что толку в плаче, когда Виктору, как и ей, не по себе?

— Значит, ты думаешь, что мы не вернулись домой? — наконец спросила она. — Что действительно прошли через три двери, и это какая-то виртуальная реальность? Что Дин перенёс нас сюда на самом деле? Но слушай, он же говорил о деревне, о санатории.

— В деревне и в санатории находится он сам. А мы — здесь. Но у меня есть идея. Поедем к Дину. К тому "Дину", которого знаем здесь.

— И что ты ему скажешь?

— Пошли, пошли. Я ведь не знаю, что мы там увидим. Решим на месте.

— А наши мамы? Они же будут волноваться.

Он вздохнул:

— Мне очень неприятно это говорить, но это… это не наши мамы. Моя даже внешне немного не такая. А по разговору тем более.

— Моя тоже, — Августа не удержалась и всхлипнула. — Зачем он это сделал?

Виктор на ходу обнял её за плечи:

— Не плачь и не сердись на него. Думаю, Дин хотел нас порадовать.

— Порадовать?

— Да. Я всегда мечтал о том, чтобы стать кем-то особенным, заниматься чем-то ответственным и опасным. И очень часто вспоминал маму. Ты, наверное, мечтала о благополучной жизни, о том, чтобы не экономить каждую банкноту. И тоже думала о маме. Дин дал нам возможность оказаться в такой жизни, где наши желания исполнились.

— Но это жестоко, неужели он не понимает? Сорокалетний человек не может так поступать!

— Я не уверен, что ему сорок лет. Если всё вокруг нас ненастоящее, то почему Дин должен быть настоящим? Помнишь, каким он был раньше? Как мальчишка. И мне всё больше кажется, что он такой же, как и мы.

До машины они шли молча. И молчали пока ехали. У дома "Дина" неподвижные, похожие на манекены, стояли две женщины, одна из них с собакой на поводке. Выбираясь из машины, Виктор подумал: "Хорошо, что он живёт на первом этаже, не хочется опять изображать человека-паука".

А вслух сказал:

— Сначала позвоним в дверь.

Но никто не открывал.

— Может быть, его нет дома? — сказала Августа.

— Посмотрим!

Виктор вернулся к машине и достал разводной ключ.

— Что ты собираешься делать?

— Разбить стекло в его окне. И не говори ничего против. Нужно что-то делать, пока Дин не управляет нами.

Он подошёл под окно, приподнялся на цыпочки и аккуратно выбил стёкло. Потом осторожно, стараясь не пораниться, открыл защелку, распахнул раму и забрался в квартиру. Сорокалетний "Дин" неподвижно сидел за столом, тупо глядя в полумрак. Виктор зажёг свет и обернулся к окну и Августе:

— Ну, видишь?

— Ты прав. Он нас обманул. Пошли отсюда.

— Нет, подожди. Я хочу осмотреть этого типа и его квартиру.

— Зачем?

— Помнишь, как Дин использовал какие-то приборчики, чтобы разыграть ребят?

— Но если он не настоящий…

— А я не хочу гадать, я просто посмотрю!

Он стал обшаривать карманы "Дина" и вдруг радостно сказал:

— А, я так и думал! Вот!

— Похоже на портсигар?

— Нет, это не портсигар. Когда Дин давал мне свои аппаратики, чтобы я спрятал их в нашей квартире, то пару из них и ещё вот этот он оставил у себя. Я ещё тогда, во время розыгрыша, начал понимать, что все его умения — и мысленные разговоры, и левитация, и всякие иллюзии — на самом деле не его, а делаются с помощью специальной аппаратуры. Вот только, как этой штукой управлять? — Виктор сердито сжал аппаратик в кулаке. — Если бы знать, то мы связались бы с отцом!

— Но мы же слышали его, а у него ничего такого нет. Может быть, нам показалось?

— Не знаю, как это произошло, но это был точно он. И он мысленно говорил именно то, что должен был говорить, если мы оттуда исчезли. Ох, папа, папа!

В соседней комнате что-то стукнуло.

— Там кто-то есть! — испугалась Августа.

— Я посмотрю, кто это?

Он приоткрыл дверь. Потом тихо ахнул. И открыл дверь полностью. Перед ними оказался призрачный мужчина, в котором и Августа узнала Сергея Викторовича.

— Папа?!

— Это вы?! — воскликнули они, глядя на него.

Сергей Викторович обнял Виктора и ласково кивнул Августе.

— Наконец-то! — радостно сказал он. — Я так и думал, что это штучки Дина!

— Часа два назад мы слышали, как ты нас звал. Папа, ты не находил в квартире ничего странного?

— Вот, — тот достал из кармана "авторучку" и протянул сыну.

— А когда ты звал нас, то держал это в руках, — Виктор не спрашивал, а утверждал.

— Да, именно так и было.

— А у нас вот что, — он показал отцу "портсигар". — Поэтому ты и здесь.

— Но выгляжу, как привидение, — Сергей Викторович недовольно покачал головой, окинув себя взглядом. — А кто этот странный человек?

— Это Дин. Вернее, мы думали, что это настоящий Дин. Долго объяснять, папа. Тут, в общем, как будто наш город и наш мир, но это всё обман. Целый день Дин управлял нами и внушал нам, что мы здесь уже полгода, но сейчас он, наверное, заснул. И мы поняли, что попали сюда только сегодня.

— Сегодня?! Вы пропали месяц назад! Никто, кроме меня и Гриши не верил, что вы живы. Хотя я рассказал о Дине всё, что знал, но все считали, что он какой-то преступник и убил вас.

— А он поселил нас в этой копии нашего мира. Не верю, что мы здесь месяц. Может быть, тут по другому отсчитывается время или что-то ещё? Короче, попались по-идиотски. А теперь и тебя сюда затащили!

— Ничего. Вы живы, я с вами — это уже хорошо. Ведь вы попали сюда из-за меня.

— Как это? — удивился Виктор.

— Я попросил Дина помочь мне с банком. Были… м-м-м… неприятности. И тогда он сказал, что ты не пострадаешь… как-то так выразился. И ночью вы пропали, а я понял, что это он сделал из-за меня.

— Не переживай, папа, ты же не виноват, что он такой. И знаете что? Давайте отсюда уйдём, а то ещё разбудим его!

Они торопливо вышли на улицу, и отец Виктора огляделся:

— Это всё не настоящее? Хотя… когда смотрю на себя…

— Это неважно. Ты здесь так выглядишь. Кроме нас троих здесь сейчас…

— Ой, кто-то идёт, — сказала Августа.

— В подъезд! — торопливо скомандовал Виктор; день или дольше служил он в "Архиве", но это сказалось на его сообразительности. — Я выключу свет, и посмотрим, кто это.

Сквозь стекло внешней двери они увидели двух парней, которые шли по середине улицы, как будто отлично знали, что ни одна машина не появится. Но когда они поравнялись с подъездом, то троица, притаившаяся в нём, услышала, как открылась дверь какой-то квартиры, и кто-то быстро оттуда вышел. Виктор схватил отца и Августу за руки и прижал к стене. Тут же мимо них стремительно прошёл человек, а когда он оказался на улице, они посмотрели ему вслед и узнали "Дина". Парни тоже его увидели, остановились и переглянулись, а "Дин" почти подбежал к ним и стал громко и сердито говорить на непонятном языке. Хотя в этом странном мире он изображал немца, но язык был не немецкий.

— Может быть, тут есть второй выход? — тихо сказал Сергей Викторович. — Уйдём!

— Нет, — возразил ему сын. — Если он вспомнит о нас с ней, то мы опять всё забудем. Нет! Я хочу с ним поговорить. Он же не хотел ничего плохого, я уверен! Он добрый!

Парни тем временем выслушали "Дина", потом… растаяли в воздухе, словно дымок. "Дин" вернулся к подъезду. Медлить было нельзя, и Виктор громко сказал:

— Эй, мы всё знаем и всё вспомнили. И мой отец здесь. Верни нас назад, слышишь?

"Дин" остановился и молча смотрел на них.

— Ты ошибся, понимаешь? Мы хотим домой!

Всё-таки "архивная" закалка (сколько она там ни продолжалась на самом деле) давала себя знать: Виктору было ясно, что упрекать "Дина" и кричать на него бесполезно. Нужно спокойно и убедительно требовать. Требовать отпустить их назад. "Дин" молча выслушивал Виктора, и все трое уже стали волноваться, когда "немец" заговорил. Странно было видеть и слышать, как человек с такой солидной внешностью ведёт себя совершенно по-мальчишески. Он присел на корточки, обхватил голову руками и буквально зарыдал.

— Всегда что-то не так… — доносилось до них. — Вечно… опять…

— Ну, не плачь, — Виктор наклонился к нему и похлопал по плечу. — Всё не так плохо. Только отправь нас назад и всё.

— Вам… тут… так плохо?

— Да, плохо, — твёрдо ответил Виктор.

— А мне казалось, что вам нравилось…

— Ты держал нас, как рыбок в аквариуме. Мы хотим домой, назад. Дин, будь умницей!

— Но может…

— Смотрите! — вскрикнула Августа. — Что это?!

Улица вокруг них вдруг исчезла, её заменила странная серая мгла.

— О-о-ох, они узнали! — всхлипнул Дин… да, теперь уже прежний Дин, по крайней мере, голос был его, только доносился этот голос как будто с пустого места. — Что теперь будет?..

— А что же ещё? — сердито ответил кто-то из серой мглы. — Вернём их назад. Извините малыша, он ещё не понимает, что нельзя играть вами, как настоящими игрушками.

— Ну, вот и ухожу, — сказал Дин.

Стоял, приглаживая свои чёрные длинные волосы. Уже не солидный немец, а мрачноватый нервный парень. Только не в клетчатой куртке, а сером костюме и синей водолазке.

— Не можешь, — сказала Августа строго.

Он покосился на неё и уголком глаза увидел, что она улыбается. Улыбались и Виктор, и Сергей Викторович. Теперь, опять дома, уже неделю дома, у них у всех был повод улыбаться.

— Почему?

— На обед будет суп с куриной лапшой и шоколадный торт.

— Ага. Это меняет существо дела.

— Кроме того…

— Да?

— Мы друзья, не можешь так просто уйти.

— Да, справедливо, — Дин медленно кивал..

— А я думала, что ты рассорился с нами.

— Нет, почему? Какая связь?

— Тогда почему сказал, что уходишь?

— А-а-а, по привычке. Сколько мы уже знакомы?

— Сто лет.

— Двести, — добавил Виктор.

— Как время летит, — кивнул Сергей Викторович.

Чёрный кот попытался поточить когти о штанину Дина.

— Что это он? Разве можно? — удивился тот.

— Не знаю, — фыркнул Виктор.

— Как это, не знаешь? Это же ваш кот.

— Ну и что? Спроси его сам.

Дин присел на корточки перед котом:

— Эй, разве можно?

— Можно, — отрезал кот, нахально глядя ему в глаза.

— Хм, ну ладно, эгоист.

— Вот ещё! Фр-р-п! — кот поднялся на задние лапы и фыркнул Дину в нос.

Остальные трое смотрели на кота, приоткрыв рты от изумления. Вывел их из этого столбняка звонок в дверь.

— Молочница, — машинально сказал Сергей Викторович.

— Хочешь молока? — спросил Дин у кота.

— С удовольствием, — сообщил кот и начал окружать символами бесконечности ноги Сергея Викторовича.

Виктор впустил молочницу:

— Добрый день.

— Добрый день, знаете, сегодня у меня ещё и вкусные рогалики.

— Отлично! С мёдом?

— Нет, но у меня есть и мёд! — из кармашка сумки вытащила баночку, завязанную чистой полотняной тряпочкой.

— Люблю рогалики, — заулыбался наконец Дин. — А у меня есть что-то для вас. Виктор, я поднимусь к тебе в комнату?

— Без проблем.

Минуту спустя Дин вернулся и вручил молочнице изящную клеточку, в которой летал мыльный пузырёк.

— Прелесть! Тот, последний, я выпустила, как вы и говорили.

— Этот тоже не можете держать дольше, чем неделю.

— Жаль, они такие красивые.

— Но лопнут от тоски. Выпускайте на волю. Понимаете?

— Поняла, поняла. Спасибо и до свидания.

Повернулась и уже хотела уходить, когда Виктор сориентировался, что в руках держит только баночку с мёдом:

— А молоко? А рогалики?

Все расхохотались.

Молочница ушла, а они накрыли на стол и сели угощаться.

Виктор окунул рогалик в кофе с молоком. Августа и Дин намазали свои рогалики маслом и мёдом и пили молоко. Сергей Викторович пил кофе.

— Почему ты сказал, что уходишь? — спросил Виктор Дина. — Разве тебе здесь плохо?

— Уже ответил, что по привычке.

— Как это?

— Это такая привычка, когда был ещё… не с вами. Каждый день говорил, что уйду.

— И, в конце концов, ушёл? — встревожилась Августа.

— Да. Не я. А жаль… жаль… пузырьки тогда никогда не лопались.

— Вот именно! Пузырьки! Как ты это делаешь? — спросила Августа. — Как мыльный пузырь может не лопаться? Как можно поместить его в клеточку?

— Я же вам уже объяснял. Это принцип мечты.

— Но я всё-таки не понимаю.

— Ладно, покажу, как всё происходит. Через пять минут по радио будут новости. Включите радио, а я принесу пузырьки.

Виктор и Августа, давясь, торопливо доели рогалики. Сергей Викторович налил себе вторую чашку кофе и приготовился наблюдать.

Дин вернулся и расставил клеточки с пузырьками на столе:

— Вот, уже восемь часов. Сейчас начнутся новости. Смотрите на третью клеточку слева.

"Сорок четыре жертвы вчерашнего покушения — это всего лишь…" — доносилось из радиоприёмника.

Пузырёк в третьей слева клеточке лопнул, маленькая радуга змейкой взлетела под потолок.

— Почему? — в один голос спросили Виктор и Августа.

— Это была мечта о дне без плохих новостей. Пока радио выключено, пока не читаю газет, всё в порядке.

— И что теперь?

— Выпущу её в форточку, а себе сделаю новую. Ей и так уже было три дня.

— Сейчас?

— Нет, потом. Сейчас я сделаю воздушного змея.

— В марте?

— А какое это имеет значение?

— Ну… — Августа оглянулась на окно. — Дождь, тучи, туман.

— А какое это имеет значение?

Дин огляделся по сторонам:

— Эта шёлковая салфетка очень красивая?

— Да.

— Значит и змей будет красивым.

— Но, — Виктор прищурился, — в первый раз вижу, чтобы воздушных змеев делали из шёлковых салфеток.

Дин пожал плечами:

— Честно говоря, я тоже. Но шёлк будет лучше всего.

— А с каких пор наш кот говорит?

— С тех пор, как я начал с ним разговаривать.

— Ага.

Непонятно откуда взялась золотистая рамка по размеру салфетки, а сама салфетка послушно оказалась внутри рамки. Вокруг рамки змея Дин прикрепил лампочки из ёлочной гирлянды, а на самой середине салфетки наклеил большую бумажную улыбку.

— Ну, готово.

Виктор невольно взглянул на Августу. Это была ЕЁ улыбка.

— Эй! — улыбнулась и она. — Это моя улыбка!

— Нет, — пробормотал Дин, — твоя на лице.

— Дурачишься?

— А как же! А теперь я научу тебя выдувать пузыри. Открой окно.

— Не замёрзнем?

— Оденьтесь.

Чёрный кот неохотно соскочил со своего любимого наблюдательного пункта-окна. Дин положил змей на подоконник и взял со стола стаканчик с мыльной водой и соломинкой.

— Из стакана неудобно, — вмешался Виктор. — Я принесу специаль…

— Не нужно. Ты думаешь, это вода и мыло? Ну, есть там и мыло, но я добавил немного мечтаний. Хотите, чтобы этот змей полетел?

— Хотим, но… Слушай, а нитка?

— Нитка? — удивился Дин.

— Ну… леска, бечёвка. Змеи всегда привязаны и…

— Привязаны? И летают?

— Если хороший ветер, то летают.

— А если ветра нет или он не хороший? Как вообще можно привязывать того, кто летает?

— Не знаю, но, — Виктор пожал плечами, — тогда змей не полетит. Его обычно тянут на бечёвке.

— Никаких "но". Если только захотите, если только об этом замечтаете, он полетит без ниток и лесок. Мечтаешь об этом? — спросил Августу, подавая ей стаканчик.

— Да.

— Так выдувай.

Радужный пузырёк затанцевал на конце соломинки. Был большим, но всё время менял форму. Все обернулись к подоконнику. Змей по-прежнему лежал неподвижно. Мыльный пузырь несколько мгновений как бы колебался, потом вдруг лопнул.

— Ой! — Августа была расстроена и огорчена.

— Фр-р-х-х-п, — фыркнул кот. — Уже попробовали? Так может закроем окно?

— Подожди, — отмахнулся Дин. — Августа, смотри, как нужно делать! На мгновение задумаюсь и постараюсь вспомнить все свои желания и мечты относительно этого воздушного змея. Мне легче, я ещё неделю назад подумал, что его сделаю и запущу. И вот этот миг наступил. Тебе труднее, ты недавно знакома со змеем и недавно о нём мечтала, совсем крохотная мечта, такой мечтой даже бумажный самолётик не поднимешь. А теперь — смотрите!

Дин окунул кончик соломинки в стаканчик и выдул пузырь, идеально округлый. Не столько покрытый цветом, сколько наполненный им. Пузырь оторвался от соломинки и неподвижно повис в воздухе. Тогда Дин взял со стола пустую клеточку и осторожно вдул пузырь внутрь неё. Клеточку поставил на стол.

— А теперь смотрите на змея!

Воздушный змей изящно взлетел над подоконником, потом вдруг сорвался с места и стрелой помчался в небо.

— Хорошо, теперь можно закрыть окно, — сказал Дин.

Змей был уже достаточно высоко, но вёл себя так, словно удерживала его какая-то сила. Парил на одном месте и явно не собирался лететь дальше. Очень симпатично выглядел, даже сквозь туман, под мрачным небом — такой весёлый, с улыбкой.

— Не могу в это поверить… — пробормотал Виктор.

— Можешь пока не верить, сейчас очередь Августы, — Дин протянул ей стаканчик. — Неплохо было бы, если бы засветился, да?

— Но ведь он не подключён к сети?

— А хотела бы, чтобы засветился?

— Да!

— Сможешь об этом мечтать?

— Наверное…

— Ну, так пробуй!

В этот раз Августа сосредоточилась, даже нахмурила брови и закусила губу. О чудо! — её мыльный пузырь появился аккуратно-круглым. И до самого верха был наполнен цветом. А когда оторвался от соломинки, то не улетел, а завис прямо перед носом Августы, крутясь вокруг собственной оси. Девушка смотрела на него с гордостью и лёгким страхом.

— О, светится, — услышали они недоверчивое бурчание кота.

Оказывается, тот уже запрыгнул на подоконник и глядел в небо.

— Снег, — сообщил кот.

— Снег? — удивился Виктор. — А я думал, что потеплеет.

— Он идёт давно, с час, наверное. Незаметный такой снежок, а земля, тем не менее, уже белая.

— Почему ты не сказал? Тьфу ты, я совсем забыл, что час назад…

— …Я ещё не смог бы ничего сказать, — саркастически засмеялся кот. — А позже вы все так увлеклись мечтами и мыльными пузырями, что я решил пока промолчать.

— Но я не понимаю, — сказала Августа.

— Про пузыри? — удивился Виктор. — По-моему, у тебя очень хорошо получилось.

— Нет, с мечтами ясно. Я не понимаю другое. Дин, мы ведь с тех пор ни разу о том, что случилось, не говорили. В прошлый раз, неделю назад, когда ты нас вернул, я начала разговор, но ты сразу же ушёл.

— Что ты хочешь узнать? — Дин посерьёзнел.

— Ты как будто бы забрал нас отсюда в копию нашего мира. Копия получилась очень добрая. Это понятно, ты хотел, чтобы Виктор не огорчался. Но ведь там ты устроил его на тяжёлую и странную работу, он испереживался и вымотался. Зачем?

— Понимаете ли, и мир тот, и ваша жизнь в нём, и ваши занятия там получились из мечтаний Виктора. Он хотел и смог измерить свои силы. Смог проверить себя и поверить, что выдержит многое. Ну, и… — Дин замялся, потом тряхнул головой и продолжил, — и понял, что здесь, дома, в общем-то, вполне счастлив. Настолько, насколько это возможно. А тебе, Августа, — Дин грустно усмехнулся, — он хотел дать жизнь получше. Прости, что это у него не получилось.

— Нет, там было неплохо, хотя это и выдумка. А парней в спящем городе помнишь? Ну, тех, которые исчезли, когда ты с ними поговорил? Кто они?

— Ребята из санатория.

— Ребята? Такие взрослые на вид? А куда они исчезли?

— Никуда не исчезли, не переживай. Это были не они сами, а только… Ну, то есть, не полагается трогать чужие… — Дин запнулся. — Не полагается нарушать правила игры… То есть… — он совсем запутался и замолчал, потом опять стал объяснять:

— Им понравилось, как я всё устроил, они хотели получше разобраться…

— Великолепно! — глаза Виктора заблестели. — Виртуальная реальность безо всяких навороченных приборов… нет, что я говорю, они же навороченные, только совсем маленькие и такие удобные! Ну, эта твоя аппаратура. И управляется мечтами и желаниями! Отлично!

— Если отлично, то почему ты захотел вернуться? — с иронией спросил его отец.

— Ну, папа, я люблю иногда поиграть на компьютере. Но не всё время же? Дин, ты как-нибудь пригласи нас к себе. В санаторий. Когда-то же разрешают приходить посетителям?

— Да, разрешают.

— Тогда мы придём? Все вместе? Да, папа?

— Я не против, — улыбнулся Сергей Викторович. — Если Дин пообещает не шалить! Ты больше не играешь нами?

— Как можно?!

— Но ты же играл Виктором и Августой. День, но играл. Хорошо ещё, что только день. А если бы задержал их дольше, что мне пришлось бы думать?

— Я только хотел исполнить мечты Виктора.

— В игрушечном мире?

— Мечты исполнять нужно! В вашем мире это очень трудно. Вот я и… — Дин отвёл глаза.

— Облегчил себе задачу?

— Можно сказать и так. Я ошибся. Учту. Не думайте, в моих поступках ничего плохого нет. Это… это немного похоже на серфинг в вашем Интернете.

Разговор перебил звонок в дверь. Конечно, это был Гришка-Чудовище. Верный друг, который всегда верил, что Виктор и Августа не исчезли навсегда, и поддерживал эту веру своим упрямством и молодым задором в Сергее Викторовиче

— Я так и знал! — закричал он с порога. — Я знал, что застану вас! Сколько можно за вами гоняться? Любовь любовью, но я старый друг дома. Вот и Сергей Викторович подтвердит!

— Ну, вот и застал. Всего-то два дня не виделись! — улыбнулся Вмктор.

— Уже два дня!

— Так ведь выходные.

— Неважно!

Кот взглянул на Дина и мысленно спросил:

"Что-то я ничего не понимаю. Они что, ничего не помнят? И Виктор, и Августа? И мой приятель всё забыл? О том, как умирал, о больнице? И о какой неделе назад говорят они и молочница. Я же отлично помню, что вернулись они сегодня утром! А Гришка? Он что, тоже забыл, как вместе с Сергеем Викторовичем оббивал пороги разных учереждений, подавая заявления и жалобы и теребя всех, заставляя всех искать пропавших. Ещё вчера они разговаривали об этом. Месяц продолжался весь этот ужас, месяц!"

"Зачем им помнить? Мне стыдно. Я тогда поступил глупо. Но мне и в голову не приходило, что такое случится. А потом стряслось ещё хуже: у отца сдали нервы, он сломался. Не слишком хороший пример для сына! И представь, как он всё это вспоминал бы. И как вспоминали бы они. Пусть никто ничего не помнит".

"Фр-р-р! Мне не по себе, — мысленно хмыкнул кот. — Знать, что какой-то парнишка… хороший парень, не по возрасту умный, добрый, эрудированный, но всё же… может запросто включить людей в свою игру, как будто они персонажи из набора… А впрочем, фр-р-рпфп, мне это знакомо. Всю жизнь из меня делали то забаву и думали, что мне это приятно, то мишень для издевательств и тогда вообще не думали о моих чувствах. А ты всего-навсего дал парню возможность построить мир по собственному вкусу! Но… но кто-то обязательно расскажет".

"Кто? Ты расскажешь? Кроме меня и тебя никто не помнит, как на самом деле прошёл этот месяц".

"А почему я помню?Мне не верится, что кот, если заговорит, будет знать столько слов. И вообще, столько знать".

"Ну… понимаешь, мне пришлось отдать тебе свой словарный и понятийный запас".

"Ф-ф-р-рп, словарный и понятийный запас, говоришь? Но ведь так мыслящий и говорящий кот — это чудо. А чудес не бывает. И вряд ли ты стал бы отнимать память у стольких людей".

"Не веришь?"

"Верю, но… Но постой! неужели пропажу их всех никто не заметил?"

"Нет".

"Как это — нет?! А их родственники? А знакомые и друзья?"

"Никто. Я постарался".

"Не жизнь, а малина! — со смешком восхитился кот. — Вот, значит, как ты всё устроил. Да, парни вроде тебя могут многое и не обязательно плохое, только нельзя совсем уж бросать их иа них самих!"

"Что?"

"Неважно".

— Фр-р-рп, мне теперь придётся разговаривать, как человеку? — поинтересовался кот вслух, перебив мысленный разговор с Дином и заставив Григория даже подпрыгнуть от неожиданности.

— Ты не хочешь разговаривать? — удивился Виктор.

— Хочу. Мне это очень и очень приятно. Но теперь я постоянно должен быть начеку и молчать при посторонних.

— Не молчи.

— Э-э, ты не знаешь людей так, как я! Необычного кота могут с перепугу ударить, а могут и убить. Испуганный человек — страшное существо.

— Если хочешь, — Дин взял кота на руки, — я заберу тебя с собой. Там ты сможешь разговаривать сколько угодно и с кем угодно. Там никто не боится и не убивает необычное только за то, что оно необычное.

— С удовольствием! — ответил кот. — Это не значит, — обернулся он к Сергею Викторовичу, — что мне здесь плохо. А тебя я всегда буду вспоминать с благодарностью. Ты помог мне, когда я был в совершенно безвыходном положении!

— Ты прав, с таким словарным запасом, друг мой, тебе здесь будет нелегко. Будь счастлив!

— Но, — кот вопросительно прищурился, — могу ли я забрать с собой мячик? На память.

— Ты можешь взять всё, что хочешь.

— Нет-нет, я люблю путешествовать налегке и не обременять себя лишним. Но этот мячик — первая вещь, которая доказала мне, что, кидая в мою сторону что-то, меня не обязательно хотят ударить. Этот мячик — моя первая в жизни игрушка!

— Ну, братцы, с таким котиком дух Рабле может, рыдая, курить в сторонке! — восхищённо сказал Гришка. — А знаете, я сейчас сооружу новый потрясающий коктейль.

— Спасибо, Гриша, — улыбнулся Сергей Викторович, — очень мило с твоей стороны. А из чего он состоит, этот коктейль?

— Внимание, следите за рецептом:

Бочка мёда — чтобы было сладко. Шмяк!

Ложка дёгтя — чтобы не было приторно. Шмяк!

Бочка соли — чтобы хорошо друг друга узнать. Бац!

Немного чили — чтоб заострить ощущения. Ш-ш!

Спирт — для живости. Буль-буль!

Стакан молока — хорош для медка. У-у-ух!

Набор слёз — солёные, горькие, горячие, крокодиловы (эксклюзивный импорт). Кап-кап-кап!

Радуга — для цвета. Ах!

Туча — чтобы не перебрать веселья. Бабах!

Теперь хорошо перемешать. Не встряхивать, только перемешать, это важно!

Разлить по бокалам. Оливку и лимончик для любителей. А для украшения фигурку собаки на сене, которая сама не пьёт и другим не даёт!

— Собака лишняя, — зашипел кот.

— Ладно, — согласился Гришка, — собаку поставим охранять бар.

— И как это называется? — спросила Августа, осторожно отпивая несколько глотков.

— "Life is Life". Ну как? Дин? Как вам, Сергей Викторович?

— Знаешь, Гриша, у меня какие-то смешанные ощущения, — призналась Августа. — Эта "лайф" не то кусает, не то ласкает.

— Такова жизнь, — усмехнулся Сергей Викторович.

— Мне пора, — сказал опять Дин.

— Дин, ты же собирался остаться на обед с шоколадным тортом? — удивилась Августа. — Куда ты опять спешишь?

— Мне пора. Действительно пора. На обед нет времени. Мне очень жаль, но…

— А помнишь, когда мы впервые встретились, тоже шёл снег, — задумчиво произнёс Виктор.

— Помню, — кивнул Дин. — Шёл снег, ты увидел меня и испугался.

— Ф-ф-фрп, не удивительно, — сказал кот. — Типичная человеческая реакция!

— Не нужно, — тихо попросил его Дин.

— Я понимаю, — отозвался кот, заглянув ему в лицо, и продолжил уже мысленно:

"До меня наконец-то дошло! Чудес не бывает. Коты не разговаривают. И запрещено отнимать память у людей. Не знаю, откуда я это знаю, но знаю. От тебя, наверное".

"Не веришь?"

"Верю. Ты сделал это. В здешней игре! Игра продолжается, так? Ты притворился, что она закончена, но всего лишь немножко изменил сюжет и персонажей. А кто же здесь настоящие? Виктор, его отец и Августа, да?"

"Да, тут им лучше. Там, у себя, они были несчастны, так?"

"Не знаю, — уклончиво ответил кот. — Вот я очень доволен. И очень рад, что выхожу из игры. Ведь выхожу? Там, куда ты меня забираешь, всё будет настоящее? Я настаиваю на этом!"

"Настоящее — обещаю. С тобой легко. Ты не боишься меня. Это для людей приходится выдумывать игру, потому что они никому не верят и всего боятся".

"Такова их жизнь. Но послушай, один раз они уже догадались".

"Да, — смутился Дин. — Тогда я ошибся. Признаю. Ещё и ещё раз признаю это. Я заботился только о Викторе и забыл о других. Знаешь, как-то не подумал обо всём. Там, в санатории, очень скучно. Одни взрослые! Потом появились ещё двое, правда, младше, с ними неинтересно. Вот я и расслабился, прозевал. Но теперь всё предусмотрел, вот увидишь!"

"Ну-ну…"

"Не веришь?"

"Верить-то я верю. А что будет, когда ты выйдешь из санатория?"

"Это будет очень нескоро. И в любом случае игру делает сам Виктор. Я только — как бы это сказать — техническая поддержка".

— Ну, что же, счастливо оставаться всем, кто остаётся! — жизнерадостно провозгласил кот вслух.

— Счастливо оставаться, — повторил Дин. — И — до свидания! Не провожайте нас.

Когда за ними закрылась дверь комнаты, Августа весело сказала:

— Каждый раз, когда Дин появляется, происходят чудеса. Мне это нравится.

— А если бы они не происходили? — спросил Сергей Викторович.

— Дин — отличный парень. Но, — вздохнула она смущённо, — с чудесами ещё лучше.

— А чудеса первоклассные! — тоном знатока заявил Гришка, с удивлением рассматривая пузырьковые клеточки и не замечая, что на его макушке устроилась маленькая радуга.

Августа подошла к окну и посмотрела вверх. Светящийся прямоугольник воздушного змея становился всё меньше и меньше, улетая в небо.

— Интересно, Дин и кота проведёт через три двери? — задумчиво спросила она.

Виктор рассмеялся:

— Да! И прокатит на лодке!

— И проведёт по лесу другого измерения времени, — пробормотал Сергей Викторович.

— И познакомит с Рабле и его бочонком! — хохотнул Гришка.

Понимая, что это бесполезно, они не удержались всё-таки, вышли в прихожую и распахнули входную дверь. Никого. И снегопад. На крыльце белый, нетронутый снег, как всегда, когда Дин…

— Смотрите! — вскрикнула Августа. — Чудеса!

С крыльца спускались и шли дальше по дорожке две параллельные цепочки следов: нешироко шагающего Дина и семенящего рядом с ним кота. Следы вели за калитку и терялись среди следов других прохожих.