Морто да Фельтре [Павел Павлович Муратов] (fb2) читать онлайн

Павел Муратов МОРТО ДА ФЕЛЬТРЕ

Приготовления Италии к возможным превратностям военного счастья^[1], повлекшие за собой тысячи изобретательных мер предохранения, о которых рассказывает в своей интересной книге Уго Ойетти, уже успели привести к нескольким художественным открытиям. Сотни старых и темных, но всё еще сияющих золотом и славой Возрождения полотен покинули места, на которых столько веков привык их искать взгляд разнообразных пилигримов Венеции. Плафоны Веронеза^[2], спустившиеся с потолков Палаццо Дукале, впервые сделались доступными для близкого и внимательного исследования. Впервые при полном дневном освещении стало возможно видеть «Святую Варвару» Пальмы^[3] или «Распятие» Тинторетто^[4], не дожидаясь больше тех редких часов, когда сторож, отодвигая занавеску, мог пропустить скудный свет в окно Санта Мария Формоза или Сан Кассиано.

«Сбор Манны» Тинторетто, где сквозь его обычные бури прорвались пятна такой чистейшей синевы, также сошел со своей стены в Сан Джорджио Маджоре, и это обстоятельство дало случай совершить счастливую и неожиданную находку. За огромной картиной и примыкавшей к ней снизу деревянной панелью оказалась наглухо забитая дверь, ведущая в небольшое темное помещение. Среди беспорядочно нагроможденных, покрытых пылью скамей «хора» здесь были обнаружены четыре картины без рам, прислоненные лицом к стене, из которых одна, писанная на доске, по своей удлиненной форме несомненно относилась к типу «кассонэ»^[5].

С первого же взгляда было ясно, что найденные картины принадлежат к циклу искусства Джорджоне^[6]. Было вполне очевидно, что мы имеем здесь дело, если не с самим мастером, то с каким-то очень значительным giorgionesco^[7]. Дальше мнения разделились, и открылась область художественных споров. Не без возражений было встречено в начале, получившее, впрочем, теперь всеобщее признание, объяснение того, каким образом могли эти картины попасть в темный чулан между «хором» и ризницей Сан Джорджио Маджоре. Вне всяких сомнений, они составляли часть художественных коллекций одного из первых настоятелей великолепного храма на острове, отца Бьяджио Нава, о страсти которого к собиранию древностей и искусств сохранились воспоминания в описаниях венецианских достопримечательностей XVII века. По-видимому, почтенный каноник, несмотря на всю свою любовь к живописи, не находил возмож-ным держать столь странные во многих отношениях вещи ни в своем широко открытом для dilettanti^[8] доме, ни тем более в своей ризнице и в то же время не имел мужества с ними расстаться.

Что же касается вопроса об авторстве, то все споры умолкли, когда молодому итальянскому ученому Энцио Бонги^[9] удалось доказать неопровержимо, что картины, скрывавшиеся в Сан Джорджио Маджоре, написал тот таинственный Морто да Фельтре, о котором до сих пор мы почти ничего не знали и который сыграл такую роковую роль в преждевременной смерти Джорджоне. Сопоставляя терпеливые разыскания господина Энцио Бонги с данными анонимной Тревизской хроники^[10] и с рассказом одного забытого венецианского новеллиста, мы попытаемся восстановить здесь весь этот романтический эпизод Чинквеченто^[11].

«В одном из богатейших городов Далмации, — рассказывает новеллист, скончалась внезапно девушка редкой красоты, дочь именитого и известного купца. И так велико было сожаление о ней в том городе, что не только отец и мать, братья и сестры, но и все жители, мужчины и женщины, старые и молодые, горько плакали тогда, когда видели ее в гробу, одетую в дорогое платье из парчи и разубранную прекраснейшим жемчугом, и тогда, когда сопровождали ее на кладбище. Один же из самых смелых и пылких молодых людей того города, по имени Лоренцо, сказал, что от огорчения он не хочет больше оставаться в числе живых и готов заживо лечь в гроб по соседству с умершей девушкой, чтобы вырвать ее из рук смерти, когда та за ней явится. И так, как он сказал это в кругу друзей, после веселого ужина, то они решили подшутить над ним, достали для него гроб, положили его туда и с превеликим плачем и пением, при свете многих факелов, отнесли его на кладбище с тем, чтобы положить рядом со склепом умершей, а при крике утренних петухов возвратиться за ним и послушать его рассказ, как он боролся со смертью. Но случилось так, что после того, как молодые люди провели ночь за вином и прият-ной беседой и перед восходом солнца отправились на кладбище, они застали там разбойников, которые взломали дверь склепа, подняли крышку гроба и снимали с умершей жемчуг и золото. И тогда, испугавшись, они подняли шум и прогнали злодеев, но, боясь сознаться в проделке, объяснили прибывшим властям свое присутствие ночью на кладбище тем, что действительно пришли хоронить своего внезапно скончавшегося от любви и от жалости друга и при этом наткнулись на воров. Услышав о том, отец девушки начал снова вздыхать и плакать и повелел немедленно перенести в свой склеп гроб несчастного молодого человека, каким он считал Лоренцо.

Тот же, тем временем, пребывал в самом глубоком и самом удивительном сне после обильных возлияний вина, которым предавался он вместе с друзьями, чтобы набраться духу перед своим безрассудным предприятием. Пробудившись через несколько часов, он откинул крышку гроба и увидел себя запертым на замок в склепе и рядом саркофаг прекрасной девушки и от сильного испуга сделался седым в одно мгновение. И сколько ни стучал он, ни кричал и ни царапал стены и двери, никто не услышал его и не пришел к нему на помощь. Лишь на третий вечер явились снова грабители и с помощью ломов приступили к своей работе, стараясь добраться до золота и жемчуга умершей. Но когда открылась дверь, вместо богатого саркофага увидели они человека в изорванных одеждах с окровавленными руками, который кинулся их обнимать; они же, думая, что то сама смерть, разбежались в величайшем ужасе и смятении.

После чего Лоренцо направился в город и постучался в дверь своего дома, но мать, выглянувшая на стук в окошко, увидев его, сделалась от страха глухая и немая. И куда он ни стучался в ту ночь, нигде не хотели впустить его, и даже те самые друзья, которые пили с ним вино и несли его на кладбище, считали его теперь мертвецом, вырвавшимся из могилы. На крики его собралось много народа, и одни говорили, что надо его окропить святой водой, другие — побить камнями, третьи — отнести снова на кладбище и там силой положить в могилу. И так, наверное, поступили бы с ним, если бы на шум не явилось несколько копейщиков из роты, проходивших тогда через город на службу к одному знаменитому капитану. Смеясь, они заявили, что видели столько мертвецов на полях сражений, что вовсе перестали бояться их, и предложили Лоренцо идти с ними, на что, выбирая из худого лучшее, он дал согласие. И так, против своей воли и желания, удалился из родного города и, будучи еще живым, стал для всех как бы мертвым».

Нечто подобное, как мы знаем теперь, произошло в 1498 году, только отнюдь не в Далмации, а тихом горном Фельтре, и героем этого трагикомического происшествия был молодой живописец Лоренцо Луццо. Оно вполне объясняет его странное прозвище — «Морто да Фельтре». В анонимной Тревизской хронике под тем же годом читаем:

«Вместе с немецкими копейщиками, шедшими в войско Яснейшей, прибыл в Иванов день и остался у мастера Якопо живописец Лоренцо, называемый также Морто да Фельтре, человек наиболее беспорядочного нрава (uоtо il piu disordinato), какой только можно себе представить. Вел дурную жизнь и вступал в ссоры в течение целого лета и, уговорившись с мессэром Пьетро Солиго расписать фресками фасад его дома близ Сан Никколо, написал там такие вольные и языческие картины, что мессэр Пьетро должен был много дней удалять их прочь, при смехе всего города и большой уплате работникам».

Мы никогда не узнаем, к сожалению, что именно написал Морто да Фельтре на стене дома Солиго в Тревизо. На последующий, венецианский, период его деятельности проливают свет картины, найденные в Сан Джорджио Маджоре. Одна из них — «кассонэ», написанная для какой-нибудь дружеской свадьбы, показывает во всяком случае, что удивительное приключение его юности не было им забыто. На длинной доске мы видим ряд сцен, теперь вполне понятных нам: молодую девушку в золотом платье, покоящуюся в открытом саркофаге под мраморным навесом причудливой формы на тонких колонках, приближающихся к ней людей с длинными бородами, в чалмах и восточных одеждах, как заблагорассудилось Лоренцо изобразить своих разбойников, а по другую сторону — юношей с тесно обтянутыми ногами, несущих на плечах закрытый гроб, и еще дальше группу ландскнехтов с копьями, среди которых шествует некто в образе скелета. Всё это на фоне пейзажа серых скал с безлиственными деревьями, за которыми виднеются голубые горы, усеянные далекими замками.

В манере живописца мы узнаем здесь ряд общих черт с также достаточно туманным пока Якопо ди Барбари^[12]; нервная беглость и нетвердость отдельных фигур заставляет вспомнить о рисунках Якопо Беллини^[13]. Другие две картины Морто да Фельтре свидетельствуют о близости, существовавшей одно время между ним и Джованни Беллини^[14],- Беллини последних лет, эпохи венецианских аллегорий и знаменитой флорентийской картины. Не раз приходило в голову многим исследователям, что эта последняя и интереснейшая струя в творчестве великого мастера не нашла себе выхода и продолжения в работах его многочисленных учеников. Джорджоне оказался для того слишком усердно припавшим к клокочущему ключу жизни, Катена — слишком робким и бесхитростным. Понадобилась несколько мрачная дерзость «Морто» и его чисто северная безудержность, чтобы так тревожно воспринять зеркальность этих раздумий Беллини и нарушить глубокий покой этих снов наяву.

Аллегорию Уффици напоминает своим колоритом, пейзажем и некоторыми частностями маленькая картина Морто да Фельтре, смысл которой пока еще не вполне ясен. Мы видим здесь молодую, обнаженную женщину, крепко привязанную веревками к каменному столбу, на верхушке которого сидит ворон. Ее глаза завязаны, ее лицо искажено гримасой боли и страха, оттого что зловещая птица уже опускает к нему свой клюв и еще оттого, что два стрелка в пестрых одеждах и варварских меховых шапках натягивают луки, готовые пустить в нее стрелы. Справа вьется дорога, на которой, в некотором отдалении, стоит кентавр с пегим крупом, полуобративший свой коричневый торс и темное бородатое лицо в сторону происходящего, взирая на действия стрелков из лука, по-видимому, с удовлетворением. Слева полоса тихих вод отражает небо и белые дома на противоположном берегу, где подымаются конусообразные горы.

Композиция здесь, как мы видели, напоминает композицию мученичества Святого Себастиана, но врядли мы узнаем когда-нибудь в точности, за что терпит мученичество эта светловолосая пленница «Морто», едва прикрытая концом падающих с ее плеч вишневых и серебристо-синих одежд. Понятнее и очевиднее намерения художника в другой аллегории, вероятно, немало смущавшей в свое время почтенного настоятеля Сан Джорджио Маждоре. За парапетом, тянущимся по нижнему обрезу картины, видна до пояса фигура величественного старца в темно-красной шубе с меховым воротником. Важное лицо его, обращенное к зрителю, окаймлено седой бородой; взор полон раздумья, на предмет которого указывают циркули, линейки, круги, стеклянная сфера и фолианты с надписью на корешках «Геометрия», «Философия», «Теология» — находящиеся перед ним на парапете, а также ряд книг на полках за его спиной, где видим мы еще высокий рабочий стол с манускриптами и свитками, усеянными треугольниками и пентограммами, с чернильницей, откуда торчит гусино перо. И мы были бы готовы преисполниться уважением и симпатией к этому эрудиту Возрождения, если бы Морто да Фельтре не украсил его внушительной головы длинными ослиными ушами и если бы маленькая обезьяна, сидящая на стеклянной сфере, не обращала бы наше внимание на это обстоятельство указующим жестом своей тоненькой волосатой руки.

После описанных двух аллегорий, если только они серьезно заслуживают такого наименования, мы немного лучше знаем нашего Морто да Фельтре. Мы немного более подготовлены теперь увидеть его в роли ни перед чем не остановившегося похитителя любовных радостей Джорджоне и тем самым виновника его смерти. Был ли «Морто» учеником Джорджоне? Хотя он и был на несколько лет старше венецианского мастера, мы должны ответить на этот вопрос утвердительно при виде четвертой из найденных картин. Морто да Фельтре написал ее, находясь в тесном соприкосновении с искусством Джорджоне незадолго до его смерти. Мало того, после-дняя и замечательнейшая из недавних находок имеет прямое отношение к этой трагической смерти, или, вернее, к тому вторжению Морто да Фельтре в судьбу его великого учителя, которое непосредственно предшествовало ей.

В изображении молодого, богато одетого венецианца с мягким контуром лица, оттененного небольшой кругловатой бородой, с женственной влажностью взгляда, с тонким венком из бледных листьев плюща на волосах и с лютней в правой руке, мы узнаем здесь того, кто по словам Вазари «dilettosi continualmente delle cose d'Amore»^[15]. Левая рука этой поколенной фигуры вольным движением охватывает бедра и спускается ниже талии помещенной рядом женской фигуры — фигуры венецианской красавицы Чинквеченто: широкоплечей, золотоволосой, оде-той в зеленовато-желтый атлас, стянутой на груди крупной камеей с изображением Актеона^[16], разрываемого псами Охотницы. Лицо ее мы видим лишь в профиль, потому что оно обращено не к возлюбленному с лютней, но влево и отчасти назад, туда, где за ее спиной, в оливково-рыжей мгле фона, вырисовывается фигура скелета, уже положившего три костяных пальца на полное обнаженное плечо женщины. У края картины фон прерывается четырехугольным окном, в которое виден венецианский пейзаж, написанный с тем любопытством, какое необыкновенный город и его обычаи могли внушить только чужестранцу. Мы видим канал, обставленный розовы-ми и перламутровыми дворцами в стиле Ломбарди^[17], кусочек бледно-зеленого шелка неба вверху, а на канале гондолу с красным гробом на ней и серпообразно изогнутыми фигурками двух гондольеров.

Можно различно истолковывать знаменитую отныне картину, которой суждено сделаться, по-видимому, одной из главных приманок Академии, когда пронесутся грозы войны. Нельзя отрицать только, что мы видим здесь подлинные портреты Джорджоне и его последней возлюбленной. Историки считают доказанным, что великий мастер скончался в 1510 году от чумы. Легенда говорит, что причиной смерти было огорчение от любви, вероломно похищенной у него Морто да Фельтре. Найденная картина может как будто примирить обе эти версии. Не была ли возлюбленная Джорджоне похищена у него смертью, и не видим ли мы сквозь окно на канале красный гроб, за которым вскоре должен был последовать другой?

Но какова была во всем этом роль Морте да Фельтре, кто был он и куда делся он после смерти Джорджоне? Венецианская трагедия, на которую лишь намекают приведенные здесь скудные отрывки действительности, вдохновит, вероятно, немало воображений, способных выткать на грубой исторической канве искусные узоры повести или драмы. Оставаясь в преде-лах этой канвы, мы должны сказать, что не знаем решительно ничего точного о дальнейшей судьбе Морто да Фельтре. В бедствиях чумы 1510 года он пропадает из глаз, чтобы появиться на миг в Риме, первым искателем «гротесков»^[18] среди мрака и холода античных подземелий, и чтобы мирно окончить потом свои дни в каком-нибудь городке Венето или вовсе исчезнуть из числа живых, мелькнув перед нашим взором как некий фантом Возрождения.

Примечания

1

Приготовления Италии к возможным превратностям военного счастия… — имеется в виду первая мировая война, в которой Италия воевала на стороне Германии.

(обратно)

2

Веронезе (Кальяри) Паоло (1528–1588) — итальянский живописец Возрождения; плафоны Палаццо Дукале — стенная и плафонная живопись составляет наиболее сильную сторону дарования Веронезе.

(обратно)

3

Пальма Старший (Негретти) Якопо (ок. 1480–1528) — итальянский живописец. «Святая Варвара» в церкви Санта Мария Формоза в Венеции — одно из лучших его произведений.

(обратно)

4

Тинторетто (Робусти) Якопо (1518–1594) — итальянский живописец.

(обратно)

5

…тип «кассонэ»… (ит.) — сундук, ларь в средневековой Италии, его стенки украшались резьбой или живописью.

(обратно)

6

Джорджоне — Джордже Барбарелл да Кастельфранко (1476 или 1477–1510) — итальянский живописец, один из основоположников искусства Высокого Возрождения.

(обратно)

7

Учеником, последователем Джорджоне (ит.).

(обратно)

8

любителей (ит.).

(обратно)

9

Бонги Руджеро (1826–1895) — итальянский ученый, философ и политик, профессор.

(обратно)

10

Тревизская хроника — Тревизо — главный город одноименной итальянской провинции, в котором находится ряд памятников старинной архитектуры (например, базилика 1141 года, реставрированная в XV веке, ратуша и Палаццо Преторио, построенные в 1268 г.), хранятся картины Тициана и других знаменитых художников.

(обратно)

11

Чинквеченто — итальянское название XVI века, периода расцвета искусства Высокого Возрождения.

(обратно)

12

Якопо ди Барбари, называемый также «мастер с жезлом» (первая пол. XV в.-1516) — итальянский живописец.

(обратно)

13

Якопо Беллини (ок. 1400–1470) — итальянский живописец.

(обратно)

14

Джованни Беллини (ок. 1430–1516) — итальянский живописец, сын Якопо Беллини.

(обратно)

15

постоянно занят делами, относящимися к любви (ит.).

(обратно)

16

Актеон — в древнегреческой мифологии охотник, увидевший купающуюся богиню-охотницу Диану. Разгневанная Диана превратила Актеона в оленя, и он был растерзан собаками.

(обратно)

17

Ломбарди — Ломбарде Пьетро (ок. 1435–1515) — архитектор и скульптор, представи-тель раннего Возрождения в Венеции.

(обратно)

18

«Гротески» — орнаменты, в которых причудливо, фантастически сочетаются декоративные и изобразительные мотивы (растения, животные, человеческие формы, маски).

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***