Дружба детская не кончается [Александр Геннадьевич Карнишин] (fb2) читать онлайн

Александр Карнишин ДРУЖБА ДЕТСКАЯ НЕ КОНЧАЕТСЯ

Кажется, тот мужик идет все-таки за мной. Нет-нет, никакой паранойи. Точно — след в след. Ниточкой за иголочкой. Не отстает. Еще от автобуса тянется. Правда, он с сумками какими-то. Но кто мешает ему в случае такой надобности просто кинуть сумки и рвануть за мной? А в сумках, кстати, может быть оружие. Или просто маячок. И он вот идет за мной, а где-то по параллельной улице медленно и почти бесшумно движется большой черный автомобиль, в котором на экране мигает яркий огонек, показывая местоположение вот этого мужика. И мое местоположение — с ним вместе.

У меня последний адрес остался. Этого адреса они просто не могут знать. И нельзя его показывать никому. Даже если мужик не из них — это уже не имеет никакого значения. Рисковать нельзя. По телефону я проверил несколько точек. Везде уже были они. В принципе, это правильно. Если бы я занимался таким делом, готовился несколько лет — тоже изучил бы все возможные адреса, прошерстил и перебрал все контакты, все записи во всех записных книжках. Правда, я бы еще не упустил того, кто во главе. Тут они немного сплоховали. Или это просто такое везение у меня, что ли. Везет, как утопленнику. Власти нет, денег нет. То есть, они теоретически есть, но до них еще добраться надо. Переночевать даже негде. И уже давно страшно хочется есть. Организм привык к регулярному хорошему питанию.

И ведь, как все устроилось-то у них хорошо…

Министр безопасности, значит, так министром и остался. Последние заявления по радио и телевидению — все сам делал. Четким языком, рублеными фразами, солдафон этакий. Раз-два! Кто бы мог подумать на него?

И армия, армия, так ее…

Что они там про зарождающуюся диктатуру и возврат демократических ценностей, утерянных в последние годы? Это мной утерянных, что ли? А кто меня выбрал, не они? Не эти же самые? Так, выходит, ими утеряны ценности? Но тогда причем здесь я?

Теперь вот про олигархический капитализм пошла речь, псевдодемократические институты… Все на меня повесят, все! И землетрясения — от меня, и цунами, и сушь, и глад, и мор.

А вот мужичок тот, сзади, все же лишний. Придется искать темное место. И поскорее искать. О, припустил как. Точно — за мной!

Хорошо, что я тогда был на рыбалке только с самыми ближними. Да и ближним доверия уже нет. Лодка, удочка, другой берег… Суматоха какая-то на берегу, да включенный радиоприемник под рукой. Вот и сумел кустами, кустами. Как в кино. Разве только не отстреливался.

Так. Вот здесь можно, пожалуй.

Резко свернуть, на ходу вытаскивая маленький револьвер с накрученным заранее глушителем — подарок от покойного авторитета. Пытался тогда в политику податься, дарил разные безделушки всем подряд. А мы уже все контролировали. И в последний буквально момент — прихватили авторитета. Ну, а то, что умер скоропостижно в камере — так это просто от старости и слабого здоровья.

Шаги. Точно, даже не прячется, внаглую ведет. Так. Рука вытянута вперед вдоль стены. Не дрогнет. Поздно дрожать. Когда бежишь — уже не трясешься, не исходишь холодным вонючим потом. Когда бежишь — просто бежишь. Дышишь ртом, жадно хватая воздух. Заметаешь следы, делаешь петли и скидки. Меняешь транспорт. Глядишь из-под козырька рабочей кепки, не смотрит ли кто узнавающе, не присматривается ли специально. Перепрыгивать железнодорожные пути перед идущим составом. Выезжать из города по одному паспорту, а потом сразу возвращаться с другим в кармане. Брать такси и бросать на полдороги к объявленному адресу. Пусть поищут. Пусть почитают следы. Если сумеют. Им просто не догадаться, куда он идет.

Щелчок выстрела оказался слишком громким. Как ветку сухую сломали в полной тишине.

Теперь — быстро уходить. Пока такое странное время, никто и не подумает, что бывший ходит по столице и лично отстреливает топтунов. Тут сейчас такие дела, до боев может дойти. Ведь, по сути-то, самый обычный рейдерский захват. Охрану купили, с милицией договорились, ворота взломали… Вот только директор с печатью и чековой книжкой — тю-тю. Нет, завод, конечно, им останется. Тут уже не отбить. Да какой завод-то прибыльный — вся страна! Зато директор — ха-ха — живой! Живой я и свободный!

И — раз-два, раз-два. Левой-правой. Все же все эти диспансеризации и врачи кругом, и спорт-физкультура, и отдых в правильных местах, и питание правильное — они форму помогли сберечь. Теперь долго могу бегать. Вот сейчас их машина стоит где-то. Следят за экраном. Потом начнут мужика того вызывать. Потом подъедут смотреть — в чем дело. А мужик — жмур окончательный. И куда им теперь кидаться? Какой сетью город накрывать?

А может, и не подъедут. Может, мужик и никто, и ничто, а просто так бежал домой, дождя возможного опасаясь. Значит, просто не повезло этому мужику, что по дороге со мной. Так ведь многим не повезло. По дороге со мной теперь оказывается опасно…

Министра образования упекли. Прокурора — посадили. Да там вообще очень энергично прошлись. Вот МЧС совсем не тронули. Значит, эти тоже в доле. Выходит, все силовики? В том числе и безопасность, так ее и перетак? Ведь ни слова, ни доклада… Улыбочки, мягкие руки и тихий голос. А сами, значит, готовились. Аккуратно, тихо, медленно и долго. Да вот меня-то не выцепили. Не успели. А у меня и друзья еще найдутся. И те, кто не друг, но просто — за порядок. За то, чтобы без эксцессов и революций. Не нужна стране революция! Сколько же можно революций и переделов устраивать? Вроде, только успокоились, десяти лет не прошло — нате вам… Силу свою почуяли. К кормушке двинулись. А лозунги-то какие, лозунги! Прямо либерте-эгалите какое-то…

Ничего, ничего.

Мне только отсидеться с месяц. И потом — на волю. Есть наметки. Говорили же мне, предупреждали, но слишком обтекаемо. Видать, и у них не было полной информации. Так, слухи. А слухи у нас всегда. У нас всю жизнь — слухи. То ждут падения доллара, то — падения рубля. Шепчутся по углам, слухи носят, изучают списки министров… Министров-капиталистов, так их.

Раз-два, раз-два… Отмашку левой. Правая — в кармане. На всякий случай. На мало ли что.

Ну, вроде, тишина-покой? Вот тут и остановимся пока. Посидим на скамеечке, отдохнем, кепку пониже натянув, посмотрим по сторонам.

Итак, тут, выходит, все. То есть, совсем все, окончательно.

Если бы не все силовики разом — можно было еще зацепиться. Можно было поиграть, как раньше. Раздрай среди них устроить. Доказать продажность. Арестовать кое-кого втихую. Кого-то так же тихо убрать с глаз и из памяти людской. Но вот — все они вместе. На кого теперь опираться? На какой-такой народ? О чем могут быть эти смешные разговоры? Нет никакого народа! Есть армия. Есть милиция. Есть безопасность. Спецназ есть разной подчиненности. Даже МЧС есть с автоматами и бронетранспортерами. Все есть. Да вот только у меня — ничего нет. Один револьвер с глушителем. И контакты. Хорошие контакты. На Западе. На Востоке. На Юге даже контакты есть. И деньги за контактами большие.

Значит, пересидеть самое то время, пока усиленно ищут. Потом, может, организовать собственный труп. Документы подкинуть подлинные. И только потом уже — через границу.

А пересидеть… Ха! Они думают, везде и все оцепили? Ну, нет. Есть старая дружба. Проверенная временем. Настоящая, мужская, с самого с ранья, с детских времен. А самое главное, как во власть пришел — ведь ни разу… Вот — ни разу. Ни намеком, ни звонком телефонным, ни в Интернете — нигде! Этот адрес никто и не знает поэтому. Он — только у меня в памяти. Вот туда в детстве ходил. В тот детский сад. А школа была через три квартала направо. Ничего, бегали тогда через две улицы, не боясь. Никого и никто за ручку не водил.

Теперь налево. Во двор. Посидеть на площадке, покачаться на качелях, оглядываясь. Посмотреть на окна и на двор. Подумать чуток. Дождаться, как совсем стемнеет. Благо, повезло — сухо сегодня и не холодно.

Ну, вот. Теперь, пожалуй, пора.

Пятый этаж.

Обшарпанная дверь.

Знакомая кнопка звонка. Как будто ничего не изменилось за годы.

— Здравствуй, друг. Примешь меня?

Посмотрел внимательно в глаза. Заглянул за спину. Распахнул пошире дверь — заходи.

— Давненько ты тут не был, а?

— Да. Давно. Но сам понимаешь мои обстоятельства… Ты один?

— А то ты не знаешь? — прищурился друг. — Давно один. Дети разлетелись. Все уже взрослые.

— А я вот…

— Да ладно. Душ — направо. Вода сегодня есть, и напор неплохой. Потом будем ужинать, водку пить, разговоры разговаривать. Только у меня простые пельмени — ничего?

— Ха! Мне сейчас, хоть беляши с собачатиной! Знаешь, как набегался?

— Как в детстве? Казаки-разбойники? Помнишь, как от соседских уходили по крышам?

— Еще бы не помнить!

Надо раздеваться, а как же револьвер, что в кармане куртки? Вот так, при друге, доставать его и брюки перекладывать? Да, ладно! Что тут может случиться? Друг — это навсегда друг!

— Там у меня в кармане…

— Покажешь потом?

— А ты все так же железки любишь?

— Так мужик я или нет? Конечно, люблю! У меня, вон, энциклопедия целая есть. Только в руках так почти ничего и не держал. Только в армии.

— Вот помоюсь, потом мы с тобой поужинаем под разговоры, а потом чистить надо — вот и дам собрать-разобрать, да смазать хорошенько.

— Полотенце там любое бери! Я — на кухню, стол накрывать!

Вот. Это — дружба. Это с детских времен. Настоящая, мужская, мальчишеская. И пока такие друзья есть, фиг им, этим «переворотчикам», этим «революционерам». Не достанут!

Сквозь шум воды слышно звяканье и стук на кухне — кастрюлю ставит. Ложки-вилки достает. Вот дверцы шкафа — это, наверное, хлеб там у него. А это чвакнул холодильник. Водка. Точно, водка. Эх, как же есть-то хочется! Пельмени… Давно не ел пельмени.

Вышел из душа, вытерся перед запотевшим зеркалом, поглядел на себя. Да, без кепки бы каждый второй узнавал. А так — в кепчонке, в куртке китайской дешевой, в говнодавах каких-то на ногах… Кстати, говнодавы эти стоят немалых денег. Хорошие кроссовки — они не цветные и не с брюликами по швам.

Ну, что, поговорим?

Разговор был долгим. Уговорили вдвоем ноль-семь под горячие пельмени с маслом да со сметаной, под колбаску дешевую, под черный хлеб, под лучок, крупно нарубленный — чисто по-мужски.

— На вот, пощелкай. Потом надо будет почистить, а потом смазать.

— Хорошая машинка. А в кино всегда у самых крутых — никелированные, блестящие. Или с накладками разными.

— Да какой я — крутой? Это ж я! Мы же с тобой! Эх…

Оп-па…

Тут из коридора полезли какие-то. Быстрые, ловкие, крепкие. Уже держат за шиворот, шею сдавливая. Руки умело скрутили назад, лязгают металлом. А друг нюхает ствол и говорит кому-то назад:

— Недавно отстреляно. Проверить надо.

Отдает револьвер. Не стреляет. Не спасает друга.

— Так это как выходит, значит? Это дружба теперь такая у нас?

— А ты давно мне звонил? Заходил, может? Интересовался? Помогал? Дружба, дорогой ты наш самый верхний, она как фикус. Может в кадке долго стоять — но поливать надо и пыль с листьев стирать. А то засохнет.

— Ты же не обращался! Никогда не просил ни о чем! Я был просто уверен, у тебя все хорошо.

— У меня — все хорошо. А насчет «просить» — вспомни, дружище, классика. Как там было? Никогда ничего не просите. Сами придут и сами дадут. Вот, они пришли и дали. Давным-давно. Еще тогда, когда ты только в политику полез. А просить у тебя что-то — да у меня все есть!

— Черт… Ты же мог… Да что у тебя есть?

— А вот, что мне надо — то и есть. Уводите его, ребята. Аккуратно, аккуратно, чтобы никто и никак.

— Есть, товарищ полковник! Вас сегодня ждать?

— Нет. До завтра потерпит в камере.

Так он — полковник. Надо было пробить по базе, еще когда в силе был. Да кто же знал? Эх, дружба, дружба…