Фиолетовый снег (СИ) [Екатерина Павловна Бердичева] (fb2) читать онлайн

                            Фиолетовый снег.

Ты выглядишь одиноким, - сказал я ему издали.

Ты тоже.

Не хочу мешать тебе. Если я лишний, полечу дальше.

Нет, я ждал тебя.

Я улыбнулся на это:

- Прости, что опоздал.

- Ничего.

Ричард Бах. Иллюзии

     С работы домой я возвращалась счастливой. Мой отпуск был, наконец, подписан, и с завтрашнего дня, с полным на то основанием, я буду предаваться упоительному ничегонеделанию. Хотя конечно, понятие это относительное. По отношению к моей работе. Я могу по нескольку раз перекапывать бабушкины грядки и считать это приятным времяпровождением и легкой разминкой, поскольку тружусь я после окончания института и по настоящую пору, строителем человеческих душ. Это так кто-то из ранних и великих обозвал профессию учителя. Хотя, кто кого строит, это еще необходимо планомерно и с разных ракурсов рассматривать, ибо за те десять лет, что я преподаю в школе языки, мой характер из робкого и доверчивого превратился в подозрительный и склочный. Причем, зубы научилась я показывать не только нашим замечательным детям, но и не менее замечательным родителям и коллегам, которым, как подтвердила многолетняя практика, не только палец в рот нельзя закладывать или даже просто давать посмотреть,  а лучше сразу, еще при первой встрече, обнажать хищный оскал голодной, годами некормленой, акулы. Но и до сих пор, несмотря на мою широкую белозубую улыбку, находятся некоторые несознательные ученики, пытающиеся пробить брешь в моей железобетонной обороне. А этот год был  просто на редкость выдающимся.

      Подходя к стоянке радом с соседним от нашей школы домом, где я обычно бросаю на день свой маленький красный “марч”, я вспомнила второе сентября прошедшего года. В ярко-голубом осеннем небе светило радостное солнышко, и ни одна призрачно-белая тучка не омрачала моего хорошего настроения. То лето получилось насыщенным различными интересными поездками, и в родную школу я шла посвежевшая, загоревшая и не совсем собравшаяся с мыслями. И поэтому не обратившая особенного внимания на компанию из подростков обоего пола, привычно кучкующихся с сигаретами под ветками старой ивы, росшей недалеко от ворот. Их голоса вразнобой поздоровались со мной:

- Светлана Васильевна, здрасьте!

Я привычно мазнула взглядом. Конечно, выросший и похорошевший 10-в, с этого года 11-й.

- Здравствуйте, леди`s энд джентльмен`s. – поздоровалась, не останавливаясь, я.

- А это кто такая? – прозвучал хрипловатый, с ленцой, мягкий юношеский голос. Девчоночий голос подобострастно хихикнул. Многолетняя выучка в одно мгновение собрала в кучку мой расслабленный мозг, и пока я тормозила и фокусировала глаза на объекте, он выдал первую, не проверенную, но, как показывает опыт, где-то на восемьдесят процентов, верную информацию: чужак, с задатками лидера, хорошей успеваемостью и гладкой мордахой. И, как правило, крутыми родителями из провинции, разбогатевшими на торговле, и впихивающими в ненаглядное чадушко то, чего сами были лишены в детстве. Я остановилась и сразу выделила из толпы искомое, поскольку оно в единственном экземпляре нагло прошивало мои глаза своими. Остальные разглядывали небо, кусты,  смотрели на сигаретный дым, но только не в мою сторону. Да еще одна малолетняя дурочка, повиснув на локте молодого нахала, смотрела ему в рот. В этом, уже не первый год, ведомым мной классе, проверки на вшивость я как-то не ожидала. Да еще такой глупой, что ли? Я считала их знакомыми, привычными и своими. Однако, когда нарисовался несомненный будущий лидер, класс, как любое стадо, будь оно хоть овечьим, хоть человечьим, занял выжидательную позицию. Кто победил, того и поляна. Ну что ж. Пободаемся. Я улыбнулась сразу всеми зубами и спросила:

- Это ты мне, деточка? А, так ты, наверное, новенький мальчик? Будем знакомы: Светлана Васильевна, преподаватель. -  я, все также улыбаясь, жестко посмотрела ему в глаза. Все с интересом уставились на нашу игру в гляделки. – Представься, пожалуйста, – попросила я, не отрывая взгляда и не моргая. Тот давления  все-таки не выдержал, сморгнул, мотнул головой и тут же в шутливом жесте вскинул вверх руки: - Очень приятно, - улыбнулся он. – Иван. Бортников.

     Один – ноль. Мой оскал превратился в улыбку: - До встречи на занятиях, Ванечка! – ввернула на прощанье шпильку и, распрямив плечи и вытянувшись вверх  насколько возможно, я, не торопясь, поцокала к подъезду школы.

      Учительская встретила знакомым хихиканьем Олечки Александровны, нашей исторички, и мужественным очарованием  физика – высокого черноволосого и красивого мужчины в дорогом костюме, рассказывающего краснеющей молоденькой Оленьке очередной пошлый анекдот.

- Где все? – поздоровавшись и обойдя по дуге любезничающую парочку, осведомилась я.

Владимир Леонидович тотчас переключился на меня: - Вы, Светочка, неотразимы! Ваш шоколадный загар, темные волосы и синие глаза будят воображение даже такого застарелого циника, как я…

- Извините, Владимир Леонидович, - сказала я, сверяя расписание, - некрофилия – это не по моему профилю. – И, обойдя дышащего мне на макушку мужчину, села за стол и начала заполнять журнал. Нет, все-таки какая скотина умудрилась пристроить этого глупца и бабника в нашу среднестатистическую школу? Пыталась я как-то поговорить на эту тему с директором – Сергеем Вениаминовичем, но тот просто махнул рукой и показал пальцем куда-то в потолок.

- Оттуда? – догадалась я. – Чья-нибудь игрушка? – Витаминыч вздохнул и посмотрел на меня отеческим мудрым взглядом.

– Так он девчонок- старшеклассниц… обнимает! – возмутилась я.

- Я поговорю с ним. Иди, работай, Светочка. – Мягко, словно неразумное дите, спровадил меня директор. – Ты с девочками, теми, кого … обнимает, поговори, пожалуйста… о пользе контрацепции. – Совсем тихо попросил он.

    Скоро учительская заполнилась остальными преподавателями. Перездоровкавшись со всеми и сунув руку для пожатия нашему физруку, невысокому, но плотному дядечке лет пятидесяти пяти, дожимавшему в школе пенсию, я поспешила в класс.

    Иногда я задумывалась, почему мне, такой маленькой и худенькой, приспичило идти работать в школу? Не иначе, как выбить из себя труса. Ибо каждый год я его выбиваю, выбиваю… Надеюсь, успешно. Потому что по-другому я бы замуж за своего мужа никогда бы не вышла. Не хватило бы смелости подойти. Мой Семен высокий, симпатичный, сильный и практичный. Столько положительных качеств на одну маленькую меня! До сих пор к себе самой завидки берут!

Мы с ним пять лет назад случайно познакомились в ресторане. У нас, учителей, был день рождения Сергея Вениаминовича. У них, бизнесменов, получение первой прибыли от реализации какого-то проекта. Мы пили шампанское и хвалили юбиляра, нашего самого лучшего директора школы. Они пили коньяк, и хвалили себя, самых умных и дальновидных. Нам всем скоро стало хорошо. Физик обнял двух наших учительниц и слюнявил им ушки, мальчики за столом рядом подцепили девиц и закачивали в них алкоголь. И тут вдруг я услышала музыку в соседнем зале. Живую музыку. И мне захотелось петь. Обожаю караоке, а живое исполнение - в особенности! Все-таки музыкалку заканчивала. Я, перебирая руками по стульям, решительно поплыла в соседний зал. Утверждаю, как истину: современная школа делает из любой комплексующей девочки бойца!

    Я дошла до сцены и помахала мальчикам, сидевшим за инструментами, ручкой. Пианист, видимо, их руководитель, увидел мои подпрыгивания и спустился ко мне вниз.

- Что желает леди? – наклонился ко мне он.

- Леди желает петь! – честно ответила я.

- Пять тысяч, - озвучил он, желая меня отпугнуть.

- Пятнадцать, если попросите продолжения. – Нагло мурлыкнула я.

- По рукам! – оскалясь, кивнул парень.- Что петь будем?

Я оглядела пьющую, жующую и беседующую публику. В конце-то концов, пела я по молодости в рок-группе, или как? Начнем с разогрева. Я поднялась с музыкантом на сцену, и мы немножко пошептались. Потом он заиграл, его группа подхватила проигрыш, я взяла микрофон. На позвоночнике на секундочку шерстка встала дыбом. Как давно не пела я перед публикой! Ладно, поехали!

               Окрасился месяц багрянцем, где волны бушуют у скал, - начала я, -

               Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал…

Я рассказывала публике историю о девушке, ее коварном возлюбленном и о том, на что способна безответная любовь отвергнутой женщины.. Народ обернулся. Я пела, протягивая свободную руку ко всем, меня слушающим:

“Меня обманул ты однажды, сегодня тебя провела.

  Смотри же: вот ножик булатный, недаром с собою взяла!"

И это сказавши, вонзила в грудь ножик булатный ему.

  Сама с обессиленным сердцем нырнула в морскую волну… -

Поведала я со сцены, и когда дело дошло до двух трупов на песчаном берегу и обломков лодки, женщины тихо рыдали в платочки. Я закончила петь и, подняв брови, посмотрела на пианиста.

- Продолжаем! – кивнул он. – Дальше что?

А потом, с микрофоном в одной руке, со стаканом воды в другой, я исполнила “У церкви стояла карета”,  “Нiчь яка мiсячна”,  “По муромской дорожке”, чего-то еще, и поняла, что кураж вот-вот закончится. Оба ресторанных зала, то есть все люди, в них сидящие, вместе с официантами, уборщицами и еще кем-то, стояли у сцены и с затуманенными взглядами внимали чудесному волшебству музыки и прекрасным трогательным историям, рассказанным русскими, и не только, народными сочинителями. Остановившись перевести дух, посмотрела на музыкантов и сложила крест-накрест руки, поскольку слов слышно не было. Народ хлопал, свистел и кричал, требуя продолжения. Пианист встал и подошел ко мне. Опустивши микрофон, я помотала головой.

- Здорово поешь, - сказал парень, - может, к нам?

- Больше не могу! – честно призналась я.

- Последнюю? – пошелестел купюрами музыкант.

- I will always love you сыграете?

- Хочешь, вместе споем? – неожиданно предложил он.

- Согласна.

Парень тоже взял микрофон и, встав рядом, обнял меня за плечи.

- Всем женщинам и мужчинам моей родной школы посвящается! – заметила я стоявших коллег.

If I should stay, I would only be in your way.

So I`ll go but I know I`ll think of you every step of the way.

And I will always love you. Will always love you…

…..

- Прощай, и пожалуйста, не плачь. Мы оба знаем, что я не та, кто тебе нужен, - пела я, глядя на музыканта, - Я желаю тебе радости и счастья. Но, самое главное, я желаю тебе любви…

Я всегда буду любить тебя! – закончили мы, прижавшись и глядя друг другу в глаза.  Зал взорвался. Со сцены меня спустили на руках, поставили на ноги и сунули бокал с шампанским. Я лихо выпила до дна. Стены тихо кружились от усталости и эйфории. Я так давно не пела, что успела позабыть, какой же это кайф!

Парень-пианист отдал честно заработанные пятнадцать тысяч. Нескромно думая, что они на мне сделали месячную выручку, ибо деньги, пока я пела, тянули со всех сторон, я пошатываясь, брела к коллективу, в кои загребущие ручки в конце концов и попала. Тут же была накормлена и усыпана дифирамбами так, что возгордилась и стала оглядываться в поисках дальнейших приключений. И здесь мой взор упал на соседний столик с парнями-бизнесменами. Один из них, черноглазый, черноволосый, с печатью балагура и души компании на лице, мне приглянулся настолько, что отодвинув рукой пьяного физика, я пошла на штурм.

- Могу я Вас пригласить потанцевать? – спросила я, держась за спинку его стула.

- Разве такой девушке можно в чем-либо отказать? – ответил он, и мы пошли на танцпол.

Весь оставшийся вечер я провела в его компании. Потом, поздней ночью, мы шатались по улицам вместе с его другом и какими-то девицами, которые все скоро отстали, и поехали к нему домой. Середина следующего дня достала меня телефонным звонком матери и огромным букетом белых роз, благоухавших у изголовья незнакомой мне кровати. Рядом лежал самый прекрасный мужчина, которого я раньше только лишь представляла в своих ночных грезах. Мы стали встречаться практически каждый день, а через месяц я уже обосновалась в его квартире вместе с вещами. А еще через полгода мы поженились и вот уже живем душа в душу пять лет. Детей у нас, правда, нет. Но Семен говорит, что успеем. В этом году мы побывали в Италии и объехали там все, до чего мог дотянуться любопытный русский нос. А с детьми бы так не получилось, говорил мой муж. Наверное, он прав.

И вот, думая таким образом, я потихоньку дошла до своего класса. Сегодня у меня совсем легкий день, одни пятиклашки, которые хорошо, если с прошлого года слова какие-то помнят. Отработав положенные часы, я стала собираться домой, когда ко мне подошла завуч и попросила взять еще час за Сергея Вениаминовича, которого зачем-то срочно вызвали в местное отделение Департамента.

- У остальных все расписано, а детей отпускать не хочется, разбегутся, а у них последним – история.

- Точно, - согласилась я, - разбегутся. А класс какой?

- 11- в, - вздохнула завуч, - выпускной.

- Ты там уже работала? – вспомнила сегодняшнее утро я.

- Завтра, а что? – сразу насторожилась завуч.

- Пока не знаю,- покачала головой я. – Все – завтра.

Взяла журнал и снова пошла отпирать опустевший класс.

Прозвонил звонок на перемену, и в школьные коридоры вырвался табун диких мустангов из далеких прерий. Я подошла к двери и, распахнув ее, отловила старосту восьмого класса, которая по стеночке пробиралась по своим делам.

- Вероника,-  позвала я ее, - на обратном пути дойди до класса Сергея Вениаминовича, найдешь  старосту 11 –в, Кузнецова, скажешь, чтобы спускались сюда, математики сегодня у них не будет.

- Хорошо, - пропела ответственная девочка и побежала дальше вдоль стены.

За пять минут до звонка ко мне в дверь просунулась голова Тани Коротковой и, хлопая глазами, спросила:   - А чего, у нас, правда, языки будут?

- Будут, будут, Короткова, заходите, не забивайте коридор своими мощными телами.

Девчонка хихикнула и открыла дверь. И сразу, медленно и вальяжно, стали заходить старшеклассники. Мой Бог! Я помню их еще маленькими пятиклашками со смешными хохолками и косичками, грязными руками и сопливыми носами. Теперь… по классу поплыл разноплановый аромат духов, дезодорантов и прочего парфюма. Юбочки длиной в ширину пояса, джинсы с дырками, брючки в обтяжку, леггинсы на упитанной попе пампушечки Бурковой… И какими же высокими и фигуристыми стали девчонки! Мальчишки только еще пытаются подравняться, но есть и отдельные, вполне уже сформированные экземпляры, можно сказать, молодые люди… На фоне их кипящих гормонов я выглядела просто девочкой со своим ростом метр шестьдесят, в прыжке чуть повыше, и сорок шестым… почти, размером. Прозвенел звонок на урок, но народ рассаживаться не торопился.

- Скажите, Светлана Васильевна, а немцам куда идти? – спросил кто-то из ребят. Я с места оглядела это броуновское движение, встала и гавкнула: - Ти-хо! – Народ застыл и медленно, как рядом с бочкой с динамитом и уже зажженным фитилем, начал разворачиваться ко мне.

- Ребята, - в полной тишине продолжила я, - сегодня у вас языки, завтра, вместо моего предмета, будет спаренная математика. Сергей Вениаминович успеет вам и тему объяснить, и поспрашивать по прошлогоднему материалу.- С ходу загрузила я их еще расслабленные мозги. Класс забубнил. – Кстати, немцы сегодня тоже занимаются со мной.

- А Вы осилите? – ехидно ввернула первая красавица Дроздова.

- Садись, Наташа, твои очаровательные коленки на меня впечатления не производят, посему придется и тебе поработать головой, и мне помочь. – невозмутимо ответила я. Мальчишки посмотрели на коленки. Девчонки заржали. Дроздова метнула злобный взгляд на девчоночью оппозицию.

- Петрова, ты бы духи сменила что ли, иприт сейчас несколько не в тренде, - восстановила паритет я, ибо заржали уже в компании Дроздовой.

- Садимся, садимся. Звонок уже отзвенел. – Подростки неспешно разместились за столами. Я, взяв журнал, продолжила. -  Итак, проверим количество. О качестве – несколько позже. Абрамов!   Бортников! – я оглядела класс. – И где оно, ваше новое приобретение? – Народ, обрадовано выдохнув, что издеваются не над ними, да и сам урок откладывается, спешил выложить свои предположения. Но все их смелые теории были разбиты открывшейся дверью, впустившей опоздавшего Бортникова, в руках которого, кроме сумки, была шикарная белая роза. Мы все на секунду дружно зависли. За это время Бортников преодолел пространство до учительского стола, встал передо мной на колено, протянул розу и сказал:

- Take this lovely flower, please as a token of my esteem and apologies for misbehavior this morning!

(примите, пожалуйста, этот прекрасный цветок как знак моего уважения и извинения за недостойное поведение утром – англ.)

Я пару раз растерянно хлопнула ресницами и прищурила глаза:

- Inexcusable to be late for a meeting, Бортников! (непростительно опаздывать на встречу – англ.)

В классе замерла даже муха. Я продолжила уже на великом и могучем, который понимали все, в отличие от английского:

- Смотрите, как много людей Вас ждет! Или Вы – принц крови, чтобы себе это позволить? - Принц покаянно опустил голову и уронил цветок на пол:

- I hope I`ll deserve forgiveness someday? (надеюсь, я заслужу Ваше прощение когда-нибудь? – англ.)

Я злобно перешла на немецкий:

- Versuchen. Beurteilen jeden nach seinen Werken. ( Попробуй, ибо каждого судят по делам его – нем.)

Он поднял голову и блеснул глазами:

- Ich werde versuchen zu rechtfertigen deine Hoffnung…( я постараюсь оправдать Вашу надежду – нем.)

Я мысленно застонала: один-один! На деле же улыбнулась и спросила:

- В предыдущей школе ты изучал…?

- Английский, - мило скаля зубы на публику и вставая с колен, а внутри себя подсчитывая очки, сказал этот вундеркинд. Обожание в глазах девушек и восхищение в умах юношей он себе обеспечил. Я посмотрела на лежавший на полу красивый цветок. Иван, перехватив мой взгляд, оглядел класс и прищелкнул пальцами.

- Прекрасная леди, - позвал он Дроздову, и снял вазу со шкафа, - будь добра, воды набери!

Наташа метеорчиком вымелась за дверь. Бортников поднял цветок и, нежно погладя его лепестки, протянул мне. Я поставила ее в принесенную Дроздовой вазу, наполненную холодной водой. Внутри меня бушевал огонь, и шипели адские сковородки, на которых я поджаривала малолетнего нахала.

Ученики, перешептываясь и хихикая, достали учебники, и я раздала задания на темы, которые разбирались в прошлом году. Это было что-то вроде тестов на отдельных листочках. Подойдя к столу, где сидел раздражающий меня фактор, я отдала листочек его соседке, той самой Дроздовой, которая выгнала подружку, чтобы усадить Ивана рядом, и на секунду задумалась.

- Вас что-то смущает? – тихо спросил парень.

- Ты. – Откровенно сказала я и продолжила. -  Боюсь то, что здесь написано, ты и так прекрасно знаешь.

- И все же. – Он вытащил бумажку из моих пальцев. – Негоже отрываться от коллектива.

Я пожала плечами и выпустила листочек из рук. Он наклонился над заданием с ехидной физиономией кота, сожравшего сметану и благополучно скрывшегося на крыше от гнева хозяйки. Я села за учительский стол и начала разглядывать класс, попутно контролируя ситуацию. Но мои глаза против воли все время упирались в новенького. “Гаденыш”, - прошипело мое статус-кво, нарушенное одним малолетним оболтусом, который за мой счет решил пролезть в лидеры. “Почему я?”, - плакала внутри меня маленькая девочка. “Потому что нельзя расслабляться. Забыла, в каком гадючнике обитаешь?” – отвечало ей мое альтер эго.

Я периодически поглядывала то на часы, то на класс. Скоро звонок, а они все копаются. Никак не могут отойти от беззаботных летних каникул. Ладно, первый день на раскачку, потом всех желающих впрягу по полной программе. Все-таки выпускной класс. Кто-то куда-то собирается ведь поступать? Не все будут сдавать у меня экзамен, но тех, кому нужен язык, буду гонять, как сидорову козу. Мое внимание опять привлек новичок. Интересно, почему ему не сиделось в своей школе до ее окончания? Это довольно безрассудный поступок – менять преподавателей накануне выпуска. Надо узнать о нем поподробней. Классной руководительницей у них, кажется, Оленька. Любопытно, как к ней отнесется этот выдающийся экземпляр?

Экземпляр сидел и скучающе глядел в окно. Работу сдавать пока не собирался. Не отрываемся от коллектива, или помогаем Дроздовой? Та вдохновенно чесала ручкой идеально выщипанную бровь, периодически толкая локтем соседа. “Интересный мальчик”, - неожиданно всплыло в моей голове. Действительно. Умный, знающий себе цену. Несомненный лидер по жизни. “Такие везде вылезают за чужой счет. На бледном общем фоне это - сверкающий бриллиант, умеющий в любой ситуации выгодно себя показать.  Не сомневаюсь, что через какое-то время в него будут влюблены не только ученики, но и учителя”- шипело внутри меня уязвленное самолюбие. Внешность у него тоже была выигрышной. Ребята в этом возрасте только растут, набираются сил, а этот уже вступил в ту замечательную пору, когда прыщи на лбу ушли в далекое прошлое, а из маленького лопоухого мальчишки вдруг вырос высокий и красивый молодой мужчина. Да, по меркам этого класса он был высок, где-то под метр семьдесят пять – семьдесят семь. Пепельные густые и прямые волосы по плечи, темные брови, черные ресницы, узкое живое лицо, идеально ровный нос и неожиданно прозрачные серые глаза, какие бывают, вероятно, у альбиносов, из-за чего взгляд кажется каким-то пронизывающим. Широкие плечи, длинные прямые ноги – скорее всего, занимается спортом, делали этого мальчика неотразимым для всех представительниц женского пола. Он бесил, и в то же время чертовски нравился. И, самое смешное, я все-таки начала догадываться, почему объектом своих утонченных издевательств он выбрал меня. Я была независима, и я была счастлива. То есть, по определению, могла бы и не заметить такую выдающуюся личность. Но мальчик привык к вниманию и поклонению. А маленькое, местечковое божество стремится к чему? Правильно, набрать как можно больше адептов. И если в их число попадет “независимый эксперт”, то для него это огромный бонус в свою копилку.

                   Что-то я забрела в философские дебри. Посмотрела на часы. До перемены осталось десять минут. Я встала и пошла по рядам собирать задания.

- Ребята, - обратилась я к классу, - сегодня задавать не буду ничего, только посмотрю ваши работы. А пока подумайте сами над своими трудностями и, по возможности, повторите эти темы. Урок окончен.

Прозвенел звонок, и детишек легким переменным ветром унесло в сторону кабинета истории. Я облегченно выдохнула. Встала, взяла сумку и вазу с цветком, заперла комнату и пошла в учительскую.

- Остатки вчерашнего? – кивнул на розу физрук. Я остановилась в середине и, подняв руку с вазой кверху, сказала: - Нет. Это знак. В нашем тихом болоте грядут перемены! – оставив вазу на столе посреди учительской, я уехала домой.

Следующий урок в этом классе у меня должен был состояться где-то дней через пять. И о Бортникове, и о 11-в я как-то позабыла. Да, попадались в коридорах, да, здоровались, проходя мимо. Забот с началом учебного года и так хватало. Тем более, что и в моей родной семье начались какие-то непонятные проблемы. В выходные позвонила мать и неожиданно попросила заехать. “Мне нужно серьезно с тобой поговорить, и не по телефону”, - сказала она.

В воскресенье днем, оставив дома дующегося мужа, я поехала к маме. В нашей старой квартире все было, как и всегда, на привычных с детства местах. Я бросила свое пальто на вешалку и обернулась к встретившей меня маме: - Что случилось?

Мама вздохнула, провела по моей руке: - Пойдем, чаю попьем, Светланка. – Мама приготовила чай и поставила в блюдечке рядом со мной мое любимое безе. Это была очень серьезная заявка. Я забеспокоилась: - Что-то с твоим здоровьем? Ты плохо себя чувствуешь? – Она рассмеялась.

- Я позвала тебя из-за Маринки.

- А с ней-то чего стряслось? – удивилась я.

              Маринка – это моя родная младшая сестра. Отец девять лет назад умер от сердечного приступа, и мы в нашей типовой маленькой трешке остались втроем. Мама после его смерти всю нежность своего сердца отдавала нам, пытаясь вырастить из хрупких и не очень-то красивых девчонок не только грамотных во всех отношениях, но и самостоятельных людей. По отношению ко мне, надеюсь, это получилось. А с Маринкой всегда возникали какие-то проблемы.  В детстве я была маленькой и чернявенькой, такой, впрочем, и осталась, сестра же наоборот, была достаточно высокой блондинкой с прямым точеным носом, каштановыми бровями, карими глазами, и большим ртом. Над ребенком смеялись, считая ее ужасно худой и некрасивой, но после четырнадцати лет она из лягушонка медленно, но верно превращалась в настоящую русскую красавицу. Я свои какие-то, как мне казалось в детстве, недостатки внешности компенсировала усиленной учебой, занятиями спортом и музыкой, и поэтому, когда мне исполнилось пятнадцать, мальчишки из нашей музыкальной школы, создавая свою рок-панк-фолк- и т. д. группу, пригласили меня сначала клавишницей, а потом и вокалисткой. Маринка же на правах любимой и младшенькой, постоянно мне завидовала, не пытаясь что-то изменить к лучшему в своей жизни. Я ее приводила на гимнастику, которой с удовольствием занималась сама, но она, немного походив, отказалась, заявив, что на нее давит преподавательница. Я искренне возмутилась: ведь если не постараешься, результатов и не получишь! Но мама ее пожалела и отдала заниматься модным тогда теннисом. Маринка его тоже бросила под предлогом, что после занятий всю ночь болят плечи. В музыкалку она ходить тоже не стала, отговорившись тем, что от моих упражнений у нее звенит в ушах, а на свои тем более не хватит сил. Но, надо отдать ей должное, училась она хорошо, что позволило поступить ей в юридическую академию и благополучно ее закончить. К тому времени она как раз почувствовала свою внешнюю исключительность и сделала для себя вывод, что завидовать ей теперь должна я. Каким же ударом тогда для нее стало мое замужество! Она обиделась и не разговаривала со мной почти три года. Поэтому и к матери я ходила не часто. В- основном, когда Маринка была на работе. Вот и теперь, оказывается, с ней что-то приключилось. Не дай Бог, разгребать мне придется. А ведь точно, иначе мать бы и не позвала.

- Так что произошло? Свадьба, пожар, беременность? – лаконично еще раз поинтересовалась я.

- Мариночку с работы уволили. – пожаловалась мама.

- И что она натворила? В постель к боссу запрыгнула на глазах всего коллектива? Или его жена их застала?

- Света, как ты можешь! Марина такая ранимая девочка…- начала мама, - все пытаются ее оклеветать, все ей завидуют!

- А, так все-таки коллектив присутствовал!

- Понимаешь, после таких инсинуаций любая порядочная девушка уйти просто обязана!

- Мама, чего ты хочешь от меня? – прервала я воспевание моральных качеств сестрички.

- Пожалуйста, поговори с Семеном, может, он возьмет ее в свою фирму или куда пристроит? Все-таки она привыкла получать определенный доход, и лучше, если ее примут не просто с улицы, а по знакомству!

- Она, конечно, мне сама позвонить не могла?

- Дочка, ну ты же знаешь, какая она гордая и независимая!

- А заставить тебя меня упрашивать ее гордость не переломилась?

- Нет, это я сама, просто так ее жалко, что сердце болит! – мать прибегла к единственному аргументу, против которого бороться после ухода папы я просто не могла. И она это знала. Смерть отца для меня была страшным ударом. Маринка была маминой дочкой, а я – папиной. Нас интересовали одни и те же события, мы оба любили в зимние выходные кататься с гор на лыжах и санках, летом вместе рассекали на велосипедах и плавали в речке. У нас была одна на двоих жизненная позиция и один характер. Хотя я внешне похожа на маму, а Марина – на отца. Короче, мать применила запрещенный прием, чтобы заставить меня пристроить свою ненаглядную и лучшую в мире девочку.

- Хорошо, - скрепя сердце, пообещала я. – Поговорю с Семеном на выходных.

- Вот и ладно, - засуетилась вокруг меня мать, - тебе, наверное, уже пора?

- Конечно пора. – Поднялась я с табуретки. – Береги себя.

В выходные я поговорила с Семеном, он взял ее телефон и в течение недели обещал с ней побеседовать. Сказал, что у них в юридическом отделе как раз освободилась вакансия. Я облегченно вздохнула и занялась своими текущими делами.

Второй понедельник сентября встретил меня мелким дождем и восторженной Олечкой Александровной. Увидев, что я припарковалась, она поспешила мне навстречу, и тут же схватила меня под руку.

- У нас необыкновенные новости? – спросила я хмуро, раздражаясь на дождь и промокающее пальто.

- Ты видела новенького мальчика в моем классе? – с сияющими глазами сразу выложила она.

- Видела. И что? – заинтересовалась я.

- У нас был классный час, мы с ним побеседовали, он такой милый и обходительный! Ребята избрали его старостой!

- Да-а?

- Девочки так за него голосовали! Даже Дроздова с Петровой не спорила!

- А мальчики? – я посмотрела ей в глаза.

- Часть класса тоже была за! Остальные - за Кузнецова. Ты же знаешь, он старостой у них с пятого класса!

- И ты позволила выбрать Бортникова?

- А что? Он хороший, вежливый мальчик. Настоящий лидер! Он умеет организовывать ребят.

- Ты не забывай, что класс у них выпускной, и им надо заниматься учебой, не отвлекаясь на всякие изменения и разночтения. А при резкой смене лидера возможен конфликт.

- Брось, - обиделась Олечка, - все будет хорошо.

- Ты случайно не знаешь, откуда он у нас появился, весь такой из себя замечательный?

- Знаю, - ответила тут же Олечка, обрадованная тем, что я чего-то не знаю. – Он приехал из Питера. Говорит, отца перевели к нам. Военный, наверное.

Дождь припустил сильнее и последние метры до школы мы уже бежали. Вешая пальто на просушку в учительской раздевалке, вдруг показалось, что по мне мазнул пристальный взгляд серых прозрачных глаз. Я дернулась. Наверное, померещилось.

Уже с понедельника все учителя, пообщавшиеся с Бортниковым, ходили целиком и полностью очарованными его знаниями и безупречно-вежливой манерой поведения. Белая роза, не сбрасывая лепестков, символично стояла посреди учительской. Место его присутствия в школе можно было определить по толпе поклонниц, робко гуляющих в сторонке неподалеку от своего кумира. В воздухе летал запах назревающего конфликта.

Четверг этой же недели начался для меня весьма досадно. Мой муж собирался на работу и, уходя, забыл меня поцеловать на прощание, как он делал всегда, все пять лет нашей с ним совместной жизни. Грядут неприятности, сразу поняла я, и настроение испортилось окончательно, когда я вспомнила про урок в 11-в.

Так случилось, что входя в двери школы, первым на кого наткнулся мой взгляд, был именно Бортников. Он расслабленно стоял у колонны на первом этаже напротив входа и переговаривался с одноклассниками, которых, как магнитом, втягивало в его мощное энергетическое поле. Он сразу меня заметил и слегка улыбнулся. “Урок легким не будет”, - обреченно поняла я. Подходя к двери своего класса, я увидела всю их группу, собравшуюся у дверей. Прозвенел звонок.

- Опаздываете, Светлана Васильевна, - наклонившись ко мне, мягко сказал Иван.

- Звонок существует для учеников. Прошу в класс. – отперла я дверь. Дети быстро прошелестели мимо меня и заняли свои места. Я села за стол, отметила в журнале посещаемость и достала стопку прошлых работ.

- Что хочу вам сказать. Кто-то меня порадовал, как всегда. Кто-то огорчил, тоже как всегда. Дроздова! – та подняла голову. Я продолжила: - Свежий маникюр на руках – вещь, конечно необходимая. Но ты, такая красивая девушка, разве не хотела бы поразить иноземный мир не только своей ослепительной внешностью, но и грамотной речью? Представь, - продолжила стимулировать я ее, - ты прилетаешь с мужем-бизнесменом в Лондон. – Та представила, и улыбка заплясала на ее губах.- Он уехал на переговоры, а ты отправляешься… куда, Наташа? Конечно, в клуб! А там не сможешь даже спросить, где дамская комната… - Все захихикали, Дроздова нахмурила в размышлениях лоб.

- Кузнецов! – обратилась я к свергнутому с пьедестала фавориту, - Неправильные глаголы надо заучивать. Все три формы. А так, все более-менее. – Ободряюще улыбнулась ему, и раздала всем листочки с моими пометками. Когда я начала урок, Бортников демонстративно достал из сумки какую-то книгу и, положив на стол, начал читать. Все начали переглядываться. Я хлопнула ладонью по столу: - Либо внимательно меня слушаем, либо самостоятельное изучение материала. В конце урока проверочная работа.-  Все подравнялись и посмотрели на меня. Кроме Бортникова. Душа Петровой не выдержала первой: - А Ваня книжку читает!

- Параграф первый, прочитать. Упражнение 2. Сделать. – металлическим голосом отозвалась я и подошла к парню. Все уткнулись в учебники.

- Что читаем? – спокойно спросила его. Он мило показал ровные зубы и протянул мне книгу: - Вы, Светлана Васильевна, сами прошлый раз сказали, что меня Вам учить нечему. Я решил самообразовываться.

Я взяла том и открыла заголовок:  Guy de Maupassant “Clair de Lune”. Книга была на французском.

- Не знала, Бортников, что вы любите Мопассана. Обычно его читают девушки. – Вернула я книгу ему.

- А Вы, Светлана Васильевна, не любите? – светлые глаза спокойно смотрели на меня, лишь где-то глубоко внутри их невообразимой прозрачности плясал маленький и нахальный чертенок. – Или не понимаете по-французски?

- Бортников, - я нежно посмотрела на него, -  sit u ne veux pas faire, tu peux partir de la class. Nous nous retrouverons sur les examens. ( Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти из класса. Встретимся на экзаменах.- фр.) – повернулась я к нему спиной. “Два - один”, - подпрыгнула маленькая девочка внутри. Бортников закрыл книгу и начал делать задание.

Дальше все пошло как по маслу. Я спрашивала, мне отвечали. Напоследок, перед звонком,  еще раз пробежала по сегодняшней теме урока и задала на дом. Прозвенел долгожданный звонок, я выдохнула, а мальчики и девочки, переговариваясь, потянулись на математику. Следующим у меня был 7-б, в котором был лидером лентяй и оторва Степанов, и посему преподаваемые педагогами дисциплины  у них не считались обязательными не только к запоминанию, но иногда даже и к прослушиванию. Поэтому учительский коллектив в этом классе боролся за каждого, кто хотел и не боялся учиться.

Я достала материал и, разложив на столе самостоятельные работы, крепко задумалась.

- Светлана Васильевна! – неожиданно окликнул меня мягкий и вкрадчивый баритон, от которого по телу поползли мурашки. “ Ну что еще?!” - застонала внутри душа.

- Ты что-то здесь забыл, Бортников? – произнесла я вслух.

- Я просто хотел задать один маленький, но важный для меня вопрос, - начал он, подойдя ко мне сбоку, и опершись на спинку моего стула рукой. Я встала. Ненавижу, когда надо мной нависают!

- Задавай, - грустно сказала я, глядя на него снизу вверх.

- А почему Вы не ведете французский?

- Его нет в школьных часах. – сказала я, а про себя подумала: “Плохо знаю. Надо бы подтянуть”.

- А частные уроки даете?

- Бортников, звонок на урок. У вас сейчас математика. У меня – другой класс! – семиклассники входили и садились, удивленно поглядывая на зависшего рядом со мной кумира местной молодежи.

- Мы же еще поговорим об этом? – спросил он, разворачиваясь к двери.

“Два- два”- уныло констатировала я, поскольку одна из девочек оценивающим взглядом пройдясь по моей фигуре, спросила: - А что, вы желающим частные уроки даете?

- Мамедова, тебе еще рано думать о частных уроках, - задумалась я. Класс заржал. Получилось двусмысленно.

Когда вечером, вместо того, чтобы заняться с мужем репетиторством, я открыла учебник французского, то поняла, что жизнь перестала сверкать праздником, и начинаются трудовые будни.

Школа, с появлением в этих стенах господина Бортникова, стояла на ушах каждый день. Ваня с ребятами и классным руководителем ездили в на родину великого поэта. Ваня достал билеты на концерт… Придешь утром в учительскую, сразу вываливают последние новости: Бортников выиграл городскую олимпиаду по химии. Я упорно учила французский. Сумасшествие какое-то! Даже наш бесценный и неподражаемый Владимир Леонидович рассказывал на ушко Анне Петровне не очередной анекдот фривольного содержания, а о том, как замечательно Бортников разбирается в его предмете. У меня же с ним продолжались мелкие стычки и затяжная позиционная война с переменным успехом.

Я шла перекусить в буфет на большой перемене, когда ко мне подлетела красавица Дроздова. Вид у нее был возбужденный и одновременно испуганный.

- Светлана Васильевна! Там, - она махнула рукой в сторону гаражей, - Кузнецов с Тищенко и Терентьевым пошли Ваню бить!

- Глупости какие-то, - не поверила я.

- Да! Ваня сказал про Вас, что Вы чересчур много на себя берете и считаете себя выше всех, а Костька сказал, что Вы умная, грамотная и красивая, и не ему судить! И вообще мы с Вами всю жизнь учимся, а Вы всегда были объективны! – выпалила она на одном дыханье.

Я резко затормозила. Приехала, голубушка. Ученики дерутся из-за учительницы… Позор какой! Не отмоешься. Хотя причиной этому уязвленное самолюбие самовлюбленного юнца, но говорить-то будут не о причинах, а о следствии. А там и до выговора недалеко! Мой Бог!

- Куда, говоришь, пошли? – переспросила ее.

- За гаражи!

- Дроздова, найди нашего физрука, позови Ольгу Александровну, и бегом туда. Только чтобы тихо!

- Да, Светлана Васильевна! Уже бегу, - она ланью, вернее, северным оленем, пронеслась через толпу учеников, сметая со своего пути не успевших отпрыгнуть в сторону. Я оделась и спокойно вышла на улицу, стараясь не привлекать внимания охранника. Хотелось бы обойтись без скандала.

За задворками школы есть одно злачное место – гаражный самострой восьмидесятых годов прошлого века. Туда наши самостоятельные, взрослеющие с каждым годом ученики обычно ходят курить на большой перемене. Там же обычно происходит и выяснение отношений между группировками и отдельными личностями. Неторопливо выйдя из подъезда, за воротами я сразу перешла на бег рысцой. Зато к гаражам я подкрадывалась чуть ли не на цыпочках. Вдруг Дроздова соврала, или ей померещилось? Они здесь курят, а я вылетаю! Комедия. Прижавшись к стеночке, я аккуратно заглянула за угол. Стоят, голубчики. Разговаривают. Костик Кузнецов кричит, Бортников слушает.

- И откуда ты нарисовался, такой умный? – донеслось до меня. – Мы учимся последний год, скажи, зачем тебе надо всех баламутить? Все было спокойно. Явился, чувак столичный, девки слюни распустили, весь пол в школе закапало…

- Завидно? – поинтересовался Бортников.

- Нет, - опустил сжатые кулаки Кузнецов. – Тебе-то не мешает? В подъезде почетный караул еще не все стены сердечками расписал?

- Тебе что с того? Твоя баба тоже там дежурит, а?

- Нарываешься, учительский любимчик! Ах, он талантливый, ах он такой, ах сякой, а на деле?

- Какой есть, не тебе меня воспитывать. Они на мне план делают, им премия, а мне – медаль. Всем хорошо.

- Тошно слушать. А англичанка молодец. Тебя раскусила, а ты ее доводишь, подонок.

- Смешная,- усмехнулся Бортников, - маленькая пигалица, а гонору… Ничего, я ее дожму.

- Зачем тебе все это? – отступил от него Кузнецов.

- Смешно на вас, человеков, смотреть. Пыжитесь, в дурацкие игры друг с другом играете…

- Ты, гад, не играешь? Это у тебя игра дурацкая, а у нас – жизнь. – Кузнецов взял оппонента за грудки и как следует тряхнул. –  Мессия недоделанный !

- Трое на одного?

Кузнецов снял куртку и отдал другу.

- Давай, красавчик, иди, буду морду тебе подправлять.

Бортников тоже стянул свою куртку и повесил на ветку рябины. Они сцепились. Этого я допустить не могла. Драка в выпускном классе действительно может привести к печальным последствиям, особенно для нашего замечательного Сергея Вениаминовича. Придется вылезать из кустов и брать ответственность на себя. Оттолкнувшись от стенки, я пошла к ребятам.

- Что здесь происходит? – осведомилась я ледяным голосом.

- Ой, Светлана Васильевна, мы тут просто разговариваем… - застенчиво улыбнулся мне Терентьев.

- И о чем же, позвольте узнать?

Драчуны опустили руки и развернулись ко мне лицом. Кузнецов молчал, только сжимал и разжимал кулаки. В глазах Бортникова на секунду промелькнула какая-то искра и исчезла. Он усмехнулся: - Девочку не поделили. Дроздову.

- Костик, мальчики,- сказала я, - идите в школу. Если встретите Ольгу Александровну, уведите с собой. А мне с Ванечкой поговорить надо.

Кузнецов нерешительно посмотрел на меня.

- Быстро! – завопила я. Мальчишки, постоянно оборачиваясь,двинулись на выход. Я проследила за ними до поворота и повернулась к Ивану.

- Мы с тобой сейчас одни, - начала я, - и что хочу тебе сказать. Я не дам тебе испортить нашу жизнь. Играем мы в нее или не играем, мы в ней живем, и выйти из нее можем лишь на тот свет. Нравится тебе, или нет, но я буду бороться за этих девочек и мальчиков. За наших учителей. Буду следить за каждым твоим шагом. И любая ошибка, сделанная специально или неумышленно на твоем пути, обойдется тебе очень и очень дорого! Понял?

Бортников опустил голову, помолчал и выдал: - Я думал, Вы хотите казаться самой умной, самой правильной, самой интересной. А Вы действительно такая. – Он улыбнулся и посмотрел на меня. – Самая интересная и самая прекрасная женщина, встреченная мной за мою короткую жизнь. Простите за весь этот фарс. – Он махнул рукой в сторону ушедших соучеников. – Я просто хотел, чтоб Вы пришли. Хотел посмотреть Вам в глаза. Один на один. Понимаете? – Он потихоньку взял руками меня за локти и пристально посмотрел на меня. Я резко дернулась и прошипела: - Еще одно движение, и я тебя здесь прикопаю!

Тот отпустил мои руки и рассмеялся: - Маленькая злобная фея! – Потом помолчал и тряхнул волосами: - Клянусь, Светлана Васильевна, я больше не потревожу Ваш покой. И этих оболтусов тоже. Не трону.

Он быстро схватил мои ладони в свои и, склонившись, поцеловал. И сразу отпустил.

- Надо идти, а то соберется народ. Вы идите, я приду потом.- Он схватил куртку, накинул ее на плечи и исчез между гаражей.

Я медленно побрела к школе. Голова шла кругом. Что это было? В страсть или, как угодно, нежное чувство ученика к учительнице в два раза его старше, простите, не верю. Идиотизм какой-то. В один момент захотелось поменяться классами с другой нашей англичанкой. “ Довыделялась”, -горько думала я. Но если я откажусь, струшу, я потеряю себя как личность, которую шлифовала и доводила до ума годами. Я сама себя сделала умной, независимой, красивой. Как же, оказывается, просто все это разрушить. Во мне начала снова поднимать голову та самая, маленькая и невзрачная девочка с крысиными хвостиками на голове. Соберись, Светка. Жизнь, она такая. Кажется, все у тебя хорошо, паришь в небесах, а пролетит высоко за облаками маленькая птичка под названием неожиданность, нагадит сверху и уже кажется, небо затянуто тучами и легли безнадежные осенние снега. Я - боец. Я разберусь и не дам никому себя сбить с толку.

Пришла в себя я вовремя. Из-за поворота навстречу бежала группа поддержки в лице Оленьки и физрука.

- Что случилось, кто дрался? – окружили меня они.

- Все уже в порядке. Мальчики не поделили девочку. Бывает. – Я пожала плечами. – Они раскаялись и обещали, что это больше не повторится. Так что, коллеги, прошу, давайте забудем эту досадную неприятность, тем более что все разошлись.- Я подцепила Оленьку под руку, и мы двинулись в школу. Длинная перемена закончилась, а я даже чаю не попила.

Бортников держал данное мне за гаражами слово. С группой Кузнецова у него отношения наладились, более того, похоже, Костик тоже перешел в ряды верных поклонников нашего гения, поскольку всякие мероприятия они теперь придумывали и воплощали в жизнь вместе. К Кузнецову вернулся привычный за эти годы статус лидера, которым щедро поделился с ним его новый друг. К безграничному нашему учительскому удивлению, отстающие в этом классе резко подтянули хвосты, и теперь даже троечников у них не осталось. Соревновательный инстинкт проснулся и в 11 –а, и в 11-б. Выпускники дружно вгрызлись в гранит науки. Как же нас это радовало! Наш удивительный директор, Сергей Вениаминович, всегда объяснял нам и наставлял, что это мы работаем для учеников, а не они посещают школу ради нас. Мы, в большей мере, отвечаем за то, какой выйдет из стен нашей школы человек, какие жизненные ценности будут превалировать в его сознании, и какую дорогу в будущее нарисует себе его воображение. Мы, педагоги, были коллективом, и выпускали в свет тоже коллективы, состоящие из таких разных и в социальном положении, и в осознании своего места в жизни, ребят, но все равно, раз в год, где-то в середине сентября, эти, взрослые уже, люди встречались, заходили в школу, и дарили нам цветы. А мы тихо за них радовались. Кстати, Олечка Александровна тоже выпускница нашей школы. А Бортников… Он мне больше не дерзил. Спокойно ходил на занятия и помогал с отстающими ребятами. В углах не отлавливал и не изъявлял желания поговорить наедине. Класс покидал вместе со всеми. Я успокоилась. Только, даже не видя его в толпе учащихся, я точно знала, когда меня настигал взгляд его серых глаз. Или мне это мерещилось?

За всеми сомнениями, переживаниями, радостями и страхами незаметно подкрался на снежных лапах долгожданный и любимый и взрослыми, и детьми Новый год. Я домой купила маленькую елочку в горшочке. Не люблю срезанные деревья. Такое ощущение, что дома у тебя находится тяжело больной человек, а ты радуешься в то время, когда он умирает. Я свято верю в то, что вся наша Земля и все, находящееся на ней, живое. Все имеет свое сознание и душу. И каково этим молодым, только начинающим жить, деревьям, когда их убивают для того, чтобы какой-то маложивущий человек попрыгал вокруг них пару дней в алкогольном угаре? А умирают они медленно и все видят…

Как же, наверное, они плачут! Я не принадлежу к партии зеленых и не призываю ходить босым и кушать только то, что выросло в огороде, но считаю, ко всему должен быть разумный подход и планирование будущего. Купи ты себе синтетическую елку, они сейчас такие красивые, наряжай каждый год и радуйся себе тихонько или шумно, как получится, и дай вырасти и увидеть небо еще одной живой душе, такой же, как и ты, только не говорящей и не умеющей себя защитить! И делать на этом деньги, я считаю, просто бесчеловечно. Построй себе дом из шлакоблоков, кирпича, утепли – и будет тебе счастье, тем более современные технологии создают не только вредные, но и дышащие материалы. И нажиться можно на чем-то другом.  Как-то так.

Елочка моя была полита, наряжена шариками, дождиком и огонечками. Настроение было праздничное. Любимый муж обещал неделю во Франции или Андорре. Горы манили к себе заснеженными вершинами, голубым небом, ярким солнцем, чудесными лыжными спусками, удобными, никогда не ломающимися, как у нас, подъемниками и маленькими уютными гостиницами.

Как же я люблю этот прозрачный, чистый воздух, ослепительный скрипящий снег и алое закатное солнце, заполняющее ущелья фиолетовым насыщенным цветом!

Но это – впереди, а текущий момент был занят итоговыми контрольными, чьей-то, уже новогодней, ленью и витанием в облаках отдельных несознательных граждан. Наши выпускники всеми тремя классами, сговорившись, готовили Большой Новогодний Бал. Моя интуиция прямо-таки семафорила, что идея этого мероприятия принадлежала  неподражаемому Бортникову. Вдруг появился не приглашенный, а наш, музыкальный коллектив, и практически каждый вечер они репетировали в актовом зале. По этому случаю директор прикупил синтезатор и ударную установку. Гитары у ребят были свои. Театральный кружок, кстати, действующий не один год, обещал разразиться новогодним премьерным спектаклем “про чудеса”, как поведал его бессменный режиссер и руководитель Борис Игнатьевич, наш учитель по рисованию. Собственно говоря, он и пришел к нам работать только из-за того, что директор пообещал ему “не мешать развивать творческие способности у подрастающего поколения”. Декорации к спектаклю мальчики и девочки весь предыдущий месяц делали на его уроках. Шептались, что получится что-то грандиозное. Увидим. Родители на собраниях сначала восхитились, потом призадумались. Обычно праздничный вечер мы делали небольшим: традиционный спектакль, поздравления директора, и ребята расходились по классам. Дальше кто как. Старшие шли в кафешки, младшим собирали угощение в классе. На балу хотели быть все. Волевым решением Сергея Вениаминовича было установлено: с девятого по одиннадцатый классы идут на бал обязательно, с пятого по восьмой – смотрят спектакль, дальше, как решат родители, классный руководитель и ребята. Я лично считаю, что малышей там быть не должно. Ну, а самым младшеньким – утренник, и  до свидания в новом году. Так что родители старшеклассников оказались финансово нагруженными больше всего. Сейчас – бал, летом – бал. А для этого, как минимум, надо купить нарядные платья девочкам и костюмы мальчикам. И не все родители были готовы к подобным тратам, несмотря на умоляющие вопли своих чад. Но объединенный родительский комитет подумал и решил найти спонсоров из богатых родителей для малоимущих учеников, ибо, как говорила одна волшебная героиня, будет плохо всем, если сказка не получится.

Мои семиклассники  заныли, когда я объявила, что бал пройдет без них. Но я настоятельно рекомендовала родителям сводить ребят в кафе. С одной стороны – все по-взрослому. С другой – до бала еще не доросли. Тем более массовость и беготню под ногами юношей и девушек, настроенных романтически, создавать совсем ни к чему. Остальные коллеги со мной согласились, и все получалось, как мы и планировали: на вечерний бал идут одни старшеклассники. Поэтому даже у нас, немногим более пожившим на этом свете, было предвкушение чудесного праздника.

Наконец все проверочные работы и контрольные остались позади,  и я с легким сердцем завершала последние занятия. Мои сорванцы с воем и гиканьем убежали в раздевалку. Я собрала свою сумку, прикрыла форточки и пошла к двери, как вдруг она неожиданно распахнулась перед моей протянутой рукой. А в проеме обнаружились улыбающиеся Кузнецов с Бортниковым.

- Добрый день, Светлана Васильевна! – поздоровались они и дружно шагнули мне навстречу. Я подалась назад.

- Здравствуйте, молодые люди. Чему обязана? – поинтересовалась я и поняла, что быстро сбежать не получится: мальчики широкими плечами загородили мне путь к отступлению.

- Светлана Васильевна, - начал издалека Костик, - Вы же знаете, что мы готовим новогодний вечер?

- Да, только не представляю…

- Там сначала будет интересный спектакль, а потом бал… Мы хотели Вас пригласить. Вот приглашение. – Костик протянул мне маленькую открытку. Я взяла. – Вы откройте, откройте! – попросил он. Я открыла и прочитала:

Светлана Васильевна!

Приходите на Бал Новогодний!

Ждем с волнением именно Вас.

Легкий снег нам танцует сегодня,

Ну а с ним в такт закружится Вальс!

- Красивое приглашение. Конечно, приду. Разве возможно пропустить такое событие в нашей школе? – рассмеялась я и сделала шажок к выходу.

- Светлана Васильевна, мы еще хотели попросить…- Кузнецов взглянул на Бортникова, ища поддержки. – Вань, сам проси! – неожиданно выдохнул он и отступил, прячась за приятеля.

- Итак? – подняла я бровь.

Иван пристально смотрел мне в глаза, как будто надеясь в них отыскать для себя нечто важное, и, немного поколебавшись, попросил:

- Ольга Александровна сказала, что Вы классно поете. Спойте нам что-нибудь, пожалуйста. Не поймите неправильно, это не только наша просьба, но и всех учителей!

- Бортников! Учителя - люди уже не молодые. Им из русского народного споешь – и они счастливы. А я в модных течениях не разбираюсь. Вы же не станете слушать старый отстой?

Ваня усмехнулся и приложил к груди руку: - Пожалуйста, давайте попробуем хоть на репетиции! И – я уверен в вашем хорошем вкусе.

- Согласна, - сказала я, видя, что от меня просто так не отстанут. – Давайте сделаем так. Репетировать мне некогда. Домашние дела, знаете ли. Ваши ребятки, если что, за гитарой или клавишами мелодию подхватят?

- Вы еще играете? – восхитился с дальних позиций Кузнецов.

- Во мне, Костик, скрыто много талантов. Ну и…?

- Подхватят обязательно! – заверил Ваня, и эти двое хитрых чертяк быстро выскочили за дверь.

“Надо пробежаться по магазинам и прикупить новое платье.”- подумала я, спускаясь в вестибюль школы.

Наконец наступило всеми так долгожданное и желаемое тридцатое декабря. Я надела новое темно-синее платье и черные туфли. Все-таки последний школьный день в этом году. С утра отгремел праздник малышей, которых развлекали наши старшеклассники, крутя хороводы и устраивая конкурсы вокруг новогодней елки, стоявшей в середине актового зала. Короткова была Снегурочкой,  высокий и уже разговаривающий басом Тищенко – Дедом Морозом.

Видимо, они заранее расписали и выучили текст, потому что представление шло как по нотам. Елка сияла ослепительной мишурой. Довольные мордашки ребятишек сияли улыбками. В веселые дикарские пляски и розыгрыши удалось втянуть даже наших учительниц младших классов. Почтенная Наталья Витальевна лихо отплясывала летку-енку, прицепившись за чей-то лисий хвост. А когда из мешка Дед Мороз стал доставать подарки и читать четверостишие, прикрепленное на мешочке, чтобы детки угадали, чей это подарок, на дружный гвалт ребячьих голосов сбежались и уборщицы, и бухгалтерши, директор и секретарша Валечка. Коля читал:

- Он затмит всех чемпионов,

Футболист – “Игнат Семенов”- кричали хором второклашки.

- Знает лучше всех науки

Всем помочь всегда готова

Ходит в школу не от скуки

Наша - “Таня Кулакова”- угадали первачки.

Узнаю стиль Инги Михайловны. Мы с ней пришли работать в один год, она – к малышам, я – к большим. Коля продолжал важно читать своим размеренным басом:

- Он в классе втором. И сидит тихо-тихо.

Спокойный и добрый - “Антон Шелепихин”- опять заорали дружные второклассники.

Все слушали и умилялись, хлопали в ладоши, а я признавала свое поражение. Я тоже была без ума от нашего самого лучшего ученика Вани Бортникова. В этом году и малыши счастливее, и старшеклассники пытаются учиться от всей души. Он действительно своей сумасшедшей и, безусловно, положительной энергетикой раскачал наше небольшое захолустное болото. Что же будет, когда он уйдет?

Когда закончился детский утренник, елку оттащили в уголочек, малышей отправили в буфет, а бригада под руководством Бориса Игнатьевича начала крепить декорации к спектаклю “Двенадцать месяцев”. По шепоткам, ходящим среди ребят и преподавателей, намечалось нечто замечательное. Посмотрим.

Через час в зале уже стояли сидения и нас пригласили занять свои места.

Конечно, в нашей стране каждый ребенок и взрослый знает содержание этой новогодней сказки. Что ж, посмотрим, сумеют ли удивить нашу искушенную публику артисты.

 Занавес раздвинулся и на сцене мы увидели стоящую посередине, как бы деля эту сцену надвое, стенку избушки. На заднике была нарисована настоящая зимняя деревня, и даже дым  шел из труб!  С одной стороны стенки все задрапировано белым полотном – это снег, догадалась я, с другой стороны, то есть, в избушке, стоял стол, за ним на стуле сидела полная Буркова в махровом цветастом халате, а напротив – Данилова из 8-б и мазала ногти красным лаком. По залу плыл резкий запах ацетона. Из динамиков доносилась какая-то песенка Нюши.

- И вот, скажи на милость, где ходит до сих пор твоя сестра? – положила свой бюст на стол Буркова, по сценарию – мачеха. – Печка не топлена, гуси не кормлены… Хорошо, в том году в заграничном отеле халат прихватила, а то б озноб да трясучка прохватила!

- Маменька, - ответила Данилова – дочка, - вы из-за границы лучше бы мужа привезли, было б кому дрова порубить! А то сестра цельный день гуляет-гуляет, веток едва на одну растопку хватает!

С другой стороны сцены, где снег, к избушке подошла на лыжах Мартынова, из моего седьмого. За плечами лыжницы был большой рюкзак, из которого торчали три хворостины. Она сняла лыжи и бухнула кулаком в стенку избы. Та затряслась, народ захихикал.

- Матушка, Аннушка! Ваша Катя пришла, вам сучков принесла! – она вошла внутрь избушки, причем рюкзак попытался застрять, и отряхнула со свитера “снег”. Вокруг полетели маленькие белые перышки.

- Где ты, Катюша, была? Опять в курятнике спала?

- Да нет же, маменька, это снег такой, новогодний. Там, - она показала пальцем на потолок, - произошла реакция кристаллизации, а так как в это время я проходила рядом с курятником, -  падчерица похлопала глазами и развела руками, - то и снег выпал соответствующий.

Ну а дальше понеслось: падчерицу отправили в лес за цветами для принцессы, где она встретилась с двенадцатью месяцами. Сцена выглядела так: все было задрапировано белой тканью, вокруг стояли маленькие елочки под серебряным дождиком. На заднике плечом к плечу стояли могучие ели.  Посередине лежали попиленные сучья. Внутри них работал вентилятор с привязанными к решетке красными и оранжевыми ленточками разной длины. Он громко гудел. Малыши засмеялись. Из-за кулис под бодрую маршевую музыку к костру выходили двенадцать месяцев. Декабрь – наш Дед Мороз Тищенко, был одет в роскошную песцовую шубу, доходящую ему до колен, красно-белый шарф “Спартака”, на котором так и было написано, красную Дед-Морозовскую шапку с бородой, тренировочные штаны с лампасами и валенки. Он гордо нес перед собой длинную сучковатую палку, навершие которой обмотали ватой. За ним шел Январь, мальчик из девятого класса, тоже с бородой и шапкой Санта-Клауса, одетый в норковую шубу тоже длиной до колена. Интересно, чьи мамы так неосмотрительно пожертвовали своими шубами? Валенок Январю, видимо не нашли, поэтому он щеголял в трениках и кедах. Февраль отличался смуглявостью, черной щетиной на щеках и подпоясанной ремнем телогрейкой.

Весенние месяцы выглядели более-менее прилично: мелкие пацанята из шестого класса в курточках, брючках и ботиночках. Зато летние поражали воображение истинным разнообразием:  июнь – девятиклассник Федюнин, был выряжен в резиновые сапоги, маскировочные штаны и куртку-непромокайку. На его голове красовалась прорезиненная кепка рыбака. Почему-то в руках он держал тяпку. Учительницы с задних рядов тихо захихикали, наверное, вспомнилось что-то до боли в пояснице знакомое? Июль. Да, Вова Селиванов был действительно красивым мальчиком. В пляжных шлепках, рубахе-гавайке и шортах, продолжением которых являлись стройные, но очень волосатые ноги, он сразил наповал всех девочек от восьмого класса и старше. А когда, растянув губы в улыбке и, постреливая в публику глазами, он прикусил заушничек от дымчатых солнечных очков, и призывно взмахнул длинными черными ресницами, я услышала отчетливый скрип стульев, на которых ерзали девочки, силясь получше разглядеть образчик подростковой привлекательности. Августом был восьмиклассник Коля Савоськин, двумя руками прижимающий к животу корзину с одинокой поганкой, которую позаимствовали из кабинета ботаники. Остальные муляжи растащили на сувениры еще задолго до этого. На поганку не польстился никто. Сентябрем оказалась девочка Таня Морозова. В руках у нее были колоски, выдранные из гербария в том же кабинете. “Остальное с голодухи съела?”- раздался комментарий из передних рядов, - “говорят, в этом году урожай плохой, видишь, похудела, бедная!” Хохот раздавался отовсюду. А Таня и в самом деле была высокой и худощавой. Она обвела партер безумным взглядом сильно накрашенных глаз и прошипела: - Колобок, колобок, иди сюда, я тебя съем! – и щелкнула зубами. Впереди дети стонали и сползали со стульев.

Октябрем и ноябрем были братья близнецы Волошины из 6-а. Оба были краснощекими, упитанными мальчиками с искрой в глазах и статусом первых шалопаев на все шестые классы. Один из них держал зонтик над головой, второй был в плаще. Когда тот, что с плащом, повернулся лицом к зрителям, и откинул его полу,  мы увидели длинный деревянный меч на его бедре.

- Это из какой же сказки? – изумилась завуч, сидящая рядом со мной.

- Это, возможно, Дарт Вейдер из Звездных войн? – ткнула я пальцем в небо достаточно громко. Народ опять заржал.

Декабрь громко стукнул посохом по сцене. Разогретая публика откомментировала: - Пол не продырявь, провалишься!

Тищенко нахмурил длинные ватные брови и громко сказал: - Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

- Пожарных вызвать? – отозвался зал.

- Глянь на небо, птички летят, колокольчики звенят! – продолжил он.

- В костре конопля! – авторитетно заявил мальчишеский голос в середине рядов.

- Уже пробовал? – не выдержали нервы Тищенко. – Поймаю, уши надеру!

Тут на сцену выкатилась падчерица-Мартынова на лыжах и с корзиной. Слезы и сопли вытирали все.

- Ой, мальчики! – расплылась она в улыбке.

- Почто не сидится дома девице? Почто гуляешь одна по лесу, красавица? – спросил Декабрь.

- Так, это… Мачеха за цветами послала. Иду, иду, а Голландии все нету! – зал хрюкал.

- А зачем тебе, девица, в Амстердам? Посмотри, какие у нас хлопцы горячие!

- Ой, а этот, - она палкой ткнула в сторону Июля,- уже бледненький и холодный!

- Да, не подумал, срываясь с Пхукета, жары что тропической здесь уже нету! – Декабрь дунул, и Июль, махая замерзшими крылышками, отправился чартером обратно в Тайланд, то есть, за кулисы.

- А помогите мне, братцы месяцы и сестрица! – возопила тем временем падчерица. – Где эта Голландия, Бог ее знает, а цветочки-то нужны уже сегодня! Не бросьте горькую сиротинушку! Сама я местная, каждый день в огороде, а зимой-то подснежники там не растут!

- А ты смотрела? – поинтересовался Февраль.

- Обижаешь, начальник. Весь снег перекопала, да к соседке и выбросила. Нету там ничего.

- Ну что, братья, поможем сироте? – спросил Декабрь.

- Поможем! – заорал зал.- По пятьдесят рублей скинемся!

Декабрь отдал посох Апрелю, тот тоже стукнул по сцене и начал говорить:

- По полям бегут ручьи, на дорогах лужи. Скоро выйдут муравьи после зимней стужи. Пробирается медведь сквозь лесной валежник. Стали птицы песни петь, и расцвел подснежник!

Из-за кулис вылетел ученик 9-а Гоги Иванидзе в пальто и с чемоданом.

- Ау! Люди!

Увидел Братцев-месяцев и падчерицу на лыжах.

- Ай, вах! Любые дэньги дам, в аэропорт подбросьте!

- А скажи-ка, добрый молодец, зачем тебе в аэропорт?

- Тюлипаны у менэ в чемоданэ, на новый год королеве испанской от щедрот королевы голландской!

- Так вот тебе, девица, цветочки твои! – плавно показал рукой Апрель на грузина. – Иди, бери!

- Ай, спасибочки, Братцы-месяцы, не обидели сиротку! – Мартынова бросила палки, засучила рукава и на лыжах почапала к торговцу из южной страны. – Чемодан отдай!

- Грабют! – закричал Иванидзе, прижав чемодан к груди.

- Лучше по-хорошему отдай, а то хуже будет! – пригрозила падчерица. – В зимнем лесу и помереть недолго!

- Пятьдесят тысяч! – сориентировался грузин.

- Тысяча и ты на мне женишься! – нашлась Мартынова. – У нас дров нарубить некому.

- Ай,вай, хорошая девушка! – зарыдал Гоги. – Мамой, папой клянусь, женат я, дети сиротами останутся, грех на душу не бери!

- Согласна. Отдавай так, без женитьбы.

- Ай, бери, добрая девушка, - бросая одной рукой чемодан, другой вытирая со лба пот, ответил Иванидзе и, развернувшись, дал деру за кулисы. Падчерица подхватила чемодан одной рукой, другой взяла лыжные палки: - Доброго вам здоровьичка, месяцы. Спасибо за помощь.

- Да разве братки своих в беде бросают? – важно ответствовал Январь.

Тут влез шестиклассник Апрель и сказал: - А что, Братцы- Месяцы, если подарю я ей свое колечко обручальное?

- А делать-то что ты с ней будешь? В прятки под одеялом играть? - раздалось в глубине зала.

- Коль понравилась девушка, отчего ж не подарить? – важно сказал Декабрь.

- А случится если что плохое, ты колечко мое брось (Типа, я не при делах, и ребенок не мой! – отозвалась публика) и скажи: - Ты катись, катись, колечко, на весеннее крылечко, в летние сени, теремок осенний, да по зимнему ковру к новогоднему костру! И мы все вместе придем на помощь с бурей, метелью, весенней капелью!

А дальше вернулась падчерица в свой дом, отдала чемодан и поспешила на сеновал, утверждая, что там все же теплее, чем в доме. Мачеха с сестрой отправились во дворец к королеве:

- Набрали чемоданчик подснежников простых. За это мы получим корзину золотых! – пели наши девушки. Королева Дроздова ( кто же еще мог ею быть?) достала цветы и, сморщив носик, понюхала: - Странно. Подснежники, а пахнут, как тюльпаны!

Зал начал прыгать и орать: - Не верь им, врут они все!

- Так что же это? Подделка? – усомнилась Королева.

- Да не Версаче это! В Китае делали, на лейбл посмотри! – надрывался зал.

- Вот что! Запрягайте карету, едем в лес подснежники искать!

Мачеха с сестрой бухнулись в ноги Королеве: - Не мы их нашли, падчерица, змея, где-то откопала!

- Вот пусть и покажет, где!

Падчерица не созналась в содеянном и понеслась в лес. Мачеха, сестра, Королева вокруг елочек бегом за ней. Нагнали. Кольцо отобрали и вышвырнули в сугроб.

Падчерица начала громко говорить: - Ты катись, катись, колечко…

Публика переживала и громко давала советы. Спектакль захватил всех. Завуч даже подпрыгивала на стуле, когда кто-нибудь вскакивал с места, и ей было плохо видно.

Тем временем появились Братья-месяцы, в том числе и Июль. Видимо, чартер задержался.

- Что случилось, девица, почто звала нас, красная? – поинтересовался басом Тищенко.

- Обижают. – падчерица ткнула пальцем в своих преследовательниц. – Опять цветов просят.

Декабрь опять стукнул посохом и из-за кулис вывалился Иванидзе с другим чемоданом.

- Что? Опять? – на чистом русском спросил он.

- Барышня цветов требует! – показал на Королеву Апрель.

- Ай-вах! – оценил прикид Королевы Иванидзе. – Тюлипаны, розы, хризантемы! Свежие, как горный ручей! Вся партия – сто тысяч!

- Пять. И дозволяю поцеловать ручку.

- А зачем мне твои ручки? У мене свои есть, хочу, целую, не хочу – мою. Семьдесят тысяч.

- Десять. Позволю посмотреть на королевский бал!

Короче, договорились они и ушли вместе за кулисы. Падчерица от щедрот получила воз дров для обогрева помещения и теплую шубку с плеча Января. То есть, норковую. Мачеха и сестра завыли от злости.

- А вас, за то, что только о деньгах думаете, а трудиться не хотите, принудительно отправлю на общественные работы: будете сиренами при пожарной части служить. И тепло, и мужчины под боком. Дрова, опять же, если надо, поколют.

 Колечко Апрель опять отдал падчерице: на будущее, так сказать.

Артистам хлопали стоя. Мышцы на лице болели. Из зала дети вылетали красные и довольные. Директор тряс руку Борису Игнатьевичу. Чья-то мама бегала и искала норковую шубу.

Мы с Ольгой Александровной шли по коридору к учительской, когда нас нагнал Бортников.

- Светлана Васильевна! Можно Вас на минутку, - придержал он мой локоть.

- Иди, Оля, догоню, - сказала я, улыбнулась и сморщилась. – Щеки болят! – пояснила Ване.

- А хороший спектакль сделали ребята, да? – он немного нагнулся, чтобы видеть мое лицо.

- Хороший, но ты ведь не за этим меня остановил?

- Вы помните, что сегодня Бал?

- Конечно, помню, Ваня. Вот, даже платье новое надела.

- А Вы не забыли свое обещание? – поинтересовался он.

- Не забыла, Ваня, не забыла. А ты еще не передумал?

- Не-ет, Светлана Васильевна! – его светлые глаза начали искрить. – Я очень рад, что Вы с нами!

Улыбнулся, наклонил голову, словно поклонился, развернулся и куда-то побежал.

Малыши разошлись домой. Старшие ушли прихорашиваться и переодеваться. Девочки утром несли в школу бальные платья в чехлах, а в сумочках вместо учебников и тетрадей - огромные косметички. Мальчики поступили проще: костюмы надели сразу, чтобы не заморачиваться потом.  Так что желающие переодеться – наряжались, желающие покушать – ели в буфете, где родители сделали праздничный стол, а организаторы бала моторчиками бегали по всем этажам, что-то собирая, проверяя, подключая… Специально отряженная бригада силачей выносила из зала стулья, таскала аппаратуру, развешивала динамики, и ставила в середину елку. Электрики подключали ди-джейский  пульт, тянули к динамикам провода и настраивали аппаратуру. Я посмотрела на этот дурдом, попрощалась с последними уходящими семиклассниками, и отправилась в учительскую, где наши женщины организовали маленький банкет.

Кто-то уже сидел за столами, кто-то еще бродил, но появившийся вместе с Валей директор сел во главе нашего стола и, накладывая себе салатиков, заметил: - А что, девочки, неплохо мы полугодие заканчиваем?

Наши сотрудницы и сотрудники дружно кивнули головами, а физрук предложил: - Так за это надо выпить!

Кто-то налил шампанского, кто-то вина, а я кивнула обслуживающему дам физруку на водку: - Налей, Пал Василич!

Тот слегка удивился: - Вы вроде водочку не очень жалуете?

- А сейчас вполне! – ответила я. Как-то меня все же познабливало от глубоко спрятанного страха: это ж не перед пьяной публикой в ресторане петь! Кстати, Сергей Вениаминович в этом году ресторан заказывать не стал, мотивируя тем, что у старшеклассников бал, надо присмотреть, да и заодно год старый проводить! Так что наша женская составляющая наготовила салатиков, мужская – спиртное. Единственно, мальчики из ресторана расстроятся: под наш банкет за последние пять лет места за столиками заказывали заранее -  я пела с группой почти весь вечер. Администратор пытался меня уговорить поработать с ними хотя бы в пятницу или субботу, но Семен оказался резко против:

- Мало того, что моя жена - школьная училка, а если еще и в ресторане петь начнет, весь деловой мир будет смеяться. Скажут, обеспечить достойно не может.

Пришлось согласиться, хотя, честно говоря, на сцену очень хотелось! Но дома я продолжала в свободное от работы и мужа время заниматься музыкой. Это кроме французского. Хорошо, что Семен часто задерживается на работе, и я могу заниматься, чем хочу. За последние дни я достала ноты всех интересующих меня песен. Что-то вспомнила, что-то выучила заново. Я хорошо знаю, что для ребят надо выложиться вдвойне. Любая, даже самая красивая композиция, спетая безэмоционально, хоть и отлично поставленным оперным голосом, не затмит пусть коряво исполненной, не во все ноты попадаемой, но спетой от всей души песни.

Еще я долго думала, как надо выглядеть на сцене. Для детей это тоже очень важно. Им не нужна тетка с микрофоном в классическом платье. Это же бал: танцы, музыка, популярные песни популярных групп. И я придумала! Я буду петь, сидя за клавишами. Все-таки этот инструмент мне более близок, нежели гитара. И образ. Это самое-самое главное. Надо сделать так, чтобы меня никто не узнал! Одно дело, когда поет учительница – это грустно и скучно, то есть, можно сказать, взрослый выпендреж. Другое, когда солистом – их ровесник. А росточком я маленькая…

Короче, я с собой сегодня привезла большую сумку, которая ждала своего звездного часа в моем запертом классе.

- За старый год! – тем временем произнес директор тост, и мы дружно выпили. Салатики были вкусными. Кого-то потянуло на беседу. Кто-то на кого-то жаловался. Но потом все дружно опять начали восторгаться нашим питерским приобретением. Вдалеке заиграла музыка. Мы тяпнули еще по одной. В голове приятно зашумело, а руки потеплели. Тут в учительскую негромко постучали, дверь приоткрылась и в нее заглянула голова того, о ком говорили.

- О, легок на помине! – закричал наш директор. – Как там у вас дела, Ваня?

- Приходите к нам минут через десять, не опаздывайте. Нам пора открыть Чудесный Новогодний Бал. Будем танцевать вальс. Не опаздывайте! – крикнул он и вымелся за дверь.

Наши дамы заволновались. А с кем его танцевать-то? Мужиков у нас всего пять на двадцать пять баб! Кошмар! Директор встал и пресек все словопрения: - Мы обещали детям, что придем. Значит должны прийти. Девочки, встали и быстро, быстро на выход!

 Пока все толкались у двери, я глотнула еще водки и закусила лимоном. Все. Я готова к подвигам!

Актовый зал и коридор перед ним поражал своим роскошным убранством. И все это они умудрились сделать, когда их родные учителя кушали винцо, водочку и расслаблялись. Изумительно.

Вокруг мигали огонечки, коридор весь был занавешен серебряным дождем, а понизу стояли маленькие елочки-лампочки с серебряной опять же хвоей. Словно ледяная пещера! Все кругом искрится и блестит!  Верхние, обычно горящие здесь плафоны были выключены, но в свете фонариков все было видно. Вход в зал тоже обрамляла сеточка из разноцветных лампочек, обмотанных серебряной и золотой мишурой. В центре полутемного зала стояла нарядная, сверкающая гирляндами, елка. Из разных концов зала сверху, к рождественской звезде, тянулись нити, с которых свисал длинный дождь. И когда под ним ходили люди, он плавно колыхался и блестел. Поверху бегала разноцветная лазерная подсветка. Ближе к сцене висел зеркальный шар, на который с четырех сторон направлялись узкие прожекторные лучи. Шар неторопливо крутился и кругом летал белый призрачный снег. Сцена была освещена, но неярко. Там уже стоял синтезатор, ударная установка и одна гитара. В центре стоял микрофон. На другой гитаре что-то негромко играл один из мальчиков. Двое крепили к ушам маленькие микрофончики, а хорошенькая беленькая девочка из 10-а пробегала пальцами по клавишам. В стороне стоял уже подключенный ди-джейский пульт.

Диспозицию я рассмотрела, осталось найти того, кто все это придумал и реализовал, и договориться с ним о времени моего выхода. Я прошлась вокруг елки. Бортникова нигде не было. Зато я рассмотрела наших девочек. Какие же они красивые! Разноцветные платья ( скорее коктейльные - подумала я), - выгодно подчеркивали их фигурки. Микроскопические сумочки с пайетками, стразиками, одетые на их нежные ручки, отбрасывали в пространство миллион крошечных искорок, попадая под свет лучей. Мальчики были все в костюмах и туфлях. Ни одних кед замечено не было!  Все кругом чего-то ждали. Внезапно над сценой вспыхнули два прожектора, скрестив свои лучи на одинокой фигуре в центре.

- Дамы и господа! – раздался со всех сторон вкрадчивый баритон Бортникова.- Добро пожаловать на наш Необыкновенный Новогодний Бал! – Весь зал захлопал и засвистел. - А каждый бал начинается чем? Конечно, самым волшебным танцем всех времен и народов – вальсом! Прошу вас! Музыка! – кивнул он ребятам, и они заиграли  Вальс цветов из Щелкунчика. Молодцы! Грамотно и красиво. В глубине сцены нежно запела флейта.

Мальчики целенаправленно распределились по залу. Скоро вокруг елки закружились первые пары. Наши учительницы переживали зря. К каждой с первыми аккордами подошел кто-то из учеников, и наши счастливые женщины вместе со своими партнерами начали встраиваться в круг. Прожектора над сценой погасли, осталось лишь освещение для музыкантов. Ай да Бортников! Научил всех танцевать вальс! Да еще преподавателей распределил! Мимо меня проскакал довольный директор, ведущий первую красавицу нашей школы Дроздову. Я стояла и любовалась этим безумным великолепием, когда кто-то подошел сзади и взял мою руку. Я резко обернулась и увидела …  конечно же, Бортникова!

- Я хотел пригласить Вас сам. Вот немного опоздал. Вы меня прощаете? – прошептал он, наклонившись к моей голове.

- Ты меня пугаешь, Ваня. – Мы начали танцевать. Он понял мое высказывание несколько иначе: - Прошу тогда меня извинить, это всего лишь маленький розыгрыш. Не думал, что Вы напугаетесь!

- Нет, Ваня, ты большой молодец! Можно сказать, я тоже теперь в числе твоих пылких поклонниц! – понесло меня.

- Я безумно этому рад. – Он поднес мою руку к своему лицу и прижался к ней щекой. Мы танцевали вальс, не отрывая друг от друга взгляд. У него была горячая щека и теплая твердая рука. Вел Ваня легко и непринужденно. В моих глазах плясали пьяные бесенята, а в светлых, под черными ресницами, глазах Бортникова опять застыло это выражение ожидания. “ Да что ж тебе от меня надо-то?”-  где-то под копытами чертят гудел мой мозг.

- Светлана Васильевна! Вы помните, что обещали? – наконец вернул на место мою руку мой кавалер.

- Помню, Ваня, помню. – Улыбнулась я. – Не пожалеешь?

- Нет, я очень хочу услышать ваш настоящий, а не учительский, голос. Когда Вы планируете выступить?

- Давай сделаем так. – Вальс кончился, и мы отошли в сторону. – Разогревайте публику где-то полчаса. Я пока подготовлюсь.

Бортников заинтересованно поднял бровь.

- Носик попудрю, знаешь ли… - я не хотела открывать свои коварные планы.

- Вас встретить?

- Нет, Ваня, развлекайся. Только знаешь, у меня к тебе просьба.

- Внимательно слушаю, Светлана Васильевна!

- Задержи как-нибудь наших педагогов. Ведь я буду петь и для них. – И, легко пожав ему руку, ушла в коридор.

Я быстро открыла свой класс и вытащила мою большую сумку. Из нее на свет Божий извлеклись: высокие ботинки на толстой подошве с серебристыми заклепками – остаток моего старого сценического костюма;  темно-серые джинсы со специальными потертостями и дырками  из Италии; светло-серая свободная рубашка с широким воротом; солнцезащитные очки; кожаный черный плетеный амулет на шею; шипастый широкий браслет на запястье и огромная косметичка. Я сняла свое темно-синее платье, черные лодочки на шпильке и золотую цепочку с образком. Теперь я не учительница английского языка в общеобразовательной школе. Я – кумир молодежи! Самой смешно. Надо было бы еще водочки тяпнуть.

Быстро натянула джинсы, ботинки и рубашку. Нацепила шнурок с браслетом и открыла косметичку. Достала такой маленький и замечательный тюбик со специальной сценической краской. Наносишь на прическу – пять минут, и у тебя другой цвет волос! Мой тюбик был ярко-синим. Ну, как бы под цвет глаз. Даже если не заметят, какого цвета глаза, с синими волосами меня точно не узнают! Я намазала концы и подсушила феном с расческой. Затем нанесла лак. Мои короткие волосы встали прибойной волной немного вперед и на правую сторону. Достала черную подводку для век, и широкой линией обвела глаза. Достала синие тени. Нанесла под брови до границы подводки. Заключительным штрихом моего make-up стала светлая пудра и черная помада на губах. Да, черный лак на ногти!

 Чуть не забыла! Серьги! Надо снять. Я аккуратно положила в косметичку свои бриллиантики и цепочку. Подумала, еще порылась в ее недрах и извлекла на свет ушные и носовые колечки, сделанные по принципу клипс, и гордо прицепила на причитающиеся им места. Теперь зеркало. Оттуда на меня смотрела молодая синеглазая оторва с бледным вампирским лицом и в рокерском прикиде. Теперь я готова покорять публику!

   Я выключила свет и хлопнула дверью класса. В замке провернулся ключ. Подозрительно бросила взгляд в затемненные концы коридора. Вроде чисто. То есть, никого. И я побежала вниз.

Оттуда навстречу мне неотвратимым приливом летела музыка. Какая-то девочка пела песню “Серебра ” -  `Я тебя не отдам`, народ подпевал. Навстречу бегущей мне попадались парочки, свет и тень. Меня не узнавали. Очки нырнули в карман джинсов. Вот и зал. Я вошла, ссутулившись и опустив голову. И сквозь танцующих начала пробираться к сцене. Напротив входа стоял Бортников с поклонницами. Меня он так и не заметил.

На сцену я поднялась по маленькой боковой лесенке, и сразу направилась к клавишнице. Девочка у микрофона еще пела, девочка за клавишами – доигрывала. Я, дожидаясь конца мелодии, встала сбоку. Песня, наконец, кончилась и она подняла на меня глаза.

- Вы та самая приглашенная звезда? – шепотом спросила она. Я, давя смешок, хмыкнула и кивнула головой. Девочка встала.

- Микрофон принеси, - попросила ее тоже шепотом. Та угукнула и понеслась к микрофону: - Друзья! Сейчас для вас будет петь наша гостья… – Она обернулась ко мне.

- Лана! – прошептала я.

- Наша гостья – певица Лана! Встречайте!

Она принесла и установила передо мной микрофон. Лучи прожекторов скрестились на мне. Зал я больше не видела. Моя музыка, инструмент и я остались одни в целом мире. Я села за инструмент и пробежалась пальцами по клавишам.

- В этот необыкновенный, таинственный предновогодний вечер  буду петь для вас только о любви. – Я сделала паузу. - Осень была наполненной заботами и нам всем хорошенько надо отдохнуть! – хриплым и низким голосом сказала я и заиграла проигрыш песни “Scorpions” -“Holiday”. Тем самым давая подстроиться остальным участникам группы и, заодно обозначая репертуар: восьмидесятые - начало двухтысячных. Это песни моего детства и юности, я их пела. И это лучшее, что до сих пор поется на всех мировых радиостанциях и площадках.

Let me take you far away

You`d like a holiday….

Exchange the cold days for the Sun

A good time and fun

Let me take you far away

You`d like a holiday…

“Дай мне тебя увезти далеко отсюда, тебе хочется отдохнуть… - подпевали за мной где-то в темноте припев `англичане`, - стремясь за Солнцем, ты придешь на безымянный остров. Стремясь за Солнцем, ты придешь на остров за много миль от твоего дома…” Я посмотрела вокруг. В сумерках зала начали вспыхивать огонечки зажигалок. На меня накатила ностальгия. За спиной выводила красивую мелодию флейта. Ударник от души развлекался с тарелками. А гитаристы, по всему, ноты знали оченьхорошо. Кто-то из них пел бэк-вокалом. У нас получалось на диво слаженно. Итак, мы идем дальше!

Дальше мы сыграли “Without you” Mariah Carey, “California” Mylene Farmer и “Spanish guitar” Toni Braxton. Молодежь в зале ревом встречала и провожала каждую песню. Огоньки свечками горели уже повсюду. Меня опять несло на волнах эйфории и пропущенного через свою душу энергетического заряда, который несла в себе эта музыка.

- Я хочу спеть вам одну прекрасную песню. Она о разбитом и истекающем кровью от боли сердце. Я желаю вам никогда не чувствовать этой боли, а наслаждаться каждой минутой своей жизни! – промурлыкала я в микрофон и запела:

Don`t leave me in all this pain

Don`t leave me out in the rain.

Come back bring back my smile

Come and take these tears away…

…Вернись ко мне. И я снова буду улыбаться, приди и высуши эти слезы. Я хочу, что бы ты меня обнял. Ночи так жестоки…

Unbreak my heart

Say you`ll love me again.

Undo this hurt you caused

When you walked out the door

And walked outta my live….

… Не разбивай мое сердце, скажи, что снова полюбишь меня. Излечи эту боль, которую причинил, когда вышел из дома и покинул мою жизнь…  Жизнь жестока, если тебя нет рядом со мной. Не разбивай мое сердце…

Я пела, и мое сердце тоже разрывалось от неизлечимой тоски. Для каждой женщины нет большей печали, чем потерять своего любимого.”За что он так поступил со мной?” – плакали мой голос и моя душа. Вторым голосом рыдала флейта. Песня закончилась и девочка, сидящая неподалеку, протянула мне бутылку с водой.

- Поиграй пока, - попросила я ее. – Мне нужна пауза.

Мы поменялись, девочка заиграла какую-то танцевальную мелодию. Зал засвистел. Я встала и подошла к гитаристам. Лучи опять упали на меня.

- Танцуйте, это еще не конец. Продолжение следует. – сказала я и ушла отпаиваться и успокаиваться на стульчик.

Я пришла в себя и задумалась. Когда закончилась песня, опять подошла к гитаристам: - Сейчас – I will always love you – назвала свою любимую песню, потом – Scorpions. Осилим?

Мальчишки заулыбались и покивали головами.

- От вас – хороший бэк-вокал! – подмигнула им накрашенным глазом.

- Не вопрос. Сделаем. – ответил Садовский, один из гитаристов и мой ученик из 10-а, который меня тоже не узнал.

Я села за клавиши. Лучи опять ярко высветили мою фигурку. Я повернулась к залу: - Я люблю вас! – сказала от чистого сердца и запела замечательную песню Уитни Хьюстон из `Телохранителя`.

Потом я им пела чудесные и пронзительные по звучанию и смыслу баллады Scorpions: “Lorelei”, “Lonely nights”, “Send me an Angel” “Woman”, что-то еще. Самую их прекрасную песню “Still loving You” петь не стала. Так, как поет ее Клаус Майне, у меня спеть все равно не получится. По крайней мере, сейчас.

- Я хочу подарить еще одну песню этой великолепной группы. – отдышалась я. – Она посвящается всем вам – творцам и мечтателям: “May be I may be you ”

Зал зашумел, как прибойная волна и стих.

May be I, may be you

Can make a change to the world.

We`re reaching out for a soul,

That`s kind of lost in the dark….

…Может быть я, может быть ты можем найти ключ к звездам, чтобы поймать дух надежды, спасти отчаявшуюся душу…

You look up to the sky

With all those questions in mind.

All you need is to hear

The voice of your heart.

In a world full of pain

Someone`s calling your name.

Why don`t we make it true?

May be I may be you.

… Ты поднимаешь глаза к небесам со множеством вопросов. Все, что тебе нужно -  это услышать голос своего сердца. В мире, полном боли, кто-то произносит твое имя. Почему мы не можем сделать это реальностью? Может быть я, может быть, ты….

Может быть, я, может быть, ты, всего лишь иногда мечтаем, но мир будет холоден без таких мечтателей, как ты…  Может быть я, может быть ты – всего лишь солдаты любви, рожденные хранить пламя, неся свет во тьму… - Пела я для этих ребят, которым на их жизненном пути придется столько раз испытывать невыносимую душевную боль! Боль от предательства близких людей, боль разочарований, боль крушения надежд…  Но все равно, я верю, что в каждом из них всегда будет гореть тот самый огонек любви, из которого они будут возрождаться вновь и вновь, как феникс из пепла. И мне очень хочется думать, что сердце, подвергаемое испытаниям жизни, не зачерствеет, не покроется толстой глыбой льда, а будет нести каждому заблудшему и отчаявшемуся  яркое пламя душевной теплоты и разбивающей все преграды силы.

- И никогда, слышите, никогда не переставайте мечтать и любить! Мир вокруг без тепла человеческой души умирает! Так делайте его живым, насыщенным разными красками и ярким! Я желаю вам счастья! С Новым Годом! – выразила я заключительную мысль и передала девочке инструмент. Свет на сцене резко погас и вспыхнул над ди-джейским пультом. Из колонок тут же заиграла легкая музыка. Зажглись огни на елочке. В зале стало светлей. Я нашла мальчишек – гитаристов и пожала им руки.

- Ты клевая! – сказал Садовский, - приходи к нам еще!

 Флейтиста уже не было. Я, хихикая, спрыгнула со сцены, надела на нос дымчатые очки и начала пробираться через зал. Меня сразу окружили. Девчонки хлопали в ладоши и пищали, мальчишки приглашали остаться и потанцевать с ними. Я даже растерялась. Но тут толпу раздвинул плечами Бортников и взял меня за руку: - Моя девушка немного устала, извините нас! – всем улыбнулся он и потащил меня на выход. Меня провожали аплодисментами. Краем глаза заметила наших преподавателей. Они тоже хлопали и, глядя на меня, улыбались.

Бортников паровозом протащил меня через освещенный вестибюль.

- Вы переодевались у себя? – спросил он.

- Да, - переведя дыханье, подтвердила я. Он, все также держа меня за руку, потащил на третий этаж. В коридоре было темно, только свет от фонарей за окном немного освещал пустое пространство и запертые белые двери. Мы быстро шли в конец этажа к моему классу.

- Да не тащи так! – взмолилась я. – Никого нет вокруг!

Он как-то загадочно хмыкнул и, в ответ на этот звук, от стены отделилась высокая фигура, в руках которой, подойдя ближе, я опознала флейту. Теперь хмыкнула я и достала из кармана ключ от двери. Открыв класс и войдя внутрь, я включила свет: - Прошу! – обернулась я к застывшим в дверях двум фигурам. На меня смотрели две пары одинаковых прозрачных глаз.

- Однако! – против воли вырвалось у меня.

- Светлана Васильевна! – Ваня вошел в класс. – Позвольте представить вам моего отца – Александра Ивановича Бортникова.

- Можно войти? – улыбнулся мужчина.

- Конечно входите, раз уж вошли. – махнула я рукой в сторону столов и стульев.

- Вы… - начали мы все трое одновременно и рассмеялись.

- Слово даме! – Тепло посмотрел на меня Бортников - старший, садясь на стул и положив рядом свою флейту.

- Вы чудесно играли, Вы – музыкант? – поинтересовалась я, доставая из косметички лосьон для снятия грима.

- Нет, любитель. – коротко ответил Александр.

- Мой отец – главврач нового военного госпиталя, ведущий хирург! – гордо поведал его сын.

- Иван. – Одернул укоризненно отец.- На самом деле я очень люблю и ценю музыку. В свое время закончил музыкальную школу. Играю практически на всех духовых инструментах…

- Еще на гитаре и аккордеоне! – не утерпел Иван.

- Родственная душа, значит? – спросила я, смывая с глаз подводку и тени.

- Вы красиво поете. Не только голосом, но и душой. И я старался, как мог, Вам соответствовать. Надеюсь, у меня получилось?

- Вы напрашиваетесь на комплимент? – удивленно вскинула я отмытую бровь.

- Серьезно интересуюсь.  – Внимательно посмотрел на меня Бортников-старший.

- Вы, конечно, меня извините, - вклинился в наш зашедший в тупик разговор Ваня, - но мне необходимо вас покинуть. Народ развлекается без моего присмотра. Сами понимаете…

- Иди, Ваня, конечно. Повеселись хорошенько.

- А вы к нам спуститесь? – он внимательно взглянул на меня и на отца.

- Нет, извини, но я устала. Поеду домой.

- Светлана Васильевна! – вдруг  подскочил Иван ко мне, – Вы – потрясающая женщина! -  неожиданно нагнулся, положил руки на мои плечи и поцеловал меня в только что отмытую щеку.

Я рассмеялась, отец нахмурил брови. Ваня пулей вылетел за дверь.

- До свидания в Новом году! – услышала перекатывающийся эхом голос.

Я наконец привела в порядок лицо, сняла пирсинг, надела сережки и цепочку. Достала из косметички обручальное кольцо. Повертела в руках и опустила на палец. Посмотрела на молчащего  мужчину. Ему на вид было лет сорок - сорок пять. Высокий, как заметила я раньше, выше Вани, он был каким-то более светлым. В смысле цвета. Практически белые волосы ежиком стояли на голове. Светло-коричневые брови и такого же цвета ресницы. Пронзительные прозрачные глаза. Одинаковые с сыном даже их выражением. Узкое лицо с длинным прямым носом. Упрямый подбородок с немного выпяченной нижней губой. Морщины у глаз. Похоже, когда он смеется, они лучиками разбегаются к вискам. Стройная подтянутая фигура военного, и длинные нервные пальцы музыканта. Или хирурга. И еще у отца и сына одинаково завораживающий голос. В  госпитале, возможно, в него влюблены все женщины, от врачей до нянечек? Мой нетрезвый и наадреналининый мозг снова куда-то понесло. Все. Домой! К мужу!

Я покидала в сумку косметичку, платье, туфли и зимние сапоги. Ничего, накину пальто, а до машины и в сценических ботинках дойду. И поеду потихонечку-потихонечку. Чтоб гаишники не отловили.

Я посмотрела на Бортникова-отца. Он, слегка сгорбившись, тихо сидел на стуле, положив руки на свою флейту. И был очень и очень одиноким. Потерянным в этом огромном и заполненном людьми мире. Я плюхнула сумку обратно на пол. Он вздрогнул и поднял на меня глаза: - Извините, задумался. Волшебный вечер кончился. Пойдемте, я провожу Вас! – встал он со стула. Я, наоборот, откинулась на своем:

- I`m reaching out for a soul, that`s kind of lost in the dark…   ( обращаюсь к душе, что потеряна в темноте – сл. из песни Scorpions)

- Так заметно? – спокойно отозвался он.

- Заметно. Иван у Вас – замечательный парень и я в его взгляде вижу боль. Такую же, как и у Вас. Понимаете, - я подалась вперед,- сначала никак не могла понять, чем так цепляют его глаза. Цветом? Да, они необыкновенные. Но меня этим не удивишь. За годы работы в школе повидала много разноцветных глаз: и голубых, и зеленых, и серобуромалиновых. Потом поняла. Они притягивают своей глубиной. А эта глубина появляется только тогда, когда человек пережил личную тяжелую драму. И не сломался. Сделал выводы и начал жить дальше. Вы посмотрите, за ним идет вся школа. И ученики, и учителя.

- Вы тоже?

- Да. – Обезоруживающе улыбнулась я.

- Спасибо.

Я подошла к нему и села рядом.

- Александр Иванович! Посмотрите, пожалуйста, на меня! – мягко попросила его и притянула обратно к стулу. Он сел и посмотрел на меня.

- Что Вы видите в моих глазах? – спокойно спросила его.

- Синеву осеннего неба. Человека, умеющего радоваться наперекор всему. Сильную и красивую женщину. – Он засмеялся. – Это психологический тренинг?

- Вы в них не видите себя. – Грустно подвела я итог. – А это очень плохо. Where are you?

Он провел рукой по лбу и волосам: - Наверно, остался там, где-то далеко в прошлом…

- Вы очень нужны Вашему сыну. Он беспокоится за Вас. Что же такое произошло, что мальчик так рано повзрослел?

- Вы хотите услышать исповедь незнакомого мужчины?

- Вы – Ванин отец. А Ваня для меня слишком много значит.

- Хорошо. – Он пожал плечами. – Наверное, Вы правы. Но Вас будут искать?

- Ничего, учителя и без меня выпьют. А муж знает, что у нас школьный вечер.

- Не переживает, что задерживаетесь?

Я подумала и ответила: - Нет.

Он неспеша погладил пальцами инструмент.

- Мы были молоды и счастливы. – Начал он свой рассказ. – Танюша училась вместе со мной в медицинском. На последнем курсе мы расписались. После окончания она устроилась работать в поликлинику на Васильевском острове. Мы оба из Питера. – пояснил он. – Меня пригласили в интернатуру крупного военного госпиталя. Работа была интересной и я согласился. Но было одно но… Мне присвоили звание. Я стал военным хирургом. Еще несколько лет, и я защитил степень. Танюшка родила Ванечку. Он очень похож на нее.

- Только глаза папины… - прошептала я.

- Да, глаза мои. – Улыбнулся Бортников. – Ване было три года, когда меня послали в командировку на Кавказ. Хоть официально военные действия к этому времени там не велись, но боевики партизанили регулярно, внезапно появляясь то с территории Дагестана, то Грузии, или Кабардино-Балкарии, нападая на наших военных и мирных жителей. Там, куда меня направили, был большой госпиталь. И большая хирургическая практика. Мы, русские специалисты-медики, жили не в городе, а при больнице. И идти к месту работы недалеко, и безопасно в плане жизни. Нас охраняли. Командировка была длинная, на полгода. Моя Танюшка решила, что если в телевизионных новостях все спокойно, значит, волноваться не о чем, и сюрпризом прилетела ко мне вместе с маленьким Ванюшкой. – Мужчина закрыл лицо руками. – В тот день было ясно и солнечно. В нашем военном городке все было тихо и мирно. Таня решила с утра сходить на рынок, порадовать меня домашней стряпней. Ваня остался с соседкой. Я работал. Примерно часов в одиннадцать с северной стороны городка начался прорыв боевиков. Снаряды, осколки летали повсюду. Наши военные их вскоре выбили, и к нам начали поступать раненые. Военные и гражданские. В числе последних я увидел свою жену. У нее было тяжелое ранение в голову. Я помогал нашему нейрохирургу во время операции. Она выжила, но в сознание не приходила. По семейным обстоятельствам, раньше срока, я с ней и сыном вернулся в Питер. Я показывал ее лучшим специалистам. В коме она пролежала два месяца. Потом пришла в себя. Но мозговая деятельность целиком к ней не вернулась. К тому же она больше не могла ходить. Знаете, она стала как растение. Ничего не видела, хотя глаза был открыты, ничего не слышала. Когда ее укладывали спать, она напевала колыбельную песенку, которую пела маленькому Ванечке: Придет серенький волчок… - Бортников сглотнул ком в горле. - Но больше ни о чем не говорила. Я, мои родители, ее родители поочередно дежурили у постели больной. Малыш засыпал только рядом с ней. И, уже сонного, мы перекладывали его на свою кроватку. Ваня рос и помогал ухаживать за мамой. Он кормил ее. Знаете, с тех пор у него любимое блюдо – манная каша. Он упросил меня отдать его в музыкальную школу. Хотел играть маме песенки. И, знаете, в шесть лет он сносно играл на маленькой флейте. Когда пошел в школу, старался учиться на одни пятерки. Он приносил маме дневник и показывал ей. Я сам слышал, как он обещал выучиться и помочь справиться с ее болезнью. Но Таня угасала. Медленно. Сначала она перестала садиться в кресло. Лежала, глядя открытыми глазами в потолок. А перед своим днем рождения закрыла их навсегда. Она не мучилась. Просто ушла от нас. Вот, наверное, тогда глаза сына стали глубокими. Он дал на могиле матери слово быть лучшим. Стать врачом и спасать людей. Вот и вся наша семейная история. – Поднял на меня глаза Александр Иванович.

- Извините, я не хотела…- хмель давно выветрился из моей головы. В горле стояли слезы.

- Пойдемте, я провожу. – поднялся мужчина.

Я машинально цапнула свою сумку. Бортников мягко, как ненужную маленькому ребенку вещь, отнял ее у меня.

- Я же рядом. – Просто сказал он. Потом помог одеть мне пальто и повесил мою сумку к себе на плечо. Флейту положил в чехол, вынутый из кармана куртки. Я выключила свет и заперла дверь. Мы вышли в темный коридор. Где-то внизу играла музыка, и раздавались веселые крики.

Я нащупала его руку и крепко уцепилась за нее. Мне почему-то казалось важным просто поддержать его своим человеческим теплом. Мы спустились вниз и вышли из школы. Падал мелкий зимний снежок. Расчищенная днем площадка была засыпана его тонким слоем и на нем четким рисунком пропечатались наши следы.

- У меня за углом машина, - извиняясь, сказала я.

- Как же вы поведете? До ближайшего гаишника? – озвучил Бортников мою тревогу.

- Потихонечку. – Пожала плечами я.

- Ждите здесь. Сейчас подъеду. – Сказал он, поставив у моих ног сумку и сунув в руки мне флейту.

Он быстро ушел. Я подставила ладонь под медленно кружащий в воздухе снег. На теплой руке он таял, легонько покалывая холодом пальцы. За домом заворчал двигатель, и неучтенный гаражный самострой вылез своими побитыми углами в ярком свете прыгающих по ухабам нашего российского асфальта фар.

Передо мной открылась дверь большой черной машины.

- Кидайте сумку назад и садитесь! – крикнул из теплого и темного нутра Александр Иванович. Я положила флейту, бросила на пол сумку и села рядом с водителем.

- В какую сторону едем?

- В Полянки.

Через пятнадцать минут мы сидели рядом с домом в машине.

Бортников, не поворачиваясь ко мне и глядя на панель приборов, озвучил истину: - Приехали. Вот Ваш дом.

- Да. – Сказала я, не вылезая.

Он повернулся и посмотрел мне в глаза.

- Вы чудесная женщина, Светлана Васильевна. Спасибо Вам за все. За музыку, за хорошее отношение к моему сыну. За то, что меня слушали. – Добавил он тихо. – Вам пора.

Он взял мои ладони двумя руками и поцеловал каждую.

- Идите, прошу Вас!

Я открыла дверь и взяла сумку. Каюсь, мне хотелось броситься ему на шею, и больше никогда от него не отрываться. От него веяло незыблемой и уверенной силой одинокой, но крепкой и надежной скалы, стоящей в бескрайнем и бушующем космическом океане.

Вместо этого я улыбнулась и сказала: - Доброй ночи!

- Прощайте, Светлана Васильевна, - сказал он, и я закрыла дверь автомобиля. Большая машина резко развернулась и выехала из двора. Я потопала в подъезд.

Поднялась на этаж и тихонечко открыла дверь ключом. Семен, наверное, уже видит десятый сон. Я разделась, сходила в душ и пошла в спальню. Семена дома не было.

Я босыми ногами протопала в гостиную и зажгла свечи на старом пианино. Откинула крышку. И заиграла раннего Рахманинова. Мне было плевать, слышат ли меня соседи. Моя логически выверенная и размеренная жизнь ломалась, как лед под ломом дворника в марте. Казалось, я попала в мир, которого нет на обычной двухмерной карте. Эта проекция была нелогичной, иррациональной. Я сама лепила и обжигала кирпичики моего теперешнего дома. Я думала, он перенесет любую бурю. А выяснилось, крышу сносит и от легкого ветерка.

Я училась тому, что мне было интересно и принесло доход в моей взрослой жизни. У меня были любимые увлечения. Я сама нашла себе мужа. Тогда почему я думаю и переживаю о Бортниковых, а мужу даже позвонить не спешу? И вообще, если разобраться, что я знаю о работе и увлечениях Семена, кроме того, что в отпуске мы путешествуем вместе, а в будни спим на одной кровати? Я доиграла прелюдию, когда раздался стук по батарее.

“Утро вечера мудренее”. -  Решила я и забралась под одеяло.

День встретил меня серой мутью за окном, падающим снегом и сопящим рядом Семеном. Я тихо встала и пошла варить кофе. Сегодня опять придется ехать к школе. Надо забрать со стоянки мой верный старенький Марч.

Я надела толстый свитер, джинсы, теплые сапоги без каблука и куртку-пуховик. На голову нацепила вязаную шапку с помпоном. Взяла телефон, ключи от машины, документы и, заперев дверь, легко побежала на улицу. Внутри было спокойно и тепло. Звонок настиг меня на автобусной остановке. Звонила Олечка Александровна. Она только проснулась и спешила поделиться со мной впечатлением от  праздника. Как же хорошо, что Иван не объявил во всеуслышание, кто будет петь на школьном вечере! Олечка захлебывалась восторгом от того, какими милыми были мальчики, и как она натанцевалась; какой смешной был спектакль и какой молодец Борис Игнатьевич. А певица, которая пела на вечере – это вообще был улет! И, главное, какой молодец Бортников, который все это организовал и со всеми договорился.

- Представляешь, - делилась она новостями, - эта певица, оказывается, его девушка! Он сам об этом сказал! Девчонки наши так расстроились! – На меня напал безудержный смех. Ай да Бортников!

Давясь и похрюкивая, я как-то незаметно доехала до школы. Вот и мой Марчик! Он стоял на углу дома, где я его всегда оставляла. Снега на нем не было, в отличие от соседних автомобилей. Там, где перед лобовым стеклом крепятся поводки от стеклоочистителей, в углублении, в плотно завязанном целлофане, лежала крупная белая роза. “Ванечка!”- улыбнулась я про себя.

Когда я приехала домой, уже вечерело. Дни были короткими и тусклыми. Солнышко на небе показывалось слишком редко. Дороги, по случаю наступивших длительных выходных дней, не были чищены и через снеговую прослойку отважные автомобилисты прокатали узкие черные колеи. Я ехала медленно. Во-первых, мне надо было немного притушить ликующее состояние души, затопившее мое сердце, когда я увидела Ванину розу. Я согласна со многими нашими коллегами: рядом с Бортниковым невозможно не радоваться: он одним своим присутствием делился с окружающими его людьми нескончаемым теплом своей натуры. А после того, как он познакомил меня со своим отцом, я словно проснулась и внезапно отчетливо поняла, какими должны быть отношения близких и любящих друг друга людей. Значит, все, что я с таким трудом создала для себя, весь мой маленький мир оказался ложью, обманкой? Отношение моей матери ко мне, всегда опускавшей меня на вторые роли по сравнению с сестрой, и при этом делая меня ей должной – разве это любовь? Почему я обязана бежать и спасать их по первому требованию, получая вместо благодарности презрение и зависть, а также отказ в любой помощи для меня? Разве это правильно? Мой идеальный брак с красивым и богатым мужчиной, в котором каждый живет своими личными событиями, не снисходя к интересам другого… Разве так должно быть? Моя вселенная рушилась и осыпалась на грязную неубранную дорогу. Уже не радость, а слезы текли ручьями по щекам и падали крупными каплями на куртку. Бортниковы, ну зачем вы сюда приехали?

 Я представляла Ивана и понимала, что и у меня мог быть самый лучший на свете сын. Или умница-дочка. Я бы всегда ей говорила, что она красива и неподражаема. Сколько потенциально талантливых людей ведет серое никчемное существование только из-за того, что родители в детстве не похвалили ребенка за нарисованный первый в его жизни цветок! Он же так старался порадовать маму! Не важно, что на обоях. Ему никто не дал лист чистой бумаги и цветные мелки, а ткнули носом в испачканный угол и наорали, что виниловые обои стоят больше двух тысяч рублей за рулон! Вот скажите мне, причем тут скучные стены, когда так хотелось нарисовать на них сказочный лес! Ребенок больше никогда не возьмет в руки карандаш или кисть, мир потеряет необычного художника, а родители будут жаловаться друзьям и коллегам, что их чадо ничто не интересует!

Я сидела перед своим домом в машине и смотрела на розу. Спасибо тебе, мальчик, за поддержку. Я не рассыплюсь. Я снова соберу по кирпичикам свой мир. Пусть это дело не одного дня или даже месяца, но я постараюсь снова стать личностью, а не училкой английского или красивой куклой богатого человека, которую, по мере надобности, можно засунуть в дальний угол или вытащить и похвастать перед гостями.

Пристроив длинный стебель на сгиб локтя, я заперла машину и отправилась домой.

Семен бегал по квартире, собираясь куда-то, и одновременно говорил по телефону. Когда я вошла с розой в гостиную, он мазнул по нам взглядом и ушел на кухню договаривать. Голос зазвучал значительно тише. Через минуту он ворвался обратно: - Опаздываю, бегу, целую! – скороговоркой выпалил он и вышел в прихожую одеваться. Я пошла за ним.

- Вопрос первый. Тебя сегодня ждать? Вопрос второй. Завтра тридцать первое декабря. Новый год.

Семен остановился и наморщил свой ровный греческий нос: - Училка, что тут можно сказать? Ответ первый. Мы взрослые свободные люди. Ответ второй. Мы завтра идем в ресторан с Игнатьевыми и Труновыми. Одень тот комплект с сапфирами и бриллиантами, что я привез из Франции. И то синее платье, что недавно купила. Помнишь, мне показывала? Не грусти. – Он щелкнул меня по носу, одел ботинки, куртку. И захлопнул дверь.

И такую жизнь я считала нормальной? Ду-ура!

Новый год мы встречали в самом престижном ресторане нашего города. Вокруг находились значимые люди. Играла легкая музыка. Я сидела, выпрямив спину, в сапфировом гарнитуре и синем платье, иногда прикладывая губы к бокалу с шампанским, не уменьшая его количество. Рядом со мной сидела жена директора складского комплекса Тамара Игнатьева,  хорошенькая блондинка с силиконовым бюстом и губами, в бриллиантовом комплекте. Обтягивающее все прелести платье было серебристым. Короче, сверкала, аки снежный сугроб под фонарем. Она потягивала бейлис и рассказывала про плотный рабочий график, занятый с утра фитнесом, маникюршей, массажисткой, косметологом, магазинами и парикмахерской. Да мне за месяц столько не обойти, сколько в один день объезжает эта стойкая женщина! Я искренне ей посочувствовала. Мужики пили коньяк, на глазах становясь все хвастливее и хвастливее. Разговор с политики и количества заключенных сделок плавно перетек к качеству сидящих в зале женщин. Нас с Тамарой и Ольгой Григорьевной Труновой, женой местного пивовара, составляющего свой напиток все на тех же складах, уже не замечали. Я – мебель. Я – швейцарские часы. Потикать, что ли? А вдруг подумают, бомба? Вот будет умора! Куранты на Кремлевской башне пробили двенадцать. Мы дружно встали и выпили шампанского. Дядька, ведущий в этом ресторане новогоднее шоу, что-то кричал в микрофон, приглашая всех желающих идти запускать салют. Я встала.

- Ты куда? – вдруг заметил меня Семен.

- Смотреть фейерверк. – ответила я и пожала плечами.

- Ступай! – важно разрешил он и засмеялся.

Мне стало мерзко. Я надела легкое удлиненное пальто и в туфлях потопала на улицу. Мы приехали на машине мужа, и я не сочла нужным одеть что-нибудь теплое на ноги. Путаясь в полах и спотыкаясь на нечищеном льду, я упрямо брела по направлению к дороге. Хотелось поймать такси и уехать домой. Выпить бокал шампанского и сесть за пианино. Кругом  рвались петарды, рассыпая в черном небе яркие и разноцветные звезды. Доковыляв до нашей центральной трассы, я встала на обочину и подняла руку. Мимо проезжали редкие машины, спешащие  развезти предвкушающих пассажиров к праздничным столам. Я не выдержала и заплакала. У меня замерзли ноги и рассыпался в щебень гранитный пол моих надежд и чаяний. Вытирая мокрым платком мороженые сопли и согревая дыханием руки, я целеустремленно шла по обочине освещенной улицы, как вдруг сзади меня остановилась машина. Я обернулась. Меня освещал фарами огромный джип. Сквозь бликующие в этом ярком свете слезы, увидела, как открылись сразу с двух сторон двери и ко мне побежали две мужские фигуры. Совершенно закоченевшая, я молча стояла и ждала.

- Светлана Васильевна, как же это! Одна! Босиком! – раздался над моей головой родной голос Вани Бортникова.

- Опять вы. – выдохнула я и потеряла сознание. Наверное, от счастья.

Очнулась я, видимо, быстро, так как машина все еще стояла на обочине. Я лежала, завернутая в куртки и какие-то тряпки на заднем сиденье. Моя голова была на коленях Бортникова-старшего. Он растирал мне руки. Ноги лежали на Бортникове-младшем. Он растирал мне ступни. Через чулки. Я открыла глаза и засмеялась. Мужчины облегченно выдохнули. Я попыталась сесть. Меня в четыре руки придавили к сиденью.

- Что с Вами произошло? Почему Вы в таком виде одна на дороге? – спросил Александр Иванович.

Я выдернула из его крепких пальцев одну руку, подняла кверху сапфировое колье и уточнила: - Вы про это?

Бортников-старший ахнул: - Да Вы сумасшедшая женщина!

- Нет. – констатировала я, возвращая свою ладонь обратно.

- Что. С. Вами. Произошло? – на меня смотрели две пары самых удивительных глаз в мире.

- Я шла из ресторана. Домой.

- Может, позвонить Вашему мужу? – нерешительно предложил Александр Иванович.

- Извините, не хотела портить вам праздник. – Я вырвалась и села между ними. – Выпустите меня, я пожалуй, пойду.

- Мы отвезем Вас! – воскликнул младший.

А старший догадался включить свет.

- Нет, - сказал он, глядя на меня. – Мы приглашаем Светлану Васильевну в нашу зимнюю сказку. Как думаешь, Вань, у нас найдется еще пара валенок?

Иван засмеялся: - Найдется, размера сорок четвертого. Как раз вся целиком и поместится!

Я открыла рот.

- Возражения не принимаются! – отрезал старший и сел за руль. Ванька, напротив, остался рядом, и тесно прижал меня к себе. Я быстро согрелась и, склонив голову ему на грудь, задремала. Мне было хорошо, уютно, спокойно и правильно.

Я проснулась оттого, что машина, скрипнув тормозами, остановилась, и Ваня прошептал мне в макушку: - Светлана Васильевна, пора вставать! Приехали.

Открыв сонные глаза, я посмотрела вокруг. Мы стояли на лесной поляне. Свет фар выхватывал справа и слева от машины толстые заснеженные ели. Прямо перед нами стоял сказочный двухэтажный деревянный теремок.

- Это домик Бабы-Яги? – Поинтересовалась я.

- Это дача главврача одного военного госпиталя. – Спокойно заметил Александр Иванович и, не выключая зажигания, вылез из машины. Ванька расцепил руки, которыми крепко прижимал меня к себе, поправил сползшую с моих ног свою куртку и строго сказал: - Вы тут сидите, грейтесь! На улицу не вылезайте. Мы растопим камин и включим отопление. Дом нагреется, и мы Вас заберем!

- Ваня! – взмолилась я. – Я тоже хочу помочь. Мне уже тепло. Просто поищи какую-нибудь старую одежду: свитер, носки… Пока вы будете заниматься хозяйством, я успею чего-нибудь приготовить.

Парень кивнул головой и ушел в ночь. Я осталась в машине одна. Пользуясь моментом, сняла колье с шеи, вытащила тяжелые сережки и убрала все эти украшения в крохотную сумочку, висевшую на моем запястье. Подумала и туда же опустила перстень и обручальное кольцо. Потом потихоньку переползла на передние сидения и заглянула в салонное зеркало. Косметика вроде не растеклась. Молодцы итальянцы. Действительно водостойкая, перенесла такой слезопад и обледенение! Я полезла в бардачок в поисках салфетки. У каждого уважающего себя водителя они должны лежать именно там. Вот они, родимые! Одну вытащила и начала стирать с лица пудру. Уж на ней-то следы остались точно! Испачкав четыре влажные салфетки, но зато стерев с лица результаты моей недавней слабости, я с интересом начала оглядываться. Мужчины уже включили в доме свет, и из трубы тянулся белый дымок. Вокруг застыл безмолвный зимний лес. Сквозь стволы вековых сосен и елей едва проглядывался далекий забор. Я обернулась назад. Там были открытые ворота и подъездная дорога. Причем, чищенная. И лучше, чем в городе. Внутри периметра, конечно же, были сугробы. Но тяжелый джип их продавил, как ледокол вечные арктические льды, и теперь, негромко урча мотором, стоял практически у самого дома. Интересно, а где мы? Я еще раз с любопытством повертела головой. Муж недавно что-то говорил про элитный поселок, построенный в лесу в десяти километрах от нашего города. Вроде как, в заповедной зоне. Чистая и быстрая река Лачесть, широкая в этом месте, делала большую петлю вокруг соснового бора. Песчаная земля, смолистый воздух… И самые уважаемые жители нашего города. Причем, совсем ограниченный круг. Избранные, так сказать. Семен так хотел попасть в их число! Может, как раз сюда и занесло меня волею судьбы? И, если это так, то каким ветром задуло в их среду пусть и главврача, но в-общем, совсем не элитарного человека? Как же назывался этот поселок? Липки, Вишенки… не помню. Я поерзала на слишком большом для меня сиденье и поджала ноги под себя. Посмотрела на сумочку в своих руках. “Не дай Бог, потеряю в сугробе!”- подумала я и, открыв бардачок, убрала ее вовнутрь.

Тут в доме распахнулась дверь, и оттуда выскочил Иван в огромных валенках и запрыгал ко мне по сугробам. Дверь машины открылась, и парень вывалил на сиденье теплые вещи, как я и заказывала: толстый свитер, джинсы, две пары вязаных носок и на коврик поставил свои ботинки.

- Извините, Светлана Васильевна! Больше обуви нет, а в валенках вы утонете, у вас такая маленькая ножка! Прямо как у ребенка, - засопел он.

- Спасибо, Ванечка! Тебе, правда, ботинок не жалко?

- Да Вы что? – Вскинул он на меня свои глазищи. Потом наклонился и порылся в больших накладных карманах камуфляжных штанов.- Вот, возьмите еще ремень. Джинсы подпояшете, а то вдруг в сугробе слетят! – лукаво улыбнулся он и захлопнул дверь.

- Куртку одень! – сказала я закрытой двери.

Я быстренько стянула нарядное синее платье и надела теплый свитер. Привстав, чтобы вдеть в джинсы ноги, поняла, что свитер мне почти до колен. Штаны тоже были большими, размера где-то сорок восьмого. “Ванька поделился”. - С удовольствием затянув ремень на талии, приступила к подворачиванию брючин и упаковыванию нижней части тела в носки и ботинки. Завязав покрепче шнурки, поняла, что зима – это здорово.  Я схватила обе мужские куртки и выпрыгнула из машины на снег. И сразу села. Потому что было очень глубоко. И как мы сюда заехали? Я, как пловец, загребая одной рукой, стала пробираться к дому. На крыльцо с лопатой вышел Александр Иванович и увидел мой героический заплыв.

- О, милостивый Боже! – он воткнул лопату в сугроб и пошел ко мне. – Стойте на месте! – приказал он и, добравшись, легко поднял меня на руки вместе с куртками, отнес на крыльцо и поставил у двери. – Подождите минутку. – Он вернулся к машине, выключил двигатель и открыл багажник. Оттуда появились две объемистые сумки. Хлопнула задняя дверь и Александр Иванович, спокойно прошагав по сугробам, принес поклажу, после чего мы вошли в теремок. Изнутри помещение выглядело достаточно просто: небольшой холодный тамбур при входе, а дальше – собственно сам дом: гостиная с полыхающим камином и улыбающимся Иваном с кочергой в руках, направо – лестница на второй этаж, налево – большая кухня, она же – столовая. Александр Иванович повел меня именно туда. И там же поставил свои сумки.

- Вы должны нам ужин! – объявил он. – Продукты вот. – Кивнул на сумки. – Газа здесь нет. Варочная панель – электрическая. Духовка, соответственно тоже. Разберетесь?

- Конечно! – потерла руки я. – А с водой здесь как?

- Холодная есть прямо сейчас. – Он открыл кран. – Горячую можно включать минут через двадцать, когда прогреется система.

Я удивилась: - Вы здесь не живете, как же у вас вода не замерзает? – У меня в памяти воскресли ежегодные осенние сливы воды перед отъездом на бабушкиной даче.

- У меня дом постоянно подогревается. Здесь кругом датчики, завязанные на эту систему. Так что температура  в доме, когда никого нет, около пяти градусов.

- Вы не боитесь оставлять включенным электричество?

- На пульт охраны поселка выведена не только охрана периметра, но и состояние системы жизнеобеспечения домов, здесь находящихся. Это очень удобно. Любой сбой сразу четко виден, что позволяет без участия хозяина вызвать электрика или сантехника и убрать неполадку.

- Однако! – восхитилась я. – Дорого, наверное?

- Светлана Васильевна! – улыбнулся мой гостеприимный хозяин. – Продукты с нетерпением ждут Ваших умелых ручек! И Ваню покормить бы надо.

Против такого аргумента я устоять не могла. Раскрыла сумки и начала доставать упаковки. Довольный Бортников-старший ушел чистить снег.

Подумав и рассмотрев продуктовый набор, решила запечь в духовке мясо и сделать салаты. Думаю, на ночь этого хватит. Спиртного в сумках не было. Я отбивала, резала, чистила, заправляла и ставила в духовку. Пошла горячая вода. Прибежал счастливый и мокрый Иван, цапнул со стола кусок хлеба, горкой сверху положил салат. Куснул сразу полбутерброда, сказал “вкушно” и опять унесся на улицу.

Александр Иванович включил перед домом освещение, и мне из окошка было видно, как исчезает снег с площадки перед домом, а позади деревьев растет огромный белый вал. Я нарезала холодную купленную ветчину, поставила чайник и пригласила мужчин в дом. Оба вернулись покрытые хрустящей и тоненькой корочкой льда, сияющие довольными улыбками. Ваня тут же начал слагать сагу о битве за квадратные метры, но строгим учительским тоном я отправила их сменить одежду на второй этаж.

Накрытый праздничный стол с нетерпением ждал нашего присутствия. Свежезаваренный чай томился под полотенцем. Блестели нетронутой пока белизной тарелочки, и всем своим торжественным видом призывали отведать себя салаты. Мясная нарезка мягко светилась в неярком свете четырех свечей, которые я нашла в шкафу и поставила на стол прямо в жестяном подносе. Из духовки умопомрачительно пахло готовящимся блюдом.

Мужчины в чистых и сухих вещах сели за стол. Я разлила чай по маленьким фарфоровым чашечкам. Ваня вскочил и выключил верхний свет. Мы подняли свои чашечки навстречу друг другу: - С Новым Годом! С новым счастьем! – тихонечко дзинькнул китайский фарфор. Ваня положил себе полную тарелку и со здоровым аппетитом растущего организма планомерно уничтожал все, что на ней было. Мы с Александром Ивановичем, видимо, тоже проголодались , потому что какое-то время все жевали молча. Первым не удержался ехидный Иван. Он сложил салфетку и изрек: - Говорят, как Новый год встретишь, с тем его и проведешь!

Я откинулась на спинку стула. Бортников-старший искоса внимательно наблюдал за мной.

- Дело в том, Ванечка, что когда куранты отбивали полночь, я как раз положила руку на плечо соседке по столу, сплошь бриллиантовой Тамаре Игнатьевой. И ты хочешь сказать, что в течение всего этого года я буду вынуждена сопровождать ее по маникюршам и светским тусовкам? Нет, Ваня. Это было бы слишком жестоко по отношению к Тамаре Петровне. Она сбежит первая.

Ваня фыркнул и сделал очередной ход: - Но сейчас-то мы сидим за одним столом!

Я парировала: - Иван! Как же ты мог забыть, нам с тобой в одних стенах каждый день  встречаться еще целых полгода!

Ванька как-то по-детски оттопырил нижнюю губу и спросил в лоб: - А папа?

- Иван!! – проскрипел Бортников-старший.

- Вот если ты не будешь учить английский, я пожалуюсь Ольге Александровне, и она пригласит папу на нашу с ним дружескую беседу в рамках обозначенной темы.

Ванька не понял взрослых заморочек и засмеялся: - Не пригласите! Я с детства говорю по-английски и по-немецки.

- Как это? – удивилась я.

Ответил Александр Иванович: - Меня приглашали на стажировку в Мюнхен и потом в Лондон. Ивана приходилось брать с собой. – Он сжал пальцы под столом.

- А откуда же ты так хорошо знаешь французский? – я сделала вид, что ничего не поняла.

- Я выучил сам! И еще латынь! – уморительно надулся Ванька.

- Таки сам? – прищурила я глаза.

- Папа помогал! – покаялся этот хитрец.

- А где ты еще побывал? – обозначила я для него нескончаемую тему. Пока он с блестящими глазами расписывал мне красоты Англии и Шотландии, мясо хорошенько проварилось и пропиталось специями. Я выключила духовку и поставила на стол поднос.

- Налетайте! Фирменное мясо от Светланы Ланской!

- Это Ваша фамилия по мужу? – поинтересовался неугомонный Иван.

- По папе, Ваня. Он был лучшим другом всей моей жизни. И научил меня готовить!

Потом мы плавно переместились вместе с пирожными и чаем в гостиную к камину. Верхний свет был погашен, и комната освещалась живым огнем. Шел четвертый час ночи. Внизу было тепло и расходиться по холодным спальням никому не хотелось. Мы с Ваней оккупировали диван, а Александр Иванович – кресло. Мы лениво переговаривались ни о чем. Иногда по-английски, потом переходили на немецкий. От французского я открестилась, сказав, что не все слова и формы еще выучила.

- Вы тоже учитесь? – изумился Иван.

- Мы учимся всю жизнь, понимая к старости, что ничегошеньки не знаем. – Философски заметил его отец.

- Да, Ванечка. В юности кажется, что кругом прав и знаешь все. Потом начинаешь сомневаться: а так уж ли я прав? А однажды вдруг неожиданно понимаешь, что вся прошедшая жизнь могла быть сплошной ошибкой.

Александр Иванович внимательно посмотрел мне в глаза: - И что же Вас на эту мысль натолкнуло?

- Не что. А кто. – Ответила я.

- Так кто же?

Я перевела взгляд на свернувшегося вокруг меня калачиком Ваню. Он сидел- сидел, потом сползал -сползал все ниже и ниже. И неожиданно заснул. Я прикрыла пледом его плечи.

- Надо его уложить. – перевела разговор я.

- Я отведу его в комнату. – поднялся хозяин.

- Не надо. Пусть спит здесь. А я посижу рядом.

- Он Вам не мешает?

- Извините заранее, Александр Иванович, за ту вещь, что я сейчас скажу. Знаете, я счастлива, если Ваня рядом. Этот человек имеет такое теплое сердце, что от него невозможно оторваться безболезненно. – Я посмотрела в глаза отцу, и улыбнулась. – Новогодняя ночь скоро пройдет и все встанет на свои места. Я снова стануучительницей. Ваня – учеником 11-в, а Вы – главврачом. Но у нас есть еще пара часов. И я хочу их провести рядом с Ваней… и Вами.

В камине тихо потрескивали поленья. Мальчик спал, уткнувшись носом в мой бок, потом и вовсе перекинул руку через мои ноги и прижал их к себе. Я сидела не шелохнувшись. Ванин папа смотрел в камин и пил остывший чай мелкими глотками.

- Поймите, - заговорил он шепотом. – Когда он был ребенком, то точно также прижимался к своей матери. Боялся, что проснется, а ее нет рядом. И не будет больше никогда… Он к Вам очень привязался. Я первый раз за всю его жизнь вижу, как он тянется к женщине. Простите, не хотел об этом говорить, но одно время я пытался найти ту, которая бы заменила ему мать. Это были неплохие женщины. Добрые, любящие детей. Но после этих встреч он со слезами подходил ко мне и говорил: “Папа, ты меня больше не любишь? Это же не наша мама.” .. У меня разрывалось сердце. Я таскал его повсюду за собой, надеясь, что новые впечатления заглушат эту привязанность. Он искренне радовался всему новому, с удовольствием учился, но женщин, кроме бабушек, в нашей семье больше не было. Потом меня перевели сюда. Ивану осталось учиться последний год. В той школе ему прочили золотую медаль, а мне обещали все радости мира, лишь бы я его оставил доучиваться в Питере. Но Ваня собрался и уехал со мной. Новая школа. Первый день. И он увидел Вас. С тех пор я каждый день слушаю о том, какая классная у них англичанка. Когда он рассказал мне про ваш диалог на трех языках, я посмеялся. А он просто заболел Вами. Иногда мне кажется, что он знает про Вас все. Однажды кто-то из учителей при нем обмолвился о ежегодных предновогодних посиделках в ресторане и Ваших выступлениях, и он загорелся сделать школьный вечер, да так, чтобы Вы захотели там спеть. А я… всего лишь зашел посмотреть, в кого так влюблен мой сын.

- Перестаньте говорить ерунду! – зашипела я. – Ваня – замечательный мальчик, его любит вся школа. И я люблю его тоже. Он мне дорог… как ребенок, которого у меня никогда не было!

- Вам что-то мешало? Или кто-то?

- А Вы, Александр Иванович, оказывается, ревнивый хам. Так бывает, что дети вырастают и их начинают увлекать новые люди и их возможности. И человеческая натура, обаяние, характер, в конце концов. Это все равно, как ревновать к другу. А что будет, когда он влюбится по-настоящему? Вы будете рассказывать его девушке, как она нехорошо поступает, оттягивая на себя все внимание? У Вас нет повода для беспокойства. Сейчас начнется очень трудное полугодие. Подготовка к ЕГЭ. Это отнимает у ребят все свободное время. А потом он поступит в университет и уедет обратно в Питер. И я никогда не увижусь, Александр Иванович, ни с Ваней, ни с Вами. Наши прямые больше не пересекутся. – У меня тряслись руки, и предательски дрожал голос. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

- Вот как Вы думаете?

- Я, Александр Иванович, думаю, что сейчас встану, одену свое платье и туфли, и Вы меня отвезете домой. К мужу. Вы же в курсе, что я замужем?.. Не хотела бередить Вам душу. А Ваня… пусть он спит. Вы абсолютно правы. У меня нет прав, чтобы привязываться к этому чудесному чужому ребенку. – Я потихоньку выползла из длинных Ваниных рук и прикрыла его одеялом. – Пока он спит, Вы меня отвезете. А завтра что-нибудь придумаете. Скажете, что муж забрал или ушла пешком в город. Наверное, обманывать не впервой?

Я прямо в этой же комнате, при постороннем человеке, сняла свитер с джинсами и надела свое синее платье. Нашла на вешалке пальто. На тумбочке у двери лежал ключ от машины. Я взяла его, и отдавая  Бортникову-старшему , сказала: - Вставайте. Ночь сказочного обмана закончилась, и наступило безнадежное утро. Нам пора.

Он аккуратно поставил чашку на стол, положил ключ в карман и вышел за дверь. На улице заурчал мотор. Я запахнула поплотнее пальто и вышла на мороз, стараясь ни о чем не думать. Бортников подал машину боком к крыльцу. Я открыла заднюю дверь и села. Мы поехали в город. Там, где дорога в поселок поворачивала с трассы, я обернулась и прочитала название “Подсосенки”.

Через полчаса джип стоял у моего подъезда.”Qui a déjà été” – подумалось мне.    ( уже было – фр.)

- Подайте мою сумочку, пожалуйста, она в бардачке. – Попросила я.

Александр Иванович перегнулся через сидение, достал мою сумку и, молча, подал мне. Я открыла дверь машины и выпрыгнула на снег.

- Прощайте, Александр Иванович. Спасибо за прекрасный вечер. – Вежливо сказала я, закрыла дверь и пошла к подъезду. Позади резким заносом развернулся джип и вылетел со двора.

Дом встретил меня темнотой и тишиной. Пальто Семена на вешалке отсутствовало. Не раздеваясь, я протопала в гостиную, села на пол и разрыдалась.

Семен объявился утром третьего числа и с порога заявил: - Собирайся, дорогая, завтра утром летим во Францию! Где там наши лыжи?

Я беззаботно улыбнулась и прощебетала, копируя Тамару: - Я так рада, дорогой!

В аэропорту, сдавая багаж, обнаружила, что на горнолыжный альпийский курорт мы летим с Игнатьевыми. Спасибо за новогодний подарочек, муженек!

Каждый день я вставала в семь часов утра, завтракала в звонкой пустоте ресторанного зала с еще зевающими официантами, и с первыми яркими лучами уезжала покорять различные спуски. Я облазила все помеченные участки, но сердцу хотелось чего-то необычного и дерзкого. В моих жилах кипели и никак не могли выкипеть злость и тоска. Да я сейчас пешком бы взошла на Эверест! Мне так отчаянно не хотелось вспоминать новогоднюю ночь, но невыносимая печаль накатывала на меня снова и снова тяжелыми и мутными валами. Да, я не должна лезть к чужим людям в семью. Да, это не мой ребенок. Но, Боже, как же я хотела его увидеть. Почувствовать еще раз, как он сопит носом у моей руки…

Это безумное наваждение я пыталась вытолкнуть безумными спусками с утра и до вечера. Как-то, сидя в кафе и смакуя бесподобные местные пирожные, я обратила внимание на группу французов, мнущихся за соседним столиком и поглядывающих на меня. Заметив мой косой взгляд, одна из женщин отделилась от компании и подошла ко мне: - Можно присесть?

Я пожала плечами. Говорить ни с кем не хотелось.

- Мы здесь постоянно катаемся и заметили, что Вы ищете интересные трассы.

Я подняла на нее глаза.

- Мы хотели бы пригласить Вас в свою компанию! Мне кажется, у нас много общего! – разулыбалась француженка.

- А давайте! – улыбнулась и я. И оставшиеся пять дней мы птицами летали там, где летают только птицы. Жан, это старший и самый опытный в их команде, раздобыл вертолет, и нас выбросили на совершенно диком склоне. Какой же это драйв! И я начала оттаивать. А вечерами мы катались на санках среди фиолетовых сугробов и малиновых недосягаемых вершин.

    Моего дорогого во всех смыслах мужа я видела только в ресторане за ужином. Причем для них, вероятно, это было завтраком. Игнатьева сидела между двух мужчин и сверкала бриллиантами. Мужчины скромно светились опухшими физиономиями. Семен, мне кажется, так ни разу не вышел на склон.

По ночам, если я не могла заснуть, меня мучил еще один вопрос: кто из нас изменился больше, я или Семен? Или просто раньше не замечали, насколько мы разные? Или были моложе?

В последний день нашего пребывания во Франции я поведала своей компании, что завтра уезжаю. Они огорчились, пошушукались и предложили провести последний вечер в маленьком городке где-то у подножия Альп. Почему бы нет? Мы загрузились в фургон Жана и поехали. Пара часов – и мы вшестером сидим в маленьком ресторанчике и потягиваем местное виноградное вино.

После чистого воздуха заснеженных и равнодушных к делам мирским гор, городок показался тесным и каким-то маленьким, скученным и скучным. И тут я увидела его – большой и манящий к себе рояль в углу зала, заставленный какой-то растительностью. Подозвала хозяйку: - На этом рояле можно играть? Он в порядке?

- Да, мадам, если хотите, мадам.

Желание клиента – закон для хозяина. В нашей замечательной стране почему-то все наоборот.

- Я хочу сыграть для вас музыку, – начала объяснять я своим знакомым, - это подборка мелодий из наших народных песен. Вы обязательно их узнаете!

Я села за рояль, пробежалась по клавишам. Действительно, настроен. И я начала играть попурри из русских и украинских песен. Французы побросали вилки-ложки и начали хлопать в такт музыке. Мои знакомые повскакивали и даже начали танцевать. Я стала играть кусочки из известных песен французских исполнителей. Подпевали хором. Потом меня от рояля оттеснил какой-то немец и заиграл нечто баварско-народное. Мы хохотали и плясали. Даже не так. Отплясывали. Ресторан ходил ходуном. Народу набилось!

На базу возвращались глубоко за полночь. И только тогда Жан уточнил: - Ты полька?

- Нет, Жан, - разочаровала его я. – русская.

- Вау! – округлились у всех глаза. – Телефончик нам оставишь? Съездим куда-нибудь еще.

Я еле открестилась, мотивируя тем, что отпуск у нас, русских, всего один раз в год, и то зимой. Мне до кучи к моим проблемам еще французов не хватало!

- Приезжай к нам еще! – никак не могли они со мной расстаться. Пришлось обещать.

Я зашла в комнату. Муж, в кои-то веки был на месте. И, к моему изумлению, трезвый.

- Где тебя носило? – поприветствовал он меня.

- В другом месте. – ответила я, раздеваясь.

- В каком другом? – сорвался он на крик.

- По отношению к тебе. Сам говорил, что мы люди взрослые и имеем право выбирать себе увлечения.

- Ты вечно где-то пропадаешь. Из-за тебя я не покатался на лыжах!

- Из-за водки и Игнатьевых. Не переживай и ложись спать. Виды гор я нафоткала. Дома тебе скину. Вот и будет чем отчитываться перед сотрудниками и партнерами. – Уговаривала я его, накрывая одеялом. Он свернулся калачиком и прижмурил глаза: - Все-таки классно оттянулись!

Я устроилась на краю постели и приказала себе спать. Автобус вниз уходил рано.

Родина встретила ожидаемо хмурым небом, метелью, местами капелью с крыш, плохо заизолированных летом. Явным признаком этого служили огромные ледяные наплывы, грозно висящие над головами прохожих. Одиннадцатого января начались школьные занятия, рефлексировать было некогда, и я с головой ушла в учебный процесс. Наши выпускники девятых и одиннадцатых классов серьезно взялись за учебу, готовясь к тестам и сочинению по русскому языку. Остальные привычно валяли дурака, а в свободные минуты от этого благородного занятия пытались как-то учиться. Обласканный учителями 11-в на всех парах стремился наверстать упущенное за всю школьную программу и ученики уже подыскали себе высшие учебные заведения. Кузнецов вместе с Тищенко и Дроздовой накрепко прилипли к Бортникову и вместе с ним собирались ехать учиться в Питер. Ваня ко мне специально не подходил. Если видел издалека, просто кивал головой. “Вот и хорошо”,- думала я. – “И впрямь, так будет лучше всем”. Праздник прошел, и мы перевернули его нереальную страницу. Я уже привычно зубрила французский, поскольку месье Жан все-таки впихнул мне свой контакт, и вечерами мы болтали по скайпу. Периодически его веселило мое произношение, и он меня поправлял. Я старалась. Недавно съездила к матери и забрала из их квартиры свою старую гитару. Этот момент тоже необходимо было подтянуть. Мало ли где и когда пригодится?

Спросила у матери про Марину. Мать поджала губы и сказала, что Мариночка очень благодарна Семену Алексеевичу за хорошее место.

- Как благодарна и каким местом? – привычно скаламбурила я на ее счет. Мать привычно рассердилась.

Прошло недели две с начала учебы, уже заканчивался январь, когда я обратила внимание, правда не сразу, на какое-то вечное утреннее столпотворение в вестибюле школы. Входишь, и невозможно протолкнуться. Учителя, родители с малолетками идут в раздевалку, буквально протискиваясь между крепкими спинами старшеклассников.

Как-то утром, придя в учительскую, я пожаловалась нашему завучу на эту толкучку: - К нам что, старшеклассников из других школ подселили? Откуда их так много берется?

Та обещала разогнать. На следующее и последующее утро история повторилась. Пришел физрук, увидела я краем глаза, попрыгал вокруг, народ пошел кругами, и все вернулось обратно. Однажды мне все-таки стало жутко любопытно: ну не было раньше такого в нашей школе!

Войдя в дверь с улицы, я не раздеваясь, осторожно начала ввинчиваться в центр этой толпы. У колонны, подперев ее плечом, смотрел на меня Иван. Рядом, как телохранители, вились Кузнецов и Тищенко. Тарасов стоял с другой стороны колонны. Дроздова висела на бортниковской руке. “Белый пушной зверек”, - подумала я и, опустив глаза, пошла в раздевалку. Спины расступались, а потом снова смыкались за мной.

И вот теперь так начинался мой каждый рабочий день. Я входила в школу, дети расступались, и мои глаза намертво прилипали к Ваниным. Длилось это секунды две-три, но за это время между нами проскакивали мегаватты энергии. Мне иногда реально казалось, что в воздухе пахнет озоном. Я раздевалась и уходила в класс. Ваня, с прилепившейся намертво к нему Дроздовой, тут же покидал свой пост, и дети хвостом утягивались за ним. А у меня еще с полчаса иголочками кололо подушечки пальцев.

Горячо любимый подростками Валентинов День подкрался неожиданно. Во всяком случае, для меня. Вечером засиделась за подготовкой очередных тестов с седьмого по девятый классы, потом полуночничала с Жаном. Утром, полусонная, я тихо вползла в знакомый двор и припарковала Марчик. А взбодрили меня шарики с сердечками, прицепленные по всей школьной ограде. И разноцветные ленточки, которыми кто-то старательно обмотал столбики калитки. Я подняла нос кверху, нацепила на губы дежурную улыбку и легко взбежала по школьным ступеням. Холл радовал всеми оттенками розового: розовые банты, ленты, сердечки… Дроздова! Это перебор!

Некоторые сердечки были выполнены в форме книжки-распашонки. Любой мог к ним подойти и анонимно написать признание девочке или мальчику. И там уже толпились ребята. И везде, по всей школе, шарики, шарики…

Уроков у меня сегодня было на диво мало, и я хотела побыстрее поехать домой и отоспаться. Когда я провожала на выход последний класс, ко мне в кабинет заглянул Бортников с Дроздовой.

- Светлана Васильевна! – томным голосом протянула Дроздова. – Вам понравились украшения?

- Молодцы ребята, идея хорошая, розового многовато.

- Ну, это же праздник влюбленных! – многозначительно взглянула на Ваню Наташа.

- Я же и говорю – молодцы. – Я внимательно посмотрела на Ваню. В его глазах опять стоял какой-то вопрос. – Что случилось? Я слушаю!

- Наташенька!, - Ванька попытался отодрать от своего локтя девчачьи пальчики. – Постой, пожалуйста, в коридоре. Мне со Светланой Васильевной надо поговорить!

- Ну и говорите! – не сдавалась Наташа.

- She`s stuck as a sheet… (прилипла, как лист. – англ.)

- Anything can happen in life… Be ready.   (в жизни случается всякое. Будь готов – англ.)

- Я так не играю, - надула Дроздова губки. – Так не честно!

- Во-первых. Тебя попросили выйти. Во-вторых. Дополнительный тест по языку, Дроздова! А в-третьих, мы разговариваем. Ваня, ты ведь за этим пришел?

- Yes, of course.

Дроздова демонстративно встала и, не оглядываясь, вышла из класса.

- Так что случилось, Ваня?

- Светлана Васильевна! У моего отца завтра День рождения. Я хотел Вас пригласить к нам в гости!

- Ваня-Ваня, - я выставила перед собой руку. – Я не думаю, что твой отец обрадуется моему приходу, скорее наоборот.

Ванькина губа опять поползла наружу.

- Иван, что ты как маленький?

- Это вы как маленькие, никак песочницу поделить не можете!

- Вань, он уже немолодой человек с устоявшимися привычками…

- Значит тогда, на Новый год, вы повздорили… - сделал правильный вывод Иван.

- Вань, не обижайся, но я к вам не пойду. Но! – я посмотрела на его хмурую физиономию, - я знаю, какой подарок мы с тобой ему купим!

- Правда? Вы ему хотите сделать подарок?

- Подаришь ты. Но выберем вместе. Согласен?

- Заметано.

- У тебя еще сколько уроков? Два? Тогда сделаем так. Я поеду домой и переоденусь. К окончанию уроков приеду за тобой. Приходи на угол дома. Только уж постарайся без свиты, пожалуйста…

Ванька вскочил, крутнулся на ноге и полетел к двери. Там резко остановился, обернулся и сказал: - Тогда до встречи?

Я кивнула головой. Иван резко толкнул дверь наружу. В коридоре что-то упало. Дроздова все-таки перед ним не устояла!

К концу седьмого урока я сидела в машине за углом пятиэтажки и ждала Ивана. Марчик тихонечко урчал мотором, в салоне было тепло. Мои куртка и шапка лежали сзади. Рабочий день уже закончился и я, с чистой совестью, переоделась в джинсы, ботинки и свитер. Косметику тоже смыла. Я смотрела в боковое стекло, из-за дома был виден кусочек школьных ворот, и ждала Ваню. Я догадывалась, что понравится Ваниному отцу. А раз они переехали сюда только этим летом, основная часть необходимых и не совсем вещей наверняка осталась дома, и приедет сюда или нет, никому не известно. Я же хотела подарить ему совершенно ненужный для тела, но важный для души предмет. Пусть этот человек несправедлив ко мне и относится, в-общем, плохо, но я ему благодарна за поддержку в непростые часы моей жизни, а также за любовь к своему сыну и искреннее желание ему счастья.

Уроки закончились, и старшеклассники неторопливо выходили из ворот. Вон и Ванькина ярко-синяя куртка. Ребята окружили Ваню и, не расходясь, что-то обсуждали с ним. Потом, видимо, они пришли к соглашению, Наташа отлепилась от его локтя и поцеловала в щеку. Он махнул рукой и побежал ко мне. Добежал, рванул дверь и плюхнулся на сидение.

- Тяжелы лавры Цезаря? – поприветствовала я его.

- В кафе собрались. Все-таки праздник! Девчонки еще две недели назад запланировали и кафе заказали. Что? – удивленно посмотрел на меня прозрачными глазами.

- В кои веки не твоя инициатива!

- Так это вообще А-класс всех настраивал!

- А ты наблюдал? Ни в жизнь не поверю! – я выехала на центральную улицу и прибавила газ.

Он рассмеялся: - Но там не будет Вас!

- Подхалимаж по отношению к преподавательскому составу карается внеочередным дежурством!

- Вы не моя классная руководительница – это раз, а во-вторых, это правда!

На меня смотрел взрослый и красивый парень с таким по-детски счастливым выражением лица, что опять заныло сердце от невозможности изменить что-либо.

- А Вы без косметики выглядите моложе, - продолжал болтать он, - как будто Вам лет двадцать!

- Я уже расплылась лужицей от твоих комплиментов.

- Нет, это в салоне жарко! И как Вы в такой машинке помещаетесь?

- Так ты из нее тоже вроде не торчишь никакими местами!

- Вот отучусь в Меде, работать устроюсь и куплю вам джип!

Я расхохоталась: - Я там до руля не достану!

- Ничего, - успокоил меня Ваня, - подушечку подложите!

- Тогда ноги не достанут! – я представила картинку и вытерла выступившие от смеха слезы.

- А куда мы едем? – наконец вспомнил Иван о цели поездки.

- Увидишь. – загадочно поведала я.

  Мы повернули с главной улицы к домам старой, еще, наверное, дореволюционной застройки. Я сюда ездила в музыкальную школу. А в соседнем дворе, в сером кирпичном доме, располагалась цель нашей поездки: музыкальный магазин Мелодия. Я школьницей сюда приходила покупать ноты. Но был здесь один уникальный отдел: тут продавались не только новые инструменты, но принимались на комиссию и подержанные. Свою истинно итальянскую гитару я увидела именно тут. И сразу влюбилась в ее богатое и сильное звучание! Уговорила отца, и он мне ее купил на день рождения за три месяца до него. Как же я была счастлива! Так что с младых ногтей  сюда захаживаю и очень уважаю этот магазинчик.

- Приехали! Вылезай, Ваня! – сказала я, припарковавшись за углом дома. Захотелось сделать маленький сюрприз.

- Ну и что здесь? – вылез Ванька и со значением потянулся.

- Голову о крышу не разбил?

- Нет. – Удивился он.

- Значит, машина большая. Что и требовалось доказать. – Я взяла его за руку. – Вань, закрой глаза на десять шагов. И не подглядывай!

Я осторожно повела его за собой. Мы встали у магазина.

- Открывай! – скомандовала я.

- Вау! – услышала сзади.

- Теперь пойдем внутрь. – Я толкнула маленькую входную дверь, испокон века обитую испачканным коричневым дерматином.

Магазин был небольшой и очень захламленный. Вообще-то у нас в городе два музыкальных магазина: один – современный, находится на длинной центральной улице. Там большой выбор дешевых музыкальных инструментов, нот, партитур, книг, сопутствующего товара. Но истинные ценители стекались именно сюда, в эту настоящую сокровищницу старого и мудрого гнома Иннокентия Кирилловича Бершицкого, бывшего виолончелиста и скрипача. Он однажды тяжело переболел, и его волшебные руки свело ревматизмом. И с тех самых давних пор этот магазин – его единственное и любимое детище.

И вот мы в этой пещере Али-Бабы.

- Иннокентий Кириллович! Ау! – негромко позвала я. Где-то зашуршало. Ванька с энтузиазмом археолога, нашедшего сокровища скифов, крутил головой.

Изнутри на зов к нам спешил хозяин – немолодой, маленького роста и изящного телосложения, седой  человек.

- Ланочка! – воскликнул он. – Давно, давно к старику не захаживала!

- Вот, пришла. Очень важное и очень срочное дело, Иннокентий Кириллович! Выручить можете только Вы!

- И связано это дело с молодым и красивым юношей. Так?

Ванька поздоровался и заулыбался.

- Твой, что ли?

- Ее, ее! – встрял Ванька.

- Ну, тогда я весь внимание!

- Иннокентий Кириллович, миленький, нам нужен саксофон. – Ванька округлил глазищи и с удивлением уставился на меня. Я придержала его за рукав. – Но не простой, не ширпотреб, а что-нибудь стоящее, настоящее! Может быть, чисто случайно…?!

- А зачем это тебе такая вещь? – ворчливо заметил бывший музыкант. – Ты у нас пианистка. А молодому человеку такими вещами распоряжаться рано. Не дорос еще…

- Нет, Иннокентий Кириллович, это подарок. Подарок Ваниному отцу. Понимаете, я играла с ним вместе, он настоящий виртуоз!

Кирилыч еще раз смерил Ваню взглядом. Тот хлопал ресницами, улыбался и молчал.

- А ты на чем играешь? – спросил он моего ученика.

- На гитаре, пианино – но не мастерски, на флейте с пяти лет.

Старый музыкант отвернулся, порылся под стеллажами, и достал флейту в коробочке. Открыл и протянул Ивану: - Сыграй!

Ваня аккуратно взял инструмент и приложил к губам. Маленький захламленный магазин наполнился чарующей мелодией из Орфея и Эвридики Глюка. Иван не просто выводил ноты, а импровизировал, наполняя известную музыку новым звучанием. Старый музыкант прикрыл глаза и слегка покачивал рукой.

- Джаз по Вам плачет, юноша. – Объявил он, когда Ваня закончил.

- Я немного играл в джазовом коллективе. – Скромно поделился Иван маленькой тайной.

- Так что там про саксофон? – Вернула я их на землю.

- Экая ты прыткая. Все бегом, бегом. Вы, молодой человек, не стесняйтесь, заходите в любое время. – Пригласил Ваню впечатленный Иннокентий Кириллович.

- Обязательно. – Согласился парень.

- Подождите. Я сейчас. – И бессменный продавец и хозяин магазинчика пошел куда-то внутрь. Мы присели на подоконник.

- Хорошая флейта. – Погладил Ваня инструмент и снова прижал к губам.

Я сидела и слушала необычную и очень мягкую обработку мелодий The Beatles. Мои четкие мысли смазались и превратились в поток сознания, который неотвратимо уносило в океан образов и чувств. Из мира грез нас вырвал Иннокентий Кириллович. Шаркая ногами и усиленно протискиваясь сквозь стеллажи, на которых что и где лежит, знал только сам, старый музыкант нес сильно потертый футляр. Ваня опустил флейту и посмотрел на мастера. Наконец застежки щелкнули, и мы увидели Его: старый, но все еще сияющий саксофон. Сбоку стоял логотип одной очень известной фирмы. Ванька не выдержал и потянулся к нему пальцами.

- Можно? – хрипло спросил он.

- Нужно. – ответил Иннокентий Кириллович.

Парень осторожно вытянул его из футляра, кашлянул, поднес к губам и заиграл.

Никогда до этого дня я не слышала Ваниной музыки. Но, положа руку на сердце, могу сказать: все, что он здесь творил, было просто великолепно. Ведь это - блюз. Настоящий американский блюз. Властелин музыкальных сокровищ молча вытирал слезы, текущие по морщинистым щекам…

Я доставала деньги, Ваня обнимал футляр, прикрыв ресницами глаза, когда Иннокентий Кириллович вдруг сказал: - Я одинокий и больной старик. Все, что держит меня за землю – вот этот магазин и мои инструменты. Но эти ценности, к сожалению, туда, - он показал пальцем в небо,- забрать невозможно. А музыка – она прекрасна здесь. Но там, думаю, прекрасней стократ. Мальчик! Я хочу подарить тебе эту флейту. Ты ее достоин. А она – достойна тебя.

- Но это очень дорогой подарок! – ответил Иван, глядя на меня.

- Это ты, мой мальчик, сделал мне бесценный подарок. Заходи иногда к старику. А флейта – она твоя!

Из магазина Ваня вышел довольный, с красными щеками, в обнимку с двумя потрясающими музыкальными инструментами.

- Спасибо Вам! – было первое, что он сказал, устраиваясь на сидении рядом. Я завела двигатель.

- Не мне, Ваня. Это тебе спасибо. Ты приносишь людям столько радости!

- А Вам? – снова непонятно чего хотел выпытать из меня он.

- Где ты живешь, Ваня?

- Новый микрорайон у госпиталя, я покажу, как подъедем. Вы не ответили.

- Вань. Ты взрослый человек. Умный человек. А задаешь вопросы, на которые практически невозможно ответить, не затронув чужих интересов.

- Глупости. – Сурово отрезал он. – Вы не правы.

- Чем мы дольше живем в этом мире, тем больше условностей нас связывают. И через некоторые из них мы перешагнуть не в состоянии.

- Вы, взрослая женщина, - завелся он. – Через чего Вы боитесь перешагнуть? Через фальшивую любезность? Может, через свои страхи? Вы знаете, что можно внезапно потерять человека, которого очень любишь, и не успеть ему об этом сказать? А он оставшуюся жизнь будет мучиться, считая себя виноватым, что в силу тех же страхов оттолкнул Вас однажды?  Вы так боитесь быть искренней! А вдруг кто-то что-то скажет? Общество не прощает свободным их волю…- Ванька шмыгнул носом и отвернулся. Мы ехали и молчали.

- Там, за домом поворот направо.

Я повернула и через пятьдесят метров остановилась у их подъезда. Джипа на стоянке, слава Богу, не было.

- Вань, ты иди, спрячь подарок. Я подожду тебя и снова отвезу в центр.

Ванька посмотрел мне в глаза, и на его лице засияла улыбка: - И все-таки Вы меня любите, Светлана Васильевна!

- Иди, балбес малолетний! – вздохнула я. Ванька хлопнул дверью.

  Весь оставшийся вечер я играла на гитаре. Разрабатывала пальцы, вспоминала несложные пьесы и все время видела перед собой одухотворенное лицо Ваньки, играющего на флейте. Вечером, около двенадцати, опять болтали с Жаном. Сказал, что вышел на работу, и будет звонить позднее. Я умоляла не делать этого каждый день. Часовые пояса, однако. Муж домой опять не пришел, и мне пришлось признать наличие у благоверного вероятной любовницы. Было досадно. Опять что-то сделала в жизни неправильно.  Когда стала ложиться, то постелила себе на диване в гостиной.

А дни летели один за другим. Как всегда, пришла весна, и наши хронически нечищеные дороги ушли под воду. Машины катерами рассекали грязную сырость раскисшего снега. А кто-то изображал из себя крейсер. Проезжает мимо такая штука – ты мокрый с ног до головы. То-то радости водителю! Целый день хорошее настроение.

Солнышко появлялось на небе все чаще. На теплых веточках сирени откровенно веселились воробьи, бросая какую-то дрянь на облезлого кота, пробирающегося внизу. Люди счастливо улыбались и говорили друг другу: Лето не за горами!

А мы вовсю готовили выпускные классы к ЕГЭ. Галина Аркадьевна, наш светоч в мире русского языка и литературы, плакала над сочинениями. Я как-то спросила: - Что, так все плохо?

Она ответила: - Знаешь, Светочка, так хорошо еще ни разу не было.

Я вздохнула и мысленно перекрестилась. Наши бессменные лидеры Бортников и Кузнецов так прижали все три класса, что народ только кряхтел, пыхтел, ругался на всех доступных языках, но не сдавался. Это было хорошо. Директора в отделении Департамента очень хвалили и ставили в пример остальным.

Скоро потеплело окончательно, и после первомайских дождей на свет вылезла первая зелень.

Наша подзаборная ива немыслимо распушилась и снова начала прикрывать своими плакучими ветвями любителей подымить. Может быть, именно от этого она плакала?

Желающих сдавать английский в этом году нашлось только четверо. Они хотели подать документы в областной пединститут на языковой факультет. Заодно мне отдали и немцев, поступающих туда же. Вторую учительницу английского и обеих немок благополучно отпустили к любимым грядкам сажать рассаду. У меня одной не было дачи, поэтому страдала каждый год на экзаменах именно я.

Ванька впридачу к  основным предметам сдавал биологию и химию. Разговаривала теперь я с ним редко и по существу. Но каждый день у колонны внизу он ждал моего прихода. Двухсекундный зрительный контакт – и я знала, что у него все в порядке.

И еще я чувствовала, что в этом году круто поменяется моя жизнь. Раньше она делилась на три простых этапа: Папа, после папы, Семен. Теперь она поделилась на два: До Вани и вместе с Ваней. Я просыпалась, видя его мордаху, и засыпала, представляя его фигурку с флейтой. Папа теперь спокойно занял свое место, отведенное ему в моем сердце. Семен? Я прочно обосновалась в гостиной. Мы практически не разговаривали. Он приходил – я спала. Я уходила – спал он. Закончатся экзамены, буду искать квартиру. Деньги у меня были. Часть оставил папа – он лично клал их на мой счет, что-то заработала и отложила я, пока жила у Семена.

 Свою маленькую новогоднюю елочку в горшочке я отдала Ваньке. Как –то случилось, что в один из будних дней он меня отловил, когда я уже уходила.

- Светлана Васильевна, подождите! – догнал меня уже у выхода. – Нас сегодня отпустят пораньше и, если Вы не заняты, может, съездим на дачу, помните? Это недалеко. Мне сумку оттуда надо забрать! – он улыбнулся нахальной улыбкой ребенка, который точно знает, что отказать ему невозможно.

Я подумала, что как раз сегодня утром размышляла о судьбе моей зеленой питомицы. Ей пора в лес!

- Поедем, Ваня. – Ласковым оскалом улыбнулась ему. – Надеюсь, твой папа там отсутствует?

- Да на работе он, допоздна! – Ванька даже треснул по стенке кулаком. – Высох весь, один нос торчит! И что вы за люди такие?

- Я-то тут причем? – удивилась я. - Проблемы на работе твоего папы меня не касаются. Своих выше крыши.

- То-то и оно. – Уныло подытожил Иван. – Подъезжайте через два урока, я прибегу на стоянку.

Я съездила домой, вынесла елочку, поставила на заднее сидение. На всякий случай прихватила маленькую раскладную лопатку автомобилиста – ямку рыть.

Ванька прибежал сразу после занятий и, приземлившись на сидение, изумленно посмотрел назад: - Это что?

- Это, Ваня, мой маленький лохматый друг – Новогодняя елка! И я посажу ее на вашем участке!

Ванька заржал: - А снега прошлогоднего в холодильнике не припасли? – Я пожала плечами. - Что ж так опрометчиво? Говорят, хорошо влияет на мозговую деятельность!

- Бег с препятствиями за машиной тоже хорошо влияет на мозговую деятельность. Перед экзаменами самое оно. – Не удержалась я.

- А, - махнул рукой Иван. – Экзамены мы сдадим. А на выпускной решили ехать в Питер всеми тремя классами. А потом раскинет нас судьба по далям и весям…

- Дружочек, мозгами пораскинь на досуге: гостиницы к этому мероприятию бронируют перед Новым годом, сейчас уже май!

- Я все продумал! – заложил руки за голову этот малолетний аферист. – У нас под Питером большая дача. Места хватит всем. Деда уже предупредил и согласие тоже получил! А потом, едем мы всего на три дня!

- Значит, выпускного бала не будет?

- Зачем? Вы же выступать все равно откажетесь! А без Вас – совсем не то.

- Ваня! Не нарывайся на порку!

Он смерил меня с головы до пят и изрек: - Метр с кепкой против Мохаммеда Али.

- Вот чертенок! – не удержалась я.

Дача в Подсосенках встретила запустением и грустью.

- Вань, ты бы сказал отцу, дом любит человеческое тепло. Пусть приезжает сюда хоть в воскресенье!

- Он не был здесь после Нового года ни разу.

- Почему? – удивилась я. – Сосны так расслабляют после напряженной работы! Вот я бы с удовольствием здесь поселилась!

В Ванькиных серых глазах промелькнул хищный огонек. Или мне показалось?

Мы посадили у домика елочку, полили водичкой. Иван собрал сумку, бросил в багажник. Машинка ощутимо просела.

- У тебя там кирпичи? – спросила я.

- Инструменты. Хочу в прихожей плитку положить. Ну, и собственно, плитка.

Скоро мы вернулись в город, и я довезла его до дома. Ванька традиционно поцеловал меня в щеку. Я, бестолочь здоровая, оттолкнуть его не смогла.

И вот последний звонок и все экзамены позади. Ребята собираются в Питер, а мне подписали отпуск. Теплый и солнечный июньский день радовал ласковым ветерком и беззаботным настроением. Хотелось одновременно и  отоспаться, и куда-нибудь уехать. Но вначале необходимо было переделать текущие дела. Может, потом к бабушке съезжу? Посмотрим. Мы с Иваном, наконец, обменялись телефонными номерами. Он, как кот валерьяну, обхаживал меня целую неделю, чтобы выудить у меня мой номер. Я, уже привычно недолго посопротивлялась и сдалась. Этот нахаленок обещал каждый день звонить. А я пыталась научиться жить без него.

Я с удовольствием прыгнула в маленькую красную машинку. Свобода! Домой! Долой все наваждения! Я умная и самостоятельная женщина в отпуске.

Лихо зарулив на стоянку своего дома, увидела автомобиль Семена. Странно. Давненько я с ними не встречалась. В смысле, с Семеном и его мерседесом. Послушаем, что скажет. Семен, естественно, не машина.

Я поднялась на этаж и, открыв квартиру, застыла на пороге. Все было, как в пошлом голливудском фильме: ботинки мужа, рядом  туфли-лодочки размера этак сорокового. В голове хихикнула пьяная мысль: может, это тоже мужчина? Уж больно обувка большая. Дальше по коридору валялась голубая кофточка. Я ее машинально подняла. Еще дальше – юбка этой гренадерши и рубашка Семена. Интересно, она выше его? Или он ее? Впрочем, в постели все равны. И я пошла в спальню, из которой доносились вполне понятные звуки. Дверь была немного прикрыта. Я распахнула ее посильнее и остановилась на пороге. Ну что могу сказать? Смотреть намного хуже, чем участвовать. Неэстетично как-то. Муж извивался внизу, а наверху темпераментно скакала какая-то блондинка. Я покашляла и сказала: - Вот в гостинице я бы не увидела. А так ничего. Динамичненько. Вы не стесняйтесь, продолжайте.

И двумя пальцами бросила их одежду к кровати.

Муж тут же дернулся с перекошенной и красной физиономией. А блондинка, не слезая, развернулась. На меня смотрела сестра Марина.

- Не так уж я была не права. – Отмерла от удивления я. – Ты под каждое начальство ложишься?

- Ты! – завелась сестра. – Ты всегда лучше всех! Самая умная, самая честная, самая справедливая! Но меня, а не тебя, недотепа,  любит мой Сенечка! – растянула в улыбке свой большой рот.

- Сенечка, ты любишь ее? – как к душевнобольному, обратилась к мужу.

- Света, это не то, что ты думаешь! – пытался скинуть ее с себя Семен.

Мой когда-то красивый и безупречный идол. Я смотрела на него и не понимала, что такого нашла в нем, кроме внешности? Одни Игнатьевы чего стоят! Я рассмеялась: с моих глаз спала пелена, и стало легко до тошноты.

- Что ты смеешься? Это ты виновата со своей дурацкой школой! Сидела бы дома, как Тамарка! И ничего бы этого не было! – проорал Семен.

- Слышишь, Мариночка, Тамаре Игнатьевой соответствовать сможешь? Губы силиконовые хочешь? А попу? – меня душил смех. Истерика, наверное.

Маринка вскочила с кровати и подлетела ко мне: - Чего тебе еще надо, малявка? Чтобы он перед тобой ползал, вымаливая прощение? А не будет этого! Он подает на развод!

Я отодвинула ее рукой и посмотрела на Семена: - А у предпринимателя и крутого бизнесмена свое мнение есть? Хотелось бы выслушать.

- Не слушай ее, Сенечка! – Маринка снова запрыгала по кровати, но теперь вокруг любовника. – Она хочет разрушить нашу любовь! Я не отдам тебе его! Он мой!

Мне хотелось побыстрее закончить эту мелодраму.

- Семен. Я жду ответа. – лаконично сказала я.

Тот подумал и выдал: - Девочки, вы же сестры! Не надо ругаться. Давайте жить втроем.

- Чего? – одновременно выдали мы.

- Семен. Извини, но жить с тобой после нее, - я показала на Марину, - все равно, что надеть второй раз использованный презерватив. Извини еще раз.

Маринка судорожно натягивала белье. Семен молчал.

- Я сама подам на развод и буду искать квартиру. Но несколько дней, голубки, вам придется побыть порознь. Пока здесь живу я. Уйду – делайте, что хотите. - Я вышла из спальни и обернулась. – Но пока я здесь – чтобы духу твоего, Марина, не было!

 Ответом мне стала хлопнувшая входная дверь. В квартире стало тихо.

Я поставила чайник и достала конфету. Есть ничего не хотелось. Подумав немного, вытащила из сумки телефон. Я учительница. И у меня много учеников. Я посмотрела записную книжку. Вот. Семеновы Игорь и Алексей. Братцы – застройщики. Им и позвоню.

Вопрос с квартирой решился на удивление быстро. Мне на выбор предложили две однушки: потрепанную жизнью и людьми с газовой горелкой в старой постройке и совершенно новую, но на первом этаже в госпитальном поселке и, к сожалению, далеко от школы. Я подумала про Бортниковых и огорчилась. Квартира мне понравилась, но старшего видеть не хотелось, а младший скоро уедет, а я, возвращаясь домой, все время буду думать о нем. Но в рухляди без капитального ремонта жить не хотелось совсем и, снова взвесив все за и против, я купила однушку на первом этаже. За домом в метрах ста колыхался елками лес. За лесом – полигон и военная часть. Здесь живут много семей офицеров, сказал мне Алексей Семенов. Чужие сюда не забредают, ибо далеко. Свои не бузят. Даже школа здесь есть. Может, со временем, перевестись сюда? Интересно, почему Ванька тогда ездил к нам? Ведь ни разу не спросила!

Семеновы скоренько все оформили, и через два дня я перевозила мебель: пианино, диван из гостиной, гитару, компьютер и книги. Остальное было не моим.

Иван писал мне несколько раз в день. Где они были, что видели, во что вляпались. Им было хорошо, и я радовалась. Те, кто хотел учиться там, съездили в выбранные учебные заведения и подали заявления. Думаю, Иван поступит на бюджет. А завтра я его увижу! И будет ему сюрприз!

В промежутках между беготней по оформлению квартиры и переездом, заехала в ЗАГС и подала заявление. Детей у нас с Семеном не было. Делить нечего. Марчик мой был куплен еще до свадьбы. Квартира его. И я на нее не претендовала. Мать мне не звонила месяца три. Интересно, она в курсе приключений любимой дочушки? В любом случае, она ее будет оправдывать. Семен попытался пару раз поговорить со мной и объяснить, что в их среде разводы отрицательно сказываются на бизнесе: типа если партнер не состоятелен, как муж, то и в делах может… Я ответила, что мне нет дела до его дел, но если хочет выяснить отношения, можем пересечься на нейтральной территории. В кафе, например.

Через два часа я сидела под тентом летнего кафе недалеко от Семенова офиса. Мой прекрасный, почти бывший муж был, как никогда, пунктуален. Трезвый, бритый, черные глаза непривычно светятся радостью.

- Привет, Светуль. – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. Я немного поморщилась. Что ни говори, и как не думай, было обидно. Ведь случилось и у нас с ним много хорошего за эти пять лет! Сел рядом за столик – такой родной облик, но уже чужой мужчина!

Я улыбнулась: - Здравствуй, Семен!

- Ты прекрасно выглядишь в этом летнем сарафане!

- Пошла в отпуск на днях. Отдыхаю и душой, и телом.

- Свет, прости меня. Мне кажется, ты погорячилась! – он нагнулся ко мне и прошептал, чтобы не слышали окружающие: - Все мужики ходят налево, понимаешь?

- Только не все водят домой своих баб. Пойми, Семен, дом – это территория женщины, жены. Несанкционированный доступ чужим, не приглашенным хозяйкой, дамам туда строго запрещен. Задача мужчины – охранять покой своей женщины и ее ареала обитания. Ты нарушил это правило и мне, в силу женскойпсихологии, остается два выхода. Первый: драться за свое место. Второй – уйти. Семен, куча самок бывает в стае, но не в человеческой. И делить территорию, а тем более, драться за нее, выполняя мужские обязанности и портя себе нервы, я не хочу.

- Но мы же любили друг друга!

- Любили – слово ключевое и стоит в прошедшем времени. Ты не заметил?

- Свет, чего тебе надо? У тебя куча украшений!

- Я оставила их в сейфе. Отдашь очередной пассии. Может, она будет лучше соответствовать тому статусу, к которому ты стремишься.

- А ты не стремишься? Или хочешь быть бедной, но честной дурой?

- Семен. Что ты хочешь от меня?

Он отвалился на спинку стула и оглядел меня с головы до ног.

- Хочу, чтобы у меня была самая красивая жена, которая вращается в светском кругу, а не бегает за оболтусами по школе, заставляя их сдавать контрольные.

- Семен, мы обсуждали этот вопрос пять лет тому назад.

- У меня поменялся статус! Я вхож в топ-двадцать самых успешных предпринимателей нашего города!

Я встала: - Прости, Семен. Ты красивый и успешный мужик. Любая женщина будет рада тебе соответствовать. Но не я. Не мое это. Прости еще раз. – Я грустно улыбнулась. – Просто я – это не то, что тебе требуется на данном этапе твоего пути. Только поэтому мы расходимся. И, знаешь, я всегда буду тебе благодарна за вечерний фиолетовый снег в закатных Альпах. Это самое потрясающее, что я видела в своей жизни.

Семен тоже встал и взял меня за руку: - Мне очень жаль, что ты не хочешь быть со мной. Я это давно почувствовал. Наверно поэтому и проводил время с другими. Ты закрылась. Ушла в сторону. Мне было очень досадно. Я делал для тебя все, что мог.

- Семен,  я этого не заметила. Ты делал для меня то, что считал выгодным для себя, а интересует ли это меня, ты не спрашивал. Ты заставлял меня принимать участие в мероприятиях, которые мне казались просто пародией на жизнь, каким – то дурным фарсом. Наряжал в безделушки, как новогоднюю елку, даже не поинтересовавшись, нужно ли мне все это.

- Свет, ты не говорила.

- Говорила, но ты не хотел замечать. Мы жили рядом, но друг друга никогда не слышали.

- Свет, давай ты меня простишь, и мы снова попробуем… Возвращайся, мне тебя так не хватает!

- Нет, Семен. Все зашло слишком далеко. Марина…

- Я ее уже уволил. Мне не нужна подстилка.

- Семен, из памяти это не вытряхнешь. Тебе не понравится еще что-нибудь во мне, и ты притащишь какую-нибудь Наташу, Машу…Прости, Семен, но – нет.

- Свет, давай поступим так. – Он потер в раздумье нос. Такой до боли родной жест! Сердце сделало скачок. – Поживи одна. Можем даже развестись. Остынь, подумай. Все взвесь. Надумаешь – возвращайся, обсудим взаимные условия. Можем даже расписать в подробностях.

Сердце упало в пропасть, и место в моей душе, которое до сих пор и вопреки всему, занимал Семен, стало свободным.

- Прощай! – я улыбнулась, оставила на столике деньги за свой кофе и, не оборачиваясь, пошла к машине. Он опять меня не услышал. Где там моя квартирка? Захотелось поплакать.

Следующий день встретил меня ярким и теплым солнцем, бьющим в незанавешенное окно моей комнаты. Надо на днях обзавестись какой-нибудь мебелью и чем-то солнцезащитным. Настроение было замечательным! Ванька написал, что поезд подъезжает к нашему городу. И, самое главное, все три класса были в полном составе! Не потеряли ни одного бойца. Я спросила, надо ли его встретить, все-таки от вокзала до поселка госпиталя достаточно далеко. Он ответил, что приедет отец, и спрашивал, когда увидится со мной. “Освободишься, сообщи”. – написала ему я. Надо купить тортик. Все равно Ванька узнает, где моя квартира и увяжется за мной посмотреть. Так хоть заодно новоселье отпразднуем. С этим  радужным настроением я дошла до магазина и накупила каких-то не требующих приготовлений полуфабрикатов. Так как плиты и духовки у меня еще не было. Только электрический чайник и две старые чашки. И одна тарелка. Завтра с утра займусь покупкой бытовой техники, посуды и мебели. Срочно!

Иван позвонил мне в два часа дня: - Светлана Васильевна! – раздался в трубке ликующий голос, как будто не виделись сто лет. – Заезжайте, я стою около дома и жду Вас!

- Жди, Ванечка, - ехидно отозвалась я. И пошла пешком. Два дома пройти – это не много.

Высокого Ивана в стильных солнечных очках, в серой майке и светлых льняных брюках я увидела сразу. Какой же он красивый мальчик! Все тетки и девчонки оборачиваются! Я даже загордилась. Он стоял ко мне спиной и смотрел на дорогу. Я подошла сзади и слегка дотронулась до его локтя. Он резко развернулся и увидел меня. Словно неверя своим глазам, сдернул очки: - Светлана Васильевна… - выдохнул он и неожиданно прижал меня к себе. – Я так соскучился!

- Вань, ты чего? Ты чего? – пыталась выдернуться я из его сильных ручек. Не выдралась. Ручки оказались сильней и настойчивей. Он прижал мою голову к своей груди, и я услышала, как часто бьется его сердце.

- Вань, отпусти! Люди смотрят! Неудобно! – промычала я.

Он, не выпуская моих рук, отстранился: - Вот все вам неудобно, все не по правилам! Светлана Васильевна! Я же скучал! И Вы по мне тоже! Я знаю. – он погладил меня по голове, как маленькую. – А где Ваша машина?

- Через два дома, на стоянке.

Ванька поднял брови: - Почему? Мы никуда не едем?

- Мы, Ваня, идем. Я хочу тебе кое-что показать.

И мы пошли. Руку мою он так и не отпустил.

Пройдя один дом и половину другого, я завела его в подъезд, подошла к двери и открыла ее своим ключом: - Вот здесь я теперь живу. Проходи.

У Ивана на лице расцвела счастливая улыбка: - Правда?

- Да Ваня, правда.

- А муж? – аккуратно поинтересовался он.

- В процессе развода.

- О, да! – прищурил парень свои необыкновенные глаза. – Значит, еще немного, и Вы свободны?

- Типа того. Я тут тортик на новоселье купила…

Договорить не успела, так как была схвачена Ванькой и подброшена под потолок, поставлена на ноги и поцелована в макушку.

- Так это все дело меняет! – Серебрился глазами Иван. – Вы даже не представляете, насколько!

Он быстро оглядел мои три с половиной предмета обстановки.

- Я только позавчера переехала… - стала оправдываться я. – Ничего купить не успела. Вот, завтра собралась…

- Так. – Ванька что-то соображал. – Сидите дома, никуда не уходите. Я через час вернусь. Обещаете?

- А ты чего задумал? – с подозрением спросила я. – Не надо ничего делать!

- Вы обещаете никуда не уезжать? Или мне ключик забрать? – Парень протянул руку к висящему на крючке автомобильному ключу.

- Обещаю. – сдалась я.

- Я быстро! – сказал Иван и скрылся за дверью.

Прождала я минут сорок, когда услышала  громкий стук в дверь. Звонок я тоже еще не купила. Надо не забыть вместе со светильниками посмотреть в электротоварах. Я открыла дверь и увидела огромный куст белых роз. Иначе, наверно, не скажешь. Куст протиснулся в дверь, и за ним я узрела Бортниковых. Обоих. Розы были в руках Александра Ивановича, огромная ваза – у Вани. Они оба смотрели на меня своими чудесными глазами и улыбались.

- Проходите, - сказала я. – Только смотреть еще не на что. И сидеть не на чем. Тортик на новоселье есть и его надо съесть. – Я пропустила их в коридор и развела руками. Александра Ивановича я не ждала, но не хотелось портить Ване настроение своими капризами. Да и ни к чему это.

  Ванин отец, не отрываясь, смотрел на меня. А он действительно сильно похудел. Даже лицо осунулось. Только глаза остались прежними: острыми и пронзительными.

- Ничего, - наконец хрипло проговорил он. – Вы давно здесь живете?

- Два дня. – сказала я. – Вот как-то так скоропостижно получилось, что даже ничего не успела толком приобрести. Завтра поеду. – начала оправдываться я.

- Сказали бы мне, я бы помог.

- Да мы не настолько близко знакомы, чтобы я со своими просьбами к Вам приставала. Да и мне бывшие ученики помогли. Перевезли вот.

- Пап. Она всегда такая! Я ей так обрадовался, а она пищит: “неприлично!”. Светлана Васильевна, розы я поставил в воду, а новоселье справлять у Вас действительно не на чем. Идемте к нам!

Я беспомощно посмотрела на отца этого, не замороченного предрассудками, юноши. Но тот, к моему изумлению, обрадовался: - Да, идемте, идемте к нам!

Пришлось брать тортик. Ключи у меня отнял Иван, сказав: - Вы идите, я закрою и догоню!

Мы вдвоем с Александром Ивановичем вышли из подъезда на улицу. Дул теплый, уже июльский, ветер. По голубому небу бежали легкие белые облака. Березки на газоне шумели зеленой листвой.

- Как живете, Светлана Васильевна? – неожиданно спросил Бортников-старший.

- Хорошо. – Улыбнулась я. – Лето, тепло, отпуск. Что еще желать от жизни? А Вы?

Он посмотрел мне в глаза: - Я прошу прощения за свою грубость в Новогоднюю ночь. Я сильно был неправ. Вы меня простите? Я могу надеяться, что вы сможете забыть, как глупо я себя вел? – он осторожно взял меня за руку и поднес к губам. Мы остановились.

- Александр Иванович! Я не буду ничего обещать, но попытаюсь.

- Вы мне не доверяете?

- Я не доверяю никому.

- Почему?

- Все, кому я доверяла, в конце концов, меня обманывали. Не хочу разочаровываться опять.

- Я не хочу от вас ничего требовать, и заставлять мне верить. Просто… не отталкивайте. Вы согласны?

У меня закружилась голова от этих бездонных прозрачных глаз. Я смотрела в них и падала, падала…

- Попробую. – Выдавила из себя я хриплым шепотом. Меня затрясло от этого невысказанного напряжения. Александр Иванович поцеловал мою ладонь и приложил к своей щеке, как когда-то сделал его сын на Новогоднем балу.

- Спасибо за надежду, Светлана Васильевна!

Ванька нас нагнал, когда мы уже подошли к их подъезду. В руках у него была моя гитара.

На стол я собрала быстро. Кое-чего Иван докупил, сбегав в ближайший магазинчик. Александр Иванович порылся в кухонном шкафу и вытащил на свет бутылку крымского белого вина. Уже свечерело, пока мы бегали туда-сюда, но солнышко, опускаясь  все ниже к горизонту, еще ярко освещало наш двор и ближайший лесок. Жара уже ушла, и от зеленых деревьев веяло прохладой. Мы расположились за широким деревянным столом с фигурной столешницей на кухне у раскрытого окна.

Бортников-старший распечатал  бутылку и разлил вино по бокалам.

- С новосельем, Светлана Васильевна!

- Спасибо, - улыбнулась обоим я. Мы выпили вино и захрустели свежими салатами. Я вытащила из духовки запеченную рыбу и разложила по тарелкам мужчинам. Они дружно набросились на ароматно пахнущий деликатес. Александр Иванович ел как женщина, у которой только закончилась диета, то есть, всё и помногу. На тарелке возвышалась небольшая, но мощная горка из различных вкусностей. Ваня с улыбкой в глазах искоса посматривал на отца. Мы еще выпили.

- Светлана Васильевна! – вдруг сказал Ваня. - А спойте нам что-нибудь!

Его отец, мне показалось, испуганно дернулся. Но Ваня коротко взглянул и тот успокоился. Я ничего не поняла из их странных переглядываний, но спеть не отказалась.

- Гитару неси, Вань. Что петь будем? Русское, родное?

- Шумел камыш, деревья гнулись… - с хохотом подтвердил Иван.

- Не обессудьте. – Я подстроила гитару и запела: “Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была…” Мужчины подхватили. Оба Бортниковых пели каким-то мягким, обволакивающим и утягивающим в фантазии, баритоном. Мне понравилось. Мы спели еще и еще. Промочили связки вином. Ванька принес флейту. Ту, которую ему подарил Иннокентий Кириллович. Флейта вела мелодию, я расцвечивала ее гитарным перебором. Получалось красиво.  Вот Иван положил флейту после очередной песни и сказал: - Моему папе нравится одна старая песня. Она называется “Эхо”.- Он немного наиграл мелодию. – Вы ее знаете?

- Споем? – улыбнулась я Бортникову-старшему. Тот немного побледнел и кивнул головой сыну. Тот взял у меня гитару и заиграл вступление. Александр Иванович и я запели: - Покроется небо пылинками звезд и выгнутся ветки упруго. Тебя я услышу за тысячи верст… Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга… - Мы смотрели, не отрываясь, глаза в глаза. Я боялась, что он вспомнит про умершую жену и расстроится, замкнется в себе.  – И мне до тебя, где бы я ни была, дотронуться сердцем не трудно. Опять нас любовь за собой позвала. Мы – нежность, мы - нежность, мы вечная нежность друг друга. – Пела я под Ванин аккомпанемент. Его отец молчал и все также смотрел на меня. – И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю, с тобой не расстанемся мы. Мы память, Мы память. Мы звездная память друг друга… - допели мы уже оба и улыбнулись. Я облегченно: не расстроился.

За окном раздались аплодисменты. Второй этаж – окно открыто. Слушай, кто хочешь! Я засмеялась и выглянула на улицу. Там стояло человек двадцать: пенсионеры, возвращающиеся с работы люди, собачники с псами… Какой-то парень крикнул: - Идите к нам, я еще одну гитару принесу, вместе споем!

Я оглянулась на Бортниковых. В Ванькиных глазах разгорались чертячьи искорки. Его отец протянул мне руку: - А Вы хотите?

- Давайте еще по бокальчику и пойдем в народ! – пожала я плечами. Праздник, в конце концов. Новоселье! Отметим громко.

Мы встали и пошли на улицу. Люди под березки принесли стулья и лавочки. Пока мы устраивались, собачники увели собак и вернулись снова. Тот парень с гитарой пришел не один. За ним притопал его друг. С аккордеоном. Мы расселись. Концерт начался. Пели мы по очереди и вместе. Играли тоже по очереди.

Солнце почти ушло за горизонт. Было около одиннадцати вечера. Стало прохладно. Кто-то из людей уже ушел домой, кто-то только присоединился. Я поняла, что устала.

- Может, на сегодня все? – спросила я Бортниковых. Ванька посмотрел на меня так, как будто я отняла у ребенка конфету.

- Нет. – Ответил он. – Я хочу спеть для Вас, Светлана Васильевна, одну песню. Но не от своего лица. Хотя я Вас тоже люблю. Песня Лайонела Ричи “Hello”. Для Вас.

I`ve been alone with you inside my mind

And in my dreams I`ve kissed your lips a thousand times

I sometimes see you pass outside my door

Hello, is it me you`re looking for

“Я оставался наедине с тобой в своих мыслях. В своих мечтах я целовал твои губы тысячу раз. Иногда я вижу, как ты проходишь мимо моего дома. Привет, я случайно не тот, кого ты ищешь?”

….Cause you know just what to say

And you know just what to do

And I want to tell you so mach, I love you…

“Ты знаешь, что сказать, и знаешь, что сделать. Я очень сильно хочу тебе сказать: я тебя люблю…”

  ….Tell me how to win your heart

For I haven`t got a clue.

But let me start by saying, I love you…

“Скажи мне, как завоевать твое сердце, я не имею понятия. Но давай я начну словами: Я тебя люблю…”

Мои губы улыбались, а сердце плакало. Ну что я могу сделать?

Умный Ваня все заметил и тут же заполнил паузу: - Дамы и господа! Концерт окончен. Пожертвования в фонд любителей зеленых елочек прошу заносить в сорок пятую квартиру!

Мне после этих откровений хотелось забиться на диванчик и выключить свет.

Люди начали разбирать свое имущество. Ванька вручил мне гитару, а своему отцу ключ от моей квартиры.

- Мы с ребятами еще прогуляемся. Можно?

- Недолго. Помнишь, что хотели сделать завтра?

- Папа! – возмутился полуночный гулена. – Через минут сорок буду!

И умыкнулся с ребятами в сторону улицы. Мы с Александром Ивановичем остались.

- Давайте, уберу со стола, и Вы меня проводите. – Предложила я.

- Давайте, я Вас провожу. – Усмехнулся Ванин отец и протянул мне руку ладонью вверх: - Гитару отдайте!

Мы шли рядом. Наступила теплая и тихая ночь. По черному небосклону рассыпались яркие звезды. Мы завернули за дом и пошли по дороге к лесу. Оттуда пахло сыростью и нагретой за день хвоей. Недалеко от дороги лежало толстое и длинное бревно.

- Присядем? – пригласил Бортников. Я села на сухую и шершавую кору. Александр Иванович опустился рядом. Я молчала, молчал и он. Я почувствовала, что уже хочу в кроватку и тихонечко зевнула. Бортников заметил: - Вы устали, пойдемте! – он поднялся и подал мне руку. Я протянула навстречу свою. Моя была холодной от ночной сырости и от волнения. Его рука была теплой и сухой.

- Вы замерзли совсем, что же молчите? Можно простудиться! – выговорил мне мужчина.

“А так все начиналось…”- подумала я и сказала: - Да, извините, день был насыщенным и уже хочется спать.

И я пошла быстрым шагом в сторону домов. Александр Иванович растерянно топал сзади. У моего подъезда он протянул мне гитару и ключ: - Спокойной ночи, Светлана Васильевна!

- Спокойной ночи, Александр Иванович. – Сказала я и повернулась к нему спиной.

- Я так счастлив…- прилетели мне вслед тихие слова.

Утро следующего дня было неожиданным. Я только разодрала глаза после вчерашнего, как зазвонил телефон и Ванин бодрый голос мне поведал: - Доброе утро! Через пятнадцать минут мы будем у Вашего подъезда.

- Зачем? – опешила я.

- Мы едем заказывать мебель! – объяснил Иван и отключился. Да. Против Вани не попрешь. Себе дороже. Я одной рукой ставила чайник, другой – чистила зубы. Через пятнадцать минут, вполне готовая к подвигам, я стояла у подъезда. От угла дома на меня неотвратимо надвигался черный джип.

Ваня вылез из передней дверки и придержал ее: - Садитесь, Светлана Васильевна! Карета подана!

- Может,  сзади? – робко попыталась возразить я под перекрестным взглядом одинаковых глаз.

- Вань, подсади леди! – отдал приказ Бортников-старший.

Ванька легко обхватил меня за талию и поставил на коврик у пассажирского сиденья рядом с отцом. Я села. Ваня мне подмигнул, захлопнул дверь и прыгнул назад. Мы поехали.

- Как спалось? – просунул свою мордочку между сидениями Иван.

- Хорошо! – искренне ответила я.

- Я же говорил! – неизвестно о чем отозвался парень.

Его отец молча посмотрел на меня и улыбнулся. Вот теперь узнаю того самоуверенного и властного мужчину, с которым познакомилась в декабре. Глаза сверкали, одежда сияла новизной, а выбритый подбородок пах дорогим одеколоном. Ванька, как всегда, смотрел на нас обоих.

- Сейчас мы поедем в торговый центр и купим там все-все! – обрадовал меня он.

- А ничего, что Вы не на работе? – спросила я Александра Ивановича.

- У меня на сегодня нет плановых операций. А административными делами и без меня есть кому заниматься, Светлана Васильевна.

- Я рада, Александр Иванович! – честно призналась я.

- Послушайте, вы, умные взрослые люди! – вдруг хитро улыбнулся Иван. – Вам, таким правильным и вежливым, еще не надоело язык коверкать: Светлана Васильевна… Александр Иванович! Может лучше просто: Светлана и Александр? Просто боюсь, что пока на Свету и Сашу вы не согласитесь. А?

Я засмеялась и сказала: Алекса-н-д-р…

Ванька откинулся назад и захохотал.

Бортников- старший повернул голову ко мне и оскалил зубы: - Светик-семицветик!

Иван сзади уже похрюкивал.

Мы докатились до торгового центра и припарковались недалеко от входа. Ванька помог вылезти мне наружу: недолго думая, дернул за ладонь и поймал в объятья своих длинных рук.

- Смотри не задуши! – со смешком откомментировал его отец.

“Прогресс, однако”- про себя подумала я.

И мы, смеясь, вошли в большой торговый центр. В первую очередь я выбрала себе кухню: шкафы, столики, плиту, вытяжку, новую мойку под столешницу, духовой шкаф и холодильник. Каждая нормальная женщина знает, какое это счастье – кухня твоей мечты. Вот эту мечту я и пыталась реализовать. С доставкой и сборкой. Когда пошла расплачиваться к кассе, Ванька схватил меня за локти, развернул к себе лицом, а туда спиной, и стал показывать какую-то дизайнерскую полочку под цветочки.

- Вань, мне нужно функциональное помещение, а не оранжерея! – пыталась отбиться от него я. Он строил мне чертячьи гримасы и вспоминал новогоднюю елку. А потом вдруг резко отпустил мои руки и посмотрел через мое плечо. Я развернулась и увидела Александра, отходящего от кассы и убирающего в барсетку платежную карту.

- Обманули, да? Александр Иванович, ну зачем? У меня есть деньги! – подошла я к мужчине.

- Вы мне тоже подарили дорогой подарок, должен же я Вас отблагодарить? – улыбнулся он.

- Знаете, - зашипела я тихо, - я делала Вам подарок от чистого сердца, от огромного уважения к Вашему таланту, а Вы… отдариваетесь. – Я махнула рукой и вышла из стеклянных дверей магазина. Настроение резко упало и ничего больше не хотелось. Александр Иванович недоуменно смотрел, как я ухожу, а Ванька сразу бросился следом и обнял меня за плечи: - Светлана Васильевна! Вы – самый милый и добрый человечек, которого я знаю,- зашептал он мне на ухо своим бархатным голосом. – Просто отец неправильно выразил свою мысль, простите его! Он очень хотел сделать Вам приятный подарок, тот, который на самом деле Вам необходим. Он так радовался, что мы все вместе едем за покупками! А этими словами он просто еще раз Вас поблагодарил за ту мечту, которую Вы ему подарили! Знаете, - продолжал, обнимая, удерживать меня от бегства этот чудо-переводчик с папиного языка на женский, - отец не расставался со своим саксофоном ни на один день. Вечерами, после работы, он запирался в кабинете и играл. Я приходил за ним и слышал… Простите его, он и вправду не хотел Вас обидеть!

Я подняла глаза на Ваньку: хитрый и обаятельный чертенок! Трудно будет той девушке, которую он выберет подругой! Или, наоборот, легко? Но она никогда не будет скучать, это точно!

Сбоку подошел Ванин отец: - Я чем-то обидел Вас? – глаза у него потухли, и осунулось лицо.

Я положила свою ладонь на сгиб его локтя: - У женщин это бывает, Александр Иванович! Потом проходит. Идемте дальше. Нас где-то ждут стол, полочки и стулья!

Он взял другой рукой мою ладонь и поцеловал: - Я постараюсь научиться понимать. Спасибо!

Глаза его снова мягко засветились. Ванька, отрегулировав процесс, и зорко поглядывая за нами, закрутился вокруг: - Света… Саша…Папа! Ты не в больнице! Света! Ты не в школе!

Александр нахмурился, а у меня глаза полезли на лоб: - А ничего, что я не давала разрешения себя так называть?

- Ну так дай! – улыбнулся, блеснув зубами, и, опять наклонившись ко мне, прошептал: - У меня есть папа Саша, ты будешь – мама Света!

Я поманила его пальцем наклониться пониже и прошептала: - Ну ты и жук, сынуля!

- Да, я такой! – он выпрямился и подцепил меня под руку с другой стороны. Теперь я оказалась плотно зажата обоими Бортниковыми, которые и не думали меня отпускать. А в душе расцветали розы…

Мы заказали и приобрели все, вплоть до карнизов и занавесок. Тарелки, кастрюли, столовые приборы, полотенца… Их не замечаешь, когда они есть. И как горько сожалеешь об их отсутствии! Доставка ожидалась только завтра, поэтому готовить еще было негде и, заехавши на рынок, мы выгрузились у дома Бортниковых. Ваня с отцом несли сумки с продуктами, а я открывала им двери. Скоро в большой кастрюле забулькал ароматный суп, в духовке запекалось мясо, на плите варился рис для гарнира, а Ванька стругал овощи для салата. Александр Иванович накрывал на стол.

Когда мы пообедали, я сделала робкую попытку улизнуть к себе, но Иван усадил меня на диван, и сам привалился рядом под предлогом “А давайте поговорим о Франции по-французски”. Кончилось все тем, что как тогда, на даче, он разлегся под моим боком, и засопел. Я не возражала.

- Он сегодня рано встал, чтобы успеть побегать по лесу перед нашим выездом. Старается поддерживать форму. – Объяснил его отец, который сидел в кресле рядом и нежно смотрел на нас. Или сыто? Ну вот почему он себя довел до такого состояния?

- Александр, скажите, у Вас на работе проблемы? – негромко поинтересовалась я.

- Нет, - улыбнулся мужчина, - с чего Вы так решили, Света?

- Вы сильно похудели. Вот я и подумала…

- Нет. Это, знаете, - он пригладил рукой свой светлый ежик, подбирая слово, - иногда случается. Так же, как и у женщин. Но мы постараемся все же друг друга понять?

- Попробуем. – Улыбнулась я. – Знаете, меня как-то заинтересовало, а почему Ваш сын пошел в нашу школу, это ведь далеко от вашего дома?

Бортников-старший усмехнулся: - Когда я приехал в ваш город, меня пригласили на прием к мэру. Сами понимаете, город существует, в-основном, за счет полигона, семей военных. И строительство именно здесь большого военного госпиталя подразумевает, что финансирование городского бюджета из федеральной казны будет только расширяться. Вот поэтому со мной решило познакомиться городское руководство. Захожу я в кабинет вашего мэра. Там за столом сидят такие важные чиновники! И оценивающе смотрят. Я на них. Потом, гляжу, поднимается мужичок, сидящий во главе стола, и орет: “Сашка! Друг, сколько лет, сколько зим!” Оказалось, с вашим градоначальником я учился в одном классе. Он тоже питерский. Представляете? Сразу высокое собрание было выдворено за дверь, мы выпили коньячку, поговорили за жизнь. Вспомнили одноклассников. Я рассказал ему про Ивана, а он посоветовал вашу школу. Сказал, самый большой процент поступивших в вузы именно у вас. Очень хвалил директора, говорил, ответственный мужик. И сильный педагогический коллектив. Вот так Иван оказался в вашей школе.

- А Подсосенки? Тоже мэр посоветовал?

- А что не так с поселком? По-моему, очень удачный вариант! Красивая природа…

Я улыбнулась: - Это местный элитный поселок. Для самых-самых своих.

- Вот как? А я думал, чего уговаривает?

Мы вместе посмеялись. Александр над мэром. Я – над мужем.

Тут Ванька опять пригреб рукой мои ноги.

- Никак не отвыкнет? – кивнула я на его руку.

- Это он на Вас так реагирует. Я не понимаю… - немного растерянно и, словно извиняясь за Ивана, тихо сказал его отец.

Я перевела разговор: - А завтра Вы работаете?

- Вы что-то хотели? – подался ко мне Александр Иванович.

- Завтра все привезут, надо сборку проконтролировать, все перемыть, по своим местам расставить…

Я не призываю мыть посуду, - испугалась я его реакции, - просто надо проследить…

- Свет, не волнуйтесь, мы с Ваней во всем Вам поможем.

- Светлана Васильевна, - спустя какое-то время позвал меня он, - у меня есть две недели отпуска. Я Ивану обещал его куда-нибудь свозить перед учебой. Хотите поехать с нами? Я послезавтра поеду на работу и все оформлю!

Сонный Ванька поднял темную лохматую голову и, не отлепляясь от меня, сказал: - Конечно, хочет. А куда мы едем?

Я пихнула его в теплый бок: - Вставай, карту доставай. Будем смотреть маршрут!

- Ура! – выдохнул он и, перевернувшись, боднул меня головой: - Мама Света, ты – лучшая!

Через час, после чая с конфетами в моем случае и с бутербродами в исполнении мужчин, мы разложили на столе карту. Хотелось побывать везде. В нашей стране столько красивых и необычных уголков! Старые российские городки с монастырями и кремлями, природные заповедники с чудесными растениями, реками и горами – выбор был огромным, но мы слишком ограничены во времени. То есть, надо было ехать, по возможности, недалеко. Мы подумали и решили прокатиться по европейской части России. А что у нас тут интересного? И самой заметной достопримечательностью на карте оказалась великая река Волга. Иван тут же залез в интернет, разыскивая маршруты и зачитывая их описание. Если попадались интересные фотографии, показывал. В конечном итоге мы остановились на поездке к Жигулевским горам. Судя по выложенным снимкам, там есть, где полазить и подъехать можно прямо на машине.

Ванька, просмотрев дорогу, бросил планшет на диван: - Мне понравилось. Вам понравится тем более. Маршрут проработаем вечером, а сейчас поехали за снарягой? – умильно улыбнулся нам этот непоседа.

- Вань, уже вечер. Пока мы доедем до центра, пока опять по магазинам… - ужаснулся Александр.

- А завтра мебель привезут! Пока соберут, поставят, все повесят, подключат, и мы все отмоем, уже будет ночь! – возмутился Ванька.

- Вот и хорошо. Послезавтра я выйду на работу, напишу заявление на отпуск, вернусь и мы поедем за снаряжением. А сейчас пока составим список необходимых вещей и продуктов. Вань, ты распишешь маршрут!

Список получился таким большим, что я засомневалась, а поместятся ли все эти вещи в нашу машину?

- Ничего, мам Свет, мы тебе сзади из сумок гнездо сделаем, поедешь с удобствами и в машине не потеряешься. – Определил мое место юный навигатор.

Мебель мне привезли с утра. Я позвонила Бортниковым, и они сразу пришли. Я оставила их контролировать процесс сборки, а сама ушла к ним в квартиру готовить завтрак. Через минут сорок мы поменялись: я пришла к себе, отправив их кушать.

Все расставили и собрали достаточно быстро. Бытовую технику подключали дольше. Но и этот вопрос часам к двум был решен. Я пощелкала телевизионным пультом, плитой и духовкой. В холодильник загрузила продукты, за которыми сбегал Иван.

- Вот, теперь можете жить совершенно спокойно, все у Вас есть. – улыбнулся Александр Иванович.

- Папа хочет сказать, что был бы рад пообедать у Вас. – невозмутимо перевел для меня Ваня.

Я рассмеялась.

- Давайте сделаем так. У меня, конечно, все есть. Но вы сами виноваты в том, что прикормили и приютили. Поэтому готовить я по-прежнему буду у вас. Если не возражаете.

Ванька подошел и обнял меня. Вопрос был решен, и мы дружно двинулись к их дому.

- А может, Вы уже к нам переедете? – спросила эта детская непосредственность. Александр покраснел и заулыбался. Я щелкнула Ивана по носу. Еле дотянулась. Скоро отца по росту догонит, а все глупости говорит! Но стало приятно.

Я готовила обед и напевала, мужчины сидели в гостиной и прокладывали маршрут, споря, в основном, о времени. Я высунула голову из кухни и сказала: - Мы же поедем по М-5? -

Те хором покивали головами. - Значит, будем проезжать через Сызрань. У меня там живет родной дядя. Брат моего отца. Точных координат не помню, но улицу, надеюсь, найду. Он одинок, жена умерла, дети разъехались. Давайте заедем, проведаем старика? Мы с ним не виделись больше десяти лет. Он замечательный человек и, если с ним все в порядке, то на денек остановимся и передохнем.

Мальчики согласились и внесли коррективы.

А еще через два дня, с раннего утра, как только взошло солнце, мы выехали в путь. Дорога то сужалась, то расширялась. В некоторых местах была просто отличной, а кое-где похожей на лунный ландшафт. Российские дороги… Что с этим поделаешь?

Периодически мы останавливались в разных кафешках на трассе. Грамотный Александр Иванович выбирал те заведения, где стояли дальнобойщики. Уж они-то точно знают, где вкусно кормят! А какую замечательную копченую рыбу мы купили в одном селе! Сначала объелись, потом выпили всю воду, которая была под рукой в салоне. А запах пришлось выветривать открыванием окон.

Я с удовольствием рассматривала проносящиеся пейзажи. Иван, вычитавший в интернете различную интересную информацию, с удовольствием взял на себя роль гида. Однажды я заикнулась о том, чтобы поменять Александра за рулем. Он сверкнул на меня глазами и промолчал. За объяснениями я повернулась к Ивану. Тот важно покивал головой и снизошел до меня: - Это означает, что ты покусилась на святое мужское дело, женщина!

Мы засмеялись. Проехали Пензу и затарились ящиком с водой. Здесь, за городом, давно, еще в десятом году, горели леса. Сейчас все вырубили, и густой когда-то сосняк зиял большими проплешинами. Вечерело, дорога стала пошире. Еще чуть-чуть и Сызрань. В городок мы въехали на закате и начали колесить по улицам. Название ее я помнила, но на тротуарах около высоких заборов никого не было и спросить было не у кого. Ванька стукнул себя по лбу и включил навигатор. Через пять минут я звонила в звонок у калитки. Изнутри раздались шаги, и дверь мне открыл пожилой мужчина, похожий на моего отца, такой, каким бы мог стать тот, доживи до этих лет.

- Дядь Толь! Я – Света, Вашего брата Василия дочка. Вы, наверное, помните, как мы к Вам приезжали?

Дядя Толя искренне улыбнулся и сказал: - Ну, Слава Богу, а то я звонил, писал после его смерти, а вы все не откликались. Заезжайте! – он пошел открывать ворота.

Я его спросила: - Мы можем у Вас остановиться на ночь? Не потесним?

- Да хоть навсегда, - улыбнулись его морщинки. Они с отцом были так похожи. Я вздохнула. Он заметил и переменил тему: - Твои мужики?

Ванька доставал из машины сумки, а Александр как раз подошел поздороваться и подал дяде Толе руку: - Александр.

- Я – Иван, - крикнул от машины Ванька.

- Идем в дом. – пригласил дядя. Александр Иванович взял одну из сумок у Ивана, и они пошли за нами. Нас разместили, и через час я ставила на стол поздний ужин. Дядя Толя принес бутылку: - За знакомство!

- Нам же ехать завтра! – в испуге отказалась я.

- Вы в отпуске? В отпуске. Поедете послезавтра. Только приехали и уже бросаете старика! Это неправильно. – Дядя Толя разлил по бокалам густую красную жидкость. – Это мое собственное виноградное вино. Пробуйте. Вкусно. Итак, за знакомство!

Через час мы сидели и вчетвером пели русские народные песни. А в открытые окна террасы лезли любопытные яблоневые ветки.

На следующее утро я проснулась рано. Через приоткрытое окно бил яркий солнечный свет. Я встала, надела сарафан и пошла в сад. Мне хотелось снова увидеть виноградные лозы, кусты смородины и подрастающие дыньки с арбузиками. Ну и, конечно, старые раскидистые яблони. Дядя Толя уже был там.

- Доброе утро! – поприветствовала его.

- Рано же ты поднялась! Солнышко разбудило?

- Да, красиво тут у Вас! Все осталось, как в детстве. Ничего не изменилось. – Я погладила пальцами резной виноградный лист. Виноградинки наливались светом и соком.

Дядя Толя повел меня вглубь участка: - А здесь растет одна замечательная яблонька… - сказал он. Я рассмеялась.

- Я так с нее замечательно упала!

- Да. Но яблочки на ней волшебные. Самые ранние. Сорви, попробуй!

Я сорвала красное спелое яблочко и откусила: - Сладкое!

- Нарви своим мужикам к завтраку. – Сказал он и посмотрел мне в глаза: - Хорошая у тебя семья, Светка. Я рад за тебя. Видно, что души в тебе не чают. Сейчас такое редко встретишь.

Я смутилась,  развернулась к яблоне и начала обрывать самые красивые плоды. Ну что тут скажешь?

На запах приготовленного плова пришли проснувшиеся мужчины. Дядя Толя опять принес бутылку, только с белым вином.

- По одной рюмочке, под мяско. – провозгласил он. Мы выпили, Иван отказался, но с удовольствием захрустел яблоками.

- Дядь Толь, - без церемоний начал расспрашивать ребенок, - а пляж тут есть?

- Да прямо, через парк, минут десять и выйдите. – объяснил дядя.

После завтрака Иван помыл посуду и потащил нас на пляж: - Ехали-ехали, а в Волге еще не купались!

Александр с сыном пошли, а я осталась, объяснив тем, что хочу побыть с дядей. На самом деле я еще не была готова перед ними раздеваться. Я боялась. Взглядов, прикосновений, отношений, в конце концов. Ванька с упорством локомотива тащил меня в свою семью. А мне было страшно. Страшно что-то недопонять, обидеть или обидеться. А еще того, что этот интерес ко мне может пройти бесследно, едва Иван уедет в Питер. Это он выбрал себе маму. Но не Александр жену. Я иногда украдкой посматривала на этого сильного и красивого мужчину. Да, он был одинок. Один воспитал сына. Но нужен ли был ему кто-нибудь в его одиночестве? Мне иногда казалось, что он злится на меня за то, что так далеко зашла в его личное пространство.

Я напросилась помочь дяде Толе с огородом. С удовольствием сидела и полола клубнику. Дядя обещал за мои труды к зиме прислать несколько бутылок своего ароматного вина.

- Дядь Толь, Вы приезжайте к нам сами. Я оставлю Вам телефон и адрес. На поезде это недалеко. Вам осенью делать будет нечего, приедете, я встречу.

Он пообещал. Мне даже как-то стало спокойнее. Словно выполнила данное отцу обещание.

На следующий день мы двинулись в сторону Жигулевска.

К моему большому изумлению, там нам удалось снять две вполне приличные комнаты, и в Жигулевские горы каждый день мы выезжали из этой нашей базы. Как же там было красиво! Широченная Волга с островами, высокие, сложенные из известняка горы, узкие мостики для туристов и захватывающие дух панорамы. И сосны, березы, ковыль. Мы побывали на Стрельной, полазили по Верблюду, спускались в штольни. Нет, наши туристы не могут просто придти и посмотреть на эту красоту. Обязательно надо пометить, что “здесь был Костя”. Лучше бы кустики метили, право слово. И не видно, и удобрение, опять же. Мы так налазились по этим горам, что у меня болели ноги, хотя до сих пор дружу со спортом. Ванька скалил зубы и дразнил слабачкой, хотя к вечеру выматывался и он. Хорошо, при гостинице был ресторанчик. На готовку сил бы не хватило. Сверху, на той стороне реки, мы видели Тольятти и какие-то села. Интересно. А еще мы купались в Волге у подножия этих гор. Мы нашли маленький и чистенький пляжик и загорали, сидя на песке. И меня все-таки раздели. Я отнекивалась, а Ванька подхватил меня на руки и в одежде понес в воду. Пришлось уступить силе. Все дни, что мы провели в окрестностях Жигулевска, были яркими и солнечными. Мы отсняли кучу фотографий и даже небольшой фильм о нашем крутом восхождении. Снимал, в основном, Ванька. Сказал, что возьмет с собой на память о лете в Питер. Мы позировали на скальных выступах и не возражали. В последний день наших волжских каникул мы еще раз поднялись на Стрельную. Иван оттуда сверху бросил горсть монеток: - Чтобы еще раз вместе вернуться. – пояснил он.

Утро следующего дня мы встретили в машине на трассе. Иван досыпал сзади, я сидела рядом с Александром Ивановичем.

- Вам понравилось? – спросил он у меня. Мы с ним до сих пор не могли определиться, как к друг другу обращаться, на “вы” или “ты”. В горах все было как-то проще и разговаривать на ‘ты’ выходило легче. А теперь мы возвращались назад, и сознание постепенно заполняли предстоящие будни.

- Спасибо Вам. Туда бы я одна точно не попала. – улыбнулась я ему.

- Иван через неделю уезжает. – вдруг сказал Александр. У меня сердце сильно бухнуло и на мгновение замолчало.

- Он мне не говорил… - растерянно ответила я.

- Не хотел расстраивать. Он хотел, чтобы в вашей душе остались только самые яркие впечатления!

По моей щеке скатилась предательская слеза. Я быстренько ее стерла.

- Как же так, ведь до начала учебы еще почти три недели!

- Надо оформиться, получить студенческий билет, книги, обжиться у бабушки с дедом, навестить родственников и друзей по той школе, да и этим помочь адаптироваться. Сами понимаете… Они уже купили билеты.

Я помолчала. Вот рухнул и еще один воздушный замок. Зачем ты  меня приручал, Ванечка? Да, я не смогла вовремя ответить ‘нет” этому ребенку, пусть уже совсем большому и самостоятельному. За что теперь расплачиваюсь и еще долго буду расплачиваться длинными и одинокими днями и ночами. Я сама виновата, ведь знала, чем все кончится, и все равно поддалась этим иллюзорным и несбыточным мечтам. “Соберись, Света. Ты сильная и умная.” – как молитву, твердила я себе. Машина неслась навстречу неотвратимому будущему, Ваня спал, Александр смотрел вперед, а я сметала в кучку осколки моего счастья. “Ни в коем случае не выдавать уныния. Надо держать лицо. Пусть мальчику останутся на память обо мне только самые светлые воспоминания. Это будет правильным.” – я улыбнулась своим мыслям. Десять часов почти непрерывной езды, и мы вернулись домой.

Я быстренько помылась и побежала к Бортниковым готовить ужин. Пусть все идет, как идет. И Ванька будет рядом еще неделю! Это прекрасно.

Мы каждый теперь каждый вечер садились в гостиной и пели под гитару. А Александр Иванович принес из госпиталя саксофон, и они с Ванькой на пару исполняли разные джазовые вещи. День у нас теперь складывался так: с утра Иван с отцом бегали в лесочке, я готовила им завтрак. Кормила. Отец уходил на работу, я везла Ивана в центр к друзьям, и пока они где-то ходили, покупала продукты и сидела в кафешке. Однажды, когда вышло время, зашла в ЗАГС и поставила в паспорт штамп о разводе. Позвонила Семену и поздравила его с тем, что он стал совершенно свободен. Он захотел увидеться. Мы снова сидели на летней веранде и пили кофе.

- Все-таки хочешь пожить одна? – спросил Семен. Все такой же красивый и привлекательный.

- Да. – улыбнулась ему я.

Он жадно смотрел мне в лицо, словно запоминая его черты.

- Ты загорела. Ездила куда?

- Да, по горам лазила.

- Вот как? А помнишь, в Италии…

- Да, спасибо. Как там Игнатьевы?

- Прогоняешь?

- Нет.

- Ты так далека…

- Не знаю, Семен. Наверно. А были ли мы так близки?

- Возможно. Или нет. Каждый человек одинок, Светка. И достучаться до его сути очень и очень трудно. Практически невозможно. Мы сделали эту попытку, и она не удалась. Я желаю тебе, девочка, счастья. И все-таки, не забывай. – он наклонился, поцеловал мне руку и ушел. Я грустно смотрела ему вслед.

Через полчаса прибежал веселый и довольный Ванька,  и мы поехали домой. После ужина я играла им на гитаре. Иван уже знал, что я знаю об отъезде, и старался проводить со мной больше времени. Вечером, на диване, он закладывался мне за спину, прижимался ко мне и слушал, как я пою и играю для него.

   Утро отъезда выдалось сырым и туманным под стать моему настроению. Еще вчера все Ванькины вещи были собраны и упакованы, нам осталось только взять их и сесть в машину. Я накормила его плотным завтраком и завернула с собой на всех бутерброды с ветчиной и сыром. Ванька забавлялся, представляя в лицах скорбь наших преподавателей от его отсутствия в школе в этом учебном году. Мы смеялись вместе с ним. Вот и перрон. Кроме Ивана, уезжают Костик Кузнецов, Наташа Дроздова, Тищенко и Терентьев. Весь костяк их компании так и шел за Иваном. Лица их родителей казались в этом жемчужно-сером свете какими-то потерянными и помятыми. Ребята наоборот, веселились и дурачились. Вот подошел поезд. В нашем городе он стоит всего десять минут. Мы похватали сумки и бросились к вагону. Ванька на секундочку обнял меня и, прижавшись щекой к моему лицу, выдохнул: - Я так люблю тебя, мама! – и уже из двери вагона: - Как приедем, обязательно наберу!

Поезд тронулся, у меня по щекам потекли слезы. Я стояла и смотрела вслед уходящему составу. Александр подошел сзади и прижал к себе: - Не плачь, Светик. Наш сын очень умный и взрослый человек. До вечера осталось всего каких-то одиннадцать часов, и ты его увидишь по скайпу. И он еще замучает тебя своими сообщениями!

И точно. И у меня, и у Александра почти одновременно пришли sms-ки. Мы, улыбнувшись друг другу, достали телефоны.

“Дорогая мамочка Света. Ты знаешь, что я тебя очень люблю. Но мой папа тебя тоже очень и очень любит, просто не умеет сказать и выразить это. Когда он первый раз увидел тебя на новогоднем балу, я сразу понял, что он, наконец, нашел женщину своей жизни. И я очень рад, что наши мысли и мечты совпали. Поверь его душе. Пожалуйста, мамочка!”

Я убрала телефон и посмотрела на Александра. Он улыбался.

- Какой все-таки замечательный у нас сын! – повторила я за Александром.

- Я знаю. – Сказал, глядя на меня прозрачными серыми глазами, мужчина. В его взгляде светилось неприкрытое счастье. – Поедем домой, Светка!