Наконец пришла любовь [Мэри Бэлоу] (fb2) читать онлайн

Мэри Бэлоу Наконец пришла любовь

Глава 1

Вернувшись в Лондон после пятилетнего отсутствия, Дункан Пеннеторн, граф Шерингфорд, не поехал в Клавербрук-Хаус на Гросвенор-сквер в особняк своей семьи, где теперь жил только его дед, а остановился на Керзон-стрит у своей матери, леди Карлинг. Сэр Грэм, ее второй муж, не пришел в восторг при виде пасынка, но, будучи привязан к своей жене, не захлопнул перед ним двери.

Впрочем, рано или поздно Дункан должен был явиться в Клавербрук-Хаус. Нежданно-негаданно, без объяснения причин его лишили средств к существованию, причем в то самое время, когда он наконец готовился к возвращению домой, в Вудбайн-Парк, поместье в Уорикшире, где он вырос и которое приносило ему неплохой доход уже пятнадцать лет после кончины его отца.

И собирался он не один. Вместе с ним решили ехать супруги Харрисы, служившие ему последние пять лет. Предполагалось, что Харрис займет должность главного садовника, освободившуюся весьма кстати в поместье. Но самое главное, четырехлетний Тоби очень хотел туда. В Вудбайне он считался бы осиротевшим внуком Харрисов. Узнав, что он будет жить в том месте, о котором Дункан рассказывал ему столько волнующих историй, Тоби пришел в крайнее возбуждение: воспоминания Дункана о детстве были почти сплошь счастливыми.

Но внезапно все планы Дункана пошли прахом, и он, оставив ребенка с Харрисами в Харрогите, поспешил в Лондон в надежде предотвратить катастрофу.

Единственное предупреждение поступило в виде официального письма, написанного твердой рукой секретаря его деда, не считая подписи внизу страницы, легко узнаваемой, несмотря на тот факт, что с возрастом маркиза Клавербрука она стала нетвердой и угловатой. Одновременно с этим уведомлением управляющий Вудбайн-Парка внезапно и зловеще замолчал.

После смерти Лоры четыре месяца назад необходимость скрываться в значительной степени исчезла, и Дункан счел своим долгом оповестить родных и знакомых об этом печальном событии. Так что все прекрасно знали, куда ему писать.

Казалось бессмысленным, что дед решил лишить Дункана содержания как раз тогда, когда в его жизнь вернулось хоть какое-то подобие определенности. В этом было еще меньше смысла, если учитывать тот факт, что как единственный внук и прямой потомок маркиза он был его наследником.

Так или иначе, но Дункан остался без гроша, лишившись возможности содержать тех, кто зависел от него, и самого себя, если уж на то пошло. Не то чтобы он очень беспокоился о Харрисах: на хороших слуг всегда имелся спрос. Или — о самом себе: он был молод и здоров. Но он не мог не беспокоиться о Тоби. А как же иначе?

Письмо, которое он написал деду, осталось без ответа. Отсюда его отчаянный бросок в Лондон — последнее место на земле, где он хотел бы оказаться, да к тому же в разгар сезона. А что еще ему было делать? Так что ему пришлось явиться лично, чтобы потребовать объяснений, вернее, попросить. Не родился еще человек, способный что-либо требовать от маркиза Клавербрука, никогда не отличавшегося мягким нравом.

Мать не смогла утешить Дункана. Она даже не знала, что он остался без средств к существованию, пока не услышала его рассказ об этом.

— Удивительно, дорогой, что дед не лишил тебя содержания еще пять лет назад, если у него вообще были подобные намерения, — заметила она, когда сын зашел в ее будуар утром, точнее, около полудня, ибо утренние часы не относились к любимому времени леди Карлинг. — Мы все ожидали, что он так и поступит. Я даже подумывала о том, чтобы пойти к нему и умолять не делать этого, но вовремя сообразила, что мое вмешательство могло подвигнуть его лишить тебя средств даже скорее, чем он собирался. Возможно, он лишь недавно вспомнил, что ты получаешь доход от Вудбайна. Осторожнее, Хетти, ты выдернешь у меня все волосы, и что я тогда буду делать? — Последняя реплика относилась к горничной, которая усердно расчесывала ее волосы.

Но дед Дункана не отличался плохой памятью, особенно когда дело касалось денег.

— Грэм говорит, что не намерен терпеть твое присутствие у нас больше недели, — добавила леди Карлинг, снова переключив внимание на сына, после того как расправила складки пеньюара, так чтобы они облегали ее фигуру самым выигрышным образом. — Он сказал это вчера вечером, когда ты приехал. Но пусть это тебя не беспокоит, дорогой. Когда мне нужно, я легко могу обвести Грэма вокруг пальца.

— В этом нет нужды, мама, — заверил ее Дункан. — Я не намерен задерживаться здесь надолго. Вот только поговорю с дедом. Не собирается же он оставить меня без гроша?

Но он всерьез этого опасался. И похоже, мать разделяла его опасения.

— Я бы не поставила против этого и десяти гиней, — сказала она, потянувшись за румянами. — Твой дед — упрямый и своенравный старик. Я просто счастлива, что он не является более моим свекром и мне не приходится делать вид, будто я его обожаю. Передай мне, пожалуйста, кисточку для румян, дорогой. Нет, не эту — другую. Хетти, сколько раз нужно тебе повторять: расставляй мои косметические принадлежности так, чтобы я могла до них дотянуться, пока ты занимаешься моими волосами. Ты, наверное, думаешь, что мои руки необычайно длинные и достают до колен?.. Представляю, как бы это выглядело!

Дункан подал матери кисточку для румян и вышел из комнаты. Он никак не мог решить, что больше соответствует семейному визиту: отправиться в Клавербрук-Хаус без предупреждения или отправить записку с просьбой принять его. Если он явится лично, его, возможно, ждет унизительный отказ от чопорного дворецкого маркиза, если, конечно, Форбс все еще занимает эту должность. Наверное, он почти такой же древний, как его хозяин. С другой стороны, если он напишет письмо, оно может пожелтеть от времени, прежде чем секретарь деда удосужится прочитать его.

Итак, орел или решка…

Что выбрать?

Время подпирало, вселяя в Дункана чувство паники. Он поселил Харрисов и Тоби в двух тесных комнатенках в Харрогите, уплатив только за месяц вперед. У него просто не было денег на более длительный срок. И одна неделя уже прошла.

Тем не менее он тянул с решением и провел целый день, заново привыкая к Лондону. Хотя инстинкт призывал его залечь на дно и не попадаться никому на глаза, более трезвая часть его натуры возражала против. Если он не может избегать общества себе подобных всю оставшуюся жизнь, не превращаясь в отшельника, то почему бы не покончить с этим прямо сейчас со всей непринужденностью, на какую он способен?..

Дункан отправился в «Уайтс», великосветский клуб, где онпо-прежнему числился и где перед ним не закрыли двери. Там он встретил нескольких бывших друзей и знакомых. Никто из них не отвернулся, а многие, наоборот, приветствовали его с веселой фамильярностью, словно он был здесь в прошлом году и даже на прошлой неделе. Словно он никогда в жизни не убегал из Лондона и от общества, сопровождаемый шлейфом скандала. И если некоторые из джентльменов проигнорировали его присутствие, в этом не было ничего необычного. Нельзя же здороваться с каждым в «Уайтсе» или в любом другом месте. Никто не устроил сцену и не потребовал, чтобы его удалили из просторной гостиной клуба.

Дункан позволил себе присоединиться к группе заядлых наездников, направлявшихся в «Таттерсоллз», чтобы полюбоваться лошадьми и посмотреть скачки. Он даже выиграл некоторую сумму, правда, слишком скромную, чтобы она могла существенно повлиять на его финансовое положение. А вечером он принял участие в карточной игре, где спустил дневной выигрыш, прежде чем отыграть назад половину.

Перед сном он упаковал деньга в конверт, а на следующее утро отправил их в Харрогит. Тоби нуждался в башмаках, одежде… и во многом другом. Воспитание ребенка обходится недешево.

На второй день решение, как лучше обставить визит к деду, было принято без него. За завтраком Дункан обнаружил рядом со своей тарелкой записку, написанную знакомой рукой секретаря его деда. Это было приглашение явиться в Клавербрук-Хаус ровно в час дня. Старый маркиз, по словам матери Дункана, редко выбирался из дома, но явно был в курсе всего, что происходило вне его стен. Он слышал, что его внук вернулся в город, и даже знал, где его найти.

Это определенно был скорее приказ, чем приглашение — в час дня, ровно.

Дункан тщательно оделся, выбрав синий фрак, строгий и элегантный, хоть и не последний писк моды, велел камердинеру завязать галстук изящным, но простым узлом и натянул поверх серых брюк отполированные до блеска черные сапоги. Ему не хотелось, чтобы сложилось впечатление, будто он вел экстравагантный образ жизни, чего и не было.

— Ты, конечно, понимаешь, Смит, — сказал он камердинеру, — что я не смогу заплатить тебе на этой неделе и, возможно, на следующей. А может, и позднее. Если ты пожелаешь поискать другую работу, Лондон — самое подходящее место для этого.

Смит, который оставался с ним на протяжении одиннадцати лет, и благополучных, и скудных — хотя никогда раньше дело не доходило до полного безденежья, — фыркнул.

— Я многое понимаю, милорд, — отозвался он. — Слава Богу, не идиот от рождения. А уйти я всегда успею.

Значит, не сейчас, заключил Дункан, благодарный за это проявление преданности.

Он задержался перед зеркалом, окинув себя придирчивым взглядом. Ему не хотелось перед дедом выглядеть ни щеголем, ни просителем, пусть даже он находился в отчаянном положении. Внутренне вздохнув, он взял трость и шляпу из рук Смита и вышел из комнаты, а затем из дома.

Когда Дункан прибыл в Клавербрук-Хаус, Форбс принял у него вещи, едва удостоив его взгляда, и пригласил следовать за собой. Дункан подчинился, скорчив рожу за спиной дворецкого. Пожалуй, даже хорошо, что он не пришел вчера без приглашения. Вряд ли ему удалось бы проскочить мимо Форбса, если он не готов схватиться с ним врукопашную.

Маркиз Клавербрук ждал в гостиной, сидя в кресле с высокой спинкой у пылающего камина, несмотря на теплый весенний день. Тяжелые бархатные шторы были наполовину задернуты от яркого солнца. В воздухе висел запах мази, которую дед использовал для лечения своего ревматизма.

Дункан поклонился:

— Как поживаете, сэр? — поинтересовался он. — Надеюсь, вы здоровы?

Маркиз, никогда не отличавшийся склонностью к праздным разговорам, не снизошел до ответных любезностей. Он не поприветствовал внука и не выразил удовольствия, что видит его после долгой разлуки. Он также не поинтересовался, почему тот вернулся в Лондон, откуда бежал пять лет назад, спасаясь от скандала и позора. Впрочем, он знал почему, о чем не замедлил сообщить.

— Назови мне хоть одну убедительную причину, — сказал он, сведя свои кустистые седые брови так близко над переносицей, что они почти слились в сплошную линию, — хотя бы одну, Шерингфорд, почему ядолжен бы продолжать оплачивать твои излишества и гулянки?

Он приподнял деревянную трость с серебряным набалдашником, который сжимал обеими руками с узловатыми пальцами, и стукнул ею об пол между ногами, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.

Одна причина имелась, причем весьма убедительная — в отличие от излишеств и разгула, которых бывало не так уж много. Но маркиз ничего не знал о Тоби, и Дункан, насколько это было в его власти, не собирался просвещать на этот счет ни его, ни кого-либо другого.

— Возможно, потому, что я ваш единственный внук, сэр, — высказал он предположение, добавив на тот случай, если эта причина не показалась деду убедительной: — И еще потому, что теперь, когда Лора умерла, я собираюсь вести респектабельный образ жизни.

Маркиз еще больше нахмурился, если такое было возможно, и снова стукнул тростью по полу.

— И ты смеешь упоминать это имя в моем присутствии? — риторически поинтересовался он. — В глазах общества миссис Тернер умерла пять лет назад, Шерингфорд, когда совершила неслыханное преступление, сбежав с тобой от своего законного супруга.

Случилось это в двадцать пятый день рождения Дункана, более того, в день его свадьбы. Он бросил свою невесту практически у алтаря и сбежал с женой ее брата. Это был самый громкий скандал, случившийся в Лондоне за несколько лет, а возможно, за всю историю. По крайней мере так казалось Дункану. Хотя испытать накал страстей на собственной шкуре он не мог.

Он ничего не ответил. Едва ли это было подходящее время и место, чтобы обсуждать значение слова «преступление».

— Мне следовало давно оставить тебя без гроша, — продолжил маркиз, так и не предложив Дункану сесть. — Но я позволил тебе получать доход от Вудбайн-Парка, чтобы ты был вне моего поля зрения и вне поля зрения всех приличных людей. Но теперь, когда эта женщина умерла, никем не оплакиваемая, можешь катиться к черту. Мне все равно. На мое семидесятилетие ты обещал, что женишься до тридцати лет, а к тридцати одному году в твоей детской появится сын. Пять лет назад ты бросил у алтаря мисс Тернер, и шесть недель назад тебе исполнилось тридцать.

Неужели он дал столь опрометчивое обещание? Впрочем, что взять с мальчишки, которым он был тогда? И не в этом ли кроется объяснение тому факту, что его внезапно лишили средств к существованию? Он все еще холост, несмотря на исполнившееся тридцатилетие. Но во имя Господа, до недавнего времени он жил с Лорой. Конечно, они не были женаты. Тернер упорно отказывался давать ей развод. Неужели его дед рассчитывал, что за четыре месяца он найдет себе невесту и женится на ней только для того, чтобы выполнить обещание, данное юнцом, который ничего не знал о жизни?

— Еще есть время, чтобы произвести на свет наследника, прежде чем мне исполнится тридцать один год, — заметил Дункан довольно неубедительно, судя по реакции его деда. Тот фыркнул. Это был не слишком приятный звук. — К тому же, — продолжил Шерингфорд, — мне кажется, что вы не совсем точно запомнили мои слова, сэр. Насколько я помню, я обещал, что женюсь до вашего восьмидесятилетия.

Которое наступит… когда? На будущий год? Или через год?

— До которого осталось ровно шестнадцать дней! — бросил маркиз, грозно нахмурившись. — Где твоя невеста, Шерингфорд?

Шестнадцать дней? Будь все проклято!

Дункан подошел к окну, помедлив с ответом, уставился на площадь внизу и сцепил за спиной руки. Может, сделать вид, что он говорил о восемьдесят пятом дне рождения? Господи, он даже не помнит собственного обещания. С его деда станется выдумать всю эту историю, чтобы оправдать свое решение лишить единственного внука средств к существованию. Вудбайн-Парк, хотя и принадлежал маркизу Клавербруку, традиционно предоставлялся наследнику титула в качестве места обитания и главного источника доходов. Дункан привык считать его своим, хотя не жил там годами и никогда не привозил туда Лору.

— Вижу, тебе нечего ответить, — резюмировал маркиз насмешливым тоном после продолжительного молчания. — Я произвел на свет сына, который умер в возрасте сорока четырех лет, не придумав ничего лучше, кроме как ввязаться в гонки на экипажах и попытаться обойти соперника на крутом повороте. И этот единственный сын оставил единственного потомка — тебя.

Последнее слово прозвучало слишком ядовито, чтобы принять его за комплимент.

— Да, сэр, — согласился Дункан. Что еще он мог сказать?

— Где я ошибся? — раздраженно спросил маркиз. — Мой брат произвел на свет пятерых сыновей, прежде чем начать рожать дочерей, и эти пятеро наплодили собственных сыновей, по паре на каждого. Причем некоторые из последних уже обзавелись мужским потомством.

— В таком случае, сэр, — сказал Дункан, понимая, куда клонит его дед, — нашему семейству не угрожает потеря титула, по крайней мере в ближайшее время. Я не вижу никакой нужды срочно обзаводиться сыном.

Это было не самое умное замечание с его стороны. Трость снова грохнула о пол.

— Осмелюсь предположить, что титул перейдет к Норману, причем в недалеком будущем, — сказал маркиз, — когда не станет меня и тебя. Вряд ли ты протянешь дольше, чем твой отец, если будешь и впредь вести тот недостойный образ жизни, который избрал. Я намерен считать Нормана моим наследником и передать ему Вудбайн-Парк на мое восьмидесятилетие.

Спина Дункана напряглась, на мгновение он прикрыл глаза. Это был удар, которого он не ожидал. Скверно лишиться Вудбайна и доходов с него, но сознавать, что из всех людей именно Норман выиграет от его потери… это было невыносимо.

— У Нормана жена и двое сыновей, — продолжил маркиз. — А также дочь. Вот мужчина, сознающий, в чем состоит его долг.

Да уж…

Поскольку деда и отца Нормана не было в живых, он являлся следующим, после Дункана, наследником маркиза. Кроме того, он был весьма сообразителен. Быстро женившись на Кэролайн Тернер через полтора месяца после того, как Дункан бросил ее в день своей свадьбы, он успел обзавестись тремя детьми, причем двое из них были мужского пола. В общем, он предпринял все нужные шаги, чтобы втереться в доверие к своему дяде.

Дункан молчал, глядя на пустую площадь, точнее, на не совсем пустую. Возле дома напротив горничная, стоя на четвереньках, скребла ступени.

Интересно, знает ли Норман, что через шестнадцать дней он сможет располагать Вудбайном как своим собственным?

— Если бы обещание, которое я дал на ваше семидесятилетие, было составлено письменно, вы бы обнаружили, что я обещал жениться к вашему восьмидесятилетию, а не к своему тридцатилетию, хотя, разумеется, и то и другое приходится на один и тот же год.

Маркиз снова фыркнул, не скрывая своего презрения.

— И что ты собираешься делать, выйдя отсюда, Шерингфорд? — поинтересовался он. — Схватишь за руку первую встречную и потащишь ее венчаться по специальному разрешению?

Остается что-то в этом роде. Вряд ли человек, воспитанный как джентльмен, которого ждет блестящий титул и сказочное богатство, обладает навыками, какие требуются, чтобы найти оплачиваемую работу. В любом случае его заработков не хватит, чтобы прокормить себя и обеспечить тех, кто зависит от него, включая ребенка.

— Отнюдь. — Дункан повернулся к деду и устремил на него твердый взгляд. — У меня есть на примете невеста. Собственно, мы уже обручились, хотя еще не было церковного оглашения.

— Неужели? — Маркиз недоверчиво приподнял брови, вложив в одно слово все свое презрение. — И кто эта дама, скажи на милость?

— Я обещал ей хранить нашу помолвку в секрете, — сказал Дункан, — пока мы не будем готовы к оглашению.

— Ха! Как удобно! — воскликнул маркиз, снова сдвинув брови. — Это бессовестная ложь, Шерингфорд, как и все в твоей жалкой жизни. Нет такой женщины, нет никакой помолвки, а тем более предстоящей свадьбы. Убирайся с моих глаз!

— Ну а если есть? — настойчиво спросил Дункан, хотя у него было такое ощущение, будто он стоит на зыбучем песке. — Что, если такая женщина существует, сэр? Что, если она согласилась выйти за меня замуж при условии, что мы будем жить в Вудбайн-Парке на доходы от поместья?

Маркиз гневно уставился на него, ничуть не смягчившись.

— Если такая женщина существует, — произнес он, почти выплевывая слова, — если она может составить безупречную партию графу Шерингфорду и будущему маркизу Клавербруку, если ты представишь ее мне за день до публикации сообщения о вашей помолвке и если ты женишься на ней накануне моего дня рождения, тогда Вудбайн-Парк снова станет твоим. Как видишь, здесь немало «если». Если ты нарушишь хоть одно из них, а я в этом не сомневаюсь, тогда Вудбайн-Парк перейдет к твоему кузену в мой день рождения.

Дункан склонил голову.

— Думаю, — сообщил маркиз, — Норман с женой могут спокойно продолжать паковать свои вещи, готовясь к переезду.

Продолжать? Так Норман в курсе?

— Я бы посоветовал им не торопиться, сэр, — заметил Дункан.

— Я не приглашаю тебя остаться пообедать, — сказал маркиз, смерив внука презрительным взглядом. — Тебе понадобится каждая минута в последующие шестнадцать дней, чтобы найти невесту — респектабельную невесту — и убедить ее выйти за тебя замуж.

Дункан снова поклонился.

— В таком случае я без дальнейшего отлагательства объясню своей нареченной причину подобной спешки. — Он вышел из комнаты, сопровождаемый презрительным смешком деда, спустился по лестнице и забрал у Форбса свои трость и шляпу.

Да уж. В дьявольский переплет он попал.

Как, скажите на милость, он найдет женщину, которая согласится выйти за него замуж в ближайшие пятнадцать дней? И не просто женщину, а особу благородного происхождения из приличной семьи: его дед не согласится на меньшее. Ни одна респектабельная дама не приблизится к нему и на пушечный выстрел, во всяком случае, если узнает его позорную историю. А это произойдет достаточно скоро, как только весть о его возвращении распространится по Лондону. Если она уже не распространилась.

Помимо всего прочего, Дункан не имел ни малейшего желания жениться. Лишь недавно он освободился от союза, который считал обременительным, если не сказать больше, хотя бедная Лора не ушла неоплаканной. Ему хотелось насладиться вновь обретенной свободой хотя бы несколько лет. К тому же, и что гораздо важнее, у него имелись чисто практические соображения, делавшие наличие жены серьезным осложнением. Ни одна уважающая себя женщина не станет терпеть в своем доме незаконнорожденного ребенка или хотя бы чрезмерной привязанности своего мужа к внуку садовника, пусть даже законному. А как он скроет эту привязанность?

Немыслимо.

Кроме того, Тоби, как бы ему ни внушали, что следует называть Дункана «сэром» или «милордом», будет сбиваться на привычное «папа».

Черт бы побрал все это!

Но он должен жениться. Ему нужен Вудбайн. Он не может отказаться от своего дома и своих корней. Конечно, со временем он унаследует всю собственность и огромное состояние своего деда, включая Вудбайн-Парк, который, как майоратное владение, не может быть подарен Норману или кому-либо другому. Его дед не в силах помешать этому, если только не переживет своего внука. Но проблема в том, что Дункан не может позволить себе ждать вступления в права наследства, что может случиться в неопределенном будущем. К тому же он не желает смерти старому маркизу ни при каких обстоятельствах.

Вудбайн нужен ему сейчас.

Внезапно Дункан представил себе Нормана в образе владельца поместья с Кэролайн в качестве его хозяйки и их детей, носящихся по дому и рыскающих по парку вместо Тоби. Эти образы причинили ему боль. Вудбайн — его дом.

Значит, у него нет иного выбора, кроме как жениться. Но разве можно за такой короткий срок найти невесту и быть уверенным, что он не выбрал женщину, которая доведет его до безумия за пару недель? Или, если быть справедливым, что он не доведет ее до отчаяния? Времени так мало, что придется хватать любую, какая подвернется. Но не может же он подойти к первой же даме, встреченной на первом же балу, и предложить ей выйти за него замуж? Или может? Но даже если он решится на такое и если она по какой-то загадочной причине примет его предложение, остается ее семья, которую еще нужно убедить.

Нет, это просто невозможно сделать.

Но не сделать тоже нельзя.

Девушка должна быть очень молода и послушна. А родители ее должны быть счастливы заполучить в зятья будущего маркиза, пусть даже со скандальной репутацией. Например, дочь торговца, хотя нет, такой вариант не устроит его деда. Значит, дочь обедневшего джентльмена, невзрачная и непривлекательная.

Дункан вышел на площадь, чувствуя, что покрылся холодным потом.

Но ведь сейчас весна, не так ли? Разгар лондонского сезона? Время брачной охоты, когда благородные девицы стекаются в Лондон с одной целью: найти себе мужей. И если уж на то пошло, он — граф Шерингфорд, пусть даже это всего лишь титул, за которым ничего не стоит. Но он — наследник громкого имени, собственности и состояния маркиза Клавербрука, которому через шестнадцать дней исполнится восемьдесят лет.

Его случай вовсе не безнадежный, правда, несколько отчаянный, если учитывать, что в его распоряжении всего пятнадцать дней. Но этого вполне достаточно. Сезон в разгаре, и наверняка найдется немало девиц на выданье, которые уже ощущают нарастающее беспокойство, если не панику, из-за отсутствия претендентов на их руку.

Миновав площадь, Дункан обнаружил, что испытывает мрачный оптимизм. Он сдержит обещание, данное деду, и вернет себе Вудбайн-Парк. А что касается его планов, то придется привести их в соответствие с нежданным и негаданным браком.

От этой мысли его снова прошиб холодный пот.

Наверняка в Лондоне полно развлечений на любой вкус. Его мать достанет ему приглашение на любое событие, которое он пожелает посетить, если он вообще нуждается в приглашениях. Насколько он помнил, хозяйки приемов стремились заполучить как можно больше гостей, чтобы потом хвастаться, что у них было столпотворение. Вряд ли они откажутся принять титулованного джентльмена, даже если он сбежал с замужней женщиной пять лет назад, да еще в день своей свадьбы, бросив невесту.

Бал, пожалуй, будет наилучшим выбором. Он отправится на первый же бал, который дают, возможно, сегодня же вечером.

У него есть пятнадцать дней, чтобы встретить и обворожить женщину из высшего общества и жениться на ней. В этом нет ничего невозможного. Собственно, это захватывающий вызов.

Дункан повернул в сторону Керзон-стрит. Если повезет, он застанет мать дома. Наверняка она в курсе всех развлечений, которые предстоят в ближайшие несколько дней.

Глава 2

Маргарет Хакстебл было тридцать лет. Не слишком приятный возраст для женщины, особенно если она не замужем. Когда-то давно Маргарет была помолвлена — или, если быть точной, пришла к негласному взаимопониманию с мужчиной, который женился бы на ней, если бы не младшие две сестры и брат, оказавшиеся на ее попечении после смерти отца, а их мать умерла давно. Криспин Дью, старший сын сэра Хэмфри Дью, был решительно настроен на приобретение офицерского чина и рассчитывал, что Маргарет последует за ним на кочевое житье. Но Маргарет не могла пренебречь своим долгом, а Криспин не мог отказаться от своей мечты. В итоге он отправился на войну, пообещав вернуться за ней, когда дети вырастут.

Они были очень влюблены друг в друга.

Однако этот факт не помешал ему жениться в Испании во время военных действий там против отрядов Наполеона Бонапарта. Маргарет понадобилось несколько лет, чтобы собрать по частям свое разбитое сердце и снова обрести смысл жизни. Но семьи для этого оказалось недостаточно, как бы она ни любила своих близких. К тому же сестры и брат более не нуждались в ней, Ванесса — Несси — вышла замуж за герцога Эллиота Морленда, Кэтрин — Кейт — за барона Джаспера Монфора, причем обе по страстной любви. Стивену, младшему в семье, исполнилось двадцать два года, и он очень умело распоряжался своей жизнью. Унаследовав в семнадцать лет титул графа Мертона, он за прошедшие годы благополучно вошел в роль аристократа, владеющего несколькими поместьями и крупным состоянием. Красивый и добродушный, он был популярен среди мужчин и пользовался успехом у женщин. И можно было не сомневаться, что через несколько лет он начнет подумывать о браке.

А когда этот день придет, когда Стивен женится, ей, Маргарет, придется освободить место хозяйки Уоррен-Холла, главной загородной резиденции графа Мертона. И она станет просто старой девой, зависящей от милости родных. Подобная перспектива ужасала Маргарет и послужила одной из причин, заставивших ее принять решение, которое она вынашивала всю зиму.

Ей нужно выйти замуж.

Были и другие причины. Тридцатый день рождения явился тягостной вехой в ее жизни. Теперь никто даже не пытался делать вид, что не считает ее старой девой. С каждым годом ее шансы на брак становились все более призрачными. А также ее шансы стать матерью.

Маргарет хотела замуж и хотела иметь детей. Она всегда хотела того и другого, но вся ее юность была посвящена сестрам и брату, а весь ее девичий пыл был истрачен на Криспина Дью. Он был ее первой и единственной любовью.

Криспин вернулся в Англию уже вдовцом. Он поселился в Рандл-Парке, в Шропшире, вместе с родителями и маленькой дочерью. Об этом Маргарет поведала леди Дью, даже не подозревавшая о тайном взаимопонимании между Маргарет и ее сыном в прошлом. Она прислала письмо, где сообщила, что Криспин интересовался Маргарет и ее семейным положением, и напомнила, что в детстве они были чрезвычайно дружны. Может, предложила она в своем письме, Маргарет подумает о том, чтобы погостить в Рандл-Парке? Возможно, теперь, когда они оба стали взрослыми и свободными от других обязательств, детская привязанность перерастет в более глубокое чувство. Криспин, добавила она, очень надеется, что Маргарет примет приглашение.

Письмо расстроило Маргарет. Она очень любила леди Дью, их бывшую соседку, всегда отличавшуюся добрым нравом. Но эта во всех отношениях достойная женщина имела обыкновение приукрашивать истории, которые рассказывала. Действительно ли Криспин интересовался ею и ее семейным положением? Действительно ли он выразил надежду, что она приедет в Рандл-Парк? Действительно ли он рассчитывает, что чувства, которые они некогда разделяли, вспыхнут с новой силой? И все это потому, что его жена умерла, а у него есть маленькая дочь, нуждающаяся в матери?..

Маргарет надеялась, что леди Дью приукрасила свой рассказ. Криспин причинил ей достаточно боли и разочарования своим предательством, когда женился на другой. Но ее мнение о нем только ухудшится, если теперь выяснится, что он полагает, будто она кинется в его объятия, стоило ему вернуться домой и поманить ее пальцем.

Решено, она выйдет замуж, но не за Криспина Дью, даже если он собирается снова ухаживать за ней. Пусть он не думает, что все эти годы она сохла по нему в надежде, что он вернется.

Кстати! Она знает, за кого выйдет замуж.

За последние пять лет маркиз Аллингем трижды делал ей предложение. Каждый раз она отказывала, но отношения между ними не прерывались, поскольку основывались на дружбе. Он нравился Маргарет, и она знала, что нравится ему. Вместе им было спокойно и уютно. Им не приходилось искать темы для разговора. Порой они могли даже молчать, не испытывая неловкости в обществе друг друга. Маркиз был вдовцом. Он обладал импозантной внешностью и был старше Маргарет лет на восемь.

Только одна причина удерживала Маргарет от того, чтобы принять его предложение: она не была влюблена. Ни разу в его присутствии она не испытала восторга и ощущения волшебства, как это было с Криспином. Образ маркиза не витал в романтических мечтах, за которые она цеплялась все эти годы. И это очень глупо с ее стороны, решила Маргарет. Романтическая любовь не принесла ей ничего, кроме сердечной боли. Более разумно выйти замуж за друга.

В конце прошлого сезона, когда он в последний раз делал ей предложение, Маргарет заколебалась, прежде чем сказать «нет», и он это видел. Он взял ее руку, поднес к губам и сказал, что не будет огорчать ее своей настойчивостью. Но на будущий год они снова встретятся, пообещал он, выразив надежду, что они останутся друзьями. В сущности, он дал понять, что снова сделает ей предложение. А она своими колебаниями дала понять, что в следующий раз даст согласие.

И она это сделает.

Она выйдет замуж, прежде чем ей исполнится тридцать один год. Приняв решение, Маргарет почувствовала себя спокойной и даже счастливой. Она больше не любила Криспина Дью, и не любила давно. Но, выйдя замуж за маркиза Аллингема, она окончательно перевернет эту страницу своей жизни, оставив в прошлом девичье увлечение. Она сожалела только об одном, что не приняла предложение маркиза раньше. Но возможно, так даже лучше. Ей нужно было время, чтобы почувствовать себя готовой, и теперь это чувство пришло.

Маргарет отправилась в Лондон в конце мая, несколько позже, чем собиралась. Сезон уже начался, но ее задержали дела, требовавшие ее присутствия в Уоррен-Холле. Стивен уже был в Лондоне, как и Ванесса с Эллиотом и их двумя детьми, а также Кэтрин с Джаспером и их ребенком. Одной мысли, что она снова увидит всю свою семью, включая детей, было достаточно, чтобы Маргарет пребывала в приподнятом настроении. Но помимо этого, она ощущала приятное предвкушение, сознавая, что наконец-то она начнет свою собственную независимую жизнь, выйдет замуж и заведет семью.

Она не могла дождаться, когда снова увидит маркиза.

Первые несколько дней после прибытия в Лондон Маргарет провела, нанося визиты родным, делая покупки и прогуливаясь с сестрами по городу. Первым развлечением, которое она собиралась посетить, был бал у леди Тинделл, всегда привлекавший много публики. Маргарет чувствовала себя как юная девушка перед первым балом и ежечасно меняла решения относительно того, что она наденет и как велит горничной уложить ее волосы.

Ей хотелось выглядеть как можно лучше.

За день до бала в час модного променада она гуляла с сестрами в Гайд-парке. После трех дождливых дней установилась прекрасная погода, и аллеи парка были забиты шикарными экипажами всевозможных конструкций. Между ними гарцевали всадники. По дорожкам тесной толпой прохаживались пешеходы. Никто никуда не торопился. Это был не тот маршрут, который выбирают люди, спешащие по делу. В послеполуденное время в парк приходили, чтобы полюбоваться на светскую публику, обменяться приветствиями и посплетничать со знакомыми. Приходили, чтобы посмотреть на людей и показать себя.

— В конце концов, — весело сказала Ванесса, — не для того я потратила половину состояния Эллиота на эту шляпку, чтобы слоняться по задворкам.

— Она очень тебе идет, — заметила Кэтрин. — Нам с Мэг ничего не остается, кроме как купаться в лучах твоей славы, Несси.

Они дружно рассмеялись.

И тут Маргарет почувствовала, что улыбка ее увяла, а кровь отхлынула от лица. Один из всадников в группе армейских офицеров, выглядевших очень эффектно в своих алых мундирах, остановился, пристально глядя на них вначале с удивлением, затем с явным восторгом. Просияв улыбкой, он сдернул с головы кивер и отвесил им поклон.

Криспин Дью!

— Мэг! — воскликнул он. — Несси! И малышка Кейт! Неужели возможна такая встреча?

Маргарет стиснула затянутые в перчатки руки и сосредоточилась на том, чтобы не упасть в обморок, пока ее сестры приветствовали Криспина удивленными восклицаниями. Он спешился и направился к ним, придерживая лошадь за уздечку.

О, почему ее не предупредили об этом? Почему никто ей не сказал?

— Криспин! — воскликнула Ванесса и шагнула вперед, чтобы обнять его. Одно время она была замужем за Хедли Дью, братом Криспина, пока тот не умер от чахотки.

Кэтрин склонила голову и присела в реверансе.

— Криспин, — произнесла она вежливо, но без особой сердечности.

Глаза Криспина снова обратились к Маргарет. Он тепло улыбнулся и протянул к ней руки.

— Мэг! — произнес он. — О, Мэг, как тебе удалось стать еще красивее за эти годы? Сколько же лет мы не виделись?

Маргарет не сделала ответного движения.

— Двенадцать, — сказала она и тут же пожалела об этом. Не стоило показывать, что она точно помнит, сколько прошло времени со дня их расставания. Когда она пообещала ждать, а он пообещал вернуться. Когда даже воздух вокруг них пульсировал от страсти и горечи разлуки. Когда ей казалось, что ее сердце разорвется.

Криспин стал даже красивее, чем раньше. Его рыжеватые волосы потемнели, светлая кожа загорела и обветрилась. Он раздался в плечах и возмужал. Над правой бровью появился косой шрам, скрывавшийся в волосах. Как ни странно, он придавал ему особую привлекательность.

— Неужели так долго? — произнес Криспин, опустив руки.

Он оглянулся на своих приятелей, которые тоже остановились, обтекаемые толпой.

— Эти три очаровательные дамы были моими соседками. Мы выросли вместе, — сообщил им Криспин. — Я составлю им компанию, если они позволят. А вы поезжайте дальше без меня.

«Три очаровательные дамы». Какие банальные и ничего не значащие слова.

Поскольку на самом деле Криспин не спросил их разрешения, им ничего не оставалось, как промолчать. Ванесса выглядела слегка смущенной, а Кэтрин помрачнела. Разумеется, они знали и о тайной помолвке, и о предательстве Криспина, хотя Маргарет никогда не говорила об этом.

Криспин присоединился к ним и завел учтивый разговор. Он, конечно же, слышал о втором браке Несси и сообщил, что рад за нее. Она была прекрасной женой для Хедли и заслужила быть счастливой снова, сказал он. Мать Криспина рассказала ему о браке Кейт с лордом Монфором. Он был в восторге и от этого и надеялся вскоре познакомиться с их избранниками.

Однако прогуливаться долго вчетвером им не удалось. Вскоре Ванессу и Кэтрин отвлекли общие знакомые, и Маргарет оказалась один на один с Криспином.

Она вдруг обнаружила, что ей трудно дышать, и рассердилась на себя за подобное проявление слабости. Ведь это Криспин Дью, который женился на испанке и родил дочь после того, как обещал вернуться к ней. Криспин, которого она любила всем сердцем и которому готова была вручить свое будущее.

— Ну, Мэг, — сказал он, восхищенно глядя на нее, — тебе есть чем гордиться. Ты сдержала обещание, данное отцу. Ты заботилась о своих сестрах и брате, пока они не выросли, и прекрасно справилась с этой задачей. Но тебе пришлось пожертвовать своей личной жизнью, не так ли?

Как будто она уже не может выйти замуж! Маргарет оставила его вопрос без ответа, сделав вид, что разглядывает кого-то в толпе.

— Я рад, что ты не вышла замуж, — произнес он, понизив голос. — Почему ты не приняла приглашение моей матушки приехать в Рандл-Парк?

Вот, значит, как. Он знает, что леди Дью написала ей письмо. Более того, он одобрил приглашение приехать погостить. Мнение Маргарет о нем еще больше упало, если такое было возможно.

— Я была занята другими делами, — сказала она.

— Настолько важными, — поинтересовался Криспин, — что их нельзя было отложить ради того, чтобы навестить старого друга, которому не терпелось снова встретиться с тобой? Впрочем, не важно. Мы уже встретились. Я пробуду здесь месяц или два. Можешь рассчитывать на мою компанию, когда у меня найдется время. Это будет замечательно. Ты все еще удивительно красива.

Интересно, как бы он себя повел, если бы ее красота увяла?

«Можешь рассчитывать на мою компанию, когда у меня найдется время».

И что бы это значило? Он не просит ее составить ему компанию. Он даже не предлагает ей свою компанию. Он сообщает, что удостоит ее своей компании, словно без него она будет тосковать в одиночестве. Словно в ее возрасте она уже никому не нужна, кроме родственников и старых друзей, и должна быть благодарна, если он уделит ей внимание.

«…когда у меня найдется время». Видимо, когда у него не будет более увлекательных занятий.

Внезапно Маргарет рассердилась. Да как он смеет?! Все разочарование, весь гнев, копившийся годами, вскипели в ее жилах.

«Ты все еще удивительно красива». Все еще! Как снисходительно… и как унизительно!

— Ты очень добр, Криспин, — сказала она, стараясь говорить спокойно, — но не стоит беспокоиться.

— О, никакого беспокойства, — заверил он ее. — Я совсем не прочь оказать любезность женщине, которая когда-то была моим дорогим другом. И надеюсь, остается им? — Он устремил на нее вопросительный взгляд, приподняв брови.

«Дорогим другом!» Гнев был непривычным чувством для Маргарет. Она не знала, что с ним делать и как оставаться невозмутимой, пока она не справится со своими чувствами, и потому опрометчиво заявила:

— Ты не понял, Криспин. Тебе незачем заниматься благотворительностью по отношению ко мне. Моему жениху это может не понравиться.

Слова сорвались с ее уст, будто их произнес кто-то другой. Внезапно Маргарет пожалела, что никакого жениха нет и в помине. Заявление было явно преждевременным, и она не представляла, как будет выкручиваться.

— Твоему жениху? — изумленно спросил Криспин. — Ты помолвлена, Маргарет?

—Да, — отозвалась она с яростным удовлетворением, — хотя еще не было официального оглашения.

— И кто же этот счастливчик? — поинтересовался он. — Я с ним знаком?

— Скорее всего нет, — отозвалась Маргарет, уклонившись от ответа.

Криспин помолчал.

— Когда ты нас познакомишь?

— Не знаю, — сказала она.

— Может, на балу у леди Тинделл сегодня вечером? — предположил он.

— Возможно, — сказала Маргарет, чувствуя, что попалась в ловушку.

— Я не был уверен, что пойду на этот бал, — сказал Криспин. — Но теперь ничто меня не остановит. Я непременно приду, чтобы познакомиться с этим джентльменом, Маргарет, и убедиться, что он достоин тебя. А если нет, я вызову его на дуэль, а потом прискачу на белом коне и увезу тебя средь бела дня… или под покровом ночи.

Он усмехнулся, и Маргарет охватило ощущение узнавания. Подобные слова Криспин говорил ей, когда они были очень молоды, и она отвечала в том же духе, пока они оба не заливались смехом.

Она прикусила губу.

Если маркиз Аллингем будет там, а она рассчитывала на его присутствие на балу, вполне возможно, что Криспин потребует, чтобы она его представила. Что, если он упомянет о помолвке?

Она умрет от смущения.

Конечно, она не знала, будет ли маркиз на балу. Собственно, Маргарет даже не была уверена, что он в Лондоне, хотя скорее всего это было так, поскольку маркиз очень ответственно относился к своим обязанностям члена палаты лордов. Возможно, ей следует пропустить бал самой. Но ей так хотелось пойти и снова увидеться с маркизом.

К тому же почему она должна остаться дома и отложить реализацию своих планов? Только потому, что туда собрался Криспин? И потому, что гнев побудил ее солгать или, возможно, сказать правду, но преждевременно?

— Ты не должен никому говорить о моей помолвке, Криспин, — сказала она. — Мне вообще не следовало упоминать о ней. Даже мои сестры еще не в курсе.

— В таком случае я польщен оказанным доверием. — Он взял ее руку, перевернул и запечатлел краткий поцелуй на запястье. — Можешь считать, что мои уста запечатаны. Ах, Мэг, как приятно снова видеть тебя. Прошло столько времени. И увы, я явился слишком поздно.

Это точно, слишком поздно. Маргарет поймала себя на том, что не чувствует к нему ничего, кроме обыкновенной неприязни. Неужели он не испытывает ни тени смущения, ни тени стыда? Он мог хотя бы показать, что помнит о своем бесчестном поступке. Он даже не написал ей, что женится. Она узнала обо всем совершенно случайно.

К ним присоединились Ванесса и Кэтрин, закончившие наконец разговор со своими знакомыми: Ванесса поинтересовалась дочерью Криспина, которая жила в Рандл-Парке со своими дедушкой и бабушкой.

— Они собираются приехать в Лондон, — сообщил Криспин, — поскольку я нелюблю надолго разлучаться с моей малышкой Марией. Я жду их со дня на день.

Кэтрин взяла Маргарет за локоть и сжала его в безмолвном сочувствии.

Маргарет улыбнулась ей в ответ.

У нее разболелась голова. Знай она, что Криспин в Лондоне, то осталась бы в Уоррен-Холле. Ни минуты бы не колебалась. Впрочем, уже слишком поздно думать об этом.

Интересно, сделает ли маркиз Аллингем ей предложение сегодня вечером, если, конечно, он придет на бал? Вряд ли… Это будет их первая встреча в этом году, и маловероятно, что он сразу же заговорит о своих чувствах. Наверняка он подождет до другого раза, да и тогда еще подумает, ведь она уже трижды ему отказывала.

Ах, как все скверно получилось. Она будет чувствовать себя интриганкой, если подтолкнет маркиза к признанию, хотя именно это она собиралась сделать еще сегодня утром. Ей будет казаться, что она пытается заставить его сделать ей предложение просто потому, что не хочет потерять лицо перед бывшим неверным возлюбленным.

Но это совсем не так!

Какое ей дело до Криспина Дью? Она не испытывает к нему никаких чувств. В отличие от доброго и любезного мужчины, за которого она решила выйти замуж.

— О, Мэг, — прошептала Кэтрин. — Представляю, как ты расстроена. Жаль, что мы не знали, что он в Лондоне. Иначе мы хотя бы предупредили тебя.

— Я совсем не расстроена, — возразила Маргарет. — Если я показалась тебе чересчур молчаливой, то лишь потому, что никак не могу решить, какое платье надеть сегодня вечером. Ведь это мой первый бал в этом году. Ты же понимаешь, что это очень важное решение. Я хочу выглядеть сногсшибательно. Может, золотистое, как ты думаешь?

Кэтрин театрально вздохнула.

— Ну вот, утром шляпка Несси, а вечером твое платье, — сказала она. — Вы затмите меня своим великолепием.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Кэтрин была самой красивой из трех сестер, высокая, стройная, с золотисто-русыми волосами. Даже появись она на балу в платье из мешковины, все равно привлекла бы немало восхищенных взглядов.

Криспин остановился и распрощался с ними. Маргарет с улыбкой кивнула, она была близка к обмороку.

Он собирается прийти на бал с единственной целью — познакомиться с ее женихом.

Говорят, за ложь всегда приходится расплачиваться. Похоже, ей предстоит в этом убедиться.

Глава 3

На бал к леди Тинделл Маргарет надела золотистое платье. Она купила его в конце прошлого сезона. Это был экстравагантный поступок, поскольку ей некуда было надеть его в оставшиеся до отъезда в Уоррен-Холл дни. Но платье сидело как влитое, и Маргарет влюбилась в него с первого взгляда, хотя ее несколько смущало слишком глубокое декольте. Ванесса и Кэтрин, присутствовавшие при покупке, в один голос заверили Маргарет, что ей нечего опасаться. Если Бог одарил ее пышной грудью, то почему бы не показать ее самым выигрышным образом?

И теперь, надев его, она чувствовала себя юной и красивой. Конечно, ее юность прошла, но разве она утратила привлекательность? Взгляд в зеркало уверил Маргарет в том, что красота, которой одарила ее природа, еще не совсем увяла. И она никогда не оставалась без партнеров на балах, которые посещала в последние годы.

Разве она не привлекла внимание маркиза Аллингема? А ведь он, вне всякого сомнения, один из самых завидных женихов в Англии.

И она очень надеялась, что он будет на балу сегодня вечером.

А еще она надеялась, что Криспин передумает и не придет на бал. Ей не хотелось встречаться с ним снова.

В сиянии свечей золотистый шелк мерцал. Сквозь полупрозрачную ткань виднелся атласный чехол цвета слоновой кости, облегавший каждый изгиб ее фигуры. Платье было с завышенной талией, смелым декольте, короткими пышными рукавами над ее длинными перчатками цвета золота — в тон бальным туфлям.

Чем дольше Маргарет разглядывала свое отражение, тем больше ее одолевали сомнения. В ее возрасте следовало бы надеть что-нибудь более скромное и приличное. Но прежде чем она всерьез решила переодеться, раздался стук в дверь. Горничная приоткрыла ее, и в комнату заглянул Стивен.

— О, Мэг! — воскликнул он, окинув Маргарет оценивающим взглядом. — Ты ослепительна. Все подумают, что я сопровождаю младшую сестренку. Мне будут завидовать все мужчины, когда я войду в бальный зал с тобой под руку.

— Благодарю вас, сэр! — рассмеялась она, сделав реверанс. — А мне будут завидовать все дамы. Может, нам следует остаться дома, чтобы избавить их всех от сердечных терзаний?

Высокий, стройный, с непокорными светлыми кудрями, широко распахнутыми голубыми глазами и открытым лицом, Стивен был на редкость хорош собой даже в детстве. Но теперь, в возрасте двадцати двух лет, он держался с небрежной грацией, его волосы были укрощены опытным парикмахером, а черты обрели мужественную выразительность. Конечно, Маргарет была пристрастна, но она видела, как поворачивались в его сторону женские головы, где бы он ни появлялся. И дело было не только в его титуле и богатстве, хотя они тоже вносили свою лепту в его успех у прекрасного пола.

— Ни за что. — Стивен приоткрыл дверь шире, отвесил элегантный поклон, под стать ее реверансу, и предложил ей согнутую в локте руку. — Ты готова? — поинтересовался он с улыбкой. — Я не вправе лишать мужскую половину человечества твоего общества.

— Ладно, тогда пойдем. — Маргарет улыбнулась горничной, накинула на плечи шелковую шаль, взяла свой веер и подхватила брата под руку.

Через полчаса они прибыли к лондонской резиденции Тинделлов, где уже выстроилась шеренга экипажей. Не прошло и пяти минут, как они подъехали к красной ковровой дорожке, предназначенной для гостей, и Стивен помог сестре выбраться наружу. Маргарет вручила свою шаль лакею, стоявшему у подножия лестницы, и, опираясь на руку брата, поднялась по широким ступеням к цепочке гостей, ожидавших своей очереди у входа в бальный зал. Они привлекли немало восхищенных взглядов, и даже если половина из них была направлена на Стивена, Маргарет была вольна считать, что вторая половина предназначалась ей.

Она испытывала необычное волнение, словно это был ее первый бал. Волнение — и несколько настороженное предвкушение.

Войдя в бальный зал, Маргарет воспользовалась веером как прикрытием, чтобы оглядеться по сторонам. Беглый взгляд сказал ей, что ни маркиз Аллингем, ни Криспин Дью еще не прибыли. Впрочем, было слишком рано. Но обе ее сестры уже явились и стояли в дальнем конце зала вместе с мужьями.

Маргарет со Стивеном направились к ним, кивая знакомым и останавливаясь, чтобы обменяться приветствиями с некоторыми из них.

Маргарет обнялась с сестрами, а Стивен пожал руки своим шуринам.

— Стивен, — сказала Кэтрин, — я требую, чтобы ты потанцевал со мной сегодня. В конце концов, именно я учила тебя танцевать, когда тебе было пятнадцать. К тому же ты потрясающе вы глядишь, а я взяла себе за правило танцевать только с самыми красивыми джентльменами.

— Какое облегчение, — улыбнулся Джаспер, — что я уже заручился твоим обещанием танцевать со мной все вальсы, милая женушка. Но бедный Эллиот теперь побоится пригласить тебя, опасаясь услышать «нет».

— Я уже трясусь от страха, — сообщил Эллиот, состроив жалобную гримасу.

Все рассмеялись.

— Могу я пригласить тебя на первый танец, Маргарет? — поинтересовался Джаспер. — Кэтрин уже отдала эту привилегию Кону.

— Константин здесь? — Маргарет нетерпеливо огляделась и обнаружила его неподалеку, беседующего с группой мужчин. Их взгляды встретились, и оба улыбнулись, подняв руки в знак приветствия. — Кстати, он даже не удосужился навестить меня в Мертон-Хаусе. Придется устроить ему нагоняй за подобное пренебрежение, как только мы встретимся лицом к лицу.

Константин Хакстебл приходился им двоюродным кузеном и унаследовал бы Мертон-Хаус вместо Стивена, если бы его родители поженились на день раньше его появления на свет, а не двумя днями позже. Эти два дня стоили Константину его наследственных прав, и Маргарет часто удивлялась тому факту, что он не возненавидел Стивена и его сестер, хотя в его отношениях с Ванессой чувствовалась холодность. Причиной тому была старая ссора, стоявшая между ним и ее мужем Эллиотом, герцогом Морлендом. О ссоре Маргарет ничего не знала — в отличие от Ванессы, которая, вполне естественно, приняла сторону мужа. О чем приходилось только сожалеть. Смуглые и темноволосые, Константин и Эллиот выглядели скорее как братья, чем кузены, унаследовав свою привлекательность от матерей-гречанок. Плохо, когда члены одной семьи ссорятся.

Пары начали строиться в цепочки, и Маргарет с Джаспером присоединились к ним. Маргарет обожала загородную жизнь и часто говорила себе, что никогда бы не променяла ее на городскую суету. Но в лондонских сезонах было нечто неодолимо привлекательное. Было так чудесно снова оказаться в Лондоне в окружении сливок общества, блиставших драгоценностями в свете сотен свечей, пылавших в двух огромных люстрах и многочисленных канделябрах, украшавших стены. Натертый пол блестел под ногами, вазы со свежими цветами и зеленью радовали глаз и наполняли воздух благоуханием.

В зале по-прежнему не было никаких признаков маркиза Аллингема.

Как и Криспина Дью, к ее немалому облегчению.

Заиграла музыка. Женщины сделали реверансы в ответ на поклоны стоявших напротив джентльменов, и Маргарет отдалась наслаждению, выполняя сложные фигуры танца. Ей всегда нравились звуки скрипки и ритмичный топот ног танцующих.

Но где-то посередине танца ее внимание привлекла вспышка алого у входа в бальный зал. Повернув голову, она увидела Криспина Дью в компании с двумя офицерами, с которыми он был днем в парке. Сердце Маргарет неприятно затрепетало и рухнуло вниз, в направлении ее бальных туфелек вместе с ее спокойствием.

Вновь прибывшие вызывали оживление среди гостей, которые не танцевали.

Криспин огляделся по сторонам и, найдя глазами Маргарет, улыбнулся. Можно было сделать вид, что она не видит его, но это было бы глупо, и Маргарет улыбнулась в ответ, очень довольная, что выглядит наилучшим образом, танцуя в платье, сверкавшем золотом в сиянии свечей. Впрочем, она тут же подосадовала на себя за столь тщеславную мысль.

«Можешь рассчитывать на мою компанию, когда у меня найдется время».

Маркиза по-прежнему не было видно. Впрочем, его вообще могло не быть в Лондоне. Но даже если он в Лондоне и даже если собирался прийти сюда…

— Ой! — воскликнула Маргарет, наступив на ногу Джасперу. — Извини, пожалуйста.

Она неловко покачнулась, и ему пришлось поддержать ее, чтобы помочь восстановить равновесие и продолжить танец. Соседние пары устремили на них обеспокоенные взгляды, и Маргарет покраснела от смущения.

— Это полностью моя вина, — заверил ее Джаспер. — Надеюсь, Кэтрин не заметила, что я чуть не уронил ее сестру. Но если тебе нужен кто-то, кто съездил бы этому типу по физиономии, можешь рассчитывать на меня, Мэг. Это доставит мне величайшее удовольствие. Ядавно ни с кем не дрался. У женатого мужчины, увы, не много подобных развлечений.

Маргарет изумленно уставилась на него. Не было смысла притворяться, что она не понимает, что он имеет в виду. Джаспер явно заметил Криспина и по его алому мундиру догадался, кто он такой. Это означало, что Кэтрин посвятила мужа в ее историю. Как унизительно! Ей тридцать лет, и единственный мужчина, которого она любила, бросил ее, чтобы жениться на другой. А она, увидев его снова, начинает наступать на ноги своему партнеру по танцу.

Фигура танца разделила их, но как только они сошлись снова, Маргарет сочла нужным заметить:

— Это было давным-давно. Я уже все забыла.

Впрочем, она тут же пожалела о своих словах. Джаспер мог бы спросить, что было давным-давно? И что бы она ответила, если она все забыла? От такого объяснения она будет выглядеть еще более жалкой в глазах своего деверя.

О, как ей это надоело! Куда ушла ее молодость? Как вышло, что она осталась одна? И куда запропастился маркиз Аллингем, когда он нужен ей более чем когда-либо? Что она скажет Криспину, если он поинтересуется, где же мужчина, с которым она помолвлена? Ей ничего не останется, кроме как признаться ему, что такого мужчины нет и никакой помолвки не было. Она даже не сможет добавить спасительное «пока», не рискуя поставить себя в еще более унизительное положение, если выяснится, что маркиз по какой-то причине вообще не приехал в Лондон в этом году.

Что ж, пусть это послужит ей уроком. Никогда больше она не позволит себе солгать, даже по мелочи, даже во спасение. Ложь только умножает несчастья.

И тут, когда Маргарет уже совсем отчаялась, в бальный зал вошел маркиз Аллингем, такой близкий и знакомый. Он остановился и огляделся по сторонам. Он явно не заметил Маргарет, которая, покружившись вокруг Джаспера, вернулась в свой ряд. Но это не имело значения. Главное, он пришел — и выглядел весьма элегантно в черно-белом вечернем костюме. Маркиз вообще обладал прирожденным стилем и умением держаться. Увидев кого-то из знакомых, он решительно зашагал через толпу.

Танец закончился, и Маргарет взяла Джаспера под руку.

— Спасибо! — сказала она смеясь. — Кажется, я совсем потеряла форму, даже запыхалась. Но это было незабываемое начало вечера.

— О да, — согласился он. — Поначалу у меня возникло подозрение, что все мужчины, собравшиеся в зале, пялятся на меня. Я уж было подумал, что надел башмаки не на ту ногу или что мой галстук сбился набок, но потом, к величайшему облегчению, понял, что это к тебе прикованы их взгляды. Ты потрясающе выглядишь сегодня, Мэг. Впрочем, наверняка твое зеркало сообщило тебе об этом еще до того, как ты вышла из дома.

Маргарет снова рассмеялась.

— Гораздо приятнее слышать это от джентльмена, — сказала она, — даже если он склонен к преувеличениям.

Они направились к Кэтрин, стоявшей вместе с Ванессой и Эллиотом, но прежде чем они добрались до них, Маргарет заметила маркиза Аллингема. Он тоже увидел ее, и его лицо осветилось теплой улыбкой.

Он отошел от группы людей, с которыми разговаривал, и шагнул ей навстречу.

— Мисс Хакстебл, — сказал он, поклонившись. — Какой сюрприз! Монфор, добрый вечер.

— Милорд. — Маргарет остановилась и присела в реверансе, а Джаспер, ответив на приветствие маркиза, продолжил путь.

— Значит, вы все-таки приехали, — сказал маркиз. — А я подумал, не видя вас нигде, что вы решили остаться в поместье в этом году.

— Меня задержали дела в Уоррен-Холле вплоть до прошлой недели, — сообщила она. — Но вот я здесь и наслаждаюсь остатком сезона. Леди Тинделл, должно быть, очень довольна. Судя по количеству гостей, бал удался.

— Да, настоящее столпотворение, — отозвался он, — что всегда считалось мерилом успеха. Вы позволите сделать вам комплимент? Вы выглядите очаровательнее, чем когда-либо.

— Спасибо, — сказала Маргарет.

— Надеюсь, у вас остался свободный танец для меня. Боюсь, я приехал позже, чем мне бы хотелось.

— Вообще-то остался, — ответила она.

— В таком случае как насчет танца после следующего?

— Хорошо, — улыбнулась Маргарет. — Я буду ждать с нетерпением.

И возможно, это будет вальс, с надеждой подумала она. Маркиз прекрасно вальсировал.

Теперь ей казалось удивительным, что она не приняла его предложение в прошлом году. Даже тогда она понимала, что должна выйти замуж, если не хочет остаться старой девой и превратиться в обузу для Стивена и сестер. И даже тогда знала, что не сможет сделать лучшую партию, чем маркиз Аллингем, который ей очень нравился.

— Следующий танец еще не начался, — заметил он, бросив взгляд ей за спину. — У нас достаточно времени, пойдемте, я вас представлю ей.

Он взял ее за локоть и повернул к группе людей, с которыми разговаривал до ее появления. «Ей?»

— Дорогая, — сказал маркиз Аллингем, обращаясь к хорошенькой рыжеволосой девушке в зеленом платье, — ты знакома с мисс Хакстебл, сестрой графа Мертона? Она — мой добрый друг на протяжении нескольких лет. Это мисс Милфорд, моя невеста, ее сестра миссис Йендл…

Остальных представлений Маргарет не слышала.

«…моя невеста…»

Он помолвлен, но с другой.

Секунду-другую эта мысль отскакивала от ее сознания, не проникая внутрь — что, пожалуй, было к лучшему.

Маргарет улыбнулась — коротко и тепло — и протянула руку мисс Милфорд.

— Какой приятный сюрприз, — сказала она. — Желаю вам счастья, хотя, полагаю, в моих пожеланиях нет нужды.

Она продолжала улыбаться, кивая каждому из тех, кого представлял маркиз.

— Мы с мисс Милфорд встретились на Рождество у наших общих знакомых, — пояснил он. — И она сделала меня счастливейшим из людей, согласившись принять мое предложение накануне Пасхи. Но вы, должно быть, видели наше объявление о помолвке в «Морнинг пост», мисс Хакстебл.

— Нет, — сказала Маргарет, продолжая улыбаться. — До недавних пор я находилась в деревне. Но разумеется, я слышала об этом и очень рада за вас.

Еще одна ложь. Она начинает привыкать к неправде.

— Пары строятся к следующему танцу, — сообщила дама, чье имя Маргарет не уловила, и маркиз протянул руку мисс Милфорд.

Боковым зрением Маргарет заметила вспышку алого справа от себя. Даже не поворачивая головы, она знала, что это Криспин и что он направляется к ней, возможно, чтобы пригласить ее на танец, а возможно чтобы быть представленным маркизу Аллингему, который обручен с другой.

Ужасная правда нахлынула на нее.

Она не помолвлена.

Она не собирается быть помолвленной.

Ей тридцать лет, и она ужасно, непоправимо одинока.

Ей придется во всем признаться Криспину, который уверен, что она нуждается в его любезности, поскольку ни один другой мужчина не пожелает составить ей компанию. Ее желудок сжался от тошноты и отчаяния.

Она не в силах встретиться с ним сейчас. Просто не в силах. Не хватает еще, чтобы она разрыдалась в его объятиях.

Ей необходимо успокоиться.

Ей нужно побыть одной.

Ей нужно…

Повернувшись, Маргарет слепо направилась к выходу, стремясь оказаться в относительном уединении дамской комнаты. Она даже не стала обходить бальный зал по периметру, а поспешила напрямую, радуясь, что танцоров собралось достаточно, чтобы она не слишком привлекала внимание.

Но все равно она чувствовала себя ужасно заметной и старалась улыбаться.

Оглянувшись у дверей бального зала, Маргарет увидела, что Криспин следует за ней. Ее охватила паника. И хотя она понимала, что это нелепо, паника относилась к числу эмоций, неподвластных разуму.

Она снова повернула голову вперед, но слишком поздно, чтобы избежать столкновения с джентльменом, который стоял в дверях, закрывая путь.

На мгновение у Маргарет перехватило дыхание, а затем к панике добавилось ужасное смущение. От плеч до коленей она прижималась к мужскому телу и удерживалась на месте парой рук, сжимавших ее локти, как клещи.

— Извините, — произнесла она, запрокинув голову и упираясь ладонями в широкую твердую грудь в тщетной попытке отстраниться и обойти неожиданное препятствие.

Она обнаружила, что смотрит в очень черные, глубоко посаженные глаза, сверкавшие на узком смуглом лице, почти уродливом, с резкими чертами и такими же черными, как глаза, волосами.

— Позвольте мне пройти, — сказала она, когда его хватка немного ослабла.

— Зачем? — поинтересовался мужчина, нахально шаря глазами по ее лицу. — Что за спешка? Почему бы вам не остаться и не потанцевать со мной? А потом выйти за меня замуж и жить со мной счастливо до конца наших дней?

Маргарет изумленно уставилась на него, отметив про себя, что от него пахнет вином.

Вчера после встречи с дедом моросил дождь, и Дункану не стоило отправляться в Гайд-парк, чтобы присоединиться к модному променаду и посмотреть на потенциальных невест. А вечером балов не было. Ни одного. Во время сезона Лондон буквально изобиловал развлечениями, но в этот проклятый вечер ему не из чего было выбрать, не считая приема, который устраивала дама, известная как синий чулок, и который, вне всякого сомнения, посещали политики, ученые мужи, поэты и интеллигентные дамы, и концерта с программой, предназначенной для ценителей музыки, а не для отчаявшихся мужчин, которым нужно срочно жениться. Дункан никуда не пошел и бездарно потратил один из драгоценных шестнадцати дней. Сегодня он посетил салон Джексона, известного тренера по боксу, и опоздал на променад в Гайд-парке.

Все это напоминало сон, когда пытаешься бежать, но обнаруживаешь, что передвигаешься медленнее, чем черепаха.

Но вечером предстоял бал у леди Тинделл, и Дункан возлагал на него большие надежды. По словам его матери, это было одно из самых посещаемых событий в сезоне, поскольку леди Тинделл славилась своими обильными ужинами. Можно было не сомневаться, что там будут все, кто имел хоть какой-то вес в обществе, включая полчища юных девиц, наводнивших Лондон во время сезона в поисках мужей.

Одной этой мысли было достаточно, чтобы Дункан почувствовал себя больным.

Он не рассказал матери об ультиматуме деда, хотя понимал, что ему придется прибегнуть к ее помощи, если он не сумеет найти невесту за столь короткий срок. Его мать была знакома со всеми. И она наверняка знала, кто из девушек — и, что важнее, кто из их родителей — достаточно отчаялся, чтобы согласиться на формальное предложение мужчины с такой подмоченной репутацией и на вступление в брак в такой неприличной спешке.

На бал Дункан явился с опозданием. Наверное, это был не самый мудрый поступок, поскольку время поджимало, но он вдруг струсил: почти неизбежное следствие того факта, что ему пришлось ждать целые сутки, прежде чем приступить к осуществлению своих планов. Он задержался в «Уайтсе» после обеда, когда его компаньоны отбыли на свои вечерние развлечения, причем некоторые из них на этот самый бал. Дункан мог отправиться с ними и войти в зал практически незамеченным. Однако остался, чтобы укрепить свой дух еще одним бокалом портвейна, но быстро обнаружил, что для этого требуется несколько бокалов, а не один.

Хотя у него не было приглашения на бал леди Тинделл, Дункан не боялся, что ему дадут от ворот поворот — во всяком случае, не после нескольких бокалов портвейна. В конце концов, он граф Шерингфорд. А те, кто помнит скандал пятилетней давности, наверняка будут сгорать от любопытства, желая узнать, что случилось с ним за эти годы и как он будет вести себя теперь, вернувшись назад.

Внезапно он задался вопросом, приехал ли кто-нибудь из Тернеров в Лондон в этом году, и от души понадеялся, что нет. Не слишком приятно столкнуться лицом к лицу с кем-нибудь из них, в особенности с Рэндольфом Тернером, которому он наставил рога.

На балу ему не отказали в приеме. Хотя, конечно, он прибыл достаточно поздно, чтобы у входа не оказалось встречающих и даже мажордома, который мог бы объявить его имя. Дункан вошел в бальный зал, оставив свою шляпу и трость внизу на попечении лакея, и огляделся по сторонам.

Он стоял на самом виду, ожидая услышать возмущенный ропот, преимущественно дам, требующих исторгнуть его из ярко освещенного зала во тьму. Этого не случилось, хотя его появление привлекло внимание, о чем свидетельствовали любопытные взгляды и возбужденное жужжание голосов справа от него.

Дункан проигнорировал и то и другое.

На балу действительно было настоящее столпотворение. Если бы все гости решили танцевать, им пришлось бы раздвинуть стены зала. А если бы все они набросились на него… его раскатали бы в лепешку.

Он появился в перерыве между танцами, но в центре зала уже собрались пары, готовясь к следующему танцу. Отлично! Он сможет не спеша изучить потенциальных невест, тем более что жужжание голосов справа от него не переросло в возмущение всего зала.

Со своего места Дункан мог видеть Кона Хакстебла и еще нескольких знакомых, но не сделал попытки подойти к ним. Он будет слишком вовлечен в разговор и, возможно, позволит увлечь себя в комнату, отведенную для карточных игр. И сделает это очень охотно, видит Бог. С каждой секундой его настроение становилось все более мрачным. Дункан выругался про себя. Этого не должно было случиться!

Он не собирался жениться сейчас — а возможно, никогда. И уж точно не собирался приезжать в Лондон, по крайней мере в этом году.

Черт побери, с чего начать?

В зале было полно женщин, хорошеньких и невзрачных, юных и немолодых, оживленных и апатичных. Последние, как подозревал Дункан, не пользовались успехом. Большинство из них стояли в стороне, без всяких признаков кавалеров, хотя танцы должны были вот-вот возобновиться. Пожалуй, ему следует сосредоточить свое внимание на них.

Что за дьявольский способ выбора невесты! Выбрать самую унылую на вид и предложить скрасить ее жизнь. Предложить ей выйти замуж за мужчину, который бросил свою невесту буквально у алтаря, чтобы сбежать с женой ее брата и прожить с ней в грехе почти пять лет. За мужчину, который не собирался жениться, но был вынужден сделать это перед угрозой нищеты. За мужчину, который более не верит в романтическую любовь и никогда не отличался верностью. За мужчину, имеющего внебрачного ребенка, которого он не желает прятать в деревенской глуши.

Дункан прищурился, вглядываясь в юную особу с волосами неопределенного цвета и, если глаза его не обманывали на таком расстоянии, с плоской грудью и неправильными чертами лица. Девушка заметила его пристальный взгляд и начала проявлять признаки нервозности, когда какой-то объект врезался в Дункана.

Столкновение чуть не свалило его с ног. Неужели его все-таки решили выставить с бала таким оригинальным способом? Он схватил объект обеими руками, чтобы не опрокинуться навзничь, — какое эффектное возвращение в высшее общество! — и понял, что это человеческое существо.

Точнее, женское.

И очень женственное.

Женщина была щедро одарена природой, с восхитительными изгибами тела и темными волосами, источавшими слабое благоухание. А когда она подняла голову, чтобы извиниться, его взору явилось лицо, достойное ее тела. У нее были большие, широко распахнутые глаза, нежная, как фарфор, кожа и идеальные черты. Она была само очарование, с макушки до кончиков пальцев ног.

Дункан прижимал ее к себе дольше, чем это было необходимо, и намного дольше, чем это было разумно в таком публичном месте, если учитывать, что его неожиданное появление уже привлекло достаточно внимания. Но она наверняка бы упала, если бы он отпустил ее раньше, рассудил он.

И у нее были длинные ноги, он мог чувствовать их сквозь платье.

Женщина была пышной и красивой и благодаря счастливому случаю прижималась к его телу. Вряд ли нормальный, полнокровный мужчина мог желать большего, разве что уединения и мягкой постели.

Единственным недостатком, который он нашел в ней, по крайней мере в данный момент, был ее возраст. Она выглядела как его ровесница, разве что на пару лет старше или младше. Для женщины это был солидный возраст. А это означало, что она наверняка замужем. Можно было не сомневаться, что ее увели с ярмарки невест, как только она там появилась, лет десять — двенадцать назад, и вполне возможно, что она уже обзавелась целым выводком детей. А жаль. Судьба всегда любит пошутить. Не стоит рассчитывать, что все будет настолько легко и так благополучно закончится.

Впрочем, на ее руке, упиравшейся в его грудь, не было кольца.

Все эти мысли и наблюдения пронеслись у него в голове в течение нескольких секунд, пока он держал ее в своих объятиях.

— Позвольте мне пройти, — сказала женщина, зардевшись и еще больше похорошев, если это было возможно.

Она уперлась ладонями в его грудь и сделала попытку освободиться.

Пожалуй, не будет большого вреда, если он попытает счастья.

— Зачем? — спросил Дункан. — Что за спешка? Почему бы вам не остаться и не потанцевать со мной? А потом выйти за меня замуж и жить со мной счастливо до конца наших дней?

Она замерла и изумленно уставилась на него. Затем ее изящные брови приподнялись, придав ее лицу лукавое выражение. Недаром некоторые поэты воспевают женские брови.

— Именно в таком порядке? — поинтересовалась она.

Хм. Интригующий ответ.

Дункан сжал губы.

Ей все-таки удалось привести его в замешательство и лишить дара речи.

Глава 4

Маргарет чуть не рассмеялась, хотя скорее от истерики, чем от веселья.

Боже, что он сказал?

И что она ответила?

Услышать такое от совершенно незнакомого мужчины, да еще не слишком респектабельного на вид! Немыслимо. А что, если кто-нибудь смотрит на них? Что они подумают?

Он ослабил хватку, но не убрал руки. Маргарет могла легко высвободиться и продолжить путь в дамскую комнату. Однако не двигалась с места, ожидая, что он скажет дальше.

Мужчина сжал губы, продолжая дерзко смотреть на нее своими черными глазами.

Он явно пришел один. Инстинкт подсказал Маргарет, что он не относится к числу мужчин, с кем ей следует разговаривать, особенно не будучи официально представленной. Тем не менее вот она, стоит вплотную к незнакомому мужчине, упираясь ладонями в его грудь, а он сжимает ее обнаженные руки, виднеющиеся между длинными перчатками и короткими рукавами платья. И они стоят так дольше, чем это допустимо в обычных обстоятельствах, вместо того чтобы отскочить друг от друга, испытывая смущение и рассыпаясь в извинениях.

О Боже!

Маргарет снова попыталась оттолкнуть его, но, не встретив содействия с его стороны, уронила руки. Она почти физически ощущала обращенные на них взгляды. За ее спиной находилась половина высшего общества Лондона. Включая ее родных, а также Криспина Дью и маркиза Аллингема.

— Боюсь, что да, — произнес наконец мужчина в ответ на ее вопрос. — Видите ли, если я кинусь прямо сейчас за специальным разрешением, а потом на поиски священника, который выполнит брачную церемонию, то ко времени, когда я вернусь, этот танец наверняка закончится. И не исключено, что кто-нибудь другой очарует вас и уговорит бежать с ним в Шотландию, оставив меня с бесполезным документом в руках. Так что если мы собираемся и потанцевать, и пожениться, то придется сделать это именно в таком порядке, как бы мне ни льстила ваша готовность выйти за меня замуж без дальнейшего отлагательства.

Какой возмутительный тип, кто бы он ни был! Маргарет понимала, что она должна чувствовать себя задетой его легкомысленными словами, при всей их нелепости и остроумии.

Но она рассмеялась.

Мужчина не ответил на ее смех, продолжая пристально смотреть на нее, но наконец-то отпустил ее руки.

— Потанцуйте со мной, — сказал он, — а завтра утром я получу специальное разрешение. Обещаю.

Это была странная шутка. К тому же он не выказывал никаких признаков того, что находит свои слова забавными. Маргарет ощутила легкий озноб, хотя на ее лице продолжала играть улыбка.

Пожалуй, ей следует бежать от него со всей скоростью, на какую способны ее ноги, в дальний конец зала и оставаться там до конца вечера. Да и ее собственные слова были весьма вызывающими. «Именно в таком порядке?» Неужели она произнесла это вслух? Судя по его ответу, произнесла.

Да кто он такой, скажите на милость? Она никогда раньше его не видела. Она была уверена в этом.

Но Маргарет никуда не побежала.

— Благодарю вас, сэр, — сказала она. — Я потанцую с вами.

Что ж, лучше так, чем прятаться в дамской комнате только потому, что маркиз Аллингем, которому она трижды отказывала, решил обручиться с другой. И чтобы не разговаривать с Криспином, которому она сказала, что помолвлена.

Незнакомец склонил голову и предложил ей согнутую в локте руку, чтобы проводить ее к другим танцорам. Только тут Маргарет поняла, что танец еще не начался. Столкновение и обмен репликами, последовавший за ним, — все это заняло не более двух минут.

Рука, на которую она опиралась, оказалась очень крепкой. Шагая рядом с ним, она также отметила, что не ошиблась в своем первом впечатлении о его физической силе. Черный вечерний фрак облегал его мощный торс, как вторая кожа. Длинные ноги выглядели не менее мускулистыми. Он был выше ее на несколько дюймов, а она была высокой женщиной. Он был бы привлекательным мужчиной, если бы не резкие черты лица и чересчур смуглая кожа.

Ей вдруг пришло в голову, что он может быть опасным противником.

— Я подумал, — сказал мужчина, — что если я собираюсь получить завтра специальное разрешение, мне следует знать, как зовут мою невесту и ее адрес. Было бы досадно выбраться из постели ни свет ни заря только для того, чтобы получить отказ из-за моей неспособности назвать имя моей невесты и объяснить, где она живет.

Что за несносный человек! Он явно собирался продолжить шутку, хотя на его суровом лице не было даже подобия улыбки.

— Полагаю, что так, — согласилась она.

Оркестр заиграл веселую народную мелодию, и после короткой вступительной части, которую они станцевали вместе, они разошлись, выполняя фигуры танца с другими партнерами, что исключало возможность разговора, как нелепого, так и любого другого.

Все это совершенно неприлично, подумала Маргарет. Как он только что напомнил ей, они незнакомы. И тем не менее они танцуют друг с другом. Как, скажите на милость, она объяснит этот недочет Ванессе и Кэтрин? Или Стивену? Ведь она всегда придавала большое значение светским условностям.

Но как обнаружила Маргарет, ее это совсем не волновало. Она наслаждалась собой. Помолвка маркиза и его уверенность, что она в курсе событий, а также появление Криспина серьезно нарушили ее душевный покой. Но вот она — танцует и улыбается как ни в чем не бывало. К тому же шутка, затеянная незнакомцем, определенно была забавной.

Сколько женщин могут похвастаться, что незнакомый мужчина на одном дыхании пригласил их на танец и сделал предложение?

Ее улыбка стала шире.

— Могу я узнать, — спросил незнакомец, когда они снова сошлись в танце, — как зовут мою будущую невесту?

На секунду Маргарет испытала соблазн утаить свое имя. Но это было бессмысленно. Он может легко узнать его сам, когда закончится танец.

— Меня зовут Маргарет Хакстебл, — сказала она. — Я сестра графа Мертона.

— Отлично, — отозвался он. — Безупречное происхождение невесты имеет большое значение для брака.

— Несомненно, сэр, — кивнула она. — А вы…

Ей пришлось подождать пару минут, пока фигуры танца снова свели их вместе.

— Дункан Пеннеторн, граф Шерингфорд, — сообщил он без всякой преамбулы. — Титул, должен вас предупредить, пока вы не слишком им прельстились, носит чисто символический характер и не имеет никакой ценности, кроме удовольствия носить его. Не считая того факта, что он является ступенькой к блестящему титулу, который я унаследую, если его носитель отойдет в лучший мир раньше меня. Это совсем не обязательно, хотя мой дед, маркиз Клавербрук, на пятьдесят лет старше меня. Через пару недель ему стукнет восемьдесят.

Он рассказал о себе гораздо больше, чем она просила. Странно, что она не встречала его раньше. Хотя… граф Шерингфорд… Что-то шевельнулось в уголке ее памяти, но что именно, Маргарет не могла припомнить, не считая ощущения, что это было что-то не слишком приятное, что-то скандальное.

— И куда мне следует прийти завтра, мисс Хакстебл, — поинтересовался он, — со специальным разрешением на брак?

Маргарет снова заколебалась. Но ему хватит пары минут, чтобы узнать это самому, когда они расстанутся.

— В Мертон-Хаус на Беркли-сквер, — ответила она.

Пожалуй, шутка зашла слишком далеко. Как только танец закончится, решила Маргарет, она постарается держаться от графа Шерингфорда как можно дальше. Она не намерена поощрять дерзость и фамильярность, которые он проявлял по отношению к ней до сих пор.

Надо будет осторожно навести о нем справки и выяснить, что за воспоминание тревожит ее память.

Криспин, как она могла видеть, разговаривал с Ванессой и Эллиотом. Казалось нереальным видеть его снова после стольких несчастливых лет. Маргарет не ожидала, что они встретятся после его женитьбы. Она полагала, что после войны он с женой поселится в Испании или в Рандл-Парке.

— Мисс Хакстебл, — прервал ее размышления граф Шерингфорд, — почему вы убегали из бального зала в расстроенных чувствах?

Что за бестактный вопрос! Похоже, ему совершенно неведомо, что такое хорошие манеры.

— Я не убегала, — возразила она, — и не была расстроена.

— Вы солгали дважды в одном предложении, — заметил он.

Маргарет одарила его надменным взглядом.

— Вы очень дерзки, милорд, — заявила она.

— О да, — согласился он. — Зачем тратить время на пустые любезности? Он стоил вашего расстройства?

Маргарет открыла рот для резкой отповеди. Но вместо этого покачала головой.

— Это означает «нет»? — уточнил он. — Или это значит «вы несносны»?

— Последнее, — коротко обронила она, прежде чем они снова разошлись.

Оркестр ненадолго замолк перед тем, как заиграть новую мелодию того же танца, но лорд Шерингфорд, похоже, уже натанцевался. Он взял руку Маргарет, положил ее себе на локоть и без лишних слов повел ее к небольшой полукруглой нише недалеко от дверей, где стоял удобный диванчик, никем не занятый в данный момент.

— Невозможно, — сказал он, усадив Маргарет на диван и садясь рядом, — вести серьезный разговор во время танца. Танцы вообще одно из самых нелепых занятий, изобретенных человечеством.

— Зато это одно из моих любимых занятий, — отозвалась она. — И зачем вести серьезные разговоры, когда танцуешь? Для этого есть другое место и время.

— Так что же он сделал, — спросил граф, — чтобы привести вас в такое расстройство?

— По-моему, я не говорила ничего такого, — заметила Маргарет, — что навело бы вас на подобные мысли. — Она подняла веер, висевший у нее на запястье, раскрыла его и принялась обмахивать разгоряченное лицо.

Граф помолчал, наблюдая за ней. Он сидел вполоборота, положив локоть на спинку дивана и почти касаясь пальцами ее плеча. Она могла чувствовать тепло, исходившее от его руки.

— Нетрудно догадаться, — сказал он. — Если бы дело было в лопнувшем шве на платье, то он бы разъехался еще больше при нашем столкновении.

Ей следует встать и уйти, подумала Маргарет. Ничто ее не держит. Но его настойчивые вопросы оживили воспоминания о пережитом разочаровании, и оно частично вернулось. Ведь у нее не было возможности переварить тот факт, что она никогда не выйдет замуж за маркиза Аллингема.

Конечно, она совсем не знает лорда Шерингфорда. Но иногда легче разговаривать с посторонними людьми, чем с близкими родственниками. Вряд ли она могла бы излить душу Стивену или сестрам. Маргарет не привыкла обременять их своими проблемами. Наоборот, она всегда держала свои эмоции глубоко внутри, по крайней мере отрицательные. Она всегда была старшей сестрой, заменившей им родителей. Ей приходилось быть сильной, такой, на кого можно опереться.

Она знала, что разговаривать с незнакомцами опасно. Но во всем этом вечере было что-то нереальное, и присущие Маргарет осторожность и сдержанность покинули ее.

— Вчера я сказала одному знакомому, — призналась она, — что помолвлена. Я полагала, что сегодня вечером это станет правдой. Но оказалось, что джентльмен, которого я имела в виду, обручился с другой женщиной. Мой знакомый здесь и ждет, когда я представлю его моему жениху. О Боже, все это так глупо, не правда ли?

— Почему же? — возразил он. — Этот знакомый, которого вы ввели в заблуждение, когда-то обидел вас?

Маргарет поразилась, как он мог догадаться.

— С чего вы взяли? — спросила она.

Его черные глаза не отрывались от ее лица, словно пытались проникнуть во все ее секреты.

— А зачем еще вам понадобилось сообщать ему о своей помолвке раньше времени? — Он пожал плечами. — Вам хотелось похвастаться, очевидно, чтобы досадить ему. А зачем досаждать человеку, если он не причинил вам зла в прошлом? Что он вам сделал?

— Он уехал в действующую армию, — сказала Маргарет, — а я вынуждена была жить дома с младшими сестрами и братом, оставшимися на моем попечении после смерти отца. Но перед его отъездом мы объяснились, и вера в то, что мы будем вместе, поддерживала меня в последующие годы, которые были довольно трудными, а порой даже мрачными. И вдруг я узнаю из письма его матери, что он женился в Испании.

— Понятно, — кивнул он. — И этот образец верности, как я понимаю, один из офицеров в алых мундирах, неотразимых для дамских глаз, не так ли?

— Да, — ответила она.

— А мужчина, от которого вы ожидали предложения руки и сердца? — поинтересовался граф. — Он тоже поступил непорядочно по отношению к вам?

— Я бы не сказала, — ответила Маргарет. — За последние пять лет он трижды предлагал мне выйти за него замуж. Я трижды отказывала ему, хотя мы оставались друзьями и договаривались в конце каждого сезона встретиться на будущий год. Я совсем недавно в Лондоне, поэтому не видела объявления о его помолвке и даже не слышала о ней. Я пришла на этот бал, рассчитывая… Впрочем, не важно.

Ей вдруг стало неловко, даже стыдно. То, что задумывалось как невинное объяснение ее расстроенных чувств, превратилось в подробное и унизительное признание.

— Вы слишком долго ждали, причем в обоих случаях, — сказал он. — Пусть это послужит вам уроком.

Маргарет вспыхнула и принялась яростно обмахиваться веером. Что же, она заслужила эту резкую и безжалостную отповедь. Хотя чего еще ждать от мужчин? Они всегда стоят друг за друга. Она просто обязана быть виноватой в том, что потеряла обоих поклонников: и Криспина, и маркиза Аллингема.

Впрочем, он имеет право так думать. Ей не следует возмущаться или чувствовать себя униженной. Ни один из них ее не бросил. Просто она заставила их слишком долго ждать.

Это был отрезвляющий опыт: посмотреть на себя глазами мужчины.

— А известно ли лихому неверному офицеру, кто тот джентльмен, с которым вы якобы обручены? — поинтересовался лорд Шерингфорд.

— О нет, — сказала Маргарет. — Я не была настолько неосторожной. Слава Богу!

Надо быть благодарной и за малые милости. Страшно даже подумать, что случилось бы, если бы она…

— В таком случае есть простое решение всех ваших проблем, — заявил граф. — Вы представите меня вашему офицеру как своего жениха и одновременно продемонстрируете другому джентльмену, что вы не ожидали, что он снова сделает вам предложение.

О, этот человек совершенно невыносим! Впрочем, когда она резко повернула голову и посмотрела на него в упор, то не заметила в его глазах и намека на веселье.

— А что вы будете делать завтра, — осведомилась она, — когда обнаружите на своем пороге моего брата и сестер, желающих знать ваши истинные намерения? И что прикажете делать мне, если я столкнусь с Криспиномзавтра или послезавтра? Сказать ему, что я передумала выходить за вас замуж?

Он пожал плечами.

— Я заверю ваших разъяренных родственников, что у меня самые благородные намерения, — заявил он. — А вы сможете и дальше утирать нос своему офицеру.

— Благодарю за галантное предложение, — рассмеялась Маргарет, гадая, как бы он отреагировал, если бы она поймала его на слове. — И спасибо, что составили мне компанию. Это было забавно, но теперь я должна идти…

Ей не удалось закончить фразу. Его рука, покоившаяся на спинке дивана, передвинулась и твердо легла на ее плечо, удерживая ее на месте, а его лицо придвинулось ближе.

— Один из офицеров направляется сюда, — сообщил он. — Высокий и рыжеволосый. Вне всякого сомнения, ваш бывший возлюбленный.

Маргарет не стала оборачиваться, лишь прикрыла глаза.

— Сделайте, как я сказал, — предложил лорд Шерингфорд, — и представьте ему меня как своего жениха. Это будет лучше для вас, чем признать унизительную правду.

— Но вы не мой жених… — попыталась возразить она.

— Я могу им быть, — перебил ее он, — если вы этого захотите и если вы готовы выйти за меня замуж в течение следующих четырнадцати дней. Но мы можем обсудить детали позже, на досуге.

Неужели он это всерьез? Не может быть. Все это так странно. Но у нее не было ни секунды на размышления. Граф устремил взгляд ей за спину и высокомерно приподнял брови, всем своим видом показывая, что он не в восторге от того, что их тет-а-тет прервали.

Маргарет повернула голову.

— Криспин, — сказала она.

— Мэг. — Он поклонился. — Надеюсь, я не помешал вам?

— Нисколько. — Ее сердце стучало так громко, что заглушало музыку и звуки голосов. — Милорд, вы знакомы с майором Дью? Могу я представить тебе графа Шерингфорда, Криспин?

Криспин снова поклонился. Лорд Шерингфорд снова приподнял брови.

— Это тот самый майор Дью, — поинтересовался он, — с которым ты была когда-то знакома, Мэгги?

Мэгги?

О Боже! Маргарет чуть не сделалось дурно. В то же время она ощутила неуместный порыв рассмеяться. Должно быть, она снова на грани истерики.

— Мы жили по соседству, — сказала она. — И вместе росли.

— Ах да, — кивнул лорд Шерингфорд. — Припоминаю. Я уверен, что слышал это имя раньше. Рад познакомиться, майор. Надеюсь, вы явились не для того, чтобы пригласить Маргарет на следующий танец. Я еще не готов уступить ее общество другому, да и танец, как вы видите, еще не закончился.

— Мэг? — сказал Криспин, демонстративно игнорируя графа, хотя его ноздри слегка раздулись. — Ты не против, чтобы я проводил тебя к твоим родным? Я хотел бы потанцевать с тобой позже, если позволишь…

Бывают в жизни поворотные моменты, определяющие будущее человека. И почти всегда они возникают неожиданно, без всякого предупреждения, не оставляя времени на размышления и дебаты с самим собой. Нужно за секунду принять решение, поставив на карту многое, возможно, все.

Это был именно такой момент. Маргарет поняла это с убийственной ясностью, захлопнув свой веер. Она может встать, пойти с Криспином и рассказать ему правду. Или может остаться с графом, последовав его совету, а потом расхлебывать последствия этого поступка.

Она никогда не принимала поспешных решений, даже когда ее торопили события. Но сейчас была совсем другая ситуация.

— Спасибо, Криспин. Я с удовольствием потанцую с тобой позже. А пока я побуду с лордом Шерингфордом. Скоро появится маркиз Аллингем, он пригласил меня на следующий танец. — Она сделала глубокий вздох, собираясь с духом. — Лорд Шерингфорд — тот самый джентльмен, с которым я помолвлена.

Бальный зал вдруг показался ей нестерпимо душным, но она сомневалась, что у нее хватит сил раскрыть веер.

— Ты помолвлена, Мэг? — удивился он. — Но Несси и граф Морленд ничего не знают об этом.

Он только что разговаривал с ними. И они все видели ее с графом Шерингфордом. Вполне возможно, что Криспин вызвался избавить ее от общества графа и препроводить в безопасность. Что им известно о графе, чего не знает она? Что они все знают о графе?

— Я же сказала тебе днем, Криспин, что мы еще не объявляли о помолвке, — сказала она.

— Но мы скоро исправим это упущение, — заявил граф, сжав ее локоть. — Мы решили пожениться через две недели. В конце концов, зачем ждать, когда ты встретил человека, с которым готов прожить всю жизнь? Многие союзы распались именно потому, что жених или невеста слишком долго ждали.

Маргарет вдруг пришло в голову, что он и в самом деле говорит всерьез.

Но как это возможно? Они только что встретились.

Не может быть, чтобы он собирался жениться на ней через две недели.

Она даже не знает, кто такой граф Шерингфорд, если не считать, что он наследник маркиза Клавербрука.

Она почувствовала, как костяшки пальцев графа прошлись по ее щеке, и повернулась к нему. Его глаза, как она теперь видела, оказались темно-карими. Может, это их цвет, очень темный, почти черный, создает у нее странное впечатление, будто он заглядывает прямо в ее душу?

— В таком случае примите мои поздравления, — сказал Криспин, отвесив очередной поклон. — Я приглашу тебя на танец позже, Мэг.

— Я буду ждать с нетерпением, — отозвалась она.

Он повернулся и, не удостоив графа взглядом, зашагал прочь, демонстрируя военную выправку.

— По-моему, он не слишком обрадовался, — заметил граф. — Его жена-испанка жива?

— Нет, — ответила Маргарет. — Он вдовец.

— Видимо, он надеялся, — усмехнулся граф, — разжечь потухшее пламя. Вам повезло. Он лихо смотрится в своем мундире, но я бы сказал, что он слабак.

— Ничего подобного! — возразила Мэг.

— Уверяю вас, — настойчиво произнес он. — Если вы все еще любите его, Мэгги, вам следует быть осторожнее и не позволить себе вернуться к нему. Вы потратите время и чувства на слабого человека.

— Я не люблю его, — твердо сказала Маргарет. — Его поступок давно убедил меня в его слабохарактерности. И я не припомню, чтобы я давала вам разрешение, милорд, называть меня по имени, особенно в уменьшительной форме, которую никто не использует.

— Новое имя для новой жизни, — заявил он. — Для меня вы всегда будете Мэгги. Кто тот мужчина, с которым вы предполагали обручиться?

— Маркиз Аллингем, — сказала она и нахмурилась. Уж это сообщать не было никакой необходимости.

— Аллингем? — Он приподнял брови. — Ваш следующий партнер по танцам? Это становится интересным. Вам опять повезло. Он ужасно нудный, если, конечно, остался таким, каким я его помню.

—Вовсе нет, — возразила Маргарет. — Он очень мил, у него прекрасные манеры, с ним приятно поболтать.

— Именно это я и имел в виду, — сказал граф. — Типичный зануда. Со мной вам будет гораздо лучше.

Маргарет устремила на него долгий взгляд, который он встретил таким же долгим взглядом.

О Боже, он действительно не шутит.

Ей снова сделалось дурно. Но это был неподходящий момент, чтобы падать в обморок. Маргарет взяла веер, и ее рука оказалась достаточно твердой, чтобы раскрыть его и начать обмахивать лицо, приводя в движение теплый, насыщенный ароматами воздух.

— Почему? — спросила она. — Даже если допустить, что можно встретить совершенно незнакомую даму и с первого взгляда понять, что она та самая женщина, на которой вы хотели бы жениться, почему вы должны жениться в течение двух недель?

Впервые за весь вечер его губы слегка изогнулись в подобии улыбки.

— Если я не женюсь в течение четырнадцати дней, — сказал он, — у меня не будет никаких доходов, пока мой дед не покинет этот бренный мир, что может случиться через двадцать, а то и тридцать лет. Не считая ревматизма, он пребывает в добром здравии. Через две недели ему исполнится восемьдесят, и вчера он поставил мне ультиматум: жениться до его дня рождения. Иначе он лишит меня поместья, где я вырос и доход от которого традиционно причитается наследнику. Я был воспитан как джентльмен, ведущий праздный образ жизни в ожидании наследства, и никогда не думал, что мне придется искать работу. Думаю, из меня получится прескверный шахтер, если я решу заняться этим ремеслом. Как видите, я должен жениться, причем в неприличной спешке. Мой дед, я должен добавить, уверен, что это невозможно. В день своего восьмидесятилетия он собирается отдать Вудбайн-Парк моему кузену, следующему за мной по линии наследования, если я не заключу раньше респектабельный брак.

Маргарет пораженно молчала. Значит, все это происходит всерьез.

— Что же вы сделали, — спросила она наконец, — чтобы вызвать такой гнев? Это слишком жестокое наказание, если вы всего лишь затянули с выбором невесты.

— Я выбрал невесту пять лет назад, — усмехнулся граф. — Я был по уши влюблен и очень доволен своим выбором. Но накануне свадьбы я сбежал с женой ее брата и жил с ней в грехе, поскольку муж не давал ей развод. Она умерла четыре месяца назад.

Маргарет завороженно смотрела на него. Она вспомнила. Конечно. Пять лет назад. Это случилось как раз перед тем, как она впервые приехала в Лондон со Стивеном и сестрами. Все для них было внове: титул Стивена и жизнь в самом сердце высшего общества. Скандал еще обсуждался в светских гостиных, и Маргарет считала графа Шерингфорда дьяволом во плоти.

Так это был он?

Его черные глаза были прикованы к ней. На смуглом лице играла насмешка.

— Мой дед наверняка сожалеет, — сказал он, — что не может сделать моего кузена своим наследником, лишив меня всего, что мне причитается. По закону это невозможно, разумеется, но в его силах доставить мне кучу неприятностей и сделать меня очень несчастным, пока он жив.

— И вам совсем не стыдно? — спросила Маргарет и почувствовала, как ее щеки залила краска. Ей не следовало задавать этот вопрос. То, что случилось, ее не касается. Не считая того факта, что он хочет жениться на ней в течение двух недель только для того, чтобы не лишиться средств к существованию.

— Отнюдь, — заявил он. — В жизни всякое случается, Мэгги. Приходится приспосабливаться.

Маргарет не нашлась, что сказать в ответ. Собственно, у нее была тысяча вопросов, но не было желания слушать ответы. Но почему он это сделал? И как он может не испытывать стыда?

Она была избавлена от необходимости продолжать этот разговор.

— Сюда идет ваш недавно обрученный поклонник, видимо, чтобы пригласить вас на танец, — сообщил граф, бросив взгляд ей за спину. — И весьма кстати, не так ли, Мэгги? Вам нужно прийти в себя после моих откровений. Я возьму на себя смелость навестить вас завтра и надеюсь, что не обнаружу дверь запертой. Видите ли, у меня слишком мало времени, чтобы найти другую невесту.

Маргарет даже не заметила, что танец закончился и пары начали готовиться к следующему. Повернув голову, она увидела маркиза Аллингема.

— Полагаю, это мой танец, мисс Хакстебл, — сказал он, тепло улыбнувшись ей и едва кивнув графу Шерингфорду.

— Да, конечно.

Граф поднялся одновременно с ней. Он взял ее правую руку и поднес к своим губам.

— До завтра, любовь моя, — проворковал он, прежде чем кивнуть маркизу и двинуться прочь, к выходу из бального зала.

Любовь моя?

Маркиз приподнял брови, устремив на нее вопросительный взгляд. Но Маргарет только улыбнулась и взяла его под руку. Бессмысленно что-либо объяснять. Да и не обязана она перед ним отчитываться. Но какова наглость…

Кем надо быть, чтобы сбежать с замужней дамой накануне собственной свадьбы с ее золовкой? Можно ли представить себе более недостойный поступок?

И он еще хочет, чтобы она вышла за него замуж.

Нет, он точно обнаружит дверь запертой, если у него хватит наглости явиться завтра с визитом.

Можно ли себе представить более странный день, точнее вечер, чем сегодняшний?

Глава 5

Маргарет чувствовала себя крайне неловко, танцуя с маркизом Аллингемом. Она в любом случае испытывала бы неловкость, учитывая обстоятельства, хотя, к счастью, он не знал о надеждах, какие она питала, собираясь на этот бал.

Но он слышал, как граф Шерингфорд назвал ее «любовь моя», и, хотя Маргарет уверяла себя, что маркиза не касается, как ее называют другие мужчины, эти слова, казалось, витали в воздухе, пока они танцевали. Не помогло и то, что первые минут десять они танцевали молча.

Она так старательно улыбалась, что ее губы онемели.

Интересно, он знает, кто такой граф Шерингфорд?

Было бы странно, если бы не знал…

Маркиз заговорил первым.

— Мисс Хакстебл, — серьезно произнес он, — надеюсь, вы простите мою вольность, но мне следовало вмешаться раньше. Я должен был одернуть этого типа за фамильярность, с которой он обращался к вам, ведь, насколько я понимаю, вы не встречались с ним до сегодняшнего вечера.

«Этого типа»? Похоже, он знает.

— Вы имеете в виду лорда Шерингфорда? — небрежно отозвалась она. — О, я ничуть не задета, милорд. Он пошутил. Я рада, что вы не стали придавать его словам больше значения, чем они того заслуживают.

— Как ваш друг, — произнес он после некоторого колебания, — я считаю своим долгом предупредить вас, мисс Хакстебл, что от графа Шерингфорда следует держаться на расстоянии. Мне больно видеть, как вы губите свою репутацию, общаясь с ним. Осмелюсь предположить, что вы не знаете, кто он и почему его сторонятся все уважающие себя люди. Я готов побиться об заклад, что он не получил приглашения на бал сегодня вечером, однако у него хватило наглости явиться сюда. Не представляю, кто счел приличным представить его вам.

— Вы ошибаетесь, — возразила Маргарет. — Я в курсе скандала, случившегося пять лет назад. Он еще не затих, когда я впервые появилась в Лондоне, сразу после того, как Стивен унаследовал титул. Не стоит беспокоиться, милорд. Я вполне способна заботиться о себе и выбирать знакомых.

Как истинный джентльмен он не стал настаивать, и Маргарет решила, что тема закрыта. Ей придется отказать в приеме лорду Шерингфорду, если он появится завтра в Мертон-Хаусе, и рассказать правду Криспину, когда они снова увидятся.

Господи, как же глупо она вела себя сегодня вечером!

Ей нечем гордиться. Она всегда была образцом приличий и сдержанности. Можно не сомневаться, что она еще долго будет вспоминать этот вечер, испытывая неловкость. При мысли о том, что она выболтала графу Шерингфорду все свои унизительные тайны, Маргарет снова бросило в жар. Это было самое худшее из всего, что она натворила за этот вечер.

Что за бес вселился в нее?!

Ванесса и Кэтрин выглядели обеспокоенными, когда маркиз препроводил ее к ним. Эллиот и Джаспер беседовали с группой джентльменов поблизости.

— Мэг! — Ванесса решительно взяла ее под руку. — Я никогда в жизни не была более счастлива, чем в тот момент, когда увидела тебя танцующей с маркизом Аллингемом. Кто, скажи на милость, представил тебя графу Шерингфорду? Если леди Тинделл, то ей следовало хорошенько подумать, и я не постесняюсь сказать ей об этом. Граф — совершенно неподходящая персона.

— У него даже вид вызывающий, — заметила Кэтрин. — Прямо-таки опасный. Мэг, тебе известно…

— Да, — перебила ее Маргарет. — Я знаю, что несколько лет назад он сбежал с золовкой своей невесты. Не понимаю, почему этот проступок делает его парией сейчас. Мне кажется, любой человек имеет право на вторую попытку.

— Конечно, — сказала Ванесса, похлопав ее по руке. — Ты совершенно права. Я бы сказала, что он производит впечатление печального, раскаявшегося человека. Говорят, женщина, с которой он сбежал, умерла, хотя они так и не поженились. Муж не дал ей развод… Это так похоже на тебя, Мэг, протянуть руку оступившемуся, но мы слегка встревожились, увидев, как он увел тебя посередине танца в укромный уголок.

— Который находится у всех на виду, — заметила Маргарет, — Мне ничто не угрожало, ни похищение, ни что-нибудь похуже.

— Надеюсь, — рассмеялась Ванесса. — Но я легко могу себе представить, как он нашептывает тебе на ушко нескромные предложения. Я с трудом удержалась, чтобы не кинуться тебе на выручку, но Кейт танцевала и не могла составить мне компанию, а Эллиот не счел нужным устраивать публичную сцену, поскольку он доверяет твоему здравому смыслу. Впрочем, Криспин вызвался узнать, не нуждаешься ли ты в помощи. Это меня порадовало, пусть даже ты не в восторге от того, что он в Лондоне.

А уязвленное самолюбие побудило ее представить Криспину графа Шерингфорда как своего жениха. Ощущение немыслимости того, что она натворила, снова захлестнуло Маргарет. Слава Богу, что она хотя бы заручилась обещанием Криспина хранить новость в секрете, объяснив таинственность тем фактом, что помолвка еще не объявлена. Она должна найти его, не откладывая, и рассказать правду. Но ведь он пригласил ее на танец? Вот во время танца она во всем и признается, как бы унизительно это ни было, и положит конец сегодняшнему безумию.

Впрочем, было уже слишком поздно.

К ним направлялся Стивен, непривычно угрюмый, устремив взгляд на Маргарет.

— Стивен, — удивилась Кэтрин, когда он подошел к ним, — что случилось?

Он проигнорировал ее вопрос, обратившись к Маргарет.

— Мэг, — сказал он, — я не знаю, кто, черт побери, представил тебя этому типу. Кто бы он ни был, он заслуживает того, чтобы его пристрелили. Но это самая меньшая из наших забот. Кто-то распространяет нелепый слух, который нам необходимо как можно скорее опровергнуть. Говорят, что вы с Шерингфордом обручились.

— О нет, Стивен! — воскликнула Ванесса.

— Но это просто смешно, — сказала Кэтрин, рассмеявшись. — Никто не воспримет это всерьез, Стивен.

Маргарет безмолвно взирала на него. Эллиот с Джаспером, видимо, услышав, что сказал Стивен, подошли ближе.

— Я сверну ему шею! — заявил Эллиот. — Что он себе позволяет?!

— Было бы разумнее, — заметил Джаспер, — свернуть шею шутнику, который распустил этот слух. Вряд ли это сам Шерри, он уже полчаса как отбыл отсюда. Ты не знаешь, кто это сделал, Стивен?

Но ответила ему Маргарет.

— Боюсь, это Криспин Дью, — сказала она, не в первый раз за вечер чувствуя себя на грани обморока.

Вокруг раздавалось характерное жужжание голосов, всегда сопровождавшее распространение свежих скандальных слухов. Беглый взгляд по сторонам подтвердил опасения Маргарет, что именно она является предметом обсуждения. Слишком много взглядов было устремлено на нее, чтобы считать это случайностью.

— Дью? — прогремел Стивен. — Какого дьявола? С какой стати он стал бы распускать подобные слухи?

Он даже не извинился за свою резкость, но никто из них и не подумал требовать извинений.

— Боюсь, что с моих слов, — сказала Маргарет, но этого было явно недостаточно, чтобы сойти за объяснение. Она сделала глубокий прерывистый вздох. — Я представила ему графа Шерингфорда как своего жениха.

— Что ты сделала? — очень тихо переспросил Эллиот.

Остальные молчали, глядя на нее с таким видом, словно у нее вдруг выросла вторая голова.

— Я предупредила его, что об этом еще никто не знает, — пробормотала Маргарет. — Это была шутка. Я… В общем, я сказала это под влиянием импульса и собиралась исправить позже, когда мы будем танцевать.

Сказать, что она чувствовала себя глупо, значило бы существенно недооценить ситуацию. Гомон голосов вокруг них не утихал.

— Но что сказал лорд Шерингфорд, — поинтересовалась Кэтрин, — по поводу этого поразительного заявления?

Маргарет облизнула пересохшие губы.

— Это было его предложение, — ответила она. — И он хочет претворить его в жизнь. Он хочет жениться на мне. Но все это чепуха, о которой лучше забыть.

Весь вечер казался кошмарным сном. Ей здорово повезет, если ее не отправят в Бедлам еще до истечения сегодняшней ночи.

— Это легче сказать, чем сделать, — заметил Джаспер, поклонившись и протянув ей руку. — Ты привлекаешь слишком много внимания, Мэг, особенно если учесть, что Шерри смылся и не может разделить его с тобой. Пойдем потанцуем. И постарайся улыбаться. А потом мы с Кэтрин проводим тебя домой, а остальные задержатся, чтобы развеять слухи, насколько это возможно.

Маргарет вложила свою руку в его ладонь.

— Это просто смешно, — сказала она.

— Как и большинство слухов, — отозвался он. — Но они могут быть очень назойливыми.

— Где Дью? — мрачно поинтересовался Стивен, оглянувшись по сторонам. — Я сверну ему шею.

— Завтра успеешь, — сказал Эллиот. — Незачем устраивать это здесь, чтобы еще больше развлечь публику, Стивен. Потанцуй с Ванессой. И постарайся не распускать язык в присутствии моей жены и свояченицы.

Маргарет танцевала с Джаспером и улыбалась, слушая его забавную болтовню. Это было ужасное ощущение — находиться в центре всеобщего внимания, особенно когда сознаешь, что ты сама навлекла его на себя.

Но как мог Криспин поступить с ней подобным образом? Она никогда не считала его мелочным и злобным.

Ей придется переждать, пока слухи затихнут, со всем терпением, на какое она способна, решила Маргарет по пути домой, сидя рядом с Кэтрин в карете Джаспера. Все это закончится, как только общество поймет, что для слухов нет оснований. А потом она вернется к своей респектабельной жизни, даже если это означает, что она останется старой девой и будет всю оставшуюся жизнь зависеть от Стивена.

Маргарет легла спать раньше, чем Стивен вернулся домой. Ей даже удавалось засыпать в промежутках между приступами мучительной бессонницы, когда она вспоминала каждое слово, сказанное незнакомцу с черными глазами и мрачным лицом, который бросил невесту, сбежал с замужней женщиной и жил с ней в грехе до самой ее смерти. И еще она вспоминала, что представила его как своего жениха Криспину.

А он пошел и рассказал об этом всему свету.

Она даже проснулась утром позже, чем обычно. Стивен встал раньше ее. Он уже позавтракал и отбыл из дома, как сообщил ей дворецкий в ответ на ее вопрос.

Его прибор уже убрали, но на его месте осталась лежать развернутая утренняя газета. Маргарет протянула руку, собираясь сложить ее, но задержалась взглядом на той странице, которая обычно посвящалась светским сплетням.

Первое, что ей бросилось в глаза, было ее собственное имя.

Она нагнулась ниже, чтобы прочитать дальше, и ее глаза расширились от ужаса.

«Мисс Маргарет Хакстебл, старшая сестра графа Мертона, — прочитала она, — была замечена в скандальном уединении в одном из укромных уголков бального зала леди Тинделл с известным соблазнителем и похитителем чужих жен, графом Шерингфордом, недавно вернувшимся в Лондон. А когда один из друзей попытался избавить ее от скандала, если не от худшей участи, мисс Хакстебл заявила, что обручена с графом. Высшее общество задается вопросом, действительно ли указанная дама настолько респектабельна, как всегда казалось. Автор вынужден напомнить читателям о том, что случилось с ее младшей сестрой два года назад…»

Маргарет не стала читать дальше и свернула газету дрожащими руками. Плохой сон обернулся худшим из кошмаров.

Она села, продолжая дрожать, и вспомнила, как два года назад злобная и совершенно беспочвенная сплетня вынудила Кейт выйти замуж за Джаспера.

Неужели история повторяется, теперь уже с ней?

О нет! Такие катастрофы не случаются дважды в одной семье.

Что же ей делать?

* * *

Дункан очень сомневался, что мисс Хакстебл стала бы сплетничать, особенно о себе самой и по поводу ее отношений с ним. Значит, это был армейский офицер с нелепой фамилией и рыжими волосами.

Ибо по городу поползли слухи.

Он узнал об этом от своей матери. Наутро после бала у леди Тинделл она появилась за завтраком, когда сэр Грэм уже отбыл в свой клуб, а Дункан собирался подняться из-за стола. Он знал, что она была на балу, хотя сам пробыл там недостаточно долго, чтобы увидеть ее.

— Дункан, — сказала она, скользнув в комнату, все еще одетая в халат из развевающегося голубого шелка, хотя ее волосы были безупречно уложены, а щеки, как он подозревал, нарумянены, — ты уже встал. Я почти не сомкнула глаз ночью и чувствую себя совершенно разбитой. Но вчера вечером, когда я вернулась домой, тебя не было в твоей комнате, проказник, и мне не удалось поговорить с тобой. Я не слышала, когда ты пришел, наверное, в какой-нибудь безбожный час. Неужели это правда? Ты действительно обручился со старшей сестрой графа Мертона? Не сказав ни слова родной матери? Это великолепная партия для тебя. Твой дед будет очень доволен, если это правда. И вообще это замечательная новость. А то Грэм уже извел меня своим ворчанием и жалобами, что ты будешь жить под его крышей до конца наших дней. Ну, давай рассказывай, а не сиди с таким видом, словно тебе нечего сказать. Так ты обручился?

— Вообще-то нет, — сказал Дункан, постаравшись скрыть удивление, и знаком велел дворецкому налить ему кофе. — По крайней мере еще нет. Я танцевал с ней прошлым вечером, только и всего.

— Да нет, не только, — возразила его мать. — Мисс Хакстебл представила тебя кому-то — хоть убей, не помню, как его зовут, — как своего жениха. Мне об этом сказала Пру Телбот, а она никогда не станет болтать попусту. К тому же все говорят об этом.

— В таком случае, мама, — сказал Дункан, поднявшись на ноги и сделав глоток кофе, — тебе незачем расспрашивать меня. К сожалению, я должен идти. Я и так опаздываю к Джексону на тренировку по боксу.

— Так, значит, это неправда? — разочарованно спросила она.

— У мисс Хакстебл были причины сказать то, что она сказала, — отозвался он. — Я зайду к ней сегодня, чтобы обсудить это дело.

Леди Карлинг устремила на него озадаченный, но обнадеженный взгляд, не обращая внимания на тарелку с едой, которую поставил перед ней дворецкий.

— Но когда ты успел с ней познакомиться, Дункан? — поинтересовалась она. — Вот что терзало меня всю ночь и, полагаю, Грэма тоже, поскольку он не смог дать мне вразумительного ответа, когда я задала ему этот вопрос. Он только хмыкнул в свойственной ему манере. Ты всего лишь несколько дней в Лондоне. Да и мисс Хакстебл, насколько мне известно, тоже совсем недавно приехала. Не припомню, чтобы я встречалась с ней до вчерашнего вчера, хотя я часто видела ее сестер и красавчика брата. О, я, кажется, понимаю! Вы познакомились раньше и договорились встретиться. Вы…

Дункан взял ее руку и поднес к своим губам.

— Не стоит пока рассказывать об этом, мама, — попросил он.

Впрочем, вряд ли это что-нибудь даст, если слух распространился по всему бальному залу после его ухода.

— Конечно, — сказала она. — Ты же знаешь, что я сама сдержанность, Дункан. Но конечно, я расскажу Грэму, у нас нет секретов друг от друга.

Дункан отправился к Джексону. Первым, кого он там встретил, был Кон Хакстебл, и его подозрение, что тот поджидал его, вскоре подтвердилось.

— Пойдем разомнемся, Шерри, — сказал Кон, но это прозвучало скорее как ультиматум, чем дружеское предложение.

— С удовольствием, — отозвался Дункан. — Хотя у тебя такой вид, словно ты готов оторвать мне голову. Что, признаться, предпочтительней, чем боксировать с пижонами, которые любят скакать вокруг тебя, принимая, по их мнению, мужественные позы.

Кон даже не улыбнулся, наградив его мрачным взглядом и плотно сжав губы.

Кон — кузен Мертона, вдруг вспомнил Дункан. Константин Хакстебл. Впрочем, вряд ли две ветви семьи связывали теплые чувства. Кон был старшим сыном покойного графа и мог бы сам унаследовать титул, если бы не закон, по которому ребенок, рожденный вне брака, считался незаконнорожденным, даже если его родители позже поженились. В случае Кона — через пару дней после его появления на свет. Поэтому, когда старый граф умер, титул унаследовал болезненный младший брат Кона, а после его смерти — их двоюродный брат, нынешний граф Мертон.

Брат мисс Маргарет Хакстебл.

Так с чего бы Кону переживать за Маргарет Хакстебл?

А он явно переживал.

Кон заговорил снова, когда они разделись до пояса и принялись кружить вокруг друг друга, обмениваясь пробными ударами и выискивая слабые места противника.

— Я не могу поверить, Шерри, — сказал он, — что ты всерьез намерен жениться на Маргарет. Как ты мог допустить, чтобы этот слух распространился вчера вечером?

Увидев, что челюсть противника открылась, Дункан сделал выпад правой, но Кон ловко уклонился и нанес удар в его незащищенный живот.

Удар был чертовски болезненным, и на мгновение у Дункана перехватило дыхание. Но он не подал виду. Признаться, ему было немного стыдно, что он потерял форму. Сосредоточившись, он отвел назад левую руку и ударил Кона пониже уха.

Тот поморщился.

— Если слух пущен, вряд ли кто-нибудь в силах его остановить, — заметил Дункан. — Слухи быстро обретают собственную жизнь, если есть желающие их слушать. А данный слух возник уже после того, как я ушел с бала.

Они помолчали, нанося друг другу удары, и Дункану стало ясно, что это не дружеская разминка.

— Ты хочешь сказать, что это неправда? — спросил Кон чуть позже, когда ярость схватки несколько улеглась и они помедлили, переводя дыхание, перед новым раундом.

— Что я обручился с мисс Маргарет Хакстебл? — уточнил Дункан. — Да. Но то, что она представила меня как своего жениха попугаю в красном мундире, правда. Как и то, что я предложил ей выйти за меня замуж. Меня там не было, чтобы услышать эту историю во всех подробностях, так что я не уверен, что именно должен я подтвердить или опровергнуть.

Он снова заметил ту же брешь в обороне Кона и на этот раз успешно нанес удар в челюсть противника, заставив того откинуть голову назад. Но как и в прошлый раз, он ослабил собственную защиту, чем и воспользовался Кон, направив кулак в его диафрагму. Дункан резко выдохнул и подступил ближе, атаковав Кона серией ударов. Тот ответил с не меньшей яростью.

Несколько секунд они молча молотили друг друга, пока оба не выдохлись, покрывшись потом и обессилев. В конечном итоге оба отступили, так и не добившись преимущества над противником.

— Ты мне нравишься, Шерри, — сказал Кон, потянувшись за полотенцем. — Всегда нравился. Мне плевать, что ты сбежал с миссис Тернер, вместо того чтобы жениться на мисс Тернер. Это твое дело, и, полагаю, у тебя были причины поступить так, как ты поступил. Но на сей раз это и мое дело.

Дункан потер костяшки пальцев, хотя и не собирался возобновлять схватку. Они покраснели и даже припухли.

— Мисс Хакстебл — твое дело?

— Да, если кто-то намерен причинить ей вред, — ответил Кон, — даже если речь идет о ее репутации. У нее рано умерла мать, и жизнь была нелегкая, Шерри, как это часто бывает с женщинами. Ей не было восемнадцати, когда она пообещала отцу на его смертном одре, что она позаботится о сестрах и брате, пока они не вырастут и не встанут на ноги. Это произошло задолго до того, как мой отец, а затем и брат Дон умерли и ее брат унаследовал титул. Им пришлось бедствовать. Но она сдержала свое обещание. Мертон достиг совершеннолетия, а ее младшие сестры вышли замуж два года назад. Маргарет свободна от обязательств, но ее юность миновала. Наверное, она пришла к мысли, что если она не выйдет замуж в ближайшем будущем, то останется старой девой и будет вознаграждена за все, что она сделала для своей семьи, вечной зависимостью от них. Я могу понять, почему она стала легкой добычей для такого, как ты.

— Такого, как я? — повторил Дункан, приподняв брови.

— Миссис Тернер умерла, — сказал Кон. — Как и твой отец, Шерри, а твой дед — старый человек. Думаю, я не ошибусь, предположив, что ты вернулся в Лондон, чтобы выбрать себе невесту.

— И если я выбрал мисс Хакстебл, — подхватил Дункан, набросив на шею полотенце и вытирая лицо, — то исключительно для того, чтобы причинить ей вред?

— Твоей дурной славы достаточно, чтобы причинить ей вред, — заметил Кон. — Оставь ее в покое, Шерри. Выбери другую, менее уязвимую.

— Но если слух о том, что она представила меня этому пижону — как там его зовут? Ах да, Дью! Если этот слух распространился, что явно произошло, — сказал Дункан, — разве я не нанесу ей непоправимый вред, забрав назад свое предложение?

Кон устремил на него гневный взгляд.

— Будь ты проклят, Шерри! — Он промокнул полотенцем лицо, руки и грудь и принялся натягивать одежду. — Как тебя угораздило выбрать Маргарет из всех женщин? Если ты женишься на ней и хоть один волос упадет с ее головы, ты не отделаешься так легко, как сегодня. — Он резко кивнул в сторону ринга. — Это была только разминка.

— Ты, случайно, не в «Уайтс» направляешься? — поинтересовался Дункан. — Я бы составил тебе компанию.

Но, прибыв в «Уайтс», он столкнулся лицом к лицу с герцогом Морлендом, который был всего лишь виконтом Лингейтом, когда Дункан приехал в Лондон в прошлый раз.

— Морленд. — Дункан приветливо кивнул ему и его спутнику, молодому блондину, собираясь продолжить путь в читальный зал, чтобы просмотреть утренние газеты, но герцог преградил ему путь.

— Шерингфорд! — сказал он, гневно хмурясь. — Мне нужно поговорить с тобой. Моя жена, если ты не в курсе, — бывшая миссис Хедли Дью, а до этого мисс Ванесса Хакстебл. А это граф Мертон.

Ах вот как! Значит, Морленд теперь в родстве с Дью и Хакстеблами? Дункан вздохнул про себя. Он даже не подозревал об этом.

Мертон мрачно поклонился. Он был красив и строен, но наметанный глаз Дункана отметил, что было бы ошибочно принимать его за слабака. За юношеской стройностью угадывались натренированные мускулы, а в чертах лица — сильный характер.

— Мертон? Как кстати, — сказал он. — Вы тот самый человек, с которым я хотел увидеться чуть позже.

Вообще-то до этого момента у него не было подобных планов. Прошло много лет с тех пор, как он делал первое формальное предложение. А сейчас, хотя Маргарет Хакстебл и была на несколько лет старше своего брата, которого она практически вырастила, правила приличий наверняка требовали, чтобы Дункан встретился с ним официально и обсудил предстоящий брак и все с ним связанное.

— Чуть позже может быть слишком поздно, — резко произнес Мертон, — если половина высшего общества в курсе событий, а в утренней газете появилось соответствующее объявление.

— Объявление? — изумился Дункан.

— В определенном смысле, — уточнил Мертон. — На странице светских сплетен.

Невероятно! Должно быть, это постарался армейский офицер со слабой челюстью. Никто другой, увидев его беседующим с мисс Хакстебл, не стал бы распространять слухи о помолвке. Дункан не отказался бы побеседовать с ним с глазу на глаз.

Интересно, как настроена мисс Хакстебл сегодня утром? Сыграли ли обстоятельства в его пользу, вынуждая принять его предложение? Если высший свет уверен, что она помолвлена с ним, а это так и есть благодаря сегодняшним газетам, она поставит себя в неловкое положение, отказавшись от помолвки. С другой стороны, брак с ним вызовет скандал. Ведь он отнюдь не любимец светского общества.

Похоже, мисс Хакстебл загнала себя в ловушку.

— Я бы тысячу раз сказал «нет», — заявил Мертон, в то время как Морленд хранил зловещее молчание, — если бы вы сделали все, как полагается, переговорив сначала со мной. Я и теперь сказал бы «нет», если бы это зависело только от меня. К сожалению, Маргарет не находится в моем подчинении. Она сама себе хозяйка и имеет собственное мнение. Вы мне не нравитесь, Шерингфорд.

Дункан приподнял брови:

— Насколько я помню, мы познакомились несколько минут назад, Мертон. Вы делаете выводы с поразительной поспешностью.

— Мне не нравятся мужчины, — сказал Мертон, — которые бросают своих невест, обрекая их на сердечные муки и позор, и сбегают с замужними дамами. А особенно мне не нравится, когда подобные типы подумывают о женитьбе на одной из моих сестер. И мне не требуется продолжительное знакомство, чтобы прийти к таким выводам.

Дункан поклонился.

— Мы начинаем привлекать внимание, — заметил Морленд.

Холл был достаточно просторным, чтобы они не мешали другим завсегдатаям клуба, входившим внутрь и выходившим наружу. Но в их сторону поглядывали, и неудивительно, если бальный зал леди Тинделл жужжал вчера от сплетен, как представлял себе Дункан, и если светский репортер сделал из случившегося лакомое блюдо, как это свойственно газетным писакам. В довершение ко всему — вот он, скандально известный лорд Шерингфорд, стоит с братом и деверем мисс Хакстебл, и все трое такие мрачные, словно присутствуют на похоронах. Да, впечатляющее зрелище.

— Я обещал мисс Хакстебл прошлым вечером, — сказал Дункан, — что навещу ее в Мертон-Хаусе сегодня днем. Если позволите, Мертон, я хотел бы вначале поговорить с вами, когда явлюсь туда.

Мертон натянуто кивнул. Дункан поклонился обоим джентльменам и продолжил путь.

Он охотно ушел бы из клуба, не заходя дальше холла, но гордость помешала ему ретироваться прямо сейчас. К тому же ему хотелось прочитать, что написано о нем в газетах. Он поднялся на второй этаж, где обменялся приветствиями с присутствующими. Его встретили весело, даже запанибратски, похлопывая по спине. Похоже, среди определенной публики он завоевал репутацию своего парня.

А потом Дункан прочитал заметку, где его аттестовали как соблазнителя и похитителя чужих жен.

И то и другое было правдой.

В заметке говорилось, что он был представлен другу мисс Хакстебл, явившемуся ей на помощь, как ее жених.

Значит, это и вправду Дью предал ее.

Опять.

Да, неплохо бы перекинуться парой слов с этим воякой.

Перед уходом из клуба после раннего ленча Дункан узнал, что в клубной книге заключаются пари насчет того, бросит ли он эту невесту у алтаря или нет. Ставки склонялись в пользу первого.

Итак, сегодня он сделает мисс Хакстебл формальное предложение руки и сердца, которое она, вполне возможно, примет, учитывая все обстоятельства. У него останется тринадцать дней, чтобы представить ее деду и устроить свадьбу по специальному разрешению.

Его свобода будет куплена — если она согласится, конечно, — за высокую цену.

Но ведь свобода не главное, не так ли?

Главное — Тоби.

Глава 6

Первым инстинктивным порывом Маргарет после прочтения газеты было ретироваться в свою комнату, заползти в постель и укрыться с головой. Может, к тому времени, когда она выберется оттуда, этот прискорбный эпизод забудется, кто-нибудь убьет свою бабушку, женится на кухарке, проедется голый по Роттен-роу или совершит что-нибудь столь же шокирующее, чтобы отвлечь переменчивое внимание светской публики.

Не может быть, чтобы высшее общество всерьез заинтересовалось тем фактом, что нудная старая дева солгала мужчине, который когда-то отверг ее любовь, сказав ему, что она обручена с бессовестным соблазнителем чужих жен.

Но Боже, представленные таким образом факты и впрямь выглядели интригующе даже для нее.

Укрывшись в постели, она ничего не решит. Наоборот, нужно выбраться из дома. Она поедет к Ванессе, решила Маргарет, а потом они вместе отправятся к Кэтрин. Собравшись втроем, они посмеются над событиями прошлого вечера и глупой заметкой, опубликованной в утренней газете.

Как хорошо, что все они обладают здоровым чувством юмора.

Но разве это смешно?

Попался бы ей сейчас Криспин Дью! Она бы высказала ему все, что она о нем думает. Да, она обманула его. Но зачем ему понадобилось болтать об этом, ведь она предупредила его, что даже ее семья пока не в курсе. Неужели он сделал это назло? Но почему?

Ее желание сбылось раньше, чем она думала. В комнату вошел дворецкий, сообщивший, что майор Дью просит мисс Хакстебл принять его и что его препроводили в гостиную, предназначенную для посетителей.

Маргарет последовала за дворецким и стремительно вошла внутрь, когда он открыл дверь.

Криспин стоял перед пустым камином, весьма импозантный в своем мундире, но явно смущенный — и не без оснований. Он поклонился.

— Мэг, — забормотал он.

— Я жду объяснений, — требовательно произнесла Маргарет, гневно сверкнув глазами. — Неужели ты так сильно ненавидишь меня, Криспин? Но за что? Что такого я сделала, чтобы заслужить это?

— Бог мой, Мэг! — ужаснулся он, шагнув ближе. — С чего ты взяла? Я всегда обожал тебя. Ты должна это знать.

Она откинула назад голову, словно он влепил ей пощечину.

— Обожал меня? — презрительно бросила она. — Неужели?

— Если ты имеешь в виду Терезу, то я могу все объяснить.

— Я тоже, — сказала она. — Любой дурак может это объяснить. Но меня не интересуют твои объяснения. Я хочу знать, почему ты предал меня вчера вечером?

— Предал? — переспросил он. — Это слишком резкое суждение, Мэг. Ты же помолвлена с Шерингфордом? Ты сама сказала мне это — дважды, в Гайд-парке и на балу.

— И в обоих случаях, — сказала она, — я предупредила тебя, что мы еще не объявляли о помолвке, что даже моя семья ничего не знает. Жаль, что мне не пришло в голову взять с тебя клятву. Я думала, что могу положиться на твою сдержанность и честь.

Криспин поморщился.

— Я беспокоился о тебе, Мэг, — сказал он. — Я разговаривал с Ванессой и Морлендом, когда ты танцевала с Шерингфордом, и видел, как вы уединились в сторонке. Морленд объяснил мне, кто он такой, и выразил недоумение, кто мог представить его тебе. Он сказал, что ты скорее всего не знаешь, что он неподходящая компания. Это встревожило твою сестру, она хотела пойти к тебе сама, но мы с Морлендом отсоветовали. Вместо нее пошел я. Я надеялся увести тебя, не устроив сцены. Собственно, я полагал, что ты будешь рада избавиться от его общества, если тебе уже известно, кто он такой, или будешь благодарна позже, когда узнаешь правду. Но вместо этого ты сообщила мне, что вы помолвлены. Что мне оставалось делать?

— Очевидно, только одно, — иронически заметила она, — разболтать об этом всем присутствующим.

— Я поговорил с парой сослуживцев, — признался Криспин. — Они мои друзья, я доверяю им и привык считаться с их мнением. Я спросил их, вправе ли человек, который знал тебя всю жизнь, кто был твоим соседом и другом, вмешаться в твою жизнь настолько, чтобы попытаться убедить тебя разорвать помолвку.

— Ты не знал меня всю мою жизнь, — возразила она. — Ты вообще не знал меня последние двенадцать лет, Криспин.

«…был твоим соседом и другом». Неужели, с его точки зрения, между ними ничего больше не было?

— Мэг, — сказал он, — Шерингфорд — негодяй. Он вообще не должен был быть там вчера вечером. Я сомневаюсь, что он получил приглашение. Не может быть, что ты всерьез собираешься выйти за него замуж. Разорви помолвку и выходи замуж за меня.

— Что?! — Ее глаза расширились.

— Никто не упрекнет тебя, — сказал он. — Наоборот, все будут аплодировать твоему здравому смыслу.

— За то, что выбрала тебя? — уточнила она.

Криспин покраснел.

— Когда-то ты была готова выйти за меня, — сказал он. — Если бы твой отец не умер, мы бы давно поженились. Ничего с тех пор не изменилось, не считая того, что мы оба сталинемного старше. И того, что ты теперь даже красивее, чем была тогда. — Он улыбнулся.

— И того, что в промежутке ты успел побывать в законном браке, — заметила она. — И того, что у тебя есть дочь.

— Которой нужна мать, — мягко произнес он. — Мэг…

Но она подняла руку, и он замолк.

Он просит ее выйти за него замуж. Неужели после всех этих лет, после всего, что случилось, он рассчитывает, что она выйдет за него? После стыда, который она по его милости пережила вчера вечером?

Но она не должна отвлекаться от главного вопроса.

— Значит, это один из твоих приятелей разболтал о моей помолвке? — поинтересовалась она. — Ты это хочешь сказать, Криспин?

— Непреднамеренно и, уж точно, не назло, — ответил он. — Я готов был разорвать его на части этим утром, когда прочитал заметку в газете. Но он не менее расстроен, чем я. Он всего лишь упомянул о том, что я рассказал ему, когда беседовал со своей кузиной… строго конфиденциально, разумеется. Он хотел узнать ее мнение.

Вот так и распространяются слухи и сплетни, как лесной пожар, вспыхнувший от единственной искры. Кузина рассказала кому-то еще по секрету, и пошло, и пошло…

Что ж…

— Извини, Мэг. Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Криспин. — Я понимаю, как тебе неприятно, что о твоей помолвке стало известно раньше, чем у тебя была возможность поставить в известность свою семью, и прежде чем Шерингфорд смог официально попросить твоей руки у Стивена. Но видишь ли, сплетни все равно поползут, если твоему брату и сестрам не удастся отговорить тебя от столь нежелательного союза. Это неизбежно. Шерингфорд — пария, и заслуженно. Я просто не понимаю, как ты могла выслушать его предложение, не говоря уже о том, чтобы принять его. Мэг…

— Ты извинился, — перебила его Маргарет. — Видимо, в этом была причина твоего прихода сюда сегодня утром, Криспин. А теперь ты извини меня. Я собиралась навестить Несси, когда ты приехал.

— Мэг, — сказал он, сделав еще один шаг к ней, — не выходи за него. Умоляю тебя. Ты будешь несчастна. Лучше выходи за меня.

— Чтобы жить счастливо до конца наших дней? — иронически поинтересовалась она.

Криспин имел совесть снова покраснеть.

— Порой, — сказал он, — требуется время, чтобы набраться мудрости и исправить прошлые ошибки.

— Надеюсь, — уточнила она, — ты не считаешь ошибкой свою покойную жену, Криспин? Или свою дочь? И возможно, следует предоставить лорду Шерингфорду такой же шанс продемонстрировать, что он стал мудрее, чем был пять лет назад, и способен исправить прошлые ошибки.

Криспин шумно вздохнул и отвесил ей очередной поклон.

— Уверен, твоим родным есть что сказать по поводу этой помолвки, — заявил он. — Послушай их, Мэг. Не стоит идти против всех из чистого упрямства. Помнится, ты всегда была самой упрямой из всех, кого я знал. Если ты не желаешь слушать меня, послушай их. Обещаешь?

Маргарет лишь приподняла брови, и ему ничего не оставалось, кроме как коротко пожелать ей доброго утра и проследовать мимо нее к выходу из комнаты.

Он попросил ее выйти за него замуж…

Когда он сделал это в прошлый раз, она буквально хотела умереть. Ведь она так сильно любила его, но не могла принять его предложение — он уходил на войну, и надо было ехать с ним в Испанию, а она должна была остаться дома, чтобы растить сестер и брата.

А теперь?

Может ли такая сильная любовь умереть? Хотя если это была настоящая любовь, то как вообще она могла умереть? И существует ли такая вещь, как настоящая любовь? Печально, если нет. И еще печальней, когда неудачная романтическая любовь превращает человека в неисправимого циника.

Она больше не любит Криспина. Более того, она не хочет любить его. Их отношения никогда уже не станут такими, как раньше. Выходит, любовь зависит от обстоятельств? И ее нежелание любить Криспина обусловлено годами сердечных страданий, вызванных его неверностью?

Можно ли вообще заслужить любовь, если она обусловлена идеальным поведением?

Любил ли он ее? Он сказал, что обожал ее. Но любил ли он ее когда-нибудь? Если да, то как он мог жениться на другой?

Любил ли он свою жену Терезу?

О, она опять ужасно расстроена. А ей казалось, что Криспин больше не властен причинять ей мучения.

Маргарет вздохнула и, покачав головой, решительно направилась к двери. Она все-таки навестит Ванессу. Встреча с детьми поднимет ей настроение. И плевать на глупые сплетни, и на еще более глупую заметку в утренней газете, и на Криспина Дью, и на графа Шерингфорда, который должен жениться в течение двух недель, иначе ему придется зарабатывать на жизнь, пока его дед не умрет. Какое ей дело до всего этого? И плевать на маркиза Аллингема и его очаровательную мисс Милфорд.

Порой жизнь может быть совершенно невыносимой, но она продолжается. Что толку предаваться унынию?

Раздался стук в дверь, и она отворилась, прежде чем Маргарет добралась до нее.

— Вас хочет видеть миссис Пеннеторн, мисс Хакстебл, — сообщил дворецкий. — Вы примете ее?

Миссис Пеннеторн? Маргарет нахмурилась, пытаясь вспомнить, кто это. Имя звучало знакомо. Но почему она приехала утром? Для светского визита слишком рано.

Миссис Пеннеторн. Глаза Маргарет слегка расширились. Кажется, граф Шерингфорд представился как Дункан Пеннеторн? Кто эта дама? Его мать?

Неужели эта дурацкая история никогда не кончится?

— Конечно, проводите ее сюда, — сказала она.

Миссис Пеннеторн оказалась младше, чем она сама, как убедилась Маргарет, как только та вошла в комнату. Одетая в модное бледно-зеленое платье и шляпку в тон, небольшого роста, со стройной фигурой и белокурыми волосами, она была на редкость красива.

Явно не его мать. Но и не сестра, учитывая, что она миссис Пеннеторн.

— Мисс Хакстебл? — Женщина присела в реверансе, глядя на Маргарет чуточку раскосыми глазами, такими же зелеными, как ее платье.

Маргарет склонила голову.

— Мы не знакомы, — продолжила дама приятным голосом, слегка запыхавшись, — но я сочла моим долгом навестить вас, как только услышала о вашей помолвке. Вы ни в коем случае не должны выходить замуж за лорда Шерингфорда. Он настоящий дьявол и не принесет вам ничего, кроме горя и остракизма со стороны общества. Простите мою дерзость, но я не могла не прийти и не предупредить вас.

Маргарет подавила порыв предложить нежданной гостье сесть. Вместо этого она стиснула перед собой руки и приподняла брови. Поступок действительно дерзкий.

— Миссис Пеннеторн, — сказала она, — вы родственница графа Шерингфорда?

«Зачем она пришла?»

— Мне тягостно признавать это, — сказала дама, вспыхнув, — хотя, к счастью, мы родственники только через брак. Он кузен моего дорогого мужа.

Маргарет выжидающе молчала, не зная, что сказать.

— Возможно, вы слышали обо мне, — продолжила миссис Пеннеторн. — Моя девичья фамилия Тернер. Пять лет назад я сама чуть не совершила роковую ошибку, собираясь выйти замуж за графа Шерингфорда. Но Бог милостив, и я вышла за его кузена Нормана Пеннеторна и с тех пор наслаждаюсь супружеским счастьем.

О Боже. Это ведь брошенная невеста, золовка скандально известной миссис Тернер, которая сбежала с графом.

— Да, — сказала Маргарет, — разумеется, я слышала о вас, но…

Но это её не касается. У нее нет ни малейшего желания выслушивать эту грязную историю или ее часть, если уж на то пошло.

«Зачем же она пришла?»

— Я не имела удовольствия познакомиться с вами, — сказала миссис Пеннеторн. Она явно пришла говорить, а не слушать. — Но мне известна ваша репутация. Вы весьма уважаемы как старшая сестра графа Мертона, герцогини Морленд и баронессы Монфор. Осмелюсь подумать, что вас тяготит ваше незамужнее положение, особенно теперь, когда ваши младшие сестры сделали такие блестящие партии. Но поверьте мне, мисс Хакстебл, брак с лордом Шерингфордом — не выход. Мой брат был счастливейшим из мужчин до того, как Лора оставила его, соблазненная этим чудовищем. Брат готов был в любой момент принять ее назад и простить. Он так и не дал ей развода, несмотря на советы всех, кто его знал. Он никогда не терял надежды, что она вернется и будет молить его о прощении, которое он охотно даст. Известие о ее смерти сокрушило его. Граф Шерингфорд, мисс Хакстебл, разрушил жизнь моего брата. И разрушил бы мою жизнь тоже, не будь дорогой мистер Пеннеторн настолько добр и благороден, чтобы жениться на мне.

«Зачем она пришла?!»

Маргарет взирала на нее в немом изумлении.

— Я должна поблагодарить вас за визит и заботу, — сказала она. — Надеюсь, вы простите меня, если я не предложу вам перекусить? Я собиралась уходить. Мы с сестрой договорились о встрече.

А ведь совсем недавно она решила, что никогда больше не будет лгать.

— Конечно, — ответила гостья. — Я не стану вас задерживать. И умоляю, простите меня. Но вы должны понять, нам было просто невыносимо узнать, что этот человек имел наглость вернуться в Лондон. Мой брат ужасно огорчен этим известием, и я тоже. А какой стыд испытывает мой дорогой мистер Пеннеторн, вынужденный носить то же имя, что и лорд Шерингфорд. Мы так надеялись, что не услышим и не увидим его до отъезда из Лондона в конце сезона. И определенно мы не желали вмешиваться в его дела. Но когда сегодня утром я узнала, что он заманил в свои сети еще одну невинную достойную уважения женщину, это явилось последней каплей. Мне стало ясно, что у меня нет иного выбора, кроме как прийти сюда, чтобы предупредить вас, чтобы умолять вас порвать помолвку, пока не поздно. Обещайте мне, что вы это сделаете, мисс Хакстебл.

— Я ценю вашу заботу о моем счастье, — сказала Маргарет, направившись к двери. — И спасибо, что пришли. Надеюсь, вы извините меня, но мне действительно пора.

— Да, конечно, — отозвалась миссис Пеннеторн, ожидая, пока Маргарет откроет для нее дверь. — Я считала своим долгом прийти.

Маргарет склонила голову и осталась стоять в дверях, глядя вслед гостье. «Зачем она приходила?»

Она все еще пребывала в изумлении. Что все это значит? Вполне понятно, что эта женщина ненавидит графа Шерингфорда как из-за себя самой, так и из-за своего брата. Но почему она сочла необходимым нанести визит женщине, которая предположительно помолвлена с графом? Неужели из ревности? Неужели она до сих пор тайно влюблена в Шерингфорда?

Этого не может быть.

Как все запуталось! Ради минутного торжества она сказала Криспину, что помолвлена, положив начало всем этим нелепым событиям.

Возможно, вместо того чтобы ехать к Ванессе, ей следует остаться здесь и велеть слугам упаковать ее вещи, подумала Маргарет. Ей вдруг страстно захотелось покоя и здравомыслия Уоррен-Холла.

Так она и поступит.

Но не успела она оставить свое место в дверях гостиной, как раздался стук в парадную дверь, и лакей впустил внутрь Ванессу и Кэтрин, явившихся повидаться с ней.

— О, вам лучше войти сюда, — сказала Маргарет, даже не пытаясь скрыть раздражение, — и присоединить свои голоса к общему хору.

— Какому хору? — поинтересовалась Ванесса, когда они вошли внутрь и дворецкий притворил за ними дверь.

— Меня уговаривают положить конец несуществующей помолвке, — отозвалась Маргарет. — Вначале Криспин, затем миссис Пеннеторн, а теперь, полагаю, вы. Интересно, кто будет следующим?

Это был риторический вопрос. Однако ответ не заставил себя ждать. Не успели они сесть, как раздался стук в дверь и она отворилась, впустив Константина.

— Ну вот! — воскликнула Маргарет, всплеснув руками.

— Не стану спрашивать, что означает этот жест: восторг от моего появления или неудовольствие, — бодро произнес он; подойдя к ней и ненадолго сжав ее руку в своих. — Но надеюсь, что первое. Я только что от Джексона, где неплохо размялся, и не прочь выпить чаю.

Стивен и Эллиот прибыли вместе, когда лакей принес чайный поднос, а Джаспер с ребенком на руках — когда Маргарет закончила разливать чай.

Поставив чайник на поднос, Маргарет задалась вопросом, чувствовала ли она себя когда-либо глупее, и нашла отрицательный ответ: подобного случая невозможно вспомнить.

К тому же она злилась, но не могла понять, кто ее злит больше всех. Возможно, она сама?

Криспин обвинил ее в упрямстве. Это обвинение возмутило Маргарет, но, подумав немного, она решила, что он прав.

Хор звучал безупречно. Не было ни одного диссонирующего голоса. Ванесса и Кэтрин не могли поверить, что она могла даже помыслить о браке с мужчиной, с которым познакомилась лишь вчера вечером — не будучи ему официально представленной. В обычной ситуации это означало бы, что за столь короткое знакомство невозможно узнать человека. Но в данном случае все было с точностью до наоборот. Она знала о нем все — с его собственных слов, и ничто из того, что она знала, не делало ему чести.

Как выяснилось, Стивен с Эллиотом разрешили графу Шерингфорду нанести визит в Мертон-Хаус. Впрочем, едва ли они могли отказать, если Маргарет представила его накануне как своего жениха. Они сошлись на том, что Шерингфорд не будет допущен дальше библиотеки и не увидит никого, кроме Стивена. А от лица Маргарет графу сообщат, что она не примет его ни сегодня, ни в любой другой день.

— В конце концов, Мэг, — сказал Стивен, — ты не замешана ни в каком скандале. Все это не более чем слухи. Если ты больше не встретишься с этим типом, если между вами больше ничего не будет сказано о помолвке, все достаточно быстро придут к выводу, что в этой истории никогда не было ни слова правды — как это бывает с большинством слухов.

— Правильно, Стивен, — одобрила Кэтрин.

— И очень разумно, — согласилась Ванесса.

— Все знают, что ты образец благоразумия, — добавил Эллиот.

Что было несколько опрометчиво с его стороны. В самих словах «образец благоразумия» было что-то невыносимо скучное. Неужели она хочет, чтобы это было написано на ее надгробии?

— Когда-то Шерри был моим другом, — сказал Константин. — И полагаю, до сих пор остается. Мы немного побоксировали у Джексона сегодня утром, а потом вместе пошли в «Уайтс». Но с твой стороны было бы чрезвычайно неразумно связаться с ним, Маргарет. У него, безусловно, скандальное прошлое, и вряд ли ты захочешь, чтобы твоя незапятнанная репутация была замарана каким-либо отношениями с ним.

«Незапятнанная репутация». Тоже неплохая надпись для могильного камня. Потомки будут зевать от скуки, читая такую эпитафию.

— Повесы были бы обречены на вечное проклятие, если бы приличные дамы не влюблялись в них, давая шанс на исправление, — усмехнулся Джаспер, нарушив на секунду стройное звучание хора. Уж ему-то следовало помнить, о чем он говорит. Он был одним из самых известных лондонских повес, когда Кэтрин дала ему шанс, пусть даже под давлением вспыхнувшего скандала. — Однако Шерри не совсем повеса, не так ли? Заслуженно или нет, но он считается худшим из подлецов. Вообще-то никто не может отрицать, что он совершил весьма непорядочный поступок пять лет назад, собственно — два поступка. Ты не сможешь справиться с ним, Мэг. Ты вела праведную жизнь и заслуживаешь большего.

— Это именно то, что мы все пытаемся сказать, — подхватила Кэтрин, положив руку на его рукав. — Мы хотим, чтобы твой будущий муж был безупречен, Мэг. Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Ты заслуживаешь самой лучшей участи.

«Ты не справишься с ним…»

«Ты вела праведную жизнь…»

Это были люди, которые любили ее больше всех на свете. Они любили ее настолько сильно, что хотели для нее самой лучшей участи. Для них она была образцом благоразумия, женщиной с незапятнанной репутацией, которая всегда вела праведную жизнь. Они хотели для нее кого-нибудь безупречного, кого-нибудь столь же приличного, добродетельного и праведного… И очень нудного.

Ну прямо портрет человека, похожего в чем-то на маркиза Аллингема. Может, именно поэтому она так долго отказывалась принять его предложение руки и сердца? Это выглядело не слишком честно по отношению к нему. Он сочетал в себе все мыслимые достоинства и всегда нравился Маргарет. Она видела в нем друга.

Друга, а не любовника.

Граф Шерингфорд назвал его занудой.

Вчера вечером, узнав о помолвке маркиза, она была ужасно раздосадована. Но была ли она по-настоящему огорчена? Чувствует ли она сейчас, что ее сердце разбито? Вряд ли. В свете последних событий она и думать забыла о маркизе.

Ее родные хотят, чтобы она была счастлива. Но знают ли они, что ей требуется для счастья?

А она знает?

Когда-то ей казалось, что счастье и Криспин Дью — синонимы. Но сегодня, когда он снова сделал ей предложение, она отказалась, потому что… Да по множеству причин.

Но она кое-что поняла, сидя в кругу своих близких, которые смотрели на нее с любовью и заботой, ожидая, что она скажет.

Похоже, она созрела для восстания.

А может, она просто упряма.

Ее знакомство с графом Шерингфордом было таким коротким, что Маргарет даже не могла толком сказать, как он выглядит. Она знала, что он высокий, крепкого телосложения, темноволосый и смуглый, с резкими чертами лица и темными глазами. Она помнила свое первое впечатление о нем. Он показался ей почти уродливым, тем не менее во время их разговора его лицо неудержимо притягивало ее взгляд. В его глазах, в напряженных, даже угрюмых чертах лица была какая-то страстность, которая завораживала ее.

Ее влекло к нему.

Ни с одним мужчиной у нее не было разговора, хоть отдаленно напоминавшего ее разговор с графом Шерингфордом. От его откровенности у нее захватывало дух. Буквально на одном дыхании он предложил ей выйти за него замуж и признался, что похитил чужую жену, бросив собственную невесту в день свадьбы. И он не стал притворяться, будто внезапно увлекся ею, Маргарет. Он честно рассказал, почему он хочет, чтобы она вышла за него замуж. Ему нужно срочно жениться.

Наверняка любой другой мужчина в таких же обстоятельствах приложил бы все усилия, чтобы очаровать ее сладкими речами и лживыми заверениями и скрыть неприятные факты из собственной биографии, насколько это возможно, хотя бы до свадьбы.

Он был другим. Маргарет не сомневалась, что если бы она встретила его средь бела дня, то отвергла бы его предложение, ни на секунду не задумываясь. Ее оттолкнул бы сам факт, что он находится в отчаянном положении. В самом деле, что за мужчина согласится жениться на незнакомой женщине — причем на любой — только для того, чтобы сохранить крышу над головой и доходы, на которые он предполагал жить, пока не умрет его дед, оставив ему богатое наследство?

И она оказалась той самой женщиной, которая ему подвернулась.

Это просто оскорбительно!

Но он заинтриговал ее и продолжал интриговать.

К тому же Маргарет была упряма. Ее близкие объединились в своих усилиях отговорить ее встречаться с графом Шерингфордом. Криспин просил ее одуматься и выйти замуж за себя самого. Миссис Пеннеторн призывала ее положить конец помолвке.

Молчание затянулось и стало напряженным.

— Граф Шерингфорд собирался зайти сегодня, — сказала Маргарет, — чтобы поговорить со мной, после того как он побеседует с тобой, Стивен. С моей стороны было бы невежливо отказаться принять его, ведь это именно я дала пищу слухам, представив его Криспину как своего жениха. Не забывайте об этом.

— Ты была расстроена, Мэг, — сказала Ванесса, — встретив Криспина так неожиданно. Тебя можно понять и простить…

Маргарет остановила ее, подняв руку.

— Нет ничего понятного и простительного в том, чтобы воспользоваться одним мужчиной, чтобы досадить другому. Что я и сделала, если уж быть совсем честной с собой и с вами. Я поговорю с ним. Извинюсь, что втянула его в эту глупую историю, когда он, по всей вероятности, надеялся вернуться в общество без лишнего шума после стольких лет отсутствия. В том, что произошло, полностью моя вина, и я должна лично сказать это лорду Шерингфорду.

— Ты постоянно хочешь взвалить на свои плечи все бремя вины, Мэг, — сказал Стивен с обеспокоенным видом. — Так было всегда. Позволь мне что-нибудь сделать для тебя в ответ. Разреши мне послать этого типа куда-нибудь подальше.

— Он не тип, Стивен, — возразила она, поднявшись на ноги. — Это граф Шерингфорд. И я поговорю с ним сама.

— Браво, Мэг, — улыбнулся Джаспер.

— О, Мэг, — сказала Ванесса, поспешив к ней, — ты так благородна. Но я боюсь, что ты встретишься с ним, чтобы извиниться, а все кончится помолвкой.

— Доверьтесь мне, — заявила Маргарет, когда они все встали.

Довериться, собственно, в чем?

Неужели она хочет увидеться с лордом Шерингфордом только для того, чтобы выразить сожаление по поводу последствий ее импульсивных слов вчера вечером? Которые, кстати, он же и предложил сказать?

Или потому, что она хочет снова увидеть его лицо и понять, что ее привлекло?

А может, все дело в том, что ей уже тридцать лет и она только что встретилась со своим бывшим возлюбленным и познакомилась с невестой мужчины, за которого рассчитывала выйти замуж?

Или в том, что они назвали ее образцом приличий и добродетельной женщиной с незапятнанной репутацией?

— О, мы доверяем тебе, Мэг, — сказала Кэтрин, коротко сжав ее в объятиях, когда Ванесса отступила в сторону. — Не сомневайся.

Конечно, они ей доверяют. Она всегда была заслуживающей доверия, надежной и предсказуемой, не так ли?

И скучной.

Глава 7

Через почти пятьдесят часов после того, как дед предъявил ему ультиматум, Дункан стоял в библиотеке Мертон-Хауса, глядя в окно в ожидании, когда ему представится возможность сделать формальное предложение Маргарет Хакстебл.

Сказать, что он растерян, было бы равносильно тому, если бы не сказать ничего. Господи, он совсем не знает эту женщину. А она не знает его. Он едва может описать, как она выглядит. Впрочем, он достаточно хорошо помнил, что он ощущал, когда при столкновении она прижалась к нему всем телом. Но чем больше Дункан пытался представить себе ее лицо, тем больше видел размытое пятно, обрамленное темными волосами. И еще он помнил, что счел ее красивой.

Это может служить некоторым утешением, решил он.

К его облегчению, Мертон был один, когда Дункана проводил и в библиотеку чуть более получаса назад. Он опасался, что Морленд составит компанию своему молодому родственнику. Герцог был впечатляющей фигурой, в его крови текла греческая кровь, и это чувствовалось.

Но Мертон, несмотря на молодость, оказался твердым орешком. На вид ему можно было дать не более двадцати двух или двадцати трех лет. Он не делал секрета из того факта, что Дункан ему не нравится, что он презирает его и возражает против брака Дункана с его сестрой. Он предложил более чем щедрое приданое, но настоял, чтобы деньги находились в распоряжении Маргарет и ее будущих детей, рожденных в браке. Он дотошно выяснил нынешнее положение Дункана и его будущие перспективы и заявил, что заедет к маркизу Клавербруку, чтобы получить подтверждение услышанному, поскольку он не доверяет слову человека, известного своей непорядочностью.

Дункану потребовалось все его самообладание, чтобы не развернуться и не уйти из этого дома. Но он не мог себе этого позволить. Вчера вечером он сделал мисс Хакстебл формальное предложение, утренние газеты раструбили о нем, и честь требовала, чтобы он сделал ей сегодня официальное предложение. Если она откажет ему, то так тому и быть. Он продолжит охоту за невестой, воспользовавшись оставшимися тринадцатью днями.

Когда он делал предложение Кэролайн Тернер, вспомнил Дункан, он явился с огромным букетом. Лакей забрал цветы на пороге, и Дункан больше их не видел. Его встретили улыбками, поклонами и сердечным рукопожатием ее отца. Оставшись наедине с Кэролайн, он опустился на одно колено и произнес отрепетированную речь, еще более цветистую, чем букет. Когда она сказала «да», он покрыл тыльную сторону ее ладони поцелуями и назвал себя счастливейшим из людей. Он заверил ее в своей любви и сказал, что будет любить ее до последнего дыхания и даже после этого. И помоги ему Боже, каждое слово значило для него очень много.

Сегодня он явился с пустыми руками, без заранее заготовленной речи и без восторга, заставлявшего его сердце биться сильнее.

За его спиной открылась и снова закрылась дверь. Обернувшись, Дункан с облегчением узнал свою вчерашнюю знакомую, хотя она выглядела немного иначе. Сегодня на ней было надето голубое платье, волосы были причесаны проще и казались более густыми и блестящими. Свет свечей вчера не польстил ее внешности. Пожалуй, она была одной из самых красивых женщин из всех, кого ему приходилось встречать. Не говоря уже о роскошной фигуре — тут память его не подвела.

Она производила впечатление женщины очень спокойной, сдержанной и… умной. Ее глаза окинули его внимательным взглядом. Возможно, она тоже опасалась, что не узнает его сегодня.

Дункан поклонился. Она не стала делать в ответ реверанс, лишь слегка склонила голову.

— Мисс Хакстебл, — произнес он.

— Лорд Шерингфорд.

— Я хотел бы извиниться за публичную огласку, которую получила наша вчерашняя встреча.

— Напротив, — сказала она, — это я должна извиниться перед вами, милорд. Если бы я смотрела, куда иду, то не налетела бы на вас. И если бы я не сказала майору Дью во время прогулки в парке, что обручена, и не попала бы в щекотливое положение, обнаружив, что маркиз Аллингем уже помолвлен с другой, я не последовала бы вашему совету представить вас как своего жениха. Все это очень глупо и совершенно не похоже на меня. Но это не отменяет того факта, что я поставила вас в неловкое положение. О чем сожалею.

Накануне вечером Дункана удивила ее искренность. Сегодня он снова удивился. Он ожидал, что она возложит вину на него.

— Мы можем избежать дальнейшей неловкости, — заметил он, — если в завтрашних газетах появится официальное объявление о нашей помолвке.

Она проследовала в глубь комнаты и опустилась в кресло у камина, указав ему на кресло, стоявшее напротив.

— Садитесь, — сказала она. — Видите ли, вы не обязаны делать мне какие-либо предложения. Было бы нелепо для нас обоих вступать в брак под давлением мелких сплетен. Мы не сделали ничего предосудительного или неприличного. Мы танцевали и разговаривали в бальном зале, как и все остальные гости. Собственно, чем еще заниматься на балу? Разве там случилось что-нибудь, похожее на скандал? Сплетни — это… пустые разговоры, которые быстро вытесняются другими. Через неделю все забудется.

— Но, мисс Хакстебл…

Маргарет подняла руку, останавливая его возражения.

— Но, — сказала она, — я помню, что вам нужно срочно жениться. Полагаю, именно этот факт привел вас сюда.

— Думаю, я пришел бы в любом случае.

— Я могла бы передать вам через Стивена, что ваша любезность оценена, но в ней нет необходимости, — сказала она. — Я могла бы передать вам, что предоставляю вам свободу. Но ведь это не совсем то, что вам понадобится в случае моего отказа, не так ли?

— Свободы мне и так хватает, — согласился он. — Мне понадобится работа.

— Но вы предпочли бы жениться, — заметила она. — Почему?

Это похоже на допрос, отметил Дункан. Совсем не так он представлял себе эту встречу.

— Наверное, потому, — сказал он, — что я предпочитаю жизнь помещика, к которой привык.

— Бедность не слишком приятная штука, — заметила она. — Мы были бедны, пока Стивен не унаследовал графство. Но мы не были несчастливы. Собственно, порой мы были очень счастливы, хотя у нас никогда не было достатка, большого уютного дома и стабильного дохода. Правда, теперь, когда мы все это познали, нам было бы чрезвычайно трудно вернуться к прежней жизни. Полагаю, вы никогда не знали бедности. Вы боитесь ее?

Он откинулся назад и приподнял одну бровь.

— Я ничего не боюсь, мисс Хакстебл.

Ему и в самом деле нечего бояться. Худшее уже произошло. И ему придется как-то жить дальше, даже если события следующих двух недель не приведут к выполнению условий, поставленных дедом. В конце концов, многих маленьких мальчиков совсем неплохо вырастили мужчины, которым приходилось зарабатывать на жизнь.

— Так может рассуждать только глупый человек, — вздохнула она. — Но я не верю, что вы искренни. Думаю, вы лжете. Впрочем, вы в хорошей компании. Мужчины готовы признаться в любых недостатках, но не в том, что они испытывают страх. Это считается слабостью, недостойной мужчины.

— Мисс Хакстебл, — сказал Дункан, — если вы выйдете за меня замуж, вы станете хозяйкой Вудбайн-Парка. Это поместье в Уорикшире, с просторным домом и ухоженной землей. И оно приносит доход, пусть не огромный, но более чем достаточный для благополучной жизни. Мои будущие перспективы более блестящи. Я наследник маркиза Клавербрука, а его собственность разбросана по всей Англии. Он сказочно богат.

— И это все, что вы можете мне предложить, лорд Шерингфорд? — поинтересовалась она после долгой паузы.

Дункан открыл рот, собираясь ответить, но закрыл его снова. Что еще он может ей предложить? Не думает же она, что он безумно влюбился в нее вчера вечером и готов положить свое сердце к ее ногам?

— Я не могу предложить вам незапятнанное имя, — сказал он. — Боюсь, я заслужил славу, которая умрет не скоро, если умрет вообще.

— Верно, — согласилась она. — Но прошлое не изменишь. Только будущее, и то лишь отчасти, в наших руках. Вы сожалеете о том, что сделали?

Дункан ощутил вспышку гнева. Она что, собирается читать ему проповедь?

— Нет, — коротко обронил он.

— Значит, вы сделали бы это снова? — спросила она.

— Да, — сказал он. — Не колеблясь.

— Должно быть, это замечательно, — произнесла она так тихо, что он едва расслышал, — когда тебя так сильно любят.

Дункан открыл рот, чтобы ответить, однако снова закрыл его.

— Что вы будете делать, — спросила она, — если я откажу вам сегодня?

Он почти надеялся, что она так и поступит. Она не произвела на него впечатления… удобной женщины.

— Продолжу охоту. — Он пожал плечами. — У меня еще остаются две недели.

— Тринадцать дней, если уж совсем точно, — сказала она. — Целая вечность.

— Да уж.

— Но теперь, — сказала она, — ваши поиски невесты будут отягощены сегодняшней сплетней вдобавок к вашей дурной славе. Будущая невеста и ее отец могут подумать, что вы бросили и меня тоже.

— Возможно, — согласился Дункан, стараясь не показывать раздражения. Это означало бы, что она задела его за живое. Он устремил на нее взгляд, каким многим внушал трепет.

Пытаясь вспомнить ее лицо, он предположил, что раз у нее темные волосы, то и глаза должны быть карими. Они оказались ярко-голубыми и твердо встретили его взгляд.

— Зачем мне выходить за вас замуж? — поинтересовалась она. — Назовите мне причины, лорд Шерингфорд, а не состояние ваших дел. Мне оно было известно еще до того, как я вошла сюда. Меня не соблазнишь подобными штучками. Я больше не боюсь бедности, даже если никогда не выйду замуж и проживу до ста лет. Зачем мне выходить за вас замуж? Какими доводами вы запаслись, собираясь сюда?

Если бы он прибыл на бал двумя минутами позже или раньше, подумал Дункан, не было бы ни столкновения, ни танца; ни разговора в уединенном уголке. Он выбрал бы какую-нибудь невзрачную девицу, которая была бы только счастлива выйти за него замуж. Собственно, он почти выбрал такую особу перед самым столкновением, разве нет? И он не сидел бы здесь, расспрашиваемый женщиной, которую, как подозревал Дункан, он легко мог бы невзлюбить.

Он обнаружил, что выбивает пальцами дробь на подлокотнике кресла, и одернул себя.

— Вы уже не молоды, — сказал он. — Сколько вам лет?

— Тридцать, — ответила она. — Видимо, вы полагали, что я отчаянно нуждаюсь в муже. И никакие другие доводы не понадобятся.

Он устремил на нее долгий взгляд.

— С вашей внешностью надо быть слепой, чтобы впасть в отчаяние, — сказал он. — Но поскольку отчаяния не может быть, вы должны знать, насколько вы красивы. Вы должны также понимать, насколько вы привлекательны и соблазнительны. Мы оба знаем, что я не являюсь вашим последним шансом, мисс Хакстебл. Но последние несколько дней вы были выбиты из колеи в связи с появлением вашего бывшего возлюбленного. Кстати, он был вашим любовником? Или всего лишь мужчиной, которого вы любили?

Она впервые за все время покраснела, но не отвела взгляд.

— Он был… — забормотала она, но спохватилась. — Вы много себе позволяете.

Вот, значит, как? Интересно…

— Вы пошлина вчерашний бал, — сказал он, — ожидая, что маркиз Аллингем сделает вам предложение, и собирались принять его, хотя не любите маркиза.

— Откуда вы знаете, что я не люблю его? — осведомилась она.

— Вы не слишком расстроились, когда этого не случилось, — ответил он.

Маргарет приподняла брови.

— Разве? Почему же в таком случае я попыталась сбежать из бального зала с такой неприличной поспешностью, что налетела на вас? — поинтересовалась она.

— Потому что вы были раздосадованы, даже унижены, — заявил Дункан. — И потому что вы заметили своего неверного возлюбленного и вспомнили, что у вас нет жениха, каким можно было бы покрутить перед его носом. Когда Аллингем явился, чтобы пригласить вас на танец, вы ничем не показали того, что ваше сердце разбилось.

— Вы меня утешили, — произнесла Маргарет ироническим тоном. — Майор Дью навестил меня сегодня утром и умолял не выходить за вас замуж, а выйти за него.

— И что же вы? — Он приподнял брови.

— Я отказала ему, — сообщила она.

— И тем не менее вы все еще любите его.

Она устремила на него задумчивый взгляд.

— Похоже, вы знаете меня лучше, чем я сама, лорд Шерингфорд. И вы готовы жениться на женщине, которая любит другого?

— Вы не будете счастливы с ним, — заявил он.

— Потому что у него слабая челюсть? — Ее брови снова иронически приподнялись.

— Потому что он любит себя больше, чем кого-либо еще, — сказал он. — Такие мужчины не становятся хорошими мужьями.

— А такие, как вы? — осведомилась она.

— Я не влюблен в самого себя, — возразил он. — Или в вас.

Уголки ее рта приподнялись в слабой улыбке.

— Вы всегда так честны? — спросила она.

— Мы лжем, — сказал он, — чтобы убедить себя и окружающих в том, что мы лучше, чем есть на самом деле. У меня нет желания обманывать себя, а остальные уверены, что знают меня как облупленного.

— Разве? — спросила она. — На основании одного поступка пятилетней давности?

— Согласитесь, — сказал он, — нет хуже поступка для мужчины, чем бросить свою невесту в день свадьбы, не считая еще и побега с ее замужней золовкой.

— Почему вы это сделали?

— Наверное, — ответил он, — потому что я предпочел одну женщину другой и хотел получить желаемое, невзирая на последствия.

— Однако, — возразила она, — прошлым вечером вы сказали, что были по уши влюблены в свою невесту. Ваши чувства столь переменчивы? И вы всегда идете на поводу у своих желаний?

Дункан проигнорировал первый вопрос и задумался над вторым.

— То, что я хочу, не всегда доступно.

— Вы хотите меня? — спросила она.

Но прежде чем он успел ответить, она снова подняла руку.

— Вы утверждаете, что всегда говорите правду, — сказала она. — Ответьте мне честно, лорд Шерингфорд. Вы говорили, что у вас еще есть время, чтобы найти другую невесту. Несмотря ни на что, наверняка найдется кто-нибудь, кто будет только счастлив выйти за графа и будущего маркиза. Вы хотите меня?

Он счел ниже своего достоинства отвести глаза под ее пристальным взглядом.

Предпочел бы он кого-нибудь моложе, более кроткую и послушную девушку, благодарную ему уже за то, что он женился на ней, которая была бы довольна, что он спит с ней и плодит детей, невзирая на остальное? Слишком робкую и покорную, чтобы возражать против присутствия в доме незаконнорожденного ребенка, к которому ее муж питает глубокую привязанность?

С такой женщиной он был бы практически свободен.

Не считая того, что он всегда подозревал бы, что сломал ее характер, а это худшее, по его мнению, что может сделать мужчина по отношению к женщине.

Маргарет Хакстебл с несгибаемым характером — это постоянный вызов, постоянная колючка в боку, постоянная…

— Да, — коротко произнес он. — Хочу.

— В таком случае я хочу поставить вам одно условие, — сказала она. — Если не хотите, можете не принимать его. Вы ничего мне не должны, поскольку в том, что случилось вчера, полностью моя вина. Я не могу выйти замуж за совершенно незнакомого человека. Я знаю, что мы должны пожениться — если мы вообще поженимся — в течение следующих четырнадцати дней. Однако брак по специальному разрешению может быть заключен в любой момент, не так ли? Он не требует подготовки. Я выйду за вас замуж в последний из всех возможных дней, лорд Шерингфорд, при условии, конечно, что мы оба захотим этого, когда придет время. Я понимаю, что это нелегко для вас. Ведь, согласившись, вы поставите свое будущее в зависимость от моего «да». И не факт, что я его скажу. Но я, безусловно, не выйду за вас замуж только для того, чтобы избавить вас от необходимости зарабатывать на жизнь до тех пор, пока ваш дед не покинет этот мир.

— А тем временем? — поинтересовался Дункан. — В следующие двенадцать дней?

— Мы будем общаться, чтобы узнать друг друга ближе, — ответила она, — насколько это возможно за столь короткое время. И вы будете публично сопровождать меня. Если вы сегодня уйдете, не согласившись на такое условие, я легко это переживу. Как и сплетни, которые рано или поздно улягутся. Но если я выскочу замуж завтра или послезавтра, я поставлю себя в унизительное положение, а общество будет гадать о причинах подобной спешки, не слишком лестных для меня. Если вы хотите жениться на мне, лорд Шерингфорд, тогда вам придется начать решительно, даже страстно ухаживать за мной, рискнув ради меня всем, включая столь дорогое вам поместье.

Дункан сжал губы. Он мог бы невзлюбить эту женщину, снова подумал он, но он не мог не уважать ее.

Она была сильной личностью, с которой приходилось считаться.

Это был огромный риск, гораздо больший, чем ей казалось. Она могла отвергнуть его в любой момент. Вполне возможно, что она преднамеренно заманивает его в ловушку, чтобы отомстить за всех брошенных женщин. Он бы не удивился, учитывая ее характер.

— Должна предупредить вас, — сказала она, — что все, кто меня знает, и даже те, кто не знает, придут в ужас, обнаружив, что я намерена выйти за вас замуж. Они приложат все усилия, чтобы настроить меня против вас, и не будут слишком деликатничать с вами.

— А кто это, кто вас не знает? — поинтересовался он.

— Миссис Пеннеторн, — сказала она. — Невеста, которую вы бросили.

«Понятно».

— Она приходила сюда сегодня утром, — сообщила Маргарет, — и умоляла меня не губить мою жизнь, выйдя за вас. Она очень красива. Меня не удивляет, что вы любили ее, хотя и не больше, чем жену ее брата, как выяснилось впоследствии. Вы непостоянны.

— Видимо, да, — сказал он. — Вы все еще хотите дать мне шанс, после того как я признался в этом прискорбном недостатке?

— Да, — ответила она, — поскольку вы не стали притворяться, что влюблены в меня. Думаю, это будет любопытный опыт — принимать ухаживания самого известного лондонского злодея. И потом, я ничего не теряю. Если в конечном итоге я решу положить этому конец, меня будут приветствовать как героиню.

Ее губы снова слегка изогнулись, предоставив ему гадать, то ли это женщина с чувством юмора, то ли с сердцем, холодным как сталь. Скорее последнее.

— В таком случае я буду ухаживать за вами настойчиво и пылко, — сказал Дункан, — при условии, что вы серьезно подумаете о том, чтобы выйти за меня замуж в течение тринадцати дней.

— Я собираюсь в театр сегодня вечером, — сообщила она. — Я буду сидеть в ложе герцога Морленда вместе с членами моей семьи. Могу я передать им, что вы присоединитесь к нам, милорд?

Даниил в логове льва или в печи огненной. Она встала, и он тоже поднялся на ноги. Видимо, это означало, что разговор окончен. Дункан поклонился.

— В таком случае увидимся вечером, — сказал он. — Буду с нетерпением ждать следующей встречи… Мэгги.

На этот раз в ее глазах и уголках губ мелькнуло подобие улыбки.

Возможно, у нее все-таки есть чувство юмора.

Глава 8

Маргарет не стала приглашать графа Шерингфорда к чаю, хотя вся ее семья собралась в гостиной наверху, с волнением ожидая результатов ее встречи с ним.

Она запыхалась больше, чем следовало, поднявшись по лестнице. Но она с радостью поднялась бы еще на один пролет, чтобы скрыться в своей комнате. Впрочем, это было невозможно. Маргарет распрямила плечи и открыла дверь.

Стивен находился у окна, сцепив руки за спиной, слегка расставив ноги, с необычно мрачным выражением на лице.

Эллиот стоял за креслом Ванессы у камина, положив руку ей на плечо. Она выглядела взволнованной, а он напоминал мрачного греческого бога. Джаспер сидел рядом с женой на небольшом диванчике, прижимая к себе спящего младенца. Кэтрин пристроилась на краешке сиденья, сцепив руки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Все они, за исключением крохотного Хэла, устремили взгляды за плечо Маргарет и явно расслабились, не обнаружив с ней лорда Шерингфорда.

— Ну, Мэг, — натянуто произнес Стивен, и ей вдруг пришло в голову, что за последние пару лет ее младший брат — незаметно для нее — полностью и идеально вошел в роль главы семейства. Он больше не был тем беззаботным, порой беспечным и всегда очаровательным юношей, которого она помнила.

— Ну вот, — бодро сказала она, — я здесь и даже успела распорядиться, чтобы нам подали чай. Полагаю, вы все умираете от жажды. Кстати, сегодня вечером в твоей ложе будет еще один гость, Эллиот. Надеюсь, ты не возражаешь? Граф Шерингфорд составит нам компанию.

Судя по его потемневшему лицу, он возражал.

Они все возражали.

Она бы тоже возражала, и очень сильно, если бы поменялась с ними местами. Она бы сидела и гадала, куда делись мозги ее сестры, явившейся с подобным объявлением.

— О, Мэг, — ахнула Кейт, — ты приняла его предложение?!

— Я не помолвлена с графом, — возразила Маргарет. — Будь это так, я бы привела его с собой, чтобы представить всем вам.

Напряженная фигура Стивена обмякла от облегчения.

— Я знала, что ты не примешь его предложение и за миллион лет, Мэг, — тепло улыбнулась Ванесса. — Ты всегда была самой осмотрительной из нас, и было бы крайне неразумно выйти замуж за такого человека, как граф Шерингфорд, из-за каких-то глупых мелких сплетен.

Ванесса права, подумала Маргарет. Она была разумной. Она была очень правильной, очень предсказуемой и очень нудной. Но с прошлого вечера, а точнее, с сегодняшнего утра у нее возникло какое-то иррациональное желание сделать что-нибудь совершенно неразумное. Ей захотелось… Ей захотелось жить.

— Однако ты пригласила Шерри присоединиться к нам в театре этим вечером, Мэг, — заметил Джаспер. — Утешительный приз для бедняги?

Раздался стук в дверь, и появился лакей с чайным подносом. Все замолчали, ожидая, пока он поставит чайные принадлежности на столик перед креслом, где обычно сидела Маргарет и которое всегда оставляли пустым.

Наверное, его будут оставлять для нее всю ее оставшуюся жизнь, если она не выйдет замуж, подумала Маргарет. Никто не должен сидеть в кресле тетушки Маргарет, ей нужно находиться поближе к камину, чтобы греть старые кости, и неподалеку от каминной полки, чтобы она могла прислонить к ней свою трость.

Это был ужасающий образ будущего.

Маргарет села и взяла в руки чайник.

— Я не приняла предложение графа Шерингфорда, — сказала она, когда за лакеем закрылась дверь и Ванесса подошла ближе, чтобы передавать чайные чашки остальным. — Но и не отказала ему.

Она поставила чайник и подняла глаза. Все молчали, ожидая объяснений. Атмосфера снова накалилась.

— Он должен жениться, прежде чем маркизу Клавербруку исполнится восемьдесят лет, что произойдет через две недели, — сказала она. — В противном случае он потеряет поместье, в котором вырос, и от него доход, на который жил. Ему придется зарабатывать на жизнь, пока его дед не умрет, что может случиться как в ближайшем, так и в отдаленном будущем — это невозможно предугадать. Но он сохранит поместье, если женится хотя бы за день до дня рождения своего деда. Со специальным разрешением это можно сделать в любой момент.

— Но ты же не… — забормотала Кэтрин.

— Я сказала лорду Шерингфорду, — перебила ее Маргарет, — что, возможно, я выйду за него замуж в течение этих двух недель, а возможно — нет. А пока он должен ухаживать за мной и убедить меня, что брак с ним — это то, что мне нужно. Для него чрезвычайно рискованно принять этот вызов, однако он согласился. Если я откажу ему, будет слишком поздно искать другую невесту.

— Все равно он никого не найдет, — заявил Стивен, опустившись в ближайшее кресло, — особенно после вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

— Не разделяю твоей уверенности, Стивен, — возразил Эллиот. — У него достаточно блестящие перспективы, чтобы соблазнить честолюбивого отца, не слишком щепетильного и имеющего дочь брачного возраста. Да и Вудбайн-Парк сам по себе неплохое владение.

— Но почему? — спросила Кэтрин, глядя на Маргарет. — Почему ты вообще ввязалась в эту историю, Мэг? Ты должна понимать, что твоя репутация не потерпит особого урона, если ты просто скажешь «нет». Зачем тебе вообще понадобилось встречаться с ним сегодня, когда Стивен был готов от твоего имени отослать его прочь?

Это были вопросы, на которые все они ждали ответа, хотя на некоторые из них она уже ответила утром. Никто даже не прикоснулся к чаю, а Ванесса забыла обойти всех с блюдом пирожных.

— Я вела себя непростительно вчера вечером, — сказала Маргарет. — Мне не хотелось, чтобы Криспин думал, будто я нуждаюсь в его внимании и тем более в его ухаживаниях. К тому же я была раздосадована, даже рассержена, когда он явился, чтобы вырвать меня из злодейских лап графа, после того как поговорил с Несси и Эллиотом. Словно он был моим опекуном. Словно я нуждалась в его защите. Словно мне не пришлось оберегать своих сестер и брата все эти годы, после того как он бросил меня и отбыл в армию. И я поступила очень глупо и опрометчиво. Я сказала ему, что мы с лордом Шерингфордом помолвлены. Граф не виноват в том, что произошло позже вечером и сегодня утром. Напротив, он вел себя исключительно порядочно.

— Не считая того, что, по твоему собственному признанию, он отчаянно нуждается в невесте, — заметил Стивен. — Кроме того, ты сказала, что это он предложил тебе обмануть Дью. Ты сыграла ему на руку, Мэг.

Маргарет молчала, чувствуя себя униженной от признания, которое она только что сделала. Она никогда ни с кем не говорила о своих отношениях с Криспином и о сердечной боли и обиде от его предательства. Она держала это в себе.

Неужели она чуть не призналась графу Шерингфорду, что они стали любовниками, прежде чем он отбыл в действующую армию?

— Я считаю, — сказала она, — что, учитывая случившееся накануне, я была обязана принять графа Шерингфорда сегодня.

— И выйти за него замуж? — поинтересовался Эллиот. — Он будет весьма убедительным в следующие две недели, Маргарет. Можешь не сомневаться. Само его существование зависит от твоего решения. А он, надо полагать, умеет убеждать. Не так давно ему удалось уговорить замужнюю женщину погубить свою репутацию и бежать с ним.

— Справедливости ради, — сказала Кэтрин, — надо отметить, Эллиот, что никто и никогда не обвинял его в том, что он увез миссис Тернер против ее воли. Осмелюсь предположить, что она должна по крайней мере разделить с ним вину.

— Если он окажется достаточно убедительным, — сказала Маргарет, поднеся к губам свою чашку и с удовлетворением отметив, что ее рука почти не дрожит, — я выйду за него замуж. Если нет, то нет. Все очень просто. Решение зависит от меня.

Последовало тягостное молчание.

— Наверное, — сказал Стивен, — нам следует принять его с распростертыми объятиями и отнестись к этому браку со всем воодушевлением, на которое мы способны. Иначе Мэг выйдет за него назло нам — и кончит тем, что испортит себе жизнь. Ты всегда была самой упрямой из всех, кого я знал. Если кто-нибудь из нас чего-то хотел, а ты сказала «нет», это было окончательно, сколько бы мы ни просили и ни умоляли.

Упрек задел Маргарет.

— Я отвечала за вас всех, — сказала она. — Я заменила вам обоих родителей, хотя сама была до смешного молода. Ты не представляешь, что это за бремя, Стивен. У меня не было права на неудачу. И теперь, глядя на вас, я могу сказать, что неплохо справилась со своей задачей.

— Возьми Хэла, дорогая, — сказал Джаспер, протянув жене спящего ребенка, и поднялся на ноги. Подойдя к Маргарет, он пристроился на подлокотнике ее кресла и взял ее руку в свои. — Ты замечательно справилась, Мэг. Ты доказала, что на тебя можно положиться. Я бы доверил тебе свою жизнь. Более того, я доверил бы тебе жизнь своего сына, если возникнет нужда. Шерри был моим другом до того, как сбежал с миссис Тернер. Он был не более беспутным, чем остальные из нас. Не знаю, что заставило его поступить так, как он поступил. Возможно, он расскажет тебе, что им двигало. Но ты должна принять решение сама, и я уверен, что ты все сделаешь правильно. Ради себя, а не ради семьи. Пора тебе взять собственную жизнь в свои руки и жить для себя.

Он вручил ей большой носовой платок, и только тогда Маргарет поняла, что плачет. Смущенная, она взяла платок и промокнула глаза. Она никогда не была плаксой и давно научилась подавлять свои чувства, чтобы окружающие могли полагаться на нее как на надежного и уравновешенного человека.

— О, Мэг, — сказала Ванесса, — конечно, мы все доверяем тебе. Просто мы очень сильно любим тебя и хотим, чтобы ты была счастлива, больше всего на свете.

— Мэг!.. — Голос Стивена был полон раскаяния. — Я совсем не это имел в виду. Мне очень жаль, если мои слова прозвучали как упрек. Прости меня. Просто ты больше чем сестра для меня. Я был самым младшим и едва помню нашу мать. Даже отца я помню смутно. Ты была для меня матерью, причем замечательной. Ты была Гибралтарской скалой. Я никогда не забуду, скольким я обязан тебе. И ты не заслужила, чтобы я срывал на тебе свое раздражение и плохое настроение.

Эллиот прочистил горло.

— Мы отнесемся к Шерингфорду с надлежащей любезностью этим вечером, Маргарет, — сказал он. — Можешь быть уверена.

Маргарет промокнула глаза и высморкалась, чувствуя себя предельно глупо.

— Спасибо, — сказала она. — Кухарка смертельно обидится, если мы вернем пирожные нетронутыми.

— Я уже начал опасаться, — сказал Джаспер, — что никто и не вспомнит о них, а мне придется возвращаться домой голодным.

Он взял блюдо с пирожными и обошел с ним всех остальных.

«Он назвал меня привлекательной», — вдруг вспомнила Маргарет, имея в виду графа Шерингфорда.

Возмутительно!

Но предательский голосок в ее голове шепнул, что это самый восхитительный комплимент из всех, какие ей когда-либо говорили.

Какое шокирующее признание!

Все же в нем что-то есть. Конечно, его не назовешь красивым. И даже симпатичным. Но он… Интригующий.

Привлекательный.

Какие неадекватные слова. Но в словаре женщин, получивших благородное воспитание, нет слов, которые описывали бы подобных мужчин.

Можно не сомневаться, что это — привлекательность запретного. По его собственному признанию, он соблазнил и похитил чужую жену. Он даже не стал прибегать ко лжи и уверткам, чтобы скрыть свою отчаянную необходимость быстро найти невесту. Возможно, ей просто любопытно, как такой мужчина мог уговорить респектабельную замужнюю женщину отказаться от всего, чем она жила, и бежать с ним.

Он явно не относился к тому типу мужчин, которыми, как Маргарет казалось, она могла бы увлечься. Что само по себе было интригующим.

Шерри.

Подобное имя подошло бы счастливому, энергичному и беззаботному молодому человеку.

Неужели он был таким раньше? До того как его жизнь так круто изменилась? И какой он сейчас, если не считать того, что он не выглядит ни счастливым, ни беззаботным?

У нее есть две недели, чтобы удовлетворить свое любопытство и узнать его лучше. Две недели, чтобы разобраться в своих чувствах и избавиться от влечения к нему или превратить это влечение в обязательства длиной в жизнь.

Маргарет пронзила дрожь, но, к счастью, этого никто не заметил. Все накинулись на пирожные, отдавая должное талантам кухарки и беседуя на отвлеченные темы с преувеличенной бодростью.

Дункан прибыл в театр с небольшим опозданием, чтобы не маячить рядом с ложей Морленда, вызывая подозрения, в ожидании, пока появятся герцог и его спутники. Если он надеялся таким образом избежать лишнего внимания, то напрасно. Ему пришлось войти в ложу на виду у публики, которая уже заняла свои места и убивала время, оставшееся до начала спектакля, разглядывая и обсуждая каждого вновь прибывшего.

С таким же успехом он мог быть ведущим актером, делающим свой выход на сцену. Дункан не сомневался, что все взгляды прикованы к нему. Ему не нужно было смотреть в зал, чтобы убедиться в этом. Судя по изменившемуся звуку голосов, он был в центре внимания.

Это действовало на нервы, если не сказать больше.

Так и задумано, решил Дункан. Все это устроено преднамеренно, если не с садистским умыслом. Маргарет Хакстебл испытывает его характер, а возможно, и свой тоже. Ведь она будет на публике не меньше, чем он, этим вечером. Конечно, если быть честным, она не предлагала ему явиться с опозданием. Но как он тотчас заметил, она села в первом ряду и оставила рядом с собой пустое место. Хотя могла сесть сзади и прятаться за спинами родственников.

Все, кто сидел в ложе, повернули головы в его сторону. Морленд казался надменным, Мертон мрачным, как и следовало ожидать. Монти усмехнулся, а его жена раскрыла веер, едва удостоив Дункана взглядом. Герцогиня улыбнулась в искренней попытке изобразить приветливость, а мисс Хакстебл невозмутимо приподняла брови.

— Лорд Шерингфорд, — сказала она, раскрыв веер.

Он поклонился, и она представила его своим сестрам. Обе были красавицами, хотя герцогиня привлекала скорее душевностью и обаянием, чем красотой.

— Идите сюда и сядьте рядом со мной, — распорядилась мисс Хакстебл, что Дункан и проделал. Едва ли он чувствовал бы себя более неловко, даже если бы явился в театр без клочка одежды.

Он взял руку мисс Хакстебл и поднес ее к своим губам.

— Браво, — произнес он, понизив голос. — Это было подстроено, не так ли?

Она не стала делать вид, что не понимает, что он имеет в виду, и улыбнулась.

— Давайте посмотрим, насколько вы хотите меня, лорд Шерингфорд, — сказала она, отняв у него свою руку. — И пусть свет посмотрит.

Она подалась к нему ближе, произнося эти слова, и в этот момент Дункан понял, что не хочет никакую другую.

— Вы поразительно красивы, — заметил он вполне честно. — Но поскольку вы всегда так выглядите, я не буду распространяться на эту тему. У вас счастливый тип красоты, который не исчезает с годами, приспосабливаясь к среднему возрасту и даже к старости.

— Вы определенно знаете, как вскружить женщине голову, милорд, — отозвалась она, яростно обмахивая лицо веером. — Я уже почти влюбилась в вас. Вы этого добивались?

В ее словах не было сарказма. Они были сказаны с юмором. Она посмеивалась над ним, а не пыталась уязвить. Возможно, она все-таки не холодна, решил Дункан. Надо быть благодарным и за малые милости.

Он бы улыбнулся в ответ, если бы не множество глаз, сверливших его со всех сторон. Если он не посмотрит в эти глаза сейчас, он не посмотрит в них вообще, и какой-нибудь писака, ведущий колонку светских сплетен, заметит его неловкость и представит ее как стыд.

Вряд ли это доставит ему удовольствие — прежде всего потому, что он не испытывает стыда. Не испытывал тогда и не испытывает сейчас.

Выходя из дома, Дункан предусмотрительно вооружился моноклем, модным аксессуаром, которым он обычно не пользовался. Смиту даже пришлось перерыть несколько ящиков, чтобы найти его. Он поднес его к глазам и оглядел ярусы лож и партер, заполненный в основном джентльменами.

Кое-кто приветливо помахал ему рукой, другие продолжали нагло глазеть на него, но большинство отворачивалось, изображая безразличие.

— Должна вас предупредить, — сказала мисс Хакстебл как раз в тот момент, когда предупреждение стало излишним, — что миссис Пеннеторн сидит непосредственно напротив нас, но выше. Эллиот выяснил, что джентльмен рядом с ней — это мистер Пеннеторн, а джентльмен, сидящий за ней, — мистер Тернер, ее брат.

Муж Лоры, ни больше и ни меньше.

Все трое теперь смотрели на него. Дункан опустил монокль и слегка кивнул. Боже правый, неудивительно, что его появление в ложе Морленда вызвало такое оживление. За пять лет Кэролайн ничуть не изменилась. Она была все такой же прелестной и хрупкой. Норман раздался в талии, но выглядел таким же занудой, как прежде. И он по-прежнему обожал накрахмаленные воротнички с такими высокими и острыми уголками, что рисковал уколоться. Рэндольф Тернер выглядел так, словно кто-то высосал всю кровь из его красивой белокурой головы.

Интересно, не размышляет ли он о том, чтобы бросить перчатку в лицо графу Шерингфорду, а затем всадить ему пулю между глаз на рассвете с двадцати шагов? Этого вполне достаточно, чтобы вся его кровь прилила к ногам.

Ни один из них не ответил на его кивок.

Гул голосов слегка изменился. Начался спектакль.

— Можно подумать, мисс Хакстебл, что вы это подстроили, — сказал Дункан, уронив монокль, висевший на черной ленточке. Он взял ее руку, положил ее на свою манжету и накрыл ладонью. — Эта сценка сама по себе театр, вы не находите?

Она рассмеялась.

— Это было бы очень ловко с моей стороны, — сказала она. — Вам нравятся пьесы Оливера Голдсмита?

— Я отвечу на этот вопрос после спектакля.

Но он не мог сосредоточиться на происходящем на сцене, остро ощущая тепло ее руки с длинными пальцами и безупречными овалами коротко подстриженных ногтей. Она обладала несомненной физической привлекательностью, и Дункан сознавал, что его влечет к ней — физически. Близость с ней вовсе не будет испытанием, если они поженятся.

Он также ощущал молчаливое присутствие ее родных. Все они сидели у него за спиной, и ему оставалось только гадать, что является предметом их пристального внимания: он сам или спектакль.

И он прекрасно сознавал, что все, кто присутствовал в этот вечер в театре, будут иметь завтра более интересные темы для обсуждения, чем игра актеров и качество постановки.

Интересно, решится ли Рэндольф Тернер защитить наконец-то свою честь и вызвать его на дуэль теперь, когда он осмелился вернуться в Лондон?

Несмотря на то что дуэли запрещены.

Первый акт закончился, и публика пришла в движение. Начался антракт.

— Ну как, Мэг, спектакль превзошел твои ожидания? — поинтересовалась герцогиня, склонившись вперед. — Она предпочитает читать пьесы, лорд Шерингфорд, а не смотреть их на сцене.

— Это потому, что мы выросли в деревне, — пояснила леди Монфор, — где было гораздо больше возможностей для чтения, чем для посещения театров.

— Персонажи почти никогда не выглядят так, как их себе представляешь, — сказала мисс Хакстебл. — И диалоги никогда не бывают такими оживленными. В общем, когда дело касается литературы, мне больше нравятся плоды моего воображения, чем то, что я вижу и слышу.

— Но надо признать, данная постановка на редкость удачна, — заметил Мертон.

— Интересно, Мэг, — сказал Монти, подмигнув Дункану, — что бы ты предпочла: прослушать симфонию или прочитать партитуру?

— Это совсем разные вещи, — ответила она с улыбкой.

— Не совсем, — возразил Морленд. — Пьесы пишутся, чтобы их смотрели и слушали, а не читали, Маргарет.

— Думаю, — сказал Дункан, — что каждый может наслаждаться тем, что написано для развлечения публики, в той форме, которая кажется ему самой увлекательной.

— О, какой дипломатичный ответ. — Леди Монфор захлопала в ладоши. — Постараюсь запомнить его для следующего раза, когда ты, Джаспер, решишь подразнить Маргарет по поводу ее пристрастий.

— Может, пройдемся? — предложил тот, поднимаясь на ноги и протягивая руку жене. — Не желаете присоединиться к нам?

Его взгляд был устремлен на Дункана. Остальные уже встали.

— Мы побудем здесь, — сказала мисс Хакстебл, и через несколько секунд они остались наедине в ложе.

— Вы беспощадны ко мне, мисс Хакстебл, — сказал Дункан. — Или к себе? Вряд ли вы наслаждаетесь дурной славой, которую вы навлекли, пригласив меня сюда сегодня вечером.

— Я навлекла эту славу на себя, когда поддалась соблазну представить вас Криспину Дью как своего жениха, — возразила она. — Хотя слово «дурная» предполагает что-то дурное, я не сделала ничего дурного — не считая достаточно невинного обмана.

— Который, — подхватил он, — к тому же скоро перестанет быть обманом.

— Скоро? — Она приподняла брови. — Вы очень самоуверенны, милорд.

— Что будет с вами, — спросил Дункан, — если вы не выйдете за меня?

Она была из тех женщин, подумал он, которым к лицу любой цвет. Сегодня на ней была серебристая полупрозрачная туника, надетая поверх платья из бирюзового шелка. У нее был тот тип красоты, которая не увянет, когда ее темные волосы начнут седеть.

Она пожала плечами, лениво обмахиваясь веером.

— Да ничего особо не изменится. Сплетни быстро улягутся за отсутствием пищи, а я вернусь в Уоррен-Холл, где я всегда была счастлива и где у меня всегда полно дел.

— А что дальше? — спросил он. — Вряд ли ваша жизнь останется неизменной. Сколько лет Мертону?

— Двадцать два.

— Значит, через пять-шесть лет, — сказал Дункан, — он начнет подумывать о женитьбе и наследниках. Как сложится ваша жизнь в Уоррен-Холле, когда он женится?

— Это большой дом, — сказала она. — Там еще останется место для меня.

Он заглянул ей в глаза, но не стал ничего говорить.

— Я найду себе какое-нибудь занятие, — натянуто произнесла она.

— При детях вашего брата, вне всякого сомнения.

— Возможно, — согласилась она. — Это было бы приятно.

— Но полагаю, не более приятно, чем растить собственных детей? — предположил он.

Ее рука с веером задвигалась более энергично.

— Мы говорим о том, что будет со мной, если я не выйду за вас, — сказала она. — Возможно, я выйду за кого-нибудь другого.

— За кого, — поинтересовался он. — За майора Дью?

Она сложила веер и очень аккуратно пристроила его на коленях, не поднимая глаз.

— Нет, — сказала она. — Время для этого давно ушло. То, что я чувствовала к нему тогда, невозможно вернуть, а меньшим я не удовлетворюсь.

— Однако, — сказал он, — если вы выйдете за меня, вы удовлетворитесь значительно меньшим, не так ли? Вы никогда не любили меня, а я никогда не любил вас.

Она подняла глаза, улыбнувшись уголками рта.

— Лорд Шерингфорд, — сказала она, — предполагается, что вы должны ухаживать за мной. Вы рассчитываете добиться успеха, заявляя мне в лицо, что не любите меня?

— Думаю, у меня было бы меньше шансов на успех, — сказал он, — если бы я сидел здесь, нашептывая пылкие слова вам на ушко и жалобно вздыхая, как влюбленный, который боится, что его любовь отвергнут, а сердце растопчут.

— Представляю! — рассмеялась она.

Он задержал ее взгляд.

— Вы не девственница, — сказал он, — как вы почти что признались. Вы готовы прожить оставшуюся жизнь, не имея дальнейшего опыта?

Она вспыхнула, но не отвела глаза.

— Видимо, это моя участь, если я не выйду замуж за вас?

— Если вы не выйдете замуж за меня, — подтвердил он, — или за кого-нибудь другого. Вряд ли вы неразборчивы в связях. Но почему бы вам не выйти за меня? Я могу дать вам этот опыт. Полагаю, что я могу сделать его очень приятным для нас обоих. Если, конечно, вы не предпочитаете получать удовольствие, просто читая об этом.

— Как я понимаю, — сказала она, — есть книги, где можно прочитать о подобном. Интересно — где? Осмелюсь предположить, что в мужском мире. Вот, значит, как вы намерены ухаживать за мной, лорд Шерингфорд? Рассказывая мне, как вы опытны и каким искусным вы будете в супружеской постели?

— Это не так уж несущественно, — заметил он, — хотя воспитанные дамы наверняка уверены, что супружеская постель — это место для исполнения долга, а не для наслаждения. И никаких других постелей, где можно наслаждаться, не существует.

— Вы просто возмутительны, — сказала она. — Это так вы собирались ухаживать за перепуганной дочкой обедневших родителей?

— Боже милостивый, нет, — отозвался Дункан. — Мне бы вообще не пришлось ухаживать за ней. Я бы обхаживал ее отца, подробно перечисляя достоинства Вудбайн-Парка и список собственности, принадлежащей моему деду. Хотя в этом тоже не было бы необходимости. Мой титул и тот, который я унаследую, вполне достаточная приманка.

— Бог действительно милостив, — сказала она. — Но я предпочла бы, чтобы вы не поминали его имя всуе, по крайней мере в моем присутствии.

— Прошу прощения. — Впервые за весь вечер он ощутил искреннее веселье.

— Однако вы не считаете, что ваше нынешнее богатство — при условии, что вы женитесь в течение следующих двух недель, — и ваши будущие перспективы имеют для меня решающее значение? — уточнила она. — Впрочем, мы уже выяснили это сегодня утром. И поэтому меня следует завлекать обещаниями… э-э…

Она замолкла, явно затрудняясь закончить предложение.

— Приятного времяпрепровождения в постели? — подсказал Дункан.

— Вы намерены завлекать меня этим?

— Думаю, для вас это имеет большее значение, чем вы готовы признать, — сказал он. — Вы красивы и женственны, мисс Хакстебл, но вам уже тридцать лет и вы одиноки. И вы уже лет десять не делили постель с мужчиной. Думаю, возможность делать это снова и не один раз, а каждую ночь — и, возможно, каждый день — должна быть очень привлекательна для вас.

— С вами? — поинтересовалась она.

— Вам это кажется отвратительным? — отозвался он.

— Вы некрасивы, — сказала она. — Вас даже не назовешь привлекательным.

«Что ж, сам напросился!»

Дункан приподнял брови.

Она снова залилась краской.

— Но вы и не уродливы, — поспешно сказала она. — И определенно не отвратительны. Собственно, вы…

На этом интересном моменте их разговор прервали. Раздался стук в дверь ложи, и не успели они ответить, как она приоткрылась, впустив мать Дункана в сопровождении сэра Грэма.

— Дункан! — воскликнула она. — О, как это смело с твоей стороны явиться в театр, хотя Грэм называет это глупостью, как и вчера вечером, когда ты посетил бал у Тинделлов. Конечно, мне следовало подождать, пока ты нанесешь нам визит со своей невестой, но ты так и не пришел сегодня днем, хотя я оставалась дома в надежде, что ты это сделаешь. Познакомь нас, пожалуйста.

— Мама, — сказал он, — позволь представить тебе мисс Хакстебл, которая не является моей невестой, хотя и была достаточно любезна, чтобы пригласить меня присоединиться к ее родным в ложе Морлендов. Могу я представить вам свою матушку, мисс Хакстебл? И сэра Грэма, ее мужа.

— Не является? — Леди Карлинг шагнула вперед и взяла руки мисс Хакстебл в свои, не давая ей присесть в реверансе. — Но очевидно, скоро будет. Весь свет уверен в этом, а то, в чем уверен свет, неизбежно происходит, рано или поздно. И потом, разве вы не сказали вчера какому-то офицеру, чье имя вылетело у меня из головы, что вы помолвлены с моим сыном?

— Да, мэм, — отозвалась та. — Но я была раздосадована на майора Дью и, боюсь, солгала.

— По моему предложению, — добавил Дункан, заметив неодобрительное выражение на лице сэра Грэма.

— И в итоге вы оказались в весьма щекотливом положении, — подытожила его мать со смешком. — Но нет никакой нужды подвергать себя дальнейшей неловкости, когда решение лежит на поверхности. Вы должны превратить ложь в правду, объявив о помолвке. Из вас получится очень красивая пара. Не правда ли, Грэм?

— Мне кажется, Этель, — сказал тот, промычав что-то нечленораздельное, что могло сойти как за согласие, так и несогласие, — спектакль вот-вот начнется. Нам лучше вернуться в свою ложу.

— Пожалуй, — согласилась она, сжав руки мисс Хакстебл, прежде чем отпустить их. — Мой сын должен привести вас на чай завтра, мисс Хакстебл. Поговорим о свадьбе, ее нужно устроить очень быстро, поскольку дед Дункана, который всегда был старым ворчуном, повел себя еще более отвратительно, чем обычно, лишив его всех средств. Но ему придется вернуть их, если Дункан женится на ком-нибудь столь респектабельном, как вы. У него просто не останется выбора, не так ли? Но даже поспешная свадьба не может быть тайной или убогой. У меня есть кое-какие идеи на этот счет, которые мы могли бы обсудить завтра. Обещайте, что придете.

Мисс Хакстебл посмотрела на Дункана и улыбнулась.

— С удовольствием, мадам, — сказала она. — Хотя должна предупредить вас, что свадьбы, возможно, не будет.

— Конечно же, она будет, — возразила его мать. — Всех мужчин охватывает страх, когда на горизонте маячат брачные узы. Завтра утром я возьмусь за Дункана и приведу его в чувство. Вы не должны переживать по этому поводу.

— Не буду, мадам, — пообещала мисс Хакстебл, и в ее глазах сверкнул озорной огонек. — О, — сказала она, когда сэр Грэм вывел свою жену из ложи и они снова заняли свои места, — мне очень понравилась ваша мать. Мне нравятся люди с характером.

— А беспутные сыновья подобных мамаш? — поинтересовался он.

Но она только рассмеялась. Антракт закончился, и ее родные вернулись в ложу.

Возможно, подумал Дункан, когда спектакль возобновился, его мать уговорит ее выйти за него замуж. Он надеялся на это.

Ложа напротив, которая была занята Тернером, Норманом и Кэролайн, опустела.

Глава 9

В Лондон из Шропшира приехали погостить сэр Хэмфри и леди Дью. Они привезли с собой внучку и остановились в отеле.

Целью приезда было провести некоторое время с сыном и предоставить ему возможность пообщаться с дочерью. Однако, обнаружив, что их бывшие соседи, Хакстеблы, в Лондоне, они пришли в восторг и, не тратя времени даром, послали им всем приглашение отобедать в их гостиничных апартаментах на следующий вечер.

Стивен вынужден был отказаться, пообещав навестить Дью в другой раз. У него на этот вечер были иные планы. Остальные члены семьи были свободны и могли пойти.

Маргарет сожалела, что не может последовать примеру брата. Она любила Дью как добрых соседей и была бы рада повидаться с ними. Но она боялась, что за обедом будет присутствовать также Криспин, что было практически неизбежно. Ей не хотелось его видеть. Она все еще сердилась на него. При мысли о нем ее охватывали горечь и стыд. Она больше не любила его и не хотела выходить за него замуж. Но даже с учетом этого…

Она предпочла бы, чтобы его жена была жива и чтобы он жил вместе с ней в Испании. Она оставила позади эту мучительную историю и не желала переживать ее заново.

Лорд Шерингфорд сказал, что она все еще любит Криспина.

Он ошибся.

Тем не менее она приняла приглашение.

А днем Маргарет согласилась выпить чаю с леди Карлинг. Она могла бы дойти до Керзон-стрит пешком или нанять экипаж, как она указала графу прошлым вечером, но он настоял на том, что зайдет за ней и препроводит ее туда лично. Он явился раньше, чем она ожидала.

— Мне приказано ухаживать за вами публично, мисс Хакстебл, — сказал он, когда они вышли из дома, оставив Стивена стоять в холле с видом обеспокоенного и полного мрачных предчувствий родителя. — Мы пойдем длинной дорогой через парк. В такую прекрасную погоду там наверняка полно народу даже в этот ранний час.

— Пожалуй, — согласилась она, взяв его под руку.

— Мне следовало заехать за вами, — сказал он, — но у меня нет экипажа. Боюсь, я совсем обеднел.

— В любом случае пройтись полезнее, — заверила его Маргарет. — Вы сменили тактику? Будете давить на жалость в надежде, что я соглашусь выйти за вас завтра, если не раньше, чтобы вернуть вам комфорт, к которому вы привыкли?

— А вы согласитесь? — поинтересовался он.

— Нет, — ответила она.

— В таком случае я не буду менять тактику, — сказал он.

Маргарет улыбнулась.

— Вы встречались с мистером Тернером до вчерашнего вечера? — спросила она, шагая рядом с ним в направлении Гайд-парка. — После бегства с его женой, я хочу сказать?

— Нет, — сказал он. — Я не встречался ни с ним, ни с его сестрой с вечера накануне нашей свадьбы. Утренние газеты извлекли максимум удовольствия из нашей чуть было не состоявшейся встречи, не так ли?

— О да, — отозвалась Маргарет. Не слишком приятно видеть свое имя в газете второе утро подряд. — Особо было отмечено, что мистер Тернер и миссис Пеннеторн не вернулись в свою ложу после антракта, вынужденные покинуть театр из-за совершенно справедливого возмущения, вызванного присутствием на спектакле известного негодяя. Вы сожалеете, что испортили им вечер?

— Нисколько, — сказал он. — Если он вообще был испорчен, в чем я очень сомневаюсь. Думаю, они сполна насладились за ужином собственным праведным негодованием.

Они перешли через дорогу и вошли в парк.

— Вы настолько жестокосердны? — осведомилась Маргарет.

— Наверное, — отозвался он. — Жизненный опыт делает нечто совершенно удивительное с человеком, мисс Хакстебл.

— И ожесточает сердца? — уточнила она. — Надеюсь, что нет. Мне бы не хотелось превратиться в циника только потому, что я не способна ответить за собственные прегрешения.

— Стало быть, я грешник? — поинтересовался он.

— Я хотела бы услышать это от вас, — парировала она. — Ведь это вы ухаживаете за мной.

Час модного променада еще не наступил, но на дорожках и аллеях было достаточно людей и экипажей. Появление Маргарет и Дункана привлекло всеобщее внимание, словно сливки общества никак не могли удовлетворить своего любопытства. Хотя что именно они рассчитывали увидеть?

Дункан склонился к своей спутнице и накрыл ладонью ее руку, лежащую на сгибе его локтя. Если это был чересчур интимный жест, то она сама напросилась на него.

— Вещи и факты не всегда таковы, какими кажутся, мисс Хакстебл, — заметил он.

Она слегка улыбнулась.

— Вы хотите сказать, что ни в чем не виноваты? — спросила она. — Что вы не бросали невесту, которую обещали любить? Не убегали с женой другого мужчины и не жили с ней в грехе пять лет? Конечно, сплетни лгут, но могут ли они лгать до такой степени?

— Я не любил Кэролайн, когда бросил ее, — сказал он, — хотя этот факт не извиняет моего поступка. Собственно, ничто не извиняет. Лора Тернер очень хотела убежать со мной, но этот факт не оправдывает того, что я увез ее с собой. Ничто не оправдывает. Да, мисс Хакстебл, должен признать, что, следуя вашему определению грешника, я и в самом деле грешен.

Он переплел ее пальцы со своими на виду у нескольких дам, проезжавших мимо в открытом экипаже, и еще ближе склонился к ней.

— Общепринятому определению, — поправила она.

— Как вам будет угодно.

Несколько всадников, среди которых был Константин Хакстебл, остановились, чтобы обменяться с ними приветствиями. Всех их Маргарет знала, и все они называли графа Шерри. Глядя на них, она вдруг подумала, что мужчины прощают гораздо легче, чем женщины. Возможно, в глубине души они завидуют своим собратьям, которые поступают как им заблагорассудится пренебрегая мнением общества и не считаясь со злом, какое они могут причинить мимоходом другим людям.

— Маргарет, — сказал Константин, — твоя известность возрастает с каждым выпуском газеты. Ты не возражаешь, если я присоединюсь к тебе и Шерри?

— Спасибо, Константин, — отозвалась она, — но мы идем на чай к леди Карлинг.

— И я клятвенно обещаю, Кон, — сказал граф Шерингфорд, — отгонять всех волков, которым взбредет в голову покуситься на мисс Хакстебл на пути туда.

Константин одарил его жестким взглядом, прежде чем последовать за своими спутниками.

— Наверное, приятно, — заметил граф, — когда столько людей готовы встать на вашу защиту.

— Да, — подтвердила она. — Но я предупреждала вас, что так и будет.

— Так, значит, поэтому вы решили принять меня вчера, вместо того чтобы позволить Мертону спустить меня с лестницы? И не отвергли мое предложение, когда мы встретились? Значит, поэтому вы пригласили меня вчера вечером в театр и согласились прийти на чай к моей матери сегодня днем? Всего лишь потому, что ваши защитники категорически не одобряют ваших отношений со мной? Вы скрытая бунтарка, мисс Хакстебл?

Наверное, подумала Маргарет. Сомнительная известность, которую она приобрела за последние два дня, должна была ужасать ее, однако… Она почти что наслаждалась собой.

— Я обнаружила, что не желаю отвергать вас в угоду общественному мнению и потому, что этого требует здравый смысл, — призналась она.

— В таком случае я должен быть благодарен общественному мнению и здравому смыслу, — заметил он. — А также скрытой бунтарке, которая живет в вашей душе. Но что еще вам требуется, чтобы вы окончательно убедились, что остаться старой девой не лучше, чем связаться со мной?

— Даже не знаю, — сказала она. — Но вы приняли враждебность света с определенным достоинством. Правда, я не уверена, что это говорит в вашу пользу.

— Возможно, это говорит о том, что у меня нет совести, — усмехнулся он, — или что мое положение достаточно отчаянное, чтобы смирить гордыню.

— Может быть, — согласилась она. — А возможно, это говорит о том, что двух событий пятилетней давности недостаточно, чтобы судить о человеке. Я ведь совсем не знаю вас. В этом весь смысл двухнедельного ухаживания — попытаться узнать, какой вы на самом деле.

— Думаю, вас влечет ко мне, мисс Хакстебл, — заметил он. — И вы пытаетесь найти разумное объяснение, чтобы выйти замуж за меня.

— Вы можете думать все, что вам угодно, лорд Шерингфорд, — резко отозвалась она, — но ни нежелание следовать непрошеным советам, ни притяжение, которое я якобы испытываю к вам, не заставят меня совершить поступок, противоречащий моему характеру или принципам. Брак с вами кажется самым… беспринципным поступком на свете. И пока вы ничего не сказали и не сделали, чтобы изменить оценку этого факта. Вы даже не пытались оправдать ваше прошлое поведение и не предприняли никаких усилий, чтобы показать мне, что вы исправились.

Пока она произносила эту тираду, Дункан свернул на узкую дорожку, которая вела к рощице старых дубов. Там было менее людно, чем на главной аллее, по которой они шли.

— Хватит пока публичного ухаживания, — сказал он, выпрямившись и уронив свободную руку. — Прошлое нельзя изменить, мисс Хакстебл, или простить. А если его нельзя простить, я не вижу смысла оправдываться или объясняться с совершенно незнакомым человеком, кем для меня являетесь вы, мисс Хакстебл. Если вы станете моей женой, тогда я попытаюсь изложить вам факты, которые общество никогда не узнает и в которые вряд ли поверит, даже если узнает. Но вы пока еще не моя жена, мы даже не помолвлены. Если вы решите выйти за меня замуж, вам придется довериться мне.

— Но это несправедливо, — возразила она. — Как я могу принять решение, не зная фактов?

Он увел ее с дорожки, и они двинулись через рощу, петляя между вековыми стволами, пока деревья не расступились, открыв вид на широкую лужайку. Дункан отпустил ее руку и прислонился плечом к стволу дерева, скрестив руки на груди.

— Расскажите мне, — сказал он, — о ваших отношениях с майором Дью, включая физическую близость. Сколько раз это было? Где? Когда? Насколько удовлетворительно?

Щеки Маргарет вспыхнули, глаза гневно сверкнули.

— А вот это, лорд Шерингфорд, — заявила она, раздув ноздри, — не ваше дело!

— Мое, — возразил он, — если я собираюсь жениться на вас. Разве мужчина не вправе рассчитывать на девственность своей, невесты? Или хотя бы на объяснение, почему она не девственница?

— Подробности моих отношений с Криспином Дью, — сказала она, все еще негодуя, — имевших место двенадцать лет назад, совершенно вас не касаются.

— Вот именно, — невозмутимо отозвался он. — Будем считать, что мы квиты.

— Ничего подобного, мы не на равных, — возразила она. — Ведь это вы ухаживаете за мной, а не наоборот. Это вы должны убедить меня, что вы достойны того, чтобы стать моим мужем. Я ничего не должна вам доказывать.

— Но если вы выйдете за меня, мисс Хакстебл, — сказал он, — вы будете в такой же степени моей женой, как я вашим мужем. Что, если вы так сильно любили Дью, что не сможете его забыть? Что, если вы все еще любите его, хотя и отрицали этот факт позавчера? Что, если ваш первый опыт был таким потрясающим, что вы никогда не получите удовлетворения со мной? Или все это было так ужасно, что сделало вас фригидной на всю оставшуюся жизнь? Что, если прошлое отвратило вас от полноценного брака?

— Я не буду обсуждать мои отношения с Криспином, — упрямо заявила она.

— А я не буду обсуждать свои отношения с Кэролайн или Лорой, — сказал он, приподняв брови.

Хотя их ситуации были совершенно разными, Маргарет не могла не проникнуться уважением к его позиции. Большинство мужчин в подобных обстоятельствах нашли бы кучу оправданий, чтобы добиться своего.

— Что до моего исправления, мисс Хакстебл, — сказал он, — то я такой, какой есть. Я такой, каким вы меня видите. Мне кажется, многие браки терпят крах из-за того, что во время ухаживания будущие муж и жена стремятся показать друг другу свои лучшие — и зачастую притворные — стороны только для того, чтобы обнаружить после свадьбы, когда уже слишком поздно, что они чужие люди, которые даже не слишком нравятся друг другу. Вы действительно хотите, чтобы я обхаживал вас, угождал вам и нашептывал вам на ушко нежные слова? Боюсь, вы обнаружите после свадьбы, что я совсем не такой.

В его словах был резон. Тем не менее Маргарет удивляло, что он не пытается очаровать ее — не считая вчерашнего обещания…

— Идите сюда, — сказал он, протянув ей руку.

— Зачем? — Она нахмурилась, глядя на его руку, но не взяла ее.

— Вы хотите, чтобы я ухаживал за вами, — сказал он, — Полагаю, вы хотите большего, чем ухаживание на публике. Это очень уединенное место, хотя отсюда видна большая часть парка. Мы в стороне от дорожки, и так не слишком людной, и находимся в тени, которая кажется особенно густой в такой солнечный день. Нас практически не видно. Позвольте мне поухаживать за вами по-настоящему.

— Это как? — поинтересовалась Маргарет, почувствовав, что задыхается.

— Я собираюсь поцеловать вас, — сказал он. — Не беспокойтесь, я не собираюсь насиловать вас, мисс Хакстебл. Это, конечно, уединенное место, но не настолько, чтобы позволить себе что-то большее, чем поцелуи.

— Я не уверена, что мне хочется, чтобы вы целовали меня, — заявила она.

Что было бессовестной ложью. К стыду Маргарет, ей этого очень хотелось.

— В таком случае вам нужно определиться, — сказал он. — Если вы серьезно подумываете о том, чтобы выйти за меня замуж, вам следует также подумать о свадьбе, которая должна состояться в ближайшие две недели. А свадьба является прелюдией к брачной ночи. Если вы не желаете целоваться со мной сейчас, вполне возможно, что вы не пожелаете ложиться со мной в постель тогда. А это было бы крайне неприятно для меня.

— Ну, — сказала она, — вы бы могли принудить меня.

Повисла долгая пауза, в течение которой они смотрели друг на друга, и Маргарет почему-то испугалась. Его глаза казались черными, как омут.

— Пожалуй, я скажу вам кое-что о себе, чего вы еще не знаете, мисс Хакстебл, — сказал он наконец. — Я никогда не стану принуждать вас ни к чему против вашей воли. И я бы с удовольствием вычеркнул из брачной церемонии этот глупый и пошлый момент, когда новобрачная клянется перед Богом и людьми слушаться своего мужа.

Он говорил с вкрадчивой угрозой, не вязавшейся с его словами.

— Нам лучше продолжить путь, — заявил он, оттолкнувшись плечом от ствола дерева, прежде чем она успела обдумать ответ, — если мы не хотим опоздать к чаю.

—Мне показалось, — заметила она, — что вы хотели поцеловать меня.

— А мне показалось, — сказал он, — что вы не хотите, чтобы вас целовали.

— Вы ошиблись.

На секунду слова повисли в воздухе. Затем он снова прислонился к дереву и протянул к ней обе руки.

«О! — подумала Маргарет, преодолев расстояние между ними и вложив свои руки в его. — О, как я жажду этого поцелуя. В моей жизни была такая огромная и мучительная пустота…»

Он крепко обнял ее, прижав к себе от груди до коленей, и склонил голову, глядя ей в глаза.

— Не плачьте, — промолвил он.

— Я не… — пробормотала она и замолкла, ощутив штагу на щеках.

— Вы не хотите? — спросил он.

— Хочу, — ответила она.

И затем его губы приникли к ее губам. Колени Маргарет ослабли, а пальцы вцепились в его руки с такой силой, что могли остаться синяки. Она закрыла глаза, забыв, что нужно дышать, и ощущая сладкую боль в напрягшихся маковках грудей, прижатых к его груди.

Когда он оторвался от ее губ, она не сразу пришла в себя.

— Извините, — произнесла она, охваченная смущением. — Прошло столько времени…

Его тело было твердым и мускулистым, как ей запомнилось по прошлому разу.

Боже, неужели это было всего лишь позапрошлым вечером?

Он поднял руки и обхватил ее лицо ладонями, касаясь подушечками больших пальцев уголков ее губ. Затем склонил голову и прижался губами к ее губам. Вначале его губы былисомкнуты, затем она почувствовала дразнящие прикосновения его языка. Он обвел контур ее губ, ткнулся посередине и скользнул внутрь, наполнив ее своим теплым вкусом и вызвав отклик во всем ее теле.

Его руки скользнули вниз, обняв ее за плечи и талию, а она крепко прижалась к нему, обвив руками его шею и спину.

Позже ей пришло в голову, что это было весьма страстное объятие. Его руки не блуждали по ее телу, его губы не покидали ее лица, но она чувствовала себя так, словно ее захватил ураган. Она чувствовала себя более живой, более женственной и более воодушевленной, чем когда-либо в течение долгого, долгого времени.

Возможно, чем вообще когда-либо в жизни.

Когда она осознала, что все кончилось, его руки лежали на ее талии, а ее руки на его плечах. Он снова смотрел на нее с непроницаемым, как всегда, выражением.

— Боюсь, я не слишком искусна, — сказала она.

— Я не жалуюсь, — отозвался он. — Кстати, хотел бы вас предупредить, мисс Хакстебл… Мэгги. Если вы выйдете за меня замуж, вам лучше хорошенько выспаться перед свадьбой. Я обещаю вам бессонную брачную ночь.

Их взгляды скрестились, затем Маргарет решительно отстранилась и принялась расправлять складки муслинового платья, надетого под спенсер.

Она не выйдет за него только потому, что в его устах слова «брачная ночь» звучат как самое желанное предвкушение на свете. Или потому что она наслаждалась его поцелуем более чем… Более чем всем, что могло прийти ей в голову в данный момент. Или потому, что она хочет большего и знает, что будет мечтать о продолжении.

Она играет с огнем и может опалить крылышки.

Но каково это — брачная ночь с графом Шерингфордом?

И каково это быть женой признанного распутника?

— Мы опоздаем к чаю, — бодро произнесла она, — если не поторопимся.

— Если ваши щеки останутся такими же румяными, — галантно отозвался он, — моя мать будет очарована, даже если мы опоздаем.

Он подставил ей свой локоть, и она взяла его под руку.

Мисс Хакстебл была чопорна, строга и рассудительна. Прошлым вечером она даже сделала ему замечание, когда он употребил имя Господа всуе. И целовалась она как новичок в этом деле. Правда, она довольно пылко откликнулась, но ведь он не требовал многого. И она не проявляла инициативы. Каким бы ни был ее опыт, он был либо настолько давнишним, что она все забыла, либо таким мизерным, что ей было нечего помнить.

Дункан готов был побиться об заклад, что мисс Маргарет Хакстебл и Дью — с которым он обменялся парой слов в парке этим утром — только раз повалялись в сене перед тем, как тот отбыл в действующую армию. Ей очень повезло, что все обошлось без нежелательных последствий.

Когда они свернули на Керзон-стрит, Дункан спросил себя, действительно ли это та женщина, на которой он хочет жениться. Это был риторический вопрос. Конечно, нет, но и другой женщины тоже не было.

Утром он получил письмо от миссис Харрис. Она умела читать и писать в отличие от своего супруга. На прошлой неделе Тоби упал с дерева, растянул лодыжку и набил на лбу шишку впечатляющих размеров. Хотя он чудесным образом оправился, как заверила его лордство миссис Харрис, они тем не менее сочли разумным вызвать врача, а тот счел разумным выписать лекарство, которое стоит денег. И конечно, при падении Тоби порвал бриджи на коленях, так что они не подлежат починке.

Старина Тоби! С ним все время что-то случалось, как с любым маленьким озорником, таким же озорником, каким был он сам в детстве.

Как-то раз Тоби настоял на том, чтобы перелезть через забор без помощи взрослых, хотя его предупреждали, что доски шершавые и нужно быть осторожным. Тоби забрался на забор и, возбужденно выкрикнув: «Смотрите на меня!» — спрыгнул вниз. Он прихватил с собой часть забора в виде огромной занозы в мягком месте и порвал бриджи сзади — а не на коленях, как сейчас. Если бы Дункан не поймал его на лету, он бы вывозился с ног до головы в жидкой грязи, поджидавшей его на земле за забором. А еще был случай, когда Тоби шлепал по весенним лужам, хотя ему не разрешали этого делать, и поскользнулся, не заметив лед под слоем воды. А еще…

Вспоминать можно было бесконечно. Но у Дункана были более животрепещущие темы для размышлений, чем ранка, оставшаяся после вытащенной занозы, дрожавшая нижняя губа, отчаянные усилия не заплакать и жалобный голосок, упрашивавший не рассказывать маме, чтобы не огорчать ее. Или мокрое тельце, прижавшееся к Дункану в поисках тепла после купания в ледяной луже, когда они возвращались домой, детские ручки, обвившие его шею, и просьбы ничего не рассказывать маме. Хотя, разумеется, это было последнее, что Дункан собирался делать.

— Моя мать, — предупредил Дункан мисс Хакстебл, когда они подошли к дому, — непременно заговорит о свадьбе.

— Знаю, — отозвалась она. — Я постараюсь объяснить ей, что свадьбы, возможно, не будет.

— Это непросто, — заметил он. — Если моя мать что-то вбила себе в голову, ее невозможно разубедить. Она спит и видит, как бы устроить мое счастье.

— Все матери таковы, — сказала она. — А также старшие сестры, которые заменяют матерей для своих младших сестер и братьев. Я прекрасно понимаю чувства вашей матери. Должно быть, вы причиняли ей невыносимые страдания в последние пять лет.

Дункан иронически приподнял брови. Его мать была тщеславной и легкомысленной. Конечно, она любила его, но вряд ли ее чувства были настолько глубоки, чтобы страдать годами.

— У вас скептический вид, — заметила она, — словно вы сомневаетесь в этом. Хотя не думаю, что я ошибаюсь.

— В таком случае, — сказал он, — не заставляйте ее страдать, мисс Хакстебл. Выходите за меня замуж.

Она открыла рот, собираясь ответить, но они уже прибыли. Должно быть, за их приближением наблюдали. Входная дверь распахнулась раньше, чем они поднялись по ступенькам, явив дворецкого сэра Грэма. За ним показалась мать Дункана, задушевно улыбаясь мисс Хакстебл и протягивая к ней обе руки. Она втянула ее внутрь и стиснула в коротком объятии.

Дункан с таким же успехом мог быть невидимкой.

Глава 10

Маргарет оказалась в теплых мягких объятиях, благоухающих явно дорогими духами с цветочным запахом.

— Мисс Хакстебл, вы позволите мне называть вас Маргарет? — спросила леди Карлинг, взяв девушку под руку и увлекая ее в сторону лестницы. — Не могу выразить, какой счастливой вы меня сделали. Я едва сомкнула глаза прошлой ночью. Спросите у Грэма. Впрочем, его нет дома. Этот несносный человек говорит, что я веду себя глупо, поскольку вчера вы ясно сказали, что не помолвлены с Дунканом. С какой стати, сказал он, вам быть помолвленной с ним, ведь вы сестра графа Мертона, известная как разумная и добродетельная особа, и можно только удивляться, что вы пригласили моего сына в ложу вашего деверя. На что я указала ему, что это как раз доказывает, что на самом деле вы помолвлены, просто решили не спешить с объявлением о помолвке. Но мне вы можете рассказать все. Ведь я буду вашей матерью.

К тому времени, когда она замолкла, чтобы перевести дыхание, они уже добрались, очевидно, до гостиной и лакей, поджидавший там, распахнул перед ними двери.

Граф Шерингфорд вошел следом за ними.

Это действительно оказалась гостиная, и чайные принадлежности уже стояли на столике. Как только они вошли, кокетливо одетая горничная наполнила три чашки и вышла из комнаты.

— Но, мадам, — возразила Маргарет, — я еще не сказала, что выйду замуж за лорда Шерингфорда… и, возможно, никогда не скажу.

— Никогда не следует, — подхватила леди Карлинг, — выглядеть слишком заинтересованной. Я дважды отказывала отцу Дункана, прежде чем принять его предложение, хотя была влюблена по уши. И один раз Грэму, хотя это не считается, поскольку он сразу же завил, что мы поженимся, вместо того чтобы попросить моей руки. Вы можете вообразить себе что-нибудь подобное, Маргарет? Некоторые считают его черствым, и это неудивительно, учитывая, как он себя ведет и что говорит. Но он совсем не такой, уж я-то знаю. О, присядьте сюда! — Она указала на диванчик, предназначенный для двоих. — Дункан садись рядом. Я всегда обожала тебя, дорогой, но я даже не подозревала, насколько ты благоразумен. Расскажи мне, почему ты выбрал Маргарет?

Они подчинились, и Маргарет обнаружила, что ее плечо находится так близко от плеча графа, что она ощущает исходившее от него тепло.

— Видишь ли, мама, — сказал он, — я отправился на бал к Тинделлам, чтобы подыскать себе невесту, и, столкнувшись в дверях с мисс Хакстебл, решил остановиться на ней.

Леди Карлинг подозрительно уставилась на сына, не донеся чашку до губ.

— Ладно, — вздохнула она, — можешь не рассказывать. Порой так трудно, Маргарет, добиться от Дункана толкового ответа. Почему вы отложили объявление о помолвке? Из-за его репутации, признаться, совершенно шокирующей? Но полагаю, дело не только в этом. Вы продемонстрировали немалое мужество, появившись с ним на балу у леди Тинделл, а затем в театре. Не многие женщины рискнули бы своей репутацией подобным образом.

— Мне не раз говорили, мадам, — сказала Маргарет, — что я необычайно упряма. Когда я слышу, что не следует чего-то делать, я ощущаю неодолимое желание сделать это.

— Вы мне нравитесь, — объявила леди Карлинг. — Дункан, ты уже выпил свой чай? Я бы очень удивилась, если нет. Ты всегда пьешь его огромными глотками, вместо того чтобы делать маленькие глоточки, как все цивилизованные люди.

— Выпил, мама, — сказал он.

— Тогда иди и займись чем-нибудь в другом месте, — приказала она, махнув рукой в сторону двери. — Вернешься через полчаса, чтобы проводить Маргарет домой. Нам нужно кое-что обсудить, что вряд ли тебя заинтересует.

Дункан поднялся на ноги и поклонился с непроницаемым, как обычно, выражением на смуглом лице.

— Вы извините меня… Мэгги? — спросил он.

— Конечно. — Она склонила голову, слегка нахмурившись. Неужели он пытается повлиять на нее, давая понять своей матери, что они более близки, чем на самом деле?

Но ведь она только что позволила ему поцеловать ее, не так ли? И это не был невинный поцелуй в щеку или губы. О Боже, его язык побывал у нее во рту!..

Маргарет поднесла чашку к губам, слишком поздно осознав, что ее рука дрожит.

— Маргарет, — произнесла леди Карлинг, когда они остались одни. Она выпрямилась в кресле и сложила руки на коленях, внезапно посерьезнев. — Скажите мне, почему вы тратите время на моего сына? Почему вы колеблетесь, не решаясь выйти за него замуж?

Маргарет вздохнула и поставила свою чашку с блюдцем на столик, стоявший рядом.

— Большинство людей, — сказала она, — склонны делать поспешные выводы, встречая незнакомого человека. И я не исключение. В случае с лордом Шерингфордом это тем более просто, что его репутация подмочена. Собственно, он даже не отрицает чудовищных поступков, которые он совершил пять лет назад. Но я также сознаю, что несправедливо, чтобы один опрометчивый шаг перечеркивал всю жизнь человека, особенно если это случилось давно. Наверное, я любопытна. Мне хочется узнать о нем больше. Мы действительно столкнулись в дверях. И я действительно представила его одному джентльмену как своего жениха, просто потому, что много лет назад этот джентльмен был моим поклонником и повел себя снисходительно, узнав, что я так и не вышла замуж в свои тридцать лет. Поскольку лорд Шерингфорд искал невесту, он поощрил мою ложь, а потом предложил сделать ее правдой. Ни один из нас не ожидал, что майор Дью поделится тем, о чем я сказала ему, с его друзьями, а те расскажут своим друзьям. Ведь я предупредила его, что никто не знает о помолвке, даже мои родные.

Леди Карлинг выслушала ее, не перебивая.

— Видимо, — заметила она, — Дункан надеется, что, если он удачно женится, его дед смягчится и вернет ему доход от Вудбайн-Парка.

Маргарет бросила на нее острый взгляд. Неужели она не знает?

— Маркиз Клавербрук обещал ему именно это, — сказала она, — при условии, что лорд Шерингфорд до восьмидесятилетия маркиза женится на женщине, которую он одобрит. Иначе он передаст права на Вудбайн-Парк следующему наследнику.

— Норману? — уточнила леди Карлинг. — О Боже! Он очень достойный молодой человек. Я всегда была привязана к нему. Но он из тех людей, кто никогда в жизни не совершает неправильных поступков. За что его всегда презирали и даже ненавидели его менее добродетельные братья и кузены. Дункан терпеть его не мог. Однако он был достаточно добр, чтобы жениться на Кэролайн Тернер.

— Да, — сказала Маргарет.

— Но как похоже на этого вздорного старика играть в такие игры! — раздраженно бросила леди Карлинг. — А когда ему исполнится восемьдесят? Должно быть, скоро?

— Менее чем через две недели, — ответила Маргарет.

Леди Карлинг приподняла брови.

— Бедный Дункан, — сказала она. — Дело не только в деньгах, хотя он, должно быть, в отчаянном положении. Он лишился всяких доходов и отказывается брать что-либо у меня. Ох уж эти мужчины и их глупая гордость! Он вырос в Вудбайн-Парке. Все его воспоминания связаны с этим местом. Правда, он проводил там немного времени после того, как ему исполнилось восемнадцать лет, и до бегства с миссис Тернер, но было бы нелепо ожидать, чтобы здоровый молодой человек похоронил себя в деревне. Он предпочитал Лондон, отдавая дань увлечениям молодости в компании сверстников, хотя я не слышала ни о каких диких выходках, кроме обычных проделок, характерных для мужчин его возраста. Более того, он собирался остепениться, женившись на Кэролайн Тернер и поселившись в родовом поместье. И вдруг этот импульсивный и очень глупый поступок, из-за которого он, похоже, будет страдать всю оставшуюся жизнь.

— Когда лорд Шерингфорд пришел к нам вчера, чтобы сделать мне официальное предложение, — сказала Маргарет, — я объяснила ему, что мне нужно время, чтобы узнать его лучше, даже если две недели — это все время, которое у меня есть, чтобы принять решение. Конечно, с моей стороны несправедливо ставить подобное условие, поскольку это лишает его возможности найти другую невесту в случае моего отказа. Но он согласился рискнуть и дал мне время.

Леди Карлинг устремила на нее такой долгий взгляд, что Маргарет ощутила неловкость.

— Мне кое-что известно о вас, Маргарет, — сообщила она наконец. — Я знаю, что вы очень рано потеряли свою мать и лишились отца, будучи совсем юной девушкой. Я знаю, что вы взяли на себя заботы о своих младших сестрах и брате, хотя в тот момент вы не знали, что ваш брат унаследует титул и состояние графа Мертона и в конечном итоге ваша жизнь значительно облегчится. Осмелюсь предположить, что вы относитесь к своим младшим родственникам не только как сестра, но и как мать.

— В некоторых отношениях да, мадам, — согласилась Маргарет.

— Многие считают меня легкомысленным, пустоголовым созданием, — продолжила леди Карлинг. — Что мне только на руку. Так легче манипулировать людьми, особенно мужчинами. Может показаться, что я не способна на глубокие чувства. Но последние пять лет я страдала. Я говорила себе, что было бы гораздо хуже, если бы он умер, но иногда трудно переубедить себя. Если бы он умер, его душа пребывала бы в покое, как бы горько мне ни было. Он потерял все, Маргарет, из-за глупого каприза, который не подлежал исправлению, пока миссис Тернер не умерла. Он потерял свою юность, свой характер и репутацию, свой дом и состояние, свое счастье и душевный покой. А я его мать. Я не прошу вас поставить себя на мое место. Это слишком больно.

Маргарет молча ждала продолжения.

— Он рос счастливым, озорным и подвижным, словом, обычным мальчиком, — сказала леди Карлинг после долгой паузы. — Он любил животных и защищал всех, кто, по его мнению, нуждался в защите, включая слуг и деревенских мальчишек. Он ужасно страдал, когда его отец внезапно умер, мы оба страдали. Но страдание — это часть человеческой жизни, и он, конечно, оправился. Он был беззаботным, необузданным и деятельным, как это свойственно нормальным молодым людям. И вдруг, как вы только что сказали, один исключительно глупый поступок перечеркнул всю его жизнь. Наверное, я никогда не узнаю, почему он так поступил, но что случилось, то случилось. В определенном смысле его жизнь закончилась. Сомневаюсь, что последние пять лет были счастливыми для него. Во всяком случае, он не выглядит счастливым. За эти пять лет он постарел на десять. Он был красивым мальчиком. Но возможно, в конечном итоге его жизнь вернется в свое русло. Возможно, она снова станет нормальной, даже счастливой. Вы мне нравитесь. Вы лучше, чем я могла рассчитывать.

— Но я еще ничего не решила, — запротестовала Маргарет. — Наша свадьба может не состояться.

Леди Карлинг улыбнулась, хотя ее глаза подозрительно блеснули.

— Наверное, вы уйдете отсюда с убеждением, — сказала она, — что я вела себя бессовестно, прибегнув к эмоциональному шантажу, вместо того чтобы занимать вас приятным разговором, как полагается хорошей хозяйке. И вы будете совершенно правы.

Маргарет улыбнулась, оценив это признание.

— Дункан не был бессердечным повесой, которые развлекаются, бросая невинных девушек и сбегая с замужними дамами, — сказала леди Карлинг. — Он сделал это лишь однажды, причем в определенной ситуации. Я не оправдываю его, Маргарет. Как вы заметили, он и сам себя не оправдывает. Но ему тридцать лет. Умножьте тридцать на триста шестьдесят пять дней, и даже если пропустить годы, которые он отсутствовал, получится множество дней, когда он не совершал никаких низких поступков. Подумайте об этих днях, Маргарет. Они гораздо больше характеризуют моего сына, чем один-единственный день. Выходите за него замуж, если сможете, и полюбите его. А теперь позвольте предложить вам еще чашку чая и похвалить шляпку, которая была надета на вас, когда вы вошли в дом. Где вы достали такую прелестную, вещицу? Сколько бы я ни искала, я не видела ничего подходящего, кроме как на головах других дам. Грэм пришел бы в ужас, услышав, что я говорю. Он постоянно сетует по поводу счетов за шляпки, которые ему приходится оплачивать, но если бы я могла найти хотя бы одну или две действительно красивые шляпки, разве я стала бы покупать некрасивые или даже уродливые, не правда ли?

— Я купила самую обычную шляпку, — сообщила Маргарет, — и украсила ее сама.

— Это хорошая мысль! — заявила леди Карлинг. — Я просто должна заполучить вас в свои невестки, Маргарет, и не желаю слышать никаких возражений.

Они рассмеялись как раз в тот момент, когда дверь отворилась и вошел лорд Шерингфорд.

— Я выступила в твою защиту, Дункан, — сказала его мать. — Оказывается, Маргарет сама отделывает свои шляпки, поэтому мне просто необходимо, чтобы она стала моей невесткой.

— Полагаю, мама, — отозвался он, взглянув на Маргарет, которая поднялась на ноги, — этот аргумент так подействовал на нее, что она готова разрешить мне поместить объявление о помолвке в завтрашних газетах.

— Вовсе нет, несносный ты человек, — возразила леди Карлинг, — Она разрешит, когда ты убедишь ее, что брак с тобой — единственное, что сделает ее по-настоящему счастливой на всю оставшуюся жизнь. Зачем еще женщине выходить замуж и становиться собственностью мужчины, словно она вещь? Именно поэтому я вышла за твоего отца и прожила с ним счастливо почти двенадцать лет. И по той же причине я вышла замуж за сэра Грэма, пусть даже временами он напоминает сэра Ворчуна.

— Значит, — сказал Дункан, когда она поднялась на ноги, чтобы снова обнять Маргарет, — ты даешь мне свое благословение на продолжение ухаживания за мисс Хакстебл, мама?

— Не благословение, Дункан, — отозвалась леди Карлинг, — а мой материнский наказ. Мы с Маргарет чудесно поладим. Мы обе обожаем шляпки.

Выходя из дома под руку с лордом Шерингфордом, Маргарет сомневалась, что он представляет, как сильно его любит мать и как страстно она выступила в его защиту.

— Полагаю, визит, — сухо произнес он, подтвердив ее подозрения, — был весьма познавательным.

— Мне понравилась ваша мать, — отозвалась она. — Если я выйду за вас замуж, то отчасти потому, что хотела бы иметь такую свекровь.

Он только покосился на нее, не поворачивая головы.

Маргарет улыбнулась, размышляя о том, каким он был до величайшей ошибки в своей жизни. Хотя его мать не вдавалась в подробности, нетрудно было представить себе мальчика, который любил возиться с животными и стоял за них стеной, когда с ними дурно обращались, и юношу, счастливого, беззаботного и немного необузданного. В сущности, совершенно нормального, как, например, Стивен.

Изменился бы Стивен, соверши он что-нибудь столь же недостойное, как то, что совершил Шерингфорд? Наверняка. Однако разве он перестал бы быть Стивеном? Но Стивен без света и радости? И без чести?

Когда-то в лорде Шерингфорде были свет и радость.

И честь?

— Вы выглядите очень серьезной, — заметил он. — Что случилось? Вы с сожалением осознали, что не можете выйти замуж за мою мать вместо меня?

— Какая досада, не правда ли? — улыбнулась Маргарет. — Кто вы, лорд Шерингфорд? И кем вы были?

— А то, что было между, вас не интересует?

— Но ведь вы отказались обсуждать этот период?

— Да.

— В таком случае мне придется удовлетвориться тем, что было до и после.

Он не ответил, и они продолжили путь в молчании. Он вошел в Мертон-Хаус вместе с Маргарет, но не проследовал дальше холла.

— Вы собираетесь на концерт у Джонстонов сегодня вечером? — спросил он.

— Я получила приглашение, которым не могу пренебречь, — ответила она. — От наших бывших соседей по Трокбриджу, сэра Хэмфри и леди Дью. Они приехали ненадолго в Лондон и пригласили всю нашу семью.

— Вот как? — Он приподнял брови. — А галантный майор тоже там будет?

— Вероятно.

— Мой соперник? — поинтересовался он.

— Вовсе нет, — возразила Маргарет. — Я не играю в игры, милорд. Я честно сказала вам, на каких условиях выйду за вас замуж через… Сколько осталось? Двенадцать дней? Меня нисколько не интересует Криспин. Уже много лет.

— Не считая того, — сказал он, — что вы слишком бурно протестуете.

— Вы опять дерзите, — заметила она.

— Да, — согласился он. — А как насчет вечеринки у миссис Генри завтра вечером? Вы будете там?

— Уверена, что к завтрашнему дню я буду благодарна за тихий вечер дома, — сказала она. — Я всегда находила непрерывные увеселения лондонского сезона несколько утомительными.

А в этом году особенно, хотя она провела здесь всего лишь несколько дней.

— Позвольте мне проводить вас туда, — предложил он. — Миссис Генри — сестра моей матери. Она не откажет мне от дома и будет рада познакомиться с вами.

— Даже не знаю, — неуверенно произнесла Маргарет.

— Будьте справедливы, Мэгги, — сказал он. — Вы велели мне ухаживать за вами на публике и чаще встречаться наедине, чтобы лучше познакомиться. Предоставьте мне возможность делать и то и другое. Иначе целый день будет потерян, и останется всего одиннадцать дней.

— Ну ладно, — сказала она со вздохом.

В его описании вечеринка представлялась тихим, благопристойным событием. И наверняка к завтрашнему вечеру обществу надоест пережевывать то немногое, что можно сказать о ней и графе Шерингфорде.

Он склонился над ее рукой и отбыл.

Интересно, есть ли на свете такая штука, как совпадение, думала Маргарет, стоя в холле и глядя на дверь, закрывшуюся за ним. Если бы он вошел в бальный зал минутой позже, если бы она приблизилась к дверям на минуту раньше, если бы они оба оказались там одновременно, но она смотрела бы, куда идет, — они бы никогда не столкнулись. Если бы он не нуждался отчаянно в жене, а она в женихе, чтобы представить его Криспину, или если бы она услышала о помолвке маркиза Аллингема хотя бы за день до того, как это случилось, тогда они бы столкнулись, не испытав ничего, кроме смущения, и, поспешно извинившись, разошлись бы каждый своей дорогой.

Но все эти «если» слились в один момент и в одном месте — так же верно, как их тела в дверях бального зала.

Остался вопрос: было ли это совпадением?

Или нет?

Если да, то что все это означает?

Маргарет тряхнула головой и двинулась в сторону лестницы и своей комнаты.

Глава 11

Вечер в отеле оказался очень приятным. Сэр Хэмфри встретил их со своей обычной сердечностью, а леди Дью крепко обняла каждого, даже Эллиота и Джаспера, восторгаясь элегантностью и красотой дам.

Ванесса, конечно, удостоилась самых теплых объятий. Она была замужем за Хедли, младшим сыном леди Дью, в течение года, пока он не умер от чахотки. Леди Дью все еще считала Ванессу своей невесткой, как и сэр Хэмфри. Они относились к ее детям как к своим внукам и собирались навестить их на следующий день вместе с маленькой Марией, а потом сводить всех детей в Тауэр, чтобы посмотреть на животных, и угоститься мороженым у Гантера.

— Вы можете себе представить, — сказала леди Дью улыбаясь, — я никогда в жизни не ела мороженое! Я волнуюсь как ребенок. Говорят, это деликатес, который нужно непременно попробовать.

— Жизнь неполна, мадам, — заявил Джаспер, подмигнув, — пока не попробуешь мороженое у Гантера.

Женщины поднялись наверх, где няня читала сказку Марии. Девочка оказалась настоящей красавицей, черноглазая и темноволосая, как испанка, но чертами лица напоминала Криспина. На вид ей было годика четыре.

В других обстоятельствах она могла бы быть дочерью Маргарет.

Из-за оживленного разговора обед растянулся на весь вечер. Криспин рассказал несколько случаев из своей военной жизни, побуждаемый в основном Эллиотом. Сэр Хэмфри явно гордился подвигами сына, а леди Дью сияла улыбкой, поглядывая на Маргарет.

— Ты можешь поверить, Маргарет, — сказала она, — что это тот самый мальчик, с которым ты играла в детстве? Не правда ли, он стал настоящим красавцем? Несмотря на этот ужасный шрам. Представляешь, что я испытала, когда впервые увидела его?

— Конечно, представляю, — отозвалась Маргарет, уклонившись от ответа на остальные вопросы.

В основном разговор вертелся вокруг воспоминаний о былых днях, когда они все жили в Трокбридже и его окрестностях — кроме Джаспера и Эллиота. Но они казались такими же заинтересованными слушателями, как остальные члены семьи.

Несмотря на присутствие Криспина, Маргарет вскоре расслабилась. Чета Дью явно не знала о сплетнях и слухах, доставивших ей столько волнений в последние два дня. Выходит, Криспин ничего не сказал им. И на том спасибо.

Хотя Маргарет пришла с Ванессой и Эллиотом и предполагала вернуться вместе с ними, сэр Хэмфри жаждал отправить ее домой в своей карете отдельно от сестры, и леди Дью присоединила свой голос к голосу мужа. Они просто не примут отказа, заявила она. Это самое меньшее, что они могут сделать для одной из самых восхитительных соседок на свете. Она никогда не забудет, сказала леди Дью, как дорогая Маргарет посвятила свою юность младшим сестрам и брату, окружив их любовью и заботой, о какой только могли мечтать дети, имеющие обоих родителей.

— Криспин проводит тебя, — сказала она, промокая платочком слезы, выступившие у нее на глазах.

— О, не стоит, мадам! — возразила Маргарет, встревожившись. — В этом нет необходимости.

— Улицы Лондона кишат разбойниками всех мастей, — заявил сэр Хэмфри. — Конечно, Криспин поедет с вами, мисс Хакстебл. При одном взгляде на него любой разбойник кинется наутек со всей резвостью, на какую способны его ноги.

— Я с удовольствием провожу тебя, Мэг, — вызвался Криспин.

В результате сэр Хэмфри приказал подать его карету к дверям отеля, а леди Дью снова радостно заулыбалась, переводя взгляд со своего сына на Маргарет.

— Совсем как в старые добрые времена, — сказала она. — Я бы разбогатела, если бы мне давали по соверену или даже по шиллингу каждый раз, когда Криспин провожал тебя домой из Рандл-Парка, Маргарет, зачастую после того, как ты провожала его из деревни. А сколько раз с вами были Ванесса и наш дорогой Хедли, а иногда Кэтрин и кто-нибудь из наших девочек. Это были славные времена. Как бы мне хотелось, чтобы они вернулись, хотя бы частично. Ведь Хедли уже не вернешь.

Она смахнула еще несколько слезинок, а сэр Хэмфри вытащил из кармана огромный носовой платок и высморкался. Ванесса подошла к леди Дью и обняла ее за плечи, прижавшись щекой к ее макушке.

Через некоторое время Маргарет сидела в старомодной карете Дью рядом с Криспином, возвращаясь домой.

— Мэг, — сказал он, когда карета тронулась, — я столкнулся с Шерингфордом в парке сегодня утром. Он тебе не говорил? Вы виделись сегодня? Он заявил, что охотно врезал бы мне по физиономии, не будь его репутация подмочена, и прочитал мне целую лекцию насчет того, что нужно держать язык за зубами, когда меня просит об этом дама, и делать все возможное, чтобы ее слова и действия не стали предметом всеобщего внимания и обсуждения. Каков наглец! И это после того, что он сделал по отношению к мисс Тернер и миссис Тернер. Не может быть, что ты действительно помолвлена с ним, несмотря на тот факт, что вчера вечером он был в театре с тобой и твоей семьей. В газетах пока еще не было объявления. Не позволяй этому случиться, пожалуйста. Лучше выходи за меня.

Лорд Шерингфорд ничего не говорил о встрече в парке. Выходит, он отчитал Криспина из-за нее. Конечно, он сам не без греха, но вся эта история с дамами из семейства Тернер случилась пять лет назад. Маргарет уже смертельно надоело слышать о них. В конце концов, пять лет назад Криспин женился на своей испанке — Терезе.

— Почему ты это сделал? — спросила она. — Почему ты женился на ней, Криспин?

Он откинулся в угол сиденья.

— Ты должна понять, Мэг, — сказал он. — Прошло много времени с тех пор, как мы расстались. Я был одинок. У мужчины есть потребности, которых женщины, к счастью, не имеют. Я хотел вернуться к тебе. Но Тереза обнаружила, что беременна, а она принадлежала к уважаемой семье. Я не мог просто откупиться от нее. Я любил тебя. И никогда не изменял этому чувству. Я по-прежнему люблю тебя. Но ты должна понять, что поставила передо мной невыполнимую задачу. Тебе не следовало оставаться со своей семьей. Ванесса была не намного младше, чем ты.

— Почему ты не написал мне? — спросила она.

Граф Шерингфорд, подумала она, не искал оправдания своим поступкам. Он признал свою вину, несмотря на заинтересованность в том, чтобы она думала о нем достаточно хорошо, чтобы выйти за него замуж и спасти его от нищеты и утраты родного дома.

— Я написал сотню писем, — сказал Криспин, — и скомкал все до одного и швырнул в огонь. Я знал, что разбиваю тебе сердце. Я написал своей матери, полагая, что она сообщит тебе эту новость более деликатно.

Маргарет промолчала.

— Твое сердце было разбито? — спросил он. — Мое — да, Мэг. Брак с Терезой был жестоким наказанием за несколько краденых минут, чтобы скрасить мое одиночество.

— Она была единственной женщиной, которая скрасила твое одиночество? — поинтересовалась Маргарет.

— Мэг! — воскликнул он. — Как, по-твоему, я должен ответить на подобный вопрос?

— Да или нет, — отозвалась она. — Так как?

— Конечно, нет, — сказал он. — Я мужчина, Мэг. Но этого никогда бы не случилось, если бы ты была там. И этого не случится, если ты выйдешь за меня сейчас. Сделай это. Прогони этого проходимца и выходи за меня. Не наказывай меня больше, чем я наказан. И не наказывай себя.

Карета остановилась. Должно быть, они уже добрались до Мертон-Хауса. Но кучер не спешил открыть дверцу.

— Это именно то, чем ты занимаешься, — продолжил Криспин, снова подавшись вперед и взяв ее за руку. — Наказываешь себя. Если ты выйдешь замуж за Шерингфорда, это будет назло мне. Но, поступив так, ты окажешься в браке, который может продлиться всю твою жизнь. Мне повезло, я освободился через четыре года. Ты можешь оказаться не столь удачливой. Не делай этого, Мэг.

Он сжал ее руку и, склонившись к ней, крепко поцеловал ее в губы. Его свободная рука обхватила ее затылок, удерживая ее голову, пока длился поцелуй.

О, она совсем забыла — он всегда целовал ее так, почти причиняя боль своим натиском. Он и любовью занимался так же напористо в уединенном уголке Рандл-Парка накануне его отъезда к месту службы. Все произошло быстро, болезненно и оставило синяки. Но тогда ее потребность в нем была столь же отчаянной.

С тех пор прошла целая жизнь, и все изменилось. Не считая того, что он целовался так же, как тогда.

Маргарет уперлась ему в грудь ладонью и нажимала, пока он не поднял голову и не ослабил хватку на ее руке.

— Твоя женитьба, Криспин, — сказала она, — действительно разбила мне сердце. Не стану отрицать. Но моя жизнь не превратилась в унылое существование в ожидании момента, пока ты каким-то образом вернешься ко мне. Я собрала осколки своего сердца и постаралась жить дальше. Я уже не та девушка, которая была влюблена в тебя и мечтала выйти за тебя замуж. И не та, какой я была, когда узнала о твоей женитьбе. Я та, какой я стала через пять лет, и это совсем другая женщина. Мне она нравится. Я хочу жить ее жизнью.

И это тоже было правдой. Хотя ее горло мучительно сжалось.

— В таком случае позволь мне снова стать частью твоей жизни, — сказал он. — Ты нужна мне, Мэг. Без тебя я чувствую себя одиноким. И я знаю, что ты все еще любишь меня. Ты знала, что я вернулся в Англию. Ведь именно поэтому ты обручилась с Шерингфордом, не так ли? Ты выбрала худшего из всех, кого можно было найти. Возможно, ты даже не понимаешь почему. Зато я понимаю. Ты сделала это, чтобы я явился и спас тебя. Ты сделала это, потому что была сердита на меня, хотела наказать меня и заставить вернуться к тебе. Но в этом не было нужды, Мэг, я бы все равно вернулся.

— Криспин, — спросила она, — когда ты в последний раз был с женщиной? Я хочу сказать — спал с ней?

Новая Маргарет была гораздо смелее прежней. Но даже новая Маргарет ужаснулась вопросу, который она только что задала. Впрочем, это сделал гнев, сидевший глубоко внутри ее. И горечь.

— Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы, — сказал он, явно шокированный. — Это неподходящая тема для приличной женщины, Мэг. Я не могу поверить…

— И тем не менее когда, Криспин? — повторила она. — На этой неделе?

— Это ни в коей мере тебя не касается, — сказал он. — Бога ради, Мэг, что…

— В таком случае тебе не так уж одиноко.

— Мне одиноко без тебя, — заявил он. — Никого не будет, Мэг, если ты станешь моей.

— Никого, о ком бы я знала, — сказала она. — Криспин, это был чудесный вечер. Твои родители были добры и гостеприимны, как всегда. Давай не будем его портить. Я устала. Ты не мог бы дать знак кучеру, чтобы он открыл дверцу и опустил лесенку?

Криспин вздохнул и отпустил ее руку, прежде чем постучать по передней панели кареты.

— Подумай о том, что я сказал, — произнес он после того, как помог ей выбраться из кареты и проводил к двери дома, услужливо распахнутой дворецким Стивена. — Не надо выходить за Шерингфорда назло мне, Мэг. Ты причинишь зло только себе.

— Криспин, — отозвалась она, — не льсти себе. Спокойной ночи.

Он запрыгнул в карету, глядя прямо перед собой, пока кучер убирал ступеньки и закрывал дверцу.

Маргарет вошла внутрь, прежде чем карета отъехала от крыльца.

Она была крайне возбуждена. Пожалуй, даже расстроена.

Криспин все еще обладал властью возбуждать ее чувства.

Она испытывала гнев и ужасную горечь.

Граф Шерингфорд был прав. Криспин действительно слабоволен. Ее огорчило то, что он рассказал о себе этим вечером.

Но он по-прежнему оставался Криспином. И она любила его.

О, как она любила его.

Она устало побрела в свою комнату, собираясь лечь в постель, хотя не верила, что сможет заснуть.

После двенадцати пустых лет сегодня ее поцеловали дважды — двое разных мужчин.

Оба хотели жениться на ней.

Ни один из них не был особо желанной партией.

Но только один из них признал это.

Хотя миссис Генри, тетка Дункана, не прислала ему приглашения, она наверняка бы это сделала, рассудил Дункан, если бы он находился в Лондоне, когда она рассылала приглашения. Он всегда был ее любимчиком, поскольку у нее было шесть дочерей и ни одного сына.

Впрочем, когда он появился в разгар вечеринки под руку с Маргарет Хакстебл, ее приветствие было не слишком восторженным.

— О Боже! — воскликнула она скорее с испуганным, чем с радостным видом. — Дункан! Как… — Она не закончила фразу, лишь приподняла брови и закатила глаза. — Ладно, не важно. — Она взяла его протянутую руку обеими руками и прижалась щекой к его щеке. — Определенно моя вечеринка будет завтра у всех на устах, а возможно, еще пару недель. Ни одна хозяйка не может желать большего, не так ли? К тому же ты мой племянник.

Она тепло улыбнулась его спутнице.

— Мисс Хакстебл, — сказала она, — какой чудесный оттенок розового у вашего платья. Вам очень идет этот цвет. Итак, вы решились связаться с этим негодником, моим племянником. Я восхищаюсь вашим мужеством.

— Благодарю вас, мадам, — отозвалась Маргарет. — Я была в восторге, получив приглашение на вашу вечеринку.

Выходит, она получила приглашение. А ведь она пробыла в Лондоне не дольше, чем он. Значит, его тетка и в самом деле не желала, чтобы он был здесь. Это была обескураживающая мысль.

Леди Генри тем временем поспешила навстречу очередной группе вновь прибывших гостей.

— Что ж, — сказал Дункан, накрыв ладонью руку мисс Хакстебл, лежавшую у него на локте, — постараемся сделать этот вечер незабываемым для моей тетушки. Все глаза уже устремлены на нас, как вы, возможно, заметили. К такому постепенно начинаешь привыкать. Вам нравится быть в центре внимания?

— Отнюдь, — отозвалась она. — Но я не в центре внимания. С какой стати? Я всего лишь пришла на вечеринку, на которую получила приглашение, в сопровождении знакомого джентльмена.

Она вздернула подбородок, воинственно сверкнув глазами.

— Джентльмена, который активно ухаживает за вами, — уточнил он, склонив к ней голову. — О, я вижу двух своих кузин. Пожалуй, нам нужно подойти и поздороваться, прежде чем глаза Сьюзен выскочат из орбит.

Они пересекли комнату, и Дункан представил Маргарет дочерям миссис Генри, Сьюзен Мидлтон и Андреа Генри.

— О, я больше не мисс Генри, Дункан, — запротестовала Андреа. — Я теперь леди Бодсуорт. Разве ты не слышал? Я вышла замуж за Натана два года назад.

— Неужели? — удивился он. — Счастливчик Натан. Как же я мог пропустить такое событие? Видимо, я был занят чем-то другим.

Андреа прикусила губу, весело поблескивая глазами, а Сьюзен рассмеялась. Кузины всегда обожали Дункана, как и их мать, и он платил им искренней привязанностью. Они были дружными и веселыми, всегда готовыми к шуткам и проказам.

— Не могу поверить, — сказала Сьюзен, — что ты вернулся в Лондон, Дункан. Хотя, признаться, я очень рада. Мне никогда не нравилась Кэролайн Тернер, как я тебе и говорила, если помнишь, прежде чем ты обручился с ней.

— Тебе не следовало приходить сюда сегодня вечером, Дункан, — сказала Андреа. — Жаль, что прежде ты не посоветовался с кем-нибудь из нас. На твоем месте я бы не стала задерживаться здесь дольше, чем на несколько минут. Мисс Хакстебл, я в восторге от вашего платья. Какой дивный цвет. Увы, я в нем выглядела бы бледной немочью. Но вам он идеально подходит.

— Спасибо, — улыбнулась Маргарет.

Дункан огляделся вокруг.

Особняк его тетки идеально подходил для такого рода вечеринок, представляя собой анфиладу комнат, растянувшуюся во всю длину дома, включая гостиную, музыкальный салон, библиотеку и столовую. Двери комнат были распахнуты, так что гости могли свободно перемещаться из одной комнаты в другую, словно это было одно помещение.

В гостиной уже было тесновато, а в соседней комнате кто-то играл на фортепьяно.

— Может, пойдем послушаем? — предложил он мисс Хакстебл.

— О, на вашем месте я бы не стала, — сказала Андреа, но мисс Хакстебл уже положила руку на его локоть. — О Боже, как неловко получилось…

Пройдя через первые двери, они обнаружили группу людей, собравшихся вокруг фортепьяно, за которым с незаурядным мастерством играла совсем юная девушка в бледно-розовом платье. Рядом с ней стоял Мертон, перелистывая нотные страницы.

— Это мисс Уидинг, — объяснила мисс Хакстебл. — У нее настоящий талант, но она очень скромна. Я в восторге, что ее уговорили сыграть сегодня вечером.

Все были увлечены игрой, и их появление привлекло меньше внимания, чем в гостиной.

Не считая Мертона. Он заметил их вскоре после появления и выглядел явно обеспокоенным. Когда музыка закончилась, он шепнул что-то мисс Уидинг, склонив к ней голову, затем решительно направился к своей сестре.

— Мэг, — сказал он, — я ждал, пока ты приедешь. Я боялся вернуться домой из опасения, что мы разминемся. Ты должна уехать прямо сейчас. Позволь мне проводить тебя домой. — Он перевел взгляд на Дункана, и его лицо приняло неприязненное выражение. — Вам не следует находиться здесь, Шерингфорд. Я рассчитывал, что миссис Генри не пригласит вас.

Дункан только приподнял брови.

— Но меня пригласили, Стивен, — сказала мисс Хакстебл, — так что в моем пребывании здесь нет ничего особенного. Как и лорда Шерингфорда. Миссис Генри — его родная тетка.

— Здесь Тернер, — сообщил Стивен, понизив голос. — И Пеннеторны.

Ах вот как…

Что ж, это было неизбежно. Они приехали в Лондон на сезон, и он, Дункан, увы, тоже. Рано или поздно они должны были столкнуться лицом к лицу. Это чуть не случилось позапрошлым вечером в театре, правда, их разделяло пространство зрительного зала, и Тернер не стал устраивать сцену. Он предпочел уйти во время антракта, что, надо полагать, более соответствовало его характеру. Но сегодня вечером у него не будет выбора, если только мисс Хакстебл не ретируется, поджав хвост, прямо сейчас, пока не слишком поздно.

Она подняла на него взгляд.

— Полагаю, — усмехнулась она, — именно это имела в виду миссис Генри, сказав, что ее вечеринка будет завтра у всех на устах. И ваши кузины, когда советовали вам не задерживаться здесь и не выходить за пределы гостиной.

— Вы отвезете ее домой, Шерингфорд, или это сделать мне? — осведомился Стивен.

. — Вы желаете уйти, милорд? — поинтересовалась мисс Хакстебл, пристально глядя на него и игнорируя брата.

Вообще-то Дункан предпочел бы уйти. Место было весьма публичным, а он сопровождал женщину, на которой надеялся жениться. Женщину, которая могла спасти его от нищеты и невозможности дать Тоби уютный дом, какой он обещал ему после смерти Лоры. Он находился в обществе людей, которые думали о нем худшее и не выразили бы ему и тени симпатии в стычке с мужем Лоры или с Кэролайн Пеннеторн.

Не слишком приятно, когда тебя ненавидят. Можно, конечно, делать вид, что тебенаплевать, но в душе…

Да, он предпочел бы уйти. Но в жизни бывают моменты, которые навсегда определяют, что ты за человек и чего стоишь — в собственных глазах по крайней мере. А самооценка, когда все сказано и сделано, может оказаться гораздо важнее, чем переменчивая оценка твоих приятелей. Он не мог уклониться от этого момента, как не мог уклониться от мучительного решения, принятого пять лет назад.

Если только мисс Хакстебл не желает уйти. Его главная обязанность — позаботиться о ней.

Однако она задала ему вопрос.

— Нет, — ответил он. — Но я, разумеется, провожу вас домой, если вы хотите уйти.

— Вам незачем причинять себе неудобства! — резко бросил Стивен. — Я с величайшим удовольствием избавлю свою сестру от неприятностей, а самого себя от некрасивой сцены. На твоем месте, Мэг, я бы навсегда распрощался с графом Шерингфордом.

Все это время она не сводила глаз с Дункана.

— Благодарю вас обоих, — сказала она, — но я намерена остаться. Было бы невежливо уехать так рано.

— Позволь мне по крайней мере, — произнес ее брат со вздохом, — проводить тебя в гостиную, Мэг. Там…

Она повернула голову и наконец посмотрела на него.

— Стивен, — мягко сказала она, — спасибо. Но видишь ли, это моя жизнь, и я в состоянии прожить ее без чужой помощи. Иди и развлекайся. Мисс Уидинг выглядит совсем несчастной с тех пор, как ты покинул ее.

— Подумай как следует, Мэг, — умоляюще произнес он, взглянул на Дункана и двинулся прочь, направившись к юной особе, которая уступила место за фортепьяно другой музыкантше с более тяжелой рукой, к сожалению.

— Мисс Хакстебл, — вздохнул Дункан, — вас поставили в неловкое положение, если не сказать больше. Я и в самом деле должен настаивать на том, чтобы проводить вас домой.

— Я сама поставила себя в неловкое положение, — отозвалась она, — когда солгала Криспину на балу у леди Тинделл. И осложнила это положение, когда приняла вас у себя дома позавчера — о Боже, неужели это было так недавно? — и предложила ухаживать за мной. Пока еще вы ничего не сделали, чтобы убедить меня в том, что мне следует выйти за вас замуж, и ничего не сделали, чтобы убедить меня в том, что этого не следует делать. Если я сбегу сейчас, я всегда буду гадать, не упустила ли я возможность обрести хотя бы подобие счастья, выйдя за вас.

«…хотя бы подобие счастья…»

Дункан угрюмо уставился на нее. Неужели он обретет счастье или хотя бы подобие счастья, женившись? Все эти годы он хотел лишь одного — покоя. И возможности жить в родном доме, где Тоби будет обеспечено счастливое и безопасное детство. Присутствие жены стало бы серьезным осложнением. Но без жены не будет никакого дома ни у него, ни у малыша — единственного человека на свете, которого он любил безоглядно и без всяких условий.

Маргарет Хакстебл была храброй женщиной. Пожалуй, даже незаурядной, как он заподозрил еще раньше. Она не пряталась от трудностей, предпочитая встречаться с ними лицом к лицу.

— Вы, случайно, не обнаружили вчера вечером, — поинтересовался Дункан, — что майор Дью сделает вас более счастливой, чем я?

Ее губы сжались. Ему не следовало спрашивать. Она может подумать, что он ревнует. Но хотя ему не нравился Дью, он подозревал, что она все еще питает к этому типу теплые чувства. И он определенно не хотел, чтобы она вышла за него замуж и тосковала по другому мужчине всю оставшуюся жизнь.

— Я не выбираю между вами двумя, — ответила она. — Это не состязание, милорд. Вчера вечером Криспин Дью снова предложил мне выйти за него замуж, а я снова сказала «нет». Вам я этого не говорила — пока. Когда я пойму, что ответ «нет», я дам вам знать. А если я пойму, что ответ «да», вы тоже об этом узнаете.

Дункан слегка улыбнулся.

— В таком случае, может, пройдем в следующую комнату? — предложил он. — У моего дяди впечатляющая коллекция старинных карт, которую он всегда держал в библиотеке, хотя я сомневаюсь, что она открыта для всеобщего обозрения сегодня.

— Что ж, давайте пойдем и посмотрим, — сказала мисс Хакстебл, взяв его под руку несколько крепче, чем обычно, и улыбнулась.

Глава 12

Внезапное затишье в заполненной гостями библиотеке, за которым последовал оживленный гул голосов, сообщили Дункану, что по крайней мере один из трех человек, которых он меньше всего хотел видеть, находится в этой самой комнате. Он неторопливо огляделся. И точно, на мягкой скамье у окна сидела Кэролайн, рядом с ней стоял Норман.

Дункан учтиво склонил голову в их сторону, а мисс Хакстебл поздоровалась с Коном, который был вместе с рыжеволосой красавицей.

— Маргарет! Шерри! — произнес Кон с чрезмерной сердечностью. — Вы знакомы с миссис Хантер? Пойдемте с нами в музыкальную комнату. Надеюсь, вы поможете мне убедить миссис Хантер спеть для всей компании. Мисс Хакстебл и граф Шерингфорд, Ингрид, — представил он их.

— Насколько я помню, у вас очаровательное контральто, миссис Хантер, — сказала мисс Хакстебл. — Я так надеюсь, что вы согласитесь спеть. Однако мы с лордом Шерингфордом только что провели полчаса в музыкальной комнате. И хотели бы перекусить.

В глазах миссис Хантер мелькнуло веселье.

— Я помню вас с прежних времен, лорд Шерингфорд, — сказала она. — Все юные девушки, дебютировавшие вместе со мной, включая, должна признаться, и меня, были готовы упасть в обморок от одного вашего взгляда. Увы, вы даже не подозревали о нашем существовании.

У нее был низкий музыкальный голос.

— Осмелюсь предположить, — сказал он, — что в то время я был глупее, чем сейчас, миссис Хантер. Мистер Хантер был явно намного мудрее.

— Бедный Оливер, — вздохнула она. — Он пережил нашу свадьбу менее чем на год, хотя спешу добавить, что между этими двумя событиями нет связи. Может, продолжим наш путь в музыкальную комнату, Кон?

Кон помедлил, бросив на кузину многозначительный взгляд, однако предложил вдове руку, и они проследовали дальше.

К ним решительно направлялся Норман. Дункан был прав в своем впечатлении о нем, сложившемся позапрошлым вечером. Он не изменился, если не считать раздавшейся талии и количества волос на голове. У него был все такой же высокий воротничок и все такой же важный вид. Правда, за эти пять лет он обзавелся двойным подбородком.

И он пылал праведным негодованием.

— Шерингфорд, — сказал он, подойдя достаточно близко, чтобы его было слышно. Хотя вокруг стоял гул голосов, Дункан готов был поспорить на свое состояние, если бы оно у него имелось, что каждый, кто находился в библиотеке, сможет завтра пересказать их разговор любому, кто не имел счастья прослушать его лично.

— Норм, — любезно отозвался он. — Могу ли я представить тебе мисс Хакстебл? Норман Пеннеторн, любовь моя. Мой кузен с отцовской стороны, как следует из его имени. Двоюродный кузен, если быть точным.

Норман коротко кивнул мисс Хакстебл.

— Как я понял, мадам, — сказал он, — моя дорогая жена нанесла вам визит позапрошлым утром, хотя я узнал о ее намерениях, когда было уже слишком поздно, иначе я никогда бы этого не допустил. Но я должен поаплодировать ее мужеству. Она пошла на этот столь тягостный для нее шаг исключительно из заботы о вашем счастье и добром имени. Вижу, ее усилия были напрасны. Вы пренебрегли ее предупреждением.

Дункан собрался ответить, но мисс Хакстебл его опередила.

— Вовсе нет, мистер Пеннеторн, — сказала она. — Я благодарна вашей жене за визит и очень внимательно ее выслушала. Но видите ли, у каждой истории есть две стороны, и было бы несправедливо выслушать только ее, не предоставив слова лорду Шерингфорду, особенно учитывая, что он оказал мне честь, предложив выйти за него замуж.

Она говорила тихо, но Дункан не сомневался, что среди присутствующих были такие, кто слышал каждое слово.

— И вы приняли предложение? — резко спросил Норман.

— Если бы я его приняла, — ответила она, — или если я его приму, вы сможете прочитать объявление об этом в утренних газетах на следующий день, сэр.

Кэролайн, заметил Дункан, осталась сидеть там, где сидела. Она выглядела бледной и интересной, окруженная стайкой дам, которые похлопывали ее по спине и коленям, обмахивали платочками и подносили к ее носу флакончики с нюхательной солью.

Норман переключил внимание с мисс Хакстебл на него.

— А ты, Шерингфорд, — сказал он, набрав в грудь воздух, — лучше со временем не стал. Все так же пренебрегаешь правилами приличия, как и раньше. У тебя даже не хватило порядочности держаться подальше от моей дорогой жены и шурина. Зато у тебя хватило совести явиться на вечеринку, где приличная публика вправе рассчитывать, что ее избавят от общества негодяев. Я никак не ожидал, что миссис Генри пригласит тебя сегодня вечером.

В отличие от мисс Хакстебл Норман даже не пытался понизить голос. Он говорил с четкой артикуляцией, красноречием и страстностью, словно выступал в палате общин.

— Приятно снова повидаться, Норм, — любезно отозвался Дункан. — А теперь, если ты извинишь нас, мы хотели бы продолжить путь в столовую. Мы с мисс Хакстебл желаем перекусить.

По методу исключения, подумал он, Тернер должен оказаться в столовой. Но он не может отступить сейчас и позволить утренним газетам представить его трусом.

— Я требую, — заявил Норман, — чтобы ты покинул этот дом, где также находится моя жена.

О Господи, этому позеру следовало бы выступать на сцене.

— Я с удовольствием покину этот дом, Норм, — отозвался Дункан, — когда мисс Хакстебл сообщит мне, что она желает вернуться домой. Или когда моя тетушка попросит меня уйти.

Он бросил взгляд на мисс Хакстебл, сожалея, что не настоял на том, чтобы она ушла домой раньше. Было несправедливо втягивать ее в это пошлое действо. Сплетни последних дней покажутся ерундой по сравнению с завтрашними.

Впрочем, как она сообщила ему несколько минут назад, не в его власти заставить ее сделать что-либо против ее воли.

— Если вы пытаетесь привлечь внимание и поставить свою жену в неловкое положение, сэр, — негромко произнесла она, обращаясь к Норману, — то вы отлично преуспели. А теперь, надеюсь, вы извините нас?

Она взяла Дункана под руку и двинулась в сторону столовой в тот самый момент, когда оттуда вышел Рэндольф Тернер под руки с двумя юными особами.

Это была идеально рассчитанная мизансцена, вынужден был признать Дункан, как в отличной театральной постановке. Даже те немногие, кто еще делал вид, что не прислушивается к их разговору, перестали притворяться.

— Тернер, — сказал Дункан, склонив голову.

Тернер резко остановился и побледнел.

Он выглядит как само воплощение романтического героя, отметил Дункан, окинув его критическим взглядом в ожидании ответа на свое приветствие. Высокий, хорошо сложенный, с гладкими белокурыми волосами, бледно-голубыми глазами, изящно вылепленным носом и выразительным ртом. Они были на редкость красивой парой, он и Лора, которая тоже была блондинкой с голубыми глазами.

Норман не стал дожидаться, пока его шурин ответит. Он пересек комнату и встал между ними.

— Рэндольф, — сказал он, — я пытался убедить Шерингфорда уйти по-тихому, пока вы не столкнулись лицом к лицу. Представляю, насколько мучительна для тебя эта встреча, да еще в таком публичном месте. Но он отказался уйти, так что ему придется пожинать последствия. Здесь полно свидетелей, которые, вне всякого сомнения, разделяют твое негодование, как и мое. Никто не упрекнет тебя, если ты выскажешь ему все, что у тебя на уме, и потребуешь удовлетворения. Все поймут, что у тебя не было иного выхода.

Дункан, приподняв брови, наблюдал за Тернером. Его и без того бледное лицо приобрело мучнистый оттенок, челюсти были крепко сжаты, взгляд казался непроницаемым.

Что можно сказать человеку, которому ты позволил сбежать с твоей женой, не предприняв попытки броситься за ним в погоню, чтобы догнать и вытрясти из него душу, во-первых, либо отвергнуть неверную жену и развестись с ней, во-вторых?

Что сказать человеку, который, как ты подозреваешь, знает все твои самые темные и неприглядные тайны?

— Я любил свою жену, — заявил Тернер, — больше, чем жизнь.

Две молодые дамы теснее прижались к нему. Одна из них устремила на него обожающий взгляд. Другая обвила его руку обеими руками.

Дункан кивнул.

— Да, она говорила мне об этом, — сказал он.

— Вы не имели права, — гневно фыркнул Тернер, — вставать между мужем и его законной женой.

Даже не поворачивая головы, Дункан мог поспорить на значительную сумму, что в комнате, за его спиной, не один платочек был поднесен к женским глазам.

— Да, никакого законного права, — согласился он.

— Рэндольф, — натянуто произнес Норман.

Тернер бросил на него беспокойный взгляд и облизнул губы.

— Наверняка ты хочешь потребовать удовлетворения от этого негодяя, — подсказал Норман.

Женщины дружно ахнули.

Мисс Хакстебл крепче сжала локоть Дункана.

— Ты имеешь в виду дуэль? — уточнил Дункан. — Неужели за время моего отсутствия дуэли стали законными, Норман? Интересный поворот событий. Желаете вызвать меня, Тернер? При таком количестве свидетелей? Включая дам?

— Я… — забормотал Тернер.

— Конечно, желает, — закончил за него Норман, твердо и деловито. — Я буду твоим секундантом. Уверен, здесь не найдется ни одного человека, который не аплодировал бы тебе за столь жесткую позицию по отношению к подлецу, который подверг твою сестру публичному унижению и разрушил твой счастливый брак.

Определенно Норман заслуживает места в палате общин, если, конечно, он не захочет стать актером, подумал Дункан. С таким ораторским талантом он сметет всех на своем пути.

— Здесь есть по крайней мере один человек, который не станет аплодировать столь ребяческому способу уладить старую ссору, — вмешалась мисс Хакстебл. — Что, скажите на милость, уладится, если один из вас вышибет мозги другому? Гораздо разумнее обсудить ваши противоречия наедине.

Повисшее молчание свидетельствовало о том, что ее точку зрения никто не разделяет. Впрочем, она была не совсем одинока.

— Полагаю, вы — мисс Хакстебл, мадам, — сказал Тернер, переведя взгляд на нее, — хотя я не имел счастья быть представленным вам. Вы совершенно правы. Дом миссис Генри неподходящее место для подобных сцен. И я никогда не верил, что насилие что-то решает. К тому же — простите меня, мадам! — я не считаю, что граф Шерингфорд заслуживает такой чести, как дуэль. Он выбрал путь, ведущий в ад, и, насколько это касается меня, может следовать по нему и дальше. Я не испытываю желания сократить этот путь.

Теперь обе юные особы устремили на него обожающие взгляды. Кто-то из дам подавил рыдание. Еще кто-то громко всхлипнул.

Дункан улыбнулся, глядя на Тернера.

— Вы, оказывается, никогда не считали, что насилие что-то решает, — вкрадчиво произнес он. — Можно только восхищаться и уважать столь миролюбивые взгляды. Если вы передумаете, вы знаете, где меня найти, хотя должен предупредить вас, что сэр Грэм Карлинг вряд ли придет в восторг, если в его дом нагрянут два воинственно настроенных джентльмена: безутешный муж, который не верит, что насилие что-то решает, и его родственник, хотя и не брат.

Тернер впился в него глазами.

«Конечно же, я знаю, — безмолвно сказал ему Дункан. — Неужели вы успокаивали себя хотя бы однажды в течение последних пяти лет мыслью, что я не в курсе?»

— Рэндольф, — резко бросил Норман, — подумай о своей бедной покойной жене, подумай о своей сестре.

Дункан посмотрел на мисс Хакстебл.

— Может, пойдем выпьем лимонаду? — предложил он.

— Это было бы неплохо, — отозвалась она, и они направились в столовую, после того как Тернер и его спутницы поспешно уступили им путь.

Было ясно, что собравшиеся в столовой так же жадно наблюдали за стычкой, как и обитатели библиотеки. Их встретили любопытные взгляды и оглушительное молчание, затем все отвернулись и принялись оживленно разговаривать друг с другом.

— Надеюсь, — сказал Дункан, — вы по-прежнему наслаждаетесь публичным ухаживанием, мисс Хакстебл.

— Если эта дуэль состоится, — произнесла она дрожащим от эмоций голосом, — и если прольется хоть одна капля крови, не важно с какой стороны, я лично убью вас.

— Это несколько нелогично, — заметил он. — Я не подозревал, что ваши чувства настолько глубоки.

Она посмотрела на него в упор и продолжила тихим, но прочувствованным тоном.

— Бедняга! — сказала она. — Завтра вы должны нанести ему визит, если он согласится принять вас, и извиниться самым смиренным и искренним образом. Вы причинили ему зло, и, хотя вы не можете изменить прошлое и рассчитывать на прощение, вы могли бы по крайней мере признать, что вы поступили очень плохо и что причиненные вами страдания непростительны. Вы поедете и извинитесь, лорд Шерингфорд.

Он приподнял брови:

— Иначе?

— О, — сказала она, — неужели вам требуются ультиматумы, чтобы вы поступили правильно? Вы должны извиниться.

— Вы одобряете ложь, Мэгги? — поинтересовался он.

— Ложь? — переспросила она. — Нет, хотя я сама не без греха. Но ложь не принесла мне добра.

— И тем не менее вы хотите, чтобы я солгал?

Она недоуменно нахмурилась.

— Если я извинюсь, я солгу, — сказал он. — Я ни о чем не сожалею.

Она на секунду закрыла глаза, ее плечи поникли.

— Глупый вы человек, — сказала она. — Наверное, вы очень любили ее. Но любовь не должна приводить к бесчестью или к страданиям.

— Как вам удалось дожить до тридцати лет и остаться такой наивной? — спросил он.

Ее глаза широко раскрылись.

— Позвольте мне принести вам лимонад.

Только когда граф Шерингфорд забрал пустую тарелку у нее из рук и поставил ее на стол, Маргарет осознала, что она что-то съела, хотя и не могла припомнить что. И ее стакан был пустым. Лимонад? Да, она еще ощущала его вкус.

Она улыбнулась при виде леди Карлинг, которая направлялась к ней, как корабль под всеми парусами, протянув обе руки.

— Дины давным-давно пригласили нас на обед, — сообщила она, поцеловав Маргарет в щеку, — задолго до того, как Агата назначила дату этой вечеринки. Нам только сейчас удалось вырваться оттуда и приехать сюда, и оказывается, мы пропустили все события. Маргарет, дорогая, вы, должно быть, святая. Вынести все это и по-прежнему стоять рядом с Дунканом. Как я понимаю, Рэндольф Тернер не стал вызывать его на дуэль, что удивительно и даже слегка постыдно, хотя я ужасно рада, что он этого не сделал. Мои нервы не выдержали бы такого стресса. Дункан, любовь моя, у тебя нет иного выхода, кроме как смирить гордыню и извиниться. Давно следовало это сделать.

— Он сказал, что не будет, — сообщила ей Маргарет. — Он говорит, что ни о чем не сожалеет.

Его мать щелкнула языком.

— Что ж, Лора Тернер была очень удачливой женщиной, — сказала она. — Дункан, ты не мог бы принести мне немного миндального ликера?

Прошло еще полчаса, большей частью в компании с леди Карлинг и ее приятельницами, прежде чем лорд Шерингфорд снова предложил Маргарет проводить ее домой. Ничему в жизни Маргарет так не обрадовалась бы, хотя она скорее бы умерла, чем сама попросила бы об этом. Она чувствовала себя совершенно измотанной.

Во что она себя втравила? Но что бы это ни было, ей некого винить, кроме себя.

Следует ли ей уведомить его, когда он отвезет ее в Мертон-Хаус, что она приняла твердое решение не выходить за него замуж и что она больше не желает его видеть? У него еще останется время найти другую невесту. В самом деле, как она может согласиться на брак с мужчиной, у которого явно нет совести?

Но кто еще согласится, если она откажется?

А вот это совершенно не ее дело.

Стивен находился в гостиной, стоя в кружке молодых людей, которые, казалось, все одновременно говорили и смеялись. Увидев, что они вышли из музыкальной комнаты, он отделился от своих собеседников и подошел к ним.

— Уже уходишь, Мэг? — спросил он. — Могу я проводить тебя?

— Нет, спасибо, Стивен, — отозвалась она. — Меня проводит лорд Шерингфорд.

— Позволь мне по крайней мере вызвать карету, — предложил он.

— Не надо, — улыбнулась она. — Вечер чудесный, во всяком случае, был таким, когда я в последний раз смотрела в окно.

У графа не было кареты, и она отказалась от его предложения нанять экипаж для этого вечера. Они прошли короткий путь до дома миссис Генри пешком.

Они распрощались с хозяйкой, которая покачала головой, глядя на племянника, поцеловала его в щеку и сказала ему, что он сделал ее настолько известной, что у нее не будет отбоя от желающих посетить ее вечеринку в следующий раз.

— А все, кто отказался от приглашения на этот вечер, будут горько сожалеть, — сказала она.

Глава 13

Через несколько минут они оказались на улице. Маргарет слегка поежилась под своей шалью. После шумной вечеринки ночная тишина казалась оглушительной.

Лорд Шерингфорд подставил ей локоть, и она взяла его под руку.

— О чем вы думаете? — поинтересовался он, после того как они прошли некоторый путь в молчании.

— Сама не знаю, — ответила она. — У меня такое ощущение, словно вся моя жизнь перевернулась вверх ногами.

— Вы предпочитаете, — сказал он, — чтобы я перестал ухаживать за вами? Ваша репутация очень быстро восстановится, оставив вас практически незапятнанной. Сплетни быстро умирают, когда не находят пиши.

— Я предпочла бы, лорд Шерингфорд, — отозвалась она, — получить объяснение, почему вы не сожалеете о своем поступке и почему вы отказываетесь извиниться перед этим беднягой. Из простого упрямства? Или причиной тому любовь? Неужели ваша страсть к миссис Тернер стоила отказа от всего, что составляло вашу жизнь, включая ваш характер и честь? Неужели даже сейчас вы не можете поступить достойно и признать, что вы причинили страдания ее мужу?

Она снова поежилась. Шаль соскользнула с ее плеч, открыв их прохладному вечернему воздуху.

Лорд Шерингфорд остановился и подтянул шаль вверх, обвив ее плечи рукой. Он смотрел ей прямо в глаза, хотя она едва различала его лицо в темноте. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала запах вина, которое он пил.

— Страсть? — переспросил он. — Было бы нечестно продолжать ухаживать за вами, позволив вам оставаться в подобном заблуждении. Я вообще не любил Лору, Мэгги, во всяком случае, в романтическом смысле.

Маргарет устремила на него озадаченный взгляд. Они находились под деревьями, росшими по краю тротуара. Вот почему так темно, несмотря на яркую луну и звезды, сообразила она. Улица была пустынной. Даже ночного сторожа не было видно.

— Значит, все дело в упрямстве? — сказала она. — В нежелании признать, что мимолетное увлечение разрушило несколько жизней, включая вашу? И вы думаете, что другие люди, включая меня, станут уважать вас за столь непробиваемое упрямство? Вы, очевидно, считаете, что признаваться в ужасном проступке с непоправимыми последствиями недостойно мужчины? Но разве признать, что вы не правы, попросить прощения, — не единственно верный и порядочный поступок в вашем положении?

Лорд Шерингфорд вздохнул.

— Мне следовало рассыпаться перед вами в извинениях, когда мы столкнулись на балу у леди Тинделл, — сказал он, — и позволить вам поспешить туда, куда вы направлялись. Мне следовало выбрать кого-нибудь другого, менее решительно настроенного спасти меня от нужды. Мэгги, существуют разные виды порядочности. Иногда похитить женщину у мужа и сбежать с ней — самый порядочный поступок, какой только может совершить мужчина. Даже если он вынужден бросить собственную невесту буквально у алтаря, хотя в случае с Кэролайн Тернер все не так грустно.

— Тогда объясните мне, — предложила Маргарет, повернувшись к нему лицом. Он по-прежнему обнимал ее одной рукой, и ей пришлось упереться ему в грудь ладонями, чтобы отстраниться. — Как грех может быть порядочным? — спросила она, глядя в его лицо, едва различимое даже на таком расстоянии.

И тут ее озарило. Странно, что эта мысль не пришла ей в голову раньше.

— Рэндольф Тернер — трус, — заявил он, — как вы могли заметить некоторое время назад. Любой другой на его месте не видел бы иного выхода, кроме как швырнуть мне в лицо перчатку, пусть даже в фигуральном смысле. А он нашел способ выкрутиться и даже предстать благородным рыцарем, в глазах дам по крайней мере.

— Возможно, — сказала она, — он ненавидит насилие и понимает, что оно ничего не решает.

— Любой нормальный муж, жена которого сбежала с другим мужчиной, перевернул бы небо и землю, чтобы найти ее и наказать похитителя, или публично отказался бы от нее и дал ей развод. И конечно, он бы решительно возражал против возвращения своего обидчика в свет после ее смерти, а тем более возражал бы против его присутствия на светских мероприятиях, словно он имеет право на прощение и уважение общества.

— Но возможно, — с нажимом повторила Маргарет, — он ненавидит насилие и понимает, что оно ничего не решает.

Лорд Шерингфорд вздохнул.

— А возможно, — сказал он, — он обладает качеством, которое идет рука об руку с трусостью.

Маргарет помолчала, всматриваясь в его глаза в темноте. Она не ждала объяснений. Ее подозрение подтвердилось.

— Он тиран? — прошептала она.

Он отпустил ее, отступив на шаг, и прислонился к дереву, сложив руки на груди. Маргарет подхватила концы шали и плотнее запахнулась в нее.

— Я пообещал ей, что никогда не расскажу об этом ни одной живой душе, — сказал он. — Хотя главная причина ее скрытности заключалась в том, что она чувствовала себя виноватой. Лора считала, что она не состоялась как жена и тем самым навлекла на себя порицание и насилие. Ей казалось, что, узнав ее позорную тайну, все станут винить и презирать ее, и предпочла, чтобы ее считали неверной женой.

— Он бил ее? — спросила Маргарет, вцепившись в концы шали, словно от этого зависела ее жизнь.

— В числе прочего, — отозвался он. — Но разумеется, это не давало ей права убегать от него. Муж вправе бить свою жену или применять любые формы воздействия, чтобы добиться от нее покорности и послушания. В конце концов, она является его собственностью, как собака.

— О, бедная миссис Тернер, — сказала Маргарет, оглядевшись по сторонам. Вокруг по-прежнему никого не было. Она всегда считала насилие в семье худшим из несчастий, которые могут постигнуть человека. Семья должна быть самым надежным убежищем на свете. — Как вы узнали об этом?

— Случайно, — отозвался он. — Я только что обручился с Кэролайн и стал частью их семьи. Хоть убейте, не могу припомнить, как вышло, что мы с Лорой оказались в стороне от остальных и смогли поговорить наедине в течение нескольких минут. Тернер держал ее на коротком поводке, особенно после избиений, то есть практически всегда. Для посторонних это выглядело как супружеская привязанность. Собственно, вначале я тоже так думал, до того вечера.

Маргарет молча смотрела на него. Она забыла о ночной прохладе, хотя ее била дрожь. Раздался стук копыт, но, должно быть, всадник свернул на другую улицу. Звук становился тише, пока не заглох совсем.

— Однако случилось так, — продолжил он, — что мы оказались в стороне от остальных членов семьи, и она настолько потеряла бдительность, что позволила мне заметить синяк на своем предплечье. Помнится, рукава ее платья были длиннее, чем предписывала мода. Когда я упомянул об этом, она испугалась и повернула голову таким образом, что шелковая косынка на мгновение соскользнула с ее шеи. Она поспешно поправила ее, но я успел разглядеть у нее и на подбородке синяк, побледневший, но вполне отчетливый. Видимо, это и было «недомогание», продержавшее ее дома всю прошлую неделю. За время моего знакомства с Кэролайн таких недомоганий было множество. Считалось, что у Лоры слабое здоровье. Я был настолько шокирован, что не сдержался. Я даже помню свои точные слова. «Тернер бьет вас!» — воскликнул я, и она, бросив взгляд на остальную компанию, находившуюся за пределами слышимости, и изобразив на лице улыбку, торопливо рассказала мне всю правду. Избиения продолжались два года из трех лет ее замужества и становились все более частыми и жестокими.

— Какой ужас! — поразилась Маргарет. Она всегда считала мужчин, избивающих жен, самыми гнусными из смертных. — И вы увезли ее?

— Не сразу, — сказал он. — Было очевидно, что до меня она ни с кем этим не делилась и что она чрезвычайно испугалась собственной откровенности, как только облегчила душу. Она во всем винила себя, главным образом в том, что она плохая жена, неспособная доставить удовольствие мужу. Когда я предложил серьезно поговорить с Тернером насчет нее, она чуть не упала в обморок от ужаса. Несколько недель, последовавших за этим, она избегала меня, пока не наступил вечер накануне моей свадьбы. Она пришла ко мне домой, одна, тайком, что было крайне неприлично и опасно, как вы, наверное, понимаете. Но она была в отчаянии, и ей было не к кому обратиться. Она говорила, что покончит с собой, и я ей поверил. Я по-прежнему верю, что она сделала бы это. А если нет, то рано или поздно Тернер сделал бы это за нее. И я совершил то, что считал единственно возможным. Я увез ее, пообещав, что никогда не расскажу ее историю ни одной живой душе. Сегодня вечером я нарушил это обещание. Возможно, вы никогда не выйдете за меня замуж, Мэгги. Собственно, это было бы только разумно с вашей стороны. Но я надеюсь, что то, что я рассказал вам, останется между нами.

Маргарет вдруг осознала, что она крепко, до боли прикусила нижнюю губу.

— Но люди должны знать, — сказала она. — Они должны знать, что вы не тот негодяй, которым считаетесь.

— Почему же? — возразил он. — Муж властен над жизнью и смертью своей жены, Мэгги. Он имеет право, а некоторые скажут, что и обязанность, исправлять ее и наказывать, как он считает нужным. Никакой другой мужчина, не являющийся ее отцом или братом, не имеет права вмешиваться. Такова позиция и церкви, и государства. Я именно негодяй, которым меня все считают, хотя, возможно, не совсем обычный.

Маргарет глубоко втянула в грудь воздух.

— Почему, — спросила она, — он не преследовал вас?

— Потому что он трус, — ответил он, — как это обычно бывает с тиранами. И возможно, потому что мы очень тщательно скрывались почти пять лет, до ее смерти. Он мог бы увезти ее домой, если бы нашел. И церковь, и закон были бы на его стороне. Я не смог бы ничего сделать, чтобы помешать ему. Он бы убил ее, Мэгги. У меня нет сомнений в этом. Печально, но она сделала это за него. Она не лишила себя жизни в буквальном смысле этого слова, но она отказалась бороться за нее, когда простудилась и заболела. Она просто истаяла. Он убил в ней веру в себя. А когда человек не верит, что в нем есть что-то хорошее, ему незачем жить, он считает себя недостойным даже того малого, что у него осталось. Я не стану извиняться перед мужчиной, который практически убил женщину, чья вина состояла только в моральной и эмоциональной неспособности бороться с жестокостью и несправедливостью.

Вздохнув, Маргарет сделала несколько шагов к нему, пока не подошла вплотную. Он опустил руки, которые держал скрещенными на груди, а она прижалась лбом к его плечу и мгновенно почувствовала тепло. Она действовала интуитивно, не задумываясь о приличиях, ощущая потребность в его человеческом тепле, и уступила этой потребности — как Лора пять лет назад.

— Теперь я понимаю, — сказала она, — почему я не смогла отвергнуть вас, несмотря на все свидетельства и единодушное мнение всех, кого я знала. Бывают моменты, когда следует доверять собственной интуиции. Я не смогла убедить себя, что вы плохой человек.

— Но я плохой человек, — возразил он. — Нет закона, ни человеческого, ни божеского, который оправдал бы то, что я сделал, Мэгги. Жена является собственностью мужа, и он может распоряжаться ею, как найдет нужным.

— Какая чепуха! — воскликнула она, не поднимая головы.

— Как это часто бывает с законами, — усмехнулся он. — Но это единственное, что цементирует общество и предотвращает полный хаос. Остается только надеяться, что мы сможем постепенно изменить законы таким образом, чтобы они отражали истинную мораль и права всех — включая женщин, бедняков и даже животных. Но я не думаю, что это случится скоро, если вообще случится. То, что я сделал, неправильно, Мэгги. Плохо.

— Тогда возблагодарим небеса, — сказала Маргарет, подняв голову, — за несовершенство этого мира. Он гораздо сложнее, чем черно-белая картинка. Какое глубокое наблюдение, не правда ли? Как будто никто не замечал этого раньше.

Впрочем, он еще не все объяснил, вдруг вспомнила она.

— А как же мисс Тернер? — спросила она. — Брошенная накануне свадьбы, она оказалась жертвой унижения и сердечной раны.

— Она была единственной, с кем я поделился тем, что узнал от Лоры, — сказал он, — еще до того, как дал ей обещание никому не рассказывать. Помнится, я опасался, что Кэролайн подверглась такому же обращению со стороны брата. Я был готов вышибить из него душу, окажись это так. Но нет, она не страдала от его нрава, хотя и знала о Лоре, и довольно энергично защищала Тернера. Если бы Лора не доводила его, заявила она, он не стал бы ее наказывать. На следующий день после этого разговора Лора снова занемогла и оставалась вдали от глаз публики более недели, даже дольше, чем обычно. Полагаю, я стал причиной одного из самых жестоких избиений в ее жизни, поговорив с Кэролайн. Так что у Лоры были веские основания просить меня хранить молчание.

— Мисс Тернер рассказала все брату? — уточнила Маргарет, хотя в этом не было необходимости.

— И вас удивляет, — спросил он вместо ответа, — что я быстро избавился от любви к ней, Мэгги?

Нет, ее это не удивляло.

Она снова прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза. Мимо них с грохотом проследовала карета, запряженная четверкой лошадей.

— Пожалуй, — сказала она, когда стук колес затих, — мне следует выйти за вас замуж.

Его руки легли ей на талию.

— Потому что вы прониклись жалостью ко мне? — поинтересовался он.

— Потому что вы вызываете какие угодно чувства, только не жалость, — парировала она. — Вам нужен душевный покой, лорд Шерингфорд. Мне тоже.

— Душевный покой, — повторил он. — Я уже забыл, что это такое. И вы полагаете, что брак принесет мне душевный покой, Мэгги?

— Жизнь в Вудбайн-Парке принесет, — ответила она. — Но к несчастью для вас, это может быть достигнуто только через брак со мной — или с кем-нибудь еще, кого вы сможете найти за оставшуюся неделю. Хотя я больше подойду вам, чем какая-нибудь другая. Я знаю правду, что позволяет мне уважать вас и даже восхищаться вами.

Он вздохнул и обнял ее за талию.

— Не делайте ошибки, полагая, будто теперь вы знаете меня лучше, чем раньше, — сказал он. — Вы всего лишь узнали еще несколько фактов.

— О, тут вы не правы, — возразила Маргарет, обвив его руками, насколько это позволяло дерево, к которому он прислонялся. — Я узнала больше, чем несколько фактов. Я узнала вас. По крайней мере я продвинулась в этом направлении.

— И вы верите, что я могу принести душевный покой вам? — Она почувствовала, как он прижался щекой к ее макушке. — Или что это сделает Вудбайн?

— Не знаю, — отозвалась она. — Мы не знаем будущего. Придется рискнуть.

Она оторвала голову от его плеча и посмотрела ему в глаза.

— Это рискованное решение, Мэгги, — сказал он. — Свет всегда будет презирать меня и вас тоже, если вы выйдете за меня замуж.

Маргарет улыбнулась.

— Вы так старались убедить меня выйти за вас, — фыркнула она. — А теперь пытаетесь отговорить?

Он откинул голову на ствол дерева и закрыл глаза.

— От реальности не уйдешь, не правда ли? — сказал он. — В течение нескольких дней — двух или трех? Я сбился со счету. В общем, в течение нескольких дней я был готов на все, лишь бы предотвратить потерю Вудбайна. А теперь, когда то, чего я хотел, казалось бы, достигнуто, пришло понимание, что я могу сделать это только ценой счастья другого, ни в чем не повинного человека.

— Вы считаете, — сказала она, — что я буду несчастлива, став вашей женой?

— А как может быть иначе? — произнес он, не открывая глаз. — Мы знакомы три или четыре дня. Это слишком короткий срок. Я хочу жениться на вас только из меркантильных соображений. Вы мне нравитесь, хотя я пришел к этому выводу только сегодня вечером. Я не люблю вас. Как я могу? Я не знаю вас и давно не питаю иллюзий относительно романтической любви. И вы не знаете меня. Вы жили размеренной приличной жизнью в кругу любящей семьи. Вы всегда пользовались уважением. Возможно, вы все еще любите мужчину, который обидел вас. Выйдя за меня, вы ступите на зыбкую почву, да еще в компании с отверженным.

Он был прав во всем, за исключением Криспина. Более чем прав. Маргарет не знала, почему для него так важно сохранить Вудбайн-Парк, ведь в конечном итоге поместье перейдет к нему вместе с гораздо большим. А пока он молод, полон сил и наверняка в состоянии заработать на приличную жизнь. Но каковы бы ни были причины, — возможно, долгое изгнание, — Вудбайн был важен. И еще Маргарет чувствовала, что если она скажет сейчас «нет», он откажется от борьбы за поместье. Если совесть не позволяет ему жениться на ней исключительно ради собственного удобства, тогда он не сможет жениться ни на ком другом.

Приятно было обнаружить, что в конечном итоге он оказался щепетильным человеком. Пожалуй, даже чересчур. Пять лет назад он поставил весь свой мир против того, что считал правильным.

— Я выйду за вас, если вы все еще хотите жениться, — сказала она. — Но при одном условии: вы не должны считать, будто обязаны жениться на мне только потому, что сделали мне предложение, которое я приняла. Если вы хотите жениться, я выйду за вас. Я готова рискнуть, пусть даже от этого зависит мое будущее.

Он открыл глаза и, не поворачивая головы, посмотрел на нее. В темноте его глаза казались очень черными, а черты лица еще более суровыми и резкими, чем обычно. Несколько дней назад она, возможно, испугалась бы.

— Я хочу жениться на вас, — сказал он.

. — Я прошу только об одном, — отозвалась Маргарет, — хотя и понимаю, что это огромное одолжение. Позвольте мне рассказать то, что вы сообщили мне сегодня вечером, моей семье — Стивену, Ванессе с Эллиотом и Кэтрин с Джаспером. Я готова поручиться собственной жизнью за их сдержанность и честь. Никто из них не скажет ни слова без вашего разрешения. Но мне невыносима мысль, что они останутся в убеждении, что я вышла замуж за бессовестного негодяя. Я не вынесу их недоумения и жалости. И мне невыносимо сознавать, что они будут презирать и избегать вас всю оставшуюся жизнь.

Он вздохнул.

— Вряд ли они изменят свое мнение обо мне, Мэгги, — сказал он. — Морленд, во всяком случае, не изменит. И Мертон. Ваши сестры, возможно, тоже.

— Изменят, — возразила она. — Обязательно изменят.

Он поднял руку и провел костяшками пальцев по ее щеке.

— Наверное, это чудесно, — заметил он, — сохранить такую веру в человеческую природу.

Она прижалась щекой к его руке.

— Для меня потерять веру в собственную семью, — сказала она, — равносильно смерти.

Он склонил голову и поцеловал ее. Его губы были теплыми, мягкими и влажными, они скользили по ее тубам, усиливая нажим, пока одна его рука обвила ее плечи, а другая крепче обхватила талию.

О, как ей нравятся поцелуи, подумала она, когда он оторвался от ее губ и поднял голову.

— Значит, вы хотите выйти за меня замуж, Мэгги? — поинтересовался он. — И делить со мной супружеское ложе?

Он ждет ответа, поняла Маргарет, радуясь, что в темноте не видно, как вспыхнули ее щеки.

— Да, — сказала она, и томительное ощущение внизу живота подтвердило, что она не лжет. Вряд ли она любила его больше, чем он ее, но… она хотела выйти за него замуж. Она находила его странно привлекательным и хотела делить с ним супружеское ложе.

Сформулировав это признание в уме, Маргарет почувствовала себя шокирующее порочной. Но в этом нет ничего плохого. Ведь она будет его женой.

— Поцелуйте меня, — сказал он.

— Я только что это проделала, — промолвила она.

— Ничего подобного, — возразил он. — Вы всего лишь позволили мне целовать вас, как и вчера в парке. Мне не нужна пассивная, покорная женщина. Таких слишком много на свете, вынужденных покоряться потребностям мужей. Моя жена не будет одной из них. Если вы хотите выйти за меня замуж, если вы хотите разделить со мной постель в свадебную ночь и все последующие, когда нам захочется заняться любовью, поцелуйте меня сейчас так, чтобы у меня не осталось сомнений.

Он явно не шутил и не поддразнивал ее. Его лицо и голос свидетельствовали о том, что он абсолютно серьезен. Точно так же, как не шутил на балу у леди Тинделл, когда предложил ей выйти за него замуж через несколько минут после столкновения с ней.

Выходит, он не из тех, кто воспринимает поцелуи как должное.

— Поцелуйте меня, — мягко произнес он.

— Мы на улице, — напомнила она.

— И все в округе либо спят, либо все еще развлекаются, — сказал он. — Ни в одном окне нет света. А если где-нибудь за занавеской притаился любопытный бездельник, он ничего не увидит. Мы почти невидимы в тени этого дерева. Мэгги, вы либо трусишка, либо вам не хочется целовать меня. Если верно последнее, значит, вы не хотите спать со мной и, следовательно, не хотите выходить за меня замуж.

Маргарет рассмеялась.

— Что вас так рассмешило? — поинтересовался он.

Онасхватила его за предплечья, подалась вперед и крепко прижалась губами к его губам, остро ощущая твердость его бедер и широкой груди, тепло его дыхания и привкус вина на его губах.

Его губы оставались неподвижными, и спустя несколько мгновений она отстранилась, обескураженная.

— О Боже, — сказала она. — Полагаю, вы демонстрируете мне, как я целовала вас. Извините. Просто я…

Его губы снова накрыли ее губы, и она осознанно прижалась к нему, запустив пальцы в его волосы чуть ниже шелкового цилиндра, слегка откинув голову, приоткрыв рот и касаясь его губ кончиком языка. Его объятия стали крепче, он втянул ее язык в свой рот и обхватил ее ягодицы ладонями, приподняв ее и прижав к себе.

Он был явно готов к большему. О Боже…

Маргарет решительно отстранилась.

— Испугались? — вкрадчиво шепнул он.

— Да, — призналась она. — А также вспомнила, что мы находимся на улице, даже если мы невидимы для любопытных бездельников.

— Голос разума, — заметил он, расправив одежду и отойдя от дерева. — Но не надо бояться, Мэгги. Мы можем пожениться по самым неподходящим причинам — хотя я уже не знаю, какие причины являются подходящими для брака, — но у нас есть шанс получать удовольствие от этого союза. По-моему, это очевидно.

— Пожалуй, — сказала она и увидела, как сверкнули в темноте егозубы. — Мы намерены оставаться здесь вечно? Боюсь, мы скоро пустим корни рядом с этими деревьями.

Он предложил ей руку, и они двинулись дальше по направлению к Беркли-сквер.

— Завтра, — сказал он, — я познакомлю вас со своим дедом, если получится. Боюсь, это немногим лучше, чем посещение логова льва, хотя у него нет причин обрушивать свой гнев на вас. А послезавтра объявление о нашей помолвке появится в утренних газетах.

В его словах все становилось очень реальным.

— Хорошо, — согласилась она. — Меня это устраивает.

— А потом, — сказал он, когда они остановились у дверей Мертон-Хауса, — я куплю специальное разрешение, и мы назначим дату венчания. Если все пойдет по плану, у нас останется десять дней, из которых можно будет выбрать подходящий.

— Хорошо, — снова сказала она. — Но вы не ответили на мою просьбу: могу ли я рассказать моим близким о том, о чем вы сообщили мне сегодня?

Он помедлил, колеблясь.

— Да, — сказал он наконец, запечатлев короткий поцелуй у нее на губах, прежде чем стукнуть дверным молотком о медную тарелку. — Во всяком случае, после объявления о помолвке вы сможете щелкнуть по носу Дью, Аллингема и им подобных.

— Какие ребяческие мысли, — заметила Маргарет.

— Зато очень приятные, — отозвался он. — Если, конечно, вы хотите этого. Подумайте хорошенько.

— Я уже подумала, — сказала она. — Я действительно любила его и еще испытываю боль в том уголке сердца, которое он когда-то занимал. Но эта боль вызвана осознанием, что он никогда не был тем, кем казался, и не стал тем мужчиной, с которым можно счастливо провести остаток жизни.

— А я являюсь? — спросил он.

— Насчет вас у меня иллюзий нет, — сказала она. — Вы не позволяете мне иметь их. Вы не притворяетесь тем, кем не являетесь, и не делаете вид, будто испытываете нежные чувства, которых нет. На этой основе мы можем построить дружбу и даже привязанность. Во всяком случае, я на это надеюсь. Вот почему я готова выйти за вас замуж.

Прежде чем Дункан успел ответить, дверь дома распахнулась, и под орлиным взглядом дворецкого Стивена ему ничего не оставалось, кроме как поднести ее руку к своим губам и пожелать ей спокойной ночи.

Итак, она помолвлена, подумала Маргарет, войдя в дом и направившись к лестнице твердой походкой, совершенно не соответствовавшей ее противоречивым чувствам к мужчине, для которого честь и совесть значили больше, чем репутация, закон, церковь и душевный покой.

Она могла бы полюбить такого человека.

Безусловно, она восхищалась им, возможно, больше, чем кем-либо еще в своей жизни.

Неужели этого оказалось достаточно, чтобы побудить ее принять внезапное решение выйти за него замуж, хотя она пообещала себе использовать все время, которое ей отпущено?

Или дело в том, что она сказала ему несколько минут назад? Что при отсутствии обещаний, иллюзий и ореола романтики она может рассчитывать на честные отношения, которые могут перерасти в нечто осмысленное и устраивающее их обоих?

К тому моменту, когда она добралась до своей комнаты, Маргарет была на грани слез. Она отпустила горничную, бросилась на постель прямо в одежде и разрыдалась.

Разрыдалась по совершенно необъяснимой причине.

Глава 14

— Как ты полагаешь, Смит, — поинтересовался Дункан, когда на следующее утро камердинер помог ему надеть сюртук и удостоверился, что после этого на его рубашке и жилете не осталось ни единой морщинки, — если человек жил во лжи несколько лет, способен ли он снова говорить правду?

Смит, неудовлетворенный результатами своих трудов, подтянул его сюртук с одной стороны и отступил на шаг, окинув хозяина критическим оком.

— Люди лгут, даже если они прожили в правде большую часть жизни, — заметил он, стряхнув с рукава Дункана последнюю упрямую пылинку. — Надо полагать, обратное тоже возможно, милорд.

— Что ж, — хмыкнул Дункан, — это обнадеживает. Ты закончил?

— Да, — ответил Смит. — Она бросит на вас один взгляд и упадет в обморок от восхищения.

— Неужели? — сказал Дункан. — Это будет настоящее чудо. Она уже сообщила мне, что не считает меня не то чтобы красавцем, а даже привлекательным.

Смит искоса взглянул на него, убирая одежду, которую Дункан снял с себя.

— Неудивительно, что вы остерегаетесь лгать, милорд, — заметил он, — если вам удалось найти такую честную женщину.

Ухмыльнувшись, Дункан вышел из гардеробной и спустился вниз по лестнице.

Днем он собирался нанести визит своему деду вместе с мисс Хакстебл и лег спать с намерением встать пораньше, чтобы размяться с утра в салоне Джексона, а затем провести пару часов в «Уайтсе». Но сон не шел, пока на рассвете Дункан не принял определенное решение.

Он долго ворочался, не в силах найти удобную позу, и в конечном итоге растянулся на спине, подложив руки под голову. Что за ужасная судьба, подумал он, глядя на бутон розы в центре полога кровати, родиться с совестью. Она лишает человека шансов наслаждаться жизнью днем и спокойно спать по ночам.

И вот он одет как жених, кем он в определенном смысле и являлся, собирающийся делать очередное предложение — той же женщине, в том же месте. Дункан направлялся в Мертон-Хаус, чтобы поговорить с мисс Хакстебл. И отчаянно надеялся, что ее нет дома. Чем там занимаются женщины по утрам? Ходят за покупками, наносят визиты, посещают библиотеку, прогуливаются в парке…

Она была дома.

Дворецкий Мертона даже не стал узнавать, дома ли мисс Хакстебл, а, приняв, у Дункана шляпу и перчатки, проводил его в гостиную, которая оказалась пустой, и сказал, что сообщит мисс Хакстебл о его прибытии.

Дункан запоздало сообразил, что дворецкий, должно быть, решил, что это был ожидаемый визит. Хороший дворецкий не должен делать таких допущений.

Утром пришло еще одно письмо от миссис Харрис, напоминавшей лорду Шерингфорду, что скоро нужно будет вносить плату за квартиру.

Как будто он нуждался в напоминании.

Она вложила в конверт рисунок, который Тоби сделал для него. Он изобразил их всех — себя, с шапкой кудрявых волос, Харрисов и его, Дункана, в виде исполинской фигуры, занимавшей правую половину страницы, с круглым солнцем над головой. Его он изобразил в виде защитника, который заполняет мир ребенка и привносит в него солнце.

Дункан легко мог представить себе маленькую фигурку Тоби, согнувшегося над рисунком, с карандашом, зажатым в левой руке, несмотря на все усилия миссис Харрис заставить его пользоваться правой, с нахмуренным от усердия лбом и кончиком языка, высунутым изо рта.

Он почти ощущал его детский запах.

На мгновение на него накатила такая тоска, что он закрыл глаза и напомнил себе, зачем он сюда пришел: чтобы сделать то, что считает правильным.

Но как узнать, что правильно, а что нет?

И что важнее: совесть или судьба ребенка?

Мисс Хакстебл явно никуда не собиралась и не ждала посетителей. Она спустилась через пару минут после его прибытия, одетая в белое утреннее платье, с волосами, уложенными в простой пучок на затылке.

Видимо, ей даже не пришло в голову заставить его подождать, пока она переоденется и сделает прическу.

Удивительно, но в таком виде она казалась даже красивее, чем обычно.

Глаза у нее блестели, на щеках горел румянец. Как у юной девушки, которую впервые поцеловали накануне вечером и ей понравился этот поцелуй.

— Лорд Шерингфорд? — Она проследовала в гостиную, остановившись в двух шагах от него, и улыбнулась. — Какой приятный сюрприз, — сказала она, протянув ему руку.

Дункан взял ее руку и пожал, с опозданием сообразив, что она, возможно, ожидала, что он поднесет ее к губам.

— Возможно, не такой уж приятный, — сказал он. — Я пришел, чтобы дать вам шанс отказаться от моего брачного предложения, прежде чем объявление о нашей помолвке будет опубликовано.

Румянец на ее щеках стал ярче. Улыбка осталась, но стала более настороженной.

— Мистер Тернер вызвал вас на дуэль? — предположила она.

— Нет.

— Если на вас повлияли сегодняшние утренние газеты, — сказала она, — то не стоит беспокоиться. Я уже привыкла к глупостям, которые пишут обо мне и о вас. А на Стивена произвело большое впечатление то, что я рассказала ему за завтраком. Он надеялся встретиться с вами в «Уайтсе» и заключить перемирие. Уверена, мои сестры и их мужья отнесутся к этому так же. Я написала им письма. Я бы сходила к ним сама, но не хочу тратить силы перед визитом к маркизу Клавербруку.

— Мисс Хакстебл, — произнес Дункан, — я был не совсем искренен с вами. Есть кое-что, что я не рассказал вам и что скорее всего заставит вас отказаться от вашего намерения выйти за меня замуж.

Не то чтобы он собирался быть совсем искренним даже сейчас. Есть детали, которые он не вправе рассказывать.

Ее улыбка полностью увяла, и она отвела глаза.

— Нам лучше сесть, — предложила она, опустившись в кресло возле камина.

Он сел в кресло, стоявшее рядом.

— Я не стал бы так торопиться с женитьбой, — сказал он, — только ради сохранении Вудбайн-Парка, как бы я его ни любил. Если не случится ничего чрезвычайного, он и так будет моим. Да и потеря средств к существованию не подвигла бы меня на брак с совершенно незнакомой женщиной. Осмелюсь предположить, что со временем я буду достаточно богат, а пока я в состоянии заработать себе на жизнь, хотя мне и не приходилось этого делать. Честно говоря, до последних событий я даже не задумывался о женитьбе.

Он выдержал паузу, достаточно долгую, чтобы она заговорила.

— Как я понимаю, — сказала она, — лорд Шерингфорд, вы пришли к выводу, что не хотите жениться ни на мне, ни на ком другом и предпочитаете работать, пока не вступите в права наследства. Я могу понять, что близость помолвки заставила вас одуматься и понять, чего вы хотите на самом деле. Я даже могу уважать вас за это, а также за то, что вы пришли сюда сегодня утром, чтобы честно предупредить меня об изменении ваших планов. Лучше уж так, чем быть брошенной у алтаря. — Она мимолетно улыбнулась. — Вы не должны переживать. Я не влюблена в вас, и у меня нет необходимости срочно выходить замуж. Через несколько дней я, вне всякого сомнения, пойму, что легко отделалась. Не слишком приятно быть скандально известной.

Возможно, ему следовало остановиться на этом. Возможно, через несколько дней она действительно будет благодарна за избавление от всего этого безумия. Возможно, ему надо просто встать, принести ей прочувствованные извинения и уйти.

— Мисс Хакстебл, — сказал Дункан вместо этого, — все дело в ребенке. В Тоби, Тобиасе. Я люблю его и обещал ему, что он будет жить в Вудбайн-Парке. Что он обретет надежное убежище после всех скитаний. Лора панически боялась, что нас найдут. Мы постоянно переезжали, поселяясь в одном месте только для того, чтобы двинуться дальше — с новыми именами и новыми биографиями. Я обещал Тоби, что он будет жить в Вудбайн-Парке.

Она устремила на него взгляд, лишенный всякого выражения.

— Ребенок? — переспросила она. — Очевидно, ваш и миссис Тернер.

— За ним присматривает семейная пара, — сказал он, — Харрисы. В Харрогите. Они-то по крайней мере всегда присутствовали в его жизни. В Вудбайне нужен главный садовник, и я предложил эту должность Харрису. Миссис Харрис всегда была няней Тоби, и можно было бы выдать его за их внука, чтобы не возмущать окружающих присутствием незаконнорожденного ребенка в детской. Узнав, что я должен жениться, чтобы сохранить Вудбайн, я некоторое время тешил себя идеей поселить всех троих в одном из коттеджей. Но я не могу выставить Тоби из дома только потому, что там будет жить моя жена. Я надеялся, что смогу каким-то образом поселить всех под одной крышей, скрыв правду. Но Тоби привык называть меня папой, хотя мы пытались приучить его обращаться ко мне «сэр», прежде чем перебраться в Вудбайн. Не сомневаюсь, что все открылось бы достаточно скоро, но слишком поздно, чтобы вы могли отказаться от брака со мной. Но даже если бы эта тайна могла храниться вечно, прошлой ночью я понял, что не могу так поступить с вами. Я не могу поставить вас в положение, когда вам придется жить в одном доме с у… незаконнорожденным ребенком.

Боже правый, он никогда не употреблял таких слов в отношении Тоби.

— В конце концов, — сказал он, — большинство отцов содержат, одевают и кормят своих детей на зарплату. Я буду делать это, сколько придется. Простите меня, мисс Хакстебл. Мне не следовало приезжать в Лондон и обращаться с просьбой к деду. И определенно не следовало принимать ультиматум, который я вынудил его предъявить. Мне следовало извиниться перед вами на балу у Тинделлов за то, что я налетел на вас, и позволить вам продолжить путь. Мне даже не следовало приходить на тот бал.

— Вы не налетали на меня, лорд Шерингфорд, — возразила она. — Все было наоборот.

Он невесело рассмеялся.

— Сколько ему лет? — спросила она.

— Четыре года.

— Он похож на вас? — поинтересовалась она.

— Нет, на Лору. — Он закрыл глаза, а когда открыл их, то уставился на свои руки, лежавшие на коленях. — Белокурый, с голубыми глазами и хрупким телосложением. Его психика несколько расшатана из-за вечной неустроенности и ощущения опасности, но у него есть все задатки счастливого и озорного мальчугана. Если дать ему шанс, он будет совершенно нормальным ребенком. Мне очень жаль, мисс Хакстебл. Он должен быть на первом месте в моей жизни. Он не просил, чтобы его рожали. Он не просил трудностей, которые выпали на первые годы его жизни. В горе или радости он находится под моей опекой, и я позабочусь о нем. Надеюсь, я не причинил лишней неловкости вам и вашей семье. Хотя, конечно же, причинил.

— Лорд Шерингфорд, — мягко произнесла она, — не могли бы вы жениться на мне? Пожалуйста.

Он вскинул глаза, пораженный.

— Я понимаю, — сказала она, — что на самом деле вы не хотите жениться. Я также понимаю, что, будь у вас время, чтобы оглядеться по сторонам, вы скорее всего выбрали бы не меня. Но ваш ребенок нуждается в доме и жизни, которые вы обещали ему. Ему нужен отец, который всегда будет рядом, чтобы успокоить его страхи и волнения. И осмелюсь предположить, что он нуждается в матери, хотя, конечно, никто на свете не заменит ребенку родную мать.

Дункан был настолько поражен, что сказал не подумав:

— Лора практически не уделяла ему внимания. Она была слишком подавлена после его рождения и так и не оправилась от депрессии. Или от страха. Большую часть времени она проводила в одиночестве. В затемненной комнате. Обычно в постели. Она не выносила даже вида Тоби.

— Бедняжка. — Она нахмурилась. — И бедный малыш. Значит, ему нужна мать, лорд Шерингфорд. Позвольте мне стать его матерью.

— Не может быть, что вы это всерьез, — отозвался он. — Только подумайте, Мэгги. Одна мысль об этом должна оскорблять вас. Вы будете жить в одном доме с м-моим у… незаконнорожденным ребенком.

Мисс Хакстебл устремила на него ровный взгляд.

— Я заметила вашу заминку, — сказала она. — Именно это слово вы привыкли употреблять, говоря о своем сыне, лорд Шерингфорд?

— Нет, — ответил он. — Я не употреблял это слово до сегодняшнего дня.

— Так и не употребляйте его, — предложила она, — тем более в моем присутствии. Как вы сказали некоторое время назад, ваш сын не выбирал себе в родители замужнюю даму и ее спасителя и любовника. Он всего лишь ребенок, столь же ценный, как королевское дитя. В будущем, когда вы станете говорить о нем, называйте его своим сыном.

Это было настолько неожиданно, что Дункан даже улыбнулся.

— Соседи будут возмущены, — возразил он. — Пусть это останется нашим секретом.

Она прищелкнула языком.

— Неужели вы никогда не усвоите урок? — поинтересовалась она. — Ваши соседи, вне всякого сомнения, в курсе скандала. И в любом случае отнесутся к вам весьма подозрительно, когда вы вернетесь, если не враждебно. Лучше уж быть повешенным за овцу, чем за ягненка. Мы не будем скрывать тот факт, что в Вудбайн-Парке появился ребенок, который будет жить с нами как ваш сын. Мы не станем притворяться, скрывая тот факт, что мы любим его как собственного сына. Ваши соседи могут думать все, что им угодно, но если я сколько-нибудь разбираюсь в деревенских соседях, а я разбираюсь, то могу с уверенностью сказать, что почти все вскоре простят вас, примут вашего сына и продолжат жить как раньше.

Дункан откинулся в кресле, устремив на нее задумчивый взгляд.

Она и в самом деле незаурядная женщина. Возможно, через пару месяцев совместной жизни она начнет действовать ему на нервы. А возможно, он полюбит ее.

В последнем случае его ждет воистину страстная любовь.

Хотя откуда возникла эта убежденность, он не знал.

— Вы уверены? — спросил он.

Она ответила ему твердым взглядом.

— Наверное, — сказала она, — я верю в судьбу. Я не задумывалась об этом раньше, но, пожалуй, мне следует довериться ей. Последние несколько дней были настоящим безумием. Десять дней назад я была еще в Уоррен-Парке, задержавшись там дольше, чем предполагала. Четыре дня назад я собиралась на бал к леди Тинделл, надеясь встретить там маркиза Аллингема и возобновить нашу дружбу. Четыре дня назад я даже не знала вас. Понадобился целый ворох нелепостей, случившихся со мной, чтобы привести меня к столкновению с вами на балу, — и цепочка драматических событий, которая привела вас туда в поисках невесты. За последние дни произошло столько всего, что порой мне кажется, что эти несколько дней стоят целого года жизни. Все это просто не могло произойти случайно и без всякого смысла. Если я сегодня отправлю вас восвояси и вернусь к своей прежней жизни, я всегда буду думать, что упустила знак свыше, определяющий всю мою жизнь. Ведь почему-то все это случилось? Произошло столько совпадений, что я не могу не думать, что все это не случайно.

Возможно, судьба желает, чтобы я стала матерью для вашего малыша, лорд Шерингфорд.

— И моей женой? — спросил он. Она помедлила, затем кивнула.

— Да, — сказала она. — Странно, не правда ли? Надеюсь, я не ошиблась. И нам не придется всю жизнь расплачиваться за опрометчивое решение.

Дункан встал и протянул ей руку. Она вложила в нее свою ладонь и тоже поднялась на ноги.

— Я сделаю все возможное, — сказал он, — чтобы вы не только не пожалели о своем решении, но и имели все основания радоваться ему. Я сказал, что Тоби занимает первое место в моей жизни. Но вы не будете на втором, Мэгги. Иначе ничего не получится ни в жизни, ни в отношениях.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь.

Его сердце ныло. Она убедила его ничего не скрывать, когда они вернутся в Вудбайн, и он уступил, потому что понимал, что она права. Слишком долго он прятал Тоби от посторонних глаз. Но Дункан прекрасно сознавал, что тем самым он согласился открыть ящик Пандоры. Собственно, это случилось еще вчера, когда он рассказал мисс Хакстебл о некоторых обстоятельствах, касавшихся его побега с Лорой Тернер. И вряд ли все ограничится Вудбайном. Новости о том, что там происходит, неизбежно распространятся за его пределы — особенно столь увлекательные и необычные.

Тоби нужна свобода. Но какой ценой она может быть достигнута?

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Вы не возражаете, если я вернусь позже, как планировалось, и мы отправимся в логово ко льву?

— Конечно, — ответила она. — Мне не терпится встретиться с маркизом Клавербруком. Никому не позволено возбуждать такой страх, как, похоже, это делает он.

— В детстве я обожал его, — отозвался Дункан. — Когда мы встречались, он обычно хмурился, ворчал и бросал грозные взгляды, а затем начинал рыться в карманах, пока не извлекал оттуда шиллинг. При этом он всегда изображал удивление и со словами «так вот что впивалось мне в бок» бросал монетку мне, милостиво разрешая истратить ее на сладости.

Она рассмеялась.

Дункан поклонился и вышел. Неужели она права, гадал он? И это судьба? Неужели вся его жизнь была прелюдией к этой странной встрече с Мэгги Хакстебл?

Это была ошеломляющая мысль.

У него есть сын. Маргарет не понимала, почему это оказалось для нее такой неожиданностью. В конце концов, он прожил с миссис Тернер пять лет до ее смерти. Собственно, гораздо удивительнее, что у них только один ребенок.

В прошлый раз он сказал ей, что никогда не любил миссис Тернер — в романтическом смысле. Все это перекликалось с тем, что говорил Криспин. Неужели мужчины не способны на любовь? На романтическую по крайней мере? Это была тягостная мысль.

Хорошо, что она больше не ищет романтической любви.

Вскоре после ухода лорда Шерингфорда прибыла Ванесса. Она явилась, чтобы порадоваться вместе с сестрой, что в конечном итоге он оказался не таким негодяем, как все считали. Но она заехала ненадолго. Ванесса обещала детям, что повезет их на прогулку, и не хотела разочаровывать их. Собственно, они ожидали ее снаружи в карете с няней.

Через полчаса после того, как Маргарет распрощалась с ними, появилась Кэтрин. Когда доставили записку Маргарет, она была в библиотеке, но, вернувшись домой, прочитала ее с таким восторгом, что, не сняв шляпку, поспешила к сестре, чтобы обнять ее и даже смахнуть пару слезинок. Но с минуты на минуту мог прийти Джаспер, и она хотела быть дома, чтобы поделиться с ним хорошими новостями.

—О, Мэг, — сказала она со слезами на глазах, прежде чем уйти, — твое замужество может обернуться браком по любви. Вот увидишь.

Маргарет не сказала ни одной из них о ребенке. О Тобиасе, Тоби. Интересно, какая у него фамилия?

Что ж, вскоре они узнают. Она твердо решила, что не допустит, чтобы малыша прятали в какой-то темной кладовке с придуманным происхождением, словно он был чем-то постыдным. Каждый, кто живет в окрестностях Вудбайн-Парка, будет знать, кто он такой. Для нее не было секретом, что многие джентльмены имели незаконных детей, которые жили, скрытые от глаз их жен и светского общества, со своими матерями или в сиротских приютах.

Ничего этого никогда не случится с сыном графа Шерингфорда. И пусть только кто-нибудь попробует посочувствовать ей в том, что ей приходится терпеть подобное унижение. Она выдерет этого сочувствующего за уши!

Маргарет оделась с особой тщательностью, готовясь к визиту в логово льва — к маркизу Клавербруку. Очень важно произвести на него хорошее впечатление, хотя вряд ли у него найдутся причины не одобрить ее, если только он не водит своего внука за нос и намерен отвергнуть любую женщину, которую тот представит. Что ж, в таком случае она и ему задаст трепку.

Услышав стук дверного молотка, Маргарет поспешила вниз. Она ощущала воинственный настрой, возможно, потому, что внутри у нее все дрожало от нервного возбуждения. Она остановилась на лестничной площадке, увидев в холле Стивена, который пожимал руку ее жениху.

— Не стану извиняться, — говорил Стивен, — за прием, который я оказал вам несколько дней назад. Мой долг заботиться о сестрах, особенно о Мэг, которая живет под моей крышей и которой я обязан большим, чем способен заплатить. Я бы сделал все возможное, чтобы защитить ее от вреда и несчастья, а все свидетельствовало о том, что вы можете причинить ей и то и другое. Но сегодня утром она рассказала мне, строго по секрету, кое-что, убедившее меня, что я заблуждался на ваш счет. Я могу только надеяться, что, если бы мне пришлось принимать такое же невероятно трудное решение, как то, что стояло перед вами пять лет назад, у меня хватило бы смелости поступить так же, как вы, и сохранить все в секрете, в соответствии с пожеланиями дамы. Ваш поступок достоин всяческого уважения.

— Тем не менее ничего не изменилось, — заметил граф. — Мисс Хакстебл по-прежнему выходит замуж за парию, отвергнутого обществом. Я по-прежнему считаюсь виновным в предательстве одной женщины и в похищении другой от законопослушного мужа. Полагаю, ваша сестра сообщила вам, что она приняла мое предложение?

— Да, — ответил Стивен, — и должен признаться, что я счел своим долгом предостеречь ее, что брак с вами не будет легким. Хотя я уважаю ее решение. Мэг не занимать храбрости.

— Я сделаю все, что в моих силах… — заговорил граф, но на этом месте Маргарет кашлянула и начала спускаться по лестнице.

Лорд Шерингфорд отвесил ей поклон.

— Мэгги, — сказал он.

— Лорд Шерингфорд.

— Мэгги? — повторил Стивен со смешком. — Это что-то новенькое.

— Новое имя для новой жизни, — заявила Маргарет, — как указал несколько дней назад лорд Шерингфорд. Пожалуй, оно мне нравится. Оно делает меня менее занудной и менее степенной. Я готова.

— Занудной? — рассмеялся Стивен. — Степенной? Тебя, Мэг?

Он поцеловал ее в щеку и подождал, пока они не ушли. Маргарет испытала странное чувство, осознав, что он стал совсем взрослым и считает себя ответственным за ее судьбу.

Ее захлестнул прилив любви к брату.

Глава 15

— Стивен хочет устроить свадебный завтрак для нас, — сообщила она, когда они вышли на улицу. — Это разумно, как вы считаете? Я хочу сказать, кто-нибудь придет?

— Разумно? — переспросил Дункан, бросив обеспокоенный взгляд на небо. Определенно собирался дождь, а она была одета в бледно-голубое платье, спенсер и соломенную шляпку, украшенную васильками. У него хватило предусмотрительности захватить с собой зонтик, но все равно жить без собственной кареты было чертовски неудобно. — Если будет свадьба, почему не быть свадебному завтраку?

Почему-то он не воспринимал их бракосочетание как свадьбу. Что, разумеется, было чрезвычайно близоруко с его стороны. До дня рождения его деда оставалось еще десять дней, более чем достаточно, чтобы организовать что-нибудь напоминающее свадебное торжество. Каждой женщине хочется, чтобы ее свадьба была не хуже, чем у других. Так что ее опасения вполне оправданны. Неизвестно, как высший свет отнесется к их браку.

— Готов побиться об заклад, — сказал он, — что вся модная публика придет, если получит приглашение. Никто не устоит перед соблазном явиться в церковь и проверить лично, явлюсь ли я на этот раз на собственное венчание. Насколько мне известно, в клубах принимают ставки, что я сбегу.

— О Боже, — сказала она. — Я бы нисколько не огорчилась, если бы вы не упоминали этого факта.

— Похоже, они потеряют свои деньги.

— Это точно, — согласилась она.

— Моя мать будет в восторге, — заверил Дункан. — И пожелает принять участие в подготовке свадьбы.

Он внутренне содрогнулся.

— Несси и Кейт тоже, — отозвалась она. — Я могла бы спокойно положиться на них троих. Но боюсь, пассивность не в моем характере.

— Ничего не имею против, — сказал он, — при условии, чтобы вы не рассчитывали на мою помощь.

Она рассмеялась, и два незнакомых джентльмена, проходивших мимо, повернули головы, одарив ее восхищенными взглядами.

Они прибыли на Гросвенор-сквер с небольшим опозданием, и Дункан постучал в дверь Клавербрук-Хауса рукояткой своего зонтика.

Дверь открыл дворецкий маркиза, Форбс.

— Добрый день, — бодро произнес Дункан, подтолкнув мисс Хакстебл внутрь и войдя следом. — Лорд Шерингфорд и мисс Хакстебл к маркизу Клавербруку. Сообщите ему, что мы здесь, Форбс, если вас не затруднит.

Форбс медлил, переводя взгляд с одного на другую, словно хотел удостовериться, что они не самозванцы.

— Я посмотрю, дома ли его сиятельство, — обронил он и неспешно двинулся вверх по лестнице.

Дункан приподнял брови, бросив выразительный взгляд на мисс Хакстебл.

— Он служит в этом доме по меньшей мере двадцать лет, — сообщил он.

Она улыбнулась.

— И это позволяет ему, — сказала она, — отказывать в приеме нежелательным гостям. Он когда-либо отказывал вам?

— Нет, — ответил Дункан, — но он никогда не упускал возможности отчитать меня по тому или иному поводу.

— В таком случае, — заметила она, — есть надежда, что он впустит вас сегодня. Полагаю, он читает утренние газеты.

Она оказалась права. Не успел Форбс исчезнуть на лестничной площадке, как появился снова и двинулся вниз по ступенькам.

— Следуйте за мной, сэр, мисс, — сказал он, добравшись до нижней ступеньки, и, повернувшись, начал очередное восхождение. Наверное, это помогает ему сохранять форму, предположил Дункан.

За пять прошедших дней в гостиной ничего не изменилось. Дункан бы не удивился, узнав, что его дед не покидал свое кресло все это время. И судя по его виду, его настроение не улучшилось. Его брови снова практически сошлись на переносице.

— Граф Шерингфорд, милорд, — объявил Форбс, — и мисс Хакстебл.

— Надеюсь, вы извините меня, мисс Хакстебл, — сказал маркиз, положив обе руки на рукоятку трости, стоявшей у него между ног, — что я сижу. Мне стало довольно трудно подниматься на ноги в последнее время.

Он даже не взглянул на Дункана.

— Конечно, милорд, — сказала она. — Пожалуйста, не утруждайте себя.

— Подойдите ближе, юная леди.

Она шагнула вперед.

— Ближе, — велел он, — так, чтобы на вас падал свет из окна. Здесь чертовски темно. Видимо, снаружи идет дождь, как обычно. Шерингфорд, раздвинь пошире шторы.

Пока Дункан выполнял поручение, маркиз молча изучал мисс Хакстебл.

— Официального объявления пока еще не было, — сказал он наконец, обращаясь исключительно к ней, — но в обществе уже несколько дней ждут, когда оно последует. И видимо, оно последует, раз Шерингфорд привел вас сюда. Ведь это не светский визит, насколько я понимаю. Он привел вас сюда, чтобы получить мое одобрение, прежде чем посылать объявление в газеты.

— Да, милорд, — сказала она. — Совершенно верно.

— Вы дурочка? — осведомился маркиз.

Дункан сделал решительный шаг от окна, но мисс Хакстебл не выглядела так, словно она готова упасть в обморок или устроить истерику.

— Не думаю, — спокойно отозвалась она.

— В таком случае зачем вы выходите замуж: за Шерингфорда? — спросил маркиз. — Вы не бедствуете, не лишены привлекательности. И ваши родственники против… во всяком случае, этот щенок, ваш брат. Он сам сказал мне это, когда приходил сюда, чтобы разузнать о моей финансовой состоятельности. Он не одобряет этого брака, причем очень сильно.

— Теперь уже одобряет, — возразила она. — Но главное заключается в том, милорд, что я согласилась выйти замуж за графа Шерингфорда и пришла сюда, чтобы выполнить ваше требование, которое позволит ему сохранить Вудбайн-Парк и доход от него после того, как мы поженимся. Я согласилась выйти за вашего внука по доброй воле и без всякого принуждения. А причины моего согласия не касаются никого, кроме меня и лорда Шерингфорда.

Дункан сделал еще один шаг вперед. Боже правый! Неужели она только что сказала его деду, коротко и ясно, чтобы он занимался собственными делами?

Повисла напряженная пауза.

— Осмелюсь предположить, — заметил маркиз, — что причина в вашем возрасте. Должно быть, полка, на которой вы лежите, уже изрядно запылилась. Сколько вам лет?

— А это тоже мое дело, милорд, — заявила она. — Как и правило отвечать любезностью на любезность и дерзостью на дерзость. Я присяду, с вашего разрешения. Вам будет удобнее смотреть на меня прямо, а не снизу вверх.

Дункан сдержал смешок. Конечно, ему будет не до смеха, если его дед в приступе ярости укажет им на дверь и откажется благословить его брак с мисс Хакстебл. Но какое удовольствие наблюдать эту пикировку.

— Садитесь, — ворчливо отозвался маркиз. — У вас ядовитый язычок, мисс Хакстебл.

— Не могу согласиться, милорд, — возразила она, подобрав юбки и опустившись на краешек большого дивана, который выглядел так, словно на нем никто не сидел по меньшей мере десять лет. — Просто я не позволяю запугивать себя.

— Думаю, — заметил маркиз, — в последние дни вы только этим и занимались.

— Это были нелегкие дни, — признала она. — Я не привыкла привлекать столько внимания и не получаю от этого удовольствия. Но я не собираюсь прятаться от людей, когда я не сделала ничего плохого и ни о чем не сожалею. Уверена, высший свет успокоится, когда мы с лордом Шерингфордом поженимся и будем жить тихо и респектабельно в Вудбайн-Парке. Сплетни быстро приедаются, если их не подпитывают новые скандалы.

Не считая того, что Тоби тоже будет там, а план выдать его за осиротевшего внука Харрисов придется отвергнуть. С его стороны было чистым безумием согласиться.

— Как я понял, — сказал маркиз, — вы дочь деревенского священника, мисс Хакстебл.

— Да, — кивнула она.

Последовала короткая пауза.

— И вы не хотите напомнить мне, что он был также потомком графа Мертона? — осведомился маркиз.

— Раз вам известно о моем деревенском происхождении, то, по всей вероятности, вы в курсе и остального. А поскольку вы знаете, что граф Мертон — мой брат, я могу предположить, что вам не пришлось глубоко копать, чтобы добыть информацию. Я выросла в Трокбридже, это деревня в Шропшире, но, полагаю, вам это тоже известно. Если есть еще что-нибудь, чего вы не знаете, но хотели бы узнать, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.

— Кроме вопроса насчет вашего возраста, — заметил он.

— Да, — согласилась она, — и любых личных сведений, которые вас совершенно не касаются.

— Ваш возраст меня касается! — раздраженно бросил маркиз, стукнув тростью по полу. — Шерингфорд — мой наследник, и ему давно пора произвести на свет собственного наследника. Откуда мне знать, что вы еще в детородном возрасте?

Господи! Дункан застыл где-то между окном и диваном. Он буквально прирос к месту от смущения, смешанного с ужасом. Он всегда считал, что его непросто смутить, но его деду это только что удалось. Маркиз спросил мисс Маргарет Хакстебл, сестру графа Мертона, способна ли она родить. Точнее, достаточно ли она молода, чтобы родить.

Он мог видеть только половину ее лица, видневшуюся из-под полей соломенной шляпки. Но насколько он мог судить, она улыбнулась. Ее голос, в котором слышался смех, подтвердил этот факт.

— Боюсь, вы останетесь в неведении, милорд, — заявила она.

Маркиз устроил целый спектакль, прислонив трость сбоку к своему креслу, откинувшись назад, на спинку кресла, и обхватив подлокотники руками.

— Шерингфорд, — сказал он, не сводя взгляда с мисс Хакстебл, — мне кажется, что ты только что совершил самый мудрый поступок в своей жизни — или самый глупый.

Дункан сдвинулся с места и, одолев короткое расстояние до дивана, положил руку на плечо мисс Хакстебл в успокаивающем жесте, хотя она прекрасно обходилась без его поддержки.

— А может, что-нибудь посередине? — поинтересовался он.

— Она не отступает перед трудностями, — сказал маркиз. — А их будет более чем достаточно, чтобы испытать ее характер. С другой стороны, ты не сможешь игнорировать ее или подчинить себе. Я рассчитываю, что объявление о вашей помолвке появится в завтрашних газетах, если, конечно, мисс Хакстебл не опомнится и не передумает.

— А Вудбайн-Парк? — спросил Дункан, невольно сжав ее плечо.

— Он станет твоим в день вашей свадьбы, — сказал маркиз. — Которая состоится… — Он приподнял свои кустистые брови.

— За день до вашего дня рождения, милорд, — ответила мисс Хакстебл без тени колебаний, хотя они не обсуждали этот вопрос. — Мой брат с помощью моих сестер и леди Карлинг устроят грандиозный сваденый завтрак, который вы, разумеется, должны посетить. Заодно мы сможем заранее поднять бокалы с тостом в честь вашего юбилея.

— Я не покидаю этот дом ни при каких обстоятельствах, мисс Хакстебл, — заявил маркиз, — обнаружив давным-давно, что за его стенами нет ничего, кроме всеобщей глупости. И если вы не изобретете какой-нибудь безумный план, чтобы выманить меня из дома, я останусь здесь. Я также не отмечаю дней моего рождения — и тем более день восьмидесятилетия. Тот, кто празднует собственное восьмидесятилетие, должно быть, тронулся умом, причем давно.

— И тем не менее, — сказала она, — вы посетите наш свадебный завтрак, милорд. Граф Шерингфорд — ваш единственный внук, а я буду вашей единственной невесткой. И день вашего восьмидесятилетия будет отмечаться как день вашего примирения с внуком и обретения внучки, у которой еще осталось несколько детородных лет, прежде чем она впадет в маразм. Вы не станете портить день моей свадьбы. Я в этом уверена. Но вы непременно испортите его, оставшись здесь в изоляции, которую устроили себе сами.

Маркиз хмыкнул.

— Я только сейчас сообразил, кого вы мне напомнили, как только вошли в эту комнату и открыли свой дьявольский рот, мисс Хакстебл. Вы копия моей покойной жены, упокой Господи ее душу. Она была настоящей язвой, и это еще мягко сказано.

— Но вы любили ее, милорд? — мягко спросила мисс Хакстебл.

Боже правый! Дункан хорошо помнил свою бабушку, миниатюрную, приветливую, ласковую женщину, которую его ворчливый дед обожал.

— А вот это не ваше дело, девушка! — отрезал маркиз. — В эту игру могут играть двое, как видите.

Мисс Хакстебл тепло улыбнулась.

— Мне понравился Мертон, — сказал маркиз, резко сменив тему и взглянув впервые на Дункана. — Он еще молокосос, хотя, надо полагать, он достиг совершеннолетия, разпринял на себя роль главы семьи. Но он не подхалим, клянусь Богом. Он не стеснялся задавать вопросы и добиваться ответов.

— Я приведу его сюда, — пообещала мисс Хакстебл, — и, возможно, моих сестер тоже, милорд, когда все приготовления к свадьбе будут закончены. Мы придем все вместе, чтобы ввести вас в курс дела, и вы поймете, что Хакстеблы не принимают слова «нет» в качестве ответа, если они на что-то настроились.

Она поднялась на ноги, и на этом разговор закончился. Спустя пару минут они с Дунканом оказались на улице, где моросил мелкий дождь.

— Да, — сказал он, — это было что-то особенное.

Он не мог найти других слов для описания этого визита. Он готов был поклясться, что Мэгги Хакстебл действительно понравилась его деду, хотя вряд ли кто-нибудь говорил с ним так смело впервые за долгие годы.

— Он мне понравился, — сказала она, подтвердив, что симпатия была взаимной. — Он любит вас, лорд Шерингфорд.

Дункан чуть не рассмеялся. Наверное, так и было, когда он был ребенком, хотя его дед никогда не показывал своих чувств, не считая бесконечных шиллингов. Но сейчас? Вряд ли. Он раскрыл зонтик и поднял его над их головами.

— В таком случае у него странный способ демонстрировать свою любовь, — заметил он.

— Вовсе нет, — сказала она. — Он был обижен, сердит и озадачен в течение пяти лет. Должно быть, он был ужасно разочарован в вас, когда вы не сочли нужным объяснить ему свое поведение. Но вместо того чтобы сразу лишить вас средств к существованию, что он наверняка бы сделал, если бы не любил вас, он ждал, пока вы сможете вернуться, в надежде, что вы дадите ему веские основания любить вас и дальше. Что вы и сделали.

— Встретив вас, — сказал он, — и убедив выйти за меня замуж.

— Он немного опасается, — сказала она, — что я слишком стара, чтобы подарить ему внука при его жизни, что, разумеется, нелепо. Но он рад, что вы собираетесь жениться и вернуться домой. Он придет на нашу свадьбу.

— Скорее ад замерзнет, — возразил Дункан.

Они почти миновали площадь. Дождь усилился, и капли забарабанили по зонтику. Но вместо того чтобы ускорить шаг, Дункан резко остановился.

— Дед обожал мою бабушку, — сказал он.

Она повернула голову и посмотрела на него. Как глупо с ее стороны надеть голубое платье и соломенную шляпку в такой день, зная, что они пойдут пешком. Неужели она неисправимая оптимистка? И готов ли он принять вызов?

Он склонил голову и поцеловал ее в губы, поражаясь изменениям, которые произошли в его жизни за шесть дней.

Глава 16

У Маргарет было десять дней, чтобы подготовиться к свадьбе и замужней жизни. Десять дней, чтобы во второй, третий и тридцать третий раз обдумать мудрость ее решения выйти замуж за совершенно незнакомого человека, который прожил пять лет с замужней женщиной и имел от нее ребенка. Десять дней, чтобы купить приданое: иногда с сестрами, иногда с леди Карлинг, иногда вместе со всеми тремя. Десять дней, чтобы составить список гостей и разослать приглашения, дождаться ответов и бороться с соблазном настоять на своем участии в подготовке свадебного завтрака. Последнее оказалось самым трудным.

Ее вполне бы удовлетворил короткий список гостей, чтобы на свадьбе не было никого, кроме членов ее семьи, сэра Грэма, леди Карлинг и маркиза Клавербрука.

Но у ее сестер, конечно же, были другие идеи.

И у леди Карлинг — разумеется.

— Мы должны пригласить всех, с кем ты и лорд Шерингфорд хотя бы мимолетно знакомы, — заявила Ванесса.

— Я согласна, — сказала Кэтрин. — Помнишь, именно так мы поступили перед моей свадьбой, и, хотя это было настоящим испытанием, я была очень рада в конечном итоге. Грандиозная свадьба оставляет замечательные воспоминания.

— Но никто не придет, — запротестовала Маргарет.

Ее сестры рассмеялись, переглянувшись.

— Мэг! — воскликнула Кэтрин. — Все придут. Как они могут устоять? Это будет свадьба сезона.

— С уведомлением всего лишь за девять дней? — усомнилась Маргарет.

— Да хоть за один, — хмыкнула Ванесса. — Конечно, все придут, глупая гусыня!

Леди Карлинг поддержала это мнение, явившись с визитом в Мертон-Хаус в тот же день.

— Даже если бы мы пригласили только семью, — сказала она, — количество гостей было бы огромным, Маргарет. Твой брат, сестры и мистер Константин Хакстебл. С нашей стороны Агата, моя сестра, ее муж и все мои племянницы — их шесть человек, представь. И все замужем. А со стороны отца Дункана четыре дяди с женами и две тетки с мужьями. Вообще-то они приходятся двоюродными моему покойному мужу, но Дункан привык называть их дядями и тетями. И у них столько детей, что я давно потеряла им счет. Есть даже внуки, достаточно взрослые, чтобы не опасаться, что они будут носиться с воплями среди гостей и попадаться всем под ноги. Если ты дашь мне перо и чернила, я запишу все имена и адреса, если припомню. Большинство из них в Лондоне и, безусловно, ожидают приглашений. В детстве Дункан был очень дружен со своими двоюродными и троюродными братьями и сестрами. Кроме Нормана, конечно. Он был милым мальчиком, но слишком положительным и всегда готовым осудить шалости своих братьев и кузенов. Что, как ты понимаешь, не прибавляло ему симпатий с их стороны. В любом случае вряд ли мы можем пригласить его на свадьбу. Ведь он женат на бедной Кэролайн.

Маргарет сдалась и пригласила весь свет, так по крайней мере ей казалось. Ее рука практически онемела, когда она закончила заполнять все пригласительные карточки.

Все приглашенные откликнулись в течение двух дней, и по крайней мере девять десятых из них выразили согласие посетить венчание в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер и свадебный завтрак в Мертон-Хаусе.

Маркиз Клавербрук тоже согласилсяприйти. Маргарет сдержала свое обещание навестить его снова со Стивеном и сестрами, и ни один из них не предоставил ему шанса сказать «нет». Конечно, он сохранил лицо, заявив, что посетит это сборище только для того, чтобы убедиться собственными глазами, что на сей раз этот мошенник, его внук, действительно явится на собственное бракосочетание.

Дни прошли в бурной деятельности. Не успела Маргарет оглянуться, как наступил день ее свадьбы, и стало слишком поздно что-нибудь изменить, даже если бы она захотела.

Но она не хотела.

Правда, мысли о Криспине доставили ей не одну бессонную ночь, но она знала, что никогда бы не вышла за него замуж, даже будь она свободна от других обязательств. Слишком многое в нем внушало ей опасения, и остатков старой привязанности было недостаточно, чтобы справиться с ними.

Он собирался прийти на свадьбу, хотя она подозревала, что только для того, чтобы не возбуждать своим отсутствием подозрений у сэра Хэмфри и леди Дью, которые все еще находились в Лондоне. Леди Дью была в восторге от предстоящего события, хотя призналась с некоторым разочарованием, что ее слабая попытка свести вместе Маргарет и Криспина не имела успеха. Она наконец-то узнала о скандале, связанном с лордом Шерингфордом, но высказала мнение, что если женщина совершила такую глупость, как бросить мужа, чтобы сбежать с другим мужчиной, должно быть, у нее были для этого веские основания. Она лично не стала бы обвинять во всем графа, особенно теперь, когда у него хватило ума заключить союз с Маргарет.

Рано утром в день своего бракосочетания Маргарет стояла босиком у окна своей спальни, глядя на небо, ярко-голубое и безоблачное, что было редким явлением для этого лета. Впрочем, она не слишком наслаждалась зрелищем, борясь с паникой и уверяя себя, что это обычное состояние для новобрачной в день свадьбы.

Она бросила взгляд на скомканную постель. Белье сменят, когда она отправится в церковь на венчание. Сегодня ночью эта постель станет ее брачным ложем. Предполагалось, что после свадьбы они отбудут в Уорикшир, но Стивен настоял, чтобы эту ночь они провели в Мертон-Хаусе, а сам собирался переночевать у Ванессы с Эллиотом.

Вздохнув, Маргарет прижалась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза.

Как это странно — быть замужем!

И как ей хочется этого вместе с брачной ночью. Наверное, это неприличное признание для благовоспитанной дамы. Но ей нет до этого дела. Она достаточно долго ждала, слишком долго. Ее юность прошла. А раз она прошла, вместе с девичьими мечтами о романтической любви, значит, нужно с оптимизмом смотреть в будущее и желать, чтобы оно как можно скорее наступило.

Сегодня она — невеста, и она будет наслаждаться каждым мгновением этого дня. А завтра она станет женой на всю оставшуюся жизнь. И она намерена наслаждаться этим тоже. В конце концов именно этого она всегда хотела и именно такое решение приняла зимой. И не важно, что ее избранником оказался не Криспин, которого она любила, и не маркиз Аллингем, с которым ее связывала взаимная симпатия и дружба. Она решила выйти замуж за графа Шерингфорда и постарается сделать свой брак удачным.

И у нее будет ребенок, которого нужно вырастить, хотя и не ее собственный.

Опять.

Маргарет мимолетно улыбнулась: пока она не родит своего собственного.

О, пусть то, что она делает, окажется правильным, взмолилась она, ни к кому конкретно не обращаясь, и отошла от окна, направившись в гардеробную, чтобы позвонить горничной. Пожалуйста, пусть это окажется правильным.

Прошло четырнадцать дней с того момента, как она столкнулась с графом Шерингфордом в дверях бального зала леди Тинделл. Четырнадцать дней с того момента, как он пригласил ее танцевать и предложил выйти за него замуж. И все — в одной фразе, первой его фразе, обращенной к ней.

Всего четырнадцать дней.

Бракосочетания по специальному разрешению, как обнаружил Дункан за десять дней, предшествовавших его свадьбе с Маргарет Хакстебл, ничем не отличались от бракосочетаний с оглашением, не считая месяца, который полагалось ждать до оглашения имен новобрачных.

Венчание должно было состояться в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Это была приходская церковь высшего общества, и во время сезона здесь заключалось большинство светских браков. Именно здесь, если верить легенде, бедная Кэролайн напрасно ожидала у алтаря его прибытия пять лет назад. Легенды, конечно, грешат излишним драматизмом, но все же…

Как глупо было с его стороны воображать всего лишь две недели назад, что он получит специальное разрешение, затащит мисс Хакстебл в ближайшую церковь, обвенчается с ней в присутствии священника и пары свидетелей, а затем сбежит с ней в Уорикшир, чтобы жить там в уединении и безвестности.

В общем, ему ничего не оставалось, кроме как покорно ждать приближения свадьбы, надвигавшейся на него со скоростью и неотвратимостью черепахи.

За эти дни он сделал только одно полезное дело нанес — визит Норману и Кэролайн. Что далось ему нелегко. Он никогда не питал к Норману симпатии. Наоборот, сколько Дункан себя помнил, он всегда испытывал к Норману глубокую антипатию. Тот был надутым ослом, что и продемонстрировал в очередной раз на вечеринке у тети Агаты. А Кэролайн во многих отношениях была не лучше своего брата.

Тем не менее он, Дункан, причинил ей зло. Пусть даже он написал ей письмо, прежде чем сбежать с Лорой, и позаботился о том, чтобы она получила его, как только проснется. Бросить невесту в день свадьбы — трусливо и недостойно.

Он задолжал ей извинение.

И возможно, ему хотелось протянуть что-то вроде оливковой ветви Норману. Тот, надо полагать, был горько разочарован, потеряв Вудбайн-Парк за несколько дней до того, как поместье должно было перейти в его руки. И хотя это не Дункан играл с Норманом в жестокие игры, он сочувствовал своему кузену. В сущности, он никогда не желал Норману зла, хотя и расквасил ему нос в одной стычке и подбил глаз в другой.

Поэтому как-то днем он явился к ним с визитом, трусливо надеясь, что не застанет их дома или что они сделают вид, что их нет дома.

Ему повезло на этот счет не больше, чем в тот день, когда он отправился к Маргарет Хакстебл, чтобы рассказать ей о Тоби.

Его провели в небольшую гостиную для посетителей, расположенную на первом этаже, и оставили томиться в одиночестве почти полчаса.

Первой появилась Кэролайн, которая выглядела такой же юной, как в восемнадцать лет, и такой же прелестной и изящной, хотя за эти пять лет она и родила троих детей.

Дункан поклонился.

Она в ответ не сделала реверанс.

— Кэролайн, — сказал он, — позвольте поблагодарить вас за то, что приняли меня.

— Я не припомню, лорд Шерингфорд, — отозвалась она, — чтобы я давала вам разрешение обращаться ко мне по имени.

У нее был все тот же звонкий голосок, который однажды очаровал его.

— Миссис Пеннеторн, — сказал он, — я прекрасно понимаю, что извинения стоят немного. Они не могут исправить содеянного. Тем не менее иногда извиниться — это единственное, что можно сделать. Я прошу вас принять мои извинения за все унижения и страдания, которые я причинил вам пять лет назад.

— Вы льстите себе, лорд Шерингфорд, — заявила она. — Ваш поступок освободил меня от отношений, которые становились обременительными для меня, но хорошее воспитание заставляло меня поддерживать их. Я рада, что у вас не оказалось подобных предрассудков. Я гораздо счастливее с моим дорогим мистером Пеннеторном, чем была бы с вами.

Если она говорит правду, это было бы огромным облегчением для него. И почему бы ей не говорить правду? Вполне возможно, что она прониклась к нему неприязнью, как и он к ней, когда он пытался заручиться ее поддержкой, чтобы поговорить с ее братом и положить конец страданиям Лоры.

— Я очень рад за вас, — сказал он. — Значит, вы прощаете меня?

Ее изящные брови приподнялись.

— А вот на это даже не рассчитывайте, лорд Шерингфорд, — заявила она в тот самый момент, когда дверь открылась, впустив Нормана. — Некоторые поступки простить нельзя. Я, разумеется, очень рада, что вы освободили меня, чтобы я могла заключить счастливейший брак на свете, но я не могу простить вашего поступка. И я никогда не прощу вам того, что вы оторвали Лору от Рэндольфа, разрушив тем самым брак, который был заключен на небесах и мог соперничать с моим браком в счастье. Собственно, вас с полным правом можно назвать убийцей. Весьма вероятно, что она была бы до сих пор жива, если бы вы не потащили ее за собой, чтобы удовлетворить свои порочные желания.

— Любовь моя! — Норман устремился к жене, обнял ее за плечи и увлек на небольшой диванчик. — Тебе следовало остаться наверху и предоставить мне эту неприятную сцену. Но ты всегда так безрассудно храбра.

— Я никогда не была трусихой, — заявила Кэролайн, усаживаясь. — Я даже посетила мисс Хакстебл в Мертон-Хаусе, полагая, что она — невинная жертва проходимца. Кажется, я ошиблась в ней. Когда-нибудь она пожалеет, что не послушалась меня, но по крайней мере моя совесть чиста. А она получит то, что заслужила.

С этого момента визит покатился под откос.

— Норм, — сказал Дункан, — я сожалею насчет Вудбайн-Парка. Боюсь, дед поступил жестоко. Он использовал тебя, чтобы привести меня к повиновению. Но ему не следовало обещать тебе то, что он готов был в любой момент забрать, если его затея окажется успешной. Ты не откажешься посетить нас с женой в Вудбайн-Парке? И привезти с собой Кэр… миссис Пеннеторн с детьми, конечно?

Норман устремил на него суровый взгляд, которым он в совершенстве владел еще в восьмилетнем возрасте. Острые кончики его накрахмаленного воротничка маячили в опасной близости от его глаз.

— Я могу только сожалеть, Шерингфорд, — заявил он, — что мне пришлось принять тебя сегодня под той же крышей, что дает приют миссис Пеннеторн и моим детям. Я сделал это только потому, что у меня есть, что тебе сказать. И я скажу это только один раз. Будь моя воля, я швырнул бы перчатку тебе в лицо и всадил бы пулю между твоих глаз. И это доставило бы мне величайшее удовлетворение. Однако это снова сделало бы миссис Пеннеторн предметом сплетен и доставило бы ей лишние страдания. Я глубоко сожалею, что мой шурин оказался слишком мягким и миролюбивым, чтобы самому бросить тебе вызов. Таковы его принципы, и я должен уважать их, даже если я их не разделяю. Я отрекаюсь от нашего знакомства. Если ты снова явишься сюда, тебе откажут в приеме. Если мы столкнемся лицом к лицу, я сделаю вид, что не знаю тебя. Если ты попытаешься заговорить с миссис Пеннеторн, я накажу тебя как подлеца, которым ты являешься. Я сомневался, стоит ли моей семье перебираться в Вудбайн, потому что ты жил там когда-то. Так что ты ошибаешься, если думаешь, что я разочарован.

Черт побери, да он прирожденный оратор, чересчур напыщенный, пожалуй, но это дело вкуса.

— А теперь, — сказал Норман, — убирайся, Шерингфорд.

Дункан кивнул, поклонился Кэролайн и вышел. Интересно, подумал он, рассказала ли Кэролайн Норману хотя бы часть того, что случилось пять лет назад, существенную часть, разумеется… Маловероятно. А это означает, что праведное негодование Нормана оправдано. Он имел все основания для своего гнева и яростного желания положить конец земному существованию Дункана.

Кэролайн, несомненно, знала правду, всю правду. Во всяком случае, то, что рассказал ей Дункан, не вызвало у нее удивления. Если бы Лора проявляла больше внимания к Рэндольфу и его семье, сказала она, надувшись, никакие наказания не понадобились бы. Совсем напротив, Рэндольф любил бы ее до конца своих дней и заботился бы о том, чтобы она имела все, что ей нужно для счастья. Она заслужила то, что она получала взамен.

Совсем как Маргарет Хакстебл, выйдя за него замуж.

Дункан не стал наносить визит Рэндольфу и протягивать ему какое-либо подобие оливковой ветви. Кэролайн права в одном: определенные поступки нельзя прощать. Даже если это не совсем правда, но это правда в отношении человека, который ни разу не выказывал угрызений совести за свои невыразимо порочные и жестокие действия.

Не считая этого визита, Дункан провел девять дней, оставшихся до свадьбы, просто избегая связанного с ней безумия, насколько это было возможно. Без грандиозной свадьбы не обойтись, объяснила ему мать, вернувшись из Мертон-Хауса с сообщением, что мисс Хакстебл рассылает более двухсот приглашений или чуть меньше, поскольку для семейных пар хватит одного, и было бы глупо переводить бумагу, чернила и усилия на два приглашения.

Дункан не стал спорить, надеясь, что она не будет посвящать его во все подробности.

Напрасная надежда!

— Грандиозная свадьба совершенно необходима, дорогой, — продолжила она, следуя своей весьма своеобразной логике. — Если ты хорошенько подумаешь, то сам поймешь, что каждый, кто придет на свадьбу, вряд ли сможет потом дать тебе от ворот поворот. Едва ли ты станешь любимцем общества, но ты вернешься в его лоно, а это единственное, что имеет значение.

— Мне плевать на общество, мама, — отозвался он.

— О, мужчины бывают так глупы! — воскликнула она. — Даже если тебя не волнует собственная судьба, Дункан, ты должен помнить, что собираешься жениться, и обязан учитывать интересы своей жены. Если общество отвергнет тебя, оно отвергнет и ее тоже. Твой долг перед Маргарет — сделать все, что в твоих силах, чтобы общество снова приняло тебя.

Дункан протяжно вздохнул. Разумеется, она права.

Черт бы все это побрал!

— В любом случае, — сказал он, — сомнительно, что кто-нибудь примет приглашение, не считая ближайших родственников.

Еще одна напрасная надежда, как он и говорил Мэгги несколько дней назад.

Его мать щелкнула языком.

— Ох, эти мужчины! — презрительно бросила она, подняв глаза к потолку. — Они не имеют представления о человеческой природе. Конечно же, все примут приглашение. Все! Никто не пропустит такое событие ни за что на свете.

Такое же мнение было высказано на следующее утро в утренней газете на странице, где печатались светские сплетни. Предстоящее событие было названо там свадьбой сезона, при условии, что граф Шерингфорд не сбежит в последнюю минуту, оставив мисс Хакстебл стоять в одиночестве у алтаря.

Итак, он приговорен к грандиозной свадьбе, понял Дункан. Это так же верно, как осужденный преступник приговорен к свиданию с виселицей.

В судьбоносное утро Дункан оделся с полным осознанием, что он будет выставлен на всеобще обозрение больше, чем когда-либо после его возвращения в Лондон.

Что говорило само за себя.

— Чересчур туго, — посетовал он, когда камердинер завязал его галстук в идеальный узел, не слишком сложный и не слишком простой.

— Не думаю, милорд. Это на вас так действует ситуация, — заявил Смит, даже не сделав попытки расслабить узел. — Вы же не хотите, чтобы галстук болтался на шее, сбиваясь то на один бок, то на другой? Но даже если бы вы хотели, я бы этого не допустил. После такого конфуза я не смог бы держаться с высоко поднятой головой среди моих собратьев-камердинеров. Встаньте и позвольте мне в последний раз пройтись по вашему фраку щеткой. У вас просто дар цеплять на себя всякий мусор, хотя не представляю, где вы его находите.

Вырвавшись наконец из лап тирании, Дункан спустился в холл, где его ожидала небольшая группа людей. Сэр Грэм имел вид человека, смирившегося с тем, что его ждет полный скуки день, который тем не менее избавит его от необходимости предоставлять кров и пищу пасынку. Его мать объявила, что она не будет его обнимать, чтобы не помять свое новое платье и его фрак, и что она не будет плакать, чтобы не испортить лицо, не упомянув о косметике, присутствовавшей во всем своем великолепии. Она ограничилась воздушными поцелуями, хотя в последний момент, прежде чем отбыть в церковь, сжала его в коротком объятии и промокнула слезинку большим носовым платком, вытащенным из кармана сэра Грэма, прежде чем проследовать перед ним к выходу.

Дункан повернулся к Кону Хакстеблу, который согласился быть его шафером. Они оба приподняли брови.

— Шерри, — сказал Кон, — я не имею представления о том, что произошло пять лет назад. Но если ты задумал смыться по пути к церкви, тебе придется иметь дело со мной.

— Я не собираюсь убегать, — раздраженно заверил его Дункан.

Кон кивнул.

— Я вообще не понимаю, как все это получилось, — сказал он. — Маргарет всегда казалась мне разумной женщиной. Однако это случилось, точнее случится, когда я доставлю тебя в церковь, не дав сбежать по дороге. Так вот, ты будешь обращаться с ней хорошо, Шерри.

Это не был вопрос.

— Есть много проблем, недоступных нашему пониманию, — отозвался Дункан. — Я, например, не понимаю, почему тебя так волнует счастье мисс Хакстебл, учитывая, что ее семья въехала в Уоррен-Холл пять лет назад, выселив тебя.

Темные глаза Кона затуманились.

— Меня выселили обстоятельства, — произнес он с нажимом на последнем слове. — Смерть моего отца, а потом Джона. Легко поддаться горечи и ожесточиться на всю жизнь. Я не поддался. Я действительно возненавидел их, по крайней мере Мертона. Но иногда нужно остановиться и спросить себя, заслуживает ли тот или иной человек ненависти. Мертон и его сестры ни в чем передо мной не провинились, и их довольно трудно ненавидеть. К тому же еще вопрос, кто больше страдает от ненависти. — Он приподнял бровь. — Ты уверен, что это подходящий момент для подобного разговора?

— Нет, конечно, — сказал Дункан, сдержав порыв оттянуть галстук от шеи. — Нам пора ехать в церковь. Учитывая все обстоятельства, мое опоздание может иметь более пагубные последствия, чем в обычной ситуации.

— В таком случае пойдем, — бодро отозвался Кон.

Светские свадьбы всегда привлекали толпы народа, к тому же стояла прекрасная погода, и кучеру Стивена пришлось маневрировать, подъезжая к церкви Святого Георгия, чтобы не наехать на зевак, высыпавших с тротуаров на мостовую.

Когда Стивен выбрался из кареты и протянул руку Маргарет, толпа восхищенно ахнула, как если бы его приняли за новобрачного. В этом не было ничего удивительного. Стивен всегда выглядел на редкость красивым, даже когда не был облачен в официальный черно-белый костюм, как сегодня утром.

Маргарет вложила затянутую в перчатку руку в его ладонь и спустилась вниз, улыбнувшись брату. Стивен улыбнулся в ответ. Дома, после того как сестры с мужьями отбыли в церковь, он внезапно прослезился и поспешно отвернулся, чтобы она не заметила. Однако тут же повернулся, не утирая слез.

— Мэг! — сказал он. — О, Мэг, ты всегда была самой замечательной сестрой, какую только может желать мальчик. Я не представлял, что сегодняшний день будет таким мучительным и… таким счастливым. Он хороший человек. Я убежден в этом. И я думаю, что ты испытываешь к нему симпатию, хотя вы совсем недавно познакомились.

Он взял ее руки в свои и крепко сжал.

— Он тебе нравится?

Маргарет сама была на грани слез и только кивнула.

— А ты — ему, — сказал Стивен. — Я уверен в этом. Он полюбит тебя, Мэг. Вот увидишь. Как можно знать тебя и не полюбить?

— Ты, случайно, не предвзято настроен? — поинтересовалась она с улыбкой. — Ах, Стивен, я так люблю всех вас. Всегда любила и буду любить. Но сейчас мне надо ехать на венчание, и я не хочу опоздать.

Он хмыкнул, взял свою шляпу и предложил ей руку.

Подъехав к церкви, Маргарет была спокойна и сознавала, что выглядит наилучшим образом. Она отказалась от наряда ярких цветов, на каком настаивала леди Карлинг, и выбрала платье из кремового атласа и кружев, с высокой талией и простого фасона, но скроенное таким образом, чтобы подчеркивать достоинства ее фигуры. На голове у нее была надета соломенная шляпка, украшенная белыми бутонами роз.

Она и Стивен направились в церковь.

Внезапно паника охватила Маргарет. А что, если его нет там? Что, если он даже не опоздал? Что, если он вообще не придет?

Но это были недостойные мысли. Она вполне доверяет ему, чтобы не опасаться, что он бросит ее сейчас. Она отмела все страхи даже раньше, чем вошла в церковные двери и поняла, что церковь полна народу и никто не кажется обеспокоенным или чересчур взволнованным. Все головы повернулись в ее сторону, а священник, стоявший в конце прохода, сделал знак рукой. Два джентльмена, сидевшие впереди, встали и повернулись к ней лицом.

Один из них был Константин. Другой — граф Шерингфорд.

Ее жених.

Маргарет замерла, устремив на него взгляд, пока Стивен расправлял подол ее платья сзади. Он выпрямился и предложил ей руку.

Она никого больше не видела. Все атрибуты свадьбы казались ей незначительными, несмотря на уверения Кейт о важности воспоминаний. Не важно, сколько народу здесь собралось: десяток или две сотни. Она выходит замуж, и в глубине церковного прохода стоит ее жених, наблюдая за ее приближением.

Именно тот мужчина, который ей нужен, поняла она со всей ясностью и улыбнулась ему, ощутив прилив счастья.

Он улыбнулся в ответ, и впервые ей пришло в голову, что на самом деле он очень хорош собой — высокий, стройный, темноволосый, со сверкающими черными глазами и выразительными чертами лица, хотя и далекими от классических.

Улыбка смягчила его лицо. А ведь он — добрый человек. Будь иначе, разве доверилась бы ему несчастная женщина, страдающая от жестокого обращения? Это к нему она пришла, оказавшись в отчаянном положении. Он любит своего сына больше всего на свете, потому что ребенок нуждается в нем, в его заботе и привязанности.

Это был неподходящий момент для подобных откровений.

Она выходит замуж за доброго человека. И этого достаточно, подумала Маргарет, двинувшись к нему с надеждой в сердце.

Через некоторое время Стивен вложил ее руку в руку лорда Шерингфорда, и они вместе повернулись лицом к священнику.

Церковь затихла.

За ее спиной находилась половина высшего света. Но это не имело особого значения. Она там, где она хотела быть, с мужчиной, за которого она хочет выйти замуж. И тот факт, что она его почти не знает, что они знакомы всего лишь две недели, тоже не имеет значения.

Как-нибудь все образуется.

«Господи, сделай так, чтобы все образовалось!»

— Возлюбленные мои, — начал священник.

Все действо оказалось ужасно публичным. Хотя большую часть брачной церемонии они стояли спиной к собравшимся, Дункан почти физически ощущал жадное любопытство, с которым они наблюдали за бракосочетанием самого скандального члена светского общества с одним из самых респектабельных.

Так же жадно они будут наблюдать за ними потом, в ожидании очередного скандала.

Маргарет Хакстебл верила в судьбу, и у него самого возникло странное убеждение, что вся его жизнь была прелюдией к тому моменту, когда они столкнулись в дверях бального зала.

Но он совсем не знает ее.

И не имеет представления, как сделать ее счастливой.

Он женится ради Тоби. Если бы не ребенок, он не стал бы этого делать и находился бы сейчас вдали от Лондона, подыскивая работу. Если бы он думал только о себе, то вообще не приехал бы в Лондон и не стал бы умолять деда вернуть ему Вудбайн.

— Объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — провозгласил священник, и все закончилось.

Похоже, он умудрился пропустить собственную брачную церемонию. Но это не важно. В любом случае он теперь женатый человек. Он женат на Маргарет Хакстебл, вернее Маргарет Пеннеторн, графине Шерингфорд.

Ах, Тоби.

Через несколько минут, поставив подписи в регистрационной книге, они двинулись рука об руку назад по церковному проходу, отвечая на улыбки и слезы своих родственников и на любопытные взгляды остальных гостей. Впрочем, единственными людьми, кого Дункан по-настоящему видел, были его мать, с блестевшими от слез глазами, и его дед, сидевший во втором ряду, яростно хмурясь, но точно так же, как он обычно хмурился, роясь в своих карманах в поисках шиллинга для подарка.

А потом они вышли на солнечный свет, к приветственным крикам толпы и веселому перезвону колоколов.

Дункан взглянул на свою жену, державшую его под руку. Каждый раз, когда он видел ее, она казалась красивее, чем прежде. Но сегодня действительно так и было.

— Ну, Мэгги, — сказал он.

— Да, лорд Шерингфорд? — отозвалась она.

— А вот это надо исправить, — усмехнулся он. — Пора тебе называть меня по имени, раз мы женаты.

— Дункан, — послушно сказала она.

— Пойдем, — улыбнулся он и повел ее к открытой четырехместной коляске, которую прислал его дед по случаю бракосочетания.

Подойдя ближе, он увидел, что коляска украшена разноцветными лентами и бантами и даже парой старых башмаков, привязанных сзади. Вокруг толпился народ, включая шутников с горстями цветочных лепестков, которыми они забрасывали новобрачных, приветствуя их озорными выкриками.

Дункан узнал в них своих многочисленных кузенов и приятелей, соратников его детских и юношеских проказ.

Похоже, он действительно вернулся в их ряды.

Его горло странным образом сжалось, словно он готов был расплакаться.

Его новобрачная рассмеялась, когда он подсадил ее в коляску, а затем уселся рядом среди ярких лент и бантов. Ее платье было усыпано цветочными лепестками. Дункан взял кошелек с монетами, лежавший сбоку его сиденья, и принялся бросать их горстями в толпу.

Из церковных дверей еще выходила публика, когда коляска тронулась, покачиваясь на рессорах и гремя привязанными сзади башмаками.

Мэгги вложила свою руку в его ладонь просто так, без всякой видимой причины.

— Дункан, — сказала она. — О, Дункан, разве это было не замечательно?

Он сжал ее руку.

Если это было замечательно для нее, значит, так оно и есть. Он в долгу перед ней и за свадьбу, и за многое другое.

— Да, — сказал он под свист, приветственные выкрики и стук башмаков, подошвы которых, судя по производимому шуму, были щедро подбиты гвоздями. — Полагаю, мы просто обязаны отблагодарить их всех, дав им настоящую пищу для разговоров. Что-нибудь сочное для завтрашней колонки светских сплетен.

С этими словами он склонил голову и приник к ее губам в долгом поцелуе. Маргарет даже не сделала попытки уклониться или прервать поцелуй. Ее губы мягко и нежно прижались к его губам. К ликованию толпы, разразившейся громким свистом.

Глава 17

День ее свадьбы оказался замечательным, как не без удивления обнаружила Маргарет по прошествии нескольких часов. Конечно, она ждала его с осознанным оптимизмом, раз уж решилась выйти замуж за графа Шерингфорда. Но чтобы все оказалось замечательным?

Венчание само по себе было безупречным, таким, о каком мечтает каждая женщина. Она прочувствовала каждое мгновение брачной церемонии, каждое слово, произнесенное священником, каждый обет, который они принесли. Стоя рядом со своим женихом, она остро ощущала исходившее от него тепло, прохладу кольца, скользнувшего ей на палец, и слабый запах его одеколона. Более того, она чувствовала странное единение с находившейся у них за спиной публикой, как частью этого торжественного события.

А когда они покидали церковь, двигаясь по проходу отнюдь не черепашьим шагом, она умудрилась увидеть их всех: Стивена, сиявшего улыбкой, усмехавшегося Эллиота, Несси, промокавшую глаза платочком, Кэтрин, улыбавшуюся сквозь слезы, подмигивавшего Джаспера, леди Карлинг, сжимавшую перед собой руки и прикусившую нижнюю губу, маркиза Клавербрука, выражение глаз которого не соответствовало хмурой гримасе… И всех остальных. Казалось, она видит каждого по отдельности, и почти каждый улыбался ей. Люди вовсе не злобны, подумала она. Они готовы дать ей и ее мужу шанс.

А снаружи церкви была ликующая толпа, разноцветный дождь из цветочных лепестков, элегантная коляска со свадебным убранством, звон церковных колоколов и стук подбитых гвоздями башмаков по мостовой, сопровождавший их на всем пути до Мертон-Хауса. Поцелуй у всех на глазах. Прибытие гостей, которых они встречали в дверях бального зала, бесконечные рукопожатия, поцелуи в щеку, улыбки и добрые пожелания. Бальный зал со столами, накрытыми для двухсот гостей, украшенный таким количеством цветов, что знакомое помещение казалось неузнаваемым в своем великолепии. И трапеза с шестью переменами блюд, тостами за новобрачных, разрезанием свадебного торта и общением с гостями, когда все закончилось. Никто не спешил уходить.

Первым отбыл маркиз Клавербрук. Он явился без трости и держался прямо, хотя было очевидно, что он устал. Маргарет взяла его под руку и проводила вместе со своим молодым мужем до дверей.

— Дедушка, — сказала она, — вы должны навестить нас в Вудбайн-Парке. Обещайте, что приедете.

Она вдруг вспомнила о ребенке, но не стала отменять приглашение, даже если бы могла. Зачем скрывать от общества существование ребенка? Все знали об адюльтере и вроде бы примирились с ним. Ребенок не виноват в том, что случилось. И если она согласна жить с ним в одном доме и быть ему матерью, почему посторонние люди должны чувствовать себя задетыми?

— Хм, — произнес маркиз вместо ответа. Похоже, это было его любимое словечко.

Но он не сказал «нет». И у него было, что еще сказать.

— Шерингфорд, — произнес он, помедлив у дверей, — я был уверен, что ты найдешь себе невесту даже за те несколько дней, что имелись в твоем распоряжении, и готов был дать мое благословение практически любой особе при условии, что она будет респектабельной, но я не ожидал, что ты найдешь такую благоразумную женщину. Береги ее.

Дункан склонил голову.

— Именно это я и намерен делать, сэр, — заверил он.

— И помни, — сказал маркиз, — ты обещал, что в твоей детской появится сын еще до того, как тебе исполнится тридцать один год.

Маргарет приподняла брови, бросив взгляд на мужа.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сдержать это обещание, — заявил тот.

Конечно, у него уже есть сын, но это не то, что имел в виду старый джентльмен. Маргарет улыбнулась и поцеловала его в щеку, сделав знак лакею открыть дверь.

— Мы заедем к вам завтра, перед отъездом из Лондона, дедушка, — сказала она, — чтобы пожелать вам счастливого дня рождения.

Тот хмыкнул:

— А сегодняшнего тоста недостаточно?

— Нет, — сказал Дункан. — Мы обязательно заедем.

А потом они вернулись в бальный зал к остальным гостям. Они переходили от одной группы к другой, разговаривая, пока Маргарет не охрипла. Но она чувствовала себя невероятно счастливой, даже когда, сделав глубокий вздох, она наконец приблизилась к Криспину. Это было нелегко. Возможно, в ее сердце навсегда останется капелька нежности к нему. Ведь он был ее первой любовью, ее первым мужчиной. Но если Маргарет ожидала, что ощутит панику от сознания, что она воздвигала между собой и Криспином непреодолимую преграду, она с радостью обнаружила, что это не так.

Криспин был слаб и ненадежен, и хотя она более не ненавидела его за эти качества, она, несомненно, не желала бы видеть их в мужчине, за которого вышла бы замуж.

Дункан был силен и надежен. И никогда не искал оправданий. Совсем наоборот.

Криспин склонился над ее рукой, удрученно улыбнулся, пожелал ей всего наилучшего и быстро ретировался под тем предлогом, что его зовут с противоположного конца зала.

Постепенно гости разъехались, и в доме остались только семья Маргарет и ее свекровь с мужем. Все собрались в гостиной, угощаясь чаем с пирожными.

Разговор стал перемежаться долгими паузами.

— Ну, — сказал наконец Джаспер, поднимаясь на ноги. — Не знаю как остальные, а у меня был утомительный день, и я созрел для того, чтобы отправиться домой и завалиться в постель. Ты как, Кэтрин?

— О, охотно, — улыбнулась она. — Я с трудом держу глаза открытыми.

— Грэм, любовь моя, — сказала леди Карлинг, — ты хотел, чтобы мы завтра утром поехали покупать тот перламутровый медальон, которым восхищались на прошлой неделе. Ты не рассердишься, если я буду готова только к полудню? Ты же знаешь, как мне тяжело вставать, если я не лягу в постель до полуночи. Пойдем?

— Я, как всегда, в твоем распоряжении, Этель, — отозвался тот.

Эллиот поднялся на ноги без лишних слов, улыбнувшись Маргарет.

— Нам тоже пора домой, — сказала Ванесса. — Ты идешь, Стивен?

— Пожалуй, мне тоже не помешает лечь пораньше, — ответил он. — Несси предупредила меня, что утром я могу обнаружить парочку озорников, скачущих на моей постели.

— Присутствие любимого дядюшки в доме, особенно здесь, в Лондоне, — усмехнулся Джаспер, — неодолимый соблазн для них, Стивен. Но ты всегда можешь подпереть дверную ручку стулом. Собственно, на твоем месте я так бы и поступил. Наши детки — ранние пташки.

Прошла еще четверть часа, прежде чем все разошлись. С рукопожатиями, поцелуями, объятиями, слезами и продолжительной речью леди Карлинг, которая начала с заверения, что не будет говорить много.

Маргарет казалось странным помахать рукой Стивену, покидающему собственный дом, и обнаружить, что она осталась наедине с лордом Шерингфордом.

С незнакомцем.

С ее мужем.

С Дунканом.

— Давай вернемся в гостиную, — сказал он, предложив ей руку.

Маргарет испытала облегчение. Глупо, но она не была готова ложиться в постель. В сущности, у них не было ни минуты, чтобы обменяться друг с другом хотя бы парой слов. За весь день они ни разу не оставались наедине, не считая нескольких минут в коляске, которая на всем пути домой привлекала внимание прохожих благодаря лентам и башмакам.

Оказавшись в гостиной, он подошел к бару, налил два бокала вина и направился к диванчику для двоих.

— Давай сядем, — предложил он, и Маргарет сообразила, что стоит у двери, словно в гостях, а не у себя дома.

Он сел рядом с ней и протянул ей один из бокалов.

— Ну как, ты довольна сегодняшним днем?

Маргарет вглядывалась в его лицо, но оно было непроницаемым. В его глазах, казавшихся очень черными в свете свечей, не было улыбки. Неужели день, который принес ей столько счастья, ничего не значил для него, кроме средства для сохранения дома, где мог бы расти его сын?

Она и в самом деле совсем не знает его.

— А ты? — спросила она вместо ответа, не желая оказаться в глупом положении, если он не разделяет ее чувств.

— Все было… замечательно, — сказал он, поднимая свой бокал. — До последней капли.

Маргарет заметила секундную заминку, словно ему было трудно произнести это слово. Он сказал так, чтобы успокоить ее? И стал бы он так говорить, если бы она не спросила?

Что толку теперь гадать? Они поженились, исходя из собственных соображений, ни одно из которых не имело отношения к нежным чувствам. Дело сделано. Они женаты.

Пока смерть не разлучит их.

Дункан сделал глоток вина, и она пригубила свой бокал.

— Но ты не ответила на мой вопрос, — заметил он. — Ты довольна?

— Полагаю, как и большинство женщин, — ответила Маргарет, — в день своей свадьбы. Есть что-то необыкновенное в том, чтобы находиться в центре внимания, и доброжелательного для разнообразия. Я бесстыдно наслаждалась каждым мгновением. Мне хотелось, чтобы все смотрели на меня и радовались вместе со мной.

О Боже. Жаль, что она не может забрать назад последнюю фразу. Но она произнесена, и, как будто этого мало, за ней последовало краткое молчание.

Маргарет уставилась в свой бокал и сделала еще один глоток.

— Я не влюблена в тебя, разумеется, — твердо сказала она. — Но я рада, что вышла за тебя замуж. Я хотела быть замужней женщиной, иметь собственный дом и, возможно…

Она снова сделала глоток вина, который оказался больше, чем она рассчитывала.

— В двадцать лет, — сказал Дункан, — я пообещал своему деду, что к тридцати годам женюсь, а к тридцати одному году обзаведусь наследником. Я был достаточно молод, чтобы без опасения обещать то, что должно было произойти через десять лет. Тогда это казалось далеким будущим. Разве может двадцатилетний юнец представить себя тридцатилетним? Или сорокалетним? Или восьмидесятилетним? Однако время прошло, и я несколько запоздал с выполнением первого обещания, но еще есть время выполнить второе. Конечно, я не могу гарантировать, что произведу на свет сына, да и любого ребенка, если уж на то пошло. Но я могу постараться.

Маргарет сделала еще один огромный глоток.

— От вина, — заметил он, — некоторых людей начинает клонить в сон. Надеюсь, это не распространяется на тебя, Мэгги. — Он протянул руку и забрал у нее бокал.

В сон? Он что, шутит? Она в жизни не была менее сонной, чем сейчас.

— И на тебя, — сказала она.

Он улыбнулся, поставив оба бокала рядом с собой, и Маргарет снова поразилась, как улыбка преображает его лицо. Наверное, раньше он часто улыбался, до того, как все случилось. Леди Карлинг описала его как беззаботного, несколько необузданного молодого человека. Станет ли он чаще улыбаться в будущем?

— Я намерена позаботиться о том, — сказала она, — чтобы ты снова научился улыбаться.

Его улыбка застыла, а затем увяла.

— А разве я не умею? — поинтересовался он.

— Нет, — сказала она, — не считая редких случаев, когда тебя застают врасплох. Ты очень красив, когда улыбаешься.

— И уродлив, когда нет, — дополнил он. — Выходит, у тебя корыстный интерес, Мэгги? Предпочитаешь видеть перед собой красивого мужа, а не уродливого.

— Я предпочла бы видеть счастливого мужа, а не мрачного, — отозвалась она.

— По-твоему, я несчастен? — спросил он. — И мрачен?

Она кивнула и протянула руку, обхватив ладонью его щеку.

— По-моему, — сказала она, — ты был несчастен довольно Долгое время. И я намерена исправить это.

Смелое и поспешное заявление. Он не любит ее. Она даже не уверена, что нравится ему. Но ведь она говорит не о любви. Она говорит о привязанности, взаимопонимании и… о любви. Но не романтической. Она постарается полюбить его, хотя бы для собственного блага. Она никогда не предполагала жить с мужчиной, которого не любит.

Он накрыл ее руку ладонью.

— Правда?

Маргарет кивнула.

Его лицо было так близко, что Маргарет ощущала тепло его дыхания.

— Как? — шепнул он, и ей вдруг стало не хватать воздуха, словно он исчез из комнаты.

Ну конечно, будучи мужчиной, он решил, что она говорит о брачной постели.

— О, — сказала она, слегка задыхаясь, — я не уверена, что смогу сделать тебя счастливым в этом смысле, Дункан. Ты, наверное, думаешь, что у меня есть опыт, поскольку я рассказала тебе о своем прошлом, но на самом деле это не так. Это было очень давно, но даже тогда…

Его губы прижались к ее губам. Они были приоткрыты, и она ощутила тепло, влагу и привкус вина. Ее рука, касавшаяся его щеки, дрогнула, и он прижал ее более крепко.

— Если бы мне нужен был опыт, Мэгги, — сказал он, слегка отстранившись, — я бы пошел в бордель.

Этого явно не следовало говорить. Маргарет сомневалась, что когда-либо слышала это слово, произнесенное вслух. Но… Неужели он такой же, как Криспин?

. — А ты часто там бывал? — поинтересовалась она и прикусила губу при виде веселых искорок, сверкнувших в его глазах.

3начит, он такой же, как Криспин. Ох, эти мужчины! Дай ему шанс, и он начнет болтать об одиночестве и потребностях мужчин, которые женщины не в состоянии понять.

Однако она не даст ему шанса ответить на ее вопрос.

— Но больше ты туда не пойдешь, — заявила она. — Я пресеку это, причем весьма решительно, если ты хотя бы попытаешься.

Его глаза все еще смеялись, теперь они казались карими, теплого насыщенного цвета, как горячий шоколад. Это приводило в замешательство, особенно когда они находились так близко.

— Мне это не потребуется, да? — сказал он. — Ты обещала сделать меня счастливым, А если тебя беспокоит отсутствие опыта, нам надо позаботиться о том, чтобы ты его приобрела. И чем скорее, тем лучше.

О Боже!

— Да, — буркнула она, прочистив горло. — О, Дункан, это ужасно смешно. Но я смущена. Мне тридцать лет, а я смущаюсь. Нам следовало подняться наверх, как только все разъехались. Сейчас бы все уже закончилось.

Веселье в его глазах не только не исчезло, а лишь усилилось. Он повернул голову, чтобы запечатлеть поцелуй на ее ладони, прежде чем отпустить ее руку.

— Закончилось? — переспросил он. — А как же «на вечные времена, аминь»?

— Ну вот, теперь я чувствую себя дурочкой… вдобавок к смущению, — сказала она, — и это ощущение мне совсем не нравится. Я намерена лечь в постель независимо от того, готов ты к этому или нет.

Она решительно поднялась на ноги и расправила складки платья.

— Мэгги, — сказал он, тоже поднявшись. Он взял ее руки и прижал ладонями к своей груди. — Ты была не готова, когда разъехались наши родные. Собственно, ни один из нас не был готов. Нам нужно было расслабиться, выпив вина и немного поговорив. Что мы и проделали, а теперь, полагаю, можно заняться сексом.

О, она предпочла бы, чтобы он не использовал это слово. Неужели он не знает, что оно не входит в повседневный словарь респектабельной женщины? Маргарет почувствовала, что ее щеки загорелись. Она ощутила томление между бедрами и пульсацию где-то глубоко внутри.

И все из-за этого слова!

— Да, — отозвалась она невозмутимым тоном. — Конечно.

И, подняв лицо, поцеловала его в губы, приоткрыв рот и неспешно. Она даже скользнула языком по его губам.

Пульсация усилилась.

— В таком случае пойдем, — сказал он, предложив ей руку.

Казалось странным — о, очень странным — подняться по лестнице с ним, остановиться перед своими личными покоями и подождать, пока он откроет дверь в ее гардеробную, ее личное убежище, ее святая святых. Впрочем, уже не личное. Теперь у нее не будет места для личной жизни. Даже ее тело более не принадлежит ей одной.

День ее свадьбы превратился в брачную ночь.

— Я вернусь минут через пятнадцать, — сказал Дункан, отступив в сторону, чтобы позволить ей пройти внутрь, а затем закрыл дверь за ее спиной.

Стивен предоставил ему гардеробную, смежную с комнатой для гостей. Его вещи были принесены туда заранее.

Горничная помогла Маргарет раздеться и вытащила шпильки, удерживавшие на месте ее прическу. Даже ее комнаты выглядят несколько иначе, подумала Маргарет, пока горничная расчесывала ей волосы, хотя ничего не изменилось. Не считая полностью упакованных сундуков и сумок, стоявших у стены.

Это ее последняя ночь в Мертон-Хаусе. И она проведет ее не одна.

А со своим мужем.

Чтобы скрепить их брак.

Или заняться сексом, если воспользоваться его весьма натуралистичным выражением.

Маргарет отпустила горничную и проследовала в свою спальню. На прикроватных столиках горели две свечи. Шторы на окнах были задернуты, покрывало на постели откинуто с обеих сторон.

Маргарет обхватила руками один из столбиков кровати и прижалась к нему щекой.

Теперь она замужняя женщина окончательно и бесповоротно. Маргарет Пеннеторн, графиняШерингфорд.

Этот день, замечательный во всех отношениях, навсегда изменил ее жизнь.

Дай Бог, чтобы она не ошиблась.

Раздался негромкий стук, заставив ее вздрогнуть, и дверь спальни отворилась.

Глава 18

Замечательный день?

В некоторых отношениях — безусловно, признал Дункан. Если он не вернул ему полностью благосклонность высшего света, то по крайней мере позволил вернуться в его лоно. В конце концов, едва ли можно побывать на его свадьбе сегодня, а завтра отказаться принять его в своем доме.

Несомненно, этот день привел в восторг его мать. Дункан не мог припомнить, когда он видел ее столь неподдельно счастливой, как сегодня. Он даже вновь поверил в то, что воспринимал как должное до смерти отца, что она любит сына полностью и безоговорочно. Возможно, он был прав раньше и ошибался в последнее время, считая ее пустой и тщеславной.

И сегодняшний день вытащил его деда из Клавербрук-Хауса. Маркиз выглядел совсем как раньше, конечно, старше и такой же свирепый, каким был всегда, но со знакомой хитринкой в глубине глаз. Он никогда не был затворником, подумал вдруг Дункан. Интересно, какую роль сыграл тот факт, что он бросил Кэролайн и сбежал с Лорой, в том, что его дед превратился в отшельника? Возможно, его поступок не просто разочаровал старого маркиза, а сокрушил его дух. Может быть, дед все-таки любил его.

Возможно; завтра утром, в день рождения маркиза, ему следует рассказать деду хотя бы то, что он рассказал Мэгги. Возможно, его мать заслуживает того же. Одно дело обещание, которое он дал Лоре. И совсем другое — его обязательства перед близкими людьми и их любовью к нему, которую он подверг тяжким испытаниям.

«Береги ее», — сказал его дед перед уходом.

Он женился не для того, чтобы беречь и лелеять Маргарет, Конечно, это нехорошо с его стороны, но ведь он был честен с ней относительно своих мотивов. Почти. То немногое, что он не сказал ей, не так уж важно.

Тем не менее Дункан чувствовал себя виноватым, потому что не рассказал ей всей правды. Ведь она его жена.

«Я хотела, чтобы все смотрели на меня и радовались вместе со мной».

Эти слова поразили Дункана, оставив тягостный осадок.

Смит вывел его из задумчивости, деликатно кашлянув.

— Наденете ночную рубашку, милорд? Или только халат?

Дункан наградил его суровым взглядом. Видимо, в его гардеробе имелась ночная рубашка, иначе Смит не предложил бы ничего подобного. Но когда его камердинер видел, чтобы он надевал ночную рубашку?

— Халат, — ответил он.

— Новый, милорд? — уточнил Смит.

— Конечно, новый, — сказал Дункан, поднявшись на ноги и потрогав подбородок, чтобы убедиться, что лицо гладкое, хотя Смит никогда не оставлял щетины, когда брил хозяина. — Или ты думаешь, что я купил его, чтобы он висел в шкафу, пока до него не доберется моль?

Он испытывает раздражение, понял Дункан, натягивая халат и стаскивая брюки и нижнее белье. Раздражение и похоть. Точнее, раздражение, вызванное неудовлетворенным желанием. В этом было что-то неправильное. Наверняка к собственной жене следует испытывать нечто большее, чем просто похоть.

А он? Дункан задумался, надеясь обнаружить в себе теплые чувства, и с облегчением понял, что относится к своей жене с симпатией и даже с восхищением. Возможно, он полюбит ее, если постарается, а он обязательно постарается, ибо таков его долг и желание.

Признаться, он ощутил ком в горле, когда она произнесла эти слова: «Я хотела, чтобы все смотрели на меня и радовались вместе со мной». Ему захотелось обнять ее, как он обнимал Тоби, когда тот в редкие мгновения между играми и проказами дергал его за брюки и спрашивал, действительно ли он, Дункан, любит его, Тоби.

— Увидимся утром! — бросил он камердинеру раздраженным тоном, выходя из гардеробной и направляясь по пустынному коридору к спальне Маргарет.

Он явно испытывал желание. И чувство вины на этом никак не сказывалось. Маргарет была восхитительна даже без привкуса вина. А с вином, как в гостиной совсем недавно, она просто опьяняла. Вряд ли она понимала, как была близка к тому, чтобы он опрокинул ее на ковер там же, в гостиной, когда поцеловала его и прошлась язычком по его губам.

Он не ожидал такого. Он всегда считал ее довольно сдержанной, даже чопорной во всем, что касалось постели. Как и полагается благовоспитанной даме. Но то, как она поцеловала его в гостиной, явно было приглашением.

Черт, остается только надеяться, что она не пожалеет о том, что вышла замуж за него.

Что ж, он позаботится о том, чтобы этого не случилось. Ведь он стольким ей обязан. Но даже будь иначе, он приложил бы все усилия, чтобы сделать свой брак удачным. Конечно, он не хотел жениться, но он женился и теперь должен жить в соответствии с этим фактом.

Все еще испытывая странную смесь раздражения и желания, Дункан постучал в дверь спальни и вошел, решив, что было бы нелепо ждать, пока она откликнется на его стук.

Маргарет стояла в ногах постели, обхватив руками прикроватный столбик. На ней была белая ночная рубашка, мерцавшая в свете двух свечей и казавшаяся почему-то более роскошной, чем самое изысканное бальное платье. И — о Боже! — ее волосы были распущены, ниспадая по ее спине почти до бедер. Они были темными, густыми и блестящими. А роскошная ночная рубашка, хотя и вполне приличная, не скрывала ни одного из не менее роскошных изгибов ее фигуры.

Дункан сделал над собой усилие, подавив несколько преждевременный приступ возбуждения.

—Опасаешься, что полог рухнет без твоей помощи? — поинтересовался он.

Она непонимающе уставилась на него, затем взглянула на свои руки, сжимавшие резной столбик, подпиравший полог кровати, и улыбнулась, опустив руки. А потом рассмеялась, показавшись ему еще более живой и красивой, чем обычно.

— Вряд ли, — сказала она. — Скорее это я не могу стоять без помощи опоры из-за выпитого вина.

— Я боялся, что ты уже крепко спишь под его воздействием.

— О нет! — Она снова рассмеялась.

— Я рад.

— Правда?

Он был рад, что она не спит и готова разделить с ним постель, хотя на самом деле он не думал, что она заснет. Но радует ли его тот факт, что он находится здесь со своей женой? С женщиной, которая станет спутницей всей его жизни? Будет ли он доволен завтра утром, удовлетворив свою похоть, тем, что он не может просто повернуться и уйти, забыв о ней, а должен взять ее с собой в Вудбайн и в свое будущее?

Смог бы он забыть ее, будь у него такая возможность? Интересный вопрос.

— В чем дело? — спросила она, и Дункан сообразил, что он уже несколько секунд молча смотрит на нее.

— Ты такая красивая, что до тебя страшновато дотрагиваться, — сказал он.

Она приподняла брови:

— Надеюсь, не слишком страшно.

— Вот как? — Он подошел ближе и взял ее за плечи, удерживая ее на расстоянии вытянутых рук, пока его взгляд блуждал по ее телу. — Но ты действительно красавица, Мэгги. Мне повезло.

Он склонил голову и поцеловал ее в основание шеи. Маргарет откинула голову и тихо вздохнула.

— Я больше не смущаюсь, — сказала она. — Ведь это так глупо, не правда ли? Это самая естественная вещь, какую только можно вообразить. Я хочу этого, Дункан. Собственно, я хочу этого больше всего на свете.

Интересно, чего ей стоило это признание? Хотя, судя по исходившему от нее жару, она говорила искренне.

Он скользнул пальцами под вырез ее рубашки и приспустил ее вниз, поцеловав обнажившееся плечо. Затем прошелся губами по округлостям ее груди, продолжая спускать рубашку вниз, пока не добрался до соска и обхватил губами. Когда он коснулся языком маковки, она содрогнулась всем телом.

Дункан выпрямился и убрал руки. Маргарет схватилась за рубашку, но, вместо того чтобы удержать ее на месте, позволила ей соскользнуть на пол.

Ее щеки пламенели, но она выдержала его взгляд, пока он не отвел глаза, чтобы оглядеть ее всю, с головы до ног.

У нее была высокая грудь с розовыми маковками, тонкая талия, изящный изгиб бедер, длинные стройные ноги. Если ее фигура имела недостатки, Дункан их не заметил. Она была ожившей мечтой каждого мужчины.

Маргарет протянула руку и дернула за пояс его халата. Халат распахнулся, и она стянула его, так что он упал на пол.

Дункан был поражен. Он собирался вести себя… как? Более сдержанно? Скромно? Нежно? Конечно, она не девственница, но, если его догадка верна, а он готов был побиться об заклад, что это так, она настолько близка к этому состоянию, насколько это вообще возможно, не будучи девственницей.

— Ты еще красивее, чем я думал, — промолвил он.

— Ты тоже красив, — отозвалась она, откровенно разглядывая его. — Или мне не полагается так говорить? Извини, но это правда.

Он взял ее руки и обвил их вокруг своей талии, притянув ее к себе.

Боже!

Склонив голову, он приник губами к ее губам, приоткрыв ее рот и скользнув языком глубоко внутрь. Маргарет застонала и выгнулась, прижимаясь к нему всем телом, и Дункан почувствовал, как его возбужденное естество уперлось ей в живот.

Вот вам и нежность со сдержанностью.

— Может, ляжем? — выдохнула она. — А то меня уже не держат ноги.

Дункан подхватил ее на руки, отнес на постель и снова поцеловал. У нее был вкус вина и запах лавандового мыла. Сирена и благонравная дама в одном лице.

— Погасить свечи? — предложил он. — Я предпочел бы их оставить. Но я сделаю, как ты скажешь.

Заниматься любовью при свете тоже не входило в его планы.

Ее глаза расширились.

— Тогда, конечно, оставь.

Он лег рядом с ней, скользнув одной рукой под ее спину и пройдясь другой по изгибам ее тела. Затем приподнял ее грудь, потер большим пальцем сосок и втянул его в рот, на этот раз полностью.

Маргарет протяжно выдохнула, вцепившись пальцами в его волосы.

— О, пожалуйста, — взмолилась она.

Дункан переместился поверх нее, глядя на ее лицо в ореоле разметавшихся волос. Она улыбнулась, и он почувствовал, что, если не войдет в нее, может случиться конфуз.

— Прости меня, — сказал он, поцеловав ее в губы. — Я не могу больше ждать.

— Отлично, — отозвалась Маргарет. — Я тоже.

Он мог бы овладеть ею быстро и энергично, чувствуя под собой ее роскошное тело и еще больше воспламеняясь от этого ощущения.

Она сказала, что готова.

Но для нее день их свадьбы был замечательным. И он не допустит, чтобы его кульминация стала для нее разочарованием.

Это самое меньшее, что он может сделать.

Он поднял ее ноги, так что они обвили его бедра, затем обхватил ладонями ее ягодицы, удерживая их на месте, и решительно вошел внутрь.

Маргарет прерывисто вздохнула, ее ресницы затрепетали и сомкнулись, пока он не оказался глубоко внутри. Дункан замер.

Боже, она вся была жаркая влага, нежные ножны и сжатые мускулы. А он…

Он стиснул зубы, стараясь не поддаваться инстинкту.

Маргарет открыла глаза и посмотрела на него. Дункан вытащил из-под нее руки и потянулся к ее груди, потирая большими пальцами ее соски.

— О нет! — выдохнула она. — Это слишком, Дункан. Слишком!

— Неужели?

Он положил руки на ее бедра и начал двигаться, мощно и неспешно. Веки Маргарет отяжелели, она вцепилась в простыню и запрокинула голову, тяжело дыша и крепко сжимая его своими внутренними мышцами. Дункан взял ее руки и завел их за ее голову, ускоряя ритм движений, пока она не вскрикнула, содрогнувшись всем телом, а затем обмякла под ним.

Кровь пульсировала в его жилах, грохотала в ушах, стучала в груди. Он стремительно приближался к завершению, а когда оно наступило, резко выдохнул и замер, вытянувшись на ней.

Некоторое время Дункан обессиленно лежал, ожидая, пока уляжется сердцебиение, и дивясь тому факту, что она оказалась такой страстной женщиной. И видимо, он задремал.

— Дункан, — шепнула Маргарет, — ты спишь?

— Ммм? — отозвался он. — Нет. Я тяжелый?

— Да, — сказала она, — но можешь еще полежать. Это было замечательно. Спасибо.

Снова благовоспитанная дама — пусть даже обнаженная, мокрая от пота и переплетенная с его телом. Дункан приподнялся на локте и посмотрел на нее.

— Да, замечательно, — согласился он. — И тебе спасибо, Мэгги. Но боюсь, это станет несколько утомительным, если мы будем каждый раз благодарить друг друга.

Она протянула руку и обхватила ладонью его щеку.

— Я не жалею, — сказала она, — что вышла за тебя замуж. Правда.

Не жалеет? Выходит, она сомневалась в этом. Из-за Дью? Было не слишком приятно видеть этого типа на их свадебном завтраке, особенно когда она заговорила с ним, а он взял ее руку.

— Я тоже не сожалею, — сказал он. — Однако чтобы у этой брачной ночи было продолжение, Мэгги, боюсь, мне нужно немного поспать.

— О, — сказала она и улыбнулась.

Дункан отстранился от нее, перекатился на бок и натянул на них обоих одеяло. Когда он взглянул на Маргарет, она спала.

Он лежал рядом с ней, глядя на нее, пока сон не овладел им.

Завтра они будут на пути в Вудбайн, к своей будущей жизни. А через несколько дней к ним присоединится Тоби. Он будет жить с ними как любой нормальный ребенок, каким он и является.

И он, Дункан, будет всегда благодарен ей за это.

Когда Маргарет проснулась, сквозь зашторенные окна пробивался яркий дневной свет. Она потянулась, ощущая приятную ломоту в мышцах и непривычную наготу под одеялом.

Она чувствовала себя восхитительно порочной.

Улыбнувшись, она повернула голову, но место рядом с ней на кровати оказалось пустым.

Выходит, она проспала и не заметила, как он встал? Маргарет с трудом могла поверить в это. У нее всегда был чуткий сон, и она привыкла рано вставать. Хотя, конечно, это была утомительная ночь.

Они собирались выехать пораньше, хотя и обещали подождать, пока приедут ее родные и его мать, чтобы попрощаться с ними. И еще им нужно было заехать в Клавербрук-Хаус, чтобы поздравить его деда с восьмидесятилетием.

О Боже, а что, если все уже внизу, ожидают, пока она проснется и приведет себя в порядок? Что они подумают о ней? Что они вообразят насчет того, как она провела свадебную ночь?

Неужели они догадаются о правде? Конечно же, догадаются.

О Боже, она умрет от стыда.

Маргарет собиралась откинуть одеяло, когда дверь отворилась.

— Будь я опытной горничной, — сказал Дункан, войдя в комнату с подносом, — я бы предугадал момент, когда ты проснешься, и позаботился о том, чтобы на прикроватном столике тебя ожидал горячий шоколад, а шторы были отдернуты. Но я только учусь.

Он поставил поднос на столик рядом с кроватью. Там были две чашки шоколада и четыре сдобных печенья на тарелке.

— Я бы все равно охотно наняла тебя, — сказала Маргарет, натянув одеяло до подбородка, — но тогда придется уволить Элен, а мне будет не хватать ее. И потом, вряд ли ты умеешь делать прически.

Дункан присел на край кровати. Он был одет в брюки и рубашку, верхние пуговицы были расстегнуты, так что можно было видеть легкую поросль у него на груди. Он был чисто выбрит, с влажными волосами и выглядел серьезным. Но он шутил с ней. А она шутила в ответ. И он принес ей шоколад с печеньем.

Такие мелочи согревают сердце, особенно наутро после свадьбы. День свадьбы прошел. И брачная ночь тоже.

— Я боялась, что проспала все утро, — сказала Маргарет.

— Что послужило бы, — заметил он, — отличным комплиментом моим талантам. Но ты проснулась, и еще довольно рано.

Он по-прежнему шутил с ней. Было так странно находиться с мужчиной в комнате, куда даже Стивен практически не заходил.

Ее муж. Сегодня это слово обрело новую реальность. Вчера он был ее женихом и новобрачным, и она смотрела на него сквозь эйфорию свадебных торжеств.

Сегодня он был просто ее мужем.

В течение ночи они соединялись трижды. Второй раз продолжался целый час, если не больше. Маргарет и представить себе не могла, что женское тело имеет столько мест, которые можно возбуждать почти до безумия. И что супружеские отношения могут состоять не только из поцелуев, проникновения и быстрого облегчения — разумеется, мужского.

Она не представляла, что женщина тоже может испытывать это полное и самозабвенное… наслаждение. В сущности, нет слов, чтобы описать это ощущение.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался Дункан.

— Так, ни о чем, — отозвалась Маргарет, но ее щеки загорелись. Похоже, в ближайшие дни она будет постоянно краснеть.

— Если ты собираешься лежать, — заметил он, — укрывшись до подбородка, твой шоколад остынет, Мэгги. А это просто позор. Он так восхитительно пахнет. Ты стесняешься?

— Конечно, нет, — заявила она.

В ответ он иронически приподнял бровь, и Маргарет ничего не оставалось, кроме как доказать это, приспустив одеяло до груди. Но если она сядет…

Она взглянула на Дункана. Он был абсолютно серьезен, но в глубине его темных глаз плясали смешинки, как вчера в гостиной.

Маргарет опустила одеяло до пояса и повернулась к подносу. От шоколада и вправду исходил восхитительный аромат.

— Это несправедливо, — проворчала она. — У тебя было время одеться.

— У тебя была такая же возможность, — парировал он, — но ты ею не воспользовалась. Если хочешь, я могу сходить в твою гардеробную и поискать халат. Хотя, наверное, вся твоя одежда упакована. Может, мне снять рубашку, чтобы мы были на равных?

— И брюки тоже, — сказала она.

Дункан сдернул через голову рубашку и бросил ее на пол рядом с кроватью. Затем встал и потянулся к застежке брюк.

— Я готов, но только если ты полностью откроешься, — сказал он.

Маргарет отбросила одеяло, а он стянул брюки и нижнее белье.

О Боже.

— И что, теперь мы будем пить шоколад? — поинтересовалась она.

Он приподнял брови.

— А если Стивен вернется домой? — спросила она. — Или приедет Несси с Эллиотом? Или твоя мать?

— В семь утра, Мэгги? — усомнился Дункан. — Но даже если кто-нибудь заявится в такую рань, я серьезно сомневаюсь, что он понесется прямиком в твою спальню.

Маргарет раскрыла объятия.

Соединение было стремительным, глубоким и яростным, но ничуть не менее сладостным, чем продолжительные занятия сексом в течение ночи.

У нее побаливает внутри, осознала Маргарет, когда все закончилось. Собственно, побаливало еще до того, как они начали, но это ничуть не умалило ее наслаждения.

— Спорим, — произнес он у самого ее уха, — что шоколад еще теплый? На этот раз мы поставили рекорд по скорости. Давай проверим.

Они расположились рядом на кровати, подложив под спину подушки и смакуя шоколад, который если и остыл, то незначительно.

— Пожалуй, — произнес Дункан, откусив печенье, — мне следует рассказать моей матери то, что я рассказал тебе перед нашей свадьбой. Она способна сохранить это в тайне, как ты думаешь?

— Несомненно, если ты попросишь ее об этом, — ответила она. — Она любит тебя, Дункан.

— И я намерен поделиться с дедом, — сказал он. — Думаю, мои обязательства перед Лорой закончились вместе с ее смертью, и теперь мне надо выполнить свой долг перед собственной семьей. Ты согласна?

— Полностью, — отозвалась Маргарет. — Маркиз любит тебя.

— Наверное, — сказал он. — Но эта любовь снова подвергнется испытанию.

Она взяла его свободную руку и переплела его пальцы со своими. Как это приятно, такие вот доверительные разговоры и обращения за советами друг к другу. Похоже, с этой частью их брака все будет в порядке.

— Думаю, любовь постоянно подвергается испытанию, — сказала она. — Она гнется, но не ломается. Если, конечно, это настоящая любовь. Твои дед и мать действительно любят тебя.

И возможно, она тоже полюбит. Возможно, очень скоро.

— Пожалуй, — сказала она, — мне следует встать и одеться.

— Жаль, — отозвался Дункан. — Мне нравится то, что на тебе надето сейчас.

Она повернула к нему голову и рассмеялась.

Глава 19

Они путешествовали в новой карете, свадебном подарке маркиза Клавербрука. Конечно, ничто не могло сделать английские дороги ровными, а путешествие безоблачным, тем не менее было чудесно находиться внутри роскошного экипажа, с упругими рессорами и мягкой обивкой, благоухавшей новой кожей.

Они находились в дороге второй день, и до Вудбайн-Парка оставалось совсем немного.

Глядя на проплывающий мимо пейзаж, Маргарет пыталась решить, кто больше выгадывает от брака: мужчина или женщина. Женщины переезжают в другой дом, порой, как в данном случае, совершенно незнакомый и расположенный далеко от тех мест, где они выросли. Все для них ново, непривычно, чуждо, и они ничего не могут сделать, чтобы помешать этому. Именно жена всегда перебирается в дом мужа, а не наоборот. Получается так, словно она теряет часть своей личности. Даже ее имя приносится в жертву замужеству.

С другой стороны, есть что-то восхитительное и бодрящее в том, чтобы начать совершенно новую жизнь. Нельзя, конечно, стать другим человеком в буквальном смысле этого слова, но с новым именем, новым домом, новой ролью в окружающем мире появляется возможность начать заново, сделать свою жизнь лучше во всех мыслимых отношениях, чем раньше. Сделать ее счастливее.

Не то чтобы она была несчастлива в своей прошлой жизни. Просто… просто она была не совсем счастлива. Ее не покидало ощущение, что жизнь проходит мимо нее. Прошлая зима была худшей в этом смысле. Она с ужасом ждала своего тридцатилетия. А теперь ей кажется, что это самый лучший возраст. Она уже достаточно взрослая, чтобы не быть болезненно уязвимой, и еще достаточно молода, чтобы…

— Когда-то мне казалось, что весь мир начинается и кончается здесь, — сказал ее муж, сидевший рядом. — Мне казалось, что им правят два человека, которые любят меня и всегда будут заботиться обо мне.

Маргарет повернула к нему голову. Он смотрел в окошко кареты, расположенное с его стороны.

Все дети, если им повезет иметь родителей, рассуждают так же, подумала она. Даже если они не живут в богатстве или хотя бы в достатке.

— У тебя было счастливое детство? — спросила она.

— Очень, — отозвался он, повернувшись к ней, — хотя я не всегда сознавал этот факт, особенно когда не мог сидеть после заслуженной порки. Или когда страдал из-за содранной коленки, ушибленного локтя или, как однажды, от сломанной руки. Но мальчишкам не терпится стать взрослыми, безопасность и любовь мало что значат для них. Они не могут дождаться, когда вырвутся в широкий мир, полный приключений, уверенные, что там их ждет счастье. Они пускаются на поиски того, что уже имеют, и теряют то, что имели.

— Ты был несчастлив, когда уехал из дома? — спросила она.

— Не сказал бы, — ответил он. — Я был слишком занят, развлекаясь, чтобы чувствовать себя несчастным.

Маргарет улыбнулась.

— Неужели все дети воображают, — поинтересовался он, — что, когда они вырастут, они наконец-то смогут делать все, что им захочется?

— Полагаю, так думает большинство мальчиков.

— А девочки? — спросил Дункан. И сам ответил: — Наверное, нет. Ведь им особо не о чем мечтать, не так ли?

— Ну почему же? — возразила Маргарет, улыбнувшись. — Они могут мечтать о муже — красивом, богатом, внимательном, нежном, заботливом, страстном… Я ничего не пропустила? Ах да, обожающем. Девочки мечтают о романтике и любви, поскольку, я полагаю, нет смысла мечтать о большем. Тем не менее это приятные мечты, каким можно предаваться в ожидании принца на белом коне.

Она никогда особо не задумывалась об основных различиях между мужчинами и женщинами. Неужели только бессмысленность мечтаний о свободе и приключениях превращает женщин в романтических мечтательниц, грезящих о собственном доме, любящем муже и детях, которых они выносят и вырастят? Или причиной тому инстинктивное желание вить гнездо, встроенное в саму женскую сущность, чтобы обеспечить сохранение человеческой расы?

— И твоим принцем был Дью? — поинтересовался Дункан.

Улыбка Маргарет увяла, она опустила глаза, уставившись на свои руки, сложенные на коленях.

— В этом беда всех мечтаний, — сказала она. — Они не всегда воплощаются в реальность. Но взамен приходят новые мечты. Человеку свойственно надеяться.

У нее, во всяком случае, появились новые мечты, хотя и не такие безумно романтические, как раньше. Учитывая все обстоятельства, у ее брака неплохое начало. И есть надежда…

— Бедная Мэгги, — сказал он, накрыв ее руки своей ладонью. — Вряд ли это тот брак, о котором ты мечтала.

— И это не та жизнь, полная приключений и свободы, о которой мечтал ты, — парировала Маргарет, отвернувшись к окну, за которым проплывал живописный сельский пейзаж. — Но ты возвращаешься домой, где твой сын будет счастлив, а я вышла замуж за мужчину, которого ценю и уважаю. Так что мы оба неплохо распорядились своей жизнью. И только от нас зависит, сможем ли мы сделать что-то стоящее из своего будущего.

Она повернулась к нему, встретив его задумчивый взгляд.

— Значит, человеку свойственно надеяться? — поинтересовался Дункан. — Или только некоторым из нас? Таким, как ты? Ты всегда была оптимисткой?

— Всегда, — сказала она. — Почти всегда, во всяком случае. Порой происходят события, столь сокрушительные, что на какое-то время, возможно, надолго, человек не в состоянии увидеть просвет в окружающем мраке и даже поверить, что он существует. Но он всегда есть. Даже в смертный час. Особенно тогда, пожалуй.

Он не ответил, и Маргарет снова отвернулась к окну. Должно быть, они почти на месте. Дункан сказал, что осталось два часа пути, когда они остановились, чтобы сменить лошадей и перекусить. Наверняка с тех пор прошло не меньше двух часов.

— Когда ты был дома в последний раз? — спросила она.

— Шесть лет назад, — ответил он. — Еще когда я собирался жениться на Кэролайн и привезти ее сюда, я уже год как не был в Вудбайн-Парке. Даже тогда этот год казался мне целой вечностью. Мне не терпелось вернуться домой.

— Полагаю, ты понимал, когда сбежал с миссис Тернер, — заметила она, — что, возможно, никогда не вернешься сюда.

— Да, — сказал он.

Маргарет попыталась представить себе это решение, это понимание того, чем он пожертвует, если освободит Лору от ставшего невыносимым брака. Нашли ли они утешение в обществе друг друга? По всей видимости, да, учитывая, что они произвели на свет ребенка, хотя Дункан сказал, что он никогда не любил Лору. Как он жил эти пять лет? Он говорил, что они постоянно переезжали с места на место. Но был ли он счастлив или хотя бы доволен жизнью? А Лора? Он сказал, что она впала в депрессию после рождения Тоби. Была ли депрессия постоянной? Или в виде приступов?

Какой тяжелой, должно быть, это делало его жизнь!

Сокрушила ли его ее смерть? Или явилась в некотором смысле облегчением? Но она была матерью его сына. И умерла всего лишь несколько месяцев назад, совсем недавно. Возможно, он все еще горюет.

Вряд ли она когда-нибудь решится задать ему эти вопросы. Ведь она сама не готова говорить с ним о Криспине. И возможно, никогда не будет готова. Некоторые тайны лучше оставить в собственном сердце.

— Но в конечном итоге я возвращаюсь домой, — сказал Дункан. — Похоже, ты права, Мэгги. Всегда есть просвет за пределами мрака.

— Когда приедет твой сын? — спросила она.

— Завтра, — ответил он, — если не случится ничего неожиданного.

Маргарет повернула одну из рук, накрытых его ладонью, и сжала его руку.

— Значит, есть надежда, что света будет еще больше.

— Да.

Она не рассказала своим родным о ребенке. Он тоже не упомянул о нем, когда объяснял своей матери и деду, почему он сбежал с миссис Тернер накануне своей свадьбы с Кэролайн, нынешней миссис Пеннеторн. Маргарет присутствовала при обоих разговорах.

Леди Карлинг крепко сжала его в объятиях и залилась слезами. Она заверила его, что не скажет никому ни слова, поскольку Грэм сидит рядом с ней и, следовательно, уже знает обо всем. Хотя, сказала она, ей будет чрезвычайно трудно не высказать Рэндольфу Тернеру, что она о нем думает, когда они встретятся в следующий раз, и не сказать пару слов Кэролайн Пеннеторн, когда она увидит ее.

Его дед, когда они позже заехали к нему и он слушал рассказ внука, яростно хмурился, жевал губами, издавал нечленораздельные звуки и сказал Дункану, что тот набитый дурак. Но Маргарет ни на секунду не обманулась: его глаза под кустистыми бровями подозрительно блестели.

— Приехали, — тихо произнес Дункан, крепче сжав ее руки.

Через окно, находившееся с его стороны, она могла видеть, что дорога поворачивает, следуя изгибу реки. Вдоль дороги были разбросаны коттеджи из красного кирпича с церковным шпилем, видневшимся между ними. По берегам реки росли деревья.

Карета свернула, и через несколько минут они оказались среди коттеджей, направляясь к деревенской площади.

Они миновали церковь и высившееся рядом здание трактира с белеными стенами и соломенной крышей. На крыльце трактира стоял мужчина в длинном белом фартуке, подметавший ступеньки метлой. Он поднял руку в приветственном жесте, с любопытством разглядывая карету и ее пассажиров. Трое детей, игравших на поросшей травой площади, уставились на них с разинутыми ртами, а затем понеслись в трех разных направлениях, видимо, решив рассказать своим матерям о великолепной карете, проследовавшей через деревню.

Карета снова повернула, въехав в распахнутые чугунные ворота, и двинулась по тенистой аллее. Вскоре колеса загрохотали по мосту, перекинутому через речку.

Маргарет повернулась к Дункану. Его глаза казались очень темными, на лице застыло непроницаемое выражение.

Он не был здесь шесть лет. Когда он в течение последних четырех месяцев планировал возращение домой, он не намеревался привозить жену. Но он не единственный, чьи планы пошли наперекосяк за эти три недели.

О Боже, три недели назад они не были даже знакомы. Три недели назад она собиралась принять предложение маркиза Аллингема.

— Пусть тебя утешит мысль, — сказала она, — что Одиссею понадобилось двадцать восемь лет, чтобы добраться домой на Итаку после Троянской войны.

— Отрезвляющая мысль, — отозвался Дункан. В глубине его глаз мелькнули смешинки, как это уже случалось несколько раз. — Посмотри в окно.

Вначале Маргарет видела только высокие стволы вековых деревьев с густым подлеском между ними. Затем карета выехала на широкую лужайку с живописно разбросанными деревьями, которая полого вздымалась к дому, высившемуся на вершине холма, величественному строению из бледно-розового камня, с высокими окнами, двускатной крышей, портиком с колоннами и широкими мраморными ступенями, ведущими к двойным дверям.

Это был один из самых красивых домов и парков, которые Маргарет приходилось видеть.

И это был ее дом. Их дом.

Хватка Дункана на ее руке стала почти болезненной, но ни один из них не произнес ни звука.

Если бы он приехал один, как Дункан и собирался, он бы бродил по дому, отыскивая знакомое, представляя себе отца в библиотеке или мать в утренней комнате. Он бы постоял у окна в своей старой спальне, глядя на крутой спуск к реке и на широкую лужайку за рекой, с обсаженной ракитником аллеей, которая упиралась в летний домик, откуда открывался вид на окрестные поля, луга и леса. Возможно, он прогулялся бы по портретной галерее, окидывая старые семейные портреты взрослым взглядом. А потом скоротал бы вечер, устроившись в кресле с книгой, возможно, в гостиной, а скорее в библиотеке, упиваясь ощущением, что он дома.

Наконец-то.

Это было долгое и мучительное изгнание. И он сам навлек его на себя. Он уехал из Вудбайн-Парка, чтобы вкусить радостей жизни, и вынужден был оставаться вдали от него еще пять долгих лет, потому что переступил невидимую, но вполне реальную грань между юношескими забавами и общественной моралью. Пять лет он жил мечтой вернуться сюда, терзаясь тоской по дому.

В принципе он мог бы наведываться сюда время от времени. Но он не мог оставить Лору даже с Харрисами, которых она знала и которым доверяла. Несколько раз он отлучался на пару дней, чтобы побыть одному и обрести хоть какое-то подобие личной жизни. Но каждый раз, возвращаясь назад, сожалел об этом. Не то чтобы она упрекала его или устраивала сцены. Она никогда не делала ничего подобного. Она всегда… любила его. Да, любила, хотя и не романтической любовью. И она нуждалась в нем. О, как она нуждалась в нем!

Человеку должно быть приятно, когда в нем нуждаются.

Ему не было приятно.

Бедная Лора.

Он тоже любил ее, без романтики и сексуального влечения.

Увы, он приехал сюда не один. Он привез с собой жену.

Сразу же после прибытия он показал ей дом, дивясь, как мало изменилось здесь за шесть лет. Хотя с чего он взял, что должно что-то измениться? Любые распоряжения об изменениях должны были исходить от него или от его деда.

Вопреки ожиданиям Дункан обнаружил, что присутствие Мэгги нисколько его не раздражает. Она была чуткой и сострадательной. Не говоря уже о том, что она настояла, чтобы Тоби жил в доме на правах законного сына. И дело не только в этом.

Просто… Он не знал, в чем дело.

— Ты еще не видела картинную галерею, — сказал он, когда они сидели за обеденным столом, из которого дворецкий предусмотрительно убрал лишние секции, чтобы их разделяло не слишком большое расстояние. — Лучше всего смотреть картины при дневном свете. Я покажу тебе их завтра, если захочешь.

— Семейные портреты тоже там? — поинтересовалась она.

— Вообще-то семейные портреты хранятся в Уичен-Эбби, поместье моего деда. Но все маркизы последних семи поколений выросли тут, как и я, поэтому портреты детей и юношей находятся здесь, как и портреты других членов семьи. Тебе понравится галерея. Это бодрящее место. Я был единственным ребенком и не всегда находил компанию, хотя в доме часто гостили мои кузены. Я проводил много времени в галерее, особенно в плохую погоду. Мои нарисованные предки были моими товарищами по играм. Я придумывал всякие истории о них и о себе.

Маргарет улыбнулась.

— Должно быть, хорошо, — сказала она, — иметь дом, унаследованный от предков, и ощущать такую связь с собственными корнями и с теми, кто жил здесь до тебя.

— Там есть замечательный портрет моего деда в пятнадцатилетнем или шестнадцатилетнем возрасте. Он сидит верхом на лошади, нагнувшись, чтобы подхватить лохматую собачонку. И есть еще коллективный портрет, где изображены молодыми он и бабушка с ребенком на коленях, моим отцом.

Маргарет снова улыбнулась, глядя на него через стол.

— Я с удовольствием посмотрю эти портреты, — сказала она. — О, Дункан, маркиз очень любит тебя, и я постараюсь убедить его приехать сюда до наступления зимы.

— Дед не был здесь со смерти моего отца, — заметил он, — пятнадцать лет назад.

— В таком случае пора ему снова приехать, — сказала она. — Мы позаботимся о том, чтобы его печальные воспоминания сменились более счастливыми.

«Значит, мы будем счастливы?» — чуть не спросил вслух Дункан.

— Если тебе удастся убедить его, — сказал он, — это будет настоящее чудо.

— Вот увидишь! — рассмеялась она. — Мне оставить тебя с бокалом портвейна?

Это выглядело бы несколько эксцентрично с его стороны, учитывая, что у них нет компании. К тому же ему не хотелось оставаться одному. Странно, если вспомнить, что он мечтал вернуться сюда без жены.

— Давай лучше перейдем в гостиную, — предложил он, поднимаясь на ноги и направляясь к ней, чтобы отодвинуть ее стул, — и попросим принести чай туда. Или кофе?

— Чай, пожалуйста, — сказала она, и Дункан сделал знак дворецкому.

— Вообще-то, — заявил он, ведя ее под руку в гостиную, — это было оплошностью с моей стороны, Мэгги. Мне следовало предоставить тебе распорядиться насчет чая. Ты не гостья в моем доме. Ты моя жена.

— Будь я гостьей, мое присутствие здесь было бы верхом неприличия, — снова рассмеялась она. — Ничего, я разолью чай.

Что она и проделала вскоре, когда в гостиную принесли поднос с чаем. Дункан наблюдал за ней, сдержанной, элегантной, красивой и все еще незнакомой. Наверное, это неизбежно в любом браке. Разве можно узнать человека, не пожив с ним под одной крышей? Он ухаживал за Кэролайн несколько месяцев, прежде чем сделать ей предложение, а их помолвка длилась еще несколько месяцев. И как выяснилось, он совсем не знал ее вплоть до самой свадьбы. Да и тогда он ничего не узнал, кроме единственного факта, который внушил ему отвращение.

Возможно, не так уж важно, что они были знакомы с Маргарет менее трех недель.

— Неловко, да? — спросила она после довольно продолжительной паузы, когда они оба пили чай.

— Ты имеешь в виду молчание? — уточнил он.

— Я могла бы говорить, — сказала она. — И полагаю, ты тоже. Но не непрерывно. У тебя есть подходящая тема, Дункан?

— А о чем ты говоришь со своим братом? — поинтересовался он. — Или с сестрами?

Она подняла на него озадаченный взгляд:

— Даже не помню. Со знакомыми я могу поддерживать разговор сколько угодно. Это дань вежливости. Но с близкими людьми мне не нужно прилагать усилия. Они говорят, я говорю, нам не приходится искать темы для разговора. Они возникают сами.

— А вы когда-нибудь молчите? — спросил он.

Маргарет задумалась.

— Да, довольно часто, — сказала она. — Молчание — это часть общения даже с близкими друзьями.

— Наверное, дело в том, что я не член семьи и не близкий друг? — предположил он.

Она удивленно уставилась на него.

— Ты член семьи и можешь стать другом, — возразила она. — Но разве можно навязать дружбу, Дункан? Или освободиться от дружбы?

Дункан задумался. Сказать по правде, он не находил молчание неловким. Будь это так, он нашел бы, чем заполнить паузу. С момента их приезда он довольно много говорил о своем доме, семье и детстве. Но они совсем не говорили о Маргарет. Он мог бы расспросить ее, чтобы скоротать вечер.

Но ведь он дома, сообразил Дункан. А она на новом месте, к которому еще не привыкла. Понятно, что она испытывает неловкость.

— Начнем с того, что мы не враги, — заметил он.

— Конечно.

— Этого недостаточно, чтобы быть друзьями? — поинтересовался он.

Она улыбнулась.

— Мы любовники, — напомнил Дункан.

— Да.

— Но не друзья?

— Думаю, — сказала Маргарет, поставив свою чашку, — я просто устала.

— И немного расстроена? — мягко спросил он.

— Нет, — сказала она и внезапно рассмеялась. — Это было бы непоследовательно, раз уж я сообщила тебе, что я оптимистка. Просто я устала и на мгновение забыла, что брак — это путешествие, как и сама жизнь. Я не должна была ожидать, что он будет безупречным с самого начала. Будь так, нам бы некуда было двигаться, не так ли?

— Наш брак не безупречен? — спросил он.

— Конечно, нет, — сказала она, все еще улыбаясь. — Мы поженились по далеко не безупречным причинам, и мы женаты всего лишь несколько дней. Я хочу покоя, счастья, хочу иметь собственный дом и детей. Ты хочешь… хотя бы не слишком сожалеть о своей женитьбе. В этом нет ничего невозможного, не так ли? Для нас обоих?

Ее честность поразила его с начала их знакомства. Она и сейчас оставалась честна. Ее ожидания не были чрезмерными, как и ее требования к нему.

— Я не сожалею, что женился, — сказал он.

Ему вдруг пришло в голову, что будь он сейчас один, то, наверное, испытывал бы чувство одиночества, несмотря на то что завтра приезжает Тоби. А сейчас он не чувствует себя одиноким. Он немного раздражен, возможно, но не одинок и не несчастен.

— Спасибо, — поблагодарила Маргарет. — Когда-нибудь ты скажешь это с большей убежденностью. Обещаю.

— А ты когда-нибудь скажешь мне, — произнес он, вставая, — что ты не только довольна нашим браком, но и счастлива. Обещаю.

Он протянул к ней руку и поднял ее на ноги.

— И когда-нибудь, — сказал он, — мы сможем просидеть в молчании целый час, не испытывая неловкости.

Она снова рассмеялась.

А затем она обвила руками его шею и прильнула к нему, прижавшись щекой к его груди. Его руки сомкнулись вокруг нее.

— О, как мне хотелось… — пробормотала она и замолкла. Она молчала так долго, что он подумал, что она не продолжит. Но она продолжила: — Как мне хотелось, чтобы моя жизнь была именно такой — с собственным домом, с мужем, которого я могла бы ценить и уважать, с близостью, общими интересами и обещанием счастья на расстоянии вытянутой руки. Дункан, я и в самом деле совсем не расстроена. Я испытываю…

Она отстранилась и посмотрела на него, так и не закончив фразу.

— Вожделение? — предположил он.

— О, ты ужасный человек! — воскликнула Маргарет. — Ты же знаешь, что благовоспитанные дамы не употребляют подобных слов.

Он приподнял бровь, устремив на нее иронический взгляд, но ничего не сказал.

— Да, — призналась она. — Вожделение. Какое восхитительно порочное слово!

Женщины — сложные создания, подумал Дункан, целуя ее. Возможно, это была не самая оригинальная мысль, но вожделение не сводилось для них к простой потребности поваляться в постели. В их головах оно переплеталось с замужеством, собственным домом, симпатией, уважением, романтикой и любовью.

А для мужчин? Для него?

Он углубил поцелуй, обхватив ладонями ее ягодицы и прижав ее к своему напрягшемуся естеству.

Ему тоже так хотелось…

Обнимать женщину, иметь ее в своей постели, а в своей… Жизни? А в своем сердце?

Он не знал и не хотел задумываться над ответом.

— Мэгги, — шепнул он у самого ее уха. — Пойдем в постель.

Она протяжно вздохнула.

— Пойдем. Это приятная часть нашего брака, правда?

— Давай не будем анализировать? — предложил Дункан, положив ее руку себе на локоть. — Давай просто займемся этим и будем наслаждаться.

Губы Маргарет изогнулись в улыбке, в глазах сверкнуло веселье.

— Согласна, — сказала она, — и с тем и с другим. Боюсь, ты сделаешь из меня распутницу.

— Вот и хорошо, — отозвался он.

Глава 20

На следующее утро после их прибытия в Вудбайн-Парк Маргарет устыдилась минутной слабости, которую она позволила себе прошлым вечером, подавленная непривычностью своего нового окружения.

Во время затянувшегося молчания в гостиной она обнаружила, что скучает по своей семье, по Мертон-Хаусу и Уоррен-Холлу, по знакомой рутине своей повседневной жизни. И окончательно осознала, что все изменилось, раз и навсегда, и нельзя вернуться назад.

Это было нелепо. С какой стати ей хотеть вернуться назад? Ведь она не рассталась со своей семьей навеки. Она всего лишь получила то, чего желала всю эту долгую зиму.

Утром все выглядело ярче даже в буквальном смысле слова. В голубом небе сияло солнце, а из окон их спальни открывался живописный вид на парк перед домом. Дом располагался на вершине холма, и за ухоженными лужайками виднелись деревья, река, крыши деревенских домов и шпиль церкви. А дальше до самого горизонта тянулись фермерские поля, похожие на гигантское лоскутное одеяло.

Несмотря на ночныезанятия любовью, Маргарет была полна энергии. А возможно, отчасти от этого. Эта сторона ее новой жизни была поистине удивительной и намного превосходила ее ожидания. Она надеялась, что она будет приятной. Но она оказалась… В общем, она оказалась гораздо лучше.

Дункан был умелым, терпеливым и страстным любовником. И Маргарет обнаружила в себе ответный пыл. Возможно, подобное поведение было не в правилах благовоспитанных дам. Что ж, в таком случае Маргарет готова была поступиться правилами хотя бы ночью в уединении их спальни.

Часть утра она собиралась посвятить знакомству с экономкой и кухаркой. Если она собирается утвердить себя в роли хозяйки Вудбайна, ей нужно многoe узнать. На этот раз ей будет легче. Когда она перебралась в Уоррен-Холл вместе со Стивеном и Кейт, ей пришлось перейти от ведения хозяйства в небольшом деревенском коттедже к управлению огромным поместьем. Между этими занятиями было мало общего, и Маргарет потребовались значительные усилия и решимость. Дункан появился в ее гардеробной, когда Элен заканчивала укладывать ее волосы в прическу. Когда Маргарет проснулась, его уже не было в постели. Он был одет в костюм для верховой езды и выглядел так, как если бы уже прокатился верхом.

— Я подумал, — сказал он, встретившись с ней взглядом в зеркале, — что вдруг ты потеряешься между спальней и столовой и будешь бесцельно блуждать по дому в надежде, что кто-нибудь найдет и спасет тебя.

— И ты пришел, чтобы проводить меня? — Она улыбнулась, глядя на его отражение. Дункан выглядел таким же полным энергии, как она. Он казался моложе, беззаботнее, красивее, и ей пришло в голову, что он, наверное, здесь в гораздо большей степени дома, чем в городе.

— Да.

Он уселся на стул у двери, очевидно, намереваясь ждать, и перебросил обутую в сапог ногу через другую. Он выглядел очень оживленным. И очень привлекательным.

— Я собиралась провести утро с экономкой, — сообщила Маргарет, когда они направились вниз завтракать. — То есть с миссис Даулинг. Мне нужно многое узнать и не терпится приступить к делу.

— Но не сегодня, — заявил Дункан.

— А тебе надо пообщаться с управляющим после такого долгого отсутствия.

— Не сегодня, — снова сказал он. — Сегодня мы начнем с галереи, хотя и не задержимся там надолго в такую прекрасную погоду. Мы отправимся на прогулку, и я покажу тебе парк.

День развлечений вместо праведных трудов? Как безответственно! И как соблазнительно.

— Это приказ? — улыбнулась она, когда они спустились с лестницы и направились в столовую.

Он резко остановился и повернулся к ней.

— Отнюдь, — произнес он без улыбки. — Ты никогда не услышишь от меня приказов, Мэгги.

— В таком случае давай устроим себе отпуск. — Она склонила голову набок, продолжая улыбаться. — Что-то вроде медового месяца.

Дункан приподнял брови.

— Отличная мысль, — сказал он. — Хотя я не уверен, что слышал это слово более двух раз в своей жизни.

— Это отпуск, — объяснила Маргарет, — в честь бракосочетания.

— Ах да, — сказал он. — Кажется, я понимаю, что это такое. Время, в течение которого молодожены могут уделять друг другу… э-э, повышенное внимание.

— Совершенно верно, — сказала Маргарет.

И почувствовала себя очень порочной, очень беспечной и очень… счастливой?

После завтрака они проследовали в картинную галерею, которая располагалась на втором этаже и тянулась вдоль всего восточного фасада здания, освещенная окнами, выходившими на три стороны света.

Портреты, как и сказал Дункан прошлым вечером, оказались юношескими и производили бодрящее впечатление. Он знал, кто изображен на каждом потрете, и мог рассказать о них множество забавных историй.

Маргарет поразилась, как он похож на своего деда в молодости.

— О, — сказала она, — он был красивым мужчиной. Ты очень похож на него, Дункан.

— Это комплимент? — поинтересовался он. — Помнится, ты говорила, что я нисколько не привлекателен.

Неужели она действительно так говорила? Кажется, да.

— Я ошиблась, — сказала Маргарет. — Из-за твоего угрюмого вида. Люди всегда лучше выглядят, когда они счастливы.

— Значит, я счастлив? — спросил он.

О, зачем он задает подобные вопросы? Маргарет шагнула к нему и, протянув руку, обхватила ладонью его щеку.

— Не знаю, — сказала она. — Я могу только догадываться, что тебе пришлось пережить за эти пять лет, Дункан. И насколько ты нуждался в уединении после своей утраты, чтобы справиться с горем и насладиться обществом сына. Но ты счастливее, чем был, когда я впервые увидела тебя. Не знаю, в чем тут дело: в твоем возвращении домой или я тоже приложила к этому руку.

— А ты? — спросил он, накрыв ладонью ее руку. — Ты стала счастливее, Мэгги?

— Чем была до встречи с тобой? — улыбнулась она. — Мне хотелось убежать от Криспина, от маркиза Аллингема, а больше всего от сознания, что все, о чем я мечтала и что планировала всю зиму, пошло прахом. И тут я встретила тебя. Да, я стала счастливее. А что касается твоей внешности, то я изменила свое мнение в день нашей свадьбы. Если помнишь, я сказала тебе, что ты красивый.

В глубине его глаз возникла улыбка, приподняв уголки губ и осветив лицо.

— Я был голым, — сказал он. — Возможно, мое тело показалось тебе более привлекательным, чем лицо.

— Но лицо — часть твоего тела, — возразила Маргарет, и они оба рассмеялись.

О, как это приятно, подумала она, положив свободную руку ему на плечо, вместе смеяться над чем-то столь нелепым.

Через южное окно лилось солнце, согревая их своими лучами. Маргарет отошла от Дункана и выглянула наружу. Он последовал за ней. Вид был очень похож на то, что она наблюдала из окна их спальни. Когда они перешли к восточному окну, оказалось, что оно выходит на цветник, разбитый на нескольких террасах, спускавшихся уступами по холму склона. Там были розы, анютины глазки, бархатцы, гиацинты, сладкий горошек, маргаритки — практически все цветы, которые Маргарет могла только вообразить, все в буйном цветении, всех размеров и цветов, и так до самой реки.

Если кто-то хотел совместить первозданность природы и облагораживающее вмешательство человека, ему это явно удалось. Среди цветника виднелось несколько кованых чугунных скамеек.

— Это творчество твоей матери? — поинтересовалась она.

— Моей бабушки, когда она жила здесь после того, как вышла замуж за деда, — сказал Дункан. — Я всегда считал, что этот цветник красивее садов, разбитых по всем правилам, которые мне приходилось видеть.

Они перешли к северному окну. Непосредственно за домом располагалась мощенная камнем терраса, кончавшаяся крутым спуском к реке. Склон порос кустарником и полевыми цветами. У воды высился лодочный сарай с пристанью.

За рекой тянулась длинная аллея, поросшая травой, подстриженной так низко, что ее можно было использовать для игры в шары. В конце аллеи виднелась каменная беседка, а по обе стороны от нее высились, как часовые, деревья.

— Здесь очень красиво, — сказала Маргарет.

Дункан взял ее руку и переплел ее пальцы со своими.

— Пойдем прогуляемся?

Они не стали уходить далеко от дома, хотя провели снаружи несколько часов. Они даже пропустили ленч. Так много было всего, что хотелось увидеть, так много солнца, так много цветов и так много красивых уголков, достойных восхищения. Так много тем, чтобы обсудить. Так много пауз, наполненных пением птиц и стрекотом невидимых насекомых.

Они закончили прогулку у реки, глядя, как плещутся рыбы и легкий ветерок рябит поверхность воды.

Было тепло, но не жарко.

— Там ниже по течению есть укромный уголок, — сказал Дункан, — неподалеку от лодочного сарая. Я любил сидеть там, предаваясь мечтам, когда мне хотелось побыть одному, или обсуждая мальчишеские секреты со своими кузенами. А-а, вот он.

Это был небольшой выступ береговой линии, поросший густой травой. Развесистые кусты делали его невидимым из дома.

Они сели на траву. Маргарет обхватила руками колени, наблюдая за бликами света, танцевавшими на воде.

— Эти два дня были целиком посвящены мне, да, Мэгги? — сказал Дункан после непродолжительного молчания. — Мой дом, мой парк, мои предки, мои воспоминания.

Маргарет улыбнулась:

— Но теперь это и мой дом тоже. Я хочу знать все о нем и о тебе.

— А как насчет тебя, Мэгги? — спросил он. — Каким было твое детство? Что сделало тебя такой, какая ты есть сейчас?

— У меня было самое обычное детство, — сказала она. — Мы выросли в доме приходского священника в Трокбридже. Это был небольшой коттедж в маленькой деревушке. Мы не были ни богатыми, ни бедными. Точнее, мы были довольно бедными, но не осознавали этого благодаря матери, которая была отличной хозяйкой, и отцу, который верил, что счастье не зависит от денег и владения собственностью.

— Значит, вы были счастливы, — заметил он.

— И у нас были хорошие соседи, — сообщила она, — включая Дью из Рандл-Парка. В деревне и Рандл-Парке было много детей всех возрастов. Мы играли все вместе.

— А затем, — сказал Дункан, — ваши родители умерли.

— Между этими двумя событиями прошло некоторое время, — сказала Маргарет. — Первой умерла наша мама. Это был ужасный удар для нас всех. Но наша жизнь не слишком изменилась, хотя, полагаю, с отцом было иначе. Он стал печальнее и как-то притих.

— Сколько тебе было лет, когда он умер? — спросил Дункан.

— Семнадцать.

— И ты обещала ему, — сказал он, — что будешь заботиться о своих сестрах и брате, пока они не вырастут и не найдут свое место в жизни.

— Да, — кивнула она.

— Если бы твой отец не умер, — сказал Дункан после небольшой паузы, — ты бы вышла замуж за Дью.

— Да, — согласилась Маргарет. — Странно, не правда ли? Все эти годы я верила, что, если бы это произошло, я была бы счастлива. Ничего больше я не хотела, ни о чем не мечтала.

— Но теперь ты думаешь иначе?

— Я никогда не узнаю, как сложилась бы моя жизнь, — сказала она. — Но возможно, не так уж счастливо. Даже если бы он был верен мне, что вполне вероятно, будь я с ним все время, я была бы женой офицера. И следовала бы за полком, не имея собственного дома ни тогда, ни, возможно, в будущем.

— Тебе бы это не понравилось? — спросил он.

— Тогда это казалось увлекательным, — сказала она. — Но видишь ли, во мне нет склонности к приключениям. Когда я осталась дома с братом и сестрами, мне казалось, что это по необходимости. Конечно, это было одной из причин, наверное, главной. Но я — домашний человек по натуре. Я не имею в виду конкретный дом или местность. У меня никогда не было такой привязанности к семейному гнезду, как у тебя. Но это должен быть мой дом. Определенное место, которое я считаю своим, где живут близкие мне люди, которых я люблю, которым доверяю, с которыми мне хорошо. Сомневаюсь, что я смогла бы вынести кочевую жизнь.

Они надолго замолчали. Но это не вызвало неловкости. Маргарет переваривала то, что она только что сказала. Это была абсолютная правда. Если бы она в восемнадцать лет вышла замуж за Криспина и отправилась с ним в действующую армию, маловероятно, что она привыкла бы к тому образу жизни, который ей пришлось бы вести. Дом — основа ее мироздания.

Она с радостью обустраивала дом для своих сестер и Стивена. Ей не хватало только мужчины, который был бы душой этого дома — вместе с ней.

Она всегда думала, что этот мужчина — Криспин.

Но теперь она понимала, что он не годился для этой роли.

И ее счастье не было бы полным.

Вздохнув, Маргарет уткнулась лбом в колени и крепче обхватила свои ноги.

Найдет ли она когда-нибудь этого мужчину? Или уже нашла? Если нет, то никогда не найдет, не так ли? Ведь она уже замужем.

Спустя несколько мгновений его теплая рука легла ей на затылок.

— Мэгги, — мягко произнес он, — в чем дело?

— Ни в чем, — отозвалась она, но ее голос прозвучал жалко и неубедительно. Прежде чем она успела откашляться и сказать что-то более нормальным тоном, Дункан разнял ее руки и потянул ее вниз, уложив на траву. Затем лег рядом, подложив руку под ее голову.

Маргарет даже не понимала, что плачет, пока он не вытащил платок и не вытер ее глаза.

Как глупо. Она столько лет сдерживала свои эмоции, а теперь вдруг расклеилась.

— В чем дело? — снова спросил он.

«Я так одинока, — чуть не произнесла она вслух. — Так ужасно, невыносимо одинока».

Хорошо, конечно, быть бодрой и практичной, строить планы насчет брака, основанного на взаимном уважении, и дома, который будет уютным, приветливым и счастливым.

Но невозможно все время обманывать саму себя.

Она невероятно одинока.

Это было унизительно, эгоистично, недостойно и совсем не в ее духе.

— Ни в чем, — снова сказала Маргарет.

— Мэгги, — произнес он, — жаль, что у меня не было времени ухаживать за тобой, как ты того заслуживаешь. Времени, чтобы завоевать твою любовь и влюбиться самому, чтобы сделать все, как полагается. Но поскольку так вышло…

Она приложила два пальца к его губам.

— Такого времени у нас и не могло быть, — сказала она. — Если бы мы оба не находились в отчаянном положении, хоть и по разным причинам, когда мы столкнулись, все наше общение свелось бы к неловкости и поспешным извинениям. Время есть сейчас. В жизни вообще нет никакого времени, кроме настоящего.

— Тогда я буду ухаживать за тобой сейчас, — заявил он. Его глаза казались очень темными и глубокими. — Я заставлю тебя влюбиться в меня. И сам влюблюсь в тебя.

— О, — сказала она, — не нужно давать такие обещания только потому, что я смахнула пару слезинок, Дункан. Даже не знаю, почему я всплакнула.

— Ты одинока, — сказал он, словно угадав ее мысли, — и уже давно. Как и я. Глупо быть одинокими, когда мы есть друг у друга.

— Я не одинока, — возразила Маргарет.

— Лгунья, — сказал он и поцеловал ее.

Она поцеловала его в ответ с неожиданным и отчаянным пылом. У нее есть все. Если составить список, он получился бы довольно длинным и включал бы практически все, о чем только может мечтать женщина, все, что нужно ей для счастья. Кроме чего-то очень важного, составляющего основу ее существования. Это важное она слепо искала в поцелуе и не надеялась там найти.

Разве можно влюбиться, приняв сознательное решение? Да еще вдвоем?

— Знаешь, я ведь люблю тебя, — сказала она, отстранившись от него.

— Знаю, — отозвался он, — правда, знаю. Но это то, чем ты занимаешься всю жизнь, Мэгги. Ты всегда бескорыстно любила своих близких, отдавая им всю себя без остатка. Но этого недостаточно.

Маргарет устремила на него удивленный взгляд.

— Но ты тоже был дающей стороной, — сказала она. — Ты отдал все, чтобы защитить миссис Тернер: семью, друзей, дом, доброе имя.

— Этого недостаточно, — повторил он. — Нам придется влюбиться друг в друга, Мэгги, а это отличается от того, чтобы просто любить. Это предполагает готовность получать, а не только давать, хотя у нас с тобой, похоже, лучше получается давать.

Маргарет молчала, глядя на него. Неужели он прав?

— Когда человек открывается для любви, он делает себя уязвимым, — сказал Дункан. — Мы можем испытать боль снова. Мы можем потерять частичку себя, которую пытались утаить. Но если мы не научимся брать, а не только давать, мы никогда не будем по-настоящему счастливы. Вопрос в том, стоит ли рисковать? Или удовлетвориться тем, что есть? Думаю, мы научились бы ладить друг с другом.

Он откинул голову назад и закрыл глаза. Рука под ее головой напряглась. Маргарет догадалась, что он говорил под влиянием импульса, что он не знал, что собирается сказать, пока не сказал.

Он уже сделал себя уязвимым.

Он боится любви. Нет, не так. Он боится быть любимым.

А она? Конечно, нет. Хотя… Маргарет вспомнила, как скрывала свои чувства даже от близких, и особенно от них, чтобы всегда выглядеть сильной и надежной. Как культивировала образ бодрой безмятежности, когда ее терзала тоска по Криспину. Как прятала от них свое горе, когда узнала о его женитьбе. Как собиралась поддерживать свой брак точно так же, как поддерживала повседневную жизнь своей семьи, будучи бодрой и безмятежной.

Она действительно любит его. Иначе она не смогла бы прожить с ним всю жизнь. Но может ли она позволить ему любить ее? Что, если его любовь окажется недостаточно сильной, недостаточно глубокой или недостаточно страстной? Что, если он никогда не станет для нее всем.

Пожалуй, ей лучше поберечь свое сердце.

О нет.

— А как это сделать? — спросила она.

Но прежде чем он успел ответить, со стороны дома донесся стук копыт и скрип колес по гравию.

Именно по этой причине они не уходили далеко от дома, хотя ни один из них не произнес этого вслух. Они хотели находиться неподалеку, чтобы не пропустить прибытия кареты.

Дункан напрягся, прислушиваясь.

— Карета, — сказал он.

— Да, — отозвалась Маргарет.

Они вскочили на ноги и побежали вверх по крутому склону к террасе, а затем вокруг восточного фасада дома. Дункан слегка опережал Маргарет.

Перед портиком стояла массивная дорожная карета. Кучер распахнул дверцу и, даже не потрудившись опустить ступеньки, вытащил изнутри маленькую фигурку, издававшую пронзительные вопли. Он поставил ребенка на землю, и Маргарет, замедлив шаг, увидела маленького мальчика с шапкой белокурых кудрей.

Ребенок, должно быть, заметил Дункана, появившегося из-за дома. Как только его ноги коснулись земли, он помчался к Дункану, протягивая к нему руки и выкрикивая на бегу:

— Папа! Папа!

Ему не пришлось бежать далеко. Дункан не замедлил шага. Нагнувшись, он подхватил мальчика на руки и прижал его к себе. Тот обнял его за шею.

Маргарет остановилась в нескольких шагах от них.

— Папа, — снова и снова повторял мальчик, уткнувшись лбом ему в шею.

Дункан повернул голову и поцеловал его.

— Я думал, мы никогда не приедем, — произнес малыш жалобным тоном. — Миссис Харрис сказала, что это настоящее испытание, а мистер Харрис спал всю дорогу. Он храпел. Я боялся, что тебя здесь не окажется. Миссис Харрис сказала, что мы можем тебя опередить. Я боялся, что ты никогда не приедешь и я больше тебя не увижу. И у меня не будет папы. Но ты оказался здесь. А теперь миссис Харрис расскажет тебе, как плохо я себя вел, ты будешь сердиться и ругать меня, а я буду плакать. Не сердись, папа, пожалуйста.

Он поднял голову, прижал свои маленькие ладошки к щекам Дункана и поцеловал его в губы.

— Я больше никогда не буду плохо себя вести, — произнес он льстивым тоном, невинно распахнув глаза, — раз я дома и снова с тобой.

— Осмелюсь предположить, — сказал Дункан, — что ты довел бедную миссис Харрис до безумия своими шалостями, да, проказник?

— Да, — признался мальчик и погладил Дункана по щекам, прежде чем начать вертеться, вырываясь из его рук. Его глаза остановились на Маргарет. — А ты кто?

— Не слишком вежливый вопрос, Тоуб, — покачал головой Дункан, поставив его на землю и взяв за руку. — Я бы сказал тебе сам, если бы ты подождал минутку. Это леди Шерингфорд, моя новая жена. И твоя новая мама.

— Нет, — сказал мальчик, прижавшись к боку Дункана и пытаясь спрятаться за его ноги. — Нет, это не моя мама. Я не хочу иметь маму. Она нам не нужна, папа. Отошли ее прочь прямо сейчас.

Маргарет сделала едва заметный жест, остановив Дункана, который нахмурился, собираясь заговорить.

— Конечно, я не твоя мама, Тоби, — вздохнула она, — я жена твоего папы, только и всего. Твой папа сказал, что ты недавно упал с дерева и набил себе шишку. У тебя еще осталась отметина?

Мальчик прислонился к ноге Дункана и потер пальцем свой лоб.

— Наверное, уже все прошло, — сказал он. — Но шишка была размером с яйцо, даже с два яйца.

— Жаль, что я не видела, — сказала Маргарет. — Мой брат упал с лошади, когда был в твоем возрасте или чуть постарше, но шишка у него на голове была определенно не больше одного яйца. Он постоянно ходил исцарапанный, с синяками по всему телу.

— У меня вся коленка содрана, — сообщил Тоби. — Хочешь посмотреть?

— Я уверен… — начал было Дункан.

— Конечно, — перебила его Маргарет, подойдя ближе. — Как это случилось?

— Я погнался за котом миссис Ленокс, — сказал Тоби, нагнувшись, чтобы поднять бриджи и спустить чулок. — Она никогда его не выпускает на улицу, а если он сбегает, то не подпускает к себе никого, потому что он не привык к людям. Я почти его схватил, но споткнулся о метлу миссис Ленокс и упал.

— Ужасно, — сказала Маргарет, нагнувшись, чтобы рассмотреть подсохшую корку на его колене. — Кровь текла?

— Все бриджи запачкались, — сообщил мальчик, — а они были почти новые. Миссис Харрис их целый час отстирывала. А потом ей пришлось зашивать дырку. Она сказала, что папа обязательно бы меня отшлепал, если бы он был там.

— По-моему, — сказала Маргарет, выпрямившись и отступив на шаг, когда мальчик снова нагнулся, чтобы подтянуть чулок, — это миссис Ленокс заслужила, чтобы ее отшлепали.

Тоби залился смехом и снова взял Дункана за руку.

— Это и вправду наш дом, папа? — спросил он. — Навсегда? Мы больше не будем переезжать?

— Да, Тоуб, это наш дом, — заверил его Дункан, употребляя свою ласкательную форму его имени.

— А ты больше никогда не уедешь?

— Никогда — это очень долго, — ответил Дункан. — Но мы будем жить здесь все вместе: ты, я и… — Он посмотрел на Маргарет, но не закончил фразу. — Пойдем посмотрим твою комнату. Ты наверняка проголодался. Говорят, кухарка приготовила какие-то особенные пирожные специально для тебя.

Держась за руку Дункана, Тоби вскарабкался по ступенькам. Но прежде чем войти в дом, оглянулся на Маргарет.

— Если хочешь, ты можешь быть моим другом, — сказал он.

— Правда? — спросила Маргарет. — Я подумаю об этом и дам тебе ответ завтра или послезавтра.

— Хорошо, — сказал мальчик, и они с Дунканом исчезли в дверях.

Белокурое изящество рядом со смуглой мощью.

Словоохотливый, подвижный, озорной ребенок, не подозревающий обо всех уродливых обстоятельствах, окружавших его рождение и младенческие годы.

Но теперь он дома.

Они все дома.

Она может быть его другом, подумала Маргарет, медленно входя в дом вслед за ними. Тоби уже исчез наверху вместе с Дунканом.

Она улыбнулась. Что ж, это лучше, чем ничего.

И они с Дунканом собираются влюбиться друг в друга.

Получится ли у них?

Глава 21

Остаток дня Дункан провел с Тоби. Пил с ним чай, показал ему классную комнату, которая была частью детской, игрушки и книги; оставшиеся с его собственного детства, и повел его на прогулку, чтобы показать реку и лужайку к западу от дома, где они могли бы играть в крикет и другие игры, для которых требовалось открытое пространство. Он сводил мальчика в конюшню, чтобы посмотреть на лошадей и щенков, которые обитали в дальнем стойле, ревниво оберегаемые своей матерью, шотландской овчаркой. И хотя он не поддался на уговоры Тоби взять одного из них в дом, Дункан не сомневался, что Тоби будет подлизываться и умолять, пока щенка не отнимут от матери, выждав, когда тот достаточно подрастет, чтобы не скулить всю ночь в детской, не давая никому спать.

Перед обедом, который накрыли в детской, Дункан предложил пригласить туда нового друга Тоби.

— Но она еще не мой друг, — возразил мальчик. — Она сказала, что подумает до завтра или послезавтра. Может, она не захочет дружить со мной. Как ты думаешь, папа, я ей понравлюсь?

— Думаю, — ответил Дункан, — что ты понравишься ей чуточку больше, если пригласишь ее к обеду. Нам, джентльменам, приходится быть очень изобретательными, когда дело касается дам. Но с ними не так уж трудно ладить, если быть вежливыми и внимательными и включать их в наши занятия.

— Что значит «внимательными»? — спросил Тоби и, выслушав объяснение Дункана, согласился, что Мэгги и вправду нужно пригласить к обеду.

После еды Дункан провел целый час, слушая сильно приукрашенные рассказы Тоби о его приключениях в Харрогите, потом рассказал ему сказку и уложил в постель на ночь.

— Спи, — сказал он, поцеловав малыша в лоб. — Завтра еще поиграем.

— А ты никуда не уедешь, папа? — спросил Тоби. — Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Дункан, пригладив его мягкие белокурые волосы.

— И мы останемся здесь, папа? Навсегда? Обещаешь?

— Ну может, не до конца жизни, Тоуб, если, конечно, мы сами не захотим, — сказал Дункан. — Но очень, очень долго. Это твой дом, место, где можно играть и расти — и куда можно возвращаться, если мы отлучимся ненадолго. Место, которому мы принадлежим.

— Вместе. — Веки Тоби отяжелели. — Только ты и я.

— Да, — отозвался Дункан. — Ты и я. И возможно, моя жена, если она решит стать твоим другом, конечно. Хотя, думаю, за этим дело не станет. Ведь она была довольна, когда мы пригласили ее к обеду, правда?

— Это было очень хорошо с нашей стороны — пригласить ее. Надо будет сделать это снова. — Тоби широко зевнул и закрыл глаза. — Я теперь в безопасности, да, папа? Никто не приедет и не заберет меня, как говорила мама?

— Безопасней некуда, — заверил его Дункан, оставшись сидеть рядом, пока не убедился, что ребенок заснул.

Он искренне надеялся, что это правда. Видимо, ему придется вечно скрывать происхождение Тоби. Но Мэгги права, время для секретов прошло. Не считая того, что еще остаются секреты, которыми он не поделился с ней. Но Лора всегда настаивала на том, чтобы никто не узнал правды ради Тоби и ради нее самой. А он снова и снова обещал ей это…

Должен ли он держать обещание теперь, когда Лора упокоилась в могиле?

И разве его обязательства перед женой не важнее всего остального?

Пять бесконечных лет его жизнь определялась тайнами и катастрофой, какая разразилась бы в случае их раскрытия. Это вошло в привычку, от которой было непросто избавиться. И еще сложнее понять, как нужно поступить, что правильно, а что нет.

Особенно если от неправильного решения может пострадать невинный ребенок.

Или он уже принял решение?

Что случится, если он сейчас спустится вниз и расскажет Мэгги всю правду? Дункан опасался, что знает ответ. Она убедит его, что в их интересах рассказать наконец правду и что секреты и отговорки никогда ни к чему хорошему не приводили.

От одной мысли, что она может уговорить его согласиться, у него сжимался желудок. Все это слишком рискованно.

Дункан вздохнул и поднялся, погладив руку Тоби, прежде чем убрать ее под оделяло.

Он не забыл странный разговор, состоявшийся между ним и Мэгги на берегу реки перед самым приездом Тоби с Харрисами. Собственно, все это время он не выходил у него из головы.

Он не представлял, откуда пришли эти слова. И что заставило его произнести их. Но ведь влюбленность предполагает, что ты не только даешь, но и получаешь. И это не эгоизм. Это право человека быть любимым, без которого любовь не может быть полной.

А ведь он думал, что покончил с романтической любовью. И считал себя неисправимым циником.

Оказывается, нет.

Он всего лишь человек, чья душа изранена. Но он еще может давать, не опасаясь причинить себе новые страдания, потому что это всецело зависит от него. Но позволить себе получать — намного рискованнее.

Ибо это означает, что нужно снова открыть свое сердце и, возможно, быть отвергнутым, или испытать разочарование, или боль, а может, даже остаться с разбитым сердцем.

Все это ужасно рискованно.

Но совершенно необходимо.

И конечно же, все упирается в доверие…

Он нашел Маргарет в гостиной, склонившуюся над вышиванием. Он впервые видел ее за этим занятием. Когда он вошел, она подняла голову и улыбнулась.

— Заснул? — спросила она.

Дункан кивнул.

— Мэгги, — сказал он, — извини, что он был так груб, когда приехал.

— Тебе незачем извиняться, — возразила она. — Это не плохое воспитание, а честность, свойственная маленьким детям, когда они испуганы. Он увидел во мне человека, который может встать между ним и тобой. Я была тронута, когда он предложил мне стать его другом.

— Это было ловко с твоей стороны, — заметил он, — сказать ему, что ты подумаешь над его предложением и дашь ответ позже.

Маргарет рассмеялась.

— Он такой милый, — сказала она.

— Он маленький чертенок, — усмехнулся Дункан. — Чуть не свалился в реку, разглядывая рыб, не пробыв на берегу и двух часов. И это после того, как я предупредил его, что нельзя наклоняться над водой.

Она снова рассмеялась.

— Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Тоби, — сказал он.

Маргарет положила руку с иглой на вышивку и подняла на него взгляд. В свете свечей ее глаза казались бездонными.

— А о чем? — спросила она.

— Я буду проводить с ним некоторое время каждый день, — сказал Дункан, — потому что это мой долг и потому что я этого хочу. Кроме того, я должен заниматься делами поместья точно так же, как ты домашними делами. Не сомневаюсь, что скоро появятся визитеры, и нам придется наносить ответные визиты. Но мы должны выгадать время для нас двоих.

Маргарет уставилась на свое рукоделие, обводя пальцем контуры лепестков вышитого шелком цветка.

— Чтобы влюбиться, — сказал он.

Она подняла глаза.

— Разве это можно сделать сознательно? — спросила она.

— А как еще нам это сделать? — поинтересовался он в ответ. — Давай не будем говорить о влюбленности. Давай назовем это ухаживанием. У нас не было времени для нормального ухаживания до свадьбы, но еще не поздно заняться этим сейчас. Разве нет?

— Но ухаживание носит односторонний характер, — заметила Маргарет. — Обычно мужчина ухаживает за женщиной.

— В таком случае давай нарушим правила, — предложил он. — Я буду ухаживать за тобой, а ты за мной, Мэгги. Заставь меня влюбиться в тебя. А я заставлю тебя влюбиться в меня, как по волшебству.

Глаза Маргарет внезапно наполнились слезами. Она воткнула иглу в вышивку и отложила ее в сторону.

— О да, — произнесла она нетвердым голосом, — это будет настоящее волшебство. — Она взглянула на него. — Неужели это возможно?

— Сегодня почти полная луна, а небо ясное и усыпано звездами, — сказал Дункан. — Позволь мне сходить за твоей шалью и пригласить тебя на прогулку. Что может быть более подходящим для романтического свидания, чем лунная ночь?

— Действительно — что? — тихо рассмеялась она. — Принеси мою шаль.

Через десять минут они оказались у подножия цветника и ступили на горбатый деревянный мост, перекинутый через реку. Остановившись посередине, они устремили взгляды на воду, мерцавшую в лунном свете. Маргарет придерживала на груди концы шали, а Дункан сцепил руки за спиной.

Ему было тридцать. Ей тоже. Их юность миновала, закончившись для него внезапно, накануне его двадцать пятого дня рождения, а для нее постепенно, со смертью отца, отъездом жениха и известием о его неверности.

Они оба перестали верить в романтику.

Тем не менее трудно было представить себе более романтическое окружение. Вечерний воздух был свеж и напоен ароматом цветов. Под мостом журчала вода. И он находился в обществе красивой женщины, которая была его любовницей и спутницей жизни.

— Повернись ко мне, — попросил он.

Маргарет подчинилась, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза, пока оба не улыбнулись.

Дункан склонил голову и потерся носом о ее нос, прежде чем нежно поцеловать в губы.

— Мне кажется, — сказал он, — у человека должна быть возможность начать жизнь сначала. Не может быть, что мир создан так, чтобы мы просто приобретали опыт как багаж и тащили его с собой, пока не согнемся под его тяжестью на склоне лет. Мы должны иметь возможность, по мере того как становимся мудрее и старше, избавляться от боли, накопившейся в душе, и начинать сначала. Как ты думаешь?

— Возможно, это зависит от силы воли, — отозвалась Маргарет. — Мне казалось, что я освободилась от груза прошлого, пока несколько месяцев назад не получила письмо от леди Дью, где говорилось, что Криспин овдовел и вернулся в Англию с дочерью, что он расспрашивает обо мне и хочет снова увидеться. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы сохранить душевный покой.

— Но это не помогло? — спросил Дункан.

— Я вышла замуж, — сказала она. — Я сделала это по разным причинам, не связывая ни одну из них с Криспином. Но он был одной из причин. Я хотела все забыть раз и навсегда. Я хотела перестать любить его, точнее, мне хотелось перестать бояться, что я снова полюблю его. Я не хотела этого. Я хотела, чтобы боль ушла. Я хотела любить тебя. О, Дункан, я уже люблю тебя. Но я хочу…

— Волшебства, — подсказал он.

— Да.

Он взял ее за руку и увлек за собой на другую сторону моста. Переплетя пальцы, они молча шагали по аллее. Маргарет явно не испытывала неловкости, как вчера вечером, и Дункан чувствовал, что они оба позволяют прохладной тишине ночи, лунному свету и ночным теням проливать бальзам в их души.

Он отпустил ее руку и обнял ее за талию. Маргарет последовала его примеру, обвив рукой его талию и склонив голову ему на плечо. Этот жест отозвался в его жилах приятной пульсацией проснувшегося желания.

Его душа пребывает в покое, вдруг понял Дункан.

— Дункан, — сказала Маргарет, не поднимая головы, — я только что поняла, что сейчас я счастливее, чем могу припомнить за последние годы.

— Правда? — спросил он.

— Я нахожусь в очаровательном месте, — сказала она, — которое является моим домом. С мужчиной, который мне нравится, которым Я восхищаюсь и который доставляет мне… наслаждение. С мужчиной, с которым у меня завязываются романтические отношения.

— В конце аллеи есть беседка, — сообщил Дункан.

— Да, — сказала она, — Вижу.

— Приготовься, — предупредил он. — Когда мы придем туда, я собираюсь зацеловать тебя до безумия.

Маргарет рассмеялась и подняла голову, чтобы посмотреть на него. Ее глаза сверкали от веселья.

— Я бы разочаровалась в тебе, если бы ты этого не сделал, — сказала она. — Но предупреждаю, я намерена отплатить тебе тем же.

Дункан тоже рассмеялся, откинув назад голову и чувствуя себя беззаботнее, чем когда-либо за последние пять лет.

Они разжали объятия и взялись за руки, переплетя пальцы.

В летнем домике Дункан собирался зажечь лампу, которую обычно держали там, готовую к употреблению. Но в окна, выходившие на пять сторон, лилось достаточно света, чтобы искусственное освещение не понадобилось.

Обстановку составляли кожаный диван, два мягких кресла и круглый столик посередине. Они расположились вдвоем в одном кресле, Маргарет сидела у него на коленях, обвив руками его шею, а он обнимал ее за талию.

— Это мечта каждой девушки, — сказала она, — оказаться в таком чудесном месте в лунную ночь наедине с красивым джентльменом.

— У девушек такие неприличные мечты? — поддразнил он, потершись носом о ее нос.

— Не неприличные, — поправила Маргарет, — а романтичные. Девушки мечтают, чтобы их сердца трепетали, а по коже бегали мурашки блаженства. Они мечтают о том, чтобы их жизнь была прекрасна, как цветущая роза.

Она вздохнула.

— Неужели? — вкрадчиво произнес Дункан, прикусив ее нижнюю губу.

— Да. — Она прижалась губами к его губам. — В глубине души я все еще юная девушка. Я все еще мечтаю.

— Значит, я красивый джентльмен? — поинтересовался он.

Она снова рассмеялась.

— Наверняка, — сказала она. — Во всяком случае, мое сердце трепещет, а по коже бегают мурашки. Я уже на пути к блаженству.

— Можно, я составлю тебе компанию? — шепнул он у самых ее губ.

— Мм, — произнесла она с протяжным вздохом.

Дункан не был уверен, что не отозвался не менее продолжительным вздохом.

Они долго целовались, отрываясь друг от друга только для того, чтобы перевести дыхание. Но в их поцелуях не было пылкой страсти. Это придет позже, когда они вернутся домой и лягут в постель. Это не имело отношения к сексу. Это была романтика. Это была влюбленность.

Все это было очень странно — и даже соблазнительно.

Романтика более соблазнительна, чем секс?

Он даже не был уверен, что не ощущает аромат цветущей розы.

Почти все следующее утро Маргарет провела с миссис Даулинг. Экономка показала ей фарфор и серебро, они посидели над учетными книгами, а затем спустились вниз, чтобы осмотреть кухню и кладовые. Покончив с делами, Маргарет задержалась на кухне, чтобы выпить чашку чая с печеньем, только что извлеченным из духовки, и обсудить меню с миссис Кетеринг, кухаркой.

Домашние дела и знакомство со слугами доставили Маргарет удовольствие. Она остро ощущала, что это ее дом и ее слуги, чего не было в Уоррен-Холле.

Она чувствовала себя счастливой. И хотя она с удовольствием вспоминала ночь — они дважды занимались любовью, когда легли в постель и перед тем, как Дункан рано поднялся для утренней прогулки верхом, — но именно прошлый вечер она вспоминала с особым теплом в сердце.

В летнем домике они целовались с нарастающим пылом, но без страсти в привычном смысле, в предвкушении соединения, когда они придут домой. Между поцелуями они разговаривали, иногда надолго замолкали, ее голова лежала у него на плече, а его пальцы играли с ее волосами. И они то и дело смеялись.

Этот совместный смех приблизил Маргарет к тому, чтобы влюбиться в него. Она нечасто слышала, чтобы Дункан смеялся, и практически никогда, чтобы он беззаботно смеялся над глупостями, в общем-то не смешными. Она не могла припомнить, когда она сама смеялась с такой беспечностью и легкомыслием.

В этом смехе было взаимное доверие.

Она доверяла его внезапной решимости сделать их брак браком по любви. Он был открыт и честен с ней. Она хотела доверять ему. Ей это было необходимо.

Дункан тоже был занят. Он позавтракал в детской с Тоби, но остаток утра провел с мистером Лэмом, управляющим. Сразу после завтрака они отправились верхом осматривать фермы, принадлежавшие поместью.

Медовый месяц — чудесное время, решила Маргарет, но привыкать к повседневной сельской жизни ничуть не хуже. Наверняка они будут проводить здесь большую часть времени, по крайней мере несколько ближайших лет, пока не подрастет Тоби. И возможно, в детской вскоре появится еще один ребенок.

О, она так надеялась на это.

Дункан собирался провести середину дня с Тоби. Маргарет сказала себе, что она не возражает. Он предупредил ее с самого начала, что ребенок у него на первом месте. Мальчик только вчера приехал и нуждался в обществе отца.

Однако прямо перед ленчем, когда Маргарет переодевалась в своей гардеробной, раздался стук в дверь. Элен открыла ее. На пороге стоял Тоби с Дунканом за спиной.

— Вот ты где! — воскликнул мальчик. — Мы заглянули в большую комнату внизу, но тебя там не было. Ты собиралась сказать мне сегодня, будешь ли ты моим другом.

— О, — отозвалась Маргарет, бросив короткий взгляд на Дункана и обнаружив, что по какой-то причине ее колени ослабли. — Я была занята и недостаточно обдумала этот вопрос. Но пожалуй, мне бы понравилось быть твоим другом, Тоби. Да, мне бы это определенно понравилось. Ну что, скрепим дружбу рукопожатием?

Она шагнула вперед и протянула руку. Тоби старательно потряс ее ладонь.

— Здорово, — сказал он. — Когда я поем, мы пойдем играть в крикет. Папа будет кидать мяч, а я отбивать. Ты можешь ловить мяч. Если хочешь, конечно. А может, я даже разрешу тебе иногда отбивать мяч.

— Это очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Маргарет.

— А потом, — сказал Тоби, — мы пойдем на озеро, и, если я буду хорошо себя вести, папа разрешит мне поплавать.

— Здесь есть озеро? — Маргарет взглянула на Дункана, приподняв брови.

— У подножия западной лужайки, — ответил он. — Его не видно из дома из-за деревьев.

— Замечательно, — сказала она, обращаясь к Тоби.

— Как мне тебя называть? — спросил Тоби. — Я не буду называть тебя мамой.

— Это было бы нелепо, — сказала она, — поскольку я не твоя мама. Давай подумаем. Твой папа зовет меня Мэгги. А все остальные в моей семье зовут меня Мэг. Как насчет тети Мэг, хотя я не твоя тетя?

— Хорошо, — кивнул Тоби. — Тетя Мэг, тебе лучше быть готовой после ленча, а то папа уйдет без тебя. Он так сказал.

— Я говорил про тебя, проказник, — усмехнулся Дункан. — А теперь иди. Миссис Харрис ждет тебя в детской. Найдешь дорогу?

— Конечно. Мне уже четыре года, — заявил Тоби, прежде чем умчаться прочь.

— А я думал, что сорок, — сказал Дункан, войдя в гардеробную. Элен, пока они разговаривали, ушла. — Извини, Мэгги, что так получилось. Вряд ли игра в крикет с ребенком, который еще не научился отбивать мяч, соответствует твоим представлениям о приятном времяпрепровождении.

— Совсем наоборот, — возразила Маргарет. — Я всегда считала, что нет ничего ужасней, чем бегать с мячом по полю. А теперь я могу выступить в другой роли и поучить Тоби, как бить по мячу. Если, конечно, он мне позволит как своему новому другу.

Они рассмеялись.

— Зато вечер, — сказал Дункан, — мы посвятим себе… и романтике.

— О да. — Она обхватила ладонями его лицо, запечатлев краткий поцелуй на его губах.

— Даже не представляю, — сказал он, — как я мог хоть на секунду вообразить, что можно найти невесту, жениться на ней в спешке, а затем поселить ее где-то на периферии своей жизни.

— Два пункта из трех ты осуществил, — заметила Маргарет, — и это неплохой счет. В любом случае ты воображал все это до встречи со мной. Ты же не знал, что меня невозможно удержать на периферии.

Он рассмеялся и вернул ей поцелуй.

— Если мы сейчас же не спустимся вниз и не поедим, — сказал он, — боюсь, Тоби отправится на прогулку без нас, и нам ничего не останется, кроме как развлекать друг друга.

— О Боже, — отозвалась она, — мы умрем со скуки.

Дункан скорчил удрученную гримасу, и она снова рассмеялась.

Она поступила правильно, подумала Маргарет, взяв его под руку. О, она поступила правильно, выйдя за него замуж. То столкновение на балу у Тинделлов не было случайным. Так было предначертано.

Она уже счастлива.

Они собираются влюбиться друг в друга. И возможно, их решимость влюбиться друг в друга означает, что они уже влюблены, по крайней мере отчасти.

Глава 22

Дни проходили в делах, и Дункан обнаружил, что порой ему не хватает времени в отличие от последних пяти лет, когда он зачастую томился от скуки.

После шести лет отсутствия он задался целью заново ознакомиться с хозяйством поместья. Обычно эта деятельность занимала все утро, а иногда прихватывала часть дня. Он по-прежнему старался проводить как можно больше времени с Тоби. К осени Дункан собирался нанять ему гувернантку или учителя, но это не значило, что он будет уделять ребенку меньше внимания. Кроме того, ему приходилось принимать соседей, которые не замедлили явиться с визитами. Некоторыми двигало искреннее радушие, другими обычное любопытство. И тех и других Дункан принимал с неизменной учтивостью, а Мэгги с неподдельнымтеплом. И она всегда открыто говорила о Тоби. Возможно, кто-то отнесся к этому факту с осуждением, но чета Мердоков пригласила малыша на день рождения своего младшего сына, а на следующий день их четверо детей приехали в Вудбайн-Парк, чтобы поиграть с Тоби.

Визиты полагалось возвращать. Кроме того, Мэгги пообещала соседям давать обеды, устроить прием в саду и, возможно, бал накануне Рождества — с праздничным полдником для детей.

По вечерам, после того как Дункан укладывал Тоби в постель, рассказав ему сказку, поцеловав в лоб и пожелав спокойной ночи, наступало время продолжить ухаживание. В хорошую погоду они, взявшись за руки, прохаживались по аллее. А однажды в дождливый день они танцевали в галерее под мелодию, которую напевали сами запыхавшись от смеха и быстрых движений.

Все это неизменно заканчивалось поцелуями и объятиями, на удивление целомудренными, если учитывать то, что бывало потом в спальне. Приходилось только удивляться, как им удавалось не выглядеть утомленными и осунувшимися из-за постоянного недосыпания.

Но вечера в своем роде были не менее пьянящими, чем ночи.

Он влюбляется, понял Дункан. Маргарет и раньше нравилась ему, он уважал ее, наслаждался ее обществом и беседами с ней. Его физическое влечение к ней было ненасытным. А теперь к этим чувствам прибавились доверие и благодарность за ее отношение к Тоби. Каждый день Дункан приносил ей цветы из сада, и она всегда прикалывала одну из роз к своему платью.

Маргарет сразу нашла подход к Тоби. Она не навязывала ему свое общество или внимание, но всегда была рядом, когда он нуждался в них. Она охотно становилась его партнером, когда они играли в крикет, прятки или другие игры. Она была благодарным зрителем, когда он плавал в озере, лазал по деревьям или совал ей под нос пойманных лягушек или бабочек для осмотра, перед тем как отпустить. Она всегда была готова удивиться, как высоко он подпрыгнул, и восхититься, как долго он сумел проплыть, прежде чем пошел ко дну. В один из дней, когда Дункан был занят, она сводила его на день рождения к Мердокам, которые жили на краю деревни, и ждала, пока закончится праздник, чтобы отвести его домой. И у нее всегда находились слова утешения, когда он прибегал с шишками, синяками или царапинами, что случалось по меньшей мере раз в день. Как-то раз она поцеловала его в ладошку, которую он ушиб, пытаясь поймать мяч. Тоби захихикал и снова помчался играть, забыв о боли.

Дни проходили в приятных заботах. Не хватало только одного — окончательного шага к полному доверию. Дункан страшился этого последнего шага, хотя и твердо обещал себе, что скоро сделает его. К несчастью, он слишком долго выжидал, хотя ничто не предвещало беды в тот вечер, когда она случилась.

День выдался жаркий, и даже вечер не принес прохлады.

Маргарет сбежала по лестнице, накинув на плечи легкую шаль.

— Тоби заснул? — спросила она у Дункана, ожидавшего ее в холле.

— Да.

Ее взгляд упал на сверток, который он держал под мышкой.

— Что это? — поинтересовалась она, хотя и так было ясно.

— Полотенца, — ответил он. — Мы будем плавать.

— Плавать? — Она подняла на него глаза и рассмеялась.

— Плавать, — подтвердил Дункан. — Сегодня, когда мы ходили купаться с Тоби, оставив тебя на берегу, я заметил, что у тебя завистливый вид.

— Ничего подобного, — возразила Маргарет.

— Лгунья, — усмехнулся он. — Тебе просто не терпелось понырять с нами.

— Вовсе нет, — сказала она.

— Ты умеешь плавать? — поинтересовался Дункан.

— В детстве умела, — ответила Маргарет. — Я уже сто лет как не пробовала даже залезть в воду. Это неприлично, Дункан.

Он только усмехнулся.

— Но, Боже, — сказала она, — это было бы так весело.

— Будет, — заверил он ее.

Маргарет без дальнейших споров взяла его под руку, и они вышли из дома, двинувшись через западную лужайку к деревьям, окружавшим озеро. Солнце уже село, но небо еще полыхало оранжевыми и лиловыми красками, отражавшимися в воде.

— О, — сказала она, — как красиво, Дункан. Может просто посидим на берегу, наслаждаясь красотой этого вечера?

— Оказывается, — заметил он, — ты трусиха.

— Я испорчу платье.

— Которое ты, разумеется, снимешь, прежде чем лезть в воду.

— Тогда мою сорочку.

— Ее ты тоже снимешь.

— Дункан! — Она устремила на него возмущенный взгляд. — Я не собираюсь купаться…

— Голой? — подсказал он. — Почему бы и нет?

Маргарет огляделась по сторонам, словно ожидала увидеть вокруг полчища любопытных зрителей.

— Я каждую ночь вижу тебя голой, — напомнил он.

— Но это совсем другое дело, — сказала она.

Ему нравилась ее чопорность, восхитительно контрастировавшая с ее ночным пылом и страстью.

— Обещаю не смотреть, — сказал он, — пока ты не влезешь в воду до подбородка.

Маргарет рассмеялась, и он присоединился к ее смеху.

— А вдруг я разучилась плавать, — сказала она, — и камнем пойду ко дну?

Дункан состроил мужественную гримасу.

— Тогда мне представится возможность выступить в роли героя, — усмехнулся он, — и спасти тебя.

— О, Дункан! — Она склонила голову набок. — Наши вечера предназначены для ухаживания, романтики, влюбленности, а не…

Он склонил голову в ту же сторону.

Маргарет вздохнула и повернулась спиной к нему.

— Расстегни пуговицы, — попросила она, сдернув с плеч шаль. — Полагаю, это будет весело.

Дункан бросил полотенца на траву.

— Гарантирую, — пообещал он и поцеловал ее в шею, прежде чем приняться за застежку. Расстегнув платье до талии, он скользнул руками внутрь и обхватил ее груди ладонями, но тут же убрал руки, чтобы не сбивать романтический настрой.

Опустившись на колени, он спустил вниз ее чулки и стянул их с ее ступней, когда она скинула туфли. Затем выпрямился, поднял подол ее сорочки и стянул ее через голову. Маргарет вытащила шпильки из прически, и волосы рассыпались по ее плечам и спине.

Днем, купаясь с Тоби, Дункан оставался в брюках. Но сейчас он избавился и от них. Повернувшись к озеру, он нырнул в воду, вынырнул и, стряхнув капли с лица, протянул руки к Маргарет.

— Лучше сразу прыгнуть, — сказал он, — чем входить потихоньку.

— Это я помню, — откликнулась Маргарет. — Отойди в сторону.

Она разбежалась и прыгнула, вперед ногами, с громким шлепком, подняв фонтан брызг. Когда она вынырнула, отплевываясь, хватая воздух, ее глаза были крепко зажмурены, а рот открыт.

— Ты не предупредил меня, — сказала она, утерев лицо ладонями и пригладив волосы, — что вода холодная.

— Только в первые мгновения, — возразил Дункан.

Она стояла недалеко от берега, где глубина доставала только до груди.

Он никогда не видел ее с мокрыми волосами. Они потемнели и прилипли к ее голове. В сгустившемся сумраке она казалась моложе и беспечнее.

— Давай за мной, — сказал он и, повернувшись, медленно поплыл прочь от берега.

Через некоторое время он оглянулся. Она плыла следом, энергично шлепая ногами по воде, задрав голову и неуклюже подгребая руками. Но по мере того как он наблюдал, ее движения стали увереннее, она погрузила лицо в воду, периодически поворачивая голову, чтобы сделать очередной вдох. Ее тело казалось темным и гладким на фоне багровых, золотых и серебристых бликов, еще игравших на воде.

Дункан оставался на месте, пока Маргарет не поравнялась с ним и не подняла голову, увидев его.

— О, — сказала она, тяжело дыша. — Есть событии, которые никогда не забываются. Если я попытаюсь встать, то наверняка не достану дна, да?

Они находились в глубокой части озера. Была еще и мелкая, где они купались днем с Тоби, на некотором расстоянии отсюда.

— Ты устала? — спросил он.

— Только запыхалась, — улыбнулась она, сверкнув зубами в наступившем сумраке. — Это от отсутствия практики. У меня такое ощущение, будто я вернулась в детство, Дункан.

— Попробуй перевернуться на спину, — предложил он.

Она последовала его совету, раскинув руки и ноги, откинув голову и закрыв глаза. Дункан поднырнул под нее, обхватил ее руками и поплыл на спине вместе с ней.

Маргарет открыла глаза и запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, улыбнулась и начала слегка болтать ногами, помогая себе плыть.

Солнце село, оставив тьму, лунный свет, плеск воды и запах влажной листвы.

Они плавали около часа, то вместе, то рядом. Или просто лежали на спине, глядя на звезды, вспоминая их названия и согласившись в конечном итоге, что у звезд нет настоящих названий, не считая тех, что им дали люди.

— Но то же самое относится к деревьям и цветам, — заметил Дункан.

— И к птицам с животными, — добавила Маргарет.

— И к людям, — сказал он. — Ни один из нас вообще не имеет имени, кроме того, что нам дали родители.

— И очень хорошо, — сказала она. — Иначе нам пришлось бы кричать: «Эй, ты!» — чтобы привлечь внимание друг друга. Представляю тысячи «эй, ты» во всем мире.

— Миллионы, — поправил он, — и на разных языках.

— Настоящее безумие, — сказала она, и они рассмеялись.

Казалось, прошли годы, с тех пор как он позволял себе болтать подобную чепуху и смеяться над ней.

Но ведь действительно прошли годы.

Наконец они вылезли из воды, вытерлись двумя полотенцами, а на третье сели. Маргарет повернулась к нему спиной, и он вытер ее волосы. Все это они проделали, не одеваясь.

— Я думала, что все эти радости остались в далеком прошлом, — сказала она, обхватив колени. — Плавать в озере, сидеть на берегу ночью, смеяться…

— Ты не смеялась с детства? — поинтересовался он.

— Смеялась, конечно, — возразила она. — Моя жизнь не была печальной — скорее наоборот. Но я давно не испытывала такой… Даже не знаю, как это назвать.

— Радости? — подсказал он.

— Беззаботности, — задумчиво ответила она. — Ну и радости, конечно, беззаботной радости, так, пожалуй, будет точнее.

Дункан отбросил полотенце и попытался расчесать пальцами ее волосы, распутывая узлы.

— Без расчески не получится, — сказала Маргарет, повернувшись к нему. — Не важно. Расчешу позже. — Она легла на полотенце и устремила взгляд на звезды.

Он лег рядом и взял ее руку, переплетя ее пальцы со своими.

Радость.

Да, жизнь еще может предложить ему радость. В самом неожиданном месте из всех возможных: в его собственном доме, с собственной женой.

Он приподнялся на локте и склонился над Маргарет. Она подняла руку, коснувшись пальцами его щеки.

— Я хочу заняться с тобой любовью, — сказал он.

— Что? — Ее глаза расширились. — Прямо здесь?

— Прямо здесь.

Маргарет сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Я тоже этого хочу, — сказала она. — Разве может быть более романтическое окружение, чем это?

Пусть даже твердая земля под ее спиной не идет ни в какое сравнение с периной на их постели.

Дункан приподнял ее и посадил на себя, так что она оседлала его бедра, вобрав внутрь его возбужденное естество.

— Мм, — произнесла Маргарет.

— Я не мог бы выразится лучше, — ухмыльнулся Дункан, когда она начала двигаться, приподнимаясь и опускаясь в медленном, почти ленивом ритме, приносившем им изысканное наслаждение, граничившее с болью, пока он не присоединился к этому эротическому танцу и быстро привел их к завершению, полному и безграничному, как…

Радость.

Они долго лежали, купаясь в этом чувстве, сцепив руки и переплетя пальцы. «Я люблю тебя», — вертелось на языке Дункана, но он не сказал этого вслух. Он и так нарушил правила ухаживания, занявшись с ней любовью, хотя ему следовало удовлетвориться поцелуями при луне, пока они не доберутся до своей постели.

Но возможно, это не имеет значения.

Возможно, судьбе нет до этого дела.

В любом случае ему следовало бы говорить не о любви, а признаться, что он был не до конца искренним с ней. Что он не совсем ей доверяет, что даже сейчас он боится… Чего?

Неужели можно любить и не доверять? Илиможет, все дело в том, что он на самом деле не любит ее? При этой мысли горло Дункана мучительно сжалось.

Они еще немного полежали, глядя на звезды и погружаясь в дрему, затем оделись, свернули полотенца и направились назад, взявшись за руки.

— Какой чудесный вечер, — сказала Маргарет.

— Великолепный, — откликнулся Дункан. Как и все вечера, которые они посвятили ухаживанию.

— Самый лучший, — поправила она. — Не подумай, что я пытаюсь оставить за собой последнее слово.

— В таком случае, — сказал он, — я оставлю его за собой. Это был самый лучший из великолепных вечеров.

Они рассмеялись и, обнявшись, двинулись к дому.

А завтра, подумал Дункан, будет еще лучше. Возможно, завтра он наконец расскажет ей всю историю. Даже странно, насколько правдиво это старинное изречение — о кочке, которая может превратиться в гору, дай ей волю. Не считая того, что история, которую ему придется рассказать ей, не имеет ничего общего с кочкой.

Он склонил голову и запечатлел на ее губах поцелуй, который она пылко вернула.

Парк с южной стороны дома был достаточно велик, чтобы бродить по нему, не выходя на открытое пространство, не считая главной аллеи.

Настоящий рай для ребенка.

На следующий день после купания в озере они крались между деревьями, изображая вместе с Тоби путешественников в джунглях, прятавшихся от свирепых хищников и не менее свирепых туземцев с копьями.

Часть сознания Маргарет была поглощена идеей, которая пришла ей в голову несколько дней назад и которой она поделилась с Дунканом в тот же вечер: создать в парке живописную тропу для прогулок. Разумеется, все нужно сделать так, чтобы подчеркнуть красоту естественного окружения, а не испортить его чрезмерной искусственностью. Это стало бы ее вкладом в обустройство поместья, как цветник, служивший памятью о бабушке Дункана.

Другая часть ее сознания была занята Тоби, чья энергия и воображение казались безграничными, и Дунканом. В нем трудно было узнать угрюмого незнакомца, с которым она столкнулась на балу не так уж давно. Теперь он казался бодрым, беззаботным и довольным жизнью.

О, она тоже была довольна жизнью. Более того, она была счастлива. Она любила и позволяла любить себя. Ничего не было сказано, но в словах не было необходимости. Или была? Возможно, нежелание произнести эти слова вслух означало, что они все еще не до конца доверяют друг другу.

Возможно, скоро она скажет их, уверенная в том, что и он вернет их ей.

Скоро.

Возможно, сегодня вечером.

Тем временем Тоби, визжа от восторженного ужаса, вскарабкался на дерево, спасаясь от разъяренного льва, которого изображал Дункан, рыча и скрючив пальцы наподобие когтей.

— Тетя Мэг, ты будешь дружественной туземкой! — крикнул он, на ходу придумывая сюжет пьесы, которую они разыгрывали. — Ты придешь мне на выручку с копьем и прогонишь льва. Только не надо его убивать. Ведь он добывает пищу для своих львят, пока их охраняет львица. Он не злой, просто он такой.

Он снова взвизгнул, когда Дункан сделал вид, что хочет схватить его. Глядя на его раскрасневшееся лицо, Маргарет в который раз попыталась заметить в нем сходство с Дунканом. Иногда ей казалось, что она видит его, когда мальчик поворачивал голову под определенным углом или когда его лицо принимало определенное выражение. Но оно исчезало, прежде чем она успевала уловить его, и он снова становился хрупким белокурым малышом с сердцем воина и совестливостью своего отца.

Просто он такой.

Подкравшись с преувеличенной осторожностью, пока Дункан делал вид, что хочет схватить Тоби, а тот визжал и смеялся, она ткнула Дункана в спину воображаемым копьем и издала дикий вопль. Дункан обернулся, изображая притворный ужас и изумление.

— Пойдем, — сказала она, протянув руки к Тоби, чтобы снять его с дерева. — Можешь его больше не бояться. Он понял, что ты детеныш, такой же как его львята, только человеческий. Он не причинит тебе вреда.

Дункан последний раз рыкнул, а затем издал звук, похожий на добродушное урчание.

Тоби хихикнул.

Через несколько минут все они расположились на земле. Маргарет и Дункан сидели: она — прислонившись спиной к дереву, а он — скрестив ноги. Тоби лежал на животе, подперев ладошками голову и болтая ногами.

— Тоуб, — сказал Дункан, — я становлюсь слишком стар для подобных игрищ. Когда лето закончится, мы собираемся найти для тебя гувернантку.

— А он не слишком мал для этого? — усомнилась Маргарет. — Ему только четыре года.

— Четыре с половиной, — негодующе заявил Тоби. — А сразу после Рождества будет пять. Она научит меня читать, папа? Тогда я смогу читать тебе сказки перед сном.

— И укладывать меня в постель? — поинтересовался Дункан. — А я умещусь в твоей постели?

— Я подвинусь, — великодушно сообщил Тоби. — А она научит меня складывать числа? Я могу сложить два и два. Будет четыре. А еще я могу сложить три и три, четыре и четыре и так до десяти. Хочешь, скажу, сколько это будет, тетя Мэг?

— Конечно — ответила она. — Десять плюс десять — это двадцать один?

— Нет, двадцать, — сказал Тоби.

— Ах да, — сказала Маргарет. — Как глупо с моей стороны.

Четыре с половиной. Вначале ее просто позабавила точность ребенка, не желавшего казаться младше, чем он есть.

Сразу после Рождества будет пять.

Рождества, наступившего после того, как миссис Тернер бросила своего мужа и сбежала с Дунканом. А это случилось во время сезона, как раз перед тем, как Маргарет впервые прибыла в Лондон с братом и сестрами.

Выходит, миссис Тернер сбежала, будучи беременной.

А это означает, что она была любовницей Дункана еще до побега.

Факт, который меняет все.

Он лгал ей.

Он лгал, чтобы выглядеть лучше в ее глазах, чтобы изобразить из себя благородного героя. И она пересказала эту ложь своим близким, а он повторил ее перед своей матерью и перед своим дедом после их свадьбы.

Он лгал, чтобы все восхищались им, простили его и сочли подходящим мужем для нее, Маргарет.

Или…

О Боже, этому могло быть и другое объяснение.

Но оно было столь ужасающим, что Маргарет не посмела даже размышлять над ним.

О Боже, Боже!

Нежеланные мысли молотом стучали в ее голове, но ей как-то удавалось слушать болтовню Тоби и даже отвечать, когда он обращался непосредственно к ней. Ее губы, растянутые в улыбке, казалось, одеревенели. Она чувствовала себя так, словно из нее выкачали всю кровь.

— У тебя усталый вид, — заметил Дункан чуть погодя.

— Да, я немного устала, — отозвалась Маргарет.

Он взъерошил волосы Тоби.

— Мы утомили тетю Мэг, — сказал он. — Пойдем домой, пусть она отдохнет, а я, возможно, возьму тебя на прогулку верхом, как и обещал.

— Ура-а-а! — закричал мальчик, вскочив на ноги. — Ты мне дашь подержать поводья, папа?

— Вряд ли, — ответил Дункан. — Скоро я куплю тебе пони, и ты научишься ездить верхом.

От восторга Тоби запрыгал на месте, а затем помчался вперед, мелькая среди деревьев.

— Обопрись на мою руку, — улыбнулся Дункан. — Видимо, я слишком долго не давал тебе заснуть прошлой ночью.

— Спасибо, но я не нуждаюсь в помощи. — Даже не глядя на него, она чувствовала, что его улыбка увяла.

— Что случилось? — спросил он.

Маргарет судорожно сглотнула.

— Ничего. — В приступе слабости ей захотелось, чтобы последних минут не было и Тоби не произносил этих слов: «Мне четыре с половиной». Чего не знаешь…

— Твое «ничего» звучит как «очень много», — заметил Дункан, пристально глядя на нее.

Маргарет открыла рот и закрыла его снова, так и не сказав ничего.

Вряд ли существует успокоительный ответ на ее вопрос. В любом случае все изменится, и оправдаются ее худшие опасения.

О Боже, только не это. Пожалуйста, только не это.

— Мэгги, — произнес он мягким и в то же время напряженным тоном. — Мне нужно…

— Дункан, — начала она одновременно с ним. — Расскажи мне правду…

Они оба замолкли, предоставляя друг другу возможность закончить фразу, но их прервал Тоби, который примчался назад, крича на бегу:

— Пойдем, папа! Я хочу покататься верхом.

Он вклинился между ними, взяв обоих за руки, и засеменил вперед, таща их за собой и возбужденно болтая.

К своему стыду, Маргарет испытала облегчение. Конечно, ей нужно потребовать, чтобы он сказал правду. Она должна сделать это. Но, прости ее Господи, она не хочет ничего знать.

Потому что правда, какой бы она ни была, изменит положение дел. Дункан упадет в ее мнении. От нее потребуются какие-то действия. Возникнет конфликт. Она не хочет, чтобы это случилось. Ее устраивает, как обстоят дела и как они развиваются.

Она постепенно влюбляется…

О, не важно…

Почему она не пропустила мимо ушей возражения Тоби насчет его возраста, не придав им значения?

Она боялась, что это положит конец ухаживанию.

Как оно может продолжаться, если…

Неужели она вышла замуж за лжеца? Если не хуже?

Возможно, с ее браком тоже покончено, при всех ее планах и благих намерениях.

В любом случае она настоит на том, чтобы наконец услышать правду.

И она не будет поддаваться панике.

Глава 23

Значит, это не ускользнуло от ее внимания. Если Тоби четыре с половиной года, если он родился сразу после Рождества, значит, он был зачат предыдущей весной, до бегства Лоры из Лондона.

Конечно, было неизбежно, что рано или поздно она обнаружит правду. С его стороны было глупо откладывать, дожидаясь, пока он будет поставлен перед фактом и Маргарет, озадаченная и расстроенная, сделает, казалось бы, очевидные, но ошибочные выводы.

Когда Дункан, уложив Тоби в постель, спустился в гостиную, Маргарет по-прежнему выглядела подавленной. После возвращения из парка она избегала его, и он опасался, что комната окажется пустой. А возможно, в глубине души надеялся на это. Интересно, пошел бы он искать ее или отложил разговор до завтра? Впрочем, не важно. Маргарет сидела у пустого камина, склонившись над своим вышиванием.

Она не была похожа на женщину, настроенную на ухаживание, и Дункан понял, что не ошибся насчет того, что произошло в парке.

— Вы были любовниками, прежде чем сбежали вместе? — поинтересовалась она, продев иглу с зеленой ниткой сквозь ткань.

— Нет, — ответил он. — Мэгги…

— Значит, она вынашивала его ребенка, — сказала Маргарет и попыталась сделать очередной стежок, но ее рука дрожала. Она положила ее на ткань. — Ребенка Рэндольфа Тернера.

— Нет, — сказал он. — Мэгги…

Она подняла на него глаза, в которых стояли слезы.

— Но это невозможно, Дункан, — сказала она. — Должно быть либо то либо другое. Либо вы были любовниками и сбежали, когда она обнаружила, что ждет ребенка. Либо она бежала с тобой, беременная от мужа. В этом случае ты все это время скрывал законнорожденного ребенка от его отца. Так что случилось?

Его лицо приняло угрюмое выражение.

— Ни то и ни другое, — сказал он.

Маргарет отложила пяльцы и встала. Ее руки были сжаты в кулаки, лицо побледнело.

— Ты не способен сказать правду, даже будучи загнан в угол! — воскликнула она, шагнув к нему. — Я пытаюсь убедить себя, что за твоей ложью стоят хотя бы благородные мотивы, что ты любишь Тоби и не можешь вынести мысли о том, чтобы отдать мальчика его настоящему отцу. Но это не оправдание. Я предпочла бы, чтобы вы были любовниками, а затем сочинили историю о насилии и побоях, чтобы оправдать себя. Пусть это недостойно, но, помоги мне Боже, я предпочла бы, чтобы это было так. Так что случилось?

Он сам навлек это на себя. Но, даже понимая это, Дункан ощутил вспышку гнева.

— Ни то и ни другое, — повторил он отрывистым тоном.

— Видимо, — произнесла Маргарет язвительным тоном, — у нее был другой любовник, отказавшийся бежать с ней. Как благородно с твоей стороны! А мертвые не могут защитить себя, не так ли?

— Позволь мне объяснить, — сказал он.

Но Маргарет была слишком рассержена и слишком расстроена. Она отвернулась и зажала уши ладонями, что было совсем не в ее духе.

— Меня тошнит от твоих объяснений, — сказала она. — Меня тошнит от твоей лжи. Я больше не буду тебя слушать. Но больше всего я ненавижу тебя вот за что, Дункан: ты привез меня сюда, не сказав правду, и теперь я тоже полюбила Тоби. Я тоже испытываю соблазн навсегда скрыть правду, чтобы он мог остаться частью нашей счастливой семьи. Я никогда не прощу тебе этого!

И, не убирая рук от ушей, не считая мгновения, которое ей потребовалось, чтобы открыть дверь, она выскочила из комнаты.

Проклятие, подумал Дункан.

Проклятие!

Она не станет слушать его, и вряд ли ее можно в этом винить. Но если Маргарет не желает слушать его, будут ли слушать его остальные? Неужели он был прав, опасаясь так же, как Лора, что никто не станет его слушать?

И что теперь будет делать Мэгги? Держать рот на замке? Или заговорит?

Может, емту следует заставить ее выслушать?

А ведь они влюбились друг в друга. Или ему так казалось? Они снова поверили в любовь и научились доверять друг другу.

Но ее доверие к нему поколеблено, потому что он не был искренним с ней. И ему некого винить в этом, кроме самого себя. Он побоялся рассказать ей всю правду, опасаясь, что она попытается заставить его сделать то, что — как он и сам чувствовал в глубине души — он должен сделать.

Дункан глубоко вздохнул и вышел из комнаты. Но вместо того чтобы подняться вслед за женой наверх, куда она, надо полагать, удалилась, он вышел из дома и направился к конюшне. Хорошая скачка — вот что ему сейчас нужно.

Следующую неделю Маргарет посвятила делам, узнавая больше об управлении домом, планируя обеды и вечеринки, которые она собиралась устроить для соседей, нанося визиты женам арендаторов и гуляя по парку. По утрам, когда Дункан был занят, она брала с собой Тоби. В остальное время она писала письма родным и знакомым и трудилась над своим вышиванием.

Она ничего не предприняла в связи с тем, что узнала. В сущности, это были всего лишь подозрения, и было бы опрометчиво действовать на таком шатком основании. Так, во всяком случае, она сказала себе. Дункан отказался отвечать на прямой вопрос, но он хотел объясниться с ней, пусть даже чтобы признать свою вину. Возможно, ей следовало выслушать его.

О, вне всяких сомнений, ей следовало выслушать его. Она задала вопросы и сама же на них ответила, потому что ей казалось и до сих пор кажется, что на них можно ответить только двояко. Ни один из этих ответов не был приятным.

Неужели существует другое объяснение?

Она не верила, что такое возможно. Тем не менее она обязана была его выслушать. Она всегда гордилась своей рассудительностью и тем фактом, что при любом сомнении она предоставляла обвиняемому возможность оправдаться.

Но теперь, когда они поссорились, было невероятно трудно снова поднять эту тему. И Маргарет медлила. Это свидетельствовало, как признавалась она себе порой, о том, что она стала трусихой. Она вела себя так, словно, если она будет постоянно чем-то занята, избегая личных разговоров с Дунканом, ее мир не взорвется, разлетевшись на тысячи кусков.

За эту неделю Дункан стал отчужденным и холодным, почти надменным, кроме времени, которое он проводил с Тоби. Он спал в комнате, располагавшейся рядом с покоями, которые они занимали в течение первой недели.

Больше не было никакого ухаживания или романтики.

И супружеских отношений не было.

Любовь Маргарет к Тоби, хоть и возникшая недавно, превратилась в мучительное чувство. Малыш был весел и беспечен, но иногда он заставлял ее сердце сжиматься от боли сильнее, чем обычно. Однажды утром, например, она сидела на берегу реки, а Тоби носился поблизости, играя в какую-то игру, которая не требовала ее участия. Через некоторое время он подбежал к ней с букетиком из маргариток, лютиков и клевера в руке.

— Это тебе, тетя Мэг, — сказал он, протянув ей цветы и чмокнув ее в щеку вытянутыми в трубочку губами.

И умчался прочь, прежде чем она успела поблагодарить его.

Было еще кое-что, давившее на ее сознание. Она была замужем почти месяц, и за все это время у нее не было месячных. Конечно, задержка составляла всего лишь три дня, но у нее всегда был очень регулярный цикл.

Маргарет даже не знала, надеется она или страшится, что ее задержка имеет какое-то значение.

Через восемь дней после ссоры Маргарет возвращалась из сада с охапкой цветов, которые она срезала для гостиной, и увидела Дункана. Он шел из конюшни с Тоби, который держал его за руку и о чем-то болтал. Они были на верховой прогулке. Маргарет отвернулась и направилась к дому, не дожидаясь их.

Однако стук копыт заставил ее остановиться на нижней ступеньке. Она обернулась, глядя на подъездную аллею. Дункан проделал то же самое. К дому приближался всадник, но он был слишком далеко, чтобы определить, кто это.

А затем следом за ним появилась элегантная карета, запряженная четверкой лошадей, которую Маргарет узнала, несмотря на расстояние.

Это была карета Эллиота.

Эллиот и Ванесса приехали сюда? И Стивен? Она вдруг узнала всадника.

— Смотри, тетя Мэг! — закричал Тоби, подбежав к ней и указывая в сторону подъездной аллеи. — Кто-то приехал. Кто это? Папа сказал, что они нездешние.

— Это мой брат, — улыбнулась она. — И кажется, моя сестра с мужем.

О, она надеялась, что в карете Несси с детьми. Подавив нелепый порыв броситься им навстречу, Маргарет осталась стоять на месте, прижимая к себе цветы. Она бросила короткий взгляд на Дункана, который подошел ближе и остановился рядом с ней.

— Это Стивен, — сообщила она, хотя в этом не было необходимости. Стивен находился достаточно близко, чтобы его можно было узнать. — И карета Эллиота… Стивен! — крикнула она, когда копыта его лошади зацокали по террасе. Положив цветы на ступеньку, она протянула к нему руки, улыбаясь и плача одновременно.

Он спешился одним гибким движением и, заключив ее в объятия, крепко прижал к себе.

— Мэг, — произнес он, прежде чем отпустить ее, и они отступили в сторону, позволив карете подъехать к подножию ступенек.

Не прошло и мгновения, как Маргарет, радостно стиснув сестру в коротком объятии, повернулась к Эллиоту, чтобы обнять и его тоже.

И только тут она заметила нечто странное.

Никто не улыбался. И никто ничего не произнес, не считая ее имени.

Что-то случилось.

С Кейт?! Или с кем-нибудь из детей?! Несси и Эллиот приехали без детей. А они никуда не ездили без них!

Маргарет отступила назад, переводя встревоженный взгляд с одного на другого.

— Мы постарались приехать как можно быстрей, чтобы предупредить вас, — сказал Стивен. — Тер…

— Стивен! — резко произнесла Ванесса. — Ребенок!

— О, — вздохнула Маргарет, посмотрев на Тоби, который цеплялся за ногу Дункана, наполовину прячась за ней. Конечно, она же не рассказала им о нем. Хотя Дункан неохотно согласился, что их соседи должны знать, кто он такой, но он не хотел, чтобы об этом знали все остальные, включая их близких. — Это Тобиас, — сказала она, улыбнувшись мальчику. — Тоби. Он… Он сын Дункана.

— Привет, Тоби, — произнесла Ванесса с улыбкой. — Я очень рада познакомиться с тобой.

Тоби продолжал прятаться за Дунканом.

— Пожалуй, — сказал Дункан, положив руку на его голову, — нам лучше войти в дом. Мэгги проводит вас всех в гостиную, пока для вас приготовят комнаты. А я присоединюсь к вам после того, как отведу Тоби в детскую.

Он выглядел мрачным.

Впрочем, они все выглядели мрачными.

Маргарет подняла цветы и двинулась вверх по ступенькам. Вручив цветы лакею в холле, она проводила вновь прибывших в гостиную. Поразительно, но, оказавшись там, они минут десять вели светский разговор, пока к ним не присоединился Дункан. Маргарет расспрашивала Ванессу о детях, Эллиота о путешествии, Стивена о его планах, а они отвечали.

Словно никто из них не сознавал надвигающейся катастрофы. Это не связано с Кейт, поняла Маргарет, или с кем-нибудь из детей. Иначе они бы уже все рассказали.

Она разливала чай, когда в гостиную вошел Дункан и тихо притворил за собой дверь.

Маргарет поставила чайник, хотя не успела наполнить последнюю чашку. Впрочем, никто даже не встал с места, чтобы взять свою чашку.

— Мы приехали, чтобы предупредить вас, — сказал Стивен после короткого молчания. — К счастью, мы втроем еще были в Лондоне, хотя Монти и Кейт уже вернулись в свое поместье. Говорят, Шерингфорд, что ты прячешь здесь ребенка.

— Да, мой сын живет здесь со мной, — отозвался Дункан. Он проследовал в комнату, но не стал садиться. Собственно, ни один из мужчин не сел. Эллиот стоял у буфета, Стивен у окна. — Мэгги узнала о нем еще до свадьбы и отказалась прятать его от людских глаз.

— Я люблю его, — сказала Маргарет, — как собственного ребенка.

У нее в ушах слегка шумело.

— О, Мэг, — огорченно произнесла Ванесса, — говорят, что Тоби сын не Дункана, а Рэндольфа Тернера. В самом деле у него подходящий возраст, и он действительно похож на мистера Тернера.

— Лора тоже была белокурой и хрупкой, — возразил Дункан ровным тоном.

— Я никогда с ней не встречалась, — сказала Ванесса. — Но конечно же, вы правы. Я уверена, что вы никогда бы не сбежали с сыном другого мужчины, Дункан. Но…

— Но Тернер уверен, что это его ребенок, — вмешался Эллиот, поигрывая графином с бренди, хотя не налил себе ни капли. — А также миссис Пеннеторн. Норман Пеннеторн вне себя от ярости. Говорят, что все они собираются приехать сюда, Шерингфорд, чтобы забрать мальчика.

— Тоби мой! — отрезал Дункан. — Никто его не заберет.

— У меня нет оснований не верить вам, Шерингфорд, — заметил Стивен. — В любом случае я не представляю, зачем вам удерживать ребенка, если он не ваш. По крайней мере сейчас, когда его мать умерла.

— О, Стивен, — воскликнула Ванесса, — ты ничего не знаешь о родительских чувствах! Вот подожди, когда у тебя появятся собственные дети.

— Это не имеет отношения к делу, Ванесса, — сказал Эллиот. — Суть в том, что ребенок, кто бы ни был его отцом, рожден женой Тернера до окончания девяти месяцев после ее побега с Шерингфордом, то есть он зачат до побега. По закону ребенок Тернера. Ни один суд в Англии не вынесет другого вердикта.

— Никто, — снова заявил Дункан, — не заберет Тоби из этого дома. Пусть попробуют!

Маргарет молчала, сцепив руки на коленях.

Итак, это случилось. От нее больше ничего не зависит. Решение принято за них, и Тоби могут в любой момент забрать в соответствии с законом.

На мгновение ей показалось, что она сейчас упадет в обморок или ее стошнит.

Она вдруг поняла, что всю прошлую неделю она сознательно запрещала себе думать. Ей вдруг стали понятны эти вспышки узнавания, возникавшие у нее порой в мозгу, когда она смотрела на Тоби. Это не сходство с Дунканом она видела, а сходство с Рандольфом Тернером.

Его отцом.

Это и есть, вне всяких сомнений, ответ на ее вопрос.

Тоби — законнорожденный ребенок. Он единственный сын и наследник члена высшего общества, богатого и известного, который, весьма возможно, никогда не избивал свою жену и который, возможно, любил ее и был жестоко обманут.

Дункан украл его сына почти на пять лет.

Он лишил или пытался лишить Тоби его наследственных прав.

Почему он сбежал с Лорой Тернер, она не знала. Наверное, были какие-то причины. Но теперь это не имеет значения. Тоби — сын Рэндольфа Тернера.

— Извините меня, — сказала Маргарет, отодвинув чайный поднос и поднявшись на ноги. Она выскочила из комнаты и, сбежав вниз по лестнице, вышла из дома. Она уже была на полпути к летнему домику, когда замедлила шаги. Никто ее не преследовал.

Ее родные понимают, что им нечего сказать ей в утешение.

А Дункан не придет.

Она не хочет, чтобы он приходил.

Она вообще не хочет больше видеть его.

А Тоби? Бедный ребенок…

Дункан потерял бы немало времени, если бы пошел к озеру, но, к счастью, у него хватило ума спросить конюха, который чистил во дворе лошадь Мертона, не проходила ли здесь леди Шерингфорд.

Она здесь не проходила.

Второй мыслью Дункана был летний домик. Подойдя ближе, он убедился, что не ошибся в своих предположениях. Маргарет сидела внутри, не глядя на него, хотя она должна была знать о его приближении.

Дункан боялся отлучиться. Он предпочел бы оставаться в доме, крепко обняв Тоби. Но вскоре он попросил трех членов семьи Мэгги защитить и не отдавать мальчика, если представители закона появятся на его пороге, пока он отсутствует.

— Конечно, — сказала герцогиня со слезами на глазах.

— Разумеется, — почти хором ответили Мертон и Морленд.

— Идите к Мэг, — добавила герцогиня.

Ему совсем этого не хотелось. Всю неделю Дункан сердился на нее, задетый более, чем готов был признать. Он думал, что она близка к тому, чтобы полюбить его. Однако ее доверия оказалось недостаточно даже для того, чтобы выслушать, что он скажет в ответ на вопросы, на которые она ответила сама.

Конечно, вина наполовину лежала на нем. Ему не следовало ждать так долго, прежде чем рассказать ей то, что она имела полное право знать.

Он вошел внутрь летнего домика и прислонился спиной к дверному косяку. Маргарет даже не взглянула на него.

— Мне тошно находиться в одной комнате с тобой, — заявила она без всякого выражения.

— А меня охватывает бешенство, когда я нахожусь в одной комнате с тобой, — парировал он. — Ты всегда задаешь вопросы, Мэгги, не так ли? И сама на них отвечаешь. Как удобно!

Маргарет наконец посмотрела на него, с нескрываемой неприязнью.

— Ты прав, — сказала она. — Не стоило задавать вопросы, когда ответы настолько очевидны.

Дункан скрестил руки на груди.

— Я очень виноват перед тобой, — произнес он, — полагая, что мое клятвенное обещание умершей женщине значит больше, чем мои обязательства перед собственной женой. А возможно, я просто откладывал признание из страха перед последствиями. Все, что я говорил тебе раньше, Мэгги, правда. К сожалению, я рассказал тебе только часть правды, и это очень плохо с моей стороны. Ты имела право узнать все до того, как согласилась выйти за меня замуж.

— Имела, — сказала Маргарет. — Но я поступила как дура, поверив тебе.

Она откинулась в кресле и отвернулась, устремив взгляд в окно.

— По твоим словам, — продолжила она, — миссис Тернер подвергалась насилию со стороны своего мужа. Допустим. Но если ты знал, увозя ее, что она беременна, ты поступил очень плохо. Если ты обнаружил это позже, ты поступил очень плохо, удерживая ее при себе. Если ты действительно полагал, что ее жизнь и рассудок находятся в опасности, и тем не менее удерживал ее, ты поступил очень плохо, позволив ей скрыть существование сына от мистера Тернера. И наконец, даже если ты поступил так ради ее спокойствия, ты поступил очень плохо, скрывая Тоби от его отца после ее смерти.

— Бога ради, Мэгги, — сказал он, снова рассердившись, — Тоби — не сын Тернера!

Маргарет обратила на него холодный взгляд.

— Лжец! — заявила она. — Я заметила сходство между ними. Просто до сегодняшнего дня я не отдавала себе в этом отчета. Но теперь я знаю. Тоби похож на мистера Тернера.

Дункан рассмеялся, хотя ему было совсем не весело.

— Вот видишь? — фыркнула она. — Ты не можешь отрицать правду, когда она смотрит тебе в лицо. Тебе придется вернуть ребенка отцу, и это нанесет ему непоправимый вред. Пусть Бог пощадит твою душу, Дункан.

— Ты по-прежнему сама отвечаешь на свои вопросы, Мэгги, — заметил он. — В течение двух недель после нашей свадьбы я жил в раю для дураков. Мне казалось, что ты способна любить.

В ее глазах сверкнул гнев, щеки вспыхнули, губы сжались.

— Я не могу любить человека, который украл ребенка у родного отца и отрицает законность его рождения и его права на наследство. Я не могу любить человека, который, возможно, разрушил жизнь ребенка навсегда, даже если его вернут туда, где он должен находиться по праву. Тоби любит тебя. Он считает тебя безупречным. Он не подозревает, что ты дьявол во плоти. Он всего лишь невинный ребенок.

Она расплакалась, даже не пытаясь скрыть слезы.

Дункан стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, но в его глазах тоже блестели слезы.

Маргарет вытерла глаза подушечками ладоней и бросила на него свирепый взгляд, затем вгляделась пристальнее.

— На прошлой неделе, — сказала она, — я отказалась выслушать тебя, когда ты хотел объясниться. Мне казалось, что не может быть никаких объяснений, кроме очередной лжи. Но возможно, мне следовало выслушать тебя. Расскажи мне сейчас то, что собирался рассказать тогда. Но пусть это будет вся правда. Не пытайся что-либо скрыть или приукрасить. Худшее я уже знаю, извини, я уже верю в худшее. Расскажи мне правду.

— У Рэндольфа Тернера есть брат, — сказал он.

— О, пожалуйста! — резко бросила Маргарет. — Не оскорбляй мои умственные способности, Дункан. Расскажи мне правду.

Он молча уставился на нее. Она сложила руки на коленях.

— Я больше не скажу ни слова, — заверила она. — Продолжай.

— У Тернера нет титула, — сказал Дункан, — но он сказочно богат. Возможно, он самый богатый человек в Англии. По слухам, семейные деньги были заработаны на работорговле, а затем вложены в недвижимость и сверхнадежные инвестиционные проекты. Как многие мужчины, он хотел бы, чтобы его деньги унаследовал его сын. Вот почему он женился на Лоре.

Маргарет смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Но Дункан не сомневался, что она слушает его. Он сделал глубокий вздох.

— Думаю, — пробормотал он, — Тернер вообще предпочитает мужчин.

Маргарет бросила на него острый взгляд, затем снова опустила глаза.

— А может, — сказал он, — проблема в чем-то другом. Как бы то ни было, он… оказался импотентом. Сколько он ни пытался в первый год их брака, он оставлял ее в постели в крайнем раздражении и некоторое время не подходил к ней близко. Но по прошествии первого года его досада стала проявляться более свирепо. Он обвинял ее в своем бессилии. И начал избивать.

Маргарет так крепко стиснула руки на коленях, что костяшки пальцев побелели.

— А затем, — продолжил Дункан, — спустя пару лет он избавился от своего камердинера и нанял другого — мужчину, который был настолько похож на него, что они могли сойти за близнецов. Я видел его однажды: наглый парень с понимающей улыбкой на губах. Он был незаконнорожденным братом Тернера и вызвал немалое оживление среди домочадцев, хотя Тернер не особенно демонстрировал его публике.

Маргарет закрыла рот руками, с ужасом глядя на него.

— Не хочешь же ты сказать, — потрясение произнесла она, — что миссис Тернер имела с ним любовную связь?

— Все было гораздо ужаснее, — сказал он. — Этот тип был введен в дом, чтобы Лора забеременела от него. Полагаю, ему за это неплохо заплатили. Это продолжалось шесть месяцев. Тернер следил за этим, точнее, наблюдал. А потом избивал ее, называя шлюхой и обвиняя в том, что она наслаждается этим. Но особенносвирепо он избивал ее в конце ее месячного цикла, когда выяснялось, что она не забеременела. Он сумасшедший, Мэгги.

Маргарет закрыла ладонями и рот, и глаза.

— Когда Лора наконец забеременела, — продолжил Дункан, — она скрывала этот факт целый месяц. Ей было легче терпеть побои, чем признаться в правде. В конце второго месяца она пришла ко мне — вечером, накануне моей свадьбы с Кэролайн. Она уже рассказывала мне об избиениях. Но об остальном она рассказала только в тот вечер. Я ни на секунду не усомнился в ее словах. Я видел того типа. Я увез ее и спрятал их обоих, ее и ребенка — Тоби, после того как он родился. Я прятал их до самой ее смерти. Я прятал бы его и дальше, выдавая за осиротевшего внука Харрисов, если бы ты не настояла, чтобы мы поступили иначе. Хотя в принципе я с тобой согласен. Нельзя вечно прятать ребенка. Я отец Тоби, Мэгги, а он мой ребенок. Так есть и так будет. Вот, теперь ты все знаешь, всю отвратительную грязную правду.

Маргарет раскачивалась в кресле, закрыв лицо руками.

— Тоби, — прошептала она наконец. — О, бедный Тоби. Но Эллиот прав. По закону ребенок принадлежит Тернеру. Он не развелся с ней. А даже если бы развелся, это ничего не меняет. Тоби был зачат, когда она еще жила с ним. Он может явиться сюда в любой момент и забрать Тоби.

— Только через мой труп, — тихо произнес Дункан.

Маргарет опустила руки и посмотрела на него. В ее лице не было ни кровинки. Даже ее губы побелели.

— Дункан, — сказала она, — прости меня. О, как пошло это звучит! Как ты можешь простить меня? Я даже не стала слушать твою версию этой истории. Я не доверяла тебе.

— У тебя были веские причины, — возразил он. — Вина в основном лежит на мне, Мэгги. Я не рассказал тебе правду, потому что обещал Лоре, что никто не узнает об отвратительных подробностях ее жизни с Тернером. И потому что я боялся.

— Что я не полюблю Тоби? — предположила она.

— Нет, — сказал он. — Я боялся, что ты попытаешься убедить меня сделать эту историю достоянием гласности. Но кто поверил бы ей? Кто поверит? Это будет слово Тернера против моего слова. И потом, Лора была замужем за ним до самой смерти. Даже если бы мне поверили, по закону Тоби принадлежит ему.

Маргарет молчала.

— Мэгги… — произнес он и замолк, откинув назад голову и закрыв глаза.

Маргарет вскочила на ноги, взяла его руки и прижала их к своим щекам.

— Нам надо все хорошенько обдумать, — сказала она. — Мы найдем способ спасти Тоби и оставить его здесь. О Боже, мы должны это сделать. Ты его отец, а я… его тетя Мэг. А тетки — очень упрямые создания.

Дункан отнял у нее свои руки и обнял ее, притянув к себе. А затем уткнулся лбом в ее плечо и разрыдался, к собственному стыду и изумлению.

Глава 24

День прошел, и когда ничего ужасного не случилось, стало казаться, что и не случится.

Вряд ли Рэндольф Тернер посмеет приехать сюда, решила Маргарет. Хотя ставки для него высоки. Сын, которого он так отчаянно и с такой дьявольской хитростью старался заиметь, действительно существует. Ребенок, рожденный его женой менее чем через девять месяцев после того, как она оставила его. Маловероятно, что у него будут другие дети, если только он не прибегнет к тому же способу, что в прошлый раз.

Впрочем, она знала, что он приедет.

Они все это знали.

Дункан рассказал всю историю Стивену и Эллиоту, а Маргарет — Ванессе. Время для тайн и обещаний хранить секреты давно прошло.

На второй день они отправились на пикник в уединенный уголок на берегу реки, откуда тем не менее открывался вид на пространство перед домом. Эллиот ловил с Тоби рыбу, Стивен скакал по траве, посадив его на спину, Дункан крутил его вокруг себя, пока у обоих не закружилась голова, а Ванесса рассказала Тоби о своих детях, по которым она ужасно скучала.

— Они приходятся тебе двоюродными братьями и сестрами, — сказала она, взъерошив его волосы. — Они будут с удовольствием играть с тобой.

Маргарет накормила его мясным пирогом, когда он объявил, что проголодался, хотя время чаепития еще не наступило.

— Боюсь, он будет ужасно избалованным, — посетовала Маргарет, когда Тоби умчался, чтобы продолжить игры с мужчинами.

— Чепуха, — возразила Ванесса, успокаивающе похлопав ее по спине. — Любовь и внимание не испортят ребенка, совсем наоборот. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Маргарет утерла слезы, то и дело выступавшие у нее на глазах в последнее время.

— Да, — сказала она, улыбнувшись. — Ты права, Несси. — И добавила без всякой преамбулы: — У меня задержка.

— О, Мэг! — Ванесса бросила на нее острый взгляд. — Дункан знает?

— Нет, — ответила Маргарет. — Пока еще ничего не известно. Во всяком случае, ничего определенного. Возможно, это ложная тревога.

Ванесса снова похлопала ее по спине.

Позже, когда они упаковали в корзинку принадлежности для пикника, собираясь двинуться назад, Маргарет почувствовала себя чуточку бодрее. Не исключено, что они переоценили опасность. К тому же нет худа без добра, которым, несомненно, является неожиданный визит ее родных. Возможно, они задержатся еще на несколько дней, а потом они с Дунканом и Тоби снова останутся одни, и их жизнь вернется в привычное русло.

Вернется ли? Возможно ли это вообще?

И действительно ли она чувствует себя бодрее? Как это может быть, если в ее желудке завязался тугой узел от дурных предчувствий? Что-то должно произойти.

Тоби, как всегда, понесся вперед вприпрыжку. Мужчины шли впереди женщин, Стивен нес корзину для пикника, перебросив ее через руку.

И все они одновременно услышали грохот колес большой дорожной кареты, доносившийся со стороны подъездной аллеи.

— Тоби! — резко окликнул мальчика Дункан.

Но тот либо не услышал, либо был слишком возбужден, чтобы остановиться и узнать, чего хочет от него папа. Он продолжал бежать в сторону террасы, и Дункан кинулся за ним.

Остальные ускорили шаг.

Тоби добежал до террасы раньше, чем Дункан поравнялся с ним, как и карета. Дверца распахнулась, и изнутри, не дожидаясь, пока опустят ступеньки, выпрыгнул мужчина. Он схватил Тоби, но мальчик вывернулся и бросился назад, к Дункану. Тот нагнулся, сказал что-то ребенку и сам направился навстречу незваным гостям.

Тоби понесся к остальным, топая ножками, с протянутыми руками и с выражением ужаса на лице.

Эллиот раскрыл объятия, собираясь подхватить его, но он промчался мимо него с паническим воплем:

— Мама, мама!

Маргарет нагнулась и взяла его на руки.

Он обхватил ее шею так крепко, что чуть не задушил, и прижался к ней так тесно, словно хотел забраться внутрь ее, если бы это было возможно.

— Мама, — сказал он. — Там плохой человек. Он приехал, чтобы забрать меня с собой.

Он дрожал от страха.

— Шшш, — прошептала Маргарет, баюкая его. — Успокойся, дорогой. Никто тебя не заберет. Папа здесь. И мама здесь. Никто не посмеет причинить тебе зло.

Господи, пусть это окажется правдой!

— Это плохой человек, — жалобно отозвался Тоби, уткнувшись лицом в ее шею. Его маленькая грудь бурно вздымалась.

— Но папа и дядя Эллиот с дядей Стивеном — хорошие люди, — сказала она. — Мы не позволим обидеть тебя или увезти куда бы то ни было.

Его тело постепенно расслабилось, он перестал плакать, хотя по-прежнему крепко прижимался к ней.

Теперь Маргарет могла видеть, что за мужчина выпрыгнул первым из кареты. Это был Норман Пеннеторн. Он помог жене спуститься вниз. За ней выбрался Рэндольф Тернер.

Странно, но она испытала облегчение при виде их. Вопрос требовал разрешения, и пусть это произойдет сейчас.

Она поцеловала влажные кудряшки Тоби, прежде чем двинуться вперед.

— Вот он! — воскликнула Кэролайн Пеннеторн, указав на Маргарет, когда та ступила на террасу. — О, посмотри на него, Рэндольф. Он уже совсем большой, и все это время его удерживали вдали от тебя. Это преступно. Вы заплатите за это, лорд Шерингфорд, и я с радостью приду полюбоваться вместе с толпой, как вас вздернут. Похищение ребенка карается смертным приговором, не так ли, Норман?

Тоби крепче обхватил Маргарет за шею и заплакал, содрогаясь всем телом.

— Ты ответишь за это, Шерингфорд, — заявил Норман. — Ты…

— Могу я попросить, — осведомился Дункан, — чтобы мы продолжили эту дискуссию в гостиной, подальше от ушей слуг и детей?

Рэндольф Тернер стоял у подножия ступенек кареты, бледный и молчаливый, не отрывая взгляда от Тоби.

— Мы не ступим и шага внутрь Вудбайна, пока ты здесь хозяин, Шерингфорд, — заявил Норман. — А это, рад сообщить тебе, продлится недолго.

— Что ж, тогда поговорим снаружи, — сказал Дункан. — На аллее позади дома. — Он указал в сторону моста. — Мэгги, не могла бы ты отнести Тоби в детскую и оставить его с миссис Харрис?

Тоби заревел в голос и усилил хватку на шее Маргарет.

— Ребенок должен оставаться у нас на глазах, — заявил Норман, — а то как бы не вышло, что к нашему возвращению его и след простынет.

— Тогда пусть миссис Пеннеторн рискнет осквернить свою персону, войдя в дом вместе с нами, — сказала Маргарет, внезапно ощутив холодную ярость. — Я останусь с Тоби в детской, Дункан. Я нужна ему. И Несси, пожалуй, тоже.

Ей не хотелось пропускать предстоящий разговор. Нет хуже пытки, чем пассивно ожидать, чем все кончится. Но Тоби нельзя оставлять со слугами, пусть даже миссис Харрис заботилась о нем всю его жизнь. В конце концов, он главное действующее лицо во всей этой истории. И он только что назвал ее мамой.

— Ноги моей не будет в этом логове дьявола! — заявила Кэролайн. — Я пойду с тобой, Норман, и с Рэндольфом.

Дальнейших препирательств не последовало.

Маргарет поднялась по ступенькам и вошла в дом. Ванесса последовала за ней. Добравшись до детской, Маргарет села в кресло, усадив Тоби к себе на колени.

Ванесса ненадолго исчезла, а вернулась с большим шерстяным пледом, в который она завернула Тоби, хотя было тепло.

Не прошло и нескольких мгновений, как он крепко заснул.

Дункан решительно шагал в сторону аллеи, тянувшейся за мостом. За ним, чуть приотстав, шли Мертон и Морленд. Он не стал оборачиваться, чтобы убедиться, что остальные следуют за ними, и остановился не раньше, чем они оказались достаточно далеко, чтобы их не было слышно из дома или конюшни.

Первым заговорил Норман.

— Ты заслужил, чтобы тебя выпороли плетьми, Шерингфорд, — заявил он. — И мне доставило бы величайшее удовольствие быть тем, кто это сделает. К сожалению, ты можешь отделаться всего лишь каторгой или петлей. Даже я не верил, что ты способен на подобное злодейство. Кэролайн безутешна с тех пор, как узнала правду, а Рэндольф…

— Норм. — Дункан поднял руку. — Пока ты не углубился в свой прочувствованный монолог, могу я спросить? Тернер что, лишился языка, с тех пор как я видел его в последний раз на приеме у моей тетки? Мне казалось, что это ему полагается произносить речь.

С момента прибытия Тернер не произнес ни слова. Однако сейчас все взгляды обратились на него.

Он прочистил горло.

— Вы помогли моей жене утаить от меня существование сына, Шерингфорд, — сказал он. — И продолжали удерживать его после ее смерти. У меня не столь мстительный характер, как у Нормана. Я приехал за своим сыном, и я заберу его с собой. А вас я готов предоставить вашей совести.

— Рэндольф! — воскликнул Норман в приступе негодования. — Не может быть, чтобы ты…

Дункан снова поднял руку.

— Именно этого, — сказал он, — я от вас ожидал, Тернер. Насколько я понимаю, Норм — единственный из вашей компании, кто не знает, как было дело?

Тернер побледнел больше, чем это казалось возможным.

— Я знаю… — снова заговорил Норман.

— О, придержи-ка язык! — резко бросил Тернер, оставив своего зятя с открытым ртом и выражением крайнего удивления на лице.

— Мои шурины знают правду, — сказал Дункан. — Моя жена тоже. А также мои невестки. Другие члены семьи узнают, как только с секретностью будет покончено. Бедной Лоре правда уже не повредит. Родственники моей жены — влиятельные люди, Тернер. Как и мой дед, мать и отчим. Все они уважаемые члены общества, словам которых доверяют. И все они способны хранить секрет, если их об этом попросить. От вас зависит, сколько народу, помимо членов моей семьи, узнает об истории зачатия Тоби, — никто или все. Решайте.

Тернер попытался изобразить негодование.

— Я не знаю, что, по-вашему, вам известно, Шерингфорд, — заявил он. — Я не знаю, что вам наговорила моя жена. Видит Бог, она не отличалась особой правдивостью. Но ребенок мой.

— Он даже похож на тебя, — вставила Кэролайн. — Когда он подбежал к карете, мне показалось, что я вижу тебя в детстве. Никто, увидев его, не станет оспаривать тот факт, что он твой.

— Он также, — произнес Мертон приятным тоном, — похож на вашего сводного брата, мадам. Так по крайней мере говорят. Мне не приходилось встречаться с ним лично. Но если понадобится, я это сделаю. Охотно.

— На Гарета? — переспросила Кэролайн.

— Если его так зовут, мадам, — отозвался Мертон, склонив голову. — Как я понял, он был камердинером вашего брата чуть более пяти лет назад. Весьма удобно для вас всех, не сомневаюсь. Должно быть, вы были привязаны к нему.

— Кэролайн, любовь моя, — произнес Норман.

— Вы ничего не сможете доказать, Шерингфорд, — заявил Тернер, побагровев. Его лицо исказилось от ярости, пальцы сжались в кулаки. — Чтобы из всех возможных мерзостей предположить такое? Так вот что она вам наговорила? Я…

Дункан приподнял брови, когда он резко замолк.

— Изобьете меня до потери сознания, Тернер? — поинтересовался он. — Сомневаюсь. Скорее я свалю вас с ног одним ударом. Вряд ли вам это понравится. Давайте поступим как разумные люди. У меня есть к вам предложение.

— Послушай, Шерингфорд, — сказал Норман. — Ты не в том положении, чтобы…

— О, помолчи, ради Бога! — перебила его Кэролайн.

Норман закрыл рот, скрипнув зубами.

— Предложение такое, — продолжил Дункан. — Вы возвращаетесь в Лондон и рассказываете всем, кто станет вас слушать, а слушать будут все, куда и зачем вы ездили, а затем объявляете, что вы ошиблись. Что вы убеждены без тени сомнения, что Тоби не ваш сын, что он был зачат в грехе, поскольку мы с Лорой были любовниками еще до побега. Вы публично отвергнете его, отказавшись признать его своим сыном и принять на себя ответственность за его воспитание. После чего вы можете жить дальше, как вам нравится.

— Это возмутительно, Рэндольф! — вскричал Норман. — Он не в том…

— Вам уже советовали закрыть свой рот, Пеннеторн, — заметил Морленд.

— Как я могу отказаться от собственного сына? — спросил Тернер, облизнув губы. — Он мой, Шерингфорд. Я…

— Что, Тернер? — поинтересовался Дункан. — Наблюдали за его зачатием?

Кэролайн прижала руки ко рту. Норман разинул рот. Тернер снова побледнел.

— Конечно, пойдут разговоры, — сказал Дункан, — будто я наставил вам рога, прежде чем сбежать с Лорой. Но большинство давно уже так считает. Вы легко отделаетесь, Тернер. Дамы всплакнут, сочувствуя вам. Если хотите, можете даже рассказать, что вы подбили мне глаз, когда были здесь. Я не стану этого отрицать, и, полагаю, мои шурины тоже.

Тернер молчал, глядя на него.

— Решайте, — предложил Дункан. — Если вы откажетесь, весь высший свет узнает правду. Не сомневаюсь, что многие поверят. Пусть даже эта правда исходит только из моих уст. Как вы могли заметить, людям нравится верить в худшее о своих ближних. Но когда ко мне присоединятся голоса весьма уважаемых людей — герцога Морленда, графа Мертона, барона Манфора, маркиза Клавербрука, сэра Грэма Карлинга, не говоря уже об их женах, — сомневаюсь, что в Англии найдется уголок, где вы сможете спрятаться от позора и скандала, который неизбежно разразится. Даже если закон и церковь отдадут вам Тоби, ваша жизнь потеряет всякую ценность. Выбор зависит только от вас.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь объяснил мне, — сказал Норман, — что все это значит. Ты проиграл, Шерингфорд. Ты похититель детей и мошенник. Ты скрывал существование ребенка от его любящего отца почти пять лет.

Но никто даже не обратил на него внимания.

Тернер снова облизнул губы.

— Он мой сын, — произнес он почти шепотом.

— Разве? — поинтересовался Дункан. — Вы сами знаете, что это не так. Он мой сын — во всех отношениях, которые имеют значение. Он даже носит мое имя, полученное при крещении. Тобиас Дункан Пеннеторн. И я буду любить его так же сильно, как если бы он был моим законным ребенком.

— И у которого есть мать, дяди и тети, которые с радостью примут его в свою семью, — добавил Мертон.

— Рэндольф, — вновь забормотал Норман, — неужели ты…

Но Тернер развернулся на каблуках и зашагал в направлении дома.

— Кэролайн, — сказал Норман, — ты не могла бы…

— О, помолчи! — воскликнула она, повернувшись к нему и сверкнув глазами. — Неужели ты не понимаешь, что он шантажирует Рэндольфа, и у Рэндольфа нет иного выбора, кроме как согласиться? Разве Лора сбежала бы от мужа, если бы ребенок действительно был от него? Но он и не от лорда Шерингфорда: он был тогда влюблен в меня. О, я всем сердцем сожалею, что предложила Рэндольфу взять Гарета в Лондон. Мне следовало бы знать, что Рэндольф слишком ревнив, чтобы все сработало, а Лора слишком щепетильна. Мне следовало бы знать, что она помчится к лорду Шерингфорду, а он увезет ее, бросив меня, к тебе. О, перестань таращиться на меня с таким глупым видом. Пойдем, Норман, а то Рэндольф уедет без нас.

И она поспешила назад, такая изящная и женственная, в развевающихся складках муслина.

Впервые в жизни Норман лишился дара речи. Он посмотрел на Дункана, беззвучно шевеля губами, а затем бросился вслед за женой.

— Вот черт! — обронил Мертон, когда Норман оказался за пределами слышимости. — Ни один из них не дал повода сломать ему нос. У меня руки чешутся от досады.

— Все-таки женский способ улаживать дела никуда не годится с мужской точки зрения, — заметил Морленд со вздохом. — Я все же предпочитаю твой первоначальный план, Шерингфорд, сделать из Тернера отбивную, а мы со Стивеном бросили бы монетку, кто из нас будет иметь удовольствие сломать нос Пеннеторну. Но план Маргарет действительно оказался лучше. Тернер окончательно и бесповоротно исчез, и ни капли крови не пролито. Проклятие! Неужели он не мог хотя бы врезать тебе разок?

— Был момент, — сказал Дункан, — когда я думал, что он бросится на меня. Увы, он вовремя опомнился. Мэгги неплохо придумала, как обезопасить Тоби, но жаль, что ее план не включал малую толику насилия, а еще лучше — хорошую драку.

Морленд хлопнул его по плечу.

— Раз уж зашла речь о Маргарет, — усмехнулся он, — осмелюсь предположить, что они с Ванессой совсем извелись, гадая, что здесь происходит.

— Да, — сказал Дункан, на мгновение прикрыв глаза. Неужели все закончилось? Так легко?

Неужели он может вернуться к Мэгги и Тоби и заверить их, что их жизни как одной семье ничто не угрожает?

Где они? В детской?

Он поспешил в направлении дома, даже не поблагодарив своих шуринов за такую основательную моральную поддержку.

К тому времени, когда Дункан пересек мост, он почти бежал.

Карета, как он заметил, добравшись до террасы, уже скрылась на подъездной аллее.

Он взлетел к парадным дверям, перескакивая через две ступеньки.

* * *

Маргарет не двинулась с кресла в детской, где она сидела с Тоби на коленях. Ванесса стояла у окна, глядя наружу, хотя там не было ничего, заслуживающего внимания. Детская располагалась в западном крыле, откуда открывался вид на конюшню и лужайку.

Маргарет заставила себя расслабиться, чтобы ее волнение не передалось Тоби даже во сне. Но как тяжело ждать!

Тираны обычно трусливы. И возможно, самые большие тираны наиболее трусливы. Она отчаянно надеялась, что это так. Весь ее план основывался на этой теории. Ей удалось убедить Дункана и Стивена с Эллиотом следовать ее плану. Несси не нуждалась в уговорах.

Что, если она ошиблась?

Остается только надеяться, что стычка не перерастет в насилие. Мужчинам всегда легче пустить в ход кулаки, чем вести себя разумно. Пожалуй, хорошо, что с ними Кэролайн. Возможно, ее присутствие вынудит их всех разговаривать, а не выяснять отношения с помощью драки.

Ее рациональный ум говорил, что ее план сработает и Тоби будет в безопасности. Но трудно было довериться доводам рассудка, когда так много поставлено на карту. Рэндольф Тернер имел законное право забрать Тоби независимо от того, кто является его настоящим отцом. И он достаточно отчаянно хотел сына, чтобы придумать отвратительную интригу, стоявшую за его зачатием. Возможно, ему нет дела, что о нем подумают другие…

Дверь детской тихо приоткрылась. Но Тоби все равно встрепенулся. Он потер глаз кулачком, на секунду теснее прижавшись к Маргарет, затем повернул голову, сонно глядя на Дункана, который вошел в комнату.

Ванесса, все еще стоявшая у окна, обернулась.

— Папа, — спросил Тоби, — плохой дядя уехал?

Дункан бросил короткий взгляд на Маргарет, затем склонился к мальчику, положив руку ему на голову.

— Вообще-то он не плохой, Тоуб, — сказал Дункан. — Просто надоедливый. Он мой кузен, и в детстве он ужасно действовал мне на нервы. И сейчас действует, хотя совершенно безвреден. Да, он уехал. Я отправил его восвояси с двумя людьми, которые его сопровождали. Они больше не вернутся. Так что ты в полной безопасности. Папа и тетя Мэг позаботятся о тебе.

— Не тетя Мэг, папа, — возразил Тоби. — Ведь она не моя тетя. Она — мама. А где дядя Стивен? Я хочу покататься у него на плечах, а не только на спине. Как ты думаешь, он разрешит?

Он отбросил плед и слез с коленей Маргарет, готовый продолжить игры.

Маргарет проглотила ком в горле, глядя на Ванессу, улыбавшуюся ей с другого конца комнаты. Похоже, она официально утверждена в роли мамы.

— Полагаю, — сказал Дункан, протянув руку Тоби, — нам следует пойти и спросить его. Но почему дядя Стивен, а не папа?

— Потому что он выше тебя, глупый, — хихикнул Тоби, проигнорировав его руку, и вылетел из комнаты.

— Да, конечно, — сказал Дункан. — Дурацкий вопрос.

Он повернулся к Маргарет, которая поднялась на ноги, шагнул к ней так стремительно, что они столкнулись, и крепко поцеловал ее в губы.

— Здесь Несси, — сказала она, вспыхнув.

Дункан повернул голову и улыбнулся Ванессе.

— Тернер предпочел не рисковать своей репутацией, выдвигая против меня обвинение в похищении своего сына и наследника, — сообщил он.

— Я не сомневалась в этом! — воскликнула Маргарет. — А если он публично откажется от Тоби и заявит, что он твой сын, он не сможет забрать свои слова назад, да и не станет пытаться. Он знает, что все его грязные тайны известны Стивену с Эллиотом, а скоро станут известны Джасперу и твоему деду. Он знает, что ни один из них не будет колебаться, прежде чем сказать правду, если он начнет доставлять нам беспокойство.

— Жаль, — сказал Дункан, — что Тернер не оказался чуть меньшим трусом. На пару секунд он даже сжал кулаки и полыхал гневом. Я мечтал, что он бросится на меня. Но увы, он этого не сделал.

— Полагаю, Эллиот со Стивеном тоже были разочарованы, — заметила Ванесса. — И признаться, даже я.

— Не думаю, что вы затеяли бы драку, — сказала Маргарет, — в присутствии Кэролайн Тернер.

— О, Мэгги, — отозвался Дункан, — это была ее идея.

— Какая? — спросила она.

— Использовать сводного брата, чтобы обеспечить Тернера наследником и чтобы было больше сходства, — сообщил он. — Это была ее идея.

Маргарет обняла его за талию, невзирая на присутствие сестры.

— Мы могли бы догадаться, — сказала Ванесса. — Это слишком хитрый и чудовищный план, чтобы его мог придумать мужчина. Пойду и поделюсь этой мыслью с Эллиотом — только из интереса выслушать его мнение.

Она рассмеялась и вышла из комнаты.

— Подумать только, ты мог жениться на этой женщине, — заметила Маргарет.

Дункан усмехнулся.

— Исключено, — отозвался он. — Я был в полной безопасности, Мэгги. Судьба хранила меня для столкновения с неким снарядом в дверях некоего бального зала.

Маргарет поцеловала его в губы.

— Давай спустимся вниз, — сказала она, — и спасем моего бедного брата.

Но, выйдя на лестничную площадку, они услышали шум, доносившийся снизу. Желудок Маргарет сжался. Дункан отпустил ее руку и бросился вниз впереди ее.

Неужели они вернулись?

Неужели они все же решили попытаться забрать Тоби?

Маргарет резко остановилась, не добежав несколько ступенек до начала лестницы. Дункан уже был внизу. А также Ванесса с Эллиотом и Стивеном, на плечах которого восседал Тоби.

А еще там были сэр Грэм с леди Карлинг и маркиз Клавербрук.

— Дункан, дорогой, — говорила леди Карлинг, — что происходит? Это тот ребенок? Какой прелестный малыш. Ты только посмотри на эти кудри, Карлинг! Дункан, противный мальчишка, как нехорошо с твоей стороны, что не рассказал о нем своей матери. Грэм говорит, что ты не мог этого сделать, учитывая обстоятельства, но это чепуха. Я его бабушка. Впрочем, в Лондоне ходили ужасные слухи. Должно быть, они дошли до Рэндольфа Тернера, иначе он не приехал бы сюда, чтобы убедиться лично. Мы встретили его карету при въезде в деревню, но он даже не остановился, когда я помахала ему рукой, и даже не взглянул в нашу сторону. Хотя он не мог не видеть нас, никак не мог. С ним были Кэролайн и Норман, но они тоже проигнорировали нас, причем довольно демонстративно, правда, Грэм? Они, случайно, не отправились за представителями власти? О, расскажи мне все, Дункан. Никто ничего мне не рассказывает. Это невыносимо!

И она расплакалась.

Маргарет поспешила вниз, но сэр Грэм уже заключил свою жену в объятия.

— Если бы ты позволила Шерингфорду вставить слово, Этель, — предположил он, — возможно, ты бы уже получила ответы на свои вопросы.

Тоби, как заметила Маргарет, вцепился в волосы Стивена, пытаясь спрятаться за его головой. В его глазах опять светился испуг.

— Полагаю, они возвращаются в Лондон, мама, — сказал Дункан. — В любом случае мне наплевать, куда они отправились, хоть к самому дьяволу. Познакомься с Тоби. Тобиас Дункан Пеннеторн, наш с Мэгги сын. Остальное я расскажу тебе позже, когда ты отдохнешь и что-нибудь перекусишь.

— Дедушка, — обратилась Маргарет к маркизу, — позвольте мне взять вас под руку.

Старый маркиз тяжело опирался на трость. Он яростно сверкал глазами, но серый цвет лица выдавал усталость.

— Хм, — произнес он, глядя на Тоби со свирепой гримасой.

Тоби захныкал, и Стивен поднял руки, придержав его за талию.

Маркиз Клавербрук порылся свободной рукой в кармане своего сюртука.

— Что это, черт побери, колет меня в ребра? — поинтересовался он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тоби перевел на него взгляд.

Маркиз вытащил что-то из кармана и поднял, зажав между большим и указательным пальцами.

— Ах, шиллинг, — сказал он. — Чертовски неудобная вещица. Послушай, парень, взял бы ты ее у меня? Потратишь на конфеты, только не объедайся!

Он подошел ближе и протянул монету Тоби, который после некоторого колебания выпустил волосы Стивена и взял монету.

— Тоуб? — тихо подсказал Дункан.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил Тоби. — Могу я купить конфеты, папа?

— Завтра, — ответил Дункан.

Маргарет взяла старого джентльмена под руку и двинулась в направлении лестницы.

— Давайте поднимемся в гостиную, — сказала она, распространяя свое приглашение на сэра Грэма и леди Карлинг. — Там вы сможете пропустить рюмочку, прежде чем разойтись по своим комнатам, чтобы переодеться перед обедом. О, как я рада, что вы приехали! Надеюсь, вы погостите у нас еще некоторое время?

— Хм, — отозвался маркиз.

— Я готова отдать целое королевство за чашку чая, — сообщила леди Карлинг. — Не то чтобы у меня было королевство, конечно, но я умираю от жажды. О, Маргарет, пусть ребенок пойдет с нами в гостиную. И мне все равно, если Грэм скажет, что мои восторги по отношению к нему совершенно неуместны. Я намерена любить его и баловать самым неприличным образом.

— Справедливости ради, Этель, — заметил сэр Грэм, — ты должна признать, что я еще ничего не говорил по этому поводу. У меня не было такой возможности.

Маргарет взглянула на Дункана, и они улыбнулись друг другу.

— Сколько конфет я смогу купить, дядя Эллиот? — спросил Тоби.

— Достаточно, — ответил тот, — чтобы твои мама и няня поддались соблазну положить их на очень высокую полку и настаивать на том, чтобы выдавать тебе понемножку в течение следующих двух месяцев. А мы все знаем, что так никакого удовольствия от конфет не получишь. На твоем месте я бы спрятал их в секретное место, прежде чем они доберутся до них, и брал бы оттуда сколько хочешь и когда хочешь.

— О, Эллиот! — возмутилась Ванесса. — Мэг выставит нас из дома, если ты будешь учить ребенка таким проделкам.

Тоби залился смехом, забыв о своих страхах, хотя, предположила Маргарет, страхи будут сниться ему в ночных кошмарах еще некоторое время. Но они справятся с этим, она и Дункан. Точно так же, как им придется привыкать к тому факту, что он навсегда останется незаконнорожденным ребенком — в отличие от братьев и сестер, которые могут у него появиться.

И в конечном итоге он научится справляться с жизненными проблемами сам.

Жизнь никогда не бывает совершенной.

Только любовь.

Глава 25

Бывают дни, настолько лишенные событий, что потом никто не может вспомнить ни единого эпизода. А бывают дни, настолько насыщенные событиями, что невозможно поверить, что все это могло уместиться в двадцать четыре часа.

Сегодняшний день, решил Дункан, относится ко второй категории.

К тому времени, когда все удалились на покой, он чувствовал себя полностью опустошенным, физически и эмоционально. И Мэгги тоже. Собственно, она весь вечер выглядела измученной. Ее сестра и его мать безуспешно пытались уговорить ее лечь пораньше.

И даже сейчас, хотя время близилось к полуночи, она еще не ложилась. И он тоже. Им надо было успокоиться. Они сидели на берегу реки, на том самом месте, где днем перед тем, как начались все волнения и суета, они устроили пикник.

Они сидели, прислонившись спинами к стволу дерева. В темноте медленно струилась река, волны слегка плескались о берег. Свежий ветерок шелестел листвой деревьев, давая приятную прохладу после жаркого дня. Вдалеке ухала сова.

Дункан чувствовал, как умиротворение проникает в его душу. В данный момент это значило больше, чем сон.

Тоби в безопасности. Они все в безопасности. Его родные и Мэгги знают всю правду, и, как это ни невероятно, никто из них не возмущен присутствием в его детской ребенка, хотя на самом деле Тоби не его сын, а плод немыслимых мерзостей. Его мать полна решимости быть его бабушкой, несмотря на факты. А его деду удалось выудить из кармана очередной шиллинг. Дункан чуть не опозорился, прослезившись, когда это случилось.

— Жаль, — сказала Маргарет, найдя в темноте его руку и сжав ее в своей ладони, — что теперь все думают, будто вы с миссис Тернер были любовниками еще до побега, и ты опять выглядишь негодяем во всей этой истории.

— Но они всегда так думали, — заметил Дункан. — В конце концов, с чего бы нам бежать, будь иначе? Ничего не изменилось. Это старые новости. Конечно, открытие, что незаконный союз принес плоды, вне всякого сомнения, возбудило общество, особенно когда казалось, что это сын Тернера. Но отказ Тернера от ребенка быстро положит конец всем разговорам. Скоро все будет забыто.

— Просто мне хотелось бы, — сказала она, — чтобы ты был наконец отомщен, чтобы люди знали правду.

— О Тоби? — уточнил Дункан, повернув к ней голову.

Маргарет ненадолго задумалась.

— О тебе, — ответила она. — Но нельзя рассказать одно, утаив другое, не так ли?

— Жизнь несовершенна, — отозвался он. — Это одна из истин, которую усваиваешь за тридцать лет жизни, Мэгги.

Она улыбнулась.

— Да, — сказала она. — Жизнь несовершенна. Ты собираешься скрывать от Тоби правду всю его жизнь, Дункан?

Он вздохнул:

— Нет. Все равно он ее узнает. Слишком много народу в курсе, и наверняка кто-нибудь решит, что неплохо бы просветить Тоби насчет обстоятельств его рождения. Я расскажу ему все, когда он будет достаточно взрослым, чтобы справиться с этим известием, и когда он будет достаточно уверен в нашей любви, чтобы это не отразилось на его психике. Как бы мы ни любили его, Мэгги, только он может прожить свою жизнь. Точно так же, как мы — свои.

— Выходит, счастливый конец бывает только в сказках? — задумчиво произнесла она.

— А ты бы хотела счастливого конца? — парировал Дункан. — Боюсь, жизнь стала бы невыносимо скучной. Давай лучше стремиться к счастью.

— К счастью? — переспросила Маргарет, повернувшись к нему лицом. — Когда все думают о тебе самое худшее?

— Не все, — возразил он. — Самые близкие и дорогие для меня люди знают, почему я так поступил в обоих случаях: пять лет назад и после смерти Лоры. Иногда приходится приносить жертвы, Мэгги. И иногда они приносят благословение, во много раз превосходящее вызванные ими страдания. Если бы я не сбежал с Лорой, вызвав грандиозный скандал, я бы не узнал и не полюбил Тоби. И я бы не встретил тебя. А если бы и встретил, то слишком поздно, будучи женатым на Кэролайн.

— Неужели это было бы так ужасно? — поинтересовалась она с нотками сомнения в голосе. — Не встретить меня, я хочу сказать?

— Да, — твердо ответил он. — Это было бы самое ужасное, что могло случиться со мной. Я упустил бы смысл жизни, причину моего существования. И главную любовь моей жизни. Конечно, я всегда любил и буду любить моих близких, но это не то. Без любви к женщине, без этого волшебства моя жизнь была бы неполной.

— О, — только и произнесла Маргарет.

— И это все, что ты можешь сказать? — улыбнулся Дункан, пройдясь костяшками пальцев по ее щеке.

— Ты любишь меня? — спросила она. — Правда? Любовь предала меня однажды, Дункан. Моя юность миновала, жизнь проходила мимо. Мне так отчаянно хотелось собрать те крохи, которые еще оставались, чтобы подарить кому-то покой и радость и получать самой удовольствие от жизни. Неужели вместо этого я обрела любовь? Рядом с которой все бледнеет?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал он, скользнув губами по ее лицу и обнаружив, что оно залито слезами. — А ты?

— Я говорю себе, — отозвалась Маргарет, — что я люблю тебя, потому что восхищаюсь мужеством, с которым ты прожил свою жизнь. А еще я говорю себе, что люблю тебя за то, что ты полностью и безоговорочно любишь беспомощного малыша. Я действительно люблю тебя за это. Но, Дункан, больше всего я люблю тебя, потому что ты живешь здесь. — Она похлопала ладонью по месту, где находилось ее сердце. — Потому что уверена: вся моя жизнь была прелюдией к тому, чтобы встретиться с тобой и познать радость, для которой я была создана.

— А-а, — протянул он.

— И только? — усмехнулась она.

Дункан прижался губами к ее губам и, заключив ее в объятия, уложил на траву. Они занимались любовью далеко за полночь, лежа на не слишком мягкой земле, открытые не слишком теплому воздуху и утомленные до предела.

Жизнь не совершенна.

За исключением таких моментов, как этот.

— Дункан, — сказала Маргарет, когда все закончилось и она лежала в его объятиях. На их телах играли блики лунного света, пробивавшегося сквозь трепетавшую на ветру листву. — Я должна сказать тебе кое-что, хотя и не собиралась этого делать, пока не буду окончательно уверена. Но сегодня неподходящий день для секретов, не так ли? Или был вчера? Не важно. Есть шанс, совсем крохотный, что я жду ребенка.

Он прижался лицом к ее волосам и протяжно вздохнул. Уже? Он был отцом четыре с половиной года, но теперь он станет настоящим отцом?

— У меня всего лишь задержка на несколько дней, — мягко произнесла она. — Возможно, это ничего не значит.

— В двадцать лет я пообещал деду, что к тридцати годам я буду женат, а к тридцати одному году в детской поселится ребенок. Мой сын и наследник. Неужели это все-таки случится? Или это будет дочь? О Боже, Мэгги, дочь! Разве может жизнь предложить большее чудо?

— Пока я даже не уверена, — сказала она, — что ребенок вообще будет, Дункан. Но возможно, будет. У меня никогда не бывало задержек.

Он теснее притянул ее в свои объятия, вдыхая теплый женский запах, и закрыл глаза.

— Не важно, — сказал он. — Если это ложная надежда, у нас будет оправдание стараться еще усерднее. Я люблю тебя, ты любишь меня, мы женаты, живем в Вудбайне, у нас есть наши родные и Тоби. Этого вполне достаточно для счастья, Мэгги. Будем надеяться, что ты ждешь ребенка, но не будем слишком разочаровываться, если нет. Согласна?

Маргарет издала тихий смешок.

— Жизнь несовершенна.

— Но в данный момент она очень близка к этому, — заметил Дункан.

— Если не считать того, — сказала она, — что корень дерева впивается мне в бедро и мои ноги превратились в ледышки.

Они возвращались домой, обняв друг друга за талию.

— Ты так же устала, как я? — поинтересовался Дункан.

— Как минимум вдвое больше, — отозвалась Маргарет. — Надо будет уговорить твоего деда погостить у нас подольше. Пусть вообще живет с нами. Может, нам пригласить гостей, пока Несси и Эллиот здесь? Или…

Они остановились на террасе перед домом и поцеловались.

— Непременно, любовь моя, — сказал он. — Но завтра. Точнее, сегодня, но позже. Намного позже. А пока, может, нам лечь в постель? И поспать?

— Поспать? — переспросила она. — Звучит заманчиво. Я могу проспать целую неделю, но только если твои руки будут обнимать меня.

— А где еще они могут быть? — улыбнулся Дункан, крепче обхватив ее талию и направившись к ступенькам, ведущим в дом.

— Полагаю, нигде. — Она зевнула, склонив голову ему на плечо.

Все-таки хорошо быть влюбленным, подумал Дункан. Пожалуй, лучше всего на свете.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25