Зеркала (СИ) [kozatoreikun] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

податливым, и отдавал хитринкой.

— Что вы себе позволяете! — воскликнула воспитательница старшей девчачьей группы, стоящая рядом. Парень, что только что дал новое имя Денису, поднялся из-за стола и плеснул в лицо женщине холодным какао из своего стакана.

Его тяжёлый одинокий смех поминальным словом разнёсся по столовой, а после был подхвачен столами старших — и парней, и девушек, и только после них ликующим перезвоном засмеялись дети.

Брошенные всеми и принятые стенами этого места.

***

О событиях двенадцатилетней давности, о дне, когда он получил своё первое имя, Чейни напомнили шелестящие на тёплом июньском ветру листья невысоких осин. Они росли у самой ограды на внутренней стороне двора, где от калитки к крыльцу вела прямая дорожка разбитого асфальта. Стоя на пороге Дома, Чейни прощался с последним из тех, кто на протяжении этих двенадцати лет разделял с ним тяготы и довольства жизни внутри серых истерзанных временем стен.

Он был всего на каких-то пару месяцев младше, но восемнадцатилетие и выпуск, следующий за ним неизменно, настигли его, как и остальных. За плечами у парня болтался рюкзак с личными вещами, в руках он держал чёрную папку с документами. Из всего выпуска, вышедшего из стен за эти дни, он покидал Дом последним.

Как и было заведено.

— Значит, решил остаться?

Его звали Хайд, лицо его не знало слова «улыбка» и было испещрено шрамами. Но он обнял Чейни и похлопал его по спине так, что у того едва не затрещали кости. Так, что Чейни невольно охнул и долго откашливался, когда Хайд отпустил его. И всё это притом, что сам он был ни на грош не слабее.

— Нужно новое прозвище, — задумался Хайд. В высокой траве вокруг них послышалось шевеление, а к окнам с внутренней стороны припало множество заинтересованных лиц. — Будешь Генералом, — Хайд усмехнулся. — Тебе пойдёт.

— Генерал, Генерал, вы слышали? Надо всем рассказать! — из травы врассыпную бросились маленькие дети, готовые растрезвонить вести по округе.

— Воспитателю не пристало зваться именем воспитанника.

Этим июньским утром Денис-Чейни-Генерал навсегда прощался с Хайдом. Просто с Хайдом, мрачной тенью, чьё настоящее имя знали лишь документы в папке в его руках. Они были сомнительными друзьями, но в стенах Дома это слово ничего не значило, а переступив его порог, Хайд обрывал любую связь с этим местом. Он осмелился сделать так, а Генерал — нет.

Но какими бы причинами они не руководствовались, ясно было одно: с этого дня их пути расходятся.

Хайд был хозяином Дома последние шесть лет. И, уходя, он не оставил после себя человека, который должен был его заменить. Он ничего не сказал по этому поводу, долго сомневался, принимая решение — всё это Чейни-Генерал мог видеть собственными глазами. Дом и его воспитанники решение Хайда примут, пусть это и принесёт неприятности на первых порах. Дом ни к чему не остаётся безучастным. Возвышаясь за спиной Генерала, он тёмными окнами-глазницами отпускал хозяина вслед за остальными.

Чейни-Генерал до последнего хотел поговорить с Хайдом о некоторых неразрешённых вопросах. Именно сейчас, именно отпуская его навсегда, потому что только так можно было освободить его от последствий. Но он так и не смог найти, с чего начать, и не решился поднять эту тему. Ему всё время казалось, что и Хайд не против разъяснить пару моментов, однако и он не заговорил ни об одном из них. Например:

«Почему их не забрали?»

Всё, что они сделали по итогу, это пожали руки, вложив в этот жест все разрешённые и неразрешённые конфликты, попрощались ещё раз, пожелав друг другу удачи саркастически, и разошлись.

Генерал закрыл за Хайдом дверь старой чугунной калитки, молча посмотрел, как парень садится в машину, и вернулся в Дом, не дожидаясь, пока такси сдвинется с места. Небо начинало хмуриться. Поднимался ветер, нагоняющий на город серые облака. Они непроглядной пеленой затягивали солнце, отрезая его от внешнего мира.


Начиная с этого дня их набор официально считался распущенным, а это означало, что и Генерал перестал значиться воспитанником Дома. С этого дня он — воспитатель второй старшей мальчишечьей группы. Тот, кто приглядывает за детьми Дома, кто защищает их и выступает для брошенных ребят в роли если уж не родителя, то старшего брата точно. Уровень доверия к нему у двенадцатилеток гораздо выше, нежели к кому-то кроме — в их памяти ещё свежа та пора, когда Генерал ничем не отличался от них самих. А он всё ещё помнил, что чувствуют и о чём думают дети, которые в считанные дни из тех, кто сам бегал хвостиками за старшими, превратились в свои же примеры для подражаний.

Дети всюду приветствовали Генерала, пока он по лестнице поднимался в учебный кабинет, где перед обедом проходило внеплановое собрание,