Против силы ветра [Виктория Альварес] (fb2) читать онлайн

Виктория Альварес ПРОТИВ СИЛЫ ВЕТРА

«О, Персефона, стань такою,

Какой не быть мне никогда.

Ласкай божественной рукою

Ту, что надменна и горда,

Прекрасна и свободна,

Что ускользает вдруг, шутя,

Ту, что дика и благородна,

А в жизни — малое дитя.

И пусть в аду свои законы,

Их не изменишь на ходу.

Скажи ей нежно, Персефона:

„Не так уж страшно здесь, в аду“».

«Молитва Персефоне», Эдна Миллей^[1]

«И бездна нас влечет. Ад, Рай — не все равно ли?

Мы новый мир найдем в безвестной глубине!»

«Путешествие», Шарль Бодлер^[2]

«Все путешествия заканчиваются встречей влюбленных».

Уильям Шекспир

Пролог

Первое же плавание заставило его подумать о том, что оно же может стать и последним. Его отец всегда говорил, что море — это как непостоянная возлюбленная, которую нельзя воспринимать легкомысленно, и ни один моряк не вздохнет с облегчением, как это сделали его приятели, пока не будет уверен, что опасность позади, и что через пару часов огромная река приведет их в порт живыми и невредимыми.

Вздыхая, он вытянул пальцы, пытаясь их размять, чтобы снова взяться за рукояти. Почему он чувствует себя так неспокойно? Откуда взялось это предчувствие, сжимающее нутро с тех пор, как он открыл глаза этим утром? Казалось, кто-то нашептывает ему на ухо, что все они слишком много грешили в этой жизни, и худшее еще впереди.

Он с трудом узнавал свои собственные руки, лежащие на штурвале. Они казались слишком маленькими для подобной работы и слишком большими для парня, покинувшего родной дом лишь пару месяцев назад. «Рано или поздно ты привыкнешь, — сказал ему Смит, старый рулевой, который время от времени приходил ему помочь. — Все мы боялись, когда впервые выпадало взять на себя контроль над этой бестией».

«Бестия». Именно так он и сказал. Миролюбиво мурлыкающий в его руках монстр, который всего несколько часов назад с яростным ревом скакал по волнам Мексиканского залива. Солнце давно село над корпусом и деревянными обломками, оставленными позади во время дрейфа, и ночь была черной, словно грех. Паруса словно привидения бились над их головами, покачиваясь от дуновения бриза, который заставлял скрипеть мачту и доносил до экипажа запах болот.

«Запах родного дома». Молодой человек спрашивал у себя, сможет ли он когда-нибудь назвать город, куда они направлялись, родным домом. Он все бы отдал, чтобы пребывать в том же отличном расположении духа, как и остальные моряки, болтающие на полуюте^[3], убивая последние часы дежурства игрой в карты и выпивкой.

— Настоящая мулатка, но такая светлая, что при свете свечей ее можно принять за только что прибывшую из Европы голубку. Меня не удивляет, что она так популярна… — сказал один из парней.

— Кажется, Дейву так не терпится сойти на берег, что если мы не удержим его, он прыгнет в воду, как только покажутся огни Нового Орлеана, — прокомментировал другой, вызвав громовой смех приятелей. — Твоя подружка тебя дождется, даже если мы прибудем чуть позже. Если ты, конечно, не явишься домой с пустыми руками.

Молодой человек обернулся, не отпуская штурвал, чтобы взглянуть на сидящих на палубе моряков. В центре они поставили подсвечник, в свете которого их лица словно плыли в оранжевом отблеске. Остальную часть брига освещали лишь звезды.

— Проклятье, мы столько говорим о женщинах, что хоть святых выноси, — запротестовал мужчина, сдававший карты. — Мы выбрали худшую ночь, чтобы делать ставки. Сейчас у нас в головах осталась только одна мысль.

— Еще бы, — ответил Дейв. — Еще неделя взаперти и я влюблюсь в Смита.

— Не смущай парня, — предупредил его старый рулевой, и смешки стали еще громче. Даже тот, о ком шла речь слегка улыбнулся. — Не обращай на них внимания, сегодня у всех нас слишком взыграла кровь.

Ворча сквозь зубы, старик оперся об палубу и попытался встать. Хруст суставов всегда напоминал ему скрип мачты.

— Чарли, с тобой все в порядке? — спросил он, приближаясь к штурвалу.

— Разумеется, — слегка удивленно ответил юноша. — Почему вы спрашиваете?

— Ну, мы тут уже два часа болтаем всякие глупости, а ты за все это время едва улыбнулся пару раз. Странно, что ты такой мрачный именно сейчас, когда мы возвращаемся домой…

Парень помолчал немного.

— Ты сам это сказал, — ответил он с акцентом, который всегда выдавал его в минуты волнения. — Некоторые из нас не могут считать это место своим домом.

Послышался шум шагов со стороны лестницы на корме, и показалась приземистая фигура капитана. Моряки умолкли, пока тот не прошел мимо, скрывшись в ночной тьме.

— В эту ночь ощущается что-то темное, причем я вовсе не имею ввиду небо, — вдруг сказал юноша вполголоса. Присмотревшись, Смит увидел насколько тот бледен. — Мы не раз плавали в новолуние, но сегодня все кажется иным… словно вокруг нас есть что-то странное. Я думаю об этом с тех пор, как мы идем по Миссисипи, но не решался рассказать вам об этом. Я знаю, что вы думаете о дурных предчув…

Прежде, чем он закончил говорить, судно тряхнуло так, что задрожала вся оснастка, а едва поднявшихся на ноги моряков снова швырнуло на палубу. Молодой человек чуть не потерял равновесие, вцепившись в штурвал, в то время как Смит, изрыгая проклятия, ухватился за руку приятеля.

— Святые угодники, что, черт побери, это было?

— Не знаю, — пробормотал Чарли, его руки дрожали. — Возможно, это всего лишь обломки затонувшего судна. Как те, которые только что остались позади.

— В этой части Миссисипи нет никаких затонувших кораблей, — воскликнул Дейв с противоположной стороны. Он тоже был бледен. — И эта встряска совсем не похожа на столкновение. Мачты мотало так, словно они вот-вот обрушатся!

— Что все это значит? — услышали они рев капитана. До них снова донесся звук его шагов. — Разве не вы на вахте этой ночью? Как такое возможно, что вы не заметили, как…

Новый грохот поглотил его слова, на этот раз столь интенсивный, что не было слышно криков матросов. Обшивка корабля заскрипела так, словно кто-то хотел разнести ее в щепки, а паруса грозились сорваться.

У парня чуть сердце не остановилось, когда он посмотрел через плечо капитана и понял, что происходит. Звезды скрылись за внезапно набежавшими тучами, а ветер поднял на реке такие волны, словно они все еще были в Мексиканском заливе. Мощное течение бросало корабль из стороны в сторону, заставляя его подпрыгивать на волнах будто вставшего на дыбы жеребца. Все происходящее не поддавалось никакому объяснению. Минуту назад все было спокойно и единственное, что приводило в движение паруса — легкий речной бриз. Как мог разразиться такой мощный шторм, если они находились даже не в открытом море?

— Боже мой! — снова закричал Смит, когда первая волна обрушилась на нос корабля, почти полностью затопив палубу. Неожиданно бриг накренился на одну сторону, и моряки поспешили ухватиться за оснастку^[4], чтобы не упасть в воду. — Перед нами открываются врата в преисподнюю, чтобы заставить нас платить за наши грехи!

— Это мы еще посмотрим, — рыкнул капитан. — Мы всего в нескольких минутах от Нового Орлеана, и даже если эту посудину разнесет в щепки, даже если нам придется добираться вплавь…

Он умолк, когда по другую сторону судна, прямо над полузатопленной носовой частью, показалась новая волна, слишком высокая, чтобы можно было на нее подняться. Парализованные ужасом они смотрели, как водяная стена растет в высоту, заслоняя горизонт, и надвигается прямо на бриг.

— Все на штриборт^[5]! Право руля! — проорал капитан. Чарли поспешил подчиниться приказу, его руки дрожали так, что он сам удивлялся, что до сих пор удерживал штурвал. На большее времени не хватило. Как раз тогда, когда корабль начал поворачивать, огромная волна превратилась в водопад, который смывал все на своем пути.

Послышались крики где-то между мачтой и фок-мачтой^[6], и три человека исчезли за штрибортом. Смит поскуливал, а Чарли изо всех сил зажмурил глаза и бормотал все известные ему молитвы, чтобы проснуться и убедиться, что все это лишь страшный сон. Но, к сожалению, происходящее было слишком похоже на правду: хлещущая по лицу вода, безумная качка, проклятия капитана. Посреди обезумевшей водной стихии, он вдруг вспомнил об отце и младшем брате, и о том, как обняла его мать, когда он уходил из дома с узелком на плече.

Чарли показалось, что капитан снова что-то прокричал, но на этот раз он ничего не расслышал. Водной стихии оказалось мало снести все с поверхности корабля, она решила пробраться в корпус, и теперь из внутренностей брига раздавался ни с чем не сравнимый рокот воды, который недвусмысленно заявлял о происходящем. Этот звук приговаривал к смерти, и все об этом знали.

Смит был прав — преисподняя нараспашку открыла перед ними свои врата.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Дом орхидей

Глава 1

Александр Куиллс не раз слышал о том, что история всегда повторяется, но до сих пор верил в судьбу не больше, чем любой почти сорокалетний мужчина верит в волшебные сказки. Он был ученым и всегда придерживался научных фактов; в его уме не было места для суеверий, и когда он начинал исследование какого-нибудь сверхъестественного феномена, то делал это наиболее прагматичным способом. Случайности для него были лишь некими совпадениями, не стоящими внимания… Во всяком случае, он так считал до того момента, как, вернувшись домой, в Оксфорд, он снова не увидел письмо от незнакомца, которое перевернуло с ног на голову не только его вселенную, но и всех окружающих его людей.

Стоял солнечный майский день и в Кодуэллс Касл царил удивительный покой, учитывая количество народу, жившего под его крышей. Племянница Александра, Вероника, добыла билеты в театр и увела с собой Оливера Сандерса и его жену Эйлиш, друзей семьи, которые вот уже два года жили в доме Куиллсов. В доме слышался лишь голос экономки, сплетничающей в комнатах для прислуги с новой кухаркой Мод. «Поверить не могу, что в кои-то веки мое королевство полностью в моем распоряжении, — довольно вздохнув, подумал Александр. Он снял шляпу и провел руками по слегка тронутым сединой светло-каштановым волосам. — Наверняка, вскоре здесь снова будет настоящий курятник, так что стоит насладиться мгновениями покоя».

Насвистывая оперную арию, он направился в гостиную на первом этаже, чтобы немного выпить и расслабиться. Комната с огромными окнами, выходящими на реку Исис^[7], теперь казалась гораздо меньше из-за стоявшей в углу арфы Эйлиш. Рядом с ней Александр поставил на лакированный столик граммофон, который ему подарили Оливер и Эйлиш на прошлое Рождество. Он немного поискал среди пластинок, взял недавно приобретенную запись «Летучего голландца»^[8] в исполнении Берлинской филармонии и приготовился получать удовольствие.

Он обожал Вагнера^[9] почти так же, как и его жена Беатрис. С течением времени он так и не смог смириться с болью от ее утраты пять лет назад, но Александр привык с этим жить. Теперь эта грусть стала словно неотъемлемой частью его существования, как, например, дыхание. Он собрался взять ближайшую к нему бутылку бренди, но увидел на столе гору писем, оставленную экономкой. Все они были адресованы редакции «Сонных шпилей», посвященной новым наукам газеты, которую он издавал вместе с друзьями Оливером и Лайнелом.

Вскрывая конверт, он с улыбкой вспомнил, как безобидное на первый взгляд послание, подписанной Лизой Спиллэйн, привело их на ирландское побережье. Никто даже представить себе не мог, как изменит их жизни поездка в небольшое поселение Киркёрлинг для расследования смерти, связанной с обитавшей в местном замке банши. Особенно это коснулось Оливера, который вернулся в Оксфорд с супругой и новым сюжетом. Тем не менее, на этот раз Александр не находил в своей корреспонденции ничего похожего на ирландскую историю, пока не вскрыл маленький конверт с Эдинбургскими марками, привлекший внимание своим потрепанным видом. А вот что его действительно удивило, так это не содержимое письма, а высокомерный тон, в котором оно было написано.

Среда, 27 мая 1905 год.

Редакции «Сонных шпилей»:

«Обращаюсь к вам с предложением, которое, как я убежден, вас заинтересует, учитывая, направленность ваших публикаций последние годы. Я ваш преданный читатель, особо интересующийся описаниями спиритических сеансов и статьями, посвященными последним открытиям в область новых наук. Профессионализм, с которым вы доводите до конца все свои расследования, заставил меня понять, что сколько бы я не искал, не найду никого более подходящего, кто мог бы заняться неким интересующим меня делом, которое, уж простите мою дерзость, станет и для „Сонных шпилей“ настоящей находкой, потому что целиком и полностью отвечает темам, освещаемым на страницах вашего издания.

Тем не менее, вопрос настолько трансцендентный^[10], что совершенно невозможно изложить его в письме. Вероятно, вы подумаете, что я слишком много на себя беру, но я вас уверяю, что почту за честь, если вы, все же, согласитесь поговорить со мной в Эдинбурге, где я остановился на несколько дней. В данный момент я проживаю в комнате 552 отеля „North British“^[11], куда вы можете написать мне, чтобы согласовать визит. Пока этот номер служит моим пристанищем, вы также можете чувствовать себя там как дома.

С надеждой на то, что это письмо станет первым в нашей плодотворной переписке, прощаюсь с вами,

C уважением, Месье Э. Савиньи».

«Только этого мне как раз и не хватало, — сказал себе Александр. — У вас дома проблемы с духами или полтергейстом? Свяжитесь с нашей редакцией и будьте уверены, что вскоре вы снова обретете покой!» Впрочем, это было почти неизбежно, учитывая распространение, которое получила их газета: за последние два года тираж увеличился в четыре раза, и не было ни одного колледжа в Оксфорде, где статьи не обсуждались бы студентами. Разумеется, успех привлек и оппортунистов^[12], они слетелись словно мухи на мед, и количество желающих воспользоваться услугами исследователей «Сонных шпилей» угрожающе возросло. Обычно на такие письма отвечал Август Уэствуд, еще один друг Александра, но полгода назад он уехал в качестве миссионера в Раджастан^[13] и уже не мог им помочь в этом нудном и утомительном деле.

В любом случае, это было не то письмо, которое следовало бы воспринимать серьезно, несмотря на повелительный тон. Так что когда прозвучали первые такты «Mit gewitter und storm»^[14], месье Савиньи был благополучно забыт и сознание Александра приятно покачивалось на волнах дремоты, которую даже бури и шторма, о которых пел рулевой «Летучего голландца», не могли потревожить. Но, к несчастью, месье Савиньи был не из тех, кто позволяет себя забыть.

Три дня спустя он снова дал о себе знать. Когда Александр в очередной раз зашел в редакцию, расположенную на Хай-стрит, чтобы дать указания насчет следующего номера, оказалось, что среди писем его снова ожидало сообщение из Эдинбурга. Оно повторяло предыдущее письмо слово в слово, вплоть до запятых. Похоже, этот Савиньи решил связаться с ним во что бы то ни стало. Раздраженный Александр поправил очки, взял перьевую ручку и нацарапал несколько строк, чтобы разобраться раз и навсегда с ситуацией.

Понедельник, 1 июня 1905 год.

Месье Э. Савиньи:

«Пишу вам от имени редакции „Сонных шпилей“, чтобы поблагодарить вас за добрые слова и оказанное нашей работе доверие. Нам очень жаль, но вынуждены довести до вашего сведения, что в данный момент нет никакой возможности принять ваше предложение. Если то, что вас беспокоит, имеет отношение к спиритизму, или вы хотели бы осуществить что-то вроде процедуры экзорцизма, советуем вам обратиться в Общество исследователей сверхъестественного. Они являются лучшими в Англии специалистами и, несомненно, будут рады вам помочь.

С благодарностью и уважением,

Редакция».

Но дело на этом не закончилось, а вовсе даже наоборот. Александр не знал, последовал ли Савиньи его совету и начал ли забрасывать письмами Общество исследователей, но, скорее всего, нет, так как уже на той же неделе он снова дал о себе знать. Утром в четверг профессор в прекрасном настроении вошел в свой кабинет в Магдален-колледже, где возобновил свою работу в качестве преподавателя энергетической физики после смерти ректора Клейпола. Он повесил сюртук и обнаружил, что не избавился от преследований того типа.

На столе снова лежало оно, письмо от Савиньи. Александр почувствовал, как его заполняет ярость, но вдруг кое-что остудило его кровь. На этот раз письмо было адресовано не редакции, а лично профессору Куиллсу. Но ведь никто не знал, что именно он скрывался за публикациями в газете! Статьи всегда подписывались лишь инициалами авторов, даже иллюстрации его племянницы Вероники. Единственный, кто отбросил в сторону анонимность после публикации чрезвычайно успешного романа, был Оливер, ставший одним из самых многообещающих авторов Оксфорда. В случае с Александром было совершенно невозможно, чтобы кто-то связал его с преподавателем Магдален-колледжа.

Тем не менее, Савиньи это удалось. Возможно, этот назойливый француз мог добиться недостижимого. Пытаясь сохранять спокойствие, Александр протянул руку, взял конверт, чтобы прочесть письмо, как вдруг кое-что привлекло его внимание и встревожило. На конверте был очень знакомый логотип — отеля «Рэндольф»^[15], самого роскошного в Оксфорде.

— Нет, — воскликнул Александр, вскрывая конверт. — Это не может быть правдой…

Четверг, 4 июня 1905 год.

«Уважаемый профессор Куиллс!

Я не смог удержаться от улыбки, узнав ваш стиль в письме, в котором вы так любезно отклонили мое предложение, только вы можете быть столь дипломатичным. Но, хоть я и восхищен таким качеством как дипломатия, тем не менее, я вынужден настаивать. Мне часто говорят, что настойчивость — одна из моих отличительных черт, и вы наверняка заметите, что я не из тех, кто привык отступать, даже если отказ получен от истинного джентльмена, которым я искренне восхищаюсь.

Смею предположить, что причиной вашего отказа стала перспектива поездки в Шотландию ради встречи со мной? Если для вас расстояние — это проблема, то вам больше не стоит об этом волноваться: вчера я как раз прибыл в Оксфорд и остановился на несколько дней в „Рэндольфе“. Я уверен, что вы знаете этот отель, он находится прямо напротив музея Эшмола, где, как я понимаю, в последнее время работает ваш друг Лайнел Леннокс.

Вскоре я свяжусь с вами, чтобы договориться о встрече. Полагаю, не стоит откладывать ее слишком надолго.

С уважением, Месье Э.Савиньи».

Александр смял письмо в комок и швырнул его в корзину для бумаг. Шутка зашла слишком далеко, с какой стороны ни посмотри. Если бы в городе узнали, чем он занимается в свободное от университетских лекций время… Сам-то он не считал публикации статей о новых науках чем-то постыдным, но он не был уверен, что это понравится всем без исключения членам университетского совета. Ему и так непросто было восстановить свою прежнюю должность, поэтому он не мог позволить, чтобы все усилия пошли прахом. Ворча себе под нос, Александр снова надел сюртук, причем так быстро, что чуть не сбил со стола стопку тетрадей, и вышел, чтобы разделаться с этим делом раз и навсегда.

Отель «Рэндольф» находился недалеко от Магдален-колледжа. Александр быстро пошел по Хай-стрит, оставляя позади фасады, увенчанные шпилями и габлетами дюжины колледжей. Студенты наводнили улицы, весело и шумно радуясь окончанию экзаменов и началу лета. Профессор, как мог, пробирался сквозь гомонящую толпу и меньше, чем через десять минут оказался перед фасадом отеля. Роскошный неоготический дворец действительно находился напротив музея Эшмола, в котором, как полагал Александр, в данный момент работал Лайнел. Настроенный выяснить намерения этого приставучего типа, профессор решительно толкнул дверь и вошел в ослепительное фойе отеля.

Внутри все сверкало хрусталем и бархатом, под потолком в огромной люстре горели свечи. Справа от покрытой красным ковром лестницы находилась стойка и Александр улыбкой поприветствовал стоявшего за ней молодого человека в униформе. Увидев парня, Александр решил, что он без труда вытянет из него нужную информацию об авторе писем, но, к сожалению, ошибся.

— Месье Савиньи? Нет, среди наших постояльцев нет человека с такой фамилией.

— Вы уверены? Насколько мне известно, он прибыл в Оксфорд вчера днем. Вы не могли бы проверить по регистрационной книге постояльцев?

Но парень покачал головой, скрестив руки на стойке.

— Я хотел бы вам помочь, господин, но, боюсь, я не вправе разглашать подобную информацию. Конфиденциальность всегда была одним из основных принципов отеля «Рэндольф», и если мы получим хоть одну жалобу, даже самую малую…

— Разумеется, я все понял, — Александр надел снятую при входе шляпу. — Сожалею, что отнял у вас время. Должно быть, это какая-то ошибка.

Но ошибки не было. Профессор знал, что это так. Сопровождаемый звоном столовых приборов и запахом подаваемых постояльцам бекона и яиц, он вышел из отеля на улицу и остановился, задумавшись. В итоге, решил пойти домой, а не обратно в колледж. Он был слишком взбудоражен, чтобы думать о работе, и знал, что только зря потеряет время, пытаясь сконцентрироваться на куче ожидавших его бумаг, так как мысли его сейчас были далеки от науки.

Похоже, этот Савиньи не существовал. Это всего лишь вымышленное имя. Скорее всего, оно было выбрано для того, чтобы Александр ничего не смог разузнать об этом человеке до тех пор, пока не станет слишком поздно, чтобы отступать. «Вскоре я свяжусь с вами» — было обещано в последнем письме.

Александр выругался сквозь зубы, но, как оказалось, сюрпризы этого странного утра еще не закончились. Когда он собрался толкнуть калитку в собственный сад, то увидел выходящего из дома мальчишку лет восьми в замызганных, удерживаемых подтяжками, штанах и с залатанной шляпой на голове. Он так торопился, что столкнулся с профессором.

— Ты в порядке? — спросил Александр, хватая парня за плечо, чтобы тот не упал. Пацан вырвался и побежал прочь со всех ног. — Эй, вернись сейчас же!

— Профессор Куиллс! — позвала его с порога экономка миссис Хокинс.

Александр поначалу даже не обратил на нее внимания. Он смотрел, как мальчишка убегает, пока тот не скрылся за поворотом, и только потом повернулся к женщине. Экономка протянула ему конверт.

— Его только что принес этот сорванец, который чуть не сбил вас с ног. Он отказался рассказывать, кто его прислал, лишь попросил вручить письмо лично вам в руки. Похоже, ему неплохо заплатили, раз уж он так расстарался.

Александр совершенно не удивился, увидев фирменную бумагу «Рэндольфа», знакомый до боли почерк, и все более издевательский тон послания.

Четверг, 4 июня 1905 год.

«До каких пор мы будем играть в кошки-мышки, профессор Куиллс? Не буду отрицать, я ожидал подобной реакции с вашей стороны (за время нашего знакомства, вы не раз продемонстрировали ваше благоразумие, чем навсегда заслужили мое уважение), но мне показалась не слишком элегантной попытка выведать у сотрудника отеля то, что могли бы узнать от меня лично при встрече.

Давайте будем друзьями, профессор. Вам нечего опасаться с моей стороны. Если бы у меня возникло желание проинформировать ваших коллег по Магдален-колледжу о ваших забавах с потусторонним, то я сделал бы это уже давно. Но я бы ничего не выиграл от вашего падения в немилость, а у меня нет привычки делать то, что со временем не принесет выгоды. Боюсь, я сейчас слишком занят, чтобы тратить время на месть, которая в итоге настроит нас друг против друга.

Полагаю, лучше покончить с этим раз и навсегда. Как насчет того, чтобы встретиться сегодня в 17.30 в Ботаническом саду^[16]? Я слышал, что этой весной у хранителей Дома орхидей есть прекрасные экземпляры.

Для вас же будет лучше не подводить меня еще раз.

Месье Э. Савиньи».

На этот раз Александр выругался так, что даже миссис Хокинс покраснела. Она еще никогда не видела профессора в такой ярости.

— Это переходит все границы, — пробормотал Александр, сминая письмо.

— Вы… вы о чем? — решилась спросить экономка. — Надеюсь, там нет плохих новостей?

— Нет. Возможно. Пока еще слишком рано говорить что-то определенное. Тем не менее, я начинаю ощущать себя марионеткой, которую кто-то дергает за ниточки ради своего удовольствия, — ответил Александр сквозь зубы, убирая письмо в карман. — В конце концов, плюс в том, что вскоре я избавлюсь от своих сомнений, нравится мне это или нет.

Он вошел в дом следом за миссис Хокинс и передал ей сюртук и шляпу. Женщина смотрела на него с некоторым беспокойством.

— Что-то сегодня слишком тихо… Дома опять никого нет?

— Мистер и миссис Сандерс сообщили, что вернутся к обеду. Кажется, они что-то изучают на севере. Ваша племянница закрылась наверху и рисует. Пару часов назад она заявила, что у нее много работы, и чтобы я даже не думала беспокоить ее, иначе она швырнет мне в лицо свои кисти.

— Как всегда мила и воспитана. Я надеялся, что миссис Сандерс окажет на нее положительное влияние, но Вероника обращает на нее не больше внимания, чем на любого из нас, — он вздохнул, берясь за лестничные перила, — ладно, придется мне самому превратиться в мишень для кистей. Пожелайте мне удачи.

Судя по выражению лица, миссис Хокинс считала, что для противостояния Веронике необходима была не удача, а полный комплект доспехов, включая шлем и железные рукавицы. Александр поднялся по лестнице, все еще обдумывая ситуацию с письмами, и, наконец, остановился перед единственной дверью на третьем этаже. Специфический запах краски, превратившийся со временем в неотъемлемую часть его племянницы (как говорил Лайнел «Eau de Veronique»(туалетная вода Вероники — фр.), наводнил лестничную площадку. Профессор постучал в дверь.

— Я же сказала, чтобы меня никто не беспокоил, если только дом не загорится!

— Вероника, это я, — ответил ей дядя, пытаясь набраться терпения. — Я знаю, что ты очень занята, но мне нужна твоя помощь.

За дверью послышался возглас, затем шум шагов, звук встряхиваемой ткани, и, наконец, дверь слегка приоткрылась. В проеме показалось обрамленное спутанными каштановыми кудрями лицо Вероники. На левой щеке красовалось черное пятно, а из-под мужской рубашки торчали голые ноги.

— Ты хуже Папы Юлия II^[17], который ежедневно появлялся в Сикстинской капелле, чтобы обвинять Архангела Михаила, — выпалила она. — Разве ты не должен быть сейчас в колледже?

— У меня поменялись планы, — ответил Александр. Он шагнул к двери, но Вероника не дала ему войти. — Что у тебя на лице? Уголь?

— Грифель, — она протянула руку, демонстрируя пучок стержней. — Я делаю анатомические наброски. О чем ты хотел попросить?

— Мне надо, чтобы ты зашла в музей Эшмола и передала от меня сообщение для Лайнела. Скажи, что на все про все есть только сегодняшний день, и я буду ждать его у Магдален-колледжа в 17.15. Это очень важно.

— А почему ты сам не можешь пойти, раз уж не собираешься работать?

— Произошло кое-что странное, и мне необходимо все обдумать, пока не вернулись Оливер и Эйлиш. Более того, ты знаешь музей как свои пять пальцев и тебе не составит труда разыскать там Лайнела, если прямо сейчас его нет в кабинете смотрителя.

Вероника помолчала немного. Подлетевший ворон Свенгали каркнул и сел ей на правое плечо.

— Начинаю думать, что я для тебя лишь посыльный, — буркнула девушка, пожимая плечами. — Ладно, но сначала мне надо закончить то, что я сейчас делаю. До выставки Королевской академии^[18] осталось всего два месяца, и если я хочу представить там своего Эндимиона^[19], то должна посвящать работе двадцать четыре часа в сутки.

— Не волнуйся, я скажу миссис Хокинс, чтобы она набралась терпения, — улыбнувшись, сказал Александр и пошел вниз по лестнице. — Спасибо, Вероника.

— Подожди, — окликнула его девушка. Она босиком вышла из комнаты, а Свенгали покачивался на ее плече, чтобы удержать равновесие. — Ты уверен, что все в порядке?

— Более или менее, — ответил немного удивленный Александр. — Почему ты вдруг спрашиваешь?

— Ты бы в зеркало посмотрел. Я не видела тебя в таком дурном настроении с прошлого года, когда один из этих твоих детекторов эктоплазмы упал с лестницы.

Александр снова улыбнулся, подошел к Веронике и убрал с ее лица непокорный локон, не обращая внимания на ее нахмуренные брови. Трудно было поверить, что ей уже двадцать два года, для него она все еще оставалась маленькой девочкой, которую он взял к себе в дом после смерти брата Гектора. Девочкой, превратившей свою мансарду в настоящее логово львицы, швыряющейся тухлыми яйцами в политиков и использующую в качестве моделей для картин аристократов, с которыми, возможно, ее объединяли не только слова, но все-таки девочкой до мозга костей.

— Не волнуйся за меня. Я просто немного растерян, вот и все. Когда все прояснится, я расскажу тебе, что произошло, а пока не стоит об этом думать.

Свенгали ответил за Веронику, клюнув его в руку. Александр воспринял это как знак того, что день преподнесет еще немало «сюрпризов». Он попрощался с племянницей и спустился на первый этаж Кодуэллс Касла, не переставая размышлять о содержимом своего кармана, и о тузах в рукаве месье Савиньи.

Глава 2

— Ну, ты слышал, да? В 17.15 у Магдален-колледжа, — произнесла Вероника, убедившись, что звук шагов дяди затерялся где-то внизу лестницы. Она повернулась к обнаженному телу, лениво растянувшемуся на постели в окружении гипсовых муляжей разных частей тела, грязных кисточек и мольбертов. — Сделай одолжение, не забудь хотя бы на этот раз, или меня снова обвинят в том, что я никогда не передаю тебе сообщений. Я до сих пор не понимаю, почему об этом просят именно меня.

Лайнел Леннокс ухмыльнулся, бросил на пол огрызок яблока и с удовольствием вытянул руки, чтобы размять затекшие конечности.

— Опять ты позу поменял, — возмутилась девушка. Свенгали перелетел на подоконник и каркнул. — И как мне только в голову пришло рисовать именно тебя? Мой несчастный Эндимион навсегда останется лишь эскизом.

— В следующий раз попроси кого-нибудь из твоих приятелей по школе искусств.

— Ага, в следующий раз именно так и сделаю, и не только для позирования. Вот только, боюсь, никто не сравнится с тобой в перелезании через садовую ограду.

Она повернулась к мольберту, чтобы окинуть критическим взором анатомический эскиз, над которым работала последний час. Профиль Лайнела был безупречен, а вот пропорции рук ее не убедили, поворот головы тоже оказался не тем, какой она искала. «Еще бы, — раздраженно подумала она, — ведь натурщик не мог усидеть на месте и четверти часа, особенно, имея перед носом девушку, разгуливающую перед ним в его же рубашке, которую Вероника присвоила после одного из, ставших привычными, кувырканий в постели».

В чем-то Лайнел был прав: было бы лучше попросить об одолжении кого-нибудь из знакомых художников, с которыми они с Эйлиш регулярно встречали в Школе искусств Раскина^[20], но тогда все это не было бы так весело. Вероника схватила кисть:

— Видишь о чем я? Видишь все эти параллельные линии? Все это мне пришлось исправлять, потому что ты без конца дергаешься. Невозможно работать в таких условиях.

— По-моему, все отлично, — улыбаясь ответил Лайнел. — Ты отобразила лучшее, что есть во мне. Надеюсь, ты не собираешься все испортить, пририсовывая фиговый листок!

Вероника сделала выпад, пытаясь пнуть его под ребра. Лайнел схватил ее за ногу, чтобы лишить равновесия. Девушка, смеясь, упала рядом с ним на кровать.

— Нахал! Теперь мне придется перерисовывать тебе лицо. Темные волосы и глаза вполне подходят мифологическому персонажу, а вот небритая морда…

— А мне плевать. Женщины, которые увидят твою картину, все равно меня узнают.

— Главное, чтобы мой дядя не узнал, — улыбнулась Вероника, бросая кисточку на пол. Она повернулась к мужчине, опираясь на локоть. — Надеюсь, он никогда об этом не узнает. Ты же прекрасно понимаешь, что в тот день, когда дяде станет известно о наших отношениях, он запрет меня за семью замками.

— Не понимаю, к чему все это ханжество. Ты сама говоришь, что Оливер и Эйлиш шумят по полночи, при этом я никогда не замечал, чтобы Александр обращал на это внимания.

— Оливер и Эйлиш связаны священными узами брака, — Вероника торжественно изобразила крестное знамение. — Для таких, как мой дядя, этого вполне достаточно.

— Понимаю… Значит, мисс Куиллс, нам остается пожениться, чтобы не оскорблять всевышнего столь греховными деяниями как сегодняшний.

Он попытался произнести это серьёзно, но выражение ужаса, появившееся на лице Вероники вызвало у него смех. Он обнял ее за талию и привлек к себе, запуская руку под рубашку, едва прикрывавшую бедра.

— Это всего лишь шутка! Удивительно, как плохо ты меня еще знаешь!

— Разумеется, я тебя знаю, но с некоторыми вещами лучше не шутить, — ответила она. Лайнел снова рассмеялся, когда девушка театральным жестом положила руку на сердце и изрекла: — У меня из-за тебя чуть удар не случился. Говорить о браке с кем-то вроде меня, это словно…

— Предложить Гаю Фоксу^[21] стать членом парламента. Я это знаю, и думаю точно также. Надо быть ненормальным, чтобы добровольно согласиться надеть петлю на шею. Впрочем, держу пари, что твой дядя все еще надеется, что однажды ты смиришься, примешь предложение от одного из твоих поклонников и превратишься в любящую жену, следуя превосходной модели счастливого супружеского союза Сандерсов.

— Они слишком идеальны, — ответила Вероника, томно откинув голову на подушки. — Клянусь, у меня даже чай становится слаще каждый раз, когда я их вижу.

Рука Лайнела продолжила свое восхождение по изгибу бедра, задирая рубашку к талии. Когда кожа полностью обнажилась, он начал прокладывать дорожку из поцелуев и завершил ее легким укусом. Вероника улыбалась, прикрыв глаза.

— Интересно, о чем же таком важном хочет поговорить мой дядя, — произнесла девушка через несколько минут. — Он выглядел довольно взволнованным… почти рассерженным, что довольно странно для столь спокойного человека, как он. Как ты думаешь, что происходит?

— Понятия не имею, через пару часов мы и так все узнаем, — Лайнел шлепнул ее по попке и встал. — Лучше мне вернуться в музей, пока не поздно, а ты должна выйти из дома якобы, чтобы передать мне сообщение. В противном случае, они могут что-то заподозрить.

— Ты уверен, что у тебя не будет проблем на работе, если ты прогуляешь еще и сегодня?

Лайнел усмехнулся, но, вспомнив, что по дому бродит миссис Хокинс, поспешил понизить голос.

— Солнце мое, я просто обожаю твое чувство юмора. Во всем учреждении я единственный, кто имеет право пенять остальному персоналу за прогулы.

— Ты и сэр Артур Эванс^[22], — напомнила ему Вероника. — По-моему, ты иногда забываешь, что назначен помощником хранителя Эшмола, а не хранителем.

— Дай мне пару лет, максимум пять. Эвансу с каждым разом все меньше и меньше нравится оксфордский стиль жизни. Этой весной он только и говорит о своем желании посвятить себя раскопкам в Кноссе^[23]. Он еще не долго протянет в своем музейном кабинете. Не успеешь оглянуться, как окажешься на инаугурации музея Эшмола-Леннокса, попомни мои слова.

— Что-то я сомневаюсь, что ты готов провести остаток своих дней в кабинете, — ответила Вероника, наблюдая, как Лайнел садится на край кровати и пытается найти свои штаны в груде вещей, из-за которых пол был едва виден. — Тебе слишком нравятся приключения, сильные эмоции… Возможно, держать в руках бразды правления музеем позволяет тебе почувствовать власть, но мы оба знаем, что это не совсем твое.

— Если ты про раскопки, а я уверен, что это так, то да, это по-прежнему моя стихия. Спасибо за комплимент.

— Это было бы комплиментом, если бы я не знала насколько ты бессовестный. Однажды ты допустишь ошибку, от которой тебя не спасет ни твоя изворотливость, ни успех у женщин..

— Ты о чем? — удивился Лайнел. — Что ты пытаешься…?

— Ты прекрасно знаешь о чем. Просто удивительно, что ты так ничему и не научился два года назад, когда эти бандиты из Долины Цариц чуть не пристрелили тебя, чтобы отобрать добытый тобой артефакт. Я думала, это сделает тебя более благоразумным, но я ошиблась. Ты все такой же безрассудный, как и всегда.

После ее слов воцарилась тишина. Вероника ожидала, что Лайнел начнет оправдываться, заверять ее в том, что он может за себя постоять, а вовсе не полного молчания с его стороны. Внезапно, легкий ветерок, дующий из окна, показался девушке каким-то тревожным, навевающим беспокойство.

— Я сказала что-то не то? — спросила удивленная Вероника. — Или ты влез во что-то опасное, о чем не собираешься мне рассказать?

— Не волнуйся, в последнее время я не искал себе проблем, — пробормотал Лайнел, не поворачиваясь к девушке. — Во всяком случае, не больше, чем имел после Долины Цариц.

Он встал, чтобы застегнуть ремень, стараясь не обращать внимания на беспокойный взгляд девушки. Лайнел подошел к окну и посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Взгляд невольно задержался на украшающем плечо шраме, который белой татуировкой выделялся на смуглой коже и, казалось, яростно пульсировал каждый раз, когда мужчина вспоминал о виновнице в нанесении этой раны.

Лайнел попытался отогнать внезапно нахлынувшие воспоминания: тепло губ с красной помадой совсем рядом с его губами; аромат сандала, исходящий от роскошных волос, в которые хотелось зарыться лицом; глаза, смеющиеся над ним сквозь складки платка или перья на черной шляпе. То, что едва не убивший его расхититель гробниц оказался самой сексуальной из всех известных ему женщин, казалось жестокой шуткой судьбы. А как она умудрялась хранить молчание все то время, что они вместе с друзьями провели в Ирландии, как слушала его хвастовство Долиной Цариц с улыбкой, которую Лайнел тогда принял за восхищение…

Даже то, что его признали героем за столкновение с сопровождавшей ее в Египте бандой не помогало Лайнелу чувствовать себя лучше. И даже то, что сэр Артур Эванс, восхищенный мужеством, с которым он защищал раскопки, которые, на самом деле, он же и обворовывал, назначил Лайнела своей правой рукой в Эшмоле. В глубине души мужчина боялся, что однажды она появится вновь, готовая снова заклеймить его, вооруженная улыбкой, не менее опасной, чем ее пистолет.

— Лучше мне уйти, пока твой дядя не появился снова, — наконец, произнес он. — Ты права, в последнее время я слишком часто отлучаюсь из Эшмола. И если сегодняшний день мне придется провести в Александром и Оливером, то не могу допустить, чтобы Эванс…

— Подожди минутку, — Вероника поднялась с кровати, подошла к нему и обняла его так, что Лайнелу эти объятия показались скорее сестринскими, чем любовными. Она подняла на него ореховыми глазами: — Полагаю, что нет необходимости напоминать, ты и так знаешь, что если тебе надо о чем-то поговорить… можешь на меня рассчитывать.

— Мисс Куиллс вдруг стала сентиментальной? Вот это действительно сенсация, достойная публикации на страницах «Сонных шпилей», — с кривой ухмылкой ответил Лайнел. — Кажется, ты действительно слегка заразилась от Сандерсов. В глубине души ты, все-таки, романтик.

Вероника яростно тряхнула головой и помогла ему найти разбросанную по всей комнате одежду. Она сняла с себя его рубашку, которую накинула, чтобы открыть дверь Александру, застегнула Лайнелу жилет и осталась наблюдать, как он, надев обувь, перелезает через подоконник, следя, чтобы его не увидел никто из обитателей Кодуэллс Касл.

— Будь осторожен и внимательно слушай сегодня моего дядю, — тихо напомнила он. — Я умираю от желания узнать, что же происходит.

— Я завтра же расскажу тебе об этом за пинтой пива, если придешь ко мне в музей.

Лайнел схватился руками за раму, убедился, что ноги прочно стоят на увитой розами решетке и, повернувшись к девушке, быстро поцеловал ее в губы.

— До скорого, Джульетта. Можешь вытворять что угодно с Парисом в мое отсутствие, а также с Меркуцио и даже с моим двоюродным братом Тибальтом, я не буду ревновать^[24].

— Идиот, — улыбаясь, прошептала Вероника. — Иди отсюда, пока я тебя не столкнула.

Она не отошла от окна, пока Лайнел не миновал окно гостиной, в которой в этот момент мог находится ее дядя, и не спрыгнул на свежеподстриженный газон. Только тогда девушка заметила, что он забыл в комнате широкополую шляпу, сдернула ее с головы манекена, стоявшего рядом с мольбертом. Вероника аккуратно сбросила шляпу вниз из окна, Лайнел ловко подхватил ее, надел и, отвесив версальский поклон, удалился в сторону Фолли-бридж.

Свенгали дождался ухода Лайнела и спланировал на руку Вероники, которая задумчиво погладила птицу, перья которой щекотали ей обнаженную грудь.

— Тебе тоже кажется, что большевсего на свете Лайнела пугают его собственные чувства?

Глава 3

— Это один из первых домов, построенный на Полстед-роуд^[25], — гордо пояснила старушка. — Долгое время он принадлежал моему старшему сыну, который сражался в Пятом Нортумберлендском стрелковом полку^[26] в битве при Майванде^[27], хотя у него едва было время, чтобы хотя бы иногда бывать здесь. Можно даже сказать, что здесь практически никто не жил, но будет лучше, если вы сами во всем убедитесь. Пойдемте наверх, я уверена, вам там понравится.

Она начала с большим усилием подниматься по лестнице, и молодые люди последовали за ней взявшись за руки. Они составляли очаровательную пару: она — хрупкая и белокурая словно фея; он — с длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Они прошли мимо витража, пропускающего трепещущий в ветвях деревьев солнечный свет.

— Здесь все сейчас точно так, как оставил мой Альфред перед тем, как отбыть в Афганистан. К счастью, ранение в ногу не превратило его в инвалида, но с тех пор он не может подниматься больше, чем на четыре ступени, поэтому ему вместе с женой и детьми пришлось переехать в дом на другой стороне улицы, где живем я и мистер Мюррей. Мы следим, чтобы все было в порядке, ежегодно проверяем состояние каминов и водопроводных труб. Подойдите сюда, я покажу вам комнаты…

Миссис Мюррей пересекла холл, чтобы открыть одну из дверей. Там оказалась маленькая, но такая же светлая, как и все остальные, комната, с мебелью из розового дерева, отражавшей солнце. Женщина окинула с любовью интерьер полным воспоминаний взглядом.

— Здесь когда-то была наша гостиная. Она расположена на южной стороне, поэтому тут всегда тепло, даже зимними ночами. К тому же, мы недавно поменяли мебель и едва ей пользовались. Она практически новая.

— Она прелестна, — с сияющими глазами произнесла Эйлиш. — Очаровательная комната.

Она прошлась по гостиной, не снимая перчаток, несмотря на то, что уже наступила весна. Оливер, прислонившись к дверному косяку, с улыбкой наблюдал, как она провела пальцами по спинке дивана, а затем по каминной полке, украшенной фарфоровыми фигурками. Выражение ее лица дало понять Оливеру, что девушка думает о комнате, точнее, о воспоминаниях, впитавшихся в обстановку, словно слой полировки.

— Сколько на этом этаже спален? — продолжила расспросы его жена.

— Слева расположена хозяйская спальня, а с другой стороны — игровая комната, ведущая к детским спальням, — миссис Мюррей показала пухлым пальчиком в соответствующем направлении. — Там есть место для трех кроватей, но если возникнет необходимость, можно приспособить прилегающую к детской маленькую комнату, которую когда-то занимала няня. Так что вам не придется тесниться, когда решите подарить ему парочку братиков и сестричек, — она кивнула в сторону Эйлиш. — У вас еще вся жизнь впереди!

Девушка рассмеялась. Она повернулась к Оливеру, луч света обрисовал сильно заметный живот и заставил ее светлые волосы сиять, словно венец.

— Что думаешь, любимый? Думаешь, это подходящее место для нашей семьи?

— Это именно то, о чем мы мечтали, — ответил он. — У меня нет никаких замечаний к зданию, да и район отличный. Более того, он расположен недалеко от центра Оксфорда, всего в пятнадцати минутах.

Эйлиш кивнула. Она повернулась к хозяйке, положив руки на живот.

— Думаю, мы оба просто влюбились в Полстед-роуд, миссис Мюррей. Но, если вы не против, нам бы хотелось осмотреть весь дом прежде, чем принять окончательное решение.

— Ну, разумеется! — воскликнула старушка, — Думайте столько, сколько вам нужно. Не торопитесь из-за меня, у меня нет других планов на сегодняшнее утро.

Эйлиш сняла перчатки, убрала их в рукав фиалкового поплинового платья и направилась в левую комнату, которую миссис Мюррей назвала хозяйской спальней. Пожилая дама, тем временем, шепнула Оливеру:

— Ваша жена просто восхитительное создание, мистер Сандерс. Само очарование!

— Да, это так, — с некоторой гордостью улыбнулся он, — Она — это лучшее, что произошло со мной в этой жизни, клянусь вам. Я счастлив видеть ее столь взволнованной.

— И когда же вы ожидаете счастливое событие? Еще долго ждать?

— Почти два месяца. Мы узнали об этом прямо в сочельник, так что можете себе представить каким чудесным оказался для нас грядущий праздник. Незабываемая ночь…

И сказал это Оливер не просто так, он действительно прекрасно помнил все подробности того сочельника, проведенного вместе с женой и друзьями. Помнил как кухарка вскрикнула от радости, и как мисс Хокинс чуть не уронила блюдо с индейкой, и как все подняли тост за маленького Сандерса, и как Вероника в полночь заставила Эйлиш лечь на диван, подвесила обручальное кольцо на кусочек серпантина и поводила им над животом. Все увидели, что кольцо движется кругами, поэтому ни у кого не осталось сомнений, что это будет девочка. Счастье переполнило Оливера настолько, что он на пару с Лайнелом влез на спинку дивана и во все горло орал «God Rest Ye Merry Gentlemen», пока в Кодуэллс Касл не постучались соседи, с жалобами на то, что этот кавардак мешает им сконцентрироваться на молитвах. А завершилась та ночь тем же, что и все ночи их новой жизни: Эйлиш, уютно устроившаяся у его груди, и пальцы Оливера, перебирающие ее, спутанные после занятий любовью, волосы.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вынырнуть из своих воспоминаний, заметив, что миссис Мюррей с любопытством на него посматривает.

— Прошу меня извинить за мою дерзость, но могу ли я поинтересоваться, вы, случайно, не тот самый Сандерс, автор романа «Твое имя после дождя»?

Наконец Оливер понял, почему им открыли дверь с таким энтузиазмом.

— Ну… да, это я. Я и подумать не мог, что вы читали мою книгу.

— Трижды! Я узнала бы вас где угодно, и в то же время поверить не могла, что это действительно вы! Надо же, Оливер Сандерс покупает наш дом!

Оливер чуть было не покраснел. Спустя почти год, он все еще не знал, как реагировать в подобные моменты, на этот раз он лишь улыбнулся миссис Мюррей и выслушал ее восторги по поводу того, что ее дорогой Альфред является его преданным поклонником, а ее единственный внук, четырнадцати лет от роду, просто обожает этот роман.

— С моей внучкой Эмили происходит тоже самое, но в ее случае, разумеется, все совсем по-другому, потому что она знала вас еще по статьям в «Оксфорд Таймс», а уж когда стала читать «Твое имя после дождя», то уже знала, что вы очень молоды, хороши собой, уж простите за мою смелость, но вживую вы еще лучше. Неудивительно, что Эмили наполнила целую коробку всеми вашими фотографиями, которые когда-либо появлялись в печати! Вот увидите, когда она узнает, что вы приходили ко мне, она не захочет отсюда переезжать!

Оливер ощутил панику. Где же Эйлиш? Ее так ему сейчас не хватает!

— Эта история про банши — самое ужасное, что я когда-либо читала, особенно учитывая, что вы рассказали в прологе. Вы пишете, что действительно бывают такие существа как и в том селении, в котором вы познакомились со своей супругой? Это значит, что действия вашего романа основаны на реальных событиях? Все было точно так, как там написано?

— Ну…. — Оливер выдавил улыбку, надеясь, что его замешательство не слишком заметно. — Вы знаете, как обычно заявляют авторы: никогда нельзя всерьез воспринимать все, что они говорят. Я бы предпочел оставить правду при себе.

— Ах, да, я понимаю, — подмигнула ему миссис Мюррей. — Они словно маги, которые никогда не раскрывают свои трюки. У вас это отлично получается, жду не дождусь вашей следующей книги. Вы уже задумали что-нибудь новенькое?

— Да так… есть парочка идей, но я еще не… Прошу прощения, вы не возражаете, если я присоединюсь к моей жене, а мы поговорим с вами позже? — Оливер сделал шаг в ту сторону, в которой исчезла Эйлиш. — Думаю, нам стоит осмотреть дом вместе, ей так хочется его купить…

— Ну конечно! Боже мой, простите меня, я что-то совсем раскудахталась. Конечно, идите с ней и не торопитесь с ответом. С подобными решениями не стоит спешить.

Добрая женщина вернулась на первый этаж, теребя тесьму на своей шляпке. Оливер подождал, пока она не скроется из вида и вошел в спальню, где обнаружил Эйлиш, которая взобралась на огромную постель, почти целиком занимавшую одну из сторон комнаты. Туфельки она оставила у туалетного столика и теперь водила руками по столбикам, поддерживавшим балдахин кремового цвета. Оливер улыбнулся, увидев, что после всего происшедшего за последние два года, она по-прежнему оставалась все той же героиней из волшебной сказки, сбежавшей с Изумрудного Острова ради того, чтобы стать его женой.

У Оливера все еще учащалось дыхание, когда он вспоминал как они поднялись по лестнице маленькой деревенской гостиницы в Доресе^[28], где они провели медовый месяц. Все тревоги и сомнения, сопровождавшие их всю дорогу до Хайленда, рассеялись словно дым, как только влюбленные закрыли дверь комнаты, бросились в объятия друг друга и упали, наконец, на постель, которая превратилась в их святилище в течение последующих дней. Перед поездкой Лайнел сводил Оливера с ума, давая кучу самых разных советов, которые, как, в конце концов, заподозрил Оливер, показывали, что Лайнел понятия не имел о чем говорил. Он знал о том, что происходит между мужчиной и женщиной за пределами телесного контакта, не больше чем тот, кто из всего великолепия цветов амазонских джунглей, знает лишь как ухаживать за кактусом.

Если честно, они не слишком много увидели в Хайленде, и когда Александр по их возвращении в Оксфорд спросил, как им показались великолепные тамошние пейзажи, они даже не знали, что и ответить. Пейзажи, которым посвятил себя Оливер в те дни не имели никакого отношения к горам, присмотреться к которым так рекомендовал ему друг: «может, ты захочешь описать их в одном из твоих рассказов». В любом случае, вскоре они осознали, начавшаяся новая совместная жизнь сулит им немало чудес, и первое из них явилось спустя несколько месяцев в лице приятеля Александра по университету.

Этот самый приятель учился вместе с Александром в Магдален-колледже и недавно обзавелся небольшим издательством. Он был в восторге от рассказа Оливера про банши, написанного для «Сонных шпилей» и профессор подумал, что, может, пришло время нарушить анонимность, если это принесет большие возможности. Восемь месяцев спустя вышел роман «Твое имя после дождя» о приключениях в Ирландии, который, к вящей гордости друзей, Эйлиш и к недоумению Оливера — произвел настоящий фурор среди читателей.

Удивительное дело, но слава совершенно не вскружила ему голову, как это произошло бы с любым другим на его месте. В то время Оливер был занят множеством других, более важных для него дел, одним из которых было стать самым лучшим мужем для Эйлиш. Оливер провел семь лет в крошечной комнате Бейлиол-колледжа, работая над «Словарем латинских глаголов», который возненавидел от всей души, потому что тот отдалял его от возможности зарабатывать на жизнь с помощью воображения. Теперь вожделенный момент настал, так же как и возможность съехать, наконец, из дома Куиллсов, которые их приютили.

Оливер смотрел, как Эйлиш проводит ладонями по супружеской постели и в который раз спрашивал себя, что он такого хорошего в жизни сделал, чтобы заслужить такое вознаграждение? Для выросшего в приюте сироты, никогда не знавшего родителей, это было больше, чем он представлял в самых смелых мечтах.

— Чистая, — провозгласила Эйлиш, когда он прикрыл дверь, чтобы миссис Мюррей не могла их услышать. — Совершенно чистая и наполненная позитивной вибрацией. Должно быть, Мюрреи — прекрасная семья, здесь все излучает сияние.

— Значит, тебе, действительно, нравится этот дом? — улыбаясь, спросил Оливер.

— Это была любовь с первого взгляда, как я уже сказала тебе едва открыв калитку в сад. И самое главное, что мы тоже нравимся этому дому. Он многое повидал за последние годы, но грустного было совсем мало, а трагического не случалось совсем. Он как миссис Мюррей — улыбчивая старушка, пахнущая медом, свежеиспеченным хлебом и чистой одеждой.

Шагая по кровати, она подошла к одному из прикроватных столбиков и отвязала балдахин, чтобы расправить его и рассмотреть получше. Солнечные лучи бликами отразились на узоре.

— Я бы хотела, чтобы полог и занавеси были голубыми, как в моем прежнем доме…, хотя, наверное, пришло время перемен. Я попрошу Веронику написать пару ирландских пейзажей для стен, а мы каждое утро будем наполнять свежими цветами вазы, которые поставим на этом комоде. А вот здесь, — она показала на центр балдахина, — подвешу омелу, как в прошлый сочельник, помнишь?

— Как я могу забыть? Как же быстро пролетело время! Кажется, лишь вчера ты преподнесла мне чудесную новость.

— Оглянуться не успеем, как наша девочка уже будет с нами. Через несколько мгновений начнет бегать по саду, заплетать волосы, влюбляться…

— Нет, пока я в состоянии этому помешать. В мире бродит слишком много Лайнелов!

Эйлиш рассмеялась. Она снова подвязала занавес балдахина и осторожно спустилась с кровати.

— Я слышала, как ты разговаривал с миссис Мюррей. Вы говорили о девочке?

— Поначалу да, но потом… — Оливер понизил голос, — она принялась рассказывать, что вся ее семья в восторге от моего романа, что ее ненормальная внучка повырезала мои фотографии из газет и хранит их в коробке. Я чрезвычайно рад, что тебе так понравился этот дом, но если вдобавок к нему по саду будет кружить эта девица…

Как он и предвидел, Эйлиш снова рассмеялась. Она крутанулась вокруг одного из прикроватных столбиков и с театральным жестом упала на кровать.

— Вот что меня теперь ждет, дамы и господа. Всю жизнь я мечтала стать художницей, писательницей, композитором…. а в итоге войду в историю, как жена успешного автора, а не как независимый автор.

— А мне без разницы, войдем мы в историю или нет, — заверил ее Оливер, гораздо более серьезным голосом. — Единственное, что имеет для меня значение — это, чтобы ты была счастлива.

Эйлиш подняла голову и посмотрела на него. Серебристые глаза искрились радостью.

— Я всегда счастлива, — прошептала она. — Пока ты со мной… разве может быть иначе?

Девушка похлопала ладонью по кровати, чтобы он присоединился к ней, и Оливер не заставил уговаривать себя слишком долго. Какое-то время они молча лежали рядом, глядя на балдахин над их головами, держась за руки и слушая, как миссис Мюррей открывает дверь дома, выходит в сад и принимается болтать с соседкой. Район был поспокойнее, чем у Кодуэллс Касл, можно сказать, что единственным источником шума, помимо квохтания двух старушек, были птицы, свившие гнездо в ветвях деревьев, ласкающих окна дома.

— Итак, миссис Сандерс, именно на этой кровати мы теперь будем заниматься любовью…

— Похоже на то, мистер Сандерс. Хотя, как мне кажется, вы говорите об этом в совершенно недопустимой манере. Вы почти заставили меня покраснеть, словно я вновь стала невинной школьницей.

— Подожди, еще не пришло время краснеть. Когда мы, наконец, получим ключи, отделаем дом в нашем вкусе и, наконец, останемся здесь одни… — он повернулся к ней, Эйлиш сделала тоже самое и посмотрела на него тем самым дерзким взглядом, который всегда начисто лишал его разума, — вот тогда мы и обновим наш новый дом совершенно незабываемым действом.

— Боюсь, с этим «действом» придется подождать, — ответила, развеселившись, Эйлиш, беря руку Оливера и кладя ее на выступающий живот. — Хоть ты и твердишь без конца, что я даже беременная выгляжу замечательно, но я похожа на кита…

— Глупости. У тебя никогда так не сияли волосы и кожа. Ты прекрасна.

— Но мы не должны так часто беспокоить малышку. Мне кажется, пришло время немного подуспокоится. До ее рождения осталось всего два месяца. В конце концов, у нас еще вся жизнь впереди. По-моему, стоит подождать.

Оливер фыркнул, но не мог не признать ее правоту. И, словно поняв о чем шла речь, что-то шевельнулось под его пальцами. Что-то, слишком похожее на крошечную ножку, натянувшую фиалковую ткань, покрывавшую живот Эйлиш. Оливер мгновенно сел на кровати.

— Ты это почувствовала? Почувствовала, как она пошевелилась? Я чуть не ухватил ее за ножку!

— Разумеется, я это почувствовала, — рассмеялась Эйлиш. — Она каждое утро так делает и успокаивается только во время уроков рисования, которые я посещаю вместе с Вероникой. Наверное, она хочет быть акварелистом.

Но Оливер ее не слушал. Словно зачарованный, он смотрел как вновь и вновь появлялся, сжимался и исчезал в складках платья бугорок. Он взглянул на Эйлиш и тряхнул головой, словно не мог осознать то, что только что увидел.

— Как ты можешь считать, что это не красиво? — тихо спросил Оливер, окидывая жену взглядом с головы до ног. — Вся ты, вот такая, как сейчас…

Вместо ответа Эйлиш обхватила его за плечи и притянула к себе. Оливер лег на нее, опираясь локтями и, не заставляя себя упрашивать прижался губами к губам Эйлиш в поцелуе, который за последние два года превратился в неотъемлемую часть его существования, такую, например, как биение его собственного сердца.

Но на этот раз он впервые почувствовал, что магический защитный круг расширился и принял в свои объятия уже не двоих, а троих человек. Когда Эйлиш отстранилась от него через несколько секунд, то заметила, что его глаза увлажнились.

— А сейчас, мистер Сандерс, спуститесь вниз и скажите миссис Мюррей «Да!». Скажите, что мы хотим этот дом и хотим жизнь, которая нас в нем ждет.

Глава 4

Когда Александр в 17.15 подошел к Магдален-колледжу, попыхивая трубкой, то обнаружил стоящего там Лайнела, который подпирал спиной украшенные каменными розами ворота, выходящие на Хай-стрит.

— Поверить не могу! — удивился профессор. — Впервые в истории мне не придется тебя ждать!

— Просто сегодня у меня не было занятия поинтереснее, а твои нынешние студенточки просто отрада для глаз, — ответил Лайнел с отлично знакомой Александру блудливой улыбкой на устах. — Похоже, урожай 1905 года оказался как никогда многообещающим. Думаю, мне стоит почаще приходить к тебе на работу.

Как раз в это время мимо проходила стайка девушек и, похоже, они услышали его слова, так как весело рассмеялись, а одна из них, очаровательная кудрявая девушка с веснушками, улыбнулась парню прежде, чем последовать за подружками. Лайнел подмигнул ей, и она ответила ему тем же.

— Это дочь Томаса Ханта, нынешнего ректора колледжа, — предупредил Александр.

— Отличный повод познакомиться с ней поближе, а также со всеми, кого ей захочется мне представить. Для твоей карьеры будет очень полезно, если мы укрепим наши связи.

— Если бы я знал, что моя карьера зависит от тебя, Лайнел, то пошел бы прямиком на мост и бросился в реку, — ответил профессор, убирая трубку. Через плечо Лайнела он заметил приближающегося по Хай-стрит Оливера. — О, отлично, все в сборе.

— А вот и наш Папагено, правда, на этот раз он пришел без Папагены^[29], — Лайнел поприветствовал друга толчком в плечо. — Ты потерял ее по дороге?

— У нее сегодня слишком дел, чтобы еще и с нами встречаться, — ответил приятель. — Ей очень хочется выяснить, что мы замышляем, но она так серьезно относится к своим занятиям в Школе искусств, что не хочет пропустить ни одного.

— Она и правда не отдыхает ни минуты? — признал Александр. Они пошли вдоль Магдален-колледжа, перешли дорогу по направлению к Ботаническому саду, куда студенты ежедневно ходили, чтобы полюбоваться тысячами экземпляров растений, высаженных в оранжереях и клумбах. — Я не понимаю, откуда она черпает столько энергии, особенно, учитывая ее нынешнее состояние. Она то посещает уроки рисования, то играет на фортепиано, которое мы ей подарили, то на арфе…

— А еще она учится готовить у Мод, — улыбнулся Оливер. — Причем довольно успешно. По крайней мере, теперь еда подгорает у нее не так часто как пару месяцев назад.

— Дааа, я все еще помню ревеневый пирог, который она испекла на последний день рождения Вероники, — высказался Лайнел. — Мой желудок больше никогда не будет прежним.

— А мне он показался многообещающим, — как всегда примиряюще добавил Александр. — Но, думаю, кулинарные способности Эйлиш мы обсудим чуть позже. Сейчас у меня для вас есть более важная тема для разговора, которая имеет непосредственное отношение к «Сонным шпилям».

И он принялся рассказывать все, что касалось Савиньи. Как он и предполагал, приятели тоже возмутились слежкой за Александром и обеспокоились скрытыми в письмах угрозами. Причем больше всех происходящим заинтересовался Лайнел.

— Этот тип — самый настоящий кретин, — воскликнул он. — Не понимаю, как ты согласился на встречу с ним.

— А я и не соглашался, — ответил Александр, пока они не спеша шли по дорожке, ведущей к основному водоему сада, в центре которого бил фонтан, вокруг были расставлены каменные кувшины и скамьи, на которых сидели парочки. — Он не оставил мне выбора, и, хоть он и пишет, что никому из Магдален-колледжа не расскажет о моей деятельности в «Сонных шпилях»…, думаю, мне не стоит рисковать и провоцировать его еще больше.

— Ты знаешь, лично меня никогда не заботил тот факт, что кто-то может узнать о том, что я являюсь одним из редакторов, — пожав плечами, сказал Оливер. — Но мне крайне неприятны затеянные этим Савиньи игры.

— К тому же, наверняка он расскажет нам тривиальную историю про привидение его прапрадедушки, который погиб в битве при Ватерлоо, и теперь бродит где-то на чердаке, — продолжил Лайнел. — Пустая трата времени!

— Мы еще не знаем, что он собирается рассказать, — напомнил ему Александр. — Хотя, конечно, я не питаю особых иллюзий насчет него. Как правило, те, кто действительно сталкивался с чем-то серьезным, обращается не в редакцию газеты, а прямиком в Общество исследователей сверхъестественного или же к медиуму, вроде Августа.

— Ладно, к счастью, недолго нам осталось ждать, чтобы все выяснить, — проворчал Лайнел.

Они повернули налево и оказались у череды оранжерей, расположенных вдоль ограды сада. Александр посмотрел на часы и увидел, что уже почти 17.30, так что он толкнул дверь Дома орхидей, где договорился о встрече с Савиньи.

Его встретила волна горячего воздуха, от которого тут же запотели очки. Александру пришлось снять очки, чтобы протереть стекла платком, следом за ним зашли Оливер и Лайнел.

— Как ты думаешь, кто это может быть, — прошептал Оливер, окидывая взглядом помещение. — Он дал тебе хоть какую-то подсказку по поводу своей внешности?

— Абсолютно никакой. Еще одна дерзкая выходка с его стороны, учитывая, что он явно знает, как выгляжу я.

— Француз, с большим самомнением, интересуется ботаникой и с достаточным количеством денег, чтобы остановится в «Рэндольфе», — бормотал Лайнел. — Даю руку на отсечение, что это субъект среднего возраста, с женственной походкой, напомаженными усами и большим количеством свободного времени, чтобы не давать покоя окружающим.

Но в Доме орхидей не было никого, подходящего под описание Лайнела. Пройдя к центру оранжереи, они обнаружили, что являлись единственными посетителями среднего возраста. В дальнем углу три знакомых Оливеру студента Бейлиол-колледжа делали заметки, любуясь бирюзовыми соцветиями Strongylodon macrobotrys^[30], свисавшими над их головами словно рождественская гирлянда. Рядом со находящимся в центре водоемом, пожилая дама восхищалась огромными водяными амазонскими лилиями. Справа от нее спиной к журналистам стояла, наклонившись к тропическим лилиям, еще одна дама в шляпе с перьями.

— Пунктуальность явно не является добродетелью нашего друга, — раздраженно произнес Александр. Как истинного английского джентльмена, мало что могло так вывести его из равновесия. — Полагаю, нам больше ничего не остается, как подождать его здесь.

Было проще сказать, чем сделать. Температура воздуха грозила головокружением, и они принялись бродить туда сюда среди растений. Вскоре пожилая дама покинула оранжерею, чуть позже ее примеру последовали и студенты. Александр выглядел все более раздраженным.

— Это все больше напоминает насмешку, — сказал он. Оливер кивнул. — Думаю, оптимальным вариантом будет вернуться домой и далее, не читая, сжигать все его письма.

— Я как раз хотел сказать тоже самое, — согласился Оливер и повернулся в сторону Лайнела. — Пойдем отсюда, мы теряем время. Мы могли бы уже…

Он умолк, увидев, что Лайнел вдруг побледнел.

— Лайнел, — тихо спросил Оливер, подходя поближе к другу, — что с тобой…

Тот молча покачал головой, уставившись на единственного оставшегося в оранжерее посетителя. Профессор тоже подошел, отодвинул в сторону роскошные соцветия одной из орхидей и посмотрел на стоявшую к ним спиной даму в невероятной шляпе с черными перьями. Александр приподнял брови и собирался заявить Лайнелу, что тот всегда думает об одном и том же, как вдруг услышал голос:

— Мне очень жаль, что заставила вас ждать, профессор Куиллс, но мне ничего другого не оставалось, так как я хотела быть уверена, что нам никто не помешает.

Никто из присутствующих мужчин не нуждался в дополнительной информации, чтобы узнать этот голос. Ее акцент, он был не только экзотичен, но и поистине незабываем. По мере того, как она приближались, шуршали листья орхидей, и, казалось, что это пантера продвигается сквозь чащу, где являлась абсолютной королевой.

Как это не раз случалось в Ирландии, семь украшавших ее скулы родинок прижались друг к другу, когда она одарила их улыбкой.

— Мисс Стирлинг! — воскликнул ошарашенный Александр. — Не могу поверить, что это вы!

— Я так и подумала, — лукаво рассмеялась девушка. — Видели бы вы сейчас себя в зеркало! По вашему выражению лица любой решил бы, что вы увидели привидение!

Она по прежнему являла собой живое воплощение женской красоты, с элегантно причесанными густыми черными волосами, смуглой, как у греческой богини, кожей и миндалевидными глазами цвета полуночного неба. На мисс Стирлинг было надето серебристое шелковое платье, сверху накинута черная шаль. Она шутливым жестом протянула облаченную в черные кружева руку, и Александр наклонился, чтобы ее поцеловать, все еще находясь в состоянии шока от удивления. Ни одно из предположений относительно личности месье Савиньи не соответствовало действительности. Если бы в этот момент он посмотрел на Лайнела, то заметил бы, что тем овладело вовсе не удивление: его лицо выражало нечто, слишком похожее на ужас.

— Вы себе не представляете, как я благодарна за ваше терпение. В какой-то момент я подумала, что мы никогда не останемся наедине, но, наконец, вот я перед вами. — Она раскрыла объятия, и ее шаль распахнулась, словно крылья ворона. — И без напомаженных усов, впрочем, не буду отрицать, что походка у меня действительно женственная.

— Вы бесподобны, — признал Александр, Оливер же смеялся. — И ведь я должен был узнать ваш стиль во всем этом. Месье Э. Савиньи, М.Э.С…

— Маргарет Элизабет Стирлинг, — закончил за него Оливер. — Должно быть, вы неплохо повеселились с этими письмами, только я понять не могу, зачем понадобилось прибегать к подобным трюкам? Вы с самого начала знали адрес Александра, почему бы сразу не написать ему от своего собственного имени?

— Поначалу я именно так и собиралась поступить, — заметила девушка, пожав плечами. — Но подумала, что мое желание встретиться с профессором Куиллсом, некоторые могли воспринять негативно. В противном случае, если связаться с вами анонимно…

— Что вы имеете ввиду? — удивился Александр. — Разве вы знаете в Оксфорде кого-то еще кроме нас? Почему вы считаете, что они могли настроить меня против вас?

— Ах, я и сама хотела бы это знать. Если хорошенько подумать, то, возможно, я могла бы избавиться от сомнений прямо сейчас, — мисс Стирлинг повернулась к молчавшему Лайнелу и произнесла с легкой иронией: — Вам не кажется, что Лайнел сегодня что-то плоховато выглядит? Надеюсь, все из-за ужасающей духоты этой проклятой парилки, иначе я могу подумать, что он не рад меня видеть.

— Лучше и быть не может, — выпалил Лайнел. — Я бы предпочел обнаружить в своей постели гремучую змею, чем вас в окружении моих друзей.

После всего того, что она дала ему понять в дублинском порту, после того, как убедилась в том, что Лайнел узнал в ней египетского стрелка из Долины цариц, как ей хватило наглости появиться в Оксфорде и смеяться ему в лицо?

— Лайнел! — изумился Александр, — разве так разговаривают с леди?

— Я прекрасно знаю, как разговаривать с леди, но здесь не вижу ни одной.

Мисс Стирлинг оценивающе посмотрела на него. Было очевидно, что он до сих пор никому не открыл правду.

— Думаю, — произнесла она после паузы, — что мистер Леннокс, после того, как мы чудесно провели время в Ирландии, должно быть, чувствует некоторую досаду, что я уехала к своему патрону князю Драгомираски. Возможно, он позабыл, что мой визит был продиктован исключительно профессиональным интересом.

— Да что вы такое говорите? — возмутился Лайнел. — Почему я должен был…

— Я должен был и сам догадаться, в чем тут дело, — высказался Александр и так посмотрел на Лайнела, что взбесило его еще больше. — Мы слишком хорошо его знаем.

— Поверить не могу в то, что слышу, — промолвил Лайнел. — Вы хоть понимаете, что она снова пытается нас одурачить? Все, что говорит эта женщина — лишь вереница лжи!

— Ой, ну надо же, какой образчик возмущенного мужчины, — вздохнула мисс Стирлинг. Она сделала шаг вперед, положила руки в перчатках ему на плечи. — Полагаю, мне надо было уже давно привыкнуть к подобным вещам, но они, по-прежнему, умиляют меня, как в первый раз. Ладно вам, мистер Леннокс, не портите себе нервы из-за меня. Думаю, пришло время оставить прошлое позади и дальше вести себя как взрослые люди. В конце концов, у нас общие интересы, к тому же, мы вместе пережили невероятные приключения, разве этого недостаточно?

Несмотря на то, что она говорила своим привычным мурлыкающим голосом, сарказм в ее глазах был столь бесстыдным, что Лайнел рывком освободился от ее рук. Она оказалась еще более беспринципной, чем он думал.

— Для меня ничего из этого не будет достаточным, — заверил он ее. — Если то, о чем вы писали в первом письме правда, если вы, действительно, явились в Оксфорд с каким-то предложением для нас, то можете возвращаться туда, откуда пришли прямо сейчас, чтобы…

— Лайнел, по-моему, здесь решаю я, — напомнил профессор, и Лайнелу ничего не оставалось, кроме как умолкнуть. — По правде сказать, я несколько заинтригован, — признал он, вновь обращаясь к девушке. — В ваших письмах вы сообщаете, что у вас есть кое-что, что может быть полезным как для «Сонных шпилей», так и для вас. Смею предположить, что ваш патрон, с его страстью к сверхъестественному, обнаружил что-то интересное?

— Ну, можно и так сказать, — улыбнулась мисс Стирлинг. — Впрочем, это не самое подходящее место для обсуждения подобных тем, учитывая всю многосложность данного дела. Лучше отложить подробности на потом.

Как только она произнесла последние слова, в Дом орхидей заглянул один из сторожей Ботанического сада и сообщил, что уже почти шесть часов, и сад скоро закроется, так что компании пришлось направиться к выходу. Снаружи их встретил освежающий ветерок, который они с благодарностью вдохнули, и направились по дорожке к центральному пруду, где несколько малышей в сопровождении нянь пускали кораблики, построенные из спичечных коробков.

— Мне бы очень хотелось, чтобы присутствовала миссис Сандерс, и не только потому, что мне приятно снова ее увидеть, — произнесла мисс Стирлинг, остановившись у воды. — Я уверена, что она по-прежнему обладает даром психометрии, не так ли?

— Разумеется, — подтвердил Оливер. — Таким же сильным, как и раньше, более того, за прошедшие два года она научилась лучше его контролировать. Теперь Эйлиш не испытывает трудностей с аурой окружающих предметов, она научилась выбирать какую именно информацию хочет прочитать.

— Рада это слышать. Я всегда считала ее очаровательной малышкой, и лучшее, что могло с ней произойти, это начать все с чистого листа на новом месте, с кем-то, кто будет заботиться о ней так, как это делаете вы. Думаете, мы можем собраться уже на этой неделе?

— Разумеется, — ответил ей профессор. — Почему бы вам не зайти завтра в Кодуэлл Касл на чашечку чая и не рассказать нам в чем суть?

— С удовольствием, профессор. Зайду в то же время, что и сегодня, если вы не против. Для меня это будет возможностью окунуться в прошлое, тем более, что из прошлого запоминаются лишь приятные моменты… — И, не переставая улыбаться, достала из складок шали нечто, должно быть, сорванное в оранжерее: миниатюрный вид орхидеи, который, несомненно, стоил целое состояние. — Впрочем, должна вам признаться, что возлагаю большие надежды на будущее, — добавила она, подходя к Лайнелу и вставляя орхидею ему в петлицу. — Особенно, когда это будущее выстраивается на взаимном доверии.

И с улыбкой, неугасающей даже под яростным взглядом Лайнела, она попрощалась с тремя друзьями и исчезла среди цветов, ни один из которых не мог соперничать с ней на звание самого ядовитого.

Глава 5

Лайнел не мог припомнить худшей ночи за последние несколько лет. Каждый раз, когда он пытался сомкнуть глаз, каждый раз когда он пытался подумать о чем-то ином, ворочаясь в сбитых простынях, снова и снова вспоминал как в душной атмосфере Дома орхидей явилась эта проклятая женщина, словно демон, созданный с единственной целью: заставить его страдать. Ее присутствие в Оксфорде не сулило им ничего хорошего, думал Лайнел, взбивая подушку, пытаясь устроиться поудобнее. Мисс Стирлинг несла с собой нечто столь ужасное, что иногда он задумывался: а не убраться ли ему из города до тех пор, пока здесь находится она.

Но он не мог оставить одних Оливера и Александра. Не мог, пока его Немезида^[31] собиралась использовать свои темные силы, чтобы переманить на свою сторону его друзей и добиться от них желаемого. Лайнел знал, что мисс Стирлинг чуждо сострадание, не в ее характере отступать перед отказом, каким бы убедительным он ни был, и не важно кто именно посмеет ей противостоять.

На следующий день, прометавшись по комнате, словно запертый в клетке лев, почти целое утро, Лайнел открыл ящик стола, и, поколебавшись пару секунд, вытащил оттуда тот самый пистолет, который брал с собой в Египет два года назад. В тот раз он ему не сильно помог, но теперь Лайнел гораздо лучше знал своего противника и знал, что от нее ждать. Он решил, что на этот раз не позволит застать себя врасплох из-за того, что потерял бдительность. Лайнел спрятал пистолет под пиджак, надел широкополую шляпу и направился в сторону дома Куиллсов с выражением лица выходящего на арену гладиатора.

К его разочарованию, никто из обитателей Кодуэлл Касл не разделял его опасений в отношении грядущего вечера. Оливер и Эйлиш находились в гостиной: Оливер сидел, облокотившись на подлокотник кресла, в котором Эйлиш и разглядывала разноцветные бумажные прямоугольники.

― Я не уверена, ― говорила она, перебирая бумажки одну за другой. ― Если полог и балдахин будут голубыми, то вряд ли подойдет какой-либо из этих вариантов. Надо будет завтра взглянуть на каталоги «Morris&Co»^[32].

― Вы тут о чем? ― спросил Лайнел, передавая проводившей его в гостиную миссис Хокинс шляпу и пиджак.

― Эйлиш выбирает цвет стен для нашей спальни, ― объяснил ему приятель. ― Есть пара интересных вариантов, но все же не совсем то, что мы хотели. Придется поискать еще…

― А еще ты и сама можешь разработать дизайн, ― добавила вошедшая в комнату Вероника. Она на ходу снимала фартук, заляпанный краской, которая просочилась на белую блузку и синюю юбку с высокой талией. Волосы были собраны в небрежный пучок, закрепленный кисточкой. ― Разве ты не учишься на художника? Зачем ограничивать свой выбор чужими идеями вместо того, чтобы создать что-то свое?

Она бросила на один из диванов фартук, а миссис Хокинс в ужасе подхватила его, пока тот не испачкал обивку.

― Я не настолько изобретательна, как ты, ― ответила Эйлиш, возвращаясь к первому образцу. ― Впрочем, автор этого варианта ― тоже. Это всего лишь подражание раннему Моррису.

― Ну надо же, да ты стала настоящим экспертом в области крашеной бумаги, ― высказался Лайнел.

― Неправда, ― Эйлиш подняла руку, показывая, что на ней нет перчаток. ― Люди, как правило, чувствуют себя виноватыми, когда крадут, как бы они ни пытались обмануть самих себя. И это чувство вины оставляет след на их творениях.

Ждать гостью пришлось недолго. Буквально через несколько минут раздался стук в дверь, послышались шаги миссис Хокинс и голос только что спустившегося по лестнице Александра, приветствующий мисс Стирлинг. Когда она вошла в гостиную, Лайнел почувствовал почувствовал внутри укол горечи. Девушка вновь выглядела так, словно сошла со страниц модного журнала: на ней был костюм-двойка в серо-черную полоску с камеей на высоком, под горло, воротнике, и еще более невероятная, чем накануне, шляпа. Она радостно щебетала с Александром о том, каким прелестным показался ей Оксфорд, но когда Эйлиш привстала, чтобы поздороваться, то та с радостным криком подбежала к ней и заключила девушку в крепкие объятия.

― Моя дорогая миссис Сандерс! Я так хотела снова вас увидеть! Вы потрясающе выглядите! Судя по всему, мистер Сандерс ведет себя хорошо… ― Они расцеловали друг друга в щеки, после чего мисс Стирлинг обратила внимание на округлившийся живот. ― Ой, как здорово! Я так за вас рада!

― До сих пор мне жаловаться не приходилось, ― улыбнулась Эйлиш. ― Посмотрим, что будет, когда родится малыш. Интуиция нам подсказывает, что это будет девочка. Ее отец так этим воодушевлен, что я уже начинаю ревновать.

Пока женщины болтали, Вероника повернулась в сторону Лайнела, красноречиво округлив глаза. Парень саркастически улыбнулся: он прекрасно понимал, что Вероника может подумать о гостье и какое впечатление, в свою очередь, произведет на мисс Стирлинг. Когда Александр представлял девушек друг другу, его племянница с явной неохотой поднялась с дивана, чтобы протянуть руку мисс Стирлинг, которая молча скользнула взглядом по ее растрепанным волосам. Миссис Хокинс тут же сервировала чай, и все шестеро расселись вокруг маленького столика, стоявшего у камина. Первое время они говорили о том о сем, слушали рассказ мисс Стирлинг о ее последней поездке в Шотландию, наконец, Александр поставил свою чашку на стол и произнес:

― Ну что ж, думаю, я не единственный, кто хочет узнать детали упомянутого вами дела. Ваш патрон в курсе происходящего?

― Разумеется, ― ответила девушка, положив ногу на ногу. ― Как и два года назад именно он захотел, чтобы я с вами связалась. Но на этот раз история не имеет никакого отношения к ирландскому фольклору, это нечто совсем иное и гораздо более экзотичное.

― Паранормальное явление далеко отсюда? ― заинтересовался Оливер, на что мисс Стирлинг согласно кивнула. ― Мы уже писали об этом в «Сонных шпилях»?

― Вряд ли, мистер Сандерс. Более того, не думаю, что какое-либо издание наших дней освещало этот вопрос, хотя в свое время, в прессе о нем упоминали. Разумеется, это было давно… когда история еще не приняла столь пугающий оборот.

― Мисс Стирлинг, не заставляйте нас сгорать от нетерпения, где имели место данные события?

Прежде чем ответить, она улыбнулась, глядя на присутствующих поверх чашки с чаем.

― В Новом Орлеане. Или, точнее, в Ванделёре. Не думаю, что вы когда-либо слышали об этом месте, оно настолько маленькое, что не упоминается ни в одном туристическом справочнике, и даже не на всех картах Луизианы он указан. Полагаю, что, скорее всего, это не более чем крохотная деревушка на берегу Миссисипи, основанная во времена французской колонизации^[33]. Но, как вы все прекрасно знаете, размер поселения вовсе не влияет на вероятность стать сценарием паранормальных явлений и удостоиться чести быть исследованным специалистами новых наук, ― мисс Стирлинг посмотрела на Эйлиш, и та согласно кивнула. ― Как мы поняли, происходящее в Ванделёре пока не привлекло внимания ни одного периодического издания. Мы обнаружили его совершенно случайно, я вас уверяю, что как только о нем узнают за пределами Соединенных Штатов, то он станет лакомым кусочком для прессы, специализирующейся на сверхъестественном. Зная ваши методы работы, мы сразу вспомнили про вас и подумали, что, возможно, смогли бы вместе поработать для взаимной выгоды.

― Понимаю, ― ответил Александр после пары секунд раздумий, когда в комнате воцарилась такая тишина, что было слышно лишь позвякивание чайных ложек, помешивающих чай. ― Ваш патрон хочет что-то, что есть в Ванделёре, нечто, связанное с потусторонним миром. И в обмен дает нам эксклюзивное право на ведение расследования.

― Если слухи получат подтверждение, то все мы останемся выигрыше: вы сможете сделать публикации, а мой патрон получит желаемое для своей коллекции, ― подтвердила мисс Стирлинг.

― До сих пор вы говорили лишь загадками, ― перебил ее Лайнел, вызвав удивленные взгляды. ― Но что же мы, все-таки, должны найти? Это какая-то реликвия, над которой висит проклятие?

― Это корабль, мистер Леннокс. Бриг середины XIX века, затонувший в водах Миссисипи по непонятным причинам.

Александр потянулся было к карману, чтобы вынуть трубку, но замер, услышав последние слова. Оливер и Эйлиш последовали его примеру, даже Вероника удивленно изогнула брови. Довольная произведенным эффектом, мисс Стирлинг достала из сумки маленькую кожаную папку, из которой вынула маленькую фотографию, довольно старую, судя по потрепанным краям.

― Мы нашли эту фотографию пару недель назад в военно-морском архиве на южном побережье Норвегии. Внимание моего патрона привлек дизайн судна, он гораздоболее тонкий, чем было принято в то время, но когда мы услышали его историю, то были просто поражены. Оно называлось «Персефона»^[34].

― Как богиня потустороннего мира, ― тихо произнесла Эйлиш. ― Девушка, которую, согласно греческой мифологии, похитил Аид, чтобы сделать своей женой.

Девушка села рядом с Александром, который рассматривал принесенную мисс Стирлинг фотографию. Оба смотрели на точеный профиль парусника, пришвартованного, по всей видимости, в речном порту Нового Орлеана. На двух высоких мачтах красовались две дюжины квадратных парусов, а на носу ― женская фигура, склонившаяся над водой, словно желая утолить жажду. В углу фотографии была указана дата ― 1861 год.

― В отличие от других судов, типичных для Луизианы того времени, оно не работало на пару. Это был парусник, скорость которого полностью зависела от силы ветра, что, впрочем, не мешало ему конкурировать с судами, уже работавшими на двигателе. В какой-то мере бриг являлся олицетворением лучших времен, предшествующих семидесятым годам, когда имели место большинство военных конфликтов в США. Конфликт, в котором «Персефоне» уцелеть не удалось, как нам рассказали в музее, произошел в 1862 году, всего год спустя после того, как сделали этот снимок.

― Жертвы были? ― спросил Оливер. ― Что произошло с экипажем?

Мисс Стирлинг достала из папки еще одну фотографию и протянула ее Оливеру. На этот раз, это был типичный портрет пары: мужчина и женщина стояли на фоне «Персефоны» ― над головой женщины можно было различить последние буквы названия судна. Мужчина был высоким и привлекательным, лет тридцати с густыми, зачесанными направо волосами и светлой щетиной. Девушка была несколько моложе, с темными, как у мисс Стирлинг, волосами и, казавшимися на фотографии голубыми или серыми, глазами. Мужчины обнимал женщину за плечи, а она с заметным усилием сжимала руки.

Оливер обратил внимание, что ни один из них не улыбался. В те времена люди еще не особо умели позировать перед камерой, но в выражении лиц на этой фотографии было что-то, совершенно сбивающее с толку. Они будто смотрели через плечо Оливера, казалось, что-то угрожало обрушиться на них.

― Этого человека звали Уильям Вестерлей, он был капитаном «Персефоны», ― объяснила мисс Стирлинг, снова беря чашку с чаем. ― О нем известно только то, что он участвовал в войне между Севером и Югом на стороне северян.

― Война, в которой была побеждена «Персефона», ― сказал Александр, оставив первую фотографию в руках Эйлиш, которая рассматривала ее вместе с подошедшей Вероникой. ― Значит, он погиб в сражении? Капитан утонул вместе с кораблем в водах Миссисипи?

― Да, утонул, но мы до сих пор не знаем почему.

― Раз уж речь идет о солдате, то вряд ли у него было много шансов уцелеть, ― высказался Оливер. ― В конце концов, именно северные штаты выиграли ту войну. Последствия для Юга были разрушительными.

― И это касается не только вооруженных сил, ― задумчиво подтвердил Александр. ― Я родился через год после окончания войны и помню, что еще долго британские газеты писали о том, что происходило по ту сторону Атлантики. Многие суда повторили печальную участь «Персефоны», хотя в основном они тонули в Мексиканском заливе, а не в реке. ― Профессор посмотрел на мисс Стирлинг. ― Все это, конечно, очень интересно, но я не могу понять что тут такого сверхъестественного. Как ни трагична судьба капитана Вестерлея и его команды, не вижу причин, чтобы мы…

― Их бы и не было, если бы история «Персефоны» закончилась в момент погружения на дно Миссисипи, причем за прошедшие с того времени сорок лет никому не удалось поднять его на поверхность, ― ответила она. ― С тех пор бродит множество слухов о том, что в том самом месте в безлунные ночи появляется темный силуэт, скользящий по водам реки, и исчезающий, словно призрак, когда к нему пытается приблизится какое-нибудь судно. Многие думают, что у кораблей тоже есть душа, и если это так, это объяснило бы почему «Персефона» не может найти себе покой, так же как и пятнадцать человек, которых она утащила с собой в темноту.

― Вы имеете в виду, что «Персефона» ― это корабль-призрак? ― воскликнула Эйлиш, бросив изумленный взгляд на Оливера. ― Он до сих пор бороздит воды Миссисипи?

Лайнел скептически хмыкнул. Не обращая на него внимания, мисс Стирлинг взяла с подноса мятную шоколадку и спокойно продолжила:

― Так говорят слухи, сплетни, в которые мало кто верит, но очень часто в них содержится доля истины…

― В этом нет никакого смысла, ― вдруг возразила Вероника. ― Слишком похоже на одну из готических историй, которые так любит сочинять Оливер. Мы и вправду занимаемся исследованиями паранормальных явлений, но эта сумбурная легенда совершенно ни на чем не держится…

― Как и ваша прическа, насколько я вижу. Что там у вас было? Кисточка?

Вероника мигом подняла руку к волосам и обнаружила, что так увлеклась происходящим, что не заметила как непокорные кудри выбились из ненадежных пут. Мисс Стирлинг покачала головой и, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Вероники, высказалась Александру:

― Конечно, вы вольны решать, отправиться со мной в Новый Орлеан или нет, чтобы разобраться, что за всем этим стоит. Его Королевское Высочество будет очень занят нынешней весной и не сможет покинуть Европу, поэтому все оставил на мое усмотрение. Я уже подготовила все необходимое: билеты до США, размещение в Ванделёре. Все, что мне нужно знать: согласны ли вы принять мое предложение?

Александр задумался. Он смотрел на изображение капитана Вестерлея и на сопровождавшую его женщину, вероятно, миссис Вестерлей, которые выглядели, как натянутая струна. На обороте стояла дата: 1862 год, рядом с ней ― печать музея Осло, в котором и были обнаружены фотографии.

Мог ли себе представить один из них, что в итоге произойдет с кораблем, стоящим за их спинами? Подозревали ли, что всего через пару месяцев, Новый Орлеан падет под натиском северян, а «Персефона» навсегда исчезнет в топких водах Миссисипи?

― Признаю, вы рассказали очень интересную историю, но учитывая, что нет никаких свидетельств о ее подлинности… отправляться в Новый Орлеан, мне кажется слишком опрометчивым поступком, ― ответил профессор. ― Ведь речь идет не об ирландском море, как два года назад, а об океане. Если все, что у вас есть, это легенда о привидениях, какие мы регулярно публикуем на страницах нашей газеты, не вижу смысла ехать так далеко, чтобы во всем этом разбираться…

― Вы получите помощь в основании филиала «Сонных шпилей» в Нью-Йорке. О, кажется, я забыла об этом упомянуть? ― мисс Стирлинг обвела взглядом изумленные лица присутствующих. ― Ох уж эта моя память! Его Королевское Высочество обязал меня довести до вашего сведения, что если все пройдет удачно, то вы не только получите эксклюзивное право освещать эту историю, но и сможете расширить ваш рынок сбыта в США. Он уверен, что вас должно заинтересовать подобное предложение, тем более, что он, как всегда, не намерен ограничивать вас в расходах. Святые небеса, профессор, эти конфеты просто божественны! ― Она взяла еще одну шоколадку и, откусив, прикрыла глаза от удовольствия. ― Думаю, что шоколад ― это одна из немногих вещей в этом мире, способная заставить меня забыть обо всем!

Глава 6

К моменту завершения собрания в Кодуэлл Касл на улице сгустились сумерки. Довольная результатами разговора мисс Стирлинг удалилась, чтобы отправить телеграмму своему патрону из отеля «Рэндольф», информируя о согласии профессора Куиллса приступить к расследованию. Александр, несмотря на свои первоначальные сомнения, признал, что, может, и стоит попытаться заняться этим делом, Вероника тоже согласилась, хоть и сквозь зубы. Оливер не был так уверен.

― Новый Орлеан находится слишком далеко, ― запротестовал он, когда Куиллсы спросили, собирается ли он к ним присоединиться. ― Невозможно организовать подобную поездку за пару дней.

― Ты преувеличиваешь. Можно подумать, речь идет о кругосветном путешествии Филеаса Фогга^[35]…

― Сама мисс Стирлинг нам сказала, что это шесть дней на корабле до Нью Йорка и еще три на поезде до Нового Орлеана, ― настаивал Оливер, качая головой. ― Я чрезвычайно рад, что вы решили ввязаться в эту авантюру: Ты только что покончил с экзаменами на курсе, и если Вероника готова обойтись без выставки Королевской академии, то ради Бога. Но я не могу оставить Эйлиш одну в ее положении.

― До родов еще целых два месяца, ― успокоила его Эйлиш. ― Не может быть, что ты так надолго задержишься в Новом Орлеане. Более того, если дело затянется, то ты всегда сможешь вернуться раньше, чем остальные.

Оливер все еще сомневался. Эйлиш встала с дивана, подошла к мужу, обняла его и тихо добавила:

― Может, это не просто материал для «Сонных шпилей»? Может, со временем, это дело превратится в нечто большее? Корабль, затонувший во время войны Севера и Юга, с призрачным экипажем на борту из 15 солдат, которые до сих пор не знают покоя… Тебе не кажется, что это могло бы стать отличным сюжетом для нового романа?

― По-моему, это вполне в твоем стиле, ― согласился профессор. Твой следующий после публикации первого романа успех. Что думаешь, Лайнел?

Но Лайнел уже давно ушел, причем так незаметно, что на это обратила внимание лишь Вероника. Он выждал, спрятавшись за решеткой сада, пока мисс Стирлинг уйдет по Сент Олдейтс, и пошел следом за ней так, чтобы девушка не могла его заметить, даже если обернется. Но мисс Стирлинг и не думала оборачиваться, должно быть, она была слишком довольна своим успехом в Кодуэлл Касл, чтобы заподозрить слежку. Она оставила позади Карфакс Тауэр, прошла вверх по Корнмаркет-стрит, где остановилась на пару минут перед витриной парфюмерного магазина, и проследовала до «Рэндольфа».

К удивлению Лайнела, мисс Стирлинг даже не думала заходить в здание. Она миновала остроконечные окна, через которые виднелись зажженные люстры, и пошла дальше по улице. Остановившийся было Лайнел, в замешательстве последовал за ней. Что она, черт возьми, задумала? Разве она не сказал, что не может остаться ужинать, потому что должна отправить телеграмму из отеля?

Не в силах разгадать, что же она забыла на севере города, в наименее населенной части, без заслуживающих внимания магазинов и ресторанов, Лайнел осторожно следовал за девушкой еще четверть часа. За все это время им на пути попалась лишь пара прохожих, и мужчина понял, что никогда ему не предоставлялась лучшей возможности, чтобы припереть к стенке мисс Стирлинг. Соблюдая дистанцию, он сунул руку в карман, провел пальцами по пистолету… и вдруг понял, куда же они пришли.

Это было маленькое кладбище Сент-Гилского прихода, поросший травой треугольник, сбрызнутый кипарисами каменными плитами, за которым располагался район, который накануне посетили Оливер и Эйлиш, а еще дальше находился пригород Оксфордшира. Мисс Стирлинг словно тень проскользнула за нормандскую церковь и исчезла, как один из призраков, которые, как утверждали местные жители, регулярно бродили по кладбищу.

«Теперь она в моих руках», ― подумал Лайнел и ускорил шаг, оставляя позади покрытую плющом ограду. С каждой минутой темнело все больше, поэтому, завернув за угол церкви, Лайнел едва что-либо различал, но, тем не менее, не было и следа мисс Стирлинг. Узкая тропа между часовней и близлежащим зданием была пуста.

Удивленный Лайнел двинулся по дорожке, осторожно оглядывая все вокруг. Он не понимал, как ей так быстро удалось скрыться в противоположном направлении за пару секунд. Впрочем, недолго он пребывал в неведении. Внезапно он спиной почувствовал что-то твердое. Что-то, слишком похожее на дуло пистолета.

― Ну что, снова возьмемся за старое, мой дорогой враг? ― услышал он ее шепот. ― Разве вы не усвоили урок, преподанный мной в Египте?

Прежде, чем Лайнел смог отреагировать, невероятно сильные для женщины руки толкнули его к церковной стене. Лайнел вдруг оказался лицом к каменным плитам, при этом девушка крепко прижимала его к стене, чтобы лишить возможности двигаться. Она поймала Лайнела в его же ловушку. Эта бестия снова сделала это!

― Как, черт возьми, вы заметили, что я слежу за вами?

― Ох уж эти мужчины! Они всегда думают, что мы не в состоянии пропустить хоть одну витрину. У парфюмерного магазина на Корнмаркет-стрит потрясающие зеркала, и мне не составило труда увидеть вас у себя за спиной, впрочем, я и без этого была уверена, что вы последуете за мной от самого дома Куиллсов. Вы неисправимы, Леннокс.

Заметив, что Лайнел пытается высвободиться, она еще сильнее прижала его всем телом. Украшавшие шляпу черные розы касались его затылка, а знакомый сандаловый аромат ее волос одурманивал, как и прежде. Интересно, что ощущения были вовсе не так неприятны, как должно было быть в подобной ситуации. Даже едва заметная щекотка на шее от ее дыхания.

― Смею предположить, что это именно тот пистолет, ― продолжил Лайнел, пытаясь контролировать клокочущую в нем ярость, ― которым вы выстрелили в меня в Долине Цариц.

― И тот же самый, который спас вам жизнь на ирландском кладбище. Вообще-то, его зовут Кармилла^[36] и, как вы наверняка заметили, мы неразлучны. Вы все еще хотите поиграть со мной в ваши игры?

― Не так, как раньше, и не в те игры.

Девушка усмехнулась, причем была при этом так близко, что Лайнел был уверен ― ее губы с красной помадой оставили след на его коже. Наконец, она отпустила Лайнела, и он почувствовал, как кислород вновь наполняет легкие, хотя спиной он все еще чувствовал стальной холод Кармиллы. Мисс Стирлинг очаровательно улыбалась, словно все происходящее было лишь милой шуткой, и она вовсе не держала его на прицеле.

― Если хорошенько подумать, то я ждала наступления подобного момента. Думаю, если бы вы не последовали за мной сегодня, то это сделала бы я.

― Для вас это было бы проще простого, я видел, что окна «Рэндольфа» выходят прямо на музей Эшмола, ― язвительно ответил Лайнел. ― Полагаю, вы могли бы неплохо провести время, наблюдая за моими приходами и уходами из окна своего номера.

― Не считайте себя столь важной персоной, мистер Леннокс. В последнее время мне и так было чем заняться, хотя, должна признаться, что мое внимание привлекло ваше более чем либеральное отношение к рабочему графику. Уходить в 10 утра и не возвращаться до обеда? Что бы на это сказал ваш шеф мистер Эванс?

Лайнел бросил на нее столь убийственный взгляд, что девушка снова рассмеялась.

― Да ладно, можно подумать, что вы меня не знаете. Я безобидна словно…

― О да, словно гремучая змея, как я уже говорил. Чего вам от меня надо?

― Того же самого, что и вам от меня. Поговорить, прояснить ситуацию. Вы так же как и я прекрасно понимаете, что мы не сможем продвинуться в нашем исследовании, если так и будем не доверять друг другу, ― с этими словами она убрала пистолет и подошла к задней двери церкви. ― Правда, кладбище ― не самое подходящее место для подобного разговора, к тому же становится холодно. Давайте лучше войдем.

Лайнелу ничего не оставалось, как пойти за ней. Сент-Гилс был погружен во мрак. У окна, выходящего на кладбище, молились две старушки, а священник одну за другой гасил свечи на алтаре. Мисс Стирлинг бесшумно села на одну из последних скамеек, Лайнел, поколебавшись немного, последовал ее примеру. Какое-то время оба хранили молчание, наконец, девушка тихо произнесла:

― Вы и вправду не собираетесь спросить почему я сделала то, что сделала? Предпочитаете ненавидеть меня лютой ненавистью до конца своих дней, вместо того, чтобы выяснить почему я встала на вашем пути в Египте?

― Что я должен знать? Сейчас я уже прекрасно знаю стиль вашего патрона. Хотя не думал, что его интересуют захоронения XVIII династии.

― Моего патрона интересует все, что связано с потусторонним миром, ― напомнила ему девушка. ― Полагаю, вы согласны с тем, что то, что было скрыто за одной из стен гробницы принцессы Мересаменти, заслуживает своего почетного места в его коллекции.

― Зеркало, которое, согласно легендам, дарило красоту, сводящую с ума всех мужчин Империи, ― закончил за нее Лайнел. ― Полагаю, вы правы, но испытываемый вашим патроном к подобного рода вещам не дает ему права пользоваться услугами вульгарных наемников, чтобы завладеть ими!

Мисс Стирлинг еле сдержала смешок. Молящиеся дамы поднялись со своих молитвенных скамеек и проследовали к выходу, так что больше в церкви не осталось никого, кроме них.

― Из всех эпитетов, которыми меня когда-либо награждали мужчины, этот ― самый оригинальный из всех. Вульгарный наемник ― звучит просто очаровательно… и так типично для вас!

― А как еще я должен называть того, кто появляется завернутым в платок в сопровождении египетских феллахов^[37], которые, как предполагалось, работали на нас? Поначалу я подумал, что речь идет об одном из этих расхитителей гробниц, которые на протяжении веков обитают в тех местах. Признаю, что вы отлично выполнили свою работу, но даже не надейтесь, что после этого я протяну вам руку в знак примирения!

― Можно подумать, я единственная из всех, присутствовавших в ту ночь в Долине Цариц, была с не совсем достойными помыслами, ― улыбнулась она. Ей пришлось приглушить голос когда священник бросил на них предупреждающий взгляд. ― Мы оба знаем, что именно зеркало Мересаменти привело вас тогда среди ночи на место раскопок. Наш с вами конфликт состоит лишь в столкновении профессиональных интересов, и, поэтому, мне бы хотелось прояснить, что с моей стороны не было ничего личного. Не имею ничего против вас, мистер Леннокс.

― Ну надо же, какое облегчение. Вот только мое левое плечо с этим не согласно.

― Ничего, кроме того, что вы были готовы пристрелить меня, когда я забрала у вас зеркало, и, чтобы этого избежать, мне пришлось вывести вас из строя. Не могу сказать, что очень горжусь своим поступком, но вы не оставили мне выбора.

Лайнел был вынужден признать ее правоту: в ту ночь он действительно первым обнажил оружие. Хотя было еще кое-что, требующее объяснений…

― А как насчет того, что произошло в Ирландии? У вас точно также не было ничего личного против Арчера, но, тем не менее, вас это не остановило, когда вы захотели отобрать у него то, что было нужно вам.

― Арчер? ― ухмыльнулась Мисс Стирлинг. ― Теперь, оказывается, что вам нравился этот тип?

― Вам отлично известно, что я терпеть его не мог, мои друзья тоже. Но, после того, что я о вас узнал, у меня не осталось никаких сомнений, что вы замешаны в… ― священик цыкнул на них, и оба умолкли на какое-то время. Затем Лайнел прошептал: ― то, что вы осуществили в Ирландии, тоже было идеей князя?

― Не совсем, хотя результат получился именно тот, который нужен. Разве имеет значение, что пришлось прибегнуть к обману ради его достижения? Вы сами только что отметили, как я хороша в своем деле… впрочем, вы даже не представляете насколько.

― Однажды вы совершите ошибку. Рано или поздно появится что-то, что вы не сможете заполучить, и вам не помогут ни ложь, ни талант обольщения. Запомните мои слова.

― Возможно, вы правы, ― согласилась она, изогнув губы в одной из своих знаменитых улыбок, которые преследовали Лайнела во снах последние два года. ― Но пока этот момент не настал. И что-то мне подсказывает, что и в Ванделёре этого не произойдет.

― Тссс! ― снова шикнул на них священник, который уже погасил почти все свечи.

― Вы так уверены в том, что вам удастся затащить моих друзей в Ванделёр? Наверное, они более доверчивы, чем я, но вовсе не глупы. Они не позволят втянуть себя в ваши грязные игры, так как слишком верны своим моральным принципам. Напоминаю, что достаточно лишь одного моего слова, одного комментария о том, что вы сделали в Египте и Ирландии…

Мисс Стирлинг усмехнулась. Она повернулась лицом к Лайнелу, постукивая пальцами по деревянной спинке скамьи.

― Вы считаете, что знание правды дает вам какую-то власть надо мной? Зная, что все ваше будущее находится у меня в руках и, если мне захочется, то я могу разбить его вдребезги?

― Вы снова прибегнете к услугам Кармиллы, чтобы добавить симметрии моим плечам? ― выпалил он.

― Мистер Леннокс, для этого мне пистолет не нужен. К сожалению для Вас, сэр Артур Эванс так же строго следует принципам морали, как и профессор Куиллс с мистером Сандерсом. Они сделаны совсем из другого теста, по сравнению с нами. Как вы думаете, как долго продержитесь на должности помощника хранителя Эшмола, если кто-то узнает о происшедшем в Долине Цариц? Я имею ввиду не версию «Пэлл Мэлл газет»^[38], где вы представлены прямо как национальный герой, а то, что на самом деле вы были наняты спонсором раскопок для совершения краж в его пользу?

Лайнел не раз слышал выражение «кровь застыла в жилах», но до сих пор не представлял каково это. Пару мгновений он был не в состоянии хоть как-то среагировать, и его растерянность вызвала очередную улыбку у мисс Стирлинг.

― Мы оба согласны, что это было бы очень печально, не так ли? Так что мне не придется направлять на вас оружие, которое мне совершенно не хочется использовать против вас.

― Ах ты проклятая сука-манипуляторша, ― не смог сдержаться Лайнел. ― Да как ты смеешь….!

― Во имя Господа нашего, хватит! ― воскликнул вдруг священник, обращая на себя внимание. Они увидели, как он подходит с недружелюбным выражением лица. ― Сколько можно? Богохульствовать в доме Господнем без какого-либо уважения ни к верующим, ни к…

Святой отец умолк, под грозными взглядами Лайнела и мисс Стирлинг. Не потрудившись ответить, Лайнел схватил девушку за локоть, поднял на ноги и вывел ее из церкви обратно на пустынное кладбище. За время их разговора на город опустилась ночь, и только звезды освещали надгробия. Мисс Стирлинг остановилась на церковных ступенях, поправила черные розы на шляпе и сказала:

― Теперь, когда мы все прояснили, полагаю, не стоит тратить время на старые разногласия. Предлагаю вам привести в порядок свои дела, чтобы не иметь проблем с Эшмолом. Я уже говорила, как жаль мне будет, если из-за одного неверного шага, вы потеряете эту работу, которой так гордитесь.

― Разговаривать с вами, все равно что со стеной. Единственный человек, который может принимать решение о моей работе, это я сам. С чего вы решили, что…?

― Мы отправимся из Ливерпуля очень рано, так что вам необходимо решить все свои вопросы, как можно скорее. И еще ― надеюсь, вас не укачивает на море, иначе тяжело вам придется во время трансатлантического путешествия …

― Я с вами никуда не поеду, ― предупредил ее Лайнел. Девушка молча развернулась и пошла к низкой ограде, окружавшей кладбище. ― С вами я даже до угла не пойду, вы меня слышите? ― продолжил он чуть громче. ― К счастью, вы уже давно утратили надо мной какую-либо власть.

― Если вы настолько в этом уверены, то почему же так боитесь находиться рядом со мной?

И, улыбнувшись ему через плечо, мисс Стирлинг покинула кладбище, оставив среди надгробий Лайнела, проклинающего тот день, когда его путь впервые пересекся с этой женщиной.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Черные бриллианты

Глава 7

Три дня спустя, в 9:30 утра экипаж доставил Куиллсов и Сандерсов из Кодуэллс Касл на железнодорожный вокзал Оксфорда. Оливер и сам не понимал, как позволил Александру и Веронике уговорить его на поездку, но пообещал самому себе, что не задержится дольше, чем на месяц, независимо от того, что они обнаружат в Новом Орлеане. А вот уговорить Лайнела оказалось гораздо сложнее, настолько, что его друзья, в итоге, сдались. Похоже, в Эшмоле накопилось много работы, и Лайнел не мог надолго уехать, при том, что он и года еще не проработал в качестве помощника хранителя.

Мисс Стирлинг ждала их на перроне в окружении баулов, дорожных сумок и шляпных коробок. Увидев весь этот багаж, Александр в очередной раз пожалел о том, что не взял с собой спинтарископ — запатентованный им аппарат для обнаружения эктоплазмы. Возможно, он мог бы пригодиться в Ванделёре, но был таким тяжелым и громоздким, что профессор решил оставить его дома. Вероника взглянула на мисс Стирлинг и произнесла:

— Я думала, что мы едем в Луизиану. На самом деле мы отправляемся в Индию в качестве миссионеров, а все это… — девушка кивнула в сторону багажа, — гуманитарная помощь для нуждающихся?

— И вновь мисс Куиллс демонстрирует свое недюжинное остроумие, — ответила мисс Стирлинг. — Не знаю, помните ли вы, но в Ливерпуле нас ожидает трансатлантический лайнер от «Уайт Стар Лайн»^[39], который доставит нас в Нью-Йорк. Возможно, вы не придаете особого значения своему внешнему виду, но, все же, речь идет об одном их самых роскошных лайнеров…

— Вы правы, я не придаю этому особого значения, — парировала Вероника. — И не считаю, что для того, чтобы произвести хорошее впечатление, необходимо запихивать все содержимое гардероба в полдюжины чемоданов. Не беспокойтесь, я сама отнесу свои вещи, — сказала она подоспевшему носильщику. — Тетрадь и пара рисунков весят немного, а это все, что мне необходимо взять с собой.

Она вскочила в вагон, гордо задрав подбородок. Мисс Стирлинг вздохнула, жестом приказала носильщику заняться ее багажом и вошла следом за Вероникой. Александр, заметив, что Оливер и Эйлиш слегка отстали, решил последовать за дамами, чтобы пара могла побыть немного наедине.

Паровозная труба начала плеваться дымом, и перрон вдруг заполнился таким количеством пассажиров, что через окно вагона с трудом можно было разглядеть молодую пару. Было видно, как они держат друг друга в объятиях, равнодушные к нарастающему бурлению толпы. Затем Оливер, тихо сказав что-то, поцеловал напоследок Эйлиш.

— Сделай одолжение, не превращай все это в театр, — буркнула Вероника, увидев, как Оливер встал на колени и поцеловал обтянутый розовой тканью живот жены. Эйлиш рассмеялась, изо всех сил сдерживая слёзы. — Думаю, мне пойдет на пользу убрать с глаз долой на пару недель всю эту возвышенную любовь.

— Дай ты им попрощаться, Вероника, — одернул ее дядя. Минуту спустя Оливер присоединился к ним в купе. Он оставил свой багаж на решетке над их головами, пытаясь, как и Эйлиш, скрыть покрасневшие глаза. — Не изводи себя так, Оливер, — попытался успокоить его Александр. — Оглянуться не успеешь, как вернешься домой, а эта разлука сделает вашу встречу еще слаще.

— О нет, только не это! — ужаснулась Вероника. — Не думаю, что смогу это вынести!

Оливер через силу улыбнулся, не переставая смотреть на Эйлиш через окно. Вскоре поезд тронулся и начал отдаляться от платформы. Девушка какое-то время следовала за ним, пока поезд не набрал скорость, за которой она уже не могла поспеть и все, что Эйлиш могла сделать, это помахать вслед. Только тогда Оливер, наконец, позволил себе рухнуть на сиденье рядом с мисс Стирлинг и облокотиться на спинку. Девушка ласково сжала ему ладонь облаченными в черное кружево пальцами.

— Профессор Куиллс прав, мистер Сандерс. Месяц пролетит очень быстро, а то, что ждет нас в Ванделёре, наверняка разгонит вашу тоску. История «Персефоны» обещает быть столь же захватывающей, сколько и любой из написанных вами рассказов.

— Рад, что Вы затронули эту тему, — сказал Александр. Теперь, раз уж мы, все-таки, в пути, и у нас почти не осталось возможности повернуть назад, не могли бы Вы рассказать нам правду.

— Рассказать вам правду? — удивилась мисс Стирлинг, выпуская руку Оливера.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Ни за что не поверю, что пара каких-то слухов о призрачном силуэте, бороздящем воды Миссисипи настолько привлекли внимание вашего патрона, что он решил оплатить подобную экспедицию. Должно быть что-то еще, вызвавшее его интерес. Что-то, что Вы скрывали от нас все это время.

К удивлению Оливера и Вероники, мисс Стирлинг тихо рассмеялась.

— Вы один из самых проницательных мужчин, которых я когда-либо знала, профессор Куиллс. Разумеется, есть кое-что еще, но уверяю Вас, я скрыла это вовсе не потому, что не доверяю Вам. Просто мне не хотелось волновать миссис Сандерс, учитывая ее положение. Было бы жестоко по отношению к ней рассказывать, что именно нас может ожидать в Ванделёре.

— Вы любите набивать себе цену, верно? — высказалась Вероника. — К чему все это? Зачем Вам нужно, чтобы мы думали, что эта экспедиция опасна?

— Потому, что она действительно опасна, мисс Куиллс. Для всех заинтересованных лиц.

Все трое молчали, пока мисс Стирлинг снимала кружевные перчатки. Когда она заговорила вновь, тон голоса был гораздо сдержаннее, чем прежде.

— Несколько недель назад умер один человек. Молодой житель Ванделёра, совсем рядом с местом, где пошла ко дну «Персефона». Его звали Джон Ривз и, насколько мне известно, обстоятельства его смерти до сих пор не ясны.

— Но какое отношение все это имеет к «Персефоне»? — спросил Александр. — Что, каждый раз, когда кто-то умирает в Ванделёре, это обязательно должно быть связано с затонувшим кораблем просто потому, что смерть произошла у реки? В этом нет никакого смысла.

— Есть вероятность, что Джон Ривз сделал нечто, рассердившее экипаж «Персефоны». Никто из находившихся на борту солдат не обрел покоя, — мисс Стирлинг смотрела на мелькавшие в окне домики. — Похоже, Ривз слишком близко подобрался к останкам, покоящимся на дне Миссисипи. За день до смерти, он вместе с друзьями нырял в зоне потопления, к которой никто не осмеливался приближаться, кроме следующих к Новому Орлеану пароходов. Парень был найден мертвым в своей хижине с таким ужасом на лице, что это произвело впечатление даже на видавших виды полицейских, которые приехали, чтобы заняться телом. Не было ни следов крови, ни каких-либо других намеков, указывающих что же там произошло. Неизвестно также зачем он вообще полез к кораблю, впрочем, вполне возможно, что это всего лишь юношеское любопытство, которое плохо закончилось.

— И как вам удалось разжиться подобной информацией? — поинтересовалась Вероника.

— Мой патрон разузнал обо всем, прежде чем отправить меня в Эдинбург. Возможно, за время моего отсутствие он узнал что-то еще, но пока соседи Ривза настаивают на одном: настоящим виновником его смерти стало его любопытство. Не стоило приближаться к «Персефоне».

— Возможно, изучать мы будем не легенду, — пробормотал Оливер, — а убийство, авторы которого вот уже полвека как мертвы.

— Вы действительно думаете, что нам не стоило об этом знать? — с раздражением заметил Александр.

— Только не говорите мне, что вы испугались! — изумилась мисс Стирлинг. — Двое настоящих мужчин, привыкших ежедневно слышать истории о потустороннем мире? И одна… — она повернулась к Веронике и посмотрела так, что та вопросительно изогнула бровь, — суфражистка^[40], для которой не составляет труда швыряться камнями в окна премьер-министра словно Эммелин Панкхерст^[41]?

— Поверить не могу, что вы настолько бессовестны, — вдруг услышали они.

Все присутствующие повернулись к источнику звука. Открыв дверь купе, Лайнел стоял, опираясь на дверной косяк с потрепанной дорожной сумкой в руке. Мисс Стирлинг совершенно не выглядела удивленной, в то время как остальные смотрели на него, будто громом пораженные.

— Лайнел! Разве ты не говорил, что у тебя слишком много работы, чтобы ехать с нами?

— Я поработал в Эшмоле сверхурочно, — сухо ответил он. Мужчина, не отрываясь, смотрел на улыбающуюся мисс Стирлинг. — Процесс каталогизации Кносских артефактов занял меньше времени, чем мы думали.

Лайнел умолк, чтобы не сболтнуть лишнего — он принял решение о поездке лишь полчаса назад и промчался мимо ошарашенной Эйлиш, чтобы успеть вскочить в набирающий ход поезд. Вероника похлопала ладонью рядом с собой, приглашая его сесть слева от нее, Лайнел закинул сумку наверх и сел.

— К тому же, я не мог позволить вам одним уехать в Новый Орлеан с ней, — продолжил Лайнел. — Вы уже знаете, на что она способна — врет чаще, чем дышит.

— Боже мой, сколько драматизма, — рассмеялась мисс Стирлинг. — Вы похожи на пятилетнюю девочку, пытающуюся привлечь внимание своих родителей. Не будет ли честнее сказать, что Вам невыносима мысль о том, что мы отправились развлекаться без Вас?

— Не надо со мной умничать, мисс Стирлинг. Я слишком хорошо Вас знаю, и то, что я только что услышал только укрепило мое мнение. Вся эта история о том, что Ривз был убит экипажем «Персефоны», действительно окончательная версия? Сколько еще раз поменяется история на протяжении следующих недель, чтобы быть уверенной, что крепко держите нас на крючке?

— У меня нет в этом необходимости, — заверила его девушка. — Вы плохо знаете моего патрона, если считаете, что он будет терять свое время на не стоящие внимания расследования. Если его так интересует этот корабль, значит, на это есть причины.

— И Вы, разумеется, преисполнены верой в его намерения, хоть и знаете о них не больше нашего. Чего еще можно ожидать от дрессированной собачонки князя Драгомираски?

— Лайнел, сделай одолжение, прикуси язык! — предупредил его Александр, которого все больше смущал этот разговор. — Я не знаю, что с тобой в последнее время происходит, но это начинает меня…

— Не волнуйтесь, профессор, — заверила его мисс Стирлинг. — Нельзя ожидать от мистера Леннокса, чтобы он был кем-то большим, чем просто мистером Ленноксом. Как нельзя ожидать, что проститутка с Уайтчепела^[42] вдруг начнет цитировать Данте на итальянском. А теперь, — добавила она, вставая и убирая перчатки, — пойду-ка я в кафетерий и выпью чего-нибудь горячего. Путь до Ливерпуля предстоит долгий.

Мисс Стирлинг покинула купе так спокойно, словно с Лайнелом они говорили о погоде, которую обещают на время их путешествия. Как только она ушла, Александр повернулся к Лайнелу:

— Я знаю, что ты мне сейчас скажешь, — опередил его Лайнел. — Но что бы ты ни говорил — это бесполезно. Эта женщина и я не можем находиться в одном помещении, Александр. И не пытайся просить, чтобы я был к ней терпимее, клянусь, я не собираюсь заключать с ней перемирие.

— Это я и сам прекрасно понял, — покачал головой профессор. — И по-прежнему не понимаю, что происходит, даже если учесть твое недовольство ее отъездом в тот раз. Что между вами произошло, раз теперь ты настолько ее не выносишь?

— Видимо, ее страсть к нему остыла, когда она поняла, что он собой представляет на самом деле, — вступила в разговор Вероника. — И это, как мне кажется, лучшее, что могло произойти в твоей жизни, Лайнел. Даже мне трудно отвести взгляд от ее декольте, когда оно у меня прямо перед носом, но это не мешает понимать насколько она опасна.

Не прекращая болтать, Вероника достала тетрадь и стала лениво перелистывать страницы, разглядывая наброски.

— А эта смесь акцентов, — продолжала она, — должна признать, звучит очень сексуально. Она больше похожа на ходячую Вавилонскую башню, чем на женщину.

— Эйлиш считает, что она арабского происхождения, — добавил Оливер. — Мисс Стирлинг единственная, кого Эйлиш не смогла «прочитать», прикоснувшись. Тем не менее, с такой смуглой кожей и черными глазами и волосами, она словно сошла со страниц «Тысячи и одной ночи».

— Очевидно, что на славянку она точно не похожа, — согласился Александр. — Но гражданство у нее, должно быть, все-таки, венгерское, как и у князя Драгомираски. Когда она говорит про Будапештский двор, то всегда говорит «мы».

Вероника ничего на это не ответила. Она встретилась взглядом с Лайнелом, и тот быстро отвел глаза, уставившись на раскинувшиеся за окном поля, погруженный в более чем красноречивое молчание.

Глава 8

Трансатлантический океанский лайнер «Океаник»^[43] оказался таким огромным монстром из стекла и металла, что, казалось, легко может переломить надвое Ливерпульский причал, спеша покорить Атлантику. До сих пор ни один из англичан не видел трансатлантических лайнеров, поэтому, когда они сошли с доставившего их от вокзала экипажа, остановились, пораженные открывшимся зрелищем: рядом с возвышающимся над пристанью темным корпусом корабля, они сами себе показались ничтожными насекомыми, входящими в Ноев ковчег.

Разумеется, львов на этом ковчеге тоже хватало. Трап, ведущий к палубе первого класса превратился в импровизированный подиум для представителей аристократии. Слишком сбитые с толку, чтобы что-то спрашивать, журналисты молча следовали за мисс Стирлинг на борт, показали билеты представителям компании и пошли за стюардами к своим каютам, куда им не замедлили доставить багаж. Открыв двери в каюты, англичане почти лишились дара речи. Мисс Стирлинг выяснила, что Джеймс Хёрст, капитан «Океаника», узнал о ее присутствии на борту и пригласил их всех отужинать с ним. Они договорились встретиться в 6.15 у лестницы, ведущей к столовой первого класса и разошлись по каютам. Таким образом, у них была пара часов, чтобы осмотреться вокруг.

— Это просто нелепо, — фыркнула Вероника, когда друзья пришли к ней в каюту, чтобы вместе пойти на ужин. Александр и Оливер надели смокинги, как это предписывалось правилами этикета «Уайт Стар Лайн», а вот Лайнел остался в той же одежде, в которой ехал в поезде, тоже самое сделала и Вероника. — Вы видели какой древесиной тут все обшито? А обивку в ванной комнате? Какой смысл тратить столько денег на билеты первого класса, если путь до Нью-Йорка длится всего неделю?

— За все платит не мисс Стирлинг, а ее босс, — уточнил Лайнел, пока они шли по палубе позади остальных. — Должно быть, он рассматривает эти затраты как долгосрочную инвестицию.

— Да мне без разницы чьи деньги. Разве ты не видишь, что все, что хочет Дама-С-Родинками, это купить нас со всеми потрохами тем, что мы от нее получаем? Даю руку на отсечение, что еще до ее визита в Кодуэлл Касл, билеты уже были забронированы. Вот только она не знала, что Август находится сейчас в Раджастане, а Эйлиш беременна, поэтому мне пришлось занять ее место…

Она умолкла, заметив, что Лайнел перестал ее слушать. У подножия роскошной дубовой лестницы, мисс Стирлинг смеялась в ответ на слова двух мужчин. На ней было черное газовое платье, покрытое россыпью крошечных бриллиантов… и выглядела она так обворожительно, что Лайнел усилием воли заставил себя думать о ране на плече, чтобы не сломить свою силу воли, как это происходит с любым, имевшим несчастье взглянуть на мисс Стирлинг.

Когда девушка повернулась к подошедшим англичанам, бриллианты, украшавшие роскошные волны ее волос, затрепетали, словно жили своей собственной жизнью. Она попрощалась со своими собеседниками и, улыбаясь, подошла к журналистам.

— Пунктуальны как Биг Бен, профессор Куиллс. Иного я и не ожидала ни от вас, ни от мистера Сандерса, и вынуждена признать, что парадная одежда вам идет даже больше, чем я могла представить!

Лайнел был вынужден согласиться. Оливер выглядел в смокинге довольно странно, особенно учитывая длинные, собранные в хвост волосы, но в то же время настолько аристократично, что Лайнел почувствовал еле заметный укол зависти. Что касается Александра, то подобная одежда сидела на нем как вторая кожа.

— Должна заметить, что от вас двоих я ожидала несколько иного, — продолжила мисс Стирлинг, обращаясь к Веронике и Лайнелу. — Глазам своим не верю, мистер Леннокс!

— Знаю, знаю, я тоже в шоке оттого, что Оливер отказывается стричься.

— Вы прекрасно знаете о чем я. Думаете, я поверю, что в Оксфорде нет ни одного портного, достойного заняться вашим гардеробом?

— Ни одного, достаточно хорошего для нас, — ответила Вероника, одаривая дерзким взглядом прошедшую мимо них под руку с супругом даму, которая смотрела на внешний вид Вероники с таким же изумлением, что и мисс Стирлинг. — Мы оба отличаемся нетривиальным вкусом.

— Весьма авангардным, насколько я вижу. К счастью для вас, европейская мода переживает не лучшие времена. Если и дальше так пойдет, то женщины вскоре начнут щеголять в штанах, — она вздохнула и, взяв под руки Александра и Оливера, направилась к столовой. — В любом случае, мне придется извиниться за вас перед капитаном Хёрстом, я уверена, что он, как истинный джентльмен, все поймет.

Они поднялись по лестнице к стеклянным дверям, ведущим в зал, который, казалось, был не в состоянии вместить гомон собравшихся в нем более чем трехсот человек. В углу играл струнный квинтет, а сливки североамериканского общества и английской аристократии прокладывали себе путь среди длинных столов, накрытых безукоризненно белыми скатертями. В центре огромный стеклянный купол позволял видеть звезды, которые, впрочем, не могли конкурировать с электрическим светом люстр, который заставлял сверкать столовое серебро и драгоценности дам.

Пока они направлялись к противоположной стороне столовой, мисс Стирлинг приветствовала сидевших за другими столами людей, комментируя каждого из них.

— Вон там сидят Кёртисы, бостонское семейство, которым несколько лет назад пришлось уехать в Европу, но мне не удалось выяснить почему… Знаменитый художник Джон Сингер Сарджент^[44], который написал их портрет в принадлежащем им итальянском палаццо… О, дорогой Джон, я не забыла о Вашем предложении!.. Только что поприветствовавший нас мужчина справа — лорд Рибблсдейл с женой и дочерьми. Его наследник погиб в прошлом году в Сомали, поэтому сейчас все семейство в глубоком трауре…

— Вижу, что в подобной обстановке Вы словно рыба в воде, — заметил Александр.

— Я проделала этот путь дюжину раз и всегда на «Океанике». Большинство этих людей — постоянные клиенты «Уайт Стар Лайн», поэтому нет ничего странного в том, что я вижу их пару раз в году. Североамериканцы обожают посещать Старый свет по любому поводу, а их жены сходят с ума по бутикам на Елисейских полях… — она остановила свой взор на вставшего из-за стола в глубине зала мужчину и воскликнула: — А вот и мой дорогой капитан Хёрст!

— Маргарет! — изрек тот, подходя к ним, словно не мог поверить своемусчастью. — Глазам своим не верю! Я уж было подумал, что вы решили провести весь год в Европе, но, вижу, что ваша страсть к путешествиям не изменилась.

— Она также не потопляема, как и ваш «Океаник», — промурлыкала в ответ мисс Стирлинг.

Было очевидно, что капитан Хёрст не просто симпатизирует ей. Румянец на щеках, прятавшийся под белоснежной бородой и улыбка выдавали его с головой. Он был так счастлив ее видеть, что не обратил ни малейшего внимания на неподобающий вид Лайнела и Вероники. Все расселись за единственным в зале круглым столом, где их уже ожидал старший помощник капитана, мистер Стюарт, и семейство англичан: лорд Фредерик Сильверстоун, его супруга леди Арабелла Сильверстоун и их дочь, леди Лилиан. Интересно, что они тоже были из Оксфордшира, где располагались земли, пожалованные их предку в XVIII веке королевой Анной, так что какое-то время они беседовали, вспоминая общих знакомых, пока, наконец, все приглашенные не заняли свои места.

Пока официанты сервировали первую закуску — устрицы по-русски — выяснилось, что Сильверстоуны точно так же собираются проследовать из Нью-Йорка в Новый Орлеан. На следующей неделе должна состояться помолвка их дочери с молодым американским бизнесменом, который жил недалеко от города.

— Это просто замечательный молодой человек, с потрясающим деловым чутьем, — сообщил аристократ. — Мы познакомились с ним год назад в фойе отеля «Астор», и он произвел на нас очень хорошее впечатление. Похоже, что и он не остался равнодушным к Лилиан, так как не прошло и двух месяцев, как он попросил ее руки. Я очень рад, что вскоре смогу назвать его своим сыном.

— У вас есть еще дети, кроме леди Лилиан? — спросил Александр. — Сыновья?

— Нет, — ответил лорд. Ни от кого не укрылось ни возникшее напряжение в его голосе, ни то, как сжалась вдруг на своем стуле леди Арабелла, продолжая делать вид, будто занята едой. — У Лилиан есть две старшие сестры, Филис и Эвелин, которые вышли замуж, когда она была еще ребенком. И тоже за очень занятых бизнесменов из Лондона и Манчестера, поэтому они не смогут присутствовать на церемонии. Очевидно, что организация свадьбы в США — очень неудобно для нашей семьи, — лорд Сильверстоун глотнул кларета, — но мы вполне можем себе позволить эту небольшую жертву.

Это был крупный мужчина, даже выше Александра, который был довольно высоким для британца. У него была квадратная челюсть, делающая его похожим на боксера, густые черные усы и жесткий стальной взгляд. Мисс Стирлинг улыбнулась девушке поверх букета роз, украшающего центр стола.

— Полагаю, вы очень взволнованы, леди Лилиан. В Луизиане вас ожидает совершенно иная жизнь, наверняка гораздо более интересная, чем та, которую вы оставили позади…

— Да, — ответила девушка с робкой улыбкой. — Не могу не думать о том, как мне повезло.

Улыбка не затронула ее карих глаз. Лайнел переглянулся с Вероникой и понял, что они сошлись во мнении: леди Лилиан шла к алтарю так же радостно, как и жертва ацтекского жертвоприношения. Девушку было очень жаль — она обладала прекрасными манерами, была слишком маленькой и хрупкой на вкус Лайнела, но, тем не менее, вполне достойной кисти Уотерхауса^[45]. Каштановые с рыжеватым отливом, как у матери, волосы были заплетены в косу и уложены на затылке в украшенную белыми бутонами прическу.

— Ну, а вы, дорогая Маргарет? — спросил капитан Хёрст. — Что привело Вас в Нью-Йорк на этот раз? Очередное любопытное поручение вашего патрона?

— Совершенно верно, капитан Хёрст. Расследование в Новом Орлеане, обещающее стать настоящей сенсацией. До нас дошли интересные слухи об одном происшествии на берегах Миссисипи. Его Королевское Высочество посчитал, что стоит разобраться насколько они правдивы, так что я связалась кое с кем в Оксфорде, чтобы они сопровождали меня в Луизиане…

— И, разумеется, она была в высшей степени дипломатична, — ехидно ухмыльнулся Лайнел. — Ни разу не прибегнула к обману и не скрыла от нас ничего важного.

Мисс Стирлинг наградила его предупреждающим взглядом. Они сидели друг напротив друга, но обращали один на другого не больше внимания, чем на любого из официантов, прислуживающих за столом.

— Мистер Леннокс и я… наши взгляды на данное расследование слегка отличаются, — объяснила дама капитану Хёрсту, не переставая улыбаться. — Но, полагаю, это просто замечательно, так как помогает взглянуть на дело с разных точек зрения. Профессор Куиллс — известный ученый в мире спиритизма. Его племянница, мисс Куиллс…. тоже знаменита, но, боюсь, не совсем благодаря своему таланту художника. — Вероника схватила салфетку, но Лайнел поспешил удержать ее за запястье, чтобы она не усугубила ситуацию. — Что касается мистера Сандерса, то он писатель и займется освещением результатов этого…

— Мистер Сандерс? — вдруг перебила ее леди Лилиан. — Тот самый мистер Сандерс?

Она произнесла это почти прерывающимся голосом, что привлекло к ней всеобщее внимание. Оливер сидел с отсутствующим видом, но слова девушки вернули его к действительности.

— Мы… мы знакомы? — растерянно пробормотал он. Девушка в изумлении прикрыла руками рот.

— Поверить в это не могу… Я знала, что он из Оксфордшира, как и мы, но мне даже в голову не приходило, что … прямо здесь… посреди океана…!

— Лили в восторге от историй мистера Сандерса, — вполголоса пояснила ее мать.

— Значит, это было счастливое стечение обстоятельств, — улыбнулся Александр. — Шестидневное путешествие дает более чем достаточно времени для разговоров о литературе.

— Надо же! — воскликнул Оливер, покрасневший почти также, как и девушка. — Рад это слышать, леди Лилиан. Надеюсь, я не разрушил Ваши представления обо мне своим несуразным поведением. Просто, я все еще не могу привыкнуть к подобным вещам.

— Вы не разочаруете меня, что бы Вы не сделали, — заявила девушка, ее темные глаза сияли. — Я прочла лишь первые страницы «Твоего имени после дождя», но они уже покорили меня раз и навсегда…

Пришли официанты, чтобы сервировать тарталетки с икрой, на которые Вероника взглянула с некоторым недоверием. Оливер и леди Лилиан с энтузиазмом погрузились в беседу о затерянных душах, разрушенных церквях и ирландских кладбищах, так что мисс Стирлинг решила возобновить свой прерванный разговор с капитаном.

— Возможно, вы могли бы помочь нам в этом деле. Насколько нам известно, по окрестностям Нового Орлеана ходят слухи о затонувшем в реке судне… о бриге, который так и не нашли, но до сих пор видят его темными ночами. Возможно, это всего лишь деревенские сплетни, но, учитывая их завидное постоянство…

— Вы имеете в виду «Персефону»? — спросил старпом Стюарт.

До этого момента, он сидел молча, а на его вытянутом лице явно читалось, что предпочел бы находиться сейчас на мостике, чем в столовой первого класса, окруженный пассажирами, с которыми не имел ничего общего.

— Вы слышали о ней, мистер Стюарт? — удивилась мисс Стирлинг.

— Чаще, чем хотелось бы, — ответил офицер — Она была настоящей легендой для детей солдат, участвовавших в той войне. Признаться, я никогда в нее особенно не верил, даже когда был ребенком, хотя экипаж «Персефоны» пугал меня больше тогда, когда еще дышал, а не теперь.

— Отец мистера Стюарта был командующим Военной дивизией Миссисипи^[46] в последние годы войны^[47], — пояснил капитан Хёрст. — Сам он был из Огайо, как и я. Мы плечом к плечу сражались в битве за Атланту^[48], где он был тяжело ранен во время пожара. Он погиб за пару месяцев до окончания войны.

— Что ж, тогда вполне понятна его антипатия к членам команды корабля, — встрял Лайнел, — раз уж речь идет о вражеских солдатах…

К всеобщему удивлению и полному обескураживанию Лайнела, старпом рассмеялся, услышав эти слова. Впрочем, смех этот был совершенно безрадостным.

— Вражеские солдаты? Святые угодники, мисс Стирлинг, — выпалил он, наконец. — Разве никто не рассказывал Вам чем на самом деле занималась «Персефона» прежде, чем затонула в водах Миссисипи?

— Мы… Мой патрон и я решили, что судно было потоплено войсками Союза^[49], — ответила мисс Стирлинг. Она выглядела такой же ошарашенной, как и Лайнел. Разве это был не военный корабль? Не принимал участия в сражениях?

— Ну… в сражениях-то он участвовал, но вовсе не так, как полагается благородным воинам, — ответил мистер Стюарт. — Капитан Вестерлей был пиратом, мисс. Пират-конфедерат с патентом, подписанным скрепленным печатью и признанным правительством Юга, но пират до мозга костей. Пират, которому было позволено промышлять по всей Атлантике, с правом напасть на любое судно Союза.

— Их тогда было много, и не только в Луизиане, — объяснил капитан, заметив все возрастающее изумление своих гостей. — «Саванна» Харрисона Бейкера, «Буревестник» Уильяма Перри… небольшие, но быстрые парусники, идеальные для того, чтобы столкнуться в открытом море лицом к лицу с более мощными судами.

— В первый год «Персефона» атаковала суда Союза по всему Карибскому региону, от Мексиканского залива до французской Мартиники, — продолжил Стюарт, — причем не только военные танкеры, но и торговые корабли. Они преследовали ту же цель, что и все остальные, сражавшиеся под флагами президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса^[50]: покончить с блокадой, установленной нашими кораблями, стоявшими по всему южному побережью. Дэвис знал, что его флот не шел ни в какое сравнение с северным флотом, так как почти все судоверфи остались на территории Союза, а во время войны не было возможности построить новые. Поэтому он нашел отличное решение: объявил, что любой, кто согласится сражаться на его стороне и обладающий собственным судном, получит каперское свидетельство^[51], которое дарует неприкосновенность в любом штате Конфедерации, независимо от учиненных бесчинств.

— Метод очень сомнительный, но, тем не менее, эффективный, — заключила Вероника. — Любой отчаянный мужчина примет подобное предложение без колебаний. Смею предположить, что большинство из этих корсаров даже не разделяли идей, за которые, теоретически, боролись.

— Уильяму Вестерлею все это было совершенно безразлично, я вас уверяю. Он был всего лишь приспособленцем, который с радостью воспользовался возможностью получить патент, могущий навсегда изменить его жизнь. Теперь-то мы знаем, что «Персефона» сполна ответила за все свои грехи, причем даже раньше, чем мы думали. Никто не нападал на этот бриг во время его следования вверх по Миссисипи, он затонул сам, с пятнадцатью членами экипажа на борту, возвращаясь в Новый Орлеан после одной из своих вылазок. Кара небесная, как сказал бы мой покойный отец.

По спине Лайнела пробежали мурашки, когда он вспомнил фотографию Вестерлея, показанную мисс Стирлинг. Он вновь увидел настороженный взгляд, напряженные черты лица, словно капитан боялся, что его в любой момент может поразить молния. Будто знал, что вскоре должно случиться что-то страшное с ним и его командой. Никто из англичан не произнес ни слова. Даже Сильверстоуны с интересом слушали рассказчика, не обращая внимания на музыку и разговоры за соседними столиками.

— Более того, Вестерлей женился на одной из Ванделёров, — продолжил мистер Стюарт, — а всем известно, что это самая гнилая ветвь генеалогического древа южных штатов. Дурная кровь привлекает дурную кровь, так всегда бывает.

— Ванделёр? — спросил в замешательстве Александр и посмотрел на мисс Стирлинг. — Разве не так называется населенный пункт на побережье Миссисипи, рядом с которым затонула «Персефона»?

— Именно так, профессор Куиллс, — подтвердил капитан. — Поселение образовалось вокруг плантаций Ванделёров, которые прибыли из Европы в Новый свет еще 200 лет назад в надежде разбогатеть.

— Это одно из этих южных владений с большими домами и полями с индиго^[52], процветавших благодаря поту и крови закованных в кандалы людей, — добавил старший помощник капитана, тон голоса которого выдавал стойкую неприязнь. — Они были всего лишь рабовладельцами, бездушными людьми, с удачей которых было покончено после победы Союза в гражданской войне. Одному богу известно, что могло бы произойти в США, закончись война по иному…

Звон разбитого стекла заставил его умолкнуть. Все присутствующие повернулись в сторону мисс Стирлинг. Бокал выпал из ее рук и разбился вдребезги. Кларет выплеснулся на ее платье, но девушка, казалось, совершенно этого не замечала.

— Маргарет! — воскликнул капитан Хёрст. Он жестом подозвал одного из официантов. — С вами все в порядке, дорогая? Вы не порезались?

— Принесите даме другой бокал, — распорядился Стюарт. — И уберите тут побыстрее.

Пассажиры с соседних столов с любопытством наблюдали за происходящим, тем более, что мисс Стирлинг резко побледнела и смотрела на Стюарта невидящим взором.

— Рабовладельцами? — вымолвила она через несколько секунд. Девушка даже не заметила, что услужливый капитан Хёрст убрал с ее колен вымокшую салфетку. — Вы сказали, что Ванделёры владели плантацией, на которой использовался труд…

— Рабов, совершенно верно, — ответил старпом. — Я согласен, что это просто ужасно. Но, боюсь, это делали не только они. Все южные штаты Конфедерации эксплуатировали негров на своих плантациях. Сейчас это кажется неприемлемым, но Вы были бы удивлены, узнав сколько таких семей как Ванделёры считали, что в этом нет ничего бесчеловечного, и что аболиционистская^[53] пропаганда Союза — это ничто иное, как предлог для того, чтобы разрушить привычный им уклад.

Лайнел, не отрываясь, наблюдал за мисс Стирлинг, но на этот раз вовсе не благодаря ее неотразимости. Неужели это та самая женщина, которая навела на него пистолет на Сент-Гильском кладбище? Лайнел увидел, как она нервно сглотнула, еще раз, еще… и встала, держась за край стола. Капитан Хёрст поспешил последовать ее примеру. Он выглядел весьма обеспокоенным.

— Маргарет, я начинаю волноваться. Хотите, я вызову врача?

— Нет, ничего особенного не происходит, — ответила она. — Это всего лишь головокружение. «Океаник» действует на меня так каждый раз, когда я поднимаюсь на борт. Скоро пройдет.

— Если хотите, можете пойти прилечь, ужин вам принесут в каюту. Возможно, там Вы почувствуете себя лучше, а то здесь слишком многолюдно…

Но девушка его не слушала. Она попрощалась с присутствующими легким кивком головы и направилась к выходу из столовой, придерживая руками залитую вином юбку. Пара официантов поспешила распахнуть перед ней двери. Лайнел проводил ее взглядом, и только когда мисс Стирлинг скрылась из виду, заметил, что все это время сдерживал дыхание. Он и сам не знал почему, но подобное поведение выглядело более пугающим, чем все возможные угрозы мисс Стирлинг. Вероятно потому, что покинувшая помещение женщина с потерянным взглядом ни капли не походила на мисс Стирлинг.

Вдруг Лайнел почувствовал пальцы Вероники в своей руке. В то время как капитан Хёрст возвращался на свое место, а лорд Сильверстоун возобновил разговор с Александром, девушка наклонилась к Лайнелу и прошептала:

— Ты думаешь о том же, что и я? Какая муха ее укусила, чтобы настолько сочувствовать страданиям рабов?

— Понятия не имею. Я также удивлен, как и ты. Впрочем, может, это и случайность. Может, это и вправду головокружение. Никогда не видел ее такой бледной, — Лайнел задумался. Сидящий рядом с ним Оливер возобновил беседу с леди Лилиан.

— А, может, ей просто не понравилось, что ее патрон возжелал заполучить рабовладельческое судно? — заметила Вероника.

Она без особого желания взяла со своей тарелки одно из канапе и откусила, Лайнел же лишился аппетита напрочь. Пока музыканты приступали к первым тактам следующего произведения, Лайнел заставил себя подумать о том, что мисс Стирлинг ни секунды не подумала бы о нем, окажись он в подобной ситуации. Через пару часов она будет сладко спать, словно ничего не случилось, и видеть во сне Богемские гранаты, кружевные туалеты и все, что князь наобещал в обмен на «Персефону». Кому какое дело, что ее капитан был отъявленным мерзавцем, если верноподданная Драгомираски добудет все, что нужно, чего бы это ни стоило?

Глава 9

В эту ночь мисс Стирлинг снились не богемские гранаты, а черные бриллианты.

«Семилетняя девственница, продается за пятьсот монет».

Никто не учил стоявшую на Анталийском невольничьем рынке девочку читать, но она столько раз слышала эти слова от проходящих мимо мужчин, что могла распознать почти каждую буковку, написанную на тяжелой деревянной табличке, висевшей на ее шее.

То утро ничем не отличалось от остальных. Девочка стояла на коленях на все том же колючем ковре, в той же позе, в которой заставлял стоять ее хозяин с первого дня, когда приволок ее на рынок. В маленьких ручках была та же унизительная табличка, едва прикрывавшая наготу и склоненную на грудь голову ребенка.

«Никогда не смотри им в глаза, — приказывал он. — Если только сами не попросят. А если все-таки смотришь, то делай это так, чтобы им было понятно — ты не забываешь о том, что ты всего лишь вещь».

Она смотрела, как туда сюда снуют мужские бабуши^[54]. Они часто останавливались перед ней и говорили о маленькой рабыне так, словно она была слишком глупа, чтобы их понять. Красно-коричневые бабуши и белейшие шаровары, на фоне которых покрытый мусором и экскрементами пол выглядел еще грязнее. Вокруг нее часто кружил хозяин — самое темное пятно в поле ее зрения. Каждый шрам на ее спине начинал пульсировать, когда он подходил поближе с заткнутым за пояс кнутом.

— Пятьсот монет — что за безумная цена, — часто слышала она возгласы проходящих мимо. — Это же всего лишь отродье!

— Именно поэтому, — отвечал он. — Вы себе даже не представляете сколько может стоить семилетняя девственница в Анталии. Особенно такая, которая столько повидала, как моя. Это вполне справедливая цена.

Иногда чьи-нибудь пальцы проникали под завесу черных волос, заслонявших лицо, чтобы ухватить девочку за подбородок. Когда ее заставляли поднять глаза, она чуть не плакала от ослепляющего Солнца и пыталась смотреть куда угодно, только не на стоящего перед ней.

— Неплохо. Она будет красавицей, вот только дал бы ты ей еще подрасти, и тогда сможешь выручить целое состояние. Сейчас никто не будет тебе платить пятьсот монет.

Хозяин хмурил брови, часами ворчал после ухода потенциальных покупателей, а вернувшись домой, кнутом выбивал из девочки все, что она могла услышать за день. Девочка едва чувствовала боль — многочисленные шрамы ложились один на другой и спина почти превратилась в дубленую кожу. Урок она усвоил твердо: ничего не слышать, никого не видеть, ничего не говорить, ничего не чувствовать…

Рабство в Турции было отменено еще полвека назад, но если есть кто-то, заинтересованный в покупке человека, то он всегда найдет то, что ему нужно. Большинство уже родились рабами и знали, что останутся ими до конца своих дней. Для тех, кто пытался сбежать, пощады не было. Богатые европейцы, появлющиеся в Анталии, тоже не особо спешили довести до сведения властей о происходящем на дальнем побережье Средиземного моря. Мир предпочитал хранить молчание и не вмешиваться, в то время как дети и внуки греков, похищенных когда-то на Хиосе^[55] турецкими войсками, жили лишь воспоминаниями о прежний временах. Прабабушка девочки была одной из многих крестьянок, насильно уведенных из родных мест далекой весной 1822 года^[56], когда греки посмели возмечтать о своей независимости. Она забеременела незадолго до начала военных действий и была вынуждена родить прямо на улице на том самом рынке. Ее хозяин был ужасно недоволен, найдя женщину мертвой рядом с визжащей новорожденной, беспокоящей своими воплями остальных торговцев. Малышка тут же заняла свое место среди остального товара, годы спустя тоже самое сделала ее дочь, в жилах которой текла кровь неизвестного турка, который не захотел платить установленную сутенером цену за полученное удовольствие. Именно она стала матерью нынешней девочки, у которой не осталось никого в целом свете, никто не прикасался к ней, кроме тех мужчин, которые наблюдали, как она танцует обнаженной в доме своего хозяина. Они утопали в подушках, попыхивая кальянами, и пожирали ее взглядами подведенных глаз, строя предположения о том, каким станет ее тельце.

В тот день мысли увлекли девочку далеко от рынка. Немного осоловевшая от палящего солнца, она почти засыпала, когда женский голос вырвал ее из полузабытья. Женщины не часто появлялись в подобных местах, поэтому удивлению не было предела, когда обладательница воркующего голоска остановилась рядом с торговцем. Девочка знала, что ей не позволено поднимать голову, поэтому увидела она лишь появившиеся прямо перед ней белые кожаные туфли, в которых наверняка было ужасно жарко. Снова послышался ее голос, говорящий на неведомом девочке языке и в поле зрения девочки вскоре появилась еще пара обуви, на этот раз это были отполированные до блеска мужские ботинки, сиявшие на Солнце так, что девочка моргнула. Неужели они смотрят на нее?

— Четыре на правой и три на левой. Волосы и глаза черные, словно ночь, — произнес мужской голос на почти идеальном арабском.

— Думаю, мы нашли ее.

Девочка притихла. Медленно, почти против воли, робкий взгляд покинул следы сотен бабушей на песке под ногами, потихоньку скользнул вверх и наткнулся на пару улыбающихся европейцев: она держала его под руку, он держал в руке трость с серебряным наконечником. Никогда в своей жизни она не видела таких бледнолицых людей. Женщина была не слишком красива, но обладала глазами цвета моря и была одета в очаровательное белое платье с кружевными рукавами и соломенную шляпку, украшенную тесьмой. А мужчина… от его вида у девочки перехватило дыхание. Высокий, светлые, почти как у альбиноса, волосы, напомаженные и зачесанные назад, изогнутые усы над любезной улыбкой. И улыбался он именно ей.

Привычным нажатием на затылок, торговец заставил ее снова опустить голову. Сердце затрепетало от осознания того, что хозяин удивлен неслыханной дерзостью.

— Прошу прощения, сэр. Это совсем неопытная рабыня, — услышала она его извинения медовым голосом. — Встаньте под этот тент, чтобы солнце вас не беспокоило.

Торговец явно был удивлен тем, что разговаривает на родном языке с одним из европейцев, которых он очень любил критиковать. Он стоял рядом с девочкой все еще удерживая ее голову и задаваясь вопросом почему эти люди выбрали именно его лавку из всего рынка.

— Эта рабыня — гречанка, верно? — спросил мужчина. — Откуда она у вас?

— Ее прабабушка была с Хиоса, сэр, насколько мне известно. Не из самой столицы, а одной из близлежащих деревень, из Калимасии. После того, как революционеры устроили резню в Триполи, наши войска решили их проучить. С тех пор у нас не было никаких проблем с поставкой товара.

Во время разговора девочка стояла, не шелохнувшись. Время от времени она трогала крошечные родинки на щеках, которые были едва различимы под слоем грязи, покрывавшем ее лицо. Она всегда так делала, когда нервничала. Калимасия? Что это?

— Значит, по рождению она не гречанка. Наверняка в ней течет и турецкая кровь.

— Боюсь, избежать подобного рода смешений среди рабов невозможно, как бы мы их не контролировали. Они, словно животные, которые подчиняются лишь инстинктам. Но если Вам нужна стопроцентная гречанка, то…

— Прежде, чем продолжить, мы должны кое в чем убедиться. Обождите минутку.

На этот раз заговорила дама и девочка вдруг увидела ее лицо совсем близко. Женщина осторожно, держась за руку мужа, села на корточки прямо на ковер. Ее совершенно не волновало, что платье никогда не восстановит свою белизну. Девочка нервно сглотнула, пытаясь прикрыть свою наготу табличкой. Рядом с женщиной, облаченной в кружева и драгоценности она ощущала себя паршивым щенком. Дама глубоко вздохнула, молча рассматривала девочку какое-то время и вдруг ласково улыбнулась. Ее арабский был гораздо хуже, чем у ее мужа, тем не менее, она могла вполне внятно объясняться.

— Это она, любовь моя, — она снова поднялась на ноги, — я уверена.

Сердце по-прежнему колотилось так, что девочка почти теряла сознание. Ее хозяин тоже был обескуражен, впрочем, в его случае это совершенно не отразилось на его поведении. Он поспешил схватить малышку за руку и поднял ее с колен, чтобы показать иностранцам ее зубы, хоть те и не просили об этом. Мужчины обменялись монетами, а женщина подняла с земли коврик, накинула девочке на плечи, чтобы скрыть наготу, и отвязала веревку, удерживающую табличку на шее. Девочка не знала, как реагировать на все это. Не знала, что делать и тогда, когда ее посадили в экипаж, ждавший у входа на рынок, проведя сквозь толпу зевак. Сиденья были обиты бархатом, и девочке показалась безумной идея о том, что она должна на них сесть.

Но, похоже, европейцев совершенно не волновало то, что она могла испачкать все песком, что у нее грязные ноги, а волосы плохо пахли. Как только кучер закрыл двери, пара обменялась взглядами, значение которых девочка не понимала. Мужчина привлек жену к себе и поцеловал в лоб. Девочка поняла, что они очень довольны тем, что произошло.

— Итак, — сказал мужчина, поговорив с женой на непонятном языке. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Надеюсь, тебе не страшно с нами? Разве тебе не хотелось никогда больше не видеть это ничтожество?

Девочка кивнула так робко, что дама всплеснула руками и воскликнула: «Бедняжка!» Дама сидела напротив и девочка увидела то, что ускользнуло от ее взгляда на рынке. Длинное платье, складки которого полностью прикрывали белые кожаные туфли, обрисовывала раздавшуюся талию. Тем временем, конный экипаж тронулся и начал отдаляться от рынка, погружаясь в шумную Анталию, о существовании которой девочка даже не подозревала.

— С этого момента ты останешься с нами, — продолжал говорить мужчина. Девочка с трудом отвела взор от увиденного впервые моря. — Мы побудем в отеле лишь пару дней, после чего вернемся в Европу, и ты поедешь с нами.

— А что я должна буду для вас делать? — осмелилась спросить она. Европейцы удивленно посмотрели на нее. — Я умею танцевать, но… но мне не хотелось бы делать это снова, — быстро добавила она. — А еще я умею шить и …

Она была поражена, когда пара вдруг рассмеялась. Разве она сказала что-то смешное?

— Мы купили тебя не для того, чтобы ты нам прислуживала! Бог ты мой!

— Вы не хотите, чтобы я работала? — удивилась девочка. — Но… что же я тогда буду делать?

— Это мы обсудим позже, — ответил мужчина, постукивая пальцами по рукоятке трости. — На данный момент ни о чем не беспокойся. Пока тебе надо лишь как следует питаться, потому что ты выглядишь истощенной. А еще хорошенько помыться, как только мы поднимемся в номер. Смею предположить, что в том свинарнике, из которого мы тебя вытащили, обитают сотни видов блох.

— Любовь моя, ты забыл о самом главном. О чем ты только думал?

— Ты права. Мы должны знать как к тебе обращаться. Как тебя зовут?

— У меня нет имени, — пробормотала малышка и почувствовала, что краснеет под изумленным взглядом нового хозяина. — В этом месте ни у кого нет имени.

Это было не совсем так. Ее хозяин давал клички своим рабам, но она была единственной особью женского пола на тот момент и все обращались к ней просто «девочка». Экипаж, вздрогнув, остановился, но ни мужчина, ни женщина не сдвинулись с места и с интересом смотрели на девочку.

— Ты гречанка и останешься ею до тех пор, пока живешь с нами. Тебе ни к чему отказываться от своих корней. Я назову тебя Теодорой, — сказал вдруг мужчина, — «Божий дар».

Он наклонился к ней и взял за подбородок. Впервые за свою короткую жизнь она посмела вернуть взгляд тому, кто рассматривал ее лицо, при этом никто ее не обругал. Она невольно вздрогнула, когда он провел пальцем по родинкам, которые ее предыдущий хозяин считал ее главным недостатком. «Он все понял, — подумала она, — он понял, что я не стою уплаченных за меня денег!»

— Твое лицо украшено бриллиантами. Черными бриллиантами, — сказал он, продолжая поглаживать ее щеку. — Однажды, кто-то даст им имя и будет обожать их, как величайшее в его жизни сокровище, — улыбнулся он. — Бриллиантовая женщина.

Итак, девочку вывели из экипажа и заставили войти в отель, где ее сопроводили в сьют, в котором остановилась пара. Почти сразу появились две турецкие служанки с ведрами горячей воды и вылили ее в большую ванну. А еще они принесли кусок мыла и мешочек с солью для ванны с таким чудесным ароматом, что у девочки чуть не закружилась голова. Маленькая рабыня все еще плохо понимала происходящее. Ловкие руки одной из служанок прошлись намыленной губкой по всему телу, от чего вода стала почти черной, вторая служанка намыливала голову, что-то напевая себе под нос. Супруга нового хозяина, которую все называли леди Эльмина, сновали туда сюда по роскошной ванной комнате и засыпала девочку градом вопросов о том, что ей нравится есть и какого цвета платья она хочет. В какой-то момент она вытащила из лежащей рядом с ванной коробочки маленький коричневый шарик и положила Теодоре в рот. Дама сказала, что это шоколад. Девочка никогда раньше не слышала это слово. Теодора надкусила конфету и почувствовала, как начинявший ее крем наполнил рот, как служанки споласкивали волосы горячей водой, как ее вытащили из воды завернув в мягкое пушистое полотенце, и тогда она впервые подумала, что, возможно, сможет ко всему этому привыкнуть. И не будет задумываться о том, почему вдруг ей стали доступны все эти удовольствия, и что будет наслаждаться, пока есть возможность, живя рядом с этой парой.

Она с трудом узнала себя, посмотрев в зеркало и увидев там девочку в серебристом платье. Леди Эльмина повязала ей кружевной бант в тон платью на сияющие и благоухающие волосы, волнами ниспадающими теперь на плечи, и улыбнулась:

— Дама всегда будет готова встретиться лицом к лицу с чем угодно, если на ней есть кружева, — заверила она девочку, обняв ее за плечи.

Как и было обещано, в отеле они оставались недолго. Четыре дня спустя новые хозяева отвели ее на корабль, который доставил их на землю тех самых неведомых греческих предков, а оттуда они на поезде отправились в Будапешт, где остановились во дворце на берегу Дуная. Дворец мог показаться Теодоре сказочным, если бы девочка слышала хоть одну сказку. Наводненные Солнцем галереи казались бесконечными, зеркала на стенах почти достигали бело-золотых потолков с лепниной. Когда Теодора принималась кружиться вокруг своей оси, словно балерина из музыкальной шкатулки, которую она обнаружила в приготовленной для нее комнате, то видела отражение сотни Теодор, повторяющих каждое ее движение. Теодор с лентами в волосах и плывущими по воздуху кружевами, верящих в то, в этой новой жизни нет места ничему плохому.

Время показало, что доброта иностранной пары вовсе не была миражом. Леди Эльмина была счастлива иметь девочку рядом и радовалась так, словно ей тоже было семь лет, при этом она оставалась самой элегантной дамой, какую когда-либо видела Теодора. Леди Эльмина проводила много времени в их комнатах, наводя красоту перед туалетным столиком, который казался маленькой девочке настоящим святилищем. Леди всегда разрешала девочке сидеть рядом и наблюдать за происходящим, и смеялась, когда Теодора открывала флаконы духов, чтобы понюхать и наносила на лицо рисовую пудру. Она утверждала, что только глупышка может пытаться скрыть свои родинки, которые со временем превратятся в ее главное оружие. Леди Эльмина научила ее основам своего родного английского языка, а потом наняла гувернантку из Сегеда^[57], чтобы та научила ее венгерскому.

Что касается купившего ее мужчины, то он проводил много времени в своем кабинете, погруженный в размышления, от которых его лицо темнело так, что казалось, это тучи закрыли Солнце, тем не менее, для девочки у него всегда находилась улыбка, если та заглядывала к нему в комнату. Он усаживал ее на бархатную подушечку у своих ног и рассказывал об удивительных вещах: о венецианском дворце, обитатели которого умерли ужасной смертью; о голубом бриллианте, вырванном из глаза индуистского идола и обладающего силой векового проклятья; об ирландской библиотеке, в которой призрак архиепископа каждую ночь сбрасывал с полок книги…

— Все эти истории, эти легенды, в которые ныне почти никто не верит, — объяснял он, поглаживая девочку по голове, — на самом деле, более реальны, чем многие окружающие нас вещи. Мир — это очень странное место, дорогая, но именно эта странность и эта непознанность стоит того, чтобы в нем жить.

— Леди Эльмина говорит, что видела призраков, — тихо ответила Теодора. — И что по ночам она видит вещи, которые почти всегда воплощаются в реальность.

— Совершенно верно, — улыбнулся новый хозяин. — Именно так мы нашли и тебя. Ты посетила ее во сне, даже не подозревая об этом. Она узнала о тебе в одном из своих видений и сразу поняла, что ты окажешь нам неоценимую помощь, но пока об этом говорить рано. Сейчас все, что ты должна, это быть счастливой.

И Теодора была бы счастлива, если бы не произошедшая три месяца спустя трагедия. Это был самый болезненный момент в ее жизни, настолько, что боль от многочисленных шрамов, нанесенных кнутом работорговца, показались ей небольшим неудобством.

Ей хотелось умереть, когда ее защитника сразила непонятная болезнь, причины которой никто не мог объяснить леди Эльмине, и он угас словно свеча, оставленная на сквозняке. Осознание того, что каждый день лишь приближает смерть, о которой он говорил столько раз, и что даже самые невероятные, почти магические возможности не могут его спасти, разбило хрупкий мирок на множество осколков. Теодоре было всего семь лет, но она считала, что влюблена в своего хозяина также, как и его супруга, как настоящая женщина. Она была слишком мала, чтобы понимать, существование множества разновидностей любви, что ее чувства были больше похожи на любовь к отцу, которого у нее никогда не было, или на любовь к богу, вере в которого ее начали учить, а вовсе не на любовь к мужчине, который был старше нее раза в четыре. Она знала лишь, что тот, кого она любила больше всего на свете вот-вот исчезнет и никто не может этому помешать. Почему ей позволили думать, что жизнь прекрасна, если в ней происходят подобные вещи?

Теодора отказалась покидать его постель все время его болезни и, в конце концов, прислуга привыкла, что она все время там, свернувшись клубочком на краю кровати, с заплаканными глазами. Она все никак не могла поверить, что угасавший с каждым днем человек и есть тот самый мужчина, который пересек море, чтобы спасти ей жизнь.

— Не плачь по мне, бриллиантовая женщина, — произнес он напоследок слабым голосом, силясь улыбнуться. — Ты увидишь меня раньше, чем думаешь.

Даже леди Эльмина не плакала так, как Теодора, когда его рука похолодела между ее ладонями, и в спальню вошли две служанки с гувернанткой, чтобы насильно увести ее оттуда. Она плакала всю ночь и во время поминальной службы в часовне дворца, на которой, казалось, присутствовал весь Будапешт. Глаза жгло так, что она едва могла различить стоявший у алтаря гроб. Девочку сопровождала гувернантка, так как у леди Эльмины начались роды за несколько часов до похорон. По слухам, горе спровоцировало преждевременные роды и теперь врачи серьезно опасались за жизнь матери и ребенка.

Это было первый раз, когда она оделась в черное. С тех пор Теодора использовала черный цвет ежедневно, хотя бы в одной детали одежды. И каждый раз, надевая черное, она вспоминала все, что чувствовала тогда во время похорон, когда «День гнева» Моцарта врезался в ее сердце, словно кинжал, от которого она не избавится уже никогда. Никогда после смерти ее единственного божества.

Когда Теодора вернулась в свои комнаты, слуги сообщили, что родился мальчик, но она даже не нашла сил порадоваться ни за мать, ни за ребенка. С тех пор, как ушел хозяин, дворец словно погрузился во тьму и стал похож на склеп под часовней, в котором стоял теперь гроб. Целую неделю девочка сбегала из своей комнаты, как только наступала полночь, чтобы сидеть в изножье захоронения так, словно она по-прежнему сидела у кресла и слушала рассказы об удивительных вещах. Было ужасно, что он никогда не встанет, чтобы ласково сказать, что уже поздно и пора спать, и маленькие девочки не должны разгуливать по королевской усыпальнице босиком в одной сорочке.

Именно там нашла ее леди Эльмина на шестую ночь, сидящей на огромной плите из белого мрамора. Трепещущий свет двух канделябров, стоявших по обе стороны от могилы, освещал буквы, которые девочка поглаживала пальцами. Ласло Драгомираски.

— Увидев, что кровать пуста, я знала, что найду тебя здесь, — едва слышно сказала женщина. Она медленно подошла, кутаясь в тонкий халат, словно пытаясь согреться. — Мне тоже трудно оставить его здесь одного.

Теодора была поражена, увидев как плохо выглядела леди Эльмина. Со дня смерти Ласло, они виделись лишь однажды, когда ее привели посмотреть на ребенка, которого вскоре окрестили Константином. Кожа стала пепельного цвета, а голубые глаза казались гораздо меньше из-за темных кругов под ними. Она жестом пригласила Теодору подойти поближе. Девочка послушалась и спустилась с плиты, пытаясь вытереть бежавшие по щекам слезы.

— Дора, — обратилась к ней женщина, опустившись на колени. — Дорочка, — она ласково провела холодной, почти как у мертвеца, рукой по щеке девочки. — Мы ведь были с тобой хорошими подругами, верно?

«Да, — подумала девочка, — были. Хотя я все бы отдала, чтобы заполучить то, что принадлежало тебе, и не важно насколько ты его любила».

— Дора, я умираю. Мне осталось недолго. Несколько месяцев, может, год.

Девочка в недоумении посмотрела на нее. Что происходит с леди Эльминой?

— Это неправда. Слуги сказали, что вы оправились после родов….

— Я знала об этом с самого начала, — сейчас дама улыбалась, хоть и грустной улыбкой. — От меня никогда этого не скрывали. Я знала, что это произойдет. И я ни о чем не жалею.

— Но Вы нужны Константину. Он… он еще совсем малыш! Вы должны о нем позаботиться!

— Боюсь, что от меня это не зависит. Ты представить себе не можешь, что я чувствую, оставляя Константина без матери, но я ничего не могу поделать. А вот ты сможешь, Дора. — Она обхватила ладонями ошарашенное лицо девочки, вглядываясь в ее черные глаза, вздохнула и продолжила: — Пришло время рассказать тебе то, о чем Ласло приказал мне молчать до смертного одра. Истинной причиной того, что мы забрали тебя из Анталии после того, как я увидела в моих видениях твои полные боли глаза и черные бриллианты на лице. Дело в том, что династия верит: однажды, в обмен на спасение твоей жизни, ты сможешь….

Они сели в изножье захоронения тихо разговаривали до тех пор, пока Солнце не встало над куполами венгерского дворца и голоса прислуги не напомнили о том, что жизнь продолжается. Хоть и ненадолго, по крайней мере, для леди Эльмины. Через четыре месяца после похорон князя Ласло, молчаливая процессия проследовала по тому же маршруту с гробом поменьше, который Теодора усыпала свежесрезанными белыми цветами. Входя в часовню в сопровождении гувернантки она вспомнила, как леди Эльмина говорила, что в Англии есть женское имя, похожее на название этого цветка — Маргарет. «Неплохое имя, — подумала девочка. — Звучит благородно. Маргарет».

Оставив леди Эльмину рядом с супругом, Теодора направилась в хозяйскую спальню, отпустила сидевшую у колыбели няньку и стала смотреть, как маленький Константин дрыгает крошечными ручками и ножками такими хрупкими на вид, что, казалось, могут рассыпаться, если до них дотронуться. Она молча помолилась, прося лишь об одном: чтобы со временем он стал похож на своего отца. Чтобы она могла вновь обрести его в лице сына, которому посвятит всю свою жизнь. Девочка протянула ребенку палец, тот крепко ухватил его и уставился на нее серыми, по странному мудрыми, глазами. Он никогда ни в чем не будет нуждаться. Драгомираски подарили ей новую жизнь, и теперь она сделает все, что угодно ради этой династии, ради маленького наследника, которого ей доверили. Даже убьет, если понадобится. Или умрет сама.

В конце концов, теперь они оба стали князьями. Князь-сирота и княгиня без княжества, без трона и короны, но при этом полноправные князья. Никто в мире не сможет им отказать. Даже в том, на что они однажды посмеют претендовать.

Луна, освещавшая Атлантику была той же самой, что освещала могилу ее спасителя двадцать лет назад. Невольничий рынок в Анталии, дома, в которых она танцевала обнаженной, улыбки служанок, купавших ее в первый раз… все вернулось к ней той ночью. Съежившись на постели в каюте первого класса, со спутанными волосами, прикрыв глаза дрожащими руками, лежа на самой удобной во всем океане подушке, Теодора плакала.

Глава 10

Оливер открыл глаза в семь утра и, осознав где находится, недовольно заворчал. Он так крепко спал, что подумал было, что находится в Кодуэлл Касл, в своей комнате с окнами, выходящими на реку Исис. И лежит он держа в объятиях Эйлиш, уткнувшись носом в ее русые волосы. Сейчас небольшая кровать казалась ему огромной из-за того, что он находился в ней один. «Я сплю с женой всего два года, — подумал он, уставившись на деревянный потолок каюты. — Невероятно, насколько я успел отвыкнуть спать в одиночестве!»

Чем больше он думал о том, что находится далеко от любимой жены, тем сильнее портилось его настроение. Он все бы отдал, чтобы иметь возможность положить сейчас руку на ее живот и почувствовать, как внутри бьется второе сердце. Раз уж он проснулся, не было никакого смысла оставаться в постели, к тому же ему в голову пришла одна идея, которой он мог заняться, пока не проснулись остальные.

Накануне вечером, после ухода мисс Стирлинг, они продолжили разговор о «Персефоне». Капитан Хёрст порекомендовал ознакомиться с газетами того периода в библиотеке лайнера. Возможно, оттуда удастся почерпнуть полезные сведения о кораблекрушении. Он рассказал Оливеру, что на борту «Океаника» не одна, а целых две библиотеки, и даже набросал ему план прямо на обороте меню, чтобы объяснить, как их найти. Так что Оливер быстро оделся, убрал волосы в хвост и вышел из каюты, чтобы выпить чашечку чая или кофе и поскорее приступить к расследованию.

Он потратил на поиски больше времени, чем планировал. Корабль оказался таким огромным, что было почти невозможно не заблудиться. Он прошел мимо группы мужчин, куривших свою первую утреннюю сигару, сидя в плетеных креслах, поднялся по лестнице, похожей на ту, которая вела в столовую, и толкнул дверь из красного дерева. Да, это действительно была библиотека. Она оказалась больше, чем он ожидал, вся обшитая потемневшими деревянными панелями, заставленная книжными полками и декорированная позолоченной лепниной на белоснежном потолке. К радости Оливера, внутри никого не было. Он бросил свой сюртук на спинку кресла и принялся искать полки с газетными подшивками. Поиски длились недолго. Рядом с секцией, посвященной политологии, лежали целые пирамиды картонных папок, которыми путешественники явно не особо интересовались. Многие газеты даже ни разу не открывались, и типографская краска склеила страницы. «Это будет нелегко, — подумал Оливер и взял с одной из полок канцелярский нож. — Хорошо, что я сегодня встал пораньше».

Прихватив с собой полдюжины папок, он стал просматривать издания за 1862 год, когда «Персефона» потерпела кораблекрушение. Судя по тому, что рассказал им вчера старпом, Оливер предположил, что вряд ли в то время особо освещались события, не имевшие отношения к Гражданской войне, но 10 апреля 1862 года произошло нечто, привлекшее внимание «Дейли Кресцент»^[58]. Газета посвятила этому событию короткую статью в конце пятой страницы, после освещения последних сражений на севере Луизианы:

ТРАГИЧЕСКАЯ ПОТЕРЯ ДЛЯ ШТАТОВ КОНФЕДЕРАЦИИ

«Как нам стало известно, буквально несколько часов назад „Персефона“, под командованием капитана Уильяма Вестерлея, встретила свою погибель в водах Миссисипи, когда направлялась в порт Нового Орлеана. Еще не известна причина происшествия, ставшего тяжелейшим ударом для всех нас, возлагавших большие надежды на мужественных представителей Юга, бесстрашно идущих на встречу со смертью каждый раз отправляясь в море, чтобы отстаивать наши идеалы. Мы очень надеемся, что вскоре сможем проинформировать наших читателей о подробностях трагедии, хотя к моменту отправки в печать данного номера остается неизвестным, вернула ли река тела членов экипажа».

Судя по всему, с бригом покончили вовсе не вооруженные силы Союза. Должно быть, он затонул по какой-то иной причине. Листая подшивки других изданий тех дней, Оливер вновь и вновь прокручивал в голове слова мистера Стюарта о свершившемся божественном правосудии. «Меридиональ»^[59] писал, что «Персефона» направлялась в Новый Орлеан после рейса из западного побережья Франции, где пополнил запасы, предназначенные войскам Конфедерации. «Карлтон Сан»^[60] сожалела о том, при кораблекрушении было утеряно огнестрельное оружие, без которого армия Юга не могла долго сопротивляться Северу, а также множество товаров, которые не были доступны теперь из-за блокады: от продуктов питания до изысканных предметов одежды из Парижа.

Самое интересное, подумал Оливер, беря очередную газету, что за сорок лет никто не посмел приблизиться к обломкам «Персефоны», чтобы поднять на поверхность ценные вещи, пока Джону Ривзу не пришло в голову понырять вокруг, за что впоследствии он поплатился жизнью. «Швирпорт Уикли Ньюс»^[61] опубликовала целую оду невероятному мужеству капитана Вестерлея и его последним одержанным победам, в частности потоплению двух военных кораблей Союза и четырех торговых фрегатов, возвращавшихся на восточное побережье.

Оливер откинулся на спинку кресла и понаблюдал окно, как Солнце потихоньку поднималось на горизонте и, проникая через окно, окрасило в розовый цвет книжные полки в библиотеке. Он не раз слышал от Александра, что каждый человек выстраивает свое собственное видение истории и точная наука никогда не докажет кто был героем, а кто жертвой. Но, судя по словам мистера Стюарта, Уильям Вестерлей, как человек бесчестный, которому чужды принципы морали, ослепленный жаждой наживы настолько, что использовал войну для собственного обогащения, оставил после себя немало жертв. Подобное описание совершенно не совпадало с тем, что писали о нем Луизианские газеты, которые лишь восхищались храбрым капитаном, который рисковал жизнью ради Конфедерации, смеясь над блокадой Союза.

Оливеру снова пришлось воспользоваться канцелярским ножом, чтобы разрезать страницы «Ивнинг Дельта»^[62] за 11 апреля 1862 года, которая также посвятила статью кораблекрушению брига. К статье была приложена фотография отплывающей в сторону дельты реки «Персефоны», с ее квадратными парусами, похожими на скопление облаков в зарослях бамбука. Оливер склонился над газетой и начал читать:

«ПЕРСЕФОНА» ПОТЕРПЕЛА КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

«Печальное известие для южных штатов. Минувшей ночью один из наших отважных кораблей, знаменитая „Персефона“ капитана Вестерлея, затонул в водах Миссисипи, возвращаясь из последнего рейса в Старый свет. Жителям Нового Орлеана, собравшимся в порту, чтобы оказать горячий прием героям, пришлось молиться от всего сердца за спасение душ пятнадцати членов экипажа, находившихся на борту. До сих пор не удалось найти ни одного тела, несмотря на усилия пароходов, всю ночь бороздивших реку. Президент Джефферсон Дэвис подтвердил информацию и объявил день траура в память о капитане Уэстерлее и членов его команды. В ближайшие дни будет организована поминальная служба в соборе Святого Людовика^[63], во время которой можно будет принести наши искренние соболезнования миссис Вестерлей, ранее известной как Ванделёр, и заверить ее, что она должна гордиться супругом, которого слишком рано унесла произошедшая трагедия».

Фотография была очень мелкой, тем не менее, Оливеру удалось разглядеть некоторые детали, ускользнувшие от него ранее, при просмотре снимков, предоставленных мисс Стирлинг. На этот раз он увидел, что женская фигура, украшавшая нос корабля, изображала Персефону, богиню подземного царства в древнегреческой мифологии. Оливеру удалось рассмотреть распущенные волосы, струящиеся по виднеющимся из туники плечам, и руки, прижимавшие что-то к груди. Скорее всего, это был гранат, именно с этим фруктом, как правило, изображали Персефону.

Эйлиш часто рассказывала ему про ростры^[64] древних пиратских кораблей, которые когда-то нападали Ирландское побережье. Она всегда восхищалась ими, как и суевериями моряков по отношению к этим деревянным женским скульптурам, сопровождавших их во всех приключениях. Считалось, что если одна из них упадет с носа корабля, то экипаж ждет неминуемая гибель, так как в этом случае он лишается своего ангела-хранителя, который оберегает корабль в открытом море от пиратов, бурь и морских чудищ. Впрочем, не похоже, что в случае с «Персефоной» сильно помогла скульптура богини. Оливер задумался, что же случилось с этой рострой и как она, должно быть, выглядит сейчас, погребенная на дне Миссисипи, с руками, обросшими водорослями, обесцвеченными, как у старухи, волосами и глядящими во тьму глазами, днем и ночью, окруженная рыбами и кайманами…

Ему пришлось вернуться к действительности, когда дверь библиотеки распахнулась и вошел пожилой господин, приветственно кивнул Оливеру и сел за соседний столик. Он взял свежую газету, надел очки и принялся читать. Оливер решил, что стоит отложить изучение прессы на потом. Александр, Лайнел и Вероника скоро встанут — им было что обсудить до появления мисс Стирлинг, если она, конечно, пришла в себя после вчерашнего недомогания и готова и дальше манипулировать ими, словно марионетками.

Оливер уже собирался закрыть газету и положить ее на место, как вдруг взгляд выцепил знакомое имя. На следующей странице, после сообщений о разрушениях, произведенных союзными войсками, была размещена небольшая заметка. Затаив дыхание, Оливер принялся читать:

ПОЖАР В ВАНДЕЛЁРЕ

«Благодаря одному из наших корреспондентов, мы получили информацию о том, что накануне ночью в окрестностях Нового Орлеана произошло печальное событие. Похоже, что на плантации Ванделёров вспыхнул крупный пожар, пламя которого было видно даже из столицы. Дом почти полностью уничтожен огнем, остальная территория также сильно повреждена. По словам очевидцев, ущерб настолько велик, что вряд ли плантация сможет и дальше заниматься выращиванием индиго, известным своим высоким качеством. Как всем известно, что в последнее время плантация Ванделёр переживала нелегкие времена, пока Виола, наследница Джорджа Ванделёра, не взяла бразды управления на себя. К настоящему моменту причины возгорания неизвестны. Маловероятно, что речь идет об обычном несчастном случае, учитывая, что буквально за час до пожара, совсем недалеко от поместья произошло кораблекрушение „Персефоны“ капитана Уильяма Вестерлея».

Оливер сглотнул. Он снова сел и прочитал заметку еще раз, потом еще. Как могло произойти такое ужасающее совпадение? Как плантация, принадлежавшая супруге капитана, могла сгореть именно в тот момент, когда затонула «Персефона»? Он вдруг вспомнил фотографию четы Вестерлеев, которую им показала мисс Стирлинг. Вспомнил лицо женщины, о которой до настоящего момента едва упоминали в разговоре, думая, что она не имеет отношения к произошедшему с капитаном и членами команды. Лицо было красивым, по-крайней мере, так запомнилось Оливеру, округлое, с заостренным подбородком и прекрасными светлыми глазами с напряженным взглядом. Предчувствовала ли она в момент фотографирования какая жестокая судьба ожидает ее супруга буквально пару месяцев спустя?

Он должен встретиться с друзьями как можно скорее. Если понадобится, он вытащит их из постели, так как обнаруженная в библиотеке информация превзошла все его ожидания. Возвращая газеты на полку и выходя из библиотеки, Оливер непрестанно думал об имени, которое он только что узнал. Без сомнения, оно неразрывно связано с гибелью «Персефоны», возможно, даже слишком. Виола Ванделёр.

Глава 11

— Таким образом, плантация Ванделёр была стерта с лица Земли одновременно с «Персефоной». Да уж, весна 1862 года оказалась не очень-то благоприятной для семейства Вестрелея. Впрочем, возможно, мы забегаем вперед, эти два события друг с другом не связаны, и это просто трагическое совпадение.

— По началу и я так подумал, но какова вероятность подобного совпадения? Даже газеты отрицают такую возможность. Конечно, никто эти дела особо не расследовал, но…

— Думаешь, за всем этим могут стоять войска Союза?

— Сомневаюсь, Александр. Какую выгоду мог принести армии пожар на плантации индиго, которое не имеет никакой ценности с точки зрения военных нужд?

— Отомстить капитану Вестерлею за нанесенный им ущерб? Свести счеты с его семьей за то, что он отправил на дно океана слишком много кораблей Союза?

Александр оставил вопрос без ответа и глотнул чаю. Оливер обнаружил его курящим трубку на главной палубе и они вместе отправились завтракать. Остальных пока не было видно. Лайнел все еще храпел в своей кровати, Вероника прошептала им из-за двери каюты, что плохо себя чувствует после ужина, а мисс Стирлинг по-прежнему никто не видел со вчерашнего вечера. Какое-то время они оба молчали, затем Оливер произнес:

— Тела так и не были найдены. Я имею ввиду тела моряков с «Персефоны», а не пострадавших при пожаре, если они, конечно, были.

— Таким образом, церемония в соборе Святого Людовика проводилась при пустых гробах, — сказал Александр. — Жест, чтобы почтить память капитана Вестерлея и его команды, впрочем, вряд ли это сильно утешило вдов. Бедная миссис Вестерлей, должно быть, была совершенно опустошена — в одну ночь потерять мужа и плантацию…

— Это не может быть случайностью, — настаивал Оливер. — Вчера мистер Стюарт ясно дал понять, что семейство Ванделёров было прогнившим насквозь. Если преследовавшая их неудача распространялась на всех, кто их окружал…

— Думаешь, что Ванделёры были прокляты, и именно поэтому капитан Вестерлей утонул без какого бы то ни было нападения?

— Понимаю, что все это звучит глупо, — признал Оливер, слегка покраснев от смущения, — но я не нахожу другого объяснения. Возможно, имеет смысл наведаться к руинам плантации, когда окажемся в Ванделёре. Пресса сообщала, что почти все было разрушено огнем, поэтому вряд ли кто-то решился приобрести это место.

— Да нет, в этом ты прав. Но лучше не рассказывай Лайнелу о своей теории относительно Виолы Ванделёр, иначе он всю поездку будет к тебе цепляться.

Они сели за столик у окна. Кто-то играл на рояле, стоящем за расставленными по помещению кадками с растениями, чьи листья касались черно-белых плиток на полу. «„Tristesse“ Шопена», — подумал Александр, глядя на океан, простиравшийся по ту сторону окна. Он был синим, что казался окрашенным, иногда меж волнами виднелись серые силуэты, сопровождавшие «Океаник» некоторое время, прежде чем исчезнуть. Наверное, это были дельфины. Александр снова повернулся к Оливеру.

— Я все думаю о том, что ты рассказал мне про груз «Персефоны», затонувший вместе с бригом. Что же они везли из Франции?

— «Каролтон Сан» пишет об огнестрельном оружии для армии Юга и товарах, которые стали редкостью из-за блокады. Все подряд — от женской одежды до табака, чая и кофе. Контрабанда, одним словом.

— Возможно, именно это и привлекло ко дну реки этого парнишку, Ривза, — задумчиво произнес Александр. — Затонувшие сокровища вполне могут привлечь внимание подростка, особенно если он не из обеспеченной семьи. Надо будет поговорить с соседями, чтобы выяснить детали произошедшего.

— Вот и отлично, — ответил Оливер, вытаскивая из кармана жилета конверт. — До Ванделёра еще далеко и у нас есть время заняться другими делами. Ты не знаешь, где тут можно оставить письмо для Эйлиш?

— Как раз на этой самой палубе есть почтовое отделение, — сказал Александр. Он отодвинул чашку и встал из-за стола. — Я пойду с тобой. Вчера лорд Сильверстоун сообщил, что на «Океанике» есть телеграф, но я еще не знаю где именно.

Они уже собирались уходить, когда услышали окрик: «Профессор Куиллс!». Женский голос позвал Александра из глубины зала. Мужчинам пришлось вернуться и обойти парочку буйно разросшихся растений, чтобы выяснить, кто это был.

— Леди Лилиан! — воскликнул удивленный профессор, увидев девушку, сидящую за роялем. — Значит, это вы аккомпанировали нам во время завтрака!

«Теперь я понимаю почему это было именно „Tristesse“»^[65], подумал Александр. Взгляд девушки по-прежнему излучал печаль, как и во время вчерашнего ужина, а вот улыбка в отсутствие родителей была гораздо более открытая. Волосы цвета меди ниспадали ей на спину и были украшены серебряной заколкой.

— Я боялась, что официанты сочтут Шопена слишком тоскливым для развлекательного лайнера, но, к счастью, в данный момент народу немного, да и те заняты разговорами. — Она увидела Оливера и улыбка засияла еще больше. — Доброе утро, мистер Сандерс. Очень рада снова видеть вас! Вы прогуливаетесь по «Океанику» в поисках вдохновения?

— Не совсем, миледи. Скорее, ищу способ, как перенести мое вдохновение на все это. — Оливер показал ей конверт в своих руках. — Вчера вечером я написал письмо своей жене и теперь направляюсь в почтовое отделение.

При взгляде на конверт, глаза леди Лилиан заблестели.

— Полагаю, что миссис Сандерс и есть та самая Эйлиш из «Твоего имени после дождя»?

— Да, а также, главная героиня всех моих рассказов, которые я написал за последнее время. Боюсь, я не слишком оригинален при выборе персонажей.

— По той же самой причине все сироты — это сам Оливер, — добавил Александр. — Быть другом писателя чрезвычайно интересно — есть возможность распознать все его комплексы, упомянутые в произведениях.

— Я была бы счастлива иметь друзей-писателей, — признала леди Лилиан. — Члены моей семьи не очень-то интересуются искусством, причем в любом его проявлении. Я единственная, кому нравится музыка, но когда мне исполнилось пятнадцать лет, мой отец отказался продолжать оплачивать мои уроки. С тех пор я играю лишь украдкой…

— Это совсем нехорошо, — серьезно заметил Оливер. — Я всегда считал, что самое худшее, это когда родители лепят детей по своему усмотрению.

— Я знаю, мистер Сандерс. Поверьте мне, разговоры тут уже бесполезны. Ничто на свете не сможет убедить моего отца, он ужасно боится, что я могу превратиться в романтическую натуру. Иногда мне кажется он опасается, что я сбегу с бродячим музыкантом.

— Стремление защитить младшего члена семьи — это вполне нормально, — примиряюще сказал Александр. — Кажется, вчера ваш отец говорил, что у вас есть две старшие сестры…

— Филис и Эвелин, — подтвердила леди Лилиан. — Но они гораздо старше, чем я. Обе давно замужем и ни с одной из них у меня не сложилось доверительных отношений. Если честно, то, по-моему, моего появления никто не ждал. Для моих родителей это был случайностью, что-то, на что они совершенно не рассчитывали. Возможно, именно поэтому я ощущаю себя столь … потерянной, — девушка провела рукой по клавишам. — Недавно одна из моих гувернанток рассказала, что между Эвелин и мной был еще один ребенок, мальчик, — продолжила она поникшим голосом. — К сожалению, будучи слишком маленьким и слабым, он родился мертвым. Мне сказали, что это был худший момент в жизни моей матери, хотя мне она об этом никогда ничего не рассказывала. В тот день, когда ей пришлось попрощаться с крошечным белым гробиком, захороненным в нашей семейной часовне, ее жизнь изменилась раз и навсегда, также, как и ее отношения с моим отцом. Я уверена, что оба надеялись, что с моим появлением между ними все наладится. Но, как видите, родилась я, так что гибель нашей династии лежит на моей совести.

Она попыталась произнести все это легко и непринужденно, но не смогла обмануть ни Оливера, ни Александра. Теперь они поняли, почему леди Сильверстоун выглядела такой подавленной. Да и леди Лилиан тоже, хотя в ее случае причины плохого настроения явно были более личными.

— Вот, значит, почему вы не смеете перечить вашему отцу в чем бы то ни было, — догадался Александр, не сводя взор с девушки. — Вы считаете себя ответственной за его страдания, хоть в этом и нет вашей вины.

— Не так уж я и страдаю, профессор Куиллс. Мне все равно никогда не быть пианисткой…

— Я не о музыке, а о вашей помолвке. Не имею привычки лезть не в свое дело, но лишь абсолютно слепой жених сможет не заметить, что вы идете к алтарю, связанная по рукам и ногам.

Леди Лилиан густо покраснела.

— Мне очень жаль, что у вас сложилось такое впечатление. Я действительно не очень воодушевлена перспективой проживания в Соединенных Штатах. Но это не значит, что я не согласна с решением моих родителей.

— Вы сами это сказали — решение ваших родителей, — заметил Оливер. Он подошел к плетеному креслу и сел. — Каково ваше мнение об этом?

— Мое мнение… — начала было девушка. Мимо них прошли дамы, завтракавшие за соседним столиком и Лилиан прервалась, ожидая, пока те не скроются из вида. — Мое мнение не имеет никакого значения, если принимается верное решение. Я знаю, чего ожидают от меня, и я не могу не оправдать надежд, возлагаемых на меня родителями, особенно учитывая разочарование, которое им принесло мое появление на свет, — ее голос стал почти механическим, словно повторяющий снова и снова одну и ту же мелодию граммофон. — К тому же нельзя сказать, что я выхожу замуж за незнакомца. Мой нареченный и я довольно неплохо понимаем друг друга, хоть у нас и не так много общего. Тем не менее, этот джентльмен пользуется уважением среди наших друзей и обладает значительным состоянием.

— Да уж, Ваш отец не поскупился на похвалу в его адрес во время вчерашнего ужина, — признал профессор. — Он проживает в Новом Орлеане, не так ли? И каким именно бизнесом он занимается?

— Он является наследником известного бостонского бизнесмена, который сколотил состояние благодаря своей сети отелей. Возможно, вы слышали его имя: Реджинальд Арчер младший, для более близких знакомых — Рекс Арчер. Весь мир считает его завидным холостяком.

— Как вы сказали? — воскликнул Александр. Удивленная леди Лилиан взглянула на него, затем на побледневшего Оливера. — Вашего жениха зовут Арчер?

— Именно так, профессор Куиллс, — ответила еще более изумленная девушка. — Не понимаю, почему Вы так удивлены. Вы с ним знакомы?

— Нет… — поспешил соврать Оливер едва слышным голосом.

— Возможно, вы слышали его имя из газет. Кажется, в последнее время много писали о его последнем успехе, отеле, построенном в окрестностях Нового Орлеана на месте старой, разрушенной во времена Гражданской войны плантации. Его открыли буквально полгода назад.

Александр поверить не мог в то, что услышал. Арчеры были последними из всех, с кем ему хотелось бы пересечься после событий в Ирландии два года назад. Оливер выглядел точно так же выбитым из колеи, тем более, что у него были гораздо более весомые причины, чтобы никогда не приближаться к этому семейству. Безусловно, были и другие вопросы, волновавшие профессора в данный момент.

— Скажите пожалуйста, а упомянутая вами плантация находится, случайно, не в Ванделёре?

— Кажется, да. Полагаю, именно о ней говорил вчера мистер Стюарт. Все, что мне известно, так это то, что находится она к югу от города, и Рекс так гордится новым отелем, что настаивает на организации свадьбы именно там. Думаю, он рад продемонстрировать моим родителям свою состоятельность. Только я не понимаю почему Вы так удивлены. Вы действительно никогда не слышали об этом месте?

— А почему Вы считаете, что мы должны были о нем знать? — спросил еще не отошедший от шока Оливер.

— Раз уж Ваша команда собирается расследовать гибель брига, вам придется остановиться в Ванделёре, а отель Рекса — это единственное место, где мы могли бы поселиться. Новый Орлеан расположен слишком далеко, чтобы…

Она не успела закончить: дверь кафетерия открылась, пропуская леди Сильверстоун. Она почти бежала и ее длинные рубиновые серьги трепыхались на ходу. Увидев дочь, она облегченно вздохнула.

— Лили, наконец я тебя нашла. Я везде тебя искала, — сказала она, подходя к роялю. Следом за ней зашли Вероника и Лайнел, но заметив леди Сильверстоун, предпочли остаться в стороне. — Твой отец вне себя. Думаю, он хотел представить тебя кому-то во время завтрака, на котором тебя не было…

— Мне захотелось немного попрактиковаться, а в моей каюте нет инструмента, — ответила леди Лилиан. — Но не волнуйся, меня не видел никто из ваших друзей.

— Вот и хорошо, — пробормотала леди Сильверстоун. — Нам и так есть о чем волноваться. Будет лучше, если мы не станем заставлять твоего отца ждать, иначе он снова обвинит меня в том, что я не наняла для тебя компаньонку. — Она повернулась к англичанам и одарила их мимолетным кивком. — Профессор Куиллс, мистер Сандерс, прошу извинить меня за недостаток учтивости. Я уверена, что вы сможете продолжить свой разговор чуть позже.

Александр не был в этом так уверен. В глазах леди Сильверстоун отражалось волнение, граничащее со страхом, а во взгляде ее дочери была лишь безысходность. «Прощайте», тихо сказала она им, поднимаясь с банкетки. Мать обняла ее за плечи, и они покинули столовую.

— Ну надо же, похоже, из-за этой свадьбы страсти так и кипят, — высказался Лайнел, как только женщины скрылись за дверью. Подойдя к Оливеру, он спросил: — Можно поинтересоваться, что ты сделал с леди Лилиан, чтобы настолько ее взволновать?

— Я? — удивился Оливер. — Абсолютно ничего. Мы просто разговаривали…

— Разве ты не заметил, как посмотрела на тебя леди Сильверстоун, увидев рядом с тобой свою дочь? Неужели ты не видел выражения ее лица? Она побелела как молоко.

— Я тоже обратила на это внимание, — согласилась Вероника к вящему удивлению Оливера и Александра. — Вчера за ужином произошло тоже самое, но вы так были заняты обсуждением кладбищ и призраков, что ничего не заметили. Смею предположить, что она беспокоится из-за того, что рядом с дочерью находится один из ее романтических идолов, тем более, если он так молод и имеет столько общих тем с девушкой, которая вынуждена вступить в брак по указке родителей.

Оливер был слишком обескуражен, чтобы ответить. Александр хотел его ободрить и успокоить, но заметил идущую по палубе мисс Стирлинг с мрачным выражением лица. Профессор поспешил к дверям.

— Мисс Стирлинг! — позвал он ее с порога. Девушка развернулась и, узнав его, подошла поближе. — Очень рад снова видеть вас с нами. Я уже собирался пойти вас искать, чтобы Вы кое-что объяснили мне и моим друзьям.

— В это время? А вы безжалостны, — ответила она. Она вошла в кафе в сопровождении профессора, который закрыл за ними двери, и огляделась вокруг. — А что, официантов сегодня нет? Мне надо выпить что-нибудь горячее. Желательно, шоколад.

— Сегодня утром вы выглядите просто ужасно, — ехидно заметила Вероника. — Возможно, дело в устрицах по-русски? Я из-за них всю ночь провела в туалете и…

— Благодарю Вас за столь важную для нас информацию, мисс Куиллс, — ответила мисс Стирлинг. — Но нет, устрицы тут ни при чем. Просто… просто мне не удалось как следует отдохнуть. Ночью мне снились не очень приятные сны, — она глубоко вздохнула и посмотрела на Александра с уже привычным апломбом: — О чем Вы хотели со мной поговорить?

— Мы только что беседовали с леди Лилиан и благодаря ей узнали кое-что обескураживающее, — ответил профессор так резко, что мисс Стирлинг удивилась. — Кое-что, связанное с отелем, в котором Вы предполагаете разместить нас во время пребывания в Луизиане.

В глазах девушки мелькнула догадка. Александр понял, что она догадалась о том, что произошло, хоть и пытается это скрыть.

— Ах, да, Вы про отель в Ванделёре? А в чем проблема, профессор?

— Вы действительно не понимаете? — запротестовал Александр. — Неужели Вам не пришло в голову, что добровольно никто из нас даже не ступит в дом Арчеров? Или же Вы посмеете утверждать, что не знали кому принадлежит этот отель?

— Стоп, — вдруг сказала Вероника. Она посмотрела на своих друзей и на дядю вытаращенными глазами. — Этот Арчер… имеет ли он отношение к тому человеку, с которым вы познакомились в Ирландии?

— Это его сын, — тихо подтвердил Оливер. — Наследник его империи и состояния.

— Что? — взревел Лайнел. Он отреагировал именно так, как и предполагал Александр — его глаза метали молнии. — В Новом Орлеане что, других отелей не нашлось?

— В Новом Орлеане есть, — спокойно ответила мисс Стирлинг. — А вот Ванделёр расположен далековато от города. Я выясняла этот вопрос и обнаружила, что единственный способ попасть туда, это воспользоваться одним из пароходов, курсирующих по Миссисипи каждый час. Как вы понимаете, нет смысла каждый день ездить туда-сюда, лучше остановиться в отеле. Я вам гарантирую, что не возникнет никаких осложнений. То, что произошло в Ирландии с Арчером старшим — дело прошлое.

— Для вас — возможно, — заметил Оливер. — Но я вас уверяю, что я еще не забыл с чем пришлось столкнуться моей жене по его вине.

Мисс Стирлинг лишь поправила нить черного жемчуга, ниспадающую на грудь и провела рукой по полосе шёлка, опоясывающего серое платье. На лице не было и тени беспокойства.

— По-моему, вы все преувеличиваете. Арчер младший никогда не узнает, что мы были вовлечены в то дело. Повторяю, что этот отель наиболее подходит в качестве штаба для наших действий. Он находится буквально в нескольких метрах от места затопления «Персефоны». Вам не кажется, что это самый лучший вариант?

— Самый роскошный, Вы хотели сказать, — поддела ее Вероника. — В конце концов, это единственное, что имеет значение для такой как Вы!

Мисс Стирлинг со вздохом закатила глаза. Александр понял, что продолжать сейчас спорить бесполезно. Скоро столовая заполнится пассажирами и устраивать перед ними спектакль совершенно не хотелось. Он кивнул остальным, приглашая выйти на палубу. Оливер и Вероника последовали за ним с недовольными лицами. Мисс Стирлинг собиралась сделать тоже самое, но Лайнел вдруг резко схватил ее за руку.

— Мистер Леннокс, что вы делаете? — возмутилась она. — Отпустите меня сейчас же!

— Вы спланировали все это заранее, — ответил тот. Он дернул ее за руку, вынуждая подойти ближе, и мисс Стирлинг бросила на него испепеляющий взгляд, пытаясь высвободиться. — Сначала Вы скрыли от нас сведения об этом парне, Джоне Ривзе, теперь это!

— Уберите руки! Я не обязана Вам ничего объяснять!

— Ни стыда ни совести. Вы отдаете себе отчет в том, что может с Вами случиться, если Арчер узнает правду о произошедшем с его отцом в Ирландии?

— Я полагала, что мы закрыли эту тему еще в Оксфорде, — прошипела мисс Стирлинг. Не смотря на все усилия, она никак не могла отвязаться от Лайнела. — Вы прекрасно знаете результаты расследования, и что против меня нет никаких улик. Возможно, мое поведение в Ирландии не было идеальным, но моя биография чиста…

— Когда-нибудь ваша самонадеянность Вас погубит, — вполголоса ответил Лайнел. — И я Вас уверяю, что хоть Вы и добились своего на этот раз, но я не позволю Вам вовлечь нас всех в Ваши интриги!

К его изумлению, мисс Стирлинг рассмеялась, покачав своей прекрасной головой.

— Интриги! Король шарлатанов говорит мне об интригах! Человек, заставивший всю Британию восхищаться его подвигами при том, что на самом деле он всего лишь расхититель гробниц! Не понимаю, как такой как вы вообще осмелился бросать мне в лицо какие-либо обвинения…

Прежде, чем девушка смогла продолжить, Лайнел решил заставить ее замолчать. Он снова дернул ее, чтобы привлечь к себе поближе и набросился на ее рот с такой яростью, что она даже не успела вскрикнуть. Губы Лайнела поглотили ее голос и заставили мисс Стирлинг попятиться назад, пока не упала прямо на клавиатуру рояля, вызвав тем самым музыкальный диссонанс. Совершенно обескураженная, первое мгновение девушка не знала как реагировать, но очень скоро впала в бешенство и попыталась оттолкнуть Лайнела, но он не собирался позволять ей снова одержать над ним верх. Он продолжил целовать ее, прижимая к инструменту, чтобы лишить возможности двигаться. Когда мужчина, наконец, отстранился, то с удовлетворением увидел, что мисс Стирлинг покраснела словно гранат.

— Думаю, это были лучшие десять секунд в моей жизни, — произнес Лайнел, довольно улыбаясь, видя ее растерянность. — Впрочем, скорее благодаря тому, что мне удалось заставить вас замолчать, чем по какой-то иной причине…

Он все еще держал ее в плену своих рук, опираясь на клавиши рояля, при этом лицо Лайнела было так близко к мисс Стирлинг, что почти мог вдыхать ее дыхание. Девушка сжала зубы и изо всех сил влепила ему пощечину.

— Я знал, что так и будет, — отреагировал Лайнел. Он поднес ладонь к лицу, но девушку так и не отпустил. — Вы себе не представляете сколько раз я получал пощечины. Вам следовало быть более оригинальной, чтобы…

Прежде, чем Лайнел успел закончить фразу, как к горлу прижалось дуло пистолета, заставляя захлебнуться собственными остротами. Мисс Стирлинг достала Кармиллу из-за пояса.

— Надо же, — удалось выговорить Лайнелу. Пистолет так сильно был прижат к его шее, что почти причинял боль. — Должен признать, что это действительно нечто совершенно новое.

— Это единственный язык, который понятен такому негодяю как Вы, — выпалила мисс Стирлинг. Она прищурила глаза так, что они превратились в две черные щелочки, а грудь тяжело вздымалась и опускалась: Лайнел даже чувствовал ее через жилет. — Кажется, за прошедшие два года Вы так ничему и не научились, мистер Леннокс. Начинаю думать, что Вы действительно хотите получить от меня пулю промеж глаз, чтобы покончить со всеми нашими разногласиями.

— Думаю, я бы предпочел второе плечо. Я испытываю слабость к симметрии.

— Почему бы вам не рассказать об этом моей Кармилле? Она тоже хочет получить поцелуй в губы.

— Ну что ты будешь делать! Я очень занятой человек, но никогда еще меня не обвиняли в том, что я оставил даму без внимания, — Лайнел нервно сглотнул, когда девушка еще сильне прижала пистолет к его горлу. — А теперь будьте хорошей девочкой и уберите это. В любой момент сюда кто-нибудь войдет и я понятия не имею, как мы будем объясняться. К тому же это не самый лучший способ использования рояля.

Мисс Стирлинг толкнула его, Лайнелу ничего не оставалось, как подчиниться и отойти от девушки. Но он все еще чувствовал на губах вкус победы, смешанный со вкусом поцелуя, который ему только что удалось украсть, горячего и порочного одновременно.

— Подобными выходками Вы ничего не добьетесь, — предупредила она, словно читая его мысли как открытую книгу. — Да и Ваши друзья тоже, хоть они и недовольны тем, что я скрыла столько информации. Мне пришлось это сделать, чтобы осуществить свой план, — она снова убрала пистолет за пояс. — Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы понимать, что я ни перед чем не остановлюсь.

— Делайте, что Вам угодно: мы сделаем тоже самое, начиная с этого момента, — ответил он, пожимая плечами. — Возможно, мы вместе будет участвовать в этом деле, но это не значит, что мы обязаны следовать каждому Вашему решению.

— Откровенно говоря, мистер Леннокс, мне плевать что и как вы будете делать, лишь бы экспедиция в Луизиану увенчалась успехом. Это все, что мне от вас нужно.

Она развернулась, чтобы с высоко поднятой головой направиться к стеклянным дверям, но Лайнел не собирался позволить ей уйти просто так. Необходимо было прояснить ей еще кое-что.

— Вы можете делать с нами все, что угодно, — заявил он со вселенским спокойствием. — Можете манипулировать нами, можете обманывать, пытаться нас купить, можете делать все это и даже больше…

Мисс Стирлинг повернулась к нему, удивленно приподняв брови. Лайнел медленно подошел к ней, глядя прямо в глаза, пока не схватил ее за нить черного жемчуга и не притянул ее к себе так близко, что их губы снова чуть не соприкоснулись.

— Но я вас поцеловал, Стирлинг, — прошептал Лайнел, — и это сокровище никто и никогда у меня не отберет. Даже Вы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Фиалки под дождем

Глава 12

Путешествие через Атлантику продолжалось целую вечность, но, наконец, «Океаник» вошел в североамериканские воды, и на рассвете шестого дня пути все увидели факел Статуи Свободы над линией горизонта. Свобода, которой команда «Сонных шпилей» не имела возможности наслаждаться, по-крайней мере, пока они находились в руках мисс Стирлинг. Последние несколько дней она была довольно молчаливой и почти все время предпочитала проводить в одиночестве в одном из кафе на главной палубе или возле бассейне. Впрочем, когда девушка объявила, что скоро они будут на месте, то, казалось, она снова держала ситуацию под контролем.

Нью-Йорк встретил их утыканными флагами зданиями, гораздо более высокими, чем в Англии, которые англичане смогли увидеть лишь из машины, доставившей их из порта на вокзал. Они попрощались с Сильверстоунами, обменявшись обещаниями встретиться через пару дней, и спустя пару часов уже находились в поезде, который быстро продвигался на юг, следуя кривой западного побережья. Маршрут пролегал через столько штатов, что даже Александр, прикупивший в Оксфорде небольшой путеводитель, сбился со счета. По мере приближения к Луизиане, пейзаж за окном постепенно менялся: облака понемногу исчезли, небо стало таким ярким, что слепило глаза, а равнины уступили место лиманам и болотам. Иногда вдали мелькали изгибы Миссисипи, словно коричневатый хвост каймана, который то ныряет в глубину, то снова появляется на поверхности.

Александру и Оливеру не составляло никакого труда находиться столько времени взаперти, а вот Лайнел буквально сходил с ума. Он не привык проводить столько времени бездействовать, так что уже на второй день, когда уже наизусть выучил каждый уголок поезда начиная с вагонов с зонами отдыха и библиотекой заканчивая столовой. Последний день показался ему сущим кошмаром, потому что даже поговорить уже было почти не с кем. Александр провел полдня сунув нос в трактат Ранкина^[66] о термодинамике, Оливер писал письмо за письмом для Эйлиш, а Вероника, подвязав волосы пучком лент, влезла с ногами на сиденье и рисовала в своей тетради, лежащей у нее на коленях.

«Прямо поминки какие-то, — буркнул про себя Лайнел, в четвертый раз выходя из купе. — За время пути до Нового Орлеана я сойду с ума. И как я мог позволить втянуть себя во все это?»

Он прекрасно знал ответ на этот вопрос, но не хотел признаваться даже самому себе. Лайнел решил, что наилучший способ заглушить тоску, это пропустить бокал-другой пока поезд не прибудет к месту назначения, так что он направился в сторону ресторана, который находился в двух вагонах от них. Это был длинный узкий зал с элегантными кремовыми занавесками и светильниками от Тиффани всевозможных цветов, подрагивающими над каждым столиком. За одним из таких столиков сидела мисс Стирлинг, она мелкими глотками пила шампанское и листала журнал.

— Нет никакой необходимости пытаться ускользнуть незаметно, я знаю, что Вы меня заметили, — произнесла девушка, не поднимая глаз. — По-крайней мере, Вы могли хотя бы поздороваться.

— Я как раз собирался это сделать, — признал Лайнел. — Уж не знаю почему Вы всегда так уверены, что я не умею вести себя подобающим образом, когда в этом есть необходимость.

— Вы правы, Вы явно не являетесь образчиком хороших манер.

Лайнел не удержался от улыбки. Когда официант принес ему бурбон, молодой человек подошел к столику мисс Стирлинг с бокалом в руке.

— Ежемесячник «Дамский стиль», — прочитал он на обложке журнала. — Так я и думал. Вашим главным беспокойством является не использовать два дня подряд одну и ту же прическу?

Мисс Стирлинг бросила на Лайнела раздраженный взгляд поверх журнальных страниц, после чего позволила журналу упасть, чтобы молодой человек понял, что она использовала его лишь в качестве маскировки для совершенно иного издания, посвященному последним разработкам в области огнестрельного оружия в США.

— Как видите, для любого представителя вашего пола гораздо проще, если я буду интересоваться исключительно одеждой и обувью, — неохотно ответила мисс Стирлинг. — Но мне сейчас так скучно, что я готова читать что угодно. Даже какой-нибудь трактат профессора Куиллса, благодаря которому я хотя бы смогу уснуть.

— Ну надо же, хоть в чем-то наши мнения совпадают. Хотя я представлял, что Вы бы предпочли убивать время несколько по-другому. Предаваясь мечтам наяву в постели, например, или же бродящей по поезду туда-сюда, вздыхая от неутоленной страсти…

— Только этого мне не хватало. И почему же я, по-Вашему, должна вести себя как идиотка?

— Да ладно, перестаньте выставлять себя такой жесткой, — Лайнел улыбнулся и сел за столик напротив мисс Стирлинг. Поставил бокал на стол и откинулся на спинку дивана. — Мы оба знаем, что Вы сейчас чувствуете. Не пытайтесь это отрицать, я прекрасно знаю, что Вы не можете перестать думать о том, что произошло между нами на «Океанике». О нашем поцелуе.

Мисс Стирлинг раздраженно фыркнула, при этом со скучающим видом перевернула страницу журнала.

— Неужели в Оксфорде называют это поцелуем? В вашем городе настолько бедный словарный запас?

— Не утруждайте себя прибегать к сарказму. В данный момент нас никто не слышит, и Вы можете быть со мной искренны. Я знаю, почему Вы избегали меня последние дни. Вам стыдно признать, что хотите это повторить.

— Ах, мистер Леннокс, Вы совершенно правы. Хотя не могу сказать, что именно лишило меня сна: ваше плохо выбритое лицо, ваши пересушенные губы, запах дешевого вина или же, прошу прощения, полное отсутствие у вас навыков искусства поцелуев, — она вновь перевернула страницу, возможно, немного слишком резко. — Но, конечно же, это был потрясающий опыт, никак не могу выбросить его из головы и перестать… как Вы там сказали? «Бродить по поезду туда-сюда, вздыхая от неутоленной страсти»?

— Да Вы самая настоящая кобра, — ответил Лайнел. — Но, к сожалению, чтобы испортить мне настроение нужно гораздо больше. Я Вас уверяю, что ни одна из женщин, которых я целовал, не жаловались на мои навыки. А их было великое множество…

— Сомневаюсь, что они высказали бы это вам в лицо, — парировала девушка. — Мы, женщины, учимся притворяться перед мужчинами раньше, чем говорить! Но раз уж Вы заговорили о Ваших победах, то мы могли бы спросить мнение мисс Куиллс за сегодняшним ужином. Полагаю, Вы сейчас спрашиваете себя, откуда я знаю о Ваших отношениях, — добавила она, увидев замешательство Лайнела. — Любой, обладающий хотя бы двумя извилинами может об этом догадаться… за исключением профессора Куиллса, который не перестает меня поражать.

— Не знаю о чем Вы, — ответил Лайнел с возрастающим беспокойством. Способна ли эта гарпия рассказать Александру о своем открытии? — Мы с Вероникой просто друзья. У нас очень близкие отношения, но это вовсе не значит, что мы…

— Ну, разумеется. Очень, очень близкие отношения. Вы действительно весьма свободно относитесь к дружбе. — Мисс Стирлинг улыбнулась ему поверх бокала с шампанским. — К счастью, я никогда не окажусьсреди ваших подруг. Боюсь, что когда Вам снова захочется поиграть на рояле в четыре руки, то придется позвать кого-нибудь другого.

— Уважаемые пассажиры, через полчаса прибываем в Новый Орлеан! — объявил вошедший в кафе служащий, позванивая в колокольчик. — Конец маршрута, господа! Убедитесь, что ваш багаж в порядке!

— Ну, наконец-то. Это были самые длинные три дня в моей жизни! — выдохнула девушка.

Она быстро допила шампанское и встала под все еще недоверчивым взором Лайнела. Вернувшись в свой вагон, они увидели, что все остальные уже готовились к выходу. Александр и Оливер вынесли свои чемоданы из своих спален, а Вероника сражалась с застежками своей дорожной сумки, куда в спешке убрала тетради и карандаши.

Вечерело, небо за окнами окрасилось в пурпур и было изборождено тонкими нитями облаков.

Когда поезд остановился на вокзале Нового Орлеана, висевшие над головами спешащей толпы часы показывали ровно шесть часов. Когда англичане сошли с поезда, к их удивлению оказалось, что было гораздо жарче, чем они предполагали. Воздух был насыщен влагой, а пальмы, растущие вокруг вокзала, словно бились в агонии. Волосы Вероники, которые были всем известны как самый чувствительный барометр в мире, тут же завились в тугие кольца. Если они хотели затемно успеть в Ванделёр, то им следовало поторопиться, так что им пришлось ограничиться лишь беглым взглядом на Новый Орлеан по дороге в порт, где они собирались сесть на пароход и направиться вниз по Миссисипи.

Очень скоро множество людей, облепивших причал, осталось позади, а высокие деревянные дома уступили место буйной растительности. За зарослями бамбука, платанов и замшелых кипарисов начиналось царство болот — темная, бесформенная масса, из которой непрерывно доносились крики цапель и лягушачье кваканье. Звуки стихли лишь тогда, когда пароход преодолел последний изгиб реки, отделявший от места, где покоился остов «Персефоны», гнивший прямо у них под ногами.

После всего, услышанного от мисс Стирлинг и старпома Стюарта, никто из путешественников не удивился, увидев, что Ванделёр представляет собой горстку креольских хижин, покрашенных в яркие цвета и расположенных как раз посередине между берегом реки и обширным болотом. К моменту прибытия на место уже совсем стемнело. Пароход причалил к крошечному пирсу, сколоченному из корявых досок явно задолго до начала Гражданской войны. Не было видно ни одного служащего, который мог бы помочь им спустить багаж, поэтому англичанам пришлось справляться своими силами, после чего они направились ко входу на старую плантацию, находящуюся позади хижин. Железные ворота, увитые желтыми вьюнами, обозначали границу владений, принадлежавших когда-то семье Ванделёров, а ныне пребывающих в руках Арчеров.

— Потрясающе, — прошептала мисс Стирлинг с блеском в глазах. Она вошла первой, остальные молча последовали за ней. — Выглядит еще лучше, чем я предполагала.

Господский дом располагался в конце дороги, обрамленной столь могучими дубами, что их узловатые ветки переплелись над головами словно купол какого-нибудь собора. Визитеры шли к видневшимся издалека величественным дорическим колоннам, белый цвет которых делал их похожими на кости, проглядывающие сквозь заросли бугенвиллеи, казавшейся кроваво красной из-за ночной тьмы. Множество постояльцев бродило по садам усадьбы: справа от главного входа была выстроена беседка, в которой прямо сейчас играл небольшой оркестр; повсюду порхали ночные бабочки, привлеченные светом развешанных на деревьях фонариков.

— Сейчас почти семь, так что мы успеем быстренько привести себя в порядок и поужинать, — сказала мисс Стирлинг, со все большим восторгом оглядываясь вокруг. — Если номера соответствуют внешнему виду здания, то, несомненно, это место станет самым посещаемым в Луизиане. Никогда не видела таких ярких цветов!

— А чем это тут пахнет? — спросила вдруг Вероника, остановившись посреди дороги.

— Скорее всего, гардениями, — ответила мисс Стирлинг, почти не обращая на нее внимания. — Следует признать, что Реджинальд Арчер проделал большую работу. Должно быть, трудно было всего за пару лет добиться того, чтобы растения так разрослись.

— Да я не про аромат цветов. Есть еще что-то, что воняет так, словно кто-то забыл сменить воду в аквариуме, — настаивала Вероника.

Словно в ответ на ее вопрос легкий ночной бриз сменил направление и все почувствовали гнилостный запах, который не мог перебить даже аромат многочисленных цветов. Александр прикрыл нос платком, а Лайнел заявил:

— Это болото, — он махнул рукой в сторону темной массы, широко раскинувшейся за пределами усадьбы. — Оно расположено очень близко к плантации. С ним не смог справиться даже Арчер.

— Ванделёры тоже, — тихо добавил Оливер. — Как им вообще в голову пришло высадить индиго именно здесь, рядом с этой трясиной?

Из-под сени кипарисов звучал все тот же лягушачий хор, сопровождавший их на протяжении всего пути по Миссисипи. Прежде, чем они успели добавить что-либо еще, со стороны отеля к ним подошли два элегантно одетых носильщика, чтобы поприветствовать вновь прибывших гостей и сопроводить их внутрь. Все люстры были включены и видневшийся через открытые двери холл был наводнен светом.

— Ну что ж, если остальные клиенты смогли привыкнуть к местному воздуху, то и мы сможем, — провозгласила мисс Стирлинг и сделала шаг в сторону служащих отеля. — Мечтаю поскорее переодеться и устроиться поудобнее.

— Я тоже, но не здесь, — добавил Александр. Он положил на посыпанную гравием дорожку чемоданы мисс Стирлинг, которые нес от самого причала. — Желаю Вам насладиться Вашим пребыванием здесь, мисс Стирлинг, и что отель оправдает все Ваши ожидания. Потом поделитесь с нами впечатлениями.

— Что вы сказали? — воскликнула она, широко распахнутыми глазами глядя, как Александр разворачивается в обратном направлении. — Вы, должно быть, шутите, профессор!

— Я предупреждал вас на «Океанике», что не собираюсь селиться в доме Арчера, как ни удобно это не было для нашего расследования. Не люблю, когда меня принимают за идиота и пытаются манипулировать словно марионеткой. Вы вольны делать, что Вам угодно, а я сам поищу где остановиться.

— Но здесь больше нет отелей! Ванделёр — это всего лишь горстка лачуг!

— Не страшно, так я смогу лучше погрузиться в местную атмосферу. А если я не найду где остановиться, то вернусь в Новый Орлеан и буду ежедневно приезжать сюда. Впрочем, хорошо, что нам уже удалось хотя бы мельком взглянуть на плантацию.

У мисс Стирлинг просто не было слов. Носильщики стояли у нее за спиной, удивленные происходящим.

— Мистер Сандерс, — произнесла девушка, обращаясь к Оливеру, — помогите мне воззвать к разуму вашего друга. Знаю, что Вы обладаете здравым смыслом и хотели бы остаться здесь…

— Мне очень жаль, но я согласен с Александром, — ответил Оливер. — Я убежден, что мы должны поселиться в любом другом месте, кроме этого. Я тоже четко выразил Вам свое мнение еще на «Океанике», впрочем, похоже, Вы не восприняли всерьез наши слова. Не хочу иметь ничего общего с Арчерами до конца своих дней.

Он снова забросил на плечо дорожную сумку и пошел вслед за Александром. Пробормотав про себя, что все это какой-то абсурд, мисс Стирлинг повернулась к Веронике и Лайнелу. Оба смотрели на нее с усмешкой, явно наслаждаясь происходящим.

— Я уверена, что в Ванделёре есть много всего интересного, чтобы изобразить на бумаге, — объявила Вероника. — Этот пирс показался мне очень живописным. Ты идешь, Лайнел?

— Конечно, — ответил тот. — Чем дальше мы окажемся от болота, тем лучше. Меня совершенно не вдохновляет вероятность обнаружить под кроватью каймана, какой бы удобной ни была эта самая кровать.

Они пошли по направлению к воротам. Один из служащих нерешительно шагнул в сторону мисс Стирлинг, которая покраснела от бешенства.

— Мисс, могу я поднять Ваши вещи в номер, чтобы Вы могли…

— Сделайте одолжение, закройте рот, — отрезала она, подхватила подол черного платья и пошла вниз по дороге. — Мистер Леннокс, вернитесь немедленно! В этом нет никакого смысла!

— Разумеется, есть, — ответил Лайнел. Вероника усмехнулась. — Я еще в Ирландии понял, что Вы не умеете проигрывать. Что ж, может, Вам пора понять, что не всегда можно добиться своего.

— Не пойдет она с нами, — тихо сказала Вероника, шагая по дороге. — Она слишком гордая и слишком любит роскошь. Она скорее умрет, чем проведет ночь в хижине, где даже нет ванной комнаты.

— Тем лучше для нас, хотя, с нее не помешало бы немного сбить спесь. Кто знает, может, когда-нибудь, ей придется распрощаться со своей нынешней должностью?

Но даже Лайнел считал это маловероятным. Раз уж речь идет о самой верной служительнице Драгомираски, то она явно будет купаться в роскоши всю свою жизнь.

— Лучше для нас? — повторила Вероника, глядя на профиль Лайнела. — Или лучше для тебя, потому что в глубине души ты словно ребенок, который не может смириться с тем, что этот кусок пирога не для него?

Лайнел хотел ответить, но не успел. Он уловил какое-то движение меж мощных дубовых стволов и остановился. За деревьями пряталась девочка лет двенадцати и тихонько наблюдала за ними, обхватив руками узловатый дуб. Но Лайнела привлекли не действия девочки, а ее необычная внешность. Она была одета во что-то красное, похожее на тунику, покрытую пятнами глины и травы. Несмотря на покрытые грязью щеки, было видно, что кожа у нее темная. Смуглая кожа и африканские черты создавали удивительный контраст со спутанными русыми волосами и огромными глазами цвета льда.

— Лайнел? — услышал он голос Вероники, доносившийся словно издалека. — Можно поинтересоваться что с тобой происходит? Не подумываешь ли ты вернуться к Даме с родинками?

— Мммм? — Лайнел с трудом отвел взгляд от девочки. Вероника вернулась к нему. — Извини, я тебя не слушал, дело в том, что…

Когда он снова повернулся к веренице дубов, то девочки и след простыл. Она словно сквозь землю провалилась. Будто ее там никогда не было.

— Ты в порядке? — спросила удивленная Вероника. — На что ты там смотришь?

— Я… я не уверен. Она не похожа на настоящую, — пробормотал Лайнел и тряхнул головой. — Что-то у меня воображение разыгралось. Пойдем отсюда скорее, кажется, это место вовсе не такое спокойное, каким кажется на первый взгляд.

Глава 13

— Это просто замечательно, что ты решился поставить ее на место, дядюшка, — сказала Вероника Александру, когда они вышли за пределы плантации, — тем не менее, в настоящий момент наше положение не особо завидное. Я уже вижу себя спящей под каким-нибудь платаном.

— Я был вполне серьезен, когда говорил, что предпочту каждый день приезжать сюда из Нового Орлеана, чем остановиться в этом отеле, — ответил профессор, ставя вещи на землю, чтобы получше рассмотреть деревенские хижины. По прибытии они так быстро прошли через Ванделёр, что едва взглянули на них, но теперь разглядели, что у каждого домика была деревянная веранда, как и у господского дома. Сквозь москитные сетки были видны силуэты людей. У забора стояло несколько машин, скорее всего, предназначавшихся для доставки продуктов в отель. — Думаю, мы сможем найти способ вернуться сегодня в Новый Орлеан, не смотря на то, что пароходов больше нет, — продолжил Александр. — Мне очень жаль признавать правоту мисс Стирлинг, но, похоже, что других отелей здесь действительно нет.

— Может, Арчер не единственный, кто отстроился на руинах какой-нибудь старой плантации, — вставил слово Оливер. — Наверняка, в этой зоне их было немало. Может, кто-нибудь из жителей нам подскажет…

— В этой части реки вы не найдете ничего похожего, — вмешался в разговор незнакомый голос.

Разом обернувшись к источнику звука, англичане увидели парнишку, сидевшего на бампере одного из припаркованных автомобилей и стругавшего ножом какую-то ветку. У него были густые волосы песочного цвета, а кожа на лице и руках покрыта таким количеством веснушек, что казалась загорелой. «Во всяком случае, он не похож на привидение, как та девочка с плантации», — с облегчением подумал Лайнел.

— Отель мистера Арчера единственный в этих местах, — продолжил мальчик. — Но если вам необходимо хорошее место для ночлега, то попробуйте обратиться к Гарландам, правда, роскоши вы там не найдете. Он живет недалеко отсюда.

— Похоже, Провидение решило отправить к нам своего посланника, — улыбнулся профессор.

— Или шпиона, впрочем, в нашем случае нет никакой разницы, — сказала Вероника. — Ты кто такой, мальчик?

— Меня зовут Кристиан, но можете называть меня просто Крис, — ответил тот, поднимаясь на ноги, и протянул руку Веронике таким развязным жестом, что девушка усмехнулась, отвечая на рукопожатие. — Я понимаю, что не очень вежливо лезть не в свое дело, но я подумал, что эта информация вам может пригодиться.

— Если то, о чем ты говоришь действительно находится рядом и заслуживает доверия, то это очень полезная информация, — ответил Александр, явно развлекаясь происходящим.

— Заслуживает стопроцентного доверия, так как владельцы — мои родители, — улыбнулся Кристиан, обнажив щербатые зубы. — Идемте со мной, я вас провожу.

Выбора особого не было, так что путешественники переглянулись, подхватили свои вещи и отправились вслед за парнем. Он провел их между хижинами до открытого пространства у причала. Там они увидели большое кирпичное здание с опоясывающей его выкрашенной в белый цвет галереей, на которое они не обратили внимание из-за того, что все мысли были поглощены плантацией.

— Раньше здесь был деревенский бальный салон, — пояснил Кристиан, толкая входную дверь. — Когда мы приехали в Ванделёр, нам рассказали, что все эти дома были построены владельцами старой плантации для немногочисленных вольнонаемных работников — все остальные были рабами. Здесь была хижина для кузнеца, еще одна для конюха, другая для плотника…, а вот здесь они могли собираться для проведения праздников.

— А когда вы переехали в Ванделёр? — удивился Оливер. — Разве вы не отсюда?

— Нет, моя семья из соседнего штата, из Техаса. Раньше мы жили в Канзасе и у нас был похожий постоялый двор, но несколько лет назад мы решили переехать в Луизиану.

«Гарланд» — было написано на деревянной вывеске над входом. Просторное, слегка задымленное помещение было освещено сотнями зажженных свечей, установленных в висящих на цепях железных лампах, похожих на клетки. Тонкие нити паутины свисали над круглыми столами, за которыми ужинали с полдюжины мужчин. Подошел отец Кристиана и поприветствовал новых постояльцев — он был высоким, крупным, с улыбчивым лицом, которое делало его моложе своих лет и с таким же количеством веснушек как и у сына. Кристиан объяснил, что только что увидел англичан у отеля «Ванделёр», и что те искали, где остановиться на несколько дней. Мистеру Гарланду такой информации оказалось более чем достаточно.

— Вы ведь журналисты, верно? И прибыли в наше село ради репортажа?

— Как Вы смогли так быстро обо всем узнать? — удивился Александр. Его спутники были удивлены не меньше. — Мы сошли на берег всего полчаса назад!

— Не стоит так удивляться, — рассмеялся Гарланд. — Всего лишь дедукция. На этой неделе в нашей гостинице остановились четыре или пять репортеров, желающих написать статью о предстоящей свадьбе владельца отеля и английской леди. Должно быть, эта свадьба одно из крупнейших светских событий года. Вы из какой газеты?

— Вообще-то, нас интересует кое-что другое, — сказал Оливер. — То, что привело нас в Ванделёр, не имеет никакого отношения к свадьбе леди Лилиан Сильверстоун.

— Ладно, не важно зачем вы сюда приехали, главное, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Можете во всем на нас рассчитывать. Меня зовут Кристофер Гарланд, моего сына Кристиана вы уже знаете, — парнишка помахал им рукой и вышел, — а вот там — мои жена и мать.

— Рада познакомиться, — улыбнулась миссис миловидная светловолосая Гарланд, не прекращая протирать стаканы. Белые как снег волосы ее свекрови были заплетены в косу и уложены короной вокруг головы. Она слегка кивнула им и удалилась на кухню, откуда доносился аппетитный запах копченого мяса.

— Мы как раз собираемся подать ужин остальным клиентам, — продолжил мистер Гарланд. — Если пожелаете, можем накрыть стол и для вас. Сью проводит вас в комнаты, а мы с матерью займемся остальным.

Миссис Гарланд взяла связку ключей и жестом позвала за собой по лестнице в глубине зала. Она открыла двери комнат, чтобы путники могли, наконец, оставить чемоданы. Комнаты были небольшие, но в них было все необходимое, а вид из окон наверняка был даже лучше, чем в отеле «Ванделёр». Александр разобрал чемоданы, разложил вещи по местам, подошел к окну и открыл его нараспашку, чтобы легкий бриз с реки освежил комнату. Стояла черная как чернила ночь, тем не менее, профессор разглядел, что окно выходило на реку, протекавшую в паре метров от постоялого двора. Пирс был освещен лишь отражающимися в воде звездами. «Прямо здесь находится „Персефона“, — подумал профессор и почувствовал легкую дрожь. — Прямо здесь, хоть ее никто и не видит, под всей этой чернотой, погруженная в тину, словно пушечный снаряд». Подобные мысли были не очень-то жизнеутверждающими, поэтому он решил отложить их на потом, а пока побыстрее переодеться, чтобы ужин не успел остыть.

Выйдя из комнаты, профессор встретил ожидающих его Веронику и Лайнела. Почти сразу к ним присоединился Оливер и они все вместе спустились в зал. Подойдя к накрытому для них столу, они увидели, что одно место уже занято персоной, которую они совершенно не ожидали увидеть.

— Мисс Стирлинг! — воскликнул Александр. — Вот это настоящий сюрприз!

— Полагаю, что так и есть, — недовольно ответила девушка, скрестив руки на груди. — Думаю, теперь Вы довольны, профессор.

— Другого я от вас и не ожидал, — улыбнулся Александр, отодвигая стул, чтобы сесть рядом с ней. — Вы слишком умны, чтобы отступить из-за глупого каприза. Я рад, что, в конце концов, Вы вняли голосу разума.

— Не пытайтесь теперь подсластить мне пилюлю. Вы не сможете заставить меня забыть, что я могла бы сейчас находиться в ресторане роскошного отеля с играющим специально для нас оркестром и вкушая деликатесы южной кухни вместо этой гостиницы, о которой можно лишь сказать, что она… — девушка осмотрелась, — довольно живописна. К сожалению, я должна контролировать свои инвестиции.

— Ваши инвестиции? — поинтересовалась все еще остававшаяся на ногах Вероника. — Вы о чем?

— Как я могу быть уверена в том, что вы будете точно следовать инструкциям Его Высочества, и сделаете меня участницей всех ваших действий, если я не буду постоянно находиться рядом?

Вероника закатила глаза, Оливер и Лайнел сели за стол. Лайнел удовлетворенно ухмыльнулся, чем вызвал недовольный взгляд мисс Стирлинг.

— Вы хоть одежду сменить можете, не испросив позволения у Его Королевского Высочества? — с любопытство поинтересовалась Вероника. — Смеете ли пойти в туалет, не убедившись, что он не возражает?

— По-крайней мере, я меняю одежду ежедневно, — ответила ей мисс Стирлинг, c пренебрежением окидывая взглядом Веронику. — И когда я это делаю, то не совершаю преступления против здравого смысла, как это делаете Вы.

— Умираю с голоду, — с энтузиазмом воскликнул Оливер, не убедив никого, но, разрядив немного обстановку. — Давайте, наконец, ужинать.

Гарланды не заставили просить себя дважды: уже через пять минут на столе стояли подносы с ребрышками в кукурузном сиропе, от вида которых у англичан потекли слюнки. Единственная, кто был недоволен разящей наповал едой, была мисс Стирлинг, впрочем, она несколько смирилась с ситуацией, когда миссис Граланд принесла следующее блюдо.

— Это блюдо традиционной каджунской кухни^[67], известное как «джамбалайя»^[68], — улыбнулась хозяйка, демонстрируя гостям смесь ветчины, курицы, креветок и риса. — Конечно, луизианская кухня не очень-то похожа на техасскую, но, надеюсь, вам понравится. Попробуйте, вот увидите…

— У моей Сью руки из чистого золота, — заявил Кристофер Граланд, привлекая жену к себе, чтобы поцеловать ее в щеку. Та засмеялась, пытаясь высвободиться из его объятий. — Думаю, что когда мы только приехали сюда, жители Ванделёра отнеслись к нам с подозрением, но, в конце концов, мы завоевали их расположение. Теперь они просто умирают от желания поприсутствовать на наших барбекю.

— Ваш сын рассказал нам, что вы из Канзаса, — прокомментировал Александр. — Сколько лет вы живете здесь?

— Лет восемь, насколько я помню, — ответил Гарланд. — Кристиану было в то время пять лет.

— Семья моего мужа владела лесопилкой на юге города, — добавила Сью Гарланд. — Судя по рассказам моей свекрови, дела шли хорошо, но потом ее мужа призвали на Гражданскую войну, и он погиб во время второй битвы при Сабин Пасс^[69]. В итоге некому стало вести дело.

— Моя мать продала лесопилку за максимально возможную цену, — продолжил рассказ Кристофер, — и мы переехали в столицу, где спустя годы я встретил Сью. В Канзасе наши дела шли неплохо, но моя мать устала от города и, как она нам сказала, хотела провести последние годы где-нибудь в спокойном месте. Совершенно случайно мы обнаружили старый постоялый двор в Ванделёре, который был выставлен на продажу после смерти предыдущего владельца, не оставившего после себя наследников. Находился он не очень далеко и мы решили попытать здесь удачу.

— Судя по всему, недостатка в клиентах у вас нет, — Александр кивнул в сторону входящих в таверну местных жителей. — Особенно, учитывая то, что поселение очень маленькое и все друг друга знают.

— В этом есть свой смысл. В таком маленьком населенном пункте все мы словно одна большая семья.

Старуха жестом подозвала Сью Гарланд, и та поспешила к свекрови. Александр, Лайнел и Оливер переглянулись: все трое подумали об одном и то же, но Вероника их опередила, громко спросив:

— А вы, случайно, не слышали о корабле под названием «Персефона»?

— О бриге капитана Вестерлея? Он был у всех на устах задолго до нашего переезда сюда, хотя, в последнее время разговоры вспыхнули с новой силой. Люди рассказывают о силуэте, который появляется над рекой по ночам и исчезает к утру. Мой Кристиан и его приятели с ума сходят из-за этой истории.

— Но, судя по тому, что нам рассказали, люди, которые осмеливаются приблизиться к останкам корабля, погибают самым странным образом, — добавил Лайнел.

— А, значит вы уже слышали о том, что случилось с бедным Ривзом, — закивал мистер Гарланд. — Похоже, именно это дело привело вас сюда: желание разобраться с тем, что произошло пару недель назад с этим парнишкой. Это была настоящая трагедия для местных жителей, при этом все согласны, что он сам нарвался, слишком приблизившись к этому бригу.

— Да, это именно то, что нам сказали, — согласился Оливер, глядя на кивающую головой мисс Стирлинг. — Вы действительно думаете, что его сгубило любопытство?

— Жители Луизианы верят в очень странные вещи, — улыбнулся Гарланд, пожимая плечами. — Вы себе не представляете, какое количества народу осуществляет обряды вуду и насколько они верят в существование всех этих высших сил, которые выполняют их желания и наказывают врагов. Однажды, сюда приходил мулат с таким количеством амулетов на шее, что почти не мог удержать голову прямо.

— Говорят также, что существует проклятие, которое не только потопило «Персефону» в водах Миссисипи, но и распространяется на всех, кто смеет ее потревожить, — задумчиво добавил Александр. — Скажите пожалуйста, а Ривз верил во все эти истории?

— По правде говоря, не знаю. Я разговаривал с этим парнем буквально пару раз. Вот Кристиан — да, общался с ним, хотя близкими друзьями они все же не были. Ривз был немного старше, ему почти исполнилось шестнадцать лет, и делал все, что ему вздумается, так как его родители давно умерли. Он жил один в хижине у реки, на самом берегу, рядом с пирсом. Он был неплохим малым, хотя Бог его знает, чем он мог заниматься, чтобы выжить. Очень жаль, что у него не осталось родственников, которые могли бы позаботиться о его теле, после того, как полиция так и не смогла определить причину смерти.

Профессор кивнул. То, что они услышали, заставило их совершенно позабыть об ужине, несмотря на то, что за стол они сели очень голодными.

— Если хотите побольше узнать о Ривзе, я могу вам помочь, — сказал Гарланд, почесывая подбородок. — Я знаю кое-кого, кому наверняка есть, что рассказать, так как он находился вместе с парнем, когда тот направлялся к «Персефоне» за несколько часов до смерти.

— Если бы вы могли нас познакомить, мы были бы вам очень благодарны, — сказал Оливер.

— Я скажу ему, чтобы он пришел сюда завтра в полдень, чтобы ответить на ваши вопросы, думаю, этого будет более, чем достаточно. Если нам повезет, мы сможем уговорить его пообедать с нами. Он с ума сходит от блюд Сью и моей матери.

— Речь идет о каком-нибудь потомке Вестерлея? — спросила мисс Стирлинг.

Лайнел удивился, что она спросила именно то, что хотел спросить он сам. Ее прекрасное лицо светилось любопытством, но Гарланд нахмурился.

— Странно, — произнес он. — Странно, что, зная столько об этой истории, вы не в курсе, чем все закончилось. Я имею ввиду семейство Вестерлеев, — увидев удивленные взгляды гостей, он тихо продолжил: — Ни здесь, ни где-либо еще, не осталось ни одного Вестерлея и ни одного Ванделёра. Супруга капитана погибла в пожаре, погубившем плантацию в ту же ночь, когда затонул бриг. В одной из комнат было найдено ее обгоревшее тело, та же участь постигла ребенка, которого она носила в своем чреве. Теперь оба покоятся в усыпальнице Ванделёров, выстроенной на кладбище Лафайетта, не имея возможности воссоединиться с капитаном, пока его не отпустит якорь, удерживающий здесь его душу, — он грустно усмехнулся, — во всяком случае, так говорят жители Ванделёра.

Глава 14

Как бы ни было интересно то, что рассказал Кристофер Гарланд, путешественники были настолько вымотаны, что уснули как только добрались до постелей.

После того, как они провели три ночи в неудобных вагонах поезда, возможность насладиться сном в нормальной кровати показалась настоящим подарком судьбы. Когда все проснулись на следующее утро, солнце уже светило вовсю, а все жители Ванделёра высыпали на улицу, чтобы не пропустить ничего из происходящего в отеле. Сын Гарландов с друзьями облепили ограду плантации и оттуда наблюдали за разгрузкой чемоданов и прислугой гостей, приглашенных на бракосочетание леди Лилиан и Реджинальда Арчера младшего. Один за другим прибывали экипажи с других плантаций Луизианы, с владельцами которых Арчер вел дела; пароходы из Нового Орлеана то и дело оставляли на причале все новых и новых людей. Подобное столпотворение происходило в Ванделёре впервые, поэтому англичанам было крайне трудно привлечь внимание жителей, чтобы поговорить о «Персефоне». Тем не менее, к всеобщему удивлению, люди охотно шли на разговор, правда, при этом безбожно приукрашивали реальные события.

— Черный силуэт размером с торговое судно, а не с военное… Мои братья участвовали в сражениях и хорошо знали «Персефону». Это был прекрасный корабль, ни с чем не сравнимый во всей Луизиане. Я никогда его не видел с тех пор, как река поглотила судно, но знаю, что они видели не раз…

— Он появляется, окруженный туманом словно призрак, темными ночами, когда на небе нет ни одной звездочки. А вы знали, что когда корабль утонул, ночь тоже была безлунной?

— Он немного светится, словно маяк на воде. Если вы занимаетесь новыми науками, то наверняка присутствовали во время этих сеансов, когда мертвые появлялись с каким-то свечением… Кажется, это называют эктоплазмой.

— Мы со свояком однажды хотели подобраться к нему на каноэ, но нам стало так страшно, что мы так и не решились на это. Вы себе представить не можете как я обрадовался тому, что мы все-таки повернули назад! Особенно после того, что случилось потом с беднягой Ривзом…

— Невероятно, как же это возможно, что люди столько говорят о явлении «Персефоны»

, но при этом ничего не могут рассказать о членах команды при жизни, — удивился Лайнел, когда они решили сделать паузу и отдохнуть.

— Может, в Ванделёре не осталось никого, кто знал капитана Вестерлея, — ответила Вероника. — Сорок лет более чем достаточно, чтобы умерли все живые свидетели кораблекрушения.

Ближе к полудню, англичане вернулись на постоялый двор, чтобы присоединиться к другу Джона Ривза, о котором им рассказывал мистер Гарланд. Старуха Гарланд, беседовавшая на пороге с двумя соседками, предложила воспользоваться гостиной, расположенной на том же этаже, что и комнаты. Поднявшись по лестнице, они с удивлением обнаружили в гостиной мисс Стирлинг, сидящую за столом со Сью Гарланд под строгим взором портрета мужчины с роскошными бакенбардами и в униформе армии Юга. Скорее всего, это был покойный отец мистера Гарланда.

— А вот и ваши друзья. Мы уж было подумали, что вы там потерялись!

— Миссис Гарланд показывала мне кое-что, что могло бы вас заинтересовать, — сказала мисс Стирлинг, пока мужчины снимали сюртуки и располагались вокруг стола. Она положила книгу на стол, покрытый связанной крючком скатертью. — Мы говорили о «Персефоне» и о циркулирующих по Ванделёру историях об этом корабле, и миссис Гарланд вспомнила, что у них хранится путеводитель, в котором есть о нем заметка.

— Это часть местной истории, — пояснила миссис Гарланд, — мы с мужем знаем ее наизусть, так что можете оставить книгу себе, вдруг пригодится.

— Надо же, не думал, что легенда о «Персефоне» была настолько известной, что ее включили в путеводитель, — удивился Александр. — Откуда он у вас?

— Он уже был в доме, когда мы его купили, — ответила Сью. — Видимо, предыдущий владелец гостиницы интересовался историей Ванделёра.

— Здесь есть две страницы, посвященные капитану Вестерлею, — добавила мисс Стирлинг. — Вот только ничего нового там не пишут, а Ванделёры даже не упоминаются. Полагаю, что самым интересным для нас является вот эта фотография «Персефоны», на которой можно разглядеть интересную деталь. Вот, взгляните.

— Сью, ты нужна мне на кухне, — услышали они голос матери Кристофера Гарланда, которая поднялась наверх вслед за англичанами и теперь заглядывала в комнату. — Не знаю, куда подевался Кристиан, его никогда нет на месте, когда мне нужна помощь.

— Этот мальчишка, словно Геккельбери Финн, — вздохнула Сью Гарланд. — Дождаться не могу, когда, наконец, закончится лето, и он вернется в школу, где его приведут в чувство.

Она попрощалась и ушла следом за свекровью, прикрыв дверь. Лайнел подошел к столу, чтобы взглянуть на фотографию, о которой говорила мисс Стирлинг.

— Это ростра корабля, верно? — спросил он. — Что у нее в руках?

— Гранат, — ответил Оливер, присаживаясь на стул, на котором ранее сидела Сью Гарланд.

— А какая связь этого фрукта с Луизианой, если выращивают его в Средиземноморье?

— К Луизиане он не имеет никакого отношения, а вот к мифу о Персефоне более чем. Согласно греческой мифологии, Персефона была похищена своим дядей Аидом, богом Подземного царства, чтобы сделать ее своей королевой, — объяснил Оливер. — Деметра, мать Персефоны, была так безутешна, что запретила земле плодоносить до тех пор, пока ей не вернут дочь. В конце концов, Богам пришлось вмешаться, чтобы люди не умерли с голода. Аид не посмел ослушаться Зевса, и ему пришлось разрешить Персефоне вернуться в мир живых, но перед этим…

— Перед этим дал ей съесть зерно граната, символ брака, — закончил за него Александр. Оливер кивнул. — Шесть зерен граната, в итоге Персефона проводила шесть месяцев в году под землей и остальные шесть — со своей матерью^[70].

— Именно поэтому в зимние месяцы природа умирает, а с приходом весны возрождается вновь, — добавила мисс Стирлинг. — Но я имела в виду вовсе не гранат. Ваше внимание больше ничего не привлекает? Посмотрите на черты ростры.

Оливер даже не знал что и сказать. Изображение оказалось очень похожим на то, которое он видел в газете на «Океанике», но сделано оно было с более близкого расстояния так, что скульптура богини Персефоны, словно смотрела на них сверху вниз, располагаясь почти горизонтально под бушпритом^[71]. Длинные развевающиеся, словно на ветру, волосы были выкрашены в темный цвет, почти не различимый на фото. Голова была увенчана венком из плюща. Глаза — большие и светлые…

— Виола Ванделёр, — пробормотал вдруг Александр. Остальные посмотрели на него. — Должно быть, именно она послужила моделью для этой скульптуры. Это — лицо Виолы Ванделёр.

— Она идентична женщине, стоящей рядом с капитаном Вестерлеем на фотографии, которую я вам показывала в Кодуэлл Касл, — согласно кивнула мисс Стирлинг. — Это было первое, что пришло мне в голову, когда миссис Гарланд показала мне эту заметку. То же округлое лицо, тот же заостренный подбородок… Даже форма век похожа…

— Полагаю, это вполне нормально среди моряков, — отметила Вероника. — Таким образом жены могут сопровождать их во время плавания.

— Что ж, мы знаем, что эта жена точно сделала это, — добавил Лайнел. — Она последовала за ним на дно реки.

Они прервали разговор, услышав на лестнице шум шагов и голоса двух человек. Мгновение спустя дверь в комнату распахнулась, и вошел улыбающийся Кристофер Гарланд в сопровождении незнакомого мужчины.

— Доброе утро, господа! Или, наверное, мне следовало сказать «добрый день». Моя мать и Сью только что сообщили мне, что оставили вас тут развлекаться с одной из наших книг.

— Ваша жена была с нами очень любезна, мистер Гарланд, — ответил Александр. — Более того, возможно, сама того не ведая, она предоставила нам важную деталь, которая очень пригодится для нашего исследования.

— А, я уже говорил вам, что она стоит равного ее весу золота. Я уже в курсе, что ваше расследование движется полным ходом. По меньшей мере полдюжины соседей сообщила мне о ваших расспросах. Похоже, они чрезвычайно воодушевлены возможностью вам помочь. — Он похлопал по плечу своего спутника, который стоял немного позади Гарланда. — Но это мы обсудим позже. Перед вами тот, с которым я обещал вас познакомить — это один из преданных поклонников нашей таверны практически с самого открытия. Хэдли, разреши представить тебя редакторам «Сонных шпилей». Можешь им доверять, я тебя уверяю, они достойные люди.

— Рад познакомится, — буркнул Хэдли, пристально разглядывая свои стоптанные башмаки.

Это был очень огромный, как шкаф, мужчина примерно того же возраста, что и Кристофер Гарланд, с косматой черной бородой, которая придавала ему диковатый вид, противоречивший явной стеснительности характера. Только после настойчивого приглашения Гарланда, Хэдли решился присесть, и Александр очень издалека начал разговор, подводя его к дружбе Хэдли с покойным Джоном Ривзом, который годился ему в сыновья. Не смея говорить в полный голос, Хэдли поведал о том, что знал Ривза с самого раннего детства, еще до смерти матери, а несколько лет спустя и отца, который, как и Хэдли, занимался рыбной ловлей. Именно он помог мальчику построить маленькую хижину на берегу Миссисипи, когда кредиторы забрали то немногое, что осталось после смерти его отца, включая дом, унаследованный от деда, работавшего на Ванделёров кузнецом, когда еще существовала старая плантация. Ривз был хорошим парнем, умным, поэтому не возражал, когда его друг начал подбрасывать ему работенку, чтобы тот мог подзаработать.

— Работенку? — заинтересовался Лайнел. — Звучит так, словно речь идет о чем-то не совсем легальном, мистер Хэдли.

— Кажется, впервые в жизни я согласна с мистером Ленноксом, — добавила мисс Стирлинг. — Если кто и разбирается в такого рода вещах, так это он.

Лайнел поклонился, бросив в ее сторону колючий взгляд. Александр придержал его за плечо, а Хэдли, тем временем продолжил:

— Я вас уверяю, господа, мы никогда не делали ничего противозаконного. Проблем никому не хотелось, тем более что… — мужчина покраснел еще больше и смущенно пробормотал: — однажды, я целую неделю провел в полиции за одно дело, и когда вышел, то дал себе слово никогда больше туда не попадать. Если честно, иногда пиво ударяет мне в голову, и здесь мне нечем гордиться, но я честный человек…

— Хэдли, еще чуть-чуть и ты убедишь этих людей, что ты безжалостный убийца или еще кто в этом духе, — сказал Гарланд и обратился к англичанам: — Все, что он сделал, так это забрался в огород одного из наших соседей. Все в Ванделёре знали, что он переживал не лучшие времена, и не обращали на такие вещи внимания, но этот идиот Ричардсон решил вызвать полицию.

— Ладно, мы с Джоном Ривзом ловили рыбу перед его хижиной, — уже более спокойно продолжил Хэдли. — И так как мы столько времени проводили на Миссисипи, то научились выжимать из реки по максимуму и использовать все, что нам приносили ее воды. Например, июньское половодье приносило кучу поваленных деревьев, которые мы вытаскивали на берег, сушили и продавали на дрова в окрестные села. Часто с нами ходил еще один парень из Ванделёра, ровесник Криса, по имени Джей Джексон. Он тоже был одинок, так как сбежал из дома в Новом Орлеане, где жил со своим дядей. По его словам, дядя был священником, а Джей на дух не переносил церковь. Таким образом, мы привыкли проводить время вместе, собирая приплывающий лес и все ценное, что приносила нам река. — Хэдли помолчал, разглядывая свои большие руки. — Однажды, наше внимание привлекло что-то блестящее, и когда Джонни и Джей вытащили предмет из грязи, то оказалось, что это жемчужина размером с горошину. Мы поехали в Новый Орлеан, чтобы попытаться ее продать и нам удалось выручить неплохие деньги в одном магазине Французского квартала, который нам подсказал Джей. Этот случай привел к тому, что мальчишки стали рисковать все больше и больше…

— А когда древесина перестала казаться выгодным делом, — догадался Александр, — то они вспомнили о бродивших по Ванделёру слухах о затонувшем в паре метрах от деревни корабле. И о грузе этого корабля.

— Я ни за что в жизни не приблизился бы к «Персефоне», — заверил их Хэдли. — Я знал о дурной славе этого места и рассказы о проклятии, которое не дает членам экипажа покоиться с миром. Джонни и Джей насмехались надо мной, считали меня трусом. Они совершенно не боялись того, что могли сделать с ними погибшие моряки. «Они также мертвы, как и это», — заявил мне однажды Джонни, пнув одно из наших бревен. Так что мне оставалось, лишь остаться на берегу, глядя на то, как ребята на каноэ Джея направились к середине реки, спрыгнули в воду в одних штанах с ножами в руках и принялись нырять там, где по словам старожилов затонуло судно. Им пришлось делать это днем, чтобы можно было хоть что-то разглядеть под водой, но при этом избежать любопытных взглядом соседей. На берег ребята вернулись через полчаса с какими-то предметами, добытыми среди сгнивших обломков древесины и оснастки. По их словам, «Персефона» представляла собой печальное зрелище: она покоилась на мели на дне реки, с кормой, увязшей в иле и направленной вверх носовой частью. Парни попали внутрь через оставшийся открытым люк. Откровенно говоря, они выглядели скорее воодушевленными, чем испуганными.

— Что же они нашли на корабле? — полюбопытствовала Вероника.

— Боюсь, ничего похожего на ту жемчужину. Пара помятых жестянок с чаем, бутылка джина… несколько потрескавшихся тарелок с никогда не виденным нами гербом — якорь, две перекрещивающиеся пушки и венок…

— Это герб военно-морского флота Штатов Конфедерации, — объяснила мисс Стирлинг. — Я видела его в документах музея Осло, когда мы с патроном узнали историю «Персефоны».

— Полагаю, на этот раз им не так повезло с продажей, — сказал Оливер.

— Не знаю, сэр, сколько бы им дали за находки. Мы так и не успели их продать, — голос Хэдли становился все тише, он уже почти шептал. — Хижина Джонни находилась к воде ближе остальных, поэтому мы решили спрятать найденное именно там, а на следующий день отвезти во Французский квартал. Но когда мы с Джеем пришли туда утром… Джонни был… он был…

Хэдли умолк и спрятал лицо в ладонях. Кристофер Гарланд успокаивающе похлопал его по спине, чтобы мужчина взял себя в руки.

— Он был мертв, — резко закончил оборванную фразу Лайнел.

— Да, сэр, он был мертв. Без единой раны, которая указывала бы на драку. Полиция ничего не обнаружила, тело уже остыло, когда мы наткнулись на него. Вещи с «Персефоны» исчезли.

— Как вы сказали? — удивился Александр. — Кто-то унес их из хижины?

— Да, сэр, должно быть все случилось ночью, одновременно с гибелью Джонни.

— Но я не понимаю, почему все решили, что за обоими происшествиями стоит экипаж «Персефоны»? — заявил Лайнел, скептически изогнув бровь. — Наверняка это дело рук какого-нибудь болтающегося по округе воришки. Он узнал о поднятых со дна сокровищах и решил отобрать их у Ривза, пока тот не успел все продать.

— Ты думаешь, что пара жестянок чая и битые тарелки стоили того, чтобы лишить жизни пятнадцатилетнего парнишку? — спросила Вероника.

— Никакой это был не воришка, — продолжал шептать Хэдли. Все присутствующие снова повернулись к нему. — Это дело рук этого проклятого корабля. Тех людей, которые на нем утонули. Это река покончила с Джонни и сделает тоже самое с любым, кто слишком близко подойдет к обломкам «Персефоны».

После его слов воцарилась полная тишина. Проникающий сквозь занавески свет становился все бледнее и едва освещал черты лица отца Кристофера Гарланда, наблюдавшего за разговором с высоты своего портрета.

— Это самое абсурдное из всего, что я слышала в своей жизни! — воскликнула мисс Стирлинг. — Поверить не могу, что такойистинный мужчина, как Вы, может обращать внимание на эти дурацкие предрассудки. Корабль-призрак тут ни при чем, все это — дело рук обычного вора…

— Я повторяю, что вещи с «Персефоны» исчезли, — упрямо твердил Хэдли, не смея взглянуть на девушку. — А вот вещи Джонни остались на месте. Его сбережения тоже не тронуты.

— Ну, значит, парень решил заняться бизнесом самостоятельно, без участия вас двоих. Назначил с кем-то встречу, который согласился сбыть находки, но тот, в конце концов, покончил с Джонни, чтобы не делиться прибылью. Наверняка эти предметы находятся теперь в антикварных лавках Нового Орлеана, если они, конечно, представляют хоть какой-то интерес.

— Нет, — тут же отозвался Хэдли. — Джонни никогда не сделал бы ничего подобного. Он никогда бы нас не предал.

— А что насчет второго парня, Джея Джексона? — поинтересовался Александр. — Полагаю, что с ним ничего не случилось? Он по-прежнему живет в Ванделёре как и до происшествия?

— Нет, сэр. Джей так испугался, что уехал в Новый Орлеан сразу после того, как полиция взяла у него показания. Уже почти месяц как никто ничего о нем не слышал.

— Вы говорили, что его дядя — священнослужитель. Вы не знаете, в каком приходе он служит?

— Джей никогда мне об этом не рассказывал, но смею предположить, что в приходе Св. Патрика на Камп-стрит. Родители Джея были ирландцами, значит, и дядя тоже.

Судя по всему, добиться большего от Хэдли было невозможно, так что журналисты поблагодарили его за то, что он поделился с ними столь важной информацией и Кристофер Гарланд увел его на первый этаж, где Сью приготовила отличное жаркое. Когда мужчины ушли, англичане многозначительно переглянулись: Александр и Оливер задумались, а вот Вероника и Лайнел вовсе не казались впечатленными разговором с Хэдли. Мисс Стирлинг по-прежнему считала все это полной ерундой и снова взяла книгу с фотографией «Персефоны», чтобы рассмотреть ее поближе, поудобнее устроившись в кресле.

— Ну что ж, нельзя сказать, что все показания жителей Ванделёра оказались бесполезными, — высказался Оливер. — Бедный Хэдли, он в полном ужасе.

— Ничего удивительного для того, кто вырос в Луизиане, — сквозь зубы признала Вероника. — Помните, что нам накануне сказал Гарланд о слепой вере местных жителей этого региона в вуду? Как же им не поверить в силы реки?

— Но ведь и ты не веришь в то, что Хэдли рассказал нам правду, — ответил Оливер.

— Конечно, нет. Но для него это — правда, также, как и для остальных местных, которых полицейские допросили в связи со смертью Ривза. По-моему, здесь ходит слишком много слухов о призраках. Как еще они могли объяснить произошедшее?

— Да никак, если речь идет о местных жителях, — ответил голос мисс Стирлинг из-за книги. — Тем не менее, остается фактом смерть невинного и то, что виновник избежал правосудия. И раз уж полиция Нового Орлеана обращает внимание на сплетни в Ванделёре, то им придется арестовать за это преступление саму Миссисипи.

— В любом случае, не думаю, что нам есть смысл заниматься этим делом, — заключил Александр, снимая очки, чтобы протереть. — Предполагается, что мы пересекли океан для того, чтобы выяснить что произошло с «Персефоной» полвека назад.

— А если эти дела взаимосвязаны? — промолвил Оливер. — А если Хэдли прав и именно экипаж проклятого корабля стал причиной гибели Ривза?

— Если это действительно так, то скоро мы это узнаем, — Александр снова надел очки и встал. — Думаю, пора и нам что-нибудь съесть, а после попросим Гарландов показать нам на карте, где находится приход Св. Патрика и отправимся в Новый Орлеан.

Глава 15

Час спустя, после обеда, Александр, Оливер и Лайнел направились на причал, а мисс Стирлинг сообщила, что хочет прилечь, так как у нее разыгралась мигрень. Вероника же придумала, как с пользой провести время, пока ее друзья находятся в отъезде.

Оставшись в таверне одна, девушка попрощалась со старухой Гарланд и, взглянув на небо, увидела, что пока они разговаривали с Хэдли, небо заволокло тяжелыми тучами, обещающими мощную летнюю грозу. Она порадовалась, что повязала на лоб ленту, которая теперь удерживала за спиной густые каштановые кудри, весело подпрыгивающие, пока Вероника шла по направлению к старой плантации Ванделёров. Дорога была по-прежнему так запружена конскими экипажами, что девушке приходилось постоянно отходить на обочину. «Что за наглость! — думала про себя Вероника, не спеша шагая к плантации. — И судя по количеству багажа, они собираются пробыть в отеле до конца своих дней. Не удивительно, что Дама с родинками им завидует».

Теперь, при свете дня, можно было внимательно разглядеть то, что ускользнуло от их внимания накануне вечером. Сады напоминали работу импрессиониста, своими разноцветными мазками, разбросанными повсюду в буйной густой растительности. Помимо окаймлявших дорогу дубов, здесь росло множество миртов и эвкалиптов, а также кипарисы, которых становилось все больше по мере приближения к дурно пахнущему болоту, этой темной массе, которая словно парила над всем этим вегетативным великолепием. Были тут и дикие лилии, и свисающие сверху гроздья глициний, вьющтиеся плети уже замеченных вчера бугенвиллий покрывали почти половину веранды. Вдруг Вероника остановилась у самого крыльца, заметив среди зарослей бугенвиллии кое-что любопытное: разница в цвете мраморных плит, которыми был облицован фасад, позволяла понять какая часть старой плантации была разрушена. Дом все еще нес на себе следы пожара 1862 года. Как бы Реджинальд Арчер младший ни старался восстановить утраченную роскошь прошлого, это было похоже на попытку замаскировать рисовой пудрой шрамы от ветряной оспы. Не трудно было представить призрак Виолы Ванделёр, бродящей по новым помещениям и заглядывающей в окна в попытках понять что делают все эти незнакомцы в ее доме.

— Да это же мисс Куиллс! Подойдите сюда, мисс Куиллс! Идите к нам!

Вероника развернулась в сторону беседки, расположенной справа от фронтона. От неожиданности ее бросило в дрожь, но через пару мгновений она успокоилась и разглядела среди толпы улыбающуюся и машущую ей рукой девушку. За маленьким столиком сидела леди Лилиан, прелестная в своем платье лососевого цвета, и пила чай в обществе мужчины, который не сводил глаз с приближающейся к ним Вероники.

— Очень рада снова Вас увидеть, леди Лилиан. А также тому, что Вы смогли выжить в поезде: поездка была такой скучной, что я была готова спрыгнуть на ходу.

— Со мной происходило тоже самое, — рассмеялась девушка, — а помимо всего прочего, меня и маму всегда укачивает. Я почти не могла покинуть купе до самой Атланты. — Она повернулась к молодому человеку и сказала: — Рекс, позволь тебе представить мисс Веронику Куиллс. Мисс Куиллс, это — Реджинальд Арчер, мой жених…

— Рад познакомиться, — произнес Арчер, прикасаясь губами к руке Вероники.

Вероника не была знакома с Реджинальдом Арчером старшим, но его сын выглядел очень близко к тому описанию североамериканца, которое дал ей Лайнел. Это был мужчина лет тридцати, высокий и смуглый, с зачесанными вправо набриолиненными волосами и темными глазами, которые напомнили Веронике глаза хищника.

— Мисс Куиллс ехала вместе с нами на «Океанике» из Ливерпуля, — объяснила леди Лилиан. — Мы познакомились в первый же вечер и очень мило провели время на борту.

— Кажется, я где-то слышал вашу фамилию, но не могу вспомнить где. Я рад, что вы присоединились к нам. Я всегда счастлив познакомиться с подругами моей дорогой Лилиан.

«Держу пари, что ты и вправду счастлив», — подумала Вероника, заметив, как взгляд Арчера переместился с ее лица ниже и пробежал сверху донизу по всему ее телу. И не похоже было, что его смутила простота ее одежды, особенно учитывая то, что мягкие изгибы свидетельствовали об отсутствии корсета.

Леди Лилиан, похоже, ничего не замечала. Или не хотела замечать, тем более, что ее сердце слишком мало участвовало в происходящем.

— Надеюсь, мой отель придется Вам по вкусу, мисс Куиллс, и что в Вашей памяти останутся самые лучшие воспоминания, когда Вы вернетесь в Англию, — продолжал говорить Арчер таким лебезящим тоном, что девушка чуть не рассмеялась. — Где именно располагаются отведенные Вам комнаты?

— Вообще-то, я остановилась не здесь, мистер Арчер. Я приехала не одна, со мной еще четыре человека и по логистическим соображениям мы решили поселиться в деревенской гостинице.

— По логистическим соображениям? Разве вы не собираетесь присутствовать на завтрашней церемонии?

— Боюсь, что это невозможно, — ответила Вероника, все больше забавляясь абсурдностью ситуации. — Мы приехали в Ванделёр работать. Я являюсь частью редакционной группы из Оксфорда, которая занимается здесь кое-каким расследованием.

— Мисс Куиллс — художник, — пояснила леди Лилиан своему нареченному. — Будет лучше, если Вы присядете, и мы сможем поговорить. Не хотите ли чаю?

— Спасибо, леди Лилиан, но мне не стоит вам мешать в такой день…

— Глупости! Останьтесь с нами ненадолго, я устала приветствовать всех Сильверстоунов, пересекших океан ради меня и говорить одно и тоже раз за разом.

У Вероники появилось ощущение, что девушка просто в ужасе от идеи остаться наедине с Арчером. Никакого другого объяснения такой настойчивости, а также тому, что Лилиан усадила ее рядом с собой и взяла за руку, словно они были близкими подругами, у Вероники не было.

Родители леди Лилиан в это время прогуливались между столиками. Леди Сильверстоун, казалось, была удивлена, увидев Веронику, но была слишком занята беседой с гостями, чтобы подойти поближе. Потягивая чай с большим количеством сахара из хрупких фарфоровых чашек, Вероника пыталась вытянуть из Арчера как можно больше информации. Это оказалось не таким уж сложным делом: американец был готов часами разглагольствовать о своем бизнесе. К сожалению, он не сообщил ничего нового о Ванделёрах. Похоже, судьба когда-то живших в этих местах людей совершенно его не интересовала.

— Без сомнения, Вы проделали огромную работу по реставрации, — признала Вероника, беря с подноса предложенное леди Лилиан пирожное. — Насколько мне известно, поместье было практически стерто с лица Земли пожаром во время Гражданской войны.

— «Перестройка» было бы точнее, чем «реставрация», — уточнил Арчер. — То, что мы сделали с этим домом, больше всего напоминает возрождение из пепла птицы Феникс. Дом практически полностью рухнул, осталось буквально несколько стен. Некоторые архитекторы отказались от участия в проекте, говорили, что это чистое безумие, и выгоднее построить отель с нуля в любом другом месте, но мне втемяшилось все-таки восстановить этот дом. И, как видите, я добился своего.

— Вы хотели сделать какие-то наброски? — спросила Веронику леди Лилиан.

— Именно за этим я и пришла, — кивнула Вероника. — А еще мне бы хотелось сделать пару эскизов внутреннего убранства. Правда, я не взяла с собой альбом, так как предполагала, что вы будете чрезвычайно заняты приемом гостей.

— Не вижу, чем нам мог помешать осмотр отеля, — ответила Лилиан и обратилась к Арчеру: — Рекс, разве могут возникнуть какие-то проблемы, если мисс Куиллс войдет в дом при том, что в отеле она не зарегистрирована?

— Абсолютно никаких, — ответил жених. — Можете там бродить сколько Вам вздумается, возражать никто не будет. Хотя, если подумать, — продолжил он так, словно это только что пришло ему в голову, — может, будет лучше, если я пойду с Вами, чтобы известить персонал. Я бы не хотел, чтобы кто-то Вас потревожил, не зная, что находитесь в доме с моего разрешения.

«Интересно, как бы в такой ситуации поступила мисс Стирлинг?» — подумала вдруг Вероника и тут же нашла ответ. Она изобразила улыбку, смесь нерешительности и надежды, и взглянула сначала на леди Лилиан, а затем на Арчера. — Вы невероятно любезны, но мне бы не хотелось причинять Вам неудобства…

— Никакого неудобства, — заверил ее Арчер и встал со стула. Он поцеловал в щеку леди Лилиан и продолжил: — Мы скоро вернемся, дорогая. Это займет буквально пару минут.

Судя по просветлевшему лицу девушки, она совершенно не против, если Арчер вернется через час, или даже не вернется вообще. Вероника позволила сопроводить себя к лестнице, полностью отдавая отчет в том, как он смотрел на нее, и что его рука провела по ее спине чуть сильнее, чем было необходимо, но протестовать не собиралась. Она направлялась в отель с определенной целью и была готова сыграть роль в этой игре.

— Вы говорили, что от старого дома почти ничего не осталось. А как насчет личных вещей жившей здесь семьи? Они тоже были полностью уничтожены?

— Вещи, принадлежавшие Ванделёрам? Уцелело совсем немногое, а в годы, прошедшие после войны, здесь орудовало множество мародеров, — объяснил Арчер. — Солдаты Конфедерации вернулись домой без славы и денег, рабы вышли из-под контроля… Немногочисленная уцелевшая мебель закончила свои дни на чердаке, а теперь сложена в одной из новых кладовок.

— Мне бы очень хотелось взглянуть. Вы знаете, иногда, это помогает для лучшего понимания того, как выглядела плантация в то время, восприятия стиля жизни ее обитателей…

— Как Вам будет угодно, мисс Куиллс. Подождите меня в вестибюле, я возьму ключи от кладовок. На том этаже нет жилых помещений, там бывают только слуги.

Один из служащих отеля открыл им дверь. Арчер направился к стойке регистрации, находившейся справа от входа, а Вероника покорно ждала его у подножия величественной мраморной лестницы, занимающей почти все пространство вестибюля. К ее вящему удивлению, вернувшийся с ключами Арчер повел ее не по лестнице, а пошел к маленькой нише рядом со стойкой. Еще один служащий открыл дверь, и немного растерянная Вероника вошла:

— Лифт? Вы установили лифт в трехэтажном здании?

— Это самый быстрый из существующих лифтов, улыбнулся Арчер. — Отель нашей сети не мог предложить ничего иного своим клиентам. Возможно, Вы не в курсе, но первый лифт в Массачусетсе был установлен по распоряжению моего отца в одном из наших отелей.

Вероника закусила губу, чтобы сдержать смех, рвущийся наружу — она представила, что скажет по этому поводу Лайнел, когда она все ему расскажет.

— Знаете, я еще ни разу не была в лифте. В Оксфорде я их даже не видела.

— Нет? Что ж, значит, для Вас это будет совершенно новый опыт, — служащий закрыл решетку перед дверью и повернул переключатель справа. — Надеюсь, Вы не испугаетесь, когда лифт начнет подниматься. К этому лязгу надо привыкнуть…

Не успел он закончить фразу, как лифт задрожал и начал двигаться так, что Вероника чуть не потеряла равновесие. Арчер поспешно подхватил ее рукой и привлек к себе, в то время, как потолок вестибюля начал опускаться, а перед глазами показалась ковровая дорожка второго этажа. Вероника притихла и посмотрела на Арчера. Он находился так близко… гораздо ближе, чем предписывалось хорошими манерами. Его глаза были черными как два жука.

— Мистер Арчер, по-моему, это не совсем правильно, — прошептала она, попытавшись использовать все свои способности к кокетству. — Леди Лилиан… Сомневаюсь, что она будет счастлива, увидев нас сейчас здесь…

— А я сомневаюсь, что есть хоть что-то, способное сделать ее счастливой, — ответил шепотом Арчер. — Полагаю, у меня вся жизнь впереди, чтобы с этим разобраться, так что, надеюсь, она не посчитает меня худшим из женихов, если до того момента я займусь своими собственными интересами.

Его рука медленно проследовала вниз по спине девушки, подтверждая догадку о том, что под блузкой ничего не было. Арчер пах точно также, как и иные власть имущие мужчины, попадавшиеся на пути Вероники — бриолином, табаком, деньгами и тем, насколько легко было ими манипулировать. Кто знает, возможно, история повторится…

— Совершенно с Вами согласна, — улыбнулась Вероника. — Я тоже надеюсь не прослыть худшей из подруг.

Когда лифт, издав последний скрежет, остановился, Арчеру пришлось отпустить девушку. На чердаке отеля не было никакой решетки, так что Вероника толкнула дверь и вышла в коридор, расположенного вдоль передней стены дома. Девушка была уверена, что ее спутник следовал за ней, словно щенок за косточкой.

— Этот коридор просто огромен, мистер Арчер. С чего мы начнем?

— Полагаю, что с той кладовки, где мы храним мебель Ванделёров, раз уж она так вас интересует, — ответил он. Было очевидно, голова его была занята совершенно другим. — Но предупреждаю, что слуги не часто здесь убирают, поэтому, возможно, мы тут покроемся пылью. Я понимаю, что для такой дамы, как Вы…

— Ах, не стоит беспокоиться по этому поводу. Я не лишусь сна от страха испачкать свое платье, а если такое и случится… — она улыбнулась ему через плечо, — я всегда смогу его снять.

Девушка чуть не рассмеялась, увидев, как Арчер вцепился в связку ключей и принялся судорожно искать нужный ключ. Найдя ключ, Арчер открыл дверь и жестом пригласил Веронику войти. Девушка не стала заставлять себя уговаривать и, войдя, была поражена количеством хранящихся в комнате вещей.

— Ничего себе… — тихо произнесла она, поворачиваясь кругом на каблуках. Струящийся из окон свет тонул в клубах пыли, мечущихся вокруг, словно запертые в банке светлячки. — Я думала, что пожар уничтожил почти все, но тем, что тут хранится, можно было бы обставить целый музей!

Здесь была целая коллекция опаленной плетеной мебели, множество поломанных дорожных сундуков, доверху наполненных картонных коробок с кружевными вещами, два седла с подпорченной крысами сбруей, несколько свернутых ковров, таких огромных, что в них можно было спрятать труп или даже два… Вероника начала прокладывать себе путь через этот лабиринт из реликвий, которые, казалось, до сих пор пахли дымом, и чувствовала спиной взгляд Арчера, стоявшего, облокотившись о дверь.

— Все эти вещи — это воспоминания о Ванделёрах… — начала она, приближаясь к ларцу у ближайшего окна. — Здесь, словно остановилось время, и не важно, что вещи настолько повреждены. Они могли бы многое нам рассказать.

— Кажется, то, что лежит в этом ларце, принесли когда-то из старой библиотеки, — равнодушно бросил Арчер. — Она располагалась на первом этаже, где сейчас находится одна из столовых отеля. Насколько мне известно, именно это место было повреждено больше всех во время пожара, — он немного помолчал и продолжил: — Именно там обнаружили тело бывшей владелицы, Виолы Ванделёр. Она сгорела заживо, и никто не мог ей помочь. Загорелись занавески в библиотеке. Она хотела открыть окна, чтобы выбраться, но вспыхнула ее одежда. Когда ее нашли на следующий день, она превратилась в горстку обугленных костей. Женщина обхватила себя руками, словно пыталась спасти ребенка, которого носила во чреве.

Вероника притихла, услышав его слова, в горле словно образовался комок, который она едва смогла проглотить. Она снова повернулась к ларцу и стала осторожно перебирать коллекцию обгоревших альбомов в кожаных переплетах и разбитый, словно яичная скорлупа, френологический макет^[72]. Арчер же, напротив, был совершенно спокоен. Он прошел сквозь лабиринт из рухляди и остановился у девушки за спиной.

— К счастью для нас, мы гораздо живее, чем она, верно? — он медленно обхватил руками Веронику за талию. — Почему бы нам этим не воспользоваться?

— Мистер Арчер, если Вы продолжите в том же духе, то заставите меня краснеть. Напоминаю, что меньше, чем через двадцать четыре часа Вы станете мужем моей подруги, и…

— И мне придется нести свой крест, я это прекрасно знаю. Но Вы сами сказали, что до этого момента у нас есть еще целых двадцать четыре часа, — девушка чувствовала его горячее дыхание на своей шее, в то время как руки его постепенно поднимались вверх, пока не остановились на плечах. — Из-за многочисленных дел, которыми я вынужден заниматься сегодня вечером, я лишаюсь традиционной холостяцкой вечеринки. Не будьте столь жестоки, отказывая мне в небольшом развлечении…

«Дааа, леди Лилиан, ваши родители потрудились на славу, подыскивая вам мужа», — Вероника, скрепя сердце, была вынуждена признать, что ситуация начала казаться ей вполне себе возбуждающей, правда она вовсе не за этим отправилась в отель. Мерзавцы всегда были ее слабостью…

— Но вы ей обещали, что мы скоро вернемся. Если мы слишком задержимся, кто-нибудь пойдет нас искать, и как мы будем объяснять подобную сцену?

— Моя дорогая мисс Куиллс, Вы все еще не поняли? Лилиан совершенно безразлично, чем я занимаюсь, точно так же, как и мне нет никакого дела до того, будет ли она спать с одним, двумя, тремя мужчинами, — пока он говорил, его рука скользнула в декольте Вероники и медленно двинулась к ее грудям. — Если хорошенько подумать, то, может, и я буду искать приключений на стороне. Как Вы, наверное, уже заметили, эта девушка не очень-то бойкая.

— Не будьте столь бессовестны с ней. По-моему, она очаровательная девушка и не заслуживает такого обмана с нашей стороны. Я с самого начала видела Ваши поползновения, но…

— Мистер Арчер? — вдруг услышали они со стороны двери в кладовку.

Вероника поспешила вытащить руки мужчины из своей блузки. Развернувшись, они увидели одного из официантов отеля. Он стоял с занесенной вверх рукой, словно собирался постучать в дверь, но, увидев, чем занимается его патрон, сильно покраснел. Арчер возмущенно фыркнул.

— Какого черта Вам тут нужно? Неужели Вам больше нечем заняться?

— Сэр, Ваш… Ваш будущий тесть отправил меня на Ваши поиски. Лорд Сильверстоун желает знать сколько нанято пароходов для завтрашней транспортировки всех гостей в церковь на церемонию. Он говорит, что собралось столько народу, что он сомневается, насколько это возможно…

— Сильверстоун… — буркнул Арчер. — Я уже устал от этих Сильверстоунов, а ведь все еще только начинается. — Он взглянул на Веронику, пытающуюся подвязать лентой свои кудри и усмехнулся. — Полагаю, мне придется спуститься ненадолго, но я скоро вернусь. Вы ведь не попытаетесь отсюда сбежать, верно?

— Даю слово, что нет, — ответила Вероника, радуясь так кстати вошедшему официанту. — Здесь вокруг слишком много интересного, чтобы вот так все бросить и уйти.

Когда Арчер ушел следом за официантом, притворив дверь, девушка вздохнула с облегчением. Она попала в переплет, из которого не знала как теперь выбраться, и, если честно, не была уверена, хочет ли из него выбираться, но главное сейчас то, что ее план сработал. Она была в комнате отеля, куда «Сонные шпили» ни за что не проникли бы иным способом… она была совершенно одна с обломками былой жизни Ванделёров.

Вероника быстро пришла в движение. Последующие четверть часа она посвятила осмотру кладовой, открывая все ящики и дверцы шкафов, опустошая швейные ящики и полусгоревшие шляпные коробки, роясь в ворохе кукол с выпавшими глазами и потрескавшимися лицами…

В конце концов, она нашла то, что искала с самого начала. За диваном, обитым красным сатином, стоящим в углу, виднелась груда холстов. Торопясь до них добраться, Вероника чуть не упала, обрушив на своем пути вешалку и маленький столик. Она отодвинула диван, чтобы можно было пролезть между ним и стеной и присела на корточки. Без сомнения, это была коллекция портретов Ванделёров самых разных размеров и так покрытых пылью, что даже не особо брезгливая Вероника сморщилась от отвращения, беря их в руки. Она начала разворачивать картины, чтобы попытаться разобраться, кто скрывался под слоем грязи и копоти, хоть их имена ни о чем ей не говорили… пока она, уже теряя терпение, не наткнулась, наконец, на маленькое изображение той, которую она и искала.

Виола Ванделёр лет семи смотрела на нее с портрета с достоинством, больше подходящем для женщины лет тридцати. Вероника, затаив дыхание, осторожно протерла поверхность картины рукавом блузки, чтобы убрать с нее пыль и паутину. Она не ошиблась: маленькая бронзовая табличка на внешней раме гласила: «Виола Ванделёр, 1844 год». Годами позже, эта девочка погибнет в огне в том самом доме, в интерьерах которого была изображена на портрете. Платье черного цвета указывало на траур по кому-то, девочка держала фарфоровую куклу с оторванной рукой. «Я словно смотрю на детскую версию ростры „Персефоны“, — подумала Вероника. — Те же глаза, та же форма лица… Должно быть, скульптор был очень талантлив».

Девушка почти целую минуту рассматривала портрет, прежде чем продолжить свои изыскания. Она выяснила, что девочка довольно часто позировала художникам. Была Виола двенадцати лет, уже без траурного одеяния, сидящая на плетеном стуле, очень похожем на те, которые валялись теперь на чердаке. Виола чуть постарше, одетая в костюм для верховой езды, держащая под уздцы лошадь на фоне конюшен. Взрослая Виола, превратившаяся в прекрасную девушку с округлыми формами и дерзким взглядом, принарядившаяся, словно готовящаяся к первому выходу в свет принцесса: одна рука лежала на груди, вторая опиралась на каминную полку в той самой библиотеке, в которой позже погибла. Были также портреты пары, которая, судя по всему, являлась родителями Виолы, а также очень похожего на Виолу юноши по имени Филипп, скорее всего брата девушки. Последняя картина оказалась такой тяжелой, что Вероника не могла ее перевернуть к себе лицом, и ей пришлось просто подтолкнуть ее, чтобы та упала обратной стороной на диван. Взрослая Виола в вечернем платье из голубого тюля демонстрировала роскошный гарнитур из изумрудов, стоя на террасе. Но на этот раз он была не одна: рядом стоял Филипп Ванделёр в безупречном темном костюме и серебристом жилете. Справа от брата и сестры, едва различимая из-за копоти, находилась третья персона, тоже одетая в голубое платье…

Полностью поглощенная изучением портретов, Вероника не услышала, как вернулся Арчер, пока он не закрыл дверь в кладовку.

— Что ж, похоже, мой тесть остался доволен. Я сказал ему, что буду занят в своем кабинете до ужина, так что, надеюсь, что больше нас никто не побеспокоит.

Вероника, не обращая внимания на его слова, провела рукой по обгоревшему холсту. Огонь превратил его в почти бесцветный лоскут, тем не менее, все еще можно было разглядеть внешность той женщины, которая заставила Веронику застыть на месте…

Это была еще одна Виола Ванделёр, с такими же светлыми глазами, темными волосами, теми же чертами лица, хоть и несколькими годами моложе.

— Мисс Куиллс? — услышала она за спиной голос Арчера. Он снова стоял рядом с ней, положив на плечи девушки руки, похожие на лапы пауков, в изобилии живущих на чердаке. — Все в порядке? Почему Вы так удивлены?

— Все нормально, — через силу произнесла сбитая с толку девушка. — Должно быть, дело во всех этих воспоминаниях…

Она умолкла, когда ее взгляд опустился на бронзовую табличку на раме. Она была покрыта пылью, но можно было без труда прочитать: «Виола, Филипп и Мюриэль Ванделёр, 1856 год». Мюриэль. У Виолы была сестра.

Глава 16

Когда один из бороздящих воды Миссисипи пароходов оставил их на пристани Нового Орлеана, было уже больше четырех. Порт находился недалеко от Св. Патрика, так что Александр развернул позаимствованную у Гарландов карту города с обведенной красным кружком ирландской церквушкой, чтобы посмотреть, как лучше добраться до места назначения.

— Интересно, что задумала Вероника, — произнес Оливер, пока они пробирались сквозь толпу, наводнявшую причал, и присоединились к людскому потоку, направлявшемуся к оживленной Кэнал-стрит. Здесь духота оказалась еще более изнуряющей, чем на реке, а видневшееся меж магазинных вывесок и трамвайных проводов небо постепенно заволакивало тучами. — Как вы думаете, почему она предпочла остаться в поселке?

— Кажется, она что-то упоминала о том, что хочет вернуться в отель «Ванделёр», — ответил Александр. — Вот только зачем? Сомневаюсь, что портье позволит ей войти, раз уж она не является клиенткой отеля, и еще меньше — что-то там разнюхивать. Тем более, что сейчас они более чем заняты подготовкой к завтрашнему бракосочетанию, чтобы уделять внимание еще и ей.

— А меня больше волнует, чем сейчас занята мисс Стирлинг, — заявил Лайнел, изогнув бровь. — У меня в голове не укладывается, что она решила вдруг оставить нас без присмотра.

Александр, убедившись, что они вышли на Пойдра-стрит, ответил:

— Мисс Стирлинг не забыла, что, согласно нашей договоренности, мы занимаемся расследованием по своему усмотрению, а она заботится о наших расходах. Она вовсе не обязана дышать нам в затылок днем и ночью, это было бы бездарной тратой времени.

— Да, но в своей комнате она тоже явно не останется, несмотря на головную боль. Может, она и выглядит иногда жеманной девицей, но вы даже не представляете, какова она на самом деле.

— А ты, значит, представляешь? — рассеянно спросил Александр. — Тебе удалось настолько хорошо ее узнать?

— Лучше, чем Вы думаете. Гораздо лучше, чем она, как утверждает, знает меня. Я до сих пор киплю от негодования, вспоминая, что она про меня заявила, когда мы беседовали с Хэдли…

— Ах, да, что-то про то, что ты эксперт в противозаконных делишках? — вспомнил Оливер.

— Как ты можешь так спокойно это повторять? — вспылил Лайнел. — Это самое абсурдное, что я когда-либо слышал. И чтобы именно она посмела говорить обо мне такие вещи, словно я…

— Ты совершенно прав, это полная бессмыслица, — прервал его Александр, не отрывая взор от карты. — Мисс Стирлинг не имела ни малейшего понятия о чем говорила. К счастью, мы, твои верные друзья, прекрасно знаем, что ты не способен на такие страшные дела, в которых она тебя обвиняет. Ты никогда в жизни не обворовал бы раскопки, являясь членом группы археологов, например…

— Ну, это издержки профессии, Александр. Но даже если и так, она не имеет никакого права бросать мне в лицо подобные обвинения. Не ей меня судить, ведь она является моей полной противоположностью!

— Твоей полной противоположностью? — изумился Оливер. — Да ведь вы оба из одного теста сделаны!

— Твист, прекрати молоть чепуху. Мы такие же разные, как день и ночь! — запротестовал Лайнел. — Она — избалованная манипуляторша и лгунья, в то время как я…

— Мужская версия Маргарет Элизабет Стирлинг, — закончил за него друг.

— Причем более импульсивная и менее изысканная, но, тем не менее, вы — два сапога пара. Прекрати обманывать сам себя, Лайнел: никогда ты не найдешь более похожего на тебя человека и того, кого ты при этом меньше всего выносишь. — Александр остановился среди улицы и снова развернул карту: — а теперь вернемся к нашим делам. Кэмп-стрит должна быть где-то здесь.

Не обращая внимания на бурчание Лайнела, они повернули налево и пошли по улице, которая привела их к обсаженной деревьями площади Лафайет, которая была полна танцующего под звуки оркестра народу. На площади Оливер нашел почтовый ящик и опустил туда письма для Эйлиш, написанные во время поездки на поезде. Почти сразу они обнаружили то, что искали: церковь Св. Патрика, с ее взмывающей ввысь белой башней, находилась в двух кварталах от площади.

Когда Александр толкнул дверь, и они вошли в прохладное помещение, их ожидал сюрприз. Церковь оказалась больше, чем они ожидали, и была наполнена трепещущим светом свечей, установленных у алтаря. Пахло ладаном и цветами, возложенными у ног святых, и кто-то над головами вошедших англичан играл на органе, заставляя музыку плыть над колоннадой и теряться среди балок готических сводов, тонких и длинных, словно прожилки на листьях.

— Как здесь красиво! — прошептал завороженный Оливер, пока они шли по проходу между скамьями, на которых молились верующие. — Думаю, нам надо поговорить со священником.

— В этом нет никакой необходимости, — тем же тоном ответил Александр, не отрываясь глядя на пресвитерий^[73]. — Полагаю, нам не придется далеко идти в поисках Джея Джексона.

За решеткой, отделяющий неф от основного алтаря, они увидели служку. Судя по всему, в церкви недавно прошли похороны, потому что каменные плиты были усыпаны увядшими лепестками хризантем, которые парень убирал метлой.

Он был одет в красную сутану с кружевным стихарем^[74]. Несмотря на скрывающую пол-лица челку, было очевидным его мрачное настроение.

Александр и Оливер пошли дальше по нефу, Лайнел же остановился в задумчивости. Мальчик не поднял головы, пока профессор не остановился прямо перед ним у решетки.

— Прошу прощения за беспокойство, — тихо произнес он, — мы тут подумали, Вы, случайно, не Джей?

— Да, сэр, — в тон ему ответил парень, приостановив уборку. — Хотите поговорить со священником? Он сейчас в ризнице, но, думаю, что он вскоре…

— Нет, мы хотим поговорить вовсе не с твоим дядей, — продолжил Александр. — Мы хотели бы побеседовать именно с тобой по поводу того, что случилось в Ванделёре несколько недель назад, о гибели Джона Ривза. Насколько мы поняли, он был твоим другом, и вы оба плавали к «Персефоне». Я понимаю, что ты сейчас занят, но…

Светлые глаза Джея уставились на Александра, потом на Оливера, снова на Александра… Вдруг, парень бросил метлу и, не говоря ни слова, бросился бежать к вящему удивлению журналистов. Он перепрыгнул через решетку пресвитерия и понесся к выходу так, словно за ним гнался сам дьявол.

— Эй! — воскликнул Александр. Когда Джей пробегал мимо Оливера, тому удалось схватить парня за рукав, но удержать не смог. — Парень, вернись!

— Хэдли был прав: парень действительно напуган тем, что тогда произошло, — удивился Оливер.

Прихожане Св. Патрика удивленно обернулись, когда служка вихрем пронесся мимо них по проходу между скамьями. К счастью, до дверей он добежать не успел — ему оставались считанные шаги, когда он столкнулся с Лайнелом, который поспешил вмешаться, увидев, что происходит.

— Эй, куда это ты так торопишься? Где же ты сможешь находиться в большей безопасности, чем в святых стенах?

— Отпустите меня! — завопил Джей, пытаясь высвободиться из захвата Лайнела. — Мне не о чем с вами разговаривать! Я вас не знаю и знать не хочу!

— Прекрати выворачиваться, словно трусливая девчонка, — прикрикнул на него Лайнел, фиксируя руки за спиной с такой легкостью, будто парню было лет пять. — Сделай одолжение, успокойся и ответь на пару вопросов. Никто не собирается тебя критиковать за твое мародерство, во всяком случае, я — точно не буду.

— Я не виноват в том, что случилось с Джонни! Идея доплыть до корабля принадлежала именно ему! Мне было также страшно, как и Хэдли, но я не хотел этого показывать!

Тем временем, подоспели Александр и Оливер, а со стороны ризницы спешил кто-то еще, по-видимому, встревоженный учиненным беспорядком.

— Можно узнать, что здесь происходит? — это был приходской священник Св. Патрика, высокий и крупный мужчина с густыми волосами с проседью. — Оставьте в покое моего племянника, иначе я вызову полицию!

К этому моменты уже все прихожане смотрели в их сторону. Лайнел нехотя отпустил Джея, который, вдруг, оробел и стоял, словно марионетка без нитей.

— Умоляю простить нас, отец Джексон, — извинился Александр. Священник удивился, что незнакомец знал его имя. — Мы и предположить не могли, что наше желание задать пару вопросов вашему племяннику могут так его напугать.

— Кто вы? — поинтересовался священник. — И откуда вы его знаете?

— Мы — журналисты, и остановились в Ванделёре, чтобы заняться одним расследованием. Мы пытаемся выяснить, что случилось с другом Джея.

— Вы про бедолагу Джона Ривза? Опять? Парень уже рассказал полиции все, что знал, и они пообещали больше его не беспокоить, пока он находится под моей крышей, — не переставая говорить, отец Джексон привлек к себе съежившегося, как пичуга, племянника. — Неужели вы не видите, что он до сих пор в шоке от случившегося? Вы действительно хотите снова оживить то, через что он прошел ради какой-то поганой статьи?

— Отец Джексон, я вас уверяю, что вы ошибаетесь насчет нас. Наша газета не занимается скандальной хроникой, — «Сколько раз нам приходилось это повторять?», подумал про себя Александр и продолжил: — Мы занимаемся паранормальными явлениями и новыми науками, которые их изучают.

Судя по тому, как дернулся глаз у священника, они не могли оскорбить его больше, даже если бы произнесли слово «колдовство» в стенах его прихода. Джей, напротив, с любопытством переводил взгляд с одного на другого.

— Последнее, что мы собираемся делать, так это пугать Вашего племянника, — добавил Оливер, которому становилось жаль парня. — Очевидно, что Вы пытаетесь ему помочь, и никто не мог бы сделать это лучше, чем член семьи… но, возможно, ему будет спокойнее, если он будет знать, что мы тоже разделяем ваши волнения.

— Очень любезно с Вашей стороны, но Джей не нуждается в дополнительной помощи. У него есть дядя, который позаботится о его физическом состоянии, и Господь, который позаботится о его душе, этого более чем достаточно…

— А вы правда занимаетесь изучением паранормального? — вдруг, удивив их, спросил Джей. — Вы правда можете разговаривать с призраками?

— Не совсем так, как это делают медиумы, — пояснил ему Александр, — но у нас действительно есть опыт в делах, подобных «Персефоне» и ее экипажу. Мы уже занимались похожими случаями и знаем, что и как надо делать в подобных делах.

— Значит… вы не думаете, что случившееся с Джонни — моя вина?

Только теперь парень, казалось, осмелился дышать, и кровь вновь забурлила по его венам. А вот его дядя по-прежнему негодовал.

— Послушайте, я ничего не знаю об упомянутых вами новых науках, но, по-моему, дом Господа нашего не самое подходящее место, для обсуждения подобных тем. Вы не можете являться в мою церковь со своими историями про привидения и рассчитывать, что я поверю вам, учитывая, что своим поведением вы отвлекаете моих прихожан от молитв! Это совершенно неприемлемо!

— Да ладно вам, они совершенно не против небольшого развлечения для разнообразия, — усмехнулся Лайнел, глядя как две старушки перешептываются, глядя на них.

Отец Джексон возмущенно выдохнул. Он бросил строгий взгляд на старушек, заставив их вернуться к молитвам, Джей же, тем временем, продолжил расспросы:

— Дядя, может, я все-таки поговорю с ними о том, что тогда случилось…

— Только не говори мне, что ты снова собираешься рассказать ту историю! — удивился священник. — Я думал, ты решил раз и навсегда забыть об этом!

— Разумеется, именно этого я и хочу, — признал Джей, — но до сих пор я еще ни разу не говорил с кем-то, кто готов мне поверить. Все вокруг, полиция, даже ты… все думают, что смерть Джонни так потрясла меня, что я начал выдумывать невероятные вещи. Если то, что они говорят — правда, то для меня это будет большим облегчением, так как со мной… не произойдет того же самого, что и с моим другом.

— Я убежден, что этого не случится, — успокоил его Александр, положив руку мальчику на плечо. — Но твой дядя прав, говоря, что церковь — не лучшее место для обсуждения подобных тем. Где бы мы могли присесть и спокойно пообщаться?

— Полагаю, мне ничего не остается как проводить вас в ризницу, — проворчал священник, — хотя мне, по-прежнему, все это не нравится. Идите за мной…

Он развернулся и пошел в том же направлении, откуда и пришел, Джей вместе с англичанами последовал за ним. Святой отец толкнул дверь справа от пресвитерия и, проведя всех по узкому коридору, показал маленькую комнатку в задней части церкви. Священнослужитель, не меняя недовольного выражения лица, предложил им ирландского чая и ушел, чтобы снова приступить к своим обязанностям, наказав Джею, чтобы тот позвал его в случае чего.

— Прошу прощения за то, что попытался от вас сбежать, — пробормотал парень, когда они остались одни. Он почти утонул в одном из кресел и едва осмеливался поднять голову. — Услышав вас, я испугался, что меня снова заберут в полицейский участок. А я больше никогда не хочу туда возвращаться.

— Тебе не за что извиняться, — улыбнулся Александр, кладя хорошую порцию сахара в чашку мальчика. — Это мы не совсем корректно подошли к тебе. Но, как мы уже говорили, мы пришли в ваш приход не для того, чтобы напугать тебя еще больше. Этим утром мы разговаривали с твоим приятелем по имени Хэдли, который дружил и с Ривзом и, похоже, он тоже находился неподалеку, когда вы решили сплавать к «Персефоне».

— Хэдли все еще в Ванделёре? — удивился парень. — Я думал, он уйдет жить в какое-нибудь другое место, как и я. Наверное, он храбрее, чем я думал.

— А может, ему не повезло так, как тебе, — вставил слово Оливер. — Я уверен, что он многое бы отдал, чтобы как и ты, иметь родственника, который мог бы о нем позаботиться.

Джей засмущался еще больше и принялся пить свой чай, в то время как остальные терпеливо ждали, когда он будет готов начать свой рассказ. Все совпадало с тем, что говорил им Хэдли: парень объяснил, что все трое пытались подзаработать на том, что они вылавливали из Миссисипи с помощью лодки, которую Джей когда-то нашел на берегу реки. Рассказал, что они с Джоном Ривзом решили понырять у «Персефоны» за день до его смерти, и что корабль выглядел, словно обросший водорослями деревянный труп. Но когда повествование дошло до момента обнаружения тела Джона на следующее утро, голос парня стал еле слышен.

— Мы с Хэдли договорились встретиться пораньше у пирса Ванделёра, чтобы вместе пойти домой к Джонни. Его хижина была совсем рядом оттуда, так что дорога заняла даже меньше пяти минут… но, когда мы пришли, он лежал на кровати с широко открытыми глазами, глядящими в потолок, и холодный, словно глыба льда. Хэдли побежал в деревню за помощью, а мне пришлось остаться там с Джонни до их возвращения. Я знаю, что вы наверняка привыкли к мертвецам, — Джей посмотрел на англичан, — но я… я еще ни разу не видел ни одного. Я до сих пор вспоминаю каждую деталь, когда ложусь спать: вода повсюду, и перепачканная глиной одежда Джонни, его лицо, которое…

— В хижине была вода? — удивился Лайнел. — Теперь я понимаю,почему Хэдли верит, что это Миссисипи покончила с Ривзом за то, что тот посягнул на ее собственности.

— Я не думаю, что это была река, — прошептал юноша, — это были моряки с «Персефоны». Эти лужи … наверное, это они нанесли в хижину речного ила, когда вышли из воды с телом Джонни.

— Ты считаешь, что его убили духи? — спросил после паузы Александр. — Раз уж речь зашла о них — как они могли забрать из хижины то, что Ривз достал со дна реки?

— Я сам все время себя об этом спрашиваю, — признался парень. — Ведь предполагается, что привидения бестелесны и не могут брать вещи, верно?

— Думаешь, они могли бы взломать твое окно однажды ночью? — усмехнулся Лайнел.

— Нет, — поспешно ответил Джей, правда, голос его прозвучал не очень убедительно. — Но я не хочу рисковать, не хочу, чтобы со мной произошло тоже самое, что и с Джонни за то, что я слишком близко подобрался к кораблю. Ему не повезло, что в ту ночь он был слишком недалеко от реки, мне хотя бы удалось вернуться в Новый Орлеан, и теперь я ни за какие деньги не вернусь снова к Миссисипи. Как только достаточно повзрослею, то уеду отсюда, как можно дальше, — Джей поставил свою чашку на блюдце подрагивающей рукой и снова посмотрел на Александра. — Мой дядя говорит, что я должен молить Господа о прощении. Как вы думаете, то, что я совершил в тот день… обчистил затонувшее много лет назад судно… это может считаться смертным грехом? Думаете, мы с Джонни заслужили билет в преисподнюю, и теперь моряки с «Персефоны» хотят утащить нас за собой на дно в качестве наказания?

— Я так не думаю, — ухмыльнулся Лайнел, и Джей слегка успокоился. — Если бы воровство у усопших было смертным грехом, то я уже давно был бы в аду!

Оливер тоже усмехнулся, Александр же серьезно посмотрел на парня.

— У меня такое ощущение, — произнес он, наконец, — что этот страх связан не столько с тем, что произошло с Ривзом, сколько с тем, что может произойти с тобой самим. Есть ли что-то, что ты не рассказал ни Хэдли, ни полиции? И даже на исповеди твоему дяде?

Было очевидно, что он попал в точку: Джей снова побледнел.

— Я не совсем понимаю, о чем вы. Я рассказал вам все, что знал про…

— Хорошо, спрошу по-другому: не сделал ли ты что-нибудь, возможно, совсем незначительное, что экипаж «Персефоны» может воспринять как посягательство с твоей стороны, как это случилось с Ривзом?

Джей так шумно сглотнул, что это услышали все присутствующие. Он вдруг снова превратился в маленького испуганного птенца, съежившегося в своем кресле.

— Вы должны меня понять. Я никогда не хотел идти по стопам моего дяди. Он хороший человек, но я не хочу учиться в семинарии, не хочу каждый день служить мессы…

— А кому этого хочется? — вставил слово Лайнел. — Но не увиливай от ответа. Давай уже, рассказывай.

— Мне… нужны были деньги. Мне они и сейчас нужны, чтобы иметь возможность самому выбрать свою судьбу, — Джей помолчал и тихо продолжил: — Я кое-что нашел среди обломков «Персефоны». Нечто, не имеющее отношение к разбитой посуде или жестянкам с чаем. Джонни этого не видел, я всегда нырял лучше него и смог проникнуть туда, куда не осмелился приблизиться он. Поначалу я хотел рассказать все ему и Хэдли…

— Но ты понял, что больше никогда тебе не представится возможность так быстро заработать хорошую сумму, — догадался Лайнел. — Полагаю, все мы когда-то так начинали.

— И что же это было? — с любопытством спросил Оливер. — Что-то ценное?

Вместо ответа Джей приподнял сутану служки, чтобы достать что-то из кармана штанов. Поколебавшись немного, он протянул предмет Александру.

— Все это время я носил это с собой. Когда Джонни обнаружили мертвым, я испугался, что со мной может произойти тоже самое за то, что я составил себе нечто, принадлежавшее «Персефоне». Я решил вернуть найденное Миссисипи, но опасался, что оно затеряется и призраки моряков не смогут это найти. Я не хочу разгневать еще больше.

Александр не сразу распознал, что за предмет положил Джей ему на ладонь. Перевернув его, он понял, что это — карманные часы. Они были такие грязные, что очертания были еле различимы, а наросшие за прошедшие годы водоросли покрыли часы склизкой массой. Профессор присвистнул.

— Ничего себе, теперь я понимаю, почему ты так хотел оставить их себе. Это потрясающий артефакт.

— Они из серебра? — спросил Оливер у перехватившего часы Лайнела.

— По-моему, да, правда, они слишком грязные, чтобы сказать точно, — произнес Лайнел и поднес находку к свету, чтобы получше ее разглядеть. — Александр, не дашь мне свой платок?

Профессор достал платок из кармана жилета и был вынужден с недовольством наблюдать, как Лайнел превращал его в не подлежащую восстановлению грязную тряпку, пытаясь отодрать многолетнюю коросту.

— Они действительно из серебра, причем высокого качества. Я видел похожие на Лондонских аукционах, и все они относились к периоду до Гражданской войны. Без сомнения, они с «Персефоны». — Лайнел взглянул на Джея: — Ты когда-нибудь пытался их открыть?

— Нет, — пробормотал парень, он явно даже и не думал об этом из страха перед возможной карой. — После того, что случилось с Джонни, я не посмею их открыть, даже если это принесет мне все богатства мира.

— Что ж, думаю, ты не против, если мы тебе поможем. У тебя нож есть?

Джей кивнул и вышел из ризницы в поисках ножа. Оливер и Александр подошли поближе к Лайнелу, чтобы получше рассмотреть часы. Грязь все сильнее пачкала пальцы, но Лайнел продолжал чистить, пока стеклянная крышка не стала вновь прозрачной, открывая взору застывшие сорок три года назад стрелки часов.

— На подобных карманных часах часто гравировали памятные надписи, — продолжал объяснять Лайнел. — Ну, вы знаете, все эти «Такому-то от его сотоварищей такого-то полка», «В честь ухода на пенсию того-то из такого-то госпиталя»… Может, это нам поможет продвинуться в расследовании.

— Думаю, мы ничего не теряем, если взглянем есть ли там что-нибудь, — добавил Оливер. — Впрочем, я, все-таки, не совсем понимаю какая нам от этого польза. Чем нам может помочь памятная надпись?

— Если нам немного повезет, то мы узнаем имя одного из убийц Ривза.

В коридоре послышались шаги и появился Джей с ножом в руке. Он передал его Лайнелу и остался наблюдать широко раскрытыми глазами как острие ножа проникает под крышку часов, украшенную выгравированной виноградной лозой. Наконец, крышка открылась.

— Готово, — провозгласил Лайнел, возвращая мальчику нож. — Взгляните, вода не проникла внутрь. Все осталось сухим, словно часы только что покинули магазин.

Александр взял часы и убедился, что они действительно не намокли. Его внимание привлекла скрытая крышкой надпись:

Pour Charles Édouard Delorme avec amour de son père Jacques 1 juillet 1860^[75]

А ниже, еще более мелкими буквами:

Plonger au fond du gouffre, Enfer ou Ciel, qu’importe?

Au fond de l’Inconnu pour trouver du nouveau!

— Бодлер, — пробормотал Оливер, когда пришла его очередь изучить надпись. — Это последние строки из «Цветов зла» Бодлера^[76]. Очень подходят тому, кто посвятил свою жизнь морю.

— Да, и закончил свою жизнь именно так, как написано в поэме, — согласился Александр. — «И бездна нас влечет. Ад, Рай — не все равно ли? Мы новый мир найдем в безвестной глубине!». Кто знает, в каком именно из этих двух мест находится сейчас владелец этих часов?

— Будучи членом команды «Персефоны», он, скорее всего, застрял между обоими, высказался Лайнел. — Шарль Эдуард Делорме, кто же он?

— Понятия не имею, — признал Оливер. — Однозначно можно сказать только одно — он французский моряк. Полагаю, что его отец, Жак Делорме, подарил ему эти часы перед первым плаванием.

Во время разговора, Александр вертел в руках часы. Стрелки, которые явил свету Лайнел, показывали 10:30, а Оливер говорил, что согласно газетам того времени, «Персефона» затонула ночью 10 апреля 1862 года. Кто знает, возможно, это и есть точное время, когда Миссисипи поглотила всех, и корабль, и экипаж, не оставив от них и следа?

Глава 17

Из прихода Св. Патрика они ушли только через час, и, уходя, Александр нес в кармане часы Шарля Эдуарда Делорме. Он убедил Джея отдать ему часы в пользу расследования, впрочем, долго уговаривать парня не пришлось: тот был только рад, наконец, от их избавиться. В обмен на часы профессор вручил ему десятидолларовую банкноту и взял с подростка обещание не убегать больше из дома, пока не повзрослеет достаточно для того, чтобы распоряжаться своей судьбой. Джей дал слово выполнить свою часть обязательств и проводил их до дверей, улыбаясь, впервые с момента знакомства.

Покинув приход, Александр, Оливер и Лайнел не спеша двинулись по Кэмп-стрит, обсуждая полученную от Джея информацию.

— Нам пришлось буквально клещами вытаскивать из него каждое слово, — сказал Лайнел, — но я рад, что пташка в конце концов запела. Похоже, ему пришлось несладко.

— Думаю, что теперь дела в доме Джексона пойдут на лад, — кивнул Оливер и посмотрел на небо, которое постепенно приобретало угрожающий сизый цвет. — Что касается нас, то здесь нам больше делать нечего. Думаю, лучше вернуться в Ванделёр и расспросить тамошних жителей об этом Делорме, вдруг кто-то что-то о нем слышал.

— И толку нам от этого? — поинтересовался Лайнел. — Всем известно, что экипаж «Персефоны» затонул вместе с кораблем. С чего ты решил, что выжившие все-таки есть и среди них будет именно Делорме?

— Я имел ввиду не самого Шарля Эдуарда Делорме, а его потомков. Нет ничего странного в том, что они, возможно, продолжают жить в Ванделёре, как и до кораблекрушения.

— Если этот Шарль Эдуард Делорме действительно родом из Ванделёра, — предупредил его Лайнел. — Слишко много тут «если», Твист. То, что капитан Вестерлей жил на плантации своей супруги вовсе не означает, что и члены его команды тоже отсюда. Более того, Крис Гарланд рассказал нам, что хижины Ванделёра принадлежат потомкам бывших работников плантации. С чего ты решил, что капитан вдруг надумает нанять в матросы своих соседей, вместо того, чтобы…

Лайнел умолк на середине фразы. В этот момент они пересекали площадь Лафайетт, где уже не было танцующих и гуляющих пар, а музыканты торопились собрать свои партитуры опасаясь дождя. Взгляд Лайнела устремился к даме кружевным зонтиком в руке, в тон к черному шелковому платью, которая только что миновала одинокую скульптуру, украшающую центр площади.

— Разве у нее не болела голова? Как она может быть такой лгуньей?

— Даа, вот это сюрприз, — признал Александр. Все трое остановились, провожая взглядом мисс Стирлинг, которая пересекла площадь и направилась к Сент-Чарльз-авеню. — Полагаю, у нее есть личные причины для того, чтобы приехать в город одной, впрочем, все равно, выглядит это довольно подозрительно…

— Думаю, ты имел ввиду, «для того, чтобы снова нам солгать», — добавил Лайнел. — Уж не знаю почему, но меня это уже не удивляет. Сколько раз она доказала, что ей не следует доверять?

Пока они говорили, мисс Стирлинг затерялась в толпе идущих вдоль улицы прохожих. Лайнел поправил свою широкополую шляпу и заявил:

— Пойду-ка я, выясню, что она задумала. Встретимся позже в Ванделёре.

— Лайнел, оставь ее в покое, — предупреждающим тоном сказал Александр. — Ты же знаешь, что она будет не в восторге, заметив, что ты за ней следишь, а наше расследование и так идет черт знает как. Я не хочу, чтобы вы снова сталкивались лбами.

— Можно подумать, я впервые превращаюсь в ее тень. Не волнуйся за последствия, я знаю, как ее контролировать. На этот раз она меня не обманет.

Выражение лиц Оливера и Александра, с которым они проводили Лайнела, ясно говорило об их отношении к его хвастовству, но никто из друзей не стал возражать. Лайнел отделился от приятелей и влился в людской поток Сент-Чарльз-авеню, подобной Вавилону, где была слышна английская, французская и немецкая речь. Время от времени Лайнел видел всполохи черного платья то тут, то там, и мужчине пришлось прибавить шагу, чтобы не потерять его из виду.

На этот раз преследование длилось гораздо меньше. Буквально через десять минут мисс Стирлинг остановилась, сверилась с листком бумаги и вошла в здание на правой стороне улица. Лайнелу пришлось отойти немного назад, чтобы прочитать название учреждения: «Вестерн Юнион Телеграф». Он так удивился, что его чуть не сбил с ног ехавший по Сент-Чарльз-авеню трамвай. Лайнел поспешил вернуться на тротуар и задался вопросом о том, что же было такого срочного у мисс Стирлинг, что она предпочла это телеграфировать вместо того, чтобы воспользоваться обычной почтой. Стоя спрятавшись за одной из колонн, он задумался о возможном адресате данного послания, и это заставило его нахмуриться. Возможно, Александр прав, и надо, наконец, расставить все точки над i и выяснить, что она задумала на этот раз.

Пять минут спустя мисс Стирлинг снова вышла на улицу. Она как раз собиралась раскрыть зонтик, когда заметила Лайнела и чуть не упала от неожиданности.

— Поверить не могу, что Вы настолько бессовестны. Что Вы здесь делаете?

— По-моему, этот вопрос должен задать Вам я, — ответил Лайнел, засунув руки в карманы пиджака. — Если миссис Гарланд дала Вам что-то от головной боли, то это, должно быть, лучшее в мире лекарство. Разве Вы не говорили, что собираетесь прилечь?

— Я передумала, — неопределенно ответила мисс Стирлинг. — Разве я не имею на это права? Тем не менее, Вы-то что забыли на этой улице?

— У меня тоже есть право гулять тут сколько захочу, если в этом есть необходимость.

— Нет, если Вы здесь из-за меня. Вы снова преследуете меня, мистер Леннокс и прекрасно знаете, что я об этом думаю. Или Вы желаете, чтобы мы с Кармиллой Вам об этом напомнили?

Она быстро пошла по улице, и Лайнел поспешил за ней. Пока он ждал ее у здания почты, небо потемнело еще сильнее, и на мостовую начали падать первые капли дождя.

— И кому же это Вы отправили такую важную телеграмму? Своему князю Константину?

— Если честно, то было послание членам моего личного мужского гарема. Я сообщила им, что, по всей видимости, дело «Персефоны» затянется надолго и будет лучше, если они приедут в Ванделёр. Я так требовательна в любви, что не могу прожить без них больше двух недель… Вы что о себе возомнили? — недовольно продолжила девушка. — Разумеется, телеграмма предназначена Его Королевскому Высочеству, правда, я не понимаю почему должна что-то объяснять. Я совершенно не обязана перед Вами отчитываться.

— Значит, вы по-прежнему в услужении этого сопляка с манией величия, — Лайнел недоверчиво покачал головой. — Я надеялся, что за эти два года Вы достаточно повзрослели, чтобы понять, что он всего лишь избалованный щенок, но, вижу, что ошибся. Вы так ослеплены его богатством, что не способны рассуждать здраво.

— И это мне говорит мужчина, который теряет голову, завидев пару грудей, — не глядя на него, ответила мисс Стирлинг. — К Вашему сведению, девятнадцать лет Его Королевского Высочества — это всего лишь цифра. Только услышав, как он говорит, можно понять насколько он зрел. Мои с ним отношений гораздо более близки, чем с любым другим придворным, и я очень хорошо знаю его. Знаю какой он… — мисс Стирлинг помедлила немного и добавила: — и каким он может стать.

— То, что он принадлежит династии Драгомираски, вовсе не означает, что он похож на своих предков, — настаивал Лайнел. Он заметил, как по лицу девушки промелькнула еле заметная тень, не имеющая никакого отношения к пробегающим по небу тучам. — Дети не всегда становятся копией своих родителей, особенно, если никогда не знали их лично. Я знаю, что для Вас князь Ласло был настоящим идолом, но…

— Что вы хотите этим сказать? — девушка замерла. — Что Вы имеете ввиду?

— Еще в первый раз, рассказывая о своем прежнем патроне, Вы упомянули, что он умер еще до рождения князя Константина. Я прекрасно помню все, что представляет для меня интерес. И то, с каким лицом Вы на меня сейчас смотрите, подтверждает мою теорию. Вы становитесь открытой книгой для меня.

Вместо ответа мисс Стирлинг возобновила свой шаг, на этот раз еще быстрее и чуть не сбила с ног продавца газет.

— Можно узнать какова же Ваша теория? — спросила она после затянувшейся паузы.

— Еще девочкой Вы были влюблены в князя Ласло и теперь пытаетесь его воскресить в лице сына, которому теперь служите. Вы лучше, чем кто-либо другой знаете, что короли не смешиваются с плебсом, но даже если было так, сомневаюсь, что князь Константин сильно похож на своего предка. Вы теряете время, пытаясь подменить преданностью счастье. Ваше собственное счастье.

— Да что Вы знаете о Драгомираски, и что знаете обо мне? — прошептала она, закрывая зонт. Дождь усиливался, и не было смысла пытаться защититься от него с помощью кружев. — Должна поблагодарить Вас за беспокойство о моем благополучии, но не думаю, что меня может учить преданности человек, который способен…

— Тихо, — перебил ее вдруг Лайнел и ухватил за руку, чтобы удержать на месте.

Он заметил, что кто-то наблюдает за ними с противоположной стороны тротуара, неподвижный силуэт среди толпы. Красная туника уже не была заляпана грязью, но ее обладательница по-прежнему выглядела так, словно принадлежала другому измерению. Мисс Стирлинг удивленно взглянула на Лайнела.

— Можно узнать, что происходит на этот раз? — спросила она и посмотрела в направлении его взгляда, но не увидела ничего, стоящего внимания по другую сторону улицы. — С какой стати Вы приказываете мне молчать, если все, что Вы после этого сделали, это застыли, как истукан?

— Эта девочка, там, напротив, — тихо промолвил Лайнел. — Я видел ее вчера вечером в Ванделёре. Она следила за нами, спрятавшись за одним из дубов на подходе к отелю. Я знаю, что это была именно она.

— Это та, что одета в какие-то красные лохмотья? Это всего лишь маленькая мулатка, по всей видимости, нищенка. Их полно в Новом Орлеане. Почему она привлекла Ваше…?

Не успела она договорить, как девочка бросилась бежать, пробираясь через толпу, Лайнел бросился за ней, схватив за руку мисс Стирлинг, увлекая ее за собой.

— Мистер Леннокс! — вскрикнула девушка, когда Лайнел дернул ее, потащив за собой через дорогу. Со стороны площади Лафайет двигался трамвай и Лайнел вместе с мисс Стирлинг проскочил прямо перед его носом. — Какого дьявола Вы сейчас творите? Вы с ума сошли?

— Эта девочка, — прерывисто сказал он, переводя дыхание, — следует за нами неспроста.

— Вы делали тоже самое со мной буквально несколько минут назад и, судя по всему, считаете, что имеете на это полное право, не так ли? — мисс Стирлинг ухватилась за зонт, когда они столкнулись с четверкой джентльменов и чуть не потеряли равновесие, но потом быстро побежали дальше. — Это же абсурд, бог ты мой, — продолжала бурчать она, — я уверена, что это всего лишь обычная карманница, которую привлекла наша манера одеваться.

— Вы и вправду думаете, что карманница решится последовать за нами из Ванделёра только ради того, чтобы обчистить наши карманы? Нет, здесь явно должно быть что-то еще. Ее наверняка кто-то подослал, чтобы выяснить наши планы. И я обязательно узнаю кто это.

Ноги девочки были гораздо короче, чем у них двоих, но она с такой легкостью просачивалась сквозь толпу, словна была соткана из дыма. Лайнел и мисс Стирлинг проследовали за ней по Сент-Чарльза-авеню так быстро, насколько смогли, среди набирающей силу грозы, которая уже гнула ветви деревьев, раскачивала тенты магазинов и время от времени освещала небо вспышками молний. Время от времени девочка оборачивалась и Лайнел, не переставая бежать, снова и снова удивлялся невероятному сочетанию смуглой кожи, светлых волос и голубых глаз.

— Она, словно призрак, — пробормотал он, огибая круглую площадь со статуей генерала-конфедерата, водруженной на колонну в центре. — Впрочем… меня утешает мысль о том, что Вы тоже ее видите.

— Будучи призраком, она была бы бестелесной, — почти задыхаясь, произнесла мисс Стирлинг, которая по-прежнему бежала держась за руку Лайнела. — Разве Вы не видите, что она держит в руках букет цветов?

Лайнел видел, что девочка крепко прижимала что-то к груди, словно боясь потерять, но не разглядел, что именно. Через несколько минут преследования (девочка все больше и больше отдалялась, но Лайнел не собирался позволить ей ускользнуть) они поняли, что попали в совершенно иной район. Маленькая мулатка завела их на почти пустынную улицу, на которой тут и там были разбросаны неоклассический усадьбы, окруженные пышными благоухающими садами, дающими защиту от дождя. Среди миртов и зарослей вьюна виднелись величественные греческие фронтоны, увитые бутонами колонны которых, казалось, были готовы обрушится в любой момент, задушенные растительностью, буйно разросшейся здесь явно еще задолго до Гражданской войны. Немногочисленные прохожие, прячущиеся под зонтами, были одеты гораздо более элегантно и, проходя мимо Лайнела и мисс Стирлинг, удивленно взирали на чужаков.

Они пробежали еще несколько минут, завернули за угол одной из усадеб и… обнаружили, что там никого нет. Девочка исчезла в пелене дождя словно ее никогда там и не было.

— Поверить не могу, — выругался, остановившись, Лайнел. — Мы гнались за ней через половину Нового Орлеана… не можем же мы вот так упустить ее буквально за секунду!

Мисс Стирлинг не могла ему ответить: она держалась за прутья решетки и пыталась восстановить дыхание, положив руку на грудь.

— Она же не могла протиснуться вот здесь, верно? — Лайнел подошел к девушке, чтобы рассмотреть прутья. — Нет, это невозможно, здесь слишком узко, чтобы она могла пролезть.

— Если она родом из Нового Орлеана, то должна знать тысячу и один уголок, чтобы спрятаться до тех пор, пока мы не уйдем, — ответила мисс Стирлинг с пылающими щеками. — Это самое абсурдное из того, что я делала за долгое время, и все по Вашей вине.

— Да ладно, только не говорите, что будете теперь держать на меня обиду за эту маленькую пробежку, — Лайнел взглянул на нее и ехидно ухмыльнулся. — Вообще-то, вам очень к лицу этот румянец и нехватка дыхания. Это заставляет меня представлять вас задыхающейся по совершенно иным причинам…

Мисс Стирлинг замахнулась на него зонтом и Лайнел с трудом увернулся от удара. Впрочем, она была обескуражена не меньше, чем он и оглядывалась по сторонам.

— Поначалу я подумала, что кто-то мог пустить ее в дом через вход для прислуги, но это явно основная улица и сюда выходят главные входы в дома, — высказалась она. — Вряд ли она проникла в чей-то сад.

— А если она вскочила в один из экипажей, завернув за угол?

— Но здесь нет ни одного, мистер Леннокс. Мы бы услышали отъезжающий экипаж, так как находились совсем рядом. А в таких районах нет темных переулков или тупиков, чтобы спрятаться.

Едва произнеся последние слова, она вдруг посмотрела на что-то и снова схватила Лайнела за руку, чтобы указать на это, меж прутьев решетки.

— Взгляните туда, — тихо сказала она. — Гретель^[77] оставила нам крошку хлеба.

Лайнел сразу понял, что она имела ввиду. Он медленно подошел, нагнулся и подобрал лепесток фиалки. Девочка уронила его в спешке. Подняв голову, Лайнел увидел в нескольких метрах еще один лепесток, а еще дальше — целый цветок, раздавленный маленькой босой ножкой.

— Должно быть, она только что тут была. Перебежала дорогу и побежала по другой стороне тротуара, пока не нашла укрытие, — Лайнел заметил, что в следующем квартале была еще одна решетка, но в отличие от предыдущей, та не была заперта на ключ. Металлическая дверь со скрипом покачивалась туда-сюда под порывами ветра. — Она должна быть сейчас в той усадьбе. Вот только я не понимаю, как кто-то мог оставить открытую дверь без присмотра.

— Это не усадьба, — пробормотала мисс Стирлинг. — Это…. нечто совсем иное…

Лишь подойдя поближе, Лайнел понял, что имела ввиду девушка. По другую сторону ограды тоже были деревья и мраморные фронтоны, вот только постройки, которые были едва различимы из-за дождя, не принадлежали миру живых. Маленькая мулатка нашла убежище в городе внутри города. В городе мертвых.

Глава 18

— «Лафайет», — прочитала мисс Стирлинг надпись из погнутых железных букв над входом на кладбище. — Кажется, площадь носит такое же название, верно?

— Видимо, оба места названы в честь какой-нибудь важной птицы, — ответил Лайнел, оглядываясь вокруг. — Александр рассказывал мне об этом кладбище, пока мы ехали в поезде. Он говорил, что оно расположено в самой престижной части Нового Орлеана, то ли Гарден-дистрикт, то ли Гарден-сквер, то ли еще что-то в таком духе, и что всех жителей этого района хоронят именно там. Это кладбище — для аристократов.

— По словам мистера Гарланда, именно здесь похоронена и Виола Ванделёр.

Не было необходимости добавлять что-то еще. Лайнел решительно прошел через ворота, мисс Стирлинг последовала за ним, наклонив вперед зонтик, чтобы черные розы хоть немного защитили от дождя. От ворот шла тропа, по обе стороны которой простиралось великое множество склепов, заслоняемых шепчущими на ветру ветвями деревьев. По пути они встретили несколько спешащих к выходу человек, но нигде не было и намека на красное пятно, которое могло бы навести их на след девочки. Тяжелые капли дождя безжалостно давили хрупкие цветы, расставленные в вазах у входов в склепы и одну за другой гасили, горевшие вдоль тропы свечи.

— Какое странное кладбище, — удивилась девушка, — здесь повсюду одни склепы.

— Александр мне разъяснил, что это из-за того, что большая часть Нового Орлеана расположена ниже уровня моря. Во время наводнений, регулярно обрушающихся на город, захороненные в землю гробы всплывали, и потом их находили за много миль отсюда. Членам семьи усопших было не очень-то приятно искать их и возвращать на место.

Мисс Стирлинг поморщилась от отвращения и хотела было ответить, но вдруг что-то привлекло ее внимание. Лайнел в нетерпении обернулся и произнес:

— Ну, что там на этот раз? Боитесь, что это может повториться прямо сейчас? Не волнуйтесь за мертвецов, необходима гораздо более мощная буря, чтобы вновь достать их из-под земли.

— Да не в этом дело, — ответила мисс Стирлинг. Лайнел посмотрел в направлении ее взгляда, но не увидел ничего интересного. Лишь затылок удалявшегося по тропе мужчины. — Мне показалось, что я узнала этого человека, — продолжила девушка, — видела его лишь пару мгновений, но…

— Вы даже в Новом Орлеане умудрились узнать всех и вся?

— Он не из Нового Орлеана, а из Нью-Йорка, если мне не изменяет память. Однажды мы пересеклись в компании, которую мой патрон три года назад приобрел на Вашингтон-сквер. Он был одним из самых опытных сотрудников. Не знала, что он перестал на него работать.

— Интересно знать почему, — с некоторым сарказмом отозвался Лайнел и снова взял мисс Стирлинг за руку, чтобы пойти дальше. — Я уверен, что следить за передвижениями Вашей свиты чрезвычайно интересно, но сейчас у нас есть гораздо более актуальные задачи. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что этой девочке от нас надо.

В этот момент он увидел двух могильщиков, которые водружали тяжелый мраморный крест на свежую могилу. Лайнел подошел и спросил, не видели ли они маленькую мулатку в красном. Те кивнули и указали направо. Они быстро пошли в указанном направлении среди склепов, пару раз свернули, перелезли через руины давно обвалившейся стены и…

— Я так и знал, — пробормотал Лайнел, шагнув по направлению к одному из пантеонов. — Я знал, что эта девочка имеет отношение к нашему расследованию.

Надпись, вырезанная у подножия креста, венчавшего очередную усыпальницу гласила «ВАНДЕЛЁР». Буквы повторяли изгиб арки, под которой находилась дверь, на которой отсутствовала решетка, в отличии от традиционных английских захоронений. Вход был выложен кирпичом. Мраморные плиты со временем обрушились, поэтому повсюду был виден кирпич, тем не менее, все еще можно было различить некоторые имена.

— Любопытно, что все надписи относятся к периоду после 1800 года, — заметил Лайнел.

— Возможно, первые Ванделёры были захоронены на фамильном кладбище близ плантации, как это было принято среди европейцев того времени. К тому же, по всей видимости, это кладбище относительно новое — здесь все довольно хорошо сохранилось.

— Только в данном случае, судя по словам Кристофера Гарланда, в живых не осталось ни одного Ванделёра, который мог бы привести в порядок захоронение, пока все не рухнуло окончательно.

— Может быть, но… кажется, все же, остался кто-то, кто их помнит…

С этими словами девушка присела на корточки, увидев что-то рядом со склепом. Лайнел подошел к ней и увидел, что в одной из стоящих по обеим сторонам входа ваз находился букет, намокших под дождем фиалок.

— Ваша маленькая подружка, — продолжала мисс Стирлинг, — должно быть, очень привязана к семье Ванделёров, если она способна пересечь полгорода ради того, чтобы принести им цветы.

— Быть такого не может. Сколько ей может быть лет? Десять, самое большее двенадцать. Какое она может иметь отношение к семье, последний член которой был похоронен почти полвека назад? В этом нет никакого смысла, разве что…

— … она пришла не по своей воле, а по чьей-нибудь просьбе. Кого-то старше нее, кто мог знать Ванделёров.

Мисс Стирлинг поднялась и провела пальцами по надгробиям.

— На этих плитах всего шесть имен. Самые старые — Джордж и Мари-Клэр Ванделёр, оба умерли одновременно в 1853 году. По всей видимости, они были супругами. Далее следуют имена следующего поколения…. — она замерла, проведя указательным пальцем по надписи. — Вы только посмотрите на это: «Их дети Филипп, Виола и Мюриэль». У них было трое детей, а не только дочь! А вот тут, чуть ниже, находится…

— «Зять Уильям Вестерлей, упокой, Господи, его душу,» — закончил за нее Лайнел.

Было очень странно пересечь океан ради истории капитана Вестерлея и его команды и стоять здесь, где покоится теперь его пустой гроб. По другую сторону надгробной плиты находился обитый шелком ящик, который хранил в себе больше вопросов, чем ответов, в то время как тело корсара разлагалось в саване из ила на дне Миссисипи. Здесь же покоились почерневшие кости Виолы, укрывающие пепел существа, которое так и не появилось на свет. Лайнел тоже подошел и провел рукой по ее имени, под которым были указаны даты рождения и смерти: 1837–1862 гг. Кто же взял на себя труд позаботиться обо всем этом после того, как плантация превратилась в погребальный костер? Сделал ли это тот же человек, который прислал на кладбище девочку с цветами?

Пока они молча стояли перед склепом, поднялся ветер, и стена дождя стала еще плотнее. Наконец, мисс Стирлинг промолвила:

— Что ж, очевидно, что здесь нам делать больше нечего. Даже если девочка была здесь, мы дали ей отличную возможность добраться до выхода, пока разглядывали захоронение. Думаю, нам стоит последовать ее примеру, пока дождь не стал еще сильнее.

— Вы хотите чтобы мы вернулись в такую бурю? — спросил Лайнел, перекрикивая шум ветра. — Может, лучше немного переждать?

— И где же мы будем пережидать? Вы видели здесь какую-нибудь часовню?

Вместо ответа Лайнел указал на что-то за ее спиной. Мисс Стирлинг обернулась и увидела буквально в двух шагах от усыпальницы Ванделёров еще один склеп с полностью обвалившейся фронтальной стеной.

— Нет, ни за что! Я не собираюсь лезть в заброшенный склеп!

— Оставьте это жеманничанье для другого случая, — ответил Лайнел, направляя ее в сторону склепа. — Что угодно будет лучше, чем такая непогода.

Тропа превратилась в мини-болото. Дождь лил так, что девушке ничего не оставалось, как проследовать за Лайнелом к полуразрушенному пантеону, придерживая одной рукой шляпу, а другой — намокшее платье. Лайнел огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого не было. По всей видимости ушли все, включая могильщиков.

«До закрытия еще осталась пара часов, — подумал он и взглянул на небо, такое темное, что казалось будто уже наступила ночь. — У нас еще будет время уйти отсюда, если, конечно, к тому времени кладбище не смоет в Миссисипи».

— Боже мой, мы выглядим просто ужасно, — пожаловалась мисс Стирлинг. Она сняла шляпу и провела рукой по сложной прическе, в которой сверкали капли дождя. — Даже думать не хочу о том, что бы сейчас сказала обо мне мисс Куиллс. Наверное, я выгляжу сейчас, как истинная суфражистка. Она даже могла бы мной гордиться!

— Сильно в этом сомневаюсь, — улыбнулся Лайнел, не сводя с нее глаз. — Скорее всего, она примется выяснять, чем же мы занимались столько времени наедине.

— Осмотром достопримечательностей Нового Орлеана. Чем еще могут заниматься в такой день двое, каждый из которых просто невероятно счастлив от возможности провести вместе каждую минуту своей жизни?

— Вы совершенно правы. Осмотр достопримечательностей — это самое романтичное занятие в мире. К счастью, здесь нет трупов, — Лайнел указал на расположенные рядком горизонтальные ниши вдоль продольных стен пантеона, в которых не было ничего, кроме пары обломков деревянного гроба. — На этот раз вам не на что жаловаться: я вел себя как истинный джентльмен и нашел для Вас самый изысканный уголков во всем городе.

Мисс Стирлинг рассмеялась, прислонившись спиной к одной из ниш.

— Вы не совсем правильно меня поняли, мистер Леннокс. Я опасаюсь вовсе не мертвецов, а грязи, которой тут полно. Напоминаю, что наша первая встреча произошла как раз-таки в некрополисе. Так что нам давно следовало бы к этому привыкнуть.

— Какое многообещающее начало, — согласился Лайнел, облокачиваясь на противоположную стену. Склеп был такой узкий, что между ними почти не было свободного места и ноги Лайнела оказались окутанными складками платья девушки. — В последнее время вокруг нас было столько народу, что никак не получалось спросить, как вам удалось выследить меня в Египте. Атаковав меня в Долине цариц, вы явно прекрасно знали кто я и что именно делал в гробнице…

— Разумеется, я знала, — улыбнулась мисс Стирлинг. Она положила шляпу в одну из пустующих ниш, а зонт поставила в углу. — К настоящему моменту вам прекрасно известно, что я отношусь к заданиям моего патрона очень серьезно. Все это время я жила в отеле «Луксор», который расположен прямо напротив вашего. Таким образом, я была отлично информирована о том, когда вы приходите и уходите.

— Ну, конечно, — присвистнул Лайнел. — Вы как всегда выбрали самый дорогой отель в округе. Вы не в силах отказаться от роскоши даже на время работы, верно?

— Вообще-то, Вы никогда не даете мне время и возможность насладиться ею сполна. Я потеряла счет ночам, проведенным на улице по Вашей вине, когда я следовала за Вами во всякие злачные местечки, которые Вам так нравятся. Что за проблемы у Вас были с исполнительницами танца живота?

— Как вы сказали? — воскликнул он. — Вы были рядом даже в такие… моменты?

— Разумеется, и Вы даже не представляете сколько у меня из-за вас было проблем. Все-таки египтяне не очень-то привыкли видеть женщин в подобных местах. К счастью, со мной всегда была парочка верных слуг.

— Что ж, если бы я знал, что Вы так страстно желали всегда быть со мной рядом, то отнесся бы к Вашим пожеланием с большим уважением. Я мог бы пригласить Вас в свою комнату что-нибудь выпить, например… — увидев, что она открыла рот, чтобы возразить, поспешил добавить: — Хотя, учитывая насколько я был беден по сравнению с Вами, то, скорее всего, именно Вы предпочли бы стать гостеприимной хозяйкой.

— Именно это я и хотела Вам сказать, — улыбаясь все больше, ответила мисс Стирлинг. — Получается, что теперь Вы способны читать мои мысли?

— А Вы никогда не слышали о том, что врагов необходимо держать еще ближе к себе, чем друзей? В последнее время я провожу с Вами столько времени, что сомневаюсь, сможете ли Вы меня еще чем-нибудь удивить. Я Вас уже предупреждал, что Вы для меня — открытая книга.

— Полагаю, Вы правы: макиавеллиевские^[78] умы функционируют в унисон. Я вспомнила, что хотела кое-что прояснить…

Во время разговора мисс Стирлинг отошла от стены, постепенно сокращая дистанцию между ней и Лайнелом. Мужчина от удивления широко раскрыл глаза, когда ее руки вдруг оказались на лацканах его пиджака.

— Ого… — смог вымолвить он, не сводя с девушки глаз. — Смею предположить, что это имеет некое отношение к роялю. Оказывается, Вы гораздо более злопамятны, чем я предполагал.

— Даже не думайте, что я могу просто выбросить из головы то, что тогда произошло. Вы и вправду не собираетесь признать, что вели себя со мной совершенно ненадлежащим образом?

— Я бы сказал, что это самое надлежащее из того, что я сделал в жизни. Можете мне не верить, но я до сих пор чувствую вкус того поцелуя. Это мое главное завоевание до настоящего момента.

— Как всегда одержимы желанием овладеть сокровищами, которые Вам не принадлежат, — выдохнула мисс Стирлинг, медленно проводя руками по лацканам вверх. Лайнел нервно сглотнул, когда девушка обвила руками его шею. — Думаю, Вы не совсем понимаете, что именно вывело меня из себя в том поцелуе, — продолжила она интимным шёпотом, — я еще в Ирландии предупреждала, что не люблю бороться за то, что желают другие, я просто забираю то, что мне нужно. Потому что я тоже создана не для того, чтобы брать…, а забирать.

Лайнел не успел что-либо ответить: девушка притянула его к себе и накрыла его рот поцелуем, который лишил его возможности дышать. Мужчина припал к ее телу, слишком ошарашенный, чтобы хоть как-то отреагировать. Руки мисс Стирлинг находились по обе стороны его шеи, чтобы не дать ему отпрянуть, впрочем, он и так не сделал бы этого, даже если бы на кону была его жизнь. Казалось, кровь его воспламенялась все больше с каждым движением этого рта, в котором он тонул все глубже. Губы целовали его в совершенно незнакомой для него манере, медленно и глубоко так, как никто и никогда его раньше не целовал. Поцелуй заставил его пошатнуться, по всему телу до самых кончиков пальцев пробежала дрожь. Как могло такое случиться, что происходящее стало самым чувственным опытом из всех, что он испытал за свою жизнь?

«Чтоб тебя…» — почти с яростью подумал Лайнел, грубо хватая девушку за бедра и прижимая к себе. Он забыл где они находятся, забыл о бушевавшей над Новым Орлеанам грозе и о покоящихся в нескольких метрах костях Ванделёров, забыл даже о ждущих его друзьях. Когда девушка, наконец, потихоньку отстранилась от него, и они оба одновременно открыли глаза, Лайнел был поражен своим отражением в ее зрачках: он увидел лицо мужчины, полностью захваченного страстным неутолимым желанием.

— Не понимаю, как Вы это сделали, — прошептал он прямо ей в рот. — Не понимаю, как Вы добились того, что я так сильно хочу Вас с того самого момента, как впервые увидел.

У мисс Стирлинг вырвался легкий, похожий на мурлыканье смешок, который лишь возбудил Лайнела еще больше. Мужчина не понимал, как он все еще может сопротивляться желанию уложить ее на стоящий у стены склепа алтарь и сделать ее, наконец, своей раз и навсегда.

— Неужели мужчину так легко ослепить похотью? Куда же делось все то, что я Вам сделала в Долине цариц? Как насчет Кармиллы, принцессы Мересаменти и украденного мной у Вас зеркала?

— А мне на это плевать, — вполголоса заверил ее Лайнел. — Ни один из Ваших пороков не заставит меня желать Вас меньше. Плевать, насколько Вы изворотливы, плевать, что Вы наслаждаетесь, заставляя меня страдать… Я хочу Вас больше, чем когда-либо желал женщину.

В отчаянии, он наклонился, чтобы снова завладеть ртом мисс Стирлинг, но она отстранилась прежде, чем он успел это сделать. Ее глаза искрились весельем.

— Это именно, что я хотела заставить Вас сказать, — прошептала она, делая шаг назад.

Обескураженный Лайнел открыл было рот, чтобы спросить, о чем это она, но уже и сам догадался, увидев, как мисс Стирлинг снова облокотилась о стену с триумфальной улыбкой.

— Это просто потрясающе — смотреть, как теряет над собой контроль такой человек, как Вы. Кажется, открытая книга все еще таит в себе пару глав, способных Вас удивить, мистер Леннокс…

— Какого дьявола Вы тут говорите? — Лайнел уставился на нее со все еще учащенным дыханием. — То есть получается, что для Вас это была всего лишь игра?

— Ой, да ладно, не стоит воспринимать все так серьезно. Я всего лишь хотела Вам продемонстрировать, что Вы знаете меня не так хорошо, как думаете. Но лучше мы обсудим это потом. Надо воспользоваться тем, что гроза поутихла, и уйти отсюда.

Сказав это, мисс Стирлинг надела шляпу, взяла зонт и собралась выйти из склепа, когда заметила, что Лайнел не собирался проследовать за ней. Обернувшись, она увидела, что он даже не сдвинулся с места.

— Не играй со мной, Стирлинг, — шепотом предупредил он ее. — Можешь использовать свои чары сколько угодно на любых других мужчинах, но не пытайся управлять мною, как тебе вздумается. Я не собираюсь быть марионеткой у женщины, которая сегодня говорит одно, а завтра другое.

— Вот только не надо быть таким мелодраматичным, — усмехнулась девушка. — Можешь не волноваться, в этом поцелуе было столько же чувств, сколько в том, который ты украл у меня.

Лайнел помолчал и, наконец, проговорил:

— Ты себе представить не можешь, что бы я отдал в обмен на то, чтобы это так и было…

Улыбка медленно сползала с лица мисс Стирлинг по мере того, как до нее доходил смысл его слов. Выражение веселья сменилось на изумление, но Лайнел вдруг почувствовал себя слишком уставшим, чтобы добавлять что-либо еще. Он вышел из склепа, даже не оглянувшись на девушку, желая как можно скорее покинуть место, где его мечты были растоптаны, словно фиалки в вазе, которую он, не удержавшись, пнул, проходя мимо склепа Ванделёров.

— Леннокс, — услышал он за спиной голос мисс Стирлинг. Она выбежала из склепа, пытаясь егодогнать. — Леннокс, подожди, пожалуйста!

— Полагаю, увидимся сегодня вечеров в Ванделёре. Счастливого пути.

— Нет, Леннокс, подожди. Я не хочу, чтобы мы расстались вот так! Послушай меня!

Но сжалившийся над Лайнелом дождь накрыл его шумным покрывалом воды, и позволил мужчине не услышать ее слова.

Глава 19

Хижина оказалась хибаркой из грубо сколоченных досок с единственным окном, за которое цеплялись страждущие побеги разросшейся болотной растительности. Земляной пол, заросшая лишайником крыша, стены, построенные из выловленной из реки древесины. Она выглядела словно игрушка, которую ребенок по имени Миссисипи сначала смастерил, а затем бросил на берегу, когда она ему наскучила. Но, как и все дети, Миссисипи оказалась капризной и однажды решила вернуть то, что ей принадлежит. Пароход, на котором Оливер и Александр вернулись из Нового Орлеана, прибыл в Ванделёр, когда уже стемнело, поэтому к хижине, в которой умер Джон Ривз, приятели пошли уже почти на ощупь.

— Оказывается, она расположена гораздо дальше от деревни, чем мы думали, — высказался Александр. — Никто из соседей не мог бы услышать его крики о помощи.

— Какое унылое место для встречи со смертью, — пробормотал Оливер. Он осторожно сделал пару шагов по земляному полу хижины и повернулся вокруг на каблуках, чтобы осмотреться. — То есть, конечно, любое место будет мрачным для подобного момента, даже дворец, но для Ривза последние мгновения жизни стали, должно быть, настоящим кошмаром. Как думаешь, что он увидел?

— Призрак моряка? Силуэт «Персефоны» посреди реки или выходящую из берегов, наполняющую водой его лачугу? — не очень убедительным тоном предположил профессор. — Если хочешь знать, что я думаю на самом деле, Оливер, то чем больше подробностей мы выясняем по этому делу, тем меньше я уверен в том, что мы сможем тут чем-то помочь. Последние годы мы не раз сталкивались со странными явлениями, но это… дает сто очков вперед любому из них.

Луна то и дело выглядывала через лазейки между тучами. Вокруг почти ничего не было видно, тем не менее, журналисты заметили, что полиция Нового Орлеана оставила место преступления в безупречном виде: не было и следа от грязи, про которую говорил Джей Джексон, не осталось ничего, принадлежавшего Джону Ривзу. Из мебели в хижине были лишь тюфяк в углу, пара подвешенных на стене деревянных ящиков, приспособленных для хранения вещей, и маленький стол с табуретом, которые наверняка были вытащены Ривзом из мусора. Оливер почувствовал укол горечи, подумав о том, какое жалкое существование был вынужден вести этот парень.

— А я еще считал, что моя комната в колледже была маленькой. Теперь мне почти стыдно за то, что я так часто смел мечтать о лучшей жизни.

— У тебя нет причин для этого, — похлопал друга по плечу Александр, когда они вышли из лачуги и направились обратно. — Все, что у тебя есть, ты достиг благодаря своему таланту и труду, Оливер. Хотя, конечно, должен признать, очень печально, что не все могут воплотить в жизнь свои мечты. Чего мог бы достичь Ривз, родившись в совершенно других условиях? Кто знает, может, и он мог бы стать писателем или ученым?

— Если бы он продолжил обчищать затонувшие корабли, то, скорее всего, стал бы археологом. Ты уверен, что никто из предков Лайнела не эмигрировал в Луизиану?

Профессор не удержался от усмешки. Они возвращались в Ванделёр в полной темноте, пытаясь не наступить в грязные лужи вдоль берега реки. В этом месте болото выиграла пространство у болота, дубы росли практически у кромки воды, а их толстые узловатые корни были похожи на покрытые лишайником щупальца какого-нибудь морского существа. Пока Александр и Оливер находились в хижине, дождь усилился и стена воды размывала очертания окружающих предметов. «Может, именно дождь заставил жителей Ванделёра поверить, что ни видят на реке контур „Персефоны“? — задумался профессор, отодвигая в сторону ветви ивы. — Может, на самом деле, они видели всего лишь силуэт совсем другого корабля?»

К тому времени, как англичане прибыли обратно к постоялому двору, они вымокли так, что Кристофер Гарланд с сыном не удержались от смеха. Они стояли, опершись локтями на перила крыльца, чтобы освежиться немного после целого дня работы.

— Святый Боже! Дааа уж, хороший же вы день выбрали, чтобы прогуляться по городу, — воскликнул мистер Гарланд. — Пойдемте, садитесь с нами за стол. Надеюсь, что, хотя бы поездка оказалась полезной для вашего расследования.

— Что ж, жаловаться нам не на что, — признал Александр, поднимаясь по ступенькам крыльца. — Вы очень помогли познакомив нас с Хэдли, мистер Гарланд.

— Я знал, что Хэдли вам пригодится. Он, конечно, не самый образованный, но человек хороший, а это важнее. Прежде, чем вы сядете, мистер Сандерс, — Гарданд повернулся и обратился к Оливеру, который как раз собирался сесть в одно из кресел качалок. — Кое-кто пришел с вами повидаться. Она была так расстроена, что вы в Новом Орлеане, что решила подождать вашего возвращения, так что я предложил ей расположиться в нашей гостиной.

— Меня кто-то ждет? — удивленно спросил Оливер. — Кто же это?

— Боюсь, не имею ни малейшего понятия, — извинился Гарланд, пожимая плечами. — Но, судя по кружевной вуали, это какая-то знатная дама.

— И пришла она из отеля, — добавил Кристиан. — Думаю, это одна из приглашенных на свадьбу.

Он указал в сторону созвездия огней по ту сторону ограды старой плантации. Из-за дождя они дрожали, словно светлячки. Оливер взглянул на Александра, который выглядел не менее удивленным, молча открыл дверь в гостиницу и вошел. Внутри, как и всегда, все было в дыму, а столики переполнены играющими в карты посетителями. Оливер поднялся по лестнице на второй этаж, выжимая по дороге дождевую воду из своих волос, и, поколебавшись одно мгновение, бесшумно открыл дверь в гостиную.

Поначалу, мерцающий свет от разожженного миссис Гарланд камина не позволял что-либо разглядеть. Но, в конце концов, взгляд Оливера увидел кого-то, сидящего у огня, потирающего от волнения длинные бледные пальцы рук. Мужчина прокашлялся, прочищая горло, человек у камина обернулся и мужчина убедился, что это действительно женщина, облаченная в элегантное платье гранатового цвета, украшенное драгоценными камнями. Поверх платья на плечи было накинуто пальто.

— Я… эээ… мистер Гарланд передал, что вы меня ждете, — начал Оливер. Лицо женщины было скрыто вуалью, тем не менее, было заметно, что она пристально смотрит на Оливера. — Я не уверен, что мы знакомы…

— Ошибаетесь, мистер Сандерс. Мы не раз встречались за последнее время, но мне ни разу не удавалось поговорить с вами наедине.

Когда дама подняла вуаль, Оливер застыл от изумления. Отблеск камина осветил белоснежную кожу, рыжевато-каштановые волосы и глаза, всегда казавшиеся ему самыми грустными в мире.

— Леди Сильверстоун! — воскликнул Оливер, склоняя голову перед дамой. — Надо же, какой невероятный сюрприз! Не ожидал увидеть вас так скоро. Как вы узнали, что мы с друзьями остановились именно здесь?

— Сегодня в отеле побывала мисс Куиллс и, пока мы пили чай вместе с моей дочерью, поведала, что вы расположились на деревенском постоялом дворе, — тихо ответила леди Сильверстоун. — Я знаю, что с моей стороны очень невежливо явиться вот так, но…

— Прошу вас, не стоит беспокоиться. Для нас ваш визит — большая честь.

Помолчав немного, Оливер подошел поближе, чтобы помочь снять промокшее пальто.

— Не желаете ли присесть и выпить чего-нибудь горячего? Если хотите, я попрошу миссис Гарланд принести что-то, чтобы вы могли укрыться, пока сохнет ваша одежда.

Леди Сильверстоун отрицательно покачала головой, не сводя глаз с Оливера. Было в ее взгляде нечто волнующее и Оливер, вдруг вспомнил слова Вероники и Лайнела на «Океанике» о том, что леди может беспокоиться о происходящем между ним и Лилиан. «Но вряд ли она пришла ради этого сюда…»

— Нас тоже дождь застал врасплох, — удалось ему вымолвить, преодолев смущение. — но, к счастью, профессор Куиллс и я успели сесть на пароход до начала грозы. Мы с друзьями ездили в Новый Орлеан, чтобы сделать некоторые изыскания, а я воспользовался случаем и отправил письма моей жене….

Женщина кивнула, но, похоже, думала при этом явно совсем о другом.

— Моя супруга — невероятная женщина, — продолжал Оливер. — Она — самое лучшее, что у меня есть. Вы не представляете, насколько я доволен своим браком. Надо быть сумасшедшим, чтобы обращать внимание на других женщин, какими прекрасными они бы ни были…

— Я чрезвычайно рада за вашу потрясающую семейную жизнь, мистер Сандерс, но я не для этого тайно покинула отель Ванделёр. Есть кое-что, о чем мне надо поговорить с вами как можно раньше. Нечто, тесно связывающее нас обоих.

Оливер умолк. Леди Сильверстоун сняла вуаль, открыв взору рубиновые серьги, которые носила всегда. Уложенные в сложную высокую прическу волосы также были украшены рубинами. Молодой человек впервые заметил несколько серебристых прядей и задумался, сколько же лет может быть этой женщине, которая могла быть прекрасна, если б только позволила себе улыбнуться.

— В наш последний вечер на «Океанике» Лили мне рассказала, что поведала вам о своей семье, — начала она, наконец, говорить.

— Это был очень поверхностный разговор, профессор Куиллс тоже был там, — поспешил ответить Оливер. — Леди Лилиан рассказала нам о своих сестрах и что они уже давно замужем за бизнесменами точно также, как, вскорости, выйдет замуж и она.

— И о своем брате, которого Лили никогда не знала, моем единственном сыне.

— Совершенно верно, — подтвердил Оливер. — Впрочем, в этом отношении она была очень немногословна. Она лишь сказала, что к сожалению, он родился мертвым и это стало страшным ударом для вас и вашего мужа.

— Не было никакой смерти, — еле слышным голосом прервала его леди Сильверстоун.

Оливер снова умолк. С каждым разом он приходил во все большее замешательство.

— Как вы сказали? — вымолвил он. — Что вы имеете ввиду? Леди Лилиан… Она сказала, что его похоронили в семейной часовне.

— Нет, — пробормотала леди Сильверстоун и она тряхнула головой так, что звякнули рубиновые серьги. — В тот день был захоронен пустой гроб. Это обман, с помощью которого мы хотели скрыть исчезновение ребенка, которого отняли у меня сразу после рождения.

Оливер удивленно посмотрел на нее. Женщина остановилась у столика на колесах, не сводя увлажненных слезами карих глаз с молодого человека. В этот момент он понял: несчастная женщина была настолько раздавлена произошедшим, что так и не пришла в себя. Именно поэтому она всегда выглядела немного не от мира сего, поэтому ее супруг всегда бдил, находясь рядом с ней, чтобы уберечь жену от срыва или от выдумывания необоснованных надежд как сейчас.

— Я знала, что это будет сложно, — шепотом продолжала дама, — но даже не думала насколько. Полагаю, вы считаете меня не более, чем истеричкой.

— Умоляю, не говорите так. Не имеет никакого значения, что я думаю.

— Имеет, мистер Сандерс, даже не представляете себе какое. Мне чрезвычайно важно ваше мнение. Настолько, что я готова рассказать вам правду.

— Правду…? — начал было говорить Оливер, но осекся, увидев, что леди Сильверстоун постепенно приближается к нему с остекленевшим взглядом, затем остановилась прямо перед ним и провела рукой по его правой щеке. Теперь он все понял и в душе у него все перевернулось. — Нет, — запротестовал он, отстраняясь, — нет, то, о чем вы думаете, не имеет никакого смысла. У вас разыгралось воображение.

— Еще никогда в моей жизни я ни в чем не была так уверена, — промолвила она. — Я знала это с того самого момента, как впервые увидела вас, хоть и пыталась выбросить все из головы.

— Леди Сильверстоун, возможно, вы плохо себя чувствуете из-за дождя. Позвольте мне известить Гарландов, чтобы они помогли мне с вами. Вам необходимо…

— Все, что мне необходимо, это, чтобы вы посмотрели мне в глаза и поняли, что я говорю правду! — почти выкрикнула леди Сильверстоун. Оливер остановился, а женщина, попытавшись взять себя в руки, продолжила чуть спокойнее. — Лили сказала мне, что, по словам профессора Куиллса, вы — сирота.

— Как и сотни других. Тысячи только в Англии. Не понимаю, что навело вас на мысль о том, что я, именно я, могу иметь какое-то отношение к вашему утраченному сыну.

— Вы — копия его отца, — ответила леди. — Вы похожи как две капли воды.

Прежде, чем Оливер смог прийти в себя от изумления, дверь открылась и вошла старая миссис Гарланд со свежевыглаженным бельем в руках. Увидев, что помешала, она притихла:

— Прошу прощения, — тихо сказала она, глядя на побледневшего Оливера и едва не теряющую сознание леди Сильверстоун. — Мне следовало постучать прежде, чем войти. Не волнуйтесь, я вернусь когда вы закончите.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — ответила леди Сильверстоун, продолжая смотреть прямо в глаза Оливеру. — Я… мне лучше вернуться в отель к остальным. Наверное, они голову ломают куда же я запропастилась, а хорошая мать не должна оставлять своих детей.

Она сказала это так, что у молодого человека сжалось сердце, но он был слишком ошеломлен, чтобы как-то среагировать. Леди Сильверстоун подхватила свое намокшее пальто с дивана и направилась к лестнице, опуская на лицо вуаль. Только тогда Оливер бросился за ней.

— Прошу вас, не уходите вот так, пожалуйста, — он осторожно тронул леди за плечо, чтобы она остановилась. — Мне очень жаль, леди Сильверстоун, я вовсе не хотел вас обидеть или заставить вас страдать. Но вы должны понять, что то, что вы сейчас сказали — просто абсурд. Абсолютно невозможно, чтобы я…

— Возможно, вы правы, — не глядя на него ответила женщина, но Оливер видел, что она не верит его словам. — Быть может я сошла с ума, как это любит повторять мой муж изо дня в день. Прошу прощения за беспокойство, мистер Сандерс.

— Подождите, — настаивал Оливер, вставая у нее на пути. — Разве я могу позволить вам уйти, прежде чем вы объясните почему пришли к такому заключению?

— Еще на корабле Лили сказала: «Невероятно, насколько мы с ним похожи, мама. Во время разговора с ним я не могла отделаться от ощущения, что общаюсь с близким другом, которого не видела очень давно,» — Леди Сильверстоун поправила вуаль на лице. — Разумеется, она ничего об этом не знает. Вся моя семья считает, что в той крохотной безымянной могиле, о которой вам рассказывала Лили, действительно покоится тело младенца. По-моему, нет смысла рассказывать ей о том, что произошло на самом деле.

Одной рукой она опиралась о балюстраду, а другой старалась поплотнее запахнуть воротник пальто. Видимо, она не хотела, чтобы посетители таверны заметили ее богато украшенное платье.

— Я должна уйти прямо сейчас, иначе мой супруг придет сюда вместе с нашими слугами, чтобы выяснить, почему я покинула торжество. Через пару дней, когда Лили уже будет замужем и все закончится… поговорим. Если вы действительно этого хотите.

Оливер кивнул головой, хотя все еще думал, что происходящее является лишь плодом воображения леди Сильверстоун. Женщина больше ничего не сказала: она повернулась к нему спиной и начала спускаться по лестнице такими неуверенными шагами, что, казалось, вот-вот упадет. К счастью, она благополучно достигла подножия лестницы. Оливеру оставалось лишь следовать за леди на почтительном расстоянии и наблюдать как она вышла на крыльцо, где Гарланды все еще беседовали с Александром.

— Это была леди Сильверстоун? — спросил профессор, когда Оливер остановился рядом с ним, не сводя глаз с безмолвного силуэта, направлявшегося в сторону отеля. — Что она хотела?

Друг не ответил. Александр удивленно приподнял бровь, заметив его нарастающую бледность.

— Оливер, ты в порядке? Что произошло между вами наверху? Что она хотела тебе рассказать?

— Ничего, что имело бы хоть какой-то смысл, — не своим голосом ответил молодой человек. — Она спутала меня с кем-то другим. Ничего, заслуживающего внимания.

— Да ладно, судя по выражению твоего лица, я бы сказал, что внимания оно заслуживает, даже более чем. Уж не знаю, чем могла выбить тебя из колеи эта женщина. Она всегда казалась мне немного не в себе.

— Я бы не сказал, что она не в себе. Она больна, причем даже больше, чем может себе вообразить лорд Сильверстоун. Ей необходима помощь, но я не знаю как ей помочь.

— Смотрите, возвращаются ваши друзья! — услышали они вдруг голос Гарланда-сына.

Чрезвычайно заинтригованный Александр все же посмотрел в сторону, которую указывал Гарланд. Действительно, у пирса только что пришвартовался пароход, прибывший из Нового Орлеана, и с него сошли две фигуры, которые легко было узнать, несмотря на расстояние, Лайнел быстро шагал по деревянному настилу, а мисс Стирлинг пыталась поспеть за ним с выражением лица, которого профессор никогда у нее не видел. Девушка была в явном смятении.

Пока Оливер беседовал с леди Сильверстоун, дождь немного стих, так что Александр с Оливером вышли с крыльца на улицу и направились по дороге навстречу друзьям.

— Привет, — буркнул Лайнел, — мы слегка задержались.

— Ничего страшного, мы тоже не скучали, — ответил профессор. — Сойдя с парохода, мы с Оливером прогулялись к хижине Ривза. Там особо не на что смотреть, но зато мы поняли почему Хэдли решил, что Миссисипи имеет отношение к смерти его друга. Река находится так близко, что вода вполне могла попасть в хижину. А вы что делали?

— Мы тоже кое-что изучали, хотя и в более зловещем месте, чем это. Слишком долго все объяснять, но, если кратко, то мы нашли кладбище, о котором ты нам рассказывал еще в поезде, «Лафайет». Просто идеальное место для такого дня, как сегодняшний.

— Мы нашли семейный склеп Ванделёров, — тихо добавила мисс Стирлинг. — Правда, он не очень-то нам помог. Он не используется вот уже сорок три года.

Александр удивился, заметив, что Лайнел изо всех сил старается не смотреть на девушку, которая делала тоже самое, не теряя при этом столь непривычного для нее выражения стыда на лице. Кажется, между ними произошло нечто, пока еще ускользающее от его понимания.

— А где Вероника? — спросил Лайнел, направляясь в сторону гостиницы.

— Наверное, все еще в отеле Ванделёр. Парень Гарландов сказал, что видел как она туда шла почти сразу после нашего отъезда. Наверное, решила просочиться туда под видом приглашенной, чтобы что-нибудь разузнать.

— Твоя племянница, пытающаяся сойти за аристократку? — спросил Лайнел. — Не смеши меня, Александр. Она скорее примется распространять пропаганду среди всех этих леди, чтобы сподвигнуть их присоединиться к женскому социально-политическому союзу суфражисток.

— Не могу исключить и такой возможности, — усмехнулся Александр и покачал головой. — Судя по всему, день оказался не таким продуктивным, как утро. Что ж, по крайней мере, у нас теперь есть часы Шарля Эдуарда Делорме, о которых мы можем расспросить жителей.

— Часы? — спросила мисс Стирлинг, вопросительно изогнув бровь. — О чем вы говорите?

— О визите, который мы нанесли в приход Святого Патрика прежде, чем Лайнел увидел как вы пересекаете площадь. Хэдли сделала нам большое одолжение, рассказав о приятеле Ривза. Тот рассказал нам свою версию происшествия и поведал о своих находках во время погружения к обломкам «Персефоны».

Профессор вытащил из кармана часы Делорме и передал их мисс Стирлинг. Так как дождь до сих пор не прекратился, им пришлось встать под навес пристани. Девушка остановилась под одним из качающихся на ветру фонарей и стала рассматривать часы, пытаясь поддеть крышку ногтем.

— «Au fond de l’Inconnu pour trouver du nouveau…» Что это значит? — она растерянно посмотрела на профессора. — Среди членов экипажа был француз?

— Именно это мы и собирались сегодня выяснить: вдруг в Ванделёре кто-то что-то про него знает. До сих пор нам было известно лишь имя капитана «Персефоны» и то, что после него наследников не осталось, но кто знает, может членов его команды не постигла та же участь. Конечно, это очень слабый след, но все же…

— Это было бы равносильно тому, если бы мы подняли корабль со дна, чтобы выяснить, что же тогда случилось, — заключила мисс Стирлинг. — Члены семей матросов могут сообщить было ли что-то странное до того, как «Персефона» отправилась в свое последнее плавание. Это просто замечательная идея, профессор.

Она перевернула часы, провела пальцем по циферблату. Лайнел наблюдал за ней с таким мрачным выражением лица, что Александр, воспользовавшись занятостью девушки, отвел Лайнела в сторону.

— Можно поинтересоваться, что происходит на этот раз? — шепотом спросил он.

— Сделай одолжение, не надо снова подозревать меня во всех грехах, — ответил Лайнел. — Вынужден признать, что вел себя как идиот. Я думал, что мы сможем понять друг друга, но теперь понял, что это абсолютно невозможно.

— Лайнел, что за ерунда. Не хотелось бы вмешиваться в твою личную жизнь, но я не понимаю, что такого ужасного могло произойти между вами, что ты на дух ее не выносишь? Когда мы были в Ирландии, тебя было от нее не оттащить.

— Когда мы были в Ирландии, я был еще большим идиотом, а она — великолепная актриса, сравнимая по таланту с Сарой Бернар. Но, к счастью, пелена с моих глаз спала раз и навсегда. Я не позволю ей мной манипулировать, — он взглянул на погруженного в свои мысли Оливера. — Что ж, по-крайней мере, этим вечером я не единственный, кто пребывает в ином измерении. Папаген скучает по своей Папагене?

— Оставь его в покое, — предупредил его Александр, видя что Оливер не собирается ничего объяснять. — Это день был странным для всех нас… так что я хочу, наконец, добраться до своей постели.

— Я тоже, хоть и в отдельной спальне, — пробормотал Оливер. — Вы себе не представляете, как бы я хотел оказаться сейчас в Оксфорде и поговорить с Эйлиш.

— Да уж, ты говорил нам об этом всего сотню раз. По-моему, тебе действительно следует…

Фразу Лайнел так и не закончил. Его слова заглушил раскат грома, сразу после которого раздался крик мисс Стирлинг, полный такого ужаса, что у мужчин чуть сердце не остановилось. Обернувшись в ее сторону, они застыли от изумления: из воды высунулись руки, чтобы схватить девушку за лодыжки и утащить ее в воды Миссисипи.

Глава 20

— Стирлинг! — заорал Лайнел, первым из всех выйдя из ступора, и бросился бежать к ней с вытаращенными от увиденного глазами. — Что это, черт возьми, такое?

Мисс Стирлинг ничком упала на деревянный настил причала, не переставая кричать от ужаса, пока покрытые илом руки тянули ее с силой, сравнимой с силой пяти мужчин. Девушка уронила часы и пыталась ухватиться руками за один из удерживающих навес столб, а трое англичан тянули ее за плечи в противоположную от кромки воды сторону. Отблеск фонаря не позволял хорошо рассмотреть появившийся из воды темный силуэт, но все же можно было различить, что это мужчина средних лет.

На мгновение мисс Стирлинг застыла, парализованная страхом, затем начала отбиваться ногами направо и налево, Лайнел пытался помочь, обхватив ее руками за талию. Когда стало очевидным, что никакие попытки сломить сопротивление напавшего не дают результата, мисс Стирлинг вытащила из кармана юбки пистолет с черепаховой рукояткой и прицелилась.

— Мисс Стирлинг, нет! — воскликнул Александр не переставая удерживать девушку. — При таком освещении не стоит…!

Грохот выстрела прервал его крик. Пуля прошила поверхность воды в нескольких сантиметрах от того места, где могла быть голова атакующего. Стиснув зубы мисс Стирлинг вцепилась одной рукой в Лайнела, в то время как другой стреляла снова и снова, пока не попала, наконец, в одну из схвативших ее рук.

— Я же сказал, не делайте этого! — снова воскликнул профессор, помогая ей встать. Она по-прежнему, прерывисто дыша, не мигая, смотрела во все глаза, а Лайнел крепко прижимал ее к своей груди. — Вы чуть не попали в собственную ногу!

— Александр, что это было? — еле дыша вымолвил Оливер, не сводя глаз с кромки деревянного настила пристани. — Как оно могло узнать, что мы…

— Стирлинг, нет! — услышали они вопль Лайнела, когда руки снова показались из воды.

На этот раз мисс Стирлинг не успела ни за что ухватиться. Рывок за ноги был таким быстрым, что девушка упала в бьющуюся об опоры пристани воду. Река сомкнулась над ее головой, заглушая крики о помощи. Лайнел, изрыгая проклятия, побежал к воде и, к удивлению друзей, прыгнул в бурную реку.

Вода оказалась гораздо холоднее, чем он думал. Открыв глаза он едва мог что-либо разглядеть вокруг, но благодаря неровному свету от фонаря, распадающемуся на поверхности воды на сотни кусочков самых разных оттенков зеленого цвета, ему, все-таки, удалось обнаружить мисс Стирлинг. Напавшее на нее существо тащило ее к середине реки, не обращая никакого внимания на сопротивление жертвы.

Лайнел поплыл изо всех сил, пытаясь их догнать. Увидев среди пузырей воздуха его лицо, мисс Стирлинг стала отбиваться еще сильнее. Ее руки нашли руки Лайнела, который потянул ее на себя, пытаясь высвободить из смертельных объятий неведомой твари. «Отпусти ее, проклятый сукин сын, — хотелось выкрикнуть Лайнелу, — или я покончу с тобой, если уж река до сих пор этого не сделала!»

В тот момент он был слишком занят мисс Стирлинг, чтобы размышлять о личности нападавшего. Не прекращая бороться с течением, Лайнел уперся ногой в плечо незнакомца и почувствовал, как у того что-то ломается внутри. Руки выпустили талию девушки и Лайнел помог ей плыть как можно быстрее к поверхности. Как только их головы высунулись из воды, по глазам резанул такой яркий свет, что Лайнел думал, что может ослепнуть. Александр стоял на том же месте, а вот Оливера и след простыл, скорее всего, он побежал за помощью в деревню.

— Боже мой! Вы в порядке? Что произошло там, внизу? Кто это был?

— Помоги ей выбраться, Александр, — еле выговорил Лайнел, не переставая кашлять. — Он может вернуться в любой момент и, если он это сделает, то мне хотелось бы оказаться подальше отсюда. Пожалуйста…

Профессор не стал заставлять себя упрашивать. Он подхватил смертельно побледневшую мисс Стирлинг и поставил ее на ноги рядом с собой. Когда он собрался проделать тоже самое с Лайнелом, существо из Миссисипи вернулось вновь. На этот раз оно схватило Лайнела и так грубо дернуло его за ноги, что, падая, Лайнел оцарапал руки об край платформы. Лайнел снова погрузился в реку, но на этот раз его удерживал не один, а сразу двое, судя по тому, что одна пара рук сомкнулась вокруг его шеи, а вторая тащила за ноги ко дну, как до этого мисс Стирлинг.

Он попытался ослабить хватку на своей шее, но у него ничего не вышло, при попытке освободить ноги его также постигла неудача. В отчаянии он начал бить ногами куда попало и почувствовал что-то мягкое — на этих костях явно было мясо. Человек, удерживавший Лайнела за ноги застыл на несколько секунд, и затем вонзил ему в бок острые как иглы когти. Он почувствовал, как в воду заструилась его кровь и все тело пронзила боль. Лайнел подумал было, что именно так он и умрет здесь, в водах Миссисипи, как вдруг напавшие на него существа остановились.

Что-то с плеском упало в воду и потихоньку опустилось на дно. Что-то круглое, блестящее, отражающее далекий свет фонаря. В тот же самый миг руки, сжимающее горло Лайнела разжались и исчезли в призрачной мгле речного дня, как и впившиеся в его бок когти. В одно мгновение Лайнел остался совершенно один. Двое мужчин исчезли так, словно растворились в воде, от часов Шарля Эдуарда Делорме тоже не осталось и следа.

Первое, что Лайнел услышал, всплыв на поверхность, это крик мисс Стирлинг, а затем говоривший что-то голос Александра, протягивающего руки, чтобы помочь выбраться из воды. Лайнел без сил рухнул на деревянный настил, чувствуя как воздух с шумом и болью вновь наполняет его легкие, вокруг столпилось множество людей. Скорее всего, это были призванные Оливером на помощь жители Ванделёра, так как Лайнел различил испуганный голос Гарланда. Он открыл глаза и с удивлением увидел прямо перед собой семь трепещущих родинок. Мисс Стирлинг обхватила его руками, пытаясь приподнять. Девушка с ног до головы была покрыта илом и водорослями.

— Пожалуйста, скажи, что ты в порядке, — очень тихо, но четко произнесла она. — В какой-то момент я подумала…

— Я цел, — все еще задыхаясь ответил Лайнел. — Меня всего лишь слегка приложили.

Когда мужчине удалось, наконец, сесть с помощью девушки, ему пришлось закусить губу, чтобы не застонать. Он чувствовал себя так, словно попал в самую жестокую переделку в своей жизни. Александр наклонился, чтобы подхватить его под вторую руку, и на пару с мисс Стирлинг им удалось поднять Лайнела на ноги.

— Я в порядке, правда, — продолжал он, желая чтобы его оставили, наконец, в покое. — Я видел, как они оба убрались отсюда, так что никакой опасности больше нет. Во всяком случае, этой ночью.

— Мистер Леннокс, кто были эти мужчины? — спросил Кристофер Гарланд. Рядом с ним находился мертвенно бледный Хэдли, который явно считал, что повторяется та же история, что приключилась с Джоном Ривзом. — Откуда они взялись? Мистер Сандерс сказал, что вы спокойно стояли и разговаривали на пристани, когда они появились ниоткуда и схватили мисс…

— Они хотели меня убить, — с трудом выговорила мисс Стирлинг. — Это было не похищение, они хотели утащить меня с собой на дно реки, на «Персефону»…

— Святая Мария, Матерь Божья, — пробормотал Хэдли и перекрестился.

По собравшейся толпе пронесся ропот голосов. Некоторые жители пришли с фонарями, которые теперь балансировали на ветру, окрашивая все вокруг в оранжевый цвет. Стоящий рядом с отцом Кристиан огромными глазами-блюдцами таращился на платформу, на мгновение превратившуюся в ведущие в ад врата.

— Надо известить полицию, — сказал один старик, — если эти бандиты облюбовали нашу деревню, то покоя нам теперь не будет.

— В любом случае, необходимо организовать патрулирование, — добавил Гарланд, беря на себя управление ситуацией. — Мы должны обследовать берег в группах по три-четыре человека, чтобы убедиться, что они не разбили лагерь на подходах к Ванделёру. К тому же надо привести тут все в порядок, — он кивнул в сторону раскуроченных досок, — пока тут не появились все эти аристократы, собирающиеся отправиться завтра к собору.

— К дьяволу аристократов, — воскликнула какая-то женщина, — Меня больше волнует то, что может произойти с нами. Эти несчастные молодые люди чуть не погибли! Вы только посмотрите на его рубашку! С ним могло случится самое страшное!

Александр и Оливер, не обратившие раньше внимания на состояние одежды Лайнела, услышав соседку, посмотрели на его рубашку и не удержались от возгласа. На жилете Лайнела появилось красное пятно и потихоньку расползалось по всему боку. Мисс Стирлинг в ужасе прикрыла рот рукой, сдерживая крик.

— Я уже сказал, что ничего страшного там нет, — запротестовал Лайнел, когда Гарланд наряду с его остальными стал настаивать на осмотре. — Они всего лишь вонзили в меня свои когти, когда я пытался высвободиться, но это просто царапина. Врач мне совершенно не нужен.

— Оставь браваду для другого случая, — оборвал его Александр, закидывая руку Лайнела себе на плечи, чтобы увести с причала. — Пойдем и убедимся прямо сейчас, что у тебя нет серьезных повреждений, а уже потом подумаем, что делать дальше.

— Не думаю, что нам стоит и дальше оставаться в вашем доме, мистер Гарланд, — смущенно проговорил Оливер. — Сами видите, что произошло по нашей вине, хоть у нас и в мыслях не было причинять вам беспокойство. Если эти незнакомцы вернуться…

— Если они это сделают, мы будем готовы встретиться с ними лицом к лицу, — воскликнул все тот же старик, остальные выразили согласие с его словами.

— Тем не менее, Оливер прав: для вас риск слишком велик, — согласился профессор. Гарланд внимательно его слушал. — Мы слишком злоупотребили вашим терпением. Будет лучше, если мы съедем, чтобы не создавать новых проблем для жителей деревни. Разумеется, мы продолжим наше исследование, но…

— Что случилось? — послышался вдруг знакомый голос. — Лайнел, что…?

Вероника шла со стороны постоялого двора, но увидев, что явно что-то случилось, а ее дядя с Оливером поддерживают с двух сторон Лайнела, застыла в изумлении. Она бросилась к своему другу, без слов отодвинув в сторону мисс Стирлинг. Увидев кровь, она вскрикнула.

— Вероника, я вовсе не собираюсь помирать, — терпеливо заверил ее Лайнел. — По сравнению с тем, чем мне приходилось сталкиваться в моей жизни, это — лишь комариный укус.

— Выделываешься, как всегда, даже при ранении. Сделай одолжение, закрой рот и позволь остальным тебе помочь. В последний раз, когда ты заверял меня в полной безопасности, из твоего плеча пришлось вытаскивать пулю. Да перестань ты уже вертеться, наконец.

Лайнел позволил себя увести, заметив напоследок, что мисс Стирлинг побледнела еще больше.

— Думаю, что эту ночь нам лучше провести в отеле, — продолжала говорить Вероника. — Мистер Гарланд, мы будем очень скучать по вашему дому, но в отеле гораздо безопаснее. А если нам придется навлечь на кого-то новые проблемы, то лучше, если это будет какой-нибудь толстосум, а не вы.

— Похоже, ничего другого нам не остается, — добавил Оливер. — Помимо всего прочего, это самое удаленное от реки здание.

Александр подумал, что будет трудновато явиться в роскошный отель в таком кошмарном состоянии, в котором пребывали Лайнел и мисс Стирлинг, но, к сожалению, особого выбора у них не было. Гарданд и остальные соседи проводили их до ворот и остались наблюдать через прутья решетки как они идут к отелю. Наконец, они дошли до стойки регистрации и Вероника объяснила ошарашенному служащему, что только что какие-то отъявленные негодяи напали на ее друзей, когда те сошли с Новоорлеанского парохода. История тронула сотрудника вполне достаточно для того, чтобы зарегистрировать новых постояльцев. Он выдал нам ключи от пяти номеров и приказал парочке портье сходить в дом Гарландов и принести вещи клиентов.

Путешественники быстро поднялись в номер Лайнела, окна которой находились как раз над парадным входом в здание. Несмотря на то, что они торопились поскорее осмотреть друга, все в изумлении застыли на пороге апартаментов. Помещение было почти таким же большим, как основной зал таверны, кровать из темных пород дерева гармонировала с остальной мебелью в южном стиле, пол застилал роскошный ковер. На столе стояли большая ваза с фруктами, бутылка шампанского и коробка конфет.

— Надо же, кажется, упомянуть имя Сильверстоунов при регистрации оказалось неплохой идеей, — заметил пораженный Александр. — Должно быть, служащие подумали, что мы — очередные приглашенные на свадьбу со стороны невесты и поэтому принимают нас как королей.

— Да нет, скорее всего, это из-за того, что они видели меня с Арчеров пару часов назад, — возразила Вероника, подталкивая Лайнела в сторону кровати, — и не хотели схлопотать нареканий с его стороны.

— Как ты сказала? — удивился Оливер, — Ты познакомилась с Реджинальдом Арчером младшим?

— Да, я удостоилась этой сомнительной чести, но сейчас нет времени, чтобы все вам рассказать. Я не успокоюсь, пока не удостоверюсь, что Лайнел вне опасности.

Не обращая внимания на протесты приятеля, девушка заставила его откинуться на подушки и расстегнуть пропитанные кровью жилет и рубашку. Обнажив торс пострадавшего, все присутствующие с облегчением увидели, что Лайнел был прав: на боку красовались хоть и устрашающие на вид, но все же лишь царапины. Когти таинственного агрессора оставили несколько широких борозд на теле, содрав лишь верхний слой кожи. Вероника смыла кровь с помощью полотенца, а Александр попросил прислугу принести что-нибудь для дезинфекции раны.

Мисс Стирлинг осталась стоять посреди комнаты, не сводя глаз с Лайнела. Хоть она и уверяла, что пребывает в полном порядке, вид у нее был довольно плачевный: прическа растрепалась, а платье превратилось в лохмотья.

— Как вы думаете, что это было? — осмелился, наконец, Оливер озвучить вопрос, мучивший всех присутствующих. — Кто на вас напал?

— Кто бы ни был, без сомнения, они обладают невероятной силой, — признал Лайнел. Вероника по-прежнему прижимала полотенце к его боку. — Причем, гораздо большей, чем я подумал сначала. Ты бы видел как они сжимали мне горло.

— Они не могут быть людьми из плоти и крови, — высказался профессор. — А если бы были, то как могли узнать о нашей поездке в приход Святого Патрика? Как узнали, что у нас есть часы, принадлежавшие одному из членов экипажа?

— Часы! — вспомнил Оливер. — В последний раз я их видел у вас в руках, мисс Стирлинг, но потом, из-за всех этих событий, я совершенно потерял их из виду. Где они сейчас?

— Я уронила их, когда те твари схватили меня во второй раз, — растерянно пробормотала мисс Стирлинг. — Мне жаль, что я оказалась столь невнимательной… но я не смогла вовремя среагировать. Потом, когда мистер Леннокс оказался на волосок от гибели, профессору Куиллсу пришло в голову бросить часы в реку. Как только они попали в воду, нападавшие отпустили Леннокса и исчезли вместе с часами.

— Поверить не могу, — сказал Оливер, глядя на Александра. — Получается, что Хэдли и Джей Джексон правы и Миссисипи атакует любого, кто смеет обворовать «Персефону»?

— Чисто технически, мы ничего не воровали, — уточнил Лайнел, все еще неподвижно лежавший в постели. — Вы и сами знаете как говорят — кто у вора сворует, тот на сто лет прощен будет.

— Так мы и правда не украли, — согласился профессор. — Мы купили эти часы у Джея Джексона на мои деньги. Мальчик действительно завладел тем, что принадлежало «Персефоне», но ему удалось спасти свою шкуру, уехав отсюда, в отличии от Джона Ривза. В любом случае, Оливер, на людей нападает не река. Это делают населяющие ее существа … вот только мы до сих пор точно не знаем, живые они или мертвые.

— Мы уже обсуждали это в ризнице, и, как мне показалось, пришли к выводу, что ни одна эктоплазма не может обладать достаточной плотностью для того, чтобы осуществлять физические атаки, — напомнил молодой человек. — И уж тем более, нанести раны или задушить кого-нибудь.

— Ну и что тогда это такое? — спросила Вероника, обращаясь к своему дяде. — В реке обитают призраки? Восставшие из мертвых? Болотные монстры?

— Не знаю, — признал профессор. — Все это выглядит довольно странно.

— Рада, что ты это заметил, а то я уже начинаю чувствовать себя атеисткой в окружении верующих. По сравнению с тем, чем вы занимались в Новом Орлеане, мои изыскания гораздо более прозаичнее, но, возможно, кое-какие факты о Ванделёрах вас заинтересуют.

Вероника встала с кровати и приоткрыла окна. От проникшего в комнату легкого бриза затрепетали сделанные в форме слезы подвески на хрустальной люстре. Девушка рассказала как убедила Арчера сопроводить ее на верхний этаж и об обнаружении коллекции портретов за диваном. Как она и предполагала, новость о том, что у Виолы Ванделёр была сестра Мюриэль и брат Филипп ошарашила Александра и Оливера. Лайнел и мисс Стирлинг, в свою очередь, подтвердили ее слова: именно эти имена значились на надгробных плитах усыпальницы. Когда Вероника закончила свой рассказ, воцарилась тишина. Затем, Александр задумчиво проговорил:

— Боюсь, эти новые факты заставляют совершенно по-другому взглянуть на дело. Получается, что все это время мы ошибались? Женщину, стоящую рядом с капитаном на фотографии и послужившую моделью для ростры, на самом деле звали… Мюриэль Ванделёр?

— У нас нет четких оснований это утверждать, — возразил Лайнел, приподнявшись немного на подушках. — Согласно той информации, которой мы обладаем на данный момент, мы лишь можем делать предположения. Что именно писали газеты, которые ты просматривал на «Океанике», Твист? Ты не помнишь, было ли там указано конкретное имя?

— Думаю, что нет, — не очень уверенно ответил Оливер. — В последний день плавания я вернулся в библиотеку, чтобы скопировать те статьи, так что я могу проверить свои записи, но, кажется, все, что там писали, это то, что девичья фамилия миссис Вестерлей была Ванделёр. А в статье, посвященной пожару на плантации в ночь гибели «Персефоны», говорилось, что в течение долгого времени плантацию преследовали неудачи, пока новая наследница, Виола, не взяла все в свои руки.

— Да, но все это вовсе не означает, что речь шла об одной и той же женщине, — вставила слово Вероника. — Это мы сами пришли к такому выводу.

— А раз женщины были очень похожи между собой, то это еще больше все усложняет. Думаешь, они были близнецами?

— Нет, дядюшка, Виола была старше года на четыре, судя по портретам. Там, где они изображены вместе с Филиппом, ей лет двадцать, примерно как мне, а Мюриэль выглядела почти подростком. На портрете они очень похожи, но сходство усиливалось за счет того, что одеты они были одинаково.

— А про Филиппа мы вообще ничего не знаем, — добавил Лайнел. — Никто о нем не упоминал.

— Видимо, он умер совсем молодым, раз газеты пишут, что Виола была единственной наследницей династии, иначе все владения перешли бы к единственному сыну Ванделёров.

— Сегодня мне удалось разглядеть даты на надгробиях, — вдруг произнесла мисс Стирлинг. — Их родители умерли в 1853 году, Филипп тремя годами позже, в 1856, а Мюриэль за год до гибели сестры, 1861 году.

— Что ж, это развеивает наши сомнения, — заключил профессор. — Если Мюриэль умерла за год до кораблекрушения и пожара на плантации, то замуж за капитана вышла Виола.

— А кто сказал, что супруга капитана не умерла раньше него?

— Арчер, — вдруг сказала Вероника. — Когда мы вошли в кладовку, он рассказал, что погибшую в огне Виолу Ванделёр нашли в старой библиотеке. Она обнимала живот, словно пыталась защитить ребенка в своем чреве. Хотя, если вспомнить насколько мало этого человека волнуют вещи, не имеющие отношения к его бизнесу, я не стала бы слишком доверять егоинформации.

— Фотография капитана Вестерлея с супругой, которую я вам показывала в Кодуэлл Касл, была датирована 1861 годом, — вспомнила мисс Стирлинг. — Возможно, это все-таки Мюриэль, которая умерла несколько месяцев после того, как был сделан снимок, если судить по дате на могиле. В этом случае, погибшая год спустя в огне Виола по отношению к капитану могла быть лишь свояченицей, сестрой его почившей супруги.

— Да, но от кого же она тогда ждала ребенка? — поинтересовался Оливер.

Дискуссию пришлось прервать, так как в номе вошел портье с тазиком для умывания и маленькой аптечкой в руках. Вероника принялась за дело: она вновь села в изголовье у Лайнела и стала обмывать рану водой и мылом, чтобы затем пройтись по ней тампоном с йодом.

— Что ж, раз мы теперь все здесь, — продолжил Александр после ухода служащего отеля, — у нас будет больше возможностей для выяснения, что же на самом деле произошло с капитаном Вестерлеем и Ванделёрами. Жаль только, что Арчер хранит все воспоминания о семье под замком. Было бы неплохо взглянуть на их вещи.

Вероника вдруг закашлялась и профессор удивленно взглянул на племянницу.

— Тебе каким-то образом удалось убедить его дать нам ключ?

— Не совсем. Просто…. — она сунула руку в один из карманов синей юбки, — не имеет особого значения, что дверь заперта на ключ. Я чрезвычайно предусмотрительная девушка.

Когда Вероника показала, что припрятано у нее в кармане, все застыли в изумлении.

— Поверить не могу, — удивился Оливер. — Арчер все же дал тебе этот ключ?

— Разумеется, нет. Я сняла его со связки ключей у стойки регистрации после того, как мы вернулись из складских помещений. Я подумала, что он может нам очень пригодиться. Сегодня ночью, когда все уснут, можно будет пойти и осмотреться там. По словам Арчера, на верхнем этаже жилых помещений нет.

— Неплохая идея, — заметил профессор, — но на этот раз я пойду с тобой. Не хочу, чтобы ты во что-нибудь впуталась по нашей вине, Вероника. То, что ты сделала может настроить Арчера против нас и тогда всех пятерых вышвырнут из отеля.

— Ой, да ладно, — выпалила девушка. — Не переоценивай этого типа. Более того, завтра ему будет чем заняться и без нас. Например, попытаться убедить сященника и Сильверстоунов в том, что он действительно чувствует что-то к леди Лилиан, когда им обоим будут надевать кандалы.

— И все равно я не понимаю как ты это сделала, — Оливер подошел к Веронике и взял из ее рук ключ. — Если, как ты говоришь, он был на связке, как ты его оттуда сняла?

— Ну, раз уж вы настаиваете… Закрыв дверь, Арчер положил ключ в карман брюк.

— Как это в карман брюк? То есть теперь ты еще и карманница?

— Оливер, честное слово, я тебя обожаю, но иногда ты кажешься невиннее ребенка. Ты действительно не понимаешь как я получила доступ к его штанам?

Лайнел хохотнул, а Оливер, поняв куда клонит Вероника, так покраснел, что девушка поцокала языком.

— Я думала, что ты стал посообразительнее в этом плане, судя по шуму, который вы с Эйлиш производите по ночам прямо под моей мансардой, но, похоже, тебе для этого понадобится еще не один год супружеской жизни…

— Поверить не могу, что ты осмелилась сделать нечто подобное, — воскликнул профессор, уставившись на племянницу. — Ты что, отдалась этому мужчине ради ключа?

— Дядюшка, ты слишком старомоден, — ответила Вероника. — Но нет, не отдалась, если это тебя так волнует. Я слишком хорошо отношусь к леди Лилиан, чтобы повести себя так. Более того, — дерзко добавила она, — существует множество вещей, которые можно проделать с мужчиной со спущенными штанами, чтобы отвлечь его на пару минут…

— Даже слышать об этом не хочу, — пробормотал профессор, устало проводя рукой по лбу. — Если ты продолжишь в том же духе, мне придется ему врезать.

— Не бери в голову, мне самой противно об этом вспоминать.

Где-то в коридоре часы пробили десять. Вероника убрала в аптечку йод и ножницы, которыми разрезала бинты, и сказала Лайнелу, чтобы тот не вздумал снимать повязку. Александр направился к двери.

— Что ж, думаю, нам всем не мешало бы отдохнуть. Я попрошу, чтобы нам всем принесли еды и мы могли поужинать перед сном.

— А я пойду переоденусь, — добавил Оливер. — Я продрог до костей.

Теперь, когда его отпустило волнение по поводу странного нападения на пирсе, он вновь вспомнил о разговоре с леди Сильверстоун. Он вышел из номера вслед за Александром не говоря ни слова. Мисс Стирлинг собиралась последовать их примеру, но заколебалась на мгновение. Она обернулась и посмотрела на кровать, с которой только что поднялась Вероника, и Лайнела поразило то, как столь уверенная в себе женщина может выглядеть такой уязвимой.

— Ты точно в порядке? — вполголоса спросила она. На этот раз не только Лайнел воззрился на нее с удивлением, но и Вероника тоже. — Не надо ли позвать врача?

— Это не более, чем царапина, — ответил слегка обескураженный молодой человек. — Не о чем волноваться. Скорее всего, уже завтра даже повязка не понадобится.

— Но мы не знаем, чем они тебя поранили. Мы даже не видели было ли у этих… этих людей оружие. Когда они схватили меня, мне показалось, что они это сделали голыми руками, но неужели можно нанести такие глубокие царапины ногтями?

Вероника обменялась с Лайнелом недоверчивым взглядом и направилась к двери.

— Честное слово, Стирлинг, я отделался лишь испугом, — повторил Лайнел, оставшись наедине с девушкой. — У меня есть в чем тебя винить, но уж точно не в том, что я подвергся опасности, пытаясь тебя спасти. Думаешь, я могу позволить тебе утонуть в Миссисипи прежде, чем сам расквитаюсь с тобой за все, что между нами произошло?

Мисс Стирлинг не удержалась и еле заметно улыбнулась, но тут же взяла себя в руки. Она сделала несколько шагов к постели, но вдруг наступила на что-то маленькое и твердое. Вероника сбросила жилет и рубашку Лайнела на ковер и из одного из карманов выпал небольшой металлический предмет. Мисс Стирлинг наклонилась его подобрать и застыла, увидев, что это пуля.

— Это… это пуля от моей Кармиллы… — она недоверчиво взглянула Лайнелу прямо в глаза. — Ты носил ее с собой все это время после происшедшего в Долине цариц?

Лайнел открыл было рот, чтобы изречь что-нибудь остроумное, но в голову ничего не приходило. Пальцы мисс Стирлинг медленно обвели контур пули.

— Мне жаль, — прерывающимся голосом произнесла она. — Правда. За все. Мне действительно очень жаль.

Она взяла Лайнела за руку, положила пулю на ладонь и сжала его пальцы в кулак. Затем резко развернулась и вышла из комнаты, волоча за собой по ковру остатки платья. Как только она ушла, вернулась Вероника, удивленно изогнув бровь. Она снова присела на кровать рядом с ошарашенным Лайнелом.

— Какая муха укусила Даму-с-родинками? С чего это у нее такое настроение?

Лайнел не ответил. Он спрятал меж простынями пулю, прежде чем ее заметила Вероника. Он так никому и не рассказал, что именно мисс Стирлинг имеет отношение к ранению плеча, а сейчас тем более не собирался этого делать.

К сожалению, Вероника слишком хорошо его знала. Она тряхнула головой и заявила:

— Вижу, вижу. Все-таки это случилось. Я надеялась, что произойдет оно не так скоро, но не учла ее привлекательности и твоей страсти к невыполнимым миссиям.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? — спросил Лайнел, понимая, впрочем, куда она клонит.

— Да ты и сам прекрасно это знаешь. Можешь отрицать это перед моим дядей и Оливером, если хочешь, можешь отрицать перед самим собой, если тебе от этого легче, — Вероника наклонилась и посмотрела ему прямо в глаза. — Но даже не пытайся убедить меня в том, что ты в нее не влюблен.

Второй раз за минуту Лайнел открыл рот, чтобы возразить, но… не смог вымолвить ни слова. Ему пришлось молча наблюдать как Вероника, сочувственно вздыхая, поцеловала его в лоб и покинула, наконец, комнату. Оставшись один, он, наконец, вспомнил, что должен был сказать мисс Стирлинг, когда та отдала ему пулю. Должен был, несмотря на то, что эта правда могла причинить ему боль:

«Это все, что мне от тебя осталось».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Шесть гранатовых зерен

Глава 21

Как и было оговорено, как только клиенты и служащие отеля разошлись по своим комнатам, Александр и Вероника поднялись на верхний этаж. Вскоре они вернулись в номер, где их ждали уже переодевшиеся Лайнел и Оливер. В кладовке удалось найти кое-что интересное: еще днем Вероника обратила внимание на лежащую среди немногих уцелевших от огня вещей стопку тетрадей в потертых кожаных обложках. Скорее всего, эти документы хранились не в библиотеке, а где-то далеко от очага возгорания. При виде находки, у Оливера от предвкушения загорелись глаза. Не обращая внимания на принесенные официантом салаты и закуски, он удалился в свой номер, чтобы ознакомиться с обнаруженными записями. Мисс Стирлинг не было. По мнению Вероники, она, скорее всего, сидела в ванне, снова и снова смывая с себя всю грязь, собранную в водах Миссисипи.

Действительно, именно так и было. Ванна, должно быть, была лучшим в мире терапевтическим средством, потому что на следующее утро мисс Стирлинг появилась во всей своей красе. Остальные уже собрались в столовой на первом этаже, предназначенной для завтраков. Это была просторная комната, в которой раньше располагалась библиотека. На трех стенах висели картины с сельскими пейзажами, а четвертая выходила на расположенную вдоль фасада отеля веранду, на которой тоже были расставлены столики, белые плетеные кресла и тележки со всевозможными закусками, десертами и фруктами. Лайнел как раз собирался положить в рот виноградину, когда услышал цокот каблучков и, повернув голову на звук, увидел входящую мисс Стирлинг с улыбкой на устах, от которой у него сжалось сердце.

— Ну надо же, очень рад видеть тебя в таком отличном настроении, — произнес он после того, как девушка поздоровалась с остальными и села рядом с ним. — Если честно, я волновался за тебя.

— Необходимо гораздо больше, чем нападение матроса-утопленника, чтобы испортить мне настроение, — ответила она, отклоняя предложенный Александром чайник, беря вместо него кувшинчик с горячим шоколадом. — Хотя я теперь не успокоюсь, пока не разберусь с этим делом. То платье от Уорта^[79] было одним из моих любимых.

Лайнел невольно усмехнулся. Девушка поставила обратно на стол кувшин и повернулась к нему:

— А ты как? — тихо спросила она. — Тебе, наверное, больно, да?

— Просто ужасно, — заверил ее Лайнел. — Я испытываю жесточайшую агонию. Боль в боку превращается в жар, но самое интересное, что он начал распространяться по всему телу. А если конкретнее, то с момента твоего здесь появления.

Мисс Стирлинг как раз собиралась сделать первый глоток, но остановилась. Сквозь поднимающуюся от чашки с шоколадом дымку в черных глазах промелькнула искорка.

— Серьезно, Леннокс? Может, лучше послушаешься моего вчерашнего совета и обратишься к врачу, чтобы тот посоветовал тебе необходимое лекарство?

— Я уже это сделал и его вердикт был следующим: этот жар пройдет у меня только после того, как я вернусь в склеп кладбища Лафайет и закончу некое незавершенное дельце.

Мисс Стирлинг, поперхнувшись горячим шоколадом, кашляла и смеялась одновременно, когда в столовую вошел Оливер.

— Что ж, эти тетради оказались потрясающей находкой, Вероника. Ты даже представить себе не можешь, насколько они помогут нам в нашем расследовании.

— Полагаю, что ты читал их всю ночь, — сказал Александр, протягивая ему чайник, который только что отвергла мисс Стирлинг. Оливер наполнил чашку с нетерпением бедуина, нашедшего, наконец, оазис. — Неужели они оказались так интересны? Вчера я мельком взглянул и мне показалось, что это всего лишь записи по ведению хозяйства на плантации.

— Пара из них действительно были счетными книгами, — кивнул Оливер, — но они не так интересны, в них я не нашел ничего, что могло бы быть для нас важным.

— А остальные тетради? — спросила Вероника с другого конца стола.

— Дневники, — произнес молодой человек. Все присутствующие удивленно переглянулись. — Четыре дневника Виолы Ванделёр, которые она начала вести в 1849 году, когда ей исполнилось двенадцать лет. Я даже не смел надеяться на такую удачу.

Наслаждаясь произведенным эффектом, Оливер выложил на стол свою папку, в которой всю ночь делал заметки. Александр обрадовался его записям, так как ему совсем не улыбалось афишировать перед официантами тот факт, что они похозяйничали в складских помещениях.

— По правде говоря, Виола оказалась совсем иной, чем мы ее себе представляли после рассказа старпома «Океаника». Думаю, это была сильная, уверенная в себе женщина, но в то же время гораздо более чувствительная, чем считали ее окружающие. Она прекрасно понимала чего от нее ждут и превратила процветание плантации в главную свою цель.

— Раз уж газета, которую ты читал, писала, что именно Виола вытащила бизнес из долгов, полагаю, что женщиной она должна была быть очень решительной, — сказал Лайнел.

— Или же ее предки плохо управляли делами, — добавила мисс Стирлинг.

— Думаю, что и то, и другое вместе, — ответил Оливер. — Виола не жаловалась на свою семью, но если все-таки упоминала, например, родителей, то всегда с некой смесью обиды и смирения. Мне кажется, девушка прекрасно осознавала, что была своего рода белой вороной в окружении экстравагантных людей.

С этими словами Оливер вынул из папки стопку исписанных бумаг и положил ее на покрытый белой скатертью стол. Схватил свою чашку и торопливо осушил ее почти залпом.

— Что касается родителей, то, судя по всему, Джордж и Мари-Клер Ванделёр не особо обращали внимание на своих детей. Они состояли в довольно близком родстве и поженились очень рано. Счастье длилось недолго и вскоре Джордж оказался в многочисленных чужих объятиях. Как с горечью вспоминала Виола, мать в это время посвятила себя исполнению удобной роли прекрасной южанки, отдав детей на попечение чернокожей няньки. Никто не интересовался делами плантации, не обращал внимания на то, что происходило с рабами и вольнонаемными работниками, живущими в поселке. Управляющий вовсю мошенничал, надсмотрщики на все смотрели сквозь пальцы, так что дела шли все хуже и хуже. Когда появились долги, то вместо того, чтобы вложить деньги в посадку индиго и получить хоть какую-то выгоду к следующему урожаю, Джордж Ванделёр предпочитал за бесценок распродавать земли своим соседям. Это был отличный способ быстро добыть деньги, который прекрасно демонстрировал полную неспособность хозяина плантации вести дела и думать о долгосрочной перспективе. В конце концов, Виола, хоть и была совсем молодой, завоевала расположение управляющего и убедила научить ее управлять плантацией. Девушка неоднократно жаловалась на страницах дневника на многочисленные препоны, которые он ей ставил лишь из-за того, что она была женщиной. Тем не менее, Виоле удалось освоить как функционирует Ванделёр за меньшее время, чем понадобилось Филиппу на обучение правилам буры^[80], которой он развлекался по вечерам в поселке. Она знала по именам всех рабов, знала какую работу выполняет каждый из них и обладала невероятным чутьем на любые факторы, влияющие на рынок индиго. В результате, в последние годы жизни родителей и брата, невидимыми нитями управления плантацией распоряжалась Виола, в то время как остальные воспринимали рост доходов как должное и не задумывались о его причинах.

— Я так понимаю, Филиппу было плевать на то, что происходило с его наследством, — вставил слово Лайнел. — И он, и родители умерли с небольшой разницей во времени, верно? Виола пишет что-нибудь о том, что с ними случилось?

— В сентябре 1853 года есть только одна запись, в которой говорится, что родители умерли буквально в течение нескольких дней. Я не стал тратить много времени на эту часть дневника, так как это было задолго до интересующего нас периода. Виоле было тогда всего шестнадцать лет. Похоже, в то время в Новом Орлеане была эпидемия желтой лихорадки^[81], унесшая тысячи жизней. Филипп же умер три года спустя, причин смерти Виола не указала, но мне показалось, что об этом не знали даже врачи. В любом случае, не похоже, чтобы Виола сильно скучала по своим родственникам, так как с тех пор, как их похоронили на кладбище Лафайет, других упоминаний в дневнике больше нет. По-моему, незадолго до смерти Филиппа произошла какая-то крупная ссора, но мне не удалось узнать какая именно.

— Вряд ли ее причины имеют большое значение для нашего расследования, — сказала мисс Стирлинг, устраиваясь поудобнее в плетеном кресле и беря с предложенного Лайнелом подноса пирожное. — А как насчет Мюриель? С ней у Виолы были нормальные отношения?

— Похоже, что нет. Мюриель Ванделёр была странной девушкой. Старшая сестра едва упоминала о ней, и дело было явно не в разнице в возрасте. Мюриель всегда была одна, никогда не посещала с сестрой соседние плантации, с соседями была необщительна, с рабами — груба. После смерти Филиппа исчезло единственное связующее звено между сестрами. Они были словно две незнакомки, вынужденные жить под одной крышей, с одной кровью, но сердцами, обращенными в противоположные стороны. Я пришел к выводу, что единственной семьей, которую Виола воспринимала по настоящему своей, состояла из рабов. Именно они были рядом в худшие моменты ее жизни, они принимали девушку в своих бараках как одну из них, рассказывали ей сказки, пели песни. Почти все время, свободное от проверки счетов в библиотеке и молитв в выстроенной в саду часовне, Виола проводила в рабских хижинах, где никогда не было недостатка в лишней тарелке, приветливом лице или вопросе о том, как она провела день. Например… — Оливер вдруг остановился, погрузившись в свои мысли. Александр жестом призвал его продолжить и тот тихо продолжил. — Например, однажды Виола записала в дневнике, что именно одна из самых уважаемых рабынь Мэй Куин, которая в то время была еще довольно молода, оказалась рядом с ней, когда… В общем, в четырнадцать лет Виола стала женщиной. Мари-Клэр Ванделёр всю ночь развлекалась на Марди Гра^[82], и когда вернулась домой, с ног до головы увешанная счетами, то была слишком пьяна, чтобы обратить на что-либо внимание. «Никогда ее не прощу!» — написала в дневнике Виола на следующий день. — «Не прощу даже через тысячу лет». К сожалению для обеих, вскоре после этого разразилась эпидемия и Мари-Клэр отошла в мир иной вместе со своим мужем даже не подозревая как ранила чувства дочери, которую она никогда по-настоящему не знала.

— Все это, конечно, очень интересно, — произнес Лайнел, — но вряд ли поможет нам с «Персефоной». Виола наверняка писала о капитане.

— Или о войне, — согласилась с ним мисс Стирлинг. — Раз уж она так ратовала за семейный бизнес, то, скорее всего, переживала из-за возможных конфликтов с северянами. Война могла разрушить все, чего достигла упорным трудом. Да и труд рабов использовала, как бы тепло она к ним не относилась.

— Да, она писала о войне, хотя, похоже, волновало ее не столько продвижение армии Союза, сколько вероятность того, что янки могли воспользоваться ее собственностью в качестве импровизированной казармы, как это сплошь и рядом происходило в южных штатах. Она так волновалось за то, что могло произойти с ее рабами из-за военных действий, что была готова разрешить им уйти еще до того, как Линкольн отменил рабство.

У мисс Стирлинг вырвался недоверчивый возглас. Она явно не верила в благие намерения, приписываемые Оливером рабовладелице.

— Точно также, как и остальные дамы Луизианы, Виола как могла помогала южанам, — продолжал рассказывать Оливер. — И делала она это с таким пылом, словно на фронте был ее брат или супруг. В дневнике она записывала информацию о своем участии.

«Сегодня присутствовала на благотворительном балу, на котором собирали деньги для армии, чтобы закупить больше огнестрельного оружия», «участвовала в аукционе по сбору средств для наших солдат, продала отцовские запонки и булавки для галстуков», «передала связанные мной и Пэнси две дюжины носков…»

— Кто такая Пэнси? — поинтересовалась Вероника. — Еще одна рабыня с плантации?

— Нет, это единственная подруга Виолы, которая действительно имела для нее значение. Она жила на соседней плантации Де ла Туров, так что девочки с детства часто виделись на днях рождениях, барбекю и других подобных мероприятиях. Судя по тому, что я прочитал, Виола, возможно, никогда и не встретила бы капитана Вестерлея, если бы не Пэнси.

— А, наконец, становится интереснее. Значит, именно она их познакомила?

— Не совсем. Познакомились они 9 мая 1861 года, через месяц после начала войны. Пэнси уговорила подругу сопровождать ее во Французскую Оперу на Le pardon de Ploërmel^[83]. Виола нехотя согласилась, ведь у нее было множество дел в Ванделёра. Как вы сейчас узнаете, начали они не очень-то хорошо…

Оливер откашлялся, прочищая горло, и принялся зачитывать свои записи:

«Миссис Мерло не принимает отказов, и так как Пэнси до ужаса боится своей будущей свекрови, я не решилась ей сказать, что оперы Мейербера^[84] мне нравятся точно также, как хруст короедов, пожирающих мебель в гостинной среди ночи. Эжен Мерло не смог пойти с нами. Кажется, его снова одолел приступ болезни, помешавшей ему встретиться лицом к лицу с янки. Видимо, он навевает еще большую тоску, чем я думала, но, полагаю, богатство несчастного Эжена, не покажется Пэнси слишком скучным, когда они, наконец, поженятся. Правда, я считаю, что она могла бы быть более осмотрительна в своем поведении.

Сегодня вечером она кокетничала с таким бесстыдством, что я не понимаю как миссис Мерло до сих пор ничего не заметила, учитывая как она заботится о своей репутации. В четырех ложах от нашей сидел Фил Доджер, этот английский репортер, сотрудничающий с „Daily Crescent“, который пожирал глазами Пэнси каждый раз, когда мы пересекались с ним в городе. Увидев, что наша компаньонка оставила нас одних на время антракта, он тут же явился поприветствовать нас вместе с друзьями. Я чуть не умерла со стыда, когда Пэнси принялась щебетать как она рада провести время в окружении столь привлекательных джентльменов и, что мы все пальцы себе истерли от вязания носков.

Но самое интересное случилось чуть позже. Пока Доджер усаживался рядом с Пэнси, чтобы приударить за ней, а его друзья поудобнее располагались вокруг, один из них, которого я еще не знала, остался смотреть как я обмахиваюсь веером с улыбкой, которая мне совсем не понравилась. Когда я спросила, что его так развеселило, он ответил, что есть гораздо более эффективные способы помочь солдатам, чем вязание носков. Вряд ли кто-нибудь из них помрет от простуды, если не наденет их на ночь.

— Ну так подайте пример, мистер, — грубо ответила ему я. — Раз уж вы так ратуете за идею, то должны были быть на поле боя с нашими союзниками, как это сделал бы молодой и сильный мужчина, вместо того, чтобы оставаться дома вместе со стариками, калеками и трусами или иностранцами как мистер Доджер.

Услышав мои слова, он заулыбался еще больше. Должна признать, что внешне он был очень привлекателен. Его выразительные карие глаза могли бы быть прекрасны, если б не смотрели на меня так… посмею ли я написать подобное? … похотливо?

— Я понимаю, что вы имеете ввиду. Если бы природа одарила вас кое-чем еще, то вы бы тут же надели серую форму.

— Если вы не оставите меня в покое, я позабочусь о том, чтобы сотрудники театра выставили вас на улицу в мгновение ока. Зачем вы со мной вообще разговариваете, если все, что я делаю для Юга кажется вам смешным? В других ложах полно девиц брачного возраста, которые будут рады посмеяться над вашими высказываниями.

— Я согласился пойти сюда с Доджером именно из-за вас. Лишь взглянув на вас, я понял, что вы не похожи на остальных. Мое внимание привлекло то, что в отличие от большинства представленных мне женщин, вы еще не замужем, хотя все ваши ровесницы уже обзавелись вторым, а то и третьим ребенком.

Услышав очередное оскорбление, я не выдержала: вскочила на ноги и, не думая о том, что подумают сотни окружающих нас людей, оттолкнула его так, что он чуть не выпал из ложи. Доджер с дружками умолк, Пэнси раскрыла рот от удивления, но когда незнакомец расхохотался, остальные последовали его примеру. Джентльмены из соседних лож тоже заулыбались, а их дамы зашептались, прикрывшись веерами.

— А вот вам и доказательство, что я не ошибался в том, в чём пытался вас убедить весь вечер, — нахально заявил он. — Дамы юга способны сделать для фронта гораздо больше, чем сидеть изо дня в день взаперти в своих домах. Дюжину таких как она в нашей армии и янки побегут так, что только пятки сверкать будут.

— Ты всегда можешь взять мисс Ванделёр с собой, Вестерлей, — сказал ему Фил Доджер, не прекращая смеяться. — Хотя, возможно, вместо того, чтобы посмеяться над блокадой, вы в итоге потопите весь вражеский флот.

От его слов у меня затрясло. Насколько мне известно, во всей Луизиане был только один человек, посмевший пренебречь морской блокадой Союза вдоль нашего побережья. Быть того не может, чтобы корсар, имя которого было у всех на устах; мужественный герой, появляющийся во всех газетах после каждой своей операции…

— Капитан Вестерлей! — услышала я возглас миссис Мерло, вернувшийся в ложу. — Какая честь видеть вас среди нас! Вижу, что вы уже познакомились с нашей дорогой Виолой Ванделёр!

— Это была очень быстрая, но довольно эффектная встреча. Настолько, что я даже не знаю, что делать: преклонить колено и просить ее руки или же сразу смириться с тем, что предложение никогда не будет принято.

В ложе снова раздался смех, но я была слишком взбешена, чтобы и дальше все это выслушивать. Схватив шаль и сумочку, я ушла в такой ярости, что чуть не сбила с ног миссис Мерло, которая даже не сообразила, что происходит. Во время возвращения домой, я не переставала размышлять о том, как человек, совершающий столь героические поступки, может быть таким дурновоспитанным мерзавцем. Надеюсь больше никогда с ним не встретиться, иначе при нашей следующей встрече толчком я не ограничусь».

— Мне нравится этот капитан Вестерлей, — воскликнул Лайнел, пока Вероника помирала со смеху, услышав последний пассаж. — Он совершенно точно знал, что нужно стеснительным южным девушкам. В конце концов он явно добился своего…

— Мы еще не знаем на ком именно он женился, — напомнил ему Александр. Он повернулся к Оливеру, жестом предлагая ему продолжить, и тот снова вернулся к своим записям.

— Следующее упоминание о капитане Вестерлее я обнаружил в записях почти неделю спустя. После того похода во Французскую оперу мисс Ванделёр была очень занята на плантации. У одной из рабынь начались роды, и возникли осложнения. Вызванный из Нового Орлеана врач диагностировал, что у младенца кожное заболевание, и Виола проводила все время в семейном бараке, чтобы убедиться, что ребенок вне опасности. Днем 14 мая произошло следующее…

«Пока я объясняла Салли как обтирать малыша при помощи губки и разъясняла ей предписания врача, в дверях барака появилась Мэй с цепляющейся за ее юбки Альмой. Она сообщила, что на плантацию прибыл какой-то джентльмен и ждет меня у входа в дом. Слуги спросили не хочет ли гость пройти в дом, а он рассмеялся и заявил, что вряд ли хозяйке это понравится, а на вопрос к кому он пришел, ответил, что „к своей подружке из оперы“.

Мне, разумеется, было не до смеха. От ярости у меня задрожали руки и я быстро отдала младенца Салли, чтобы не уронить. Я бросилась к дому, полная решимости расставить все точки над i, но, увидев, что он болтает с Мюриэль, застыла на месте. Она была еще более не в себе, чем обычно. Кажется, она даже была босиком! Заметив мое появление, она поморщилась, развернулась и исчезла, тряхнув своей спутанной гривой. Разумеется, этот дало Вестерлею лишний повод подколоть меня.

— Ваша сестра — странное создание, мисс Ванделёр. Когда она пришла со мной поговорить и узнала, что я моряк, то начала забрасывать меня самыми разнообразными вопросами о методах пыток, применяемых европейской инквизицией. У нее пугающий взгляд, способный лишить воли собеседника одним взмахом ресниц.

— Надо было мне научиться у нее этому трюку. Мне бы это очень пригодилось, чтобы вышвыривать из дома докучающих незваных гостей.

Как я и предполагала, он снова рассмеялся.

— Вижу, вы не из тех, кто забывает обиды, верно? Что ж, значит, я был прав, полагая, что должен нанести визит и выразить свое уважение вашей семье. Завтра я отплываю в очередной рейс в Старый свет в поисках снаряжения для наших войск, но перед отъездом решил посетить плантации де ла Туров, Мерло, чтобы попрощаться. Именно это сделал бы джентльмен, не так ли?

— Джентльмен не посмел бы меня побеспокоить после всего, что он мне наговорил. Даже если бы он пришёл просить прощения за…

— Мне не за что просить прощения. Вы сами виноваты в том, что не поняли моих комплиментов. Когда я выразил удивление тем, что вы не замужем в вашем возрасте, то сделал это не для того, чтобы вы почувствовали себя старой девой, а, чтобы дать вам понять, что мужчины Луизианы, должно быть, еще глупее, чем я думал. В Джорджии никто не сидел бы сложа руки, пока первая красавица остается на свободе. Думаю, ради вас мы бы просто поубивали друг друга.

Мне стыдно признаться, но я покраснела словно юная девица. Я — красавица? Да быть такого не может. Именно так я ему и ответила. Первой красавицей всегда была Пэнси де ла Тур, все соседи единодушны в своем мнении. Но капитан Вестерлей ответил, что таких шумных и легкомысленных девушек как Пэнси — сотни, хотя не все из них такие кокетливые как она.

— В тот день в опере не осталось ни одного человека, не заметившего как она флиртовала с Филом Доджером. Даже ее будущая свекровь испытывала неловкость, при том, что она явно не очень-то сообразительна в таких вещах. На месте миссис Мерло, я бы волоком потащила сына к алтарю, пока девушка не ускользнула с кем-нибудь другим. Как мне сказали, они помолвлены уже не меньше шести лет.

— С тех пор, как Пэнси исполнилось семнадцать, так что вскоре она вместе со мной войдет в категорию старых дев, — буркнула я. — Но не ее вина в том, что Эжен Мерло до сих пор на ней не женился. Этот молодой человек всегда был болезненным. Еще в детстве он перенес скарлатину, после которой так и не оправился окончательно. Именно поэтому он не на фронте и, будьте уверены, что он очень из-за этого переживает.

— Скарлатина вовсе не превращает юношу в нежный оранжерейный цветок. Мисс де ла Тур не знает во что ввязалась, если все еще надеется на оправдание своих надежд.

— Вы просто ужасный человек! — воскликнула я, снова развеселив его. — Как вы смеете явиться в мой дом с извинениями и при этом оскорблять мою подругу? Мне следует приказать слугам вышвырнуть вас с моей собственности!

— Предпочитаю, чтобы это сделали вы, мисс Ванделёр. Более того, если вы лично не проводите меня до ворот, то никогда не сможете быть уверены, что я действительно ушел. Думаете, вы сможете спать спокойно, зная, что, я, возможно, брожу по плантации, пробираясь прямо в вашу спальню, чтобы посягнуть на вашу честь?

Я снова краснею, выводя эти строки, но его слова вызвали во мне странную дрожь. Я проводила его по дубовой аллее до ворот, где мы немного постояли и поговорили. Он рассказал, что его судно пришвартовано в речном порту Нового Орлеана, что четыре года назад он окрестил его „Калипсо“ и что вернется он не раньше, чем через месяц. Этого времени будет более чем достаточно, чтобы я зарыла раз и навсегда топор войны, заверил он меня, а когда он вернется, то мы начнем наши отношения с чистого листа.

— Не уверена, что захочу это сделать. Я с детства привыкла к честности и именно это помогло мне завоевать доверие моих рабов, но в тоже время, между прямотой и грубостью существует лишь тончайшая грань, капитан Вестерлей. — тут мне в голову пришла идея и, не раздумывая, я добавила: — По возвращении привезите мне что-то, доказывающее, что вы не смеетесь надо мной.

— Головы Линкольна будет достаточно для кровожадной Виолы Ванделёр? Или вы предпочитаете то, что попросила бы любая другая женщина: парижские наряды, венецианские драгоценности, экзотический парфюм?

— Я не смогу надеть ни наряды, ни украшения для работы на плантации, а лучшим ароматом для меня является запах индиго, с каждым годом цветущего все лучше. В опере вы сказали, что я не похожа на остальных, поэтому логично, что вы должны преподнести мне нечто особенное. Что-то, чего я никогда прежде не видела.

Несколько мгновений он смотрел на меня так пристально, словно хотел испепелить взглядом. Послышался звук шагов, я обернулась и увидела приближающегося управляющего, который, скорее всего, хотел узнать, что там с ребенком Салли и сколько надо заплатить врачу. Так что мне пришлось попрощаться с капитаном Вестерлеем пожатием руки, что сильно удивило его, так как он собирался мою руку поцеловать. Улыбка осветила лицо капитана.

Какая же я дура. Месяц — это слишком много для мужчины, и даже предполагаемая „краса Луизианы“ не в состоянии удержать живой интерес такого человека как Вестерлей больше, чем на несколько дней. Но, в конце концов, что мне от этого?»

— Хладнокровная и безупречная Виола влюбилась! — воскликнула Вероника.

— Не стоит относится к этому, как к развлекательному чтиву, — одернул ее дядя под смешки мисс Стирлинг, Оливера и Лайнела. — Напоминаю вам, что у этой истории печальный конец, как и у несчастного Джона Ривза. Так же как и ваша, мисс Стирлинг, если бы вчера Лайнел замешкался хоть на минуту, вытаскивая вас из воды.

— Я не нуждаюсь в напоминаниях, профессор, — ответила девушка, искоса глядя на Лайнела и вновь обретая серьезный вид. — Просто я и подумать не могла, что нам удастся так близко познакомиться с одним из объектов нашего расследования.

— А мне интересно, удалось ли капитану Вестерлею узнать Виолу … ещё ближе, чем нам, — добавил Лайнел. — Что ты там еще накопал в этих дневниках, Твист?

— В течение нескольких последующих недель — никаких записей, — продолжил Оливер, перелистывая страницы. — Возможно, она была слишком занята, или же не хотела поддаваться искушению помечтать о нем. Но три недели спустя произошло нечто неожиданное. «Калипсо» капитана Вестерлея вернулась в Новый Орлеан раньше времени… точнее то немногое, что от нее осталось. Судно попало под перекрестный огонь и было почти полностью разрушено. Вестерлей потерял в битве несколько человек, а сам был ранен в голову. Впрочем, ранение не было тяжелым.

— Надо же, похоже, на море ему не очень-то везло, — изогнув бровь прокомментировала Вероника. — Смею предположить, что Виола была очень расстроена, узнав такую новость.

— Больше, чем расстроена. Узнав о произошедшем от миссис Мерло, она тут же бросилась в Новый Орлеан. Вечером 7-го июня она написала, как бежала до маленького домика во Французском квартале, в котором, как сообщила ей соседка, остановился капитан. Буквально на пороге дома она столкнулась с Филом Доджером, английским репортером «Дейли Кресцент», с котором кокетничала Пэнси. Он тоже пришел навестить Вестерлея. Тем утром он написал статью о сражении, в котором пострадала «Калипсо» и заверил девушку в том, что капитан идет на поправку.

Оливер пролистнул еще несколько страниц, нашел нужный отрывок и продолжил:

«Негритенок лет десяти провел нас вверх по лестнице до комнаты, в которой отдыхал капитан. Выражение лица было хмурым, но, увидев меня, Вестерлей улыбнулся и в этот момент я чуть не разрыдалась при виде его головы, на которой еще один раб как раз менял повязку. По-моему, он не заметил за моей спиной Доджера, пока тот не заговорил о том как взволновала народ новость о нападении на „Калипсо“ и что множество людей обратилось в редакцию чтобы узнать жив ли капитан. Казалось, ему понадобилась целая вечность, чтобы он, наконец, вспомнил, у него еще куча дел и ушел.

Когда мы остались одни, мы долго смотрели друг другу в глаза без слов. Наконец, он произнес:

— Я выполнил свое обещание, Краса Луизианы.

Я сразу поняла, что он имеет ввиду и попыталась помочь капитану присесть, чтобы он мог позвонить в стоявший на столике колокольчик, но он мне этого не позволил.

— Теперь уже вы не сможете сказать, что я бесчестный человек. Я привез вам то, что никогда не видели ни вы, ни ваши соседи.

— Капитан, сейчас это неважно. Для меня достаточно того, что вы вернулись целым и невредимым. Когда миссис Мерло сообщила мне о случившемся, то вы себе не представляете насколько виноватой я себя почувствовала…

Я замолчала, когда очередная негритянка, едва достающая мне до пояса, внесла в комнату огромную вазу с фруктами. Когда она вышла, я ошарашенно взглянула на Вестерлея.

— Надеюсь, мои слова не покажутся вам слишком грубыми, но я не ожидала, что у такого как вы, никогда не владевшего плантацией, может быть столько рабов. Особенно, в таком маленьком доме как этот.

— Вы ошибаетесь, — ответил он с улыбкой. — Они не рабы.

— Как это не рабы? Мальчик открыл нам дверь, другой перевязывал вам голову, кто же они?

— Я не рабовладелец, мисс Ванделёр. Я много путешествовал и видел, что за пределами нашего побережья существует иной мир, где почти исчезло различие между хозяевами и рабами. Эти ребята — мои слуги, которым я плачу деньгами, получаемыми от правительства за то, что я насмехаюсь над Союзом. Все трое могут уйти в любой момент и они прекрасно это знают, но никогда этого не сделают. Они должны мне не меньше, чем я им.

Его слова обескуражили меня еще больше и, видя мое недоумение, капитан решил пояснить:

— Два года назад я нашел в порту Боя, мальчика, который открывает сейчас мою дверь. Он прятался между бочками, был одет в лохмотья и дрожал от холода и страха. Я взял его домой и только благодаря большому терпению мне удалось выяснить правду: его мать погибла и хозяин решил продать его на другую плантацию. Ночью мальчик сбежал, при этом он прекрасно знает, что ждет беглых рабов. Насколько я понял, Боя искали и его поимка была лишь вопросом времени, так что я предложил ему остаться у меня в обмен на доллар в месяц с условием, что если кто-то будет расспрашивать, я отвечу что купил его.

— Это было очень благородно с вашей стороны, — вынуждена была признать я, удивленная больше, чем мне самой хотелось признавать. — Остальные тоже беглые?

— Да, Джимми сбежал от порки и, начав работать на меня, вернулся на свою старую плантацию и забрал оттуда Лиззи, свою сестру. Думаю, им здесь неплохо, хотя большую часть времени дом закрыт и они боятся выходить наружу. В конце концов, — он вздохнул, шаря рукой в вазе с фруктами, — теперь, когда я целиком и полностью разрушил свою репутацию в ваших глазах, продемонстрировав свою чувствительность, полагаю, что я обязан дать вам то, о чем вы меня просили. К сожалению, это нечто эфемерное.

Мне невероятно повезло, что в тот момент он не видел моего лица. Я уверена, что все мои мысли ясно на нем читались и мне пришлось глубоко вздохнуть чтобы обрести спокойствие, пока капитан вытаскивал из-под яблок странный предмет и вкладывал его в мою ладонь. Разглядев его, я поняла, что знаю, что это за фрукт, хотя никогда его вживую не видела. Вестерлей выполнил свое обещание.

— Гранат? — удивилась я. — Как вам удалось его достать?

— Возвращаясь из Франции, я сделал остановку у берегов Андалусии на своей несчастной „Калипсо“. Уж не знаю почему он привлек мое внимание на прилавке фруктовой лавки. Думаю, он напомнил мне вас. Такая сильная и крепкая оболочка и столь полна чудес изнутри. Так отличается от всех остальных.

— Это фрукт Персефоны, — тихо сказала ему я, а когда он удивленно посмотрел на меня, объяснила: — Греки верили, что Персефона, супруга бога подземного царства, съела шесть зерен граната и поэтому не могла навсегда покинуть преисподнюю. Если кто-то попробует пищу мертвых, он никогда не сможет вернуться в мир живых.

— Что ж, теперь и не знаю, стоит ли вам его пробовать, — улыбнулся он. — Может, лучше посадить эти семена в Ванделёре, чтобы со временем вы смогли выращивать свои собственные гранаты? Они будут гораздо свежее, чем этот, пересекший океан.

— Думаю, именно так я и сделаю, — ответила я ему, — но сначала мы его все-таки попробуем. Если за это мы попадем в ад, то сделаем это вместе.

Он был так ошарашен, что даже не среагировал, когда я встала, чтобы взять пару тарелок и нож. Я вновь села рядом с ним и осторожно разрезала гранат, открывая взору его внутренности, сладкие, как ничто из того, что я пробовала раньше.

Когда я протянула капитану его тарелку, он посмотрел мне в глаза, и это обострило все мои чувства в тот момент, от ощущения липкой гранатовой крови на пальцах до лучей теплого июньского солнца на моем правом плече.

— Я уже сбежал из ада, — наконец произнес мужчина едва слышным голосом. — И теперь знаю почему мне это удалось. Потому что вы ждали меня.

Я почувствовала себя такой подавленной, что была не способна хоть что-то ответить ему, впрочем, в словах не было необходимости. Еще никогда молчание не казалось мне столь красноречивым, как тогда, в маленькой комнате во Французском квартале, которая вскоре заполнилась приятелями капитана и солдатами, которые хотели знать о его самочувствии. Мне пришлось уйти, чтобы избежать кривотолков, но весь обратный путь до плантации мое сердце оставалось с ним, разделенное надвое как тот гранат».

На этот раз никто не посмел рассмеяться. Один из официантов подошел, чтобы убрать пустые чашки. Все пятеро собеседников сидели молча, пока он не ушел.

— Откуда в итоге взялась «Персефона»? — произнес в конце концов Александр. — Это второй корабль, купленный капитаном после разрушительногонападения на «Калипсо»?

— Видимо, так, — подтвердил Оливер. — Во время выздоровления, Вестерлей занялся поиском судна, чтобы продолжить издеваться над блокадой, а мисс Ванделёр помогала ему чем могла. Но все, что я нашел о самом корабле это то, что выстроен он был на верфях конфедератов Нэшвилла^[85] и в тот момент ростры у него не было. Сама же Виола отмечала, что капитан решил окрестить судно особым для них обоих именем. Он был убежден, что это имя принесет удачу в его операциях.

— Значит, в то время они были вместе, — заметил профессор, задумчиво протирая платком очки. — Странно, что в дневнике нет никаких деталей об их браке, учитывая насколько Виола была влюблена в капитана.

— Вы еще не дослушали всю историю до конца, — предупредил Оливер таинственным тоном. — Последняя запись в дневнике была сделана первого или второго июля 1861 года. Похоже, в Ванделёре был устроен праздник в честь капитана. Виола осознала, что в течение долгого времени плантация была закрыта для публики и решила, что необходимо организовать какое-нибудь мероприятие, как это делали соседи. По всей видимости, все прошло успешно, так как той же ночью, когда все разошлись по своим комнатам, Виола написала, что никогда еще плантация так не блистала, и что она стоит на пороге совершенно новой эпохи, отличной от того, что было раньше. Более того, девушка была чрезвычайно взволнована, потому что перед тем, как сесть за письменный стол, она выглянула в окно и увидела на крыльце Вестерлея, курящего под звездным небом. Вдруг он достал из кармана какой-то предмет, чтобы рассмотреть поближе. Несмотря на темень, девушке удалось разглядеть, что это было кольцо. Кольцо, которое, капитан снова убрал в карман, возвращаясь в дом. — Оливер вздохнул и добавил. — После этого Виола не написала ничего, кроме единственной фразы на следующий день, утром второго июля.

— Как это больше ничего не написала? — удивилась мисс Стирлинг. — Как она могла бросить свой дневник именно тогда, когда начиналась самая прекрасная пора в ее жизни?

— Полагаю, потому… что эта самая эпоха так и не началась. Виола не вышла замуж за капитана.

Мисс Стирлинг удивленно вскинула брови. В качестве ответа, Оливер выложил на стол последнюю страницу записеи и пальцем указал последнюю скопированную из дневника Виолы фразу:

«Суббота, 2 июля 1961 года. Все кончено».

Глава 22

— Все кончено? — повторил Александр. Он протянул руку и взял листок с записями, даже зная, что больше там ничего нет. — Ты имеешь ввиду, что больше нет тетрадей?

— Нет, — ответил Оливер. — Это — конец четвертой тетради. На тот момент Виоле было двадцать четыре года, а меньше года спустя она погибнет в огне в этих самых стенах. Боюсь, мы никогда не узнаем, что же случилось в те несколько месяцев.

— Начинаю себя ощущать словно на одном из сеансов спиритизма, которые на столько раз описывал Август, — высказался Лайнел, беря со стола виноград. — Все, что мы делаем, это гоняемся за призраками, выясняя детали о людях, имевших отношение к «Персефоне» и каждый раз убеждаясь в том, что так как они уже мертвы, толку от них никакого. Сначала капитан, потом Шарль Эдуард Делорме, теперь Виола…

— Август нам бы очень помог, — добавила Вероника, вставая из-за стола, чтобы покинуть столовую. — Вряд ли где-то еще существует место, которое словно магнит притягивает затерянные души сильнее, чем эта плантация. Я уверена, что даже прямо сейчас мы буквально окружены ими.

Александр не был в этом так уверен, но не мог не вспомнить о своих детекторах эктоплазмы, оставленных в Оксфорде. Они уже выходили из столовой, когда вдруг услышали окрик:«Мисс!». Обернувшись, они увидели, что к ним спешит один из обслуживавших их столик официантов с чем-то кружевным в руках.

— Моя шаль! — мисс Стирлинг вернулась на пару шагов и приняла из рук официанта свою шаль. — Как хорошо, что вы ее заметили! Я была так увлечена нашей беседой, что совсем про нее забыла.

— Я так и подумал, мисс. Должно быть, шаль соскользнула на пол со спинки стула. Позвольте вам помочь.

Официант проводил их до выхода из столовой и протянул шаль мисс Стирлинг, чтобы та могла накинуть ее на плечи, и в этот момент прошептал:

— Надеюсь, это не покажется Вам дерзостью, но я хотел с Вами поговорить. Убирая со стола чашки, я услышал, как Вы упомянули «Персефону» и …

Мисс Стирлинг обернулась и удивленно воззрилась на официанта. Юноше было не больше двадцати, он был очень красив, с непокорными каштановыми кудрями, которые едва удерживал на месте гель для волос.

— Вы что-то слышали о «Персефоне»? — удивился Оливер.

— Пару раз, — уклончиво ответил молодой человек. Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет никого из сослуживцев, и продолжил торопливым шепотом: — Я понимаю, что это может показаться вам не совсем правильным, но я бы хотел переговорить с вами наедине. Думаю, что смогу предоставить важную информацию для расследования.

— Откуда Вы знаете, что мы что-то расследуем? — поинтересовалась Вероника.

— У меня сейчас нет времени, чтобы все объяснять, но я знаю кое-кого, кто может оказаться вам полезным так же, как и вы ему. Сожалею, что не могу вдаваться в детали, — смущенно добавил он, — но, как вы понимаете, я не имею права тревожить клиентов. У меня впереди еще несколько часов работы, а потом я должен сопроводить гостей мистера Арчера к причалу Ванделёра, чтобы они смогли отправиться в Новый Орлеан…

— Томас! — послышался недовольный окрик быстро приближающегося к ним человека в белой униформе.

— Я должен идти, — быстро произнес парень. — Встретимся ровно в двенадцать у Гарландов. К тому времени я постараюсь улизнуть и договориться с человеком, о котором я вам сказал. Я вас уверяю, вы не пожалеете.

— Томас Райс, можно узнать, что с тобой сегодня происходит? Немедленно прекрати беспокоить клиентов.

— Не стоит, мистер, — ответил Александр. — Он лишь объяснял нам как пройти к причалу. Вчера вечером мы прибыли из города на машине и теперь не знаем, как туда попасть, — он незаметно кивнул молодому человеку и тихо добавил: — в 12 на крыльце у Гарландов.

Парень тоже кивнул и поспешил к шефу, который продолжал строго смотреть на него. Когда оба исчезли из поля зрения, Вероника шепотом произнесла:

— Даа, этого я не ожидала. Мы тут жилы рвем ради того, чтобы разгадать все эти тайны, и оказывается, что совсем рядом есть некто, знающий что произошло с «Персефоной»? Как такое возможно?

— Я бы не был столь уверен в этом, — ответил ее дядя. — Чем больше времени мы здесь проводим, тем больше загадок.

Не найдя ничего лучше, они решили прогуляться по территории отеля. Сравнение записей Виолы с тем, что они видели сейчас, показывало насколько мало значения Арчер придавал прошлому в целях извлечения максимума прибыли. Там, где раньше располагались поля индиго, теперь находился пруд с кошмарным мраморным фонтаном, увенчанным русалкой, а зона бараков для рабов превратилась в сад во французском стиле с обсаженными розовыми кустами дорожками, простирающимися почти до самого болота. От часовни, которую выстроили рядом с домом предки Виолы, не осталось и следа.

Многие гости прогуливались по саду, прежде чем вернуться в комнаты и подготовиться к свадьбе. Бродя по дорожкам, журналисты поприветствовали лорда и леди Сильверстоун, которые удивились, встретив их на территории отеля. Впрочем, они были чрезвычайно заняты, отдавая распоряжения прислуге Арчера, поэтому поговорить толком и не удалось. Единственный, кто заметил как была взволнована леди Сильверстоун, был Оливер, прошедший мимо нее старательно разглядывая собственную обувь, чтобы не поддаться искушению посмотреть ей в лицо. Что касается леди Лилиан, то ее не было видно. Видимо, она прихорашивалась в своей комнате.

— Может, она хитрее, чем думают ее родители и жених, и в настоящее время уже находится в поезде по пути в Нью-Йорк, — сказал Лайнел, когда без четверти двенадцать Александр предложил всем направиться в сторону деревни. Мисс Стирлинг и Лайнел поотстали от всех остальных и теперь шли вдвоем по дубовой аллее. — Хотел бы я посмотреть на Арчера в ярости.

— Если кто и заслуживает быть брошенным у алтаря, так это, вне всякого сомнения, он, — согласилась с ним мисс Стирлинг. — Бедная девочка не знает во что ввязывается.

— А я думаю, что вполне понимает и именно это заставляет ее чувствовать себя такой несчастной. Впрочем, мы тоже не являемся образцом морали, так что лучше оставим свои мнения об этом типе при себе, каким бы бесчестным он нам не казался.

Приглашенные на свадьбу гости направились из отеля на пристань и сейчас набережная превратилась в море соломенных шляп, цилиндров и кружевных зонтиков. Издалека было видно, что жители Ванделёра привели в порядок пирс. Арендованный Арчером пароход стоял в конце причала и был украшен дюжинами белых роз и колышущимися на ветру атласными лентами.

— К слову о морали… — произнесла мисс Стирлинг. — Ты меня простил?

— Забудь, Стирлинг. Тут нечего прощать, — ответил Лайнел, но тут же добавил: — Но если хорошенько подумать, то прощать надо столько, что это не закончится никогда. Так что, наверное, лучше нам обоим снова начать с нуля.

— Почему бы и нет? — улыбнулась мисс Стирлинг. — Мы могли бы притвориться, что мы только что познакомились вот на этой свадьбе. Ты — со стороны жениха, а я — невесты.

— Я отказываюсь иметь хоть какое-то отношение к Арчеру, но в остальном идея мне нравится. Будет правильнее, если я подойду первым. Надо бы попросить кого-нибудь из общих знакомых представить нас друг другу, а уж потом я постараюсь привлечь твое внимание за ужином.

— А я буду с тобой само очарование, хотя на самом деле подумаю, что ты невыносим.

— Это будет до того, как я покорю тебя своими познаниями и невероятным красноречием, не говоря уже о моем таланте танцора. Сомневаюсь, что ты с кем-либо другим сможешь вальсировать лучше.

— Об этом и речи быть не может, — заявила мисс Стирлинг, резко остановившись посреди дороги.

— В чем дело? Я что-то не так сказал? — изумился Лайнел. — Или ты танцевать не умеешь?

— Разумеется, умею, но не люблю. Стараюсь избегать этого насколько возможно, потому что не выношу выставлять себя напоказ. Боюсь, меня слишком часто заставляли танцевать, когда я была маленькой.

— Ну надо же, вот этого я совсем не ожидал, — признал Лайнел, удивленный таким приступом доверия. — Ты никогда не рассказывала о своей жизни.

— И никогда этого не сделаю, будь уверен, — пообещала мисс Стирлинг. — Не хотелось бы портить тебе праздник, но если тебе так надо повальсировать, то ищи кого-нибудь другого.

— Кажется, ты упорно меня недооцениваешь. Еще не родилась женщина, способная сказать мне: «Нет».

С этими словами он обхватил рукой талию ошарашенной девушки и начал кружиться с ней в танце прямо на дороге.

— Леннокс, это уже не смешно! Отпусти меня, пока я не упала.

— Как же ты можешь выполнять роль безупречного посла семейства Драгомираски, если не смеешь ступить на танцпол? Ты хоть понимаешь скольких соглашений можно достичь, не привлекая лишнего внимания, кружась под вальсы Штрауса?

Пробегавшие мимо деревенские дети прыснули со смеху и остановились, чтобы поглазеть на странную пару.

— Эй, вы двое, перестаньте придуриваться, — услышали они окрик Вероники и, обернувшись, увидели, что она вместе с Александром и Оливером, поджидает их у крыльца Гарландов. — Хватит с нас уже с нас ваших спектаклей.

— Только этого мне не хватало. Для твоего же блага надеюсь, что не наживу себе дополнительных проблем, если все-таки соглашусь пойти с тобой на праздник, — предупредила мисс Стирлинг Лайнела, выходя за ворота. — Мисс Куиллс вполне способна столкнуть меня в Миссисипи, если я слишком близко подойду к ее мужчине.

— Да сколько же можно повторять! — ответил Лайнел, тряхнув головой. — Мои отношения с Вероникой вовсе не такие, как ты думаешь. Ты же видела, что она без утайки рассказала мне о том, что делала с Арчером? С чего бы ей сейчас ревновать меня?

— Что ж, возможно, это потому, что это вовсе не похоже на то, что делали они, — и добавила с ироничной улыбкой на устах: — Более того, с меня ты штаны точно никогда не снимешь.

Лайнел хотел было рассказать сколько всего он мог бы сделать с ее нарядами от Уорта, но укоризненный взгляд Александра заставил его умолкнуть. К счастью, долго ждать не пришлось. Вскоре все приглашенные на свадьбу взошли на борт, пароход, изрыгая клубы дыма, отчалил и направился вверх по Миссисипи под крики ребятни с берега. Почти в тот же момент уже знакомый англичанам официант потихоньку отошел от возвращающейся в отель группы прислуги. Взмахом руки он попросил их следовать за ним и повел их на задний двор таверны Гарландов, чтобы спокойно поговорить без свидетелей.

— Еще раз прошу прощения, что пришлось назначить вам встречу таким образом, не давая никаких объяснений, — тихо произнес он, когда они скрылись от посторонних глаз. — К сожалению, на тот момент я не мог поступить по-другому. Очень любезно с вашей стороны, что вы все-таки пришли.

— Вам не за что извиняться, — успокоил его Александр. — На самом деле, вы очень заинтриговали нас сегодня утром. А, позвольте представиться: я — профессор Куиллс, это мистеры Леннокс и Сандерс, мисс Куиллс и мисс Стирлинг, а вы — Томас Райс, верно?

— Да, сэр, — кивнул юноша, пожимая протянутые ему руки. — Прежде, чем вы плохо подумаете обо мне, скажу, что я никогда не шпионю за клиентами, клянусь. Впервые за семь месяцев работы в отеле мистера Арчера, я посмел побеспокоить постояльцев. Просто, случайно услышав от вас упоминание «Персефоны», я понял, что вы приехали не только ради свадьбы хозяина как остальные гости.

— Раз вы из Ванделёра, то наверняка знаете историю этого судна, — произнес Оливер, пока они шли вслед за Томасом по дорожке между хижинами. — Неужели здесь нашелся кто-то, решивший помочь нам с расследованием?

— Да, это так. Вчера я слышал разговоры, ходившие по деревне, что вы хотите побеседовать со всеми, кто может пролить свет на то происшествие. Полагаю, что когда вы постучали в нашу дверь, он решил сделать вид, что никого нет дома.

— Кто? Речь идет о члене вашей семьи? — с возрастающим интересом спросил Александр.

— Да. Он — Райс, как и я, хотя его не всегда так звали, — и, к изумлению всех присутствующих, он поднялся на крыльцо одной из хижин, толкнул входную дверь и произнес: — Сорок три года назад его звали Шарль Эдуард Делорме.

Услышав имя, Александр застыл на месте, но Лайнел пихнул его в спину, чтобы тот шел дальше вслед за юношей. Хижина, в которую они вошли, была совсем маленькой. В единственном помещении располагалась гостиная, она же столовая, с крошечной кухней справа и столиком на колесах у окна слева. В глубине виднелась деревянная лестница, ведущая на второй этаж, где, скорее всего, находились спальни.

— Том, какой сюрприз, — услышали они чей-то голос и, повернувшись к столу, увидели сидящего в кресле мужчину. — Думал, я тебя не увижу, пока не закончится эта свадьба.

Он был худым как и Томас, с зачесанными назад седыми волосами. На коленях он держал корзину с горохом, который лущил. Заметив, что парень пришел не один, мужчина заволновался. Беспокойный взгляд пробежал по лицам визитеров и вернулся к Томасу.

— Что, черт возьми, все это значит? Можно узнать кто эти люди?

— Это клиенты мистера Арчера, но я уверен, что совершенно ни к чему объяснять кто они и зачем пришли. Они и так являются предметом сплетен всего Ванделёра с момента своего приезда.

— Понятно. Значит, это те самые иностранцы, о которых мне рассказывал Гарланд и они хотят написать статью для какой-то газетенки. Прошу прощения, что не открыл вам вчера, но я был очень занят в огороде, собирая овощи.

— Не волнуйтесь, мистер Райс, — вежливо ответил Александр. — Надеюсь, что сейчас более подходящее для визита время, хотя я вижу, что у вас много работы.

— Ерунда, — буркнул старик, отводя взгляд, — Горох можно почистить и за разговором, хотя я не понимаю, что вам от меня надо. Деревенские сплетницы наверняка рассказали вам все самое интересное.

— Не настолько интересное как то, что может рассказать человек, находившийся на борту «Персефоны» в момент кораблекрушения, единственный выживший член экипажа.

— «И бездна нас влечет. Ад, Рай — не все равно ли?» — процитировал Оливер, подходя к старику. — Эти слова были выгравированы на ваших часах, верно?

Руки мистера Райса задрожали так, что несколько горошин скатились на пол. Когда он поднял взор, лицо его было бледным как мел.

— Река проглотила их. Миссисипи утащила их на дно как и все остальное…, как всех остальных… Как вы узнали?

— Пару недель назад пара деревенских мальчишек решили достать что-нибудь из обломков «Персефоны», — продолжил говорить Оливер. — Среди вещей были и ваши часы.

— Шарль Эдуард Делорме, — тихо добавил Александр. — Это ваше настоящее имя, мистер Райс, верно? Почему вы скрывали его столько лет?

В ответ мистер Райс поставил на стол корзину с горохом и метнул в сторону Томаса убийственный взгляд, но тот не обратил на это внимания.

— Я знал, что тебе не понравится идея ворошить ту историю с чужаками, но, по-моему, пришло время поговорить об этом, отец, — заявил парень. Он стоял облокотившись о стену и скрестив руки на груди. — Я пытался помочь тебе этим с тех пор, как себя помню, но ты никогда меня не слушал. Возможно, это будет лучшим способом отпустить, наконец, прошлое и обрести душевный покой, как бы ты на меня за это не злился.

— Покой? — еле слышно произнес старик. — Думаешь, солдату, вернувшемуся с фронта, послужат утешением разговоры о том, как гибли его товарищи?

— Мистер Райс, я вас уверяю, что мы пришли в ваш дом не для того, чтобы побеспокоить вас, — вступила в разговор мисс Стирлинг, пересекая комнату и присаживаясь в кресло напротив мистера Райса. — Я уверена, что ваш сын так же не хотел вас волновать. Все, что нам надо, это узнать, что произошло с бригом.

— Более того, как бы ни было сложно остаться единственным живым среди мертвых, остаться навсегда на дне реки — гораздо хуже, — добавил Лайнел. — То, что произошло с экипажем, не имеет к вам никакого отношения. В их смерти нет вашей вины.

— Есть, — прошептал мистер Райс, глядя на свои руки остановившимся взглядом. — Моей обязанностью было привести бриг в целости и сохранности в порт. Я был рулевым «Персефоны», — пояснил он обескураженным слушателям. — Самым молодым членом команды. Но я не справился со своими обязанностями, я не смог их спасти.

Его голос прервался и в течение нескольких минут он не мог произнести что-то еще. Томас воспользовался моментом и приготовил немного кофе и пододвинул к столу еще несколько стульев, пока его отец собирался с силами, чтобы продолжить свой рассказ о событиях, которые пытался забыть все эти годы.

Глава 23

— Когда вода начала заливать корпус «Персефоны» и корабль постепенно погрузился в Миссисипи, я решил, что мне пришел конец. Мои сотоварищи покинули корабль одновременно со мной. Стояла глухая ночь, я ничего не видел вокруг себя, но слышал крики о помощи, которые до сих пор преследуют меня по ночам. Было очень темно, звезды еще не зажглись на небосводе, так что я даже не знал в каком направлении я плыву, но, в конце концов, добрался до берега. Я был в таком шоке, что долгое время неподвижно пролежал ничком на песке, с перемазанным илом лицом и дрожа с головы до ног. Вскоре до меня донесся гул множества голосов, но это уже были не мои друзья. Их голоса умолкли навеки. Жители Ванделёра, увидев что произошло, в ужасе сбежались к берегу реки, но у меня не было сил даже пошевелиться. Я был скорее мертв, чем жив, когда… — Райс остановился ненадолго, сглотнул и продолжил еще тише: — когда услышал ее слова. Она говорила со мной, только со мной. Девушка чуть моложе меня отделилась от стоявшей на берегу толпы и подошла ко мне, и, прежде чем я успел возразить, закинула мою руку себе на плечи и попыталась помочь мне встать. Ее отец тут же пришел на помощь и несколько минут спустя я уже лежал на диване в этой самой комнате, завернутый в плед и глотал бульон, который моя спасительница давала мне с ложки. Через несколько часов я пришел в себя и спросил, что же все-таки случилось, то по их лицам понял, что моим друзьям не так повезло, как мне. «Река не вернула больше тел, — объяснила девушка, — ты — единственный выживший после кораблекрушения». Единственный из пятнадцати человек, гораздо сильнее, старше и опытнее, чем я! Я не мог в это поверить, но, когда немного окреп и, опираясь на девушку, вышел на берег, то понял, что она говорила правду. Миссисипи поглотила «Персефону» словно она была всего лишь шлюпкой. Не осталось ничего: ни парусов, ни куска обшивки, ни оснастки… Она ушла на дно целиком, вместе со всеми членами команды. Но кораблекрушение было не единственной трагедией, случившейся 10-го апреля 1862 года. Почти одновременно с гибелью брига, вспыхнул пожар обративший в пепел плантацию Ванделёров. Пламя полностью поглотило ее, как Миссисипи поглотило корабль. Жители поселка были в панике, что мои спасители предпочли выдать меня за дальнего родственника, приехавшего с визитом пару дней назад. Еще никто не успел заметить, что меня подобрали на берегу и мы опасались, что меня, как чужака, могут обвинить в поджоге. Так что пока я поправлялся, меня выдавали за Чарльза Райса. Как вы уже, наверное, догадались, со временем я действительно стал членом этой семьи. Я женился на своей спасительнице, Роуз, а мистер Роберт стал для меня отцом, о котором я всегда мечтал. С тех пор я работаю на семейном огороде, пытаясь убедить себя самого, что все, что случилось было всего лишь ночным кошмаром, сном. Что я и в самом деле Райс, а не Делорме, и что не было ни «Персефоны», ни капитана Вестерлея, ни покончившего с ними кораблекрушения.

— Могу себе представить как все это тяжело для вас, — произнес Александр после нескольких минут напряженного молчания. — Но ваша история лишь еще больше убедила меня в своем мнении, что вы не должны чувствовать себя ответственным за трагедию. Вам просто повезло, что вы не утонули вместе со всеми.

— Раз вы были рулевым корабля, то, полагаю, хорошо знали капитана, — сказал Оливер, — каким он был?

— Капитан? Он был сама сила. Находящийся в постоянном движении вихрь, способный как управлять всеми нами с помощью одного лишь голоса, так и заставить нас помирать со смеху, рассказывая всякие истории, — ответил мистер Райс, глядя на небо через окно. — Настоящий герой, которому, к счастью, не суждено было увидеть, как то, за что он боролся было повержено союзными войсками. Он так и не узнал, что Ванделёры исчезли с лица земли, словно никогда не существовали.

— А вот здесь, пожалуйста, поподробнее, — влез в разговор Лайнел. — Ванделёры. Раз вы были в неплохих отношениях с капитаном, то сможете рассказать нам и о его жене.

— Рассказать я смогу немного. Капитан не особо распространялся о своей семейной жизни. Конечно, когда кто-то проводит столько времени в открытом море, то волей неволей многие пускаются в откровенные разговоры. Тем не менее, Вестерлей меньше всех рассказывал о том, кто ждет его на твердой земле.

— Да, но все-таки все вы должны были знать хоть что-то о ней. Ведь эта женщина сопровождала вас во всех путешествиях в виде ростры!

После этих слов мистер Райс внезапно перестал разглядывать небо и посмотрел на англичан.

— Скажите пожалуйста, а что вы вообще о ней знаете?

— Если честно, мы знаем только то, что она была одной из Ванделёр, — ответил профессор. — Мы искали информацию об этой семье и узнали, что в начале войны на плантации было две женщины, Виола Ванделёр и ее младшая сестра Мюриэль. Но мы так и не узнали на ком именно женился капитан.

— На обеих, — заявил Райс. — сначала на одной, а потом на другой.

Такого не ожидал никто, даже Томас, собиравшийся принести еще кофе застыл на месте. Отец явно опустил эту деталь, когда рассказывал своему сыну о прошлом.

— На обеих? — воскликнул Лайнел. — Я вижу, капитан был совсем не промах!

— В этом нет никакого смысла, — покачал головой Оливер. — Буквально сегодня утром, читая дневник Виолы, мне показалось очевидным, что капитан был влюблен в нее и что Мюриэль была девушкой очень странной. Как такое возможно, что капитан мог оказать ей такое же внимание, как и старшей сестре?

— А решение принимал вовсе не капитан. В этом деле он был всего лишь жертвой. — Голос Райса с каждым разом звучал все более усталым, но он лишь устроился поудобнее в кресле и продолжил: — Вы сказали, что хотите услышать правду, а я не думаю, что Вестерлею, где бы он сейчас ни находился, есть дело до того, что я вам расскажу то, в чем он мне признался однажды, в 1861 году, за несколько месяцев до кораблекрушения. Стояла середина сентября и мы только что сделали остановку у берегов Франции, чтобы пополнить запасы и закупить огнестрельное оружие для армии Юга. В ту ночь я не мог сомкнуть глаз, поэтому я решил прогуляться по палубе, а часа в три пошел поболтать со Смитом, который обычно сменял меня за штурвалом. К моему удивлению, я обнаружил его в компании с капитаном и… с выпивкой. Последние несколько месяцев Вестерлей был не похож на самого себя. Он, как и прежде, был энергичен, но его взгляд словно заволокло тучами, что привлекло наше внимание, потому что это было довольно странным для человека, женившегося всего несколько месяцев назад. В тот раз я помог ему добраться до каюты, чтобы остальные моряки не успели увидеть его в таком состоянии. Я знаю, что капитану бы не понравилось послужить столь скверным примером для подчиненных. К моему удивлению, он попросил меня остаться с ним, пока не пройдет алкогольный дурман. «Я не хочу быть один больше, чем это необходимо, — сказал он мне тогда. — Если я не прекращу об этом думать, у меня голова лопнет». Я был удивлен, но подчинился, присел рядом с ним и, пока он лежал с закрытыми глазами, болтал о своих связанных с прибытием в Новый Орлеан надеждами, чтобы его отвлечь. Но когда я упомянул его жену, тень в его глазах сгустилась еще сильнее. «Чарли, ради всего святого, если хочешь со мной побеседовать, говори о чем угодно, только не о моей жене. Иначе я выброшусь за борт и вы останетесь без капитана».

«Как вы можете такое говорить? — возмутился я. — С момента вашей свадьбы прошло всего два месяца! Этого слишком мало, чтобы устать от брака!»

«Это просто маленький ад, — ответил он, — преддверие еще большего ада».

И тогда он принялся говорить, как мне сначала показалось, бредить, уставившись глазами в потолок, а не смел его перебить, да и был настолько ошарашен, что не мог вымолвить ни слова. Судя по всему, за два месяца до нашего разговора на плантации Ванделёров был организован праздник в его честь, на который были приглашены все влиятельные семейства региона. Капитан сказал, что весь этот подхалимаж ничего для него не значит, сам он думал тогда о гораздо более важных, личных делах. Он провел несколько часов смеясь, выпивая и танцуя с Виолой Ванделёр, жара и эмоции так ударили ему в голову, что когда все, наконец, все разошлись по комнатам, он вышел на крыльцо отдышаться и покурить, чтобы прояснить разум. Там он вытащил из кармана кольцо, которое купил накануне в Новом Орлеане для обожаемой им женщины. Кольцо, с которым он собирался просить ее руки на следующий же день. Было уже больше четырех часов утра, когда он вернул кольцо в карман и вернулся в дом. При подъеме на лестницу, ноги у него все еще подгибались, а вот хмель тут же вылетел из головы, когда одна из дверей второго этажа открылась и на лестничной площадке появился силуэт. Он сказал, что у него аж дыхание перехватило, когда понял, что это была Виола, его Виола, босая и с распущенными по плечам черными волосами, одетая лишь в тончайщую ночную сорочку, через которую при свете газовой лампы отчетливо вырисовывались соблазнительные линии тела. «Я увидела тебя из окна, — прошептала ему она, — и спрашивала себя, как быстро ты сможешь подняться».

Капитан поклялся, что пытался сохранить хладнокровие и я ему поверил, но когда женщина решает лишить мужчину разума и самобладания, то ничего тут не поделаешь. Не успел капитан опомниться, как девушка обвила руками его шею и целовала так, как никогда раньше этого не делала, с невероятной страстью, которая быстро заглушила голос совести, требовавший подождать хотя бы пару дней. Он взял женщину на руки, отнес в комнату, снял с нее сорочку, упал с ней на кровать и проделывал все то, о чем мечтал на протяжении последних месяцев до тех пор, пока солнце не взошло над полями индиго, озарив светом комнату и прекрасное лицо девушки. Именно в тот момент капитану захотелось умереть на месте, потому что смотрела на него вовсе не Виола. Да, они похожи почти как близнецы, но дерзко глядящие на него голубые глаза были совсем иными. Вестерлей отпрянул от нее так, словно его укусила змея, а Мюриэль рассмеялась и заявила, что после происшедшего между ними нет смысла сохранять дистанцию, тем более, что очень скоро они поженятся.

«В конце концов, это будет лишь небольшим изменением в планах. Какая разница с которой из нас двоих связать свою жизнь, если ты даже различить нас не можешь?»

Но капитан заверил меня, что быть этого не может. Да, он действительно был немного пьян той ночью, но он бы никогда не перепутал Виолу с другой женщиной. Тело, которое он обнимал, принадлежало Виоле, запах кожи, вкус дыхания тоже были как у Виолы. Быть такого не может, если только Мюриэль не…

«Твоя сестра была права, говоря, что ты — настоящий демон, — прошептал он, — Я не понимаю как тебе удалось меня обмануть, но эти трюки тебе не помогут. Я собираюсь просить ее руки и что бы ты ни говорила, не изменит ее мнения обо мне».

«Да неужели? — продолжая улыбаться заявила она. — А что она подумает об этом?»

С этими словами она откинула простыни и продемонстрировала растекающееся по матрасу красное пятно.

«И еще… что подумают окружающие, если я начну кричать и обвиню доблестного капитана Вестерлея в том, что он ворвался в мою комнату и изнасиловал? Думаешь, они проявят сочувствие и поверят в то, что я порезала себя, чтобы пролить эту кровь? Я могу показать это кому угодно, я тебя уверяю. К тому же, — продолжала она, поднимаясь с постели, — если тебя посадят за изнасилование, как ты сможешь увидеться с моей сестрой?»

Капитан онемел от ужаса, продолжая с недоверием смотреть на девушку, когда она подошла и попыталась снова обнять его как несколько часов назад в коридоре, только на этот раз ее прикосновения заставили Вестерлея вздрогнуть.

«Я буду хорошей женой, Уилл, я тебе обещаю, — произнесла она едва размыкая губы, что напомнило капитану шипение змеи. — Очень скоро ты совсем про нее забудешь».

Капитан сказал, что хоть Мюриэль и ошибалась, в ее словах была доля истины. На следующий день он попросил Виолу поговорить с ним наедине и словно не своим голосом попросил у нее разрешения жениться на ее сестре до конца недели. С тех пор Виола, которую он знал исчезла навсегда, словно никогда не существовала. Он не рассказывал о реакции девушки на такую новость, так как при воспоминаниях об этом моменте у него словно перехватило голос и он уже не мог говорить. Мне пришлось накрыть его пледом и раз за разом повторять что все в порядке, чтобы он успокоился. Я был бесконечно удивлен, что один из самых сильных из всех знакомых мне людей оказался таким уязвимым.

— Не понимаю я этого, — произнесла мисс Стирлинг, когда Райс закончил свой рассказ, — она слегка наклонилась не сводя глаз со старика. — Что же такое произошло? По мнению капитана, Мюриэль совершила нечто… что?

— Нечто вроде колдовства, — закончил за нее Лайнел. — Если, конечно, он не попытался что-то такое придумать, дабы оправдать перед самим собой свое поведение.

— Ты имеешь ввиду, что он мог быть в полном сознании, когда ложился с ней в постель?

— Тебе кажется это таким странным, Стирлинг? Он не первый и не последний мужчина в мире, который спит с одной женщиной, имея в сердце и в уме совершенно другую, — произнеся эти слова он заметил, что Вероника взглянула на него, изогнув бровь, и добавил: — Но, в конце концов, его агония длилась не очень долго. Мистер Райс сказал, что капитан был женат дважды, так что второй женой должна быть Виола. В какой-то момент шантаж Мюриэль потерпел крах и капитан с ней расстался…

— Расстаться с ней он не смог, — перебил его Райс. — Когда капитан женился на Виоле, он был не разведен, а вдовцом. Через две недели после того, как капитан поведал мне свою историю, в начале октября, среди болот нашли растерзанное тело Мюриэль. Кайманы почти полностью обглодали плоть с костей. Никто не знал зачем она туда пошла. В тот день она приехала вместе с мужем приехала навестить свой старый дом и никто из рабов не видел как она вышла среди ночи, но благодаря ее гибели капитан смог, наконец, сделать Виолу своей женой. Правда, он так никогда и не смог стать прежним, каким был до знакомства с обеими сестрами. Временами на его лицо набегала прежняя тень, словно ожидала подходящего момента, чтобы навсегда утащить его во мрак.

Глава 24

— Да уж, имея за плечами четыре года расследований, когда считаем, что благодаря «Сонным шпилям» видели все, реальность снова и снова нас удивляет, — сказал Оливер, когда они вышли из хижины Райсов и направились обратно в отель, чтобы перекусить. — Ведьма! Настоящая луизианская ведьма! Поверить не могу!

— И будет лучше, если ты не станешь в это верить, Оливер, — скептически ответила Вероника. — Я знаю, что с твоим воображением, ты уже готов написать что-нибудь про Мюриэль Ванделёр, но то, что нам сейчас рассказали, не имеет никакого смысла.

— Мисс Куиллс, вчера вы нам рассказали, что видели портреты обеих сестер на складе отеля, — напомнила мисс Стирлинг. — Они действительно настолько похожи?

— Нет, — быстро ответила было Вероника, но тут же задумалась. — Не во всем, не фигурами точно. Да, у обеих были черные волосы, синие глаза и очень белая кожа, но Виола была выше и с более женственными формами, а Мюриель — еще почти девочкой. Невозможно, чтобы капитан их перепутал как бы ни был пьян. Я согласна с Лайнелом: у меня такое впечатление, что капитан хотел оправдать свои действия перед Райсом.

— Да, но зачем ему было объясняться перед подчиненным? — задумчиво возразила мисс Стирлинг. — Тем более, что судя по всему, именно капитан первым затронул эту тему.

Томас остался вместе с отцом, который так устал после своей исповеди, что было необходимо оставить их наедине. Дойдя до ограды отеля, Александр обернулся и посмотрел в сторону едва видневшейся крыши хижины.

— Он сильно напуган, — тихо произнес профессор. — Думаю, есть что-то еще, что он не посмел нам рассказать.

— Александр, я бы тоже умирал от страха на его месте, — ответил Лайнел. — Из троих людей, про которых мы выясняли информацию с тех пор, как приехали в Ванделёр, первый погиб при кораблекрушении, вторая сгорела заживо, третья была растерзана кайманами. Уж не знаю как тебе, но мне это вовсе не кажется идиллическим финалом. Начинаю задаваться вопросом что же будет дальше.

Войдя в отель, они увидели, что он почти пуст. Большая часть клиентов уехала в Новый Орлеан на свадьбу, так что столовая оказалась в полном распоряжении англичан. По словам коллег Томаса, в этой столовой сервировали только завтраки, а для обедов и ужинов есть помещение побольше на нижнем этаже. Но так как сейчас обеденный зал был накрыт для праздничной трапезы, то исследователей обслужили в утренней столовой.

Отобедав, друзья отправились в номер Оливера, чтобы еще раз пересмотреть дневники Виолы, в надежде найти хоть какие-то сведения о ее младшей сестре и попытаться раскрыть ее личность. Почти пять часов они потратили на изучение тетрадей, разделив их между собой, но все, что они нашли про Мюриэль Ванделёр обескуражило их еще больше. Найденные заметки Виолы о сестре были крайне скупы и разрозненны, но, тем не менее, позволяли понять, что с этой девушкой явно что-то не так. Мюриэль, которая еще ребенком бродит по полям индиго среди ночи с перепачканными землей руками и пугавшим пытавшихся убедить ее вернуться в комнату рабов злым взглядом. Мюриэль, которая в четырнадцать лет обнаженной купается в реке на виду у живших в Ванделёре работников и ножом выковыривает у пойманных рыб глаза. Мюриэль, которая исчезла на три дня без какого-либо предупреждения и объяснения и была найдена управляющим в канаве рядом с трупом собаки, за стадиями разложения которого девушка наблюдала с вниманием, достойным судмедэксперта. Как и следовало ожидать, Виола, будучи рациональной до мозга костей, не понимала, как такое странное создание может быть одной с ней крови.

Впрочем, все эти странности не особо выходили за рамки выходок обычной невоспитанной девчонки. Интересной оказалась и информация о смерти Джорджа и Мари-Клэр Ванделёр. Оливер был поражен, когда понял, что, возможно, их смерть, не смотря на бушевавшую тогда эпидемию желтой лихорадки, не была случайной. Во всяком случае, так считала Виола.

— Сегодня ночью я просматривал дневники слишком быстро, — признал Оливер часов в пять, — не понимаю, как я мог не заметить этот абзац…

— Что там на этот раз? Мюриэль, препарирующая кота? — спросил Лайнел.

— Нет, хуже, гораздо хуже. Виола не посмела написать об этом прямо, но между осторожных строк проглядывает мысль о том, что Мюриэль планировала отомстить родителям за наказание за брошенную в лицо гувернантки чернильницу. Судя по всему, она убедила кухарок, что хочет извиниться перед родителями, приготовив им фруктовый пирог.

— И что в этом плохого? — снова спросил Лайнел. — Он вышел так ужасно, что Виола расценила его как попытку убийства? Потому что, если бы это было так, то и Эйлиш хотела всех нас убить дюжину раз. Ее ревеневый пирог мог содержать мышьяк.

— Да, если только он не содержит клубники, утащенной с тарелок у зараженных желтой лихорадкой больных, — вполголоса ответил Оливер, слишком сбитый с толку, чтобы обижаться на комментарии Лайнела. — Джордж и Мари-Клэр вкусили этого пирога… и умерли меньше, чем через неделю.

— Ты хочешь сказать, что Мюриэль сделала это сознательно? — удивился Александр. — Если они заразились через эту клубнику, то почему не заболела она сама и Виола?

— Может, они и не ели этот пирог. Даже сама Виола не совсем уверена в своих предположениях, но была очень напугана, Александр, она боялась собственной сестры. При этом у нее не было ни одной живой души, с кем бы она могла поделиться своими опасениями. Филипп был занят лишь собой и картами, а рабы не смогли бы сделать ничего против хозяйской дочери.

— О, я только что нашла кое-что интересное о Филиппе, — сказала мисс Стрилинг, устраиваясь поудобнее. — Последние несколько лет он явно не очень-то хорошо относился к Виоле, но с Мюриэль отношения были еще хуже. Третьего февраля 1856 года Виола пишет, что Филипп с Мюриэль ругались весь вечер так, что чуть не свели ее с ума взаимными оскорблениями.

— И после этого эпизода Филипп умер как и его родители? — поинтересовалась Вероника.

— Две недели спустя. Врачи не смогли определить причину смерти. По словам Виолы, в последние дни жизни его «изнутри пожирал огонь». Вам не кажется, что тут слишком много совпадений? Три человека, посмевшие возразить Мюриэль, погибли мучительной смертью!

— Даже не знаю, что и думать, — признал профессор, протирая очки, как всегда делал, когда нервничал. — Никогда не слышал ни о чем подобном… о ком-то, способном нанести физический вред с помощью направленной негативной энергии.

«Может, капитан Вестерлей не был так уж неправ в том, что Мюриэль использовала какие-то трюки, чтобы затащить его в постель, — подумал Александр. — По сравнению с тем, что они только что узнали, та выходка была лишь детской шалостью».

Пока они находились в комнате, постепенно стемнело и прислуга из отеля начала зажигать фонарики, развешанные на ветвях деревьев. Вскоре послышался смех и болтовня вернувшихся на теплоходе гостей. Похоже, Лилиан так и не решилась сбежать: было слышно как ее отец что-то говорит Арчеру, а потом всех позвали на банкет. Полчаса спустя мисс Стирлинг удалилась в свой номер, сославшись на какие-то дела, через несколько минут Лайнел последовал за ней. Хотя оба ушли по отдельности, взгляды, которыми они обменялись, ясно давали понять, что очень скоро они встретятся, но оставшаяся троица была слишком занята дневниками, чтобы обратить на это внимание.

— Что ж, единственное, что могу сказать на данном этапе: я очень рад, что не был знаком с Мюриэль, — высказался Оливер. — Не важно, ведьма она или нет, сосуществование с ней должно было превратиться в ад для несчастной Виолы.

— Подожди, — вдруг прервала его Вероника, пристально глядя в тетрадь. — Ты читал, что произошло с Пэнси де ла Тур 20 июня 1861 года, через пару недель после женитьбы капитана на Мюриэль?

— Если ты про последний визит, когда она пришла к Виоле попрощаться перед своим побегом в Мексику с этим журналистом, Филом Доджером, то да, читал, — ответил Оливер. — Но, так как я подумал, что это не имеет отношения к нашему делу, то без особого внимания. Полагаю, для Виолы было тяжелым ударом расстаться еще и с подругой.

— Нет, я не про побег как таковой, а про то, что случилось с Пэнси в тот день на плантации. Согласно записям Виолы, она была занята с управляющим и работниками плантации, поэтому не сразу пришла поприветствовать подругу. Когда она, наконец, вошла в дом, то увидела, что в библиотеке царит большой переполох. Вот, послушайте:

«Шум был слышан еще от дверей, поэтому я со всех ног бросилась на второй этаж. Поняв, что происходит, я прямо-таки застыла на месте: Пэнси держала Мюриэль за рукав платья и пыталась отобрать у моей сестры какой-то предмет, который та защищала зубами и ногтями, прижимая к груди так, словно от этогозависела ее жизнь. На щеке Пэнси алела глубокая царапина.

— Что здесь происходит? — крикнула я, пытаясь встрять между ними. — Вы с ума сошли? Что это за скандал?

— Твоя сестра совершенно безумна, Виола, — дрожа с головы до ног выпалила Пэнси. — Она ненормальная, которая всех вас сведёт в могилу, если ты не запрешь ее! Пару минут назад, когда я немного отвлеклась, она хотела меня убить!

От этих слов у меня чуть сердце не остановилось. Я бы и рада ответить Пэнси, что все это ей лишь показалось, и что Мюриэль на такое не способна, но…

— Я не пыталась, — с удивительным спокойствием ответила моя сестра. — Если бы собиралась тебя убить, ты бы тут сейчас уже не кудахтала как курица-наседка, а твой дражайший журналист зря прождал бы тебя на своей машине в зарослях. Ты бы уж пригласила его выпить с нами, нам бы тут повеселее стало.

— Мюриэль, что ты такое говоришь? — спросила я, пока Пэнси оправлялась от шока. — Откуда ты знаешь, что Фил Доджер и я…?

— Я-то понимаю почему ты не хотела нас познакомить. Как бы он не заставлял тебя извиваться в своей постели каждое воскресенье, пока твои родители думают, что ты в городе на мессе, в глубине души ты понимаешь, что он никогда не сможет дать тебе то, что есть у Эжена Мерло.

— Мюриэль, замолчи! — воскликнула я, покраснев также, как и Пэнси. Это было слишком даже для такой, как она. Как ты смеешь говорить подобное о моей подруге? В конце концов я решу, что Пэнси права насчет тебя — надо запереть тебя в сумасшедшем доме, чтобы ты оставила нас всех в покое!

— Думаю, даже так ты ничего не добьешься. Посмотри, что она со мной сделала…

Пытаясь сдерживать слезы, Пэнси приподняла один из своих темных локонов, чтобы показать кожу головы и я увидела там воспаленную проплешину.

— Она вырвала у меня прядь волос, пока я ждала тебя сидя на диване. Она подкралась сзади словно змея и вдруг дернула за волосы с такой силы, что я чуть не упала! Потом она вытащила эту мерзкую штуковину, которую ты видишь в ее руках, и принялась бормотать и…

Я сразу поняла о чем говорила Пэнси и почувствовала, как пол уходит у меня из-под ног. Я видела подобное множество раз, негры слепо верят в свои языческие ритуалы, в тех местах откуда они родом вуду очень распространено. Но я всегда следила за тем, чтобы подобные вещи не переступали порог моего дома. Не понимаю откуда Мюриэль могла взять куклу вуду, да еще и представляющую Пэнси.

— Она сделала для нее розовое платье, Виола, точно такое, как я оставила в твоем доме после того, как однажды она же мне его испачкала. А теперь она пыталась приделать кукле мои волосы, чтобы наслать на меня все эти ужасные проклятия.

— Мне не хватило времени закончить, — ответила моя сестра все с таким спокойствием, словно рассказывала о вышивании. — Более того, у меня нет ни булавок, ни…

Прежде, чем она успела закончить, я попыталась подойти, чтобы отобрать у нее куклу, но Мюриэль словно читала мои мысли и успела отскочить к камину одним прыжком, сжимая куклу еще крепче.

— Это уже слишком, — предупредила я ее, покачав головой. — Я пыталась быть с тобой терпеливой, но больше ни дня не собираюсь выносить твои безумные выходки. Ты как дикое животное!

— Дикое животное, — вполголоса повторила моя сестра. — Может, ты и права, но напоминаю, что укус зверя тем опаснее, чем разъяреннее животное. Будь осторожна с тем, что ты делаешь, если не хочешь испытать это на себе. Ты играешь с огнем…

С этими словами она протянула руку и бросила что-то в пылающий камин, не обращая внимания на вопль ужаса Пэнси.

— Сунь сюда руки, если хочешь это вытащить, раз тебя так волнует, что может произойти с твоей подругой, — выпалила она мне, покидая комнату. — Тебе следует привыкать к жару огня».

— После этого Пэнси была в таком ужасе, что Виоле пришлось попросить слуг принести ей липовый отвар, — продолжила рассказывать Вероника. — Дальше она пишет, что пыталась уговорить Пэнси остаться в Луизиане и выйти замуж за Эжена Мерло, как это было согласовано давным давно, но подруга не хотела и слышать об этом. Она уверяла, что по-настоящему любит Доджера и что у них большие планы касательно Мексики и что, скорее всего, они никогда больше не увидятся. По поводу куклы вуду больше нет ничего, но я убеждена, что Виола испугалась не меньше Пэнси.

— Вуду, — пробормотал Александр и взглянул на ошарашенного Оливера. — Вот только этого нам и не хватало. Это совершенно выходит за рамки нашей компетенции. Понятия не имею в чем состоят упомянутые Виолой ритуалы, но в одном я уверен: Мюриэль не могла освоить их самостоятельно. Должен был быть кто-то, обучавший ее.

— Дядя, мы даже не знаем, действительно ли такие ритуалы работают, — тряхнула головой Вероника. — Я тоже могу выдернуть тебе клок волос, привязать его к тряпичной кукле, воткнуть туда булавки и посмотреть, что будет. Неужели кто-то из вас подумает, что вы этом есть какой-то смысл?

— Может, ты и права, — признал профессор. — Может, это всего лишь очередная выходка Мюриэль, попытка напугать Виолу и ее подругу.

— «Тебе следует привыкать к жару огня», — тихо процитировал Оливер и Куиллсы посмотрели на него. — А если все, что делала Мюриэль было неспроста?

— На арене автор готических романов, — вздохнула Вероника. — Ты вообще о чем?

— О том, что каким-то образом она знала, что сестра погибнет в огне на плантации. Возможно, Мюриэль с самого начала хотела покончить с семьей, которая никогда ее не понимала и не принимала. Ей удалось похоронить родителей, Филиппа, Виолу…

— Виолу — нет, — напомнил Александр. — Кайманы покончили с Мюриэль раньше.

Становилось все жарче и Оливер подошел к окну и распахнул створки, чтобы гулявший по саду бриз проник в комнату, неся за собой неприятный запах стоячей воды. Было уже темно, тем не менее, можно было разглядеть темное пятно болота вдалеке, которое словно наползало на сад. Александр и Вероника продолжали что-то обсуждать, а Оливер не сводил взгляд с горизонта. Где-то там оборвалась жизнь Мюриэль, в пасти зверей, атаковавших ее во время одной из ночных прогулок по плантации. Но что же могло привести ее снова в Ванделёр уже после того, как она вышла замуж за капитана и уехала с ним в Новый Орлеан? Зачем она пошла на болото?

Пока не было смысла задаваться этими вопросами. Оливер побарабанил пальцами по подоконнику и собрался было отойти от окна, когда что-то привлекло его внимание. Свадебный банкет, должно быть, подходил к концу и гости, которые не хотели танцевать гуляли по саду. В конце одной из садовых дорожек Оливер разглядел леди Сильверстоун, которая сидела на берегу пруда, водя пальцами по воде.

— Конечно, существует вероятность того, что кто-то из жителей Ванделёра знаком со старинными ритуалами вуду, — продолжал говорить Александр. — Помню, что Гарланд рассказывал о каком-то типе, обвешанном амулетами, который однажды заходил к нему на постоялый двор. Если подобные традиции все еще живы в Луизиане…

— Что ты делаешь? — спросила Вероника, заметив, что ее друг, не говоря ни слова, отошел от окна и пошел к двери. — Куда ты идешь?

— Я только что вспомнил о важном деле, которым давно должен был заняться. Разбирайтесь тут без меня, возможно, вернусь нескоро.

— Ты уверен, что все в порядке? — удивился профессор. — Если хочешь, мы…

Но Оливер уже покинул номер и спускался по лестнице в фойе. Он понимал, что сейчас не лучший момент для решения подобных вопросов, но если не разобраться с тем странным недоразумением, в которое он оказался вовлечен, то он не сможет жить дальше в согласии с самим собой и еще меньше — заниматься тайнами других.

Глава 25

Спустившись на первый этаж, Оливер с удивлением обнаружил атмосферу, более уместную для какого-нибудь приема в Букингемском дворце, чем для вечеринки в южном отеле. Повсюду были облаченные в смокинги кавалеры, ведущие под руку упакованных в шелка и драгоценности дам. Музыка, которую играл расположенный в большом зале оркестр, наводнила все помещения и скользила дальше в сады, где тут и там прогуливались парочки меж деревьями, увешанными фонариками. Оливер слишком торопился, чтобы обращать на все это внимание, но когда он почти уже достиг главного входа, случайно повернул голову в сторону ведущей в бальный зал арки и… замер от изумления.

Ему пришлось закрыть и снова открыть глаза, дабы убедиться, что увиденное не является плодом его воспаленного воображения. Облокотившись на арку, стоял Лайнел, нервно поигрывая сверкающими запонками. Он был выбрит впервые, с тех пор как Оливер его знал. Это и тщательно причесанные, волосок к волоску волосы сделали его почти неузнаваемым. Когда их взгляды пересеклись, Лайнел покраснел.

— Одно слово Куиллсам и я тебя прибью, — буркнул он, когда не верящий своим глазам Оливер медленно подошел к нему.

— Я и не думал им что-то рассказывать, — пообещал он. — Более того, уверен, что мне никто не поверит. Эй, а что это я чувствую? Пара капель одеколона Александра?

— Мне пришлось пробраться в его комнату, пока он был у тебя, — с недовольным видом ответил Лайнел. — Сам знаешь как это говорят: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда».

— Не надо передо мной оправдываться. Выглядишь ты чрезвычайно элегантно, хотя, по-моему, тебе недостает немного помады. Почему бы тебе не подняться в комнату мисс Стирлинг и не попросить у нее немного?

— Идея как раз в том и состоит, чтобы сегодня вечером ее помада закончила свой путь у меня во рту, так что нет необходимости меня подкалывать, — заявил Лайнел, пока Оливер пытался удержаться от смеха. — Утром я пригласил ее потанцевать со мной, и ты себе даже не представляешь скольких усилий мне стоило услышать согласие. Так что я собираюсь воспользоваться этой возможностью по полной.

— Вперед, Казанова. Покажи себя во всей красе, впрочем, на этот раз я совершенно спокоен насчет тебя. Мисс Стирлинг не из тех, кого так просто обольстить.

— Да и я не прост, — ответил Лайнел. — А теперь проваливай, пока она не пришла, иначе разрушишь всю мою стратегию. Завтра утром посмотрим кто над кем будет смеяться.

Покачав головой, Оливер продолжил свой путь и вышел из отеля в сад, в котором стало гораздо больше народу, чем когда он выглядывал в окно. Как можно незаметнее прошел он мимо обнимающейся на скамейке парочки, оставил позади группу курящих под деревом джентльменов, свернул на одну из боковых дорожек и вышел к пруду. К счастью, сюда еще не добрался ни один из гостей, и единственной, кто здесь был, это леди Сильверстоун, водившая украшенной аметистами рукой по воде. Она была настолько погружена в свои мысли, что не заметила появления Оливера, пока тот не встал совсем рядом с ней так, что его отражение появилось на водной глади. Женщина мгновенно обернулась.

— Надеюсь, я вас не испугал, — тихо произнес Оливер. — Я выглянул из окна своего номера, увидел вас здесь … и мне подумалось, что мы могли бы немного здесь побеседовать.

Леди Сильверстоун покраснела под слоем рисовой пудры, нанесенной на худощавое лицо, но кивнула.

— Я удивлен, что вы сейчас не с леди Лилиан. Я считал, что мало чем так гордятся матери, как бракосочетанием своих дочерей…

— Когда они выходят замуж по любви, то да, может это и так, — ответила леди Сильверстоун. — Но именно нежность, которую я испытываю к Лили, не дает мне быть сейчас рядом с ней и давать советы, которые она могла бы услышать только от меня. Разве я могу спокойно смотреть на то, как моя дорогая малышка совершает самую большую ошибку в своей жизни?

— Но ведь это вы выбрали для нее мужа. Точно также, как и для других своих дочерей, это вы решили, что они должны выйти замуж за бизнесменов…

— Решил их отец, не я, — поправила его женщина. — Как это происходит всегда и во всем.

Две задрапированные в шелка и шали пожилые дамы подошли к пруду и поприветствовали леди Сильверстоун, ответившую им легкой улыбкой. Когда они ушли, Оливер сел рядом с леди Сильверстоун, предварительно убедившись, что единственным свидетелем их разговора является каменная русалка, из которой вытекала струйка воды.

— Полагаю, — продолжила леди Сильверстоун, — я могла бы задать вам тот же вопрос. Почему вы покинули номер ради разговора со мной?

— Вы прекрасно знаете почему. После вчерашнего нам есть о чем поговорить.

— Да, я слишком хорошо это знаю, мистер Сандерс, но если хотите услышать правду, я удивлена почему вы до сих пор не пошли и не поговорили с моим мужем. Проще простого было сказать ему, что я сошла с ума и необходимо запереть меня в каком-нибудь приюте.

— Вы за кого меня принимаете? Вы действительно считаете, что я способен предать ваше доверие? Вы плохо знаете меня, леди Сильверстоун. Настоящий джентльмен никогда не сделал бы ничего подобного!

Женщина вытащила руку из воды и положила ее на перила. Поколебавшись несколько мгновений, Оливер слегка дотронулся пальцами нежной женской руки. Никогда он не забудет как эта женщина посмотрела на него, когда их руки соприкоснулись.

— Я пытался сосредоточиться на нашем расследовании, — прошептал он, — но не было ни одной минуты, когда бы я не думал о ваших вчерашних словах… об этом пустом гробе, погребенном в часовне Сильверстоунов. — Женщина молчала, хотя глаза ее словно заволокло дымкой. — Вы рассказывали о пропавшем ребенке, но не объяснили почему у вас забрали единственного сына. Как ваш муж мог позволить…

— Ах, — обронила леди Сильверстоун. — Именно Фредерик принял такое решение. Именно потому, что это был мальчик. Мальчик, но не тот, которого он бы хотел иметь.

— Понимаю, — вполголоса ответил Оливер. — Вчера, пытаясь убедить меня в том, что я — ваш сын, вы сказали кое-что, что я сначала не понял: «Ты — копия своего отца». Я подумал, что в этом никакого смысла, так как трудно представить двух столь непохожих друг на друга мужчин как лорд Сильверстоун и я. — Сгорая от стыда, леди Сильверстоун прикрыла лицо руками. — Это означает, что ваш муж не был отцом того ребенка?

Женщина едва слышно застонала. Оливер поспешил продолжить:

— Вы не обязаны мне отвечать, миледи, я прекрасно понимаю, что для вас очень болезненно говорить о подобных вещах, но и вы должны меня понять: я не могу оставить все как есть, я заслуживаю большей информации. Я не собираюсь вас судить, уверяю вас. Просто…

— Его звали Энтони, — вдруг произнесла она и Оливер умолк. — Энтони Паркс. Он был одним из моих лучших друзей, когда я была маленькой и жила с родителями и младшей сестрой в нашем поместье в графстве Нортумберленд. Он был сыном нашего мажордома, вырос в комнатах для прислуги и каждый раз, когда появлялась возможность, мы убегали как можно дальше, не обращая внимание на протесты, отстававшей от нас моей сестры Кассандры. Тогда я не понимала, что плохого в том, что мы делали, мы были всего лишь детьми, которые обожали проводить время вместе, прячась в кронах деревьев, поедая утащенные с кухни фрукты, придумывая всякие истории. У Энтони всегда было потрясающее воображение, — с грустной улыбкой произнесла она, не сводя взор с русалки, перебиравшей пальцами волосы. — Благодаря ему даже самый мрачный уголок нашего поместья превращался в волшебную сказку, а каждый день наполнялся невероятными приключениями, как только он брал меня за руку. Когда мы подросли, то осознали, что нас связывало нечто большее, чем просто дружба. К сожалению, Кассандра после одной из наших с ней ссор, рассказала родителям, что мы целовались за яблоней, и те решили разобраться с нашими отношениями.

— Смею предположить, что они сделали все, чтобы разлучит вас, — тихо произнес Оливер. — Если он был простолюдином, ваши родители не могли вам позволить с ним встречаться.

— Энтони заставили покинуть наш дом. Мои родители убедили его отца отправить юношу к дяде, заявив, что так будет лучше для нас обоих. Когда несколько недель спустя я узнала почему он так странно исчез, то поклялась никогда больше не разговаривать со своими родителями.

— А вам не приходило в голову сбежать вместе с ним? Раз уж вы были так влюблены друг в друга, то, возможно, …

— Как я могла это сделать? Денег у меня не было, знакомых за пределами близлежащей деревни тоже. Я понятия не имела где жил его дядя, не знала как написать Энтони. У меня ничего от него не осталось. Понемногу боль от потери превратилась в своего рода пелену безмолвия, которая окутывала меня днем и ночью. Я целиком и полностью погрузилась в апатию, которая не исчезла даже тогда, когда я приняла предложение лорда Сильверстоуна почти семь лет спустя. Я была убеждена, что никогда больше не увижу своего друга, мою родственную душу, вторую половинку, так что… какая разница кого именно выбрали родители, если ни один из претендентов меня совершенно не привлекал? К несчастью, судьба решила дать нам еще один шанс. Теперь-то я понимаю, что лучше бы нам вообще больше никогда не встречаться. Так я бы избежала наихудших страданий в моей жизни, а моя нынешняя жизнь была бы совершенно иной. Однажды ночью, я собиралась было покинуть спальню уснувших Филис и Эвелин в Оксфордширском поместье Сильверстоунов, когда услышала стук мелких камешков об окно. Выглянув, я увидела прячущегося в кустах Энтони.

— Ему удалось вас найти спустя столько лет? — удивился Оливер.

— Я тоже не могла поверить своим глазам. Я даже решила, что уснула вместе с девочками и вижу сон. «Арабелла, я пришел, чтобы спасти тебя от дракона», — прошептал он мне, глядя снизу вверх. Именно так он разговаривал со мной, когда мы были детьми и он приходил за мной к дому родителей, чтобы увлечь на поиски приключений. Помню, как я разрыдалась, сбежала по лестнице и бросилась в его объятия.

В глазах леди Сильверстоун стояли слезы и на мгновение Оливер увидел ее молодой, похожей на леди Лилиан, с распущенными волосами цвета меди, босой, в ночной сорочке.

— Не хочу утомлять вас историей о моем неудачном романе, — продолжила женщина. — Мир устал от Бовари и Карениных и не особо горжусь своими попытками добиться того, чтобы моя история отличалась от их, и тем, что надеялась на счастливый финал. Почти в течение года мы с Энтони тайно встречались. Он снял небольшую комнатенку в ближайшем селении, при том, что он едва сводил концы с концами. Энтони рассказывал, что после отъезда из нашего поместья он перепробовал множество занятий, но по-настоящему его привлекала лишь поэзия. Думаю, он и не мог делать ничего другого, будучи всегда настоящим романтиком и мечтателем. Вы можете себе представить: он был поэтом! Мой муж считал таких людей отбросами общества. Судя по всему, адрес ему дала моя сестра Кассандра, случайно встретившись с ним в Лондоне. В то время она была очень больна туберкулезом, знала, что умирает и хотела успокоить свою совесть, мучившую ее виной за то, что именно из-за нее мы тогда расстались. Лично я считаю, что она хотела причинить мне еще больше боли, так как прекрасно понимала, чем все может кончиться. Я всегда думала, что причиной ее действий была ревность. Энтони никогда не обращал на нее внимания, а Кассандра не выносила, если кто-нибудь игнорировал ее чары.

— Но что же произошло? Лорд Сильверстоун узнал о ваших встречах?

— Нет, — пробормотала она, покачав головой. — Во всяком случае, не сразу. Я до сих пор не знаю, что я такого сделала, чтобы Энтони снова исчез также внезапно, как и появился. Однажды днем, воспользовавшись тем, что муж находился в обществе своих друзей в библиотеке нашего дома, я побежала к нашему тайному убежищу, чтобы рассказать о том… что я в положении. Энтони часто пытался убедить меня бежать вместе с ним, чтобы мы начали новую совместную жизнь в далекой стране, но как я могла бросить Филис и Эвелин? Ведь они еще были совсем крошками. Я хотела рассказать ему обо всем, чтобы принять, наконец, окончательное решение, но так и не смогла этого сделать. Энтони не оказалось дома.

— И он никак не объяснил свой отъезд? — удивился Оливер. — Никому ничего не сказал, не оставил записки или инструкций для вас?

— Что он мог объяснить, мистер Сандерс? Я уже говорила вам, что Энтони уговаривал меня уехать вместе с ним, а я все отнекивалась и просила еще времени подумать. Полагаю, он просто устал ждать, прекрасно понимая к тому же, что мой муж никогда от меня не откажется. Просто и на этот раз судьбе не было угодно воссоединить нас.

К этому моменту леди Сильверстоун уже не могла сдерживать рыдания. Оливер молча сжал ее руку, не в силах подобрать слова утешения.

— В течение последующих месяцев я пыталась скрыть беременность, — едва слышно продолжила дама, — но невозможно столько времени обманывать мужа, особенно если он вдруг объявляется в твоей спальне спустя полгода после последнего визита. В конце концов, Фредерик заметил то, что я пыталась скрыть. Вы даже представить себе не можете, что за этим последовало… Предпочитаю сохранить эти воспоминания для себя, они слишком постыдны. Скажу лишь, что когда родился мой сын, мне не позволили даже взглянуть на него. Младенца отобрали, как только повитуха очистила его от крови и завернула в одеяльце. А я в слезах смотрела как моего малыша уносит на руках кучер. Мой муж приказал убрать ребенка с глаз долой, бросить его посреди дороги, отдать в приют — без разницы, главное, больше никогда его не видеть. Того человека, кучера, — леди Сильверстоун подняла взор на Оливера, — звали Джеймс Сандерс. Я так никогда и не смогла поговорить с ним о том, куда он дел ребенка. После родов я так ослабела, что почти месяц не вставала с постели, а встав, наконец, узнала, что мой муж определил кучера на работу в дом его знакомых и, разумеется, не сказал каких. Свою комнату я покинула лишь для участия в фарсе с похоронами в часовне Сильверстоунов, с помощью которых Фредерик хотел пресечь любые возможные сплетни насчет моей беременности.

— Вы говорите, фамилия кучера была Сандерс, — пробормотал Оливер. Несмотря на то, что он сидел, мир, казалось, закружился вокруг него. — Когда я подрос достаточно для того, чтобы заинтересоваться своим прошлым, я обратился к мистеру и миссис Джонсон, владельцам Ридингского приюта, в котором я вырос. Они рассказали, что не знают кем был оставивший меня джентльмен. Лишь когда миссис Джонсон спросила есть ли у меня фамилия, тот грустно посмотрел, вздохнул и ответил, что Сандерс. И исчез…

Как будто рассказа леди Сильверстоун было недостаточно, Оливер вдруг вспомнил, что Эйлиш сказала ему, когда только-только сообщила о своих способностях считывать воспоминания людей прикасаясь к ним руками. Когда она впервые коснулась пальцев Оливера, то увидела картинки из его прошлого, среди которых была и его плачущая из-за разлуки с новорожденным мать. В тот момент Оливер был слишком ослеплен любовными томлениями, чтобы задуматься над той информацией, так как, по сути, она не давала ничего нового — юноша и так знал, что он незаконнорожденный, нежеланный ребенок, сорняк. Но ему даже в голову не приходило, что два года спустя он сможет сложить вместе кусочки мозаики его прошлого. Все более ошарашенный с каждой минутой, он поднял голову и посмотрел на леди Сильверстоун. Комок в горле мешал говорить, впрочем, не было необходимости в словах. Женщина тихо добавила:

— Мой малыш родился 12 января 1880 года, в половину второго пополудни. Не знаю, сообщают ли в приютах подобную информацию, но…

Оливер сглотнул. Он едва слышно прошептал:

— Джонсоны сказали, что день рождения у меня 12 января. Именно в этот день меня привез незнакомец в карете.

Леди Сильверстоун прикрыла рот руками, по ее лицу текли слезы. Оливер молча смотрел на нее, пытаясь осознать услышанное. Наконец женщина не выдержала и бросилась ему на шею и крепко прижала к себе, словно пытаясь заполнить им пустоту внутри себя, образовавшуюся в день разлуки с единственным сыном.

Глава 26

Мисс Стирлинг запаздывала. Лайнел изо всех сил старался не смотреть каждую секунду на висящие над стойкой регистрации большие часы, чтобы не выдать своего нетерпения. Он слишком явно ощущал как переполняющие его эмоции начинают скручивать в узел все нутро, а дать возможность потенциальной добыче заметить его волнение было не самой лучшей стратегией.

Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, Лайнел снова повернулся в сторону бального зала опершись спиной на арку дверного проема. Оттуда он мог наблюдать за множеством танцующих под сверкающими хрустальными люстрами пар и за гостями, сидящими на установленных вдоль стен стульях. В глубине салона он заметил леди Лилиан, ныне — Лилиан Арчер, окруженную полудюжиной почтенных дам, которые без конца пожимали девушке руки и трепали ладошками за щеки. Новоиспеченная жена улыбалась всем вокруг, но Лайнел заметил, что она в смятении и, казалось, что лежащая у нее на плече рука Арчера весит целую тонну.

— Теперь уже слишком поздно ее спасать, не так ли? — вдруг услышал Лайнел.

Он так резко обернулся, что почувствовал резкую боль в шее. По лестнице только что спустилась мисс Стирлинг, вслед за ней струился шлейф платья из серебристого шелка, расшитого листьями из черного бархата. Единственным цветным пятном были алые губы, улыбавшиеся при виде его замешательства.

— Выглядишь встревоженным, Леннокс. Тоже нервничаешь перед брачной ночью?

— Я… — только и смог произнести Лайнел. Все, что он планировал ей сказать, вылетело из головы, словно никогда и не существовало. — Знаю, что покажусь тебе сейчас полным идиотом, но… у меня просто нет слов. Никогда не видел тебя столь прекрасной как нынешним вечером.

— Знаю, знаю, что не видел, но, похоже, я не единственная, кто потрудился над своим внешним видом. Поверить не могу, что ты, наконец, побрился!

— Я планирую снова сорвать с тебя поцелуй прежде, чем пробьет двенадцать, а тебе, насколько я слышал, не нравится прикосновение щетины.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — усмехнулась мисс Стирлинг. — Но, с другой стороны, как самонадеянно! По правде говоря, мне совершенно не хочется весь вечер провести с джентльменом.

— Ну ничего себе! Если б я знал, то пришел бы в одной рубашке.

— Я имею в виду, — продолжила девушка, — что всю жизнь я окружена джентльменами, слушаю изысканные речи, наблюдаю превосходные манеры… Если бы я хотела и дальше продолжать в том же духе, то просто вошла одна в салон и, я тебя уверяю, у моих ног мгновенно окажется с полдюжины восхищенных поклонников.

— В этом я ни капли не сомневаюсь, — улыбнулся Лайнел, подставляя ей руку. — Именно поэтому я не допущу, чтобы ты входила одна. Никто не посмеет оспаривать мое право потанцевать с тобой.

Мисс Стирлинг так обреченно взглянула на него, что Лайнел усмехнулся сквозь зубы. Рука об руку вошли они в просторное помещение, где дюжины пар кружились в танце. Взоры большинства мужчин устремились к мисс Стирлинг и Лайнел почувствовал ни с чем несравнимое удовольствие от осознания того, что эта восхитительная женщина принадлежит ему, пусть даже только на эту ночь.

Пытаясь заглушить внутренний голос, вопрошающий, что же будет потом, Лайнел нашел свободное местечко у выходящего в сад окна, где они могли бы танцевать, не привлекая излишнего внимания окружающих. Девушка явно нервничала, хоть и пыталась это скрыть; на лице застыло выражение недоверия.

— Да ладно тебе, ты выглядишь так, словно собираешься взойти на эшафот, — высказался Лайнел. — Если продолжишь в этом духе, для нас обоих хорошего будет мало.

— Ты же знаешь, что все это не особо меня вдохновляет, — ответила она.

— Не вдохновляет, потому что до сих пор ты не встретила мужчину, который знает, как подстроиться под твой ритм. Думай об этом танце так, словно он первый в твоей жизни.

Разговаривая, они понемногу начали двигаться у окна. Лайнел был очень удивлен, что несмотря на протесты, девушка прекрасно танцевала. Он все еще не понимал, почему женщина, привыкшая к светским мероприятиям европейской аристократии, с такой неприязнью относилась к танцам, но решил, что это просто одна из тысяч вещей, которых он никогда о ней не узнает. Спустя несколько минут мисс Стирлинг все же улыбнулась, хоть и сквозь зубы, Лайнел сразу ответил тем же.

— Я же говорил, что это не так страшно. Я уверен, что когда ты впервые взяла в руки Кармиллу, то точно так же была комком нервов. А годы спустя тебе не хватило лишь пары миллиметров, чтобы не убить меня, хоть и стреляла ты со вставшей на дыбы лошади!

— Моим первым оружием была не Кармилла, — поправила его девушка. — Тогда я чуть было не снесла голову Жено, мажордому Драгомарски. Думаю, он до сих пор мне этого не простил. — Еще одна пара принялась кружиться у окна и Лайнел прижал девушку поближе, чтобы освободить им место. — Леннокс, а ты и вправду умеешь танцевать! Где ты этому научился?

— Меня обучила прекрасная неаполитанка с почти такими же темными глазами и волосами как у тебя.

— Я так и знала, что за этим стоит какая-то женщина, — вздохнула мисс Стирлинг. — Полагаю, ты по максимуму воспользовался ее уроками, как и тем, что за ними последовало…

— Надеюсь, что это так, хоть она не раз предавалась отчаянию от моего упрямства. Ты себе представить не можешь, чего ей стоило научить меня писать, — ответил Лайнел, улыбаясь удивлению мисс Стирлинг. — Я говорю о своей тете Изабелле, которая заботилась обо мне и моем отце после смерти моей мамы. Она обожала танцевать и всегда жаловалась на своего мужа, который делал это просто ужасно. Так что она еще с малолетства начала учить меня танцам, чтобы я мог сопровождать ее на праздники и вечеринки. Каждый вечер, помыв посуду, мы сбрасывали обувь и принимались кружить по кухне. Я до сих пор помню запах мыла от ее рук и то, как она смеялась каждый раз, когда я случайно наступал ей на ногу.

— Надо же, — изумилась девушка. — Я никогда не думала, что такой мужчина как ты может быть так привязан к семье.

— Был привязан, — согласился Лайнел, — но, к сожалению, мои дядя с тетей умерли, когда я был еще ребенком, а вскоре и мой отец последовал за ними. И знаешь, не проходит и дня, чтобы я перед сном не вспоминал о них троих, но предпочитаю не говорить об этом, чтобы не бросить тень на мою всем известную умопомрачительную мужественность. Почему бы и тебе не рассказать про свою семью?

— Мою…? — начала было мисс Стирлинг и Лайнел поспешил поддержать вдруг запнувшуюся девушку. — У меня тоже… тоже нет семьи.

— Как это? — удивился Лайнел. — Твоя мать тоже умерла, когда ты была маленькой?

— Я никогда ее не знала. Мне рассказали, что сразу после родов у нее остановилось сердце. Я даже не знаю где ее похоронили и как ее звали.

Девушка произнесла последние слова так, словно она уже слишком устала ощущать грусть. Она уставилась на выглядывающие из-под платья кончики туфель, не переставая двигаться в такт музыке, пока Лайнел не заставил ее поднять голову.

— Кто ты, Стирлинг? — шепотом спросил он. — Какова твоя история?

— У меня нет истории, — поспешно ответила девушка. — Ты уже все обо мне знаешь. Я — правая рука князя Драгомираски, я сопровождаю его в поездках, помогаю в делах и служу ему верой и правдой. Мне больше нечего рассказать.

— Всегда есть что рассказать. Твоя история — это не Драгомираски. Я спрашиваю не о том, кто такая Маргарет Элизабет Стирлинг. Я спрашиваю кто такая женщина, которую я сейчас обнимаю. Женщина из плоти и крови, прячущаяся за кружевами, чтобы ее видели и не видели одновременно. Кем ты была до того, как начала на них работать?

— Я была никем, — повторила девушка. — Я родилась в тот момент, когда отец князя Константина решил стать моим защитником. Каждый шаг в моей жизни связан с ними. Всем, что у меня есть, я обязана им. Но я не хочу говорить об этом. Мне очень тяжело вспоминать прошлое.

— Как пожелаешь, — покорно ответил Лайнел. — Но, если это тебя утешит, скажу, что ты — непревзойденная актриса. Смею предположить, никто не знает, что скрывается под этой маской совершенства.

— Я бы сказала, почти ничего, — тихо произнесла женщина. — Ты — исключение.

Оркестр закончил играть вальс и гости зааплодировали, но никто из двоих этого не заметил. Лайнел был обескуражен тем, каким голосом говорила мисс Стирлинг, но ограничился лишь парой фраз:

— Что ж, я тоже не самый лучший детектив. Если бы не этот разговор, мне бы и в голову не пришло, что в твоем прошлом было…

— Нет, — перебила она его. — Я не о прошлом, я о себе самой. — Они завершили танец и снова остановились у окна. — Думаю, ты единственный, кто всегда видел меня такой, какая я есть на самом деле.

Рука Лайнела все еще лежала на ее талии. Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, затем Лайнел протянул руку, провел пальцами по шелковистым локонам мисс Стирлинг, обрамлявшим ее лицо, и привлек девушку к себе, ощущая обворожительный сандаловый аромат ее кожи.

Медленно наклонил он голову, пока слегка не коснулся носом ее носа. Лайнел чувствовал, как ее ресницы щекочут его щеки, как участилось ее дыхание. Он прошептал:

— Знаю, что однажды мы об этом пожалеем. Возможно, это будет самая большая ошибка в нашей жизни, которая разрушит все на своем пути, включая нас самих…

Они находились на расстоянии поцелуя друг от друга. Так близко, что Лайнел словно погрузился в аромат ее парфюма. Так далеко, словно принадлежали разным вселенным. Находясь в сильнейшем волнении от обуревавших его чувств, Лайнел был не в силах продолжать говорить. Он наклонился, чтобы коснуться ее губ, как вдруг бальный салон сотряс страшный грохот, за ним последовали истошные крики, которые заставили пару отпрянуть друг от друга и повернуться в сторону происходящего.

Панорамное оконное стекло было разбито вдребезги, а перепачканный илом человек сжимал руками горло одного из прогуливавшихся по саду гостей. За их спиной еще один темный силуэт, бросив на траву бездыханное тело одетой в зеленое платье девушки, проник вслед за приятелем через разбитое окно в зал.

Музыканты, начавшие было играть следующее произведение, оборвали музыку и закричали от ужаса, пытаясь убежать подальше от окон.

— Они вернулись! — вскрикнула мисс Стирлинг. Она вцепилась Лайнелу в руку, которую тот выставил вперед, пытаясь оградить девушку. — Те, которые напали на нас… Они вернулись за нами!

— Альфред! — закричала какая-то женщина, прикрывая рот рукой. — Боже мой, Альфред!

Джентльмен, которого схватил один из покрытых илом мужчин, ничком упал на пол. Его смокинг был перепачкан, глаза открыты, но… дыхание уже остановилось. Кто-то криком позвал врача, кто-то заявил, что надо известить полицию, а несколько молодых людей бросились бежать через разбитые окна в попытке догнать нападавших, которые быстро отступили и бесшумными тенями затерялись во тьме ночи.

— Я знала этого человека, — вдруг вскрикнула мисс Стирлинг. Лайнел еле разобрал ее слова из-за раздававшихся вокруг истерических воплей толпы. — Это граф Бервикский, аристократ, с которым мы часто пересекались на аукционах!

— Боюсь, что на данный момент, его титул беспокоит нас меньше всего, — ответил Лайнел. К удивлению девушки, он схватил ее за руку и отвел подальше от окна, где гости пытались разбить его окончательно, чтобы выйти наружу. — Идем, ты должна сейчас же вернуться к остальным в комнату Оливера.

— О чем ты говоришь? — воскликнула она, широко распахнув глаза, видя, что Лайнел возвращается к окну. — Ты с ума сошел? Собираешься их догонять?

— Это единственный способ остановить все это. Именно мы их сюда привели. Из-за нас только что погибли люди, и если мы ничего не предпримем…

— Я не допущу, чтобы ты ушел без меня, — заявила мисс Стирлинг.

— Прекрати болтать глупости и послушайся меня. Беги наверх, скажи Куиллсам, чтобы они заперли дверь на ключ и даже не думай оттуда выходить!

— Я не собираюсь сидеть сложа руки, когда ты подвергаешься опасности! — и прежде, чем Лайнел успел возразить, мисс Стирлинг вытащила из складок платья Кармиллу. — Если пойдем вместе, у нас будет больше возможностей с ними справиться. Ты вооружен?

В качестве ответа Лайнел тоже вытащил из-за пазухи пистолет. Девушка кивнула, пнула ногой остатки оконного стекла и выбралась наружу вместе с немногочисленными гостями, осмелившимися выйти. Лунный свет едва освещал сады, тем не менее, можно было различить два быстро удалявшихся в темноту силуэта. Лайнел внезапно остановился и схватил мисс Стирлинг за запястье:

— Болото! Они возвращаются не к Миссисипи. Они бегут к болоту.

— Что ж, тогда посмотрим, кто бежит быстрее, — ответила девушка. К изумлению Лайнела, она подхватила свободной рукой подол платья, превратившегося в лохмотья после прохода через разбитое окно, и оторвала внешний слой шелка, чтобы он не мешал. — Как видишь, это уже второе платье, которое пришло в негодность по их вине, так что, надеюсь, все это не зря!

Она бросилась бежать с пистолетом в руке по садовой дорожке, Лайнел не мешкая последовал за ней. Добежав до пруда, они увидели там Оливера, сидящего на скамье вместе с леди Сильверстоун. Сандерс им что-то крикнул, но они даже не остановились, чтобы ему ответить. Лайнел выругался, поняв, что эти существа, будучи уже сорок лет мертвыми, по ловкости не уступали живым 20-летним. Очень быстро оставили они позади последние розовые клумбы и углубились в заросли кипарисов, отмечавшие границу между территорией отеля и болотами.

Не задерживаясь ни на секунду, чтобы согласовать дальнейшие действия, Лайнел и мисс Стирлинг побежали дальше, оставив далеко позади остальных смельчаков, которых не вдохновила идея продираться сквозь заросли. Начав прокладывать путь среди стволов деревьев, проходя под поросшими лишайником ветвями, молодые люди обнаружили, что неприятный запах, достигавший отеля, был ничем, по сравнению с удушливой, сладковатой вонью, вызывающей тошноту. Казалось, что болото — это огромное животное, веками разлагавшееся на солнце и превратившееся в лакомство для тысяч москитов, от которых беспрестанно отмахивались Лайнел и мисс Стирлинг.

По ту сторону живой изгороди стояла почти полная тишина, слышно было лишь кваканье лягушек и хлопанье крыльев ночных цапель. Лайнел задумался было не стоит ли отступить и призвать на помощь кого-то еще, как вдруг услышал шепот девушки:

— Там, — она протянула руку направо, показывая на что-то меж ближайших дубов, — кто-то только что спрятался среди деревьев.

Лайнел тут же понял, что она имеет в виду. С их местонахождения можно было с трудом различить проход в зарослях, через который быстро удалялся темный силуэт. Благодаря отблеску луны, молодые люди смогли заметить как тот вдруг нагнулся, словно пытаясь выровнять дыхание, а потом снова побежал бесшумно, словно кот.

— Он уходит вглубь болота, — на ходу бросил Лайнел. — Похоже, он прекрасно здесь ориентируется, знает где и как свернуть. Это явно не первый его визит сюда.

— Но в этом нет никакого смысла. «Персефона» затонула не в болоте, а в реке!

— Знаю, знаю, Стирлинг. Единственное, что мне приходить в голову…, — поколебавшись, Лайнел тихо продолжил: — они сознательно позволяют нам их преследовать, чтобы увлечь за собой в ловушку.

Мисс Стирлинг нервно сглотнула, но не остановилась. Они как могли быстро продвигались вперед по колено в жидкой грязи, увлекая за собой такое количество веточек и водяных лилий, что казались с ног до головы покрытыми зловонной коростой. Было очевидно, что преследуемый ими человек знал куда и как наступать, пару раз он оборачивался и, убедившись, что расстояние между ними сокращается, схватился, словно обезьяна руками за свешивавшиеся с деревьев лианы и быстро исчез из виду среди крон деревьев. Через пару мгновений он снова показался, но уже гораздо дальше. Лайнел понял, что нет смысла бежать дальше и молча прицелился.

Первая пуля попала в ствол дерева. Мисс Стирлинг остановилась и тоже начала стрелять в том же направлении, пока они не услышали вдали крик и последовавший за ним всплеск от падения тела в воду. Услышанное заставило молодых людей замереть и повергло в ужас. Мисс Стирлинг побледнела.

— Этот крик… — тихо произнесла она, — он не может принадлежать мертвому существу.

Лайнел был слишком взволнован, чтобы ответить, поэтому просто молча проследовал дальше, утопая в болотной жиже, не сводя глаз с того места, где пару секунд назад они видели фигуру человека. В руке он, по-прежнему, сжимал пистолет, но, обойдя кипарисы, чуть не выронил его от изумления.

Этот человек никак не мог быть одним из нападавших. Он был покрыт грязью не больше, чем Лайнел и мисс Стирлинг, а темным он был из-за того, что обладал черной, словно эбеновое дерево, кожей. Белки глаз ярко выделялись на фоне темной кожи, но явно принадлежали живому человеку.

— Поверить в это не могу, — вырвалось у застывшей от ужаса мисс Стирлинг. Она поднесла руку к своему горлу. — Мы только что подстрелили невиновного, которого преследовали по ошибке!

Лайнел опустился на колени перед незнакомцем, который стонал от боли. Он был немного моложе, одет в свободную рубашку и штаны, на которых расползалось кровавое пятно. «Слава богу, — с облегчением подумал Лайнел, — это оказалась всего лишь нога».

— Откуда вы взялись? — спросила мисс Стирлинг, также опускаясь на колени. — Мы решили, что вы из тех, кто ворвался в отель!

— Нет…, — с трудом выговорил незнакомец. — Я был на территории поместья, но не имею никакого отношения к тому, что натворили эти существа. Я не… мертв, как они…

— Это мы заметили, — ответил Лайнел. — И вы представить себе не можете, как мы этому рады!

Мужчина закусил губу, когда Лайнел разорвал ему штанину, чтобы обнажить рану. Пуля задела бедро, но, к счастью, лишь по касательной. Пока он осматривал рану, при проникающем сквозь ветви скудном лунном свете, мисс Стирлинг помогла парню прислониться спиной к одному из деревьев.

— А эти… эти существа, которых вы упомянули, вы знаете кто они? — спросила девушка, но ответа не получила. — Какое отношение вы к ним имеете? Откуда вы знали, что они собираются сделать? — продолжила она расспросы. — Откуда вы их знаете?

— Это моряки с «Персефоны»? — присоединился к ней Лайнел. — Сделайте одолжение, ответьте! В отелепогибли люди! Мы должны выяснить…!

— Вы и так знаете больше, чем должны, Лайнел Леннокс… больше, чем следовало бы знать.

Слова ошеломили Лайнела также, как и холодное лезвие у шеи. Мисс Стирлинг подавила рвущийся наружу крик и вскочила на ноги. Из густой тьмы по змеиному бесшумно выступила дюжина людей, один из которых схватил Лайнела за волосы и приставил к горлу нож. Мужчины и женщины, все темнокожие, нахмурившись, смотрели на них, держа в руках устаревшее, но не менее грозное от этого, оружие. Молодая женщина наклонилась и подхватила пистолет, оставленный Лайнелом на земле, а один из мужчин жестом приказал мисс Стирлинг избавиться от дрожавшей в ее руках Кармиллы.

— Давай, брось оружие, если не хочешь неприятностей. Получить ранение на болоте — очень опасно. Довольно и той крови, что потерял Джек.

— Кто вы? — воскликнула мисс Стирлинг. — И откуда узнали наши имена?

— Бой, отпусти его, — вдруг прошептал Джек, привлекая всеобщее внимание. — Ранение не тяжелое, как только вы поможете мне добраться до дома, мамбо^[86] его вылечит.

Даже с откинутой назад головой, Лайнел умудрился обернуться и посмотреть на своего захватчика: высокого чернокожего лет пятидесяти с седыми прядями в волосах и яростным взглядом гагатовых^[87] глаз. «Почему это имя, Бой, кажется мне таким знакомым?»

— Я удивлен, что ты не послушался после того, как она тебя предупредила, — выговаривал он Джеку, не отпуская Лайнела. — Чего ты добивался, подходя так близко к отелю?

— Знаю, это глупо, но я подумал, что… Ладно, никогда еще не было столько предзнаменований как сейчас, и мне пришло в голову, что если бы кто-нибудь с ними поговорил…

— Поговорить с толпой живых мертвецов? Ты считаешь себя способным встретиться лицом к лицу с силами, которые не может контролировать даже наша мамбо?

— Ничего не понимаю, — пробормотала мисс Стирлинг. С большой неохотой она отдала Кармиллу одному из мужчин, не сводя встревоженного взгляда с Лайнела. — Я не знаю кто такая эта мамбо и какое отношение вы имеете к «Персефоне», но я вас уверяю, что мы не специально привели за собой этих тварей. Если бы могли предположить, что…

— Объясняться будете перед другими, — оборвал ее Бой, выпуская, наконец, из рук волосы Лайнела и убирая нож. — Пошли, чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше. Просто чудо, что до сих пор не явился какой-нибудь кайман.

— Никуда мы с вами не пойдем! — мисс Стирлинг подскочила к Лайнелу. — Неужели вы думаете, что мы позволим вот так просто нас похитить?

К ее удивлению, «похитители» добродушно рассмеялись. Даже Джек улыбнулся сквозь болезненные стоны — приятели помогали ему встать.

— Для вас же лучше будет, если пойдете с нами, Маргарет Элизабет Стирлинг. Или я должен назвать вас настоящим именем, чтобы вы меня послушались? — услышав эти слова, девушка побелела как мел, не в состоянии вымолвить ни слова. — Вперед, — скомандовал всем Бой. — Сегодня мы более чем достаточно разбередили болото и, боюсь, в этой тьме назревают вещи гораздо более опасные для вас, чем наши ножи.

Глава 27

За кипарисами их ожидали пять грубых каноэ и Лайнелу с мисс Стирлинг ничего не оставалось, как взобраться в одно из них. Лодки выстроились в плотную цепочку с Боем во главе и направились к сердцу трясины. Чем дальше они продвигались, тем сильнее сгущалась тьма, лужицы стоячей глинистой воды превращались в излучины Миссисипи, в которых время от времени мелькали скользкие спины и желтые глаза. К счастью для путников, кайманы оказались слишком сонными, чтобы обращать на них внимание, и прогулка среди подгнивших бревен и камышей, которые Бой ловко отодвигал в сторону с помощью шеста, оказалась спокойнее, чем предполагалось.

У Лайнела с мисс Стирлинг не осталось никаких сомнений в том, что они угодили в капкан. Не было никакой возможности вернуться в отель в тайне от захватчиков. Лайнел был уверен, что Арчер и понятия не имеет о том, что происходит на болотах к северу от отеля. Мисс Стирлинг, сидевшая в крошечном каноэ прислонившись спиной к груди Лайнела, обменялась с ним взглядами и поняла, что их мысли по этому поводу совпадают. Они явно направлялись к месту назначения, о котором цивилизованный мир даже не слышал.

Путь занял не больше двадцати минут, но пленникам они показались часами. Наконец, Бой указал рукой вперед и они увидели открытое пространство среди деревьев примерно в ста метрах, куда проникал лунный свет. Но не только луна освещала им теперь дорогу. Открыв от изумления рот, мисс Стирлинг смотрела на развешенные на ветвях фонари, вокруг которых плясали стайки ночных мотыльков.

— Добро пожаловать, — услышали они голос продолжавшего грести Боя, — в наше собственное королевство.

Среди целующего поверхность воды тумана вдруг показался остров. Как только нос каноэ уткнулся в берег, Бой помог мисс Стирлинг и Лайнелу выйти из лодки. Разинув от удивления рты, молодые люди смотрели на кроны высоченных деревьев, на ветвях которых ютились дюжины деревянных хижин, соединенных между собой подвесными мостиками. Высокие сваи предотвращали возможность обрушения и поддерживали домики вне досягаемости кайманов. На окнах не было занавесок и обескураженный Лайнел видел в них любопытные лица обитателей, таких же темнокожих, как и их захватчики. Мисс Стирлинг дернула его за руку, привлекая внимание к большому костру, расположенному в центре свободного от деревьев пространства. Вокруг него сидели люди, наблюдавшие за приближением путников в сопровождении Боя.

— Мамбо Альма, мы не успели.

Они снова убили этой ночью, но мы привели с собой двоих из тех чужестранцев.

— Пусть подойдут ко мне, — громко сказала женщина, по всей видимости возглавлявшая общину.

Она сидела к ним спиной и все, что они могли видеть, это черный силуэт в отблесках пламени костра. Не отпуская руки мисс Стирлинг, Лайнел осторожно обошел кострище, чтобы взглянуть женщине в лицо и… онемел от изумления, увидев на смуглом лице глаза цвета льда. Голубые глаза смотрели на него с почти пугающим вниманием, при этом лицо не выражало никаких эмоций. Женщине, которую называли мамбо Альма, было, вероятно, около сорока пяти лет, очень темные вьющиеся волосы прикрывал голубой платок, украшенный каскадом кистей и бахромы. Она протянула им руку, унизанную позвякивающими браслетами.

— Сядьте. Мы ждали вас всю ночь. Полагаю, вы утомлены и напуганы происходящим, но вам абсолютно не о чем волноваться. Пока вы с нами, никто не причинит вам вреда.

— Для похитителя вы на удивление благожелательны, — буркнул Лайнел.

К его удивлению, женщина ни капли не оскорбилась. Более того, она улыбнулась:

— Я знала, что подобный визит к нам не доставит вам удовольствия, учитывая, что вы не знаете кто мы и почему хотим с вами поговорить. Но я вас уверяю, что боятся нечего, вы не пленники, а наши гости.

— То есть, это такая луизианская традиция: приставлять нож к горлу, дабы убедить гостя нанести визит, — отреагировала мисс Стирлинг.

— Луизианская традиция — это спасать жизни, — ответила мамбо. — Если бы Бой и остальные вас не перехватили, вы бы сейчас блуждали по болоту или даже увязли по горло в трясине.

— Или были бы разорваны на куски кайманом, — добавил все еще рассерженный Бой. — И, вполне вероятно, после встречи с вами, Джека могла постигнуть та же участь.

— Что ж, мы стали бы не первыми, с кем произошло нечто подобное. Какая жалость, что им не хватило Мюриэль Ванделёр сорок лет назад.

Как только прозвучало имя Ванделёр, вокруг мгновенно стихли все шорохи и воцарилась оглушающая тишина. Мамбо же, напротив, вовсе не выглядела удивленной.

— Я предполагала, что вы много чего узнали за время пребывания в отеле…, впрочем, думаю, что знаете вы далеко не все и даже приблизительно не представляете во что вы влезли и насколько это может быть опасно. Если бы твой князь имел хоть малейшее понятие о том, что на самом деле происходит в Ванделёре, — добавила она, взглянув на мисс Стирлинг, — то ни за что не отпустил бы тебя сюда. Тем не менее, вы оба здесь, нравится нам это или нет.

— И что же вы собираетесь с нами делать? — спросил Лайнел. — Отправите одного из своих приспешников в отель к нашим друзьям с требованием выкупа?

— Нет, Леннокс, — женщина грустно улыбнулась. — Здесь деньги не сильно ценятся и меня не интересует ничего из того, что они могли бы мне предложить. Завтра утром я расскажу все, что вам следует знать и Бой отвезет вас обратно к границе болота. Так что вы сами сможете рассказать всё остальным и решить, стоит ли продолжать расследование.

— Мы не повернем назад как бы вы нас не запугивали, — заверил ее Лайнел. — Этой ночью в отеле погибли люди. Вчера чуть не погибли мы, когда на нас напали две эти твари там, в деревне. Вы правда думаете, что мы способны спокойно собрать вещи и убраться обратно в Европу, словно ничего не случилось?

— Я знаю, что вы этого не сделаете. Я не собираюсь вас отговаривать, Леннокс, а лишь предупредить, — мамбо встала, заставив трепетать многочисленную бахрому на тюрбане. — Но, как я уже говорила, лучше отложить этот разговор до утра.

Тон ее голоса не подразумевал никаких возражений. Лайнел переглянулся с мисс Стирлинг, — та пожала плечами, смиряясь с необходимостью провести здесь ночь. Они прекрасно понимали, что не смогут сориентироваться на болоте в темноте. Более того, как бы ни была любезна с ними эта дама, пленники не сомневались, что она мгновенно отправит за ними погоню в случае неповиновения, так что ничего не оставалось кроме как подчиниться. Мисс Стирлинг сбросила туфли на каблуках, Лайнел снял смокинг и жилет и оба подсели к костру.

Следуя указаниям мамбо, ребятишки поднесли им две деревянные миски и кастрюлю, испускавшую аппетитнейший аромат. Уставшие путники с удовольствием отдали должное рагу с креветками, которое их странные похитители называли гамбо. Пока они ели, мамбо занялась раной Джека. Оказав помощь, она удалилась в одну из расположенных на деревьях хижин. Женщины увели мисс Стирлинг принять ванну и переодеться в чистую одежду. Оставшись один, Лайнел подошел к Джеку, ногу которого перебинтовывал Бой.

— Что ж, ты был прав — рана не опасна, — пробурчал Бой, краем глаза взглянув на присевшего рядом Лайнела. — К счастью, вы не отличаетесь особой меткостью, Леннокс. При свете луны Джек был отличной мишенью.

— Обычно в цель попадает моя подруга, — ответил Лайнел и тихо добавил: — знаю, что уже говорил об этом, но повторю, мне очень жаль, что все так получилось.

— Не стоит извиняться, — пожал плечами молодой человек, — скоро я буду в полном порядке.

— А что именно делала мамбо, чтобы тебя вылечить? Я не видел никаких антисептиков и не думаю, что будучи запертыми в подобном месте, обладаете достаточным уровнем…

— А кто тебе сказал, что мы заперты? — возразил Бой, изогнув бровь. — Никто не заставляет нас здесь оставаться, мы добровольно выбрали болото, точно так же, как это сделали родители более молодых членов нашей общины. Мы знаем, чего от нас ждут и прекрасно осознаем в чем наша миссия.

— Миссия? В том, чтобы поселиться там, где вам приказали?

Бой предпочел промолчать в ответ. Он убедился, что повязка Джека хорошо держится и откинулся назад, чтобы посмотреть на видневшиеся сквозь густой туман звезды. Лайнел молча продолжал смотреть на собеседника.

— Я понял, — вдруг сказал он. Бой и Джек повернулись к нему, удивленные тоном его голоса. — Я знал, что уже слышал ваше имя, целый час вспоминал где именно. Буквально сегодня утром, читая дневники Виолы Ванделёр с моими друзьями… В одной из записей она рассказывала, что в доме капитана Вестерлея жили несколько цветных детей, — Лайнел выдержал паузу и продолжил: — одного из них звали Бой. Вы и есть тот самый мальчик.

Его собеседник даже не вздрогнул. Лайнел склонился к ним поближе, удивленный тем, как сложились кусочки головоломки.

— Разумеется, это вы. Именно поэтому решили остаться здесь, рядом с владениями, принадлежавшими Ванделёрам, выполняя последнюю волю капитана.

— Леннокс, лучше бы вам заткнуться, — ответил Бой, в то время как Джек пытался скрыть ухмылку. — Вы понятия не имеете о чем говорите. Вы рассуждаете о капитане Вестерлее и Ванделёрах, которых никогда не знали. Вы не видели, что произошло в этих краях. Не знаете то, что знаем мы. Не верите, потому что не готовы поверить.

— А с чего вы решили, что я ничего не знаю? К вашему сведению, в Луизиану нас привело расследование, как раз-таки связанное с паранормальными явлениями. Если бы я был таким скептиком как вы говорите, то сидел бы сейчас в своем кабинете в Эшмоленском музее!

— Можно подумать, вы были бы этим довольны. Вы отлично знаете, что вам по вкусу. Авантюра также важна для вас, как и воздух, которым вы дышите. Никакому музею вас не удержать.

— Этот музей, в конце концов, станет моим, даже если мне придется полвека ждать, пока его хранитель не назначит меня своим преемником. Но сейчас мы говорим не об Оксфорде. Откуда вы столько о нас знаете?

— Мамбо Альма знает все, что надо знать, как это знала ее покойная мать. Она видела ваше прибытие из-за океана задолго до того, как Маргарет Элизабет Стирлинг впервые прибыла в ваш город, чтобы рассказать о «Персефоне». Мамбо мало что упускает из виду, если оно имеет отношение к Ванделёрам.

Прежде, чем Лайнел успел осознать услышанное, к ним подошла одна из женщин, сопроводивших мисс Стирлинг в хижину. В руках у нее был серебристо-черный сверток, в котором мужчина распознал изодранные остатки платья.

— Ваша подруга послала за вами, — обратилась она к вставшему Лайнелу. — Она ждет вас в хижине вон на том дереве справа. Думаю, у вас есть все, что вам нужно. Лиззи и я оставили там чистую одежду и для вас.

— Думаю, не стоит заставлять ее ждать, — ухмыляясь, произнес Бой. — Я уверен, что вы предпочтете ее общество моему, как бы вам ни была интересна моя информация.

Возражать не было смысла, поэтому Лайнел направился к указанному дереву. Крутая лестница огибала гигантский ствол, спрятавшись среди крупных листьев, затмевавших лунный свет. Чем выше Лайнел поднимался, тем чище становился воздух, а роящиеся вокруг светлячки были похожи на сказочную пыль. Когда он уже почти достиг своей цели, ему пришлось посторониться и дать пройти выходящей из хижины женщине.

В проеме не было никакой двери, чтобы можно было постучать, поэтому Лайнел остановился при входе. В противоположном конце комнаты находилась мисс Стирлинг, она смотрела в окно без стекла, в которое заглядывали сбегающие вниз ярко-розовые усики вьющихся растений. Девушка была прикрыта лишь обернутым вокруг тела полотенцем, которое ей одолжили местные женщины. Свежевымытые волосы волнами спускались на обнаженные плечи. Услышав звук шагов, она обернулась и, увидев вошедшего, улыбнулась и покрепче сжала полотенце на груди.

— Привет, — спокойно произнесла она. — Видела, что пока я мылась, ты долго разговаривал с Боем там, внизу. Что он тебе рассказал?

— Слишком многое, — ответил Лайнел, — и слишком неоднозначное, чтобы прийти к какому-то конкретному выводу. С каждым разом я все больше убеждаюсь в том, что ничего не происходит случайно. Но лучше спросить обо всем мамбо Альму, так что самое оптимальное — это дождаться завтрашнего утра и поговорить с ней.

— Я тоже так думаю. Полагаю, на сегодня с нас уже более чем достаточно.

Лайнел кивнул и огляделся по сторонам. Было очевидно, что хижину давно не использовали. Единственным, что оттеняло голые стены, были лишь длинные, покачивающиеся на ветру полотнища москитной сетки, подвешенные над лежащим в углу тюфяком, на котором лежала чистая одежда.

— Эти женщины очень гостеприимны по отношению к нам. Хотя, кое в чем они явно ошиблись: нам постелили одну постель. Какая досада.

— Действительно, просто ужасная оплошность, — подхватила, улыбаясь, девушка. — И почему это они, интересно, так поступили? Насколько мне известно, мы ничем не дали им понять, что мы больше, чем просто друзья.

— Действительно, ничего, кроме того, что я глаз отвести не могу, когда ты рядом со мной. Впрочем, согласно твоим словам в поезде, я веду себя так со всеми знакомыми женщинами, верно?

— Я уже и не помню, что говорила, — ответила мисс Стирлинг, сокрушенно покачав головой. — Та жизнь словно осталась далеко позади. Я ощущаю себя так, будто нас накрыли стеклянным куполом… впрочем, не могу сказать, что это что-то неприятное. Больше похоже на защитный покров. Может, это дело рук мамбо Альмы?

— Все может быть, правда, сегодня я уже не в состоянии о чем-то рассуждать. Мы живы и это сейчас главное.

Мисс Стирлинг была права: здесь, в самом сердце трясины, расположенной всего в часе пути от отеля Ванделёр, все случившееся там казалось невероятно далеким, словно произошло с кем-то другим. Лайнел подошел к окну и встал так близко к девушке, что почувствовал как ее мокрые волосы оставили влажный след на его рубашке. Убывающая луна проглядывала меж эвкалиптовых листьев, насыщавших воздух своим ароматом, и сверкала так, что ночное небо казалось сотканным из нитей индиго.

— Знаю, что тебе не хочется об этом говорить, — прошептал Лайнел, — но когда нас нашел Бой, он сказал тебе нечто, что до сих пор не дает мне покоя. Он говорил о твоем настоящем имени.

— Я так и знала, что ты этого не упустишь, — ответила мисс Стирлинг. — Меня это удивило не меньше, чем тебя, так как я понятия не имею как они узнали о том, что на самом деле меня зовут вовсе не Маргарет Элизабет Стирлинг.

— Наверняка и это дело рук мамбо. Я слышал, что благодаря видениям она узнала о нашем визите в Луизиану еще до того, как ты приехала к нам в Оксфорд.

— Они так сказали? Что ж, должно быть в этом все дело. Я уже не впервые сталкиваюсь с кем-то, обладающим даром предвидения.

Она помолчала, вцепившись руками в оконную раму. Лайнел поднял руку, убрал несколько прядей волос, упавших девушке на лицо, и услышал шепот:

— Теодора. Меня зовут Теодора. Не Маргарет Элизабет.

Лайнел настолько не ожидал этих слов, что даже не знал как отреагировать. Девушка тяжело вздохнула и прижала пальцы Лайнела к своей щеке.

— Когда мы танцевали, я тебе сказала, что у мисс Стирлинг нет истории. Это не ложь, Леннокс. Мисс Стирлинг не существует на самом деле. Это всего лишь маска, за которой я привыкла прятаться, личина, которую я придумала будучи совсем юной. Я привыкла использовать ее словно одно из своих платьев. Как правило, люди робеют перед элегантно одетыми. Будучи Маргарет Элизабет Стирлинг я чувствовала себя в безопасности… скрывая от остальных настоящую себя.

— Теодора, — произнес Лайнел. Заметив какой измученной вдруг стала девушка, они подошел еще ближе и обнял ее. Она уткнулась лицом в его рубашку, прикрыв глаза. — Звучит гораздо красивее, чем Маргарет Элизабет, — тихо продолжил он. — Такое же экзотическое как и ты сама. «Божий дар»^[88].

Теодора улыбнулась, но тут же снова посерьезнела.

— Я никогда никому об этом не говорила. Единственным человеком, помимо меня, который это знает, — князь Константин. И, разумеется, наши таинственные похитители.

— Не волнуйся, твой секрет останется со мной. Хотя что-то мне подсказывает, что ты скрываешь гораздо больше, чем имя. Возможно, у мисс Стирлинг нет истории, но она есть у Теодоры, — девушка молчала. Лайнел поцеловал ее в лоб и продолжил: — Можешь ничего больше не говорить. Мне это совсем не нужно. Я знаю все, что мне надо о тебе.

Вдруг что-то увлажнило его рубашку, на этот раз не волосы. Девушка подняла взор и Лайнел с удивлением увидел полные слез глаза.

— Прошу, не оставляй меня. Не хочу думать о том, что и сама не знаю кто я.

Вместо ответа Лайнел вновь поцеловал ее в лоб и собирался сделать это еще раз, как вдруг руки Теодоры взметнулись и обхватили его за шею, чтобы привлечь к себе поближе. И, в отличии от поцелуев, которыми они обменивались до этого, нынешний уже не был сорванным украдкой. Сейчас они целовали друг друга в звенящей тишине, которую лишь на мгновение нарушил шелест полотенца, соскользнувшего на пол после того, как Теодора перестала его удерживать.

Поцелуй становился все глубже, и внезапно они осознали, что тесно прижимаются друг к другу, будто в отчаянии от того, что не могут остановить время. Чем сильнее обнимала его она, тем крепче сжимал ее в объятиях он. Понимая, что вряд ли это когда-нибудь повторится, они схлестнулись словно две стихии, которые веками с трудом пытались сдерживать свою мощь.

С трудом осознавая как, не размыкая объятий, они на ощупь добрались до навеса из москитной сетки. Слова уже были излишни. Все что необходимо, можно было выразить языком прикосновений. Лайнел пинком отшвырнул оставленную для них одежду и опустил девушку на набитый соломой матрас. Благодаря проникающим сквозь плетеную крышу отблескам звезд, тело Теодоры было похоже на пламя, которое все больше разгоралось от жара мужского тела. Губы Лайнела прошлись по ее шее, по грудям, на которых тоже были родинки, по сбрызнутой крошечными созвездиями талии. Мужчина поклялся сам себе, что однажды придумает название каждому из этих созвездий. Где-то когда-то он слышал о том, как в древности люди верили, что звезды невидимыми нитями связаны с сознанием людей и поэтому судьба каждого человека начертана на небесах. Теперь Лайнел точно знал, что это действительно так: его судьба была у него перед глазами, скрытая в этом прекрасном теле, в котором он мечтал затеряться навсегда.

Необходимость на несколько бесконечных секунд прекратить покрывать поцелуями Теодору, чтобы дать ей возможность сорвать с него рубашку и швырнуть ее на пол, показалась Лайнелу жесточайшей пыткой. Он помог девушке расстегнуть ему брюки и почти в ярости от нетерпения избавился, наконец, от последнего разделяющего их тела предмета одежды. Теодора притянула его к себе, побуждая мужчину накрыть ее тело своим. Осознание того, что он стал первым, кто познал это великолепное тело, потрясло Лайнела настолько, что он даже не заметил мелких шрамов, покрывающих всю ее спину, по которой скользили его жадные руки, захваченные нестерпимым, неконтролируемым жаром. Вскоре он обхватил бедра Теодоры, подчиняя их ритму танца, в котором она, будучи совсем неопытной, показала себя лучшей партнершей, которую Лайнел когда-либо знал. Они будто бы снова танцевали и страстная сила, с которой они двигались, немногим отличалась от той, что объединила их в бальном зале отеля.

В глазах девушки Лайнел видел отражение обуревавших его чувств. Ее ресницы увлажнились от пота, она была прекрасна как никогда: обнаженная, полностью отдающая себя ласкам, с учащающимся, по мере приближения к финалу дыханием. Произнесенное ею в момент экстаза имя прозвучало для Лайнела самой лучшей в мире музыкой. Он даже представить себе не мог, что столь плотское действо может превратиться в нечто упоительное.

Когда ураган стих, девушка без сил лежала на нем, прерывисто дыша, ее пальцы сплелись с пальцами Лайнела на влажных от пота простынях. Еще долго никто из них не мог произнести ни слова, пока Лайнел, наконец, не осмелился назвать ее по имени, по ее настоящему имени: «Теодора».

Услышав, девушка приподнялась, опершись о грудь Лайнела и посмотрела на него с молчаливым вопросом в глазах, который заставил его почувствовать себя самым беспомощным мужчиной во вселенной.

Он очень хотел сказать ей правду: «Я понял, что ты — женщина всей моей жизни».

Или, может, это слишком мелодраматично и стоило бы просто сказать: «Я люблю тебя», или даже: «Ради тебя я убить готов».

Теодора продолжала смотреть на него и в этот момент Лайнел понял, что не сможет ничего сказать. Не сейчас, когда словно что-то удерживало его от того, чтобы окончательно погрузиться в опасную бездну.

— Да нет, ничего, — пробормотал он.

«Трус!» обругал он сам себя.

«Трус, трус, трус».

Девушка помолчала, затем обхватила ладонями его лицо и поцеловала в губы.

— Все, — шепотом ответила она. — Все, Лайнел.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Принцесса в оковах

Глава 28

Когда солнце постепенно взошло над Ванделёром, взору предстала удручающая картина. Арчер без промедления известил полицию Нового Орлеана о произошедшем, и теперь агенты наводнили территорию отеля, превратившегося в тюрьму для его постояльцев. В этом не было ничего удивительного, учитывая, что одной из жертв оказался граф Бервикский, один из членов Палаты лордов, а вторая, очаровательная девушка леди Холлвард-Фрейзер, как раз собиралась обручиться с Асторами из Нью-Йорка. Даже при том, никто не мог точно сказать, что на самом деле стоит за этим двойном убийством, оно явно могло привести к гораздо более серьезным последствиям, чем казалось поначалу. До момента выяснения всех обстоятельств и поимки убийцы и речи быть не могло о том, чтобы кто-то мог покинуть территорию отеля, невзирая на имена, титулы и голубизну крови. Очевидно, что союз Арчер-Сильверстоун навсегда войдет в историю США как одно из самых громких событий 1905 года.

О Лайнеле и мисс Стирлинг никто ничего не слышал. Обследовав сады, полиция обнаружила серебряную диадему и лоскут шелка от платья девушки, но не смогла определить, куда пропали молодые люди. Разумеется, убийство двух аристократов было гораздо более серьезным преступлением, чем исчезновение двух клиентов, которые не имели никакого отношения к основному делу сотрудников полиции. Но для Александра, Оливера и Вероники ситуация была обратной и волновала их все больше с каждой минутой неведения.

— Ума не приложу, что могло с ними случиться, — в который раз бормотал профессор около десяти часов утра, когда все трое встретились в вестибюле отеля после допроса. — Не понимаю, как им только в голову пришло преследовать этих тварей. Я только что разговаривал с одним из молодых людей, которые так же выбегали ночью в сад, но он утверждает, что потерял их из виду, как только они скрылись во тьме. Бог его знает, где они теперь.

— Спасибо и на том, что никто из этих тупоумных полицейских не считает их подозреваемыми, — отреагировала Вероника. — Я слышала, что когда разразился хаос, они были более чем заняты друг другом, не обращая внимания на то, что на них смотрит половина салона. По-моему, они заполучили прекрасное алиби.

— Мне до сих пор не верится, что Лайнел добился своего, — прошептал Оливер. — Я встретил его выходя в сад и помню, что он был готов на все, но… не предполагал, что мисс Стирлинг окажется столь наивной.

— Ты и правда считаешь ее наивной? — спросила Оливера Вероника, глядя на него изогнув бровь. — Что в этом деле она — несчастная голубка, соблазненная Дон Жуаном?

— Что ты имеешь ввиду? Мы знаем, что она никогда тебе не нравилась, но…

— И никогда не понравится, не смотря на то, что их отношения никуда не приведут, и вскоре нам не придется терпеть ее присутствие. Для нее Лайнел всего лишь очередная игрушка, но, боюсь, он абсолютно не способен это понять.

— Ты так говоришь, будто мисс Стирлинг с самого начала все запланировала, — скептически заметил профессор. — Тебе кажется таким странным вероятность того, что женщина может полюбить Лайнела?

— Нет, — нехотя признала Вероника, — но не эта конкретная женщина.

Беседуя таким образом, они пересекли фойе и потихоньку направились к лестнице, ведущей в сад. Повсюду, по-прежнему, сновали полицейские. По правую сторону, рядом с разбитым вдребезги окном бального зала, Арчер отвечал на вопросы следователей и выглядел так, словно не спал целую неделю. Гель давно перестал удерживать волосы в порядке и падающие на глаза темные пряди делали его почти на десять лет моложе. Леди Лилиан нигде не было видно, но, судя по словам Оливера, она всю ночь провела в комнате матери в сопровождении двух горничных и лакея, приставленного к дверям из соображений безопасности. Александр и Вероника были так озабочены происходящим вокруг, что даже не задумались, с чего это вдруг Оливер так заинтересован в этих двух дамах.

— Чего я не понимаю, — сказал профессор, пока они не спеша шли по дубовой аллее, — так это того, почему вдруг моряки с «Персефоны» разозлились настолько, что появились в отеле. Я был уверен, что мы их успокоили, вернув часы Делорме. Что им еще от нас надо?

— Чтобы мы как можно быстрее убрались в Оксфорд? — предположила его племянница. — Чтобы мы оставили их в покое и они могли спокойно продолжить гнить на дне Миссисипи до окончания времен?

— Не может быть, что дело только в этом, Вероника. Мы не представляем никакой угрозы для экипажа. В отличии от Ривза, мы не обыскивали судно, не беспокоили их никоим образом. И тем более этого не делали несчастные граф Бервикский и леди Холлвард-Фрейзер, которых постигла столь печальная участь. Начинаю задаваться вопросом, не рассказать ли обо всем полиции, — и, заметив ошарашенный взгляд Вероники, добавил: — Я знаю, что они нам не поверят, но, по крайней мере, наша совесть будет чиста. Мысль о том, что именно на нас лежит ответственность за…

— Если это тебе послужит утешением, Александр, то я совершенно уверен, что мы тут не при чем, — прошептал Оливер таким странным голосом, что Куиллсы повернулись и посмотрели на него.

Когда Александр проследил за направлением его взгляда, то точно так же застыл на месте, а Вероника тихонько вскрикнула. Они еще не дошли до ворот, но набережная уже отлично просматривалась, а блестящая поверхность Миссисипи проглядывала меж деревенских домишек. Почти все жители высыпали на улицу, создавая шумный бурлящий поток прямо перед постоялым двором Гарландов, и пристально смотрели на деревянный причал.

Только на этот раз там не было ни одного парохода. Заинтригованные все больше, троица англичан уставились на конец мачты, угрожающе склонившейся в пятидесяти метрах от поверхности реки. С обрывков такелажа стекала вода, ростра смотрела в небо, будто изголодавшийся кайман. Пока в отеле царил хаос, «Персефона» снова явилась из речных глубин, словно какой-то чернокнижник вокресил ее из подводной могилы.

Кроме того, бриг не стоял у причала, а потихоньку плыл по течению. Лишь через несколько секунд Александр понял почему: к сгнившему остову была прикреплена дюжина крепких веревок, которые, в свою очередь, присоединялись к трем пароходам, тянувшим «Персефону» в сторону дельты Миссисипи, чтобы окончательно вытащить судно на поверхность.

— Святые угодники, что все это значит? — выговорил, наконец, профессор. Он в прострации дошел до самого причала, Вероника и Оливер следовали за ним с широко раскрытыми от удивления глазами. — Кто же посмел сотворить нечто подобное?

— Тот, кому нет дела до того, что произошло с Ривзом, — отозвался Оливер, — или же тот, кто просто напросто не верит в проклятия. Теперь понимаю, почему случилось то, что случилось.

Вероника первой обрела достаточно душевного равновесия, чтобы почти бегом преодолеть оставшееся до постоялого двора расстояние и, расталкивая зевак, подойти к самому берегу. Там она застыла с открытым ртом, завороженная чудовищным зрелищем. Что-то в полуистлевшем бриге напоминало огромного обессилевшего агонизирующего кита, выброшенного на берег.

Вот только это создание не агонизировало. Оно было мертво. За годы, проведенные на речном дне, корпус «Персефоны» покрылся такой толстой коростой из глины и водных растений, что, казалось, это уже невозможно счистить. Давным-давно корабль перестал быть произведением рук человека, превратившись в труп. Его смерть дала жизнь сотням поселившимся на нем крошечных существ.

— Вот теперь мы действительно попали в переплет, — буркнула Вероника. Она повернулась к крыльцу Гарландов и, увидев там не менее удивленных хозяев гостиницы, обратилась к главе семьи: — Гарланд, что тут происходит? — она подошла поближе, — какой идиот посмел достать со дна «Персефону» среди ночи?

— Я знаю не больше вашего, мисс Куиллс. Я вас уверяю, что все мы выбиты из колеи. Вы себе представить не можете какие у нас были лица, когда мы все это увидели…

— Но вы должны знать кто стоит за этим. Я не верю, что никто ни о чем не подозревал! Почти все дома стоят у самого берега!

— После того, что случилось в отеле, в Ванделёре всю ночь никто не спал, — попытался оправдаться Гарланд. — Мы собрались у ограды, чтобы выяснить, что же там происходит и почему из Нового Орлеана понаехало столько полиции. Да, действительно, мы слышали шум двигателей пароходов, но думали, что это те, которые шли из города. Никому из нас и в голову не могло прийти, что кто-то мог совершить нечто подобное, пока, вернувшись в деревню на рассвете, не увидели этот кошмар.

— Это не мог быть кто-то из Ванделёра, — произнес стоявший рядом с Гарландом мужчина. Приглядевшись, Вероника узнала Хэдли. — Никто не посмел бы такое сотворить. Я уверен, что тот, кто это сделал, не может быть даже из Луизианы.

— Почему вы так в этом уверены, мистер Хэдли? — спросил подоспевший Александр. — Вам удалось что-то выяснить?

— Нет, сэр, но вы можете это выяснить, если хотите. Вон тот джентльмен, — он показал рукой в сторону той части берега, где находилась лачуга Ривза, — должно быть, один из них, так как все это время он только и делает, что отдает приказы людям на пароходах.

Александр повернулся в указанном Хэдли направлении. У самой кромки воды стоял приземистый мужчина, наблюдавший за тем, как пароходы медленно буксировали «Персефону». В зубах у него была сигарета, голову прикрывала белая панама.

Профессор немедленно направился нему. Он чувствовал, что взгляды всех жителей Ванделёра молча следовали за ним. Взглянув на «Персефону», Александр увидел, что вода настолько разъела древесину, что не хватало целых кусков обшивки, в том числе и части названия судна. От него осталось лишь несколько больших белых букв: «ПЕРС». Ростры тоже не было, но Александр обратил внимание, что подставка, на которой она когда-то держалась, была не настолько подпорчена, как все остальное. Срез был слишком ровным и чистым, вряд именно река сорвала ростру оттуда. Но сейчас перед Куиллсом стояла более актуальная задача, требующая немедленного разрешения.

— Добрый день, — поздоровался он с мужчиной в панаме, повернувшемуся к нему с недовольным выражением лица. — Это вы несете ответственность за буксировку?

— Совершенно верно, сэр. Хотя, по-моему, вас это совершенно не касается.

— Это касается нас гораздо больше, чем вы можете себе представить, — вмешалась Вероника, делая шаг вперед с сердитой миной на лице, протягивая руку в сторону пароходов, дымивших среди реки. — Хотите сказать, что то, что делают ваши люди — законно и у вас есть все разрешающие бумаги? Если это действительно так, то почему вы ждали наступления ночи, чтобы действовать словно банда гробокопателей?

Мужчину, похоже, позабавила такая атака. Он взглянул на девушку сверху вниз:

— Надо же, а я всегда считал, что англичанки такие же мерзкие, как Виндзорский суп^[89]. Я бы с удовольствием посвятил вас в детали в частном порядке, мисс, но сейчас я очень занят. Корабль не может сам по себе подняться со дна, знаете ли, поэтому, если я ослаблю контроль, эти недоумки могут разорвать бриг на куски, ринувшись каждый в свою сторону. Сумма, которую нам пообещали выплатить за работу слишком значительна, чтобы можно было легкомысленно отнестись к поставленной задаче. Вы меня понимаете?

— Да я с вами даже полшага не сделаю, — отрезала Вероника. Мужчина рассмеялся, поворачиваясь к ним спиной. — То есть вы — всего лишь наёмники, следующий указаниям того, кто претендует завладеть судном? Как зовут вашего нанимателя?

— Как я только что сказал, это вас не касается. А теперь дайте мне спокойно поработать. Вы и так заставили меня потерять кучу времени со своей болтовней.

— Пойдем, — позвал Александр, поняв, что еще чуть-чуть и Вероника оттолкнет мужчину, чтобы поближе рассмотреть «Персефону». На пару с Оливером они подхватили девушку с обеих сторон и повели ее обратно к остальным селянам. — Мы ничего не добьемся, допрашивая этого человека, держу пари, он, как и мы, понятия не имеет во что ввязался. Он лишь исполняет чей-то приказ. Мы зашли в тупик.

Стиснув зубы, Вероника позволила себя увести от кромки воды, в то время как мужчина продолжил покрикивать на капитанов пароходов, чтобы те подвели «Персефону» поближе к берегу.

— Хэдли был прав: этот тип не может быть из Луизианы, — высказался на ходу Оливер. — Вы обратили внимание, что его акцент совсем иной?

— Я обратила внимание, что он полный идиот, но это самое меньшее, что волнует меня на данный момент, — мрачно ответил профессор. — Что же мы теперь скажем князю Драгомираски, когда он узнает, что наше расследование не привело ни к чему, кроме привлечения внимания еще одного коллекционера, еще более амбициозного, чем он?

— Но ведь в этом нет нашей вины! — запротестовала Вероника. — Мы лишь следовали его инструкциям. И помимо всего прочего, с чего ты решил, что это дело рук коллекционера?

— А кто еще мог заинтересоваться таким странным объектом как «Персефона»? Да, я знаю, что ее история известна повсеместно, но не кажется ли вам, что это не простое совпадение: именно в тот момент, когда мы наткнулись на проливающие свет факты, тут же появляется некто, желающий завладеть бригом? С момента затопления прошло сорок три года, и до сих пор никто не пытался поднять его на поверхность.

— Похоже, мы можем распрощаться с ньюйоркским филиалом «Сонных шпилей», — отозвался Оливер. — Боюсь, наше соглашение с князем можно считать аннулированным.

— Может, мисс Стирлинг еще сможет все уладить? Она очень влиятельная женщина, с этим не поспоришь, и если у нее есть необходимые связи…

— Полагаю, ты имеешь ввиду необходимые деньги, дядюшка, — поправила его Вероника. — До настоящего момента я не видела у нее иных методом. Без финансовой поддержки своего патрона, эта женщина была бы никем.

— Но деньги не всегда играют решающую роль, — сказал Оливер, не сводя глаз с «Персефоны». — Может, этот коллекционер не менее настойчив в достижении своих целей, чем князь Драгомираски? Какой тогда смысл пытаться от него откупиться?

— Даже не знаю, — признал профессор, — но мы не можем стоять тут сложа руки. По-моему, нам следует вернуться в отель и выяснить не вернулись ли Лайнел и мисс Стирлинг, чтобы попросить девушку срочно телеграфировать князю о случившемся.

Ни у Оливера, ни у Вероники не нашлось лучших идей, поэтому они снова направились к ограде отеля. Близ последних хижин, они увидели младшего Гарланда в компании ребят его возраста. Они выглядели такими же взволнованными, как и все остальные.

— Привет, Крис, — поздоровалась с ним Вероника, — мы были удивлены, не увидев тебя на пристани.

— Мы с четырех утра на ногах, но до сих пор никто не знает, что произошло там, внизу и кто эти люди, буксирующие «Персефону», — ответил парень, кусая ногти. — Это имеет какое-то отношение к вашему расследованию?

— Боюсь, что нет. Похоже, кто-то нас опередил.

— Ладно, я рад, если это так. Вы мне нравитесь и не хочу, чтобы и вы погибли из-за того, что подобрались к этой тайне слишком близко.

— За нас можешь не волноваться, мы неуязвимы, — ухмыльнулась Вероника. — Но, тем не менее, не думаю, что отдаленность от «Персефоны» гарантирует безопасность. Насколько нам известно, граф Бервикский и леди Холлвард-Фрейзер не имеют никакого отношения к судно, и, тем не менее…

— А это кто? — поинтересовался Крис. Вероника удивленно посмотрела на него, потом на своих спутников.

— Аристократы, погибшие ночью во время нападения на отель. Я думала, ты их имеешь в виду, говоря о погибших. Разве умер кто-то еще?

Крис, нахмурившись, перевел взгляд с Вероники на сопровождавших ее мужчин.

— Вы шутите, мисс Куиллс? Разве вы не слышали о чем говорят все эти люди?

— У нас не было времени на расспросы, — ответил за девушку Александр, почувствовав, как сжалось его нутро в недобром предчувствии. — Ночью умер кто-то из жителей деревни?

— Мистер Райс, — тихо ответил один из приятелей Криса. Он был бледен и не сводил взор с причала. — На рассвете наши родители заметили как «Персефона» всплыла на поверхность и вышли на берег. Там они и нашли мистера Райса. Он захлебнулся.

— Что? — воскликнул Оливер. — Чарльз Райс, которого мы знаем?

— Других Райсов у нас нет, разве что его сын, работающий в отеле официантом, — ответил Крис. — Мой отец отправил людей на его поиски, как только понял, что Райс не дышит. Он все утро провел в доме Райсов, улаживая вопросы погребения и разговаривая с соседями, пришедшими высказать соболезнования. Мы сами только что оттуда.

— Господь всемогущий! — пробормотал профессор. — Это становится похожим на кошмарный сон. Только этого нам и не хватало. Чарльз Райс…

— Шарль Эдуард Делорме, — тихо напомнила ему Вероника, в то время как Граланд позвал своего сына и ребята ушли. — Рулевой вернулся на свой пост.

Тратить слова на согласование дальнейших действий не пришлось. Все трое, не сговариваясь, развернулись и спешно двинулись в сторону хижины, в которой побывали накануне вечером. Там царила печаль. Мистер Райс, по всей видимости, был уважаемым членом местного общества: его жилище превратилось в такое же оживленное место, как и побережье Миссисипи. Будучи ошарашены видом буксируемой «Персефоны», англичане даже не заметили скопления людей в той части деревни, где располагался дом Райсов. Соседи один за другим выражали соболезнования раздавленному горем Томасу Райсу.

Заметив появление Александра, молодой человек пробился к нему через толпу, но, подойдя поближе, не вымолвил ни слова. Вероника протянула ему руки, выражая поддержку, профессор ободряюще похлопал парня по плечу.

— Мы только что узнали о том, что произошло с вашим отцом, Томас. Вы даже не представляете, как обескуражила нас эта новость.

— Что с ним случилось? — произнесла Вероника. — Говорят, онутонул, но…

Вместо ответа Томас молча покачал головой и жестом пригласил последовать за ним. От удивления, журналисты даже не сразу среагировали, но, в конце концов, вошли в хижину под любопытными взглядами всех присутствующих.

Войдя внутрь, они с облегчением увидели, что тела Чарльза Райса в доме не было. По-видимому, сотрудники ритуальной конторы уже забрали его, чтобы подготовить к похоронам буквально несколько минут назад — в помещении повсюду были разложены погребальные венки.

— Томас, — обратился профессор к закрывающему входную дверь молодому человеку, — я понимаю, что ты сейчас в шоке от происходящего, но, поверь, мы тоже. Если бы мы знали, что по нашей вине может случиться нечто подобное… что из-за того, что мы разворошили всю эту историю с «Персефоной»…

— Не стоит беспокоиться из-за этого, — хриплым голосом ответил Томас. — Я позвал вас не для того, чтобы обвинить в смерти отца. Я знаю, что вы тут ни при чем.

— Если бы мы могли быть столь же уверены в этом, как и ты, — тихо добавил Оливер.

Медленно, словно постаревший на тридцать лет, Томас подошел к креслу, на котором еще вчера сидел его отец и рассказывал историю капитана Вестерлея и Мюриэль Ванделёр. Плетеная корзина все еще стояла на столике, правда, гороха в ней уже не было. Томас хранил молчание, пока Александр не подошел и не сел напротив него.

— Один из приятелей Кристиана Гарланда рассказал, что вашего отца нашли на берегу Миссисипи, — почти шепотом заговорил профессор, — и что лежал он лицом в грязь…

— Значит, он утонул в реке, — пробормотала Вероника, глядя на Оливера. — Он выжил после кораблекрушения, выиграв у судьбы почти полвека жизни… но, в конечном счете, его поглотила та же вода, что и бриг.

— Это был прискорбный несчастный случай, — согласился Александр. — Полагаю, что вновь увидеть «Персефону», наблюдать за тем, как она, словно призрак всплывает на поверхность, настолько ошеломило его, что он слишком близко подобрался к воде. Подобная картина оказалась слишком сильным испытанием для вашего отца. Скорее всего, он потерял сознание и упал лицом вниз, а рядом не было никого, кто мог бы ему помочь.

— Совершенно верно, именно так все и думают, — ответил Томас, — и я приложу все усилия, чтобы они продолжали так думать. Необходимо сделать все возможное, чтобы никто не узнал правду. Мой отец всегда был истинным христианином, и я не хочу, чтобы единственный неверный шаг воспрепятствовал достойному захоронению.

— О чем ты говоришь? — ужаснулась Вероника. — Ты подозреваешь, что на самом деле он…

Оливер и Александр воззрились на парня с изумлением, а Томас, казалось, испытал невыразимое облегчение от того, что смог, наконец, облечь в слова то, что терзало его душу все утро. Не сводя взор с плетенной корзинки, он запустил руку в карман куртки, извлек оттуда конверт и протянул его Александру. Взяв помятый конверт, профессор заметил, что тот уже вскрыт.

— Я знаю, что он на ваше имя, но… я должен был знать, чтобы понять…

— Он написал нам письмо? — пробормотал Александр. Он поверить не мог в то, что держал сейчас перед глазами. — Нам? Но зачем?

— Чтобы рассказать о том, о чем предпочел умолчать вчера, рассказывая о кораблекрушении. Я хорошо знал своего отца, профессор Куиллс, и с самого начала подозревал, что он не все рассказал о той ночи. Было нечто, так мучившее его, что он не мог поделиться с этим ни с кем, даже со мной. На протяжении многих лет он пытался обо всем забыть, убедить самого себя, что ничего такого не было, но, вновь увидев «Персефону»… возведенные им вокруг себя стены рухнули, словно карточный домик.

Не говоря ни слова, Вероника и Оливер подошли к профессору, которые осторожно извлек из конверта два сложенных вдвое листка. Он взглянул на Томаса, который кивнул, слишком измученный, чтобы добавить что-либо еще, и начал читать:

«Профессор Куиллс, уважаемые господа.

Знаю, что вы будете удивлены, вновь услышав обо мне, и, полагаю, вам покажется бесчестным, что для того, чтобы я открыл вам правду, понадобилось нечто столь ошеломляющее, как сегодняшнее ночное происшествие. Я никогда не хотел обмануть вашего доверия, но было слишком много того, что следовало скрыть, слишком много теней из прошлого, с которыми я привык жить все эти годы… лишь несколько часов назад я осознал, что мой конец неминуем. Я должен вновь взойти на борт, зная, что никогда больше не смогу вернуться обратно в порт, если не освобожу, наконец, свои плечи от тяжкого груза, который они уже устали нести.

Вчера я солгал вам, профессор Куиллс. То, что я рассказал вам о гибели „Персефоны“, — неправда. Или, по-крайней мере, не вся правда. Я сказал вам, что мои товарищи покинули судно вместе со мной, но на самом деле, я сбежал раньше. Рулевой был в таком ужасе от того, что увидел за бортом среди бури, внезапно разразившейся на Миссисипи, что не смог остаться у штурвала как должен был, как это сделал бы достойный человек.

Эти мысли мучили меня почти полвека, раскаленной иглой жгли мое сознание днем и ночью, не позволяя забыть о том, что случилось с моими товарищами. Закрывая глаза, я до сих пор, словно наяву слышу мощный голос капитана Вестерлея: „Парни! Покажите лучшее, на что вы способны! Мы должны показать этой бестии с косой, что мы не позволим так просто себя утопить!“ Я был на посту в этот момент, буквально в паре метров от меня, и помню, как у меня дрожали, лежавшие на штурвале руки, и как явившиеся неизвестно откуда волны одна за другой обрушивались на палубу, и как Смит, мой сменщик, крикнул капитану, что что-то не так с рострой „Персефоны“. И это было худшим из всего, что я тогда видел и до сих пор заставляет меня вздрагивать по ночам, потому что по сравнению с этим, разразившаяся буря казалась всего лишь непогодой.

Как же я могу вам описать увиденное, чтобы вы не подумали, что чувство вины лишило меня рассудка? Поверите ли вы, если я скажу, что среди ночи, в массе воды и пены увидел женщину, словно вышедшуюу из преисподни? Это был нечеткий, словно сотканный из мглы, силуэт, который постепенно поднимался над бушпритом^[90]… клубы тумана появлялись прямо из выточенной из дерева ростры „Персефоны“, прямо на моих глазах принимая форму и улыбаясь так, что улыбка ранила словно нож.

Сначала я решил, что это лишь плод моего воображения после бессонной ночи. Бурлящая вода может быть очень обманчивой, да и корабельная качка искажает все вокруг, но увидев, что и капитан застыл на месте, я почувствовал, как кровь застыла в жилах: ведь это означало, что и он увидел тоже самое. „Святая Мария, Матерь Божья, спаси нас и сохрани, — прошептал Вестерлей, глядя во все глаза. — Теперь нам точно конец!“

Когда капитан побежал к ней и стал судорожно пытаться ухватить руками сотрясаемое ветрами видение, я попытался крикнуть ему не приближаться, но я был настолько парализован страхом, что из моего горла не выходило ни звука. Мне лишь оставалось смотреть, как Вестерлей вдруг схватил пилу, которую мы использовали для ремонта, влез на бушприт и, вцепившись в изображение Персефоны, начал спиливать основание, на котором держалась ростра. Наверное, он, как и я, подумал, что видение появилось из недр ростры, так как выглядело точно также, как и наша богиня… и женщина, которая, как все мы знали, ждала капитана в Ванделёре.

Всем известно, что моряки суеверны, поэтому нет нужды объяснять насколько они считают опасным отправляться в море на судне без ростры. Осознание того, что через несколько минут мы потеряем нашу единственную защитницу, заставило меня выпустить штурвал. Сердце колотилось так, что до сих пор не понимаю как умудрился не потерять сознание. Внезапно я услышал нечто, лишившее меня остатков силы воли на то, чтобы оставаться на борту: женский смех, раскаты которого вознеслись над грохотом штормовых волн и заставили моих сотоварищей как по команде обернуться и посмотреть на ростру корабля. Я так никогда не узнал, что же в итоге случилось со скульптурой, потому что буквально через пару секунд я оказался в реке, пытаясь сражаться с течением и убраться как можно дальше от брига, который на несколько месяцев превратился в мой дом, а потом вдруг превратился в распахнутые врата в ад.

Я бросил свой пост из-за страха, который потом мучил меня все последующие годы. Я бросил капитана Вестерлея и моих собратьев, профессор, приговорил их к самой страшной смерти, которую только могло задумать то существо. Оставшись без рулевого, судно накренилось на бок и начало погружаться в Миссисипи. К тому времени как я добрался, наконец, до берега, бриг полностью погрузился в воду. За моей спиной остались лишь тьма и смерть…

Нынешней ночью, выглянув в окно своего дома, я понял, что не имеет никакого значения на что готов человек, чтобы сбежать от тьмы и смерти. Может, они не так быстры, но очень терпеливы и всегда настигают свои жертвы. Сорок три года я безуспешно пытался заглушить внутренний голос, напоминавший о моей ответственности за произошедшее, но теперь я понял, что нет смысла продолжать борьбу. „Персефона“ вновь идет по Миссисипи и единственная тому причина — взыскать старые долги. Бригу нужен рулевой, который после смерти продолжит то, что должен был делать при жизни. Меня ждут капитан и остальные, они пришли за мной, чтобы мы вновь все вместе отправились в плавание.

Мне остается лишь молиться, чтобы это признание не показалось вам записками сумасшедшего, которого чувство вины лишило рассудка. Простите меня, если сможете, профессор Куиллс, я должен был убедить вас покинуть Ванделёр, пока не стало слишком поздно. В этом месте обитают темные силы, с которым лучше не встречаться. Я больше не в состоянии и дальше избегать этого. „Ад, Рай — не все равно ли?“ Будь что будет в конце моего путешествия, я постараюсь показать себя с большей доблестью, чем тот трус, который утащил на дно всю команду.

Да хранит вас Господь, если это все еще возможно.

Шарль Эдуард Делорме.»

Глава 29

Когда Лайнел приоткрыл глаза, ему понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить где он находится и почему ему так хорошо. Солнце согревало кроны деревьев и несколько лучиков проникли внутрь хижины, наполнив ее золотистым светом. Он приподнялся на локте в некотором недоумении, провел рукой по спутанным волосам и вдруг вспомнил, что произошло накануне, увидел отпечаток тела Теодоры на тюфяке и вмятину на подушке, которую они разделили этой ночью. Лайнел позволил себе снова рухнуть ничком, блаженно улыбаясь и обнимая подушку, чтобы лишний раз вдохнуть пропитавший ее аромат восточного парфюма.

По мере того, как уходила сонливость, в голове возникали сотни картинок прошлой ночи, таких ярких, что на пару секунд мужчина засомневался не было ли все это лишь сном. Но его тело по-прежнему, словно отражало эхо пережитого: Лайнел все еще ощущал на себе тепло ее тела, слышал ее смех под звездным небом, видел прижатые друг к другу лица, чувствовал скользящие в темноте руки. «Теперь она моя, — сказал он себе, улыбаясь еще шире, — и останется моей, когда все это закончится, потому что я готов убить любого, кто встанет между нами».

Взгляд из-под полуопущенных ресниц пробежал по залитому солнцем внутреннему убранству хижины. Маленькое пятно крови на тюфяке напомнило ему о том, что рассказывал рулевой «Персефоны» о Мюриэль Ванделёр и капитане Вестерлее. Реальность обрушилась на него, словно удар мачете: он понял, что там, за пределами болота, далеко от окружавшего их мирного уголка, отель «Ванделёр», должно быть, был погружен в пучину абсолютного хаоса. Вспомнил про Александра, Оливера и Веронику, и так быстро вскочил на ноги, что чуть не закружилась голова.

Рядом с тюфяком Лайнел увидел предоставленную им одежду. Та, которую он надевал для бала была так перепачкана, что явно не подлежала восстановлению, поэтому он быстро надел темные штаны, свободную рубаху и выглянул в окно.

Поселение уже давно пробудилось и его обитатели сновали меж деревьев, совершенно не беспокоясь о том, что среди них находятся два чужака. Лайнел раздумывал куда же запропастилась Теодора, когда его взор остановился на ком-то, внимательно наблюдавшем за ним, сидя на поваленном стволе дерева. У него аж дыхание перехватило, когда он узнал ту самую маленькую мулатку, которую они преследовали два дня назад в Новом Орлеане. Она по-прежнему была одета в красное платьице, а белокурые волосы кудряшками рассыпались по плечам.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, пока Лайнел не отошел от окна и не начал спускаться по лестнице, ведущей к подножию дерева. Девочка молча следила за ним невероятными голубыми глазами, пока он не встал прямо перед ней.

— Похоже, в конце концов, именно ты нас поймала, — сказал Лайнел, — или, во-всяком случае, твой народ. Ты следила за нами все это время?

— Только когда об этом просила моя мама, — ответила девочка. — Когда ты находился вне отеля.

— Поэтому ты не ходила дальше дубовой аллеи. Ты — дочь мамбы Альмы? У тебя глаза в точности как у нее.

Малышка кивнула и слезла с бревна, на котором сидела.

— Меня зовут Этель, — сказала она ему. — А ты — Лайнел Леннокс, а твою подругу зовут Теодора.

— Ты тоже обладаешь даром?

— Пока нет, но Бой всегда говорит, что это лишь вопрос времени, когда меня начнут посещать видения. В этих местах может быть только одна мамбо, но моя мама — человек и не будет жить вечно, — она взяла Лайнела за руку и повела за собой в чащу, вдаль от деревьев с висячими хижинами. — Она попросила меня привести к ней тебя и Теодору. Тебя ждут, чтобы показать что-то важное.

Лайнел решил последовать за Этель, которая вела его в часть болота, очень похожую на ту, где они проплывали накануне ночью под дулом пистолета. По мере продвижения вперед, постепенно стихли звуки оставшегося позади селения, вокруг были слышны лишь жужжание москитов и неизменное кваканье лягушек. Вскоре они вышли к небольшому холму, возвышавшемуся над водой, словно чешуйчатая спина каймана. Этель начала взбираться по залитому солнцу склону, Лайнел последовал за ней. Прибыв на на место, они увидели там Теодору, беседующую с мамбо Альмой на окруженном кипарисами пятачке.

Когда Лайнел взглянул на девушку, его с головы до ног окатила волна непривычных, но вполне приятных ощущений. Волосы Теодоры были по-прежнему распущены, а одета девушка была в… красные мужские брюки! что чуть не выбило молодого человека из равновесия.

— Полагаю, — тряхнув головой воскликнул он, — теперь я видел все…

Услышав его слова, Теодора прервала беседу с мамбо и обернулась с улыбкой на устах.

— Я так и думала, что ты это скажешь. Я так ужасно выгляжу?

— Ты восхитительна, — заверил девушку Лайнел, заключая ее в объятия. — Если бы я знал, что брюки сидят на тебе так хорошо, то давно одолжил бы тебе свои. Кто знает, — добавил он, целуя Теодору в губы, — может, мне удастся их с тебя стянуть как это проделала Вероника с Арчером?

Теодора рассмеялась хриплым смехом, но на поцелуй не ответила. Лайнел отстранился и с удивлением на нее посмотрел.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил он. — Я сказал что-нибудь не то?

— Да нет, не в этом дело, — ответила Теодора, беря его за руку. — Ничего со мной не случилось. Просто… ты хоть обратил внимание где мы находимся?

— На болоте, как и вчера. Только не понимаю, что в этом такого.

— Посмотри вокруг, Леннокс, — вдруг произнесла мамбо Альма, раскинув руки, словно обращая его внимание на круг из кипарисов. — Посмотри и скажи мне, что ты видишь.

Лайнелу такая театральность показалась излишней, но, стиснув зубы, подчинился. Зеленоватый свет, просачивающийся сквозь листья деревьев, напомнил ему Оксфордский Дом орхидей, в котором они тогда встретились с Теодорой. Не сразу, но мужчина понял, что имела в виду мамбо: вокруг, едва видные меж корней деревьев, находились воткнутые в землю странные куски древесины. Все они были разными по цвету и размеру, на некоторых еще оставались следы краски, но на большинстве не было никаких отличительных признаков. Лайнел нахмурился.

— Что, черт возьми, все это значит? — спросил он снова поворачиваясь к мамбо. Этель молча подошла к матери и та положила усыпанные перстнями руки на плечики девочки. — Это что, кладбище?

— Хороший вопрос, — ответила мамбо. — Полагаю, что в каком-то смысле это так, хотя вряд ли оно похоже на какое-либо другое из виденных вами в путешествиях. Здесь похоронен только один человек. То, что вы видите вокруг — это не кустарные надгробные плиты.

— Я уже заметил, что на них ничего не написано, но…

Лайнел умолк на полуслове, увидев, что на одной из досок можно было различить несколько букв. Не отпуская руки Теодоры, он подошел поближе к куску древесины, отполированному водой и временем. Наконец, ему удалось прочитать фрагмент слова: «ЕФОНА». Тут он, наконец, все понял и в изумлении посмотрел на мамбо.

— Разумеется, это кладбище. Здесь захоронен корабль. Получается, вы храните здесь обломки «Персефоны», которые река выплеснула на берег!

— То, что Миссисипи пожелала нам отдать, — кивнула мамбо. — Остальное принадлежит ей, включая членов экипажа. Мощная сила приковала их к реке и мы не в состоянии с ней бороться. Любые попыткаи что-то отнять заканчиваются печально: достаточно вспомнить, что случилось с тем парнишкой из Ванделёра, когда он решил понырять вокруг затонувшего брига. Больше сорока лет мой народ каждую ночь обыскивает берег Миссисипи и приносит сюда все, что может найти. Здесь, в сердце болота, мы, мамбы, пытаемся объединить все силы, чтобы успокоить души, затонувшие вместе с «Персефоной», но мы бы ничего не добились без помощи жителей болот. Наши ритуалы, песнопения, даже амулеты ничего не стоят без их веры.

— Да, но что-то не похоже, чтобы эта вера сильно помогла. Возможно, ваша магия могла быть полезна в прошлом, но она не смогла спасти от лап этих тварей ни несчастного Джона Ривза, ни вчерашних жертв в отеле мистера Арчера.

— Если все это произошло несмотря на наши бдения, Леннокс… что ж, ты можешь себе представить, что могло произойти с Ванделёром без наших усилий?

Голос мамбо Альмы прозвучал вдруг так устало, что Лайнел не решился на дальнейшие расспросы. Он обошел полянку по периметру, рассматривая обломки: вот кусок мачты, там на ветвях развешаны веревки, здесь ручка от штурвала Шарля Эдуарда Делорме. Было очень странно видеть перед собой все это. Теодора прошептала:

— Ты еще не видел самое лучшее… или худшее, смотря с какой стороны посмотреть. Обернись.

Лайнел повиновался и чуть не вздрогнул от неожиданности. Недалеко от них, среди деревьев, был кто-то еще. Женщина, которую он видел лишь на фотографиях, стояла, утопив ноги в топком грунте, словно один из кипарисов, и со скрещенными на груди руками. Лайнел осторожно приблизился, отказываясь верить своим глазам.

— Ростра «Персефоны», — пробормотал он. Статуя почти вдвое превышала рост молодого человека. — Как она могла так сохраниться, проведя почти полвека под водой?

— На самом деле, она пробыла там всего пару часов, — тихо ответила мамбо Альма. — Это первое, что вернула нам река на следующий день после кораблекрушения. Моя мать стояла на берегу, пытаясь хоть что-то разглядеть в воде и надеясь, что кто-то из моряков смог спастись. Она уже собиралась вернуться в барак, когда увидела ростру, скользящую по реке, словно деревянная русалка.

— Поэтому на ней еще сохранились следы краски, — добавила Этель.

— Виола Ванделёр, — прошептал Лайнел. Он вытянул шею, пытаясь получше разглядеть черты ее лица. Этель была права — в глазах еще оставалась голубая краска, увенчанные венком, развевающиеся от невидимого бриза волосы до сих пор не утратили своего блеска.

— Это Виола Ванделёр снаружи, и Мюриэль Ванделёр изнутри, — мрачно ответила мамбо. Ради твоего же блага, Леннокс, не подходи к ней слишком близко. Ты даже представить себе не можешь, сколько зла окружает этот предмет.

Лайнел поднял было руку, чтобы потрогать гранат, но не смог, так как Теодора оттолкнула его, заставив отступить назад.

— Значит, дневники Виолы рассказали нам правду. Маленькая сестричка владела черной магией и вы считаете, что каким-то образом она могла заключить свой дух в эту скульптуру.

— Это была не черная магия, — ответила Этель, — а магия вуду. Мюриэль была ведьмой.

— Ученица ведьмы, если быть точным, — поправила ее мать. — Она обладала большим потенциалом, чем любая из известных мне мамб, но ей не хватало самого главного — сердца. В ее сердце не было даже искры света.

— Вы упомянули, что ваша мать жила в бараке, — вмешалась Теодора, с некоторой опаской поворачиваясь спиной к ростре. — Она была одной из рабынь на плантации Ванделёр?

— Совершенно верно. Ее звали Мэй Куин и она принадлежала Джорджу Ванделёру, отцу Виолы и Мюриэль. Ее любили все чернокожие в округе, многие утверждали, что она была что-то вроде сказочной феи, способной вылечить любую рану и угадать, что человека беспокоит лишь взглянув ему в лицо. Помимо этого, она обладала более высоким статусом, чем большинство других рабов: вместо обработки полей она занималась управлением домашнего хозяйства, будучи кем-то вроде экономки. Для Виолы она фактически стала матерью и подарила ей больше ласки, чем сама Мари-Клэр Ванделёр, которая никогда не обращала внимания на дочь.

— Мэй Куин, — пробормотала Теодора и взглянула на Лайнела. — Где-то я уже слышала это имя. Кажется, оно прозвучало в отрывках дневника Виолы, которые нам зачитывал мистер Сандерс?

— Может быть, — ответил он, — но я не помню, что именно Виола о ней писала.

— Наверняка она писала о помощи в лечении, — произнесла мамбо Альма, откидывая назад бахрому своего тюрбана. — Я помню как они обе навещали больных, прикладывали компрессы, помогали повитухам при родах… Для Джорджа и Мари-Клэр она была лишь одной из служанок. Мюриэль не обращала на нее внимания, пока не обнаружила, какими силами та обладает и поняла чего могла бы достичь, заставив мою мать обучить ее. Что касается Филиппа, старшего сына…

— Он — ваш отец! — догадалась Теодора. Мамбо Альма удивленно посмотрела на нее, как и Лайнел. — Я подозревала это с самого начала. Такие голубые глаза могут принадлежать только Ванделёрам. Маловероятно, чтобы ваша мать могла вступить в связь с каким-то другим белым, помимо тех, кто жили на плантации, верно?

— Да, это так, — согласилась мамбо, — ты не ошиблась.

— Неужели Филипп Ванделёр завел любовную интрижку со служанкой? — удивился Лайнел. — Как на это среагировали его родители? Они признали вас своей внучкой?

— Думаю, они об этом даже не знали, — ответила за Альму Теодора. — Напоминаю, что оба умерли во время эпидемии желтой лихорадки в 1853 году, а вот Виола наверняка об этом знала. Помнишь, о чем она писала в дневнике? О натянутых отношениях с Филиппом незадолго до его смерти? Тебе не кажется, что мотивом для этого вполне мог послужить тот факт, что он обрюхатил одну из ее подопечных и отказался признать ребенка?

Она замолчала, вспомнив, что рядом находится Этель, хотя ее мать, похоже, совершенно это не волновало. Мамба грустно покачала головой.

— Если бы дело было только в этом, все бы было не так печально. Но моя мать забеременела от Филиппа не потому, что согласилась разделить с ним ложе, как это случалась с дочерьми вольнонаемных работников. Однажды ночью, возвращаясь после пьянки и игры в карты, Филипп встретил ее на кухне за работой. И прямо там зажал ее в углу, чтобы изнасиловать, не заботясь о том, что кто-то может услышать ее крики. Кто мог вмешаться, чтобы помочь рабыне? Другой раб, которого потом избили бы до полусмерти за нападение на хозяина? Управляющий, который даже не жил на территории плантации?

— Это могла бы сделать Виола, — сказала Теодора, — если Мэй Куин действительно была ее подругой…

— Виолы той ночью не было дома, — объяснила мамбо, — она уехала на пару недель в Новый Орлеан с де ла Турами.

— А Мюриэль? Неужели она и пальцем не пошевелила?

— Мюриэль не пошевелила бы пальцем ни для кого, кроме себя. К сожалению, моей несчастной матери не на кого было рассчитывать, кроме как на других рабов, которые пытались убедить ее все рассказать Виоле. Сами они и помыслить не могли взять правосудие в свои руки, но, может, их защитница решится встретиться лицом к лицу с братом, которого, как все знали, она презирала. Когда моя мать обнаружила, что забеременела, она подумала, что можно попытаться добиться лучшего будущего для меня. Она пошла к Филиппу Ванделёру, рассказала о беременности и попросила признать будущего ребенка, если тот будет больше похож на отца, чем на мать, это помогло бы ему считаться белым в Новом Орлеане. Разумеется, Филипп рассмеялся в лицо моей матери и заверил ее, что если она не оставит его в покое, он выпорет ее своим ремнем. На этом закончились попытки уладить дело цивилизованным способом. В ярости от того, как с ней обошлись и поддавшись настойчивости соратников, мама решила воздать Филиппу по заслугам, используя свой дар, который обычно использовала для лечения больных. То, что Мэй Куин использовала вуду исключительно в благих целях, вовсе не означало, что она не знала как при необходимости принести вред. Поэтому, той же ночью, когда надсмотрщики и управляющий разошлись по домам, моя мать сделала куклу из воска с добавлением волос Филиппа, оставшихся на ее одежде после изнасилования. В присутствии окруживших ее рабов, она положила куклу у костра, разложенного между рабскими хижинами, и начала тыкать ее булавкой в области груди раз за разом. Женщины, рассказавшие мне потом обо всем, говорили, что никогда не видели ее такой, охваченной неукротимой жаждой мести. Когда до полного расплавления фигурки осталось совсем немного, Мэй Куин вскрикнула, заметив, что за группой рабов появилась молча наблюдавшая за ней фигура в белом. Поняв, что это Мюриэль, она подумала, что ей конец. Не было никакой возможности объяснить происходящее и надеяться, что хозяева проявят милосердие, даже если за нее заступится Виола. Но, к удивлению, Мюриэль вовсе не бросилась бежать, чтобы доложить об увиденном. Вместо этого она, после длительного молчания в окружении перепуганных рабов, спросила действительно ли моя мать в силах нанести реальный вред Филиппу с помощью вуду. Прежде, чем Мэй Куин пришла в себя от неожиданности, Мюриэль улыбнулась одной из тех улыбок, от которых стынет кровь, подошла к костру и обеими руками схватила полурасплавленную восковую куклу. Мне рассказывали, что она даже не поморщилась от боли, хоть фигурка и была горячей, повернулась к моей матери и совершенно спокойно произнесла: «Если ты научишь меня всему, что умеешь, я унесу твой секрет в могилу. Мой брат никогда не узнает о том, что ты хотела предпринять против него. Но, если откажешься, клянусь, что не остановлюсь, пока со всех вас живьем шкуру не спустят, и тебе, и всем остальным. Не трудный выбор, верно?». В тот момент ей не было и четырнадцати. — Мамбо снова покачала головой, на этот раз скорее с недоумением, чем с грустью. — Она была еще совсем ребенком, но уже была опаснее змеи. Что еще оставалось моей матери, кроме как подчиниться, если от этого зависели жизни всех остальных?

— Таким образом, Мэй Куин пришлось стать ее наставницей, — не скрывая нарастающего нетерпения сказал Лайнел. Женщина была права, сказав накануне вечером, что это дело гораздо глубже, чем они могли себе представить. — Для вашей матери наверняка было очень больно делать это за спиной Виолы, если они действительно были так близки…

— Она всегда уверяла меня, что чувствовала себя очень виноватой, — согласилась мамбо Альма. — Но как она могла отказаться? Мюриэль словно опутала ее паутиной, как и остальных рабов. Не вызывая подозрений со стороны Виолы, она превратилась в хозяйку теней и оказывала теперь гораздо большее влияние чем старшая сестра, но власть эта была основана лишь на страхе. Ночь за ночью, пока Ванделёры спали в своих постелях, Мюриэль прокрадывалась в лачугу моей матери, чтобы та поделилась с ней своими навыками. Она впитывала информацию так, как губка впитывает кровь, было очевидно, что еще чуть-чуть и она начнет использовать полученные знания на практике. Никого не удивило ни то, что Филипп тяжело заболел после жаркого спора с младшей сестрой, которая закончилась для последней пощечиной, ни то, что не прошло и двух недель как он присоединился к своим родителям в фамильном склепе, ни то, что в тот день моя мать нашла в камине ту самую фигурку из воска, утыканную дюжиной булавок. Одно из первых моих воспоминаний: мама стоит посреди барака с горстью булавок в руках и текущими по щекам слезами. «Что же я наделала? — шепотом произнесла она, глядя на меня полными ужаса глазами, — что же я натворила?» В следующий раз, когда я видела ее плачущей, то были слезы облегчения. Годы спустя, когда Мюриэль уже была замужем за капитаном Вестерлеем, она приехала в Ванделёр на пару недель и однажды ночью бесследно исчезла. В этом не было ничего странного, но, когда ее отсутствие слишком затянулось, Виоле пришлось организовать поиски, хоть к тому времени сестры настолько отдалились друг от друга, что даже не разговаривали. Когда на болотах обнаружили тело… — мамбо Альма помолчала немного, — оно едва напоминало человека. Мюриэль попала в трясину и кайманы на славу над ней потрудились. От нее остался лишь кровоточащий скелет, покрытый болотной жижей. Рабы, вытащившие ее, позже сказали моей матери, что даже после смерти у Мюриэль сохранился тот же взгляд, что и при жизни — взгляд дьявола.

Теодору пробрала дрожь. Лайнел обнял ее и привлек поближе и оба молча посмотрели на безмолвную ростру.

— Но почему Мюриэль оказалась на болотах? Она хотела с кем-то встретиться?

— С кем? В ту ночь на плантации больше никого не было, только Виола, капитан и рабы. Мюриэль пришел конец, но моя мать не успокоилась даже тогда, когда работники ритуального агентства увезли тело в Новый Орлеан для погребения. «Для любого это был бы конец, — сказала она мне тогда, — но не для того, кто был настолько переполнен ненавистью. Думаю, что мы еще узнаем на что она способна. Я буду бояться ее до самой смерти».

— И она не ошиблась, — согласилась Теодора. — Пару месяцев спустя, когда ее сестра уже вышла замуж за капитана Вестерлея и казалось, что судьба повернулась к ним лицом, «Персефона» затонула, а плантация сгорела.

— Да, и никто не верил, что это лишь совпадение. Мама с самого начала знала, что это дело рук Мюриэль, что она так до конца и не ушла, оставшись прикованной к Вестерлеям, так как не смогла разрушить любовь капитана и Виолы при жизни. Ее дух последовал за Вестерлеем на «Персефону» и утащил его на дно Миссисипи. Мюриэль хотела, чтобы он навсегда принадлежал ей и добилась своего. Даже сейчас, сорок три года спустя, капитан все еще привязан к останкам корабля, как и его экипаж. И все по вине проклятия одной женщины.

— Чего я не понимаю, так это как она могла поджечь плантацию. Если ее дух, ее призрак, ее аура зла, или, что бы это ни было, утонуло вместе с бригом в Миссисипи…

— А кто вам сказал, что пожар устроила Мюриэль? — прошептала мамбо.

Теодора и Лайнел в изумлении воззрились на нее. Женщина вздохнула и присела на корень одного из деревьев, а Этель устроилась у нее на коленях.

— Когда капитан утонул… Виола потеряла все, чем дорожила. Вместе с ним погибли ее мечты, надежды на будущее… все. Никогда не забуду какое у нее было лицо, когда она стояла на берегу бессильно наблюдая за тем, как Миссисипи сантиметр за сантиметром поглощает «Персефону», не возвращая ничего, что она могла бы похоронить. Мы тоже там были: моя мать пыталась уговорить Виолу следовать за ней и пройти в дом, но та ее даже не слышала. От той женщины, которой все мы восхищались не осталось ничего. Внезапно она развернулась и сама направилась в дом. Мы пошли за ней, опасаясь, что она может совершить какое-то безумие. Виола схватила горевшую при входе лампу и посмотрела на нас с крыльца. «Уходите, — произнесла она, — здесь вас больше ничто не удерживает. С этого момента вы свободны. Уходите отсюда как можно скорее, пока не стало слишком поздно». С этими словами женщина вошла в дом и закрыла дверь на ключ. Мы остались снаружи, тревожно переглядываясь между собой. Никто не смел произнести ни слова, пока моя мать не вскрикнула, заметив отсвет огня в окнах второго этажа, слишком сильный для камина. Виола подожгла шторы, комната за комнатой, после чего села на диван в библиотеке, ожидая, когда ее поглотит огненная стихия. Та ночь была самой длинной в моей жизни, но, когда наступил рассвет, я пожалела о том, что ушла тьма. От дома почти ничего не осталось: мебель превратилась в пепел, который ветер гнал в сторону Миссисипи, в оконных проемах трепетали обгоревшие шторы… и Виола. Труп женщины в трупе дома. Мне до сих пор снится моя мать, стоящая на коленях на закопченном полу, молча глядящая на обгоревшее тело, еще сохранившее несколько прядей черных волос. Она никогда не говорила ничего подобного, но я понимала, что она считала себя виновной в произошедшем. Возможно, именно тогда она убедила рабов, что хоть Виола их и освободила, все мы были в долгу перед ней. Мы не могли вернуть ей жизнь, но могли помочь обрести спасение ее душе, а также душам капитана и их неродившегося малыша…

— Поэтому Мэй Куин решила основать поселение в сердце болота, — задумчиво произнес Лайнел, — чтобы быть как можно ближе к плантации так, чтобы никто этого не заметил и иметь возможность собирать возвращенные Миссисипи обломки. И поэтому вы по-прежнему навещаете Виолу, — Лайнел взглянул на девочку: — Когда мы встретились в Новом Орлеане, ты принесла фиалки на ее могилу.

— Бабушка всегда повторяла, что Виоле они очень нравились, — кивнула Этель.

— Но у вашей дочери кожа светлее, чем у вас, — удивилась Теодора, глядя на мамбо Альму. — Если ее отец не из бывших рабов, то почему она живет здесь?

— Он никогда здесь не жил, — грустно улыбнувшись ответила мамбо. — Он даже не знает о существовании нашего поселения. Он — профессор университета Лойолы^[91]. Однажды, я чуть было не рассказала ему все, но моя мать убедила меня, чтобы я этого не делала, утверждая, что он никогда не сможет понять причин нашего самопожертвования… и была права.

— Но Этель могла бы жить совсем по-другому. Вы не думаете, что уже сделали более чем достаточно для Виолы Ванделёр? До каких пор вы будете бдеть ради ее семьи?

— Мы добровольно избрали болото, — повторила мамбо, как и Бой накануне. — Пока в этих местах живет хотя бы одна мамбо, существует возможность помешать Мюриэль добиться своего. Моя мать так и не смогла простить себя за предательство и знаю, что и я себе этого не прощу. Недавно я сказала вам, что здесь похоронен только один человек, — она кивнула головой в сторону кипариса, у которого были сложены обломки «Персефоны». — Многие из тех, кто живет здесь считают, что лишь сила Мэй Куин до сих пор нейтрализует силу Мюриэль, не смотря на то, что обе мертвы. Не знаю, так ли это, единственное, что я знаю, что когда-то мы сделали свой выбор и ничто не заставить нас его изменить. Перед смертью Виола дала нам свободу выбора. И мы выбрали ее.

Глава 30

— До каких пор они собираются нас тут держать словно каких-то идиотов? — уже не впервые за этот вечер взвилась Вероника. — Мы уже несколько часов сидим тут безо всяких объяснений! Я понимаю, что полиция должна выполнять свою работу, но, тем не менее…

— Имей терпение, — посоветовал ей профессор, устраиваясь поудобнее в плетеном кресле. — Их обязанностью является убедиться, что они исследовали каждый уголок отеля ничего не пропустив, включая комнаты постояльцев.

— Все это, конечно, очень здорово, но я думала, что после допроса они четко понимали, что мы не имеем никакого отношения к убийствам! Что они надеются найти в моей спальне? Драгоценности покойной леди Холлвард-Фрейзер среди карандашей?

После еды полиция оцепила второй этаж отеля и клиентам ничего не оставалось кроме как ожидать разрешения вернуться в номера. Александр, Вероника и Оливер сидели в компании нескольких свадебных гостей в столовой первого этажа, где их обслуживали бледные, почти под цвет униформы, официанты. По всему дому чувствовалось беспокойство, никто не смел повышать голос, из-за чего обстановка в отеле стала напоминать похороны. Через просветы между опорами крыльца виднелись мачты плывущей по реке «Персефоны». В данный момент она находилась прямо напротив причала, наводя ужас на жителей Ванделёра, которые до сих пор не могли поверить в то, что происходило в нескольких метрах от их домов.

Наблюдая за подсыхающими на солнце обрывками парусов, профессор снова вспомнил Шарля Эдуарда Делорме. Похороны наверняка будут сегодня, но вряд ли им удастся на них присутствовать из-за событий в отеле.

— Ну наконец-то! — вдруг услышал он голос племянницы и, обернувшись, увидел, что двое полицейских только что вошли в столовую. — Я уже подумывала не решили ли вы запереть нас тут навсегда.

— Приносим извинения за доставленные неудобства, — ответил один из агентов, — но поймите, из-за того, что тут случилось, нам пришлось полностью осмотреть здание. К счастью для вас мы уже закончили осмотр номеров, так что вы можете снова туда пройти.

Сидевшая за тем же столом семейная пара шумно вздохнули от облегчения и поспешно покинула столовую. Недовольный джентльмен, выкуривший с дюжину сигар за время пребывания в столовой, тоже удалился, даже не взглянув на агентов полиции. Александр собрался последовать его примеру, но к ним подошел один из сыщиков.

— Вы мистеры Куиллс и Сандерс и мисс Куиллс? — спросил он, запуская руку за пазуху и вытаскивая оттуда пачку почтовых конвертов. — Полагаю, что это может показаться вам слишком бестактным, но мы были вынуждены это изъять. Инспектор приказал просмотреть лежащую у стойки регистрации корреспонденцию, чтобы выяснить нет ли там полезной для следствия информации.

— Что это? — удивленно поинтересовался профессор. — Это все наши письма?

— Отправителями являются двое из вас, но, прежде, чем вы у меня об этом спросите, — добавил агент, увидев, что Вероника готова завопить от возмущения, — поспешу заверить, что мы нарушили ваше личное пространство не потому, что подозреваем в убийстве графа Бервикского и леди Холлвард-Фрейзер. Мы проделали тоже самое со всеми переданными нам письмами.

— Это просто невероятно, — выпалила Вероника. — Неужели современные преступники пишут письма своим бабушкам с описанием планируемых преступлений?

— Вы себе представить не можете сколько полезного можно найти в самых обычных местах, — ответил полицейский, в то время как его напарник еле сдерживал усмешку. — В конце концов, думаю, добавить тут уже нечего. Когда все это закончится, вы сможете снова передать портье свои письма, чтобы их отправили.

— Такими темпами, их отправят в Оксфорд не раньше следующего сочельника, — пробормотала Вероника после ухода агентов. Она снова повернулась к покрасневшему Оливеру. — Ты чего? — спросила она. — А, знаменитый писатель Оливер Сандерс сгорает от стыда из-за того, что они могли прочитать любовные откровения, которые он, без сомнения, посвятил своей музе?

— Я не выйду из номера, пока отсюда не уберутся все эти агенты, — прошептал он в ответ, отчего Вероника рассмеялась. — Это величайшее унижение в моей жизни…

— Сколько же писем ты написал Эйлиш с тех пор, как мы поселились в отеле? — спросил Александр, глядя на ворох писем в руках друга.

— Четыре, — признался Оливер, пожимая плечами. — Я знаю, что ей очень нравится их получать.

— Но если ты день за днем все ей рассказываешь, то вам не о чем будет говорить, когда вы снова будете вместе, — воскликнула Вероника, пока ее дядюшка перебирал конверты с понимающей улыбкой. — Впрочем, зная вас, вы найдете чем себя занять…

— Оливер, здесь не только твои письма, — заявил вдруг Александр, Вероника сразу умолкла. Профессор перевернул конверт: — это письмо от мисс Стирлинг и адресовано оно князю Драгомираски. Полагаю, она оставила его на стойке вчера утром, прежде, чем спуститься к завтраку с… — Александр прервался на полуслове, когда Вероника выхватила конверт у него из рук. — Подожди, что ты собираешься сделать?

— По-моему, это очевидно, — невозмутимо ответила племянница. Она вытащила содержимое конверта: сложенный пополам тонкий лист бумаги и, к удивлению присутствующих, маленькая фотография. — Любопытно… взгляните.

— Вероника, не надо этого делать, — предупредил ее встревоженный Оливер. — Разве тебя в детстве не учили, что неприлично читать чужие письма?

Девушка не обратила на него внимания. Она с любопытством рассматривала фотографию, сделанную явно в какой-то картинной галерее или музее. На фото был изображен старинный портрет, судя по доспехам, в которые был облачен мужчина с длинными светлыми волосами. Вероника передала фотографию дядюшке и развернула письмо.

— Мне это совсем не нравится. Как ты собираешься объяснять все мисс Стирлинг, если она узнает о том, что ты сделала? — спросил Оливер.

— Что это полиция вскрыла конверт, ведь, по большому счету, это так и есть, не так ли? Я уже сто раз вам повторяла, что не доверяю я этой женщине. В деле «Персефоны» у нее явно есть какой-то свой интерес, — Вероника вышла на крыльцо, чтобы было побольше света и начала тихо читать: — Uram: A pár sort hogy egyszer mondom…

Наверное, это венгерский. Ничего тут не понимаю.

— Дай сюда, — вздохнул Оливер, протягивая руку за письмом. — Ты же не успокоишься, пока не узнаешь о чем там говориться, так что лучше покончить с этим как можно быстрее.

Он прислонился спиной к опоре крыльца и начал переводить текст:

«Мой господин.

Буквально несколько строк, чтобы подтвердить Вам, что в Эдинбурге все прошло по плану, как я и сообщила в телеграмме, отправленной вчера из Нового Орлеана. Сэра Тристана Монтроуза удалось убедить гораздо быстрее, чем мы думали, хотя вряд ли его родственники будут довольны, когда обнаружат, что портрет, висящий над камином вгостиной замка — всего лишь превосходно выполненная копия. Так же не могу сказать, что сам молодой Монтроуз задавал слишком много вопросов. По-моему, все три дня, пока я гостила в его доме, последнее, что его интересовало, так это зачем нам вдруг понадобился самый запылившийся экспонат фамильной коллекции. Что-то мне подсказывает, что ради того, чтобы я оставалась рядом, он был готов поменять на копию даже собственное свидетельство о рождении.

Я распорядилась, чтобы портрет отправили в парижскую мастерскую Лефевра, где его почистят прежде, чем переправить его вам. Полагаю, что вернувшись в Будапешт, я увижу его во дворце во всем его великолепии. Вы можете быть довольны, фамильное сходство налицо.

Надеюсь, скоро смогу сообщить вам новости по „Персефоне“, наши английские друзья проявляют необыкновенную проницательность.

Ваша до последнего вздоха,

ДОРА.»

— Дора? — удивилась Вероника, забирая письмо обратно. — Это еще кто?

— Скорее всего, это какое-нибудь производное от имени, которым ее называет патрон, — предположил Оливер, пожимая плечами. — Это, несомненно, почерк мисс Стирлинг, хотя я никогда не слышал, чтобы Маргарет называли Дорой.

— Этому несчастному Тристану Монтроузу повезло меньше всех. Мисс Стирлинг завлекла его в свои сети, чтобы он согласился отдать портрет с фотографии без ведома остальных членов семейства, — выпалила Вероника, тряхнув головой. — Видимо, это один из сотен, или даже тысяч предшественников Лайнела. Я до сих пор поверить не могу, что он настолько слеп!

Александр не ответил. Он продолжал внимательно рассматривать портрет, который, похоже, был написан на доске. На нем был изображен мужчина лет двадцати, глядящий с портрета серыми глазами, которые профессор уже видел раньше. Зачесанные назад волосы были такими светлыми, что почти сливались с белым плащом, накинутым на доспехи. Создавалось ощущение, что рыцарь был готов отправиться на битву.

— Что меня удивляет больше всего, — продолжала говорить Вероника, — так это «фамильное сходство налицо». Какое отношение этот портрет имеет к патрону мисс Стирлинг?

— Это портрет предка князя Константина, — тихо ответил ей дядя и указал на надпись большими готическими буквами в нижней части картины. — Этого рыцаря звали Адоржан Драгомираски. Судя по надписи, умер он много веков назад, в 1530 году.

— Что ж, в таком случае понятно, зачем ему мог понадобиться этот портрет, — прокомментировал Оливер. — Хоть ему и пришлось просить свою правую руку использовать свое очарование для уговоров нынешнего владельца.

«А еще он один в один с портретом Ласло Драгомираски, который мне показали два года назад в Ирландии», — подумал Александр. Прежде, чем он успел озвучить вслух свою мысль, до них донеслось эхо приближающихся шагов и очень знакомый голос. Вероника торопливо выхватила из рук дяди фотографию и спрятала ее вместе с письмом за спиной прямо перед появлением Лайнела и Теодоры. Увидев друзей, они остановились и, к удивлению присутствующих, подошли взявшись за руки.

— Ну надо же, — улыбаясь воскликнул Лайнел, — да нас тут целый оргкомитет встречает!

— Должно быть, я сплю, — заявила Вероника, окинув взглядом Теодору с ног до головы, задержавшись на красных брюках. — Из всего сверхъестественного, что мы видели до сих пор, это — забирает пальму первенства…

— Это всего лишь брюки, мисс Куиллс, — в тон ей ответила ответила Теодора, — Могу поклястся, что вы более чем на короткой ноге с этим предметом одежды, судя по тому, что вы сами же нам и рассказали.

Лайнел усмехнулся. Александр подошел к двери столовой и закрыл большие стеклянные створки, чтобы никто из посторонних не мог слышать их разговор.

— Где вы все это время были? — даже тихий голос не мог скрыть его негодования. — Как вам вообще взбрело в голову преследовать этих тварей среди ночи? Мы искали вас повсюду, опасаясь худшего…

— Я просто счастлив, что вы никак не можете обойтись без нас, — сострил Лайнел.

— Мне очень жаль, что мы вот так исчезли, — заверила Теодора, — но мы были слишком близко от предполагаемых убийц, чтобы сидеть сложа руки. Когда мы увидели, что они направляются к болоту, то поспешили за ними через сады отеля.

— Совершенно верно, я сам это видел, — отозвался Оливер. — Более того, полиция обнаружила в кустах диадему, которую свидетели признали вашей, мисс Стирлинг.

— И правда, диадема… Я даже не заметила как потеряла ее!

Вероника еще больше вытаращила глаза, услышав эти слова. Ее дядя продолжил:

— Это, конечно, похвально, что вы решили поймать эти существа, но я до сих пор не понимаю почему вы не вернулись в отель после того, как потеряли след. Вы не хуже меня знаете, что болото очень обманчиво, особенно для не знающих его людей. Да как вам в голову пришло соваться туда в одиночку? Вы там провели ночь?

— Что ж, односложным ответом от тебя не отделаться, — вздохнул Лайнел. — Думаю, лучше рассказать вам всю историю, насколько невероятной она вам бы не показалась.

Следующие полчаса Теодора и Лайнел рассказывали о своих приключениях. Профессор со все возрастающим изумлением слушал о мамбе Альме и о магическом круге, созданном вокруг могилы Мэй Куин для защиты затерянных душ, прикованных к обломкам корабля.

— Так вот, что произошло с рострой «Персефоны», — тихо произнес профессор. — Течение вынесло статую на берег, где ее подобрали бывшие рабы, и все это время она находилась на болоте…

— До сегодняшнего утра, если быть точным, — поправил его Лайнел. — Теперь она у нас.

— Когда мамбо Альма закончила свой рассказ, — добавила Теодора, — она сказала, что ее часть работы завершена, и что теперь мы должны взять ростру на себя. Ни я, ни Лайнел не поняли, что она хотела этим сказать, но, в конце концов, подчинились. Жители поселения завернули статую в одеяла и перевезли вместе с нам на каноэ до границ болота. Пока мы ее там и оставили, спрятав среди кипарисов. Вряд ли туда пойдет кто-то из отеля.

— Если честно, мы точно так же сбиты с толку, как и вы, — признал Лайнел, пожимая плечами. — Зачем нам кусок «Персефоны», если все остальное находится на дне Миссисипи? Конечно, можно обследовать ростру на предмет негативной энергии, но даже если это и так, то все равно…

Он умолк, увидев, что Оливер, Александр и Вероника беспокойно переглянулись. Теодрора тоже заметила, что происходит что-то странное.

— Эти лица не сулят ничего хорошего. Случилось что-то еще пока нас не было?

— Я думал, вы уже обо всем знаете, — сказал Александр. — Люди вокруг только об этом и говорят, учитывая произошедшее ночью двойное убийство. Полагаю, вам лучше увидеть все своими глазами, — он показал рукой в сторону крыльца. — Миссисипи вернула не только ростру.

Лайнел непонимающе нахмурил брови. Теодора молча подошла к крыльцу. Наступала ночь и тени уже сгустились так, что река была едва различима. Но даже так, присмотревшись, девушка различила возвышающиеся над водой покосившиеся мачты и остав, напоминающий опустевший панцирь гигантской черепахи. Девушка вскрикнула, но тут же прикрыла рот, чтобы снующие повсюду полицейские не взялись выяснять, что происходит.

— Это… там… «Персефона»? — с трудом вымолвил пораженный Лайнел, опершись на балюстраду рядом с Теодорой. — Но как такое возможно? Бриг покоился на дне реки, никто не мог сдвинуть его с места почти полвека. Как он смог снова выйти на поверхность?

— Ну не сам же он это сделал, если ты об этом, — ответила Вероника. — Его тянут три парохода. Мы попытались поговорить с ответственным за эту операцию, но этот болван не соизволил нам ответить.

— Но кто-то же организовал все! Не может быть простым совпадением, чтобы теперь, когда мы, наконец, начинаем понимать, что же тут произошло, какой-то незнакомец решает присвоить корабль прежде, чем мы узнаем окончание истории!

Лайнел заметил, что Теодора побледнела, а прижатая ко рту руку дрожала. Угадать причину было нетрудно: были перечеркнуты планы ее патрона. Видимо, Александр подумал о том же.

— Мы уже все обсудили сегодня утром, мисс Стирлинг, и думаем, что необходимо как можно скорее связаться с князем Драгомираски. Будет очень жаль и для нас, и для него, если вложенные деньги и усилия пойдут прахом. Может, если бы вы поговорили с организовавшим подъем брига человеком и сделали бы ему хорошее предложение в обмен на корабль…

— Да-да, — пробормотала все еще ошарашенная Теодора, — конечно… наверное… именно это и надо сделать.

— Теперь понимаю, чего от нас хотела мамбо Альма, вручая ростру, — тихо сказал Лайнел. — Благодаря своим видениям она знала, что «Персефона» покинула дно реки. Возможно мы должны, каким бы абсурдным это ни показалось, вновь соединить обе части. Ростру и судно, которому она принадлежала.

— Думаешь, это что-то даст? — скептически спросила Вероника. — Неужели это что-то изменит и поможет экипажу обрести покой? Именно это изваяние лишило разума капитана Вестерлея, если верить словам мистера Райса. Именно поэтому он спилил ростру, совершенно не думая о последствиях.

— Капитан сбросил ростру с брига? — удивился Лайнел. — Он тоже понял, что она связана с его первой женой? Когда вы говорили с Райсом?

— А мы с ним и не говорили, — с грустью ответил Александр, — и больше уже не сможем этого сделать. Чарльз Райс или Шарль Эдуард Делорме умер на рассвете. Он не вынес встречи со своими худшими воспоминаниями и отдался воле Миссисипи, чтобы воссоединиться с товарищами.

— Но прежде он написал письмо, — продолжил Оливер, — в котором рассказал, что покинул штурвал до потопления корабля и с тех пор чувствовал себя виноватым за это. А еще рассказал, что сделал капитан, пытаясь избавиться от Мюриэль.

У Лайнела просто не было слов. За время их разговора солнце скрылось за кронами деревьев и темнота постепенно завладела садами отеля, заставив «Персефону» раствориться в ночи.

— Сказать по правде, то, что предложил сделать Лайнел — это единственное правильное решение на данный момент, — сказал после паузы Александр. — Нет никакой гарантии, что это подействует, но не просто же так нам отдали ростру.

— Подождем полной темноты и заберем ее, — предложил Оливер. — Раз вы спрятали на границе болота, мы сможем войти туда обойдя отель, не проходя через ворота. Так мы избежим столкновения с полицией и лишних вопросов с их стороны, хоть мы и находимся вне подозрений. Полагаю, они должны допросить и вас обоих.

Лайнел кивнул в знак согласия, но ничего не сказал. Оливер заметил, что он не отрываясь смотрит на Теодору и жестом позвал за собой Куиллсов. Оставшись наедине, Лайнел подошел к девушке и заключил ее в объятия.

— Да ладно тебе, не волнуйся так, — сказал он ей на ушко, зарывшись в ее волосы лицом. — По-крайней мере, мы живы. Мне очень жаль несчастного Райса, но наше здоровье мне важнее. Через пару дней это безумие закончится…

— Это безумие не закончится так просто, как ты думаешь, — прошептала Теодора. — Может, не закончится никогда и мы останемся прикованными к этому делу как экипаж корабля.

Словно выйдя из гипнотического сна, она посмотрела вниз, обнаружив на себе руки Лайнела и тут же вывернулась, молчаливо прося отпустить ее.

— Лучше я пойду наверх и отдохну в своем номере. Я совсем выбилась из сил.

— Стоп. Что, черт возьми, с тобой происходит? — Лайнел схватил девушку за руку, не давая ей уйти. — Я видал ледяные глыбы, которые были теплее, чем ты сейчас.

— Лайнел, не надо требовать сейчас с меня объяснений. Я только что сказала, что очень устала, что сыта по горло всей этой историей с «Персефоной» и больше всего на свете хочу оказаться сейчас в своей постели. Я слишком много прошу?

— Накануне ночью мы оба были уставшими, но это не помешала тебе вести себя со мной совсем по-другому, — выпалил Лайнел, глядя Теодоре прямо в глаза. Что он только что в них уловил? Страх? — Я знаю, тебя что-то беспокоит. Ты очень напряжена.

— Может, я перестану напрягаться, если ты отпустишь меня прежде, чем нас кто-нибудь увидит. Мы уже не на болоте и вокруг много посторонних глаз. Ты знаешь это не хуже, чем я.

Слова Теодоры ударили Лайнела сильнее, чем пощечина. Не веря своим ушам он ослабил хватку и Теодора поспешила выдернуть из его рук рукав рубашки, старательно избегая взгляда молодого человека.

— Должно быть, ты шутишь, — прошептал он. — После… после того, что между нами было прошлой ночью…. после всего, о чем мы говорили… не думаешь же ты, что я буду себя вести, словно ничего не произошло и все идет своим чередом как ни в чем ни бывало, будто ты ничего для меня не значишь…

— Но ты должен…, — тем же голосом ответила Теодора. — А я… я тоже обязана это сделать, Лайнел. Я знаю о чем говорю, на данный момент иного и быть не может.

— До каких пор ты собираешься играть это фарс? Пока не перестанешь стыдиться того, что отдалась мужчине без денег и титула?

На этот раз в ярость пришла Теодора. Черные глаза были полны упрека.

— Я знала, что ты не поймешь. Для тебя имеет значение лишь то, чтобы все вокруг узнали о нашей близости. Тебя совершенно не волнуют ни проблемы, с которыми я могу столкнуться, ни мое чувство вины…

— Чувство вины? — воскликнул он. — Для тебя наша ночь была ошибкой?

Теодора хотела ответить, но что-то в выражении лица Лайнела заставило ее остановиться. Она обреченно тряхнула головой и пошла к двери. Лайнел молча следил за ней, чувствуя, как его нутро заливает горечь.

— Я прошу лишь несколько часов, — прошептала девушка, берясь за ручку двери. — Я не могу сейчас ничего объяснить. Слишком многое поставлено на карту.

— Ну, разумеется, — едва слышно ответил Лайнел. — Нечто, гораздо более важное, чем мы.

От этих слов взгляд девушки заволокло болью, но вместо ответа она словно тень вышла из столовой, оставив Лайнела среди стен, которые внезапно показались ему самым безотрадным местом на свете.

Глава 31

Оливер не ошибся, говоря, что полиция заинтересуется тем, где они были после убийства графа Бервикского и леди Холлвард-Фрейзер. Почти целый час Лайнела допрашивал инспектор полиции, а потом столько же и Теодору, несмотря на то, что благодаря показаниям свидетелей, оба были вне подозрений по отношению к убийствам. Молодым людям пришлось заверить полицию, что после попытки догнать убийц, они заблудились в болотах и смогли выйти только к утру. Не похоже, что инспектор поверил в такую странную историю, на этот раз Лайнелу было глубоко плевать на последствия попытки обмана следствия. Когда Лайнелу опостылело мерить шагами номер, он вышел из отеля за час до назначенного времени встречи на заднем дворе. Полночь была далеко позади и, благодаря звездам, тропа, по которой Лайнел пошел, засунув руки в карманы, выглядела словно серебряная лента.

Сумрачные силуэты дубов выглядели довольно враждебно, но Лайнела в этот момент не волновало ничего, кроме сумбура, творившегося в его голове. Он в тишине дошел до ворот отеля, которые полиция заперла тяжелым железным замком. Сквозь прутья решетки, словно перископы над крышами хижин, возвышались мачты «Персефоны», напомнившие Лайнелу о причине его тут нахождения.

Его мысли были такими же мрачными, как и воды Миссисипи. Он оперся на решетку, прикрыл глаза, и тут услышал какой-то повторяющийся звук — то было эхо шагов в сопровождении шелеста ткани. Лайнел, еще до того, как повернуться, знал, что это она Волосы вновь были собраны, а тело облегало элегантное черное платье с серебристым узором в стиле японских лунных пейзажей. Лайнел усилием воли заставил себя глубоко дышать.

— Не стоило тебе приходить. Двое привлекают больше внимания, чем один, и если полиция увидит нас из какого-нибудь окна, наша ночная вылазка может провалиться.

«Неужели еще вчера он обнимал ее на этой самой тропе, заигрывая и приглашая танцевать?»

— Я была в розарии, когда ты пришел, — ответила подошедшая почти вплотную Теодора. — Я подумала, что это самый подходящий момент для разговора наедине, если ты все еще хочешь меня выслушать…

— Дай-ка угадаю, наверное, мне стоит узнать, что происходит с женщиной, которая одну ночь проводит в моих объятиях, а на следующий день дает мне понять, что плевать на меня хотела?

Теодора шумно вздохнула, словно прося у высших сил дать ей терпения.

— Вижу, что ты снова вернулась к своим мрачным цветам, — продолжал Лайнел, жестом показывая на ее платье. — Мне снова называть тебя «мисс Стирлинг»?

— Не говори глупостей, — ответила девушка. — Я пришла не спорить с тобой, а прояснить ситуацию. Знаю, что вела себя не очень красиво последние несколько часов, когда ушла в свою комнату ничего не объяснив. Появление «Персефоны» стало настолько неожиданным, что в тот момент я могла думать только о том, что и как сообщить патрону в следующем письме. Но сейчас я хочу поговорить не об этом.

— Собираешься, наконец, сказать чего же я такого сделал, чтобы так тебя разочаровать?

— Лайнел, ты здесь совершенно не при чем. Боюсь, проблема только во мне, как бы я ни пыталась убедить саму себя, боюсь, что не могу ее разрешить.

Выглядела она по-настоящему подавленной, прижав руки к груди так, словно замерзла от холода. Помолчав несколько секунд, Теодора прошептала:

— Я выхожу замуж за князя Драгомираски, — Лайнел и бровью не повел, лишь продолжал так пристально смотреть на девушку, что та нервно сглотнула. — Ничего не хочешь мне ответить?

— Полагаю, «Совет да любовь» будет в самый раз, — едва слышно ответил Лайнел.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Последние несколько часов были для меня словно… агония. Я только и думала о том, что придется рассказать тебе правду, что ты имеешь право все знать, но со всем тем, что произошло…

— Я же сказал, совет вам да любовь. Пусть это станет вишенкой на твоем торте. Скоро ты станешь принцессой. Женой одного из богатейших мужчин Европы!

— Ты говоришь так, будто я только этого и хотела, — прошептала она.

— А разве нет? Думаешь, я поверю, что твой обожаемый патрон просил твоей руки, а ты позволила ему себя умолять? Даже не представляю с чего я взял, что Маргарет Элизабет Стирлинг соблазниться перспективой провести остаток своих дней облаченной в бархат и драгоценности и путешествуя из одного дворца в другой…

Обуявшее Лайнела бешенство поднималось все выше и выше, почти не позволяя ему дышать. Теодора смотрела на него со смесью ярости и глубокой печали.

— Я не знаю как поступила бы Маргарет Элизабет Стирлинг, — наконец ответила она. — Но решение принимала не Теодора. Это лишь то, что от нее ждут.

— Как ты можешь быть настолько цинична? — воскликнул Лайнел. — Ты смеешь смотреть мне в глаза и говорить, что чрезвычайно опечалена тем, что должно произойти между вами двумя? Ты действительно считаешь меня полным идиотом, способным поверить в эту чушь?

— А, похоже, ты до сих пор считаешь меня манипуляторшей. Для тебя, если я что-то делаю, то действую согласно какому-то плану, верно?

Она злилась, но в голосе слышалось больше боли, чем ярости. Лайнел открыл было рот, чтобы выпустить очередную шпильку в ее адрес, но умолк, вспомнив то, на что поначалу не обратил внимания. Когда Теодора произнесла «Я выхожу замуж за князя Драгомираски», радости в ее голосе было не больше, чем у леди Лилиан перед свадьбой с Арчером.

— А ведь ты не любишь этого типа. Ты любила его отца, князя Ласло, будучи еще ребенком. А теперь ты считаешь себя обязанной принять его предложение…

— Я еще в Новом Орлеане говорила тебе, что ты ничего не знаешь о Драгомираски, — напомнила Теодора. — То, что меня соединяет с Его Королевским Высочеством… гораздо сильнее, чем ты думаешь, Лайнел. Я им жизнью обязана.

— Как это ты им жизнью обязана? Что могла для тебя сделать эта династия, чтобы ты жертвовала своим счастьем ради преданности их семье?

— Все, — вполголоса ответила Теодора. — Прежде, чем в моей жизни появился князь Ласло, я была никем… меньше чем никем. Двадцать лет назад он купил меня на невольничьем рынке Анталии, в Турции, — пояснила она растерявшемуся Лайнелу. — Однажды он просто появился у торговой точки моего хозяина вместе с супругой, леди Альминой, но наша встреча не была случайной: они искали меня после того, как леди Альмина видела меня в своих снах. Князь Ласло заплатил за меня пятьсот монет, целое состояние, учитывая, что я была всего лишь девчонкой. Он сделал это потому что его жена считала, что я стану ключевой фигурой в их будущем. С тех пор князь заботился, чтобы я ни в чем не нуждалась, получила прекрасное образование и потом, когда их наследник достигнет совершеннолетия, связала с ним свою жизнь так, как он в свое время с леди Альминой. Именно она рассказала мне об этом перед смертью, у могилы своего супруга. Я обязана дать им наследника, Лайнел. Это — моя часть сделки.

— Ушам своим не верю, — воскликнул Лайнел, встряхнув головой. — Да рабство было отменено уже почти век назад! Сколько бы он за тебя не заплатил, ты — не его собственность!

— Я всегда буду его собственностью. Я поклялась своей душой, что пока жива, буду служить Драгомираски. Я никогда не смогу его оставить, ни по какой причине…

— Ни по какой? — тоном ниже спросил Лайнел. — Даже ради меня?

Вопрос показался ему нелепым едва он его произнес. Какая женщина в своем уме откажется от принца ради него? Это же смешно. Но к его удивлению, Теодора не рассмеялась.

— Ты не услышал ничего из того, что я тебе говорила, — произнесла она. — Все, что ты услышал, это мое решение выйти за Драгомираски, несмотря ни на что. Ты ни на секунду не задумался о том, что и у меня сердце разрывается при мысли о том, что мы должны с тобой расстаться…

— Так не делай этого! — Лайнел подошел ближе. — У тебя еще есть время передумать! Рядом нет никакого Драгомираски, никто не узнает о твоем исчезновении пока не станет слишком поздно, чтобы нас найти.

— Ты предлагаешь мне с тобой сбежать? Ты правда думаешь, что мы сможем скрыться от одного из самых могущественных людей планеты?

— Сможем, если будем вместе. Я серьезно, Теодора…

— А потом? — настаивала она. — Что с нами будет, если нам удастся скрыться? Будем всю жизнь сидеть в пещере?

— Я не говорю сейчас о будущем, говорю о настоящем. Нашем настоящем, Теодора, нас двоих. Ты же не можешь вот так просто просить меня уйти. Потому что я…

Слова застряли у него в горле и Лайнел замолчал, Теодора устало провела ладонью по лицу.

— Ты снова думаешь только о себе, о своих собственных интересах. Это все, что тебя волнует: добиться своего, во что бы то ни стало…

— Я люблю тебя, — вдруг произнес Лайнел, прервав девушку на полуслове. — Будь ты проклята, я так люблю тебя, что мне больно даже думать об этом, но… я отказывался это признавать, потому что приходил в ужас от того, что со мной происходит то, что мне всегда казалось абсурдом, — он удрученно покачал головой. — Теперь же сопротивляться бесполезно, ты такая же изворотливая лгунья как и я, но несмотря на все это я люблю тебя. Если хорошо подумать, то, может, именно за это я тебя и люблю, потому что никто не может искоренить свои дурные привычки и наклонности. Ты навсегда останешься моей дурной привычкой, сколько бы принцев за тобой ни охотилось. Я не смогу отказаться от тебя, как не смогу отказаться от себя самого…

— Ты только что описал мои собственные чувства, — с полными слез глазами ответила Теодора. — Я знаю, что ты сделан из того же теста, что и я, но то, что мы оба это поняли, ничего не меняет и не дает нам права…

Прежде, чем девушка смогла закончить фразу, Лайнел обхватил ее голову руками и поцеловал с таким отчаянием, что ее охватила дрожь. Теодора попыталась его оттолкнуть, но не смогла помешать ему прижать себя к стволу дуба, налегая всем телом и целуя с таким жаром, что, казалось, еще чуть-чуть и вспыхнет пожар. Лишь через несколько секунд Лайнел заметил, что она плачет и трепещет в его руках словно птица.

Очень медленно мужчина отстранился и посмотрел ей в лицо. В его глазах было столько же слез, сколько и в ее.

— Я не могу от тебя отказаться, ты слышишь меня? — настаивал он, хватая ее за плечи. — Можешь улыбаться своему князю, говорить ему то, что он желает услышать, повторять себе самой, что все делаешь правильно, но мы оба будем знать, что ты окажешься в клетке, причем ты сама себя туда и помещаешь. Сейчас у тебя еще есть время обрести свободу.

— Невозможно обрести то, чего никогда не имел. Вчера ночью, на болоте, мне захотелось поверить, что для нас еще существует надежда… но когда мамбо рассказала нам, что ее народ сделал для Виолы и о цене, которую они отплатили за преданность…

— Да кому какое дело до того, что там решила сделать кучка безумцев? Проблема не в нас, а в тебе! Виола мертва, а мы пока еще живы!

— Я знаю, — прошептала она, протягивая руку и проводя ею по его лицу. — Поэтому знаю, что принимаю правильное решение… я хочу, чтобы ты остался жив…

Он снова поцеловал ее. На этот раз медленно, но когда попытался обнять, Теодора резко вырвалась и побежала к дому. И все, что ему оставалось — это стоять под сенью дубов и наблюдать как с каждым мгновением увеличивается дистанция, отделяющая его от той, кого он любил больше жизни.

Глава 32

Александр, Оливер и Вероника сразу поняли, что что-то не так, но проявили достаточно такта, чтобы не задавать вопросов. Когда они пересекали темные сады, Теодора украдкой утирала слезы. Вероника вопросительно взглянула на Лайнела, но тот лишь молча мотнул головой, не желая голосом выдать свое волнение. Через пару минут они дошли до первых деревьев, отделяющих территорию отеля от болот и стали пробираться сквозь заросли, осторожно обходя корни дубов и лужи застоявшейся воды, пока не дошли до места назначения.

Обмотанный одеялами сверток, который бывшие рабы прислонили к одному из кипарисов, был похож на завернутый в саван труп. Слишком взволнованные, чтобы говорить, они впятером подхватили статую и, стараясь удержать равновесие, направились к Ванделёру. К счастью, на пути им не попался никто из жителей деревни, даже света в окнах хижин не было. Александр обратил внимание, что было новолуние, точно так же, как и в ночь кораблекрушения «Персефона». Подобное совпадение не могло не внушать некоторых опасений.

— Будьте осторожно, поднимаясь на борт. По-моему, древесина не сможет долго выдерживать наш вес, — тихо предупредил он, когда они добрались до причала. Бриг был похож на скопление теней во мгле, вокруг него явственно ощущалась аура опасности. — Думаю, лучше покончить со всем этим как можно раньше, — прошептал профессор, — здесь есть что-то, от чего бросает в дрожь.

— Ты прав: находиться рядом с ним гораздо хуже, чем наблюдать с берега, — в тон ему прошептал Оливер, поднимаясь по трапу. — А уж этот всепроникающий смрад гниения!

Из-за ущерба, нанесенного обшивке «Персефоны» хлынувшей во время кораблекрушения водой, палуба опасно накренилась на правый борт, и англичане с трудом пробирались по наклону вверх к противоположной стороне брига. Лишь положив, наконец, ростру на палубу, они решились беспокойно оглядеться вокруг, и от увиденного содрогнулись. Впечатление зараженного паразитами разлагающегося трупа, которое создавалось при свете дня, с наступлением ночи лишь усилилось, словно теперь, в темноте, стало очевиднее наличие тысяч крошечных, заселивших остов корабля организмов.

— Из всех ситуаций, в которые мы попадали до сих пор, эта мне кажется самой ужасающей, — пробормотала Вероника, с отвращением глядя на свои пальцы, испачканные чем-то липким при попытке ухватиться за поручни. — Это хуже, чем кладбище… гораздо хуже. На кладбище, во всяком случае, трупов не видно.

— Здесь тоже, — напомнил профессор, который, впрочем, вовсе не выглядел спокойным. — Не думаю, что обнаружим скелет одного из моряков, особенно учитывая то, что бриг наверняка осмотрели люди, вытащившие его из воды. Тела погибших, скорее всего, до сих пор покоятся на дне реки.

— Ну, это если только они не решат сегодня ночью выйти прогуляться, — тихо добавил Оливер. — Лучше нам поторопиться, Александр. Мы и так уже слишком долго испытываем наше везенье.

Профессор не мог не согласиться с его словами и жестом попросил по-прежнему молчавших Лайнела и Теодору помочь подтащить ростру к носу корабля. Приблизившись к остаткам разрушенного капитаном Вестерлеем бушприта, они, тяжело дыша от усилий, поставили статую на ноги, прислонив ее к опоре. Александр достал нож и разрезал веревки, которыми были обвязаны слои одеял. Сдернув покровы, они, наконец, увидели лицо Персефоны, Виолы и Мюриэль и застыли в почти благоговейном молчании.

Мамбо была права, Шарль Эдуард Делорме тоже: в этой скульптуре было что-то зловещее. Алекс понял это, как только взглянул на нее. Черты были прекрасны, без сомнений, взгляд чист, невероятные голубые глаза…., но исходившая от нее угроза была настолько ощутимой, что все пятеро покрылись гусиной кожей.

— Постарайтесь не прикасаться к ней, — предупредил Лайнел, когда Александр протянул к статуе руку, чтобы снять оставшиеся покровы. — Мамбо Альма сказала, что для нашего же блага к ней лучше не приближаться.

— И что же нам теперь делать? — спросил Оливер. — Мы их воссоединили, Персефона вновь на борту… Но как мы узнаем, что все кончено?

— Возможно, это никогда не закончится, — произнесла Теодора. — Если даже колдунья не смогла…

Она так и не успела закончить фразу. Александр вдруг поднял ладонь, и когда все обернулись к нему, то увидели, как застыло его лицо. Взгляд профессора был прикован к противоположной стороне судна, к чему-то полуразрушенному и покрытом водорослями. Когда-то там были каюты. Они вдруг поняли, что привлекло его внимание: через уцелевшие стекла виднелся слабый свет.

— Господь всемогущий, — прошептал Оливер, медленно подходя к профессору. — На «Персефоне» есть кто-то еще? Как мы могли этого не заметить?

— Думаешь, это кто-то из рабочих, вытаскивавших бриг на поверхность? — спросил Лайнел.

— Очень в этом сомневаюсь, — тихо ответила Вероника. — Мужчина, с которым мы разговаривали, плевать хотел на «Персефону». Он не знал истории корабля, единственное, что его интересовало, — это хорошенько подзаработать на буксировке. Не вижу смысла в том, что он вдруг решит тут сидеть всю ночь и заботиться о сохранности судна.

— Есть только один способ все выяснить, — сказал Александр и как можно тише пошел к корме. От его спутников не укрылась ни осторожность его шагов, ни нож, который он, по-прежнему, держал в руке.

Разумеется, все последовали за ним. В той части корабля покрывающая палубу грязевая короста была гораздо толще, возможно, потому, что корма, по словам Хэдли, все это время была погружена в речной ил. Стараясь не потерять равновесие на скользких досках, Александр дошел до едва державшейся двери в маленькую каюту… и застыл на месте.

Внутри кто-то был, хотя, как и догадывалась Вероника, вовсе не сотрудник судоходной компании. На столе стояла маленькая масляная лампа, бросая тени, не позволявшие различить черты лица, но было понятно, что это женщина. Волосы у нее были длинные, убеленные сединой и заплетенные в косу, переброшенную через плечо. На женщине была лишь сорочка и голубая шаль.

— Доброй ночи, профессор, — поздоровалась она. — Я уже начала задаваться вопросом сколько мне еще придется ждать, но была уверена, что вы меня не подведете. Вы очень сообразительны.

— Миссис Гарланд? — нож выпал из рук Александра под любопытным взглядом старухи. — Вот это…

— Сюрприз? Я так и думала. Надеюсь, я вас не испугала. Возможно, было бы разумнее встретиться в отеле и поговорить, но я была более чем уверена, что встречу вас сегодня ночью именно здесь.

— Из всех обитателей Ванделёра, которых мы могли бы здесь обнаружить, вы — последняя, о ком мы подумали, — заявила Вероника, заставив старуху усмехнуться. — Как вам в голову могло прийти в одиночку заявиться на «Персефону»?

— Не думаю, что мой сын согласился бы меня сопровождать, да и моей невестке это показалось бы безумием. К тому же, как видите, я вполне в состоянии сама о себе позаботиться.

— Но это вовсе не умаляет рискованности вашей вылазки, — напомнил Александр. — Этот корабль сильно поврежден, миссис Гарланд. Понимаю и разделяю ваше любопытство, но лучше вам вернуться домой, пока не случилось какое-нибудь несчастье.

Едва заметная до этого улыбка миссис Гарланд стала шире.

— Но я уже дома, профессор Куиллс, я снова дома, — она ласково провела рукой по столу, словно пытаясь прощупать сквозь слой водорослей каждую трещинку. — В доме человека, которого любила всю жизнь.

«У этой несчастной женщины непорядок с головой, — обеспокоенно подумал Александр. — Появление „Персефоны“ лишило ее разума». Он уже хотел было попросить друзей отправиться в деревню и оповестить ее родных, когда женщина вдруг подняла на него взгляд. Свет лампы выхватил похожие на лед голубые глаза, а в волосах мелькнули еще не выцветшие пряди гагатового цвета. И тогда он понял, что она хотела ему сказать и почему ее черты показались ему знакомыми. Точно такое же лицо, увенчанное короной из листьев плюща, смотрело на них с противоположной стороны корабля.

Это открытие так поразило профессора, что он не знал как реагировать. Оливер, должно быть, подумал тоже самое, так как Александр услышал как тот изумленно вдохнул и пробормотал:

— Это невозможно. То, что вы пытаетесь нам сказать — невозможно. Ваш сын рассказал, что ваша семья приехала из Техаса. Вы не можете быть той женщиной, которая…

— Мой сын не солгал по той простой причине, что считает нас уроженцами Техаса, — вздохнула женщина. — Я вовсе не горжусь тем, что была вынуждена жить во лжи… из страха, что кто-то узнает почему я когда-то отсюда уехала.

— Виола Ванделёр? — вырвалось у Теодоры. — Вы претендуете на то, что на самом деле являетесь…

— Не может быть, — повторила за ней ошарашенная Вероника. — Виола Ванделёр — мертва, миссис Граланд. Она погибла при пожаре, уничтожившем плантацию! Нам рассказали, что ее нашли в библиотеке! Осталась лишь горсть обугленных костей!

— Да, я тоже слышала эти истории. Полагаю, во время пребывания в отеле «Ванделёр» у вас была возможность разузнать некоторые подробности о прошлом предыдущих хозяев. Тем не менее, вы еще очень далеки от истины.

Продолжая говорить, женщина подняла с пола стул с почти полностью обглоданной рыбами обивкой, и, устало вздохнув, села на него. Все еще не в силах среагировать, Александр украдкой разглядывал миссис Гарланд. Теперь, когда она находилась ближе к источнику света, стали очевидны говорящие сами за себя детали, как, например, костная структура лица, которое профессор впервые увидел еще на фото в Кодуэлл Касл. Только сейчас его черты были искажены кружевом морщин.

— Знаю, мой сын рассказывал вам, что несколько лет назад мы жили в Канзасе, где владели подобным постоялым двором. И наверняка рассказывал и о том, что его покойный отец работал на лесопилке в южной части города, откуда мне пришлось уехать после его гибели в битве, — пожилая женщина помолчала немного и продолжила: — Не было никакого Гарланда, сражавшегося против армии Союза. Человек, чей портрет висит над камином в нашей гостиной никогда не был моим мужем. Даже не знаю как его звали: я купила портрет в антикварной лавке в Канзасе вскоре после родов, и когда мой Кристофер подрос, то сказала ему, что это его отец и что он герой, отдавший свою жизнь за Конфедерацию. По большому счету, это не так далеко от истины…

— Настоящим отцом Кристофера Гарланда был капитан Вестерлей, — еле слышно произнес Оливер. — Ваш сын все эти годы жил в Ванделёре, веря, что «Персефона» — это всего лишь легенда.

— Да, и вы даже не представляете насколько я этому рада. Я всегда старалась уберечь Кристофера от моего прошлого, и знаю, что поступила правильно. Приняв решение исчезнуть навсегда, я сделала это ради него. Я смогла жить дальше только потому, что была нужна своему сыну.

— Что произошло той ночью на плантации? — спросил Александр, присаживаясь на корточки напротив миссис Гарланд. — Как вам удалось спастись?

— Знаете, я и сама до сих пор задаюсь этим вопросом. Я действительно подожгла дом узнав, что Уилл никогда ко мне не вернется. Я была в отчаянии, профессор, хотела умереть, чтобы как можно быстрее с ним воссоединиться. И сделала бы это именно так, как вам рассказали, если бы не… — она положила руку на живот, — Кристофер и его пинок, который я почувствовала в тот момент, когда села на диван в объятой пламенем библиотеке в ожидании смерти. Тогда я впервые ощутила его шевеления в утробе. Я и не надеюсь, что вы сможете понять насколько подобные вещи могут изменить жизнь женщины, но когда я осознала, что живу, несмотря на то, что Уилл и перестал дышать… Я поняла, что он никогда не простил бы мне, если бы я убила нашего малыша.

— Итак, вам удалось сбежать, — с трудом сдерживая эмоции, сказала Вероника. — Вы уехали не только из Ванделёра, но и из Луизианы, чтобы начать новую жизнь под новой фамилией… но, в таком случае, — она вопросительно взглянула на дядюшку, — чей труп был обнаружен в библиотеке?

— Я узнала об этом лишь восемь лет назад, — призналась Виола, подперев голову рукой. — Одним жарким августовским днем 1897 года в Техасе, мой сын с женой уехали в гости вместе с Кристианом, а я осталась на постоялом дворе одна, появился он. Поначалу я его не узнала, но когда он своим низким голосом позвал меня настоящим именем, вспомнила, где слышала этот акцент. Годы не пощадили Фила Доджера, хоть его волосы все еще были золотыми, а глаза, которые когда-то заставили мою лучшую подругу забыть о богатстве Мерло, голубыми. Мы проговорили почти час, но я не хотела рассказывать ему, что вот уже много лет никто не зовет меня Виолой. «Надеюсь, он скоро уйдет», — думала я, протирая полотенцем посуду за стойкой, пока он осушал второй из предложенных ему в память о старых временах стаканов. Но, прежде чем он ушел, я решила спросить его о Пэнси. Я ничего о ней не слышала с тех пор, как однажды вечером в 1861 году она пришла ко мне на плантацию попрощаться перед побегом в Мексику с Доджером. Я полагала, что она давно превратилась в почтенную матрону, возможно, по-прежнему кокетливую и счастливую. Но, к моему удивлению, Доджер очень странно на меня посмотрели спросил: «Вы издеваетесь, мисс Ванделёр? Кто может знать о ней больше, чем лучшая подруга?» Его слова совершенно выбили меня из колеи и вскоре я выяснила, что произошло. Бывший жених Пэнси, Эжен Мерло, был найден мертвым при странных обстоятельствах вскоре после ее побега в Мексику. Новость об этом достигла редакции газеты, в которой работал тогда Доджер, но тот не стал ничего рассказывать девушке, не желая ее волновать. Тем не менее, несколько месяцев спустя, Пэнси обо всем узнала и, как и предполагал Доджер, сильно расстроилась. Мы знали, какое у Пэнси доброе сердце, несмотря на всю кокетливость. Никакие уговоры Доджера не могли ее успокоить, девушка решила, что Эжен покончил с собой по ее вине, из-за разбитого ею сердца и что она, по меньшей мере, обязана вернуться в Луизиану выразить соболезнования. «Если ты не хочешь ехать со мной, я поеду одна, — заявила она тогда, обливаясь слезами. — Я знаю, что никто не захочет меня принять ни в доме родителей, ни у Мерло, но я, по меньшей мере, могу рассчитывать на поддержку Виолы. Она поймет зачем я вернулась». Мы с Пэнси так никогда и не встретились. После рассказа Доджера я, наконец, смогла связать концы с концами: моя подруга приехала на плантацию в ночь гибели Уилла и, когда не смогла меня нигде найти, решила подождать меня в библиотеке, как уже делала это раньше. Это было последнее неверное решение, принятое моей бедной Пэнси, — вздохнула Виола, печально окидывая взглядом внимательно слушавших ее англичан и Теодору. — Видимо, она была там, когда я подожгла занавески, но я ее не видела. Возможно, она потеряла сознание из-за дыма… Почувствовав пинок Кристиана, я бросилась к окну, спрыгнула в сад и, уже на следующий день, когда с помощью пообещавшей хранить молчание Мэй Куин решила исчезнуть из Ванделёра, я услышала слухи о найденном в библиотеке теле. Говорили, что погибла хозяйка плантации, что ее опознали из-за черных волос, схожего телосложения и беременности. Я только не знала кто же погиб на самом деле, а Фил Доджер до конца своих дней был обречен мучиться вопросом, почему чувство вины по отношению к бывшему жениху оказалось таким сильным, что любимая женщина так к нему и не вернулась.

— Значит, именно эта женщина покоится сейчас в фамильном склепе вашей семьи на кладбище Лафайет, — прервал воцарившуюся тишину Лайнел. — Пэнси де ла Тур, забытая всем миров и похороненная под чужим именем. Печальный конец для той, у кого было все.

— Но вполне предсказуемо, имея в виду то, что сделала Мюриэль, — мрачно произнес Оливер. — Не могу не думать о кукле вуду, созданной ею из обрывков вашей одежды и прядей волос. Она бросила ее в камин библиотеки, в той самой комнате, в которой вскоре после этого погибла Пэнси.

— Боже мой, — пробормотала Теодора. — Неужели и это дело ее рук?

Александр хотел было ответить, но заметил потемневшие вдруг глаза Виолы. Женщина сжала губы, отчего четче выступили морщины на ее лице.

— Как вы узнали о кукле? Я никогда никому о ней не рассказывала, даже рабам, которым доверяла. Сомневаюсь, что Пэнси что-то знала.

— Мы прочитали это в уцелевших после пожара дневниках, — ответила непривычно смутившаяся Вероника. — Ваших дневниках… Мне очень жаль, что мы их прочитали, миссис Вестерлей, но мы не знали как продолжить наше расследование.

— Не важно, — отмахнулась Виола, проводя рукой по лбу. — По сравнению со всем тем, что происходило в доме, то, что мои маленькие секреты стали известны, не имеет большого значения. Но хоть вы и узнали много чего благодаря этим тетрадям, кое-что по-прежнему остается для вас тайной, причем некоторые факты настолько ужасны, что никто не смеет о них вспоминать, и еще меньше — писать о них.

— Как,например, гибель Мюриэль, — произнесла Теодора, и Виола повернулась в ее сторону. — Нам рассказали, что ее разорвали кайманы во время ее очередной ночной прогулки по болотам, оставив лишь горсточку костей. Но никто не объяснил почему она туда пошла и как мог произойти такой страшный несчастный случай?

— Ах, — снова вздохнула Виола, поправляя шаль. Из-за нервно дрожащих рук она вдруг стала казаться гораздо старше. — Именно об этом я и думала: что же произошло тогда с моей сестрой. — Полагаю, что раз уж вы так серьезно взялись за свое расследование, то уже поняли какова была моя сестра, — женщина набрала побольше воздуха в легкие и продолжила: — Мюриэль была само зло, чистое зло и ничего больше. Она была безумицей, находившей удовлетворение лишь причиняя боль другим. К несчастью, в мире есть немало подобных ей людей: не способные быть счастливыми, они разрушают счастье окружающих. Мюриэль делала это с момента своего рождения… сначала с моими родителями, которые никогда ее не любили, впрочем, как и меня: затем с нашим старшим братом Филиппом, почти таким же порочным человеком как и она, хоть и более безобидным из-за своей глупости… и, наконец, со мной и Уиллом, потому что обладали тем, что ей самой было недоступно. Мюриэль было невыносимо видеть, что между нами существовало то, что не могла разрушить даже ее ненависть. Думаю, она поступила бы точно также с любым человеком, которого я бы полюбила. Ей нужен был не сам Уилл, а лишь возможность отнять у меня любимого. В течение нескольких месяцев, когда ей обманом удалось женить на себе, Мюриэль считала, что получила его навсегда и, наверное, ощущала себя самой счастливой женщиной на свете. При этом она была уверена в своей безнаказанности, что Уилл никогда не посмеет рассказать мне о том, что между ними произошло, когда она заманила его в постель. Но Уилл во всем мне признался, потому что был в отчаянии. С того самого дня он жил словно в аду и в начале октября 1861 года, когда проводил сезон на плантации по настоянию Мюриэль, желавшей помучить меня своим триумфом, увидел меня однажды вечером и решил поговорить. Он был так настойчив, что мне ничего не оставалось, как пойти с ним в поля индиго до самой границы болот, чтобы наверняка скрыться из глаз моей сестры. Тогда я и узнала почему купленное для меня кольцо оказалось на пальце Мюриэль. Уилл никогда не переставал любить меня, а жизнь с Мюриэль лишь приумножила его чувства ко мне.

— Должно быть, Мюриэль узнала о разговоре, как вы ни скрывались, — предположил Александр, — поэтому тоже пришла на болото той ночью…

— Она появилась среди посадок индиго как олицетворение самой смерти, — прошептала Виола с потерянным взглядом и нервно сглотнула. — Я так никогда не узнала сколько времени она нас слушала, но, может услышала все и видела, как мы целовались. В ее руке был кухонный нож…

— Не кайманы убили вашу сестру, — затаив дыхание произнес вдруг Лайнел, — они лишь скрыли убийство!

— Она ранила Уилла, дрожащим голосом продолжила Виола, — набросилась на нас и вонзила нож ему в плечо, когда он заслонил меня своим телом. Никогда не забуду выражение ее лица в тот момент… широко раскрытые голубые глаза, взъерошенные волосы. Уилл упал на землю, моя сестра снова кинулась на него, чтобы снова ранить… не помня себя, я выхватила у нее нож и прямо там, среди болотных кипарисов и полей индиго, перерезала ей горло. В темноте ее кровь казалась черной, моя сорочка была перепачкана и, вернувшись домой, я бросила ее в камин, чтобы никто не узнал о случившемся. На одежде Уилла тоже осталась кровь, а также на его полном ужаса лице, на моем собственном лице… Во имя всех святых, как в ней могло быть столько крови?

Текущие по лицу Виолы слезы почти заглушили последние слова. Теодора прижала руку ко рту, Лайнел, под впечатлением от услышанного, сел на корточки рядом с Александром и взглянул старухе в глаза.

— Как вы уже догадались, — продолжила после паузы Виола, — кайманы послужили нам прекрасным прикрытием. Уилл и я прошли вглубь болота с телом Мюриэль, следя за тем, чтобы не оставалось следов крови, и бросили его в трясину. В темноте тут же появилось множество сверкающих глаз, поспешивших на запах крови животных. Они накинулись на нее так, словно она была жертвой какого-то ритуала, но Уилл не позволил мне на все это смотреть. «Она ушла, — шепотом напомнил он, ведя меня, дрожавшую от страха, домой, — она ушла навсегда, Виола. Наконец мы свободны».

— Если это послужит вам утешением, миссис Вестерлей, скажу, не стоит обвинять себя, — заверил ее Александр, на лице которого отражалась смесь сожаления и восхищения. — Скорее всего, Мюриэль убила бы вас обоих, если бы не ваша быстрая реакция.

— Александр прав, — согласился Оливер, — то, что вы сделали, было лишь самозащитой и ни один суд, узнав о случившемся, не смог бы вас осудить.

— И все-таки, она была моей сестрой, — ответила Виола. — Безумной, но единственной сестрой… а я зарезала ее, словно свинью на бойне. Но я вас уверяю, что вовсе не ненависть направляла той ночью мою руку… — пожилая женщина окинула взглядом помещение. Александр подумал, что они, вероятно, находились в каюте капитана, — а любовь. То, что было между мной и Уиллом, что живет до сих пор, хоть и прошло уже почти полвека. Истинная любовь. То, ради чего люди совершают любые безумства, то, что может спасти или погубить души. Вы слишком молоды, чтобы понять, но страсть, о которой пишут в романах, вечная любовь … действительно существуют, хоть и очень редко, словно хранимые морем сокровища. И именно поэтому мы должны бороться за нее всеми силами.

Глава 33

— Все эти годы, — продолжала говорить старуха, — мне пришлось жить с воспоминаниями о том, что тогда случилось, раз за разом повторяя себе самой, что я должна быть сильной ради Кристофера и выстроить для него новую жизнь, которая будет принадлежать только нам двоим. Но то, что Фил Доджер рассказал мне про Пэнси и осознание того, что нанесенный Мюриэль ущерб оказался гораздо глубже, чем я себе представляла, заставило меня задуматься о необходимости вернуться в Ванделёр. По счастливому совпадению, моя невестка нашла в одной из газет объявление о продаже постоялого двора по причине смерти прежнего владельца. Мне не пришлось долго уговаривать Кристофера с женой на переезд, они оба любили узнавать новые места, да и местные жители с первых дней приняли нас с распростертыми объятиями, не подозревая, что я когда-то являлась хозяйкой этих мест. Что касается меня, то я была рада находиться подле брига Уилла. Я чувствовала, словно вернулась в родной дом вместе с ним.

— А вам приходило в голову, что Мюриэль может иметь отношение к кораблекрушению? — подходя к столу поинтересовался Оливер. — Или думали, что это лишь несчастный случай?

— Как же это мог быть несчастным случаем, если Миссисипи была совершенно спокойна, пока «Персефона» не поравнялась с плантацией? Нет, даже не было необходимости видеть, что же происходило на борту, чтобы понять, что, как мы с Уиллом и боялись, Мюриэль продолжала наблюдать за нами из тьмы, выбирая подходящий для нападения момент. Возможно, вуду помогло ей продлить свое существование и после смерти, превратив ее в прикованный к бригу жаждущий мести дух.

— Она находилась в ростре, — тихо добавила Вероника. Виола растерянно посмотрела на нее. — Недавно мы познакомились с единственным выжившим после кораблекрушения моряком. Он рассказал, что видел ростру за несколько мгновений до затопления… как из нее появилось нечто непонятное.

Услышав такое, Виола поначалу не могла вымолвить ни слова.

— Я и не думала, что она на такое способна, но это многое объясняет. Мюриэль однажды уже отняла у меня Уилла, теперь она провернула этот трюк с деревянной скульптурой.

— Эта статуя, которую сбросил ваш муж, снова находится на борту, — несколько нетерпеливо произнес Александр. Он уже не был так уверен в правильности принятого решения о воссоединении ростры и брига. — Все эти сорок три года она находилась в самом сердце болота под присмотром ваших бывших рабов, но несколько часов назад они передали ее нам, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом. Правда, мы пока не знаем как это сделать…

— Мои рабы? — широко раскрывшиеся от удивления глаза Виолы стали казаться ярче. — О чем вы говорите, профессор Куиллс? Они все еще в Ванделёре?

Продолжить расспросы она не успела: снаружи послышались крики. Все вздрогнули и обернулись в сторону расшатаной двери из каюты капитана. С пристани доносился шум голосов, потом последовал испуганный женский визг.

— Боже мой, — Александ так поспешно пошел по палубе, что чуть не сбил с ног Теодору. Остальные последовали за ним. — Что это было?

— Может, какие-то проблемы в деревне? — предположила Вероника. — Наверное, это жители…

— Это не они, — оборвал ее Оливер. Даже в темноте было заметно как застыло его лицо. — Этот голос я узнаю везде. Он принадлежит леди Сильверстоун.

Он облокотился о повернутый к берегу борт, его друзья тоже. Теперь они различили облаченную в шелковый халат фигуру, бегущую по причалу к «Персефоне».

— Она пришла убедиться, что со мной все в порядке, — пробормотал Оливер, следя глазами за фигурой. — Накануне вечером я рассказал ей о бриге и о том, что привело нас в Ванделёр. Наверное, она боялась, что со мной что-то может случиться.

— Что ты рассказал леди Сильверстоун? — воскликнул Лайнел. — О чем, дьявол тебя побери, ты думал, Твист? Неужели тебе мало того, что ты полощешь наше грязное белье в твоих романах?

Оливер собирался ответить на выпад, но на причале вдруг появился новый персонаж, следующий по пятам за леди Сильверстоун. Англичане с удивлением распознали в нем лорда Сильверстоуна, который был в одной рубашке и с взъерошенными волосами, и не смогли удержаться от возгласа, почти заглушившего крики леди Сильверстоун, когда лорд вдруг схватил жену за волосы и с силой дернул назад.

Увидев, как женщина падает навзничь на пристань, освещенную подвешенным к крыше навеса фонарем, Оливер изрыгнул проклятия и побежал к ней.

— Оливер! — попытался его остановить встревоженный Александр. — Подожди, Оливер!

— Что-то мне это совсем не нравится, — сказала Вероника. — Он попадет в большие неприятности, пытаясь вести себя как рыцарь, если мы не сможем его остановить!

Не сговариваясь, Александр, Лайнел, Вероника и Теодора направились на пристань, оставив Виолу в каюте. С каждым мгновением голосов было все больше, встревоженные жители выглядывали из окон.

— Ах ты проклятая лживая дрянь! Решила выставить меня на посмешище перед всеми? Думаешь, я буду сидеть сложа руки, пока ты…

— Во имя всего святого, лорд Сильверстоун, отпустите свою жену! — воскликнул профессор, преодолевая последние разделявшие их метры. Леди Сильверстоун рыдала у ног мужа, пытаясь высвободить пряди своих волос из его кулаков. — Не знаю, что между вами произошло, но это не лучший способ решать проблемы!

Лорд Сильверстоун был в ярости от подобного вмешательства, но не успел ничего ответить — из темноты появился кулак Оливера и обрушился на его лицо, опрокидывая лорда спиной на землю.

— Не смейте трогать мою мать, или будете иметь дело со мной!

Сказать, что его друзья застыли в шоке, было ничего не сказать. Лайнел в удивлении открыл рот, Вероника и Теодора изумленно наблюдали, как Оливер помогал подняться плачущей леди Сильверстоун. Лорд Сильверстоун, тем временем, привстал, опершись на локоть и ошарашенно ощупывал окровавленные усы.

— Можно подумать, у нас до этого было недостаточно проблем, — пробормотал Лайнел, становясь плечом к плечу с Александром. — Я, конечно, всегда мечтал набить морду аристократу, но…

— Оливер, ты что, с ума сошел? — выпалил Александр. — Защитить леди Сильверстоун это, конечно, очень благородно, но ты зашел слишком далеко!

К всеобщему недоумению, лорд Сильверстоун вдруг расхохотался.

— Вижу, что мы в вас не ошиблись, мистер Сандерс. Думаю, моя супруга и я подозревали одно и то же, хоть и ни разу этот вопрос не обсудили. Достаточно было взглянуть на ваше лицо там, на «Океанике», чтобы разобраться, что к чему.

Вероника беспокойно вскрикнула, когда лорду Сильверстоуну удалось, наконец, подняться. Еще на лайнере она отметила его крупное телосложение. Теперь же выяснилось, что он почти на голову выше Оливера. Впрочем, похоже, их друга это ничуть не останавливало.

— Мама, тебе следует вернуться в отель и остаться с Лили, — тихо сказал Оливер. — Не хотелось бы, чтобы ты все это выслушивала…

— Нет, пусть останется. В конце концов, именно этого ты всегда хотела, верно? — выпалил жене лорд Сильверстоун. — Вернуть то, что мы должны были похоронить в том крошечном гробике…, то, что не имело права на существование.

— Лорд Сильверстоун, о чем вы говорите? — попыталась вмешаться Теодора, но мужчина даже не взглянул на нее. — Какое отношение мистер Сандерс к вам двоим?

— Вперед, — подначивал лорда Оливер, — расскажите моим друзьям почему вы ударили жену и почему не находите себе места с того момента, как нас познакомили, хотя тогда я еще ни о чем не знал.

— Думаю, мы уже кое о чем догадываемся, — заверил его Александр. — Только думаю, это не самое подходящее место для обсуждения подобных вещей. Полагаю, нам стоит вернуться в отель и все обговорить как цивилизованные люди, без любопытствующих зевак.

— А мне плевать, что там подумают какие-то деревенщины, — ответил лорд Сильверстоун. — Я уже должен быть привычным к перешептываниям за спиной, и что на меня показывают пальцем за то, что женился на шлюхе, слишком привыкшей раздвигать ноги перед любым попавшимся на пути поэтишкой, — леди Сильверстоун вскрикнула и прикрыла лицо руками. — Почему бы и не рассказать этим джентльменам о том, что ты скрывала все те месяцы, когда сбегала из дома, чтобы покувыркаться с этим мистером Никто?

— Фредерик, пожалуйста, — выговорила женщина, избегая смотреть мужу в глаза. — Если хочешь наказать меня за это, делай со мной, что хочешь, но не впутывай в это Оливера. Он лишь жертва в этой ситуации…

— Ну да, конечно, точно также, как и твой ненаглядный Энтони Паркс, верно? Ты действительно была такой дурой и считала, что я буду спокойно взирать на твои измены?

Леди Сильверстоун перестала всхлипывать:

— Что ты такое говоришь, Фредерик? Откуда ты знаешь, что его звали Энтони Паркс?

— Вижу, что я не ошибся: ты даже еще глупее, чем я думал, — презрительно произнес лорд, поглаживая перепачканные кровью усы. — Ты должна была сообразить, что не только ты понесла наказание. Ты не можешь оскорблять меня подобным образом и при этом надеяться, что я буду вести себя как слабак, неспособный взять правосудие в свои руки. Если ты так доверяла этому Парксу, неужели не удивилась, когда он вдруг пропал? Никогда не задавалась вопросом куда он делся?

— Разумеется, задавалась, но думала, что ему надоело меня ждать… что устал ждать от меня окончательного решения, и поэтому не…

Она умолкла, глядя как лорд Сильверстоун качает головой с выражением недоверия и отвращения на лице. Оливер дрожащими руками притянул мать поближе к себе.

— Не может быть, что вы намекаете…. Да если вы осмелились что-то сделать с моим отцом…!

— Не переживайте так, мистер Сандерс, это сделал не я, — ответил аристократ. — Я лишь позаботился отдать распоряжения, необходимые для устранения препятствия. Я не уверен, сбросили ли его в реку в районе Суинфорда или Келмскотта^[92], но, полагаю, что это не столь важно. Главное, что я избавился от самой досадной помехи. Впрочем, не от самой, — досаднейшая стоит сейчас прямо тут, перед моим носом.

— Ублюдок, — прошептал Оливер, в то время как его мать, судорожно обнимая сына за шею, снова разрыдалась. — Как вы могли… как вы посмели..?

— Сделать то, что сделал бы на моем месте любой достойный мужчина? По-вашему, я был недостаточно милосерден? — ответил лорд, окидывая взглядом присутствующих. — Достаточно и того, что я не стал подавать на мою жену в суд. Если бы я это сделал, Арабелла, то ты до сих пор расплачивалась бы за это. Тебя бы осудили за измену и забрали все, включая Филис и Эвелин.

— Это просто невероятно, — заявил Александр, в ужасе тряхнув головой. — Речь идет не просто об убийстве, а о том, что вы гордитесь содеянным. Как вы можете быть настолько лишенным морали, милорд?

— Лишенным морали? — лорд Сильверстоун испустил смешок, больше похожим на собачий лай. — Меня обвиняют в отсутствии морали, когда я лишь стремился сохранить в целостности свою семью! Да любой настоящий мужчина сделал бы тоже самое!

Оливер пришел в ярость и был готов обрушиться на мерзавца и воздать ему по заслугам, но мать положила руки ему на грудь, молча качая головой. Юноша не сразу понял почему она его остановила, но, поняв, застыл на месте.

Поначалу ничего не было видно, потому что свет фонаря освещал лишь небольшое пространство, но потом Оливер заметил, что за спиной аристократа появилось нечто, что все они уже видели несколько ночей назад на этом самом месте. Две покрытые илом руки ухватились за край причала и постепенно приближались к лорду…

— Единственным для меня утешением, — продолжал вещать тот, не обращая внимания на устремившиеся за его спину взгляды присутствующих, — служит то, что Лилиан успела выйти замуж до того, как вся эта история вылезла наружу. У нас с Арчерами и так хватало проблем в последнее время, и я не уверен, что очередной скандал не стал бы причиной разрыва помолвки, о которой мы…

Закончить фразу Сильверстоуну не удалось. Руки, покрытой илом твари, сомкнулись на его лодыжках, дернули, повалив мужчину на причал, и потащили в Миссисипи, как когда-то Теодору.

Оливер инстинктивно дернулся в сторону реки, но леди Сильверстоун снова остановила его. Посмотрев на мать, он удивился, прочитав на лице все еще плачущей женщины, промелькнувшее выражение облегчения.

— Нет, — тихо произнесла она и повернулась к остальным, не менее изумленным, чем Оливер. — Если вы действительно хотите меня спасти, не делайте этого. Это — единственное решение…

— Леди Сильверстоун, — прошептала Теодора, подойдя поближе. — Вы осознаете о чем вы нас просите? Не пожалеете потом о своем решении? Что вы расскажете вашим дочерям?

— Ложь, — спокойно ответила дама. — Как и все эти годы, когда они спрашивали люблю ли я их отца. Если мы его спасем, то он не остановится, пока не уничтожит меня и моего сына.

Под причалом мелькала какая-то смутная тень, которая беспрестанно извивалась, изрыгая множество пузырьков. Но, в конце концов, вода успокоилась и на поверхность постепенно всплыло тело лорда Сильверстоуна лицом вниз и с безвольно поникшими руками. Леди Сильверстоун снова вскрикнула и отвернулась, уткнувшись лицом в жилет сына. Несколько мгновений все молчали… пока из вод Миссисипи опять не показался силуэт существа, руки которого, только что покончили с лордом Сильверстоуном.

— Господь Всемогущий! — воскликнул Александр, прикрывая Веронику. Оливер и леди Сильверстоун закричали. Лайнел и Теодора одновременно выхватили оружие и открыли огонь. — Неужели это никогда не закончится?

— Нет, пока «Персефона» остается на плаву, — ответил Оливер.

Голос его вдруг умолк. Одна из пуль Теодоры попала в лоб существа, которое испустило вопль и остановилось. На мгновение застыло, приподнявшись над причалом, пытаясь на него влезть, и затем соскользнуло обратно в воду. Там оно присоединилось к лорду Сильверстоуну, но в этом случае лицом вверх. Медленно, несмея произнести ни звука, все шестеро подошли к кромке воды, чтобы убедиться в том, что тварь больше не опасна. Они увидели, как ее тело покачивается на волнах, раскинув руки, через пулевое отверстие течет кровь, окрашивая воду в красный цвет.

Но ведь невозможно было, чтобы кто-то истекал кровью, через полвека после смерти. Теодора и Лайнел встретились взглядами и поняли, что подумали об одном и том же.

— Он вовсе не… не… живой мертвец, — наконец выговорила девушка. — Это человек из плоти и крови.

— Он кричал как любой раненый человек, — согласился Лайнел. Он попытался оттолкнуть Теодору от края причала, но та не сдвинулась с места. — Мы должны как можно быстрее сообщить обо всем в полицию. Какая-то мутная история получается.

— Мама, пожалуйста, — позвал за собой Оливер, которая оторопело кивнула. — Найди инспектора и попроси, чтобы он к нам пришел и привел своих агентов. А потом оставайся с Лили, я скоро к вам приду.

Женщина снова кивнула, продолжая неотрывно смотреть на два уносимых течением тела. Когда она, наконец, ушла, Оливер обратился к остальным:

— С каждым разом я понимаю все меньше и меньше. Конечно, мерзавец заслужил нечто подобное, но…

— Но не от рук такого преступника, как этот, — согласилась Вероника. — Это действительно дурная смерть, хотя вы даже не представляете насколько я рада, что именно он оказался ближе всех к воде. Мы чудом избежали гибели.

— А с тобой-то, что происходит? — спросил Лайнел Теодору, которая по-прежнему стояла у кромки воды с Кармиллой в руках. — Тебя не радует, что ты только что всех нас спасла?

— Да, конечно радует, — пробормотала Теодора, пряча пистолет в складках платья, — но для этого мне пришлось убить человека, которого я знала. Это тот же мужчина, которого я видела тогда на кладбище Лафайет. Его звали Бен Уилсон и он работал на моего патрона.

Глава 34

— Я узнала бы его где угодно: как я уже тебе рассказывала, он работал в доме, купленным Его Королевским Высочеством на Вашингтон-сквер, — голос Теодоры так дрожал, что англичане едва понимали ее. — Но я не понимаю, что он делает здесь, в Ванделёре, и зачем ему понадобилось убивать лорда Сильверстоуна.

«Это очевидно, — сказал себе Александр, возникшие подозрения заставили его сердце ускорить свой бег. — Теперь я понимаю, что происходит…»

— Скоро здесь будет полно полицейских, — напомнила Вероника. — По-крайней мере, мы вне подозрений в убийстве лорда Сильверстоуна — его супруга подтвердит, что мы не имеем к нему никакого отношения.

— А вот как мы объясним наше здесь присутствие, да еще и в такое время? — поинтересовался Оливер. — Как мы расскажем о Виоле и ростре?

— На данный момент, это не так важно, Оливер. Гораздо больше меня волнует, как с нами поступит князь Драгомираски, когда об этом узнает?

— Когда я узнаю о чем? — вдруг произнес голос за их спинами.

Это был лишь шепот, но он мгновенно заставил всех обернуться и онеметь от изумления. Некто, полностью одетый в белое, приближался к ним по причалу и явно был не из местных. Он шел с элегантностью человека, чья жизнь протекала во дворцах и модных салонах, впрочем, когда он подошел и свет фонаря упал на его лицо, оказалось, что он еще очень молод. Длинные, струящиеся по спине волосы были почти такими же белыми, как и у Виолы, а вот черты лица больше подошли бы подростку. У Теодоры вырвался сдавленный крик.

— Мой повелитель… — и вдруг, ошарашив англичан, упала на колени, чтобы припасть к руке, протянутой ей молодым человеком. — Мой повелитель…, я и подумать не могла, что…

— Прибереги свои излияния, дорогая, этот пол слишком грязен для тебя, — улыбнулся он, ласково погладив ее по голове другой рукой…

«Можно подумать, что она — его комнатная собачонка», — подумал Лайнел.

Князь помог девушке подняться на ноги, и та молча застыла, вперившись взглядом в пол.

— Не буду отрицать, что встреча оказалась неожиданной и для меня. Я предпочел бы познакомиться с вами при более удобных обстоятельствах, — продолжил молодой человек. — Не могли бы вы мне объяснить, что за проблемы у вас возникли с одним из моих людей? Кто его пристрелил?

— Мой повелитель… — снова прошептала Теодора. Серые глаза юноши обратились к ней. — Это я убила Уилсона, но… я и представить себе не могла, что это он. Неожиданно появившись на причале, он напал на лорда Сильверстоуна…

Услышав слова девушки, князь Константин взглянул на второе тело, лицом вниз покачивавшегося на волнах недалеко от причала. Течение прибило тела поближе к источнику света, и тогда все увидели то, что ускользнуло от их внимания раньше: нос и рот Уилсона прикрывала своего рода маска, от которой за спину тянулась тонкая трубка. «Видимо, это какая-то современная модель скафандра, — подумал Александр. — Вот почему они так долго могли находиться в воде. А илом перемазывались, чтобы никто не видел их лиц.»

Князь Константин ничуть не смутился, даже когда профессор произнес:

— Ваш человек подкрался к нам, когда мы разговаривали с Сильверстоунами и утащил в воду того, кто оказался ближе всех к воде и сделал бы тоже самое, если бы там стоял кто-то из нас. Именно они, — добавил он, — орудовали здесь последние три дня. Вовсе не моряки с «Персефоны» выходили из реки, чтобы покончить с теми, кто их побеспокоил. Это делали работающие на вас люди.

— Что все это значит? — воскликнула Вероника, вытаращив глаза. — Все, что с нами до сих пор происходило в Ванделёре было спланировано еще до нашего приезда?

— Нет, — тихо запротестовал Оливер. — Поверить в это не могу. Никто не может быть настолько безумен.

И тут же осознал что да, может. Константин Драгомираски помолчал немного и… улыбнулся, не обращая внимание на ошарашенный взгляд Теодоры.

— Вижу, все, что мне рассказывали соответствует действительности: вы и вправду очень проницательны, особенно учитывая тот факт, что вы всего лишь журналисты какой-то незначительной газетенки. Полагаю, я должен вам кое-что объяснить, но у меня сейчас мало времени. Через пару минут я отправляюсь в Нью-Йорк, чтобы заняться более важными, чем это, делами.

Посмотрев вдаль, Александр заметил за домишками Ванделёра, возле ограды отеля, элегантную белую карету, которую охраняли два человека в ливреях. Не те ли, которые напали на них на причале, а потом в бальном салоне?

Он вновь посмотрел в глаза юноше и вспомнил странную мысль, пришедшую ему в голову несколько часов назад при изучении портрета предка Драгомираски…

— Разумеется, на «Персефоне» нет никаких затерянных душ. Все, что рассказывают про их ночные появления — ложь. Легенда, которая была мне нужна, чтобы убедить вас в необходимости исследования.

— То есть вы все это проделали, чтобы напугать нас и заставить серьезно заняться этим делом? — процедил сквозь зубы Лайнел, с трудом сдерживая желание врезать князю.

— Вы так говорите, словно это было что-то недостойное с моей стороны, мистер Леннокс. Разве станете отрицать, что напряжение последних дней, страх стать следующими жертвами «Персефоны», стали превосходным стимулом для продолжения ваших изысканий?

— Превосходным стимулом? — закричала Вероника. — Да мы чуть со страха не померли!

Князь Константин позволил себе легкую усмешку.

— Значит, именно вы и наняли пароходы, чтобы поднять со дна Миссисипи остатки брига, — догадался Александр. Как же им раньше такое в голову не пришло? Кому же еще могла понадобиться «Персефона»? — Вы хотели, чтобы страх подстегнул наше расследование, с целью выяснения стоит ли вообще игра свеч и действительно ли это проклятый корабль?

— Совершенно верно, профессор Куиллс. Это было моим лучшим козырем, хотя, подозреваю, что для жителей Ванделёра это произвело еще более сильное впечатление, чем нападение моряков.

Александр вдруг вспомнил, как помертвело лицо Теодоры, когда она узнала, что кто-то завладел кораблем, разрушив тем самым планы ее патрона. Было очевидно, что она никогда даже не подозревала ни о чем подобном, и теперь она смотрела на него в чрезвычайном волнении.

— Мой повелитель, две ночи назад я чуть не погибла из-за этих людей…

— Неужели ты думаешь, что я мог такое допустить, дорогая? — улыбнулся князь, беря девушку за подбородок. «Отпусти ее сейчас же — чуть не заорал Лайнел, — Не смей прикасаться к ней!» — Разве я могу, драгоценная моя, позволить, чтобы тебе причинили хоть малейший вред, как бы я ни был заинтересован в этом фарсе? Напавший на тебя человек знал, что от него ждут. Ты никогда по-настоящему не подвергалась опасности, Дора.

Такое объяснение совсем не успокоило девушку. Александр заметил, что она в ступоре, словно увидела своего патрона в новом свете.

— А как насчет графа Бервикского и леди Холлвард-Фрейзер? — тихо спросил профессор, — они не имели никакого отношения к происходящему.

— Моя дорогая Дора много рассказывала мне о ваших экспериментах за последние годы, профессор Куиллс, — не дрогнув продолжал говорить князь. — Все эти артефакты, разработанные вами для новых наук… Полагаю, что для реализации ваших исследований, вы пойдете по привычному для ученого мира пути, своего рода modus operandi, который, как вы прекрасно знаете, часто подразумевает использование в экспериментах подопытных животных. Если результаты настолько поразительны, как сейчас, а выгода стоит затраченных усилий… неужели вы хотите мне сказать, что для таких ученых, как вы, имеют большое значение подобные сопутствующие издержки?

— Сопутствующие издержки? — воскликнула Вероника. — Вы с ума сошли? Мы говорим о человеческих жизнях, а не о мышах, на которых тестируют новые лекарства!

— Полагаю, за смертью Ривза тоже стоят ваши люди, — сам себе не веря, произнес Оливер, — зачем вам понадобилось убивать этого несчастного парнишку?

— Я подумал, что это могло бы стать искрой, от которой возгорится пламя. Дора ничего не знала о том, что на самом деле происходит в Ванделёре, так что не думайте, что она вам лгала. Она лишь передала вам то, что рассказал ей я… что парень погиб из-за того, что слишком близко подобрался к затонувшему кораблю. К тому времени я уже знал вашу манеру работать настолько, чтобы быть уверенным, что вы на это клюнете.

Он посмотрел на покачивающийся на волнах корабль. Белый костюм князя ярко выделялся на фоне темного силуэта словно ангелоподобное явление.

— Жаль, конечно, — поцокал он языком, — что все эти усилия ни к чему не привели. Признаюсь, я питал большие надежды в отношении этого судна, но, как это часто бывает, все оказалось пустой болтовней. В «Персефоне» нет ничего странного… ничего, что отличало бы ее от любого другого затонувшего брига.

— Но кое-что странное есть в вас, — вдруг произнес Александр, заставив всех присутствующих повернуться в свою сторону. — Еще с тех пор, как мы были в Ирландии, я спрашивал себя, что могло сподвигнуть столь молодого человека избороздить весь мир в поисках проклятых предметов и заколдованных домов… и сегодня днем, в отеле, я нашел ответ.

— И какое же объяснение пришло вам в голову? — нарочито мягко спросил юноша.

На его лице по-прежнему не отражалось никаких эмоций, но профессор заметил промелькнувшее в глазах удивление. Теодора, в свою очередь, внимательно смотрела на профессора.

— Вы занимаетесь этим очень давно, — спокойно ответил Александр, — гораздо дольше, чем предполагает ваш возраст, Константин Драгомираски… или мне следует называть вас Ласло?

— Профессор Куиллс… — произнесла побледневшая Теодора.

— Или, может, Адоржан Драгомираски, предок, который, как предполагается, умер в 1530 году и чей портрет вам удалось разыскать совсем недавно благодаря вашей правой руке? «Фамильное сходство налицо». Именно так говорилось в ее письме, — Александр взглянул на Теодору, словно извиняясь. — Мы вовсе не собирались за вами шпионить, но теперь я рад, что мы все-таки это сделали. Иначе я никогда бы не понял, что на самом деле стоит за этой страстью к сверхъестественному у вашего патрона.

— Но, дядя, о чем ты сейчас говоришь? — воскликнула Вероника, глядя на Александра так, словно подумывала, не ударился ли он головой. — То, на что ты намекаешь, больше похоже на сюжет одного из романов Оливера. Реинкарнации не бывает, если ты сейчас про нее…

— С каждым разом я все больше убеждаюсь в том, что вы — самые настоящие провидцы, — объявил Константин, заставив умолкнуть Веронику. К удивлению всех присутствующих, легкая растерянность на его лице сменилась удовлетворением. — Признаю, что такого я не ожидал, но, наверное, это должно было случиться рано или поздно. Те, кто постоянно находятся в контакте с тем, что обычно ускользает от человеческого разума, достаточно открыты для того, чтобы принять определенные вещи. За исключением, разумеется, таких, как мисс Куиллс, которая, возможно, одна из самых эксцентричных особ, каких я когда-либо знал.

— Как еще я должна реагировать, если слышу такую чушь? — грубо ответила Вероника. — Речь идет уже не о том, что вы — абсолютно аморальный тип, а о том, что вы безумны настолько, что считаете себя выше других, полубогом….

— Я мог бы дать с полдюжины ответов на то, что вы только что сказали, но, полагаю, это не та тема, о которой можно так легко рассуждать. Новая жизнь после новой смерти… — князь помолчал немного и добавил еще тише. — Цена за это гораздо выше, чем вы могли бы вообразить. Это одновременно и дар, и приговор.

— Ты знала об этом все это время? — вдруг спросил Лайнел, поворачиваясь к Теодоре. Та смотрела на «Персефону», словно была не в силах встретиться с ним взглядом. — Ну, разумеется, ты знала, — сам себе ответил он. — И ты еще клялась в вечной преданности этому ублюдку, который лишь использует тебя как пешку в своей дьявольской шахматной партии!

— Лайнел, сделай одолжение, замолчи, — выпалила Теодора, скорее в качестве предупреждения, чем упрека. — Я уже говорила тебе, что ты ничего о нас не знаешь…

— Вот зачем она вам нужна, — на этот раз Лайнел обратился к князю, на лицо которого вновь возвращалась улыбка. — Она должна выполнить свою часть сделки… дать вам наследника за то, что вы ради нее сделали! Да вы ничуть не лучше ее предыдущего хозяина, который выставил ее на продажу как обычную племенную кобылу!

— Даже если это было так, мистер Леннокс, я бы и от вас не сильно отличался, усмехнулся сквозь зубы князь. — Сомневаюсь, что вас привлекает в женщинах исключительно их ум или умение вести беседы. Очень жаль, что ваш талант обольщения на этот раз не сработал, хоть вы и провели столько времени с моей Дорой.

Лайнел все бы отдал, чтобы проорать в лицо этому кретину о том, что произошло предыдущей ночью, но взгляд Теодоры заставил его остановиться. «Ничего не говори, — молчаливо предупреждала она, — пожалуйста, ничего не говори…»

— Так или иначе, — вздохнул князь, хлопнув в ладоши, — боюсь, у меня не осталось времени продолжать этот разговор. Как я уже говорил, сегодня же ночью я отправляюсь в Нью-Йорк, чтобы оттуда как можно быстрее попасть в Будапешт. У меня, как и у Доры, есть там важные дела, требующие нашего присутствия, — он подошел к девушке и ласково провел рукой по плечам. — Попрощайся с ними, дорогая. Не волнуйся за свои вещи, я напишу в отель, чтобы они выслали их нам морем.

— Нет, — прошептал Лайнел. Он поспешил за ними, когда князь жестом поманил одеревеневшую Теодору за собой и направился к карете. — Нет, вы не можете вот так просто ее увести. Я не позволю, чтобы вы и дальше управляли ею словно марионеткой!

— Вы считаете, что я похищаю собственную нареченную, мистер Леннокс? Разве я приковал ее кандалами да цепями, чтобы она не смогла сама сделать свой собственный выбор?

— Вы прекрасно знаете, что в цепях нет никакой необходимости. Вы полностью подавили ее волю, но я не собираюсь сидеть сложа руки… Не позволю так просто забрать ее у меня!

— Лайнел, прошу тебя, — снова промолвила Теодора. — Я уже сказала тебе, что не могу…

— Я и тебе говорил, что не буду смотреть, как ты снова становишься рабыней! — выпалил Лайнел. Он почувствовал, как в горле словно образовался тугой узел при мысли о том, что, возможно, он больше никогда ее не увидит. — Посмотри на меня, — тихо сказал он девушке, остановился прямо перед ней и схватил за плечи. — Посмотри мне в лицо, Теодора, и скажи, что ты хочешь именно этого. Если ты скажешь, что уходишь по собственной воле…

Фразу он не закончил: в этом не было необходимости. Он чувствовал, как под его пальцами задрожали девичьи плечи, и усилия, которые девушка прилагала, чтобы сохранить спокойствие. Когда она, наконец, заговорила, то голос вновь принадлежал мисс Стирлинг.

— Сожалею, что ты поддался иллюзиям за те дни, что мы провели вместе, но, боюсь, что должна попрощаться. Ты и так заставил меня потерять кучу времени, Лайнел.

— Ты меня не обманешь, как ни пытайся. Мы оба знаем, что происходит. Ты нужна мне также, как и я тебе…

— Бог ты мой, опять ты с этими глупостями? Как мне тебя заставить спуститься на землю?

Теодора усмехнулась, вызвав улыбку у князя. Без сомнения, направленный на Лайнела взгляд был преисполнен болью. Он медленно отпустил ее плечи, поняв, что, несмотря на все его усилия, он не сможет ее удержать.

Теодора приняла решение. Лайнел не знал, сделала ли она это, чтобы спасти себя или его, — ему было все равно. С этого момента их пути расходятся.

— Если ты уйдешь с ним, — произнес он ей вслед, — не ищи меня, потому что я больше никогда не смогу тебе доверять.

Теодора молча уходила, не отвечая на его угрозу, не оглядываясь. Уходила неуверенными, словно в полусне, шагами.

— Если ты оставишь меня сейчас, надеюсь, это будет навсегда, — крикнул Лайнел. — Ты слышишь меня, Теодора? Я не захочу тебя больше видеть! Для меня ты станешь никем!

— Лайнел, пусть идет, — услышал он за спиной голос Вероники. — Я тебя предупреждала, что у этой женщины нет сердца. Она не стоит твоих усилий.

В его груди вспыхнул испепеляющий огонь, уничтожая остатки здравого смысла. Два года назад, покидая Дублинский порт, Лайнел боялся, что никогда ее не увидит. Теперь он сожалел, что его опасения не сбылись: так он избежал бы сильнейшей боли за всю его жизнь.

Точно также, как и «Персефона», он сражался против силы ветра, который пытался их разлучить. И точно также, как и «Персефона» потерпел поражение.

— Полагаю, добавить больше нечего, — прокомментировал князь Константин и слегка поклонился четверке англичан. — Поверьте, я не меньше вас сожалею о том, что так и не удалось достичь желаемой цели, но, возможно, со временем, нам представится другая возможность. Что же касается предложенного вам филиала в Нью-Йорке…

— Можете оставить его себе вместе с вашей подопечной, — заявил Александр, хватая Лайнела за руку, пока тот не набросился на князя. — Нам от вас ничего не нужно.

— Гордые до мозга костей, как истинные сыны Великобритании. Так или иначе, — добавил напоследок князь, неспеша удаляясь от причала, — надеюсь, история с «Персефоной» хоть в чем-то окажется вам полезной, несмотря на всю ее прозаичность. И не беспокойтесь о нашей Доре, мистер Леннокс: если это послужит вам утешением, могу пообещать, что буду хорошо о ней заботиться.

Минуту спустя он сел в карету, в которой его уже ждала Теодора и жестом приказал лакеям сесть вместе с кучером. Колеса зашуршали по гравийной дорожке и карета направилась по идущей вдоль Миссисипи дороге, которая соединяла деревню со столицей Луизианы.

Только когда экипаж скрылся за поворотом, Лайнел осознал, что потерял ее навсегда. Последнее, что он увидел — легкое движение за окошком и жест, похожий на прижатые к заплаканным глазам ладони, но, себе он сказал, что это всего лишь игра его воображения. Вероника была права — у этой женщины нет сердца.

— Иди сюда, — прошептала ему подруга, обнимая его словно младшего брата. — Я уверена, что это лучшее, что могло с тобой произойти в данной ситуации.

— Впервые в жизни я согласен с Вероникой, — грустно закивал Александр. — Вы двое принадлежите к совершенно разным мирам, Лайнел. Да и ничего хорошего у вас бы не получилось, даже если бы вы смогли преодолеть эти различия: ее патрон никогда не позволил бы вам быть вместе.

Оливер был единственным, кто ничего не сказал. Он лишь смотрел на Лайнела с сочувствием, которое никогда даже не думал ощутить по отношению к нему. Вдруг какое-то движение справа привлекло его внимание. Он удивился, заметив Виолу на борту «Персефоны». «Наверное, мы напугали ее своими криками», — подумал он, глядя как она осторожно приближается к ростре. Легкий бриз колыхал ее ночную сорочку как и пламя лампы, которую она держала в руках.

Приближался рассвет и небо окрасилось в пурпур. Женщина остановилась перед деревянной скульптурой, подняла повыше лампу, словно желая повнимательнее рассмотреть до боли знакомое лицо. Лицо своего худшего врага.

И вдруг сделала нечто, заставившее Оливера вздрогнуть.

— Александр, — тихо позвал он. Виола наклонила лампу над статуей и из нее тонкой струйкой полилось масло, его запах почти достигал пирса. — Александр! — почти прокричал Оливер, — Виола собирается…!

Не успел он закончить фразу, как старуха бросила лампу. Огонь мгновенно охватил деревянную конструкцию, окружив статую Персефоны столбом пламени, который оранжевыми всполохами отражался на лице Виолы. Она отступила на пару шагов, когда загорелась ростра, словно не могла поверить в то, что только что сделала.

— Господь Всемогущий! — воскликнул профессор. Вероника выпустила Лайнела из объятий и оба повернулись в сторону корабля. — Спускайтесь оттуда скорее, Виола! Это слишком…!

В следующую секунду все услышали ужасающий вопль со стороны «Персефоны». Это не могла быть Виола, которая не размыкая губ наблюдала, как языки пламени пляшут вокруг ростры. Женский крик разрывал ночную темноту, огонь распространялся по палубе, взбирался на полусгнившие мачты, поглощал уцелевший такелаж. За пару секунд бриг превратился в огненный шар, словно целиком был облит маслом.

«Но это же невозможно, — в ужасе подумал Александр, — „Персефона“ покоилась под водой больше сорока лет. Не может настолько отсыревшая древесина так быстро гореть!»

— Дядя, мы должны сейчас же подняться за Виолой! — попыталась перекричать треск огня Вероника. — Она сгорит, если мы ее оттуда не вытащим!

— Что это такое? — вдруг произнес Оливер. — Вы видите то же, что и я?

В словах не былонеобходимости. Все увидели одно и тоже, и изумление заставило их застыть на месте вместо того, чтобы бежать по причалу. В центре палубы, меж извивающихся словно змеи языков пламени, появилось около дюжины силуэтов.

Много лет спустя, вспоминая этот момент, они будут уверены, что это была лишь иллюзия. Что высокий мужчина, протянувший руку Виоле среди огненной вакханалии, был лишь тенью, и что остальные, стоявшие за его спиной фигуры — лишь причудливыми сгустками дыма на фоне предрассветного неба. Но они навсегда запомнят улыбку, появившуюся на губах пожилой женщины, как она повернулась к ним спиной и беззвучно исчезла за стеной огня, как пламя сомкнулось вокруг нее словно объятия любимого, ждавшего ее слишком долго. Наконец, Персефона возвращалась в ад. Возвращалась домой.

Глава 35

Бриг горел еще несколько часов, словно огромный факел среди Миссисипи. Когда Солнце, наконец, взошло над рекой, окрасив ее воды розовым и золотым, жители Ванделёра стояли на берегу разинув рты, глядя на все еще дымящийся деревянный скелет, который вскоре вновь погрузился на дно. Гарланды выбежали из таверны, услышав крики англичан, но успели лишь увидеть, как вода поглотила обугленные останки мачт, оставив от «Персефоны» лишь воспоминания. Раскрытие настоящей личности матери, повергло Кристофера Гарланда в шок, хотя, узнав, что именно произошло, и почему она оказалась на борту судна минувшей ночью, он понял, что по-другому и быть не могло, как бы ни было ему от этого больно.

К сожалению, полиция, по-прежнему находившаяся на территории отеля, не проявили подобного понимания. Смерть лорда Сильверстоуна, наступившая всего через день после гибели графа Бервикского и леди Холлвард-Фрейзер, взбудоражила всех еще больше и четырем друзьям вместе с леди Сильверстоун ничего не оставалось, как подвергнуться очередному допросу. Благодаря тому, что их показания полностью совпадали, инспектор пришел к заключению, — житель Нью-Йорка, известный под именем Бен Уилсон, воспользовавшись маской для подводного плавания, пересек реку и напал на лорда Сильверстоуна с целью ограбления. Подобное объяснение удовлетворило и Арчера, несмотря на то, что во время допроса вскрылась некая небольшая деталь, всколыхнувшая его личную вселенную.

Когда его ушей впервые достигли имена Александра Куиллса, Лайнела Леннокса и Оливера Сандерса, он вспомнил судебный процесс, имевший место в Ирландии два года назад. И теперь, узнав, что его жена оказалась сестрой одного из тех людей, Арчер счел это достаточным поводом для того, чтобы, к его огромному сожалению, аннулировать только что состоявшийся брак. Его удивлению и разочарованию не было конца, когда леди Лилиан начала смеятся, словно в истерике, срывая с пальца обручальное кольцо и возвращая ему, а затем выбежала в сад к матери и брату, чтобы сообщить им радостную новость. Без сомнения, леди Сильверстоун испытала не меньшее облегчение и пообещала Оливеру, что как только они покончат со всеми необходимыми формальностями, то тут же отправятся в Англию, чтобы, наконец, быть вместе.

Когда друзья в последний раз шли по дубовой аллее, их окутывал аромат гардений и эвкалиптов. Когда они уже почти достигли ворот, Лайнел краем глаза заметил нечто, заставившее его обернуться и снова встретиться с прячущимся в зарослях преследователем. Из-за одного из деревьев вышла Этель, но на этот раз не одна — ее сопровождала мамбо Альма.

От неожиданности, мужчина чуть не выпустил из рук багаж.

— Дайте мне пару минут, — попросил он остальных. Как он и предполагал, дамы пришли, чтобы поблагодарить их за все, что они сделали для Виолы и экипажа «Персефоны».

— Теперь мы можем быть уверены, что они, наконец, обрели покой, — произнесла мамбо Альма. — Да и моя мать тоже, хоть ей и пришлось ждать почти полвека.

— Вы с самого начала знали, что Виола жива, — скорее утверждая, чем спрашивая сказал Лайнел. — Почему вы не рассказали нам об этом тогда, на болоте?

— Потому что пообещала не рассказывать. Когда она вернулась в Ванделёр, однажды ночью я пришла в таверну поговорить с ней наедине и рассказала, что являюсь дочерью Мэй Куин, и что моя мать посвятила меня в тайну прежней владелицы плантации. Но Виола не знала, что мы все живем на болоте, не подозревала о том, что мы проводим ритуалы, чтобы контролировать ее сестру. Тебе не кажется, что у нее было право самой рассказать свою историю после того, как она молчала столько лет?

— Полагаю, что да… но, что вы будете делать теперь? Наконец, все закончилось и нет смысла оставаться жить на болоте, верно?

— Думаю, да, — вздохнула она. — Я уже говорила с Боем и остальными сегодня утром. Они согласны с тем, что наша миссия подошла к концу. Снова выйти во внешний мир будет для нас настоящим испытанием, но я уверена, что мы справимся.

Во время разговора она пристально смотрела на Лайнела, которому нетрудно было догадаться почему. Этой женщине не нужна была магия, чтобы читать мысли.

— Время еще не пришло, Леннокс. Удерживающие ее цепи сейчас слишком крепки, чтобы она могла их разорвать. Даже с твоей помощью…

— Оно никогда не придет, — вполголоса ответил Лайнел. — Я предупредил, что если она уйдет, я больше никогда не захочу ее видеть. В конце концов, скучно ей не будет: королевская свадьба в Будапеште, наследник, который не заставит себя долго ждать… Маловероятно, что у нее найдется время вспомнить обо мне.

Почему же он почувствовал такую горечь в этих словах, если последние несколько часов то и дело их себе повторял? Видимо, выражение его лица было понятно без слов: мамбо Альма подняла руку и провела по небритой щеке.

— Теодора и ты — вы словно две планеты, приговоренные сталкиваться на небосводе раз за разом, при этом не имея возможности покинуть каждый свою орбиту. Где бы вы ни были, всегда будете чувствовать взаимное притяжение. Это как первобытный магнетизм, почти космический. Ты никогда не сможешь отдалиться от нее, так же, как и она от тебя.

— Вам об этом рассказали ваши видения? — спросил Лайнел и, не дожидаясь ответа, добавил: — Если это так, то я ничего не хочу знать о нашем будущем, потому что ничто не изменит моего мнения. Она сделала свой выбор, я сделал свой. Нет смысла задаваться вопросом, что и как могло бы быть.

— Как пожелаешь, — мягко ответила мамбо. — Я ничего тебе не скажу, только имей в виду, что Теодора знает, что произойдет между вами. Она спросила меня об этом, когда мы были наедине тогда, в сердце болота, до того как ты к нам присоединился.

Лайнел хотел спросить не предсказания ли заставили Теодору оставить его, но предпочел не напрягать обстановку прощальной встречи. Он неловко погладил по головке Этель, тихо попрощался с мамбо Альмой и вернулся на тропу к молча ожидавшим его друзьям. Подойдя к воротам отеля, Лайнел, поразмыслив, решил обернуться и посмотреть там ли они, но их и след простыл. Ему оставалось лишь последовать за остальными к причалу, чувствуя комок в горле, напоминающий о том, что эта дверь закрылась для него навсегда.

Они добрались до Нью-Йорка, оттуда в Ливерпуль и, наконец, в Оксфорд. Настроение всех четверых сильно отличалось от того, что у них было во время поездки из Оксфорда в Новый Орлеан. Они с облегчением вышли на железнодорожной станции и осознали, что, так или иначе, путешествие подошло к концу. Вскоре они наняли машину и направились на юг. Оливер не мог дождаться встречи с Эйлиш, Александр и Вероника переживали за Лайнела и старались не оставлять его одного. С этого момента многое будет по-другому, хоть профессор пока и не мог ясно понять, дало ли им что-то последнее дело.

— Может, включим историю «Персефоны» в следующий номер «Сонных шпилей», — говорил он, пока они ехали в транспортном потоке по улицам города. Лето в Оксфорде вступило в свои права и жара выгнала многие семьи за город. — До сих пор мы ничего не писали о паранормальных явлениях в США и, может, это заинтересует наших читателей. Жаль, конечно, что это привлечет внимание к отелю Арчера. Не хотелось бы делать рекламу этому типу.

— Достаточно и того, что мы не будем упоминать эту белобрысую тварь, — буркнула Вероника. — Я не могла перестать о нем думать все это время.

— Я тоже, — признался Александр. — Я до сих пор поверить не могу, что мои подозрения подтвердились. У него за спиной сотни лет, а он по-прежнему выглядит как его предок Адоржан.

— Но если он реинкарнировался… поверить не могу, что говорю об этом… его тело остается тем же, — ответила Вероника. — Я имею в виду, что сейчас у него внешность юноши, но он должен был быть достаточно взрослым, чтобы переродиться снова и снова…

— Есть кое-что, о чем я давно хотел спросить, — обратился к Александру Оливер. — Той ночью ты сказал, что Константин невероятно похож как на Адоржана, так и на Ласло, что позволило тебе обо всем догадаться. Но мы никогда не видели князя Ласло, даже на портрете.

Александр так долго обдумывал как же ему обо всем рассказать, что не сразу ответил. Наконец, решив, что лучше покончить с этим побыстрее, запустил руку в карман жилета, вытащил маленький серебряный предмет и показал друзьям на раскрытой ладони.

— В этом медальоне — портрет князя Ласло. Я убежден, что вы его узнаете. Пару лет назад все мы ежедневно его видели.

— Это же медальон моей свекрови, — удивился Оливер. — Я узнал бы его где угодно.

— Действительно… Я помню, что ты решил оставить его себе незадолго до нашего отъезда из Ирландии, — кивнул Лайнел. — Почему ты никогда не говорил нам, что он скрывает?

Профессор не знал, что и сказать. Оливер осторожно открыл крышку медальона, чтобы рассмотреть маленькую акварель внутри, и несколько обескуражено произнес:

— Ничего не понимаю. Откуда мать Эйлиш знала князя Ласло? И зачем носила его изображение вместо фото покойного мужа?

— Здесь лишь надо сложить два и два, Оливер, — вступила разговор Вероника. — Разве это не очевидно?

Оливер открыл рот. Взглянул на Александра, словно надеясь, что он остановит племянницу, посмевшую высказать такую нелепость, но никаких опровержений не последовало. Профессору пришлось рассказать всю историю, пока они ехали Сент Олдейтс вслед за двумя экипажами и каретой, принадлежащей похоронной конторе, задерживавшими движение.

— Теперь все сходится, — Вероника взглянула на Оливера. — Теперь я понимаю, откуда у Эйлиш дар психометрии, почему она видит прошлое людей при прикосновении. Как же иначе, если она является дочерью подобного человека?

— Почему ты никогда мне об этом не рассказывал, Александр? — возмутился Оливер. — Думаешь, у меня не было права знать такие важные вещи о семье моей жены?

— Я несколько раз пытался сделать это, — извинился профессор, — но каждый раз не находил подходящего момента. Имей в виду, что твоя свекровь призналась мне в этом в конфиденциальном разговоре, Оливер. Разумеется, рано или поздно я бы все равно сказал бы тебе об этом, но я боялся предать оказанное мне ею доверие.

— Доверие? Эйлиш моя жена! Она имела право знать правду, я тоже.

— Но Эйлиш обожала своего отца, — сказала Вероника. — Точнее, человека, который вырастил и воспитал ее, как отец. Подобная новость перевернула бы ее жизнь с ног на голову.

— Правда всегда предпочтительнее лжи, — настаивал Оливер, даже если эта ложь призвана кого-то защитить. Ты хоть понимаешь насколько все может измениться? Я недавно узнал, что я бастард, а теперь оказывается, что моя собственная жена тоже? Незаконнорожденная дочь королевских кровей?

Молодой человек протянул медальон Александру, но тот покачал головой:

— Оставь его себе, — сказал он. — Он твой и тебе решать рассказывать ли Эйлиш или нет. Когда я узнал эту историю, то пообещал себе рассказать все как только она достигнет совершеннолетия, но ты прав — теперь решать тебе.

Поколебавшись немного, Оливер кивнул. Он положил медальон в карман как раз в тот момент, когда кучер натянул вожжи, чтобы остановить лошадей перед Кодуэлл Касл. Наконец можно было разглядеть через окно знакомый зубчатый силуэт, вид которого после проведенных на другом конце света пары недель, действовал умиротворяюще. «Все путешествия заканчиваются встречей влюбленных — подумал Александр, не сводя глаз с Оливера. — Где же я это прочитал? У Шекспира?»

— Что ты решил? — поинтересовался он, пока кучер открывал им дверь.

— Надо подумать, — ответил молодой человек. — Пока, наверное, ничего. Вероника права, для Эйлиш это будет слишком сильным потрясением. Думаю, лучше будет сначала дождаться рождения малыша. Не хочу, ее сейчас ничем волновать.

Он собрался было сойти с экипажа, когда увидел очень странное выражение на лице Лайнела. Оно выражало тревогу, явно не имеющую отношения к его личной трагедии.

— Лайнел, ты в порядке? — спросил его Оливер. — Почему ты так побледнел?

— Этот экипаж, — прошептал его друг, — который только что остановился перед нами. Мы ехали за ним по всей Сент Олдейтс и кажется… — он сглотнул, пока остальные выглянули из кареты, чтобы посмотреть. — … кажется, у нас один и тот же пункт назначения.

— О котором из них ты говоришь? — удивилась Вероника. — О том, который принадлежит…

Она умолкла, поняв, что имел в виду Лайнел. Александр почувствовал, как у него сжалось все нутро. Лайнел был прав: именно за этой каретой они следовали всю дорогу. Огромный черный экипаж с застекленными окнами, который тянула пара лошадей того же цвета. Сзади красовалось название одного из похоронных бюро. Двое мужчин вытаскивали из катафалка гроб, прохожие приостанавливали свой шаг, пара старушек перекрестились.

«Нет, — внезапно подумал Александр, глядя на побледневшего, еще больше чем Лайнел, Оливера. — Ради всего святого, нет… Только не то, о чем я сейчас подумал…»

— Наверное, умерла одна из мисс Смит, — послышался дрожащий голос Вероники. — Они довольно старые и, насколько я помню, одна из них была очень больна…

— Уверен, что это не имеет к нам никакого отношения, — сказал Лайнел, с возрастающим беспокойством наблюдая, как Оливер на подгибающихся ногах выходит из кареты. — Успокойся, Оливер, в Кодуэлл Касл не могло произойти ничего такого. Сколько времени нас тут не было? Пару недель?

Ему пришлось замолчать, когда он увидел, что дверь дома была открыта и на крыльце появилась миссис Хокинс. Она была одета в черное с ног до головы и прижимала ко рту мокрый от слез платок, пока сотрудники похоронного бюро вносили гроб. Увидев вторую карету и онемевших Куиллсов и Лайнела, увидев словно идущего во сне по дороге Оливера, она не смогла сдержать горестного возгласа.

— Мистер Сандерс! — и побежала к молодому человеку, заливаясь слезами. Она бросилась ему на грудь, не переставая всхлипывать. — Ох, мистер Сандерс…, мне так жаль!

— Миссис Хокинс, — вымолвил Александр, — что случилось?

— Страшная трагедия… Осложнение, которого никто не ожидал… Приезжал врач, но несмотря на все усилия, он не смог ее спасти… Мы ее потеряли, профессор Куиллс!

— Не может этого быть, — с трудом выговорил Лайнел, Вероника, оцепенев, смотрела на экономку. — Этого просто не может быть. Поверить не могу, что за какие-то пару дней…

— Она ушла, — продолжала плакать миссис Хокинс, в то время как Оливер пытался высвободиться из ее объятий, чтобы войти в дом. — Она погасла словно свеча, и мы ничего не смогли сделать, только молиться. Господь свидетель, как она хотела этого ребенка, чудесная девочка, которая никогда никому не причинила вреда… — она обратила свои рыдания к Александру: — Что мы теперь будем делать, профессор? Что теперь станет с мистером Сандерсом?

Она дрожала с головы до ног, но Александр и сам был слишком взволнован, чтобы ее успокаивать. Он оставил ее объясняться с сотрудниками похоронного бюро и пошел в дом вслед за Оливером, сразу за ними следовали Вероника и Лайнел. Оливер поднимался по лестнице, погруженной в ту самую тишину, которая была тревожнее, чем рыдания миссис Хокинс. В доме царило загробное молчание, почти все шторы были опущены в знак траура.

На втором этаже они встретили Мод, кухарку, стоявшую опершись о косяк двери в комнату Оливера и Эйлиш. Она обхватила руками пухлое лицо, грудь вздымалась и опускалась от плача.

Наконец Оливер вошел в комнату и застыл. Солнце уже начало свой спуск по городским шпилям, последними лучами прощаясь со спальней и молчаливой фигурой, покоившейся на постели. Легкий ветерок с реки еле заметно колыхал простынь, которой было накрыто тело и казалось, что девушка еще дышала. Оливер еще издалека узнал изящный контур головы, но, тем не менее, заставил себя подойти ближе, судорожно цепляясь за попадавшиеся по пути предметы мебели, пока не ухватился за столбик полога.

Снаружи, из одной из соседних комнат, доносился плач младенца. Все остальные столпились у входа в комнату, слишком подавленные, чтобы хоть как-то реагировать. Александр приобнял экономку, которая продолжала говорить сквозь слезы, несмотря на то, что Оливер не слышал ни слова.

— Это случилось вчера ночью, когда я уже собиралась лечь спать… Я молилась, когда услышала, как она зовет меня из спальни и, поднявшись, увидела ее сидящей на кровати в луже крови, которая до сих пор стоит у меня перед глазами… Я отправила Мод за доктором, и он прибыл уже через десять минут. Он сказал, что роды ускорила какая-то инфекция, и что маловероятно, чтобы при семимесячной беременности ребенок выжил. Когда младенец, наконец, появился на свет, мы все подумали, что он мертв, так как совсем не шевелился… но вдруг он заплакал!

— Но хозяйка потеряла слишком много крови, — продолжила за нее Мод. — Она так ослабела, что даже не увидела ребенка. Отошла в тот самый момент, когда он родился…

Все неотрывно смотрели на Оливера. Он протянул руку, взял за край простыни и медленно стянул ее, открывая лицо той, ради которой был готов отдать все на свете.

Эйлиш была такой бледной, что казалась мраморной скульптурой, возлежащей на надгробной плите. Руки были сложены на животе, все еще сохранявшем форму беременности. Оливер глубоко вздохнул, но, к изумлению присутствующих, не проронил ни слезинки.

— Значит, сепсис, — произнес Александр, ужасаясь все больше. — Видимо, все произошло очень быстро, но если бы ее увезли в больницу… Почему этого не сделали?

— Не было времени, профессор Куиллс. Доктор говорил тоже самое, когда она вдруг застонала. Повернувшись, мы поняли, что она уже покинула нас…

— В руке у нее было одно из ваших писем, мистер Сандерс, — всхлипнула Мод. — До болезни она держала их на столике. Все, которые вы ей писали. Она всегда читала их перед сном, говоря, что так ощущает вас рядом. «Что он теперь будет без меня делать? — было ее последними словами. — Как он будет писать, если меня не будет рядом?»

Лайнел и Вероника повернулись к столу и увидели кипу писем, некоторые из них со штемпелем «Океаника», другие отеля «Ванделёр», и все с брызгами крови. С губ Оливера вырвался какой-то непонятный звук. Молодой человек упал на колени у кровати, не говоря ни слова обхватил руками прикрытые простыней ноги Эйлиш. Александр подошел к нему и взял за плечи, пытаясь унять спазмы, которые охватили тело Оливера, когда тот, наконец, осознал реальность происходящего, что ноги, которые он прижимал к лицу, не потеплеют, как бы он их ни целовал. Но даже тогда молодой человек не заговорил, это пугало друзей больше всего: они поняли, что потеряв Эйлиш, они потеряли и Оливера. Оливер, писатель, лишился слов.

Эпилог

Эйлиш похоронили на следующий день на кладбище Сент-Джайлс. На протяжении всей церемонии не прекращался дождь и маленькая процессия, собравшаяся у свежей могилы, вынуждена была сказать свое последнее прости по зонтами. Тяжелые капли стучали по крышке гроба и слезами стекали на надгробную плиту с именем Эйлиш. Два простых слова ранили, словно кинжал, служа чуть ли не более болезненным свидетельством, чем безжизненное тело там, в Кодуэлл Касл. Напоминанием о том, что происходящее было реальностью, а не кошмарным сном, и для нее действительно все кончено. «Сандерс» — было начертано на мраморе. Могло быть «О'Лэри», или «Сильверстоун», или даже «Драгомираски», но все единодушно решили, что сама девушка выбрала бы «Эйлиш Сандерс».

Когда священник произнес последние слова и могильщики начали спускать гроб с помощью специальных веревок, Вероника уже не могла сдерживать рыдания. Она приникла к обнимающему ее Лайнелу. Рядом стояли Александр, миссис Хокинс, Мод и Сильверстоуны, которые прибыли в Оксфорд буквально этим утром и обнаружили в доме Куиллсов столь печальную картину. Леди Лилиан беззвучно плакала, укрывшись под вуалью и не сводя глаз с насыпаемой на гроб земли. Ее мать неотрывно смотрела на Оливера. Облаченные в перчатки пальцы леди Сильверстоун изо всех сил сжимали руку сына, которые неподвижно стоял у могилы, словно кладбищенское дерево. Должно быть, его молчание беспокоило мать не меньше, чем его друзей. Она смотрела на него так, словно опасалась, что он в любую минуту бросится вниз.

Но у Оливера не осталось сил на что-либо подобное. Когда церемония подошла к концу, он попросил друзей оставить его одного на несколько часов. Взглянув на их встревоженные лица, он добавил приглушенным голосом, что не стоит волноваться — бросаться в реку он пока не собирается. Его слова явно никого не убедили, но, в конце концов, Александр кивнул и все направились ждать Оливера в Кодуэлл Касл, который стал его домом в последнее время. Под звуки летней грозы, скользя невидящим взором по брусчатке, Оливер медленно пошел к дому на Полстед-роуд, который они с Эйлиш купили всего несколько недель назад. В кармане лежал ключ, который он прихватил с письменного стола перед похоронами, и теперь молодой человек вошел в дом, который сейчас показался ему гораздо темнее, чем в прошлый раз. Здесь тоже слышался навязчивый перестук дождя, сопровождавший Оливера, пока он тяжело поднимался по лестнице, хватаясь за перила, словно изможденный старик.

«Когда я произнесу твое имя после дождя, оно будет звучать по особому, словно все эти годы звук твоего имени хранился на моих устах в ожидании того, что его произнесут, наконец, в полный голос.» Преследовавшее его ощущение пустоты от ухода Эйлиш было почти удушающим. Вот здесь они тогда стояли и беседовали с миссис Мюррей. «Как здесь светло», — сказала она ему, тогда еще жена. Куда же теперь исчез тот свет? Как Эйлиш удалось забрать его с собой?

Ноги его подгибались, когда он направился к хозяйской спальне. Оливер осторожно присел на кровать, которую они так и не разделили, провел рукой по кремовым занавесям. В голове вспыхнуло новое воспоминание: Эйлиш что-то говорила о том, что хочет заменить их на голубые; про ирландские пейзажи, которые могла бы написать Вероника и… про вазу с цветами на комоде. Кажется так. Только планов и мечтаний, которые теперь покоились под землей, приговоренные так и остаться одной из грёз, которыми Оливер жил столько лет.

Он даже не заметил, как участилось его дыхание. Воздух с шумом врывался в его легкие, руки бессознательно колотили по матрасу. «Неужели все кончено», — подумал он, и по его лицу потекли слезы. Словно так ничего и не изменилось за все эти годы, а он все тот же мальчик-мечтатель, верящий, что где-то там его ждет муза. Почему никто не предупредил его, что музы погибают, если слишком сильно приблизятся к людям?

— Эйлиш… — словно выдохнул он ее имя и сглотнул, чтобы не захлебнуться слезами. — Эйлиш, я не могу… если тебя нет, то я…

«А сейчас, мистер Сандерс, спуститесь вниз и скажите миссис Мюррей „Да!“. Скажите, что мы хотим этот дом и хотим жизнь, которая нас в нем ждет.»

— Эйлиш! — вскричал Оливер и зарылся лицом в ладони. Он едва мог дышать. — Пожалуйста, скажи что мне делать. Пожалуйста, скажи, что ты здесь, что ты не оставила меня. Я не могу дальше жить, не могу без тебя…

Он совершенно не стыдился своих слез. Повернув голову, Оливер почти увидел ее вновь, босиком шагающей по матрасу, похожую на банши, с которой он ее однажды спутал. На устах играла улыбка, в глазах сияла жизнь, а воспоминания ее рук на лице Оливера дышали теплом и уютом.

Опустошенный болью, он не сразу заметил, что был не один, но на его зов пришла вовсе не Эйлиш. На пороге комнаты стояли его мать и сестра. Наверное, они, волнуясь о его состоянии, последовали за ним до самого дома, а потом вошли в незапертую дверь.

— Профессор Куиллс просил нас тебя не беспокоить, — грустно прошептала леди Лилиан. — Но мы боялись оставлять тебя наедине с твоими мыслями…

Леди Сильверстоун молчала. Она прижимала к груди сверток, завернутый во что-то, похожее на белый платок. Он едва заметно шевелился и время от времени издавал звуки, похожие на птичье чириканье. Оливер посмотрел на него несколько секунд, затем поднял взгляд на встревоженное лицо матери.

— Мама, — с трудом выговорил он. — Моя Эйлиш… я ее потерял…

— Бедный мой сын, — пробормотала леди Сильверстоун. — Это настоящая трагедия. Я все время вспоминаю все, что ты рассказывал нам о ней в Новом Орлеане и о твоем желании вернуться Оксфорд, чтобы мы все вместе могли создать нашу собственную семью…

— Это все моя вина. Все, что случилось с Эйлиш — моя вина, — сквозь слезы произнес Оливер, когда леди Лилиан села рядом с ним. — Если бы мы не встретились тогда в Ирландии, она была бы жива. Это я погубил ее…

— Не говори так, — успокаивала леди Лилиан, поглаживая его по волосам. — Ты тут ни при чем. Профессор Куиллс сказал, что она умерла от сепсиса.

— Она умерла одна в нашей постели, лишь с горстью писем, которые ей писал один идиот с другого конца света. Я должен был остаться с ней, чтобы убедиться, что ей ничего не угрожает. Как мне теперь жить с таким грузом? Как я смогу простить самого себя за то, что сделал с любимой женщиной?

— Оливер, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — ответила леди Сильверстоун, подойдя к кровати. — Но ты не можешь позволить себе стать на путь самоуничтожения. Лили права, говоря, что твоей вины в этом нет. И если бы Эйлиш могла говорить, я убеждена, что сказала бы тоже самое. Твоя жена хотела бы, чтобы ты продолжал жить вместо нее и сделал то, чего она сделать не сможет, — она протянула ему сверток. — Прежде, чем уйти, она дала тебе самое драгоценное из всего, что имела. А ты даже посмотреть на это не захотел. Ради всего святого, ты даже бровью не повел, когда тебе сообщили, что это девочка, именно так, как хотели вы с Эйлиш!

Руки Оливера сжались еще сильнее. По телу пробежала волна ярости, которая почти высушила слезы.

— Ты действительно думаешь, что я смогу смотреть ей в лицо зная, что она — часть меня, которая погубила Эйлиш? Как бы я хотел, чтобы мы никогда ее не зачали!

— Думаю, что Эйлиш не простила бы тебе подобного поведения, — ответила мать, и Оливер умолк. — Кто сказал, что она сейчас не здесь, рядом с нами? Думаешь, она гордилась бы своим мужем и тем, что он сейчас говорит?

Оливер слишком хорошо знал ответ, и от этого глаза вновь наполнились слезами. Леди Сильверстоун помолчала немного и аккуратно положила сверток на кровать. Жестом позвав за собой леди Лилиан, она направилась к дверям.

— Это твое решение и ты это знаешь, — добавила дама на прощание. — Ты в достаточной мере мужчина, чтобы понимать, чего от тебя ждут. Только хочу, чтобы ты имел ввиду, что хоть ты и потерял Эйлиш, у тебя еще осталась ее частичка, которая еще жива.

Они бесшумно закрыли за собой двери и спустились по лестнице, а вот вышли ли они в сад, Оливер уже не слышал. Было очевидно, что они хотели подождать сколько понадобится для того, чтобы он взялся за ум. Но не существовало лекарства, которое могло бы быстро излечить его раны, он не верил, что время сможет хотя бы приглушить боль. Оливер много раз слышал, что время лечит любые раны, но он знал, что с ним это не сработает. Ведь с Эйлиш он познал такое счастье, которое казалось невозможным.

Некоторое время молодой человек сидел неподвижно, пока что-то не привлекло его внимание. Чириканье младенца постепенно превратилось в похныкивание, тихое, как у новорожденного щенка. Оливер попытался сосредоточиться на своих дрожащих руках, но не смог выкинуть из головы настойчивый звук. Малышка, видимо, проголодалась, пришло ему в голову. Миссис Хокинс наняла кормилицу, но с момента похорон ребенка не кормили. Зря его мать принесла ее сюда. «Неужели она и вправду думает, что это поможет мне прямо сейчас прийти в себя?»

Каким бы раздавленным Оливер себя сейчас ни ощущал, игнорировать этот жалобный писк он не мог. Стиснув зубы, он заставил себя посмотреть на трепещущий ворох одежды на кровати. Несколько минут назад, ожили уличные фонари, наполнив комнату оранжевым светом, который едва позволял различить хоть что-то, но даже так мужчина разглядел крошечные пальчики, которые пытались пробраться через слои ткани. Без сомнения, это существо обладало упорством. Глубоко вздохнув, Оливер наклонился и раздвинул складки, прикрывающие младенческое личико. Он с удивлением обнаружил, что малышка была красива, сильно отличаясь от других виденных им младенцев. Едва осознавая, мужчина взял девочку на руки и удивился, когда она тут же успокоилась. Одна из крошечных ручек словно искала что-то. Оливер, затаив дыхание, протянул ей палец и малышка сразу его обхватила.

Слезы вновь потекли по его щекам. Это была Эйлиш во плоти, словно только что родившаяся сестра-близнец. Девочка издала непонятный звук и как-то странно посмотрела на него. Насколько он знал, новорожденные не открывают глаза так широко и первые дни почти не понимают, что происходит вокруг.

И тут в голове промелькнули воспоминания о Миссисипи: Теодора, стоящая на коленях у ног князя Драгомираски и то, что в жилах этого подростка текла та же кровь, что и у его жены. «Новая жизнь после новой смерти. Цена за это гораздо выше, чем вы могли бы вообразить.» И вновь он услышал слова Мод о том, что Эйлиш умерла одновременно с рождением ребенка…

Оливер почувствовал, как острый коготь вонзился ему в нутро. Глаза Эйлиш смотрели на него еще несколько секунд и закрылись, словно лепестки цветка. Новая жизнь после новой смерти. «Боже мой…»

Примечания

1

Эдна Сент-Винсент Миллей (англ. Edna St. Vincent Millay; 22 февраля 1892, Рокленд, штат Мэн — 19 октября 1950, Остерлиц, штат Нью-Йорк) — американская поэтесса и драматург, первая женщина, получившая Пулитцеровскую премию по поэзии, одна из самых знаменитых поэтов США XX века.

(обратно)

2

Шарль Пьер Бодле́р (фр. Charles Pierre Baudelaire [ʃaʁl pjɛʁ bodlɛʁ]; 9 апреля 1821 года, Париж, Франция — 31 августа 1867 года, там же) — французский поэт, критик, эссеист и переводчик; основоположник эстетики декаданса и символизма, повлиявший на развитие всей последовавшей европейской поэзии. Классик французской и мировой литературы.

(обратно)

3

Полуют — возвышенная часть кормовой оконечности корабля или дополнительная палуба над ютом.

(обратно)

4

Тоже самое что и такелаж (нидерл. takelage (от takel — оснастка)) — общее название всех снастей на судне или вооружение отдельной мачты или рангоутного дерева, употребляемое для крепления рангоута и управления им и парусами. Такелаж разделяется на стоячий и бегучий. Стоячий такелаж служит для удержания рангоутных частей в надлежащем положении, бегучий — для постановки, уборки парусов, управления ими, изменения направления отдельных частей рангоута.

(обратно)

5

Штирборт (нидерл. sturboord, англ. steerboard, позднее — англ. starboard) — правый по ходу движения борт судна. Эквивалентное название для левого борта — бакборт. Штирборт ночью обозначается зелёным навигационным огнём, а бакборт красным.

(обратно)

6

Фок-мачта — первая, считая от носа к корме, мачта на судне с двумя или более мачтами.

(обратно)

7

Второе название реки Темзы.

(обратно)

8

«Летучий голландец» (нем. Der fliegende Holländer) — опера Рихарда Вагнера в трёх актах, 1841.

(обратно)

9

Рихард Вагнер (полное имя Вильгельм Рихард Вагнер; 22 мая 1813, Лейпциг — 13 февраля 1883, Венеция) — немецкий композитор и теоретик искусства.

(обратно)

10

Трансцендентность (от лат. transcendens — переступающий, превосходящий, выходящий за пределы) — философский термин, характеризующий то, что принципиально недоступно опытному познанию или не основано на опыте.

(обратно)

11

The Balmoral, также Balmoral Hotel (Отель Балморал) — пятизвёздочный отель и одна из достопримечательностей Эдинбурга (Шотландия, Великобритания). Отель расположен в центре города на пересечении Принсес-стрит и Северного моста, под которым расположен вокзал Эдинбург-Уэверли. До конца 1980-х годов отель носил название North British Hotel.

(обратно)

12

Тот, кто использует ситуацию в свою пользу.

(обратно)

13

Раджастхан — самый большой штат в Индии, расположен на северо-западе, образован в 1949 г. на территории исторической области Раджпутана. Столица и крупнейший город — Джайпур.

(обратно)

14

Гром и шторм — нем. яз.

(обратно)

15

Отель Macdonald Randolph находится в центре Оксфорда, напротив музея Эшмола, в нескольких метрах от университета колледжей Оксфорда.

(обратно)

16

Ботанический сад Оксфордского университета считается самым старым ботаническим садом Англии и третьим самым старым подобным садом в мире — основан он был в 1621 году графом Денби в самом сердце Оксфорда, напротив колледжа Магдалины.

(обратно)

17

Юлий II, в миру — Джулиано делла Ровере (5 декабря 1443— 21 февраля 1513) — папа римский с 1 ноября 1503 года. Фактически его понтификат был непрерывной чередой войн, в которых папа часто принимал личное участие, сражаясь иногда в первых рядах армии (см. Осада Мирандолы). Во время военных походов Юлий II приказывал нести перед собой дарохранительницу со Святыми Дарами. Юлий II вошел в историю не только как один из наиболее воинственных пап, но и как щедрый (хотя и деспотичный) меценат искусства.

(обратно)

18

Королевская Академия художеств — наиболее влиятельная и авторитетная ассоциация художников Великобритании. Основана в 1768 году. Основой деятельности Академии являются ежегодные публичные выставки.

(обратно)

19

Эндимион — олицетворение красоты — в греческой мифологии знаменитый своей красотой юноша. Царь Элиды. Культ Эндимиона существовал в Элиде (в Олимпии показывали его гробницу) и в Карии (в Малой Азии), на горе Латме. Первое сохранившееся упоминание встречается у Платона. Эндимиона считали олицетворением подкрадывающегося сна, гением ночи, олицетворением смерти. 50 дочерей Эндимиона отождествлялись с 50 лунными месяцами, составлявшими четырёхлетний промежуток между Олимпийскими играми. Позднейшие толкователи считали Эндимиона первым метеорологом, изучавшим в течение 30 лет изменения луны (Селены), что в мифах обозначается тридцатилетней любовью Эндимиона к Селене и его тридцатилетним сном. Выражение «сон Эндимиона» вошло в поговорку, как синоним долгого сна.

(обратно)

20

Школа искусств Раскина (Ruskin School of Art) в составе Оксфордского университета.

(обратно)

21

Гай Фокс (13 апреля 1570 — 31 января 1606) — английский дворянин-католик, родился в Йорке, самый знаменитый участник Порохового заговора против английского и шотландского короля Якова I в 1605 году.

(обратно)

22

Сэр Артур Джон Эванс (8 июля 1851 — 11 июля 1941) — английский историк и археолог, первооткрыватель минойской цивилизации, с 1900 года вёл раскопки в Кноссе, в своих трудах реконструировал историю, культуру и религию древнего Крита.

(обратно)

23

Кносс — древний город на острове Крит, расположен около современного Ираклиона, на северном берегу, в 4 км от моря, в древности с двумя гаванями. Главный город острова во времена минойской цивилизации (в греческой мифологии связывается с именем легендарного критского царя Миноса), затем бывший под властью ахейских греков во времена микенской цивилизации. По легенде, в окрестностях находился лабиринт Дедала, где был заключён Минотавр. В эпоху классической античности — средоточие культа критского Зевса, родина Эпименида.

(обратно)

24

Джульетта, Парис, Меркуцио, Тибальт — персонажи трагедии Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта».

(обратно)

25

Polstead Road

(обратно)

26

Пятый Нортумберлендский стрелковый полк, был старым и прославленным формированием британской армии: Сражающийся пятый, Старый и храбрый, Гвардия лорда Веллингтона — вот далеко не полный перечень его прозвищ. Он был создан под именем 5-го пехотного полка (5th Regiment of Foot) в 1674-ом году и в последующие два столетия участвовал во всех крупных вооружённых конфликтах, в которых принимала участие британская корона: в войне Аугсбургской лиги (1688–1697 гг.), войне за Испанское наследство (1701–1714 гг.), Англо-испанской войне (1727–1729 гг.), Семилетней войне (1756–1763 гг.), войне за независимость североамериканских колоний (1775–1783 гг.), Пиренейской войне (1807–1814 гг.) и в подавлении восстания сипаев (1857–1859 гг.).

(обратно)

27

Битва при Майванде — одно из главных сражений Второй англо-афганской войны, состоявшееся 27 июля 1880 года и завершившееся победой афганских войск под предводительством Айюб-хана.

(обратно)

28

Дорес — деревня расположенная на южном берегу озера Лох-Несс, в 10 км к юго-западу от города Инвернесс, Шотландия.

(обратно)

29

Папагено и Папагена — птицелов и его подружка, персонажи оперы Моцарта «Волшебная флейта».

(обратно)

30

Стронгилодон крупнокистевой (лат. Strongylodon macrobotrys) — растение семейства Бобовые, вид рода Стронгилодон, произрастающее в диком виде в тропических лесах Филиппинских островов. Растение часто культивируется в тропических и субтропических странах как декоративное.

(обратно)

31

Немезида — в древнегреческой мифологии крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.

(обратно)

32

Английская интерьерная компания Morris&Co была основана в 1860-х годах английским поэтом, издателем, художником и декоратором Уильямом Моррисом. Начав с производства обоев в 60-х годах 19 столетия, фабрика постепенно перешла на изготовление интерьерных тканей: портьер, штор, постельного белья, домашнего текстиля, ароматов для дома.

(обратно)

33

Луизиана (фр. La Louisiane; 1682–1762; 1802–1803) — одна из двух составляющих Новой Франции наряду с Французской Канадой. Занимала южную половину обширного внутриконтинентального массива французских колониальных владений в Северной Америке XVII–XIX веков и заметно отличалась от северной части по климату, рельефу, населению, культуре и экономике. Обе части связывала между собой река Миссисипи и бассейн Великих озёр. Именно река Миссисипи, а также её крупные притоки, стали важнейшими артериями Французской Луизианы. Претерпевала территориальные изменения, пока наконец не была продана США в ходе так называемой Луизианской покупки. Её крайняя южная часть вошла в состав современного штата Луизиана.

(обратно)

34

Персефона (др. — греч. Περσεφόνη) — в древнегреческой мифологии богиня плодородия и царства мёртвых. Дочь Деметры и Зевса, супруга Аида. У римлян — Прозерпина.

(обратно)

35

Филеас Фогг (англ. Phileas Fogg) — герой романа Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней». Вместе со своим камердинером Паспарту совершает кругосветное путешествие, цель которого — выиграть пари, заключённое Фоггом в Реформ-клубе в Лондоне.

(обратно)

36

«Кармилла» (англ. Carmilla) — готическая новелла Джозефа Шеридана Ле Фаню. Впервые опубликованная в 1872, она рассказывает историю о том, как молодая женщина стала объектом желания женщины-вампира по имени Кармилла. «Кармилла» вышла на 25 лет раньше «Дракулы» Брэма Стокера и была множество раз адаптирована для кинематографа.

(обратно)

37

Феллах — араб.: фермер или крестьянин в странах Ближнего Востока.

(обратно)

38

Pall Mall Gazette — существовавшая с 1865 по 1923 год британская газета.

(href=#r38>обратно)

39

«Уайт Стар Лайн» (англ. White Star Line) — крупнейшая британская судоходная компания конца XIX — начала XX века.

(обратно)

40

Суфражистки (или суфражетки, фр. suffragettes, от фр. suffrage — избирательное право) — участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав. Также суфражистки выступали против дискриминации женщин в целом в политической и экономической жизни. Считали возможным вести борьбу, применяя радикальные акции.

(обратно)

41

Эммелин Панкхёрст (англ. Emmeline Pankhurst; 15 июля 1858, Манчестер, Англия — 14 июня 1928) — британская общественная и политическая деятельница, борец за права женщин, лидер британского движения суфражисток. Сыграла важную роль в борьбе за избирательные права женщин. В 1999 году журнал «Тайм» включил Панкхёрст в число ста самых выдающихся людей XX века, отметив: «Она создала образ женщины нашего времени, перенеся общество в новое измерение, откуда нет возврата».

(обратно)

42

Уайтчепел (англ. Whitechapel) — исторический район Лондона, ныне в составе городского района Тауэр-Хэмлетс. Уайтчепел знаменит тем, что сотню лет назад здесь происходили убийства, приписанные мистическому серийному убийце Джеку Потрошителю. Постоянное население имеет разнообразное этническое происхождение, преимущественно это выходцы из Бангладеш.

(обратно)

43

«Океаник» (англ. RMS Oceanic) — трансатлантический океанский лайнер компании «Уайт Стар Лайн». В первый рейс отправился 6 сентября 1899 года и до 1901 года оставался самым большим кораблём в мире. С началом Первой мировой войны был введён в состав Королевского флота в качестве вспомогательного крейсера.

(обратно)

44

Джон Сингер Сарджент (англ. John Singer Sargent, 12 января 1856, Флоренция — 15 апреля 1925, Лондон) — американский художник, один из наиболее успешных живописцев прекрасной эпохи.

(обратно)

45

Джон Уильям Уотерхаус[3] (англ. John William Waterhouse[4] 6 апреля 1849 — 10 февраля 1917) — английский художник, творчество которого относят к позднейшей стадии прерафаэлитизма. Известен своими женскими образами, которые заимствовал из мифологии и литературы.

(обратно)

46

Армия Шермана называлась «Военная дивизия Миссисипи» (англ. Military Division of the Mississippi) и состояла из трёх отдельных армий: Теннесийской, Огайской и Камберлендской. Уильям Текумсе Шерман (англ. William Tecumseh Sherman; 8 февраля 1820 — 14 февраля 1891) — американский политик, полководец и писатель. Прославился как один из наиболее талантливых генералов Гражданской войны 1861–1865 гг., где он воевал на стороне Севера. В то же время Шерман приобрёл печальную славу за свою тактику «выжженной земли».

(обратно)

47

Гражданская война в США (война Севера и Юга; англ. American Civil War) — гражданская война 1861–1865 годов между соединением 20 нерабовладельческих штатов и 4 рабовладельческих штатов Севера с 11 рабовладельческими штатами Юга. Боевые действия начались с обстрела форта Самтер 12 апреля 1861 года и завершились сдачей остатков армии южан под командованием генерала Стенда Уэйти 23 июня 1865 года. В ходе войны произошло около 2 тыс. мелких и крупных сражений. В этой войне граждан США погибло больше, чем в любой другой из войн, в которых участвовали США.

(обратно)

48

Битва за Атланту (англ. Atlanta Campaign) — серия сражений на Западном театре Гражданской войны в Америке. Проходили на северо-западе штата Джорджия и возле Атланты летом 1864 года и завершились падением Атланты и в значительной мере повлияла на переизбрание президента США Авраама Линкольна на второй срок.

(обратно)

49

Союз (англ. Union) в США периода Гражданской войны — федерация 24 северных штатов, противостоящих южным Конфедеративным штатам Америки. Ныне это название употребляется реже, хотя в современном английском языке сохранилось название доклада президента «Послание о положении в Союзе» (англ. State of the Union message).

(обратно)

50

Джефферсон Финис Дэвис (англ. Jefferson Finis Davis, 3 июня 1808 — 6 декабря 1889) — американский военный и политический деятель, первый и единственный президент Конфедеративных Штатов Америки во время Гражданской войны в США.

(обратно)

51

Каперы (нем. Kaper, корсары, фр. corsaire, приватиры, англ. privateer) — частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно (также называемое капером, приватиром или корсаром) с целью захватывать торговые корабли неприятеля, а в известных случаях — и нейтральных держав. То же название применяется к членам их команд.

(обратно)

52

Индиго (Индигоноска; Indigofera L.) — обширный род травянистых многолетних растений и полукустарников из подсемейства мотыльковых — бобовых.

(обратно)

53

Аболиционизм (англ. abolitionism, от лат. abolitio, «отмена») — движение за отмену рабства и освобождение рабов.

(обратно)

54

Бабуши — турецкие туфли, калоши без задников. Наибольшее распространение бабуши получили в Турции и странах Северной Африки. В настоящее время основными производителями и поставщиками данной обуви является Марокко. Первоначально туфли шили из тисненного сафьяна, в настоящее время бабуши производят с использованием тканей или плетением. Бабуши могут иметь как скругленные, так и острые, иногда загнутые кверху носы.

(обратно)

55

Хиос — остров в Эгейском море, вблизи полуострова Малая Азия в составе территории Греции. Остров Хиос, а также более мелкие близлежащие острова Псара (в 14,2 км к северо-западу) и Инуссес (в 6,3 км к востоку) образуют Хиосскую префектуру в составе республики Греция.

(обратно)

56

В 1822 г. остров потрясла так называемая Хиосская резня — жестокая расправа турок 11 апреля 1822 года над греческими жителями за то, что островитяне поддержали борцов за независимость Греции. Из 155 000 жителей острова после бойни уцелело лишь около 2000. Из них по приблизительным оценкам 25 000 были вырезаны, остальные — проданы в рабство, депортированы либо оказались в изгнании, образовав хиосскую диаспору Западной Европы и США. Эти жители впоследствии сделали многое для объединения острова с Грецией в 1912 году. После 1822 несколько десятилетий остров был практически необитаем. Затем оставшиеся в живых жители стали понемногу возвращаться. В 1922–1923 гг. Хиос, как и Лесбос, стал перевалочным пунктом для сотен тысяч греческих беженцев из Малой Азии, но только незначительная часть из них осталась на острове.

(обратно)

57

Сегед (венг. Szeged, уст. рус. Сегедин от нем. Szegedin, Segedin) — город на юге Венгрии. Третий по величине город Венгрии. Сегед расположен на обоих берегах реки Тисы к югу от места впадения в неё реки Марош (Муреш).

(обратно)

58

«Дейли Кресцент» (Daily Crescent) — газета, издававшаяся в Новом Орлеане в 1851–1866 гг.

(обратно)

59

«Меридиональ» (Meridional) — газета, издававшаяся в Аббевиле, шт. Луизиана.

(обратно)

60

«Каролтон Сан» (Carrolton Sun) — газета, издававшаяся в Новом Орлеане в 1860–1861 (Карролтон — район Н.Орлеана).

(обратно)

61

«Шривпорт Уикли Ньюс» (Shreveport Weekly News) — газета, издававшаяся Шривпорте (город в американском штате Луизиана).

(обратно)

62

«Ивнинг Дельта» (The Evening Delta) — газета, издававшаяся в Новом Орлеане 185?-1863

(обратно)

63

Собор Святого Людовика (фр. Cathédrale Saint-Louis, англ. Saint Louis Cathedral) — кафедральный собор на территории Французского квартала Нового Орлеана у площади Джексона, резиденция архиепископа Новоорлеанского.

(обратно)

64

Ростра(ы) — архитектурное украшение в виде носовой части древнего судна.

(обратно)

65

фр. яз. — грусть.

(обратно)

66

Уильям Джон Макуорн Ранкин (Ренкин) (англ. William John Macquorn Rankine, 5 июля 1820, Эдинбург — 24 декабря 1872, Глазго) — шотландский инженер, физик и механик, один из создателей технической термодинамики.

(обратно)

67

Каджуны — одна из групп франкоканадцев, а точнее акадийцев, депортированных британцами из Акадии в 1755–1763 годах. Само слово cadjin (в английском написании — cajun) — это искажённое франко-креольское от Cadien, фр. Acadien (досл. «акадийский»).

(обратно)

68

Джамбалайя (англ. Jambalaya) — креольское блюдо на основе риса. Происходит из французского квартала Нового Орлеана. Джамбалайя была попыткой испанцев приготовить паэлью в Новом Свете, где шафран не был легко доступен, так как импортировался, поэтому помидоры стали заменителем шафрана. Шло время, французское влияние в Новом Орлеане усилилось, и пряности из стран Карибского бассейна окончательно превратили эту паэлью в уникальное блюдо. В современной Луизиане это блюдо эволюционировало во множество вариаций. Зачастую так переводят на английский язык слово «плов».

(обратно)

69

24–25 сентября 1862 года произошла первая битва у прохода Сабин или обстрел форта Сабин (First Battle of Sabine Pass или Bombardment of Fort Sabine), в ходе операций Западной блокадной эскадры Мексиканского залива (West Gulf Blockading Squadron) на побережье Техаса.

(обратно)

70

Существует несколько версий легенды, по одной Аид дал Персефоне 6 зерен и она должна была проводить с ним 6 месяцев в году, по другим — 7 зерен и две трети года обязана проводить с матерью и одну треть — с мужем.

(обратно)

71

Бушприт, бугшприт (нидерл. boegspriet; от boeg — нос + spriet — пика, вертел) — горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна.

(обратно)

72

Френология (от греч. φρήν — ум, рассудок и греч. λογος — слово, наука) — одна из первых псевдонаук в современном понимании, основным положением которой является утверждение о взаимосвязи между психикой человека и строением поверхности его черепа.

(обратно)

73

Пресвитерий (храм) — в католических храмах пространство между нефом (внутренняя часть храма, расположенная между аркадами) и алтарём.

(обратно)

74

Стихарь — одежда, богослужебное облачение священно- и церковнослужителей, прямая, длинная, с широкими рукавами.

(обратно)

75

Шарлю Эдуарду Делорму с любовью от отца Жака, 1 июля 1860 (фр.)

(обратно)

76

«Цветы зла» (фр. Les Fleurs du mal) — сборник стихотворений французского поэта-символиста Шарля Бодлера, выходивший с 1857 по 1868 годы в трёх редакциях с различным объёмом. Первое издание привело к судебному процессу, в результате которого Бодлер был оштрафован за нарушение норм общественной морали и вынужден убрать из сборника шесть наиболее «непристойных» стихотворений.

(обратно)

77

«Гензель и Гретель» (нем. Hänsel und Gretel; уменьшительные немецкие имена от Иоганнес и Маргарет) — сказка братьев Гримм.

(обратно)

78

Никколо Макиавелли (Макьявелли, итал. Niccolò di Bernardo dei Machiavelli; 3 мая 1469 года, Флоренция — 22 июня 1527 года, там же) — итальянский мыслитель, философ, писатель, политический деятель. Автор знаменитого высказывания «Цель оправдывает средства».

(обратно)

79

House of Worth — французский дом высокой моды, который специализируется на от кутюр, прет-а-порте и парфюмерии. Исторический дом был основан в 1858 году дизайнером Чарльзом Фредериком Уортом. Дом продолжал работать при его потомках до 1952 года, окончательно был закрыт в 1956 году. В 1999 году бренд House of Worth был возрождён.

(обратно)

80

Бура (тридцать одно) — карточная игра (также называется и комбинация трёх козырей при игре в буру). Одна из основных разновидностей этой игры — буркозёл. Также в «буру» можно играть, сдавая по пять карт, играют двое, игра длится до конца колоды, в конце подсчитываются очки взяток игроков, выиграл тот, кто набрал больше 60 очков, так как в колоде 120 очков. Если набрали по 60 очков, значит, ничья. Остальные правила не отличаются от игры по три карты. Есть только одна масть, которую нельзя сбить козырной картой — это пики, они бьются пиковой картой по старшинству.

(обратно)

81

Желтая лихорадка — это острое вирусное заболевание, которое передается комарами и характеризуется тяжелыми изменениями со стороны крови, высокой температурой тела, поражением печени и почек.

(обратно)

82

Марди Гра (фр. Mardi gras, буквально — «жирный вторник») — вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста, последний день карнавала. Праздник, который знаменует собой окончание семи «жирных дней» (аналог Всеядной недели). Название распространено в основном во франкоговорящих странах и регионах. Празднуется во многих странах Европы, в США и в других странах. Из городов США самые массовые и пышные празднования проходят в Новом Орлеане. В англоговорящих странах называется Shrove Tuesday, Fat Tuesday («исповедный, жирный вторник»); аналог восточнославянской Масленицы.

(обратно)

83

Плоэрмельский праздник (Le Pardon de Ploërmel) / Динора (Dinorah) / Кладоискатель (Le chercheur du tresor) / Динора, или Паломничество в Плоэрмель (Dinora, oder Die Wallfahrt nach Ploermel) — комическая опера Дж. Мейербера в 3 действиях, либретто Ж. Барбье и М. Карре по пьесе М. Карре «Плоэрмельский праздник» (другой перевод того же названия — «Паломничество в Плоэрмель»).

(обратно)

84

Джакомо Мейербер (нем. Giacomo Meyerbeer, урождённый Якоб Либман Бер — нем. Jacob Liebmann Beer; 5 сентября 1791, Тасдорф, Германия — 2 мая 1864, Париж, Франция) — немецкий и французский композитор еврейского происхождения. В 1831 году, с рождением его оперы «Роберт-дьявол» и опер его преемников, возник жанр «Большой французской оперы». Стиль мейерберовской Большой оперы был достигнут путём слияния немецкой оркестровой традиции, искусства bel canto и французской декламации, которые были использованы в контексте нашумевшего мелодраматического либретто Эжена Скриба и дополнены существующими на тот момент театральными традициями Парижской оперы. Таким образом установился стандарт, благодаря которому Париж сумел сохранить свой статус оперной столицы XIX века.

(обратно)

85

Нэшвилл(англ. Nashville [ˈnæʃvɪl]) — город на юге США, столица штата Теннесси, центр округа Дейвидсон. Расположен на берегу реки Камберленд, в центральной части штата. Город был основан в 1779 году выходцами из Виргинии и назван в честь Френсиса Нэша, американского генерала, участвовавшего в Войне за независимость. Нашвилл быстро рос благодаря выгодному географическому положению и наличию удобного речного порта. В 1806 году был принят Устав города, и в том же году Нэшвилл стал административным центром округа Дейвидсон. В 1843 году город стал постоянной столицей штата Теннесси.

(обратно)

86

Мамбо — верховная жрица луизианского вуду.

(обратно)

87

Гагат — черный агат.

(обратно)

88

Значение имени Теодора. Женское имя Теодора является формой мужского имени Теодор (Феодор), которое в свою очередь произошло от древнегреческого имени Теодорос, образовавшегося от слов «теос» — «бог» и «дорон» — «дар», то есть «дар Бога».

(обратно)

89

Винзорский суп — Коричневый виндзорский суп — это одно из тех блюд, чья репутация намного превосходит реальные заслуги. Во многих современных книгах о еде можно встретить заверения, что он был любимым супом королевы Виктории и регулярно присутствовал в меню королевских банкетов, другие уверяют, что ели его без исключения все викторианцы — ели и давились. Коричневый виндзорский суп, как он предстает в литературе второй половины XX века — синоним отвратительности. Сам по себе Виндзорский суп — реальное блюдо, правда «белое», так как делается на рисе и сливках. Коричневого Виндзорского же нет ни у одного из именитых кулинаров эпохи. Автор Сесилия Леонг-Салобир в книге «Вкус империи» (A Taste of Empire, 2011) утверждает, что он был «постоянным гостем железнодорожных меню», но при внимательном рассмотрении оказывается, что супы в принципе подавали в поездах крайне редко. Некоторые говорят, что это такой тонкий английский юмор, аллюзия на очень известный «Белый Винзорский суп» и не менее известное «Коричневое Виндзорское мыло». По крайней мере, первое письменное упоминание об этом супе относится к 1953 году, так что, скорей всего, это все же английская шутка. Сайт foodsofengland, чьи авторы перелопатили все электронные архивы Британской библиотеки в попытке найти корни этого супа, предлагают свой рецепт: пол-литра мясной подливки. взбитой в блендере со столовой ложкой солодового уксуса и пригоршней сушеных фиников; украсить жалким листиком петрушки и подавать с рюмкой горячей мадейры, которую гость в отвращении добавит в суп самостоятельно.

(обратно)

90

Бушприт, бугшприт (нидерл. boegspriet; от boeg — нос + spriet — пика, вертел) — горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна.

(обратно)

91

Университет Лойола Новый Орлеан — первоначально учрежден как Лойола-Колледж в 1904, в 1912 — университет. Носит имя Иезуитского покровителя, Святого Игнатиуса Лойолы.

(обратно)

92

Суинфорд — городок в Ирландии графстве Мейо (провинция Коннахт) на берегу реки Мой; Келмскотт — поселок на берегу Темзы в Оксфордшире.

(обратно)

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Дом орхидей

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Черные бриллианты

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Фиалки под дождем

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Шесть гранатовых зерен

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Принцесса в оковах

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

Эпилог

*** Примечания ***