Демон возмездия (СИ) [Дмитрий Ясный] (fb2) читать онлайн

Ясный Дмитрий
Демон возмездия (рабочее название)

Демон воздаяния. (рабочее название).

Будильник на телефоне он завел на три двадцать. Пока раскачается, выпьет на скорую руку кофе, умоется и выйдет на стоянку, то, как раз, четыре утра и будет. Самый сон, еще темно, на утренние маршрутки народ пойдет в часу пятом, собачники появятся не раньше шести, то есть на улице никого, что ему и нужно.

Здоровый Урод вчера как обычно припарковался на его место, наплевав на все предыдущие уговоры-разговоры, но сегодня он не уедет с ревом двигателя и визгом покрышек, как всегда, нет, сегодня его ждет сюрприз. Сегодняшним утром Урод будет долго материться, громко орать и пугать своим диким ревом мамаш, что отводят поутру детей в садик. Будет грозно грозить страшными карами, и обещать жуткую расправу подлой неизвестной твари, а потом звонить своим таким же дебильным друзьям и нервно ходить у машины в ожидании их приезда.

Хм, грозно грозить... Смешно вышло.

А вот он сам в это время будет неторопливо прогревать машину, тщательно сметать с нее тонкий слой снега и, наблюдая за беснующимся уродом, еле заметно улыбаться и сочувствующее кивать головой - да, да, ай, ай, какие-такие негодяи! Вы только представьте, эти звери выкрутили ниппеля со всех колес и куда-то их выкинули! Правильно, правильно, убить их мало!

Но это будет только через три с половиной часа, а пока надо пройти к машине Урода слева, с края соседнего дома. И идти по той стороне, где перегорела лампа в фонаре. Не торопясь и не спеша, спокойно и уверенно. Пройти так, как все нормальные люди идут по своим делам и ловко наклонившись, присесть на корточки у первого в очереди на расправу колеса. И ветер совершенно в тему, а то утром любой звук разносится далеко и похож на раскат грома. А так нормально, громкий свист выходящего из 'бескамерки' воздуха глушит злой шорох веток качающихся под ветром деревьев и все хорошо.

Вот только эти два вдруг остановившиеся у машины урода и почти уткнувшиеся в друг-друга решетками радиаторов здоровенных чудовища, по недоразумению зовущихся джипами, тут вовсе ни к чему. И людям, вышедшим из них и громко хлопнувшим дверьми, так же тут нечего делать. Потому, что стоит только кому-то из них обратить внимание на громкое шипение воздуха и посмотреть в эту сторону, как его тут же увидят. Растерянного и испуганно застывшего в нелепой позе у спущенного колеса. На карачках, с жопой вверх. В одной руке пинцет, а в другой колпачок с ниппеля. Его можно сразу начинать пинать ногами и без разговоров. И так и будет, так как про солидарность автолюбителей можно и не упоминать. А объяснить этим, из машин, что это не мелкая подлая гнусность, а акт возмездия во имя торжества справедливости.... Бессмысленно что-то объяснять.

Он почувствовал, как у него загорелись жгучим пламенем уши, а во рту появился вяжущий слюну гнилостно-ядовитый привкус неимоверной досады.

Черт! Черт! Черт! Да что ж за блядство! Долбанное во все щели проклятое блядство!

Но вышедшим из машин было не до него. Вначале они долго, почти минуты три или даже пять, молча стояли напротив друг друга, а потом дальний, в грубых 'кофейных' ботинках с высоким рантом, злобно зашипел-забулькал, словно его горло давило стальным канатом:

-Встреча тут, Один из Изз-Чии и наши слова тебе. Велик сильнейший владыка сииал и он недоволен тобой, Один из Изз-Чии. Сииал Ас'гион повелевает тебе и желает видеть тебя в своем Месте. Видеть завтра. Тебе дан день и ночь, Один из Изз-Чии. Будь покорен и выполни повеления сильнейшего владыки сииала!

-Встреча лишь случай под небом и мне плевать на повеление вашего сииала, тупые когти задней лапы! Я, Один из Изз-Чии и надо мной нет другого владыки, кроме нашего Отца! - голос отвечающего, неприятно визгливый, болезненно режущий слух, был переполнен буквально ощущаемым презрением к людям, стоящим напротив него.

-И поэтому убирайтесь в свою теплую Гниль с моего Пути вместе с вашим обезумевшим от недостатка Силы сииаллом, тупые Когти! Вы, пыль на подушках лап низших, стоите на пути у Одного из Изз-Чии!

-Великая Гниль нас родила, Один из Изз-Чии. Она наш дом, наша суть, наше лоно. Ты глуп, Один из Изз-Чии, оскорбляя наше лоно, оскорбляя нас и вдвойне глуп оскорбляя нашего сильнейшего владыку сииалла. Владыка сииалл предупреждал нас о твоей глупости и разрешил нам прервать твой Путь, если ты не последуешь его велению.

-Прервать мой Путь?! Мой Путь прервете вы, жалкие выродки Гнили? Путь Одного из Изз-Иччи? Да разве вы сможете это?

Громкий фальцет второго визгом зубного сверла ворвался под череп, заставляя болезненно сморщиться и непроизвольно сглотнуть. А еще нога затекла и почти уже не чувствовалась.

-Мы уже сделали это. Ты уже мертв, Один из Изз-Иччи.

А это произнес третий неизвестный, так же сдавленно шипя и булькая, как первый, но незлобно, а медленно, спокойно и уверенно. Он сказал это так, что даже его, по-прежнему ими незамеченного и все так же скорчившегося у спущенного колеса придавило неимоверно тяжелой плитой абсолютной уверенности говорящего. А потом визжащий фальцетом как-то неловко, коряво, сделал два шага в сторону, покачнулся, и тяжело навалился на машину Урода. Сигнализация взвыла, рявкнула, затем заблемелкала испуганной овцой. Человек с фальцетом попытался слабо оттолкнуться от машины и уже почти шагнул вперед, но потом как-то разом осел, начал стремительно заваливаться на спину и вдруг рухнул на него, с размаху вбивая в промороженный асфальт и заливая лицо ядовитой кислотой. Он давил его весом сотен тонн огромного тела, заставляя жадно глотать воздух и судорожно дергаться в попытках выкарабкаться из-под неимоверно тяжелого мертвеца.

Но ни первого, ни второго у него не получилось. Труп визжащего придавил его могильной плитой, а палящая кожу кровь попадала всюду и везде. На руки, шею, лицо. Покрывала тягучей, мгновенно застывающей пленкой, лишая света и воздуха. И он уже не мог сказать, почудилось ему или на самом деле один из шипяще-булькающих тщательно обнюхал его и задумчиво предложил второму:

-Брат, мы съедим мясо этого низшего?

-Нет. Его мясо отравлено никотином и светлой кровью Одного из Изз-Чии. Он умрет. У тебя есть это знание, брат, и ты зря тратишь слова.

-'И будет долго он испытывать великие муки и обретет великую же благодать через боль свою'. Это цитата из какой-то священной книги низших, брат, я читал ее в наказание - пояснил нюхавший и продолжил - А дети Великого Из-Чи стали совсем глупыми, брат - первый громко закашлял, захаркал натужно, а он понял, пребывая еще где-то там, на полуграни темноты и света, что это так он смеется.

-Они вырождаются, брат. Он даже не заметил арбалет в моей лапе, этот лишенный разума и крыльев, но кровь их по-прежнему сильна. Видишь, она горит словно само пламя Бездны!

И второй также громко заперхал, каркая, словно дряхлый слепой ворон.

А он потерял сознание и когда очнулся, то первым, что он увидел, было лицо здорового Урода.

Урод нависал над ним всем своим накаченным и откормленным протеином телом и внимательно всматривался ему в лицо. Затем очень заинтересованно, с каким-то нездоровым любопытством, Урод его спросил:

-Сердце, никак, прихватило, а, сосед?

-Нет, тут.... Тут, это.... Двое тут.... А этот на меня... Он сюда упал.

Он сильно закашлялся, осторожно повернул голову, разминая затекшую шею и вдруг краем глаза увидел в пальцах Урода блестящий цилиндрик ниппеля. Потом встретился с ним взглядом:

-Я это не то.... То есть это не я...

-Угу - здоровый Урод широко ухмыльнулся и, соглашаясь с ним, кивнул - Это птички. Умные такие птички, с пинцетом в клюве.

-Ага, птички - он сам не понял, почему вдруг передразнил Урода - Они самые. Знаешь, эти, агни бернс, бешенные птички или как их там. Те, что разных зеленых уродов наказывают. Ну, ты понял, урод?

-Угу, я тебя понял, сосед.

Здоровый Урод вновь ухмыльнулся, а потом его, огромный, заросший белесым волосом кулак со сбитыми костяшками упал на него с неба. Раза два или три, наверное, считать то смысла уже никакого не было.

В трамвпункт он не обращался. Само пройдет. Да и лежать ему в больнице недели две как минимум, так что времени на то, чтобы синяки прошли, ему вполне хватит.

В приемном покое он коротко пояснил старой дебелой врачихе по второму разу - первый раз скорой помощи объяснял - что почувствовал себя плохо, потерял сознание, ударился об край раковины, сломал нос и разбил губы. Дважды. Именно от второго раза и синяк на пол-лица. Врачиха молча выслушала, сочувствующе покивала завитой в мелкие кудри седой головой и отправила на каталке в отделение. Сам он идти почти не мог - когда визжащий упал на него, он подвернул ногу, и сейчас опухшая лодыжка стреляла невыносимой болью при каждом шаге. Плюс температура почти под сорок, ломота, тошнота, рвота, скачущее давление и сильная головная боль, что совсем немудрено при двухстороннем воспалении легких. Как он еще более-менее двигается, он и сам не понимал, вспоминая слова хрипяще-булькающих. Он ведь отравлен чужой кровью и скоро умрет. Но в свою скорую смерть он совершенно не верил. Да и кто поверит? И чему? Тому, что какие-то булькающие убийцы, называющие себя детьми Гнили, убили огромного визжащего фальцетом одинокого иззи что-то там и велели им это сделать очень сильные сиамские владыки путей. Или как их там? Сиательные? То есть сиятельные, наверное... Бред абсолютный.

Да и нечему верить. Тела визжащего рядом с ним не обнаружилось, крови на нем, на одежде и на асфальте так же не было ни капли, как и следов от испарившихся джипов. Кожа здоровая и совершенно не собирается покрываться язвами или что там должно быть предвестником его невыносимых мук? А тошнота с рвотой, это просто сотрясение мозга, как и покрасневшие от лопнувших капилляров глаза лишь сопутствующие симптомы двухсторонней пневмонии. И жрать ему сейчас хочется неимоверно, что умирающему совсем не свойственно.

Ведь с самого утра кроме чашки порошкового кофе во рту ничего не было, а обед в больнице он пропустил, пока оформлялся и верхнею одежду от заключения в гардероб отстаивал. Легкую куртку на синтепоне сдавать и потом к посетителям выходить в одном джемпере в холодный холл на сквозняки? Ну, уж нет! Да и куртка у него в рулон сворачивается и в тумбочку как родная входит!

В итоге поскандалил, куртку отстоял, но обеда лишился. А пока Марина закончит с работой и пробежится по магазинам уже и ужин, наверное, принесут. На волшебное появление в больнице сына и дочки, вдруг резко и неожиданно озаботившихся здоровьем любимого папочки, надеяться не стоит. Это из области фантастики. Ладно, если позвонят вечером, скупо поинтересуются: 'Как дела, пап? Нормально? Ага, ну это да...А что тебе принести? А, все есть.... Ну, я забегу, да, завтра, наверное, ага.... Пока, пап!' и все. Дела у них важные, работа и учеба, виперы-вайберы, чатики там разные с чмоками.... Или вуйберы у них на телефонах стоят? Никак не запомнить. Короче, тоска, в общем.

Хорошо еще сосед по палате угостил яблоками и мандаринкой, устав слышать бурчание и громкое бурление его пустого желудка, а то так бы ногти себе уже обгрыз.

Кислую мелочь под названием яблоки он проглотил, даже не поняв их вкуса вместе с косточками и, наверное, с черенками, больно уж сосед подозрительно в его сторону косится, а вот мандаринку смаковал, тщательно разламывая на дольки и марая пальцы липким соком. Смаковал и размышлял.

Размышлял он как-то непривычно для себя, без обычных эмоций, отстраненно, холодно. Он думал и не понимал себя и своих поступков. Почему и зачем он вдруг окрысился на урода, зачем начал глупить как бессмертный и хамить? И почему же он так же вдруг не стал ни заявлять на урода, ни рассказывать об убийстве.

Ну, с убийством визгливого более-менее все ясно, нет тела - нет дела. Сосед по дачному участку, следователь на пенсии, под пивко разъяснил как-то об этом фундаментальном принципе органов. А вот с нежеланием заявить на урода совершенно непонятно. И свидетели же были, владельцы 'Киа' и 'бехи', они же и оттащили от него разошедшегося урода и его, еле переставляющего ноги до подъезда дома довели.

Так чего проще? Позвал дежурного полицейского по больнице, заявил, назвал номер машины и примерный адрес нападавшего и даже сочинять ничего не надо - все на лицо и на лице. Но что-то не дало ему это сделать. Какое-то чувство не неправильности, нет, а что-то другое. Словно ему это не нужно, ни к чему, так как он сам способен разобраться.... Наказать.... Так, это то же не то.... Покарать? Да, покарать урода по мере вины его! И тех двух покарать, тех, шипяще-булькающих. Но тех он покарает позже, пока у него еще нет необходимой силы. Но она у него обязательно будет, и вот тогда он будет возводить их в храм Боли долго, очень долго. Он будет делать все так, чтобы они смогли прочувствовать каждое мгновение, каждую долю секунды этого темного наслаждения!

Эти мысли были настолько злыми, чужими и кровожадными, что он вздрогнул и замотал головой, тут же отозвавшейся сочной, с искрами, болью. Кого покарать? Карать?! Кого, как, зачем? Что за бред-то! Кого он покарает, он, еле поднимающийся на пятый этаж и задыхающийся от отдышки? Он, последний раз лет пятнадцать назад вяло колотивший дерматиновое тело боксерского мешка, а не бивший, не всаживающий в него хлесткие удары? Кому он что воздаст, сам себе, наедине, честно признающийся, что духа у него толком то и нет, да и вообще трус он обыкновенный, среднестатистический? Тряпка предпенсионного возраста, каратель недоделанный. Да у него даже черной футболки с черепом во всю грудь и то нет!

Но что-то внутри него с этим не соглашалось. Не знакомое ему, неизвестное. Но как ни странно, не возникало чувства, что это для него и новое и чужое. Нет, оно таилось там, внутри, за ребрами, как хмурый кот всю весну и лето пропадавший в подвальных далях, а сейчас подозрительно разглядывающий почти позабытого хозяина. И не соглашалось молча, хмуро, упрямо. Будто суровое шестилитровое двигло от 'Форда', насильно вставленное в ржавую и разваливающуюся на ходу 'копейку', расчетливо примеряется к раздолбаной ходовой и испуганно прячущемуся за глушитель ведущему валу. И об этом стоило подумать, стоило поразмышлять. Долго и вдумчиво. А пока надо поправить подушку, потому что этот комковатый кусок ваты, он...

Но этого он не сделал. Родион Сергеевич Роговец, пятидесяти трёх лет от роду, ведущий инженер техотдела, женат, двое разнополых детей, не привлекался и никогда и нигде не был, уснул прямо так, полусидя, с недоеденной долькой мандаринки в руках. И сон его был глубоким и здоровым.

-Ну что ж, Роговец, вы меня прям радуете. Динамика вашего выздоровления просто превосходна. Хрипов в легких нет, температура и давление в норме. Могу смело предположить, что по окончанию курса антибиотиков мы можем готовить вас к выписке. Головные боли больше не беспокоят? Как нога? Как стул и аппетит?

-Все отлично доктор. Спасибо вам. Ем хорошо, болей нет. Может, вы меня послезавтра выпишите? Как раз выходные наступают.

-Послезавтра? Ну... Что же, это возможно. Светлана Антоновна, если я не ошибаюсь, курс уколов у Роговец заканчивается сегодня?

-Да, Рудольф Вениаминович, сегодня.

-Ну, тогда не вижу никаких препятствий. Готовьтесь к выписке, Роговец. Светлана Антоновна, сделайте ему общий анализ крови и если все в норме, готовьте документы. До свиданья, Роговец, и более не простужайтесь. Не в вашем возрасте.

-Спасибо, доктор, я буду беречь себя.

Дверь в палату хлопнула, закрываясь за лечащим врачом со свитой, терпеливо ждущая окончания обхода сестра-хозяйка громко кашлянула и сварливо потребовала:

-Ну, раз тут все здоровые, то давайте, шагайте в курилку! Палату мыть будем!

Родион Сергеич пожал плечами, коротко переглянулся с соседом по койке и, нашарив на полу тапки, зашагал к выходу. Но в курилку не пошел, не хотелось.

-Сергеич, ты не с нами?

-Нет, спасибо, не хочу. Тут, в коридоре, побуду.

-Ну и правильно, тебе и не надо. Только харкать по ночам перестал, так и нечего выздоравливающий организм табаком травить. Может, и бросишь курить наконец-то.

Викторович, сутуловатый, кряжистый мужчина, владелец, директор и он же единственный работник своего индивидуального предприятия, шумно хлопнул его по плечу и исчез в темноте коридора. Остальные двое молча протопали вслед за ним мимо Роговца, отводя взгляды в сторону.

Не подружился он сними, не вышло. Три дня назад к одному из них заглянули друзья или коллеги по работе, черт их разберет, с кучей полутора литровых пластиковых бутылок в пакете, якобы с колой или чем-то таким же коричневым. Как презрительно бросил в никуда, глянув на тару, Викторович, 'дрянь боярышниковая с газировкой'.

Роговец сам не против иногда 'посидеть' в хорошей компании, да с нормальным коньяком под мясо или сыр хороший, но только без тупого глумливого ржача, брождения туда-сюда и попыткой нассать в раковину.

А это.... Глаза у Сырожи, худого, но с нездорово выпуклым животом, были тупы и пусты, когда он вначале вежливо попросил его не ссать в общую раковину. Сырожа даже не понял, что от него хотят, чего добиваются - нормально же все, на хрен по коридору шабриться-то по ночнику, когда вот тут есть, взял и поссал, потом смыл?! Люди ж кругом спят, больные же люди!

Потом до него дошло, скулы затвердели, в глазах что-то хищное появилось, но не взгляд царя зверей, а косой взор пса лишайного, бродячего. Слова потянул, плечи ссутулил, наклоняя голову к лицу Роговца и дурманя тошнотной вонью из-рта:

-Не нравится что-то тебе, сука ты, рогатый? Чёта, падла, хочешь?

-По еблицу он хочет, Серега! Так ведь, мунеджер сраный?

Резкий рывок за плечо, заставляя покачнуться, развернул Родиона Сергеевича ко второму, к приятелю Серожи, вроде бы Олегу. Викторович шумно заворочался на койке, начиная невнятно говорить и одновременно вставая, а потом что-то произошло. Что-то, что вспоминать совершенно не хотелось, но упрямо вспоминалось, вызывая странное сладкое чувство в паху.

Когда Роговца отпустило, и залившая глаза красная пелена отступила, стекая тягучими ручьями куда-то в темноту, вовнутрь его сознания, то Олег слабо стонал и еле шевелился под соседней койкой, а его руки медленно разжимал Викторович с горла Сырожи, испуганно и тихо приговаривая:

-Все, Сергеич, все! Отпусти, отпусти ты его! Понял он уже все! Ты же задушишь ведь его нафиг, Сергеич!!

А глаза бледного и дрожащего Сырожи сочились страхом, сладким и тягучим как сироп и впитывать его, пить, глотать жадно, хлюпая и давясь, хотелось бесконечно. Это было до тошноты мерзко и одновременно невыносимо приятно. До оргазма, до мокрых, обконченных трусов.

Роговцев уперся лбом в холодный лист окна, глубоко вздохнул и выдохнул, рисуя на стекле теплым воздухом неровный овал. С ним что-то происходит и он меняется. Он становится другим, чужим, пугающим самого себя. Незнакомым и непонятным себе. Совсем другим.

Ага, Роговец мысленно усмехнулся, он стал этим, иным, как у одного писателя-фантаста. Еще пара недель изменений и он будет кидаться огненными шарами с обеих рук, ходить во мрак и двигать взглядом горы. Ну, или пульт от телевизора, что даже более практично.

Роговец развернулся спиной к окну, оперся локтями на высокий подоконник, хмуро оглядел пустой холл с обшарпанными журнальными столиками и парой полудиванов- полулежаков, заинтересованно проводил взглядом прошедшую к выходу из отделения молодую медсестру.

Впрочем, есть и кое-что приятное в этих его изменениях. Он словно бы помолодел, сбросил лет пять-десять. Синяк еще полностью не сошел лица и опухоль лишь чуть опала, но вот кожа, кожа на лице стала другой. Более гладкой, более упругой. И щетина уже не ломалась под лезвиями бритвенного станка, а мягко сбривалась, как и лет двадцать назад. И женщины его вновь интересуют, и интересуют отнюдь не как объекты эстетического любования.

А еще он не совсем, еще не полностью, еще не до стальной непреклонности, но уже намного более уверен в себе. Более смел, более тверд, более силен. И как ни странно, более здоров, что ли. И это не чудеса российской медицины, нет. Это вновь что-то другое, то, что его меняет. Меняет изнутри и делает его способным на поступок. Пусть и не геройский или переполненный добротой, но ранее он и помыслить об этом не мог, не то, что сделать. Раньше он бы просто утерся, даже получив от этого Олега по лицу, промолчал, проглотил бы, всосал. А теперь нет. Теперь утерлись Олег с Серожой, хотя он так же по-прежнему пусть и крупен, но рыхл, вял в движениях и тащит при ходьбе за собой ноги. Но и это ненадолго.

Роговец сильно сжал пальцами бицепс. Пока еще мягко и продавливается под нажимом, но это уже не бывший кисель и водянистые мышечные волокна. Да, пока только отжимания, приседания, корявые подтягивания, но это только начало. Когда у него пройдет синяк, он запишется в какой-нибудь фитнесс, где есть разное железо и висят мешки, которые он будет бить. Потому что он должен быть сильным, потому что ему нужна Сила! Он должен быть наполнен Силой, чтобы свершить возмездие над убийцами, над теми шипяще-булькающими, этими тупыми Когтями Гнили! Отрезать им верхние гребни и заставить съесть их! А потом он вырежет им...

-Роговец! Роговец! Мне тебя что, по сто раз звать на анализ?! Стоит он тут, в облаках витает! Так что, сто первый раз тебя звать?!

Родион Сергеевич повернул голову на голос, внимательно и не торопясь оглядел упершуюся руками в свои жирные бока жабу, то есть полную медсестру, и холодно произнёс:

-Нет. Вам достаточно позвать меня один раз, но вежливо. Постарайтесь запомнить это. Очень постарайтесь.

А дома его ждали. Марина расстаралась, порадовала - жареное мясо, любимый сыр с плесенью, восьмилетний армянский коньяк в коробке и кучей марок на стеклянном теле, салаты яичные, мимозные, с черносливом и прочее, и многое другое, но такое же вкусное и вызывающее непроизвольное слюноотделение. И сын с дочерью приехали, даже удивительно, правда, ненадолго. Последние годы, как он им приобрел каждому по однокомнатной, они как-то от родителей отдалились, звонили все реже, а забегали на ужин вообще, дай бог раз в месяц. Впрочем, в этом он сам виноват. Да, тяжело ему платить двойную ипотеку и сидеть в отпуске второй год дома, а не как раньше на своей, а теперь проданной даче, но и выслушивать его занудливое брюзжание о неподъемных выплатах и отбиваться от невнятных жалоб на отсутствие уважения, тоже приятного мало.

Но это он сейчас прозрел, а раньше не принимал и не понимал всю нелепую глупость своего поведения. Детей родил? Родил. Купил им квартиры сам? Сам. Ну, так кто тебе виноват? Кто заставлял тебя ритмично пыхтеть под одеялом и опустошать все заначки, докидывая сэкономленное до необходимых сумм первоначальных взносов? Все делал сам, никто не заставлял? Ну, так и не ной теперь и, кстати, насчет 'попыхтеть'...

Роговец обхватил плечи дорогой, любимой и единственной, притянул к себе, жарко шепнул в ухо:

-Ты как сегодня, зайка? Все нормально?

-В смысле? - жена чуть отстранилась от него и недоуменно посмотрела на раскрасневшегося мужа - Ты это о чем?

-О том самом, зайка, о том самом - Родион Сергеевич широко улыбнулся - Дни там разные твои.... Эти, красные дни календаря такие...

-А тебе разве можно? Ты ведь только из больницы же.

-Мне - можно! Да и кто запретит? И чувствую я себя прекрасно и даже очень бодр, ну ты понимаешь...

И Роговец положил руку на грудь Марины, сперва легко, потом все более плотно и настойчиво обхватывая пальцами теплое, мягкое, приятное.

-А я чувствую себя отвратительно! - Марина оттолкнула от себя мужа, грубо, с каким-то даже отвращением, сбросила его руку со своей груди - Я вовсе не бодра и не весела, тебе это ясно, мой дорогой?!

-Все ясно, дорогая - Роговец сменил позу, немного подался к столу, немного плеснул себе на дно стакана, стакана, а не специального снифтера, но и у него не французская элита из города Коньяк на столе.

-И что именно тебе ясно, Родион?

Роговец чуть вздернул бровь, выпил, вытянул ломтик сыра, бросил в рот. Угу, Родион, значит. Марина его так называла на следующий день, когда он после очередного корпоратива приползал на 'бровях', а на утро взглядом побитой собаки выпрашивал прощение за свое то ли действительное, то ли мнимое вечернее буйство. Или когда он совершал что-то неприемлемое на ее взгляд.

-Что случилось, Марина?

-И ты еще спрашиваешь, что случилось? Ты, которого Андрей Юрьевич называет, сыкливым гаденышем, спрашиваешь, что случилось? Мне за тебя все эти две недели, пока ты на койке в больнице отдыхал, с соседями встречаться стыдно было! Я в полседьмого утра на работу бежала, в восемь домой приходила, только чтобы никого не встретить, ни с кем не увидеться! Ты знаешь, ты знаешь, как мне за тебя стыдно было! Выкурить.... То есть выкрутить эти штуки ночью, потому что кто-то занял якобы твое место! Какое твое место, Родион?! Какое твое?! Твое место у телевизора, да в игрушке своей, где ты крутой там какой-то бекесер или как там тебя зовут! Боже, какой же ты мелкий подлец, Роговец, какой ты... Ты.... Да ты никакой, Родион, совершенно никакой.... Не мужчина ты...

Марина громко всхлипнула, рванула салфетку из пачки, скомкала, бросила на стол, схватила другую, прижала к глазам. Ее полные плечи мелко задрожали, словно от озноба и сквозь пока еще тихие всхлипыванья она прорыдала, проговорила:

-А Андрей Юрьевич нашу машину перегнал, на твое типа место, а сам сейчас в конце ставиться, и того, с 'Киа' одернул, когда он про тебя всякое говорить начал...

-Мою машину трогал этот урод? Ну, тот, который сломал мне нос?

-Твою?! Нашу! И он не урод, урод это ты Роговец! А он Андрей Юрьевич!

-Ну-ну.... Значит, мою машину трогал Андрей Юрьевич, который сломал мне нос, и ты сказала ему за это 'спасибо'.

-Да, сказала! - жена выскочила из-за стола и замерла перед ним, уперев руки в бока, до боли став напоминать толстую жабу из больницы. С размазанной тушью, не по здоровому красная, тяжело дышавшая. Некрасивая. Нелюбимая. Роговец вдруг как-то сразу, в один момент понял, что с этой женщиной у него нет ничего общего и нет будущего. И тогда он ударил наотмашь:

-Надеюсь, кроме как, сказав 'спасибо', ты ему более ничего не сделала?

-Сделала? Что я еще должна была сделать, а?!

-Ну, например, отсосать ему, такому замечательному мужчине Андрею Юрьевичу. Побаловать его. Мне же это всегда было недоступно, а ему в самый раз, по его статусу замечательного.

Жена просверлила его взглядом, тяжело вздохнула и сказала, как выплюнула:

-И отсосу. Захочу и отсосу. Вот ему и отсосу. И что ты тогда сделаешь Родион, что ты тогда сделаешь? Заплачешь, напьёшься или опять кому-то что-то выкрутишь?!

-Убью. Убью вас обоих. Наверное, ножом.

Роговец встал из-за стола, по пути прихватив горсть нарезанных кружков колбасы, сунул в рот, громко заработал челюстями, перемалывая вкусноту. Неплохая колбаса, надо название запомнить, потом еще взять. И скол на зубе залечить, язык, гад, режет. Неторопливо обогнул замершую в шоке жену. Поискал взглядом ключи от машины, сунул их в карман, хлопнул ладонью по 'почтальонке', ага, права на месте!

-Родио... Родя.... А ты... А ты куда?

Роговцев остановился на выходе из гостиной, чуть повернул корпус, ответил:

-Проедусь, проветрюсь. Душно мне с тобой. А ты со стола убери, и коньяк закрой, я больше не хочу, а так он выветрится. Неплохой, кстати, спасибо.

Город, города.... Есть страна городов, а есть еще город-страна и все про него знают. Города рисуют, города описывают, о них рассказывают, о них поют. Или воспевают. А его город? Стоит ли его воспевать? Роговец чуть сбросил скорость, перестроился в правый ряд, пошарил по диапазонам радиостанций, остановился на каком-то новом хите. Неплохо так, ритмично.

Семь центральных улиц, три кольца, пять или шесть площадей.... Нет, их вроде бы в городе вообще восемь - седьмая Пионеров и восьмая то ли Первостроителей, то ли Мира? Или Строителей без 'перво'? Он задумался почти на целую минуту, но так и не смог вспомнить название восьмой площади. Ладно, его город можно воспеть и без названия площади. А вот что в нем воспевать? Парки и фонтаны, тенистые аллеи, уютные дворики? Есть и фонтаны и аллеи, а вот двориков нет, город молод, но вот достаточны ли тенисты аллеи и фонтанны фонтаны для песни? И хочет ли сам город, чтобы его воспевали? Может ему нужно что-то другое? Что именно? Поклонение, восхищение или.... Или ему нужна жертва?

Роговец поразился внезапно появившейся в голове и испугавшей его мысли, ткнул пальцем в 'аварийку', аккуратно прижался к бровке. Вышел из машины, с трудом прикурил, пальцы дрожали и не слушались. Табачный дым наждаком ободрал горло, заставив скрутить тело в выматывающей жилы судороге кашля. Побелевшие от усилия пальцы раскрошили едва раскуренный белый цилиндрик сигареты.

Что за? Роговец достал из кармана куртки пачку, внимательно осмотрел ее. Самый обычный 'Винстон-компакт', легкий, пачка серебряно-белая. Запах? Запах неплохой, тянет из пачки табаком и каким-то ароматизатором, но при мысли затянуться вновь его начинало мутить и подташнивать. Да и ладно, все к лучшему.

Роговец с усилием скомкал в ладони едва начатую пачку, швырнул неопрятный комок себе под ноги, сместился к капоту, мазнул рукой, сметая капли сырости с крыла, при.... Как это назвать? Присел? Оперся? Уперся? Роговец криво усмехнулся, произнёс громко в морозный воздух:

-Я обжопился на крыло!

Он коротко хохотнул непривычным для себя смехом, словно треск ломаемого сухого хвороста. Шедший в метрах двух молодой парень дернул головой, нашел Роговца взглядом и тут же отвел глаза, заметно прибавив в скорости и скрываясь за павильоном остановки. Испугался? Да нет, вряд ли. Просто необычное заставляет напрягаться и избегать раздражения. Зона комфорта и все такое. Роговец покрутил в руках зажигалку, несколько раз чиркнул кремнем, наблюдая за дрожащим на ветру огоньком, тяжело вздохнул.

Ладно, ладно, пусть так, устал уже сам себе удивляться. Хорошо, он то ли угадал, то ли почувствовал, то ли что-то ему подсказало верную, правильную мысль - город, он.... Нет, с большой буквы - его Город хочет жертву. Какую? Впрочем, что за идиотский вопрос....

В Городе живут люди, Город строили люди, в Городе рождаются и умирают люди. Разные. Злые, добрые, хитрые, глупые, умные, великие... Что-то больно кольнуло его в спину или в шею? В руку? Хватит, достаточно, он все понял - в его Городе великие люди не живут. В его Городе.... Нет, Город он ничей, он свой собственный. А теперь повеяло теплом, но Роговец не обратил на это внимание, он думал.

Город живой, это аксиома. Любой город живой. У него есть сердце, например мэрия, собор или центральная площадь. Есть руки и ноги, это улицы и переулки. Глаза его бесчисленные окна, витрины, огни фонарей и светофоров. Слышит он.... Слышит он телом. Многомиллионнотонным, бетонным, асфальтовым, где-то еще бревенчатым. И чувствует он телом. Каждой тротуарной или настенной плиткой, бесчисленными поручнями маршруток, ручек дверей, перилами в подъездах, всем, к чему прикасаются руки людей. И сейчас Город чувствовал, что где-то кого-то готовятся принести в жертву. Не в жертву Городу. И еще - Город своих людей любит, оберегает, бережет. А хотят принести жертву тому, что Городу не нравится, тому, что Город ощущает раковой метастазой на своем теле. Где?!

Его потянуло куда-то влево, за дома, почти за окраину. Это там.

Двигатель машины взревел, зло зарычал, тщетно пытаясь сдвинуть груду зализанного металла с места, ярко засветился кружок с буквой 'N' на дисплее коробки, подсказывая ошибку. Ручник щелкнул и сам погасил свой алый огонёк, словно понимая, что сейчас его упрямый тупизм совершенно не к месту, а впереди, на перекрестке моргнул красный, становясь зеленым и игнорируя переходной желтый. И камера контроля движения вдруг почему-то перестала работать.

Роговец сидел в машине с выключенным двигателем, корейцы, гады, наворотили неотключаемых девайсов, и разглядывал Двери. Массивные, высокие и широкие, с вычурными бронзовыми ручками, кучей декоративных мелких финтифлюшек и редкими вставками из серого камня. Двери отталкивающие и омерзительные. Двери, словно слепленные из кучи раздавленных пауков и саранчи без крыльев, заставляющие тебя непроизвольно переходить на другую сторону улицы. Двери, за которыми должно было произойти это.

Как он здесь оказался он не помнил, да и не хотел вспоминать. Его накрыло словно плотным муаром, тяжелой кисеей и все слилось в сплошную полосу огней, искр и еще чего-то блескучего, больно режущего глаза. Если бы ему сейчас показали видеотрек его сумасшедшей гонки почти через весь Город, он бы криво усмехнулся и не поверил. Он никогда не умел входить в поворот на скорости девяносто пять километров в час, виртуозно подрезать и мгновенно перестраиваться, а словосочетание 'управляемый занос' он слышал только с экрана телевизора. Но, тем не менее, он здесь и ему нужно попасть туда, за Двери. Хотя ему очень страшно и совершенно не хочется этого делать.

Постучаться или позвонить? Или сказать тем двум мордоворотам в теплых куртках, что ежась от холода и вяло переговариваясь, вышли покурить, что ему очень, прямо обязательно, нужно войти, туда, в помещение за Дверями? А почему бы и нет?

Родион Сергеевич вышел из машины, пискнул сигнализацией, чуть помедлил, собираясь с духом, и решительно шагнул к Дверям, словно нырнул в черную, стылую воду.

-Добрый вечер, мне нужно войти. Как мне это сделать?

-Добрый. Что вам нужно сделать, уважаемый?

-Мне нужно войти. Войти вон туда, вот в эти Двери.

Сам не зная почему, Роговец выделил голосом последнее слово и заметил, как быстро мордовороты обменялись короткими, настороженными взглядами.

-А вы их видите, уважаемый? Вы видите эти Двери?

Второй мордоворот одновременно со словами первого плавным и в то же время неуловимо быстрым движением приблизился к нему с боку, нависая и пугая немигающим взглядом непроницаемо черных глаз.

-Да, вижу. И мне нужно войти. Туда мне, войти. Надо мне....

Прозвучало это до красных онемелых скул нелепо и жалко. И не ухмылки мордоворотов послужили этому причиной, просто Роговец уже понял, что его не пустят и все остальное, что он будет говорить и делать, будет напрасным. Слова, просьбы, требования, попытка растолкать массивные тела и ухватиться за ручку Дверей. Его не пустят, он не войдет в Двери, он еще не может. Потому что у него еще нет Силы и главное, у него нет Права.

-Это закрытый клуб, уважаемый. Вход только для членов клуба. Доброй ночи вам, уважаемый, и до свиданья.

В голосе первого мордоворота не было ни насмешки, ни пренебрежения, ни скрываемого презрения. Голос его был негромок, тон вежлив и даже, вроде бы, немного уважителен.

Роговец молча кивнул, помедлил пару секунд, повернулся к Дверям спиной и направился обратно к своей машине. Что ж, он сделал все что мог. И он вдруг действительно понял, что сделал. Сделал то, что нужно, что хотел от него Город.

Восторг, эйфория, радость? Нет, ему просто необычайно хорошо от правильно сделанного дела. Это каламбур или этот, как его, палиндром? Без разницы. Широкая улыбка заставила расползтись губы Родиона Сергеевича, надрывая кожицу пленки едва зажившего шрамика на нижней. Он сел в машину и продолжая улыбаться, поехал по Городу домой. И не видел и не слышал, как первый спросил второго:

-Новый колдун или из Знающих низших?

-Нет, непохож. Но к Дверям его привел Город. Городу что-то не нравится за Дверьми, и он прислал его. Надо сообщить об этом сииаллу.

-Это необходимо сообщить сииаллу. Город не предупреждает второй раз, и Город его не любит.

Второй просто молча кивнул. Спорить он и не собирался. Этот Город их и нанявшего их сииалла действительно не любил. Лишь терпел.

Весна, сменившая непонятную, бесснежную зиму, не принесла ничего нового. Город его больше не звал, он больше не чувствовал зова Города, пока он не был нужен Городу.

Он все так же бегал по утрам, вечерами, через день, ходил в фитнесс-зал, так как в другие дни дома избивал обрезиненный манекен. Уже третий. Он не бил их, а именно избивал. Ему пытались, за весьма приличную сумму, терпеливо и настойчиво поставить удар, научить стойкам, уклонам и еще чему-то, но не выходило, не получалось ничего. Так, пародия и гротескная неуклюжесть. А потом еще и обиделись на него, когда на ринге замаявшийся с ним работать, фитнесс-тренер от души пробил ему в печень. Тогда он 'размотал до крови' молодого накаченного парня, как говорили потом, в раздевалке, восторженные очевидцы произошедшего и обзывали его стремительные, хлесткие удары каким-то звериным стилем. Роговец понимал, что это не его, но ставшее его личным. То, что приходит изнутри. Да и за зиму, благодаря приходящим из неведомых глубин его тела изменениям, он невероятно окреп, растряс, сжег, весь накопленный за долгие годы растительного существования жир. И мышц не стало, тело обвили тугие сухие жилы. Пришлось менять весь гардероб, даже нижнее белье, так как трусы сваливались с похудевших бедер. Да и не носил он теперь трусы, предпочитая им эластичные, тянущиеся боксеры. Впрочем, что такое смена гардероба по сравнению со сменой квартиры и семейного положения?

С Мариной он развелся без надрыва и истерик, спокойно так, по-деловому. Квартиру продали удачно, он взял однокомнатную и, оставив себе машину, ей приобрел 'двушку'. С детьми объяснился, не забыв напомнить, что теперь они сами платят большую половину выплат за ипотеку, счастливое и затянувшееся детство у них кончилось, как и отрочество.

М-да, отроки.... Одному двадцать девять, другой двадцать семь, дети, понимаешь. Ему уже внуков нянчить пора, а они все учатся, второе высшее получают.

И не стал он жадным и скупым 'под старую жопу', как в сердцах бросил ему в лицо сын, просто он понимал, что скоро ему понадобятся деньги. Много денег. Зачем и для чего, он пока не знал, но меры принял заранее. Тут в строку пошла и смена должности, ушел он в другой отдел руководителем на более высокий оклад. Заметили и оценили его вдруг прорезавшуюся способность принимать жесткие решения и давить на подчиненных.

А еще он поменял старую машину на новую. Совершенно случайно, ведомый странным чувством необходимости быть там, он попал на какой-то аттракцион невиданной щедрости и, участвуя в розыгрыше, получил по сиреневому билетику вполне приличный внедорожник. Не железнодорожный вагон на колесах, типа 'лендкрузера' или 'навигатора', но нормальный такой, добротный пикапный немец с уже установленной 'будкой'. И он ни минуты не сомневался, что это подарок от Города за ту ночь. Видимо тогда, у Дверей, он действительно сделал все правильно.

Кстати, о Дверях он тоже не забывал и иногда минут по пять сидел в машине в метрах двадцати от них, тяжело и хмуро смотрел, размышляя, загорятся ли они от бензина или лучше тут будет использовать самопальный напалм из мыла, керосина, канифоли и кое-чего еще? Очень сильно хотелось полить что-то на двери и поджечь это. А то, что Двери огня не переживут, он знал. Только наружные видеокамеры наблюдения останавливали его. Короче, не нравились ему Двери, сильно не нравились и Двери отвечали ему полной взаимностью, но осторожничали, ничего не предпринимали, никаких мордоворотов к нему не присылали. Более чем очевидно, Двери боялись Города.

Роговец откинулся на спинку кресла, покрутил шеей, разминая затёкшие мышцы. Очередной поиск в интернете вновь ничего не дал. Так, разрозненные упоминания о неких изгоях, но не отыскиваемых им иззи или чии. Так же о тупых Когтях Гнили и самой Гнили не было ничего. Поиски же 'шипяще-булькающих' привели на сайт каких-то извращенцев, после просмотра которого он долго мысленно отплевывался. Ладно, была бы порнуха разная, запретная или обычная, так не было же. Жрали просто кал друг у друга и делились потом восторженными впечатлениями о его вкусе и насыщенности. Абсолютно больные люди.

И о Дверях, разных, материалов было много. О Темных, Ведущих, Запретных, Скрытых. И все пустышка. Сайты и статьи с пространными рассуждениями и объемными статьями он просматривал бегло, почти не уделяя им внимания. Ну, вот кто будет писать подробно и с иллюстрациями о тайном и действенном? Да еще выкладывать это в интернет? Ага, пользуйтесь все, знайте все обо всем, и пусть никто не уйдет обиженным. Нет, Знание это сила, это Власть, это Право на что-то. Да, кстати, о Праве! Где он бросил тот рекламный буклет?

Буклет нашелся в самом неожиданном месте, в ванной, на корзине с бельем. Точно, он же вчера его взял на рецепшене фитнесс-зала и на автомате выложил перед душем из кармана тренировочной куртки.

'Белый колдун и экстрасенс, Постигший тайное и имеющий Право, Горуштан Стоун поможет вам решить ваши проблемы. Дорого, качественно, быстро'.

Проблем у него нет, но вот то, что этот Горуштан Каменный, имеет какое-то Право, его заинтересовало. Далековато, правда, почти шестьсот километров, но можно взять на работе пару отгулов и смотаться.

Роговец мазнул пальцем по экрану китайского сердитого и дешевого смартфона, набирая номер с рекламного буклета.

-Добрый день, я хотел бы записаться на прием.... Э, встречу, с Горуштаном Стоуном.

-Здравствуйте, вас приветствует офис Горуштана Стоуна! Мы очень рады вас слышать! Постигший Тайное и Имеющий Право всегда готов помочь вам! Вы, разумеется, уже ознакомились с нашим прайс-листом? Если нет, мы готовы помочь выбрать вам нужную для вас услугу!

-Спасибо, я знаю, что именно мне нужно. И ваши цены меня устраивают.

-Постигший Тайное и Имеющий Право оказывает помощь людям совершенно бесплатно! Всегда! Вы оплачиваете только сопутствующие расходы на магические ингредиенты!

-Да, да, я вас понял. Как насчет завтра, часов в семнадцать? Нет, лучше в восемнадцать?

-Восемнадцать часов, четверг? - звонкий голос девушки на другом конце телефонной лини стал отстраненно-деловым - Восемнадцать тридцать вас устроит?

-Да.

-Замечательно! Как к вам обращаться?

-Я не хотел бы имен. Присвойте мне номер. Допустим, номер сто.

-Я вас понимаю, мы всегда готовы сохранить анонимность наших клиентов, но если вы внимательно...

-Я в курсе и согласен на пятипроцентную надбавку.

-Прекрасно! Постигший Тайное и Имеющий Право с удовольствием встретится с вами в пятницу в восемнадцать тридцать, номер сто! Если вы желаете, то мы...

Роговец раздраженно надавил на красный овал отбоя, прерывая звонкий голос менеджера колдуна и экстрасенса. Номер сто! Вот же кретин, именно такой же номер у его машины! Сохранил, называется, анонимность! Впрочем,припарковаться можно и не у офиса этого познавшего и поимевшего, а потом дойти пешком, не рассыплется. Ладно, все ошибаются, лучше займёмся сборами в дорогу и предупредим зама, что его три дня не будет на работе. Очки взять с собой обязательно, их затемненные стекла смягчали его взгляд, ставший в последнее время жестоким и колючим.

Так, бритва, белье и костюм? Нет, зачем ему костюм, лучше джемпер и темную рубашку под него. Или футболку? В принципе, можно и то и это, а там по настроению оденет. Роговец вытянул из коробки ярко-голубую дорожную сумку, бросил на матрац, задумался, вспоминая, где у него лежат, в какой именно коробке, темные, еще не распакованные рубашки. И футболки. Нет, все-таки надо покупать что-то в квартиру. Шкаф там или вообще стенку. И кровать или диван. Нелепо тратить время на поиски нужной тряпки и спать на брошенном на пол пружинном матраце.

Во вторую сумку, черную и неброскую, очень удобную, он сложил такой же темный полуспортивный или как их еще называют, 'тактический', костюм, ветровку, лыжную маску и старые кроссовки. Удобные, разношенные, непромокаемы. И не жалко их выбросить, а выбросить придется. Немного подумав, добавил синие рабочие перчатки и пару латексных, хирургических. И ярко-красный маркер с широким пером. Файлы еще и широкий скотч. Зачем? Надо. Так нужно.

Этот Город встретил его неприветливо. На въезде, на стационарном посту ДПС его промурыжили почти три часа - долго и муторно сверяли номера двигателя и кузова, тщательно искали наркотики в багажнике и личных вещах, отыскивали по базе не оплаченные штрафы. В номере забронированной по интернету гостинице отсутствовала и горячая и холодная вода, зияло острыми краями разбитое окно, и не было других, свободных, номеров. Соседняя гостиница была закрыта на ремонт, а в третью, на которую указал Гугл, как почти всегда полупустую, заселился передвижной цирк. С полуслепыми медведями и верблюдами. Одно из животин, двугорбый козел, громко завыл и плюнул ему на лобовое стекло. Скотина.

На перекрестках для него горел только красный, а впереди стабильно глохли машины даже с автоматическими коробками. Десятки слепых очкариков и разноокрашенных 'блондинок' решили вдруг именно в этот день выехать на дорогу и продемонстрировать виртуозное владение тормозами, поворотниками и передними дверьми своих средств передвижения.

Чудом объехав уже третью, внезапно открытую перед ним дверь белого 'Рено', Роговец взбесился на чужой Город и через две сплошные, со средней полосы, на красный, мать его, развернувшись прямо на глазах у пары ДПСников газанул к выезду из Города. И никто не засвистел злой трелью вслед ему, не замигали проблесковые маячки на крыше патрульной машины, оставшейся стоять памятником, а не сжигающей покрышки в желании догнать и покарать наглого нарушителя.

Чужой город ему поверил и сделал это напрасно. Кинув вещи в комнату пригородного мотеля, Роговец дождался вызванного барменшей такси и, дожевывая на ходу пригорелый чебурек, отправился на встрече с белым колдуном и экстрасенсом. Он успевал, но впритык и сильно опасался, что чужой Город заметит его и вновь начнет создавать препятствия. Но Город его не заметил и новенький 'Хендай' с яркой эмблемой 'Яндекс-Такси' на бортах замер перед входом в офис колдуна ровно в семнадцать сорок пять. Вполне достаточно времени, чтобы пошарахаться вокруг офиса колдуна, осмотреться и заодно построить стратегию будущего разговора.

Оленев Андрей Игоревич, возраст восемьдесят пять лет, по паспорту сорок четыре, вес семьдесят восемь килограмм, рост метр шестьдесят семь, вдовец опять же по паспорту, в кости тонок, начинающий лысеть шатен, с глубоко посаженными карими глазами и неправильным прикусом действительно был колдуном. Но слабым, как говорили в их среде, колдуном без Книги. Про Свое Место он старался не вспоминать, осознавая, что если Книгу, хотя бы из двух страниц он и сможет создать к своему столетию, то Своего Места у него никогда не будет. Поэтому, когда-то серый или 'дымный', он все более темнел, начиная осторожно присматриваться к некоторым, ранее презираемым им практикам с темноватым 'душком'.

И деньги. Он начал собирать деньги. Не копить, нет, он не низший! Но кое-что, крайне необходимое ему для будущих ритуалов, стоило баснословно дорого. Поэтому золото, драгоценные камни, дорогой антиквариат и бесценные раритеты из До Времен, которые можно обменять например, на те же Капли Огня. Все больше и более. Он понимал порочность подобного, но убеждал себя, что это не станет его самоцелью, это всего лишь средства и материалы. Расходники.

Поэтому постепенно он стал уходить в нишу бизнеса - сопровождение сделок, проверка на правдивость партнеров, затуманивание взора налоговиков и прочее. Многое можно сделать для того, чтобы один низший сумел обмануть другого. И еще половая сфера.

Не любовь, не привороты, это он бы и спалив в жаровне все перья слепой совы, не смог бы сделать, это чисто ведьмино, но вот придать сил опавшему члену и добавить животной притягательности безобразно жирному телу какого-либо недоделанного олигарха, он мог. И еще Оленев хорошо искал пропавших людей. Да, приходилось повозиться, выложиться полностью и немало отдать своей крови, иногда почти до литра, но результат был всегда с точностью до десятка метров и плевать на расстояния, толщу камня или освинцованные железобетонные перекрытия. Как недавно, в этом, как его Мугарты или Мугарти в Дагестане. Нашел в гараже, под вторым, ох уж эти глупые низшие, слоем железобетонного перекрытия. Да, он хорошо умеет искать...

Андрей Игоревич сделал короткое движение рукой, чтобы погладить себя по голове и раздраженно отдернул руку - чертова плешь! И ведь ничего не помогает, ни мази, ни заговоры.

Но все равно, он и лысым сможет искать. Это у него выходит прекрасно, этим он заслуженно гордится. И, возможно, именно поэтому, Средняя Ступень пока закрывала глаза на его заигрыванья с Темной стороной мира.

Оленев улыбнулся, своей мягкой, чуть застенчивой улыбкой, что безотказно действовала на самок низших. Хм, Темная сторона Силы! Он слышал о собрании Ступеней, где песочили, предавали остракизму и накладывали Малую Печать молчания на глупца, что подсказал этому американскому режиссеру столь удачное название для антигероев его киносаги. А нечего раскрывать не принадлежащие тебе секреты и делиться знаниями с низшими! И не зови лихо. Старейшины при упоминании ситхиахов до сих пор бледнеют, вздрагивают и поднимают глаза к небу, как малолетки из пансионата при виде эрегированного члена, а ведь чтобы поцарапать хотя бы мизинец любого из Старейшин, нужно таких колдунишек как он десятка три, не меньше. И то, если они при составлении круга Силы не передерутся между собой. Бескомпромиссная конкуренция, старые счеты, пересыхающие Источники и медленно, но верно, исчезающие Свои Места, не способствали дружбе промеж колдунов любого окраса.

А вот ситхиахи сами создавали Свое Место и Силу у Мира брали не взаймы, а по Праву. Легендарные личности и он, как и многие другие, не верил, что они вот так, всем скопом, попались в ловушку Высокой Ступени и бесславно сгинули. Ага, пришли и добровольно самоубились, те, кто чуть ли не ссаными тряпками лет с тысячу назад гоняли по всему Миру и Падших, и Серых и демонов, и незваных гостей с Изнанки, а Двери открывали пинком ноги! Как говорил Эргир с Книгой и Своим Местом, он же известный низшим как Станиславский, 'Не верю!'. И вот он тоже, не верит. Послужить бы такому.... Даже просто за возможность иногда бывать в его Месте.

Оленев Андрей Игоревич или Горуштан Стоун сердито хлопнул по столешнице, зло глянул на карандаш - сломать или нет, потом несколько раз, плотно стиснув зубы, выдохнул через нос, одновременно проговаривая вслух мантру коллег из Бхарата, тьфу, то есть Индии. Закончив, вдавил кнопку селектора:

-Светлана, милая! Сделай мне, пожалуйста, мой кофе и напомни, кто у нас записался на вечер.

-Да, Андрей Игоревич! Подождите всего пару минут, я сейчас все приготовлю!

И действительно, вскоре на столе парила чашка очень крепкого, по особому, на 'нужной' воде заваренного кофе. Сама Светлана замерла у края стола с планшетом в красивых руках. Впрочем, у Светланы все было красивым - ноги, грудь, глаза, волосы. Но с ней Оленев не спал. Очень умная девушка и прекрасный секретарь. А отличные деловые качества в сочетании с убойной красотой, превращали Светлану в незаменимого работника. Какой смысл портить сложившиеся деловые отношения ради сиюмитного удовольствия? Тем более, как мужчина Оленев Светлану совершенно не привлекал, о чем был прекрасно осведомлен.

-На вечер у вас только один клиент, Андрей Игоревич, под номером сто. Причину своего посещения он не озвучивал, авансовую выплату с пяти процентной надбавкой произвел.

-Аноним? Мне нравятся анонимы, они забавные. - Горуштан усмехнулся - И оплатил наш аноним мои услуги, разумеется, со своей кредитки?

-Нет. Оплату произвел некий Бабушкин Владимир Дмитриевич, тридцать лет, безработный, дважды осужденный по статье номер 114 УКа России.

-Гм, становиться интересно. Думаю, и телефонный звонок был с симки зарегистрированной тоже на какого-то бомжа или безработного?

-Симка зарегистрирована на Маленьких Антона Юрьевича, студента первого курса политеха города N.

-Возможно, это его сын? Хотя навряд ли.

-Согласна с вами, Андрей Игоревич.

-Что ж, интересный клиент из хоть и молодого, но сильного Города. Надеюсь, его просьба будет также интересной, а то до чертиков надоело - того проверь, этого запутай, да помоги жирной сволочи с личной проблемой ниже пояса. Выдержи его минут десять и приглашай.

Офис колдуна нужное впечатление производил. Панели под темно-зеленый малахит, массивные хрустальные бра, хорошая кожаная мебель, вогнутая телевизионная панель на стене, аквариум с рыбками литров на триста. Красиво, дорого, внушает. И секретарша красивая. Действительно красивая. И с умным взглядом красивых глаз.

-Добрый вечер. Вы номер сто?

-Да.

-Мы очень рады вас видеть. Горуштан Стоун ожидает вас и готов помочь вам в решении любых ваших проблем с минуты на минуту!

И улыбка у нее тоже красивая.

-Могу я вам предложить чай, кофе или минеральную воду? У нас замечательная 'арабика' из Эфиопии и на это есть сертификат! А еще есть многолетний французский коньяк и превосходный виски! Шотландский, двухсолодовый, настоящий, с подтвержденным 'the'!

-Нет, спасибо. Мне ничего не нужно.

А вот сейчас она чуть заметно встревожилась. Интересно, почему? Потому что он отказался от напитков, даже ни секунды не потратив на размышления? Возможно. Роговец внимательно посмотрел на секретаршу. А действительно же, в доме врага не пей и не вкушай ничего. Откуда это всплыло, из каких глубин памяти? Но вспомнилось и пришлось к месту.

На диван он садиться не стал, прошел к аквариуму, шаблонно постучал ногтем по толстому стеклу аквариума, распугивая его обитателей. Сознательно тянет время, экстрасенс, неуклюже поднимая свою значимость, и демонстрируя прям невероятную занятость.

-Белый колдун Горуштан Стоун готов вас принять вас!

-Спасибо. В эту дверь?

-Да, проходите, пожалуйста!

А вот колдун впечатление не производил. Никакой колдун. Плюгавый, нос большой, глазки маленькие, посажены глубоко, сам плешивый. Неприятный тип. И пальцы тонкие, узловатые, похожие на высохшие щупальца кальмара.

-Добрый вечер, уважаемый номер сто. Я могу так к вам обращаться или вы все же назовёте себя?

-Нет, так будет нормально.

А нервничает колдун.

-И что же вас привело ко мне, уважаемый номер сто? Проблемы с налоговой, с деловыми партнерами? Или же - колдун сделал паузу и подался вперед, раскрывая руки, заинтересованно наклоняя голову и переходя почти на интимный шепот - Может, это вопрос личного характера? Гарантирую, все останется только и лишь, между нами! Я, уверяю вас, умею хранить тайны.

-Нет. Это меня не интересует. Я хотел узнать у вас о Праве.

-О каком именно праве вы хотите узнать? Административном, уголовном, гражданском? Ничем не смогу вам помочь. Я не юрист, и к моему глубокому сожалению, в данном вопросе не разбираюсь достаточно для компетентного ответа. А мое право оказывать магические услуги лицензировано, и все документы на это и право осуществлять данные деяния у меня в полном порядке! И еще, для вашего сведения - я плачу налоги! До копейки!

А вот сейчас колдун расслабился и перестал нервничать. Он ничего не знает о Праве? Или не понял вопроса?

Роговец извлек из кармана рекламный буклет, засунутый в прозрачный файл, повернул лицевой стороной к колдуну:

-Вот здесь, в самой середине, написано, что вы являетесь постигшим тайное и имеете право. Какое право вы имеете? Что вы подразумевали, когда писали это?

-Совершенно ничего! Это все просто реклама! Набор громких и ничего не значащих слов! Так, полная ерунда, пафос и высокий стиль для большего привлечения внимания клиентов.

Много слов, легкая испарина на висках, еле заметный тремор левого мизинца. И узел галстука поправляет.

-Вы мне лжете, Горуштан или как вас там зовут, по-настоящему. Это не просто рекламный слоган и я в этом уверен.

Что-то вдруг толкнуло Роговца в спину и он, как и колдун прежде до него, подался вперед, только не раскрывая руки, а сводя их перед собой и сплетая пальцы в замысловатый узел. А из его горла вдруг вырвалось, пророкотало ревом лавины:

-Поклянись мне своей Книгой и Своим Местом, низший, что ничего не знаешь о Праве! Поклянись мне, имеющему Право требовать от тебя клятву!

И тут колдун его удивил. Или лучше сказать ошеломил? Он как-то разом осел, опал в своем кресле, словно из него разом выдернули кости, вжался в спинку и заплакал, зарыдал, перемежая громкие всхлипыванья с громкой руганью и невнятными фразами:

-Вы... Вы суки все... Могучие, всесильные гады! Сильные... Древние... Вы идете по Миру не замечая.... А я... Я крохи Силы, как объедки! Каждую каплю, каждый гран годами, на коленях! Глаза на вас, не смея поднять, ни попросить у вас, высокомерные ублюдки! Да! Да-да, вы все с Правом! Клянись Книгой! Клянись Местом! А вот хрен вам! - колдун вдруг резко вскинул голову и с каким-то бесшабашным вызовом посмотрел прямо в глаза Роговца - Нет у меня ни Книги, ни Своего Места! И Силы нет! И что ты сделаешь мне, забывший себя Древний?! Заберешь жизнь? Хуй тебе! - на самом деле колдун употребил совершенно другое слово, но Роговцу послышалось именно так - Не сможешь! Мир тебе не даст! Я пыль под твоими ногами, я низший! И ты, могучий, ничего мне не сделаешь! Потому что Весы! Потому что Равновесие! Потому что я не нападал на тебя! А теперь убирайся на хрен, Древний, забывший себя! Пошел вон из моего дома, туушит! Ты не гость мне и нет между нами Мира!

И Роговец понял, что должен уйти. Уйти быстро, молча, проглотив все оскорбления. Уйти, не расспрашивая колдуна о его странных словах, ничего от него не требуя. Ибо он не в своем Праве и нет Мира между ними. И он еще слаб.

Три квартала Роговец прошагал, не замечая никого и ничего, не обращая внимания на цвета светофоров, не думая, куда и зачем он идет, для чего и зачем сворачивает в арки, пересекает проезжую часть. Он шел как в тумане, ослепленный клокочущей внутри его яростью и гневом. И чужой Город ежился от его взгляда залитых темным золотом глаз.

Его! Его оскорбил и прогнал как презренного эдысска какой-то колдунишка низших без Книги и Места! Посмел отказать ему в Знании и посмел угрожать Весами Равновесия! Между ними нет Мира и низший в этом полностью прав, ибо между ними война! Это его Право спрашивать и получать Знания и тут он в своем Праве! Полностью в Праве!

Колдун ошибся, колдун совершил смертельную ошибку, назвав его в запале неким туушитом. Колдун не имел на это Права. И плевать, что он понятия не имеет, кто или что эти эдысски и загадочные туушиты.

И чужой Город с ним легко согласился - колдун неправ и он должен ответить за оскорбление Древнего. Пусть и забывшего себя. Чужому Городу совершенно не хотелось ссориться с тем, кого он вначале принял за наглого посланника из другого Города, не разглядев за свежей меткой его истиной сути. А Древний со свежей меткой покровительства сильного Города....

Да лучше пусть другой, глупый и юный город жрут потом управляющие компании, а вот ему, старому и пожившему, этого точно не надо! И чужой Город решил подсказать Древнему, где найти колдуна. А что, у Города колдунов еще много и сориться из-за подобной мелочи с этим забывшим себя Древним ему совершенно не хотелось. Резкие они, дурные и злопамятные они существа. Силы много, а себя не помнят...

Работа охранника проста. Работать охранником сложно. Наниматели у охранного агентства разные и не все воспринимают охранника как человека и личность. То есть, воспринимают не всегда адекватно. Чаще всего сотрудник охранного предприятия для нанимателя выглядит как двуногий говорящий предмет мебели или придаток к камерам наблюдения и турникету. Добавочный погрузо-разгрузочный персонал в уже своей черной или камуфляжной спецовке за небольшие деньги или просто некто безликий, коего можно использовать как принеси-подай. И все всегда, везде и всюду, любого охранника считают туповатым ленивым неудачником. Так как не должен здоровый мужик, на котором можно в поле пахать, 'стенки подпирать'. Он должен рубить породу в шахте, елки в морозной тайге, бурить скважины на нефть, а лучше всего иметь свой бизнес и 'рубить бабло'. В идеале миллионы с миллиардами. Ну, или, так уж и быть, носить черные костюмы и стильные черные очки, обязательно 'берету' в рыжей кобуре под подмышкой и оберегать от происков коварных злодеев какого ни будь олигарха.

Но когда на тебе камуфляжная мешковатая форма с невнятным шевроном на плече, а в 'деревянной' кобуре кастрированный ИЖ-71 или уродливая револьверная экзотика вроде 'Р-92С', ибо уж больно страшен внешне этот плод запретной любви 'нагана' с 'макаровым', то отношение к тебе так себе. И пусть ты охранник самого высокого шестого разряда, лицензированный, обученный и тренированный, все равно уважения тебе не видать. Никогда. Не та страна и не те люди в ней живут.

В принципе не очень-то и трогает это мнение, как бы и наплевать, но вот нормальному выполнению твоих должностных обязанностей препятствует часто. У кое-кого из нанимателей иногда прорезается странный взгляд на охрану, за бойцовых холопов решают их принять, которые должны вилять дубинками и радостно гавкать при появлении 'хозяина'. А не отбирать ключи от кабинета и выводить вежливо, но непреклонно из здания вместе с девками из сауны. Поэтому добросовестное выполнение должностных обязанностей иногда и заканчивается быстрым переводом на менее оплачиваемые и престижные места. Например, в этот коттеджный поселок, в охрану. В будку, на ворота, сторожем. Открой, закрой, позвони, если не лень жопу со стула оторвать, в фургон грузовой 'Газели' загляни, вечером обойди территорию. Скука смертная, сутки на трое. Ладно бы на настоящей пенсии был, старый и больной, но.... Но когда тебе всего сорок шесть, и ты еще совсем недавно с гордостью - ни разу взятку не взял! - крутил в руках черно-белый Жезл Власти и носил надпись ДПС на спине, пока не вышел на пенсию, это для тебя хуже каторги. Еще и напарник достался, без мата не упомянуть! Давай в шахматы или в карты? Не, я в планшике тачилу лучше погоняю! Тьфу! Планшик, пацики, пивасик, бабосики. Рожа в форточку не лезет, вместо люка канализационного можно использовать или пробоины в трюме затыкать, а все сюсюкает как недое... гм, недоделанный. И в армию этот откормыш домашний не ходил, плоскостопие у него, инвалид за деньги!

Синицын резко мотнул рукой с фонарем в левую сторону. Холодный цвет диодов фонаря быстро мазнул по фигуре в халате стоящей посередине двора коттеджа на коленях, чуть замер на дурацких меховых тапочках мелового цвета. Нет, не показалось, опять этот придурок выполз из своего дома и, брякнувшись на колени, зовет какого-то великого в свой дом и обещает ему мир!

И ведь совершенно трезвый сволочь, не обколотый и не обкуренный! Синицын к нему час назад зашел, участливо поинтересовался, все ли в порядке, а в ответ получил злобный взгляд и просьбу, процеженную сквозь зубы, немедленно пропустить к нему Великого Гостя! Что за гость-великан, фиг его знает, типа сразу они все сами и поймут, как его увидят.

'Вы узнаете Его, не узнать вам Его будет невозможно!'.

Ага, сам Владимир Владимирович заглянет на огонек к этому на всю голову больному экстрасексу! Наверное, такой же мудак припрется, в тапочках с бомбошками! Только тапочки у него будут темно синего цвета, как вон кроссовки у мужика стоящего рядом.

-А вы это тут как? Кто пропустил?!

Синицын совершенно растерялся, поняв, что не услышал, не увидел, да и вообще никак не заметил, когда этот мужик оказался рядом с ним и на автомате 'включил' агрессию.

Мужик в синих кроссовках чуть повернул голову в его сторону, с легким оттенком сочувствия и понимания в голосе, спросил:

-Тяжелый день? - и, не давая себе перебить начавшему открывать рот Синицыну, добавил - Ваш напарник, мордатый такой, пропустил. Я вон к нему, к Оленеву.

И вновь, на долю секунды опередив Синицына, задумчиво поинтересовался:

-И давно он так, наш Андрей Игоревич, на коленях стоит?

-Так второй час уже! Уйдет на минут десять погреться и снова бац на колени и блажит - приди, Великий, мира тебе дам!

Синицын нервно хохотнул, и как-то заискивающе глянув на мужика, тихо предположил:

-Вы же врач? С собой увезете? Он так-то нормальный всегда, сегодня только это.... Ну, вы сами видите - Синицын чуть замялся, а потом горячо продолжил - Но соседи на Оленева не жалуются! Ни разу! Он вообще на хорошем счету, людей, говорят, лечит! Знаете, кто к нему тут однажды приезжал?! Сам...

Зачем он стал оправдывать и защищать этого Оленева, Синицын и сам не понял, но вот тянуло от этого мужика чем-то странным и сильно напрягающим. Словно стоит мужик рядом и спокойно решает про себя, то ли сразу съесть ему этого Оленева или сперва поговорить?

-Я не врач, я его гость. Тот, кого он зовет.

Мужик полностью развернулся к Синицыну, чуть наклонил голову, ловя его взгляд:

-А вы идите, уважаемый Синицын О.Д. У вас же сейчас обход территории?

-Ага. Да. Это.... Разрешите идти?

-Идите.

И Синицын ушел. А что? Гость и гость, в гости пришел. А то, что тянет от него жутью и одет он во все черное и из кармана торчат такие же черные перчатки, ему то, какое дело? Он тут территорию охраняет, а не чудиков в мохнатых тапках на босу ногу!

А наш колдун и экстрасенс за прошедшею пару часов очень сильно изменился. Роговец еще раз окинул внимательным взглядом сидящего напротив пожилого человека. В возрасте, колдун, в возрасте! Лет семьдесят, не меньше. Сейчас с него слетел весь офисный лоск и прилизанность, на лице прорезались глубокие морщины, на кистях стали видимы старческие пигментные пятна, кожа сухая и отвисшая как у варана. Но тонкие бесцветные губы плотно сжаты и взгляд выцветших глаз прямой и твердый. Словно это Роговец обратился к нему с нелепым предложением взять к себе на службу, а не сам колдун, использую необычную, но странно узнаваемую форму обращения, не предложил свое служение Великому. То есть Великому Древнему.

-Сколько вам на самом деле лет, Андрей Игоревич?

-Полных, ровно восемьдесят пять.

Роговцев чуть не поперхнулся отпиваемым в этот момент кофе:

-И... И какова тогда максимальная продолжительность жизни колдунов?

-Таких как я, лет сто пятьдесят, двести максимум. Старейшины, те, что вне Ступеней, живут более тысячи лет. Слышал об одном, родом из Испании, что ему уже тысяча триста лет, примерно. Но он уже не низший, хм, то есть уже не человек.

-Ступени, низшие? Пояснить мне о них ничего не желаете?

-Желаю, Древний. После того как вы примите мое служение, Великий.

И опять колдун замкнулся, захлопнул люк и от души крутанул кремальеру. Правда, люк из жести и кремальера из пластилина, но твердость и неуступчивость колдуна вызывали уважение. Прекрасно ведь понимал, что Роговец пришел его убивать, но не испугался, а растер свой страх в порошок. С достоинством встав на колени, словно как на трибуну взошел, взял и огорошил Роговца предложением ему своего Служения. С большой буквы. Так-то вроде бы и ненужного пафоса чрезмерно, но улыбку его речь не вызывала. Слишком чеканно все звучало. Будто в течение тысяч лет именно такими, нелепо построенными фразами, предлагали свое Служение сотни других до него. Роговец вздохнул:

-Зачем вам мне служить? Вы же не собака сторожевая.

-Ради моего будущего, которого у меня нет, но с Вами, Древний, появится. Моя Нить будет в Вашем Праве.

-А нормально ответить вы можете, Андрей Игоревич?! Без разных значимых слов с заглавной буквы, разных нитей и прав, без прочей ахинеи! Я ведь забывший себя, вы это случайно не забыли, Оленев?!

Роговцев, чье терпение окончательно закончилось, громко заорал на колдуна, испытывая жгучее желание сперва дать ему в морщинистый лоб, а потом придушить. Медленно.