Формула яда [Владимир Павлович Беляев] (fb2) читать постранично

Владимир Беляев Формула яда

Открытый вечности.  Из хроники древнего города

Первое знакомство

Вот и более четверти века миновало с тех пор как состоялось мое первое знакомство со старинным украинским городом Львовом.

Пожалуй, нет в нашей стране такого города, который бы так изменился внутренне за последние десятилетия, как Львов. В его социальной структуре произошли такие сдвиги, каких не помнит вся история семивековой жизни города. Да только ли семивековой?

Ведь до сих пор точная дата основания Львова не определена. Историки пока установили, что при упоминании в старинной летописи о большом пожаре в Холме есть такая запись: «Сицю же пламени бывшу, якоже со всее земли заре видите, якоже и со Львова зряще видити, по полем Бельзским, от горения сильного пламени». Пожар в Холме, увиденный с вершины львовского IВысокого замка, о котором вспоминает летописец, был в 1259 году. Вполне возможно, что столица Галицко-Волынского княжества Львов существовала значительно раньше. Предоставим решать этот вопрос ученым, а мы заглянем в более близкое нам прошлое города.

В дни Великой Отечественной войны на Крайнем Севере в руках у моряка союзного конвоя я увидел книжку коротких рассказов известного американского писателя Вильяма Сарояна, изданную в 1943 году в Нью-Йорке.

Среди многих лаконичных «шорт сториз»— коротких рассказов, помещенных в этой книге, мое внимание привлекла новелла «Маленькая Манон», посвященная досоветскому Львову тридцатых годов. Вот каковы были первые впечатления:

«Львов — это кошмар. Предполагается, что оный Львов есть город, место, где человеки слоняются, покуда не помирают, но он только один из скверных снов божьих. На стогнах Львова вы можете различить черты измученного лика спящего господа бога. Небо Львова нависшее, мрачное. Атмосфера застойная, удушливая. Горожане — сплошь лунатики.

Это город скверны. Олицетворенное тление. Монумент кончине, запустению и бесплодности.

А великолепные польские солдатики на тротуарах ретиво козыряют друг другу.

Львов — один из сквернейших божьих снов, а это козырянье— грустный элемент комического, которое всегда есть в трагическом.

Пованивает на улицах, пованивает в домах, пованивает от жителей. Здесь нет воды. Здесь нет чистоты земли и неба, нет ясности преходящего мгновения. Здесь вообще нет мгновений в двадцати четырех часах суток. Город вне времени, пространства, вне реальности.

У людей, кажется, есть занятия, и это очень странно. Здесь есть лавки с вывесками Портной, Кондитер, Мясник, Парикмахер. По-польски. Печатными литерами. Книжный магазин. Кинотеатр. Учреждение. И публика на улицах. Их лица — это лица нулей. Все лица — ничто. Это только снится скверный сон богу. Во всех обличьях одно-единственное — пустота».

Признаться, я был удивлен этим восприятием. Моя память сохранила совсем иные впечатления от Львова, освобожденного войсками Красной Армии в сентябре 1939 года.

Город трех митрополий Ватикана — римско-католической, греко-католической и даже армяно-католической (что само по себе было исключительным явлением),— город, стоящий не только на естественном европейском водоразделе, но и на политическом рубеже Восточной и Западной Европы, был наполнен многими противоречиями. Обманчива была прежде всего его внешность. Львов выглядел шумным, говорливым, кое в чем беспечным перекрестком Европы, потревоженным войной, но жизнь заполненных народом львовских улиц далеко не совсем правдиво и глубоко отражала его подлинную социальную и национальную суть.

В узеньких средневековых улочках Львова, казалось, еще сохранился запах бензинного перегара от сотен промчавшихся здесь совсем недавно автомашин. В них драпали через Львов в боярскую Румынию, хортистскую Венгрию, покинув на произвол судьбы свои войска и страну, кичливые полковники из клики Пилсудского, военный министр Польши Каспшицкий со своей любовницей, сотрудники последнего министра иностранных дел буржуазной Польши Юзефа Бека.

Свидетель этого «драпа» польский прогрессивный писатель, участник Львовского антифашистского конгресса защитников культуры, состоявшегося в 1936 году, Эмиль Зегадлович отлично передает это время в своей пьесе «Карточный домик», которая опубликована в Народной Польше.

Рушился на глазах у львовян «карточный домик» пилсудчины, из которого не раз и не два угрожали Советскому Союзу разукрашенные позументами генералы усатого маршалка.

В длинных лимузинах и бордовых тупорылых малолитражках Львов пересекали будущие сообщники генералов Андерса и Бур-Комаровского, враги нынешней демократической Народной Польши, те, что с исступлением лгут по ее адресу через микрофоны «Голоса Америки» и «Свободной Европы».

Тогда, осенью 1939 года, они позорно покидали Польшу.