Не климат выбирали, а судьбу(с)... [Овсей Леонидович Фрейдзон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Овсей Фрейдзон Не климат выбирали, а судьбу(с)…


Стремление обмануть ближнего — естественная и имманентная черта израильской ментальности, зафиксированная в научной и художественной литературе, эстраде, анекдотах. При любом контакте с израильтянами надо прежде всего подумать — как он может меня обмануть и как я могу от этого защититься.

Марьян Беленький «Искусство выживания в Израиле»
Еврейского характера загадочность

не гений совместила со злодейством,

а жертвенно-хрустальную порядочность

с таким же неуемным прохиндейством.

Игорь Губерман «Гарики на каждый день»

Глава 1

Галь, задумавшись, сидел в опостылевшей инвалидной коляске, подставив лицо с закрытыми глазами горячим лучам августовского утреннего солнца.

Он мысленно перенёсся в не столь далёкое прошлое, где был здоровым, сильным и полон радужных надежд на будущее, связанное с интересной работой и любимой девушкой.

Тяжело вздохнув, открыл глаза и перебирая сильными руками колёса коляски, устремился по бетонной дорожке, убегающей от утопающего в зелени особняка в угол благоухающего цветами и зрелыми фруктами пардеса (сада).

В этом месте отец специально соорудил навес, под которым находились различные приспособления для занятия Галем приемлемым для него спортом.


Через три месяца пройдёт уже два года, как ему сделали уникальную операцию, после которой он остался жив, и более того, обрёл возможность, наслаждаться жизнью, но, к сожалению, с определёнными ограничениями.

Практически, не ощущая больше прежних жутких страданий от нестерпимых физических болей, он с каждым новым днём всё больше погружался в депрессию, связанную с его неподвижностью ног.

Галь часто ловил себя на мысли, что лучше бы предпочёл быстро угаснуть, чем тлеть жалким фитильком свечи.

Мать и Вера в два голоса, перебивая друг друга, рассказывали ему, с всякими подробностями, про все их треволнения, утверждая, что они за время пока он находился в операционной, чуть от страха за его жизнь не сошли с ума.


Он часто вспоминает тот момент, когда в реанимации неожиданно пришёл в себя, открыв глаза, чтобы на несколько секунд оглядеться вокруг, пока в него введут очередную дозу морфия, но к своему удивлению рядом с собой медсестры со шприцом не обнаружил.

Он уже было хотел криком привлечь к себе внимание, чтобы избавить от страшных мук своё тело, терзающееся прежней жуткой болью, разрывающей весь организм от затылка до кончиков пальцев на ногах, но к нему вдруг пришло новое приятное осознание.

Боль он ощущал, но далеко не ту, пронзающую калёным железом, а всего лишь ноющую пульсирующую в районе шеи, к которой он какое-то время настороженно прислушивался, пока у него не зачесались от яркого света глаза и рука непроизвольно потянулась к лицу.

Галь с замиранием сердца опять вспоминал, как он тогда, слабыми дрожащими пальцами утирал с ресниц и щёк обильно выступавшие слёзы радости, от мысли, что вернулся в жизнь, что скоро обнимет свою любимую красавицу Веруш, прижмётся лицом к ласковым рукам матери и пожмёт сильную ладонь отца.


До этого, он так только плакал во время прохождения службы в армии, когда хоронили на военном кладбище его друга Германа, парня, ребёнком приехавшего в Израиль из Советского Союза, подорвавшегося на мине в Ливане в нескольких метрах от него.

Галь не заплакал, когда после прогремевшего в не далеко взрыва мины, он вытащил из кустов оторванную голову друга и приставил к искорёженному телу.

Он не пролил слёз, когда стоял в почётном карауле на военном кладбище, во время траурного салюта по погибшему сослуживцу.

Но, когда после отзвуков затихающих автоматных очередей в голубом небе, в ужасающей тишине на фоне крика ворон, раздался разрывающий душу стон матери Германа:


— Господи, не надо!


Он не стесняясь тихо заплакал.

В почётный караул выбирают самых стойких, а ребята рыдали вместе с тремя девушками, находящимися напротив, с горячими ещё после выстрелов автоматами.

Про свои слёзы во время траурного салюта он как-то рассказал любимой Вере, и она вскоре написала стихи и передала их своему другу-барду Фрейдману Олегу.

Не прошло и недели, как на свет появилась новая песня, правда на русском языке, который Галь к этому времени уже сносно понимал:

  И к чёрту все красивые слова…
  Невидимая пуля просвистит,
  Не тело обожжёт, опалит нервы.
  Он командир, он умирает первым —
  И нет сомнений в выбранном пути.
  Припев.
  И к чёрту все красивые слова,
  Шум почестей и звонкие награды… —
  В лицо уткнулась жёсткая трава…
  Крик матери: «О, господи, не надо!»
  Сполошный птичий гам, могильный холм,
  Почётный караул, салют прощальный… —
  Глаза друзей на мать глядят печально…
  Весна в слезах, рокочет в высях гром.
  Припев.
  Ушёл, как жил, — без жалоб и мольбы.
  Прикрыт землёй, что называл родною.
  И мать с седой до срока головою
  Идёт по краю выжженной судьбы.
  Припев.
  Друзья, присядем, случай не простой.
  Накроем стол: «Привет, дружище верный!» —
  На поле, где сразила пуля-стерва,
  По-русски помянём, махнув по сто…
  Припев.[1]
Солнце нещадно палило, обжигая кожу лица, не смотря ещё на довольно ранний час, становилось душно и Галь закатил свою коляску под навес.

Конец августа, скоро наступят праздники и здесь соберутся все его братья с многочисленными семействами и станет на их вилле шумно и весело.

На Рош-а-шана (еврейский новый год) должны приехать к ним в гости Верины родители и её сестра с семьёй, как бы состоится личное знакомство сватов перед предстоящей в начале ноября их с Верой свадьбой.

Его верная подружка уже через полгода после операции, когда стало доподлинно известно, что Галь полностью владеет верхней частью тела, а только утратил подвижность ног, хотела узаконить их отношения, но он встал на дыбы и категорически воспротивился её скоропалительному решению.


Долгое время Галь надеялся, что обретёт, всё же чувствительность и даже встанет на ноги, но, увы, чаяньям не дано было осуществиться.

Молодой профессор, сделавший ему уникальную операцию и вернувший его к почти нормальной жизни, долгое время питал надежды вместе с Галем и его близкими, но два месяца назад вынес окончательный вердикт — на данном этапе шансов не осталось, не смотря на все титанические усилия пациента, который, не щадя времени и силы, изнурял себя массажами, физиотерапией, физическими упражнениями и различными процедурами с помощью современной техники.

Обидней всего, что на каком-то восстановительном этапе, Галь вдруг стал чувствовать в ногах боль при уколах, лёгкую щекотку на ступнях и даже иногда удавалось пошевелить пальцами.

Увы, увы, это продолжалось только несколько дней, а потом всё вернулось к полной атрофии нижних конечностей.

Профессор развёл руками — какой-то раздробленный шейный позвонок окончательно передавил нерв, отвечающий за чувствительность ног.

Молодой талантливый специалист заверил Галя, что, возможно, в будущем они ещё вернутся к этому вопросу, но на данном этапе новая операция грозит неминуемым летальным исходом для пациента и он на себя подобную ответственность не берёт.

Галь мужественно встретил приговор эскулапа, ничем и никому не выдал бурю эмоций, которая бушевала в его душе, хотя две вещи его по-настоящему тяготили и порой даже доводили до мыслей о суициде.

Трудно укладывались в его голове их будущие отношения с Верой и вынужденная нынешняя бездеятельность.

Парень тяжело вздохнул, тряхнул головой и выпрямился в кресле.


Не спеша, закатил коляску под навес, укрывшись от палящего светила, и по-хозяйски огляделся.

Привычным движением снял со специального постамента гантели, набрал на них рекордные на сегодняшний день для него десять килограмм и начал ежедневную тренировку, разводя в сторону и поднимая руки вверх, выбрасывая гантели вперёд и возвращая к груди.

Мышцы приятно наливались силой и энергией под воздействием многократно повторяющихся упражнений.

Пол часа, отведённых для этих занятий, Галь изнурял своё тело и руки необходимой для него зарядкой, обливаясь потом и краснея от натуги.

Волевым усилием он отгонял от себя непрошенные мысли о том, что вся эта суета, на самом деле, мышиная возня, не стоящая таких трудозатрат, от которых у него, особенно поначалу, страшно ныли все отвыкшие от нагрузок мышцы.

Если бы не его сумасшедшее желание до сих пор нравится любимой девушке своей энергией и физической формой, то давно бы уже забросил эти жалкие потуги казаться нормальным человеком.

Из сумки-холодильника достал коробку с апельсиновым соком и с жадностью начал пить прямо с ёмкости, даже не подумав налить благодатную прохладную жидкость в стакан.


— Галюш, ну, как не стыдно, ведь я тебя воспитывала культурным мальчиком, а ты позволяешь себе такие хамские фокусы…


— Мамочка, прости своего непутёвого сыночка, думал, что меня никто не видит, а ты вечно на страже порядка.


Гиля подошла к сыну, забрала из его рук коробку с соком и стащила с него мокрую от пота футболку.

Затем, влажным полотенцем обтёрла его мускулистое тело и протянула свежую майку.


— Сынок, хочешь что-нибудь перекусить, тогда я тебе принесу, а то я собралась до Хаи прогуляться, партию в бридж сыграть, к ней две подруги из Хайфы прибыли.


— Нет, мамочка, можешь отправляться со спокойной душой, ты же знаешь, если что-нибудь понадобится, сам справлюсь, но я хотел бы с тобой серьёзно поговорить пока Вера не приехала.


Мать с сыном взмахом рук издалека поприветствовали Абрама, вышедшего на крыльцо с садовыми ножницами и с лёгкой алюминиевой стремянкой.

Тот, ответно кивнул, и не стал к ним приближаться, а устремился в другой конец пардеса, где его ожидала намеченная на сегодня работа.

Гиля, из стоящих в ряд сложенных шезлонгов, взяла крайний и, разложив, уселась напротив сына:


— Галюш, что ты маешься и понапрасну изводишь душу, страдая от комплекса неполноценности.

Слава богу, ты остался жив и не только — по-прежнему красивый, сильный и далеко не дурак.

А ведь у тебя были все шансы стать и тем, и другим, и третьим…


— Мама, ты же понимаешь, дело совсем не в этом, я хочу поговорить с тобой о своём ближайшем будущем.


— Сынок, ты имеешь в виду ваши отношения с Верой и предстоящую свадьбу?


— Да, именно это.


Гиля не стала сразу же отвечать ему на поставленные ребром вопросы, а огляделась вокруг, как будто ища ответы в синем прозрачном небе, в свежей зелени листьев и травы, в ярком многоцветье и в спелых плодах, свисающих с деревьев и кустов.

Наконец, она прямо взглянула в глаза сына и нежно взяла в свои руки, его натруженные гантелями ладони:


— Сынок, я последний человек, который не хочет тебе добра.

Мы с твоим отцом постоянно говорим между собой о твоём будущем и, конечно же, рядом с симпатичной и душевной девушкой, а именно такой, проявила себя наша Вера.

Мы же тебе во всех подробностях рассказывали, как во время твоего страшного пребывания под воздействием морфия, когда ты лежал практически невменяемым, и после операции, когда стало известно, что твои ноги остались неподвижными, мы с отцом неоднократно пытались заводить разговор с девушкой, но всё оказалось напрасным.

Ты же хорошо знаешь своего прямолинейного отца…

Тот, нисколько не смягчая слов, прямо сказал Вере, что её ждёт в будущем сложная жизнь рядом с тяжёлым инвалидом.

Вся эта бравада и мнимое великодушие вскорости после свадьбы закончатся и начнутся взаимные упрёки…


— Мама, но в чём мне её упрекать?

Я ведь Веру люблю безумно и если бы мог, то носил бы свою любимую на руках.


— В том-то и дело, что не можешь, а со временем, живя со своим комплексом неполноценности, превратишься в брюзгу и нытика.

Сидя долгое время в доме, ожидая свою любимую с учёбы, а потом с работы, ты постепенно прекратишь следить за собой, опустишься, забывая лишний раз помыться, побриться и заняться физическими упражнениями.


— Мама, но почему ты так думаешь, что я превращусь в того жалкого субъекта, о котором я сейчас услышал от тебя?


— Галюш, я не думаю так, а жутко этого боюсь и постоянно гоню от себя подобные мысли.

А, вот, твой папа, не хочет витать в облаках, режет напрямую и я каждую ночь засыпаю в слезах.


— Мама, у меня иногда создаётся такое впечатление, что лучше было бы для всех, если бы я умер во время операции.

Вы бы какое-то время оплакали сыночка и постепенно смирились с мыслью, что меня уже нет, а так, я стал для вас гнойным нарывом — страшно смотреть, а ещё страшней вскрыть…


— Галь, прекрати напускать на себя вид несчастного человека.

Помолчи парочку минуток и послушай меня, а потом будешь сыпать своими гадкими сравнениями.


Гиля по-настоящему рассердилась и, выпустив из своих ладоней руки сына, вскочила на ноги и заходила взад-вперёд по тесному пространству под навесом.


— Ты, хотел серьёзно поговорить со мной, но внемлешь только себе.

К этому мы, скорей всего, ещё с тобой вернёмся, а пока выслушай спокойно то, что я, собственно говоря, и хотела сказать с самого начала нашего разговора.


Гиля опять села в свой шезлонг и, огляделась вокруг, как будто впервые увидела окружающую их обстановку.


— Приятно тебе это осознавать или нет, но главная проблема состоит не в девушке, а в тебе.

Мы с твоим отцом ни в коем случае не станем упрекать молодую красивую и здоровую особу, если она на данном этапе покинет тебя и с твоей стороны будет верх эгоизма её под каким-нибудь предлогом удерживать.

И, вот, моё последнее слово, хочешь остаться рядом с любимой, то не жалей себя, а делай всё от тебя зависящее, чтобы вызывать в ней постоянное чувство любви, уважения и чуть ли не преклонения, а не жалости, долга и вины.

Сынок, ты выглядишь на сегодняшний день достаточно здоровым и красивым, не считая твоей неподвижности.

Пойми, мой хороший, ноги далеко не самое главное в совместной семейной жизни любящих друг друга людей.

В твоём положении можно успешно справляться со многим в жизни, как по дому, так и вне.

Мой мальчик, я тебе дам совет, поговори с Офером на счёт твоего трудоустройства.

Пусть он по своим каналам пробьёт, есть ли у тебя возможность в каком-либо статусе вернуться на работу.

Уже давно пора приобрести тебе специализированный автомобиль и начинать самостоятельно выезжать из дому, бывать в разных обстановках и адаптироваться в твоём состоянии в обществе нормальных в физическом плане людей.

Ну, и последнее на сегодня — я только вчера разговаривала с профессором Славянским, который делал тебе операцию, и он заверил меня, что ты уже вполне можешь заняться произведением на свет себе подобных.

Твой организм к настоящему времени очистился от всевозможных токсинов, стимуляторов и побочных явлений от приёма многочисленных лекарств.

Так, что сынок, мазл тов и готовься к свадьбе и сделать нас с Абрамом счастливыми бабушкой с дедушкой.


Гиля резво поднялась на ноги, поставила на место шезлонг и, наклонившись над сыном, поцеловала его в лоб:


— Береги свой клад, не давай девушке шансов усомниться в тебе, и никогда не раскисай, не забывай, ты израильтянин, а мы люди стойкие.

Глава 2

Тихий размеренный голос руководителя проекта Зива Таля, выступавшего с лекцией перед студентами, был прерван музыкой из нескольких различных мелодий, прозвучавших из мобильных телефонов ребят из их группы, установивших будильники на полдень.

Профессор, не глядя на своих учеников, порывистым движением собрал со стола разбросанные в беспорядке листы и, сложив их в стопку, вложил в папку.

Только после этого он поднял глаза и обвёл внимательным взглядом всех присутствующих:


— Я бы мог вас попросить задержаться на пол часа, чтобы мы закончили с установкой на следующую неделю, которая будет последней перед тем, как вы выйдете окончательно на каникулы, но по приобретённому ранее опыту отлично осознаю, что это время будет напрасно потраченным для вас, а особенно для меня, потому что ваши мысли уже далеко отсюда, шабат шалом.


И, кивнув на прощанье всем присутствующим, руководитель вышел из кабинета.

Не успела за профессором ещё закрыться дверь, как комната заполнилась выкриками, смехом, скрипом отодвигаемых стульев и клацаньем закрывающихся замков студенческих сумок.

Вера достала ключи от машины и защёлкнула замок своего портфеля.

Около неё вдруг остановилась девушка, с которой Вера раньше почти не общалась, хотя они уже целый год учились вместе на одном курсе.

До определённой поры их ничего не связывало, но теперь им чаще приходится соприкасаться, потому что обе участвуют в этом интересном проекте под руководством профессора Таля.


— Веруш, ты, куда сейчас едешь, может быть, подкинешь меня с моим другом на своей машине на Дезингоф?


И, не давая Вере времени отказать, тут же подкинула идею:


— Ты, ведь тоже планировала приобрести себе мобильный телефон, а мне мой хавер обещал именно сегодня сделать такой шикарный подарок, у него какие-то деньги левые появились.


Конечно, Вере не терпелось, как можно скорей помчаться к своему любимому, но ей и не хотелось отказывать в такой малости хорошей девушке, да, и сама она вдруг для себя окончательно решила купить для них с Галем по этой новомодной и, надо сказать, удобной игрушке, ведь тогда они смогут намного чаще, если не видеть, то хотя бы слышать друг друга.

Прошёл уже год, как она перевелась из Беер-Шевского в Бар-Иланский университет.

Ей безумно хотелось быть, как можно ближе к своему любимому и поэтому она сделала всё от неё зависящее, чтобы осуществить перевод в другое учебное заведение.


Пока Галь обитал в больнице, а затем, в реабилитационном центре, которые находились в районе Тель-Авива, эта идея казалось весьма удачной, но после того, как её парень окончательно переехал жить на виллу к родителям, то всё в корне изменилось.

Теперь она имела возможность навещать его только в выходные дни, а это можно было осуществлять, учась и в Беер-Шеве.

Особенно поначалу ей было очень жаль покинутого города, где у неё уже появились друзья, а самое главное, там был литературный салон «Среда», где она могла раскрывать дальше свои способности и неодолимую тягу к стихосложению.

Решение было принято и отступать теперь было поздно.

По обоюдному согласию с Галем они пришли к выводу, отказаться от идеи каждый день мотаться почти за сто километров в мошав, только для того, чтобы там переспать на вилле, а рано утром уже мчаться в университет на занятия.


Поэтому, Вера всю учебную неделю жила в давно знакомой ей квартире Галя в Ришоне.

По вечерам молодые люди часами висели на телефонах и никак не могли наговориться, только Верины уроки и желание спать могли с трудом прерывать бесконечные разговоры.

Идея, посетившая только что, набрала силу и ей самой уже не терпелось стать обладательницей мобильных аппаратов, которые по её разумению, дадут им ещё большие возможности чаще слышать голос друг друга, они теперь смогут болтать между собой даже во время перерывов между лекциями.

Вера вместе с девушкой вышла из здания университета и тут же натолкнулись на двух парней, ожидающих их возле выхода.

Ривка, как только увидела своего друга, тут же кинулась к нему на шею и звонко чмокнула в губы, а затем, никого не стесняясь, они слились с парнем в долгом эротическом поцелуе.

Второй рядом стоявший парень и Вера, наблюдая эту картину, улыбаясь, смотрели друг на друга, пока молодой человек не заговорил с ней на русском языке:


— Меня зовут Алекс, можно Саша, являюсь другом этого пылкого любовника и бывшим студентом вашего университета.

Могу полюбопытствовать, как зовут очаровательную девушку?


Вера сунула ключи от машины в карман джинсов и протянула руку.


— Очень приятно, Вера, сокурсница этой девушки, никак не могущей вырваться из сладких и пылких объятий.


Молодые люди после слов Веры уже вчетвером смеялись посреди тротуара.

Ривка вдруг всплеснула руками.


— Вы, что забыли, сегодня шиши (пятница), скоро все магазины закроют, а ты мне Борух обещал подарок и, мой миленький, от своего обещания не отвертишься, поехали.


Вера брелоком от ключей сняла с сигнализации свою «Тойоту», и шумная компания быстро заняла места в салоне автомобиля.

Мать Галя ещё полтора года назад настояла на том, чтобы Вера начала пользоваться машиной её сына, потому что она и так долгое время находилась без движения, что вредно сказывается на транспорте.

Гиля в зародыше пресекла все препирания девушки, убедив её в том, что Галь ещё не скоро сможет сесть за руль этого автомобиля.

Сегодня стало окончательно понятно, что пользоваться этой машиной он уже никогда не будет.

От грустных мыслей девушку отвлёк голос рядом сидящего Алекса:


— Вера, у тебя такое серьёзное лицо, на нём лежит печать усталости и грусти, тебе явно надо расслабиться.

Как на счёт того, чтобы сегодня вечером встретиться и вместе попрыгать на дискотеке?


Услышавшая предложение Алекса Ривка, захлопала в ладоши:


— Веруш, Веруш, соглашайся, смотри, какая у нас симпатичная компашка вырисовывается, а с тобой ещё и о колёсах не надо думать.

Правда, если не хочешь ехать на своей машине, мы можем кого-нибудь другого на это подрядить.


Друг Ривки с улыбкой вставил и своё веское слово:


— И травки пыхнем, я уже подсуетился.


— Нет, ребята, простите, я не могу, у меня через два месяца свадьба.


Ривка не унималась:


— Что за проблема, бери с собой своего жениха, ещё веселей будет.


Вера стиснула губы и чуть слышно ответила:


— Мой жених пока не может танцевать, а я без него не ходок на развлекательные мероприятия.


Сидящий рядом на пассажирском сиденье Алекс явно заскучал, услышав неприятное для него сообщение о существующем женихе, понравившейся ему девушки, но к этому времени они уже доехали до центра Тель-Авива на улицу Дизенгоф, где находился нужный им магазин мобильных телефонов.

Не прошло и часа, как Вера стала обладательницей двух одинаковых аппаратов фирмы «Эриксон» с почти идентичными номерами, разница была только в последней цифре.

Высадив ребят на автобусной остановке, Вера прямой наводкой поехала на север к своему Галю.

Она заранее с вечера сложила в машину необходимые ей на выходные дни вещи личного обихода.


Два дня ей предстоит наслаждаться обществом любимого парня, которого волей судьбы она чуть было не потеряла.

Хорошо, что у неё появилась мобила, теперь она сможет связываться, когда захочет или будет в этом необходимость с Галем, а также и с родителями, сестрой, Фрейдманами и, конечно же, со своей подругой Наташей.

Ах, Наташка, Наташка, сердечная, ни с кем не сравнимая подружка!

При воспоминаниях о подруге, тут же всплыла та жуткая картина, когда они после теракта, в который угодила Наташа, вместе с Офером сидели на стульях возле операционной и в слезах ожидали строгого вердикта врачей, молясь и надеясь на лучший исход, потому что в тот момент вопрос стоял конкретно о жизни или смерти девушки.


Вера сейчас не могла достаточно определённо воспроизвести развитие тех событий, но, хорошо помнила, как через несколько часов напряжённого ожидания, когда у них с Офером нервы натянулись до самого предела, к ним вышел врач и сообщил, что жизни Натали Шехтер уже ничего не угрожает.

Тогда при этом сообщении, на смену слезам горя пришли слёзы радости — они стояли, обнявшись с Офером и старались успокоить друг друга и им долго не удавалось добиться этого.

Наташа перенесла подряд несколько сложных операций.

Но только благодаря крепкому молодому организму ей удалось преодолеть все свалившиеся на неё испытания.

Врачи постоянно восторгались действиями спасательной медицинской бригады, которая на месте оказала Наташе необходимую помощь и быстро доставила в больницу, поэтому тяжело раненная солдатка, в скором порядке попала на операционный стол.


Ей, как говорится, с помощью бога и прекрасных врачей удалось выжить, хотя жизнь девушки долгое время буквально висела на волоске.

Уже позже выяснилось, что большой осколок оконного стекла автобуса пробил голову рядом сидевшей девушке, погибшей на месте, а Наташе разорвал шею, повредил трахею, и полностью уничтожил голосовые связки.

Кроме этого, ей разворотило и раздробило на мелкие кусочки левую лопатку, а также с юных тела и лица были удалены многочисленные осколки средних и мелких размеров.

Шесть дней Наташа пролежала в реанимации Беер-Шевской больницы, не приходя в себя.


Всё это время верные Офер и Вера дежурили около Наташи, то по очереди, а иногда и вместе.

Толпами приходили навестить тяжелораненую солдатку сослуживцы, какие-то офицеры из высшего командования и даже члены правительства и только один раз удосужились это сделать родители девушки.

Волею провидения Наташа пришла в себя за день до судьбоносной операции Галя, раскрыла свои огромные голубые глаза и, увидев Веру, скривила губы в подобии улыбки.

Она попыталась что-то сказать, но только чуть разборчиво прошипела.

Вера низко склонилась над подругой, буквально ухом касаясь её губ:


— Привет Верка, вижу тебя, значит, я не на небесах.


— Наташенька, миленькая, помолчи, может быть тебе пока нельзя разговаривать?


— Дурища, ах, какая ты дурища!

Мне теперь уже всё можно, ведь я осталась живой.


В глазах у Наташи вдруг сверкнули весёлые огоньки, её взгляд переместился поверх головы Веры.

Она оглянулась, над ней нависла огромная тень, — сзади стоял Офер, он глупо улыбался, а по его толстым щекам текли непрерывными потоками ручейки слёз.

За все эти дни пока Наташа находилась на операции и без сознания, этот сильный духом и с могучим телом человек, наверное, выплакал столько слёз, сколько не пролил за всю свою жизнь, начиная с рождения.

Потом набежали врачи, начались какие-то проверки, процедуры и Вера, не дожидаясь их окончания, помчалась на своей машине в другую больницу, где завтра утром должна была состояться наиважнейшая и судьбоносная операция Галя.


Пока Вера блуждала по лабиринтам своей памяти, миновала Герцелию, Хедеру, а возле Пардес-Ханы свернула с трассы на узкую спокойную дорогу, ведущую к мошаву, где жили родители Галя и, где он находился всё последнее время после завершения процедур в реабилитационном центре.

Подъехав к воротам особняка, Вера коротко просигналила.

Увидевший и услышавший её машину, отец Галя открыл ворота, и Вера въехала на территорию участка дома, утопающего в зелени и припарковалась на специальной бетонной площадке рядом с другими двумя машинами — Абрама и Гили.

Медленно въезжая на парковку, Вера сразу же заметила коляску любимого, стоящую возле крыльца — он явно её поджидал.

Девушка не стала ничего забирать из машины, а стремительно вылетела наружу и бросилась бегом к парню, наклонилась и осыпала его лицо поцелуями:


— Галюш, миленький, как я по тебе соскучилась, можешь надо мной смеяться, но я всё же купила нам с тобой по телефончику, о которых тебе говорила раньше.

Надо их только поставить на зарядку, а потом опробуем.


— Ну, вот, раньше я тебя закидывал подарками, а теперь ты стала моим вечным подарком, от которого никак не могу отказаться.


Девушка отодвинулась и строго посмотрела на парня.


— Галь, ты опять заводишь прежнюю шарманку, несчастненький мой, сейчас я тебя пожалею, слёзки вытру, благодари бога, что тебе жизнь оставил, в которой ты можешь видеть, слышать, думать и любить… другим и такого не дано.


Парень не успел ничего ответить, на крыльцо вышла Гиля и Вера повисла у неё на шее:


— Шалом, как я по вам всем соскучилась!


— Может быть даже и по мне?


За её спиной стоял отец Галя и ехидно улыбался.


— О, мар Абрам, по тебе я всегда скучаю больше, чем по кому на свете, не успевала проснуться, как уже ожидала нашей новой встречи, и мечтала, когда это он вгонит в меня очередную свою острую шпильку.


Мать с сыном только снисходительно усмехнулись на шутку Веры, но Абрам добродушно улыбаясь, обнял девушку за плечи.


— Не серчай дочка, я если и подтруниваю, то не со зла, а если говорю, то без фальши.

Бойся не правдолюбцев, а лицемеров, весь вред от них исходит, а мои колючки переживёшь, без них ведь жизнь у тебя будет казаться пресной.

Хотя, я не прав, похоже, твою жизнь подсаливать не придётся, сама её солишь весьма густо.


— Абрамелэ, хватит уже нагружать девушку своей заковыристой философией, она ведь с учёбы, дороги и не к тебе приехала.


Мужчина натужно с хрипом в горле закашлял и полез в карман за сигаретами.


— Ступайте, милуйтесь, пока тяга друг к другу не пропала, а я сам помогу Гиле накрыть стол к ужину.


Вера вытащила из машины всё привезённое с собой на выходные, определила свои вещи в выделенную ей в доме комнату и, поставив на зарядку новые телефонные аппараты, пошла вслед за Галем под его любимый навес в дальний конец обширного участка, занятого под пардес.

Точно так же, как, утром накануне Гиля, она уселась в шезлонг рядом с коляской Галя и уронила голову к нему на плечо:


— Галюш, как я по тебе соскучилась, когда уже, наконец, наступит время, чтобы мы могли с тобой каждый вечер проводить вместе…


— Скоро, моя хорошая, ты же понимаешь, что наша квартира в Ришоне мне сейчас никак не подходит по профилю, поэтому надо её срочно продавать, а покупать что-нибудь на земле или в доме с лифтом.


— Ну, и что, когда что-нибудь сдвинется с мёртвой точки?


— На следующей неделе, моя хорошая, дадим маклерам распоряжение искать нам подходящих покупателей.


Вера двумя руками обняла Галя за шею и своими губами отыскала его приоткрытые для поцелуя губы.

Они надолго слились в горячем поцелуе, шаловливо переплетаясь сладкими языками.

Вера почувствовала, как рука парня приподняла кофточку и проникла под бюстгальтер и жадно стала сжимать, гладить и щекотать грудь иногда причиняя ей лёгкую боль, а затем, приподняла тяжёлую пышную вазу, и стала нежно пощипывать сосок.

Вера застонала.


— Галюш, я больше не могу, находясь рядом с тобой сдерживать себя, как ты смотришь на то, чтобы сегодня ночью я тихонько прокралась в твою комнату?


— А зачем красться, просто оставайся в моей спальне, у нас же через два месяца свадьба.

Веруш, у меня ведь родители не датишные (верующие), а вполне современные люди.


— Нет, мой миленький, я стесняюсь, особенно, твоего отца, давай нашу близость пока оставим втайне.


— Ладно, но давай устроим близость, чтобы было, что скрывать.


Верина рука легла на пах парня на рвущийся из джинсов жезл и нежно погладила восставшую от неуемного желания плоть.


— Веруш, прекрати, а то сейчас со мной случится конфуз, как у пятнадцатилетнего юноши.


— Не случится.


И Вера уверенно распустила молнию замка на джинсах, тут же склоняясь лицом к освобождённому из плена дрожащему от нетерпения члену парня.

  Всё может быть…
  И в дымке миражей
  Твой силуэт привидится мне зримо,
  Туман качнётся, тело в неглиже
  Идёт в твои объятья торопливо.
  Всё может быть… —
  Прочту в колодцах глаз,
  Желания безумное влеченье,
  А зеркала пускай глядят на нас,
  Смущаясь от любовного теченья.
  Всё может быть… —
  Растают миражи,
  Оставив лишь медовость послевкусия…
  В тумане грёз сумела так прожить,
  Что настоящее не внемлю с грустью.
Эти строки Вера написала после того, как она вернулась из комнаты Галя, где они тайком, истосковавшись по плотским утехам, предавались любви и сексу.

Девушка сделала всё от неё зависящее, чтобы любимый парень не чувствовал себя ущербным и в принципе, ей это наверняка почти удалось.

Она сама даже не заметила, как быстро приспособилась к малоподвижности Галя, компенсируя многие неудобные моменты своим жадным до любви телом.

Не успела Вера ещё проснуться, как вновь склонилась над чистым листом тетради, по которому скоро побежали слова, сплетаясь рифмами в цельное стихотворение:

  Растреплю твои хмельные кудри.
  В них лицом зароюсь, вызвав смех.
  От безумств очнёмся утром мудрым.
  С вечера пьянея от утех.
  Брызгами взметнётся ночь шальная.
  Две души звенят одной струной.
  Необузданность любви познаем,
  Спрятавшись от суеты земной.
  Утро нам споёт на смятом ложе,
  Словно в чистом поле на цветах.
  Солнца луч дразнясь, бежит по коже,
  Замерев улыбкой на устах.
  Напевала ночь любви мотивы.
  Заплетала в косы ленты слов.
  Страсть волной плескалась шаловливой,
  Размывая кромку берегов.

Глава 3

На завтра, после приезда Веры в мошав, ранним субботним утром Галь с книгой в руках устроился в своей коляске на летней веранде, находящейся на заднем дворе, где обычно проходили трапезы в тёплое время года и стал поджидать, когда освободится его девушка.

Вера быстро помогла Гиле накрыть на стол для завтрака и уселась рядом с парнем.

За едой старый полицейский нарушил сонную атмосферу идеальной семейной обстановки, с лукавой улыбкой уставившись на молодых:


— Друзья, хорошо сегодня смотритесь — отдохнувшими и счастливыми, а мне вот ночью что-то плохо спалось, несколько раз курить выходил на улицу…


Галь прервал отца:


— Не надо папа, ехидничать, мы с Верой достаточно взрослые люди и, к тому же, скоро станем мужем и женой.

Да, ещё хочу вам сообщить, что в ближайшее время постараюсь продать свою квартиру в Ришоне и купить нам подходящее жильё где-нибудь в центре.


Гиля сокрушённо посмотрела на мужа.


— Абрамке, твоим языком можно ржавчину снимать.

Что, смолчать нельзя было?


Мужчина расхохотался.


— Эй, вы чего на меня налетели, я уже давно ждал этого момента, когда мой младший сын в любовных делах проявит себя во всей красе.


Вера быстро собрала грязную посуду и понесла на кухню, чтобы скрыть краску, обильно прихлынувшую к лицу.

Девушка складывала в посудомоечную машину чашки, тарелки и мысленно сокрушалась:


— Ну, почему, почему эти израильтяне такие пошлые?!

Почему для них шутки на всё, что находится ниже пояса, самые смешные и популярней их нет, даже Гилю они не особо коробят?!

Как теперь смотреть в глаза матери жениха, которая, безусловно, тоже слышала, громко звучащие в ночи их с Галем томные любовные стоны и крики?!

На Абрама ей было наплевать, он скоро дождётся, и она скажет ему в ответ парочку ласковых, пусть не думает, что она дурочка бессловесная.

А в принципе она сама виновата, воспринимает всё так остро, как будто нельзя было просто легко отшутиться.

Наташка, та бы спокойно в одну минуту поставила Абрама на место, да так, чтобы он ещё долго её вспоминал.


Успокоившись, Вера вышла на улицу, держа в руках, их новенькие с Галем мобильные телефоны.

Молодые люди тут же продемонстрировали свои игрушки Абраму с Гилей.

Старый полицейский покрутил аппарат в руках:


— Наподобие наших раций и радиотелефонов, которыми мы пользовались на службе, но насколько меньше и легче, вот наука прёт вперёд, может и тебе сын вместо ног какие-нибудь колёса поставят, что будет за тобой не угнаться.


Взгляды матери и сына метнулись в сторону Веры, но та только рассмеялась, начиная привыкать к солдафонским наскокам Абрама.


— А, что, было бы хорошо, но мы ещё надеемся, что его родные ноги в будущем побегут без мотора.


В глубине дома раздался телефонный звонок.

Гиля придержала Веру за плечо, и сама шустро проскользнула в дверь.

Через короткое время она вышла на крыльцо и объявила:


— Что будем друзья делать, надо бы радоваться, к нам едут гости, а у меня только фарш на котлеты приготовлен, а с одним из этих гостей такой лёгкой едой не отделаешься.


Сидящие за столом закидали Гилю вопросами:


— Мама, кто едет?


— Жена, у тебя в морозилке не найдётся что ли мяса, чтобы я мог на огне приготовить?


Вера тоже тихим голосом с нескрываемым волнением задала свой вопрос:


— Наверное, Наташа с Офером едут?


Гиля засмеялась.


— Галюш, Вера ответила тебе, а я отвечу мужу — готовь Абрамелэ мангал.


Вера прижала ладони к лицу — едет, едет её подружка Наташка, которую она не видела уже с Пейсэха.

Да, и тогда, они пересекались только урывками — Галя, как раз в эти дни перевели домой из реабилитационного центра и Вере хотелось, как можно больше времени провести рядом с любимым, который медленно возвращался к жизни.

Наташа несколько раз приезжала с Офером сюда на виллу, но вокруг всегда было столько людей, что они толком даже не пообщались, тем более, подруга постоянно выясняла отношения со своим парнем, который был крайне не согласен с её выбором дальнейшего жизненного пути.

Вера так задумалась, что не услышала, как к ней на коляске подкатил Галь.

Она даже дёрнулась, когда он тронул её за руку.


— Веруш, поговори, пожалуйста, с подругой на счёт их будущего с Офером.

Ты ведь знаешь, какой он молчун, а тут чуть не плачет, Наташа так увлеклась новой службой, что о замужестве даже речи вести не хочет.


— Галюш, а ты кого-нибудь слушал, когда уходил на свои страшные задания, думаю, что и сегодня не стал бы прислушиваться?!


— Ну, пожалуйста, ты же знаешь какой он хороший, верный, душевный…


— Галюш, ты будто его сватаешь мне, знаю, знаю какой наш Офер, но я в курсе, какая моя Наташа, если она что-нибудь вобьёт в свою башку, то это у неё не выбьешь никакими аргументами.

Не хмурься, обязательно поговорю, она ведь когда-то планировала наши две совместные свадьбы, попробую на этом сыграть.

Вот, ты печёшься о друге, а о себе никак не позаботишься, что тянешь, с покупкой, подходящей для нас квартиры.

Я так истосковалась по тебе, а в этом доме при твоём папе заниматься сексом больше не буду, а то, у меня возникло чувство, что здесь вовсе нет стен.


— Веруш, он тебя дразнит, а ты повелась на это, не обращай на него внимания, он ведь болтает без всякой злости.


— Знаю, что без злости, но я после его слов хожу рядом с ним словно раздетая.


Вера предложила свои услуги Гиле, но та заверила, что сама успешно справится с салатами, а они лучше пусть прогуляются по посёлку, ведь молодым людям есть о чём между собой поговорить.

Вера видела в Гиле не столько мать жениха, сколько душевную подругу, только значительно старше возрастом.

Разве у неё были такими отношения с родной матерью и сестрой?!

Вера с Галем воспользовались советом Гили и выкатили за ворота особняка.

Девушка сзади подталкивала коляску, и они неспешно двинулись по поселковой улице.

Редкие прохожие приветливо им улыбались, здоровались и, казалось бы, машинально справлялись об их делах и здоровье.

Гиля в личной беседе объяснила Вере, что им с Галем нужно, как можно больше бывать на людях, чтобы привыкнуть к сострадающим взглядам и не обращать на них внимания.

Галь прервал раздумья девушки:


— Веруш, я хочу в ближайшее время выйти на работу…


Вера не дала ему договорить:


— Ты, чего, с ума сошёл, про какую работу ты заикаешься — почти год был в беспамятстве, сидя на морфии, тяжелейшая операция и полтора года изнуряющей реабилитации, а тут и полгода не понежился и работу ему подавай!


Вера только внешне сердилась, а в душе у неё, на самом деле, поднималась гордость за любимого.


— Веруш, я вчера утром заказал себе компьютер, завтра должны привезти и установить.

Нынче договорился по телефону с одним человеком из нашего посёлка, он студент последнего курса, изучает программирование.

Так вот, этот парень берётся меня понатаскать за эти два месяца, что он будет на каникулах жить у родителей.


— А что дальше, разве это решает все вопросы?


— Нет, не решает.

Завтра отец поедет в гараж, где продаются новые машины и закажет мне специальную с подъёмником, чтобы я мог заезжать в неё на коляске без посторонней помощи.

Кстати, на днях должна прибыть для меня коляска с электроприводом.

Здесь во дворе и эта бы вполне сошла, куда тут ездить, но если я хочу самостоятельно добираться на работу и обратно, посещать магазины, рестораны и путешествовать за границу, то должен максимально приспособиться к различным условиям жизни.

Ты, так не считаешь?


Вера молчала.

Через несколько секунд Галь оглянулся — девушка вцепилась пальцами в спинку коляски так, что у неё побелели суставы на пальцах, по щекам не прерывным потоком текли слёзы.


— Веруш, ну, чего ты плачешь, что я такого страшного сказал?


Вера обогнула коляску, встала перед парнем на колени и начала покрывать его руки поцелуями.


— Я знаю, ты это всё делаешь ради меня.

Ради меня ты готов истязать своё тело и приносить всевозможные жертвы, а мне этого не надо, мне нужен ты живой и здоровый…


— Нет, моя хорошая, я это всё хочу осуществить не только ради тебя, а ради нас, ради нашей большой любви, ради нашего счастливого будущего.

За последнее время я много передумал о нашем с тобой совместном будущем и признаюсь, не один раз у меня возникали мысли разорвать нашу помолвку и отпустить тебя в свободное плавание.

Не перебивай меня, моя золотая.


Галь нежно погладил девушку по разметавшимся поплечам волосам.


— Как ты, не понимаешь, я ведь полностью отдаю себе отчёт в том, что мы с тобой сегодня находимся на разных полюсах восприятия жизни.

Разве я теперь тот парень, который вскружил тебе голову, от него осталось только жалкое подобие.

Веруш, не плачь и не мотай головой. Я должен выговориться, поверь, мне это необходимо не столько для тебя, а, сколько для себя самого.

Ещё до вчерашнего дня я воспитывал в себе эти мысли, но после разговора с мамой, решил раз и навсегда…


Вера подняла голову с колен парня и всмотрелась в его чёрные горящие страстным огнём глаза.


— Если ты по-прежнему не против связать свою жизнь со мной, я не буду тебя прогонять от себя и останусь с тобой до того момента, пока не почувствую, что становлюсь тебе в тягость или обузой, и сделаю всё от себя зависящее, чтобы ты была счастливой, а любимой ты будешь точно у меня всегда.


Галь вдруг прекратил нежное поглаживание пышных волос девушки, а шутливым движением руки их растрепал:


— Ну-ну, целуй же меня быстрей, а иначе я засохну под этим жгучим солнцем и давай поспешим обратно домой, а вдруг наши друзья уже приехали.


Пропитанными солёной влагой губами Вера прильнула к горячим устам парня.

Затем, тяжело дыша, отстранилась и поднялась на ноги:


— Галь, милый мой, я не буду ни в чём клясться, потому что свою любовь к тебе обязательно разделю с другими людьми и интересами в жизни.


И увидев, как посерьёзнело лицо парня, заливисто засмеялась.


— Дурачок, с нашими детьми, работой и поэзией.

  Спою тебе негромко под ноктюрн,
  чтоб не спугнуть хрустальность нежных строчек.
  Едва касаясь перебором струн,
  о счастье нашем песней напророчу…
  Осенний дождь не сможет заглушить
  божественную ауру созиданья…
  по строчкам льётся музыка души —
  таинственная, жившая за гранью.
  Когда-нибудь нам капельки дождя
  игрой напомнят не ноктюрн Шопена… —
  романс любви, де только ты и я
  и строки грустного, но светлого рефрена…

Глава 4

Галь с Верой увлекшись серьёзным разговором, прояснившим очень многое в их будущей судьбе, на какое-то время забыли, что к ним вот-вот должны нагрянуть друзья.

Ещё издалека они заметили, стоящую рядом с воротами их дома машину.

Приблизившись, разглядели, что это новенький «Мерседес» асфальтового цвета явно современнейшей конструкции.

Вера мысленно улыбнулась — Наташка уже давно наметила себе приобрести такую крутую тачку, нате вот, заполучите…

Въехав с коляской Галя через калитку, сразу же увидела, сидевших в плетённых деревянных креслах под навесом Офера с Наташей с высокими стаканами в руках.

Заметив появившуюся во дворе парочку влюблённых, подруга всунула Оферу своё питьё и бросилась на встречу к Вере.

Подруги обнялись на полпути, потому что Вера тоже бежала к Наташе, широко расставив руки.

Девушки крепко обнялись, какое-то время, не выпуская друг друга из объятий:


— Наташка, как я по тебе соскучилась! Как мне тебя всё это время не хватало!


— Верка, ты ведь теперь не одна, зачем тебе, чтобы я под ногами путалась…


Вера никак не могла привыкнуть к новому голосу Наташи, который теперь не звенел, как ручеёк, а потрескивал и булькал, словно обладательнице было тяжело выталкивать наружу слова.

После страшного теракта, в результате которого девушка едва осталась жива, врачи долго и старательно пытались вернуть пострадавшей максимум от прошлой красоты и здоровья.

Наташа перенесла три операции в Израиле и две в Швейцарии, пока её руке вернули почти прежнюю подвижность.

Раздробленную лопатку буквально собирали, как пазл, по кусочкам, заменяя недостающие детали искусственными материалами.

А, вот, голос девушка потеряла безвозвратно, что её, похоже, нисколько не шокировало, но собеседникам надо было время, чтобы привыкнуть к этому металлическому звучанию речи почти на одной ноте.


— Наташка, ты сейчас откуда и надолго ли?


Девушка резко отстранила от себя подругу.


— Верка, ты, что забыла — я ведь секретный агент и не имею права так запросто раскидываться информацией.


И шлёпнула Веру по затянутому плотно в джинсы заду.


— Не могу пока сказать точно, на долго ли, но моя миссия в Вене закончилась и теперь буду служить на родном фронте, а тут, ты ведь знаешь, поле не паханное.

Так, дай мне обняться с обожаемым мужчиной, который скоро станет главой семейства и отцом нескольких красивых деток, потому что у таких симпатяг родителей ребятишки другими родиться не могут.


Наташа нагнулась над коляской и чмокнула громко Галя в щёку:


— Привет красавец, выглядишь лучше, чем мой «Мерс»!


Все находящиеся вокруг рассмеялись несуразному сравнению девушки.


— А чего ржёте, оба блестят, как новенькие шекели.


От этого сравнения смех только усилился.


— Наташка, тогда и мне дай определение.


— Легко, на твоей мордашке видно, что план по воспроизведению подобных себе уже в силе.


Лицо Веры, как всегда, в подобных случаях, залилось краской смущения.


— А, ну, тебя Наташка, тебе только с отцом Галя разговаривать, у него тоже всё сводится к сексуальным темам.


Как раз в этот момент рядом с ними нарисовался Абрам, который прошёлся взглядом по длинным ногам Наташи, начиная от коротеньких шорт и до босоножек, а затем обратно.


— Что, мар Абрам, заблудились глазами или какие-то изъяны заметили?


— Ха-ха, такими изъянами можно и моего скакуна на дыбы поднять.


Вера, услышав заявление старого полицейского, быстро отвернулась, Галь закрыл лицо руками и тихо смеялся, Офер сидел с открытым ртом, а Гиля ничего не слышала, возясь на кухне… и Наташа со смехом проскрипела:


— Похоже, я не на ту работу устроилась, легче у стариков эрекцию вызывать, чем арабов на территориях успокаивать.


Абрам вдруг подхватился.


— Эй, давай быстрей на веранду, там же уже шашлыки поспели, надо срочно стейки переворачивать…


И уже на ходу:


— Веруш, дочка, неси из холодильника виски, вино и пиво, празднуем шабат по всем статьям.


После обильного обеда все присутствующие лениво развалились в шезлонгах и закурили.

Надо отметить, что курили все, кроме Веры.

Абрам выдал Оферу и Галю по дорогой сигаре и сам блаженно затянулся, прикрыв от удовольствия глаза.

Наташа угостила Гилю длинной чёрной сигаретой и поднесла ей огонь зажигалки.


— Наташка, с каких пор ты вдруг курить начала, раньше за тобой такого греха не проглядывалось?


— Ах, Верка, одним грехом больше, одним меньше.


И, заскрипев своим пугающим смехом:


— Верунчик, всё это понты, на моей нынешней службе всё надо уметь.


В разговор вмешался Абрам:


— А на твоей службе может быть и замуж надо выходить, а не мучить хорошего парня?


Наташа обернулась к Оферу.


— Медвежонок, ты со мной мучаешься, несчастненький?


И не дожидаясь ответа:


— Мар Абрам, я не могу оставить серьёзный вопрос уважаемого в прошлом полицейского без ответа, тем более и другие напряглись до предела, вот-вот, у всех мясо сейчас полезет обратно от любопытства.

Ну, Оферчик, побудь парочку минут главой семейства, а то окружающие скоро твой голос забудут, а то я скриплю и скриплю, как раздолбанная машина двадцатилетней давности.


Блаженная улыбка расползлась по лицу здоровенного парня.


— Мы с Наташей решили пожениться, уже и в рабануте побывали, её гиюр признан действительным.

Ну, короче, скоро свадьба.


Вера вскочила на ноги, подбежала к подруге, вырвала из её рук сигарету, швырнула в пепельницу и покрыла поцелуями улыбающееся лицо.


— Наташечка, как я счастлива за тебя и Офера!


— Да, отвали ты со своими пылкими поздравлениями, разве мы не договаривались, что вместе справим свадьбы, если твой красавчик вернётся к нормальной жизни?

Кстати, со вчерашнего дня я перестала принимать противозачаточные таблетки, а ты?


От вопроса Наташи, даже у Абрама покраснела лысина, после не долгой паузы смущения, все разразились заразительным смехом.

Гиля вытирала мокрые глаза.


— Абрамелэ, эта девушка даст тебе сто очков вперёд по умению ставить всех в неловкое положение.


Наташа деланно рассердилась.


— Вы чего тут веселье устроили?! Для того чтобы кувыркаться в постели не обязательно жениться.

Правда, Офер?

Ну, а если уже выходим замуж, так надо деток заводить.

Ты, что подруга, другого мнения?


Вера не знала, что ответить на прямой вопрос подруги.

О детях они с Галем ещё не разговаривали вообще, потому что, по её мнению, время для этого было явно неподходящим.

У неё впереди был целый курс университета, и то, за плечами останется только первая степень, а хотелось сразу же поступить на вторую, ведь для этого она и согласилась участвовать в проекте профессора Таля.

По всем расчётам это займёт минимум три года.

Потом надо будет найти подходящую работу и пробиться на ней на определённые высоты, а может быть заняться и научной деятельностью.

Весь этот разброд мыслей, наверное, можно было прочитать по её лицу, потому что Гиля прервала её размышления:


— Доченька, а ведь Наташа права, одно дело, когда детки не получаются, а другое, когда их сознательно отвергают после замужества.

Это не моё и других дело, но если ты всё же прислушаешься ко мне, то я посоветую не тянуть с наследниками, хотя бы одним.

Мы с Абрамкой пенсионеры и с удовольствием поможем поднять вам ребёночка на ноги.


Она оглянулась на мужа.


— Гилюш, а, что мне остаётся делать, гверет Наташа официально выходит замуж за нашего друга Офера, мои карты биты, буду воспитывать внуков.


После того, как попили, кто чай, кто кофе, пожилые люди оставили молодёжь одних — Гиле надо было прибраться на кухне, а Абрам пошёл вздремнуть, с недавних пор он редко пропускал сиесту.

Галь обратился к Оферу, изложив ему план по возвращению на работу.

Пока тугодум шевелил извилинами, Наташа подхватила тему:


— Здорово, я за это руками и ногами!

Давай устроим тебя в нашу контору, опыта тебе не занимать, знаешь арабский язык, служил в боевых частях, да, и с твоим послужным списком тебя примут к нам со стопроцентной гарантией.


Офер, наконец, обрёл дар речи.


— Ну, почему обязательно к вам, у нас, что мало кабинетной работы?

Сколько хочешь, просто, ведь надо до службы добираться и там, как-то передвигаться…


Тут уже вмешалась Вера:


— А ты Оферчик, за него в этом плане не бойся, на днях у Галя уже будет коляска с электроприводом и специально оборудованная машина, месяц-другой и он освоит компьютер и, поверь мне, обузой он не будет!


Галь погладил по руке разошедшуюся невесту.


— Ребята, я рад, что вы не остались равнодушными к моему стремлению, как можно быстрей освоиться в жизни в своём сегодняшнем положении.

Ты, Офер, пока прозондируй почву в наших пенатах.

Я сам мог бы созвониться и выяснить, но не хочу услышать массу заискивающих не определённых ответов.

Ты же, всё сам на месте поймёшь и мне по-дружески нашепчешь.


И уже к Наташе:


— Ты, знаешь, я оценил твоё предложение, оно стоит того, чтобы к нему прислушаться, но есть много, но…

Это совершенно другое ведомство, где меня совсем не знают.

Пока я не научусь самостоятельно пользоваться автомобилем, новой коляской и компьютером, речи пока вести не следует, но ты права, я хорошо владею арабским, и при том, несколькими диалектами.

С завтрашнего дня начну изучать парси параллельно с компьютером.


Вера притянула руку Галя и прижала к губам.


— Галюш, я горжусь тобой!


Парень рассмеялся.


— Рано, Веруш, очень рано ты стала мной гордиться, пока это ещё всё слова, давай подождём, когда я чего-нибудь уже достигну в этой жизни.


Наташа ехидно заметила:


— Не прибедняйся красавчик, вон, какую девку заполучил, другим и не снилось.


От души наболтавшись, молодые люди расстались — по высказыванию Наташи, они поехали с Офером продолжать тяжёлую работу по воспроизведению потомства.

Подруга заверила Веру, что обязательно они приедут с Офером сюда на Рош-а-шана, чтобы поддержать её в тяжёлом противостоянии с мамочкой и сестричкой.

Так случилось, но Наташа опередила Веру сроками свадьбы, но это было связанно с её нынешней работой.

О конкретных причинах подруга умолчала.


Перед сном Вера выкупалась в душе, натянула на себя лёгкую летнюю пижамку и, присев на постель, подумала — а, что и кому она доказывает своей скромностью, только отбирает у себя и Галя возможность лишний раз насладиться общением друг с другом, ну, зачем себя обманывать, конечно же, и умопомрачающим сексом.

Свадьба их, дело решённое, рот Абраму, в любом случае, не закроешь, только, вот, как отнестись к заявлению Наташки и Гили о рождении ею в скором времени ребёночка…

Вера подержала несколько секунд в руках пачку с противозачаточными таблетками и, не распечатывая, положила её обратно в сумочку.

  Вечная тема в искусстве любовь —
  К ней от потомков нет к предкам укора.
  Переплетается музыка слов
  Страстью мажора с грустью минора…
  Узы любви расширяют простор…
  бьются сердца потревоженной ланью…
  Плавным течениям наперекор —
  Струны звенят от взаимных желаний…
  В песне любви есть куплет и припев,
  Новые нотки в знакомом мотиве…
  Партию счастья дуэтом пропев,
  Даже финал прозвучит в позитиве…

Глава 5

В шесть утра крепко спящую Веру разбудил будильник.

В комнате Галя с вечера работал кондиционер и там было довольно холодно, не смотря на тридцатиградусную жару на улице.

Она лежала совершенно обнажённая, всем телом тесно прижавшись к парню, обняв его за шею и закинув на него руку и ногу.

Вера мягко отстранилась, ей показалась, что будильник не успел разбудить Галя и она хотела тихо, незаметно для него, ускользнуть из кровати, но сильные руки поймали её за плечи:


— Веруш, ещё хотя бы один поцелуй.

  — Знаю я тебя, сначала поцелуй, потом одно объятие…
  А потом мы опять начнём любить, любить, любить…
Проговаривая эти шутливые слова, Вера уже ловким движением перекинула ногу через тело парня и, взяв в ладонь резво вздыбившего скакуна, медленно ввела его в сочившиеся желанием готовое для соития и любви лоно.

Девушка оперлась ладонями о плечи Галя и застыла на какое-то время, отдаваясь не передаваемому ощущению, прислушиваясь к себе и наплывающим внутри неё волнам неги, и под воздействием природного желания начала двигаться, получая от этого невероятное наслаждение совокупления.

Парень плотно взял в руки напрягшиеся ягодицы Веры, медленно её приподнял, пока она не застыла на вершине жезла и, покручивая, опустил вниз на себя и, тело девушки, подчиняясь желанию и ритму партнёра, понеслось в стремительном темпе к пику наслаждения.

Галь поймал в ладони пляшущие шары грудей с набухшими сосками и покрыл их поцелуями, облизывая и покусывая поочерёдно.

От нахлынувшего оргазма из груди девушки вырвался тонкий крик, который она старалась всячески загасить, до боли закусив губу, памятуя, что в соседней комнате находятся родители Галя.

В ответ приливу оргазма девушки, он тут же получил заряд наслаждения, зарычал диким зверем и излился в неё тягучим фонтаном, постепенно замедляя движения тел.

Вера чмокнула любимого в щёку и резво спрыгнула на пол, отстраняя от себя, тянущиеся к ней руки:


— Нет, мой хороший, хватит меня провоцировать, я опоздаю в университет, мне ещё надо помыться, собраться и впереди длинная дорога, где легко могу попасть в пробки.


В течение получаса Вера собралась, не стала даже пить утреннее кофе, и вскочив в машину помчалась в сторону Тель-Авива.

На территории университета зашла в любимый кафетерий и заказала себе кофе и круассан.

Не успела ещё усесться за столик, как раздался первый на сегодня звонок на её мобильном телефоне.


— Привет!

Я тебя случайно не оторвала от завтрака минетом?


Наташа хрипло захохотала.


— Привет, привет!

Почти угадала, действительно завтракаю, но только не тем, что ты думаешь, а булочкой с кофе.


— Тоже не плохо, но меня это мало интересует, я о другом.

Вот, застряла в пробке по дороге на службу и подумала о тебе, твоём красавчике и вашем будущем.


— Наташка, тебе что, больше делать нечего, как о нас думать?


— В обще-то есть, но в пробке лезут не контролируемые рассудком мысли, а там часто присутствуешь ты.

Удовлетворена ответом?


— Да, Наташа!


— Надо тебе, как можно быстрей вытаскивать своего красавчика из-под родительской опеки, мне он показался каким-то тепличным, словно фикус в горшочке…


Вера перебила:


— Наташка, он уже сам до этого дошёл, через три недели встретимся в мошаве на праздновании Рош-а-шана, ты увидишь, всё категорически изменится.

Вот, только не знаю, какое место для нашего проживания выбрать — город или мошав, домик или квартиру на этажах.


— У тебя, что есть время с садом, огородом возиться?

Захочешь зелени — поставь пару кадушек с деревьями на балконе и только не забудь хотя бы раз в неделю их полить.


Наташа вновь рассмеялась.


— Верка, первым делом определитесь с местом работы, а квартира в центре страны не проблема, были бы денежки, а с ними у твоего красавчика проблем нет, по крайней мере, на первый взнос всегда найдёт, чуть что, его родители подсобят.

Лучше скажи ему своё веское слово, чтобы он не заморачивался, а шёл к нам работать.

Я уже со своим шефом по телефону накоротке побалякала, он готов с ним встретиться для конкретных переговоров.

А в ментовке твой красавчик загнётся от комплекса неполноценности, ведь его там знают, как здоровенького, сильненького и отважного оперативника, а тут бумажки перебирать и складывать в папочки, дела в суд сдавать или в архиве копаться… скукотища и мысли начнут крутиться, что эту работу дали из жалости!


— Наташка, но ведь служба в вашем ведомстве очень опасная…


— Не смеши подруга, он же не будет на оперативной работе с населением занят и заграницу вряд ли пошлют, а фатхатцам ногти рвать можно, сидя на месте в кабинете.


Подруга смеялась своим металлическим смехом, а у Веры мороз бежал по коже.

Они вскоре распрощались, потому что Наташа к этому времени прибыла уже на место своей сегодняшней страшной службы.

Вера, медленно попивая кофе, мысленно раз за разом, возвращалась к их разговору.

Конечно, работа в ШАБАКе полностью отличается от службы, которую могут предоставить Галю в полиции и подруга во многом права.

Трудно возвращаться туда, где тебя знали совсем другим человеком.

Возможно для Галя работа, насыщенная всевозможными сложными коллизиями и зигзагами, требующая полной концентрации воли и ума, больше подходит, но она не хотела оказывать на него давление, пусть он сам дойдёт до этого, хотя…

Вера набрала телефон Наташи.


— Подруга, ты чего, я ведь уже на службе?

Говори быстрей, что хотела!


— Натаха, а ты можешь сделать так, чтобы твой шеф сам позвонил Галю?


— Поняла, позвонит, диктуй его номер мобильного.


— Такой же, как и у меня, только на конце пятёрка.


— Замётано, бай.


Да, Наташа здорово изменилась после того, как побывала в жутком теракте и выкарабкалась из навалившихся на неё кучи болячек.

Она стала намного серьёзней, а особенно, после того, когда устроилась на службу в ШАБАК.

Раннее, интернациональных взглядов девушка превратилась в лютого арабо-ненавистника, посвятив всю свою жизнь борьбе с террором.

Вера сама под воздействием участившихся в Израиле терактов с участием террористов-смертников, начала иногда писать стихи далеко не лирического содержания, два из которых опубликовали даже в русскоязычной газете «Глобус».

 Иудея, Самария, сектор Газа…
  Отвернулись небеса, мольбам не внемлют.
  Сотрясают взрывы вновь святую землю.
  Лютой ненавистью выползла зараза
  Иудея, Самария, сектор Газа…
  Шлют и шлют безумных смертников уроды,
  Травят издревле соседние народы.
  Ярость пьяная мутит, сжигая разум
  Иудея, Самария, сектор Газа…
  На земле святой — и щедрой, и богатой.
  Расплодились изуверы, «арафаты».
  Кровь еврейская пролилась злом экстаза
  Иудея, Самария, сектор Газа…
  И неужто солнце мира не согреет
  Два народа — и арабов, и евреев.
  Где скажите панацея от проказы?
  Иудея, Самария, сектор Газа…
  На охоту вышел зверь…
  Смерть невинных — боль живых.
  Чья же очередь теперь?
  Кровь в глазах безумных, злых
  На охоту вышел зверь.
  В помутившемся мозгу
  Наставленье вожака.
  Ищет жертву на бегу,
  На взрывателе рука.
  Снова в ярости кричим:
  Чья же очередь теперь?
  Хайфа и Иерусалим.
  Ищет жертву лютый зверь.
  Стаю бешеных собак
  Изведём с лица земли.
  Очередь твоя вожак,
  Что посеял, то пожни.
— Вера, ты почему такая серьёзная, так сурово брови свела?


Рядом с ней присаживался на стул с чашкой кофе в руке однокурсник Мухамед.


— А, салям алейкум!

Так, задумалась, через неделю начнутся каникулы, надо чем-то толковым заняться и пока не придумала чем.


— Я слышал у тебя через два месяца свадьба?


— Да, тебе, верно доложили, вот, собираемся с женихом подыскать для себя подходящее жильё в центре страны.


— А, правда, что твой жених на инвалидной коляске?


— Мухамед, а тебе не кажется, что это совершенно не твоё, как и других дело и в твоих сочувствиях я абсолютно не нуждаюсь.


И, вскочив на ноги, не добавив больше ни слова, вышла из кафе.

Вера шла в аудиторию, кипя от злости — только в пятницу она под большим секретом сообщила Ривке, что её жених не может сопровождать её на дискотеку, потому что находится в инвалидной коляске.

И, на тебе, вроде были выходные, а эта весть уже дошла даже до Мухамеда.

Перед дверью в аудиторию, прежде чем зайти, взяла себя в руки — вот, дурочка, можно подумать это государственный секрет, что у её жениха ноги не действуют, а у многих других мозги набекрень и ничего, плодят себе подобных.

От этой мысли на лице появилась улыбка и она уже входила в шумную аудиторию без всякой злости на Ривку, что поделаешь, «на человеческий роток не накинешь платок».


В течение дня они несколько раз связывались по мобильному телефону с Галем, совместно оценив преимущество новой техники, попавшей в их руки.

Парень ей сообщил, что не успела их квартира попасть в руки маклера, как у него появилось несколько желающих осмотреть и прицениться к их жилью.


— Веруш, ничего если я маклеру отдам дубликат ключей, чтобы он мог приводить людей, когда тебя не будет дома?


— Можешь, можешь, у меня полный порядок, ведь я в неё, по сути дела, только приезжаю ночевать.

Кухней почти не пользуюсь, сплю в нашей спальне, а в другие комнаты практически не захожу.

Душ и туалет у меня в порядке…


— Веруш, ты чего рапортуешь, как солдат командиру?


— Потому что хочу побыстрей продать эту квартиру и вместе с тобой поселиться в новой, где мы сможем дарить друг другу наслаждения, подобные нашим сегодняшним утренним.


Галь засмеялся довольным смехом.


— Веруш, даже не верится, что это было сегодня, мне кажется, что вечность прошла, так я опять тебя хочу.


— Я сама не могу дождаться момента, когда упаду в твои объятия, но потерпи, мой хороший, ещё пять деньков и я буду только с тобой целых полтора месяца.

Ох, только заниматься любовью в доме твоих родителей мне не кажется хорошей идеей.


— А мы и не будем…


Вера не дала договорить:


— Так я тебе и поверила, станем тереться целыми днями друг о друга и может быть когда-нибудь я тобой отзавтракаю.


Молодые люди залились смехом.


— Нет, моя красавица, после празднования Рош-а-шана, мы уезжаем с тобой на десять дней в гостиницу на Мёртвое море.

К этому времени я уже освоюсь с новой коляской и машиной.


— О, тут ты у меня держись, употребляй пока побольше витаминов.


— Веруш, с тобой никакие витамины мне не нужны, я только вспоминаю о твоём восхитительном теле, о твоей бархатной коже, пушистых волосах и уже изнемогаю от желания.


— Гальчик, только не растрачивай понапрасну свою мужскую силу, мне она вся нужна без остаточка.


Так, смеясь и подтрунивая, друг над другом они, уже по домашнему телефону, как всегда проговорили далеко за полночь.

Растревоженная разговором на интимные темы с любимым, предчувствуя очень скорую их совместную жизнь, сердце девушки сладко замирало, пульс убыстрял толчки и сон никак не хотел забрать её в свой умиротворяющий плен.

Вера по старой выработанной привычке, уселась с ногами в кресло и раскрыла свою изрядно потёртую тетрадь, где оставалось ещё несколько чистых листочков.

Буквально через секунды по ним побежали тонкой струйкой слова:

  Ах, здравствуй моя грусть! Прекрасные моменты:
  Слиянье мыслей, чувств, немножко мастерства…
  Из-под пера плывут сюжеты и фрагменты.
  В них кружится любовь, одетая в слова:
  Колышет зелень трав весенним дуновеньем.
  Наносит на цветы луч солнца макияж.
  В осенний натюрморт ложится светотенью,
  А свадебный наряд зиме придаст пейзаж. —
  Отыщет образ свой в безвременном пространстве,
  Тихонько постучит вдруг в запертую дверь,
  И в поцелуй вольёт всех мыслей окаянство —
  Не хочется, отринь. Захочется, поверь.
  В твою шальную жизнь вплету себя фрагментом
  И обмакну перо в лазурный небосвод.
  По строчкам заскользит стих поступью балетной,
  Мелодия любви по струнам поплывёт…

Глава 6

Последняя неделя дополнительных занятий в университете перед большими осенними каникулами Вере показалась не выносимо долгой.

Накопилась общая за год моральная и физическая усталость от напряжённой изматывающей учёбы, а, кроме того, хотелось, как можно быстрей попасть в объятия к любимому парню.

На протяжении почти трёх лет она спокойно обходилась без секса, даже не помышляя о нём, живя, всеми думами, только о благополучном разрешении реабилитации Галя. Любимый парень с первого их полового контакта пробудил в ней страстную натуру, но её тело только откликалось на прикосновения Галя и только от мыслей о нём, внутри разгорался жар непреодолимого желания.


Теперь, после того, как её тело, наконец, пробудилось от долгой вынужденной спячки, и, когда обезумевшие гормоны от одних только мыслей отзывались кипящими гейзерами, после которых нужно было обязательно менять трусики, а иногда принимать таблетку от головной боли, Вере не хотелось больше находиться с Галем даже в короткой разлуке.

Распрощавшись сердечно с преподавателем и со студентами, вместе с ней продлившими себе учебный год почти на месяц, ради интересного научного проекта под руководством профессора Зива Таля, девушка всё же не помчалась к любимому, а по взаимной договоренности с Галем, направила машину в диаметрально противоположную сторону — она поехала на юг, повидаться с родителями, с которыми не встречалась уже два месяца.

Не прошло и получаса, как «Тойота» Веры уже въезжала в Ашдод и скоро она мягко припарковалась рядом с папиной «Субару».

Как ни странно, но родители на сей раз прислушались к младшей дочери и осмелились на покупку квартиры в Ашдоде.

Они жили вдвоём в трёшке, девятиэтажного дома в новом районе на привычном по Минску пятом этаже.

Их старшая дочь Люба быстро смекнула, что родителей не отговорить от покупки квартиры, перехватила у Веры инициативу и приняла живое участие в выборе родителями жилья и в оформлении ими машканты (ипотеки).

Веру порыв Любы нисколько не обескуражил, а в точности наоборот, весьма обрадовал, ведь у неё в связи с навалившимся на неё тяжёлым бременем из-за произошедшего с Наташей и судьбоносной операцией Галя, совершенно тогда не было свободного времени.

Благодаря настойчивости и влияния младшей дочери, её родители не долго пребывали в ностальгических чувствах, а нашли себе подходящую работу и вырвались из-под пресса вцепившейся в них мёртвой хваткой Любы, имевшей на счёт них свой коварный план с меркантильными запросами.

Из денег за проданную квартиру в Минске, рассчитывавшей на них старшей дочери, досталась только малая толика, большую часть родители вложили в своё новое жильё и вышли на совсем не страшную ссуду, которую легко покрывали своими заработками.

Вера поднялась на лифте на пятый этаж и постучала в дверь.

Перед ней в узком проёме появилась мама.


— Чего стучишь, как датик (религиозный), пришедший за подаянием?

Я чуть тебя не обложила парочкой ласковых.

Ты не представляешь, как они мне уже надоели, то больным детям подай, то слепым, то кривым, то чёрт знает кому.

Твой папочка, если открывает им дверь, то начинает мямлить извинения, а то и сунет пять-десять шекелей этим прохвостам, поэтому я сама стараюсь реагировать на стук и звонки…


— Мама, может быть вначале впустишь в квартиру, а потом уже дорасскажешь про этих попрошаек?


— А чего ты вообще стучишь в дверь, мы же тебе, как и Любочке ключи выдали?


— Ой, я про них совсем забыла.


— Коля, где ты там? Слышишь, она про ключи забыла, как только про нас вспомнила, у неё ведь теперь другая родня есть, не чета нам — бо-га-тень-ка-я!


Хорошо, что в этот момент из дальней спальни вышел отец и устремился на встречу к любимой доченьке, а то неизвестно, как бы Вера отреагировала на выпад матери.


— Веруня, как я по тебе соскучился!

Хорошо выглядишь!


Отец прижал голову дочери к груди и ласково начал гладить по длинным, разметавшимся по плечам волосам.


— Папочка, я знаю, что по отношению к вам большая свинушка, но вы должны меня понять, к вечеру так устаю от учёбы, что не хочется никуда ехать, а в выходные жду не дождусь встречи с Галем. Вот, скоро поженимся, тогда будем часто к вам вместе с мужем приезжать.


— Николай, не развешивай уши, в лучшем случае, когда надо будет кому-то посидеть с её ребёночком, тогда вспомнит о своей матери, куда ей справиться самой с дитём и со своим тяжёлым инвалидом.


Вера резко отстранилась от отца.


— Мамочка, а ты знаешь, что я тебе скажу на твои чудесные слова…


— Ну, что ты можешь сказать хорошего?

Отречёшься от меня?

Так, в любом случае, мы не очень избалованы твоим вниманием.


— Белочка, не нервничай, у тебя поднимется давление и Верочку не укоряй, она молодая, занята по уши в университете, а то, что связывает жизнь с несчастным парнем, так это её выбор, её горькая планида, веление её доброго, отзывчивого и сострадательного сердца.


Вера стояла посреди уютного салона в родительской квартире, но на душе у неё было совсем не уютно.

Хотелось многое им высказать, а особенно маме, но понимала всю напраслину этого поступка, всё равно, не поймут.

Что толку от её, высказанных в гневе слов, когда родители давно уже выбрали по отношению к ней определённый стереотип мышления.

Слава богу, что она уже давно не зависела материально от предков, а после маминых очередных выпадов, она вряд ли когда-нибудь обратится к ней за помощью по уходу за ребёнком, даже если прижмёт до предела, всё равно, постарается найти такой выход, чтобы не прибегать к услугам желчной родительницы.

Последняя будто подслушала её мысли:


— Ну, что, так и будешь стоять столбом посреди комнаты, как не родная?

Наступит такое время, когда ты вспомнишь мои слова и предупреждения, смотри, чтобы не было поздно.

Запомни, моя дорогая, мамины упрёки лучше чужой ласки, они от сердца идут.

Вера молчала, не желая окончательно рассориться с родителями.


— Мой руки, будем обедать, надеюсь, не побрезгуешь?


И, на этот раз девушка смолчала.

Вера зашла в ванную и всмотрелась в зеркало — щёки пылали, губы побелели, а в глазах поселилась вся печаль и скорбь еврейского народа, но слёз не было.

Ах, ну её, мою драгоценную мамочку, и папа тоже хорош, жалостник несчастный!

Можно подумать, я к ним за сочувствием или утешением приехала.

Тяжёлый инвалид, несчастный парень… глупенькие, он вам тысячу очков вперёд даст.

Это вам, взрослым людям, нужно было сопельки вытирать, а мой Галь скоро опять станет служить в полиции, а то ещё и похлеще, в ШАБАКе.

Успокоившись, Вера вернулась в комнату, где мама накрывала на стол, а папа с головой влез в газету.


— Верочка, вот ты общаешься с людьми не чета нам, что они говорят в свете последних событий…


— Папа, о каких событиях ты, толкуешь?


— Ну, как, убийство Рабина, все эти теракты, несмотря на мирный процесс, «катюши», летящие на головы наших мирных граждан, проживающих на севере, смотри, что происходит в Карьят-Шмоня…


Вера автоматически поправила отца:


— Кирьят-Шмонэ.


И подсела рядом на диван.


— Папа, на эту и другие подобные темы тебе лучше поговорить с моим Галем или его отцом, я в политике не очень разбираюсь, да, и некогда мне распутывать весь этот сложный узел взаимоотношений между Израилем и вражескими арабскими государствами, не говоря уже об арабах окружающих нас в повседневной жизни.

В нашей малочисленной группе, которая сейчас работала над сверхсовременным проектом было два араба, и мы вполне нормально друг к другу относились.


Голос подала, прислушивающаяся к их разговору мама:


— У нас на мойке посуды есть одна баба, она была адвокатом в Москве, очень грамотная и умная женщина, так вот, она говорит, что самый хороший араб, это мёртвый араб.


Вера резко повернулась к матери.


— И, ты бы могла убить человека, только потому, что он араб?


— А, зачем мне это делать, для этого у нас есть армия, полиция и всякие там службы… Коля, я правильно высказываю мысль, ты мне так говорил?


— Так, Белочка, так, но мне хотелось обо всём этом услышать от нашей дочери, постоянно находящейся возле людей служащих в этих структурах безопасности и правопорядка.


— Папа, ты имеешь в виду, Офера и Наташу?


— Да, конечно же, их, а также твоего жениха и его отца.


— Чтобы вы знали, мы никогда на эти темы не разговариваем, а Наташа пошла служить в своё ведомство не для того, чтобы мстить за себя арабам, а для того, чтобы обезвреживать вражеские структуры, готовящие теракты против еврейского мирного населения.


— Коля, пустое дело с ней разговаривать на эти темы.

Она же якшается с ашкеназами (евреями, выходцами из европейских стран), проживающими в центре страны, а они все насквозь пропитались гнилыми левацкими настроениями.

Хорошо, что у нас есть Люба с Лёвочкой, они знают и могут толком объяснить кто здесь, кто.

Мы с твоим папой окончательно решили, что идём голосовать за партию «Ликуд» и Биби Нитаниягу.


Вера до сих пор понятия не имела кому она отдаст свой голос на предстоящих выборах, но решила подразнить родителей.


— Нет, за правых никогда, я буду голосовать за Шимона Переса и «Аводу».


От заявления дочери отец сконфузился.


— За этих предателей своего народа?


— Папочка, а тебе известно, что эти предатели своего народа находились у власти, когда наша страна победила в Шестидневной войне и Судного дня?


Отец проигнорировал ремарку дочери.


— Конечно, у нас демократическое государство, но будь моя воля, я бы создал одну крепкую партию и навёл бы в стране порядок.


Вера рассмеялась.


— Папочка, в одной стране ты уже навёл, до сих пор там очухаться не могут от власти коммунистов, в партии которых ты, между прочем, состоял много лет.


Отец быстро перевёл разговор на другую тему:


— А, как ты относишься к Щеранскому и его новой русской партии?


— Папуля, никак, я не хочу относиться к нему и к его партии.


К счастью девушки, мама пресекла неприятный для них с отцом разговор, где они не находили общего языка.


— Тебе в борщ класть сметану или ты уже окончательно заделалась еврейкой с их дурацкими традициями?


Вера незаметно для родителей тихо вздохнула.


— Клади конечно, боже мой, как я давно не кушала твоего настоящего украинского борща.

Пахнет как, а вкус божественный…


Дочь даже зажмурилась от удовольствия.

К концу обеда Вера уже отдувалась от сытости, съев только одну пулечку запечённой в духовке курицы с приготовленным мамой лечо.

От десерта, любимой домашней выпечки, была вынуждена отказаться:


— Ой, простите, но я сейчас лопну, кусочек торта, если хотите, я возьму с собой, заодно и Галя угощу. Мать подняла на дочь глаза.


— А, что, ты разве не останешься у нас на все выходные, ведь мы завтра собираемся на праздничный обед к Любочке?

Завтра у Русланчика День рождения, мальчику исполняется уже девять лет и малышку ты давно не видела.


— Мама, я неделю не встречалась с Галем, он по мне очень скучает, и я по нему тоже, поэтому сейчас слегка передохну после обеда и поеду к нему.


Мать неожиданно резво для себя, вскочила из-за стола и встала напротив дочери, уперев руки в бока.


— Ну, Николай Иванович, ты слышал, понял, наконец, кого мы воспитали!


Отец сидел пригорюнившись, низко опустив голову над тарелкой.

Мать не унималась:


— У тебя есть в жизни хоть что-нибудь святое, какие-нибудь чувства к своей самой близкой родне или ты окончательно продалась этим израильтонам за временное благополучие, которое надо постоянно отрабатывать, ухаживая за калекой…


— Мама, прекрати, я больше подобных слов от тебя слышать не хочу и не буду, прощайте!


Вера, схватив ключи от машины выскочила из квартиры.

Она осознавала, что в таком настроении выезжать на трассу, категорически не рекомендуется. У неё от гнева и не высказанных слов тряслись руки и туман застилал глаза.

Как, ну, как они могли так думать, а тем более, говорить, нисколько не щадя её самолюбие, чувства и любовь к парню.

Где-то мама может и права, очень уж она охладела к родному семейству, но во многом виновата была в этом старшая сестра, постоянно при встречах донимающая Веру вечными поучениями, претензиями и алчным взглядом на её связь с Галем, в которой после выяснения деталей, видела только меркантильный смысл, а не её преданность и любовь.

Девушка выехала на набережную и, выйдя из машины, присела в тени кипариса, глядя на предзакатную синь неба и моря.

Сердце затрепетало, стоило ей только углубиться мыслями в анализ, произошедшей размолвки с родителями.

Чтобы успокоиться, достала новый толстый блокнот и чиркнула несколько строчек и душа встала на место.

  Давай, поищем тему для двоих,
  приемлемую в нашем разговоре,
  сойдёмся в чём-то, и слегка поспорим,
  не строя параллели из кривых…
  О «вечном», про житейские дела… —
  не мало тем в бескрайнем море знаний
  найдут два человеческих созданья,
  коль не закусят в гневе удила…

Глава 7

Давно уже закрылась дверь за Амиром, парнем, который помогает Галю овладевать премудростью современной техники — компьютером.

Зажав мышку в руке, старательный ученик, сверяясь с записями в тетрадке, повторял и повторял команды, проникая в невероятно интересные и информационные глубины виртуальной жизни глобального мира.

Пять лет назад, учась на офицерских курсах полиции, Галь освоил на хорошем уровне клавиатуру, ведь приходилось много печатать и при этом на двух языках.

Поэтому печатание на иврите и английском у него не вызывало трудностей.

Теперь Галь все свои усилия кинул на освоение печатного слова на арабском языке, а также фарси — идея, брошенная Наташей, не покидала его с первого момента, как она была озвучена.

Он был полностью согласен с девушкой, что нудная возня с документами ему не подходила по характеру ни в коем разе, ведь все годы до тяжёлого его ранения он был задействован на опасной и ответственной работе в полевых или оперативных условиях.

От напряжённых занятий с компьютером его оторвал звонок мобильного телефона.

Галь улыбнулся — Веруш звонит, наверное, уже едет домой.

Интересно, как на этот раз обошлась её встреча с близкими?

Очень тяжело складываются взаимоотношения Веры с её матерью и сестрой.

Ему, в последнее время, приходится постоянно увещевать любимую, всячески пытаясь заглаживать острые углы между ней и родителями, после её посещения родных.

Галь усмехнулся, давно уже стало ему понятно, что они, родственники невесты, его точно не любят и поэтому Веруш так не хочет сама ездить в Ашдод в гости, но делать нечего, существует святой долг детей перед родителями.

Но нет, на экране высветился незнакомый номер.


— Да, я слушаю.


Хриплый голос собеседника сразу же сообщал о приверженности того к курению в больших количествах и командованию на высоком уровне.


— Шалом! Галь Бенет?


— Шалом!

Я слушаю, с кем имею честь разговаривать?


— Надеюсь, приближение шабата и присутствие рядом посторонних ушей не помешают нашему разговору?


Почему-то сердце Галя сразу же подсказало, откуда дует ветер, только он не мог догадаться с кем емусейчас представилась возможность вести беседу.


— Я слушаю внимательно, никаких помех и посторонних вблизи меня не наблюдается.


— Несколько дней назад, от известной нам обоим Натали Шехтер, я узнал о твоём существовании, о постигшем тебя ранении и сегодняшнем твоём положении.


Галь услышал, как щёлкнула зажигалка и собеседник сладко затянулся сигаретой.


— Наша сотрудница сообщила, что ты был оперативным работником полиции в отделе по борьбе с наркотиками.

Я уже осведомился о тебе на месте твоей прошлой работы и знаю, что ты зарекомендовал себя там с самой лучшей стороны.

Не буду юлить, мы заинтересованы принимать в свои ряды на службу людей с таким послужным списком.

Сразу же замечу — прежнего офицерского звания у тебя не будет, как и особой формы и знаков отличия.

Нам ещё предстоит выяснить все детали и твои познания в языках, понимание политической обстановки, умение вести диалоги с врагами и друзьями, умение проникать словом и не только, в сознание будущего осведомителя и многое другое, всё это окончательно проверится уже по ходу твоей службы в наших рядах.


Собеседник закуривал новую сигарету и Галь воспользовался предоставленной ему паузой.


— Уважаемый господин!

Пока не знаю, как к тебе обращаться по имени.

Я ещё никому не давал никаких согласий на работу в вашем ведомстве.

Да, Натали Шехтер в приватном разговоре со мной обмолвилась, что переговорит с руководством о моём трудоустройстве в её конторе, но дальше этого мы никуда не заходили.

Прежде чем, принять окончательное решение, я бы хотел, как следует изучить предмет обсуждения…


— Никакого обсуждения пока не будет.

Меня зовут Давид Цур.

Кто я такой, можешь выяснить у своей подруги Натали или из других источников, меня это не касается.

Сейчас грядут наши праздники, затем, как выяснилось, у тебя свадьба, мазл тов!


— Благодарю!


— Пожалуйста, не перебивай.

У тебя есть в запасе три месяца — осваивай, как следует компьютер, поддерживай физическую форму, научись без посторонней помощи обходиться во многих аспектах жизни и первого декабря жду у себя на собеседовании.

Вопросы есть?


— Есть и очень много, но я их перенесу на момент личной встречи.


В телефонной трубке раздался хриплый смех, переходящий в кашель.


— Бай, мой друг, шабат шалом!


Окончив неожиданный разговор с высокопоставленным собеседником, а, что он именно таков, Галь не сомневался, парень зашёл в поисковик и написал только одно слово — ШАБАК, и тут же, его взгляду открылась на экране монитора всевозможная информация и первая же запись гласила:

«После победы в Шестидневной войне 1967 г. ШАБАК расширил свою деятельность на территории Иудеи и Самарии, сектора Газы, Голанских высот. Перед ШАБАКом стояла и стоит задача отслеживания и ликвидации террористической деятельности палестинцев. И с этой задачей ШАБАК успешно справляется благодаря героической работе своих оперативников и многочисленной агентурной сети, проникающей во все палестинские террористические организации.»

От прочитанного сердце парня буквально затрепетало — вот, именно такая работа полностью подходила его характеру.

Она была очень близкой к той, на которой он получил своё тяжелейшее ранение, после чего уже почти три года находится вне активной нормальной жизни, а про все испытанные им физические и душевные страдания, про свою нынешнюю ущербность и вспоминать не хочется.

Галь откинулся в кресле и прикрыл глаза — недавно ему исполнилось двадцать девять лет — возраст, подходящий для того, чтобы подводить предварительные итоги, да и для того, чтобы строить планы на будущее.

За плечами достаточно безоблачное детство, школа, армия, офицерские курсы полиции, полная опасностей и приключений работа и, наконец, встреча с Верой.

Безусловно, до того, как на его жизненном пути повстречалась девушка, к которой он с первого взгляда проникся безумной любовью, у него были связи с другими особами женского пола.

Иногда ему казалось, что какая-нибудь из них и есть, та единственная, с кем бы он хотел провести всю свою оставшуюся жизнь, но вскоре убеждался в обратном, спокойно расставаясь с очередной пассией.


С Верой всё обстояло иначе, а даже, с точностью до наоборот, он готов был ею дышать, впитывать по капельке всю её сущность — красоту, голос, запах и чуткую возвышенную душу!

Он отдавал себе отчёт, что на нынешний момент не является для любимой девушки тем блестящим парнем, которым представился когда-то ей при первом знакомстве в автобусе. Боле того, он в нынешнем своём положении не мог соответствовать Вере в физическом отношении во время их занятий сексом, где на девушку ложилась большая часть инициативы и фантазии для того, чтобы их постельные утехи доставляли им обоим высшее наслаждение. Ему до сих пор не в чем было упрекнуть невесту, она делала всё от неё зависящее, чтобы Галь не чувствовал себя по большей части не полноценным, но всё равно, он жутко страдал душевно от своего нынешнего положения.


Надо, как можно быстрей обрести чувство собственного достоинства, о чём ему уже много раз в беседах внушала мать.

Да, с матерью общение приносит только пользу, она всячески поддерживает в нём силу духа и уверенность в завтрашнем дне.

А, вот, в отношениях с отцом, далеко не всё складывается так безоблачно, как бы хотелось.

Старый полицейский не скрывает того, что видит в сыне инвалида, нуждающегося в постоянной помощи и гадко, иронизирует над их предстоящей свадьбой, высказываясь в своей прямолинейной манере о том, что его Вера в будущем обязательно найдёт себе полноценного самца и будет наставлять ему ветвистые рога.

Буквально вчера отец зашёл к нему под навес в углу пардеса, где Галь тренировался и закурив, изрёк:


— Знаешь сын, все эти твои занятия физическими упражнениями вернут тебя к нормальной работе, к без проблемным отношениям с друзьями и коллегами, но никогда не помогут стать хорошим бойцом в постели.

Бабам нужно, чтобы их трахали, ставя в различные позы, а не наоборот.


Галь возмутился:


— Ты считаешь, что я должен теперь обходиться только проститутками?


— Не злись сынок, ты ещё вполне можешь построить нормальную семейную жизнь, но не с такой блестящей девушкой, как твоя Вера.

Она ведь идёт по улице, и все мужики провожают её взглядом.

Скоро она завершит свою учёбу, устроится на работу и рядом окажутся здоровые, симпатичные мужчины, которые одарят её всевозможными знаками внимания и, где гарантия, что она в какой-то момент не дрогнет…


Галь перебил:


— Не смеши отец, любая женщина может изменить мужу и не обязательно тот должен быть для этого безногим.


— Согласен, любая, но не любая, такая красивая и эффектная, как наша Вера.

Дурачок, я очень хорошо отношусь к твоей невесте, она мне дорога, как родная дочь, но я не хочу, чтобы ты в будущем пережил в жизни жуткую трагедию от измены любимой жены.

Взял бы ты лучше Малку Шпинглер, что живёт от нас через два дома — она чуть красивей обезьяны и фигурой, что в высоту, что в ширину, кто на такую позарится.


При последних словах Абрама, они оба покатились со смеху, ведь Галь лично был знаком с Малкой ещё с детства, когда они вместе с ней и другими ребятами бегали по поселковым улицам.

Нет, не нужна ему Малка Шпинглер и другие женщины не нужны, он хочет быть рядом только со своей любимой девушкой, со своей ненаглядной Веруш.

Галь открыл глаза и посмотрел на часы — ого, уже шабат скоро наступит, а её ещё нет.

Может у родителей задержится и останется ночевать, но если бы она приняла такое решение, то давно бы позвонила.

С появлением у них мобильной связи, они могли постоянно быть в курсе дел друг друга, но Галь не хотел казаться сильно надоедливым и перед будущими тестем с тёщей показаться смешным ревнивцем.

Волнение вдруг охватило парня, как не крутись, девушке предстоит находиться на дороге, а там всякое может произойти.

При последних мыслях Галь уже набирал номер Веры.

Вместе с голосом девушки до парня дошли звуки музыки, речь и смех людей и порывы ветра.


— Веруш, ты где-то задержалась, тебя на ужин что ли не ждать?


— Ой, Галюш, я совсем потеряла представление о времени.

После очередного приятного посещения родителей, так расстроилась, что не стала сразу выезжать на трассу, а приехала на набережную и, чтобы успокоиться, увлеклась своим любимым занятием…


— Неужели я тебя оторвал от написания стихов?


— Да, мой любимый, прости меня, я уже сажусь в машину и часа не пройдёт, как я упаду в твои объятия…


— Не гони, десять минут нас уже не устроят, но спешу тебе сообщить, что завтра я тебя покатаю наконец-то уже на своём автомобиле.

Скоро увидишь какой у меня шикарный танк!

Глава 8

До свадьбы Веры с Галем оставалось ещё два месяца, но для молодых людей время не тянулось в нудном или тревожном ожидании, а наоборот, летело с непостижимой скоростью.

Дело в том, что в их жизнь вписывались всевозможные обстоятельства, подбрасывая и подкидывая новые события и крупные и мелкие задачи, вопросы и проблемы.

На квартиру Галя в Ришоне появилось не мало серьёзных покупателей, и жених Веры не стал гоняться за выгодными предложениями, а, чтобы не терять время, тут же начал оформление продажи первому подходящему заинтересованному лицу.


Они подробно обсудили с Верой звонок из ШАБАКа, и его разговор с одним из руководителей этой солидной организации Давидом Цуром и после бурных дебатов, девушка согласилась с доводами жениха, что работа в этом важном ведомстве, именно то, что ему больше всего подходит по характеру в нынешнем положении.

Неожиданно вопрос встал ребром на тему, покупать квартиру на этажах или домик на земле, но главное, что у обоих молодых людей не подлежало никакому сомнению, это будет Тель-Авив.

Галь быстро убедил невесту в том, что на данном этапе им всё же больше подходит квартира, так, как заниматься участком у них сейчас нет никакой возможности — Вера большую часть дня занята на учёбе, а Галь, если всё сложится удачно, скоро начнёт трудовую деятельность в ведомстве, где рабочий день обычно бывает ненормированным.


Вера, часто ловила себя на том, что она с удовольствием купила бы домик в мошаве, где жили родители Галя.

Ей нравилась размеренная жизнь в посёлке, окружающая природа, взаимоотношения между людьми, а самое главное, ей очень нравилась Гиля.

Галь окончательно убедил девушку, что на данном этапе их жизненного пути, им больше подходит город и квартира, а дальше будет видно, никогда не поздно сменить место жительства.

Несколько дней они посвятили поискам подходящего для них жилья, крутясь вместе с маклерами по улицам и растущим, как грибы в лесу, новым районам и домам в Тель-Авиве.

За рулём уверенно восседал Галь, который в считанные дни разобрался с устройством новой своей коляски с электроприводом и автомобилем, самостоятельно, занимая место в кабине и, быстро освоив ручное управление.


Их выбор с приобретением жилья скоро упал на четырёхкомнатную квартиру в высотном двадцатиэтажном доме вблизи набережной Тель-Авива.

Маклер обещал им подсуетиться с оформлением покупки, чтобы молодые люди уже в начале ноября, то есть, сразу после свадьбы начали совместную жизнь в собственной квартире.

Вера с Галем обследовали окрестности здания, где им скоро предстояло жить, и они остались довольными удобной стоянкой для машин, оборудованными пандусами для инвалидной коляски в самом подъезде дома и в его окружении.

Пока они занимались всеми этими квартирными делами, стремительно подошёл еврейский Новый год — Рош-а-шана, когда по предварительному договору должны были приехать сюда в мошав родные Веры.


По наущению жениха, девушка позвонила своей старшей сестре, чтобы та навела мост примирения с мамой, потому что их родительница после посещения младшей дочерью Ашдода, закусила удела и могла сорвать историческую встречу сватов для близкого знакомства двух семейств.


— Любаша, ты ведь имеешь влияние и умеешь убедить нашу маму в чём-либо, сделай для меня одолжение, уговори её не держать на меня зла и явиться к родителям Галя с визитом вежливости, ведь до нашей свадьбы осталось чуть больше месяца.


— Верка, а мне какая от того радость, приедут они к вам или нет?

Для чего мне зря распинаться?


— Любочка, но ты ведь тоже приглашена и, надеюсь, не погнушаешься приглашением, разве тебе не интересно познакомиться с родителями Галя, посмотреть, как они живут?


Вера, зная хорошо сильные и слабые стороны в характере сестры, легко подбирала ключи к душе своенравного, любопытного и меркантильного человека.


— Тут такая славная природа, обустроенный двор, будет много детей и я уверена, что твоим ребятишкам здесь будет очень хорошо.

А, пардес какой, сколько всяких фруктов поспело, не успевают собирать, даже не знаю, куда они всё это девают!

Ну, Люб…


— Да, чего ты меня умоляешь, самой любопытно познакомиться с твоей будущей роднёй, ведь они не чета нам, сабры в нескольких поколениях.

Я же никогда ещё не была в таком доме, даже любопытно побывать, пройтись по саду и собственными руками сорвать манго, авокадо или ещё что-нибудь…


— Люба, так, что скажешь?


— Не млей, куда она денется, ведь я знаю, что её саму распирает от любопытства, да и, где они с нашим папочкой были до сих пор, что видели в Израиле, пусть посмотрят, как могут жить обеспеченные и высокого полёта люди.


— Любаша, скажешь тоже, высокого полёта, это обыкновенные люди среднего достатка, очень простые в обхождении…


— Ладно, хорош мне мульку заливать — среднего достатка люди это мы, а эти… короче, не чета нам, один дом на пять моих квартир потянет!


Можно подумать, что я упала с луны и не знаю, кто обретается в этих мошавах и, как там живут, небось, одной земли не меряно с лесом плодовых деревьев?


— Ну, дом на семь комнат, участок не малый и деревьев хватает, мне как-то это всё до лампочки.


— Ой, не скажи, до лампочки, в будущем будешь наследницей шикарных апартаментов и всех этих угодий.


Вера рассмеялась.


— Вот, о чём не думала, так не думала, а тем более, у Галя есть ещё четыре семейных старших брата.


— Это, конечно, похуже, но ничего, может быть братья пожертвуют своим наследством в пользу младшего брата-инвалида.


Вера вздохнула, хорошо начатый разговор перешёл в неприятную фазу, впрочем, с её старшей сестрой всегда так, нельзя предугадать, когда и куда она пошлёт свои стрелы желчи.


— Любаш, ну, когда ты поговоришь с мамой, ведь времени совсем уже не остаётся?


— Сейчас и поговорю, подожди парочку минуток, скоро перезвоню.


Действительно, через минут пять Люба перезвонила.


— Верка, в принципе, с таможней договорено, но ты должна сама связаться с ней и попросить прощения.

Давай, не турбуйся, она для вида поломается, а потом милостиво простит и согласится приехать.

Так и вышло, мама не долго пила кровь младшей дочери, мимо ушей пропустила её извинения и лишь поинтересовалась:


— Верка, не выставь нас в дурном свете перед этими снобами, чтобы мы не выглядели там бедными родственниками, скажи, как нам одеваться и, что прихватить с собой?


Вера сумела на всём протяжении разговоров с сестрой, а теперь с мамой, держать себя в руках, ни разу не повысить голоса, не возмущаться их колкостями и нелепостью суждений.


— Мама, родители Галя очень простые в общении люди, никакие они не снобы.

Конечно, родственники Галя не знают русского языка, но рядом будем я и Наташа, да и Люба с Лёвой сносно разговаривают на иврите и помогут вам с папой общаться за столом.

Костюмов не надо, а, как ты умеешь одеваться опрятно и со вкусом, мне говорить не надо.

На Рош-а-шана положено дарить подарки.

Сильно не заморачивайтесь и не тратьтесь, купите корзину со сладостями и бутылку хорошего вина или виски, думаю, что этого будет достаточно.


После переговоров со своей роднёй, Вера без труда нашла Галя, сидящего за компьютером, усердно что-то читавшего или изучающего.


— Галюш, я скоро начну ревновать тебя к этому аппарату.


Она нежно обняла парня сзади за шею.

Галь откинул назад голову и выставил для поцелуя губы.


— Веруш, я не хотел тебе мешать вести сложные переговоры, но по тебе вижу, что всё закончилось успешно и я очень рад видеть на твоём лице счастливую улыбку.


Вера поцеловала жениха нежно в губы и, подбежав к двери, закрыла её на щеколду.

Она быстрыми движениями скинула с себя шортики и майку, за ними последовали бюстгальтер и трусики.


— Веруш, ты будешь показывать мне стриптиз?


— Нет, я буду с тобой заниматься любовью.


И девушка быстрым движением распустила молнию на джинсах парня, высвободив из плена рвущегося наружу удальца и ловко встав на колени на сиденье кресла, нависла над его телом.

Пальцы парня нежно развели увлажнившиеся губы лона девушки и мягко стали поглаживать твердеющий бугорок.

Вера от касаний ласковых рук, тут же почувствовала приближение первого фонтана оргазма, и вся затрепетала в безумном желании почувствовать в себе поглубже твёрдую плоть партнёра, что незамедлительно и получила. Продвинувшись до самого упора.

Она какое-то время посидела неподвижно, замерев от поглотивших её набегающих волн страсти, а затем, упёршись руками в спинку кресла, ритмично задвигалась, набирая с каждым толчком всё большую и большую скорость.

В последний момент, вспомнив, что где-то рядом могут находится родители Галя, она нагнулась низко над плечом парня, зубами сжала обивку кресла, хоть несколько заглушив вырвавшийся из её горла крик, слившийся с хрипящим стоном вошедшего в любовный раж любовника.

После того, как они привели себя в порядок, Вера передала Галю содержание её бесед с мамой и сестрой, пропустив только некоторые детали, выставляющие их в дурном свете и обидными суждениями в адрес самого парня.


Накануне праздника Вера никак не могла заснуть, волнуясь за поведение во время дружеского визита в мошав своих родителей и сестры.

Ей от всей души хотелось, чтобы обе стороны не оказались разочарованными друг другом.

Конечно, им вместе мало что есть делить в жизни, но очень бы хотелось создать между ними хоть какой-то оттенок родственных уз.

Больше всего вызывали волнение её мама и отец Галя, последний даже в большей степени.

Ведь Абрам с вечными его солдафонскими шутками мог сконфузить чопорную женщину и тогда, Вере на долгие годы была обеспеченна участь дочери, попавшей в родню к невежде и не воспитанному хаму.

А тут, случился ещё облом, позвонила Наташа и огорошила:


— Верка, можешь меня даже убить, но мы с Офером у вас не будем, потому что и у нас наметилась историческая встреча родителей в кибуце, где строят коммунизм предки моего избранника.


Ну, разве от всех этих новостей и дум, можно уснуть?!

Покрутившись в своей кровати где-то час без сна, Вера выскользнула из ложа, а затем из дома и, устроившись с новым толстым блокнотом в шезлонге, залюбовалась в небе яркими звёздами, вдыхая ароматы окружающего её сада.

  Чарующая сказка тьмы…
  Сняла с души из тьмы завесу,
  за ней купался в грёзах ты,
  в восторге радужном застыл,
  узрев меня — ночи принцессу…
  На угли тёплые подул,
  разворошил огонь желаний,
  испил любовь из щедрой длани,
  и загадал в ночь на звезду:
  Прикроет очи поцелуй,
  завеса век пусть тайну скроет.
  мы увлеклись с тобой игрою,
  купаясь в свете звёздных струй.
  Чарующая сказка тьмы,
  к тебе явилась в ней принцессой,
  пишу с любовью нашу пьесу,
  где в счастье искупались мы.
Вера дописала последнюю строчку и несколько раз перечитала написанное и осталась собой довольна.

Вдруг ей показалось, что во дворе кто-то есть, она выглянула из-за куста, и увидела какое-то шевеление и вдруг через полосу света, отбрасываемого лампочкой под навесом, важно прошагала хозяйская кошка, вызвав улыбку у девушки и новые волны ассоциаций.

  Лунный свет скользнул в моё окошко,
  и позвал свеченьем за собою.
  я крадусь за ним на крышу, кошкой
  и звездой любуюсь голубою.
  И неважно, что там за карнизом…
  Весь мой мир сегодня здесь на крыше.
  Это суматохе жизни вызов…
  Не пугайте ночь, прошу вас, тише…
  Не беда, что в этот час не спится,
  что ловлю в ладони призрак счастья,
  что несутся мысли вереницей,
  что нельзя навеки здесь остаться…
  Лунный свет сменяется рассветом.
  Новый день проснулся с шумным вздохом.
  За порог скользну я кошкой следом,
  принимая жизни суматоху…

Глава 9

Не напрасно Вера так опасалась визита своих родственников к будущим сватам на празднование Рош-а-шана.

Встреча и приём с некоторыми оговорками всё же прошли в достаточно благовидном режиме, не считая огорчений, доставленных девушке матерью.

Даже по окончанию визита, добрые отношения между матерью и дочерью так и не наладились.

Они не смогли прийти к взаимопониманию, и мама ничем не выказала своего доброжелательства к дочери и её будущему зятю, как и к его родителям.

Микроавтобус Лёвы подъехал к воротам особняка примерно в назначенное время, и Вера вместе с Гилей вышли встречать дорогих гостей.


Два года назад Люба приняла судьбоносное для их семьи решение — уйти мужу с тяжёлой, мало оплачиваемой посменной работы на заводе.

Она решила, что хватит ему корячиться на дядю, а пора заняться мелким бизнесом, рассчитывая на гораздо больший доход, веря в свою фортуну.

За часть денег, вырученных родителями за квартиру в Минске, купили подержанный микроавтобус и не претендующий на многое муж Любы занялся прибыльным на этот момент извозом.

Работы в эти годы в этом направлении вполне хватало, и Лёва стал преуспевающим бизнесменом с вечно больной спиной от тяжёлых грузов, которые ему приходилось тягать по этажам.

Многочисленные репатрианты, наехавшие в страну в начале девяностых, часто меняли съёмное жильё и города проживания, переезжали в купленные квартиры, передавали друг другу подержанную мебель и различную утварь домашнего хозяйства.

Услуги Лёвы принимались нарасхват, потому что новоявленный бизнесмен был точен, вежлив и аккуратен.

Люба мало тяготилась тем, что её муж на новой работе не знал отдыха ни в будние, ни в выходные дни.

Главное, что их бюджет ежедневно пополнялся денежными вливаниями за предпринимательство безропотного главы семейства.


Вера сразу же для себя отметила, что за рулём микроавтобуса на сей раз находилась её старшая сестра, видно предполагалось, что мужчинам предстоит выпивка и женщины вошли в положение, освободив их от обязанностей шофёра.

Страшно волнуясь, Вера вместе с Гилей приветствовала, выходящих из микроавтобуса растерянных дорогих гостей.

Мать Галя со всеми расцеловалась, включая мужчин и взяв на руки малышку Авиталь, повела будущих родственников знакомиться с особняком и их хозяином.

Разодетых в пух и прах гостей Абрам встретил в старых потёртых шортах, мятой майке и в шлёпанцах на босу ногу.

Вера вздохнула, он так и не удосужился переодеться в цивильную одежду для приёма совсем ещё не знакомых будущих родственников.

Пожав руки и чмокнув в щёки маму Веры и Любу, он панибратски подхватил под руки будущих сватов мужского пола и увлёк их на веранду, попить с дороги холодненького пива.

На лице мамы Вера прочитала всю гамму эмоций, бушевавших у неё в душе и не стала будить зверя, а, чтобы не реагировать на шипение родительницы, отбежала к холодильнику за холодным питьём.

Абрам вовсю обихаживал своих гостей, по их возбуждённым голосам Вера поняла, что мужчины быстро нашли между собой общий язык.

Даже папа, жестикулируя для верности руками, громко выкрикивал знакомые ему ивритские слова, что-то объясняя доброжелательному хозяину дома, с помощью «великолепного» переводчика Лёвы и неважно, что муж Любы до сих пор так и не освоил, как следует иврита и разговаривал со страшными ошибками.

Вера слышала, что они оседлали любимую тему всех мужчин мира, уйдя в дебри международной и внутренней политики и улыбнулась, радуясь за отца, которому так в Израиле не хватало подходящих собеседников.

А, вот, в общении матерей не всё ладилось, как бы хотела девушка.


Её чопорная мама держалась крайне настороженно, не выказывая желания сблизиться, всячески игнорируя помощь с переводом дочерей, односложно отвечая на вопросы, старающейся быть учтивой, Гили, ничем не интересуясь у неё в ответ.

Сидя в сторонке, будущая тёща медленно цедила прохладный свежевыжатый сок, косо поглядывая на своего будущего зятя, который вызвался ознакомить Любу с домом, двором и пардесом.

Старшая сестра Веры, не в пример маме, держалась запросто с намечающимися родственниками, а особенно с Галем. Она не стесняясь задавала бесконечные вопросы парню, успевала залазить во все углы по ходу продвижения по довольно-таки немалой территории особняка и было хорошо видно, что она от визита получает истинное удовольствие.

Вера, в свою очередь, волновалась до такой степени, что не замечала никого и ничего вокруг, кроме пытливых и злых глаз матери.

Она то бледнела, то краснела, а от расшалившихся нервов покрывалась, не свойственно для неё, обильным потом.

Беспокойство у неё ещё вызывала беспардонная сестра, Вера опасалась, как бы она не нанесла Галю душевные раны, влезая в глубины его ещё не до конца сформированного восприятия жизни из инвалидной коляски.

Атмосфера вокруг в миг преобразилась, когда один за другим стали подъезжать старшие сыновья Гили с Абрамом со своими шумными семьями с большим выводком детворы разных возрастов, с криками, смехом и плачем заполнивших весь двор, дом и пардес.


Невестки Гили выходили из машин, держа в руках противни, кастрюли, огромные блюда, коробки и коробочки и мигом завалили кухню приготовленными ими к празднику угощениями.

Вера вместе с другими молодыми женщинами накрывала скатертями длинный стол на веранде, расставляла посуду, лёгкие закуски и напитки и времени на переживания уже не осталось.

Как она в этот момент была благодарна Любе, которая быстро освоилась с будущей роднёй, легко переговариваясь, смеясь над шутками, и, каждый раз, вовремя перемещала маму в нужном направлении, не давая ей возможность сидеть в стороне с надутым видом.

С невероятным шумом все многочисленные гости, наконец, стали размещаться за праздничным столом, и Вера к своему удивлению увидела сидящих рядом с Абрамом папу с Лёвой с кипами на головах.

Отец Галя так и не удосужился переодеться, хотя Вера слышала, как его об этом просила Гиля, но тот только отмахнулся, мол, сойдёт.

Когда все расселись, Абрам поднялся на ноги и пододвинул к себе поближе тарелки с нарезанными яблоками и мёдом.

Все присутствующие, глядя на стоящего на ногах серьёзного главу семейства, постепенно притихли.

Абрам скороговоркой произносил молитву и все от мала до велика в нужном месте вторили — аминь!

Прозвучали последние слова молитвы, хозяин макнул кусочек яблока в мёд и пожелав всем счастливого сладкого года, начал трапезу этим традиционным к еврейскому Новому году угощением.

За столом было шумно, весело и чувствовалось, что все от общения между собой получают истинное удовольствие, кроме, конечно, мамы Веры, которая явно изнывала от скуки, тяготилась шумом и не одобрительно смотрела в сторону мужа, который единственный из мужчин до сих пор оставался за столом в кипе, опрокидывая рюмку за рюмкой виски, щедро подливаемому ему Абрамом.


Насытившиеся гости передвинулись в группы по интересам и вели оживлённые беседы.

Подвыпившие мужчины окружили Абрама и о чём-то жарко спорили, щедро отравляя воздух сигаретным дымом.

Среди них Верин папа и Лёва чувствовали себя вполне в своей тарелке, потому что отец и братья Галя уделяли им повышенное внимание, не спеша, разъясняя суть спора или аргумента, призывая их к высказыванию своего мнения по тому или иному вопросу.

Видя, что мама вот-вот может психануть и впасть в истерику, Вера подошла к ней и позвала прогуляться по посёлку, и как ни странно та, с удовольствием приняла её предложение.

Выйдя за ворота особняка, они повернули в одну из сторон, двигаясь вдоль дороги, утопающей по обочинам в яркой зелени и цветах.

Не было слышно шума машин, а только там и здесь из домов или открытых веранд слышался стук посуды, голоса разговаривающих на повышенных тонах людей и громкий заразительный смех.


— Дочь, а тебе не кажется, что живущие в этом посёлке люди, выглядят намного менее воспитанными наших деревенских мужиков и баб в Белоруссии?


— Мама, мне трудно об этом судить, потому что здесь совсем другая страна, другие обычаи и порядки, у этих людей совсем другое воспитание, взгляд на культуру и поведение.


— Ага, твой будущий свёкор даже не удосужился натянуть на себя брюки, так и уселся за праздничный стол чуть ли не в трусах, не говоря уже о том, какое уважение он оказал своим видом будущим сватам, культура!

Вера не стала реагировать на последнее замечание матери, потому что и ей этот факт показался абсолютно обескураживающим.


Мать не унималась:


— Ещё молитву читал, а сам тут же после неё сигарету в рот сунул и кипу снял.


Вера молчала, а мать продолжала неистовствовать.


— Обычаи, традиции и порядки говоришь, самое главное, что он эту шапочку шута твоему папе напялил на башку, нашёл правоверного еврея.


— Мама, но ведь это, действительно, просто традиция, не надо так болезненно реагировать.


— Да, чёрт с ними с их традициями, ты лучше скажи, как собираешься жить в браке со своим инвалидом?

Ведь ему нужно всё подать, подвезти, отвезти, приготовить еду, помыть за ним посуду, помочь управиться в душе, и чёрт знает, что, надо сделать, крутись возле него целый день, а в постели как? На себя что ли втягивать?


Вера молчала.

Ей было, что ответить матери, но зачем, всё равно не поймёт, да и для себя она уже уяснила и выработала по отношению к словам и поступкам злопыхательной родительницы определённый стереотип поведения и мышления.

Разошедшаяся мать, тем временем, не унималась:


— Ну, скажи, для чего тебе это надо, красивая, умная, без пяти минут дипломированный специалист, на богатство что ли позарилась?

Так на него, как я заметила и без тебя претендентов предостаточно.

Ты же сама скоро станешь инженером, будешь зарабатывать хорошие деньги и ухажёров вокруг тебя закрутиться немереная туча.

У нас с твоим папой есть, где тебе жить на первое время, да и средствами можем уже оказать помощь, зачем тебе связывать свою жизнь с человеком, за которым пожизненно придётся ухаживать…


— Мама пора возвращаться обратно, мы уже далеко с тобой зашли, а вам скоро уезжать.


— Ты не хочешь ничего мне ответить?


— Нет, не хочу, потому что всё равно не поймёшь или поймёшь не так, как всё обстоит на самом деле.


— Конечно, мама у тебя дура…


— Нет, не дура, просто ты не хочешь видеть дальше своего носа, или видишь всё в искривленном зеркале, а спорить с тобой и в чём-то убеждать мне не хочется, пусть время нас рассудит или расставит всё по местам.

Да, чтобы для тебя потом не было сюрпризом — как ты знаешь, третьего ноября у нас с Галем свадьба.

Мы с ним уже купили квартиру в новом доме в Тель-Авиве, после свадьбы переезжаем на новое место жительства, и скорей всего, с декабря Галь начнёт работать в секретной службе ШАБАКа.


— ШАБАК, это что, артель для инвалидов?


— Мама, дай мне, пожалуйста, досказать, последнее, что я хочу довести до твоего сведенья — ШАБАК, чтобы ты знала, это спец. служба, которая борется в нашей стране с бандитами всякого толка, кстати, там служит моя Наташка.

Но, я не об этом тебе хотела сказать — у моего жениха нет ног, но у него есть крепкие руки, сильное тело, открытая голова и прекрасная душа!

У многих других молодых людей и половины от этого нет.


Вера резко отвернулась от матери и стремительно двинулась в сторону особняка, кишащего весёлыми гостями.

К отъезду будущих сватов, Гиля собрала для них в пардесе свежие фрукты и с помощью, улыбающейся довольной Любы устраивала раздутые пакеты в микроавтобусе.

Люба, завидев приближающуюся маму и Веру, подбежала к младшей сестре и повисла у неё на шее:


— Верка, родня у тебя будет класс — все такие дружные, весёлые и совсем не жмоты.

В будущем когда у вас будут подобные посиделки, зови, мы с Лёвочкой с радостью примем приглашение.


И шёпотом:


— Мама, я вижу, достала тебя окончательно или пощадила?


Не давая Вере ответить:


— Ой, Верка, легче родить, чем её выдержать, она с годами становится не сносной, то это ей не так, то другое.

Недавно меня начала учить экономить — варенье варить, огурцы засаливать, всякие там лечо-смечо готовить… больше мне делать нечего, как заготовками заниматься, мы, что олим хадашим (новоприбывшие)?!

Можно подумать, мы для этого сюда приехали, чтобы компоты закатывать и капусту квасить?!


Любина шутливая скороговорка несколько улучшила Вере настроение после крайне неприятного разговора с мамой.


— Любаша, я очень рада, что тебе здесь понравилось, как и то, что нашла общий язык с роднёй Галя…


Сестра перебила:


— Ой, я тебе самое главное не сказала, твой Галь супер-мужик, я от него без ума, такой вежливый, умный и внимательный, моему Лёве до него, как до луны, кроме, как работать, пожрать и поспать возле телевизора, его теперь ни на что не хватает.

Скоро забуду, как мужчина во время секса пахнет, пора уже любовника заводить.


— Люба угомонись, дай мне хоть с папой попрощаться, я с ним за сегодняшний вечер и двумя словами не перекинулась.


Девушка подбежала к двери автомобиля, в которую рассерженная мама подпихивала не совсем трезвого мужа.


— Папуля, до свидания!


Вера через руку матери чмокнула отца в щёку.


— Верунечка, солнышко, какой замечательный приём, какие замечательные люди…


Мать фыркнула.


— Налили бы ещё рюмку, так вообще лучше их на свете было не сыскать.


Вера стояла возле дороги, глядя вслед микроавтобусу, и слезинки медленно катились, по побледневшим от расстройства, щекам.

Гиля сзади обняла её за плечи.


— Не бери так близко всё к сердцу, не расстраивайся, моя девочка, мы не всегда понимаем своих детей, а они часто не слушаются своих родителей, но вы должны быть к нам снисходительными, памятуя о том, что у вас тоже будут дети.


Гиля вытерла ладонью слезинки на щеках Веры.


— Будьте лучше нас, научитесь думать, как они — ваши будущие детки, возможно, тоже вас не булут понимать.


Вера уткнулась лицом в плечо женщины.


— Почему, ну, почему, мне с тобой так просто и хорошо, а с мамой с ранней юности не могу найти общего языка?


Признаюсь, честно, только ради папы я её терплю и поддерживаю с ней отношения.

Гиля вздохнула и молча повела девушку во двор, обнимая за плечи.

Галь с отцом сидели за неубранным столом, пили кофе под сигарету и вели неспешную беседу.

Абрам поднял на подошедших к столу женщин глаза:


— Дочка, почему глаза на мокром месте?


И не дав ответить:


— У тебя классный папа, с таким человеком я бы на любое опасное задание пошёл!


Вера благодарно улыбнулась будущему свёкру и начала вместе с Гилей прибирать со стола оставшуюся после кофе и чая посуду.

Когда было всё убрано, девушка склонилась над Галем и поцеловала его в щёку:


— Галюш, поговорим завтра, я очень устала, и хочу сейчас побыть одна, надеюсь, ты не возражаешь?


Парень похлопал её по руке и всмотрелся в печальные глаза.


— Спокойной ночи, моя хорошая, завтра всегда бывает лучше после не очень хорошего сегодня, отдохни и разберись в своих мыслях, я тебя очень люблю.


Сон никак не хотел приходить к девушке, с головы не выходили слова мамы, больно ранившие её душу.

Она включила настольную лампу и положила на грудь толстый блокнот с её исчёрканными страницами готовыми стихами и черновиками.

Незаметно для себя углубилась в образ нового стихотворения, которое постепенно вытеснило из её дум едкие слова матери.

  Пусть горькая печаль не возвратится
  Опавшую листву — печаль огню предам,
  Сгребу и подожгу, горите листья…
  Дым едкий в синеве растает без следа…
  Пусть горькая печаль не возвратится.
  Сквозь дебри неудач пройдём, нам не впервой,
  Не оцарапав душу в кровь об прутья.
  Сгорит в огне печаль опавшею листвой,
  Что б счастье к нам могло опять вернуться…
  Нежданная печаль остынет, как зола.
  Разгонит ветер пепел серых будней…
  Вновь звёздами в ночи любимые глаза,
  Сияя в темноте, меня разбудят…

Глава 10

Наступил октябрь и стремительно полетел вперёд, отсчитывая на еврейском календаре день за днём нового года.

После Суккота (праздник шалашей), на пятнадцатое октября, как раз в годовщину приезда Веры в Израиль, была назначена свадьба Наташи с Офером.

Как выяснила Вера у Наташи, спешка со свадьбой была вызвана тем, что подругу по долгу службы срочно отправляли в длительную командировку в Чили, где она будет представителем Израиля при еврейском центре в этой южноамериканской стране.

В связи с этим, Офер, проработавший больше десяти лет в полиции, был вынужден уволиться и перейти на службу в ШАБАК, чтобы вместе с Наташей уехать в Южную Америку.

Наташа без возражений согласилась на свадьбу в столовой кибуца, в котором жила многочисленная родня Офера и, где он сам проживал до ухода в армию.

С появлением у Веры мобильного телефона, они теперь могли часто общаться с подругой, а Наташа тем более, названивала регулярно, потому что ей подобный аппарат был положен по долгу службы.

Наташа позвонила Вере на следующий день после Рош-а-шана с самого утра, чтобы выяснить, как накануне прошла двухсторонняя встреча:


— Привет, Верунчик!

Ну, колись, как прошла долгожданная встреча ваших предков, это же похлеще, чем встреча на верхах каких-нибудь президентов, обе стороны, в конце концов, остались довольными друг другом?


Вера рассмеялась.


— Наташка, ты, наверное, мне поверишь, я больше всего рада, что эта встреча уже позади.

Ты, не представляешь, сколько мне пришлось всего пережить во время этого визита, чуть дождалась пока микроавтобус с моей роднёй скрылся за поворотом.

Моя мама с первой минуты, как только вошла во двор виллы, решила всем испортить настроение своим видом оскорблённой матроны.

Моя дрожайшая сестричка ко всем без мыла лезла в задницу, а мой будущий свёкор даже не удосужился брюки надеть, так и отсидел за столом в замызганных шортах и в майке словно из задницы вытянутой.


— Во дают, с этого момента, давай, поподробней — а остальные как?

И, что, твоя сестрёнка не выкинула никакого фокуса?


— А, ты знаешь, нет, была сама сдержанность, только меня раздражали её заискивающие голос и взгляд, когда она разговаривала с Гилей и её невестками.

А с Галем она была беседр (в порядке), они даже понравились друг другу, я совсем не против того, чтобы у них такими оставались отношения между собой и в будущем.


— Вер, я тебе скажу откровенно, а ведь по большому счёту, хрен нам надо класть на нашу дорожайшую родню, и пусть у нас с тобой этого хрена нет, так мы можем одолжить его у наших будущих мужей.

Какое нам дело, что они думают о нас и о нашем выборе, мы, что от них зависим или что-нибудь им должны?!

Мы с тобой с ранней юности сами о себе печёмся, наебошились так, что, мама не горюй!

Конечно же, мой Офер или твой Галь не придут к ним лампочку вкрутить или кран поменять, на базар и в поликлинику не свозят, а просто достанут из кармана кошелёк и, не задумываясь, оплатят все эти услуги.

Ну, отличаются они от русских парней, но за то, не напьются, не поколотят посуду, не погоняют тёщу с тестем и жёнам морды не набьют…


Вера даже сразу не нашлась, что ответить подруге, но в глубине души, всё же не до конца была с ней согласна — не хотелось ей полного разрыва со своими близкими и всё, не стоит даже это обмозговывать, так велит её сердце.

Вера, не стала дальше развивать эту тему, а затаив дыхание, задала подруге более всего волновавший её на этот момент вопрос:


— Наташа, а на когда у вас намечен отъезд в Америку, свадьбу нашу не проигнорируешь?


— Могла, но отпросилась у руководства на недельку, сдёрнем с Оферчиком пятого ноября, придётся тебе потерпеть моё присутствие на своей свадьбе.


Девушка сипло засмеялась своей шутке.

Вера давно привыкла к голосу и смеху подруги, но посторонние часто оглядывались на девушку и недоумённо качали головами, плохо воспринимая не соответствие голоса и внешнего вида.


— Наташка, ты чудо, я тебя обожаю!


— Верчик, мне тут шепчут, что срочно нужно убегать, ты мне случайно не проговоришься, что решил твой красавчик на счёт службы в наших пенатах?

Меня просили тихо прозондировать почву, поэтому без распространения.


— Наташка, можешь смело рапортовать, он спит и видит, как приступит к новой работе, а если честно, думаю, что Галь нуждается работе, больше, чем она в нём, потому что часто задумывается о своём месте в жизни, находясь в своём положении, а я этого страшно опасаюсь.

Хорошо ещё, что у меня до двадцать пятого октября каникулы, а там уже и свадьба наша на носу.

Кстати, можешь посмеяться, но мы после вашей свадьбы, на неделю уезжаем с Галем на Мёртвое море, потому что медовый месяц в связи с началом моей учёбы в ноябре устроить не представляется возможным.


— Ага, а в какую гостиницу намеренны поселиться?

Хотя, плевать, там все отели рядом находятся.

Подкину, пожалуй, Оферчику идею вместе с вами побултыхаться в мёртвых водах и вечерами нам вместе не будет скучно.

Не помешаем?


Вера завизжала от радости.


— Наташка, я тебя обожаю, вы же собирались в Европу…


— К чёрту все Европы и Азии, мы и так с моим суженным скоро за границей застрянем на долго.


— Натаха, мы вам с Офером пригласительный на нашу свадьбу уже на вашей вручим или выслать по почте?


— Всё, Верка, мне и, правда, нужно срочно бежать по делам.

Подкину на последок тебе идейку — вам, с твоим красавчиком, пока, всё равно, особо нечего делать на вашей вилле, и, мне кажется, что благородным сексом вам будет на много сподручней заниматься в условиях нашего кибуца.

Приезжайте с Галем в наш колхоз загодя, мы там с Офером будем за три дня до свадьбы, вот и вы к этому времени подгребайте. Ну, там и обменяемся открыточками с приглашениями. Что скажешь, идёт?


— Идёт, идёт, ещё, как идёт, лишь бы Галь согласился!


— Дурища, включи передний форсаж и никаких препятствий, проверено!


Девушки рассмеялись и отключили мобильники.

В эти дни, предшествующие свадьбе, Галь с матерью подолгу засиживались, составляя списки приглашаемых гостей.

Таким образом, мать всячески хотела отвлечь сына от мрачных мыслей, потому что идея проведения пышной многолюдной свадьбы, ему совсем не казалась удачной.

Ведь Галь отдавал себе отчёт, в каком не выгодном свете он будет выглядеть в роли жениха.

Гиля понимала, что этот памятный день останется на долго в памяти молодожёнов, а в первую очередь, Веры, которую положение жениха в коляске нисколько не смущало.

Счастливая невеста мимоходом взглянула на длиннющий список и ужаснулась:


— Это же, сколько ожидается гостей?


Галь вытер пот со лба.


— Веруш, тут ещё далеко не все, мама каждый день добавляет и добавляет в список новые имена.

Мне то что, вписал своих бывших сослуживцев по полиции, и армии, друзей по школе и посёлку, вот, пожалуй, и всё.


— И всё! Ну, и сколько это выходит человек?


— Ну, если парами, то полторы сотни наберётся точно.


Вера невольно застонала.


— А сколько тогда будет родственников?


— Не знаю, мама всё вписывает и вписывает новые фамилии, тут же не только родня, и сваты, и их с папой прежние сослуживцы и друзья, ещё соседи по посёлку…

Веруш, ты чего так побледнела, нам то, что станется от этой толпы, на руках их, что ли носить?

Пусть себе пьют, кушают, танцуют.

Ты, своей родне и друзьям пригласительные вручила или послала?


— Галь, так и без них прорва народу…


— Веруш, не смеши, давай торопись, а то потом будет не красиво приглашать прямо накануне, надо ведь это делать заранее, хотя бы за месяц.


— Галюш, а однокурсников приглашать, там ведь и арабы есть?


— Всех не обязательно, кого только хочешь, а если у тебя в друзьях арабы, то почему и нет?


— Галюш, я хочу пригласить семью Олега Фрейдмана из Ашкелона.


— Вот, не думал, что ты их до сих пор не пригласила, они ведь твои первые друзья в Израиле.


Как-то так получилось, что за последний год, после того, как Вера перевелась из Беер-Шевы в Бар — Иланский университет их связь с полюбившемся бардом и его замечательной семьёй практически прервалась.

Вера мысленно обругала себя — это же надо, так засуетилась в этой жизни, что совсем потеряла из виду дорогих людей, которые так искренне и душевно отнеслись к ней с самого начала и принимали близко к сердцу все её печали, связанные с состоянием здоровья любимого парня.

Она тут же набрала хорошо знакомый номер телефона, и услышала певучий голос Люды:


— Ах, наконец-то, наша девочка позвонила, как я рада слышать твой голос!

Скажи быстренько, у тебя в сё в порядке?


— В порядке, в порядке, я больше вам сейчас скажу, у меня третьего ноября свадьба, которая состоится в зале торжеств в Тель-Авиве, и мы с Галем очень хотели бы, всю вашу семью видеть на ней.


— Верочка, для нас это почётно и большая радость!

Поверь, с удовольствием поприсуствовали бы, но у нас ведь нет машины, как мы туда доберёмся и возвратимся обратно?


Вера закусила губу — это же надо, быть такой не внимательной.


— Люда, это не ваша забота, на днях я позвоню сестре, ведь вы знаете, что они живут в Ашдоде, попрошу их захватить вас на свадьбу, а, затем доставить обратно.

Переговорите с Олегом и дайте мне знать только заранее, чтобы я могла договориться с сестрой.

Люда, скажите, пожалуйста, а, как обстоят дела у ваших девочек и, какие успехи у Олега?


— Про девочек можно много рассказывать, но вряд ли стоит это обсуждать по телефону.

Одно скажу, Лена отслужила в армии и теперь в поисках работы, трудно без образования найти подходящую, а Алла уехала от нас учиться в пнимию (школу-интернат) с музыкальным уклоном, которая находится где-то рядом с Пардес Ханой.

А про Олега говорить не буду, пусть он сам тебе о себе расскажет.


— Веруня, Привет!

Давненько не баловала нас своим вниманием, но понятное дело — сугубо молодое.


Собеседник Веры прищёлкнул языком.


— Верунь, стихи, небось, забросила, не до них тебе сейчас?


— А, вот и не угадали, пишу и много, но только некому показывать мне свои работы, я, как безлюдный остров, потерянный в огромном океане.


— Ну, эту проблему можно легко устранить.

У нас в Ашкелоне появилось несколько молодых дарований, пишущих стихи на русском языке.

Нет, тебе к нам ездить не обязательно, но они, наши молодые таланты, иногда бывают в Тель-Авиве у известной поэтессы, пишущей на русском языке, и ты могла бы примкнуть к этой группе и познакомиться с Иланой Вайцман и её приближением.

На всякий случай и без намёка, Илана прикована к инвалидной коляске с кучей других болячек, а какая у неё воля и какая жажда жизни, ты даже представить не можешь!


— Олег, я очень, очень хочу попасть в эту группу!

Вот, утрясётся вся эта кутерьма с моей свадьбой, а после неё переедем с Галем в свою квартиру в Тель-Авиве, он начнёт работать, я учиться, вот тогда, обязательно выкрою время для посещения литературного объединения.

Я так скучаю по своей Беер-Шевской «Среде».

Олег, а вы продолжаете петь, выступать перед вашими слушателями в клубах, писать стихи и записывать новые песни?


— М-м-м, не знаю даже, как тебе поточней ответить… Выступаю теперь крайне редко, ностальгия у людей постепенно проходит, появилось телевиденье с большим количеством русских программ, а там сериалы, концерты и прочая дребедень, люди уже с неохотой выбираются из домов.

Литературные объединения пока ещё существуют, но, сколько между поэтами всех статей конфликтов и разногласий, сколько ненужной политизации и желания высунуться повыше других, не имея для этого ни особого таланта, ни достойного мастерства и, в конце концов, ни каких интересных тем, а сплошная хандра по утерянному мнимому раю…

И поверь мне, вся наша русская культура нужна только нам самим, пишущим, а к нашим детям, внукам и так далее она уже не будет иметь никакого касательства.

Ну, если только, на уровне Аллы Пугачёвой и Филиппа Киркорова.


— Олег, я в вашем голосе слышу столько неприкрытой досады…


— Верунь, это не досада, а констатация фактов, с которой не соглашаются многие мои коллеги, в том числе и небезызвестный тебе Михаил Беркович, который издаёт одну книжку за другой и радуется, когда после нашего совместного концерта купят за десять шекелей парочку его сборников.

Он в своей квартире на всю стену сделал стеллажи и заставил их своими шедеврами.

Вот, потомки уж получат наследство… Сразу в миллионеры выберутся.

Кстати, я тоже записал диск со своими песнями на компьютере при помощи одного толкового парня…


— О, я вас поздравляю!


— Особо не стоит, тоже продаю их, как и Миша по штуке в месяц, а больше раздариваю, тебя тоже ждёт такой ценный подарок.


Олег хмыкнул.


— Верунь, наше творчество не особо благодарное, но всё же, оно пока ещё немного котируется среди наших репатриантов, поэтому будем продолжать писать и выступать.

Но, самое главное, наши творения и выступления, в первую очередь, нужны нам самим, они часто помогают нам выживать в нелёгких условиях репатриации для не молодых людей, делают жизнь более насыщенной, служат налаживанию приятного общения, не оставляют времени на скуку и не дают впасть в отчаянье.

Веруня, ты, со мной в какой-то степени согласна?


— Наверное, согласна, но многое для меня не является критерием, большинство из сказанного вами, не подходит к моему образу жизни, потому что времени на скуку у меня пока совершенно нет.


Собеседники рассмеялись.


— Конечно, у тебя нет и не должно быть, а вот, то, что в тебе живёт тяга к стихосложению и желание купаться в благостных водах поэзии, весьма похвально и радует мою израненную душу!

Пока есть среди нас такие, как ты и мои молодые Ашкелонские друзья наш круг общения не зачахнет, а будущее, покажет будущее.

Веруня, я окончательно задурил тебе голову, вон уже Люда дёргает меня за рубаху.

Прости, душа моя, просто очень по тебе соскучился, вот, послушай на прощание один из последних моих текстов, который недавно стал песней:

 Гонимая…
  Не спокойна душа моя, мечется… —
  гладь подёрнута сумраком тины.
  Запрягаю в года дни и месяцы
  и трясусь на ухабах рутины.
  Ах, душа моя, что ты терзаешься,
  на судьбу порастратила виды…
  Ты ж не ведаешь скуки и зависти,
  не рыдаешь в тоске от обиды.
  Развернись, разгуляйся, родимая,
  разгони вечный сумрак рутины,
  а устанешь, годами гонимая,
  возвращайся к любимым с повинной…

Глава 11

Казалось бы, свадьба в жизни молодожёнов такое сверх важное событие, а на самом деле, повышенные волнения бывают только накануне, от переживаний за всякие организационные мелочи предшествующие этому судьбоносному мероприятию.

Сама свадьба уже стремительно катится по накатанной дорожке, только с редкими сюрпризами и часто с тщательно скрываемым ожиданием конца торжества счастливой новоиспеченной парой.

Верина душа в какой-то мере, успокоилась за то, как пройдёт её грядущая свадьба.

Она заметила, что жених с невестой только вначале, пока шла торжественная церемония, вызывали повышенный интерес, а дальше гости сами по себе отдавались веселью, угощениям и танцам.


В кибуц, где проходило мероприятие, они с Галем прибыли загодя, и вместе с друзьями провели два не забываемых замечательных дня на территории родного с детства для Офера кибуцного посёлка, купаясь в бассейне, загорая и отводя души в длительных беседах, никуда не торопясь и не стараясь найти уединения, чтобы поделиться сокровенным с далеко идущими планами на будущее со своими лучшими друзьями.


— Натаха, как хорошо, что мы хотя бы здесь можем с тобой отвести души в беседах, никто не мешает, никуда не надо спешить.


Наташа, лёжа с закрытыми глазами на спине, подставив лицо ласковому осеннему солнцу, с улыбкой добавила:


— И мужиков наших удовлетворили накануне по полной и сами в накладе от недостатка секса не остались.


— Наташенька, миленькая, ну, можешь ты хоть иногда обойтись без этих комментариев?


— Могу, а зачем, я ведь не на многолюдной улице об этом кричу, а с подругой доверительно разговариваю.


— Ну, прости, я никак не привыкну к твоей откровенности в этих вопросах.

Честно скажу, меня по-прежнему шокирует эта тема, когда ты заводишь о ней разговор, я будто раздеваюсь до гола в толпе людей.


— А секс тебя тоже шокирует или при занятии им ты более раскрепощена?

Бедный красавчик, ты, наверное, держишь его вечно голодным, не включая свою фантазию для разнообразия столь приятного процесса…


Вера шутливо закрыла подруге рот ладонью.


— Ты вот уедешь, и мы не скоро уже сможем от души наговориться и поделиться тем, что никому нельзя доверить.


— Верка, не дрейфь, всё в жизни временное и наша с Офером командировка тоже.

Разве тебе скоро будет до кого-нибудь, в том числе, и до меня — последний курс в университете, защита диплома, новая хата, изголодавшийся по сексу молодой муж под боком, а может быть, случится такое, что ещё подлетишь за это время и начнутся буси-муси, бессонные ночи, покормить грудью, сцедить лишнее молочко, там попрел, тут закашлял…

В общем, жуть, такую картину я сейчас наблюдаю у одной нашей сотрудницы. Давид уже рычит на неё, когда она носом клюёт над компом.


— Наташка, а я не уверенна, что сейчас хочу завести ребёночка, ведь все мои помыслы, кроме замужества, направлены на продолжение учёбы на вторую степень.

Я тебе открою маленькую тайну, ещё лучше было бы мне, перевестись для этого в Хайфский технион, потому что профессор Таль вводит этот вариант в наши уши, ведь его самого переводят туда для работы над новым интересным проектом в области космических исследований.

Над одной такой штукой мы сейчас и корпеем в универе с нашей группой избранных для этого студентов.


Наташа резко присела на подстилке, на которой она до этого лениво развалилась, принимая возле бассейна солнечные ванны.


— Подруга, что-то я тебя не пойму, а на кой хрен ты тогда спешила замуж, трахаться ведь можно было и без обручального кольца и хупы?


— Наташенька, как ты не понимаешь, это важно для Галя — ему нужно обрести душевный покой, стабильность в отношениях, он очень хочет ребёночка, и я не могу во всём этом отказать любимому мужчине.


— Ох, Верка, ты и дура, всем дурам, дура!

Ладно, я, мне для поездки в Южную Америку необходимо было, выйти замуж, для прикрытия истинных целей моего долгого пребывания на территории Чили.

Если у нас появится ребёночек, то это станет ещё лучшей отмазкой для всяких там внутренних и прочих разведок.

А, ты… у меня просто нет слов для выражения своих чувств, кроме матерных — ёбнутая на всю голову!

Тебе всего двадцать два года, впереди маячит шикарная карьера и твоему красавчику ещё нет тридцатника, спокойненько могли бы ещё лет пять любовь крутить без хупы и обязательств…


— Наташка, мне кажется, что уже…


— Что уже?


По лицу Веры подруга сразу догадалась обо всём.


— Ты, охренела! Откуда знаешь?


Наташа вскочила на ноги и сверху вниз уставилась на смущённо улыбающуюся подругу.


— Верунчик, зачем ты губишь свою жизнь, ведь вся забота о малыше свалится на твои руки.

Хорошо ещё, что у тебя уже в апреле защита диплома на первую степень, успеешь до родов отмазаться хотя бы от этого.


— Наташка, успокойся, ты ведь сама посоветовала мне перестать принимать таблетки, но я тебя не осуждаю, ведь сама пошла на это добровольно, ради Галя.

Ты думаешь, я сама не подсчитала сроки?

Если я не ошибаюсь в своей беременности, то рожать мне где-то в июне, а учёба на вторую степень начинается в конце октября.

С ребёночком мне обещала помочь управиться Гиля, но если даже нет, то в пол годика уже смело можно оставлять с нянькой или сдать в частный садик.


Наташа опять присела на подстилку и обняла за плечи подругу.


— Прости меня Верунчик, вначале я явно зря посоветовала тебе кинуть принимать противозачаточные, ведь не знала тогда о твоих далеко идущих планах, а теперь зря, раньше времени, навела тут шороха с твоей беременностью.

Ты, молодчина, похоже, всё хорошо рассчитала.

Я хочу быть крёстной твоего ребёночка или как там это называется у евреев…

Хотя, какая разница, как это называется, я буду твоему дитяти второй мамой, согласна?


Вера крепко обняла обескураженную подругу и покрыла поцелуями её лицо.


— Наташенька, как я рада, что ты меня, в конце концов, поняла и согласилась с моими доводами!

Разве с этой вестью я могла пойти к своей маме или сестре?


Они бы меня с дерьмом смешали.


— Вер, а красавчик уже знает?


— Нет, это будет для него мой свадебный подарок.

Да и через три недели уже окончательно смогу убедиться в своей беременности.


— Тссс, мужики наши подгребают.

А у меня не получается никак забеременеть, уже к врачам ходила, так они пока и слушать меня не хотят, ведь я ещё даже официально замуж не вышла.


Проговорив это скороговоркой на ухо Вере, Наташа вновь вскочила на ноги и повисла на шее у Офера.


— Завтра, завтра, мой медвежонок, ты станешь мне законным мужем, а сегодня спим отдельно, нельзя до свадьбы испортить целомудренность невесты, люди осудят.

Хотя в вашем кибуце трахаться начинают, наверное, с тринадцати лет, тут такое в кустах подслушала, что даже завидно стало, куда нам с тобой до них!


Свадьба у Наташи с Офером пролетела, как одно мгновение — отцы вели жениха под хупу, а матери невесту, всё это происходило под звуки шофара.

Затем под традиционным балдахином раввин распевал молитву и произносил напутственные слова для новой семьи, все пригубили из одного бокала вино и Офер, повторявший до этого за раввином молитву, с размаху раздавил бокал о настил каблуком своего туфля огромного размера и в это же время зазвучала зажигательная музыка фрейлахса и гости кинулись в пляс.

Родственников со стороны Наташи на свадьбе было очень мало, и они потерялись в толпе кибуцников, соратников и многочисленной родни Офера.

Вера, оставив Галя на попечение его друзей из полиции, подошла к родителям Наташи, чтобы поздороваться и заодно познакомиться, ведь до этого подруга не соизволила этого сделать.

Надо заметить, что и Наташа с Вериными родителями была знакома только шапочно, несколько раз встречаясь с ними в обществе Веры в Ашдоде.

Папа на приветствие Веры, только что-то буркнул в ответ, было похоже, что он уже успел хорошо выпить до начала свадьбы в баре.

Мама же расплылась в неестественной улыбке и расцеловала Веру в обе щеки:


— Ой, Верочка, я столько слышала о тебе от Наташи!

Мы, когда приходили навестить дочь в больнице, как-то разминулись с тобой, но вот бог и свёл!


Девушка подумала — я целую неделю не отходила почти от кровати Наташи, а их там, так и не увидела.


— Я тоже рада с вами познакомиться, для меня Наташа, как родная сестра, она такая хорошая — добрая, отзывчивая и преданная!


— Да, да, она часто нам помогает материально, когда эта сучья жизнь в Израиле прижимает нас к стенке, а такое бывает не редко.

За те деньги, что нам платят на работе, разве можно нормально прожить…


— Простите, меня ждёт мой жених, желаю вам счастья, мазл тов!


Вера ретировалась от разговорчивой ноющей матери подруги и поспешила к Галю, мысленно соглашаясь с прежними рассказами Наташи о своих родителях.

Вернувшись к своему столу, Вера застала Галя в компании сухенького низенького мужчины с седым ёжиком волос и хриплым прокуренным голосом.

Она подошла и тихо поздоровалась с собеседником жениха.

Галь расплылся в улыбке:


— Веруш, это мой будущий потенциальный начальник…


— Да, девушка, в скором времени начнёшь меня жутко не любить, потому что твой будущий муж будет часто задерживаться на работе.

Давид Цур, можно ограничиться именем, Давид.


Вера потянулась рукой для приветствия и её ладонь поймала жёсткая рука на вид хиленького субъекта.


— Я тоже очень рада с вами познакомиться.

Мой будущий муж всегда искал на свою голову приключения, работа в вашем ведомстве ему будет по кайфу, а меня он с самого начала нашего знакомства приучал к ожиданию и волнению.


— Веруш, если хочешь, можешь отлучиться потанцевать, вон, и Наташа всё ищет тебя взглядом, а мы с Давидом ещё немного потолкуем.


Войдя в круг танцующих, Вера привлекла к себе Наташу и Офера.


— Ребята, будьте счастливы, я сегодня за вас радуюсь от души!


Наташа вдруг задорно улыбнулась:


— Верка, а слабо нам цыганочку сплясать?

Мне в своём платье не очень ловко, но всё же сбацаем!

Ну, как Верка, врежем?


— Давай, покажем класс этому мороканью!


По команде Наташи, музыканты выдали первый длинный аккорд и в воздухе поплыл, разгоняясь ритм зажигательного танца — две девушки лихо плясали, одна из них была невеста, а вокруг стояли смеющиеся гости и азартно хлопали в ладоши.

На следующий день после свадьбы, они вчетвером укатили на Мёртвое море, где сполна насладились отдыхом, целебной водой и грязью знаменитого на весь мир водного источника, а главное, приятной, проверенной уже компанией, получая от общения с друг другом истинное удовольствие.

Друзья в доверительных разговорах, которые они вели, находясь возле бассейна, в парилке или за столиком в ресторане, часто вспоминали их первую такую совместную вылазку в Эйлат почти три с половиной года назад.


После возвращения с отдыха, друзья разъехались и до начала свадьбы Галя с Верой они уже больше не встречались.

Одним надо было готовиться к свадьбе, а другим к отъезду в далёкую страну Чили.

В один из вечеров, когда Галь увлечённо занимался компьютером, Вера достала старую общую тетрадь, где среди готовых её стихотворений, находились рифмованные наброски по каким-то причинам не ставшие стихами и, поменяв название одного из них, быстро довела строки до логического финала.

Вместо названия «Когда-нибудь…» — теперь стояло:

  Наступит день…
  Наступит день, ворвёшься ты
  в мою растрепанную душу,
  привычной жизни ход нарушив,
  заполнишь чистые листы.
  Заполнишь чистые листы
  тобой раскрашенными днями,
  без сожаленья брошу в пламя
  Фантазий отблески пустых.
  Наступит день в свою ладонь
  Возьму твою, и без оглядки,
  Шагну вперёд, По шаткой кладке
  пройду сквозь воду и огонь:
  Пройду сквозь воду и огонь,
  Прижав к груди свой дар бесценный,
  Всегда вдвоём по жизни сцене,
  Не мысля истины другой.

Глава 12

Третьего ноября Вера неожиданно проснулась от шума и с радостью прислушалась к звонким струям дождя, громко барабанящего за окном спальни по стеклу и карнизу.

Воздух, пропитанный густой влагой и одурманивающими запахами, идущими от умытого дождём пардеса наполнил всю комнату, легко проникнув под своды спальни сквозь распахнутые створы окошка.

Девушка вскочила с кровати, подбежала босиком к манящему утренней дождливой свежестью окну и выставила наружу улыбающееся лицо с высунутым языком.

Усилившийся в этот момент ливень, тут же обдал голову Веры мощным зарядом крупных капель и струйки от волос побежали по шее за ворот ночной пижамы по лопаткам, груди, вплоть до лёгких шортиков.

Боже мой, какое это благодатное время — осень в Израиле!


Вера мысленно вернулась на несколько лет назад в подобное время в Беларуси и её передёрнуло от жутких воспоминаний — месяц ноябрь на бывшей Родине был не то зима, не то осень, температура колебалась от малого минуса до такого же плюса, шёл то дождь, то снег, вечно было пасмурно, зябко и уныло.

Она весело тряхнула головой, разметав по плечам мокрые длинные волосы — сегодня моя свадьба, сегодня я стану законной женой Галя!

Взглянула на часы — стрелки на часах подбирались только к шести утра.

В салон для невест, где ей предстояло наряжаться, делать причёску макияж, а перед этим массаж и пилинг тела, нужно было явиться только к десяти утра.


По предварительной договорённости, сопровождать её туда будут Наташа и Хана Кукалиева, которая к этому времени окончила учёбу в университете в Беер-Шеве и устроилась на работу экономистом в набирающем силу концерне «Тева», в отделении, находящемся в Герцлии.

На протяжении всех лет их знакомства, они поддерживали связь по телефону, лишь изредка встречаясь, а, как только Хана переехала жить и работать в центр страны, они стали на много чаще видеться.

Девушки любили посидеть в уютном кафе за чашечкой кофе и отвести души в доверительных разговорах.

Спать уже не хотелось, как и просто так бездарно валяться в постели.

На прикроватной тумбочке заметила свой толстый блокнот, которому она почти ежедневно доверяла свои мысли и чувства, облачённые в поэтические рифмы и руки непроизвольно, потянулись к нему, открывая чистую страницу.

  Каждый день сулит нам радость новых встреч.
  Свет и звуки наполняют пробуждение.
  Сон лицо разгладил — умиротворение!
  Как на целый день восторг в себе сберечь?
  Чашу радости допить, идя ко сну,
  чтобы плавно плыть по волнам сновидения,
  словно праздник встретить утро — дня рождение,
  улыбаясь, календарь переметнуть.
Строки легли на бумагу почти без всякой правки, и она перевернула следующий лист, прислушиваясь к затихающему дождю за окном.

 Каждый день…
  Под весёлые капли дождя
  подставляем счастливые лица,
  и пускай облака бороздят
  в сером небе, а в дом свет струится…
  В доме станет светлей и теплей,
  пусть резвятся грома где-то в небе,
  каждый день, что живём на земле,
  нас с тобою любовью объемлет.
  с тополей ветер вытрясет пух
  и укроет от серости белым.
  светлый день укрепит волю, дух,
  открывая просторы для смелых.
  Каждый день благодати глоток,
  каждый день — щедрый дар к нашей жизни,
  каждый день, отдаляя итог,
  пусть не будет ни чёрным, ни лишним…
Вера вздрогнула от резкого звонка будильника — часы показывали семь утра, именно на это время было намечено её пробуждение.

Приняв душ, девушка вышла на веранду и увидела коляску Галя, обращённую в сторону пардеса.

Дождь к этому времени полностью прекратился, солнце яркими лучами старательно пробивалось сквозь зелень листьев плодовых деревьев и благоухающий воздух был оглашён громким посвистом, щебетанием, клёкотом и всевозможными звуками, издаваемыми птицами, радующимся утру, свету и пролившемуся недавно ливню.

Вера не слышно на цыпочках приблизилась к коляске и сзади за шею обняла парня.


— Шалом, мой милый!


Она перегнулась и поочерёдно поцеловала в прикрытые веками глаза парня.

Галь вздрогнул и глубоко вобрал в себя воздух.


— Веруш, доброе утро!

Вот, и наступил день, который может стать для тебя самой большой ошибкой в жизни.

Я часто ловлю себя на мысли, что я страшный эгоист, так и не смогший найти в себе силы и желания, прервать наши отношения и отпустить тебя в полнокровную жизнь, где ты свяжешь свою судьбу с полноценным мужчиной…


Вера обошла коляску и встала на колени перед парнем.


— Какой ты у меня дурачок!

Почему отсутствие ног заставляет тебя чувствовать себя не полноценным, а отсутствие души у других мужчин не делает их в своих глазах ущербными?

Я не спорю, твоё нынешнее состояние создаёт некоторые неудобства в жизни и со стороны не всегда мы для окружающих смотримся достаточно хорошо.

Но, какое дело нам до окружающих, точнее, на их взгляды, мнения и оценки.

Я тебе приведу массу примеров, не отходя от наших семей и знакомых — возьми, хоть моего отца, хоть Наташиного и, того же Лёву… слабовольные люди, подчиняемые воле обстоятельств и вздорным жёнам.

А твой отец?!

Он вообще не считается с мнением окружающих, дай ему волю, так он и на нашу свадьбу явился бы в тех же шортах и майке, в которых целый день возился в пардесе.

Пойми, для меня, как и для другой здравомыслящей женщины, не главное, как ты выглядишь внешне перед свадьбой, а важно, каким ты будешь потом мужем, отцом наших детей и хозяином жизни.

Я бы могла привести тебе и другие примеры, но скажу только об Олеге Фрейдмане и его чудесной жене Людмиле, об их отношении друг к другу — любви, вниманию, заботе и с каким уважением и любовью к ним относятся их дети, а ведь он на протяжении многих лет совершенно незрячий и не может любоваться своей красавицей-женой.


Галь нежно погладил жёсткой ладонью девушку по пушистым волосам, притянул за плечи к себе своими сильными руками — губы их слились в долгом поцелуе, обещающим в ближайшем будущем счастье обладания друг другом.

Оторвавшись от губ жениха, Вера уселась рядом на стуле, подперев ладонью подбородок:


— Знаешь, я убедилась, что ты всё же был прав, мне не очень приятно признаваться, но придётся, действительно, зря мы с тобой пошли на поводу твоей матери и согласились на эту пышную свадьбу.

Надо было, как ты и хотел, в тихом домашнем кругу отпраздновать.

Это всё я виновата, мелкая эгоистка, свадьбу ей подавай!

Не было бы сегодняшнего торжества, и ты бы, не тяготился своим видом во время всей церемонией по случаю нашего бракосочетания, но ведь это ерунда, уже переживём, а у меня для тебя есть свадебный подарок…


— Веруш, на счёт свадьбы я полностью с тобой согласен, именно пышное торжество приводит меня в ужас, а в дальнейшей семейной жизни, я всё сделаю от меня зависящее, чтобы мало, чем уступать твоему другу Олегу.


Парень с улыбкой и обожанием смотрел на свою невесту.


— Зачем ты тратилась, у меня ведь есть всё необходимое для моей нормальной жизни, а большего подарка, чем ты, мне до конца не сыскать!


— Нет, не всё, отгадай чего у тебя не хватает?


— Чего мне больше всего не хватает, к сожалению, ты подарить не способна.

Ты можешь облегчить моё существование, что, впрочем, уже на протяжении долгого времени и так делаешь…


Вера, сведя сурово брови, прикрыла ему рот.


— Дурачок, я перестану тебя любить, если ты не избавишься от комплекса неполноценности.

Ну, быстренько отгадывай, что я тебе подарю, оно пока не стоит денег.


— Веруууш!


От крика парня ещё громче засвиристели на деревьях птицы, а на веранду вышла озабоченная выплеском эмоций сына Гиля.


— Друзья, что у вас происходит?


— Мамочка, мне невеста сделала самый замечательный подарок, который только можно было сделать к свадьбе!


Гиля ласково обняла девушку, которая уже сегодня станет её невесткой и на протяжении долгого времени являлась надёжной подругой.


— Боже мой, как я счастлива, как я счастлива…


И слёзы потекли по щекам, так редко плачущей женщины.

В этот момент длинный гудок автомобиля возвестил о том, что к ним явилась Наташа собственной персоной, в сопровождении новоиспечённого мужа, смотрящего на неё зачарованным взглядом.

Вера позже хотела в мелочах в памяти восстановить этот знаменательный день в её жизни, но это ей удавалось с трудом.

После традиционной миквы — ритуального омовения, принимаемого всеми еврейскими невестами перед свадьбой, Вера вместе со своими подругами Наташей и Ханой отбыла в салон, где её шесть часов ублажали высококлассные мастера и откуда она вышла в великолепном белом свадебном платье, с шикарной причёской и выразительным макияжем.

От свадебного лимузина в силу определённых обстоятельств им пришлось отказаться, поэтому возле салона их поджидал разряженный автомобиль Галя.

Прежде, чем усесться в машину, подруги первыми высказались по её нынешнему внешнему виду.


— Ой, Верчик, наши кавказские бабы подохли бы от зависти, глядя на тебя, им вовеки веков так не нарядить своих дочерей, потому что ты сама украшение всех нарядов!


Наташа, не изменяя своей манере, добавила:


— Ух, Ханка, как нам с тобой повезло первыми сфотографироваться с такой обалденной красавицей!

Верка, кроме слов — полный пиздец, других не нахожу.


Офер широко распахнул перед невестой двери машины, из неё взметнулась в небо стая белых голубей и плавно закружилась над головами.

Затем, счастливые жених с невестой в сопровождении молодёжи объездили различные красивые и знаменательные места, где их фотографировали и снимали на видео.

Опытные и внимательные оператор и фотограф специально выбирали такие ракурсы, старались запечатлеть такое положение тел у молодожёнов, чтобы неподвижность ног жениха на фотографиях сильно не кидалась в глаза.


А, потом, всё было почти, как и у Наташи с Офером на свадьбе, только жених с невестой не шли под руку с родителями, а их везли на высоких креслах в виде тронов.

Веру катили её мать и Гиля, а Галя, её папа и Абрам и выглядело всё со стороны очень торжественно и красиво. Рядом с ними в белых средневековых туниках вышагивали две девушки и трубили в шофары (рога), а впереди шли наряженные племянница Веры Авиталь и племянник Галя Лиор и из плетёных корзиночек разбрасывали под колёса величественных тронов молодожёнов лепестки роз.

Ещё Вере почему-то запомнился её папа, стоящий под хупой с кипой на голове, у которого от волнения выступили слёзы и, как он во время хода молитвы пытался сказать в нужном месте, аминь и вечно опаздывал.

Да, обычного танца невесты с женихом не было, его по ранней договорённости устроители заменили на танец, в котором по очереди танцевали с Верой её отец и отец Галя.


Абрам на свадьбу пришёл всё же не в шортах, а в красивом летнем светло-сером костюме, но без галстука, от этого атрибута парадной одежды он отказался категорически.

Отзвучали последние слова молитвы, Галь традиционно разбил бокал, правда, не каблуком туфли, а наехав на него колесом коляски.

После того, как закончилась хупа, по заведённому правилу сразу же начались танцы.

Свадьба набрала обороты и уже мало кому, было дело до жениха и невесты.

Позже её папа выказал дочери обиду, что раввин во время обхода под хупой обделил его вниманием, не дав пригубить из бокала вино вместе со всеми там присутствующими.

Вера сама недоумевала о причинах такого поступка равва и обратилась за разъяснениями к рядом стоящей подруге:


— Натаха, что за дискриминация, почему моему папе не дали отпить из общего бокала?


— Ха, подруга, ну, ты даёшь, он ведь не еврей, мою маму тоже обошли с вином вовремя хупы, но я её заранее предупредила.

Петрова, то есть, простите, госпожа Бенет, ты обязана знать обычаи своего народа.


Вера заметила, что Наташа и Офер почти не отходили от друзей, стараясь по возможности скрашивать возникающие неудобные для Галя моменты.

Они вчетвером обошли всех гостей за столами, отдавая дань уважения, удостоивших их вниманием и своим присутствием на свадьбе.

Как оказалось, на торжестве находилось без малого тысяча гостей.

Мама, несмотря на Верину занятость в роли невесты, всё же успела ей воткнуть острую шпильку:


— Вера, вам больше делать было нечего, как назвать на свою свадьбу эту дикую толпу мало и совсем незнакомых людей.

Экая расточительность, напрасно выброшенные деньги!


Пришлось успокоить.


— Мама, не волнуйся, никто не приходит с пустыми руками и сервизы со скатертями в Израиле не дарят, а, как ты могла увидеть, вбрасывают в специальную урну конверты.


— Больно ты знаешь, что они там кладут, может быть пустые или с одной открыточкой?


Спасибо Любе, пришедшей в этот момент к Вере на выручку.


— Мамуль, такое может быть только у наших русских.

Мне бабы на работе рассказывали, что, когда они выдавали замуж дочек или женили сыновей, то у них на свадьбах было у кого три, у кого пять конвертов пустых и не подписанных, а израильтоны в этом случае порядочные люди.


Когда они с Галем приблизились к столу, где сидела семья Олега Фрейдмана сердце Веры обдало волной тепла от доброжелательности и любви к ней практически чужих людей.

Люда расцеловала по очереди Веру и Галя, а уже хорошо подвыпивший бард громко спел:

  Лучший свадебный наряд
  смех на лицах молодых,
  кольца на руках горят,
  в яствах ломятся столы.
  Что за свадьба без тостов?
  Ну, быстрей подать вина!
  За невесту с женихом
  выпьем стоя и до дна…
Лена в конце папиного песенного поздравления, заложила пальцы в рот и лихо свистнула, вызвав громкий смех у окружающих их гостей.

И опять на свадьбе была цыганочка, которую лихо отплясывали не только Наташа с Верой, но и Хана, а затем к ним присоединились ещё и мама Наташи, сестра Люба, а также Люда с Леной.

Последняя так разошлась, что осталась в кругу одна, а вся тысяча гостей ей азартно со свистом и выкриками аплодировала.

Конечно же, не могла не запомниться Вере, прозвучавшая под занавес весёлой свадьбы торжественная «Атиква» (гимн Израиля).

Все гости от мала до велика в одном душевном порыве стояли посреди зала, гордо вскинув головы, и пели важные слова для всех евреев под звуки торжественной мелодии!

Глава 13

После того, как отзвучали последние аккорды «Атиквы», совсем недавно ещё бурно кипящая свадьба, быстро начала сходить на нет.

Большинство гостей разъехалось, только неугомонная разошедшаяся под воздействием современной музыки молодёжь продолжала лихо отплясывать, а их крайне уставшие родители, стоя в сторонке, раз за разом призывали своих дочерей и сыновей, пожалеть их, ведь пора знать меру и отправляться по домам.

Среди продолжавшей веселиться праздничной молодёжи уже давно не было жениха с невестой, которые, получив из вскрытого сейфа увесистый пакет с поздравительными конвертами, уселись в машину Галя, укатили ночевать в номер люкс в гостинице «Шератон», заранее забронированный для молодожёнов.

В двух комнатных апартаментах было уже всё приготовлено к приёму уставших и счастливых молодых людей — на журнальном столике стояли бутылки с шампанским, коньяком и прохладительными напитками, под прозрачной бумагой аппетитно смотрелись в тарелочках и вазочках лёгкие закуски.

Широкая кровать в спальне была расстелена для приёма под своё уютное тепло уставших тел молодожёнов, на прикроватных тумбочках пестрели шикарные букеты, а из музыкального центра лились звуки нежной мелодии, обволакивающей душу романтической аурой.

Сопровождавший их администратор, пожелав вновь образовавшейся паре счастья и спокойной ночи, удалился и Вера с Галем, наконец, остались одни.

Новоявленный муж с улыбкой смотрел на свою жену, которая поспешно сбросила с ног опостылевшие за вечер белые туфли и со смехом стащила с себя кое-где обтрепавшееся подвенечное платье.


— Фу, боже мой, как я устала от этого свадебного наряда и, как я счастлива, что всё уже позади!


Галь подкатил на коляске к девушке, оставшейся только в нижнем белье, поймал её за руку, усадил к себе на колени, и нежно поцеловал в подставленные губы.

Затем, улыбаясь, он ловко расстегнул крючки бюстгальтера и сбросил через руки Веры плечики, освобождая налитые груди невесты с торчащими сосками, уставшие за целый день под сжимающей их плотной ткани.


— Веруш, какая ты у меня красиваяи аппетитная!

Может не будем бурить этот нарядный стол, а лучше разрушим любовью порядок на кровати?


Вера шутливо чмокнула мужа в губы.


— Галюш, я в душ, смою макияж, разберу эту башню на голове и, наконец, займусь с радостью любовью на правах полноценной и официальной жены, правда, на седьмой неделе беременности.


— Веруш, ты настолько уверена в своей беременности, что даже нисколько не ставишь её под сомнение, хотя ещё не была у врача?


— А ты, что не чувствуешь, как у меня налились груди, это же первый признак…


Галь как будто взвесил на ладонях два колышущихся шара и счастливо засмеялся, целуя их поочерёдно в топорщащиеся клювики.


— Веруш, долгие ночи и дни, когда я приходил в себя в реабилитационном центре, и раннее, когда я ненадолго выходил из-под действия морфия, то даже подумать не мог о таком счастье.

Большое тебе спасибо, моя бесценная жена, что ты вернула меня к жизни и подарила мне многие радости, о которых я долгое время даже боялся мечтать.


— Галюш, милый мой, не надо об этом, иначе я сейчас расплачусь, всё у нас теперь будет хорошо, никто не сможет нам помешать любить друг друга, я буду только твоя, а ты мой.


В этот момент Вера даже усомниться не могла в искренности и правдивости своих слов.


Две ночи и два дня они провели в номере гостиницы полностью посвящая себя друг другу.

Только в субботу вечером за ними заехали Наташа с Офером, чтобы помочь забрать из отеля сумки с одеждой и, конечно же, пакет с подсчитанными деньгами, наделенными им гостями свадьбы.


— Верка, наверное, первую ночь вы только, то и делали, как денежки считали?

Ведь надо было разлохматить такую прорву конвертов, у нас с медвежонком было куда меньше!


— Наташка, честное слово, только утром после завтрака занялись этим.


— Молодцы, стойкие, мы с моим медвежонком сразу же, как закрылись в своей комнате, принялись конверты потрошить, я боялась, что мы не уложимся, на покрытие всех расходов, связанных со свадьбой, ведь наши гости не чета вашим — кибуцники и мои бедные родственники.


— Ну, и что, уложились?


— Хрен там, тысяч на пять упали, но не страшно, я рассчитывала на худшее.


— Наташа, может вам нужны деньги, мы легко можем с Галем выручить?

Мне даже не ловко об этом говорить, но у нас по скромным подсчётам, больше двести тысяч плюса, потому что родители и братья Галя очень щедро нас наделили, после всех расчётов, можем даже большую часть нашей машканты погасить.


— Верка, не напрягайся, мы ведь через две недели уезжаем на длительный срок в Чили, квартиру Офера сдаём, а вернёмся, сможем легко себе хату типа вашей прикупить, у нас ведь доходы будут приличные и надёжные, если только где-нибудь нас не грохнут.

А грохнут, так хату выдадут бесплатную…


— Наташка, ты дура, зачем каркаешь, что тебе мало было твоих ранений…


— Да, чего ты всполошилась, со мной же рядом теперь мой медведь, а с ним к нам ни одна исламская сволочь не приблизится, глядя на его внушительные габариты.


Через две недели, как Наташа с Офером планировали,улетели, перемахнув океан в далёкую страну Чили, а Вера с Галем получили ключи от новой квартиры и переехали на свою пока ещё мало благоустроенную жилплощадь.

Молодая жена практически сразу же после свадьбы впряглась в учёбу, как не хочешь, а её ожидали последний курс университета и защита диплома.

Галь оставшееся время до выхода на работу, посвятил оформлению и налаживанию их уютного крова — самостоятельно нанял дизайнера и с помощью опытного специалиста заказал соответствующее их хорошему материальному положению всё внутреннее убранство квартиры, включая мебель, люстры, шторы, электротовары, в том числе, всю кухонную разнообразную утварь.

К первому декабря Галь уже полностью морально готов был выйти на поджидаемое его место работы, хотя накануне он заметно нервничал, и жена старалась его всячески приободрить:


— Галюш, ну, чего ты так напряжён и хмуришься, вон, как легко управился по дому, мне даже стыдно, всю мою женскую работу выполнил, всё учёл от вилки до холодильника, от трюмо до сервировочного столика — я живу себе, как принцесса, не ведая проблем и забот, не успела ещё даже задуматься о нашем благоустройстве, а уже попала во дворец!


— Веруш, когда тебе было дизайном заниматься, тем более тут поработал отличный специалист, а на кухне мама приложила свой не малый опыт и вкус.

Пойми, моя хорошая, я завтра приеду на абсолютно новое место, к совершенно не знакомым людям и обязанностям.

Как меня примут, насколько я буду соответствовать своему назначению и, как у меня сложатся отношения с коллективом…

Согласись, всё же надо брать в расчёт мою особую специфику!


— Тебе, что надо будет за наркодиллерами гоняться, выслеживать бедуинские тропы и хранилища?


— Ну, конечно же, нет, но ведь придётся работать в группе подготовленных соратников и не столько защищаться от противника, сколько предотвращать его террористические действия, стараясь опередить хотя бы на шаг.


— Ерунда, справишься, вон, стиральная машина отработала, сбегай, пожалуйста, перекинь бельё в сушилку и сделай потом бутерброды на ужин, а мне надо заниматься.


Быт Веру совершенно не тяготил, Галь с удовольствием выполнял любую домашнюю работу, которая ему только была по плечу, не чураясь и кухни, готовя для любимой жены обеды, справляясь у мамы о способах готовки, а также искал в интернете популярные русские блюда, стремясь разнообразить разносолами их питание.

Вера искренне радовалась стараниям мужа доставить ей удовольствие приготовленной пищей, душевному внимательному отношению к ней, и всегда с благодарностью принимала его заботу о замученной студентке, понимая, что ещё не много и её лафа закончится.


И, вот, наступило первого декабря — Галь вышел на работу.

Молодая женщина сразу же заметила перемену в муже и в их домашнем распорядке.

Её больше не поджидали свежие приготовленные обеды, приходилось самостоятельно запускать стирку и сушить бельё.

Оказывается, на хозяйку квартиры наваливалась куча разнообразных обязательств — нужно было думать о заготовке продуктов, уборке и всяких домашних мелочах, на которые у неё времени почти не оставалось, да, и первые месяцы беременности давались ей не легко, кроме постоянной тошноты, она чувствовала боли в пояснице и головокружения.

К концу первого месяца работы, Галь всё чаще начал задерживаться на службе, и даже, порой дома вечерами, продолжал копаться в бумагах и рыскать в компьютере, про постоянные телефонные звонки от начальника и коллег и говорить не приходилось, они буквально задёргали Веру, вызывая справедливое возмущение:


— Галюш, у них есть совесть, когда это уже прекратится, мало того, что тебя сразу же захомутали по полной на службе, так ещё и дома нет от них покоя, ты ведь не мальчик, а опытный бывший полицейский, что они тебя дёргают и дёргают…


— Поэтому и дёргают, что я опытный.

Пойми, моя хорошая, враг нам совершенно не даёт продыха, нельзя расслабляться ни на один день, ведь кроме двоюродных братьев, живущих на территориях, вокруг нас находятся полтора миллиона арабов с таудат зеутами (паспортами), а среди них тоже хватает потенциальных врагов или людей, способствующих террористам.


— Гальчик, я высоко оцениваю твои способности и значимость твоей работы, но ты и меня пойми, ведь в университете сейчас такая напряжённая пора, кроме работы над дипломом, я ведь вхожу в группу профессора Таля, а там у нас завертелась такая карусель, что некогда в гору глянуть, ведь наш аппарат собираются послать в ближайшее время на американской ракете в космос.


Муж оторвался от папки с бумагами.


— Веруш, я горжусь тобой!


И вновь опустил глаза к заполненным буквами листам.


— Да, плевала я на твою мнимую гордость мной!

Отставь свои документы в сторону, в конце концов, ведь я с тобой разговариваю, и, между прочем, я не только студентка последнего курса, а твоя беременная жена, которая очень плохо себя чувствует и до которой тебе в последнее время совершенно нет дела!


Вера даже не поняла, как такое случилось, что она вдруг сорвалась и впервые за всю историю их взаимоотношений накричала на парня.

Галь захлопнул папку и защёлкнул на ней скобы и только после этого поднял глаза на жену, явно собираясь с мыслями, желая погасить конфликт в зародыше:


— Ты во многом права, но только правоту высказывают не в таком духе.

Можно было бы, просто рассказать мне о своём плохом самочувствии и более того, надо не мучиться, а идти к врачам, для этого они и существуют, чтобы следить за нашим здоровьем.

Начнём исправлять ситуацию с того, что уже завтра я начну подыскивать нам в дом подходящую работницу, чтобы убирала, готовила и выполняла всякие другие мелкие обязанности по хозяйству.

Ты, должна мне пообещать, что срочно посетишь врачей, тут речь идёт уже о жизни двух любимых людей — о моей несравненной жене и нашем будущем ребёночке.

Если тебе не трудно, подай мне, пожалуйста, новую пачку сигарет, а то старая у меня закончилась.


Парень нервно смял в пальцах пустую пачку, приняв от Веры новую, распечатал и глубоко затянулся сигаретным дымом.


— Веруш, я три года был полностью вычеркнут из жизни нормального человека, и во многом, благодаря тебе к ней вернулся.

Но, моя жизнь не только смотреть на твои успехи, радоваться твоим достижениям и поощрять твоё пристрастие к поэзии.

Пойми, моя хорошая, я хочу быть полезным не только тебе и себе, но ещё и обществу.

Хочу заниматься любимым делом, при этом, чувствовать свою значимость на службе, быть там необходимым, а не думать о том, что я, нарыв на теле общества, получая от него пенсию и неважно, что я в своё время пострадал на государственной службе.


— Галюш, миленький, прости меня, пожалуйста, я явно погорячилась, если бы ты только знал, как мне сейчас стыдно.


— Тебе нечего стесняться своих слов, ты сказала правильные вещи, просто это надо было сделать другим тоном и может быть чуть раньше.

Давай, каждый вечер введём себе за обязательство или правило, отставлять на пол часа все свои важные, любимые и даже срочные дела, и посвящать хоть короткое время обсуждению между собой текущих семейных, необходимых и даже мало значимых вопросов.


Сконфуженная от справедливых слов мужа Вера, зардевшись, спросила:


— А, как на счёт секса, это любимый, важный или срочный вопрос?


Молодые люди рассмеялись.


— Веруш, важней и серьёзней вопроса у нас не должно быть, но ты же в последние дни, всё ссылалась на усталость, плохое самочувствие…


— А ты был не очень настойчив, а ведь женщине хочется, чтобы её упрашивали, домогались и даже, слегка насиловали.


— С каких это пор тебя стало надо насиловать или упрашивать?


— Ну, начнём с сегодняшнего дня, я побежала в душ, а ты иди греть простынь, я не люблю секс в холодной постели.


Как всегда, после бурных проявлений страсти, сон к Вере не шёл и она, выскользнув из-под тёплого одеяла, переместилась в салон и, усевшись в кресло с ногами, укутавшись в плед, застыла со своим верным блокнотом и ручкой — семейная жизнь на поэзии никак не отразилась, может быть только в ней появились новые нотки.

  Выйду с тобой в море причуд
  к счастью на белом кораблике…
  Нашу любовь выпить хочу,
  долго смакуя по капельке.
  Пей же, ну, пей с губ моих сок… —
  ах, поцелуи дурманные!
  Капли любви свежей росой,
  страстным наполнят желанием…
  Выйдем с тобой в море причуд
  к счастью на белом кораблике…
  Нашу любовь, терпкую чуть,
  Выпьем, смакуя по капельке…
  Лёгкий разлад стает, как сон —
  ах, поцелуи дурманные!
  Станут для нас свежей росой,
  Юным наполнят желанием…

Глава 14

На сей раз, приближение и празднование Нового года совершенно не отложилось в душе и не задержалось в памяти Веры. Не было больше возвышенной и волнительной эйфории на грани экстаза, ощущаемых когда-то в детстве и уже в более зрелом возрасте.

Впервые за время нахождения в Израиле она не удостоила его никаким особым вниманием, не готовила традиционных блюд и даже не накрыла стол, не говоря уже об украшении хотя бы искусственной ёлки.

Вечером накануне Нового года машинально пощёлкала русские каналы телевизора и ответила на телефонные поздравления близких.

Нет, по-прежнему в её памяти жили приятные воспоминания детских новогодних ёлок, дразнящий мандариновый запах, суматоха с подарками, поздравлениями и ожидания «Голубого огонька», «Песен года», других любимых телевизионных передач и концертов.

Галь предложил жене открыть вечером бутылку с шампанским и отпраздновать с нею вдвоём лёгонько любимый праздник русских, но Вера отказалась:


— Галюш не напрягайся, тебе этот праздник до фонаря, а у меня завтрашний учебный день никто не отменял, к тому же после занятий у меня очередь к гинекологу.


Отклонила она также в этот вечер притязания мужа на её тело, сославшись на плохое самочувствие.

В этом вопросе Вера была не далека от истины, она, действительно ощущала слабость и лёгкое головокружение и к тому же, секс с развитием беременности почему-то перестал приносить ей прежнее наслаждение.

Может быть причина нежелания заниматься сексом, действительно, была в беременности и в плохом самочувствии, но скорей всего, нынешняя легко доступность этого деяния начала действовать на неё охлаждающе.

Галь уже несколько раз выражал своё недовольство и пытался ласками разбудить в ней ответное желание, но она пресекала жалобами его домогания и нежности, сбегая от мужа из постели в салон со своим заветным блокнотом.

Так она поступила и сегодня, отпросившись у Галя посмотреть новогоднюю передачу, а сама, не прислушиваясь к телевизору, стала писать текст песни, посвящённый Новому году, думая, что он подойдёт для исполнения Олегом.

 Ах, Новый год!
  Назад листаем удивлённо
  Наш календарь… кто год, кто пять… —
  С хрустальным нежным перезвоном
  Мы вновь в двенадцать с Новым годом
  Друг друга будем поздравлять…
  Припев.
  Ах, Новый год! Ах, Новый год!
  Вдали от снега и мороза,
  Звучит двенадцатый аккорд…
  И мы загадываем снова…
  Ах, Новый год! Ах, Новый год!
  Волнуют тайны дивной ночи…
  Ах, Новый год! Ах, Новый год!
  Тебя мы ждём и любим очень!
  Желаем счастья в год пришедший…
  Невзгоды старого забыть.
  Поём родные сердцу песни…
  Зов телефона бесконечный…
  Как можно это не любить?!
  Припев.
Вера смахнула неожиданно набежавшую слезу — ей почему-то до спазм в горле стало жалко уходящего года, обидно за скуку препровождения любимого праздника, захотелось услышать весёлые пьяные голоса, звон рюмок и даже затянуть, не думая о качестве исполнения, какую-нибудь любимую застольную песню.

Взглянула на аппарат телефона — родителей и сестру она уже поздравила, там особого веселья не обнаружила, Наташка в далёком Чили и ещё не звонила, у них ведь Новый год наступит значительно позже.

Она вдруг подскочила в кресле и схватила телефонную трубку — надо поздравить Олега и его семью.

После её свадьбы, а прошло уже без малого два месяца, они ни разу не общались.

Сквозь шум телевизора, звон посуды и выкрики, по всей видимости, многочисленных гостей, она услышала голос Люды и тепло разлилось по сердцу.


— Людочка, я от всей души поздравляю вас и вашу семью с Новым годом, здоровья и счастья вам в следующем году и пусть исполнятся все ваши планы и желания!


— Верочка, деточка, большое спасибо и тебе всего наилучшего — забеременеть, родить здоровенького ребёночка, закончить учёбу и найти хорошую работу, ну, и, конечно, счастья в семейной жизни!


— Спасибо, спасибо, кое-что уже исполнилось!


— Верунечка, я правильно догадалась, ты готовишься стать матерью?


— Да, да, в июне, в добрый час!


— Вот, здорово, поздравляю!


Олег, иди быстрей к телефону, у меня пирог с мясом в духовке сгорит.


Трубку взял Верин любимый бард и, в какой-то мере её соавтор и коллега по перу.

По его голосу Вера с первых слов поняла, что мужчина уже изрядно принял в себя горячительных напитков.


— Верунечка, девочка наша дорогая, рад, что не забыла нас поздравить, а я собирался позвонить тебе завтра.


— Олег, так ничего страшного не произошло в том, что я вас опередила, сэкономила вам шекелёчки и проявила дружеское внимание к дорогим мне людям.

А главное, поздравляю вас от всей души с Новым годом.


— Верунь, взаимно, взаимно, праздник праздником, но я ведь хотел тебя пригласить тринадцатого января на встречу поэтов у Иланы Вайцман.

Я ей рассказал о тебе, и она не дождётся того дня, когда познакомится с юным дарованием и прекрасной девушкой!


— Ой, Олег, не смущайте меня, нашли дарование…


— Веруня, сейчас нет времени долго распространяться на эту и другие темы, хотя слышать твой голос для моего слуха одно удовольствие, ты ведь чуешь, что меня уже вовсю кличут за стол, водка киснет и Новый год на носу, надо ведь ещё за старый выпить и к Новому подготовиться, пока, пока, привет мужу!


Вера устроилась опять с ногами в кресле и долго не могла снять улыбку с лица, приклеившуюся к ней во время всего разговора с милыми сердцу людьми.

Она пока так и не научилась писать стихи, пользуясь клавиатурой компьютера, а по старой привычке писала и чёркала в своих толстых блокнотах.

Вот и теперь, Вера склонилась над чистым листиком и быстро его закидала словами нового стихотворения.

  Что скрывается там за мерцающей гранью,
  То ли верный ответ, то ли новый вопрос:
  Но рождается свет, обтекающей тканью
  Обернёт душу в бархат, спасая от слёз
  По небесным ступеням взойду в мир блаженства,
  Где не знает препятствий полёт наших муз
  Постигать нужно то, что пока неизвестно,
  А с тобой подтвердим крепость дружеских уз.
  Что скрывается там за мерцающей гранью,
  Не спешу распознать, просто мысли шалят.
  За окном птичий хор наслаждается ранью: —
  Наслаждаюсь и я, устремив к свету взгляд.
Надо предупредить Галя, что меня тринадцатого января вечером не будет дома.

Его не буду звать с собой, что ему делать в том обществе — языка почти не понимает, да, и на моё пристрастие к поэзии смотрит, как на дешёвое развлечение, особо не мешающее семейной жизни.

А, вот, ей очень хочется попасть в тот круг людей, связанных с ней одним увлечением — наконец-то, отведёт душу и познакомится с новыми поэтами, и кто его знает, может станет постоянным участником этого литературного салона, ведь она так скучает по-прежнему, Беер-Шевскому.

Неожиданно мысли переключились на будничное настоящее, среди которого ярким пламенем возник образ любимого мужчины, спящего в соседней комнате, заснувшего явно обиженным от её нынешней холодности и даже отчуждённости.

Хорошо выучив уже Галя, она понимала, что теперь он будет искать на её сексуальный холод ответы в себе, ссылаясь на своё физическое состояние, проклиная свою несчастную долю инвалида и, при этом, не возлагая на неё никакой ответственности, а ведь она сама чувствовала всю стервозность своего поведения в последние дни.

Быстро абстрагировалась от нынешней необыкновенной ночи и мысленно попала в объятия к мужу.

Улыбаясь, своим ближайшим планам на эту ночь, вписала две первые строки нового стихотворения в заветный блокнот:

  Укроет нас от глаз и от забот
  Альков любви, где нет вины и платы…
Сейчас она напишет ещё парочку строк и нырнёт под бочок к любимому, разбудит его ласками и поцелуями…

Вера снова склонилась над начатым стихотворением:

  Где нет несчастных, бедных и богатых… —
  Где сможем вновь вкусить сладчайший плод,
  От вечной прозы жизни не сбежим,
  очнёмся на рассвете, пыл растратив…
  страсть не приходит, кстати иль не кстати… —
  Но в наших чувствах нет промёрзшей лжи —
  А что потом… решать будем потом…
  Какие мысли в мёде поцелуев…
  Сомкнулись руки на плечах кольцом,
  И Страсти омут, а в нём тону… тону я…
Вера быстрым движением захлопнула блокнот, и на ходу, сняла с себя халат и нижнее бельё и, не подумав даже надеть ночную сорочку, прилегла и прижалась к тёплому телу мужа и, обняв его за плечи, начала нежно целовать щёки и шею, чуть покрытые суточной колючей щетиной.

Она почувствовала, что Галь проснулся, но он не шевелился, наверное, страшась нарушить столь редкую в последние две недели атмосферу пылкой прелюдии, предшествующую страстному сексу, в котором его жена с каждым разом становилась всё разнообразней в движениях и позах, и, как всегда весьма чуткой к его ограниченным возможностям тела.

Глава 15

Первого января Веру вырвал из сна и жарких объятий мужа зловредный будильник.

Молодым людям надо было собираться, кому на занятия в университете, а кому-то на ответственную работу.

На этот день было намечено и посещение гинеколога, после которого Вера решила навестить родителей — поздравить их с Новым годом, сообщить о своей беременности, да, и просто, немного пообщаться, выполняя свой священный дочерний долг.

Конечно, это нужно было сделать вдвоём с Галем, но тот в обеденное время по мобильному телефону предупредил её, что сегодня задержится на работе допоздна, чтобы она не волновалась о нём и ужинала самостоятельно.

Девушка своим ключом открыла дверь и, зайдя во внутрь родительской квартиры, громко возвестила:


— Здравствуйте мама и папа, к вам пришёл дед Мороз и подарки вам принёс…


Она нажала кнопку на панели и из двух кассетного магнитофона фирмы «Панасоник» по квартире поплыла чудесная музыка Шопена.

Сидевшие напротив телевизора родители удивлённо уставились на неожиданно возникшую перед ними младшую дочь.


— Вот, вам приличный японский аппарат, ты папа давно о таком мечтал, тут можно прослушивать диски, магнитофон и радио есть.

Мама, а тебе я купила в подарок чайный сервиз, пора уже вам избавляться от советской посуды и других совдеповских вещей.

Разверни коробку, ты только посмотри, какая красота!

Полюбуйся, какой заварочный чайник большой и весь расписанный яркими цветами!


Мама аккуратно по одной брала в руки чашки, блюдца, подносила к глазам и ставила на место.


— Вера, зачем ты так тратилась, можно подумать у нас нет посуды или папа не мог дальше слушать свою «Спидолу»?

Хотя, что я говорю, для тебя, похоже, подобные растраты капля в море…


— Мама, ты совершенно права, мы с мужем открыли мастерскую по печатанию денег, если вам надо, можем парочку баулов с ассигнациями подкинуть…


— Верка, какая ты не сносная, никогда не можешь смолчать, Коля ты слышал, как с мамой разговаривает твоя любимица?


Отец умышленно не прореагировал на слова жены, прижимая к груди любимую младшую дочь, совершенно не желая вспышки разногласий.


— Верунечка, мне кажется или ты беременная, прямо-таки животик в меня уткнулся?


— Не кажется, не кажется, у меня уже шестнадцатая неделя беременности пошла, я только что от гинеколога…


— Можно подумать, что ты только сегодня узнала о своём положении?


— Нет, мама, не сегодня, я ещё до свадьбы знала.


— Бесстыжая, нет большого греха, что до свадьбы понесла, но ни единого слова своим родителям!

Наше дело было только тебя достойно воспитать и вывести в свет, а теперь на нас можно наплевать, у тебя ведь есть богатенькие родители мужа, которым можно доверять сокровенное и прочее.

Кстати, а, где твой бедолага, мог бы снизойти и навестить хотя бы на Новый год своих тёщу с тестем?


— Галь сегодня допоздна задерживается на работе, просил меня поздравить вас от его имени…


Папа перехватил инициативу у жены:


— Верунь, доченька, большое вам спасибо за подарки и поздравления!

Мы с мамой очень рады услышать от тебя такую прекрасную новость, о твоей беременности, сейчас посидим, отметим, как полагается Новый год и добрую весть, правда, Белла?

Ведь у нас от вчерашнего празднования с тобой, всё осталось почти не тронутым.


— Осталось, осталось, Любочка ведь тоже предпочла пойти к соседям, а сегодня они с Лёвой работают, дурная страна и дурные у неё законы, израильские власти совершенно не считаются с нами, которые поднимают их страну из грязи, невежества и отсталости!


Подобные этим высказываниям Вера могла слышать не только от своих родителей, но и от других репатриантов среднего и старшего возраста.

Она уже себя приучила не реагировать на них, потому что это было дороже себе, переубедить эту категорию людей не представлялось возможности, хотя можно было напомнить, что все они приехали уже в очень развитую с шикарной инфраструктурой страну.

Быстро накрыли стол, и Вера с удовольствием отвела душу, наслаждаясь своими любимыми с детства Новогодними традиционными блюдами, кушая с аппетитом холодец, салат оливье и фаршированную рыбу.

Отец в гордом одиночестве выпил три рюмочки водки за Новый год, за будущего внука или внучку и напоследок за всё хорошее, потому что четвёртой рюмки ему уже не полагалось, мать убрала бутылку со стола:


— Хватит тебе Коля уже квасить, завтра на работу.


И уже к дочери:


— Ты упомянула, что была сегодня у гинеколога. Что он тебе сказал, может быть уже узнала пол ребёнка?


— Нет, пол ребёнка пока не выяснила, но меня записали на УЗИ, через две недели станет известно.

Врач сильно меня ругала, упрекала за излишние перегрузки, от которых я чувствую постоянную усталость, головокружение и общую слабость, пугала выкидышем и возможными послеродовыми осложнениями, потому что у меня очень низкие гемоглобин и давление.


— Коля, ты слышал, что она рассказывает, я тебе говорила, этот инвалид изведёт её в конец, взвалил, негодяй, всю домашнюю работу на эти хрупкие плечи, а у неё, кроме этой никому не нужной беременности, как не говори, последний курс института и защита диплома…


Вера волевым усилием подавила в себе, готовый выплеснуться гнев и спокойно, как только смогла, ответила.


— Мамочка, довожу до твоего сведенья — мой муж нанял нам домработницу, ко мне будет приходить женщина убирать и готовить пищу.

Замечу, чтобы к этому больше никогда не возвращаться — моя беременность — дар божий, и мы с мужем с радостью ждём нашего первенца!

Сейчас, прошу вас меня извинить, но, мне уже пора домой, скоро должен Галь с работы вернуться, а нам необходимо многое с ним обсудить в связи с моим посещением гинеколога.


Вера поднялась на ноги и вскинула сумочку на плечо.

Родители тоже встали из-за стола и разрумянившийся от выпитого папа завершил визит дочери очередным возмутившим её вопросом:


— Верунечка, а, что твоего мужа держат на этой работе из жалости или за его былые заслуги?


К удивлению пожилых людей, девушка вдруг разразилась гомерическим хохотом.


— Ой, папочка, права была врач, могу раньше разродиться, только не от низкого гемоглобина, а от смеха.

Это же надо такое придумать, из жалости его держат в ШАБАКе…


И Вера снова залилась хохотом.

Увидев растерянные лица родителей, волевым усилием прервала свой смех больше похожий на истерику.


— А, на счёт былых заслуг, где-то ты прав, но его не держат за них на работе, а учитывают и полагаются на него, как на опытного оперативника, потому что борьба с террористами во многом напоминает борьбу с наркоманией и часто они где-то пересекаются, так мне Галь говорил.


Чмокнув для приличия на прощание отца с матерью, она вышла из квартиры с высоко поднятой головой, сама невольно, от своих последних слов, загордившись мужем.

Вера вела машину и с горечью думала о недопустимом превратном мнении родителей о её Гале.

Ну, почему, почему они считают его каким-то человеком второго сорта и кроме его тяжёлого недуга, приписывают ему всякую ерунду.

Они явно считают, что я сошлась с любимым парнем из жалости или, того хуже, позарившись на мнимое богатство.

Нет слов, Галь не бедный человек, но после покупки квартиры, никакими оставшимися крупными сбережениями у них уже не пахло.

Да, ему полагается приличная пенсия, в связи с тем, что получил увечье во время выполнения особого задания на службе и какие-то есть у него льготы, включая на машину, но разве это богатство…

Сейчас он вышел на работу и будет получать не малую зарплату, но ведь у меня пока одни только расходы, а скоро родится ребёнок, а на него такие сумасшедшие растраты.

Бог даст, через год выйду на работу, но от этого их материальный уровень не очень-то улучшится, ведь и расходы увеличатся, надо будет оплачивать частный садик, няню и прочее…

На парковке под их домом увидела машину Галя и обрадовалась, муж уже явился с работы, а ей нужно так о многом с ним переговорить.

Галь встретил Веру настороженным взглядом:


— Веруш, ты, почему не отвечаешь на мобильный, я уже весь переволновался?


— Ой, совсем забыла, как выключила телефон в поликлинике, так и не включила.

Прости, мой хороший.


Вера нагнулась над мужем и нежно поцеловала его в губы:


— Ой, ещё раз, прости, от меня пахнет чесноком, я ведь заезжала к родителям и угощалась холодцом.


Галь рассмеялся:


— А мне что-нибудь вкусненькое привезла?


— Знаешь, нет, мама предлагала, но я не захотела возиться с этими коробочками и баночками.


Вера лгала во спасение, разве она могла признаться мужу, какого не высокого мнение о нём её родители, что они даже не удосужились передать ему благодарность за новогодние подарки, не говоря уже о кусочке торта.


— Галюш, будешь яичницу, а хочешь, я тебе пиццу разогрею в микрогале?


— Если тебе не трудно, сделай мне кофе и бутерброд с сыром, мне этого будет достаточно, а лучше быстрей расскажи о посещении врача и своих родителей.


— Сейчас, мой хороший, парочку минуточек подожди, всё приготовлю и доложу в лучшем виде.


Вера отошла на кухню и пока делала бутерброд и кофе, тщательно обдумывала свой будущий рассказ о двух темах не приятного содержания для слуха любимого мужа.

Про родителей она ограничилась кратким повествованием о вкусном праздничном обеде, и, лукавя, об их радости от неожиданной вести о будущем внуке или внучке, а также, кривя душой, выразила ему от их имени благодарность за подарки.

А, вот, в рассказе о посещении гинеколога пришлось, как следует поднапрячься, чтобы окончательно не расстроить мужа, но он всё равно принял даже облегчённую версию о её самочувствии настороженно и выказал своё волнение:


— Я тебя умоляю, не геройствуй, в данном случае это ни к чему, ведь речь идёт о здоровье, и в первую очередь, твоём, а будешь ты здорова, то и ребёнок будет в порядке…


— Ай, Галюш, я же себе не враг, буду теперь больше бывать на воздухе, пить соки, кушать фрукты и овощи, главное, поменьше нервничать, а, как можно чаще получать заряд положительных эмоций.


Галь сделал очередной глоток кофе и улыбнулся.


— Кстати, о положительных эмоциях, мама звонила, приглашала нас к себе, провести вместе ближайшие выходные.


Вера захлопала в ладоши.


— А все съезжаются?


— Не знаю, приедут ли все, но точно знаю, что пригласили всех.


— Если честно, мы с тобой большие свиньи, уже больше месяца не наведывались в мошав, а ты ведь знаешь, как я люблю твою маму.


— Ага, ещё скажи, что и моего отца!


— Зря ты иронизируешь, я к нему отношусь нормально, это он постоянно меня поддевает и цепляется ко всяким мелочам!


— Глупенькая, это ведь любя, я же вижу с каким восхищением он смотрит на тебя, даже иногда слегка ревную.


Вера вслед за Галем рассмеялась.


— Ой, Галюш, совсем забыла тебе рассказать, вчера разговаривала по телефону с Олегом и его женой — поздравляла их с Новым годом…


— Как они поживают, что у них нового?


— Не знаю, мы не успели обсудить с ними их семейные дела, ограничились только поздравлениями, но я тебе не об этом хотела поведать.


Вера забрала у мужа пустую чашку и тарелку из-под бутерброда.


— К большой моей радости, Олег пригласил меня вечером тринадцатого января, посетить одну известную русскоговорящую поэтессу, которая живёт здесь не далеко, в Тель-Авиве.


Галь молчал, никак не реагируя на её слова.


— Так, вот, они в этот день целой группой поэтов приезжают из Ашкелона посетить её салон, и Олег хочет, чтобы я тоже приняла участие в их встрече.


Вот, я и ставлю тебя в известность, что в этот вечер буду занята.


Галь продолжал хранить молчание.


— Ну, чего ты молчишь, вижу, что тебе это не нравится, но я же не иду на свидание к чужому мужчине или в сомнительную компанию, ты ведь знаешь, что для меня значит поэзия и, как я страдаю отсутствием общения с коллегами по перу?


— Веруш, на какое число у тебя назначено УЗИ, я что-то выпустил дату из виду?


Вера поняла, её муж крайне недоволен последним её заявлением, не хочет он, чтобы она уходила по вечерам без него в чуждые для его восприятия компании, но решил всё же смириться, но даёт понять, что для него это только временное отступление.


— Пятнадцатого мы узнаем пол нашего ребёночка, уже через две недели.

Скажи на этот раз с полной ответственностью — кого ты больше хочешь, мальчика или девочку?


— Тебя, моя красавица, и при том, не откладывая дело в долгий ящик.


— Нет, хитрец, отвечай по существу или я до родов оставлю тебя сексуально голодным.


— О, Веруш, это уже шантаж и провокация, но ладно, я смирюсь, и поддамся на твои угрозы — мне всё равно, кто будет первым, я хочу несколько детей, а, чтобы не было споров, давай двойню — сразу мальчика и девочку.


Вера шутливо зажала мужу рот.


— Нет, мой хороший, я тебе не курица-несушка, хватит нам одного ребёночка, с ним вон какая морока, хоть бы удачно доходить до срока.


Галь высвободил рот.


— Веруш, ну, согласись хотя бы в будущем на двоих…


Вера вновь рассмеялась.


— А не будешь хмуриться, когда я заговорю о поэзии и о встречах с людьми, с которыми меня связывают общие интересы?


— Знаешь жена, ты сегодня только, то и делаешь, как шантажируешь и провоцируешь мужа, но я тебе прощаю все твои изощрения и только замечу — могла бы хоть для вида и меня позвать с собой, ведь мои друзья, коллеги и родственники стали и твоими приятелями, а я у тебя, как инородное тело, видимо стесняешься…


— Дурачок! Какой ты у меня дурачок!


Слёзы брызнули из глаз Веры.


— Никогда, слышишь, никогда, не говори таких вещей, просто мои родственники не очень хорошо относятся ко мне самой и поэтому эту нелюбовь легко перенесли заодно и на тебя.

Среди студентов нашего университета у меня нет настоящих друзей, и я с ними никуда не отлучаюсь, потому что все эти годы была рядом с тобой, прости, что напоминаю.

А, что касается моего предстоящего визита на встречу поэтов, то я просто хочу пощадить твоё время, терпение и душу, понимая, насколько тебе там будет не интересно среди стопроцентного общения на русском языке.

Какой ты у меня глупенький, скажешь тоже, стесняюсь, чтобы ты знал, хозяйка этого салона, как и ты, находится в инвалидной коляске, и Олег сказал, что она ещё привязана к диализу.


От отпора Веры Галь оторопел и даже сразу не нашёл слов, что ей ответить.

Долго смотрел серьёзным взглядом на вытирающую ладонями слёзы жену, а затем, протянул в её сторону руку и она, не противясь, подошла к нему.

Он с улыбкой потянул к себе на колени Веру и губами начал снимать слёзы с её ресничек и щёк.


— Веруш, ты даже представить не можешь, как я тебя люблю!


Вера всхлипнула.


— И хочешь поцеловать меня даже после того, как я ела чеснок?


— И не только один раз, и не только в губы…

  Загадай желание…
  Только не в серьёз.
  Разочарование —
  Не причина слёз.
  Что б надежды тайные,
  Радость с юных лиц
  Не сменить печальною
  Россыпью с ресниц.
  Загадай желание…
  Улыбнись, пустяк.
  Сбудется желанное,
  Значит надо так.
  Неудачи облачком
  Проплывут пускай…
  По теченью лодочку
  К счастью запускай…

Глава 16

Утром тринадцатого января машина Галя затормозила на стоянке, прилегающей к невзрачному зданию на старой улице Тель-Авива.

Привычным уже движением он распахнул дверь автомобиля, опустил кнопкой на панели подъёмники съехал на своей коляске, служившей ему также водительским сиденьем, на площадку парковки.

Уложив кейс на колени, проверил в карманах ключи, документы и прочую мелочь, нажав на брелоке соответствующую кнопочку, затворил дверь машины и покатил к подъезду ведомства, ставшим ему с недавних пор любимым местом работы.

Миновав охрану, перекинувшись с молодым сотрудником несколькими ничего не значащими словами, на лифте поднялся на четвёртый последний этаж и поздоровался с симпатичной секретаршей, уже несколько дней работающей в его приёмной.

Он обменялся с девушкой доброжелательными улыбками, и, заехав в свой кабинет, занял привычное место за громоздким столом, на котором стояли телефонный аппарат, пресс-папье и в аккуратной рамочке фотография жены.

Сбоку на специально оборудованном столике находился компьютер, и парень уверенным движением нажал кнопку, оживив своего верного помощника.

Почти в тот же момент включился селектор:


— Командир, как всегда кофе?


— Да, Офира, но я был бы не против попить его вместе с тобой.


— Нет проблем, одна минутка.


Галь достал из кармана сигареты и зажигалку, выставил из внутренней полки стола наверх пепельницу и повернулся к экрану компьютера, надо было срочно проверить электронную почту.

Важных писем не обнаружил, удалил не нужные сообщения и повернулся на звук открываемой двери — девушка шустро приблизилась к столу и поставила на него поднос с двумя чашками дымящегося кофе и крекерами в вазочке:


— Начальник, может в будущем ещё что-нибудь надо подавать на завтрак?


— Присядь, пожалуйста, Офира, больше ничего не нужно.

Почему ты меня принципиально не зовёшь по имени?


— Не знаю, так для меня проще, я ведь только полгода, как завершила службу в армии и поэтому обращение командир мне привычнее.


— А в каких частях ты служила, сидела секретаршей возле кабинета командира?


Девушка задорно улыбнулась.


— Конечно, нет, в боевых, там была снайпером.


Галь внимательно всмотрелся в лицо своей секретарши, сидящей напротив него с чашкой кофе в руке и жующей с хрустом сухое печенье.


— На твоём счету есть поражённые враги?

Если не хочешь или не можешь, не отвечай.


— Почему не хочу, мне стесняться нечего — я произвела три ликвидации.


Глаза парня ещё более внимательно осмотрели ладную фигурку и симпатичное лицо девушки с рядом из трёх серёг в одном ухе.


— Как ты себя после этих ликвидаций чувствовала, не мучилась бессонницей, не плакала по всякому пустяку?


— Всяко было, особенно после первой, но со мной работали психологии нам положен был всегда двухнедельный отпуск на восстановление душевного равновесия.


— А почему такая боевая девушка и пошла в секретарши?


— Это допрос?


И Офира рассмеялась.


— Так я, прежде чем сюда попасть на работу, прошла серьёзное собеседование.


— Нет, ни в коем случае, не допрос, просто хочу поближе познакомиться с сотрудником, с которым мне предстоит работать в тесном контакте.

Ты же знаешь, что сюда к нам бывает приводят или доставляют не совсем дохлых цыплят, а настоящих убийц или потенциальных врагов, и не каждый, согласившийся сотрудничать с нами, искренен в своих помыслах и поступках.


— Знаю, всё знаю, я ведь в будущем хочу стать следователем ШАБАКа или тайным агентом, поэтому и пришла сюда работать временно секретаршей, параллельно учусь на курсах.


И неожиданно поменяла тему разговора.


— Скажи Галь, а я тоже могу задавать тебе вопросы или это только твоя привилегия, как моего начальника?


Парень глубоко затянулся сигаретой и улыбнулся, медленно выпуская дым изо рта.


— Валяй, у нас с тобой есть ещё пяток минут.


— Правда, что ты недавно женился на русской девушке, что она три года выхаживала тебя, пока ты был без сознания, а после проходил реабилитацию и, что до тяжёлого ранения ты был крутым копом на важной оперативной работе?


Галь уже не улыбался, а смеялся в голос.


— Правда, всё правда, наша организация нисколько не отличается от любого другого гражданского ведомства, сплетни разбегаются со скоростью горных потоков.

Ступай на своё рабочее место и соедини меня, пожалуйста, с Цуром.


Девушка с пустыми чашками на подносе двинулась к дверям, но на пороге остановилась и повернулась лицом к парню.


— Я тоже русская, нас называют бухарскими, потому что мы из Средней Азии.

Я бы тебя тоже никогда не бросила.


Галь не успел ничего ответить, потому что за девушкой быстро закрылась дверь.

Ждать соединения с Давидом не пришлось, потому что он сам буквально ворвался в кабинет к Галю, несмотря на гневные возражения Офиры.


— Не шуми, обо мне докладывать не обязательно, к нам никого не пускать, от чашки кофе не откажусь.


Один из руководителей ШАБАКа с размаху плюхнулся на стоящий напротив Галя стул, на котором только недавно сидела Офира и схватил из лежащей на столе пачки сигарету и нервно закрутил колёсико зажигалки.

Прикурив, жадно несколько раз затянулся и вместе с дымом выпалил:


— Всё, твоя бумажная работа закончилась.

Одного очень полезного нашего сотрудника, работающего с агентурой, прихватила серьёзная болячка, выбыл, как минимум на три месяца.

Я в твоём лице вижу ему достойную замену — потянешь его работу, останешься, не совладаешь, вернём обратно к твоим бумажкам.

Согласен?


Предварительно постучав, Офира внесла в кабинет поднос с кофе:


— Мар Галь, я тебе тоже приготовила кофе на всякий случай.


Давид в упор посмотрел на девушку.


— Бойкая и уважительная!

Начальником своим довольна, хотела бы с ним перейти на другую работу, более серьёзную, чем эта — кофе подавать, в бумажках ковыряться, в армии служила?


— Да, я была в боевых частях, учусь на курсах для работников ШАБАКа, я согласна перейти вместе со своим командиром на любую важную работу в нашем ведомстве, но он меня туда ещё не звал.


— Позовёт, куда денется.


И уже к Галю:


— Так, ты согласен, я тебе вон какую симпатичную сотрудницу подыскал?


Галь пристально всмотрелся в карие чуть раскосые глаза девушки, в которых читалась мольба и какие-то ещё не читаемые им чувства.


— Офира, ты свободна, можешь идти на своё рабочее место, пока здесь будет находится господин Цур, нас не беспокоить.


Девушка резко развернулась на каблучках, да, так, что над шеей взметнулась грива чёрных волос и захлопнула за собой со стуком дверь.


— О, ты грозный начальник, а девушка, похоже, в тебя влюблена…


— Давид, давай по существу дела — я понял так, что мои возражения практически не принимаются, да, у меня их и нет.

Ты же знаешь, что я в полиции был оперативником и пошёл на эту работу не по принуждению, а по доброй воле.

Чтобы завершить кадровый вопрос, заверяю тебя, что я не против твоего предложения, сохранить за Офирой место моего секретаря или с другими полномочиями, если они предусмотрены моей новой должностью.


— Отлично, я почему-то и не сомневался, хочу только предупредить — у тебя есть месячный испытательный срок, а потом, или тебя с радостью оставляем, или без обид, выпроваживаем на прежнее место работы, с прежней зарплатой.

Естественно, на новой работе будешь получать значительно больше, но у меня такое чувство, что этот аспект тебя мало волнует.


— Нет, Давид, с некоторых пор волнует, но не является основополагающим.

С большой радостью признаюсь, моя жена беременна и на половине срока, а она ещё студентка университета, весной её ждёт защита диплома, а к лету должна родить…


— Чего ты мне тут выкладываешь свои семейные проблемы, сам заварил кашу, сам и расхлёбывай.


Пожилой человек улыбнулся собеседнику и выхватил из пачки очередную сигарету.


— Так, я сейчас тебе кое-что расскажу, многое из того, что ты уже знаешь, но лишний раз послушать будет не вредно,потому что это уже будет касаться непосредственно твоей новой работы.


Галь тоже закурил и под потолком повисла завеса дыма.


— Довожу до твоего сведенья, что эффективность борьбы с террором резко возросла благодаря широкому использованию ШАБАКом уникальных технологий обнаружения и ликвидации террористов. К их числу стоит отнести развертывание все охватывающей агентурной сети в среде палестинцев. В области разведки мы добились таких успехов, о которых никто даже не подозревает.


Давид смял пустую пачку Галя и резким движением кинул на стол свою, предварительно достав очередную сигарету.


— Свою агентуру из числа палестинцев израильские спецслужбы вербуют различными способами. На израильском армейском сленге палестинцев, работающих на органы безопасности Израиля, называют «маштапим», т. е. «сотрудничающими».

В маштапим приходят разными путями. Часть маштапим — это добровольцы, по различным причинам материального или идеологического характера решившие принять участие в борьбе с террором. Есть среди маштапим и палестинские уголовники, арестованные с поличным, которых вербуют под угрозой многолетнего тюремного заключения.


— Давид, и, что им можно в полной мере доверять?


— Не можно, а нужно, но всё время держать их на коротком поводке, для этого мы и существуем, этим ты и будешь заниматься.

Не менее важным источником маштапим являются и сами террористы, и руководители бандформирований, схваченные в ходе рейдов израильской армии.

В ходе допросов арестованных террористов сотрудники израильской госбезопасности используют широкий спектр методов давления, которые позволяют сломить даже самых убежденных фанатиков и склонить их к работе на израильские спецслужбы.

Наверное, до тебя уже дошло, что именно ты будешь работать в этой сфере специальным следователем — допрашивать, ломать, перевоспитывать и, короче, склонять врага на сотрудничество с нашим ведомством и, следовательно, на пользу нашего государства.

Тебе и твоему штату положено владение и ношение личного оружия, вам вменяется освоение всякой электронной техники и владение прочими премудростями в нашей работе, которые растут со скоростью цветов на удобренном поле.

Вот, пожалуй, на сегодня и всё.

В течение дня познакомься со своими двумя новыми подчинёнными, кстати, отличные ребята, твои сотрудники недавно отслужили в боевых частях, они владеют в полном блеске израильской системой единоборства — крав-мага.


Давно за Давидом закрылась дверь, а Галь, замерев в своём кресле, курил одну за другой сигарету, и обдумывал и обдумывал неожиданное предложение и своё беспрекословное согласие на новую должность, диаметрально меняющую его жизнь, а главное, отношение к ней.

Достав очередную сигарету из пачки, нажал кнопку селектора.


— Офира, зайди, пожалуйста.


Девушка словно караулила возле дверей, тут же появилась в кабинете.


— Да, я слушаю, заказать обед сюда или предпочтёшь обед в нашем кафе?


— Офира, ты знаешь на какую работу ты согласилась перейти вместе со мной?


— Да, догадываюсь, это была моя мечта, когда я устраивалась в ШАБАК.


Галь долгим взглядом уставился в карие, прямо смотревшие на него преданные глаза.


— Заказывай обед на двоих в мой кабинет, если, конечно, ты не против вместе со мной отобедать?

У нас ведь сегодня с тобой особый день, ты не считаешь?


Девушка по-детски облизнула пересохшие губы и только утвердительно кивнула.

Глава 17

В этот знаменательный день для Галя, Вера к пяти вечера уже была дома.

Она только наспех перекусила во время обеда в университетском кафе и к этому часу умирала от голода, но хотела всё же дождаться с работы Галя, ведь куда приятней отужинать вдвоём с мужем.

Молодая хозяйка нажарила любимый ими картофель, разогрела готовые куриные шницеля, нарезала и выложила на тарелку свежие овощи и вывернула из банки на блюдце любимые мужем оливки.

Время перешагнуло за пол шестого, обычно Галь к этому времени в основном был уже дома, но его всё ещё не было, и Вера заволновалась.

Кто его знает, может пробка задержала, подожду ещё минут пять и позвоню.

Она подошла к широкому окну и выглянула наружу — весь день по серому небу плыли мрачные чёрные облака, а сейчас они пролились ливневым дождём.

Раскаты грома разорвали тишину, молнии яркими стрелами прорезали небосвод.

Вера поспешно набрала номер мобильного телефона Галя, в сердце закралась тревога.


— Веруш, еду, не переживай, пришлось немножко задержаться на работе, ещё десять минут и буду дома.


— Хорошо, но надо было предупредить, что не прибудешь вовремя, ведь ты же знаешь, что в семь мне надо уходить на встречу с поэтами, а я жду тебя, чтобы вместе поужинать, буквально умираю от голода.


— Прости, дорогая, зря ты меня ожидаешь, я очень хорошо сегодня поел на работе, начинай сама ужинать, а я только попью вместе с тобой кофе.

Веруш, у меня есть новости, мне нужно так много тебе рассказать, но обо всём позже, а пока кушай, а я скоро уже подъеду к дому, ты не представляешь, тут такая невероятная лавина машин, а дождь льёт, как из ведра.


— Будь аккуратен, закроем телефоны, поговорим, когда ты уже войдёшь в квартиру.


Вера мгновенно отключилась от разговора.

Почему-то у неё на душе возник неприятный осадок, она стала без видимого аппетита машинально закидывать руками в рот чипсы в прикуску с овощами, от остывших шницелей организм категорически отказался.

По голосу Галя она сразу догадалась, что у мужа произошло что-то чрезвычайно важное и это её насторожило — не дай бог, если его вдруг попёрли со службы, это будет для него полной трагедией, ведь он буквально день ото дня всё больше и больше влюблялся в своё новое место работы, считая, что это и есть его призвание.

Хотя нет, новости у него, похоже, хорошие, голос у него был весёлым.

Наконец, дверь отворилась и улыбающийся Галь ловко управляя коляской, въехал в квартиру:


— Веруш, я срочно в туалет, а ты, если у тебя ещё есть время, сделай нам, пожалуйста, кофе.


Через несколько минут Галь вернулся в салон и обнял ладонями приготовленную к этому времени Верой горячую кружку с кофе.


— Ах, какая холодина, и такой ливень, что дворники не успевают очищать окна, такие по стёклам бегут струи, что буквально ничего не видно впереди.


— Галюш, именно о погоде ты и хотел срочно поговорить со мной?

Мне, между прочем, через пол часа выходить из дому.


Галь отпил очередной глоток кофе и поднял глаза на Веру.


— Мне кажется, что тебе совсем не обязательно сегодня в такую погоду тащиться на эту посиделку, велика беда, сходишь в другой раз…


Вера перебила:


— Это не обсуждается, машина довезёт, мне же по лужам ехать, а не пешком топать.

Как ты выражаешься, подобные посиделки случаются только раз в месяц, а гости из Ашкелона и того реже приезжают.


Вера свела брови, уставившись серьёзным взглядом на мужа.


— Дождусь, наконец, от тебя рассказа или ты специально мурыжишь, чтобы я опоздала на важную для меня встречу?!

Пойми, как будет не красиво, первый раз появлюсь и не вовремя!


— Ладно, я коротко тебе сейчас расскажу основное, а о деталях поговорим уже позже…

С завтрашнего дня я выхожу на новое место работы…


— Ты, уходишь из ШАБАКа?


Галь рассмеялся, прочитав на лице и уловив в голосе жены крайнее удивление.


— Нет, я не так выразился, перехожу на новую работу в ШАБАКе с повышением зарплаты и с расширением полномочий.


— Ты, почему-то ничего не говоришь о ещё больше насыщенном ненормированном рабочем дне, о степени ответственности и опасности и, наверное, о некоторых других не менее важных мелочах?


Эти слова Вера произносила уже шагая взад и вперёд, мимо сидящего в кресле мужа, с не скрываемой злостью.

Галь спокойно допил кофе, не спеша закурил и только потом поднял глаза на жену.


— Ты полностью угадала и озвучила все аспекты новой моей работы.


— А чего там угадывать, тоже мне секреты, можно подумать у меня там Наташка не работала и ничего мне не рассказывала, да, и любому израильтянину известно, чем занимаются в вашем ведомстве.

Какая я дура, в своё время развесила уши — будет бумажки перебирать, заниматься аналитикой и логикой…

Я знаю, теперь будешь ногти у арабов рвать, коктейлем правды опаивать и, что там ещё вы навыдумывали, чтобы сломить волю бандитам и убийцам, чтобы они стали предателями своего паскудного народа или вонючей идеи, ради спасения своей мерзкой жизни?!


— Веруш, может быть всё же успокоишься, а потом, когда у нас будет больше времени и здравого смысла, вернёмся к этому разговору?

Только замечу тебе, я уже дал согласие.


Вера резко поднялась из кресла, куда только что уселась, и в сердцах швырнула пустую кружку из-под кофе в раковину, откуда раздался характерный звон разбитого стекла.


— Ну, если ты не удосужился посоветоваться в таком важном вопросе с женой, то спасибо хотя бы за то, что поставил в известность о своих планах и перемещениях по службе.

У меня, действительно, сейчас нет особого времени распинаться на эту тему, но кое-что всё же скажу — ты забыл через что ты прошёл, что у тебя организм отравленный и ослабленный долгим приёмом морфия, что твоя нервная система расшатана и чрезмерные физические и моральные нагрузки могут довести тебя до рецидива.

Ты хочешь иметь много детей, а я уже жалею об одном.


Вера хлопнула дверью спальни, а затем, переодевшись, вышла из квартиры, не глядя на, сидящего на том же месте в кресле, и провожающего её печальным взглядом расстроенного мужа.

За рулём автомобиля, лавируя в свете ярких в вечернем сумраке фар встречных машин и отражающихся огней в огромных лужах, непрекращающегося дождя, Вера обдумывала сообщение мужа и свою реакцию на него.

Наверное, всё же зря она так яростно вспылила, отравив радость Галю от доверенной ему новой ответственной работы…но каков, не мог хотя бы для приличия посоветоваться с женой, а то, господин хороший, ставит уже перед фактом, а я должна в ладоши хлопать!

Ладно, пусть маленько попереживает, иногда это всем полезно, за то в будущем в нужный момент всё же вспомнит о своей половинке.


Настроение девушки вдруг резко изменилось, она полностью абстрагировалась от не давней своей вспышки гнева и наметившейся ссоры с мужем, и переключилась на мысли о ближайшей встрече с новыми интересными людьми.

Илана Вайцман жила в доме старой постройки, но с лифтом.

Вера поднялась на седьмой этаж и позвонила в дверь с нужным ей номером.

Ей открыл мужчина средних лет простоватого вида, это касалось как внешности, так и одежды.

Поинтересовавшись у девушки, кто пожаловал, пропустил внутрь квартиры, откуда раздавался гул многочисленных голосов:


— Иланочка, ты предупреждала меня о появлении у нас этой молодой особы, вот и она.


По всему периметру довольно больших размеров салона сидели люди — кто на диване, кто в креслах, а кто просто на стульях, больше двух десятков человек различного возраста и полов при её появлении, уставились на Веру.

Она сразу же заметила среди них Олега, но вначале подошла к хозяйке, сидевшей в обычном кресле с толстым пледом на ногах.

Это была дородная женщина с симпатичным лицом, с горящими лучезарным светом глазами.


— Здравствуйте!

Я Вера Петрова.

Ой, простите, с недавних пор Бенет.


— Проходи, проходи милочка, дай подержусь за твою юную ручку.


Она мягко пожала протянутую ладонь Веры, продолжая улыбаться.


— Дверь тебе открыл мой муж Яша, замечу сразу, который к поэзии не имеет никакого отношения, не считая жены.

А теперь сама быстро пройдись по кругу и познакомься со всеми присутствующими здесь.


Вера пожимала руки новым знакомым, обменивалась приличествующими при этом словами, стараясь запомнить с первого раза имена и лица кому они принадлежат.

Дойдя до Олега, сидящего в обнимку с гитарой на диване, она наклонилась и поцеловала его в щёку:


— Здравствуйте, как я рада вновь с вами встретиться, а ещё у меня сегодня, к большой моей радости, по всей видимости, представится случай вас послушать!


— Верунечка, я тоже безумно рад встретиться с тобой!

Располагайся рядом со мной по правую сторону, чтобы я тебя постоянно грифом не бодал.

Тут вокруг меня вся наша Ашкелонская банда поэтов.

Знакомься — в первую очередь, сидящий в таком же кресле, как и твой муж, уверен, рад будет познакомиться с тобой, наше юное дарование Паша Чаговский, а теперь быстренько по очереди, а то скоро от хозяйки получим выговор — Боря Дадашев, Гена Полонский, Полина Ладанева, кстати, моя родная сестра, прошу любить и жаловать!


И, тут же скороговоркой:


— Иланочка, девушку я пристроил среди наших, можешь уже открывать высокочтимое собрание.


Вечер для Веры прошёл, как в тумане.

Она затаив дыхание слушала стихи самой Иланы и восхищалась силе духа удивительной женщины, сохранившей в себе не смотря на трагичность положения, женственность, привлекательность и душевное обаяние.

Кроме этого, Илана была замечательной поэтессой и обладала волевым, даже чуть властным характером, благодаря чему, заседание литературного объединения проходило в доброжелательной обстановке, но очень даже дисциплинированно.

Вере заполнились своеобразные сложные стихи Андрея Бедринского, глубокая лирическая грусть в строках Павла Чаговского, не стандартная эротическая лирика Петра Давыдова, выверенные рифмы Бориса Дадашева, да, и другие авторы произвели на неё весьма приятное впечатление.

Главным образом, ей было очень приятно, опять попасть в общество, где всё дышало высоким искусством в области её любимой поэзии.

Два часа пробежали, как две минуты.

Наконец, явно уставшая хозяйка вечера предоставила слово молодой поэтессе:


— Милочка, мы в следующий раз обязательно уделим тебе намного больше времени, а сегодня, будь добра, только начни знакомить нас со своим творчеством.


Вера, поднялась на ноги, в горле пересохло, и она прочитала первое стихотворение, которое попалось ей на глаза в её заветном блокноте:

  Стучись, стучись…
  Стучись, стучись… Услышу сердца стук
  и отзовусь неровным вдруг дыханьем,
  хотя ещё и не было разлук,
  и не коснулась непогодь лихая.
  Пьём с наслаждением сладость жарких губ
  и в танце тел и рук идём по краю,
  представить и почувствовать могу,
  тебя в себя по капельке вбирая…
  Стучись, стучись… Стук сердца, как набат, —
  зовёт тушить пожар любовной негой.
  И ангелы взволнованно трубят,
  следя за быстротечным жизни бегом.
  И можно задержаться иль свернуть,
  а можно и пройтись по краю бездны…
  Стучись, стучись… Стук сердца — жизни путь,
  судьба… — её зигзаги неизбежны.
Дочитав только это одно своё новое стихотворение, Вера вдруг неожиданно для всех предложила:


— Ай, я вам ещё успею надоесть, ведь живу в Тель-Авиве и теперь буду часто здесь бывать, давайте, послушаем лучше нашего барда Олега Фрейдмана, я так соскучилась по его песням!


Все рассмеялись непосредственности девушки, а улыбающаяся Илана Вайцман объявила:


— От всей души поддерживаю нашу обаятельную гостью, ближайшие пол часа ваши, Олег, думаю, что большинство из присутствующих согласятся с нашим мнением.


В этот раз Олег спел только одну песню на свои слова, все остальные были соавторские на стихи присутствующих здесь поэтов, среди них была песня и на её стихи, слушая которую Вера густо покраснела от смущения и удовольствия.

  Грусть в еврейских глазах вековая,
  Отпечаток гонений и бед.
  Души музыка отогревает,
  Под любимый аккомпанемент
  Заливаются скрипка с кларнетом,
  Непохожие, вроде, ни в чём.
  Наполняют божественным светом,
  Родниковым, весёлым ключом.
  Скрипка молится, к богу взывает,
  И в молитве кларнета уста.
  Чаша скорби налита до края,
  Час последний как будто настал.
  Слёзы вытрет смычком лихо скрипка.
  Приосанится стройный кларнет.
  Заструится по струнам улыбка —
  Веселей в мире музыки нет!
  Научились сквозь слёзы смеяться.
  Превратились в народ непосед.
  С верой в бога и в поисках счастья,
  Под любимый аккомпанемент.
И, всё же, лирическое танго Олега окончательно покорило в этот вечер слушателей.

Несмотря, на жёсткий регламент, его попросили спеть на бис, и все дружно начали подпевать припев:

 Наше танго «Две свечи»
  Стелет вечер сумрачную грусть.
  Долгим ожиданием томлюсь.
  Мысленно к тебе на встречу мчусь.
  Дождь стучит в окно, стучит.
  Входишь ты живительным дождём.
  Две свечи и две души зажжём.
  Я беру гитару и поём,
  Наше танго «Две свечи»
  припев.
  Так лейся
  Любви нашей песня…
  Любви нашей песня
  В полёт позови…
  Наш вечер…
  Зажигаем мы свечи…
  Зажигаем мы свечи
  И поём о любви…
  Годы пронеслись, не удержать.
  Мы вернёмся в прошлое опять.
  Пролистав назад любви тетрадь,
  Оглянувшись, помолчим.
  Стелет вечер сумрачную грусть.
  Дождь уныло бьёт в окно, и пусть.
  Продолжает песня светлый путь —
  Наше танго «Две свечи»
  Припев.
Расходились, когда на часах уже было около одиннадцати вечера.

Поэты обменивались номерами телефонов, дарили друг другу свои тоненькие печатные сборники, Олег на право и на лево раздаривал свои кассеты и диски, чем не преминула воспользоваться и Вера.

Она ехала по ночному городу, и счастливая улыбка играла на её лице — она побывала в атмосфере, которая делала её духовно богатой, окрыляя на новые стихи, в которых она могла выразиться легковесным изящным словом, ритмом и рифмой.

По крыше и окнам машины по-прежнему со звоном плясали капли ливневого дождя, но настроение у Веры было далеко не пасмурным и какие-то навязчивые строки вместе с ритмом дождя проигрывались в её голове.

Зайдя в уютную свою квартиру, она не переодеваясь, схватила блокнот и быстро застрочила мелодию слов, наигранную ей дождём.

  Скрасил сумрак…
  Скрасил сумрак миг встречи в тот вечер,
  за окном дождь не плакался нам… —
  он, как нищий, был весел, беспечен,
  подставлял все прорехи ветрам.
  Как слепой музыкант из подземки,
  что поёт от души за гроши,
  он вносил в голос, тембр оттенки,
  затихал и вдруг снова спешил.
  Скрасил сумрак в тот вечер миг встречи,
  за окном дождь не плакался нам.
  Он поэтами был не замечен,
  им во благо погоды тона.
Вере вдруг захотелось разбудить Галя и рассказать ему о сегодняшнем поэтическом вечере и главное, попросить прощения за её вспышку гнева, но, как было не разгневаться, ведь она, действительно, очень опасалась за его здоровье.

Она тихо прилегла рядом с мужем и всё же не стала его будить, отлично сознавая, что, к сожалению, эту радость от сегодняшнего поэтического вечера, он с нею не разделит.

Глава 18

  Четырнадцатого января супруги встретили утро в отличном настроении, потому что Вера посреди ночи всё же разбудила мужа своими ласками, а затем, после страстного соития, попросила у него прощения за свою вечернюю гневную выходку стервозной жены.

  Вера отдавала себе отчёт в том, что накануне она вела себя, как некоторые вздорные жёны, пробывшие в браке, по крайней мере, больше десятка лет, а не всего лишь два с половиной месяца. С утра в их отношениях наступила вновь семейная идиллия.

  Галь тоже не остался в долгу перед женой и также признал свою вину, и постарался объяснить Вере, что у него просто-таки не было времени на обсуждение с нею, его перехода на новую должность:


  - Пойми, моя хорошая, мне Давид не дал времени на обдумывание, он поставил меня перед фактом, а у меня не было никаких мотивов, а главное желания, отказаться от этой важной и ответственной работы.


  - Галюш, но ведь это не какой-нибудь маловажный вопрос, а от твоего решения зависит многое в нашей жизни, а особенно, в свете скорого рождения ребёнка.

  Галь примирительно погладил жену по руке


  - Конечно, после того, как я принял предложение Давида, обязан был поделиться с тобой неожиданной радостью и важным, даже судьбоносным поворотом в моей жизни, а он неотвязна связан с тобой, но хотелось сделать тебе приятный сюрприз и в спокойной обстановке обсудить эту важную новость.


  - Галюш, что-то у нас в последнее время идёт не так, даже не знаю в чём причина - может виновата моя беременность или я не так себя веду, как надо?


  - Глупенькая, просто у каждого из нас есть ещё свои собственные интересы, а они не всегда совпадают с нашими общими.


  - Так если тебе неприятно, что я буду посещать литературный салон, то ради нашего семейного счастья, я готова отказаться от моего любимого хобби.


  - Нет, я не настаиваю на этом и даже признаю, что был не прав, когда холодно встретил заявление о твоём предстоящем посещении литераторов.

  Но, и ты должна снисходительно относиться к моей работе, где мне зачастую приходится задерживаться дольше положенного обычной смены.

  Признаюсь, тебе честно, что не более высокая зарплата, а интерес довлеет надо мной.


  - Ах, Галюш, Галюш, в этом ты мог мне даже не признаваться, я знала с самого начала, что так и будет, просто поверила заверениям Наташи, а затем и тебе, что вся твоя работа сведётся к спокойной кабинетной рутине.

  Ты на прежней службе искал на свою голову или задницу приключения и нашёл, очень боюсь, чтобы и здесь не было подобного.


  - Милая, не нервничай ты так, всё будет хорошо, я ведь люблю тебя!


  Молодая женщина вздохнула.


  - А я уже порой не знаю в чём выражается твоя любовь ко мне.


  На последнее замечание жены, Галь не нашёл, что ответить, не говорить же ему о том, как он её страстно хочет...


  На следующий день Вере было назначено УЗИ и Галь изъявил желание сопровождать жену в поликлинику на эту процедуру, которая откроет для них пол первенца.

  К великой его радости, ему представилась возможность лицезреть на мониторе зародыш, уже проявляющий все черты маленького человечка с пипочкой между ножек.

  Удивительно, но с самого начала для Галя с Верой пол ребёнка не имел никакого значения, они просто приняли к сведенью этот факт и стали мысленно готовиться воспитывать мальчика.

  Вера успешно сдала последнюю зимнюю сессию и плавно перешла к подготовке к дипломной работе, защита которой была назначена на конец апреля.


  Новая служба захватила Галя, с головой, он очень часто задерживался на рабочем месте, а иногда даже являлся только к утру, возбуждённый и с покрасневшими от недосыпания глазами.

  Вера по телефону жаловалась Гиле на её сына, на его сумасшедшую работу и на их теперешнюю не совсем нормальную семейную жизнь.


  - Веруш, я могу тебе только посочувствовать, сама прожила долгую супружескую жизнь в постоянном волнении и страхе за мужа, а часто в холодной постели из-за отсутствия его по ночам.

  Иногда мы с ним сейчас шутим, как только я сумела пять раз забеременеть от него.

  Но, ничего, сжились с этим, а теперь порой хотела бы от него отдохнуть парочку дней, так нет, маячит перед глазами с утра до вечера.


  - Тебе хорошо сейчас шутить, а мне порой кажется, что Галь только ради приличия иногда появляется дома.

  Конечно, я сейчас раздулась, как бочка, кряхчу и ною, а ему только сладенького подавай, а у меня поясницу ломит и ноги страшно отекли.

  Ай, что я тебе буду жаловаться, сама это ни один раз проходила!


  Телефонные разговоры с Гилей несколько её успокаивали, но всё равно, большую часть времени она пребывала в беспокойстве за мужа.

  Ссылаясь на своё не очень хорошее самочувствие, Вера после Нового года ни разу не посещала родителей в Ашдоде, только изредка обменивалась с ними телефонными звонками, стараясь в них не реагировать на колкости и обвинения матери в её дочерней холодности.

  Она стала постоянной посетительницей литературного салона Иланы Вайцман и приобрела там роль всеобщей любимицы.

  Накануне Пейсэха ей позвонила доброжелательная хозяйка лит.салона и пригласила вечером заглянуть к ней на огонёк, потому что сегодня должна приехать очень приличная делегация из Иерусалима, даже Игорь Губерман обещал удостоить своим вниманием их общество.

  Фамилия последнего ничего не говорила девушке, но в любом случае, вырваться из повседневной рутины ей представлялось заманчивым.


  Перед тем, как выйти из дому, Вера критически осмотрела себя в зеркале и пришла к неутешительному выводу - семь месяцев беременности превратили её в форменное безобразие, которое уже не могло скрыть дорогое платье для женщин в её положении.

  В момент, когда она вскинула на плечо дамскую сумочку и взяла в руки ключи от машины, зазвонил телефон.

  Вера улыбнулась, скорей всего Галь волнуется об её самочувствии.


  - Веруська, как хорошо, что я, наконец-то, тебя застала дома, уже несколько раз звонила, а в ответ тишина, уже хотела наплевать на дороговизну и позвонить тебе на мобильный.

  Вы, что ушли в подполье или дома совсем не бываете?


  - Наташка, балбатуха эдакая, дай хоть слово вставить...


  - Вставляй, вставляй, у тебя всё равно другого вставить мне нечего.


  - Ой, подруга, ты не меняешься!

  Но скажу тебе по секрету, если тебе так нравится эта тема - у меня, действительно, нечего, а мне часто некому.


  - Не поняла, обоснуй, это мне уже не нравится!

  Что, красавчик бросил беременную жену?


  Вера засмеялась.


  - Натаха, если бы только ты сейчас услышала себя, то, наверное, уписалась от смеху!

  Нет, не бросил, а ежедневно изменяет меня со своей работой.

  И, замечу, во многом, благодаря тебе, сосватавшей его на эту службу.

  Он сейчас почти не бывает дома, работа его захватила полностью.

  Галь ведь сейчас стал заведовать каким-то важным отделом... ну, сама, наверное, лучше меня понимаешь, с кем ему приходится теперь возиться.


  - Верка, а ты как самостоятельно тянешь свою лямку беременной женщины?

  По моим подсчётам приближаешься к семи месяцам.

  Кто у нас там, наследник или двухстволка?


  - У нас наследник, который мне уже все печёнки отбил, справляюсь без особых проблем, ведь в универ ходить каждый день не обязательно теперь, дома пашет у нас никаёнщица, жрачку готовить некому, а стихи писать мне помощники не нужны.


  Вера натянуто рассмеялась.


  - Что у вас?


  - У нас в квартире газ, голый вассер, ни хрена не могу забеременеть!

  Летом приедем на родину, пойду проверяться, не доверяю я что-то здесь местным эскулапам.


  - Наташа, не переживай ты так сильно, я слышала такое от многих, что после долгого приёма противозачаточных таблеток случается, что и по нескольку лет не могут зачать.


  - Да, ладно, что ты меня успокаиваешь, у нас ведь ты есть, за двоих постараешься, и неважно, чьи бычки походили или какая коровка телилась, главное, телята будут наши!


  - Нет, моя дорогая, тельной коровой мне и на первый раз надоело быть уже до чёртиков, если бы ты только видела в какое безобразие я превратилась?!


  - Ай, не скули, всё равно не пожалею, беременная дело временное, я летом приеду, ещё с тобой на дискотеке оторвёмся и со школярами попрыгаем, так эти самцы с полными яйцами нам проходу не дадут.


  - Наташенька, как там Офер, как работается, чем в свободное время занимаетесь?


  - Ага, тему решила сменить?

  Ладно, так и быть, перейдём к скучному - медведь мой в полном порядке, свою яловую жёнушку вниманием в постели не обходит и при каждом удобном и не удобном случае, утверждает, что любит и о другой даже помыслить не может.


  - А ты можешь?

  Вера даже не поняла, как у неё сорвался этот дурацкий вопрос, но Наташа не дала ей времени извиниться.


  - Разве я тебе не говорила, что с первого раза, как только переспала со своим медвежонком, ни на одного мужика, ни разу не запала и не собираюсь, меня Офер во всех отношениях устраивает и, как мужик, и, как муж, а главное, как человек!


  - Прости меня Наташенька, я не хотела тебя обидеть...


  - Дурёха, какие могут тут быть обиды, что мало баб и мужиков, которые вешают рога или лапшу на уши, но, повторяю, мне этого не надо и совершенно не хочется.

  Работа у нас с ним здесь не тяжёлая.

  Евреев в Чили не так уж и много, израильские делегации эту страну посещают редко, а наши функции ведь в основном охранные.

  Где мы только со своими однополчанами не побывали - всю Латинскую Америку объездили, а вчера только из Штатов явились.

  Ой, что я тебе скажу, мой медведь, скоро перестанет быть медведем, он уже почти сорок кило скинул...


  - Что, перестал совершенно есть?


  - Да, жрёт, как и раньше, но по горам стал лазить и на велике гоняет, а я люблю местные танцы, если бы, ты только увидела, как я зажигаю, тут бы и родила!

  Всё, подружка, все лимиты с тобой проговорила.

  Может быть до твоих родов ещё позвоню, а если нет, то жди летом в гости.


  Давно уже Вера не была в таком приподнятом настроении.

  Что не говори, а Наташка для неё самое дорогое, что есть на свете!

  От последней мысли ей даже стало стыдно - а близкие? а Галь? а зарождающаяся жизнь в ней?

  Пожалуй, Натаху можно поставить в один ряд с Галем, его мамой и, наверное, с будущим ребёночком, но он, её мальчик, такой неспокойный в животе, пока ещё плохо воспринимался ею, как личность и с этим трудно было совладать, да и зачем.


  Вера прибыла на собрание поэтов с большим опозданием, из-за долгого телефонного разговора с Наташей.

  Чтение стихов и разбор полётов был уже в самом разгаре

  И поэтому у неё не было возможности близко познакомиться с известными на всю страну столичными корифеями.

  Она присела тихонька сбоку и стала слушать хорошие и так себе стихи и даже несколько раз принимала участие в их обсуждении.

  Игорь Губерман оказался мужчиной среднего возраста, среднего телосложения, а те стихи, что он любовно называл "Гариками", ввели девушку в шок, потому что, кроме остроты и тонкости выверенных фраз, они изобиловали не прикрытым матом, и хоть он был зачастую оправдан в коротких четверостишиях, но больно уж резал слух, хотя и вызывал непроизвольные улыбки.

  Наташке такое творчество понравилось бы наверняка.

  Здесь еврей и ты и я,
  мы единая семья:
  от шабата до шабата
  брат наёбывает брата.
  Надеждой душу часто грея,
  стремлюсь я форму ей найти;
  когда нет денег у еврея,
  то греет мысль: они в пути.
  Еврей, зажгя субботнюю свечу,
  в мечтательную клонится дремоту,
  и все еврею в мире по плечу,
  поскольку ничего нельзя в субботу.
  Напрасно осуждается жестокий
  финансовый еврейский хваткий норов:
  евреи друг из друга давят соки
  похлеще, чем из прочих помидоров.
  В соплеменной тесноте
  все суются в суету,
  чтобы всунуть в суете
  всяческую хуету.
  Все присутствующие буквально захлёбывались от смеху, а "Гарикам" Губермана, казалось бы, не будет конца, но он вдруг прервал своё чтение:


  - Всё ребята, на сегодня хватит, давайте уже послушаем что-нибудь пристойное.


  Тут, Илана, неожиданно для Веры, предложила гостям вечера послушать их молодую, но очень талантливую поэтессу.

  Такого развития событий девушка не ожидала, но делать было нечего, и она достала свой блокнот.

  Раскрыла страницу и глаза упали на недавно написанное стихотворение, совсем не оптимистического настроения и всё же решилась начать с него:

  Источник вечности - сюжет земной
  Парит над многоликим лихолетьем -
  историей, где в тайниках темно,
  Истерзанна безжалостною плетью.
  Народам предъявляет крупный счёт
  Ушедшим поколеньям и живущим,
  Но всё равно земля к себе влечёт
  За камнями скрывая рая кущи.
  Священный вид морей, пустынь и гор,
  а недра тайны прошлого скрывают.
  Развалины, как древности укор,
  Вбивают в сердце сожаленья сваи.
  Пожалуй, не найти других земель,
  Где современность с древностью, так слились,
  где полнится кровавая купель -
  Земле священной не являя милость.
  Не климат выбирали, а судьбу,
  срывая душу с кровью от истоков,
  а здесь на мир наложено табу,
  и жертвы множатся в борьбе жестокой.
  На карте мира мелкий лоскуток,
  на нём рождались мудрецы, пророки.
  Мы не явились подводить итог,
  а будущему вымостить дороги.
  Обычно Илана предоставляла каждому поэту прочитать по три стихотворения, ведь проявить себя хотели все, а время всегда было ограниченным, но на этот раз хозяйка салона не стала противиться желанию большинства, а оно требовало продолжения банкета, чтобы девушка читала и читала, настолько пленило их это стихотворение...

  Кинжал и яд оставим у Шекспира...
  Не Дездемона я, ты не Отелло -
  Мне не согреть тебя дыханьем страсти,
  Не пробегусь ладонями по телу,
  Не заслоню от жизненных напастей:
  Кинжал и яд оставим у Шекспира,
  У нас же не растраченные чувства,
  Волной на берег набегает лира,
  Нет проявления стихии буйства.
  Купаемся в закатах и восходах,
  То зажигаем звёзды, то их гасим:
  Для вечной лиры широта, свобода,
  А муза подпевает на Парнасе:
  У нас ведь в жизни разные маршруты,
  Имеющие цели и значенье,
  И только муза все срывает путы -
  Находим точки с ней пересеченья.
  Перед тем, как Вера покинула гостеприимную квартиру, к ней подошли незнакомые мужчина и женщина. Они были не примечательной наружности, но весьма настойчивые в своих стремлениях, предложив ей издать свой сборник стихов и готовы были в этом молодому автору оказать всяческое содействие.

  Эти люди утверждали, что у них в Иерусалиме есть приличные оформители, корректировщики и солидное издательство.

  Вере вручили визитную карточку и убедительно настаивали, чтобы она с ними связалась, а они постараются сделать оплату за издание первого сборника посильной, ей, как вновь прибывшей, ведь оказывается положена субсидия от министерства абсорбции.


  Вернувшись, домой, Вере так хотелось сразу же поделиться с мужем разговором с Наташей, свалившемся на неё успехе у важных гостей их литературного салона из Иерусалима, а особенно предложением издать свою собственную книжечку стихов и даже неважно, что за свой счёт... но делиться было не с кем, Галя в квартире на месте не оказалось.

  Вера достала из сумочки диск переданный ей сегодня Иланой Вайцман и прочитала на коробочке:


  "Музыка и исполнение песен под гитару текстов израильских русскоговорящих поэтов - Олег Фрейдман".


  Здесь была песня и на её стихи, но уже старая - всего на диске было тринадцать произведений.

  Вера вчиталась в названия и имена авторов, среди них было имя родной сестры Олега.

  Ей почему-то захотелось послушать именно эту песню, и она вставила диск в недавно купленный ей в подарок Галем крутой музыкальный центр.


  Автор слов - Полина Ладанева.

  У кофе странный вкус...
  Ты не вменяй в вину мне страхи искушенья -
  На поводке судьбы покорные бредём, -
  И ты прости мою внезапность отчужденья,
  И откровений бред, похожий на нытьё.
  Приблудные слова... (они всегда некстати),
  Подспудная тоска - бессмысленна до слёз.
  Фигура у окна - ни гордости, ни стати...
  У кофе странный вкус - солоноват... Курьёз.
  Вера дослушала очень короткую, но с глубоким содержанием песню и вытерла набежавшие слёзы - нет у меня уже тоже, ни гордости, ни стати.

  Очень ей сейчас хотелось кофе, но на часах уже близилась полночь, а у неё и так сна ни в одном глазу.

  Вскипятила молока, добавила мёду - говорят этот напиток способствует хорошему сну, Гиля всегда пьёт на ночь это снадобье.

  Раскрыла уже изрядно потрёпанный с оставшимися несколькими чистыми листочками блокнот и ушла в спасительное плавание:

  Любовь не может быть такой...
  Такой не может быть любовь,
  Что б злом по сердцу острой бритвой,
  Затем, спасительной молитвой
  Грех отмолить перед собой -
  Такой любовь не может быть,
  Что б без вины стать виноватой,
  Словами гневными распятой
  Попасть в заложники судьбы -
  Любовь не может быть такой,
  Что б лишь казаться милосердным,
  а рушить без конца усердно
  столь нужный любящим покой.

Глава 19

Апрель набрал силу и задышал благодатным теплом.

Правда, иногда задували с горячим песком ветра, но к хамсинам в это весеннее время пора уже было привыкнуть, потому что они повторялись год от года.

Вера находясь на седьмом месяце в своём интересном положении, особенно тяжело проживала эти дни, от страшной жары у неё буквально плавились мозги и останавливалось сердце.

Она, как никогда, со страхом ждала праздника Пейсах и последующие за ним длительные каникулы, предчувствуя, как ей придётся с тоской одной скрадывать дни вне университета и при этом, в таком не лёгком положении, когда никуда с её растущим день ото дня животом не выйдешь и особо не поедешь.


В тот памятный вечер, когда Вера в приподнятом настроении и полная радужных идей, вернулась после литературного салона домой и не застала мужа на месте, в крайне расстроенных чувствах, далеко за полночь ушла спать, но скоро проснулась, почувствовав, как рядом с ней прилёг Галь.

Он придвинулся поближе к ней и нежно начал гладить ладонью по высоко выступающему животу жены, явно стараясь привлечь к себе внимание.

Будто почувствовав руку отца, прикоснувшемуся к оболочке, отделяющей его от сует житейских, ребёнок резко задвигался в своём тесном помещении и упёрся сильной ножкой в гладившую его ладонь.

Вера мягко сверху положила свою ладонь на руку мужа, но не убрала её, а ещё плотней прижала к упёршейся в её бок ножке сыночка.

Они полежали несколько секунд в тишине, опасаясь нарушить хрупкое равновесие, так редко посещавшее их за последнее время.


— Веруш, завтра вечером начало Пейсэха.


— Ну, и что, чем этот день будет отличаться у меня от других?


— Я завтра уже не работаю, и мы сможем, как только справимся, поехать к моим родителям, если ты, конечно, не против?


— Хочу, ещё, как хочу, я, так и так, собиралась поехать к ним, куда мне ещё деться со своим пузом?


— Ты хочешь провести там несколько дней?


— Наверное, что мне одной дома делать, а там на воздухе побуду, для будущего ребёночка хорошо и мне далеко не вредно, а главное, отведу душу в разговорах с твоей матерью…


— А я чем буду всё это время заниматься, пока ты будешь отводить душу в разговорах с моей мамой?


— Думаю, что через два дня ты нас покинешь, а до этого будешь отсыпаться, ведь приходишь домой или поздно ночью, или вообще ночевать не приходишь.

Иногда мне даже кажется, что ты себе уже любовницу завёл.


Галь притянул к своему лицу голову жены и стал покрывать поцелуями волосы, шею, а затем, и потянувшиеся к нему припухшие от сна и слёз губы.


— Веруш, не надо говорить глупости, разве может быть для меня, кто-то дороже тебя?

Ты из-за своей беременности стала нервной, капризной и подозрительной, но ещё два месяца, и ты опять станешь весёлой, озорной и выдумщицей на всякие развлечения.


— Ну, по развлечениям и выдумкам у нас Наташка впереди планеты всей, но я бы уже с удовольствием сама что-нибудь выдумала эдакое, а то всё чаще и чаще у меня глаза на мокром месте.


— Веруш, у меня для тебя сюрприз!


— Золотой и с камнями?


— А, вот, и нет, меня Давид отпустил в отпуск на все праздники, и я десять дней буду рядом с тобой.

Если хочешь, то можем даже поехать куда-нибудь отдохнуть в гостинице?


— Дурачок, ни одна гостиница не может сравниться с вашим пардесом.


Вера присела на кровати и с нежностью медленно провела ладонью от шеи мужчины, до живота, двигаясь по пушистым зарослям на груди.

Она вдруг запустила шаловливые пальцы под резинку трусов мужа и легко отыскала восставшую плоть.

Галь приподнял бёдра, и жена приняла это, как руководство к действию.

Вера ухватила двумя руками боксёры, и сорвала с мужа, мешающую пальцам, губам и лону лёгкую ткань.

Нежными пальцами обвила вздыбившуюся плоть и медленно стала гладить её сверху до низу.

Галь застонал и начал быстро двигаться навстречу, подвывая отудовольствия.

Вера склонилась и губами обхватила головку и провела по ней языком.


— Веруш, моя Веруш, боже мой, как я тебя люблю, как я тебя хочу…


Вера неожиданно выпустила из сладкого плена добычу и потянула кверху через голову ночную сорочку.


— А тебе можно, не опасно для ребёночка?


— Можно и даже нужно!


И, она уверенно оседлала тело мужа, вводя недавно потерянную губами добычу в её законное место пребывания, исходившее живительными соками неимоверного желания.

Почти до самого утра, между занятиями любовью, они проболтали, обсуждая различные темы, близких людей, последние события и строили планы на будущее.

Оба отметили, что так они не разговаривали между собой уже несколько месяцев и решили, что в этом виноваты оба, потому что не желали подходить с пониманием к интересам и проблемам друг друга.

Засыпая, счастливая Вера подумала, что сегодня она получила от мужа не только обычное сексуальное удовлетворение, но и душевную близость, которой очень давно не имела.

В глубине души она, всё равно, вынашивала мысль, что далеко не всё идёт в их семейной жизни так, как хотелось и на что рассчитывала, начиная с их знакомства и яркой вспышки любви.

Дни праздника, проведённые в особняке родителей Галя, вернули в семью молодожёнов прежнюю атмосферу взаимопонимания, нежные и доверительные отношения и даже пылкую страсть, после чего, Вера выходила к завтраку, пряча глаза от смущения, опасаясь острого язычка Абрама.


Закончился Пейсэх и Вера полностью погрузилась в завершающую стадию дипломной работы.

Защита, как и ожидалось, прошла успешно и в начале мая её вызвал на ковёр профессор Зив Таль:


— Госпожа дипломированный инженер, позволю себе дерзость напомнить, что с тобой у нас были связаны определённые планы на будущее.

Семейная идиллия, ребёночек — это всё хорошо, но надо посмотреть чуть дальше своего кончика носа.

С первой степенью университета ты вряд ли найдёшь у нас в стране достойную твоим способностям работу.

Сегодня из бывшего Советского Союза наехало столько прекрасных инженеров и даже профессоров с учёными степенями, так что рынок в данный момент переполнен.

Они, возрастные уже специалисты, за малые гроши готовы выполнять любую научную и практическую работу.

Пойми, моя дорогая, получив диплом, ты с ним только вышла на рынок, где у покупателя весьма богатый выбор товара, а у тебя ни опыта, ни стажа…


— Простите профессор, но мне ведь в июне предстоит родить ребёночка, как я могу сейчас строить планы на будущее, я даже о ближайшем трудоустройстве думать не могу.


— О трудоустройстве не можешь, а вот подать документы в Хайфский технион можешь, кстати, мой перевод туда уже дело решённое.


— Но, профессор, к началу учёбы в университете моему сыну не будет ещё и пяти месяцев…


— Уважаемая, это твоя математика и ты сама эту задачу должна решить заранее.

Можно подумать с детьми в нашей стране не работают, не учатся и не занимаются научной деятельностью?

Ты ведь знаешь, что американский ракетоноситель с нашим аппаратом потерпел неудачу, он пропал из радаров, а вместе с ним пропали все наши труды и огромные затраченные деньги.

На новый подобный проект в Бар-Иланском университете средств нет или он не хочет больше субсидировать начинания в этой области.

Так вот, технион предоставляет мне эти средства, подходящее помещения и возможность набрать себе группу молодых специалистов даже с некоторой оплатой их занятости, по работе над этим интереснейшим проектом.

Так, ты, согласна?

Мне нужен от тебя конкретный ответ?


— На счёт поступления в технион у меня сомнений нет, но об участии в новом проекте только — предварительное могу выразить согласие, а точно смогу ответить после рождения ребёнка.


— Сообщи, пожалуйста, когда решится этот вопрос, месяц — это дело, пожалуй, может подождать, потому что я, очень заинтересован в твоём участии в проекте.

Не тяни только с подачей документов в технион.


— Хорошо.


Последнее слово она не произнесла, а выдохнула — боже мой, что это будет, как на это прореагирует Галь, как правильно поступить с ребёночком, разве она наездится каждый день из Тель-Авива в Хайфу, а там ещё придётся часто задерживаться, трудясь над проектом профессора Таля?

Вопросы, вопросы и, как на них и на те, которые ещё возникнут, найти ответы…

Как всегда, сомнения, размышления и терзания вылились строчками стихотворения:

  Если вдруг потеряешь ключи,
  Неприступной окажется дверца,
  От когда-то доступного сердца —
  Не дозваться, кричи, не кричи…
  Если нет путеводной звезды,
  Пробираешься по бездорожью,
  И с вершины сползаешь к подножью —
  Время быстро загладит следы…
  Если лопнет со звоном струна,
  Что ж, сдают в прошлом крепкие нервы,
  Иссякают терпенья резервы —
  Тут, дай Бог, не сойти бы с ума…
Вера сообщила Галю только о своём решении поступить в Хайфский технион на вторую степень.

О новом проекте профессора Таля она даже не стала заикаться, понимая всю абсурдность этого поступка, в связи со скорыми родами и предстоящем воспитании ребёночка.

Удивительно, но муж с пониманием отнёсся к её желанию продолжить обучение и напомнил Вере о том, что его мать предлагала свои услуги бэби-ситер, и почему не воспользоваться её прежним предложением нянчить их ребёнка, пока ему не исполнится годик.

Заметив:


— Веруш, ведь от Хайфы до нашего мошава меньше часа пути на машине, и ты сможешь не тратить много времени на дорогу.

Тебе нет никакой необходимости приезжать ночевать к нам домой.


Вера была тронута благоразумием мужа и пониманием, возникшей у неё ситуации.


— А, как ты будешь один обходиться со всем тебе необходимым?


Мужчина рассмеялся.


— Веруш, а, что изменится — одеться, покушать, помыться я уже давно умею самостоятельно, а за порядком в квартире посмотрит наша приходящая домохозяйка — уберёт, застелет, помоет посуду… короче, с чем я сам не справлюсь, она доведёт до ума.

Мы же в выходные дни будем съезжаться, чтобы вместе с тобой воспитывать и баловать нашего мальчугана, ну, и конечно…


Галь нежно погладил живот жены.


— Конечно, всю неделю я буду очень страдать без твоего тела и того сладкого, что находится в нём, но на это есть выходные и праздники, и два года — это не вечность, они быстро пробегут и тогда мы уже никогда не будем на долго расставаться.


Вера слушала сладкие речи мужа с чувством огромной благодарности и волны нежной любви растекались по сердцу — в несколько предложений он решил большинство из её, казалось бы, не решаемых проблем, но одну из них, она так перед ним и не поставила, отложив её на более поздний срок, чувствуя, что он вряд ли согласится на её участие в новом проекте профессора Таля.

Несмотря на то, что самого диплома об окончании университета она так ещё и не получила, её документы на поступление в технион приняли без всяких осложнений и уже через две недели сообщили о начале занятий после осенних еврейских праздников.


Наступил июнь, и Вера каждый день ожидала, что именно он будет решающим и на свет появится ребёнок.

Она с нетерпением предвкушала момент, когда станет матерью, но не материнский инстинкт владел женщиной, а ей до безумия хотелось побыстрей избавиться от этого тяжкого бремени, от которого она ощущала всевозможные неудобства и даже страдания.

Галь, как только мог её успокаивал, десятки раз на день звонил и справлялся о её самочувствии, ведь он собирался присутствовать при родах первенца, но всё произошло вне его ведения и созерцания.

Уже несколько дней Вере казалось, что момент родов наступил, да, и все врачебные сроки вышли.

Её тревоги и волнения оказывались ложными, как и начинающиеся ложные схватки.


Одиннадцатого июня она с утра чувствовала себя вполне сносно для её положения и поэтому решила поделать, не спеша домашние работы — приготовила обед, поменяла постельное бельё, выстирала и повесила его сушить.

После обеда съездила в супермаркет, прикупила необходимые молочные продукты и, когда уже поднималась сними на лифте в свою квартиру, вдруг почувствовала жуткую резь в низу живота.

Стиснув зубы от боли, она добралась до своей квартиры, не разбирая пакетов, засунула их в холодильник и набрала номер телефона мужа… ответа не было.

Она прилегла на диван и включила телевизор, ей даже вначале показалось, что резь внизу живота несколько отступила, но вдруг… страшная опоясывающая боль прорезала тело от поясницы до низа живота.

Вера вскочила на ноги и заметалась по квартире.

Раз за разом набирала мобильный и рабочий телефон мужа, но они молчали.

Тут, она окончательно поняла, что ждать больше нечего и, более того, уже опасно, схватила, заранее приготовленный пакет и ключи от машины, насколько ей позволяло состояние устремилась к лифту.

Спустившись на подземную стоянку, Вера с трудом села в машину и, стиснув от боли зубы, поспешно, двинулась в сторону больницы.

Находясь уже на трассе, пришла к запоздавшему мнению, что зря она не вызвала скорую из квартиры.

Время было около шести вечера, закончился рабочий день и на дорогах было целое столпотворение.

Её машина продвигалась к цели в час по чайной ложке, а у неё начались постоянные схватки, казалось бы, выкручивающие тело наизнанку.

От жуткой боли Вера выла в голос на весь салон автомобиля, но никто её не слышал.

Вдруг она почувствовала, что у неё отходят воды и её охватила паника.

На зелёном свете светофора, Вера не сдвинулась с места, а упала лицом на руль, и жалобно скуля от боли и страха, обратилась к богу, надавив лбом на клаксон.

Вокруг её машины на дороге раздавалась какофония из ревущих на все лады клаксонов и ругань раздосадованных и нетерпеливых водителей мимо проезжавших автомобилей.

Вдруг дверь с водительской стороны резко распахнулась.

Вера подняла мутные заплаканные глаза и увидела перед собой перекошенное от злости лицо полицейского и почти беззвучно прошептала:


— Помогите, я умираю, у меня начались роды…


Дальше Вере уже всё виделось, как в густом тумане — не растерявшийся полицейский быстро среагировал на происходящее, будто такое с ним случается каждый день.

Он ловко перевёл сиденье автомобиля в лежачее положение, удобно устроил ноги рожающей женщины на руле и тут же вызвал по рации вертолёт медицинской службы.

Из затормозивших на дороге машин по просьбе того же полицейского, подбежали несколько человек, имеющих непосредственное отношение к медицине и начали готовить молодую женщину к родам.

В этот момент прямо на кишащую транспортом трассу опустился вертолёт, двое сноровистых парней уложили Веру на каталку и быстренько завезли в салон летающего аппарата, где её приняли под свою опеку специалисты — гинеколог и акушерка.

Никто роженицу не уговаривал тужиться, ребёнок сам рвался на волю, и Вера родила прямо в салоне вертолёта, чуть успевшего подняться в воздух.

Зычный крик ребёнка молодая мать услышала даже сквозь шум громко работающего мотора и стрекочущих лопастей:


— Ого, какой гевер!


И улыбающаяся акушерка положила на грудь матери только что родившегося малыша.

Глава 20

Во время скоротечных родов на борту вертолёта и сейчас, когда новоиспеченная мать приходила в себя после всей этой суматохи, связанной с рождением ребёнка, ей и всем присутствующим постоянно было слышно, как в сумочке Веры разрывается от звонков мобильный телефон.

Она легко догадывалась, что звонит Галь, встревоженный её частыми звонками, на которые он по каким-то ему только известным причинам в нужное время не отвечал, а теперь, в свою очередь, был обеспокоен необъяснимым молчанием жены.

Понятное дело, ей какое-то время по конкретным причинам было не до того, чтобы отвечать на бесконечные звонки мужа.

Роженица разомкнула потрескавшиеся от недавно перенесённых страданий губы:


— Ответьте, пожалуйста, на телефонный звонок, аппарат находится в моей сумочке, это звонит мой муж, он очень беспокоится обо мне.


— Беспокоится, беспокоится…


Акушерка ворчливо несколько раз повторила последнее слово Веры, занимаясь в это время только что появившимся на свет ребёнком.


— Равиталь, ответь ты уже этому мужу, сообщи ему, наконец, радостную весть.

Хотя, не надо, подай сюда трубочку, пусть мамочка сама сообщает папочке о появление на свет его гевера.


Вера приняла в дрожащие руки аппарат и нажала кнопочку приёма:


— Галь, я жива и, наверное, теперь буду здорова…


— Веруш, что случилось, где ты, что с тобой?


Вопросы мужа сыпались, как горох из дырявого мешка.


— Дорогой, я сейчас нахожусь в вертолёте, только что на его борту родила тебе гевера.


— Как в вертолёте, почему в вертолёте, почему гевера?


— Гевера, потому, что так теперь будем звать нашего мальчика, Галь и Вера, получается Гевер, если бы только сейчас увидел, какой он гевер!


И, Вера счастливо рассмеялась, передавая трубку улыбающейся ей Равиталь.


— Будьте добры, объясните мужу, как и почему я оказалась в вертолёте и в какую больницу мы прибываем.


Несмотря на всю экстравагантность родов, а точнее, места, где они происходили, Вера и малыш чувствовали себя прекрасно и уже на третий день их выписали из больницы.

Роды и выписка были настолько скоротечными, что многие даже не успели её навестить в родильной палате, в том числе и родители с сестрой, поэтому они все прибыли в квартиру Веры в ближайшую пятницу, перед выходным, на этот день было назначено обрезание мальчика.

Галь радушно принимал гостей, врученные ему подарки и предлагал всем прибывшим напитки и перекуску со столика, стоящего посреди салона.

Вера в этот момент в закрытой спальне кормила грудью малыша и Галь попросил пока её не беспокоить.

Мама Веры тут же возмутилась:


— Что за номер, почему это я не могу зайти в комнату к своей дочери и посмотреть на новорождённого внука?


Люба перевела вопрос Галю, потому что он не всё понял из ворчания тёщи, хотя уже сносно говорил на русском языке, на котором много упражнялся так же на работе.


— Прошу прощения, но я не могу выполнить ваше требование, сожалею, но так распорядилась Вера.

Буквально парочку минуточек подождёте, и она выйдет к вам, а пока удобно располагайтесь, если хотите, могу кофе для вас приготовить?


— Обойдёмся, а то ещё кипятком ошпаришься, надо больно Верке ещё о тебе печься, ей и так хватит, одной биться над малышом, ни тебе помощи с переодеванием, ни с мытьём…


При последних не лицеприятных словах матери в адрес мужа, в салон вышла Вера.


— Здравствуйте, здравствуйте!


Она по очереди расцеловала гостей.


— Галюш, пойди переодень, пожалуйста, Гевера, он, похоже, обделался во время кормления, а я посижу несколько минуток с близкими.


Потом выходи с ним сюда, и я покажу всем нашего богатыря и красавца.


— Верка, ты, что очумела, кому ты вверяешь недельного малыша?


— Мамочка, я доверяю полностью своему мужу, отцу ребёнка, который может справиться с этими пустяками получше любого с руками и ногами!


Атмосферу окончательно разрядила Люба:


— А мой Лёвочка до трёх месяцев не подходил к детям, он даже боялся до них дотронуться.


— Ваш папа мне помогал во всём, даже ночью поднимался, когда вы плакали, перепелёнывал и подсовывал к моей груди ваши мордочки, а я кормила вас и продолжала спать.


Напряжение спало и пока женщины вспоминали о поведении своих мужей после родов по отношению к их детям, в салон на коляске въехал Галь, держа бережно на коленях малыша.

Вера подхватила на руки переодетого в чистые ползунки ребёнка и поднесла к глазам матери:


— Посмотри, какой красавчик, на Галя похож, только глазки голубенькие и волосики светленькие!


Люба рассмеялась:


— А то, чем он на папу похожий, мы в ползунках увидеть не можем.


Наконец, голос подал отец младшей дочери:


— Верунечка, а почему ты ему дала такое странное имя, что нормального нельзя было подобрать?


— А, чем это не нормальное — Галь и Вера, получается Гевер, что на иврите обозначает, мужчина, а он вон какой у нас славный мужик!


И Вера любовно поцеловала мальчика в щёку.

Очень скоро подъехала родня Галя и все вместе отправились в синагогу, ведь на седьмой день полагается совершать мальчику брит-мила — обрезание.

От пышного торжества пришлось отказаться из-за Галя, который не хотел больше выглядеть со стороны человеком, нуждающимся в сочувствии и жалости, по его словам, ему хватило и свадьбы, когда он чуть дождался конца церемонии, а затем, завершения танцевальной программы.

Рядовая обстановка в синагоге вовремя брит-милы нисколько не расстроила Веру, всё закончилось быстро, не пришлось долго отбывать номер и выполнять роль доброжелательной хозяйки, потому что ей было ещё тяжело долго стоять на ногах, а ребёночку только что нанесли кровавую рану, и он капризничал.

Сразу же, как только она прибыла из больницы домой, сообщила по международному телефону Наташе, что у неё на свет появился крёстный или почётный сынок, которого назвали Гевер.


— Ни хрена себе, Гевер, он, что крепенький у нас?


Вера гордо подтвердила:


— Наташка, родился без ста грамм четыре кило и лупит из моих сисек так, что порой в глазах мутит.

Чем он больше хлещет, тем больше пребывает молока, посмотрела бы ты сейчас на эту дойную корову.


— Вер, наверное, и мои бы сиськи разбухли от молока, а то скоро совсем усохнут.

У меня по-прежнему даже не пахнет беременностью.

Приеду в сентябре, вот и потискаю малыша, уже руки чешутся!

Слушай, а чего это он у тебя такой здоровенький, может тебе мой Офер расстарался, а мне, гад, не может!


Вера понимала, что за шутками подруги затаилась глубокая грусть, которую хотелось срочно рассеять.


— Наташка, какая ты глупенькая, тебе всего двадцать три года, нет ещё года, как замужем, а ты уже караул кричишь.

Приедете, обследуешься и всё станет на свои места, а, если и будут какие-нибудь проблемы, так ты ведь знаешь, что наша страна в решении их впереди планеты всей.


— Знаю, знаю, ты мне зубы не заговаривай, лучше отвечай по-хорошему, как на счёт того, что мой Офер тебе по случаю с беременностью расстарался?


— Наташка, а какая тебе разница, ты ведь собиралась вместе со мной годавать ребёночка, так и Офера подключим, лишь бы Галь не знал, а то захочет с тобой восстановить статус-кво.


— Нет, кроме моего медвежонка, мне никто не нужен, будем лучше нашего Гевера вчетвером воспитывать, пока ты новых деток не наделала.


— Нет, моя подружка миленькая, про новых деток и слышать не хочу, если бы ты знала, сколько я настрадалась в первую беременность!

Меня и так, ребёнок свяжет по ногам и рукам, а мне хочется получить вторую степень, найти хорошую работу, да и многое другое хочется, а дети…

Ай, успеется ещё.


В этом вопросе подруги вряд ли могли найти общий знаменатель.


В середине августа Вера получила подтверждающие окончательно документы, что она зачислена в технион и двадцать третьего октября обязана явиться на занятия.

Через неделю после получения письма из Хайфского техниона, ей позвонил профессор Таль, поздравил с ребёночком и заявил молодой маме, что она должна явиться за неделю до начала занятий, чтобы познакомиться со всеми участниками проекта и на первой встрече должны наметить ориентиры на предстоящую работу и выбрать для всех подходящее расписание.

Вера промаялась две недели, никак не решаясь сообщить мужу о своём участии в проекте, а, когда решилась, ей долго не удавалось этого сделать, то он не являлся на ночь, то приходил с работы поздно и уставшим, а то у неё в этот вечер не хватало смелости.

По дороге в мошав, куда они ехали праздновать Рош-а-шана и куда должна была явиться Наташа с Офером, только накануне прилетевшие в Израиль, Вера решилась на серьёзный разговор с мужем:


— Галюш, дай мне слово, что сразу не вспылишь, а выслушаешь меня до конца, постараешься внять всем моим доводам и соображениям о предмете моего сообщения?


Мужчина, сидящий за рулём, плотно сжал губы и чуть слышно выдавил.


— А, что-нибудь может повлиять на твоё решение, как и то, согласен я с ним или нет?


— Нет, не может, но то, о чём я тебе хочу поведать не носит предосудительного характера и мало, что меняет в наших планах.


— Веруш, тебе не кажется, что ты сделала очень осторожный подход и выбрала очень подходящее время для ознакомления меня с твоим секретом?!


Нет, на эти вопросы не надо отвечать, это риторически, а главный вопрос, почему ты молчала до сих пор, если в том, что ты хочешь мне сообщить нет ничего предосудительного?


— Пойми, я знала с самого начала, что поступаю не хорошо, не советуясь с тобой, но вначале мая, когда мне поступило это предложение от профессора Зива Таля, была почему-то уверена, что ты этого не одобришь, в свете скорого рождения нашего ребёнка.


Профессор поставил меня перед фактом и не дал времени на обдумывание и обсуждение с тобой, а я очень хочу участвовать в этом проекте, он открывает мне далёкие и светлые горизонты, уже не как простого инженера, а, как настоящего учёного.


— А с чего ты взяла, что я был бы или буду против?

Почему ты за меня решаешь, что мне по душе, а, что нет?

Если ты терпишь мой не нормированный график работы, так почему я должен быть против того, что ты станешь учёной, ещё учась в университете, в самой продвинутой сейчас на земле области, каковой является космонавтика?


— Галюш, миленький, остановись сыпать вопросами, потому что у меня только один ответ!


— Какой же?


— У меня останется очень мало времени на воспитание нашего ребёнка, ведь я часто буду задерживаться допоздна в Хайфе.


Они некоторое время ехали молча, каждый погружённый в свои думы, наконец, Галь изрёк:


— Какая разница, вышла бы ты сейчас на работу, продолжишь обучение или будешь участвовать в проекте, на ребёнка у тебя, в любом случае, времени почти не останется, но ведь мы современные люди и так происходит почти в каждой израильской семье, малыми детьми занимаются или бабушки, или наёмные нянечки.

Моя мама уже давно ввела мне в уши, что она согласна до годика, а если понадобится, то и более долгий срок опекать нашего Гевера, ведь я тоже не часто смогу уделять воспитанию сына достаточно времени.

Мы ведь, кроме того, что муж и жена, ещё друзья, зря ты от меня утаивала то, чем должна была с радостью поделиться сразу, в момент, поступившего тебе предложения.


— Галюш, ты самый хороший муж на свете, а я всё сделаю, зависящее от меня, чтобы быть для тебя всегда и во всём хорошей женой.


Вера видела с каким умилением взяла на руки внука Гиля и поняла, всё будет в порядке, более надёжных рук и ласковых объятий для её мальчугана трудно ещё будет отыскать.

Конечно, она себя не имела в виду, но ведь очень скоро мальчик будет с ней встречаться только по нескольку часов по вечерам и в выходные дни и, конечно же, бабушка станет для него первым и самым важным человеком.


Во дворе особняка, как всегда в такие дни, когда наезжало много народа, царила атмосфера хаоса и веселья.

Гости формировались в группы по интересам и в каждой из них Вера не была лишней.

Родственники Галя от мала до велика обожали молодую женщину скорую на руку и слово, а она платила им взаимностью.

Буквально за пятнадцать минут до того, как собирались сесть за праздничный стол, к особняку подъехал мерседес Офера.

Машина не успела ещё толком затормозить, как из неё выскочила Наташа и кинулась в объятия Веры.

Затем, она почти на цыпочках подошла к коляске и заглянула во внутрь.

Ребёнок только недавно покушал и мирно посапывал на своём ложе, не обращая никакого внимание на шум и гвалт, царящий вокруг:


— Верка, какой он у нас красивенький!

Если у меня так и не получится родить, обещайте, что сделаете мне с Галем тоже такого.

Слышишь Галь, что я говорю, никаких таблеток и презервативов, постарайся помочь друзьям.

Медвежонок, подойди сюда, посмотри, какой славный малыш, проси друга и Веру, чтобы нам такого сделали.


Все находящиеся вокруг гости дружно смеялись над словами девушки и уверяли её, что они ещё сами с Офером наделают целый выводок деток, но Вера читала в глазах подруги не прикрытую тоску.

Пока все рассаживались за столами, она спросила шёпотом:


— Наташечка, ты была у врача?


— Верка, пиздец, я думала, что проблема во мне, а оказалось, что у Офера.

Нам сказали, что ещё не всё потеряно, будут как-то его лечить, высеивать более живых и подвижных сперматозоидов, а потом вводить как-то в меня или смешивать нашу хуйню в пробирке и вставлять в мою матку.

Короче, матка, батька, а пока мне иметь деток не грозит, ведь всё это требует долгого времени и постоянного наблюдения, а мы уже через месяц отправляемся обратно.

Верунчик, только моему медвежонку ни слова, ни пол, он и так переживает не шуточно.


— Наташок, так ведь есть надежды, не надо вешать носы, отработаете сколько будет нужно в Чили, вернётесь и займётесь решением этой проблемы, ведь ты ещё такая молодая.


— Я молодая, а Оферу уже тридцать пять стукнуло.

Всё, Верка, хватит на эту тему мне кишки рвать, поехали дальше, будем с моим медвежонком трахаться не ради продления рода человеческого, а ради удовольствия, а так делает большинство населения планеты.


Вера хорошо понимала, что в этом вопросе она ничем не может помочь подруге, как и ни к чему все её советы и увещевания, но иногда задумывалась — ну, почему так не справедлива судьба, нам с Галем сейчас ребёнок в большей степени обуза, а для Наташи с Офером был бы только в радость.

Глава 21

С начала занятий Веры в университете их отношения с Галем, мало, чем стали напоминать семейные.

Муж с женой теперь встречались только в канун субботы в родительском доме Галя в гостеприимном месте, где им всегда были рады и окружали заботой и вниманием.

Безусловно, в течение дня они с Галем по нескольку раз связывались по мобильному телефону, обсуждали текущие дела, делились новостями, но чаще всего им говорить между собой было просто не о чем, на столько они отдалились друг от друга, какими разными стали их интересы и, тогда Вера описывала отцу его малыша, описывая ему взахлёб, новые подвижки и всякие возникающие курьёзы, которые бывают у детей в годовалом возрасте.

Молодая мать часто и себя корила за то, что сама мало уделяет внимания ребёнку, а тут, не прошло и двух месяцев с начала занятий, как их мобильную группу молодых учёных полностью захватил проект Зива Таля и она теперь иногда стала возвращаться домой поздно вечером, а порой, даже ночью.

Гиля, наблюдая эту картину, маету и тяжёлый график жизни невестки, предложила Вере походатайствовать перед руководством университета о предоставление ей места в общежитии, чтобы каждый день не мотаться зря туда и обратно, только для того, чтобы переночевать и рано утром поцеловать ещё спящего ребёнка.

Вера послушала свою любимую и доброжелательную свекровь и уже с января перебралась в предоставленное ей общежитие.

Физически Вере стало намного легче, но морально она буквально изводила себя, тоскуя по Геверу, который день ото дня становился всё интересней и интересней.


За несколько месяцев, которые прошли с начала занятий в университете, Вера только однажды, прихватив в мошаве сына, приехала с ним в пятницу на свою Тель-Авивскую квартиру, но и это посещение родного гнёздышка не доставило ей и мужу того удовольствия от общения друг с другом на которое они рассчитывали.

Домработница, оказалась совсем не такой порядочной и аккуратной, как её заверял Галь. Вера практически с первых же минут, как перешагнула порог родной квартиры, впряглась в работу, чтобы мало-мальски привести их семейное гнёздышко в надлежащий вид.

Ей пришлось чистить холодильник, драить газовую плиту, отмывать ящики на кухне и плитку в ванной заняться стиркой и элементарной уборкой — к полуночи она окончательно выбилась из сил и поняла, что домашней работе не будет конца и края.

Утомлённая и раздосадованная, наконец-то, прилегла на кровать рядом с мужем:


— Галюш ты спишь?


— Нет, жду, когда ты начнёшь давать мне нахлобучку.


— Ах, какая там нахлобучка, сама во всём виновата, надо было самой подыскать подходящую уборщицу, а не доверять тебе, ты мужчина, и при этом, очень мягкого склада характера в подходе к людям, помогающим тебе в житейских делах.

Ты не понимаешь, что за эту работу, мы платим человеку деньги, а если платим, то должны требовать добросовестное выполнение и качество.

Я ведь тебе рассказывала, что по приезду в Израиль, тоже на несколько месяцев подрядилась на никаён и должна тебе заметить, там меня не щадили, денежки свои я зарабатывала кровью и потом.


Галь притянул к своим губам ладони жены и нежно стал обцеловывать каждый пальчик.


— После того, как у тебя начались занятия в университете, мы забыли с тобой, что такое настоящий секс.

В доме у моих родителей вечно боимся лишний звук произвести, а сегодня и можно было бы потешить души и тела, так ты вымоталась до предела.


Вера прикрыла ладошкой рот мужа.


— Давай не будем сейчас много времени тратить на разговоры, я, правда, очень устала, не мучай меня долго, а утром лучше попробуем не разочаровать друг друга.


Она ещё произносила последние слова, а руки изголодавшегося мужа уже блуждали по изгибам по-прежнему великолепного тела жены.

После того, как Вера перестала кормить ребёночка грудью, её фигура быстро вернулось к прежним параметрам и даже стала ещё красивее.

Пышные формы и раньше вызывали у горячих восточных людей повышенный аппетит, а теперь и подавно.

Молодая женщина постоянно ловила на себе раздевающие взгляды, особенно, когда она в открытых одеждах дефилировала перед поедающими её глазами мужчинами всех возрастов.

Можно было только представить, какую реакцию она вызывала, когда оголялась перед изголодавшимся по сексу молодым и горячим мужем.

В Вере появилась чарующая мягкость форм зрелой молодой женщины, с по-прежнему пышной и упругой грудью и слегка раздавшемся при родах тазе.


Притязания молодых людей на бурный секс в выходные дни не оправдались — начавший ползать и капризничавший в новых условиях малыш требовал повышенного внимания и поэтому их любовные игры мало напоминали прежние, когда они, не спеша, предавались разнообразным прелюдиям и сексуальным фантазиям.

Расчёт на то, что отпуск на Пейсах в этом году, как и в прошлом, они проведут вместе не оправдался.

Профессор Таль решил посвятить свободные от занятий в университете дни во время праздничных каникул масштабной работе по активному продвижению проекта, а точней, довести почти готовый аппарат, к отправлению его на Марс вместе с американским спутником, полёт которого был запланирован на ближайшее лето.

Кроме того, что Вера не могла подводить их дружный коллектив, усердно работавший на протяжении полугода над космическим аппаратом, так ей и самой нравилась эта суматоха вокруг наделавшего шум на весь мир проекта, сулившего им известность, хорошую будущую карьеру и не малый гонорар.

Участие в нём захватило Веру полностью, не оставив времени на многие другие житейские дела, в том числе на мужа и ребёнка.

Галь, не то, что поощрял жену в её научном порыве, он просто стал проявлять к ней, в какой-то степени, безразличие.

Вера сама подыскала подходящую никаёнщицу в их Тель-Авивскую квартиру, но, она признавалась себе честно, что эта проблема её больше особо не волновала, потому что времени на посещение личного жилища у неё не осталось.


Галя, как и жену полностью увлекла его работа, он ушёл с головой в выполнение ответственных перед страной заданий, проводя не нормированное время на службе.

В Израиле, как раз к этому времени, атмосфера накалилась до предела, стало очень неспокойно — один за другим происходили жуткие теракты с участием террористов-смертников, в результате которых гибли ни в чём не повинные граждане.

После этих жутких происшествий, кроме погибших, оставалось очень много физически и морально калеченых людей.

Эти отморозки со своими сеющими смерть и ранения поясами, начинёнными взрывчаткой и острыми и колющими железяками, появлялись среди мирных израильских граждан, не подозревающих в переодетых уродах коварных убийц.

Страшные теракты происходили в разных местах, накаченные наркотиками самоубийцы взрывали пояса смертников, то в автобусе, то в кафе, а то в густой толпе на остановках переодеваясь в израильских солдат, якобы отправляющихся на службу на свои базы после выходных с огромными сумками.

ШАБАКу было крайне необходимо проникать в ряды организаций, посылающих этих выродков на охоту за жизнями мирных израильских граждан, это сейчас и входило в обязанности отдела, которым руководил Галь.


Чем занимался муж на работе Вере толком не было известно, но он становился всё более раздражительным, часто уходил в себя, не замечая никого вокруг и даже подрастающий ребёнок, было заметно для окружающих, не радовал его душу, а беспричинно нервировал и даже раздражал.

К июню аппарат, над которым усердно работала группа профессора Таля, был успешно опробован в лабораторных условиях и переправлен в Штаты, для запуска в космос при посредничестве НАСА ему предстояло отправиться на борту очередного американского спутника в сторону Марса.

За свою работу Вера, как и все участники проекта, получила приличный бонус и предложила мужу ближе к её Дню рождения взять хофеш, у неё к этому времени должны были начаться каникулы в университете, и поехать куда-нибудь всей семьёй заграницу.

Ведь у неё посещение когда-то вместе с Галем Италии, пока было первым и последним выездом за пределы Израиля, не считая её памятной поездки в Беларусь.

К большому разочарованию Веры, Галь отказался от этой идеи, сославшись жуткой занятостью на работе.

Он также привёл главный аргумент для отказа жене, что в его положении инвалида на коляске, подобное мероприятие окажется не в радость, а в муку.

Вера уверяла мужа, что она уже прозондировала этот вопрос и её успокоили, что за границей повсеместно всё предназначено для людей с подобными проблемами — улицы, автомобили, места в самолёте, гостиничные номера и многое другое приспособлено для того, чтобы инвалиды-колясочники чувствовали себя в надлежащем комфорте.


Все уговоры оказались напрасными, и Вера заказала билеты на самолёт до Сантьяго для себя и сына.

Она решила полететь к подруге Наташе в гости, которая очень обрадовалась скорому приезду к ней Веры с ребёнком.

К отъезду в Чили, маленький Гевер уже вовсю бегал на своих ножках, был крепенького телосложения и целый день мило лепетал на «птичьем языке», умиляя помешанных на нём Гилю и Абрама.

Раздосадованная решением Галя не ехать вместе с ней в отпуск, Вера, выйдя на каникулы, даже не подумала отправляться в свою квартиру в Тель-Авиве, а продолжала жить в мошаве, дружно деля кров с родителями мужа, ссылаясь на то, что Геверу и ей гораздо полезней и приятней быть целый день на воздухе, чем изнывать от скуки в многоэтажке.


Двенадцатого июля у неё был День рождения, и она решила, что всё же усмирит свою гордыню и примет мужа с подобающим вниманием и окружит его теплом и любовью.

Вера рассчитывала, что Галь проведёт с ними, по крайней мере, те три дня, что им остались с сыном до отъезда.

Она, лёжа в постели, фантазировала наступившими душными ночами, что за несколько дней, что они будут вместе, постарается испить весь его сексуальный голод и удовлетворит свой, ведь за последнее время, они по-настоящему с полной отдачей уже давно не занимались любовью.

Накануне дня рождения, муж поздно вечером позвонил по мобильному телефону:


— Веруш, прими мои сердечные поздравления, от всей души желаю тебе счастья и здоровья, а дорогой подарок за мной, вручу, как только ты вернёшься из отпуска, но ты меня должна извинить, у нас на работе такая запарка, что я никак не могу отлучиться на несколько дней, если хочешь, то завтра вечером поздно приеду, но рано утром вынужден буду вас покинуть.


Вера от горькой, разъедающей душу обиды до крови закусила губу.


— Не напрягайся, от этой ночи, что ты проведёшь со мной, никому из нас лучше не станет.

Я буду тебе выговаривать, а ты будешь оправдываться, оба мы доведём себя до полного опустошения душ, а по-другому, к сожалению, уже не может быть.

Мои укоры ты уже можешь выслушать сейчас по телефону, а твои оправдания мне не нужны, от них только сердце колотится, из души рвутся гневные слова, а по щекам текут горькие слёзы обиды.

Не вооружённым глазом видно, что мы с сыном для тебя теперь ничего не значим, а ведь казалось, что всё будет, как раз наоборот, ведь ты ещё до рождения Гевера настаивал на том, что у нас с тобой будет много детей и почти убедил меня в этом.

Детям нужны оба родителя, а у нашего сына и одного толком нет, такое чувство, что мы его родили для твоей мамы. И, похоже, что даже и для твоего папы.


— Веруш, ну, что ты ёрничаешь, вернёшься из отпуска и мы всё наверстаем, мне Давид обещал ближе к праздникам дать длительный отпуск и мы с тобой что-нибудь интересное придумаем.


— Ладно, до этого ещё надо дожить, а пока, я всё же закончу свою мысль — твой папа проявляет к нашему Геверу истинную дедовскую любовь и одаривает его невообразимым вниманием и заботой.

Как говорит Гиля — это он компенсируется за полное неучастие в воспитании своих собственных детей.

Ты решил повторить путь своего отца, но я не хочу повторить участь твоей матери и поэтому вчера поставила спираль.


— Как это понять?

Опять, не посоветовавшись со мной и очень подозрительно, что это ты сделала накануне отъезда на месяц в отпуск…


— Это ты говоришь мне?


Вера буквально захлебнулась от праведного гнева.


— А почему ты тогда не интересовался у меня, как я жила без спирали три года, пока ты был прикован к постели и не было ясно, поднимешься ты с неё или нет?


— Давай не будем цепляться к случайно оброненным словам, хотя согласись, что твоё решение поставить спираль накануне отъезда выглядит загадочно, если не сказать, подозрительно…


— Дурак!

Я ведь с нетерпением тебя ждала сегодня здесь и думала, что до самого отъезда ты пробудешь с нами, а поехать залетевшей не хотела, как и принимать гормональные таблетки и заставлять тебя пользоваться твоими не любимыми презервативами.

Всё, получил доскональный ответ, удовлетворён?

А, если даже нет, мне уже всё равно, будь здоров и не поминай лихом!


— Веруш, Веруш!


— Дорогой муж, ты, наверное, от этого разговора получаешь истинное удовольствие, а я скоро от горя захлебнусь слезами, у меня такое чувство, что ты хоронишь нашу любовь…


Вера нажала кнопку отбоя и заметалась по дорожке пардеса, куда она вышла поговорить с мужем, чтобы не привлекать к их перепалке внимание Гили с Абрамом.

Несколько раз Галь пытался ещё до неё дозвониться, но она нажимала кнопку сброса, не желая отвечать — к чему нужны все эти объяснения, извинения и пустая трата нервов, они и так были натянуты до предела.

Где и как они потеряли друг друга, кто в этом виноват, и кто в большей мере?

Вера не сомневалась, что виноваты в охлаждении друг к другу, они оба.

Она с горечью думала, если бы он пошёл работать в полицию, как было намечено раньше, то всё бы текло в спокойном русле — Галь, как водится, отрабатывал бы свои положенные часы, всегда вовремя являлся бы домой, смог бы сам заниматься воспитанием ребёнка и, возможно, она бы не ввязалась в этот проект профессора Таля…

Ай, к чему копаться в этих, если бы?! Надо теперь исходить из того, что есть и, что будет…


Ну, ближайшее настоящее пока ограничивается её поездкой в Чили, а вот будущее будет решаться по возвращению через месяц.

Загадывать плохое о продолжении или окончании их семейных отношений с Галем Вере не хотелось.

Желательно, чтобы первый их серьёзный семейный конфликт, завершился всё же благополучно, она, по крайней мере, сделает для этого всё, что от неё зависит, а пока, пусть идёт, как идёт.

Неприятно, конечно, ей уезжать в таком настроении и его оставлять в подвешенном состоянии, но почему она всегда должна брать на себя всю меру ответственности за их семью, любовь и будущие взаимоотношения.

С восемнадцати лет, как только она приехала в Израиль, так всё решает и решает, а каждый новый жизненный этап всё сложней и сложней.

Последний год обучения на вторую академическую степень будет значительно легче — ожидается, что много учебного времени будет посвящено практике, а продолжения работы над новым проектом пока не предвидится, что, в данном случае, очень хорошо, останется больше времени на ребёнка и, всё-таки, хочется очень надеяться и на мужа…


Размышляя, таким образом, Вера постепенно успокаивалась перестала плакать и вернулась в дом, казалось бы, не выдавая своим видом Гиле с Абрамом, что только недавно готова была разорвать и растоптать всё, что не попадётся под руки и ноги.

На улице в этот час было очень жарко, и бабушка занималась ребёнком внутри дома, сидя с мальчиком на полу, собирая лего.

Конечно, собирала бабушка, а внук всячески старался разбурить, только что собранное и заливисто смеялся, когда ему это удавалось.

Гиля подняла глаза на вошедшую невестку и молча, покачала головой:


— Что, не приедет?


— Нет, у него срочная работа.


— Про такую срочную работу я слышала от Абрама почти до того момента, как он вышел на пенсию.

Что думаешь дальше делать?


— Пока толком не знаю.

Съезжу погостить к Наташе с Офером, когда вернусь, постараюсь наладить нашу семейную жизнь — переберусь в Тель-Авив и буду настаивать, чтобы муж ночевал дома и больше внимания уделял своей жене и ребёнку.


— Ты думаешь, тебе это удастся?


— Не получится, так разведусь или, по крайней мере, на этом поставлю вопрос.


Гиля поднялась с полу и обнялалюбимую невестку, давно ставшей ей настоящей подругой:


— Веруш, девочка моя любимая, я не буду давать тебе ни одного совета и просить ни о чём не буду, не имею права.

Пообещай только мне, что никогда с Гевером не исчезнешь из моего поля зрения, а я, чем только смогу, буду помогать тебе, даже если ты решишься на развод с моим сыном и в будущем создашь новую семью.


Гиля уткнулась в плечо молодой женщины и не свойственно для себя, тихонько всхлипнула.

От этого нежного выражения любви со стороны свекрови, вся накопившаяся в Вере горечь, вылилась в несдержанный громкий плач.

Услышав и увидев такую картину, малыш, сидящий на полу, разразился таким рёвом, что с улицы прибежал взволнованный дедушка и укоризненно поглядел на плачущих женщин, но ничего им не сказал, видимо, он обо всём знал или догадался.

Этой ночью Вера впервые после длительного перерыва открыла свой заброшенный на долгое время блокнот, исчёрканный вдоль и поперёк, в котором оставалось только два чистых листочка:

  Как мне сегодня бы хотелось,
  забыть всю эту дребедень,
  уставшими душой и телом
  вернуть вчерашний светлый день.
  Вернуть зовущий взгляд желанья,
  полёт безумной пляски тел,
  туда шагнуть без нареканья,
  где я хотела, ты хотел.
  Хотела пить коктейль горячий
  хмельной настой твоей любви,
  не мысля жить уже иначе,
  образчик страстности явив.
  Явив со щедростью влюблённой
  нам свыше данный счастья дар… —
  Но лишь внимаю удивлённо,
  как тухнет наш любви пожар.
  Пожар погашен безразличьем,
  от головешек едкий дым,
  любовь осталась без наличных,
  кредит был выдан молодым.

Глава 22

Вера по телефону договорилась с Наташей, что та их встретит в Буэнос-Айресе, куда летел прямой самолёт из Израиля.

Многочасовый перелёт через Атлантический океан казался Вере жутким испытанием, но к её радости девять часов пролетели почти незаметно.

Гевер поначалу капризничал, но затем гул самолёта его укачал, и он проспал без малого шесть часов без перерыва.

Радость от предстоящей встречи с закадычной подругой омрачала неопределённость ситуации, возникшей у неё накануне в отношениях с мужем.

Нет, конечно, гнойник нарывал давно и трудно было сейчас наверняка ответить, когда и кто виноват из них, что наступило это охлаждение.

Если, как следует поразмыслить, а для этого у Веры сейчас времени было предостаточно, всё началось с поступления Галя на службу в ШАБАК, хотя она не снимала и с себя часть ответственности, ведь весь последний год, начиная с предложения профессора Таля об участии в проекте по разработке космического аппарата, продолжая рождением сына и поступлением ею на вторую степень университета, когда она вынуждена была большую часть времени проводить в Хайфе, а затем под крылом Гили в мошаве, не способствовало укреплению их семьи и любовным отношениям, а с точностью наоборот.

Галь постепенно отвык от неё, новая работа помогла ему почувствовать себя полноценным человеком, нужным обществу и себе.


А ей?


Она никогда не задумывалась об этом, как и о том, нужны ли ей волосы, ногти, да, и все части тела, как внутренние, так и наружные, они были неотъемлемы от целого.


А она ему?


Вот, это теперь подверглось сомнению.

Скорей всего, Галя тяготили её здоровье, красота, увлечение поэзией, а затем, и научной деятельностью.

Рядом с ней он чувствовал себя не полноценным и это переросло постепенно в комплекс.

Одно дело, когда он был, в свою очередь, красивым, сильным, уверенным в себе во всех ипостасях человека и мужчины, мог позволить себе быть внимательным, нежным, щедрым, носить её, как драгоценный камень, в своей дорогой золотой оправе.

Вера тяжело вздохнула — смогут ли они ещё найти ту подходящую им обоим золотую середину, где для каждого из них будет подходящая ниша в браке, что сможет их связать крепкими узами любви, дружбы и взаимопонимания.

Гевер, похоже, не смог это сделать.

Вера достала из сумочки новый толстый блокнот и вытерла набегающие слёзы с ресничек.

 От любви до нелюбви…
  От любви до нелюбви —
  только полшага,
  Благородство прояви
  и не сей врага.
  Разум к сердцу призови,
  мудростью дыша,
  В щедрой магии любви —
  главное душа.
  Только ею не криви,
  отпусти в полёт, —
  Крылья обретёт любви,
  и душа споёт…
  Мир поблекший обновит
  радуги дуга,
  От любви до нелюбви —
  только полшага.
  Не легко вперёд шагнуть,
  тяжело назад,
  душу тянет груз ко дну,
  плачет боль в глазах.
  Пол шага, всего лишь пол,
  Но как труден путь,
  коль в душе кровавит скол?
  как вперёд шагнуть.
Наташа встретила подругу в аэропорту Буэнос-Айреса одна без Офера. Как только они прошли паспортный контроль и вышли в зал аэропорта, подруга в лёгком пончо и в сабо, проигнорировав Веру, схватила на руки малыша и затискала в своих пылких объятиях.

Поначалу Геверу такое внимание чужой женщины жутко не понравилось, и он разразился таким криком, от которого все взгляды многочисленных пассажиров, встречающих и провожающих, обратились в их сторону.

Наташа тут же выудила из своей сумочки смешного индейца в сомбреро и толстую шоколадку, и ребёнок затих.


— Ой, Верка, как он вырос, какой красавец, а глотка, как у его дедушки Абрама!

Нет, он всё же не в тебя, больше папино отродье, но какой он миленький!


— Наташка, мы может всё же отсюда сдвинемся, у меня от этого шума и гама скоро крыша поедет!


— Поехали, поехали… я вас встретила на машине, собираюсь покатать по улицам столицы Аргентины, а потом двинем в сторону нашего Сантьяго де Чили.


Она подхватила Гевера на руки и быстро пошла на выход, а Вера со своим чемоданом на колёсиках потрусила следом.


— Наташка, но я ведь смотрела по карте, это чёрт знает какое огромное расстояние!

Ты, что собираешься нас тащить через всю Южную Америку на машине?


Наташа ответила, не оглядываясь:


— Не дрейфь подруга, мы не куда не спешим, ты приехала ко мне на месяц, и мы его проведём с вами по полной программе.

В Буэнос-Айресе, так и быть, останавливаться не будем, прокатимся по городу и двинем в сторону Тихого океана, таким образом, нам предстоит преодолеть около тысячи километров, по дороге мы с вами будем заезжать в живописные уголки вначале Аргентины, а затем уже и Чили.

У нас предусмотрены долгие стоянки в пути, одна с ночёвкой.


И, оглянувшись на подругу:


— Возражения есть?


Вера засмеялась.


— Тебе возражать, самой дороже станет, тем более, я не вижу в твоей программе ничего плохого.

По мне, мы можем пропутешествовать хоть целый месяц предусмотренный мной на отпуск, только, как Гевер всё это перенесёт…


— Месяц не обещаю, а две недели свободно, мне, как раз их и выдали на службе.

Короче, путешествуем пока не надоест, но учтите нас ждёт мой медведь, у которого тоже есть выходные дни и мечтает вместе с нами оторваться от повседневной рутины.


Климат, в который попала Вера, мало чем отличался от Средиземноморского, было очень жарко и они в дневные часы проводили время в гостиницах возле бассейна или посещали достопримечательности, находящиеся под крышей.

Уже в первый вечер, когда они расположились на ночлег в гостинице, и уложили Гевера спать, между подругами состоялся серьёзный разговор.

Молодые женщины уселись на балконе с чашечками кофе, и Наташа неожиданно закурила:


— Наташка, ты куришь, второй раз вижу!

Ты же говорила тогда, что только балуешься иногда?


— Да, не обращай внимания, конечно, балуюсь, хотя всё чаще и чаще.

Знаешь, отвлекает от ненужных мыслей.


— Ну, тогда, давай и мне.


— Ты, когда-нибудь курила?


— Нет, но когда-нибудь нужно как-то начинать.


— Не уверена, что нужно.

Ладно, держи сигарету, и начинай рассказывать, с каким настроением пожаловала?

Хотя о нём не трудно догадаться по твоим глазам раненой кошки, и потому, что твой красавчик отказался тебя сопровождать в этом отпуске.


Вера закашлялась от первых двух не умелых затяжек и смахнула выступившие слёзы.


— Гадость, эти твои сигареты, слёзы из меня выбили, а мне и без них в пору расплакаться…


— Ну-ну, прекрати, может быть не всё ещё так печально, может ты всё для себя только выдумала?


После рассказа подруги, Наташа посерьёзнела.


— Не копайся ты в себе, подумаешь — учишься, влезла в проект, стишки пишешь…

Чушь какая-то, у каждого человека есть своё личное пространство — что, ты должна была сидеть в хате, обеды варить и муженька поджидать?

Чушь, я тебе говорю, разве он не знал, что ты девушка активная, с романтическими прибамбасами в голове и далеко не дура.

А то, что ты говоришь о его комплексе неполноценности… то тут, я, наверное, с тобой соглашусь.

Мой медвежонок тоже страдает этим блядским комплексом, только по другому случаю и я не собираюсь его успокаивать или вселять в него надежду, потому что сама от этого страдаю не меньше его, поэтому и будем вместе с ним вылезать из этого говна.


Вера подняла глаза на подругу и непонимающе взглянула в синь её зрачков.


— Я просто предложила ему, когда вернёмся в Израиль и если у меня опять не получится забеременеть, то усыновим детей.

Не смотри на меня, как на умалишённую, да, детей, сразу двоих, а то и троих, а чего, воспитаем.

Я уже узнавала, можно съездить на Украину и спокойненько решить этот вопрос.

С деньжатами у нас проблем нет — «Мерс» в Израиле мы уже загнали, тут живём на всём готовеньком, бабки получаем не хилые, а тратить особо некуда, тут ведь дешевизна невообразимая после цен в нашем любимом Израиле.

Представляешь, сотню баксов поменяешь и уже миллионер!


— Наташа, я бы тоже куда-нибудь сбежала, если бы могла, надоело копаться в себе и думать, как это наладить пошатнувшуюся семейную жизнь, вернуть любовь и внимание Галя…


— Ты не дура, ты дурища!

Да, пошёл бы твой красавчик ко всем хренам — вернуть, наладить и, что там ещё!

Пусть это он думает, как тебя не потерять.

Ты, вон какая красавица!

Раньше была конфеткой, а теперь вообще расцвела, была бы мужиком, так из постели бы тебя не выпускал, а когда выпускал, так выводил бы на люди, чтобы все обзавидовались, какая у меня необыкновенная жена!

А он, натянул на себя маску несчастненького, пожалейте меня страдальца великого…

Тьфу, я-то думала, что он не только красавчик, но и мужик настоящий.


Наташа вдруг замерла на пол слове.


— Верка, а у него не появилась ли какая-нибудь паскудка, что-то всё на это выглядит?


— Наташенька, я никогда об этом даже подумать не могла.


— Ты не могла подумать, а он возможно смог на другие сиськи щеку приложить и остальному нашёл применение…


— Наташа, прошу тебя, прекрати, пожалуйста, демонстрировать свою несравненную пошлость!


— Пошлость говоришь?

Нет, это не пошлость, а правда жизни, от которой никуда не сбежишь!


— У тебя тоже такая правда жизни?


— Нет, я тебе уже говорила, что с первого нашего соития с Офером, я даже думать о других забыла.

Кстати, а ты попробовала вкусить другой банан, другим лапам по твоему телу пройтись и с другим на небеса слетать от дикого оргазма?


Вопросы подруги, как ни странно, вызвали у Веры смех.


— Наташка, ну, ты ведь знаешь, что нет, я о таком даже помыслить никогда не могла.


— Опять не могла, когда ты уже что-нибудь сможешь.

Скажи ещё, что не один мужик на тебя не западал?


— Западал и не один.

Профессор Зив неоднократно делал очень откровенные намёки, а про студентов всех мастей и говорить не надо.

Наташенька, честное слово, я не разу ни с кем не ходила на свидание, с первого знакомства с Галем я была только его, как телом, так и душой, и помыслами.


— Святая Вероника!

Ладно, больше ни одного слова про твоего красавчика, ты приехала отдыхать, и ты отдохнёшь.

Я уверена, что вернёшься домой и разберёшься в себе, в нём и в вас.

Главное, не включай наивную дурочку и не верь всему сказанному и не делай трагедию из предполагаемого вашего разрыва — у тебя ещё вся жизнь впереди, а интересов в ней и того больше.

Всех разговоров мы сегодня не переговорим, идём спать?


— Нет, я ещё посижу здесь, подумаю обо всём, что мы с тобой сейчас перемололи.


— Подумай, подумай, может стишок очередной напишешь?

Ты, ещё пишешь?


Вера хлопнула подругу по тощему заду.


— Пишу, а точней, недавно опять начала писать.


Действительно, в эту ночь у Веры появился ещё один стих и посвящён он был Наташе:

  Ангел (подруге Наташе)
  Мимоходом, а может намеренно,
  не к чему мне теперь отрицать,
  белый ангел своим оперением
  смёл печали с души и с лица.
  По крупиночке, горстью, охапкою
  собирала свой горький удел,
  ангел крылышком, мягкою лапкою
  отогреть мою душу сумел…
  Ни посулами, ни угощением
  не сумела любовь я сберечь.
  Что, простить иль просить всё ж прощения?
  Удержать иль мосты гордо сжечь?
  Послан ангел мне в женском обличии,
  своенравен, бывает смешон,
  пусть груба, но в ней нет безразличия,
  потому что мой ангел с душой!

Глава 23

Галь приник к экрану компьютера.

Перед ним появлялись одна за другой фотографии с молодыми людьми арабской наружности.

Это были завербованные ими люди, ставшие агентами или осведомителями ШАБАКа, которых они за последнее время привлекли к работе на их службу.

Далеко не всем из них можно было доверять, потому что большинство коллаборационистов согласились на сотрудничество со спецслужбой Израиля из страха перед грозившей им тюрьмой или польстились на лёгкие, выплачиваемые за агентурные данные ШАБАКом деньги.

Смешно и наивно было бы рассчитывать на то, что к ним придут работать молодые арабы по идейным соображениям, во имя мира или дружбы между двумя соседними народами.

Всем хорошо было известно, как действует палестинская пропаганда на территориях.

Об этом даже говорит тот факт, насколько увеличилось за последнее время количество засылаемых смертников с поясами шахида из автономии.

Давид поставил перед Галем конкретную задачу — ему нужно было срочно заслать агента на территорию сектора Газа, но, чтобы этот осведомитель не вызывал подозрений у местных властей и их спецслужб.

Для этой работы лучше всего подошёл бы человек, живущий постоянно в секторе, у которого есть семья и работа или молодой парень имеющий добропорядочных по меркам местных властей, родителей.

Легко это было Давиду приказать, а, где такого агента найти и, как завербовать, чтобы он не вызвал подозрение у властей Газы.

Галь услышал, как позади его открылась дверь кабинета и по стуку каблучков догадался, что это Офира.

Она подошла и обняла его со спины за шею, внимательно вглядываясь в фотографии, мелькающие на экране компьютера.

Твёрдые яблочки грудок девушки вжались в его плечи, вызывая непроизвольную эрекцию:


— Фу, какие противные рожи, некоторых узнаю, присутствовала при их допросах — поверь, мне на слово, все они порядочные сволочи.


Галь поднял кверху улыбающееся лицо.


— Верю и знаю, но у нас работа такая, из подобных сволочей постоянно создавать надёжную агентурную сеть.


Офира склонилась и нежно поцеловала мужчину в губы.


— Какая перед нами на ближайшее время стоит задача?


Галь взял в ладони обнимающую его за шею руку и прижал к груди.


— Офируш, ты славная девушка и отличная сотрудница, но на сей раз, ты вряд ли сможешь оказать мне необходимую помощь.


— Я, думаю, что всё же смогу тебе помочь и себя при этом порадовать!


Она обошла кресло и опустилась на колени, уверенным движением распуская молнию на брюках мужчины.


— Ты с ума сошла, а вдруг…


— Глупенький, я, что не понимаю, дверь на замке.


Девушка высвободила вздыбившийся член из ширинки и приникла к нему губами.

Она умело ласкала языком головку, поигрывая шкуркой ствола, совершая губами поступательные и круговые движения, быстрые ловкие руки проникли под рубашку мужчины и нежно гладили его по мускулистой волосатой груди.

Прошло совсем не много времени любовной игры Офиры, и, Галь излился горячим фонтаном прямо в рот девушки, которая легко справилась с этим потоком, не смущаясь, проглотив весь тягучий напиток.

Они быстро привели себя в порядок и Офира налив себе сока, села на колени к мужчине.


— Ну, что ты надумал всё же в связи с этим заданием?


Галь, задумавшись, машинально гладил и мял упругие грудки девушки, которая наслаждалась в этот момент соком манго.

Мужчина оторвал руку от девушки, до этого гладившую упругую грудь, и, уверенным движением развернул Офиру лицом к своему и вгляделся в карие, преданно глядящие на него глаза.


— Скажи, у тебя кто-нибудь из родственников проживает в поселениях в Газе?


— Да, живут с семьями две двоюродные сестры, но они датишные…


— Какая нам разница датишные они или светские.

Лучше скажи, ты могла бы поехать туда и пожить какое-то время в одной из этих семей?


— Наверное, могла бы, только зачем?


— Чтобы познакомиться поближе с кем-нибудь из арабов, занятых на работах в хозяйствах твоих сестёр и постараться завербовать его на сотрудничество с нашей службой.


— Это задание или просьба?


— Я не могу тебя обязать, ты пока не занята на оперативной работе, но могу замолвить словечко перед Давидом, чтобы ты попала в ряды сотрудников, выполняющих подобные ответственные спецзадания непосредственно вступая в контакт с нашими противниками вблизи их дислокации.

Ты давно выражала стремление попасть на такую работу, я тебе полностью доверяю, арабский язык у тебя на должном уровне и это будет твоим первым заданием в этом качестве и хорошей проверкой на профпригодность.


— А, если мне придётся переспать с этим арабом, как ты на это посмотришь, ведь такие действия тоже предусмотрены нашей работой?


Молодые люди долго смотрели, не отрываясь в глаза друг друга, и Галь первым отвёл взгляд, подтолкнув девушку в спину, чтобы она поднялась с его колен.


— Офируш, ты ведь знаешь, что агентам ШАБАКа, подобные функции иногда приходится выполнять в нашей не всегда чистоплотной работе…


— Я-то знаю, а на твоём отношении ко мне это не отразится?


— Я пока не могу однозначно ответить тебе на этот вопрос, мы с тобой, в первую очередь, работники шабака, и, ты ведь отлично знаешь, что я не свободен от семейных уз, и связан гражданским долгом перед нашей службой.


— Знаю, но я также знаю, что люблю тебя и готова ради тебя пойти на любые задания!


— Ты не ради меня пойдёшь на это задание и никто тебя пока не принуждает…


Девушка встряхнула волосами, перебивая Галя.


— Мы сейчас говорим не только о задании, а главным образом, о моей любви к тебе и о твоём отношении ко мне!

Мужчина вздохнул.


— Давай не будем опять поднимать этот неприятный для нас двоих вопрос, на который у меня нет ответа и вряд ли будет.


Галь увидел, как у девушки от последних его слов помутнели глаза, и он поймал в свою ладонь её руку:


— Моя жена вчера с ребёнком улетела к подруге в Чили, если хочешь, можем сегодня после работы поехать ко мне домой?


— Ты ещё спрашиваешь!


Девушка обняла Галя за шею и впилась в его губы долгим страстным поцелуем.

Давид без возражений принял предложение Галя и Офиру в срочном порядке стали готовить для агентурной работы в непосредственной близости к сектору Газы, откуда, раз за разом, на территорию Израиля проникали террористы смертники.

Она должна была, не привлекая к себе внимания поселиться на усадьбе у своей двоюродной сестры, и, выполняя по дому различные услуги, постараться войти в контакт с одним из арабских рабочих, привлекаемых из сектора на работу по хозяйству у поселенцев.

Для подстраховки и для оперативной связи с ШАБАКом, вместе с ней будет отправлен в то поселение один из помощников Галя, который устроится на какой-нибудь ближайшей усадьбе, и будет играть роль сезонного наёмного работника.


Готовя Офиру к особому и ответственному заданию, вся мобильная группа допоздна задерживалась на службе, прорабатывая всевозможные детали будущего важного и опасного внедрения, где трудно было всё предугадать наперёд.

Теперь каждую ночь девушка проводила вместе с Галем в его квартире, где она быстро освоилась и скоро почувствовала себя там полноценной хозяйкой.

Следов пребывания в доме настоящей хозяйки почти не ощущалось, потому что Вера за последнее время редко появлялась в своей квартире.

Галь всё больше обнаруживал в себе привязанность и интерес к девушке, с которой он мог запросто обсуждать всё происходящее у них в конторе, она старалась ни в чём ему не перечить и всегда преданно и влюблено смотрела в его глаза.

За последние полтора года, практически сразу же после их свадьбы с Верой, как только Галь вышел на свою полностью захватившую его работу, он буквально тут же, стал отдаляться от семьи.


Так уже случилось, что ещё толком не привыкнув к семейной жизни и к положению мужа, Галь вдруг начал отвыкать от своей необыкновенной любимой Веруш, ставшей ему официальной женой.

Так совпало или дано было судьбой, что верная и любящая его до самозабвения девушка, неожиданно, понесла ребёночка ещё до их свадьбы, а во время её беременности он приступил к своей работе и полностью с головой ушёл в новую и интересную для себя сферу деятельности.

Поэтому и не только, Галь подолгу задерживался на службе, ему доставляли душевные муки вечные жалобы жены на плохое самочувствие, связанное с беременностью, постоянные попрёки за его невнимание и отчуждённость.

Ну, а потом, как только родился ребёнок и Вера переехала в мошав, вовсе их встречи свелись к минимуму и даже во время таковых, они практически не находили общего языка.

Какой ему был интерес после редкого для супругов сексуального контакта обсуждать новый появившийся у ребёнка зуб, и слушать, как он ползает и чуть ли не чем и каким цветом какает…


Раздражала его порядком и её фанатичное пристрастие к стихосложению.

Он буквально бесился, когда она по ночам убегала в салон и, сидя в кресле, с умным видом, всё, что-то писала и писала, а ещё подладилась ходить на свои заседания поэтов, после которых приходила какая-то одухотворённая, чужая и даже равнодушная к сексу.

Вначале он ощущал ревность к её пристрастию к поэзии, к фанатичной любви к ребёнку, затем, к науке и работе над проектом, но скоро стал чувствовать в себе безразличие ко всему, чем она занималась и только по долгу мужа вежливо выслушивал её восторженные рассказы обо всех этих видах деятельности по телефону.

Иногда он всё же честно признавался себе, что на его охлаждение по отношению к жене повлияло появление в непосредственной близости к нему Офиры.


Девушка с первого момента их взаимоотношений дала понять Галю, что не безразлична к нему, и это было ещё слабо сказано, она его боготворила, а дальше, она проявила деятельную активность к приближению их сексуальных контактов, и постоянно выражала явные признаки влюблённости, и сделала всё от неё зависящее, чтобы стать его постоянной любовницей и легко в этом преуспела, пользуясь его сексуальным голодом, молодого мужчины, редко попадавшего в объятия жены.

Нельзя сказать, что он потерял свою прежнюю любовь и обожание к Вере, она, как и прежде для него была эталоном красоты, привлекательности, преданности, доброты и всех положительных качеств, которыми только может обладать женщина и друг.

Даже её наивность, порой казалась ему симпатичной и, он свято верил, что в скором времени их семейные отношения наладятся, они станут чаще бывать рядом и вновь будут дарить друг другу радости сексуальной любви, а эпизод с Офирой, так и останется эпизодом.

Конечно, он отдавал себе отчёт в том, что их служебный роман несёт на себе негативный характер во всех отношениях и часто корил себя за то, что не смог воспротивиться своему животному инстинкту и обаянию красивой, энергичной и любящей его девушки, которая смогла каким-то образом затмить его светлые чувства к Вере.


Галь собирался перед тем, как Офира отправится на задание, серьёзно с ней поговорить о будущих их взаимоотношениях, и признаться девушке, что он не готов окончательно сломать свой брак, что для него жена многое значит в жизни, а, к тому же, у них есть общий ребёнок.

Офира должна понять, что дальше поддерживать отношения любовников они вряд ли смогут, в свете того, что жена, по всей видимости, скоро переедет обратно на постоянное жительство домой, да, и, как по-другому, ведь Вере уже остался последний курс обучения в университете.

Надо без нервов и особых слёз принять Офире этот факт их окончательного разрыва, потому что они обязаны расстаться, ведь девушке самой нужно уже подумать о будущем, и налаживать свою личную жизнь.


Всё одно к одному, ещё и папа позвонил со своими нравоучениями.

Позабыл старый ловелас, каким сам был шустрым ходоком по чужим женщинам.

Галь, как подрос, сам часто замечал, в отношениях родителей холодок отчуждения и иногда ненароком слышал бурные объяснения в родительской спальне, а про сплетни, ходившие в их ментовке и говорить не приходится.

Моралист сыскался, начал давить на психику, напоминать ему, сколько добра для него сделала Вера, какая она ему верная, преданная и, что они с мамой в ней души не чают.

Хорошо ещё, что мама молчит, хотя в её взгляде читается такое осуждение сына, что на глаза не хочется к ней показываться.

Оставались уже считанные дни до приезда Веры из Чили.

За всё время её отсутствия, они только дважды переговорили с женой по телефону — но инициатива, при этом, всегда исходила от него.


Нет, внимательный муж и любящий отец намного чаще звонил, чтобы справиться об отдыхе своих близких, но постоянно не находил никого дома — Наташа и Офер организовали для гостей обширную культурную и развлекательную программу, поэтому застать их на месте было почти невозможно.

Несмотря, на все его ухищрения, чтобы вывести Веру на прежний тон их отношений, разговор с женой сводился только к рассказам о сыне и не интересным для него подробностям их путешествий и развлечений.

В тоне жены Галь чувствовал не исчезающий холод, возникший ещё до её отъезда и понимал, что это связанно в основном сего нежеланием поехать с ними в отпуск и проявленным им не симпатичным поведением в День её рождения.

Ладно, пусть она вернётся, он всё тогда исправит…

Завтра Офира должна была отправиться на задание и поселиться на какое-то время в поселении на территории сектора Газы.

Этот факт намного облегчал Галю встречу с женой и снимал с его души тяжесть от постоянного общения с Офирой в рамках их ведомства.


Утром она должна была сесть в свой автомобиль и отправиться на юг, ну а нынче вечером, как повелось за последние три недели, девушка появилась в квартире Галя и сразу же вовлекла его в сексуальные игры, в которых она не знала удержу и проявляла недюжинную фантазию.

Ковёр лежащий на полу в салоне стал сегодня их ложем, где пылкие любовники отдавали себя друг другу без остатка.

Уже было далеко за полночь, когда Офира приготовила им бутерброды и кофе, нагая уселась напротив него в кресло с чашкой в руке.

Галь подтянулся и облокотился спиной о диван.

Приняв из рук девушки чашку с кофе, он всмотрелся в её лицо, а затем взглядом пробежался по всему голому стройному телу, надолго останавливаясь на упругих средних размеров яблочках груди с чуть выступающими коричневыми изюминками, на плоском животике, на котором угадывались кубики сильных мышц, чуть дольше задержался на аккуратно подбритом треугольнике курчавых чёрных волосиков, от которого начинались длинные стройные ноги с коричневым лаком на ноготках… Что сказать, красивая!


— Что нового увидел?


— Увидел, что ты подстриглась и выкрасила в один тон волосы, оставила в ушах по одной серьге, покрыла ногти не броским лаком и, что ты по-прежнему очень красивая!


— Ну, тут нет ничего удивительного, что я приняла, по мере возможности, более скромный вид, ведь буду жить в датишной семье.

Говоришь красивая, а почему не хочешь связать жизнь со мной, если я тебе столь мила?


— Офира, это не обсуждается, у нас нет больше возможности встречаться здесь, как и в другом месте.

Через три дня возвращается моя жена с сыном, и я принял твёрдое решение навсегда остаться с ними.

Прости меня, девочка, но я не хочу больше обманывать тебя и себя, нет у нас с тобой общего будущего, а воровать настоящее у Веры и у тебя, я больше не хочу!


— Я подозревала, что сегодня или завтра у нас состоится примерно такой разговор и мне казалось, что была к нему готова.

Не скрою, во мне жила маленькая надежда, что ты всё же предпочтёшь нашу любовь, взаимопонимание, в конце концов, общие профессиональные интересы семейным обязательствам, к которым ты давно уже потерял влечение, но ошиблась.

Я тебя ни в чём не укоряю, ты в наших отношениях всегда был честен и ничего определяющего мне не обещал.

Я кинулась в твои объятия не с завязанными глазами, а, зная, что у тебя есть красивая любящая жена, что должен на свет появиться ребёнок и, что ты благородный человек, помнящий добро, сотворённое твоей Верой.


Офира резко поднялась на ноги и побежала в душ, на ходу вытирая слёзы.

Вернувшись, не глядя на Галя, она тут же начала одеваться и сбрасывать в большую походную сумку свои вещи, которыми наводнила квартиру за три недели проживания в ней.

Пробежав по комнатам, осмотрелась и затянула замок на сумке.


— Будь здоров и счастлив!

Сам присмотрись или попроси свою домохозяйку, чтобы не осталось в квартире следов моего пребывания!

С этого дня обращайся ко мне только по вопросам непосредственно связанных с нашей службой и последнее, что я тебе скажу, все эти три недели, что мы здесь провели с тобой, я не предохранялась.


Подбросив на ладони ключи от машины, девушка вскинула на плечо свою разбухшую сумку, и высоко подняв голову, вышла в ночь.

Глава 24

Месяц отпуска для Веры в компании Наташи и Офера пролетел буквально, как одно мгновение.

Видимо, подруга нашептала мужу про надлом в отношениях Веры с Галем и поэтому Офер, ведя общие беседы, был очень предусмотрителен, стараясь не задевать острой темы и, только, как бы невзначай заметил, что Галь в редких теперь разговорах по телефону стал до предела замкнут и никогда не обсуждает с ним семейные вопросы.

Накануне отъезда Веры в Израиль, подруги доверили малыша Оферу, а сами на целый вечер уединились и почти до утра проговорили на волнующие их обеих темы.

В который раз, обсудили архиважный для Веры вопрос, касающийся сохранения её явно пошатнувшегося брака, а также надолго задержались на теме о пресловутой беременности, а точнее, отсутствия её у Наташи.

Вера была повержена в шок, потому что подруга в ближайшее время даже не планировала посещение Израиля.

Они с Офером решили в этом году предпринять путешествие в далёкую Австралию и Новую Зеландию.


— Пойми, Вера, пока у нас нет детей, мы можем без проблем помотаться по свету, а в Израиле кроме тебя нет никого с кем бы я хотела встретиться, а мы только что вместе с тобой провели незабываемый месяц, а там, на нашей исторической, тебе, в связи с твоей учёбой и семейными разборками будет не до меня, и не возражай.


Вера попыталась зацепиться за последний вразумительный аргумент:


— А родные Офера?


— Не смеши, самая близкая и желанная родня у моего медвежонка это я.

Родители его уже ушли в мир иной, а другая кибуцная мишпуха скоро забудет, кто он такой, да, и сам Офер по ним не скучает.


— Наташка, но ты ведь хотела опять показаться врачам и что-то предпринять в этом, волнующем вас, направлении…


— Я уже тебе говорила, что мы не будем из-за отсутствия у меня беременности посыпать голову пеплом, через два года кончится наш контракт, вернёмся и займёмся продолжением рода человеческого, а, скорее всего, сгоняем к братьям украинцам и привезём себе парочку хорошеньких хохлят.

У них там, то бишь, на Украине, сейчас жизнь херовая, поэтому мы своим поступком осчастливим парочку несчастных судеб, брошенных нерадивыми матерями.

Возьмём сразу мальчика и девочку и будем благополучно их воспитывать.

Мой Оферчик уже смирился с этой мыслью и готов хоть сегодня заняться усыновлением или, чёрт его знает, как это называется, но я решила, что это дело может немного подождать, мне ведь всего лишь двадцать четыре года.

Сейчас сгоняем в гости к кенгуру, а в следующем году посетим Японию, Южную Корею и может быть завернём на несколько дней в Китай.


— Натаха, никогда даже подумать не могла, что ты так любишь путешествовать?


— Ну, не всем ведь стихи писать, и космические аппараты клепать, кому-то и по земельке надобно побегать.

Ладно, это всё лирика, а вот, что ты надумала со своей прозой жизни?


Вера вздохнула.


— Не знаю, Наташа, люблю я его и мне кажется, что наша месячная разлука пойдёт ему на пользу.

Мы встретимся и снова будем дарить себя друг другу без остатка, наладим общий быт и воспитание сына, а может быть через парочку лет и за вторым ребёночком сгуляем…


Наташа взорвалась:


— Наивная дурочка, была, есть и будешь!

Подумай хорошо своей романтической башкой, что могло за месяц измениться?

Лучше пошоркай, как следует, на предмет его личных связей с бабами.

Дай бог, чтобы я ошибалась, но что-то мне говорит, что неспроста он так изменился за последнее время по отношению к тебе, а ведь до конца жизни должен был твои ноги мыть и эту воду пить!


— Наташка, прекрати из меня великого героя делать, я его любила и люблю!


— Верунчик, не сердись на меня, пойми, я совсем не против твоего красавчика, но за тебя душа изболелась — изведёшь ты себя со своей сумасшедшей любовью.

Мне даже кажется, что если застукаешь своего милёночка с какой-нибудь паскудкой, всё равно простишь, смиришься и будешь старательно латать семейное рваньё!


Вера ничего не ответила на это подруге, но про себя подумала — вряд ли, Наташенька, вряд ли, если только узнаю, что он меня делил с кем-то, на век отвернусь, не смогу я с этим смириться, но пока не хочу об этом думать.


С Гевером на руке, а другой катя чемодан, Вера вышла в зал ожидания и тут же натолкнулась на Гилю с Абрамом, приехавших в аэропорт встретить невестку с обожаемым внуком.

Уставший после самолёта мальчик смотрел на бабушку с дедушкой с обидным для них не узнаванием, жался к матери и капризничал, чем немало расстроил сентиментальных пожилых людей.

Абрам дал любимцу ключи с ярким брелком от машины и тот тут же протянул руку и оседлал дедушку.


— Веруш, поедем к нам, пообедаем, а потом уже покатишь в Тель-Авив?


Гиля просительно смотрела на обожаемую невестку, по которой не скрываемо соскучилась.


— Нет, вы уж меня простите, но я хочу, как можно быстрей попасть в свою квартиру и встретиться с Галем.


Родители мужа переглянулись.


— Веруш, сейчас только двенадцать дня, а Галь появится дома, дай бог, только после пяти…


— Не уговаривайте, я так решила, а Гевера можете взять к себе, ничего не имею против.

Завтра я за ним заеду, может быть, если он расстарается, то даже вместе с Галем.


Компромисс был встречен с радостными улыбками.

Довезя невестку до подъезда её дома, не поднимаясь наверх, родители Галя уехали в свой мошав, наслаждаться обществом любимого внука.

Вера открыла своими ключами дверь и с радостным выдохом вкатила чемодан в прекрасную, до сих пор, хорошо не обжитую молодой семейной парой квартиру.

На неё сразу же пахнуло чистотой и проветренным помещением.

Она улыбнулась — муж её ждал и договорился с уборщицей, чтобы та к её приезду навела порядок.

Нет, Наташка не права, Галь по-прежнему любит её, ждёт встречи и с сегодняшнего дня их семейная жизнь поплывёт в спокойном нормальном русле и вернутся прежние любовь, доверие и интерес друг к другу.

И, всё же, подруга зародила в её душе сомнения и она, быстро, приняв душ и переодевшись, прошлась по комнатам, придирчиво вглядываясь в углы, и сама себе усмехнулась — паранойя, надо с этим кончать, а то, так и до психушки не далеко.

Поставив на зарядку мобильный телефон, сделала ревизию в холодильнике.

Обедом не пахло, видимо, Галь рассчитывал по случаю приезда любимой жены, сводить её поужинать в ресторан, но сейчас ведь только полдень и надо было бы хотя бы перекусить.

Вера снова оделась для выхода из дому и, взяв ключи и права на машину, спустилась на подземную стоянку.

По дороге к автомобилю её остановила пожилая соседка, выходившая в этот момент из своего «Шевроле».


— Госпожа Бенет, шалом, как я тебя давно не встречала, мы уже думали, что ты отсюда съехала.


— Добрый день, госпожа Абрамович, с чего вы сделали такие выводы и, кто это мы?


— Ну, мы, это мой муж и ещё кое-кто из наших соседей…


— Интересно, а почему вдруг моя семья, и в частности я, стали предметом ваших обсуждений?


— Госпожа Бенет, зря ты так волнуешься, просто в последнее время мы тут часто встречали твоего мужа в компании очаровательной брюнетки, выходящих вместе с утра из дому.

Девушка очень миловидная и со спортивной фигурой, к твоему мужу относится весьма уважительно и во всём старается оказать ему помощь.

Мы решили, что возможно это ваша родственница, приехавшая его опекать, пока тебя не было дома?


Тысячи иголок мгновенно прожгли голову Веры, непостижимым усилием воли она не позволила проявить эмоции и слабость перед не в меру любопытной соседкой и выдавила с усилием из себя подобие улыбки:


— Да, да, это, наверное, дочь его старшего брата, подъехала присмотреть за моим мужем, ведь я с сыном месяц была в Южной Америке.

Прошу прощения, но я забыла дома права на машину.


И Вера, резко развернувшись, устремилась обратно к лифту, не дожидаясь пожилой соседки, которая вслед недоуменно проворчала:


— Вот, не нормальная, куда побежала, документы ведь у тебя в руках?!


Вера на одном дыхании влетела в квартиру и, захлопнув за собой дверь, облокотилась на неё спиной, будто опасаясь, что кто-нибудь ворвётся следом.

Она тяжело дышала, щёки пылали, голову застлал и не хотел уходить густой туман отчаянья.

Боже мой, что мне делать, что делать, неужели правда?

Неужели Наташка была права?

Как он посмел в нашу квартиру приводить чужую девушку, заниматься с нею любовью на нашей кровати, кушать, пить из нашей посуды и говорить всякие любовные глупости в рамках этих стен, где он всё это делал со мной!

Я не могу больше здесь находиться, здесь всё пропитано предательством, изменой, мерзостью и гадостью!

Может это всё же не правда, может соседка специально навела «тень на белый день» из зависти или вредности?

Она обхватила голову руками — какая там зависть, ведь они меня почти не знают, а при редких встречах, которые у неё были с госпожой Абрамович и другими соседями, те всегда мило ей улыбались и справлялись о самочувствии, когда Вера была беременной.

Ей до зуда хотелось залезть в потаенные углы, куда редко заглядывают уборщицы и поискать доказательства супружеской неверности.

Она была почти на сто процентов уверена, что их найдёт, но остановила себя — не будет она опускаться до такой низости, а просто дождётся Галя и спросит его в лоб об этой девушке и, что бы он не ответил, сразу же догадается насколько это правда.

Вера вздрогнула от резкого звонка телефона.

Она так напряглась, что даже поперхнулась слюной и, так откашливаясь, подняла трубку:


— Веруш, шалом дорогая!

Как долетела?

Как себя чувствуете с малышом после такого трудного перелёта?


Вера сквозь подступающий кашель, выдавила:


— Нормально, Гевера забрали к себе твои родители.


— А, что с твоим голосом, ты простыла?


— Нет, просто поперхнулась слюной.


— Ааа, тогда ерунда.

Я знаю, что ты голодная, а дома пусто, но уже выезжаю, думаю, что мы сегодня с тобой заслужили хороший обед в ресторане?


— Я уже не голодная, меня тут наша соседка накормила досыта…


— С каких это ты пор стала по соседям ходить?


Мужчина не естественно засмеялся.


— Всё, Веруш, я уже сажусь в машину, максимум пол часа и мы встретимся, бай.


Вера прошла в спальню и стала из шкафа вытаскивать, остававшуюся в нём свою одежду, и засовывать в спортивную сумку, чемодан, с которым она вернулась домой она ещё не распаковала.

Тряпок на её полках собралось много, а надо было ещё забрать обувь, детские вещи, игрушки…

Ладно, всё сразу не заберёт, пока ограничится только летним и бельём, а большая часть одежонок и игрушек Гевера находятся всё же в доме у родителей Галя.

Хлопоты, связанные со сборами, несколько отвлекли девушку от мрачных мыслей и паники, но, когда она услышала открываемую дверь, сердце подпрыгнуло и застряло в горле.

Ловко въехав на коляске в квартиру, улыбающийся Галь сразу же натолкнулся взглядом на стоящие напротив входных дверей чемодан, спортивную сумку и на пакет с какими-то бумагами, скорей всего, с документами.

Он перевёл взгляд на Веру, улыбка моментально слетела с его лица, сменившись выражением глубокой печали в потускневших глазах:


— Уходишь?


— Как видишь.


— И даже не поговорим?


— Если бы я хотела уйти не поговорив, то уже бы ушла.


— Веруш, я знаю, что все слова оправдания сейчас будут выглядеть не просто смешными, а вообще крайне неуместными и нелепыми.

Да, у меня была любовница, но была, мы с ней три дня назад выяснили до конца наши отношения и расстались навсегда…


— Галь, зря распинаешься, меня это совершенно не интересует, это уже не наша, а твоя жизнь.


— А, что тебя интересует?

Для чего ты осталась, о чём хотела поговорить?


Галь вдруг сорвался и последние слова уже кричал.


— Ты, чего смотришь на меня, будто я совершил страшное преступление?!


— Не повышай голос, если бы, кто и мог это сейчас делать, в данном случае, так только я!

Но, увы, уже поздно орать, стенать и выяснять отношения.

Слушай, мой бывший муж, внимательно, другого случая для этого разговора уже не будет — меня не ищи и не пытайся встретиться со мной, я для тебя умерла навсегда.

Все переговоры о разводе будем вести через твоих родителей, с ними терять связь я не намерена, как и лишать их общения с внуком, но с сегодняшнего дня Гевер будет жить со мной и неважно, где я в будущем обоснуюсь.

Твои деньги мне не нужны, но на ребёнка будешь с первого же дня, то есть уже с сегодняшнего, перечислять регулярно на мой счёт, который я себе открою, номер его выяснишь у своих родителей.

Завтра я с нашего, пока совместного счёта сниму, как мне кажется, свои деньги, гонорар полученный за работу над космическим аппаратом.


— Вера, подожди расставлять всё по местам, не считаясь с моим мнением.

Ты не можешь так взять и по живому резать всё то, что нас связывало все эти годы, у нас, в конце концов, есть ребёнок и мы, я уверен, сможем вернуть в прежнее русло наши отношения…


— Что?!

По живому?!

Это я режу?!


Вера буквально задохнулась от гнева, боли и горя, свалившегося на неё и слёзы, до сих пор сдерживаемые силой воли, буквально хлынули из глаз и с ней началась истерика.


— Как ты смеешь мне такое говорить, я что ли якшалась и приводила мужиков в нашу квартиру, я что ли надругалась над твоим доверием, подвергла оскорблению твою преданность и, в конце концов, опоганила, истоптала, вымарала в дерьме нашу любовь.


Вера осела на пол, закрыла лицо руками и горько расплакалась.

Но, стоило Галю приблизится к ней и дотронуться до плеча рукой, тут же отстранилась и вскочила на ноги.


— Не смей до меня дотрагиваться распутными руками, которые ласкали другую девушку!


— Веруш, успокойся, поверь мне, я мало в чём виноват, Офира, так зовут ту девушку, сама меня буквально втащила на себя…


— Слышишь, не смей, не смей порочить имя девушки, которая возможно тоже сейчас страдает из-за твоего вероломства.

Ты всегда искал на свою задницу приключения и находил, не считаясь с чувствами и душевною болью других.


Вера вдруг опять взяла себя в руки и заговорила спокойным голосом.


— Всё, бывший мой муж, давай говорить только по существу, и будем только касаться тем нашего раздельного будущего.

Будь моя воля, я бы никогда больше не глянула бы в твою сторону, но у нас общий ребёнок, а моя совесть, а главное, закон нашего государства не позволит мне лишить тебя права на общение с ним, поэтому мне придётся иногда тебя терпеть в непосредственной близости от себя.


Галь молчал, опустив голову, видно было, что слова жены больно его ранили, но он не находил себе слов оправдания, а уговаривать, увещевать и молить о прощении, окончательно уже понял, в данный момент бесполезно.

Вера сложила руки на груди:


— Раз ты сам не нашёл, что мне сказать по существу, так я продолжу — на эту квартиру я не претендую, потому что ни одного своего гроша сюда не вложила.

Машина у меня хоть и твоя, но старая, за неё и десяти тысяч сейчас не возьмёшь, поэтому с лёгким сердцем оставляю за собой.

О деньгах на нашем совместном счету я уже своё слово сказала, не думаю, что у тебя возникнут претензии на мой гонорар, полученный за проект.

Все остальные действия за тобой, визовую карточку передам твоим родителям, когда сниму со счёта свои деньги и закрою её на своё имя.

Ладно, я уже начинаю повторяться.

Сам или с чьей-то помощью собери мои оставшиеся вещи, когда тебя не будет дома я их заберу, а ключи от этой квартиры оставлю на столе.

Вот и всё, остальное через твоих родителей, а позже через адвоката.

Сдвинься в сторону, пожалуйста, дай мне пройти, не хочу даже случайно прикоснуться к тебе.


— Веруш…


— Твоя Веруш умерла!

Глава 25

Вера быстрыми нервными рывками, помогая себе коленями, вытолкнула за дверь чемодан и походную сумку.

Оглядела печальным взглядом в последний раз уютный салон бывшей уже её квартиры, и вдруг заметила торчащий в розетке шнур со своим мобильным телефоном.

Вбежав, обратно в квартиру, буквально вырвала заряжающее устройство и запихала его вместе с аппаратом в пакет с документами.

Взявшись за ручку входной двери, чтобы окончательно захлопнуть её за собой, вдруг услышала тихий голос Галя:


— Веруш!

Ой, прости…

Вера, я тебя умоляю, задержись, пожалуйста, на несколько минут.

Постарайся, всё же, выслушать меня на прощанье.


Молодая женщина с трудом пересилила себя и, как бы ей не хотелось очутиться уже наружи и остаться одной, всё же задержалась возле распахнутой входной двери, стоя в вполоборота, подняла сухие печальные глаза на Галя.


— Говори, но только по делу, не смей меня упрашивать остаться и укорять в не существующих моих грехах!


Галь подкатил коляску поближе к Вере и поднял на неё, когда-то спалившие девушку, а нынче потухшие чёрные, без прежнего блеска, глаза.


— Я осознаю нынешнюю бессмысленность уговоров и не собираюсь тебя ни в чём обвинять, потому что ты упрёков моих не заслуживаешь.

Да, я очень, очень виноват перед тобой и отлично отдаю себе отчёт в том, что мне трудно рассчитывать на твоё сиюминутное прощение.

Но, прежде чем ты уйдёшь, хочу поблагодарить тебя за всё хорошее, что ты для меня сделала и пожелать тебе только счастья в твоей дальнейшей жизни.

Я тебе не враг и никогда им не буду, постараюсь, чтобы наш развод не был сложным для суда, и за положенные тебе деньги на ребёнка можешь не волноваться…


— Галь, я и не волнуюсь, потому что ни одной лишней копейки с тебя не возьму.


— Ладно, сейчас это не тема для разговора, я хочу воспользоваться предоставленной мне возможностью и попытаться хоть как-то объясниться.

Вера, ты так легко расправилась со всем, что нас связывало долгие годы, что меня это наводит на мысли, что нашу разлуку ты задумала заранее.

Ну, оступился я, так, надо сходу подтолкнуть меня к пропасти?


Вера почувствовала слабость в ногах и присела на рядом стоящий с нею чемодан.


— Да, ты в чём-то прав.

Находясь в отпуске, я много думала о наших взаимоотношениях в последнее время и часто возникали у меня в мыслях подозрения на счёт твоей неверности, но я их всячески отгоняла.

Поэтому мой уход от тебя выглядит, на первый взгляд, не совсем спонтанным.

А теперь, что касается того, что я бросаю тебя несчастненького, повисшего над пропастью.

Разве я тебя кинула тогда в беде, когда ты действительно завис между жизнью и смертью?

Молчишь, нечего сказать?

А я тебе скажу!

Даже мысли себе такой не допускала и от других не принимала, а сейчас ты меня просто, взял и столкнул в помойную яму.

Ты думаешь, что я так сильно оскорбилась тем, что ты переспал с другой женщиной?

Ни чуть или самую малость.

Такого в жизни сплошь и рядом, когда козёл повадится ходить в чужой огород.

Я по земле хожу рядом со многими людьми и всякого наслышана.

А теперь попытаюсь объяснить главную причину моего скоропалительного решения о полном разрыве с тобой.

— У тебя долгое время была любовница, которой ты отдавал не только своё не растраченное семя, а свою душу и мне кажется, что даже любовь, ведь от тебя веяло таким холодом, а я принимала это за твою занятость, усталость, мою беременность и всю дорогу искала в себе причины твоего отчуждения…


— Веруш, но я ведь порвал с ней!


— Запомни, раз и навсегда, твоя Веруш умерла.


Вера, резко поднялась с чемодана, не оглядываясь вышла за дверь, и плотно прикрыла за собой, как ей в этот момент показалось, прошлую жизнь.

В голове роились разрозненные мысли и никак не хотели собраться в цепочку, чтобы осмыслить произошедшее и решить что-нибудь на будущее, а надо было ещё подумать о ближайшем настоящем.

Она медленно определила чемодан и разбухшую сумку в багажник автомобиля и сев в машину глубоко задумалась — надо куда-то ехать, а куда?

Адресатов было не много: снять гостиницу, поехать в мошав или в сторону Ашдода к родителям.

Всё решил, раздавшийся в этот момент звонок мобильного телефона — неужели Галь ещё не успокоился и не понял, что назад у неё дороги нет.

Нет, это был не Галь, а мама собственной персоной:


— Верка, ты, что с ума сошла, уже столько времени прошло, как прилетела и даже не вспомнила про своих родителей!


— Мама, вспомнила и собираюсь сейчас к вам приехать.


— Ах, да, ну, тогда другое дело, а то мы с папой уже и не знаем, что и подумать.

Сейчас позвонила на твой домашний телефон, а наш распрекрасный зять ответил таким замогильным голосом, что у меня сердце оборвалась, подумала, что с тобой что-то случилось.

Он, правда, заверил, что ты в порядке, а ребёнка он сам не видел, потому что Гевера забрали его родители в свою деревню.


— Мама, ты уже так хорошо стала понимать на иврите?


— Не смеши, какой там хорошо, а, что тут понимать?

Да, и почему ты едешь одна и на ночь глядя, ведь ты целый месяц не виделась со своим суженным, неужели вы не соскучились друг по другу?


В голосе матери Вера слышала неприкрытый сарказм.


— Мама, мы разводимся.


— Что?!


По молчанию в трубке телефона, Вера поняла, что своим резким заявлением повергла родительницу в настоящий шок, но не дала ходу развития темы.


— Сейчас приеду и всё объясню.


Она отключила телефон и повернула ключ зажигания в машине.

Сказано, значит надо ехать, а то, что сходу огорошила мать, так это к лучшему, не надо будет выдавливать из себя с муками информацию по капельке.

Сохранить в тайне их развод всё равно не удастся, да, и зачем, ведь дороги назад уже нет, пусть принимают, как должное, а она постарается им особо не докучать своим присутствием, ей только надо где-то ночь переночевать.

Вера поднялась на лифте и позвонила в квартиру, в тот же момент дверь отворилась, на пороге стояла с воинственным видом сестра:


— А, явилась придурошная!

Ну, заходи и объясни по-человечески, каких ты там дров наломала?


Пройдя в салон, Вера обратила внимание на заплаканное лицо матери и опечаленное отца.


— У меня такое чувство, что это не я недавно приняла решение развестись с Галем, а вы все с ним тут в процессе развода?


В атаку снова кинулась Люба:


— Посмотрите на неё, какая цаца, она ещё выламывается — захотела вышла замуж, захотела, родила ребёнка, а захотела, так развелась…

Ты, что, всю жизнь будешь в облаках витать?

Жила такой сытой обеспеченной жизнью, счёта деньгам не знала, что на свою жопу натянуть выбрать не могла, ходила, как новогодняя ёлка, вся золотом обвешанная и вдруг тяп-ляп и всё к ебене матери!


— Люба, а тебе не кажется, что моя личная жизнь тебя совершенно не касается?


— Гляньте на неё, не касается!

А, куда ты миленькая сейчас приползла, не к родителям?

А ещё скоро на них своего пацана нагрузишь, а сама сдриснешь на учёбу…


Вмешался папа:


— Любочка, погоди минутку, давай разберёмся по-хорошему во всём, ведь Вера, возможно, только сгоряча приняла скоропалительное решение.

Мы же знаем, как бывает, поссоришься, наговоришь друг другу кучу гадостей, а пройдёт немного времени, остынешь и всё вернётся на круги своя…


— Папа, ничего и никуда уже не вернётся, вопрос решённый.


Наконец, к разговору подключилась мама:


— Вера, ты меня очень расстроила, хоть я и не любила твоего мужа и считала, что ты понапрасну губишь свою молодость с инвалидом, но, повернуть жизнь в другую сторону ведь невозможно — у вас общий ребёнок, общая квартира и, наверное, у твоего субчика и деньги на счету имеются.


— Мама, я что-то не пойму куда ты клонишь?


— Верка, ты ещё очень молодая и не искушённая в житейских делах женщина, нельзя, взять и всё бросить, надо побороться за свои права на жилплощадь и на часть денег, ты же у нас не совсем глупая.


— Мама, а кто тебе сказал, что я бросаю ребёнка?


— Дочь, разве ты не слышала, я не о ребёнке говорила, а о дорогой квартире и о других ваших общих материальных ценностях.

Люба говорит, что ты имеешь право даже претендовать на какие-то пенсионные отчисления своего мужа?


— Так, хватит раздувать кадило и делать из меня стяжателя.

Заявляю категорически и обсуждению не подлежит — я претендую только на своего ребёнка и то, в рамках решения суда, обязана предоставлять отцу общение с ним в определённые дни и ничего с этим поделать не смогу.

В квартиру я не вложила ни копеечки и поэтому на неё претензий иметь не буду, а тем более, на какие-то пенсионные или ещё неизвестно какие там отчисления или накопления Галя, я к ним не имею никакого касательства.


— Я вам говорила, что она дура, так я ошибалась, она полная идиотка!


Вера не дала развить Любе эту идею:


— Да, дура, идиотка, кретинка и все другие эпитеты подобного рода мне подходят, но по другой причине.

Запомните, раз и навсегда, я не сволочь, не хапуга и не стяжатель.

Дальше выслушивать в свой адрес всю эту мерзость не собираюсь, как и ваши советы, от которых впору задавиться, потому что и без вас у меня на душе тошно и кошки скребутся.


Она повернулась в сторону родителей.


— Я не буду навязывать вам своего сына, пусть Люба не волнуется и жить у вас я не буду, думала переночевать и этого делать не буду!

Всего хорошего, папа береги маму.


И с этими словами Вера стремительно покинула квартиру родителей.

Пока она ждала лифт, слышала, как за дверью бушевала Люба, завывала мама и что-то бубнил отец, но это её уже не волновало, нужно было для себя определить дальнейшие действия.

Уже сидя в машине, она вспомнила, что в двадцати километрах отсюда живут прекрасные люди Олег с Людой, которые точно не будут допекать её расспросами и советами.

Дадут возможность хоть чуть-чуть зализать раны и, точно, предоставят ночлег на сегодняшнюю ночь.

Вера хорошо помнила, где находится последняя съёмная квартира, которую она посещала больше года назад.

Быстро отыскала нужный ей дом и каково же было разочарование — они уже тут не жили, а нынешние жильцы понятия не имели об их местоположении.

Учёба и работа над проектом в Хайфе буквально вычеркнули её из прежней среды, уже прошёл год, как Вера не общалась со своим любимым бардом и, к своему ужасу, она вдруг осознала, что забыла его телефон.

Сидя за рулём Вера впала в ступор, но до неё внезапно дошло, что она может без всяких проблем обратиться в службу 144!

О, и радость, ей дали без проблем номер телефона Олега Фрейдмана!

Боже мой, помоги, только бы они были дома!


— Верочка, что это я твой голос не узнаю, ты какая-то расстроенная?

Тебе нужен Олег, но его нет дома, ушёл куда-то выступать со своим Берковичем, ему что-нибудь передать?


— Я в Ашкелоне.


И Вера почувствовала, как по её щекам потекли слёзы.


— Девочка, ты что, плачешь?

А, ну, давай подъезжай к нам, мы сейчас с тобой по бабьи посидим за чашечкой чая и решим все твои проблемы, можно подумать, я свои могу решить.


Люда рассмеялась.


— Я ведь не знаю адреса, звоню вам, находясь рядом с вашей прежней съёмной квартирой.


— О, божечки мой, так мы уже почитай, как год живём в своей, нам государство выделило амигуровскую, не бог весть, какую фатеру, но всё же, собственная!

Записывай адрес, тут тебе ехать на машине две минуты.


И, правда, не прошло и пяти минут, как Вера оказалась в тёплых объятиях заметно пополневшей Люды, за прошедшее время, после их последней встречи.


— Ах, какая ты красавица, а фигурка, а мордочка — королева красоты!

Не то, что я, смотри, как раскоровела, Олег ругается, уже всякие диеты испробовала, а всё пухну, как на дрожжах.

Проходи, проходи, полюбуйся нашими апартаментами — у нас три комнаты, маленькие, но нам в них не в футбол гонять, есть отдельный туалет и душ.

Не обращай внимания на убогость нашей обстановки, вот, немножко денежек подкопим и сделаем подходящий ремонт.

Олег говорит, что ещё парочку лет и у нас здесь будет дворец.

Я ему слабо верю, но он ведь никогда не обманывает, будем надеяться, что наши все неприятности уже позади.

Присаживайся, моя красавица сюда на диван. Что у тебя случилось, ведь на тебе лица нет?


И Вера впервые за весь такой чрезвычайно напряжённый день, не сдерживая больше себя, разрыдалась в голос, упав лицом на грудь, гладившей её по плечам почти чужой женщины.


— Ну-ну, выплачься, моя хорошая, неужели с кем-то из твоих близких что-нибудь нехорошее случилось, надеюсь, не с ребёнком?


— Нет, слава богу, ребёнок в порядке и все мои близкие живы и здоровы, беда случилась со мной…


И Вера ещё пуще разревелась, больше не сдерживая себя.

Люда отстранила от себя девушку, обняв за плечи, сильными своими руками уложила на диван, подсунула под голову подушку и навела на неё лопасти вентилятора.


— Полежи парочку минут спокойно, ничего пока не рассказывай, а я сделаю нам фруктового салата, залью его сбитыми сливками и мы с тобой, как жахнем!


Сквозь затихающие всхлипы, Вера жалостливым голосом попросила:


— Люда, а я могу у вас попросить что-нибудь перекусить, у меня с утра во рту не было маковой росинки?


— Ну, это же надо, совсем сдурела, даже не предложила гостье покушать.

Котлеты будешь?

Сварить макароны или поешь с овощами?

Есть у меня солёные огурцы, а вот и лечо, кто-то Олега угощал.


Люда без конца тараторила, а на столе уже выстраивались тарелки, вазочки и прочая посуда с аппетитной снедью.

В этот момент они услышали поворот ключа и звук открываемой двери.


— А, вот и Олег!

Пожалуй, мы сейчас и бутылочку оприходуем в честь нашей дорогой гостьи.

Олег, стой, не упади от удивления, к нам Вера приехала!

Какая Вера?

Ты, что смеёшься, не знаешь, какая Вера?

Землячка наша, с которой в самолёте вместе летели в Израиль!


Люда подтолкнула незрячего мужа в сторону девушки, которая уже поднималась с дивана на встречу мужчине.

Она прильнула к его груди и прошептала:


— Здравствуйте, как я рада вновь с вами встретиться, создаётся такое чувство, что людей дороже вас с Людой, у меня нет никого в Израиле!

Глава 26

Вера, склонив голову на плечо Олега, замерла в его объятиях, несдерживаемые слёзы в считанные секунды пропитали рубаху мужчины.

Он ласково погладил девушку по пушистым волосам:


— Что, моя хорошая, не всё в жизни так просто?

Да, похоже, не просто, очень даже не просто всё складывается в твоей жизни!

Бывает, что попадаешь в такую ситуацию, кажется уже выхода нет или хуже не бывает.

Знаешь, как в том анекдоте про оптимиста и пессимиста?!

Пессимист говорит — хуже уже не будет.

А оптимист отвечает — будет, будет…


Вера улыбнулась.


— Мне кажется, что я сегодня пессимист и оптимист в одном лице — мне сейчас так плохо, а будет ещё хуже.


Олег ободряюще похлопал девушку по спине:


— Ну, иди, моя хорошая, умой личико, помнишь мою песню?

Успокойся дорогая, успокойся,
Выше голову, а ну-ка улыбнись,
а любовь к тебе придёт, не беспокойся,
впереди ещё большая очень жизнь…
Люд, у тебя уже всё готово?


— А, чего тут готовиться, что под рукой было, то и на столе, вот, только водка не очень охладилась.


— Ну, кто не любит тёплую водку, приедет к нам зимой.

А ты, Веруня как относишься к тёплой водке?


— Я вообще к ней не отношусь, ни разу не пробовала, а сегодня, наверное, выпью.


— Ну, герой присаживайся за стол, ты же говорила, что у тебя во рту маковой росинки не было с утра.

Немного сначала покушай, а то скопытишься после первых десяти грамм.


— Олег, а ты куда?


— Помою руки и поставлю для Веруни свою новую песню, твою любимую.

Пойдёт?


— Пойдёт, пойдёт, мой поэт, композитор, музыкант и, кто там ещё…


— Посмотрим, посмотрим, время покажет, в нашей стране ведь все горизонты открыты для человека, только не ленись и не ной.


Люда налила по полной рюмке водки себе, Олегу и капнула на донышко в Верину.


— Ну, Олег, скажи парочку слов, ты ведь мастак на пышные речи, только надолго свою галиматью не затягивай.


— Так я и не собирался, очень хочется кушать и выпить не грех.

Верунь, за тебя, за твоё будущее, чтобы печальное настоящее, как можно скорей стало твоим невозвратным прошлым, а в будущем, чтобы ты была счастлива, любима и оставалась для нас такой же родной девочкой, какой с первых минут знакомства вошла в наши души!


Глоток водки буквально обжёг горло, и Вера замахала рукой возле рта.

Люда подсунула ей солёный огурец.


— На, закуси, сразу огонь потушишь.


Так оно и произошло, и девушка налегла на закуски, ощущая в себе невероятный голод.


— Веруня, ты, что сюда к нам кушать приехала?


Девушка растерялась.


— А, что?


— Выпить надо, а потом уже закусывать.


Люда, смеясь, уже наполняла рюмки.


— Верочка, детка, не обращай на этого балагура внимание, он ещё и не такое может выдать.


После третьего поднятия стопок у Веры поплыло в голове, голоса Люды с Олегом отдалились, движения стали не чёткими, а, когда она что-то попыталась сказать, то почувствовала, как у неё заплетается язык.


— Ой, простите меня, я, кажется, совсем опьянела?


— Так, моя девочка, тебе больше не наливаем, а мы с Олегом ещё по одной выпьем.

Как муж, смотришь на это?


— Легко и с удовольствием, выпьем за гостью и без гостьи, подкинь мне, пожалуйста, ещё одну котлетку.


Вера почувствовала насыщение и вдруг вспомнила.


— Олег, а, где ваша обещанная песня?


— Ой, за этой водкой забудешь про всё на свете.

Людочка, тисни там вторую слева кннопочку…


В салоне на старой горке стоял дешёвый музыкальный центр.

Люда поймала взгляд девушки.


— Это Ленкин, после армии с первой зарплаты купила, ещё никак не заберёт к себе, ведь со своим мужем и новорождённой доченькой на съёмной квартире живут.


Люда нажала кнопку магнитофона:

  Для старого приятеля
  Откроются объятия…
  Была разлука долгая,
  А встреча коротка.
  Глаза блеснут предательски
  Слезой любви и радости,
  И гулко от волнения
  Кровь застучит в висках.
  припев.
  Встречи старых друзей,
  Встречи старых друзей
  Сквозь зигзаги судьбы
  И немалых препятствий…
  Не остудят снега
  И потоки дождей
  В нашей памяти след,
  Где не сможем расстаться…
  Живут в воспоминаниях
  Друзья на расстоянии,
  А в лабиринте памяти
  Добро льёт тёплый свет.
  Сердцами тесно связаны,
  Как много не досказано…
  И вновь в глазах встречающих
  Ждём на вопрос ответ…
Вера, дослушав внимательно до конца песню, вздохнула.


— А почему вы в живую сегодня не споёте?


— Да, я, когда выпью все слова забываю, мне тогда их Люда подсказывает, она ведь все мои песни знает лучше, чем я.


Девушка вдруг прислушалась к следующей песне, звучавшей из музыкального центра.


— А вы, что слова изменили?


Олег засмеялся.


— Изменил, изменил, Беркович, как насядет, ему добротные стихи подавай.

Я объясняю, что тексты песен — это не совсем стихи, а тот, знай себе гундосит…


— Олег, угомонись ты на минутку, не даёшь послушать!


— Вот и пойми жену, то надоел ты со своими песнями, то послушать дай…


— Нет, он не утихомирится!


— Молчу, молчу.

Вера самовольно отмотала назад плёнку.

 Снежный вальс
  Часто мне снится замёрзший в сугробах январь.
  В снежных накидках деревья скрипят на ветру.
  Дышит сиреневым паром над нами фонарь.
  Снова влюблённо на встречу тебе я смотрю.
  припев.
  Снежный, снежный, снежный, снежный вальс…
  Кружит он снежинки, кружит нас…
  Кружит нас…
  Снежный, снежный, снежный, снежный вальс.
  Снятся опять и опять, сны в морозном дыму,
  Вспыхнут снежинки алмазами на волосах.
  Хрупкое тело в объятия нежно приму,
  Кружимся в вальсе, целуясь у всех на глазах.
  припев.
  Часто мне снится завьюженный юностью сон…
  Кружимся в вальсе, и снежные хлопья парят.
  Стонет пурга, в такт мурлычет зимы саксофон,
  Новую песню любви, снежный вальс января.
Вера выключила магнитофон и повернулась к сидящей за столом симпатичной супружеской паре.


— Вот, скажите, почему у вас всё так слаженно, общие взгляды, интересы и даже переругиваетесь вы как-то без злости?


— Люда, ты слышала?


— Ой, моя миленькая девочка, если бы ты только знала, через что мы с ним прошли, даже до мордобоя доходило.


— Правда? Никогда бы не подумала!


— Правда Веруня, правда, мы же оба, как заискрим, всё, тушите свет и выносите мебель!


— А я вот ни разу с Галем по-настоящему не ругалась, ни разу, хлопая дверью, не уходила из дому, он никогда на меня даже не замахнулся… а мы разводимся.


— Так, может быть, не стоит разбивать семью из-за какой-нибудь ерунды?


— Люда, скажите, вы бы могли простить измену?


— Ну, вопрос серьёзный, кобелиное племя известное дело, им только подставь лёгкую добычу…


— Я не об этом, вы бы смогли смириться, если бы у вашего Олега на протяжении долгого времени была бы постоянная любовница, если бы он, ссылаясь на занятость на работе, отводил душу и свою похоть в объятиях другой, если бы он в ваше отсутствие привёл её к себе домой и спал бы с ней на вашей кровати…


— Всё, девочка, успокойся.


Люда подскочила к Вере и крепко прижала голову крайне расстроенной девушки к своей тёплой груди.


— Не плачь, горю этим уже не поможешь, надо или смириться, или разорвать отношения раз и навсегда.


— Я, так и сделала, порвала сегодня наши семейные отношения, раз и навсегда.


Люда вытерла девушке мокрые от слёз глаза своей мозолистой ладонью.


— Что думаешь дальше детка делать?


— Если честно, то не знаю, в октябре надо приступать к занятиям, я же учусь в Хайфском технионе, ещё год осталось учиться и тогда лишь получу диплом, а моему сыну только год и два месяца.

На своих родителей надеяться не могу, на его не хочу, потому что могу потерять опеку над ребёнком…


В разговор встрял Олег:


— Так, как я понимаю, жилья у тебя тоже нет?


— Нет.


— А деньги какие-нибудь есть?


— Да, я получила тридцать тысяч шекелей бонуса за проект, над которым мы работали в течение года в университете.


— Это уже кое-что.


— Ну, я ещё рассчитываю на алименты на сына.


— Я думаю, что ты можешь отсудить у своего бывшего не только алименты на сына, но и на себя, а также пол квартиры и…


— Олег, я не хочу ничего у него отсуживать.

Это не моя квартира и обеспечивать меня деньгами он не обязан и, более того, я этого совершенно не хочу!


— Ну, не нервничай, я просто поинтересовался.

Ты ведь не одна такая в Израиле, приходится иногда выслушивать истории всякого толка, поэтому и кое-что понимаю в этих делах.

Поезжай в Хайфу, сними там себе подходящее жильё, оформи в частный садик мальчика, найми ему няню на часы, когда будешь занята в университете, ну, пожалуй, пока и всё.


Вера вдруг осознала, что Олег в два предложения всё за неё продумал и решил и она впервые за сегодняшний день после встречи с соседкой, открывшей ей глаза на неверность мужа, облегчённо выдохнула.

 О любви поют…
  О любви поют листья шёпотом,
  Волны шорохом, птицы щебетом: —
  Наполняются мысли ропотом,
  Откликается сердце трепетом:
  Страстный зов любви наваждение,
  Обладание и потери страх,
  Слепота души и прозрение: —
  Не даёт уснуть и зовёт во снах:
  О любви поют алым заревом
  И закатный миг, и рассветный час,
  Дымкой розовой, млечным маревом
  Укрывая нас от досужих глаз.
  Страстный зов любви наваждение,
  Обладание и потери страх,
  Слепота души и прозрение: —
  Не даёт уснуть и зовёт во снах.

Глава 27

  Мы не климат выбирали, а судьбу,
  отдирая душу с кровью от истоков.
  И на многое поставили табу,
  пробираясь сквозь лавины и патоки.
Люда с Олегом выпили ещё по рюмочке водки, провозгласив тост за счастливое будущее Веры, своих детей и внучек, а их у них было уже трое.

Не забыли они и себя дорогих, выпив очередную стопку, опорожнив до конца бутылку.

Неспешно закусив, встали из-за стола.

Олег отошёл к окну покурить, а хозяйка начала убирать грязную посуду.

Вера вызвалась помочь, но Люда обняла её за плечи:


— Олег, вымой посуду, а я пойду приготовлю постель для нашей гостьи, у неё уже глаза слипаются.


— Людочка, только перекурю и всё будет исполнено в лучшем виде.


Девушка не стала сопротивляться тяжёлой руке доброжелательной женщины, а вместе с ней прошла в дальнюю спальню, где стоял шкаф, диван, компьютер и застеленный красивой накидкой электроорган.


— О, это Олег играет?


— Куда ему, потыкается, потыкается и отходит, он же не великий музыкант, так, научился на гитаре кое-как брынькать и завывает, вызывая слёзы у бабок.


— А у вас разве не вызывает?


— У меня особенно, он же своими песнями до печёнок донимает, умеет, гад эдакий, душу разворошить, и откуда только слова такие берёт!

Этот орган мы купили для Аллы, она ведь учится в пнимие с музыкальным уклоном — Олег мечтает, чтобы она стала музыкантом и певицей.


— И, как её успехи?


— Ай, какие там успехи… в школе она посредственная ученица, а выйдет ли толк от её игры и пения, не знаю, лично я сомневаюсь, зная её характер, ленивая она у нас, ничего не поделаешь, была бы только здоровая.

Вот, кое-как научилась играть на этом инструменте, столько денег убахали, а приедет домой на выходные, так ей если не скажешь, то и не подойдёт к инструменту.


— А, как её ноги, ведь были серьёзные проблемы?


— Помнишь?


Люда поцеловала гостью в щёку.


— Вот, тебе ночнушка Алкина, она у нас девочка не мелкая, что ты хочешь, уже семнадцатый год, собирается в армию пойти, правда, немного прихрамывает, но о какой-то отмазке даже слышать не хочет, она ведь сильная телом и духом, вся в Олега.

Ладно, разболталась я что-то сегодня не в меру, ложись спать на этот диван.

Алла уехала погостить к своей подруге в Хулон.

В душевой найдёшь шампунь, выберешь себе подходящую, я включу тебе здесь вентилятор, а то ночью очень душно, как не хочешь, а август на дворе.


Вера чувствовала, как у неё от певучего голоса и непринуждённой речи миловидной женщины, а может быть также от раннее выпитой водки спадает напряжение.

Она постепенно стала оттаивать душой от выпавшего на её долю сегодняшнего испытания, и завтрашний день ей уже перестал казаться в самых чёрных тонах, и уже смотрела в него вполне оптимистично.

Умываясь под душем, вспомнила анекдот Олега про оптимиста и пессимиста и невольно улыбнулась, мысленно перефразировав — пессимист спрашивает: разве может стать лучше?

А оптимист отвечает:

— Может, может!

Удивительно, но она сейчас в это уже поверила.

Конечно, Галя и их прежнюю любовь уже не вернёшь, а жить семьёй с мужчиной, который её жестоко предал, она не намеренна.

Пока больно, очень больно, но нельзя ведь дальше мыкать по жизни, посвятив все оставшиеся ей дни и ночи этой боли, надо, превозмогая свалившуюся на неё беду, продвигаться к намеченным раннее целям, а Олег подсказал ей наиболее точный и определённый путь.

Она обязательно воспользуется этими ценными советами.


Вера улеглась на диван и прикрылась лёгкой простыней.

Закинув руки за голову, уставилась на крутящийся над ней вентилятор и задумалась о завтрашнем дне, который может очень много решить в её жизни.

Горько усмехнулась — уж, сколько сегодняшний решил, лучше не вспоминать.

Ладно, проехали, нельзя сейчас раскисать, ей предстоит преодолеть очень много трудностей и проблем, при том, срочно.

Постараюсь принимать важные решения в быстром темпе, как посоветовал Олег, но, пожалуй, с некоторыми дополнениями — утром поеду в мошав к Гиле с Абрамом, поставлю их в известность о разводе с Галем, если это ещё не сделал он сам, а потом, конечно, без Гевера, поеду в Хайфу и постараюсь снять квартиру в невдалеке от техниона.

Нельзя ей будет тратить много времени на дорогу на занятия и обратно, ведь теперь для неё время деньги, а их придётся экономить.

Конечно, желательно, чтобы квартира была меблированной и с электротоварами, нет ей смысла сейчас приобретать эти вещи, ведь через год неизвестно, где она будет работать и жить.

Безусловно, Гиля с Абрамом будут уговаривать её до начала занятий в университете, пожить у них, но она не пойдёт на это, потому что не хочет вести с ними терзающие ей душу ничего уже не решающие разговоры и ловить на себе не то, осуждающие, не то, жалостливые взгляды, как не хочешь, а они родители её бывшего мужа.


Бывшего… боже мой, как тяжело произносить даже мысленно это слово!

Пока начнутся занятия в технионе, можно будет от всех этих мыслей сойти с ума, но хочется думать, что у неё не останется особого времени, потому что надо в скором порядке, найти подходящий частный садик, желательно, чтобы он работал, как можно позже, чтобы ей не пришлось тратиться сильно на няню для сына.

Да, теперь придётся соизмерять свои расходы с возможностями, но по скромным её расчётам она справится и уложится в те деньги, что у неё есть в наличии и будет получать от Галя в счёт алиментов.

Можно ещё пока начнутся занятия, где-нибудь подработать, ведь у неё есть опыт официантки, а если этой работы не найдёт, то и никаёном не побрезгует, подумаешь, ведь это временно.

На развод пусть подаёт сам коварный изменщик, у неё сейчас оплачивать услуги адвоката и прочие судебные тяжбы денег нет.

Спешить оформлять официальный развод ей не к чему, замуж она не собирается.

От всех этих мрачных мысли защипало в глазах и Вера, перевернувшись на живот, тихонько заплакала в подушку.

Услыхав, а скорее почувствовав, подошла Люда и присела рядом с ней на краешек дивана:


— Ну, что девонька, плачешь?

Поплачь, поплачь, нам бабам иногда надо поплакать, выплакать нашу горькую судьбинушку.

Мужикам проще, зальют мозги булдой или подлезут под бочок к другой дурочке и забудут про все горести на свете.

Главные думы мужиков после развода в основном сводятся только к тому, как это им полегче выкрутиться из прошлой семейной истории — чтобы поменьше алиментов платить, полхаты отсудить и десятилетний шкаф унести.


Вера резко присела и обняла, гладившую её по плечам Люду.


— Мой Галь не такой…

Ой, простите, он уже не мой, но всё равно, я не верю, что он такой, о которых вы мне рассказываете.

Огромное вам с Олегом спасибо, чтобы я сегодня без вас делала, где бы так смогла душой оттаять и такой уютный приют найти!?

Завтра постараюсь всё расставить по своим местам, и, если даже не всё, то многое.


— Успокойся девочка, жизнь сама иногда расставляет всё по своим местам, не подгоняй её, а двигайся спокойно в выбранном направлении.

Можешь поспать подольше, мы утром с Олегом уйдём на работу, а ты встанешь, позавтракай, а будешь уходить, замкни дверь, а ключ вбрось в наш почтовый ящик под номером шесть.


Сон долго к Вере не приходил, несмотря на дикую усталость, на выпитое и на все свалившиеся на неё страшные переживания этого длинного и тяжёлого дня.

В голове у девушки вдруг начали зарождаться какие-то навязчивые строчки, которые просились в стихи, но она не стала подниматься, искать листик и ручку, чтобы записать почти готовые катрены — встанет вспомнит, так вспомнит, тогда и запишет, с этой мыслью она и заснула.


Утром Вера не слышала, как хозяева ушли на работу.

Она проснулась хорошо отдохнувшая от ликующего пения птиц, густо усевшихся на пальме под окном спальни, в доме, где она сегодня провела ночь, а до этого замечательный вечер, в компании милых простых людей, с которыми себя чувствовала по-домашнему уютно.

Горестно вздохнула — когда это она в квартире у родителей чувствовала себя по-домашнему уютно…наверное, только в детстве.

Убрав постель и умывшись, тут же села за орган, включила и нежно прошлась пальцами по чёрно-белым клавишам.

Когда-то в детстве мама очень хотела, чтобы Вера занималась на пианино, но она этому всячески противилась, а теперь жалела, ведь могла бы сегодня спокойно аранжировать песни Олега, да, и свои стихи попробовать положить на музыку и даже спеть.

Вдруг вспомнила зарождающиеся перед тем, как она уснула, строки, найдя чистый лист бумаги, быстро застрочила:

  Пусть банально, избито и пошло
  с грустью вновь заблудилась я в чаще,
  не хочу гнить в печальном я прошлом,
  а желаю парить в настоящем.
  Я желаю быстрее отмыться
  от испачкавшей душу заразы,
  воспарить в небо вольною птицей,
  с дикой болью, и может не сразу.
  Обрести снова крепкие крылья,
  что б несли меня к выбранной цели,
  чтоб от скверны, налипшей отмыли,
  что б от встречного ветра запели.
  А пока, как нарыв день вчерашний,
  заставляет страдать мою душу,
  но сегодня не так уже страшно,
  перед ним я сегодня не трушу.
  Нет истории в жизни банальней,
  чем потеря любви у любимых,
  взяла паузу, аккорд не финальный,
  перестроиться необходимо.
На обеденном столе в коридоре лежали две кассеты и диск с песнями Олега Фрейдмана, а также записка от Люды:

«Верунечка, доброе утро!

Я тебе намазала булочку с маслом, а сверху сыр положила, завтракай на здоровье.

Кассеты и диск это для тебя приготовил Олег, он свято верит, что ты по-прежнему любишь его песни.

Девочка наша, не пропадай, держи в курсе своей жизни, мы за тебя молим судьбу, ты достойна лучшей доли.

Звони, приезжай, мы всегда будем тебе рады.

С любовью, твои Олег и Люда.»

От прочитанной записки у Веры защипало в глазах — как это было во вчерашней песне Олега:

 … а в лабиринтах памяти добро льёт тёплый свет…
Точней и не скажешь — никогда она не забудет то, что вчера для неё сделали эти по — сути, чужие люди.

Вера не спеша, позавтракала под песни Олега и, настроенная на решительные действия, покинула гостеприимный дом.

Её путь лежал прямой наводкой в Хайфу, такое решение она приняла, усевшись за руль автомобиля.

Нечего пороть горячку, пока не устроится не будет заезжать за сыном к Гиле с Абрамом.


Ещё до полудня Вера сняла на год, симпатичную двухкомнатную квартиру в старом доме, вписанном в горный пейзаж, с открытой не большой террасой вместо балкона.

Маклер заверил девушку, что другое подобное жильё, возможно, обошлось бы ей на пятьдесят долларов дешевле, но оно на порядок уступало бы этой квартире в уюте и благоустройстве.

Девушка знала, что в Хайфе живут два брата Галя с семьями, но Вера не хотела их вмешивать в развитие событий и просить о какой-либо помощи.

Время до начала занятий у неё ещё предостаточно, но уже с завтрашнего дня она может перебираться на свою временную квартиру.

Вот, в ближайшие часы переведёт на себя все коммунальные услуги — подключит воду, электричество и газ, а после этого, можно уже начинать новую самостоятельную жизнь, без мужа.

Мобильный телефон её разрывался от звонков, но она дала себе слово, что пока не устроится с жильём, никому не ответит.

Многочисленные звонки были от мамы, Любы, Гили и один от Галя.

Не один из пропущенных абонентов не вселял в неё оптимизма и желания ответить, но и не отвечать было нельзя, даже Галю.


— Веруш….

Ой, прости, Вера, я долго вчера и сегодня размышлял о нашем неприятном разговоре и о твоём решении разорвать наш брак.


Девушка молчала.


— Так, вот, я, безусловно, виноват перед тобой, но не настолько, чтобы из-за этого моего не благовидного поступка, нам кардинально с тобой поменять жизнь.

Мы можем, пока всё у нас не утрясётся, спокойно жить в одной квартире, но в разных комнатах, ведь места вполне для всех хватает.

Мы будем вместе воспитывать нашего сына, а, если ты ещё согласишься, вести со мной одно хозяйство, то я с радостью приму твои услуги, ведь мы с тобой так мало бываем вместе в своём гнёздышке.


И на это Вера ничего не ответила.

Галь откашлялся.


— Ты меня слушаешь?


— Да.


Галь от её молчания, почувствовал себя увереннее:


— Заверяю, у тебя нет никакой надобности подавать на алименты — я обязуюсь выплачивать каждый месяц три тысячи шекелей, хочешь наличными, а хочешь, могу выписать чеки на год вперёд, а если будем житьв нашей квартире, то и в этом надобность отпадёт, согласна?

Ну, почему ты молчишь, скажи, наконец, что-нибудь?


— Скажу — в первую очередь, я не буду с тобой выяснять степень твоей вины, потому что моё решение уйти от тебя окончательное.

Мы не будем жить с тобой под одной крышей, это даже не обсуждается.

Мне кажется, что ты проявил благородство и назначил на Гевера вполне достойные алименты, любой вид оплаты меня устроит, я тебе пока доверяю полностью, но, чтобы с тобой не встречаться, будешь переводить деньги на мой счёт, номер сообщу позже.

Довожу также до твоего сведенья, что сама на развод я пока подавать не буду, потому что у меня нет на это лишних средств.

Понадобится тебе… я не буду против и подпишу все для этого необходимые бумаги.

Порядок на нашем общем счету я ещё не навела, не было свободного времени, потому что я нахожусь сейчас в Хайфе, где сняла для нас с сыном подходящую съёмную квартиру.

Захочешь общаться с Гевером, препятствий чинить не буду, но видеть тебя не хочу.

Поэтому, как это будет выглядеть, выясним позже, возможно, посоветовавшись с твоей мамой.

Вот, и всё, прощай.


Вера не дождавшись ответного прощального или другого слова Галя, отключилась от крайне неприятного для неё разговора.

Так, Любе она перезванивать точно не будет, её нравоучения и попрёки ей даром не сдались, а, вот, маме позвонить необходимо, хоть она тоже доставала та ещё, но, как говорит Наташа — родню мы не выбирали, хоть хреновая, но наша.


— Верка, ты, что с ума сошла, уехала на ночь глядя и пропала…


— Мама я не пропала, а наоборот, нашлась.

Переночевала у хороших своих друзей в Ашкелоне, затем, переехала в Хайфу и уже сняла для нас с сыном квартиру.

Сегодня переночуем у Гили с Абрамом, а уже завтра поедем с Гевером устраиваться на своём новом месте жительства.


— Верка, ты отдаёшь отчёт своим поступкам?


— Конечно, я мама с восемнадцати лет отдаю и, думаю, что за меня тебе до сих пор краснеть не приходилось, хотя ни одного моего поступка ты не одобрила.

Передай, пожалуйста, Любе, что если она хочет впредь поддерживать со мной отношения, то пусть усмирит свой властный напор, а плюс, алчность и желчность, мы с ней уже две взрослые женщины, не зависящие в жизни друг от друга, а иначе…


— Вера, ты зря так на Любочку, она тебе зла не желает, а если и сказала парочку неприятных слов, то это от переживания за тебя.


Вера смолчала, не хотелось ей поднимать эту тему, без того было на душе тошно.

Мама, не услышав ответа на её заявление, вздохнула.


— Как же так, ты будешь жить одна с ребёночком, вдалеке от всех родных, помилуй, за какие средства, ведь тебе учиться надо и на сына придётся тратить сумасшедшие деньги, я знаю, сколько эти частные сады стоят.

Мы с папой твоим поговорили и решили, что сможем тебе помочь с воспитанием мальчика — пусть он живёт у нас, ходит в садик, а я ведь только по вечерам работаю, когда меня не будет, папа успешно повозится с ребёнком, ты ведь знаешь, что он у нас справный.


Вера проглотила, подступивший к горлу ком.


— Мама, спасибо вам большое, мне было очень важно услышать от тебя подобные слова, но я сама должна воспитывать своего сына, и я с этим справлюсь, мне ведь всего лишь год осталось учиться.


Гиля и Абрам встретили её настороженно и с опаской задавали наводящие вопросы.


— Веруш, будешь обедать?

Мы не ели, с Абрамом ждали тебя, только перекусили?


— Буду, и с большим удовольствием, как позавтракала в Ашкелоне где-то в восемь утра, так и до сих пор крошки в рот не положила.


Они обедали, не задавая друг другу провокационных вопросов, а старательно и аккуратно обходили острые углы.

Но, вот, за кофе, закурив сигарету, статус нейтрального молчания нарушил Абрам:


— Послушай меня дочь — когда-то я просил тебя покинуть нашего сына, потому что его состояние здоровья было критическим, и я не хотел, чтобы ты коверкала себе жизнь.

Сегодня ситуация совершенно другая — наш сын вполне здоровый, не считая его не подвижных ног, но и с этим, возможно, скоро решиться вопрос положительно, потому что профессор, делавший ему операцию, после которой он вернулся в нормальную жизнь, заверил нас и Галя, что методики лечения этой проблемы значительно продвинулись вперёд и в ближайшее время начнутся обследования, проверки и прочая волокита, в которой я ничего не смыслю, но без чего нельзя обойтись.

Галь уже дал согласие на эту операцию, потому что после неё есть вероятность ему подняться на ноги, хотя бы с помощью костылей.

Понимаешь, как трудно нам воспринимать ваш развод, именно сейчас.

Не округляй глаза, мы всё знаем, пусть без особых подробностей, не так, конечно, как знаешь и воспринимаешь это ты.

Признаюсь, я тоже был далеко не ангел в постельных делах и тоже наши отношения с Гилей иногда заходили в тупик, но мы с этим справились.

Неужели у вас нет такого шанса, неужели ты не дашь ему и себе этот шанс, сохранить семью, ведь вы любите друг друга?


— Нет.


Повисло тягостное молчание, которое, наконец, нарушила Гиля:


— Веруш, но ты не откажешься от нас, как это ты сделала с Галем?


— Нет, конечно, нет, я от него не отказывалась, это он от меня отказался, предпочёл другую!


И Вера, вскочив со своего стула, бросилась в объятия к крайне расстроенной пожилой женщине, и они вместе захлюпали носами.

Абрам раскурил следующую сигарету.


— Знаешь Веруш, а я тебя нисколько не осуждаю, а даже больше того, уважаю!

Я и раньше к тебе хорошо относился и почитал, как родную.

Нам бог дочерей не дал, но из невесток ты для нас самая близкая.

Приезжай к нам всегда запросто, отдохнуть от города и текучки, а мы с малышом порезвимся, ведь другие все внуки уже повырастали.

Если тебе от нас надо будет какая-нибудь помощь, обращайся без стеснения, всегда с радостью поможем.

Твоя судьба для нас далеко не безразлична — расскажи по-родственному, где ты собираешься жить, с кем во время твоего отсутствия дома будет Гевер, намеренна ли продолжать учёбу?


Вера в спокойной обстановке поведала милым её сердцу людям о предпринятых первых шагах в её самостоятельной жизни без Галя.

Они одобрили всё предпринятое ею, попросив только принять от них деньги на первые полгода оплаты за съёмную квартиру.

Вера не долго колебалась — она не хотела обижать добрых людей за их человеческое участие в её судьбе, да, и их щедрый дар был для неё сейчас далеко не лишним.

Эпилог

В середине ноября неожиданно наметился новый научный коммерческий проект у профессора Таля, в который он без колебаний пригласил Веру.

Ещё по работе над прежними космическими аппаратами девушка обратила на себя внимание профессора своей неуемной энергией, дисциплинированностью, а главное, способностью на лету схватывать основы и проявлять здоровую инициативу и смекалку. Когда Вера в нескольких словах разъяснила научному руководителю нынешнее своё семейное положение, из-за которого, она не сможет часто задерживаться допоздна в технионе.

То тот без колебаний согласился на её условия, потому что нуждался в опытном и вдумчивом помощнике.


В Израиль пришли дожди.

Крупные капли барабанили по крыше её автомобиля, когда она поздно вечером возвращалась домой после работы над захватившем её своей неординарностью новым научным проектом.

Подъехав к своему дому, накинув на плечо сумочку, без зонта выскочила из машины и стремглав бросилась к дому, чтобы сильно не промокнуть.

Взявшись за ручку двери от подъезда, вдруг под навесом заметила женскую фигуру, которая при виде Веры, двинулась к ней навстречу.

В свете фонаря, горящего над входом, Вера рассмотрела лицо черноволосой девушки со стрижкой каре и с чуть раскосыми глазами.

Сразу пришла догадка и она тут же произвела блиц анализ — а девушка ничего, симпатичная, повыше будет её сантиметров на пять, дутая куртка не скрывает стройную фигуру и спортивную осанку.


— Шалом, Вера!


— Шалом, Офира!


— Откуда ты знаешь, как меня зовут?


— Но, ты ведь знаешь моё имя, так, почему для меня твоё должно было быть загадкой?


Девушка опешила.


— Я, понятное дело, ведь Галь упоминал твоё имя, видела на его рабочем столе твою фотографию с сыном и даже иногда по телефону слышала твой голос, когда соединяла тебя с мужем.


— И это не помешало тебе залезть к нему в штаны?


— Я люблю его!


— А ты думала, что я его не люблю, а точнее, не любила?


— Нет, не думала, я знала о тебе и о нём практически всё, от первой вашей встречи в автобусе и до свадьбы.

Я также знала, как ты всё своё свободное время пока Галь был без сознания сидела возле него, а потом помогла ему выйти из слабого физического и морального состояния, а порой, даже суицидального настроения.

Я также знала, что до свадьбы ты уже была беременной…


Вера шагнула вперёд и застыла буквально в полуметре от собеседницы, презрительно уставившись в её глаза.


— Ты, всё знала и это тебе не помешало нагло совратить чужого мужа и сломать нашу налаженную жизнь и любящую семью?


Офира не отступила, а прямо взглянула в глаза Веры.


— Да, не помешало, потому что я влюбилась в него с первого взгляда, не могла с собой ничего поделать и согласилась добровольно на роль любовницы, практически ни на что, конкретно не рассчитывая.


Вера взяла себя в руки.


— Но, я же тебе освободила пространство, что ты от меня теперь хочешь?


Офира неожиданно всхлипнула.


— Дай ему развод, отпусти его!


— Глупенькая, я его не держу и развод готова дать в любой момент, когда он только захочет, но самой заниматься судебными тяжбами у меня нет времени, и признаюсь честно, нет пока средств.


Офира вытерла слёзы тыльной стороной ладони.


— А он утверждает, что ты его держишь и не отпускаешь, надеется, что ты к нему вернёшься.

Не поверишь, он мне сказал, что если ему сделают удачно операцию, то приползёт к тебе на коленях, просить вернуться к нему!


Последние слова, произнесённые печальной девушкой, к удивлению самой Веры, откровенно её развеселили.


— Так может мне ему сказать, чтобы не полз или не делал для этого операцию?


— Вера, ты зря смеёшься над нами, он тебя любит, а я беременная от него, скоро будет уже четыре месяца!


— А почему ты мне это говоришь, а не отцу будущего ребёнка?

Почему я должна войти в твоё положение и совершить какие-то деяния, противоречащие моим принципам?

Может ты ещё хочешь, чтобы я его уговорила взять тебя замуж?


До сих пор, не отводившая от Веры взгляда девушка, вдруг опустила глаза под напором, сыпавшихся на неё вопросов, равносильных пощёчинам.


— Вера, но ведь в твоих силах сделать так, чтобы он от тебя отказался навсегда?


— Офира, мы ведём беспредметный разговор.

Я тебе не могу помочь, а самое главное, не хочу, по идее, я даже не должна была начинать эту беседу с тобой.


Офира вздохнула и резким движением накинула на голову капюшон куртки:


— Знаешь, Вера, я сейчас даже не знаю, на что я рассчитывала, когда решила встретиться с тобой.

Наверное, я это сделала от отчаянья, а может быть, хотела познакомиться с той, которая держит душу Галя стальными канатами?

Согласись, смешная сложилась ситуация — он всей душой стремится к тебе, а ты его категорически отвергаешь, в наших же отношениях с Галем с точностью наоборот.


— Офира, мне нужно отпускать няню и хочется побыть хотя бы часик с сыном пока он ещё не уснул.

Скажу тебе только на прощанье — мне было очень нелегко, но я справилась, справишься и ты, если решишься всё-таки рожать…


И вдруг она осеклась, и даже кровь внезапно прилила к голове от несуразной, на первый взгляд мысли, посетившей неожиданно её.


— А ты собираешься рожать?


— А у меня нет особого выбора, хотя без Галя мне этот ребёнок совершенно не нужен.

Он станет мне помехой во всех моих планах на будущее, в первую очередь, для поступления в университет на юридический факультет в следующем году, да, и воспитывать ребёнка байстрюком в нашей стране совсем не лёгкое и благородное дело.

Ладно, какой мне смысл выворачивать перед тобой душу, ты ведь дала мне ясно понять, что не можешь и не хочешь мне помочь…


— Подожди Офира, может быть даже могу и хочу это сделать и не столько для тебя, как….

Давай, поднимемся в мою квартиру — у нас с тобой будет очень серьёзный разговор…

Примечания

1

Стихи и тексты песен, встречающиеся в романе, принадлежат автору данного произведения.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Эпилог
  • *** Примечания ***