Снежинка Коха [Роман Израилевич Барский] (fb2) читать постранично

Роман Барский СНЕЖИНКА КОХА

ОТ АВТОРА

Если в равностороннем треугольнике разделить стороны на три равные части, и, приняв среднюю треть за основание нового равностороннего треугольника, построить такой треугольник на каждой средней трети стороны первоначального, то получится священный знак древних евреев — звезда Давида. Если продолжить до бесконечности операцию деления и построения подобных треугольников на сторонах треугольников, составляющих лучи звезды Давида, то получится фигура, похожая на снежинку, названная математиками «Снежинкой Коха». Она замечательна тем, что ломаная линия, имеющая равные углы, даже самым маленьким своим отрезком повторяет свойства кривой и, ограничивая совершенно определенную площадь, ее длина в пределе стремится к… бесконечности… Но самое странное свойство «снежинки» — она не плоскость и не линия, так как имеет дробную размерность и дробную систему координат…

Так и человек… Удивительное порождение материи… Он многолик до бесконечности, и в то же время един во всех лицах. Он многому научился, многое познал, но остался таким, как был десятки тысяч лет тому назад. Он весь соткан из противоречий и парадоксов, он любит себе подобных и одновременно люто ненавидит. Он изобретает, как украсить свою жизнь и как ее уничтожить. Он стремится к познанию самого себя и бесконечной Вселенной, словом, удивительное порождение природы, не укладывающееся ни в какие привычные рамки законов, даже создаваемых им самим для себя.

Великий промысел природы — разум, которым одарен человек, ставит его в исключительное положение среди разнообразных форм материи. Разум должен суметь перешагнуть через свои слабости, преодолеть противоречия, в то же время сохранив их, как великий движитель познания, или погибнуть под обломками собственных страстей: любви, ненависти, алчности, честолюбия… Книга эта — о человеке…

Часть 1

Глава 1

Сентябрьским днем 1981 года, часа в три с половиной по полудни, из троллейбуса, только что подъехавшего к автовокзалу Ялты, вышел среднего роста гражданин лет сорока — пятидесяти. Впрочем, даже при детальном рассмотрении нельзя было определить его возраст более точно.

Слегка седеющие коротко остриженные темные волосы тщательно причесанные на косой пробор, открывали высокий выпуклый лоб. Тонкий нос с горбинкой, скорее неестественной, а появившейся позже в результате травмы, заканчивался подвижными ноздрями изумительно тонкой изящной резьбы, от которых вниз к уголкам рта шли глубокие складки морщин. Чуть припухлые губы прикрывали все тридцать два здоровых зуба. Большие глаза темносинезеленого цвета иногда меняли свой цвет (особенно правый), переходя в совершенно черный бархатистый, как черное ночное небо, от чего собеседнику с непривычки становилось непосебе. Плотно прижатые к черепу уши имели необыкновенный рисунок раковин, напоминавших створки жемчужницы, заканчивающиеся снизу крупной мясистой мочкой. Тот факт, что черепная коробка у гражданина была несколько больше обычной, мог обнаружить только специалист.

Легкий серый костюм, безукоризненно сидящий на его спортивной фигуре, явно не отечественного производства, белая отлично выглаженная рубашка, бордовый узкий галстук и такие же бордовые носки, замшевые серые туфли с несколько зауженным носком и приподнятым каблуком, что придавало еще большую стройность его фигуре, составляли его туалет.

Гражданин торопливой походкой отдыхающего, уверенного в своем ночлеге, направился к центру, в сторону набережной. Только очень опытный глаз и чуткое ухо могли уловить небольшую хромоту и легкое поскрипывание протеза его правой ноги.

Что за чудесная погода стояла в этот день! И бледноголубое небо, и синие горы, казалось, излучали мягкое тепло, но не душное дыхание, располагающее к неге и праздности. Едва заметное движение воздуха с моря не в состоянии было шевельнуть тяжелые глянцевитые кроны магнолий и пальм, и только легкие подвижные листья платанов и кленов откликались на его ласки.

Белое солнце клонилось к Ливадии, и его косые лучи создавали удивительное освещение, которое резко очерчивало плоскости строений, холмов и гор, следующих друг за другом, и по мере удаления все более размытых и, наконец, где-то далеко утопающих в полупрозрачной дымке билибинской акварели.

Море ласково лизало пляжи и тихо шелестело галькой.

В порту, прямо у набережной, как огромный белый дворец, громадился теплоход «Мермоз», приписанный к далекому и загадочному порту Марсель. Трехцветный флаг Французской Республики тяжелыми складками опускался за корму, и глядя на него, хотелось стать по стойке «смирно» и петь «Марсельезу».

Отдыхающие пестрой толпой терлись у канатов, ограждающих большой кусок пирса у борта теплохода с опущенным трапом. Внутри ограды степенно прохаживались молодые пограничники с качающимися