Зеркало моей души (СИ) [Чертова Кукла] (fb2) читать онлайн

Зеркало моей души Чертова Кукла

Мой зеркальный враг мне верен до конца,

И на ветру дрожат воздушные своды.

Как трудно сделать шаг, еще сложнее - два...

Дорога наугад, я выбрал свободу...

БИ-2 «Держаться за воздух»

Часы пробили половину двенадцатого, и я замерла, прислушиваясь к звукам. Дом затих; смолк телевизор на первом этаже, за окном перестал звенеть цепью пес. Осторожно откинув одеяло в сторону, я соскользнула босыми ногами на пол. Деревянные доски показались ледяными; я быстро схватила кофту со стула, накинула на плечи, взмахнув ею, точно птица – крыльями. Тихонько выскользнув из комнаты, оставила дверь полуприкрытой: стоило ее сдвинуть еще немного, и она протяжно завыла бы на два этажа.

Это был дом моего детства. За годы, проведенные здесь, я выучила каждую скрипучую ступеньку на деревянной лестнице; со временем, к сожалению, их становилось все больше. Спустившись вниз, я снова замерла, будто собиралась совершить преступление. Сердце в предвкушении билось словно завороженное. Пройдя узкий коридор до конца, я толкнула еще одну тяжелую дверь, слегка приподняв ее за ручку.

Окно заливал лунный свет, освещая комнату серыми красками. Пылинки, разбуженные моим движением, летали по комнате, щекоча нос. Старые вещи, наполнявшие пространство, в детстве казались громадинами, готовыми вот-вот зашевелиться и сойти с насиженных мест. Я прошла до самого угла и протянула руку к предмету, стоявшему вплотную к стене.

Пальцы коснулись ледяной глади, а губы, против воли, расплылись в улыбке. Тяжелое зеркало, закрытое занавесками, словно откликнулось на прикосновение почти невесомым толчком. Я стянула плотный материал, закрывавший его, и увидела свое отражение.

Темные волосы, заплетенные в растрепанную косу. Черные глаза, смуглая кожа, выдававшая во мне цыганскую кровь бабушки. Ночная рубашка до щиколоток, теплая кофта сверху. Почувствовав возбуждение, я принялась торопливо стягивать с себя одежду, скидывая ее возле ног. Холод перестал донимать босые ступни, а может, я больше не обращала на него внимание. Голая кожа покрылась мурашками, а в животе приятно заныло. Я оценила себя со стороны, словно видя впервые, и подошла вплотную к зеркалу. Приложила ладонь к стеклянной поверхности, после чего прошептала, почти касаясь его губами:

- Бахталэс, - и почувствовала вернувшееся в ответ теплое дыхание, лизнувшее кожу.

Не убирая руки, я отстранилась назад, вглядываясь в себя. Отражение счастливо засмеялось, и мне показалось, будто где-то вдалеке тоненько-тоненько звенят хрусталики, гонимые ветром.

- Привет, - сказало отражение. – Я скучала по тебе.

- Я тоже, - ответила, устраиваясь поближе и ощущая, как растворяется окружающая действительность. Так было всегда, когда мы оставались с ней наедине, и ради встречи со своим двойником в старом зеркале я была готова рисковать чем угодно.

… Зеркало это появилось в нашей семье вместе с бабушкой. Она была чистокровной цыганкой, жившей в таборе. Дед познакомился с Розой, когда той было четырнадцать лет. Тем летом он работал над реконструкцией старинной церкви, которую власти собирались переделать под школу. Табор остановился недалеко от села, и почти сразу смуглая девушка с косой до колена запала Ивану в душу. Парни, трудившиеся вместе с ним, убеждали деда выбросить из головы мысли о ней, но его было уже не остановить. Он пригласил Розу на свидание, и одного дня хватило, чтобы понять - ему без нее не жить, только как быть дальше?

В ту же ночь из церкви пропала икона, запрятанная еще до войны от СДРК и прочих религиозных противников. Два столетия местные жители верили, что их оберегает чудотворец Николай, и, несмотря на гонения, продолжали молиться ему. И тем чудовищней им казалась совершенная кража. Простить такого собравшиеся на краю села жители не могли. Деда обвинили в предательстве, а на цыган пошли вилами. Не раздумывая, он отправился угонять машину председателя, чтобы увезти Розу из села. Бабушка же решила, что без своих вещей она никуда не поедет, и потому побежала к табору.

Чудом девушке удалось пробраться в поселение, чтобы собрать самое ценное. К тому времени стоянка цыган уже вовсю полыхала алым пламенем; кони, сорвавшиеся от страха с привязей, топтали всех – и своих, и чужих. Быстро разраставшийся огонь сжирал на своем пути временные постройки; люди бежали, не разбирая дороги, среди них была и Роза. Сгибаясь от тяжести, она несла огромное зеркало в темной дубовой оправе, готовая умереть вместе с ним, лишь бы не отпускать свое наследство из рук.

Дед, не нашедший цыганку в условленном месте, двинулся в сторону табора и только после этого заметил дым, поднимавшийся над верхушками деревьев. Как он бежал навстречу Розе, как боялся ее потерять – известно одному ему. Заметив Розу, он едва успел поймать падавшую без сознания девушку.

- Брось! – кричал Иван, боясь потерять возлюбленную навсегда.

- Сама умру, но его – спаси, - прошептала она.

Ивану удалось спасти и невесту, и зеркало. На машине они доехали до ближайшего города, оттуда – на автобусе до крупного областного центра, где и было решено остаться. Еще четыре года дед ждал, пока Роза достигнет совершеннолетия, прежде чем коснуться ее хотя бы пальцем. Все это время они жили в одной комнате точно брат и сестра. Иван устроился на завод, помог сделать новые документы для будущей жены. Через год после свадьбы у них родилась Зара, моя мама, а еще через 28 лет появилась внучка – я.

Свое детство я провела в доме Ивана и Розы, - мама часто болела, и у нее не хватало сил, чтобы смотреть за мной. Я любила ее, но мало помнила – кровать, белые простыни, бледное худое лицо. И вот однажды, когда ей стало чуть легче, мама отвела меня в большую комнату. Мы встали напротив зеркала, глядя в свое отражение, и вдруг она пробормотала пару непонятных слов.

- Подвинься поближе, не бойся, - Зара тихонько подтолкнула меня вперед. Я удивленно обернулась на нее, снова вернулась к старому зеркалу и вдруг открыла рот от неожиданности. На меня смотрела мама, но там, в Отражении, это была цветущая женщина. Болезненная худоба исчезла; лихорадочный нездоровый румянец покинул лицо, по плечам рассыпались тяжелые кудри черных волос.

Я снова обернулась назад, но изменения коснулись только отражения. К сожалению, Заре лучше не стало, однако злое стекло упорно продолжало обманывать, подсовывая другую картинку.

- Привет, - вдруг улыбнулась моя копия и помахала рукой, а я закричала со страха, пряча лицо в ладони. К встрече с собой я еще не была готова.

На крик спустилась бабушка. Она буквально затолкала маму в комнату, заперла дверь на замок и долго ругала ее, выкрикивая бранные слова на цыганском языке, пока дед не увел Розу в комнату. Завидев меня, она вырвалась из объятий мужа и бросилась навстречу.

- Пообещай мне, слышишь, Рада, что больше никогда не подойдешь к этому зеркалу, - взмолилась бабушка, устраиваясь напротив на коленях. – Это очень, очень опасно. Когда наступит время, я сама расскажу.

В тот момент я была готова поклясться всем на свете: проклятое зеркало вызывало дикий ужас, а мамино таинственное преображение сильно пугало. Я еще не знала, что оно не искажало действительность, а показывало другой мир – тот, в котором мама была здорова.

этого случая Заре становилось только хуже. Я почти забыла случившееся, лишь изредка улавливая во сне отголоски той истории. Спустя три месяца ее не стало; через год умерла бабушка. Мы остались втроем: дед, отец и я.

В те времена я часто запиралась в комнате, не желая рассказывать никому о боли и одиночестве, пока однажды, глотая горькие слезы напротив зеркала, не уловила странное движение в собственном отражении.

- Бахталэс, - произнесло оно, и с тех пор я перестала быть одинокой.

Утром я первой спустилась на кухню и принялась готовить завтрак, тихонько позвякивая посудой. Когда на столе появилась тарелка с блинами, вишневое варенье и кофе, в комнату вошел папа.

- Привет, дюймовочка, - улыбнулся он, захватывая меня в медвежьи объятия. На пороге отчего дома я появилась поздним вечером и потому мы не успели толком поговорить. Дима, которого я хотела представить сегодня отцу, еще не приехал, и у нас было время побыть наедине.

- Ты точно уверена в своем решение? – затянул он знакомую песню, а я закусила губу, отвернувшись к окну. Папины тревоги были вполне оправданы, все-таки он вырастил меня практически в одиночку, и теперь отцу предстояло отдать дочку замуж за человека, который ему абсолютно не нравился. Тут я усмехнулась – вряд ли кто-то из моих поклонников мог заслужить папины теплые чувства. Ревность родительская, обыкновенная.

- Давай ты пообщаешься с ним вживую, а потом вернемся к этому вопросу? – предложила я компромисс, намазывая блинчик вареньем и передавая его папе. Он сложил губы в тонкую суровую линию, но не стал вдаваться в дальнейшие обсуждения.

Мы просидели на кухне до обеда, рассказывая о своих делах. Больше, конечно, я слушала отца, потому что моя жизнь в последнее время превратилась в рутину. Новые заказы, подготовка коллекции, преподавание в школе шитья – первое время я не могла нарадоваться такому объему работы, а сейчас чувствовала, что силы потихоньку покидают меня.

В этом круговороте отношения с Димой стали глотком свежего воздуха. Нас познакомила подруга, и совершенно неожиданно для себя я обнаружила, что он обосновался в моей жизни. Вечера перестали быть холодными и одинокими, и вроде бы реальность приобрела новые оттенки, но чего-то не хватало для полного счастья.

В разгар этих мыслей Димка сказал, что хочет познакомиться с отцом и попросить моей руки. Я долго настраивалась на этот разговор, но тянуть и дальше было невозможно, и потому в три часа дня к папиному дому подъехал черный «Гелендваген», из которого показался мой жених.

С самого начала стало понятно, что эта затея – напрасная трата времени и моих нервов, но отступать было поздно. Поэтому я сидела за столом и давилась собственноручно приготовленной едой, чувствуя, как два самых близких мне человека пикируют друг друга колкими комментариями.

- А у Вас, значит, страсть к бандитским автомобилям, - как бы между делом заметил отец, кивая головой в сторону окна, за которым виднелся Димкин «Гелик». Я не могла не согласиться с ним, видя золотую цепочку в вороте рубашки, страсть к массивным часам с бриллиантами, огромным автомобилям и прочим атрибутам, свидетельствовавшим в конце прошлого столетия о роскоши. «Папа не знает, что у него было нищее, трудное детство, - мысленно оправдывала я его. – Зато он всего добился сам».

Ну что Вы, - мой жених, еще пять минут назад улыбавшийся дружелюбно, уже откровенно скалил зубы, – Какие бандиты? Респектабельный автомобиль с хорошим функционалом. Скоро будет сдан дом, в котором у меня две трехкомнатные квартиры. Так что не переживайте, у отца невесты я жить не буду, это был подкол в сторону отца, который на дух не мог переносить любое напоминание того, что дом построил дед, а не он.

- А я-то думал, что Вы решили у дочки моей обосноваться и потому все вещи к ней свои перевезли. А то знаете, как бывает: молодёжь последние штаны отдаст на так называемые «понты», а самому и жить негде, и взаймы попросить не против. Так сказать, «зять – неча взять»

Под конец ужина у меня невыносимо разболелась голова, и я утянула Диму в сад.

- Что ты делаешь? – я смахнула крошки снега с уличной качели и забралась на нее с ногами. – Обязательно было отца драконить?

- Он первый начал, - нахохлился тот, усаживаясь рядом, а я закатила глаза и не стала отвечать. Этот детский сад настолько мне осточертел, что требовалось время выпустить пар. Морозный воздух резал глаза, и я не понимала, отчего появляются слезы – то ли от него, то ли от скопившейся обиды. – Ладно, я поеду. Здесь сидеть холодно, а к старому Дракону – или как ты там его назвала? – возвращаться желания нет.

Он встал, торопливо поцеловал меня в губы, и отправился к автомобилю, ежась в тонком модном пальто, а я еще долго сидела, глядя перед собой и пытаясь понять, что же делать дальше.

- … Так что денек у меня выдался ужасным, - закончила я разговор, по привычке поглаживая зеркало. Рада в сочувственном движении прижалась лбом к разделявшей нас поверхности, и я повторила этот жест, ощущая исходящее тепло. После разговора с ней на душе стало легче, но зная себя, я была уверена: сегодня подушка впитает немало моих слез.

- Что случилось, Рад? – только сейчас я заметила, что девушка озабочена чем-то. Она искоса посмотрела на меня, словно раздумывая, говорить или нет, и я уловила то самое особое выражение лица. – Ну, не томи!

- Знаешь, а я ведь нашла бабушкины тетради, - призналась она. В знакомых глазах засверкали искорки, а я оживилась.

Роза не успела поделиться со мной всеми знаниями, как обещала. Ее не стало внезапно, и это оказалось еще большим ударом, чем потеря мамы. И в моем мире, и в Отражении они обе умерли одновременно, но той Раде с детства рассказывали и о зеркале, и обо мне, и о том, что у бабушки где-то есть записи, в которых хранятся знания, полученные ею в таборе.

- И что, что там?

- Нууууу, - протянула Рада и засмеялась. – Там много всего, но половину слов не разобрать. Уж больно почерк плохой у бабушки. Однако самое интересное я расшифровала - то, что касается нашего зеркала.

Рада провела рукой по деревянной резной раме, и я неосознанно повторила ее жест, ощущая, как от волнения сердце начинает разгонять ритм.

- Не тяни!

- Раньше я думала, что оно – только способ общения с тобой. Как в сказке – «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду покажи». Но теперь понимаю, что это портал, который позволяет нам поменяться с тобой местами.

Я замерла, пытаясь понять сказанные моим двойником слова.

- То есть … я могу оказаться в твоем мире, а ты – в моем? Ты веришь в это?

Как часто в детстве мы мечтали о том, чтобы как в сказке, очутиться по одну сторону Зазеркалья вдвоем, провести день в компании, будучи не привязанными к какому-то предмету.

- Да, - счастливо кивнула Рада. – И знаешь, на завтра у меня по расписанию посещение спа-салона, маникюры-педикюры и прочий релакс. А у тебя какие планы?

- А у меня, - протянула я, собираясь мыслями, и вдруг засмеялась. - А у меня планы сходить на спа. Рискуем?

- А то, - счастливо улыбнулась мне Рада и прижалась носом к зеркалу. – Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо. Верь мне.

- Люблю тебя, - ответила я. – Что нужно сделать?

- Тащи с кухни папин нож и ничего не бойся, просто повторяй за мной.

Еще до конца не осознавая, на что подписалась, я рванула на кухню, открыла полку и вытащила старый отцовский нож. Всегда остро заточенный, с резной рукояткой, он выглядел произведением искусства, а не столовым прибором.

Следующие движения были словно во сне. Вот мы замерли с Радой возле зеркала, она шепчет что-то на романи чиб, и я краем сознания выхватывала знакомые слова – «дуй, романо рат, глындало, о ди»[1]

Синхронно мы сделали надрез на левой ладони крест-накрест, и как только на коже проступили красные капельки, прижали ее к холодному стеклу, вмиг начавшему нагреваться. Я уже не видела ничего, кроме Рады, и губы не по собственной воле повторяли незнакомые слова, будто читали по писанному.

Ничего не осталось, кроме нас двоих. Мир вокруг терял ясные контуры и цвета. Я чувствовала, как покрывается мурашками кожа, как покалывает в сосках и в животе, а в ушах троится наш голос, словно уносимый эхом.

И вдруг в один момент все закончилось, зеркало снова стало ледяным, а ладонь отозвалась тупой болью. Мы ошарашено отдернули руки, глядя друг на друга, и я первой решилась спросить:

- Ничего не вышло, да? – где-то в глубине души именно этого я и боялась, слишком все было просто и в тоже время - сказочно. Может, это вообще психическое расстройство или затяжной сон, и я не могу отличить реальность от лимбо?

- А ты оглядись, - откашлявшись, произнесла Рада. До того момента я не видела ничего, кроме зеркала, а теперь с удивлением покрутила головой. Вроде бы тот же чулан в родительском доме, но что-то неуловимо поменялось. Диссонанс усиливался, я узнавала и в тоже время не знала комнату, в которой находилась.

- Черт, черт, Рада! Это невероятно! – отражение захохотало звонким смехом, и через секунду я повторила ее движения. От хохота заболел живот, на глазах выступили слезы, а я все не успокаивалась, не веря происходящему. Я трогала все, что меня окружало, чуть подрагивающими пальцами, а потом провела ими по лицу, по одежде и замерла.

- Стринги? – с удивлением поинтересовалась у Рады.

- Боксеры? – скривилась она в ответ, хватая себя за пятую точку, после чего мы снова засмеялись. - Я пошла исследовать дом, - ответила она. – Все, что может тебе пригодиться, на столе в нашей комнате.

- И в сумке, - добавила я. – Завтра у меня никаких планов, Дима занят, папа на работе. Найдешь, чем развлечь себя?

- Шутить, сестренка? – улыбнулась Рада. – Да у меня в ногах весь мир.

Я вышла из комнаты, разглядывая дом. Ощущение, охватившее меня в чулане, продолжало усиливаться. Дойдя до своей комнаты, я замерла на пороге, вглядываясь в обстановку, в которой жила моя двойняшка.

- А мне здесь нравится, - хмыкнув, я запрыгнула в кровать. Шелковое белье? Кто бы сомневался.

Утром я смогла выползти из комнаты только ближе к десяти. Отца уже не было дома. Несмотря на боровшееся во мне желание увидеть его в этом мире, так, наверное, было лучше.

Программа, составленная Радой на сегодня, оказалась обширной, и я радовалась, точно дитя. Никаких ниток, иголок, примерок, звонков от клиентов, поставщиков. И Димы. Вспомнив о последнем, я поморщилась, но тут же решила – а ну все на фиг, гулять так гулять. Сегодня никто не испортит мне настроение.

Гардероб Рады заставил замереть в нерешительности. Да, в Отражении я оказалась куда раскованнее в выборе одежды. И белья, кстати, тоже. Вытянув алую юбку и черную шифоновую блузку, я закрутилась возле шкафа, чувствуя, как еще больше поднимается настроение – точно в детстве, когда видишь коробку с подарком и уже предвкушаешь, что дальше тебя ждет что-то необыкновенное.

Такси подъехало через десять минут; я накинула на плечи пальто и отправилась в салон. Четыре часа, проведенные в блаженном ничегонеделании, пролетели как пять минут. В голове не было ни одной дельной мысли, и я нехотя вышла из этого состояния. Решив, что такой красоте грех пропадать дома, направилась в торговый центр, не переставая ловить восхищенные взгляды и всматриваться в отражение в витринах магазина.

Для полного счастья не хватало чашки кофе. Я бросила вещи на кресло в кафе возле огромного окна, борясь с желанием накупить яркой одежды. Утащить ее с собой все равно не вышло бы, поэтому затею пришлось оставить. В обычной жизни, несмотря на работу, я предпочитала скромные качественные вещи, а сегодня хотелось праздника.

Улыбаясь, я наблюдала, как мимо спешат люди, с которыми, возможно, мы знакомы в моей реальности, в Оригинале, как я окрестила мысленно свой мир.

И все же, до конца поверить в действительность происходящего было сложно. Еще больше удивляла легкость, с которой мы с Радой решили поменяться местами. Подумав об этом, я покачала головой – откуда такая склонность к авантюрам? И тут же сам по себе появился ответ – я верила Раде, как самой себе, зная, что она не будет рисковать нами, не оценив все шансы. Уверенность в ней автоматом переходила и на предложения, сделанные моим двойником. Все просто.

- Рада? – кто-то коснулся плеча, и я вздрогнула от неожиданности, резко вырванная из своих мыслей. – Не хотел тебя пугать.

Подняв голову, я увидела Илью Сазонова, старого знакомого. Он широко улыбался, возвышаясь надо мной, и я ответила ему тем же. В Оригинале мы с ним ходили на свидания, но Рада в Отражении в это время была влюблена в другого человека, а с Ильей ее связывали только приятельские отношения.

- Привет, - я поднялась ему на встречу и тут же попала в крепкие объятия. Вдохнув теплый аромат цитрусовых духов, защекотавших нос, искренне ответила, - рада видеть тебя.

И я, - от его улыбки морщины вокруг глаз прорезались тонкими лучиками. Кажется, он ничуть не изменился с тех пор, как мы целовались в парке, только седины появилось, добавив волосам перца с солью. «Не с ним», поправила себя мысленно. – Отлично выглядишь.

Щеки заалели, и я смущенно заправила волосы, отводя взгляд.

- Спасибо, Илья. Мы с тобой не виделись целую вечность.

- Это точно, - кивнул он. – В последний раз до того, как я ушел в армию.

- Ты еще не женился?

- Пока не нашел ту самую, - хмыкнул мужчина, усаживаясь напротив. – Нравится здесь? Это кафе нашего друга.

Мы разговаривали с ним часа два, вспоминая общих знакомых. Поначалу страх сболтнуть лишнее останавливал, но потом беседа потекла сама по себе.

Потянувшись, я увидела афишу кинотеатра, отражавшуюся в стекле, и бросила хитрый взгляд на Илью:

- Пошли в кино? Я не была там тысячу лет.

- На какой фильм?

- На «Бонда», конечно, - но этот Сазонов не ходил со мной на задние ряды в кинотеатре, однако согласился с радостью и даже подмигнул.

В темноте зала я вдруг почувствовала беспокойство. Соседство с Ильей доставляло странное томление; исходившее от него тепло просачивалось сквозь тонкую ткань блузки и согревало кожу. Через час это чувство стало невыносимым, я ерзала в кресле, борясь одновременно с двумя желаниями: отстраниться и прижаться к нему теснее. «Что ты творишь? – я ущипнула себя за колено и вдруг почувствовала, как сверху легла его рука, заставив меня замереть.

Я повернула голову к нему и оказалась в плену блестящих в полутьме глаз, а он сказал неожиданно тихо:

- Я помню, как увидел тебя в первый раз. Твои дурацкие белые кроссовки…

И после этих слов у меня словно рухнули сдерживающие барьеры.

Пальцы нервно сжимали подлокотник кресла. Все в животе закрутилось в тугой узел, и было страшно сделать хоть одно движение, потому что казалось еще чуть-чуть, и я подамся вперед, и наши губы соединятся. А мне нельзя, там ждет Дима, и я невеста, и я люблю его, кажется. Наверное, люблю… А Илья никак не замолчит, и как назло фильм идет и идет, и парфюм его цитрусовый делает свое дело, дурманя сознание. На секунду мне кажется, что еще чуть-чуть, и я сорву с себя блузку, и с него – ремень от штанов.

Рука на коленке приходит в движение и поднимается по гладкой ткани юбки вверх, заставляя меня чуть не плача подаваться навстречу ему.

Мне бы сказать «прекрати», да только сила воли испарилась без следа, как и не было ее. Что он шепчет – уже не имеет значения, все равно сознание ни единого слова поймать не может. А рука смелее и смелее, и меня лихорадит от желания, да такого, что ни разу в жизни не было.

- Пошли, - говорит Сазонов, хватая за пораненную ладонь, и я безвольно поднимаюсь за ним. Хочу спросить «куда?», но потом решаю промолчать. Мне все равно.

Мы молча выходим из зала, не обращая внимания на то, как Бонд расправляется со своими врагами, спускаемся на подземную парковку. Я люблю машины, но не понимаю, в какую мы сели, - словно зачарованная я только слежу за тем, что делает Илья.

«А вдруг у нас что-то будет? – эта мысль пугает меня, и не дает переключиться ни на что другое. – Как с этим жить потом?»

Мы едем недолго; Илья останавливает машину возле гаража, бросает мне коротко «сиди», и выходит из автомобиля, а я думаю – когда он успел так измениться? Где тот застенчивый парень, с которым мы гуляли за руку по лесу? Может, армия повлияла на него, а может – он всегда был таким здесь, в Отражении.

Я тереблю нервно волосы, уложенные тугими кудрями, и уже почти решаюсь сбежать из машины, когда Сазонов появляется в дверях.

- Это мой дом, - Илья включает свет, и первое, что я вижу – большой гараж. Раритетные «Волга», «Москвич». Старый БМВ M3, на котором мы приехали, в кузове времен молодости моей бабушки, но, тем не менее, в превосходном состоянии.

- Можешь не озвучивать свои увлечения, - хмыкнула я, чувствуя, что ко мне снова возвращается дар речи. Я провожу рукой по теплому гладкому боку иномарки, вспоминая о любви Илье к самым редким и особенным машинам.

Он опускает голову, пряча улыбку, и кивает в сторону:

- Идем наверх, - и только после этого я обращаю внимание на лестницу, ведущую на второй этаж.

Ощущение опьянения, накрывшее меня в кинотеатре, бесследно исчезало. Мы поднялись, и я принялась вертеть головой, разглядывая чужое жилье. Теплые тона, дерево, свет, - все это напоминало отцовский дом и потому казалось близким и родным. Обманчивое впечатление, этот мир не был мне родным.

- Уютно.

- Спасибо, - Илья остановился за спиной, помогая снять пальто. Теплые пальцы задержались на шее на миг дольше требуемого, вынуждая шагнуть в сторону и увеличить расстояние между нами. На кой черт я приехала сюда? Выдержка никогда не была моим лучшим качеством.

Надо возвращаться в Оригинал, к своим делам и проблемам.

- Вопрос киношный, но хочешь выпить что-нибудь? – спросил он. Я повернула к нему голову вполоборота и кивнула:

- Чай. Есть фруктовый? С вишней…

Ответа не последовало, но послышался звон посуды и звук включенного чайника. Пока вода не закипела, я подошла ближе к полке, на которой стопкой лежали распечатанные фотографии. Несколько – из армии, в бронежилете или тельняшке, открывающей сильные руки; с друзьями, родителями, в большой компании близких. Чьи-то лица казались знакомыми, - ничего удивительно, если учесть, при каких обстоятельствах состоялась наша первая встреча.

- С вишней нет. Но есть варенье, - я улыбнулась, почувствовав, как расслабляются плечи. – Будешь?

Я села за барную стойку, наблюдая, как Илья разливает чай. Светлая свободная футболка не скрывала широких плеч. Темные глаза, густые ресницы, суровая складка между бровей. Он повернулся спиной, и я невольно опустила взгляд ниже талии, после чего зажмурилась.

Илья протянул чашку, звякнув об стол стеклом часов с темным браслетом, и сел напротив. Я подперла ладонью лицо и стала ждать.

- Не смотри так, Рада, - Илья устало потер переносицу, словно рукой защищаясь от моего взгляда.

- Стесняешься?

- Боюсь не сдержаться.

К такому ответу я была готова, но отворачиваться не стала. Словно бес вселился, ей-богу.

- Может, тогда расскажешь, зачем мы сюда приехали?

- Неплохо было бы знать это самому.

Мы оба замолчали, я сделала глоток и обожгла язык, чертыхнувшись. Илья тут же подался вперед, нависая над столом, словно собираясь помочь, и мы неожиданно оказались всего в паре сантиметров друг от друга.

- Что случилось? – встревоженные интонации в вопросе сменились иными. Пока я придумывала ответ, он вдруг мягко коснулся моего затылка ладонью, притягивая к себе, и поцеловал.

Наверное, никакой неожиданностью это не было. Наверное, я даже ждала этого момента, хоть и убеждала себя сбежать быстрее прочь. Поэтому наплевав на все, я начала отвечать на его действия взаимностью. Илья потянул меня еще сильнее, и я, не отпуская его твердых губ, взобралась на стол, сначала ладонями, потом – коленями. Чашка с чаем опрокинулась на ноги, но это было ерундой. Его острый язык нежно касался моего, словно исследуя, и я в тот момент словно летела, не чувствуя гравитации. Еще секунды спустя я уже миновала разделявшую нас преграду, прижимаясь всем телом к нему. Ноги обхватывали мужские бедра, джинсы Ильи не скрывали того, что он возбужден. Его пальцы пытались справиться с пуговицами на блузке, а я всячески пыталась помочь ему избавить меня от одежды. Во мне не осталось ничего, кроме дикого желания. В конце концов, мужчина дернул блузку на груди в разные стороны, и я услышала, как по полу застучали оторванные пуговицы. Илья наклонился вперед, стягивая с плеч бретели бюстгальтера и касаясь груди горячими пальцами.

Звонок в дверь заставил нас отпрянуть друг от друга. Я тяжело дышала и пока еще была готова продолжить начатое, но звук не смолкал.

- Черт, - выругался Илья. – Я сейчас.

Он вышел из кухни, оставив меня в одиночестве. Я отошла от стола и увидела свое отражение в зеркале.

- Твою мать! – простонала, оценивая размазавшуюся помаду, задранную до бедер юбку с пятном от чая, блузку без пуговиц. Часы показывали половину второго ночи, и хоть мы с Радой не договаривались о точном времени, но нужно было возвращаться: пошли вторые сутки моего пребывания здесь.

Я не знала, как быть с Ильей. Не придумав ничего лучшего, сорвала с холодильника листок для записей и начеркала на нем дрожащей рукой «Не ищи меня. Пожалуйста».

Пробравшись на цыпочках в коридор, увидела, что Илья спустился вниз, к гаражам. Рядом была еще одна лестница, и что-то подсказывало, что это еще один выход из дома. Второпях натянув пальто и обувь, я сбежала вниз по ступенькам, открыла дверь и оказалась на улице.

Город окутал туман; пахло жженой листвой и курицей с чесноком. От запаха еды замутило, и я, закусив губу, побежала вперед, радуясь, что погода словно сама скрывает от взглядов. Нужно было вызвать такси, но я никак не могла сообразить, где нахожусь. Слоняться по улицам в такое время – не безопасное занятие, да еще была вероятность, что Илья все-таки решит найти беглянку, поэтому встав в тени раскидистого дерева, я включила навигацию на телефоне. Спустя десять минут такси уже везло меня к дому отца, а я смотрела в окно невидящим взглядом, чувствуя на себе аромат чужого мужчины и тепло его губ.

Отец уже спал, и я тихонько пробралась в ванную. Перед встречей с Радой стоило привести себя в порядок. Я бросила в стирку все вещи и попыталась придать лицу счастливое выражение прежде, чем усаживаться напротив зеркала.

- Бахталэс, - поприветствовала я своего двойника и сразу взялась за нож, делая разрез уже на правой руке.

На этот раз все прошло еще быстрее. Оказавшись в родном мире, я словно вынырнула на поверхность и смогла задышать полной грудью. Силы у обеих были на исходе; мы вкратце поделились событиями сегодняшнего дня. Говорить об Илье я не стала, надеясь, что либо это тайна так и умрет со мной, либо однажды наступит день, когда мне не будет стыдно за содеянное. Пока что эти воспоминания хотелось запрятать как можно глубже.

Рада рассказала, что Дима приезжал с извинениями, а папа пошел на мировую, согласившись на вторую встречу.

- А еще я привела тебя в порядок, накупила шмоток и провела весь день с выключенным телефоном. Так что можешь с легким сердцем жить дальше. И не стоит благодарности.

Отправив Раде воздушный поцелуй, я поднялась наверх, легла в кровать и начала плакать так, словно в очередной раз лишилась родного человека.

Последующие дни были ничем не примечательными, и меня безумно радовал этот факт. Я вернулась в свою квартиру, ходила на работу, разговаривала по телефону с Димкой, уехавшим на пару дней из города, и пыталась забыть чужой поцелуй.

В субботу утром я заехала к папе, решив, что стоит перетащить зеркало к себе. Мне не хватало общения со своим отраженьем, а приезжать в отчий дом с ночевкой с каждым разом становилось сложнее: Дима все чаще возражал против таких отлучек, не стесняясь в выражениях.

Иногда такое поведение пугало. Из души компании он превращался в тирана, пытавшегося запереть меня в четырех стенах, огородить от знакомых и навязать свое мнение. В глубине души я боялась этих вспышек гнева, но глупая надежда, что я в силах изменить чужой характер, не угасала.

Я установила зеркало, надеясь, что нам удастся поговорить с Радой до приезда жениха.

- Знаешь, а ведь мне стало интересно посмотреть, есть ли у нас такой же Дима, как и у тебя, - заговорила она первой. – Он мог бы оказаться холостым и в моем мире, и кто знает, как сложилась бы наша дальнейшая судьба, - Рада сделала многозначительную паузу, и я уже готова была рассмеяться, как она продолжила. – Но здесь Димка женат. Оказалось, что его супруга – моя клиентка, и у нас много общих знакомых. Земля, конечно, полнится слухами, но … Говорят, Симаков торгует наркотой. Оттого у него дома, квартиры и машины.

- К чему ты клонишь?

- Ты же знаешь, что в наших мирах не все события параллельны. Но присмотрись к нему, слышишь? Ведь ты и сама не в курсе, где он работает и чем промышляет.

- Все, хватит на сегодня, - я резко встала. – Не хочу об этом. Он порядочный человек. Может в твоем мире Димка и скотина, а в моем – будущий муж.

Я вышла из комнаты, нервно хлопнув дверью. Да она с ума сошла! Димка по какой-то причине не нравился Раде с первого дня знакомства, и я склонялась к тому, что и это, как в случае с отцом, банальная ревность. Но сегодня мое отражение перешло все границы. Наши миры не всегда одинаковы, и чем больше времени проходит после смерти бабушки, тем больше разницы в жизни знакомых и близких мы видим. Глобальные вопросы, мировое господство, курс доллара – каким-то образом в этом сохраняется синхронность, но когда дело касается истории одного человека, все становится по-другому. Роза рассказывала, что до нашего с Радой рождения судьбы женщин в нашем роду мало чем отличались между мирами, однако теперь все менялось сильнее и сильнее, и потому я не собиралась зацикливаться на чужих словах.

Плохое настроение заставило меня со злости отдраить всю квартиру, сварить ужин на роту солдат и разобрать старые бумаги. К приезду Димы я почти полностью успокоилась и смогла встретить его с улыбкой.

- Моя красавица, как я соскучился, - он с порога прижал меня к стене и начал стаскивать футболку. – Мне так понравилось, что мы делали с тобой в доме у отца, что я всю неделю только о том и думал, - страстным шепотом проговорил мужчина, а я почувствовала, как вся краска сошла с лица. – Ты же знаешь, как я люблю, чтобы жестко, да?

У отца? Неделю назад? Перед глазами замелькал поцелуй с Ильей, и только потом, следующим кадром, всплыла возможная сцена нашего с Симаковым примирения. Но, судя по всему, в главной роли была не я, а мой двойник.

Я не могла сдвинуться с места, а Дима все продолжал в красках описывать сексуальные сцены, которые он воплощал с моим самым близким человеком. Сердце болезненно заныло, и я согнулась вперед, закрывая ладонью рот.

- Мне плохо, - промычала я неразборчиво и побежала в ванную комнату, заперев за собой дверь. Наклонилась над раковиной, и почувствовала, как горькая желчь подкатывает к горлу. Сделав пару глотков ледяной воды прямо из-под крана, я смогла выпрямиться и с ненавистью уставилась на собственное отражение. «Как ты могла?» – хотелось кричать мне, но зеркало в ванной было простым, и не показывало лица изменщицы.

Дима беспокойно барабанил в дверь, и пока она не слетела с петель, я вышла навстречу ему.

- Что случилось? Ты не беременна? Только этого нам сейчас не хватает, - недовольно протянул он, а я почувствовала отвращение.

- Чем ты занимаешься, Дима? Мы с тобой уже месяц живем вместе, и я не знаю, с чем связана твоя работа.

- Я же говорил тебе, - вдруг разозлился он. – К чему задавать по десять раз тупые вопросы?

- Они не тупые, - неожиданно накатившие равнодушие позволило говорить спокойно. – Я хочу знать, где работает мой будущий муж. Или ты уже передумал?

- Что происходит, черт возьми? – неожиданно закричал мужчина, ударяя в стену давно сбитыми костяшками правой руки. – Какого хрена ты мне нервы треплешь? Я пришел с работы, хочу тебя, а ты вместо этого изображаешь умирающего лебедя и донимаешь расспросами.

Я молча развернулась и пошла в спальню, но Дима резко схватил меня за локоть и дернул на себя.

- Куда? Мы не договорили.

- Отпусти. Я устала

- Устала? От меня? – он зло встряхнул меня, словно тряпичную куклу, и я вдруг заорала:

- Пошел на хрен! Я сказала – отпусти!

Последовавшая пощечина прозвучала как выстрел. Я не сразу почувствовала обжигающую щеку боль. Унизительнее поступка придумать было сложно: никогда, ни разу в жизни меня не били, и теперь я чувствовала себя хуже некуда.

- Прости, прости, малышка, - Дима схватился за голову. – Я сам не понял, как это произошло, я не буду так никогда больше, ты веришь мне? Веришь? Малышка, не молчи, я умоляю тебя.

Он говорил и говорил, тряс меня за плечи, пытаясь растормошить, а я только держала ледяную ладонь на полыхающей щеке.

Симаков перенес меня на кровать, укутал одеялом, забрался рядом и принялся гладить, точно маленького ребенка, шепча всякий бред. Я слушала его и все больше убеждалась в одной мысли: отец был прав, не надо торопиться. Шить свадебное платье еще очень рано.

Я не спала до самого рассвета, Димка сдался намного раньше. Стоя возле окна, я наблюдала, как медленно просыпается город в выходной день. Двор потихоньку пустел, туман, не отпускавший город всю эту неделю, не спеша рассеивался. «На флоте его называют морская пыль», - вспомнила я слова Ильи.

Я провела ладонью по губам, словно оживляя наш поцелуй, и достала сотовый телефон. Его номера у меня не было, зато в соцсетях найти проблем не составила. «Сазонов Илья», - вбила в поиск, и уже через минуту на экране появилось знакомое улыбающееся лицо с лучиками-морщинками. Пролистав фотографии, часть из которых я уже видела в Отражении, я откинула гаджет в сторону. На последнем снимке он, девушка в платье с вырезом, подчеркивающим все ее изгибы и пышную грудь, и кот. Почему-то этот факт добил больше остального. Чего я хотела? Ответа на этот вопрос не было, в голове творилась каша.

Не желая дожидаться, когда Дима проснется, я оделась и вышла на улицу, бесцельно бредя вперед. Я не знала, кто поступил хуже – Рада или Дима, и имела ли я право обвинять их после того, что сама творила в Отражении? Да я и здесь все время продолжала думать об Илье, точно зачарованная. Если бы не было снимка с девушкой, что бы я делала? Отправилась к нему? Как объяснить самой себе, что это два разных человека? Я покачала головой, размышляя вслух, пока не обнаружила, как странно смотрят на меня прохожие.

Увидев впереди знакомую вывеску, с удивлением сообразила, что прошагала почти десять остановок. Открыв стеклянные двери, я села за стол у окна, позвала официантку и заказала кофе.

- Скажите, а вашего директора случайно не Саша зовут? – спросила, когда она принесла мне заказ. Девушка отрицательно покачала головой и забрала меню.

Я просидела там несколько часов, не понимая, чего жду. Пару раз звонил Дима, но я выключила надоедливый телефон, поняв, что не готова к разговору с ним. Для начала было бы неплохо собраться, но чувство опустошения не покидало.

Выпив еще пару чашек кофе, я все же решилась поехать домой. Осторожно открыв дверь, убедилась, что в квартире никого. Бросила связку ключей на тумбочку и, не снимая обуви и пальто, прошла к зеркалу. Глаза, больные, с полопавшимися сосудами, складка между бровей, опущенные уголки губ. Я ждала, когда отражение сменится цветущим лицом Рады, но ничего не происходило.

- Бахталэс, - безо всякой надежды, скорее, по привычке, произнесла приветствие, и она отозвалась:

- Я здесь.

Не знаю, кто из нас в тот момент выглядел хуже, но желания интересоваться ее состоянием не возникало.

- Почему ты не сказала?

- Рада, - она вдруг зарыдала, закрывая рот ладонью, словно пытаясь сдержать крик. Такой знакомый, такой родной жест вызвал только раздражение. Я не шевелилась, позволяя ей восстановить дыхание и ответить. – Рада, он … он сам. Он меня силой взял, понимаешь? Я хотела домой отправить его, до твоего прихода, и не смогла, он, как навалится на меня в коридоре…

Я медленно прижалась к стене, ощущая, что теряю ориентиры. Комната вращалась и воздуха становилась все меньше; пространство давило на плечи, сбивая с ног. Так же тихо я опустилась вниз по стене и зажмурила глаза, словно ожидая, что вместе с этим пропадет весь окружавший ужас.

Прекрати, - попросила ее тихо. Слушать дальше о том, что они творили, было невозможно. Меня трясло; ее тоже. – Почему ты не сказала сразу?

- Я не смогла… Не смогла сделать тебе больно, ты такая счастливая в тот день была.

Криво усмехнувшись, я вытянула перед собой ноги. Очень счастливая.

- И ты позволила мне остаться с человеком, который, по сути, изнасиловал свою невесту? Вчера Дима съездил мне по лицу. Я больше не хочу с ним быть. Сейчас соберу вещи и выставлю вон. Если бы ты сказала раньше, все могло бы кончиться в разы быстрее.

- Радочка… Давай я сделаю это за тебя?

- Хочешь повторения того вечера?

Заявлять этого не стоило. Она так посмотрела на меня, что язык к небу прирос.

- Прости… Извини, Рада, я не хотела это говорить. Я справлюсь сама. Думаю, меняться местами больше не стоит.

- Мне сейчас нужно идти. Я приду ночью, поговорим? Пожалуйста. Только не бросай меня, слышишь? Ведь больше никого нет.

- Хорошо, Рада.

Попрощавшись с ней, я зашла в комнату и остановилась напротив шкафа. Распахнула дверцы и начала методично вываливать на кровать мужские вещи, не заботясь об аккуратности.

Одежды набралось много; напихав четыре больших пакета, прошлась с ревизией по квартире. Смела из ванной все бритвенные принадлежности, на кухне захватила чашку. Зажигалка, пепельница с балкона, зарядник для телефона, домашние тапочки, раньше считавшиеся гостевыми. Сложила все возле входной двери и села на кровать, упершись головой в ладони. Как-то неожиданно мой мир полетел под откос, и все началось с того, что мы поменялись местами с Радой. Наверное, не зря бабушка запрещала приближаться к зеркалу. Не могло такое перемещение не оставить следа в ходе истории.

торчать в четырех стенах стало невмоготу, я выбралась на балкон, наблюдая, как город погружается в белую снежную пелену. Горячий чай с вишней согревал озябшие ладони, но и он не мог избавить от внутреннего холода. У меня мерзла душа.

Я отправила смс Диме, что он может забирать свои вещи, и снова отключила телефон. Трусливое поведение, но и на это было оправдание. По крайней мере, сегодня.

В двенадцать часов ночи я подошла к зеркалу, еще не зная, о чем говорить с Радой. В одном я была уверена точно: меняться больше нельзя, о чем и сказала ей снова.

- Это совпадение, малышка, - мягко ответила она. – Не надо бояться.

- К чему этот разговор, родная? Я больше просто не решусь.

- А тебе и не нужно.

В таком духе мы проговорили почти час, споря по каждой мелочи, чего давно уже не было. Однако разговор закончился на дружелюбной ноте, хотя от усталости меня так клонило сон, что подробности напрочь стерлись из памяти.

Видимо, я так и заснула в коридоре, возле зеркала. Потянувшись, с удивлением обнаружила, что лежу наполу, и, несмотря на мягкий ковер с высоким ворсом, тело болело от неудобной позы. Кое-как поднявшись, я пошла умываться и вдруг замерла посреди коридора: вещей Симакова не было. Когда он успел забрать их? Ключи от квартиры у него имелись, но зная его хоть немного, я с трудом представляла, что он удержится минимум от пары резких слов на прощание, а максимум – от некрасивой сцены.

Что ж, все было к лучшему. Именно этого я сейчас и хотела: одиночества и тишины.

Зайдя на кухню, я широко зевнула, включая чайник и щелкая пультом телевизора. Вместо привычного музыкального вещали новости, и я рассеяно начала листать каналы, пытаясь отыскать какой-нибудь неназойливый фон.

Чайник щелкнул; я налила заварки, кипятка и взобралась с ногами на стул, смотря невидящим взглядом в телевизор. Сделала глоток… и выплюнула обратно.

- Жасмин? – удивлению не было пределов, я терпеть не могла зеленый чай. Димка, что ли, вчера тут хозяйствовал? И ходил мимо, видя, как я на полу приютилась, точно сирота.

Распахнув кухонный шкафчик, обнаружила там несколько упаковок незнакомого чая. Открыла холодильник, сняла со сковородки крышку: вместо рыбы – мясо.

- Нет, нет, только не это, - я заглядывала во все углы, открывала шкафы, отказываясь верить в очевидное.

Грязно выругавшись, я подбежала к зеркалу и рявкнула:

- Рада, твою мать! – но тишина была ответом. Я тяжело дышала, и с ненавистью смотря на собственное лицо, на черные волосы, уложенные кудрями, на красный лак, на ажурное колкое белье под вырезом халата.

Это была не я, и я не хотела жить чужой жизнью. Да, там остались проблемы, разбитое сердце, предательство. Но при этом там были мои друзья, моя работа, отец.

Я заметалась по квартире, не зная, за что хвататься, и бормоча бессвязные ругательства. Взглянула на ладони – так и есть, крестообразный порез, свежий, глубокий. Как она могла сделать это без моего желания? Что было в этих чертовых дневниках бабушки?

И главное, почему? Почему ей понадобилась моя жизнь? У нас обеих было все, что нужно для счастья: любимая работа, собственное жилье, здоровье. За ней волочилось немыслимое число поклонников, свидания и встречи через день. В моем мире – парень, берущий женщин силой и не стесняющийся дать им по лицу.

Я замерла. А было ли все против ее воли? Могла ли Рада поддаться искушению?

Я хотела сказать «нет», но врать самой себе было бессмысленно. Могла.

Перетащив зеркало в спальню, я села напротив него. Рано или поздно она должна была появиться там. «Бахталэс», - твердила, словно завороженная, но отражение не менялось.

Чужой мир словно и сам пытался выгнать меня вон: на улице бушевала метель, за которой не было видно ближайших домов, головная боль стала не выносимой. Что же делать?

Только один человек мог поверить в то, что произошло. Отец всегда знал, что бабушкино зеркало – не просто предмет интерьера. Догадывался он и о том, с кем я общаюсь в чулане, но никогда не задавал вопросов, а я по-прежнему продолжала скрывать от него. Игра, в которой каждый действует согласно отведенной роли, зная сценарий наперед.

Мобильник Рады лежал на столе. Я набрала номер папы, молясь, чтобы он взял трубку. Насчитав десять долгих гудков, за время которых я уже отчаялась дождаться ответа, отец произнес коротко:

- Да, - и я расплакалась, поняв, что теперь мне есть к кому идти за помощью или советом.

- Папочка, ты дома?

- Тебе какое дело? - ответил он холодно и все внутри упало.

- Пап, мне помощь твоя нужна, - еще не понимая, продолжила, но отец резко оборвал:

- Я тебе сказал вчера, у меня больше нет дочери. Забудь этот номер.

Телефон щелкнул, разъединяя абонентов, и выскользнул из рук на ковер. Звук удара заглушил пушистый ворс, а я не могла пошевелиться, чтобы поднять его. Что она натворила здесь? Если даже родной отец отвернулся от нее. От меня?

Я подавила рвущееся желание броситься к зеркалу и заколотить по нему кулаками, вызывая эту дрянь на ответ.

Снова пикнул телефон, и я судорожно вцепилась в него, надеясь, что отец передумал. Мне нужно с ним увидеться и рассказать всю правду. Да, он не желает видеть Раду, но я – не она, я другой человек, и папа поймет это, обязательно.

Открыв сообщение, я непонимающее нахмурилась «Верни деньги, сука, иначе жить тебе до вечера».

- Какого?..

Договорить я не успела; послышался звон оконного стекла, и в квартиру влетел огромный камень, осыпая меня острым градом осколков. Я наклонилась, пряча голову рукой, не в силах даже закричать. Каждая минута, проведенная в Отражении, стоила мне миллиона умирающих нейронов, и сложно было представить, что ждет впереди, какой очередной сюрприз приготовила моя двойняшка. Еще страшнее было оттого, что сообщение, отправленное Раде, написал Дима.

… Долгое пребывание в квартире страшило. Я спрятала на всякий случай зеркало, боясь, что в следующий раз его могут разбить и мне придется коротать здесь свою, судя по обстоятельствам, недолгую жизнь. Запихнула вещи первой необходимости в сумку, переоделась в джинсы, натянула теплый свитер, ботинки, спортивную куртку, волосы спрятала под шапкой.

Прекрасно понимая, что каждый встреченный прохожий может оказаться врагом, надвинула пониже капюшон и отправилась к человеку, который стал моей последней надеждой.

В дневном свете вспомнить по памяти дом Ильи оказалось довольно просто. Был ли он сейчас у себя? Я готовилась к долгому ожиданию где-нибудь подальше от прохожих и машин, но удача впервые за день повернулась ко мне лицом: стоило нажать на звонок, как он почти сразу распахнул дверь, вытирая масло с рук мягкой тряпкой.

- Привет, - сказала тихо. Сазонов привалился плечом к косяку, словно подталкивая продолжить разговор, а я не знала с чего начать. Нервно теребила ручку сумки и не могла оторваться от его карих глаз, а язык словно онемел. Илья не торопил, но и помогать не собирался. Лицо серьезное, хмурое. На щеке темная полоса – след от сегодняшней работы, и мне хочется коснуться, стереть его.

- У меня мало времени. Если сказать нечего, не буду тебя задерживать, - он начинает закрывать дверь, и только после этого я словно отмираю, хватая мужчину за руку.

- Пусти, - шепчу, ощущая как еще чуть-чуть, и голос сорвется. – Я объясню все. Только не здесь.

Илья молча пропускает меня внутрь гаража. Знакомый «БМВ» с поднятым капотом, рядом инструменты. Он вытирает руки, а я не свожу глаз с его спины, вспоминая, что делала тут неделю назад. Кажется, с этого момента прошла целая вечность.

Мы поднимаемся наверх, в руках дурацкая сумка, которую я не знаю, куда приткнуть. Илья забирает ее, устраивая возле дивана, а я подбираю слова, чтобы начать рассказ, но как назло, ничего не выходит.

Он достает из шкафа чай, и я успеваю увидеть нарисованные на нем вишни. Сердце сжимается, и я, наконец, начинаю рассказывать.

Сначала речь льется бессвязно, но чем дольше говорю, тем больше успокаиваюсь. На его лице – неверие, другой реакции сложно ожидать. Когда я заканчиваю, Илья сидит на барном стуле, подперев кулаком лицо. Все это время я стараюсь избегать прямого взгляда, сосредоточившись на его руках, но и они отвлекают. Кожа еще помнит горячие прикосновения, и я кляну себя за то, что думаю совсем не о спасении собственной шкуры.

- Я должен поверить в эту историю?

- Не должен, - мы смотрим друг на друга, а в голове – туман. Как бы не завело наваждение за пределы разумного. – Но мне больше не к кому идти.

Илья встает, обходит комнату. Я вижу, как напряжены его мышцы, и боюсь думать о том, что у него в голове. А сама бы я смогла поверить? Не вызвала бы санитаров, приди ко мне с такими речами? Не знаю, не знаю.

- Что ты хочешь от меня?

- Мне нужно найти бабушкину тетрадь. Это последний шанс выбраться отсюда.

- Ты знаешь, где ее искать?

- Примерно догадываюсь, - на самом деле, это единственный возможный вариант. – Мне нужно забраться в дом к отцу.

- Забраться? – Илья вскинул бровь, а я со вздохом рассказала о звонке папе.

- Если не получится вернуться, что ты будешь делать?

- Пожалуйста, не задавай вопросы, ответов на которых нет.

- Я тебя понял.

Снова молчание наполняет комнату, Илья выходит из нее, а я смотрю на свое отражение в зеркале. Кажется, как будто оно усмехается надо мной, и я торопливо отхожу в сторону, хватая книгу со стола. «Сто лет одиночества», - читаю название и удивляюсь. Знаю ли я этого человека? Знаю ли я хоть кого-нибудь настолько, чтобы быть уверенной в нем?

Невеселые ответы терзают душу, но размышлять долго мне не дают. Появляется Илья, переодевшийся в темные джинсы и серую толстовку с капюшоном.

- Поехали, - зовет он, и я хватаю сумку с вещами. Мужчина смотрит удивленно, но ничего не говорит. Понимает, что я здесь – временный гость.

Мы садимся в машину и плавно выезжаем со двора.

- Тридцатая? – спрашиваю, поглаживая панель.

- Угадала, - кажется, вопрос об автомобиле слегка прибавляет настроения и я, ободренная успехом, продолжаю:

- Прости, что тогда убежала. Я думала, что больше не увижусь с тобой, и не хотела делать больно.

- Кому?

Я наклоняю голову, пряча лицо за спадающими волосами, и снова повторяю еле слышно «прости».

Дорога до отцовского дома наполнена молчанием, разбавленным тихим голосом солиста «Сплина». Музыка играет чуть слышно, зато звонок на мобильнике раздается словно гром среди ясного неба. От неожиданности я вздрагиваю, а увидев номер звонящего, решаю не брать.

- Кто там? – вопрос Ильи звучит слегка собственнически, но я говорю:

- Дима.

- Ответь.

Нехотя нажимаю на прием и слышу отборную брань в свой адрес, срывающуюся на крики. Не отводя глаз от дороги, Сазонов забирает трубку, слушает с минуту, после чего произносит:

- Отстань от девчонки. На твоем месте я бы не раскидывался угрозами, иногда за такие слова можно неслабо схлопотать.

Говорить дальше он не собирается, протягивая смартфон обратно, а я вцепляюсь в него, ощущая чужое тепло. Дура, о чем ты думаешь…

Чем ближе мы к дому отца, тем сильнее я начинаю дрожать. Илья искоса смотрит на меня и подкручивает печку, но теплее не становится. Этот холод снова идет изнутри, и я не знаю, чем его можно согреть.

- Сверни вот здесь, - окна в доме папы не горят. Спит? Уехал? Лучше бы второй вариант, но я готова к любому.

Мне не нужно заходить в сам дом, я вовсе не уверена, что один из связки ключей подойдет к местному замку. Сзади – беседка, в ней стол, два кресла, старый сундук. Между ним и стенкой есть небольшое отверстие, размера которого хватает ровно настолько, чтобы засунуть туда руку. Я делаю глубокий вдох как перед нырком и протягиваю ладонь. Когда пальцы нащупывают шуршащий уголок пакета, сердце уже готово насквозь протаранить грудь от волнения. «Хоть бы оно, хоть бы…»

Тетрадки старые, холодные. Рада надежно запаковала записи, но не учла одного – об этом тайнике мы узнали одновременно, как и о многих других вещах, и проще было их уничтожить, а не прятать. По крайней мере, именно так я и сделаю.

Обратно к машине я бегу, оставляя следы каблуков на свежевыпавшем снегу. До утра их обязательно заметет, и вряд ли отец поймет, что я была ночью здесь. Осталось еще немного. Илья стоит возле машины, опираясь на капот. Я спешу к нему, думая, что вместе нам быть - час от силы, и вряд ли за это время я смогу узнать его лучше.

- Вот она! - я слышу крик и поворачиваясь к звуку. Яркие фары ослепляют, я инстинктивно закрываю лицо от света и теряю драгоценные секунды, стоя на месте.

Двое парней бегут в мою сторону, но Илья хватает меня за рукав и прячет за собой еще до того, как они оказываются рядом.

- Свалил, придурок! – орет один из них и сразу получает кулаком в нос. Второй бросается следом, но и он через мгновение оказывается сбитым с ног. «Морская пехота – это вам не шутки», - в голову лезут всякие глупости, и я вдруг понимаю, что вхожу в число тех людей, которые без чужой помощи в книгах и фильмах дохнут первыми, еще до того, как зрители запомнят их имя. Я – балласт. Бред, бред, бред…

Пока нападавшие не успели прийти в себя, Илья заталкивает меня на заднее сиденье и резко стартует с места. Я вижу его профиль, временами выхватываемый из темноты светом дорожных фонарей. «Он красивый», - думаю я, а вслух говорю:

- Как ты?

- Рада, в какие игры ты играешь? Расскажи правду, и я постараюсь тебе помочь, - голос спокойный, словно ничего особенного вокруг не происходит.

- Это и есть правда, Илья, - я закачала головой, горько усмехаясь. – Я не знаю, во что она меня впутала, и не знаю, как вылезти из этого дерьма.

Мы остановили машину невдалеке от города. Заглушив мотор, Илья поправил зеркало заднего вида так, чтобы смотреть мне в глаза. Я ловлю его усталый взгляд и понимаю, что сама едва ли выгляжу лучше, и руки тянутся поправить волосы.

- Они ждали тебя возле дома отца, значит, и в квартире не безопасно. Нам обязательно туда идти?

-Мне – да, - я покусала губы, вздохнула и добавила: - А тебе нет. Спасибо за помощь, дальше я как-нибудь сама.

Я схватилась за ручку двери, намереваясь выйти из автомобиля, но Илья рявкнул:

- Сидеть! – и я дернулась всем телом. – Думаешь, это так просто? Начесала мне с три короба, а потом свалишь в неизвестном направлении во второй раз? Что это за страсть к пряткам такая, скажи?

Я откинулась на сиденье, начиная раздражаться.

- Я же уже извинилась! Что мне еще нужно сделать? Ты не веришь моим словам, я не могу тебе ничего доказать. O.K., один-один, дальше движения нет. Останови где-нибудь в городе и забудь это навсегда.

- У меня дурной характер, но если я ввязался в дело, уже не отступлю. Я могу зайти к тебе домой и вытащить это гребаное зеркало.

- Нет, - я замотала головой. От мысли, что оно при этом постарадает, меня бросило в жар. – Я не могу им рисковать, иначе застряну здесь навсегда.

- Разве этот мир так плох? – уже тише ответил он, и я удивленно посмотрела на сидевшего напротив человека.

- Нет, не плох. Но он мне чужой. Здесь я никому не нужна, никто меня не любит. Видно, не за что.

- Не тебя, а ее, - поправил Илья.

- Ты все равно в это не веришь.

Мы долго наблюдали за тем, как дворники смахивают снег с лобового стекла, а потом он заговорил, решая, как мы будем пробираться в квартиру.

- Ты сможешь повторить то, что сделала она? – поинтересовался Илья в конце разговора.

- Не знаю. Мне надо хотя бы полчаса, чтобы разобраться в записях, - я достала тетрадку и начала листать страницы, мысленно благодаря Раду за то, что она делала пометки карандашом почти к каждой строчке.

Интересующий меня ритуал нашелся во второй тетради. Он был обведен жирной линией, а рядом вложен листок с переводом и инструкцией. Прочитав его несколько раз, я покачала головой. Ничего сложного, ничего хорошего.

- Можем ехать?

- Теперь да, - я начала называть свой адрес, но Илья перебил меня:

- Я знаю, где ты живешь.

- Откуда?

- Думаешь, когда ты сбежала от меня, я не пошел следом? Я видел, как ты садишься в такси и где выходишь.

- Почему? – пораженно задала я следующий вопрос.

- Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, - буркнул он и прибавил скорости, намекая, что разговор окончен.

Возле подъезда я отдала ключи Сазонову и принялась ждать, лежа на заднем сидении. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Минуты тянулись томительно долго, и непонятно было, чего я боялась больше: не увидеть снова Илью или остаться здесь навсегда.

Через три минуты он стукнул по окну заднего сиденья, и я тут же вылезла к нему навстречу, не забывая при этом вертеть головой по сторонам.

- Дома у тебя чисто. Не думаю, что они начнут выламывать дверь посреди ночи.

Мы спешно зашли в подъезд, поднялись на третий этаж. Оказавшись в знакомой квартире, я ощутила облегчение. Осталось еще чуть-чуть, и я буду дома, а там уже придумаю, как избавиться от этого кошмара.

Разбитое стекло существенно снизило температуру в помещение. Я скинула куртку, но чувствовала зябкий холод на плечах. Илья уселся на диване, разглядывая жилье Рады, почти полностью похожее на мое. Я не стала тянуть время, принесла зеркало в зал и приготовила все необходимое.

- Теперь ты мне веришь? – я обернулась к нему, прежде чем начать ритуал.

- Не знаю. У меня есть два варианта – либо я сейчас увижу что-то действительно необычное, либо у тебя раздвоение личности. Даже не знаю, какой из них мне ближе.

- Что ж хорошего в раздвоении? – подивилась я.

- Тогда ты останешься в моем мире, хоть и будешь чокнутой девкой.

Мы замерли, глядя друг другу в глаза, и я готова была поклясться, что вижу в них такую же тоску, как и в собственных.

- Илья…, - но он перебил:

- Ты понравилась мне с первого взгляда, а я ведь тогда еще совсем зеленым был. Год на моих глазах встречалась с другим, а потом и вовсе пропала. Я же о тебе только после института, в армии, думать перестал, - там у меня вообще мыслей о гражданке не было. А когда вернулся, первым делом на твою страничку зашел, но ты опять не одна.

- Илья, - я не знала, что добавить, и покачала головой.

- А в кафе… Я как тебя увидел, у меня сердце заколотилось, в жар бросило, пот прошиб. Сам говорю с тобой, а мозги набекрень, бред несу. А уж когда ты меня в кино позвала, и я рядом оказался – все, продолжать игру было бессмысленно. От запаха твоего, от тепла чердак слетел. Ты со мной поехала, и я счастью своему не верил: глаза большие, вид испуганный, но идешь, идешь ведь молча следом. Дома чай наливаю, руки дрожат и вот-вот мимо чашки прольют, а ты взгляда не отводишь, смотришь пронзительно.

- А потом? - я не могла оторваться от него, забыв, ради чего здесь нахожусь. Илья говорил, закрыв глаза, чтоб не сбиться; я трясущимися руками обнимала себя, не понимая, почему так все по-дурацки у нас с ним выходило.

- Мы с тобой поцеловались, и я в этот момент только ощутил, наконец, что живу, понимаешь? У тебя губы такие нежные, а у меня из мыслей в голове одна – что сейчас, вот прямо на этом столе я тебя…

- А я сбежала.

- А ты сбежала, - невесело повторил он, по-прежнему не открывая глаз. – И я не мог понять, где же моя ошибка была, что на этот раз я не так сделал.

- Все так, Илья. Дело-то во мне было – как я могла дальше идти, когда меня свой мир ждал, а здесь была бы другая Рада?

- А ты хотела дальше?

Я отвернулась, не собираясь отвечать на вопрос, но в этот момент свет в квартире погас.

- Илья, - сказала испуганно и почувствовала теплую ладонь на плече. – Началось, да?

- Сиди тихо, - произнес мужчина еле слышно и отправился в сторону входной двери. Я нервно кусала костяшки пальцев, боясь оставить зеркало одно: казалось, стоит отойти в сторону, и оно рассыплется на тысячу мелких осколков. Стала бы я жалеть об этом? Или это было то, чего я хотела?

- На площадке двое, возятся с замком. Я закрыл нас на внутренний, сейчас вызовем полицию. Сколько тебе времени понадобится?

- Не знаю. Минут десять, пятнадцать. Что ты будешь делать дальше?

- Занимайся своими делами, - я не видела его лица в темноте, но кивнула, поворачиваясь к приготовленным вещам.

Шум на площадке усиливался, а я зажигала свечи, расставляя их полукругом возле зеркала. На улице тоже не было света, в кромешной тьме прыгающие огоньки, отражаемые стеклянной поверхностью, создавали зловещее ощущение.

От свечей шел сильный запах горелого, и я удивленно потянула носом воздух: такое было впервые.

- Кажется, они подожгли нашу дверь, - Илья оказался возле моей спины, щекоча дыханием кожу. Я резко повернулась к нему… и оказалась в плену крепких рук. Цитрусовый аромат пробивался даже сквозь гарь, заставляя чувствовать слабость под коленками. Жар, исходящий от ладоней, доставал до самых глубин и мне вовсе не хотелось лишаться этого ощущения.

- Второго шанса ведь может и не быть, так? – прошептал он, прежде чем поцеловать, и я внезапно поняла, что так оно и есть. Оттого подавшись вперед, схватила Илью за шею, сокращая до минимума расстояние между нами, желая быть в тот момент с ним одним единым целым.

Он поднял меня так легко, словно я ничего не весила, и через минуту мы оказались на диване. Уже знакомые губы стали родными, а руки на теле – чем-то естественным и необходимым. Илья стянул с меня свитер; следом полетели мои джинсы и его одежда. Горячие пальцы и губы бесстыдно исследовали каждый миллиметр, а я тянулась ему навстречу всем телом, собираясь впитать каждое движение.

- Я буду нежно, - шепнул Илья в ухо, и я покрылась мурашками с этой стороны от мочки до самых кончиков пальцев. Никогда раньше я не испытывала подобного возбуждения, ощущая, как все внизу горит и наполняется влагой. Мужские пальцы скользнули по самой чувствительной точке, и я глухо застонала, прося не останавливаться, и когда на смену им пришли губы, на свете не осталось ничего, кроме нас.

…Комната наполнялась едким дымом и запахом раскаленного железа, но мир передо мной расцветал десятками разноцветных фейерверков, словно вырывая душу из тела. Почти болезненное чувство экстаза заставляло все тело дрожать, а мышцы – ритмично сжиматься.

- Не останавливайся, - пробормотала я хрипло и не успела отдышаться, как Илья оказался внутри меня одним плавным движением, наполняя до самых краев. Я вскрикнула от неожиданности и крепко вцепилась в сильные плечи склонявшегося надо мной мужчины.

- Рада, - протянул он, и в тот миг я готова была остаться с ним навсегда. Илья целовал меня в губы, нежно касался сосков, чуть царапая их зубами, а я выгибалась навстречу, шепча его имя.

Мы любили друг друга, зная, что это последний раз, ловя все ощущения по полной, боясь отодвинуться хоть на чуть-чуть.

Крики испуганных соседей и завывание сирены пожарной машины не смогли заглушить тихий стон Ильи, уткнувшегося в мое плечо. Я сжимала его ногами, не желая отпускать. Мы лежали молча, восстанавливая дыхание, и я просила у Бога не отнимать у меня этого счастья, но у Всевышнего были другие планы на вечер.

Отодвинувшись в сторону, Илья произнес:

- Иди сейчас или будет поздно.

Я резко села, закашлявшись от дыма и ощущая холод без его прикосновений. Стала торопливо искать одежду, но Сазонов остановил меня:

- Время идет. Ты пока можешь и без этого.

Я кивнула, устраиваясь напротив зеркала, и быстрым движением вспорола себе кожу на ладонях. Кровь брызнула на пол, но я спешно зачитала слова, написанные на листке, и уже через пару секунд смогла увидеть Раду. Она была в одном белье, с Димой, в его съемной квартире. Это зрелище не вызвало ни единой эмоции, и я продолжила чтение заклинания. Оно помогло бы мне переместиться к моему двойнику, а ее автоматом вышибло из этого мира на пустующее место. Где бы она оказалась тогда – в горящей квартире рядом с Ильей или на улице посреди снежной бури, было неизвестно; впрочем, могли быть и иные миры, готовые принять эту дрянь. Ее это тоже не заботило вчера ночью.

С первой частью было готово.

Я подняла глаза на Илью, сидевшего напротив. Он внимательно смотрел на мое лицо, хмуря брови.

- Пойдем со мной, - выпалила я. – Я смогу переместить нас обоих.

Медленно он повернул голову из стороны в сторону:

- Куда денется тот Илья? Я не имею права отнимать его место, даже если я хочу быть рядом с тобой и тут, и там. Тогда мы окажемся ничуть не лучше ее.

Я сглотнула горькие слезы, обжигавшие щеки и кожу губ, и кивнула. Да, он прав, но сейчас я готова была поступиться любыми принципами, лишь бы еще раз почувствовать его рядом. Переведя дыхание, я продолжила читать слова на романи чиба. Словно почувствовав что-то, Рада открыла глаза и села, нервно оглядываясь по сторонам. Я в последний раз бросила взгляд на Илью. Резкие складки морщин в свете свечей обозначились еще сильнее. Он сидел, сложив вместе пальцы и подавшись всем телом вперед, словно готовый поймать меня в случае необходимости. Я ждала, я молилась, я мысленно кричала ему «останови меня, не дай уйти, задержи рядом и я останусь тут навсегда». Хватило бы одного слова, одного жеста, но вместо этого мужчина коротко кивнул, словно веля продолжать. По лицу уже потоком текли незваные слезы, я стерла их ладонью, размазывая по лицу соленую воду пополам с кровью. Оставалось совсем немного, последнее предложение. Я коснулась пальцами губ и отправила Илье прощальный поцелуй, прежде чем дочитать семь слов, уже не сдерживая рыданий.

Сильный холод коснулся моего сердца, я закричала дико и отчаянно, падая назад и опрокидывая свечи. Еще чуть-чуть и казалось, что от них загорятся волосы, лицо, одежда, но ничего не случилось. Удар пришелся на затылок, и голова тут же наполнилась тягучим чувством боли. Открыла глаза и сначала ничего не увидела; было темно и тихо. Осторожно принимая вертикальное положение, я поняла, что вернулась в Оригинал, в свою квартиру. Бросилась к зеркалу в коридоре и замерла: вся его поверхность была покрыта трещинами, не дававшими разглядеть собственное отражение.

Значит, Илья сделал все, как мы и договаривались: разбил его, чтобы Рада не смогла вернуться, и сжег бабушкины тетради, лишая тем самым нас единственного способа связи. Я осторожно коснулась стеклянной поверхности и тут же отдернула оцарапанную руку. Радость от возвращения домой не смогла заглушить то, что я оставила там свое сердце.

Свалившись без сил посреди коридора, я вдруг отчаянно завыла, барабаня руками по полу, не желая встречать сегодняшней рассвет в этом мире, да и во всех других, кроме того, где остался Илья. Но пути назад больше не было.

Два месяца я жила у отца.

Дима пытался вернуться ко мне, но я не могла видеть его; впрочем, я не хотела видеть вообще никого. Папа серьезно переживал за меня, пытался отвести к психологу, но я попросила дать немного времени, чтобы прийти в себя. Я старалась улыбаться для него, готовила завтраки и ужины, а ночью не могла спать, бесцельно шатаясь по комнате и еле сдерживаясь от того, чтобы не завыть.

Я стала ненавидеть зеркала и собственное отражение в них, хотя иногда застывала напротив, случайно поймав собственный затравленный взгляд.

В один из очередных зимних рассветов я решила, что пора прекратить умирать. Умылась, накрасилась и выбралась из дома, удивляясь тому, что зима уже давно вступила в права, а я почти не видела снега. Свежий воздух наполнял легкие, словно заставляя вспомнить, что я еще живая, и мне это нравилось.

Доехав до центра, я отправилась бродить по улицам, пытаясь зарядиться праздничным настроением, но и с этим вышла беда. Несмотря на все попытки стать счастливой и бодрой, внутри по-прежнему было холодно. Я забежала в уже родное кафе, устраиваясь возле окна и заказывая кофе.

- Рада, - позвал меня знакомый голос, и на секунду сердце ухнуло куда-то вниз. Я подскочила с места, но увидев Сашу, друга Ильи, замерла.

- Привет, - слабо улыбнувшись, я подставила щеку для поцелуя, безуспешно унимая сбившееся дыхание. – Какими судьбами?

- Хозяйничаю тут понемногу, - ответил мужчина, а я вдруг расхохоталась, дивясь причудам судьбы. Видимо, и в этом мире ему было суждено стать владельцем моей любимой кофейни.

- Ты знаешь, у тебя отличное место, мне здесь очень нравится, - сказала хозяину от души. Он расплылся в довольной улыбке и сел напротив, рассказывая про друзей и расспрашивая меня о делах. Неожиданно, я почувствовала небывалую легкость, будто сбросила тяжкий груз, и начала болтать без умолку, удивляясь, как смогла так долго хранить молчание, общаясь лишь с папой.

В середине беседы к столу подошла миловидная блондинка, чтобы поздороваться с Сашей. Лицо показалось знакомым, и спустя мгновение я поняла, кто это была. Девушка Ильи, запечатленная на снимке с его дня рождения, стояла напротив и застенчиво улыбалась.

- Рада, знакомься, это Лена, - гостеприимно представил ее хозяин. – Сестра Ильи.

- Сестра? – я удивленно уставилась на нее и только теперь начала замечать общие с братом черты. Сходство настолько бросалось в глаза, что только такая дура, как я, не могла бы разглядеть их на фото.

- Да, - улыбнулась она. – Приятно познакомиться.

Я что-то отвечала, продолжая разговор, а сама думала только об одном.

- Простите, мне нужно идти, - торопливо распрощавшись, натянула шарф на волосы, набросила дубленку и побежала по заснеженной улице, совершенно неуверенная в правильности того, что собираюсь сейчас делать.

Через полтора часа такси тормозило возле двухэтажного дома. На первом был большой гараж на три машины, на втором – жилая часть. Я затаила дыхание и нажала на кнопку звонка дрожащей рукой, мысленно считая про себя секунды. Одна, две, три… пять, семь…

Никто не спешил открыть дверь, и я выругалась, сообразив, что сегодня у него мог быть рабочий день. Развернулась и тут же нос к носу столкнулась с Ильей.

При виде знакомого лица руки ослабли; сумка выпала из непослушных пальцев на снег, но я не замечала ничего, кроме карих глаз с лучиками-морщинками. Как же мне не хватало все это время человека, успевшего за пару встреч обосноваться у меня в самом сердце.

- Привет, - удивленно протянул Илья. – Ты к кому?

- А я тебя искала, - ответила честно. – Не хочешь в кино?

- Рада, - растерялся он. – У меня дела, домой на две минуты заскочил. Прости, но не получится.

- Да нет, ничего страшного, - я покачала головой, понимая, как глупо было надеяться на что-то. Это другой мир, другой человек, и даже если на фотографии была его сестра, это еще не значило, что Сазонов свободен и ищет любви. Или что он захочет пойти со мной хоть куда-то, – Извини, не буду отвлекать.

Я зашагала по дорожке, чувствуя себя невозможной дурой и сгорая со стыда. Все приготовления, посещение салона перед тем, как встретить его, казались теперь смешными, как и я сама. Хотелось провалиться сквозь землю, чтобы он не видел моего унизительного бегства.

- Рада! Постой! – крикнул Илья, и я замерла на месте, боясь обернуться. Он догнал меня в два счета и встал напротив. – Серьезно, для чего ты приезжала?

Я опустила голову, пряча лицо, и пробормотала:

- Хотела увидеть тебя.

- А дальше?

- Не знаю.

- Ты забыла сумку, - он протянул мне ее, и я рассеяно кивнула, забирая вещицу из мужских рук и совершенно по-дурацки пятясь назад.

- Ну … мне пора. Увидимся еще как-нибудь, - и почти побежала к остановке, пытаясь проглотить застывший в горле ком и ощущая, как преследует меня цитрусовый аромат мужских духов. На ходу запрыгнув в подъезжавший автобус, я запряталась в толпе пассажиров, чтобы не видеть, остался ли Илья стоять, глядя вслед, или тут же ушел, занятый делами. Глаза наполнились слезами, но я дала себе обещание, что не буду реветь. Впрочем, сдержать слова у меня не вышло.

Эпилог.

Я разглядывала себя в большое бабушкино зеркало. Отец отдал его в ремонт пару месяцев назад, и я не стала возражать, попросив только не убирать его в чулан, а повесить на видно место. Старую раму отшкурили и покрыли свежим лаком, и теперь оно смотрелось современной деталью интерьера. Мы готовились праздновать юбилей отца, и на летней веранде собрались гости. Пока официанты накрывали на стол, я побежала переодеваться в праздничный наряд и сейчас крутилась, довольно оценивая собственное отражение. Красное платье прекрасно сочеталось со смуглой кожей, и чувствовала я себя, по меньшей мере, мисс мира.

- Ты скоро? – на пороге появился Илья, сверкая белозубой улыбкой и подходя ближе. Я залюбовалась в зеркало на то, как мы выглядели вместе, и подмигнула ему:

- Круче нас только Бэкхемы? - а он рассмеялся:

- «Когда мы вместе, никто не круче». Давай застегну.

Я откинула волосы, заплетенные в свободную косу, и наклонила голову, ощущая, как горячие пальцы касаются моей кожи. Сердце учащенно забилось, словно за эти полгода так и не смогло привыкнуть к тому, что мы вместе.

Конечно, тогда зимой наша встреча закончилась по-дурацки, и я весь вечер ругала себя за куриные мозги, пока следом за мной не приехал Илья с букетом цветов.

- Я растерялся, увидев тебя возле своего дома, - признался он честно. – И пришел исправляться. Пойдем в кино? «Бонда», конечно, уже не крутят, но мы найдем что-нибудь интереснее.

Разве могла я отказаться от такого предложения?

Фильм мы так и не досмотрели – Илья увел меня с середины сеанса, привез к себе домой… А дальше я осталась там, не отпуская его открывать дверь звонившим и выключая все телефоны. Наверное, жизнь сама подкидывала мне второй шанс на счастье, и на этот раз я собиралась использовать его по полной.

- Вы идете? – отец просунул голову в дверной проем и поторопил нас, хмуря брови, но я знала, что делал он это не всерьез. Илья нравился ему, и я искренне радовалась этому факту.

- Мы тебя ждем, - Сазонов поцеловал меня в макушку и ушел следом за папой, а я, улыбаясь, стала застегивать сережки, почти не глядя в зеркало.

Легкое движение заставило вздрогнуть, и я уронила застежку, наблюдая за тем, как слегка мутнеет прозрачная гладь.

- Нет, нет, - зашептала в ужасе, замечая проявляющуюся фигуру в темной одежде, но это оказалась не Рада. На меня смотрел Илья, красивый, здоровый, с ухмылкой на пухлых губах.

- Бахталэс, - произнес он, и я подскочила к зеркалу, не веря своим глазам.

- Илья! Ты живой! – я коснулась стекла, и он повторил мое движение.

- Да. Со мной все в порядке. С тобой, как вижу, тоже, - я кивнула, не в силах произнести хоть что-то внятное.

- Как у тебя получилось? Ты не сжег тетради?

- Сжег, - спокойно ответил он и хмыкнул, – но пару листочков из них выпало, - Сазонов достал из кармана джинс смятые страницы, исписанные Радкиным подчерком. – Хотел убедиться, что ты счастлива, и все это было не зря.

- Я счастлива, - честно призналась ему. – А ты?

- И я, - улыбнулся он в ответ. – Тогда я пошел. Прощай.

- Постой!

Но Илья покачал головой, не давая мне договорить, и отправляя воздушный поцелуй кончиками пальцев. Изображение начало мутнеть, я пыталась пальцами коснуться его ладони, однако стекло снова стало холодным. Подняв непослушными руками с пола застежку, я смогла, наконец, застегнуть украшение и, бросив последний взгляд на зеркало, вышла во двор.

Тысяча крутившихся на языке вопросов так и осталось без ответа, но в одном я теперь уверена: Илья в Отражении жив и здоров, и с ним все хорошо. А это значило, что я, наконец, была абсолютно счастлива, зная, что тогда из тысячи решений выбрала самое правильное. В этом мире меня ждал отец и человек, без которого я не могла представить своей жизни, и за это счастье я заплатила сполна.

Я села рядом с Сазоновым и коснулась губами его щеки.

- Люблю тебя, Рада, - сказал он тихо, и я ответила ему:

- Люблю, - и засмеялась, попадая в родные объятия.