Закат Птолемеев [Александр Кравчук] (fb2) читать постранично, страница - 2

жрец должен был погрузиться в печаль и горестное раздумье. Но как отказаться от радостей жизни в расцвете сил? Верховному жрецу помогла извечная мудрость его народа. Старинные песни рассказывали о величии скорби и бурных порывах человеческого сердца. И, как бы ища оправдания, Пшерени-Птах вложил в уста своей покойной жены слова из поэмы «Песнь арфиста».

Эта поэма возникла за двадцать веков до времени Пшерени-Птаха. Она часто переписывалась и дошла до нас в нескольких вариантах. Вот один из них.

«Повелел благой царь прекрасную судьбу: исчезают тела и преходят, другие идут им на смену, со времени предков. Цари, бывшие до нас, покоятся в своих пирамидах, и духи погребены в гробницах. От строителей домов не осталось даже следа. Что с ними? Слышал я слова Имхотепа и Хардидифа, изречения которых у всех на устах, а что до мест их погребения — стены их разрушены, этих мест нет, их как не бывало. Никто не приходит оттуда, чтобы рассказать о погребениях, поведать об их пребывании, чтобы укрепить наше сердце, пока вы не приблизитесь к месту, куда они ушли. Будь здрав сердцем, чтобы заставить себя забыть об этом; пусть будет для тебя наилучшим следовать своему сердцу, пока ты жив. Возлагай мирру на голову свою, одеяние на тебе да будет из виссона ^[5], умащайся дивными истинными мазями богов. Будь весел, не дай твоему сердцу поникнуть, следуй его влечению и твоему благу; устрой свои дела на земле, согласно велению своего сердца, и не сокрушайся, пока не наступит день причитания по тебе. Не слушает жалоб Осирис, его сердце не бьётся, а слёзы никого не спасают от гроба. Итак, празднуй, не унывай, ибо нельзя брать своего достояния с собою и никто из ушедших ещё не вернулся» ^[6].

Было бы ошибкой думать, что один лишь Пшерени-Птах обращался к печальным мыслям «Песни арфиста». В древнеегипетских надгробных надписях часто встречаются подобные жалобы и сетования. Вот что говорит, например, жрец бога Амона, достойный Неб-Нештру, ушедший в страну Запада почти за тысячу лет до Та-Имхотеп:

«Предел жизни — это печаль. Ты утратишь всё, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твоё существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдёт солнце, но ты будешь погружён в сон и неведение. Ты будешь испытывать жажду, хотя питьё стоит рядом» " ^[7].

Мрачный характер этих надписей кажется поразительным в стране, где забота об умерших всегда считалась самым важным делом, где усопшим посвящался колоссальный труд живых. Со времён глубокой древности для фараонов воздвигались пирамиды и вырубались в скалах обширные усыпальницы. Прочные и богатые гробницы строились даже для не очень состоятельных людей. В жертву тем, кто ушёл в страну Запада, приносилось огромное количество ценных вещей, а останки тщательно мумифицировались. В Египте развился сложный и дорогостоящий погребальный ритуал, соблюдавщийся всегда, потому что никто не решился бы лишить этого своих близких.

И как бы независимо от культа умерших, словно не в той же самой стране, то и дело раздавались голоса сомнения и отчаяния. Смерть — это конец всего, говорили они, единственное, что может и должен сделать человек, — это выпить радость жизни до последней капли, потому что после смерти его ждут только ночь и небытие.

Карьера Пшерени-Птаха

Не будем слишком строги к Пшерени-Птаху за то, что он поручил одному из своих писцов составить эпитафию именно такого содержания. Верховный жрец, вероятно, считал, что, отвергнув земные радости, он поступит неблагочестиво и выкажет неблагодарность самому богу Птаху, осыпавшему его своими милостями буквально с первых минут жизни.

Великим даром небес было уже то, что Пшерени-Птах появился на свет в священном городе Мемфисе в знатной семье, в которой высокая должность верховного жреца была наследственной. На протяжении жизни более десятка поколений это звание передавалось от отца к сыну — разумеется, с согласия египетского царя. Но уже тогда, когда Пшерени-Птах был ребёнком, повелитель Египта был к нему так же милостив, как и его бог-покровитель Имхотеп. Вот почему много позже, оглядываясь на прожитую жизнь, Пшерени-Птах вспоминал с гордостью:

«Я родился в 25-й год 2-го месяца, 11-го числа при величестве царя Птолемея Сатира II ^[8] и провёл 13 лет на глазах отца. Повелел царь Птолемей Филопатор Филадельф, юный Осирис, передать мне великий сан верховного жреца, когда мне было 14 лет. Я возлагал диадему царя на его главу… Я ходил в столицу царей-греков на берегу моря, которой имя Ракоте… Когда царь… направил свой путь к храму Исиды, принёс ей великие жертвы… остановил свою колесницу и увенчал главу мою прекрасным венцом из золота и всякого рода дорогих камней; изображение царя было посередине…