Эра чудес (сборник) [Джон Браннер] (fb2) читать онлайн

Джон Браннер Эра чудес

Межгалактическая империя

Престол Эсконела

I

Час пробил. Прошло почти десять лет, прежде чем он почувствовал себя готовым к тому, что предстояло свершить.

Спартак с Эсконела перевернул последнюю страницу, закрыл книгу, вздохнул и обвел взглядом келью.

На мгновение у него перехватило дух — все четыре стены снизу доверху были забиты книгами. Сотни — никак не меньше! Они стояли на полках, а рядом лежали древние рукописи, магнитофонные ленты, дискеты, катушки с микрофильмами, хранящие информацию кристаллы. Одним словом, ему пришлось просеять все сокровища, хранившиеся в бездонной, не имевшей себе равных университетской библиотеке на Энануорлде.

Он по-прежнему с удивлением разглядывал окружавшие его горы человеческой мудрости, всевозможных сведений, легенд, научных догадок и теорий. Неужели ему удалось все это освоить?!

Казалось, невелик труд!.. Конечно, учение заняло много времени, тут без прилежания и усидчивости не обойтись, и все равно, как говорится, это вам не камни ворочать. Зачем особенно напрягаться? Сиди, почитывай, делай выписки, мотай на ус! Учитель всегда рядом — стоит только взять в руки микрофон, как он тут же откликнется, объяснит темное место. Все так, решил Спартак, если бы не одно обстоятельство… За эти десять лет он совершенно изменился — тот юнец, который покинул Эсконел, был совсем другим человеком. Никто не может сказать, даже он сам, кем он является теперь. Внезапно прихлынуло ощущение, будто его бросили в безвоздушном пространстве между двумя планетами… Придали ускорение — и он помчался, не ведая куда и зачем.

Кто он теперь? Беглец в никуда? Человек без роду, без племени?.. Или все же сын бывшего правителя Эсконела?..

Спартак резко оборвал подобные мысли. Как раз куда и зачем — ему было хорошо известно! Он схватил микрофон и принялся размеренно диктовать. При этом так поглядывал на зажатую в руке металлическую палочку, словно держал ядовитое растение, которое того и гляди начнет жалить его. Наконец справился с волнением, втянулся в работу — следовало поскорее зафиксировать удивительную истину, которая так долго скрывалась от него…

Кто бы мог подумать, что университетская жизнь на Энануорлде, весь строй мыслей этих высоколобых, основывается на одном-единственном постулате: человеческая раса знает бесконечно много, однако понять ничего не может.

«Крушение империи, — начал он, и в то же мгновение в его сознании возникли беспорядочно падающие кегли, в которые попал пушенный по дорожке кегельбана шар, — для большинства людей до сих пор покрыто завесой непонимания. Еще большую загадку истории представляет разве что рождение империи. Такое состояние вполне объяснимо, ведь это титаническое государство погибло почти десять тысяч лет назад, а его появление отстоит еще дальше во времени. Причины неведения просты и сразу бросаются в глаза даже несведущему человеку. Прежде всего это нехватка документов, относящихся к той эпохе. В смутные дни очень трудно сохранить письменные свидетельства.

Кроме того, десять тысячелетий тоже внесли свою лепту. Теперь история империи представляет из себя плохо стыкующиеся, оборванные, а то и внушающие мало доверия фрагменты. Перед нами всего лишь скелет, составленный из дат сражений, захватов, открытий, поражений — не более того!.. Нам известно, что мы пользуемся чужим наследием, брошенным кем-то достоянием. Оно огромно, особенно впечатляет совершенство и мощь межзвездных кораблей! Их создатели были родом из ядра галактики — туда они в конце концов и ушли. Там сгинули… Мы же в то время упорно обороняли нашу родную, давшую жизнь нашему племени планету, потом упорно расширяли сферу влияния, пока не наткнулись на безымянное наследство. Нам известно, что чьи-то посмертные дары позволили нашей расе подобно чуме расшириться по всему свободному пространству. Нам известно, что мы до сих пор, сообразуясь с нашими привычками, безрассудно транжирим чьи-то ресурсы. Верим, что запас их неисчерпаем, а между тем все это было собрано нашими щедрыми благодетелями еще до появления Аргианской империи. Построено, складировано, размещено по запасникам… Особенно это касается миллиардов транспортных средств, непонятно почему оставленных нам в наше полное распоряжение.

С точки зрения постижения тайн прошлого, этого так мало! Все, что мы знаем, — это не более чем фрагментарный, невразумительный список мало что говорящих событий. Впечатление такое, что стоит нам мигнуть — и на шкале времени пролетел век. Моргнем еще раз — и мы застаем человечество, доползшее до края галактики. Теперь в тех краях полновластными хозяевами являются мутанты и пираты. Они же — вот ирония судьбы! — являются единственными представителями рода человеческого, способными собственными руками строить звездные корабли. Теперь зажмуримся на долю секунды дольше, и перед нами возникнет Аргус. Богатейший мир, в экономическом плане напрочь придавивший своих соседей. Таких, например, как Файдона…

Моргнем еще раз — и мы застаем поспешно удирающих создателей империи. Они двигаются по направлению к границам Кларета, а там недалеко и до порога, за которым расстилается Великая Тьма».

Спартак увлекся повествованием — это была самая поразительная сказка, какую когда-либо рассказывал человек. Время ее действия охватывало самый длительный период в истории человечества. По сравнению с этим периодом эпоха первоначального накопления знаний, первобытных страстей и достижений кажется каплей в море. «Тогда получается, — рассудил ученый, — что все мы до сих пор пребываем в каком-то завораживающем сне? Мы ничего не знаем о самих себе, о наших предках, источниках нашей силы и могущества?..» Вывод был ошеломляющ — Спартак даже перестал диктовать. Он так и застыл с микрофоном в руке, глаза полузакрыты.

Неожиданно растворилась дверь кельи, и на пороге появился молодой послушник, однако хозяин не обратил на него внимания и продолжил:

«Таким образом тысячелетиями человечество привыкало жить не по средствам. Десятки — нет, сотни поколений, миллиарды людей уверовали в то, что нам вовсе не надо знать, как возникла и погибла империя, как она была устроена, откуда все эти кажущиеся бездонными запасы знаний, различных материалов, удивительных конструкций. Привыкнув жить за чужой счет, люди утратили любопытство. Возможно, вследствие подобного равнодушия и погибла империя. Все рухнуло в одночасье — видно, что-то в окружающем мире оказалось натянутым до предела. Что-то обломилось в основании — и государство пало!»

Молодой послушник, томившийся на пороге, нетерпеливо вздохнул, переступил с ноги на ногу. Посторонний шум привлек внимание Спартака. Он повернулся, исподлобья глянул на гостя, кивнул и жестом предупредил, чтобы тот ему не мешал. Он сейчас закончит.

«После катастрофы невообразимое количество миров оказались в подвешенном состоянии. Скажем так, в пустоте, между блистательным прошлым и суровым, внушающим ужас будущим. Грядущий упадок не заставил себя ждать и был назван Долгой Ночью. Большинство обитаемых миров, чье существование полностью зависело от галактической торговли, скатились к варварству. Они не смогли сохранить свое население. Другие, более удачливые, сумели устроить свои дела. Им удалось хотя бы в какой-то мере сохранить частички прежнего процветания. Правда, по большей части за счет безжалостного ограбления соседей и практически полного ограничения индивидуальной свободы. К таким мирам, например, относится Меркатор, завоевавший ближайшие к нему звездные системы. Редкими счастливцами оказались миры — в их числе и Аргус, галактическая столица, — где удалось ослабить неблагоприятные тенденции, со временем приспособиться к упадку и в какой-то мере сохранить прежние права личности».

От двери ощутимо повеяло сквозняком. Лежащие перед Спартаком бумаги зашевелились — он вспомнил, что его ждут. Еще раз жестом предупредил — теперь недолго, и торопливо, чтобы не забыть, закончил мысль:

«Цель этой работы состоит в том, чтобы дополнить имеющиеся в настоящее время документы, относящиеся к смутным эпохам, а также обрисовать перспективы стоящего на повестке дня нового покорения галактики, на которое нашей расе предстоит скоро отважиться. Оно не должно зависеть от чьих-либо благодеяний или тайной поддержки. На этот раз мы все должны сделать сами! Я не утверждаю, что подобная экспансия обязательно состоится, может случиться так, что мы очень быстро растратим доставшиеся нам ресурсы и окончательно войдем в полосу упадка и деградации. С другой стороны, меня не оставляет уверенность, что подобная тенденция может быть переломлена. Зачатки нового, более светлого будущего следует искать на окраинах освоенной человечеством сферы, подалее от гнилостного влияния Аргуса. Там, где сообщества людей живут по более справедливым законам, где еще не погас свет истины. Я имею в виду такие планеты, как Лудор, Кларет и, наконец, предмет изучения, которому посвящена эта работа, — мой родной Эсконел».

Он отложил в сторону микрофон — шум магнитофона мгновенно утих. Спартак повернулся в кресле и вопросительно глянул на послушника.

— Простите, брат Спартак, — сказал тот. — Брат Ульвин послал меня… У ворот стоит человек, который требует немедленной встречи с вами. Он утверждает, что он ваш брат.

Хозяин кельи едва успел скрыть возглас изумления и дрожащими руками пригладил спутанную, нестриженую бороду. Ее цвет был под стать рясе — такая же неопределенно-мрачная, бурая… Некоторое время ученый помалкивал, потом бодро сообщил посланцу:

— В этом нет ничего невозможного. У меня же есть братья, почему бы одному из них и не добраться до Энануорлда? Каким бы невероятным ни казалось это известие. Как, говоришь, его зовут?

Лицо у молодого послушника стало совсем несчастным. Он отвел взгляд в сторону, пошаркал подошвой сандалии по плите, которыми был устлан пол в коридоре и келье, и уныло ответил:

— Боюсь, что брат Ульвин не назвал мне его.

— Хотя бы на кого он похож? Ты видел его?..

— Так, — умирающим голосом сказал послушник, — мельком. Сквозь щелку в воротах. Ну, он не такой высокий, как вы. А волосы у него рыжие. И длинный шрам через всю правую щеку. Такое впечатление, что его мечом рубанули.

Последнюю фразу паренек произнес куда более живо и весело.

— М-да, немногим ты мне помог, — не разделил его радости Спартак. — Все три мои брата рыжие. Все ниже меня. Когда я покидал родину, никто из них не был помечен рубцом на лице. Правда, я давным-давно уехал из Эсконела…

Посланец задумался, потом пожал плечами:

— Ничего такого, чем бы он походил на вас, я не заметил.

— Ну, от этого наблюдения вовсе никакого проку, — усмехнулся Спартак. — Впрочем, называя их братьями, я не совсем точен. У нас только отец общий. Хм… Едва ли это может быть Ходат, который правит на Эсконеле, стало быть, это либо Викс, либо Тиорин. Неужели?.. Но, собственно, чего ради я сижу и гадаю? Почему бы тебе не проводить его сюда?

— К несчастью… — Лицо послушника опять искривила неподдельная горечь. — К несчастью, брат Ульвин не смог позволить ему войти во двор. Понимаете, у него оружие, и он ни в какую не желает расставаться с ним.

Спартак довольно усмехнулся и тут же осадил себя — разве не давал он клятву забыть о насилии и обо всем, что с ним связано!

— Это, должно быть, Викс, — веско произнес он, потом спросил послушника: — Послушай, он не угрожал сжечь это место, если не откроют ворота?

— Полагаю, что да, — скромно потупил глаза послушник. Видно, хотел скрыть довольную улыбку. — Однако брат Ульвин убедил его не делать этого.

— Тогда это точно Викс, — пробормотал Спартак и поднялся. — Очевидно, он совсем не изменился за эти десять лет. Хорошо, пойдем узнаем, что ему надо.

Они миновали сумрачные холодные коридоры — единственным источником тепла здесь служила открытая дверь в пекарню, — добрались до посыпанной гравием дорожки, петляющей мимо геометрически правильных лужаек, невысоких деревьев и клумб, засаженных цветами. Повсюду можно было видеть группы новичков, одетых в серые рясы, между ними попадались и прибывшие с других планет студенты. Эти были в скромных гражданских нарядах, выглядящих в этом саду удивительно вызывающе. Студенты группировались вокруг наставников — те, как было принято в университете, носили шоколадно-бурого цвета робы. Здесь, в саду, и проходили занятия. Здесь обсуждали спорные моменты истории рода человеческого. Редкие обрывистые фразы доносились до Спартака, составить на их основе впечатление, какие же именно вопросы волновали молодежь, было невозможно. Он и не пытался! Что ни говори, а приезд брата, пусть даже сводного, — это событие! Ведь они не виделись десять лет!..

Однако появление Викса оказалось событием не только для него. Для брата Ульвина тоже — у него от негодования губы тряслись, а для смотрителя ворот, человека старого, невозмутимого, круглолицего, это было настоящим потрясением.

— Этот бандит!.. Этот головорез!.. — Смотритель выпучил глаза и бессильно сжал и разжал пальцы. — Он угрожал мне оружием. Мне! И всему Энануорлду!.. Успокой его, Спартак. Уговори утихомириться, тогда он сможет войти сюда, иначе я за его жизнь и грошика не дам. Слышишь эти крики? Это крестьяне из ближайшей деревни собираются возле ворот. Переполошил всю округу. Ох, намнут они ему бока!..

— Для этого позволь мне выйти, — спокойно предложил Спартак. — Думаю, мне удастся уладить все миром.

— Но прежде угомони этого нахала, потом пусть он заходит во двор, — настоятельно попросил брат Ульвин и достал из связки, висящей на поясе, нужный ключ. — Знаешь, — поделился он со Спартаком, — если бы скважина была побольше, он непременно вытащил бы меня через нее.

Спустя минуту Спартак вышел на пыльный проселок, который вел в деревню, расположенную в долине. Как предупредил его Ульвин, на противоположной стороне дороги толпились местные жители. Вели они себя предерзостно — улюлюкали, выкрикивали обидные слова. Все это приходилось выслушивать человеку, расположившемуся возле верстового столба. Лицо его было перекошено гневом, на правой щеке заметно выделялся снежной белизны шрам, располосовавший багровую скулу. Удивительно, как он до сих пор сдерживал себя! За спиной у Викса красовалось лучевое ружье, с помощью которого он мог разнести ворота до последнего болта.

Спартак подошел ближе, откинул капюшон. Викс замедленно поднялся, странным, взволнованным голосом окликнул:

— Спартак?..

— Да, это я. Хотя, когда мы расставались, у меня не было бороды.

Тут же на лице Викса вырисовалось выражение горькой обиды, он сузил глаза.

— Так и есть, — тихо выговорил он.

Потом сплюнул, повертел плечом — видно, тяжесть карабина утомила его, — и зашагал по направлению к деревне.

II

Толпа крестьян от удивления смолкла, лишь кто-то в заднем ряду позволил себе засмеяться. Викс на ходу грозно глянул в ту сторону, и смельчак тут же заткнулся.

— Викс! — выкрикнул Спартак.

Куда только девалось искусство самоконтроля, которое он десять лет осваивал на Энануорлде! Он подхватил рясу, приподнял подол и вприпрыжку, неуклюже переваливаясь на ходу, побежал вслед за братом. Задники сандалий зашлепали о пыльную землю. Догнал только после изнурительной пробежки.

— Это все, — переведя дыхание, спросил Спартак, — ради чего ты разыскивал меня?

Викс внезапно остановился, повернулся в сторону младшего брата — пальцы его сжались в кулаки. Он набычился, вскинул голову, вытянулся — видно, хотел взглянуть Спартаку прямо в глаза, а роста не хватало. Затем презрительно сплюнул и все так же многозначительно, с угрозой, сказал:

— Я не мог поверить, я надеялся, что все, что мне рассказывали о тебе, — гнусная ложь!

Спартак невольно усмехнулся — пусть ростом не вышел, зато характер дай Бог любому. Стальная пружина!.. Между тем Викс с прежней обидой продолжил:

— Мне бы никогда в голову не пришло, что сын правителя Эсконела способен в такой момент спрятаться в норке. Плевать ему на справедливость! Ладно, я не хочу никого принуждать силой!.. Дело твое. Я ухожу, отправлюсь на поиски Тиорина — посмотрю, способен ли он разговаривать на языке, который предпочитают честные и храбрые мужчины.

— О чем ты говоришь? — ледяным тоном осведомился Спартак.

Глаза у Викса вспыхнули.

— А-а, ты боишься за свою роскошную бороду! Как бы ее не выщипали! Неужели ты ничего не слышал, что случилось на Эсконеле? Ну ты даешь! Об этом говорят на каждом углу, в каждой таверне, а здесь, на Энануорлде, где хранятся сведения обо всем, что случается в галактике, есть люди, которые, оказывается, туги на ухо?

Спартак наконец овладел собой, восстановил дыхание, проделал несколько ментальных упражнений. Гнева он не испытывал, обиды тоже. Дурное предчувствие навалилось на него — с ним он боролся. Он хорошо знал Викса — это был открытый, честный малый. По пустякам он бузить не станет.

— Мы в основном занимаемся прошлым, Викс. Пытаемся понять, каким образом рухнула империя, что привело ее к такому концу. Настоящее нас мало заботит. Я как раз занимался историей Эсконела… Послушай меня, не перебивай!.. Я занимался Эсконелом, но мой интерес касался прошлого. Последние известия, которые я получил с родины, пришли пять лет назад.

— Рассказывай! Может, эта деревенщина тебе поверит, но не я.

Викс кивнул в сторону собравшихся на обочине крестьян, притихших и стоявших как бараны. Викс неожиданно нахмурился, махнул рукой:

— Кто тебя знает, может, ты на самом деле ничего не знаешь? Все-таки ты мне брат… Ходат мертв и…

— Мертв?! — воскликнул Спартак. — Когда? Как?

В то же мгновение — Викс еще не успел рот открыть — его утянуло в прошлое. Перед ним явилась картина их последней встречи — очертилась ясно и подробно. Вот она, поляна в саду королевского острова Гарда, расположенного посреди великого тропического океана на Эсконеле…

* * *

Они собрались в последний раз — три брата, больше никого на поляне не было. Самый старший из присутствующих, Тиорин, затем Викс и, наконец, самый младший, Спартак. Он, как обычно, держался в стороне. С детства привык наособицу… Может, потому что его мать была второй женой правителя, да и происхождением она не очень-то славилась.

Скоро сопровождавшие их слуги оставили принцев одних. Некоторое время Тиорин молчал, младшие братья не решались первыми начать разговор. День тогда выдался чудесный. Издали доносился неспешный рокот прибоя, в траве гудели насекомые. Время для них было самое рабочее — трудись, не зевай, опыляй цветы. Спартак, готовящийся к отъезду, внимательно поглядывал на братьев — хотелось как можно надежнее запомнить их лица. Как ни крути, а после родителей они были единственными близкими людьми.

Оба рыжеволосые, коренастые, грудастые и длиннорукие — сил им было дано немерено. Оба похожи на отца… Таков же и Ходат, который в те дни являлся правителем Эсконела. Спартак резко отличался от сводных братьев — прежде всего ростом и некоторым изяществом фигуры, которое заметно скрадывала сутулость, свойственная всем прилежным ученикам. Он был в мать, родословная которой оставляла желать лучшего. Была она певицей и учительницей, вырастила ее бабушка, которая никогда не распространялась, от кого она зачала вторую жену правителя.

Спустя год после смерти первой жены отец Спартака женился вторично, однако этот брак тоже закончился трагически. Планетарный катер правителя был сбит молнией.

Помнится, во время встречи с братьями он без конца терзался мыслью — зачем Тиорин собрал их? Что задумал? Всего месяц назад они стали сиротами. Он тоже.

В такт с его раздумьями Тиорин подал голос:

— Все произошло так неожиданно…

Спартак даже вздрогнул.

Неожиданно? Тут же волной яркий образ — полыхающая фигура матери, ее обожженное, безгубое лицо, растянутое в безмолвном крике. Это было ужасно! Гибнущий в огне отец…

— Я уверен, — продолжил Тиорин, — никто из нас даже в мыслях не держал ничего подобного. Даже Ходат. Страшная смерть! Рано или поздно Ходату пришлось бы взять власть в свои руки, но чтобы в таких обстоятельствах… Мы никогда прежде не обсуждали подобные вопросы, теперь пришел срок взглянуть в лицо вставшей перед нами проблеме. Спартак? — окликнул он младшего брата.

Тот испуганно вскинул голову.

— Ты многое знаешь о том, как погибла империя, — сказал Тиорин. — Ты знаешь, что происходило там-то и там-то. Какой ценой досталось людям ее наследие?

— Ты имеешь в виду… — осторожно начал Спартак. Тут же в его сознании мелькнула смутная догадка. — Ты намекаешь на те раздоры, которыми сопровождалась борьба за власть, за обладание этими запасами? Но почему?..

Утвердившись в этом предположении, он добавил про себя: «Вот, значит, с какой целью ты собрал нас здесь!»

Тиорин словно разгадал его невысказанную мысль.

— Именно! — ответил он. — У меня есть подозрения, что кто-то не прочь узурпировать престол Эсконела.

Викс порывисто шагнул вперед, лицо его перекосило от гнева. Тиорин поднял руку, осадил его взглядом, заставил вернуться на место.

— Не надо дергаться, Викс. И в пафос тоже не следует впадать. Все мы с детства были приучены, что наступит день и Ходат займет престол. Не думаю, чтобы кому-то из нас пришла в голову дерзкая мысль сместить его. Мы все вместе выросли, знаем друг друга, как самих себя. Более того, нам изнутри известно, что такое власть. Что в ней хорошего? Нескончаемый ежедневный труд и, если говорить откровенно, маловато наград и почестей. Все это в условиях повышенного риска, о покое можно только мечтать. Спасибо, мне не надо… Вы, насколько мне известно, тоже не сходите с ума от честолюбия. Опасность, как мне кажется, грозит совсем с другой стороны. Ее трудно уловить, трудно обозначить.

Тиорин устроился в кресле, вырезанном в стволе векового дерева — крона его густо зеленела над головами принцев.

— Думаю, и Спартак не сможет точно обозначить угрозу, однако мне не дают покоя кое-какие истории, которые мне довелось слышать. От них, знаете ли, веет ледяным холодком. Дело вовсе не в соперничающем наследнике, который спит и видит, как бы свалить старшего брата. Кое-кто может сработать более тонко. Викс, ты командовал армией, которая подавила восстание в северных провинциях. Тебе, как никому другому, должна быть понятна моя мысль.

— Ну, подавил, — резко ответил Викс, — и горжусь этим.

— Давайте предположим, — продолжил Тиорин, — что прошло пять лет. Или десять… Кое-кто из недовольных вновь задумал мятеж. Как они должны действовать? В лоб? Бессмысленно. Что, если сначала распустить слух, что втайне ты, Викс, на их стороне? Не просто сплетню, а отлично замешанную на какой-нибудь размолвке утку. Что ты, мол, спишь и видишь, как бы сподручнее захватить власть и, восстановить справедливость. Вот почему ты решил возглавить мятежников. Как считаешь, поставят тебя снова главнокомандующим? Ты знать ничего не будешь — и вдруг такое недоверие. Потом только вбивай и вбивай клинья в трещину.

Спартак невольно оценил, с каким тактом Тиорин обошелся со вспыльчивым и неудержимым Виксом. Нельзя вступать с ним в пререкания, нельзя выяснять отношения — так недалеко и до ссоры. Следует сразу поставить перед ним задачу, пусть он займется делом. Так и получилось. Викс пожал плечами и кивнул:

— Это вполне может случиться.

— У нас на планете проживает девятьсот миллионов человек, — раздельно сказал Тиорин. — Подобную интригу организовать, в общем-то, не так сложно. Кого заговорщики изберут своей мишенью? Вы не задумывались об этом? А я несколько ночей не спал. Конечно, моя кандидатура, как ни горько это говорить, в списке числится первой. Я куда менее дисциплинирован, чем Ходат, мне в голову никогда не приходило, что на мои плечи могут взвалить бремя власти. Поэтому я вел себя куда более раскованно, чем старший брат, и — надеюсь, вы не будете спорить — пользуюсь… э-э… несколько большей популярностью, чем он. У меня очень много сторонников, вот что я хочу сказать. Однако сама мысль о бунте мне ненавистна, всем понятно, чем гражданская война может грозить нашей планете. Тем более когда тобой начнут манипулировать жадные до власти политиканы. Не смотри на меня такими глазами, Спартак, та же участь может ждать и тебя. Даже в большей степени!

— Меня? — спросил Спартак. — С какой стати? Я четвертый сын…

— Вот именно, — кивнул Тиорин. — У тебя неподмоченная репутация, не то что у нас с Виксом. Партия заговорщиков вполне может сделать на тебя ставку. Им покажется очень удобным посадить в кресло правителя ученого, далекого от насущных забот. Лучшей марионетки не придумаешь! Зная тебя, я сомневаюсь, что кто-то сможет тобой манипулировать. Но!..

Викс, непосредственная натура, схватил Спартака за плечо, недоверчиво заглянул ему в глаза — неужели тот способен на измену? Спартак невольно улыбнулся, однако средний брат вполне серьезно подтвердил:

— Охотно верю, Тиорин. Я всегда считал, что Спартак у нас молокосос. Конечно, много знающий, пользующийся авторитетом. Обо мне сам знаешь какая слава идет. Буян, гуляка… Ты попал в самую точку, Тиорин, этот парнишка не так прост, как прикидывается.

«Парнишка! — невольно усмехнулся Спартак. — Это в двадцать четыре года я все еще молокосос».

Он резко сбросил руку Викса со своего плеча. В следующее мгновение усилием воли заставил себя успокоиться и, скрывая раздражение, спросил:

— Все это, Тиорин, праздная болтовня. Что ты предлагаешь по существу?

— Я считаю, что мы, все трое, должны покинуть Эсконел.

Наступила тишина. Издали вновь долетел шум прибоя, в листве зашуршал полуденный ветерок. Спартак с болью в сердце припомнил время, проведенное на этом чудеснейшем из миров. Это была его родина, единственная и неповторимая… Аккуратные тихие городки, бледные на закате горы — их серебристо-пепельные пики вечно блистали в перламутровом небе; теплые экваториальные моря, благодатные для всякой рыбной живности. Народ на этой планете жил неплохо, в том была заслуга его отца. Мать его, рожденная за много световых миль отсюда, пожившая более чем в полутора десятках звездных систем и только на Эсконеле нашедшая счастье, была похоронена здесь. Он был ошарашен и едва не спросил вслух: Ты это серьезно? Никогда больше не увидеть Гард, заход солнца, когда дневное светило опускается в море за Клыками Дракона? Никогда больше не отведать рыбу, пойманную неподалеку от острова, не пожевать хлебца, испеченного на равнине Йюл? В своем ли он уме?..

В своем, едва слышно вздохнул Спартак. Решение трудное, но в нынешней неспокойной обстановке вполне разумное. Он ответил с неожиданной для самого себя твердостью:

— Мне кажется, ты прав, Тиорин. Я согласен уйти. Меня частенько занимали мысли об Энануорлде. Поселиться в тамошнем университете, заняться поиском и осмыслением документов, касающихся судьбы империи… Да, — задумчиво добавил он, — это очень даже неплохой вариант.

— Охотно верю, — ответил Тиорин. Он сухо, через силу, улыбнулся. — Я тебе завидую. Ты хотя бы знаешь, чем займешься. А я?.. Отправлюсь в путешествие, мне потребуется много времени, чтобы вычеркнуть Эсконел из сердца. А ты, Викс?

Они оба разом взглянули на среднего брата. Спартак внутренне был готов, что тот сейчас взорвется, начнет яростно кричать, что он никогда не оставит родной дом. У того действительно в глазах заполыхало пламя, однако заговорил Викс на удивление спокойно:

— А вы не подумали, что мой отъезд многие сочтут за бегство, и те слухи, о которых ты упомянул, Тиорин, вдруг найдут подтверждение?

— Нет, — спокойно ответил старший из братьев. — В случае нашего отъезда это было бы нелогично. У тебя не останется соперников…

— Значит, вот как ты обо мне думаешь?

— Ты ошибаешься. Я наоборот считаю, что эти слухи не имеют к тебе никакого отношения.

— Ладно, — махнул рукой Викс.

Он неожиданно отвернулся, бросил взгляд в сторону накатывающегося прибоя. Постоял, словно пытался через заросли кустарников и купы деревьев увидеть безбрежную водную гладь, наконец спросил:

— И в самом деле, что меня удерживает здесь? Вы, наверное, считаете, что я пригрелся под крылышком у старшего брата и мне тут медом намазано? Как же, на севере тишь да гладь, если кто-то посмеет поднять голову, достаточно пьяного сержанта со взводом солдат, чтобы заткнуть ему глотку. Стоит мне разгуляться, устроить драку, Ходат по-отечески пожурит меня. Как бы не так! Надоела мне эта опека. То отец выговаривал, теперь Ходат примется за меня. Сыт по горло! Со всеми женщинами, которые мне нравились, я уже нагулялся, все вина попробовал, всех зверей перебил. Разве что на приплод оставил. Хорошо, я тоже покину Эсконел. Уйду по доброй воле. Туда, где есть нужда в храбрых мужчинах. Наймусь на службу, скажем, на тот же Меркатор или отправлюсь охотиться на пиратов в Великую Тьму.

Он по-прежнему смотрел в сторону океана. Его лицо выглядело откровенно несчастным.

* * *

События того дня в мгновение ока промелькнули в памяти Спартака. Вернул его в реальность голос Викса:

— Ходат убит. — Брат особенно надавил на последнее слово. — Теперь узурпатор правит Эсконелом. Он ввел какой-то ужасный культ, о котором никто и никогда не слыхивал. Что творят его подручные монахи, словами не передать.

— Когда это случилось? Как? — нетерпеливо спросил Спартак.

— Эта новость долго шла до меня. Я в то время находился на Батире Дэп. Первым моим побуждением было собрать войско и попытаться освободить Эсконел, однако жила оказалась тонка. Для подобного предприятия нужно много денег, а у меня… — Он усмехнулся. — Вдали от родины мне не очень-то повезло.

Странная это была улыбка. Половина лица искривилась, а та скула, на которой запечатлелся шрам, осталась неподвижной. Губы тоже… Впечатление было жуткое — Спартак сначала даже поежился, потом обратил внимание на глаза. Взгляд Викса не изменился, да и душа, по-видимому, тоже. Это был все тот же рубаха-парень, свой в доску. Шумлив, конечно, задирист — что уж тут поделаешь. Такой характер…

— Кроме того, — продолжил Викс, — этот Бьюсион — так зовут этого негодяя — уже крепко взял власть в свои руки. Свора презренных предателей передала ему все документы, теперь он не спускает с меня глаз. Я полагал, что ты сразу оставишь Энануорлд, как только услышишь эту новость, а ты все еще прячешься в своем университете…

— Ты должен был сразу связаться со мной, — резко оборвал его Спартак. — Ладно, ступай во двор. Там перекусишь и расскажешь все подробно.

— Они меня не пускают, — проворчал Викс.

— Конечно, потому что на тебе столько оружия. Вступающие в наш орден дают обет никогда не брать его в руки. Ни при каких условиях!.. Во внутренних помещениях университета даже ножами запрещено пользоваться. Ты можешь оставить карабин брату Ульвину. Он сохранит его, а перед уходом вернет.

— Веселенькое дело! — вздохнул Викс — Стоило ли отправляться в такую даль, чтобы узнать, что мой любезный братец стал заядлым миролюбцем. Даже клятву дал… В такой момент! Посмотрим, как ты поведешь себя, когда услышишь, что творится на Эсконеле.

III

— Ничего не скажешь, тепленькое местечко ты нашел себе, — заявил Викс, опускаясь в мягкое кресло, стоявшее в переднем зале, предварявшем вход в трапезную. Орден, членом которого имел честь быть Спартак, одной из своих обязанностей считал предоставление крова и пищи усталым путешественникам. За время своих похождений Виксу еще не приходилось иметь дело с подобным заботливым уходом — ему принесли холодное мясо, вдоволь хлеба, даже блюдо с фруктами поставили. Такие фрукты в доме правителя Эсконела были редкостью, а тут пожалуйста!.. Вот это да — и вина не пожалели. Правда, слабенькое, не то что имперский ансинард. Видно, здешние обычаи требуют, чтобы у этих «непротивленцев» головы всегда были ясные.

— Понятно, почему ты отправился сюда, — добавил Викс.

Рот у него был полон, он с удовольствием вгрызался в аппетитную мякоть ножки каталаба, время от времени хитро поглядывал на младшего брата. Прожевав кусок, он сказал:

— Конечно, это лучше, чем бродить по белу свету, как мы с Тиорином.

Спартак не стал ему объяснять, что законы гостеприимства не распространяются на членов ордена. Викс не сразу бы и поверил… Он уже составил мнение о младшем брате, и вряд ли годы странствий дали ему возможность изменить его. Как он тогда, во время их последней встречи, выразился? Молокосос?.. А до того? Правильно, «красная девица». Пусть его! Виксу не дано понять, что за маской немногословия, нежелания бузить могут скрываться и храбрость и ум. Стоит ли вступать в спор, в эту минуту как раз только ссоры не хватало.

Вместо этого он попытался втолковать Виксу:

— Энануорлд так же мало пострадал от катастрофы, разразившейся в Аргианской империи, как и Эсконел. Пожалуй, и того меньше… Я не знаю, почему именно этот изолированный мир был когда-то выбран в качестве центра галактической культуры. Возможно, устроители университета пожелали оградить будущее хранилище знаний от столичных суеты и гама, однако эта тишина досталась дорогой ценой — добраться до Энануорлда непросто.

— Мне можешь не объяснять! — воскликнул Викс. — Я испытал это на своей шкуре. Прочувствовал до последней жилочки…

Он одним махом осушил кружку, наполненную вином, и тут же протянул ее стоявшему рядом студенту в серой робе, чтобы тот вновь наполнил ее.

— Клянусь звездами! За последние пять лет мне не приходилось отведывать более вкусного угощения! Как же я был глуп, когда, уехав с Эсконела, вступил в орден воинов.

Спартак невольно моргнул.

— Ты тоже состоишь в ордене?

Викс кивнул. Рот у него опять был набит. Прожевав, он принялся рассказывать:

— Я решил связать свою судьбу с одним из осколков имперской армии, вроде бы сохранившим боеспособность после развала Аргуса. К сожалению, все они там пропитаны высокомерием, все твердят о восстановлении единого галактического правления и сокрушении мятежных миров. Однако все это не более чем дымовая завеса. Мне приходилось спать на голой земле, пить грязную воду, обходиться без всякой медицинской помощи, подвергаться облучению. Видишь шрам? Таких у меня много. Это все память о тех днях. Сказать по правде, все было не так плохо. Это работа была мне по нраву. Если бы мне пришлось копаться в земле ради куска хлеба, я бы, наверное, сошел с ума.

Он доел остатки еды, откинулся к спинке кресла и громко рыгнул. Потом уставился на Спартака.

— Ты, верно, считаешь, что ничего особенного не произошло? — сурово спросил он. — Я думал, ты завалишь меня вопросами, пока я ем.

— Зачем? — пожал плечами Спартак. — Я надеюсь, ты сам мне все расскажешь. Обстоятельно, подробно… В любом случае, услышав о смерти Ходата, я испытал что-то подобное шоку. Теперь ты поел, так что рассказывай.

Викс погрозил младшему брату пальцем:

— Ты всегда был темной лошадкой. Держался наособицу. Стыдился выказать свои чувства перед другими. Если, конечно, они у тебя есть — чувства!

Спартак между тем настойчиво повторил:

— Я бы хотел услышать все, с самого начала.

— Ну, от меня ты этого не услышишь, — пожал плечами Викс. — Я так полагаю, что никто не знает всех деталей, исключая тех негодяев, захвативших Эсконел. Тебе лучше расспросить этого дьявола Бьюсиона или сучью ведьму Лидис. Можешь обратиться к Шри — тоже известная сволочь. Однако они, мне кажется, вряд ли поделятся с тобой. — Он бросил короткий взгляд в сторону брата. — Я смотрю, ты моргал всякий раз, когда я употреблял такие выражения, как «сучья ведьма», «дьявол», «сволочь». Ты больше не пользуешься в разговоре подобными терминами?

Спартак долго думал, прежде чем дать ответ.

— Отчего же. Трудность в другом — эти дефиниции не совсем точно обозначают суть вещей. Понимаешь, существуют записи, в которых отражены факты, говорящие, что среди мутантов появлялись особи, обладающие необычными талантами. Суть имперской политики заключалась в том, чтобы ограничить появление подобных экземпляров. Самым главным для аргиан было сохранить статус-кво. Правда, в уничтожении подобных выродков особенно преуспевали крестьяне и городские низы. Обычно такие дети не выживали. Тех, которым повезло, вывозили за границу обитаемого мира. Говорят, что там теперь есть целые планеты, населенные мутантами. Так что слова типа «сука», «ведьма» имеют всего лишь побочное значение. Или метафорическое…

— Я бы хотел тебе кое-что пояснить, братишка, — сказал Викс. — Ты выражаешься на том языке, на котором написаны ваши ученые книги. Говори проще! — Гость еще раз залпом осушил кружку. — Или тебя так долго держали взаперти, что ты забыл, как надо вести беседу?

Укол достиг цели. Щеки у Спартака вспыхнули, однако он тут же осадил себя. Это был старый приемчик Викса, он любил вывести собеседника из равновесия.

— Прости, брат, — кивнул Спартак. — Возможно, ты прав, я слишком долго просидел в келье. Много молчал. Но на это были серьезные причины. — Он глянул на брата, словно предупредил его — постарайся понять. — Я трудился над историей Эсконела.

— Тьфу! — выругался Викс. — Меня вовсе не интересует прошлое, оно давным-давно мертво. Куда больше беспокойства доставляет грядущее. Разве в твоих мудрых книгах не сказано, что именно будущее находится под нашим контролем, в то время как прошлое — всего лишь неуловимое состояние, которое можно искать бесконечно. У нас нет никакой власти над ним, над реальным прошлым, — вот почему человек так старательно переписывает его каждый раз, когда того требуют обстоятельства.

Он решительно протянул кружку в сторону послушника, тот молча наполнил ее вином.

— Кроме того, — в прежней, немного развязной манере добавил он, — я не понимаю, как можно изучать историю какого-либо объекта, находясь от него на таком расстоянии. Эсконел сам по себе есть его история. Я имею в виду то, что там происходит ежедневно.

Спартак хмыкнул, однако успел перехватить подвернувшееся на язык крепкое, способное поставить этого невежду на место словцо. Этого мгновения хватило, чтобы с изумлением признать, что по существу Викс прав. Более того, он и выразился вполне научно. Эти упреки — они… того… вполне разумны.

— Никак не ожидал, что ты способен так тонко прочувствовать проблему. И выразиться с таким философическим изяществом.

— Клянусь девятью лунами Аргуса! — воскликнул Викс. — Если за десять лет странствий ты не способен научиться чему-нибудь стоящему, грош тебе цена. Можешь считать себя мертвецом. — Он выпрямился в кресле, положил руки на пояс, словно подлокотники мешали ему, и добавил: — А я совсем не похож на мертвеца. Если бы ты только знал, где мне только не довелось побывать! Однако сейчас не время рассказывать о своих приключениях. И ссориться нам ни к чему. Я расскажу все, что мне известно, при этом, нравится тебе или нет, я все равно буду называть Лидис «проклятой ведьмой».

Ты сам вызвал меня на спор, хотел было возразить Спартак и в следующую секунду утихомирился — хватит! Достаточно!.. Кивком он предложил Виксу продолжить.

— Причины, по которой я называю Лидис ведьмой или колдуньей, на мой взгляд, очевидны, — еще раз настойчиво повторил рыжеволосый гость. — Вспомни-ка, можно ли найти на свете более здравомыслящего человека, чем Ходат? Он не скрывал своих планов по государственному переустройству Эсконела. В этом смысле женитьба была для него важнейшей политической акцией.

— Точно, — подтвердил Спартак. — Помнится, он постоянно носился с идеей посредством династического брака установить союз с каким-нибудь процветающим миром, сумевшим оправиться после крушения империи.

— Верно. Теперь прими во внимание то упорство, с которым Ходат всегда стремился к цели. И вдруг он женится на женщине без рода, без племени, чья родная планета находится неизвестно где! — воскликнул Викс. — Если это не колдовство, то я не знаю! — Он широко развел руками. — Ладно, слушай дальше. Эта женщина, Лидис, объявилась внезапно — вышла из неизвестно откуда появившегося корабля и была такова. Просто растворилась в человеческой массе. Как ей удалось попасться на глаза Ходату, не могу сказать, но как только они встретились, он забрал ее с собой. С того дня на Эсконеле все пошло наперекосяк. Правитель во всеуслышание заявил — так, по крайней мере, дошло до меня — эта женщина является частью его самого. Ей, мол, ведом его внутренний мир… Каково? Мог Ходат в здравом уме сотворить такое? Дальше — больше: не прошло и недели, как он объявил ее своей неофициальной женой.

Викс сделал паузу, глянул на младшего брата, который сидел с озадаченным лицом, и продолжил:

— Ладно, объявил и объявил — не он первый, не он последний из правителей, однако неплохое начало для невесть откуда взявшейся женщины. Говорят, она изумительно хороша, но и это объяснение тоже малоприложимо к Ходату. На людях она всегда появляется в черном длинном платье, волосы покрыты мелкой сеткой. Что-то вроде вуали… Слушай дальше. Проходит месяц-другой, и вдруг на Эсконеле обнаруживается заговор — точь-в-точь как предсказывал Тиорин. Кто, как ты думаешь, раскрыл планы заговорщиков? Правильно, эта ведьма. Она якобы проникла в их сознания и выявила все детали.

— Телепатическая мутация, — прошептал Спартак. — Судя по недостоверным сведениям, что-то такое действительно имело место… Прости, продолжай.

— Дальше — больше! На Эсконеле стали появляться жрецы Бельзуека. Имперская политика всегда придерживалась принципа свободы вероисповедания, так что хочешь поклоняться идолам — поклоняйся. Не хочешь — не надо. Под этим соусом эти новоявленные улавливатели душ и появились на нашей планете. С формальной точки зрения, им никто не мог запретить основывать святилища. Постепенно Ходат все внимательнее стал прислушиваться к их советам. Надеюсь, понятно, что Лидис придерживается именно этого культа. Оказывается, он широко распространен на ее родной планете Бринза. Как только пошел слух, что сам Ходат тайно принял посвящение, народ забеспокоился. Когда же кое-кто стал утверждать, что правитель замыслил ввести эту религию на всем Эсконеле, люди встревожились всерьез. — Викс посмотрел на брата, чье лицо, после всплеска удивления, опять стало непроницаемым, озадаченно крякнул. — Хорошо,теперь слушай внимательно.

— Но!.. — неожиданно вскрикнул Спартак, чем поверг в смущение старшего брата. Вот тебе и тихоня, вот тебе и человек без чувств! Ученый между тем смутился и уже прежним ровным голосом добавил: — Ничего, ничего! Продолжай.

— Главным и самым отвратительным из жрецов был некто Шри. Этакий калека, никогда не снимавший черные одежды. В конце концов Лидис окончательно завладела волей и разумом Ходата, в свою очередь, она была глазами и ушами Шри. Скоро был введен новый налог, с помощью которого должен был финансироваться фонд Бельзуека. Деньги шли на распространение нового учения, подготовку кадров, строительство храмов. Это был еще один шаг к пропасти.

Первым человеком, кто поднял голос протеста против надвигающейся угрозы, был Гридник. Помнишь его?

— А как же — инспектор главного космопорта.

— Правильно. Я тоже хорошо знал его. По одному случаю… Он первым забил тревогу, никак не мог понять, откуда прибывают эти орды монахов, прислужников, мелкой шушеры и прочей пакости. Их наплыв был подобен потопу. Он решил проверить все документы, касавшиеся этой самой Бринзы, залез в имперские архивы. К своему удивлению, в документах, относящихся к тому периоду, не нашел ни слова о такой планете. Никаких упоминаний!..

Он с победоносным видом пристукнул кулаком по столу.

— Это ничего не значит, — откликнулся Спартак. — Власть империи никогда не распространялась на всю галактику. Правда, многие именно так и считают. Бринза может относиться к пограничной полосе, это неимоверно далеко от ядра галактики.

Спартак сам почувствовал неубедительность подобного объяснения.

— Ну, и какая польза Эсконелу, — спросил Викс, — если эти пришельцы являются пиратами или мутантами? Нам все равно — чужаки они и есть чужаки. Однако послушай, что было дальше. Я еще и до середины не добрался. — Его лицо потемнело. — Введенный налог оказался лишь малой частью обширных мероприятий, направленных на расширение влияния нового культа. Каждый день объявлялись новые льготы для его жрецов, основывались фонды при храмах. Так продолжалось год, затем еще один, и наконец… — он сделал паузу, — жрецы предложили перейти к главному обряду — к жертвоприношениям. Думаю, эти требования и открыли глаза Ходату. Он слишком любил планету и свой народ, чтобы пойти на это. Здесь и Лидис ничего не могла поделать.

— Жертвоприношения? — Голос у Спартака дрогнул. — Ты имеешь в виду…

— Да, человеческие жертвоприношения. Они не стали давить на правителя, просто подождали, когда к Эсконелу подойдет Бьюсион со своими кораблями. Его флот был достаточно велик, примерно с таким же мне пришлось сражаться в районе Батиры Дэп. Все корабли из прежних, имперских… В сражении они взяли верх. Ходат был убит, и на престол правителей Эсконела сел Бьюсион. Подругой его стала Лидис. Она оказалась приманкой, на которую клюнул Ходат. Теперь весь Эсконел лежит в руинах, прахом пошли все планы нашего отца.

— Кто-нибудь продолжает оказывать сопротивление захватчику? — спросил Спартак.

— Есть такие. Я слышал, что Тигрид Дзен — помнишь его? — то ли подался в бега и там, на задворках галактики, собирает армию, то ли прячется на какой-то планете в нашей звездной системе. Пытается разгадать, с помощью какой уловки Бьюсион овладел нашим миром. По последним сведениям, пыл сопротивления постепенно угасает.

Спартак опустил голову.

— Мне… — тихо сказал он, — мне необходимо поговорить с отцом Эртоном. Подожди немного, я закончу свои дела, соберу вещи и отправлюсь с тобой.

— Ну-ка! — Викс изучающе глянул на брата. — Ладно. Подобный поступок более подходит сыну правителя. Однако я предупреждаю, у меня нет возможности забрать твои книги и таскать их по всей галактике. За эти десять лет я привык путешествовать налегке.

— Все, что мне надо, находится в моей голове, — едва слышно ответил Спартак и вышел.

IV

В коридоре он на мгновение остановился, жестом подозвал проходящего мимо послушника. Им оказался тот самый юнец, который принес ему известие о приезде брата, — он был дежурным в тот день. Малый вздохнул, однако покорно последовал за Спартаком. Тот на ходу дал инструкции:

— Сообщи отцу Эртону, что мне необходимо срочно увидеться с ним. Собери мои пожитки, уложи их в дорожные сумы. Затем отправляйся на кухню и попроси приготовить еды в дорогу. Пусть не скупятся…

У первого же поворота их пути разошлись: послушник свернул направо — в той стороне находилась келья, в которой жил Спартак. Ученый же двинулся прямиком в библиотеку.

Он вошел в просторный, высокий зал и сразу направился в сторону рабочих кабинок. Даже не удосужился поприветствовать хранителя библиотеки, брата Карла, сидевшего на особом возвышении, позволявшем обозревать все помещение. Хранитель осуждающе глянул на Спартака.

Кабинок в зале насчитывалось около пятисот, разделявшие их стенки были невысоки. Свободным оказалось место во втором проходе, в пятом ряду. Спартак вбежал туда — даже дверь за собой позабыл закрыть, рухнул в кресло и торопливо пробежал пальцами по кнопкам на панели, располагавшейся перед ним. Войдя в компьютер, он задумался: в каком виде получать заказанную информацию? Лучше всего в распечатанном виде. Затем тяжело вздохнул, нажал на соответствующую клавишу и назвал имя планеты.

— Бринза. Предположительно обитаема, местоположение неизвестно.

Машина приняла запрос. Еще бы, усмехнулся Спартак, это вам не Эсконел, говоря по совести, маленький заброшенный мирок. Понятно, что Гридник не мог ничего там раскопать. Вполне могло так случиться, что в имперских докладах о ней ничего не сообщалось. Другое дело хранилище на Энануорлде!

Из небольшого отверстия выползла небольшая карточка размером с человеческую ладонь. Там было написано:

«Бринза, планета, предположительно обитаема, местоположение неизвестно. Данных нет. Попробуйте изменить запрос».

Спартак тут же порвал карточку и сунул обрывки в приемник мусора. Затем сказал:

— Бельзуек. Религиозный культ или общественное явление, принявшее религиозную форму.

Машина размышляла немного дольше, чем в первом случае, однако информации на карточке тоже оказалось очень мало.

«Бельзуек». Название и предмет поклонения религиозного культа, в настоящее время внедряется на просторах галактики. Появился на Эсконеле четыре года назад. Даты основания нет. Сведений о ритуале нет. Неподтвержденные данные о человеческих жертвоприношениях помечены как «невозможное».

Он сделал паузу, затем продолжил:

— Бьюсион, личное имя. Лидис, личное имя.

Он вновь умышленно воздержался от всякого упоминания об Эсконеле. Пусть компьютер сам поищет. Он был уверен, что и на этот раз сведения будут скудными — за десять лет, которые он потратил на изучение всего, что имело отношение к Эсконелу, ему почему-то ни разу не попадались эти имена и названия.

Так и есть. Он просмотрел выползшую из щели карточку.

«Бьюсион». В настоящее время является правителем Эсконела. «Лидис». В настоящее время супруга Бьюсиона, правителя Эсконела. По неподтвержденным сведениям, узурпировали престол и помечены как…»

Спартак нисколько не удивился, что библиотечный компьютер, выставив в конце сообщения многоточие, проявил непонятную стыдливость. Он не смог сдержать ярость и в клочья изорвал оказавшуюся в руках карточку.

— Идиот! — глухо выругался он. — Из всех придурков придурок!

Все, что выдал ему компьютер, представляло собой выжимки из разговора с Виксом. Обычное дело! Брат Ульвин, как всегда, информировал машину, что у ворот находится путник, прибывший неизвестно откуда. Родом с Эсконела… Машина, следуя программе, подслушала их беседу и извлекла из нее информацию. Подобными способами пользовались редко, однако эта техника всегда была в полной готовности. Недаром Энануорлдский университет славился на все имперское пространство как самый богатый в информационном отношении центр.

Некоторое время он сидел и обдумывал создавшееся положение. Его надежды собрать все данные о Бринзе и Бельзуеке и представить их Виксу окончательно рухнули. В этом было что-то от детской похвальбы, ему очень хотелось показать брату, что они здесь, в этом тепленьком местечке, тоже не даром едят свой хлеб. Выходит, Викс имел все основания подсмеиваться над ним.

Кому теперь нужна история Эсконела в том виде, в котором он хотел изложить ее? Бьюсиону? Лидис? Смешно!.. Что же ты за историк, если за столько лет так и не узнал, что творится на родной планете. Надо же, снабдил машину точной информацией!.. Ага, пришедшей из третьих рук.

Он почувствовал холодок в груди. Получается, что и цель, ради которой он столько лет корпел над книгами, не более чем самообман? Ради чего он портил глаза, набивал память всевозможными, никому не нужными сведениями? Прекрасная мечта — извлечь уроки из прошлого и наметить пути к новому возрождению человечества, основанному на этот раз на собственных достижениях, на собственных поисках и заблуждениях. Долой данную нам взаймы технику! Долой неизвестных хозяев, сумевших одолеть нашу расу с помощью удивительного, не имеющего прецедентов подкупа!..

Что осталось от этих надежд, если самое главное, что двигает жизнь, самое существенное в процессе познания — информация! — собирается с помощью таких способов и в таких объемах? Когда-то, в имперскую эпоху, сюда стекались новости с миллионов освоенных миров. Этот поток был едва одолим, но в ту пору машины кое-как справлялись с ним. В нынешнее время один курьез следовал за другим. Он вспомнил, каким неслыханным событием оказалось его появление в стенах этого заведения. На него первое время смотрели как на свалившегося с того света. В момент его прибытия последние известия об Эсконеле, имевшиеся в библиотеке, были двухлетней давности. Это при том, что Эсконел является одним из самых процветающих миров. Ему, новичку, пришлось рассказывать о своей родине… О каком возрождении может идти речь? Кому нужен урок, извлеченный из прошлого, если на его Эсконеле людей начали приносить в жертву?

Это было смешно и ужасно. Не знаешь, рыдать или смеяться…

Дверь в кабину отлетела в сторону. Спартак обернулся, на пороге стоял перепуганный, совсем молоденький студент, под мышкой у него торчал угол магнитофона.

— Ой! Простите, брат, я почему-то решил, что эта кабина свободна.

— Ничего. — Спартак, успокаивая его, вскинул руки. — Я забыл закрыть за собой дверь. Я уже закончил, так что можете заходить.

* * *

Отец Эртон несколько мгновений подыскивал слова, потом наконец решился.

— Вы должны извинить меня. Скорее всего, мне не следовало упоминать об этом, однако интересы дела превыше всего. Брат Спартак, прежде всего мы являемся учебным заведением и только во вторую очередь центром сбора и распределения информации. Мы даем прибежище таким, как вы, исключительно из соображений вежливости. Мы позволяем ученикам пользоваться всеми нашими средствами в надежде, что они отблагодарят нас важным научным трудом, особым вкладом в понимание исторических процессов. До поры до времени, конечно, мы не упоминаем о такого рода обязательствах, но в нашем случае я просто вынужден заметить, что ваш труд еще не закончен, а вы уже собираетесь покинуть нас.

Глава ордена особо выделил глагол «покинуть», при этом бросил на Спартака выразительный взгляд.

Ученый вздохнул. Он всегда с уважением относился к старику и теперь почувствовал себя неловко. Говорят, глава университета недавно отметил свое столетие…

— Отец, у меня и в мыслях нет навсегда покинуть орден, — ответил он. — Это все из-за последних новостей с Эсконела.

— Более того. — Отец Эртон словно не заметил сделанного собеседником замечания и продолжил прежним старческим, чуть надтреснутым голосом: — Брат Ульвин написал отчет о встрече с вашим сводным братом. Там сказано, что подобных грубиянов ему встречать не доводилось. Он явился сюда вооруженным. С ног до головы!.. И на лице шрам — свидетельство буйного характера и участия в боевых действиях.

— Но Эсконел в такой беде…

— Вы, конечно, искренне считаете, что желаете вернуться сюда, — в том же ключе продолжал отец Эртон.

Спартак поразился — старик как будто не слышит его, все говорит, говорит. Размеренно, бесстрастно…

— Но некто — например, тот же узурпатор Эсконела — не примет во внимание ваши планы, и ваши шансы на возвращение станут… пффф!

—  Простите, я совсем другое имел…

— Это было бы весьма неприятно — потерять разум такого калибра, как ваш. Тем более из-за недальновидной попытки остановить вал разложения и упадка, надвинувшихся на освоенную часть вселенной, и даже повернуть его вспять. Охотно соглашусь с вами, что Эсконел — прекрасный мир, и в дни империи слава о нем звучала повсюду. Но то же самое можно сказать и о Декладоре, о Праксьюлуме, о Норге…

— Декладор до сих пор является вполне процветающим…

— Теперь перейдем к заключению — оно, на мой взгляд, удручающе. Если вы покинете университет, вам придется нарушить обет. Вы будете вынуждены в той или иной форме использовать насилие. Поэтому вернуться уже не удастся. Вам не будет позволено.

Старик выпрямился, откинулся к спинке кресла, взглянул на Спартака.

— По характеру я вовсе не агрессивен! — воскликнул Спартак и тотчас прикусил язык. Даже старика он выслушивал, едва сдерживая раздражение, все старался его перебить. Что это, как не одна из форм давления на собеседника. Нет, надо объясниться… — Ни о каком насилии и речи не идет! Я просто намеревался…

— Ваши намерения мне понятны. Вы собираетесь ради некоего героического жеста отбросить десять лет упорного труда. Скорее всего, вас ждет гибель, но даже если вы останетесь в живых, у вас все равно слишком мало шансов повернуть вспять колесо истории. Обогнать время еще никому не удавалось, тому примеров много. Я понимаю волнение, которое вызвало у вас сообщения с Эсконела. Поверьте, я сам после семидесяти лет, проведенных здесь, однажды поймал себя на необъяснимой ностальгической тоске, проникшей в сердце при воспоминании о мире, где я родился. Тем более в такой ситуации, о которой поведал ваш сводный брат. Я представляю, какие муки вы должны испытывать. Тем не менее я взываю к вашему благоразумию и требую, чтобы вы хорошенько выспались и приняли окончательное решение поутру. После зрелых размышлений…

Спартак молча поднялся, сказал холодно, сквозь зубы:

— Теперь послушайте меня. Я хочу обрисовать будущее, которое ждет университет, если все мы встанем на вашу точку зрения. Наступит день, и кто-нибудь вспомнит о том, что где-то на задворках существует этакий милый, уютный Энануорлд. Совсем-совсем беззащитный… Он пошлет сюда свои корабли и высадит на эти зеленые лужайки орду своих солдат. Что будет дальше, я не хочу описывать. Надеюсь, вы не забыли, чем обычно занимается пьяная солдатня на зеленых лужках с местными женщинами? Даже если мое предположение не более чем вымысел, однако, согласитесь, очень правдоподобный. В любом случае спокойствие и мир на Энануорлде, возможность размышлять и нравственно совершенствоваться обеспечивали такие миры, как Лудор, Эсконел, Декладор. Эти миры являлись надежным барьером для всяческих поползновений со стороны пиратов и прочей падали, шныряющей в Великой Тьме.

Отец Эртон не моргая долго смотрел на Спартака, потом спросил:

— Чтобы дойти до этой мудрой мысли, вам потребовалось десять лет?

— Гораздо больше. Всего несколько минут, но они стоят десяти лет. Я вдруг подумал, до каких степеней упадка докатилась наша раса, если то, что случилось на Эсконеле и подобным ему планетам, никого не трогает.

— Эту искру заронил в вас сводный брат?

— Да.

— Возможно, нам следовало более детально расспросить его. — Адамово яблочко на дряблой шее старика дернулось. — Если вспомнить, что ваш гость сообщил брату Ульвину — да-да, в те минуты, когда он угрожал разнести наши ворота, — то получается довольно интересная картина. Он находится на службе у ордена Аргуса, который был создан из остатков Десятого имперского флота. Этот орден был нанят Меркатором, чтобы завоевать два ближайших к нему мира. Наемники разграбили три города на Пувадии — это у них называется «кормежкой». Они истребили осколки Двадцать седьмого имперского флота, так как не пожелали терпеть конкурентов. Напрашивается вопрос — неужели один из этих конкистадоров спит и видит, как спасти Эсконел и создать из него ядро будущей возрожденной цивилизации?

— Сомневаюсь, чтобы мой брат что-либо слышал о возрождении цивилизации, однако судьба Эсконела его тоже волнует. Кроме того, я привел свои причины. Не его.

— Тогда вы свободны, — вздохнул отец Эртон. — Но помните, если вы ввергнете себя в пучину насилия, не тратьте время на возвращение.

* * *

Викс ждал его у ворот в компании с братом Ульвином. Увидев Спартака, ученый обнялся с ним, пожелал доброго пути. В этот момент в воротах появился молодой послушник, который с трудом волочил три большие дорожные сумки.

— Эй! — крикнул Викс. — Предупреждаю, я путешествую налегке. Не рассчитывай, что я буду тащить такой груз.

Спартак улыбнулся. В детстве он был хилым, тщедушным ребенком. Ему не раз доставалось от Викса. Он и теперь, наверное, решил, что ничего хорошего от младшего брата ждать не приходится. Времени нет объяснять ему, что занятия в университете касались не только духа, но и тела. Эти три сумки для Спартака были легче перышка. Он без всякого усилия взвалил их себе на плечи.

— Пошли, — сказал он.

Викс поперхнулся, удивленно глянул на брата.

— Послушай, — неожиданно мягко начал он, — если тебя здесь держат какие-нибудь важные дела, оставайся. У меня нет никакого желания тащить тебя силком.

— Не беспокойся, — ответил Спартак. — Этот вопрос уже решен. Бывает, что десять минут стоят десяти лет. Ну, так ты идешь?

— Конечно! А как же!.. — сразу засуетился Викс. Он выхватил свое оружие из рук Ульвина и торопливо зашагал за младшим братом.

V

Первые полмили они прошли молча. Пустынная, скудная местность открывалась перед ними. Редкие купы деревьев, режущее сияние местного ослепительного светила… На вершине холма, на который они взбирались, играли дети. Те из толпы, для кого появление в этих краях всякого нового человека оказалось неслыханным событием, двинулись за братьями. Правда, старались держаться поодаль.

Спартак моментально погрузился в раздумья — сказывалась давняя привычка к размышлениям. Он с детства был подвержен созерцательности и теперь с радостью впитывал ее всю, до последнего штришка, до самой махонькой былинки, едва заметного цветового перелива на перламутровом небосклоне. В этом ему равных не было. Он любил анализировать, запасать — особенно во время пеших прогулок — ощущения и дельные мысли, выстраивать логические конструкции или попросту мечтать. Выдумывать сказки… В университете его научили медитировать, укладывать эту свою привязанность в особые рамки. Теперь он умел одновременно и размышлять, и следить за окружающим, развлекаться сочинением невероятных историй и предугадывать реальную опасность. Все сразу! Вот и на этот раз, в то самое мгновение, когда к нему обратился шагающий чуть впереди старший брат, у Спартака уже был готов ответ.

— Выходит, по-вашему, это самое удобное место для научных занятий, для сбора информации, для всей подобной чепухи? — неожиданно зло спросил Викс и, не дожидаясь ответа, раздраженно добавил: — Неужели у вас нет хотя бы примитивного планетарного катера? Что за удовольствие месить пыль ногами!..

— Это было сделано сознательно. Хочешь не хочешь, но чтобы добраться до университета, надо целый день брести пехом. Знаешь, как паломники в древности… Если ты решил воспользоваться транспортным средством, значит, ты гость или посетитель. Наша обитель расположена в центре обширного десятиугольника, в вершинах которого расположены звездные терминалы. Оттуда можно легко покинуть планету. Этого вполне достаточно для мира, который был выбран под галактический центр хранения знаний. Правда, возле деревни есть местный аэропорт.

Викс пожал плечами:

— Святая галактика, сколько серьезных дел я упустил из-за этой пешей прогулки. Надо же, мне приходится на своих двоих добираться до ближайшего порта. Ты давай быстрее топай, времени у нас в обрез.

Спартак не ответил, и еще с полмили братья шли молча. Наконец Викс смирился, перестал чертыхаться, задышал ровнее. Младший брат поинтересовался:

— На чем ты долетел сюда? На рейсовом звездолете?

— Какого черта! Конечно нет! В этом секторе расписание составлено таким образом, что добраться до этой дыры можно только раз в месяц, а то и в два. Потом сиди и жди, пока они наберут новую команду, заменят старые трубы. Нет уж, теперь у меня есть свой собственный корабль.

— У тебя есть корабль? — удивился Спартак. — Молодец! До сих пор я не слышал, чтобы кто-то владел большим звездолетом.

— Воображаешь, будто у меня огромный лайнер, какие летают на пассажирских линиях? — хмыкнул Викс. — Как бы не так. Это небольшой разведчик имперских времен. Возможно, один из самых первых кораблей, которые земляне обнаружили, когда вышли в космос. Мне так сказали… Я никогда не отваживался подсчитывать, сколько лет должно быть моей старушке.

— Двадцать тысяч, — тут же откликнулся Спартак.

— Чего двадцать тысяч? — глянул на него Викс.

— Лет…

— Не может этого быть! — решительно возразил брат. — Двадцать тысяч лет! Ты в своем уме?

— Если твой разведывательный катер относится к исходной серии, так и должно быть. От основания империи до ее крушения прошло от восьми с половиной до девяти с половиной тысяч лет. К тому моменту, когда мы нашли корабли наших предшественников, им уже — первым образцам — было по меньшей мере столько же.

— В сознании не укладывается, — покачал головой Викс. Он надолго задумался — по-видимому, решил подыскать более подходящую тему для беседы. Куда больше в тот момент его интересовал шагающий рядом с ним человек. Может, поэтому он с такой настороженностью поглядывал на Спартака? Брат-то он брат, но десять лет тоже не шутка. Чем он тут занимался? С детства у них не было особой близости — все-таки в подростковом возрасте разница в четыре года — это много. Теперь им предстояло опаснейшее предприятие. С кем придется идти в бой? Спартак признался себе, что этот вопрос и ему был не безразличен.

Неожиданно Викс спросил:

— Я так понимаю, что ты на этом собаку съел? На истории?..

— Пришлось потрудиться, — кивнул Спартак, — особенно в первые годы, когда я попал на Энануорлд. Я тешил себя фантастической идеей, что, возможно, мне первому откроется, как же возникла империя. Почему вдруг именно эта форма правления оказалась такой живучей? Наивные мечты!.. Сначала я обнаружил, что записи, документальные свидетельства, относящиеся к той эпохе, почти не сохранились. Что там почти! Их вообще считанные единицы. Понимаешь, мы вырвались на просторы галактики подобно потопу. Точнее, взрыву, и нас с умопомрачительной скоростью разнесло по свободному пространству. Естественно, в такие эпохи не до протоколов и хроник. Кроме того, свидетельства очевидцев, участников, всякие отчеты, справки, объяснительные бумаги частенько подвергались уничтожению. И время поработало… У меня сложилось впечатление, что восстановить, хотя бы в общих чертах — я уж не говорю о деталях, — как сложилась империя, нам никогда не удастся. Впрочем, точно такое же положение и с эпохой гибели этого исполинского государства. Та же самая история — всякий документально зафиксированный факт в период гражданских войн имел важное политическое значение. Это понятно?

Викс отрицательно покачал головой.

— Скажем, вопрос, кто первым заселил ту или иную планету. С точки зрения претензий на власть это очень важно.

— Плевать мне на этих первых поселенцев. Меня другое интересует — как же могут летать корабли, возраст которых исчисляется десятками тысячелетий? Почему хозяева бросили их?

— На этот счет есть несколько интересных предположений. Наиболее, с моей точки зрения, убедительное заключается в том, что раса создателей звездолетов потеряла к ним интерес. Их более не занимала физика…

— Как это?

— Ну, скажем, они перешли в другое телесное состояние, и для перемещений в этих новых оболочках корабли уже стали не нужны. Может, они ударились в созерцательные размышления о смысле жизни…

— О чем? — перебил его Викс.

— Может, решили выяснить, в чем цель их существования.

— Мне бы их заботы, — вздохнул Викс.

— Это только догадка, — сказал Спартак. — Вот еще одна гипотеза — наши предшественники покинули Млечный Путь. Им здесь стало скучно, они изучили галактику от края и до края, и эта работа их утомила. Они решили отдохнуть. Вот что интересно — что ни говори, а строить они умели. Их корабли уже много тысячелетий находятся в эксплуатации и все еще летают. Правда, скоро этому придет конец.

— Как бы не так, — усмехнулся Викс. — Их знаешь сколько. Они еще послужат нам.

— Верно, однако если рассматривать процесс в целом, то невольно приходишь к выводу — то, что не смогло разрушить время, целенаправленно гробим мы. С каким-то неистовством, бездумным ухарством мы тратим чужие запасы. Конечно, купить корабль очень дорого, однако его содержание владельцу практически ничего не стоит, так как они являются самовосстанавливающимися системами. Ремонтируют себя сами, запчасти создают сами. Все сами… Первый имперский флот Аргуса состоял из примерно миллиона транспортных и боевых средств. Эта армада была становым хребтом могущества империи. Кроме него, по свободному пространству шныряло множество других звездолетов. А теперь? Ты же сам сказал, что в этом секторе пассажирский рейс бывает раз в месяц, а то и в два.

— Но мы же и сами строим корабли, хотя…

— Вот именно — хотя. Где их строят? Только не на пространстве, когда-то подчиненном империи. В Великой Тьме, в межгалактическом просторе — вот где! Иногда мне хочется проникнуть в те дали и своими глазами взглянуть на умельцев, которые освоили звездные технологии, которым не нужны подсказки исчезнувших благодетелей.

— Веселенькое дело очутиться в этом гадючнике! Живым оттуда точно не выберешься. Что касается меня, то мне куда более привлекательным кажется ядро галактики. Оттуда, наверное, все видится по-другому. Миллионы миллионов планет не более чем камешки на ладони, а все эти суетящиеся людишки только микробы. С другой стороны, — засмеялся Викс, — ни один из этих камешков не греет сердце, как Эсконел. Все-таки нам довелось родиться в чудесном краю.

Спартак ничего не ответил — переложил груз на другое плечо. Трудно было поверить, что последнюю фразу Викс произнес искренне. О прежнем Виксе не скажешь, чтобы он отличался сентиментальностью. Хотя и в лицемерии его не заподозришь. Спартак искоса глянул на брата — что ж, хвала галактике, если старший брат сохранил в душе какие-то теплые чувства. Легче будет воевать. Интересно, каким стал Тиорин? Неужели им когда-нибудь удастся стать друзьями? Это было бы замечательно!

— Давай я понесу сумку? — неожиданно предложил Викс. — Любую…

— Хм. Нет, спасибо. Они не такие тяжелые, какими кажутся. Когда устану, я скажу.

После долгой паузы Спартак спросил:

— Где ты взял свой корабль?

— Он достался мне в уплату после того, как мы разгромили восставший Двадцать седьмой флот.

Младший брат вспомнил предупреждение отца Эртона. Что теперь поделаешь? Не возвращаться же с полдороги.

— Это далеко не все, что мне досталось из добычи, — продолжил Викс. — Там было много чего ценного, однако все ушло, как и пришло. Вмиг утекло между пальцев. — Он на мгновение задумался, потом покачал головой. — Действительно, как я не подумал… После стольких лет воздержания тебе будет трудно привыкнуть к нашей жизни.

— У тебя что, на борту женщина?

— Точно. Как ты угадал?

— Это совсем не трудно. Рабыня?

— Мне не нравится, когда ты начинаешь выражаться таким тоном, — резко заявил Викс. — Я не плачу ей за это, если ты именно это имеешь в виду. Да, она живет со мной, я ее кормлю, одеваю. Она создает хоть какой-то уют, хлопочет по хозяйству. Что еще нужно от женщины? Правда, есть еще одна причина, по которой эта девушка, не будучи рабыней, предпочла компанию мужика. О ней, конечно, трудно догадаться человеку, просидевшему десять лет взаперти.

— Вы уже давно вместе? — улыбнувшись, спросил Спартак. Вот, оказывается, как представляет братишка его жизнь в университете. Не будем его разубеждать.

— Около пяти лет. — Викс чуть покраснел, махнул рукой. Впереди уже вырисовывались контуры транспортного терминала, расположенного возле деревни. — Отлично! Отсюда мы через час доберемся до космопорта.

* * *

— Вон она, моя старушка. — Заметно повеселевший Викс указал рукой на небольшой разведывательный катер. — Невелика птичка, зато моя. Ты давай размещайся, а я пойду заплачу за стоянку. Получу разрешение — они здесь до сих пор придерживаются древних правил регулирования движения.

— А-а… эта твоя девица? — всполошился Спартак. — Скажи хотя бы, как ее зовут, а то неудобно будет при встрече.

— Винета. Не беспокойся, она о тебе уже наслышана.

Спартак пожал плечами и двинулся вперед к указанному ему катеру. Под ногами расстилались шестиугольные серовато-стальные плиты. Кое-где невысокими угловатыми холмами возвышались здания служб. Удивительно, отметил про себя Спартак, что-то здорово изменилось в этом мире за последние несколько лет. У его братца появился собственный межзвездный катер! Каково?.. Раньше об этом и подумать было нельзя — кораблями владели правительства планет, мощные торговые компании и другие подобные корпоративные объединения, но чтобы в личной собственности?..

Он на мгновение застыл на месте. Как же сразу не сообразил — была особая категория двуногих, которая владела собственными звездолетами.

Пираты! Жуткие существа. Их и людьми стыдно назвать.

Спартак зашагал дальше — лучше не развивать эту идею.

Наконец он добрался до корабля, входная лестница была приставлена к корпусу. Он неуклюже взобрался на верхнюю площадку, скинул с плеч сумки. Потом костяшками пальцев осторожно постучал по обшивке.

Двадцать тысяч лет! С ума можно сойти!..

Дверь была заперта. Странно, подумал Спартак, почему бы девице не открыть? Он внимательно осмотрел замок, внешнюю плату, к которой надо было прижать ладонь. Прижал. Дверь открылась сама собой…

Ну, дела! Это было не похоже на Викса. Разве можно оставлять корабль открытым. Мало ли что. Он заглянул внутрь:

— Эй, Винета, ты здесь?

Во входном шлюзе было пусто, гулко. Спартак втащил сумки, обошел корабль. Здесь, собственно, спрятаться было негде. Рубка, короткий коридор, несколько кают на верхнем и нижнем ярусах. Он на всякий случай проверил и санитарные узлы. Пусто!

Викс застал его, растерянного, в рубке.

— Что стоишь столбом? — спросил брат.

— Твоей девицы на корабле нет.

— Как так? Когда я уходил, она была здесь. Винета? Винета?..

Его призыв резко завибрировал — никто не откликнулся. Теперь Викс обошел все помещения, заглянул во все уголки. Когда он вновь появился в рубке, левая сторона его лица полыхала от ярости.

— Сбежала! После всего, что я сделал для нее. Стоило только отлучиться, и она сразу дала деру! Все оставила и сбежала.

— Викс, — мягко сказал брат, — ты удивляешься?

— Что ты имеешь в виду? — не понял тот.

— Вспомни, как ты дома обращался с женщинами. Рано или поздно это оборачивалось против тебя. С тех пор ты не очень-то изменился.

— Я и говорю — стоило мне отвернуться, как она сразу улизнула.

— Не совсем так. Она дождалась, пока ты доберешься до Энануорлда. Этот мир славится спокойной, мирной жизнью. Может, она устала от постоянных перелетов, разве так не может быть? Что ее ждет с тобой? Неустроенность, нескончаемые опасности. Теперь ты задумал штурмовать Эсконел.

— То, что ты говоришь, не имеет никакого отношения к Винете. Ты же ее никогда не видел. Чтобы она согласилась стать домашней курицей?.. — Викс смахнул пот, выступивший у него на лбу. — Ладно, давай оттащим твои пожитки в нижнюю кабину. Кстати, это была ее каюта, там, должно быть, остались кое-какие ее вещи. Надо бы собрать их и известить местные власти — пусть забирает. Мне ее тряпки не нужны.

Неожиданно взгляд его угас, он с тоской посмотрел на сводного брата.

— Пошли. Может, оно и к лучшему, а то, знаешь, женщина на корабле… Тебя это будет смущать… Хотя мне что-то не верится в ее побег. Она могла сделать это гораздо раньше. Те миры, не в пример этой задрипанной планете, были куда богаче и цивилизованнее. Такое впечатление, что она опасалась встречи с тобой.

Спартак ничего не ответил, подхватил сумки и отправился на нижний ярус корабля, куда ему было указало.

VI

Спартак принялся осматривать предназначенную ему каюту. Вид у него был хмурый, он прикидывал и так и этак. Что такого он, собственно, сказал? Не было ничего необычного в том, что женщина сбежала от Викса. Такое не раз случалось и в прошлом. Брат был не очень щедр на вежливое обхождение — бывало, и поколачивал подружек. Почему бы этой Винете не дать деру? Решила — хватит с нее, и поминай как звали. Другое дело, не стоило вот так, прямо в лоб, говорить об этом Виксу. Вот что значит годы, проведенные в университете. Там всегда говорили то, что думали, а здесь, в обыденной жизни, надо быть тактичнее. Это урок на будущее, упрекнул себя Спартак.

Он вздохнул, перебрал кое-какие вещички, свидетельствующие о том, что совсем недавно здесь помещалась особа женского пола, очистил полки встроенного шкафа от всякого хлама. Заглянул в выдвижные ящики… Глядя на этот мусор, вполне можно было составить мнение о хозяйке каюты. Вот оригинальной формы раковина. Судя по голубоватому свечению, ее нашли на одной из планет, на которых моллюски в процессе обмена веществ перерабатывают медь. Вот ожерелье, составленное из твердых кристаллов розового, синего и желтого цветов. Вот превосходного качества солидо — стереоскопический снимок, на котором изображены улыбающиеся мужчина и женщина. По-видимому, родители Винеты.

Девица как девица…

В следующем встроенном шкафу он обнаружил с десяток платьев и других женских нарядов, а также какой-то непонятный струнный инструмент. Что бы это могло быть, он так и не догадался. На нижних полках нашел несколько смен постельного белья.

Кажется, все осмотрел. Теперь можно переодеться, скинуть наконец эту бурую робу. Он достал из сумки одежду и облачился в обычный костюм, в котором десять лет назад появился в Энануорлде. Все оказалось впору. Выходит, за это время он не обрюзг, не раздался, как некоторые, вперед и вширь — это открытие откровенно порадовало Спартака.

Тут он вспомнил, что найденный музыкальный инструмент видел в руках у матери. С его помощью, как нередко говорила мама, она зарабатывала на жизнь. Что-то здесь не так — его тоже кольнуло, как и Викса. Какое-то странное бегство! Оставила наряды, этот инструмент… Ладно раковину, но изображение родителей могла бы захватить с собой?

Может, она просто вышла ненадолго, решила чего-нибудь прикупить?

Некоторое время он в раздумье постоял посреди каюты, потом решительно сказал себе: В любом случае необходимо предупредить Викса. Никаких поспешных…

В следующее мгновение его настигла силовая волна. Неужели включились гравитационные двигатели? Подобное состояние на больших пассажирских лайнерах заметить было практически невозможно, но на маленьком катере… Ого, как шибает! Спартак едва удержался на ногах. Корпус завибрировал — эта равномерная тряска эхом отозвалась у него в желудке.

Первыми его ощущениями были испуг и гнев — ну и напарничек ему достался! Стартует, никого не предупредив. Сразу на полную мощность!

Преодолев неприятные ощущения, опираясь на стену, Спартак выбрался в коридор и двинулся к лестнице. Потом решил вернуться и хорошенько прикрыть дверь. В этот момент что-то мелькнуло на верхних ступенях — то ли чьи-то ноги, то ли кусок одежды. Может, ему показалось? Он на мгновение восстановил картину в памяти, однако волна тошноты накатила вновь, в сознании все смешалось, тем не менее Спартак успел сообразить: как ни крути, а эта девица Винета находится на борту.

Следом прихлынула тревога. Ощущение опасности было таким сильным, что он отказался от немедленного поиска. К тому же сам Викс тоже обыскал помещения, а кто лучше его знает свой корабль. Или его братцу неизвестно, где какой краник расположен на его корабле?.. Нет, прежде всего им необходимо повидаться. Немедленно!

В этот момент до него долетел крик:

— Спа-ар-так!

Тут же гравитационный привод оказался выключенным.

Спартака словно окатили ледяной водой, он едва устоял на ногах. Правда, тут же взял себя в руки. Он бросился вверх по лестнице, затем в несколько прыжков одолел коридор и ворвался в рубку.

Вот так девица померещилась ему на нижнем ярусе!

Здоровенный детина размерами с танисского быка, упакованный в одежду из грубой кожи, на ногах высокие ботинки с окованными стальными пластинками носками, схватился грудь в грудь с невысоким рыжеволосым Виксом.

Брат пытался головой ударить нападавшего в нос, однако тот успел отклониться. Они оба потеряли равновесие и рухнули на пол. Незнакомец вскочил первым и с размаху кованым носком ботинка въехал Виксу под ребра. Брату не хватило доли секунды, чтобы выхватить оружие. Очевидно, он оказался не готов к нападению и не среагировал на звук открываемой двери. Видимо, решил, что это Спартак. От второго удара Викс увернулся и выхватил кинжал, однако нападавший ударом ноги выбил оружие. Кинжал отлетел к пульту управления.

Спартак на мгновение ужаснулся — неужели так быстро ему предстоит забыть свою клятву? Что еще остается — скорее хватай оружие и рази врага в спину. Иначе будет поздно!..

В голове мелькнуло — ясно, отчетливо — замечание, часто повторяемое учителем в Энануорлде: «Всегда держи в памяти: насилие — это плохо. Это уже поражение. Если уж дело дошло до обмена ударами, значит, ты слишком поздно спохватился, выпустил ситуацию из-под контроля».

Спартак, увернувшись от дерущихся мужчин, бросился к пульту управления. Окинул быстрым взглядом расположение клавиш, кнопок, переключателей — в этот момент услышал хрипящий, истошный выкрик Викса:

— Спартак, Спартак, он меня задушит!

Время для младшего брата как бы замедлило свой ход — он все делал точно, стремительно. Мельком обернулся — детина вновь повалил Викса на пол и добрался до его горла. Затем опять глаза в сторону пульта. Цель определил мгновенно — вот этот подвижный рычажок, он сдвинут в крайнее нижнее положение. Прежде всего необходимо покрепче ухватиться за спинку кресла пилота, другой рукой, минуя нейтральное положение, перевести рычажок до отказа вверх.

Сделано!

Его сразу опрокинуло вверх ногами. Он был готов к подобному маневру и в момент перемены знака гравитации мягко, как гимнаст, опустился на ноги. Вот только с вновь возникшей вибрацией и последовавшим приступом тошноты справился с трудом. В глазах поплыли радужные круги. Сквозь них различил то, что рассчитывал увидеть, — Викс и оседлавший его бандит поменялись местами. Теперь брат был сверху, а нападавший, принявший на себя всю силу удара о потолок, лежал неподвижно. Однако неожиданно он зашевелился — по-видимому, начал приходить в себя.

Спартак потянулся, крепко ухватил брата за перевязь, на которой обычно подвешивалась кобура с лучевым пистолетом, и вновь перевел рычажок в крайнее положение.

Нападавший с глухим шумом шлепнулся об пол. Высота рубки была что-то около трех с половиной метров — вполне достаточно, чтобы второе падение лишило незнакомца сознания.

Викс, побарахтавшись в воздухе, упал мягко, на четыре точки. Спартак тут же перевел рычажок в нейтральное положение.

Переведя дух после таких замысловатых упражнений, он спросил Викса:

— Это кто такой?

— М-м… — промычал тот. Наконец полностью придя в себя, потер виски, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. — Что ты натворил?

— Изменил знак гравитации.

— Но!.. — Викс вскочил на ноги. — Но как? Ты уже летал на таких кораблях?

— Нет, прежде я их никогда не видел. Просто начал рассуждать логически. На звездолетах всегда на пульте управления размещен рычаг компенсатора гравитации, потому что это один из основных приемов управления кораблем. Затем нашел, какой рычаг оказался сдвинутым из нейтрального положения…

— Ты хочешь сказать, — Викс подозрительно смотрел на брата, — что ты принялся размышлять в тот самый миг, когда этот негодяй вцепился мне в глотку? Значит, пусть родной братишка погибает, а я посмотрю? Так выходит?..

Спартак догадался, что эта схватка была самой неудачной в жизни Викса. Действительно, он совершил несколько грубейших ошибок. Плохо обыскал корабль, позволил злоумышленнику пробраться в рубку и напасть сзади… Спартак заколебался — стоит ли сейчас говорить об этом брату?

Тот все не мог успокоиться.

— Значит, стоял и наблюдал?! Почему ты не схватил кинжал и не всадил ему в спину? Чего ждал?..

— Если бы я так поступил, — спокойно возразил Спартак, — он бы никогда не смог рассказать, зачем он напал на нас. Кто он вообще? А сейчас он всего лишь без сознания, и у тебя есть шанс допросить его.

— Уж я допрошу, — угрожающим голосом сказал Викс. — Уж он у меня попляшет. Для начала свяжем.

Он обыскал рубку в поисках шнура, на мгновение нырнул в коридор и выволок оттуда моток бечевки.

— Мне кажется неразумным применять к нему силу. — Спартак отважился вставить замечание. — У меня есть кое-какие препараты, которые, возможно, куда быстрее сделают его разговорчивым.

— Ты о чем? — спросил Викс, ловко стягивающий веревкой ноги и руки незнакомца.

— Я захватил с собой некоторые медицинские снадобья. Мне кажется, в этой ситуации они будут удобнее.

Он невольно глотнул. С детства Спартак испытывал отвращение ко всякого рода мучительству. Особенно ненавистной казалась жестокость по отношению к слабым — животным, детям… В голосе Викса ему послышались нотки, которые не оставляли сомнений в том, что ожидало нападавшего. Тут еще этавибрация — желудок до сих пор корчится… Ему самому тоже неплохо было бы принять успокаивающее.

Спартак поспешно вышел из рубки и почти бегом направился к лестнице. У двери в свою каюту чуть замешкался, в это мгновение до него донесся отчаянный стук. Долетел снизу. Чудеса! Спартак, не веря глазам, оглядел пол у себя под ногами. Точно, кто-то еще раз забарабанил по плите. Он стал на колени и осмотрел ее, потом, робея, взялся за край и попытался оттащить плиту в сторону. Смотри-ка, пошла… Пошла!

— Луны Аргуса, вот это да!

Внизу открылась узкая яма, оттуда на него смотрело заплаканное смуглое девичье лицо. Вместо рта — какая-то тряпка, плотно забитая между губ. На правой щеке красовался внушительный синяк. Следом в глаза бросилось обнаженное тело, едва прикрытое разорванной одеждой. Он машинально протянул руку и вытащил девушку из ямы.

Она тут же вцепилась в него — так они и стояли несколько секунд. Девушку била крупная неодолимая дрожь. Спартак в растерянности подумал — может, погладить ее, успокоить, однако на этот раз рассудительности и знаний не хватило. Он просто не знал, как следует вести себя в подобной ситуации. К тому же сердце отчаянно заколотилось в груди. Он попытался вытащить кляп, однако девушка отрицательно замотала головой, потом с усилием вырвала грязную тряпку.

Отдышавшись, она спросила:

— Ты брат Викса?

Голос у нее был прерывистый, хриплый.

— Да. Я — Спартак.

— А он?..

— С ним все в порядке. Он в рубке, связывает этого длинноволосого детину. Это он, вероятно, засунул тебя сюда? — Спартак указал на отверстие в полу. — Как все произошло?

— Он заявил, что принес какую-то бумагу от администрации космопорта. Что он — официальное лицо. — Винета неожиданно глотнула, лицо у нее стало жалким. — Викс предупредил, что они здесь, на Энануорлде, такие бюрократы, соблюдают все параграфы, оставшиеся со времен империи. И мне тоже надо беспрекословно выполнять все их требования, иначе будут сложности с вылетом. Ну, я… и позволила ему войти.

Она отерла пот со лба, потом тронула пальцем синяк.

— Спасибо, что вытащили меня оттуда, — прошептала она. — Я так испугалась.

Девушка повернулась и бросилась вверх по лестнице.

Спартак невольно глянул ей вслед. Одежда на ней была разорвана до такой степени, что больше было видно тело, чем тряпки. У мужчины невольно перехватило дух. Он вдруг отчаянно позавидовал брату, который с легкостью знакомился с женщинами, без всяких усилий брал их и так же легко бросал. Насчет образа жизни, который вели в университете, Викс ошибался. Устав ордена вовсе не требовал давать обет целомудрия, сам отец Эртон более тридцати лет жил с подругой. Точнее, терпел ее выходки… Однако самому Спартаку подобные утехи оказались недоступны. Было у него две или три попытки связать свою судьбу с кем-либо из противоположного пола, но ему не повезло. То ли он был слишком скромен и робок, то ли по какой другой причине, но ему так и не довелось испытать счастья в личной жизни. Скорее всего, он никак не хотел жертвовать своими научными занятиями ради пустых, как ему всегда казалось, удовольствий.

Не такими пустыми они теперь представлялись ему.

VII

Менее всего он ожидал услышать вопли и рыдания, которые доносились из рубки. На мгновение Спартак опешил, замер у металлической двери, переложил из руки в руку маленький черный чемоданчик с лекарствами. Наконец решительно отжал створку. Ролики чуть слышно скрипнули. В рубке на полу, прикрываясь от ударов Викса, лежала Винета. Голосила во всю силу…

— Ты что, — в свою очередь, кричал Викс, — не понимаешь, что я едва не погиб?! Ты этого хотела? Да?.. Зачем ты пустила его? Зачем открыла входной люк? Почему не держала под прицелом, ведь я оставил тебе оружие. О чем ты только думала?

— Но ты же сам предупредил меня, чтобы мы вели себя осторожно! — рыдая, выкрикнула девушка.

— Какой такой контролер мог явиться сюда, если хозяина нет на месте? Никто не знал, есть кто на борту или нет! — взорвался Викс. — Мне следовало запереть тебя.

Увидев, что дверь открыта, Винета поспешно бросилась из рубки. Спартак свободной рукой поймал ее, потом обернулся к брату и яростно заявил:

— Тебе не стыдно? Если ты до смерти перепугался, стоит ли срывать на ней злость? Ей досталось куда больше, чем тебе, — взгляни, какой синяк. Знаешь, где я нашел ее? Он загнал ее под плиту в коридоре. Как же ты осматривал свой корабль, если на нем смог спрятаться бандит? Почему ты не нашел ее? Ладно, — уже значительно мягче добавил он, затем открыл кейс, достал маленькую коробочку и протянул Винете пластырь. — Это прилепишь на кровоподтек, а этим, — он дал ей таблетку, — успокоишь нервы.

Девушка нервно глотнула, взяла пластырь, тут же сунула таблетку в рот и, едва справившись со слезами, запинаясь, спросила:

— Можно мне уйти?

— О, прости. — Спартак сдвинулся в сторону и освободил проход. — Тебе надо полежать. Все будет в порядке…

Спартак хотел добавить что-нибудь ласковое, назвать ее, например, «малышкой», однако не решился.

Винета тут же юркнула в коридор.

Викс, насупившись, бросил взгляд в сторону двери и глухо буркнул:

— Прости. Мне действительно не стоило вести себя подобным образом.

Спартак укоризненно глянул на него:

— У нас разве нет других забот, как колотить женщин? Ты бы лучше задумался, зачем этот молодчик пробрался на корабль! Что это — банальное ограбление или теракт?

Он подошел к незнакомцу, встал на колени.

— Интересно, долго он еще собирается разлеживаться?

— Подожди, — откликнулся Викс, — я его сейчас подниму.

Он уже совсем собрался ударить незваного гостя ногой под ребра, однако Спартак с нескрываемым сожалением глянул на него:

— Ох, Викс, что за методы? Оставь… Давай попробуем мои снадобья, может, это куда быстрее развяжет ему язык.

Ученый достал из чемоданчика небольшой пузырек с надетым на горлышко инжектором.

— Что ты собираешься дать ему? — решительным голосом сказал Викс.

— Это один из оставшихся со времен империи препаратов, так называемый эликсир правды. Говорят, он способен любому развязать язык, я лично в это не очень-то верю, и все-таки… В любом случае это средство подавляет контроль и освобождает память.

Спартак сунул кончик пипетки в рот бандиту и несколько раз нажал на боковые стенки.

— Ты считаешь, это поможет? — заинтересовался Викс и присел рядом на корточки. — Может, попробуем гироскоп? Раскрутим негодяя — и лады?..

— Ну и что он тебе, весь облеванный, расскажет? Можно ли будет верить тому, что он со страху наплетет? — ответил Спартак. — Послушай, братишка, в рассказанной тобой истории есть одно темное место. В нем, как мне кажется, ключ к тому, что случилось на Эсконеле.

— Ты об этой Лидис? — недовольно спросил Викс. — О Бьюсионе?..

— Нет, я о Бельзуеке. Все остальное — производное. Каким образом такой разумный, трезвомыслящий человек, как Ходат, попал под власть странного, я бы сказал, экзотического культа? Ведь наш брат, насколько мне помнится, был рационалистом до мозга костей. Можно выколотить подобные сведения с помощью центрифуги? То-то и оно. Этот бандит, возможно, и сам не догадывается, как попал под власть Бельзуека.

— Сколько же ты собираешься потратить времени?

— Несколько минут. От этого дуболома много не добьешься, но мне важно хотя бы уяснить картину и — не в обиду тебе будет сказано — проверить все, что ты мне рассказал.

Викс ничего не ответил, только поджал губы. Между тем Спартак пошлепал незнакомца по щекам:

— Эй ты, как себя чувствуешь?

Связанный человек, услышав вопрос, сразу открыл глаза. Он попытался освободиться от веревок. Скулы у него напряглись, словно ему отчаянно хотелось пригасить охватившую его слабость, бессилие перед чужой волей.

— Кто ты? — спросил Спартак. — Откуда прибыл сюда?

— Меня… — Бандит безуспешно пытался справиться со своим языком. — Меня зовут Корицу! — неожиданно громко выкрикнул он, потом сразу притих и едва слышно добавил: — Я прилетел с Эсконела.

— Откуда?! — Брови у Викса поползли вверх.

— Какое у тебя было задание? — торопливо спросил Спартак. — Кто тебя послал?

Незнакомец напряженно вглядывался в обитый серым пластиком потолок — то ли боролся с собой, то ли пытался вспомнить.

— Меня послал Бьюсион, — наконец ответил он. — Я должен был следить за Виксом и при удобном случае расправиться с ним.

— Зачем? — выкрикнул Викс.

— До Бьюсиона дошли вести, что ты собираешь армию, чтобы лишить его трона. Изгнать жрецов Бельзуека с Эсконела.

— Меня зовут Спартак. Я сводный брат Викса, — назвал себя ученый. — Это имя тебе что-нибудь говорит?

— Д-да. После того как я покончу с Виксом, мне было приказано разделаться с тобой.

— Как насчет Тиорина? К нему тоже решили подослать убийцу?

— Я… я не знаю, но думаю, что так. К тому моменту, как я покинул дом, никто не знал, где он находится. Ходили слухи, что он собирался отправиться в сторону ядра галактики. По другим сведениям, он все еще на Декладоре.

— Выходит, и нам надо двигаться в ту сторону, — заявил Викс и направился к пульту управления.

— Подожди, — остановил его Спартак. — Надо еще кое-что выяснить. Корицу, ты веришь в Бельзуека?

— Конечно. Все на Эсконеле поклоняются ему.

Викс глухо выругался.

— Кто такой Бельзуек?

— Он — всевидящий и всемогущий. Ему открыты мысли всех людей. Никто не может устоять против него. Он высшее существо, всем необходимо узнать об этом и поклониться ему.

— Он является мутантом? Представителем человеческого рода?

— Я его никогда не видел, однако жрецы утверждают, что он способен принимать любой облик. Он — сверхчеловек, предмет нашего поклонения.

Спартак отер пот с лица.

— До меня дошло, что он требует совершать человеческие жертвоприношения?

— Нет, ни в коем случае! — Незнакомец рванулся, попытался сесть, однако тут же снова свалился на пол. — Жрецы заявляют, что так утверждают только богохульники! Все свершается по доброй воле. Для каждого истинно уверовавшего это великая честь — послужить всемогущему подобным образом.

Спартак криво усмехнулся. Положение было куда хуже, чем он мог предположить. Если за такое короткое время Бьюсион и его супруга Лидис сумели оболванить все население планеты или большую его часть, их намерение освободить планету может оказаться практически невыполнимым. Ну уж, осадил себя Спартак, скажем так — трудновыполнимым. Все равно волна страха окатила его. Он искоса глянул на Викса — тот, по-видимому, тоже испытывал что-то вроде шока.

— Откуда появился Бельзуек?

— Жрецы утверждают, что он существует с момента сотворения галактики.

— Скажи, где расположена планета Бринза?

— Это святое место. Прекрасный мир, откуда пришли Бьюсион, Лидис, Шри и другие. Однако мне неизвестно, где она расположена.

— Декладор, — задумчиво бормотал Викс, стоявший у пульта управления, — Декладор… У меня и в мыслях не было так близко приближаться к ядру. Там до сих пор полно идиотов, мечтающих о возрождении империи. Слава им покоя не дает!.. Рискованное дело соваться туда. Говорят, Тиорин… — Он глянул через плечо и сменил тему: — Что ж, берем курс на… Куда мы направимся? А с этим что делать? Ты добился от него, чего хотел?

Спартак пожал плечами:

— Его надо бы расспросить подробнее. Его можно куда-либо спрятать?

— В ту же дыру, куда он загнал Винету.

— Нет, там слишком тесно, это совершенно неприемлемо. Мы можем закрыть его в подсобке.

— Ладно, там, впереди, есть помещение. Подожди, я помогу тебе перетащить его туда.

* * *

Покончив с этим, Спартак почувствовал неодолимую усталость. Сколько всяких приключений навалилось на него за сегодняшний день — еще утром он не предполагал, что вечером окажется на летящем в просторах космоса звездолете, схватится с наемным убийцей. Самым ужасным окажется подтвержденное сообщение о трагической судьбе, которая постигла родную планету. Он спустился на нижний ярус, постучавшись, вошел в каюту. Винета пристроилась на левой откидной койке и крепко спала. Дыхание ее было ровным. Возле подушки девушка сложила самые дорогие для себя вещи: солидо с изображением родителей, раковину и ожерелье из дешевых самоцветов.

Спартак осторожно поставил на пол свой чемоданчик, тихо вышел и направился в рубку.

— Это ты, Спартак? — сразу же спросил Викс, как только позади него скрипнула дверь.

— Да.

— Послушай, мне следует поблагодарить тебя. Сначала как-то не сообразил. Это было просто здорово — ну, твой приемчик, с помощью которого ты разделался с этим. Да и все остальное. Честно скажу, не ожидал. Надеюсь, теперь ты убедился, что все, что я рассказал насчет Эсконела, вовсе не бредятина. Это суровая правда, Спартак.

Спартак отрицательно покачал головой — упрямо дернул слева направо.

— Правда она, конечно, правда, только какая-то куцая.

Неожиданно он не сдержался и повысил голос:

— Невозможно это! — И после короткой паузы так же решительно добавил: — Этого не может быть.

— Чего не может быть?

— Скорость распространения процесса, его глубина просто невероятны. Вспомни этого Корицу! Всего за пять лет так обработать около миллиарда человек!.. Знаешь, чем дальше, тем охотнее я склоняюсь к тому, что ты был прав. Без колдовства здесь не обошлось.

Викс не высказал особенной радости, услышав признание младшего брата, просто усмехнулся и задумчиво ответил:

— Послушай, братец, знал бы ты, как я колебался перед тем, как отправиться на Энануорлд. Стоило, думал я, обращаться к тебе? Все-таки прошло десять лет. Чем он там теперь дышит, в своем университете? Видишь, как получается, любовь к Эсконелу ничем не выбить. Это, оказывается, покрепче чего другого связывает людей.

Спартак крепко пожал протянутую ему руку.

Спустя несколько часов, когда братья отправились к пленнику с едой, они обнаружили, что тот ухитрился повеситься на обрывке шнура, которым были связаны его руки. Братья долго смотрели на мертвое тело, потом переглянулись. Каждого, по-видимому, посетила одна и та же мысль: до какой же степени фанатизма надо дойти, чтобы вот так оборвать свою жизнь?

* * *

Тень ужасной смерти, предчувствие беды, которой угрожала обитаемой галактике мрачная тень Бельзуека, преследовала их до самого Декладора.

Гигантский, округлый, притуманенный атмосферой бок планеты уже второй час висел на экране. Все члены экипажа собрались в рубке. Чтобы смягчить неловкость, Винета без конца тараторила. Она уже совсем пришла в себя, ее кровоподтек уже не выглядел таким зловещим. Девушка приоделась и, расположившись возле Викса, который сидел за пультом, все время расспрашивала его — что из себя представляет эта планета, какой там климат, велики ли океаны. При этом она старалась не смотреть на Спартака. Тот, в свою очередь, тоже чувствовал себя неуютно.

Викс что-то неохотно бурчал в ответ, потом не выдержал:

— Что ты меня пытаешь? Спрашивай Спартака, он у нас ученый.

Девушка настороженно, соблюдая дистанцию, глянула на младшего брата. В присутствии друг друга они заметно смущались. В общем-то, большую часть полета девушка провела в своей комнате — вышла только теперь, вблизи планеты.

Винета так и не решилась обратиться к Спартаку, поэтому тот рискнул взять инициативу на себя.

— Во времена империи, — объяснил он, — Декладор являлся мощным форпостом на пути к галактическому ядру. Здесь размещалась главная база Третьего имперского флота. Кризис империи начался с того, что стали сокращаться ассигнования на поддержание боевой мощи государства, затем вообще прекратилось всякое финансирование этой планеты, она откололась как бы сама по себе. Местные власти сохранили контроль над своим участком космоса и объявили, что до сих пор находятся на службе империи. Собственно, так и есть, ведь не могло такое огромное государство исчезнуть напрочь — оно просто развалилось на отдельные фрагменты.

— Это как раз и беспокоит меня больше всего, — откликнулся Викс. — У меня давний разлад с этими тупицами. Они вбили в голову, что империя до сих пор процветает. Что касается меня, я считаю, что это не более чем фарс, и подобное упрямство лежит бревном на пути возрождения государства. Конечно, на какой-то новой, более широкой основе.

Спартак удивленно посмотрел на брата и одобрительно кивнул.

В этот момент замигал датчик на коммуникационной панели, Викс тут же нажал кнопку.

В рубке раздалось басистое надменное распоряжение:

«Назовите себя. Назовите свой корабль».

— Понимаешь, что я имел в виду? — глухо буркнул Викс, затем, обращаясь к далекому диспетчеру, громко ответил: — Викс с Эсконела, пилотирую свой собственный корабль. Цель прилета личная, прошу разрешения на посадку.

«Эсконел, хм?.. — Голос был слышен настолько отчетливо, словно собеседник располагался в соседней комнате. Диспетчер обратился к кому-то по соседству: — Эсконел — это где?»

После короткой паузы ему ответили более слабые голоса:

«Эсконел?.. Это где-то на краю, в Приграничной полосе, так мне кажется».

Прежний голос, не обращая внимания на слушающих его на корабле, пожаловался: «Кто бы решил за меня этот вопрос. В общем, так — ну их, всяких там с границы. Скажу, что мы не желаем их принимать».

В следующее мгновение уже другой голос, внезапно окрепший, не допускающий возражений, заявил с откровенной угрозой:

«Викс с Эсконела, вы находитесь под наблюдением имперских средств обороны. Вы слышите меня? Ваш корабль подлежит досмотру. Не пытайтесь нарушить этот приказ. Огонь будет открыт без предупреждения!»

Викс и Спартак обменялись тревожными взглядами.

— Что это все значит? — прошептала Винета.

— Взгляни на экран, сама поймешь, — срывающимся от ярости голосом тихо сказал Викс.

Он невольно привстал и потянулся к широкой светящейся панели, на которой ясно вырисовывалась самая большая луна Декладора. По краям ее густо высыпали звезды. Спустя мгновение в поле зрения с властной торжественностью вплыл огромный звездолет, напоминавший рыбу. Он медленно, словно пытаясь заглотить мелкую добычу, надвигался на них. Боевые эмблемы древней Аргианской империи ярко полыхали на носу и на корме. Впечатление было такое, словно время повернуло вспять и в галактике вновь воцарилась империя, простершая свою руку над миллионами обитаемых миров. Как бы в подтверждение на линейном корабле неспешно сдвинулись плиты и в открывшиеся порты выдвинулись жерла исполинских орудий. Их залп по яркости был сравним с блеском небольшой звезды. Впрочем, он и мощью ей не уступал.

VIII

Что делать — принять бой или пытаться бежать? Этот вопрос неотрывно вращался в голове Викса. И то и другое было смертельно опасно — шансов практически никаких. Кто-кто, а он хорошо представлял, на что способны подобные корабли. Следом поступил приказ под присмотром боевого звездолета совершить посадку на планету. Викс совсем бросил рычаги управления, только глухо ругался, проклинал кого-то. Спартак принялся успокаивать его — они как раз собирались высадиться на Декладоре, так что эту работу сделает за них местный звездолет.

Полученный приказ произвел на Винету ошеломляющее впечатление. Она подалась вперед и, вцепившись побелевшими пальцами в край пульта, с ужасом следила, как широкое металлическое брюхо накрывает их катер.

Спартаку тоже стало не по себе — эта демонстрация мощи больше походила на фарс, безвкусное выпячивание мускулов, в этом таилась большая опасность. Если власти на Декладоре занялись подобными играми, кто знает, куда это увлечение порядком и дисциплиной может завести их?

В это время внизу, на поверхности планеты, открылось хранилище звездолетов. Спартак невольно поразился — какой же мощью обладала империя! Почему вдруг все рухнуло практически в одночасье? Потрясали исполинские размеры покрытой бетоном равнины, удивительным было количество собранных здесь кораблей. Сказать, что их здесь были тысячи, — значит ничего не сказать. Это было море гигантских, выстроенных ровно по линеечке корпусов. Ряды, квадраты остроконечных, смотрящих в небо гигантских башен. Необозримый лес… Империя нуждалась в миллионах кораблей для сохранения своего влияния в самых отдаленных частях галактики. Почему же столько звездолетов было собрано в области, ближе других расположенной к ядру?

Катер вместе с влекущим его лайнером продолжали снижаться. Скоро Спартаку открылся ответ на его вопрос. Все собранные на огромной площади звездолеты имели повреждения. В корпусах были видны пробоины, большое количество броневых плит было снято — видимо, для того чтобы демонтировать ценное оборудование. С кораблями обращались по-варварски. Никому в голову не приходило заняться их ремонтом, устранением хотя бы мелких неполадок. Отношение к этой даровой технике было плевое — если корабль не был способен самовосстановиться, его списывали, доставляли на свалку и бросали. Иной раз снимали приборы, которые могли пригодиться на других аппаратах.

Следом отчетливо Спартаку привиделась летящая в Великой Тьме неизвестная планета. На ее поверхности тот же лес кораблей… Но это не древние развалины, а новенькие, с иголочки, укомплектованные командами исполинские аппараты. Все они построены человеческими руками, все замерли в ожидании приказа на взлет. Ощущение неизбежности, близости этого момента пронзило Спартака. Когда это случится, вся эта армада вторгнется во внутренние области галактики и сметет сопротивление последних остатков империи. Кто же собирается отдать подобный приказ? Что это — предчувствие или полет фантазии?

Спартак невольно перевел дух — слишком завораживающая и убедительная была картина, открывшаяся его взору. От подобных видений мороз подирает по коже.

В этот момент его отвлекло появление на борту трех чиновников, одетых в форменные костюмы. Викс не сдержался и обрушил на них поток брани. Те не обратили на ругань никакого внимания, и старший брат постепенно затих. Тут еще Спартак сжал ему плечо и вежливо попросил объяснить, на каком основании местные власти потребовали произвести досмотр и применить угрозы к людям, не являющимся гражданами империи?

В ответ на эти вопросы чиновники вытащили оружие. По-видимому, с их точки зрения, это был самый решительный аргумент.

Всех троих — Винета не пожелала оставаться на корабле, ей еще был памятен случай на Энануорлде — провели в здание, где размещались службы космопорта. Их оставили в огромной прихожей. Здесь никого, кроме них, не было, исключая какого-то калеку средних лет. Глянув на него, все трое онемели от ужаса — у того не было руки и ноги. Они не могли отвести от него взглядов. Самые дикие предположения вызывал вид этого человека — неужели декладоране впали в варварство и наказывают преступников путем отсечения конечностей? В это трудно было поверить — все-таки игра игрой, но, называя себя империей, они должны были следовать и имперским законам, которые в какой-то степени уважали права личности и не допускали подобных наказаний…

Калеке надоело их жадное внимание к его персоне. Он повернулся к ним, выдавил горькую улыбку и спросил:

— Не так уж я широк теперь, правда? Не стоит удивляться. Если принять во внимание переделку, в которой я побывал, подобный результат, можно считать, в мою пользу. — Он зашелся в кашле. Справившись, он уже охотнее продолжил: — Уверен, раньше или позже со мной разберутся — они сами так заявили. А пока надо подождать. Я единственный, кто остался в живых. Остальные все накрылись. Вот они, — он обвел взглядом помещение, — и хотят знать, что произошло. Я им, конечно, расскажу. Все как было!

— О чем, собственно, идет речь? — раздраженно спросил Викс.

— Идиоты! Ну, полные придурки!.. Я так им и скажу… — Глаза у калеки расширились, словно он вновь воочию увидел произошедшую трагедию. — До чего в конце концов додумались! Нанять пиратов!.. Нам объявили, что восстала одна из эскадр имперского флота. Кто-то решил, что он сможет лучше обделывать делишки, чем высшее дуболомное командование. Он был прав — в нынешнем борделе кто бы не смог стать командующим! Иной раз мне приходит на ум, что и я смог бы возглавить флот. Отдавать приказы подобным идиотам всякий сможет. Что же надумали эти умники из генерального штаба, чтобы усмирить восставших? Нанять пиратов! Ничего лучше придумать не могли. И с кем решили договориться?.. С какой-то задрипанной бандой, у которых корабли — одни развалины. Все корпуса в заплатах… Они что, надеялись удержать их от грабежей сохранивших верность империи планет? Глупцы! Пираты и в бой еще не вступили, как занялись привычным делом. Дальше — больше, наши умники решили отправить пиратам грозный приказ — не сметь применять насилие против мирного населения, как раз я и повез этот приказ. Ну, не кретины? Кому они решили приказывать? Пиратам?.. Те тут же согласились подчиниться, потом налакались ансинарда и обрушились на следующую планету. А когда нарвались на восставших и те дали им жару, пиратов и след простыл. Сплыли, как дерьмо из унитаза! Ограбленные планеты в рев — начали составлять петиции, требовать возмещения ущерба. Одним словом, такая кутерьма завертелась…

— Какой флот, говоришь, восстал? — резко спросил Викс.

— Не флот, а эскадра в составе Восемнадцатого. — Калека внимательно оглядел его. — А ты что, слышал о бунте, охватившем целый флот?

— Что значит «охватившем»? — сказал Викс. — Как мне известно, разгромлен был Двадцать седьмой. Но это же можно сказать и о Десятом, и Сороковом, и Сорок седьмом. Сколько их — не перечесть! Все они давным-давно взбунтовались.

Глаза у калеки вспыхнули.

— Ты уверен? — Он моментально оглядел помещение, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает.

— Конечно. Я только что прибыл с Энануорлда, а до этого побывал на Батире Дэп, а еще до этого — на Пувадии, а до этого…

— Разве эти флоты еще существуют? Они есть в наличии?

— Точно. Разве что кроме Двадцать седьмого…

— Грязные лгуны! — неожиданно прошептал калека. Взгляд его остановился. Он словно не мог поверить тому, что услышал. — Грязные, лицемерные, подлые обманщики!..

— Викс из Эсконела! — неожиданно в помещении раздался голос. — Пройдите в расположенную справа от вас дверь. Захватите с собой ваших спутников.

Спартак чуть помедлил и задал калеке еще один вопрос. Впрочем, он уже заранее догадывался, какой ответ получит.

Так и оказалось — инвалид подтвердил его предположение. Это было удивительно — старший офицер Третьего флота, оказывается, не знал о существовании других войсковых объединений. Он был уверен, что его войсковое объединение является законным наследником имперских вооруженных сил и контролирует значительную часть бывшей территории. Выходит, ложь теперь в основе политики, которой придерживались части великого государства. Высшие руководители пытались любым способом создать у подчиненных видимость существования целостного организма, пусть и подверженного отдельным кризисам. Как долго могло продолжаться это безумие? В чем истоки подобной гибельной политики? Вероятно, пару столетий такое положение действительно соответствовало состоянию дел. Не в силах сдержать центробежные тенденции, Аргус постепенно расширял полномочия отдельных секторов. При этом видимость централизации сохранялась и поддерживалась любыми средствами. Однако со временем местные элиты, отчаявшись сдержать процесс распада, который добрался и до их территорий, решили спрятать головы в песок и продолжать привычную игру. Благо, что все атрибуты прежней власти были налицо — должности, бюрократический аппарат, изрядная военная сила и, главное, неоспоримый довод — видимость порядка все же лучше, чем его полное отсутствие. Офицерский состав в этом убеждать не требовалось. Таким образом ложь постепенно заполняла все поры государственного организма. Круг посвященных в истинное положение дел неизбежно суживался. Высшее руководство чем дальше, тем сильнее ощущало свое бессилие. Отсюда рискованная ставка на пиратов, с помощью которых решили расправиться с мятежниками на других флотах. Результат известен — рассказ калеки был вполне красноречив. В следующий раз пираты договорятся с мятежниками и вместе обрушатся на этих… блюдущих славу империи.

Вот когда начнется светопреставление — у Спартака даже дух захватило. В мрачном настроении он шагал вслед за братом. Их ввели в просторный, скудно оборудованный кабинет. За столом сидела седовласая полная женщина в форме.

Странная это была форма, удивился Спартак, слишком нарядная. Все на черном френче было чересчур — эмблема рода космических войск, имперские гербы, знаки различия. Все — чтобы поярче, позвучней, чтобы зрителям было детально видно, что перед ними не какой-то там занюханный лейтенантишка, а настоящий офицер, краса и гордость звездного флота.

— Садитесь, — тусклым голосом предложила женщина. — Который из вас Викс, так называемый собственник корабля, который мы намереваемся реквизировать?

— Как реквизировать! — вскочил Викс. — На каком основании?! Я законный владелец этого транспортного средства…

— Я не собираюсь спорить, — тем же тоном заявила женщина, — но если вы настаиваете на обосновании, то я готова. По определению звездные корабли являются имперской собственностью и могут быть сданы в аренду отдельным корпорациям, торговым компаниям и — в исключительных случаях — переданы в частные руки. — Она криво усмехнулась. — В последнем случае должен быть оформлен соответствующий акт на использование вышеназванного транспортного средства. Что тут долго рассуждать! — с неожиданной простотой закончила она свои объяснения. — Есть у вас подобные документы? Конечно нет. — Женщина жестом усадила вскочившего Викса на место. — Так что вопрос реквизиции с точки зрения закона меня не интересует, это мы обтяпаем ловко и без проволочек. Другое дело, что вы, по-видимому, прекрасно знаете свой корабль и можете управлять им. Вот в чем загвоздка!

Викс и Спартак ошарашенно смотрели на нее.

— Но па-азвольте… — начал было Викс, однако чиновница не обратила на него никакого внимания. Она вздохнула:

— Да-да, у меня нет под рукой подходящего пилота. Тот, который справился бы с вашей машиной, находится черт знает где.

Спартак неожиданно почувствовал жалость к этой стареющей женщине. Ей страстно хочется на пенсию, хочется поскорее разделаться с грузом дел, которые невозможно решить на основе прежних установлений, а от нее требуют именно такого, юридически точного решения. Незавидна участь бюрократа в пору нарастания хаоса. Все рушится — законодательство, негласные порядки, традиции, связи. Даже принципы! Жуткая ситуация! Он придержал пылавшего гневом брата за рукав и вступил в разговор:

— Простите, а подобные вопросы входят в вашу компетенцию?

Женщина несколько раз моргнула, на лице у нее на мгновение промелькнуло озадаченное выражение, и следом щеки прикрыла прежняя невозмутимая маска.

— Говоря откровенно, я сама не уверена, что этот вопрос полностью находится в моем ведении. У меня столько дел, что порой приходится переступать за грань. Однако в любом случае, поверьте, ваше дело будет улажено с соблюдением всех необходимых формальностей. Позвольте представиться — я являюсь помощником инспектора, отвечающего за иммиграционные потоки. Однако я реквизирую ваш корабль в качестве исполнительного директора транспортного сообщения сектора Декладора, в пространстве империи. Кроме того, я могу использовать данные мне полномочия как представителю управления внутренних дел планетарного правительства.

Спартак на мгновение открыл рот, но, услышав выкрик брата, промолчал.

— У нас здесь дела! — настаивал Викс. — Если бы мы знали, какой нас ждет прием, мы бы запаслись соответствующими бумагами!..

— К Великой Тьме, в самую ее гущу ваши дела! — заявила женщина. — Я нашла решение небольшой проблемы, которая давно висит на мне. Неужели вы думаете, что я приму ваши возражения? Это всего лишь одно малюсенькое дельце среди тысяч ему подобных, и ни на какой компромисс я не пойду.

— Нет, вы послушайте меня! — не выдержал Викс и попытался вскочить с кресла. Спартак едва успел удержать его. Тогда тот начал выкрикивать с места: — Прежде всего, это мой корабль. Мой, понятно вам? Я никому не собираюсь передавать его. Далее, то, чем мне предстоит здесь заняться, касается не только меня, но и моей родной планеты. Меня ничто не остановит… И третье…

— Ну, третье должно касаться вашего заявления, что вы не являетесь гражданином империи, — с недоброй улыбкой сказала чиновница. — Нет, — она неожиданно повысила голос, — все вы граждане империи! Все, кто родился на ее просторах, на любой планете, которая когда-то входила в ее состав… Наверняка правитель вашего Эсконела получил свой титул от Аргуса, статус его флота был утвержден государственным актом.

— Он давным-давно погиб, а нынче на Эсконеле заправляет узурпатор. Он привел свой флот с неизвестной планеты Бринза, упоминания о которой нет даже в имперских анналах.

— Мне об этом ничего не известно, — пожала плечами женщина. — Неужели вы полагаете, что у меня есть время следить за событиями, происходящими на какой-то далекой планете? Так что примиритесь с тем, что я сказала, и слушайте дальше.

У нас появилась гражданка, которая, очевидно, умеет читать мысли. Вероятно, мутантка. Мы могли бы закрыть глаза на эту проблему и предоставить толпе побить ее камнями — такие прецеденты уже были, однако подобный выход из положения противоречит нескольким параграфам законодательства о гражданских правах, поэтому мы вынуждены придерживаться духа и буквы закона. В прежних правилах устанавливается, что люди с подобными отклонениями подлежат высылке за Приграничную полосу, где власти обязаны поселить ее на какой-нибудь обитаемой планете.

В прежние времена это было проще простого. Подобных отщепенцев сажали на рейсовый лайнер, давали сопровождающих, чтобы уберечь их от справедливого гнева честных граждан, и отправляли восвояси. Теперь же, по моей информации, не существует ни одной регулярной линии. Нет даже коммерческих рейсов в ту сторону. Всякая координация между различными службами пошла к черту, расписание не действует, в имперском пространстве орудуют пираты. Всякий раз, когда приходится отправлять груз, его должен сопровождать вооруженный конвой. Как жить и трудиться дальше?!

Вот вы и отвезете ее. Не знаю, из какого дьявольского подвала появилась эта гражданка и когда ее привезут сюда, но как только она будет доставлена в космопорт, вы немедленно стартуете. Кстати, куда вы стартуете? — спросила себя женщина и, пробежав по клавиатуре, вслух прочитала ответ. — Ага, в Найлок. Я выбрала это место, потому что оно сравнительно близко.

Викс опять попытался вскочить с кресла.

— Вы не имеете права! Это — сущий произвол!..

— Сохраняйте спокойствие. Вы все-таки с дамой разговариваете! Я могу послать вас куда угодно, хоть на другую сторону Великой Тьмы. Как насчет встречи с пиратами в тех краях? Привыкли пользоваться защитой империи! Хватит!.. Пора отдавать долги!

Спартак опять успел ухватить Викса. Он сам, правда, кипел от ярости, однако давняя привычка помогла удержать себя в руках.

— И все-таки мне бы хотелось узнать, на основании какого распоряжения вы решили реквизировать корабль? — поинтересовался он.

— Вам нужны основания? — деланно вскинула брови чиновница. — Вы их получите. Только учтите, что весь перечень законодательных актов и ведомственных распоряжений занимает два полных кристалла и еще около семи десяти томов. Повторяю еще раз, меня не интересует, чем вы собираетесь заниматься на нашей планете. Ваши жалобы меня тоже не волнуют. Меня заботит вставшая передо мной проблема, и я решу ее.

Она нажала на кнопку, встроенную в подлокотник. Сзади отошли в сторону раздвижные двери.

— И не рассчитывайте, что вам удастся провести меня — например, выбросить телепатку в открытый космос, когда выйдете из сферы нашей юрисдикции, или попытаться тайком вернуть ее сюда. Когда выполните задание, добро пожаловать на Декладор.

В кабинет вошли дюжие охранники, встали за спинками кресел.

— Есть еще одно условие, — сказала чиновница. — С этого момента вы должны отдать все силы возложенному на вас заданию. Никаких посторонних контактов, никакого секса, никаких развлечений. Ясно?

IX

Бюрократическая машина на Декладоре работала безупречно. Стоило поступить распоряжению, и все колесики тут же завертелись слаженно и неутомимо. Здесь не было ничего личного, ничего индивидуального — к исполнению приступали так же, как и к ремонту бездушного механизма. На планете были собраны профессионалы высокой пробы, и все попытки Спартака, имевшего представление о том воздействии, которому их собирались подвергнуть, и пытавшегося поставить защитный барьер в сознании и организме, — оказались напрасными. Сначала их накачали какой-то дрянью, затем, уже во время сеанса гипноза, принялись вкалывать массу психотропных инъекций. При этом интенсивность словесной психотерапии не ослабевала.

Очнувшись, Спартак обнаружил, что потерял память. Не полностью, конечно. Он вполне сознавал, кем является, был уверен, что у него было детство, он где-то учился, с какой-то целью прибыл на Декладор, однако все это едва пробивалось сквозь густую пелену спутанных представлений. На переднем же плане ясно ощущалось неодолимое влечение выполнить приказ — в нужный момент отправиться на Найлок и сдать там под расписку некую особу, посмевшую преступить закон о воспроизведении полноценного потомства. Даже попытка усомниться в необходимости выполнения этого распоряжения отдавалась в мозгу такой тупой, невыносимой болью, что Спартак сам, по собственной воле, избегал затрагивать подобные вопросы. Тем более решительно гнал от себя всякие возражения.

В общем-то, способность к рассуждению он вовсе не потерял, не превратился в некоего бездушного зомби. Он вполне ясно представлял себе, что накачали их сверх всякой меры. Был понятен и механизм воздействия — имперская наука достигла в этой области неоспоримых успехов. По-видимому, с помощью подобных методов ее правителям удалось протянуть лишних несколько сотен лет. Конечно, охотно соглашался Спартак, без широкого внедрения подобных средств оболванивания вряд ли действенной оказалась бы официальная пропаганда — вся система лжи, невысказанных угроз, призывов и потерявших смысл установок.

Единственным утешением служило соображение, что в конце концов правда победила и даже подобное сверхмощное воздействие на психику человека не смогло сдержать те силы, которые разрушили великое государство.

Вот что угнетало больше всего — совершенство примененных к ним методов. Местные власти настолько были уверены в их эффективности, что сразу после сеанса вернули всех троих на их корабль и даже не удосужились приставить к ним охрану или хотя бы какого-нибудь задрипанного контролера. Выходит, подобная метода была не раз уже проверена, и никто, кроме психоаналитиков на Декладоре, не сможет снять ограничивающий их суверенитет барьер. Удивительно, что Спартак даже в этом состоянии отчетливо представлял себе механизм воздействия — существовал особый пароль, ключевая фраза, которая должна была закрепить установку, введенную в сознание с помощью психотропных средств. Она и является ключом к освобождению личности. После ее гипнотического внедрения начинается промывка мозгов, и спустя несколько дней человек становится как огурчик. Той же самой личностью, какой был до выполнения задания. Правда, не во всех случаях. Процент свихнувшихся бывает достаточно высок — это тоже следует учитывать, безразлично отметил про себя ученый.

Все эти соображения не оказывали никакого воздействия на Викса. Он по-прежнему вел себя порывисто, бурно, можно сказать, неуравновешенно, — постоянно повышал голос и интересовался:

— Неужели ничего нельзя поделать? Что ж, мы будем, как чурки, ждать, когда нам на борт приволокут эту девицу? Неужели нам нечем больше заняться? — В этот момент его, видно, достала боль, и он отчаянно застонал.

Глядя на него, Спартак хладнокровно отметил, что чиновница все-таки не смогла удержаться от того, чтобы превысить свои полномочия. Характер задания исключал вмешательство в половую сферу. Она по собственной инициативе навязала им всякое отвращение к сексуальным контактам. Это серьезный проступок, однако как его докажешь. Эта седенькая жирная крыса всегда сумеет оправдаться. Если бы только узнать пароль!.. Но и без медицинского промывания мозгов от этого мало толку, иначе вспомнить-то они вспомнят, только действовать не смогут. Руки, ноги нельзя будет поднять.

Скоро Виксу надоело носиться по рубке и метать проклятия в этих бездушных чиновников на Декладоре, в горе-ученых, которых хоть десять лет учи, все без толку. Тут он заметил плачущую в углу рубки Винету.

— Прекрати нытье, женщина! — взорвался он. — Чем я могу помочь тебе? Держи себя в руках, а то от твоих слез совсем тошно! Смотри, дождешься…

— Викс! — рявкнул брат. — Хватит угроз. Хватит запугивать бедную девушку. Она-то в чем виновата? Ей совершенно все равно, куда лететь — на Найлок или Эсконел. Если она и дала волю слезам, то это жалея тебя. Не себя!..

Винета неожиданно печально улыбнулась, потом с благодарностью взглянула на Спартака. Однако Викс и не подумал сдаваться.

— Ага, из-за меня. Она, наоборот, радуется, не так ли? Ей весело, что вместо Эсконела мы попадем на какой-то задрипанный Найлок. На Эсконеле придется сражаться, а у нее для этого кишка тонка.

Спартак удивленно глянул на брата. Неужели в его словах тоже была часть правды? Удивительно, всего несколько дней прошло с того момента, как он покинул Энануорлд, а воспитанные годами учебы принципы, основанные на полном доверии к человеку, уже трещали по всем швам. Чем же он занимался в университете?..

Между тем Викс все никак не мог успокоиться.

— Сколько времени, — он ткнул пальцем в младшего брата, — ты провел в своей норе, обложившись мертвыми книгами? Десять лет, не правда ли? Что же теперь ты молчишь? Подскажи, как быть?

В этот момент кто-то постучал во входной люк. Это вмешательство здорово вдохновило Викса — он тут же выдал новуюпартию ругательств, смешанных с жалобами:

— Все, дождались. Час пробил!.. Они приволокли эту телепатическую мутантку. Как только она ступит на борт катера — конец! Мы лишимся последнего шанса остаться на Декладоре и попытаться отыскать Тиорина. И по чьей вине?

Он злобным взглядом обвел помещение, и Спартак невольно расхохотался. Брат тоже несколько успокоился — видно, догадался, что выглядит смешным.

Между тем Спартаку ясно представилось, что там на верхней площадке лестницы стоит так называемое чудовище — человек, обладающий дьявольской способностью угадывать чужие мысли. Его даже передернуло. Даже Викс с какой-то несказанной тоской глянул в сторону входного шлюза — видно, ему тоже было не по себе, что на борту катера окажется существо, только внешним обликом напоминающее человека. На самом деле оно непредсказуемо, коварно, безжалостно и жаждет творить зло. По крайней мере, отомстить своим угнетателям. Это уж как пить дать!.. От него только и жди всяких пакостей…

В этом — в животном ужасе, предчувствии, что их ждет встреча с чем-то чуждым, дерзким, — братья были едины, однако Спартак все-таки попытался рационально оценить ситуацию. Казалось невероятным, что эту ведьму приведут прямо на корабль, сунут в люк — и поминай как звали. Неужели командира катера не вызовут в здание космопорта и там с соблюдением всех формальностей, по акту не передадут этот живой, смертельно опасный груз с рук на руки? Что-то не похоже на седенькую крысу. А как же без назидательных наставлений, без угроз и молитвенных обращений к параграфам, без которых она и дня прожить не может?

Нет, здесь что-то не то. Это недоумение сыграло с ним добрую шутку — он как бы взглянул на себя — злобного, испуганного до смерти близостью неведомого — со стороны. Он придавил подрагивающую в душе жилку, спросил — тебе не стыдно? Перед тобой непознанное явление, а ты сразу в кусты?

Он решительно прошел в шлюзовую камеру и отодвинул люк.

На лестничной площадке стоял маленький человечек. Очевидно, с нервами у него было что-то не в порядке, он без конца подергивался, почесывался, переступал с ноги на ногу. В глазах у него застоялся нескрываемый страх. Если сказать точнее — взгляд у него был какой-то убитый. Помертвелый… При этом он продолжал дергаться, хвататься за поручень, словно боялся свалиться на бетонные плиты.

Тенорок у него оказался резкий, пронзительный. Увидев перед собой высокорослого Спартака, он неожиданно успокоился и требовательно спросил:

— Это тот корабль, который должен был отправиться на Эсконел?

Спартак кивнул, и на лице странного посетителя вырисовалось явное облегчение. Он расхрабрился до такой степени, что снял одну руку с перил.

— Разрешите мне войти. У меня, знаете ли, есть для вас деловое предложение.

Спартак немного поколебался, потом отступил на шаг и жестом пригласил его. В этот момент Викс заорал — что там, черт побери, творится во входном шлюзе?

Человечек вопросительно глянул на Спартака. Тот вежливо объяснил:

— Капитан корабля, — и улыбнулся.

Гость пожал плечами и, совершенно успокоившись, с достоинством прошел в рубку и обратился к Виксу:

— Мое имя в данной ситуации не имеет значения.

Он слегка поклонился. Викс с нескрываемым изумлением следил за ним.

Гость продолжил:

— На самом деле меня зовут Рочард, но это не имеет значения. Я представляю, — он сделал многозначительную паузу и грозно сдвинул брови, — некую третью сторону, которая испытывает интерес к вашим планам посещения Эсконела. В свое время это неизвестное лицо направило в космопорт своих людей, которые должны были информировать его о каждом корабле, отправляющемся в тот сектор галактики. Он готов заплатить изрядную сумму, если вы захватите его с собой. К счастью, ваш корабль оказался первым, который летит в том направлении.

Викс и Спартак обменялись удивленными взглядами, затем рыжеволосый капитан скривил губы.

— К сожалению, ничем не могу помочь.

Лицо у посетителя стало надменным и внушительным. Он снял с пояса кошель и потряс им. В рубке раздался звон полновесных имперских монет.

— Мне были даны инструкции соглашаться на любые ваши условия. Вот задаток, он, по-моему, достаточно весом. Весь полет будет оплачен по двойному тарифу. Это очень хорошие условия.

— Да при чем здесь деньги! — взорвался Викс и тут же сник. Он, не предложив гостю сесть, рухнул в кресло и заявил: — Ищите другой корабль. Если бы я мог, я бы бесплатно доставил вашего босса на Эсконел. Жалко мне, что ли. Наш несчастный мир нуждается в том, чтобы его посещали как можно чаще, чтобы всем стали известны творящиеся там гнусности. Однако сие не в моей власти.

Рочард пожал плечами и вновь повторил свое предложение. Услышав отказ, он даже замер от неожиданности. В его глазах появился страх.

Викс вскочил и, не в силах совладать с собой, схватил его за запястье:

— Уходите! Или я сам вышвырну вас! Вы что, не понимаете, что вам говорят? Думаю, вы потеряете солидные премиальные за то, что получили отказ, но ничего не поделаешь. Идите и разбирайтесь с той поганой дамочкой, что сидит в космопорту.

— Подождите, — сказал Спартак.

Его вдруг посетила фантастическая идея. На кого работает этот странный агент, нанимающий корабль? Насколько ему известно, лететь на Эсконел мало желающих, а тут такие деньги предлагают.

Почему бы нет?..

— Этот ваш патрон… Его, случайно, зовут не Тиорин с Эсконела?

Рочард густо покраснел.

— Вы его знаете? Каким образом?.. Мне было запрещено разглашать его имя.

Спартак испытал облегчение и уже с какой-то безудержной веселостью спросил:

— Посмотрите внимательнее на этого рыжего парня, который держит вас за руку. Неужели вы не замечаете сходства?

Викс раскрыл рот, да так и застыл. Даже руку гостя не выпустил.

— Ну, — пожал плечами Рочард, — в первое мгновение что-то мелькнуло… Правда, я давным-давно не обращаю внимания на внешнее сходство. Мало ли какие могут быть совпадения.

— На этот раз это не случайное сходство. Это Викс, брат вашего патрона, а я Спартак, его сводный младший брат.

— Ну и дела! — воскликнул гость. — Теперь он заплатит мне вдвойне. — Тут его опять начало трясти. — В десять раз больше, чем мы договаривались. Разрешите мне уйти, я тотчас сообщу ему добрую новость.

— Только особую радость это известие вряд ли ему доставит, — усмехнулся Спартак. — Мы попали под распоряжение о реквизиции. Нас обработали и заставили везти какую-то мутантку на Найлок. Ты, Рочард, по-видимому, крутишься здесь давно — можно что-нибудь сделать, чтобы с нас сняли психопринуждение?

Рочард сразу погрустнел.

— А-а, вот в чем дело. Нет, это безнадежно.

— Ну, может, попытаться сунуть кому-нибудь в лапу? — выпалил Викс. — Как-нибудь переиграть условия договора? Сам Тиорин помочь не может? Может, у него есть контакты с правительством?

— К сожалению, ваш брат не в том положении, чтобы существенно повлиять на исход дела. Он даже не на Декладоре. Понимаете, совсем недавно на планете появился человек — я думаю, с вашего родного Эсконела — и попытался совершить на него покушение. Мой патрон едва избежал гибели. С той поры ему приходится прятаться, только несколько доверенных лиц знают о его убежище. Ведь могут еще подослать убийцу, особенно после того, как прошел слух, что он оставил Аргус, чтобы собрать силы и скинуть новых правителей Эсконела.

— Ты можешь быстро связаться с ним? — спросил Спартак.

— Если он на месте, то в течение нескольких минут. Вот дорога сюда может занять куда больше времени. К сожалению, вам тоже нельзя покинуть корабль. Находясь под психопринуждением, вы не вольны распоряжаться собой, и всякие контакты с внешним миром будут тут же прерваны.

— Хорошо, тогда вы немедленно свяжитесь с ним, — приказал Спартак. — Это наш единственный шанс.

Рочард тут же бросился к выходу.

Как только агент покинул корабль, Спартак задумчиво произнес:

— Ему может понадобиться несколько недель, чтобы добраться сюда. Возможно, мы как раз успеем вернуться из Найлока…

— Возможно, возможно!.. — воскликнул Викс. — Куда ни сунься, одни сплошные «возможно»!

X

Казалось, прошла вечность, прежде чем они вновь услышали стук во входном шлюзе.

Викс сразу вскочил.

— Это, должно быть, пленница, — сказал он, — а от Тиорина до сих пор никаких известий.

— Вряд ли, — не согласился с ним Спартак. Прежняя мысль снова пришла ему голову. Передача девушки — это целая бюрократическая процедура. Не могут они вот так, с рук на руки…

Точно, это вновь был Рочард.

— Я задержался, — с сияющей улыбкой сообщил он. — Мне следовало поторопиться. Сначала хотел связаться с вами по радиосвязи — это безопаснее, чем постоянно шнырять возле корабля. Однако с этими, из управления миграции населения, трудно иметь дело. Я пытался подмазать кое-кого. Напрасные хлопоты… Ладно, к делу — ваш брат будет здесь через час. Надо любым способом продержаться это время.

Он помялся, затем вновь лучезарная улыбка появилась у него на губах.

— Если бы я мог чем-нибудь помочь вам? Ну, оказать какую-нибудь маленькую услугу?..

Спартак сначала не понял его — о какой услуге идет речь? Ах да, вспомнил он, Рочард имеет в виду, что его хлопоты уже теперь должны быть оплачены. Как же без подачки! Как он сразу не догадался. Он достал кошелек и отсчитал ему двадцать монет. Вроде бы достаточно.

Рочард заулыбался еще шире и выскочил из корабля.

— Что у него за должность? — пожав плечами, спросил Спартак. — Какой-то агент…

— Должность? У этого недоростка? — откликнулся Викс. — Ну, братец, ты даешь! Вот что значит просидеть десять лет взаперти. Подобная порода так называемых «агентов», «консультантов», «референтов» в настоящее время очень распространена. На любой планете их хватает. Мелкие черви, питающиеся падалью, они так и кишат на теле империи.

— Чего же он так стремительно умчался?

— По-видимому, из-за того, что не узнал ничего новенького, что можно было бы продать по пути чиновникам из миграционной службы. Такие, как он, — и нашим и вашим. Тем и живут. Покупают, добывают, крадут информацию и тут же продают ее. Из их рядов произрастают всевозможные шантажисты и прочая криминальная дрянь.

— Когда я в первый раз увидел его, то задался вопросом — что этому придурку надо на нашем катере? Он, должно быть, очень хитрая бестия.

— Хитрая бестия? Этот? Он даже не попытался выяснить, не имеем ли мы отношения к Бьюсиону. Прямо так и выложил — если летите на Эсконел, то у меня есть пассажир. А может, мы подосланные убийцы? Собственно, ему все равно. Стоит его немного прижать, он тут же всего за несколько монет заложит своего патрона.

Спартак надолго задумался, потом принялся вздыхать.

— Все-таки нельзя быть настолько далеким от жизни, каким я был в университете, — неожиданно изрек он.

— Не огорчайся, — ответил брат, — я быстро просвещу тебя по этой части. Твое дело быстро соображать, что ты уже успел доказать. Это очень важно в нашем предприятии, — грубоватым тоном успокоил его Викс. — Ты бы лучше придумал, как нам протянуть этот час. Святая галактика, хоть бы они не успели доставить эту мутантку.

Не тут-то было. Спустя несколько минут из переговорного устройства донесся резкий, не терпящий возражений приказ:

«Викс из Эсконела, немедленно прибыть в здание космопорта. Ваша пассажирка прибыла».

Братья переглянулись и не двинулись с места. Не сговариваясь, они решили держаться до конца. Поглубже устроились в креслах, вцепились в подлокотники. На этот вызов отвечать нельзя.

Через несколько секунд последовало повторное распоряжение. В следующую минуту во входном шлюзе послышался шум.

— Винета! — прошептал Викс и бросился туда. Через мгновение он втянул девушку в рубку.

— Она пыталась открыть люк? — спросил Спартак.

— Я бы так не сказал, но…

— Конечно, она тоже была подвергнута психотропному воздействию.

Лицо девушки было покрыто крупными пятнами пота. Она тяжело дышала.

— Викс, — жалобно попросила она, — я больше не могу. Запри меня в моей каюте, иначе я не выдержу. Кто-то постоянно твердит и твердит в моей голове.

— Твердит? — удивился Спартак.

— Ну да, — подтвердила девушка. — Такой настойчивый голосок… Долбит одно и то же — отправляйся в здание космопорта, отправляйся в здание космопорта…

— Послушай, это хорошая идея, — повеселел Спартак. — Никак нельзя устроить, чтобы мы все оказались запертыми?

— Пробовали, — отозвался заметно помрачневший Викс. — Бесполезно. Раньше или позже все равно сорвешь все запоры и помчишься исполнять приказание. Ничего не поможет. Сам начнешь искать аварийный люк и полезешь в него. А Винету действительно стоит закрыть.

Вернувшись в рубку, он посмотрел на страдающего брата.

— Ну как?

— На всех это действует по-разному, — с трудом ответил тот. — У меня, например, крутит внутренности, во рту сухость, перед глазами начинают плыть пятна.

— А у меня, — признался Викс, — ломит зубы. Просто сил нет терпеть.

— А надо.

— Это понятно, — согласился брат и, усевшись в кресло, покрепче вцепился в подлокотники.

* * *

Первыми не выдержали местные власти. За десять минут до окончания назначенного часа кто-то начал отчаянно колотить в корпус катера. Это, конечно, был не Рочард.

— Может, Тиорин? — вопросительно прошептал Викс, пытавшийся зажать руками нижнюю челюсть.

Спартак долго откашливался, прежде чем ответить.

— Пойду посмотрю. Все равно дальше терпеть сил нет.

— Ступай, — откликнулся Викс, и его лицо исказилось от боли.

К сожалению, внизу, на бетонной площадке, стояла уже знакомая им чиновница. Ее сопровождал отряд охранников, в центре которого располагался грузовой наземный мобиль. В его кузове лежала на носилках связанная женщина. Один из солдат, взобравшись на лестничную площадку, изо всех сил колотил по люку.

— Эй, вы там! — закричала дама в форме, как только Спартак вышел на площадку. — Долго будете ваньку валять? Если вы решили нарушить условие, вы никогда не улетите отсюда. Попробуйте только уклониться от выполнения задания огромной важности. Я посажу за пульт одного из своих пилотов, а вас отправлю в тюрьму. Декладор будет последняя планета, которую вы увидите за всю оставшуюся жизнь.

Облачко неодолимого ужаса затянуло сознание Спартака. Он потерял дар речи.

Чиновница, не обращая внимания на его страдальческий вид, приказала охранникам:

— Сгружайте девку и тащите ее на борт.

Спартак между тем все твердил и твердил про себя особое мнемоническое правило, выученное им на Энануорлде, и ужас постепенно отступил. Скоро он обнаружил, что горло начало повиноваться ему, исчезли расплывчатые пятна в глазах. Он обнаружил, что стоит на верхней площадке, намертво вцепившись в перила, спиной к запыхавшимся охранникам, которые волочили по лестнице носилки с завернутой в одеяло пленницей. Спартак окончательно проморгался, глянул ей в лицо. Она была совсем девочка — лет пятнадцать, от силы шестнадцать. Но не это больше всего поразило ученого. Мало того, что она была сильно избита — волосы у нее были вырваны! Почти все!.. Клочки остались на кровоточащем черепе. Вот как лихо поработал народ. Глаза у нее были открыты, и Спартак готов был поклясться, что она была в сознании и здравой памяти.

Спартак не мог сдержаться и отчаянно выкрикнул:

— Какое преступление совершила эта девочка?

Ему никто не ответил. Охранники были заняты своим делом, а женщина внизу презрительно скривилась.

В этот момент на площадку выбрался Викс. В руках он тащил лучевой карабин. Пальцы правой руки бегали по прикладу, по стволу, не в силах найти спусковой крючок. Наконец он бросил это занятие и оперся о ружье, как на подставку.

— Она что, больна? — с трудом спросил он, указывая подбородком на пленницу.

— Вряд ли, — отозвался Спартак.

— А ну-ка, назад, — приказал один из охранников, тащивших носилки. Викс безмолвно повиновался.

В проходе охранники замедлили движение, и Спартак глянул в девичье лицо. Глаза у нее были голубые, она невозмутимо смотрела в небо, вот только лицо отливало землистой желтизной. Казалось, ей было совершенно все равно, кто ее тащил, куда.

— Вот что это такое! — Спартак неожиданно хлопнул себя по лбу. — Кататон!

Изуверство, представшее перед ним в чистом, без всякого подмеса, виде, настолько возмутило его, что на мгновение он почувствовал свободу от навязываемого образа действий.

— Что ты сказал? — спросил брат.

— Ее накачали кататоном! Это самый сильный в галактике парализант — его впервые получили из яда растения ичнемон, которое произрастает на Лудоре.

— Правильно, — одобрительно зааплодировала женщина, стоявшая внизу.

— Она не того? — испуганно спросил Викс. — Концы во время полета не отдаст? А то потом не отвяжешься…

Спартак отрицательно помотал головой.

— Это самое страшное снадобье в галактике! — выкрикнул он. — Оно только парализует! Но не устраняет ощущения. Ты не способен даже моргнуть, но все чувствуешь — боль, страх.

— Совершенно верно, — подтвердила снизу чиновница. Спартак услышал, как тяжело, с натугой задышал Викс, и заметил, как брат склонился над пленницей. Его тут же грубо оттолкнули.

— При этом ты все сознаешь — как с тобой поступили, как вкололи эту гадость — и не можешь пошевелить затекшей ногой, почесать, где чешется. Поплакать не можешь — слезные железы не работают. Знаешь, почему это происходит? — Он вновь повысил голос — Они боятся всякого, кто способен улавливать чужие мысли. Что он может прочитать в их мозгах? Ужас, ненависть к правде, обнаружить последнюю степень отчаяния, которое охватывает их при одной только мысли, что не сегодня-завтра вся их ложь вскроется и поплывет по реке огромными кучами. И все люди спросят — кому мы верили? Этим ублюдкам, этим ничтожным гаденышам?! Да передавить их, и все дела.

Он заметил, что чиновница внизу вздрогнула. Не соображая, что он делает, Спартак вырвал из рук брата лучевое ружье. В тот момент ему страстно хотелось всадить изрядный заряд в эту жирную крысу. Размазать ее по бетону… Наконец он нащупал крючок. Остальное оказалось куда легче. Он навел карабин на женщину и закричал:

— Где противоядие? Я тебя, крысу, спрашиваю, где противоядие? Давай сюда, или я размажу тебя вместе с твоим мобилем. Слышишь?

Чиновница замерла от страха. Наступила напряженная тишина.

Охранники, вернувшиеся в шлюз, столпились у порога, потом отпрянули внутрь коридора. Никто не хотел лезть на рожон. Спартак повел карабином снизу вверх, навел ствол на солдат. Те бросились в рубку. Тогда он вновь направил оружие на женщину внизу. Она непроизвольно подняла руки.

— Ну?!

— У меня его нет.

— Так пусть принесут! — заорал Спартак. — Пошли одного из своих холуев. Водителя! И бегом в обе стороны!

Викс по-прежнему тяжело дышал и держался за поручень. Он так сжал металлический прут, что костяшки пальцев побелели. Неожиданно он, собравшись с силами, выкрикнул:

— И скажи, чтобы не вздумали шутить. Эй, ты, — еще громче закричал он, заметив, что водитель пытается осторожно добраться до своего карабина, — не шевелись!..

— Быстро! — в тон ему закричал Спартак. — Ты поставила нам неплохое условие. Теперь послушай мое — пусть этот шакал поторопится, или я сожгу тебя.

Чиновница тончайшим, срывающимся голосом отдала приказ, и водитель побежал к зданию космопорта.

За то время, что он бегал, Спартак и Викс по одному выпустили из корабля остальных охранников. Всем им приказали находиться возле их начальницы.

* * *

Время тянулось чрезвычайно медленно, по каплям. Спартак подумал, что еще немного — и он не выдержит. Боль постепенно овладевала его существом. Первый запал прошел, теперь неповиновение отзывалось невыносимой ломотой во внутренних органах и костях. Вновь начало изменять зрение, перед глазами поплыли радужные пятна, однако с этой напастью он сумел справиться. Сил и воли пока хватало. Вот только бы его не стошнило! Тогда эта компашка тут же разбежится — стреляй в каждого по отдельности. Ничего, постреляем — эта жирная крыса далеко не убежит. Ишь как разъелась. Любит, наверное, вкусненькое… В лучах полуденного солнца металл на карабине заметно нагрелся, уже начал жечь руки. К удивлению Спартака, эта добавочная боль словно сняла часть нагрузки с психики. Терпеть стало заметно легче. В этот момент над ухом раздался голос Викса:

— Водитель возвращается.

Брат указал куда-то вбок, однако Спартак не рискнул повернуться в ту сторону. Нельзя было ослаблять внимание.

— Пойди и возьми лекарство, потом поднимись на корабль и положи возле носилок. Возле самой головы, — приказал он.

— Возле чьей головы? — не понял Викс и вдруг восхищенно закричал: — Батюшки, это не водитель. Это Тиорин. Все такой же рыжий!..

— Мне нет дела ни до какого Тиорина, — зло ответил Спартак. — Выполняй, что я сказал!

В этот момент его поле зрения совершенно заволокло радужными пятнами. Он ничего не видел, ничего не соображал от боли, не мог справиться с тошнотой. Он так и выхлестнул на лестницу струю блевотины, потом его подхватили под руки, втащили в шлюз, почему-то вокруг сразу потемнело — зрение вернулось к нему? Но не соображение. Две рыжие головы склонились над ним, они что-то кричали, чему-то радовались. Он покорно отдал оружие, затем опять внезапно провалился в темноту, в которой где-то далеко-далеко раздавались чьи-то знакомые и почему-то очень приятные голоса.

XI

Ясность пришла не скоро. Сколько времени утекло — вечность или несколько секунд, — определить было трудно. Спартак потерял способность оценивать его ход. Кое-как восстановилось зрение, и то хорошо. Теперь он опять отчетливо видел перед собой две рыжеволосые головы. Один точно Викс, кто же второй? Ему ведь назвали имя… Викс сообщил. Конечно, это Тиорин. Память подтвердила — да, это он. Подсунула картины детства, более позднюю пору. Сомнений не оставалось. Теперь хорошо бы выяснить, где он находится. В каюте. Лежит на откидной койке.

— Спартак? — Над ним появилось озабоченное лицо Тиорина. — Как ты себя чувствуешь?

— Плохо.

Надо же, он даже способен разговаривать. Это дает надежду, и младший брат с трудом добавил:

— Ничего, я поправлюсь.

— Клянусь всеми лунами Аргуса, это просто чудо! — восхитился Викс. — Такого мне никогда видеть не приходилось. Как тебе удалось удержать палец на спусковом крючке?

— Не знаю, — слабо ответил Спартак. — Жалко стало.

— Кого?

— Эту девицу.

— Они там, в университете, знают и умеют много такого, о чем на просторах галактики уже давным-давно забыли, — заявил Тиорин. — Где этот бульон, который наварила твоя подруга? Дай немного Спартаку, ему сразу полегчает.

Викс осторожно поднес кружку к губам младшего брата. Другой рукой приподнял его голову, принялся потихоньку вливать содержимое. Спартак все охотнее глотал наваристую еду. Время от времени бросал взгляд на Тиорина, которого не видел со дня их последней встречи.

Второй брат стал заметно старше. Ему — Спартак с трудом подсчитал в уме — уже, должно быть, сорок один. Когда-то, в эпоху расцвета империи, этот возраст считался самым прекрасным в человеческой жизни. Его обычно называли поздней молодостью, никому в голову не приходило считать сорок лет порой зрелости. Однако вскоре, с началом заката государства, становилось все труднее поддерживать здравоохранение на высоком уровне. Со временем прежние достижения в геронтологии сохранились на немногочисленных мирах, подобных Энануорлду. На большинстве планет мужчины от непосильной работы старели в двадцать, в тридцать женщины теряли способность к деторождению. Это было жуткое зрелище — изможденные, морщинистые крестьянские лица, старухи с грудными детьми на руках…

— Тиорин, — наконец вымолвил младший брат, — поверить не могу. Мы все-таки нашли тебя.

— Ну, не совсем вы, — добродушно ответил старший.

Даже голос у него изменился, стал гуще, весомей. Слова теперь Тиорин произносил с некоторой растяжкой, словно вдумывался в смысл каждого из них.

— Я уже объяснил Виксу, как все произошло. Он мне тоже кое-что открыл, особенно твою ненависть к бюрократическим порядкам, на которые молятся на некоторых планетах. Декладор еще что! Есть еще более мракобесные миры. Однако должен признать, что подобный консерватизм, в общем-то, спас мне жизнь. На Декладоре до сих пор придерживаются прежних установлений и традиций, древних табелей о рангах. Согласно подобной росписи я, являясь вторым сыном правителя планеты, получил высокий гражданский статус, оказался вхож в достаточно высокие круги. Конечно, никакой реальной помощи никто из местных не стал бы оказывать чужаку, и все равно, когда на планете появился наемный убийца, посланный Бьюсионом, один из высокопоставленных друзей предупредил меня. Я успел подготовиться, и после неудачного покушения бандит был схвачен моими людьми. От него я узнал о существовании культа Бельзуека и о прочих мерзостях, творящихся на родной планете. Узнал и о смерти Ходата. Кроме того, он сказал, что ваши жизни тоже находятся под угрозой. Вот я и смекнул направить в космопорт своих агентов, которые должны были сообщать о всех кораблях в ближайших секторах, направляющихся в сторону Эсконела. Одним словом, они должны были держать руку на пульсе галактических перевозок. Как видишь, я оказался предусмотрителен.

Неожиданно тень легла на его лицо.

— Ах, Ходат, Ходат… — тихо добавил он, потом продолжил в прежнем тоне: — Ладно, хватит о былом. Проморгал наш старший брат престол, какой смысл теперь винить погибшего. Что было делать? Прежде всего я отправился на Аргус и там поднял шум — мол, буду просить помощи при дворе, чтобы свергнуть узурпатора. Затем сразу вернулся на Декладор.

— При чем здесь шум? — пожал плечами Викс. — Это вполне разумная мера.

— Ладно, вам я могу открыть все без утайки, — ответил Тиорин. — Подобные мероприятия уже давно вне пределов возможностей так называемой империи. Центральное правительство — это пшик, фуфло. Пустое место!.. У него нет никаких сил. Знаешь ли ты, что все флоты восстали и провозгласили свою независимость? Знаешь ли ты, какую цену запросил бывший Двадцать седьмой флот за то, чтобы вновь вернуться под начало Аргуса? Нет? А ты, Спартак? — Не дождавшись ответа, он закончил: — Они потребовали отдать им на разграбление планету Норг.

Спартак даже сел на кровати, нечаянно скинув на пол пустую кружку.

— Но ведь Норг является одним из последних приграничных фортов по ту сторону Декладора!

— Так и есть. Значит, за помощь, оказанную нам при освобождении Эсконела, мы должны были позволить опустошить собственную планету? Это неподходящая для нас цена. Но теперь, по крайней мере, ясно, сколько стоит освобождение родины. — Тиорин нахмурился, погрузился в молчание. — Вот вкратце, как обстоят дела. Я еще подумывал об использовании капитала, оставленного мне отцом и отошедшего после смерти Ходата, но и этого недостаточно. Теперь вам понятно, что я направил агентов в космопорт, чтобы они справлялись о каждом корабле, собирающемся лететь на Эсконел или прибывшем оттуда. Я ожидал появления большой группы наемных убийц — ясно, что Бьюсион не остановится. К счастью, это оказались вы.

— Предположим, — нахмурился Спартак, — что тебе…

— Нам! — перебил его Тиорин.

— Хорошо, нам удастся собрать армию. Ты уверен, что наше обращение к жителям Эсконела подняться на борьбу за освобождение родины найдет отклик в народе?

— Конечно, — пожал плечами Тиорин.

Спартак отрицательно покачал головой:

— А меня берут сомнения… Я разговаривал с Корицу — с убийцей, который должен был покончить с Виксом, потом со мной. Эта беседа произвела на меня гнетущее впечатление, заставила о многом задуматься. Если Бьюсиону за такой короткий срок удалось настолько оболванить людей, что этот парень покончил с собой, узнав, что дело не выгорело, то, по моему мнению, голой силой и пропагандой нам его не свалить. Наши сограждане будут защищать его до последней капли крови.

Наступило напряженное молчание.

— Во время полета, — подал голос Викс, — у нас будет много времени, чтобы обсудить план действий. Как ни крути, а мы, Тиорин, до сих пор находимся под психопринуждением. Я уже не в состоянии выносить эту муку — нам необходимо срочно вылететь в Найлок и там наконец избавиться от этой напасти. Вот в пути и поговорим.

— Девушка! — неожиданно воскликнул Спартак. — Ты уже дал ей противоядие?

— Знаешь, — почесал голову Тиорин, — мы решили с этим повременить. Понимаешь, нам ничего не известно об этом кататоне, а совать свой нос в подобные дела без твердой уверенности, что поступаешь правильно… — Он теперь почесал ногтем висок. — Кто ее знает, дашь ей эту дрянь, потом сам рад не будешь. Подождем до Найлока.

— С вашей стороны это, конечно, очень мудрое решение, однако человек страдает. Это тоже надо учесть.

Он с трудом поднялся. Тут же пришлось покрепче сжать челюсти — в желудке сразу началась буря. Некоторое время он стоял, пытаясь справиться с подступившей тошнотой. Наконец осилив приступ, спросил:

— Где она?

— Я сказал Винете, чтобы она приготовила соседнюю койку, — откликнулся Викс.

— Послушайте, братишки, — обратился к ним Спартак, — я понимаю, насколько невыносима для вас — и для меня тоже — мысль, что рядом с нами будет находиться существо, для которого чужие мысли как открытая книга. Понятно, почему вы не стали давать ей противоядие. Но ведь она — человек, точно такое же существо из плоти и крови. Не важно, умеет она читать в наших мозгах или нет. Она страдает!.. И между прочим, из того, что мне известно насчет мутантов, — если ей удастся выжить, она скоро научится не совать нос в каждую постороннюю башку. Она никогда не посмеет нарушить тайну твоих мыслей.

— Надеюсь, что не посмеет, — буркнул Викс, потом, видимо застыдившись, отвернулся.

Тиорин, в свою очередь, достал из сумочки, прикрепленной к его поясу, пузырек и протянул Спартаку.

— Бери, — сказал он. — Надеюсь, это не какая-нибудь фальшивка, которую мне всучили, чтобы только побыстрее вытолкнуть нас с планеты.

— Скоро узнаем, — ответил Спартак.

Винета испуганно глянула на Спартака, когда тот вошел в ее кабину. Потом виновато улыбнулась. Он кивнул в ответ, опустился на колени возле неподвижно лежащей девушки, придвинул поближе свой медицинский кейс.

— Она совсем не может двигаться? — раздался сзади голос Винеты. — Даже шевелиться? Как же она дышит?

Вопрос был интересный. Спартак невольно отметил про себя, что эта молчаливая девушка соображает куда лучше Викса. Братец, в сущности, много говорит и мало делает. Винета поступает наоборот — много думает и мало говорит.

— По-видимому, тебе никогда не приходилось бывать под подобной «балдежкой»? — не оборачиваясь, спросил он. — И в подобное покрывало тебя никогда не заворачивали?

— Нет, — с дрожью в голосе ответила девушка. — Этого я тоже понять не могу — как оно способно намертво обездвижить ее?

Спартак молча откинул лежавшую сверху накидку. Оказалось, что девушка была одета в подобие поблескивающего трико из металлизированной ткани. На месте груди был большой бугор, такая же выпуклость на животе. Создавалось впечатление, что девушка беременна.

— М-да, мне уже доводилось встречаться с подобными аппаратами, — произнес Спартак, обращаясь скорее к себе, чем к Винете. — Иди сюда, — не оборачиваясь, позвал ученый и, когда девушка встала рядом на колени, сказал: — Ну-ка, отведи ей голову в сторону, мне надо сделать инъекцию в сонную артерию. Если я промахнусь, ее песенка будет спета.

Наконец укол был сделан, оставалось только ждать. Секунды тянулись медленно, нестерпимо долго складывались в минуты. Неожиданно пленница шевельнулась. Едва заметно, чуть-чуть… Непонятно даже чем — рукой, ногой. Просто пришло ощущение, что она двинулась. Точнее — изменила позу. Тут же это ощущение усилилось, пришла уверенность — ага, грудь ее поднялась и опустилась. Спартак вскочил на ноги. Винета повторила его движение.

— Быстрее, — заторопил ее Спартак, — снимай этот костюм. Застежки на плечах и на спине. Поторопись!..

Металлизированное трико с шелестящим шумом сползло на пол. Кожа под ним отливала нездоровой синевой, местами были видны отеки и пролежни. Кое-где открылись глубокие рубцы.

— Вот как ей приходилось дышать. — Он указал на снятый с груди механизм, который нагнетал воздух в ее легкие. — Мало того, что эта штука работает как мехи, она еще и заставляет биться сердце. А это устройство, снятое с живота, заставляет отправлять естественные функции, но не очень эффективно.

Винета слова в ответ не могла выговорить — она, расширив до предела глаза, неотрывно смотрела, как на лице пленницы появляется страдальческое выражение. Это была не просто гримаса страдания и боли, а что-то более страшное. Словно несчастная, испытывавшая запредельные муки, уже вроде и примирилась с ними. Губы ее начали растягиваться, зрачки расширились, слезы обильно полились из глаз — Спартак тут же повернул ее голову набок. Справившись с подступающей тошнотой, он спросил:

— Можешь сделать ей массаж? Святая галактика, кто может сказать, как долго она пролежала без движения. Теперь, когда тело начинает обретать чувствительность, ей необходимо помочь.

Винета без слов принялась массировать ноги несчастной.

* * *

— Спасибо. — Голосок оказался тоненьким, чуть надтреснутым. Спартак едва услышал его. Винета сразу прекратила массаж.

— Большое спасибо, — уже громче и отчетливее сказала девушка. — Достаточно. Боль прошла.

— Ты уверена? — подавшись вперед, спросил Спартак.

— Совершенно.

Мужчина во все глаза смотрел, как пленница кончиком языка облизнула сухие губы.

— Вы Спартак? А вы Винета? Правильно?.. — спросила она.

Спартак вздрогнул — вот оно, начинается. Насколько ему известно, он ни разу не назвал девушку по имени. Выходит, пленница сумела отыскать ее имя в чьем-то сознании? Он так и спросил ее.

По лицу мутантки пробежала смутная улыбка.

— Да, — сразу призналась она. — Это меня так порадовало. Я ощущала столько страха в людях, которым было известно, кто я, что это знание буквально убивало меня. А у вас просто настороженность, страх наносной, поверхностный. Скорее робость. Куда сильнее вы желаете узнать, с кем имеете дело. Вас просто гложет любопытство. Вашу соседку тоже. Если бы вы знали, как я рада оказаться здесь.

— Значит, вам известно, что собираются с вами сделать? — предположил Спартак.

— Да. Я знаю, почему вы спрашиваете. Если честно, меня не очень-то волнует, куда меня отправят. Лишь бы вырваться из… прошлого. Хуже не будет. — Лицо ее затуманилось. Она вновь горько заплакала, но на этот раз совсем как человек, как маленькая девочка, узнавшая горе. Спрятала лицо в ладошках…

— Ладно, — вздохнул Спартак, — я вас сейчас оставлю. Винета, может, ты напоишь ее своим бульоном. Я, кажется, полностью восстановил силы.

В этот момент в его сознании родился естественный вопрос, однако он не решился его задать, просто повернулся в сторону пленницы и замер.

Она засмеялась, потом сказала:

— Меня зовут Джюнора. Вы очень ясно мыслите, Спартак. Это все выглядит как большой фосфоресцирующий сосуд, наполненный до горлышка. Или бассейн, где я способна разглядеть всю толщу воды, кроме одного места. Там есть какое-то черное пятнышко. Это касается того требования, которому вы вынуждены подчиняться. Вы летите в Найлок?

Спартак не ответил. Он сделал паузу, потом сказал:

— Воображаю, с какой легкостью вы сможете проникнуть в мысли моих братьев. Однако я не уверен, что они отнесутся к этому так же спокойно, как я.

— Нет, в их сознание мне проникать значительно труднее. И нет большого желания. Хотя можно попробовать. — Она закрыла глаза, замерла и некоторое время лежала затаив дыхание. Словно прислушивалась к шуму свободного пространства.

— Они оба пышут от ярости — психопринуждение сковывает их мысли. Оно похоже на густой туман. Один из них никак не может избавиться от мысли, что это я виновата в задержке на пути к цели.

Она замолчала — видно, ее потянуло в сон. Спартак показал Винете глазами на дверь и вышел из кабины. Постоял у порога, затем направился в рубку.

XII

Возле самой двери он задержался. Изнутри доносились голоса братьев. Неожиданно Викс громко заявил:

— Я знаю, как Спартак смотрит на эту проблему. Он сам говорил мне об этом.

— Ну и?..

— Он сказал, что мы можем потратить месяцы на твои поиски. Может, придется обыскивать Аргус — мы тоже попались на твою уловку. Здесь, когда Рочард добрался до нас, он тоже предупредил, что спешить не стоит. Мы вполне можем слетать на Найлок и вернуться обратно.

— Очень удобная линия поведения. Мне такая знакома… Философия мелких дел, постепенных шагов.

Обернувшись и увидев входящего в рубку Спартака, он продолжил:

— Особенно для человека, который дал клятву верности ордену Энануорлда. Так может рассуждать только человек, просидевший много лет в парнике, вот что я вам скажу. Что касается меня, я согласен с тобой, Викс, — если удача на нашей стороне, если вам удалось так быстро отыскать меня, значит, надо хватать ее за хвост и держать крепко! Неужели нет средства, посредством которого вы могли бы избавиться от психопринуждения? Если же его сейчас действительно нет в нашем распоряжении, то вспомните — я-то свободен! Понимаете? Ты покажешь, как управлять кораблем, и мы помчимся в сторону Эсконела.

— Это невозможно по двум причинам, — откликнулся Спартак и подошел к братьям. — Первое: в этом случае психопринуждение тоже действует. Если Викс попробует научить тебя управлять кораблем и изменит курс, ему и мне несдобровать. В этом смысле нет никакой разницы, кто командует звездолетом. Второе: даже если ты успешно доставишь нас на Эсконел, мы прибудем туда в таком состоянии, в каком я находился, когда ты принес противоядие для Джюноры. А то и хуже. То же самое будет и с Виксом и с Винетой. В конце концов психопринуждение добьет нас. В любом случае мы будем неизлечимо больны.

— Эта мутантка… — Лицо Викса заметно напряглось. — Она что, уже выздоровела?

— Как, ты сказал, ее зовут? — тут же спросил Тиорин.

— Джюнора, — ответил Спартак и задумчиво расчесал пятерней бороду. — Думаю, это правильное выражение — она именно выздоровела. Вполне оправилась от парализанта. На первый взгляд она вполне нормальна и уравновешенна. После того как с ней обошлись таким изуверским образом, трудно было ожидать подобной рассудительности — я бы сказал, умиротворенности. Она совсем еще девочка.

Он помолчал, поиграл бровями, словно прикидывая, в чем может заключаться причина подобной терпимости. Потом добавил:

— У меня складывается впечатление, что я был слишком подозрителен, слишком подвержен общему мнению. Нет в ней ничего страшного — подросток как подросток. Рада, что ее наконец избавили от этих оков. И конечно, от людей, которые способны на такие пакости.

— Что они собирались сделать с ней на Найлоке?

— Не знаю, — ответил Викс. — Эта старая жирная крыса на Декладоре ничего об этом не говорила. Наша задача доставить ее в космопорт Найлока, после чего мы должны были вернуться обратно, где с нас должны были снять психопринуждение. Послушай, Спартак, перед твоим приходом мы обсуждали вопрос, как вернее взяться за дело. У Тиорина есть неподтвержденные сведения о том, что на Гуо организован центр сопротивления. Возглавил его Тигрид Дзен.

— Какой давности эти сведения? — спросил Спартак. — Гуо слишком близка к Эсконелу, чтобы Бьюсион не обратил на нее внимания.

Когда-то в юности ему пришлось побывать на этой планете, она произвела на него жуткое впечатление. Практически незаселенная Гуо являлась местом добычи полезных ископаемых для ближайших пяти или шести миров, в число которых входил и Эсконел. Работы там оказались более выгодными, чем на астероидах, из-за обилия месторождений и пригодной для дыхания атмосферы, что резко снижало себестоимость работ. Даже отдаленность планеты не нарушала этот баланс. Это был неуютный для жизни мир с чахлой растительностью, частыми ураганами, которые вызывали штормы на морях и приносили на сушу обильные дожди.

Викс вопросительно посмотрел на старшего брата и спросил:

— Эти сведения ты получил от наемного убийцы?

Тиорин кивнул, потом добавил:

— К тому же эта информация получила подтверждение от членов команд, чьи корабли оказывались в секторе Эсконела. На «пределе слышимости», так они говорили. Это, по-видимому, какой-то специальный термин. Так, Викс?

Тот пожал плечами, а Спартак пояснил:

— Это третья степень достоверности. Есть четыре уровня: новости, полученные на месте события; новости, полученные в космопорту планеты, где случилось событие; новости, полученные на пределе слышимости, и четвертая степень — полный вздор, новость, пришедшая неизвестно откуда и доставленная неизвестно кем.

Викс грустно усмехнулся.

— Я все больше и больше удивляюсь тебе — откуда ты все это знаешь, ведь ты и в космосе по-настоящему не летал.

Спартак только рукой махнул и вернулся к прежнему вопросу об организации сопротивления режиму Бьюсиона.

— Вот на какую мысль натолкнул меня разговор с подосланным к нам убийцей. Твои уловки, Тиорин, может быть, были хороши на Декладоре — хотя после знакомства с Рочардом я бы не стал утверждать этого. Но в нашем положении это все детские игры. Вряд ли Бьюсион остановится после того, как он трижды потерпел неудачу. Я до сих пор удивляюсь, почему он посылал своих людей поодиночке. На его месте я бы ничего не пожалел, чтобы расправиться с нами. Это, в общем-то, не такое сложное дело. Стоит посетить Энануорлд, и он сразу нападет на наш след. Если он поспешит, он доберется до Декладора, все остальное проще простого. Под психопринуждением мы далеко не уйдем, так что нас можно захватить на Найлоке или после возвращения на Декладор.

Тиорин неохотно кивнул. Его лицо помрачнело.

— Допросив подосланного ко мне наемника, — сказал он, — я пришел к выводу, что мы имеем дело с фанатиками, совершенно оболваненными культом этого самого Бельзуека.Он утверждал, что Бельзуек невидим и может выступать под многими личинами. Умереть за него он считал великой честью и наградой. Каково?.. Они будут готовы на все, чтобы только достать нас. В конце концов они добьются своего.

— Тот, который напал на нас, был из той же породы, — ответил Спартак. — Он наложил на себя руки, когда понял, что его песенка спета. Тут возникает вот какой вопрос. Фанатиками легко управлять, однако в сложных условиях они ненадежны. Если нам удастся поставить их в тупик — скажем, сотворить что-нибудь такое, что, по мнению этих марионеток, сделать невозможно, — их можно брать голыми руками. Стоит им потерять ясные ориентиры, они становятся беспомощны. Что, если мы встанем на их путь…

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Викс. В этот момент лицо его просветлело. — Эту мутантку? Ты полагаешь, что эта поездка была задумана Бьюсионом, чтобы заманить нас в ловушку?

— Вряд ли, — ответил Спартак. — Даже Бьюсион не в силах организовать цепь случайностей, подобную этой. Я о другом веду речь. Если он способен воздействовать на сознание подобных простофиль, как тот бандит, что напал на нас и на Тиорина; если он сводит разумных людей до уровня бездумных автоматов, которые слепо обожают его, он вполне может решить, что опасаться ему нечего. Он вполне может рассуждать подобным образом: какой смысл гоняться за братьями по всей галактике? Не лучше ли подождать, пока они сами явятся на родную планету — такие грозные, жаждущие освободить Эсконел, — тут и разделаться с ними?

Викс сжал губы:

— Клянусь всеми лунами Аргуса, я охотно исполню его желание. Была бы моя воля, я бы сейчас же взял курс на Эсконел и разобрался с этим поганым Бьюсионом и его ведьмой. Я бы приказал сбросить их с вершины Клыков Дракона. Ах!..

Последний звук, который он издал, был полон тоски и страдания. Он вновь застонал, и встревоженный Спартак повернулся к нему, однако Викс замахал рукой.

— Уже отпустило. — Он потер правую скулу. — Второй раз это со мной приключилось. Стоит только хотя бы заикнуться о прямом курсе на Эсконел, все зубы сразу начинают ныть. Это, правда, не совсем подходящее слово, когда голову буквально наизнанку выворачивает. Такое впечатление, что мне в рот начинают заливать расплавленный металл.

— Это все из-за психопринуждения, — сделал замечание Тиорин. — Так и должно быть.

— Вот именно, — кивнул Спартак. — Понятно, чем обернется попытка миновать Найлок. Так что нам в любом случае необходимо доставить туда девушку. Вот тогда нам полегчает.

— Ничего другого не остается, — откликнулся Викс. Лицо его заметно побледнело, белой нездоровой полосой выделялся шрам.

Спартак между тем повернулся к Тиорину:

— Самое простое решение — это захватить нас вместе с Тигридом Дзеном. Кстати, кто он такой? Викс решил, что он должен быть мне известен, однако я никак не могу припомнить.

— Он был первым помощником Викса, когда тот был отправлен подавлять бунт в северных провинциях, — ответил Тиорин. — Большой любитель ходить под парусом. Он пошел на государственную службу из-за восстания.

Спартак смутно припомнил человека с черными пушистыми усами и зычным голосом.

— Он всегда оставался верным престолу, был близок к нашей семье. Однако ты прав — известия, относящиеся к центру сопротивления на Гуо, очень давние. С той поры я не слышал, чтобы Дзен добился каких-либо успехов. Нам просто необходимо как можно быстрее появиться там. Знаете ли, есть такое понятие, как «мистика крови». Одно наше имя во много раз увеличит силу движения, придаст ему законный характер. Слишком многие на Эсконеле помнят, с каким трудом наш отец добился процветания, с каким искусством он провел наш народ через штормы и бури, обрушившиеся на империю. Как ловко и в то же время достойно сумел избавиться от опеки Аргуса, при этом ему удалось не испортить отношений с центральным правительством. Все это очки в нашу пользу. Я не знаю никого, кто смог бы возглавить практическую работу по освобождению Эсконела вместо Тигрида Дзена. Но без нас ему очень трудно. Если он потерпит неудачу… — Тиорин безнадежно махнул рукой.

— Требуется определить, — сказал Спартак, — что нам делать. Думается, необходимо как можно быстрее войти в контакт с Тигридом Дзеном и высаживаться на Эсконеле, если он там. Если же он отправился на другие планеты, то…

Тиорин широко открытыми глазами смотрел на него.

— Что с тобой? — спросил Спартак.

— Ты только что сказал «и высаживаться на Эсконеле», и с тобой ничего не произошло, — медленно ответил Тиорин. — Как это могло получиться? Когда Викс только упомянул о полете на Эсконел, у него дыхание перешибло от боли.

Некоторое время они в недоумении смотрели друг на друга, потом Спартак, не веря себе, повторил:

— Думается, необходимо как можно быстрее войти в контакт с Тигридом Дзеном и высаживаться на Эсконеле…

Он замер. Викс, удивленно наблюдавший за братьями, открыл рот. Спартак продолжил:

— Нам следует немедленно высадиться на Эсконеле.

Опять выжидательная пауза.

— Я собираюсь немедленно лететь на Эсконел…

Он вскочил с кресла.

— Клянусь всеми лунами Аргуса, ты прав! Ну-ка, ты, Викс, попытайся.

— Я?..

Он собрался с силами, покрепче вцепился в подлокотники кресла и громко произнес:

— Я собираюсь лететь на Эсконел. Немедленно!..

Тут же его лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Нет никакого психопринуждения. Даже следа не осталось!

Тиорин недоверчиво сказал:

— Может, его сделали некачественно?

— Нет! — воскликнул Спартак. — Мне кажется, я знаю причину. Психоаналитики, которые занимались нами, свою работу знают. Боль начиналась сразу, в ту же секунду, как только в голову приходила мысль о возможности не выполнить задание. Нет, здесь что-то другое. Я догадываюсь, что это может быть.

— Так скажи нам! — закричал Викс.

— Это все проделки Джюноры.

— Что? Читающей мысли девчонки? — не поверил Викс. — Каким же это образом?

— Чего не знаю, того не знаю, — развел руками Спартак. — Я только предполагаю, что так может быть. В этом нет ничего невероятного. То-то она говорила мне о сверкающей поверхности воды в каком-то бассейне… Надо у нее самой спросить. Давайте-ка сходим в каюту…

— В этом нет необходимости, — раздался голос у порога, и девушка сама вошла в рубку. Осторожно и аккуратно задвинула за собой металлическую дверь — та, чуть скрипнув, встала в пазы. Спартак удивленно поймал себя на мысли, как деликатна была эта девчонка. Она и ходила так же плавно, ловко обошла выставленный локоть Викса. Одета была в один из нарядов Винеты. Одежда ей была заметно велика, и она выглядела как дочка в материнском наряде.

— Джюнора, это ты сняла с нас психопринуждение?

Девушка легко кивнула.

— Не могу выразить, как мы тебе благодарны!

— Вот это да! — воскликнул Викс. — Ты здорово помогла нам! Может, ты так же спасешь и целую планету, вместо того чтобы лететь на Найлок?

Джюнора ответила не сразу. Она на нетвердых ногах обошла рубку, постояла у панели — видно, ходьба еще давалась ей с трудом. Позади нее двигалась Винета — с напряженным лицом она следила за каждым ее движением, чтобы успеть поддержать.

— Я ничего не знала об этом… психопринуждении, — наконец сказала девушка, обращаясь к Виксу. — Я просто почувствовала, как вы страдаете, и скрутила боль. Нашла это место в вашем сознании и попыталась рассосать темное место. Это очень… интересно.

Ей никто не ответил. В рубке воцарилась тишина.

— Так тяжко быть мутантом, — продолжила девушка. — Каждую секунду боишься, что не справишься со своим даром. Если он вырвется, мне конец. Но порой это получается без всякого моего усилия, совсем непредсказуемо. Его бы надо развивать, потому что я подозреваю, что обладаю куда большими способностями, чем мне известно.

Я была вынуждена работать над вашими сознаниями, как неумелый слесарь, пытающийся вскрыть замок. Все на ощупь, все по наитию. — Она неожиданно совсем по-девчоночьи хихикнула. — Если бы вы смогли увидеть, как это делается, вы бы удивились — как это просто!

Девушка помедлила, потом продолжила:

— Эсконел! Вот, значит, куда вы собираетесь лететь. Мне, сказать по правде, эта идея не очень по душе. Это же имперский мир или был им. Они тоже страдают нетерпимостью по отношению к таким, как я. Тем более там ожидаются большие сражения — я узнала об этом из вашего сознания, Викс. Вы собираетесь отправиться туда и поднять восстание против этих жрецов и какого-то человека, называемого Бьюсион. Кроме того, я узнала, что вы очень боитесь меня и страстно желаете, чтобы со мной что-нибудь произошло. Спартак, возможно, не желает этого — впрочем, я не могу с определенностью утверждать это. Но даже он…

Она поколебалась. Затем вновь хихикнула.

— Ну и ладно. Я излечила вас, теперь знаю, как это делается. Более того, мне кажется, я вполне могу заставить вас делать то, что мне надо. Теперь остался только один вопрос, который я пока не могу разрешить, — как в такой большой галактике найти место, где бы я смогла жить?

Спартак похолодел. Тревожные предчувствия, владевшие им в течение этого разговора, вылились в безмерный страх. Он помимо своей воли начал перебирать в памяти миры, о которых когда-то читал. Ученый попытался было прекратить это, однако Джюнора потребовала:

— Продолжай! Эсконел мне не нужен!..

XIII

Страх, оказывается, тоже имеет свои оттенки. Он вовсе не отбивает способность к рассуждению — наоборот, усиливает мозговую деятельность. Может, поэтому с такой ясностью и безнадежной очевидностью он увидел себя и своих спутников в качестве рабов этой девицы. Более надежные цепи, чем ментальные, трудно было придумать. От них не избавишься, не ускользнешь. Покорность воле хозяина ты всегда будешь носить при себе.

Следом накатили волнующие воспоминания об Эсконеле. Перед глазами поплыли знакомые с детства виды — моря, живописные горы, леса и степи. При виде этих картин слезы навернулись на глазах. Он не видел их с той последней встречи на Королевском острове и, как ему думалось, совсем позабыл о родине в университете. Пока до него не добрался Викс и не всколыхнул душу ужасной вестью. С Эсконелом беда… Большая, безмерная беда… Это горе — потерять родную планету!

Потом поплыли пейзажи чужих планет, другие города, иные дали… Спартак попытался прервать этот не им рожденный хоровод воспоминаний. К его удивлению, ему это удалось. Он вполне владел своим сознанием — был способен думать о том, о чем хотел, и не думать о том, о чем не хотел. Джюнора отступила? Устыдилась? Или ребенок просто хотел отомстить «этим взрослым» за все, что они с ней сделали? Ведь она тоже находилась под своеобразным психопринуждением — и за что? За то, что была не похожа на остальных? Ее лишили детства, по-видимому, родителей. Так пусть теперь эти взрослые помучаются, поживут в чужой шкуре — может, поймут, что значит стать изгоем. Это похуже, чем быть рабом.

Спартак трезво оценил найденное решение. Оно было спорным. Может, так, а может, и нет. Слишком неопределенна ситуация, слишком много неизвестных ему обстоятельств.

В рубке по-прежнему стояла напряженная тишина. Он и его братья, не отрывая глаз, смотрели на Джюнору, словно ее худенькое личико, хрупкая фигурка являлись средоточием красоты и обаяния. Мало-помалу тишина начала угнетать и саму Джюнору, и выражение триумфа на ее лице постепенно сменилось неуверенностью и тревогой.

Неожиданно она выкрикнула:

— Делай то, что тебе говорят! Делай!..

Следы легкой истерики отчетливо проступили в этом взрыве эмоций. В этот момент Винета, до сих пор державшаяся сзади, вышла на середину рубки и отчеканила:

— Я хочу лететь на Эсконел. Я хочу этого потому, что так желает Викс.

Джюнора резко повернулась к ней:

— Замолчи!

Губы у нее задрожали, того и гляди заплачет.

Изумленный шепот донесся со стороны Викса и Тиорина, однако Спартак почти не удивился вмешательству Винеты. Может, потому, что он лучше разбирался в человеческих характерах. Он с усилием заставил себя вспоминать об Эсконеле, потом в деталях припомнил, как Джюнору подвезли к их кораблю. Он воспроизвел в сознании, какое у нее было лицо, как она смотрела в чистое высокое небо, как ее тащили на корабль, а они с Виксом в это время требовали доставить противоядие. Вспомнилось трясущееся от страха лицо чиновницы — этой матерой бездушной крысы. Ты хочешь отомстить нам за то, что мы помогли тебе? — мысленно спросил он. Следом, еще более тщательно выговаривая в сознании слова, задал вопрос: Ты хочешь жить такой жизнью, хочешь быть сильной, одинокой, не знать ни любви, ни друзей, наказывать за правду?

—  Прекрати! — закричала девушка. Она бросилась к нему и принялась колотить маленькими кулачками по его груди. Он осторожно взял ее за запястья, заглянул в глаза.

Если ты хотя бы раз отважишься на это, ты уже никогда не сможешь остановиться.

Он вообразил сотни, тысячи людей, с лиц которых никогда не сходит страх. Все они с тоской и ужасом наблюдают за ней, тщательно прячут мысли. А что там, в их сознаниях? Ничего, кроме неодолимого желания сбежать куда-нибудь подальше и вырваться из-под ее контроля.

— Я сказала — прекрати!..

Он уступил и вновь припомнил Эсконел — ясный, свежий мир. Там были такие чудесные рассветы и закаты. А какие вина! О, Викс был большим знатоком в этом вопросе. Тиорин спокойнее, но у него тоже доброе сердце. Его особенно любили в городах. Он и по виду был «своим парнем», это очень ценилось у них на Эсконеле. Они никогда не любили зазнаек, лгунов, лицемеров, но более всего тех, кто был охоч мучить других. Таким спуску на Эсконеле не давали.

Девушка наконец высвободила руки и, не в силах совладать с собой, закрыла лицо. Потом зарыдала, отчаянно, взахлеб, с подвываниями. Винета обняла ее, прижала голову к груди, принялась поглаживать по оставшимся волосам. Гладила легко, стараясь не причинять девушке боль.

— В чем дело? — неожиданно, словно проснувшись, громко спросил Викс.

— Об этом спроси лучше у Винеты, — отозвался Спартак. — Ты явно недооценивал эту девушку. Она очень сообразительна.

Винета, утешающая плачущую Джюнору, покачала головой.

— Я знаю, как Викс мечтал о возвращении на Эсконел. Мне была невыносима мысль, что он — и вы тоже — станете игрушками в ее руках.

— Ты добилась своего, — кивнул Спартак. — Джюноре после того, как она так легко сняла психопринуждение, наведенное имперскими врачами, показалось, что это именно тот случай, когда она может расплатиться за все свои страдания. Однако нагрузка на ее сознание и совесть оказалась слишком велика.

— Но… — попытался возразить Викс, однако Тиорин жестом остановил его.

— Хватит теоретизировать насчет ее желаний, совести. Скажите лучше, как мы теперь должны поступить с ней?

— Выбросить ее, к дьяволу, в открытый космос! — отозвался Викс.

Откровенная жестокость подобного решения смутила их всех, особенно Джюнору, которая испуганно глянула на рыжеволосого хозяина корабля.

— Викс, это уже слишком, — возразил Тиорин. — Думай, что говоришь! Тем не менее — после того, как вы освободились от всякого принуждения, — ее нужно высадить на ближайшей обитаемой планете. Это будет разумное решение.

— Я… — робко подала голос Винета.

Спартак одобрительно кивнул ей.

— Не стесняйся, говори. У тебя хорошие мозги. Мне, например, очень интересно услышать твою точку зрения.

— Ну, — Винета облизала губы, — я слышала от Викса об этой таинственной женщине Лидис. Что она, мол, владеет какой-то ужасной способностью, с помощью которой проникла в мысли вашего брата Ходата. Еще он говорил, что удивительно быстро свободные граждане вашей планеты превратились в фанатичных приверженцев новой религии. Все это звучит так, как будто к ним было применено что-то вроде психопринуждения. Ну, я… Понимаете, я не могу назвать свое детство счастливым. Пусть даже я не оказалась выброшенной из круга людей, как Джюнора, мне часто доставалось. Почти так же, как ей… Поэтому я понимаю ее отчаяние, ее желание отомстить за все, что пришлось вынести. Безвинно, понимаете, вынести… Я на нее совсем не сержусь. И… — она заколебалась, вновь облизнула губы, — я не могу просвечивать ваши рассудки, как это умеет делать она, но я считаю, что вы самые замечательные люди, каких я только встречала. Вы могли бы спокойно жить на свои доходы, как принцы, но вы решили помочь другим. Это здорово! Когда Спартак нашел меня в яме, он протянул мне руку и помог выбраться наружу. Он протянул мне руку. Это мне?! Так со мной редко кто поступал. Конечно, у Викса характер не сахар, он весь взрывной, но он честен, а это такая редкость. Вы, — обратилась она к Тиорину, — старший брат, а яблоко, как говорится, от яблони не далеко падает. Раз они вас разыскивали, значит, верят в вас. Мне кажется, когда Джюнора отойдет от того, что с ней сделали на Декладоре, она согласится со мной. Если так, от нее может быть большая польза. Разве это не редкая удача, что с нами будет человек, способный читать мысли других. Разве она не стоит сотни шпионов, которые пытаются выяснить намерения этого ужасного Бьюсиона. Ведь это сейчас самое важное — узнать, каким секретным оружием владеет эта шайка.

Наступила тишина. Первым ее нарушил Тиорин:

— Я вижу, Спартак был прав в отношении тебя, девочка. Это первое серьезное предложение, которое я услышал в этой рубке. Это, конечно, здорово облегчило бы нашу задачу, однако я не снимаю свое возражение. Мы не можем быть уверены в Джюноре. Разве можно в течение нескольких дней перевернуть то, что складывалось годами?

Спартак вздохнул и громко выдохнул:

— Я мог бы попытаться. Если она согласится сотрудничать…

Джюнора испуганно вскрикнула:

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Нет, нет и еще раз нет!

— Нет?

Мужчина поднялся, подошел к ней — его бородатое хмурое лицо приблизилось к девушке. Он принялся в деталях обдумывать свою идею, расцвечивать ее зрительными образами, попытался наполнить теми переживаниями, которые испытывал в тот далекий день.

О, это был самый торжественный момент в его жизни. Он очень долго готовился к нему. С утра испытывал необыкновенный душевный подъем. Теперь он был готов присягнуть на верность ордену Энануорлда — в душе не было ни капли сомнения в необходимости отказаться от насилия. От него все беды в этом лучшем из миров. Сила — да, насилие — нет. Разум, справедливость, мир — вот что теперь должно было вести его по жизни.

Но не это, как он понял позже, склонило Джюнору дать обет. Она прочитала в его сознании о тех минутах, которые он пережил, когда ей доставили противоядие. Это были мучительные мгновения, он был на пороге гибели… Викс со своего места настороженно смотрел на них.

— Не верю я в эти штучки. Что значат слова? Лучше высадить ее от греха подальше на какую-нибудь планету, и все дела.

— Подожди, — прервал его Тиорин. — Лучше смотри и запоминай.

На лице Джюноры проступило совершенно детское выражение любопытства и доверия — она протянула свою тоненькую ручонку и положила ее на широкую ладонь Спартака, так они и удалились. Молча, торжественно…

— Как? — всполошился Викс. — Куда они? Ответила ему Винета, глаза ее были направлены в сторону двери, которая задвинулась за Спартаком.

— Мне кажется, она поверила, что все делается ради нее же самой. Ведь он едва не погиб из-за нее на Декладоре. Значит, она должна сделать что-то для него.

* * *

Спартак вернулся через несколько часов. По его лицу было видно, что он смертельно устал.

— Она спит. — И в ответ на немой вопрос, обращенный к нему, объявил: — Сколько же всякой дряни пришлось извлечь из ее сознания! Это было похоже на поиски алмазов в куче дерьма.

Очевидно, подобный ответ не удовлетворил братьев, и Викс решительно потребовал:

— Каков результат?

Спартак потер глаза, потом сказал, зевнув:

— Я дал ей тот же самый препарат, что и Корицу, правда, в несколько иной пропорции. Ну, скажу вам, и работа! Прежде чем наладить с ней нормальный разговор, мне пришлось очистить ее сознание от копившейся годами ненависти, которую она испытывала к роду человеческому. Это настоящая бездна. Чему здесь удивляться? Империя веками проводила политику, направленную на депортацию подобных, как они их называли, «уродов». В конце концов в народном сознании напрочь закрепился стереотип страха по отношению к таким людям. Отсюда изуверство, суды Линча и прочие формы варварства, которое имперское правительство должно было решительно пресекать. Однако центральная власть не то чтобы потворствовала подобным настроениям, но как-то робко боролась с ними. Ох, братишки, чем дальше, тем яснее мне представляется, что подобные меры борьбы с людьми, обладающими такими способностями, инспирированы извне. Уж очень складно получается: здесь, на территории империи, мутантов сначала до смерти пугают, потом высылают куда-то в Приграничье. Зачем? С какой целью человечество руками своих правителей, подчиняясь самым низменным инстинктам толпы, изгоняет из своих рядов наделенных удивительными талантами детей? Ведь Джюнора еще совсем ребенок, но уже страстно стремится, с одной стороны, найти место, где бы ее считали таким же человеком, как и остальные, с другой — разделаться с человеческой расой.

Викс вздохнул, пожал плечами:

— Мне по-прежнему не нравится эта идея, но… понимаешь, ты имеешь представление о таких вещах, о которых я даже не слышал. Ты успел продемонстрировать полезность подобных знаний. Оказывается, прятать нос в книгах не такая уж пустая трата времени, как я всегда полагал. Теперь я могу с чистым сердцем сказать, что доверяю тебе. Что это значит? А то, что я пойду за тобой. Но если она еще раз выкинет подобную шутку, клянусь, я не задумываясь выкину ее за борт.

— Она такая же, как и мы. Пусть даже и мутантка, — тихо сказала Винета. — Она — стопроцентный человек — плюс… — Она помолчала и добавила: — Плюс даже не знаю что!

— Хорошо сказано! — рассмеялся Тиорин. — Теперь у нас, по крайней мере, есть выбор. Викс настаивает, чтобы мы летели прямо на Эсконел. Я же полагаю, что будет разумнее, если мы сперва свяжемся с Дзеном на Гуо. Нам крайне важно выяснить обстановку на Эсконеле.

— Почему ты считаешь, что Тигрид Дзен лучше информирован? — спросил Викс. — Если то, что творится на Эсконеле, правда, он тоже не имеет никаких прямых связей с нашей планетой.

— Послушайте, — сказал Спартак. — У меня по этому поводу тоже есть соображения. О первом напомнила Винета. Все говорит о том, что Лидис является сильной телепаткой. Предположим, что она не одна такая, тогда ясно, каким образом Бьюсиону удалось так легко и быстро подавить всякое сопротивление. Каким образом мы решим эту трудность?

После недолгой паузы первым подал голос Викс:

— Я как-то не очень-то задумывался об этом, однако после эксперимента, который провела над нами эта девчонка, должен согласиться — это важная проблема.

— Я не знаю, что может посоветовать Тигрид Дзен, — ответил Спартак, разминая затекшие руки, — по крайней мере, мы можем получить от него более полную картину того, что произошло на Эсконеле. Так что я за то, чтобы сначала отправиться на Гуо.

— Не возражаю, — отозвался Тиорин.

— Так тому и быть, — поднялся со своего места Викс и направился к пульту управления. — Такой курс и заложим.

XIV

Корабль Викса, погасив все опознавательные и габаритные огни, в режиме полного радиомолчания кружил по орбите вокруг Гуо. Катер напоминал дикого зверя, крадущегося по следу добычи. Сотней километров ниже проплывала поверхность планеты-неудачницы, большей частью занавешенная облаками. Иногда внизу открывались напоминающие пустыни возвышенности, а между ними поросшие тропическим лесом низменности. Казалось, на Гуо были все условия для заселения — пригодная для дыхания атмосфера, вода… Правда, как раз воды здесь было маловато. Отдельные редкие озера были разбросаны по поверхности планеты. Океанов нет… В те годы, когда человечество бурно распространялось по свободному пространству, в галактике было достаточно куда более пригодных миров, так что Гуо оказалась гигантским рудником или шахтой. Не более того…

В общем-то, воды на планете, по всем подсчетам, было вполне достаточно, только распределялась она не совсем привычным для людей образом. Скапливалась не на открытых водных пространствах, а собиралась в воздухе. Атмосфера здесь была необыкновенно влажная. Каждый холмик или бугор буквально сочился от избытка влаги. Если прибавить страшные ураганы, которые миллионами лет сглаживали поверхность, сдирали верхний слой почвы с возвышенных мест, потопы, обрушивающиеся с небес, то станет ясно, каким неприглядным показался этот мир жаждущим отыскать райские планеты переселенцам. Только с годами выяснилось, что обширные, расположенные между округлых древних гор, сложенные осадочными породами равнины оказались буквально нашпигованы богатейшими месторождениями металлических руд и прочих ископаемых. В этом смысле Гуо просто цены не было, однако постоянные населенные пункты здесь так и не сложились.

Мертвая, обезлюдевшая планета! Так, после длительного наблюдения за ее поверхностью, отозвался о Гуо Викс. С каждым новым витком он все более решительно настаивал на этой оценке. Ссылался на показания приборов… Однако ни Спартак, ни Тиорин не спешили с принятием решения. Корабль продолжал накручивать витки вокруг планеты.

— Я же говорю, здесь никого нет. Даже прежних временных поселений не наблюдается. По-видимому, Бьюсиону всех удалось вымести отсюда.

— Этого не может быть! — наконец возразил Тиорин. — Скорее всего, они попрятались в старых шахтах, в каких-нибудь древних выработках, но чтобы все разом улетели отсюда?..

— Кто знает, — высказал свои сомнения Спартак, — прошло десять лет. Эсконел был наиболее развитой планетой в этом секторе. Можно было бы ожидать, что со времени воцарения Бьюсиона здесь будут заметны следы бурной активности. Ничего подобного!.. Наоборот, кругом полный развал и никаких следов новых разработок. Но почему нет представителей с других планет? Викс, смотри внимательней.

— Что толку смотреть! — буркнул Викс. — Если бы штаб Тигрида был расположен на Гуо, Бьюсион тоже вполне мог отыскать его.

— Возможно, он так и поступил, — сказал Тиорин.

— Вполне, — согласился Викс. Он вопросительно посмотрел на старшего брата. — Что, если попытаться вызвать его по радиосвязи?

— Подожди минутку, — остановил его Спартак.

Тиорин глянул на младшего брата.

— Нам больше ничего не остается. Мы обязаны рискнуть. Конечно, нас вполне могут засечь шпионы Бьюсиона, однако иначе мы можем столетиями летать вокруг этой планеты.

— У меня есть идея, — откликнулся Спартак. — Давайте спросим у Джюноры, не могла бы она помочь нам?

Он привел ее за руку, она покорно, как за отцом, шла за ним. Если честно, Спартак до сих пор не мог поверить, что ему удалось внести хотя бы видимость душевного покоя в сознание этой настрадавшейся, затаившейся девочки, что ее сердце так жаждет дружбы и любви, — видно, она попала на их корабль в минуты сильнейшего душевного кризиса. Еще немного, и она окончательно бы разуверилась в добре. Спартак не преувеличивал свою роль — конечно, пример у нее был хороший. Девушка испытывала явную привязанность к своему спасителю, однако куда более ее захватила возможность освоить основы психологии. Спартак считался большим специалистом в этой области, и Джюнора, получив согласие на допуск в его разум, обнаружила, как мало она знает, как топорно работает. Обучение любимому делу — что может быть увлекательней для любопытствующей, наделенной необыкновенными талантами души? Спартак лишь легонько направлял ее, показывал истоки ненависти, точившей ее сознание, бесперспективность подобного пути. Ненависть рождает только ненависть. Человек устроен слишком непросто, чтобы удовлетвориться одной только страстью. Сила — да, насилие — нет — этот лозунг был и благороден и разумен.

Даже Викс должен был признать, что результаты неплохие. Терапия, обмолвился он, явно ей впрок.

— Привет. — Он махнул ей рукой. — Здесь без тебя затор. Сможешь помочь? — И объяснил ей задачу.

Девушка кивнула и, чуть прикрыв глаза, села в кресло перед широким экраном. Сидела долго, пока неожиданно не вскрикнула:

— Они там!

Все бросились к экрану.

Внизу расстилалась уже привычная шерстка тропического леса, покрывавшего широкую и глубокую впадину, окруженную неприступными скалами.

— Ищите здесь, — настойчиво сказала Джюнора. — Внизу целое поселение, человек сто, не меньше.

Тиорин невольно усмехнулся.

— Сто человек! Это все, что ему удалось собрать из девятисотмиллионного населения Эсконела? М-да, статистика против нас. Ладно, здесь так здесь. Снижайся, Викс.

* * *

Корабль теперь медленно плыл в густом, непрекращающемся дожде на уровне вершин, окруживших котловину гор. Крупные капли колотили по обшивке, звук их был привычен, мил и в то же время тревожен — они вступали в область неизвестного. Теперь можно в любой момент ждать засады, обстрела или, наоборот, встречи с друзьями. Викс напряженно всматривался в темноту леса, потом чертыхнулся и решительно заявил:

— Нет там ничего! Джюнора, ты ошиблась.

— Нет, люди там. — Она настойчиво потыкала пальчиком в пол. — Ищите!

— Искать где? — спросил Викс.

— Спуститесь пониже и сами увидите.

Неожиданно Тиорин, внимательно вглядывавшийся в открывшийся внизу пейзаж, воскликнул:

— Это же не настоящие деревья! Посмотрите сами, это маскировочная сеть!..

В этот момент из включенного динамика донеслось — да так громко, что члены экипажа невольно вздрогнули:

«Немедленно назовите себя, или мы будем вынуждены применить оружие».

В подтверждение этих слов внизу полыхнуло, и белый след испарившейся воды отметил след залпа энергетического орудия.

Тиорин склонился к переговорному устройству.

— Корабль принадлежит Виксу из Эсконела, — торопливо объявил он. — На борту находятся Спартак из Эсконела и Тиорин из Эсконела. Мы разыскиваем Тигрида Дзена.

Наступила зловещая пауза, потом голос недоверчиво предложил:

«Повторите ваше сообщение».

Тиорин вновь назвал себя и братьев.

В этот момент в отчетливо различимой теперь маскировочной сети прорезалась брешь, и невидимый диспетчер распорядился:

«Снижайтесь, только осторожно. Все наши орудия направлены на вас, так что не надо совершать ненужных движений».

— Джюнора, — обратился к девушке Спартак, — ты бы не могла ненавязчиво убедить их, что мы те, за кого себя выдаем?

— Попытаюсь, — прошептала Джюнора, и уже в следующую секунду в голосе диспетчера прорезались ликующие ноты:

«Добро пожаловать на Гуо! Добро пожаловать!»

* * *

Радость от встречи с единомышленниками была омрачена сообщениями об истинном положении дел. Здесь, на Гуо, на самом деле располагалась база тех, кто мечтал освободить родную планету, однако Джюнора не ошиблась в подсчете — их действительно было всего несколько сотен человек. Здоровых среди них почти не было — все страдали от болезней и недостатка еды. В распоряжении у мятежников были два стареньких звездолета, когда-то приписанные к космическому флоту Эсконела и угнанные за несколько часов до высадки главных сил Бьюсиона на поверхность планеты. Один из кораблей был на месте, другой был послан с дипломатической миссией в соседние миры с целью сколотить коалицию против узурпатора. По последним сведениям, особого успеха посольство не добилось — все им сочувствовали, но после развала империи перед каждым миром встало столько внутренних проблем, что вмешиваться в чужие дела никто из них не пожелал.

Тигрид Дзен сам явился к месту приземления и со слезами на глазах обнял бывшего своего командира. Выглядел он постаревшим лет на двадцать — измученный, изможденный человек, руки у него по-стариковски подрагивали, голова совершенно облысела, усы поседели. Где теперь тот прежний Тигрид Дзен, лихой моряк, храбрец и богатырь?.. Время и страдания безжалостно обошлись с ним. Форма на нем была грязная, ботинки прохудились. Его спутники выглядели не лучше.

Встреча, однако, получилась теплой, с подобием торжественного обеда, устроенного в недрах горы, в стволе заброшенной ныне шахты. Здесь располагался штаб восставших, здесь братья узнали, как был захвачен их родной мир.

— Мне трудно вспоминать об этом, — признался Тигрид. — Это было страшное зрелище. Сначала, понимаете, все выглядело совершенно невинно. Эта Лидис с разрешения правителя добилась разрешения поклоняться какому-то нелепому святому. Мы только посмеивались — ладно, если этот культ будет единственным непонятным решением Ходата после встречи с этой ведьмой. Он все более и более ценил ее — дважды она запросто раскрывала готовящиеся заговоры. Теперь я крепко сомневаюсь в том, что кто-то на самом деле пытался свергнуть Ходата. Скорее всего, она сама их и инспирировала. Чтобы только втереться в доверие к правителю… Неприятное чувство вызывал сначала и ее подручный, калека Шри — это подобие слизня. Это Гридник первый забил тревогу. — Он указал на прежнего инспектора главного эсконельского космопорта. Прежде это был толстый веселый человек, теперь перед братьями сидел человек — кожа да кости. — Первым делом он поднял вопрос о подозрительно большом количестве иммигрантов, прибывающих с какой-то Бринзы. Правда, его тогда более всего обеспокоило распоряжение о беспрепятственном, беспошлинном проезде этих странных гостей. Среди них было слишком много монахов и никого, кто был бы способен выполнять тяжелую работу. Среди них не было ни специалистов-механиков, ни инженеров, ни врачей — одним словом, тех, в ком остро нуждался Эсконел. Однако Ходат с порога отметал все наши жалобы. Потом последовал совсем уж неожиданный указ о начале строительства большого храма, следом — указ о введении нового налога на его строительство и обустройство других подобных центров поклонения Бельзуеку в каждом большом городе планеты. Дальше — больше, на население посыпались другие налоги и установление что-то вроде режима наибольшего благоприятствования для жрецов. Остальное вам известно — Ходат был убит, и после поражения в решающем столкновении на планету начали садиться корабли Бьюсиона. Тут уж жрецы и прочие иммигранты с Бринзы просто оборзели — наша оборона оказалась дезорганизована, системы связи выведенными из строя. Теперь мы есть то, что вы видите, — группа беглецов, оставшихся верными прежнему правителю. Однако никаких шансов на успех у нас нет и не предвидится.

— Расскажи поподробнее об этом Бьюсионе и Лидис, — попросил Викс.

— Бьюсион? Это высокорослый, крепкий мужчина. Кожа смуглая, борода густо-коричневая, даже глянцевая какая-то… Говорят, что он обладает неимоверной физической силой, каждый встречающийся с ним якобы «на себе ощущает воздействие этой великой личности». Держится он надменно, с людьми общается на дистанции, никого к себе близко не подпускает. Кроме Лидис, конечно. У нас есть их изображения — желаете посмотреть?

— И обязательно портрет Шри. В чем заключается его уродство? — спросил Спартак.

— Он — горбун. Впрочем, и горб у него какой-то странный. Иногда шевелится… Словно какое-то чудовище сидит у него на спине. Размером от шеи до пояса. А-а, вот они, портреты. Теперь они развешаны по всему Эсконелу. Оболваненные жители буквально молятся на них.

Он бросил на стол прекрасного качества солидо. Викс, попросивший хозяина принести изображения, особенно долго и внимательно изучал лицо Лидис.

— Ничего не скажешь, красивая женщина, — сказал он. Спартак кивнул. На солидо Лидис была изображена в длинном закрытом черном платье, светлые волосы прикрывала такая же мрачная вуаль, и все равно ее лицо было способно потрясти даже императора Аргуса.

— Вот посмотрите, — медленно произнес Викс, — наступит день, и эта женщина будет моей. А потом… — Он непроизвольно сжал пальцы.

Тиорин нарушил образовавшуюся паузу.

— Ну, это вопрос будущих дней. А пока, — обратился он к Тигриду, — ты имеешь связь с Эсконелом?

— В какой-то степени. Бьюсион с презрением относится к оппозиции, поэтому мы имеем возможность время от времени проникать на Эсконел, чтобы высадить наших агентов и вдохнуть мужество в сердца тех, кто остался верен памяти Ходата. Если вас интересуют самые последние известия с Эсконела, можете поговорить с Метчелом. Он совсем недавно вступил в наши ряды.

Тигрид указал на крепко сбитого мужчину, стоявшего поодаль от всех остальных участников встречи.

— Мы захватили его с собой во время последней высадки. Он должен был быть принесен в жертву Бельзуеку, однако ему хватило разума бежать. Другие наши сограждане добровольно идут на это. Да, вот так их оболванили… — Тигрид уныло покачал головой. — Вы спросите, можно ли доверять ему? По-моему, можно…

Братья дружно повернулись к Метчелу.

— Что теперь творится на Эсконеле? Это вы хотите узнать? — начал Метчел с вопросов. Затем тяжело вздохнул и, с трудом подбирая слова, продолжил: — Ну, это похоже на нашу долину, только вообразите сеть, которая раскинута над всей планетой. А под ней отчаяние, ужасающая бедность… Пахотная земля сплошь позарастала сорняками, рыбацкие шхуны гниют у причалов, торговля упала до самого низкого уровня — ее просто задавили налогами. Все деньги идут на прокорм жирных и жадных жрецов. Однако разруха никого не волнует — в головы населения вбивают мысль, что не стоит ничего предпринимать. Все в руках Бельзуека и верующих в него. Дело дошло до того, что люди сами, по доброй воле, предлагают себя в жертву Бельзуеку.

— Как проводятся эти жертвоприношения? — спросил Спартак.

— Не знаю. Никто не видел эту церемонию, а жрецы особенно не распространяются на эту тему.

— Что представляет из себя этот Бельзуек?

Метчел отрицательно потряс головой.

— Жрецы просто говорят «Он». В каждом храме есть особый экран, скрытый от чужих глаз. Там его алтарь. Каждый должен ежедневно явиться в храм и поклониться Ему. Спеть гимн в Его честь, послушать проповедь, с которой обращаются к прихожанам Его служители. Суть их в том, что мы всего лишь пыль под Его ногами. Наша главная цель — служить Ему. Он существует со времен возникновения галактики. Не знаю, может ли такое быть, однако люди верят и не замечают нищеты, болезней детей, голода…

Лицо у Метчела дернулось, он с усилием добавил:

— Я хочу поскорее вернуться на Эсконел. Поселиться в каком-нибудь городе и приложить все силы, чтобы свергнуть Бьюсиона.

Ужас охватил всех присутствующих в шахте. Каждый из них понимал, что ситуация не внушает оптимизма. Более того, трудно было рассчитывать на возможность организации хотя бы местного по масштабам планеты мятежа. Спартак положил локти на стол, положил на руки голову.

Джюнора, пристроившаяся возле него, подергала за его рукав. Он сначала как бы не замечал ее попыток привлечь внимание, потом наклонился к ней.

— Метчел лжет, — шепнула она.

Спартак вздрогнул, напряженно посмотрел на нее.

— Он подослан Бьюсионом. Его задача — разведать место, где прячутся мятежники. Потом сюда нагрянет флот Бьюсиона.

— Ты уверена? — так же тихо спросил Спартак.

Девушка явно обиделась.

— Испробуйте на нем то лекарство, которое давали Корицу. Если уж я не могу определить, кто лжет, а кто нет, — то кто сможет!

XV

Тигрид Дзен, казалось, сразу постарел на несколько лет, когда привязанный к деревянному ложу Метчел принялся извергать потоки ненависти и оскорблений. Дознание проводилось в дальней пещере, при свете фонаря, вдали от чужих глаз.

— Как ты смог догадаться, что он подослан? — спросил Тигрид у Спартака.

Бородач поколебался — стоит ли раскрывать тайну Джюноры? Если известие о ее необыкновенных способностях разнесется по тайному убежищу мятежников, не миновать паники и совершенно неприемлемых в подобных условиях выходок, на которые способны неуравновешенные люди.

— Разве дело в том, как я узнал об этом? Ты сам слышал, что он таит в своем сознании.

Он скосил глаза на свой чемоданчик. Как вовремя он позаботился запастись необходимыми препаратами! При всех невероятных способностях Джюноры в ее возможностях тоже было много пробелов. Мутантка могла заметить в человеке то, что было скрыто в сознании, но вытащить это на поверхность ей было не дано. С другой стороны, рассудил Спартак, касаясь вопроса Тигрида, все чудеса подобной прозорливости можно списать на лекарства, но это второй вопрос. Главное, Джюнора способна только наблюдать явление. Ей не дано докопаться до его сути. Каким образом эти Метчел, Корицу стали шпионами? Это был существеннейший вопрос, и, конечно, девушка не могла дать на него ответ.

Между тем Викс никак не мог успокоиться. В который раз он твердил одно и то же — как теперь им поступать?

— Что я могу сказать, — наконец ответил ему Тигрид Дзен. — Этот мальчишка обвел меня вокруг пальца, причем с такой легкостью, что… — Он развел руками. — Я сам доставил его на Гуо, показал местоположение штаба. Как ловко он вполз в доверие! Мне просто стыдно вспоминать об этом. Выходит, я совсем постарел, превратился в осла.

Тиорин дружески похлопал его по спине, однако разубеждать не стал.

— Меня вот что беспокоит, — сказал он. — Каким образом ваши тайные контакты с Эсконелом оказались под контролем людей Бьюсиона? Это так, иначе они бы не смогли с такой легкостью внедрить сюда своего человека. Беда не в том, что они хорошо работают, а в том, что у них есть возможность обработать любого человека. Какое чудо надо устроить перед толпами ненавидящих захватчиков граждан, чтобы они «прозрели», «увидели свет истины»? Чтобы слепо доверились тем, кто обирает и уничтожает их!.. Я уверен, что Метчел рассказал правду о положении на Эсконеле — пусть даже под воздействием препаратов Спартака он не очень охотно касался этой темы, — и все равно ему не нужна наша помощь. Для него Бьюсион — великий человек, Шри — божественный оракул, а Бельзуек — высшее существо. Оно ведет человечество по начертанному им пути, и долг каждого из них — следовать за ним, не жалея сил и собственной жизни.

— Что представляет из себя Бельзуек? — упрямо задал вопрос Спартак.Он не в первый раз сводил разговор к этому идолу.

Никто ему не ответил, только Тиорин после короткой паузы кашлянул и замедленно выговорил:

— Продолжай, Спартак. Я чувствую, тебе есть что сказать.

— Да, — откликнулся младший брат и вытер пот со лба. — Викс предложил план, согласно которому нам необходимо тайно высадиться на Эсконеле, попытаться собрать силы, способные противостоять Бьюсиону, поднять их на борьбу и возглавить восстание. Наше присутствие, по его мнению, окажется неким ферментом, который возбудит массы. На мой взгляд, план попахивает авантюрой. Так можно было поступить, имей мы дело с каким-нибудь затрапезным тираном, захватившим власть. Таких после крушения империи было много в галактике. Против таких, ненавидимых населением, твой план, Викс, мог бы сработать. Правильно?

Тот кивнул.

— Я имел в виду высадиться на северных островах, там осталось много моих сторонников.

Тигрид Дзен подал голос:

— Я, собственно, на это и рассчитывал. Это был мой первый шаг, когда Бьюсион захватил планету. Да, на первых порах мы встретили горячее сочувствие, нашли много сторонников. Теперь я не уверен, что нас ждет такой же прием. Должно быть, Бьюсиону удалось обратить их всех в свою веру, теперь он просто смеется над нами.

Спартак ничего не ответил. Он приблизился к лежащему на кровати Метчелу, встал возле него на колени. Тот находился в состоянии полного оцепенения. Спартак долго смотрел на него, потом, не поворачиваясь, произнес:

— Ни Метчел, ни Корицу, ни тот человек, который пытался убить тебя, Тиорин, палец о палец не ударили бы, чтобы помочь какому-нибудь занюханному узурпатору. Все было за нас — традиции, верность законному правительству, вся система хозяйствования и судопроизводства, на чем держалось процветание Эсконела. Если бы все было так просто, то уже через год-два доведенный до отчаяния народ поднял бы восстание. Ясно, что Бьюсион не ординарный охотник до власти. У него есть «программа», идейное обеспечение в виде какого-то странного культа, очень могучие союзники…

— Ты имеешь в виду Лидис? — спросил Викс. — Утверждают, что она способна читать мысли.

— И ее тоже, — кивнул Спартак. — Но самое важное, что у него есть Бельзуек. Все считают, что его не существует, что он не более чем символ, объект поклонения. Я так не думаю.

— Почему? — требовательно спросил Тиорин. — Может, это тоже мутант человеческой породы?

— Опять же нет. Вспомни, что говорил Метчел: в каждом городе есть храм, в каждом храме — особый алтарь, а что там хранится, никто не знает. Кроме того, под воздействием препарата он проговорился, что Бельзуек широко представлен на таинственной планете Бринзе. Где же этот мир может находиться? Вот задача из задач!

— Может быть, эта планета — нечто искусственное. Этакое гигантское сооружение? — вскочил Тиорин. — И в его недрах есть устройство, способное управлять мыслительными процессами в мозгу человека. Стоит им только попасть на борт этой «планеты» — и все!

— Я как-то не подумал о такой возможности, — ответил Спартак. — Это очень похоже на правду. Тогда многое сразу находит объяснение.

— Послушайте, может, нам удастся еще что-нибудь выдоить из Метчела? — спросил Викс. — Не может быть, чтобы он был в полном неведении относительно этого так называемого божества, которому с таким фанатизмом поклоняется. Какие-нибудь детали, слухи?..

— Вряд ли. Я уверен, что он рассказал все, что знает, — не согласился с ним Спартак. — Он не более чем простой исполнитель. Кто-нибудь из сословия жрецов — этот да. Он рассказал бы нам куда больше. Вот почему я предлагаю в любом случае отправиться на Эсконел и захватить какого-нибудь высокопоставленного служителя культа.

— Затем? — поинтересовался Тиорин.

— После того как мы получим достоверную информацию, тогда и можно будет принять решение. Правда, это связано с потерей времени.

— Э-э, — вздохнул Тиорин, — после десяти лет правления узурпатора какое значение может иметь какая-нибудь неделя.

— Но это же совершенная глупость! — воскликнул Тигрид Дзен. — До тех пор, пока мы не установим, каким образом наши каналы связи с Эсконелом оказались под контролем Бьюсиона, вам, господа, нельзя появляться на планете. Кто предоставит вам убежище, кто будет помогать?

— Совсем нет, — резко возразил Спартак. — Теперь преимущество у нас, ведь мы напали на след его тайной сети. Мы знаем, как он собирается разделаться с вами. Далее, нам известно, что борьба с подпольем дается ему с большим трудом, ведь этот провал стал, как я понимаю, единственным за десять лет. Если бы это было не так, он давным-давно разгромил бы ваше логово. Если бы Бельзуек был всесилен, процесс превращения людей в бессловесных скотов произошел сразу и со всеми. Однако этого не случилось. Что по этому поводу говорит психология? А вот что. По-видимому, большинство населения было оболванено в первые недели после захвата планеты, но потом им пришлось долго возиться с меньшей частью. С теми, у кого мозги защищены лучше, чем у остальных. Это давление продолжается и в настоящее время, потому что, как наука утверждает, должен начаться обратный процесс — отрезвление какой-то части поддавшихся психопринуждению. Это явление имеет колебательный характер и при непрекращающемся давлении может продолжаться целое поколение, прежде чем население планеты полностью покорится.

— Приятно слышать, что у нас есть запас времени, — сказал Тиорин. — Послушай, Спартак, если ключ таится в этом самом Бельзуеке, почему бы нам не направить корабли — возможно, нанятые в одном из военных орденов, об этом может позаботиться Викс — и не разбомбить разом все храмы?

— Сколько это будет стоить? — спросил Спартак. — Нам придется на три дня отдать Эсконел на разграбление? Так, что ли?! Представим, что после этой акции ты сел на трон правителя — как отнесутся к тебе люди, потерявшие своих родных и близких? Ведь будут миллионы жертв. Вспомни, под управлением Бьюсиона они чувствуют себя счастливыми. Они восстанут против тебя. Кроме того, попасть из космоса в храм, поразить каждое здание — это невыполнимая задача для средств наведения. Необходимо подвергнуть бомбардировке каждый город, где построен храм.

— Можно использовать подкопы, — наполовину сам с собой заговорил Викс. — Устроить диверсии…

— Это не решает проблему, как вернуть людям нормальное сознание, реальное понимание вещей, — указал Спартак. — Я по-прежнему настаиваю, что в первую очередь нам надо разобраться, что представляет из себя этот Бельзуек и как он манипулирует людьми.

— Значит, надо лететь на Эсконел, — пожал плечами Викс. — Отлично. Вовремя. Тигрид Дзен расскажет нам, как незаметно высадиться на поверхность планеты.

— Буду откровенен, — ответил тот, — среди многих несчастий, которые Бьюсион принес нашей планете, есть такое, что играет нам на руку. Он полностью разрушил систему космического оповещения, которая ранее существовала на Эсконеле. Тут есть одна странность — у Бьюсиона большой флот. Он включил в него и остатки наших эскадр, и все равно эти корабли очень редко появляются в космосе. Такое впечатление, что Бьюсион словно затаился, пытается сделать вид, что он удовлетворен захватом нашей планеты и ему больше ничего не нужно. Я лично считаю, что он ведет хитрую игру: пока окончательно не укрепится на Эсконеле — а для этого, как сказал Спартак, необходимо, чтобы на планете сменилось поколение, — он будет сидеть тихо, как мышь.

— Да, — согласился Спартак, — это разумное предположение.

Викс, в свою очередь, добавил:

— На северных островах я знаю местечко, которое вполне подходит в качестве прекрасной посадочной площадки. Во время восстания я намеревался использовать ее для высадки десанта в тылу восставших, однако эта мера не понадобилась. Тем не менее на этой секретной стоянке есть все, что нужно, чтобы скрыть пребывание там космического и любого другого аппарата.

— Хорошо, мы незаметно приземлились. Что потом? — спросил Тиорин. — Думаю, мы не сможем появиться ни в одном крупном населенном пункте. Вряд ли нас забыли за десяток лет. Тебя, Викс, точно помнят, разве что Спартака подзабыли?..

— Ну, на это у нас есть прекрасное средство. Чтобы отличить друга от врага… — уклончиво сказал Спартак. — С помощью его мы разоблачили Метчела, — подсказал он братьям, чтобы те тоже не очень-то распространялись на эту тему.

Тигрид Дзен поочередно глянул на них, однако, словно догадавшись о существовании тайного договора, от вопросов отказался.

— Да, это может помочь, — кивнул Тиорин. — По крайней мере, нам будет ясно, кто сможет доставлять нам еду, кто предоставит убежище, кто будет добывать информацию. Но как быть с тем, что мы личности известные?

— Я подумал об этом еще на Энануорлде, — ответил Спартак. — Мы замаскируемся так, что наш собственный брат Ходат нас бы не узнал. К тому же я прикинул, как можно путешествовать по планете, чтобы это не вызвало подозрений. Мне надо поподробнее расспросить Метчела, выяснить кое-какие подробности. Мы все кое-что умеем. Я, например, могу выдать себя за доктора медицины, Винета — за музыкантшу: она играет на нескольких инструментах. Тиорин, ты еще не забыл песни, которыми изводил меня, когда я был маленький?

Тиорин даже испугался:

— Это когда я увлекался менестрелями? Ты предлагаешь мне выступить в роли подобного клоуна?

— Придется на время забыть о достоинстве. Нам крайне важно найти способ, чтобы, не вызывая подозрений, свободно разъезжать по планете. Нам не удастся добиться своей цели, если мы поселимся в каком-нибудь городишке и начнем собирать информацию с помощью доверенных людей. Наших сторонников мы можем распознать только при личном общении. — Он многозначительно посмотрел на братьев. — Как мне кажется, в железных объятиях Бьюсиона на Эсконеле теперь должно быть множество людей, которые ищут лучшую долю. Они бродят по стране в поисках работы, пропитания… Поверь, я изучал социальную психологию, и там приводились примеры, когда здоровые, процветающие планеты за одно поколение превращались в обнищавшие погибающие миры.

Не ожидая возражений, он повернулся к Метчелу, открыл свой чемоданчик…

— Правда, здесь есть одна трудность. Как только я упомянул о возможности выдать себя за доктора, мне пришло в голову, что как раз докторов слуги Бьюсиона отлавливают в первую очередь. Те, кто желают добровольно принести себя в жертву Бельзуеку… Возможно, они страдают от неизлечимых болезней и поэтому…

— Ты ошибаешься, — возразил Тигрид. — В этом как раз и заключается весь ужас происходящего. Больные, слабые Бельзуеку не нужны — ему подавай только молодых, сильных и здоровых. И они сами идут к нему! Святая галактика, что мы можем противопоставить подобному изуверству?

Тиорин горько засмеялся.

— Мне кажется, у нас, — он покрутил пальцем у виска, — не все в порядке с мозгами. На что мы надеемся? Строим беспочвенные планы, прикидываем, как половчее сбросить узурпатора, а тот, оказывается, способен веревки вить из своих подданных. Чем мы можем достать его? Где его слабое место? Собираемся вернуться на родину в качестве бродяг и докторишек, слишком бедных, чтобы нанять флот. Что у нас есть, кроме нелепых амбиций и голых рук? Сотня больных и голодных сторонников, закопавшихся в грязь на этой заброшенной планете? Смех, да и только!

Метчел заворочался на своем ложе, начал что-то мычать — видно, кончалось действие препаратов, введенных ему Спартаком. Слезы полились у него из глаз, он тихонько заскулил. Теперь за ним нужен особый догляд, а то поступит так же, как и Корицу.

Осторожно Спартак повернулся к пленнику, достал пузырек и, вместо того чтобы набрать дозу снотворного, через плечо бросил Тиорину:

— Если ты считаешь, что наше дело безнадежно, поступай как знаешь. Найди деньги, найми наемников, бомби храмы Бельзуека. Только я в этом не участвую!.. Пусть у меня нет ничего, кроме собственной головы и тела, я готов и этим пожертвовать. Викс уже дал обет, что схватит Лидис и насладится ею. Я тоже клянусь раскрыть секрет Бельзуека. Кем бы или чем бы это существо ни оказалось.

— Согласен, — после короткой паузы откликнулся Тиорин. — Я тоже даю слово, что не пожалею сил и самой жизни, чтобы скинуть узурпатора с трона правителей Эсконела.

Тигрид Дзен неожиданно опустился на колени и поцеловал руку законного правителя.

XVI

Теперь, когда вопрос о высадке на родную планету был решен, следовало всерьез заняться подготовкой к этой операции. Прежде всего необходимо было обеспечить надежную маскировку. Спартаку здорово помогала борода и десять лет, что миновали после его отъезда с Эсконела. Тем не менее он перекрасился в блондина, Тиорин и Викс теперь выступали как жгучие брюнеты. Находившийся среди мятежников хирург поработал с их лицами. Путем введения под кожу особой пластической субстанции он также изменил форму бровей и носа. В конце концов работа была признана удачной — между братьями не было даже отдаленного сходства, да и с прежними портретами их уже нельзя было сравнить.

Казалось, что этого было достаточно. По крайней мере, так очень хотелось думать…

К сожалению, как только они всерьез занялись подготовкой к высадке на Эсконел, обнаружилось, что недостаточно ясно представляли себе все трудности, стоявшие на их пути. Изменение внешнего облика оказалось самым пустяковым этапом — далее начались проблемы одна сложнее другой. Викс, совершивший разведывательный полет к Эсконелу и некоторое время неотрывно изучавший планету, скоро пришел к выводу, что Тигрид обманывался насчет слабости наружного наблюдения за прилегающим к ней космическим пространством. Конечно, теперь системы слежения работали не так, как раньше, однако бросаться наугад в поле зрения дальновидящих приборов было по меньшей мере рискованно. Кроме того, на северном полушарии в это время была зима — это тоже осложняло приземление.

— Конечно, следует заранее подумать о теплой одежде, — сказал Спартак. — Особенно для Джюноры, она у нас совсем раздета.

— Меньше всего меня волнуют шмотки, — огрызнулся Викс. — Там же теперь везде сплошной снежный покров. Как скрыть следы приземления? Как замаскировать направление, которое мы выберем, чтобы покинуть это место? Вот в чем вопрос!

— А я как раз собирался спросить, как Спартак собирается купить теплую одежду. На имперские деньги?.. Это значит выдать себя с головой. Хотя, — Тиорин задумчиво покачал головой, — если сведения Метчела верны, то от желающих продать одежду отбоя не будет.

— Ты не преувеличиваешь? — с тревогой спросил Викс.

— Вряд ли, — поддержал старшего брата Спартак. — Весь образ жизни, условия существования на планете трагически изменились. Царит разруха — производство, распределение, средства связи функционируют только на потребном для существования Бельзуека уровне. Так что если верить описаниям других миров, попавших в такую же беду, имперские монеты не вызовут подозрений, наоборот, в настоящее время на Эсконеле это самая большая ценность. Вопрос в другом: как не ошибиться в цене?

— Как могут люди жить в таких условиях? — удивился Викс.

В этот момент сидевшая в дальнем углу рубки Винета подала голос:

— Чему ты удивляешься, Викс? Ведь мы с тобой побывали на планетах, где живут еще хуже, совсем как звери. Там, ради того чтобы выжить, готовы на все.

Обе девушки пристроились рядышком. Винета добровольно опекала Джюнору.

— Никогда не думал, что придется столкнуться с этим на собственной планете, — почесал голову Викс. — Батира Дэп — это одно, а мой родной Эсконел — это совсем другое.

Спартак торопливо предложил:

— Давайте, друзья, еще раз пробежимся по плану первоочередных мероприятий, которые нам следует выполнить после приземления.

Итак, первое — высадка. Прорыв зоны слежения — это прерогатива Викса, затем снижение. Ночь должна быть бурной, желателен обильный снегопад. Высаживаемся на южном мысу большого острова — там, где приготовлена секретная площадка. Прячем корабль и направляемся в сторону города Пенуир. Эта область доказала свою преданность прежним правителям. Когда мятежники попытались взбунтовать северные острова, Пенуир до конца остался верен центральной власти.

Второе — пешком добираемся до города. Конечно, это очень трудно, но другого безопасного способа появиться там нет. Сразу по прибытии отправляемся в храм Бельзуека и пытаемся выяснить, что скрывается за дверями алтаря. Если удастся, мы должны захватить какого-нибудь жреца и допросить его. Затем Джюнора отыскивает явки, которые даст нам Тигрид, и, не привлекая внимания, пытается определить, кто из этих людей по-настоящему борется с поработителями.

— Сможем ли мы сразу попасть в храм? — выразил сомнения Тиорин. — Правда, Метчел утверждал, что каждый гражданин обязан раз в день посетить это заведение.

— Не совсем так, — поправил его Спартак. — Каждое утро в храме проводится служба, однако присутствовать на ней можно в любой день из трех. В деревнях посещение церкви обязательно в один из шести дней. Но это вовсе не исполнение долга, как вы полагаете, или вынужденная мера. Каждый из граждан, пропустивший очередность, начинает испытывать непонятное томление, депрессию. Он сам стремится в храм, поэтому святилища открыты весь день, чтобы люди, испытывающие восхищение перед величием Бельзуека, могли в любую минуту выразить свое чувство.

— Как проходят жертвоприношения? — спросила Винета.

— По словам Метчела, каждый двадцатый или тридцатый день. Организуется особая церемония, добровольцев украшают цветочными гирляндами и торжественно, под звуки музыки, вводят в алтарь. — Лицо у Спартака потемнело. — Что там происходит, не известно никому, кроме жрецов. Но никто пока живым оттуда не возвращался.

— Их умерщвляют? — прорычал Викс. — Подают на стол в виде деликатесов?

Никто ему не ответил.

— В котором часу мы должны приземлиться? — спросил Тиорин.

— Перед восходом солнца, — ответил Викс. — Если все пройдет удачно, мы сможем добраться до Пенуира как раз к началу утренней церемонии.

* * *

Корабль мягко опустился в снег. Посадка прошла удачно — они подгадали в самый снегопад. Люк во входном шлюзе отъехал в сторону, и сквозь мельтешащуюся пелену им открылась узкая котловина, окруженная скалами. На дне ее росли древние вечнозеленые деревья — кроны их были густо укутаны снегом. Спартак удовлетворенно прикинул — продлись снегопад еще несколько часов, и от корабля следов не останется. Вокруг стоял предрассветный полумрак, было тихо, только справа едва слышно доносился рокот морского прибоя.

Он полной грудью вдохнул воздух родины. Закружилась голова, он наклонился и попробовал снег на вкус. Он был сладок. Или ему так показалось? Только без слюнтяйства, приказал он себе и невольно обтер выступившие слезы.

Эсконел! Мать родная, я на Эсконеле! Ничего, родимая, не долго тебе еще страдать.

Стоявшие рядом братья тоже помалкивали — каждый наособицу. Тиорин обвел взглядом едва проступающие вершины скал — там, в расселинах, вцепившись в камень корнями, извивались пушистые игольчатые растения. Викс что-то бормотал про себя, потом приблизился к ближайшему дереву и костяшками пальцев постучал по стволу.

Первой нарушила молчание Джюнора. Она тихонько, дрожащим голосом прошептала:

— Простите меня. Все вы!.. Если бы я знала, чем для вас является родина, я бы никогда… Спасибо, всем вам спасибо за то, что убедили меня, что в жизни, кроме ненависти и злобы, есть что-то драгоценное, невесомое… Я не знаю, как еще сказать…

Она так и не закончила — и ладно! Викс, стоявший рядом, обнял девушку за плечи.

— Тебе просто еще не встретился мир, достойный любви. Верю, Эсконел тебе понравится, может, здесь ты найдешь частичку… Знаешь, как невыносимо жить без собственного дома.

Мутантка кивнула, и две маленькие слезинки скатились по ее бледным щекам.

— Надо уходить отсюда, — ворчливо напомнил Тиорин. — Викс, замаскируй машину, включи систему наблюдения и поставь мины-ловушки.

— Будет сделано, — отозвался средний брат и вновь полез во входной шлюз. Скоро корабль был поставлен на расчалки, на них натянули тент из особого материала — еще полчаса такого снегопада, и на месте посадки останется только невысокий холм.

Уже по пути в город Викс объяснил:

— Место надежное, здесь не бывает охотников и рыбаков. Зимой сюда вообще никто не сунется.

Он шагал первым, в руках держал оружие. Шли они след в след — по крайней мере, старались так идти.

— Корабль тоже способен за себя постоять, — продолжал рассказывать Викс. — Прежние хозяева оказались предусмотрительными людьми и нашпиговали корпус всякими хитрыми штучками, так что никто не сумеет подойти к кораблю ближе чем на расстояние вытянутой руки.

Через час они выбрались из котловины на скалистый откос. Здесь идти было легче — ветер сдувал падающий снег, кружила метель, подгоняла в спину. Скоро они добрались до дороги, на которой отпечаталось много следов, так что им шагать стало полегче. Вот только Джюнора совсем замерзла, ветерок пробирал до костей. Она брела в старой университетской рясе Спартака, спускавшейся до пят. Капюшон был обужен, и все равно девушка не могла сдержать дрожь. Ей предлагали одежду, помощь, но она решила держаться до конца. Примерно час спустя Викс неожиданно поднял руку и остановился. Все сгрудились возле него — склонились над лежащим в снегу человеком.

— Поздно, — сказал Викс. Все остальные промолчали. Эта первая встреча с погибшим живым существом навеяла на них грустные размышления. Это был старик, очень древний. Он, по-видимому, присел передохнуть, потом уже сил не хватило подняться. Так и заснул в снегу.

Спартак некоторое время смотрел на мертвеца, потом неожиданно заявил:

— Печально, но ничего не поделаешь. Ему уже ничего больше не потребуется, а нам пригодится. — С этими словами он принялся снимать с него одежду.

Тиорин попытался было возразить, однако Спартак и слушать его не стал:

— Старику уже все равно, а ты, если такой сердобольный, отдай свою куртку Джюноре.

Не получив ответа, он продолжил свое занятие, и скоро Джюнора стала совершенно похожа на пугало. Более живописных лохмотьев никому из них не приходилось видеть. Викс выразил сомнение:

— Неужели ее в таком виде в город пустят?

— Как раз в таком и пустят, — заверил его Спартак. — Если не веришь, то давай побьемся об заклад.

Затем он похоронил старика — оттащил тело за ближайшие кусты и там забросал снегом. Вернувшись на дорогу, очистил ладони и, как ни в чем не бывало, предложил:

— Ну что, пошли?

Тиорин только хмыкнул. Теперь все они стали держаться поближе к Спартаку, особенно девушки. Так, гурьбой, и вошли в город.

Сказать, что Спартак был прав в своих предположениях насчет последней моды в одежде горожан, — значит ничего не сказать. Зрелище крайней нищеты, масса оборванцев и беспризорников, среди которых большую часть составляли дети, производило жуткое впечатление. Еще в пригородах, влившись в толпу крестьян с дальних ферм, для которых сегодня наступил день посещения храма, они определили, что по нынешним меркам их наряды просто роскошны. Исключая Джюнору… Время от времени по дороге проезжали разбитые до предела, работающие на чурках машины. Никто из них не остановился, несмотря на поднятые спутниками Спартака руки. Тот, прикинув ситуацию, предложил братьям не рисковать и дальше топать на своих двоих, благо они уже практически добрались до цели.

Следы упадка были заметны повсюду. Особенно бросалось в глаза полное отсутствие современных средств передвижения, а ведь Эсконел славился как один из миров, где население было полностью моторизовано. Другое обстоятельство еще больше поразило его — экстаз, который рисовался на лицах. Все, даже дети, которые цеплялись за руки родителей, предвкушали скорую встречу с божеством.

В городе повсюду были развешаны портреты Бьюсиона и Лидис, даже в витринах магазинов — видимо, чтобы прикрыть отсутствие товаров. В толпе, стекавшейся к храму, были люди, которые несли маленькие солидо с изображениями своих кумиров. Они восторженно целовали их.

Вместе с толпой они наконец попали в храм. Когда-то это здание, по всей видимости, являлось местным рынком. Низкие арочные своды перекрывали огромную, в несколько сот квадратных метров площадь. Теперь стены здесь были увешаны портретами Бьюсиона и его ближайших сподвижников. Уже при входе в храм в толпе начали раздаваться выкрики: «МЫ БЫЛИ РОЖДЕНЫ И МЫ УМРЕМ, А БЕЛЬЗУЕК БУДЕТ ЖИТЬ ВЕЧНО! БЕЛЬЗУЕК — СВИДЕТЕЛЬ ОСНОВАНИЯ ГАЛАКТИКИ! ЛЮДИ НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ЖИВОТНЫЕ, В ЭТОМ МИСТИЧЕСКАЯ ТАЙНА БЕЛЬЗУЕКА!»

Спартак изо всех сил пытался спрятать гримасу ненависти, которая перекосила его лицо. По крайней мере, сказал он себе, здесь тепло и можно согреться. В этот момент кто-то легонько ткнул его в бок. Он обернулся, это был Тиорин.

— Заметил, какие у всех лица? — сквозь зубы, шепотом спросил брат.

Спартак кивнул.

— Ужас! — вздохнул Тиорин. — Спартак, а ты не боишься, что мы сами попадем под власть Бельзуека? Стоит ли самим лезть в его пасть, чтобы почувствовать радость от великого предназначения быть его рабами?

XVII

Ответом на вопрос Тиорина прозвучал удар гонга, когда они волей-неволей оказались в самом центре храмового зала. Теперь отсюда не выбраться! Слева и справа теснился народ, напирал сзади. Хорошо, что их пока не растащили, они до сих пор держались плотной группой. Спартак шепнул Джюноре, чтобы она держалась поближе к нему. Надо быть настороже, в случае появления хотя бы малейшего намека на опасность сразу предупредить его. Однако скоро в толпе стало невозможно не то чтобы переговариваться, но и вообще отвлекаться.

С высоты своего роста Спартак обозревал внутреннее пространство храма и пытался ухватить источник воздействия этого странного, никому не ведомого культа. Если, конечно, он был, этот источник. Некий ключик, с помощью которого можно было бы раскрыть тайну подобного экстаза, такого страстного хотения поклониться неизвестной, таинственной силе. Судя по лицам, здесь было использовано психопринуждение, но в каком-то особом, редко встречающемся варианте. Что-то вроде сознательного внедрения пагубной привычки… Это похоже на то, как, случалось, в былые времена «сажали на иглу». Однако, судя по научной литературе, подобное скрытое ментальное насилие должно иметь под собой почву — страстное желание субъекта самому отдаться в руки какой-нибудь жуткой, мучительной, сверхъестественной силе.

За этим дело не станет, усмехнулся Спартак. Стоит только поставить себя на место любого из этих миллионов жертв, проникнуться их строем мыслей — и многое становится ясным. В университете они не придавали достаточного внимания психологическому аспекту последствий крушения империи. Эту цепь событий необходимо осмыслить и на уровне рядового гражданина, обитающего на какой-нибудь планете, практически мгновенно лишенной поддержки, снабжения и прочих удобств, которые приносила с собой высокая цивилизация, рожденная сверхгосударством. Всего за несколько лет заселенные миры оказывались брошенными на произвол судьбы. Кратковременный бунт на одном из космических флотов сразу лишал связи с метрополией целые сектора свободного пространства, в которых были расположены тысячи, десятки тысяч населенных миров. Они оказывались один на один с космосом — это было непривычное, ужасавшее простого человека состояние. В таких условиях жизнь теряла смысл. Все теряло смысл, потому что на краю гибели, а так чаще всего и случалось на обитаемых планетах, не было смысла честно трудиться, заводить семью, растить детей. Все это казалось прахом, суетой сует. Единственной ценностью — в полном смысле этого слова — становился кусок хлеба, который еще надо было добыть, вырвать из глотки другого человека.

Человека?

Нет, врага! Соперника!.. Конкурента!..

Строить будущее своими руками, как пытались на Эсконеле? Никто, признался себе Спартак, к сожалению, не верил, что это надежно, надолго. Даже успехи воспринимались скептически — не более чем отсрочка окончательного краха.

Конечно, при таких настроениях в обществе всего шаг до того, чтобы поверить в мистического — пусть даже и жестокого — мессию. Окружающая вселенная все отчетливее представала перед запуганным, измученным обывателем как непознаваемое, беспредельно враждебное к человеку пространство. Единственным спасением казалось явление высшего разума, который научит, который обнимет, приласкает. Употребит в пищу, наконец!.. Лучше послужить на благо божеству, чем удлинять цепь мучений.

Спартак встряхнул головой, огляделся — зал неуклонно заполнялся вновь прибывающими толпами крестьян. Все-таки это только часть объяснения, всего лишь описание почвы, на которой неведомым умельцам так легко было высаживать цветы зла. При наличии подобной бреши во внутреннем мире каждого индивидуума Бьюсиону и Лидис легко было проникнуть в сознание жителей Эсконела. Но как им удалось подавить стремление к свободе, жажду личной независимости, которые всегда были в большой цене на Эсконеле? Согласно полученным сведениям, в ту пору, когда еще только начинали вводить новые налоги на строительство храмов и содержание касты жрецов, среди населения было столько возмущения, что власти едва сумели удержать ситуацию под контролем. Как только храмы были построены, все массовые оппозиционные выступления сошли на нет. Следовательно, Тиорин был прав, когда косвенно намекнул на прямое психологическое воздействие на прихожан.

Спартак прислушался к своим ощущениям. Легкое покалывание в затылке… Что еще? Он закрыл глаза, подождал — пока вроде бы тишина. Ничто не пытается насильно проникнуть в его сознание.

Он крепко держал под руку Джюнору, прижимал ее к себе — та, в свою очередь, буквально вцепилась в него. Братья с Винетой тоже жались к нему.

Странно, ничего особенного, служба как служба, исключая разве что некоторые несуразности. Первое, в зале не было скамеек и вообще никаких мест для сидения. Далее — в зале становилось все теснее и теснее. Спартак еще отметил про себя — скоро здесь будет так же уютно, как у сельдей в бочке. Внутренние стены понизу были украшены портретами, статуями, вышивками, гобеленами, на каждом из них была прикреплена табличка с именем пожертвователя и суммой, которую он вручил служителям храма. Вот еще странность — экран в конце зала, позади которого предположительно скрывался Бельзуек, вовсе не напоминал гравитационную завесу, которую ожидал увидеть Спартак. Это действительно был занавес, сплетенный из металлических цепей и окантованный особой рамой, украшенной драгоценными камнями.

Вполне возможно, что через цепи можно пропускать убойной силы электрический ток, но какой в этом смысл, понять было невозможно. Тем более что занавес висел над полом и не был заземлен.

Потом он принялся разглядывать жрецов. Они тоже были одеты в подобия ряс, однако эти одеяния совершенно не походили на те, что были приняты в университете. Эти были нарядны, всевозможных расцветок: черные, белые, зеленые, даже золотые. Жрецы внимательно смотрели, как наполняется зал. Может, в их позах или расположении в зале таится разгадка? Спартак покопался в памяти — ничего толкового не приходило в голову, тем более что все жрецы выглядели как вполне нормальные, обычные люди. Они могли быть родом и с Эсконела, и с любой другой обитаемой планеты в галактике.

Ему показалось, что взгляд одного из жрецов уперся в него. Спартак тут же ощутил тревогу. Он тайком оглядел себя, соседей и не нашел ничего такого, что бы отличало его от толпы. В зале было много даже более высоких мужчин, многие из детей моложе Джюноры. Может, он привлек внимание жреца тем, что в первый раз появился на богослужении? Все-таки в этом была доля риска — вот так сразу появиться в храме. Однако теперь не выберешься. И не пригнешься! Стой прямо, изобрази на лице желание увидеть чудо, выпучи глаза и шепчи — шепчи! — что-нибудь про себя.

Сказано — сделано! Спартак изобразил из себя самого верного приверженца Бельзуека. Вовремя — в этот момент входные двери закрылись. Толпа замерла. Полилась тихая, спокойная музыка. Откуда — непонятно. Все присутствующие сразу подхватили мелодию — под сводами загремел псалом в честь Бельзуека.

Возможно, особые звуковые, резонансные колебания? Спартак прикидывал и так и этак. Тоже вряд ли — люди на Эсконеле достаточно грамотные, чтобы поддаться на подобную техническую уловку. Следом до него дошло, что пора открывать рот и запеть во весь голос, но никто — ни он, ни его спутники — не знал слов.

Вот беда так беда! Называется, готовились!.. А этот жрец все поглядывает в его сторону. Хотя бы рот следует разевать!

Вот это да! Никого из соседей можно не опасаться, их взгляды были напрочь прикованы к занавесу.

Послушай, почему они так слаженно поют? Словно долго тренировались… И в один голос, без всякой фальши и сбоев. Этого трудно ожидать от крестьян.

Спартак открывал рот и все поглядывал вокруг себя. Может, все присутствующие следят за жрецами и отсюда такая сыгранность? Тоже трудно поверить. Нет мелькающих огоньков — значит, ничто не действует на сетчатку глаза. Нет и запаха распыляемых наркотических аэрозолей. Конечно, они могут и не иметь аромата, но все же…

Пение внезапно стихло. Звук исчез мгновенно. Поразительная слаженность, вновь изумился Спартак. Какой-то жрец вышел вперед и повернулся спиной к залу, лицом к занавесу. Наступила напряженная тишина. Он поклонился, и весь зал склонился в поклоне. Спартак и его товарищи чуть припозднились.

Еще один поклон? Нет, достаточно.

Священник повернулся — толпа чуть колыхнулась в его сторону — и начал проповедь. Содержание ее было исчерпывающе передано Корицу, Метчелом, так что ничего нового Спартак не услышал. Все то же восхваление Бельзуека как высшего существа — у человека нет более высокого предназначения, чем служить ему; для этого надо победить в себе гордыню…

Спартак мельком глянул направо, потом налево. Никаких признаков общего исступления, никакого помешательства на религиозной почве. У всех восторженные, чего-то ожидающие, вполне разумные лица. В этот момент его ударил по ушам исступленный вопль, вырвавшийся у всех, кто собрался в этом зале. Спартак едва не потерял сознание, а Джюнора тут же обмякла и повисла на его руке.

— Доказательство! — вопили в зале. — Свидетельство!

Какой-то тонкий женский голос истошно вскрикнул:

— Яви милость свою, великий боже!

Священник, дождавшись, когда стихнет шум, невозмутимо продолжил все о том же. Говорил не долго — вновь стены храма сотрясли исступленные выкрики. Теперь и Спартак и братья вопили вместе со всеми. Очнулась и Джюнора. Тоже начала раскрывать рот.

Вновь крики стихли ошеломляюще одновременно. На этот раз жрец, в свою очередь, завопил:

— Вы хотите доказательств? Вы жаждете милостей божьих? — После небольшой паузы он закончил: — Вы их получите!

Священник повернулся к экрану, поднял обе руки и вновь поклонился. Наконец он объявил:

— Бельзуек! Мы пыль под твоими ногами. Мы туман, расплывающийся под лучами твоего величия!

В следующее мгновение Спартак получил ответ на все свои вопросы.

Сначала показалось, что стены храма раздвинулись, потолок поднялся на невообразимую высоту. Все вокруг заблистало в какой-то радужной дымке. Стены вдруг исчезли, вокруг открылось свободное пространство, в котором ярко горели звезды. Казалось, зал расширился до границ вселенной.

Затем пришла тишина, полная, гулкая, вечная.

Все замерли.

Послышался шум, напоминающий бурление воды, стремящейся через пороги. Следом в душу проникло чувство, словно что-то заполнило пространство. Что-то исполинское… Разумное…

И могучее!

Оно возникло в пустоте, родилось за гранью звезд, а может, и еще дальше, наполнило души, крепко вцепилось в сознание. Спартак почувствовал, как его с помощью неведомого магнита втягивает во что-то непомерно гигантское, не признающее никаких иных чувств, кроме полной покорности.

В туманном звездном мареве неожиданно возникла некая форма. Она напоминала линзу, а может, зерно чечевицы. Вот еще одна, еще… Это же галактики! Между ними свободно расширялась Великая Тьма. Спартаку привиделось, что он находится в свободном полете — вот его взгляд добрался до края их галактики, потом метнулся в глубь пустоты, из которой начало выплывать светящееся облачко. Скоро оно превратилось в шаровую галактику, которую именовали Око Аргуса. Миллионы звезд составляли ее. Другие галактики стали отплывать в стороны, уменьшаться в размерах, превращаясь в привычные светлые пузыри, подвешенные на фоне непроглядной тьмы.

Все, что творилось на них, было ведомо присутствующему в душе существу. Ему было известно все, что происходило в непроглядных далях космоса и в каждой отдельно взятой молекуле. В каждом атоме, в мельчайшей элементарной частице угадывалась Его воля. Ей нельзя было сопротивляться, противоречить, но только любить и верно служить Ему.

Вся человеческая история была перед Ним как на ладони, и ничего, кроме презрения, она не вызывала. От прилива стыда каждый из присутствующих в зале готов был провалиться сквозь землю. Посмотри на себя, сварливое, драчливое, жадное, едва ли разумное существо! На что ты способно? Разве что красть технические достижения, умение, мысли своих великих предшественников и при этом не стесняясь заявлять, что являешься владыкой галактики? Даже теперь, когда рухнула твоя исполнившаяся гордыни империя? Даже теперь, когда подобные тебе пожирают друг друга на тысячах и тысячах обитаемых планет? Чем ты отличаешься от зверя?!

Увиденное не оставляло Спартака, даже когда богослужение закончилось. Перед глазами стояли картины безмерного осуждающего космоса. Винившего его — в первую очередь его самого, хвастливого Спартака, решившего овладеть тайной, которая ему недоступна. Ученый впал в глубокую депрессию и вместе с толпой покорно побрел в сторону выхода. Его, так до конца не очнувшегося, вынесло на улицу. Он получил ответы на все свои вопросы. Правда, не те, которых ждал. В чем был не прав Бельзуек?

Во всем прав.

Это был шок. Как бороться с правдой? Зачем? Кому это нужно? Святая галактика, как он жил! В какой лжи и гордыне погряз? Это было невыносимо, стыдно, хотелось вернуться в храм и все объяснить, постараться втолковать, что он прозрел, что он еще придет сюда…

Кто-то подергал его за рукав — он досадливо отмахнулся. Не хотелось расставаться с такой ясной и простой мыслью — так жить нельзя. Надо ломать круто, сразу, он больше не может барахтаться во лжи.

Опять кто-то попытался привлечь его внимание. Что за навязчивые люди! Это, наверное, Тиорин. Вспомнив о брате, он едва не рассмеялся — этот так называемый претендент на престол предлагал бомбить храмы. Бомбой по правде — ну, не глуп ли человек!

Когда его вновь подергали за рукав, он решительно повернулся. Это была Джюнора. Еще та штучка! Никакой чуткости… Что она там твердит? Глупость какая — все, о чем он сейчас размышляет, хранилось в его памяти. Это просто бред! Как это понять: все, что ему сейчас продемонстрировали, было спрятано в его бессознательном. Его просто поставили лицом к лицу с его тайными мыслями… Много позже он осознал, что вместе со своими товарищами бредет по улице, утопая в грязном, намокшем снегу. Отчего так холодно? Точно, выбравшись из храма, он совсем забыл застегнуть пуговицы, теперь озноб пробирал его до костей.

— Куда мы направляемся? — наконец спросил Спартак.

— А-а, отошел наконец, — сказал шагавший рядом Тиорин. — Я уж было испугался, что тебя тоже приворожили, как и этих грязных несчастных. Надо же, с первого же сеанса! Вот тебе и десять лет университетской закалки!.. Никогда бы не поверил, если бы не увидел своими глазами.

— Хм! Да. Нет. Что-то такое действительно имело место. — Он потер виски. Спартак обратил внимание, что вся их группа следует за невысоким плотным человеком, который шагал далеко впереди и время от времени настороженно поглядывал по сторонам. Спартак взглядом указал на него Тиорину. Тот ответил:

— Товарищ Викса. Вместе сражались. Викс сказал, что он был храбрым и верным присяге солдатом. — В ответ на вопросительный взгляд Спартака добавил: — Да-да, Джюнора подтвердила — он не сдался. Храм посещает, как все, иначе ему несдобровать. Мы решили последовать за ним и при случае открыться. Не имена, конечно, а цель, с которой мы прибыли сюда.

В этот момент внезапно Спартак вновь ощутил, что погружается в черную бездну, заполнявшую пространство между галактиками. Как только почувствовал, что прежнее сверхразумное, неведомое существо заползает в его мозги, пытается уютно свернуться там в клубочек, его пробрала дрожь.

XVIII

Как и в большинстве городов северного полушария, в Пенуире теперь в основном полагались на водный транспорт. Десять лет назад эти края славились своим высоким уровнем жизни, почти у каждого жителя был свой мобиль. Нынешнее время украсило город многочисленными причалами, примыкавшими к гигантской дамбе, отделявшей широкую гавань от городских кварталов.

Человек, которого приметил Викс, торопливо шагал по дамбе в сторону моста — по-видимому, собирался перейти на противоположный берег, где копились маленькие, одноэтажные строения.

Чем ближе к мосту, тем больше беспокойства выказывал бывший солдат. Он прибавил ход — того и гляди перейдет на бег. Что тогда делать? Следовавшие за ним братья терялись в догадках: что могло напугать его? Вокруг вроде бы все было спокойно. На причалах было полно народа, однако мало кто сидел без дела. Люди занимались ремонтом лодок или просто осматривали их. На посторонних никто не обращал внимания.

— Что, если я попытаюсь догнать и поговорить с ним? — предложила Винета. — Вряд ли он испугается девушки.

Тиорин поколебался, обратился к младшему брату:

— Как считаешь, Спартак?

Однако ответил Викс:

— Не надо бы его тревожить. Боюсь, только хуже будет. Вон как улепетывает.

— Тогда мы его совсем упустим, — возразил Тиорин. — Иди, Винета, попробуй догнать, заговори — скажи, что есть кое-кто, кто хотел бы побеседовать с ним. Джюнора, ты уверена, что это не подсадная утка?

— Что? — всполошилась Джюнора,по-прежнему державшая Спартака за рукав. — Ах да! Прежде всего, он не имеет никакого отношения к службе безопасности Бьюсиона. Больше того, он совершенно не похож на этих оболваненных глупцов. Он не приемлет новый порядок…

— Давай, Винета, — сказал Тиорин, и девушка резко убыстрила шаг.

— Глаза б мои не видели, — в сердцах выругался Викс, — что творится! Раньше все городские улицы даже во время бунтов и общественных беспорядков всегда содержались в образцовой чистоте, теперь на них глядеть страшно. Все мобили встали! Вокруг полная разруха! Что случилось с инженерами, строителями? Куда они все подевались?

— В этот момент меня куда более беспокоит Спартак, — проворчал Тиорин. — Джюнора, ты хотя бы подскажи, что с ним случилось. Я готов согласиться, что ментальное шоу — или что это было — произвело сильное впечатление. Даже на меня! Однако всем нам хватило смекалки понять, что это чистая спекуляция, что средства и цель очень разнятся. По крайней мере, мне теперь еще больше хочется узнать не только зачем это делается, но и как.

— Не так уж это все впечатляюще, — проворчал Викс. — На людей, которым почти никогда не приходилось бывать в космосе, это, может, и подействовало. Особенно на тех, кто молился на империю… Эти до сих пор похожи на калек — им любое слово правды как откровение. Так и ловят каждый звук! Рты пооткрывали!..

— Не скажи, — возразил Тиорин, — жрецы действуют хитро. Если этот культ распространится по всей галактике, то, считай, с человечеством будет покончено. Глядите, — неожиданно встрепенулся он, — Винета машет рукой. Спартак, поспеши, что-то ты совсем раскис. Хватит мечтать!

Тиорин взял Джюнору за руку — девушке пришлось отпустить Спартака — и первым приблизился к поджидавшим их Винете и незнакомцу. Тот на открытом месте чувствовал себя неуютно и все поглядывал по сторонам, поэтому Тиорин с ходу начал:

— Вас зовут Тхарл, не так ли? Вы нас не знаете, однако я не сомневаюсь, что вам будет интересно послушать нас.

Тхарлу было за сорок. Одет опрятно, однако вся одежда в заплатах. Он настороженно переводил взгляд с одного мужчины на другого, мельком глянул на Джюнору, потом с расстановкой спросил:

— Долго вы будете преследовать меня? Чего вы хотите?

— Мы к нынешней власти отношения не имеем, — заявил Тиорин. — Так уж получилось, что только сегодня мы вернулись из долгого путешествия. Десять лет были в отлучке и ничего не понимаем, что здесь происходит. Вы не можете объяснить?

— Почему я? Зайдите в храм, расспросите жрецов…

— Нет желания. О вас мы услышали совсем недавно. На Гуо… — веско добавил Тиорин. — Нас уверили, что вы честный человек и не спешите забыть старое доброе время.

Тхарл немного расслабился, подумал о чем-то своем — Джюнора помалкивала, — потом тихо, но решительно заявил:

— Я посчитал, что вы люди Бьюсиона. Только теперь сообразил, что такие с детьми не ходят. — Тхарл кивнул на Джюнору. — Ладно, выкладывайте, что вам нужно?

— Нам бы укрыться на время…

— Хорошо, это можно устроить. Мои жена и сын были ярыми сторонниками Бьюсиона, так что дома я стараюсь не появляться. Но у меня есть строение в заречье, туда я и направлялся.

* * *

Коттедж стоял в полном запустении, особенно в сравнении с соседними домами. На крыше лежал снег, внутри было как в холодильнике, однако встроенные обогреватели практически мгновенно подняли температуру, и гости наконец сняли верхнюю одежду. Из еды хозяин мог предложить только черствый хлеб, пиво и сыр.

— Десять лет! — воскликнул он, подав угощение. — В ту пору я мог бы предложить вам кое-что посущественнее — мясо, фрукты. Даже зимой… А теперь!.. Поверите ли вы, но все крестьяне в округе позабивали свой скот, свезли туши в одно место и посыпали солью, добытой из морской воды. Теперь едва дотягивают до весны на одном хлебе.

— Зачем? — удивился Викс.

— Вот и я спрашиваю — зачем? Священники их так научили. Я вырос на ферме, знаю, что такое крестьянский труд, — и на тебе, всех под нож!

— Вы, кажется, сказали, что ваши жена и сын подпали под власть Бельзуека? — поинтересовался Тиорин. — С тех пор вы живете отдельно?

— У меня еще две дочери, обе замужем, так что зимой я сначала поживу у одной, потом у другой, потом некоторое время дома. В теплое время я всегда обитаю здесь. Остаюсь, как говорится, один на один со своими мыслями, иначе я бы тоже давным-давно стал похож на этих глупцов, которых вы видели в храме.

Он замолчал, насупил брови, потом наконец закончил мысль:

— Те, кто не способен жить собственной башкой, кто верит всяким картинкам, того трудно назвать человеком. Я, по крайней мере, не берусь. — Потом он вопросительно посмотрел на Тиорина: — Мне вот что не дает покоя — как вы догадались обратиться именно ко мне? Неужели я вел себя настолько вызывающе? Тогда мне не избежать лап священников. Здесь считается преступлением даже малейшая крамольная мысль. Попробуй высказать ее вслух — и тебе конец! Тут же донесут.

Он с тревогой глянул на Тиорина.

Тот, в свою очередь, почесал висок, потом строго посмотрел на Викса, который уже был готов ляпнуть, кем на самом деле являются его гости.

— Это вышло совершенно случайно, — обратился Тиорин к хозяину. — Мой друг, с которым у нас как-то зашел разговор о сражениях, которые происходили на островах десять лет назад, вспомнил о вас и отрекомендовал как верного человека. Он сказал, что Тхарл, если однажды принял присягу, уже никогда не нарушит ее.

— Ну-ну, — покивал хозяин. — Пусть удача будет с вами! И с тем другом, который так лестно выразился на мой счет. Я не рекомендую вам слишком долго оставаться на Эсконеле, потому что никто не может сказать, как вы и ваши спутники поведут себя. Проще простого поверить в Бьюсиона, только какой в этом смысл? Что, хлеба прибавится? Или мяса?.. Однако людям не докажешь. Мои товарищи — уж на что были кремень мужики — и те растаяли. Талдычат одно и то же: надо жить не по лжи, нельзя впустую тратить дни!.. Вот и не тратят, а все вокруг приходит в полное запустение. И такие злые стали — не передать. Чуть что не по ним, сразу начинают кричать — еретик! В железо его!

— Выходит, нет такой силы, которая могла бы противостоять Бьюсиону? — спросил Викс.

Заметив, как опешил Тхарл, Тиорин объяснил:

— Я не точно выразился — мы не путешествовали десять лет вдали от родины. Мы просто не могли вернуться сюда.

— Ага, — смекнул Тхарл и добавил: — Помнится, я служил под командованием генерала Тигрида Дзена — он, говорят, сейчас в изгнании на Гуо. Болтают разное, что он якобы не сдался и копит силы. Еще говорят, что кто-то должен приземлиться на секретной площадке, расположенной неподалеку от города. Болтают разное… Я, например, краем уха слышал, что они намереваются захватить в плен какого-нибудь жреца. Только на них самих — этих, что спрятали корабль, — идет охота…

Он замолчал, оглядел гостей.

— Значит, вы поддерживаете связь с местным сопротивлением? — спросил Викс.

— Сопротивление? Хм… — Тхарл вздохнул. — Ну, если вы называете это сопротивлением, воля ваша. Что касается меня, то я бы поостерегся использовать подобное слово. Спустя два-три года после захвата власти Бьюсионом я начал разыскивать ребят, которые, по моему мнению, не в восторге от нынешней власти. Отыскал с десяток человек. Оказалось, что пятеро к тому времени совсем свихнулись и без посещения храма уже жить не могут. Остальные живут с надеждой на возвращение прошлого, но что они могут сделать? Я, например, не вижу, чем им можно помочь.

Он кивнул в сторону Спартака:

— Если ваш друг после первого же посещения храма все еще не может прийти в себя, что говорить о других, которые уже который год ходят на это представление. Взгляните на него, он до сих пор ощущает, что находится в космосе. Ведь как у нас было — сначала всем это представление показалось не более чем удивительным зрелищем, народ только и обсуждал, как ловко все это было устроено. Люди валом валили в храмы. Потом в одночасье всякие разговоры стихли, и большинство уже жить не могло без этих спектаклей. Они стали их главной заботой. Я избежал этой чумы, потому что имел прививку ненависти к новому порядку, а мои родные — жена и сын — стали одними из первых горячих почитателей Бельзуека. Лучше бы я тоже попал в его лапы!..

Обеспокоенный Тиорин локтем подтолкнул Спартака в бок, потом пересел в кресло, стоявшее напротив младшего брата.

— Что-то с ним не то, — встревоженно заявила Джюнора. — Это не Бельзуек произвел на него такое впечатление. Не спектакль…

— Как? — удивился Тиорин.

— Он… — начала было Джюнора, но сразу осеклась и тихо добавила: — Пусть он сам объяснит.

Девушка вновь взяла его за рукав.

— Что? Где я? — неожиданно встрепенулся Спартак и оглядел присутствующих с таким видом, будто все это время спал и только что очнулся. — Простите, у меня появилась мысль. Это настолько невероятно, что я до сих пор не могу прийти в себя.

— Давай поговорим на эту тему, — заявил Тиорин. — Только ты больше не молчи. Теперь мы сами увидели, как это происходит. Если нам удастся понять, как это делается, тогда мы сможем придумать, как этому противостоять.

— Вы упустили одну из главных деталей, — сказал Спартак. — Дело в том, что мы до сих пор не знаем, существует ли Бельзуек на самом деле. Нам просто показали, на что он способен. Этакая ловкая подмена понятий — если я произвожу что-то, что действует на чувства и воображение, значит, я существую.

Наступила тишина. Все сидели с каменными лицами — видно было, что смысл сказанного Спартаком не дошел до них. Нетерпеливый Викс первым не выдержал:

— Что замолчал? Продолжай.

Спартак пожал плечами, вид у него теперь был несколько смущенный.

— Может, я ошибаюсь. Глядя на вас, я все больше убеждаюсь в этом. Не могли же вы не заметить эту характерную подробность!..

Его неожиданно начала бить крупная дрожь, словно он все еще находился на улице. Спартак вскочил.

— Мне непременно надо вернуться в храм. Я должен быть уверен… — решительно заявил он и направился к двери.

— Подожди минутку! — воскликнул Тхарл и встал у него на пути. — Вернуться в храм? Зачем?..

— Я хочу взглянуть на Бельзуека. На него самого.

— Взглянуть на кого? — Тхарл завопил в полный голос. — Как ты себе это представляешь? Никому не позволено заходить за занавес, только жертвам, предназначенным Бельзуеку, и монахам, которые сопровождают этих ослов. Жрецы строго следят за этим. Когда храм был только что выстроен, находились смельчаки, которые пытались проникнуть в алтарь. По слухам, их всех поражал мощный заряд, который слетал с цепей.

— Когда, говоришь, храм был только что выстроен? — задумчиво повторил Спартак. — Послушай, — спросил он, — а его при открытии освящали?

— Не знаю, можно ли назвать эту процедуру освящением, — смутился Тхарл, — хотя все происходило на моих глазах. Однажды у нас в городе появились несколько этих, в раскрашенных робах. Прилетели на планетарном катере с острова Гард. Там у них теперь находится главное святилище Эсконела. Жрецы привезли с собой большой сундук или чемодан. Его с превеликой осторожностью сгрузили на землю, устроили торжественную церемонию и затем отвезли на рынок. Там и разместили храм. Вот тогда и произошло первое жертвоприношение — двоих убили. Ими были моя жена и сын. Они пошли добровольно…

Тхарл судорожно схватился за сердце. Тиорин метнулся к нему на помощь, бросил гневный взгляд на Спартака. Тот никак не прореагировал на случившееся — смотрел куда-то поверх двери, что-то бормотал.

— Может, это кислород?.. Если бы я точно знал, откуда появились предназначенные для нас корабли… Все напрасно — глухая стена непонимания. Конечно, как мы могли признать, что есть вещи, неподвластные нашему разуму, которые мы не в состоянии изготовить. Пользоваться можем, а признаться — нет…

— Что ты бормочешь? — оборвал его Викс и вскочил со стула. — Если у тебя есть что сказать, не томи душу.

— Заткнись! — грубо оборвал его Спартак.

Это было так неожиданно, что Викс непроизвольно сел мимо стула, однако младший брат не обратил никакого внимания на шум. Он приблизился к Джюноре.

— Как ты считаешь, я прав? — требовательно спросил он.

Девушка заметно покраснела.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Я могу сказать, что я ощущаю. Если это может помочь тебе… Ну… — Она облизнула губы. — Мне кажется, там, за экраном, был кто-то, кто совершил ужасно долгий путь. Похоже, что этот «кто-то» невероятно стар, а также велик объемом. Каким-то образом имеет связь с другими частями. Вот что я имею в виду. Тебе понятно?

Тхарл изумленно уставился на странных гостей, однако ничего не спросил.

— Оно в хорошей форме, не так ли? — продолжил Спартак.

Джюнора робко пожала плечиками:

— Не знаю. Ты изучил множество наук, о которых я никогда не слышала. Я не в силах уследить и понять идеи, которые то и дело приходят тебе в голову.

— Нам просто необходимо вернуться в храм! — Спартак рубанул ребром ладони воздух. — Как можно быстрее!.. Тхарл, ты бывал в святилище в другие дни, не только во время богослужения? Как нам появиться там, чтобы не вызвать подозрений? Каков распорядок в храме и как, не привлекая внимания служителей, мы могли бы приблизиться к Бельзуеку? На ночь он закрывается? Придумай что-нибудь!..

XIX

— Это невозможно, — ответил Тхарл.

— Не спеши с ответом. Посещение храма — это обязательное условие, — продолжал настаивать Спартак.

Джюнора неожиданно дернула его за рукав.

— Тхарл прав, — громко прошептала она. — Тебе следует внимательно выслушать его.

Хозяин от удивления открыл рот, глаза уставились в одну точку. Правда, оцепенение продолжалось недолго — он вздрогнул, очнулся. Без лишних напоминаний и просьб принялся объяснять, почему нельзя добраться до Бельзуека. Спартак внимательно слушал его. Непрерывное наблюдение во всех диапазонах спектра — жрецы, не доверяя автоматам, лично наблюдают за экранами, особые ловушки для непосвященных, находящаяся в боевой готовности стража. Действительно, это звучало убедительно, словно служители культа ожидали, что рано или поздно подобное вторжение обязательно случится.

— Как насчет разведывательного следящего устройства? — вдруг радостно воскликнул Викс. — Миниатюрного и замаскированного под какую-нибудь безделушку… У меня на корабле есть все необходимое, чтобы собрать такого робота. Придется, правда, снять с борта кое-какое оборудование, но это пустяки. Мы сможем запустить это устройство за занавес и посмотреть, кто там прячется.

— Точно! — воскликнул Спартак. — Они, должно быть, решили, что на пришедшем в упадок мире никто не сможет изготовить такой механизм. Мне бы самому следовало догадаться… Сколько потребуется времени на изготовление робота?

Викс поиграл бровями.

— На стоянку следует отправиться под покровом темноты… И ночью же все необходимое оборудование необходимо доставить в город. При дневном свете это будет подозрительно.

В этот момент подал голос Тхарл:

— Это не такое простое дело, как вам кажется. По ночам у нас комендантский час, на улицах дежурят патрули. Весь город погружен во тьму, ни один фонарь не горит. Каждая капля энергии расходуется на содержание Бельзуека.

— Что касается патрулей, у нас есть превосходное средство по их обнаружению, — заметил Тиорин. Он повернулся к Спартаку и спросил: — Может, стоит объяснить ему подробнее?

Однако тот не обратил на замечание старшего брата никакого внимания. Ученый был погружен в какие-то вычисления, он проводил их на микрокомпьютере, который достал из сумки, подвешенной к поясу.

* * *

С величайшей осторожностью и в полной тишине вся группа медленно возвращалась в город. Ночь выдалась ветреная, морозная, половина небосвода освободилась от туч — унылый блеск созвездий скудно освещал мрачный пейзаж. Пенуир казался вымершим — гигантское скопище едва угадываемых в ночном мраке домов, похожих скорее на гробницы, чем на место, где обитают люди.

Они тащили с собой инструменты, а также источники питания и, на всякий случай, портативный генератор. Как сказал Тхарл, рассчитывать на городские электрические сети бесполезно, поэтому на каждого из них пришлась порядочная тяжесть — загрузили даже Джюнору. Теперь она, тяжело дыша и постоянно спотыкаясь, тащилась рядом со Спартаком. Тот бережно поддерживал ее под руку.

Им пришлось долго уговаривать Тхарла, чтобы тот остался дома. С одной стороны, он уже столько знал, что дальше таиться было просто глупо, однако Спартак рассудил, что и Метчел тоже очень ловко сумел войти в доверие.

Теперь, волоча ноги по снегу, он в который раз прикидывал, каким образом охранной службе Бьюсиона удалось подсунуть Тигриду Дзену ложную информацию. Это был очень существенный момент. Все участники сопротивления на Гуо полагали, что жертвоприношения проводятся исключительно на добровольных началах. Однако после доверительного разговора с Джюнорой стало ясно, что ни о какой добровольности и речи нет. Жертвоприношения — это форма исполнения приговоров. За занавес отправляют преступников. Другое дело, что в преступники на нынешнем Эсконеле попадают по большей части люди, сознательно борющиеся против Бельзуека, и все организовывается под якобы добровольные поступки. Вот эта новость и вызвала у Спартака определенные опасения в отношении Тхарла. Судите сами — если признать, что жена и сын были сторонниками Бельзуека, кем в этом случае оказывался сам Тхарл? Кроме того, семь-восемь лет назад он сделал попытку организовать подпольную группу. С этой целью поговорил с соратниками. Всего их было около дюжины. Половина оказалась верными приверженцами Бельзуека. Значит, остальные пятеро или шестеро должны иметь связь с Тхарлом. Ничего такого в его сознании Джюнора не обнаружила. Ладно, а те, кто отказался, — неужели они не донесли на слишком активного армейского дружка? Тогда почему Тхарл на свободе? Конечно, это были не более чем сомнения, однако скинуть их со счетов Спартак не мог.

Наконец они добрались до пригородов и двинулись по той стороне улицы, которая защищала их от ветра. Окна в домах были прикрыты деревянными ставнями, сквозь трещины кое-где едва пробивался свет керосиновых ламп, а то и свечей.

Только однажды Джюнора подала сигнал тревоги. Они тут же свернули в боковой проулок и там замерли. Патруль прошагал мимо них. Далее до самого храма никто их не потревожил. Расположились они в сотне метров от святилища, в бывшем коммерческом центре Пенуира. Здесь повсюду было запустение, двери в склады распахнуты настежь. Только одно здание, примыкавшее к невысокой стене, окружавшей бывший рынок, было превращено в комфортабельную гостиницу для обслуживающего храм персонала. К удивлению Спартака, в этом квартале патрули совсем отсутствовали — видно, никто не решался появляться под носом у жрецов. Они обсудили положение и пришли к выводу, что надо продвигаться еще ближе к храму. Осмотревшись, вышли из склада, добрались до стены и направились по противоположной стороне улицы. Спартак с удивлением отметил, что здесь повсюду были развешаны плакаты и намалеваны восхваляющие Бьюсиона лозунги. Зачем они здесь, ведь практически никто, кроме служителей культа, эти призывы не видит. Может, для собственного успокоения? Наконец добрались до распахнутых ворот, ведущих в храмовый двор. Спартак первым вошел вовнутрь, затем условным стуком подозвал товарищей. Те приблизились неслышно, и вся группа, двигаясь в тени стены, добралась до боковых дверей, ведущих в храм. Здесь Винета и Викс негнущимися пальцами подсоединили провода, затем старшие братья и девушка выбрались на улицу и разошлись в разные стороны. Джюнора осталась вместе со Спартаком.

Перед ученым теперь встала труднейшая задача, которую ему когда-либо приходилось решать. Было в ней что-то от мистики, от детских сказок о неведомых чудовищах и подстерегающих в ночи свои жертвы монстров. Если он прав, то магическая гипнотическая сила Бельзуека не распространяется на механические устройства.

Он подсоединил последние контакты и, оставив Джюнору в укромном месте возле контрфорса, поддерживающего ограду, потащил следящее устройство, соединенное с пультом управления гибким проводом, к боковым дверям храма. Ориентируясь по маленьким слепым окнам, нашел участок, расположенный напротив алтаря. Здесь приставил устройство к стене, прикрепил его и, держась за провод, бегом вернулся к Джюноре.

Перед ними был маленький пульт управления с небольшим экраном и клавишами управления следящей системы. С его помощью можно было разглядеть все, что происходило в храме. Темнота и любые другие препятствия не помеха! Вот загорелся экран, Спартак подкрутил ручки настройки, увеличил контраст и резкость.

Вокруг все было тихо…

Спартак внимательно следил за экраном и показаниями приборов. Так, первая догадка оказалась верной — они имеют дело с органической массой. Это не протоплазма, но что-то похожее. Такая же внутренняя структура. Вот что непонятно — в чем хранится эта структура? Ага, ее окружает подобие атмосферы. Какой состав? Кислорода мало, очень мало. Низкое давление. Большой процент углекислого газа, азота, есть и нейтральные газы. Правильно! Все-таки в чем же эта структура, вдыхающая воздух такого необычного процентного состава, хранится? Есть! На экране возникло что-то подобное большому сосуду…

Прижавшаяся к Спартаку Джюнора неотрывно смотрела на экран. Каждый тихий мысленный возглас, каждое ненароком вырвавшееся у Спартака слово будоражило ее.

— Да, оно в хорошей форме, — бормотал сквозь зубы Спартак. — По-видимому, хорошо питается…

Девушку начала бить крупная дрожь.

Точно, подумал Спартак, дышит воздухом, какого нет ни на одной населенной землянами планете. Следы обмена явно отличаются от тех, что свойственны человеку. И по размерам, сравнимым с танисскими быками, куда больше. Как бы попытаться проникнуть во внутренние структуры…

Надо же, как у Джюноры стучат зубы от холода.

Уловив, что Спартак мимоходом обратил на это внимание, девушка покрепче сжала челюсти.

Две колонки цифр возникли на экране — ряды были подобны, но не схожи. Точно, оно может перемещаться.

Я прав! — чуть не крикнул Спартак.

Торжествуя, он подметил последнее доказательство своего предположения. Оно может перемещаться в пространстве, свидетельством чего являются конечности.

Джюнора неожиданно хихикнула, в следующее мгновение напряглась и подергала его за рукав. Тут же здание, в котором жил обслуживающий персонал, залил яркий ослепительный свет. Оттуда во внутренний двор выскочил десяток разъяренных людей. Спартак почувствовал, как замерло сердце. Перепуганная Джюнора не смогла сдержать вскрик.

— Они там! — закричал кто-то из жрецов, и вся толпа, цокая подкованными сапогами по замерзшей земле, бросилась в их сторону.

Спартак подхватил Джюнору и помчался к воротам, где их должны были поджидать Тиорин и Викс. Однако вместо братьев Спартак обнаружил вдали встревоженных жрецов, которые продвигались вдоль стены, освещая отходящие от храма улицы ручными фонарями.

— Спартак! — понизив голос, окликнул Викс. Он выглядывал из распахнутых дверей брошенного склада. В руках у него был энергетический пистолет. — Бегите за угол, — сказал Викс, когда ученый и девушка добрались до него, — затем поверните налево. Нам надо немедленно разделиться. Я постараюсь отвлечь их внимание.

— Где Винета? — задыхаясь, спросил Спартак.

— Я здесь! — откликнулась девушка. Она словно тень мельтешила за спиной Викса.

— Викс! Викс! — повысил голос младший брат. — Необходимо разрушить следящую систему. Может, тогда они не догадаются, что их тайна раскрыта.

— Ты получил что хотел? — торопливо спросил Викс.

— Практически у меня есть все, что нужно.

В этот момент энергетический заряд опалил улицу — вспышка ударила в стену. Жрецы бросились врассыпную.

Никто из них, по-видимому, не ожидал, что придется иметь дело с вооруженными людьми.

— Это Тиорин! — воскликнул Викс. — Беги, Спартак! Встретимся у Тхарла!

Спартак тут же, подхватив Джюнору, бросился в указанную ему сторону. Краем глаза он успел заметить, как средний брат побежал к брошенному им пульту.

Спартак стремительно помчался в темноту, добежал до перекрестка, выпустил Джюнору. На мгновение он обернулся — конец улицы, выходящей прямо к храмовой стене, был ярко освещен. Джюнора выглядывала из-за его спины. На фоне стены отчетливо были видны две убегающие человеческие фигуры.

Спартак и Джюнора свернули за угол — здесь ученый решил подождать братьев. Погони он не опасался, в таком мраке отыскать их было немыслимо. Первый человек, который пробежал по следу Викса и Винеты, был вооруженный охранник, который изредка палил наугад по убегающим. С этого места было видно, как споткнулся Викс — он даже вскрикнул. Неужели охранник попал в него? Или это было сделано нарочно? Вот Викс вновь вскочил и, легко подталкивая Винету, помчался по той же улице, по которой убегал Спартак.

Ах, как это глупо, подосадовал Спартак. Он уже совсем было собрался броситься навстречу брату и девушке, но в этот момент Винета растянулась на земле. Один из преследователей выстрелил в нее — заряд угодил в снег на расстоянии вытянутой руки от девушки. Она вновь упала. Спартак тихонько вскрикнул и почувствовал, как напряглась Джюнора.

Викс бросился к Винете, подхватил ее, наугад выстрелил по набегающим жрецам. Те попадали на землю. Затем Викс выстрелил прицельно, и преследователи бросились назад. Винета наконец сумела подняться, обняла его за шею — так они и побежали по улице…

Сердце у Спартака упало — в обнимку с раненой Винетой Виксу далеко не уйти. Так и оказалось — толпа жрецов хлынула от храма, быстро настигла беглецов — там началась свалка. Спартак уже совсем было собрался броситься на помощь брату и Винете, однако силы воли хватило удержать себя на месте. Это было горькое решение, но единственно возможное. Кто-то должен уйти от погони. Сведения, полученные им, бесценны. Он не раздумывая схватил застывшую как камень наблюдавшую за схваткой Джюнору и поволок ее еще дальше в глубину темной улицы. Остановился он только у моста — схватился за перила, поднял лицо к небу.

Чистые крупные звезды смотрели на них.

— Что же я наделал? — вопросил Спартак. — Что же, черт побери, я наделал?!

Звезды помалкивали и улыбались, только Джюнора громко рыдала за спиной.

XX

Последние полмили до дома Тхарла Джюнора едва осилила. Ее шатало из стороны в сторону. Спартак как мог поддерживал ее — он сам валился с ног от усталости. В глазах плыли радужные круги.

— Может, Тиорин добрался сюда быстрее нас, — подбадривал он спутницу.

Джюнора перевела дыхание и с трудом выговорила:

— Нет там Тиорина, только Тхарл. Никак не может успокоиться. Все это время он проклинал себя за то, что связался с нами.

— Но ты же сама сказала, что он — надежный человек!

— Теперь я в этом не так уверена, — ответила Джюнора. — Страх изводит его с той самой минуты, как мы покинули дом. Он на грани отчаяния.

Спартак промолчал, бросил взгляд на спутницу. Впервые за всю эту долгую трудную ночь он обратил внимание на то, что девушка совсем выбилась из сил, даже во мраке ее лицо отливало какой-то безжизненной синевой. Она что-то прижимала к груди. Спартак растерялся — сразу не разглядел, а теперь догадался. Ему стало не по себе — как же он совершил подобную промашку!

В руках у Джюноры был чемоданчик с медицинскими препаратами.

— Я держала его за ручку, когда ты изучал алтарь, — словно оправдываясь, сказала она, — потом, когда побежали, забыла выпустить…

— Это уже кое-что, — загадочно обмолвился Спартак, затем добавил: — Теперь подойди и постучи в окно. Попроси его впустить нас.

По лицу Тхарла было видно, какие мучительные минуты он пережил, когда незнакомцы оставили его дом. Он торопливо захлопнул дверь, дрожащими руками накинул щеколду и первым делом поинтересовался, почему они одни.

Спартак с преувеличенным спокойствием объяснил ситуацию. Тхарл всплеснул руками.

— Надо немедленно бежать! — заявил он. — Утром будет поздно. Они перекроют все выходы из города, начнут обыскивать дома. Если вас здесь обнаружат, со мной будет покончено. С вами тоже! Понимаете, тоже!.. — Голос его дошел до истерического вскрика. — Вы говорили, что у вас есть корабль. Необходимо срочно отправиться туда и взлетать. К черту этот Эсконел!..

— Я не могу уйти отсюда, — невозмутимо заявил Спартак, — пока не вернется Тиорин.

— Но если он тоже схвачен?

— Если он тоже схвачен, мы тем более не можем воспользоваться кораблем. Жрецы сразу определят место, где мы его прячем.

— Как?

— Извлекут из сознаний братьев.

— Братьев?!

Какой смысл и дальше скрывать правду? Викс и Винета в руках жрецов, скорее всего, Тиорин тоже не избежал этой участи. Определить, кто они, не составит труда.

— Я — Спартак, младший сводный брат Ходата. Мои товарищи — это Тиорин и Викс. Ты их должен знать.

У Тхарла дернулась щека.

— Я должен был догадаться… Ах, пустая голова! Простите меня!..

— Ты и не мог об этом догадаться, для этого нужна особая аппаратура. — Спартак наконец позволил себе сесть, затем обратился к Джюноре: — Девочка, ты сможешь предупредить нас, когда патрули начнут прочесывать улицу и дома?

— Мне следовало предостеречь вас раньше, — заплакала девушка. — Там, у храмовой стены. А я забылась, загляделась на экран… Какая же я дуреха!..

— Считай, что ты прощена. Только смотри, на этот раз не увлекайся.

— Извините, — вступил в разговор Тхарл, — но как она может?..

— Предупредить нас? Она сможет, уверяю тебя. Она — мутантка.

— Кто?! — В глазах Тхарла вспыхнули разом ненависть — наследие многих веков империи — и ужас.

— Успокойся, — махнул рукой Спартак. — Она точно такой же человек, как я и ты. Вот этого как раз нельзя сказать о Бельзуеке.

Выражение лица Тхарла смешалось, начали подрагиваться губы, во взгляде поселилась нескрываемая растерянность. Такого с ним никогда не бывало — все сразу навалилось на него: и страх быть пойманным, и появление принцев, и общение с мутанткой, и близость разгадки тайны Бельзуека. Переварить все сразу было невозможно — от такой адской смеси ум за разум заходил.

Спартак внимательно следил за ним — сейчас было очень важно, что в первую очередь заинтересует его. Если его заинтересует мутантка, значит, у этого человека есть второе дно. Если тайна Бельзуека, то ему можно доверять. Тхарл угадал с выбором — это несколько успокоило ученого.

— Вы теперь знаете, кто он такой? — спросил хозяин.

— Думаю, да. Но сначала ответь, почему ты умолчал о том, что в жертву Бельзуеку идут преступники. Что это как бы форма исполнения приговора. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, — прошептал растерявшийся Тхарл. — Мою жену и сына. Клянусь, я сказал правду, они отдали себя добровольно.

Спартак глянул на Джюнору, та согласно кивнула.

— Только совсем недавно, может года два назад, большинство жертв начали набирать из, как вы их называете, преступников. Но об этом в открытую никто не говорит, только слухи. Злоумышленники тоже идут добровольно. Я уж не знаю, накачивают их чем-либо или… вот как ваша спутница. Только они сами рвутся к алтарю! Вы можете мне не верить, но до сих пор еще находятся такие, кто по собственной воле желает слиться с Бельзуеком.

— Ладно, — после некоторого молчания и очередной переглядки с Джюнорой отозвался Спартак. — Что касается Бельзуека, могу сказать, что это живая структура. Могу добавить, что убить ее можно. Помещается она в особом, искусственно изготовленном герметичном отсеке, содержание кислорода в нем значительно ниже нормы, потребной для человека. Существо громоздкое, размерами с танисского быка. С подобными формами разумной жизни нам еще не приходилось встречаться. Что еще… Ах да, существо явно нездорово.

Тхарл рухнул на стул, встряхнул головой. В его взгляде ясно читалось откровенное недоверие.

— Таковы факты. — Спартак нахмурился, поднялся, подошел к окну, потом добавил: — По-видимому, Бельзуек последний из выживших — по крайней мере, в нашей галактике — представителей расы, чьи корабли мы унаследовали.

Тхарл неожиданно икнул, он неотрывно смотрел на Спартака. Тот досадливо поморщился.

— Я вовсе не сошел с ума, и не смотри на меня такими глазами. Утверждение, что все эти транспортные средства построены нашими руками — это всего лишь одна из уловок имперской пропаганды. Как же можно было поколебать уверенность человека в том, что он является творцом галактической цивилизации! Я десять лет провел в университете на Энануорлде и могу засвидетельствовать, что давным-давно мы все жили на какой-то маленькой планетке. Затем вышли в космос, постепенно начали распространять сферу наших поисков и однажды наткнулись на целые залежи вполне годных к межзвездным путешествиям кораблей. Освоили их не сразу, на это потребовалось около полутысячи лет, но как только научились управлять этими системами, человечество буквально хлынуло на просторы галактики. Единственное, что можно сказать об этих кораблях, что они были изготовлены нашими предшественниками. Мы переоборудовали их согласно строению человеческого тела — на этом наше участие закончилось. Удивительно другое: чем дальше мы проникали в глубь галактики, тем больше находили подобных кораблей. Но нигде не было и следа строителей. Вот почему встреча с Бельзуеком оказалась для нас совершенно неожиданной. Я бы сказал, космически таинственной…

Он постучал костяшками пальцев по подоконнику.

— Низкое содержание кислорода. Многие догадывались, что наши предшественники дышали кислородом. Может быть, все дело в стремительности? — неожиданно спросил себя Спартак. — В скоротечности исторического периода, когда мы успели исследовать всю галактику и захватить самые лакомые куски. Это хорошая мысль! У этих все происходило неспешно. Вырабатывая ресурсы на тех немногих планетах, где они расселились, они загодя создавали запасы, складировали корабли, с тем чтобы постепенно заполнить собой весь Млечный Путь. И вдруг явились какие-то нахальные двуногие и мигом освоили уже подготовленное к освоению пространство. Это, конечно, только догадка, но очень многое сходится. Для этих бельзуеков все пошло прахом. Пришлось менять всю стратегию. Представляю, какой удар нанес homo sapiens их гордости, уверенности в себе! Вероятно, в отместку они решили использовать умение держать под мысленным контролем живые существа, стоявшие на более низком уровне развития. Ведь они считали нас животными. Этаким крысиным выводком, внезапно расплодившимся и пожравшим все накопленные запасы. Однако новый план требовал подготовки. К тому же среди этих двуногих стали появляться мутанты. Если бы их число при благоприятных условиях достигло определенного значения, песенка бельзуеков была бы спета — человечество перешло бы в новую стадию и с ним уже нельзя было ничего поделать. Отсюда гонения на мутантов, ссылка их в Приграничье… — Спартак уже рассуждал сам с собой. — Бельзуеки не имели права совершить еще один промах, потому что ресурсы их, в отличие от этих двуногих, были ограничены. Но почему они были ограничены — вот в чем главный вопрос! Вот что не дает мне покоя. Это красивая гипотеза, но что-то в ней не складывается.

— Может, — робко подала голос Джюнора, — дело в том, что их было мало?

— Точно! — воскликнул Спартак. — Но почему их было мало? Думаю, что слово «мало» здесь не подходит. Боюсь, что Бельзуек — один!

Джюнора и Тхарл неотрывно смотрели на него. Спартак заставил себя успокоиться — вернулся и сел в кресло.

— Помните космический спектакль, который был устроен в храме? Там было изображено странное звездное скопление. Скажем по-ученому, эллиптическая галактика.

В ответ на невысказанный вопрос полностью потерявшего дар речи Тхарла Спартак пояснил:

— Вспомни, когда верующие в храме требовали «доказательств». Вот он, ключ ко всему! Смысл изображения должен быть понятен каждому человеку. Вы не заметили, что эта картинка — фрагмент Аргианской звездной карты?

— Так и есть! — хлопнул себя по коленям Тхарл. — То-то меня всегда смущало, что я уже где-то видел такое изображение.

— В этом все дело! — ткнул в него пальцем ученый. — Действительно, как может высшее существо демонстрировать верующим участок звездного неба, списанный с карты?

Ни Тхарл, ни Джюнора ничего не ответили.

— Я вам скажу, — пообещал Спартак. — Все вы слышали такое выражение — Великая Тьма. Это очень странный феномен. Просто аномалия!.. Появилось это туманное, непрозрачное образование не более девяти — десяти тысяч лет назад. И прямо в своих нынешних размерах!.. Но на звездном небе, которое демонстрировали нам в храме, ее не было, хотя это образование расположено именно в этом секторе свободного пространства! Отсюда что следует? Бельзуек либо воспроизводит карту десятитысячелетней давности, либо просто не хочет акцентировать внимание на этой аномалии. Значит, Бельзуек способен воспринимать зрительные человеческие представления. Он знает, как мы видим звездное небо, и демонстрирует его с какой-то вполне рациональной целью. Вывод — ни о каком мистическом явлении, чудесном общении с богом и речи быть не может.

Помните, я обмолвился, что Бельзуек нездоров. Если подправить мою гипотезу и признать, что это таинственное существо последнее из своей расы, то получается, что все остальные покинули нашу галактику. Куда — не могу сказать. В конце концов, только Бельзуек опустился до общения с этими мелкими двуногими тварями. Он приручил кое-кого из них и приступил к выполнению своего плана. В чем причина такого странного поведения? Истина открылась мне в храме. Все дело в тщеславии, в гордыне. Обладающий огромными возможностями мегаломаньяк возжелал власти. Над своими соотечественниками он не смог ее получить. Когда попытался, те, возможно, изгнали его. Куда? Возможно, на эту самую Бринзу. Не знаю, что там случилось, как ему удалось скрутить Бьюсиона и всю его банду, однако факты говорят, что они как-то договорились. Думаю, ему удалось принудить их к заключению союза, целью которого является покорение галактики.

— Ему? — спросил Тхарл. — Почему «ему»?

— Понятно, что ты имеешь в виду, — кивнул Спартак. — Если в каждом храме Бельзуека находится живое существо, почему бы не использовать множественное число? Вот это обстоятельство явилось последним звеном в цепи доказательств. Теперь я с полной уверенностью могу утверждать, что он болен.

Среди множества достижений, которые имела империя за свою тысячелетнюю историю, одним из самых удивительных можно считать разработку виртуозных технологий клонирования — то есть выращивания организма из какой-либо части родительской особи. Для этого нужна была по крайней мере одна клетка. Таким образом, поселившись на какой-нибудь планете, один-единственный человек имел возможность заселить ее массой своих отпрысков. Я не сомневаюсь, что и Бельзуек не только владеет этой технологией, но и значительно расширил ее возможности. Он мог бы воспользоваться ею, чтобы увеличить количество представителей своей расы. Однако не захотел! Он испугался возможных соперников. То существо, которое живет в храме в Пенуире, — это он сам! Не потомок, не отпрыск, не какое-то иное, пусть даже родственное существо, а он сам!.. Десять тысяч лет назад, когда мы еще не вышли в межзвездное пространство, галактика была свободна. Она лежала перед ним как поле, готовое к пахоте. Был ли он один в ту пору или их было много, не знаю, однако то, что раскол или изгнание и уход всех его соплеменников произошел именно в этот период, не вызывает сомнения. Бельзуек долго размышлял, как ему поступить, пока не пришел к выводу, что если он сможет размножиться методом клонирования, но при этом остаться самим собой, то задача овладения галактикой может быть решена. Мне кажется, он каким-то образом подсчитал, что способен оставаться самим собой, имея под своей властью еще одну планету, кроме Бринзы. Я же говорю, он совсем свихнулся.

— Понимаю! — воскликнула Джюнора. — Вот почему у меня создалось впечатление, что он был всегда и везде. Бесконечен и вездесущ во времени и в пространстве.

— Конечно. Именно это он и внушает верующим в него козявкам. Он и сам искренне верит в это. В этом его убеждает огромное количество его собственных «я», с которыми он телепатически связывается. Вот когда задумаешься о разумности имперской политики высылки мутантов. Подобные меры наложили негласный запрет на развитие этой области науки, хотя нам уже давным-давно известно, что прием и передача мыслей — это, по существу, один и тот же механизм.

Джюнора удивленно заморгала, Спартак мысленно привел ей доказательства, и она удовлетворенно кивнула. Но Тхарл ничего не понял.

— Но как же ему удается связываться с нами? — спросил он. — Как же он овладевает сознаниями людей, не способных к телепатии?

— Для этого и нужны жертвоприношения. Вы считаете, что он поедает их? — с нескрываемым отвращением сказал Спартак. — Глупости! Он использует их в качестве биологических преобразователей его способа мышления в наш привычный. И конечно, в качестве усилителей. Пока они не взрываются. Таким образом, все, кто присутствует на службе в этот момент, становятся немножечко бельзуеками. Ему кажется, что с помощью подобной методы он сможет увязать весь мир в единое целое, называемое Бельзуеком. В конце концов слово «вселенная» будет заменено на «бельзуек». Каково?

Тхарл промолчал, отвернулся, потом тихо спросил:

— Выходит, вам хватило дня, чтобы понять, в чем дело?

— Мне?.. — удивился Спартак.

Он взглянул на Джюнору — та хихикнула.

— Это все ты?! — воскликнул он.

— Не совсем, — откликнулась девушка. — Я просто помогла вам разрешить проблему. Весь день я ставила вопросы твоему бессознательному. Да, твоим мозгам пришлось поднапрячься, чтобы ответить на все, что меня интересовало. Мне так думается, что… эти импульсы усилили активность.

Спартак почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу.

— Не знаю, — он в сердцах развел руками, — что из тебя получится, когда ты вырастешь! Если мы депортировали подобных тебе на протяжении всегосуществования империи, до каких же пределов они, поселившись на дальних планетах, смогли дойти? — Он взглянул на Тхарла. — Теперь тебе известно, что стало с твоей женой и сыном. Теперь нам ясна природа этого чудовища, на борьбу с которым мы выступили. Решай, Тхарл, что ты предпочитаешь? Чтобы мы оставили твой дом или будешь и в дальнейшем помогать нам?

— Чем я могу помочь! — пожал плечами хозяин. — Теперь, когда ваши братья попали к ним в руки, они быстро добьются правды. Тогда наша песенка спета. Не знаю, — с горечью добавил он, — что можно поделать с подобным монстром.

— Да, задача не из легких, — согласился Спартак. — Помнится, ты говорил, что главное святилище Бельзуека расположено на острове Гард. Нет у тебя связей с тамошним сопротивлением? Хотя бы какую-нибудь зацепку?..

— Нет на столичном острове никакого сопротивления. Бьюсион первым делом вымел оттуда всех, кто не проявил к нему достаточной лояльности.

— Хорошо, а сам город ты знаешь?

— Более-менее. Когда ваш брат праздновал победу над мятежниками, он оказал мне честь, включив меня в состав почетной гвардии. Так что я нес караулы и в городе, и во дворце правителя. Пришлось хорошенько познакомиться со всеми ходами-выходами.

— Мы должны отправиться в Гард, — заявил Спартак. — Это необходимо сделать в любом случае! У нас нет иного шанса, как только атаковать самого Бельзуека. Родоначальника, так можно сказать… Даже самой маленькой трещины в герметическом контейнере будет достаточно.

— Так просто, — удивился Тхарл. — Если бы я знал!..

— Думаю, если бы ты совершил нападение на этого Бельзуека в Пенуире, от этого было бы мало толку. Местные особи — всего лишь отражение родоначальника.

Неожиданно на лице Спартака проступило недоумение. Он словно вспомнил что-то важное и спросил:

— Послушай, Тхарл, если бы ты знал, что все так просто, что бы ты сделал?

— Ладно, покажу, — кивнул хозяин и ушел в соседнюю комнату. Оттуда донесся скрип несмазанных петель.

— Открывает дверь, — едва слышно прошептала Джюнора. — Лезет в подпол.

Через несколько минут Тхарл появился с вычищенным энергетическим карабином в руках. Вид у него был чрезвычайно довольный.

— Вот он, родной! — объявил он. — С этим карабином я служил вашему отцу и брату. Он всегда готов к бою.

— Теперь тебе предстоит выполнить самое сложное задание.

Спартак встал, поднялась и Джюнора. Тхарл вытянулся в струнку.

— Нам придется, — продолжил Спартак, — провести в твоей хибарке по меньшей мере еще день, чтобы дать возможность Тиорину присоединиться к нам. Днем тебе придется, как обычно, уйти, чтобы не вызвать подозрений. Поспрашивай у верных людей, как можно добраться до столичного острова. Все годится — яхта, планетарный катер. Все, что можно нанять. Мы должны отправиться туда с наступлением ночи.

— Но, сэр…

— Да-да, мы. Все вместе! Вспомни о своих жене и сыне.

— И о ваших братьях, сэр. Поверьте, я не трус, но после стольких лет… К тому же такой дерзкий план…

— Ты хочешь сказать — безумный. Что ж, так и есть, но у нас нет выбора. А сейчас нам надо бы поспать. — Он неожиданно зевнул. — Если, конечно, смогу. Может, Джюнора поможет?

Девушка загадочно улыбнулась в ответ.

XXI

Проснулся он внезапно — кто-то отчаянно дергал его за плечо. Открыл глаза — Джюнора.

— Сюда идут! — Глаза у девушки были широко раскрыты, — Представители власти.

Спартак рывком сел на лежанке, потер глаза, потом осторожно приблизился к закрытому ставнями окну. В редкие щели сочился ранний зимний рассвет. Позади раздался шорох, Спартак резко обернулся. Это был Тхарл — принес поднос со скудной едой. Горячая похлебка и хлеб. Лицо у него было белее бумаги.

— Нас ищут? — торопливо спросил Спартак.

Джюнора отрицательно покачала головой.

— Очевидно, нет. Их четверо, обходят дома. Один из них жрец. Я так сужу, потому что он спесив и нагл… Нет, они не ищут какой-то конкретный адрес. Идут подряд… Вот поднялись на крыльцо, стучат в дверь. Говорят, что сегодня радостный день…

— Какой день? — переспросил Спартак.

— Радостный. — Губы у девушки сложились в горькую усмешку. — Жрец сообщает, что захвачены два главных государственных преступника, Тиорин и Викс. Люди Бьюсиона уже догадались, кто они. Теперь в главном святилище в Гарде, на острове, будет устроена великая служба, на которой они добровольно принесут себя в жертву Бельзуеку. Все, кто может, должен отправиться туда и стать свидетелем окончательного триумфа дела, ради которого Бьюсион не жалеет себя. Этот день окончательно утвердит в сердцах жителей планеты веру в непогрешимость и могущество Бельзуека.

Спартак словно окаменел. Наконец он очнулся и с горечью рассмеялся.

— Вот как, они сами приглашают нас. — Неожиданно его лицо напряглось. — Послушай, Джюнора, а это не ловушка?

— Не могу сказать наверняка — мысли жреца в этом отношении путаные. По крайней мере, ему известно, что братьев трое. Ага, вот она мелькнула… Он злорадствует. Точно, Спартак, они рассчитывают, что ты, возможно, отправишься на остров. Любой неверный шаг с твоей стороны, любая промашка — и ты выдашь себя. Они рассчитывают, что верующие им помогут, за тобой будут наблюдать тысячи глаз.

— Что ж, это похоже на них. Расчет верный. Эти оболваненные ублюдки рады будут выслужиться перед Бельзуеком, — кивнул Спартак.

— Они приближаются, — встревожилась Джюнора. — Осталось три или четыре дома. Будет лучше, если мы спрячемся.

Спартак и Джюнора спрятались в ванной, одна из стен которой выходила к крыльцу — так был слышен весь разговор и девушке было удобно читать мысли. Тхарл пошел открывать на стук. Когда он вернулся, заявил:

— Все как сказала эта маленькая девчушка. Они приглашают всех на праздник и так далее… Может, нам следует поспешить?

— Ни в коем случае! — резко возразил Спартак. — Пусть эти глашатаи скроются из вида. Затем возьмешь деньги — я выдам тебе — и купишь билеты на самый быстрый вид транспорта.

— Как скажете, сэр. А теперь прошу завтракать.

* * *

Спартак оказался впереди стремительного потока пассажиров, который вынес его, Тхарла и Джюнору к трапу, ведущему на борт старенького судна на подводных крыльях — самому быстрому, какое еще можно было найти в северном полушарии. Мотор его работал с невероятной натугой, с перебоями, что составляло разительное несоответствие с острыми обводами красавца корабля. Загружен он был сверх всякой меры — Спартак уже начал беспокоиться насчет безопасности в пути, но в этот момент посадка закончилась, и теперь с борта он наблюдал, как толпа штурмует полусгнившие рыболовные траулеры, которые тоже готовились к выходу в море. Это было совсем непонятно. Ясно, что эти суденышки никак не могут успеть к праздничной церемонии, зачем же такой наплыв, зачем эти плакаты и горластые призывы разделаться с еретиками. Может, людям до смерти осточертело жить в этом похожем на кладбище Пенуире и они были рады любому, пусть даже такому рискованному путешествию. Либо все они, как говорится, должны были выказать «неугасимое желание» лично наблюдать за незабываемым событием в истории Эсконела. В душе Спартак верил, что первое объяснение ближе к действительности, отсюда и эта нездоровая экзальтация, частые выкрики и неумело намалеванные плакаты. Все делалось для показухи — значит, в людях осталась хотя бы капля здравого смысла. Они всего-навсего склонились перед силой.

У самого трапа, ведущего на борт корабля, Спартак с Джюнорой пережили несколько неприятных минут.

Наступил вечер, солнце садилось за ближайшим хребтом. Весь эстуарий был забит льдинами, которые нагнал южный ветер. Возле сходней стояли два жреца и проверяли пассажиров.

— Нас ищут? — встревожился Спартак.

— К счастью, нет, — успокоила его девушка. — Они заворачивают тех, кто не отличается хорошим поведением: не всегда посещал храм, слыл вольнодумцем, позволял себе двусмысленные высказывания. Предполагается, что на этом судне должны пойти самые достойные, самые верные. Как они поступят с чужаками, не могу сказать — у них еще не было случайных пассажиров. Кроме того, здесь столько народа, что им некогда задуматься над этим. Тхарл выслушал девушку и тяжело вздохнул:

— Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать.

В следующее мгновение он совершенно преобразился — вид у него стал восторженный, взгляд ликующий. Как только они приблизились к трапу, он тут же, расталкивая толпу, бросился вперед.

— Простите, простите, господа! — закричал он. — Вы должны помнить меня. В тот день, когда священный Бельзуек впервые высадился на наш остров, мои жена и сын первыми отдали себя в услужение великому нашему божеству. А я сробел!

Оба жреца с интересом глянули на него. Тхарл между тем продолжал объяснять:

— Теперь мне понятно, как глупо я поступил. Тем более теперь, когда приближается великий день. Когда исчезнут последние сомнения, когда окончательно восторжествует слово Бельзуека. Подумать только — сыновья прежнего правителя сами пришли с просьбой принести их в жертву! Я не имею права пропустить этот священный миг. Велико могущество Бельзуека, велика и милость его к сробевшим!

— Умно, — тихо восхитился Спартак.

— Не то слово, — шепотом отозвалась девушка. — Они клюнули. Ему бы только не перегнуть палку. Один из жрецов только что подумал — не дать ли ему поручение на дорогу. Это свяжет нас по рукам и ногам.

Большую тревогу внушал и громоздкий узел, который Тхарл нес на спине. Там был спрятан энергетический карабин. К счастью, Бельзуек был далеко и не мог на таком расстоянии учуять металлический предмет, а других детекторов у жрецов не было.

Под разглагольствования Тхарла Спартак и Джюнора проникли на борт корабля. К ним тут же присоединился бывший солдат. Он дрожащей рукой отер пот со лба, когда же Спартак начал благодарить его за находчивость, только рукой махнул:

— Это цветочки, так у нас на севере говорят. Еще до Гарда надо добраться.

Он оказался прав. Такого смятения чувств, такого эмоционального напряжения, как во время этого перехода, Спартак никогда не испытывал. На борту находилось около трех или четырех сотен пассажиров. Неописуемое веселье царило на корабле. Совсем как в былые годы, когда туристские фирмы устраивали морские экскурсии. Если не считать, что отовсюду неслись совершенно непристойные песни, вино и темное пиво, которым славился Пенуир, текли рекой. Скоро широкой струей полилась и самогонка. Это было жуткое зрелище! Чему они радовались? Тому, что Викса, которому подавляющая часть взрослых мужчин служили верой и правдой, завтра бросят в лапы этого ужасного телепата? Они брели в тумане и рады были ослепнуть. Теперь они жить не могли без поводыря?

Прежде всего они стали необыкновенно подозрительны и первые часы все приглядывались к Спартаку. Что за чужак затесался в их благочестивую компанию? Положение улучшилось, когда выяснилось, что Спартак доктор. Тут какому-то ребенку стало плохо, Спартак быстро снял боль. Народ успокоился, и пьяные пассажиры один за другим пошли к нему с жалобами — здесь болит, там болит. Кое-кто брал его за руку и начинал делиться своими маленькими несчастьями. Рассказывали, как плохо им жилось прежде и как хорошо теперь, но все-таки в прошлом тоже было что-то хорошее. Как ты считаешь, док?

Скоро он уже едва мог держать себя в руках. В те дни, когда он оставил Эсконел и отправился на Энануорлд, на родине не было ни одного голодного, ни одного больного, разве что страдающие от легких сезонных простудных эпидемий. Их никогда не удавалось уничтожить полностью. Теперь же, разговаривая с земляками, он все больше убеждался, что их хвори можно излечить, если только будет налажено хорошее питание, если власти позаботятся о доброкачественной питьевой воде. Причем на все вопросы каждый из них убежденно отвечал, что эти страдания — пустяки. Главное, что теперь перед ними открылся свет истины. Однажды он уже совсем собрался возразить, однако Джюнора успела перехватить его взгляд.

Не смей! — отчетливо прозвучало у него в мозгу. Он сразу обратится к жрецу.

Оказалось, что на каждом корабле находился дежурный священнослужитель. На их судне тоже. Он последним подошел к Спартаку и начал расспрашивать, откуда он явился, зачем? На эти вопросы Спартак сумел ответить точно, не вызывая подозрений. Когда же жрец принялся допытываться, где чужак овладел искусством врачевания, тот прикинулся дурачком. Потом жрец пожаловался на свои болячки. Спартаку и ему удалось помочь, при этом он постоянно намекал, что такому ученому человеку, как служитель Бельзуека, самому известно, как избавиться от телесной немощи. Уловка сработала — жрец наконец был удовлетворен.

На следующий день они добрались до промежуточного порта. На этой широте зимы уже не было, мягкий теплый ветерок едва шевелил поверхность моря. Насколько хватало взгляда, повсюду были корабли — от мелких лодчонок до больших пассажирских лайнеров. Все они были изрядно запущены, многие едва держались на воде, но это не охлаждало пыл паломников. Более того, здесь Спартак обнаружил, что на Эсконеле еще сохранились планетарные катера. Вся эта армада спешила в Гард на праздник жертвоприношений.

Столица оказалась забита съехавшимися со всех концов планеты пилигримами. К удивлению Спартака, в городе царил порядок и относительное благополучие. Прибывающие корабли по очереди выстраивались у причалов. Толпы, хлынувшие на берег, сразу организовывались — к ним приставлялись жрецы и местная стража. Порядок был ненавязчив — можно было без всяких усилий покинуть строй, чем Спартак, Тхарл и Джюнора сразу воспользовались.

Город был украшен праздничными гирляндами, знаменами, на шпилях башен развевались вымпелы. Прилавки магазинов были полны, уличные торговцы вовсю торговали священными реликвиями — волосами из бороды Бьюсиона и остриженными кусочками ногтей Лидис.

Спартак едва не попался на жаркие уверения лоточников, которые при приближении жрецов сразу прятали драгоценный товар. Кто его знает, прикинул Спартак, может, попробовать изучить ногти Лидис под микроскопом? Уж не на клеточном ли уровне у этой женщины произошла мутация? Тхарл, услышав о его намерении, не смог сдержать смех. Прыснула и Джюнора. Опешивший Спартак только потом сообразил, что эти ногти никакого отношения к Лидис не имеют.

Когда они проходили мимо дома, в котором он прежде жил, сердце его забилось гулко, торопливо. Костяшки пальцев, которыми он сжимал ручку заметно полегчавшего чемодана, побелели.

— Добраться бы мне до горла этого Бьюсиона!..

— Ничего не получится, — отозвался Тхарл. При этом он оглянулся, чтобы убедиться, что за ними нет слежки. Все было спокойно — действительно, наблюдать за кем-либо в такой толпе было немыслимым занятием. Джюнора подтвердила — враждебных к нам мыслей не ощущаю. Удивительно, как радовались детишки, глазевшие по сторонам, — все им было в новинку.

Когда заговорщики миновали дом Спартака, Тхарл добавил:

— Его постоянно охраняют. К тому же Лидис не расстается с ним, а она умеет читать чужие мысли.

— Где расположен храм? — спросил Спартак.

— В бывшем дворце Великого собрания. Знаете, конечно, где оно расположено?

Спартак молча кивнул. В последний раз он был в этом огромном подковообразном зале, когда короновали Ходата. Это была торжественная церемония. В партере сидели депутаты и приглашенные гости, амфитеатр и балконы занимала публика. Крыша во дворце была раздвижная.

На площади перед дворцом они разделились. Тхарл пошел на поиски пристанища, а Спартак и Джюнора отправились прямо в храм.

Торжественный — или, как его называли, Государственный — зал практически не подвергся реконструкции. Сейчас крыша была раздвинута, и над сценой была видна прежняя резиденция правителей Эсконела. Ныне там поселился Бьюсион. Теперь трон, который занимал правитель, был сдвинут вперед, позади него возвышался огромный позолоченный купол. Вот где находится убежище Бельзуека! Того самого родоначальника или патриарха, материальные повторения которого хранятся во всех остальных храмах. Согласно теории — если Спартак верно разгадал его сущность, — среди всего этого скопища монстров должна была присутствовать четкая иерархия. Даже «самому себе» изначальная особь не должна была доверить ни грамма суверенитета. Значит, если нанести удар по этому монстру, все остальные должны погибнуть. Либо они будут не в состоянии воспроизводить так называемые чудеса, которых так жаждало население. Вот что поразило Спартака — размеры купола. Неужели этот «отец» так велик? Или под видимой конструкцией скрывалась мощная система защиты? Скорее всего, второе… Выходит, достать его из энергетического карабина невозможно? Вряд ли — нет такого материала, который мог бы противостоять испепеляющим зарядам.

Спартак тут же проделал ментальное упражнение, восстановил дыхание, успокоился. Прежде чем составить план действий, ему необходимо достать программу торжественной церемонии. Этот вопрос решился быстро — в зале находилось несколько бригад рабочих, которые украшали зал. Спартак отозвал одного из них в сторону, сунул ему несколько монет и скоро узнал все, что нужно.

Возле трона правителя сооружался помост, на котором разместят Викса и Тиорина. Собравшаяся толпа может вволю полюбоваться на принцев и удостовериться, что это они. Отсюда братья будут наблюдать за торжественной службой. Бьюсион и Лидис обязательно будут присутствовать; они проедут по городу, с их появлением в храме начнется праздничная служба.

Спартак переспросил, и рабочий объяснил, что Бьюсион и Лидис оставят наземный мобиль возле главного входа, поднимутся по ступеням, войдут в зал и направятся к предназначенным им местам по широкому проходу.

Спартак, словно бы прогуливаясь и наблюдая за ведущимися в храме работами, прошел весь этот путь и остался доволен увиденным. Так и сказал Джюноре:

— Это должно сработать.

Девушка была бледна как смерть.

— Ты уверен? Нашел место, куда можно будет поместить Тхарла с карабином?

Спартак уверенно кивнул.

— А как ты? — поинтересовался он. — Ты справишься с Лидис?

— Не знаю, — с трудом выговорила Джюнора. — До тех пор, пока не встречусь с ней лицом к лицу, ничего не могу сказать. Вообще, у меня исключительно богатая практика в деле сокрытия своих мыслей. Этому меня здорово обучили на Декладоре. У меня такое впечатление, что не так страшен черт, как его малюют. — Потом она совсем как взрослая грубовато добавила: — Попробуем запудрить ей мозги.

XXII

Следующий день — великий день в истории Эсконела, когда последние следы прежнего порядка должны быть выметены напрочь, когда братья прежнего правителя подтвердят законные права знаменитого Бьюсиона на трон и с ликованием, во весь голос распевая благодарственные гимны в честь Бельзуека, сольются с ним, — выдался удивительно теплым и ясным. Солнце с утра светило так охотно, так ласково, что хотелось петь и возносить хвалы тем, кто сумел обустроить прежде сумбурный, погрязший в торгашестве и мелких суетливых делишках Эсконел, кто наконец наполнил души великим смыслом служения Бельзуеку.

Так примерно описывали наступающий день средства массовой информации и вещающие на все улицы динамики. Было для кого вещать! С самого восхода тротуары были забиты толпой. Многие в посте и молитвах провели ночь на воздухе. Бьюсион тоже не забывал их своими щедротами, и с рассветом со стороны дворца полились гимны в честь спасителя Бельзуека.

Все работы в храме были закончены. Вокруг на флагштоках развевались знамена. Ворота были распахнуты — храм как бы ждал прибытия ликующих жертв.

Бьюсион оказался пунктуальным человеком — все мероприятия выполнялись точно в срок, и сам он минута в минуту вышел из дворца. Узурпатор был в расписной, отливающей золотом, парадной броне. Его сопровождала бледная, очень красивая, одетая, как всегда, в длинное закрытое черное платье Лидис. Они не спеша прошли к мобилю. Зрители, которые пришли поприветствовать венценосную пару, тут же настроили свое сознание на восхваления новых правителей. Кто ее знает, эту Лидис! Возьмет да и словит в чьей-нибудь голове крамольную мысль, потом не отбрешешься…

На всем пути их встречали приветственными криками и аплодисментами, а также здравицами в честь Бельзуека и Бьюсиона, который выполнил свое обещание перед жителями планеты и дал им возможность поклоняться самому могучему, самому живучему, самому-самому Бельзуеку. Эта церемония произвела впечатление даже на иноземцев, случайно оказавшихся на Эсконеле в этот день. Пышность церемонии, богатство и яркие наряды горожан вызвали у них невольную зависть. На их планетах все проходило куда скромнее, да и при прежнем правителе Эсконела местные жители особенно не старались пустить пыль в глаза. Те, кто посообразительней, понимали, для чего власти так расщедрились — после гибели наследных принцев все населенные планеты ближайшего сектора будут вынуждены окончательно признать новое правительство и завязать с ним тесные отношения. Одним словом, негласная изоляция, в которой так долго пребывал Эсконел, после сегодняшнего праздника теряла всякий смысл.

С помощью этого спектакля новые власти пытались затуманить прошлое — если хотите, затмить его. Смотрите, гости дорогие, — вот ликующий народ, вот добродетельные служители культа, вот верная стража, вот сам могучий Бьюсион со своей кроткой супругой. Все как у людей!..

К сожалению, во время проведения торжественных мероприятий так и не удалось избежать некоторых курьезных происшествий. На улице напор толпы вынес к самой машине царствующих лиц какую-то старушку, которая попыталась вручить правителю и его супруге букет пышных роз. Охрана уже совсем было собралась отогнать дерзкую нарушительницу, однако Бьюсион приказал остановить машину и лично направился к старушке, чтобы принять букет. Толпа встретила это происшествие оглушительным ревом одобрения. Женщины не могли сдержать слезы…

За несколько минут до прибытия парадного кортежа в храме, на передних скамьях, занятых высокопоставленными чиновниками и жрецами, какой-то толстяк вдруг с размаху ударил себя по затылку. Соседи с недоумением глянули в его сторону, а тот, вскинув брови, принялся рассматривать ладонь. На ней не было и следов убитого навязчивого насекомого. Спустя минуту тот же непоседливый гость начал громко жаловаться на одуряющую духоту. Действительно, пот ручьем бежал по его лицу, он тяжело дышал, потом освободил воротник и громко послал проклятия солнцу, которое, по его мнению, в тот день палило слишком нещадно. Спустя еще минуту его глаза закрылись, несчастный принялся хватать воздух ртом. Поднялась небольшая суматоха, которую прервало появление высокого светлобородого доктора.

Тот распорядился вынести толстяка на свежий воздух, затем невозмутимо занял его кресло. Он вел себя так естественно, что соседи признали за ним право занять почетное место.

Уже устроившись в первом ряду, оглядевшись, Спартак вздохнул — если бы и дальше все прошло так же гладко. В этот момент парадный кортеж подъехал ко входу в храм. Все встали. Спартак попытался было заглянуть в проход, по которому, судя по приближающимся аплодисментам, шли правитель и его супруга, однако даже с его ростом это оказалось невыполнимым делом. Он так и остался стоять — хлопал радостно, с выражением восторга на лице, а сам вдруг припомнил вчерашнюю ссору, которая вышла у него с Тхарлом. Тот обегал весь город в поисках достойных наследного принца апартаментов, когда же ничего подходящего найти не удалось, повинился перед Спартаком. Ученый сразу не сообразил и выговорил солдату, что ему, собственно, все равно, где они остановятся. Тем более что эту ночь спать им не придется. Тхарл неожиданно насупился, стал горячо доказывать, что наследному принцу не подобает валяться на грязной кровати и жрать что придется. Только тогда до Спартака дошло, как это важно для ветерана — соблюдать субординацию. Ему вдруг так захотелось положить Тхарлу руку на плечо, утешить его — не принимай ты к сердцу эти чины, звания! Ну их!.. Шестым чувством он догадался, что так поступать не стоит — зачем лишать человека веры в то, что он служит так же, как в добрые старые времена, выполняет требования устава и свято блюдет данную когда-то присягу. Фамильярность была здесь ни к чему. Он сурово отдал приказ — подойдет любое жилье с двумя выходами, на отдых отводится четыре часа, затем подготовка к операции. Начало ее назначается на четыре часа утра.

Тхарл тут же подтянулся и бросился исполнять приказ.

… Кто-то обратился к Спартаку с вопросом, он ответил вежливо, выказав при этом учтивость и отменные манеры. Сразу видно, этот доктор из благородного семейства. Спартак был тем более удовлетворен, что его догадка насчет статуса Бьюсиона оказалась верна. Вокруг него, среди жрецов и незнакомых военачальников, большинство составляли прежние члены правительства и лица, приближенные к его отцу и Ходату. Ясно, что они вполне сознательно совершили предательство и теперь верой и правдой служили Бельзуеку. Выходит, собственных сил у Бьюсиона было очень мало — их совершенно не хватало, чтобы управлять планетой с девятисотмиллионным населением. Подобное обстоятельство значительно облегчало дело. Предавший один раз никогда не будет до конца верен новому правителю. Далее, согласно расстановке сил в нынешнем руководстве Эсконела, Бьюсиона трудно назвать марионеткой Бельзуека. Мысль о том, что этот монстр заключил своеобразный союз с темными людишками, охочими до власти и богатства, обретала реальность. Конечно, Бельзуек вряд ли играл на равных, хозяин был он, — и все же это была смертельно опасная игра, в которой проигравший сразу приносился в жертву. Если проиграет божество, его тоже ждет подобная участь. Выходит, стан врагов не так уж един, в этом союзе тоже хватает противоречий. Что ж, посмотрим, как поведут себя эти разбойники и предатели, когда рухнет один из столпов их могущества.

Сколько их, в одночасье предавших прежнего правителя! Сердце Спартака зашлось от боли и негодования.

Вновь мысли перескочили к Тхарлу. Темной ночью он с Джюнорой проводил его к парку, примыкавшему ко дворцу правителя. Девушка заранее предупреждала о приближении патрулей, так что они быстро добрались к намеченному заранее месту, откуда забирался воздух для вентиляции дворца. Тхарл вскрыл решетку и влез внутрь трубы. На прощанье помахал рукой…

* * *

Ветеран осторожно переменил положение тела, потер пролежень на ноге. Горячий, влажный, сопровождаемый противным запахом воздух продувал его от ног до головы.

Шевелил одежду, время от времени обдавал тяжелыми вонючими каплями. Руки Тхарл держал в перчатках, тряпочкой прикрыл энергетический карабин — собственно, он был готов к выполнению задания. Теперь все зависело от принца и его подружки. Странная, надо сказать, девчонка! Совсем неплохая… Может, она действительно приходится Спартаку дочерью? Кто их, высокородных, разберет!.. Не его это дело.

С того момента, как его остановили у моста, жизнь его переломилась. Точнее, кончилось прежнее беспросветное житье-бытье — началась какая-то лихорадочная погоня за призраками былого. Можно сказать и по-другому — поиск приключений на свою голову. Это и радовало. Несмотря ни на что, игра со смертью приносила ему удовлетворение. Совсем не потому, что он был такой рисковый парень — просто ему уже было невмоготу тянуть волынку, чем занимался последние десять лет. Таиться от самого себя, держать рот на замке, ходить в храм, пялиться на эти исступленные рожи, требующие «чуда». Надоело ощущать себя тупицей, ничтожеством.

Все, хватит. Тхарл оборвал поток дум. Какой смысл жаловаться? И кому? Себе?.. У него на сегодня назначена более важная работа.

Он снял тряпочку и глянул сквозь оптический прицел на первые ряды, заполненные самой высокопоставленной публикой. Сразу гулко забилось сердце — Спартак был на месте. В самом центре, среди почетных гостей. Теперь уже не долго.

Только бы девчонка точно сыграла свою партию!..

* * *

Следующее забавное — или странное — происшествие случилось, когда Бьюсион и Лидис направились по центральному проходу к своим местам. Как только главный жрец Шри — кстати, более любопытную фигуру Спартаку не доводилось видеть: скособоченный, горбатый — вышел вперед, чтобы приветствовать венценосную пару, сбоку послышался шум.

Нет, не звук грянувшего оркестра, не восторженный рев толпы привлек его внимание. Какая-то молоденькая девушка — совсем еще девочка — поднырнула под атласную ленту и с букетиком полевых цветов в руке бросилась к узурпатору.

Встрепенувшаяся охрана, упустившая нарушительницу, вскинула оружие, однако девчонка была такая худенькая, такая маленькая, что они не решились стрелять без команды. Тем более что на ее лице был запечатлен искренний восторг, неудержимый порыв и желание осчастливить человека, дни и ночи умоляющего Бельзуека не оставлять простой люд без указующего слова.

Узурпатор на мгновение нахмурился, прикинул, кто из его окружения мог организовать еще один «случайный» эпизод — первый был срежиссирован под его непосредственным руководством. На этот раз его никто не предостерег. Это было неправильно. Это был непорядок. Кое-кто очень поплатится за подобное разгильдяйство. Однако надо было что-то предпринять — стих оркестр, примолкли крики в толпе. Он вопросительно глянул на Лидис — та тоже сдвинула брови, потом доброжелательно улыбнулась девице. Бьюсион тоже улыбнулся, принял цветы и погладил девчушку по головке. В общем-то, отметил он про себя, на этот раз все прошло значительно удачней, чем на улице. Хороша была пауза, когда всем было видно его недоумение. К тому же розы — это перебор. Полевые цветы… Это совсем неплохо. Надо учесть на будущее…

Вручив букет, Джюнора тут же отошла в сторону и устроилась под одним из боковых пилонов, поддерживающих раздвижной свод. Здесь неожиданно опустилась на пол и прикрыла глаза.

В букетике было спрятано одно из снадобий Спартака. Передавая его Бьюсиону, она незаметно нажала на миниатюрный инжектор, и особый препарат оказался впрыснутым в большой палец узурпатора.

Все это время она находилась под пристальным ментальным наблюдением Лидис и Шри. Чтобы противостоять изучающим мысленным зондам, она собрала всю волю в кулак. Эта борьба истощила ее силы, и, засыпая, она уже не знала, сможет ли когда-нибудь проснуться.

* * *

Когда все кончилось, Спартак испытал чувство облегчения. Бьюсион по-прежнему размеренно шагал по проходу. В руке держал букетик, подаренный Джюнорой, по-прежнему приветственно улыбался налево и направо, однако Спартак сразу определил, что теперь узурпатор полностью находится под контролем «эликсира правды». Лидис — это тоже отметил Спартак — ничего не заметила. Она спокойно приняла предложенную Бьюсионом руку, он помог ей сесть в стоявшее рядом с троном кресло. Шри занял место позади правителя.

Где-то в поднебесье запели фанфары. Этот звук перекрыл гром аплодисментов, раздавшихся в зале.

В храм ввели Тиорина и Викса. Шум сразу стих, и Спартак испытал странную, нежданную благодарность к толпе. В зале оказалось много таких людей, которым было больно видеть братьев в подобном положении. Оба они обрели свой прежний вид — волосы ярко пламенели огненным цветом, лица их обрели сходство с прежними портретами. Оба были в белых одеждах, ноги, как у раскаявшихся грешников, были босы.

Страшно другое: по их лицам было видно, что слова жрецов о добровольном принесении себя в жертву Бельзуеку не были простым мошенничеством. Руки у них были свободны, никто не охранял братьев. Головы они держали высоко и ощущали себя героями. Или счастливцами…

У Спартака на мгновение мелькнула ужасная мысль — неужели они на самом деле раскаялись и гордятся той великой честью, какую оказывает им Бельзуек? Чтобы не выдать себя, он спрятал лицо за поднятыми вверх руками.

Тиорин и Викс проследовали к возвышению, расположенному напротив позолоченного купола, спокойно, сознавая важность момента, заняли предназначенные им места. Рядом на подставке лежали меч и энергетический карабин Викса как символы главнокомандующего армии Эсконела.

Неужели они уже полностью попали под волю Бельзуека? Неужели тот уже поработал с ними? Другого объяснения, решил Спартак, просто не могло быть. В таком случае он и сам теперь находится под контролем этого удивительного существа. Возможно, безгранично могучего, забавляющегося теперь его попытками противостоять судьбе.

Кто я такой, чтобы помешать исполнению предназначенного этой планете и миллионам других планет? Слабый человечек, придумавший план, который зависит от десятка случайностей, не более того. Что я могу противопоставить силе, которая существовала всегда и повсюду?

—  Что я могу противопоставить? — вслух спросил он себя и вспомнил о Тхарле. Только бы тот успел занять позицию.

* * *

Ни у кого из собравшихся в зале не возникло и капли сомнения, что перед ними на возвышении сидели Тиорин и Викс. Значит, Бьюсион выполнил свое обещание — строптивые наследники признали величие Бельзуека. Некоторые приглашенные из высших сословий, кто занял места в первых рядах, до последнего момента имели сомнения на этот счет. Теперь, наблюдая за Виксом и Тиорином, можно было перевести дух — они угадали и вовремя примкнули к победившей партии. Вот это радость так радость.

Шри выступил вперед и обратился к публике. Голос у него оказался слабый, говорил он с каким-то подвыванием, словно жалуясь, что, в общем-то, совершенно не соответствовало содержанию речи. Прежде всего верховный жрец напомнил слушателям о событиях десятилетней давности — при этом безбожно все переврал. Тираном, по его словам, был прежний правитель. Никто ему не возразил, тем более что священник все больше напирал на волю Бельзуека, на Провидение, которое вело галактику к новой, лучшей жизни. Спартак затаил дыхание — он приказал Тхарлу открыть огонь спустя пять минут после начала церемонии. Никогда в жизни этот срок не казался ему таким долгим. Почему он тянет? Еще немного, и прежнее религиозное безумие овладеет толпой. Кое-кто в зале уже начинал впадать в транс.

Что-то не так! Тхарла схватила охрана? План провалился? Эсконел обречен и он тоже?..

Шри повысил голос — по-видимому, заканчивал вступление. Священник повернулся и драматическим жестом указал на Тиорина и Викса…

* * *

Тхарл вздохнул, выдохнул, потом затаил дыхание, на секунду закрыл глаза. Наконец полностью успокоился и, введя в перекрестье позолоченный купол, мягко нажал на спуск.

XXIII

Яркая вспышка озарила внутреннее помещение храма, затем вторая, третья, четвертая. Пятая… Они повторялись с какой-то бездушной, нечеловеческой последовательностью. После пятой в куполе образовалось отверстие. Раздался жуткий вопль, следом — свист вырвавшегося наружу воздуха. Звук хлестнул по ушам, по сознанию заполнивших храм людей, следом по залу распространилось невыносимое зловоние. Оно напомнило Спартаку запах застоявшихся сточных вод.

Все присутствующие на торжественной церемонии впали в оцепенение. Кроме Спартака! После первого же выстрела он вскочил с места и начал пробираться в сторону прохода. Услышав вопль погибающего монстра, он прибавил ход, добрался до барьера, отделявшего возвышение от остального зала, перепрыгнул через барьер и бросился к братьям.

Он одновременно слышал разносящиеся и в воздухе, и в ментальном эфире крики. Они били тяжело, словно обухом по голове. В толпе кто-то истошно завизжал — и словно рухнуло небо! В зале поднялась невообразимая сумятица. Люди бились в истерике — кто-то, не в силах совладать с ментальными воплями Бельзуека, катался по полу, другие, наоборот, непонятно почему ликовали и кричали так, что уши закладывало. Охрана была полностью деморализована поспешными, противоречащими друг другу приказами. Совсем уж неожиданно, прижав ладони к вискам, завизжала Лидис. Все равно поверх этих, в общем-то, понятных проявлений человеческого ужаса все шире распространялось ощущение неотвратимой гибели, которое издавал галактический странник. Это невыносимое, жуткое для каждого живого существа предчувствие придавливало все другие выплески страстей — возможно, поэтому в зале не началась паника, народ не хлынул к выходу.

Спартак между тем подумал о десятках тысячелетий, в течение которых сородичи Бельзуека обходились пониженным содержанием кислорода в атмосфере. О целой эпохе, которую они провели в искусственно регулируемых условиях космических кораблей, когда соотношение газов в потребном для них воздухе регулировалось с точностью до тысячных долей процента. Естественно, что после подобной теплицы повышенное содержание кислорода было подобно обливанию живой плоти самой едкой кислотой.

По делам и воздаяние — без всякого злорадства отметил про себя Спартак. Первый тайм он выиграл, теперь нельзя было терять времени. Он заглянул в глаза братьев. Какая-то внутренняя борьба происходила в их сознаниях. Они постоянно моргали, потирали глаза, с удивлением оглядывая зал, где заседало Великое собрание. Впечатление было такое, словно они никак не могут проснуться. Должно быть, Бельзуек до последнего мгновения старался удержать их мысли под контролем. Что это? Ненасытная жадность? Он никак не мог выпустить из когтей свои жертвы или что-то большее? Раздумывать было некогда, пора приступать ко второй части плана.

Он вытянулся во весь рост и, сложив ладони рупором, закричал в сторону узурпатора и его супруги. Бьюсион, полноправный властелин Эсконела, явившийся неизвестно откуда негодяй, растоптавший все, что было доброго на планете, сидел неподвижно и с легкой, несколько удивленной усмешкой наблюдал, что творится в зале. Теперь весь вопрос в том, кто первый овладеет его парализованным сознанием.

— Бьюсион!

Этот крик, казалось, немного приглушил шум в зале, ослабил гнетущие ощущения, которые безжалостно извергал в пространство погибающий монстр.

— Бьюсион! Скажи людям!..

Еще загодя Спартак долго ломал голову над первой фразой. Это был ключ к сознанию узурпатора. Его подавленная воля все-таки в какой-то мере реагировала на происходящее, парализованный разум пытался подвигнуть его на какие-нибудь действия. Вот почему было очень важно, чтобы ключевая фраза совпала с его бессознательными побуждениями. В этом случае те, кто попытается вырвать Бьюсиона из этих силков, должны будут отменить первое приказание, а это безусловно пойдет в разрез с внутренними желаниями узурпатора. Он игнорирует подобный приказ. Если, конечно, Лидис не знает другого пароля, способного взять правителя под свой контроль. Тоже было маловероятно — Бьюсион, конечно, внушаем, но не до такой степени, чтобы потерять собственную волю. Ему хватает рассудка понять, что в этом случае его сразу выбросят из руководящей команды и заменят другим, более крепким организатором.

— Скажи людям!..

Это была точная команда — на первый взгляд безобидная, но смертельно опасная для окружения узурпатора.

Первым, по-видимому, догадался об этом Шри. Он взвыл так, что в первых рядах люди заткнули уши. При этом он даже не пытался отменить первый приказ — вероятно, знал, что в подобной обстановке любое слово Бьюсион истолкует как попытку оказать на него давление. Кроме того, верховный жрец не мог решиться, куда броситься в первую очередь: то ли попытаться заделать отверстие в куполе, то ли заняться правителем. Он кричал, понукая жрецов побыстрее заняться ремонтом — те, окончательно потеряв ориентацию, без толку суетились.

Теперь пришел черед опомниться Лидис. Теперь и до нее дошел смысл происходящего в храме. Ясно, что кто-то ухитрился взять Бьюсиона под контроль. Кто же? Она сверкнула глазами в сторону Спартака.

Тот сразу бросился к царствующей паре. Нельзя было терять ни единой секунды! На ходу он остановился и внятно крикнул:

— Расскажи жителям Эсконела, что такое Бельзуек!

Лидис тут же схватила Бьюсиона за руку, зашептала что-то на ухо. В этот момент Спартак добрался до них. Плечом оттолкнул Лидис — та рухнула в свое кресло.

— Бьюсион, Бьюсион, поведай нам… Поведай людям Эсконела! Все хотят услышать… Скажи, что такое Бельзуек!

Бьюсион несколько раз моргнул и в наступившей тишине членораздельно и громко объявил:

— Бельзуек — последнее выжившее существо из расы, которая правила галактикой до появления человечества.

Из кресла Лидис, куда она оказалась отброшенной толчком Спартака, донесся стон.

Ментальные волны ненависти и злобы ударили по сознанию собравшихся в храме людей. Даже Спартак с трудом устоял в потоке ярости, изливающемся из пролома в куполе. Он невольно бросил взгляд за спину — неужели жрецы успеют заделать отверстие в герметичном отсеке?

— Он вполне материален? — потребовал ответа Спартак.

— Да.

— Он — живое существо, а не какой-то мистический дух или первичное сознание? Он так же питается, как и мы все?

— Да.

Эти откровения произвели гнетущее впечатление на толпу. Более того, трансляция торжественной службы шла на весь город. Вряд ли чиновники без соответствующей команды посмели отключить вещание на улицах города.

В зале наступила тишина, даже припадочные, злобные удары, которые в телепатическом диапазоне наносил погибающий Бельзуек, стихли. Лица сидящих в первых рядах залила мертвящая бледность. Многие из них внезапно осознали, что за русой бородой скрывается чей-то знакомый образ. И волосы явно перекрашены. У тех, кто догадывался, перехватывало дух, их воля оказывалась парализованной.

— Почему же он живет среди нас, тогда как другие его сородичи ушли? Скажи, Бьюсион!

— Они изгнали его! Они сослали его на планету, называемую Бринза. Там люди и нашли его.

— Почему же его соплеменники поступили подобным образом?

— Они посчитали, что он сошел с ума. Но это не так!..

Струйка слюны покатилась из уголка рта Бьюсиона, застряла в бороде. Видно было, что он прилагает все усилия, чтобы прикусить язык, унять извергающиеся из сознания немыслимые откровения.

— Даже его бессмертие — это тоже сказки? — продолжал допрашивать Спартак. — Скажи, что это не так. Один глоток чистого, живительноговоздуха Эсконела — и он мертв!

— Д-да…

Теперь не медли!

Тхарл больше не стрелял. В чем дело? Ведь было условлено, что он будет вести огонь, пока не поразит самого Бельзуека. Теперь по залу обильно распространялось страстное желание жить — это было подобно безмолвной мольбе, смешанной с проклятиями. То же самое ощутили и все присутствующие в храме. В сознаниях людей, служивших опорой его владычеству, этот нестерпимый призыв отозвался погребальной песней.

Вдруг все стихло! Вокруг повисла звенящая зловещая пустота. Такое впечатление, что после захода солнца вместо ожидаемой ночной прохлады исчезло все — и земля, и звезды, и легкий ветерок. Везде теперь лежало глухое, холодное пространство. Оно несло в себе невысказанное предупреждение скорой гибели, пахнуло в души могильным холодком.

В первое мгновение Спартак не поверил себе. Только с течением секунд, когда улеглась сумятица чувств, бушевавшая в зале, он позволил себе спросить — неужели это конец? Неужели победа?..

Как бы не так! Повернувшись, он встретился взглядом с ненавидящими глазами Шри. Верховный жрец тончайшим, подрагивающим голоском выкрикнул:

— Бельзуек жив! Погиб его помощник. Слуга! Приведите сюда пленников!

Охранники молча повиновались и двинулись в сторону Тиорина и Викса.

— Прикажи им остановиться! — потребовал Спартак, обращаясь к Бьюсиону.

— Ни в коем случае! — воскликнула воспрянувшая Лидис и бросилась между узурпатором и человеком, нашептывающим ему приказы. — Бельзуек есть все, что мы видим! Все, чем мы живем… Он — властелин мира! Бельзуек существовал в то время, когда галактики и в помине не было!..

Охранники окружили братьев, в зале никто не осмелился броситься им на помощь.

Напряжение нарастало.

Спартак на мгновение растерялся — никто не мог сказать, что случится с Бельзуеком, даже смертельно раненным, даже погибшим, если в его лапы попадут новые жертвы. Возможно, их жизненной силы хватит, чтобы возродить протоплазму? Тогда телепатическая мощь Бельзуека вновь обрушится на толпу, овладеет их мыслями, поведет за собой?

Что делать? Скорее решай, что следует предпринять! Мешкать нельзя… Что, если…

Он вновь решительно оттолкнул Лидис и склонился к Бьюсиону:

— Расскажи, что Бельзуек делает с жертвами, которых приводят к нему за железный занавес?

— Он больше не будет петь под твою дудку! — метнулась к нему Лидис. — Действие твоего яда кончилось. Теперь я вновь контролирую его сознание. Стража! Стража!

Действительно, взгляд Бьюсиона несколько осмыслился. Он попытался встать.

Отчаяние овладело Спартаком. Его возможности истощились. Что еще можно сделать? Как спасти положение? Охранники схватили братьев, безумно расхохоталась Лидис. Она уже предвкушала победу.

В этот момент очередная ослепительно белая молния ударила в брешь, проломленную в позолоченном куполе. Пламя полыхнуло во все стороны, окатило взвизгнувшего Шри. Тот нестерпимо завопил. Жрецов, которые пытались как-то залатать пролом в куполе, тоже опалило огнем. Страшно вскрикнула Лидис, словно боль погибающего чуждого существа передалась ей.

Все равно охранники, получившие приказ, тащили к куполу все еще находящихся в полубессознательном состоянии Викса и Тиорина. Правда, стража вела себя как-то странно — стоило Виксу, например, пошевелить рукой, они тут же останавливались и замирали. Робеют, смекнул Спартак! Кому охота после того, что случилось со жрецами, приближаться к куполу. В следующее мгновение Викс не только шевельнул рукой, но и куда более решительно отодвинул ближайшего стражника. Потом замер, встряхнул головой, словно просыпаясь от тяжкого сна. Неожиданно сжал кулаки и с размаху врезал ближайшему гвардейцу, который пытался сделать вид, что подчиняется приказу. Тот вскрикнул и прикрылся руками — совсем свихнулся, бедняга, забыл, видно, что сжимал в руках оружие. Викс бросился к подставке, на которой лежал его карабин и меч. Энергетическое оружие он бросил Тиорину, который тоже успел прийти в себя.

Викс взмахнул мечом, и в храме раздался клич, не раздававшийся в этом зале с тех пор, как Бьюсион захватил власть:

— За Эсконе-е-ел!..

У Спартака замельтешило в глазах. Он не мог уследить за Виксом. Тот попал в свою стихию — средний брат был вояка до мозга костей. Он быстро оценил обстановку и разогнал стражу. Тиорин тем временем выстрелил из энергетического карабина по позолоченному куполу — целил в оставшихся в живых жрецов. Грянул гром, блеснула вспышка — весь обслуживающий персонал буквально вымело из алтаря. Сразу после выстрела охрана разбежалась. Бросилась к боковому выходу и знать, занимавшая первые ряды. Тиорин следующим залпом накрыл и эту группу.

Между тем Викс уже добрался до трона, на котором восседал совершенно опешивший Бьюсион. Последние верные люди из охраны попытались было помешать Виксу, но он несколькими ударами разделался с ними. Потом схватил Спартака за руку и, потрясая окровавленным мечом, закричал, обращаясь к собравшимся:

— Вот оно, чудо, брат! Это истинное чудо!..

Затем он взмахнул мечом, намереваясь срубить голову Бьюсиону.

— Остановись, брат! — воскликнул Спартак. — Он теперь не более чем кукла. Он лишился разума.

Но Викс, казалось, тоже потерял рассудок. Он чуть изменил направление удара и рассек Бьюсиону голову. Тот, залитый кровью, упал на пол. Спартак с ужасом наблюдал за ним. В этот момент к ним приблизился Тиорин, и Викс, шагнув вперед, зычно объявил собравшимся в зале:

— Я — Викс из Эсконела. Вот он, Тиорин, ваш законный правитель. Вот Спартак, наш младший брат, которому мы все обязаны освобождением. А вот лежит тиран, — он указал окровавленным клинком на распростертого на полу Бьюсиона, — который сумел одурачить вас. Смотрите на него и думайте. Соображайте!.. Как вы допустили, чтобы с вами обращались как со скотом? Вы, потерявшие достоинство, обнищавшие, вшивые, грязные!.. Вы — дикие, непохожие на честных граждан!..

Спартак удивился — кое до кого из собравшихся в зале начали доходить обвинения, брошенные Виксом в лицо народу. На чьих-то щеках заиграл румянец, кто-то опустил голову, соседи начали в изумлении приглядываться друг к другу…

— Вот перед вами последняя из тех, кто вверг вас в катастрофу. Она виновна в предательстве и смерти моего старшего брата, законного правителя Эсконела. Вот она, Лидис!

Он ухватил ее за платье, которое женщина с неописуемым ужасом на лице попыталась вырвать из его рук. Викс изо всех сил дернул за материю. Платье лопнуло — упал покров, обнажив странное, напоминавшее личинку образование, прятавшееся у нее на груди.

В зале раздались душераздирающие крики, затем наступила могильная тишина. Спартак едва смог справиться с приступом тошноты.

Перед ними была не женщина, не мутантка, получившая в дар от эволюции способность читать чужие мысли. Это была всего-навсего человеческая особь, матка для обеспечения жизнедеятельности зародыша Бельзуека. Этот нарост как-то лихорадочно завибрировал. Викс ткнул в него мечом. Там что-то захлюпало, и вдруг из образовавшейся раны хлынула чуть прикрашенная кровью сукровица.

Спартака вырвало. Толпа, в ужасе наблюдавшая за этой картиной, бросилась к выходу.

XXIV

Казалось, прошла вечность с того момента, как братья и все те, кто помогал им освободить планету, вновь собрались в апартаментах правителя Эсконела. Здесь присутствовали и Тигрид Дзен, и Джюнора, тихо пристроившаяся в углу. В руках девушка держала большой кубок с фруктовым соком. Мужчины за широким круглым столом пили замечательное вино из виноградников Эсконела. Возле Джюноры пристроился Тхарл — опекая Джюнору, он тем самым как бы извинялся за те мысли, которые пришли ему в голову, когда ему стало известно, кто она такая.

— Вот и для нас время завершило назначенный круг, — тихо сказал Спартак. — Все имеет начало и конец.

Неожиданно его мысли метнулись в ушедшие в прошлое дни — перед глазами ясно предстало бледное, иссиня-серое тело Лидис, впившийся в ее грудь гаденыш… Его вновь передернуло.

Все за столом как будто догадались, о чем он вспомнил. Наступила тишина. Каждый вспоминал тот ужас, который им пришлось пережить, наблюдая за этим жутким симбиозом. Наконец Тиорин подал голос:

— Неприятно даже вспоминать. Признаюсь, кое-какие сомнения в естественности поведения Лидис мелькали у меня с самого начала…

Ему никто не ответил, только спустя несколько мгновений Викс вскочил со своего места, ударил кулаком по столу.

— Но почему Ходат не знал об этом?! — воскликнул он. Братья уже не в первый раз затрагивали этот вопрос, однако прежде, в сумятице первых дней после переворота, когда на них навалилось столько дел, у принцев просто не было свободного времени, чтобы серьезно, без всякой спешки обсудить его. С точки зрения понимания случившегося на Эсконеле и предотвращения подобной катастрофы в будущем, по мнению Спартака и Тиорина, более важной темы не было. В этом братья были единодушны — урок не должен пройти даром. Следовательно, без вдумчивого осмысления трагедии обойтись было нельзя.

Тигрид Дзен робко кашлянул, глянул на нового правителя.

— Я могу кое-что добавить. Если, конечно, вы, господа, простите мою неуклюжую попытку вмешаться в ваши семейные дела.

Он сделал паузу, но Спартак ободрил его:

— Продолжай. Такова доля царствующей семьи — постоянно быть под пристальными взглядами публики. Тем более что здесь мы среди своих.

— Как скажете, сэр. По моему мнению, все случилось по причине излишней доверчивости вашего старшего брата. Сначала его правление складывалось просто замечательно, вот он и ослабил бдительность. Не знаю — возможно, кто-то специально пытался ослабить ее. Знаете, как это бывает — «под вашим чутким руководством», «ваши указания — источник мудрости, руководство к действию для миллионов людей»…

Получилось так, что все трое братьев кивнули одновременно. Теперь Тигрид говорил более свободно и громче:

— Слухи о любовной связи между Ходатом и Лидис были пустой болтовней. Уж я-то знаю, что ничего подобного быть не могло. Вашему старшему брату не следовало тянуть с женитьбой на какой-нибудь наследнице правителя одной из процветающих, расположенных поблизости планет. Он же позволил себе этакий каприз — эта не нравится, другая не подходит. Между тем Лидис уже успела втереться к нему в доверие и в конце концов овладела его мыслями. Проникнуть во дворец ей удалось в узкий временной зазор, в момент некоей успокоенности государственной власти, ее близорукой сонливости. Я хорошо помню те дни — казалось, процветание Эсконела обеспечено на долгие века, надо только следить, чтобы машина управления не сбивалась с взятого темпа. А кроты между тем даром времени не теряли: кто-то представил Лидис Ходату, кто-то убедил его, что она способна читать мысли других. Тут, как нельзя кстати, подвернулись два заговора, успешно раскрытые этой женщиной. По мнению многих, ею же и организованные. Одним словом, когда ваш брат прозрел и уяснил, в какие сети он попал, вырваться уже было невозможно — Лидис стала его законной супругой. Случилось это, когда Шри потребовал — именно потребовал, не попросил! — разрешения на проведение главных сакральных торжеств, посвященных Бельзуеку. Понятно, о чем я говорю? Правильно, о жертвоприношениях.

— Это все хорошо, Тигрид, — перебил его Тиорин, — однако желательно знать подробности. Каким образом была организована встреча Лидис и Ходата? Кто ее устроил?

— Как вы знаете, повелитель, такие делишки в открытую не делаются. К тому же прошло более десяти лет. К сожалению, и Лидис теперь не спросишь. Удивительно, стоило погибнуть паразиту, взращенному на ее теле, она тут же отдала концы.

— Ладно, — сказал Тиорин, — этим вопросом я займусь лично и всерьез. Теперь, — он повернулся в сторону Джюноры, — мне хочется поблагодарить эту маленькую девчушку за все, что она сделала для народа Эсконела. Уверен, что Спартак и Викс присоединятся ко мне. Теперь, когда схлынула горячка, есть время для выражения официальной благодарности. Тебе понравился наш мир, девочка?

Джюнора, не задумываясь, кивнула.

— Вот и хорошо. А теперь… — Он замолчал, подмигнул Джюноре, словно ожидая, что она сама догадается, о чем он хотел попросить. Среди этих людей уже ни у кого не вызывала неприязни ее удивительная способность читать чужие мысли.

— Вы хотите узнать, как мне удалось преодолеть испытующие зонды, которые Лидис и Шри хотели внедрить в мое сознание, когда я поднесла цветы Бьюсиону? — спросила она и, не дожидаясь ответа, произнесла: — Откровенно, я сама не могу сказать, как это получилось. Ну, Спартак научил меня некоторым мнемоническим правилам, но, по правде говоря, если бы не ужасное положение, в какое я попала, если бы не страх, от них было бы мало толку. Помню, меня сначала охватил шок, когда я узнала, что Лидис находится в прямой телепатической связи с Бельзуеком. Второе обстоятельство оказалось еще более ошеломляющим — Шри тоже носил на спине подобного зародыша и прямо общался с Бельзуеком. Мне на какое-то мгновение удалось уловить мысли этого чудовища… — Она наклонила голову, замолчала. Никто не посмел нарушить молчание. — Что-то скрежещущее, дискретное. Обрывки понятий… И все в приказном, не подлежащем осмыслению тоне.

Наступившее молчание нарушил Спартак:

— Меня вот что удивляет — как они могли с такой легкостью таскать подобную тяжесть?

Ему никто не ответил.

— Что-то подобное промелькивало в их мыслях — невообразимая усталость, с какой они исполняли свои обязанности, и экзальтированная радость от общения с Бельзуеком. Но все это фрагментами, по ходу. Прежде всего я должна была внушить им, что я есть то, что из себя представляю. Этакая простушка, млеющая от восторга, что может видеть великого Бьюсиона и его супругу. Кажется, мне удалось, но эта игра отняла все мои силы — не помню, как я добралась до стены, там и прикорнула. Всплеск ужаса, который охватил толпу при виде обнаженной Лидис, привел меня в чувство.

— Гибель гаденыша, питавшегося Лидис, — это еще не конец. Даже смерть Бельзуека, даже прекращение ментального контакта с его слугами, даже Бьюсион, распростертый на полу, — это все еще не являлось окончанием истории. В зале было слишком много людей, для которых не было пути назад. Вот кого я опасался в те секунды.

— Я не знал об этом, — помрачнел Тиорин. — Помню, сразу после победы ко мне пошли с поздравлениями. Толпой навалились… Каждый пытался всучить донос на соседа, как тот себя вел во время правления узурпатора. Я посчитал, что это обычная мышиная возня, которая всегда будет существовать возле трона. Те, кто по уши завяз в дерьме, пытались покинуть планету. Никаких денег не жалели. Нам удалось взять их почти всех. Но я не думал, что сознательных противников нашей семьи было так много.

— Будущее покажет, — сделал замечание Тигрид Дзен. — Если на планете все пойдет хорошо, то оппозиции не на кого будет опереться.

— Простите, господа, — подал голос Тхарл. — Мне кое-что непонятно. Каким образом гибель главного Бельзуека повлияла на всех остальных его напарников? Они все словно в коме оказались.

Спартак повернулся к нему.

— Помнишь, еще в Пенуире я говорил, что Бельзуек свихнулся, однако не до такой степени, чтобы не понимать, какую опасность представляют для него такие же, как он, особи.

Тхарл кивнул.

— По этой причине все дубликаты производились таким образом, что, оставаясь его подлинными сущностями, они тем не менее включались в некую иерархию, в которой решающее слово оставалось за ним. Телепатическая связь между ними была очень крепкая, поэтому, когда центральное существо погибло, все остальные сразу были парализованы. Они все еще продолжали функционировать на физиологическом уровне, но сознательная деятельность для них была исключена.

Тхарл поблагодарил его и, откашлявшись, сказал:

— Сэр, помните, когда все закончилось, вы подошли ко мне и поблагодарили за хорошо проделанную работу. Я хочу объяснить, почему задержался с последним выстрелом.

— Действительно, ты вовремя нанес удар. Все висело на волоске.

— Я замешкался, — принялся объяснять Тхарл, — потому что на меня столько всего сразу навалилось! Сначала я хотел поберечь последний выстрел для себя. Потом пришло в голову — если меня обнаружат, то лучше я сигану в колодец, по которому взобрался наверх. Там сотни метров высоты, а внизу бетонный пол, так что живым они меня не возьмут. Тогда я решил, что самое время разделаться с Бьюсионом, если, например, ваш план по какой-либо причине сорвется.

— Но ты выстрелил до того, как я раскроил ему череп? — спросил Викс.

— Точно, сэр. Я думал и думал, а все это время Спартак так близко находился к узурпатору, что я не мог произвести выстрел. Потом я решил, что дело почему-то затянулось — тут еще жрецы принялись хлопотать возле купола. Я представил себе — вдруг Бельзуек все еще жив и он вызвал людей, чтобы те спасли его. Это был бы кошмар! Тогда я сказал себе: «Давай-ка пуганем этих ублюдков» — и выстрелил.

— Этому выстрелу мы все обязаны жизнями, — отозвался правитель. — Удивительно, — вздохнул Тиорин, — каким бездарным руководителем показал себя Бьюсион. Это просто жадный, охочий до власти человечишка. Ничего не умеющий и беспомощный… Довести до такого состояния процветающую планету! Если бы он наладил хозяйственную жизнь, если бы упрочил положение планеты, разве могли мы добиться успеха? Ведь на Эсконеле есть где развернуться. В этом секторе галактики нет другой планеты, где было бы такое изобилие ресурсов, такое количество подготовленных кадров.

— В этом следует винить Бельзуека, а не его, — ответил Спартак. — Это он высасывал все соки из промышленности. Вся хозяйственная жизнь строилась по принципу первоочередного обеспечения его потребностей. Точнее, их потребностей. Он расплодил вокруг себя невежественных, корыстных исполнителей. Они получали свой кусок, и больше их ничто не интересовало.

— Во всяком случае, все вернулось на круги свои, — заявил Викс. — В этом, по-моему, главная заслуга Спартака. Для книжного человека организовать переворот — это, знаете ли… Правда, теперь он доказал, что его не зря учили в Энануорлде.

Тигрид Дзен обратился к Тиорину:

— Можно задать вопрос, правитель?

— Конечно.

— Чем собираются заняться ваши братья? Не хотят ли они остаться на Эсконеле? Планета очень нуждается в них.

Тиорин глянул на братьев, приглашая их дать ответ.

— Нет, — резко ответил Викс. Он поднялся, подошел к окну. — Такой вояка, как я, всегда является источником раздоров. Тем более в таком мире, где главные заботы сосредоточены на том, как наладить жизнь, восстановить отношения с соседями. Полечу-ка я дальше, в галактике еще много неизведанных миров. Ну и просто… я не могу здесь оставаться.

Он не закончил фразу, однако всем присутствующим было известно, как тяжело он переживал смерть Винеты. Ее рана, полученная возле храма в Пенуире, оказалась смертельной. Все, кто знал Викса, поверить не могли, что он примет гибель этой девушки так близко к сердцу. Он на глазах изменился. Исчезла лихая бесшабашность и нарочитая необузданность, которой он славился в компаниях. Как-то он обмолвился Спартаку, что не хочет оставаться на Эсконеле. Видеть не может этот мир после смерти Винеты.

— А ты, Спартак? — спросил Тиорин, своим вопросом разрывая тягостную тишину, повисшую в зале.

— Я тоже не останусь, — ответил младший брат. — Побуду на родине столько, сколько нужно для налаживания нормальной жизни, — и прощайте!

— Сожалею о такой потере, — сказал Тиорин. — Но настаивать не могу. Вернешься на Энануорлд?

— В университет? О нет…

— Почему же? — заинтересовался Викс и повернулся к присутствующим. — Это все из-за того обета, о котором ты мне рассказывал, когда мы уходили оттуда? Насколько мне известно, ты ни в чем не нарушил его. Кровь не пролил, ни к кому не применил насилия. Или ваши наставники в ордене настолько щепетильны, что даже применение медицинских препаратов к отъявленным головорезам считают нарушением клятвы?

— Нет, мы прекрасно различаем, что есть сила во имя добра, а что есть умышленное принуждение. Применение силы в этой лучшей из вселенных неизбежно… — Он неожиданно задумался, потом по старой своей привычке обратился к себе: — Почему я говорю «мы»?

Он не ответил. Некоторое время сидел молча, потом откинулся в кресле и заключил:

— Я не вернусь, это точно, — и вдруг неожиданно горячо, словно споря с кем-то, продолжил: — Мой руководитель, отец Эртон, наполовину прав и наполовину не прав, когда, убеждая меня остаться на Энануорлде, доказывал, что в мире нельзя обойтись без применения насилия. Он прав тогда, когда утверждал, что остановить приход Великой Тьмы — так они это называют — не в силах человеческих. То, чего мы добились здесь, на Эсконеле, это, конечно, здорово, но это не может остановить дальнейший упадок человеческой цивилизации. Эсконел не более чем остров, который в конце концов будет затоплен надвигающимся мраком. Возможно, самым серьезным предупреждением нашей расе является катастрофа, случившаяся на Эсконеле. Каким образом пусть даже могучий, много знающий, но свихнувшийся представитель древней цивилизации оказался способен в одиночку поработить целый мир? Вот в чем вопрос.

Я хочу отыскать ростки новой, более приспособленной к свободному пространству культуры. Полечу далеко, в миры, куда десять тысяч лет империя ссылала мутантов. Там, по слухам, люди научились самостоятельно строить корабли вместо того, чтобы использовать накопленные богатства чуждой нам расы. Я не знаю маршрут, не знаю подходов, так что начну с того, на чем мы остановились, — совершу путешествие на Найлок. Как, Джюнора, ты относишься к этой идее? — Он подмигнул сидящей в стороне девушке. — Когда же я найду кого-либо, кого сочту соответствующим требованиям, предъявляемым к новому человеку, тогда можно будет заняться Бринзой. Ведь жрецы Бельзуека — люди, только продавшиеся за кусок хлеба. Надо бы разобраться с этой планеткой…

Последние его слова повисли в тишине, заполнившей зал. Неожиданно Викс подал голос:

— Ты прав, брат. — Он подошел к Спартаку и положил ему руку на плечо. — Если тебе нужен хороший корабль и верный пилот, только слово скажи…

Человек из Великой Тьмы

Пролог

Корабль с такой стремительностью вынырнул из области мрака, словно все исчадия ада, поселившиеся на планетах Великой Тьмы, гнались за ним. Капитан громоздкого транспорта поймал его след на экране, недоверчиво глянул на приборы — неужели какое-либо космическое средство способно развить такую скорость? — и затем с облегчением перевел дух. Хвала галактике, что он не стал рисковать, спрямляя путь между Батирой Дэп и границами Кларета! Нет уж, лучше следовать привычным маршрутом через Малимамеди, который охраняется патрульными судами, чем попасть в руки пиратов.

Сколько понадобилось времени, чтобы признать, что он, хозяин транспорта, является мудрым человеком? От силы несколько секунд, а этого, ошпаренного, выскочившего из Великой Тьмы, и след простыл!

Каким еще может быть корабль, появившийся из этого черного облака диаметром в сотню световых лет — этакого огромного провала, поглотившего не один десяток звезд на небосфере между Кларетом и ближайшим спиральным рукавом галактики, — как не пиратским!

Должно быть, он охотится на очень жирную добычу.

Следующим звездолетом, отметившим на экранах следящих систем мчавшийся сломя голову корабль, был боевой патрульный катер, приписанный к Кларету. Он возвращался после обычного рандеву с подобным же катером из Малимамеди и столь же привычной словесной перепалки с этими торгашами. Уже в течение пятидесяти лет все патрули с Кларета и Малимамеди занимались подобным обменом любезностями. Более серьезной работы для них пока не предвиделось…

К тому времени пилот, вырвавшийся из туманности, по-видимому, проскочил мимо цели и изменил курс на сто десять градусов относительно прежнего.

Пилот таинственного корабля, заметив всплеск на экране локатора и последовавший вызов, крепко выругался, до упора отжал ручку и с удвоенной скоростью помчался в сторону планеты, где правили пристаны. В ту пору Кларет по своему значению уступал в галактике только королям Аргуса.

По немыслимо закрученной траектории, почти на пределе возможностей корабль ворвался в атмосферу. Возможность катастрофы, по-видимому, мало беспокоила пилота — он неумолимо и круто снижал корабль. Вслед ему на островах огромного архипелага в южном полушарии неслась огненная буря. На десятках квадратных километров заполыхали леса. Наконец скорость снизилась до посадочной, и уже обугленной головешкой корабль устремился к бетонной площадке в последнем из пятидесяти с лишком космопортов, который до сей поры еще обеспечивал нерегулярное сообщение по прежним имперским маршрутам. За оплавленными иллюминаторами смутно обозначился большой лесистый остров, затем полуразрушенные причальные и ремонтные башни — и все! Корабль мягко встал на опоры…

Документов у пилота не было, зато в избытке имелось имперских монет, которые в нынешние времена мало кому доводилось видеть на краю галактики. Это и решило дело. Местный начальник порта намекнул, что за отправку с планеты хозяин корабля должен заплатить двести монет. Лучше сделать это немедленно, и пусть спокойно гуляет по местным кабакам. Пилот не стал спорить и уже через полчаса совершенно исчез из поля зрения. Его корабль несколько дней бельмом на глазу торчал на посадочной площадке, и спустя пять суток начальник с верными ребятами решил проинспектировать, что там на борту. Подобные «инспекции» за двадцать лет службы настолько обогатили его, что чиновник подумывал о досрочном выходе на пенсию. Хватит тянуть лямку!

С этим почерневшим чужаком ему пришлось повозиться: то ли замки оказались оплавленными, то ли это была какая-то неизвестная конструкция?..

Святая галактика! Лучше бы он не ступал на борт этого призрака — в одной из кают был обнаружен искалеченный труп девушки. Естественно, пилота найти не удалось. Он буквально растворился среди населения планеты.

I

Ближайшая к космопорту таверна была сляпана из фрагментов полуразрушенных зданий, каких во множестве было в округе. Последний рейд мятежников случился несколько лет назад, и никому в голову не приходило разбирать руины. Кроме нескольких самых отчаянных и предприимчивых голов, одна из которых догадалась возвести возле самых ворот подобную забегаловку. Казалось, стоило свежему ветерку задуть с океана, и эта халупа тут же развалится. Ее посещение было связано со смертельным риском, однако Терак никак не мог справиться с аппетитными запахами, долетавшими оттуда. Они просто донимали его — точнее, его желудок, уже который день скучавший по еде.

Он осторожно поднялся по шаткой лестнице, отворил дверь. В таверне находились трое. Все сидели за одним столом, на всех троих были кожаные куртки и такие же штаны. И шуточки были похожи как три капли воды…

В углу еще один посетитель. Был он очень бледен, весь в черном — с невыразимой ненавистью заглядывал в кружку и что-то бормотал про себя.

На скрип открываемой двери обернулись все разом. Что можно сказать о человеке, который вошел в таверну? Роста он был среднего, но плотный или, если угодно, кряжистый. Поверх была надета мятая рубашка из велианского шелка — когда-то она стоила больших денег. Ниже — грубые, не первой свежести брюки. Вот лицо и волосы у него были запоминающиеся. Локоны курчавые, цвета медной проволоки, а лицо смуглое. Из-за правого плеча торчала рукоять клинка — совсем по леонтинской моде. Ловкие ребята эти леонтинцы. Они умели одним движением выхватить подвешенный таким образом меч и с ходу пускать его в дело.

Терака позабавили брошенные на него оценивающие взгляды. Если, конечно, что-то могло позабавить его в нынешнем безвыходном положении… Он подошел к стойке — походка у него была загляденье, мягкая, упругая — и постучал кулаком по столешнице. Из кухни выглянула женщина в грязном фартуке.

— Да?

— Что-нибудь поесть. И что-нибудь запить…

— Что-нибудь?! Что можно получить на Кларете, кроме жаркого из тора. Это рыба такая… Или вы желаете, чтобы вам приготовили отдельно?

— Давайте жаркое. Еще хлеб и кувшин ансинарда.

Женщина посмотрела на него с таким выражением, словно собиралась плюнуть ему в лицо, однако не плюнула. Поворчав, налила кувшин ароматной, бордового цвета жидкости, поставила перед незваным посетителем и исчезла в кухне. Появилась через несколько секунд с деревянной тарелкой в руках. Там парило свежее жаркое, на краю лежал ломоть черного хлеба грубого помола.

— Пятнадцать зеленых, — объявила хозяйка.

Неожиданно у Терака между пальцев появилось несколько имперских монет. Он потер их и спросил:

— Сколько это в настоящих деньгах? Какой у вас местный курс?

В глазах у женщины вспыхнули огоньки, она даже вперед подалась.

— Восемь кружков или сорок колечек, — торопливо ответила она.

Терак усмехнулся и повернулся к захохотавшим за ближайшим столиком мужчинам в кожаных куртках.

— Ребята, каков нормальный обменный курс на Кларете?

Ближайший к нему охотно откликнулся. Улыбнувшись, он обнажил во рту несколько сломанных зубов.

— Сорок зеленых за полноценную монету. И не позволяй ей вешать лапшу на уши.

— Скажи, что мы заняли для тебя место, — добавил его сосед. — Пусть не нарывается на неприятности.

Терак спокойно выложил на стойку нужную сумму. Хозяйка тут же накрыла их костлявой, покрасневшей рукой. Когда она подняла ее, денег уже не было, а на лице появилось прежнее многозначительное выражение. Однако и на этот раз плюнуть она не решилась, просто отправилась на кухню.

Забрав тарелку и кувшин, Терак направился к свободному столику. Мужчина со сломанными зубами помахал ему рукой:

— Присоединяйся к нам, приятель.

Терак без особой охоты принял приглашение. С другой стороны, прикинул он, возможно, от них можно будет узнать что-нибудь полезное.

Мужчина со сломанными зубами придвинул к столу кресло и указал на него. Терак сел и молча принялся за еду.

— Ты молодец, приятель, — подмигнул ему тот, со сломанными зубами. — Не дал ей себя провести. Она однажды попыталась так же поступить со мной. Решила, что за время, проведенное в космосе, я стал полным идиотом. Но, хотя мы оба с Кларета, между нами большая разница. Меня надуть — это вам не ого-го!.. — Он радостно рассмеялся.

Терак дождался, пока он успокоится, — за это время он успел изучить всех троих, сидевших за столом. Волосы у них были подстрижены таким образом, чтобы можно было надевать шлемы.

— Солдаты? — спросил он.

— Ага. Меня зовут Аврид, эти двое — Куаф и Торкенуол.

— А я Терак. Где теперь служите?

— Там, где должен служить всякий добрый человек — на своей собственной планете.

Терак кивнул.

— Значит, у генерала Джанло, который очищает южные острова от мятежников, дела идут успешно, если он решил дать вам отпуска.

Аврид немного удивился:

— Как они еще могут идти, если он получил все, что нужно, чтобы разобраться с этими грязными бунтовщиками. — Он громко рыгнул. — Неужели слухи о наших походах уже дошли до других миров?

Терак решил схитрить и ответил уклончиво:

— Странники рассказывают. Конечно, приукрашивают… По их словам выходит, что гражданская война оказалась чем-то вроде увеселительной прогулки.

Так называемое жаркое представляло из себя подобие разогретого куска резины. Правда, запах был вполне приятным, даже аппетитным, а вот вкус оставлял желать много лучшего.

— Конечно, я им не поверил, — добавил Терак. — Решил, что здесь что-то не так. Я так понимаю, мятежники тоже здорово огрызались и это, вокруг, — он обвел вилкой стены заведения, — следы их работы.

На лицах его соседей выразилась крайняя степень недоумения. Куаф шлепнул ладонью о стол и спросил:

— Ты откуда явился, парень? Наверное, с противоположной стороны Великой Тьмы. Что ты несешь? То, о чем ты рассуждаешь, происходило три года назад. Еще до того, как командование принял генерал Джанло.

Терак широко открытыми глазами глянул на них, выдавил недоверчивую улыбку и спросил:

— Тогда что здесь происходит?

— Джанло прежде всего столкнулся с тем, — веско ответил Аврид, — что наши силы оказались разбросанными по меньшей мере на половине поверхности планеты. Генерал решил собрать их в кулак и нанести удар по наиболее крупным крепостям бунтовщиков. Кроме того, на деньги одного работорговца нанял целую толпу наемников. Тот, по-видимому, рассчитывал на богатую добычу. Некоторые из сторожевых форпостов мятежников почуяли опасность и успели приготовиться заранее. Однако большинство прохлопали ушами. Когда спохватились, было поздно — генерал сокрушил одну крепость за другой. Теперь ликвидирует местные очаги сопротивления.

— Они висели как спелые сирианские сливы на ветках в ожидании сборщика, — с некоторой изысканностью добавил Торкенуол.

— Редкое простодушие! — восхитился Терак. — Вы упомянули о каком-то работорговце. Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь в Приграничье занимался подобным промыслом.

— В общем-то, так и есть, — согласился Аврид. — Однако ты учти, что патрулей, дежурящих в пространстве, очень мало, команды на них совсем обленились, — сказал он с сожалением человека, привыкшего встречать опасность лицом к лицу. — Когда этот кто-то появился в штабе Джанло, генерал не испытывал потребности в подобных помощниках. На свою беду он выбрал наемникам место для атаки, где бригада Золотого Дракона штурмовала одну из крепостей мятежников. Вот и пошло все наперекосяк! Мы захватили там богатую добычу, однако эти негодяи посмели напасть на нас!

— Если у него хватало сил, зачем он связался с наемниками? Почему они напали на союзников?

— Женщины, мой друг. Все дело в женщинах. Работорговцы всегда испытывают в них нехватку.

Терак понимающе кивнул, потом потер лоб и спросил:

— Эта война началась задолго до того, как генерал принял командование?

Аврид хмыкнул, Куаф поддержал его:

— Уже двенадцатый год истек — с того самого момента, как умер последний пристан. Понимаешь, мы выбираем своих правителей согласно старым традициям — путем опросов островов. Когда Лукандер — пусть земля ему будет пухом! — присоединился к компании почивших в бозе предшественников, выбирать пришлось из двух кандидатур. Между его дядей Фариголом и приемным сыном Лукандера Абритом. К Абриту склонялась молодежь, однако, поверь мне, он не обладал достаточным металлом в голосе, чтобы править планетой. Так что выбрали Фаригола, хотя он уже в ту пору был преклонного возраста. Дело решили голоса нескольких островов. В общем-то, перевес был незначительный: сто шесть «за» и девяносто девять «против».

— Сто восемь «за», — поправил его Торкенуол.

— Тогда Абрит поднял мятеж, к нему присоединились проголосовавшие за него южные острова. В то время его армия была так же сильна, как и у пристана. Такое положение тянулось до тех пор, пока командование не получил Джанло. Этот быстро завершит войну.

— Откуда же он появился?

— Люди говорят, что в молодости он был рыбаком и торговцем. Первый раз о нем услышали, когда он вступил в схватку с пиратами, напавшими на одно из поселений. Ходят слухи, что они действовали заодно с мятежниками. Но это было давным-давно, а теперь здесь, на Кларете, тишь да гладь. Скоро война закончится.

Аврид притворно зевнул и добавил:

— Ни тебе пиратов не будет, ни мятежников… Чем тогда заняться, не знаю. Вокруг сплошь рыбаки, лесорубы и торговцы. Вот так-то, приятель.

Куаф и Торкенуол кивками подтвердили его последние слова.

Терак решил задать последний, самый волнующий его вопрос:

— Выходит, теперь можно без всякой опаски добраться до ближайшего острова?

— Опаски? — рассмеялся Аврид. — Теперь здесь бояться нечего, разве что команда не справится с парусами. Если тебе нужно судно, поспрашивай в местном порту. Там достаточно шхун, кечей [1], барок, которые наверстывают торговлей упущенные из-за мятежа деньги.

— Спасибо, — поблагодарил Терак. Он осушил до конца кувшин с ансинардом, пожал руки соседям и вышел из таверны. Без особого волнения он отметил тот факт, что человек в черном передвинулся из своего угла поближе к их столу.

II

Филенкеп являлся самым большим островом на планете. Здесь располагался единственный по-настоящему большой город, единственный на планете действующий космопорт. Здесь заседало правительство. Вот почему причалов здесь было множество и повсюду толпился народ. Терак долго бродил вдоль береговой линии. Солнце опускалось все ниже и ниже — он глянул в ту сторону и решил, что до захода не более двух часов. Времени, в общем-то, достаточно, и все же следовало поторопиться — в каком-то более весомом смысле времени было в обрез! С первых часов этого неожиданного путешествия он чувствовал его нехватку. С крови началось и — видит судьба! — кровью закончится. Но только не для Терака! Это уж извините-подвиньтесь!..

Он расспрашивал знающих людей и бродил по этому суматошному порту, среди горластой толпы, штабелей товаров, упакованной в огромные пачки деловой древесины, охраняемыми мрачными сирианскими обезьянами, посаженными на цепь. Терак старался подальше обходить их, как, впрочем, и моряки, болтающиеся по причалам в поисках работы. Морские бродяги собирались кучками, пели песни о далеких островах. В компаниях было много женщин, уже заметно хмельных и игриво шлепающих шутников по рукам.

Наконец он добрался до окончания длинного, уходящего в море пирса. Волны лениво шлепались о его подножие и не спеша скатывались с почерневших, обросших водорослями каменных глыб. Впереди открывалась широкая водная гладь. На пирсе тоже было людно. Докеры, кучки безработных и нищих с тем же бесконечным терпением наблюдали за погрузкой. Справа были пришвартованы два одномачтовых рыболовных судна — с одного из них сгружали ящики с еще живыми зеленоватыми чудищами, на другом перебирали сети. Видно, готовились к ночному лову… За ними на якорях стояли три торговых парусника — ожидали своей очереди. Слева, у короткого причала, вырисовывался корабль, который он искал, — двухмачтовая шхуна с широким, очень низко сидящим в воде корпусом. Терак пригляделся — палубы чистые, на мачтах развевались алые вымпелы, что означало скорое отправление.

Рядом со сходнями у штабеля прохаживался моряк в форменной одежде и подсчитывал ящики. На правом нагрудном кармане выделялась какая-то непонятная надпись. К этому моряку и обратился Терак.

— Когда эта шхуна поднимет якорь? — спросил он.

— Какая? «Ааооа»? — Моряк сплюнул, лицо у него рассекал шрам, который придавал ему грозный и мрачный вид. — Откуда я знаю!

Он вновь принялся за подсчет.

Терак пожал плечами и крикнул:

— Эй, на «Ааооа»!

Шхуна была названа в честь экваториального ветра. Стоит ему разыграться, рев его становится очень схож с подобным звукосочетанием. Тераку никто не ответил. Единственной приметой наличия людей на борту оказалось шлепанье воды — кто-то с противоположной стороны борта с помощью металлического крюка очищал кормовую подводную часть корпуса от налипших водорослей.

Терак глянул под ноги и обнаружил лежащую рядом рыбу размером с копыто каталаба. Он поднял ее и швырнул через палубу — так, чтобы она упала поблизости от человека, который занимался очисткой кормы. С той стороны послышался удивленный вскрик, затем мелькнул железный крюк, вцепившийся в фальшборт. Следом та же тухлая рыба полетела назад, на причал.

Терак не успел увернуться, и рыба попала ему в голову. Он выругался и глянул в сторону шхуны. Прошло несколько секунд, и над бортом показалась девичья голова. Наконец морячка вылезла на палубу — она была высока, волосы рыжие и глаза под стать океанской волне на Кларете — такие же зеленые. Ее симпатичное лицо было перекошено от гнева. Фигура тоже привораживала взгляд — с этим не поспоришь, тем более что на ней никакой одежды не было. Как раз для работы в воде… Совсем как новорожденный младенец!..

Хватит пялиться, приказал себе Терак. Прежде всего дело!

— Если бы вы откликнулись на мой зов, мне не пришлось бы кидать эту тухлятину, — объяснил он.

Девушка невозмутимо сошла на берег и врезала ему в челюсть. Не пощечину дала, а ударила квалифицированно, в самую кость. Удар встряхнул его, однако в следующий раз он оказался проворнее — успел перехватить ее запястье. Силком загнал на шхуну, здесь ловко повернул и поцеловал в губы.

Какое-то мгновение она сопротивлялась, потом с удовольствием ответила. Терак почувствовал, как ее левая рука взяла в захват его запястье. Он тут же освободил девушку, отступил назад и отрицательно потряс головой.

— Посмотри внимательней, — сказал он. — Когда мужчина носит меч, как ношу его я, — это его право.

—  Стоило ли звать меня для этого? — со сталью в голосе ответила девушка. — Оставь это право для тех женщин, которых полным-полно в порту. Со мной же эти шутки не пройдут. Это будет стоить тебе жизни.

— Я вовсе не собирался оскорблять тебя и явился сюда не за этим. Я хочу, чтобы вы взяли меня пассажиром. Проводи меня к капитану.

Девушка уперла большой палец в свою совершенной формы грудь.

— Вот он…

Терак на мгновение смешался. Он никогда не слышал, чтобы подобная злюка могла быть капитаном. Хотя чего на свете не бывает. Он сразу снизил тон.

— Прошу простить, что я не сразу догадался, что вы командуете этим судном. В таком наряде… Я слышал, что вы собираетесь отправиться в горячую точку на юге. Там, где все еще идут бои.

Девушка поколебалась, потом все-таки решила ответить:

— Да. Я загрузила корабль припасами для генерала Джанло. Однако мы не берем пассажиров, чужестранец. «Ааооа» является одним из самых быстрых торговых судов, и на этот раз мне достался очень выгодный контракт…

— Тогда, может, вы еще не успели полностью набрать команду? Я неплохой моряк и мог бы пригодиться…

— Ты ходил в море? Мне кажется, ты больше походишь на астронавта.

— Точно, однако я знаю и то идругое.

— Мой первый муж отправился в город, чтобы нанять команду, — ответила девушка. — Он наберет настоящих моряков. Не астронавтов. Так что, чужестранец… — В ее глазах блеснула насмешка.

— Я готов заплатить за удовольствие путешествовать на вашем корабле, — продолжал настаивать Терак. Вновь у него между пальцев появилась целая куча монет. Девушка осторожно взяла одну из них и швырнула в сторону мола. Монета звякнула о камни.

— Я не нуждаюсь в твоих деньгах! — заявила она. После короткой паузы: — Ты что, не собираешься поднять ее?

— Зачем? — пожал плечами Терак. — Вы же ее снова не возьмете. Если монеты не смогли помочь стать вашим пассажиром, они мне ни к чему.

Девушка на мгновение прищурилась.

— Чужестранец, вон идет мой первый муж. Если ему не удалось набрать команду полностью, ты можешь отправиться вместе с нами.

— Согласен, — немедленно ответил Терак и повернулся в указанную девушкой сторону. К шхуне приближалась группа коренастых парней. У каждого за плечами болталась котомка с личными вещами. Каждый шел наособицу, они и лицами заметно разнились. Одна примета у них была общая — походка. Этакий небрежный пришаркивающий шаг, ступни заметно врозь, отчего их плечи покачивались на ходу. Они и по твердой земле ступали прочно, не оторвешь!..

Впереди выступал полный человек с разбитым носом. Одна нога у него, сразу отметил Терак, была на чуть-чуть короче другой. Потому, может, он слегка подволакивал ногу.

Его-то девушка и окликнула:

— Бозхдал, ты укомплектовался?

— Двоих не хватает. Матроса и помощника на камбуз…

В этот момент парни внезапно — все как один — споткнулись, застыли на месте и уставились на обнаженного капитана. Девушка, казалось, совершенно проигнорировала их взгляды.

Она повернулась к Тераку. Нечто похожее на удовлетворение мелькнуло в ее глазах. Вот он, шанс, решил Терак, чтобы отомстить мне за тухлую рыбу.

— Я смотрю, ты крепкий парень. Берешься за обе должности?

— Берусь.

— Как тебя зовут?

— Терак.

— Очень хорошо, Терак. Присоединяйся к своим товарищам. Где твои вещи?

— Все со мной.

— Хорошо. Теперь ты мой, понятно? — Она повернулась к группе нанятых моряков и крикнула: — Так же, как и вы! Меня зовут Карет Вар. Для вас я капитан Вар. Ясно? Я — собственница «Ааооа», семь раз обошла вокруг шарика. Я знаю что к чему. Любой, кто посмеет мне возразить, будет иметь дело с моим первым мужем.

Бозхдал с намеком напряг руки и пощупал свой бицепс. Никто не возразил.

— Вот и хорошо. Теперь прошу на борт, спускайтесь в кубрик и устраивайтесь. Ты, Терак…

— Да.

— Да, капитан!..

Терак эхом повторил.

— Вот так-то лучше, — сказала Карет. — Значит, у тебя нет вещей… Тогда возьми этот крюк и спускайся за борт. Продолжай чистить корпус. Через час я спущусь и посмотрю, чем ты там занимался. С заходом солнца мы снимаемся с якоря, так что тебе лучше поторопиться. Прыгай!..

Терак широко ухмыльнулся и, ни слова не говоря, прыгнул за борт. В последнее мгновение успел уловить откровенное удивление в глазах капитана.

Воды оказалось по пояс — удивительно теплая приятная влага. Он энергично принялся орудовать крюком. Сначала ему показалось, что крюк менее всего подходит для этой работы. Потом, приноровившись, он понял, что никакой другой инструмент здесь не годится — ни нож, ни скребок. Водоросли были упругие и на удивление крепкие. Они вцеплялись в борт с такой силой, что сначала приходилось наматывать их на крюк, только потом рвать. Хуже всего пришлось, когда Терак добрался до моторной трубы. Там, кроме особенно разросшихся водорослей, успели поселиться какие-то мерзкие, голубоватые, прятавшиеся в раковины твари. Они полностью забили выходное отверстие водометного двигателя. С ними пришлось повозиться.

Он так увлекся борьбой с этими помесями раков и улиток, что не заметил, как к нему подплыла Карет. Мелькнуло что-то на краю зрения — мускулистое женское тело, полет в воду… Он потер глаза. Как так? Теперь она была в зеленой, в тон ее глазам, свободной куртке. А-а, вот в чем дело — полы этой обычной для моряков одежды спускались чуть ниже бедер. В талии куртка была перетянута ремнем из коры, где в ножнах болтался нож.

Она погладила корпус рукой, заглянула в трубу, потом одобрительно сказала:

— Годится. Полезай на борт и помоги коку приготовить ужин. Прежде переоденься — я не желаю, чтобы твои мокрые тряпки пачкали мне палубу. Иначе будешь драить ее до самого отбоя.

Он молча повиновался. Как только они влезли на палубу, он поспешно разделся, отжал за борт свою одежду. Потом все снова напялил на себя и отправился на камбуз. Здесь принялся раскладывать жаркое из этой поганой рыбы на деревянные тарелки — по-видимому, из-за обилия леса на Кларете жители старались как можно шире использовать этот материал — и разносить по кораблю. Прежде всего Бозхдалу, затем команде в кубрик. Капитан ела на палубе — устроилась на планшире и одновременно рассматривала карту.

Сразу после ужина последовала команда поднять якорь. Правда, за несколько минут до отплытия Бозхдал сошел на берег и привел человекообразную сторожевую обезьяну, которая охраняла груз во время погрузки. Сидела она в особой нише, на цепи, к которой было прикреплено острое металлическое стрекало. С его помощью Бозхдал ловко управлялся с этим чудовищем. Провел он обезьяну на корму и поместил таким образом, чтобы никто из команды не мог попасть в кормовые отсеки.

Тераку это показалось удивительным — обычно обезьян размещают в клетках на палубе. Ответ он получил спустя два часа, еще до того, как улегся на койку. Из-за борта донеслось странное бульканье, затем шлепки по воде — он невольно выглянул из кубрика. При свете навигационных огней он различил в море Карет. Одной рукой она держалась за конец каната, спущенный со шхуны. Через несколько минут девушка влезла на палубу — все в том же нарядном костюме. Точнее, без ничего…

— Спокойной ночи, капитан, — отважился произнести Терак и был вознагражден коротким отборным ругательством в свой адрес. В ее словах, в общем-то, не чувствовалось злобы. Просто ей не понравилась помеха на ее пути на корму. Используя стрекало, она заставила сирианскую обезьяну отойти в сторону, прошла в свою кабину и закрыла за собой дверь. Обезьяна тут же бросилась за ней и с размаху, всем корпусом ударила в толстые деревянные плахи, из которых была сбита створка. Затем прорычала что-то невразумительное и вновь уселась на прежнее место.

Теперь было понятно, каким образом Карет заботилась о собственной безопасности. Терак понял, что более благоразумное решение трудно было придумать.

Как и было обещано, корабль двигался очень быстро. Скоро они добрались до экватора и пересекли его. Двигатель работал почти все время, однако стоило задуть ветру, как капитан тут же приказывала выключить мотор и ставить паруса. По пути они зашли в два порта, где взяли на борт свежую воду и фрукты. Остановки были очень коротки, шхуна по-прежнему стремительно мчалась в южном направлении.

Работы было много, тяжелой, бесконечной. Вот и хорошо, радовался Терак, можно было забыться, отдохнуть душой. С остальными членами команды он быстро сошелся — все ребята оказались своими в доску парнями. В том числе и Бозхдал. Они приняли его в свою компанию, несмотря на то что он был чужак, человек из свободного пространства. Когда Карет была рядом, Бозхдал обращался с ним несколько грубовато, то и дело нагружал работой, но все это делалось скорее для вида, чем по злобе. Ясно было, что каждая лишняя нагрузка, наваленная на Терака, доставляла ей удовольствие, словно она мстила за украденный поцелуй.

Матросов, по-видимому, совершенно не беспокоило, что кораблем управляет женщина. Терак рассудил, что это происходит потому, что они жили от рейса до рейса, а за то время, что проводили на берегу, досыта наедались женским телом. Так же, как и Бозхдалу — этого великана команда уважала, собственно, он и командовал судном, — морякам было все равно, кто является собственником «Ааооа».

За те девятнадцать дней, как шхуна вышла из Филенкепа, они обогнали несколько торговых судов, во многом похожих на «Ааооа», только более вместительных и широких. Утром двадцатого их остановил для осмотра патрульный катер. Терак нутром почувствовал, что конец его путешествия был не за горами.

III

— Глуши мотор! — приказал Бозхдал. — Команде встретить дежурный наряд.

Команда заняла места по расписанию. Карет осталась на корме, возле рулевого колеса — она внимательно изучала приближающийся катер. Когда бравые, одетые в отливающую радужным блеском форму военные моряки полезли через борт, она направилась им навстречу.

— Где капитан? — зычно спросил офицер, прибывший с нарядом, и, заметив Карет, тут же снизил тон. — О, капитан Вар! Какой у вас груз, куда следуете?

Карет протянула ему руку — они обменялись рукопожатиями. Затем капитан приказала Бозхдалу принести необходимые документы, после чего объяснила:

— Везем из Филенкепа припасы для вашей армии, майор. Мы на день опережаем согласованный срок для выгрузки. За это, как понимаете, большая премия. Надеюсь, вы не станете нас задерживать?

— Фу! — деланно обиделся майор. — Вы лучше других знаете, что у меня и в мыслях не было подозревать вас в контрабанде, капитан Вар. Нет-нет, мы остановили вас только для того, чтобы убедиться, что это именно ваш корабль.

Команда мало-помалу сгрудилась возле них. Бозхдал, заметив непорядок, крикнул:

— Эй, Терак! Спускайся в камбуз. Что ты торчишь на палубе? Тебя зачем нанимали? А вы что собрались? Все по местам!

К счастью, на камбузе была щель в борту как раз в том месте, где беседовали Карет и патрульный офицер. Терак торопливо выхватил из корзины большую рыбину и принялся счищать с нее чешую.

— … Нет даже его описания, — продолжал рассказывать майор. — Одним словом, практически никаких шансов, что нам вновь удастся обнаружить преступника. Вот когда он попытается бежать с планеты, тогда ему, голубчику, деваться будет некуда. Охранники из космопорта хорошо запомнили его. Им надо было бы сразу задержать его, но они только через пять дней вскрыли корабль и обнаружили следы злодейского преступления.

— Какого преступления? — спокойно спросила Карет.

— Насилие и убийство, — с некоторым воодушевлением произнес офицер.

Карет не ответила, и он продолжил:

— Пока вы стояли в порту Филенкепа, вам не попадался на глаза чужестранец, явившийся из космоса? Вполне может быть, что он и есть тот, кого мы разыскиваем.

У Терака замерло сердце. Машинально сунул руку за спину — меча на месте не было. Конечно, он в кубрике, под матрасом на койке. Хорошо, что с ним нож. В умелых руках тоже грозное оружие.

— В Филенкепе я практически не сходила на берег, — ответила Карет. — Занималась кое-какими работами на шхуне. Команду набирал Бозхдал, он и посещал город. Бозхдал! — окликнула она. — Ты не встречал в городе кого-нибудь похожего на человека из космоса?

Бозхдал сразу смекнул и ворчливо ответил:

— Ничего похожего, господин майор.

— Естественно, — кивнул офицер. — Это была бы невероятная удача! Простите за задержку, капитан Вар. Надеюсь, вы успеете раньше назначенного срока.

Терак стоял не двигаясь до той минуты, пока патрульный катер не отчалил. Затем принялся яростно чистить ненавистную рыбу.

* * *

Прежде чем шхуна добралась до порта назначения, Терак несколько раз ловил на себе изучающие взгляды капитана. Его беспокойство все более возрастало. Очевидно, в ее глазах он вполне мог быть тем преступником, которого разыскивали власти. Терак во время разговора с майором каждое мгновение ждал, что она выдаст его. Однако Карет промолчала. Почему?

Они встали на якорь вечером следующего дня — пристроились к полуразрушенному причалу. Со стороны океана доносилась пальба и грохот сражения. Сам островок был невелик, взяли его где-то с полгода назад, и теперь фронт откатился миль на двадцать южнее. Удивительно было другое — в порту уже кипела мирная жизнь, и, если бы не разрушения, местная суматошная толпа мало отличалась от той, что встретилась ему в Филенкепе. Многочисленные рабочие бригады занимались ремонтом и обустройством причалов. Грузчики торопливо сновали по сходням, на берегу высились штабели ящиков и груды прочих материалов. То там, то здесь собирались кучками безработные моряки, звучали песни, слышался женский смех. Кому бы в голову пришло, что всего шесть месяцев назад здесь шли ожесточенные бои! Эта мысль буквально потрясла Терака. Кто бы мог подумать, что Джанло так усердно возьмется за дело. Сердце у него замерло — времени почти не оставалось, а ему еще надо столько сделать!..

Все те несколько часов, пока продолжалась разгрузка, он испытывал неодолимое желание побыстрее исчезнуть из-под наблюдения капитана. Ему стоило больших усилий взять себя в руки и до конца исполнить свои обязанности — он вместе с другими таскал на берег ящики. После прихода ночи Бозхдал наконец пришел к выводу, что на сегодня хватит, и пригласил желающих получить расчет. Те, кто хотел, могли вернуться с «Ааооа» на север.

Только четверо решили сойти на берег — естественно, среди них был и Терак. Карет вынесла на палубу денежный сундучок и села за ранее приготовленный небольшой столик. Как только моряки получили деньги на руки, они собрали вещички и сошли на берег. Спешили в город — видно, они были из тех, кому не терпелось отведать вкус местной ночной жизни.

Терак оказался последним. Он предупредил, чтобы его не ждали.

— Вот и все, — сказала Карет, отсчитав ему деньги. Она взглядом указала Бозхдалу на сундучок, тот тут же отправился с ним в каюту. — Что ты намереваешься делать?

— Я обещал заплатить тебе, если ты возьмешь меня в плавание, — ответил Терак. — Какова твоя цена?

Карет неожиданно откинула голову и впервые за все время плавания рассмеялась. Смех у нее был веселый, заливчатый, совсем девчоночий — Терак даже улыбнулся. Затем она напряглась — под тонкой материей сразу проступили очертания ее молодого крепкого тела. Она встала, прошлась по палубе, затем, опершись локтями на фальшборт, повернулась к Тераку.

— Можешь забыть об этом. Ты работал исправно. Я готова нанять тебя на корабль в любую минуту, как только ты пожелаешь.

Терак сознавал, что возложенная на него задача требовала немедленно покинуть шхуну и заняться тем, ради чего он оказался на Пристанском Кларете. Однако уйти вот так, сразу, было выше его сил.

— Теперь ты выглядишь, — сказала она, — совсем как человек из нашего мира, а не как приблудный пес из пространства. Все они на одно лицо. Тебе понравился Кларет?

— Я думаю, что это замечательный мир, — ответил Терак.

Он знал, что говорил. Это была редкой красоты планета с разбросанными по ее поверхности несколькими сотнями больших, средних и малых островов, омываемых мелким прогретым океаном. Самый заброшенный уголок, самая крошечная бухточка, самая глубокая водная яма были пропитаны здесь жизнью. Чудо-леса покрывали разделенную на яркие лоскутья-острова землю. На многих из них были построены небольшие, очень уютные города — близость моря придавала им необыкновенно романтический вид. Терак по-своему любил эту планету, возможно, поэтому и взялся за эту работу.

— Я рада, Терак, что тебе понравилось, — тихо сказала Карет. — Знаешь, я тоже люблю наш мир. Правда, мне мало где удалось побывать, разве что на Приграничном Кларете, на Батире Дэп и Малимамеди. Мой отец был купцом — он торговал с другими мирами. Старшие братья до сих пор занимаются подобным извозом. Однако папа очень любил родину и умирать прилетел на Кларет. Когда-то, давным-давно, он жил на Аргусе, потом случайно забрел сюда и решил, что эта планета ему по сердцу. Он женился на местной девушке и сыновей своих назвал местными именами. Моих братьев зовут Ларет и Арет.

Терак затаил дыхание в надежде, что девушка продолжит рассказ.

— Вот почему гражданская война поразила меня в самое сердце, — сказала она. Теперь Карет как бы обращалась к самой себе. — Я так рада, что наконец нашелся сильный человек, способный положить конец этому безумию.

Последние слова она выговорила, поворачиваясь лицом к морю, и Терак едва уловил смысл. С той стороны легким назойливым шумком доносились отзвуки битвы.

Терак подошел и встал рядом с девушкой. Крепко оперся о перила… Пусть она говорит — ему было приятно слушать ее, тем более что интерпретация последних событий в ее изложении звучала несколько иначе, чем в рассказе отпускников в таверне на Филенкепе. Однако девушка замолчала.

Наступила тишина, долгая, натянутая…

— Терак, — неожиданно спросила Карет, — что ты делаешь на Кларете? Почему ты должен в такой спешке покидать шхуну? И еще — почему ты томишься? Тебе следует немедленно уйти, а ты торчишь здесь.

Терак попытался что-то объяснить, и в этот момент смысл ее первого вопроса дошел до него. Он вновь испытал силу сомнений, которые навалились на него этой теплой тропической ночью. До сих пор он упорно подгонял себя, отметал прочь всякие колебания, объяснял подобную торопливость тем, что у него не было времени. Теперь сомнения прорвали плотину. Реальность, возникшая в воображении, проектировавшаяся на чудное звездное небо, на плеск волны, на отзвуки дальнего боя, казалась далеко не такой однозначной, как раньше. Неужели он всерьез рассчитывает совершить все в одиночку? Это по меньшей мере глупо. Он все печалился по поводу нехватки времени. Теперь прикинь — возможно ли выполнить без помощников все, что ты задумал?

С моря потянуло холодным ветерком. Карет вздрогнула — одета она была в уже знакомую темно-зеленую тоненькую куртку. В этот момент с кормы ее окликнул Бозхдал — спросил, нужен ли он ей? Она ответила — нет. Тогда он отвязал сирианскую обезьяну и повел ее на берег. Там он поместил зверя в заранее устроенную нишу — пусть охраняет товары.

— Капитан Вар, — наконец выговорил Терак. — Думаю, будет лучше, если я отвечу на ваши вопросы. Если вы на самом деле любите Кларет, то этот разговор должен заинтересовать вас. Но предупреждаю, что история, которую я собираюсь рассказать, выглядит просто фантастикой. В этом случае я прошу — не зовите Бозхдала. Не надо взашей выбрасывать меня со шхуны.

Она несколько секунд задумчиво смотрела на него.

— Пойдемте, — пригласила она и, повернувшись, направилась на корму, где была расположена ее каюта. Открыв дверь, она придержала ее, пока Терак не вошел. Он неожиданно замешкался на пороге — она нетерпеливо, кивком поторопила его.

Перед ним открылось помещение с низким потолком, освещенное лампой, заправленной рыбьим жиром. Сбоку у стены узкая лавка, накрытая толстым атласным, зеленого цвета одеялом. Рядом привинченные к полу кресло и стол. Единственной приметой, напоминающей, что в каюте живет женщина, было огромное, в изумительной оправе зеркало. Возле переборки — буфет, по-видимому тоже прикрепленный намертво, створки его покрывала резьба.

— Садитесь, — пригласила капитан, указывая на кресло. Сама она прошла к буфету и достала графин ансинарда и два кубка. Один из них протерла тряпкой — очевидно, он долгое время не был востребован.

Затем наполнила кубки и села на кушетку лицом к Тераку. Они чокнулись, отпили, затем Карет призналась:

— Знаете, вы единственный мужчина, который вошел в эту каюту. Даже Бозхдал ни разу не переступал порог… — Она чуть раскраснелась. — Хорошо, выкладывайте вашу историю.

— Вы, конечно, догадались, — неторопливо начал Терак, тщательно выбирая слова, — что я и есть тот человек из Великой Тьмы, которого разыскивают власти.

— Вы из Великой Тьмы? — Глаза у девушки округлились.

Терак кивнул.

— Что вы знаете об этой части пространства? — спросил он.

— То, что знают все. Что эта туманность — прибежище пиратов и работорговцев. Такой же остров есть и у нас, он называется Петоронкеп. — Она теперь более настороженно глянула на Терака. — Значит, вы оттуда?

— Да, я там жил.

После недолгой паузы он потер руки, чтобы унять волнение, затем продолжил:

— Дело в том, что вам известно о Великой Тьме несколько больше, чем вам кажется. Давайте вернемся немного назад — ну, скажем, в ваше детство. В ту пору вам приходилось слышать рассказы об опустошительных набегах пиратов и особенно отрядов работорговцев, которые опустошали все ближайшие планеты — Кларет, Малимамеди, Батиру Дэп и другие. Уже через несколько часов после приземления я услышал, что патрули в пространстве ничего не могут с этим поделать. И в то же время в последние годы подобные рейсы практически прекратились?

Она, не отрывая глаз от его лица, сделала глоток.

— Мне кажется, я начинаю понимать. Вероятно, готовится один большой поход. Хорошо, объясните, как все это касается Кларета? Мне показалось, об этом и пойдет разговор. Только, я считаю, подобное положение должно удовлетворять нас. Мы далеко не самый близкий к Великой Тьме мир.

— Нет, — резко ответил Терак и начал объяснять почему.

Когда он закончил, она некоторое время сидела не в силах шевельнуться. Как статуя… Лицо у нее было задумчивое. Однако первые же ее слова выдали в ней женщину:

— Бедная девочка! Вы очень сильно любили ее?

Терак кивнул.

— Я никогда не слышала имени Альдур, — добавила Карет. — Я всегда полагала, что имена самых известных пиратов у всех на устах. Почему о нем никто не слышал, если, как вы утверждаете, он командует ими всеми?

— Альдур очень умный человек, — ответил Терак. — Ему прекрасно известно, что его подручных хорошо знают в окружающем пространстве. Более того, они даже гордятся подобной славой. Но это недальновидная политика. По причине подобного тщеславия многие из них рано или поздно лишались головы. Именем Альдура никто и никогда не станет пугать маленьких детей. Он удовлетворяется реальной, абсолютной властью. Теперь он решил, что пробил час воспользоваться ею. Вот такой это человек…

Про себя Терак подумал — вот каков тот человек, которого я должен убить прежде, чем он убьет меня.

Он поднес к губам кубок с ансинардом, аккуратно отпил, поставил его на стол.

— Удивительно, — неожиданно резко сказала Карет, — но я верю каждому вашему слову. Это полностью противоречит тому, с чем я сжилась за последние три года — с тех пор, как Джанло принял командование над верными центральному правительству войсками, но клянусь всеми ветрами Кларета, я согласна с вами. То-то все складывалось слишком легко.

— Вы мне поможете?

— Чем только смогу, — пообещала она.

Терак с облегчением подумал, что он не ошибся в своем выборе.

Девушка поднялась и добавила в кубки вина. Терак внимательно наблюдал за ней и наконец решился задать вопрос, который буквально жег ему мозг.

— Карет, — он впервые назвал ее по имени, — когда этот офицер расспрашивал обо мне, почему вы меня не выдали?

Она ответила просто, с обезоруживающей искренностью:

— Потому что вы не похожи на мужчину, которому необходимо прибегать к насилию.

IV

Прежде всего он вспомнил Сели. Тот последний миг, когда в кабине корабля бросил прощальный взгляд на ее обезображенное тело… Запал он поставил на семь дней — как раз через неделю всеочищающий огонь должен был напрочь выжечь внутренние помещения корабля. Однако эти мародеры из космопорта решили поторопиться, пятеро суток показалось им достаточным сроком. Сколько же их было, ворвавшихся в корабль и обнаруживших ее позор?

Гнев вспыхнул в нем — разглядывая ее мертвую, истерзанную, как могли они судить, какой она была при жизни? У нее всегда были веселые глаза, она не могла без улыбки…

Затем в памяти возникли картинки, относящиеся к его прошлой жизни. Припомнилась злополучная встреча, на которой Альдур увидел ее, и восхитился ею, и забрал к себе, когда он, Терак, был в отлучке. Всем было известно, что Терак не спускал никому, кто посмел бросить на Сели слишком пристальный взгляд — пусть это был сам Альдур. Люди, которые пренебрегали этим правилом, обычно плохо кончали. Кровь вытекала из них через ротовое отверстие.

Все-таки Альдур рискнул — и что это дало ему? Ничего! Все равно, поклялся Терак, он заплатит мне. Заплатит империей, которую намеревался создать.

Вот каков он, Альдур, самый жестокий человек, который видел насквозь любого мошенника, от которого нельзя было укрыть никакую проделку или ложь. Альдур с детства варился в среде рожденных на кораблях пиратов, с юности проникся их законами, не признающими никаких законов. Он был подлинный питомец Великой Тьмы, — более того, ее попечитель и преобразователь. Ему хватило мозгов понять, что это сборище выброшенных человечеством негодяев обречено. Каждый атаман устраивал свои делишки за счет соседа — бесконечная грызня всем грозила могилой.

Альдур первым сумел объединить их, первым начал вынашивать планы создания новой империи, в которой таким планетам, как Кларет, не выжить. Единственный способ сохранить мир и спокойствие — пусть относительное, хрупкое — это взять его жизнь. Терак не видел другого выхода…

Слишком долго человечество жило воспоминаниями о прежнем величии, слишком часто вспоминало о славе прежних дней. Альдур сказал: «Старая империя рухнула. Нет больше могучих королей на троне Аргуса. Пристаны на ближайшем к нам Кларете погрязли в пучине гражданской войны. Силы, которая загнала нас в недра Великой Тьмы, больше не существует. Но мы-то существуем — и мы вернемся! »

Осуществление замысла началось исподволь, без всякой спешки. Его подручные не уставали драть глотки — хватит, мол, сидеть дожидаться! Зачем нам эти безумные планы? Альдур всем давал выговориться, потом коротко закрывал дискуссию, и все продолжало идти прежним порядком. Конечно, Альдур тоже испытывал нетерпение, однако он умел сдерживать себя. В конце концов не выдержал, решил дать себе слабинку — и взял Сели.

Тераку припомнилось их первое объятие, первый поцелуй и следом цель, ради которой он появился на этой планете.

Еще…

Еще…

Теперь в его объятиях была другая женщина. Она ничем не походила на Сели, но с ней тоже было хорошо. Все здесь, на шхуне, было по-другому — заглядывающая в иллюминатор звезда, свежий натуральный воздух. Все это ему по сердцу… Стоит только пустить сюда пиратов и работорговцев, и вся эта благодать рухнет. Зачем? В эти секунды он понял, что есть более веская причина для исполнения задуманного, чем месть. Он был многим обязан той женщине, которую теперь держал в объятиях, обязан взрастившей ее земле и воде.

Он заглянул ей в глаза — она наконец открыла их. Заметив его взгляд, вновь застыдилась. Он ничего не сказал, только улыбнулся — ему так хотелось, чтобы она сама догадалась, как она ему дорога.

Она тоже улыбнулась…

Впервые за эту неделю он заснул безмятежно, глубоко, без всяких снов.

На завтрак Карет зажарила рыбу-тор — все сделала своими собственными руками. Это блюдо показалось Тераку необыкновенно вкусным. Бывает же такое! Резина в умелых руках превратилась в сочную, нежную, хорошо прожаренную мякоть. Терак ел и наблюдал за Карет. С приходом утра он испытывал все большее замешательство — теперь он совсем перестал понимать ее. Все было нелогично в ее поступках, особенно эти нежные взгляды, которые она время от времени бросала на него. Чем он смог привлечь ее? Будущим, в которое втянул ее и которое ничего, кроме гибели, не обещало? Тем, что откровенно признался, что любит другую женщину?.. Хотя теперь он не мог точно сказать, кого же любил в это прекрасное, теплое, безветренное утро — память или живую женщину. Со стороны Карет ни капли ревности, никаких обид… По-видимому, он так до конца и не разобрался в местных жителях. Странные они какие-то…

— Я полагаю, ты сначала намеревался убить Джанло и повернуть армию против пиратов? — спросила Карет.

— Не думай, — ответил Терак, — что я совсем потерял разум. Мы привыкли действовать таким способом — это наш язык. Риск, надежда на удачу, ослепляющая врага в бою храбрость… Понимаешь, пиратов — всех скопом, вместе с женщинами и детьми — не более трехсот — четырехсот тысяч. Это все население Великой Тьмы. Вот почему Альдуру удалось скрутить их всех. Здесь же, на планете, проживают миллионы!..

— Ну, а теперь?..

— Теперь я пришел к выводу, что этот план мало того что нереален, но и бесполезен. Джанло в этой ситуации — пешка. Его задача — освободить какой-нибудь большой участок поверхности планеты от правительственных войск и дать сигнал Альдуру. Тогда появившаяся на Кларете масса так называемых «борцов за свободу» опрокинет ослабленную местную оборону. Армия окажется в замешательстве, против кого воевать? Со своей стороны, Джанло постарается навести побольше тумана. Одним словом, планета, как спелый плод, упадет к ногам Альдура. Теперь прикинь, что такое Пристанский Кларет? Самый богатый и многонаселенный мир в этом секторе. И самый дальний… Так что и Батира Дэп, и Малимамеди окажутся между молотом и наковальней.

Он говорил с нескрываемой горечью, от которой красивые, зеленоватые глаза Карет печалились все сильнее и сильнее.

— Теперь я считаю, что нам следует добраться до линии фронта и оценить обстановку, после чего можно будет принимать решение.

— Это трудно, — ответила Карет. — Необходимо найти повод, чтобы добраться до тех островов. Воды здесь буквально нашпигованы патрульными катерами. Они по многу раз проверяют все суда — ищут спасающихся бегством мятежников, а также торговцев, везущих им припасы и снаряжение контрабандой. Мой контракт с правительством предусматривает провоз груза до этого пункта. Здесь я должна загрузиться деловой древесиной — мятежники в свое время заготовили ее в достатке — или солдатами-отпускниками.

— Необходимо найти какой-нибудь предлог, — сказал Терак.

Ничего толкового им так и не удалось придумать. Когда они вышли на палубу, на шхуне никого не оказалось. На берегу томилась и от нечего делать строила страшные рожи гигантская обезьяна. Иногда она с яростью начинала чесаться и перебирать цепь. Звено за звеном… Металл тихо позвякивал…

— Где команда? — удивился Терак.

— Бозхдал отправился на берег нанять троих на замену. Остальные спят в кубрике.

Спустя полчаса они заметили шагающего по пирсу Бозхдала. Рядом с ним шел высокий, очень худой человек в черной как смоль рясе. Терак замер — никак тот посетитель таверны, в которой он познакомился с тремя отпускниками? Точно, он!

— Капитан Вар! — издали окликнул Бозхдал. — Со мной сиар Перарнит. У него есть предложение для вас. Звучит интересно…

Карет приветливо кивнула:

— Доброе утро, сиар Перарнит. Прошу на борт!

Человек в черном неуклюже прошел по трапу. Теперь Терак смог внимательно изучить его. Он был старик, лицо морщинистое, брови совсем белесые.

— Приветствую вас, капитан Вар, — сказал посетитель, ступив на палубу. — Полагаю, вы сейчас свободны?

— Но ненадолго, — ответила Карет. — Вы желаете нанять мое судно?

— Да.

Он откинул полу своей рясы и порылся в подвешенном изнутри кошельке. Пальцы у него заметно подрагивали. Терак усомнился — так ли он стар? Скорее, очень болен.

Незнакомец достал какую-то бумагу, заглянул в нее — в следующее мгновение с ним произошла разительная перемена. Он неожиданно обрел неподдельную величественность, вскинул голову. Голос его приобрел покровительственные нотки. Он протянул бумагу Карет, та внимательно прочитала документ и даже потрогала указательным пальчиком печать.

— Если эта бумага обладает такой силой, — спросила девушка, — почему бы вам не реквизировать для своих целей более быстроходное судно?

— В мои функции входит также контроль за деятельностью патрульных судов на прилежащей к месту боевых действий акватории. Так ли она безукоризненна, как уверяет генерал Джанло. Я лично полагаю, что так и есть, их бдительность и верность долгу находятся на должном уровне, но мне хотелось бы увериться в этом. Вот почему я остановил свой выбор именно на вашем судне. С одной стороны, это обычный торговый парусник, с другой — вы личность известная. Вот я и хотел бы посмотреть, как ведут себя в присутствии прелестной женщины молодые офицеры. Инструкции у них точные и подробные. Дело за тем, чтобы подобающим образом выполнять их.

— Вы напрасно считаете, что я буду подыгрывать вам в этом спектакле. Мне здесь работать! Стоит вашим молодым офицерам заподозрить, что я кокетничаю по чьему-то распоряжению, мне потом хода не будет.

— Ни в коем случае, капитан! — воскликнул старик. — Вы должны вести себя как обычно. Вас зафрахтовали — все остальное вас не касается!

Карет и Терак переглянулись — подобное везение было похоже на чудо. Они получали возможность плавать в любых местах вдоль линии фронта. Это был дар судьбы! Может, здесь скрывается какая-нибудь ловушка? Даже если так, все равно другого такого счастливого случая им не найти.

Все эти соображения пришли в голову Карет — Терак мгновенно уверился в этом, когда она мимоходом вопросительно глянула в его сторону. Он так же небрежно закрыл и открыл веки.

Девушка деловито поинтересовалась:

— Как насчет оплаты, сиар Перарнит? У меня нет ничего, кроме моего судна. Оно кормит меня.

— Ваш человек, — гость указал на стоявшего рядом Бозхдала, — сказал, что вы собирались возвращаться отсюда с грузом древесины. Я плачу вдвойне за потерянное вами время. Кстати, древесиной можно будет загрузиться и в том месте, куда мы направляемся.

— Договорились, — сказала Карет и прижала ладонь к груди у сердца — так на Кларете обычно закрепляли достигнутое соглашение. Старик на мгновение поколебался — ему было странно видеть, что женщина действует так ухватисто, совсем по-мужски, — затем поскреб длинными пальцами левую сторону своей рясы.

— На флоте я хорошо известен, — добавил Перарнит, — поэтому мне бы не хотелось мелькать на палубе. Как только вас остановят, вы покажете капитану патрульного судна вот это. — Он вытащил из того же мешочка еще одну бумагу, меньшего размера.

Карет взяла ее, и в следующее мгновение ее лицо вспыхнуло от удивления.

— Это же подпись самого пристана, не так ли?

— Так, — ответил гость и улыбнулся. — Когда мы сможем отплыть?

— У нас не хватает трех человек, — объяснила Карет и, повернувшись к Бозхдалу, жестом приказала ему сойти на берег.

— У меня есть личная охрана, — сказал Перарнит. — Трое мужчин и девушка. Они все отличные моряки.

Бозхдал было нахмурился — знаем, мол, какие это моряки из личной охраны, однако, глянув на хозяйку и Терака, догадался, что возражать бесполезно — этот старик не любит, когда ему возражают. И не допустит этого.

— Как только они прибудут на корабль, мы сразу поднимем якорь, — холодно объявила Карет. — Бозхдал, буди людей!

* * *

Новый пассажир доставил много хлопот хозяйке «Ааооа». Если трех мужчин-рабов — это были крупные, под стать Бозхдалу, здоровяки с мгновенной реакцией и умным взглядом, — удалось разместить в матросском кубрике, то Перарниту, конечно, там было не место. Карет уступила ему свою каюту. С веселыми искорками в глазах пассажир объяснил капитану, что насчет девицы-рабыни, которая будет сопровождать его, беспокоиться не надо. Она днем и ночью будет находиться при нем. Таким образом, Карет осталась без места, ей пришлось искать убежище на палубе. Бозхдал приказал растянуть тент на юте.

Перарнит действительно в светлое время не показывался на палубе. Выбирался из каюты только ночью, прогуливался по палубе, дышал свежим воздухом, поглядывал на звезды. Все это он проделывал в глубокой задумчивости… Еду ему приносил Терак, который по-прежнему исполнял обязанности помощника на камбузе и матроса.

Блюда принимала девушка-рабыня, она же возвращала грязную посуду.

Терак пытался выяснить у рабов из свиты, кем является этот странный пассажир, однако, кроме ни к чему не обязывающих слов, что он «большая шишка» в правительстве Кларета, ничего узнать не удалось. На все расспросы охранники отвечали ухмылками и пожатием могучих плеч.

Документ, врученный Карет, работал безотказно. Стоило только показать бумагу начальнику патруля, как тот сразу брал под козырек и, торопливо очистив палубу от своих подчиненных, желал счастливого пути.

Через два дня они увидели первые приметы сражения. В сумерках, на фоне все усиливающихся раскатов, легкое зарево начинало окрашивать горизонт. Людям на шхуне становилось тревожно, особой работы на пустом судне не было, вот они и вымещали страх на удивительных круглых рыбах, которые в это время года огромными косяками совершали миграцию из северного полушария в южное. У этих тварей были конечности, напоминающие человеческие, и внешний пищеварительный тракт.

На третий день им повстречался большой фрегат, по-видимому только что вышедший из боя — местами из развороченных башен валил дым, сквозь пробоины в корпусе вырывались редкие языки пламени. Корабль направлялся к северу, на ремонтный завод. Дважды они натыкались на караваны, груженные пленными — все они были в кандалах, а также на захваченные торговые суда, которые пытались провести боеприпасы и снаряжение мятежникам.

На следующий день Перарнит внезапно в полдень появился на палубе и сообщил капитану, где помещается штаб Джанло. Это был самый главный секрет во всей армии. Ходу до указанного острова было что-то около трех часов, и Карет приказала немедленно взять на него курс.

Как только шхуна встала на якорь, тут же появился дежурный наряд. Перарнит предъявил им свои документы, те сразу вытянулись в струнку. Тут же прибыл специальный отряд. Пассажир поблагодарил хозяйку судна за теплый прием и в окружении офицеров сошел на берег. Следом покинули палубу три раба. Попрощались с ребятами из команды — с Тераком персонально — и присоединились к хозяину. Последней как тень сбежала по трапу девушка-рабыня.

Город совсем недавно был освобожден от мятежников. Кое-где еще догорали пожары — зажигательные средства были самым действенным оружием на Кларете. Все окрестности были забиты солдатами и техникой. Все было укрыто под тентами, замаскировано. Даже часть порта была спрятана под особыми навесами — там стояли военные корабли. В сохранившихся зданиях размещались офицеры. Сам городок был невелик, и Терак поделился с Карет мыслью, что ему удастся без особых хлопот выследить Джанло.

— Как ты появишься на берегу? — возразила Карет. — Тебя тут же арестуют. Ты даже пароля не знаешь.

— Верно, — кивнул Терак. — Мне надо было обратиться к Перарниту, но теперь уже поздно. Не беспокойся, подобные прогулки для меня не в первый раз. Дело привычное…

Он поместил меч за правым плечом и сошел на берег. Терак старался держаться в тени. Шел и глядел в оба глаза, прислушивался в оба уха. В городе уже начинала восстанавливаться мирная жизнь. По акватории сновали лодки торговцев, более крупные суда уже стояли под погрузкой — на них опускали штабеля бревен, которые мятежники не успели сжечь. На улицах то там, то здесь попадались распахнутые двери веселых заведений. Накрашенные женщины, пережившие осаду, вновь приступили к работе. Открылась даже школа… Зачем надо было воевать, спросил себя Терак…

Около часа он кружил по городу, отдавал честь офицерам, словно являлся законно нанятым наемником. Успел составить представление, где какие учреждения находятся, пока его не остановил требовательный оклик:

— Эй ты, стой! Терак, остановись!..

V

Он повернулся и, к своему удивлению, нос к носу столкнулся с Авридом, с которым когда-то познакомился в таверне. Вид у того был грозный. Он достал свисток и три раза свистнул, после чего взял Терака за рукав рубашки.

Тот резко освободил рукав.

— Что за игры, Аврид? — спросил он.

— А-а, вспомнил!.. — Солдат упер руки в бока и с той же неприязнью глянул на Терака.

В этот момент к ним подбежал патруль во главе с офицером, одетым в красно-черную форму.

— В чем дело, солдат? — спросил он.

Аврид отдал честь.

— Задержал чужестранца, который назвался Тераком, — доложил он. — Несколько недель назад он подсел к нам в таверне как раз в тот день, когда приземлился корабль, на котором была обнаружена мертвая женщина.

— Утверждаешь, что он явился из космоса? — Офицер почесал подбородок, недоверчиво глянул на задержанного. — Ну, а ты что скажешь, Терак, или как там тебя?..

— Я не понимаю, о чем вообще говорит этот человек, — пожал плечами Терак. — Когда мы встретились, я уже пять дней находился на Кларете.

— И за эти пять дней ты не смог уяснить, по какому курсу менялись деньги на нашей планете? — закричал Аврид и объяснил офицеру, что задержанный интересовался обменным курсом.

— Взять его! — приказал командир патруля. Терака сразу схватили за руки. — Сегодня как раз состоится заседание суда, он еще может успеть получить свое…

Рука Аврида отлетела в сторону, следом Терак попытался выхватить из ножен меч, однако сильные, крепкие пальцы ухватили и зажали его так, что он не смог шевельнуться.

Его отвели в одно из сохранившихся зданий, где сдали под расписку мрачному офицеру, который, как оказалось, заведовал тюрьмой. К удивлению Терака, у него забрали только оружие, все остальные личные вещи были оставлены. Тот же офицер подробно записал выдвинутые против задержанного обвинения и приказал проводить в камеру.

Стены узкой, с высоким потолком клетушки были из дерева — как, впрочем, и все на Кларете, — твердого как камень и достаточно толстого. Прежде всего Терак тщательно изучил место заключения и, когда пришел к выводу, что бежать отсюда невозможно, сел на грубо сколоченную лежанку, покрытую матрасом, набитым сухими листьями. Затем, стараясь отогнать тревожные предчувствия, прикинул, что его ждет.

Кое-какая ясность пришла спустя примерно час. Прежний мрачный офицер в сопровождении двух солдат зашел к нему в камеру и объявил:

— Твое дело будет слушаться сегодня ночью. Прежде чем оно уйдет в суд, ты должен назвать человека — здесь, в городе, — который может поручиться за тебя. Если ты не можешь припомнить такого гражданина, чье свидетельство смогло бы удовлетворить генерала, тебя вышлют на север, в Филенкеп. Там тебя и будут судить. Понятно?..

— Я пришел сюда со шхуной, доставившей на остров важное официальное лицо, — быстро ответил Терак. — Названиешхуны «Ааооа», вы можете найти ее в порту. Капитан Карет Вар сможет поручиться за меня.

Офицер отрешенно смотрел в потолок. Казалось, он не слышал, что сказал Терак. Потом неожиданно принялся насвистывать какую-то разухабистую мелодию. Терак встал и незаметно сунул ему в руку имперскую монету. Очевидно, это было слишком много, и офицер на мгновение опешил, украдкой глянул на ладонь и, убедившись в подлинности монеты, спросил:

— Кто еще может подтвердить твои слова? Мы можем вызвать его на заседание.

— Еще рабы; которые плыли на шхуне, — ответил Терак, испытывая некоторые сомнения. О самом Перарните он упомянуть не посмел — вряд ли тот стал бы свидетельствовать в пользу незнакомого помощника на камбузе. К сожалению, он оказался прав в своих сомнениях.

— Рабы не в счет. Ради денег или за обещание свободы они готовы на все, — по-прежнему глядя в потолок, сообщил тюремщик. — Мы не можем им доверять. Ладно, я распоряжусь пригласить сюда эту женщину.

Когда солдаты с офицером ушли, Терак принялся расхаживать по камере. Так пролетел еще час. Наконец за ним пришли, в сопровождении охраны его повели по каким-то коридорам, пока не добрались до зала, где происходило судебное разбирательство. За креслом на стене висело знамя Джанло. Возле него в почетном карауле стояли два гвардейца с обнаженными мечами.

На местах для публики сидели несколько бездельников и случайных посетителей.

Терак бросил взгляд в их сторону. Карет не было видно.

Его внимание привлек герольд, что-то выкрикнувший в наступившей тишине, в следующую секунду боковая дверь распахнулась и оттуда вышел судья. Сердце у Терака энергично забилось — его песенка была спета.

Это был сам Джанло.

Терака посадили за барьер. Джанло долго устраивался в кресле, наконец он глянул в сторону обвиняемого — мгновенное изумление отразилось у него на лице и тут же сменилось довольной улыбкой.

Представление было коротким.

Мрачный офицер зачитал протокол допроса.

— Задержанный — моряк. Явился из свободного пространства, имя — Терак. Обвиняется в изнасиловании и убийстве. — Затем он объявил суть присланного на Терака розыскного листка.

— Какие основания для обвинения этого человека в совершенном злодеянии? — мягко спросил Джанло.

Аврид, стоявший у стены, шагнул вперед и рассказал о первой встрече с Тераком. Возле него стояли Куаф и Торкенуол. Они подтвердили слова Аврида.

— Достаточно, — махнул рукой Джанло, — Задержанный, что вы можете сказать в свою защиту?

— Я просил пригласить сюда свидетельницу, которая могла бы подтвердить мои слова, однако я почему-то не вижу ее здесь.

— Точно, — подтвердил тюремщик. — Повестка ей была передана. Не знаю, почему она не явилась. Может, испугалась…

— Задержанный подлежит суду по месту совершения преступления. Завтра утром его депортируют в Филенкеп.

Терака тут же вывели из зала суда и отвели назад, в камеру. Оставшись один, он почувствовал, какое облегчение теперь испытывает Джанло. Что там облегчение — радость!.. У Терака от ярости сжались кулаки. Естественно, что Альдур успел предупредить своего ставленника о бегстве Терака. Он представил себе удивление Джанло, которое тот испытал, когда увидел за барьером самого страшного своего врага. Тот не мог ошибиться — они часто сидели друг напротив друга за огромным круглым столом в зале заседаний во дворце Альдура. Это было еще три года назад…

То-то Альдур будет хохотать, когда узнает, как глупо попался Терак. Это было обиднее всего…

* * *

Он долго, подперев голову ладонями, сидел на лежанке — прикидывал так и этак: вряд ли Джанло допустит, чтобы Терака довезли до Филенкепа. Здесь прикончить его неудобно, а в море — пара пустяков. Мало ли — при попытке к бегству, выбросился в море… Ему даже меч оставили — наверное, в насмешку!.. Бежать, когда его поведут на корабль? Убьют сразу, как только он оторвется на пару шагов от преследователей. Да, вляпался он крепко. Не вовремя вляпался…

Неожиданно дверь скрипнула. В камеру вошел Джанло в сопровождении гиганта раба с Леонтины. Гигант был нем — это было видно с первого взгляда. Точнее, язык ему отрезали, чтобы легче жилось, однако вид у него все равно был злобный. Видно, подобный способ не помог ему развеселиться. А вот Джанло явно не унывал — все такой же хохотун-проныра. Правда, посолиднел, прибавил в теле, лицо несколько обрюзгло. Не ограничивал он себя в должности главнокомандующего, жил по-прежнему широко, задорно…

— Привет, Терак, — окликнул он задержанного. — Какого черта ты явился сюда?

— Сам знаешь, — буркнул Терак.

Джанло кивнул:

— Точно. Мне думается, что Альдур охотно повозился с твоей маленькой приятельницей. Как бишь ее имя? Сели, кажется?.. — Генерал рассмеялся. — Ну, Терак, я никогда не подозревал, что ты способен на такую глупость.

Задержанный плюнул ему в лицо, и леонтинец с размаху открытой ладонью ударил Терака по губам. Того отбросило к стене. Шлепнувшись о доски, он едва не потерял сознание и, словно тряпка, сполз на лежанку.

— Да, — покивал генерал. — Плевок — это все, что у тебя осталось.

Он вытер щеку мягким шелковым платком и швырнул его в угол камеры.

— Как же так, Терак? Ты бросился завоевывать мир, а никакого другого оружия, кроме слюны, не припас. Удивляюсь Альдуру — как он мог доверять подобному глупцу? Согласись, Терак, у тебя куцые мозги.

Он откинул свою красивую голову и вновь рассмеялся.

— Повелитель глупцов, вот кто ты есть! Какую выгоду ты ищешь, приняв сторону этих мужиков, заселивших Кларет? Их удел — работа, вот они и будут работать. Зачем морякам вся планета? Им нужно море, вот они и получат его. Все остальное их не касается. Ты считаешь их мудрыми? Напрасно. Никому из них не приходит в голову задать вопрос — способен ли простой рыбак завоевать половину планеты? Так что я должен поздравить тебя, Терак, — ты поставил не на ту карту. Вспомни хотя бы о наших с Альдуром планах, которые они так успешно воплощают в жизнь. Бодро уничтожают одну за другой собственные крепости. Знаешь как они стараются! Твои усилия пойдут прахом, они в них не нуждаются.

Терак на этот раз сумел подавить вспыхнувшую в груди ярость — ответил тихо, веско, глядя прямо в глаза Джанло. Тот никогда не выдерживал его прямого взгляда. Вот и сейчас отвернулся — принялся осматривать камеру, насвистывать что-то веселенькое…

— Хорошо говоришь, Джанло. Ты уже три года командуешь армией, а чего ты добился? Ты посмотри на армию, которой ты командуешь. У всех — у солдат, у офицеров — высокий боевой дух. Они хранят бдительность даже тогда, когда этого от них совсем не требуется. Они научились классно воевать, Джанло. Не знаю, как посмотрит на твою работу Альдур, когда высадится на планету. Такой ли уж легкой будет эта прогулка. Мы же с тобой очень хорошо знаем, с кем имеем дело. Стоит произойти хотя бы маленькой заминке с высадкой, ты знаешь, кого обвинят. Я не хочу сказать, что тебе в присутствии совета оторвут голову. Нет, тебя просто отодвинут в сторону. Начнешь качать права, тогда…

Он не договорил.

Наступила утомительная тишина. Неожиданно Джанло вскочил и направился к дверям. Леонтинец недоуменно посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Терака, словно соображая — может, еще ему врезать? — потом поспешил за хозяином.

Что оставалось делать Тераку? Валяться на лежанке и проклинать себя за глупость. Этим он занимался в течение часа — прикидывал, сумел ли он достать Джанло. Главное — лишить его уверенности в том, что выполнение заранее намеченного плана принесет ему выгоду. Собственно, так оно и было. Имея дело с Альдуром, ни на что нельзя было полагаться — ни на заранее обговоренные условия, ни на решение совета, тем более на честное слово… Терак знал, куда ударить. Джанло и сам подумывал о подобном развитии событий. Хорошо, если первая десантная волна добьется решающих успехов. Если нет — то будущее Джанло сразу становилось зыбким, неопределенным.

Теперь, правда, эти соображения его, Терака, не касаются. Все-таки одну возможность он упустил — можно было попытаться вывести леонтинца из строя и, воспользовавшись его замешательством, вцепиться Джанло в глотку.

Сон подобрался к нему — насытил воображение ордой гнусных лудорских слизней. Терак проснулся в холодном поту. Потом вновь забылся, однако на этот раз его потревожил звук открываемой двери.

— Ты, выходи! — приказал мрачный тюремщик.

Почему он говорит шепотом? Что-то здесь не так. Все-таки Терак беспрекословно выполнил указание, вышел в коридор. В тусклом свете увидел фигуру, прятавшуюся за распахнутой дверью.

Карет!

— Почему ты не явилась на суд? — тоже шепотом, не скрывая ярости, спросил Терак.

— Я придумала кое-что получше, — ответила девушка. Она протянула ему бумагу. — Посмотри внимательно.

— Это же приказ об освобождении меня из-под стражи. Он к тому же подписан самим пристаном! Но как?..

— Правильно. Прежде всего я отправилась на поиски Перарнита, а он уже организовал эту бумагу.

— Но подпись пристана?!

— Нашего ли ума это дело. Он заявил, что у него есть заготовленные заранее распоряжения об освобождении некоторых важных мятежников, попавших в плен. Их незаконно подвергали пыткам. Ладно, пошли отсюда.

Терак испытывал большие сомнения — может, все, что с ним происходит, это сон? Он глянул на тюремщика, тот со скучным, по-прежнему насупленным видом смотрел в сторону, потом неожиданно зевнул. Терак словно проснулся.

— Джанло знает об этом приказе?

— Нет. Он ни с того ни с сего устроил праздник. Какая разница! — Она пожала плечами.

Терак обнял девушку за плечи, и они направились к выходу.

— Эй, малый, подожди! — окликнул его тюремщик. — Здесь есть кое-что из твоих вещей. Забирай и распишись. — Он протянул Тераку его меч, нож и зажигалку, которые были отобраны ранее. На прощанье Терак сунул ему двадцать кружков и предупредил, чтобы тот не потерял их. Тюремщик неожиданно развеселился и что-то промычал про себя. Терак уловил только упоминание об ослах, которые не умеют хранить деньги.

Спустя несколько минут Терак и Карет уже были на узкой улочке. Они направились в порт. Добравшись до аллеи, принялись целоваться.

— Я так испугалась, когда услышала, что тебя арестовали, — прошептала она и потерлась щекой о его щеку. Терак заметил, как повлажнели уголки ее глаз.

— Как же тебе удалось получить у Перарнита такую бумагу?

— Я ему все рассказала. Понимаешь, все!..

VI

Терак сначала не понял — несколько секунд он стоял с ошалелым видом, потом наконец с трудом выговорил:

— Ты что, с ума сошла? Что, если это все мистификация и твой высокий сановник уже доложил обо всем Джанло? Ты же до порта не дойдешь, как тебя прикончит какой-нибудь наемный убийца!

— А ты для чего? Вон у тебя какой огромный меч! Помню, во время нашей первой встречи ты так хвалился им… Утверждал, что он дает тебе право…

—  Ладно, шутки в сторону.

— Если шутки в сторону, то рассуди сам — могу ли я сробеть в такой момент, когда решается судьба Кларета. Я обязана была рискнуть. — Она явно чувствовала себя виноватой.

— Ладно, — махнул рукой Терак. — Что сделано, то сделано.

Тут он неожиданно всполошился, словно до него дошло.

— Но ведь пока ничего не сделано. Джанло пирует… Или я не прав?

— Да, пока все тихо. Пойдем со мной, и ты сам решишь, как поступить. Мы направляемся к Перарниту. Он распорядился привести тебя к нему сразу, как только тебя освободят.

— Не нравится мне это, — покрутил головой Терак. — А может, это ловушка? Может, власти Кларета имеют определенные виды на человека из Великой Тьмы?

— Сам увидишь, — ответила Карет.

Она привела его в маленький домик на берегу моря. Слабый свет едва сочился сквозь плотно задернутые занавески. Во дворе перед крыльцом горел факел — охрана встретила их сразу, как только они ступили во двор. Один из стражников неожиданно отсалютовал Карет, чем привел Терака в некоторое смущение, и провел на крыльцо. Дверь открыл один из рабов — тот самый приятель чужестранца, с которым они так близко сошлись во время перехода. Он указал им на дверь, Карет решительно распахнула ее. Гости вошли в комнату с низким потолком. Сам Перарнит лежал на шкуре каталаба. Девушка-рабыня массировала его обнаженное старческое тело, при этом втирала в кожу какую-то мазь.

Терак замер от неожиданности, увидев эти мощи, однако вопреки телесной слабости взгляд у старика был по-прежнему остр и вдумчив.

— Вижу, моя бумага помогла, — сухо сказал он, потом обратился к девушке: — Поставь им кресла и принеси графин вина.

Рабыня тут же исполнила приказание.

Он пожевал тонкими, бескровными губами и сказал:

— Теперь надо каким-то образом замаскировать твой побег. — Старик сел на постели. — Капитан Вар, как скоро вы могли бы поднять якорь?

— Сразу, как только найду фрахтовщика.

— Какая досада! И все равно следует попытаться.

Он задумался. Девушка между тем наполнила бокалы. Старик встрепенулся, поднял руку, пошевелил пальцами в воздухе.

— Ваш человек на «Ааооа»… Как его — Бозхдал. Ему известна ваша подпись? Да? Отлично. Напишите ему — чернила вон там, в углу. Балаз! — позвал он.

В комнату вошел раб.

— Балаз, ты намного выше, чем Терак, но, надеюсь, в темноте все сойдет с рук. Срочно нарядись в его одежду, спрячь свой меч за спину — он покажет тебе, как носят ножны. Немедленно отправляйся на «Ааооа», передашь эту записку Бозхдалу, а на словах скажи, что он должен как можно быстрее покинуть гавань. При этом вести себя тихо и в то же время привлечь внимание охраны. Пройдите где-нибудь по освещенному месту. Сам в это время прохаживайся по палубе — так, чтобы был заметен меч за спиной. К тому времени, когда Джанло проспится и ему доложат о бегстве Терака, вы уже должны быть вне пределов его досягаемости. Понятно?

Балаз кивнул. Терак, несколько смущаясь, скинул с себя рубашку и штаны, передал одежду рабу. Сам оделся в черную рясу, которую передал ему раб. Спустя несколько минут Карет закончила письмо, запечатала его и передала Балазу.

Когда раб ушел, Терак не выдержал, приблизился к старику и спросил:

— С какой целью, вы, высокопоставленное официальное лицо, помогаете беглецу и пирату?

— Сядь, Терак, — хладнокровно распорядился Перарнит. — В действительности все объясняется очень просто. Прежде всего, почему ты решил, что в своей проверке я ограничусь только командирами патрульных судов? Задумайся, парень! Разве это пустой вопрос — каким образом простой рыбак оказался способен завоевать половину планеты?

Терак вспомнил, что в подобном духе выразился и Джанло, когда посетил его в камере. Теперь многое становилось понятным…

— Пристан, — продолжил Перарнит, — как вам известно, стар и совершенно немощен. Скоро, очень скоро — к сожалению, мы не знаем когда — остро встанет вопрос о его преемнике. Абрит, ближайший родственник по мужской линии, лишился своих прав в тот самый момент, когда поднял мятеж против Фаригола. Он посмел оспаривать законный выбор островов. Учти, тем самым Абрит и своих потомков лишил права на престол.

Иногда случается, что человек с сильным характером, конкистадор, прославившийся на поле брани, сам берет в руки бразды правления. Как ты считаешь, когда будут назначены выборы нового пристана, мог бы Джанло выставить свою кандидатуру и обеспечить победу?

Старик говорил со все нараставшим воодушевлением. Терак поразился: откуда в таком хилом теле подобная страсть? Такая ясность мысли!..

Не дожидаясь ответа, он продолжил:

— Бывает и так, что человек, отличившийся выдающимися дарованиями во время войны, оказывается беспомощным в мирной обстановке. Бывает и наоборот. Мы в Филенкепе много размышляли по поводу Джанло, его стремительная карьера тоже не случайна. Однако чем дальше, тем больше накапливались какие-то мелочи: непонятные распоряжения, приглашение пиратов, нанятых на деньги работорговцев… Одним словом, многое ставило нас в тупик. Так что мне пришлось лично отправиться в путь и на месте оценить ситуацию. Когда капитан Вар явилась ко мне и рассказала о вас — о том, что с вами связано, — я внезапно обнаружил, что все встало на свои места. — Он замолчал, поиграл бровями и опять, не дожидаясь ответа, заговорил: — Вот еще факт. Интересно, что никто не расспрашивал Джанло, откуда он родом, пока тот не совершил свой первый победоносный поход на Остеркеп. Город, все окружающие леса на острове были выжжены дотла, жители поголовно проданы в рабство. Джанло сумел отвертеться от этого зверства, свалил все на наемников, однако с той поры во всех документах стал указывать, что он родом с этого острова.

Карет шумно вздохнула — Терак догадался почему. Как и любой кларетец, она не могла вообразить, чтобы подобную жестокость можно было сотворить по отношению к собственному народу.

— Дальше — больше, — с прежней холодной последовательностью продолжил Перарнит. — Немалое удивление вызвал у нас и его давний «рейд», во время которого он освободил целый караван рабов, захваченных работорговцами в южном полушарии. То-то мы в правительстве диву давались — каким образом первоклассные вояки, среди которых было много прекрасно подготовленных офицеров, попали в плен к какой-то неумытой банде. Как они позволили надеть на себя кандалы? Люди подобного калибра — и вдруг рабы!..

Теперь стало понятно, откуда ноги растут. Согласно его приказам, эти так называемые «рабы» были объявлены «борцами за свободу». Часть из них была призвана в армию, большинство рассеялось по северному полушарию. Войск там теперь почти не осталось, гарнизоны ослабленные. Когда наступит срок, Джанло подаст сигнал и Альдур со своими подручными из Великой Тьмы обрушится на Кларет. Их корабли совершат посадку в заранее захваченных районах… Эта новость в первое мгновение лишила меня разума! Пока Кларет залечивает раны, нанесенные гражданской войной, кто-то очень умный решил овладеть планетой — я правильно понимаю ситуацию, Терак?

Тот кивнул. Потом неожиданно спросил:

— Мне вот что непонятно, как вы отваживаетесь доверять мне? — Он с трудом глотнул. — Мне! Человеку, который собственными руками подготовил этот план. Сварганил, так сказать, это варево…

— Не могу ответить точно. Капитан Вар, я думаю, тоже… Если отбросить в сторону эмоции, то ты ошибаешься, считая нас совсем дремучими. Конечно, о плане, разработанном Альдуром, мы не догадывались, но в высших сферах планет нашего сектора очень хорошо известно это имя. Человек, сбежавший от него, не имеет пути назад. И куда «назад»? В эту орду одичавших от беззакония, наглых выродков? Я внимательно приглядывался к тебе, Терак. Ответь, разве только жажда мести или — скажем аккуратно — желание быть рядом с капитаном Вар подтолкнуло тебя открыться ей?

— Да, вы угадали, — нахмурился Терак. — Здесь люди живут — плохо ли, хорошо, а там прозябают. Я, например, никогда не знал своей матери. Поверьте, и знать не хотел, потому что она должна была быть одной из этих грязных шлюх, которых там полным-полно…

Наступила тишина. Карет подсела поближе к Тераку — просто села рядом, у его плеча. Старик обратился к чужестранцу:

— Полагаю, Джанло знает, кто ты?

Терак кивнул.

— В таком случае он обязательно доложит Альдуру?

— Обязательно. Прекрасный шанс выслужиться!..

— Теперь хорошенько взвесь ответ — насчет твоего побега он тоже постарается доложить немедленно?

— Не думаю. Прежде всего он попытается отыскать меня, только потом… Иначе он вполне может лишиться головы. — Терак заметно повеселел. — Если прибавить то, о чем я предупредил его в камере…

— Что Альдур не простит ему малейшей неудачи и он, Джанло, первый кандидат на роль козла отпущения?..

— Да… У вас хорошие помощники, сэр.

— Стараемся, пират, стараемся. Значит, после того, как он узнает о твоем побеге, у него душа уйдет в пятки?

Старик опять не дождался ответа. Широко улыбнулся, почесал голое колено и с удовлетворением заключил:

— Ну что ж. Нам ничего другого не остается, как подождать, когда ему сообщат о твоем побеге — думаю, завтра в полдень все откроется. Естественно, он сразу организует погоню, постарается захватить «Ааооа». То-то он удивится, когда узнает, что тебя на борту не обнаружили!.. Ну, мы подготовимся к этому моменту…

В голове у Терака вспыхнула догадка. Лучше было бы, конечно, смолчать, но он все-таки решился спросить у старика:

— Вам нужен Альдур?

— Теперь мне понятно, почему именно тебе он поручил разработать план по захвату Кларета, — сухо ответил старик и, пожевав немощными, бескровными губами, в свою очередь поинтересовался: — Ну, и как?

— Может получиться, — решительно заявил он. — Джанло некуда будет деваться.

— Вот и ладушки. — Старик еще раз улыбнулся. — Мои ребята приготовили для вас вполне надежное убежище. Спокойной ночи.

Далее он повел себя в духе наделенного огромной властью человека — повернулся, улегся на ложе и приказал рабыне продолжить массаж. Терак, всегда высоко державший голову в присутствии самых грозных правителей, на этот раз вышел из комнаты на цыпочках. Жаль было тревожить покой старика.

* * *

Как всегда, самой трудной, изматывающей частью плана оказалось ожидание. Благо что рядом была Карет. Первый трезвый анализ своих действий они произвели утром, а до того… Об этой ночи Терак не мог вспоминать без улыбки.

Было хорошо. Обоим…

Неразборчивые голоса долетали в их комнату, совмещенную с входным холлом. Терак соскользнул с постели и, бесшумно приблизившись к двери, заглянул в щелку. С той стороны какой-то старший офицер пытался добиться у одного из рабов Перарнита разрешения пройти к его хозяину.

Спор был прерван появлением в приемной самого Перарнита. Он был в длинной ночной рубашке. Девушка-рабыня вслед выкатила кресло, на высокой спинке было устроено что-то подобное балдахину, почти скрывающему его лицо. Из отверстий вырывались струйки пара.

— Прошу простить, полковник, — сказал Перарнит, — что вынужден принимать вас в подобном затрапезном виде. Врачи прописали мне эту процедуру, так что я вынужден каждый час засовывать голову в этот колпак и проходить ингаляцию. Услышав ваш голос, я решил, что у вас дело, не терпящее отлагательства.

Терак, познакомившийся с приемами Перарнита на «Ааооа» и здесь, в только что освобожденном городе, не сомневался, что все это очередная уловка. Но зачем он устраивает представление?

— Сиар Перарнит, заключенный, которого следовало отправить в Филенкеп для передачи судебным властям, сегодня ночью бежал из-под стражи по поддельному распоряжению о его освобождении, — доложил офицер. — Генерал Джанло приказал мне немедленно сообщить вам об этом.

— Кто он, этот беглец? — скучноватым голосом поинтересовался Перарнит. — Государственный преступник? Мятежник из числа высокопоставленных?..

— Нет, он — чужестранец, явился из свободного пространства. Обвиняется в изнасиловании и убийстве.

— Какие меры принял генерал?

— Он приказал выслать на поимку преступника все патрульные суда. Есть свидетельства, что беглец ушел из порта на каком-то транспортнике, который снялся с якоря прошлой ночью.

— Послушайте, полковник, — с некоторым раздражением ответил хозяин. — Передайте генералу, что я удивляюсь, зачем он потревожил меня по такому пустяковому поводу. Тем более странно, что он решил задействовать все катера для поимки человека, который и так не уйдет от наказания. Рано или поздно он объявится в каком-нибудь порту… Напомните главнокомандующему, что сейчас идет война. Гражданская война!..

Офицер покраснел как вареный рак. Цвет лица стал подобен цвету униформы.

— Передайте ему, что меня не касаются дела такого сорта. В любом случае они относятся к ведению гражданских властей. Стоит ли тратить драгоценное время на поиск уголовника? Пусть генерал задумается над этим.

Терак едва сдержал смешок. Толковый старик! — ухмыльнулся он. Следует приложить все силы, чтобы узнать, кто он.

Утро они провели вместе с Перарнитом. Так уж получилось, что разговор зашел о Кларете, о его насущных проблемах, нерешенных вопросах, способах окончания гражданской войны. Терак, привыкший к абсолютной власти, которой он обладал в областях Великой Тьмы, с некоторым удивлением узнал, что власть пристана на Кларете не является самодержавной. Правитель в этом мире выбирался пожизненно с помощью опроса населения островов. Здесь были свои плюсы и минусы. С одной стороны, пристан мог без охраны ходить по улицам. У него не было привычных атрибутов верховной власти. С другой стороны, его возможности были ограничены законом, что в критических условиях могло пагубно сказаться на принятии решений.

Перарнит согласился, что такая опасность существует, но она, по его мнению, значительно меньше той, которая угрожает какому-нибудь государственному образованию, возглавляемому абсолютным монархом.

— Если нам удастся вывести из игры Альдура, — хитровато улыбнувшись, спросил он, — будет ли обеспечена безопасность Кларета?

— На все сто процентов! — решительно ответил Терак. — Без него все развалится.

— То-то и оно! — Старик поднял палец вверх. — А у нас что творится? Все, даже самые высокие чиновники и министры, — люди простые, зато все знают. Им известно даже то, как ты оказался в таверне у входа в космопорт и о чем беседовал с отпускниками из армии Джанло.

— Так это вы сидели в углу? — воскликнул Терак.

— И меня никто не узнал. Как ты понимаешь, это не совсем обычный поступок для высокопоставленного чиновника, но подобные выходы просто необходимы. Каждому солдату в армии известен генерал Джанло, а какой-нибудь министр может оказаться обыкновенным прохожим, ничем не приметным человеком. Даже сам пристан.

— Я заметил, что вас достаточно хорошо знают здесь.

— Не меня. Мои полномочия.

Он приказал девушке-рабыне одеть себя.

— Пора, — обратился он к гостям, — воспользоваться благоприятным моментом. Джанло сейчас в панике. У него вошло в привычку в полдень выходить на набережную и лично производить развод. На сегодня он назначил парад в честь моего прибытия. Потом у нас состоится закрытое совещание. Тебе придется отправиться со мной.

— Он меня сразу узнает!

— Накинешь капюшон. Оденешься так же, как и мои слуги. Кроме того, быть в моей компании безопасней всего.

VII

Так и оказалось. Когда они вышли из дома, где остановился Перарнит, накрапывал легкий дождик. Через двадцать минут они добрались до места.

Толпа солдат, собравшихся у мола, и не подумала расступиться, когда Перарнит со свитой приблизился к ним. Однако трое рабов, не мешкая, принялись расталкивать людей, образуя проход. Один из офицеров решил было прикрикнуть на них, но, заметив позади хозяина, сразу прикусил язык. Забегали и другие командиры.

Тут же из двухэтажного, большого, хорошо сохранившегося здания, где размещался главный штаб, выскочили услужливые адъютанты и проводили Перарнита с сопровождающими его лицами в дом. Здесь они поднялись по широкой лестнице на второй этаж и вышли на балкон. За это время зычные сержанты успели построить собравшихся внизу солдат — их разделили на три отряда. Спустя минуту на балкон вышел Джанло со свитой. Один из его заместителей подошел к ограждению и гаркнул так, что внизу сразу наступила тишина. Наконец главнокомандующий шагнул вперед и отсалютовал солдатам, собравшимся на парад.

Прошло несколько мгновений, и вдруг площадь внизу взорвалась приветственными криками. Заиграл военный оркестр. Перарнит вышел вперед, присоединился к Джанло и помахал рукой. Генерал с некоторым изумлением глянул на него. Тот скромно объяснил:

— Они, по-видимому, узнали меня. Вот что странно, генерал, — почему вы, главнокомандующий, не узнали пристана Кларета?

— Кого? — не сразу разобрался Джанло.

— Я — Фаригол, — объяснил старик. — Эти люди, что выстроены внизу, узнали своего повелителя — выходит, они урожденные кларетцы. А их командир не узнал. Какой отсюда следует вывод?

Вид у Джанло был совершенно безумный. Он догадался — внезапно, с ошеломляющей ясностью! — что хитроумный план, задуманный в Великой Тьме, рухнул. Потом он выкрикнул имя Альдура и призвал верных ему людей защитить его. Внизу несколько офицеров с побелевшими лицами попытались было выхватить мечи, однако к каждому из них уже были приставлены люди, которые тут же разоружили их.

Джанло громко выругался, выхватил нож и бросился к пристану. В то же самое мгновение Терак успел откинуть капюшон. Он выхватил меч. Короткий взмах — и отрубленная рука Джанло упала на пол. Нож, звеня и подпрыгивая, покатился по плитам. Удар был настолько быстр, что на лезвии на осталось и пятнышка крови.

Генерал в изумлении глянул на отрубленную кисть, на потоком хлынувшую кровь. Затем его вдруг скрючило, и он в конвульсиях рухнул к ногам Терака — при этом пытался зажать культю левой рукой. Терак встал так, чтобы Джанло мог увидеть его.

— Ты? — изо всех сил закричал генерал. — Ты?! Все равно я обыграл тебя, Терак! Ха, говорят, ты сбежал? Ничего, далеко не уйдешь, как, впрочем, и твои новые дружки. Этой ночью я отправил сигнал Альдуру. Сразу, как тебя засадили за решетку…

Последние слова он выговорил уже на последнем издыхании. Неожиданно из его рта обильно полилась кровь.

Терак глянул на пристана — слышал ли он Джанло? По его помертвевшим губам стало ясно, что правитель все понял. В этот момент на балконе поднялся шум — офицеры, не посвященные в суть, попытались было немедленно арестовать убийцу главнокомандующего. Люди внизу, под балконом, тоже начали шуметь.

Пристан одним движением руки унял их всех, потом обратился к Тераку:

— Сколько времени потребуется Альдуру, чтобы добраться до границ Кларета?

— Это зависит от того, где находится флот. Если он уже вышел из своих баз и барражирует по границе Великой Тьмы, то… — Терак задумался. — На самом быстром корабле, какой мне удалось украсть, я добрался до Кларета за девять суток. Но я постоянно шел на форсаже, буквально угробил двигатель. Он будет двигаться не спеша, соблюдая все меры предосторожности. Думаю, за одиннадцать дней долетят.

— Одиннадцать дней! — воскликнул пристан. — Самый быстрый патрульный катер доберется до столицы не менее чем за девять суток. Оставить город на растерзание банды вооруженных убийц?! Скажи, какой первый пункт подвергнется атаке?

— Не буду скрывать, именно Филенкеп, — с горечью ответил Терак. — Одновременно будет высажен десант на самые важные в стратегическом отношении острова в северном полушарии. Они рассчитывают на внезапность и на предателей в армии, расплодившихся по воле Джанло. Те должны внести полную сумятицу в распоряжения главного штаба.

— Тогда наша первая задача заключается в том, чтобы переловить всех предателей. И вторая — со всей возможной прытью поспешить в северное полушарие. Общий план обороны будет разработан в пути. Господа офицеры, речь идет о спасении родины. Прошу проявить героизм!

* * *

Спустя три дня на самом быстром патрульном корабле они отправились в сторону столицы. Это время понадобилось, чтобы свернуть боевые действия, передислоцировать войска, посадить их на корабли и отправить на север в заранее согласованные точки, где можно было ждать высадки десанта. Все остальные важные пункты выжигались дотла, население перебиралось на соседние острова, вооружалось, так что на всем пути на север вдоль горизонта проплывали горящие леса, а вдали вставали густые столбы дыма. На катере царила деловая и тревожная обстановка. Терак замечал, как тот или иной офицер украдкой поглядывал на проплывающий по борту остров. Глаза его начинали блестеть — видно, родом он был из этих мест. Однако никто словом не обмолвился о том, что кипело на душе, — штаб работал дружно, споро.

Сначала пристан и все офицеры выслушали Терака, который постарался сообщить все, что ему было известно о планах пиратов, об их тактике, вооружении, о возможностях командира того или иного отряда. В первые дни все его высказывания кларетцы встречали с недоверием — не то чтобы они подозревали его в предательстве, просто все услышанное не умещалось в сознании. Напасть на целую планету? Как это может прийти в голову? Терак терпеливо объяснял им, что пора забыть об имперских временах, о традициях, о неписаной табели о рангах, в которой было издавна зафиксировано, кому на кого можно было нападать, а кого и пальчиком касаться было нельзя.

Постепенно — очень быстро! — по мере допросов схваченных агентов до них начала доходить серьезность положения. Тогда начались споры. Каждый приказ Терака, который оказался как бы правой рукой пристана, обсуждался. «Вы не можете, — доказывал какой-нибудь офицер, — оставить этот участок без прикрытия!» Чаще всего, к удивлению Фаригола, Терак находил время объяснить свой замысел. Реже просто приказывал исполнять, ссылаясь при этом на пристана.

Между тем Фаригол все внимательнее приглядывался к молодому человеку. Более всего его удивляло, что в конце концов он нашел общий язык не только со штабом, но и с командирами соединений, которые обычно недолюбливают штабных, а уж чужаков особенно.

Напряжение последних дней заметно отразилось на состоянии здоровья пристана, однако он приказал не обращать на него никакого внимания. Существование планеты, заявил он, куда важнее одной человеческой жизни. Народ Кларета должен знать, что их правитель вместе со своими генералами работает над планами обороны, — это имеет очень большое моральное значение. Правда, теперь он подолгу не вылезал из своего кресла — держал голову под балдахином, откуда выходили струйки пара. Рабыня не отходила от него.

Замысел плана обороны основывался на идее об обязательном приземлении кораблей захватчиков.

— Нам необходимо заставить их посадить звездолеты! — все время повторял Терак. — Если Альдур что-то заподозрит, он произведет атаку из космоса. Мы ничего не сможем противопоставить бомбардировке. Если же их корабли приземлятся, мы сможем достойно ответить.

У этого плана было много противников. Доводы у них были весомые: «Как мы сможем скрыть перемещение такого количества войск, пусть даже патрульные катера почти в полном составе остались в южном полушарии?» Или вот еще слабое место: «Как поведут себя мятежники, когда обнаружат, что наши главные силы отошли?» Терак доказывал, что в дислокации армии не должно быть никаких видимых изменений. С этой целью патрульные катера должны по-прежнему нести обычную вахту, а оставшиеся слабые силы обязаны создать видимость активности на главном театре военных действий.

Каждая, даже самая кратковременная задержка приводила его в ярость, однако здесь ничего нельзя было поделать. То катер тормозил, чтобы принять на борт офицера связи, то на него пыталась попасть делегация с ближайших островов. На четвертый день пристан не выдержал и поговорил с Тераком — убедил его не тратить понапрасну душевные силы. Тем более не следует даже в мягкой форме подгонять команду. Если отдал приказ, требуй его выполнения, а так ни то ни се. Кларетцы — народ упрямый, даже, если сказать откровенно, немного вздорный, хотя обычно они этого не показывают. Им обязательно надо поворчать, обсудить, обругать начальника. С этим тоже надо считаться.

— Послушай, — неожиданно пристан перевел разговор на другую тему, — ты заметил, что наши имена в основном состоят из коротких и взрывных звуков. Долгие гласные у нас не прижились. Откуда твои предки, Терак?

Тот пожал плечами:

— Те люди, которые оседают в Великой Тьме, теряют всякие связи с прежней родиной.

— Терак, — задумчиво произнес Фаригол, потом повторил: — Те-рак. Кла-рет… Судя по всему, ты мог бы найти своих предков именно здесь, на Кларете.

Терак удивленно глянул на старика, тот, заметив, что девушка-рабыня машет ему рукой, направился в свою каюту.

* * *

Интерес к своим предкам Терак после короткого размышления связал с состоянием здоровья старика. Если с ним что случится — это будет настоящая катастрофа для планеты.

На девятый день флот добрался до Филенкепа. Теперь план обороны острова и всего Кларета был разработан до мельчайших подробностей. Оставалось только пустить его в дело.

Как только корабли начали бросать якоря, в город побежали офицеры связи. Именно побежали — все испытывали такое возбуждение, что любое приказание исполнялось рысью. Город был немедленно оповещен о предстоящем нападении.

«Постоим за честь Кларета. Никогда не будем рабами! Всем оставаться на своих местах. Дети должны покинуть город. Проводится запись добровольцев».

Двух дней хватило, чтобы разместить войска в соседних лесах, замаскировать их, скрыть всякие следы присутствия на острове крупных армейских подразделений.

Наступило тревожное ожидание. Делать было нечего — оставалось только ждать. Все отставшие суда, транспортники, рыбацкие шхуны и лодки были спрятаны на ближайших островах. Терак между тем не жалел времени, чтобы улучшить связь и организацию управления войсками.

Так прошел десятый день. Напряжение возрастало. Миновал и одиннадцатый… Враг не появился.

— Если бы я только мог знать, — сокрушался Терак, — что они будут подползать к планете с такой осторожностью, мы могли подбросить к столице еще пять-шесть тысяч солдат. Добавить с полсотни кораблей…

Он стоял на палубе, рядом находилась Карет.

— Уже поздно, — ответила Карет. — Мы не имеем права дать им возможность понять, что их карты раскрыты.

— Конечно, — кивнул Терак.

VIII

Наконец они появились.

Тераку приходилось принимать участие в пиратских набегах, хотя в последнее время космические разбойники редко прибегали к таким рейдам. Все равно Тераку было хорошо известно, какой ужас испытывают местные жители, когда над их головами внезапно появляются несколько огромных боевых кораблей. Резво касаются земли… Распахиваются люки, оттуда вылетают отряды хорошо вооруженных безжалостных убийц. Вся акция занимает несколько часов — обычно с ранних утренних сумерек до полудня. В трюмы загоняют пленных, свозят добычу. Люки захлопываются, и стрелообразные звездные корабли стартуют в небо.

Случалось ему участвовать и в кратковременной оккупации той или иной территории на подвергшейся нападению планете. В таких набегах принимают участие до десятка кораблей. Тогда грабят все подчистую, угоняют в рабство все население, исключая разве что немощных стариков.

На этот раз на Кларет обрушилась армада из ста боевых кораблей. Это была только первая волна нашествия.

Вот что мучило Терака в те минуты, когда небо запестрело от обилия космических средств нападения — где находится Альдур? Это был очень важный вопрос. С одной стороны, ему как верховному главнокомандующему удобнее всего было руководить нападением с орбиты. Зная его осторожность, это решение напрашивалось само собой. С другой — насколько Терак знал своего бывшего хозяина, подобная операция и у самих пиратов должна вызывать смущение и робость. Такие масштабы им до сих пор не снились!.. Поэтому, если Альдур уверен в Джанло и не заметил никаких подозрительных перемещений войск на поверхности планеты, он для поднятия духа своих солдат сам пойдет в первой атакующей волне. Исходя из этих соображений Терак отдал приказ как можно быстрее захватить языка.

Между тем исполинские красавцы рушились с неба один за другим. Когда их опоры касались земли, раскаленные корпуса еще пламенели малиновым светом. Они садились вдоль побережья, на городские площади, среди окрестных лесов, которые тут же вспыхивали от нестерпимого жара. Ни лесные пожары, ни горячие створки люков не могли остановить рвущихся в бой бандитов, которым не терпелось обрушиться на «ничего не подозревающие» города и веси. Они выскакивали из ракет, прорывались сквозь огонь. Не встретив никакого отпора в космосе, пираты забыли об осторожности — да и что могла противопоставить такой армаде планета рыбаков и торговцев?..

Население вело себя превосходно. Их выдержке можно было позавидовать. Все было готово к контратаке, однако, как и было предусмотрено планом, Терак дал время пиратам разгрузиться, почувствовать, что поставленная ими цель достигнута. К ночи, спустя десять часов после начала высадки, под контроль Альдура перешли все стратегически важные острова, большие города — одним словом, все северное полушарие от Филенкепа до экватора.

Штаб, расположенный на одном из больших патрульных катеров, трудился неустанно — посыльные сновали туда и обратно. Постепенно картина прояснялась. Как ни велико было преимущество нападавшей стороны в вооружениях, все-таки оккупация большей части планеты была фикцией. Слишком малочисленной была их армия по сравнению с почти миллиардным населением Кларета. До той поры, пока солдаты Альдура были сведены в крупные части — полки и бригады, они представляли реальную опасность. Однако постепенно отряды дробились, направлялись во все более удаленные населенные пункты. Пираты невольно теряли бдительность. Как всегда, они хороши были в бою, но не в качестве регулярной и — главное — дисциплинированной армии. Как только боевой запал угас, они, несмотря на строжайший приказ Альдура повременить с грабежами, принялись за привычное дело. Так и получилось, что подкрепления к тем точкам на планете, где велись ожесточенные бои, начали поступать с большой задержкой. Потом связь у пиратов начала постоянно обрываться именно в тот момент, когда с приходом темноты сражение стало набирать силу.

По-видимому, командование пиратов не придало серьезного значения этим редким очагам сопротивления, которые, как они думали, рано или поздно должны быть подавлены. Это подтвердил и один из рабов пристана, который был оставлен в Филенкепе в качестве тайного наблюдателя.

— Все идет, как ты и рассчитывал, Терак. — Откозыряв своему хозяину, раб тем не менее обратился к уже формально утвержденному главнокомандующему. — Пираты решили в первую же ночь взять все, что им мог предоставить ночной Филенкеп. Грабежи еще не перешли в насилия, их кое-как сдерживают свои же патрули, но и те и другие хватают все, что приглянулось…

— Где Альдур? — решительно спросил Терак.

— Никто не знает, но в полдень вокруг космопортаначалась какая-то подозрительная суета. Там понатыкано часовых, как нигде в городе. Эти, по крайней мере, пока еще трезвые. Вот еще свидетельство — где-то после полудня на космодроме совершил посадку единственный корабль, его сразу окружила многочисленная охрана, однако кое-кто из обслуживающего персонала заметил, что из звездолета вышел только один человек и сразу был доставлен в правительственное здание. Скорее всего, это Альдур, больше некому. Как ты считаешь?..

Терак помрачнел, потом кивнул:

— Это на него похоже. При всей своей осторожности он не смог совладать с тщеславием. Не смог отказать себе в удовольствии провести первую ночь в покоях пристана, на королевской постели.

Он немного помолчал, глянул вверх на яркие звезды — ночь выдалась безоблачная, тихая. Все ждали, когда же он продолжит, когда отдаст приказ. Даже пристан…

Неожиданно Терак спросил:

— Как считаешь, Балаз, плод созрел?

— Как сирианская слива, — ответил тот. — Только ждет сборщика…

Все вокруг замерли. Терак уже было совсем собрался махнуть рукой сигнальщику, который стоял на корме с фонарем, потом неожиданно отрицательно покачал головой и вздохнул.

— Нет, рано. Сколько еще люди могут выдержать?

Базал пожал плечами:

— До полуночи их еще можно будет сдерживать. Сколько потом, не знаю. Тем более что многим известно, что я отправился за получением приказа. Чем дольше будем тянуть, тем больше опасность, что враги что-то учуют. Одно неосторожное слово…

— Еще час, — жестко сказал Терак. — Еще час длиной в вечность.

Казалось, этот срок никогда не кончится. Наконец Терак поднял руку и махнул.

В ту же секунду матрос на корме дал условный сигнал. Долгожданный светлячок побежал по кораблям флотилии, обогнул остров и на последнем корабле, откуда открывалась темная ширь океана, мигнул напоследок и полетел на соседний остров. В течение тридцати минут — этот срок был проверен заранее — сигнал облетел северное полушарие планеты.

На палубы десантных кораблей высыпали тяжеловооруженные воины с самострелами в руках. Весь флот двинулся к назначенным каждому отряду островам. На суше действовали партизанские отряды. Первой и самой главной целью были корабли захватчиков. Кларетцы бесшумно снимали часовых. Вскоре на штабной корабль стали приходить донесения, из которых следовало, что все звездолеты были взяты в кольцо — этому особенно помогло то обстоятельство, что корабли садились в разных точках.

Тот звездолет, на котором Альдур предположительно спустился на планету, размещался на территории космопорта. Его можно было видеть из правительственного здания, так что была надежда, что Альдур, вместо того чтобы спешно покинуть Кларет, попытается взять ситуацию под свой контроль.

Ах, если бы он рискнул остаться! Терак боялся сглазить и старался не думать о таком развитии событий. Это была бы слишком большая удача!

Он подошел к пристану и доложил:

— Через час мы можем двигаться в сторону Филенкепа. Через два, думаю, все будет кончено и вы вернетесь в свою резиденцию, сиар Фаригол. Надеюсь на скорую победу — моя планета в состоянии добиться этого.

— Удачи тебе, Терак! — шагнула к нему Карет. — Я хочу быть рядом с тобой. Это тоже моя планета, кому, как не мне, сражаться за нее.

— Так и будет, — ответил Терак и обнял девушку. Затем махнул рукой людям, перелез через борт и прыгнул.

Впереди армии двигались тайные посланники — они стучали в нужные двери и шептали тем, кто так долго ждал команды.

Город восстал в течение нескольких минут — так расправляет крылья хищная птица. Так могучая рука срывает созревший плод. Так опускается топор палача на шею преступника…

Скрывавшиеся воины и прятавшиеся в засаде отряды сразу взялись за дело. Началась охота на чужеземцев. В тавернах и кабаках последние рюмки, подносимые пиратам, оказывались наполненными ядом. Официанты перерезали горла непрошеным гостям. На улицах их тоже убивали без жалости. Вот когда сказалась малочисленность армии вторжения. Все происходило очень быстро, и уже через несколько часов Альдуру уже было некем управлять. Армии как таковой не существовало. Правда, сам он еще вряд ли догадывался об этом.

Пиратов убивали в постелях, в нужниках, в служебных помещениях. Семьи, чьи дома захватчики реквизировали, врывались в жилища — стоит ли говорить об участи схваченных врасплох бандитов? Там, где ворваться в строение не удавалось, дома безжалостно предавались огню.

Казалось, некоторым пиратам удастся уйти от расправы. Среди них тоже было достаточно наблюдательных и умных людей, которые, еще заранее учуяв что-то неладное, пытались поднять тревогу, организовать оборону. Было слишком поздно — все ключевые пункты люди Терака уже успели взять под контроль.

Одного за другим поражая врагов, Терак с обнаженным мечом прорывался к правительственному зданию. Его жаждущую мести душу тешили изумленные взгляды, которые погибавшие под его ударами пираты бросали на него.

Пусть и Альдур взглянет на него! Пусть последний свет, который он увидит перед смертью, будет блеск клинка мстителя!..

Он допытывался у врагов, кое-кому обещал сохранить жизнь, если они скажут, где прячется Альдур. Они не могли ответить — они не знали, и Терак верил. Перед смертью не лгут.

Он отдал приказ, чтобы все его люди искали Альдура, — не мог же он пройти через стены. Наконец предварительные сведения подтвердились — предводитель пиратов в городе, точнее в правительственном здании, расположенном у космопорта. Тот пират, который сообщил эту новость, взмолился, увидев перед собой Терака:

— Не убивай, будь милосерден. Ведь ты давно знаешь меня.

— Ладно, жизнь тебе я оставлю. Как-никак, ты помог нам. Но за то, что созывал своих дружков, за то, что грабил беззащитных, издевался над слабыми, тянул загребущие руки к тому, что тебе не принадлежит, ты должен быть наказан.

В воздухе сверкнуло лезвие, и отрубленная кисть упала на пол. Пират тут же попытался унять обильно хлынувшую кровь.

— Держи крепче! — посоветовал ему Терак. — Иначе вся кровь вытечет.

Затем он приказал своему заместителю:

— Здание окружить. Чтобы ни одна тварь из него не выскользнула… Сделать все тихо и быстро.

К его удивлению, в этом районе все еще было спокойно. Очевидно, разворачивающаяся битва еще не добралась до этих кварталов. Тот небольшой отряд, который с самого начала окружил здание и отрезал его от окружающих домов, был очень малочислен. Его командир обрисовал Тераку обстановку:

— Здание практически не укреплено, однако взять его будет очень трудно.

Некоторое время Терак совещался с людьми, знающими расположение внутренних помещений здания. Один из них предложил поджечь его.

— Ни в коем случае. Здесь скрывается тот, чье горло я просто обязан перерезать, — это первое. Второе: в подвалах много заключенных, а также женщин, которых Альдур набрал, чтобы поразвлечь своих офицеров.

Что представляют из себя подобные развлечения, все присутствующие догадывались. Просто догадывались, а Терак знал.

Сели! О Сели, любимая!..

Он отогнал воспоминания, отдал приказ, и группа разведчиков вбежала в приемный холл. Скоро один из них вернулся и доложил, что он пуст. Никакой охраны.

«Альдур!» — прошептал Терак и во главе отряда вбежал в просторный приемный зал.

Следующую дверь он с размаху вышиб. В это мгновение раздался выстрел, что-то ударило в левое плечо. Руку словно огнем обожгло, Терак упал на пол. Впереди послышались чьи-то убегающие шаги. Терак, преодолевая слабость, поднялся, бросился в ту сторону. Не хватало еще нарваться на Альдура! Что он, однорукий, сможет сделать с ним?

Отступать было поздно — несколькими прыжками он догнал убегавшего. Тот обернулся — глаза его расширились от ужаса, однако Терак успел зажать ему рот.

— Только крикни — и… — Он показал лезвие меча. Оно было все в крови. Убегавший согласно закивал.

— Где Альдур?

Человек, по-видимому, никак не мог прийти в себя от ужаса. Увидеть здесь, на Кларете, Терака, живого и невредимого? Это был конец… Он еле вымолвил:

— В ап-парт-таментах, принадлежавших пристану…

— Они и сейчас принадлежат ему, — не удержался Терак. — Пора вернуть их законному владельцу. Веди…

Пират попытался было возразить, но Терак с такой силой ударил его, что тот сразу засеменил по коридору. Кларетцы следовали за своим командиром, но держались в отдалении, по пути проверяли помещения. Оттуда время от времени выволакивали прятавшихся бандитов. Когда Терак ворвался в ту часть здания, где размещался пристан, с ним оставалась только небольшая горстка соратников.

Прежде всего они попали в огромный зал. Здесь за столами пировали ближайшие подручные Альдура. Кое-кто спал в креслах и на диванах. Те, кто покрепче, пили вино. Нашлись и такие, кто взахлеб обсуждали открывшиеся возможности ограбления планеты. Кларетцы схватились с пьяной охраной. Терак бросился вперед, пробежал по столу и, зарубив стоявших у дверей стражников, ворвался в спальню.

Он оказался прав! Альдур расположился на широкой постели пристана. Подобное ложе было как раз в его вкусе. Наконец он лицом к лицу встретился со своим врагом. Тот пробормотал что-то во сне, открыл глаза. Рядом с ним лежала женщина. Увидев Терака, она вскрикнула и попыталась спрятаться под подушки.

Терак вскочил на постель, взмахнул мечом. Свист рассекающего воздух клинка окончательно привел в чувство Альдура. В это время шлюха, не сумев спрятаться под подушками, принялась визжать. Терак невольно бросил взгляд в ее сторону. Куда ей до Сели. Шлюха, она и есть шлюха!..

В этот момент его вновь кольнуло воспоминание, перед глазами поплыла картина, как этот боров обнимает Сели…

Он неожиданно успокоился, холодно глянул на Альдура. Тот только и смог вымолвить:

— Терак?..

— Он самый! Узнал, скот? Ты отнял у меня самое дорогое, что было в жизни. Более того, ты решил унизить меня — подбросил ее тело в мой дом. Что ж, ты всегда уважал только силу — теперь ты на своей шкуре узнаешь, что это такое, когда кровь начнет хлестать через горло. Но сначала ты осознаешь, что такое душевные муки.

Альдур медлил, и Терак одной рукой вытащил его из постели и швырнул к окну.

— Сам не желаешь идти — доставим силой, — сквозь зубы проговорил он.

Вдали на космодроме был виден стрелообразный боевой звездолет, доставивший на Кларет главаря пиратов. Облитый горючей жидкостью, он полыхал как факел. В отсвете пламени были видны мечущиеся фигурки людей.

Альдур затаил дыхание.

— Смотри и мотай на ус! — сказал Терак. — Ты мне был кое-что должен, так что мне пришлось самому прийти и взять должок.

В этот момент в спальню ворвались кларетцы, успевшие разделаться с подручными Альдура.

— Дайте этой падали меч! — приказал Терак.

Они повиновались — три клинка рукоятями вперед были протянуты Альдуру, однако тот отрицательно покачал головой, потом неожиданно схватился за виски, пошатнулся и рухнул на пол.

Только на какое-то мгновение Терак испытал приступ разочарования. После всех недель, что он провел на Кларете, после всего случившегося желание отомстить этому негодяю казалось нестерпимо мелким по сравнению с огромной радостью от победы, которую испытывали жители планеты. Пусть его судят — для Альдура это будет еще более ужасное наказание, чем смерть, ведь он никогда не признавал над собой власти установленных людьми законов. Он сунул меч в ножны, в следующую секунду почувствовал, как закружилась у него голова.

В этот момент до него долетел знакомый женский голос. Его разыскивали? Кто бы это мог быть, с трудом одолевая приступ слабости, подумал он. Тут же с радостью ответил себе — это же. Карет!

Она громко требовала ответа:

— Терак? Терак здесь?.. Вы не видели Терака?

Неожиданно она появилась в дверях спальни.

— Карет, — откликнулся мужчина. — Ты с ума сошла? Почему ты здесь? Это опасно!..

Увидев его, девушка заулыбалась.

— Все кончено, Терак. Кларет наш.

Неожиданно она склонилась перед ним в глубоком поклоне — настолько глубоком, что ее чудесные рыжие локоны коснулись пола.

— Что это значит? — изумился Терак.

Девушка выпрямилась.

— Кларет теперь твой, Терак. Я горжусь тем, что первой поздравила тебя и склонилась в поклоне. Фаригол мертв. Напряжение последних дней оказалось ему не по силам. Он скончался с улыбкой на устах — в последние минуты жизни до него дошла весть, что захватчики разгромлены. Филенкеп наш. Перед смертью он назвал имя своего преемника. Он назвал твое имя. Армия поголовно за тебя, Терак, да и острова вряд ли станут возражать.

— Как это может быть?

— Все по закону. Если на момент выборов нового пристана в живых не осталось ни одного претендента, имеющего право на трон по семейной линии, определяющей является воля последнего правителя. Все присутствующие — а их было много, очень много! — одобрили его последнее решение. Ты должен выполнить его приказ, Терак. Ты должен научиться править тем, что досталось тебе по праву. Ты победил.

Солдаты и офицеры, набившиеся в зал и в спальню громко закричали. Кто-то приветственно засвистел, и следом в помещениях прогремело: «Слава Тераку!»

Терак закрыл глаза — в то же мгновение в памяти раздался голос старого Фаригола: «Тебе следует поискать предков на Кларете…»

— Я принимаю дар мудрого пристана, — ответил он, и новая буря выкриков раздалась в зале. Шум выкатился на улицы, покатился по городу. Через окно было видно, как в толпе появились знамена Кларета — люди принялись размахивать ими.

— Но при одном условии! — неожиданно добавил Терак.

В наступившей тишине он ясно высказал свое пожелание:

— Если при этом мне будет отдана и рука Карет!

В последовавшей тишине стал слышен рокот океана — волны с размаху били в скалистый берег. Они как бы выражали свое согласие, так же, впрочем, как и глаза девушки.

А затем раздались приветственные крики!

Распутница с Аргуса

I

Дождливая выдалась ночка, глухая. Горько и жалобно, словно брошенное дитя, завывал ветер в лесу, потом неожиданно зверел, принимался выть, ломать и раскачивать деревья. Те отчаянно скрипели и трещали. Дождь все сыпал и сыпал — то мелкий, сеющий, то вдруг крупный, накатистый. Капли шлепались о голую землю, прибивали жесткую, хилую траву на лугах, разгуливали по проселкам, при этом их дробный перестук напоминал пляску дьяволов, выскочивших на волю и разгулявшихся под дырявым низким небом. Люди шли вперед наперекор непогоде, не обращая внимания на ледяной дождь. Все вперед и вперед — к черному замку. Здесь уже собралась толпа горожан и механиков, а также крестьян из ближайших деревень. Руки у всех были огрубелые, привыкшие к тяжелой работе. Были в толпе и женщины, измученные заботами и домашними трудами, — все как на подбор с черными глазами.

На башнях замка были вывешены знамена. Тяжелые, расшитые золотом полотнища намокли и только время от времени, при самых резких порывах ветра, начинали шевелиться и слегка разворачиваться. Выставили их на черном замке по случаю прибытия короля.

На колокольне редко и звучно били в колокол.

Дождь и ветер обрушивались также на одинокий вертолет, летевший в сторону замка. По окнам кабины струилась вода, двигатель работал в полную силу, сам аппарат время от времени подрагивал и кренился под напором обильных струй, льющихся с неба. Местные жители при виде этой машины вряд ли признали глыбу металла за дело человеческих рук. Здесь таких никогда не видывали. Вертолет был доставлен сюда из дальних миров, расположенных за Приграничьем, — из тех мест, куда веками ссылали мутантов. Там тысячелетиями копилась ненависть, там «выродкам» — так называли тех, кто обладал способностью читать на расстоянии чужие мысли, — удалось сохранить накопленные за десять тысяч лет существования империи знания. То, что оказалось забыто, они открыли вновь. Для них смутное время, наступившее после развала единого государства, не было сплошной, беспросветной ночью.

Человек, сидевший на месте пилота, с необыкновенной деликатностью держался за штурвал — он относился к машине как к живому существу. Казалось, стоит причинить ей боль, и вращающиеся лопасти от обиды оторвутся и разлетятся на несколько миль вокруг. Лоб у пилота был высокий, губы чувственные. Руки сухие, с длинными узловатыми пальцами. Ничем не примечательный мужчина, если не считать голоса. Удивительно приятный, бархатистый баритон…

Он чуть повернул голову и скосил взгляд за спину.

— Хороша ночка, правда, Шарла?

В кабине находилось еще два человека, разместившихся позади пилота на сиденье, которое не предназначалось для людей — лавка была без спинки, жесткая, куда более широкая, чем требовалось. Там сидела плотно укутавшаяся в длиннополый плащ девушка — она старалась забиться как можно глубже в овальное пространство за лавкой, а рядом с ней находился мужчина. Услышав свое имя, девушка откликнулась:

— Ландор, нам еще долго лететь?

Голос ее легко одолел звук работающего мотора.

Ландор рискнул оторвать взгляд от приборов и непроглядной хмари впереди — глянул на указатель маршрута и, наклонившись в сторону девушки, ответил:

— Около десяти минут…

Третий пассажир что-то недовольно буркнул, потом высказался яснее:

— Поверьте, сиар Ландор, это настоящая пляска ведьм.

Ландор, не оборачиваясь, рассмеялся — даже за окно не глянул. Только сказал:

— Да вы поэт, Ордовик!

— Какой я поэт! Ни в коем случае… — возразил тот. Он посмотрел в окно, потом глянул на бледную, притихшую Шарлу. — Я всего-навсего простой воин, привыкший более обращаться с мечом и копьем, чем с пером.

Он невольно положил руки на набалдашник рукояти клинка, упертого в пол и стоявшего почти вертикально. В этот момент машину крепко встряхнуло, и меч зазвенел в ножнах. Ордовик чуть вытащил блеснувшую в свете приборных огней сталь. В глазах Шарлы появился испуг.

— Вам холодно, госпожа? — спросил Ордовик. — Возьмите мою накидку?

Шарла остановила его:

— Не надо, Ордовик. Осталось совсем немного. Мне бы не хотелось, чтобы ты за это время совсем окоченел. В замке, должно быть, тепло…

Ландор многозначительно отозвался:

— Да, Шарла, там нас наверняка ждет теплая встреча. В замке всего можно ждать… Ордовик, я, в отличие от тебя, не воин. Со своим мечом я расстался еще в молодости, так что держи ухо востро.

Ордовик распрямил плечи — под накидкой блеснули латы.

— Мне двадцать восемь лет, — откликнулся он, — и я силен как танисский бык.

Шарла бросила на него мимолетный взгляд и тут же отвернулась.

Толпа перед замком медленно таяла. Многие явились к замку с заходом солнца, а теперь уже была почти полночь. Все им порядком надоело — холод, пронизывающий ветер, дождь. Знамена то снимали, то вывешивали снова — собравшиеся у замка жители начинали тогда выкрикивать здравицы в честь Андалвара с Аргуса, а правитель все не ехал и не ехал.

В стороне на обнаженной скалистой плите стоял мальчик лет семи и скрюченная старуха, которой едва было за шестьдесят. На этом скатившемся в тьму варварства мире старели быстро. Мальчик неожиданно зевнул и нечаянно толкнул старуху. Та качнулась в сторону расположившихся на плите мужчин — они придержали ее. С их кожаных курток струями полилась вода.

Старая женщина вдруг закрыла глаза, сцепила пальцы, подняла руки до уровня груди и прошептала:

— Ронейл.

— Здесь я, бабушка, — откликнулся внук и обнял старуху за плечи.

— Ронейл, я вижу дурные дни, — прошептала старуха. Голос ее был подобен шороху сухих листьев, перебираемых ветерком. — Ронейл, ты здесь? Мне жаль тебя, внучек, — Аргус ждет дьявольская пора.

Один из мужчин, стоявших поблизости, повернулся к ним. С его бороды посыпались капли воды. В свете факелов, пылающих на стенах замка, борода заиграла отблесками, словно по густым курчавым завиткам раскатили россыпь бриллиантов. Он наклонился пониже и удивленно спросил у мальчика:

— О чем это она?

Паренек ответил с беззаботностью молодости:

— Бабушка-то? Что-то, наверное, привиделось… Она у нас пророчица.

Во взгляде мужика появилась заинтересованность. Теперь он склонился к старухе, прислушался, что она там бормочет. Соседи тоже придвинулись.

— Ронейл, Ронейл, где ты?

— Здесь, бабушка, — ответил мальчик. Он крепко взял ее под руку.

— Ронейл, Аргус ждут плохие времена. Вижу, вижу… Черная ведьма задумала поработить нас. Она хочет, чтобы мы забыли о временах империи. Солдаты подкуплены… Люди стонут… Империя становится подобна дымку над костром…

— Вот те на! — прошептал кто-то в толпе. — Черная ведьма! Андра!.. Вот в ком зло для Аргуса.

— Тс-с-с!.. — предупредил его мужчина, стоявший за спиной. — Здесь много чужаков.

— Вижу очищение огнем и наказание кнутом… — тем временем продолжала вещать старуха. — Раны и возмущение знатных… Грядет, грядет Долгая Ночь, но вижу свет… Время черной ведьмы пройдет, зло сгинет… Все забудут о черных днях Аргуса.

Издали донесся непонятный жужжащий звук, прорезавший шум бури. Он нарастал… Старуха подняла веки и невидящими глазами уставилась на замок.

Жужжание усиливалось. Где-то в ночи кружило гигантское насекомое. Теперь даже глуховатые на уши могли слышать это дребезжащее тарахтенье. Сердца начали подрагивать в такт небесному шуму. Люди, собравшиеся возле замка, принялись вглядываться в темное, забитое клочьями облаков небо.

Внезапно в вышине вспыхнул свет, более яркий, чем редкие проблески лун Аргуса, то и дело промелькивающие в разрывах туч. Было их числом девять, и многие, опустившиеся до дикости, почитали их за богов или, вернее, за единого, многоглазого господа, с жалостью и гневом взирающего на скудную, беднеющую на глазах землю. Образованным людям было понятно, что подобный взгляд на спутники планеты не более чем языческое заблуждение — всем было известно, что бог — это светило, которое одаривает Аргус неземным светом. Между тем огоньки, родившись в небе, устремились к земле. Наконец стали заметны формы этого диковинного дьявольского создания. Точно, гигантское насекомое!..

— Дьявол! — кто-то робкий закричал в толпе. От этого крика кровь застыла в жилах, но в следующее мгновение толпа сообразила, что пора спасаться бегством. Народ хлынул было от замка, однако какой-то исполинского роста бородач остановил начавшуюся панику.

— Никакой это не дьявол! — что было мочи заорал он. — Какой дьявол осмелится приблизиться к королевскому замку? Это просто машина, летающая машина. Мне доводилось встречать такие во время путешествий, но я никогда не мог подумать, что встречусь с ними на Аргусе.

Это объяснение полетело из уст в уста. Народ начал возвращаться на прежнее место. Постепенно огоньки полностью очертили диковинный аппарат, который, покачиваясь и вращая лопастями, устремился к свободной площадке. Звук работающего мотора был подобен барабанному бою, которым дьявол развлекается в аду.

Неожиданно аппарат коснулся земли, сразу погасли огоньки, и минуту спустя стих шум. В боку его обнаружилась дверь — створка отъехала в сторону, оттуда вышли три укутанные в плащи фигуры. Две первые по очереди мягко спрыгнули на мокрую землю и помогли спуститься третьей.

Затем они все вместе прошли сквозь приблизившуюся к вертолету толпу. Ясно, что прибывшие — люди. Из высокопоставленных… Кто именно — вот что хотелось узнать. Первый точно из самых благородных — вон на нем какая кожаная куртка, и держится как правитель. Очень высокий, на голове шлем, поверх куртки черный плащ, который был сшит таким образом, что напоминал как бы два распахнутых крыла. Он по грязи и против ветра шагал так, словно вокруг и не было никакой грязи. Другой — воин, не более того. А вот кто третий? Вернее, третья? Понятно, что женщина, но как ее имя? Выступает тоже величаво…

Первый, благородный, добрался до бревенчатых, окованных железом ворот и принялся колотить рукоятью меча в металлический лист. Потом он вдруг зычно крикнул:

— Открывайте, вы, там! Именем принцессы Шарлы, дочери великого Андалвара, открыть ворота!

* * *

Зенхан Вар отодвинул занавеску, прикрывавшую узкое окно, прорубленное в стене, и выглянул наружу.

— Все тихо, госпожа, — сообщил он, обращаясь к даме, стоявшей позади него. — Они до сих пор стоят у ворот замка.

— Естественно, Зенхан, — с некоторой ленцой выговорила она. — Чего вы ожидали от толпы, которая обожает своего короля?

Зенхан опустил занавеску, повернулся — лицо у него стало задумчивым.

— Все началось, госпожа, скорее, чем мы ожидали. Возможно, даже слишком быстро. Я рассчитывал, что это случится месяцем позже.

Андра откинулась на золотистых шелковых подушках, изогнулась, словно сытая кошка. Глаза, по крайней мере, у нее действительно напоминали кошачьи. Черные, под стать ночи, накрывшей замок, красивые волосы были раскиданы по плечам.

— Зачем вы говорите это, Зенхан? — спросила она и отщипнула виноградину от грозди, лежащей на блюде. Широко раздвинув губы, обнажила идеальной формы зубы. — Почему мы не можем сейчас же приступить к исполнению наших планов?

Она бросила виноградину сирианской обезьяне, посаженной на цепь. Та схватила пищу, принюхалась и, оскалившись, отшвырнула. Эти животные были плотоядными…

Зенхан Вар проследил за путешествием виноградины и вздрогнул.

— Дело не в том, — торопливо заговорил он, — что наши замыслы могут не воплотиться в какую-либо очевидную конкретику, госпожа. Все продумано до мельчайших подробностей. Беспокоит другое — все получается как бы само собой, без нелепых случайностей, промашек, издержек, которые обязательно появляются в подобных обстоятельствах. Вот что меня тревожит! Я не могу отделаться от мысли, что не мы управляем событиями, а просто оказались на поверхности потока. И нас понесло, а куда — неведомо…

— Неужели мысль о Шарле сделала тебя таким робким, Зенхан? Не забывай, она покинула Аргус еще ребенком. Ее не было здесь в течение семи лет!

Зенхан оттолкнулся от стены и заходил по комнате. Его босые ноги были смуглые, тонкие — они заметно выделялись на фоне белоснежного ковра, лежащего на полу.

— Нет, госпожа. Конечно, Шарла, как мне представляется, наиболее трудное препятствие на нашем пути. Если она осталась в живых и посмела явиться сюда, значит, она ничего не знает о смерти своего отца, после чего вы были провозглашены регентшей.

— Затем по степени опасности следует Пенда? Кстати, где он?

— Спит, госпожа. Он расстроился под вечер — долго плакал, так и уснул в слезах.

— Что здесь странного, Зенхан? Слезы естественны для ребенка.

— Конечно, — не скрывая насмешки, ответил управляющий королевским домом. — Однако позволю себе заметить, что даже девочке в таком возрасте плакать неприлично. Если мой сын, будучи тех же лет, что и принц Пенда — мне следует говорить король Пенда, — позволил бы себе такие капризы, я бы тут же выволок его из постели и хорошенько выпорол.

Андра поджала хорошенькие губки, потом неожиданно улыбнулась и швырнула заждавшейся обезьяне кость с остатками сырого мяса. Кинула чуть в сторону, так что обезьяна, метнувшись за добычей, до предела натянула цепь и едва-едва смогла достать кость. Тут же частый хруст и чавканье раздались в комнате.

— Это хорошая чувствительность. Полезная — можно и так сказать… Знаешь, почему Пенда расплакался? Сегодня он явился в столовую со своей гончей вопреки давнему запрету отца. Неужели Доличек должен был поступить согласно твоему рецепту и вызвать хозяина кнута?

Зенхан Вар что-то недовольно пробурчал, потом повернулся к госпоже и ответил:

— Леди, что касается меня, я считаю, что не в Доличеке дело. Это всего лишь часть правды. Если вы позволите, я бы посоветовал немедленно удалить Доличека, и тогда все наладится.

Взгляд у Андры неожиданно остановился — она словно разглядела что-то там, в сумеречном небытии. Застыл и Зенхан. Наконец регентша подала голос:

— Нет, Зенхан! Доличек вполне может изменить, если он уже не изменил нам. Все равно это самая удобная фигура для достижения нашей цели. Позвать его!

Зенхан пожал плечами, искорки недовольства вспыхнули у него в глазах, однако он придавил их.

— Хорошо, госпожа, — он наклонил голову, — но, поверьте, мне больно видеть, что отпрыск хорошего семейства оказался с гнилинкой внутри.

Неожиданно, перекрывая вой ветра, одолевавшего шесть футов толстой каменной стены, в комнату долетел жужжащий, чуть вибрирующий звук. Зенхан Вар нахмурился, бросил взгляд на госпожу, однако та никак не прокомментировала набирающее силу тарахтенье. Управляющий тоже промолчал, приблизился к окну и, подняв занавеску, выглянул на улицу. Потом позвонил в медный колокольчик.

В комнату вошел раб с Марзона (был он необыкновенно черен, кожа на лице постоянно подергивалась. Так его соплеменники спасались от ока постоянно меняющего силу света и спектр излучения светила), замер у порога в ожидании распоряжений.

Андра взяла с блюда сирианскую сливу, некоторое время изучала ее, потом, не поворачиваясь к рабу, приказала:

— Пусть приведут Доличека и хозяина кнута, Самсар.

Раб поклонился и вышел. Только теперь Андра томным голосом поинтересовалась:

— Что это там жужжит, Зенхан?

— Не знаю, госпожа, — ответил тот. Он пристально вглядывался в окно. — Во дворе такая темень, как у волка в глотке.

— Тогда опусти занавеску, — приказала Андра. — От окна тянет холодом. Еще несколько дней — и придет зима. Не зря буря беснуется, наверное, нагонит снежные тучи.

Раб, так же неслышно, как и в первый раз, вошел в комнату. Тут же отодвинулся на несколько шагов от обезьяны, с упоением грызущей кость, и объявил:

— Госпожа, Доличек и хозяин кнута ждут.

— Проси, — кивнула Андра.

Зенхан Вар хмыкнул и отошел от окна. Раб пригласил Доличека и хозяина кнута.

Доличеку было лет пятнадцать. Лицо худенькое, заостренное. Впрочем, тело его тоже особой пышностью не отличалось — кожа да кости. Свои длинные светлые волосы он зачесывал назад. Когда он поклонился госпоже, они свесились по сторонам. Должно быть, неделю не мыл, решила про себя Андра, потом улыбнулась и взяла с подноса еще одну сливу.

— Доличек, — обратилась к нему регентша, — сегодня принц Пенда — король Пенда, несмотря на родительский запрет, явился в столовую с гончей. Так?

Она спросила об этом с какой-то веселой угрозой, как бы предлагая тому сыграть в какую-то непонятную игру. Тот кротко ответил:

— Да, госпожа. За последнее время это третье нарушение.

— Третье, говоришь? Не будем жадничать, добавим еще одно. Раб, — приказала она хозяину кнута, — четыре удара!

Неф, более чем двухметрового роста, шагнул вперед. Его вывезли с Леонтины, куда еще первые короли Аргуса сослали его предков, которые должны были работать в платиновых шахтах. Леонтина была удалена от Аргуса на миллионы и миллионы миль. Приблизившись к подростку, он сунул руку за спину — его мускулы заметно напряглись — и достал кнут. Взмахнул им…

Андра жестом остановила его, тут же обратилась к Зенхану:

— Послушай, звук совсем исчез. Ну-ка, выгляни, что там?

— Ничего не видно. Слишком темно, глазам надо привыкнуть. Что-то подобное самодвижущейся коляске… Там, на дороге, перед воротами замка.

Откуда-то снизу долетели глухие удары — кто-то колотил в ворота. Андра замерла. В наступившей тишине, в которой особенно отчетливо стало слышно чавканье обезьяны, вдруг донесся голос: «Откройте!»

И следом: «Именем принцессы Шарлы, дочери великого Андалвара, открыть ворота!

II

Чародей Келаб вышел на крыльцо, бросил взгляд в одну сторону, потом в другую. Утренняя улица была пустынна. Все те же треснувшие плиты на тротуарах и мостовой, повсюду лужи воды. Несколькими метрами вниз по дороге толпился народ — как обычно, бродяги, больные, местные жители. Зачем они собрались возле его дома? А это кто? Келаб приблизился к толпе и повнимательнее пригляделся к женщине, лежащей на плитах. Глаза закрыты, руки исхудавшие донельзя, ноги босы. Рот искривился в идиотской усмешке. Она же мертвая!

Келаб вздохнул — сколько их, бродяжек, скитается по окрестностям! Сейчас мрут как мухи, а впереди зима!.. Чародей достал несколько монет и бросил в чашку, стоявшую у ее ног. Никто не смеет прикоснуться в этой милостыне, так как деньги предназначались для похорон. Каждый человек имеет право найти покой в земле.

Он понюхал воздух. Пахло свежестью, влагой — это после уборки улицы. В новых кварталах за ними следят. Не то что в нижнем городе. Он невольно окинул взглядом тот район — ветхие крыши, запустение. Вся нижняя часть города — сплошная помойка, над которой на Королевском холме, над крепостью, развевается знамя. До крепости миля с небольшим.

Знамя висело в перевернутом положении — на полотнище выделялось огромное золотистое солнце, подвешенное под горизонтом. Надо бы наоборот — встающее над землей светило… На знамени были видны черные буквы, из которых был составлен девиз дома Аргусов. Келаб, шевеля губами, прочитал: «Будь сильным; будь справедливым; будь честным!»

Не отрывая взгляда от стяга, он нащупал в сумке, подвешенной на поясе, часы, достал их и посмотрел, который час. В пределах империи уже давным-давно никто не видал подобной диковинки, здесь не производили часов. Келаб удовлетворенно хмыкнул, губы его сложились в подобие улыбки.

Он прошел по улице, постоял под раскачивающейся, еще мокрой после дождя вывеской. На ней было написано: «Дом бурлящего источника ». Келаб потер тщательно выбритый подбородок и наконец решился — толкнул дверь.

Внутри забегаловки было шумно и жарко. Тяжелый воздух пропитан запахами человеческого пота, крепких напитков и вдыхаемых наркотиков. Между входом и баром расположилась компания астронавтов — на столе пять пустых бутылок цинамо, сами играют в карточную игру, у которой никогда не бывает конца. Называется она шен фу. Глаза у игроков бегают, они хрустят чипсами…

Длинная стойка слева, дальний конец завален картонными коробками из-под бутылок, самими бутылками. За ней спиной к залу толстый мужик с реденькими светлыми волосами играет на цветомузыкальном хроматографе. Когда Келаб приблизился к бару и занял единственное свободное место, тот, не переставая нажимать на клавиши, слегка повернул к нему голову и спросил:

— Вам чего?

— Воды, Финзи. Живой воды из бурлящего источника.

Финзи удовлетворенно покивал, потом неожиданно оборвал исполнение сонаты и повернулся к чародею. На его лице засияла улыбка.

— Кого я вижу! Келаб? Когда успел появиться на Аргусе?

— Сегодня в полночь. А у вас то же самое. Дожди, дожди, дожди… На всей территории — отсюда и до Безмолвных гор.

— Это просто замечательно как плохо, — глубокомысленно заметил бармен и полез под стойку за бутылкой и рюмкой. — Тебе известна поговорка — погода плохая, торговля хорошая.

— Оно и видно, — согласился Келаб. — Насчет торговли у тебя сегодня полный порядок.

Он обвел глазами полный зал, потом взял рюмку, которую Финзи уже успел наполнить крепким, ароматно пахнущим напитком. Келаб в шутку называл его живой водой из бурлящего источника. Сначала втянул запах через ноздри, отчего на его лице запечатлелось неописуемое блаженство, потом не спеша выпил.

Финзи осторожно поместил свое могучее тело на высокий табурет напротив Келаба, для устойчивости поерзал на нем, потом спросил:

— Где тебя носило в последнее время? Ты же вроде совсем отошел от дел. Уже почти два года…

— И два месяца, — уточнил Келаб. — А где носи-ило!.. О-о, далековато, за пределами империи. Изучал, чего они там накумекали, на далеких мирах. Мутанты эти… Показал, что сам умею, начал собирать всякие интересные штучки, которых у них там до черта, пока окончательно не разорился. Пришлось зарабатывать деньги на обратную дорогу — и вот я здесь. Что за чертовщина творится на Аргусе, Финзи? Почему знамя над крепостью висит вверх ногами?

Келаб дернул головой в сторону востока.

Бармен задумчиво потеребил нижнюю губу.

— Да, висит, — неожиданно согласился он. — Сегодня в полночь нам сообщили, что Андалвар скончался.

— Вы собираете деньги на похороны? — спросил гость, и Финзи молча толкнул в его сторону большой белый бокал. Более чем наполовину он был наполнен монетами — имперскими и имеющими хождение в далеких мирах. Келаб не удержался и потряс кубок — деньги зазвенели. Потом он положил туда еще одну монету и подвинул в сторону Финзи.

Глаза у Финзи расширились, он потрогал пальцем лежащую сверху монету — видно, решил лично убедиться, что она не фальшивая. После некоторой паузы спросил:

— Ты вроде говорил, что разорился, Келаб?

— Был разорен. Потом умные люди объяснили, что деньги, потраченные на добрые дела, — это, считай, заработанные деньги. Учеба как раз из такого рода занятий. Потерянное я вернул за три дня. Кстати, — после небольшой паузы добавил Келаб, — я сегодня встретил еще кое-кого, кто нуждается в похоронах.

Финзи кивнул:

— Мне уже сказали. Говорят, собрали достаточно, но пусть она полежит еще до полудня. Я взял на себя хлопоты насчет похорон. Но, Келаб, как же ты мог не слышать?..

— О чем, толстяк?

— Ну, что первым делом они перевесили знамя, когда скончался Андалвар.

Чародей пожал плечами, и Финзи с удивительной для его комплекции стремительностью пододвинулся к нему и склонился почти к самому уху.

— А тебе никто не сказал, как он скончался? Что-то около трех часов утра какая-то странная летающая машина, какой никогда не видывали на Аргусе, приземлилась возле ворот замка, где лежал Андалвар. Знаешь, кого доставила эта машина? Никогда не догадаешься! Какого-то солдата, королевского советника и принцессу Шарлу. Представляешь! Так, по крайней мере, говорят.

Пальцы у Келаба на мгновение вздрогнули, затем он, как ни в чем не бывало, глотнул из рюмки и спокойно спросил:

— Ты уверен, толстяк? Какая Шарла?.. Ты говоришь загадками, ведь дочь Андалвара зовут Андрой.

— Ты не понял, — заволновался толстяк. — Принцесса Шарла, та, которая, как было сказано, потерялась. Все считали ее мертвой.

Келаб задумался, потом осторожно поставил рюмку на стойку.

— Послушай, Финзи, ты же знаешь, что я не аргианец и много путешествовал по дальним краям, так что не могу знать все новости. Расскажи мне все подробно.

— Ладно. Тебе, конечно, известно, что Андалвар женился поздно. Что-то за двадцать с гаком. Его женой стала Лора, у них родилась дочь, которую назвали Шарла. Все то время, что он правил, Андалвар очень хотел иметь сына, которому он смог бы передать трон, однако жена принесла еще одну дочь, Андру. Все называют ее черной ведьмой, хотя она с виду настоящая раскрасавица.

Келаб затуманенным взглядом изучал поверхность потухшего экрана хроматографа.

— Продолжай, — сказал он.

— Затем через пять лет она наконец родила сына Пенду, который теперь официально является королем. Мать умерла при родах, и Андалвар, в страхе, что жить ему осталось недолго, решил назначить регента, который должен был править до тех пор, пока Пенда не достигнет возраста Шарлы. То есть двенадцати лет… Теперь Пенде как раз исполнилось сколько требовалось, а ее — ну, значит, Шарлу — в этом возрасте отправили учиться на какой-то дальний мир, где, как рассказывают, живы еще великие искусства и умения Золотого века. Через два года пришла весть, что она исчезла. Никто не смог обнаружить ее следов. Эта новость обошла все самые дальние закоулки империи. Удивляюсь, как ты мог не слышать об этом?

Келаб протянул руку и наполнил рюмку, потом объяснил:

— Семь лет назад меня не было в пределах империи. До меня доходили только слухи.

— Все равно удивительно. Одним словом, Шарла пропала, и эта новость так повлияла на Андалвара, что он немного… — Бармен покрутил пальцем у виска. — Правда, на управлении государством это не сказалось, и во внутренних и во внешних делах он по-прежнему был проницателен и смел, однако что касается его детей, он стал буквально трястись над ними. Например, запретил Андре, как, например, Шарле, даже думать о регентстве, тем более заниматься государственными делами. С таким же преувеличенным вниманием он относился и к своему сыну — он запретил касаться его пальцем. К принцу в качестве помощника и няньки был приставлен раб по имени Доличек. В общем-то, это обычное дело в королевских семьях, подобная традиция держится уже около четырехсот лет. В общем, росли королевские дети как сами хотели. Свой каприз ставили во главу угла. Андра выросла, как говорят, испорченной и себялюбивой, да и от Пенды, утверждают, вряд ли можно ждать, что он станет добрым королем.

— Понятно, — задумчиво сказал Келаб. — Еще что-нибудь расскажи. Кто, по общему мнению, теперь в силе при дворе?

Финзи помедлил, глянул из-за плеча Келаба — все вроде спокойно. Астронавт за столом по-прежнему похрустывал голубоватыми чипсами. Бармен вздохнул и тихо продолжил:

— Прежде всего, конечно, Андра и Зенхан Вар. Его все называют лордом-главноуправляющим. Все говорят, что Совет шести полностью у него в кармане. Ну, это орган, состоящий из правителей вассальных миров… Тебе должно быть известно…

Келаб кивнул.

В империю теперь входили шесть государств, главы которых имели формально равные права с правителем Аргуса. Этот союз когда-то подчинил большую часть галактики. Главную скрипку играл в нем король Аргуса, всем остальным приходилось подыгрывать ему. Так продолжалось все время, пока определяющими в свободном пространстве были количество кораблей и численность вооруженных сил. Баланс интересов поддерживался на достаточно прочных, определяющих принципах. Очевидно, что каждый из этих миров по отдельности выжить был не в состоянии.

— Что за человек этот Зенхан Вар?

— Ну-у, знатный! Из самых благородных. Говорят, честный. Еще болтают, что по уши влюблен в эту черную ведьму. Андалвар в делах полагался исключительно на Зенхана, а не на своих детей. Ходят слухи, что теперь, после смерти Андалвара, все при дворе пойдет по-другому. В молодости Зенхан отличился в войнах, о его искусстве владения мечом ходят легенды. Думаю, люди пойдут за ним…

— Еще что-нибудь? — настоятельно потребовал Келаб.

Финзи пожал слоновьими плечами:

— Нашел тоже кого спрашивать! Что я, знатоктого, что делается при дворе? Ну, Зенхан — второй после Андры. А может, и нет. Есть там некая Сабура Моно, но о ней никто ничего не знает.

— Кто она?

— Женщина, больше ничего сказать не могу. Очень толстая женщина — для ее габаритов еще не придумали размер — это все, что я знаю. Говорят, что она сует нос во все, что происходит в империи, что Андалвар безоговорочно доверял ей, что она была его главной советницей. Слухи есть слухи. — Финзи опять передернул могучими плечами. — Она очень редко появляется на публике, не участвует ни в каких дворцовых церемониях. Если у нее есть слуги, то они молчат словно в рот воды набрали.

— Загадочная толстушка? — прокомментировал Келаб.

— Вот именно, — с подчеркнутой страстностью ответил Финзи. — Это все, что я слышал о ней. Так что если ты хочешь узнать еще что-либо, то не сиди здесь и не булькай!..

Келаб совсем по-мальчишечьи улыбнулся — растянул губы и обнажил ряд ровных белых зубов, затем загорелой рукой пригладил волосы. Наконец стряхнул невидимые соринки со своей удивительно цветастой одежды. К его левой мочке был прикреплен золотой кружок, в котором отражался свет тусклых ламп, развешанных в забегаловке.

— Спасибо, Финзи. Ты первый, с кем мне удалось поговорить на Аргусе после возвращения. Два года, старина, — это два года. Много воды утекло за это время. А что говорит по этому поводу народ?

— Какой? Чей голос ты хотел бы услышать — сильных мира сего или обывательские сплетни?

— Сплетни, конечно! — Келаб допил ликер и поставил рюмку на стол. — О чем он вещает?

Финзи мельком глянул мимо чародея в сторону астронавтов, и взгляд его мгновенно обессмыслился. Потом он резво принялся протирать поверхность стойки. Келаб чуть обернулся, глянул на посетителей. Те тоже примолкли — сидели с каменными лицами и бездумно поглядывали по сторонам. Пакетик с чипсами переходил из рук в руки, но никто теперь не запускал в него пальцы. Келаб понимающе усмехнулся — ясное дело, все побаиваются шпиков. Даже сами шпики… Как бы на них не донесли за то, что они не донесли.

Келаб повторил вопрос:

— Так как, Финзи, рассудил простой люд?

Бармен неожиданно перегнулся к нему через стойку — дерево предупреждающе заскрипело.

— Совсем забыл. Я и раньше хорошей памятью не отличался, а теперь просто напрочь отрубило!

Он хмыкнул и, видимо устыдившись собственной трусости, признался:

— Тебя-то, чародей, они ни за что не выдадут, а меня — самое милое дело! Сейчас нельзя сказать, от кого можно ждать подобной подлянки. Каждый хочет заработать на доносе…

Келаб успокаивающе похлопал его по руке:

— Говори.

— Болтают, что было предсказание… В смутные времена всегда хватает пророчеств. Сегодня ночью, когда Шарла появилась возле замка, люди слышали вещие слова. Ну, в толпе, что собралась возле крепости. Страшные дни ожидают Аргус, вот что они слышали. Тому причиной черная ведьма. Принцесса Андра. — Финзи, состроив глубокомысленную гримасу, подтверждающе покивал. — Говорят, что ее регентством может закончиться империя.

Келаб понимающе поджал губы. Неожиданно в его глазах промелькнули странные огоньки.

— В то, что ты рассказал о ней, вполне можно поверить. И что же, эти тоненькие голоски так и выкрикнули «Есть!» и взяли под козырек?

— Ну уж нет. Эти, у которых такие слабенькие голоса, просто озверели. Совсем как лев в клетке.

— А как насчет Шарлы?

— Пока ничего. Разве что появилась надежда…

— Понятно, — сказал Келаб. — Похороны Андалвара, когда и где они состоятся?

— На третий день после кончины, так требует обычай. В королевском замке на холме… Благородные и большие господа уже начинают прибывать. Они окажут честь принцессе Шарле, мне так кажется — если, конечно, она на самом деле является Шарлой.

Келаб замер:

— Точно. Я как-то не подумал об этом.

— Что касается регентства, решение об этом должен принять Совет шести. Но обычно, если в том появляется необходимость, главное слово за традицией — старшая дочь короля должна стать регентом. Это в теории…

Келаб помолчал, потом спросил:

— Сколько я тебе должен?

На лице Финзи появилось нескрываемое удивление, он даже моргнул:

— К чему такая спешка? Я хочу послушать рассказ о твоем чудесном путешествии. Тебе, наверное, есть чем поделиться со старым дружком. Тебе что, уже пора?

Келаб усмехнулся, ткнул пальцем в монету достоинством в сто кружков, которую он бросил в кубок, где собирали деньги на похороны короля. Другой рукой разогнал подвисшее над стойкой облако табачного дыма.

— Так сколько, Финзи?

— Считай, что я тебя угощал, Келаб, — ответил бармен. — Ну, если ты так настаиваешь, то я возьму свою долю из твоего взноса на похороны, тем более что сборы в таких случаях должны быть небольшими, иначе, сам понимаешь, начнутся расспросы — кто это такой щедрый, то да се…

— Я готов рискнуть, — кивнул Келаб.

С этими словами он слез с табурета и мимо заметно подвыпивших девиц направился к выходу. Много часов он гулял по нижнему городу. Вид у него был задумчивый…

* * *

Зенхан Вар яростно воскликнул:

— Так я и знал! Подобного рода неожиданностей я и опасался.

Андру, казалось, совершенно не обеспокоила эта новость. Она по-прежнему лакомилась сливами — бережно, двумя пальчиками брала их с блюда. Вела себя сродни сирианской обезьяне — та тоже, набив брюхо, теперь сладко похрапывала, свернувшись в клубок возле стены. Одной лапой она еще придерживала обглоданную кость. Полуденное солнце слабо отсвечивало в золотистых занавесках. Неожиданно принцесса сказала:

— Ее появление в глазах простолюдинов может показаться неким знамением. К тому же эта ужасная буря… Дело в том, Зенхан, что у меня есть малюсенькое сомнение — Шарла ли это?

Управляющий криво усмехнулся.

— Нет, госпожа, ваши сомнения напрасны. Вы об этом не можете судить, но ваша сестра в точности копия своей матери в ее лучшие дни. Если она так же добра, какой кажется, империи можно сказать: «Прощай!»

Андра засмеялась.

— Мой дорогой, благородный Зенхан. Ей еще надо подтвердить и доказать свое право на регентство. Что по этому поводу думает Сабура Моно?

Управляющий развел руками.

— Дорогая госпожа, я не знаю, где она! Она появилась у фоба вашего отца, однако не осталась с нами, а удалилась. Куда?..

— Но я тоже не смогла оставаться в траурном зале. Знаете ли, женщины слабы…

— Что касается вас, я предпочитаю забыть об этом. Вы так молоды, госпожа, что же касается Сабуро Моно… Она крепче, чем сотня дюжих молодцов. У нее сердце танисского быка!

— И очи демона, — тихо подтвердила Андра. — Разве имеет значение, кто именно будет заботиться о сохранении империи?

— Клянусь крыльями Аргуса, да! — Зенхан резко рубанул воздух ребром ладони. — Есть только одна возможность спасти государство. Только одна!.. Это твердая рука! На троне необходим правитель, который смог бы взять ситуацию под контроль. Сможет добиться этого вновь появившаяся Шарла? Ее семь лет не было на родине, в то время как вы находились в самом центре событий. Что должно быть сделано, то должно быть сделано! У нас нет выбора. К сожалению, весть о ее появлении уже распространилась среди простолюдинов. Знаете, каково их мнение? Мол, только Шарла способна спасти империю. Каково?

Андра пожала плечами.

— Какое мне дело до них? Что они понимают в искусстве управления государством? Нас поддерживают те, кто обладает реальной силой, — богатые люди и высокородные. Это что-нибудь да значит. Что мы имеем в Совете шести?

— Они могут проголосовать единогласно, а могут разделиться на фракции. Вероятнее всего, трое против троих. Лоргис, Драко и Бунагар не испытывают к вам симпатий. Но они представляют бедные, живущие по патриархальным законам миры и скорее всего желают оставаться таковыми и в дальнейшем. Хиина, Долон и Меса должны сохранить вам верность.

— Еще бы, — улыбнулась Андра. — Я вывела их в люди, а то, что было мною сделано, мною же может быть разрушено. Послушайте, Зенхан, мне кажется, что вы упускаете одну очень важную деталь.

Зенхан нахмурился:

— Вы имеете в виду, что союз с Меркатором может спасти империю? Вы забываете, госпожа, подобное политическое решение может быть полезно только тогда, когда женщина является полноправной правительницей в своем государстве. При этом она обязана дать клятву на верность мужу и отдать бразды правления в его руки. Тогда это имеет смысл. В качестве регентши вы подобными полномочиями не обладаете. Вы уходите в дом супруга с приданым, и только. Ваша мысль хороша в отношении Пенды, когда он повзрослеет, но есть ли у нас время ждать?

Андра нехотя сказала:

— Я так не думаю… Спасибо, Зенхан. Только вы и я понимаем, что есть благо для империи. И как влить новое вино в старые мехи? Способна ли на это Шарла? И не забывайте о союзе, который мы заключили.

На лице Зенхана на мгновение появилось недоуменное выражение, потом он вдруг задержал дыхание и кивнул. По-видимому, вспомнил, что имела в виду принцесса. И сразу улыбнулся…

III

— Это очень опасно, — прошептал Ландор.

Шарла едва заметно кивнула.

Прошло около суток, как ее избрали регентшей при малолетнем короле Пенде. Совет шести раскололся пополам, в результате решение было принято согласно традиции. Она сидела на задрапированном в черное троне в государственном зале — сама в черном платье, ее лицо прикрывала вуаль, — в ожидании прибытия лордов и других высокорожденных гостей, прибывших на похороны короля. Ландор занимал у трона такое же место, какое Зенхан Вар занимал при покойном правителе. За ним Ордовик в форме капитана королевской гвардии. Андра отсутствовала. Поводом она избрала необходимость присутствовать в городе, где следовало обеспечить преемственность власти. Она по собственной воле уступила свои апартаменты Шарле, однако отказалась от всякой встречи с сестрой. Шарла была очень расстроена подобным отношением.

Однако это обстоятельство совершенно не беспокоило Ландора.

Сразу после заседания Совета шести Зенхан Вар подал в отставку, которую Шарла тут же приняла. На место главного управляющего королевским домом был назначен Ландор, который удовлетворял всем требованиям. Он был из очень знатного рода, знал историю империи как свои пять пальцев, однако кое-кто из придворных высказал явное недовольство.

В этот момент у огромных распахнутых дверей, ведущих в зал, послышался шум. Оттуда донесся звук горна, наконец в гигантском проеме показался высокий черноволосый человек с вызывающе дерзким выражением на лице. Весь в кожаной одежде, поверх которой блистали латы, он нес в левой руке боевой шлем — плюмаж ниспадал до пола и чуть покачивался на ходу, особенно когда хозяин изредка отвешивал легкие поклоны гостям, стоявшим вдоль стен. Правой рукой он опирался на рукоять меча. Еще раз тонко запел горн, и церемониймейстер объявил:

— Баркаш из Меркатора. Прибыл, чтобы проводить в последний путь Андалвара из Аргуса.

Правитель не спеша направился к трону. Его доспехи в такт шагам позванивали и отбрасывали блики — шел он легкой, раскачивающейся походкой. У трона остановился и взглянул на регентшу, чье лицо было закрыто вуалью. После недолгой паузы поклонился и гулким голосом, не сдерживая мощи, без которой немыслимо отдавать приказы, заявил:

— Приветствую вас, госпожа с Аргуса.

Ордовик жестом дал указание стражам, чтобы они не сводили глаз с Баркаша. Те в ответ чуть качнули щитами. Ордовик с удовлетворением отметил, что по крайней мере солдаты в этом взбесившемся мире остались верны прежним правилам.

— Приветствую вас, правитель Меркатора, — ответила Шарла. Голос у нее тоже оказался не слаб, к тому же отличался звучной напевностью. Правда, в ее речи слышался легкий акцент, что было неудивительно, ведь она семь лет провела за пределами империи.

Баркаш поклонился, потом вскинул голову. Его взгляд на мгновение задержался на вуали.

— Госпожа, что-то я не узнаю ваш голос. Вот голос принцессы Андры мне хорошо известен. Неужели здесь какая-то уловка?

Последние слова он произнес громко, повернувшись к залу, — звуки его голоса еще некоторое время дробились в стропилах, на которых держалась крыша. Шарла с испугом глянула на него. Конечно, правитель Меркатора вылетел в столицу несколько дней назад и не в курсе случившихся на Аргусе событий.

— Позвольте мне объяснить, — спросил разрешения Ландор.

Принцесса кивнула.

Тот сошел со ступенек, ведущих к трону. Между тем среди придворных нарастал гул, все они разом задвигались. Как только Баркаш отдал приветствие регентше, они на мгновение замерли, потом вновь их ряды заколыхались — особенно в тех местах, где собрались сторонники Зенхана Вара.

Баркаш из Меркатора наполовину выдвинул меч из ножен, потом резко бросил его назад. С некоторым высокомерием он глянул на Ландора и спросил:

— Кто вы?

— Я — Ландор, главный управляющий королевским домом, и здесь нет никакой уловки.

— Нет уловки? — грозно спросил Баркаш. — По этому поводу могу сказать, что голос этой дамы не похож на голос принцессы Андры.

— Конечно не похож, — согласился Ландор. — Перед вами принцесса Шарла.

— Сиар Ландор, вы сказали — Шарла? Пропавшая дочь Андалвара? Что за сказки вы мне рассказываете?

Он стремительно шагнул вперед и, протянув руку, сорвал вуаль. Шарла вскрикнула от ужаса. Какой-то миг Баркаш недоуменно смотрел на нее, при этом его пальцы машинально мяли сорванную ткань. Неожиданно на его лице появилось нескрываемое удивление. Он улыбнулся.

— Прошу простить меня, госпожа с Аргуса, но я человек прямой. Я не верю ни единому слову, пока сам не удостоверюсь, что так оно и есть на самом деле. Кое-кто уже докладывал мне, что вы вернулись и заняли трон своего отца. Все это так неожиданно.

Теперь он с откровенным восхищением смотрел на принцессу — на ее золотистые локоны, ниспадавшие на черное платье, на изгиб тела, заметный под покровом траурного наряда.

— Бесспорная истина, госпожа, что вы удивительно напоминаете вашу мать. Она словно ожила…

Шарла робко кивнула:

— Да, правитель, мне уже не раз говорили об этом.

В зале вновь поднялся легкий шум, придворные пришли в движение. Согласно обычаю, особы женского пола, принадлежащие к королевской семье, обязаны до похорон на публике носить вуаль. Теперь трудами Баркаша всем присутствующим открылось лицо неожиданно появившейся принцессы, и те, кто помнил ее мать, ни на секунду не усомнились в родстве.

Между тем Баркаш сказал:

— Я прошу, госпожа, объявить о союзе, о котором было заранее договорено.

Шарла удивленно глянула на правителя Меркатора, кто-то в толпе коротко хихикнул. По-видимому, сторонник Андры…

— О каком союзе идет речь? — спросила она.

— О брачном, разумеется, — ответил Баркаш, потом достал из напоясной сумки свиток и протянул принцессе.

Передав документ, он сделал несколько шагов назад, на его лице появилась самодовольная улыбка. Ландор развернул документ и принялся читать. По рядам придворных пробежал удивленный говорок, и тот же самый приверженец Андры теперь уже не стесняясь засмеялся. Ордовик с каменным лицом, наполовину вынув меч из ножен, направился в его сторону. Тот сразу же заткнулся.

Шарла, стараясь не глядеть на Баркаша, повернулась к Ландору. Управляющий, в свою очередь, развернул пергамент таким образом, чтобы принцесса тоже могла ознакомиться с ним. Неожиданно она отобрала развернутый свиток, и Ландору волей-неволей пришлось наклониться к ней. В этот момент она на особом языке пальцев, который используют бандиты с Хина, спросила:

«Здесь имеется в виду Андра?»

Ландор потянул документ на себя и тем же способом ответил:

«Здесь ее имя не упоминается, хотя, конечно, именно о ней и идет речь».

«Что же теперь делать?»

«Я зачитаю документ», — предложил Ландор и, получив согласие, спустился к Баркашу.

— С вашего разрешения, господин правитель, я хотел бы огласить эту бумагу.

Баркаш выразил согласие, и управляющий хорошо поставленным голосом принялся читать. Шарла, глядя на него, была поражена. Впрочем, в последнее время она не переставала удивляться, однако случай с Ландором был особый — он, давший клятву, что никогда его нога не ступит на землю Аргуса, очень быстро разобрался в тайнах двора.

Ландор объявил:

— «После смерти короля Андалвара. Сим разрешается его дочери, регентше Аргуса, осуществляющей управление государством вместо принца Пенды, пребывать на своем месте до наступления совершеннолетия законного наследника, после чего союз между домами Аргуса и Меркатора вступает в силу, и правитель Меркатора получает место в Совете шести вместо Лоргиса из Файдоны…»

В этот момент в зале раздался громкий шум, затем гневные крики. Это не выдержал сам Лоргис, правитель одной из патриархальных планет, отдавший свой голос за Шарлу:

— Пусть они только попытаются посягнуть на место Файдоны! Кое-кто дорого заплатит за это!..

Ландор оторвал глаза от документа и кротко глянул в сторону разбушевавшегося Лоргиса. Управляющий терпеливо ждал, пока тот не накричится. Наконец Лоргис затих. Баркаш из Меркатора бросил в его сторону ничего не выражающий взгляд.

Ландор продолжил:

— «В случае кончины принца Пенды до наступления совершеннолетия или после наступления оной, но при отсутствии у того наследников мужского пола власть над империей передается по линии родства Аргуса и Меркатора».

В наступившей мертвой тишине он свернул свиток и закончил:

— Договор скреплен государственными печатями Аргуса и Меркатора.

— Итак, госпожа, — заявил Баркаш, — надеюсь, после окончания горестной церемонии похорон мы вновь вернемся к этому вопросу. — На этот раз он низко поклонился и уже совсем собрался было уйти, как чей-то голос неожиданно остановил его:

— Подождите!

Было сказано всего одно слово. Произнесено оно было негромко, но веско и властно — все в зале услышали его. Приглашенные на аудиенцию новой регентши и церемонию прощания с королем стали оглядываться в поисках смельчака, посмевшего вмешаться в разговор принцессы и правителя Меркатора. Головы повернулись в сторону парадного входа. Широкий портал был раскрыт настежь — двадцать вооруженных воинов в ряд свободно могли пройти через него. В проеме стоял маленького роста, изящный человек, одетый в истрепанный костюм, сшитый из домотканого холста. Его черные волосы были зачесаны назад, кожа смуглая, на ногах сапоги с высокими голенищами, на голове чалма из золотистого шелка.

Ордовик выхватил меч, двое из дворцовой стражи, стоявшие ближе других к незнакомцу, скрестили перед ним алебарды. Тем не менее непрошеный гость смело поднял их, шагнул в зал и направился к трону. По мере его приближения брови у правителя Меркатора поднимались все выше и выше.

Вообще Баркаш и незнакомец заметно разнились между собой, но в то же время было в них неуловимое сходство. Баркаш был высок, можно сказать, огромен — странный посетитель мал и гибок. Баркаш разодет, как и подобает королю — доспехи, шлем с плюмажем, яркий бархатный кафтан, сапоги со шпорами. Незнакомец был в одежде достаточно состоятельного простолюдина, разве что сильно поношенной и местами заштопанной. Баркаш был вооружен сверх меры — латы, шлем, меч, нож, а пришелец был безоружен.

Он приблизился к трону — гвардейцы вновь опустили алебарды и преградили ему путь. Только теперь он остановился, склонился перед регентшей, в чем выказал известное умение вести себя в присутствии высокопоставленных особ, затем неожиданно повернулся к Баркашу:

— Уважаемый правитель Меркатора!..

Баркаш наконец пришел в себя и, повернувшись к Ландору, удивленно спросил:

— Кто этот наглец?

Незнакомец сам ответил ему:

— Господин правитель, вы не заметили маленькую неточность, которую допустил при чтении господин управляющий королевским домом.

Шарла почувствовала, как рука Ландора судорожно прижала ее кисть к подлокотнику трона.

Баркаш удивленно наморщил лоб:

— Неточность? Какая наглость!.. Я сам слышал, как управляющий слово в слово зачитал документ.

— Кто этот человек? — воскликнула Шарла.

Ландор с готовностью подхватил:

— Я его не знаю.

Однако незваный гость проигнорировал их вопросы. Обращаясь к управляющему, он подтвердил:

— Да, сиар Ландор, оплошность, — и попросил: — Позвольте сиару Баркашу самому вслух огласить этот документ?

Ландор молча протянул свиток. Баркаш сердито хмыкнул, развернул его и нетерпеливо, с нарочитым подчеркиванием каждого слова начал читать:

— «Сим объявляется о заключении брачного союза между Баркашем, правителем Меркатора, и Андрой, регентом Аргуса. Этот союз подлежит утверждению сразу…»

Он остановился, на его лице нарисовалось необычайное изумление. Он принялся пристально разглядывать написанное, в это время Шарла, в момент произнесения имени ее сестры раскрывшая рот от удивления, обменялась взглядами с Ландором, который тоже не мог справиться с растерянностью.

— Теперь вы видите, господин правитель, — маленький человек обратился к Баркашу, — что налицо ошибка. Или, если вам угодно, неточность. Сиар Ландор не зачитал имя принцессы, а в этом как раз смысл документа, так как брачный союз устанавливается между вами, господин Баркаш, как правителем Меркатора, и принцессой Андрой, выступающей в качестве регента Аргуса. В силу того, что принцесса Андра в настоящее время таковой не является, этот договор в действительности ничего не значит.

Баркаш некоторое время не мог слова вымолвить — стоял, откашливался… Его руки мяли свиток. Когда же он обрел голос, то уже едва сдерживал ярость. Он скомкал документ, швырнул его на пол, затем неожиданно вскинул руку, словно намереваясь пришибить маленького наглеца. Тот проворно отскочил в сторону.

Наконец он повернулся к Шарле и заявил:

— Прошу прощения, госпожа. Кажется, я на самом деле допустил ошибку. — Его голос сорвался на крик. — Но клянусь ветрами, дующими над Меркатором, Аргус еще не раз услышит обо мне!

Он круто повернулся и строевым шагом, под звон доспехов, зашагал к выходу. Как только он вышел, в зале тотчас спало напряжение. Герольд объявил, что аудиенция закончилась. Шарла поднялась, и гости стали расходиться. Принцесса попыталась отыскать взглядом маленького незнакомца, однако, к ее удивлению, обнаружила, что того и след простыл.

Как только она стала спускаться по ступеням, охрана начала перестроение, чтобы занять места для сопровождения царствующей особы. Шарла неожиданно остановилась и окликнула:

— Ордовик.

— Да, госпожа.

— Найдите этого человека и доставьте в мои апартаменты.

— Так точно, госпожа, — ответил тот, пристукнул каблуками и, повернувшись к страже, приказал: — Срочно отыскать человека, который только что был здесь. Доставить ко мне — я буду в покоях принцессы Шарлы. Исполняйте!

Те тут же, приставив алебарды к стене, рысцой побежали в разные стороны.

Большинство придворных уже толпилось у выхода. В зале, поблизости от трона, находилось только несколько рабов. На их долю выпало вынести государственные регалии, которые были выставлены возле трона. Ордовик краем глаза наблюдал за ними — в этот момент какое-то странное шевеление в углу привлекло его внимание. Он не подал вида, по-прежнему якобы следил за действиями рабов, а сам осторожно повернул голову. Наконец он смог видеть все происходящее.

Какой-то раб-неф, склонившись, искал что-то на полу. Неожиданно он что-то проворно схватил и сунул в сумку на поясе. Ордовик неслышно подобрался к нему и без всякого размаха, кулаком ударил раба по голове — тот без чувств упал на ковер. Ордовик сразу сунул руку в его сумку и извлек скомканный свиток. Это был пресловутый брачный договор. С каких это пор рабы стали интересоваться делами государственной важности?

Он привел раба в чувство и спросил:

— Как тебя зовут?

— Самсар, — мрачно ответил неф.

— Зачем тебе этот документ? — спросил Ордовик и, видя нерешительность раба, крепко тряхнул его.

— Это входит в мои обязанности, — ответил раб и потер скулу. — Мне поручено убирать мусор и следить за поддержанием чистоты.

— И поэтому ты решил сразу спрятать это?

Ордовик ухватил нефа за одежды, рывком поставил на ноги.

— Бумаги, на которых стоят государственные печати, не мусор! Тебе следовало знать об этом, если ты следишь за чистотой.

Он коротко ткнул кулаком в зубы рабу и, неожиданно перейдя на воровской жаргон, на котором он изъяснялся куда лучше, чем на аргианском, и который, по мнению Ордовика, рабы тоже должны понимать, — принялся расписывать ожидавшие того пытки. При этом он упомянул, что в нижнем городе он знает нескольких специалистов по таким делам. Самсар, по-видимому, понял, о чем идет речь, и с неожиданной силой рванулся из рук Ордовика и бросился вон из зала.

IV

Как только Ордовик приблизился к апартаментам принцессы Шарлы, часовой, стоявший у дверей, отдал ему честь. Начальник королевской гвардии недовольно нахмурился.

— Повтори! — приказал он. Его аргианский язык стал еще хуже, чем был до сих пор.

Часовой отсалютовал еще раз, на этот раз куда более четко.

— Вот так, — заметил начальник. — Сейчас лучше. Кто-нибудь из гвардейцев, присутствовавших на аудиенции регентши, появлялся здесь?

— Нет, сэр, — доложил часовой.

Ордовик кивнул, постучал костяшками пальцев в дверь. Спустя мгновение хорошенькая девушка-рабыня чуть приоткрыла створку. Изнутри донесся голос Шарлы:

— Кто там?

— Капитан королевской гвардии, госпожа, — ответила девушка, наряженная в красное вельветовое платье.

— Проси.

Рабыня распахнула дверь и поклонилась.

Ордовик отодвинул в сторону портьеру и шагнул через порог. Здесь и остановился, сделал поклон и замер в оцепенении. Небывалая роскошь, которая присутствовала в гостиной, ввергла его в столбнячное состояние.

Ландор, стоявший в углу, коротко рассмеялся:

— Что, опомниться не можешь? Согласись, у госпожи Андры изысканный вкус.

— Что да, то да, — растерянно отозвался Ордовик. Теперь он начал озираться. Вокруг преобладала гамма багряных, золотистых и шафранных тонов. На матерчатых обоях, которыми были обиты стены, чередовались полосы этих, придающих особую прелесть пространству, тонов. Занавеси на окнах, обивка диванов отсвечивали золотом. На столах и в резных горках были выставлены серебряные вазы и кубки — там лежали фрукты, от самых распространенных до самых диковинных, пирожные удивительной выпечки. Канделябры были вырезаны из цельных кусков горного хрусталя — все они были преподнесены в подарок могущественному королевскому дому Аргуса. На полу огромный ковер, на стенах картины, одна стена была задрапирована прекрасным гобеленом.

Наконец Ордовик сделал шаг и, все еще вертя головой, приблизился к кушетке, на которой прошлым вечером располагалась Андра. Здесь он невозмутимо уселся, взял из ближайшей вазы сирианскую сливу. Откусил, зажмурился от удовольствия… Ландор подошел к стене и указал на вделанное в камень кольцо.

— Обрати внимание, — сказал он, — на этот предмет. Знаешь, зачем оно? Мне сказали, что Андра держала здесь сирианскую обезьяну. Она была ее любимицей.

— Дикая тварь, — пробурчал в ответ Ордовик. Он достал измятый пергамент и спросил: — Где госпожа, сиар Ландор?

— Согласно дворцовому распорядку, отправилась на торжественный обед. Это скорее официальная церемония… — Он тоже с удовольствием принялся лакомиться сирианской сливой.

Ордовик протянул ему свиток:

— Вот он, злополучный брачный договор или что там еще. Я в этих делах разбираюсь плохо, но мне кажется, что здесь дело не чисто. Какой-то раб по имени Самсар подобрал его с ковра и попытался спрятать. Пришлось врезать ему хорошенько…

Он вновь перешел на непонятный язык, на котором предпочитали разговаривать на дальних мирах. Сказал, что намекнул рабу насчет пыток. И тут же улыбнулся, словно мальчишка…

Ландор в ответ удовлетворенно рассмеялся, принялся разглаживать пергамент. Неожиданно на его лице появилось удивленное выражение.

— Ордовик, пусть меня гром поразит, я ничего не понимаю! Когда я читал договор в первый раз, уверяю тебя, там не было никаких имен. А здесь они вписаны оба — и Баркаш и Андра!.. И той же рукой!

Рука Ордовика замерла, из сливы капнула густая фиолетовая капля сока. Капитан гвардейцев так и просидел несколько мгновений, пока вторая капля не упала ему на ноги. Наконец он подал голос:

— Сиар Ландор, это что, колдовство?

— Похоже, — кивнул Ландор.

— Кто был тот человек в чалме? Кроме него, этого никто не мог совершить.

— Кто бы он ни был, — пожал плечами Ландор, — ему удалось спасти положение и помочь нам избавиться от многих несчастий. Почему — не спрашивай, сам понять не могу. Мы даже не знаем, кто он, что уж тут угадывать мотивы, согласно которым он так поступил.

В этот момент девушка-рабыня вышла из-за ширмы.

— Что тебе, Вали? — поинтересовался Ландор.

— Часовой снаружи просит капитана Ордовика.

Ордовик быстро дожевал вкуснейший во всей галактике фрукт и торопливо направился к двери. Через несколько секунд он повернул голову и доложил:

— Сиар Ландор, это один из моих людей. Я послал их на поиски этого маленького человечка.

С этими словами Ордовик вышел за порог.

Следом Шарла вышла в комнату из внутренних покоев. Волосы ее были уложены в пышную прическу и сверкали в лучах солнца, проникавшего в гостиную. Лицо заметно посвежело после долгой, утомительной ночи, когда они добирались до замка. Одета она была в роскошное голубое платье. Этот наряд ничем не напоминал простенькое походное платьице, в котором она совершила долгое утомительное путешествие.

Ландор, увидев принцессу, развел руками:

— Шарла, вы просто чудо! Я и предположить не мог, что ваша красота столь ослепительна. Куда вы спрятали прежний наряд?

Шарла устроилась на одной из кушеток, лицо ее приняло озабоченное выражение.

— Благодарю вас, Ландор. Мне сказали, что платье принадлежало моей матери. О пустяках достаточно. У меня к вам уйма важных дел. Я слышала, что явился Ордовик. Где он?

— Вышел. Явился один из его гвардейцев, которых он послал на поиски этого странного незнакомца. Сейчас вернется. Вы уже поговорили с Пендой? Как вы намерены вести себя с ним дальше?

— Он так изменился с того времени, когда я видела его в последний раз. Совсем другой человек… Уже не ребенок, но пока и не юноша. Его следует отдать в хорошие руки — он так избалован и слаб здоровьем, — чтобы избавить его от всех этих пагубных слабостей. О капризах я уже не говорю… Ему следует освоить науку быть королем. В своем нынешнем состоянии он не произвел на меня впечатления. Точнее, произвел, но в обратном смысле.

Ландор задумчиво покивал:

— Этого следовало ожидать. Где он?

— В своих покоях. Очень сильно переживает смерть отца и сказал, что не выйдет оттуда до самых похорон.

Ландор кивнул еще раз и протянул ей свиток, который держал в руке.

— Вот брачный договор, который выбросил Баркаш. Ордовик схватил раба, который пытался спрятать его. Наш капитан не знает почему. Самсар, так зовут раба, ухитрился убежать. Самое удивительное заключается в самом тексте — взгляните на него и вспомните, что я зачитал. Вы же сами видели, что я ничего не выдумывал.

Шарла принялась внимательно изучать текст. Она тщательно просматривала букву за буквой, пытаясь определить, нет ли здесь подделки. Наконец она аккуратно свернула пергамент в трубку, некоторое время сидела молча, смотрела в стену, пока не вздрогнула и не выговорила:

— Это колдовство! Как иначе можно исправить текст? Никаких следов подчисток…

Прежде чем Ландор ответил, в комнату вошел Ордовик и, заметив Шарлу, замер у порога. Церемонно поклонился. Ландор сразу встрепенулся, повернулся к нему:

— Ну, что там? Кто это? Есть какие-нибудь новости?

— Они сказали, что незнакомца зовут Келаб-чародей, — ответил Ордовик. — Сержант, явившийся сюда, порассказал о нем такого-о! Люди болтают — так выразился сержант, — что в городе живет человек, для которого нет преград, который приходит и уходит, когда ему захочется. Он обладает удивительной силой. Она, мол, превосходит всякие человеческие возможности.

— В последнее я охотно верю, — вздохнул Ландор. — Изменить написанное, переставить, тем более добавить буквы — это не под силу никакому человеку.

— Я поинтересовался, кто он, этот Келаб, — сказал Ордовик. — Сержант ответил, что он вроде фокусника. Чудо в его — сержанта — понимании — это что-то вроде ловкости рук. Так что, по мнению охраны, изменение текста — это всего лишь трюк. Сержант посоветовал отыскать этого Келаба…

Неожиданно Шарла воскликнула:

— Клянусь всеми крылами Аргуса, мне уже доводилось слышать это имя! Я, помнится, даже присутствовала на одном из его представлений. Там он проделывал такое, что ни одному человеку не под силу. Говорили, что он мутант, его побаивались даже в мирах, лежащих за пределами Приграничья, где мне довелось видеть его.

— Но хотя бы намек какой-нибудь о причинах, толкнувших его на этот поступок? Вы не догадываетесь? — поинтересовался Ландор.

— Ни в малейшей степени!

— Вы никогда не встречались с ним лично?

— Никогда. Если то, что про него рассказывают, хотя бы в малой части соответствует истине, то посылать против него стражу — безумие. Армии шпионов не хватит, чтобы поймать его. Он появится сам. Если сочтет нужным…

Ордовик возмутился:

— Клянусь крыльями Аргуса, госпожа! Этак можно дождаться чего угодно!..

Шарла жестом заставила его замолчать.

— Давайте подождем, — сказала она. — Есть еще два важных вопроса, которые касаются нас куда в большей степени. Это Пенда, мой брат, и Сабура Моно.

— Сабура Моно! Сабура Моно! — яростно воскликнул Ордовик. — Все только говорят о ней! Ничего, кроме слов!.. Хотя бы одним глазком взглянуть на эту диковинку. Никто не в состоянии объяснить, кто она такая или что это такое!

— Сядь! — тихо приказала Шарла. Она указала капитану на место подле себя, тот после секундного колебания повиновался. — Сабура Моно была главным советником моего отца, его доверенным лицом, — мягко объяснила Шарла. — По слухам, ей известно все: от тайны последнего бродяги в нижнем городе до государственных секретов других миров. Даже то, что происходит за пределами Приграничья, не является загадкой для нее. В своих прогнозах она ни разу не ошиблась. Ведь это она посоветовала отцу отправить меня в Энануорлд обучаться управлению государством. Теперь выходит, она и в этом была права, хотя, как говорят, отец всегда считал это ошибкой. Все дела с Вечной Ночью она вела сама, и мутанты никогда не имели повода жаловаться на нее.

— Неужели вы никогда не видели Сабуру? — удивился Ландор.

— Почему, видела, но помню смутно, ведь я тогда была совсем ребенком.

Портьеры, прикрывающие входную дверь, неожиданно колыхнулись, оттуда выглянула рабыня. Лицо ее ничего не выражало, глаза смотрели чуть робко и почтительно.

— Госпожа, здесь посланец от Сабуры Моно.

В гостиной наступила тишина. Ландор и Ордовик переглянулись, затем управляющий сказал:

— Пусть он войдет, Вали.

— Нет, он ждет ответа. Он принес послание от своей госпожи. Она просит принцессу Шарлу пожаловать к ней сегодня в десять часов вечера. Если госпожа сочтет это удобным, пусть придет одна.

Ордовик привстал со своего места.

— Кто она такая, эта Сабура Моно, если она смеет отдавать приказания регентше?

Вали, так и застывшая у двери, немного опешила. В ее глазах промелькнуло удивление. Она повернулась в сторону капитана и сказала:

— Она приказывает королям!

Ордовик хотел было поставить на место рабыню, однако Шарла жестом остановила его.

— Передай посланцу, что я приду.

Вали кивнула и молча исчезла. Ордовик вскочил с места.

— Вы собираетесь бродить по замку одна?!

— Ну, не совсем одна. Надеюсь, Ландор составит мне компанию. Меня можно извинить, ведь я семь лет не была на Аргусе и кое-что успела подзабыть… Итак, Ландор, насчет моего брата. Ему не хватает силы, а также уверенности в себе. Больше никаких слез, он должен усиленно заниматься с преподавателями и освоить науку управления государством. Он отказывается, но я верю, что вы, с вашим тактом, сможете убедить его. Объясните ему важность задачи, обрисуйте будущее, которое ждет короля-неумеху…

Ландор не смог сдержать довольной улыбки.

— Я растроган, Шарла, что вы по-прежнему доверяете мне.

— Вот еще что, к принцу приставлен некто Доличек. Найдите этого козла отпущения, я хотела бы взглянуть на него. Он сын раба. Постарайтесь отыскать и его отца, если он жив.

Ландор кивнул и вышел, занавеси слегка колыхнулись за ним. Шарла повернулась к Ордовику.

— Я слушаю, госпожа.

— Не называй меня госпожой . Мы, трое странников, оказавшихся на Аргусе, пусть даже я и родилась здесь, должны держаться друг друга. Подобная официальщина между нами не нужна.

Она положила руку на его колено, посмотрела на мужественное лицо Ордовика.

— Факт остается фактом, — повторил он упрямо. — Вы — регент и дочь короля, а я всего лишь один из ваших слуг.

— Прежде всего ты выходец из свободного мира, лежащего далеко за Приграничьем, а не мой слуга.

— В настоящее время ваш слуга.

— Прежде ты называл меня Шарлой, Ордовик.

Его лицо напряглось, он резко вскочил, принялся расхаживать по гостиной.

— Должно быть, вы смеетесь надо мной, госпожа, — никак не можете простить, что я когда-то принял вас за публичную женщину! Я никогда не прощу себе этого!..

— Я и была публичная женщина, Ордовик! Разве ты забыл, где ты меня нашел? Разве не помнишь историю, которую рассказал Ландор? Как меня выкрали с планеты, где я училась, и продали в бордель. Что я якобы являюсь принцессой и принадлежу к могущественной семье… Никто и никогда не верил в эти россказни. Тебе тоже они показались сказкой. В том нет твоей вины.

— Ландор поверил, — резко сказал Ордовик, — и помог вам выбраться из этой помойки. Теперь у вас есть все это. — Он обвел руками стены комнаты. — Он вернул вам честь и высокое положение.

Он остановился перед ней — высокий, крепкий. Зрачки его глаз цветом напоминали гранит.

— Единственное, что у меня есть, — добавил он, — это острый меч, крепкие руки. Все это я вручаю вам. Если у вас, госпожа, нет никаких распоряжений, могу ли я считать себя свободным?

Шарла прикусила губу, глянула в потолок.

— Хорошо, Ордовик, если для тебя удобна именно такая форма обращения… На сегодняшний вечер у меня есть для тебя одно важное дело.

— К вашим услугам, госпожа.

— Постарайся отыскать Келаба и приведи его ко мне. Поступай как знаешь — уговори его, подкупи, притащи силой.

Ордовик отдал ей честь и, повернувшись кругом, вышел из гостиной.

Некоторое время Шарла смотрела ему вслед, потом, вздохнув, села и задумалась.

Спустя несколько минут занавески опять дернулись, оттуда появилась Вали со сложенными у груди — ладошка к ладошке — руками. Глаза у нее были большие, взгляд какой-то отрешенный. Шарла уже не в первый раз отметила, что ее сестра умеет подбирать слуг — все они бессловесны, послушны, ненавязчивы.

— Что там еще, Вали? — спросила она.

— Доличек просит аудиенции. Он утверждает, что сиар Ландор прислал его.

— Проси.

Раб, приставленный к принцу, вошел в гостиную.

Худоба его поражала. Если прибавить необыкновенную бледность, которой отличалось его лицо, то создавалось впечатление, что этот подросток сильно измучен. Оттого, видно, ему и холодно — время от времени пробегал озноб. Так же нерешительно и немного неуклюже он поклонился.

Шарла долго рассматривала «дядьку», в чьи обязанности входило присматривать за принцем.

А ведь он горд, — неожиданно решила принцесса, — есть в нем какой-то стерженек. Конечно, ему не позавидуешь — принцу он представляется подобием кнута. Ему и самому достается, и все равно он кое-что мнит о себе.

В этот момент в гостиную вошел высокий смуглый человек, из-за плеча которого торчала рукоять кнута. Явился он по собственной инициативе — вероятно, привык, что раз вызывают Доличека, значит, и ему необходимо быть поблизости. Хозяин кнута встал у стены и сложил руки на груди.

— Подойди, Доличек, — сказала Шарла.

Доличек, не скрывая изумления, глянул на регентшу — такого обращения он никак не ожидал. При Андре все ограничивалось коротким допросом и назначением количества ударов. Он повиновался — двигался мелкими шагами, вжав голову в плечи. На левой ноге заметно выделялись большой кровоподтек и царапина. Приблизившись к тахте, он остановился, в его глазах застыл безмолвный вопрос.

Шарла кинула взгляд в сторону хозяина кнута.

— Раб? — окликнула она.

— Да, госпожа.

— Ты считаешься рабом моего отца или приписан к челяди сестры?

— Я нахожусь в распоряжении принцессы Андры.

— Выбрось свой кнут и ступай к ней, — приказала Шарла. — В дальнейшем мне не понадобится кнут.

Раб, не говоря ни слова, вытащил кнут, щелкнул, отшвырнул его в сторону и молча вышел.

Доличек широко раскрытыми глазами смотрел ему вслед. Когда портьеры перестали колыхаться, он повернулся к принцессе. Губы его дрожали. Он упал на колени, громко, навзрыд, зарыдал и уткнулся в ее туфли.

— Госпожа, госпожа… — только и смог вымолвить он. Шарла наклонилась и потрепала его курчавую светловолосую голову. Взгляд ее был устремлен вдаль.

* * *

В расстроенных чувствах Ордовик оставил апартаменты регентши, его лицо было искажено мрачной, если не сказать злобной, гримасой. В коридоре было сумрачно — свет проникал сюда через четыре узких окна, в промежутках между которыми горели факелы. Возле последнего смутно виднелась человеческая фигура.

— Кто там стоит? — спросил Ордовик.

— Это я, капитан, сержант Тампор.

Ордовик коротко рассмеялся:

— Ждешь, чтобы сообщить еще какие-нибудь выдумки о Келабе?

— Нет, капитан. Просто хотелось бы дать совет. Если, конечно, вам угодно выслушать меня…

Сержант ответил на воровском жаргоне, который был известен и здесь, среди аргиан.

Ордовик приблизился, заглянул в его лицо и коротко приказал:

— Говори.

— Это очень здорово для Аргуса, что вы, сиар Ландор и принцесса Шарла прибыли сюда. Вы — солдат, значит, свой, а не какой-нибудь придворный лизоблюд. Сиар Ландор тоже хорошо разбирается в делах государственного управления — это сразу видно. И госпожа тоже нам по сердцу. Она — добрая. Простой народ все время помнил о ней, хотя мало кто ее видел. Ее уважают… Госпожу Андру зря не станут называть черной ведьмой — люди все видят.

Ордовик, не сводя глаз с лица сержанта, кивнул.

— Но вы пришельцы! Чужаки!.. Это хорошо, что вы — солдат, однако Зенхан Вар тоже солдат. Его имя прозвучало на всю империю, а ваше — нет. Госпожа Андра давным-давно расставила на все высокие должности своих людей. Так, по крайней мере, считают гвардейцы. У нас тоже есть уши, и мы слышим перешептывания, которыми обмениваются высокопоставленные особы. Все судачат об одном и том же — мол, взяв на себя регентство и отклонив брачный договор с Меркатором, принцесса Шарла выбила у себя из-под ног последнюю опору, на которой стояла. Расколотый пополам Совет шести теперь ей не поможет. Брачный договор с Меркатором застал ее врасплох, но это только начало. Следует опасаться более болезненных уколов, и прежде всего ножа убийцы, который вонзят ей в спину в самый неожиданный момент.

Ордовик, по-прежнему не сводя глаз с сержанта, вдруг спросил:

— Что за человек правитель Меркатора? С какой целью был заключен этот брачный союз?

— Баркаш — воин до мозга костей. Он правит тремя мирами, королевство его независимо, славу ему принесла армия. Солдаты Меркатора — самые свирепые во всей галактике. Договор между Меркатором и Аргусом мог стать первым шагом к восстановлению империи. Новое государство должно было стать мощным средством для исполнения замыслов безжалостной женщины…

— Исполнения замыслов кого? — Ордовик даже поперхнулся.

Тампор равнодушно пожал плечами:

— Неужели вы полагаете, что Андра вступила бы в брак, чтобы целоваться!.. Кому, кроме колдуна, могут открыться тайны, хранящиеся в сердце ведьмы.

На лице Ордовика проступила смутная улыбка. То-то Ландор испытывал смутное подозрение по поводу необъяснимой кротости, с какой принцесса Андра уступила свое место.

— Кстати, о колдунах… — сказал Ордовик. — Где бы я мог найти этого знаменитого Келаба-чародея?

Тампор опустил голову:

— Я уже предупреждал вас, что, если он пожелает, сам разыщет вас. Он может устроить так, что вы напрочь забудете, что собирались искать его. Люди болтают, что он в состоянии стать невидимым. Вы пройдете в шаге от этого коротышки и ничего не заметите. Но если он решит, что вам можно позволить отыскать его, то, по-моему, лучше всего отправиться в сторону нижнего города.

— Что это за район такой — нижний город?

— Это часть Опидама, на запад от крепости. Точнее, от Холма короля — там резиденция госпожи Андры. Опидам — самый большой город на планете. Вот уже десять поколений он является столицей империи.

Ордовик кивнул:

— Благодарю за службу, Тампор. И особенно за дельный совет. Я к нему прислушаюсь.

— Удачи, капитан Ордовик. Вот что еще в качестве небольшого дополнения… Этакая безделушка. — Он что-то вложил в ладонь Ордовика, потом повернулся и скрылся в сумраке коридора. Капитан ощупал предмет и, когда догадался, что это такое, невольно рассмеялся. Правда, смех получился горький…

Самое верное средство решения всяких вопросов. Стальной клинок…

Ордовик сунул нож за пояс и двинулся к выходу. Странным образом в сознании запрыгали имена — Шарла… Ландор…

Вновь, словно старая рана, заныло воспоминание об их первой встрече.

V

В тот день Ордовик мог быть доволен самим собой. Настроение было игривое — он легко толкнул свободно вращающуюся дверь, на которой было от руки написано: «Сады Пербрайта», и шагнул через порог. Наконец-то закончилось долгое путешествие, свободное пространство до смерти надоело ему. Пора отдохнуть и развлечься, тем более что в кармане уместилось более двухсот добрых старых имперских монет. Их требовалось потратить, и чем быстрее, тем лучше. Ублажить натуру самыми любимыми видами удовольствий. Таковых у Ордовика было два.

Перед ним открылась широкая лужайка, засаженная низкими кустами. Кое-где высились старые деревья, называемые на Лудоре «бербраками». Между кустов и под нависшими могучими ветвями были расставлены столики. Освещение было непривычно цветастое и странно ломкое — кое-где горели искусно расставленные лампы, а поверх деревьев весьма романтично посвечивали две легендарные луны — белая как снег, без единого пятнышка, и густо-розовая. В воздухе ощущался аромат трав и листьев бербраков, а также крепкая смесь запахов всех с ног сшибающих напитков, какие только существовали в галактике. Столы были заняты парочками — мужчины одеты как придется, а женщины выглядели очень нарядно. И аппетитно… Конечно, в укромных местах имелись столы для любителей шен фу. Там, как всегда, обилие людей в летной форме. Наверное, нет в галактике другой игры, с помощью которой было так удобно вытряхивать деньги из карманов астронавтов.

Ордовик по ступенькам спустился на поляну. К нему тотчас подскочил коротышка, разодетый в зеленое и розовое, совсем в тон листве бербраков. Потешный, надо сказать, человечишко. Он с ходу начал:

— Вас ждет прекрасный вечерок, сир солдат. Все, что душе угодно!..

Ордовик невольно рассмеялся.

— Это вы сир Пербрайт? — спросил он.

— Так точно, командир.

— Отлично. Я желаю напиться вдрызг, вдрабадан, в стельку, до положения риз, до хрюканья и ржанья.

Хозяин заведения с некоторой тревогой глянул на него, и Ордовик теперь уже от души расхохотался:

— Не здесь, не здесь, приятель. В твоем богоугодном заведении я только начну — ну, может, подхвачу какую-нибудь птичку позадастее, но это только начало процесса. Сомневаюсь, хватит ли твоих запасов спиртного, чтобы утолить мою жажду и довести до…

Пербрайт понимающе закивал и продолжил:

— … положения риз, вдрабадан и так далее. Понятно, вы просто решили заложить фундамент в моем заведении. Тогда позвольте предложить вам прекраснейший ансинард и на закуску блюдо, которое мы здесь все называем «страйн — пальчики оближешь». Если угодно, можно включить музыку.

— Врубай, — согласился Ордовик и отправился подыскивать столик. Расположился он в неглубокой нише, врезанной в ствол могучего дерева. Отсюда ему были видны звезды, собранные в широкое искрящееся спиральное колесо, повисшее на изумительно черном небосводе. Луны теперь остались за спиной, за стволом — черт побери, ну их, эти луны! Хотелось просто-напросто забыться, глянуть на звезды с поверхности какой-нибудь земли, а не из иллюминатора звездолета. Как в детстве!.. А местечко у этого Пербрайта — высший класс, в таких ему редко доводилось бывать. И девочки как на подбор, особенно когда на них практически ничего нет, кроме разве что медалей из ткани, прикрывающих то, что вроде бы и не стоило прикрывать. Все продумано по высшему разряду — девицы здесь не шныряют между столиками в поисках клиентов, а скромненько работают официантками, барменшами. Стоит одной из этих птичек увлечь воображение посетителя, она тут же сменяет вахту и, перепоручив заказ дожидающейся своей очереди подруге, отправляется по месту основной работы. Культурно налажено. В конце аллеи показалась одна из таких девиц, она направлялась к нему с подносом. Ордовик заинтересованно оглядел ее, потом спросил себя — не стоит ли поменять планы на сегодняшний вечер? Красивые золотистые волосы, приятное личико, фигура вполне подходяща…

Она поставила поднос на столик и подождала, пока Ордовик наглядится на звезды, на нее. Клиент неожиданно налил себе полный бокал ансинарда и залпом выпил, после чего закусил маленьким скатанным шариком «странна — пальчики оближешь». Действительно, хозяин был прав: это вкусно.

Ордовик глянул на девицу и усмехнулся, потом достал монету в пятьдесят кружков и подбросил ее большим пальцем. Монета бешено завертелась в воздухе, официантка ловко, на лету, словила ее и повернулась, чтобы уйти. В этот момент Ордовик крепко обнял ее за талию и привлек к себе.

— С каких это пор бокал ансинарда и страйн стали стоить пятьдесят кружков? А остальные деньги не желаешь отработать?

Она села на соседний стул, совсем по-детски улыбнулась и ответила:

— Я тебе нравлюсь, солдат? Как тебя зовут?

— Ордовик. А тебя?

— Шарла. — Потом несколько смущенно добавила: — Неужели ты собираешься потратить на себя все свои деньги?

— О-о, ты знакома с хорошими манерами? Знаешь, что говорить в том или ином случае. — Он игриво коснулся кончиком пальца ее носика. — Что ж, я готов поменять свои планы.

— Тогда ты будешь награжден поцелуем! — воскликнула Шарла и, пересев к нему на колени, крепко поцеловала Ордовика. Прижалась надолго, пока тот чуть дрогнувшей рукой не обнял ее, погладил бедра.

В тот вечер Ордовик действительно решил изменить одной из своих привязанностей в пользу другой.

* * *

Вновь в памяти всплыли свободно вращавшиеся створки входных дверей с надписью от руки на одной из них. Вспомнился хозяин заведения, его лысая голова, пестрый наряд, крючковатый нос, умненькие глазки… Все вперемежку… Лунный свет, дробящийся в листве бербраков, темная, увлекающая в уютные уголки даль. Райские благовония вперемежку с шибающим в нос запахом алкоголя. Этот посетитель был одет в гражданское платье — по-видимому, преуспевающий купец, однако под свободным одеянием угадывался короткий меч, прикрепленный к поясу.

Как обычно, посетителя встретил сам Пербрайт и завел песню про самый лучший вечерок, что здесь он найдет все, что угодно душе.

Этот посетитель не был склонен поддаваться на поэтические ухищрения. Он просто потребовал:

— Мне надо провести вечер. Вы — хозяин?

— К вашим услугам, — все еще улыбаясь, ответил Пербрайт, однако глазки его вмиг посуровели, в них ясно читалась тревога. — Что вы желали бы отведать, сир… купец?

— Я не купец, — коротко ответил незнакомец, потом спросил: — У вас в заведении есть девушка по имени Шарла? Она была рождена в пределах империи.

Брови у хозяина полезли вверх. Он пожал плечами и задумчиво сказал:

— Боюсь, что она сейчас занята — у нее посетитель. Мы можем предложить вам не менее симпатичных…

Казалось, посетитель едва сдерживает негодование. Он коротко вздохнул и, чеканя слова, раздельно выговорил:

— Как эта девушка попала к вам?

— Я и сам не знаю, — заметно встревожился Пербрайт. — Я купил ее на аукционе три четверти года назад. Все это время ее обучали, как должна вести себя хозяйка в таком заведении, как наше.

Незнакомец вскинул голову и принялся пересчитывать звезды на небе — видимо, для самоуспокоения. Наконец он совладал с собой и вполне спокойно спросил:

— Кто был ее прежний владелец?

— Хенеадж, хозяин «Лунной пещеры» из соседнего города на востоке. Он купил ее у работорговца, который забрал ее из какой-то школы на Энануорлде. Это там, в империи… — Пербрайт ткнул пальцем в небо.

— Где она сейчас?

— Вон там, под деревом, — ответил хозяин. Ссориться с этим посетителем он не решился — скандал может дорого обойтись ему. Он очертил кружок вокруг рта и указал пальцем в нужном направлении. В ту же секунду столик под деревом ярко осветился и как бы выделился из романтической полутьмы.

— Хорошо, — внезапно спросил незнакомец, — сколько вы за нее просите?

— Сколько прошу? — эхом откликнулся хозяин. — Ну, если по совести… я, собственно, вовсе не собирался продавать ее. Я рассчитывал… — Он вдруг зевнул.

— Хватит играть комедию! — нетерпеливо сказал незнакомец. — Не тяните! Сколько?

Пербрайт тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Три тысячи кружков, — спокойно объявил он. Эта цена была чуть не вдвое больше той, за которую он сам купил Шарлу.

В следующее мгновение в его руку один за другим легли мешочки с деньгами. Пербрайт открыл глаза и увидел, что мужчина с мечом в руке направляется к указанному дереву. Затем он торопливо развязал горловину одного из мешочков — точно, тысяча кружков.

С ума сойти!

Незнакомец, приближаясь к дереву, сразу определил, с кем имеет дело. Простой солдат. Скорее всего из наемников, которые обычно либо исполняют условия контракта, либо погибают.

Затем он перевел взгляд на Шарлу.

— Вы, — спросил он, — принцесса Шарла Андалварсон с Аргуса?

Солдат, который был готов к чему угодно, чтобы отстоять свое право на арендованную им девицу, опешил.

— Мужик, ты что, свихнулся? — спросил он.

— Думаю, что нет. Так вы Шарла?

Она едва заметно кивнула — точнее, опустила голову, а поднять ее уже не посмела. Так и застыла на коленях у Ордовика. Тот почувствовал трепет, который охватил ее тело. Солдат не торопясь снял ее с колен, хмыкнул и заявил:

— Если это шутка, то не из самых лучших.

— Это не шутка, солдат, а горькая истина. Эта дама на самом деле Шарла с Аргуса. Она старшая дочь короля Андалвара. Она была выкрадена из школы на Энануорлде семь лет назад и продана в публичный дом здесь, на Лудоре. Заведение называется «Лунная пещера». Потом ее перепродали сюда — принцессу королевской крови. Какова сказочка, солдат?

Взгляд у Шарлы затуманился, однако ответила она без всякой дрожи в голосе:

— Так и было. Они решили, что я сошла с ума, — мало ли, дети всегда выдумывают сказки. Работорговцы никак не хотели понять, что держат в плену будущее галактики.

Мой отец мог бы выкупить меня или подвергнуть разгрому тот мир, где меня лишили бы жизни, но как он мог узнать, куда меня отправили? Потом я была вынуждена замолчать — все семь лет держала рот на замке, потому что здесь нет ни одной девушки, которая бы не выдумала подобную же историю. Я тут встретила одну профессионалку, уже в возрасте, которая заявила, что она супруга моего отца. Смешно не то, что мы с ней ни капельки не похожи, а то, что она ничего не знает о дворе Аргуса. Она лгала вдохновенно — ей это куда как легко, потому что она ничего не знала о том, о чем рассказывала.

Она подперла голову кулаком — опять же ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз.

— Я постаралась обо всем забыть, — добавила она.

Ордовик был явно смущен — он переводил взгляд с девушки на незнакомца и обратно. До сих пор он был уверен, что нет такой уловки, с помощью которой можно вытянуть у него деньги, но теперь он крепко засомневался в своих силах. С другой стороны, никто пока о деньгах не заикался — это было подозрительнее всего. Более того, он неожиданно уверился, стоит ему напомнить о заплаченных уже пятидесяти кружках, и ему тут же вернут их. На этом все кончится — они распрощаются и никогда более не увидятся. Подобное поведение показалось ему мелочным и несколько унизительным. Плевать он хотел на эти пятьдесят кружков. Девушку было жалко — складно врет! Аж до пяток пробирает.

— Клянусь всеми ветрами Лудора, а вы кто такой, что бродите по галактике с подобными новостями и отыскиваете падших девиц? Что это за должность такая?

Незнакомец долго не отвечал, смотрел куда-то вдаль — верно, прикидывал, что и как. Потом наконец выговорил:

— Никто не должен знать об этом, солдат. Тем более о том, что связано с принцессой… Меня зовут Ландор, никакого отношения ни к Аргусу, ни к Лудору не имею. Родом я с Пеналпара — это как раз посередине между Лудором и Аргусом.

— Хорошо, Ландор из Пеналпара, как ты сам назвал себя. Что, если история насчет похищенной принцессы — правда? Что ты в этом случае намерен делать?

Незнакомец, казалось, не слышал обращенный к нему вопрос. Его взгляд был направлен на Шарлу.

— Послушайте, принцесса, ваш отец серьезно болен. Ему уже не выздороветь. Два месяца я разыскивал вас — прошел по всем мирам начиная с Энануорлда, чтобы вернуть вас домой.

Шарла не сразу обратила внимание на слова Ландора. Неожиданно она встрепенулась, с тревогой глянула на него:

— Вы сказали, мой отец болен?

Ландор кивнул.

— Тогда нам надо как можно скорее вернуться домой!

Ландор подтвердил:

— Конечно, Шарла. Вам обязательно надо повидаться с ним. Ради чего я потратил столько времени и усилий, чтобы разыскать вас! В ваших руках будущее не только империи, но и всей галактики. Ваша сестра Андра…

Шарла даже вскрикнула и тут же прикрыла рот ладошкой.

— Андра! Что с ней? Что с моим братом Пендой — ему было три годика, когда я в последний раз видала его.

— С ними вроде бы все хорошо, однако Пенда растет совершенно испорченным мальчишкой, а вашу сестру народ прозвал «черной ведьмой». В случае кончины вашего отца именно Андра станет регентом. Этого нельзя допустить!..

Ордовик с нескрываемым изумлением посматривал на них. Наконец он с трудом выговорил:

— Сир Ландор, я не совсем понимаю…

Ландор, не поворачиваясь к нему, заметил:

— Солдат, никого не волнует, понимаете вы что-нибудь или нет. Ступайте с миром и поищите кого-нибудь другого для развлечений. Принцесса Шарла должна отправиться со мной на Аргус. Если вы считаете, что мы вам должны за лишние хлопоты, то вот вам вознаграждение. — Он вытащил небольшой кожаный мешочек и бросил его на стол перед Ордовиком. В нем звякнули монеты.

Лицо у Ордовика побелело.

— Госпожа! — неожиданно выпалил он. — Прошу простить, что я слишком вольно вел себя…

Девушка ответила тихим бесцветным голосом:

— Я вас прощаю, Ордовик. Возьмите деньги и ступайте.

— Значит, вы оба настаиваете, чтобы я взял эти поганые деньги? Так, что ли, сир Ландор?

Тот, уже не скрывая раздражения, подтвердил:

— Так.

Ордовик взял мешочек, взвесил его на руке. Странная улыбка появилась у него на лице.

— Правильно, сир Ландор, — заявил он. — Однако, желаете вы того или нет, я честный человек и беру деньги только за честную службу. Подачками брезгую…

Ландор глянул в его сторону — подобный ответ вовсе не удивил его. Он вдруг рассмеялся:

— Солдат, я смотрю, ты парень с характером. Ты прав. Дорога на Аргус очень трудна и опасна, это я знаю по собственному опыту. К тому же путешествие дорого стоит.

— Сколько?

— Около семи тысяч кружков.

— Вот это и будет плата за то, что я буду охранять вас — С этими словами он натянул боевой шлем на голову.

В этот момент подала голос Шарла:

— Сир Ландор, дело в том, что за меня цена тоже не маленькая…

— Я уже выкупил вас, Шарла. Теперь вы свободны. Накиньте на себя мой плащ — и пойдем!

* * *

Их путешествие продолжалось три месяца. Путь лежал до Телантрума, потом на Форбит, Пувадию. Три долгих дня они провели на Декладоре — там проходила граница империи. У Шарлы не было никаких документов и необходимой визы для въезда на территорию империи. Если бы не Ордовик, они просидели на этой планете по меньшей мере три недели. Этот парень, как оказалось, умел ловко обходиться с чиновниками — он знал, кому сколько сунуть, кого припугнуть, так что разрешение на въезд было получено очень быстро.

Отсюда они направились на Анфаган, затем в сторону Нераниха. Здесь им несказанно повезло — Ландор встретил своего старинного приятеля, имевшего собственный звездолет. Он направлялся с Пеналпара на Меркатор и захватил их с собой. Стартовав с Меркатора на звездном грузовике, они наконец добрались до Аргуса.

Но все равно они опоздали!

* * *

… Ордовик не разбирая дороги, крепко вцепившись в рукоять меча, шел по коридору в сторону своей квартиры.

Все-таки она напомнила ему! Почему бы не напомнить? Эта мысль не давала ему покоя. Действительно, она, принцесса, теперь стала регентом великого государства. Как же он посмел так вести себя с ней в тот проклятый вечер! Почему проклятый, неожиданно подумал Ордовик. Неплохо бы повторить тот вечерок. Шарла понравилась ему сразу — взяла и пленила сердце. Что с этим поделаешь? И в то же время изнутри жег стыд — не столько за себя, сколько за всю мужскую породу, походя лишавшую женщин чести, будущего, высокого положения, права высоко держать голову в компании королей. Эта последняя мысль вмиг отрезвила его. Разговор в гостиной, — затем тайная беседа с сержантом Тампором, теперь эти воспоминания — от всего этого повеяло жутким холодком. Ему был прекрасно известен источник подобной ледяной жути. Это страх!.. Надо найти смелость взглянуть в лицо правде — никогда Шарле не быть правительницей на Аргусе. И Андра здесь ни при чем — разве что именно средняя сестра направит руку убийцы. Стоит только распространить слухи о том, где и как принцесса Шарла провела семь лет, и ни о какой власти мечтать будет нельзя. Что это означает для него, для Ордовика? То-то и оно. Добром это регентство не кончится…

Он зашел в свои апартаменты, здесь его встретили три раба. Они сразу предложили ему раздеться, приготовить ванну. Капитан тут же сердитым возгласом отослал их:

— Что я — женщина?! Неужели не могу сам раздеться? Прочь, рабы. Приготовьте мне что-нибудь поесть и убирайтесь.

Они тут же исчезли, словно растворились в воздухе. Ордовик, прежде чем залезть в большую лохань с горячей водой, подбросил в очаг, на котором она стояла, большое полено. Погрузившись в воду, он почувствовал некоторое расслабляющее спокойствие. Прежние гнетущие мысли ушли сами собой — это был его давний рецепт, он всегда так боролся с печалями. Не надо просто думать о них. Принял решение — и забудь! Принцессу он не бросит и будет охранять до самой смерти — о чем тут еще рассуждать. Как ее бросишь — того и гляди, опять в бордель упекут.

Он уже успел насухо вытереться, когда слуги принесли поднос с едой и напитками. Ордовик полюбопытствовал, что же это за еда такая? Блюда выглядели непривычно, хотя пахли очень аппетитно.

— Что это? — подозрительно глянув на раба, спросил он.

— Мозги каталаба и сердце нугаша, зажаренные в пебабовом масле, — гордо ответил тот. — Это медовая коврижка, а это замороженная грудинка квали.

— Тьфу! Это вы называете едой! Зажарьте мне добрый кусок каталаба. — Он показал рабам, какой величины кусок требуется. Те раскрыли рты. — Эти мозги можете забрать себе — у вас все равно такие же. Далее, три графина ансинарда и как можно больше фруктов. Я хочу есть, а не клевать!

Через четверть часа, получив все, что хотел, Ордовик отправил рабов спать. После завтрака тщательно изучил комнату — сантиметр за сантиметром. Нашел три подозрительных отверстия, по-видимому предназначенных для прослушивания. Первым делом с размаху вогнал в каждое из них свой меч. Прислушался — кажется, все тихо. Затем забил их полосами, на которые разорвал одну из занавесок. Затем оделся вновь, вооружился и, выбравшись из замка, поскакал в город.

* * *

Название «Утренняя улица», казалось, было дано этому длинному вертлявому проезду в насмешку. Теперь, в полночь, на ней было особенно людно. Возможно, народ собрался здесь, чтобы встречать восход солнца? В окнах домов горел свет, толпа была наряжена пестро и безвкусно. Клоунские наряды в клетку и яркие цветастые полосы на одежде — для Ордовика зрелище невыносимое. Даже бродяги, облачившиеся в неописуемую рвань, — и те пытались яркими кусочками материи разнообразить лохмотья. Они толпились возле слабо горящих фонарей. Женщин определенного сорта здесь тоже было навалом, правда, по большей части они просиживали в кафе или винных подвальчиках — там дожидались клиентов.

В этот поздний час Келаб-чародей снова вышел из дома. На небе светили звезды, а также шесть лун Аргуса водили хоровод в поднебесье. На стенах крепости горели факелы — их свет и количество было поболее, чем звезд на небе. Это была плохая примета — так судачили на улице.

Келаб направился в сторону «Бурливого источника». Здесь, как всегда, было душно, шумно и светло. Весело шел торг на рынке любви — пока без оплеух и драк. Все эти номера следовало ожидать ближе к рассвету, когда клиентура обоего пола изрядно нагрузится ансинардом или животворящей влагой из источника Финзи. Ба, да у того нововведение!.. В углу пристроился небольшой оркестрик — три исполнителя на экзотических, привезенных из-за пределов империи инструментах. Один из них представлял из себя натянутые на деревяшку струны, в другой что было сил дул чернокожий верзила; по третьему с той же яростью колотил плюгавый аргианец.

Хроматограф был накрыт чехлом, экран черным квадратным глазом наблюдал за завсегдатаями. Здесь даже танцевали! По-видимому, у Финзи дела шли неплохо, если ему удалось выкроить место для четырех пар.

Сам хозяин сидел, прикрывшись батареей бутылок. Сидел и улыбался, совсем как древний идол. По мнению Келаба, в этом сидении было что-то противоестественное — Финзи очень хотелось самому вскочить в круг танцующих, подхватить какую-нибудь бабенку потолще и, расшвыривая столики, пуститься в пляс. Не тут-то было, вздохнув, укорил себя чародей, дело есть дело. Вот почему он торчит за стойкой и мучается.

Келаб устроился на табурете, кивком ответил на приветствие и, пока Финзи наполнял рюмку, склонил голову набок. Золотой диск, прикрепленный к его уху, заблистал в ярком свете бара.

— С возвращеньицем, Келаб! — сказал бармен, пододвигая рюмку к чародею. — Что успел сделать за сегодня? Надеюсь, сумел заработать тысячу кружков?

Келаб усмехнулся и кивнул:

— Думаю, даже больше. Как насчет сбора денег на похороны короля?

— Семь тысяч и еще девяносто кружков. А также несколько колечек, их бросили на закате, — гордо ответил Финзи. — Такого полного кубка, как на этот раз, в Опидаме не бывало. Собрали больше, чем на похороны любого другого правителя.

Келаб кивнул:

— Ему там, на небесах, станет полегче, если он узнает, что народ Аргуса помнит о нем.

Финзи бросил взгляд в сторону зала, в его глазах промелькнула озабоченность.

— Келаб, если мы уж заговорили о сборе денег на похороны, ты должен помнить, что есть еще кто-то, нуждающийся в вечном покое. Помнишь?

— Конечно. — Чародей пожал плечами. — Я сам бросил ей целую монету. Ну, и в чем дело?

— В полдень в кубке лежало только три колечка. Келаб нахмурился и повторил:

— Я бросил ей целую монету, толстяк.

— Правильно, я сам видел. Помнится, ты предупреждал, чтобы я берег эти деньги. Ты что, уже знал, что случится беда? — Финзи, заметив, как у чародея вытянулось лицо, добавил: — В полдень увели все деньги.

Бармен толкнул в сторону Келаба пустой кубок.

— Оставили только три колечка…

Келаб плотно обнял ладонями стеклянный сосуд. Лицо его напряглось, взгляд остановился, пальцы забегали, да так ловко, что за ними уследить было нельзя.

Наконец Келаб признался:

— Очень смутно вижу. Вор действовал очень быстро и почти не задумывался о том, что делает. Где три оставшихся кольца?

Финзи снял их с полки и передал Келабу, который принялся ощупывать их по очереди.

— Два колечка были брошены в кубок после кражи. А вот это… интересно.

— Назови имя! — горячо потребовал Финзи.

— Аркта Волк! Ты видел его здесь?

Финзи кивнул.

— Все силы высосал из меня этот негодяй, — сказал Келаб. — Пойду отдохну.

Он допил рюмку, встал и направился в полутемную нишу, расположенную в дальнем конце бара. Шел спотыкаясь, не обращая внимания на парочки. Наконец добрался до пустой кабины, свернул туда и задернул шторы. Уселся на единственный стул и вмиг обратился в тень.

* * *

За час до рассвета Ордовик тоже забрел на Утреннюю улицу. Всю ночь он бродил по городу и чем дальше, тем реже пользовался своим плохим аргианским. Потом совсем перешел на блатной жаргон. Теперь ему, по крайней мере, начали отвечать. Кто-то даже подсказал насчет Финзи и его бара на Утренней улице.

Это была последняя надежда, кроме того, он был не прочь промочить горло.

Ордовик сел за стойку. Финзи с невозмутимым видом посмотрел на него.

— Ансинард, толстяк, — сказал капитан, — большой бокал и немного страйна на закуску.

С тем же безразличием на лице Финзи настрогал страйн, скатал каждую полоску в шарик, налил вина и подвинул все посетителю.

— Семь кружков.

Ордовик молча бросил монеты на стойку, залпом выпил ансинард. Финзи собрал монеты и опустил их в ящик. Капитан между тем, закусывая шариками, повернулся и принялся разглядывать забегаловку.

В тот момент, когда он разглядывал ниши, устроенные вдоль дальней стены забегаловки, — кое-где даже не удосужились полностью задвинуть занавески, — перед его взглядом открылась другая даль, другое заведение. Мягкий, нелепый свет двух лун, разбавленный искусственной подсветкой, высоченные бербраки, столики, расставленные на лужайке, удивительное небо, на котором галактика представлялась в виде гигантского спирального колеса. Стоило только приглядеться, и в стволе одного из древних деревьев обнаружилась неглубокая ниша. И девушка, почти совсем нагая, рядом со столиком.

Ордовик невольно сделал несколько шагов вперед — словно потянулся за мечтой… Шарла… Шарла…

Затем все заволокло туманной завесью, послышалось завывание ветра.

Более ничего… Он сам оказался в одной из ниш, за столом сидел маленький изящный человечек в пестром наряде, лица его не было видно — уставился в рюмку, которую держал между двух ладоней.

— Ты? — прохрипел Ордовик. — Это ты! Как ты узнал? Напиток в рюмке коротышки неожиданно свернулся в шарик, изнутри его начали пронизывать воздушные пузырьки. Послышалось приятное бульканье.

— Садись рядом, Ордовик, — пригласил коротышка. Капитан пододвинул стул, сел за стол напротив чародея.

Глаза его не мигая смотрели на Келаба, взгляд был тяжелый, сверлящий… Потом капитан неожиданно обнаружил, что держит в одной руке рюмку с ансинардом, в другой приготовил шарик, чтобы закусить. Ордовик не стал спорить и тут же опрокинул содержимое рюмки в рот.

— Вот и правильно, — кивнул Келаб. — Твои мысли полыхают так, что не надо большого труда, чтобы различить их. Особенно те, которые касаются Шарлы. Такова твоя судьба, парень. Ты повстречал ее — на беду ли, на счастье, — и теперь уже никогда тебе не стать прежним.

— Так-то оно так, — согласился Ордовик и хотел что-то еще сказать, однако подходящих слов не нашел. Ничего толкового не пришло на ум. Что еще здесь можно было добавить. — Я был послан в город, чтобы отыскать вас. С ночи брожу…

Келаб кивнул, вновь заглянул в свою рюмку, жидкость в которой заняла прежнее положение и бурлила куда слабее, чем прежде.

— Я знал об этом, — наконец ответил он.

— Знали?.. Зачем же я тогда всю ночь таскался по улицам?

Келаб опять кивнул. Неожиданно его лицо расплылось в улыбке.

— Тебе же объясняли, что найти меня можно только тогда, когда я сам захочу этого. На свете существует всего несколько человек, которые имеют возможность распоряжаться собой. Один из них я.

— Моя госпожа Шарла послала меня, чтобы я привел вас во дворец.

— Ее словами были — если уж стремиться к точности: «Постарайся отыскать Келаба и приведи его ко мне. Поступай как знаешь — уговори его, подкупи, притащи силой». Так?

Ордовик открыл рот, только потом, справившись с изумлением, спросил:

— Неужели вам известно все, что творится в моей голове?

— Нет, только то, что лежит поверху. Твои насущные заботы, страсти… Ты скажи своей госпоже, что меня нельзя подкупить. Что пока не родился человек, который смог бы притащить меня силой. Кроме того, она уже должна мне тысячу кружков.

— За что?

— За улаживание вопроса по брачному договору. Если она решит заплатить, я завтра буду в своем звездолете, он стоит в космопорте. Скажем, около десяти часов… Если нет, так нет — больше мы никогда не увидимся.

— Какая наглость! — вскочил Ордовик. Его рука легла на рукоять меча, он попытался выхватить его. Вытащил до середины — дальше ни в какую.

— Сядь, — усталым голосом сказал Келаб.

— Трус! — Ордовик все никак не мог успокоиться. — Ты боишься сражаться обычным оружием!..

— Что касается обычного оружия, — ответил Келаб, — это согласно твоим понятиям следует убивать всякого, кто назовет тебя трусом. Я же, чья сила во много раз превосходит твою, подобную философию не разделяю. Я держу этот мир у себя на ладони, Ордовик. Вспоминай об этом почаще, а также о том, что назвал меня трусом. Завтра утром ты придешь в космопорт…

Он поднялся и подошел к занавеске. Резко отдернул ее — снаружи ничего не было. Ордовик тупо глянул в пустоту и спросил:

— А если я не приду?

— Придешь, — ответил Келаб и шагнул ни во что. Ордовик напряженно смотрел ему вслед, машинально он схватился за рукоять меча. Тот теперь свободно ходил в ножнах, однако уже не было причины выхватывать его, бросаться в атаку. С кем сражаться? С пустотой?!

Пространство медленно оживало перед ним — оно оказалось совсем опустевшей забегаловкой. Толстяк Финзи уже начал переворачивать стулья и ставить их на столы.

VI

Пробило десять часов…

В разрывах темных, лохматых туч были видны шесть блеклых серебристых пятнышек-лун. Все они повисли над королевским замком. Пронизывающий ветер раскачивал верхушки деревьев. Со стороны замка до крепости не доносилось ни звука — там как бы поселилась мертвящая, тревожная тишина. Андалвар, бывший правитель Аргуса, лежал в замке на смертном одре, и никакая сила в мире не могла поднять его с украшенного знаменами ложа. Завтра похороны…

Торжественный ужин, проходивший в присутствии новой регентши, был долгим и нудным. В зале стояла гробовая тишина. Рядом с принцессой Шарлой было свободное место, предназначенное для правителя Меркатора. По слухам, Баркаш и его свита сразу после захода солнца покинули Опидам и отправились на Меркатор. Баркаш, как утверждали очевидцы, был вне себя от гнева.

Гости, ведомые церемониймейстером, входили в зал и занимали места за столом. Потом так же незаметно удалялись. Каждого из них Шарла приветствовала отдельно. Наконец, воспользовавшись удобным поводом, она покинула столовую и в сопровождении Ландора отправилась в свои покои. Там слуги быстро омыли ее, причесали, обрызгали волосы ароматной водой.

Ландор поджидал ее в гостиной. Задумавшись, он время от времени не глядя брал с серебряных подносов фрукты, пробовал их — мысли его в этот момент были далеко. Он прикидывал, чего можно ждать от предстоящего разговора с Сабурой Моно. Загадка заключалась вот в чем — каким образом эта женщина, сумевшая подчинить своей воле самого Андалвара, собирается взять под контроль Шарлу. В борьбе за власть это был неизбежный ход. Вряд ли Сабура Моно добровольно уйдет в тень…

Легкая улыбка сама собой сложилась у него на губах. Что ж, будем посмотреть. Он был уверен, что пока не родился человек, способный посостязаться с ним в искусстве интриги.

Наконец Шарла вышла в гостиную. Ее золотистые волосы поблескивали. Свободное белое платье до колен удивительно шло ей. Рукава отсутствовали, и ее мягкие, красивые руки были оголены. Принцесса была боса.

Ландор тут же поднялся с дивана, одобрительно оглядел девушку.

— Я не ошибся в вас, Шарла. Такое впечатление, что вы ничего не растеряли из того, чему учили вас… ну, вы знаете где.

Шарла вполне серьезно кивнула:

— Это была моя легенда — этакая невинная простушка из Приграничья. Наивный взгляд, румянец на щечках — эту науку вдолбили в меня твердо.

Ландор покачал головой.

— Как бы то ни было, вам еще раз придется сыграть эту роль.

Шарла повернулась к стоявшим в углу слугам:

— Вали, Лена, Мершил, вы свободны. Завтра разбудите меня в тот же час, что и сегодня. Идите.

Девушки церемонно поклонились и вышли. Ландор тем временем вызвал часового, стоявшего у двери, и приказал вызвать охрану, которая должна сопровождать принцессу до дверей покоев Сабуры Моно.

Долго они шли полутемными переходами, освещаемыми светом тускло горящих факелов. Встречавшиеся по пути рабы сразу падали на колени — они не смели поднять глаза, чтобы посмотреть на регентшу, одетую подобным странным образом. Тем более босую!.. В каменных коридорах было холодно, чем дальше, тем реже встречались освещавшие дорогу факелы.

— Что-то она далековато поселилась, не так ли? — тихо поинтересовалась Шарла у Ландора.

— Это по меньшей мере странно, — откликнулся Ландор. — В этой части крепости обитают исключительно рабы. И Сабура Моно!.. Для женщины с таким положением, обладающей такой властью и влиянием…

Внезапно страж, шагавший впереди, свернул вбок и остановился перед гладкой, вырезанной из дерева дверью, перекрывавшей весь коридор. Этакая глухая переборка…

Ни порога, ни коврика, ни прикрывающих дверь штор… Просто сплошная доска.

Гвардеец отступил в сторону и вытянулся по стойке «смирно».

— Постучи и объяви, что прибыла принцесса Шарла. Она ждет, — приказал ему Ландор.

Стражник дважды ударил кулаком.

Кто-то тихо спросил изнутри:

— Кто там?

— Сабура Моно, принцесса Шарла ждет, — ответил гвардеец.

Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука, затем створка с легким скрипом начала отодвигаться, и стражник отступил в сторону. Шарла вопросительно глянула на Ландора. Тот кивнул, и принцесса шагнула через порог.

Помещение, открывшееся перед ней, казалось пустым. Совершенно пустым!.. Стены голые, на них отчетливо различалась кладка из крупных кирпичей, на полу не прикрытый ковром узор сглаженных каменных плит. Свет исходил от двух воткнутых в держаки факелов. Приглядевшись, Шарла убедилась, что первое впечатление оказалось ошибочным — в глубине комнаты, в глубоком алькове, стояла кровать, покрытая грубошерстным темным одеялом. У изголовья небольшой столик, на нем кипа писчей бумаги, чернильница и в подставке с полдюжины очиненных перьев. Возле стола находилось кресло, тоже из черного дерева, почти неразличимое в полумраке. Рядом другое, в углу еще одно… В нем сидела Сабура Моно.

Одета она была в домашний халат коричневого цвета. Одежда простого покроя, без всяких украшений. Скорее кусок материи, призванный прикрыть ее дородное тело. Она была необычайно толста, эта Сабура Моно. Подобных Шарле встречать не доводилось. Руки были похожи на стволы деревьев, перевитые частыми складками. Тут до принцессы дошло, что здесь что-то не так. Сабура Моно при долгом и близком изучении не производила впечатления заплывшей жиром туши. Ее тучность — это не результат обильной еды. Нет, просто она большая! Внушительная!.. Под этой гладкой кожей не было и следа жира. Почему? — удивилась Шарла.

Так же непривычны были ее глаза — необыкновенно крупные, с темными пятнышками-зрачками. В глубине таилась печаль — это принцесса почувствовала сразу. Или сожаление… Бездонное разочарование в том, что, куда ни кинь взгляд, всюду суета сует. Это знак мудрости, столь же глубокой, как и печаль.

Голос тоже оказался под стать очам — низкий, грудной, мелодичный.

Сабура Моно напевно выговорила:

— Садитесь, госпожа. Боюсь, что не смогу оказать вам достойный вашему сану прием. Как видите, я живу в стесненных обстоятельствах. Нет-нет, это меня вполне устраивает. Я довольствуюсь малым…

— Это не имеет значения, Сабура Моно.

Хозяйка рукой указала на одно из кресел:

— Присядьте, госпожа. А это, по-видимому, сиар Ландор?

Гость поклонился и сказал:

— Моя госпожа попросила меня сопровождать ее в связи с тем, что родной язык после стольких лет разлуки с Аргусом пока еще труден для нее.

— В самом деле? — Брови у Сабуры поползли вверх. — И на каком же приграничном диалекте вы предпочли бы разговаривать?

— Нет-нет, — встревожилась Шарла, — нам бы не хотелось обременять вас…

— Я владею любым наречием.

Сабура Моно сказала это таким тоном, что всякий спор по этому вопросу тут же увял. Она заговорила на лудорском диалекте.

— Как видите, сиар Ландор, в вашем присутствии уже нет необходимости. Мы вполне можем обойтись без переводчика.

Ландор понял намек. Странным было то, что он вдруг безропотно подчинился — сразу встал и вышел из комнаты. Шарла даже поежилась — ни слова возражения, никакой попытки затеять словесную перепалку вокруг самой проблемы. Просто встал и вышел, оставив ее один на один с этой толстухой. Беспомощную, растерявшуюся… Как тут можно удержать себя в руках, не с кем даже посоветоваться.

Как только дверь за управляющим королевским имуществом закрылась, хозяйка перевела взгляд на принцессу. Смотрела долго, с легким прищуром, все с тем же выражением равнодушной печали и запредельного всеведения. В этот момент Шарле бросилось в глаза единственное украшение, которое носила Сабура. Это был золотой диск в мочке правого уха. Шарла припомнила, что где-то она уже видела подобную клипсу.

— Я пригласила вас, госпожа, — наконец сказала хозяйка, — посетить мою скромную обитель по двум причинам. Одна из них в том, что здесь нас не могут подслушать. Однако это не главное. Беда в том, что я — старая, толстая женщина и не могу долго ходить и стоять, тем более присутствовать на торжественных церемониях.

— Но это не может помешать вам более комфортабельно обустроить свое жилище, — с некоторой горячностью возразила Шарла. — Если вы предпочитаете жить здесь, то хотя бы позвольте мне приказать обставить эту комнату достойным образом.

— Подобные предметы меня не интересуют, — ответила Сабура.

— Но у вас нет ни рабов, ни слуг?..

— И эти вещи меня не занимают, — повторила хозяйка. — Давайте больше не будем говорить об этом. Мои удобства или неудобства — слишком мелкий вопрос в сравнении с судьбой империи. Я пригласила вас обсудить две проблемы: последствия скандала с Баркашем из Меркатора и отношение народа Аргуса к новому регенту. Что касается Баркаша… После того, что случилось, вам следует остерегаться его. В одиночку он не в состоянии выступить против Аргуса, хотя эта идея гвоздем сидит у него в голове. Он очень тщеславен, у него большие амбиции. Он считает, что его выбрала судьба, чтобы возглавить коалицию из трех самых диких миров в галактике. Диких не в смысле уровня развития, а в смысле нравов…

Его воины самые лучшие бойцы, но их мало. Он мечтает стать предводителем наемников, но чтобы их число составляло миллионы. Баркаш — милитарист до мозга костей. Его союз с Андрой и место в Совете шести, казалось, сулили ему доступ к таким ресурсам, на которые он давно заглядывался. В глазах народа он давным-давно слывет откровенным глупцом, не понимающим, что сила ломит только солому и результатом ее применения может быть только хаос и разруха.Он и Андра — естественные союзники. Они никогда не успокоятся, имейте это в виду. Ваш советник Ландор должен постоянно следить за ними.

Далее, народ Аргуса… Это стихия! Ненадежная, непредсказуемая… Настроения людей пронизаны верой в пророчества, и, хотя они с радостью встретили ваше возвращение, на их верность нельзя рассчитывать. Придет день, и они отшатнутся от вас и прибегут к черной ведьме. В ней будут искать спасение. Они не понимают и никогда не поймут, что Андра вкупе с Баркашем окончательно погубят империю, и все равно пойдут у них на поводу. Найдутся пророки, кликуши, юродивые, которые возвестят, что вы ложный кумир. Толпа потребует вашей крови, ей вдруг понадобится сильная рука, чтобы вернуть призрак былого могущества…

Она неожиданно замолчала. В комнате наступила долгая, невыносимо томительная пауза. Наконец Шарла легкомысленно прощебетала:

— Это все, Сабура Моно?

— Это все. Пока… Госпожа, у меня повсюду шпионы и соглядатаи. Я прикажу им сразу сообщать мне о всех изменениях в настроении толпы, о появляющихся слухах и анекдотах, которые могли бы быть истолкованы не в вашу пользу. К сожалению, у меня, у женщины, которая отдала столько сил для сохранения власти вашего отца, пока нет разумного плана действий. Пока нет… Не могу понять, в каком направлении будут развиваться дальнейшие события. Но это вопрос времени. По крайней мере, я уверена в одном: ваша сестра и этот Баркаш мне не по нраву. Вот почему я беру на себя смелость и в дальнейшем быть вашей советницей… — Она словно споткнулась, видно, какая-то новая мысль пришла ей в голову, однако она не высказала ее и закончила фразу: — Каковой была при вашем отце. Конечно, вместе с главным управляющим королевским имуществом сиаром Ландором. Завтра мы увидимся на похоронах. До встречи, госпожа…

Шарла испытывала некоторое удивление и разочарование. Она встала и сказала:

— Я хотела бы вызвать охрану.

— В этом нет необходимости. Ступайте спокойно.

Принцесса бросила взгляд на чудовищных объемов женщину, устроившуюся в кресле в углу, потом чуть вздернула правую бровь и направилась к выходу.

В коридоре было пусто, холодно и довольно мрачно, однако Шарла, к своему удивлению, не ощутила и тени беспокойства в душе. То ли слова Сабуры возымели действие и внушили ей невиданную прежде отвагу, то ли эта странная советница на самом деле вымела всякую нечисть из коридоров. В гостиной, в собственных апартаментах, ее поджидал Ландор.

— Вы оказались правы — отец Доличека мертв, — сообщил он. — Причем обстоятельства его смерти более чем странные.

Уже в полной безопасности, в собственных покоях Шарла внезапно почувствовала, что ноги у нее подкашиваются. Она невольно опустилась на диван и, обращаясь как бы к самой себе, прошептала:

— Вот я и поговорила с Сабурой Моно.

Ландор степенно кивнул.

— Необычная женщина, не так ли? — спросил он. — Эта встреча меня прямо-таки заинтриговала! Она с такой легкостью выпроводила меня. В коридоре я как ни в чем не бывало отправился сюда. Охрана топала рядом… Удивительно! В ней присутствует некое обаяние силы. Так что же она сказала вам?

Шарла в общих чертах передала разговор с советницей бывшего короля, а также, как теперь выяснилось, и нынешней регентши. Когда она рассказала о пророчествах, которым подвержено простонародье, Ландор не удержался и фыркнул:

— Глупости! Я ни капельки не верю ни в какие пророчества. Здесь быть не может никакой мистики, только целенаправленное воздействие враждебных сил. С этим и надо бороться в первую очередь. Мало ли что могут наболтать несколько старух! Просто кому-то очень надо объявить эти бредни пророчествами. Механизм известный… Продолжайте, принцесса.

Когда она закончила, Ландор переспросил:

— Это все? Маловато, так мне кажется. Непонятно, зачем она просила о личной встрече. Только ради этого?..

Шарла зевнула.

— Ландор, об этом у вас должна болеть голова. Не у меня. Вы отвечаете за государственные дела. Я очень устала и отправляюсь спать. Утром, если Ордовику удастся отыскать этого колдуна, мы поговорим с ним. Думаю, от него мы сможем добиться большего. До завтра, Ландор.

Управляющий поклонился и, ни слова не говоря, вышел.

* * *

Зенхан Вар мрачно взирал сквозь узкое, похожее на бойницу окно на нижний город. Отсюда ему была видна Утренняя улица, оттуда доносился шум городской толпы.

— Вот уже вторые сутки, как мертв Андалвар, — произнес он глухо, — а чернь по-прежнему пьет и гуляет. Веселые поминки у бывшего короля. Им дела нет до того, что творится наверху.

— Зенхан, объясните, почему, — спросила Андра, — с каждым часом увеличивается поступление денег, собранных на похороны?

— Больше, меньше — какая разница. С другой стороны, я бы хотел, чтобы и меня помянули так же, как и вашего отца. Жаль, что вы так легкомысленно относитесь к настроениям толпы. Народ — это великая сила. В умелых, конечно, руках.

Андра с трудом могла сдержать раздражение. Она лежала на старенькой кушетке, покрытой вытертыми шкурами каталаба. Комната была скудно обставлена, пол каменный, даже не покрыт ковром. Крепость, выстроенная на Королевском холме, была сооружена значительно раньше замка, и, хотя именно здесь заседало имперское правительство и осуществлялось руководство огромными галактическими территориями, сама крепость мало чем отличалась от солдатских казарм.

В углу комнаты, посаженная на цепь, скулила и время от времени злобно вскрикивала обезьяна.

Услышав последние слова Зенхана, Андра не выдержала:

— Зенхан, достаточно! Не надо срывать на мне раздражение. Ваши разговоры о пророчествах, о простолюдинах беспредметны, а между тем мы теряем время. Оно наше самое главное оружие, поймите вы это! Время работает на эту потаскушку. Она начинает устанавливать свои порядки, и двор постепенно привыкнет к ним. Сначала она освободила Доличека от наказания, затем приказала хозяину кнута сломать бич. Она отправила его ко мне. Конечно, все это она делает по недомыслию — такая уж добренькая и слабовольная уродилась, но надеюсь, вам понятно, какое впечатление это может произвести на Пенду. Она глупа и действует по наитию, а слуги между тем распускаются все больше и больше…

— Не согласен с вами, — возразил Зенхан Вар. — Она действует вовсе не по наитию. И не такая уж она слабенькая, не такая глупая. Она сильный и опасный противник. Вспомните хотя бы, с каким искусством она избежала ловушки с Баркашем. Есть еще кое-какие сведения…

— Это все выдумки Самсара! — выкрикнула Андра. — А даже если и так, то во всем повинен этот грязный колдун. Именно он спас ее.

В этот момент в комнату вошел стражник-гвардеец и доложил:

— Внизу рабыня, госпожа. Требует допустить ее. Назвалась Вали.

Принцесса тут же распорядилась:

— Привести ее сюда. Доставить также раба Самсара, колдуна Ктенофими, черного леонтинца, который вчера явился сюда из замка.

Солдат отдал честь и вышел.

— Вот видишь, Зенхан. Можно ли назвать разумным человека, который до сих пор пользуется услугами рабов, приставленными следить за ней? Она, собственно, никого не выгнала. Что это, как не глупость? И куда смотрит этот хваленый Ландор? Что же, он даже не может предупредить ее? Я настаиваю — нам нельзя терять времени. Неделя, и мы должны покончить с этой моей горе-сестренкой! Мы должны разорвать ее в клочья. Пусть их разнесут все восемь ветров Аргуса.

Дверь вновь распахнулась, и в комнату вошел все тот же гвардеец, который ввел закутанную в плащ женщину. Грубая материя доходила той до лодыжек, ноги были босы. Следом за ней вошли огромный темнокожий леонтинец, затем Самсар, а также маленький пронырливый человечек со сморщенным, подобно полежавшему яблоку, лицом. Он беспричинно улыбался и что-то жевал беззубым ртом.

Солдат отдал честь и только было собрался уйти, как Андра возгласом остановила его:

— Подожди, гвардеец. Ты, может, еще понадобишься.

Тот отступил к двери и застыл.

— Итак, — объявила Андра и поудобнее устроилась на шкурах каталаба, наваленных на кушетку. — Прежде всего ты, Самсар.

Раб молча шагнул вперед.

— Повтори свою историю. Только не надо про появление Келаба и уход Баркаша. Расскажи все, что случилось с самим текстом договора.

— Ну… Значит, я… Госпожа, я уже столько раз рассказывал о том, что случилось после ухода Баркаша. — Слуга был изрядно напуган, на лице у него запекся огромный кровоподтек, нижняя челюсть подрагивала, он поеживался от страха. Не получив ответа, Самсар начал рассказывать. — Мне было приказано отыскать пергамент и доставить его вам, госпожа, однако этот проклятый капитан первым заметил документ. Как я мог украсть его на глазах у всех придворных?..

— Достаточно, — прервала его принцесса. — Ктенофими!

Плюгавый человечек шагнул вперед, при этом он все время что-то невразумительно бормотал.

— Поработай с памятью рабыни Вали, — приказала Андра.

Колдун приблизился к рабыне.

— Не теряй попусту время на всякие не относящиеся к делу подробности. Только то, что мы ищем. Понятно, Ктенофими?

Рабыня стояла вытянувшись в струнку. Глаза ее сияли каким-то безумным огнем. Колдун снял с ее головы капюшон, тот упал на плечи, затем Ктенофими начал совершать пассы руками — глаза у Вали раскрылись еще шире. Рабыня, повинуясь чужой воле, шагнула по направлению к Андре и встала перед ней.

— Вали, ты запомнила все, что происходило в покоях моей сестры?

Та машинально кивнула.

— Расскажи о брачном союзе с Баркашем. О чем они там говорили? — спросила Андра и поерзала на шкурах.

Вали заговорила ровным голосом. Как автомат. Она описала реакцию Шарлы и Ландора, затем появление Ордовика. При этом Вали ухитрялась передавать все оттенки голосов участвующих в той сцене, да так ловко, что Зенхан Вар даже отер пот со лба. Сначала Ландор и Шарла говорили на аргианском наречии, затем, с приходом Ордовика, перешли на какой-то странный приграничный диалект. Вали, не понимая ни слова в этой речи, по-прежнему молотила без задержки, однако ее прервали, позвали переводчика. Андра с большим интересом слушала, о чем эти трое говорили между собой. Самсар напряженно прислушивался к переводу. Капельки пота выступили у него на лбу.

Когда Вали сообщила, как Ордовик заметил попытку Самсара спрятать документ, Андра подняла руку.

— Достаточно! — заявила она. — Самсар, иди-ка сюда.

Тот не двинулся с места.

— Гвардеец… — напомнила Андра.

Солдат схватил извивающегося раба за шиворот и подтащил к кушетке.

— Самсар, ты солгал мне, — мягко сказала Андра.

— Госпожа! — взвизгнул раб. — Я сделал все возможное…

— Все или почти все! — оборвал его Зенхан Вар. — Однако ты солгал своей госпоже, и за это тебе следует вырвать язык из твоей поганой глотки.

Андра опять жестом остановила бывшего управляющего:

— Зенхан, держите себя в руках. Я придумала, как нам обратить в свою пользу и эту неприятность. Переводчик, в чем смысл угроз, с какими Ордовик обратился к этому рабу? — Она указала на Самсара.

— Не могу понять, госпожа. Это не аргианский язык и не какой-нибудь приграничный диалект.

Андра настороженно глянула на Самсара, затем перевела взгляд на управляющего.

— Зенхан, растолкуйте смысл сказанного.

Старик побледнел от страха.

— Это… Это… — Он отвернулся от принцессы и сказал куда-то в сторону: — Это не для ваших ушей, госпожа.

— Полноте, Зенхан! Итак, никто из вас не собирается объяснить мне. Хорошо, тогда мне поможет солдат. Эй ты, у двери, говори!

Глаза у гвардейца округлились, взгляд остановился, он заговорил ровным голосом. Когда закончил, принцесса кивнула и, совсем как кошка, кончиком языка облизнула губы. Затем медленно, в растяжку, произнесла:

— Ра-аб.

Гигант леонтинец шагнул вперед.

— Возьми этого негодяя, — она указала на Самсара, — и поступи с ним так, как только что слышал. Если будет вопить, не обращай внимания.

Самсар издал протяжный вопль. Леонтинец тут же зажал ему рот. Между тем Андра продолжила:

— Когда закончишь, ступай в нижний город и распространи известие, что Ордовик выполнил обещанное. Сделай так, чтобы после рассвета где-нибудь в укромном уголке был найден труп Самсара.

— Слушаюсь и повинуюсь. — Гигант склонил голову, подхватил Самсара под мышки и поволок к выходу. Зенхан Вар с выражением неописуемого удивления и отчаяния на лице попытался было что-то сказать, однако Андра жестом остановила его:

— Зенхан, сейчас не время для ссор. Мы сражаемся за восстановление империи, и никто не смеет встать у нас на пути. Мы должны быть готовы пожертвовать кем угодно и сколькими угодно. Вы солдат, Зенхан, а не красная девица, так что нечего хныкать! Ктенофими, займитесь солдатом. Пусть он забудет все, что видел и слышал здесь. Пусть он будет уверен, что с Самсаром поступили по приказанию Ордовика.

Старый колдун и гипнотизер кивнул и отвел солдата в дальний угол. Спустя несколько минут взгляд у того остекленел, и он стал подобен кукле. Андра обернулась к Вали, которая до сих пор пребывала в трансе.

— Продолжай, — распорядилась она.

Служанка поведала, о чем говорили вчера Шарла, Ландор и Ордовик. Андра хлопнула в ладоши.

— Выходит, моя дорогая сестричка во время своего отсутствия являлась уличной шлюхой!.. Как бы, Зенхан, мы могли использовать это обстоятельство?

Услышанное буквально потрясло старого солдата. Тихим, зловещим голосом он вопросил:

— Значит, эта распутница теперь будет сидеть на троне Аргуса? Более постыдной ситуации мне встречать не доводилось!

— Мне тоже, — согласилась Андра, — и все-таки?.. Через три дня весь Аргус должен узнать об этом. Продолжай, Вали.

Когда рабыня закончила, Зенхан Вар задумчиво произнес:

— Она посетила Сабуру Моно. Это может быть опасно для нас, госпожа. Эта толстуха непредсказуема и очень, очень умна.

Андра нахмурилась:

— Не в том беда, Зенхан, что эта девка посетила Сабуру, а в том, что я до сих пор не знаю, на чьей она стороне.

— Возможно, стоит приставить к ней соглядатаев?..

— Не получится. Пробовала… Стены ее комнаты древней кладки и непомерно толстые. Рабов и прислуги у нее нет, подкупить некого. Замок она никогда не покидает.

— В этом случае ее опасно оставлять в живых.

— Правильно. Ктенофими!

Колдун приблизился к госпоже.

— Займись своей ученицей. — Андра кивнула в сторону Вали. — Пусть она вернется к моей сестре. Затем леонтинцем, когда тот закончит с Самсаром.

Старик взял Вали за руку и, поклонившись, вышел из комнаты. Зенхан Вар обратился к принцессе:

— Теперь самое время послать весточку Баркашу?

— Нет. Он сейчас потерял голову от ярости и может отказаться принять мое послание. Вы же знаете, он чуточку глуповат. Пусть успокоится и первым обратится ко мне. Это и стратегически выгодно…

Неожиданно дверь распахнулась. В комнату вошел другой гвардеец, отдал честь.

— Там, — солдат неопределенно махнул куда-то вниз, — какой-то человек просит вашу милость об аудиенции. Имени не назвал. Говорит, что пришел в связи с разрывом брачного договора между вами и Баркашем из Меркатора.

Андра вскинула брови.

— Пусть войдет, — сказала она.

Солдат отступил в сторону, и через порог в комнату вошел человек, при виде которого у Зенхана Вара пальцы сами собой сжались в кулаки, а у принцессы щеки вспыхнули от нескрываемой ярости.

Это был Келаб-чародей.

VII

— Сиар Ландор! Сиар Ландор!..

Топот ног, частое дыхание, тонкий перепуганный женский голос. Ландор никак не мог стряхнуть остатки сна. Все являлось перед ним на грани дремы и реальности: серое небо — по-видимому, на дворе дождило, сумерки в комнате, эти крики… Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась ошеломленная Вали. Лицо ее было залито слезами.

— Сиар Ландор! Госпожа исчезла!.. Регентши нет!..

Мгновенно Ландор пришел в себя. Откинул одеяло, вскочил, принялся суетливо натягивать одежду.

— Как? Когда?..

Вали ответила всхлипывая:

— Должно быть, совсем рано, сиар Ландор. Когда она вернулась от Сабуры Моно, принцесса, как вам известно, отпустила нас. Я отправилась в Опидам. Вернулась еще затемно. Когда пришел назначенный час и мы пришли будить госпожу, ее не оказалось в постели. Нигде никаких признаков борьбы.

Ландор схватил меч, сунул ноги в сандалии.

— Поднять на ноги всю охрану! Отыскать капитана Ордовика! Пусть он лично убедится, что никто ночью не покидал замок.

Вали поклонилась и исчезла. Ландор наконец осознал весь ужас происходящего — точнее, прочувствовал, что грянула катастрофа. Лицо его словно окаменело, он поспешил в опочивальню регентши. Здесь, у порога, он нашел Мершил и Лену — обе рыдали и заламывали руки. Издали было видно, что постель действительно была пуста, никаких следов насилия — впечатление такое, что Шарла встала сама и… исчезла. Ландор прикрикнул на рабынь:

— Перестаньте, вы, обе! Никто вас не обвиняет!.. Позвольте пройти.

Он оттолкнул их обеих, загораживавших дверной проем, и вошел в спальню. Служанки вошли за ним следом.

— Кто-нибудь побывал здесь с тех пор, как вы обнаружили исчезновение хозяйки?

— Никто, — сквозь слезы ответила Вали.

— Перестаньте хныкать, соблюдайте тишину. У меня есть кое-какой навык в ясновидении.

Он приблизился к кровати. Рабыни сразу прекратили плакать. С нескрываемым интересом они принялись следить за тем, как он осторожно положил руки на простыни. Его глаза затуманились, пальцы начали с нежностью перебирать тонкую материю.

В этот момент в спальню, громко топая, вбежал Ордовик. Ландор резко вскинул голову.

— Рабыня Вали сообщила мне невероятную новость — принцесса Шарла исчезла! — во весь голос объявил Ордовик.

— Так и есть, — ответил Ландор. — Вы лично расставили стражу в замке и вокруг него?

— Да, — ответил Ордовик. — Не понимаю, куда она могла уйти. Она вернулась после разговора с Сабурой Моно?

— Вернулась, — подтвердил Ландор. — Мы недолго побеседовали, и она отправилась спать. Рабынь отпустили еще раньше, так что никто ничего не видел и не слышал.

Ордовик обратился к прибежавшему вместе с ним Тампору:

— Сержант, перед дверью не было стража. Ты заметил?

— Так точно. Но у порога должен был находиться гвардеец! Я сам ставил его.

— Возможно, его подкупили? — предположил Ландор.

Тампор отрицательно потряс головой:

— Человек, которого можно подкупить, никогда не попадет в состав внутренней охраны. Скорее всего, его убили.

— Кто стоял на часах?

— Элвир.

— Клянусь всеми ветрами Аргуса! — воскликнул Ордовик и, недоговорив, бросился к выходу из покоев принцессы. Там вдоль стен было выстроено отделение гвардейцев.

— Элвир! — рявкнул Ордовик, пробежав взглядом по лицам стражников.

Огромного роста, мужиковатый солдат вышел вперед и вытянулся перед капитаном. За спиной Ордовик услышал изумленный вскрик Тампора.

Ордовик обратился к гвардейцу на воровском жаргоне:

— Элвир, тебя сегодня ночью поставили на пост перед входом в апартаменты регентши?

— Так точно, капитан! — ответил Элвир. — Я занял пост в полночь и был сменен перед рассветом. Тяжеленько здесь стоять в это время.

Ландор тоже вышел из гостиной, встал за спиной Тампора.

— Кто тебя сменил? — спросил Ордовик.

— Дарбо, капитан.

— Так и есть, капитан, — подтвердил кто-то из строя. — Я занял пост перед самым рассветом.

— Элвир, — обратился к первому гвардейцу Ордовик, — ты позволял кому-либо входить или выходить из покоев принцессы?

— Так точно. Согласно распоряжению, я позволил войти туда Доличеку и хозяину кнута — этому леонтинцу.

Ордовик грубо выругался.

— А они вышли из апартаментов? — спросил выступивший вперед Ландор.

— Так точно, сиар.

— Что-то здесь не так, — сказал Ландор. — Нутром чувствую, есть во всей этой истории какая-то странность. Солдаты, войдите во внутренние покои.

Стражники строем вошли в гостиную. Ландор, предварительно извинившись перед сержантом, распорядился:

— Обыщите все помещения. Проверьте каждый укромный уголок. Что-то здесь не так. Элвир, тебя никто не обвиняет, действуй вместе с другими.

Гвардейцы разделились на отдельные группы и принялись тщательно обыскивать комнаты. Начали с гостиной. Искали долго, но ничего не нашли. Ландор, в свою очередь, решил продолжить сеанс ясновидения и улегся на кровать. Принялся ощупывать простыни…

— Все равно что-то здесь не так, — бормотал он. — Словно что-то потустороннее заглянуло в комнату… Кто из вас искал под кроватью? — спросил он у стражников.

Трое откликнулись на его призыв, в том числе и Элвир.

— Сиар Ландор, что-то мне не по себе здесь, — сказал он. — Вроде все нормально, а как-то знобит. И так тоскливо на душе… Вот такое же чувство я испытал, когда Доличек и хозяин кнута вместе вышли из покоев…

— Вместе?! — удивился Ландор. — Нет, сначала вышел леонтинец — принцесса приказала ему сломать кнут, затем только Доличек. А ну-ка, поднимите кровать.

Шесть человек подняли постель и отнесли ее в другой угол. Поверхность пола в том месте, где стояла постель, странно пошевеливалась, словно вода под напором ветра. Легкая рябь пробегала по плитам. Ландор первым смело наступил на это место, наклонился и пальцами пощупал пол.

Удивление неожиданно сменилось на его лице торжествующей улыбкой. Наконец он выпрямился и с удовлетворением показал Ордовику худенького мальчугана со светлыми волосами, которого держал на руках.

— Шарла! — воскликнул Ордовик.

Ландор отрицательно покачал головой и сошел с колеблющейся поверхности.

— Доличек, — заявил он. — Вот так это и было проделано.

Управляющий отнес мальчика и положил на кровать. Удивительно, как его личико напоминало лицо Шарлы.

— Он жив? — спросил Ордовик.

— Конечно. Только спит.

— Как же его спрятали здесь?

— С помощью магии, Ордовик. С помощью магии…

— Это дело рук черной ведьмы, — неожиданно заявил Тампор. — Помните, я предупреждал вас, капитан.

Однако Ландор еще раз отрицательно повертел головой.

— Нет, это не черная ведьма. Мне известно несколько чародеев, способных на это, но среди них нет ни одной женщины. Келаб, конечно, в первую очередь. — Он на мгновение задумался, потер лоб. — Но это куда как странно — сначала помочь нам с брачным контрактом, а потом похитить Шарлу.

Ордовик внезапно озлобился.

— Может, он решил использовать ее в своих целях?

— Он бы никогда не отважился, — ответил Ландор.

— Я даже представить не могу, как это может быть сделано, — вступил в разговор Тампор. — Согласен, кого-то могло ввести в заблуждение сходство между Доличеком и Шарлой. Особенно если ей обрезать волосы и разукрасить лицо синяком. Одеть попроще… Но никто не сможет принять Келаба за леонтинца!

— Вспомни, тот является чародеем, — сказал Ордовик. — Ландор, я думаю, так и было. Когда я утром встретил Келаба в нижнем городе, он потребовал тысячу кружков за то, что помог отрегулировать вопрос о брачном договоре. Еще он добавил, что будет находиться в своем звездолете в десять часов.

— Если бы он выкрал Шарлу из королевского замка, ты бы никогда не встретился с ним лицом к лицу. Тем более в нижнем городе, — ответил Ландор.

— С его наглостью он способен на что угодно! — не согласился Ордовик.

Тампор кашлянул у него за спиной. Ландор и Ордовик обернулись к нему.

— Сиар Ландор, госпожа Андра сейчас располагается в крепости на Королевском холме…

— Что из этого?

— У меня там есть приятели среди местной охраны. Мы можем сразу узнать, встречался ли Келаб с принцессой Андрой.

Ордовик, обращаясь к Ландору, горячо возразил:

— Если ты считаешь, что черная ведьма не могла приложить к этому руки, тогда назови тех, кто способен на подобную низость. Может, Баркаш?

Казалось, Ландор не услышал его. Глядя прямо перед собой, он неожиданно спросил:

— Тампор, чем занимаются твои люди на постах, если позволили кому-то незаметно покинуть замок?

— Великан леонтинец — личность известная. Чудно другое — как они могли позволить Доличеку оставить замок. Он всегда должен находиться при принце Пенде.

— Тогда, возможно, эта парочка вовсе и не покидала замок? Тампор, организуй розыск. Пусть твои люди осмотрят каждую комнату, каждый закуток. Вспомни, к каким местам имел пристрастие этот кнутобоец. Спуститесь в подземелье. Вы лично опросите всех часовых, дежуривших в эту ночь. Всех, без исключения!

Тампор кивнул и дал сигнал своим ребятам. Ландор остановил Дарбо и разрешил тому отдохнуть.

— Интересно, Сабура Моно знает о случившемся? — неожиданно обратился он к Ордовику.

— Думаю, что нет.

— Дарбо, — сказал управляющий, — прежде чем отправиться на отдых, ступай и извести ее об этом. Попроси ее прийти сюда. Если, конечно, она пожелает… В любом случае обязательно вернись и доложи.

Солдат отдал честь и вышел из спальни.

Они долго ждали его — никто не промолвил ни слова. Ордовик мерно расхаживал из угла в угол. Ландора неожиданно потянуло в сон — он сидел и потирал глаза.

Так прошло с четверть часа.

Наконец Ордовик подал голос:

— Что-то Дарбо медлит с возвращением. Это невыносимо — находиться здесь и ничего не делать. Я пойду поищу его.

Он вышел из внутренних покоев принцессы и не спеша двинулся по коридору, припоминая, в какой стороне проживает Сабура Моно. Отшагав положенное, он решительно свернул направо, двинулся дальше, миновал какое-то углубление и, сделав еще несколько шагов, остановился у перекрывавшей коридор двери.

Глухая, ровная деревянная плоскость. Более ничего… Или что-то не так? Ему показалось, что в холодном воздухе, в камне, образовывавшем стены, в самом пространстве, примыкавшем к этому тупику, копилось что-то странное, невыразимо жуткое…

Сердце забилось часто, Ордовик невольно покрепче ухватился за рукоять меча. Отступил немного и заглянул в полутемную нишу, мимо которой прошел несколько мгновений назад. Там лежал Дарбо, из-под него вытекала кровь. Пульс не прощупывался, однако тело еще было теплое. Убийство свершилось совсем недавно. Ордовик осторожно перевернул труп. Удивление нарисовалось на его лице — шлем был смят и пробит. Удар был такой силы, что края металла оказались вбитыми в черепную коробку.

Ордовик шагнул вперед, толкнул деревянную створку — дверь неожиданно подалась, перед ним открылось внутреннее помещение.

У него перехватило дыхание — посреди комнаты боролись две чудовищных размеров фигуры. Одной из них был гигант негр более двух метров высотой, другая — женщина, значительно более низкая, но невообразимо широкая. Это были достойные соперники. Гигант одной рукой держал женщину за горло, второй отчаянно пытался разорвать объятия, в которых его сжимала толстуха.

Вдруг женщина засмеялась. Как-то жутко заухала… Леонтинец, пытавшийся отогнуть ее голову как можно дальше назад и постараться сломать хребет, опешил, ослабил хватку. Женщина начала наступать на него, постаралась ухватиться за врага покрепче, и, когда леонтинец рискнул переступить с ноги на ногу, она внезапно оторвала его от пола и со страшной силой швырнула вверх, к потолку. Чернокожий убийца ударился головой о сводчатый каменный потолок. Череп треснул, человек с глухим шумом упал вниз, на пол. Сабура Моно даже не взглянула на него, зашаркала к столу и крупными глотками осушила большой кубок Ордовик так и застыл раскрыв рот, с обнаженным мечом в руке.

Наконец хозяйка вытерла руки и повернулась к нему.

— Ты, должно быть, Ордовик? — спросила она.

— А вы Сабура Моно?

— Да. Твой посланец передал мне, что ты просил меня прийти. Кажется, исчезла принцесса Шарла?

Ордовик кивнул. До сих пор он не мог прийти в себя. Наконец, помычав, он ткнул пальцем в распростертую на полу фигуру и, невольно сглотнув, постарался объяснить:

— Предположительно этот негодяй похитил ее. Если, конечно, он является хозяином кнута, приставленным к Доличеку.

— Так и есть.

— Но если он все еще прятался в замке, значит, и Шарла — простите, госпожа Шарла — все еще находится здесь.

— Возможно, — кивнула Сабура Моно. — Что ж, придется отправиться с тобой. Однако одно условие — никому ни слова о том, что случилось. Можешь заявить, что это ты убил его. — Она кивнула в сторону мертвого леонтинца. — Только обо мне ни гугу. Понятно?

Ее глаза странно сверкнули, и Ордовик, как мальчишка, торопливо закивал.

Переваливаясь с боку на бок, Сабура Моно вышла в коридор и двинулась вперед. Ордовик последовал за ней. Уже у самого порога апартаментов принцессы он услышал, с каким трудом далось ей это путешествие — дыхание стало громким, прерывистым. Грудь заметно вздымалась и опадала.

— Где Дарбо? — встретил их вопросом Ландор.

— Его убил леонтинец, сиар Ландор, и, если бы не Ордовик, мне бы тоже не поздоровилось, — ответила Сабура Моно. Она вопросительно глянула на капитана, и тот нерешительно кивнул.

— Пусть его разорвут все ветры Аргуса! — раздраженно воскликнул Ландор, затем неожиданно замер, на его лице появилось выражение недоумения. По-видимому, ему в голову пришла какая-то мысль. — Если он до сих пор скрывался в замке, выходит, и принцесса Шарла…

В этот момент в гостиную вбежал запыхавшийся солдат.

— Сиар Ландор! Сиар Ландор!.. — еще с порога закричал он. — Ваша летающая машина — та, на которой вы прибыли в замок, — она исчезла!..

— Исчезла?!

— Так точно! Кроме того, сержант Тампор велел передать, что он отправил гонца на самом быстром коне в крепость, где нашла пристанище принцесса Андра, и с восходом солнца с помощью зеркал ему сообщили, что прошлой ночью Келаб-чародей побывал в ее покоях и оставался там около получаса.

— Конь? Какой конь? Зачем ему конь?! — Брови у управляющего полезли вверх, затем он непонятно выругался. — Он провернул это дельце в несколько минут, сразу после посещения апартаментов вместе с хозяином кнута. Затем на вертолете, уже вместе с Шарлой, отправился в крепость. Пусть его разорвут ветры Аргуса!.. На всей планете не сыскать человека, который мог управлять вертолетом. Кроме Келаба-чародея!..

Гвардеец отсалютовал и тут же умчался.

— Значит, вы считаете, что к исчезновению принцессы Шарлы приложила руку госпожа Андра? — спросила Сабура Моно.

— Естественно, а также этот самый Келаб. Больше некому. Гигант леонтинец вывел ее отсюда под видом Доличека. Кто еще мог затуманить взгляд часового? Немедленно приготовить для нас лошадей, — приказал он другому гвардейцу.

Тот сразу убежал.

Сабура Моно отрицательно покачала головой — мясистые щеки ее заходили ходуном. Ордовик, глядя на нее, не мог поверить, что эта женщина всего несколько минут назад расправилась с наемным убийцей. Этот леонтинец был настоящий великан и силен, как танисский бык.

— Сиар Ландор, — сказала толстуха, — у меня есть свои осведомители…

— Даже среди ближайшего окружения Андры? — перебил ее управляющий.

— Конечно! — удивилась Сабура. — Повсюду. Как же иначе…

— Тогда вы можете дать нам дельный совет. В настоящее время самая главная задача — отыскать принцессу Шарлу. Добраться до нее следует через этого чертова Келаба. Если бы у нас был вертолет…

Сабура Моно пожала огромными плечами:

— Мне ничего не остается, кроме как устроиться здесь, в замке, и приступить к плетению паутины. Видали, наверное, как красная лиана начинает опутывать хищное животное. Сделаю что смогу, пусть мой вклад окажется невелик, но все же… Сиар Ландор, можете рассчитывать на меня в любую минуту.

Ландор ответил не без примеси придворной риторики:

— Позвольте, дорогая Сабура Моно, выразить вам свою признательность. Я уверен, что вы будете служить принцессе Шарле с тем же усердием, с каким служили ее отцу. Теперь прошу извинить нас… Пошли, Ордовик, лошади уже, наверное, готовы.

* * *

Тусклый рассвет занимался над Опидамом. С ночи над городом сеял мелкий дождь, теперь он прекратился. Улицы нижнего города были еще пустынны — ночная жизнь взяла перерыв.

Два мертвых тела валялись на мостовой — лежали так, чтобы всем было видно. У первого даже после смерти, наступившей от того, что кто-то перерезал ему глотку, с лица так и не сошло голодное и чуть хищное выражение. В глаза бросалось его сходство с волком. На лице мертвяка был вырезан крест — это был знак, что на похороны этого негодяя никто и никогда не станет собирать добровольные пожертвования. Другим несчастным оказался Самсар, однако признать раба в этой истерзанной груде мяса было очень трудно.

Пронизывающий ветер гулял по городу, время от времени забирался на обширное поле космопорта, посвистывал в промежутках между корпусами кораблей, редко стоявшими на шоколадного цвета бетонных плитах. На одном из них, на самой верхотуре, был откинут балкончик. Там расположился Келаб-чародей и с удовольствием потягивал горячее танисское пиво.

Напротив него сидела Шарла. Лицо у нее было задумчивое и спокойное, в руке она держала бокал с тем же самым напитком.

Золотой диск тускло поблескивал в мочке уха Келаба. Шарла припомнила, что подобный знак она видела и у Сабуры Моно. Затем походя отметила, как слаб и невелик был этот человечек, и в то же время ему было присуще известное изящество. Он был приятный мужчина, решила про себя Шарла и невольно улыбнулась. Такой махонький, совсем с пальчик, а успевал повсюду. Энергии в нем что в твоем вулкане, только успевай увертываться. Вряд ли во всей галактике найдется человек, способный противостоять ему. И манеры дай Бог каждому…

Сейчас он посматривал куда-то через плечо и загадочно улыбался. А может, просто любовался ею — Шарла знала, что ей очень идет это белое простенькое платье без рукавов. Она в нем необыкновенно хороша. Келабу не было необходимости поглядывать на нее, он и так знал все ее мысли, помнил внешний облик. Успел оценить надежды и мечты. Шарла и не пыталась таиться от него. Глупо, все равно не скроешь, и потом, в ее мыслях не было ничего постыдного.

Им было хорошо вдвоем, как бывает хорошо старым друзьям. Приятно быть вместе, помалкивать, размышлять о своем, загадывать, улыбаться, пить горячее пиво, посматривать в даль, уставленную стрелообразными корпусами звездолетов. Их вид наводил на мысли о хорошем — о беспредельности вселенной, о тайнах пространства и времени, а также о загадке человеческой души, сумевшей объять необъятное, прочувствовать неотвязный волнующий гул, которым космос наполняет человеческие существа. Этот зуд не дает покоя… Об этом тоже было приятно поразмышлять.

Наконец Келаб встрепенулся, глянул на часы — удивительную машинку, о которой давным-давно забыли в империи, — и сказал:

— Они уже близко, дорогая. Ступай и будь начеку, как мы договорились.

Шарла чуть улыбнулась и зашла в корабль. Келаб y6paл поднос, на котором стояли остатки завтрака, и вновь уселся в кресло.

И принялся ждать…

VIII

У входа в космопорт были расположены конюшни — к ним и подскакали Ландор и Ордовик. Они едва не загнали скакунов, у тех с боков хлопьями падала пена. Бросив поводья выбежавшим конюхам и швырнув им плату, Ландор крикнул:

— Где корабль Келаба-чародея?

Один из конюхов, здоровенный мужик с багровым шрамом через всю щеку от правой брови до подбородка, лениво вытащил веточку, которой ковырял в зубах, и не спеша ответил:

— Эта… корабль стоит на восточном конце… эта… порта, сиар Ландор. А вы вправду сиар Ландор? — неожиданно спохватился он.

Ландор кивнул и, обернувшись к Тампору и отряду солдат, прискакавшим вместе с ними, приказал:

— Держать ухо востро! Конечно, против колдуна нам сражаться несподручно, и все-таки, ребята, постарайтесь. Хотя бы тело его приволоките.

Тампор отдал честь. Гвардейцы построились и, ведомые Ландором и Ордовиком, направились в галерею, ведущую на взлетное поле. Искали недолго — стоило им ступить на коричневые бетонные плиты, как впереди обнаружился наклонно стоявший стреловидный корабль, напомнивший Ордовику пиратские рейдеры, на которых ему доводилось летать в Приграничье. В той стороне он был один-единственный. Удобств там было мало, зато скорость и вооружение что надо. Он глянул на Ландора, однако тот неожиданно замкнулся — какая-то тайная мысль довлела над ним. Голубоватое сияние охватило голову управляющего. Ордовик отскочил в сторону. В воздухе запахло паленым, однако Ландор даже не замедлил ход — так же решительно зашагал к черному кораблю.

Они остановились метрах в десяти от звездолета. Отсюда был хорошо виден балкончик, где сидел Келаб, с удовольствием попивающий горячее пиво.

— Ты, колдун чертов! — неожиданно во всю мощь закричал Ландор.

Тот отставил кружку и удивленно глянул вниз. Приветливо улыбнулся и помахал им рукой.

— Кого я вижу! — радостно объявил чародей. — Ландор и Ордовик. Привет, ребята. Не правда ли, сегодня чудесное утро. Что это вы так рано вскочили? Наверное, принесли мне обещанную тысячу кружков?

— Ты, предатель! — с той же необузданной силой заорал Ландор. — Тебе еще и деньги подавай?! Что ты сделал с принцессой Шарлой, негодяй?

— Ну уж, сразу негодяй! — обиделся Келаб. — Насколько мне известно, ни с какими принцессами я ничего не делал.

— Лжешь!.. — Теперь уже и Ордовик не выдержал. — Кто еще, кроме тебя, мог выкрасть ее из замка?

— А ну-ка, спускайся сюда, — пригласил мага Ландор. — Спускайся, спускайся, здесь поговорим.

На лице чародея проступила обида.

— Ну уж нет, ребята.

— Спускайся, тебе говорят, — приказал Ландор. Голубоватое сияние вокруг его головы стало ярче. Келаб с нескрываемым удивлением смотрел на него, потом повернулся и вошел в корабль. Ордовик с уважением глянул на Ландора. Черт его знает, как Ландору удалось заставить повиноваться такую хитрую бестию, как Келаб, но тот и в самом деле послушался управляющего.

Ландор тоже себе на уме. Благородный-то он благородный, но иногда может так рявкнуть, что не всякий пират сможет повторить. Зачем ему это надо: искать Шарлу, привести ее на трон? Только ради денег и власти? Это объяснение явно не подходило к новому управляющему королевским имуществом. Возможно, и это тоже, но подобное объяснение было только частью правды. Темный он человек, этот Ландор. Кажется, добился чего хотел — за спиной Шарлы куда как сподручно управлять всей империей, — и тут такая неприятность. Ничего, никуда Шарла не денется! Вот как быть с Сабурой Моно? Это серьезный соперник в борьбе за власть. Выходит, решил Ордовик, схватка между ними неизбежна. Но прежде всего необходимо найти Шарлу.

Неожиданно нижний входной люк звонко щелкнул, и створка откинулась. Келаб вышел наружу и начал спускаться к ним.

— Шарла! — вдруг во всю силу заорал Ландор. — Этот врун утверждает, что не видел вас…

Из проема выглянула принцесса. Ландор так и застыл с раскрытым ртом, звук его голоса угас.

— Я не Шарла с Аргуса, — мило улыбаясь, ответила она.

Теперь у Ордовика тоже отпала челюсть. Он с изумлением уставился на посматривающую на них девушку. Взгляд у нее был кроткий, с примесью жалости и еще какого-то странного, волнующего чувства.

Между тем Ландора эти сентиментальные подробности не занимали. Он шагнул навстречу спустившемуся Келабу.

— Твоя работа, старый мошенник? — не скрывая ярости, спросил он.

Келаб скромно потупился:

— Ага.

Ордовик, не соображая, что он делает, взмахнул мечом и обрушил его на голову чародея. Тот легко уклонился — лезвие просвистело в нескольких сантиметрах от подбородка Келаба. Ордовик решительно шагнул к нему.

— Если тебе дорога жизнь, верни ей разум.

Неожиданно лезвие меча засветилось голубоватым пламенем и быстро истаяло. Капли расплавленного металла упали на бетонные плиты.

— Я так и сделал, Ордовик. Эта девушка не Шарла из Аргуса.

— Как не Шарла?.. Колдун, ты лжешь! — Ордовик отбросил в сторону ненужную теперь рукоять и попытался кулаком достать Келаба.

— Я говорю правду, — сказал маг, и вокруг его головы возникло то же голубоватое сияние, что и над Ландором. Управляющий королевским имуществом, казалось, совсем не замечал разворачивающегося вокруг него скандала.

— Точно, эта девушка не принцесса. Просто кукла, подставка, рабыня, — неожиданно заявил он.

— Чья? — удивился Ордовик.

Келаб внезапно посуровел, на его лице проступило что-то тигриное. Он жестко усмехнулся.

— Чья же еще, Ордовик, как не Ландора, — сказал он.

Ландор пристально вгляделся в него.

— Ты сумасшедший, Келаб? — спросил он.

Чародей расслабился, пожал плечами.

— Ответь на один вопрос, Ландор. Когда Андалвар почувствовал себя плохо? Пять месяцев назад, причем совершенно неожиданно, без всякого повода.

Ландор неопределенно пожал плечами.

— Далее, — продолжил Келаб. — Чтобы добраться отсюда до Лудора, требуется три месяца. Еще дольше путь до Энануорлда. Когда ты отыскал Шарлу, ты заявил, что разыскивал ее два месяца. Посчитай сам, ты отправился на поиски Шарлы за три месяца до того, как заболел Андалвар.

— В ту пору по Аргусу ходило пророчество… — начал было Ландор, однако Келаб резко прервал его:

— Ты не веришь ни в какие пророчества, Ландор. Ты часто повторял это. Даже сегодняшней ночью… Зачем?

Вдалеке раздался громовой раскат. Внезапно вокруг потемнело, мрак сгустился под стать тому, что обитает в свободном пространстве.

Ордовик на мгновение перепугался — ему пришло в голову, что он вдруг ослеп. Более того, потерял обоняние — вокруг него расстилалось ничто, в котором издали раздавались удары грома.

И под ногами ничего не было! Неужели это смерть?

Затем неожиданно все кончилось. Он вновь ощутил свое тело, глаза обрели способность видеть. Ордовик принялся глотать ртом воздух — никак не мог надышаться. Но где это он очутился? Корабля рядом не было. Бетонных плит — тоже. И космопорта, зданий при нем. Не было и города Опидама.

Над головой бледно-лиловое незнакомое небо, в нем зловещим оком полыхает багровое светило. Повсюду голые скалы, под ногами щебенка. Он был один.

Ордовик закричал от ужаса. Он никогда ничего не боялся: ни меча, ни копья, пусть даже оно находилось в руках мутанта, ни дальнодействующего оружия, но вот, встречаясь с магией, он всегда испытывал робость. Справиться с ней было запределами его сил. За пределами сил любого нормального человека.

Вопль его вернулся эхом, принялся дробиться в нагромождении скал, отражаться от каменных теснин. Он все никак не желал затихнуть, этот крик ужаса. Ордовик зажмурился, вопли сразу стихли. Он чуть приоткрыл веки. Вновь те же звуки… Глянул вдаль. Впереди, на расстоянии двадцати миль, возвышался похожий на кровоточащий палец пик, упершийся в тускло-лиловое небо. Из вершины фонтанировал кроваво-красный луч света — пульсировал с той же частотой, что долетавшие до него ответы эха. Неожиданно направление луча сменилось на противоположное. Свет ударил из поднебесья, вонзился в скалу, расколол ее пополам. Твердь вокруг горы задрожала, по ней побежали волны, и Ордовик, оцепенев, взирал, как сотрясающийся вал приближается к нему. Вот под ногами ходуном заходила земля, длинные узкие трещины разорвали ее. Одна из них пробежала у него под ногами, мгновенно расширилась, и он полетел вниз.

Все ниже, ниже и ниже…

Он вновь погрузился в плотную, весомую тьму. Неожиданно мрак как бы лопнул, разлетелся в стороны, открыв ему удивительный, приятный сердцу пейзаж — деревенский, крашенный зеленой краской домик, над ним склонились купы старых деревьев. Они были очень похожи на бербраки… Светило солнышко, пахло свежескошенным сеном. Трава возле небольшого пруда была выкошена начисто. На поверхности плавали лепестки цветов. Хотелось сесть на берегу и долго-долго следить за их удивительными танцами, свершающимися на темной водной глади. До самого вечера… До времени дойки коровы…

Он направился к дому, ступил на крыльцо и, взявшись за ручку двери, оглянулся. Увидел Шарлу.

Она сидела на густой траве, на берегу пруда — нагая, протянувшая к нему руки в беззвучном крике. Он бросился к ней, обнял, прикрыл мундиром.

В тот же момент раздался голос — ее голос. В сознании звякнуло: «Я не Шарла с Аргуса».

Кто же она? Принцесса?.. Реальная или воображаемая?..

Он испытывал сомнения, и вновь тот же голос. Ее голос?..

Или это был голос Ландора, чьей марионеткой она оказалась?

Он вскочил на ноги, оглянулся. Женщина принялась плакать. Ордовик почувствовал, что не может сдвинуться с места.

В то же мгновение что-то коснулось его плеча. Или, может, кто-то тронул его за плечо? Наполовину машинально, смягчившись сердцем, он повернулся к девушке.

Это была не Шарла. Ветви старых деревьев неторопливо и неотвратимо тянулись к нему.

Ордовик вскрикнул и бросился бежать. Так и помчался по самой кромке берега. Вдруг поскользнулся и рухнул в воду. Поверхность расступилась перед ним, и он полетел вниз.

Все ниже, ниже и ниже…

Он падал, а вокруг становилось жарковато. Затем неожиданная встряска, остановка. Ордовик открыл глаза. Он оказался среди раскрасневшихся, плавящихся от жара скал. У ног его лежал бассейн, наполненный расплавленным металлом, поверхность озерка пузырилась, языки пламени время от времени ходили от берега к берегу. Вот они начали подбираться к нему, огонь лизнул ноги, охватил бедра. В жгучем воздухе раздалось пение.

Он глянул вверх. Неба над головой не было, только пышущая нестерпимым зноем завесь. В ее толще клубились дымы — свивались, сливались, делились… Над все этим адским местом полыхал знойный глаз гигантского солнца.

Между тем бурление в бассейне, где плавился металл, усилилось. Пузыри пошли гуще, лопались, швыряли брызги на берег. Вот только один пузырь никак не хотел взрываться — наоборот, он начал увеличиваться в размерах. Ордовик отпрянул, уперся спиной в горячую скалу. Пузырь набухал на глазах, его подрагивающая поверхность приближалась к человеку. Тот попытался загородиться руками. Наконец тончайший расплав коснулся его ног — Ордовика сразу поволокло вперед. Он неудержимо начал падать в самую глубь пузыря.

Тот с громким треском взорвался. Ордовик полетел вниз.

Все ниже, ниже и ниже…

Попал в листву какого-то дерева. Затрещали сломанные ветви, замедлили падение. Листья были зеленого цвета, они странно поблескивали. Здесь тоже было жарко, но душно и влажно. Все вокруг было подернуто туманом, ароматно пахли какие-то неизвестные цветы. К этому запаху примешивалась вонь близкого болота. На расстоянии кто-то шумно и натужно ревел.

Он оказался в первобытном лесу. Неба не было видно, разве что в дыру, которую он проломил при своем падении. Там царила темнота! Почему же здесь, в гуще листвы, светло? Этот вопрос недолго томил его, следом пришло удивление — на этот раз падение было самым настоящим, всамделишным! Одежда была порвана, все тело ныло — наверное, на нем теперь хватало синяков. Он пошевелился, и что-то разрисованное, подвижное зашипело, задвигалось.

Змея! Батюшки, куда же он попал?

Ордовик осторожно огляделся, прислушался. Шум приближался. Человек прилег на толстый сук и посмотрел вниз.

Наконец он увидел это. Оно пробиралось через джунгли по направлению к нему. Их было множество — все ротастые, животастые, глазастые. У каждой твари по многу пар глаз и длинные извивающиеся конечности.

Одна из них влезла на дерево, на котором прятался Ордовик. К нему протянулось щупальце, обвило бедра, попыталось оторвать от сука. С необыкновенной легкостью оторвало, подержало, корчащегося, над открытым ротовым отверстием и опустило вниз.

Все ниже, ниже и ниже…

Теперь он лежал в снегу, а поверху задувал сильный, холодный ветер. Ордовик почувствовал, что сил у него совсем не осталось. Глаза слипались — еще немного, и он заснет. Надо встать!.. Он заставил себя подняться на четвереньки, затем выпрямился в полный рост. Острые снежинки ударили в лицо, искололи щеки…

Что теперь? Окончатся ли его мучения? Неужели его провалам наступил конец и теперь он навечно будет прикован к этой планете? Неужели это все происходит с ним в действительности? Как он ухитряется еще задавать подобные вопросы, откуда только силы берутся? Своему разуму, безумствующему, выпотрошенному, он уже не доверял, и все равно ответ требовалось отыскать. В любом случае!

Кто-то шел в его сторону, пробиваясь сквозь пургу. Огромный темный силуэт отчетливо вырисовывался сквозь мельтешащиеся снежные вихри. Гигант леонтинец?..

Но он же мертв! Мертвее не бывает!.. Он сам убил его.

Нет, что-то здесь не так — это Сабура Моно прикончила его. Вот, кстати, и она сама. Это Сабура Моно бредет сквозь метель…

Он повернулся в ее сторону, споткнулся, рухнул в снег. Так и лежал, пока она не приблизилась и, словно ребенка, не подхватила его. Взяла на руки и пошла куда-то…

Время от времени он посматривал на нее. Существо было похоже то на Сабуру Моно, то на Келаба. Оно и разговаривало голосом чародея — уговаривало его заснуть. Он послушался — в его руках было тепло и уютно даже в этом проклятом замерзающем мире. Казалось, этот сон продлится долго-долго…

* * *

В глазах засветилось голубое сияние, и Ордовик сразу пришел в себя. В глаза ударил слепящий свет. Сабура Моно положила его на кушетку возле открытого огня, возле которого сидел Келаб и подбрасывал дровишки. Затем Сабура Моно отошла к стене, там и замерла.

Ордовик сел и взглянул на Келаба. Чародей выглядел совершенно измотанным, пестрая одежда на нем была изорвана в клочья. Капитан тупо разглядывал его, какие-то глупые мысли сами собой проносились в голове.

Я ненавидел этого человека больше всех других существ, обитающих в галактике. Теперь все перевернулось, и ничего, кроме симпатии и уважения, нет в моей душе. Он спас меня — именно он, я уверен в этом. Но зачем ему надо было спасать меня?

Не поворачивая головы, чародей сказал:

— Я у тебя в долгу, ты помог мне разобраться в этой запутанной истории.

Ордовик недоверчиво посмотрел на него, потом оглядел помещение, в котором они находились. Квадратная комната обставлена скудно — кушетка, на которой он сидел, табуретка, где поместился Келаб, — вот вроде и все.

— У меня к Ландору тоже есть претензии, — сказал Ордовик. — Почему бы тебе не дать мне возможность лично возместить свои убытки?

Келаб добродушно усмехнулся.

— Я смотрю, ты начал приходить в себя. Нет, дружок, Ландор тебе не зубам. Он и для меня оказался крепким орешком. Тебе пришлось по вкусу это бесконечное падение?..

Он сунул полено в огонь — пламя сразу загудело, заиграло резвее.

Наемник встал и приблизился к огню.

— Объясни толком, где мы? — спросил он.

— Это место, где мы сейчас находимся, в физическом смысле не существует. Так же, впрочем, как и те миры, на которые ты проваливался. Все это продукт, если можно так выразиться, деятельности твоего сознания. Звучит заумно, но точно. Кое-какие пространства, в которых тебе довелось побывать, были рождены больным воображением Ландора, теперь ты находишься под властью иллюзии, создаваемой мной.

Ордовик с натугой потряс головой. Это объяснение следовало как-то осознать, прочувствовать. Получалось с трудом — точнее, ничего не получалось. Ну, и не стоит об этом задумываться, решил Ордовик. Следом пришла мысль, что это здравое решение — первый признак его выздоровления. Или избавления от иллюзий…

— Вы спасли мне жизнь, поэтому не мне пытать вас, как да зачем вы поступили так или иначе. Все равно мне не дает покоя догадка. Мне вдруг пришло в голову, что я никак не могу понять, кто вернул меня к реальности — вы или Сабура Моно. Потом я почему-то решил, что вы и Сабура Моно одно и то же. Вы и есть Сабура Моно!

— В каком-то смысле ты прав, — ответил Келаб. — Она не человек, не женщина. Рассуди сам, она живет одна, у нее нет ни слуг, ни удобств — это у существа, которое фактически правит империей. Представляешь себе — им-пе-ри-ей!.. Это робот, механическое существо.

Ордовик не выразил удивления. Теперь он был готов ко всему. В компании с Келабом все возможно. Главное, он спас ему жизнь, и за это маленькое чудо наемник будет по гроб благодарен ему. Он глянул в сторону неподвижно, совсем не по-человечески застывшей у стены толстухи. Надо же, все-таки не удержался Ордовик, машина! Хороша машина, запросто пришибла огромного леонтинца.

— Но как она здесь очутилась? — не удержался он от вопроса. — Она что, тоже иллюзия?

Келаб отрицательно потряс головой.

— Все материальные предметы здесь вполне реальны. Собственно, я зря назвал ее роботом — она такое же мыслящее существо, как, например, ты или я. Просто изготовлена искусственно. Она здесь по своему собственному выбору. В общем-то, Сабура и оказалась тем решающим преимуществом, которое позволило мне одолеть Ландора.

— Ну, а вы сами? Что-то вы не похожи на обычного человека. Может, вы тоже робот?

Келаб отрицательно покачал головой.

— Тогда, может, мутант, — продолжал допытываться Ордовик. — Из тех, что живут за Приграничьем?

— Я родом не из Приграничья и не из дальних пределов.

— Тогда вы, должно быть, посланец из Золотого века?

— Если ты имеешь в виду эпоху расцвета империи — то нет. Но в общем-то, я посланец, только не из прошлого, а из будущего. Из куда более счастливого времени…

Ордовик вполне серьезно покивал — он принял это известие как должное.

— А Шарла? — спросил он. — То есть девушка, которая оказалась вовсе не принцессой.

Келаб глянул на часы.

— У нас мало времени, Ландор должен сейчас напасть вновь. Я на некоторое время вывел его из строя. Удачный был ударчик, ты бы непременно одобрил его, однако это произошло не в трехмерном пространстве. Боюсь, на этот раз будет куда труднее. Что касается Ландора… Он тоже из будущего, организацией которого я теперь занимаюсь. Вот почему для меня так важно привести Андру к регентству. Ради этой цели я готов на все — даже на то, чтобы расправиться с Ландором.

Само существование моего времени зависит от женитьбы Баркаша и Андры. Правитель Меркатора должен в любом случае войти в Совет шести. Пророчества о скорой гибели империи, которые Ландор презирает, скоро осуществятся, и бунты, а затем восстания и мятежи окончательно покончат с прежним устройством мира. Наступит еще одна мрачная эпоха в развитии цивилизации. Еще одна Длинная Ночь… В те годы будут потеряны последние остатки знаний, которые еще сохранились после развала единого государства. Практически вымрут и те, кто будет хранить память о той поре. Вот только после этого тяжкого испытания начнется возрождение человека и возникнет первое социальное устройство с человеческим лицом.

Где-то в конце той страшной эпохи мутации наконец приведут — а с моей точки зрения, уже привели — к тому, что человек впервые в истории ощутит в себе неограниченную силу и те условия, в пределах которых он может воспользоваться ею. Это взаимосвязанные вещи… Помнишь, я тебе рассказывал, что вся планета Аргус может оказаться на моей ладони. Это не пустая похвальба. Я могу раздавить ее, как спелую сливу, для этого достаточно усилий моего сознания. Все мои современники — мужчины и женщины — обладают подобной мощью. Эта сила является не познанной пока функцией мозга, по-вашему — телепатией. Вот в чем ключ. Такая мощь дает людям ощущение общей ответственности за все, что творится вокруг. Их связывает не борьба за выживание, а союз добра.

Мы осуществили эту мечту на практике — оказалось, так можно жить. Более того, только такая жизнь достойна человека. Мир и любовь между людьми — это здорово, Ордовик. Так что таким, как ты, скоро придет конец. Всем, кто верит, что единственный аргумент в любом споре — это кулак. К сожалению, жить не по лжи, в добре и справедливости свойственно не всем моим современникам. Время от времени появляются особи, которым чужды общие интересы, кто ставит свое понимание окружающего выше любого другого. Подобный атавизм выявляется очень скоро, таких личностей мы изолируем и держим под наблюдением.

Однажды один из подобных безумцев исчез. Он не умер — мы способны контролировать и этот процесс. Распад плоти для нас не проблема. Этот человек — тебе он известен под именем Ландор — решил, что именно эта эпоха достойное место для приложения его сил. Он решил обрушить мироздание. Да-да, что-то вроде геростратова комплекса… Хотя, конечно, ты никогда не слышал о Герострате…

— Как же вы догадались, что именно в наши дни он отправится? — спросил Ордовик.

— Вычислили. Ваша эпоха переломная, а женитьба Андры и Баркаша — узловая точка исторического процесса. Мы догадывались, что его привлекает империя; само это слово, в котором слышится запах невообразимого могущества, должно пьянить ему голову. Конечно, мы отправили разведчиков во многие смутные эпохи, в которых случались какие-то неожиданные, а то и необъяснимые события. Я как раз являюсь одним из них. Интуиция меня не подвела — он решил испробовать свою мощь в личине власти. Эта страсть показалась ему подходящей декорацией для самоутверждения. Каков замысел — спасти и восстановить империю!

Сразу после того, как мне удалось изменить текст договора, он догадался, кто я на самом деле. Я исходил из совсем других побуждений, о которых вы могли подумать. Мне было важно сохранить в потенциале возможность бракосочетания Андры и Баркаша. Именно этой парочки! Их брак нельзя было разрушить. Я занимался вовсе не спасением трона для Шарлы.

Девушка, известная тебе под этим именем, конечно, не принцесса. Она очень похожа на Шарлу, и судьба у нее нелегкая. Зовут ее Лейен. Родом она из зажиточной семьи, ее, кстати, тоже украли. Ландор сам обнаружил ее у Хенеаджа, хозяина борделя на Лудоре, и, улучив удобный момент, перед самой продажей в «Сады Пербрайта», получил к ней доступ. В укромном месте он довел до абсолюта сходство ее с принцессой Шарлой, создал ей комплексный гипнотический образ, подучил кое-чему. Затем он подстроил смерть Андалвара и, воспользовавшись девушкой как марионеткой, решил взять власть в империи в свои руки.

Понимаешь, в истории есть огромные дыры или, как мы их называем, лакуны. Конец правления Андалвара — одно из самых темных мест. Неужели ты всерьез поверил, что какая-то рабыня, развлекающая мужчин, может без всякой опаски объявить себя дочерью самого могущественного правителя в галактике? Неужели ты веришь, что подобный факт можно скрыть? Об этом сразу же станет известно множеству людей, начнется нешуточная борьба за ее жизнь, бесчисленные проверки, ведь ставкой в этой игре может быть трон империи. Будь она на самом деле Шарлой, это открывало перед ее владельцем широчайшие перспективы. Он, по крайней мере, может потребовать выкуп. Настоящая Шарла погибла, когда работорговец, которому она досталась, был захвачен в космосе. Его корабль взорвался. Я выбрал момент и поговорил с этим негодяем — он даже не догадывался, кого держал в цепях на борту своего корабля. Кроме того, обрати внимание на чванливую уверенность в том, что в искусстве политической борьбы Ландору нет равных. Ты, конечно, не мастер затевать интриги, но даже тебе понятно, что назвать опытным царедворцем человека, оставившего в услужении рабов своего врага, по меньшей мере смешно. Вспомни рабынь, которые прислуживали Андре. Он считал, что играет по-крупному, а сам не знал даже правил игры.

— Ну, не скажи, — засомневался Ордовик, — игра стоит свеч. Сильный человек, по-моему, способен вернуть империи былое могущество. А ошибки неизбежны всегда и везде… Если он обладает подобной мощью, что ему какие-то рабыни!..

Келаб засмеялся.

— Тебе-то какое дело до империи. Ты же рожден за ее пределами. Кроме того, я могу назвать более достойную цель, к которой должен стремиться любой разумный человек.

— Это какая же?

— Установление мира между людьми.

Ордовик некоторое время, уставившись в потолок, размышлял.

— И любовь тоже? — неожиданно спросил он.

Келаб кивнул.

— Что-то, чувствую, не хватает мне этой самой любви к ближнему, — вздохнул Ордовик, — особенно если знаешь, что и в далеком будущем можно встретить человека, который с радостью готов бросить тебя то на пышущую жаром планету, то в какой-то дикий лес на съедение жутким тварям. Нет уж, я как-нибудь по-старому, по-прежнему. Как привык… Конечно, готов согласиться, всеобщая любовь и мир — это прекрасно, но… Может, разве что в качестве ставки?..

Келаб торопливо перебил его:

— Ландор приходит в себя, у нас почти не осталось времени. Помни, все, что происходит с тобой, не более чем иллюзия, которую извлекают из твоих же мозгов, извращают и запускают в дело. Если ты впадешь в панику, ты погиб. Не теряй надежду. Я не в состоянии полностью обезопасить тебя. Ландор — безумец, отсюда и его сила. Мы с ним действуем почти одинаковыми средствами, это меня очень удручает и лишает какого-то важного преимущества. Он украл Шарлу, я с помощью Доличека и гиганта леонтинца выкрал эту девушку. Возможно, в ней наше спасение. Ты ей небезразличен, Ордовик, вот и постарайся ухватиться за эту соломинку, за этот намек на любовь. Постарайся отыскать ее во всех тех чудовищных испытаниях, которые обрушит на тебя Ландор. Помни, это все иллюзия, а на самом деле мы находимся на бетонных плитах космопорта в Опидаме возле моего корабля. Вот если мы вновь там окажемся, значит, мы победили.

Ордовик торопливо отозвался:

— Келаб, однажды я назвал тебя предателем. Прости меня. То оружие, которым вы сражаетесь, не пригодно для человека. Это оружие богов.

— Тихо! — неожиданно выкрикнул Келаб. Его лицо напряглось. Он взмахнул рукой, и робот, называемый Сабурой Моно, ожил.

Затем вновь подступила чернота…

IX

Странным образом Ордовик теперь ощущал присутствие в этом бездонном мраке и Келаба и Сабуры Моно. Как, каким образом — он не мог понять, да и не пытался этого сделать. Некие незримые волны доходили до него — вокруг шло сражение. Келаб предупредил, что единственным спасением для него является любовь к людям. Что ж, придется полюбить их от всей души, пошире распахнуть объятия — придите все и облобызаемся мы на краю бездны… Смех смехом, а девчонку действительно жаль. Хорошая девчонка. Как он назвал ее? Лейен?.. А что, подходящее имя. Красивое…

Ах, все это иллюзия!

В этот момент сердце его с невыносимой силой заухало в груди, в уши ударила нарастающая волна диких, воющих звуков. Он уже не ощущал ни жара, ни холода. Кровь сильно стучала в висках, в душу заползало странное чувство всесилия, жажды самоутверждения, истерический порыв к своеволию.

Это уже нельзя было считать иллюзией.

Затем мрак начал, подобно занавесу, отплывать в сторону. Пейзаж открылся призрачный — черные горы вдали, за них пыталось спрятаться местное солнце, привидением скользившее по небосводу. Звезды смотрели вниз — крупные, настороженные. У ног Ордовика в поздних сумерках лежала оранжевого тона равнина — точнее, он стоял посреди этой странной, усыпанной песком и камнями плоскости. Он ощущал почву голыми подошвами.

Вот она, иллюзия!

Однако внутренний голос не подтвердил это утверждение. Окружающая пустыня была более чем реальна. Куда на этот раз его занесло сознание Ландора? Возможно, именно теперь следует ждать появления какого-либо ужасного существа?

Он невольно присел, потом встал на корточки и в таком положении постарался найти какое-нибудь убежище.

Но вокруг никого не было. Даже намека на опасность!

Оно обрушилось на него сверху — что-то подобное пропитанной ужасом паутины. Влажное, липкое, холодное… Накрыло и обернулось вокруг головы. Ордовик не смог сдержать крика ужаса, а эта пакость липла к губам, вызывала омерзение, словно поцелуй демона. В этот момент ему вспомнилось предостережение Келаба — «старайся не попасться на эту удочку, это не более чем иллюзия».

А он едва не поверил! Поддался искушению страха — перепугался до смерти, закричал…

Крикнуть, конечно, можно, но только без всяких истерик, а вот так, как зверь, как человек, которого невозможно согнуть. Он зарычал и принялся руками срывать налипшую мерзость. То, что он увидал, освободив глаза, придало ему сил — сквозь эту зловонную жижу проступили очертания корабля, узор бетонных плит, дальний горизонт, на котором рисовались здания космопорта. Главное, корабль — стреловидный наклоненный корпус, на внешней броне капли дождя.

Вот она, цель, о которой упоминал Келаб! Выходит, они одержали победу?

Лицо Келаба вплыло в поле зрения. Чародей подтверждающе кивнул. Шарф его размотался, одежда была разорвана, однако он все так же стоял возле своего корабля и улыбался. Возле него была Шарла, живая и невредимая. Она тоже улыбалась. Ордовик издал вопль радости и бросился к ней…

В этот момент в сознании раздался голос Келаба: «Если ты попадешь в эту ловушку, если ты поверишь!..»

Ландор был быстр, однако Ордовик быстрее. Он успел повернуться и обнаружил, что бетонные плиты сразу за ним исчезают и сам он стоит на краю необъятной бездны.

Это была иллюзия!

Он засмеялся, и обман начал трещать по всем швам. Впервые с того момента, как он попал в этот переплет, Ордовик справился с иллюзией. Окружающее раскололось на множество осколков, и за его пределами вновь сгустилась чернота.

Однако на этот раз это была какая-то непохожая на прежнее состояние мрака темнота. Он различал в ней — слева от себя — неясную фигуру чародея, а за ней чудовищных размеров женщину. Это же Сабура Моно!.. Их фигуры перекрывали часть небосвода, усыпанного звездами, и над головой Келаба всплыла туманность Андромеды и как бы осенила его.

Он понял, в чем причина. В этом и заключалась правда Келаба, способного держать на ладони целую планету, Звезды требуют иного поведения от человека…

В этот момент до него донеслась звучная, размеренная поступь. Кто-то невообразимо тяжелый, могучий не спеша приближался к нему — в его шагах чувствовалась угроза Келаб и Сабура Моно повернулись в ту сторону, напряглись.

Вот Ландор лицом к лицу сошелся со своим противником — теперь местом их последнего боя были глубины космоса. Звездная даль…

Ландор миновал Сабуру Моно и Келаба, глянул на них и, не обращая внимания, прошествовал мимо.

Сабура Моно попыталась встать у него на пути.

Он вспыхнул, подобно сгустку голубого звездного огня. Когда же сияние ослабло, никакой Сабуры Моно больше не было, только смутное ощущение, намек памяти, что доселе на этом месте кто-то находился. Однако робот не исчез, не погиб — Ордовик был уверен в этом. Подобную толстуху никому не удастся уничтожить. Так и есть, в непроглядной черной тьме едва заметным контуром обрисовались чудовищные женские формы. К сожалению, — это тоже интуитивно дошло до Ордовика, — теперь она была бессильна.

Келаб, только ты и я.

Голос донесся до капитана из глубины его же сознания. Его даже передернуло от омерзения — до каких же скрытых родников души сумел добраться этот поганый Ландор. Хватит, осадил себя Ордовик. Будь мужчиной.

Между тем Келаб, услышав призыв Ландора, кивнул. Затем сделал какое-то легкое движение и исчез…

Ордовик все понял сразу — сражение было в полном разгаре. Для этого им хватило доли секунды. Схватка двух несокрушимых разумов, происходящая за пределами физического мира…

Он только фрагментами улавливал картину происходящего. Вот из мрака вынырнул охваченный синим пламенем Ландор. Вокруг него били молнии, беззвучно ощущался нестерпимый лязг и звон сталкивающихся сознаний. Они соревновались, обрушивая друг на друга иллюзорные бедствия и катастрофы, а также целые миры. Обменявшись ударами, торопливо удирали, словно кролики, потом вновь бросались друг на друга, пытались заарканить врага гравитационной петлей. Многого Ордовик не понимал, кое о чем догадывался — большая часть схватки происходила за пределами его восприятия. Ему было достаточно главного — каждый из противников пытался поразить другого силой воображения. Эта мощь действительно была безмерна, особенно если знаешь, как воплотить в реальность плоды своего воображения. В этом смысле люди будущего действительно были всемогущи.

Келаб по большей части использовал всепожирающее пламя, которое тут же сглатывало все причудливые ужасы, рождаемые Ландором.

В конце концов они оба пришли к понятию бесформенной вселенной. Оба начали осваивать эту идею — и в самом деле ничего более ужасного выдумать было нельзя. Здесь Ландор сразу добился определенного преимущества. В создании мерзкой, абсолютно текучей, сверхпроводящей, равномерно распределенной по объему грязи ему, по-видимому, не было равных. Келаб усиленно принялся творить твердую основу, с помощью которой он мог бы зацепиться за что-то существенное, материальное. Он рисовал предметы кончиками пальцев и тут же наделял жизнью. Так, после мощного взрыва в синем пламени начали появляться звезды, вокруг них из сгустков космической пыли начали возникать планеты…

Келаб беспрерывно стряхивал с кончиков пальцев новые светила, Ландор тут же испепелял их. Наконец Келаб сам обернулся первозданным огнем и обрушил на врага сноп молний, однако Ландор, словно исполинская гора, казался неуязвимым для небесного огня. В свою очередь он сам нанес удар.

Чародею не удалось его отразить. Пламя, полыхавшее вокруг Келаба, угасло. Он вздрогнул, отступил. Ландор сделал шаг по направлению к своему противнику, его правая рука сделалась подобием неотразимо секущего меча, лезвие которого обрушилось на скорчившегося, скрючившегося человечка.

Вокруг начала сгущаться тьма. Келаб попытался удержать равновесие, затем головой вперед кувырнулся в эту тьму.

Некоторое время Ландор, огромный, пышущий радостью, стоял без движения, затем ледяное спокойствие, удовлетворение победой, так ясно читавшиеся на его лице, сменились кратким недоумением, затем гримасой боли. Он задрожал, начал куда-то проваливаться. Потом замахал руками, пытаясь закрепиться в прежнем положении, — Ордовик с неописуемым ужасом наблюдал за ним. На какое-то мгновение он поверил, что Ландор победил. Что же творилось с ним теперь?

Неожиданно Ландор обрел равновесие, прочнее встал на ноги и повернулся к Ордовику. На его лице вновь триумфально посвечивали увеличившиеся в размерах глаза. В сознании капитана кто-то голосом Келаба печально произнес: «Все кончено, Ордовик. Вот она, реальность».

Он отринул эти слова. Иллюзия! Это все иллюзия! В следующее мгновение Ордовик почувствовал себя частью гигантского, осененного сиянием организма, раскинувшегося среди звезд. Он ощутил себя атомом великой природной силы, которую часто называют человечеством. Эта сила была могущественнее любой иллюзии, любого Ландора. Для нее не существовало преград ни на море, ни на суше, ни в черной пасти космоса. Такие, как Ландор, только путались у нее в ногах. Их честолюбие, жажда самоутверждения были более присущи муравьям, чем людям.

Идея эта оформилась в глубочайшее презрение, испытываемое всяким честным человеком к негодяям, пытавшимся водрузить свои ничтожные «я» на пьедестал прогресса.

Ландор уже не мог сдержать ужаса — он ясно читался на его лице. Он начал уменьшаться в размерах, а потом припустился наутек. Перед ним разверзлась пустынная тьма, он упал в нее, начал падать все ниже, ниже и ниже…

* * *

Реальное пространство открылось перед Ордовиком внезапно, яркой вспышкой света. Сразу обнаружилось, что стоит он на бетонных плитах космопорта в Опидаме. Рядом стреловидное натруженное тело космического корабля, по нему стекали капли влаги. Над городом и кораблем сеял мелкий нудный дождик. Ордовик и ему был рад. Обычный осенний дождик — что может быть лучше и возвышеннее!

— Да, это тоже реальность. — Тихий голос прозвучал в сознании.

Ордовик быстро обернулся и увидел Келаба, стоявшего на прежнем месте у нижней ступеньки трапа. Лицо у него спокойное, только чертовски усталое, резче обозначились морщинки. Чародей как-то сразу постарел, однако глаза по-прежнему поглядывали остро, озорно.

Тут же была и Шарла — он поднял голову, и взгляды их встретились. Она смотрела на него с верхней ступеньки трапа, одной рукой держалась за край откинутого люка.

Больше никого на площадке не было.

— Выходит, мы победили? — спросил Ордовик.

Келаб кивнул:

— Выходит, так. Он ушел навсегда, а мне пора заняться наведением порядка на Аргусе. Ты, естественно, немедленно должен покинуть эту планету. Так же как и Шарла… то есть Лейен. Пусть Андра дорвется до власти.

— Простые люди столько надежд связывали с Шарлой, — сказал Ордовик. — Их трудно заставить расстаться с мечтой.

— Время лечит, — усмехнулся Келаб. — Некий поэт — его имени ты никогда не услышишь — сказал, что мы предпочитаем страдать от тех болезней, которые у нас есть, и куда как неохотно стремимся приобрести новые.

— Можно сказать проще, — ответил Ордовик. — От зла зла не ищут.

— Точно, — подтвердил Келаб. — То же произойдет и с народом Аргуса. Поохают, постонут и… проклянут. Тем более что я вчера был у Андры, мы мило поговорили. Это женщина большого ума и неслыханного доселе коварства. Знаешь ли ты, что сегодня на Утренней улице найдут обезображенный труп раба, которого казнили в точном соответствии с твоими указаниями? Поверь, народ решит, что это было сделано по твоему распоряжению. Его убедят в этом… Это работа Андры, я к этому не имею никакого отношения. Следом по столице, а потом и по всем городам и весям поползет слушок о Шарле. Чем она занималась на Лудоре прежде… Кроме того, Андрой подготовлен список пророчеств, которые скоро сбудутся…

Ордовик неожиданно перебил его:

— Тебе не кажется странным, что какой-то занюханный маг взял на себя смелость вмешиваться в судьбы целых миров. И почему именно маска колдуна, ответь, Келаб?

Лицо чародея смягчилось, он даже как-то повеселел.

— Понимаешь, все эти удивительные способности для меня то же, что для тебя твои руки. Они могут все — рубить, строить, гладить, отдыхать. Вот и у меня так же. Кто я в твоем понимании и в понимании таких, как ты? Не более чем фокусник. Все мое искусство вполне умещается в понятии чародейства. Понимаешь, мне почему-то нравится это занятие. Люблю, понимаешь, дурить людям головы.

Ордовик собрался было ответить, однако чародей слегка двинул рукой, и наемник тут же забыл, что хотел сказать. Вероятно, это было не так важно, решил Ордовик.

Келаб кивнул и продолжил:

— Я могу устроить так, чтобы тебя взяли на борт корабля, причем капитан не будет задавать лишних вопросов. Кстати, Ордовик, ты же родом из Приграничья. Она тоже.

Ордовик невольно взглянул на девушку.

— Она очень красива, даже если ей никогда не занять трон регента империи, — добавил Келаб. — К тому же она любит тебя.

Девушка спустилась на бетонные плиты, подошла к наемнику. Они посмотрели друг другу в глаза, затем девушка обернулась к Келабу.

— Какой корабль вы имели в виду? — спросила она.

Чародей приблизился и похлопал по обшивке своего звездолета:

— Вот этот.

Планета в подарок

Чужаки пришли — и Великий План

требует подарить один из миров.

1

Ловким движением пальцев Коунс отправил окурок сигареты в воздух, и тот, пролетев по крутой дуге через борт лодки и зашипев напоследок, исчез в зеленой воде Тихого океана. Коунс сидел, прижавшись спиной к нагретой солнцем обшивке лодки и удобно пристроив ноги на борту.

Чайка элегантно спикировала с голубого неба и выловила из воды уже размокший окурок, но сердито закричав, тут же бросила свою добычу и улетела прочь.

Коунс провожал ее взглядом, пока она не исчезла из поля зрения, потом закрыл глаза и замер, не шевелясь, полностью, казалось, отрешенный от внешнего мира и внимательно вслушивающийся в себя. Просидев так пару минут, он неожиданным движением вытянул обе руки, включил мотор и взялся за руль. Лодка, описав гигантский полукруг, снова остановилась, слегка покачиваясь на волнах. Над двигателем вилась тонкая струйка дыма и медленно таяла в воздухе. Коунс осмотрел горизонт сквозь темные стекла очков.

Он не думал, что это направление как-то проявит себя, однако, и на то были вполне веские причины, находился здесь — в нужном месте в нужное время — и напряженно вглядывался в туманный горизонт.

Далеко позади находились огромные сооружения, которые год от года тянулись все дальше на юг и процеживали через сложные фильтры все больше морской воды, чтобы извлечь растворенные в ней органические и неорганические соединения. Справа, чуть различимые на самом горизонте, виднелись плавучие фермы по разведению водорослей, слева, в белесой дымке, поднимались здания особого жилого района Зееланда, а впереди, насколько хватало глаз, сливаясь с голубым небом, простиралась ослепительная поверхность океана.

Внезапно в небе со стороны океана появилась светящаяся точка — такая яркая, что казалось, будто необычно высоко над горизонтом поднялась раньше времени взошедшая Венера. Пылающее солнце мешало наблюдению, однако Коунса выручили заранее надетые темные очки. Светящаяся точка, быстро увеличиваясь в размерах, приближалась с невероятной скоростью, которую Коунс оценил в 1200 километров в час.

Приближающийся объект постепенно приобретал форму. Сначала обрисовался корпус, потом раскаленные докрасна крылья и, наконец, тонкие рули для плавания по воде и под водой. Рули коснулись вспененной воды и быстро погасили скорость. Корабль был все еще примерно в двадцати километрах от Коунса, но его огромные размеры нельзя было недооценить. «Что же тут удивительного? — подумал Коунс. — Ведь корабль, экипаж которого состоит из двенадцати человек и который переносит людей и грузы на расстояние в несколько парсеков, не может быть слишком маленьким».

Летящие во все стороны водяные брызги шипели, превращаясь в пар, металл раскаленных от трения крыльев издавал пронзительные звуки, соприкасаясь с прохладной океанской водой. Корабль некоторое время двигался по поверхности воды, потом, почти полностью погасив скорость, довольно близко подошел к Коунсу, покачиваясь на волнах. Коунс знал, что детекторы корабля ощупывают поверхность моря и ориентиром для ощупывающего луча служит одна из вершин подводной горной цепи.

Примерно в километре от Коунса корабль наконец остановился окончательно — и исчез.

Коунс, тяжело дыша, встал, снял темные очки и сунул их в карман плавок. Дно маленькой лодки уже начало нагреваться. Значит, экипаж ставшего невидимым корабля не хотел рисковать. Был ли Бассет каким-то образом предупрежден? Вряд ли, хотя не стоит исключать и такую возможность без дальнейшей тщательной проверки.

Он перекатился через борт и погрузился в воду — и вовремя, потому что в следующее мгновение ультразвуковой луч вошел в резонанс с лодкой, та мгновенно распалась на дымящиеся куски и затонула. Коунс, услышав металлический шорох, понял, что автоматически отключился реактор. Все лодочные моторы имели такую защиту, чтобы в случае аварии защитить морскую воду от сильного радиоактивного заражения.

Коунс почувствовал тепло, выделившееся при уничтожении лодки, но пока оставался на месте, глядя в том направлении, откуда, как он думал, ему грозила опасность. Оставаясь на месте, он преследовал еще одну цель: поскольку после уничтожения лодки вода в окрестностях аварии все же была слегка заражена, ее излучение на некоторое время помешает детекторам корабля. Таким образом, у него достаточно времени для того, чтобы, наполнив легкие кислородом, кое-что разведать.

Сделав глубокий вдох, Коунс поплыл туда, где внезапно исчез огромный корабль, хотя видеть его не позволяла лучевая защита. Неожиданно почувствовав, как в кончики пальцев ударили импульсы энергии, он отдернул руку и понял, что достиг барьера, делающего корабль невидимым, быстрее, чем думал. Сильный зуд в пальцах говорил о том, что источник энергии на корабле работает на полную мощность. Энергетический экран можно преодолеть только снизу. Это нелегко, но он же достаточно подготовился и хорошо знал, что надо делать. Конечно, корабль защищен и снизу, но при некотором умении можно легко преодолеть эту слабую защиту.

Коунс нырнул, оказавшись в гуще стайки рыб, метнувшихся от него во все стороны. Давление в ушах стало почти непереносимым, но надо погрузиться еще глубже.

Ровно через шесть минут он вынырнул внутри защитного барьера. Итак, ему удалось!

Корабль плавал на поверхности воды.

Около открытого люка стояли два человека и смотрели на него. Значит, Бассет мало полагался на технические средства защиты, будучи по-видимому, уже наслышан о Коунсе и его подготовке.

Плавая в воде, Коунс отметил каждую деталь и приготовился к почти неминуемой смерти.

Один из двух мужчин, вскарабкавшись на крыло корабля, задумчиво смотрел на Коунса сверху вниз, а другой направил на него дуло автоматического пистолета. Человек с пистолетом был, похоже, не новичком, потому что целился не прямо в Коунса, а тщательно учел угол преломления воды.

Через некоторое время мужчина, которого Коунс принял за Бассета, сделал знак остальным, Коунс вздохнул с облегчением, потому что ствол направленного на него оружия опустился. И действительно, ведь он не представлял для них никакой опасности, да и какую опасность мог представлять почти голый невооруженный человек, плавающий в воде?

— Стой! Выходи из воды! — грубо крикнул человек с автоматическим пистолетом и включил механизм до сих пор неподвижного трапа.

Коунс старался казаться более усталым, чем был на самом деле. Он слабо ухватился за ступеньку, которая погрузилась в воду прямо перед его лицом, медленно подтянулся вверх и остановился перед люком, встряхивая мокрой головой и незаметно осматриваясь.

Круглый изгиб позади палубной надстройки подсказал ему, что на корабле установлен двигатель Мечникова. Такие двигатели запрещалось использовать на частных кораблях, и вообще они имели ограниченное применение, однако Бассет с его обширными связями, не привык отказывать себе в том, что ему хотелось иметь.

— Дай этому парню полотенце, Лекок! — крикнул мужчина с автоматическим пистолетом куда-то внутрь корабля. Мгновением позже через воздушный шлюз вылетело полотенце. Коунс ловко подхватил его, слишком ловко для казавшегося совершенно усталым человека, но мужчины, казалось, не обратили внимания на это несоответствие.

Коунс медленно вытирался, пока другим не надоело ждать, и тогда человек с оружием втащил его внутрь корабля. Ноги Коунса, все еще мокрые, оставляли хорошо заметные следы. Когда он проходил мимо человека, работающего с детекторами, тот бросил на него удивленный взгляд.

Узкий ход вел в огромное помещение в центре корабля. По-видимому, две каюты были объединены в одну, чтобы весь экипаж мог спать в общей спальне.

Знал ли экипаж, от чего зависела прочность всей этой конструкции? спросил себя Коунс, но тотчас сообразил, что все в порядке, так как отсутствующая стена была заменена приваренными опорами.

Он опустился в указанное ему мягкое кресло и несколько мгновений с интересом рассматривал прозрачный стол, в крышку которого были вделаны трехмерные шахматы, умудрившись даже, несмотря на напряженную ситуацию, отметить положение нескольких фигур.

Потом, оторвавшись от шахмат, он посмотрел на Бассета светловолосого худощавого мужчину, опустившегося в кресло напротив. Глубоко запавшие серые глаза и длинные руки выдавали неукротимую энергию и сильную волю. Возраст старика Бассета было трудно определить, потому что он мог позволить себе роскошь пройти курс лечения у геронтологов. Ему могло быть и сорок лет, и сто — внешность не позволяла судить об этом.

Коунс выжидательно откинулся на спинку кресла и молчал. Минуты шли. Бассет со странной проницательностью смотрел на него сверху вниз и, наконец, потерял терпение.

— Чего вы хотите? — резко спросил он.

Коунс нашел этот вопрос удивительным: любой другой наверняка сначала спросил бы его имя, но Бассет без обиняков предпочел сразу же перейти к сути дела.

Коунс ничем не выдал своих мыслей и ответил лишенным всякого выражения голосом:

— Вы знаете.

Бассет, сбитый с толку, уставился на него, потом покачал головой.

— Может быть, вы мне скажете еще что-нибудь?

Коунс кивнул.

— Я скажу, чего хотите вы.

— Да? — Бассета это явно развлекало, и он улыбнулся. — И чего же я хочу?

— Вы хотите завладеть Вселенной!

2

Вселенная! Понятие, которое большинство людей едва ли способно охватить. Вот собственный дом и сад — да, это реальность, которую каждый может оценить. И то, что Земля — только одна из планет Солнечной системы, тоже доходит до многих. Может быть, доходит даже,что сама Солнечная система — всего лишь крошечный кусочек Млечного пути. Но представить, что это чудовищное скопление солнц, планет и газовых туманностей — всего лишь часть огромной Вселенной, — такое не каждому по силам. Действительный смысл слова «Вселенная» понимают только очень немногие.

Коунс сознательно преувеличивал, потому что Бассет пытался наложить лапу только на тридцать одну населенную планету из тех, что уже были заселены людьми.

Миллионы бежали со ставшей тесной Земли и нашли себе другую родину. По мере создания новейших двигателей для космических кораблей новые планеты стали своеобразным предохранительным клапаном, и все недовольные, идеалисты и голодающие могли бежать в космос с перенаселенной Земли. Но количество населения снова и снова возрастало, и далеких планет опять становилось недостаточно. Такова была ситуация, сложившаяся в двадцать шестом столетии.

Колонии в большей или меньшей степени обособлялись от Земли и в техническом и политическом отношении развивались каждая по-своему. Жители заселенных планет больше не чувствовали себя связанными с Землей. И в этом крылась одна из тайных причин пиратской высадки Бассета, так неожиданно для него встреченного Коунсом.

Бассет был сбит с толку. Ему требовалось время подготовить ответ на это важное заявление. Он нагнулся и поставил на стол маленький ящичек напоминание о путешествии, из которого он только что вернулся.

Даже если бы Коунс не знал, где был Бассет, по этой вещице можно было бы догадаться: ящичек для сигар, несомненно, изготовлен на Бореасе, потому что больше ни одна из высокоразвитых планет не могла позволить себе расточать на подобные безделушки такой ценный металл, как серебро.

В ящичке лежали маленькие темные сигары, одну из которых Бассет предложил Коунсу. Коунс не заставил себя упрашивать.

— Спасибо, мистер Бассет. Мои сигареты, к сожалению, погибли вместе с лодкой, которую вы так ловко потопили.

Бассет, пропустив замечание мимо ушей, тоже взял сигару и, захлопнув ящичек, сказал с явно подчеркнутым превосходством:

— Вы обладаете необычными физическими способностями, молодой человек, если бы вы не отпускали все время неподходящие замечания, я бы признал, пожалуй, что у вас есть и особые духовные качества. А теперь, пожалуйста, объясните, что вы сами об этом думаете.

— Начну с того, что вы только что вернулись с Бореаса, — ответил Коунс, весело наблюдая, как лоб Бассета перерезали морщины.

— Ну и что же? Мои торговые дела не обходятся без дальних путешествий. Я могу себе позволить иметь здесь такой корабль. Я был не только на Бореасе, но и на многих других планетах.

— Это, конечно, так, мистер Бассет, но не странно ли, что вы возобновили торговые отношения с Бореасом, хотя уже в течение целого года, терпя убытки, вкладывали в это дело свои деньги? Вы же никогда не вели торговлю себе в убыток.

Так как Бассет ничего не ответил, Коунс спокойно продолжил:

— Позвольте мне поставить точки над «и», мистер Бассет. Вы способный и умелый человек, всегда можете вникнуть в положение дел и держите в своих руках все нити. Я имею в виду — здесь, на Земле. Вы довольно молоды и можете наслаждаться властью еще несколько десятилетий. Но вы нетерпеливы и, кроме того, никогда ничем не бываете удовлетворены. С другой стороны, вы человек предусмотрительный. Вы знаете, как быстро ухудшается положение на Земле: прирост населения за последние сорок лет вызвал чудовищный социальный кризис, уровень жизни понизился, и люди ищут новое жизненное пространство. Но его нет — оно есть только для того, кто в свое время об этом позаботился.

В настоящее время тридцать одна из населенных планет имеют немногочисленное население, там достаточно свободных пространств. Конечно, жители этих планет отзываются о нас не особенно хорошо. Точнее, они нас ненавидят, ведь предки ныне живущих на других планетах людей покинули Землю не только из жажды приключений. Кроме того, существует зависть.

Колонии надеялись на собственное благополучие, в то же время предрекая быстрый закат Земли. Но этого не произошло, и сегодня мы имеем сравнительно высокий жизненный уровень, тогда как поселенцы, высаживаясь на первой показавшейся им подходящей планете, не задумывались о достоинствах будущего дома. Планета Имир — яркий пример их необдуманных действий: колонисты не заметили, что на планете начинается ледниковый период и, радуясь, как дети, что наконец-то покинули Землю, не особенно заботились об остальном, а поплатиться за легкомыслие предков пришлось потомкам, причем они не скупятся на эмоции: имирцы завидуют нам и ненавидят нас.

Коунс сделал короткую паузу и стряхнул пепел с сигары.

— Таково нынешнее положение вещей, — заключил он. — Земля приближается к новому социальному кризису, и взрыв должен произойти очень скоро, а недовольных, желающих обрести новую родину, много. В наши дни космические перелеты не особенно сложны, потому что двигатель Мечникова позволяет доставить на другую планету все население такого города, как, например, Рио или Токио, с помощью одного корабля. Весь вопрос в том — на какую планету. В исследованной части Галактики нет больше ни одной пригодной для жизни ненаселенной планеты. Таким образом, можно рассчитывать лишь на какие-то из этих тридцать одной слабо населенных планет.

Итак, проблему можно разрешить только одним способом: открыть известные планеты для новой волны переселенцев. Именно это вы и пытаетесь сделать, мистер Бассет. Вы предлагаете отсталым планетам материальную и техническую помощь, чтобы достичь своей цели.

Такие предложения в принципе не новы, их всегда хватало, но, в отличие от остальных, вы хорошо знаете связанные с этим трудности. Счетно-электронные машины давно уже предусмотрели возможные осложнения, не так ли? Произойдет неизбежное столкновение между старыми колонистами и новыми переселенцами, потому что новички будут, как всегда, охвачены духом пионеров и при их активности скоро выступят на первый план. Они, вероятно, победят…

— И что же?

— И будут благодарны и верны вам, мистер Бассет.

Коунс вытянул длинные ноги, исподтишка наблюдая за Бассетом. Как отреагирует на это Бассет?

Бассет думал недолго. Он согласился, что план именно таков. Вероятно, это было одним из секретов его невероятного успеха: он не терял времени даром, не делая даже попыток отрицать очевидное.

— В общих чертах вы правы, — подтвердил он, — хотя совершенно не представляю, откуда вам это известно. Но в одном вы, конечно, ошибаетесь в том, что я хочу завладеть всей Вселенной. Это же невозможно.

— Позволю себе не согласиться с этим, — заметил Коунс. — Существуют разные формы господства.

Бассет кивнул и со все возрастающим интересом взглянул в глаза своему странному гостю.

— Я так и не узнал, зачем же вы пришли ко мне.

— Говорят, ваша миссия на Бореасе потерпела полную неудачу и оказалась бесполезной тратой времени, а выбрали вы эту планету потому, что ее жители настроены к нам не слишком враждебно. Впрочем, ваш электронный мозг пришел к тому же выводу. Если бы меня здесь не было, вы бы, конечно, предположили, что исходные данные при программировании оказались неверны, и вы бы снова и снова проверяли полученные результаты. Тем, что вы предпринимаете, мистер Бассет, наступающий кризис не остановить.

Бассет недоверчиво покачал головой.

— Послушайте, молодой человек! Мы еще не обработали результаты наших исследований, и вам меня не обмануть. Ни вы, ни те, кто за вами стоит, не получат никакой информации. И скажу вам почему: я владею самым быстрым из гражданских кораблей, никто другой не сможет заполучить в свое распоряжение двигатель Мечникова.

— Верно, — согласился Коунс, не упоминая о том, что в его распоряжении имелся гораздо лучший и более быстрый способ передвижения, а потому он не нуждался ни в каком, даже в самом быстроходном корабле.

Бассет, не лишенный тщеславия, был начеку, ожидая, что гость отметит его способности комбинатора. И все же, несмотря ни на что, его снедало какое-то беспокойство, слова гостя напомнили ему о некоторых непонятных вещах.

— В последнее время, то и дело слыша странные вещи, я держу глаза открытыми. Признаться, я даже рассчитал ваше появление.

— А я, поверите ли, ждал вас, хотя ни один человек не мог знать о месте вашей посадки, — Коунс произнес это предложение медленно, с особой интонацией, чтобы ударить по самоуверенности Бассета. — Вы очень старались, мистер Бассет, но не смогли узнать, что это было.

— Так ли? Разве вам известно больше, чем мне? — ехидно спросил Бассет.

— Предположим, я и мои друзья изучили эту проблему гораздо полнее и основательнее, — парировал Коунс. — Во всяком случае, могу сказать, что решение надо искать не на Бореасе, а на Имире. Если вы хотите, чтобы я разрешил эту проблему, можете дать мне знать очень простым способом: купите одну из рекламных передач Фальконетты для кабельного телевидения Индии. Так как вы никогда не используете этот канал для своей собственной рекламы, мы сразу же заметим это. Я знаю, вы не любите этот видеоканал, потому что Рам Сингх не допускает никаких передач, обладающих гипнотическим действием. Если же вы не согласны на мое предложение, забудьте обо мне. Существуют только эти две возможности.

Он встал и поднял руку, чтобы предупредить возражения Бассета.

— Нет никакой другой цели, мистер Бассет. Нет никакой третьей возможности. Сами вы никогда не одолеете эту проблему. Только нам по силам справиться с чудовищными трудностями, мы готовы к ним, и я специалист в этой области.

— Ну так и разрешайте на здоровье, желаю удачи, — насмешливо произнес Бассет. — Но у меня тоже есть кое-какой опыт, мой юный друг. Я понимаю, вы хорошо подготовились, иначе бы не отважились явиться сюда в одиночку. На самом деле все очень просто: то, что знаете вы, я не могу узнать немедленно. Но я терпелив и могу подождать. Существует много средств заставить вас говорить, вы ведь сами в этом разбираетесь.

Эта неприкрытая угроза поставила все точки над «и». Коунс, наклонившись над столом, жестко сказал:

— Нет никакого третьего пути, Бассет! Мне кажется, я выразился достаточно ясно. Впрочем, ваш человек у детекторов должен быть более внимательным. Сейчас вокруг защитного экрана вашего корабля кружит маленькая субмарина с рыбной фермы «Дейтлайн», но обычный рыбный пастух не способен обнаружить ваш корабль, это-то вы должны понимать! Даю вам хороший совет: позвольте мне немедленно вернуться на субмарину!

— Проверьте, так ли это! — скомандовал Бассет, который, очевидно, поддерживал связь со всеми членами экипажа.

— Да, так, — донеслось из динамика на потолке. — Но когда мы окружены экраном, никакая субмарина не может обнаружить нас.

Бассет был так потрясен появлением своего странного гостя, что даже внутри защитного экрана не чувствовал себя в полной безопасности.

— Эй, Лекок! — крикнул он. — Мы немедленно стартуем и ищем другое место для посадки.

Потом он насмешливо взглянул на Коунса.

— Вы были слишком легкомысленны.

Коунс вздохнул и сдавил пальцами сигару.

— Немедленно направь сюда двух человек! — приказал Бассет.

Секундой позже в каюту вошли два мускулистых человека и замерли в ожидании дальнейших распоряжений.

Бассет молча указал на Коунса, и оба человека мгновенно бесшумно оказались рядом. Первого Коунс ударил прямо в подбородок. Тот, согнувшись пополам и потеряв сознание, упал на пол. Второй последовал за первым немедленно.

Бассет отскочил в угол и громко позвал:

— Лекок!

— Вывожу корабль на орбиту, — прозвучал в динамике голос Лекока. — Мы не можем стрелять, потому что боимся задеть вас.

Бассет ошеломленно перевел взгляд с двоих вытянувшихся на полу мускулистых мужчин на Коунса, который ответил ему улыбкой.

— Я же сказал вам, что нет никакого третьего пути, Бассет!

Мгновение спустя он исчез.

Бассет широко открытыми глазами уставился на то место, где только что стоял этот непонятный человек…

3

В длинной яме их было человек пятнадцать, и все же Анти Дриана охватило чувство бесконечного одиночества. Пробиваясь сквозь яркий свет дуговых ламп с чужого неба четко и холодно смотрели чужие звезды. Изо рта находящихся в яме людей вырывались белые облачка пара. Было очень холодно.

Яма имела около тридцати метров в длину и примерно восемь в ширину. Группа мужчин и женщин с чувствительными измерительными инструментами в руках ползала по дну ямы, изредка выковыривая казавшиеся подозрительными куски почвы и осторожно растирая их в пальцах. Другие люди, дрожа от холода, топтались вокруг в ожидании результатов исследования. Анти стоял возле пульта, он обслуживал систему освещения.

Несведущий наблюдатель мог бы принять этих мужчин и женщин за экспедицию археологов, за поисковую группу, которая продвигалась вперед и тщательно, слой за слоем, соскребала почву. И это предположение было бы не так уж далеко от истины. Что же искали эти люди на Регисе — одиноком, удаленном на огромное расстояние от родной планеты форпосте Земли?

Осторожность и основательность роднили этих поисковиков с настоящими археологами, но ими руководила не жажда чистого знания, а другие, более важные для них причины: они искали признаки определенной опасности опасности, которая превосходила все, что до сих пор беспокоило человечество, и которая неотвратимо нависла над ним.

Пока ничего обнаружить не удалось. Анти почти хотелось, чтобы они хоть что-нибудь нашли: по крайней мере, тогда не будет изматывающей душу неизвестности.

Перед собой он увидел Ву, руководителя экспедиции, а справа от него, у стены ямы, как гротескная кукла, стояла Катя Иванова. Ву ощупывал почву детектором, мигающий огонек на конце которого свидетельствовал о наличии твердого вещества. Катя, найдя какую-то щель под ногами, стала копать.

Анти наклонился, снова и снова спрашивая себя, что они могут здесь найти, но тут же, услышав голос Лотуса, вспомнил о своих обязанностях и быстро подошел к пульту, чтобы получше осветить дальний конец ямы. Все работающие в яме люди обеспокоенно посмотрели на Лотуса.

Лотус, держа в руке блестящий предмет, сделал знак Ву, который тут же поспешил к нему, и они зашептались, сблизив головы, так что Анти видел только колеблющиеся капюшоны.

Ву, медленно подняв голову, некоторое время помолчал.

— Это пустая банка, — сказал он наконец, — но оставили ее не мы.

Анти вздрогнул от испуга. Итак, на Регисе побывали другие, а значит, они могут вернуться в любое мгновение.

Люди нервно задвигались, и кто-то, не выдержав нервного напряжения, запустил трансфэкс, осветивший местность светом, по яркости не уступающим дневному. Ву взял свой детектор и выбрался из ямы. Другие, не колеблясь, последовали за ним. Только Анти, словно окаменев, застыл на месте.

События тем временем продолжали развиваться. Здесь, в скованной холодом полярной области Региса, нашли, наконец, разрешение многие вопросы.

Вся эта история началась уже довольно давно на родине Ву, планете Кунг-фу-дзе. Один ученый, занятый измерениями резонансных частот атомов, установил, что резонансные характеристики периодически искажаются, причем источником помех являлась некая область пространства, с огромной скоростью перемещающаяся из глубин Вселенной. Впечатление было такое, будто на сверхсветовых скоростях мчались сквозь пространство тысячи кораблей, порождая определенные вибрации. Помехи исходили из области планеты Регис. Ученый, случайно оказавшийся другом Ву, знал многие секреты, недоступные широкой общественности, и волосы у него волосы встали дыбом, едва он осознал значение своего открытия.

В области Региса не могло возникать никаких вибраций, потому что земные корабли давно уже не приближались к этой планете. Ученый немедленно поставил в известность доктора Ву.

Уже давно люди верили, что в космосе живут и другие разумные существа, которые, вполне возможно, даже научились преодолевать пространство. Не так давно ученые пришли к заключению, что на нескольких планетах существует довольно высокоразвитая жизнь, и люди держали их под постоянным наблюдением. Но чего стоят умозрительные построения по сравнению с фактом обнаружения чужого космического корабля! Итак, чужаки уже открыли Регис, хотя и покинули его. Вернутся ли они снова?

Анти охватила нервная дрожь, вызванная не столько холодом, сколько неприятными мыслями о неизвестных космических путешественниках. Услышав свое имя, он вернулся к действительности и, взглянув вверх, на трансфэкс, увидел, что стоящая на платформе Катя, делала ему какие-то знаки.

Анти медленно поднялся к ней наверх. Обычное освещение не работало, и мощный трансфэкс заливал все вокруг призрачным сиянием.

— Извини, Анти, — мягко сказала она, когда он подошел поближе, — но, к сожалению, не существует никакой другой возможности: ты должен остаться здесь и копать дальше. Может быть, удастся найти еще что-нибудь, а нам тем временем нужно успеть выработать новый план.

— И это, конечно, не требует моего участия, — с горечью произнес Анти. — Еще бы, зачем вам рыться в этих отходах? Разве недостаточно доказательств?

Катя положила руку ему на плечо и попыталась утешить:

— Не огорчайся, Анти, — ведь все должны выполнять определенные обязанности. Не думай, что мы хотим отстранить тебя от участия в работе, просто требуются еще доказательства — все, какие только можно откопать здесь. Потому что как же иначе можно разузнать что-нибудь об этой экспедиции? Так что твое задание не такое уж незначительное.

— Конечно, Катя. Иногда я воображаю себе смешные вещи — и все потому, что я совсем недавно присоединился к вам.

Катя хотела что-то сказать, но Анти опередил ее:

— Я знаю, что ты хочешь сказать, Катя. У меня мало опыта, и поэтому вам ни к чему советоваться со мной, однако для грязной работы я гожусь. Прекрасно понимая все, я иногда чертовски не хочу мириться с этим.

Катя мягко улыбнулась:

— Ты сделал шаг вперед. Большинству требуется гораздо больше времени, прежде чем они начинают говорить так открыто. Если выдержишь испытание, мы признаем тебя полноправным партнером. Такова цена.

Анти молча кивнул.

— Но ты должен помочь себе, Анти, — укоризненно сказала Катя. Нельзя жить, когда над тобой висит постоянная угроза. Не думай об этом, отвлекись от этого любым способом: ну, смейся или пой, например. Постарайся.

— Смеяться? — кисло спросил Анти. — Но над чем?

— Подумай сам, представь себе что-нибудь смешное. Подумай о лице Коунса, когда он узнает, что его великолепный план провалился.

— Тебе кажется это смешным? По-моему, совсем наоборот.

— Все зависит от точки зрения, Анти. Час назад мы еще точно не знали, действительно ли чужаки побывали здесь, а теперь это известно наверняка, и ты говоришь — катастрофа. Но разве было бы лучше, если бы мы не знали?

Анти задумался, потом наконец кивнул. Катя дружески похлопала его по плечу.

— Ну, ладно. Лотус тоже остается. К сожалению, больше людей мы оставить не можем, хотя необходимо узнать, что здесь еще захоронено. Итак, вам поручено ответственное задание.

Анти кивнул еще раз и улыбнулся. Пока они разговаривали, остальные куда-то разошлись, захватив с собой приборы и инструменты. Лотусу и Анти остались только пара лопат да большой прожектор. Катя протянула ему одну из лопат.

— Начинай немедленно: чем быстрее этот этап останется позади, тем быстрее мы сможем убраться отсюда, — напомнила она деловито.

Анти, взяв протянутую лопату, подошел к яме и спрыгнул вниз. Мерзлая почва поддавалась с трудом, но под яростным натиском лопаты комья так и летели во все стороны. Анти думал, что вообще мог остаться на Бореасе, и тогда ничего бы не знал ни о чужаках, ни о других тайнах. С другой стороны, он и теперь знал слишком мало, и ему было обидно.

Позже, оставшись вдвоем с Лотусом, они почувствовали, как удручающе действует на них пустынный и чуждый ландшафт. «Неужели на пришельцев этот ландшафт произвел благоприятное впечатление? Может ли быть, что им понравился суровый климат и они нашли гладкую, покрытую снегом и льдом равнину прекрасной и приветливой?» — думал Анти.

Обладая хорошо развитой фантазией, он попытался посмотреть на этот ландшафт другими глазами и великолепно представил себе все происшедшее. Неизвестные космические путешественники, облетев планету, прежде всего изучили ее климатические условия и, не обнаружив никаких опасностей, совершили посадку и осмотрели планету как следует. Затем, спрятав следы своего пребывания в землю, они стерилизовали все вокруг, чтобы предотвратить заражение местности инопланетными микроорганизмами и стартовали. И кто знает, может быть, в поисках подходящей планеты, они никогда больше сюда не вернутся. Может быть, они давно уже нашли пригодную для себя планету.

Лопата Анти ударилась о твердый предмет. Очистив его, он впервые увидел нечто, изготовленное чужими существами. Это была разбитая катодно-лучевая трубка, несколько необычная по конструкции, но без труда узнаваемая.

Дурное расположение духа Анти мгновенно улетучилось. А вдруг он найдет еще что-нибудь! Находка подстегнула его, теперь он жаждал деятельности, убежденный в том, что нашел ключ, позволяющий разобраться в технике неизвестных…

4

Напичканная до отказа всевозможными приборами, инструментами и оборудованием подводная лодка формально принадлежала рыбной ферме «Дейтлайн», на самом же деле не имела к ферме ни малейшего отношения.

Более половины свободного пространства занимала платформа трансфэкса, так что людям — седобородому Раму Сингху и юной Фальконетте — оставалось совсем мало места, поэтому Коунс, оказавшийся здесь весьма неожиданно, был вынужден остаться на платформе трансфэкса и теперь рассматривал отсюда тесное помещение. Слышалось тихое гудение насосов, струился воздух, нагнетаемый вентиляторами. Да, без вентиляторов здесь не выжить, потому что генератор поля трансфэкса создает невероятную жару.

В напряженной тишине Коунс расстегнул узкий пояс с вделанным в него крошечным видеозвуковым коммутатором, при помощи которого он информировал товарищей о своем последнем приключении. Выключатель выглядел забавной безделушкой на эластичном поясе, а батарейка, как и большинство других приборчиков, была спрятана в маленькой пряжке. Именно поэтому Бассету, естественно, не пришло в голову обратить внимания на плавки своего гостя.

Коунс, задумчиво вертя пояс в руках, опустился на корточки и серьезно глядя на Рама Сингха, сказал:

— Надо срочно найти, чего не хватает нашему психопрофилю. У нас вообще не все ладится. Ты говорил, что мое появление так ошеломит Бассета, что он не станет задавать никаких вопросов.

Рам с достоинством наклонил голову и звучным голосом ответил:

— Всегда существуют непредусмотренные факторы. У каждого своя реакция. Надеюсь, ты не винишь меня в провале своего плана, Сайд? Мы должны удрать, прежде чем Бассет вернется. Теперь его корабль крутится вокруг Земли, и вот-вот снова зайдет на посадку.

Не ожидая ответа, старик повел субмарину прочь от опасной зоны. Коунс, повесив пояс на крючок, выжидающе прислонился к стене.

— Не очень-то вежливо с твоей стороны, — заявила Фальконетта, проводя рукой по длинным черным волосам. Ее сари, вышитое золотом и серебром, шелестело при каждом движении.

Коунс пожал плечами.

— Ты права, Фальконетта. Жаль, но я просто не в состоянии извиняться. А теперь положимся на Рама.

— Так и сделаем, — согласилась Фальконетта. — Сейчас не время спорить. Если кто-то и может разработать верный план, так это только Рам. А твой прокол доказывает, что мы недооценили Бассета, но Рам не виноват в этом, — она задумчиво взглянула на старика. — Он так хорошо разбирается в прикладной психологии, что иногда я спрашиваю себя, почему он не стал абсолютным диктатором?

— Ты же сама отлично знаешь почему, — улыбаясь ответил Коунс. — Он безнадежно влюблен в тебя и не будет удовлетворен, даже став властелином всей Земли, если ты не будешь принадлежать ему. Впрочем, он не единственный. По-моему, девяносто процентов дееспособных мужчин влюблены в тебя.

— Очень может быть, — Фальконетта коротко вздохнула. — Я уже так привыкла к этому, что считала, будто и ты влюблен в меня, но, кажется, я тебе безразлична.

— Человеческие слабости? — с улыбкой спросил Коунс.

— Наверное. Может быть, в следующей жизни я буду ужасным существом, а жаль: я очень привыкла к нынешнему физическому совершенству, хотя эта привычка, конечно, большой недостаток, потому что я стала полагаться только на внешность, а не на свои достоинства.

— Ты и раньше была такой же прекрасной?

— Не такой, как теперь. Конечно, некоторые мужчина и тогда оборачивались мне вслед, но это не идет ни в какое сравнение с моей настоящей жизнью, и, должна признаться, мне это приятно, несмотря на пережитый шок.

Коунс понимающе кивнул.

— Это всегда шок, Фальконетта, хотя каждый раз все случается по-иному. К счастью, это, как правило, происходит очень быстро, несмотря на некоторые различия. Я бы провел аналогию с плаванием или ездой на велосипеде: если однажды научишься, больше никогда не забудешь.

Фальконетта кивнула.

— Как часто тебе приходилось умирать, Сайд? Я тебя никогда не спрашивала об этом.

— Пять раз, — тихо ответил Коунс.

Казалось, о совершенно ушел в себя, целиком погрузившись в прошлое, потом тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и добавил:

— В первый раз было хуже всего.

Фальконетта вздрогнула от неприятного ощущения.

— Ты когда-нибудь возвращался на место своей прежней жизни?

— Нет, никогда. А ты?

Фальконетта кивнула.

— Однажды я посетила Шиву и взглянула на собственную могилу. Не особенно приятное ощущение. Там захоронено мое прежнее тело, и на могильном камне написано мое прежнее имя. Конечно, больше я там никогда не была.

Рам установил курс и, включив автоматику, повернулся к ним.

Коунс тотчас же вернулся к наболевшей проблеме, и Раму снова пришлось защищаться.

— Что, собственно, мы сделали не так? — спросил он. — Мы, как положено, следили за вами по экрану и все слышали, а не принимали в этом участия потому, что не могли ощутить царящей там атмосферы.

Коунс беспомощно развел руками.

— Мы недооценили Бассета. Этот человек умен, может молниеносно приспосабливаться к новой ситуации и никогда ничего не упустит.

— Мне хотелось бы с ним откровенно поговорить, — вздохнула Фальконетта. — Он именно тот человек, который нам нужен.

— Не совсем так: он действительно, достаточно разумен, чтобы апеллировать к его разуму, но слишком горд и самонадеян, и это сильно усложняет нашу проблему. И все равно мы нуждаемся в нем, потому что он многое может сделать для нас. Конечно, он тоже нуждается в нас, однако не сознает этого, а если ему сказать, он не примет наших доводов. Кроме того, мы не можем сказать ему всего. Так что ситуация довольно запутанная.

— Что ж, можно сформулировать и так, — соглашаясь, кивнул Рам. — Как и многие так называемые деловые люди, он использует свой разум только для себя, думает только о себе самом и очень редко о других. Если считать это свойством практичного ума, тогда мы трое оказываемся в более выгодном положении.

— Потому что мы постоянно заняты и беспокоимся о других, — добавила Фальконетта.

— Может быть, так оно и есть, — вздохнув, сказал Рам. — Только давайте вспомним о статистике. Дети, которые выделяются умом уже с малых лет, в большинстве своем становятся великими бизнесменами, политиками, но очень редко социальными реформаторами или людьми искусства. Разум — это нечто иное, чем просто здоровое состояние человеческого духа.

— Нет-нет, я другого мнения, — запротестовал Коунс. — Здоровое состояние человеческого духа должно было бы удержать Бассета от реализации его планов. Ведь что он хочет? Поскольку им руководит тщеславие, он видит самый большой успех в том, чтобы сделать другие планеты точной копией Земли. Опасная иллюзия! Потому что другие планеты никогда этого не допустят. Люди, которые там живут, хотя они такие же люди, как и все остальные, все же не жители Земли, а Бассет обращается с ними, как с землянами. Но невозможно всех подогнать под один образец. Жители других планет приспособились к местным условиям, и поэтому их реакция отличается от реакции землян. Трудно себе представить, чтобы жители Имира, Бореаса, Астреи переняли обычаи и образ мыслей землян, однако Бассет добивается именно этого. Результат может оказаться ужасным.

По спине Фальконетты пробежали мурашки.

— И ведь он вовсе не злой человек.

— Нет, не злой. У него просто нет опыта. Ему недостает благоразумия.

Внезапно трансфэкс подал короткий предупредительный сигнал. Вспыхнуло яркое силовое поле, и на платформе появился маленький листок бумаги записка с написанными от руки строчками. Подняв его, Коунс пробежал глазами строчки и, медленно скомкав записку, посмотрел на своих товарищей.

— Как по-вашему, что самого плохого может случиться с нами в настоящий момент? — спросил он.

— Бассет проигнорирует наше вмешательство в дела его конторы, тотчас ответила Фальконетта. — Теперь он знает: существует человек, в распоряжении которого имеется телетранспортатор. Это самая большая ошибка, допущенная нами за все прошедшее время.

— Да, это плохо, но есть кое-что и похуже, — Коунс повернулся к Раму. — Как ты думаешь, что произошло?

— Чужаки обнаружили Имир.

Коунс кивнул.

— Именно так. Ву был на Регисе и оттуда послал нам сообщение: они нашли следы посещения Региса чужаками. У Ву есть доказательства.

— Какой ужас! — воскликнула Фальконетта. — Сначала неудача с Бассетом, а теперь…

— У тебя уже есть какие-то соображения, Сайд, — заключил Рам, внимательно посмотрев в глаза Коунсу. — Верно?

— Да. Надо как можно быстрее продолжать работу. Бассет в конце концов поймет, что одному ему никогда не разрешить проблему, и он не упустит возможности, если обнаружит здесь, на Земле, настоящего имирца.

— На Земле их сейчас довольно много, — вмешалась Фальконетта. Здесь, в Рио, расположено их посольство, причем всего в паре кварталов от бюро Бассета.

— Но все посты в этом посольстве заняты абсолютно неподкупными и верными членами их партии. У Ярослава там давно уже нет ни одного самостоятельно мыслящего человека. Живущие на Земле имирцы всего лишь фанатичные тупицы, из них невозможно извлечь ничего. От них Бассет не получит никакой информации о делах Имира, и ему придется искать новые пути. Если же ему удастся заполучить в свои руки непредубежденного человека, он подвергнет его промывке мозгов и узнает все, что захочет. Но этой информации ему все равно не хватит, и тогда, поневоле, Бассет будет вынужден иметь дело с нами.

— Хорошая идея, — согласился Рам. — Но где взять подходящего человека? Если это кому-нибудь по зубам, так только ему. Он же сам сказал, что молодые люди на Имире не так уж привязаны к своей родине, а потому ищут новые пути.

— Так вот. Мы должны доставить на Землю одного из умных молодых людей оттуда. Конечно, привезти его надо на обычном космическом корабле, иначе, если мы доставим его сюда трансфэксом, он под гипнозом вспомнит об этом и все выболтает, и тогда Бассет догадается о ловушке и поймет, что мы замешаны в этой игре.

— Молодому человеку с Имира придется трудно, — вмешалась Фальконетта.

— Да, ему придется пережить неприятные вещи. Но Ярослав приложит все усилия, чтобы помочь: он первый и единственный человек с Имира, принятый в наши ряды, причем совсем недавно. Если он откажет нам, я ему кое-что напомню. Кандидаты будут, если привлекать в наши ряды молодых людей, обещая зачесть при приеме их тяжелый труд.

Коунс взглянул на Рама и, подумав немного, кивнул, соглашаясь.

— Ну, хорошо, — сказал он и встал. — Я поговорю с Ярославом. Трансфэкс достаточно мощен, чтобы забросить меня на Имир?

— Все дело в количестве энергии, — с сомнением ответил Рам. — Мы запорем реактор. Впрочем, любая поспешность сейчас оправдана. Все готово?

Рам Сингх встал и вежливо поклонился Коунсу. Фальконетта тоже подняла украшенную кольцами и браслетами руку в приветственном жесте.

Коунс улыбнулся, собираясь ответить тем же, но не успел, потому что уже стоял под другим солнцем…

5

Бассет, сидя за огромным письменным столом, критически рассматривал Лекока. Он не всегда был им доволен: этот человек, обладая завидной способностью к импровизации, был слишком темпераментным и очень легко возбуждался. Бассет уже давно подыскивал замену Лекоку, но никак не мог найти более подходящего человека, Лекок, когда хотел, умел стать совершенно необходимым.

— Закрой же, наконец, рот, возьми сигару и сядь! — приказал Бассет, одним движением руки обрывая поток слов Лекока и указывая на кресло. Давай взглянем на это дело со стороны.

— Со стороны! — недовольно фыркнул Лекок. — В этой ситуации мы не можем себе позволить смотреть со стороны!

— Я сказал — закрой рот и слушай! — резко произнес Бассет, и Лекок неохотно повиновался.

Некоторое время Бассет молчал, задумавшись, глядя в гигантское окно, которое, впрочем, с другой стороны было совершенно непрозрачным, на крыши домов Рио. Из своего кабинета на одиннадцатом этаже он мог видеть большую часть города, широкую полосу пляжа и убегающую вдаль ленту могучей реки. Солнце уже стояло высоко, и город был залит теплым светом.

Телетранспортатор! Это слово не выходило у него из головы. Он, конечно, сразу осознал невероятные возможности нового транспортного средства. С одним таким передатчиком можно организовать сколь угодно обширную торговую сеть, попасть на самые отдаленные планеты.

Заметив беспокойство Лекока, Бассет оставил в покое мечты и вернулся к действительности. Откинувшись в кресле он взглянул поверх блестящей полированной поверхности стола прямо в лицо Лекоку.

— Ты нервничаешь, друг мой, — сказал он спокойно. — Действительно, есть из-за чего. Да, нашлись люди, обладающие транспортным средством, которое мы до сих пор считали невозможным. Мало того, они сообщили, что наши планы, которые мы до сих пор считали безупречными, являются ошибочными, и это не может не беспокоить.

— Вы это называете «беспокоить!» Мы поставлены в смешное положение! Лекок просто трясся от злости.

— Чушь! Ты исходишь из неверных предпосылок. Я не знаю, что это за люди и где они действуют, но я знаю, что они не так всемогущи, как все вы считаете. Во всяком случае, у нас нет никаких оснований бояться их. Наоборот, они боятся нас, иначе не скрывались бы. Для них игра в прятки единственное разумное поведение. Пусть они и располагают обширными знаниями, но власти никакой не имеют. Кроме того, меня беспокоит, что этим людям не всегда удается отсиживаться в их укрытии. Уже давно ходят слухи, на которые я обратил внимание. Теперь нам известно довольно многое. Мне кажется, мы чем-то обеспокоили этих людей, и поэтому они хотят выйти на прямую связь с нами. Я намереваюсь как следует прощупать эту группу.

— Но как? — угрюмо спросил Лекок. — Мы ничего не знаем о них, не имеем представления, кто они и где находятся. Я поручил заняться этой проблемой самым лучшим нашим физикам, но никто не смог найти решения. Просто невозможно выследить телетранспортатор и определить его местонахождение. А иначе как выйти на этих людей?

— И все-таки…

— У вас есть какие-то соображения?

— Мы просто поймаем их на слове. Ты забыл? Ведь таинственные парни сделали мне предложение. Я его приму и, таким образом, нападу на их след.

— Вы серьезно? Я бы поступил иначе. Этот парень нес какую-то чепуху об Имире, и вполне вероятно, что именно там найдутся ответы на все наши вопросы.

— По-моему, ты ошибаешься. В конце концов, они предсказали нашу неудачу на Бореасе, не так ли? Ведь не думаешь же ты в самом деле, что компьютер выдал неверные расчеты. Значит, эти люди знают невероятно много. Им даже откуда-то известно, где и когда мы должны были совершить посадку. Человек в лодке — лучшее тому доказательство.

Но Лекока было нелегко убедить.

— Это ничего не доказывает, — сердито возразил он. — Они нас просто выследили, совсем нетрудно засечь космический корабль и по курсу и скорости вычислить предполагаемое место посадки. Человека же они просто перенесли в нужное место с помощью телетранспорта.

— Мне совершенно безразлично, как он оказался в нужном месте, ответил Бассет, поддавшись вперед и облокотясь на стол. — Важно то, что кто-то ждал моего прибытия. Это может означать только одно: эти люди информированы о моих планах. Даже мы сами не знали точно, когда вернемся на Землю, и уж подавно никто не знал, где мы приземлимся, тем более, что мы совершили посадку в отдаленном месте, а не в Южной Атлантике, рядом с Рио. И факт, что они вычислили место посадки, заставляет меня глубоко задуматься. Это раз.

Во-вторых, они знают, что мои планы на Бореасе потерпели крах. Никто посторонний вообще не знал, что существуют какие-то планы, а самим нам пришлось приложить немало усилий, чтобы получить хоть какие-то результаты.

Но и это еще не все. Эти люди утверждают, что знают решение нашей проблемы, подталкивая нас к Имиру. Почему они приложили столько усилий, чтобы захватить меня врасплох? Вполне может быть, что они блефуют и надеются узнать решение проблемы от меня. Они знают, где мы были, но сами бессильны что-либо сделать.

Бассет откинулся назад и долго смотрел на своего собеседника, а потом заявил тоном, исключающим всякие возражения:

— Мы приложим все силы, чтобы добраться до сути, действуя на этот раз еще тщательнее, и точно рассчитаем каждый свой шаг. Что ты, например, знаешь об Имире?

Лекок растерялся, но довольно быстро пришел в себя, так как, хорошо зная своего босса, понял, чего тот хочет.

— Я знаю обо всех колониях, — ответил он после небольшой заминки. Планета Имир — самая холодная и самая негостеприимная из планет, на которые ступала нога человека. Ее экваториальная зона заселена, хотя и не густо, там живет от восьми до десяти миллионов человек. Они жестоко мерзнут и почти умирают от голода, но гордо утверждают, что им это нравится.

— Нет! Это не так! — горячо воскликнул Бассет. — Им это вовсе не нравится, они говорят так потому, что не видят выхода из положения. Я очень обстоятельно ознакомился с историей этой планеты, Лекок, и незадолго до того, как тебя вызвать, просмотрел один фильм. Посмотри и ты.

Он щелкнул несколькими переключателями, встроенными в стол, и задернул серыми шторами широкое окно. Лекок, развернувшись вместе со стулом, оказался лицом к гигантскому экрану, занимавшему всю стену. Зажужжал перематывающий пленку проектор, и глаза не успевали следить за сумасшедшим мельканием несвязных изображений.

— Хочу включить с самого начала, — объяснил Бассет. — Это официальный фильм, который предоставило в наше распоряжение их посольство.

— Кто бы мог подумать, что этот холодильник занимается еще и рекламой! — весело вставил Лекок.

— Не рекламой. У них весьма своеобразное чувство гордости: они считают себя такими сильными и выносливыми, что по их мнению, во Вселенной нет лучших людей. Ты сейчас сам увидишь.

Бассет запустил проектор, и на экране появились первые кадры: вид города Фестербурга. Между серыми стенами льда вмерзли в почву безобразные колодообразные строения, над крышами которых клубились жирные черные хлопья дыма, усиливающее общее впечатление мрачности и одиночества. Жители Фестербурга топили печи углем и нефтью, потому что только эти горючие вещества могли извлечь из промерзлой почвы планеты при помощи тяжелого ручного труда.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил Бассет.

— Это Фестербург, столица колонии.

— Верно. Название заимствовано из старого евангелистского церковного гимна. Я ожидал чего-нибудь получше.

Он обратил внимание Лекока на кадры, посвященные времени образования колонии, но не задержался на них, отметив лишь, что везде лица мужчин и женщин были угрюмыми и не выражали ничего кроме нетерпимости. Сцены, снятые вскоре после посадки, особенно поразили Лекока.

Мужчины, женщины и дети, утопая в снежных сугробах, молились тому, что осталось от космического корабля. Колонисты, преисполненные решимости сжечь за собой все мосты, предали корабль огню, не желая больше иметь никаких дел со светской, грешной, продажной, проклятой Землей.

— Это, конечно, было глупо, — сухо прокомментировал Бассет. — Люди предвидели многое, но действительность внесла свои коррективы. Высадившись на Имире, они обозвали нас греховными земными червями и отреклись от нас, отказавшись иметь с нами дела, чтобы жить абсолютно независимо. Но, к сожалению, выполнить это было не так-то просто. После гибели нескольких тысяч человек они снова вспомнили о Земле и заказали там для себя особые сорта семян и некоторые виды животных, обладающих высокой выживаемостью. Так дело обстоит и сегодня. Они более или менее независимы и в то же время завидуют нашему благосостоянию. Хотя сотрудники посольства и утверждают, что каждый день на покинутой их предками Земле для них сплошная мука, это, конечно, совсем не так. На самом деле толпа кандидатов сражается за каждое вакантное место в посольстве. Пару лет назад среди них нашелся даже человек, который подружился с несколькими жителями Рио и не имел ничего против полной миски мяса, однако прежде, чем он успел заразить дурным примером своих коллег, его быстренько отправили назад, хотя в официальных сообщениях об этом, конечно, не упоминалось.

Бассет, развеселившись, улыбнулся и продолжил:

— Эти лицемеры имеют наглость утверждать, что с радостью отказываются от проживания в приятном климате, потому что такой вид удобства — тоже грех. На самом же деле молодежь там не такая, как старики. Старшее поколение, конечно, предпочтет порвать всякие отношения с Землей, чем пожертвовать представлениями о собственном превосходстве. Следование заветам предков — идеал. Хотеть-то они хотят, но не могут, потому что молодежь придерживается более умеренных взглядов, выступает за контакт с Землей. Молодежь, само собой разумеется, задает вопрос, были ли их предки действительно вдохновенными святыми или просто твердолобыми фанатиками, задавшимися целью отравить жизнь своим потомкам. Конечно, в открытую никто рта не смеет раскрыть,это чувство подспудное и поэтому опасное. Они говорят, что презирают нас за наши удобства и греховность, но на самом деле это только ненависть, вызванная завистью.

Бассет помолчал, потом продолжал свои рассуждения вслух:

— Предложение отправить новых поселенцев на Имир просто абсурдно. Местные жители не потерпят никакого нового притока населения. И еще вопрос, найдутся ли люди, которые захотят переселиться на эту холодную планету… Почему все-таки этот таинственный человек дал такой странный совет? — закончил Бассет.

— Может быть, это только отвлекающий маневр? — задумчиво спросил Лекок. — Может быть, на Бореасе мы как раз делали все правильно, и им надо сбить нас с верного курса?

Бассет кивнул.

— Не исключаю такую возможность. Но вдруг на Имире удастся добиться большего, чем на Бореасе? Что если этот человек сказал правду? Может быть, на Имире действительно стоит попробовать. Если мы найдем там ключ к решению нашей проблемы, то основательно переделаем эту планету, если, конечно, получим ее. Это задание достанется тебе, Лекок. Немедленно отправляйся в путь.

6

Как и все люди на Имире, Энни Заток жила в городе. Городов было всего пять, и в них сконцентрировалось все население планеты, что диктовалось экономической целесообразностью, так легче было решить их главную проблему — обогрев. Система общего отопления лучшим образом позволяла использовать имеющиеся у них уголь и нефть.

В этих пяти городах жило около десяти миллионов человек. Понадобились целых три столетия, чтобы численность населения достигла этого уровня. Много детей умирало еще в младенчестве, потому что только наиболее здоровые могли вынести суровый климат. Кроме того, социальные условия были настолько плохими, что большинство родителей не могли прокормить нескольких детей.

Энни Заток выросла в тяжелых условиях, но ей приходилось видеть странные греховные картинки, изображающие людей, которые, почти не одетые, находились под открытым небом, а небо было таким же голубым, как ее глаза, и таким же лучистым. Сравнивая внешность людей на картинках со своей собственной внешностью, она пришла к определенным выводам. В то время, как ей, чтобы не мерзнуть, приходилось носить много плотной одежды, те люди купались в пенящемся сверкающем море, которое вообще нельзя было сравнить с серым, всегда бурным морем Имира. Вообще трудно было поверить, что вода в обоих этих морях почти одинакова по составу.

Она жадно разглядывала картинки. Написанные разными художниками, они печатались в журналах Ярослава Дубина, и она старалась раздобыть их, где только могла.

Никогда прежде на Имире не было человека, пользующегося такой дурной славой, как Ярослав Дубин. Взрослые быстро сменяли тему разговора, если упоминалось его имя, рассказывали невоспитанным детям о злом человеке, который обменял свою душу на тарелку мяса с Земли. Но результаты были обратны тому, чего добивались взрослые: дети и подростки мгновенно сближали головы и начинали шептаться при рассказах о Ярославе, как поступают дети, живущие в нормальных условиях, когда передают друг другу неприличные анекдоты.

Однажды Энни Заток узнала от своего школьного товарища, что тот лично встречался с Ярославом. Энни, конечно, сразу напомнила об ужасных пороках великого грешника, но в ответ на это юноша показал ей журнал, одолженный ему Ярославом.

Там были изображения людей, которые жили в грешном, преступном, удобном мире: да, это была роскошь, которую Энни едва ли могла себе представить.

Юноша объяснил, что Ярослав выглядел таким же счастливым, как и люди на картинках. Для детей, выросших на Имире и постоянно видевших только хмурые, недовольные лица, живших в мире, где каждое проявление естественной радости жизни было греховным, это выглядело непредставимым чудом.

Картинки заставляли задумываться и расшатывали веру: как могут такие счастливые люди быть воплощением зла? Ведь зло мрачное и грязное. Но люди на картинках были чистыми и счастливыми, они, даже разговаривая, улыбались друг другу.

Юноша, поколебавшись, разрешил ей взять журнал, и Энни тайно унесла его с собой. Общественный порядок на Имире требовал от всех железной дисциплины, но молодежь еще не закостенела, не стала пока фанатичной, и юноша не смог противиться настойчивым просьбам девушки.

Но Энни возбужденная желанием как можно скорее просмотреть журнал, сделала непоправимую ошибку: слишком поторопилась пройти в свою комнату, чем вызвала подозрения у отца. Отец засек ее, обвинил в грехе и изорвал журнал в мелкие клочки, топча их ногами, как сумасшедший, и ругая свою дочь на чем свет стоит. Потом он наказал ее: на всю ночь, весь день и всю следующую ночь запер ее, голую, в комнате. Голод и невыносимый холод должны были изгнать из нее дьявола и показать позор ее действий и поступков.

В эти страшные часы одиночества многое застыло в ней, и на лицо легла холодная маска послушания, но ничто не могло сломить ее волю. Ее решимость только окрепла, хотя она хорошо сознавала все предстоящие трудности.

Потом она никогда не будет вспоминать об этих бесконечных часах.

Отец, конечно, ничего никому не сказал, потому что этим доказал бы, что как отец и как воспитатель никуда не годится. Взрослой девушке даже в голову прийти не может совершить такое греховное деяние. С этого момента Энни навсегда станет образцовой девушкой и больше не будет позорить своих родителей. Но это будет только показная сторона, чтобы родители и другие окружающие ее люди не догадались о ее истинных намерениях.

Спустя год родители снова полностью доверяли ей. Энни только этого и ждала: теперь, когда за ней больше не наблюдали на каждом шагу, она могла, наконец, осуществить свой план. Ей пришлось сознательно лгать и обманывать родителей, потому что она была настроена решительно против общественного порядка на Имире.

Тем временем в школе не прекращались яростные споры и разговоры о Земле и особенно о Ярославе Дубине. Это были тайные разговоры, которые велись исключительно шепотом. Возникали группки, придерживающиеся противоположных мнений. Одни говорили, что Ярослав единственный разумный человек, а остальные — упрямые фанатики, и за Ярославом, побывавшем на Земле, признавалось право объективно судить о ней. Другие были прямо противоположного мнения. Ярослав, считали они, был не единственным, кто посетил Землю и другие планеты, но он единственный, выступил против старой веры, и это свидетельствовало против него.

Энни все еще молча прислушивалась к спорам, хотя у нее давно уже сложилось прочное мнение. Кожа ее чесалась под грузом трех платьев, двух пуловеров, толстых носков и тяжелого пальто, а сердце грызло нетерпение, но она терпеливо выжидала, когда ей представится благоприятная возможность для достижения цели.

Тем вечером она сказала, что хочет навестить подругу, а сама пошла к Ярославу Дубину и не особенно удивилась, встретив там нескольких своих школьных товарищей.

Фанатики-имирцы хотели бы видеть Дубина в тюрьме или, еще лучше, мертвым, надежно упрятанным в могилу, но не так-то просто отделаться от этого греховного, вероломного человека. Его обвиняли в ужасных пороках, однако Ярослава Дубина это не волновало, так как за время обратного полета с Земли он подружился с командиром корабля и нашел в его лице надежную поддержку.

Ответственные люди скоро поняли, что совершили огромную глупость, забрав Ярослава обратно, когда он подружился с землянами, однако в то время они еще не предвидели всех последствий этого факта. Сразу по прибытии корабля капитан заявил, что Ярослав Дубин — единственный разумный имирец из всех, кого он когда-либо встречал, и сделал Ярослава своим агентом, так как не хотел иметь дело с тупыми враждебными фанатиками.

Конечно, ответственные люди энергично воспротивились, но им, в конце концов, пришлось смириться, потому что иначе капитан корабля наотрез отказался выгружать груз. И все равно они не сразу подчинились требованию капитана, но тот оставался упорным и стартовал. Капитаны других космических кораблей поддержали это требование, и имирцам ничего больше не осталось, как признать Ярослава Дубина торговым агентом.

Вот почему ненавидимый всеми Ярослав Дубин вел великолепную жизнь. Его друзья обеспечивали его замечательными вещами, о которых обычный имирец не мог и мечтать. Из того же источника поступала и пресса — журналы и книги, которыми Ярослав щедро снабжал всех желающих. Враги ненавидели и презирали его, но, несмотря на дьявольские ухищрения, не могли запретить его деятельность, не навредив самим себе. Даже серьезно обсуждаемый в определенных кругах смертный приговор этому человеку они так никогда и не вынесли, потому что без торговли имирцы не могли наладить отношений с другими планетами, а торговля находилась в руках космических путешественников, на которых Ярослав опирался в своих делах. Таким образом, его исчезновение имело бы катастрофические последствия. Торговлей имирцы не могли пожертвовать, для них торговля означала жизнь.

Такова была ситуация в тот вечер, когда Энни выскользнула из дома, чтобы посетить отвергнутого, проклинаемого всеми грешника.

Она готовилась к этому посещению на протяжении целого года, но, когда пробиралась по темной улице, в голову ей приходили ужасные мысли. Ледяной ветер с ревом гнал вдоль улицы снег. Энни боялась встретить полицейских. Они, конечно, спросят о цели ее похода, потому что молоденькой девушке нечего делать в такое время на пустынной улице. Родителей обмануть можно, но полицейские моментально ее разоблачат, потому что сейчас она находилась в другой части города.

Перед космопортом опасность еще усилилась: Ярослав жил в изгнании, и ни один порядочный человек не должен был приближаться к его дому ближе чем на километр. Кроме того, его дом, стоящий прямо на поле космопорта, хорошо просматривался со всех сторон, но, к счастью, тьма и метель скрыли Энни, когда она бегом пересекала открытое пространство.

Ярослав был толст, дружелюбен и в хорошем настроении — именно такой, каким его всегда описывали. Сидя в удобном кресле-качалке, он вел дискуссию с находящимися здесь молодыми людьми, хотя сам говорил немного, ограничиваясь тем, что время от времени подкидывал новые идеи, что заставляло его гостей спорить еще более рьяно.

В первый вечер Энни почти ничего не говорила, очень робея и немного чего-то опасаясь. Было жарко, она сняла парку и пуловеры и, в конце концов, осталась только в блузке и длинных брюках, мучительно смущаясь от такого своего вида: только родители видели ее так легко одетой.

При следующем визите она уже не испытывала подобных ощущений, постепенно становясь все увереннее, и стала принимать участие в разговорах. Здесь всегда околачивались два или три молодых человека, которым удавалось ловко ускользать из-под родительского контроля, иногда присутствовал кто-нибудь из космических офицеров, принося с собой дыхание чужих миров.

Когда она пришла в третий раз, Ярослав дал ей одежду, которую она всегда должна была надевать во время следующих посещений. Домой эту одежду, конечно, нельзя было брать, потому что если родители обнаружат ее, Энни несдобровать.

Спустя некоторое время ей даже стало хотеться побыть с Ярославом наедине, иногда так и случалось. Тогда Ярослав обращался с ней очень вежливо и ласково, но она всегда чувствовала, что ему не хватает собеседников. Вечер без шумных обсуждений был для Ярослава потерянным. Он, как дрожжи в тесте, должен был вкладывать новые мысли в головы молодых людей и радоваться скорому брожению умов.

«Зачем ему это? Какой смысл в его активности?» — снова и снова спрашивала себя Энни, но так и не находила ответа.

Тайный союз был чрезвычайно опасен, ведь при разоблачении молодые люди подверглись бы тяжелому наказанию. Энни знала, что Ярославу тоже приходят в голову такие мысли, хотя лично с ним ничего не могло произойти. Странно и ново — Ярослав заботился о других. Откуда это у него? Наверное, от жителей Земли.

Однажды она прямо спросила его об этом, но он ответил только пристальным взглядом.

7

Ярослав Дубин был единственным человеком на Имире, который жил в маленьком одноэтажном домике, построенном специально для него отцами города, чтобы изолировать этого опасного выскочку. Дом поставили прямо на космодроме, и Ярослав находил это очень удобным, так как всегда был поблизости от космических кораблей.

Отцы города, изредка — по необходимости — посещая его, не могли скрыть любопытства. Здесь постоянно можно было увидеть что-то новенькое: сначала ковер, потом картину, затем мебель и даже незнакомые деликатесы. Конечно, люди, олицетворяющие власть на Имире, протестовали против этих греховных вещей и совестили Ярослава, но большего сделать не могли.

Молодые люди, тайком проскальзывающие в дом Ярослава, завидовали ему. Энни тоже чувствовала все усиливающееся желание иметь такие же прекрасные вещи. Похоже, Ярослав намеренно провоцировал в них подобные эмоции, потому что прилагал большие усилия, чтобы приобрести как можно больше прекрасных редких вещей, бросающихся в глаза, пробуждающих в молодых людях определенные желания.

Но находились и посетители, не обращающие на предметы роскоши никакого внимания. Эти, конечно, никогда не приходили обычным путем, для них существовал тайный проход в стене. Там, за стеной, было скрыто помещение, в которое вел толстый кабель от вырабатывающего энергию реактора, спрятанного в подвале. Кабель подсоединялся к странному аппарату — трансфэксу, поглощающему уйму энергии, именно для этих целей и был необходим реактор.

Ярослав сидел один, когда в доме раздался предупреждающий сигнал. Не особенно встревоженный, Ярослав спокойно отложил книгу в сторону. Сигнал мог означать все что угодно: новые книги и журналы, одежду или продукты, а может быть, всего лишь новое сообщение. Таким путем поступало много вещей, делающих его жизнь приятной.

Он встал и, отодвинув деревянную маскирующую панель, вздрогнул перед ним стоял человек. Но страх тут же уступил место радости.

— Сайд Коунс! — воскликнул он, отступая на шаг. — Что привело тебя сюда? Входи же!

Коунс кивнул и вошел в комнату. Он все еще был в купальном костюме, но не мерз, потому что в доме Ярослава было тепло, а толстый ковер защищал босые ноги от холодного пола.

Ярослав, вне себя от радости, засуетился доставая бокалы и бутылку вина. Коунс тем временем опустился в кресло и огляделся. Верхнюю часть стены занимало трехмерное изображение отрезка Млечного Пути с населенными планетами. Ниже висела полка, до отказа заполненная вещами, которые среднему имирцу показались бы очень опасными. На других стенах были развешены картины, что выдавало склонность Ярослава к произведениям изящных искусств.

Коунс потягивал вино, но есть ничего не хотел. Хозяин дома сидел в кресле напротив.

— Чем занимался в последнее время? — коротко спросил гость.

— Распространял истину. Как всегда, условия работы тяжелые, но я верю, что она окупится. Мне только хочется, чтобы здесь было больше агентов.

— Так-то оно так, Ярослав, но пока это невозможно. Тебя мы смогли внедрить под благовидным предлогом: без твоей работы имирцам не выжить. Но нельзя не учитывать, что помимо общественного давления есть определенные психологические факторы. Одного иноверца еще терпят, заклеймив его как сумасшедшего, но двое или трое будут уже рассматриваться как подпольная организация, и ей будет объявлена жестокая война. Ты, Ярослав, должен быть центром, быстро распространяющим вокруг себя инфекцию, но, кажется, ты не особенно заразен.

Ярослав широко улыбнулся, потому что в этом отношении совесть у него была чиста.

— Ошибаешься. Я проделал неплохую работу, Сайд: за пять лет деятельности распространил по округе тысячи будоражащих головы книг и журналов, меня регулярно посещают молодые люди, впитывающие новые мысли, словно губка, причем некоторые настолько осмелели, что улыбаются друг другу при встрече на улице.

— Не хвастай. Время поджимает. Вернее, его просто больше нет, и придется пойти на некоторый риск. Почему ты не предлагаешь нам новых агентов?

— Для этого есть основания. Мое воздействие распространяется преимущественно на молодых людей — юношей и девушек от пятнадцати до семнадцати лет. Школы здесь очень строги, и это, к сожалению, довольно труднопреодолимое препятствие. Кроме того, сильное влияние оказывают родители. С восемнадцати лет большинство молодых людей уже настолько коснеют, что перестают приходить сюда.

— Мне никогда не приходилось здесь работать, — задумчиво сказал Коунс, — хотя я посетил более двадцати планет, и накопил достаточный опыт. По-моему, ты стал жертвой раннего воспитания. Мы тебе все объяснили и освободили тем самым от религиозного фанатизма, но в тебе, несомненно, кое-что осталось. На Имире живет примерно десять миллионов человек. Разве нельзя было за пять лет найти человека, который при определенном внешнем влиянии освободился бы от оков догматизма и условностей? Став членом посольства на Земле, ты, несмотря на молодость, был непоколебимым приверженцем строгих принципов вашей религии, однако уже спустя год сильно изменился. Должен признать, ты тогда постоянно контактировал с людьми других мировоззрений. Конечно, здесь твое влияние на молодых людей не может быть таким сильным, потому что существует постоянное сопротивление, но все же для выполнения задания по выявлению нужных людей у тебя было вполне достаточно времени. У тебя должен был бы быть огромный выбор.

Коунс пристально посмотрел на Ярослава Дубина и продолжил:

— Мне нужен один по-настоящему надежный агент. Именно сейчас! Ну?

Ярослав ответил испытующим взглядом.

— Это плохая новость, — тихо сказал он. — Неужели дела обстоят настолько скверно?

Коунс поставил бокал на стол и поднялся.

— Да, скверно, Ярослав. Чужаки побывали на Регисе! Они были там до нас! Может быть, это только разведчики, но вполне может оказаться, что они намерены основать там колонию. Мы не знаем. Ясно только, что надо спешить.

Коунс остановился перед звездной картой и указал на одну из планет.

— Это Регис, — он ткнул большим пальцем в точку, а указательным пальцем провел полукруг. — А вот здесь Имир. Имир — именно та планета, которую ищут чужаки, с атмосферой, богатой кислородом, с суровым и холодным климатом. Лучшего мира чужакам нечего и желать. Они уже близко, Ярослав! И представляют для нас огромную опасность, потому что вот-вот обнаружат планету.

До сих пор они обитали в другой части Млечного пути и никогда не оказывались поблизости от нас, но теперь все изменилось. Они в любое мгновение могут появиться снова.

Коунс отвернулся от карты и взглянул на Ярослава.

— Что ты скажешь теперь, мой друг?

Ярослав Дубин почесал в затылке. Известия действительно плохие.

— Работа здесь, на Имире, засасывает меня, как трясина, на каждом шагу — препятствие. Сколько раз я думал, что нашел, наконец, потенциальных агентов, но снова и снова ошибался. Выступать против постоянного влияния школы и родителей нелегко. Никто не хочет быть добровольно отверженным, тем более что это может доставить огромные неприятности и грозит опасностью. Молодых людей, на короткое время вдохновленных новыми идеями, снова начинают одолевать сомнения. Сегодня я для них лучший друг, а завтра уже агент дьявола, который хочет погубить их. Я неоднократно встречался с подобной метаморфозой, и потому стал относиться к людям скептически. И в такой ситуации ко мне приходят и требуют достойных доверия агентов.

Хмуро помолчав некоторое время, Ярослав добавил:

— С чистой совестью могу рекомендовать только одну молодую девушку. Ей лет семнадцать, но, по-моему, она еще не доросла, чтобы быть надежной.

— У нас нет другого выбора, — мрачно напомнил Коунс. — Кто она?

— Ее зовут Энни Заток. Ее отец занимает руководящую должность на силовой станции. Кажется, он даже инспектор. Однако человек этот чрезвычайно прямолинеен и принадлежит к фанатикам веры, и если дальше он останется таким же въедливым, его в ближайшие десять лет выберут в Совет Старейшин. Согласно их религии, человек вообще не должен иметь никаких собственных мыслей. Девушка пришла ко мне по своему желанию примерно год назад и зарекомендовал себя особенно прилежной ученицей, но…

— Никаких но! Она — наш единственный шанс! Ты должен как можно скорее отправить ее на Землю, но на обычном корабле. Это важно, Ярослав! Я позабочусь, чтобы Бассет узнал о ее прибытии и она попала в его руки. Он проведет девушке промывку мозгов, чтобы узнать все.

На вопрошающий взгляд Ярослава Коунс дал подробный отчет о событиях, которые привели его к такому решению.

Ярослав Дубин тихо присвистнул.

— Сделать это очень сложно, шанс есть, но слишком слабый.

Коунс пожал плечами.

Во всяком случае, мы должны попытаться.

Ярослав откинулся назад и, закрыв глаза, сказал:

— Сначала я должен все обдумать.

Минуту спустя Ярослав вдруг вскочил, пересек комнату и стал рыться в куче бумаг, пока не нашел то, что искал.

— Через восемь дней она будет готова. Срок достаточный?

— Слишком поздно.

— Я имею в виду не отлет, а прибытие на Землю. Она совершит перелет на корабле «Амстердам», командиром которого является капитан Левенгук тот самый, что доставил меня сюда с Земли. Он стал моим первым настоящим другом, ему я обязан всеми связями и независимым положением. И хотя сейчас его курс лежит не на Землю, но ради меня, конечно, он сделает крюк.

— Все в порядке, — неохотно признал Коунс. — Еще что-нибудь?

— Конечно, пока не забыл! Я заверю Энни, что не все люди на Земле ужасные и вульгарные, но вряд ли она добровольно покинет свою родину, тем более на нее сильное влияние оказывает семья, и обрыв всех связей будет для нее очень много значить: ведь она выросла здесь и привыкла к определенному образу действий. В глубине сознания она все еще считает, что отцу нельзя прекословить, поэтому мне необходимо придумать мощное средство давления на нее.

— У тебя есть какая-нибудь идея?

— Девушка часто бывает здесь. Придется сказать ей, что родители, узнав об этом, обещали избить ее, потому что считают, будто я совратил ее. Вероятно, так они и сделают, если действительно узнают о тайне своей дочери. Однажды мне пришлось видеть, как человека гнали бичами по улице, причем бедный парень отвечал только молитвами. Я хотел вступиться за него, но сдержался, потому что не имел права рисковать своим положением. Здесь царят весьма своеобразные обычаи, Сайд.

— Знаю. Планета Имир просто непригодна для людей. Наши планы построены именно на этом. — Коунс на мгновение задумался, потом вернулся к прежней теме: — Можешь ли ты доставить ее на «Амстердам»? И успеет ли корабль стартовать, прежде чем кто-нибудь заметит?

— Конечно. Можете полностью на меня положиться. Энни уже так давно водит за нос своих родителей, что ей нетрудно в подходящий момент ускользнуть из дома. Когда родители хватятся и придут за ней с бичами, Энни уже давно не будет на корабле.

Коунс, взглянув на Ярослава, и покачал головой.

— Не нравятся мне твои намерения, — сказал он. — Ты должен освободиться от всех следов ярости. Поведение имирцев выглядит отталкивающим, но не забывай, что ты тоже один из них. Ты человек, и другие люди — тоже люди. Если не будешь смотреть на все именно так, значит, ты предатель. Это, конечно, не угроза, а просто напоминание о твоих обязанностях, Ярослав.

Ярослав Дубин устало улыбнулся.

— Не беспокойся, Сайд. Я не забыл, что принадлежу своему народу. Именно потому, что мне лучше знакомы условия жизни, я могу вернее судить об этих людях. Лучший метод убеждения состоит в том, чтобы помещать молодых в новые условия, но здесь негде взять новые условия. Энни по-настоящему повезло: ведь ты действительно ее устроишь, когда дело с Бассетом закончится и она убедится в правильности своих убеждений?

— Конечно, если она заслужит.

Ярослав кивнул.

— Ей придется пережить шок, но раньше или позже она поймет истинное положение дел и однажды, когда станет разумным человеком, покачает головой, вспомнив о своем детстве и юности.

— Почему же ты до сих пор не занялся осуществлением этой мысли? спросил Коунс. — Это же сулит великолепные возможности! Начинай же скорее: направляй молодых людей на Землю группами, отсылай целыми классами, посылай их на Шиву, Цеус, Кунг-фу-дзе. Или капитаны кораблей не станут помогать тебе?

— Наверное, нет. У меня есть пара друзей, готовых на многое ради меня, но не стоит требовать от них этого. Сначала надо полностью перетянуть на мою сторону еще нескольких капитанов. Можно проинформировать таких людей, как Левенгук, и привлечь их к сотрудничеству, что гарантирует нам большую безопасность.

— Да, стоит попробовать, — согласился Коунс. — А с Левенгуком можно поговорить прямо сейчас. Если он согласится с нашей идеей, можешь сделать ему такое предложение. Ему придется, конечно, оставить свой корабль. Отправь его к Ву, и тот все объяснит. — Ву уже согласился.

Коунс взял со стола бокал с вином и опустошил его.

— Пора отправляться в путь, Ярослав. Мне действительно жаль, что не могу погостить у тебя подольше, но необходимо как можно быстрее подготовить отъезд девушки. Надо позаботиться, чтобы девушку приняли как положено. Совсем не легко рассчитать все так, чтобы Бассет ничего не заметил. Это настоящая проблема, Ярослав. И если тебе станет тошно, подумай обо мне…

Оба мужчины обменялись понимающими улыбками, хорошо зная, что должны держаться друг за друга. Затем Коунс вернулся в потайную комнату и исчез так же, как появился.

8

Родители Энни редко заходили в тесную, по-спартански обставленную комнату, где жила их дочь. Мало кому бросилась бы в глаза крошечная записка, но Энни знала каждый квадратный сантиметр в своей комнате, так как, подобно большинству молодых имирцев, имела очень мало личных вещей, и каждое изменение тотчас же замечалось ею.

Вернувшись домой и подойдя к столу, чтобы привести в порядок учебники, она сразу заметила маленький белый листок бумаги и торопливо пробежала глазами несколько слов. Ей был известен почерк Ярослава, и она мгновенно поняла, что записка от него.

«Мы оба в большой опасности. Непременно приходи сегодня вечером. Ярослав».

Страх захлестнул сердце девушки. Много месяцев, днем и ночью, Энни опасалась разоблачения и неизбежных последствий, по ночам ее преследовали кошмары, поэтому она не удивилась появлению записки в комнате и ни на мгновение не усомнилась в ее правдивости, благодарная судьбе уже за то, что родители не успели обнаружить ее первыми. Она только ощутила прилив радости, что они ничем не выдали себя до сих пор, иначе давно бы уже пропала.

Мать еще не знала, что дочь вернулась домой. Энни слышала, как та возится на кухне, когда тихо проскользнула мимо. Отец был еще на работе, но скоро придет. Если немного повезет, у нее был шанс поговорить с Ярославом и незаметно вернуться домой, но, вообще-то, голова отказывалась мыслить ясно, настолько глубоко засел внутри страх.

Обычно Ярослав встречал ее у входа, у двери в маленькую прихожую, где она всегда раздевалась, прежде чем пройти в гостиную и принять участие в разговорах. Однако этим вечером он провел ее прямо в большую комнату.

Энни увидела там чужого мужчину, которого никогда не видела прежде, и почувствовала, как в ней нарастают беспокойство и возбуждение. Скорее бы узнать, какая опасность угрожает ей и Ярославу! Чужак, бородатый пожилой человек, задумчиво смотрел на нее сверху вниз. Молчание стало почти непереносимым.

Наконец Ярослав заговорил:

— Это капитан Левенгук, капитан корабля «Амстердам», один из моих лучших друзей. Он готов спасти нас от огромной опасности. Произошло следующее, — продолжил Ярослав. — Твои родители разузнали, что ты часто посещаешь меня. К сожалению, этим дело не кончилось, потому что они рассказали в Совете Старейшин, и Совет хочет допросить тебя сегодня вечером, Энни. Всем известно, что это значит. Тебя будут бить, пока не сознаешься, что я совратил тебя.

В обычных обстоятельствах ни один человек на Имире не может отважиться открыто говорить о таких вещах. Кровь ударила Энни в голову, обдав ее невыносимым жаром.

— Но это же неправда! — воскликнула она.

Ярослав пожал плечами.

— Да, но это не имеет значения.

— Совет Старейшин не станет лгать, лишь бы только наказать нас!

Капитан Левенгук откашлялся.

— Боюсь показаться вам непочтительным, но Совет Старейшин Имира пользуется репутацией самого лицемерного и самого лживого Совета во всей Галактике. Спросите любого жителя других планет, который имел с ними торговые отношения. Все так твердо убеждены в лицемерии вашего Совета, что больше ни в чем не верят ему.

— Они увидели шанс отделаться от меня, — напомнил Ярослав, — а потому будут настаивать на самом худшем. Им плевать, совратил я тебя или нет, но они никогда не откажутся от этой мысли и никогда не позволят ни в чем убедить себя. Тебя станут бить, пока ты не признаешь их правоту, а ты пойдешь на это, потому что боль будет ужасной и тебе будет все равно, какой ценой прекратить эти мучения. Они преследуют определенную цель и используют все для ее достижения: им надо отделаться от меня, Энни, а что потом станет с тобой — им все равно.

Левенгук снова вмешался.

— Ярослав наш друг, и до сих пор мы заботились о том, чтобы с ним ничего не произошло, но если его обвинят, мы больше не сможем защитить его. По местным законам, если против него будет выдвинуто тяжкое обвинение, он подлежит суду, и ничто ему тогда не поможет.

Энни совсем растерялась, не зная, что и сказать. Оба мужчины молчали, понимая, что творится в ее жизни.

— Что же нам делать? — спросила она наконец в полном отчаянии.

— Существует только один выход, — жестко сказал Ярослав. — Ты не должна попасть им в руки.

— Как же помешать этому, Ярослав? Куда мне бежать? На Имире не найдется ни одного человека, который поддержал бы меня. Я умру от голода или замерзну.

— Да, Энни, здесь тебе никто не сможет помочь. Но ты часто говорила, что охотно посмотрела бы на другие миры. Вот и считай, что тебе представляется такая возможность. «Амстердам» стартует через два часа, и ты должна быть на борту!

Энни в ужасе широко раскрыла глаза.

— Я не могу этого сделать… — прошептала она.

— Ты должна, — настаивал Ярослав. — Если откажешься, придут полицейские и забьют тебя палками. Но это будет только начало. Если ты сразу не признаешься в том, в чем они тебя обвиняют, в твои раны будут втирать соль, а потом подвесят тебя над бочкой и погрузят в ледяную воду. Ты же видела, как они обращаются с «изменниками». Они не знают пощады!

Энни была знакома с этим. В пятнадцать лет ей пришлось наблюдать такой процесс впервые: пока истощенные, почерневшие от пыток мужчина и женщина, обвиняемые в измене и грехах, сидели перед судом и, мучимые жестокими слугами-палачами, выкрикивали покаяния, дети должны были громко петь, чтобы заглушить их крики. Энни, вспомнив об этом, содрогнулась и заставила свои мысли течь по другому руслу. Ведь в ней дремали желания и мечты. Как часто ей хотелось жить под теплым солнцем, видеть голубое сияющее небо и сбросить с себя раздражающие многочисленные одежды! Вспомнив об одеждах, она поняла, как они мешают ей сейчас, но если при Ярославе скинуть лишнее было делом привычным, то присутствие чужака это, конечно, полностью исключало. Строгое воспитание, полученное ею, преодолеть было нелегко.

Преодолевать, кроме того, пришлось и другие затруднения. Хотя страх был велик, ею двигали также и другие чувства. Может быть, она и в самом деле совершила большое преступление? Тогда избиение было справедливым наказанием. Ведь она солгала своим родителям и позволила Ярославу ввести себя в искушение. И теперь, когда он предоставлял ей последний шанс выйти сухой из воды, она колебалась: избиение и мучения казались ей малой ценой за исцеление души.

Энни попробовала взглянуть на себя со стороны строгими глазами судьи, и поняла: у этого человека не будет ни одного шанса, если она пройдет очищение судом.

Но разве капитан Левенгук не назвал честных, прямых людей — старейшин — самыми большими лицемерами и лгунами в Галактике? Она удивленно взглянула на капитана. Однако и этот человек казался ей вполне частным и порядочным, просто невозможно поверить, что он мог быть лжецом.

Ею овладела нерешительность. Мысли кидались из одной крайности в другую. У нее закружилась голова, и она сделала шаг вперед, пытаясь нащупать опору, но колени бессильно подогнулись, и девушка упала, вытянувшись во весь рост на ковре. До нее еще донеслись слова Ярослава:

— Она потеряла сознание.

Но прежде Энни успела удивиться довольному тону его голоса…

— Ну как? — услышала она озабоченный высокий женский голос.

Энни показалось, что голос доносится откуда-то издалека и в нем слышится странный акцент.

Вскоре мысли ее прояснились. Конечно! Так говорил посетитель Ярослава, но тогда она вообще ничего не осознавала. Открыла глаза, она увидела белый потолок комнаты, потом повернула голову набок: у ее постели сидела молодая женщина с каштановыми волосами.

— Вы миссис Левенгук? — слабым голосом спросила Энни.

— Нет, я корабельный врач, — улыбнулась женщина, одетая в белый китель, из карманов которого торчали блестящие инструменты. — Наконец-то вы пришли в себя. Это первый вопрос, который вы задали на борту корабля.

Энни лихорадочно соображала. Мягкая постель… Никогда прежде ей не приходилось лежать в такой мягкой удобной постели. Не было привычного ощущения холода. Она была накрыта только одним-единственным покрывалом, однако, несмотря на это, не мерзла и чувствовала себя странно свободной и вольной. И вдруг с ужасом поняла, что на ней нет никакой одежды.

Торопливо натянув покрывало на плечи, Энни густо покраснела, хотя рядом была только женщина.

— Вы знаете, где находитесь? — с дружеским участием спросила врач.

Энни кивнула.

— Что произошло? — тихо прошептала она.

— Вы потеряли сознание в доме Ярослава Дубина. Когда капитан Левенгук доставил вас на борт, чтобы оказать помощь, вы все еще были без сознания. Оно и понятно: жара в доме Ярослава и много одежды, а также пережитое волнение — одно наложилось на другое, спровоцировав лихорадку, и вы не приходили в себя несколько дней, но теперь, надеюсь, все позади.

Врач встала и ободряюще улыбнулась Энни.

— Не бойтесь некоторой слабости, скоро вы снова встанете на ноги и почувствуете себя здоровой.

Она собралась уже уйти, но вернулась к постели.

— Что вы чувствуете, Энни? Я имею в виду: как вы относитесь к тому, что произошло?

Энни беспомощно махнула рукой.

— Пока не знаю. Собственно говоря, я должна была бы бояться и испытывать глубокое раскаяние, но вместо этого чувствую большое облегчение.

Врач кивнула.

— Я дала вам успокаивающее. Действие его скоро ослабеет и пройдет совсем.

— И я стану думать по-другому? — в ужасе спросила Энни.

— Да, ты все станешь воспринимать иначе, Энни, — с внезапной доверительностью сказала врач. — Я должна тебе кое-что объяснить. В бреду ты говорила разные странные вещи, которые девушке из какого-нибудь другого мира и в голову не могли прийти. Сколько же тебе лет, Энни, пятнадцать?

— Мне почти восемнадцать, — обиженно ответила Энни.

Врач только улыбнулась.

— Еще хуже, девочка. Имир, должно быть, сущий ад, если молодые люди там верят в бессмысленные вещи. По-моему, такие идеи хуже возбудителей самой страшной болезни.

— Не понимаю…

Врач провела рукой по волосам девушки и рассмеялась.

— Успокойся, милая девочка. Скоро ты поймешь, что я имею в виду.

— Милая девочка! — Энни была обижена. Она не ребенок и, кроме того, для своих лет довольно рослая, но тут поняла, что врач была по крайней мере сантиметров на тридцать выше ее. Так же, как и космические путешественники, которых она видела у Ярослава, были выше среднего имирца, причем намного.

Врач, поняв ее недоумение, объяснила, что имирцы, в течение столетий жившие в холоде и неполноценно питаясь, постепенно измельчали. Энни удивилась и расстроилась, узнав, что строгие, считавшиеся единственными разумными людьми имирцы на самом деле были далеко не лучшими представителями человеческой расы.

9

Постепенно лекарство утрачивало свое действие, и в Энни проснулось странное, как чистый источник, чувство, до сих пор ей незнакомое, ожидание неизвестного.

Ей принесли неизвестные кушанья, оказавшиеся очень вкусными, а также новую одежду, но к ней привыкнуть было не так просто, как к еде. Энни считала, что одежда, помимо защиты от холода, должна выполнять еще одну важную функцию — скрывать тело. Ей уже приходилось носить чужую одежду — в дом Ярослава, но это было только игрой. Реальность оказалась куда более пугающей.

Короткую юбочку в складку она робко отклонила, не захотелось ей надевать и сари, в то время очень модное на Земле, не отважилась она взять и вуалеподобную накидку с Цеуса, а выбрала себе плотно застегивающийся, похожий на пижаму шелковый костюм с Кунг-фу-дзе.

Она оробела еще больше, когда врач вывела ее из госпитального отсека, но покорно следовала за женщиной, тем более что та пыталась приободрить девушку.

— Неуверенность скоро исчезнет, Энни.

— Куда же мы все-таки летим? — запинаясь, спросила Энни, торопливо следуя за широко шагающей женщиной-врачом.

— Куда? Мы уже на месте, девочка. Ты все четыре дня пролежала без сознания. Сейчас корабль вошел в атмосферу, и скоро наш полет закончится.

Новость ошеломила Энни. Страх снова захлестнул ее. Потеряно четыре дня жизни, четыре решающих дня! Как во сне, она шла за женщиной по длинному коридору, почти не замечая от волнения попадающихся им навстречу людей. Члены экипажа дружески кивали врачу и бросали на Энни любопытствующие взгляды.

— Мы изменили курс, — объяснила женщина-врач, — чтобы вырвать тебя из рук жаждущих крови преследователей. Ярослав — наш друг. Каждый космонавт знает и ценит его. Для кого-нибудь другого мы вряд ли пошли бы на риск похищения. Ярослав по-настоящему хороший человек, поэтому мы сделали крюк и направились с Земле.

Земля! Женщина объясняла какие-то технические подробности, но Энни пропустила все мимо ушей. В ее висках пульсировала кровь. Земля! Непостижимо! Сколько раз она мечтала о Земле, где люди жили свободно и наслаждались своим существованием! Но тогда это были только иллюзии, а теперь, когда мечты стали действительностью, все выглядело совсем по-другому. Разве Земля не была источником всего плохого, самой греховной планетой Млечного Пути? Она, родившаяся и выросшая на Имире, не могла думать иначе, страх перед греховной планетой был у нее в крови, превратившись почти в инстинкт. Ее предки покинули ненавистную Землю и нашли себе новую родину, чтобы посвятить себя отречению и молитвам. На Имире это знает каждый ребенок, едва начав говорить и понимать.

Объятая ужасом, Энни механически следовала за женщиной-врачом, не обращая внимания на переплетение кабелей, не замечая ничего вокруг, думая только о своей ужасной судьбе, о переделке, в которую попала исключительно по собственному легкомыслию.

Капитан Левенгук стоял у пульта управления.

— Хэлло, Энни! — дружески воскликнул он, махнув девушке рукой.

Энни едва услышала его, потрясенная множеством впечатлений. И вдруг она увидела, что тяжелые прозрачные плиты иллюминаторов скользнули в сторону, и в централь ворвался мягкий, чудесный воздух. Послышался всплеск.

Корабль плавал на воде, и волны накатывались на его металлический корпус. На Имире вообще нечего было и думать о посадке на воду, потому что море суровой планеты вечно штормило. А здесь глубоко вдающаяся в сушу бухта Рио обеспечивала почти идеальные условия для посадки. Через иллюминатор на горизонте вырисовывался ослепительно-белый город. Маленькие буксиры подошли к кораблю и потащили его в огромный док.

Ничего подобного Энни еще никогда видеть не приходилось: ни сверкающего города на фоне зеленых гор, ни маленьких кораблей, так безбоязненно плавающих по спокойной воде океана. Но она только мельком взглянула на это, потому что небо, ослепительно-голубое, теплое небо с белыми грядами облаков, сливающееся на горизонте с волнующимися зелеными волнами океана, просто заворожило ее.

Глаза Энни сияли.

— Это правда! — выдохнула она. — Это действительно правда!

За ее спиной капитан Левенгук бросил врачу многозначительный взгляд, и женщина, улыбнувшись, кивнула.

Энни оставалась в централи, не в состоянии оторваться от великолепия нового мира, почти не в силах говорить, едва справляясь со все новыми и новыми впечатлениями. На нее также произвел неописуемое впечатление порт с его кранами, строениями и ангарами складов, с работающими людьми и снующими машинами. Везде шумела и бурлила жизнь.

Девушка медленно приходила в себя. Как непривычно все вокруг, как красиво и одновременно пугающе! Сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к этому? Что ей делать в чужом и шумном мире? Как ее примут и будут с ней обращаться незнакомые люди? А люди были дружелюбными и открытыми; они смеялись и разговаривали друг с другом и, казалось, не рассматривали радость как грех.

Ярослав рассказывал ей о первой встрече с жителями этого города. Разве его не приняли здесь хорошо?

Подъехала машина. Выбравшийся из нее служащий в ослепительно-белой форме вызвал капитана Левенгука, и они, отойдя к мостику, занялись просмотром торговых документов. До слуха Энни донеслось что-то о покупателях, которые придут через два часа, но она не поняла, о чем идет речь.

Через некоторое время капитан Левенгук, с удовлетворением кивнув служащему порта, вернулся на корабль.

— Мы можем использовать свободное время и сойти на берег. Энни посмотрит город и купит себе пару обновок. Как ты считаешь, Энни?

Энни смогла только молча кивнуть, все еще не веря, что находится на Земле…

Питер Томлин уже более десяти лет работал скупщиком Бассета. Его специальностью были редкие товары с чужих планет, которые после тщательно организованной и проведенной рекламной кампании можно было продать по весьма высокой цене.

Он внимательно просмотрел список грузов «Амстердама». С Имира, конечно, ничего подходящего ожидать не приходится, потому что эта холоднаяотсталая планета просто не могла быть торговым партнером. Но «Амстердам» побывал еще на двух планетах, и поэтому у него на борту стоило поискать что-нибудь интересное. Во всяком случае, Томлин был не из тех, кто любит упускать возможности, и всегда оказывался на месте, если подворачивалась какая-нибудь торговая сделка.

Суперкарго «Амстердама» не был ему знаком, но благодаря профессии у Томлина выработалась способность быстро приобретать себе друзей, и уже через полчаса оба мужчины болтали, как закадычные приятели. Других скупщиков не было видно. По-видимому, зная, что «Амстердам» прибыл с Имира, они даже не дали себе труда просмотреть списки его грузов. Томлин умело направил разговор в интересующее его русло.

— Почему вы так редко бываете в Рио? — непринужденно спросил он. Вас не часто увидишь на Земле!

— К сожалению. Мы в основном курсируем между другими планетами, по большей части совершая посадки в скучных местах и перевозя скучные грузы: эмбрионы скота, государственные заказы, горючее для ядерных реакторов и другую чепуху. На этот раз мы вообще не попали бы сюда, если бы не из ряда вон выходящее событие: капитан изменил курс после последней посадки.

Томлин навострил уши.

— Что же случилось? — спросил он с кажущимся равнодушием и был вознагражден, когда суперкарго ответил:

— Одна девушка попала в затруднительное положение. У нее что-то было с нашим агентом, а тот лучший друг нашего Старика. Вот мы и забрали малышку, иначе сумасшедшие имирцы убили бы ее.

— И поэтому капитан пошел на дорогое удовольствие изменить курс?

— Не совсем. Мы ничего не теряем: Старик умеет считать. Конечно, многого мы предложить не можем…

Томлин слышал вполне достаточно. Теперь пора позаботиться о деле. Он выбрал кое-что из списка и упорно торговался, пока не добился скидки, но занимался этим почти механически, потому что его не оставляла мысль о девушке. Никогда еще до сих пор девушки с Имира не попадали на Землю, и он, как ни бился, не мог взять в толк, как это космический торговец пошел на немалые затраты из простой любезности.

На всякий случай Томлин рассказал об этой истории своему шефу, Лекоку, и удивился его неожиданной реакции.

— Девушка с Имира? — возбужденно спросил Лекок. — Здесь, в Рио? Как она выглядит? Сколько ей лет? Где она теперь находится?

Томлин, пораженный, ответил, что ему не пришло в голову разузнать подробности, и еще больше удивился, когда Лекок, ударив кулаком по письменному столу, рявкнул:

— Отправляйтесь сейчас же искать эту девушку, Томлин!

Лекок немедленно проинформировал обо всем Бассета.

Бассет, несколько дней внимательно изучающий ситуацию на Имире, не придумал ничего нового и затребовал всю информацию об этой негостеприимной планете. Чем дальше, тем больше он склонялся к мнению, что Лекок прав. Мысль доставить сюда изгнанника из другого мира была просто абсурдной. Жизненному уровню землян грозило неминуемое падение, и раньше или позже, людям придется искать спасения хотя бы даже на холодных, негостеприимных планетах. По-видимому, просочившиеся сведения преследовали какую-то определенную цель. Но Бассет, поразмыслив, отказался от этой версии, решив оставить проблему на рассмотрение социопсихологов. Он нанял лучших людей, но эксперты пришли к такому же мнению и считали эмиграцию с Имира абсолютно невозможной.

Однако Бассету не приходилось занимать упрямства. Считая, что эксперты располагают довольно скудными данными, а официальные сообщения использовать, конечно, не следует, он все же упорно хотел получить правдивые сведения о сложившейся на Имире ситуации, хотел знать, как имирцы думают и чувствуют. Только так можно было что-то понять. Без настоящей надежной информации он вечно будет блуждать в потемках.

Мысли Бассета постоянно возвращались к таинственному посетителю, который объяснил, как разрешить задачу. Все-таки блеф это или правда? Действительно ли у той, другой группы более достоверная информация? Если у тех людей имеется в распоряжении телетранспортатор, способный перемещать людей и предметы на межзвездные расстояния, то так оно и есть. В таком случае агенты группы могли перемещаться беспрепятственно, не вызывая подозрений, а любой другой агент, совершивший перелет обычным способом, конечно, сразу же бросается в глаза.

Итак, неудивительно, что Бассет затанцевал от радости, когда Лекок сообщил ему о прибытии Энни в Рио.

— Великолепно! — воскликнул он. — Это шанс, на который мы рассчитывали. Надо срочно обнаружить местопребывание девушки.

— Я тоже думал об этом, — согласился Лекок, — и послал Томлина искать ее.

— Молодец! Но следует быть осторожными. Дело требует особой деликатности. Девушка практически одинока и, если мои сведения верны, должна испытывать сильный страх перед нашим «ужасным и греховным» миром. Имирцы имеют весьма слабое представление о других мирах, особенно о Земле. Скажи, Лекок, как зовут того парня, которого они так быстро отправили отсюда, потому что он стал слишком сильно интересоваться нашим образом жизни?

— Ярослав Дубин.

— Спасибо, Лекок. План очень прост. Мы выдадим себя за друзей Дубина. Позаботься, чтобы одна из наших секретарш сошлась с девушкой. К сожалению, мужчина здесь ничего не сможет сделать, потому что девушка, вероятно, испытывает сильный страх перед мужчинами. Человек, выбранный для контакта, должен вызвать у девушки доверие и привести ее к нам. Как только она окажется здесь, заботу о ней возьмут на себя наши психологи, а ты проследи, чтобы об этом не узнал никто из посторонних, потому что ее могут искать после исчезновения.

— Едва ли, — ответил Лекок. — Но, конечно, я буду очень осторожен.

— Договорились. Держи меня в курсе дела. И поторопись!

Бассет положил трубку и удовлетворенно откинулся назад. Вряд ли он был бы так доволен, если бы знал, что в другом месте Коунс потирал руки от удовольствия…

10

Для взрослого капитан Левенгук был слишком несерьезен, во всяком случае так думала Энни. Он находил чисто детское удовольствие в том, чтобы показывать ей всевозможные вещи. Энни это было приятно, потому что отвлекало от ее собственных проблем.

«Амстердам» мог находиться в порту всего несколько часов, так как плата за посадочное место была очень высокой, да и капитан Левенгук торопился наверстать потерянное время. Ничего, после старта корабля она полностью придет в себя, а сейчас хорошо бы как можно скорее найти друзей. Трудность заключалась в том, что Энни никогда еще не приходилось самостоятельно заниматься делами. Не считая того, что дома она посещала Дубина, ей никогда не приходилось проявлять инициативы, у нее никогда не было возможности жить по собственному желанию, потому что малейшая самостоятельность и независимость на ее родной планете расценивалась как грех.

С каждым шагом все отчетливее давала себя знать ее неопытность, неумение жить свободно и независимо. Чем больше Энни видела, тем подавленнее и неувереннее она становилась. Она чувствовала себя одинокой и потерянной.

Спустя несколько часов капитан, взглянув на хронометр, сказал, что они задержались слишком долго. Он подозвал такси, и они с Энни вернулись в космопорт. Пока он разговаривал с начальством, Энни стояла одна, окруженная чужими вещами и людьми, и думала о своей судьбе, все больше и больше приходя к убеждению, что Ярослав действительно не сделал ей никакого одолжения.

Энни оглянулась по сторонам. После тесноты родного города окружающее ее открытое пространство возбуждало и тревожило. Один из огромных космических кораблей, оставляя за собой огненный хвост, устремился в небо. Сверкание красок, шум и активность людей — все это усугубляло в Энни неуверенность и одиночество.

Мимо, словно ища кого-то, прошла молодая, скромная, опрятно одетая женщина. Бросив взгляд на огромный корабль, она заметила Энни и медленно подошла к ней.

— Извините, пожалуйста, — сказала она, дружески улыбаясь. — Не знаете ли вы название этого корабля?

— «Амстердам», — с запинкой ответила Энни, привлекая своим акцентом внимание собеседницы.

— Вы здесь чужая, верно? — спросила женщина. — Вы только что прибыли?

Энни кивнула.

— Я с Имира, — робко сказала она и удивилась реакции незнакомки на свои слова.

— Как интересно! — радостно воскликнула собеседница. — Значит, вы прибыли на «Амстердаме»?

Энни почувствовала себя лучше, услышав в голосе молодой женщины открытое, неподдельное участие, и отважилась на улыбку. Казалось, люди здесь быстро вступают в контакт друг с другом.

— Я узнала, что совершил посадку корабль с Имира и тотчас пришла сюда, — объяснила женщина. — Мне, собственно, всего лишь хотелось услышать о моем старом друге. Он имирец. Я познакомилась с ним несколько лет назад и очень часто думаю о нем. Может быть, вы его знаете. Его зовут Ярослав Дубин.

— Конечно, знаю! — радостно воскликнула Энни. — Какое замечательное стечение обстоятельств! Действительно замечательно, что я встретила человека, знакомого с Ярославом.

Увидев на нежном лице молодой женщины удивление, она поспешно рассказала, что ей пришлось вынести.

Женщина внимательно выслушала ее, потом покачала головой.

— Этого я от Ярослава не ожидала. Как он мог отправить вас сюда такой неподготовленной?! Понимаю, надо было спасать вашу жизнь, но он, по крайней мере, должен был позаботиться о вашем будущем. Впрочем, меня зовут Долорес Лоренцо, можете звать меня Долли. А где капитан? Мужчина не может позволить вам стоять здесь просто так. Мне хочется сказать ему несколько слов.

Потом все произошло очень быстро. Энни была так рада найти себе подругу, которая, по-видимому, желала ей добра, что без сопротивления позволила молодой женщине усадить себя в такси и смущенно опустилась на мягкое сиденье. Женщина, не умолкая, разговаривала, решив позаботиться об Энни и облегчить ей первые дни жизни в новых условиях.

Энни не задала ни одного вопроса, боясь показаться глупой или неблагодарной, хотя, конечно, удивилась, когда автомобиль привез их в город и остановился перед огромным зданием. Здание было абсолютно не похоже на жилые дома, но она держала эти мысли при себе, потому что не имела достаточного опыта в таких делах и могла ошибаться.

Попадающие навстречу мужчины и женщины смотрели на нее удивленно, заставляя Энни мучиться в догадках, почему они интересуются ею. Потому что она чужая?

Энни чувствовала себя не в своей тарелке, но одни впечатления сменялись другими, снова и снова отвлекая ее, и она не успевала задать ни одного вопроса. Никогда прежде ей не приходилось видеть такого высокого и такого нового здания. Всюду блеск стекла смешивался с блеском металла. Стены коридоров, обклеенные дорогими обоями, украшали картины. Проходящие мимо женщины в тонких одеждах, не скрывающих, а наоборот, подчеркивающих формы тела, источали пьянящий аромат. Все помещения были расточительно огромны, и использовалась только небольшая их часть. На родине Энни все было иначе: люди ютились в тесных помещениях, хотя их было всего только десять миллионов. Здесь же, в этом гигантском городе, жило гораздо более десяти миллионов человек, и у каждого было более чем достаточно места.

Но самым поразительным изобретением казались ей лифты. Когда Долорес впервые ввела Энни в тесную кабинку и пол внезапно стал давить ей на подошвы, она испугалась. В домах на ее родине не было лифтов, даже маленькое удобство считалось греховным и дурным.

Лифт остановился, и Долорес повела ее по длинному коридору, потом они вошли в огромную, ярко освещенную комнату. За белым письменным столом сидел мужчина с густыми кустистыми бровями и колючими глазами. На нем, как и на женщине-враче с «Амстердама», был белый халат, из кармана которого торчали разные инструменты.

— Я нашла ее, доктор Голд, — сообщила Долорес. — Все оказалось очень просто. Надеюсь, и ваше задание будет таким же простым и легким.

Врач указал Энни на стул.

— Садись, девочка, — сказал он дружелюбно.

Энни не поняла, что это должно означать, и смущенно переводила взгляд с мужчины на женщину и обратно, потом спросила:

— Что такое? Что вы хотите со мной делать? Я думала…

Долорес Лоренцо пожала плечами. Теперь она выглядела не симпатичной и дружелюбной, а холодной и равнодушной.

— Я сделала то, чего от меня требовали, — объяснила она.

Энни почувствовала себя преданной и обманутой. По-видимому, чувства отразились на ее лице, потому что Долорес смягчилась и добавила:

— Я ничем не могу тебе помочь. Да не так уж все и плохо. Доктор сделает это как можно более безболезненно.

Энни, глубоко вздохнув, собрала всю свою энергию, чтобы голос ее обрел силу.

— Скажите же мне, наконец, что здесь происходит? — потребовала она.

— Вы будете делать то, что вам скажут, — ответил врач. — Но прежде хочу сообщить, что как человек вы не представляете для нас особой ценности.

Энни прикусила губу и упрямо замотала головой, почувствовав неизвестную угрозу, но по-прежнему не понимала, что все это значит.

— Как угодно, — сказал доктор Голд и нажал кнопку.

Стена скользнула в сторону, и к Энни подошли несколько мужчин, также одетых в белые халаты. Она с ужасом поняла, что страшные истории, которые рассказывал им школьный учитель о Земле и ее жителях, были только частью жуткой правды.

Ее загипнотизировали и напичкали наркотиком правды, а потом проникли в сознание и вырвали все самые тайные мысли. Все ее слова, крики и рыдания — все было записано и расшифровано, пока не стало совершенно ясным и понятным. Не было больше никаких личных мыслей, никаких личных воспоминаний, все было систематически изъято из ее мозга…

Дом Фальконетты стоял на самом берегу Индийского океана. Во время прилива волны накатывались на стеклянный потолок ее огромного жилища. Был особенно высокий прилив, когда Фальконетта и Рам Сингх сидели в зеленоватых сумерках, нетерпеливо ожидая чего-то, изредка перебрасываясь словами и чувствуя, как нарастает в них нервное напряжение.

Хотя они и ждали этого, но все же вздрогнули, когда прозвучал звонок трансфэкса. Фальконетта тотчас встала и открыла невидимую для непосвященных дверь.

Коунс вошел в помещение, кивком головы предупреждая все вопросы.

— Он получил ее, — сообщил Коунс. — Вероятно, его люди начали работать с ней и уже выжали бедную девушку, как лимон. Как долго она сможет выдерживать это?

— Долго ей не выдержать, — сказала Фальконетта.

— Но все же она протянет достаточно, чтобы привести Бассета туда, куда хотим мы, — добавил Рам Сингх. — Он должен иметь время убедиться, что у нее больше нет никаких тайн. Тогда можно считать, что наш план удался.

Коунс согласился.

— Двух недель должно хватить. Когда Бассет обнаружит, что выжал из нее всю необходимую для него информацию, он может использовать более сильные средства и тем повредит здоровью девушки. Этого допустить нельзя.

— И как же ты собираешься вырвать ее у него? — поинтересовалась Фальконетта.

— Мы просто используем трансфэкс.

— Тогда Бассет тотчас узнает, что это мы играем с ним, — возразил Рам. — Зная о существовании нашего аппарата, он легко вычислит все остальное.

— Ну и пусть, — убежденно сказал Коунс. — Он поймет, как мы сильны. Поймет, что мы предоставили ему источник информации, который, по его мнению, должен быть вполне достаточным. И поняв, что мы заранее знали о результатах, он подпрыгнет до потолка, но, подумав, быстро успокоится.

Рам размышлял некоторое время, прежде чем согласно кивнуть.

— Во всяком случае, звучит логично. Мы сделаем все, что в наших силах. К сожалению, в данный момент ничего другого мы придумать не можем.

— Я чувствовал бы себя значительно лучше, если бы не была затронута наша честь, — вздохнул Коунс, опускаясь в кресло и проводя рукой по глазам. — К сожалению, методы, которыми они пользуются, не особенно приятные, но я действительно не вижу никакой другой возможности.

— Все это служит, в конечном итоге, благородной цели, — попытался успокоить его Рам Сингх. — Видел ли ты последнюю передачу с Фальконеттой, Сайд?

— Нет. Но, наверное, половина населения Земли видела. О чем она?

— Сериал о последствиях нетерпимости в ранние эпохи истории человечества. Расовые проблемы в Южной Африке противопоставлены по-настоящему человеческому сотрудничеству — очень интересная тема. Ей будет посвящена и следующая передача, которая уже готовится. Там речь идет о гипотетической встрече человека с чужими разумными существами.

— Недурно, — с уважением произнес Коунс. — К сожалению, зрители не знают, как актуален этот вопрос.

— Даже если бы и знали, они едва ли отреагировали бы по-другому, вмешалась Фальконетта.

— Нашу программу по видео смотрит огромное количество зрителей, но нам дают лишь один час в неделю. Иногда я спрашиваю себя, действительно ли так уж ценно человечество. Как сделать, чтобы люди поняли необходимость признания других рас? Как можно ожидать, что они будут терпеть другие формы жизни, если они презирают своих ближних только за другой цвет кожи или за рождение на другой планете?

— Мы будем продолжать эту работу, — сказал Рам Сингх, — хотя дело, по-видимому, почти безнадежно: ведь даже если нам удастся убедить людей дружески сосуществовать с другими разумными расами и сотрудничать с ними, остается опасность, что чужаки не смогут привыкнуть к нам.

Эту проблему они обсуждали часто, и все трое давно уже нашли решение: при помощи трансфэкса можно было отправить нужное количество атомных бомб на любую планету, но именно этого они и хотели всеми силами избежать.

В помещении снова прозвучал звонок. Коунс встал и, открыв потайную дверь, увидел на платформе трансфэкса записку. Коунс с отсутствующим выражением лица прочитал ее, а потом снова повернулся к Фальконетте и Раму Сингху.

— Помните, в подводной лодке я спрашивал вас: что в данный момент для нас хуже всего? Можете вы мне ответить на этот вопрос сейчас?

Рам Сингх крепко сжал руками подлокотники кресла, чтобы унять бившую его дрожь.

Коунс кивнул.

— Событие произошло. Вот что сообщает Ву: они обнаружили чужой корабль. Мало того, это случилось на Имире! Ярославу еще ничего не удалось узнать, но факт не оставляет сомнений. Чужие обнаружили нас первыми. Мы интенсивно готовимся, чтобы подготовить всех к этому известию, но, к сожалению, многого ждать не приходится.

Фальконетта и Рам Сингх озабоченно переглянулись. Записка от их товарищей несла приговор человечеству.

11

Корабль мчался сквозь космос, избегая даже обычных кратковременных посадок. Это могло значить только одно — экипаж хорошо знал свою цель. Обычно корабли летали от одной системы к другой, тщательно осматривая все казавшиеся хотя бы немного пригодными планеты, но на этот раз они пролетали мимо любых планет, направляясь прямо к далекому солнцу, вокруг которого вращался Имир.

Из-за огромного расстояния заметить проявления интерференции можно было только спустя несколько дней. Когда наблюдатель на пустынной планете Регис обнаружил след чужого корабля, тот уже несколько дней находился поблизости от Имира. К несчастью, именно тогда рядом не оказалось ни одного земного корабля, который мог бы немедленно засечь присутствие чужаков. Может быть, чужаки решили, что обнаружили планету с угасающей цивилизацией, и им даже в голову не пришла мысль о пришедшей в упадок колонии человеческой расы, но при более близком знакомстве с планетой они, конечно, поймут истинную природу городов.

И хотя никто не мог знать наверняка, но все чувствовали: чужаки ищут планету для колонизации. Им необходимо жизненное пространство. И чтобы заполучить это пространство, они вынуждены либо поработить, либо истребить живые существа, обитающие на Имире.

След чужого корабля обнаружила Катя Иванова. Все участники экспедиции попеременно должны были сидеть у детекторов, которые регистрировали появление кораблей в радиусе действия прибора. Катя особенно хорошо разбиралась в едва заметных колебаниях стрелок и могла мгновенно прочитать их показания, никогда не ошибаясь, но, обнаружив след чужого корабля, она не поверила своим глазам и еще раз пересчитала результаты показаний. И как ни пыталась она найти ошибку, снова и снова получался тот же ужасный вывод.

Она записала полученные результаты на бумажку и вручила это сообщение Ву, руководителю экспедиции.

Ву долго сидел за письменным столом, устремив взгляд на эти непогрешимые вычисления, потом медленно поднялся и скомкал записку.

— Мы проиграли, — он горько усмехнулся. — И, тем не менее, надо как можно быстрее сообщить новость нашим людям. Пусть немедленно все бросят и соберутся здесь. Может быть, у кого-нибудь появится нужная идея.

— А если никому ничего не придет в голову?

— Боюсь, тогда нам придется применить более сильные средства, подавленно ответил Ву.

Катя включила интерком:

— Бросайте работу и немедленно идите сюда!

Подавленная, безрадостная группа собралась на площадке — обычном месте встреч. Площадка, расположенная между хижинами и бараками в экваториальном опорном пункте на Регисе, служила опорой для большого трансфэкса, могущего переносить огромные тяжелые предметы. Это место было выбрано потому, что дожди здесь шли редко и почти всегда безоблачное небо давало возможность проводить оптические наблюдения. Были, конечно, в этом и свои минусы: нещадно палящее солнце сильно отравляло жизнь членам экспедиции.

Ву вскарабкался на платформу трансфэкса и взглянул на мокрых от пота людей, с волнением ожидающих, что же он скажет.

Анти Дриан вяло моргал. Теперь все потеряно для него смысл. Его приняли в группу, отныне он, как и все остальные, не мог вернуться домой, потому что у них больше не было дома. Таковы правила: каждый принятый в группу должен был отказаться от прошлого. Знание величайших тайн Вселенной и чрезвычайно возросшая ответственность делали это просто необходимым. Группа была и семьей, и родным домом.

Ву взял мегафон:

— Мы обнаружили след чужого корабля, — начал он без обиняков, прилетевшего, как удалось установить, прямым курсом от своей планеты к планете Имир. Ненадолго приземлившись там, он теперь возвращается к себе на базу — в этом не осталось сомнений. Нам известно, какой климат и состав атмосферы предпочитают чужаки. Они, судя по всему, вернутся, чтобы заселить Имир. Какие последствия это может иметь для нас с вами, говорить не приходится.

Итак, вероятно, пока еще только экипаж корабля знает о существовании на выбранной ими планете других разумных существ. Для возвращения на базу кораблю понадобится около семи дней, из них один уже прошел. Примерно через два дня он пролетит мимо нас. При помощи трансфэкса можно конечно, доставить на корабль атомную бомбу и уничтожить его вместе со всем экипажем. Этим, однако, мы ничего не добьемся, если учесть, что чужой корабль с самого начала летел именно к Имиру. Ведь это значит, что чужаки заранее знали о существовании здесь планеты. Стоит только кораблю бесследно исчезнуть, как у них возникнут подозрения, и они направят сюда новый корабль, но если потеряют и его, то могут прибегнуть к самым крайним мерам. Вероятно, эти существа и мыслят, и реагируют так же, как и мы. Как видите, перед нами стоит самая трудная проблема из всех, какие нам приходилось решать. Кто-нибудь хочет что-нибудь предложить?

Ву, вглядываясь в лица людей и видя только подавленность и обеспокоенность, сочувствовал им, потому что и сам испытывал то же.

Анти больше всего подавляла бесполезность любого начинания, а поскольку он только недавно был включен в группе, у него еще не развилось в достаточной мере чувство единства с остальными, и его грызла тоска. Он от всего отказался — от родины, от друзей — только потому, что служил общему делу. Работа группы состояла в том, чтобы наладить сотрудничество между людьми и любыми разумными существами из Космоса, если они встретятся. При неизбежной встрече двух разумных форм жизни должен восторжествовать разум, а не эгоизм. Но подготовка была еще не завершена, и преждевременная встреча должна была привести к катастрофе.

Ву после некоторого молчания продолжал:

— Чужие пришли слишком рано, — серьезно сказал он. — Успех был уже не за горами, но нам еще нужно много времени, чтобы быть по-настоящему уверенными в успехе. Сайд Коунс прикладывает огромные усилия, чтобы повлиять на Бассета, Ярослав Дубин лихорадочно пытается воплотить в жизнь наши планы на Имире. Если бы удалось отодвинуть эту встречу на несколько лет, опасность межзвездной войны существенно уменьшилась бы. Необходимо выиграть время. Если это не удастся, все надежды пойдут прахом.

К своему собственному удивлению, Анти Дриан обнаружил, что у него есть хорошая идея. Робко осмотревшись и видя только всеобщую подавленность, он ничего не сказал, боясь опозориться. Но так как никто ничего не предлагал и Ву, пожав плечами, уже собрался покинуть площадку, Анти остановил его словами:

— Минуточку, доктор Ву!

Ву удивленно взглянул на него.

— Что такое, Анти? — спросил он без всякой надежды в голосе.

— Нам вовсе не обязательно уничтожать корабль, — выкрикнул Анти неожиданно громко, так что все повернулись к нему, и ему не осталось ничего другого, как продолжить: — Мы же можем заполучить корабль в свое распоряжение, верно? А после этого ничего не стоит сделать так, что его экипаж заболеет опасной болезнью. Неужели вы думаете, что чужаки пошлют сюда новую экспедицию? Они же не знают, что корабль не совершал посадки на планету.

Ву задумался.

— Может быть, этот план осуществим… — протянул он. — Сколько энергии нам понадобится? Можно сказать хотя бы приблизительно?

— Абсурд! — воскликнул один из слушателей. — Невозможно поймать летящий на полной скорости корабль и доставить его сюда с расстояния примерно в восемь парсеков.

— А почему, собственно, и нет? — возразил другой. — Вся загвоздка только в большом количестве энергии.

Закипели споры, посыпались всевозможные доводы. Анти плодотворно руководил дискуссией, в которой все приняли участие. Наконец приволокли счетную машинку, выводились и тут же заменялись формулы.

— Но все-таки как же поступить с кораблем? — спросил чей-то голос.

Все головы повернулись к Ву. Но проблема захвата чужого корабля по-прежнему была не решена.

— Ну, Анти? — Ву поощряюще посмотрел на молодого человека. — Что скажешь ты?

— Мне кажется, мы должны посадить корабль вблизи полюса — там, где он уже однажды садился, взять экипаж в плен и заменить его дубликатами, которых мы заразим опасными микроорганизмами.

— Это же займет много времени, — раздался голос.

Но биохимик группы уже стоял за идею Анти. Во всяком случае, надо сделать все, чтобы привести этот план в исполнение.

Однако скептики все еще не были убеждены.

— План действительно обещает успех, — заявил один из них, — но, к сожалению, у него есть недостаток. Мы должны доставить сюда корабль, а часом позже, заменив экипаж искусственно созданными мертвецами, вывести его на старый курс. Как вы это себе представляете?

У техников, которые должны были обеспечить необходимую энергию, тоже имелись свои соображения.

— Пожалуйста, тише! — крикнул в свой мегафон доктор Ву. — Мы должны обсудить все варианты. Разделимся на группы и возьмемся за решение этой проблемы. Когда чужой корабль достигнет нужной точки, мы должны поймать его трансфэксом. Ясно, что сделать это надо очень быстро. И очень быстро корабль должен быть возвращен на свой прежний курс, чтобы ни один наблюдатель не смог понять, что с ним произошло что-то необычное. На все у нас есть примерно час. Посовещайтесь и скажите, реально ли это.

Группа быстро разошлась, только Анти, сильно смущенный, остался стоять возле платформы трансфэкса.

— Спасибо, Анти, — тепло сказал Ву, опуская мегафон. — Я думаю, мы должны быть благодарны тебе.

Анти скромно потупил взгляд, хотя был невероятно горд собой.

— Ты, конечно, знаешь, что может означать успех твоего плана? спросил Ву.

Анти кивнул.

— Выигрыш времени.

— Я имею в виду, что он может означать для тебя лично. Отныне мы будем больше обращать внимание на тебя, Анти, поскольку ты обладаешь способностями, весьма необходимыми группе: ты можешь решать сложные комплексные проблемы. Это совершенно особые способности, таких ни у кого из нас больше нет. Но есть и обратная сторона медали, которая доставит тебе массу хлопот: к тебе все время будут приходить люди и требовать ответов, которые сами они найти не смогут.

Доктор Ву спустился с огромной платформы и подошел к Анти.

— Я не завидую твоим способностям, мой друг. На тебя ложится огромная ответственность. За каждый успех. И за каждый промах.

Внезапно оказавшись в центре всеобщего интереса, Анти почувствовал себя неловко. До сих пор он занимал только подчиненное положение, и у него почти уже развился комплекс неполноценности.

— Еще не понятно, действительно ли этот план так хорош, — скромно сказал он. — Все заняты лихорадочными приготовлениями, а что же могу сделать я?

— Суй нос во все дела, Анти. Я говорю серьезно: вмешивайся во все. Ты должен обнаружить, почему некоторые считают, что из этого ничего не получится, а потом объяснить им, почему они ошиблись. Это твой план, Анти. Позаботься обо всем сам. У нас должно получиться!

12

Ву попрощался кивком головы и отвернулся. Анти, не зная, с чего начать, медленно направился к домику, в котором шла оживленная дискуссия.

— Да это же Анти! — приветствовал его один из людей, когда молодой вошел внутрь.

И прежде чем Анти успел опомниться, у него в руках уже был листок со сложными формулами.

— Как ты считаешь, хватит столько энергии? — услышал он вопрос другого из своих товарищей.

Анти взглянул на расчеты, но почти ничего не понял в них.

— Вы учли, что требуется дополнительная энергия, чтобы доставить сюда различные материалы и механизмы?

— Ну, это не проблема, Анти. Для этого мы используем энергию отправителя.

— Зато надо установить точные размеры и вес тел членов экипажа чужого корабля.

Один из его товарищей снова забрал у него листок и задумчиво уставился на формулы.

— Анти прав, — согласился он. — Ведь у нее нет даже оценочных величин: мы не имеем представления, как выглядят эти чужаки и какой массой хотя бы примерно обладают их тела.

— Давайте рассчитывать по меньшей мере на сто килограммов на каждого члена экипажа, — предложила одна из девушек, сейчас же передавая данные в компьютер.

— Но это еще не решает проблемы. К сожалению, мы не знаем, насколько силен экипаж, какова его численность. Остановимся на цифре двадцать. Если их меньше, проблема отпадает, но если больше, наши дела плохи.

— Почему же? — поинтересовался Анти. — Тогда некоторые из них умрут и будут похоронены на Имире.

— Да… Это, пожалуй, решение. Но нам неизвестен молекулярный вес протоплазмы существ.

— Может быть, биохимики что-нибудь подскажут, — вмешалась девушка.

— Я все равно иду к ним, — сказал Анти. — И если что-то я узнаю, сейчас же передам вам.

Войдя в домик биохимиков, Анти застал их с головой ушедшими в работу: они сидели за таблицами и книгами и уже планировали мутацию одного из безобидных микроорганизмов Имира, чтобы с помощью определенных изменений можно было создать убедительную картину болезни. Им только требовался материал.

— Как же получить культуру этих микроорганизмов? — спросил один из биохимиков. — Мы не сможем начать, не имея на руках базовых экземпляров.

— Ярослав, несомненно, несет на себе какие-то бактерии, — уверенно ответил Анти. — Нужно доставить его сюда. Это единственный имирец, пригодный для наших целей.

Биохимик кивнул.

— Вопрос лишь в том, насколько быстро они растут и насколько подвержены изменению. Ярослав нужен здесь срочно. Теоретические разработки великолепны, и теперь дело только за практическими результатами.

— Есть еще кое-что, — сказал Анти. — Известен ли молекулярный вес чужаков? Когда техники начнут создавать искусственные существа по образу и подобию чужаков, им это понадобится.

После некоторого молчания один из мужчин, пожав плечами, ответил:

— В лучшем случае можно предложить теоретические оценки. У нас вообще нет никакого подходящего отправного пункта.

В других группах Анти не удалось узнать ничего нового. Любые предположения базировались на чистых догадках, но для достижения успеха этого было мало. Однако Анти не покидало чувство, что его план все-таки хорош. Он знал, что группа специалистов приложила огромные усилия, чтобы решить проблему энергии.

Затем он посетил помещение, в котором были установлены детекторы. Катя сидела среди мерцающих экранов и наблюдала за показаниями многочисленных приборов. Когда Анти вошел, она, не поднимая глаз, махнула ему рукой.

Анти молча опустился на стул и огляделся. Катя, по-видимому, обнаружила что-то неприятное, потому что, торопливо выводя на бумажке столбики цифр, вполголоса что-то бормотала. Через некоторое время она вздохнула и выпрямилась.

— Будет очень трудно, но мы можем сделать это, Анти. Специалисты-энергетики получили благоприятные результаты. Мы должны захватить корабль в ближайшие двадцать девять часов и примерно через тридцать часов вернуть его на прежний курс, тогда он сможет достигнуть нормальной скорости, и не возникнет никаких подозрений. Это, конечно, только теория. Если что-то не получится даже в мелочах…

Она повернулась на вращающемся стуле и посмотрела в лицо Анти.

— Несмотря ни на что хочу вас поздравить.

Анти потупился.

— Ну, моя заслуга невелика, — смущенно пробормотал он, хотя слова Кати сделали его гордым и счастливым, но в то же время сильно смутили.

— Ты сам скоро увидишь, что предложил, Анти. Уже теперь все специалисты разрабатывают твою идею, так что можешь гордиться. Хотя в разработке принимали участие все, идея целиком и полностью принадлежит тебе.

Она посмотрела на часы и встала.

— Пора идти, Анти!

— Уже? — удивился молодой человек. — Подготовительные работы ведь еще не закончены.

Катя понимающе улыбнулась ему.

— Думаешь, доктор Ву оставит нас одних? В течение ближайшего получаса здесь соберутся самые разные люди. Вот увидишь.

Она провела его к окну и протянула темные очки.

— Надень эти очки, чтоб ничего не упустить!

Анти надел очки и, высунувшись в окно, стал разглядывать площадь. Зрелище было весьма впечатляющим. Сначала прибыли три сотрудника доктора Ву с Кунг-фу-дзе. Их доставила ракета, которая, выйдя из силового поля трансфэкса, кружила теперь над лагерем, отыскивая подходящее место для посадки.

Тем временем прибывали и другие люди.

— Верити! — крикнула Катя седовласой женщине, сидевшей в тягаче и вытаскивающей из силового поля длинную цепь прицепов, груженных электронными приборами. — Что ты такое привезла?

— Полный передатчик! — радостно крикнула женщина в ответ. — В крайнем случае, может быть, нам удастся использовать его в качестве источника энергии.

Она увидела Анти, махнула ему рукой и загромыхала на своем тягаче по площади.

Люди и материалы прибывали непрерывным потоком. Коунс тоже сошел с платформы — как всегда, налегке, имея при себе только свой опыт, но этот опыт был куда важнее любых материальных ценностей. Секретные агенты с планет Шива, Цеус, Нью-Перу и многих других прибыли со своими вспомогательными средствами.

Анти глядел на развертывающееся перед ним чудо, и постепенно его охватило чувство глубокого благоговения. Вот что, оказывается, представляла собой организация, к которой он принадлежал, которой посвятил жизнь, организация свободных людей, желающих мира и свободы для всех. По воле всех ее членов, эти люди не признавали ничьей власти, кроме моральных законов. Ни один человек не имел права властвовать над другим. Организация заботилась об общем благе, даже если это было связано с огромной опасностью. Анти теперь хорошо знал, что интересы, объединяющие их всех, основаны на равноправии всех людей.

Это было похоже на выступление армии.

Со всех планет сюда собрались бойцы этого сообщества, чтобы всем вместе встретить опасность. Прибывающие с холодных планет люди, попав в непривычную жару, не позволяли себе понежиться, а, скинув лишнюю одежду, тотчас же принимались за работу. Зато люди с Земли нашли здесь идеальные условия для работы, и им не пришлось приспосабливаться к новым условиям.

На платформу тяжело шлепнулся другой трансфэкс, предназначенный для доставки сюда большого количества солнечного вещества, из которого предполагалось получить нужную энергию. Еще один трансфэкс установили в полярной области, чтобы выхватить чужой корабль из неизмеримой бездны пространства. Как только аппарат перенесет чужаков в предназначенное место, туда же опустится ракета, прибывшая с Кунг-фу-дзе, и, протащив огромные барабаны с кабелями, размотает нитки кабелей, а по ним в считанные секунды будет подана энергия от лагеря до полюса.

Несколько мужчин и женщин, одев космические скафандры и захватив трансфэкс и переносный передатчик, который привезла с собой Верити, вышли на орбиту вокруг планеты.

План был фантастически смелым. Предполагалось, что трансфэкс, выхватив значительное количество вещества из Солнца, передаст его сюда, и над планетой вспыхнет искусственное небольшое солнце, свободно истекающая энергия которого с помощью передатчика будет передаваться вниз и при помощи кабелей подводиться к трансфэксу, установленному на полюсе.

Всюду кипела лихорадочная деятельность. Все знали, как много зависит от удачи их плана, и прилагали героические усилия. Ярослава сразу же по прибытии отвели к биологам, и те извлекли из его одежды несколько бактерий, характерных для Имира, и тотчас высеяли культуры, чтобы безвредные микроорганизмы при помощи мутации превратить в возбудителей болезни.

Солнце зашло, но работы не прекращались. Когда на следующее утро оно снова поднялось над горизонтом, кипучая деятельность была уже в разгаре. Каждый человек хорошо знал, что он должен делать. Все приготовления шли настолько успешно, что вскоре техники могли уже провести первое испытание. Все прошло гладко и вполне удовлетворительно.

С горящими глазами, как во сне, Анти Дриан метался по лагерю, едва в состоянии поверить, что его идея стала ощутимой реальностью. Когда на него снизошло вдохновение, он не думал, во что это выльется. Теперь же, представляя сумму затрат, он ужаснулся.

— Анти!

Услышал свое имя, он обернулся и увидел знакомое лицо: Коунс, направляясь к нему, махал рукой. Анти ответил на приветствие довольно робко: Коунс — известная личность, в то время как сам он всего лишь маленький винтик огромной машины.

— Великолепно! — сказал Коунс, широким жестом указывая на панораму кипучей деятельности множества людей. Больше он не произнес ни слова, но для Анти вполне хватило: он не смел и не мечтал о признании со стороны этого человека.

Из домика доктора Ву вышли несколько человек: сам Ву, Катя, седовласый пожилой мужчина и ослепительно красивая женщина. Катя сделала Анти знак подойти, и тот не заставил себя ждать.

— Значит, ты Анти Дриан, — сказала Фальконетта, с восхищением глядя на Анти лучистыми глазами, так что тот покраснел. — Твой план действительно хорош, однако есть маленькая деталь: что ты будешь делать с чужаками?

— Не вводи его в смущение, — рассмеялась Катя. — Мы уже позаботились обо всем, — она указала на седовласого мужчину. — Это Рам Сингх, лучший психолог, какого можно представить. Он взял на себя проблему воспитания людей.

— Что же мне еще остается? — улыбнулся Рам Сингх. — Я должен убедить чужих в том, что мы не хотим причинить им никакого вреда. Это нелегко сделать, не зная языка, придется пустить в ход знаки и символы. К счастью, у меня уже некоторый опыт, но сначала надо доставить их сюда, на Регис. Во всяком случае, это самое важное предварительное условие.

— Об этом мы позаботимся, — вмешался доктор Ву. — Можно начинать хоть сейчас.

Техник еще раз проверил приемник, который должен улавливать собранный в пучок луч энергии, и кивнул.

Доктор Ву дал знак и, когда все заняли свои места, взял мегафон и поднялся на платформу трансфэкса. Он видел обращенные к нему напряженные лица людей, ожидающих последнего приказа. Ву облизнул внезапно пересохшие губы и почувствовал, как судорожно сжался желудок.

Взглянув на часы, он поднял руку.

— Давай! — его голос взорвал нервную тишину, в которую погрузился лагерь.

Анти дрожал от возбуждения. Теперь станет ясно, действительно ли хорош его план…

Долгое время ничего не происходило, но вдруг Фальконетта схватила его за руку.

— Смотри! — крикнула она, глядя в небо.

Средь бела дня на голубом небе вспыхнула новая звезда, созданная людьми из раскаленного вещества Солнца. Только нужда заставила их заняться этим рискованным фантастическим предприятием.

13

Итак, гигантский труд, потребовавший огромных затрат времени и средств, был завершен в долю секунды.

Трансфэкс, с помощью которого был выхвачен огромный кусок вещества Солнца, мгновенно испарился, но прежде дал возможность вспыхнуть на дневном небе маленькой звезде. Исходящую от этой звезды чудовищную энергию передатчик направил на поверхность планеты. При прохождении через атмосферу энергия частично рассеялась, но все еще оставалась невероятно концентрированной, и приемник выдержал неимоверную температуру всего несколько секунд, после чего расплавился и испарился. Толстые кабели тоже раскалились и сгорели. Как огненные змеи, плясали они на неровной почве, а несколько минут спустя легкий ветер уже гнал прочь черные облачка дыма.

Но самое большое чудо произошло на северном полюсе Региса: находящиеся там люди увидели, как из ничего внезапно возник корабль, который не мог быть построен людьми.

Никто не рассчитывал, что чужой корабль окажется таким огромным, и люди не смогли сдержать испуганных возгласов, когда платформа трансфэкса обрушилась под тяжестью гиганта. Это была трагедия, потому что не существовало другого способа отправить корабль обратно, однако в эти минуты никто не думал об этом. Дело было сделано, только это и имело значение. Грандиозный план был осуществлен.

В первый момент людиудивленно и молча уставились на гигантский корабль, но потом у всех одновременно вырвался вздох облегчения, многие улыбались, хлопали друг друга по плечам. Эйфория длилась до тех пор, пока кому-то в голову не пришла мысль сообщить обо всем в главный лагерь и уведомить доктора Ву о потере большого трансфэкса.

Доктор Ву, приняв сообщение, в задумчивости подошел к Анти.

— И что теперь? — спросил он. — Я тебя предупреждал. Вот и появились вопросы, на которые ты не можешь ответить.

— Почему ты так строг с ним? — удивилась Фальконетта и попросила доктора Ву объяснить, о чем он предупреждал Анти. — Сайд в таком же положении, но он совершенно не отчаивается. Тем более что Анти уже нашел выход, — она повернулась к молодому человеку, улыбаясь доверчиво и ослепительно. — Ну, Анти? Приемник вышел из строя. Как нам теперь попасть на полюс?

— Сейчас узнаю, — сказал Анти, полный служебного рвения, и побежал к техникам.

— Что ты делаешь? — укоризненно спросил Рам Сингх. — Ты совершенно запутала бедного юношу. Будь у него больше времени на раздумье, он, конечно, сообразил бы, что приемник больше не нужен. Наш трансфэкс может доставить нас в любое место, хотя, к сожалению, это тоже требует энергии.

— Анти милый юноша. Ты завидуешь?

Ву пожал плечами.

— Я всего лишь человек и, может быть, немного ревную. У юноши есть способности, которых нет у меня. Я хотел объяснить, что ему предстоит и какие проблемы могут еще встать перед ним.

— Мне кажется, он и сам знает. — Фальконетта посмотрела вслед Анти, но тот уже исчез в одном из домиков. — Глядя на него, я вспомнила первое время моей работы в группе. Он ведь новичок, верно? Если не ошибаюсь, у него богатая внутренняя жизнь, и он сильная личность.

— Да, он всегда поступает так, как считает нужным.

Анти уже спешил обратно, крича на ходу:

— Все идет как надо! Наш трансфэкс без труда доставит нас на север. Одевайтесь потеплее.

Чуть позже они шагали по замерзшей почве и смотрели на чужой корабль, который, как выброшенный на берег кит, лежал в море света прожекторов. Они находились недалеко от места, где совсем недавно откопали доказательства существования чужаков.

Анти испытывал чувство какого-то опасения: что за существа скрываются за обшивкой корабля? О чем думают сейчас создания далекого мира? Имеют ли они вообще представление о том, где находятся? Сориентироваться по звездам можно только если они сами хоть раз побывали на Регисе или имели звездную карту этого района Галактики.

В лихорадочном возбуждении люди ждали, когда доктор Ву подойдет к кораблю и осмотрит его со всех сторон. Большой прожектор высвечивал едва заметные контуры люка.

В общих чертах корабль этот не сильно отличался от кораблей землян, что совсем не удивительно, потому что любые разумные существа в конце концов подчинялись одним и тем же физическим законам, справедливым повсюду. Способ перемещения тоже, казалось, существенно не отличался от земного. И все же, несмотря на внешнее подобие, этот корабль казался чужим, угрюмым и угрожающим. У Анти возникло то же странное ощущение, что и в тот момент, когда он выкопал катодную трубку.

Конечно, в ожидании исторического события люди строили всевозможные предположения, и теперь, когда это, наконец, свершилось и предстояла встреча с чужим разумом, Анти был доволен, что и он внес свой вклад в общее дело: именно предложенный Анти способ встречи с чужими разумными существами позволял не опасаться чрезмерно этих существ, у которых, должно быть, все еще скованы страхом руки и ноги.

Ирония судьбы заключалась в том, что для установления дружеского сотрудничества людям пришлось прибегнуть к таким жестоким мерам, но все признавали необходимость этих мер, однако никто не знал, как чужаки будут вести себя.

Рам и Фальконетта горячо спорили о том, как объяснить чужакам мирные намерения людей. Анти охотно приблизился бы к этим двоим, потому что его живо интересовала тема, но, испытывая к этим двоим чувство благоговения, не осмеливался подойти.

Ву, закончив обход, присоединился в Раму и Фальконетте.

— Ну, что-нибудь придумали?

— Кажется, да, — Рам Сингх кивнул. — Мы будем выжидать и предоставим инициативу чужакам, так можно лучше понять их образ мышления. Конечно, некоторое время придется подождать. Существа там, внутри, должны привыкнуть к своему положению, а они, вероятно, до сих пор не понимают, что с ними произошло.

— Вам виднее, — сказал доктор Ву. — Во всяком случае, мне это подходит: буду по очереди отправлять людей в главный лагерь, чтобы они смогли отдохнуть после напряжения последних часов.

Потом, взглянув на Анти, добавил:

— А как быть с тобой? Ты же полностью выдохся.

— Я хочу остаться здесь и понаблюдать за дальнейшими событиями, ответил Анти.

— Он заслужил это, — пришла ему на помощь Фальконетта, заметив колебания Ву.

Доктор Ву согласно кивнул и вернулся к своим делам.

Шли часы. Анти охотно вернулся бы в тепло главного лагеря и отдохнул, потому что больше ничего не происходило. Биохимики, которые уже вывели свои культуры, теперь опасались, что им не хватит времени, чтобы изготовить искусственные копии членов экипажа. У специалистов по обеспечению тоже хватало забот: кто знает, в чем нуждаются чужаки. Может быть, придется выгружать находящиеся на корабле припасы.

Катя рассчитала тот предел времени, в который они должны уложиться. Чтобы не возбуждать подозрений, захваченный корабль надо поместить в ту точку пространства, которой он достиг бы к этому моменту естественным путем. Чем больше проходило времени, тем дальше отодвигалась нужная точка. Скоро наступит критическая граница, потому что находящаяся в их распоряжении энергия не безгранична.

Шесть часов прошли в нетерпеливом ожидании.

Наконец Ву созвал людей на совещание, чтобы обсудить ситуацию. Они собрались под защитой одной из скал, где не так допекало солнце. Рам, Фальконетта и Коунс были основными докладчиками, остальные, затаив дыхание, слушали их.

Ву резюмировал мнения.

— Есть две возможности, — сказал он задумчиво. — Или экипаж настолько парализован шоком, что не способен действовать, или наше вмешательство причинило вред существам, потому что мы не смогли предусмотреть все. Вторая возможность кажется мне более вероятной. Ждать больше нельзя, пора что-то предпринять. Весь вопрос в том, что надо сделать.

— Мы должны посмотреть на чужаков, — предложил Анти, чувствующий себя теперь более решительно и свободно. С тех пор, как он предложил свою первую идею, его уверенность в себе возросла. Он больше не был новичком, на которого взваливали всю черную работу, теперь он стал самостоятельно действующим и всеми уважаемым членом могучей организации.

— Как ты это себе представляешь? — спросил Ву.

— Очень просто, — ответил Анти. — С помощью трансфэкса одного из нас надо отправить на корабль. Я готов предложить для этого самого себя.

Присутствующие, переглядываясь, обдумывали предложение. Коунс, задумавшись всего на мгновение, кивнул.

— Это, кажется, самый лучший выход, — сказал он.

При помощи ультразвука было обнаружено подходящее пустое помещение на корме чужого корабля — большой, наполовину пустой склад, как нельзя лучше подходящий для тайного вторжения.

Когда Анти открыл глаза, он висел в воздухе в тридцати сантиметрах над полом, и это было удачей, потому что при материализации очень важно было попасть в пустое пространство. Если бы в расчеты вкралась ошибка, он мог оказаться впечатанным в твердый материал, откуда не выбраться без посторонней помощи. Кроме того, существовала опасность взрыва.

Грохнувшись на пол, Анти подумал, что звук от его падения прокатился, наверное, по всей Вселенной. Он инстинктивно заполз в угол и замер там, прислушиваясь, не сомневаясь, что сейчас кто-нибудь явится на шум. Но ничего не произошло, и он решился включить свой карманный фонарик и взглянуть куда он попал.

Луч фонарика скользнул по полкам, заставленным бесчисленными плоскими сосудами, часть их которых попадали на пол при его «приземлении». Когда Анти отважился выбраться из своего угла, ему то и дело приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на свалившиеся посудины.

С дверным запором Анти справился легко, дверь бесшумно скользнула в сторону, открыв длинный коридор, освещенный красноватым светом, что не удивило Анти, так как чужаки предпочитали системы красных звезд.

Анти, крадучись, пробирался вперед, прислушиваясь и стараясь избегать всякого шума. Состав атмосферы внутри корабля не вызывал опасений: чужаки дышали почти таким же воздухом, как и земляне, хотя температура была значительно ниже. Анти замерз, но не знал, холод или страх заставлял дрожать его руки и ноги. Нос улавливал знакомый запах — аммиака и серы.

В четырех метрах впереди находился поперечный коридор. Анти уже собирался свернуть туда, как вдруг послышался шум. Он плотно прижался к стене и тут увидел чужаков, спешащих к пересечению коридоров. Существа несли с собой предметы, назначения которых Анти не сумел понять. Вероятно, те так торопились, что не заметили вторгшегося к ним человека, хотя пробежали буквально в двух метрах от пытавшегося вдавиться в стенку Анти.

Итак, экипаж корабля не был ни парализован, ни психически подавлен. Но тогда почему они молчали? Почему не дали о себе знать сразу после посадки?

Внезапно в поперечном коридоре вспыхнул яркий желтый свет, и сразу же Анти ощутил дуновение холодного воздуха. По-видимому, чужаки открыли шлюзовый отсек.

Анти был немного разочарован. Выходит, он не первый человек, который столкнется с чужаками лицом к лицу, с глазу на глаз? Но делать нечего остановился и стал ждать, что будет дальше.

Раздался треск, и сразу еще раз, и еще. Послышался странный крик, и мимо Анти, по поперечному коридору, пробежали несколько существ. Теперь он гораздо лучше разглядел то, что они несли: длинные трубки, окруженные маленькими, насаженными на них цилиндрами. Это, несомненно, было оружие.

Едва поняв это, Анти отчаянно вскрикнул и со всех ног помчался вперед. Достигнув перекрестка, он увидел, как чужаки через шлюзовой отсек выбегали наружу. Одно из существ, опустившись на колено, тщательно целилось во что-то, чего Анти не удалось разглядеть. Раздался звук выстрела и сразу вслед за ним ликующий крик радости.

Потом, заметив, видимо, движение Анти, существо это, одетое в бронированную одежду, повернулось и обнаружило позади себя незваного гостя. Прежде чем Анти успел что-нибудь предпринять, чужак вскинул оружие и выстрелил в юношу.

Анти почувствовал ужасную боль в груди, как будто она внезапно лопнула, и, теряя равновесие, упал, успев еще увидеть невыносимо яркий свет и услышав вой трех ракет с Кунг-фу-дзе, которые доктор Ву предусмотрительно поднял в воздух. Ракеты с воем приближались, но чем это кончилось — Анти так никогда и не узнал, потому что он умер…

14

— Никогда не думал, что когда-нибудь буду чувствовать себя так скверно, — сказал доктор Ву со свойственной ему откровенностью.

Коунс, кивнув, оглядел поле боя.

Оба они, покрытые грязью и мокрые от пота, стояли возле двух уцелевших прожекторов. Нападавшие уничтожили все остальные прожекторы, но и двух было достаточно, чтобы осветить местность.

— Довольно неудачное начало предполагаемого братства, — горько заметил Коунс. — Кто-нибудь знает, что случилось с Анти?

— Я послал группу обыскать корабль.

— Надеюсь ему не причинили вреда, — вздохнул Коунс вытирая со лба пот.

— Нападение произошло внезапно, — сказал доктор Ву. — У нас восемнадцать убитых и несколько тяжело раненых. Их сейчас осматривают врачи, они должны решить, кого еще стоит штопать, а кому лучше позволить умереть, чтобы он мог начать сначала. Положение пока весьма неопределенно. Я так и не знаю точно, что же все-таки произошло.

— Я все видел, — сказал Коунс. — Они открыли шлюзовой отсек и сейчас же напали. Пока один стрелял, другие выпрыгивали из корабля. По-видимому, они считали, что все потеряно, и решили продать свои жизни как можно дороже.

— Если бы знать, почему они приняли нас за врагов, — задумчиво протянул Ву, — ведь они, кажется, ни на мгновение не усомнились в этом.

Посланная на корабль группа вышла наружу, осторожно опустив на землю тело Анти. Два человека тащили какой-то непонятный предмет. Они захватили также несколько приборов и кое-что из припасов и все это сложили рядом с кораблем.

— Бедный парень! — вздохнул Ву. — Как бы я хотел избежать бы этого, но, увы, мы должны были защищаться.

— Нельзя упрекать себя, Ву, — голос Коунса был тверд. — Мы же не могли позволить захватить себя, а нападающие были весьма агрессивны. Сколько их уцелело?

— Один-единственный. Молодой. Он внизу, в палатке, им занимаются врачи, но до сих пор с ним не удалось установить никакого контакта, хотя специалисты-электронщики даже приспособили для этой цели компьютер. Взаимопонимание возможно только в случае, если чужак не будет так упрям.

— А что мы сделаем с кораблем?

— При нынешних обстоятельствах ничего не сделать, просто ничего. Решено, что мы неузнаваемо обезобразим трупы болезнью и выведем корабль на старый курс. Кроме того, в машинное отделение поместим огромный камень. При помощи трансфэкса сделать это не составит никакого труда. Я думаю, это заставит чужаков воздержаться от посылки еще одной экспедиции и дальнейших боевых действий.

Из динамика донесся голос вызывающий доктора Ву, которому приходилось беспокоиться обо всем.

Коунс, оставшись один, угрюмо смотрел на залитое призрачным светом прожекторов поле боя. Встреча с чужой цивилизацией не особенно обнадеживала. Коунс, как и остальные люди, твердо рассчитывал, что им удастся установить мирные отношения, поэтому разочарование и было таким горьким. Столкновение недвусмысленно показало, что чужаки агрессивны по своей природе.

Коунс вздохнул. Теперь, несомненно, следует использовать все средства защиты. Большой трансфэкс постоянно должен поддерживаться в состоянии готовности, чтобы в любой момент поймать корабль чужаков в случае вторжения.

Пока Коунс обдумывал ситуацию, его товарищи занимались своей работой. Огромная каменная глыба, впечатанная в металл антигравитационного двигателя, вызвала ужасный взрыв, во время которого помещенные в корабль трупы были изувечены еще больше. При таких обстоятельствах можно было вообще отказаться от заражения бактериями. Никто не смог бы обнаружить, что экипаж уничтожен струей огня, все подумали бы, что он погиб при взрыве двигателей. Кроме того, часть внешней обшивки корабля была сорвана. Эта огромная дыра могла объяснить отсутствие одного из членов экипажа.

Ракеты снова проложили кабель, снова вспыхнула маленькая звезда. Тщательная проверка показала, что большой трансфэкс, сломавшийся при посадке космического корабля, сможет еще раз выполнить свое предназначение.

Прошло немного времени — и все было кончено: корабль снова оказался на своем старом курсе. Чужакам придется поломать голову над состоянием корабля и таинственной гибелью его экипажа.

Коунс пошатнулся. Он устал и чувствовал себя разбитым, но предстояло сделать еще многое, чего нельзя было поручить другим. Там, в палатке, находился один-единственный оставшийся в живых член экипажа, от которого, возможно, зависело, удастся ли когда-нибудь наладить сотрудничество с другой цивилизацией.

В красноватом свете, привычном для глаз чужаков, на носилках лежал единственный уцелевший в битве пленник. Коунс внимательно рассмотрел его фигуру и не нашел ее ни отвратительной, ни прекрасной. Перед ним лежало приземистое плотное тело с толстыми руками и ногами. Во всяком случае, ничего отталкивающего в нем не было.

— Кто его связал? — рявкнул Коунс, указывая на крепкие ремни, стягивающие раненого.

— Нам ничего не оставалось, — стал защищаться биолог, — мы должны были обработать его раны.

— Все равно так нельзя! — возмутился Коунс. — Или вы совсем потеряли разум? — он нагнулся над носилками и развязал ремни. — Теперь можете работать дальше.

Биолог неохотно повиновался и испуганно отскочил назад, когда пленник зашевелился.

— Работайте! — приказал Коунс. — Он должен понять, что мы хотим ему помочь.

Глядя на плоское лицо чужака, который устремил на него взгляд, Коунс спросил себя: «А что бы я подумал?». Но сравнение было неудачным, ведь молодой человек на носилках, возможно, был натравлен на землян и никому не доверял. Коунс видел цветные символы на коже пленников. Что это были за символы? Какое они имели значение? Но пока эти вопросы надо отложить, потому что сначала предстояло решить более насущные проблемы.

Освобождение от пут сотворило чудо. Пленник немного сместился, но только для того, чтобы облегчить работу врача. Коунс, довольный этим маленьким успехом, повернулся к лингвисту, который все еще работал с компьютером.

— Как там у вас?

Техником оказалась молодая женщина, с Земли. Она обернулась и покачала головой.

— Никак, — в голосе ее слышалось отчаяние. — Мы знаем, что они пользуются речью, они разговаривали во время боя, но пленник не издал ни одного звука, так что нам не за что зацепиться.

— И все же попытайтесь еще, — устало сказал Коунс.

Он еще раз взглянул на пленника и вышел, чувствуя себя слабым и утомленным. В таком состоянии можно только наделать уйму ошибок. Жаль, что он накричал на биолога. Конечно, тот допустил безобразную ошибку, но ни в коем случае нельзя было разговаривать с ним так грубо. Коунс решил сначала отдохнуть и собраться с силами.

Под защитой нескольких ящиков он соорудил из одолженной ему одежды нечто вроде ложа, опустился на него и мгновенно заснул.

Когда Коунс проснулся, было еще темно, над головой мерцали звезды. Значит, сейчас примерно середина ночи. Короткий, но глубокий сон освежил его. Он поднялся и осмотрелся.

Все вокруг совершенно изменилось, временные домики исчезли. По-видимому, люди вернулись в главный лагерь, чтобы отдохнуть, оставив на всякий случай маленький аварийный трансфэкс.

Коунс направился к аппарату, но вдруг остановился, ослепленный, заслонив ладонью глаза, чтобы понять, кто это выходит из силового поля, услышав знакомый голос:

— У тебя все в порядке, Сайд?

— Конечно, Фальконетта. Я отдыхал. Что в главном лагере?

— Мы здесь для того, чтобы возместить убытки. Рам Сингх должен вернуться на Землю, и мне бы тоже надо с ним, но я лучше останусь здесь, чтобы позаботиться о нашем пленнике.

— Ладно. Ну, теперь я полностью проснулся. Идем же туда!

Пленник все еще тихо лежал на носилках, широко открытыми глазами следя за окружающими. Врачи ушли, оставив его на попечение одной из молодых девушек. Лингвист и один из механиков все еще работали с компьютером. Три молодых человека принесли в палатку припасы, найденные на чужом корабле, а также миску с растаявшим льдом. На все вопросы они только качали головами.

— Он не реагирует ни на что, — объяснил один их трех. — Ничего не ест, не пьет, не издает ни звука.

— А как с компьютером?

— Специалисты сделали все возможное, но им нужен ключ, парень же не произнес ни слова.

Фальконетта внезапно хлопнула себя по лбу.

— Идиоты! — воскликнула она. — Может быть, бедный парень думает, что все эти люди стерегут его. Все должны выйти отсюда!

— Мы не можем оставить тебя здесь одну, — испуганно сказал молодой человек. — Кто знает, что в состоянии сделать чужак?

— Какой вред он может причинить мне? В худшем случае — убить меня, возразила Фальконетта. — Теперь уходите, а мы с ним попытаемся продвинуться вперед!

Все глаза обратились к Коунсу, и тот, не долго думая, кивнул в знак согласия. Лингвист и техник были откровенно рады получить передышку и с готовностью покинули помещение.

Освеженные ночной прохладой, они скоро окончательно пришли в себя и стали задавать Коунсу вопросы.

— Правильно ли она поступает, хорошо ли все обдумала? — озабоченно спросил техник.

— Конечно, хорошо, — ответил Коунс. — На Фальконетту можно полностью положиться.

Однако, несмотря на свою уверенность, ему и самому казалось, что Фальконетта слишком уж долго задерживается с пленником.

Наконец, после длительного ожидания, показавшегося всем бесконечным, дверь открылась, и пленник с трудом, хромая, вышел наружу. Его массивная рука опиралась на плечо Фальконетты.

Девушка отклонила всякую помощь, потому что ее подзащитный ни в коем случае не должен был больше пугаться. Она осторожно усадила его на ящик, и он не высказал никакого сопротивления. Осмотревшись и обнаружив, что корабль исчез, а он остался один в окружении представителей чужой расы, пленник не смог скрыть отчаяния.

Однако Коунс был счастлив. Чужак принял помощь Фальконетты. Это была победа. Коунс бросил на Фальконетту взгляд, который выразил больше, чем тысяча сказанных слов.

Все еще молчали, когда силовое поле трансфэкса вдруг засветилось. Пленник удивленно отступил.

С платформы спустился незнакомый человек и медленно побежал к ним. Движения его были неуверенны, словно он только что научился держаться на ногах. Через несколько шагов незнакомец остановился и уставился на собравшихся. Его беспокойство медленно сменилось неприкрытым удивлением.

Фальконетта подошла к нему и поздоровалась.

— Хэлло, Анти, — сказала она. — Смерть, конечно, была для тебя сильнейшим шоком.

15

После пребывания на полюсе главный лагерь показался Коунсу почти невыносимым пеклом.

— Собственно, мы должны быть довольны, ведь некоторый успех достигнут: пленник больше не замыкается в себе. Конечно, его имя выговорить невозможно, и пришлось дать ему новое, а поскольку он легко выговаривает слово «друг», мы решили так его и называть. Впрочем, это может иметь благоприятные последствия, если ему когда-нибудь удастся научиться понимать нашу речь.

Он взял еще один сандвич с тарелки, стоящей на письменном столе Ву, и жадно проглотил его.

— Все это замечательно. Но когда же мы начнем заниматься с ним? спросила Катя. — Нельзя же держать его здесь, на Регисе, в изоляции, но нельзя и отправить его на Землю, — она откинулась назад, положив ногу на ногу, и вопросительно взглянула на присутствующих.

— Можно сделать из него своего рода посла, — предложил Ву. — Но прежде всего надо удержать его здесь. Позже, когда наступит подходящее время, мы отправим его домой, чтобы он мог рассказать своим о наших дружеских намерениях.

— Это все дела будущего, — вмешался Коунс. — К сожалению, в настоящее время перед нами стоят очень серьезные проблемы. Чужие, конечно, не останутся равнодушными, обнаружив, что один из их кораблей вернулся с мертвым экипажем и полностью разрушенным машинным отделением. Они отправят новую экспедицию, чтобы выяснить причины несчастья, и, конечно, снова полетят прямо на Имир. Им нужна эта планета, потому что она предоставляет идеальные условия для жизни.

— Но в следующий раз мы уже будем подготовлены, и нам не придется импровизировать. Наученные горьким опытом, мы не должны идти ни на какой риск, если не хотим загубить все дело. На этот раз все обошлось еще более или менее ничего, но в следующий…

— Анти Дриан, по-видимому, придерживается на этот счет другого мнения, — перебила Катя. — На его взгляд, все предприятие было сплошной ошибкой. Если чужие сочли, что они вынуждены защищать себя, значит, мы допустили где-то ошибку.

Коунс проглотил последний сандвич. Теперь он был сыт, а потому в хорошем настроении.

— Анти, конечно, представляет для нас проблему, но есть вещи и похуже.

Ву серьезно кивнул.

— Его теперешняя депрессия снова привела в шоку. Я, похоже, ошибся в предположениях, поскольку ожидал совсем другой реакции. Пройдет много времени, прежде чем он снова обретет прежнее самообладание. А жаль. У него светлая голова, и он мог бы быть полезен.

— Состояние Анти меня больше не беспокоит, — самоуверенно заявил Коунс. — Я уже знаю, как привести его в чувство: едва он начнет привыкать к своему новому телу, мы поручим ему важное задание. Только так он обретет уверенность в себе.

Никто и представить себе не мог, что на уме у Коунса уже есть определенное задание для юноши. Даже Ву не стал больше говорить об этом и сменил тему.

— Нельзя же вечно уводить чужаков от Имира, — заметил он задумчиво, хотя пока, конечно, мы вынуждены будем предотвращать каждую их попытку высадится и, если потребуется, даже с применением силы. Но следует как можно быстрее привести в исполнение наши планы. Мы должны переселить оттуда все население планеты.

Коунс, соглашаясь, кивнул.

— Мне бы хотелось еще раз в общих чертах обрисовать нашу задачу. Наибольшая сложность заключается в том, что планета Имир заселена людьми, которые не имеют ни малейшей склонности встречаться с представителями чужой расы, не говоря уж о том, чтобы принимать их у себя. С другой стороны, для чужаков Имир — это идеальные условия жизни, потому они и сконцентрировали на нем все свое внимание. Решение проблемы надо искать в том, что, хотя планета Имир и заселена, условия жизни на ней весьма неблагоприятны и она не годится для проживания людей.

Окинув присутствующих внимательным взглядом, Коунс продолжал:

— Что же теперь является нашей целью? Мы хотим сплотить всех людей в единое общество и преодолеть возникшую в последние столетия разобщенность. Это трудная задача, потому что разные планеты заселены разными человеческими обществами, которые в результате длительной изоляции выработали весьма своеобразные воззрения. Мы должны воспитывать в людях известную терпимость, чтобы подготовить их, рано или поздно, к неизбежной встрече с другими разумными существами. Чем лучше будут подготовлены люди, тем легче им будет жить в новых условиях. Этой цели можно достигнуть сравнительно просто. Мы отдадим чужакам Имир, доказав тем самым наши добрые намерения. На самом деле это не такая уж крупная жертва, потому что Имир для людей, несомненно, слишком холодная планета. Расселение же десяти миллионов имирцев по другим населенным планетам окажет благоприятное воздействие на всех.

Коунс заметил скучающие взгляды слушателей, но твердо продолжал гнуть свое:

— Мы мощная организация, и в нашем распоряжении есть особые технические средства, но наших сил все-таки недостаточно, чтобы в одиночку решить эту грандиозную задачу. К счастью, Бассет располагает невероятными возможностями, вспомогательной техникой и достаточным количеством людей. Кроме того, он преследует ту же цель, хотя и по другим причинам. Итак, мы должны заставить его включить нас в свои планы. Но он согласится лишь в том случае, если почувствует наше духовное превосходство, а в сложившейся ситуации едва ли можно в этом усомниться.

— Мы все это отлично знаем, — недовольно вставил Ву.

Однако Коунс не замолчал.

— В течение ближайших месяцев предстоит решить одну дополнительную проблему: убедить правительства населенных планет в том, что им необходимо принять примерно по триста тысяч имирцев. Если заполучить на нашу сторону Бассета, с Землей у нас трудностей почти не будет. Другие же планеты пока под вопросом. Как, например, отреагирует правительство вашей родной планеты? — Коунс повернул лицо к Ву.

— Боюсь, что не могу отвечать за правительство Кунг-фу-дзе. У нас есть определенные традиции… у нас репутация особенно старательного народа, и мы не бессердечные люди. Если предложить правительству принять триста тысяч прилежных и трудолюбивых людей, оно, конечно, не будет колебаться слишком долго, потому что планета получит определенную выгоду. А Бассет не может гарантировать это в отношении Земли. Земляне избалованы, тогда как имирцы более чем скромны.

— Верно. Речь идет о том, чтобы определенную группу людей доставить на определенную планету, причем группы не должны сильно отличаться друг от друга, иначе может возникнуть напряженная обстановка. Скорее всего, Бассет не обратит внимания на этот важнейший пункт.

— Мне кажется, я вижу небольшой проблеск, — Катя с облегчением вздохнула. — Впервые с момента начала нашей работы, я поверила в возможность успеха. Наши планы настолько разумны, что просто не могут вызвать отказа.

Ву не был так оптимистичен.

— Дело постепенно приобретает прочную основу, — сказал он. Вероятность успеха, конечно велика, но впереди еще масса препятствий. Нельзя забывать, что большинство людей не разделяют наших взглядов и целиком погружены в мир собственных узких интересов.

Выполнив задачу, члены организации покидали Регис, отправляясь на свои родные планеты. Большой трансфэкс работал беспрерывно. Люди, рискуя жизнью, откликнулись на зов, а теперь возвращались назад, к обычному образу жизни, к привычному одиночеству, потому что они были посвящены в тайну, которой не могли поделиться ни с одним человеком.

Некоторые были молодыми, другие, например Рам Сингх и Верити, пожилыми, убеленными сединами людьми, но всех их роднила вера в общие идеалы. Дома их ждала обычная работа — ученых, врачей, техников и администраторов, но они не имели права ничего рассказывать ни друзьям, ни родственникам о своем кратковременном путешествии на Регис.

Коунс терпеливо ждал своей очереди отправиться в путь. Иногда с ним здоровались, но он ограничивался только молчаливым жестом, погруженный в свои мысли. Многое приходило ему в голову: события, которые произошли давным-давно, задания, которые предстояло выполнить в будущем… Триста лет — огромный промежуток времени, думал он. Триста лет нужно было ждать результатов, а это действовало на нервы, к тому же поведение чужаков спутало все планы. Они дрались ожесточенно и даже не сделали попытки вступить в контакт. Едва ли можно было сомневаться, что те, которые прибудут вслед за ними, будут поступать иначе. Надежда на быстрое и дружеское взаимопонимание исчезла окончательно. Коунс сознавал опасность, грозящую человечеству, и надеялся, что несчастье еще можно предотвратить. Но так же легко могла вспыхнуть большая кровопролитная война. А пока конфликт только случайно ограничился всего лишь одним боевым действием.

Сначала нужно завоевать доверие. А люди до сих пор все еще не научились переносить даже друг друга, так разве можно ожидать, что они станут доверять чуждой им форме разумной жизни! Чужаки тоже не доверились людям, предпочитая пожертвовать собой. Вероятно, у них вызвал шок способ посадки корабля. Коунс задумался о своем собственном прошлом. Сначала он не доверял ни одному человеку, но, скоро понял, что доверие совершенно необходимо, потому что без него невозможна никакая успешная совместная работа.

Когда Коунс поднялся на платформу трансфэкса и ступил в приемник, мысли его все витали в прошлом. Он вспомнил, как случайно сделал открытие, которое разрушило все преграды, связанные с огромными расстояниями, и даже обещало вечную жизнь. Перед его мысленным взором возник стол, а на нем исписанные математическими формулами листы бумаги.

К тому времени, когда он открыл закон гиперфотонной энергии, движение за переселение на другие планеты достигло на Земле кульминации. Все недовольные искали свободные миры и, объединяясь в группы, начинали создавать новые формы человеческих обществ.

Открытие потрясло Коунса, когда он постепенно осознал его невероятное значение и фантастические возможности. Но пока все оставалось на стадии идей. Технические трудности реализации были огромны, хотя и преодолимы. Открытие широко распахивало двери миров, давая возможность свободно переноситься куда угодно. Построив достаточно достаточно большие передатчик и приемник и обладая нужным количеством энергии, можно было передать любую материю в любую точку Вселенной, да и вся Вселенная сильно уменьшилась, так как расстояния теперь потеряли смысл.

Но открытие приносило и еще одно, гораздо более важное знание: все передаваемые предметы раскладываются на ряды электрических импульсов, а потом, по желанию, материализуются снова, а это уже не что иное как бессмертие!

В одну-единственную ночь Коунс осознал все невероятные возможности, а также все опасности своего открытия. Он давно был убежден, что во Вселенной существуют и другие разумные существа, и теперь можно было с ними реально встретиться. Но встреча с чужим разумом неизбежно вела к непоправимой катастрофе: как могли люди, которые не доверяли даже самим себе, доверять другой форме жизни? Они испугаются и будут искать защиту против воображаемой опасности.

Выводы подействовали на Коунса крайне угнетающе. Но он не был убежден, что открытие неповторимо и его удастся вечно хранить в тайне. Кто-нибудь другой, так же как и Коунс, случайно откроет этот закон, не испытывая угрызений совести или просто не поняв его последствий.

В решающую ночь своей жизни Коунс дал себе клятву и с тех пор неукоснительно соблюдал ее: он хотел улучшить человечество и сделать счастливым его будущее.

С самого начала он принял за правило поступать со всеми остальными так же, как он сам поступил бы с собой. К примеру, ни один убитый член его организации не имел права снова получить свое прежнее тело. Только благодаря этому стало возможным обезопасить организацию от случайного раскрытия тайны. Никто не должен был сам искать себе новое тело, этим занимались другие, специально предназначенные люди.

Искра была зажжена. Коунс не удивился, обнаружив, что может доверять другим людям — людям, которые, как он знал, испытывают необходимость во многом, полны недостатков и нуждаются в помощи.

Тем временем вокруг него собрались тысячи его товарищей по устремлениям, и Коунс с возрастающей тщательностью подбирал новых членов в организацию, сознавая свою ответственность. Он знал тайну, которая могла подарить людям вечную жизнь, но поделился тайной только с немногими, особенно близкими ему людьми, целиком разделяющими его идеи. Он как бы присвоил себе функции бога, но сделал это единственно потому, что человечество просто еще не созрело для решения таких вопросов. Только лучшие люди должны получить вечную жизнь, чтобы направить свои силы на воплощение идеи всеобщего братства.

Коунс думал о Ву, Кате, Раме, Фальконетте, Верити и Ярославе, но особенно об Анти Дриане, у которого обнаружились такие выдающиеся способности. Может быть, Анти — тот человек, который со временем переложит на себя всю ответственность, освободив его, Коунса. Он устал. Долгая жизнь имела свои теневые стороны, особенно если нести на себе бремя ответственности за человечество. Коунс тосковал по спокойствию, по Нирване…

16

Две недели спустя Энни Заток отказалась от всякого сопротивления. У нее больше не осталось собственных мыслей. Правда, в глазах еще светился намек на личность, но все в ней погасло, было вытравлено и вымыто. Она казалась роботом, реагирующим только на внешние раздражители.

Она пережила многое, чего так и не смогла понять. Ей не было причинено никакой боли, но стыд полной обнаженности души, насильственного выявления самых тайных мыслей был еще хуже.

Мучитель-психолог с равнодушной жестокостью вторгался в самые темные тайники ее подсознания, вытаскивая на поверхность каждый росток мысли, каждое когда-нибудь возникшее чувство. Они отняли у нее душу.

Помещение, в котором ей пришлось жить в течение нескольких недель, было не жилой комнатой, а лабораторией. Вдоль белых стен стояли компьютеры, электроэнцефалографы, множество других приборов, с помощью которых ее мучили день и ночь. Особый прибор испускал ритмично меняющиеся световые импульсы, доводившие ее почти до сумасшествия.

Энни сидела на своей постели и пустыми глазами смотрела на маленького человечка, которого называли Бассетом. Человечек приходил все чаще и становился все нетерпеливее. Энни, хотя и была полностью выжата, инстинктивно чувствовала, что за все происходящее с ней в ответе именно Бассет, поэтому в ее глазах внезапно вспыхнула ненависть — единственное чувство, на какое она еще оказалась способной.

— Больше из нее ничего не выжать, — сказал доктор Голд. — Мы знаем больше, чем она сама.

— Но этого мало, — буркнул Бассет.

— Во всяком случае, от нее мы больше ничего не добьемся, — настаивал Голд. — Вы сказали, что вам хотелось бы узнать, и я сконцентрировал на этом все усилия. Но против факта не попрешь: нельзя вытянуть из девушки больше, чем знает она.

Бассет, выругавшись, вскочил и заметался по комнате, временами бросая взгляд на Энни, которая в ответ только моргала.

— Но я должен знать! — в бешенстве повторял он.

Доктор Голд устало провел рукой по глазам.

— От девушки больше нечего узнавать. Нам уже известно все, что доступно среднему имирцу. И тут уж ничего не поделаешь при всем желании.

Бассет в ярости отвернулся.

— Существует еще один способ, — рявкнул он.

Он вернулся обратно в бюро и вызвал свою секретаршу. Бассет ненавидел сам себя: то, что его люди сделали с Энни, ни в коей мере не оставило его равнодушным.

— Вызовите рекламный отдел и узнайте, что в данный момент наиболее актуально. Потом свяжитесь с Видео Индии и закажите контракт на длинную передачу. И еще нам нужна пара минут в шоу Фальконетты.

Секретарша, достаточно долго служившая у Бассета и привыкшая к его желаниям, иногда довольно странным, не выказала никакого удивления, кивнула и вышла в приемную.

Полчаса спустя она уже стояла перед письменным столом Бассета и докладывала о выполнении задания, как вдруг по телекоммуникатору раздался возбужденный голос Голда:

— Энни исчезла! — сообщил он в полной прострации. — Она исчезла из запертой комнаты без окон! Не знаю, что и думать.

Бассет не ответил. Выключив связь, он уставился сквозь большое окно на крыши Рио, понимая что произошло: те, другие, оказались очень хитрыми. Бассет поневоле должен был согласиться, что попался на их трюк, но решил доказать этим другим, что кое-кто и похитрее…

В это утро Бассет очень рано приехал в свой огромный дом, воздвигнутый на самом дорогом участке земли в Рио. Когда слуги сообщили о прибытии посетителя, Бассет не удивился, узнав человека, который однажды поразил его.

— Добрый вечер, — сказал Коунс, улыбаясь. — Не хотите ли присесть?

Бассет остался стоять, рассматривая посетителя.

— Вы чувствуете себя на высоте, не так ли? — спросил он сердито. — К сожалению, мне приходится признать ваши способности. Я действительно клюнул на приманку.

Коунс дал своему собеседнику время подумать и, усмехнувшись, сказал:

— Хорошо, что вы все это понимаете, Бассет. Но не будем терять времени и, вместо того чтобы говорить о прошлом, обратимся к будущему.

Бассет, с трудом сохраняя самообладание, опустился в кресло и не особенно дружелюбно уставился на своего гостя.

— Ладно, — кивнул он. — Вы утверждаете, что решение нашей проблемы нужно искать на Имире. Так вот: или вы меня обманываете, или мои люди не способны ни на что. Что, по-вашему, правильно?

— Ни то, ни другое, — спокойно ответил Коунс. — Прошу простить, что не посвящаю вас в детали и не объясняю, почему придаю такое значение нашей совместной работе, но хочу сказать следующее. Мы преследуем примерно одинаковые цели и поэтому должны работать вместе. Мы нуждаемся в вашей помощи и поэтому указываем, что вы действуете неправильно. Вы предполагаете, что, неизвестно почему, ваши планы трудно осуществить, но не догадываетесь, что они просто ошибочны. Один из ответов я могу дать вам прямо сейчас. По сравнению с жителями колоний земляне прямо-таки ленивы. Кроме того, они думают непосредственно о целях, к которым стремятся, забывая о том, какую решающую роль играет прошлое.

Коунс, прищурившись, наблюдал за реакцией Бассета.

— Вы были на Бореасе и, согласен, достигли там частичного успеха, но настоящего перелома вам до сих пор добиться не удалось. Могу объяснить почему. Людям на Бореасе нужна помощь. Но вы хотите оказать ее только в том случае, если они примут переселенцев с Земли. Ну, а земляне избалованы, и у них огромные запросы. Кроме того, они не очень-то хотят работать ради обеспечения своего благосостояния. Здесь, на Земле, они пользуются плодами трудов своих предков, в их распоряжении веками создававшаяся техника. Вне Земли все обстоит совершенно иначе, и не приходится надеяться, что колонисты встретят каждого землянина с распростертыми объятиями.

— А как насчет решения этой проблемы? — осведомился Бассет.

— Об этом я и хочу сказать. Если бы вы предложили свои услуги переселенцам с Имира, дело приняло бы совсем другой оборот. Эти люди, хотя и малокультурны, трудолюбивы и без особых запросов.

Бассет, достаточно умный, чтобы тотчас же ухватить суть этого предложения, невольно улыбнулся.

— Вы правы. Никому в голову не придет рассматривать имирцев как угрозу устоявшемуся порядку вещей. Такое переселение, хотя и вызовет множество изменений, только расширит духовный кругозор колонистов.

— Не питайте иллюзий, Бассет! — предупреждающе воскликнул Коунс. Теперь вам известно, где зарыта собака, но один вы ничего не сможете сделать. Подумайте: разве можно принудить имирцев покинуть их планету? Одна только эта проблема доставит вам больше хлопот, чем любая другая до сих пор, а она всего лишь второстепенная.

Бассет испытующе взглянул на Коунса.

— Я постепенно привыкаю принимать ваши слова за чистую монету, медленно сказал он. — Как вы себе представляете это дело?

— У нас на Имире есть агенты, которые проводят там наш план, — с готовностью ответил Коунс. — К сожалению, нам нужны вспомогательные средства, которые в изобилии есть у вас. Впоследствии, когда наши интересы перестанут совпадать, вам представится шанс перехитрить нас, но в настоящий момент совместная работа в наших общих интересах.

— И как вы представляете себе нашу совместную работу?

— Подробности мы с вами обсудим позже, но гарантирую, что требования не будут чрезмерными и вы сможете завершить свой собственный проект. Нам нужны деньги, техническая помощь, люди и, прежде всего, ваше влияние.

Отговорки Бассета были ему хорошо известны, но он считал, что тот должен согласиться на предложение, если не хочет потерпеть неудачу.

И Коунс победил.

Послав с помощью трансфэкса несколько сообщений, Коунс решил сам отправиться на Регис, потому что одновременно собирался заняться и другими делами. Но прежде всего он связался с Фальконеттой.

— Как у вас дела? — участливоспросил он. Ему не надо было объяснять, что он имеет в виду.

— Все еще очень плохо, — напрямик ответила Фальконетта. — Девушка представляет из себя практически пустую оболочку.

— Рам уже позаботился о ней?

— Нет. Он сейчас на спутнике связи, проверяет полученную от Бассета программу. Бассет может выкинуть какой-нибудь трюк, хотя хорошо знает, что мы не пользуемся никаким гипнотическим воздействием. Все задумано так чисто, что даже сам Рам испытывает затруднения, подгоняя его программу под наш план.

— В этом Бассет, пожалуй, не виноват. Все разработки принадлежат его специалистам.

— Он поддался? — спросила Фальконетта.

— Конечно. Теперь мне надо обсудить с Ву следующий шаг. Но прежде хочу тебя кое о чем попросить. Надеюсь, ты найдешь немного времени. Дело в следующем…

Новости распространяются очень быстро. Каждый, услышав об успехе, оставлял свою работу, чтобы выразить благодарность Коунсу. Все знали, чего стоило склонить Бассета на свою сторону.

Коунс ждал выражения признательности от вполне определенного лица, но не дождался.

— А где Анти? — спросил он через некоторое время и удивился внезапно наступившей тишине.

— Все прошло не так гладко, — нарушила Катя мучительное молчание. Его здесь больше нет. Когда я видела его в последний раз, он сидел на скамейке, глядя в пустыню.

— Он снова на полюсе и любуется ледяными глыбами, — несколько цинично добавил Альтус.

— Пожалуйста, извините меня! — воскликнул Коунс и устремился к трансфэксу, чтобы отправиться на полюс Региса.

Как и говорил Альтус, Анти сидел, устремив взгляд в бесконечную ледяную пустыню, едва ли что-нибудь видя. Пока Коунс наблюдал за ним, Анти вскочил и забегал взад-вперед по краю ямы, из которой так недавно были извлечены свидетельства пребывания здесь чужаков, временами спотыкаясь о колья и смерзшиеся комья земли вокруг ямы. По-видимому, он привык к своему новому телу, потому что его движения были совершенно естественны, однако душевная перестройка ему не давалась. Факт смерти и возрождения в новом теле так подействовал на него, что он все еще не мог преодолеть шока. Вся его фигура выражала глубокую подавленность.

Коунсу тяжело было видеть своего друга в новом теле, несмотря на то что он много раз наблюдал подобные изменения. В случае с Анти изменения были минимальными и полностью его удовлетворяли, и все равно трудно привыкать к человеку заново, хотя дух, душу, изменить было нельзя. Люди сами должны были освоиться с новой ситуацией, и в большинстве случаев это происходило в короткие сроки.

— Анти! — тихо позвал Коунс.

Молодой человек продолжал бегать взад-вперед, ни одним движением не показав, что услышал оклик.

Коунс, пристроившись к Анти, побежал рядом с ним.

— Анти, у меня есть для тебя задание. Очень важное задание!

Но Анти, казалось, ничего не слышал. Его симпатичное лицо потемнело и несколько заострилось, густой черный вихор, вырвавшись из-под капюшона, придавал ему мрачное выражение.

— Найди себе кого-нибудь другого. Я больше ни на что не способен.

— Это старая песня, Анти! Сколько раз тебе повторять, что ты не несешь никакой ответственности за действия других! Ты не должен вечно упрекать себя, забывая о настоящем и будущем! Идем со мной, Анти. Тебя ждет важное задание, которое никому больше не по силам.

Анти остановился и удивленно взглянул на Коунса. Казалось, он пробудился от долгого сна и, плохо еще соображая, слабо кивнул.

Когда они, сойдя с платформы трансфэкса, очутились в ярком свете солнца экваториальной зоны Региса, их ждала большая группа людей, среди которых находилась молодая голубоглазая девушка. Она стояла немного в стороне и казалась безучастной.

— Это Энни Заток, — мягко представил ее Коунс, обращаясь к Анти. — Ты знаешь, кто она и что с ней сделали? В настоящее время она совсем подавлена и едва реагирует на происходящее. Прежде чем попасть в лапы Бассета, она была единственной имиркой, которую Ярослав смог рекомендовать для нашей работы. Тебе поручается ответственнейшее задание: ты должен вырвать Энни из состояния безучастности и сделать ее полноценным членом нашего общества. Не говори, что отказываешься! Ты единственный можешь сделать это, и ты это сделаешь!

Анти сбросил толстую защитную одежду и, не произнеся ни слова, направился к Энни. Энни, испуганно взглянув на него, робко отступила назад.

Анти остановился и заглянул девушке в глаза. Спустя, казалось, бесконечно долгое время на его губах заиграла улыбка, а потом произошло чудо: Энни тоже сделала свой первый шаг из тумана безучастности, потому что ответила на улыбку.

Коунс, напряженно наблюдавший за ними, облегченно вздохнул…

17

— Понадобится около четырех месяцев, чтобы посетить все планеты, на которые мы собираемся отправить имирцев, — сказал Коунс после небольшого раздумья.

Бассет цинично усмехнулся. Он привык видеть в Коунсе потенциального противника, который только на короткое время по собственным мотивам связался с ним.

— С вашим трансфэксом это время сильно сократится.

Коунс весело улыбнулся и покачал головой.

— Прибор не стоит использовать так часто, — солгал он. — Кроме того, не сомневаюсь, вы ведь направите своих техников и инженеров, чтобы выведать тайну нашего открытия. У вас есть двигатель Мечникова, поэтому ваш личный корабль достаточно быстр.

Слава Бассета распространилась далеко, поэтому не удивительно, что Лама с Кунг-фу-дзе принял его очень уважительно и чествовал как верховного правителя.

— Имирцы, кажется, очень трудолюбивы и у них почти нет запросов, сказал Лама, — что, вероятно, связано с неблагоприятными условиями.

Лама дал Бассету аудиенцию под открытым небом. Оба они сидели в великолепном саду в тени вывезенного с Земли Священного дерева. Двое слуг стояли возле них с пальмовыми опахалами.

— Но говорят также, что эти люди очень нетерпимы, — продолжал Лама, и я опасаюсь, что они ассимилируются.

Но Бассет, продувной дипломат, ответил на опасения Ламы каскадом таких заманчивых предложений, что сам удивился, когда в заключение беседы Лама воспылал бескорыстным желанием помочь своим ближним.

Президенту правительства Бореаса, которому и раньше приходилось вести подобные переговоры, были известны хитроумные методы Бассета, но он, хотя и был гораздо осторожнее Ламы с Кунг-Фу-дзе, тоже пообещал благосклонно обдумать предложение. Бассет хорошо понимал, что его партнер скоро уступит, потому что люди на Бореасе не могли существовать без посторонней помощи. Места было достаточно. Кроме того, триста тысяч переселенцев не представляли из себя никакой опасности.

На Цеусе Бассету пришлось иметь дело с диктатором.

— Почему имирцы должны покинуть свою планету? — откровенно спросил диктатор. — Только, пожалуйста, не говорите мне, что люди пресытились жизнью среди айсбергов и снежных полей, где они жили как факиры! Триста тысяч — это очень много. Я хочу, чтобы политические условия на подвластной мне территории оставались стабильными, а кто знает, что за идеи принесут с собой эти люди? И трудно поверить, что имирцы вдруг стали такими разумными.

— Это результат долгого развития, — глубокомысленно заявил Бассет.

— Прекрасно. Но вы-то почему беспокоитесь? Что обещали вам за содействие?

Бассет мысленно усмехнулся.

— Если триста тысяч человек внезапно обнаруживают, что отказ от всего — не единственный идеал, они начинают испытывать непреодолимую тягу к удобствам жизни и наслаждениям. А вы можете благосклонно предоставить эти вещи в их распоряжение. Пошлина и другие доходы, поступающие в вашу казну, будут довольно высоки.

Диктатор кивнул. Этот язык был ему понятен. Он достал ручку и подписал приготовленный Бассетом договор.

Так было и везде. Спустя четыре месяца были заключены договоры о приеме почти всех имирцев. Оставалось распределить примерно полмиллиона человек.

— Может быть, Земля примет оставшихся людей? — спросил Коунс.

— Я уже позаботился об этом, — хмыкнул Бассет. — Дело прошло на редкость успешно. Знают ли имирцы о выпавшем на их долю счастье?

Коунс, усмехнувшись, взглянул на Бассета.

— Нет, еще не знают. Но всегда найдется некоторое количество людей, которые с удовольствием переселятся на более удобную планету.

Во время следующей посадки «Амстердама» на Имир Ярослава на планете не оказалось. Капитан Левенгук немедленно отправился в Совет Старейшин и потребовал объяснить его загадочное исчезновение.

— Никто не знает, где он, — пожимали плечами Старейшины, лихорадочно пытаясь найти какую-нибудь убедительную причину.

Левенгук презрительно смерил взглядом этих людей, что не составило труда, потому что все они были значительно ниже его ростом.

— Ну что ж, — заключи он. — Я вас предупреждал. Мы совершаем здесь посадку только из милосердия. Вы знали, что отношения будут разорваны, если с нашим агентом что-нибудь случится. Он был для вас соринкой в глазу. При моем последнем посещении вы хотели осудить его из-за какой-то молодой девушки, и, полагаю, так и сделали. Для прожженных лжецов и пройдох такой поступок в порядке вещей.

Имирцы отчаянно переглядывались. В грузовом трюме корабля находились вещи, совершенно для них необходимые, без которых они не могли собрать свой скудный урожай. Они протестовали, умоляли, убивались, снова и снова клялись в своей невиновности.

Все было напрасно. Левенгук покинул планету, не разгрузив корабль, в расчете на другие, более благоприятные рынки сбыта, в заключение поклявшись никогда более не возвращаться сюда.

Испуганные и потрясенные, имирцы принялись за поиски Ярослава Дубина, разыскивая ненавистного им человека со всей тщательностью, как иголку в стоге сена. Но, самое удивительное, они и в самом деле не знали, где тот находится. Они перевернули город с ног на голову и перерыли роскошный дом Ярослава от подвала до крыши, надеясь, по крайней мере, найти труп, чтобы доказать свою непричастность к его исчезновению.

Но Ярослава Дубина так и не нашли.

— Как сквозь землю провалился или спрятался где-то среди снега и льдов, — в отчаянии заключил один из группы поиска, даже не подозревая, как недалеко оказался от истины.

Ярослав покинул свой дом при помощи трансфэкса, забрав аппарат с собой. Когда имирцы обнаружили потайную комнату, она была пуста.

Капитан следующего корабля отреагировал так же, как Левенгук, и тоже поднял свой корабль с космодрома, пообещав никогда не возвращаться.

— Они не могут бросить нас на произвол судьбы, — говорили оптимисты.

Но капитаны кораблей именно так и поступали, и их ничто не могло переубедить. Спустя два месяца скудные припасы истощились, и на город обрушился голод.

Фанатики объясняли голод суровым наказанием за отклонения от заветов предков, но мало кто их поддерживал. Особенно восставали против них люди, постоянно слышавшие жалобы своих голодных детей.

В среде молодежи, раздраженной и недовольной, пророс зародыш, брошенный в их сердца Ярославом, и старики, ко всему прочему, получили еще и восстание. Их прежде послушные дети открыто заявляли, что симпатизируют идеям Ярослава и считают образ жизни своих родителей ненормальным, обвиняя старшее поколение ответственным за так внезапно постигшее их страшное бедствие.

С тех пор на космодроме Имира не совершил посадку ни один космический корабль. Имирцы поняли, что полностью отрезаны от внешнего мира. Они оказались совершенно беспомощны, поскольку у них не было ни кораблей, ни даже межзвездных средств связи. В их распоряжении был только свет. Но кто мог поймать посылаемый прожекторами сигнал бедствия, если ближний Космос был пуст?

Произошел коренной перелом. Даже Старейшины заявляли, что больше не придают никакого значения воздержанию и готовы были совершить грех: отдать вечное блаженство за миску супа.

Голод еще усилился и превратил людей в диких зверей. Те, которые оставили небольшой запас на черный день, были преданы, избиты и ограблены. Банды голодных бродили по улицам и грабили последние склады продовольствия. Полицейских избивали. Однажды утром на улице нашли даже обглоданное тельце.

— Имирцы больше никогда не смогут утверждать, что они лучше всех других людей, — с каменным лицом сказал Коунс Бассету. — Думаю, вот теперь-то, наконец, можно начать.

Бассет был согласен. Он и Коунс находились в одном из кораблей огромного флота, курсирующего вокруг Имира. Корабли принадлежали Бассету, и это послужило одним из оснований, почему Коунс был заинтересован в совместной работе с Бассетом, у которого хватало и кораблей, и денег, и обслуживающего персонала.

По приказу Бассета корабли, прошив верхние слои атмосферы, теперь стремительно приближались к предназначенным местам посадки. Полетом руководили лучшие пилоты, потому что космодром города Фестербург мог принять лишь немногие из кораблей, остальные же должны были искать подходящие места, а учитывая погоду и промороженность почвы Имира, сделать это было совсем не просто.

Погибающие от голода имирцы восприняли появление космических кораблей как чудо. Внутренне уже смирившись с неизбежным концом, они молча собрались вокруг приземлившихся кораблей.

Коунс был в числе тех, кто совершил посадку на космодроме Фестербурга, и теперь недоверчиво смотрел на толпу. Он ждал штурма кораблей, но имирцы тихо стояли на краю посадочного поля, все еще не в силах поверить, что к ним пришла помощь.

Коунс выбрался из корабля и подошел к Старейшинам, молча и смиренно стоявшим впереди толпы.

— Мы привезли вам продукты, — сказал он, используя мегафон, чтобы вся толпа слышала его слова. Слабое ликование быстро угасло.

— Этого, конечно, мало, но мы вернемся, несмотря на огромные трудности. Недостаточно просто накормить глупцов. Именно глупцов. Есть много планет с нормальными условиями жизни для людей, но ваши предки прокляли вас и обрекли на то, чтобы отклонять милосердие других. Неужели вы до сих пор не поняли, что ваша планета не пригодна для жизни людей?

Юноша лет восемнадцати, высунувшись из толпы, погрозил Старейшинам кулаком.

— Это правда! — крикнул он.

— Имирцы считали себя избранным народом, — Коунс обращал свои слова к Совету Старейшин, — но думаю, за последние месяцы все поняли, что вы всего лишь обыкновенные люди. Вы горды и фанатичны, но пустые желудки сильнее сумасшедших голов.

Никто не ответил, и Коунс продолжал:

— Мы готовы спасти вас. Все люди — братья и должны помогать друг другу. Среди людей не должно быть враждебности! И мы, не испугавшись никаких трудностей, пришли, чтобы доказать свои добрые намерения и обеспечить вам человеческое существование. У нас на борту двух-трехдневный запас продовольствия для вас, но мы можем предложить вам больше — новую родину. Другие планеты готовы принять вас! У вас есть выбор: или погибнуть от голода здесь, или начать новую жизнь в более подходящих условиях!

Коунс замолчал, выжидая реакции.

Пара фанатиков сочла за лучшее погибнуть от голода, о чем тут же и объявила, но большинство имирцев сочли это предложение вполне приемлемым. Чтобы ускорить принятие решения, экипажи кораблей быстро выгрузили продукты и распределили их среди голодающих. Фанатики, вопя и проклиная, пытались удержать голодных от соблазна, чтобы те не продавали свою душу за кусок хлеба, однако все было тщетно. Оказалось, что, несмотря на праведный образ жизни, многие из пожилых людей еще помнили древние ругательства и теперь обрушили их на фанатичные головы.

Вскоре начали поступать сообщения и с мест посадки других кораблей. Везде разыгрывались одинаковые сцены.

Бассет, не скрывая удивления, сказал Коунса:

— Ваши агенты действительно провели здесь великолепную подготовительную работу. Вот уж не думал, что имирцы будут реагировать таким образом.

— Это потому, что вы никогда по-настоящему не представляли себе здешних условий. Голод пробуждает определенные инстинкты, но вы не задумывались над этим, потому что на Земле пока нет голодающих.

Бассет молчал. Он думал о будущем, полный решимости привести в исполнение свои собственные планы, твердо решив присвоить себе славу человека, объединившего человечество. Однако он не подозревал, как далек от действительного положения вещей, потому что еще ничего не знал о существовании чужой разумной расы.

18

— Какая разница? — усмехнулся Лекок. — Что из того, что мне это неприятно? Факт есть факт: имирцы быстро и безболезненно были приняты другими. Они безропотно покорились судьбе и покорно позволили повести себя, как овец на закланье. И ведь, действительно, они от этого только выиграли.

— Все это так, но хотел бы я знать, куда исчез Коунс, — задумчиво протянул Бассет.

Был пасмурный день. Над Рио висели плотные дождевые облака, закрывающие солнце. И настроение Бассета было под стать погоде.

— Да, эти люди умеют выполнять обещания, все случилось именно так, как предсказывал Коунс. Имирцам долго еще придется ассимилироваться. Кое-где смеются над их своеобразными привычками. Привычки… но не в этом суть. Плотина действительно прорвана, Лекок. Если мы и дальше будем способствовать подобному развитию, мы скоро получим обратное движение. Длящаяся в течение столетий изоляция колоний начинает нарушаться.

Лекок тихо выругался.

— Не могу обнаружить ни малейших следов этого парня. Мы не спускали с него глаз во время операции, чтобы получить хоть какие-нибудь сведения о его организации. Невероятно, но в один прекрасный момент он бесследно исчез. Человек, которого я посадил ему на хвост, вообще не смог ничего объяснить. Я, конечно, тут же уволил его, но сам почти убежден, что он ни в чем не виноват.

— Я же не упрекаю тебя, — остановил его Бассет. — Итак, ситуация складывается следующим образом. Мы не можем позволить себе терпеть такую сверхмощную тайную организацию. Кроме того, необходимо раздобыть тайну трансфэкса. Располагая ею, мы не позволим другим воспользоваться этим открытием.

— Не понимаю, чего хотят эти люди, — высказался Лекок. — У них есть все, о чем мы не могли и мечтать.

— Неужели нет никаких доказательств существования союзников этого парня? — задумчиво добавил Бассет.

Лекок раскрыл тетрадь с записями и, полистав, сообщил:

— Ярослав Дубин, несомненно, принадлежит к той же организации. Но он тоже исчез, никто не знает куда. Наши люди, конечно, держат глаза открытыми, но пока безрезультатно. Удалось только выяснить, что он исчез точно в нужное мгновение, и это настолько хорошо, что я не могу поверить в случайность. Ведь его исчезновение вызвало нужные последствия.

Бассет кивнул.

— Не забудь, существует возможность, что его просто похитили. Кто еще находится под вопросом?

— Несколько человек из управления Видео Индии, все без исключения участвуют в шоу Фальконетты. Временами они исчезают на какое-то время совершенно непонятным образом, а потом так же внезапно появляются. Фальконетта в том числе.

Бассет взглянул на него.

— Интересно! А что с техниками? Их человек отредактировал наше рекламное объявление так, что сделал его совершенно бесполезным.

— И среди них, конечно, тоже, — закивал Лекок. — Да и на других планетах есть люди, имеющие связь с этой группой. Они появились, когда прибыли имирцы, приняли участие в организации переселения, а потом, закончив свою работу, исчезли. Все они занимают ответственные посты, но ни один не проявил признаков заботы о дальнейшей судьбе переселенцев.

— Интересно, — повторил Бассет, задумчиво откинувшись на спинку кресла. — Постепенно все обретает четкие очертания. По-видимому, мы имеем дело с организованным уже давно и строго секретным тайным движением. Все люди тщательно подбираются, все они идеалисты. Не думаю, что удастся подкупить кого-нибудь из них. Исчезновение девушки дало нам кое-какие доказательства. Похоже, члены организации находятся под тщательным наблюдением, следовательно, никто не имеет никакой возможности предать всю группу.

Помолчав, Бассет решительно добавил:

— Мы должны узнать тайну трансфэкса! Без него нельзя было бы создать такую организацию. Эта штука имеет огромную ценность. Что говорят наши физики? Им все еще не удалось повторить изобретение? Ведь должны же существовать и другие гениальные головы.

Лекок пожал плечами.

— Физики застряли. Кроме того, у «наших друзей» есть возможность, отправившись в любое опасное место, вернуться назад целыми и невредимыми.

Бассет нехотя кивнул, соглашаясь.

— Но невозможно хранить тайну долго. Ведь когда-нибудь она вылезет наружу. При всем моем уважении у этим людям, они же просто обыкновенные люди. Впрочем, кто кроме нас знает о существовании этой группы?

— О ней не знает больше ни один человек. Все считают эвакуацию имирцев вашей идеей, а я всеми силами поддерживаю эту точку зрения. В конце концов, зачем нашим людям знать, что мы действовали практически по чужой указке.

Бассет, вполне удовлетворенный разговором, перелистал журнал с записями, протянутый ему Лекоком через письменный стол.

— Все в наши руках, Лекок. Мы должны заполучить в свои руки члена этой группы и выжать из него все.

— Хорошо. Начну с Видео Индии.

Коунс вернулся на Регис, доверив последний транспорт с эвакуированными имирцами людям Бассета, так как ему предстояло еще много работы: надо было позаботиться об Энни Заток, Анти и особенно о пленнике. Кроме того, Коунс не сомневался, что Бассет ни в коем случае не отступится от своей цели и не перестанет претендовать на абсолютную власть. Он предпримет любые попытки смести помехи со своего пути и, ничего не боясь, начнет убирать конкурентов.

Анти действительно совершил невероятное. Энни снова была жизнерадостной, веселой девушкой, как будто и не было в ее жизни ужасных событий последнего времени. Коунс поблагодарил Анти за отличную работу, хотя хорошо знал, что быстрое выздоровление вызвано обычными человеческими чувствами. Стоя вместе с Анти у платформы трансфэкса, он смотрел на Энни, нежащуюся под лучами солнца, загорелую и хорошенькую. Она, преодолев привычную робость и преувеличенную стыдливость, вела себя как обычная девушка, выросшая в нормальных условиях.

— Странная вещь, — сказал Коунс. — Человек, строго подчиняющийся логическим правилам и следующий надуманным принципам, никогда не сможет вести нормальную жизнь и всегда неадекватно реагировать на разнообразные внешние условия. С чужаком происходит примерно то же.

Анти непонимающе взглянул на него.

— Не вижу здесь связи.

— Не видите? Они, выйдя из корабля, немедленно атаковали нас, потому что автоматически сочли за врагов. Это их логика. А какова наша? Мы, считая что война между ними и нами неизбежно должна привести к катастрофе, стремимся к дружескому сотрудничеству, величая себя идеалистами, но на самом деле всего лишь хотим спасти свою шкуру. Мы думаем не только о будущем, но и о нашей собственной безопасности.

— Это так по-человечески, — вздохнул Анти.

Коунс посмотрел на него взглядом постороннего. Анти действительно мог быть доволен своим телом. Кто знает, может быть, именно внешность Анти так существенно повлияла на выздоровление Энни.

— Она хорошо выглядит, верно?

— Кто? Энни? Да, она привлекательна, — смутился Анти, стараясь скрыть свои истинные чувства.

Коунс понимающе улыбнулся и, отвернувшись, зашагал прочь. Когда он проходил мимо домика Ву, дверь открылась, и Ву сделал ему знак войти.

— Бассет напал на наш след! Его агенты разузнали, где отдыхают Рам, Фальконетта и другие.

— Ты имеешь в виду всех, кто работает в Видео Индии?

— Кто нас выдал? Как теперь быть?

— Мы сами проинформировали об этом агентов Бассета.

— Ты сошел с ума, Сайд?

— Напротив. Бассет не глуп и работает очень быстро. Мы сказали ему очень немногое — только чтобы склонить к сотрудничеству. И мы, чтобы он поверил, представили ему доказательства, их-то он теперь и использует. К сожалению, изменить ничего нельзя, да и опасность не так уж велика. Мы отправили Бассету телеинформацию, что до некоторой степени удовлетворило его и отвлекло от насущных проблем. А теперь Рам должен дать ему новую информацию, которая приведет его сюда.

— Но зачем?

— Я хочу, чтобы он был здесь, вне Земли, потому что здесь мы можем диктовать ему свои условия. И потом, меня этот человек очаровал. Мне самому хочется разобраться в нем. Я был приблизительно в его возрасте, когда сделал решающее открытие. Бассет — совершенно особая личность. Не хочу хвалиться, но вы должны признать, что я для своего возраста выгляжу неплохо. Кроме того, я думаю иначе, чем он, и хотя у нас почти одинаковые способности, но совершенно разные цели. Если у него, как у меня, будет возможность продлевать жизнь по желанию и строить далеко идущие планы, то, убежден, будет действовать по-другому. Человечество его не интересует; несмотря на весь свой ум, он ослеплен развернувшейся перспективой и мечтает только о власти и славе. Это делает его опасным, поэтому мне хотелось бы, чтобы он был здесь, на Регисе. Он прилетит сюда, не подозревая, что его ждет. Никто не знает этого — кроме меня.

Хотя Ву и не совсем понял, что имел в виду Коунс, однако все же согласно кивнул.

— А я тем временем позаботился о «Друге». Не могу отделаться от ощущения, что мы допустили ошибку.

Ву удивился:

— Что ты имеешь в виду?

— Если Фальконетта смогла завоевать его доверие, почему же нам не завоевать доверия всей их расы? Наши помыслы направлены на то, чтобы оттянуть контакт с чужаками, но, может быть, этого не требуется. Имирцы полностью эвакуированы, и планета ждет новых поселенцев. Если разрешить чужакам посадку, они, конечно, расценят это как доказательство доброй воли, и тогда мы объединимся на полном доверии, пообещав искать для них новые планеты, если они оставят в покое другие наши колонии. Если идея сработает, опасность будет устранена.

— Звучит совсем неплохо, — присвистнул Ву.

19

Уцелевший член экипажа чужого корабля проявил инициативу и устроился по своему вкусу. Когда Коунс шагнул с трансфэкса в холодный воздух полярной области, он тотчас же уловил чужое влияние. Перед хижиной был разбит маленький садик, в котором, несмотря на холод, росли чужие растения. В захваченных с корабля продуктах, предназначенных для пленника, оказались и семена, которым «Друг» нашел полезное применение.

В хижину вел спиралеобразный вход, вполне подходящий для некрупного тела хозяина. Коунс постучал и получил разрешение Фальконетты войти.

Фальконетта представила его, а автопереводчик превратил ее слова в странно глубокие и хрюкающие звуки чужого языка, удивительные для Коунса, но, по-видимому, уже привычные для Фальконетты.

— Я вспоминаю тебя, — сказал «Друг» (переводчик был настроен так, что голос его звучал совсем по-человечески). — Ты снял с меня путы. У меня еще не было случая поблагодарить тебя, тогда я сильно боялся. Но теперь больше не боюсь.

Коунс довольно улыбался, хотя его мучили опасения, потому что неизвестно, как собеседник воспримет всю правду.

— Ты, конечно, еще не знаешь, что наш «Друг» — специалист по колониям, — сказала Фальконетта.

— Это так, — подтвердил «Друг». — Теперь я убежден, что обе наши расы смогут существовать по соседству и ужиться друг с другом.

— Я того же мнения, — ответил Коунс. — Поэтому мне хотелось бы кое-что тебе показать.

Не было никакой проблемы в том, чтобы «Друга» при помощи трансфэкса доставить на полностью свободного от поселенцев планету Имир. «Друг» давно сообразил, что люди располагают замечательным транспортным средством, иначе как бы они могли захватить летящий космический корабль и, несмотря на чудовищное расстояние, посадить на планету…

Имир представлял собой странное зрелище, в пустом городе свистел ветер.

Сберегая энергию, Коунс отправил платформу трансфэкса в наиболее интересную точку и установил ее там. С этого места открывались покрытые снегом горы, плоские равнины и кипящее, бушующее море.

Они друг за другом спустились с платформы: сначала Коунс, потом немного опасливо — «Друг», а за ним Фальконетта. Оба человека дрожали, стоя на ледяном ветру, а «Друг», счастливый и радостный, сделал несколько шагов вперед.

Коунс и Фальконетта многозначительно переглянулись. Фальконетта, захватившая переносный автопереводчик, теперь включила его.

— Это планета, которую вы видели сверху, — объяснил Коунс.

«Друг» пораженно обернулся.

— Не может быть! Мы ведь установили, что она населена!

Коунс, вспомнив о событиях последнего времени, улыбнулся. Немного позже он все объяснит «Другу», но не сейчас.

— Нам не нужна эта планета, — сказал он. — Некоторые из нас жили здесь, но, обнаружив, что вы ищете именно такую планету, как эта, мы освободили ее для вас. Надеюсь, вам удастся использовать ее лучше, чем нам.

«Друг» поднял руку, так похожую на человеческую, и сделал широкий жест.

— Это самая великолепная местность, какую мне приходилось когда-либо видеть! — зачарованно воскликнул он.

Он выразил желание немедленно отправиться в путь, чтобы осмотреть ближайшие окрестности, и Коунсу с Фальконеттой волей-неволей пришлось следовать за ним, смирясь с чудовищным холодом. Только спустя два часа они вернулись к платформе, оба немилосердно промерзшие, зато «Друг» нашел здешние условия просто идеальными.

Едва они подошли к трансфэксу, как силовое поле засветилось и на платформе появился еще один человек. Это была Катя.

— Наконец-то! — воскликнула Катя. — Вы должны были сообщить, где находитесь! В поисках вас пришлось обшарить все населенные планеты.

— Мы немного развлеклись, — рассмеялся Коунс. — Что случилось?

— К планете приближается еще один чужой корабль! Мы все подготовили, чтобы повторить акцию, но, по мнению Ву, надо изменить планы. Решать придется немедленно, потому что времени осталось в обрез.

— Позволь мне подумать, — задумчиво произнес Коунс, глядя на «Друга», который все еще зачарованно осматривался, впитывая все новые и новые впечатления. — Сколько времени у нас осталось?

— Они будут здесь через два дня, то есть остается всего восемь часов, чтобы заполучить корабль прежним способом, потом он окажется вне пределов нашей досягаемости.

— Два дня, — задумчиво повторил Коунс. — Хорошо, мы позволим им прилететь. Когда они совершат посадку, мы удивим их, выслав небольшой комитет по приему гостей, — и, прежде чем кто-нибудь успел раскрыть рот, Коунс оказался на платформе, а чуть позже снова в кабинете Ву, в главном лагере на планете Регис.

Все было тщательно подготовлено, но реакцию «гостей», конечно, нельзя было предсказать. О чем думал экипаж этого космического корабля, мчавшегося сквозь пространство? Коунс многое отдал бы за то, чтобы узнать это, но, как и все остальные, должен был довольствоваться предположениями.

Он и Фальконетта обрабатывали «Друга» целый час, объясняя, как много зависит от его поведения, и добились успеха, потому что «Друг» теперь был совершенно убежден в дружеских намерениях людей.

Теперь он в одиночестве стоял на поле космодрома возле Фестербурга. Он приготовил специальный передатчик, чтобы сразу же после посадки предостеречь своих товарищей от необдуманных действий.

Корабль приземлился. Первыми наружу вышли офицеры и, обнаружив «Друга», стоящего на почтительном расстоянии, были ошеломлены, узнав одного из членов экипажа погибшего корабля. Все они сжимали в руках оружие и оглядывались в поисках врагов.

«Друг», приблизившись, заговорил со своими товарищами, указывая на покинутый город и запущенные поля. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось убедить недоверчивую команду. Только тогда он сделал знак Коунсу и Фальконетте, оба они вышли из укрытия, медленно направляясь к группе чужаков.

Они остановились в паре метров от серых фигур с нарисованными на одежде цветными символами. Фальконетта включила автопереводчик и произнесла формулу приветствия, которую узнала от «Друга».

Чужие, поколебавшись, опустили оружие. Один из них, по-видимому командир корабля, приблизился, пристально разглядывая людей, затем указал на автопереводчик и начал говорить.

Было странно слышать другого чужака, говорящего тем же самым голосом, что и первый, но переводчик всегда «говорил» одинаковым голосом. Командир сейчас же понял, как функционирует этот маленький чудесный прибор.

Коунс и Фальконетта ответили на все его вопросы, и «Друг» всеми силами поддерживал их.

— Нам чрезвычайно жаль, что экипаж вашего первого корабля вступил с нами в бой, — сказал Коунс. — У нас не было никаких недобрых намерений, но они напали без предупреждения и убили восемнадцать наших товарищей, — он, конечно, не сообщил, что убитые давно уже получили новые тела и живут новой жизнью. — Такие недоразумения никогда больше не должны повториться. Теперь все зависит от вас. Если вы боитесь и не доверяете нам, улетайте отсюда. Но если вы верите, что мы сможем жить рядом друг с другом в дружбе и согласии, мы отдаем вам эту планету.

Командир огромного корабля долго думал. Коунс, сознавая чудовищную важность этого мгновения, был потрясен и взволнован.

«Я обладаю почти неограниченной властью, — сказал он себе. — Я дарю одну из планет и этим открываю новую эпоху в истории человечества».

Чужие тихо переговаривались — так тихо, что переводчик не мог перевести их слова. Напряжение постепенно нарастало. И вот командир отделился от группы и подошел к Коунсу.

— Мы решили поверить вам, — сказал он торжественно. — И, чтобы доказать это, слагаем оружие.

Коунс пожал плечами.

— Это лишнее, потому что и с ним вы не сможете причинить нам никакого вреда.

Отовсюду, покинув многочисленные укрытия, спешили люди: Ву, Катя и все остальные. Чужие сбились в тесную группу, и не удивительно: ведь дружеские отношения были еще непривычны, тем более что они готовились к боевым действиям, и не так-то легко сразу приспособиться к новой обстановке.

Коунс облегченно вздохнул. Проблема, к всеобщему удовольствию, была решена. Но оставалась еще одна проблема.

Ву, приблизившись к нему, прошептал:

— Сайд, мы только что получили сообщение с Земли. Бассет, должно быть, что-то пронюхал и теперь на своем корабле летит сюда. Похоже, он совершит посадку на Регисе. Что делать?

— Это ты скоро узнаешь, — ответил Коунс, устало улыбаясь. — Будем надеяться, что все закончится как надо.

20

Успех предприятия отнял у Коунса все силы. Раньше его поддерживало напряжение и подгоняла необходимость, но теперь, когда работа осталась позади, он чувствовал себя усталым и истощенным. Сильную усталость породило не только физическое напряжение: Коунс был стар. После каждой смерти он получал молодое тело, что было возможно благодаря применению электронной записи, но его дух, его душа, его личность не изменялись и не обновлялись, множество воспоминаний долгих жизней угнетало его. И хотя он обладал неимоверными знаниями, этого было недостаточно, чтобы сделать его счастливым. Коунс давно понял, что вечная жизнь, хотя в принципе и возможная, не обязательно была счастьем.

Он находился на Регисе один, потому что все остальные были на Имире. Автоматы вели наблюдения и записывали все происходящее. Коунс знал, что автоматы наблюдали и за ним, но это ему не мешало, потому что машины не могли вмешаться в его планы и не задавали никаких вопросов. Он немного стыдился, того, что собирался сделать, потому что, собственно говоря, это смахивало на трусость, но не существовало лучшего пути, и только он один мог воплотить в жизнь этот план.

Система трансфэкса была его изобретением. Он знал возможности аппарата лучше, чем все остальные, и все же испытывал некоторую неуверенность, когда решился привести в исполнение задуманное. Надо было спешить, потому что он не хотел огорчать никого из своих друзей. И чтобы аппаратура не смогла автоматически восстановить то, что он хотел разрушить, Коунс постарался перепутать все записи, уничтожить все следы.

Наконец подготовка была завершена. Он сам сомневался в успехе своего плана, уж слишком сложной была задача. В последний раз он огляделся вокруг, слабо улыбнулся и вступил в светящееся силовое поле на платформе трансфэкса.

В первое мгновение Коунс едва мог поверить, что его расчеты действительно были безошибочны. Он оказался на корабле, летящем в космосе со сверхсветовой скоростью, и ошибка в несколько сантиметров привела бы к гибели не только его самого, но и весь корабль.

Он растерянно стоял в огромной двойной каюте и глядел на шахматный столик с расставленными на нем фигурами. В каюте никого не было, но рано или поздно Бассет должен был прийти сюда, потому что на корабле не было других удобных для отдыха помещений. Коунс опустился в кресло Бассета и взял одну из его маленьких сигар.

Спустя несколько минут в каюту вошел Бассет, и только дойдя до середины комнаты, он заметил Коунса. Испуганный так, что не мог произнести ни слова, он оперся на стол и с белым, как мел, лицом уставился на Коунса, не в состоянии поверить, что здесь, в его кресле, сидит этот человек.

— Садитесь, Бассет, — спокойно сказал Коунс. — Я хочу поговорить с вами.

Бассет испуганно оглянулся: дверь за его спиной автоматически закрылась, отрезав ему путь к отступлению. Подслушивающее устройство не было включено, потому что в нем не было никакой надобности, так что и с этой стороны помощи ждать не приходилось. Бассет почти упал в другое кресло, ошеломленный безграничными возможностями противника.

Коунс, подождав, пока Бассет немного успокоится, стряхнул пепел с сигары и взглянул прямо в глаза Бассету.

— Ваши люди проделали неплохую работу, — с уважением произнес он. Рам Сингх действительно наш человек. Но установление факта, что у нас есть опорный пункт, конечно, не ваша заслуга. Я поручил Раму дать соответствующие показания, чтобы вы лично захотели убедиться в его существовании и тотчас отправились в путь. Я хотел убедиться, что вы не поручите это важное задание никому другому.

— Чего вы хотите? — выдавил Бассет.

— Я хочу пресечь ваши планы, Бассет! — Коунс оперся локтями о стол, подавившись вперед. — Вы опасный человек. Нужно ли говорить, почему?

Бассет постепенно снова обрел самообладание и, прикидывая, как объявить тревогу среди своих людей, хотел выиграть время, поэтому молча кивнул.

— Вы умный человек, Бассет, но проморгали важные вещи. И это тем более опасно, что вы достаточно могущественны: ваши ошибки могли привести к чудовищной катастрофе. Вы всегда думаете только о себе и никогда о других, не говоря уж о человечестве в целом.

— Что вы хотите сказать? — обиженно фыркнул Бассет.

— Объясню. Уже во время нашей первой встречи, если помните, я сказал, что вы хотели бы владеть всем, причем ваше властолюбие не ограничивается Землей, а распространяется на все населенные планеты. Однако вы упустили из виду факт, что не годитесь на роль властелина. На эту роль, уж если на то пошло, гораздо лучше подходим мы, и уже доказали это.

— Не удивительно! Вы располагаете мощной организацией, и у вас есть известное влияние и замечательные средства. Но у вас нет власти!

— Нет власти? — Коунс поднял брови и с превосходством улыбнулся. — У нас есть власть подарить целую планету. Разве это не власть — определить судьбу двух разумных форм жизни? Разве это не власть — определить, что две совершенно чужие друг другу формы разумной жизни должны жить рядом друг с другом в мире и дружбе?

— Две различные формы разумной жизни? — с удивлением переспросил Бассет.

Коунс только кивнул.

— Это выше вашего понимания.

Бассет внезапно успокоился.

— Вы глупец! Вы только блефуете! Но если вы действительно сказали правду, я ничего не теряю!

— Верно, Бассет. Но, согласитесь, я не могу оставить в живых такого известного человека, как вы.

Бассет вскочил и громко возопил о помощи.

Коунс медленно поднялся и осмотрелся. Прямо над ним в обшивке корабля было слабое место, усиленное приваренной подпоркой. Он посмотрел на свои часы и удовлетворенно кивнул.

Члены экипажа во главе с Лекоком ворвались в каюту и непонимающе уставились на нового пассажира.

— Вам известно, какими возможностями я располагаю, — тихо сказал Коунс. — Тем же способом, каким явился сюда, я могу заставить исчезнуть подпорку вот здесь, наверху. Это займет не более нескольких секунд. Вы, наверное, представляете себе, что это значит! Никто не может ничего изменить, даже я сам.

Коунс был уверен, что его тщательная подготовка не была напрасной, надеясь только, что никто из его людей не вернется в ближайшие минуты на базу в главный лагерь и не изменит настройку автоматики.

— Он всех нас убьет! — завизжал Бассет.

На лицах людей застыл ужас, они не сводили глаз с потолка, откуда таинственным образом вдруг исчезла подпорка. От чудовищного давления пластины обшивки скрипели и скрежетали, наружная оболочка могла лопнуть в любое мгновение.

Бассет уже примирился с судьбой, сознавая, что обрел, наконец, своего господина, но в его глазах сияла непритворная радость последнего триумфа: Коунс, не сделав никакой попытки покинуть корабль, тоже был обречен на смерть.

Секундой позже сварной шов не выдержал, корабль лопнул по всей длине… И Коунс, наконец, обрел забвение, по которому так давно тосковал. Бассет умер с сознанием, что противник разделил его участь.

Коунс чувствовал холод, а также боль. Что такое? Разве это и есть ожидаемое с таким нетерпением «ничто»? Но он ведь не должен был ни чувствовать, ни мыслить.

Может быть его товарищам снова удалось материализовать его? Нет, невозможно: он же стер все записи, или, по крайней мере необратимо изменил их. Кроме того, он великолепно помнил взрыв корабля и свою окончательную смерть.

Он не хотел больше жить. Разве не достаточно четко дал он понять, что хочет, наконец, покоя?

В нем поднялась внезапная ярость — бессмысленная, потому что он не мог шевелиться, и только спустя некоторое время обнаружил, что может открыть веки.

Сначала перед ним заклубился туман, потом замелькали тени, но вдруг поле зрения прояснилось, и он узнал белокурые волосы и голубые глаза, смотрящие на него сверху вниз.

— Энни Заток? — он даже мог снова говорить, хотя и с трудом, но все же достаточно понятно.

— Получилось! — радостновоскликнула Энни, глаза ее наполнились слезами. — Анти, он вспомнил мое имя!

Светлое лицо Энни исчезло из поля зрения, его сменило загорелое лицо мужчины.

— Разве это не настоящее чудо? — послышался чей-то голос.

Коунс постарался не потерять сознания и сформулировать вопрос:

— Что со мной сделали?

— Ах, Сайд! Мы искали тебя в течение ста лет. И вот корабль новых имирцев отыскал тебя и доставил сюда. Ты снова на Регисе! При взрыве ты мгновенно превратился в глыбу льда, но мы, конечно, не знали этого, зато у нас было достаточно времени, чтобы проанализировать все возможности. И мы нашли верный ответ. Курс корабля был установлен, а остальное далось легче. Ты в течение ста лет мчался в пространстве тем же курсом.

Коунс еще с трудом открыл глаза и посмотрел на обоих молодых людей.

— Вы за эти сто лет не особенно изменились.

— Ты тоже не изменился, — ответил счастливый Анти. — Все давно хотели попытаться материализовать тебя снова, но я до сих пор препятствовал этому: твое поведение ясно указывало, что ты хочешь покоя.

— Но ведь меня снова оживили. Почему?

— Ты отдохнул и теперь должен увидеть, как изменился мир за это время. Может быть, в этот раз тебе понравится.

— Расскажи мне все! — потребовал Коунс. — Может быть, и в самом деле стоит еще немного пожить! Кто теперь стоит у руля?

— Анти, — гордо ответила Энни.

Коунс закрыл глаза. Работа была завершена, и ему хотелось это увидеть. Он попытался представить себе изменения, происшедшие в мире с момента его ухода. Он отдыхал целых сто лет — срок достаточно большой.

— Ну, хорошо! Я хочу попытаться еще раз! — сказал он с новыми силами.

Небесное святилище

1

Смахнув одной рукой пылинку со своей безупречной пурпурной униформы, поправив другой рукой фуражку с кантом, Викор быстрым шагом завернул за угол коридора для пассажиров первого класса и едва не сбил с ног Каподистро Ференца.

С опозданием Викор узнал его. Он отступил на шаг назад и скрестил руки на груди, склонив голову в знак почтения. Все существо его кипело от негодования, но именно так должен был вести себя майко в присутствии кэтродина — тем более, что этот кэтродин был офицером и привык к повиновению со стороны подчиненных рас.

— Ха! — воскликнул Ференц и со свистом взмахнул в воздухе тростью, служившей частью его костюма. — Куда это ты идешь, неуклюжий олух?

— Экраны стали фиолетовыми, благородный господин, — сказал Викор. — Я должен сообщить благородным пассажирам, что мы вот-вот прорвемся обратно в нормальное пространство.

— Хм. Ты этого, надо полагать, не ждал, а?

Викор с усилием глотнул и заставил себя держать голову опущенной. Он видел только начищенные до блеска ботинки Ференца, штанины его брюк и кончик трости, которой тот постукивал по ботинку.

— Я глуп, благородный господин, — выдавил из себя Викор. — Но я этого ожидал. Я проработал стюардом на маршруте уже тридцать рейсов.

— В таком случае ты должен был четко изучить свои обязанности и выполнять их не торопясь, а не выскакивать из-за угла.

Ференц поправил трость и прошел мимо Викора к салону внешнего обзора.

Викор поднял голову и посмотрел вслед высокому кэтродину, чьи напомаженные волосы правильными волнами ниспадали из-под фуражки.

Настанет день…

Викор с трудом заставил себя успокоиться и вытер лицо изнанкой длинных, до локтей, белых перчаток. Пожалуй, хорошо, что Ференц не стал его ни о чем расспрашивать. Викор опаздывал почти на три минуты, и ему было бы трудно в случае необходимости объяснить причину опоздания любому кэтродину.

Он расправил плечи, чтобы форменная куртка легла поудобнее и направился вдоль по коридору, обе стороны которого пестрели дверями кают. Каюта номер один была, разумеется, пуста — она принадлежала Ференцу. Викор начал с каюты номер два, располагавшейся по противоположной стороне.

— Это стюард, господин. Экраны стали фиолетовыми. Если вы хотите наблюдать прорыв, вам следует пройти в салон обзора.

Вторую каюту занимал Лигмер, археолог, любящий поспорить молодой человек из Кэтродинского Университета. Кэтродины и их соперники паги придерживались совершенно отличных друг от друга мнений по поводу Станции, соглашаясь только в одном: кто бы ее ни построил, нынешние владельцы занимают ее не по праву.

Из третьей каюты его поблагодарили неуверенным девичьим голоском. Это была миссис Икида с Лубаррии. Она направлялась на Станцию, чтобы присоединиться к своему мужу. Обычно Викор был подобострастен и подчеркнуто вежлив с лубаррийцами на этом маршруте, особенно в присутствии кэтродинов. Но миссис Икида предоставила ему для этого мало возможностей большую часть времени она пряталась в своей каюте, а когда появлялась в обеденном салоне, то никогда не поднимала покрасневших, опухших от слез глаз.

Она вышла из каюты, и Викор бросил на нее оценивающий взгляд. Как видно, близость Станции развеяла тучи ее горя. Глаза женщины блестели, походка была грациозной. Вкусы Викора в отношении женщин отличались сильным национализмом, но эта длинноногая блондинка с Лубаррии затронула его чувства.

Он постучал в четвертую каюту, сделав себе мысленный выговор.

Из-за двери, как он и ожидал, донесся резкий и пронзительный звериный вопль, прерванный приказом. Акцент человека, отдавшего приказ, Викор так и не смог распознать. Это был Ланг, успокаивавший маленькую пушистую черную зверюшку, с которой он не расставался ни на миг, приносил ее даже в обеденный салон и кормил из собственной тарелки.

Ланг был главной загадкой этого рейса. Он был слишком приветлив даже, можно сказать, доступен для общения — для пассажира первого класса, принадлежащего кэтродинам лайнера. Значит, сам он наверняка не был кэтродином. Но он не принадлежал и к пагской стороне Станции; среди них не было никого, кроме самих паг, элчмидов и, разумеется, глейсов. В том направлении в радиусе ста парсеков было только четыре звезды, из которых четвертая была пульсирующей переменной и периодически выжигала свои планеты дотла.

Следовательно, он прибыл откуда-то со стороны кэтродинов. Откуда-то очень издалека, поскольку Викор даже после внимательных и осторожных косвенных расспросов так и не смог выяснить, откуда именно.

И это несомненно вдохновляло. Сердце Викора забилось быстрее, когда он понял, что это значит. Он не удержался и поделился своим открытием с другими членами команды. Конечно, новость разнеслась мгновенно, и теперь даже офицеры испытывали к Лангу почтение.

Теоретически возможно переходить с корабля на корабль, с рейса на рейс и облететь большинство известных планет в галактике за несколько лет. Но было принято, что никто не удаляется от своего родного солнца настолько, чтобы потерять его из виду. Это не считалось обязательным законом, но неоднократно подтверждалось: ни у кого не возникало желания углубляться дальше, как только солнце превращалось в искорку на пределе видимости.

Что делало Ланга исключением из правила. Викор установил наверняка, что тот не происходит ни из одной из звездных систем, видимых с Кэтродина, Майкоса, Лубаррии или со Станции. Совершить такое путешествие! Это извиняло даже его любимца-зверька, который раздражал всех своим тявканьем.

Пятую каюту занимал священник Дардано — толстый и не слишком приятный человек, но, скорее всего, не лучше и не хуже остальных своих собратьев. Он был священником государственной религии Кэтродина. На Кэтродине ее больше не придерживались, но несколько столетий назад ее насильно ввели на Лубаррии, и сейчас она имела там своих приверженцев. Викор подозревал, что миссис Икида входит в их число. Он видел, что священнику удалось по меньшей мере один раз вовлечь ее в разговор, тогда как все остальные потерпели неудачу.

И шестая каюта: офицер с Пагра, которая возвращалась из посольства на Кэтродине. Она настояла, чтобы ей дали каюту напротив Ференца. Вот и все. Викор развернулся на каблуках и направился в салон внешнего обзора, зайдя по дороге в каюту казначея, и сообщив ему, что все пассажиры первого класса предупреждены о переходе. Казначей был бывалым служакой; он совершил больше сотни рейсов, и теперь фиолетовый цвет экранов вызывал у него только вздох разочарования от того, что пришлось прервать игру в кости с приятелями.

К тому времени, как Викор добрался до салона, все уже были там, даже офицер с Пагра, которая сидела в одиночестве в самом дальнем от обзорного иллюминатора углу. На ней была туника, украшенная драгоценными камнями и сапоги выше колен. Она похлопывала по золотой рукояти своего церемониального меча. Ногти ее поблескивали металлом.

Священник Дардано расположил свое рыхлое тело в мягком кресле и подоткнул желтое с белым одеяние так старательно, словно упаковывал ценную реликвию для перевозки в удаленный храм. Затем он окинул взглядом собравшихся и озарил улыбкой миссис Икиду, показав отличные зубы.

Она сидела, подавшись вперед, и смотрела на синеву в обзорном иллюминаторе. Губы ее шевелились, словно она беззвучно молилась, чтобы переход был уже позади, и на экранах и в иллюминаторе появилась Станция. На ней была простая лубаррийская одежда из полосы ткани темно-красного цвета и сандалии.

Кроме нее, единственным человеком, кого волновал приближающийся переход, был археолог Лигмер. Спокойствие давалось ему с большим трудом. Его тонкие пальцы барабанили по подлокотнику кресла, взгляд беспокойно блуждал по сторонам.

Ланг составлял с ним полнейший контраст. Он был спокоен и машинально поглаживал шерсть лежащего на его коленях зверька.

Ференц, забавляясь, переводил взгляд с Лигмера на Ланга.

— Явно видно, кто из вас двоих видел все это прежде, — сказал он и усмехнулся Лангу.

Сияющие серые глаза Ланга чуть расширились. Он дернул правым плечом, отбрасывая назад просторную блузу.

— Вы ошибаетесь, офицер Ференц, — мягко сказал он. — Я до сих пор не видел эту, как ее называют, Станцию.

— Оборот речи. Подразумевая тех, кто ничему не удивляется, мы говорим «они видели все это прежде».

Лигмер, запоздало сообразив, что замечание Ференца касалось и его тоже, покраснел и свирепо уставился на офицера.

— Сложно делать вид, что Станция не производит впечатления. Даже незначительное проникновение в ее потрясающие тайны открывает, что она еще более удивительна, чем о ней принято думать.

Он положил ногу на ногу, скрестил руки и стал неотрывно смотреть в обзорный иллюминатор, где теперь все было оранжевым.

— Благородные дамы и господа, — сдержанно произнес Викор. — Переход будет завершен через несколько секунд.

До сих пор Ференц не знал, что Викор находится в салоне. Он узнал голос стюарда, повернул голову, поднял бровь, пытаясь сообразить, откуда он раздался. Прежде чем он завершил движение, в обзорном иллюминаторе появилась Станция.

Лигмер был прав. Викор видел это зрелище больше тридцати раз, тем не менее, по телу его побежали мурашки.

Станция! Кто создал ее? Лигмер и его коллеги пытались найти ответ на этот вопрос, но до сих пор не смогли. Как давно? Тот же результат. С какой целью? Снова нет ответа. Но вполне вероятно, что Станция предназначалась для того, для чего служила и сейчас.

Диаметр ее измерялся в милях. Огромный искусственный планетоид, окруженный грузовыми кораблями, лайнерами и даже легкими прогулочными суденышками. Драгоценность, сияющая в пустоте тысячами граней, как бриллиант, вышедший из рук искусного ювелира. Приз, к которому многие стремились, а кое-кто и получил.

Корабль прилетел со стороны звездного рукава, где правила Федерация Кэтродинов. Кэтродин, Майкос и Лубаррия были тремя входившими в нее планетами. По другую сторону Станции располагались звезды Пагского Союза Пагр и Элчмида. Посредине меж двух групп находилась Станция, а также люди Глея.

Глейсы никогда не заявляли, что построили станцию, но они нашли ее первыми. Обеим сторонам — и пагам, и кэтродинам, — нужен был Глей с его богатым текстильным производством, высокопроизводительной добычей редких полезных ископаемых, развитой промышленностью. Но обеим сторонам еще больше нужна была Станция. А глейсы ей владели.

Тупик. Две группы, обладающие большой властью, должны были униженно склоняться под диктатом глейсов. Поэтому подчиненные расы обоих союзов смотрели на глейсов как на чудотворцев. В силу всех названных причин Станция была средоточием больших потенциальных неприятностей и насилия.

Это знал каждый. Теперь все было лишь вопросом времени.

2

В салоне наблюдений долго царила тишина. Наконец ее нарушила миссис Икида, которая вздохнула так глубоко и громко, что этот звук, несмотря на мягкую обивку стен, казалось, разбудил в комнате эхо. Ференц искоса глянул на нее и фыркнул. Викору было очевидно, о чем думает кэтродин: не стоило проявлять столько стараний ради какой-то лубаррийки, женщины подчиненной расы.

Но так потребовали глейсы, а поскольку глейсы были хозяевами Станции, их требование выполнили.

Икида, муж этой женщины, был членом экипажа военного корабля кэтродинов, который схватился с пагским военным крейсером где-то далеко в рукаве галактики. Его, дрейфующего в одном скафандре, подобрал в открытом космосе грузовик глейсов. Сейчас лубарриец был предметом длинного и запутанного спора между пагами, которые заявляли свои права на него, как на военнопленного, и кэтродинами, которые в действительности не очень беспокоились судьбой какого-то там лубаррийца, но не могли допустить подобный прецедент. Официально, разумеется, лубаррийцы — равно как и майко, народ Викора, — находились под «защитой» кэтродинов.

Огромная сфера Станции приближалась, заполняя собой иллюминатор. Викор отвел взгляд от миссис Икиды и посмотрел на других пассажиров.

— Вы правы, Лигмер, — вежливо и негромко сказал Ланг. — Я вполне могу представить, как такое потрясающее творение по мере знакомства с ним впечатляет все сильней и сильней. У вас… мм… непосредственный интерес к Станции?

— Это моя специальность, — кратко сказал Лигмер. — С археологической точки зрения это самый увлекательный предмет на сотни парсеков вокруг.

— Археология!

Неожиданное саркастическое восклицание прозвучало со стороны высокой женщины-офицера с Пагра, из дальнего угла салона.

— Какое прекрасное, респектабельное название для профессии, которая старается угодить и нашим, и вашим!

Лигмер вытянул шею, ошеломленно разглядывая присутствующих. Он пожал плечами и развел руки, словно говоря: «Чего еще от них ожидать?»

Но Ференц поднялся на ноги с заметной напряженностью.

— Позвольте напомнить вам, мадам, — сказал он, — что этот человек принадлежит к моей расе. Отзываясь столь невежливо об одном из наших ученых, вы порочите расу кэтродинов.

— Ученых! — голос офицера с Пагра был полон презрения. — Платные агитаторы, которые пытаются воздвигнуть гору лжи для доказательства, что Станцию построили кэтродинские ничтожества.

Лицо Ференца потемнело, на него словно набежали грозовые тучи, а рука легла на длинный церемониальный нож, который находился у него за поясом.

Викор раздумывал, нужно ли рвануться к рукоятке тревоги и держать ее, пока в салон не прибегут кэтродинские офицеры из команды корабля. Но тут, к счастью, положение спас Ланг. Он вежливо спросил:

— Значит, неизвестно даже, кто построил Станцию?

Напряжение несколько спало. И Ференц, и офицер с Пагра явно думали: «Ну, если жалкий лопух даже этого не знает!..»

— Мы гораздо увереннее можем ответить на вопрос, кто ее не построил, чем кто построил, — поторопился объяснить Лигмер.

На лбу у него выступила испарина. Хотя он был спорщиком по натуре, ему удавалось сохранять хладнокровие и никогда не оскорбляться в язвительных дискуссиях, которые он вел от самого Кэтродина со священником и Ференцем.

— Какова же история Станции? — продолжал расспросы Ланг.

Лигмер пожал плечами.

— Ну, она существовала здесь еще до того, как расы Рукава открыли космические полеты. Это мы знаем наверняка. Станция столь огромна и сложна, что никто не верит, будто это всего лишь промежуточный пункт, полустанок, хотя мы ее так и называем. Должно быть, это либо гигантский межзвездный корабль, способный взять на борт население целой планеты, либо что-то вроде постоянной торговой базы иной расы, что населяла Галактику еще до возникновения человечества.

Ланг кивнул.

— Значит, ее возраст невозможно определить, — предположил он.

— Практически невозможно. Станция самообновляется. Энергию она черпает от ближайших звезд и преобразует ее непосредственно в любое необходимое вещество. Точно известно, что Станция находилась здесь более тысячи лет к тому моменту, как глейсы вышли за пределы своей системы и добрались до нее. Ее наблюдали в телескопы — как с Глея, так и с Майко, на протяжении как раз такого периода времени.

Офицер с Пагра встала с легким звяканьем, которое означало, что она слегка выдвинула меч из ножен и забыла вернуть его обратно. Как женщина, она была великолепна. Под красновато-коричневой кожей мускулы перекатывались, словно волны в маслянистой воде. Стройные ноги и шея были так длинны, что она почти задевала потолок бритой головой.

— Вы чужак, — сказала она Лангу тоном, который среди пагов считался дружелюбным. — Предупреждаю вас ради вашего блага: никогда не верьте тому, что говорит кэтродин. Больше половины шансов за то, что он лжет.

— Если бы мы не приближались к нейтральной зоне, мадам, — процедил Ференц сквозь стиснутые зубы, — я с величайшим удовольствием затолкал бы ваши слова обратно вам в глотку.

Пага усмехнулась, показав передние зубы, заточенные как острые клыки.

— Если бы ты сумел это сделать, кэтродин, я бы доставила тебе такое удовольствие. Но ни ты, ни кто-либо другой из твоей ничтожной расы на это не способен. Продолжая наш разговор, чужак, — она обратила свою хищную улыбку на Ланга, — я должна сказать, что это вовсе не была иная раса. Более десяти тысяч лет назад на Пагре обитали наши древние предки, и они вполне могли построить Станцию. Майко не могли этого сделать, — она огляделась и кивнула подбородком в сторону Викора, который скромно стоял у стены, — как вы сами поймете, если присмотритесь к представителю их расы. Они годятся на то, чтобы быть рабочими и слугами, так же как лубаррийцы, или элчмиды, или, к примеру, глейсы. Единственное, что достойно уважения в глейсах: они достаточно честны, чтобы признать, что не могли сами построить Станцию.

У Викора безумно зачесалась правая нога. Ему хотелось запустить тяжелым ботинком прямехонько в симпатичную задницу паги, которая стояла, опершись на спинку кресла Ланга, и излагала официальные лозунги своей расы.

Но паги могут осыпать его оскорблениями до судного дня, ему на это глубоко наплевать. Паги помыкают элчмидами. А Викор и все майко подлинную ненависть испытывали только к кэтродинам; паги — всего лишь эпизод.

— Ну вот, — продолжала пага. — Исключите этих всех и руководствуйтесь вполне очевидными фактами. Исключите их, и кто останется? Древняя пагская раса! — Она триумфально выпрямилась. — Понятно?

Каким-то потрясающим образом — Викор не понял, каким именно, — Ланг умудрился послать Ференцу усмешку, выражающую полнейшее презрение к этой пагской галиматье, но так, что пага ее не заметила. Возникла пауза. Затем Ланг снова спросил Лигмера:

— Как это звучит с археологической точки зрения?

— Ха! — воскликнула пага. — Заставьте кэтродинского археолога признать истину, даже если ткнуть его в нее носом! Как же!

Лигмер глянул на нее.

— Я надеюсь, мадам, что в ближайшие дни кому-нибудь удастся объяснить вам, что такое научный метод. Именно его я твердо придерживаюсь. Таким образом, я могу сказать, что существует такая возможность…

Ференц чуть не взорвался. Лигмер умоляюще посмотрел на него.

— Возможность! — подчеркнул он. — Точнее нельзя сказать, потому что власти Пагра не разрешают кэтродинским ученым исследовать реликты…

— И абсолютно правильно! Это только предлог для полномасштабных шпионских действий, — заявила офицер с Пагра.

— Прошу вас! — воскликнул Лигмер. — Я пытаюсь объяснить положение вещей нашему многоуважаемому спутнику.

Ланг моргнул и замахал рукой.

— Многоуважаемому? — пробормотал он. — Неужто?

— О, да, — сказал Ференц. — Разумеется. Вы ведь путешествуете за пределами видимости, не так ли? Старший помощник сказал, что так.

— За пределами видимости?

— Ну да. Отсюда ведь не видно вашего родного солнца, верно?

Ланг рассмеялся.

— Ну, собственно говоря, так оно и есть. Я уже довольно долго его не видел. Но я не нахожу в этом ничего особенного.

— Это делает вас уникальным среди пассажиров нашего корабля. За восемнадцать сотен рейсов, которые он совершил, никогда на его борту не было человека, находившегося за пределами видимости.

— Вы хотите сказать… — пробормотал Ланг и погладил по спинке зверька с черной шерстью, который уснул у него на коленях. — Ладно, неважно. Вы любезно объясняли мне…

— Ах, да. — Лигмер наморщил лоб, пытаясь собраться с мыслями. — Я говорил, что на Паге есть реликты, которые указывают на существование там десять тысяч лет назад цивилизации, знакомой с полетами в космос. Однако непонятно, почему эта цивилизация — если она была способна построить Станцию, как утверждают паги, — затем деградировала до пред-космического уровня. А это произошло, ибо к тому времени как пагские корабли вновь добрались до Станции, глейсы владели ей уже двадцать с лишним лет, и им удалось активировать практически все ее механизмы.

— То, что послужило причиной нашего низвержения с былых высот, прекрасно известно по нашим легендам и обычаям, — сказала пага. — Нами тогда руководили растленные мужчины, которые не в силах были удержать то, что оказалось в их власти. Только когда женщины установили подлинно жесткое правление, стало возможным совладать с яростным духом пагской расы.

— А кэтродины? — мягко спросил Ланг. — У них есть легенды?

— У любой расы Рукава есть легенды о богах, путешествующих среди звезд, — пожал плечами Лигмер. — Именно поэтому достойные уважения археологи не придают значения заявлениям о том, что найдено окончательное решение загадки.

— Благородные дамы и господа! — сказал Викор, громко откашлявшись. Пожалуйста, вернитесь в свои каюты на время, необходимое нам, чтобы уравнять нашу скорость со скоростью Станции. После уравнивания скоростей высадка может произойти как только вы пожелаете.

Миссис Икида вскочила с места и заторопилась в каюту. Священник Дардано, который тоже не принимал участия в дискуссии и все время хранил на лице презрительное выражение (происхождение Станции, разумеется, объяснялось в мифологии его культа и сомнению не подлежало), последовал за ней.

Пага долго не могла сдвинуться с места после упрека, высказанного Лигмером в адрес археологов ее расы. Наконец она медленно подняла костистый кулак, свирепо глядя на Лигмера. На ее лице застыл звериный оскал.

Ференц вскочил на ноги и бросился к ней. Он был довольно высок, но все же уступал ей в росте на несколько дюймов.

— Берегитесь, — предупредил он. — Отвечать вам придется передо мной.

Бледный как мел Лигмер безуспешно пытался что-то сказать, когда вновь прозвучал бархатный голос Ланга.

— Прошу вас! — произнес он. — Примите мои извинения и простите меня. В конце концов я — невежественный чужак, которому неизвестны здешние деликатные вопросы. Разумеется, я не заслужил прощения, но тем не менее, я умоляю вас простить…

Озадаченные, пага и Ференц повернулись к нему. Он улыбнулся, встал, слегка поклонился, держа своего пушистого черного любимца на сгибе локтя. Как-то само собой остальные последовали за ним к двери. Он поклонился и сделал жест рукой, приглашая их пройти первыми.

Когда они вышли в коридор, Ланг на миг замер в нерешительности. В глазах его блеснуло неуловимое выражение. Прежде чем последовать за остальными, он повернулся и обратился к Викору.

— Стюард! Будет ли им позволено решить этот спор силой, когда они окажутся на Станции?

— Нет, многоуважаемый господин, — сказал Викор. — Мир на Станции сохраняется всеми возможными средствами. Я не могу с уверенностью заявить, что они не снимут на пару часов зал для борьбы. Но вести дуэль при помощи оружия им не разрешат. Если бы глейсы позволяли подобные вещи, ни паги, ни кэтродины не выживали бы на Станции дольше одного-двух дней. Они ненавидят друг друга так, что готовы перегрызть противнику глотку. Если бы им разрешали ссоры и резню, результатом был бы кромешный хаос.

— Значит, глейсы поддерживают порядок среди них? Нелегкая задача, насколько я могу судить.

— Да, многоуважаемый господин. Так и есть.

Викор испытывал глубокое уважение к глейсам. То же самое чувствовали представители всех трех подчиненных рас Рукава.

— Честно говоря, — добавил он после паузы, — я бы скорее поверил, что это они построили Станцию. Раз им по силам поддерживать ее нейтралитет, они способны и на все остальное.

3

Поддерживать Станцию нейтральной в столь напряженной ситуации было большим искусством, которое сравнимо разве что с виртуозностью пилота, пытающегося посадить корабль вручную на планету без атмосферы.

Капитан Рейдж служила на Станции дольше, чем все остальные, за исключением полудюжины таких же старожилов из числа персонала. Она стала непревзойденным знатоком основных методов, включая использование неофициальных каналов информации. Как всегда, она руководила высадкой пассажиров новоприбывшего корабля. Однако на этот раз осмотр был тщательнее обычного. Она не смогла бы ответить, почему. Просто в атмосфере ощущалась некая напряженность, как будто назревала гроза.

Станция была нейтральна как с медицинской, так и с политической точки зрения. Поэтому высадка не осложнялась карантинной инспекцией, и таможенный досмотр был поверхностным. Это была вина паг или кэтродинов так рассуждали глейсы — если какой-то нелегальный товар поступал на одну или с одной из их планет. То, что происходило на Станции, их не касалось.

Таким образом, вскоре после того, как корабль причалил, пассажиры могли свободно смешаться с прочим населением Станции, которое составляло миллион с лишним. Половина его являлась штатом глейсов, остальные находились на Станции транзитом. Капитан Рейдж обязана была знать о них все.

Один за другим пассажиры спускались из корабля по воронке с нулевой гравитацией и, моргая от слепящего света, оказывались в главном приемном зале. Они изумленно взирали на ряд дверей системы лифтов, на длинные цепочки кресел на горизонтальных транспортерах, на сталь, пластик и минералоподобные материалы интерьера — самого фантастического искусственного сооружения, какое они только могли когда-либо видеть.

У пассажиров было много вопросов. Их интересовали жилье, время пересадки на другие корабли, отдых, буфет, местное время, необходимые вещи и излишества. Штат регистраторш — невысоких темноглазых девушек с Глея в простых комбинезонах цвета ржавчины — снабжал их картами, денежными сертификатами, билетами, справками. Незаметно стоя в стороне, капитан Рейдж наблюдала за ними со спокойным лицом. Руки ее были спрятаны под широкими, свободно ниспадающими рукавами платья. Казалось, только ее глаза движутся, но пальцы капитана тоже были заняты. Она делала заметки, касаясь сенсорных клавиш крошечного записывающего устройства, скрытого под рукавами.

Первой регистрацию прошла женщина-лубаррийка. Рейдж получила на ее счет специальные инструкции. Лубаррийка была совершенно определенным фактором в сложной стратегии выигрышей и потерь, которую вели глейсы на Станции. В настоящий момент паги ломали голову над некоторыми неприятностями, в которые их ввергли глейсы — им, так сказать, дали по рукам за попытку вмешаться в управление Станцией. Соответственно, со скрупулезной нейтральностью, глейсы решили причинить такие же неудобства кэтродинам, заставив их привезти на Станцию эту миссис Икиду в первом классе кэтродинского корабля — почти неслыханное событие для представительницы подчиненной расы!

Через некоторое время снова придется устроить блошиный укус пагам. Рейдж вздохнула. Настанет день, когда она сможет уйти в отставку и заняться воспитанием детей, которые ожидали ее возвращения в банке зародышей на Глее. Их поместили туда еще до ее первого назначения на службу в космосе. Но им придется ждать еще несколько долгих лет.

Тем временем она видела много общего между воспитанием детей и поддержанием мира между двумя вспыльчивыми «расами господ» Рукава.

Среди пассажиров был священник, кэтродин из церкви Лубаррии. Его звали Дардано — Рейдж не нужно было заглядывать в свои бумаги, чтобы это выяснить. Он прибыл заменить капеллана Станции, который умер в прошлом месяце. Кому-то придется провести с ним тихую беседу, прежде чем он приступит к своим обязанностям. Но это только в том случае, если выяснится, что он больше кэтродин, чем священник.

Два офицера: пага, возвращающаяся из поездки в пагское посольство на Кэтродине, и кэтродин, который раньше состоял в штате Станции, но сейчас его объявленной целью было проведение отпуска — почти наверняка шпион. Потенциальные противники демонстративно постарались избегать друг друга и даже направились к регистрационным бюро в разных концах зала.

Кэтродинский археолог был здесь прежде — юным студентом. И чужак, о котором не было известно почти ничего, кроме имени — Ланг. С маленьким любимцем-зверьком неизвестной породы, таких Рейдж не видела даже на картинках.

Она сохраняла каменную неподвижность лица, но как же ей хотелось проявить свои чувства! Не было ничего явного, что могло бы подтвердить ее предчувствия — самые обычные пассажиры, если не считать чужака Ланга. И однако…

Возможно, Викор сможет кое-что прояснить. Решительным движением Рейдж выключила устройство записи и наблюдала, как последние пассажиры первого класса направляются в свое временное пристанище. Стюардов отпустят не раньше, чем через час. В главном зале еще будут разгружать пассажиров четвертого класса и возвращать к жизни. Проследить за этим тоже входило в ее работу. Бесшумно ступая обутыми в сандалии ногами, она отправилась к помещениям для оживления.

По той же причине Викор находился в бешеном нетерпении, занимаясь рутинной процедурой уборки, всегда необходимой после причаливания корабля. Обычно ему удавалось сосредоточиться на том, что он делает. На этот раз его безмерно раздражала необходимость убрать в каютах, проследить за выгрузкой багажа, отчитаться перед казначеем, подождать, пока тот осмотрит каюты, забрать у него денежный сертификат…

Наконец он оказался в своей каюте, сбросил униформу и торопливо принял вид майко — служащего лайнера. Теоретически на Станции он был свободен от господства кэтродинов. Однако на практике любой из майко, попытавшийся воспользоваться этой привилегией, обнаружил бы, что взят на заметку и сполна получит за свое вызывающее поведение по возвращении в юрисдикцию кэтродинов.

Поэтому Викор с отвращением надел тускло-коричневую рубашку и такие же брюки, обнаружив — как всегда — что после красивой пурпурной униформы видеть себя в зеркале в такой одежде весьма неприятно.

Затем он поспешил покинуть корабль. По пути Викор подмигнул хорошенькой регистраторше-глейсе, отложившей в сторону свои папки, помахал рукой лубаррийскому инженеру с расположившегося рядом корабля, с должным почтением приветствовал офицера из штата глейсов, нехотя отдал обязательный поклон кэтродинской гранд-даме в инвалидном устройстве для ходьбы. Устройство представляло собой пару механических искусственных ног, сконструированных для восстановления тонуса мышц, которыми давно не пользовались. Много таких старых женщин — и мужчин тоже — прибывали на Станцию в тщетной надежде найти секрет вечной молодости в обширных хранилищах знания главного банка памяти. Шарлатаны отлично наживались на подобных людях; но только глейсам были доподлинно известны секреты Станции.

С некоторыми они расставались. За определенную плату, конечно.

Викору пришлось пройти через весь приемный зал, вычисляя точный момент, когда нужно подойти к лифту. Он должен был сесть в заранее оговоренную кабину и быть единственным пассажиром. Внезапное появление группы смеющихся детей — экскурсия с Глея — вынудило его задержаться перед автоматом со сладким мясом, делая вид, будто он выбирает между прелестями кристаллических чепчиков и чик-чириков в меду.

Наконец Викор рискнул. Он скользнул в кабину и бросил взгляд на ряд кнопок. Система лифтов была так же сложна, как система подземного транспорта большого города на развитой планете. Однако структура ее была однородна, поскольку опиралась на геодезию искусственного гравитационного поля. Только в некоторых местах имелись небольшие отклонения. Это был один из секретов, которые глейсы доверили немногим людям. К числу последних принадлежал и Викор.

Все было действительно просто, если только нажать две кнопки одновременно.

Викор никак не мог решить, куда именно доставлял его лифт в таких случаях. Сначала он предположил, что попадает в скрытый промежуток между двумя этажами. Но однажды он попробовал подняться на этаж выше и спустился по обыкновенной лестнице, а потом снова поднялся. Это убедило его, что между уровнями нет места для дополнительного тайного этажа. Значит, лифт вез его в какое-то совершенно другое место.

Когда-нибудь после беседы с капитаном Рейдж он останется на этом этаже и попытается выйти оттуда пешком, выяснив раз и навсегда, где это. Но не сейчас. Ему нужно было слишком многое успеть сделать.

Кабина остановилась и дверь скользнула вбок, открывая узкий и темный коридор, знакомый ему по прошлым посещениям. Коридор уходил в обе стороны на двадцать шагов, освещаемый тускло-оранжевым светом неоновой трубки, и по обе стороны упирался в перпендикулярный проход, разветвляясь буквой «Т». Викор никогда не ходил ни в одном из этих направлений. Ему было позволено лишь пересечь тот коридор, куда его доставлял лифт, нажать кнопку на двери напротив и предстать перед капитаном Рейдж. Все.

В последнее время он испытывал все большее искушение свернуть направо или налево и хотя бы бросить взгляд вдоль проходов, которых он никогда до того не видел. Теперь он снова, еще неохотнее, пообещал себе: «В следующий раз!»

Палец его лег на кнопку двери кабинета, и дверь с мягким рокотом скользнула в сторону по желобкам.

Викор всегда чуть побаивался Рейдж. Она была невысокой женщиной, как и все люди ее расы, и едва доставала Викору до локтя. Ее лицо с нежной кожей и большими овальными темными глазами в обрамлении тщательно причесанных черных волос выглядело молодым. Но каким-то образом — быть может, тому причиной было ее абсолютное спокойствие — ей удавалось выглядеть хозяйкой в любых ситуациях.

Капитан Рейдж сидела в низеньком круглом кресле, просматривая узор мелькающих символов, проецируемых ее персональным записывающим устройством на гладкую переборку кремового цвета справа от двери. Викор бросил взгляд на символы и отвернулся; он прекрасно знал, что пытаться расшифровать их будет пустой тратой времени. Это был код, который глейсы переняли из записей банка памяти Станции, и никто иной не получил доступа к ключу.

— Приветствую тебя, Викор, — сказала Рейдж, не отводя темных, цвета терна, глаз от меняющегося, мерцающего рисунка на стене. — Подожди еще пару секунд… Все!

Она выключила крошечный ослепительный луч проектора и убрала записывающее устройство под рукав. Полуулыбка озарила ее лицо.

— Садись, пожалуйста. Я рада снова видеть тебя.

— И я счастлив видеть вас, капитан Рейдж.

Викор прочувственно произнес эти слова — точнее, не смог сдержать переполняющих его чувств. Для него Рейдж была чудесной, восхитительной личностью; он сказал бы то же самое практически о любом из глейсов, и по сути так и сказал Лангу перед причаливанием, но Рейдж была для него совсем уж особенной.

Какая-то тень пробежала по гладкому, без единой морщинки, лицу Рейдж.

— Сообщения при тебе? — спросила она после краткой паузы.

Викор кивнул. Крошечная катушка с микрофильмами была спрятана у него в левом ботинке. Он вынул ее и передал Рейдж.

— Благодарю. Мы еще увидимся до вашего отлета; возможно, будет ответ.

— Я… У меня еще одно сообщение, которое группа поручила мне передать лично, — отважился заговорить Викор. Рейдж кивнула. — Я должен передать, как высоко угнетенное большинство майко ценит помощь, которую они получают от глейсов. Это так вдохновляет — сознавать, что люди Глея нам сочувствуют. И мы восхищаемся достижениями вашего народа, оставшегося независимым и от паг, и от кэтродинов.

Викор сжал руки так, что пальцы заболели от напряжения. Ему не поручали передать никакого устного сообщения; подпольная группа, в которой он был курьером, передавала все только в закодированном виде. И, если бы кэтродины узнали, что глейсы украдкой помогают подчиненным расам под прикрытием своего знаменитого нейтралитета, то, возможно, даже ненасытное желание заполучить Станцию не удержало бы их от войны.

Но, упрямо сказал себе Викор, это именно то, что чувствует группа. Или должна чувствовать.

Во всяком случае, это то, что чувствует он.

И это единственный способ высказать свои чувства Рейдж. Он ждал ее ответа в состоянии неизвестности и беспокойства, доведенном до предела, и облегченно вздохнул, когда она изящно склонила голову и улыбнулась.

— Спасибо, Викор, — сказала она. — Это было приятно услышать.

Затем она оживилась.

— А теперь, пожалуйста, расскажи о ваших пассажирах.

4

Рослая офицер-пага выкрикнула последнее звонкое оскорбление через весь приемный зал, развернулась, прошуршав своим коротким платьем, и направилась к креслам на транспортере. Чем скорее она попадет к своим, тем лучше для нее.

Ференц, отмахнувшись от глейсских регистраторш, предлагающих карты, денежные сертификаты и прочие нужные вещи, наблюдал за пагой, прищурив глаза. Он представлял себе ее мужчину. Паг должен быть на ярд выше Ференца, вдвое мускулистее обычного человека, с гладкими щеками и лишенным волос черепом, с длинными белыми зубами, которые он постоянно скалит в бессмысленной ухмылке. Если на нем и будет какая-то одежда, то скорее всего блуза из металлических нитей, которую даже сильный паг-мужчина не сможет порвать. Паг будет неразговорчив; на Пагре редко учат детей мужского пола разговаривать по-настоящему.

Нарисовав себе эту картину, Ференц почувствовал, как заживают ссадины в душе. Офицер с Пагра, вероятно, была права, когда сказала, что ни он, ни любой другой кэтродин не смогут вынудить ее подчиниться. Еще бы! Если в ее представления о занятии любовью входит забраться в клетку с самцом своего вида и для начала быть избитой до полусмерти…

И все-таки он безумно желал бы заставить ее проглотить оскорбление.

Он развернулся на каблуках и протянул длинную руку — длинную по кэтродинским стандартам; пагские стандарты были абсолютно иными. Рука его легла на плечо Лигмера, археолога, который был погружен в изучение карт, изготовленных глейсами.

— Послушайте, молодой человек, — резко сказал Ференц. — Мне не понравилось ваше отношение к некоторым вопросам, тогда на корабле. Лучше будет, если вы отложите в сторонку ваш строго научный подход, когда вас слышат паги. Не знаю, как много вы, археологи, уже разболтали, но ваше легкомыслие может нанести огромный ущерб нашему престижу.

Лигмер глуповато заморгал, глядя на него. Потом перестал рассматривать карты и отодвинулся, чтобы Ференцу пришлось убрать руку с его плеча. Он произнес с достоинством:

— Офицер Ференц, национальная гордость должна основываться на истине, на проверенных фактах. Неужели вы хотите, чтобы мы скатились на уровень паг и несли пустопорожнюю чушь насчет «яростного духа кэтродинов»? Я думаю, нет!

Ференц заколебался. Он попал в трудное положение. Ухватившись за свое преимущество, Лигмер продолжал:

— Разумеется, нет! Пусть они выдвигают свои необоснованные требования. Их заявления никого не впечатляют. Вы можете быть уверены, что мы, и я в том числе, не опустимся до такой чепухи.

— Ладно! — проворчал Ференц. — Но помните о том, что я сказал. Не забывайтесь.

— Конечно. К счастью, паги не все так плохи, как та, с которой мы коротали время в полете. Некоторые из них вполне уравновешенны. Я буду работать совместно с женщиной из пагского археологического института, которая является членом подпольного движения и отказывается участвовать в националистической пропаганде.

— Не слишком правдоподобно звучит, — резко ответил Ференц. — Не позволяйте им обмануть вас — разумно мыслить они не способны, это уж точно.

Лигмер покраснел, повернулся и отошел от стойки регистрации. Ференц, проводив его суровым взглядом, наконец позволил регистраторше оформить бумаги, дающие основание для его пребывания на Станции.

Краем глаза он заметил, что чужак Ланг подошел к Лигмеру. Любопытство заставило его, направляясь к лифтам, пройти на таком расстоянии от них, чтобы расслышать разговор. Говорил в основном Ланг.

— …выразить свое восхищение вашим подходом, — сказал он.

Лигмер улыбнулся и сделал протестующий жест.

— Нет-нет, в самом деле, — настаивал Ланг. — Как вам известно, я много путешествую, и высоко ценю людей, лишенных предрассудков.

Ференц нахмурился и прошел к лифту. Он сделал заметку в одном из уголков своего мозга, что будет совсем не вредно проследить за Лангом. Что касается Лигмера, Ференц решил, что археолог вполне может подпасть под влияние паг. А похвала Ланга — человека, который вышел за пределы видимости родного солнца и потому автоматически воспринимается как значительная личность — вполне могла усугубить ситуацию.

Еще его интересовало, куда делся священник Дардано. Ференц окинул взглядом ряд лифтов и увидел толстяка, ждущего перед дверью прибытия вагона. Ференц направился к нему и властно окликнул:

— Дардано!

Священник заморгал и начертил пальцем ритуальный знак на своем одеянии. Ференц проигнорировал жест; вера Дардано утратила свой статус на родной планете.

— Да, сын мой?

— Офицер Ференц, если не возражаете.Дардано, я не должен был бы говорить это вам, но лучше скажу — если никто не сделал этого до меня. Известно ли вам, что эта лубаррийка Икида — женщина, которая прилетела с нами — представляет собой преднамеренное оскорбление кэтродинам? Вы слышали, по какой причине ее затребовали сюда?

Священник кивнул.

— Да. Мне показалось странным, что она путешествует вместе с нами, и я навел справки.

— И тем не менее, вы вовлекали ее в разговоры. Со стороны могло даже показаться, что вы пытаетесь соблазнить ее. Вряд ли, конечно, можно считать это разумным с вашей стороны, поскольку вы постоянно живете и работаете среди лубаррийцев. Вам следовало быть более сдержанным, учитывая ваш долг перед кэтродинами.

Дардано задохнулся.

— Я… Мое поведение было сдержанным! По крайней мере, я так считал. В конце концов, она принадлежит к моей вере, а мой долг — укреплять веру повсюду, где только можно. Я не пытался предъявить свои права на нее, учитывая сложившиеся обстоятельства. Напротив, я счел необходимым выразить свое неодобрение ситуации, и этот способ показался мне — ну, наиболее приемлемым.

— Права на нее?

— Ну да. Я велел ей не являться в мою каюту, и не посещал ее сам.

— Но разве она не летела сюда к мужу?..

Внезапно Ференц все вспомнил и оборвал себя. Ну конечно же. Вера Дардано включала некоторое количество странных обычаев, злоупотребление которыми привело к ее отмене на Кэтродине. Например, запрещался брак между родителями детей; все семьи были перекрестными, и считалось антиобщественным иметь больше одного ребенка от того же самого партнера. Однако, постоянный партнер был необходим с точки зрения финансов и поддержания дома. Своеобразная система, перевернутая по отношению к порядкам, общепринятым на остальных планетах Рукава — и, как выяснилось, на более далеких планетах галактики.

— Ах да, — сказал Ференц. — Конечно же. Я забыл. Что ж, от человека ваших убеждений большего самоограничения потребовать трудно. Хорошо.

Он повернулся и уже собрался уйти, как вдруг заметил миссис Икиду. Под руководством улыбающейся симпатичной девушки-глейсы она взбиралась на кресло транспортера. Глаза ее сверкали.

Священник за спиной Ференца громко вздохнул с облегчением. Ференц демонстративно сплюнул, выражая неодобрение и отвращение. Он был недоволен глейсами, которые унижали кэтродинов, как в случае с Икидой; Дардано и его чувственной, потворствующей низменным желаниям религией; Лигмером — за недостаток патриотизма; и, наконец, самим собой — за то, что не сумел заставить себя уважать пагу-офицера.

Ладно, у него достаточно важных дел. Ференц обнаружил, что нужная ему кабина лифта прибыла, и шагнул внутрь. Окинув взглядом приемный зал в последний раз, он увидел, что Ланг продолжает беседовать с Лигмером, поглаживая своего зверька, но взгляд его устремлен на Ференца.

— Ваш… ээ… соотечественник, похоже, не одобрил ваших замечаний, сказал Ланг.

Лигмер покачал головой.

— Ференц — это пример того, от чего нам, кэтродинам, лучше бы избавиться, — сказал он. — Боюсь, однако, что этот тип личности слишком распространен, хотя — добавил он с похвальной лояльностью по отношению к родной планете, — у нас положение куда лучше, чем на Пагре. Я полагаю, люди вроде Ференца были на своем месте, когда Кэтродин расширял владения. Это они распространили нашу империю на Майкос и Лубаррию. Но мне кажется, что их безусловное презрение ко всему не кэтродинскому несколько устарело.

Археолог обвел рукой внушительный зал, в котором они находились.

— Оно устарело, как только была обнаружена Станция. Стало очевидно, что кэтродины вовсе не превосходят остальных, ибо, на самом деле, Станция невообразимо далеко обогнала в развитии все, доселе известное нам.

— Весьма впечатляет, — согласился Ланг, осмотревшись.

— На Пагре, разумеется, отреагировали как обычно. Они заявили — как вы слышали от путешествовавшей с нами паги — что, поскольку все пагское, с их точки зрения, превосходит любое другое, следовательно, Станцию построили паги. Потрясающая логика! Такова их официальная пропаганда. Но к счастью некоторые из них достаточно умны, чтобы не обращать внимание на подобную чушь.

— Вы уже были здесь прежде, я полагаю? — поинтересовался Ланг. — Вы хорошо знаете Станцию?

— Никто не знает Станцию хорошо. Кроме, конечно, самих глейсов, ответил Лигмер уныло. — О, они вполне рассудительны и готовы сотрудничать во многих аспектах; единственное ограничение, которое они накладывают чтобы археологи вроде меня не слишком углублялись в технические вопросы. Заметьте, это само по себе связывает нам руки, поскольку значительная часть скрытой истории Станции связана с техникой — например, с главными банками памяти. В банках имеются знания, которые сами глейсы не могут использовать — и те, которые они не осмеливаются использовать, не говоря уж о том, чтобы открыть к ним свободный доступ. Я думаю, их нельзя в этом винить. Они знают, что, получив свободу действий, и паги и кэтродины попытались бы захватить Станцию.

— Да, это я уже понял, — нахмурился Ланг и посадил своего любимца-зверька на плечо.

— Кто это у вас? — спросил Лигмер. — Я никогда прежде таких не видел.

— Эти ручные существа очень распространены на планетах в глубине галактики, за пределами Рукава. — Ланг с усмешкой потерся щекой о шерсть зверька. — Я зову его Санни. Он скрашивает мое одиночество.

Лигмеру страшно хотелось задать самый важный вопрос: откуда собственно прибыл Ланг? Но он не смог подобрать нужные слова, а потом снова заговорил Ланг.

— Как они управляют Станцией? Глейсы, я имею в виду.

— Их штат здесь составляет около полумиллиона. Управление Станцией это по существу индустрия планетарного масштаба. Они координируют торговлю предметами роскоши между соперничающими империями, у которых иначе не было бы шанса торговать мирно. Они выступают посредниками, примиряя стороны в таких случаях, как с этим Икидой, чья жена прибыла на Станцию вместе с нами. Они помогают поддерживать дипломатические отношения ниже точки закипания. Еще они обеспечивают — и это самая незначительная из их функций — курортный режим для людей, желающих совершить путешествие в космос. И они содержат прекрасную больницу, где лечат при помощи методов, которые либо открыли сами, либо обнаружили в архивах Станции.

— Они занимают Станцию целиком? — спросил Ланг.

— Не совсем. Они сдают в аренду сектора — под своим наблюдением — нам и пагам, где мы можем в большей или меньшей степени делать, что захотим. Некоторых раздражает, что глейсы настояли на том, чтобы сдавать в аренду сектора также и подчиненным расам, которые с их точки зрения считаются завоеванными и не вечно будут низшими. Но естественно, поскольку их родные планеты и рейсы космических кораблей находятся под юрисдикцией других, у майко, лубаррийцев и элчмидов не слишком много возможностей наслаждаться этим теоретическим преимуществом здесь, на Станции. Я полагаю, что глейсы поступают так потому, что только факт владения Станцией предохраняет их от попадания под власть той или другой из империй Рукава.

Ланг посмотрел через весь зал, на лифты. Ференц как раз садился в кабину. На губах Ланга заиграла усмешка.

— Знаете, — сказал он, — мне по душе то, что я слышал про этих глейсов. Спасибо, что вы потратили время на разговор со мной. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Разумеется. Если вы захотите узнать что-нибудь о Станции, свяжитесь со мной, — предложил Лигмер. — Не могу гарантировать, что отвечу на все ваши вопросы, но постараюсь.

5

Рейдж явно стремилась что-то выяснить. Поначалу Викор был просто рад, что на этот раз может провести в ее обществе больше времени, чем обычно, и не задумался над причинами. Но спокойный разговор продолжался, Рейдж задавала ему один вопрос за другим, а ее тонкие пальцы набирали кодовые комбинации на записывающем устройстве.

Викор предупредил ее, что может быть взрыв, если Ференц и офицер с Пагра встретятся во время их пребывания на Станции. Он описал свое впечатление — не слишком глубокое — о священнике Дардано. Доложил, что прибытие миссис Икиды на Станцию должным образом раздразнило кэтродинские власти. Но постепенно он начал осознавать, что все это неважно и давно известно Рейдж. Такова была ее работа.

Если возник новый фактор, значит, это произошло в результате чего-то необычного. Значит, остается только чужак — Ланг.

Но Викор почти ничего не мог рассказать о Ланге, кроме того, что тот настолько владеет собой, что его невозмутимость временами бывает просто оскорбительной. Он не сказал этого Рейдж открыто; он и сам не подозревал, что пришел к такому выводу, пока она не выудила это из него настойчивыми вопросами. Затем Викор рассказал, как Ланг снял напряжение, когда Ференц и пага оскорбляли друг друга в наблюдательном салоне. И тут он сообразил то, что раньше упускал из виду.

Во время беседы ему нравилось все время смотреть на Рейдж. Он получал удовольствие, замечая едва уловимые реакции, которые его научило распознавать долгое знакомство: удовлетворение, озадаченность, раздражение. Все чувства были лишь чуть заметными отражениями в туманном зеркале ее лица. Утонченность манер глейсов была для него притягательна. Его собственной расе, майко, следовало многому научиться от глейсов. Хотя бы для того, чтобы успешнее скрывать мысли от своих господ кэтродинов. И в силу причин более важных, чем вежливость — ради выживания.

Викор даже пытался подражать ее ледяному спокойствию. Но у него ничего не вышло, и он оставил эти попытки. Чтобы достигнуть такого спокойствия, всей жизни не хватит.

Более того, такое поведение требовало глубокой и непрестанной сосредоточенности. Но оно давало результаты, вне всякого сомнения. Когда Викор впервые встретил Рейдж, он был немало удивлен. Он решил, что ей лет двадцать: таким гладким, без морщин, было ее лицо, такими грациозными и легкими были ее движения. Постепенно он понял, что ее опыт и способности невозможно было приобрести в столь юном возрасте, и что на самом деле она, по меньшей мере, вдвое старше. Юным обликом она была обязана сверхъестественному спокойствию, которое людям ее расы прививалось с самого детства. Благодаря своей уравновешенности и хладнокровию глейсы способны были поддерживать равновесие между пагами и кэтродинами.

Ланг, Ланг, Ланг. В центре ее поисков был Ланг. В уме Викора зрела решимость: раз Рейдж хочет знать больше о Ланге, он доставит ей информацию, если только сможет.

Наконец Рейдж закрыла записывающее устройство, положила его на широкий подлокотник кресла и широко улыбнулась.

— Спасибо тебе, Викор, — сказала она. — Ты, как всегда, очень мне помог.

— Помог, но недостаточно, — возразил Викор. — Я рассказал вам очень мало из того, что вам следовало бы знать.

Тень реакции, которая, как он научился угадывать, означала удивление, пробежала по лицу Рейдж. Женщина пыталась сделать вид, что он не прав — но у нее не получилось, потому что Викор говорил правду.

Наконец она пожала плечами.

— Но я не могу требовать большего. Я ведь даже не знаю толком, что ищу. В любом случае спасибо. Мы еще увидимся до отбытия твоего корабля, я передам сообщение для твоей группы.

Она поднялась и грациозно склонилась в официальном поклоне. Викор попытался поклониться с такой же грацией, прекрасно сознавая, что по сравнению с ней он чудовищно неуклюж. Он толком не понял, как оказался в коридоре. Дверь лифта напротив была темной — значит, кабина находилась на каком-то другом этаже. Неудивительно, поскольку сюда, на потайной этаж, лифт возил посетителей нечасто.

Викор протянул было руку нажать на кнопку, но внезапно отдернул ее. Его охватило волнение. Сколько ему понадобится времени, чтобы пробежать двадцать шагов до развилки коридора? Три секунды? И тогда он наконец сможет заглянуть за пределы…

На этот раз он не стал ждать долго, чтобы не возникли сомнения. Он решился и бесшумно скользнул влево по коридору. На углу он замер и вытянул шею, заглядывая за острый угол переборки.

Разочарование было горьким. Он увидел всего лишь уходящий в обе стороны еще один коридор, похожий на тот, который был ему знаком — узкий, тускло освещенный оранжевыми неоновыми лампами, с выходящими в него простыми дверями.

И снова в двадцати шагах по обе стороны были развилки.

Огорченный, Викор собрался возвратиться к лифту. Но неожиданно послышались тихие шаги — легкие, чуть шаркающие шаги женщины или мужчины в обуви с мягкими подошвами. Викор вжался в стену и снова вытянул шею, чтобы заглянуть за угол.

Мимо развилки коридора, на которую он смотрел, прошел Ланг.

Это не мог быть никто, кроме Ланга. Сотня других людей на Станции могла иметь его рост, его телосложение, его одежду. Но кто еще здесь мог нести на плече зверька с черной шерстью?

Викор надолго застыл в изумлении. Ланг уже исчез, а он продолжал спорить сам с собой. Если Ланг впервые на Станции, как он попал так быстро на потайной уровень, куда глейсы пускают очень немногих? По ошибке? Случайно? Или он что-то знал заранее? Шансы случайного попадания сюда казались очень сомнительными.

Следует ли ему вернуться и уведомить Рейдж, что он только что видел Ланга? Если он это сделает, ему придется признаться, что он злоупотребил ее доверием, выйдя за пределы дозволенной ему территории. Спор Викора с самим собой длился лишь несколько десятых секунды и закончился тем, что он быстрым шагом направился к развилке, которую миновал Ланг, и дойдя до угла, повернул вслед за чужаком.

Но Ланга он не увидел. Коридор был пуст — только слабое гудение в воздухе, на пределе слышимости, красноватый свет и стены с дверями, расположенными через неравные промежутки.

Чувствуя странную растерянность, Викор остановился. Он набрался храбрости для долгого преследования по запретной территории. Теперь преследовать было некого, и он вполне мог повернуть назад. Коридоры все были похожи друг на друга, и он вряд ли бы выяснил что-то новое, продолжая поиски, только рисковал не найти обратной дороги к лифту, который доставит его обратно на общедоступные этажи.

Но Ланг наверняка зашел в одну из этих комнат. Наверняка! Потому что этот коридор заканчивался тупиком вместо обычной развилки.

Викор стал осторожно красться вперед. В этом участке коридора от поворота до тупика было пять дверей — две слева, три справа. Он прислушался под первой дверью. Ничего. Дверь напротив: тоже ничего. Но за третьей дверью он услышал подозрительный звук, то восходящий, то нисходящий, чистого тембра, как звук тростниковой свирели. В нем было что-то музыкальное, но для музыки он был слишком ритмичным, словно метроном находился за стенкой. Кроме того, за время полетов на корабле и здесь, на Станции, Викор познакомился с музыкой всех рас Рукава, и узнал бы музыку любой планеты.

Могла ли это быть музыка родины Ланга? Мысль заставила Викора замереть на месте, но он тут же отбросил ее. Сомнительно, чтобы Ланг, спустя несколько часов после прибытия, забрался сюда только для того, чтобы потихоньку развлечься музыкой.

Викор перешел к другой двери. Снова тишина. За четвертой дверью оказался источник вибрации, которую он скорее ощущал, чем слышал с момента появления в этом коридоре. Там находились какие-то машины — вероятно, что-то очень тяжелое и точно отлаженное, что вращалось на большой скорости и заставляло гудеть воздух.

Из-за последней двери снова не доносилось ни звука. Викор поднял голову и шагнул назад, но тут дверь неожиданно скользнула вбок, и на него удивленно уставился глейсский офицер в форме. Сердце Викора упало.

— Что вы здесь делаете? — спросил офицер. Непохоже было, чтобы он очень разгневался. — Что вообще здесь может делать майко? Ваш сектор находится на противоположной стороне Станции, молодой человек!

Мысли Викора прояснились. Неужели вся тайна была не более чем недоразумением? Неужели этот изолированный этаж был всего лишь глейсским сектором Станции, доступ в который был окутан тайной только потому, что глейсы не желали, чтобы посторонние совали нос в их личную жизнь? Это казалось правдоподобным. И, если так, то он совершил не такой уж большой проступок. Викор снова воспрянул духом.

— Благородный господин, — сказал он скромно, — я доставлял сообщение многоуважаемой капитану Рейдж. Ожидая лифт, я увидел в коридоре пассажира, который прибыл вместе со мной на корабле. Он утверждал, что никогда раньше не был на Станции. Но как он мог попасть сюда, не зная ваших секретов?

Офицер задумался. Он был несколько выше Рейдж, но все равно настолько же ниже Викора, насколько Викор был ниже пагских офицеров. В глейсе было что-то почти кукольное.

— А поскольку Рейдж интересовалась этим чужаком, — продолжал Викор свой рассказ после паузы, — я подумал, что должен пойти следом за ним. Но он скрылся в одной из кают этого коридора. Больше ему деться было некуда. Если он здесь по праву и по приглашению, я приношу самые глубокие извинения, но я хотел принести пользу…

— В одной из этих кают? Из этих пяти? — Офицер показал рукой. — Тогда мы можем очень быстро прояснить вопрос.

Он быстро заглянул в каюту, соседствующую с той, откуда только что вышел.

— Никого.

Он заглянул в следующую.

— И тут никого.

Викор наблюдал с растущей тревогой, как офицер удостоверяется, что все пять кают пусты. Ни в одной из них не было второго выхода. Офицер вернулся к Викору, улыбаясь и качая головой.

— Не вижу, как ваша история может быть правдой, молодой человек, сказал он. — Нам лучше пойти к капитану Рейдж.

Он сделал Викору знак идти впереди, и тот повиновался. Он совсем упал духом. Рискнуть своими привилегиями и ничего не получить в результате! Он и без того был достаточно подавлен и обескуражен, но почувствовал себя еще хуже, глядя на капитана Рейдж.

— Верно, Индль, — сказала она наконец. — Викор был здесь по моему требованию, и меня действительно очень интересует этот чужак, Ланг. — Она перевела взгляд на Викора. — Так что в действительности сделал Ланг?

Викор рассказал.

— Ты увидел его, когда он прошел мимо развилки этого коридора, где находится моя каюта и лифт?

Викор прикусил губу и покачал головой.

— У меня… у меня был приступ любопытства, — признался он, чувствуя, что краснеет.

— Что ж, я могу его удовлетворить, — просто сказала Рейдж. — Это наш приватный сектор Станции. Мы предпочитаем быть здесь одни, поэтому не афишируем его существования. На общедоступных картах он не показан, замаскирован искажением пропорций. Мне следовало рассказать это тебе с самого начала.

— И вы просто-напросто пригласили сюда Ланга, надо полагать? — мрачно спросил Викор.

— Нет, — ответила Рейдж, качая головой, и лицо ее выразило удивление. — Нет, никто бы этого не сделал. Если Ланг на самом деле был здесь…

— Был! — воскликнул Викор.

— Значит, он не новичок на Станции и солгал нам. Индль, мы должны выяснить, почему!

6

Официально Ференц был в отпуске. Он не был женат и не имел иждивенцев. Ранг его был достаточно высок, чтобы убедить сторонних наблюдателей, что у него хватит денег полететь на Станцию. Более того, он уже был здесь в составе постоянного штата, который кэтродины содержали в своем секторе Станции для разбирательства торговых споров, репатриации пленников и прочих вопросов, которые традиционно решались на нейтральной территории Станции.

Таким образом, логично было, что он по прибытии сразу направился в кэтродинский сектор вместо того, чтобы следовать по туристическому обзорному маршруту.

Разумеется, у него при себе не было багажа. Багаж к этому моменту уже должен быть доставлен прямо с корабля, что было само собой разумеющимся. Ференц знал номер каюты, куда отправили багаж. В любое место на Станции можно было попасть в течение часа. Так что, если не считать физического соседства друг с другом, приезжим было совершенно безразлично, где их разместят.

Ференц почти не обращал внимания, каким путем он идет. Во время своего предыдущего пребывания здесь он ознакомился со всей Станцией. А сейчас его мысли были слишком заняты другими вопросами.

Наконец, спустившись на десять этажей и проехав транспортером еще по двум, он оказался в кэтродинском секторе. Покинув транспортер, он почти тотчас же ощутил разницу между здешней обстановкой и спокойствием приемной территории, где управляли глейсы. Здесь сам воздух казался плотным, заряженным электричеством, подталкивающим к действию.

Ференц зашагал быстрее. Он прошел несколько коридоров, заходя на контрольные пункты для предъявления документов. Через три минуты его принял главный маршал Теммис, возглавляющий штат кэтродинов — лысый мужчина, который уже начинал увядать, но все еще начальственно прямо держал блестящую голую голову над пухлым двойным подбородком.

— Садитесь, Ференц. Рад вас снова видеть, — нахмурившись, произнес Теммис. — Вы прибыли на одном корабле с этой лубаррийкой, Икидой?

— Да. Я почти ожидал увидеть вас в секторе пленников, сэр.

— Чтобы глейсы удостоверились, что затронули нас за больное место? Теммис коротко, хрипло рассмеялся. — Я поручил это дело младшему офицеру. На самом деле это, конечно, полковник, которого замаскировали под двадцатилетнего юнца.

Ференц понимающе и уважительно ухмыльнулся. Такие штучки он умел ценить.

— Разумеется, я не отрицаю, что все это мероприятие довольно болезненно, — продолжал Теммис. — Но оно с самого начала планировалось глейсами, как блошиный укус, и было бы недостойным реагировать на него. У нас есть дела куда поважнее.

— Я так и предположил, сэр, когда получил назначение. Если вы позволите мне высказаться, я должен сообщить, что уже встретил более опасные вещи, чем случай с этой лубаррийкой.

— Как так?

Теммис откинулся на спинку обширного кресла.

Ференц сначала упомянул Дардано, но Теммис покачал головой.

— Оставьте его. Это специальный выбор. У него будет своя работа. На Станции есть пара тысяч лубаррийцев, которые так или иначе вышли из-под нашей власти в результате пособничества глейсов. Они не решаются вернуться на родину, потому что очень хорошо знают, что их там ожидает. Дардано должен будет уведомлять нас о том, что происходит в их среде, и он с этим прекрасно справится. Его не заботит ничего, кроме персонального комфорта, а в этом он целиком зависит от нас.

— Мне не вполне понятно, почему выбрали именно его, — напряженно ответил Ференц. — Но, разумеется, я повинуюсь вашему выбору, сэр. Но более опасен, чем Дардано, археолог Лигмер. Похоже, что ум его полон подрывных идей. И он сказал, что работает здесь в непосредственном контакте с пагами.

— Да, здесь я склонен согласиться с вами. — Теммис соединил кончики пальцев и принялся их разглядывать. — Однако это часть более обширного плана, и не мне подвергать выбор сотрудников, осуществленный Верховным Командованием.

— Как вам наверняка известно, детальное изучение Станции — главная цель нашего нахождения здесь. Большая часть Станции неизвестна никому, кроме глейсов. Мы успешно выполнили программу измерений, чтобы выяснить точность распространяемых глейсами карт. Именно здесь начинается ваша миссия.

— Думаю, мне не нужно напоминать вам, что все это строго секретно.

— Существо вопроса заключается в следующем. Карты искусно и почти неуловимо искажены. Существуют огромные участки Станции, которые на них не отражены. Возможно, это всего лишь служебные территории: гравитационные трубопроводы, вентиляционные шахты, отопление, освещение, электроэнергия и так далее. А, может, и нет. Мы должны это осторожно разведать.

— Нет сомнения, что паги тоже это подозревают. К счастью для нас, они официально заявили, что знают о Станции больше, чем глейсы — разумеется, часть их пропаганды. Мы надеемся, что этот гандикап даст нам существенное преимущество в подготовке точных планов Станции. А это будет бесценным при смене позиций.

Уже много лет Ференц не слышал этих слов: «смена позиций»! Они были в ходу, когда он еще был кадетом. Велик день, когда кэтродины будут владеть Станцией вместо неумелых глейсов! Но энтузиазм юности уступил место взрослому цинизму. Теперь Ференц редко думал о том, что день смены позиций может наступить при его жизни. Услышать эти слова из уст начальника штата было для него потрясением.

Он едва посмел спросить:

— Значит, смена позиций уже близка?

— О ней никогда не забывали, — рявкнул Теммис. — Лишь откладывали в силу некоторых административных затруднений.

— Это великолепно, сэр. Разумеется, я никогда не переставал верить…

— Тогда прекратите вести себя так, словно это для вас новость, сказал Теммис с железобетонной иронией.

Ференц прикусил губу, сознавая, что допустил серьезную ошибку.

— Хорошо, — продолжил Теммис после паузы. Он взял документ со стола и критически пробежал его глазами. — Я займусь тем, что вы рассказали о Лигмере, но сомневаюсь, что удастся что-нибудь сделать. Можете быть уверены, впрочем, что его отзовут немедленно, если он действительно попадет под влияние паг. Теперь о других пассажирах вашего корабля. Что вы скажете об этой паге-офицере?

— Типичная сука, — сказал Ференц с чуть большим чувством, чем намеревался.

Лысина Теммиса включала в себя и брови, но он умудрился вместо одной из бровей вопросительно приподнять то место, где она должна была бы находиться.

— Вы говорите так, словно ей удалось вас достать, — заметил он.

— Боюсь, что не могу этого отрицать, сэр. Ее наглость была беспрецедентна. Я намерен просить разрешения выяснить нашу с ней ссору во время моего пребывания здесь.

— Не разрешаю. Я вполне понимаю ваши чувства, офицер Ференц, но не упускайте из вида тот факт, что пагские женщины все-таки женщины. А драться с женщинами не очень-то почетно. Более того, в ваше задание входит завязать личное знакомство на дружеской основе с кем-нибудь из них.

— Что? — Ференц подался вперед, разинув рот. — Вы… вы шутите, сэр?!

— Ференц, похоже с вами что-то случилось с тех пор, как вы находились здесь в составе кэтродинского штата. Раньше я знал вас как уравновешенного человека, на которого можно положиться во всех отношениях. Теперь вы, похоже, деградировали до уровня фанатика, провалившегося на экзаменах в кадетское училище. Как по-вашему, я часто шучу столь серьезными вещами?

— Нет, сэр, — обреченно произнес Ференц.

Теммис устремил на него каменный взор.

— Значит, я вполне серьезен? Если бы вы на миг задумались хладнокровно, то не сделали бы такого идиотского замечания! — Он взял запечатанный пакет с тележки около стола. — Держите. Здесь подробные инструкции для вас. Ступайте и прочтите их внимательно. У вас кроме униформы есть гражданская одежда, я полагаю? — добавил он после минуты размышления.

— Так точно, сэр.

— В таком случае, чтобы я больше не видел вас в форме до отбытия. Это не согласуется с тем образом, который вы должны вокруг себя создать. Вы здесь для того, чтобы навестить нескольких старых друзей из кэтродинского штата, что вы и сделаете. Через несколько дней вы потеряете к ним интерес, потому что — как вы скажете тем, кто вас об этом вдруг спросит — вы найдете нас более жесткими и не такими приятными людьми, какими мы вам помнились. Вы окунетесь в развлечения. Но будьте крайне осторожны! Мы полагаем — собственно говоря, мы в этом уверены, — что полдюжины пагских женщин здесь на Станции делают уступки глейсам, и даже майко и лубаррийцам. Поскольку они как обычно неуступчивы по отношению к элчмидам, этому должен быть скрытый мотив. Мы должны знать, что это за мотив и вообще к чему они стремятся. С точки зрения морали было бы плохо, если бы кто-то из постоянного штата связался с пагской женщиной. Поэтому данная задача возлагается на вас. Вы достаточно высоки и по пагским меркам не будете выглядеть в их глазах комичным; вы достаточно сильны, чтобы выбраться из трудной ситуации, если в ней окажетесь — что весьма вероятно — и, что важнее всего, у вас великолепный послужной список, — взгляд Теммиса впился в Ференца, словно булавка, прикалывающая бабочку. Отправляйтесь и постарайтесь подтвердить свою репутацию.

Ференц взял левой рукой запечатанный пакет с приказами и вскочил с места.

— Слушаюсь, сэр, — ответил он и отдал честь Теммису.

Салют наверняка привел бы в восторг преподавателя его кадетского училища.

— Силы небесные, куда это вы? — заорал Теммис. — Я что, отпустил вас? Сядьте. Быстро! Я хочу знать все об этом пассажире, который прибыл с вами, о Ланге.

— Он путешествует за пределами видимости родного солнца, — сказал Ференц, покрывшись потом от усилий сдержать свою ярость (он злился больше на себя самого, чем на Теммиса). — Откуда именно он прибыл, я не смог выяснить, несмотря на то, что настойчиво расспрашивал как его самого — и косвенно, и напрямую — так и членов экипажа, которые могли бы дать мне хоть какой-то намек.

— Очень прискорбно, Ференц. Как долго тянулся рейс? Десять дней? Двенадцать? И вам не удалось установить его родину?

— Он весьма искусен в словесной маскировке, — сказал Ференц с внезапным упрямством. — У меня не было возможностей припереть его к стенке. При наших разговорах всегда присутствовал кто-то третий, а умение Ланга незаметно уклониться от нежелательных тем наводит на мысль о его серьезном знакомстве с соответствующими специальными дисциплинами. Однако мне удалось установить, что он прибыл из областей галактики, более удаленных от нас, чем Этра.

— Этра находится от нас в пределах видимости, так что ваше умозаключение тривиально.

Теммис повернулся на стуле и уставился на карту на стене. Карта изображала Рукав — выступающую область галактики, состоящую из девяти звезд, разбросанных на протяжении примерно двадцати восьми световых лет. Там, где оканчивалась цепочка звезд Рукава, дальше была лишь пустота — до самого соседнего скопления, расположенного чересчур далеко, чтобы люди могли туда добраться. Этра отстояла от корня Рукава на тридцать звездных систем в глубь галактики — считая по рейсам космических кораблей. Это уже было дальше, чем когда-либо путешествовали люди рас Рукава, которым хватало проблем на целую вечность, не то что на человеческую жизнь.

— Есть еще кое-что, — нахмурился Теммис. — Путешествовать — поистине дорогое занятие. Что он использует в качестве денег? Я полагаю, что он провел некоторое время на Кэтродине, прежде чем сесть на ваш корабль. Мне кажется, что прибытие человека из-за пределов видимости заслуживало бы упоминания хотя бы в одном бюллетене новостей.

— Он не афиширует, что путешествует так далеко от родины.

— Однако даже вы это поняли, — заметил Теммис с тяжеловесной иронией. — Можно было предположить, что репортеры тоже пронюхают. Собирается ли он странствовать и дальше, после того, как посетит Станцию? Отправится ли он на Глей, или на пагские планеты?

— Он не высказывал никаких намерений путешествовать дальше, — сказал Ференц. — Его интересовала только Станция. Он слышал разговоры о ней еще на Этре и захотел посмотреть собственными глазами. Я не думаю, что его пустят на Пагр, даже если он этого сильно возжелает.

— Это уж точно. Ладно, Ференц, вы были здесь достаточно долго. Отправляйтесь поздороваться с вашими бывшими коллегами, но сделайте это побыстрее. Затем идите в свою каюту и выучите инструкции назубок. Вы свободны.

Но первое, что сделал Ференц, добравшись до своей каюты, было не чтение инструкций. Он от души обложил самыми черными словами всех пагов, мужчин и женщин, на Станции и на Пагре.

Ему немного полегчало.

7

Викору часто приходило в голову, что Станция во многих отношениях похожа на живой организм. Например, она была практически самоуправляемой, самовосстанавливающейся, самопрограммирующейся. Она существовала сама по себе уже много тысяч лет, прежде чем первые исследователи с Глея прибыли сюда на медлительных кораблях с ионной тягой. Они тогда еще не разработали сверхсветовые двигатели. Преимущества глейсы получили в основном благодаря случаю. Они находились всего в половине светового года от Станции. Хотя паги и кэтродины выслали свои первые экспедиции в космос примерно в то же самое время, что и глейсы, им пришлось ждать изобретения гипердвигателя, чтобы добраться так далеко в глубь Рукава.

Станция напоминала живое существо еще и потому, что обладала своеобразным метаболизмом, в котором роль кровяных телец играли люди. Время от времени инъекция извне — новый кэтродинский генерал с агрессивными замашками, новая громогласная пага — угрожала нарушением хрупкого равновесия, что приводило к чему-то вроде лихорадки. А глейсам, этим белым кровяным тельцам системы, приходилось устранять нарушение в организме Станции.

Что-то едва уловимое в поведении Рейдж натолкнуло Викора на мысль, что сейчас происходит как раз один из таких случаев.

А Ланг выглядел так, словно собирался сыграть в этом деле роль инородного тела.

Обычно Викор, доставив сообщение Рейдж, с удовольствием отправлялся посетить вольных майко в майкосском секторе Станции. У него оставалось несколько чудесных дней до возвращения на корабль. Он всегда бывал ужасно огорчен, когда ему выпадало дежурить от прибытия до отправки корабля — а это бывало раз в каждые четыре рейса.

Но сегодня все было совсем иначе. Ему не хотелось оказаться среди друзей-майко — этих странных людей, не принадлежащих ни к одному миру. Родиной своей они продолжали считать Майкос, но были навечно прикованы к Станции, ибо преступили закон кэтродинов и смогут вернуться на родину не раньше, чем Майкос будет свободен. Здесь они находились под покровительством глейсов, хотя и этого иной раз бывало недостаточно. Куда ни кинь, они были обречены.

Эти люди всегда наполовину стыдились, наполовину жаждали контакта с майко, прибывающими на Станцию извне — членами экипажей космических кораблей, слугами кэтродинов, или, что очень редко, каким-нибудь популярным артистом, талант которого временно служил ему защитой от давления кэтродинов, и которого привозили на Станцию развлекать господ. Живущие на Станции майко жаждали контакта, потому что постоянно тосковали по родине, как бы ни пытались они это скрыть под видом беспечного превосходства. Стыдились же они потому, что достигли личной безопасности за счет потери возможности участвовать в борьбе с угнетателями на родине. Такая же ситуация была в лубаррийском и элчмидском секторах; между ними существовало что-то вроде родства, братства обреченных душ.

Собственно говоря, именно через находящиеся на Станции свободные колонии подчиненных рас сообщались друг с другом и координировали свои действия революционные движения Лубаррии и Майко.

Кроме Викора существовали и другие курьеры. Так что когда Рейдж передаст ему ответ на доставленные сообщения, он мог пойти и отдохнуть со своими друзьями. И все же Викор медлил.

В конце концов голод привел его в ресторан в секторе майко. Там синтезаторы — они тоже работали с тех самых пор, как Станцию покинули ее неведомые строители — были настроены на вкусы местных посетителей. С точки зрения времени Викор выбрал удачный момент: на местных часах время было позднее, и в ресторане не было никого из знакомых.

Он взял свой заказ в раздаточной, предъявил денежный сертификат, чтобы в нем пробили соответствующую сумму, и направился через весь зал к столику в нише, чтобы не бросаться в глаза. Низкий потолок зала, выкрашенный в светло-синий цвет, показался ему давящим, сверкающие белизной столики выглядели холодно-безличными. Приземистые кресла и стульчики были расставлены неаккуратно, что вызвало у него прилив неопределенного раздражения. Он был в состоянии духа, неподходящем для пребывания в обществе, и прекрасно это понимал.

Неожиданно подняв глаза от тарелки, Викор обнаружил перед собой юношу в тускло-коричневой одежде, предписанной майко. Тот сидел напротив и пристально разглядывал Викора. В руке у него была кружка со спиртным, глаза под кустистыми бровями сверкали.

Викор его не знал и вознамерился было проигнорировать.

Не тут-то было. Минуту спустя незнакомец огляделся, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, и таинственно кашлянул.

— Вас зовут Викор? — спросил он.

— Да. И я сел в этом углу, чтобы побыть в одиночестве.

Незнакомец нахмурился.

— Побудете один позже, если захотите. Но сейчас у меня есть к вам некоторые вопросы, и я хочу, чтобы вы на них ответили.

Викор резко вздернул голову.

— Вы… — начал было он, но осекся. Его непрошеный собеседник отставил кружку и сложил руки особым образом, который не выглядел нарочитым, но имел совершенно определенное значение.

— Мое имя Ларвик, — дружелюбно произнес незнакомец, когда увидел, что Викор прочел знак. — Мы с вами до сих пор не встречались, потому что работаем в разных ветвях движения. Но получилось так, что мы нуждаемся в определенной информации и совете, а вы можете нам помочь и, к счастью, уже являетесь членом движения.

— Что именно вы хотите знать? — спросил Викор.

Он подозревал, что революционное движение в кэтродинской империи на самом деле куда обширнее, чем та его часть, с которой он знаком. Однако не имел ни малейшего представления, чем занимаются другие ветви.

— Не сейчас. — Ларвик взял свою кружку и махнул ей в сторону тарелки Викора. — Доешьте. Мы лучше поговорим с вами наедине и в другом месте.

Он больше не произнес ни слова, только следил своими сверкающими глазами, как Викор ест.

Наконец Викор понял, что не может больше затолкать в себя ни куска. Он отодвинул тарелку и встал.

— Я готов, — сказал он.

— Хорошо, — пробормотал Ларвик. — Пожалуйста, к лифтам.

Викор подозревал, куда они направятся, еще до того, как оказался в вагоне с Ларвиком и увидел, как тот нажимает кнопки на селекторе, повернувшись к Викору спиной, чтобы тот не заметил точную комбинацию. Значит, есть еще другие лифты, кроме того, который доставляет его в офис Рейдж из приемного зала. Куда же они попадут на сей раз?

Как оказалось, недалеко. Наверняка в пределах сектора майко, если только кабина по дороге подчинялась обычным физическим законам. Мгновение они ждали, пока дверь откроется, затем оказались в комнате, из которой не было другого выхода. Комната была квадратной, больше напоминала коробку. Ее стены от пола и почти до потолка были заставлены грубо сколоченными ящиками. Сам пол был покрыт какими-то крошечными обрывками темно-коричневыми, высохшими, похожими на опавшие листья.

Едва заметное колющее ощущение озадачило Викора. Затем он догадался, что это такое — статическое поле, чтобы пыль не проникала в кабину лифта.

Ларвик подождал, пока кабину не вызвали на другой этаж, и быстро повернулся к Викору.

— Садитесь, — сказал он, и сам уселся на один из ящиков.

Викор последовал его примеру, продолжая принюхиваться. В воздухе стоял какой-то едкий специфичный запах, который Викор не мог распознать.

— Узнаете? — после паузы спросил Ларвик. Викор покачал головой, и тот пожал плечами. — Ладно, потом скажу. Наверное, я должен вам рассказать. А пока я хочу получить от вас необходимую информацию. Мы хотим знать, кто такой этот Ланг.

Снова Ланг! Если бы Верховное Бюро Пагра, каждая из входящих в которое паг способна запросто разделаться с тремя пагскими мужчинами, прежде чем наконец сдаться и позволить четвертому ублажить ее, явилось бы в полном составе сюда, на Станцию, это вызвало бы меньше беспорядков, чем прибытие этого одного чужака! Викор ответил вопросом на вопрос.

— Я расскажу вам все, что знаю — хотя это немного — но сначала, прошу вас, ответьте: что в нем такого особенного? Глейсы, с которыми я работаю, хотели о нем знать; все хотят о нем знать!

Ларвик задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Вот, значит, как? — сказал он. — На Станции о нем уже идут разговоры, но мы приписали это тому факту, что он из-за пределов видимости и потому посетитель особый. По крайней мере, мы надеялись, что причина ажиотажа только в этом. Иначе ситуация может оказаться крайне неприятной.

— А именно?

Ларвик мгновение колебался.

— Ладно, — сказал он наконец. — Мне все равно придется вам сказать.

Он нагнулся над соседним ящиком и откинул крышку. Под ней оказалась масса плотно уложенных коротеньких коричневых веточек, покрытых мелкими иголочками. Едкий запах сразу усилился.

Ларвик очень бережно вынул одну веточку и протянул ее Викору.

— Знаете, что это такое, а? — спросил он.

Викор покачал головой.

— Дурманная трава, — сказал Ларвик кратко. — Наш предмет торговли.

— Ах вот оно что! — Викор вскочил с места. Лицо его побелело. — Я не знаю, какими еще грязными делами вы занимаетесь, но если речь идет о дурманной траве — я к этому непричастен! Выпустите меня отсюда немедленно.

Ларвик продолжал сидеть спокойно.

— Что вы вообще знаете о дурманной траве? — сказал он. — Вы ее даже распознать не смогли.

— Я достаточно насмотрелся на ее эффект, чтобы испытывать к ней отвращение, — резко сказал Викор. — Эти несчастные безумцы, которых иногда встречаешь в элчмидском секторе, быстро умирают, не получая своей дозы.

— Теперь нет, — ровно произнес Ларвик. — Мы обеспечиваем их дурманной травой из милосердия. Это они достали для нас семена и провезли их на Станцию — кстати, рискуя жизнью.

— Но… но ради чего, будь она проклята?! — взорвался Викор. — Зачем вам пачкать об нее руки?

— Паги используют дурманную траву для усмирения элчмидов, — сказал Ларвик. — Это самое мощное из известных нам опьяняющих и галлюциногенных средств. Оно вызывает чудовищную зависимость. Пристрастившиеся к нему способны на все, чтобы получить инъекцию, когда им действительно невтерпеж, — он сделал паузу. — Кэтродины серьезно обеспокоены тем, что число потребляющих дурманную траву среди них растет. Это очень выгодный бизнес, Викор. И он помогает нам перекладывать деньги кэтродинов в свои карманы.

Викор медленно расслабился.

— Мне это не по душе, — сказал он неохотно, — но… согласен, идея неплохая. Мне бы больше понравилось, если бы элчмиды продавали дурманную траву пагам. Как бы они ни были плохи, кэтродины ничего подобного с нами не делали.

— Зато они поступили так с лубаррийцами, — сказал Ларвик. — Вы видели толстобрюхого капеллана, которого им привезли? Заразить лубаррийцев этой фальшивой верой было почти столь жепреступно, как элчмидов — дурманной травой.

— Ладно, ваша взяла, — с отвращением произнес Викор. — Да, так вы хотели знать про Ланга.

Он не смог добавить ничего к тому, что рассказывал Рейдж. У него даже не появилось новой теории, объясняющей присутствие Ланга в секторе глейсов. Вся история в целом оставила Ларвика в полном недоумении.

— Может, он в таком случае действительно тот, за кого себя выдает, задумчиво сказал Ларвик. — Или нет, не может этого быть — для чужака он знает Станцию слишком хорошо. Или… Видите ли, я боялся, что он может оказаться кэтродинской приманкой — настоящий чужак, которого они подкупили, или хорошо подготовленный поддельный, в задачу которого входит предстать любопытным туристом, сующим везде свой нос. Такой тип был бы для нас большим искушением — предложить ему укол дурманной травы, потом выдоить все его денежки, посадить на отбывающий корабль, и кто останется в дураках, когда нехватка очередной дозы его прикончит? Кэтродины, во всяком случае, работают именно так… Офицер Ференц, который прибыл на вашем корабле, несомненно шпион, но он замешан в высокую кэтродино-пагскую политику, и не станет заниматься такой мелочью, как выяснение источника наркотиков.

— А глейсы об это знают? — спросил Викор.

— Знают ли глейсы? — переспросил Ларвик тоном глубочайшего изумления. Он поднялся с ящика и потянулся, разминая затекшее тело. — А где, по-вашему, мы выращиваем траву? Они отдали нам весь гидропонный огород. Еще бы они не знали! Да они в сущности толкнули нас на это.

— Ах, вот как… Если бы они возражали, Ланг мог бы оказаться их приманкой, но раз они не против… — Викор нахмурился. — Кто же…

8

Пауза была долгой. Наконец Ларвик подошел к двери лифта и нажал на кнопку вызова.

— Как бы мне хотелось приучить Дардано к дурманной траве… произнес он мечтательно в ожидании прибытия кабины. — Но я не могу рисковать. Если кэтродины обнаружат, что источник их неприятностей находится здесь, на Станции, глейсам скорее всего придется отречься от нас и заявить, что они ничего не знали. Может быть, удастся провернуть это косвенно, пригласив его в элчмидский сектор. Никто не удивится, встретив у них дурманную траву — половина несчастных только ею и живет…

Он оборвал себя, поскольку прибыл лифт.

— Вы, разумеется, понимаете, что все это строго секретно?

Викор сухо ответил:

— Я проделал больше тридцати рейсов, как курьер, и до сих пор не попался.

— Хорошо, хорошо, — дружелюбно сказал Ларвик. — Я не хотел вас обидеть, всего лишь напомнил.

Он пропустил Викора в кабину лифта и закрыл дверь.

— Кстати, — сказал он, когда кабина начала подниматься, — что бы вы ни узнали о Ланге, мы хотим знать это наравне с Рейдж.

— Я сделаю, что смогу, — пообещал Викор. Но он понимал, что выполнить обещание будет очень трудно.

Существовало множество мелких проблем, которые усложняли жизнь на Станции. Время, например. Глейсы установили сутки, более-менее приемлемые для всех рас, и не делили их на «утро», «день», «вечер» и «ночь». Им приходилось работать круглосуточно, по сменам.

С обычным небрежением к удобству всех остальных пагский штат настоял на том, чтобы пользоваться своим собственным Среднепланетным Временем, которое совпадало с глейсским Временем Станции примерно раз в триста дней. И каким-то необъяснимым образом (никто не мог понять, почему) все три подчиненные расы — майко, лубаррийцы и элчмиды — выбрали каждая свой отрезок станционных суток в качестве «ночи».

Сейчас по времени сектора майко было около полуночи. В элчмидском секторе наркоманы с налитыми кровью глазами тянулись трясущимися руками к экстракту дурманной травы — единственное, что позволит им пережить наступающий день. А в секторе лубаррийцев только-только «смеркалось».

В довершение хаоса, кэтродины в большинстве своем владели искусством краткого сна и обходились тремя часами забвения в сутки, урывая краткие промежутки для сна то тут, то там. Что касается туристов, у которых хватало денег проводить время на Станции, они не обращали внимания на время и веселились до тех пор, пока не падали с ног.

Нейтральность и терпимость, сказал себе Викор в приливе неожиданной усталости, имеют свои плюсы. Но иногда они вносят беспорядок.

Не будучи кэтродином, Викор нуждался в регулярном сне. В секторе майко начинало темнеть — самым натуральным образом; освещение потолка и стен повсюду тускнело, ночь продлится восемь часов. Неудержимо зевая, Викор медленно поплелся к себе в каюту.

Ланг… Ларвик сказал, что известие о чужаке, прибывшем из-за пределов видимости, уже облетело Станцию. Любопытства такого рода можно было ожидать от туристов в зонах отдыха Станции, которые проводили время в праздности, пьянках и прочих развлечениях. Однако Викору казалось, что Ланг не захочет к ним присоединиться и сумеет избежать этого, не показавшись невежливым.

И все равно придется заглянуть «утром» в туристскую зону. Как человек, впервые попавший на Станцию (так ли это на самом деле?), Ланг несомненно захочет посетить хотя бы ее. Более того, это была действительно нейтральная часть Станции — никто не имел там власти, даже глейсы. Для них это был бездонный колодец денег — пагских денег, кэтродинских денег, и даже глейсских.

Под самой обшивкой: машинерия. Невероятные устройства, которые преобразовывали случайное излучение в энергию в формах, которые можно было использовать — в том числе в материю. Там же размещались причалы, приемные залы и все такое прочее.

Далее: жилые помещения и офисы различных штатов, всевозможные службы.

И в центре — или, точнее, окружая центр, как скорлупа — туристская зона.

Викор нервно спустился через Золотой люк. Сегодня ближе к сектору майко находился Платиновый люк, но никто из майко не смел воспользоваться больше чем Радиевым. На Викоре была обычная тускло-коричневая одежда, чтобы его не приняли за богатого посетителя.

Сотни радужно переливающихся желтых пузырьков поднимались по люку вверх и лопались о его подошвы. Для чего строители Станции предназначали эту область? Только лишь для отдыха первоначальных пассажиров огромного корабля? В этом случае их путешествие, должно быть, было долгим. Или же их очень трудно было развлечь.

Вокруг него пульсировала музыка. Одна из прозвучавших нот, казалось, заставила резонировать все его тело. Она смешала мысли и наполнила глаза слезами. Викор на минуту прижался к стенке люка, приходя в себя. Двое подростков, мальчик и девочка, пронеслись мимо него вниз головой с воплями и смехом. Они были глейсами и, надо полагать, уже дважды побывали на Станции. Каждый глейсский ребенок должен был знать все о Станции, думать о ней, видеть сны о ней, жить Станцией во всех ее проявлениях — дабы железная хватка глейсов, которой они держали Станцию, не ослабла.

Неверно. Нужно исправить. Не железная хватка, скорее сила вроде гравитации: позволяющая двигаться, но не оставляющая возможности побега.

Люк расширился, и падение завершилось в ароматном пурпурном тумане и пении бронзовых гонгов. Викор почувствовал, как его сандалии на несколько дюймов погрузились в твердый, но податливый пол. Он удержал равновесие, разведя руки в стороны как канатоходец, и осмотрелся.

Сегодня Золотой люк вел на Равнины. Открывшийся перед ним простор казался бескрайним: сине-зеленое пространство под синим, как небо, куполом потолка. Это был самый спокойный участок туристской зоны.

Глейсские ребята ухватились за проплывающий мимо планер, и теперь висели в тридцати футах над землей, держась правыми руками, а левыми бурно жестикулируя и заливаясь смехом. Викор проследил их взгляд и обнаружил трио кэтродинов среднего возраста — две женщины в ярко-алом и мужчина в запачканном землей белом — которые спали лежа на спине, с разинутыми ртами. Вокруг них валялись пустые бутылки, рядом стояли тарелки с остатками еды.

Пока Викор с отвращением смотрел на них — «господа отдыхают» — земля разомкнулась, поглотила мусор и сомкнулась вновь. Мальчик и девочка наверху рассмеялись напоследок и направили планер прочь. Через год-два они станут такими же серьезными, как Рейдж. Пока они смеялись вволю, чтобы никогда не забыть, как это делается. Секрет успехов глейсов заключался отчасти в том, что они всегда хранили смех в себе.

Викор тряхнул головой и направился через Равнины. Вскоре он добрался до Океана и нырнул.

— Иди сюда! — окликнула его полуженщина-полурыба, чьи полные, обнаженные и весьма привлекательные груди блестели, как перламутр. Она выглядывала из кораллового грота. Волосы ее были выкрашены оранжевой краской под цвет коралла.

Викор выпустил струйку пузырьков, выдыхая воздух из легких, и глубоко вдохнул. Новичкам всегда было страшно дышать в Океане. Но это была не вода, а синтетическая органическая жидкость, содержащая чуть больше кислорода, чем воздух Майкоса — столько же, сколько обычный воздух на Станции. Викор бывал здесь прежде, раз десять, если не больше.

Он мягко ответил, слыша, как звук отдается вибрацией в ушах:

— Я недостаточно богат, чтобы быть вашим клиентом.

Полуженщина разочарованно вздохнула. Она была лубаррийкой. Глейсы отдали большую часть службы развлечений людям из числа «свободного» населения Станции, происходящим с подчиненных планет. Хороший способ одновременно дать им занятие и использовать их, если смотреть на это цинично; если же взглянуть на проблему внимательнее, такое решение вопроса давало этим людям смысл существования.

— Кроме того, — продолжал Викор, — я тут кое-кого ищу. Вы слышали про чужака по имени Ланг, который прибыл из-за пределов видимости?

— Я слышала, что он на Станции, — сказала полуженщина, устраивая поудобнее свой рыбий хвост. — Но я его не видела, и не надеюсь, что он посетит мой скучный уголок. — Она развернулась и исчезла в гроте, добавив на прощание: — В любом случае, новичкам обычно требуется день-два, чтобы набраться храбрости нырнуть в Океан.

Она была права. Викор осмотрелся в поисках какого-нибудь возвышения, и обнаружил высокую насыпь из блестящих раковин. Он взобрался на нее и, балансируя на самой верхушке, высунул голову и плечи из Океана.

Рядом с Океаном располагались Горы. Возможно, за ними на этот раз следовали Пещеры. Трудно сказать наверняка, какая часть туристской карусели с какой соседствовала в данный момент — они перемещались медленно, но за день-два это становилось заметным.

По другую сторону находился Город — наиболее вероятное место для поисков. В любое время больше половины посетителей и свободных от дежурства штатных работников, если они вообще были в туристской зоне, пребывали именно в Городе. Но это значит, что Викору, прежде чем идти в Город, придется экипироваться.

Викор нырнул обратно в Океан и зашагал сквозь вязкую жидкость, пока наконец не выбрался на берег недалеко от границ Города. Здесь, разумеется, людей было больше. К примеру, вот эта экскурсия глейсских детишек, не старше десяти лет, которых учили дышать Океаном — большинство было слишком перепугано, чтобы повторить урок, хотя они видели своими глазами, что это безопасно. Сорок с лишним паг из штата Пагра, преспокойно занимались гимнастикой под восхищенными взглядами — их нагие красно-коричневые тела маслянисто блестели, мускулы мягко перекатывались под кожей, когда они по очереди поднимали друг друга одной рукой выше головы. Богатая кэтродинская семья, затеявшая спор, какую из достопримечательностей посетить: сын-подросток хотел отправиться в Пещеры, его мать намеревалась отдохнуть на Равнинах, а ее муж, храня верность семье и отчизне, пытался не смотреть на обнаженных паг, но у него это плохо получалось.

Здесь было множество торговых киосков и стеллажей — одни под тентами, другие под открытым небом — предлагающих всевозможные товары. Викор остановился у лавки, торгующей одеждой, и выбрал синюю хламиду, чтобы скрыть свою одежду, и синюю маску со свирепыми красными глазами, чтобы скрыть лицо. Подавая продавцу денежный сертификат, чтобы тот пробил нужную сумму, он спросил:

— Вы не видели этого чужака из-за пределов видимости?

— Который, вроде бы, прибыл вчера? — торговец костюмами покачал головой в фантастической короне из перьев и игрушек. — Нет, не видел.

Викор поблагодарил его и прошел дальше. Окраина Города, выходящая сейчас к Океану, была заполнена кафе, дискотеками и площадками, где проходили представления акробатов. Группа лубаррийцев, дающих представление, так здорово работала, что Викор остановился посмотреть на них. Здесь он тоже спросил про Ланга. Никто не видел чужака. Викор отправился дальше.

Он услышал позади отдаленный гром. В Горах, которые сейчас находились на противоположной стороне Океана, набирала силу гроза. Обернувшись, Викор увидел молнии — раскаленные добела иглы — между вершинами гор.

Наконец он добрался до парка, располагавшегося почти в центре Города. Поиски Ланга оставались безуспешными. Все знали, что чужак на Станции, все считали, что легко узнают его либо по описанию внешности, либо по черному ручному зверьку, которого он носит с собой. И никто его не видел.

Викор устало опустился на скамейку под огромным кустом, усыпанным розовыми и белыми цветами, с приятным запахом.

Его вывело из задумчивости неожиданное происшествие. Он услышал, что с другой стороны куста разговаривает некто, чей голос ему знаком, с кем-то совершенно незнакомым. Но именно второй голос заставил его вздрогнуть и очень осторожно раздвинуть ветки.

Невероятно, но факт. Викор почувствовал себя так, словно его привычный мир перевернулся вверх тормашками. Патриот из патриотов, строгий приверженец кэтродинских националистических принципов Каподистро Ференц собственной персоной сидел и разговаривал с ПАГОЙ!

9

Потрясенный, Викор отпустил ветки, и они скрыли от него головокружительное зрелище. Не было никаких сомнений, что это Ференц хотя сейчас он был совсем по-другому одет: в золотые сапоги из дорогой парчовой ткани, брюки цвета ржавчины и шелковую блузу из красных и зеленых нитей, которая меняла цвет, когда он поворачивался. Прическа у него тоже была другая. Но это был не кто иной, как Ференц.

Пага, с которой он беседовал, была гражданской особой. Голова ее не обрита, как это делают военные. Меньше среднего роста — примерно такого же, как сам Ференц, и одетая в строгую блузу и неизменные пагские рейтузы. На лацканах ее блузы красовались серебряные знаки, которые, вероятно, обозначали ее официальный статус. Только один из ее передних зубов был подпилен.

Напрягая слух, Викор уловил обрывки разговора.

— …видеть вещи по-другому извне, — говорил Ференц. — Когда постоянно приходится защищать свое достоинство, легко принять подход, который одобрен свыше, и трудно заметить, что он не соответствует действительности.

Пага рассмеялась. У нее было низкое контральто.

— Собственно говоря, — сказала она, — это справедливо для обеих сторон. Мы не всегда будем решать споры, стараясь перекричать друг друга. Нам лучше…

Звуки музыки с ближайшей танцплощадки заглушили ее слова. Викор ждал, но танец, который играли, был долгим и энергичным, и потребуется не меньше нескольких минут, прежде чем он еще что-то услышит.

Он не знал, злиться ли ему на Ференца за его двуличность, или радоваться, что тот, кого он принял за типичного кэтродинского догматика, оказался вполне сносным человеком.

Викор осторожно посмотрел по сторонам. Он был уверен, что даже после ежедневных свиданий на корабле, Ференц не узнает его в этой сине-красной маске. Кэтродины вообще редко обращали внимание на представителей подчиненных рас, так что даже не могли сказать, кого именно из них они видели в конкретном случае. Он мог обойти куст, сесть на скамейку напротив офицера и паги и свободно наблюдать за ними. Но ему вряд ли удастся сесть так, чтобы слышать разговор. Конечно, они вроде бы не понижают голоса…

Он решил один раз обойти вокруг, чтобы решить, сесть ли ему на виду и заказать выпивку, чтобы оправдать свое присутствие, или вернуться на прежнее место. Он встал и направился в обход куста на противоположную сторону тропинки. Кусты были густыми, выше его роста, с темно-зеленой листвой.

Викор только взялся за ветку, чтобы выйти к выбранной им скамейке, как вдруг еще одна знакомая фигура появилась в поле его зрения с другой стороны и неуверенно выбралась на открытое место.

Археолог Лигмер с толстой папкой и прозрачным пакетом, набитым фотографиями.

Как только он показался из-за кустов, пага, которая беседовала с Ференцем, с улыбкой поднялась ему навстречу. Ее лицо было удивительно приятным для женщины, принадлежащей к огромным грубым пагам, и единственный подпиленный зуб вносил странно дисгармонирующую ноту. Викор, скользнув к скамье напротив и усевшись на нее, грустно подумал о миниатюрной красоте Рейдж.

— Я… Я вижу, вы знакомы, — осторожно сказал Лигмер.

Ференц нахмурился. К нему вернулись его обычные манеры.

— Мы немного поговорили, — грубовато ответил он.

— Я здесь недолго, — добавила пага. — Я ожидала, что ты появишься раньше, Лигмер.

— Да. Ну… мм… прошу прощения, меня задержали. Никак не мог добраться до того документа, который мне хотелось заполучить. — От неожиданности Лигмер все еще запинался. — Нет, не уходите, — сказал он Ференцу. — Если вы, конечно…

Ференц одним глотком допил свое спиртное и встал. Он вытер рот тыльной стороной ладони.

— У вас есть совместное дело, я полагаю, — отрывисто сказал он. — Не буду вам мешать.

Он натянуто поклонился и отправился восвояси. Лигмер провожал его взглядом, пока тот не скрылся за густым кустом.

— Чтоб меня разорвало! — воскликнул он наконец в явном замешательстве. — Ничего не понимаю.

— Чего именно ты не понимаешь? — спросила пага, садясь обратно и вытягивая длинные ноги. — Он показался мне довольно приятным типом, как для вашего военного.

— Все не так просто, Узри, — ответил Лигмер; он наконец пришел в себя и уселся рядом с ней. — Я летел на одном корабле с этим офицером. Он вел себя как законченный твердолобый ортодокс, со всеми этими готовыми клише, которые соскакивают с его зубов по любому поводу. Обнаружить, что он по собственному почину разговаривает с пагой, и разговаривает вежливо немыслимо!

Викор, напрягая слух, расслышал все. При последних словах он автоматически кивнул, соглашаясь.

На лице Узри отразилось такое же глубокое замешательство, как на лице Лигмера.

— Тогда… тогда, надо полагать, у него были причины так себя вести, — резко сказала она. — Возможно ты своим появлением помешал осуществлению какого-то глубоко законспирированного плана. Ладно, неважно. У нас есть свои дела.

Она нагнулась и достала из-под скамейки папку с документами, такую же толстую, как папка Лигмера, вынула из нее несколько бумаг, разложила на столе и выжидающе посмотрела на археолога.

В этот момент Викор осознал, что он больше не один. Исполненный уверенности и самообладания, на другом конце скамейки сидел, спокойно поглаживая шерстку своего любимца и наблюдал за происходящим не кто иной, как Ланг.

— Добрый день, — произнес Ланг, доброжелательно улыбнувшись, как только увидел, что Викор узнал его. — Мне кажется, вы — стюард, который обслуживал нас в пути от Кэтродина, не так ли?

Значит, маска оказалась бесполезной. Глупо было бы отрицать истину. Викор кивнул и остался сидеть, будто оглушенный.

— Позвольте мне в таком случае угостить вас чем-нибудь освежающим, предложил Ланг. — Вы прекрасно выполняли свои обязанности. Ваши кэтродинские космические рейсы — одни из лучших, которыми мне доводилось путешествовать.

Он подал знак официанту, нажав кнопку на подлокотнике скамейки, прежде чем Викор успел что-либо ответить, и продолжал:

— Вы тоже наблюдали за этим небольшим эпизодом на той стороне площадки?

Викор бросил взгляд на Лигмера и Узри. Археолог и пага, улыбка которой открывала подпиленный зуб, склонились над фотографией и изучали ее при помощи увеличительного стекла. Он снова утвердительно кивнул.

— Странно, не правда ли? — настойчиво развивал тему Ланг. — У меня сложилось впечатление, что офицер Ференц скорее бы умер, чем позволил себе быть застигнутым за дружеской беседой с пагой — тем более с пагой, которая дурно влияет на молодого археолога, чьи взгляды он так незыблемо порицал.

Викор наконец обрел дар речи.

— Многоуважаемый господин, не только вы или я находим это странным. Лигмер тоже был потрясен.

— И не без причин, мне кажется.

Ланг заметил, что официант ждет заказ, и сделал вопрошающий жест в сторону Викора.

— Многоуважаемый господин, вы ничем мне не обязаны, — запротестовал Викор. — Я выполнял свою работу, не более…

— Но и не менее. Многие люди делают гораздо меньше, чем обязаны. Ланг щелкнул пальцами. — Два бокала хорошего вина, официант.

Официант кивнул и исчез. В этот момент Лигмер поднял голову от фотографии, узнал Ланга, встал и поспешил к нему.

— Не присоединитесь ли к нам? — предложил он. — Я надеялся еще увидеться с вами и ответить — или хотя бы попытаться ответить — на ваши вопросы. Сейчас для этого выдалась прекрасная возможность, поскольку я одновременно смогу вас представить моей ученой коллеге с Пагра, госпоже археологу Узри.

— Я только что пригласил нашего стюарда выпить со мной, — сказал Ланг, поднимаясь с места и сажая пушистого зверька себе на плечо.

Выражение неудовольствия мелькнуло на лице Лигмера с быстротой летней молнии и тотчас исчезло.

— Он может тоже пойти, если захочет, — сказал он.

Археолог бросил на Викора резкий взгляд, и тот покорно снял маску. Возможно, вежливость не позволила Лигмеру сделать замечание Викору, что тот воспользовался маскировкой, чтобы затесаться среди господ. Или возымел действие тот факт, что они были в туристской зоне, где не действовали обычные правила. Хотя никогда еще это не останавливало кэтродина, если он желал сделать выговор низшему.

Почему-то у Викора сложилось убеждение, что подлинной причиной было присутствие Ланга.

Он последовал за чужаком и Лигмером на приличествующем расстоянии, и сел на табурет не слишком близко к столу, но и не так, чтобы это выглядело демонстративно далеко. Он молча принял от официанта бокал вина и весь обратился в зрение и слух.

— Из-за пределов водимости, вот как? — переспросила Узри. На нее это явно произвело впечатление. — Здесь, в Рукаве, это редкость. Вы собираетесь после Станции направиться на пагские планеты?

— Возможно, да. А, возможно, и нет, — он улыбнулся. — Боюсь, что так далеко меня завлекла Станция, а не слава вашей империи.

— Ха! — коротко рассмеялась Узри. — И совершенно справедливо. Станция — это чудо, одно из самых невероятных мест галактики. И чем глубже вы с ней знакомитесь, тем больше она вас восхищает.

— То же самое говорил мне наш друг Лигмер на борту корабля, — Ланг бросил взгляд на кэтродина. — Он говорил, что возникновение Станции окутано тайной, но существует версия о том, что ее построили древние путешественники с Пагра…

— Это скорее всего пропаганда, — напрямик сказал Лигмер.

— Предубежденность! — воскликнула Узри с внезапной горячностью. Нельзя недооценивать свидетельства, которые говорят о существовании на Пагре древней цивилизации, знакомой с полетами в космос…

— И которых не видел никто, кроме паг, — прервал ее Лигмер. — Если они, конечно, вообще существуют.

— Ах, что касается… Вот они, — резко ответила Узри и вынула из папки с документами фотографию, которую протянула Лигмеру. — Я этого тебе еще не показывала, хотя принесла специально, чтобы продемонстрировать.

Лигмер махнул рукой.

— Фотографии можно подделать, — сказал он. — Я не хочу сказать, что не доверяю тебе, Узри. Но ваши органы официальной пропаганды наговорили столько чуши за последние несколько веков, что вы не можете ожидать, чтобы мы приняли такой важный факт на веру.

— Можно взглянуть? — спросил Ланг.

Викор, глядя через его плечо, увидел только размытые пятна.

— Корабль, — сказал Ланг. — Окаменевший. Я прав?

Он повернулся к Узри, которая удовлетворенно кивнула.

— Не столько окаменевший, сколько забальзамированный, — сказала она. — Он пролежал там по меньшей мере десять тысяч лет. Насколько мы восстановили случившееся, это была авария экспериментального антигравитационного двигателя. Во время испытательного полета, низко над землей или во время посадки корабль произвел слишком сильный нажим на поверхность земли. В результате выплеснулась магма, возможно даже возник вулкан, и расплавленный поток похоронил его.

— И как вам удалось получить эту фотографию? — спросил Лигмер.

— Первоначальные элементы корпуса сейчас в высокой концентрации присутствуют в окаменевшей лаве, — ответила Узри. — Мы получили картину, сделав около сотни снимков. Для этого поверхность камня отполировали до блеска, а затем направили на него луч яркого света под нужным углом. Естественная неоднородность камня мешает контурам очертиться в одном снимке. Имея сотню снимков, мы усреднили погрешности и получили достаточно четкую картину. У меня есть другие снимки, и копия доклада, опубликованного группой, которая проделала эту работу. Кроме обычной пропаганды в нем содержатся вполне добросовестные научные материалы.

Она посмотрела на Ланга.

— Каково? — вызывающе спросила она.

— Я полагаю, — мягко сказал Ланг после паузы, — что вы верно интерпретируете картину, но ваши дальнейшие умозаключения неправомочны. Корабль на Пагре, учитывая существование Станции здесь, значит — по крайней мере, для меня, — что кто-то прибыл со Станции на Пагр. И, скорее всего, побывал также на Глее, на Кэтродине, на Элчмиде, на Лубаррии и — он краем глаза глянул на Викора, — на Майкосе.

10

Викор почти ожидал урагана негодующих контраргументов от обоих археологов. Они действительно на мгновение уставились друг на друга, и на лицах их отразилась готовность перейти к нападению.

Но ничего не произошло. Они постепенно расслабились, и Лигмер заговорил первым — почти извиняясь.

— Собственно говоря, — произнес он, — это действительно очевидный ответ, не правда ли? Однако есть и возражения. Подобную теорию выдвигали несколько раз на протяжении последних веков, еще со времен открытия Станции, и каждый раз она встречалась с непреодолимыми препятствиями. — Он бросил на Узри быстрый взгляд. — И я не думаю, что ее когда-либо всерьез рассматривали на Пагре.

— Вот как? — сухо сказала Узри. — Я надеюсь, что здесь нет подслушивающих устройств, поскольку то, что я собираюсь сказать, в высшей степени противозаконно и может мне стоить моего положения и права посещать Станцию. Но дело в том, что я долгое время изучала теорию Брингера. Основное возражение — если оставить в стороне имперскую гордость заключается в том, что никто не обнаружил свидетельств полетов в космос в доисторические времена нигде, кроме как на Пагре. Если бы они были, никто бы не стал их скрывать, верно? Еще факт — люди разных планет Рукава значительно отличаются друг от друга физически. Их цивилизации тоже достаточно различны, и даже их способы мышления разнятся. Еще против теории Брингера говорит то, что общество, построенное по принципу господства мужчин, на всех остальных планетах Рукава совпадает с тем, что по традиции считается политикой, господствовавшей на Пагре до установления нынешнего порядка.

Ланг кивнул.

— Так какова ныне принятая теория происхождения человека здесь, в Рукаве?

Лигмер и Узри снова переглянулись.

— Смотря на какой планете, — ворчливо произнес Лигмер. — На Кэтродине не существует общепринятой теории. Некоторые придерживаются теории Брингера, как ее называет Узри, но таких немного. Поскольку люди весьма широко распространены в галактике, существует мнение, что на кислородных планетах с океанами и соответствующим климатом человек статистически наиболее вероятно возникающее разумное существо.

Ланг покачал головой и ничего не сказал. Лигмер, однако, воспринял это как пренебрежительный комментарий, и горячо продолжил:

— А вот на Пагре считают, что человек сначала возник здесь, и отсюда распространился по всей галактике!

— А на Лубаррии продолжают говорить то, что говорили всего сто лет назад на Кэтродине, — отрезала Узри. — Что человек был создан согласно некоему мистическому двойственному принципу — его породили мужчины-звезды и женщины-планеты, или наоборот — что отражено в его собственной сущности. Должна сказать, что жрецы этого культа ведут себя так, как будто ими руководит единственный принцип — сексуальный…

— Нет ни одного кэтродина, кроме умственно неполноценных, которые сегодня верят в этот бред! — перебил ее Лигмер.

Они уже почти кричали друг на друга. Ланг кашлянул, и спорщики пристыженно умолкли.

— Ну, с моей точки зрения, из этих двух якобы непреодолимых возражений теории Брингера одно не так уж трудно преодолеть, рассудительно произнес Ланг. — Возьмем тот факт, что свидетельства древних космических полетов найдены только на Пагре. Пагр находится ближе всего к концу Рукава, верно? Не предполагает ли это, что Пагр мог оказаться последней планетой, на которой Станция побывала — а она по этой теории вовсе не станция, а межзвездный корабль — последней планетой, на которой высадили колонистов. Естественно, там сохранились реликты — именно там остались корабли, которые больше не были нужны. Скорее всего, их выпотрошили и оставили разрушаться.

— Можно посмотреть на это и так, — неохотно согласилась Узри.

Лигмер подтвердил свое согласие кивком.

— Кстати, что говорят о происхождении человека на Майкосе? — Ланг обернулся к Викору, который сидел, уставившись в свой бокал.

— Нам не дозволено строить такие предположения, — пробормотал Викор. — Нам запрещено иметь университеты, обсерватории, лаборатории, школы выше технических колледжей, в которых обучают простым механическим действиям да, в сущности, любые центры, где люди могли бы заняться подобными проблемами.

Он выдержал взгляд Лигмера, упрямо не опуская глаз, и снова погрузился в молчание.

— Но если бы вас попросили высказать ваше собственное мнение? — мягко настаивал Ланг.

Лигмер нахмурился. С его точки зрения, уделять чересчур много внимания подчиненным расам было опасно. Однако Ланг чужак; это не так страшно, как если бы он сам поступал подобным образом.

— Хорошо, я отвечу, — сказал Викор. — Я бы сказал, что человек где-то возник — однажды. Я не верю, что он возник на всех этих разных планетах не только в Рукаве, но и во всей галактике — благодаря чистому совпадению. Возьмем, например, способность давать потомство.

В глубине души Викор удивлялся сам себе, что затронул такую скользкую тему. Тем не менее, он продолжал.

— Нам известно, что люди разных рас способны иметь вполне жизнеспособных детей. На Лубаррии, где фальшивая религия кэтродинов заставляет женщин всегда уступать жрецам, когда они того пожелают, очень много детей смешанной крови. Прямо здесь, на Станции, есть кэтродино-лубаррийцы в лубаррийском секторе. Кэтродины их не принимают, лубаррийцам не нравится их преувеличенное самомнение, поэтому они стараются остаться здесь, на Станции.

То же самое между элчмидами и пагами. Я слышал, что когда у вас на планете, госпожа археолог Узри, — он глянул паге прямо в лицо, — не могут утихомирить какого-нибудь мужчину, его выпускают в толпу элчмидских женщин. В результате тоже частенько появляются смешанные дети. Только их убивают сразу после рождения.

— Примерно так, — беспристрастно ответила Узри. — Ты довольно умен, парень.

— Слишком умен, я бы сказал, — рявкнул Лигмер. — У майко есть очевидные причины рассуждать о подобных вещах. В результате можно заключить, что все расы имеют одно происхождение, и Майкос и Лубаррия неоправданно подвергаются угнетению.

В воздухе повисло внезапное напряжение. Узри это почувствовала, Ланг это почувствовал, даже маленький зверек по имени Санни вопросительно поднял голову и зашевелил носом, принюхиваясь. Викор тоже это почувствовал. Но слишком поздно. Потому что к этому моменту уже прозвучали роковые слова, которые теперь эхом отдавались в его мыслях. Он сказал — на самом деле сказал в лицо кэтродину в присутствии паги:

— Но так и есть! Чудовищному угнетению, которому нет ни малейшего оправдания!

Наступила долгая и страшная тишина. Или, вернее, молчание, потому что никто из них не произносил ни слова, хотя отовсюду доносились звуки музыка с танцплощадки, обрывки разговора из-за кустов, даже слабые отголоски грозы, бушевавшей в Горах.

ИЗГНАННИК! ИЗГНАННИК! Слово это будто ударами молота отдавалось в мозгу Викора. Он посмотрел на застывшее лицо Узри, на побагровевшее от негодования лицо Лигмера, на насмешливую полуулыбку Ланга. Внезапно он почувствовал необъяснимую злость на Ланга. Викор никогда не ожидал от себя такого дикого поступка. Поставить крест на своей жизни, на своей свободе перемещаться между Станцией и домом, на своей работе курьера в революционном движении Майкоса — и все из-за минутной потери контроля над собой! Каким-то образом в этом был повинен Ланг. Он чувствовал это всем существом, он это ЗНАЛ — и в то же время понимал, что ничто сказанное или сделанное Лангом не может толком объяснить его идиотский промах.

Викор встал, стараясь не терять достоинства, поставил на столик свой недопитый бокал вина, бросил на Ланга взгляд, в котором читались и боль, и обида, и уязвленная гордость, и медленно зашагал прочь.

— Н-да, — сказала Узри, помолчав еще немного. — А вот я бы его не отпустила. Если бы элчмид заявил мне что-либо подобное, я бы выбила ему все зубы и отправила его на корм мужчинам.

— Ничего, это ему даром не пройдет, — сказал Лигмер сквозь стиснутые зубы. — Здесь на Станции с ним ничего нельзя поделать, он укроется среди майко, и глейсы не позволят нам до него добраться. Но он больше никогда не сможет покинуть Станцию — разве что ему захочется совершить самоубийство. Я отдам необходимые распоряжения казначею его корабля на случай, если он решит явиться на корабль, сделав вид, что ничего не случилось.

Он повернулся к Лангу и привстал в полупоклоне.

— Должен поблагодарить вас, досточтимый сэр, — сказал он. — Я не мог понять, зачем вы настаивали, чтобы он высказал свое мнение. Теперь я вижу, что вы хитроумно спровоцировали его высказать подрывные идеи. Это услуга, за которую мы, кэтродины, вам весьма благодарны.

— Вам не за что меня благодарить, — сказал Ланг, и взгляд его был тверд и бесстрастен. — Я нейтрален. В настоящий момент я гражданин Станции, и ваши национальные проблемы меня не касаются.

Он поднял бокал и осушил его.

— Я бродил по туристскому центру, — сказал он. — Весьма впечатляет.

— И в нем чертовски трудно разобраться, — резко сказала Узри. Постоянно меняется. Вчера я спустилась через Радиевый люк и попала в Город; сегодня мне пришлось пройти сквозь Пещеры и часть Океана, чтобы добраться сюда. Океан ладно, эта сверхъестественная жидкость, которая в нем вместо воды, выветривается как только выходишь обратно на сушу. Но путь через Пещеры был довольно неприятен.

— Почему? — спросил Ланг, подняв бровь. — Я их еще не осматривал.

— Осмотрите, если вы нормальный человек, — Узри засмеялась: нечто среднее между смехом и ворчанием. — Другие расы считают нас исключением, потому что мы не уступаем мужчине, пока он не докажет, что достоин женщины, победив ее в схватке один на один. Но все это вопрос подхода. Поэтому нам незачем посещать Пещеры для развлечения, как это делают другие.

— Так это… скажем так: место экзотических развлечений?

— В основном, да. Одним из доказательств, которые приводят наши генетики в пользу того, что расы других планет представляют собой деградировавших потомков древней пагской расы, служит то, что мы предпочитаем партнеров собственной расы. Паг и пага. В здешних Пещерах большинство посетителей ищет контакта с представителями иных рас. Кэтродины желают глейсов, элчмиды крутятся вокруг лубаррийцев… тьфу! Она состроила гримасу отвращения. — Полная деградация!

— Ваши мужчины берут элчмидских женщин, как вы сами недавно признали, — резко заметил Ланг. — Значит, ваши мужчины принадлежат к деградировавшей расе, а женщины нет?

Прежде чем Узри смогла найти ответ, он снова нагнулся над столом, чтобы приглядеться к снимку корабля, забальзамированного в окаменевшей лаве на Пагре.

— Сколько останков кораблей нашли на Пагре? — спросил он.

Узри заколебалась, как будто собиралась говорить о чем-то совсем другом, и нахмурила лоб. Но у Ланга был столь убедительный вид человека, который начисто забыл, о чем говорил прежде, что пага отказалась от своих намерений и ответила:

— Мы нашли пятнадцать. Все располагаются в слоях примерно одного времени, и на том участке, откуда по независимым оценкам наших археологов пагская раса распространилась по планете.

— Пятнадцать. — Ланг полез в карман и вынул подготовленную глейсами карту Станции, которой его снабдили по прибытии. — На Станции всего шестнадцать стыковочных узлов для кораблей, — сказал он. — Не считая четырех маленьких. Достаточно близкое совпадение, госпожа археолог Узри. Все данные в вашем распоряжении, можете выводить свои умозаключения.

Он вновь посадил своего любимца-зверька на плечо, встал и кивком попрощался с ними, прежде чем скрыться за кустами.

— Кто он такой? — изумленно спросила Узри, когда Ланг ушел.

Лигмер покачал головой.

— Исключительно богатый турист — по официальной версии, — сказал он. — Путешествует по галактике. Услышав слухи про Станцию, прибыл посмотреть, насколько они правдивы, после чего отправится восвояси.

— Туманно, — вынесла заключение Узри. — Это опасный человек, Лигмер. У меня создалось впечатление, что, хотя он раньше не бывал на Станции, он знает о ней — и о нас — больше, чем мы узнали за столько лет ее изучения.

Она вдруг задрожала, чего трудно было ожидать от паги, и дрожь прошла по всему ее сильному телу под черной блузой.

— Он мне не нравится! — свирепо сказала она. — Он мне оч-чень не нравится!

11

Неся в руке маску, Викор шел с опущенной головой. Ему казалось, что он идет так много веков. Эхо сказанных им слов продолжало звучать у него в голове, билось о грани сознания, как волны, подтачивающие скалистый берег. Мозг его пульсировал в такт бешеному биению сердца, дыхание было тяжелым и прерывистым.

Губы его шевелились в бессмысленном повторении самообвинения: «Ты должно быть сошел с ума Ты должно быть сошел с ума Ты должно быть сошел с ума…»

В конце концов он уселся на каменистом склоне у отрогов Гор и устремил взор на Город. Но это был невидящий взгляд. Перед его глазами были совершенно другие картины — его планета, Майкос; его народ; его прошлое, которое было и его будущим, и которое он перечеркнул одной неосторожной фразой.

С этим ничего нельзя было поделать. Он не мог пойти к кэтродинским властям и молить о прощении — твердолобые кэтродины никогда не простят такого. Он сначала будет страдать, потом умрет. Умирать Викор не хотел.

Он хотел жить. А жить ему отныне предстояло на Станции.

Возможно — он ухватился за спасительную надежду — возможно, он еще пригодится. Может быть, он станет, как Ларвик, агентом, сеющим недуг среди надменных кэтродинов — хоть его и отталкивало дурно пахнущее занятие Ларвика.

В порыве горя он вспомнил Майкос. Вспомнил тусклый промышленный город, где родился и вырос; людей, которые одевались в тускло-коричневые цвета и должны были ступать в грязь, освобождая дорогу наглым кэтродинским чиновникам, но умудрялись все же сохранить искру независимости; вспомнил лицо своего отца и гордость, отразившуюся на нем, когда он узнал, что сын работает курьером для революционного движения, которому он сам отдал много лет жизни…

Викор обнаружил, что думает о Майкосе, как об очень тусклом мире тусклом не по природе, а потому что господство кэтродинов отбрасывало тень на самые светлые дни.

Он больше не увидит родину.

Леденящая безысходность того, что случилось, наконец заморозила острую боль в его душе, осталось лишь легкое саднящее чувство. Он стал размышлять, что же ему предпринять. Стоит ли рисковать, возвращаясь на корабль, чтобы забрать свои пожитки? Он решил, что не стоит. Лигмер был так разгневан, что, скорее всего, уже предупредил кэтродинские власти. Так что стоит Викору на мгновение выйти из-под охраны глейсов, его схватят и упрячут за решетку.

Группа кэтродинских юнцов вынырнула из Океана неподалеку от него, смеясь и возбужденно переговариваясь. Они тотчас принялись играть в пятнашки на склонах. Их веселье казалось ему издевательским, и по контрасту его несчастье выглядело еще непоправимее. Викору захотелось иметь возможность прокричать им, что он страдает — но если бы даже он это сделал, они бы не поняли. Они бы оскалили зубы в своих кэтродинских ухмылках и заявили, что так ему и надо — если бы вообще снизошли до разговора с представителем низшей расы.

Однако был человек, с которым он мог поделиться своим горем, который его поймет — и которому в любом случае придется все рассказать. Викор встал и побрел к люку, ведущему из туристской зоны, склонив голову еще ниже, чем обычно, под бременем обуревающих горестных мыслей.

Словно во сне он нашел дорогу к знакомому коридору, освещенному красновато-оранжевым светом, куда можно было попасть, только зная секретный код. Он нажал на кнопку на двери небольшого офиса и вошел.

Викор думал: «Конечно, ее может здесь и не быть, она может сейчас работать в одном из приемных залов или где-нибудь еще…» До него не сразу дошло, что он видит. С запозданием он принялся бормотать извинения.

Необычный мягкий пластик красного цвета, который всегда имел форму двух кресел и, похоже, служил единственной мебелью в каюте Рейдж, лежал на полу в виде толстого матраса. Обычно пустые переборки выглядели по-другому: слева от входа была оставлена открытой дверца шкафа, за которой виднелись одежда и обувь; напротив нее за похожей дверцей открылось взгляду собрание печатных книг и книг на магнитных лентах. Были и другие перемены.

Викор не сразу все это осознал, поскольку каюта была так же тускло освещена, как и коридор. Обычное освещение было приглушено добледного сумеречного полусвета. В этих сумерках он увидел Рейдж, которую разбудил его внезапный визит. Она лежала под блестящим шелковым покрывалом на матрасе из пластика и смотрела на него, сонно моргая.

Мгновением позже она уже собралась с мыслями и тотчас прервала поток сбивчивых извинений Викора.

— Неважно, Викор — раз ты пришел, значит у тебя были на то причины. Ты выглядишь таким несчастным! Что стряслось?

Она села, изящным жестом закутавшись в покрывало, так что Викор лишь мельком увидел обнаженное плечо и соблазнительные очертания груди, и включила яркий свет. Рейдж выглядела крошечной и хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Ее босые ступни выглядывали из-под покрывала, завершая образ. Викор облизал пересохшие губы.

— Я поступил, как идиот, — сказал он. — Не думаю, что вся вина падает на меня, но…

Она жестом пригласила его сесть на пластиковый матрас, и он неловко повиновался, стараясь не смотреть на нее слишком пристально. Отрывистыми нескладными фразами он рассказал, что произошло, и почему он никогда больше не будет свободным человеком. Рейдж слушала его молча, чуть склонив голову набок.

— Вот и все, — горько завершил Викор свой рассказ. — Меня подтолкнули к тому, чтобы я перечеркнул всю свою жизнь одной дурацкой вспышкой раздражения!

— Бедняга, — сказала Рейдж, положив маленькую нежную руку ему на плечо.

Ее прикосновение подействовало, как выключатель. Викор опустил голову и почувствовал, как мышцы его живота судорожно сократились в первом из длинной серии всхлипываний.

Он лишь смутно сознавал, что Рейдж грациозно встала и перемещается где-то на краю его затуманенного слезами сознания. Когда он смог поднять голову и снова обрести способность ясно видеть, Рейдж стояла рядом, завязывая пояс простого платья длиной до пола. Лицо ее выражало больше чувств, чем он когда-либо видел.

— Вставай, — мягко сказала она, и, коснувшись его плеча, заставила Викора подняться.

Затем она наклонилась к мягкому пластику на полу, проделала что-то неуловимое, и матрас разделился на две части. Из каждой части Рейдж образовала привычное ему по прежним визитам кресло и усадила Викора в ближайшее из них.

— Это поможет, — сказала она, повернувшись чтобы открыть еще одну скрытую дверцу в переборке и достать из шкафчика красивой формы кувшинчик и две небольшие кружки.

Рейдж налила ему и себе, и передала кружку Викору. Он судорожно глотнул и обнаружил, что напиток мягок на вкус, но обжигает внутри. Через несколько мгновений по телу его разлилось приятное тепло.

Тем временем Рейдж опустилась во второе кресло, лицом к нему, изящно положила ногу на ногу и расправила подол белого платья.

— Ты еще очень молод, Викор, верно? — спросила она.

Тот вяло кивнул.

— Мне почти двадцать, — нерешительно ответил он.

— И какова до сих пор была твоя жизнь?

Он пожал плечами.

— Довольно обычна. Я хорошо учился в школе, и в пятнадцать лет меня выбрали для обучения на мелкого служащего. Потом более-менее случайно я получил назначение в космопорт, расположенный рядом с моим домом. Потом стал учеником казначея и наконец получил место стюарда на рейсовых лайнерах. Оказалось, что за мной наблюдали. Когда прежний курьер заболел, меня попросили передать сообщение на Станцию. В следующем рейсе меня уже назначили постоянным курьером.

— И это все? Нет, конечно. Тебя ждут дома родители, друзья — и, наверное, девушка?

Викор покачал головой. Разумеется, у него не было девушки! Он подумал, надо ли объяснять, почему, но вспомнил, что Рейдж вдвое старше его, и решил промолчать.

Но хотя бы намекнуть на причину он мог. Он неуклюже сказал:

— Девушка должна быть такой, чтобы я мог… мог работать с ней вместе и восхищаться ей как… ну, вы понимаете. Это единственное утешение, о котором я мог подумать, когда все случилось сегодня.

Рейдж сделала крошечный глоток из кружки и задумчиво кивнула.

— Жизнь на Станции не так плоха, Викор. Я провела здесь почти половину своей жизни, бывая на родине только раз в году. Ты знаешь, что для нас, глейсов, Станция — это гораздо большее, нежели просто собственность и предмет гордости, как Майкос для кэтродинов или Элчмида для паг. Станция для нас означает надежду, а еще защиту — защиту от порабощения другими расами. Но кроме того она означает работу. Работу на протяжении всех дней, всех ночей, всей жизни, работу без ошибок и промахов. Вначале это было для меня таким страшным напряжением, что я думала — не выдержу. Потом мероприятие, за которое я отвечала — часть большого плана — осуществилось успешно, и я начала видеть смысл своего пребывания здесь, видеть плоды своей собственной работы и что она значит для других людей. Ты, наверное, тоже испытывал такие чувства по поводу своей работы для революционеров на Майкосе. Чувство первых настоящих достижений в жизни?

Викор кивнул. Именно это он и чувствовал.

— Вскоре наступит день, — задумчиво продолжала Рейдж, протянув руку и поглаживая гладкий бок изящного кувшинчика, — это случится лет через пять-шесть — когда я дам начало новой жизни. Я вернусь на Глей, выберу мужа и смогу родить детей, которые меня ждут — ждут с тех самых пор, как меня назначили работать здесь.

Она задумчиво посмотрела вниз, на свою изящную фигуру, словно пытаясь представить, как будет выглядеть, когда заведет семью.

— С одной стороны, я буду счастливее тебя. Но с другой стороны, в моей жизни уже не будет сюрпризов. Мне не придется вновь испытать то головокружительное чувство, когда катастрофа вдруг оборачивается неожиданной удачей…

Она умолкла, погрузившись в задумчивое молчание.

— Но у тебя, Викор, — сказала она после паузы, — все еще впереди. Я наблюдала за тобой с тех самых пор, как ты стал моим курьером. Ты не превратился в жителя Станции, как поступили многие майко до тебя, руководствуясь эгоистическими соображениями. С чисто материальной точки зрения жизнь на Станции куда лучше той, на которую ты можешь надеяться дома. Но для тебя это неважно, ведь так?

— Лучше бы я оказался заперт на родной планете, и никогда больше не увидел Станцию, никогда не полетел на космическом корабле, — с усилием произнес Викор, — но смог продолжать работать ради того, во что верю.

— Ты сможешь делать это здесь, — сказала Рейдж. — Какой выход ты видишь для себя теперь?

— У меня не было времени над этим задуматься, — сказал Викор. — Я думаю, что мог бы… — он заколебался, но вспомнил, что говорил Ларвик об отношении глейсов к этому вопросу, — мог бы участвовать в распространении дурманной травы среди кэтродинов. Или хотя бы пойти работать в туристскую зону и провести жизнь, выкачивая деньги из праздных богачей…

— Или стать сотрудником штата Станции. Может быть, когда-нибудь даже отправиться на Глей, если захочешь.

Викор не поверил своим ушам.

— Я… Это было бы чудесно! — проговорил он, запинаясь. — Я всегда хотел побывать на Глее. Я так восхищаюсь глейсами за все, что вы сделали для нас…

— Я догадалась, — едва заметно улыбнулась Рейдж. — Последнее сообщение, которое ты доставил устно… в нем было много твоего личного отношения. О, мы далеко не ангелы, Викор! Например, это дело с дурманной травой. Не думай, что мы поддерживаем его потому, что это поможет вашей планете избавиться от ига кэтродинов. Мы поступаем так, потому что в наши собственные интересы входит ослабить и Кэтродин, и Пагр. Мы используем каждый шанс усмирить кэтродинов или паг, чтобы напомнить им, что глейсы не принимают приказов ни от кого. Иногда мы вынуждены применять жестокие методы, которых стыдимся, только для того, чтобы сохранить свободу.

Она развела руками.

— Но настанет день, Викор, настанет день! У нас тоже есть мечты о будущем. Возможно, я пристрастна, но мне кажется, что наша надежда лучше стремлений прочих рас Рукава. Может быть, ты тоже разделишь наши убеждения. И, если да, то сможешь снова стать счастливым.

12

— Нет. Боюсь, что нет, — ответила Рейдж и сопроводила отказ извиняющейся полуулыбкой.

— Но почему нет? — настаивал Лигмер, наклонившись вперед так, что его правая рука легла на стол, за которым сидела Рейдж; дело было в официальном административном блоке.

Здесь находилась общедоступная часть территории глейсов — насколько было известно посторонним, она полностью совпадала с такими же территориями паг и кэтродинов. Точнее сказать, насколько было известно БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ посторонних. Являлось ли это результатом утечки информации, или всего лишь их собственными выводами, но похоже, что эти двое посторонних — Лигмер и его коллега с Пагра, Узри, — проникли в тайну, охраняющую существование потайного глейсского сектора на Станции.

Лицо Рейдж стало серьезным и строгим.

— Вы должны признать, Лигмер, — сказала она чопорно, — что и кэтродины, и паги зарекомендовали себя на Станции не с лучшей стороны. Представители обеих ваших рас неоднократно пытались заполучить контроль над Станцией в свои руки. Согласна, приятно видеть, что вы способны сотрудничать, а не только быть противниками. Но я почти не сомневаюсь, что если вам предоставить доступ к информации, которую вы хотите получить, каждый из вас тотчас же начнет размышлять над тем, как ее обратить на пользу его собственной расе и во вред всем остальным.

Она изложила все это поучающим тоном, и, когда договорила, была крайне удивлена выражением удовлетворения на лице Узри.

— Это, по крайней мере, кое о чем нам говорит, — сказала пага. — Мы были правы в своих догадках. Если бы мы ошибались, вы бы охотно позволили нам продолжать поиски сведений, которых мы наверняка не найдем, потому что их нет. В любом случае ваша официальная информация не является полной, капитан Рейдж, и вы не можете этого отрицать.

— Все наши поступки продиктованы необходимостью сохранять нейтралитет Станции, — сухо ответила Рейдж.

— В том числе и предоставление убежища ренегатам, — мрачно заметил Лигмер. — Насколько нейтральны такие действия?

Рейдж выглядела крайне озадаченной.

— Вы прекрасно знаете, о чем я! — рявкнул Лигмер. — Вчерашний случай с майко — стюардом с одного из наших лайнеров. Вы слишком хорошо информированы, чтобы не знать об этом. Он нанес публичное оскорбление Кэтродину, утверждая, что мы несправедливо угнетаем Майкос.

— В таком случае, — прервала его Рейдж, — мы рады будем предоставить ему убежище здесь, на Станции. Как вам отлично известно, Лигмер, наша административная власть на Станции — это единственное, что предотвращает захват нашей планеты одной из ваших империй. Мы не можем отказать представителям ваших так называемых «подчиненных» рас в свободе, которая дана нам самим.

Лигмер принялся негодующе возражать. Рейдж, не обращая на него внимания, опустила взгляд на бланк запроса, который лежал перед ней на столе. Запрос попал к ней несколько часов назад, а вслед за ним появились два археолога.

Они требовали доступа к секции иллюстрированных записей банков памяти, этих гигантских электронных хранилищ, спрятанных в самой сердцевине Станции и защищенных всем ее корпусом от межзвездного шума, который мог бы исказить сложные комплексы сигналов. Однако некоторые из них не использовались в течение тысячелетий, а к другим глейсы подобрали ключ только с большим трудом и не исключали, что расшифровка была неточной. Малейшая частица космического излучения, обладающая высокой энергий, могла нарушить баланс в тысяче важных электрических контуров, наведя на информацию помехи или даже полностью исказив ее смысл.

А у археологов на уме был весьма конкретный объект.

— Заметь, — сказала Узри, — вполне очевидно, почему они боятся дать нам доступ к подобной информации. Если подтвердится теория Брингера, это будет означать, что все расы Рукава произошли от создателей Станции и имеют на нее равные права. Это еще как отличается от монополии на Станцию, которой глейсы обладают сейчас.

Она обращалась к Лигмеру, поглядывая на Рейдж искоса, чтобы убедиться, что ее слова достигли цели.

— Госпожа археолог Узри, конечно, ошибается, — сказала Рейдж, не поднимая головы. — И в этом вопросе и в предыдущем. Я на самом деле не знаю, существует ли подобная информация. Если она существует, и если она послужит подтверждением теории Брингера, это ничуть не изменит существующее положение. Я повторяю: и Кэтродин, и Пагр пытались захватить единоличный контроль над Станцией. Мы хотя бы позволяем людям всех рас свободно прибывать на Станцию и покидать ее, а также жить здесь в мире и спокойствии. Мы не можем распространить такую ситуацию за пределы Станции, но если бы смогли, то так бы и поступили.

Лигмер с отвращением фыркнул.

— Ну ладно! — резко сказал он. — Тогда ответьте, почему вы отказываете нам в доступе к главным банкам памяти, когда нами руководит чисто профессиональное стремление к знаниям — и при этом даете разрешение человеку, который даже не является гражданином ни одной из планет Рукава!

Повисло долгое молчание. Наконец Рейдж сказала с непритворным удивлением:

— О чем вы говорите? Я не знаю никакого подобного случая!

— Нет? — саркастически переспросила Узри. — А как тогда случилось, что вчера мы видели этого чужака Ланга выходящим из помещений банка памяти?

Рейдж покачала головой.

— Мне об этом ничего не известно. Я расследую этот вопрос, если желаете. Возможно, кто-то из работников нашего штата согласился показать ему залы банка памяти, поскольку он необычный посетитель. Но я могу сказать со всей уверенностью, что никто не допустил бы его к информации, которая не предназначена для общего пользования.

Лигмер встал.

— В вас, глейсах, есть что-то неприятное, — сказал он. — За вашим фасадом справедливости и беспристрастия кроются довольно подлые штучки.

Узри последовала его примеру и встала. Она казалась великаншей по сравнению с кукольной фигуркой Рейдж, которая продолжала сидеть.

— И я так думаю! — сказала пага, вздернув верхнюю губу, так что стал виден заточенный зуб. — Как, например, по-вашему, мои соотечественники могут отказаться от своей веры в то, что Станцию построила древняя пагская раса, если вы не даете возможности провести научную экспертизу фактов?

Рейдж бесстрастно нажала кнопку на столе и открыла дверь.

— Можете идти, — сказала она.

Они хмуро повиновались.

Когда археологи покинули офис, Рейдж некоторое время сидела, глядя в пространство. Разумеется, вполне возможно, что Ланг посетил залы банка памяти с гидом. Не исключено также, что Лигмер и Узри попросту выдумали историю — хоть это и маловероятно.

Но почему-то она была уверена, что они не лгали. Она помнила, что Викор утверждал, будто видел Ланга еще в одном месте, где того не должно было быть и в помине. Вздохнув, она связалась с Индлем по внутренней связи.

— Индль, вы помните этого юного майко, Викора, который видел чужака из-за пределов видимости в нашем секторе?

— Конечно, — ответил Индль.

— Мне только что доложили, что Ланга также видели выходящим из помещений банка памяти. Кто-нибудь давал ему разрешение на это посещение?

— Нет! — уверенно сказал Индль. — Никто не мог дать такое разрешение без моего ведома. Я отвечаю за всех посетителей этой секции. Вы считаете, что данная информация соответствует истине?

— Уверена на девяносто девять процентов. — Рейдж замялась. — Не можете ли вы все-таки проверить? Быть может, кто-то из наших сотрудников, дежуривших в тот момент, тоже видел его?

— Сомневаюсь. Они бы доложили. А я об этом слышу впервые. Хорошо, я проверю и дам вам знать, если что-то выясню.

Он прервал связь. Голос его звучал озабоченно.

Для случайного посетителя Ланг вызвал уже слишком много беспокойства. Викор считал именно его виновным в приступе гнева, который стоил ему возможности вернуться на родину. Затем эпизод в потайном секторе глейсов. Разговор, который пересказал Викор: о различных теориях происхождения Станции. И еще…

Рейдж прервала себя. Если не считать необъясненного вторжения в сектор глейсов, свидетелем которого был один Викор, остальное ничего не доказывало. Возможно, она руководствовалась лишь своей интуицией, которая проснулась еще когда корабль Викора только прибыл на Станцию. И все ее подозрения питались только домыслами. Кто знает?

Совместный визит паги и кэтродина был гораздо более важным происшествием. Над этим стоило поработать. Давно было известно, что обоюдное недоверие двух рас мало-помалу уступает место ворчливому уважению друг к другу, переходящему в восхищение. Тенденция эта усиливалась тем, что обе расы не терпели глейсов столь же сильно, как презирали друг друга.

Также было доподлинно известно, что появляются паги вроде Узри, которые хотят, чтобы бессмысленная официальная пропаганда Пагра сменилась научно обоснованными взглядами. Все это можно было объяснить.

Но как объяснить историю, которую Викор рассказал о кэтродинском офицере по имени Ференц. На корабле он казался типичным твердолобым приверженцем официальной доктрины, столь нетерпимым к пагам, что чуть было не подрался с пагой-офицером, которая путешествовала на том же корабле.

Однако он завязал знакомство с Узри, явно отбросив прежнюю враждебность к пагам, и разговаривал с ней вполне дружелюбно.

Этому могло быть два объяснения. Первое: по пути с Кэтродина Ференц притворялся. Конечно, чисто теоретически со времени его пребывания на Станции в составе кэтродинского штата его убеждения вполне могли стать либеральными. Рейдж не встречалась с ним, когда он был сотрудником кэтродинского штата — он был рядовым работником, занятым рутинной административной деятельностью. Но глейсы кропотливо собирали все обрывки информации о сотрудниках штатов других рас на Станции. По старому досье Ференца она сделала вывод, что его превращение в либерала маловероятно, если не исключено вовсе.

Оставалось другое: коренное изменение кэтродинской политики. Вероятно, они запланировали новый, более гибкий подход. Искренне? Или в качестве прикрытия для чего-то иного? Аналогия с пагами подсказывала второй вариант. Паги и кэтродины отродясь ладили не лучше, чем кошки с собаками. Кроме того, раз Ференца прислали на Станцию (Рейдж ни на минуту не поверила, что он действительно в отпуске) в результате подлинного изменения кэтродинской политики, он должен был быть либералом: смягчение взглядов наверху привело бы к использованию более свободомыслящих исполнителей. Но в таком случае Ференцу не надо было бы маскировать свои либеральные взгляды столь ортодоксальным поведением на корабле.

Рейдж вздохнула. Постоянная необходимость разбираться в двуличных хитросплетениях политики была неотъемлемой частью ее работы на Станции, но иногда становилась просто нестерпимой. Тогда Рейдж вдруг обнаруживала, что с нетерпением ждет дня, когда вернется на Глей и родит детей, ожидающих ее возвращения в банке зародышей.

Значит, кэтродины преследуют какую-то цель, достаточно важную для них, чтобы оставить расовую гордость и быть вежливыми с пагами во время расследования. Они должны быть при этом достаточно уверены в себе, чтобы позволить пагам — в лице Узри и других — строить догадки касательно их поведения. Рейдж снова перечитала запрос Лигмера на получение данных из банков памяти. Археолог хотел провести сравнительный анализ принципов конструкции Станции и космических кораблей, найденных окаменевшими в потоках лавы на Пагре.

На первый взгляд, весьма невинно. Но может оказаться смертельным.

Тщательно проведенный анализ принципов конструкции Станции сделает явным по крайней мере одно: карты, публикуемые глейсами и предназначенные якобы точно представлять Станцию, содержат намеренно искаженную информацию. Это даст намек на существование до сих пор скрытых помещений, принадлежащих глейсам. Эти помещения образовывали обширную сеть, которая охватывала всю Станцию — над, под, вокруг и внутри секторов других рас, позволяя глейсам находиться в курсе всех событий и всегда быть начеку.

Разумеется, это не обязательно окажется фатальным. Знание, что такая сеть существует, еще не дает ключа к специальным кодам, необходимым, чтобы попасть в эти скрытые помещения посредством лифтов. Но это знание может привести к выяснению более глубинной информации, которую глейсы отчаянно пытались сохранить в тайне хотя бы до той поры, пока паги и кэтродины не перестанут бороться друг с другом за власть в Рукаве.

Трудно предугадать, как они поступят, когда узнают, что в самом сердце Станции, еще глубже, чем банки памяти, продолжали существовать невероятные, потрясающие двигатели, чья ныне дремлющая энергия некогда несла Станцию от звезды к звезде через всю Галактику.

13

— Лигмер! Мне нужно с вами поговорить!

Услышав скрипучий голос Ференца, археолог остановился и обернулся. Он возвращался в каюту в кэтродинской секции, которая принадлежала ему на все время его пребывания на Станции. Он был преисполнен гнева по поводу отказа Рейдж в его просьбе. Ему казалось, что их с Узри совместное заявление должно было гарантировать согласие глейсов.

Все еще в гражданской одежде, которая глупо смотрелась на его фигуре, привычной более к военной выправке, Ференц подошел к Лигмеру. Лицо его выражало решимость. Он кивнул на дверь каюты, рядом с которой остановился Лигмер.

— Ваша?

— Ээ… нет. Следующая.

— Хорошо.

Ференц обогнал археолога и распахнул перед ним дверь. Как только Лигмер переступил порог, Ференц последовал за ним и закрыл за собой дверь.

Он сел на стул, оставив Лигмеру кровать, и хмуро уставился на него.

— Я полагаю, вы думаете обо мне весьма неприятные вещи, — сказал он после паузы. Похоже было, что слова давались ему с большим трудом.

— Почему? — возразил Лигмер.

— Не морочьте мне голову. Потому что после всего, что я говорил вполне искренне — по дороге на Станцию, вы застали меня за дружеским разговором с пагой. Так?

— Это действительно показалось мне странным, — осторожно согласился Лигмер. — Но теперь я думаю, что у вас были на то причины.

— Еще бы! Проклятье! Ну так вот, чтобы вы знали, как себя вести, когда рядом с вами эта пага — а она всегда с вами рядом! Я, например, могу выдержать присутствие паги лишь несколько минут, какие бы усилия не прилагал, — итак, чтобы вы знали, как себя вести, я получил разрешение главного маршала Теммиса пояснить вам причины моего поведения.

— О, — невыразительно пробормотал Лигмер.

По его лицу было видно — он убежден в том, что уже успел совершить какую-нибудь ужасную ошибку.

— Когда я прибыл на Станцию, то сказал Теммису, что считаю неразумным позволять вам так много времени проводить в компании паги. Но он ответил, что ваше назначение было одобрено Верховным Командованием, так что я не мог настаивать. Однако после того, что случилось, я должен предупредить вас, чтобы вы вели себя должным образом. Вам ведь известно, как поступают с теми, кто не сумел сохранить тайну?

Лигмер проглотил слюну и кивнул.

— Но мне известно не так уж много секретов, — осмелился произнести он.

— Сейчас вам предстоит услышать один из них, — угрюмо сказал Ференц, и изложил Лигмеру все то, с чем его ознакомил Теммис по прибытии на Станцию. Факты эти в числе прочего объясняли его собственное странное поведение.

По мере того, как Ференц рассказывал, его слова проливали свет на многое, что раньше было непонятно Лигмеру. В конце концов он начал сопровождать слова Ференца энергичными кивками, а когда тот наконец договорил и замолчал, археолог довольно произнес:

— Так вот почему!

— Что именно?

Первым чувством Ференца после окончания длинного рассказа было облегчение. Слова Лигмера возбудили его острый интерес.

— Вот почему капитан Рейдж отказалась удовлетворить запрос, который мы представили вместе с госпожой археологом Узри.

Лигмер пошарил в карманах и нашел копию запроса. Ференц почти вырвал у него листок.

— Не вижу связи, — сказал он после паузы.

Похоже было, что ему неприятно в этом признаваться.

— Ну… может быть, в таком случае я ошибаюсь. Но мы с Узри специально составили запрос так, чтобы он выглядел лояльным. У нас был разговор об этих останках космических кораблей, которые они якобы нашли на Пагре — кстати сказать, похоже, что это действительно так…

— Это трудно проглотить, — пробурчал Ференц. — Продолжайте.

— Ну, нам удалось вычленить два совершенно определенных конструктивных принципа, лежащих в основе этих окаменевших кораблей. Не буду углубляться в детали, поскольку это скорее технические вопросы, но суть заключается в развитии принципа, который изобрел мой университетский преподаватель для классификации типов инженерных разработок. Это может оказаться ключом к окончательному устранению пагской пропаганды по поводу Станции. А может и не оказаться. Мы этого теперь не узнаем, если только глейсы не переменят свою точку зрения. Рейдж безоговорочно отказала нам. И теперь мне ясна причина: тщательное изучение принципов конструкции структуры Станции немедленно выявит искажения, которые глейсы преднамеренно ввели в карты.

Ференц хлопнул себя по бедру.

— Может, вы рассуждаете верно, — сказал он. — У вас не такая каша в голове, как мне сначала показалось. Приходит ли вам на ум какая-нибудь еще причина, в силу которой Рейдж могла бы отказать вам?

— Нет. Разве что она сделала это из чистейшего упрямства, так сказать, из принципа.

— Непохоже. Глейсы всегда поступают хладнокровно, они не позволяют себе импульсивных поступков. Кстати, об импульсивных поступках: во имя Галактики, что с вами стряслось, что вы позволили этому стюарду Викору уйти после того, как он нанес оскорбление Кэтродину?

Лигмер покраснел до кончиков ушей. Похоже, ему придется разбираться с этой историей до конца своих дней. Он это уже чувствовал.

— Это случилось в туристской зоне, я ничего не мог поделать, — только и смог сказать он в свое оправдание. — Я тотчас доложил о случившемся, но, насколько мне известно, он не посмел показаться на корабле.

— Мы его до сих пор не поймали, проклятье! Все из-за этих скользких глейсов… Ладно, нет смысла портить нервы такими пустяками.

Факсимильный аппарат на полочке рядом с койкой предупредительно звякнул. Лигмер что-то пробурчал и вынул листок сообщения. Он пробежал его глазами и передал Ференцу, лишившись дара речи от гнева.

Ниже кодового номера каюты Лигмера Ференц прочел:

«Наши расследования не подтвердили, чтобы кто-либо пригласил Ланга посетить залы банка памяти. Следовательно, я должна допустить, что госпожа археолог Узри и вы ошиблись».

Подписано было: «Рейдж, капитан».

Ференц нахмурился и вернул Лигмеру листок.

— Это значит… Что это значит? — потребовал ответа он.

Лигмер кратко пересказал, ответом чему служит это сообщение.

— Но проклятье! — взорвался он в конце объяснения. — Мы не ошиблись! Мы обследовали люки, ведущие в туристскую зону, — проверяли некоторые детали конструкции каждого, чтобы решить, стоит ли его включать в этот запрос для Рейдж. Вы знаете, что входы в помещения банка памяти расположены в туристской зоне. Есть даже такое мнение, что все вспомогательные устройства туристской зоны — планеры, уборщики и прочие непосредственно управляются из какой-то части банка. Обычно помещения банка памяти закрыты от взоров. Но иногда входы в них можно увидеть из люка, если они оказываются в соответствующем взаимном расположении. Мы находились у Платинового люка как раз в такой момент, и оба видели Ланга ясно и отчетливо. Возможно, мы могли бы принять за него кого-то другого, но кто еще носит на плече зверька с черной шерстью, которого можно спутать с этим его тявкающим любимцем?

— Чем он занимался? — Ференц был мрачен.

— Всего лишь выходил. Я не знаю, как он открыл дверь. Я бывал там несколько раз, когда был студентом, и, насколько мне известно, входы всегда заперты.

— Тогда, возможно, он просто шел мимо?

— Нет! Дверь в тот момент была открыта, и как раз закрывалась за ним.

— Теммис должен об этом знать, — внезапно решил Ференц. — Мы не можем позволить, чтобы Рейдж сошло с рук то, что она назвала вас лжецом. Даже если она одновременно обвинила и Узри.

Лысый начальник штата кэтродинов внимательно выслушал их. Когда они закончили, он гневно хлопнул рукой по столу.

— Я хочу знать все об этом Ланге, — скрипуче сказал он. — Полагаю, что мы должны установить за ним наблюдение. Он явно не тот, за кого себя выдает. И он несомненно интересует глейсов, раз они его покрывают. Вы говорите, что разговаривали с ним после прибытия на Станцию? — его острый взгляд впился в Лигмера.

— Да. Как уже сказал офицер Ференц, я и госпожа археолог Узри обсуждали с ним теорию происхождения Станции. Госпожа археолог Узри сказала потом интересную вещь. Она сказала, что у нее сложилось впечатление, будто он знает о Станции куда больше, чем мы, которые ее изучали.

— Хм-м! Я бы не побился об заклад, полагаясь на утверждение паги но, как вы и сказали, весьма интересно, что она сделала такое замечание.

Теммис нажал на клавишу, и подтянутый ординарец в форме показался на пороге кабинета.

— Узнайте либо в регистратуре глейсов, либо в их административных службах, где остановился этот чужак из-за пределов видимости, Ланг, отдал приказ Теммис. — И, если это возможно, выясните, где он находится в настоящий момент.

Они в молчании прождали те несколько минут, которые потребовались ординарцу, чтобы исполнить поручение. Когда он вернулся, у него был озадаченный вид.

— Они говорят, сэр, — сказал он Теммису, — что ему предоставили каюту Гл-1420 — это в секции глейсов, рядом с туристской зоной. Они и раньше помещали там посетителей, прибывших не из Рукава, если такие здесь появлялись.

— Ага! — сказал Теммис и бросил на Ференца и Лигмера многозначительный взгляд. — Это неспроста. В секции глейсов!

— Но, сэр, — упорно продолжал ординарец, — он туда не заходил! Его багаж стоит в том самом виде, как прибыл из секции доставки; туалетными принадлежностями никто не пользовался; счетчик воды не показывает ее расхода, и печать на двери нетронута!

— Не может быть! — рявкнул Теммис.

Ординарец поперхнулся.

— Так точно, сэр! Но это то, что они мне сказали.

— Хорошо. Вы свободны, — сказал Теммис и нахмурил лоб.

Когда ординарец вышел, он нажал кнопку вызова на интеркоме и заговорил с офицером.

— Полковник! Сколько ваших людей сейчас свободны от дежурства и находятся в пределах сектора?

— Тридцать пять человек, сэр, — отрапортовал полковник. — Я могу вызвать остальных, если нужно.

— Тридцати пяти будет достаточно. Я хочу, чтобы провели тщательный розыск во всех доступных частях Станции. Необходимо выяснить, где находится этот чужак из-за пределов видимости.

— Ланг? Слушаюсь, сэр. Тотчас будет исполнено. Что они должны делать, если обнаружат его?

— Разбейте их на пары. Если увидят Ланга, пусть один продолжает следить за ним, а второй немедленно доложит мне.

— Есть, сэр, — сказал полковник и прервал связь.

Он вызвал Теммиса по интеркому больше, чем через час, и его голос звучал уныло.

— Мы обыскали все, — констатировал он. — Люди из числа обслуживающего персонала, на которых можно положиться, проверили туристскую зону, секторы майко и лубаррийцев, публичные офисы в секторе глейсов и те участки их скрытого сектора, куда смогли проникнуть, а также ту часть элчмидского сектора, которую можно было обследовать, не входя в прямой конфликт с пагами. Никто не видел и следа Ланга уже в течение нескольких часов.

Теммис медленно кивнул, ничего не ответив. Полковник несколько мгновений нетерпеливо ждал, затем спросил:

— Дальнейшие приказания, сэр?

— Продолжайте патрулирование, пока он не объявится, — сказал Теммис и отключил связь.

Он поднял взгляд на остальных.

— Ну, это означает, что он может находиться на… — он загибал пальцы, считая, — …на пагской территории, что маловероятно; в дальнем углу Пещер, проводя время с какой-нибудь девицей, что, судя по всему, также можно исключить; или — и это кажется вероятнее всего в свете того, что вы мне рассказали — в некоей части глейсского сектора, запретной для посещений представителями других рас.

Он опустил руки на стол и сложил их вместе.

— В любом случае, — мягко сказал он, глядя поверх голов остальных и даже словно бы сквозь переборку каюты, — у меня появилось очень сильное желание поговорить с этим Лангом. Это же надо — не зайти в свою каюту! Отсутствовать в каком бы то ни было из явных мест Станции! Это что-то значит, и я полон решимости выяснить, что именно.

14

— Ознакомься со Станцией, — сказала ему Рейдж. — Ты должен знать не только доки, приемные залы, административные помещения, сектор майко, ты должен знать всю Станцию целиком.

Подавленный после всего происшедшего, Викор пытался выполнить задание Рейдж. Она выдала ему денежный сертификат для покрытия нужд в ближайшем будущем, и посоветовала пойти и потратить деньги в туристской зоне одновременно как следует изучить ее и попытаться улучшить свое настроение.

Но сейчас все казалось ему бессмысленным.

Он опять побродил по городу, встретил пару знакомых майко со Станции и обменялся с ними несколькими фразами. Ему не пришлось упоминать, что он стал одним из них — новость уже была им известна. Они поздравили его с одной стороны, и посочувствовали с другой.

Сейчас Викор стоял у входа в Пещеры — единственную часть туристской зоны, где он прежде не бывал. О Пещерах ходили слухи, большинству из которых Викор верил. А он получил достаточно строгое воспитание, чтобы стыдиться уже того только, что его здесь увидят.

«Такие вещи хороши только для распущенных типов, вроде кэтродинов». Сколько раз он слышал на родине, как уверенные в своей правоте люди повторяют эти слова?

Поэтому даже сейчас, став изгнанником, эмигрантом, Викор замер в нерешительности перед входом и поглядел вверх. Пещеры не уходили под Горы, как можно было ожидать. Они существовали сами по себе, независимо, как Равнины или Океан. Иногда они соседствовали с одними площадками туристской зоны, иногда с другими. Как все в туристской зоне, Пещеры медленно и величественно обращались по кругу.

Викор напряг зрение, пытаясь разглядеть, что происходит по обе стороны Пещер, но не смог. Перед ним располагался темно-синий пылающий вход — ведущее вверх, постепенно сужающееся отверстие в стене из какого-то зеленовато-синего, слегка светящегося жесткого материала, словно покрытого высохшими органическими осадками. Свет выхватывал то тут, то там крошечные мерцающие пятнышки, которые неожиданно вспыхивали, когда Викор поворачивал голову.

Держась за руки, мимо него прошли два глейса в масках, одетые в яркие выходные одежды, и исчезли в синевато-зеленом мраке. Из входа донеслись до Викора странные звуки — резкий вскрик; невнятное бульканье, словно шум воды, льющейся в пустую посудину; серия глухих ударов.

Викор робко шагнул вперед и почувствовал под ногами что-то твердое, но податливое — утоптанный песок. Песок тотчас набился ему в сандалии, и Викор раздраженно вытряхнул его.

Затем он наконец набрался храбрости и выпрямился.

Ко входу вел короткий проход, довольно узкий и с низким потолком, так что в одном месте Викору даже пришлось нагнуть голову, чтобы не задеть выступ, который светился жутковатым бирюзовым светом. Он чувствовал, что спускается вниз, хотя на глаз это было определить трудно.

Миновав выступ, Викор оказался на более широком участке. Прозрачный ручей струился по одной из стен, стекая в обширный бассейн. Дно бассейна тоже слегка мерцало. В бассейне сидела лубаррийская девушка, закутанная с головы до ног в плотное покрывало. Она зачерпывала пригоршню воды одной рукой и выливала ее в подставленную пригоршней другую руку, а потом меняла руки местами. Многие обитатели мирка Пещер были лубаррийцами — это занятие подходило им из-за их чувственной религии, которую они унаследовали от кэтродинов. На Майкосе эта религия не укоренилась, так что Викор не мог сказать, имеют ли действия девушки какое-нибудь особое значение. Судя по тому, как сосредоточенно она исполняла ритуал, он предположил, что да.

Викор направился дальше и оказался в длинном проходе, где в одной из стен через каждые несколько ярдов встречались ниши. Некоторые из них были задернуты красными занавесями. Проходя мимо, он слышал из-за занавесей приглушенные голоса и звуки. В одной из ниш лежал молодой элчмид. Его невидящие глаза были устремлены в потолок, кулаки сжимались и разжимались, из полуоткрытого рта вытекала струйка светящейся слюны. В Пещерах вообще было много элчмидов, деградировавших в результате пристрастия к дурманной траве. Викор вздрогнул и поспешил миновать юношу. Тот казался его ровесником, даже немного младше.

Проход раздвоился. После минутного колебания Викор выбрал правое ответвление, потому что ему показалось, будто оттуда доносится музыка. Как только он свернул туда, неожиданно раздался визгливый крик, за которым последовал взрыв смеха. Девушка-элчмидка, одетая в скудную полоску ткани вокруг бедер и почти прозрачное покрывало, которое развевалось у нее за плечами, со смехом ворвалась в коридор, чуть не сбив Викора с ног.

За ней бежал соотечественник Викора, майко, что-то выкрикивая и размахивая полупустой бутылкой ярко-малинового напитка. Когда девушка замедлила бег, уворачиваясь от столкновения, майко схватил ее, испустил торжествующий вопль и потащил по коридору обратно.

Викор последовал за ними на расстоянии, и, оказавшись в просторном помещении, обрадовался, увидев, что там идет пиршество и танцы под музыку небольшого оркестра. Глейсы, лубаррийцы, элчмиды, майко и даже два кэтродина с опухшими глазами сидели вокруг огромного стола, освещенного горящими фитилями, воткнутыми в горлышки бутылок. Ему замахали руками и завопили, чтобы он присоединялся.

Викор собирался так и поступить. Но тут он увидел среди них элчмидскую девушку в фантастическом одеянии из красных и белых оборок, сидящую рядом с майко средних лет, который тщательно выпаривал дурманную траву над огоньком фитиля. Она уже держала в руке острый стеклянный шип, при помощи которого делалась инъекция смолянистой наркотической жидкости. Девушка лихорадочно умоляла майко поторопиться.

Викор быстро отвел глаза и поспешил пройти мимо. Ему пришлось увернуться от сидящей за столом лубаррийской девушки, которая встала и протянула руки, чтобы схватить его, когда он проходил рядом. Он чуть не упал, споткнувшись о распростертое тело еще одного кэтродина, который лежал у подножия оркестровой сцены. В руке у него была бутылка, содержимое ее выплескивалось ему на грудь, поднимающуюся и опускающуюся в такт дыханию. Он блаженно улыбался.

Викор снова оказался в коротком проходе, в конце которого шумела вода. На сей раз это оказался сверкающий ручей, что пересекал коридор, и Викор влез в воду по щиколотки, как вдруг что-то схватило его за ногу. Он завопил от неожиданности и глянул вниз.

Это была девушка — снова лубаррийка — она сидела, укрывшись в нише, из которой вытекал ручей. Одета она была в нечто бесформенное из жесткого пластика, который скрипел при каждом ее движении.

— Иди ко мне, — позвала она со смехом, блеснув белыми зубами. — В теплой струящейся воде этим так приятно заниматься!

Викор пробормотал что-то невнятное, высвободил ногу и пошел дальше, хлюпая сандалиями. Девушка возмущенно крикнула ему вслед и разочарованно вздохнула.

Похоже было, что вся эта территория пронизана сетью бассейнов, ручьев и крошечных водопадов. Викор пересек множество водяных преград, и везде были девушки. Кое-где звуки подсказывали, что в нише находится не один человек. Но в таких случаях что-то вроде облака непроницаемой черноты образовывало заслоняющую их преграду.

Кто-то шел Викору навстречу — толстый человек, у которого одышка перемежалась смехом. Смех почему-то показался Викору знакомым. Он отошел в сторону и скрылся в нише, так как не желал встречаться ни с кем, кого знал. Он напряженно ждал.

Прохожий оказался человеком средних лет в маске. Он вышел на середину открытого пространства, остановился, широко расставив ноги, и не спеша осмотрелся. Затем восторженным жестом раскинул руки и воскликнул:

— Но ведь это сущий рай!

Полдюжины девушек, сначала не заметивших его появления, одетые в блестки, шнурки и кисточки, или вовсе раздетые, обратили на него взоры и принялись взывать к нему, уговаривая обратить на них внимание. Хихикая и повизгивая, он принялся осуществлять обход.

Викор закрыл глаза и прислонился спиной к стене ниши. Он не мог не узнать голос; это был Дардано, священник, который прибыл на Станцию, чтобы стать новым капелланом местных «свободных» лубаррийцев. Конечно, Пещеры были для него самым подходящим местом. Чувственная религия, проповедником которой он был, явно имела какое-то отношение к воде.

Викор осторожно осматривался, пытаясь выяснить, есть ли у него шанс ускользнуть отсюда незамеченным. Вдруг в том самом коридоре, откуда появился Дардано, послышались тяжелые шаги. Два мускулистых кэтродина в униформе, каждый с мощным фонарем в руке, вышли на открытое место. Яркие лучи их фонарей походили на мечи.

Дардано вякнул, как испуганное животное. Один из кэтродинов шагнул к нему и взял за руку.

— Вы не видели здесь чужака по имени Ланг, прибывшего из-за пределов видимости? — потребовал ответа кэтродин, смерив Дардано презрительным взглядом.

— Нет! Клянусь жизнью, не видел!

— Хорошо, — с нажимом сказал кэтродин и отпустил священника.

Потом снова взмахнул фонарем. Ниша укрыла вжавшегося в стенку Викора. Они не заметили его в глубокой тени и направились дальше.

Дардано сел на камень и вытер лицо огромным носовым платком. Для этого ему пришлось сдвинуть маску на лоб, а потом он снова торопливо опустил ее.

Если Дардано собирается много времени проводить здесь, в Пещерах, Ларвику будет легко приучить его к дурманной траве. Это случится само собой.

Воспользовавшись тем, что священник сидит к нему спиной, Викор выскользнул из укрытия и направился в тоннель. Этот проход был попеременно то освещен, то затемнен. В одном из темных участков находился поворот. Викор едва успел в последний момент увернуться и не врезаться в стенку. При этом он на кого-то налетел и вскрикнул от неожиданности,ухватившись за маленькое теплое плечо, чтобы не упасть.

Та, с кем он столкнулся, ступила на освещенное место, и Викор уставился на нее, не веря своим глазам. Это была Рейдж, одетая в просторное развевающееся желтое платье выше колен, украшенное блестками, на ногах — плетеные из ремешков открытые сандалии. Ее обнаженные ноги напряглись, так что под кожей вырисовались мышцы.

— Викор! — воскликнула она удивленно. — Ты что, бежишь от кого-то?

— Н-не совсем, — ответил Викор.

Глядя на нее, он был полон самых чудовищных подозрений. Роскошное, сверкающее платье, которое, похоже, было ее единственной одеждой, придавала ей чувственный вид, настолько далекий от ее обычного серьезного спокойствия, что Викор едва поверил своим глазам.

— Эти кэтродины столкнулись с тобой? — продолжала расспрашивать Рейдж.

— Я… мне удалось от них скрыться, — ответил Викор. — Но они допросили Дардано.

— Он здесь? Ну еще бы! Этот тип думает о своих телесных потребностях ежедневно и ежечасно. — Рейдж негромко мелодично рассмеялась. — Ну и что ты думаешь о Пещерах, Викор, увидев их впервые?

— Грязь и мерзость, — сказал Викор, глядя в пол.

Рейдж внимательно посмотрела на него.

— Да-а, — протянула она и умолкла. После паузы последовало:

— Пойдем, я выведу тебя наружу.

Она протянула ему руку. Викор машинально взял ее ладонь и только через несколько секунд осознал, что случилось то, о чем он часто мечтал, и на что никогда не смел надеяться. Была ли потрясающая непогрешимая женщина, которой он так долго восхищался, на самом деле таким же слабым человеческим существом, как эти… женщины здесь, в Пещерах?..

Он отверг это предположение и покорно последовал за ней. Они выбрались очень быстро, и оказались на полоске берега близ Океана, неподалеку от Гор. Здесь Рейдж остановилась и повернулась к нему. Она не отняла руки, как будто забыла о ней.

— Хорошо, что ты скрылся от этих кэтродинов, — сказала она. — Хотя они и охотились не за тобой. Они прочесывают Станцию в поисках Ланга, и не могут его найти. Но что еще более странно, мы и сами не знаем, где он.

— Вы… ВЫ не знаете? — спросил Викор, разинув рот.

Она кивнула и пожала плечами. Бриз со стороны Океана играл блестками ее платья. Внезапно глаза ее расширились, и она высвободила руку, чтобы указать Викору на что-то позади него. Он вздрогнул и обернулся.

И увидел Ланга, которого столько людей искали по всей Станции и не могли найти. Ланг спокойно выходил на берег, а у его ног игриво бежал зверек с черной шерстью.

15

С Рейдж произошла магическая перемена. В одно мгновение к ней вернулись официальные манеры. Нарядное платье, которое придавало Рейдж легкомысленный вид, потеряло всю праздничность, превратилось в нейтральную одежду. Она сделала шаг вперед и позвала внятно и властно:

— Ланг!

Чужак, прибывший из-за пределов видимости, неторопливо повернул голову, дабы выяснить, кто это его так бесцеремонно зовет. Затем он склонился в поклоне, опустил правую руку, чтобы зверек мог вскарабкаться ему на плечо, и стал подниматься к стоящей на берегу паре.

Он остановился от них шагах в пяти и сначала кивнул Викору, а затем обратил взгляд на Рейдж. Зверек по имени Санни, сидя у него на плече, забавно скопировал движения хозяина, проделав то же самое.

Викор заметил, что между ними существует даже какое-то странное сходство. Лицо Ланга с мужественным, но узким остроугольным подбородком и глубоко посаженными глазами под песочного цвета бровями ничем не напоминало мордочку его зверька. Общим у них было то, что оба ни на мгновение не теряли внимания и интереса к окружающему миру.

— Я — капитан Рейдж, — сказала женщина, когда молчание затянулось. Я возглавляю глейсское отделение штата администрации. Соответственно, пока вы пребываете на Станции, вы попадаете в круг моей ответственности.

— До сих пор я вполне мог позаботиться о себе самостоятельно, сказал Ланг со всей серьезностью. — Настолько, что даже взял на себя ответственность за еще одну жизнь. — Он поднял руку и почесал Санни за остроконечным ухом. — По поводу меня можете не испытывать не малейшего беспокойства.

— Боюсь, что не могу, — прямо сказала Рейдж. — С момента вашего прибытия вы оказались причиной — зная или не зная об этом — достаточного количества неприятностей. Более того, поступили доклады о вашем пребывании в местах, которые не дозволено посещать никому, кроме постоянных сотрудников штата глейсов. — Она решительно шагнула вперед. — Прошу вас, пройдемте ко мне в офис.

Викор был уверен, что Ланг последует за ней безоговорочно.

Но он озадаченно посмотрел на нее и едва-едва покачал головой. Мышцы на шее Рейдж едва заметно напряглись.

— Вы отказываетесь? — спросила она.

— Можно сказать, что таковы были мои намерения, — согласился Ланг.

— Так, допустим, — не сдавалась Рейдж. — Но рано или поздно вам все равно придется оказаться там. Разве что вы предпочтете ответить на мои вопросы здесь, в неофициальной обстановке.

— Я отвечу на все вопросы, на которые смогу, — задумчиво сказал Ланг. — Почему бы и нет?

Он осмотрелся, нашел удобный камень и, прежде чем сесть, снял Санни с плеча и опустил на землю.

— Спрашивайте, — предложил он, сделав широкий жест рукой.

— Где вы были с момента прибытия на Станцию? — голос Рейдж был безличным, словно лед.

Из-под ворота платья она вынула свое записывающее устройство, которое, оказывается, висело на цепочке, казавшейся просто украшением. Ее пальчики повисли над клавиатурой. Она приготовилась записывать ответ Ланга.

— Я здесь чужак, — сказал Ланг. — Мне неизвестно, как вы называете те места, которые я осмотрел.

— Вы правда чужак? — пробормотал Викор, как будто сам себе.

Санни уселся на землю и восторженно замахал передними лапами.

Ланг предпочел ответить на вопрос Викора, и улыбнулся ему.

— Да, юноша, — ответил он. — Я здесь чужой. Что заставляет вас думать, будто я бывал на Станции?

Викор колебался. Он глянул на Рейдж и получил в ответ почти неуловимый кивок.

— Потому что я собственными глазами видел вас в той части Станции, куда вы не могли попасть случайно, — сказал он.

— Верно. Я нигде не был случайно. Я проводил систематическое исследование, чтобы увидеть на Станции как можно больше за возможно более короткое время.

— И что вы думаете о том, что увидели? — спросила Рейдж.

Лицо Ланга на миг потемнело, словно его пересекло грозовое облако. Он сказал с внезапной силой:

— Это ОТВРАТИТЕЛЬНО.

Викор был ошеломлен. Он бросил взгляд на Рейдж, чтобы увидеть ее реакцию. Она сохранила свое обычное спокойствие, но в голосе ее была тень неприятного удивления, когда она спросила:

— Почему?

— Я совершенно не увидел… счастья, — неожиданно ответил Ланг.

— Совсем?

— Замкнутость, эгоизм, жажда власти, стремление удовлетворить свои потребности, постоянные конфликты, отсутствие безопасности, отсутствие надежд… вот что я нашел на Станции. И я не обнаружил никаких попыток исправить положение. Я не нашел никого, кто бы искал решение. Я не нашел никого, кто делал бы добро, и чьи побуждения при этом были бы совершенно лишены эгоизма.

Он говорил с растущей горячностью, и последние его слова прозвучали по-настоящему страстно.

— Вы не правы! — набросился на него Викор. — Усилия глейсов достойны восхищения!

Ланг откинулся назад и задержал взгляд на Викоре. Он забросил ногу за ногу и похлопал себя по щиколотке. Санни, уставший играть, подбежал и потерся пушистым боком о ногу хозяина.

— Неужели? — мягко сказал Ланг. — Паги обуздывают своих рабов элчмидов, прививая им склонность к дурманной траве. Глейсы, которыми вы восхищаетесь, обуздывают своих потенциальных соперников кэтродинов, заставляя майко прививать им ту же самую склонность к дурманной траве. Что это сулит в плане надежд на будущее? Что будет завтра? Глейсы, — он постепенно переводил взгляд на Рейдж, — необоснованно отказывают остальным в доступе к банкам памяти Станции. Разве это знание составляет вашу собственность? По какому праву вы присвоили его себе? Только потому, что вы, подобно пагам и кэтродинам, считаете себя по природе выше остальных? Очень похоже на то!

Викор смотрел на него во все глаза. Как удалось этому человеку за столь малое время узнать так много? Казалось невероятным, чтобы он действительно был в такой степени чужаком, как утверждал. Викор горячо заговорил.

— Разве паги и кэтродины не приложат все усилия, чтобы обратить эти знания себе, и только себе, на пользу? Если вам так много известно, вы должны знать, что они непрестанно ищут повод ударить друг друга из-за угла!

— Но кто вам сказал, что эти знания, эта информация из банков памяти послужит в качестве ножа? — язвительно спросил Ланг. — Более того, не кажется ли вам неправильным — вам, как представителю подчиненной расы, что отдельные люди используются как пешки в политической игре? Возьмите эту бедную женщину, миссис Икиду, которая прибыла сюда на одном корабле с нами. Разве вас удовлетворило, как ее использовали в качестве орудия, чтобы досадить кэтродинам?

— Любой способ уязвить самомнение кэтродинов кажется мне хорошим, дерзко ответил Викор.

— Я боялся, что вы так ответите, — заметил Ланг и умолк.

— Вы посторонний, — сказала наконец Рейдж. Она выпустила из рук свое записывающее устройство, и оно повисло на цепочке, выделяясь на яркой ткани ее платья. — Мне кажется, что вы не вправе нас судить.

Ланг со вздохом кивнул.

— У меня есть единственное право — право свободного индивида, сказал он. — Но я намерен использовать хотя бы это право. Жестокость, бесправие, несправедливость процветают преимущественно там, где индивиды молчат вместо того, чтобы высказать осуждение.

Он подтолкнул Санни пальцем ноги. В ответ зверек устроился на своем обычном месте у хозяина на плече.

— Более того, — сказал Ланг больше себе, чем слушателям, — я много путешествовал и посетил очень много миров. Я видел, во что можно превратить человеческое общество, и во что его превращают. Здесь, на планетах Рукава, вы сделали плохо все.

— Но мы старались, как могли, — сказала Рейдж.

Похоже было, что тирада Ланга ее глубоко задела.

— Значит, вы готовы к тому, что вас будут судить по достигнутому, сказал Ланг.

Он встал и очень медленно направился вдоль берега Океана.

Викор хотел было броситься вдогонку и задержать его, но Рейдж жестом остановила его.

— Пусть идет, — спокойно сказала она.

— Но… после того, как он отказался повиноваться вам? После того, как он доказал, что знает так много опасных вещей?

— Он чужак, и испытывает не более чем абстрактный интерес к нашим местным проблемам в Рукаве. — Рейдж пожала плечами. — Я не думаю, например, что он расскажет кэтродинам, кто ответственен за нынешнюю волну пристрастия к дурманной траве, которая их столь тревожит. Нет, мы должны позволить ему уйти.

Викор подавленно опустился на камень, который все еще хранил тепло тела Ланга.

— Вы… вы согласны с тем, что он говорил? — осмелился спросить он. В частности, с его оценкой действий глейсов?

В его голосе звучала надежда, словно он ожидал со стороны Рейдж категорического отрицания. Но она его разочаровала.

— Возможно, он прав, — признала она. — В конце концов, он побывал во многих мирах и действительно много видел. Быть может, он видел достаточно, чтобы иметь право судить нас. Я только надеюсь, ради Глея, что он судил, не будучи знакомым со всеми фактами. Однако он открыл так много за столь короткое время, что, боюсь, в этом утешении мне отказано.

Викор, не отрываясь, смотрел на возвращающегося обратно Ланга. Внезапно он сорвался с места и взмахнул рукой.

Когда Ланг проходил мимо одного из отверстий в камне, которое вело в Пещеры, оттуда крадучись выбрались два человека в военной форме кэтродинов. Похоже, это была та самая пара, которая недавно допрашивала Дардано в Пещерах.

Один из них сбросил Санни на землю и набросил что-то вроде мешка на голову и плечи Ланга. Второй рванулся вперед и обхватил руками ноги чужака. Прежде чем Викор успел крикнуть, они уже тащили его прочь. Прошло лишь несколько секунд. Санни, тявкая, бросился бежать и скрылся среди камней.

— Вот то, — очень мягко сказала Рейдж, — чего я боялась больше всего. Мы не можем этого допустить, Викор. Но в равной мере мы не можем ничего поделать, чтобы это предотвратить.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Викор побелевшими губами.

Рейдж пожала плечами и спрятала записывающее устройство обратно за ворот платья.

— То, что будет в наших силах, — ответила она. — Как всегда.

16

Хорошо, что Ференц предупредил его о пропасти, над краем которой он ходил и к которой пытался подойти поближе, подумал Лигмер. Его удивило, что никто не поставил его в известность о сделанном кэтродинами открытии об их новом знании о структуре Станции — еще до того, как он отправился с Кэтродина на Станцию.

Он, сам того не сознавая, мог бы легко разболтать какую-нибудь информацию, которая навела бы паг на тот же след!

Разумеется, знание, которым он теперь обладал, представляло в какой-то степени огромное неудобство. Он никогда не придавал значения несдержанным заявлениям паг по поводу происхождения Станции и всегда приветствовал самостоятельную точку зрения редких ученых вроде Узри, которые вроде бы искренне стремились освободиться от предрассудков и подвергнуть объект беспристрастному изучению. Его огорчало то, что именно эта тенденция среди паг, которую он приветствовал, могла привести к потере существенного преимущества его расы над соперниками.

Лигмеру не нравился агрессивный национализм Ференца, однако он сам причислял себя к патриотам. Свидетельством тому была, например, его реакция на заявление этого майко, Викора, о том, что кэтродины несправедливо угнетают Майкос. Теперь Лигмер обнаружил, что разрывается между патриотизмом и научными интересами. Это раздражало его.

— Что с тобой стряслось, Лигмер, во имя космоса? — взорвалась Узри, бросив стопку листов на стол, за которым они сидели.

Это было, как обычно, в Городе, поскольку ни Узри не могла появиться на территории кэтродинов, ни Лигмер — в секторе паг. Туристская зона служила единственным нейтральным местом, где они могли встречаться и обсуждать научные вопросы.

Чувствуя нарастающий в душе гнев, Лигмер рявкнул в ответ:

— Что ты хочешь этим сказать? Что стряслось со МНОЙ?! Это у ТЕБЯ сегодня приступ бессмысленного упрямства!

— Во имя всего!.. Послушай, я всего лишь пытаюсь очистить этот вопрос от предрассудков и выработать подлинно научный подход. Я говорю то, что очевидно любому идиоту с половиной мозга и одним глазом. Мы должны принять в качестве отправной точки, что глейсы скрывают от нас сведения о конструкции Станции! И выудить их мы можем только косвенным путем. Если ты будешь противиться и дальше, мне придется сделать вывод, что Рейдж отказала нам в доступе к банкам памяти, потому что ты ее об этом попросил!

— Чушь! — отрезал Лигмер. — Ерунда. Ты сама слышала, почему она нам отказала. Меня это так же разозлило, как и тебя.

— Ну тогда перестань вести себя так, как будто это я виновата, что нам отказали!

Они сердито уставились друг на друга. Но оба больше ничего не произнесли в течение нескольких минут. Пока они молчали, из-за густых кустов показался человек и выбрался на их поляну. Это был Ференц. Вид у него был озадаченный.

— О, Лигмер! — сказал он с явным облегчением. — Хорошо, что мне удалось вас найти. Здравствуйте, Узри. Не возражаете, если я скажу Лигмеру пару слов наедине?

Очевидно было, что Ференцу нелегко далось вежливое обращение к паге.

— Честно говоря, — сказала Узри тоном глубокого отвращения, перебирая лежащие перед ней документы и протягивая руку за папкой, чтобы их сложить, — я не дам даже куска кометного хвоста за то, чтобы его когда-нибудь вообще увидеть. Прошу вас!

Ференц нахмурился и с упреком посмотрел на Лигмера.

— Вы чем-то огорчены, — сказал он Узри.

Пага коротко рассмеялась.

— Ничего такого, чего бы я не ожидала заранее, — резко ответила она. — Было бы слишком надеяться, чтобы кэтродин мог смотреть на вещи непредвзято дольше, чем день или два подряд.

— Ну смотри… — начал было Лигмер.

Ференц свирепым взглядом заткнул ему рот, набрал в грудь побольше воздуха и попытался задобрить пагу:

— Мне очень жаль, Узри… не расскажете ли вы мне, что случилось?

— Зачем? — ответила Узри, но все-таки положила документы обратно на стол. — Ладно. Может, вы действительно сможете помочь. То, что случилось, достаточно несложно описать. Дело в том…

В кустах послышался смех, грузный топот и громкие женские голоса с пагским акцентом. Узри замолкла. Ференц обернулся туда, откуда доносился шум. Он услышал, как Лигмер вздохнул, и вздох его превратился в стон. Сердце его упало.

На поляне показались две мускулистые паги — обе в гражданской одежде, похожей на костюм Узри, но у одной была обрита голова, указывая, что она принадлежит к военной касте. Появление этой паги особенно встревожило Ференца, поскольку он узнал ту самую пагу-офицера, с которой ссорился по пути на Станцию. Судя по одежде, она сейчас находилась в отпуске.

Пага-офицер выбежала на поляну, держась за руки с подругой. В другой руке у нее был большой кувшин с дымящимся напитком. Над верхней губой у нее была лиловая полоска, похожая на усы, — след от напитка.

— Вот так встреча! — сказала она, и улыбка приподняла ее верхнюю губу с лиловыми усами, обнажив зловеще заточенные зубы.

Пага выдернула свою руку из руки спутницы, обвела Ференца взглядом с головы до ног и тряхнула головой.

Лигмер потихоньку поменял положение ног под столом, чтобы в случае необходимости иметь возможность быстро вскочить.

Пага-офицер наконец завершила свой презрительный осмотр и глянула на Узри.

— Этот слишком громкий кэтродин тебе мешает, дорогая? — спросила она.

— Нет, офицер Тоэр, — был ответ. — Он ведет себя вполне сносно.

— Неужели! — нарочито удивилась Тоэр. — Кто бы мог подумать! Это очень отличается от его поведения по пути на Станцию. Не так ли? закончила она неожиданно ядовито, взмахнув кулаком в воздухе перед самым лицом Ференца, и уставив на него палец жестом обвинения.

Ференц отшатнулся, и Тоэр иронически усмехнулась.

— Вот вам цена! Все вы храбрые среди своих, на борту своего дурацкого корабля. Но когда вы не на своей территории, то шарахаетесь от каждой тени!

Она обернулась к Узри так резко, что из кувшина выплеснулось немного напитка, и лиловые капли медленно поползли по стенке кувшина. Через несколько мгновений капли добежали до края донышка и стали срываться вниз, образуя на земле маленькие лиловые пятнышки; они постепенно таяли, как медузы на жарком солнце.

— Послушали бы вы этого твердолобого на корабле! — сказала она. Если верить его словам, паги недостойны существовать с ним в одной Вселенной, не говоря уже о Рукаве! С тех пор он стал куда снисходительнее, а?

Узри воззрилась на Ференца.

— Ты уверена, что говоришь именно о нем? — спросила она у Тоэр.

— Он настолько переменился? — Тоэр свирепо ухмыльнулась. — Нет, дорогуша, это именно он. Он кое-что мне пообещал, что забывается не скоро. И я не забыла. А ты, трепло? — рявкнула она внезапно на Ференца. — Похоже, что вот ты как раз об этом забыл!

Ференц облизал губы.

— Не помню, что сказали вы, — парировал он. — Никогда не видел паги, которая бы сказала нечто. Но я прекрасно помню, что сказал я. Если хотите услышать это снова, я могу повторить.

На миг пага-офицер застыла от удивления. Потом издала дикий вопль и швырнула кувшин прямо в лицо Ференцу. За кувшином последовала она сама свирепый ураган рук и ног.

Тоэр швырнула кувшин с такой силой, что он сломал бы кэтродину нос и мог выбить передние зубы. Но от кувшина Ференц сумел увернуться. Зато выплеснувшийся из него напиток лиловой струей залил ему лицо, попал в глаза, отчего они наполнились слезами. Поэтому сначала Ференц мог только слепо отмахиваться от напавшей на него бешеной фурии.

Лигмер привстал с места, но почувствовал, что на его руке сомкнулась чья-то железная хватка. Он глянул вниз, пытаясь освободиться, и встретил твердый взгляд Узри.

— Нет, — с нажимом сказала она и качнула головой.

Спутница Тоэр, которая за все это время ничего не произнесла, на миг отвела взгляд от дерущихся, чтобы одобрительно кивнуть Узри, и разразилась воплями, поддерживая подругу. Тоэр удалось заломить Ференцу правую руку за спину и теперь, стоя коленями у него на спине, она пыталась сломать эту руку.

На лице Ференца смешались пот, лиловый напиток, слезы из опухших глаз и пыль. Он выглядел, как первобытный воин в боевой раскраске. Он попытался высвободить правую руку — не вышло. Тогда он попробовал другой рукой схватить Тоэр за ноги.

Выпятив подбородок от боли и напряжения, он сильно ухватился за палец ноги Тоэр и резко дернул его в сторону.

Тоэр от боли на миг ослабила хватку. Ференц воспользовался этим, чтобы откатиться и вскочить на ноги. Тяжело дыша, Тоэр последовала его примеру. Они оба приняли боевую стойку на полусогнутых ногах, лицом друг к другу на расстоянии нескольких шагов. Каждый не мог решить, атаковать ли самому или ждать нападения.

— Хорошо. На этом и остановитесь.

Холодный голос прозвучал громко. Все осмотрелись, чтобы увидеть, откуда он раздался. На выходе каждой из ведущих на поляну аллей стояли вооруженные глейсы. Ростом они были Тоэр по локоть, но зато вооружены парализаторами, направленными на людей на поляне. Глейсов было не меньше дюжины.

Их начальник вышел вперед и сердито оглядел двух противников.

— Офицер Индль, — представился он. — Что случилось на этот раз?

— Вам все равно не понять, — ответила Тоэр.

У нее был такой вид, словно она с удовольствием бы схватила его и зашвырнула в кусты. Она вполне могла бы проделать это одной рукой.

— Это дело чести. Честь — это нечто такое, с чем вы, глейсы, незнакомы.

— У нас есть лучшие способы блюсти свою честь, чем валять друг друга в грязи, как дикие животные, — парировал Индль. — Ладно. Даю вам несколько минут, чтобы покинуть туристскую зону и разойтись по своим секторам. Живее, вы оба!

— Черта с два я уйду, — сказал Ференц. — Почему это меня вышвыривают с нейтральной территории, если какая-то пага, у которой мышц больше, чем ума, бросила в меня кувшином…

Лицо Тоэр исказилось в зверином оскале, и она опять бросилась на него. Индль взмахнул рукой, и раздался негромкий хлопок парализатора.

Крошечные капсулы, которыми он стрелял, были мощным оружием. Ференц едва успел принять защитную стойку, а Тоэр уже валилась на землю с распростертыми руками, полностью лишенная способности двигаться.

— Хорошо, это уладит дело, — сказал Индль. — Вы были вместе с ней? спросил он у спутницы Тоэр. Та кивнула. — Значит, вы сможете доставить ее в ваш сектор.

— Я тоже ухожу, — произнесла Узри, поднимаясь с места. — Все это отвратительно. Я помогу ее нести, — добавила она, нагибаясь, чтобы поднять Тоэр.

— Если вы еще раз будете замечены в происшествии такого рода, сказал Индль Ференцу, — то вас парализуют и доставят прямиком на ваш корабль. И больше никогда не пустят на Станцию. Ясно? — Он повернулся к Узри. — То же самое относится к этой забияке, которую вам придется нести. Скажите ей это, когда очнется!

Он жестом собрал своих людей, и они скрылись в кустах. Ференц остался глядеть им вслед, потирая руку, которую Тоэр чуть не вырвала у него из плеча.

— С вами все в порядке? — глупо спросил Лигмер. — Я хотел вам помочь, но Узри не выпускала меня из-за стола. Я не мог вырваться.

— А, от вас было бы больше помех, чем помощи, — резко сказал Ференц. — Очень жаль, что вмешались глейсы. Мне ужасно хотелось проучить эту пагу с тех самых пор, как мы прибыли на Станцию. Проклятье… Неважно. По крайней мере, теперь она постарается не попадаться мне на глаза.

Он достал из кармана платок, вытер грязь с лица и посмотрел на Лигмера.

— Теперь, когда это кончилось, я наконец могу вам кое-что сказать. Ланга нашли. Он сейчас находится под арестом в нашем секторе. Поскольку вы сказали, что он знает о происхождении Станции больше, чем мог бы знать чужак, Теммис приказал мне доставить вас, чтобы вы участвовали в допросе. Собирайте бумаги и пойдемте, да побыстрее, вы.

17

После того, как Викор и Рейдж расстались, Рейдж поспешила обратно в административный сектор глейсов, чтобы посовещаться с коллегами и предпринять необходимые меры по поводу нагло захваченного кэтродинами Ланга. Викор тем временем медленно вернулся в сектор майко.

И обнаружил там хаос.

Первые признаки беспорядков он заметил, когда шел по длинному коридору, который вел от Серебряного люка — сейчас именно этот люк был кратчайшим путем из туристской зоны в сектор майко.

На полу коридора была кровь.

Кровавые следы были частично присыпаны пылью, поэтому Викор сначала поскользнулся и лишь потом разглядел, что пол мокрый. Он присел и потрогал пол пальцем. Кончик пальца окрасился кровью.

Викор неуверенно осмотрелся. В коридоре стояла тишина. Он поднялся на ноги и пошел дальше.

Легчайший шорох пластика по металлу привлек его внимание, когда он проходил мимо одной из дверей в противоположной стене коридора. Викор вздрогнул, но не успел обернуться, как ему набросили мешок на голову и прижали руки к бокам. Он испытал ужасное чувство, напоминавшее падение в бездну, когда узнал метод кэтродинов, который они использовали, чтобы захватить Ланга. Неужели они решили схватить и Викора, чтобы заставить его расплатиться за неосторожные слова?

— Отпустите его, это один из наших.

Знакомый голос Ларвика, который произнес эту фразу, принес Викору огромное облегчение. Он почувствовал, как с него снимают мешок. Ларвик стоял перед ним с серьезным лицом.

— Пока ты там развлекался в Пещерах, у нас тут были беспорядки, едко сказал он.

— Что? — ошарашенно спросил Викор. Затем догадался поднять испачканный палец и показать Ларвику.

— Вот именно. Кровавые беспорядки, — кратко подтвердил тот.

Викор огляделся, чтобы выяснить, кто еще здесь. Справа от него стояла девушка решительного вида, держа в руках мешок. Слева стоял мужчина, которого Викор знал с виду, но никогда с ним не разговаривал.

— Так что случилось?

Ответила девушка.

— В нашем секторе появились кэтродины и стали совать нос, куда не следует. Мы решили, что они ищут Ларвика и вообще тех, кто связан с торговлей дурманной травой…

— Они искали Ланга, — перебил Викор. — Более того, они его нашли и схватили. Несколько минут назад, около Пещер.

— Мы уже узнали, кого они ищут, — рявкнул Ларвик. — Не в том дело. Важно то, что они явились в наш сектор с таким видом, будто им принадлежит и Станция, и мы сами. А когда им указали на дверь, они и не подумали подчиниться. Так что мы выкинули их вон, и по ходу дела одного из них сильно покалечили. Это его кровь у тебя на руке.

— Мы ждали, что они вернутся, — сказала девушка. — Поэтому и накинули тебе мешок на голову — на случай, если ты окажешься кэтродином или глейсом из штата Станции.

— Ну, он им не оказался, — вмешался в разговор мужчина, которого Викор знал только с виду. — И уже прошло чертовски много времени. Я считаю, что хватит нам тут прятаться по углам, ожидая их. Пора переходить к действиям и ворваться в кэтродинский сектор. Посмотрим, как ИМ понравится, когда к ним вломятся в дом.

Ларвик глянул на хронометр на стене.

— Действительно они ушли очень давно, — согласился он.

У него в руке был обрезок металлической трубы, которым он задумчиво похлопывал по ладони, обдумывая ситуацию.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я бы с радостью пощекотал этой палочкой под носом у напыщенного дурака Теммиса. Но мы не можем пойти туда вчетвером. Викор! Обойди блок A и собери всех, кто способен стоять на ногах. Я обойду блок B, а вы двое займитесь блоками C и D. Пусть все отправляются на место общего сбора. И поторапливайтесь!

Внезапная радость переполнила сердце Викора, когда он шел по Станции вместе с отрядом майко. Шагать плечом к плечу с людьми своего народа, связанными общей целью, это неимоверно вдохновляло. Кто-то смело затянул песню, которая была запрещена на Майкосе с тех самых пор, как армада кэтродинских кораблей спустилась с неба и захватила родную планету Викора.

Отряд прошел через туристскую зону, которая была кратчайшим путем между их сектором и сектором кэтродинов. Когда они шагали через Город, майко, которые работали официантами в кафе, платными партнерами для танцев на танцплощадках, развлекали посетителей в кабаре, спрашивали их:

— Что происходит?

— Идемте с нами! — был ответ.

Они решались не сразу, но решались. Так что к тому времени, как отряд добрался до входа в сектор кэтродинов, он увеличился еще на двести человек.

Обычно на выходе из люка, ведущего из туристской зоны в сектор кэтродинов, стояла стража. Сейчас охранников не было. Когда Ларвик и Викор во главе отряда вошли на кэтродинскую территорию, то обнаружили странную, необычную тишину.

Сперва осторожно, затем все увереннее они продвигались в глубь сектора. В конце концов они стали распахивать двери и заглядывать в каюты. Те каюты, которые не оказывались складскими помещениями, все были пусты.

— Они, наверное, услышали, что мы идем! — вскричал кто-то и рассмеялся хрипло и радостно.

Услышав этот смех, Викор осознал, насколько глубок был страх перед кэтродинами, который люди прятали под чувством сплоченности.

— Не расслабляйтесь! — крикнул Ларвик не оборачиваясь. — Это может быть ловушка!

Он распахнул очередную дверь и отпрыгнул в сторону на случай, если за ней кто-то прячется. Ничего не произошло. Ларвик осторожно шагнул внутрь и изумленно вскрикнул.

Викор последовал за ним. За столом находился кэтродинский офицер, впавший в беспамятство, причем так внезапно, что ручка, которой он в этот момент что-то писал, прочертила неровную линию от хвостика последней написанной им буквы до того места, где теперь лежала его безвольная рука.

Из коридора послышался крик. Кто-то обнаружил других кэтродинов, на этот раз двоих. Оба тоже были без сознания. По мере продвижения отряд находил все новых и новых кэтродинов.

— Похоже, что их всех вывели из строя! — сказал Ларвик. — Эй, ты!

Он похлопал кэтродина по щекам, приподнял ему веко. Никакой реакции.

— Может быть, газовая атака, или что-то в этом роде, — предположил Викор.

Ларвик кивнул.

— Похоже. Хотел бы я знать, сколько это продлится, и кто это сделал.

— Может, если мы направимся в самый центр — например, в кабинет Теммиса, — то найдем разгадку.

Викор облизал губы.

— Хорошая идея.

Ларвик вернулся в коридор и выкрикнул:

— Есть тут кто-то, кто раньше работал в этом секторе? Мы хотим найти кабинет Теммиса.

— Я могу вам сказать, где он располагался раньше, — ответила женщина с горящими глазами, ее лицо было обезображено длинным кривым шрамом. — Я была там — один раз.

Она протолкалась вперед и быстро пошла вперед. Идущий за ней Ларвик даже счел, что слишком быстро, и лицо его стало озабоченным. Но, как оказалось, опасности не было.

Ибо даже в самом центре сектора они нашли только бессознательные тела мужчин и женщин. Слуги-майко и клерки-лубаррийцы были в столь же глубоком беспамятстве, как и их хозяева.

— Вот каюта Теммиса, — сказала наконец женщина со шрамом и открыла дверь.

Главный маршал кэтродинов был там. Одна его рука лежала на панели интеркома, вторая безвольно свисала с подлокотника.

Женщина со шрамом вздернула подбородок и, прицелившись, плюнула ему в лицо.

— Жаль, что он не почувствовал этого, — сказала она после паузы. Но у него еще все впереди.

Она повернулась и вышла из комнаты.

Когда она ушла, Викор, Ларвик и двое-трое других, последовавших за ними, осмотрелись.

— Ты знаешь здесь кого-нибудь? — спросил Ларвик Викора.

— Как ни странно, знаю. Вот этот, — указал Викор, — офицер, который прибыл на одном корабле со мной, по имени Каподистро Ференц. Этот, следующий жест, археолог Лигмер, который тоже летел с нами. Его, — снова движение руки, — я видел недавно в Пещерах. Это один из кэтродинов, арестовавших Ланга.

— Кого же, по-твоему, не хватает? — спросил Ларвик.

Нахмурившись, он обошел комнату. Теммис, Лигмер, Ференц и безымянный кэтродин образовали не вполне правильный квадрат. В центре квадрата, обращенный к столу Теммиса, стоял пустой стул.

— Ланга, — ответил Викор.

— Похоже на то. Тогда, как ты думаешь, не он ли погрузил в сон всех кэтродинов? Кто он такой — маг?

— Может быть, это какой-нибудь фокус глейсов, который они держали в секрете, — предположил Викор. — Когда на Станции постоянно находятся и паги, и кэтродины, у них должен быть наготове метод подавления беспорядков или разрешения опасной ситуации вроде этой, так чтобы им не пришлось драться самим.

— Что-то, что предусмотрели еще создатели Станции, но только глейсы выяснили, как оно работает, — кивнул Ларвик. — Да, похоже на правду. Единственное, что непонятно: почему здесь нет ни одного глейса? Можно было ожидать, что они воспользуются своим преимуществом.

— Не исключено, что действие этого средства вот-вот кончится. И кэтродины будут вне себя от ярости, что упустили Ланга.

— Возможно. Ладно, нам лучше попытаться воспользоваться тем временем, которое у нас осталось. Это бесценная возможность досадить кэтродинам! Мы можем вытащить их архивы и сжечь их, перепортить их запасы пищи… Ну конечно же! Викор, что если мы подсыплем дурманной травы во все их запасы пищи? Заразить одним махом весь их персонал! Если они пристрастятся к дурманной траве, все их самодовольство…

Упреждающие возгласы и звук шагов в коридоре прервали его. Затем последовали звуки падения тяжелых тел. Все бросились к двери.

Во главе отряда вооруженных глейсов по коридору мчалась разъяренная Рейдж. Она увидела Ларвика и Викора и бросилась к ним.

— Не знаю, где вы взяли столько парализующих зарядов, чтобы вывести из строя весь кэтродинский штат, — рявкнула она. — Но каковы бы ни были ваши планы, им конец, ясно? Нам пришлось усыпить большую часть майко тоже. У моих людей достаточно забот, не хватало им только таскать вас по коридорам, как мешки с мусором…

— Но… это не мы их усыпили! — прервал ее Викор, не веря своим ушам. — Разве это сделали не вы? Мы думали, что это был какой-то глейсский трюк, чтобы отнять у кэтродинов Ланга!

— А его что, здесь нет?

Рейдж изумилась ничуть не меньше Викора. Некоторое время они тупо глядели друг на друга.

Ларвик глубоко вздохнул.

— Посмотрите на кабинет Теммиса, — предложил он и шагнул в сторону, чтобы Рейдж могла войти. — Когда мы пришли сюда, этот стул был пуст.

Рейдж бросилась внутрь и осмотрелась.

— Да, здесь наверняка был Ланг, — сказала она. — Видите отпечатки лап зверька рядом с этим стулом? Именно такой величины, как у его любимца.

Она развернулась и снова обратилась к ним.

— Викор, ты ведь не станешь мне лгать. Это правда? Вы действительно нашли все так, как сейчас: Ланг исчез, кэтродины без сознания? Или это вы забрали Ланга?

— Это правда, — ответил Викор, который все еще не пришел в себя. — Мы думали, что его забрали вы!

— Нет! Мы были готовы вступить в вооруженную стычку, если придется. Но когда мы вошли в сектор, то обнаружили, что вы нас опередили.

Она окликнула военного в коридоре.

— Ступайте к капитану Индлю! Объявляется чрезвычайное положение для всего персонала. Мы должны найти этого Ланга и арестовать его. Иначе неизвестно, какие еще несчастья могут произойти!

18

Вооруженный глейс кивнул и поспешил выполнить приказ. Рейдж повернулась к Ларвику и Викору.

— Теперь уберите своих майко с территории кэтродинов. И побыстрее!

Ларвик упрямо уставился на нее.

— Пропустить уникальную возможность на них отыграться? Ни за что на свете, Рейдж.

Словно по волшебству в руке Рейдж возник парализатор.

— Если вы так хотите, мы осуществим это более медленным способом. Я уже вызвала рабочую бригаду, которая оттащит ваших парализованных друзей обратно в сектор майко. Мы отвечаем за происходящее на Станции и намерены отвечать и впредь. Это нейтральная территория. Каково бы ни было наше личное мнение о том, кто прав, кто виноват в вопросах, касающихся угнетенных рас, в делах Станции мы руководствуемся не им. Действуйте!

Взгляд Ларвика предательски заметался в поисках чего-нибудь, чем можно было бы выбить парализатор из руки Рейдж. Он где-то оставил свою металлическую трубу, когда обнаружилось, что со стороны кэтродинов сопротивления не будет. Рейдж, привыкшая читать мельчайшие изменения в выражении лиц своих сдержанных соотечественников, поняла, что он ищет и спустила курок раньше, чем майко шевельнулся. Капсула с парализатором впилась в грудь Ларвика, он тотчас покачнулся и свалился на месте.

Рейдж испытующе поглядела на Викора и спрятала оружие.

— Мне очень жаль, что пришлось так поступить, — тихо произнесла она. — Но… ну ты ведь знаешь нашу позицию в столкновениях между майко и кэтродинами: мы всегда на стороне побежденных. Просто Станция неподходящее место для выяснения отношений.

Викор кивнул и проглотил комок в горле.

— Думаю, вы не можете поступать иначе, — нехотя согласился он. — Но как было бы здорово использовать этот шанс!

— У вас все равно почти не было времени, — сказала Рейдж. Взгляд ее был устремлен в кабинет Теммиса. — Смотри!

Викор проследил ее взгляд. Ференц зашевелился. Он поднял голову, не открывая глаз, и провел рукой по лицу, словно у него кружилась голова.

— Хорошо, что мы уже почти очистили сектор от майко, — вполголоса сказала Рейдж. — Унеси отсюда Ларвика. Передай его одной из наших рабочих групп, пусть доставят его домой.

Викор без промедления повиновался. Он подхватил на руки бесчувственное тело Ларвика и, пошатываясь под тяжестью, двинулся по коридору, неся его будто огромного младенца. Тем временем, Рейдж вошла в кабинет и огляделась. Ференц пока был единственным, кто зашевелился.

Он открыл глаза и обнаружил, что смотрит на пустой стул. В мгновение ока он полностью очнулся.

— Куда он делся, во имя Галактики! — рявкнул он и вскочил на ноги.

Тут он увидел Теммиса, Лигмера, четвертого кэтродина — и Рейдж.

— Это ваши штучки, Рейдж? — яростно набросился он. — Куда делся Ланг?

— Успокойтесь, Ференц, и расскажите мне, что произошло. О вашем похищении Ланга поговорим позже. В настоящий момент он исчез, и я хочу знать, что погрузило вас всех в сон. Мы тут ни при чем — хотя я бы хотела иметь в своем распоряжении такое средство, чтобы разбираться с вами.

Ее мгновенный ответ и встречный вопрос убедили Ференца, что она говорит правду. Он снова опустился на стул с выражением усталости на лице и заговорил, глядя на Теммиса.

— Вы отказали в удовлетворении запроса археологам, Лигмеру и его пагской подруге Узри. Тут все и началось. — Имя паги-археолога он произнес, презрительно вздернув верхнюю губу. — Однако вы позволили посетить банк памяти Лангу, без всяких на то причин.

— Мы не давали ему никакого разрешения. Я так Лигмеру и ответила.

— Я видел ваше сообщение. Я ему не поверил. Я и сейчас верю лишь наполовину. Но если я должен поверить, что он погрузил в сон весь кэтродинский сектор, сидя здесь на стуле, чтобы иметь возможность сбежать, тогда я готов поверить чему угодно. Единственное, чего мы от него хотели, это выяснить, какими особыми знаниями или особым статусом он обладает. Яснее ясного, что он не тот, за кого себя выдает.

— И?

— И ничего. Через несколько минут после того, как мы доставили его сюда и усадили на стул, открылась дверь, и это его проклятое животное метнулось к нему. Он наклонился и подобрал его. Потом послышалось какое-то странное гудение. Теммис как раз спрашивал, кто, черт побери, впустил животное в сектор. Брегер, он был одним из тех, кто арестовал Ланга, сказал, что оставил зверька около Пещер.

— Я присутствовала при том, как они это проделали. Пришлось поднять людей по тревоге, и мы явились сюда с парализаторами, чтобы с вами разобраться. Мы не намерены спустить вам это с рук, Ференц. Хорошо бы Теммис очнулся, чтобы я могла высказать ему все, что о нем думаю.

Ференц помрачнел.

— Вы, глейсы, чересчур самодовольны, — проворчал он. — Скоро настанет час, когда мы разберемся, чье мнение стоит дороже.

— Не тратьте времени на угрозы, — нетерпеливо сказала Рейдж. — Что было после того, как послышалось гудение?

Раздражение Ференца уступило место недоумению.

— Я хотел подойти к двери и посмотреть, как зверьку Ланга удалось ее открыть, — медленно произнес он. — Но я даже со стула не встал. Больше я ничего не помню. Нет даже подсознательного ощущения, что прошло время, которое всегда бывает, когда спишь. Я очнулся и увидел вас здесь, вот и все.

Еще один человек вошел в кабинет как раз вовремя, чтобы услышать последние несколько фраз. Рейдж обменялась с ним приветствием, а Ференц обернулся, чтобы увидеть, кто это. Это оказался Индль.

— Я бы не поверил, если бы не видел собственными глазами, — сказал Индль в ответ на едва заметное вопросительное выражение лица Рейдж. Несколько человек только начали приходить в себя. Они ничего не помнят.

— Вы, надо полагать, не получили ни намека на то, где находится Ланг?

— Если только ему не предоставили убежище паги… С их стороны будут неприятности, Рейдж. Они не пустили наши поисковые партии, и нам пришлось прокладывать себе дорогу парализаторами. Мы обследовали часть их сектора просто из принципа. Но у нас не было ресурсов, чтобы закончить работу, поэтому я вывел людей из пагского сектора и только поставил дозорных на случай, если разъяренные паги ворвутся к нам, как майко к кэтродинам.

Рейдж попыталась остановить его взглядом, но было уже поздно.

— Что вы сказали? — рявкнул Ференц, вскакивая с места. — Майко к нам вторглись? Что произошло?

— Ничего, — бесстрастно ответила Рейдж. — Мы все остановили, и вы можете нас поблагодарить. Среди них шли разговоры о том, чтобы ворваться в ваш сектор, поскольку ваши люди в поисках Ланга вели себя не особенно тактично на территории майко. Это еще один вопрос, по поводу которого я должнасделать выговор Теммису.

— Эту путаницу придется расхлебывать не один год, — сказал Индль. По-моему, мы еще не знаем и половины всего. Элчмиды прослышали о том, что мы стреляем в паг, и в результате половина элчмидского обслуживающего персонала пагского сектора просто ушла оттуда. Они попросили нас о предоставлении убежища, и нам пришлось его предоставить. Но они почти все приверженцы дурманной травы.

— Скорее не почти все, а именно все, — сказала Рейдж. — Паги не настолько верят своим слугам, чтобы позволить элчмидам, свободным от пагубного пристрастия, работать на Станции. Великолепно! — горько добавила она после паузы. — Если это хоть как-то утешит вас, Ференц, должна признаться, что ненавижу паг куда больше, чем кэтродинов — за то, что они приучают своих слуг к ядовитому зелью.

— У вас самих рыльце в пушку, — буркнул Ференц. — Вы позволяете открыто продавать дурманную траву на Станции, и некоторые люди из нашего штата, не говоря уж о тех, кто прибыл сюда провести отпуск, пристрастились к ней. Из-за вас, между прочим!

— Если бы у вас, кэтродинов, действительно была такая сильная воля, как вы утверждаете, этого бы не случилось! — рявкнула в ответ Рейдж. Похоже, ее терпение истощилось.

— Хотел бы я, чтобы Ланг никогда не появлялся на Станции, — сказал Индль. — Намеренно или нет, но он за несколько дней натворил столько беспорядков, сколько не смогла бы устроить целая армия диверсантов.

— А он и есть армия диверсантов, — уверенно сказала Рейдж. — Я больше не верю, что он делает это все непреднамеренно. Он работает согласно плану, и в этот план входит причинить нам максимум неудобств, трудностей и неприятностей за минимальный промежуток времени. Хотела бы я его обнаружить!

Ференц неожиданно разразился хохотом.

— Есть вещи, за которые я хотел бы свернуть Лангу шею! — воскликнул он. — Но с таким же удовольствием я бы поблагодарил его за то, что могущественные глейсы носятся вокруг, как мошки! Я начал удивляться, почему мы так долго терпели вашу власть. Если один-единственный решительный человек, пусть и не вполне обычный, смог столького добиться, почему, во имя Галактики, мы вас до сих пор не раскусили?

— Потому, что в вас нет ни решительности, ни ничего необычного, резко сказала Рейдж. — Пойдемте, Индль, выясним масштабы неприятностей.

Они вышли за пределы кэтродинского сектора. По пути их никто не потревожил. Тут и там стояли группы вооруженных глейсов, которые внимательно следили, чтобы кэтродины не внесли свою лепту в беспорядки, как это сделали паги на своей стороне Станции.

Но на выходе из сектора кэтродинов Рейдж заметила, что в тени прячется какой-то человек, и протянула руку, чтобы остановить Индля.

— Берегитесь, — пробормотала она и добавила громче: — Эй, вы там, выходите!

Это был Викор. Он осторожно выбрался на свет, тараща глаза и тяжело дыша. На лбу у него вздулась синяя полоса, на подбородке был след засохшей крови, как будто он прокусил губу.

— Будьте внимательны, Рейдж, — шепнул он и умолк, чтобы отдышаться. На Станции творится ад! Все просто спятили. Каждый кого-нибудь преследует и проклинает!

— Кто тебя ударил? — изумленно спросила Рейдж.

— Ларвик, сукин сын! Многие майко, которые пришли в себя после парализаторов, хотели вернуться сюда и разнести кэтродинский сектор на куски. Я пытался заставить их внять голосу рассудка, но Ларвик обозвал меня предателем, и они вышвырнули меня из сектора. Он сказал, что сломает мне челюсть, если я попробую вернуться. А паги…

— Про паг мы знаем, — кратко сказал Индль.

— Вы слышали объявление по радио?

Индль и Рейдж переглянулись.

— Может, мы говорим о другом. На всякий случай расскажи, — велел он.

— Ну, они выпустили на свободу своих мужчин в элчмидском секторе!

— ЧТО?! — одновременно вскричали Индль и Рейдж.

— Да! Они так сильно разгневались на то, что их элчмидская прислуга подняла мятеж и попросила убежища, что открыли клетки и выпустили своих мужчин на элчмидов. Человек пятьдесят, не меньше! Они убивали и насиловали всех на своем пути, а капсулы с парализатором на них не действуют, как на обычных людей. Два выстрела подряд отключают их на несколько минут, но они приходят в себя слишком быстро!

— Ох уж эти паги! — процедила Рейдж сквозь зубы.

Она повернулась и направилась к лифту.

— Это не все! — крикнул Викор.

Рейдж сделала знак, чтобы он последовал за ней, если хочет, чтобы она выслушала что-то еще.

— Лубаррийцы! — сказал он. — Они линчевали своего капеллана Дардано. Сказали, что сыты по горло священниками, которые используют свой сан как предлог переспать со всеми женщинами, до которых только могут дотянуться.

— Они его УБИЛИ? — потребовал ответа Индль.

— Бросили в шахту лифта, не дожидаясь, пока прибудет кабина.

В этот момент пришел лифт, вызванный Рейдж. Входя в кабину, Индль заметно дрожал. Викор присоединился к ним, и в кабине стало тесно.

— Станция разваливается на части у нас на глазах, — сказала Рейдж, нажимая кнопки кода административного блока глейсов.

Кабина тронулась. Индль начал что-то говорить в ответ, как вдруг незаметный динамик на потолке кабины — динамики центрального вещания были размещены на Станции повсюду — негромко щелкнул.

— Приготовьтесь покинуть Станцию! — раздался чуть искаженный динамиками голос. — Всем приготовиться покинуть Станцию! В течение часа местного времени все должны покинуть Станцию!

Это был голос Ланга.

19

Естественным предположением было бы: «Так вот он где!» Дело в том, что система центрального вещания находилась в одном из административных помещений.

В свете того, что Ланг уже наделал, реакция глейсов и Викора была столь же естественной:

— Может, ему ни к чему находиться там физически!

Индль высказал это первым, Рейдж — почти одновременно с ним.

Но все равно, как только лифт остановился на этаже глейсов, все трое бросились бежать. Они заметили, что сектор глейсов будто вымер.

Но настоящее потрясение они испытали, обнаружив, что Ланг в самом деле находится там, где они предполагали. Он удобно устроился в кресле перед главной панелью связи, с Санни на коленях. Когда они ворвались в комнату, зверек бросил на них любопытный взгляд.

Несколько минут все в молчании смотрели друг на друга. Затем Ланг пошевелился. Он развернул кресло, чтобы сидеть лицом к ним, и заговорил почти приветливо:

— Я подумал, что это самый быстрый способ вызвать вас сюда.

— Чего вы добиваетесь, Ланг? — спросила Рейдж. Она сжимала и разжимала кулаки, словно пыталась совладать с непреодолимым гневом. — Вы хоть понимаете, что сделали со Станцией? Вы слышали, что лубаррийцы линчевали своего капеллана? Что паги выпустили своих мужчин в элчмидском секторе? Что майко намерены разорвать кэтродинов на куски? Зачем вам это все понадобилось?

Она закончила чуть ли не со слезами, умоляя дать хоть какое-нибудь рациональное объяснение. Ланг задумчиво смерил ее взглядом.

— Я положил этому конец, — сказал он.

— Вы… что?

— Я прекратил беспорядки. Только некоторые глейсы из административного персонала сейчас на ногах. И несколько кэтродинов в своем секторе, которые уже вышли из комы. Мне понадобилось некоторое время, чтобы осуществить настройку на разные типы индивидов. Труднее всего было справиться с пагскими мужчинами, потому что они практически не пользуются рассудком.

— Вы… — начал было Индль, но запнулся, потому что у него пересохло в горле.

Вместо него вперед шагнул Викор с побледневшим лицом, на котором резко выделялась глубокая царапина. Именно он задал самые важные вопросы:

— Кто вы такой, Ланг? И что вам здесь нужно?

— Я принадлежу к народу, который создал Станцию, — ответил Ланг. — И я прибыл сюда забрать то, что принадлежит нам по праву.

Он умолк, но слова его продолжали отдаваться эхом в мыслях слушателей, пульсируя подобно тому, как шумит кровь в ушах, когда голова превращается в гудящий барабан от лихорадки.

— Но… — слабо произнесла Рейдж после долгого молчания.

Ланг оборвал ее с внезапной серьезностью.

— Никаких «но». Я прибыл сюда, чтобы смотреть, слушать и исследовать, без предубеждения. Я хотел провести здесь время в роли обычного туриста, заинтересовавшегося одним из величайших местных чудес. Я проделал очень долгий путь. Иногда мне удавалось пользоваться регулярными рейсами, иногда приходилось покупать космический корабль и лететь в одиночку, пересекая промежуток между трассами. Я следовал по пути, который проделала Станция с начала своего существования. Когда она еще была одним из величайших межзвездных кораблей, которые когда-либо были построены.

Рейдж медленно кивала.

— Но… значит, правда то, что вы никогда прежде не видели Станцию, сказала она.

— Чистая правда. Но я видел чертежи и снимки, читал описания. У моей планеты долгая история, самая долгая в Галактике, потому что именно с моей планеты человек начал свой путь на другие миры.

Викор внезапно задрожал, как будто комната, в которой они находились, вдруг распахнулась и открыла им вселенную звезд во всем ее великолепии.

— Это чудо! — сказала Рейдж с внезапным порывистым вздохом, и все трое как один склонили головы, соглашаясь.

— И все же, — сказал Индль, словно сам себе, — хотя это звучит хорошо…

Он снова резко поднял голову и упрямо уставился на Ланга.

— Доказательства! — потребовал он.

— Я уже их предоставил. Как, по-вашему, может кто-то знать тайны, которые хранит Станция, если он не принадлежит к построившему ее народу? Я прекратил беспорядки таким же образом, как остановил кэтродинов, которые пытались помешать мне покинуть их сектор; таким же образом никто не сможет проникнуть сюда после вас.

— Что?

Рейдж развернулась и бросилась к закрытой двери. Она толчком откатила в сторону скользящую панель и задохнулась. На полу рядом с дверью лежал без сознания один глейс, дальше в коридоре — второй.

— Эти средства предназначались для того, чтобы сокращать путешествия, которые были слишком утомительны, даже при скоростях во много раз больше скорости света, — кратко сказал Ланг. — Способ замедления индивидуального времени. Существуют ритмы нервной и гормональной систем тела, которые можно изменить радикальным образом. Несложная вещь, но иногда очень полезная.

— Но как вам все это удалось? — прошептала Рейдж. — Как вы попали в наш потайной сектор столь легко? Как вы вошли в залы банка памяти, и вас не остановила охрана? Как вы ушли от преследования, не покидая Станции?

В ответ Ланг поднял зверька, сидящего у него на коленях.

— Мой ключ, — просто сказал он.

— Что?

Все непонимающе уставились на него.

— Очень просто. Санни был специально выведен, чтобы служить биохимическим аналогом этого корабля. Он — живой радиоприемник. В его мозг посредством обучения встроен ввод компьютера. Пока он здесь, все, что он видит, слышит и чувствует, воспринимается также главным банком памяти. Разумеется, банки памяти — нечто гораздо большее, чем просто хранилище информации. Секции, которые вы ошибочно посчитали испорченными, содержат основную программу управления полетом корабля.

— Значит… эта информация все еще хранится там и мы просто ее не поняли? — спросила Рейдж.

— Она почти вся в порядке. Я проверил. Но один действительно важный контур на самом деле поврежден. Именно из-за него мне пришлось проделать весь этот путь, чтобы вернуть корабль.

Видите ли, когда этот корабль был отправлен, он очень быстро покинул тогдашние пределы распространения человеческих колоний. Мы встретили лишь несколько других дышащих кислородом рас — а надеялись на встречу с иными разумными, с которыми могли бы сотрудничать. Мы чувствовали, что наши собственные взгляды становятся предвзяты, предсказуемы, реакционны — одним словом, скучны. И боялись, что эта скука может оказаться началом упадка, разложения, смерти.

Нам нужен был новый стимул — любой ценой. Мы не могли найти чужой разум, который бы нам его обеспечил. И потому решили обеспечить возможно большее разнообразие среди человеческой расы как таковой. Мы посадили людей на корабли вроде этого, загрузили огромные стерильные холодильники спермой и яйцеклетками, средствами получения пищи — всем, кроме сведений о том, чего человек достиг к этому моменту. Корабли отправились с целью рассеять человеческую расу на всех планетах, где были пригодный для дыхания воздух и пригодная для питья вода.

Таких миров были ТЫСЯЧИ! На некоторых из них была жизнь, но ни один не породил разум, который мы искали…

Это было давно. Это было десять тысяч лет назад. Корабли вышли к своим целям, выгружая груз тут и там. Они двигались вперед, одни по прямой, другие кругами. Когда они выгружали все до последнего, то возвращались домой по той же траектории, по которой двигались вперед. Они автоматически делали записи, чтобы мы дома могли знать, что происходит с нашими новыми двоюродными братьями.

Он пожал плечами.

— Но этот корабль не вернулся. Виноват был поврежденный контур, в котором содержалась действительно важная информация.

— Ну и… нашли вы ответ на вопрос? — спросила Рейдж.

Викор услышал, что ее голос дрожит, а, бросив на нее взгляд, с удивлением заметил сбегающую по щеке слезу.

— Нет. Новые люди вели себя точно так же, как обычно вел себя человек. С большим энтузиазмом, ибо забыли, что все это уже проделано не единожды, а миллион раз. Но по сути — как обычно.

На панели связи вспыхнул огонек срочного вызова. Ланг, задумчивый и спокойный, ответил на вызов. В каюте раздался гневный рев Теммиса.

— Что это за ересь по поводу эвакуации Станции? — завопил он. — В течение часа? По какому праву вы?..

— Начинайте приготовления, если вы еще этого не сделали. Через два часа будет уже поздно. Если вы хотите еще когда-нибудь увидеть свою родную планету, главный маршал Теммис, торопитесь.

Он прервал связь. Когда огонек вспыхнул снова, Ланг оставил его гореть.

— Так вы всерьез? — спросил Индль.

— Вы не можете этого сделать! — взорвался Викор. — Куда нам деться мне и другим в моем положении? Мы изгнанники! Мы оскорбили кэтродинов, и если мы покажемся на любой планете, где они правят, то поплатимся жизнью.

Ланг обратил на него долгий сочувственный взгляд.

— Боюсь, что это тот случай, когда глейсам придется сдержать свои обещания, — сказал он. — Рейдж, вы ведь сдержите слово? Я считаю, что вы обязаны так поступить. В конце концов, «свободные» майко, лубаррийцы и элчмиды отдали себя под вашу защиту. Вы должны предоставить им убежище на Глее.

Хаотические мысли, которые бешено проносились в их умах, были чуть ли не написаны большими буквами у них на лицах.

Рейдж: «Значит, у меня будут дети, будет семья и будущее, о котором я мечтала, и раньше, чем я надеялась… только, скорее всего, ничего не будет. Когда Станция исчезнет, жизнь на Глее станет ужасной».

Индль: «Мы рискуем не только тем, что с исчезновением Станции паги и кэтродины ввяжутся в смертельную драку за власть над Глеем. Есть еще и психологический момент. В течение веков наше общество было сосредоточено вокруг Станции. Она стала для нас смыслом существования».

Викор: «Я мечтал увидеть Глей. Но я хотел видеть гордый, независимый Глей, которым можно восхищаться. Вместо того…»

— В любом случае за час эвакуацию провести невозможно, — в конце концов сказал Индль.

— Пусть не за час. Ее можно провести за два, и это придется сделать. При необходимости ваши люди должны будут парализовать тех, кто не захочет отправляться, и перенести их на корабли в таком виде. Я проверил вместимость находящихся сейчас на Станции кораблей. Они способны принять больше людей, чем было предусмотрено изначально — больше, чем те корабли, которые принесли жизнь на ваши миры и остались на Пагре, окончательно опустев. Они остались ждать автоматического приказа, чтобы отбыть в обратный путь. Но приказ не пришел.

— Значит, это из-за вашей ошибки Станция осталась здесь, и мы ее обнаружили, — горько сказал Индль. — А вы подумали, что произойдет, когда вы ее заберете? Или это маловажно, как, например, смерть священника?

— Вы, глейсы, должны сделать на Глее то, что сделали на Станции, сказал Ланг. — Начните с группой людей всех рас. Лучше всего будет забрать всех, кто эвакуируется со Станции, прямо на Глей — включая паг и кэтродинов.

Его маска бесстрастия на миг слетела, и подлинная жалость сверкнула в его глазах. Санни вздрогнул, словно от боли, и захныкал.

— Вы — лишь немногие среди миллионов и миллионов, — сказал Ланг. Мне очень жаль. Люди моей планеты заняты великим поиском. Времени не хватает, даже если оно исчисляется тысячелетиями. Мы видели, как высыпается песок времени, песчинка за песчинкой, и наше отчаяние росло по мере того, как рос риск нашей психологической деградации. Здесь вы тоже можете наблюдать первые признаки: человек из-за пределов видимости — это чудо, хотя космические корабли связали между собой почти все звездные системы галактики! Есть все возможности путешествовать, почему же нет любопытных, которые к этому стремятся? Неужели потому, что мы утратили надежду, слишком долго охотясь за единственной целью и не найдя ее?

Как бы то ни было, жребий брошен. Этот поиск подведет итог существованию человека. Если он потерпит неудачу, неудачу потерпит все человечество. Наша судьба будет решена.

— Но тогда, — недоуменно произнесла Рейдж, — если вся галактика была исследована, а ответ не найден, для чего вы забираете у нас Станцию?

Тотчас же она прижала ладонь к губам, словно, задав вопрос, она сама нашла на него ответ, но не смела в него поверить.

Поглаживая Санни по голове, Ланг подтвердил ее догадку столь небрежно, словно ссылался на самоочевидный факт.

— Есть другие галактики…

20

Понадобилось довольно много времени, чтобы тот факт, что Станцию необходимо покинуть, дошел до всех. Дежурные команды кораблей, к которым информация о происходящем на Станции попала через десятые руки, быстро пришли к выводу, что произошла катастрофа либо в атомном реакторе, либо в системе искусственной гравитации.

Поэтому при виде армии глейсов, ведущих и несущих тех, кто не хотел покидать Станцию, не тратили времени на вопросы. Самая серьезная проблема заключалась в том, чтобы не дать пагам и кэтродинам захватить корабли друг друга, а также удостовериться, что никто из представителей подчиненных рас не попал на пагский корабль, а майко и лубаррийцы держатся подальше от кэтродинских кораблей. Но с этим разобрались. Впечатление контролируемой паники было создано так убедительно, что даже самые бурные страсти недавних беспорядков поглотило стремление поскорее покинуть Станцию.

Викор с радостью убрался с дороги. Он до начала основного потока поднялся на борт глейсского корабля, явился к казначею, сказал, что у него есть опыт работы стюардом, и получил назначение помочь в организации эвакуируемых. Одним из тех, кого он проводил в каюту, был Ларвик. Ни один из них не упомянул о царапине на лбу Викора.

Провожая лубаррийцев, элчмидов, майко и глейсов в свободные каюты, освобожденные для этой цели служебные помещения, пустые склады, Викор постепенно проникся чувством вдохновения.

«Но я ведь строю новый мир!» — думал он.

Он чувствовал себя почти так же, как когда его пригласили работать в революционном движении на Майкосе. Но только новый мир, в строительстве которого он участвовал сейчас, был совсем другим. Это не был новый Майкос. Это должен был быть новый Глей, нейтральный мир, планета, люди которой действовали уверенно и быстро, чтобы спасти мужчин и женщин всех рас Рукава от внезапной катастрофы.

Не было сомнений, что исчезновение Станции будет интерпретировано сотней различных, не согласующихся между собой причин. Пока будет не в интересах Глея открыть истину. Пусть люди думают, что это был несчастный случай — катастрофа, в которой глейсы самоотверженно спасли всех.

Работая без поддержки остальных, больше стараясь сохранить свое положение, чем приблизиться к идеалу, глейсы никогда не могли сделать Станцию по-настоящему нейтральной зоной. Ненависть, страхи и предрассудки, которые процветали на планетах Рукава, в миниатюре отражались и здесь.

Теперь, работая вместе с остальными, с теми, кто неожиданно оказался вынужден спасаться на Глее, глейсы, возможно, смогут достичь того, что лишь наполовину сделали на Станции.

А, возможно, и нет. Быть может, чудовищная война потрясет миры Рукава, если Пагр и Кэтродин обвинят глейсов — не исключено, что и друг друга тоже — в потере Станции, которой так долго стремились завладеть.

Но даже это не было столь уж важным. Простые слова Ланга настолько потрясли Викора, что его временно не волновали судьбы нескольких миллионов людей немногих отдельных планет.

ЕСТЬ ДРУГИЕ ГАЛАКТИКИ.

Факт. Но до сих пор этот факт не имел такого глубокого смысла.

Наконец все было закончено. Викор и два стюарда-глейса ждали у шлюза корабля, напряженно высматривая, не появится ли кто-то еще. Они знали, что поисковые партии еще обшаривают Станцию, чтобы удостовериться, что никого не пропустили, что никто не остался.

Кроме Ланга. Но они не думали о Ланге, как об исключении. Те, кто мог бы задать конкретный вопрос, например, Теммис, которому Ланг ответил на его возмущенный вызов, были парализованы, и очнутся не раньше, чем оставят Станцию далеко позади.

И пока Станция, в свою очередь, не оставит позади их.

Послышались торопливые шаги одной из групп, которые обыскивали корабль. Викор вдруг осознал, что после разговора с Лангом он стал думать о Станции не как о станции, а как о корабле. Люди торопились оказаться в безопасности. Во главе группы была Рейдж. Она на бегу окликнула стюардов.

— Готовьтесь к старту! — приказала она. — Времени осталось немного!

Приказ передали дальше в корабль.

Рейдж устало остановилась в шлюзе, пока стюарды-глейсы закрывали люк. Она утомленно провела рукой по лицу.

— Столько всего произошло за такое короткое время, — отрывисто сказала она Викору.

Викор проглотил комок в горле и пробормотал что-то неразборчивое в ответ. Глейсы закрыли люк и ушли внутрь корабля.

— Слушай! — сказала Рейдж, склонив голову набок. — Это звук, который я надеялась никогда не услышать.

Ошеломленный Викор прислушался и действительно уловил. На самом пределе слышимости он различил ритмичное биение, словно где-то далеко волны бились о берег.

— Что это?

— Двигатели! — сказала Рейдж. — Мы знали, что они здесь, и готовы заработать. Но мы ни разу не осмелились их проверить, не осмелились даже признать, что они есть. Они находятся в самом сердце корабля, глубже банков памяти. Ланг сказал, что собирается их прогреть.

— Вы… еще раз его видели?

— Да. Он вышел сказать нашей поисковой партии, чтобы мы не тратили время. Он каким-то образом узнал, что на Станции не осталось никого, кроме нас.

— И…

— И самого Ланга, конечно. Я спросила его, что он будет делать на обратном пути, и как долго продлится полет. Он сказал, что полет займет годы. Он сказал, что заснет, и будет рад отдохнуть. Надо полагать, что когда его видели выходящим из помещений банка памяти, он уже исправил поврежденный контур. Уже несколько дней все было готово.

— Я бы хотел видеть, как Станция отправится в путь, — сказал Викор почти неслышно.

Рейдж кивнула.

— Хорошо.

Она повела его в наблюдательный салон корабля. Помещение было заполнено распростертыми телами, среди которых двигались врач и медсестра. Но небольшой участок пола непосредственно перед обзорным иллюминатором был свободен. Они пробрались туда и остановились, наблюдая.

Все корабли, которые находились в доках Станции, стартовали по очереди. Викор и Рейдж смотрели, как один за другим они ныряют в гиперпространство.

Викор робко протянул ладонь, ища руку Рейдж. Она взяла его ладонь в свою и тихо заговорила, не отводя глаз от иллюминатора.

— Не надейся, что я помогу тебе, Викор. Ты же знаешь, что тебе нужна не я. Я просто воплощала для тебя то, что тебе было так важно и ценно. Но это уже позади.

Он отпустил ее руку. Она говорила правду. Теперь, когда Викор нашел в себе силы признать ее правоту, он почувствовал уверенность, которая была для него новым и приятным чувством.

— Станция стартовала, — сказала Рейдж после паузы.

Под действием своих колоссальных двигателей Станция снова превратилась в корабль. Она меняла цвет, становясь попеременно красной, желтой, зеленой, и далее вверх по спектру. Синий… фиолетовый… ослепительно сверкающий фиолетовый…

А затем — чернота, испещренная золотыми блестками звезд. Корабль отбыл.

Работорговцы космоса

1

В прошедшие месяцы Ларс Талибранд путешествовал долго и много. Его путь лежал от звезды к звезде, от планетной системы к планетной системе. Он пересекал Вселенную взад и вперед, он старался избегать излишне долгих перелетов, пытаясь сберечь один-два драгоценных дня. Но все же ему не удалось ускользнуть от смерти, которая настойчиво следовала за ним по пятам.

Он путешествовал с Вернье на Ирссород и дальше на Криу'н Дитч, а с Криу'н Дитча на Ньюхольм, а оттуда к Марсу. Наконец, он попал на Землю к началу карнавала, когда все люди гуляли на празднике.

Здесь, на Земле, в одной из комнат отеля, из окна на одной стороне которой открывался вид на суматоху ярмарки, а из окна на другой стороне которой был виден морской берег, и настигла его его судьба.

Когда это свершилось, и об этом стало известно определенным людям, в том направлении, откуда прибыл Ларс Талибранд, было отправлено сообщение. На мирах, рассеянных по всей Галактике, некоторые мужчины и женщины облегченно вздохнули, потому что Ларса Талибранда больше не было в живых.

Вопли, стук и выкрики музыкальных ансамблей, громко поющие группы людей, имитаторов голосов животных, толпы и хора дико возбужденных ночных фанатиков, запускающих в воздух бумажные змеи громко смеющихся — весь мир, словно превратившийся в огромную сцену, на которой разыгрывалась чудовищная гротескная комедия, карнавальные процессии тянувшиеся мимо отеля — ничего этого Ларс Талибранд больше не мог увидеть.

Такие же карнавальные процессии, как и та, что текла мимо отеля, двигались по улицам каждого города на Земле. По мере, как солнце двигалось по небосводу, к ним примыкали все новые и новые города.

Теперь внизу, на берегу появились служители, проводящие последнюю проверку, прежде чем включить фонари и пустить крошечные светящиеся бактерии, которые заставят засветится весь океан. Роботы-слуги проверяли друг у друга контуры и проводку, чтобы быть абсолютно уверенными, что они не откажут в течение ближайшей недели. На ярмарке владельцы аттракционов воздвигали свои будки, киоски и навесы, устанавливали свои карусели, качели-лодочки и площадки, на которых можно было танцевать в невесомости. Тяжело груженые грузовики громыхали мимо отеля, подвозя последние грузы: сладости, бумажные змеи, флажки, головоломки, ящики с бутылками вина, маски, мечи для дуэлей и тысячи других вещей.

Осторожные люди сдали свои драгоценности в государственные хранилища. Владельцы автомобилей и геликоптеров, у которых не было своих собственных гаражей, поместили свои машины в государственные гаражи. Во время карнавала никому никуда не нужно было срочно выезжать. В это время никто не занимался делами, и не существовало ничего, что нужно было бы срочно улаживать. На обочинах улиц стояли киберуправляемые шары-такси, которые могли доставить пассажиров в нужное им место. После наступления дня нужно было только назвать роботу шара-такси адрес — свой или какого-нибудь другого человека, а до этого времени то, куда нужно доставить пассажира, решал главный кибер сектора.

Безоблачное небо над городом лучилось сияющей синевой, становившейся все насыщеннее и гуще. Тут и там на поверхность земли во время карнавальной недели выпадал дождь, чтобы поддерживать метеорологическое равновесие атмосферы, но все по возможности было устроено так, что дождь шел как можно дольше в открытом море, а к следующему вечеру ночные фанатики немного приходили в себя.

Машины с продуктами следовали за карнавальной процессией. Тут были тысячи транспортных средств. Их и должны были быть тысячи, потому что во время карнавала никто не занимался своей профессиональной деятельностью, и не был открыт ни один магазин.

Когда солнце, наконец, зашло, были закрыты двери парфюмерных лавок и питейных заведений, которые до последней минуты старались удовлетворить потребность людей в парикмахерах, костюмерах, косметике и парфюмерии, а так же в спиртных напитках, и их персонал покинул свои рабочие места, чтобы смешаться с орущей толпой.

Дерри Хорн отошел от окна, из которого была видна улица. Последние карнавальные процессии достигли ярмарочной площади и с воплями, стонами и криками, а также со скрипом шарманок смешалась музыка парадного оркестра. Теперь настало самое время одеться и тоже выйти наружу.

По короткому приказу Хорна окно стало непрозрачным, дверцы одежного шкафа распахнулись, и взгляду наблюдателя открылся выбор костюмов, предназначенных для карнавала. Когда он испытующе провел пальцами по шелку с кружевами, он почувствовал себя страшно потерянным.

Он раздраженно, взял один из костюмов и бросил его на спинку стула.

Он скинул свою повседневную одежду и прошел в ванную, примыкавшую к его апартаментам, чтобы освежиться.

Выйдя из-под душа, он прошел в сушилку, затем подошел к зеркалу высотой в рост человека. Он задумчиво осмотрел сам себя.

«Итак, это ты, — сказал он самому себе, — Это Дерри Хорн, двадцать два года.»

Он видел темноволосого молодого человека с бледной кожей и темно-синими глазами. Вокруг его полного рта были видны признаки изнеженности. Бледность его кожи и его темные волосы оттеняли его подбородок и щеки, которые выглядели почти голубыми. Он заметил несколько волосков бороды, которые не брала даже самая лучшая из бритв.

Он подпер рукой левую щеку и задумался.

Какой атавизм заставляет мужчину казаться не мужчиной, если у него не растет борода, хотя он и прилагает много усилий, чтобы воспрепятствовать ее росту?

Может быть, это было только по тому, что каждый должен иметь что-то, что не покоряется его воле? На этом дисциплинированном мире было очень мало того, что не покорилось воле людей.

Когда он заметил, что он уже обсох, он покинул сушилку. Как только его вес перестал давить на пол, шипение дюз, подававших теплый воздух, смолкло.

Когда он вернулся в комнату, костюм, который он себе выбрал, показался ему еще более смешным. Однако, когда он заглянул во все еще открытый шкаф, он не увидел ничего, что бы подошло ему больше. Он опустился в одно из кресел и зажег сигарету. Он был, видит бог, не в лучшем настроении, и это в первую же ночь карнавальной недели!

Ему в голову пришла мысль, что алкоголь, может быть, сможет изменить это, и он быстро вызвал кельнера, который тут же появился. Кельнер приблизился к креслу и с вопросительным выражением лица остановился перед Хорном, совершенно не обратив внимание на то, что тот обнажен. Его стройный пластиковый корпус тоже был без одежды.

— Мне нужно что-нибудь, что сможет изменить мое скверное настроение, — резко сказал Хорн. — Что ты мне предложишь?

Кельнер поколебался.

— Я не уполномочен прописывать лекарства от болезней, сэр, — ответил он тоном сожаления. — Может быть…

— Я не болен! — оборвал его Хорн. — Мне нужен какой-нибудь возбуждающий напиток, лучший из тех, что здесь есть.

— Я могу принести самое дорогое, — предложил Кельнер с нотками сомнения в голосе. — Это, может быть, и будет самое лучшее. Однако, чтобы быть честным, я должен вам сказать, что я слышал от множества гостей о том, что напитки с умеренными ценами более вкусны.

— Может быть, будет лучше, если руководство отеля в качестве кельнеров будет использовать андроидов вместо роботов! — рассерженно воскликнул Хорн. — По крайней мере, они знают, какой вкус имеет тот или иной напиток!

Кельнер ответил с тихим протестом:

— Если позволите, я хочу вам сообщить, что этого делать не стоит. Вы же знаете, что андроидам запрещено употреблять алкогольные напитки.

— Но это же можно обойти, — сказал Хорн.

У него было выражение лица человека, который обошел уже множество предписаний, и это был просто очередной раз. Он был состоятельным человеком, даже если принять во внимание, что в настоящее время все люди были состоятельными.

— Но это не имеет никакого смысла, потому что после одной рюмки алкоголя все твои электрические цепи полетят ко всем чертям.

Внезапно он осознал всю смехотворность сложившейся ситуации, то, что он устроил тут диспут с роботом. Он громко хихикнул.

Кельнер немедленно подошел к нему, но Хорн отмахнулся от него.

— Вы мне еще не сказали, какой напиток вы хотите, — сказал кельнер.

— Это не играет никакой роли, — ответил Хорн.

Он встал.

— Забудьте это!

— Для меня физически невозможно что-нибудь забыть, гордо ответил кельнер. — Мне кажется, что потребуется довольно много времени, чтобы сообщить мне значение этих слов.

Потом робот внезапно осознал, что последнее признание может сильно повредить ему.

Он немного поколебался, потом вышел из комнаты.

Когда он ушел, Хорн, наконец надел свой карнавальный костюм и еще раз внимательно оглядел свою комнату. Он снял ее для того, чтобы жить в ней всю карнавальную неделю. По крайней мере, это было хоть какое-то разнообразие. Он должен быть этим доволен. Если ему не удастся развлечься еще чем-то, тогда он, может быть, навсегда потеряет способность развлекаться. Вся его жизнь тогда превратится в монотонный, вечно одинаковый круговорот скуки, от которого он теперь хотел сбежать.

2

Он автоматически направился к личному лифту, связывавшему его номер с другими помещениями отеля, и уже нажал на кнопку, когда вдруг вспомнил, что карнавальная неделя уже началась. Лифт не поднялся к нему из шахты, а динамик на стене щелкнул, и голос приторным тоном напомнил ему:

— Мы все на карнавальной неделе, сэр! В интересах общественности служба личных лифтов отеля оставила действующим главный лифт. Пожалуйста, выйдите из своего номера и идите налево по коридору. Там вы обнаружите ближайший общественный лифт. Мы надеемся, что вы найдете там приятное общество еще до того, как смешаетесь снаружи с радостной толпой людей!

Когда Дерри Хорну было шестнадцать или семнадцать лет, он и несколько его друзей имели привычку разыгрывать управление отеля и каждый вечер заботились о том, чтобы жители отеля нашли по-настоящему приятное общество. Они наряжались и гримировались таким образом, что становились похожи на трупы задушенных — с посиневшими лицами и белыми контактными линзами на глазных яблоках. Они ложились на пол пустого лифта и ожидали результатов. Кроме всего прочего, несколько человек получили от этого инфаркт. Они тогда здорово повеселились.

Однако, теперь это почему-то не казалось ему таким уж смешным, когда он вспоминал об этом. Он надеялся, что здесь никому и в голову не придет такая мысль, или что тот, кому она придет, не проделает это в самом начале карнавала.

Он быстро прошел через покинутый коридор к лифту, положил палец на кнопку вызова лифта и бросил взгляд вдоль коридора.

Здесь, у шахты лифта сходились под углом два коридора.

В другом коридоре недалеко от лифта находилась куча багажа, ожидавшая, когда ее уберут. По другую сторону кучи багажа внезапно возникло какое-то движение. Появилась рука, словно хотел подняться лежавший на полу человек, а в следующее мгновение послышался тихий стон. Это могло быть убийство. Это было весьма возможно.

— Помогите!

Итак, кто-то проделал такую же шутку, как и он со своими друзьями в студенческие годы пять лет назад. Ну, хорошо, это была старая шутка. Он снова нажал на кнопку вызова лифта, надеясь, что кабина вскоре поднимется на тот этаж, где он находился.

Рука упала. В воздух поднялась нога и дико забила, затем с громким стуком упала на пол. Снова раздался вскрик.

В этом вскрике был смертельный ужас, и предположение Хорна о том, что это розыгрыш, рухнуло. Кажется, это не было карнавальной шуткой. Это был крик боли.

Не сознавая, что он делает, Хорн побежал к куче багажа.

Кожа на руке и ноге, высовывавшейся из-под кучи багажа, была голубой. Это был андроид, но, тем не менее, чувствующее существо, которое ощущает боль. Казавшиеся тяжелыми ящики и чемоданы были навалены на его тело. Другие, ранее лежавшие на его руке и ноге, были отодвинуты в сторону.

Служебный робот! — крикнул Хорн, закинув голову.

Зов отдался в длинном коридоре. Потом Хорн нагнулся, чтобы убрать багаж, который придавил андроида.

Багаж был легче, чем казался, но Хорн не привык сам поднимать такие предметы — для этого были роботы. Еще прежде, чем он убрал полдюжины чемоданов, он сильно вспотел.

Его чуть было не вырвало, когда он взглянул на пол перед собой и увидел изуродованного андроида.

Хорн никогда в жизни не чувствовал себя так беспомощно. Ему очень захотелось выйти на улицу и окунуться в водоворот карнавала, но другое его «я» говорило ему, что он должен сделать все, чтобы уменьшить боль изуродованного андроида, если он может это сделать. Он нагнулся над ним, когда услышал позади себя голос:

— Скажи, друг, это ты позвал меня?

Он оглянулся. Мужчина невысокого роста, средних лет, в пестрой одежде скомороха высунулся из кабины лифта. Он, должно быть, пришел на зов, который прозвучал несколько мгновений назад.

— Да. Посмотри! Иди скорее сюда!

Низенький мужчина хихикнул.

— Что ты прячешь там, под багажом? Может быть, это какая-то ловушка, а?

Он пожал плечами.

— Ну, я согласен с этим. Это же карнавал!

Он покинул лифт и подошел к Хорну.

Когда Хорн услышал его испуганный вздох, он понял, что тот изменил свое мнение о возможной ловушке.

— Это ужасно! Но почему роботы еще не убрали его куда-нибудь?

— Он лежал, спрятанный под ящиками и чемоданами, — ответил Хорн. Он, кажется, потерял сознание. Когда он пришел в себя, он оттолкнул чемоданы и позвал на помощь. Именно в это мгновение я проходил мимо.

Низенький человечек отступил на шаг назад.

— Пойдем, уйдем от сюда, друг, — произнес он. — Здесь скоро уберут.

Динамик у лифта сообщил, что один из гостей на другом этаже требует лифт, и что кабина пойдет на другой этаж, если какой-нибудь пассажир в течение тридцати секунд не войдет в нее.

— Решайте, — пробормотал низенький мужчина.

Он поспешил назад, к лифту.

Ему еще удалось войти в кабину, прежде чем ее двери автоматически закрылись.

Хорн почувствовал слезы, брызнувшие из глаз, когда андроид, очевидно, действительно пришел в сознание, чтобы слышать голоса поблизости от себя. Одна его рука поднялась и попыталась ухватиться за мир, который он больше не мог увидеть.

Хорн опустился возле него на колени и взял его голубую руку в свою. Андроид слабо пожал ее. Это прикосновение, казалось, немного успокоило его.

Почему, черт побери, сюда не поспешил ни один из роботов, когда Хорн позвал их?

Хорн яростно вскинул голову и позвал снова.

Однако, зов застрял у него в горле от страха, когда он, едва не упав, понял, что кто-то стоит рядом с ним.

— Это было любезно с вашей стороны, что вы так помогли ему, — сказал тихий голос, — но я боюсь, что нам все же ничего не удастся сделать для него.

Хорн осторожно освободил руку из захвата умиравшего андроида и встал.

— Вы принадлежите к персоналу отеля? — спросил он.

Голубокожий мужчина с серьезным лицом кивнул. Тот факт, что он все еще был одет в обычную одежду, тогда как все люди, должно быть, уже давно надели карнавальные одежды, без сомнения, было ответом на вопрос Хорна.

— Я секретарь управляющего, — сказал андроид. — В настоящее время я менеджер. Мой шеф десять минут назад ушел на ярмарочную площадь. Что здесь произошло?

Хорн рассказал ему все.

— Я верю вам.

Взгляд секретаря застыл на лице Хорна.

— Я бы не поверил, если бы сам не видел, как вы держали его руку, когда я подошел. Но это конечно, не играет никакой роли. В его голосе слышалась открытая враждебность.

— Что вы об этом думаете? — грубо спросил Хорн.

Он вынужден был перейти к обороне.

Андроид пожал плечами.

— Дальше не будет ничего. Как вы знаете, это не является преступлением. С нами можно делать все и поступать так, как вам хочется. Вы испугались? — закончил он.

— Но, конечно… — недоверчивым тоном начал Хорн.

— О, он был обучен и представлял для отеля огромную ценность. Если бы это произошло в обычное время, руководство отеля, может быть, возбудило бы иск к виновному в этом лицу, чтобы тот возместил нанесенный ущерб и оплатил стоимость обучения андроида и стоимость его отсутствия на службе. Но теперь карнавал. Мой шеф на неделю отложил все свои дела. Пока он не вернется снова и не будет настолько трезв, чтобы позаботиться о делах, нет никакой другой надежды на то, что этого негодяя найдут.

— Что же вы теперь будете делать?

— Я направлю на этот этаж другого андроида и пришлю сюда роботов-уборщиков, чтобы привести здесь все в порядок.

Теперь тон андроида был почти оскорбленным.

— Однако, это дело должно было близко касаться вас, — с отвращением произнес Хорн.

Он не хотел впутываться в это дело, но чувствовал, что вынужден это сделать.

— Это так. Большое спасибо за то, что вы держали его за руку. От большинства людей этого ожидать нельзя.

Хорн вспомнил о низеньком мужчине. С внезапным пониманием он сказал:

— Вы хотите сказать, что за большинство людей вы не поручились бы, не так ли?

Он почувствовал себя странным образом польщенным, когда андроид улыбнулся и покачал головой.

— Нет это совсем не так. Большинство людей после карнавала вспомнили бы об этом и рассказали бы моему шефу, и все на этом закончилось бы. Мы должны быть очень осторожны, поверьте мне.

— Может быть, я могу здесь еще чем-нибудь помочь? — спросил Хорн.

— Нет, спасибо. Я сам сделаю все необходимое. Я думаю, что теперь вы можете спокойно погрузиться в удовольствия.

Хорн покачал головой.

— Я не думаю, чтобы я смог получить удовольствие, помня об этом. Я вернусь в свою комнату и попытаюсь выкинуть это изголовы.

Он почувствовал взгляд андроида на своем затылке, снова идя вдоль коридора.

Он прошел уже около двадцати шагов, прежде чем заметил, что пошел не той дорогой.

Он рассерженно остановился, потом медленно пошел назад. На обратном пути он заглянул в приоткрытую дверь одного из номеров. За дверью…

Подскочив, он бросился вперед и распахнул дверь.

— Сюда! — крикнул он. — Идите быстрее сюда!

Секретарь управляющего без видимой спешки приблизился к нему.

— Что случилось? спросил он.

— Здесь ваш шанс поймать негодяя, который убил андроида.

Хорн перешагнул через порог и вошел в номер. Это выглядело именно так, как он себе представлял.

— Предположим, что это был тот же преступник, — продолжил он. — И даже в карнавальную неделю полиция должна заняться убийством!

Мужчина был рыжеволосым, и кожа его была такого же цвета, как и у всех людей.

Он лежал на спине на ковре, и большой нож выступал из его груди в том месте, где находилось сердце.

3

Полицейские с отвращением приблизились. Это были четыре андроида под предводительством офицера-человека. В его движениях можно было прочесть невысказанный вопрос, почему это он должен работать, когда все остальные развлекаются? Это был раздражительный человек по имени Кулин, куривший одну сигарету за другой, пока его команда рыскала по номеру и коридору.

Они взяли отпечатки пальцев мертвеца и убитого андроида, стоны которого смолкли за несколько минут до их прибытия, но он так и не произнес ни одного разборчивого слова. Наконец, Кулин счел, что этого достаточно, и собрал свою груженую аппаратурой команду в комнате возле убитого.

— Мне хотелось бы знать, что нам известно по этому делу, — пробурчал он. — Кто вообще этот человек?

Андроид по имени Дорди, замещающий управляющего, пожал плечами.

— Когда он вчера прибыл, он назвал себя Уинчем, но, может быть, это не было его настоящим именем. Я заметил, что он говорил с акцентом, который мне не известен.

— В таком отеле, как ваш, должна быть весьма пестрая толпа посетителей из разных стран.

— Со всех частей света, — подтвердил Дорди, — и, вероятно, даже с других планет.

Кулин опустился в кресло и посмотрел на труп.

— Обычный нож. Это странно. Предположим, что существует кто-то, кому этот человек встал поперек дороги, и тот захотел его убрать. В этом что-то есть. Однако, сейчас карнавальная неделя. Он мог дождаться ночи и вызвать его на дуэль, если он обладает достаточной энергией для этого. С другой стороны, он мог просто подсыпать ему яд в напиток. Этим он избежал бы встречи с ним лицом к лицу, чтобы зарезать его ножом.

Его взгляд скользил по номеру.

— Непохоже, чтобы здесь была какая-то борьба. Может быть, убитый звал на помощь?

Дорди кивнул.

— Он вызвал к себе нашего кельнера по этажу, того, которого мы нашли умирающим в коридоре. Убийца был высоким человеком, сэр, и сильным.

— Потому что он так изуродовал вашего ассистента? Гммм…

Кулин отбросил сигарету и встал.

— Этот коридор используют нечасто, не так ли?

— За исключением карнавала, им никогда не пользуются. В каждом номере отеля имеются личные лифты. Им пользуются роботы-уборщики, когда их вызывают, а также иногда персонал, но больше никто.

— Итак, мы можем предположить, что убийца мог прийти этим путем, а потом снова уйти, и его никто не заметил. В настоящее время он, вероятнее всего, затерялся где-то в толпе.

Кулин сделал всеобъемлющий жест.

— Для убийства он выбрал весьма подходящее время. Ну, я проведу расследование, ноя не могу дать вам никаких обещаний.

Он сделал знак своим ассистентам.

— Возьмите показания у Хорна, а потом у Дорди, хотя я не знаю, признает ли суд эти показания, потому что тут так же замешано убийство андроида.

Он последний раз осмотрел все вокруг.

— Вы сделаете все, чтобы трупы были убраны отсюда, а потом подождите внизу, в приемной. Дорди, позвоните вниз и сообщите вашим служащим, что я сейчас прийду, и что мне надо от них.

Дорди кивнул.

Дача показаний заняла очень немного времени. Затем оба трупа отнесли в вертолет, который подлетел снаружи к окну номера.

Этим все и кончилось.

Хорн остался сидеть в кресле, в котором он сидел после прибытия Кулина, и задумчиво уставился на пятно крови на ковре.

Дверь номера снова открылась, это вернулся Дорди. На этот раз его сопровождали два робота-уборщика. Он кивнул Хорну так, словно считал себя равным ему. В другое время Хорн, вероятно, воспринял бы это как оскорбление. Дорди дал указания роботам и проследил, чтобы они как следует сделали всю работу, затем он повернулся к Хорну.

— Они были неправы, не так ли? — сказал он тихим голосом.

Хорн выпрямился.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что это мой шанс найти того, кто совершил это преступление.

Дорди пожал плечами.

— Если я что-то понимаю в человеческих знаниях, то этот офицер полиции провел свою работу весьма поверхностно.

Хорн покачал головой.

— Я думаю, сегодня мы на Земле слишком привыкли полагаться на законы. Однако, в нас еще живы враждебные обществу инстинкты, и мы позволяем им вырываться наружу во время карнавала. Мне бы очень хотелось знать, как полиция объясняет такое количество убийств на протяжение только одного года.

— Два или три на миллиард жителей, — с отсутствующим видом произнес Дорди.

Он провел ногой по тому мету на ковре, откуда роботы удалили кровь.

— Кроме того, убивают и андроидов. И их, конечно, убито намного больше.

Хорн неуютно поерзал на своем кресле.

— Должно быть, весьма тяжело быть одним из вас, — произнес он, поколебавшись.

— Да, это так.

Дорди взглянул ему в лицо.

— Вы хотите испытать, насколько это тяжело? Сейчас карнавальная неделя. Возьмите голубую краску, намажьтесь ей и оденьте обычную одежду, потом идите на улицу. Это вам будет хороший урок.

Внезапно он вымученно улыбнулся.

— Мне очень жаль, мистер Хорн. Я очень многого требую от вас только потому, что вы сделали этот жест приличия. Я думаю, будет лучше, если я теперь буду молчать.

Хорн встал и подошел к окну. Отсюда ему был виден берег бухты внизу, где весельные лодки плавали по освещенной ярким пестрым светом в воде. Гораздо хуже видна была другая сторона города, где находилась ярмарочная площадь, откуда доносились разнообразные звуки карнавальной ярмарки.

— Я не знаю, — внезапно сказал он. — Этот Кулин, кажется, не особенно много сделал для того, чтобы ему удалось — как бы это сказать? — поймать убийцу.

— Он сказал, что убитого зовут Уинч, но я сомневаюсь в этом.

— У меня сложилось впечатление, что андроиды, которые сопровождали Кулина, больше были заинтересованы в том, чтобы узнать, кто убил вашего кельнера с этого этажа. Это удивило меня.

Хорн выразительно взглянул на Дорди.

— Может быть, потому, что у нас нет ни семьи, ни родственников? Потому что мы вышли из автоклавов химических фабрик, а не из чрева женщины? — Дорди саркастически усмехнулся. — Это делает нас всех братьями, мистер Хорн, нас всех.

— Я верю вам. Я…

Хорн запнулся. Ему трудно было продолжать, потому что это звучало почти сентиментально, и это можно было рассматривать как ошибку.

— По моему мнению, будет лучше, если мы будем заботиться друг о друге.

— Вы отбрасываете четырехтысячелетнюю историю, — сказал Дорди.

Вошли роботы-уборщики и осведомились, нормально ли выполнена работа. Дорди подтвердил это, и они покинули номер. Как только они вышли, Дорди подошел к одежному шкафу и быстро открыл его. Хорн удивленно посмотрел на него.

— Но тут же все еще висит вся одежда Уинча! Почему вы не сказали об этом Кулину, чтобы он осмотрел ее?

— Я сообщил Кулину о своих предположениях, как только он прибыл, ответил Дорди через плечо. — Почему он сам об этом не подумал? Наверное, просто потому, что не был по-настоящему заинтересован в этом. Я очень быстро сложил о вас свое мнение. Эта привычка связана с моей профессией. Я должен оценить клиента, как только я взгляну на него, должен определить, может ли он доставить нам неприятности, будет ли его трудно обслуживать и так далее.

Говоря это, он открыл дверцу выдвижного ящика. Большинство из этих ящиков были пусты.

— Что касается Уинча, то я был прав. Я считал, что он старался не привлекать к себе внимания. Если бы я предположил, что его преследует убийца, это тоже было бы верно.

Он оставил ящик выдвинутым и пошел к выходу. На пороге он остановился и оглянулся.

— Теперь у вас есть шанс вести себя так, как вы это сказали, а вы сказали это серьезно — что вы так же позаботитесь о ком-нибудь из вашей расы, как мы заботимся о ком-то из своей.

Он сунул свою голубую руку внутрь туники своей служебной формы, вытащил из кармана плоский продолговатый предмет и бросил его через всю комнату Хорну, который автоматически поймал его.

— Его звали не Уинч, — сказал Дорди. — Его звали Ларс Талибранд.

Потом он вышел из комнаты.

После ухода андроида Хорн еще долго сидел в кресле и вертел в руках предмет, который ему дали. Это было нечто вроде портмоне из тонкой, серой, металлоподобной ткани, с карманообразным отделением, в котором находился какой-то узкий предмет, который можно было вытащить. Это была тонкая, маленькая книжечка, на первой странице которой было отпечатано много слов на четырех или пяти языках.

Он мог прочитать только один язык, но и этого хватило, чтобы он раскрыл глаза от удивления.

Напечатанное гласило: «Гражданин галактики».

На внутренней стороне было пластиковое фото для биоидентификации, но его настоящие первоначальные цвета расплывались, превратившись в глухой серый цвет, и глаза на лице были закрыты. Однако, осталось еще достаточно подробностей, чтобы быть уверенным, что это был тот рыжеволосый, который был убит в номере.

Напротив фотографии была страница текста, в котором Хорн смог прочесть только имя Ларса Талибранда. Следующую страницу он смог понять. Вероятно это был перевод предыдущей страницы. Здесь говорилось, что правительство мира под названием Криу'н Дитч пожаловало Ларсу Талибранду звание Гражданина Галактики.

Под этим другим шрифтом было напечатано, что мир под названием Верные поддерживает это звание, а под этим снова другим шрифтом сообщалось, что мир под названием Лигос тоже согласен с этим.

Внизу страницы был список из пяти миров, которые тоже подтверждали статус Ларса Талибранда.

Хорн почувствовал, как по его спине пробежала дрожь благоговения. Кем же был этот человек, который умер здесь? Какую же такую работу он выполнял, чтобы заслужить благодарность всех планет?

Хорн встал, решив внимательнее осмотреть скудные пожитки убитого, находившиеся в комнате. В шкафу висело несколько костюмов, по которым, несмотря на тщательный уход за ними, было видно, что их много носили. В одном из ящиков находилось несколько новых туалетных принадлежностей, которые он купил не иначе как после своего прибытия сюда. Может быть, убийца уже поджидал его здесь, хотя здесь не было видно никаких признаков беспорядка.

Неудовлетворенный этим, Хорн снова открыл маленькую книжечку. Он предполагал, что вся она состояла из текстов, изложенных на разных языках. Но теперь он установил, что это были только переводы одного и того же текста на пять языков. За ними следовали странички с выездными и въездными штемпелями различных планет. По его оценке, их было сотни две или больше, и они принадлежали двум десяткам планет. Одна эта мысль заставила его голову закружиться. Этот человек, должно быть, был великим путешественником.

Хорн с любопытством взглянул на последнюю страничку, чтобы установить, когда убитый прибыл на Землю. Однако, там не было никакого въездного штемпеля.

Он снова спрятал книжечку в карманоподобное отделение портмоне и спустился вниз, чтобы разыскать Дорди. Он хотел задать ему несколько вопросов.

4

Из общественного лифта уже доносились голоса людей, спешивших на карнавал.

Стройная женщина попыталась уговорить его выпить особо возбуждающий напиток, который она достала для самой себя. Серьезно выглядевший юноша лет шестнадцати спустился на первый этаж с намерением с помощью ящика зарядов для фейерверка найти себе новых друзей среди роботов и андроидов в подвальном этаже. К счастью, женщине удалось заставить юношу отхлебнуть ее напиток, прежде чем он успел покинуть кабину лифта.

Хорн несколько раз огляделся вокруг и снова увидел юношу, привалившегося спиной к стене, который, сидя на полу, сотрясался от приступов истерического смеха.

Один из роботов, смущенный тем, что обнаружил на первом этаже гостя в карнавальном костюме, поспешил к нему и осведомился, не заблудился ли он. Хорн покачал головой и объяснил, что он ищет кабинет Дорди.

Робот с упреком указал ему на то, что он хочет вызвать управляющего делами только за тем, чтобы тот помог ему как можно быстрее найти его номер.

— Я знаю, что я делаю, — сурово сказал ему Хорн. — Где его кабинет?

— Третья дверь направо, — ответил робот. — Но весьма возможно, что его сейчас там нет.

Кабинет действительно был пуст. Хорн вошел и опустился в кресло. Потом он закурил сигарету. Он выкурил ее почти наполовину, когда вошел Дорди.

— Мне очень жаль, что я заставил вас ждать, — сказал он. — Я только что проводил из отеля андроидов-полицейских. Они гораздо лучше провели свою работу, чем Кулин.

— Вы меня ждали? Мне так показалось.

— Мне кажется, да.

Дорди сел и закинул одну ногу на другую. Когда Хорн достал портмоне из серой металлической ткани, он поглядел на него.

— Вы, вероятно, хотите задать несколько вопросов.

Хорн кивнул.

— Что это, собственно, такое? Я, конечно, прочитал это и понял, что это какой-то вид паспорта или удостоверения личности, но я никогда не слышал о том, что кто-то называет себя Гражданином Галактики. Это так мелодраматично.

— Они не признают Землю, — ответил Дорди. — И это не удивительно. Мы живем здесь на довольно черствой планете, но в Галактике существует не только этот мир, как вы могли видеть это по впечатляющему количеству штемпелей на последних страницах этой книжечки.

— Ну, это же всем известно. Я имею в виду, ведь все изучали галактографию и знают о звездах с населенными планетами. Существуют также импортируемые предметы роскоши и тому подобное. Только я думаю, что это не совсем соответствует положению вещей.

— Официально это так.

Была ли насмешка в голосе Дорди? Почему? Внезапно у Хорна появилось гнетущее чувство неприязни к этому голубокожему человеку, который, в конце концов, всего лишь подобие человека, изготовленное из растворов органических веществ каким-то образом, подробностей которого он не знал. В конце концов, это люди изобрели процесс изготовления андроидов!

Он еще раз заверил себя в этом. Может быть, Дорди обладал более острым зрением или чем-то подобным, но, в конце концов, это не имело значения.

— Меня все же интересует очень, как вы вообще получили этот документ, — наконец спросил он.

— Талибранд дал его мне, когда прибыл сюда. Это было самое ценное, чем он обладал, за исключением его жизни. Он отдал документ только потому, что знал, что он у меня находится в большей безопасности. Если его найдут у него, его судьба будет решена, как бы хорошо он не замел за собой следы.

— Но почему он дал его именно вам? — Хорн совершенно не знал, что ему предпринять. — Вы его хорошо знали?

— Я никогда прежде не видел его.

— Тогда…

Нет, все это не имело никакого смысла. Хорн попробовал подойти к этому с другой стороны.

— От кого же он тогда бежал? Откуда он знал, что он находится в опасности? И если вы знали об этом, почему же вы тогда не рассказали все это Кулину?

— Из тех же оснований, почему я не намерен рассказывать этого вам.

Дорди улыбнулся.

— Тогда, значит вы знаете об этом?

— Я знаю кое-что. Я могу назвать это по имени и со значительной долей уверенности утверждать, что я прав, но все же я не уверен в возможности доказать этого.

— У меня такое впечатление, что вы теряете время, — внезапно сказал Хорн. — Вы, кажется, хотите впутать меня в это дело. Это мне совсем не интересно. Мне кажется, что вы только хотите найти кого-нибудь, кто оказал бы давление на полицию, чтобы она наказала того кто убил вашего друга, старшего кельнера по этажу. По моему мнению, у вас нет никакого интереса насчет Талибранда. Очень вероятно, что вы быстро просмотрели его личные вещи, прежде чем Кулин и его люди пришли сюда, и извлекли из них эту книжечку, потому что вы верили, что она является чем-то важным.

Он бросил серое портмоне со странной книжечкой на стол и встал.

— На сегодня с меня довольно. Теперь я, наконец, хочу развлечься.

Он хотел покинуть комнату, когда Дорди, который остался сидеть неподвижно, окликнул его:

— Мистер Хорн!

Хорн оглянулся, однако, ничего не сказал.

— Вы не правы, утверждая, что мне нет никакого дела до Талибранда. Он был хорошим человеком.

— Это записано в книжечке. Но на чей взгляд? На Земле это ничего не значит.

— В этом вы тоже не правы. Впрочем, нет никакого смысла в том, что вы оставите мне этот документ. Мне он не нужен.

— Мне тоже, — сказал Хорн.

Он вышел.

Когда он вышел из отеля на улицу, он прошел мимо одного из питьевых фонтанчиков. Он подошел к нему и задержался, чтобы глотнуть возбуждающей жидкости с фруктовым вкусом, которая брызнула из дюжины отверстий. Внезапно он ощутил, как внутри него поднимается искусственное веселье. У проходившего мимо уличного торговца он купил маску и надел ее.

У бордюра ждали шаровые такси. Терпеливые роботы едва слышно гудели, ожидая пассажиров. Хорн забрался в ближайшее такси.

Оно сразу же поднялось.

Хорн откинулся на удобном сиденье и взглянул вверх, на звездное небо. Через некоторое время он повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на огни внизу под ними. Там, внизу была ярмарочная площадь.

Конечно, там была еще и далекая дуга морского берега, а далеко снаружи на воде виднелись светящиеся полосы, которые образовывались во время случайной смены течений.

Его такси несло его по широкой дуге над городом, и теперь он мог также слышать бурлящий шум, доносившийся сюда с ярмарочной площади. Временами ветер доносил обрывки песен из лодок, находившихся в миле от берега и покачивавшихся на слегка взволновавшейся воде. Карнавал!

— Это выглядит уже лучше, — с удовольствием констатировал он.

Он надеялся, что его шаровое такси спустит его на ярмарочную площадь, так что он попадет в плотное карнавальное шествие.

Его надежды сбылись. Плавно, как перышко, такси спустилось вниз и совершило посадку на полоске травы возле ярмарочной площади. Он вышел со смехом погладил такси по боку, словно это было живое существо. Потом он поднял руку вверх, вскрикнул и побежал в переулок между двух киосков.

Две девушки рука к руке вышли ему на встречу. Они хотели расступиться и пропустить его между собой. Однако они были недостаточно быстры, и мгновением позже все трое лежали на земле и заливались истерическим смехом, как это было обычно для карнавала.

— Идиот! — прохихикала одна из девушек.

Она подняла упавшую искусственную косу из синтетики, которая лежала неподалеку от них, и бросила ее в Хорна, так что тот зашатался, запутавшись в этих темных волосах.

— Да, я и есть идиот! — согласился Хорн. — Карнавал длится уже более трех часов, а я только что вышел на улицу. Не хотите ли вы помочь мне наверстать упущенное время?

Они сделали это. Они направились вниз по переулку, и на этот раз Хорн шел в центре. Втроем они подошли к ярмарочной площади, приплясывая в ритме шлягера, который откуда-то доносился до них.

Серебристо поблескивавшие шары, поднимавшиеся и спускавшиеся в сиявшей светом колонне — они стояли перед аттракционом, на котором можно было произвольно менять силу тяготения. Десять минут они провели на этом аттракционе, раскачиваясь на нем взад и вперед, поднимаясь вверх и падая вниз и швыряя взад и вперед серебристые шары.

После этого их одолела неутолимая жажда, и они остановились перед одним из питьевых фонтанчиков. Хорн выпил три стакана.

После этого ночь для него превратилась в сон. По пути они наталкивались на других людей, спешивших им на встречу, которых они брали с собой, и, наконец, почти потерявший сознание Хорн заметил, что он ведет за собой дюжину или больше человек через сумасшедшие торговые ряды, все больше и больше набивая себе цену и все больше и больше нравясь остальным.

Однако, в конце концов, оказалось, что веселье остальных людей постепенно начало уменьшаться, в то время как его веселье все еще росло. Ночь уже почти совсем прошла, и до рассвета осталось где — то около часа. Несколько человек уже лежали на земле и на траве и крепко спали. Во время первой карнавальной ночи в этом не было совершенно ничего необычного. Утром люди заснут на целый день, чтобы к заходу солнца пробудиться освеженными и готовыми к новому веселью. В этот первый день они были на ногах больше восемнадцати часов, а может быть, и целые сутки.

— Идемте с нами! — истерически кричал Хорн всем встречным. — Мы теперь должны еще…

Он замолчал и довольно недоверчиво осмотрелся вокруг. Не было видно ни одного человека. Его общество, очевидно, растворилось, покинув его. Ни одной из девушек, с которыми он начал этот вечер, не было видно, и ему некому было составить общество.

Разочарованно, с опущенной головой, он, насвистывая какой-то мотивчик, пошел прочь.

Он наткнулся на несколько колышков от палаток, споткнулся и упал.

Остатки возбуждающих напитков, которые он выпил, покинули его, испарившись с коротким смехом, похожим на блеяние, который он издал. Когда он снова пришел в себя, он обнаружил, что лежит на земле, и некоторое время отдыхал, положив голову на сгиб своей руки.

Через несколько минут к Хорну кто-то подошел. Чужак остановился перед ним, смотря на него через золотую маску.

— Вас зовут Хорн, — сказал он.

Его голос показался Хорну чем-то знакомым. Он автоматически потянулся к своей маске, которая болталась на лямке у него на спине.

— Это так, — ответил он. — Ну и что?

Чужак протянул ему рукоять меча для дуэли.

— Я намереваюсь убить вас, — сказал он Хорну.

5

Некоторое время все вертелось перед глазами Хорна. Ему казалось, что он находится на гиродроме, который он отыскал вчера вечером. Наконец, он покачал головой.

— Вы, должно быть, не в себе, — сказал он. — Я вас не знаю. Я никогда ничего вам не делал, что могло бы оправдать этот вызов.

— Вы можете выбирать, — сказал одетый в белое и золотое мужчина ледяным голосом. — Честная схватка в зале Дуэлей или ужасная смерть здесь, на траве.

Словно волшебная палочка, меч повернулся в его руке, так что он держал его за рукоять, направив острие на Хорна.

— Никто, кроме моих друзей, не увидит этого.

Только теперь Хорн заметил, что он окружен присевшими в тени молчаливыми фигурами.

— Хорошо, — сказал он устало.

Он встал.

Одетый в белое и золотое человек отступил на шаг назад. Казалось, что принятие его вызова удивило его. Однако он быстро снова взял себя в руки.

— Великолепно. Ближайший зал находится в нескольких шагах отсюда. Как я вижу, у вас нет меча. Там вы можете получить необходимое оружие.

Хорн не обратил внимания на это замечание и целеустремленно направился к стойке, на которой были расставлены ледяные напитки и разложены конфеты. Он погрузил руки в ледяную жидкость и охладил голову. Затем он взял пригоршню липкого, но ледяного фруктового салата и положил его на лоб, как компресс. Липкий фруктовый салат потек по его лицу, однако, голова его прояснилась.

Внутри него вскипал гнев. Может быть, это было потому, что он подсознательно знал вызывавшего его на дуэль человека, хотя и не мог сказать его имени.

— Ну, ладно, я согласен, — сказал он. Он платком вытер ледяной салат с лица.

— Где находится ваш Зал Дуэлей?

Вызвавший его человек слабо махнул рукой и направился вперед. Хорн шел рядом с ним. Призрачные фигуры держались на почтительном расстоянии от них, но они все еще были поблизости и внимательно наблюдали за ними.

— Они, кажется, быстро находят общий язык с убийцами, — огорченно сказал Хорн спустя некоторое время. — Вам часто приходится нанимать их?

Глаза незнакомца блеснули.

— В каждый карнавал, — сказал он.

— Вероятно, вы всегда ищите противника, с которым вы никогда не сражались? — произнес Хорн.

Он постарался, чтобы слова его звучали как можно более едко. Судя по тону его ответа, человек в белом и золотом при этих словах должен был покраснеть.

— Только один раз! А вы, похоже, никогда не сражались на дуэли?

Хорн уголком глаза взглянул на него и покачал головой.

— В моем родном городе в прошлом году я выиграл первый приз в бою на саблях.

Вызвавший его человек ничего не ответил.

Последние метры они прошли молча.

Зал Дуэлей был пуст. Только владелец заведения сонно облокотился на свой стол. Однако, он быстро вскочил, когда в Зал вошли мужчины.

— У вас есть мечи? — спросил незнакомец.

Он вытащил свой меч из ножен и схватил его за рукоятку. Хорн нагнулся, чтобы выбрать сдававшееся напрокат оружие, которое находилось на витрине.

— У вас есть «Двойной чемпион»? — спросил он.

Владелец зала кивнул и протянул ему меч. Хорн ощупал его, потом провел лезвием по точильному камню возле стола владельца заведения, чтобы удалить несколько граммов металла с толстой части лезвия, чтобы меч был более уравновешенным.

Потом он удовлетворенно кивнул, и владелец, сидя в своем кресле, приглашающим жестом указал им на засыпанную опилками арену.

— Вы можете сражаться там, где захотите, господа. Я не думаю, что до рассвета появятся еще клиенты.

Хорн ощутил нервную дрожь своих век, хотя и почувствовал, как вновь пробуждается давно забытая уверенность и ловкость в его членах. Раньше он держал меч в руках только в играх и в спортивных состязаниях, а теперь речь шла о его жизни. Ему хотелось, чтобы все это поскорее осталось позади. Хотя вызвавший его человек еще ничем не проявил себя, ни движениями, ни позой, Хорн понял, что противник его ловок.

Они вышли друг против друга, скрестили клинки, парировали удары и ушли в защиту.

Потом незнакомец провел дикую атаку и отвоевал несколько дюймов. В то мгновение, когда верхняя часть его тела далеко нагнулась вперед, Хорн мгновенно перебросил свой меч из левой руки в правую и ударил. Потом он повернулся и медленно сошел с арены.

Красная кровь едва успела окрасить красную с золотом одежду незнакомца, когда Хорн обернулся еще раз.

Владелец Зала с расширившимися глазами встал из-за своего стола. Он хотел знать, кто будет платить за аренду.

— Это он вызвал меня.

Хорн пожал плечами. — Возьмите ее с него, если он все еще…

Внезапно в голову ему пришла одна мысль, и он повернулся на каблуках. Да, но кто все-таки был этот чужак? Хорн опустился на колени и снял с убитого маску.

Ничего странного, что голос чужака задел какую-то струнку в его душе, хотя теперь он понял, что голос этот из-за формальных выражений и тщательно подобранных фраз показался ему чужим.

Это был офицер полиции Кулин.

Хорн беспокойно ворочался в своей удобной постели. Он был физически истощен, но ему никак не удавалось ускользнуть в объятия сна. Снова и снова, хотя он уже думал, что его, наконец, одолел сон, он видел картину, встававшую перед его глазами, которая так возбуждала его, что он просыпался снова и снова, а потом и другие картины.

В большинстве своем это были лица, которые окружали его: лицо умирающего андроида, которого он нашел в коридоре, лицо рыжеволосого человека, заколотого ножом, и лицо Кулина.

Потом перед его мысленным взором появилась маленькая серая книжечка. Он увидел, как перелистывались ее страницы, чтобы раскрыть перед ним посещение одного мира другим. Почти каждый мир внес свою благодарность на первые страницы этого удивительного документа, находившегося в самом начале книжечки. Ну, по крайней мере, половина всех населенных миров, и это, конечно, было достаточно удивительным. Что же хотел теперь сделать этот Ларс Талибранд?

Это, конечно, должно было быть что-то необычное, в этом Хорн был уверен.

Он, к примеру, не мог себе представить, что его дед когда-нибудь мог получить такой документ! Он был слишком аристократичным стариком, чтобы перевернуть всю жизнь семьи Хорнов. Старый Хорн в течение всех этих лет изготовил больше роботов, чем какая-нибудь другая конкурирующая фирма. Ему удалось завладеть всем рынком, потому что он ввел радикальные улучшения и вынудил всех своих конкурентов обновить свой машинный парк.

Когда другие фирмы, наконец, опомнились и решили продолжать борьбу, сбыт их продукции настолько упал, что они больше не были в состоянии обновлять свои фабрики и заводы.

Внезапно он вспомнил кое о чем. Он слышал об этом, когда ему было десять лет или даже меньше. Его дед пробормотал тогда о чем-то вроде того, что он намеревается также заняться торговлей андроидами. Теперь он спрашивал себя, почему он больше ничего не слышал об этом проекте?

Если старик узнает о событиях, происшедших сегодня, тогда он, несомненно, устроит ему гигантскую взбучку, как в школьные годы, за то, что он был так глуп и встрял в это дело, которое его совершенно не касалось.

А его отец? Вероятно он сделает ему комплимент за победу на дуэли, а потом на него нападет приступ ярости из-за возможных затруднений, которые этот поступок может причинить его отцу. Его мать, вероятно, будет сердиться на него за то, что он рискует своей жизнью. Потом она уйдет и будет хвастаться этим перед своими подругами.

Его сестра, которая моложе его на четыре года, вероятно, будет смотреть на него широко раскрытыми глазами, как на героя.

А прочие члены его семьи? Они будут неодобрительно качать головами, считая, что все это лишь взбалмошное поведение сегодняшнего молодого человека.

Он был почти уверен, что больше не сможет наслаждаться этой карнавальной неделей, как обычно. Он был даже уверен, что ему даже разонравится вся его дальнейшая жизнь.

Беспокойно прометавшись на кровати больше часа, в то время как солнце поднималось по небу все выше, он приказал окну затемниться. В конце концов, ему удалось заснуть.

Когда он проснулся, в комнате что-то изменилось. Сначала он не мог понять, в чем заключалось это изменение, и приписал это тому факту, что он привык во время карнавала просыпаться в своей комнате или у друзей, а теперь он впервые открыл глаза в отеле в чужом городе.

Но это было не так. Он чувствовал, что неуверенность гложет его. Он поднялся со своей удобной кровати и осмотрелся вокруг. Наконец, он установил, что же являлось причиной его беспокойства. Это нечто было небольшим, но очень значительным, очень важным.

Пока он спал, кто-то побывал в его номере — вероятно, это был Дорди потому что на маленьком столике в изголовье его кровати, на котором раньше, кроме пачки сигарет и носового платка, ничего не было, теперь лежало блестящее серое портмоне из металлической ткани, принадлежащее Ларсу Талибранду.

Хорн открыл окно, взял сигарету, вынул из кармашка серого портмоне маленькую книжечку и еще раз перелистал ее страницы. Названия чужих миров, на которых Ларс Талибранд был весьма желанным гостем, звучали для Хорна как-то странно, призывно и волнующе.

Как выглядели эти миры? Студентом он вкратце, в нескольких словах познакомился с каждым из них. Он наморщил лоб и попытался связать факты, которые он помнил, с названиями этих миров. Криу'н Дитч…

Что-то в этом названии ассоциировалось у него с теплым мелким дождем или холодными ударами ветра, который дул с цепей гигантских гор. Эрсуорлд… Теперь перед его мысленным взором появились гигантские волны, которые бесконечной чередой набегали на длинный берег, швыряя белую пену на белый песок.

Все это было там, снаружи, далеко — жизнь со своим собственным жизненным ритмом, со своими нравами и обычаями, с любовью, ненавистью и всем остальным, что так свойственно людям. Но, однако, не таким людям, как он сам, потому что они жили невероятно далеко от Земли, в далеком космосе, на других мирах.

Он ощутил почти болезненную перемену в своем собственном душевном мире, словно кто-то силой овладел его сознанием и насильно сорвал его с его привычного пути. Он мог представить себе Землю, родную мать Землю, которая отдыхала, как довольная и умиротворенная вдова, которая со своей комнатной ручной собачкой ищет себе занятия вдохновение в мелочных делах, в то время как ее сыновья вырвались вовне и что-то там исследовали, покоряли и заселяли.

Этот человек по фамилии Талибранд, который прибыл на Землю…

Хорн снова перелистал страницы тоненькой книжечки с самого начала и нашел ту страницу, где была отпечатана фотография.

Теперь серый цвет этой фотографии совершенно поблек. Ларса Талибранда больше не было на свете. И все же он делался таким важным и необходимым человеком, что враги преследовали его по пятам от мира к миру, от планеты к планете и даже последовали за ним на Землю, где его звание Гражданина Галактики больше не могло защитить его. Но если этот человек был настолько важным, настолько опасным для врагов, у него так же должны были бы быть и друзья, которые даже после его смерти должны были быть верны ему…

У Хорна начало постепенно сформировываться решение. Он пролистал последние, проштемпелеванные странички маленькой книжечки, и его глаза уловили утраченный взгляд, когда он еще раз на названия, символизировавшие для него такую волнующую правду.

Ньюхольм. Это было приятно звучавшее название. Его не очаровали экзотически звучавшие романтические названия: Криу'н Дитч, Эрсуорлд или Лигос. Но все же это было нечто совсем иное, чем безвкусное название «Земля».

Его решение стало твердым, и на мгновение он удивленно спросил себя, не было ли это из-за того, что Дорди говорил с ним так странно.

Но, может быть, все это не играет никакой роли. В любом случае он должен отправиться на Ньюхольм.

6

Его охватило лихорадочное возбуждение, которое быстро испарилось, сменившись холодным удивлением и отвагой. Он спрыгнул с постели и вызвал обслуживающего робота, которому он приказал найти Дорди и направить его в комнату Хорна.

Он уже принял душ, оделся и своим галстуком завязал разрыв на пиджаке, когда голубокожий заместитель управляющего отелем постучал в дверь и вошел.

— Вы вызывали меня, мистер Хорн?

— Да.

Хорн отвернулся от зеркала.

— Я отбываю.

Дорди кивнул.

— Вы нашли лучшее жилище на оставшиеся дни карнавала?

— Мне теперь не до карнавала.

Хорн произнес эти слова с заметным нажимом.

— Мне надоели люди участвующие в нем. Я хочу убраться подальше от всего этого.

Дорди снова кивнул.

— Однако, карнавальная неделя еще не кончилась, — напомнил он.

Хорн на мгновение уставился на него, пока смысл сказанного не дошел до него.

Конечно! Карнавальная неделя! В течение ближайших шести дней было почти невозможно отправиться куда-нибудь в другой город. От людей ожидалось, что все это время они будут заняты только наслаждениями. Потом он снова расслабился.

Ведь должна же быть какая-то возможность разрешить эту проблему!

Он пожал плечами.

— Вероятно, это можно как-то организовать, — сказал он. — Может быть, вас заинтересует то, что вчера ночью меня кое-кто вызвал на дуэль — или, может быть, сегодня утром. И я убил его.

— Итак, вчера еще было недостаточно убитых, — ответил Дорди.

— Для Кулина, очевидно, нет.

— Это объясняет очень многое, — тихо сказал Дорди.

— Он действительно вам что-то сказал? Я блуждаю в темноте, — объяснил Хорн почти жалобным голосом.

Робот-слуга вошел в комнату с подносом с завтраком. Хорн пододвинул стул и приступил к еде. У него разыгрался аппетит, который удивил его самого.

— Ну, хорошо, — сказал он с полным ртом. — Что произойдет, если вы сядете и расскажите мне, что же все-таки значат все эти действия Кулина?

Дорди коротко и отрицательно покачал головой.

— Я могу только предупредить вас, — сказал он. — То, что вы замешаны в убийстве Ларса Талибранда — всего лишь несчастный случай. Если бы вы вели себя, как обычный средний гражданин, и просто исполнили бы минимум своего долга, о чем бы вы сообщили мне и показали бы мне, что не желаете больше терять времени из недели карнавала со всеми его удовольствиями, тогда вы, наверно, остались бы в полном неведении. Но теперь вы, очевидно, переступили границу чего-то важного и этим создали потенциальную опасность для опасных людей.

Хорн замигал.

— Это звучит словно сцена из исторической мелодрамы! — воскликнул он.

— Вы так думаете? Разве это не драматично, когда человека преследуют от планеты к планете и изгоняют из области, где его слава одновременно является и его защитой, чтобы, в конце концов, настигнуть его на Земле и там убить его?

— Вы, кажется, многое знаете об этом Ларсе Талибранде, — сказал Хорн. — Откуда это все известно вам?

— Может быть, вы думаете, что обычному андроиду известно много из того, что происходит в Галактике лучше, чем это известно вам? Но почему вы должны верить моим словам? Вы должны найти доказательства и понять все это, и вы найдете их очень скоро, если не пожалеете усилий и сами отправитесь туда, чтобы найти их.

— Я это сделаю, — решительно сказал Хорн.

Дорди снова развил бурную деятельность.

— Я подготовлю вам багаж, чтобы вы смогли немедленно отбыть, как только нам удастся найти подходящее транспортное средство, мистер Хорн. Я надеюсь, что вам это скоро удастся. Я хочу пожелать вам всего самого доброго, если вы при таких обстоятельствах покинете город.

Он кивнул и вышел из комнаты. Хорн оперся локтями о стол по обе стороны от подноса с завтраком и погрузился в раздумья.

Его воодушевление начало убывать, когда он всерьез занялся поисками возможности вернуться домой.

Он, наконец, нашел нескольких людей, у которых были свои машины, но они были слишком заняты, чтобы затруднять себя такой незначительной проблемой, как путешествие во время карнавала. Хорн в отчаяньи назначил им цену на самой границе разумного, но никто, кто был достаточно богат, чтобы иметь личную машину, не мог понять его положения и не хотел пожертвовать днем и большей частью ночи карнавала за ту сумму, которую мог предложить Хорн.

Ему так и не удалось добиться успеха в своих поисках, потому что заход солнца был уже близко, и люди уже были готовы отправиться на берег удовольствий, на ярмарочную площадь и в кабаре. Хорн угрюмо вернулся назад, в отель, проклиная карнавал и все, что с ним было связано.

Денег, которые были у него с собой, было достаточно для развлечений во время карнавала, но их было слишком мало, их едва хватало, чтобы купить простой билет на корабль, отправляющийся с Земли на одну из населенных планет.

Все агентства путешествий, конечно, закрыли свои отделения. Все общественные средства сообщения и его собственный вертолет, на котором он прилетел сюда, конечно, находились в общественных гаражах, которые откроются в первое же утро после карнавала. Но, может быть, здесь, в отеле он сможет получить большую сумму наличных, так что утром он сможет попытаться добиться нужных результатов, удвоив прежнюю цену.

С такими намереньями он отправил робота-слугу на поиски Дерри. Тот, должно быть, был на пути к нему, потому что, как только робот ушел, он постучал в дверь.

— Как я вижу, никакого заметного успеха? — вопросительно произнес Дерри. — Но на всякий случай я еще не отнес ваш багаж вниз.

Хорн кивнул.

— Никто сейчас не хочет почти ничего, кроме этих проклятых карнавальных удовольствий! Можно подумать, что весь мир остановил свое движение!

Значение его последнего замечания дошло до его сознания только тогда, когда он его произнес. Он опустил голову на руки и погрузился в раздумье.

— Но этого ведь не может быть, не так ли? Должны же быть какие-то службы, которые работают и во время карнавала — силовые установки, водоснабжение, отопительные системы, а так же обслуживание шаровых такси, питьевых фонтанчиков и так далее. Кроме того, существует так же полиция. Кто-то должен поддерживать все это движение. Кто?

— Кто, как вы думаете? — спросил Дорди со следами усталости в голосе.

Он вытянул свою голубую руку и сжал кулак, так что его большой палец был направлен на его грудь.

— Я прошу извинения, — сказал Хорн через некоторое время. — Я должен был быть более умным и не задавать такого смешного вопроса.

— Вам не надо извиняться. Для этого, в конце концов, мы и здесь. Хотя роботы и надежны до некоторой степени, но если дело касается очень сложных вещей, тогда к работе приступаем мы.

Хорн сел и приглашающим жестом указал на стул.

— Сигарету? — спросил он.

Он протянул пачку своему собеседнику.

Дорди отказался.

— Запрещено, — сказал он. — У нас против этого иммунитет, так же, как и против алкогольных напитков.

Хорн кивнул.

— Как вы думаете, нельзя ли попросить одного из ваших людей доставить меня домой или дать мне вертолет или что-нибудь в этом роде? Я хорошо заплачу.

— Едва ли это вопрос платы. Мы вообще не должны иметь никаких денег, это общеизвестно, так что они не имеют для нас никакого значения. Нет, деньги тут не играют никакой роли.

— Я не знаю, что я еще могу предложить, — растерянно сказал Хорн.

Что — то из древней истории всплыло в его памяти, и он предложил:

— Как насчет… Как бы это лучше выразиться? Ах, да, освобождения? Я имею в виду, что я могу предложить за вас большой выкуп. Моя семья достаточно богата. Я уж могу позаботиться об этом, если только это вообще возможно, или это наивное предложение?

— Вот именно, — ответил Дорди. Любой из нас может обрести свободу только после смерти. Как вы думаете, что я буду делать, если кто-нибудь придет ко мне и скажет мне: «Дорди, вы можете оставить свою работу, и вам больше никогда ничего не надо будет делать?» Я вежливо поблагодарю его и отклоню его великодушное предложение. Что же мне делать, кроме моей настоящей работы? Может быть, мне стоит сидеть без дела в каком-нибудь бараке для андроидов и весь остаток моей жизни читать классическую литературу и развлекательные книжонки?

Его голос звучал скучающе, словно все это представляло для него только чистоакадемический интерес.

— Скажите, мистер Хорн, что же вы теперь, собственно, намерены предпринять, чтобы добраться домой?

— Ну, вообще-то, я сам пока этого точно не знаю, — честно ответил ему Хорн. — Может быть, я найду кого-нибудь, кто сможет отвезти меня, а затем займусь поисками. Может быть, я найду того, кто убил Ларса Талибранда и вашего кельнера по этажу, и тогда убийца предстанет перед судом. Хотя все это звучит так, словно это взято из какого-то стародавнего романа, но я все же попытаюсь это сделать, даже если мои намерения и смешны. Я хочу уехать отсюда и узнать, что делают люди там, наверху, по другую сторону нашего прекрасного, ясного, чистого голубого неба. Я хочу узнать, что должен сделать человек, чтобы получить звание Гражданина Галактики.

— Добьетесь ли вы этим чего-нибудь путного?

— Я не могу знать этого, пока не узнаю, почему это произошло.

— Да, очень важно знать, почему же это произошло, — согласился Дорди и посмотрел на потолок. — На сколько мне известно, на других мирах не так удобно, как здесь, на Земле. Это во-первых. Конечно, и здесь не всегда удобно и приятно, но это же вас совершенно не касается.

— Ну и что дальше?

Хорн встал и нервно заходил по комнате взад и вперед.

— Для меня это вполне подходит, и я уверен, что, когда я расскажу об этом своему старику, он скажет мне, что я глупец и не знаю, что для меня хорошо, а что нет. Ну, итак, что же дальше? Если в жизни еще существует что-то более важное, тогда мне лучше взять да и перерезать себе горло.

Дорди, казалось, спорил с самим собой.

Через некоторое время он встал, взглянул на свою одежду и быстрыми движениями оправил свой костюм.

— Ну, хорошо, мистер Хорн. Если это вам так важно, я помогу вам попасть домой сегодня ночью.

7

В кабинете Дорди стоял высокий, молчаливый андроид, который был одет в форму какой-то службы. Когда Хорн и Дорди вошли в помещение, андроид испытующе осмотрел Хорна с ног до головы, затем перевел взгляд на Дорди.

— Он? — спросил он тоном, который казался почти презрительным.

— Да, — подтвердил Дорди. — Мистер Хорн, могу я вам представить Берла? Он работает на одном из городских предприятий. Я подумал, что вам не удастся обычным путем найти машину во время карнавала, поэтому я спросил своих людей, не будет ли кто-нибудь из них свободен этим вечером, и не будет ли у него доступа к вертолету, грузовику или к чему-нибудь подобному. Берл сегодня свободен от службы и сказал, что он готов взять вертолет и доставить вас домой.

Что-то в глазах Берла обеспокоило Хорна. Он сказал:

— Ну, теперь это больше не нужно. Я сам могу лететь на вертолете, если вы дадите мне машину. Я летал на своем собственном геликоптере, хотя и не во время карнавала.

— А подумали ли вы при этом о том, что все линии континентального управления отключены? — спросил Берл, впервые обращаясь прямо к нему.

— Нет. Я имею в виду… На самом деле? Я об этом не подумал.

— Конечно, они все отключены. Карнавальная неделя — это единственная возможность для нас провести профилактический осмотр аппаратуры службы общественного движения. Вы можете подумать, что вы все это время должны работать, как бешеные.

Он перевел взгляд с Хорна на Дорди.

— Может быть, нам стоит объединиться и потребовать продлить время карнавала?

За дверью послышалось тихое шипение, затем громкий стук и дребезжание, словно с полки упала кружка.

— Решайте сами, — сказал Дорди.

Он вышел, чтобы посмотреть что там произошло. Сразу же после этого он вернулся назад.

— Это мальчишка с фейерверком. Он был уже здесь прошлой ночью. Он почти сошел с ума. Он оторвал зарядом фейерверка ногу одному из роботов-слуг. А ты говорил, Берл, что хочешь, чтобы карнавал продлился две недели, вместо одной. Это так?

Голубокожие мужчины обменялись взглядами, полными взаимопонимания. У Хорна появилось странное чувство отверженности. Потом Берл пожал плечами.

— Ну, жизнь ведь дается только один раз. Итак, вы хотите лететь, мистер Хорн. Вы наверняка найдете мой вертолет не таким удобным, как ваш. Это одна из тех машин, которую сегодня ночью я использовал для буксировки. Но это ваш единственный шанс.

Хорн кивнул и смущенно повернулся к Дорди.

— Я, право, не знаю, как мне вас благодарить, — сказал он. — Могу я что-нибудь сделать для вас? Вы уже сказали мне, что деньги для вас ничего не значат.

Берл издал звук, который прозвучал наполовину как ворчание, наполовину как смех, встал и направился к двери.

— Нет, мне не нужно никакой благодарности, — сказал Дорди, — по крайней мере, не как андроиду. Поверьте мне, я не сделал бы для вас ни на волосок больше того, что выходило бы за рамки моих обязанностей, если бы вы не сказали, что хотите продолжить работу Ларса Талибранда.

Он это сказал, или это было только неизбежным выводом из его желания покинуть Землю и последовать по следам Ларса Талибранда?

Хорн почувствовал себя смущенным и удивленно спросил себя, действительно ли он дал такое обещание. Затем он спросил:

— Минуточку. Чем, собственно, была работа Талибранда, о которой вы, кажется, так много знаете?

— Вы уже по уши влипли в это, — непоколебимо сказал Дорди, — нравится вам это или нет. Вы увязли в это по горло, и теперь от вас зависит, вернетесь вы назад с целой шеей или нет. До свидания, мистер Хорн.

Чувство глубокой обеспокоенности и покинутости охватило Хорна, и он вздрогнул.

Ему показалось, что он идет вдоль края пропасти и видит, как он неумолимо сползает в бездну, маша руками и ища опору, но не находя ее. За этим чувством последовало странное полное спокойствие.

Он протянул руку Дорди и с гордостью убедился, что она не дрожит. Немного поколебавшись, Дорди пожал ее. Берл позади него издал бурчащий звук. На этот раз это было выражение удивленного признания.

Вертолет действительно сильно отличался от пассажирской модели, к которой он привык. Неуклюже построенная, но мощная машина с ревом летела сквозь ночь. По обоим сторонам втянутых буксировочных крюков далеко в стороны выступали посадочные полозья. Хорн неудобно ерзал на гладкой металлической скамье между ящиком с инструментами и казавшейся тонкой дверью с быстро отпирающимся запором.

— Машина не предназначена для путешествий вроде этого, — объяснил Берл веселым тоном.

Они пробыли в полете уже час. Берл наблюдал за безуспешными попытками Хорна усесться поудобнее, и морщинки подавляемого смеха все больше обозначались под его глазами.

Это были первые слова, которые он произнес после отлета. Он почти с презрением игнорировал попытки Хорна завязать с ним разговор.

Здесь, вверху, в звездном небе было холодно. Хорн откинулся на спинку скамьи, чтобы хоть немного согреться в тепле, которое излучали турбины за стенкой кабины.

— Для чего же, собственно, построена эта машина? — спросил он, наконец. — Вы что-то говорили о том, что она предназначена для буксировки, не так ли?

Берл кивнул.

— Этот вертолет специально сконструирован для тяжелых подъемных работ. Устройства там, внизу, между полозьями — это универсальное сцепное устройство. За него можно зацепить один, два, три и даже четыре наземных машины, а так же подвесить легкую ракету, а турбины обладают достаточной мощностью, чтобы поднять их и перенести по воздуху на расстояние в несколько сотен миль.

Он бросил любопытствующий взгляд вниз.

— Вы никогда не видели такой вертолет за работой?

Хорн покачал головой

— Мне кажется, что я однажды был поблизости, когда произошел несчастный случай, но место аварии уже было оцеплено, прежде чем я появился там.

Внезапно ему кое-что пришло в голову, и он добавил:

— Ваши люди, должно быть, работают дьявольски быстро.

Берл хихикнул.

— По крайней мере, мы пытаемся. В данное время, конечно, здесь не используются такие тяжелые буксировочные вертолеты, как этот, потому что, кроме шаровых такси, на дорогах сейчас никого нет. Если какое-нибудь транспортное средство попадет в затруднительное положение, нам понадобится только механик-электронщик, но никак не буксировочный вертолет.

Они миновали восточный край города, которого Хорн не знал. Из вертолета они видели пятна молочно-белого света, похожие на далекие галактики, какими они видны в мощный телескоп. Точки яркого света только подчеркивали это сходство.

Хорн сделал Берлу соответствующее замечание. Тот проворчал:

— Я не имею об этом никакого представления. Я занимаюсь только буксировкой.

«Тупица и даже еще хуже», — подумал Хорн.

Теперь он сидел и задавал андроиду вопросы о простейших вещах на Земле, которые раньше никогда не беспокоили его.

— Существует огромное множество вещей, о которых я ничего не знаю, сказал он вполголоса. — Может быть, имеет смысл, прежде чем покинуть Землю, сначала осмотреться вокруг?

На это не последовало никакого ответа.

Хорн внезапно понял, что вертолет теряет высоту, и группа огней перед ним обретает знакомую форму. Это был его дом. Они шли на посадку. Теперь он снова подумал, что ему стоит задуматься над тем, что он скажет своей семье, стоит снова обдумать возможные возражения, которые могут последовать за этим.

Но это сделать было еще не поздно, хотя полет почти уже закончился. Остался час или, может быть, два, пока члены его семьи не вернутся из города, чтобы проспать уже наступавший день. Или, может быть, все эти фонари там внизу значат, что в доме у него царит веселье? Под искусным управлением Берла вертолет мягко совершил посадку. Берл протянул свою мускулистую руку назад и нажал нажал на ручку двери возле Хорна. Она открылась и образовался трап. На негнувшихся ногах Хорн выбрался наружу, повернулся и оглянулся. Берл смотрел ему вслед.

— Дорди просил меня передать вам вот это, — сказал он.

Он бросил ему что-то плоское и продолговатое, но еще прежде, чем он поймал это, он понял, что это было портмоне, принадлежавшее Ларсу Талибранду.

— Впрочем, что вы тут говорили о том, чтобы остаться на Земле, чтобы узнать о работе других людей и о других вещах — не теряйте времени! Предоставьте андроидам заботиться о буксировке обломков и общественном обеспечении, а сами делайте свою работу. Пока.

Дверь снова поднялась вверх и закрылась.

Рев ротора стал сильнее, и неуклюжая машина поднялась в небо. Хорн посмотрел ей вслед, повернулся и пошел к дому. Он, взвешивая, держал в руке маленькое серое портмоне Талибранда.

Его прибытие не осталось незамеченным, ведь огромный вертолет сильно шумел. Хотя он и сильно приглушил рев своих турбин, но все же это была не пассажирская машина. На своем коротком пути через сад, за которым находился дом, он видел, как зажигаются прожектора и направляются на него, но он смотрел только на свою руку, в которой был карманный фонарик. Вспыхнул еще один прожектор, и холодный голос, раздавшийся возле него, сказал:

— Доброе утро, мистер Дерри. Я рад, что вы вернулись назад.

— Спасибо, Роул. Ну… Ты выглядишь не очень удивленным моим внезапным возвращением.

Хорн пошел рядом с андроидом-дворецким, служившим его семье с тех пор, как его доставили на Землю. Хорн слышал о ссоре, которая вспыхнула, когда ведущий производитель роботов на Земле вознамерился приобрести для ведения своего домашнего хозяйства андроида, привезенного сюда с другой планеты. Ссора, в конце концов, прекратилась, и было решено, что андроиды слишком ценны, чтобы их можно было использовать в качестве личных слуг и дворецких, а Роул так и остался единственным андроидом, ведущим домашнее хозяйство одной из богатейших семей. Все остальные слуги были роботами, которые были специально сконструированы для этого.

— Нет, мистер Дерри. Вы знаете, управляющий отелем, в котором вы остановились — или, точнее, его секретарь — сообщил мне о вашем прибытии.

— Он это сделал? — воскликнул Хорн.

Он уставился на андроида-дворецкого. Теперь они находились в большом патио перед домом.

Резная решетка его ограды производила впечатление, что внутренность патио и окружающее ничем ни отделены друг от друга, и можно было видеть, что в доме никого не было, и там ничего не двигалось, кроме усердных слуг-роботов. Роул выключил свой переносной прожектор, потому что здесь было достаточно светло.

При этом его взгляд упал на металлическую ткань портмоне в руке Хорна и словно припаялся к нему.

Роул, казалось, и не собирался отвечать на его замечание, и Хорн не знал, ответит ли он на него. Молодой человек сменил тему и сказал:

— Я думаю, все остальные внизу, в городе, так?

— О, да. Мистер Дерри-старший еще не вернулся домой. Миссис Лю сказала, что сегодня нам ее ждать не надо. Старый мистер Хорн сказал, что карнавал не доставит ему слишком много удовольствия. Он находился в очень плохом настроении, когда вчера вернулся домой, и я думаю, что и сегодня он не в лучшем расположении духа.

— А моя сестра?

— О, мисс Виа ушла с группой студентов под надзором своей кузины, миссис Леадоры, и ей ничего не грозит.

— Проклятье! Я совершенно забыл об этом. Ну, хорошо, я все же должен попытаться. Как ты думаешь, в доме есть сто тысяч наличными, Роул?

Андроид с сомнением взглянул на него.

— Вероятно, мистер Дерри. Но до конца карнавала здесь может быть только пять или десять тысяч. Впрочем, управляющий вашего отеля сказал, что вы намереваетесь покинуть Землю. Если мне будет позволено спросить, это правда, или вам просто не понравилось в отеле?

— Это истинная правда, Роул. Как только я смогу, я начну приводить в исполнение свой план, поэтому мне и нужны сто тысяч.

Он вошел в дом.

— Принесите мне аперитив и чего-нибудь перекусить, Роул. Я думаю, перед разговором с дедом мне нужно подкрепиться.

8

Он ел один за длинным просторным столом, протянувшимся из одного конца обеденного зала в другой. Одна из стен этого зала была совершенно прозрачной и открывала вид на патио. Другая стена зала отливала постоянно менявшимися световыми эффектами, переливалась различными цветами и все время менявшимися узорами. На стене в витрине, заполненной гелием, чтобы избежать распада, висел ковер, которому было уже больше тысячи лет.

Хорн только что поел и вытащил сигарету, когда в помещение вошли Виа и Леадора в сопровождении вопившей и шумевшей толпы молодых людей. Роул шел позади них.

Увидев брата, Виа с криком поспешила к нему.

— Дерри, это ты! Ты виноват в том, что я проиграла пари!

— Какое пари? — удивленно спросил Хорн

— Я с Семпиджем держала пари, что тебе так понравится карнавал, что ты н не вернешься домой, потому что гораздо приятнее провести карнавал с людьми, которых ты знаешь. Итак, ты вернулся. Таким образом, он оказался прав, не так ли?

— Оставь меня в покое со своим глупым пари, — сказал Хорн.

Он встал.

— Я вернулся сюда не из-за карнавала. Меня больше не интересует карнавал и все, что с ним связано. Я хочу попросить у деда сто тысяч, чтобы отправиться на Ньюхольм или куда-нибудь еще подальше. Для начала этого достаточно.

— Где это? — немного неуверенно спросила Виа. — Это далеко?

— Это довольно далеко от Земли, но не так чтобы очень! — сердито ответил ей Хорн.

Все лица повернулись к нему, глаза уставились на него. Юноша лет восемнадцати отделился от остальных и подошел ближе. Хорн с безразличием посмотрел на него. Он едва слышал, как Виа объяснила ему, что это был Семпидж с которым она заключила пари.

— Если я вас правильно понял, вы хотите покинуть Землю? — настойчиво произнес Семпидж.

Хорн кивнул.

— Почему? Я имею в виду, посреди карнавала? Если вас именно в это время охватил дух пионеров, то это очень странно.

— Мне просто все наскучило, — грубо ответил ему Хорн.

Кто-то бросил подушку из угла комнаты, однако, она не попала в Семпиджа, в которого, очевидно, была нацелена, а угодила прямо в лицо Хорна. В одно мгновение разгорелся жаркий бой подушками, подчеркиваемый взрывами смеха и припадками деланного страха. Хорн потерял равновесие и жестко упал на пол.

— Что, черт побери, все это значит? Роул, выбросьте из дома эту банду буянов. А теперь хватит!

Молчание опустилось словно ночь на лишенной атмосферы планете. Молодые люди стыдливо положили подушки на место и робко пробормотали:

— Доброе утро, сэр.

Потом они поспешно отступили. Виа и Семпидж исчезли вместе с ними.

В дверях стоял дед, старый мистер Хорн.

Прежде чем войти в помещение, он посмотрел на них и наморщил лоб.

— Роул, напиток! — приказал он.

Роул повиновался. Только когда он медленно садился, он заметил своего внука, который медленно поднимался с пола.

— Дерри! Что, черт побери, ты здесь делаешь? Я думал, что наше общество во время этого ежегодного карнавала недостаточно хорошо для тебя! Ты изменил свое мнение?

Обычно в присутствии своего деда Хорн вел себя очень уважительно, но теперь он оказался в положении, в котором он был бы рад принять даже помощь черта. Так же сурово, как был задан вопрос, он ответил:

— Я пришел к заключению, что такой вид общества не подходит для меня на самом деле. Я пришел сюда, чтобы попросить из своего наследства сто тысяч, потому что я хочу покинуть Землю.

Его дед недоверчиво нагнулся вперед.

Роул приблизился с подносом, на котором находился богатый выбор напитков, но старый Хорн нетерпеливо отослал его назад взмахом руки.

— Мальчик, ты или потерял разум, или… А, теперь я понимаю!

Он, хихикнув, выпрямился.

— Что это за девушка? Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться на такой самоубийственный поступок.

— Нет никакой девушки! — грубо ответил Хорн. — Я просто устал от карнавала, от Земли, и, кроме того, там, снаружи, мне нужно кое-что сделать.

Девяностолетний возраст его деда всегда угнетал Хорна. Тот часто использовал это, чтобы брать внука под свое отеческое покровительство. Теперь он похлопал по подушке, приглашая Дерри сесть рядом с ним.

— Подойди и сядь, Дерри, — сказал он. — Никто не может сказать, что у меня нет времени заниматься проблемами моей семьи.

Хорн покачал головой и остался стоять.

Его дед пожал плечами.

— Ну, хорошо. Итак, теперь мы можем говорить о твоем отъезде с Земли. Ты совершил какое-нибудь тяжкое преступление?

— В последнюю ночь я убил человека, офицера полиции, — начал Хорн.

Его дед вскочил.

— Это звучит не особенно хорошо. Я так и думал, что за твоими намерениями что-то кроется. Но даже офицер полиции — это не так уж страшно. Как это произошло?

— Он вызвал меня на дуэль и вынудил сражаться с ним.

— Ты убил вызвавшего тебя человека на дуэли по всем правилам? К черту, юноша. Это же карнавал! Поэтому они вообще ничего не смогут тебе сделать. Разве ты этого не понимаешь?

Старик мысленно снова закрыл свой кошелек.

Снаружи раздался звук совершившего посадку вертолета. Старик повернул голову в сторону.

— Роул, где же мой напиток, который я тебе заказывал? Ах да, вот же он стоит. Чей это вертолет прилетел сюда?

— Мистера Дерри-старшего, сэр. Во всяком случае, того же типа.

— Ну, хорошо, теперь слушай меня, юноша. Ты выпьешь стаканчик и останешься здесь, пока не вернется твой отец, а там мы посмотрим, как нам выбить из твоей головы это сумасшедшее намерение.

Его отец вошел в комнату пьяный в дым, едва передвигая ноги. Старик сердито заворчал и отослал Роула, чтобы тот принес средство против алкоголя. Дерри Хорн-старший слабо запротестовал против этого. Старик усадил его в кресло, словно тот был маленьким ребенком.

— А теперь постарайся сделать так, чтобы твоя голова прояснилась как можно быстрее. Ты, кажется, не представляешь всю меру своей ответственности! Здесь сидит молодой человек, и голова его полна сумасшедших планов. Он хочет покинуть Землю, а ты надрался как сапожник.

Это дошло до Дерри Хорна-старшего.

— Что он хочет? — спросил он.

Он повернулся к своему сыну.

— Какие у него планы?

— Вот это уже лучше, — резко сказал старик. — Теперь, мой мальчик, ты должен рассказать нам все, а там мы посмотрим.

Хорн повиновался. У него не было никакого намерения, но он хотел получить деньги и уйти, оставив остальных членов семьи гадать, что они сделали не так, и почему он так поступил. События, которые привели его к этому решению, ясно проплывали перед его мысленным взором и так сильно повлияли на него, что он просто не мог рассказать всю историю так, как она произошла.

Когда Дерри закончил, воцарилось молчание. Он напрасно искал на лицах своих слушателей признаки понимания. Он даже взглянул на Роула, стоявшего сзади, но андроид держался в тени, и по чертам его лица невозможно было прочесть, о чем он думал.

— Итак, из-за того, что ты увидел какого-то парня с другой планеты, который позволил убить себя во время карнавала, — сказал, наконец, отец, ты хочешь избавиться от обязательств по отношению к твоей семье и отправиться на какой-то чужой мир, где ты, вероятно, закончишь простым фермером в грязи и дерьме.

— Обязательства по отношению к семье! — вспыхнул Хорн. — Из твоих уст это звучит особенно хорошо! Я еще никогда не видел, чтобы ты делал что-нибудь другое, кроме как взваливал собственные обязательства на плечи деда.

— Это уже слишком! Сейчас я положу тебя через колено и задам тебе хорошую треку, — покраснев ответил его отец.

— Сиди, Дерри! — приказал старик, когда Дерри Хорн-старший сделал попытку встать и выполнить свою угрозу. — Дело это не очень срочное! Я думаю, мы должны что-то предпринять против этого андроида из отеля, который вбил твоему сыну в голову идею, что он попал в опасное положение, когда впутался в это убийство человека из другого мира. Мы позаботимся о нем!

— Ты не сделаешь этого! Мне надоело прятаться за вашими деньгами! прервал его Хорн.

Старик бросил на него угрожающий взгляд.

— Я думаю, ты убежден в том, что ты уже стал достаточно взрослым и независимым, так? Хорошо! И у тебя хватило совести прийти сюда, чтобы просить у меня сто тысяч, а? Это в пять раз больше той суммы, которая требуется, чтобы уладить все это дело, не покидая Земли.

— Ну, хорошо, — устало ответил Хорн. — Не будем больше говорить об этом. Мне кажется, что у меня достаточно денег, чтобы купить билет на Ньюхольм. И если во мне есть что-то достойное уважения, я сделаю это, а если нет — ну, это тоже не плохо. Тогда, значит, моя жизнь не имеет никакого смысла.

— Отец, — сказал Дерри-старший.

Он нервно подергал старика за рукав, не спуская глаз с лица своего сына.

— Я думаю, он говорит совершенно серьезно.

— Итак, это, наконец, пробилось через твой толстый череп, а? фыркнул старый Хорн.

— Как ты, собственно, говоришь со мной? Ты можешь считать серьезными все эти твои мечты о путешествии и получении звания Гражданина Галактики и все такое, он от меня ты этого ожидать не можешь. Если бы у тебя было достаточно ума, ты бы не совал свой нос куда не следует, из-за этого не имеющего никакой цены андроида!

— За прошедшие сутки я встречал многих андроидов, которые были лучшими людьми, чем, например, ты! Проклятье! По крайней мере, они занимаются полезной работой!

За этим последовала длинная пауза ледяного молчания. Наконец, она была прервана шелестом банкнот, которые отсчитывал его дед.

— Если ты имеешь что-нибудь против нас, юноша, тогда я думаю, что тебе действительно будет лучше как можно быстрее покинуть Землю, — сказал его дед.

Его глаза и все его лицо словно окаменели.

— Ты считаешь, что андроиды заняты более полезной работой, чем я или твой отец, и поэтому я заставлю тебя выполнять работу андроида. В данный момент из Фаравай Филд отправляется корабль с грузом роботов на борту. Он с Ньюхольма, и его экипаж не участвует в карнавале. Я намеревался отправить на нем в качестве сопровождающего андроида, но вместо него я пошлю тебя. Не прерывай меня! — проревел он своему внуку, который хотел слабо запротестовать. — Мой потомок, который хочет якшаться с андроидами вместо того, чтобы общаться с себе подобными людьми — это слишком отвратительно, чтобы можно было оставаться спокойным.

Он протянул Хорну пачку банкнот, которые он вынул из своего кармана.

— Это плата за рейс. Здесь двадцать тысяч. При этом я еще очень великодушен.

Андроид стоил бы мне только питания, питья и одежды. Тебе нужно больше двадцати тысяч? Все зависит от тебя! Я позабочусь о том, чтобы тебе было отказано в возвращении на Землю, даже если у тебя будет с собой в два раза больше денег, чем ты имеешь сейчас. Нужно тебе больше или нет?

Хорн, удивляясь своему спокойствию, взял деньги и тщательно пересчитал их.

Отсчитав себе девятнадцать тысяч, он протянул остальные назад.

— Это за еду, питье и одежду, которые мне будут нужны, — сказал он голосом, в котором прозвучала глубокая обида.

Его дед встал с покрасневшим лицом.

Он указал рукой на дверь.

— Вон! — сказал он обиженным голосом. — Вон, и больше не возвращайся!

Потом он повернулся на каблуках и ринулся вон из комнаты.

9

— Это каюта для сопровождающего грузы, — сказал мужчина с жесткими глазами который был Первым Офицером Корабля.

Он показал большим пальцем на узкий люк, который вел в крошечную каютку.

— Затаскивайте сюда свои вещи, потом отправляйтесь в грузовой трюм номер один и проверьте, чтобы все было как можно быстрее приведено в соответствие с корабельными правилами. У вас есть еще тридцать минут.

Он отступил назад, пропуская Хорна мимо себя. Хорну, наконец, удалось протиснуться в узкий люк. Он бросил свои вещи на пол и осмотрелся. На его лице, должно быть, отразились его чувства, потому что офицер пожал плечами.

— Это помещение для андроида, — сказал он. — Чего же вы еще ожидали?

Когда первый офицер ушел, Хорн большинство своих вещей запихнул под кровать и между кроватью и санузлом. Потом он опустился на постель и спрятал голову в ладони. Ну, вот он и оказался здесь.

Теперь он мог полагаться только на себя, и все зависело от того, как он будет вести себя дальше. Перед его глазами снова возникла жаркая сцена с участием его отца и деда, и он почти упрекал себя в этом. Наконец, он отбросил эту довольно сильную обиду. Он пришел домой, чтобы что-то потребовать от них, но, к сожалению, такова была их причуда.

Нет, это не было причудой! Он опустил руки, поднял голову и огляделся. Это не было причудой, которая пройдет, и чувство раскаяния и жалости к самому себе оставило его. Это было настоящее решение.

Но он чувствовал себя до смешного молодым и не был в состоянии взять в свои руки свое будущее в результате такого внезапного решения.

Теперь он осмотрел окружающее. Кровать, на которой он сидел, была почти такой де жесткой, как металлическая скамья в вертолете, в котором Берл привез его домой. Там была раковина умывальника, над которой было нечто вроде экрана, и кран, который был нацелен точно в трубу для отходов. Труба эта не имела затычки. Ему понадобилось несколько минут, пока он понял, почему. Когда они будут в невесомости, вода будет разбрызгиваться по всему помещению, вместо того, чтобы течь в кастрюлю. В каюте, кроме этого, был еще маленький шкаф для одежды и больше ничего.

Он с ужасом заметил, что пять минут из драгоценного получаса уже прошли.

Он умылся и быстро сменил свою одежду на плохо сидевший на нем китель космического торговца, который дал ему Первый Офицер. Потом он выбрался из каюты.

Он помучился, прежде чем нашел первый грузовой трюм. Когда ему это, наконец, удалось, он обнаружил, там Первого Офицера, который с нетерпением ждал его.

— Где вы, черт побери, задержались, Хорн? — проревел он.

Затем он продолжил, прежде чем Хорн успел что-либо объяснить:

— Теперь я уже вижу, что нам предстоит трудный полет с проклятым, глупым человеком-сопровождающим на бору. Андроиды, по крайней мере, делают то, что им приказывают!

Хорн с горящими глазами взял список груза и начал усердно сверять его, ящик за ящиком с роботами, терпеливо лежавшими в своей пластиковой упаковке и ждавшими пробуждения. Офицер объяснил ему непонятные, необычные кодовые цифры. Работа была тяжелой. Надо было лазить во все закутки и искать маркировку.

По истечение времени осталось не проверенным еще много роботов. Восемнадцать закутков он еще не проверил. Офицер с досадой указал ему, что он должен перелистнуть две страницы списка.

— Ну, хорошо, — сказал он, наконец, — А теперь назад, в каюту. Через четверть часа будет еда, а через два часа мы стартуем. Я не знаю, что вам дадут из еды, но я не думаю, что мы должны кормить вас кормом, который получают андроиды, потому что вы все-таки человек. Я еще никогда так не жалел об андроидах, как теперь.

Но когда офицер привел Хорна на обед в кают-кампанию, капитан Ларроу, уже сидевший за столом, положил вилку и уставился на вошедших.

— Хорн, — ледяным голосом сказал он, — что вы здесь делаете?

— Меня привел сюда Первый Офицер, — ответил Хорн, — удивленно посмотрев на него.

Капитан отвел от него взгляд.

— Диз, у вас же не было никакого повода делать что-либо подобное! Разве я вам не говорил, что старший Хорн строго-настрого приказал мне, чтобы с нашим помощником обращались, как с андроидом? Это касается так же и еды, и всего остального!

Капитан был краснолицым мужчиной с густыми, пушистыми бровями.

— Отправьте его обратно в каюту и дайте ему его рацион. И примите во внимание, Хорн, при следующем обеденном перерыве вы пойдете к стюарду мистеру Арглевейну и возьмете у него себе еду. Может быть, она покажется вам не такой вкусной, как все эти деликатесы, которые вы ели там, внизу, на Земле, но вы не получите ничего другого. Я как-то тоже несколько дней питался этим.

Он заворчал и повернулся к сочному куску мяса на тарелке перед ним.

Еда андроидов была чем-то вроде серо-зеленой каши, которая, вероятно, была экстрагирована из водорослей. Хорн проглотил немного, однако, его желудок тут же вытолкнул эту штуку обратно, потому что они уже находились в невесомости.

— Вы должны забыть об этом, — с сожалением сказал Диз, проходя мимо, — хотя бы в течение восьми часов. Сопровождающий на борту довольно сильно занят.

Он висел примерно в футе от пола, говоря это.

— Вы поймете, что это не преувеличение, поверьте мне.

— Я верю вам, — слабо сказал Хорн. — Скажите, мистер Диз! Минуточку, мистер Диз!

— Что еще?

Первый Офицер остановился, повиснув в воздухе, слегка придерживаясь рукой за край стола.

— Вы же с Ньюхольма, не так ли?

— Да, конечно! Вы на борту корабля с Ньюхольма.

— Как выглядит этот Ньюхольм? Я имею в виду, там так же, как и везде? Чем он отличается от Земли?

Хорн попытался отстегнуть ремни, которыми он был пристегнут к постели. Его лицо было почти такого же цвета, как и эта неудобоваримая еда андроидов, которую он снова и снова извергал из себя.

— Это довольно забавный вопрос, — сказал Диз.

Он снова медленно проплыл через люк.

— Почему вы это хотите знать?

— Это одно из оснований, почему я сказал деду, что хочу покинуть Землю.

Хорн слабо махнул рукой.

— Люди живут на двадцати или больше мирах, но на Земле мы знаем о них очень мало, кроме, может быть, того, что мы покупаем импортируемые оттуда товары. Я хочу знать, каковы люди здесь, вне Земли, как они одеты, что они предпочитают из еды. Я хочу знать, в чем заключается разница между их образом жизни и нашим.

— Ха! — сказал Диз.

Он поудобнее устроился в воздухе, достав из кармана трубку. Ему, наконец, удалось раскурить ее, несмотря на поток воздуха из вентиляторов.

— Это звучит весьма разумно.

Диз рассказал ему, что жители Земли могут вообще ни о чем не жалеть, так как они очень заняты собой и своим образом жизни. Но он сделал Хорну приятный комплимент, почувствовав честные намерения, кроющиеся за его первым наивным вопросом, и рассказал ему многое о мирах, которые он посетил. Он облегчал жизнь Хорна. Иногда он помогал ему в работе, давал ему указания, без которых у Хорна было бы намного больше лишней тяжелой работы.

Через три дня после старта с Земли Диз постучал в дверь Хорна и застал его хлебающим ложкой серо-зеленую еду андроидов.

— Идемте со мной!

Он махнул ему рукой и поспешил по главному коридору к кают-кампании. Удивленный Хорн на мгновение задержался у входа, когда на него посмотрели другие члены экипажа. Потом капитан Ларроу протянул руку и указал ему на стул.

— Пожалуйста, поешьте с нами, — Сказал он тяжелым голосом. Мистер Диз сообщил мне, что вы хорошо подходите к нашему обществу.

Тремя днями позже они, сделав большой прыжок, оставили позади себя световые годы, разделяющие планеты. К этому времени Хорн мог уже кое-чему радоваться, хотя незадолго до этого он уже не считал, что это возможно. Однажды он с удивлением обнаружил, что он напевает про себя мелодию, словно разыскав на корабле какую-то течь.

После того, как они совершили посадку на Ньюхольме, и трюмы корабля опустели, а потом были вычищены, Дерри возвратился назад в свою каюту, чтобы забрать свои вещи, прежде чем он сойдет с борта корабля. Диз нашел его там в его обычной одежде. Хорн стоял и думал, стоит ли ему брить бороду, которая отросла у него за прошедшие двенадцать дней.

— Итак, вы не остаетесь с нами, — заметил Диз.

— Нет.

Хорн в это мгновение решил оставить бороду.

— Но я охотно снова полетел бы с вами, это уж точно.

— Я буду рад, если снова увижу вас, — сказал Диз, — и я не думаю, что капитан думает иначе, хотя он ничего и не говорил. И еще, я охотно взял бы назад все, что я говорил об андроидах.

— Вы имеете в виду, что с ними было проще работать?

Хорн рассмеялся.

— Это хорошо. Вероятно, это так. Что же вы погрузите в обратный рейс?

— Андроидов, как и всегда.

— Андроидов?

Хорн уронил гребень в раковину, так он был поражен.

— Вы хотите этим сказать, что андроидов перевозят так же, как и роботов?

— Конечно так же! Кроме того, кого назначают сопровождающим, он получает здесь каюту. Мы берем вместо ящиков клетки, и андроиды хорошо переносят двенадцатидневное путешествие.

Хорн на мгновение уставился на него.

Он вынудил себя улыбнуться, потом отвернулся.

— Вы напомнили мне о том, что я прилетел с вами сюда только вчера, сказал он. — С роботами обращаться проще.

— Андроиды больше не доставляют нам никаких неприятностей.

— Итак, ими активно торгуют, да? Я всегда думал, что большинство из них изготовляется на Земле.

Диз покачал головой.

— Если вообще делают на Земле, то в очень незначительных количествах. Ну, мы перевозим за каждый рейс 1800 андроидов, и так все тридцать дней. Их делают даже не на Ньюхольме, здесь только перевалочная база. Их изготавливают далеко снаружи, может быть, на Лигосе или на Криу'н Дитч.

Итак, гордость семьи, что она владеет Роулом, импортным андроидом, была смешной.

Хорн рассмеялся, потом покачал головой, когда Диз спросил его о причине его смеха. Он наморщил лоб от гнетущей мысли, первопричину которой он не мог обосновать.

— Ну, — сказал Диз, — если вы останетесь здесь, тогда один из нас должен сопровождать вас.

Он оттолкнулся от стены, о которую облокотился.

— Хотите поехать со мной в город, чтобы я познакомил вас с местными людьми?

— Это было бы великолепно, — сказал Хорн. — Только еще минутку, пожалуйста, пока я не посмотрю, не забыл ли я чего.

Он заглянул в шкаф и под кровать, но не нашел ничего. Потом он еще раз убедился, что деньги надежно спрятаны. У него всего было двадцать шесть тысяч, включая ту сумму, которую он не истратил на карнавале.

Наконец, он достал маленькое серое портмоне из металлической ткани и убедился, что оно все еще при нем. Он хотел сунуть его обратно, когда рука Диза захватила его руку железным захватом.

— Эй! — запротестовал Хорн.

Он обнаружил, что в глазах Диза вспыхнуло сумасшедшее возбуждение.

— Что с тобой?

В поведении Диза было что-то обвиняющее.

Он выхватил портмоне из рук Дорди и теперь держал его в своей вытянутой руке.

— Что, ко всем чертям, вы здесь делаете с этой вещью? — сказал он ледяным голосом. — Вы никогда не сделали ничего такого, что могло бы дать вам ее, вы, жалкий земной обманщик!

10

Хорн нервно усмехнулся.

— Почему вы не посмотрите на эту книжечку? — спросил он. — Это принадлежит не мне, и я даже не пытался присвоить это себе.

Недоверчиво, словно нехотя, Диз отвел взгляд от лица Хорна и взглянул на серое изображение мертвого пластифото.

— Откуда она вообще взялась у вас? — спросил он.

— Это принадлежит человеку, которого убили в том же отеле, в котором я недавно проживал. Он дал это андроиду, который выполнял функции управляющего отелем. Я обнаружил убитого. Позже андроид дал мне эту книжечку. Ну, то, что я рассказал вам о причинах, побудивших меня покинуть Землю, не совсем верно, хотя в основных чертах это и так. Я решил проследить путь Ларса Талибранда и узнать, почему же его все-таки убили.

Недоверие в глазах Диза начало сменяться признательностью.

— Почему же андроид отдал книжечку именно вам? — спросил он.

Хорн развел руками.

— Одновременно с этим убили андроида, вероятно, это сделал тот же убийца. Секретарь управляющего отелем — андроид, как я уже вам говорил. Я думаю, я произвел на него хорошее впечатление. Очевидно, сам он не мог предпринять это путешествие, поэтому он решил побудить к этому меня. И вот я здесь.

Диз горько усмехнулся.

— Друг мой, я не думаю, что я снова увижу вас у нас на борту. Вы едва ли проживете так долго.

Он почти с благоговением перелистал странички книжечки.

— Вокруг этого всего что-то затевается, не так ли? — добавил он.

Он рассматривал штемпеля отбытия и прибытия на последних листах книжечки.

Хорн облокотился о раковину.

— Скажите мне, вы много знаете об этом документе? Я никогда прежде не видел такого.

— Я тоже не видел, во всяком случае, настоящего. Конечно, я видел изображение таких книжечек, так что я сразу узнал ее.

Он закрыл книжечку и сунул ее назад в портмоне.

— Ну, а кто, собственно, они такие, Граждане Галактики? Что они делают?

— Больше, чем мы все, вместе взятые, — коротко сказал Диз.

Он снова вложил портмоне в руку Хорна.

— Я совсем ничего не знаю о них, — объяснил Хорн. — Мне рассказывали, что на Земле их совсем не признают.

— Эти дураки на Земле не признают ничего, даже если Солнце сойдет со своей орбиты, — насмешливо сказал Диз. — Ну, хорошо. Я хочу сказать вам это откровенно, хотя это звучит почти смешно. Здесь, вне Земли, мы изучаем это уже в первом классе начальной школы. В настоящее время существуют три Гражданина Галактики, нет, извините, только два, потому что Ларс Талибранд убит. Так его звали, не правда ли? Ларс Талибранд! Мы знали, что он получил звание Гражданина Галактики несколько лет назад, но мы не знали, кто он был. Как только стало известно его имя и внешность, о нем говорили, что, куда бы он не отправился, он повсюду занимался своей работой. Два других Гражданина Галактики уже стары. Один из них живет на Вернье, а другой на Эрсуорлде. Гайк с Вернье был врачом. Он заразил сам себя полудюжиной болезней, и каждый думал, что ему уже ничем нельзя помочь. Но он излечился от них. Он изобрел какой-то препарат, который он синтезировал в своей собственной лаборатории, и о котором он утверждал, что тот может вылечить все болезни, безразлично, какими бы они ни были. Гайк отказался от помощи добровольцев в испытании этого препарата, беспокоясь, чтобы не было никаких неожиданностей.

— Итак, этот препарат оказался эффективным?

— Да. Но он узнал об этом тогда когда испытал его на себе.

— Он, кажется, был храбрым человеком, — сказал Хорн. — А как насчет того, на Эрсуорлде?

— Это космический исследователь, — гордо ответил Диз. — Одна из звезд должна была вот-вот превратиться в Новую. До сих пор никогда не удавалось произвести полные спектрографические исследования такого превращения. Поэтому на ближайшей к звезде планете была установлена автоматическая наблюдательная станция, и оттуда по радио должны были передаваться технические данные. Однако, когда процессы на Новой начали развиваться, помехи стали настолько сильными, что радиосигналы больше не проходили. На самописцах наблюдательной станции были зафиксированы все те данные, которые нам необходимо было иметь при сложившихся обстоятельствах. Роботов туда посылать было нельзя, потому что при таком напряжении магнитных полей они выходили из строя. Поэтому туда отправился этот человек и забрал оттуда данные. Он довольно сильно обгорел и стал инвалидом. Итак, вы видите, что для того, чтобы получить звание Гражданина Галактики, надо сделать что-то необходимое народам всех планет.

Хорн замигал.

— И насколько он помог людям, доставив им данные этих приборов? спросил он.

— Ну, когда мы получили эти данные, никому не нужно стало бояться, что его мир превратится в пепел, пока он находится на нем. Мы теперь можем эвакуировать население прежде, чем Солнце планетной системы достигнет опасного периода превращения в Новую. Теперь вы понимаете?

— Итак, теперь люди имеют возможность получить предупреждение?

— Да, так оно и есть.

— А как на счет Ларса Талибранда?

Хорн постучал по книжечке в портмоне.

— О нем я ничего не знаю. Это, конечно, было что-то другое. Может быть, он наткнулся на какую-то банду гангстеров, разбил какое-то объединение торговцев наркотиками, или это тоже как-то связано с лечением.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Такое уже было. Какая-нибудь банда имеет в своем распоряжении значительный запас антибиотиков, а когда начинается эпидемия, она взвинчивает на них цены. Или она разбавляет лекарства водой, так что люди продолжают болеть и должны покупать гораздо больше лекарств и дольше использовать их, чем это необходимо.

— Если Талибранд выступил против чего-нибудь подобного, тогда торговцы должны были так сильно возненавидеть его, что преследовали его даже на Земле, чтобы убить его, — вслух подумал Хорн.

— Да, так может быть. Ну, может быть, теперь, когда он мертв, подробности будут опубликованы.

— А может быть и нет.

Хорн пожал плечами.

— Может быть, он еще не довел свою работу до конца.

Диз кивнул.

— Тут вы, может быть, и правы, — согласился он. — Ну, теперь, если вы готовы, мы можем идти. Мы можем великолепно побеседовать в дороге, а так же быстрее найти чего-нибудь выпить.

Хорна со всей силой охватило чувство, что здесь все совершенно по-другому, чем на Земле. Сначала это были только мелочи,как, например, непохожие формы домов, плотнее построенных друг к другу, почти полное отсутствие вертолетов — здесь их было очень мало. На краю поля космодрома стояли общественные машины, ожидавшие пассажиров, но нигде не было видно личных машин. Повсюду, гудя моторами, сновали наземные экипажи. Электроэнергия здесь вырабатывалась при помощи солнечных батарей, как объяснил ему Диз.

Сначала Хорн заметил различия, но потом обнаружил и сходство. Он видел людей на улицах, мужчин и женщин, похожих на землян, только более скромно одетых, у них была более темная кожа, и они были более низкого роста.

Хорн и Диз поднялись в один из экипажей, который Диз назвал автобусом. Водитель был человеком. На Земле, напротив, весь транспорт управлялся роботами, а средства междугородного и межконтинентального сообщения — андроидами.

Но Хорн сделал еще одно открытие. До сих пор со времени своего прибытия он не видел ни одного андроида, хотя на Земле в любом городе едва ли можно было провести десять минут не встретив какого-нибудь голубокожего. Он сказал об этом Дизу, и тот сухо рассмеялся.

— Вы действительно должны были заметить это, — сказал он, — но вы сделали невероятно наивные выводы. Андроиды стоят денег. Они стоят даже слишком много. На всем Ньюхольме их имеется всего штук двадцать, за исключением тех, которые находятся здесь транзитом. Они переправляются на Землю, а мы получаем роботов, машины и другие подобные же вещи. Мы можем обойтись без андроидов, но не без роботов.

— Итак, здесь не изготовляют роботов.

— Только простейших. У нас нет вспомогательных источников сырья и энергии, чтобы изготавливать таких роботов, каких делает ваш дед.

Дальше они ехали молча. Во всем этом деле с андроидами было что-то очень странное. Это смущало Хорна тем больше, чем больше фактов он узнавал о них.

Диз толкнул его, встал и покинул автобус. Хорн последовал за ним и сразу же оказался на краю тихой улицы под густыми кронами деревьев, которые бросали свои тени на длинные одноэтажные здания. Диз прошел вперед к находившейся метрах в двадцати двери в сад. Он сделал Хорну знал следовать за ним, и, когда они шли по тропинке к дому, дверь дома распахнулась, и два мальчика лет восьми и десяти с громкими криками радости выбежали им навстречу.

Хорн с легким смущением отступил назад.

Он подумал, что Диз, пригласив его, забыл сообщить ему, что они идут к нему домой.

Диз, взяв в каждую руку по сыну, повернулся и пригласил Хорна следовать за ним.

Теперь из двери, чтобы приветствовать своего мужа вышла его жена, миловидная, и изящная женщина. Она удивленно остановилась, увидев, что Диз прибыл не один.

— Это Дерри Хорн, он был с нами в этом полете, — объяснил Диз. — Он с Земли, но все в порядке.

Это был двойной комплимент. Хорн надеялся, что его чувства не слишком сильно отразились на его лице, когда с ним поздоровались и провели его в дом.

Мебель здесь была такой же, как и на Земле, но, несомненно, она была изготовлена из местного материала. Она выглядела очень прочной и казалась не такой легкой, почти невесомой, как мебель на Земле.

Оба мальчика хотели, чтобы им рассказали о том, как проходил этот полет на Землю.

Жена Диза принесла приятно пахнувший напиток в расписных кружках. Хорн поблагодарил ее, прихлебнул напиток и стал слушать Диза.

Немного позже Диз отослал мальчиков и взглянул на своего гостя.

— Извините, меня здесь долго не было, и поэтому в доме нет покоя. Я должен был сказать вам обо всем этом раньше. Я привел вас сюда потому, что я думаю, что, попав на Ньюхольм или на какой-нибудь другой мир, вы сделаете неправильные выводы и посчитаете все это довольно примитивным. Мы немного — как бы это сказать — мелкобуржуазны, во всяком случае, так может показаться. Мы любим солидные вещи, склонны к нормальному, среднему уровню жизни. Но теперь я хочу поговорить с вами. Я наблюдал за вами во время этого путешествия, и я хорошо понял, что вы разумный человек, но, черт побери, я думаю, что вы немного сумасшедший, если вы решили взвалить на себя то дело, которое вы мне описали. Да, я даже был наполовину склонен попытаться отговорить вас от этого намерения, но теперь я больше не думаю, что мне удастся сделать это. Для этого есть два основания. Однажды вы проявили мужество, а мужество и удача могут провести неординарного человека даже сквозь ад. И во-вторых, я не хочу удерживать землянина от того, чтобы он сделал что-то полезное, вместо того, чтобы просто сидеть на одном месте и всю свою жизнь обставлять себя удобствами, как это делает, как мне кажется, большинство из вас. Однако, вы говорите, что вы — я ставлю себя на ваше место — выдержите все это? Имеете ли вы, по крайней мере, представление о том, как вам взяться за работу, которую вы хотите взвалить себе на плечи?

Хорн покачал головой.

— Я буду очень благодарен вам, если вы мне посоветуете, как мне избежать того, чтобы не быть глупым, когда я возьмусь за это дело.

— Это очень несложно. Вы на пару дней останетесь здесь. Вас здесь примут от всего сердца. Моя жена скоро привыкнет к этому. А вы должны привыкнуть думать, как человек, который много путешествует. Вы всю свою жизнь мыслили, как землянин, но вы еще молоды, вы еще можете переучиться.

11

Во всяком случае, Хорну на Ньюхольме делать особенно было нечего, потому что когда он посмотрел на последние странички книжечки, он заметил, что там были только два штемпеля Ньюхольма. На них была недавняя дата, и отъезд следовал через несколько дней после приезда. Это могло быть непосредственно перед отлетом Талибранда на Землю и его гибелью там.

Однако, более пристальное изучение этих страничек сказало ему, что Талибранд чаща всего посещал планету под названием Криу'н Дитч. За ней следовали Вернье и Лигос. Потом шли Эрсуорлд и другие.

У Хорна не было намерения разыгрывать здесь детектива и предъявлять это мертвое пластифото в книжечке служащим космопорта и управляющим отелями, чтобы установить, видели ли они Талибранда. Просмотрев многие места одно за другим, Хорн понял, что таинственная работа Талибранда не имела прямой связи с Ньюхольмом, и он никогда не касался этого мира.

С помощью Диза ему удалось кое-что узнать о двухсторонней торговле, о путешествиях Диза в последнее время между Ньюхольмом и Землей. В одном направлении шли роботы, в другом — андроиды. Соотношение было восемь к трем. Это хорошо соотносилось с ценой на роботов и андроидов и указывало на то, что торговля была достаточно выгодной и стабильной.

Диз не знал, как давно уже ведется эта торговля. Очень вероятно, что намного дольше, чем кто-нибудь состоял на службе в космофлоте и мог помнить это, как объяснил Диз.

— Почему вас так интересует эта торговля? — спросил Диз. — Вы думаете, что она как-то связана с Талибрандом?

Хорн пожал плечами.

— Я думаю, что это весьма возможно, — сказал он. — В конце концов, у Талибранда были основания для того, чтобы доверить свое удостоверение о принадлежности к галактическому гражданству андроиду, которого он никогда до тех пор не встречал. Я уверен, что Дорди сказал правду, когда он рассказал мне, что он думает обо всем этом.

Дерри некоторое время помолчал. Потом он взглянул Дизу в лицо и продолжил:

— Я намереваюсь отправиться дальше, к месту назначения груза роботов. Треть груза, который мы взяли с собой в этот рейс, например, идет на Криу'н Дитч. Криу'н Дитч не был последним местом пребывания Талибранда перед его прибытием на Ньюхольм на его пути к Земле, но этот мир он посещал чаще всего, и это мир, на котором его впервые назвали Гражданином Галактики. Я всегда открыто говорю о том, что я есть внук Хорна, владельца фирмы «Роботы Хорна», который хочет научиться делу и хочет посетить те миры, на которые экспортируется продукция этой фирмы.

— У меня сложилось впечатление, что вы порвали с семейным бизнесом, произнес Диз подняв брови.

— Может быть, это и так, но кто там, вовне, на Криу'н Дитч знает об этом? До этой планеты далеко не так ли?

— Она четырьмя… нет, пятью системами дальше. Я летал туда два или три раза, когда проходил обучение и прежде, чем я решил осесть здесь, жениться и добиваться патента капитана.

— И как долго вы в этом зашли?

— Довольно далеко.

Диз рассмеялся.

— Я же выбрал настоящую торговлю! Быть может, я даже займу место Ларроу, когда тот уйдет, но для этого мне нужно еще немного полетать.

Хорн рассеянно кивнул и взглянул на карту населения миров, одну из тех, которые можно было видеть на Ньюхольме повсюду. Ньюхольм был уже давно основанной колонией, которая существовала уже так долго, что рассматривалась как автономный мир. Но чем дальше находился мир, тем он был моложе. Снаружи на краю неисследованной части Галактики, за пятьдесят или шестьдесят звездных систем от Ньюхольма находились миры, названия которых писались фонетически, возле них стояли вопросительные знаки, или они были помечены между двумя группами звезд, потому что никто точно не знал, где они находятся.

Хорн почувствовал, как по его спине пробежала дрожь напряженного ожидания.

Он ощущал какое-то почти пугающее раздражение при мысли, что существуют миры, которые отрезаны от остального человечества такими чудовищными расстояниями.

Он собрался.

— Ну, — сказал он задумчиво, — я думаю, сейчас самое время использовать деньги, которые дал мне мой дед.

Если бы он хотел отправиться к ближайшей звездной системе, он мог бы лететь сравнительно комфортабельным пассажирским лайнером. Имелось довольно большое количество состоятельных пассажиров, в основном, деловых людей, агентов по экспорту и импорту и других, которые летали в этом районе, но Криу'н Дитч находился вне обычных линий, это была точка, лежавшая на самой границе освоенного космоса.

Одетый по моде, которая господствовала сейчас на Земле, и с напускным равнодушием, играя официальную роль внука богатого человека, который довольно неохотно занимается этим, чтобы изучить семейный бизнес, он забрел в бюро агентства космопорта, рассматривая свои ногти на пальцах, а ему в это время делали различные предложения.

— Лучше всего наймитесь на самой последней станции на грузовик, предлагали ему. — Там вы за короткое время можете наняться на один из таких неудобных кораблей.

— Нет, — вяло ответил Хорн. — Это займет слишком много времени. Я хочу закончить это путешествие как можно быстрее. В случае необходимости я даже могу лететь на простом грузовике, если он немедленно отправляется на Криу'н Дитч.

Наконец он получил информацию о том, что есть один такой корабль, который должен стартовать на следующий день. Это был корабль, на борту которого находились роботы его собственной фирмы.

— Это мне подойдет, — сказал Хорн.

Он отсчитал требуемую сумму денег и положил на стол.

Дама, сидевшая в бюро, благосклонно улыбнулась ему. При виде новых банкнот на ее лице появилась радость.

— Большое спасибо, — сказала она.

Она так быстро спрятала деньги, что могло показаться, будто они испарились, попав в поток свежего воздуха.

— Я лично позабочусь о ваших удобствах. Мы предоставим в ваше распоряжение каюту капитана.

— Вы должны отказаться от этого, — сказал Хорн подчеркнуто скучающим голосом. — Это может испортить настроение капитану, а если капитан будет в плохом настроении, оно передается и его подчиненным, а потом и их подчиненным. Я хочу провести свое путешествие в приятной атмосфере. Может быть, вы можете дать мне каюту офицера?

Он поднял глаза и улыбнулся женщине.

— Если у моего деда возникнет несварение желудка, тогда продукция ближайших двух дней будет заметно худшего качества.

Это замечание было своего рода посрамлением его деда, но оно достигло своей цели. Женщина согласилась сделать то, что он сказал. Она была очарована его привлекательностью, его ясным мужским умом и его красотой. Вероятно, оба следующих дня она будет говорить только о нем.

Цена проезда до Криу'н Дитч была ниже, чем он ожидал по земным расчетам.

Как сказал ему Диз, подлинная цена денег росла пропорционально расстоянию от Земли.

За несколько часов до запланированного отлета корабля он пошел в космопорт, чтобы уладить все формальности с администрацией.

Диз пошел с ним, потому что он должен был вернуться на свой корабль, чтобы проследить за погрузкой.

Грузовик уже стоял на поле космодрома. С затянутого серой пеленой неба моросил редкий холодный дождь. Дул пронизывающий ветер. На огороженной площадке на краю космодрома стояли и лежали, тесно прижавшись друг к другу, сотни андроидов, которые были защищены от непогоды только пончо из грубой шерсти. Диз, взглянув на них, сердито фыркнул.

— Эти служащие космопорта — проклятые дураки! — выругался он. Почему они по крайней мере, не натянут над ними навес? Вероятно, половина из них погибнет от воспаления легких, когда мы возьмем их на борт в таком состоянии. Пожалуйста, извините меня. Я, должно быть, немного утратил самообладание. Но так можно и обанкротиться!

Он ушел, пообещав вернуться и отвести Хорна к кораблю. Хорн еще несколько раз оглянулся на андроидов, медленно идя сквозь дождь к бюро служащих космопорта.

Здесь его ждал капитан корабля, который должен был доставить его на Криу'н Дитч. Он уже терял терпение. Это был стройный мужчина по имени Шембо, который говорил медленно, густым, сдержанным голосом.

Это сначала раздражало Хорна, и ему казалось, что капитан разговаривает с ним, как с существом, которое ниже его по развитию, но потом он внезапно понял, что Шембо по рождению был криундитчианцем и поэтому говорил на чужом для него языке. То, что кроме английской Земли, существуют еще какие-то языки, на которых где-то кто-то говорит, никогда не приходило Хорну в голову.

Шембо, казалось, хотел быть вежливым со своим таким важным пассажиром. Когда формальности в бюро космопорта были улажены, он пригласил Хорна сопровождать его на корабль и лично повел его на поле космодрома. Он скользнул взглядом по ожидавшим отправления андроидам. Теперь уже появились признаки вмешательства Диза, потому, что андроиды сгрудились под огромным навесом, который только что натянули над ними рабочие.

— Хороший груз, а? — сказал Шембо.

Он широко улыбнулся.

— На этот раз мы привезли их сюда очень много.

— Это вы их привезли сюда? Значит их изготовляют на Криу'н Дитче?

— О, нет, те, которые здесь, привезены издалека, извне, может быть, и с еще большего расстояния. Я не знаю. Мы получили их с другого корабля на Криу'н Дитче во время нашей посадки там. Я купил лучших из них. Их предлагали… Как вы это называете, когда каждый предлагает свою цену?

— Аукцион? — произнес Хорн.

Шембо сложил большой и указательный пальцы в кольцо в знак согласия.

— Окцион, верно. Я очень хороший покупатель для андроидов. Я беру лучших и хорошо забочусь о них. Теряется мало жизней. Другие торговцы не так хороши. Они платят низкую цену, получают плохой товар, теряют многих, пытаются заломить огромную цену, когда уже слишком поздно. Лучше иметь дело с хорошими андроидами.

Они пошли дальше. Это было очень интересно. Хорн никогда прежде не думал, что дальние миры обладали такой высокоразвитой технологией, чтобы создавать искусственную жизнь, изготавливать андроидов и торговать ими.

На своем пути к кораблю они прошли мимо отгороженной площадки с андроидами.

Шембо только поднял вверх руку, чтобы гордым жестом указать Хорну на свой корабль, когда сзади их кто-то окликнул, и Хорн обернулся.

Он обнаружил остановившийся шагах в двадцати от них ньюхольмский наземный общественный автомобиль.

В открытом салоне машины стоял какой-то человек, придерживая рукой шляпу на своей голове, потому что ветер пытался сорвать и унести ее.

— Вы Дерри Хорн? — крикнул он.

Хорн ответил ему, что это именно он.

Водитель подъехал ближе и остановил машину возле Хорна и Шембо.

— Мне очень жаль, что я докучаю вам, мистер Хорн, — сказал человек в шляпе, — но не можете ли вы на минутку вернуться в бюро космопорта? Очевидно служащие что-то просмотрели при заполнении ваших бумаг. Я думаю, что это произошло потому, что вы ненадолго остановитесь на планете Криу'н Дитч.

Он сказал это сквозь зубы, словно хотел сказать: «Вы же знаете, как это бывает с оформлением.» Хорн сердито пожал плечами и хотел подняться в машину.

— Мне очень жаль, капитан Шембо, — сказал он, — но я не намерен там задерживаться надолго. Я один вернусь назад, к вашему кораблю, когда будут улажены все эти недочеты.

Водитель машины открыл дверцу, вежливо вышел из машины и остановился, положив руку на дверцу. Однако, он внезапно замер, словно парализованный. Его глаза расширились от ужаса. Хорн отлетел в сторону от чудовищного толчка в плечо.

Шембо, обладавший чудовищной силой, выбросил вперед свою руку. В другой руке у него был пистолет, который он направил прямо на обоих чужаков, прибывших в машине.

— У него все документы в порядке! — прошипел Шембо сквозь плотно сжатые зубы. — Я думаю, вы очень богатый человек, мистер Хорн. Я думаю. эти…

Он произнес слово, которого Хорн не понял. Вероятно, это было криундитчианское ругательство. Потом он продолжил:

— Эти типы пытались похитить вас из-за денег. Идите к кораблю. Бегите!

12

Шембо, казалось, в этой ситуации взял все командование на себя, так это первым импульсом Хорна в это мгновение было подчиниться починиться ему, но потом он взял себя в руки.

— Нет! — резко сказал он. — У меня есть лучшее предложение. Что, если мы их обоих заберем с собой, как они забрали бы меня? Если вы не имеете ничего против этого, конечно.

Он взглянул на Шембо.

Криундитчианец невесело усмехнулся.

— Это хорошая мысль, если вы хотите, — ответил он. — Вы можете управлять этой машиной?

— Мы прикажем им выйти и идти пешком.

Хорн пожал плечами.

— Они должны идти так же, как и мы.

— Хорошо.

Шембо направил дуло своего оружия на водителя.

— Ты… иди вместе со своим другом!

На мгновение Хорн подумал, что водитель хочет рискнуть и предпринять попытку бегства, но потом он, казалось, передумал и повиновался.

Они приказали обоим мужчинам идти к кораблю перед ними. Это было довольно трудно, но, к счастью, поблизости не было никого, кто стал бы задавать вопросы, кроме членов экипажа, которым они все вкратце объяснили.

Они неохотно поставили обоих похитителей спинами к борту корабля. Шембо позвал с полдюжины крепких парней — на этом корабле, казалось, был весьма многочисленный экипаж, гораздо более многочисленный, чем на тех кораблях, на которых побывал Хорн — чтобы выставить охрану, потом он опустил оружие.

— Все в порядке, — сказал Хорн самым серьезным тоном, на который только был способен. — Сначала мы хотим знать ваши имена и фамилии.

Водитель взглянул на своего бывшего пассажира, который, казалось, был старшим из них двоих. Тот ничего не сказал, но кивнул водителю, словно ожидал, что тот что-то предпримет. Однако, водитель слабо покачал головой, и, к удивлению Хорна, пассажир ударил своего водителя в подбородок. Когда охранники подскочили, чтобы вмешаться, тот осел на землю.

Мгновением позже рядом с ним осел и пассажир. Еще прежде, чем он упал, его подбородок пришел в движение, которое много объяснило Шембо. Он сунул палец в рот пассажира и пошарил там с недовольным ворчанием.

— Он прятал в зубе яд, — сказал он Хорну. — Это не особенно хорошо. Они оба мертвы.

В это мгновение Хорн со всей ясностью понял, что эти оба эти человека интересовались им потому, что он со своей стороны интересовался судьбой Ларса Талибранда.

Внезапно ему захотелось познакомиться с этим рыжеволосым человеком, когда тот еще был жив.

Что бы Талибранд сделал в таком положении? Ну, он, может быть, знал, что нужно делать. Он же знал свою работу, а Хорн не знал ее. Если это было такое же положение, в каком находился Талибранд, тогда он должен был все выяснить или умереть.

Он сказал Шембо, что надо забрать с трупов все, что указывало бы на их принадлежность, и оставить их лежать там, где они есть. Пусть о них позаботятся ньюхольмцы. Он же хотел отправиться на Криу'н Дитч.

Во время путешествия Хорн получил возможность изучить вещи, которые были изъяты при обыске обоих трупов, и здесь он обнаружил настоящий клад.

Документы, найденные у них, свидетельствовали, что они были агентами по экспорту и импорту с Мансплейна, одной из находившихся неподалеку планет. Их звали Удд и Койвелгрин. Удд был старшим из них.

Хорн отложил их документы и осмотрел другие вещи. Их наличные он взял себе.

Хотя их было всего несколько сотен, но они тоже могли пригодиться ему.

Три деловых письма были важными вещами.

В одном из них сообщалось о прибытии грузовика с грузом андроидов на Ньюхольм, затем груз этот должен был транзитом отправиться на Землю, и это называлось «обычной процедурой». Это письмо было очень коротким. Хорн скопировал подпись и взялся за следующее письмо.

Здесь он это и обнаружил! Он прочел адрес в столице Ньюхольма, которую он только что покинул. Проклятье! Он охотно отправился бы туда, чтобы посмотреть, кто такой был Кайер, который подписал это письмо. В нем было написано: «Мы узнали, что молодой человек, которого зовут Дерри Хорн, и который утверждает, что он принадлежит к семье Хорнов — производителей роботов, намеревается 4.4.008 отправиться с Ньюхольма на Криу'н Дитч. Корабль с Криу'н Дитча, им командует капитан Шембо. В связи с тем, что вышеупомянутый Дерри Хорн оказался замешанным в обстоятельствах смерти Ларса Талибранда, а позже убил одного из наших агентов, мы должны взять его под арест. Талибранд же был с Криу'н Дитча. Трудно предположить, что Хорн доставит нам серьезные неприятности, но мы хотим принять соответствующие меры предосторожности. Как я думаю, нам будет не трудно арестовать его».

Хорн болезненно поморщился от того, что его здесь назвали «молодым человеком», и взялся за третье письмо. На нем была более ранняя дата, оно было написано одиннадцать дней назад. Оно тоже было коротким: «Вам больше не надо беспокоиться о криундитчианской проблеме. На Земле узнают об этом слишком поздно.»

Хорн отложил письмо и задумался.

Вся эта история, казалось, приводилась к общему знаменателю. Талибранд отдал свой документ о гражданстве андроиду. Лицо, которое объяснило Хорну, что такое Гражданин Галактики, был андроидом. Агенты по экспорту и импорту, какими были Удд и его спутник, занимались торговлей андроидами…

И как же обстояли дела? Хорн на мгновение представил себе огромную межзвездную организацию андроидов-преступников, которые обменивались между собой сообщениями.

Могло ли это быть?

Нет! Эта мысль была смешной. Он снова вернулся к первому варианту, на который он натолкнулся сначала, к факту, что Талибранд доверил свои документы Дорди.

Однако, это могло быть и не так.

Но это же тоже было смешно! Если Талибранд напал на след такого заговора андроидов, тогда Дорди никогда не отдал бы документ человеку и никогда бы не побудил его продолжить работу Талибранда.

Он снова достал серое портмоне из металлической ткани из своего кармана и перелистал странички книжечки, заполненные штемпелями. Слабый звук в коридоре насторожил его. Он поспешно отодвинул серое портмоне, когда Шембо, коротко постучавшись, вошел.

Спокойный мужчина повис в воздухе и улыбнулся Хорну.

— Вы не то, что я ожидал, — сказал он без предисловий. — Они сказали мне, что я повезу избалованного, богатого молодого человека. Я думал, что в этом рейсе мы все будем служить вам, как андроиды. Это не так?

— Не так, — сказал Хорн.

Он улыбнулся.

— Точно так же, как вы говорили это об андроидах — для моей семьи лучше иметь дело с роботами. Те, которые в этом рейсе находятся в трюмах вашего корабля, изготовлены на фабриках моего деда.

Шембо медленно кивнул. Движение это перешло на его тело, и он с минуту медленно качался в воздухе, как огромный маятник. Он еще усложнил движение тем, что достал пачку сигарет и предложил ее Хорну.

— И зачем же вы путешествуете?

Хорн поколебался. Шембо очень много сделал для него. Очевидно, он никогда не имел дела с людьми, которые стояли за Ларсом Талибрандом. Но было бы надежнее, если бы он оставался при своей прежней легенде.

— Мой дед хочет, чтобы я унаследовал его дело, — сказал он.

Он пожал плечами.

— Только мне не особенно нравится сидеть за письменным столом и считать на счетах. Я объяснил ему, что хочу позаботиться об экспорте. Поэтому он сказал мне, что я должен предпринять это путешествие и все осмотреть лично.

— Так, так.

Шембо исчез в густом облаке дыма.

— И далеко вы направляетесь? Дальше, чем на Криу'н Дитч?

— Может быть, дальше, а может быть, и нет.

Хорн решил закинуть небольшую приманку.

— Мне было очень интересно отправиться с Земли в космос, чтобы посмотреть, откуда прибывают андроиды, которых мы получаем в результате торговли. Я помню, как мой дед однажды сказал, что он еще бы охотно занялся изготовлением андроидов.

Шембо хихикнул.

— Это ему не удастся, — откровенно сказал он.

— Может быть, по крайней мере, я больше никогда ничего не слышал об этом.

Шембо вытянул руку с двумя скрещенными пальцами.

— В торговле андроидами все абсолютно прочно. Люди, которые занимаются этим, знают, что они делают, и никто, кроме них, не может вмешаться в это.

— Может быть, и так, — согласился Хорн.

Он наморщил лоб. Конечно, это не было попыткой нарушить монополию, за которую Талибранд получил Гражданство на всех этих планетах, или, может быть, это было именно такой попыткой? И, наконец, на сколько он мог сложить общую картину из кусочков, которые у него были, все миры, которые участвовали в торговле андроидами, использовали их в качестве платы, а, может быть, и в качестве пошлины. Земля, как окончательный получатель андроидов, будет единственной потерпевшей стороной, если монополия вдруг повысит цены, но, Земля, вероятно, была достаточно насыщена и богата, чтобы самой позаботиться об этом.

И все же работа Талибранда в какой-то мере касалась андроидов, и информация, которую он получил, была настолько опасной, что его преследовали и убили.

— Шембо, — сказал Хорн, — у вас на борту около трети того количества роботов, которое было доставлено сюда с Земли. А что произошло с остальными?

Шембо уставился на него.

— Вы же тот человек, который должен знать это. Это ваш бизнес, а не мой!

Хорн почувствовал, что сморозил глупость, и стал искать пути к отступлению.

— Я хотел бы выразиться точнее, — сказал он. — Я только хотел знать, каково соотношение роботов на разных мирах. От Земли до Ньюхольма дают за восемь роботов одного андроида. Вы привезли много андроидов, но вы взяли сравнительно мало роботов.

Он поколебался.

— Конечно, и это что-то стоит, но…

— Я понимаю, — сказал Шембо.

Его брови поднялись.

— Вовне, далеко за Криу'н Дитчем андроиды хороши и дешевы. Вы понимаете? Роботы же, чем дальше от Земли, тем они становятся ценнее, превосходя в цене андроидов. Конечно, мы тоже делаем роботов, но роботы эти намного хуже, чем те, которые привезены с Земли. Ваши гораздо лучше. И чем дальше, тем они дороже.

Конечно, это было совершенно ясно.

Если андроиды поступали откуда-то из-за Эрсуорлда, тогда эта смена их цены была очень логичной. Наконец, на это влияли так-же потери андроидов, о которых говорил Диз, когда он смотрел на скорчившиеся под дождем фигуры. Чем дальше их нужно было транспортировать, тем больше были потери, и тем ценнее становились андроиды.

Шембо многословно описал положение и объяснил колебания цен на рынке андроидов. Хорн слушал его только вполуха.

Криу'н Дитч был миром, на котором Талибранд получил звание Гражданина Галактики. Несомненно, все это произошло официально, и правительственные служащие, может быть, были в состоянии рассказать ему, почему он получил такое звание.

13

— Нет, я не могу сказать вам, почему мы дали Талибранду это звание, холодно сказал Советник Чести. — Я хочу знать, почему вы задаете такие бессмысленные вопросы.

Братвин был человеком среднего роста и очень толстым. Он, развалясь, сидел в высоком троноподобном кресле из черного и желтого натурального дерева, которое, казалось, было обтянуто голубой шкурой животного.

Он был в черной тунике, длинных черных бриджах, на талии его был позолоченный пояс, а на ногах — кожаные сапоги, доходившие до икр. Его английский был великолепен, но в нем был заметен тот же акцент, что и у Шембо.

Хорн почувствовал, что он краснеет под резким взглядом Советника Чести. Он был совершенно беспомощен. С самого прибытия на Криу'н Дитч он чувствовал себя потерянным, потому что здесь он увидел перед собой действительно чужой мир. По сравнению с Криу'н Дитчем Ньюхольм был почти провинцией Земли с небольшими изменениями. Но здесь…

Братвин с насмешкой глядел на Хорна, когда тот осматривал зал. Хорн заметил женщин в белых длинных одеждах. Многие из них были молоды и миловидны. Мужчины были одеты в костюмы, более или менее похожие на костюм Братвина. Они казались какими-то более мужественными и сильными, чем Хорн в своей земной одежде. Низкие потолки с массивными балками, стены из высеченных каменных блоков с узкими окнами, шкуры, расстеленные на жестком полу, все это придавало помещению варварский вид.

Он поднял голос, чтобы быть уверенным, что все в зале услышат его, взглянул прямо в глаза Братвину и сказал:

— Разве не важно знать, почему был убит один из Граждан Галактики?

— Что?

Братвин напрягся в своем кресле и выпрямил свой торс. Он уставился на Хорна.

В то же мгновение в зале прозвучал тихий вскрик отчаяния.

— Что вы сказали?

Среди присутствовавших, которые знали английский язык, пробежал быстрый шепот, за ним послышались вскрики возбуждения.

Братвин угрожающим взглядом привел их к тишине.

— Доказательства! — крикнул он.

— Я прибыл с Земли на Ньюхольм, потому что Талибранд прибыл на Землю с Ньюхольма, — осторожно ответил Хорн. — С Ньюхольма я отправился на Криу'н Дитч, потому что Талибранд прибыл на Ньюхольм с Криу'н Дитча. Я знаю это, потому что у меня есть вот это.

Он не спеша достал портмоне Талибранда.

Братвин тотчас же встал, вырвал портмоне из его рук и опустил взгляд. Когда он снова поднял глаза, он смотрел не на Хорна, а на собравшихся в зале людей.

— Вон! — приказал он.

Потом он произнес несколько слов на резком криундитчианском языке. Хорн за этот промежуток времени достаточно много узнал от Шембо, чтобы понять, что Братвину не нужно повторять свой приказ дважды.

Скоро они остались одни в огромном зале, в котором их голоса отдавались очень громко, и Братвин похлопывая ладонью по портмоне, задумчиво посмотрел на Хорна.

— Вы почти что подросток.

Хорн не стал пытаться отвергать этот факт. Братвин встал и спустился по ступеням с площадки, на которой стояло его кресло. Он начал ходить взад и вперед.

— Ну, хорошо, — сказал, наконец, Братвин. — Вы прибыли сюда, как вы сказали, чтобы узнать, куда попадают роботы, которых продает ваша семья. Вы потратили десять дней, чтобы получить аудиенцию, которую я снова и снова отклонял, потому что я не хотел тратить своего времени на высоколобых дураков с Земли. Этот мир очень отличается от вашего, молодой человек. На ваш мир все попадает практически само собой: машины, андроиды, роботы, все. Здесь же мы должны работать. Мы сами приводим в движение жизнь на нашей планете. Мы не просто полагаемся на зубчатые колеса, контуры под током и голубокожих людей, а это значит, что у меня есть и другие дела, кроме как вести бесполезные разговоры и расточать цветистые комплименты.

Он повернулся и посмотрел прямо на Хорна. Потом он вытянул руку с портретом Талибранда, так что его угол был направлен прямо в грудь молодого человека.

— Почему, черт побери, вы сразу не сказали, зачем вы прибыли сюда?

— Потому, что Талибранда убили, — фыркнул в ответ Дерри, — потому что те, кто его убил, пытались убить и меня на дуэли на Земле, а также пытались похитить меня на Ньюхольме, потому что Талибранд умер и не смог закончить свою работу, и потому что те, кто его убил, хотели быть уверены, что никто не доведет ее до конца.

— Может быть, вы хотите довести ее до конца? — удивленно спросил Братвин…

— Я хочу попытаться. Но я все еще не знаю, в чем она вообще заключалась. Поэтому, может быть, вы думаете, что я хочу спросить у вас? Я подумал, что я должен побывать на планете, где ему дали этот документ.

Хорн кивнул в направлении серого портмоне.

— И все выяснить.

— Мы должны покинуть этот зал, — внезапно сказал Братвин. — Я думаю, мы должны устроиться поудобнее и побеседовать.

Он отдал короткий приказ, и сразу же за этим появилась девушка в длинной, достигавшей пола одежде. Он быстро что-то произнес по-криундитчиански.

— Хорошо, на этом мы закончим сегодняшнюю аудиенцию, — сказал он Хорну, закончив отдавать приказы. — Идемте в мой рабочий кабинет. Там мы можем выпить, а потом вы расскажите мне всю эту историю.

Рабочий кабинет Братвина находился на другой стороне здания. Он был небольшим, и стены его были сложены из таких же каменных блоков, как и стены зала. В нем стоял грубый деревянный стол и несколько небольших стульев, занимавших большую часть пола. В комнате были книги, некоторые из которых были привезены с Земли, они стояли на полках, висевших вдоль стен. Девушка принесла кувшин и два бокала, в которые она налила кисловатой жидкости.

— Этот напиток сделал нас тем, что мы есть, — сказал Братвин.

Он почти смеялся.

— Криу'н Дитч дает пиво сильное и крепкое, такое же, как мы сами, криундитчианцы. За ваше здоровье!

Они выпили. Хорн сделал только маленький глоток. Потом Братвин откинулся на стуле и скрестил ноги.

— Всю историю, — приказал он, — и как можно подробнее!

Когда Хорн закончил, в глазах Братвина застыло выражение растерянности.

— Зачем только он отправился на Землю? — пробормотал он. — Здесь, на Криу'н Дитче он был бы в безопасности, если бы он остался здесь. Когда он был здесь во время своего второго путешествия, он ничего не сказал об опасности, в которой он находился, и, конечно, он ничего не мог сказать о ней.

— Вы знали его лично? — спросил Хорн. — Мне хотелось бы, чтобы я тоже знал его.

— Ларс и его брат Джен — мои дальние родственники. Я пошлю за братом Ларса. Будет хорошо, если мы немедленно сообщим ему о смерти Ларса, прежде чем он узнает о ней из слухов. Еще стаканчик пива?

Хорн накрыл свой стакан рукой и покачал головой.

— Теперь вы можете сказать мне, чем занимался Ларс? — спросил он.

Братвин пожал плечами.

— Этого я не знаю. Я могу только сказать вам, почему мы дали ему это звание. Мы держали его имя и его внешность в тайне, чтобы он мог беспрепятственно делать свою работу. Талибранд дал мне доказательство того, что старший сын одной из знатных семей был похищен преступниками и завистливыми конкурентами. Ларс предпринял поиски юноши, нашел его и при этом обнаружил, что были похищены также и другие дети. За похищение платили какому-то бессовестному торговцу. Дети эти были известны далеко, еще дальше Эрсуорлда, и там их перекрасили в голубой цвет.

— Там их подготавливали и отправляли к прочим андроидам, не так ли?

Хорн, не дыша, нагнулся вперед, и мысли вихрем помчались в его голове. Братвин с уважением взглянул на него.

— Именно так! Но Ларс Талибранд не остановился на этом. Он попытался до конца расследовать эту ужасную историю. Он обнаружил множество похищений на различных планетах, и в некоторых случаях он даже смог вернуть детей их родителям. Эти похищения повергли наш Совет в такую растерянность, что мы даже были близки к тому, чтобы запретить торговлю андроидами. Уж лучше это, чем снова и снова пропускать этот товар через Криу'н Дитч. Откуда мы могли знать, были ли это андроиды или дети людей? Но Ларс Талибранд и его брат с уверенностью утверждали — или, по крайней мере, я думаю, это был его брат — что таких случаев было сравнительно мало, потому что похищение детей и превращение их в андроидов не могло не быть замечено другими людьми. Кроме того, мы сильно зависимы от пошлины и налогов, которые мы получаем от посредников этих торговцев, хотя мне лично это совсем не нравится. Все же эти люди с Земли и сама Земля — место назначения большинства андроидов. Но они, вероятно, воспринимают это иначе.

Хорн медленно покачал головой.

— Я встречал андроидов, которые нравились мне больше, чем иные люди моей собственной расы, — сказал он. — Да, именно так, как вы уже сказали, без помощи андроидов я не смог бы осуществить свое путешествие.

Потом он наморщил лоб.

— Мне кажется странным, что дети исчезали таким вот образом, и это не вызвало тревогу у общественности.

Братвин невесело усмехнулся.

— Для вас, прибывшего с Земли, это кажется невозможным, но…

Он протянул руку к полу возле своего стула и поднял череп из желтой слоновой кости, челюсти которого были широко раскрыты. Череп от конца морды до затылка был длиной с предплечье человека.

— Это череп дикого зверя, которого я застрелил два года назад в своих собственных владениях, — сухо сказал Братвин. — Он убил дочь одного из моих людей, девочку двенадцати лет. У вас в распоряжении было не очень много времени, чтобы сделать Землю такой, какая она есть, Хорн, а наш мир и сегодня еще дик.

— Эти исчезнувшие дети…

— Они так же вероятно могли стать жертвами диких зверей, как и хищников в образе человека.

— Я понимаю вас, — задумчиво сказал Хорн. — Это объясняет мне странную связь с андроидами, которая красной нитью проходит через все эти происшествия, которые последовали за смертью Ларса Талибранда. Я упомянул об этом в своем рассказе. Несомненно, андроиды знали, чем он занимался.

— Несомненно! Я слышал из собственных уст Ларса, что ему удастся установить, что именно они были похищены у родителей-людей, а не созданы на одной из химических фабрик.

— А где изготовляют других андроидов? Вам сказал это ваш друг Ларс?

— Это странная постановка вопроса.

Братвин наморщил лоб.

— Нет, этого он мне не говорил. Чем меньше я имею дело с торговцами андроидами, тем мне лучше, и мне совершенно безразлично, на каком из миров находится эта инфернальная, адская, колдовская кухня.

На вопрос происхождения андроидов снова опускался туман.

Хорн наугад спросил:

— Я не понимаю, почему андроидов изготавливают так далеко вовне, откуда они должны направляться на Землю? Почему их изготовители не создали своих фабрик здесь или даже на Ньюхольме, если они сами не хотят жить на Земле?

— Что касается этого мира, то я могу ответить на это. Мы не хотим иметь дела с этой торговлей большей, чем это необходимо. Я думаю, что на других мирах думают так же. Есть что-то неестественное в мыслях о людях, которые живут, думают, едят, спят и подвержены болезням, но которые созданы в результате какого-то искусственного процесса. Они люди во всех отношениях, за исключением одного.

— И что же это?

— Андроиды стерильны. Да, даже установлено, что дьяволы, которые похищали детей, стерилизовали свои жертвы, чтобы они были такими же, как и остальные андроиды.

Девушка, которая приносила им пиво, вернулась и что-то тихо сказала Братвину. Советник быстро ответил, поднялся и взглянул на Хорна.

— Его брат Джен здесь. Он, получив сообщение, тотчас же пришел, чтобы поговорить с вами.

Хорн тоже встал, как только Джен Талибранд вошел. Он был удивлен, увидев мужчину, нисколько не похожего на Ларса.

14

Джен Талибранд был высоким мужчиной с удлиненным лицом и темными, близко посаженными глазами под черными бровями. Не только тело, но также и руки и ноги его были длинными. Тщательно расчесанные темные волосы курчавились на его голове.

Он носил одежду того же покроя, что и Братвин, но с более богатыми украшениями из золотых нитей на черном фоне, и его пояс был украшен драгоценностями. На большом пальце правой руки у него было кольцо, и вместо сапог на нем были низкие туфли с украшенными драгоценными камнями пряжками.

Рука, которую он протянул в приветствии, была мягкой и немного влажной. Голос его был тихим, и он говорил по английски почти так же хорошо, как и Братвин. Он сказал:

— Итак, вы, сэр, землянин, который проявил столько заботы о судьбе моего несчастного брата и даже прибыл сюда, чтобы сообщить мне о его смерти. Я благодарю вас, хотя сообщение ваше, конечно, ужасно.

— Садись, Джен, — негромко сказал Братвин, — и не пытайся делать вид, что ты глубоко поражен.

Джен Талибранд осмотрелся, и можно было ясно видеть, что с его губ вот-вот сорвется ругательство.

— Это правда. Я ожидал этого, потому что Ларс часто ставил на карту свою жизнь с тех пор, как он по-дурацки влез в это, стараясь разрешить эту проблему.

Он сел на стул, скрестил ноги и откинулся на спинку. Затем он взял стакан с пивом, который протянула ему девушка.

— Расскажите, как это произошло, — попросил он. — Это, вероятно, произошло на Земле, потому что вы — землянин.

Хорн кивнул и коротко рассказал ему обо всем. Когда он закончил, Джен покачал головой.

— Я его предупреждал, но он же меня не слушался. Если бы он последовал моему совету, он мирно и счастливо жил бы в своем имении.

— Может быть, жил бы, — пробурчал Братвин.

В его голосе был сарказм.

— Но не мирно.

Хорн изучал лицо Талибранда, безуспешно пытаясь прочесть на нем его настоящие чувства.

— Ларс Талибранд был вашим старшим или младшим братом, мистер Талибранд?

Что-то в нем повернулось еще прежде, чем он получил ответ.

— Он был на три года моложе меня, и, к вашему сведению, я не «мистер», а «советник». Я Советник Чести.

Хорн откашлялся.

Теперь Талибранд встал.

— Завтра состоятся поминки по моему брату, — сказал он. — Вы не знакомы с нашей семьей, мистер Хорн.

Он подчеркнул слово «мистер» таким образом, что его значение не могло ускользнуть от его собеседника.

— У нас не принято устраивать праздник, приглашая посторонних помянуть усопшего, только семья и близкие друзья, которых усопший назвал, проявляя свою последнюю волю. Мой брат, конечно, не оставил никаких указаний, по крайней мере, последних по времени, когда он был здесь, путешествуя с планеты на планету, но я уверен, что он хотел бы, чтобы вы присутствовали.

Его темные глаза мрачнопылали.

Хорн взглянул на Братвина, но тот не сделал ему никакого знака. «Ну, теперь невозможно отклонить предложение», — подумал он.

Он встал и поклонился.

— Это будет честью для меня, — формально ответил он.

Уголком глаза он заметил, что Братвин, соглашаясь, кивнул ему.

— Вы приглашаетесь сегодня ночью и можете оставаться столько, сколько захотите, — сказал Джен Талибранд.

Он считал само собой разумеющимся согласие гостя. Он приказал двум своим слугам забрать багаж Хорна из гостиницы, в которой тот остановился после своего прибытия на Криу'н Дитч, и где он жил.

Потом он пригласил Хорна в свой роскошный автомобиль. Эта модель была модной на Земле два года назад. Но со времени своего прибытия Хорн не видел на Криу'н Дитч ничего, что могло бы сравниться с этой машиной.

— Я думаю, что советник Талибранд отнюдь не беден? — спросил Дерри.

— Он, может быть, и не самый богатый человек на Криу'н Дитче, ответил Братвин, — но его прадед был достаточно дальновидным, чтобы построить космопорт на части своего владения, и поэтому, его семья, может быть, и не богаче всех как землевладельцы, но зато богаче всех, в этом мире во всех других отношениях.

Это объясняло многое.

Машина тихо катила по улицам города.

Хотя это и был самый густо населенный город на планете, но Хорн едва ли мог считать его городом. Они ехали вдоль края поля космодрома. И с только что прибывшего корабля выгружались андроиды, они группой двигались по полю космодрома, затем их заперли в загороженный загон.

Многие из них были людьми? Эта мысль беспокоила Хорна. Ничего странного, что Ларс Талибранд был удостоен такой чести за то, что он обнаружил эту ужасную правду.

— Я думаю, Советник, что это часть вашего фамильного состояния, так? — осведомился он.

Талибранд, который сидел сбоку, откинувшись на сидение машины, кивнул.

Они ехали по ухабистой дороге, не особенно подходящей для такой машины, через леса, поля, распаханные бедными арендаторами, использовавшими тягловых животных. На других полях работали дорогие роботы, подготавливая почву для нового урожая. Эти поля принадлежали семье Талибрандов.

Уже спустилась темнота, когда они приблизились к дому. Это было длинное каменное здание с деревянной крышей. Вокруг него были сады, которые напомнили Хорну его собственную семью и вызвали у него чувства все более усиливавшейся ностальгии.

— Мы будем ужинать через час после наступления темноты, — сказал ему Талибранд.

Они вошли в дом.

— Пожалуйста, поужинайте с нами. Мои слуги в вашем распоряжении. Они отведут вас в вашу комнату. Ваш багаж, вероятно, все еще не прибыл из города, но все, что вы найдете в вашей комнате, в вашем распоряжении.

Комната была обставлена гораздо комфортабельнее, чем все остальные, какие он до сих пор видел на Криу'н Дитче. Он нашел там костюм криундитчианского покроя и на мгновение заколебался, прежде чем одеть его. Он предпочел бы остаться в своей земной одежде. Но едва он переоделся, в дверь тихо постучали.

«Вероятно, слуги Талибранда доставили из города мой багаж», — подумал он и крикнул:

— Входите!

Это была женщина, нет, почти девочка.

Она поспешно проскользнула в комнату и сейчас же закрыла за собой дверь, потом прислонилась к ней спиной и посмотрела на него так, словно ей стоило это огромного напряжения.

Хорн был слишком удивлен, что бы делать что-то большее, чем просто смотреть на нее.

Однако, через несколько мгновений она взяла себя в руки и подошла ближе.

— Пожалуйста, извините меня за мое вторжение, — сказала она с напряжением, которое удивило его, — но я должна была прийти.

— Я никогда не был против, когда ко мне вторгались красивые девушки, — глупо ответил Хорн. — Может быть вы хотите присесть?

Он указал на одно из кресел.

— Нет, я не отваживаюсь остаться. Если Джен узнает о том, что я приходила сюда, он очень разозлится. Меня зовут Мода Талибранд. Это правда, что вы прибыли сюда, чтобы принести известие о смерти Ларса?

В ее голосе звучала настойчивая просьба. Хорн поколебался.

— Мода Талибранд, — повторил он. — Тогда, значит, вы сестра Ларса?

— Нет, — сказала она.

Она гордым движением откинула голову назад.

— Я его вдова.

Хорн некоторое время переваривал это сообщение. Она нетерпеливо ждала, бросая испуганные взгляды на дверь, когда снаружи раздавались шаги. Наконец она больше не смогла выносить его молчание и попросила:

— Пожалуйста, ответьте мне!

— Вам, — медленно произнес Хорн, — я хочу сказать, если вы пообещаете не выдавать меня, что я прибыл сюда не только за тем, чтобы доставить сообщение о смерти Ларса, но так же и затем, чтобы посмотреть, не смогу ли я продолжить его работу. С моей стороны звучит дерзко, не так ли? Ну, я не знал вашего супруга, каким он был в жизни. Однако, с тех пор я очень хорошо узнал его. Теперь я хочу попытаться завершить его дело.

Она взглянула на него. Ее верхняя губа дрожала. Она хотела что-то сказать, но потом повернулась и выбежала из комнаты.

Он снова увидел ее на следующий день.

Она не появилась этим вечером за столом, но во время обеда, который Джен устроил в середине следующего дня, она сидела за одним из концов длинного деревянного стола в большом зале. Она была одета в черное, с черной лентой в волосах. Изредка она поднимала взгляд от стола и глядела на стул напротив, задрапированный в черное и стоявший на другом конце стола.

Хорн счел обед скорее предлогом, чтобы наполнить желудки гостей и потребить огромное количество пива, чем данью погибшему Ларсу Талибранду. Джен произнес речь, в которой он превознес добродетели своего брата, но сердцем он, казалось, не чувствовал этого. Братвин, который, вероятно, пришел на обед в качестве члена семьи — ведь он сказал, что был их отдаленным родственником — говорил лучше, но слишком долго. Нетерпеливые слушатели — это в основном были сильные, коренастые, молодые люди и мужчины средних лет, а так же несколько более пожилых мужчин, которые все время ударялись в слезы — торопились снова вернуться к своему пиву.

Один мужчина, сына которого похитили и продали в качестве андроида, вскочил и ударил кулаком по крышке стола, уставленного пустыми тарелками, кружками и мисками.

За тем он вскочил на стол и упер руки в бедра.

— Ларс Талибранд, — проревел он, — если эти пьяные идиоты не могут сказать о тебе самого лучшего, тогда это сделаю я. Они сидят здесь, хлещут пиво и глотают мясо, не думая о том, почему, собственно они находятся здесь!

Хорн сидел возле Братвина, который тихо объяснил ему, кто был этот говоривший человек, и что он говорил. Теперь Джен Талибранд медленно встал. Лицо его потемнело.

— Какое пиво? — резко спросил он. — Какое мясо? Какой дом и чье гостеприимство вы презираете?

Человек на столе взглянул на него сверху вниз и усмехнулся.

— Не пытайтесь меня оболгать, Джен Талибранд. Вы рады, что ваш брат мертв, потому что он был лучше вас.

— Будет лучше, если вы уйдете отсюда, — посоветовал Братвин Хорну тихим голосом. — Здесь может произойти драка.

Действительно, Джен Талибранд тоже вскочил на стол и приказал своим слугам бросить ему меч. Потом он двинулся к человеку, который оскорбил его. Некоторые из присутствовавших ликовали и смеялись, радуясь предстоящей драке, другие покинули зал.

Хотя Хорн не был склонен считать себя трусом, он последовал совету Братвина и в его сопровождении покинул зал.

— Идите до вечера в вашу комнату, — посоветовал Братвин.

Он наморщил лоб.

— Положение может ухудшиться. Джен Талибранд отнюдь не любезен, и в настоящий момент в его распоряжении имеется небольшая армия.

Хорн ушел. Обернувшись, он увидел, что двери в большой зал распахнулись, туда ворвалась группа дико сражавшихся людей, и ускорил свои шаги.

Сначала он подумал, что ошибся комнатой, когда он, наконец, добрался до нее, потому что там в кресле сидела сгорбленная фигура в бесцветной одежде и что-то бормотала тихим голосом старухи. Он извинился и хотел уйти.

— Я прошу прощения, мистер Хорн, — сказала старуха, — но я должна с вами поговорить. Я должна рассказать вам о своем сыне. Ларс — мой сын. Он мертв?

Она попыталась подняться из кресла.

Наконец ей это удалось. В первый раз свет упал на ее лицо. Хорн с бесконечным удивлением увидел, что лицо матери Ларса Талибранда было голубым.

15

— Пожалуйста! — молящим голосом сказала старая женщина. — Я очень стара, но я не сошла с ума.

Хорн медленно подошел, опустился на край кровати и посмотрел на женщину. Она снова медленно опустилась в кресло и закрыла глаза.

— Я ничего не говорил, бабушка, — пробормотал он. — Пожалуйста, объясните мне все.

Она сделала это, торопясь, путано, иногда повторяясь, но ее рассказ высветил многое.

Берг Талибранд, отец Джена и Ларса, был страстным человеком. Когда его жена прихворнула после рождения Джена, он однажды пришел на космодром и взял к себе в дом женщину-андроида.

Здесь было что-то что требовало объяснения. Хорн никогда прежде не видел андроидов-женщин. Пока он пытался разобраться в этой истории, рассказанной старой женщиной, до него дошло, что существовали андроиды-женщины, которые доходили только до Криу'н Дитча. На Землю же они не попадали никогда и ни при каких обстоятельствах.

Получив андроида-женщину, которая, вероятно, была такой же стерильной, как и андроиды-мужчины, Берг Талибранд сначала забавлялся с ней. Потом, как ни странно, все это захватило его еще больше. Другим это показалось странным. Это объяснил ему суеверный член дальней ветви его семьи, человек, который видел в этом шанс получить в свои руки власть и как-то обдурить Берга.

Так все это было замято. Берг сходил с ума от мысли, что его прокляли, и что он не одарен невероятной силой деторождения. Наконец, он окончательно сошел с ума.

Но уже тогда Джен был достаточно взрослым, чтобы вступить во владение и преследовать паразитов, которые жили за счет его отца. К этому времени его сводный брат Ларс тоже стал достаточно взрослым, чтобы помешать ему прогнать старую женщину-андроида, которая на самом деле была его матерью, потому что тогда он уже узнал от нее эту историю. Когда Ларс узнал о судьбе сына того человека, который сегодня после обеда там, внизу, в большом зале оскорбил Джена, он, конечно, нашел объяснение всего этого. Его мать не могла быть андроидом, она должна была быть чьей-то дочерью, похищенной у кого-то, и это было основанием, которое гнало его с планеты на планету, чтобы охотиться за торговцами андроидами, которые ради своей прибыли похищали детей у людей.

Хотя Ларс охотно и открыто признавал старую женщину своей матерью, против этого говорили два основания: во-первых, его психика была такой же, как и у других андроидов, и она, как она говорила, даже не была близка к мысли снова стать «человеком». Кроме того, голубизна ее кожи все время вызывала заражение молекулами протеинов, которое невозможно было вылечить. Во-вторых, у Джена не было особого желания, чтобы его мнимый брат распространялся о том, что он на самом деле незаконнорожденный.

Так что нет ничего странного в том, что он ненавидел своего брата.

Дверь широко открылась, Хорн испуганно вскочил и обернулся. Там стоял Джен Талибранд с мечом в руке. Он тяжело дышал, и на его вспотевшем лице была грязь. Кровь капала из левого рукава и сбегала по тыльной стороне его ладони.

Он глубоко вдохнул воздух и заговорил.

Он что-то сказал по-криундитчиански старой женщине, которая подняла руки, чтобы прикрыть лицо, и покачнулась назад, содрогаясь от внезапных рыданий.

Наконец, она со слезами ответила на много раз повторенный вопрос, смысл которого Хорн почти понял, хотя и не совсем.

Талибранд сплюнул на пол.

— Так ты, земляшка, — сказал он Хорну, — тоже злоупотребляешь моим гостеприимством, вмешиваешься в мои семейные дела, суешь нос во все углы и подкупаешь моих слуг.

Старая женщина ответила, что она добровольно проинформировала Хорна, и ее лицо исказилось от дикой ярости.

— В таком случае, мы с тобой покончим, — простонал Джен. — Слишком долго ты позорила мою семью!

Он поднял меч и ударил.

Хорн был глубоко потрясен этим деянием.

Талибранд тоже, должно быть, был потрясен этим, потому что он медленно отвел меч, словно испугавшись содеянного.

— Позор вашего отца — ничто по сравнению с позором, который падет на вас, — полузаглушенно произнес Хорн.

Талибранд повернулся к нему.

— Убить андроида? — сказал он.

Потом, казалось, он снова взял себя в руки.

— Ну и что из этого? Что бы ни утверждал мой фальшивый братец, для всего мира она была андроидом, а не человеческим существом. Я позабочусь, чтобы никто не мог утверждать иначе.

— Как? — спросил Хорн требовательным тоном.

Он поразился своему собственному спокойствию.

— Вы что, и меня убьете так же безжалостно, как и мать своего брата? Поторопитесь! Рано или поздно то, чем вы занимаетесь, выплывет на свет божий так же, как это разузнал я.

Он хотел продолжить, но его резкие слова уже оказали свое действие. Талибранд был полон холодной ярости.

— Тогда идемте. Я одолжу вам меч. Мне сказали, что вы можете хорошо обращаться с ним. Вы совсем недавно убили одного из наших агентов. Но он был мягким земляшкой, как и вы. Мне хотелось бы узнать, как вы сможете одолеть человека с Криу'н Дитча.

Хорн едва расслышал последние слова.

«Одного из наших агентов!»

Итак, Если Ларса Талибранда преследовал убийца, тогда его брат работал с этим убийцей рука об руку.

Талибранд поспешно направился впереди него по коридору в большой зал. Когда они приблизились к нему, оттуда донеслись звуки драки, а также прозвучали отдельные щелчки огнестрельного оружия.

— Там есть меч!

Голос Талибранда нарушил ход мыслей Хорна. Это был небольшой меч по сравнению с дуэльным мечом, которым Хорн пользовался на Земле. Этот меч был предназначен для того, чтобы рубить, а не для того, чтобы колоть, но у него больше не оставалось никакого другого выбора. Теперь у него не было Двойного Чемпиона.

Хорн осмотрелся, чтобы получше рассмотреть окружающее. Потом он прыгнул вперед и на широко расставленных ногах опустился прямо перед Талибрандом. Он схватил рукоятку лежавшего на полу меча.

Мгновением позже он уже яростно и упорно сражался за свою жизнь.

Хорн увидел быстро промелькнувшее выражение удивления на лице своего противника, когда тот обратил внимание на искусство, с которым этот земляшка владел его оружием. Секундой позже он уже был занят тем, чтобы защититься от яростного нападения, и не видел и не слышал ничего другого, кроме блеска и звона мечей.

Вынужденный обороняться Хорн поскользнулся и упал. Он, задыхаясь, снова поднялся, прежде чем усталый Талибранд снова успел ударить его.

Он провел быструю контратаку и заставил Талибранда быстро отступить шагов на десять назад. Потом Джен снова скрестил свой клинок с его мечом. Хорн почувствовал толчок в плечо. Он попытался вывести Талибранда из равновесия, но это ему не удалось. Хорн был на много фунтов легче Талибранда, и хотя со времени отъезда с Земли он стал намного сильнее, но все же он был не так силен, как Талибранд.

И это проявилось именно сейчас.

Он высвободил свой клинок и уклонился, чтобы избежать следующего удара Талибранда. Обернувшись, он заметил, что они больше не были одни. Они находились в прихожей большого зала, у которого были два выхода. Через обе двери сюда входили свидетели их боя. Это были слуги, которые вернулись после того, как они подобрали с пола гостей. Они были одеты в длинные одежды. Возле этих людей стояла Мода Талибранд.

Она напряженно наблюдала за боем, судорожно стиснув руки, словно молясь. Может быть, она плакала, как подумал Хорн, потому, чтобы бросившему вызов не удалось убить ее шурина?

Прошло добрых полсекунды, прежде, чем он отвел взгляд. Талибранд теперь почти добрался до него и уже занес меч для смертельного удара. Мода громко вскрикнула.

Хорн в отчаянии отпрыгнул в сторону.

Совершенно ненамеренно его меч ударил по уже раненой левой руке Джена Талибранда.

Триумф Талибранда сменился внезапным отчаянием, и он подал громкий крик. Слуги мгновенно ринулись вперед. Два человека помогли Талибранду подняться на ноги, другие слуги схватили Хорна и силой вырвали у него меч.

Сначала он был слишком устал, чтобы понять, что же произошло. Потом он снова стал воспринимать окружающее, закрыл глаза и тихо выругался. От такого человека, как Джен Талибранд, не стоило ожидать того, что он будет честно биться до самого конца. Это было видно по виду и поведению Моды. Выпрямившись, она подошла к своему свояку.

— Трус! — сказала она.

Она говорила по-английски, и не оставалось никакого сомнения, кому предназначались эти слова. Затем она повернулась к Хорну.

Талибранд смотрел на Моду горящими глазами.

— Трус! Почему бы тебе не приказать своим чудовищам закончить за тебя работу, для которой ты слишком слаб? Почему бы тебе не сделать этого?

Она топнула ногой, и на ее лице вспыхнул гнев.

— О, если бы я была мужчиной!

— Ты не нормальная женщина, — холодно ответил Талибранд. — Выйти замуж за ребенка женщины-андроида! Ты мне отвратительна, и твои слова не действуют на меня!

Его взгляд скользнул по лицу Хорна.

— Я его не убью. Для него, как для андроидолюба, подготовлена другая, гораздо более худшая судьба.

16

Позже, уставшего от последней изнурительной борьбы, его протащили через дом в темное помещение. Какая-то старуха подошла к нему, сорвала колпачок с баллончика с резко пахнувшим веществом и поднесла к носу Хорна. Сразу же после этого он потерял сознание.

Он очнулся в темноте и услышал мужские голоса, которые выкрикивали приказы.

Вонючий запах дыхания животного бил ему в нос.

Намного позже — как долго это продолжалось, он не мог сказать — он снова пришел в сознание и установил, что он болтается в невесомости между натянутыми тросами, которые образовывали клетку.

Кое-где тросы были запачканы чем-то влажным, и, понюхав это, он снова погрузился в беспамятство.

Но это было в первый и в последний раз, когда он вдыхал наркотики, приносящие небытье и умиротворение. При следующем пробуждении он уже лежал на песчаной почве под белесым песком. Воздух вокруг него был свежим, холодным и приятным. Кто-то только что вылил на него ведро холодной воды, а теперь сурово говорил:

— Ты спал достаточно долго.

Он уронил ведро на землю.

— Вставай!

Хорн, шатаясь, повиновался и медленно огляделся. Небо было белесым, высоко вверху плыли облачка. Местность тоже казалась белесой, и то здесь, то там вспыхивали блики света. Это, должно быть, было соленое море. Издали до него доносился шорох прибоя. Облизнув губы, он заметил, что ему на лицо вылили соленую воду.

Позади человека с ведром, уставившись носом в небо, возвышался ржавый корпус корабля. Мужчины и женщины, все в одинаковой голубой одежде из твидоподобной материи одинакового покроя, носившие на поясах кинжалы и огнестрельное оружие, ходили вокруг корабля.

— Куда вы меня привезли? — прошептал Хорн.

Мужчина с ведром усмехнулся.

— Еще дальше от Земли!

Он тоже носил голубую одежду и увешенный оружием пояс.

— Но мы отошлем тебя обратно, не бойся!

Он показал пальцем в нужном направлении.

— Иди!

Хорн слепо направился туда. Корка соли набилась в его ботинки и резала его ноги. Водорослеподобные растения оплетали его голени, впиваясь в кожу. Потом он достиг гребня дюны.

На расстоянии мили отсюда был огорожен лагерь — блестящие хижины из блоков соли, выкрашенных в коричневый цвет, а между ними гигантский конус, из которого вверх поднимался дымок и бледной голубизной растекался в небе.

Там было несколько котлов. У каждого котла стояла женщина и распределяла парящую жидкость. Хорн и его спутники прошли через двойной ряд колючей проволоки, которая делила лагерь на две части.

Взгляд Хорна скользил из стороны в сторону. Юноши в одной части лагеря, девушки — в другой.

На них были только их пончо, и их кожа была все такой же бледно-голубой.

Здесь, казалось не было ни одного подростка старше двенадцати четырнадцати лет.

Но это не был вновь колонизированный мир.

Эта планета, должно быть, находилась далеко вовне, и чем дальше от Земли она была отдалена…

Хорн вспомнил карту которую он изучал в доме Диза. Он снова отметил, что там были планеты, солнца которых нельзя было определить с полной уверенностью.

Может быть, он находился на одной из таких планет

Теперь он с полным основанием воспринял свое окружение. Тело его повсюду болело, оно закоченело и было покрыто язвочками.

Правое запястье и правое колено, а так же правая лодыжка распухли. Во время полета его, должно быть, бросало взад и вперед, как мешок с дерьмом.

На перекрестке тропинок между отдельными частями лагеря спутника Хорна приветствовал резкий женский голос, и женщина с властным выражением лица подошла к ним.

— Это тот парень, которого Талибранд прислал нам с Криу'н Дитча? спросила она.

Она осмотрела Хорна с ног до головы.

Спутник Хорна кивнул.

— Выглядит довольно жалко, да? — пробурчала женщина. — На каком корабле его привезли сюда? На «РИНАЛЬМАНСЕ»?

— Да. Талибранд отослал его сюда на корабле линии Криу'н Дитч Эрсуорлд. Он сказал, что потом мы должны отправить его на Вернье.

— Ага.

Женщина посмотрела на обрывок грязной бумаги у него в руке.

— Это мы легко можем организовать. Фиргал сейчас обрабатывает груз, который мы должны отправить на Ластуорлд. Отправь его вниз и смотри, чтобы его перекрасили в голубой цвет, так как мы можем отправить его назад с грузом Плюривела. Он, согласно плану, вернется на Вернье. А как с остальными? Талибранд говорил, что мы должны стерилизовать и обучить?

— Нет. Если я правильно понял, он очень сильно навредил Талибранду, поэтому Талибранд думает, что будет лучше, если его не будут препарировать. Ему будет очень больно, если он будет помнить, кем он был раньше. Очень скоро кто-нибудь пристрелит его, если он будет пытаться доказать, что раньше он был человеком. Вероятно, хозяин подумает, что он был изготовлен с каким-то дефектом и находится в шоке.

Хорн с ужасом слушал разговор этих двоих. Так вот какой была судьба, которую Талибранд уготовил ему! Он дико осмотрелся, ища возможности для бегства.

— Посмотри на него, — сказала женщина резким голосом.

Хорна внезапно повернули.

— Это уже лучше. Ну, так что, надо его препарировать или нет? С сегодняшнего дня он будет находиться только в обществе андроидов. Кроме того, за него нам не заплатили ничего.

Она пожала плечами и сделала спутнику Хорна знак идти дальше. Тот потащил Хорна к гигантскому, но низкому зданию, крытому железом, стены которого были сложены из соляных блоков. Здесь работал Фиргал. Вид, который открылся перед Хорном, поверг его в ужас, и он мгновенно понял, что чуть было не обнаружил Ларс Талибранд: правду о происхождении андроидов.

Они препарировали человеческих детей!

Как сумасшедший, Хорн боролся с охранниками, но он был слишком слаб. Удар в висок поверг его наземь, и он почувствовал укол в мягкую часть руки.

— Это уже успокоило его, — сказал кто-то.

Когда Хорн очнулся, его кожа была уже голубой.

Он недоверчиво смотрел на свои руки. Они были голубые, как у андроидов. Они отобрали у него одежду и дали ему обычное пончо. Он отбросил его и увидел, что он голубой с головы до ног.

Отчаяние закралось в его душу.

Они заперли его вместе со множеством других андроидов-людей, груз, который завтра утром должен был забрать Плюривел.

Они сначала с любопытством обступили его, но он закричал на них, и они оставили его одного.

Итак, значит, его сумасшедшее приключение на этом закончились. Он узнал то, что хотел узнать. Не было никаких фабрик андроидов. Были только человеческие дети, которых похищали у их родителей.

Здесь, снаружи, где миры были бедны и должны были сражаться, где фронты были в непрерывном движении, где нельзя было с уверенностью определить, какие планеты были колонизированы, а какие нет, торговцы андроидами собирали свою жатву.

После этого детей доставляли сюда для обработки. Большинство из них были слишком малы, чтобы понять, что им предстоит.

Более старших использовали только для того, чтобы восполнить дебет. Для этого они подвергались промывке мозгов, и им стирали память об их прошлой жизни.

Все это он узнал тут и там из разговоров с андроидами, с которыми он был погружен на корабль. В основном они были тупоумными. Без всяких вопросов они принимали все, что им говорили — что изготовили их всех на одной из фабрик. А почему бы и нет? В конце концов, правда о человеческом рождении кажется многим детям невероятной. Ложь об их искусственном происхождении так сильно вколачивали в них, что они верили в это, как фанатики в свою догму. Хотя они были способны задавать вопросы о своем происхождении они никогда не верили ничему другому, кроме того, что им рассказывали.

Голубой цвет кожи… Он постепенно находил этому объяснение. Это был полуживой раствор протеинов, которые были способны реагировать, связываясь с секретами кожи, и которые все время возобновлялись по мере того, как кожа отмирала.

Он осмотрел своих спутников и спросил себя, был ли среди них тот, который позже станет таким же как Дорди. Он видел многих, которые могли стать такими же, как Берл, искусными умельцами. Но где бы были те умные, вопрошающие умы, такие, как Дорди?

Эта загадка тоже разрешилась. Непокорные умы, которые могли задавать ненужные и очень опасные вопросы, своевременно изолировались от общей массы остальных детей-андроидов и отправлялись в другой лагерь на другом конце планеты, где они воспитывались и обучались соответствующим образом. Кроме того, они подвергались двойной обработке, чтобы стать безопасными.

Ларс Талибранд, должно быть, предполагал о возможности такого положения дел и был очень близок к тому, чтобы получить окончательные, решающие доказательства этого преступления. Торговцы, узнав, что он приблизился к разгадке и вот-вот раскроет их тайну, стали преследовать Талибранда.

Но Ларсу Талибранду так никогда и не удалось увидеть процесс обработки людей и превращения их в андроидов, как это удалось сделать Хорну. Поэтому он узнал обо всем этом неизмеримо больше, чем Ларс Талибранд. Но Ларс Талибранд, несмотря ни на что, был достаточно осмотрительным, чтобы сохранять свою свободу, поэтому Хорн ощутил горький привкус правды на своих губах, когда он вспомнил о том, что сказал этот человек в лагере андроидов, который сопровождал его:

«Очень скоро кто-нибудь пристрелит его, если он будет пытаться доказать, что на самом деле он человек, а не андроид. Вероятно, все поверят, что при изготовлении этого андроида вкрался какой-то дефект, и андроид этот сошел с ума и ни на что не годен.»

Безнадежно! Совершенно безнадежно!

Пленник голубой кожи! Хорн бушевал, мучился, молча кипел от гнева и снова и снова спрашивал себя, не стоит ли ему покончить самоубийством.

Груз распределили по разным пунктам назначения. Он предполагал, что его выгрузили на Вернье, но не был в этом полностью уверен. Он не мог бросить взгляд на окраину поля космодрома, она с его точки была не видна. Затем его отделили от его спутников, отвели в сторону и присоединили к небольшой группе умных андроидов. Так, значит, его теперь продадут с аукциона. Потом его снова перепродадут, а потом он несколько дней будет задыхаться в душном тесном трюме какого-нибудь грузового корабля торговца андроидами. Все произошло именно так, как он и предполагал.

А потом — свежий воздух и знакомый вид, который еще сильнее поверг его в отчаяние.

Это был лагерь на Ньюхольме. Здесь были натянуты навесы, защищавшие от дождя, такие же, какие были установлены, когда он впервые прибыл сюда. Теперь он дрожал и теснее прижался к своим спутникам, чтобы хоть немного согреться.

Внезапно в глубине его души зародилась надежда. К ним подошли мужчины, чтобы взглянуть на андроидов. Они громко говорили о том, что ищут сопровождающего груз для полета на Землю. Хорн поднял голову и крикнул:

— Диз!

17

Диз стоял среди группы мужчин на краю лагеря. Хорн, пробиваясь сквозь толпу замерзших андроидов, ясно слышал голос космонавта. Диз повернулся к своему спутнику и сказал:

— Что я только что слышал, Кайер?

Кайер! Это было имя, которым было подписано то письмо, которое он нашел у Удда в кармане.

Теперь Кайер стоял здесь, на космодроме на Ньюхольме. На мгновение Хорн спросил себя, что произошло с этим письмом. Несомненно, оно попало в руки Джена Талибранда на Криу'н Дитче.

Кайер был низеньким мужчиной с острыми глазами. На его лице был страх, когда он глянул в загон с андроидами.

— Ничего, мистер Диз. Я думаю, что это, вероятно, вскрикнул один из этих парней. Ну, пойдем дальше?

Теперь Хорну удалось пробраться к проволоке.

— Диз! — снова крикнул он. — Подойдите сюда и посмотрите на меня!

Теперь острые глаза Кайера впились в лицо Хорна, и странная череда мыслей, как молния, промелькнула в мозгу у Дерри. Третий человек в группе, очевидно, был служащим космопорта. Он был совершенно беспомощен.

Теперь Диз перевел свой взгляд с Кайера на загон. С внезапным порывом отчаяния Кайер схватил его за руку. Диз сердито оттолкнул его руку и остановился напротив Хорна, в то время как Кайер в чем-то горячо убеждал Диза, стоя позади него.

Ищущий взгляд Диза надолго застыл на лице Хорна.

— Вы не узнаете меня? — прошептал Хорн.

После долгого молчания Диз кивнул.

— Вы Дерри Хорн. Во имя всех звезд, я хочу знать, почему этот Кайер пытается продать вас мне как андроида?

Он повернулся на каблуках и резко заговорил со служащим космопорта.

— Арестуйте этого человека.

Он указал на Кайера.

— А этого освободите из загона. Он не андроид, он человек. Я меньше трех месяцев назад привез его сюда с Земли.

Глаза служащего космопорта широко открылись, а его рот открылся еще шире. Он внезапно выхватил из-за пояса пистолет и направил его на Кайера. Но низенький мужчина уже понял всю безнадежность своего положения, и его челюсти заработали, как у Удда тогда, на космодроме.

— Остановите его! — проревел Хорн. — У него в зубе спрятан яд!

— Поздно, — яростно сказал Диз.

Он двинулся вперед и подхватил Кайера, когда тот уже начал оседать.

— Жалко! Я был бы рад, если бы вы раньше сказали мне об этом. Эй, вы! — снова проревел он служащему. — Освободите моего друга оттуда. Я вам уже сказал, что он человек. Да поспешите же!

Служащий, поколебавшись, повиновался, но он все еще предупредительно держал Хорна на прицеле. Хорн, шатаясь, вышел из клетки. Другие андроиды беспокойно заходили взад и вперед, тихо переговариваясь и смотря ему вслед.

— Ну… — сказал Диз.

Он вышел вперед, чтобы взять Хорна за руку.

— Вы выглядите скверно! Где вы были? Как это так получилось, что этот парень пытался вас выдать за андроида? Он знал, что вы человек?

— Не существует вообще никаких андроидов! Они все люди! Я был там, где их препарируют. Людей в огромных количествах похищают с планет, потом их обрабатывают и перекрашивают, а потом отправляют на Землю, как продукцию химических фабрик. Я сам видел все это. Я думаю, что и Ларс ТАлибранд это тоже обнаружил, поэтому его и убили.

— Что?

— Вероятно, он слишком много разузнал и его приговорили к смерти, сказал служащий космопорта. — Но его утверждения смешны! Не могло же это оставаться незамеченным все эти годы!

— Не могло?

Хорн направил взгляд на лицо служащего и сверкнул глазами.

— Какое вознаграждение вы получаете за каждую партию андроидов, которая прибывает сюда, на Ньюхольм? Диз, отведите меня как можно скорее к управляющему космопорта. Я должен быстрее вернуться на Криу'н Дитч и расправиться с человеком, который продал меня в качестве андроида!

Диз взглянул на Кайера и принял решение.

— Капитан Ларроу ждет того, чтобы я доставил груз к кораблю, но я не могу просто так оставить вас здесь. Вы нужны мне, чтобы доказать вашу тождественность. Подождите минутку, я сообщу старику, что он должен отказаться от меня в этом рейсе. Я сейчас же вернусь назад.

Спокойные, выглядевшие состоятельными чиновники обменивались взглядами. Потом один из них посмотрел на сидевшего в центре Хорна.

— Итак, этот человек похитил вас на Криу'н Дитче и отправил вас на фабрику андроидов, мистер Хорн? Там вам придали внешность искусственно созданных…

— Оставьте же, наконец, «искусственных», — взорвался Хорн. — Я же вам уже говорил, что это человеческие дети. Я не знаю точно откуда их доставляют, но даже вблизи Криу'н Дитча они производя похищения!

Снова последовал обмен многозначительными взглядами, и человек в центре нагнулся над столом.

— Мистер Диз, — сказал он тихо, — ваш друг здесь, очевидно, сильно пострадал. Может быть, будет лучше, если вы отведете его к психиатру, которого мы вам укажем, и он там получит соответствующее лечение.

— Но это же будет означать конец всего этого дела! — проревел Хорн. Как я могу лечиться, когда торговцы андроидами будут продолжать заниматься своими грязными делишками!

Однако, под ледяными взглядами чиновников боевой дух оставил его. Он безнадежно махнул рукой и отвернулся.

— Мистер Диз, — сказал один из чиновников за столом, — как человек, который, на сколько я знаю, уже давно занимается торговлей андроидами, может быть, вы скорее поймете, что здесь от нас требуют. Этот человек по фамилии Хорн требует, чтобы мы нарушили жизненно-важные для экономики планеты связи с Землей, не так ли!

— Ах вы! — яростно воскликнул Хорн, — вы, вероятно, продали в качестве андроида даже своего сына. Диз, мы уходим отсюда.

Диз молчал, когда они покидали министерство торговли. На улице он задумчиво сказал:

— Это звучит фантастично, не так ли? Как, ко всем чертям, могло остаться незамеченным что-либо подобное?

— Очень просто.

Хорн говорил устало, потому что он на протяжении всех этих долгих одиноких дней, которые он провел вместе с другими андроидами, обдумал всю организацию торговцев андроидами.

— Часть поставок материала для изготовления андроидов идет с довольно близко расположенных миров — Криу'н Дитча, Эрсуорлда, Лигоса, Вернье. Сейчас, вероятно, там не так много похищений, хотя до открытия Ларса Талибранда их, вероятно, было великое множество.

Его глаза едва замечали угрюмые, серые, блестящие, исхлестанные дождем улицы, пока он воссоздавал в мыслях события, которые он описывал.

— Человечество теперь проникло далеко во Вселенную, вы это хорошо знаете. Сначала Земля, конечно, интересовалась судьбой своих колоний, потом это перестало быть новинкой, поток эмигрантов иссяк, и Ньюхольм превратился в мир пионеров. В этом приятном статусе он прибывает и до сих пор. Ньюхольм не интересуется судьбой других миров, это вы должны признать. Карта, которую вы мне показывали, по ту сторону Криу'н Дитча и Вернье усеяна вопросительными знаками. Едва ли кто-нибудь сочтет за труд исследовать это, а потом проверить правильность обозначений на карте. Люди больше не интересуются этим. Там, снаружи волна колонистов, вероятно, проникла еще дальше. В последние два или три года с тех пор, как эта карта была уточнена в последний раз, в список, вероятно, была занесена еще дюжина миров, сообщения об открытии которых еще не достигли Ньюхольма, и о которых Земля ничего не знает. Там, снаружи торговцы андроидами и проворачивают свои делишки. Так это и должно быть! Это единственное подходящее объяснение!

— Может быть, вы хотите сказать, что никогда не было ничего подобного андроидам?

Хорн покачал головой.

— Конечно, нет. Может быть, что-то было раньше, но они, конечно, были изготовлены на Земле, потому что там для них было много работы, и там знания биохимии шагнули далеко вперед. Вероятно, эти андроиды были совершенно недееспособными, но я хорошо знаю людей Земли и предполагаю, что на них был чудовищный спрос. Поэтому кто-то сказал себе: «Я знаю ответ на это!» и организовал импорт андроидов, чтобы удовлетворить спрос. Насколько я видел, бизнес этот был с самого начала основан на похищениях. Но, вероятно, дело это для торговцев было достаточно выгодным, и они с удовольствием проглотили сказку о том, что то, что импортируется на Землю, это настоящие андроиды. Вы же сами видите! Внезапно появился выгодный товар, которым внешние миры могли торговать с Землей, чтобы что-нибудь у нее купить, не говоря уже об импорте необходимых товаров с богатой материнской планеты. Так случилось, что банды похитителей организовали торговлю рабами. Ведущие умы позаботились о том, чтобы их тайна никогда не была раскрыта. Их агенты разделились на отделения, а сами похищения организовывались на находившихся далеко снаружи изолированных мирах, о существовании которых никто на Земле не знал. Штаб-квартира — место, где меня взяли в плен — всего лишь богатая сельская усадьба и ничего больше. Я думаю, что существует несколько таких штаб-квартир. Важнейшие их агенты вынуждены кончать самоубийством, если появится опасность того, что их тайна будет раскрыта. Люди, которые работают в сельских усадьбах, подвергаются вечной опасности. Их в любое время могут продать как андроидов, чтобы сохранить тайну. Не существует никаких прямых контактов между местами сбора, похитителями и получателями, кроме самих андроидов. Я на твоем мире трижды переходил из рук в руки, а теперь вот еще эта попытка Кайера продать меня с этим грузом. Группы андроидов для большей безопасности при пересылке разделяются. Андроиды верят, что они изготовлены искусственно, и облик голубокожих искусственных людей так глубоко укоренился в сознании общественности, что это принималось за чистую монету, если бы не ошибка при стерилизации и рождение Ларса Талибранда, которые сделали все это подозрительным.

— А как с рождением Ларса Талибранда? — спросил Диз.

Хорн рассказал ему это.

Диз медленно кивнул.

— Я иногда подслушивал андроидов. Я спускался в грузовые отсеки и слушал их разговоры. Иногда я брал на борт одного или двух из них, которые уже работали в бараках для андроидов на многих мирах, и которые, может быть, получили особое образование. Существует нечто вроде мифологии, которая циркулирует среди них. Они говорили об этом только шепотом, и, если их засечет за этим какой-нибудь человек, лица у них сразу же становятся виноватыми, и они тотчас же замолкают. Кажется, что они знают о Талибранде. Андроиды, которые были в бараках, сообщают новичкам обо всем. Они рассказывают им о том, что установлен тот факт, что некоторые из них рождены людьми, и что они должны терпеливо работать и хорошо вести себя, потому что однажды Талибранд — я думаю, что они имели в виду Ларса придет к ним и сообщит им, что они на самом деле люди. Они вымоются особым средством, и голубой цвет кожи исчезнет.

Он пожал плечами.

Мы никогда не обращали на это слишком много внимания. Мы считали это историями, которые выдумывают наиболее умные парни из андроидов, чтобы позаботиться о том, чтобы остальные работали и вели себя соответствующим образом.

— Это так! — мрачно сказал Хорн. — Талибранд сделал кое-что. Он разыскал некоторых детей, которые были проданы в качестве андроидов. Некоторые из них вернулись к своим родителям, но я ничего не знал о том, что они могут удалить голубой цвет их кожи. Существует ли что-нибудь, чем можно его удалить?

Диз покачал головой.

— Нет.

Хорн пожал плечами.

— Ну, мне здесь не верят, не так ли? — сказал он.

Он снова вернулся к первоначальной теме.

— Но на Криу'н Дитче существует человек по имени Братвин, который мне поверит. Может быть, будет лучше, если я как можно быстрее отправлюсь туда?

— Каким образом? — рассудительно произнес Диз. — Вас сочтут за андроида. Даже если я пойду с вами и присягну, что вы человек, вас, вероятно, не выпустят с этой планеты. Как я уже сказал, нет никакой возможности удалить этот голубой цвет кожи.

— Как? — спросил Хорн.

Его голос внезапно стал звонким.

— Ну, если я достаточно долго останусь в живых, я буду все время держать в поле зрения торговцев андроидами, когда мне только останется подождать пока сюда не вернется Шембо. Он знает меня так же хорошо, как вы. Он доставил меня на Криу'н Дитч.

— Можем попробовать это.

Диз кивнул.

— Однако, я хочу спросить, вы узнали, кто убил Ларса Талибранда?

— Нет, — сказал Хорн. — Но мне кажется, что я знаю, кто несет ответственность за его смерть.

— Кто?

— Его брат. Это его брат Джен нанял убийцу.

18

Диз снова привел его в свой дом, где его жена мрачно выслушала всю эту историю, думая при этом о двух своих сыновьях. Она подумала, что все удобства вокруг нее, все это материальное благополучие, которым окружил ее ее муж, основано на рабстве, на страданиях детей других матерей. Она похвалила действия Хорна.

— Достаточно, — резко прервал ее Хорн. — До сих пор я спотыкался о вещи, которые находились перед самыми моими глазами. Теперь эта гигантская сеть торговли андроидами, которая опутала звезды, как опутывает корни растений ядовитая грибница! Что я сделал такого, чтобы положить конец всему этому?

— Вы сделали совсем не мало, — сказал Диз. — У торговцев были три агента на Ньюхольме, вы их уничтожили, и после всего, что вы нам рассказали, все теперь будет иначе. Вы были близки к тому, чтобы установить, что делал на Криу'н Дитче брат Ларса Талибранда.

— Если бы мне когда-нибудь попасть туда… — угрюмо сказал Хорн.

— Я тотчас же поеду в космопорт, как только Шембо сообщит о своем прибытии, и поговорю с ним обо всем, но на это потребуется некоторое время.

Диз наморщил лоб.

— Вот именно так, как вы сказали. Между различными сферами торговли андроидами нет никакой связи, за исключением самих бедных андроидов.

— Но должно же существовать что-то, что мы можем предпринять, настаивала жена Диза. — Разве не взбунтуются все остальные андроиды, если им рассказать правду, а космонавты перевозить их, если они узнают обо всем?

— Это может быть препятствием, — согласился Хорн. — Братвин на Криу'н Дитче сказал, что там уже намеревались сделать что-то подобное, но Джен Талибранд замял все это. Конечно, пройдет немало времени, прежде чем будут известны все факты.

— Но если нам все этоудастся, это еще не значит, что Земля откажется от андроидов, — сказал Диз.

— Я тоже так думаю. Андроиды на Земле — часть нашей жизни. Мы рассматриваем их как нечто, что стоит очень высоко над роботами. Но они выполняют всю грязную работу, которой другие люди больше не хотят заниматься. Их голубая кожа успокаивает нашу совесть, по крайней мере, в тех случаях, когда некоторые люди задумываются над этим. А потом надо принять во внимание хозяйственный фактор, который нам разъяснили в министерстве торговли.

— Ну, предположим, что мы приведем людей на то место, где бедных детей перекрашивают в голубой цвет? — упорно настаивала жена Диза.

— А где находится это место? Я ничего не знаю. Я был там, но я ни разу не видел узора звезд на небе. Как я могу предположить, вокруг которой из этих сотен звезд вращается та планета? Я видел от силы квадратную милю ее поверхности.

— А что будет, если вы расскажете правду андроидам?

Хорн покачал головой.

— Я боюсь, что это не продвинет нас слишком далеко. Они не задумываясь, верят истории о своем происхождении. Я могу вас в этом заверить.

Он беспокойно ходил взад и вперед.

— Единственное возможное решение, насколько я вижу, состоит в том, чтобы торговцев хоть на время удержать и отогнать их туда, откуда они пришли, установить связь с вновь колонизированными мирами, о которых мы до сих пор даже ничего не слышали. Я уверен, что на одном из них и производят, так называемых, андроидов. Мы схватили нескольких их людей, таких как Джен Талибранд, Кайер, Удд, Койвелгрин, но большей частью они попали к нам в руки случайно, потому что они где-то допустили ошибку, и теперь мы обратили на это внимание. Но это только значит, что мы срежем цветы со стебля, но корни мы этим не уничтожим.

В этом Хорн был прав. Двумя днями позже было совершено покушение на его жизнь.

Это указывало на то, что организация торговцев андроидами после потери Кайера и его сотрудников пострадала совсем незначительно. Из проезжавшего мимо наземного автомобиля в переднюю комнату Диза бросили маленькую коробочку, бомбочку.

Как ни удивительно, но она попала в шахту обогрева, которая вела из котельной в подвал, и взорвалась там. Весь дом сотрясся от этого взрыва.

Они вызвали полицию, но Хорн весьма скептически отозвался о возможных результатах расследования.

— На Земле, — сказал он, — один из полицейских был агентом торговцев андроидами, с которым я вошел в контакт. Не ожидайте от них слишком многого.

Он счел полезным убедить Диза, его жену и его сыновей, чтобы они появлялись на людях с толстыми повязками и заклеенные пластырями и говорили, что он, Хорн, серьезно ранен. Это делало достоверным его нахождение в доме.

Он в ярости ожидал следующей акции торговцев, но ничего не происходило. Несколько успокоенный, он предположил, что они ждали указаний от Джена Талибранда о том, что им следовало предпринять дальше.

Хорн ничуть не сомневался в том, кто был вдохновителем этого покушения. Талибранд тем временем узнал о его чудесном бегстве, которое ему удалось совершить из лагеря андроидов здесь, на Ньюхольме.

Конечно, теперь Джен Талибранд потел от страха, что Хорн вернется на Криу'н Дитч и донесет на него.

Именно это Хорн и намеревался сделать.

Как он и предсказывал, полиции все еще не удалось найти тех, кто бросил бомбу, когда Диз с радостью сообщил, что корабль Шембо прибудет на Ньюхольм в самом скором времени, и он отправился в космопорт, чтобы доставить сюда криундитчианского капитана.

Это был все тот же разумный и спокойный Шембо, который внимательно выслушал сообщение Хорна.

— Это проясняет множество странных вещей, — наконец, ответил капитан.

— Что, к примеру?

Хорн нагнулся вперед.

— Как… ну, вы же знаете самый большой космопорт на Криу'н Дитче, я имею в виду личный космопорт, принадлежащий семье Талибрандов. На Криу'н Дитче, куда вы отправились, мистер Хорн, существует множество тайн. Джен Талибранд сказал, что вы его оскорбили, воспользовавшись его гостеприимством, но в это никто не поверил. Говорили, что вы отправились искать исчезнувшего мальчика, которого похитили торговцы, но и в это тоже никто не поверил. И все же никто не знал правды, и никто ничего не предпринял. Только в последнее время кое-что произошло. Как всегда, в космопорт прибывали андроиды. Но тут прибыл Джен Талибранд и осмотрел их всех. Все члены моего экипажа прошли через руки Джена Талибранда, который осмотрел, не окрашен ли кто из них краской, чтобы скрыть голубой цвет кожи. То же самое происходило и на других кораблях.

Шембо сделал большой глоток из кружки, которую подала ему мисс Диз, а потом устроился поудобнее и с довольным выражением лица продолжил:

— Теперь все ясно. Талибранд ищет вас, и ищет настойчиво. Талибранд боится!

— Хорошо, — сказал Хорн баз сожаления, — но все это довольно трудно осуществить. Как же мне, черт подери, попасть на Криу'н Дитч, если Талибранд так стремится найти меня? Я намеревался использовать какое-нибудь косметическое средство, чтобы скрыть голубой цвет кожи.

Он вытянул свою руку и уставился на нее.

— Вы сказали, что они уже предусмотрели эту возможность?

— Мы найдем еще одну возможность, — тихо сказал Шембо. — Я позабочусь об этом.

— Скажите мне, — попросил Хорн, — почему вы так готовы помочь мне, капитан Шембо? Разве вам не понятно, что я пытаюсь лишить вас средств к существованию?

Шембо пожал плечами.

— Это плохо. Андроиды — дети людей. Это очень плохо. Мне иногда делается дурно. Может быть, я еще некоторое время буду заниматься этим. Я привык к этому. Вы понимаете? Но потом будет что-нибудь другое. Надо торговать. Может быть. Я думаю, люди всегда хотят заставить работать вместо себя других, как на Криу'н Дитче. У всех ваших богатых семей есть слуги. Может быть, бедные люди с дальних миров захотят найти работу на Земле. Я верю, что люди на Земле изготовят гораздо более умных роботов, и андроиды будут больше не нужны. Я думаю, что они, может быть, будут признаны настоящими людьми.

Хорн медленно кивнул. Это было возможное решение проблемы. Да, это был намек на возможность решения, на то, как на Земле разрешить эту проблему. Цену престижа, который последует за признанием андроидов людьми, можно будет так же использовать. Конечно, найдутся другие товары для торговли, которые займут место андроидов.

Но это был доморощенный план. В настоящее время Хорну было все равно, потрясет ли разрушение торговли андроидами хозяйственную структуру галактической торговли или нет. Может быть, для человеческой расы будет даже хорошо, если это произойдет.

Он заметил, что Шембо медленно качает головой взад и вперед.

— У меня есть идея, — сказал криундитчианец. — Мне кажется, я знаю, как мне доставить вас к Братвину в полной безопасности.

Важнейшим пунктом в плане Шембо был временный отказ от посадки на планету.

Корабль ночью опустился на космодроме во владениях Талибранда. Он совершил посадку за два часа до рассвета, когда люди внизу были сонными, а их тела усталыми. Это было так же время, когда Джен Талибранд добровольно возложил на себя обязанность лично производить проверку груза андроидов.

Конечно, в этом рейсе у них на борту не было никаких андроидов. Они покинули Ньюхольм, и на борту корабля был только один голубокожий человек, но он был очень опасен.

Корабль опустился, и охранники, вырванные из объятий сна, подошли к нему, чтобы подвергнуть его экипаж вновь введенной проверке и исследованию.

Хорн, спрятавшись в темноте одного из грузовых трюмов, ждал, что же теперь произойдет.

Внезапно на другом конце корабля произошло движение. Прозвучали окрики по криундитчиански. Послышались торопливые шаги.

По космодрому сновали лучи прожекторов.

Охранники в поле зрения Хорна спешили прочь, чтобы посмотреть, что там произошло, на ходу вытаскивая оружие.

В то же мгновение, когда они исчезли, из его поля зрения, Хорн выпрыгнул из корабля и, пригнув голову, побежал по космодрому.

Когда охранники, наконец, обнаружили, что они охотятся за одним из людей Шембо, который разыграл из себя пьяного и теперь помирал со смеху наблюдая действие своей шутки, Хорн укрылся под брезентом двух штабелей товаров на краю поля космодрома.

Три охранника почувствовали себя одураченными и не хотели во второй раз попадаться на тот же самый трюк и теперь с отвращением и презрением отказывались проверить шорох и движение, которые они считали совершенно не имевшими никакого значения.

Они раздраженно потащили Шембо и его людей к административному зданию космопорта.

Яростный голос Шембо громко разносился далеко по полю. Хорн терпеливо ждал, пока все успокоится. Потом он осторожно прополз по полю космодрома к воротам.

Несущие там службу охранники дремали и не слышали, как Хорн прокрался мимо них.

Потом он побежал. Ему было довольно трудно ориентироваться по тем немногим ориентирам, которые он видел в темноте, но через некоторое время он оказался поблизости от зала, в котором Братвин дал ему первую аудиенцию. Теперь начало светать, и ночное небо посерело. К счастью, прохожих было еще мало, и, если Хорну кто-нибудь встречался, он закрывал лицо, стараясь спрятать свою голубую кожу.

Братвин, в противоположность Джену Талибранду, не окружал себя кольцом слуг и охраны. Хорн добрался до дверей зала никем не остановленный и забарабанил по ним кулаком.

Скоро появился сонный привратник и открыл ему. Когда он увидел, что это стучит андроид, он выругался и хотел снова запереть дверь.

— Отведите меня к Советнику Чести Братвину, — приказал Хорн. Поднимите его с постели, если он еще спит.

— Глупец! — возразил привратник. — Сегодня заседание Совета Чести, и он работал до поздней ночи, подготавливая свой доклад.

— Это еще лучше, — сказал Хорн со свирепым удовлетворением. — Скажите ему, что у меня есть сообщение от Ларса Талибранда, сообщение об убийстве, и он меня выслушает.

Привратник с сомнением кивнул. Было почти смешно видеть, как изменилось выражение его лица, когда он вернулся.

— Вы можете войти, — сказал он.

Он сглотнул.

— Советник Братвин сказал, что он хочет выслушать ваше сообщение.

Братвин испуганно вскрикнул, когда он увидел Хорна и узнал его. Он уже давно считал его мертвым.

С широко раскрытыми глазами он выслушал Хорна, потом яростно кивнул.

— Сегодня заседает Совет Чести, — сказал он. — Мы собираемся со всего Криу'н Дитча, чтобы обсудить планы на следующий год, но сначала мы устраиваем суд!

19

Собрались двадцать членов Совета Чести.

Двое из них были очень стары, двое довольно молоды, остальные были немного старше или немного моложе Братвина.

В зале Аудиенций был установлен большой стол, на котором перед каждым креслом лежали ручки, бумага и пачка печатанных листов.

Через полчаса после рассвета собрались они все, один за другим.

Те, которые жили неподалеку, зевали и потягивались в своих машинах, на которых они ехали ночью, те же, кто жил далеко, и кому требовалось на эту поездку до трех дней, были гостями Братвина и всю эту ночь спали.

Они были свежи и спокойны.

Братвин приветствовал их, когда они вошли в зал и подошли к открытому огню, чтобы согреться или взять чего-нибудь из еды из стоявших там мисок и тарелок. Бочонок кислого криундитчианского пива ждал, когда его откроют после окончания заседания.

Из всех них Джен Талибранд пришел последним, когда Братвин уже занял свое место во главе стола.

Он спесиво остановил гудящую машину, построенную на Земле, перед залом, вышел из нее, вошел в зал и сделал всем присутствовавшим величественный жест.

Он был хорошо одет, тщательно выбрит и сильно надушен.

Только темные круги под глазами показывали, что он все эти прошедшие недели провел в страхе разоблачения.

Он занял свое место за столом и бормотанием приветствия обменялся с другими присутствовавшими.

Потом он выжидательно посмотрел на Братвина.

Глаза обоих мужчин на мгновение встретились, потом Братвин посмотрел на разложенные перед ним бумаги.

— Сегодня мы, Совет Чести, этого мира, собрались здесь, чтобы послушать как обстоят дела у нашего народа, и о его занятиях, как он живет и торжествует ли справедливость, как растет его благосостояние, царит ли на Криу'н Дитче мир, и где бизнес не удается, угасает жизнь, попирается справедливость, где отсутствует благосостояние, где мир хрупок, и вот-вот вспыхнет война, с тем, чтобы мы могли разобраться в этом и все привести в порядок, насколько это в наших силах. Я, Братвин, нахожусь здесь и намереваюсь выполнить свои обязанности Члена Совета так, как повелевает мне долг.

Он взглянул на человека слева от себя, и эта фраза пошла дальше от человека к человеку.

Его глаза следовали за словами и подолгу задерживались то на одном, то на другом лице.

— Я, Талибранд, нахожусь здесь, чтобы выполнить обязанности Члена Совета так, как повелевает мне мой долг.

Не было ли известного бесстыдства в его словах?

Братвин отвел взгляд.

Затем Братвин взглянул на бумажку перед собой и почувствовал, как его сердце забилось сильнее, когда он поднял первую из них.

Он облизал губы, прежде чем заговорить.

— Я открыто говорю здесь, на этом Совете и обвиняю одного из его членов по имени Джен Талибранд из дома Талибрандов и утверждаю, что он находится в наших рядах не по праву, а силой захватив это место, и он не считает себя ответственным за совершенное им преступление.

Постепенно Совет начал понимать, что сказал Братвин, и его члены, открыв рты от удивления, уставились на него.

Сам Талибранд побелел, как мел, но на его лице не шевельнулся ни один мускул.

До сих пор Братвин говорил очень тихо, но внезапно голос его стал громким и резким.

— Я обвиняю Джена Талибранда, во-первых, в том, что он вместе с другими, которые являются гражданами нашей планеты, законспирировался, чтобы похищать людей, которые продавались, как рабы, и за них получались огромные деньги. Во-вторых, он вместе с другими, которые являются гражданами нашей планеты, законспирировался для того, чтобы совершить убийство своего брата Ларса Талибранда, который носил звание Гражданина Галактики. В-третьих, он лично ответственен за то, что похитил человека по имени Дерри Хорн, гражданина планеты Земля и продал его в рабство.

Братвин был вынужден снова облизать губы, когда он перевернул бумажку. Теперь он смотрел прямо на Джена Талибранда.

— Джен Талибранд, как вы ответите на это обвинение?

Все глаза неверяще обратились к Талибранду, но он этого не заметил.

Он внезапно выпрямился и его глаза уставились на что-то позади Братвина.

Остальные члены Совета тоже проследили за его взглядом и увидели голубокожего андроида, которым медленно вошел через дверь, которая вела в рабочий кабинет Братвина.

Андроид с черной бородой и угрожающим взглядом теперь поднял руку и нацелился на Джена Талибранда.

Нервы Талибранда не выдержали.

С вздохоподобным звуком он повернулся на каблуках и выбежал из зала.

— Задержите его! — закричало множество голосов.

Но было уже поздно.

Прежде чем кто-нибудь успел достигнуть двери, он уже умчался в своем автомобиле.

В зале бурлили голоса, отдающий приказы голос Братвина призвал всех к тишине.

— Он, конечно, вернулся в свое имение. Позже мы последуем за ним туда, если вы, кто теперь слышал это обвинение, согласны, что он несет ответственность за это. Здесь присутствует андроид, который является не андроидом, а человеком. Это Дерри Хорн, о котором мы все уже слышали. Он может сказать вам, что он совсем не андроид.

Он посмотрел на Хорна, потом заговорил по-английски.

Хорн, конечно, рассказал, что с ним произошло, но подробности, однако, отсутствовали.

Старейший член Совета, который даже не пошевелил своими старческими мозгами, чтобы догнать Талибранда и помешать ему бежать, сказал, что сначала надо выслушать показания свидетелей.

Так, при помощи Братвина, который переводил для остальных, для тех, кто не понимал английского, Хорн построил гроб, в который он уложил Джена Талибранда.

Они добрались до ворот имения Талибранда и обнаружили их запертыми.

Даже угроза власти Совета Чести не вызвала ответа на требование впустить их.

Может быть, они снова вернулись бы назад и вынесли бы приговор Талибранду на заседании Совета, но внезапно по ним открыли огонь из ружей.

Пуля, несомненно, предназначалась Хорну, но она попала в старейшего члена Совета.

После этого вина Джена Талибранда была признана без всяких дискуссий.

Узнав, что судьба обернулась против него, Талибранд приказал своим людям стрелять.

Совет ретировался, чтобы позвать слуг и осадить имение Талибрандов.

До наступления темноты они все проработали, во многих местах прорвали ограждения из колючей проволоки и направили одно подразделение по полю космодрома, чтобы обмануть защитников.

Братвин был с Хорном вежлив, но молил его держаться на заднем плане.

— Однажды, — сказал ему Советник, — вас с вашей голубой кожей заметят даже в темноте, и, кроме того, вы сделали для нас вполне достаточно, так что мы теперь не будем просто смотреть, как вас обстреливают. Кроме того, это наше дело. Есть факт, что Джен Талибранд участвовал в этой преступной торговле, и что он убил своего брата, но есть также гораздо больше фактов, что он причинил очень много вреда Совету Чести Криу'н Дитча, и мы должны устранить этот вред.

В лесу владений Талибрандов был слышен треск веток, и иногда раздавались крики.

В ветвях, казалось, двигались темные тени.

Иногда они сливались друг с другом и сопровождались пыхтением и проклятиями завязавшейся рукопашной.

Но продвижение вперед было медленным.

Имение Талибрандов представляло из себя крепость.

Единственная выгода нападавших заключалась в том, что многие посещали семью Талибрандов и были хорошо знакомы с планировкой его имения.

Медленно надвигалась ночь.

Постепенно защитники были оттеснены к дому, но когда они были оттеснены достаточно далеко, Братвин отдал приказ окопаться.

— Дом мы сможем взять только при помощи бомб, — сказал он задумчиво. — Другая возможность состоит в том, чтобы взять их измором. Но теперь, в это время года большая часть урожая должна уже находиться у них в закромах. Черт побери, что вы здесь делаете, Хорн?

Он почти уже поднял свое ружье, прежде чем узнал человека, приблизившегося к нему сзади.

— Кажется, стало поспокойнее. Я думаю, что вы не хотите позволить мне увидеть конец всего этого.

Он сказал это нарочито извиняющимся тоном.

— Этого нам ждать еще долго, — ответил Братвин.

Он обернулся и посмотрел на лежавший перед ним во тьме дом.

Он говорил тихим голосом.

Иногда, когда одному из защитников казалось, что он видит какое-то движение, из темных отверстий окон раздавались выстрелы.

— Конечно, это только вопрос времени, — пробормотал он, — но мы должны быть терпеливыми.

— Должны ли? — тихо спросил Хорн. — Посмотрите!

Сначала Братвин не понял, что Хорн имеет в виду, но потом он увидел огонь, вспыхнувший в одном из сараев.

— Это может происходить только внутри дома, — недоверчиво сказал он. — Может быть, это выгонит их наружу. Ветер становится все сильнее. Но кто мог это сделать?

— Один из слуг Джена Талибранда, который имеет на него зуб.

Братвин покачал головой.

— Нет. Криундитчианцы всегда остаются верны своему хозяину.

Кто бы это ни сделал, огонь охватил этот сарай и перекинулся на другие строения.

Теперь выстрелы звучали только из части главного здания, потому что защитники не могли больше выносить удушающий дым.

Со стороны нападавших раздались торжествующие крики, когда они увидели огонь.

— Позор, — мрачно сказал Братвин. — Это же самое старое здание на Криу'н Дитче. Если оно все же выдержит, оно станет памятником позора Талибрандов.

Как долго они еще смогут продержаться?

Теперь дым поднимался клубами, и весь дом словно превратился в гигантский камин.

Крыша сарая, в котором начался пожар уже просела, и пламя поднялось вверх, облизывая почерневшие от дыма боковые стены.

Спустя некоторое время двери распахнулись, и группа женщин и детей, маша белым флагом, вышла наружу. Нападавшие позволили им беспрепятственно пройти от дома к полю, а потом они уехали.

Братвин оглянулся на Хорна и был удивлен, увидев, что он ушел. Он пожал плечами и приказал своим людям продвинутся вперед и занять все еще открытые двери зала.

Они, несомненно, были открыты потому, что Талибранд хотел отважиться на последнюю отчаянную попытку, чтобы продать свою жизнь как можно дороже.

Несомненно, это было именно так, и произошло точно так.

Это была внезапная рукопашная схватка.

Нападавшие вышли из своих укрытий, размахивая своими мечами, потому что в ближнем бою они не могли пользоваться огнестрельным оружием.

Братвину в голову пришла внезапная идея.

Может быть, Хорну захотелось узнать, что произошло в доме?

Возможно, он только хотел попытаться лично рассчитаться с Талибрандом?

Ругаясь, Братвин вытащил свой меч и ринулся в схватку.

На лужайке перед открытыми дверями сражался Джен Талибранд.

Его лицо было белым, но спокойным, и его выпады были точны и смертельны.

На его стороне сражались двое слуг.

Братвин прыгнул вперед и крикнул:

— Это я, Братвин!

При последних звуках его ритмичного крика он оттолкнулся в сторону одного из своих слуг, чтобы иметь свободу для действий мечом, потом он ударил Талибранда.

Братвин взглянул на заколотого и подумал, что он сделал.

Он пришел сюда, чтобы посмотреть, нет ли здесь Хорн, а не убивать Талибранда.

Когда его слуги собрались вокруг него и стали поздравлять его с победой, он спросил их, где же Хорн.

Никто этого не знал.

20

Главное здание ярко пылало.

Деревянная крыша была наполовину охвачена пламенем, и дым вырывался из двустворчатых дверей, через которые был произведен последний отчаянный прорыв.

В свете пламени Братвин обошел вокруг дома, расспрашивая всех и каждого о Хорне.

Наконец, он закончил свой обход, так и не получив нужного ему ответа.

Вернувшись к начальному пункту обхода, он пал духом.

Вероятно, этот глупец пытался разыскать Талибранда, и его убили.

Может быть…

Громкий крик вывел его из мрачных мыслей. Он обернулся и увидел, как кто-то показывает на дом.

Из дверей дома, в клубах густого дыма, шатаясь, вышла фигура человека, что-то несущая на руках.

Это был Хорн, который, отклоняя всякую помощь, спустился по склону и положил свой груз на землю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о ней, — сказал он хриплым от дыма и жары голосом. — Она была женой хорошего человека.

— Я спустился вниз, чтобы найти ее в группе женщин и детей, которым позволили свободно уехать, — сказал Хорн. — Советник Братвин объяснил мне, что ни один криундитчианский слуга не выступит против своего хозяина. То же самое я считал само собой разумеющимся и для семей слуг и членов семьи Талибрандов. Но, очевидно, кто-то, кто находился внутри дома, устроил этот пожар.

— Жена Ларса.

Братвин кивнул.

— Да, Мода Талибранд. Я знал, что она ненавидела своего шурина и была права, хотя она могла только строить предположения. Когда я не нашел ее среди других женщин, я убедился, что Талибранд прознал, кто устроил пожар, и что теперь он хотел отомстить ей, поэтому он запер ее в горящем доме. Так это все и было.

Он поднял свою кружку с пивом и сделал огромный глоток.

Советники сидели в мягких креслах в зале, ели и слушали.

Они согласно кивали и обменивались взглядами с Братвином.

Их лица все еще казались усталыми, однако, они уже отдохнули после ночного сражения и продолжили свое заседание довольно освеженными.

Братвин откашлялся.

— Для того, чтобы нас лучше понимал наш высокочтимый гость Дерри Хорн, я предлагаю, чтобы часть обсуждения проходила на английском языке! Пункт первый: решено — на космодромах Криу'н Дитча больше не будут перегружать так называемых андроидов. Кроме того, в будущем граждане Криу'н Дитча под угрозой строгого наказания не должны участвовать в любой форме торговли андроидами. Кто согласен с этим?

Все подняли руки.

— Пункт второй: решено, что Дерри Хорн, гражданин Земли, получает гражданство нашей планеты.

Снова все подняли руки.

— Пункт третий: занесение в книги. Джен Талибранд из-за своего преступления теряет право гражданства, а также право на наследство и титул Советника Чести. Кто согласен с этим?

В третий раз все подняли руки.

— Хорошо, — сказал Братвин.

Он сел.

— Вопрос наследства мы выясним позже. Теперь я сделаю вам одно предложение, Хорн. Что вы намерены предпринять относительно вашей голубой кожи? В конце концов, в этом и заключалась первоначальная идея отличия андроидов от людей как на нашей планете, так и везде. Вы охотно освободились бы от этого цвета, не так ли?

Хорн смущенно посмотрел на свою голубую кожу.

— Насколько я знаю, это невозможно, — ответил он.

Братвин полез в свой карман и вытащил оттуда серое портмоне Ларса Талибранда.

— Как друг погибшего Гражданина Галактики, — сказал он, подмигнув, я думаю, что вы должны найти другого Гражданина Галактики, который был бы готов помочь вам. Как вы, может быть, знаете, на Вернье живет врач по фамилии Гайк, который имеет такой же титул, какой получил Ларс Талибранд. Мы отправим вас к нему, и весьма вероятно, что он знает пути и средства, как победить это голубое заражение.

Он уселся поудобнее и протянул портмоне Хорну.

— Я думаю, господа, что нет никого более достойного, кто получил бы этот бывший документ гражданства Ларса Талибранда в свое пользование?

В его вопросительном тоне была констатация, и он посмотрел на собравшихся.

Все согласно кивнули.

— Что же произойдет потом?

Хорн встал и заходил взад и вперед.

— Я этого не знаю. Мы должны позаботиться о том, чтобы эта торговля прекратилась. Возможно, будет достаточно запретить торговцам использовать космопорты. Если этого будет недостаточно… ну, об этом мы поговорим позднее.

— Хорошо. Может быть, вам лучше пройти в рабочий кабинет?

Немного смущенно Хорн повиновался, услышал позади себя смешки многих людей, когда он вошел в маленькую комнатку.

Мода Талибранд поднялась из своего кресла, чтобы приветствовать его.

Она сняла траурную одежду и одела простое, белое платье, какое обычно носили женщины на Криу'н Дитче. На ее лице была странная смесь выражения радости и печали.

Они долго молчали.

Наконец, она заговорила таким тоном, словно они продолжили только что прерванную беседу.

— Как вы знаете, я всегда верила, что не существует человека лучше, чем мой муж. Мне он казался таким на фоне его брата. Однако, теперь я убеждена в том, что в Галактике есть еще один такой же человек, как и Ларс, и я его встретила. И там, где есть двое таких, должно быть еще очень много таких.

У Хорна внезапно в горле застрял ком, и он не мог говорить.

Он думал о рыжеволосом человеке, которого он увидел лежащим убитым в номере отеля на Земле.

Решение было объявлено.

Шембо объяснили насчет новых постановлений о торговле андроидами и сообщили ему, что в будущем он должен отказаться от этой прибыльной торговли.

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Торговля будет, — сказал он. Мысленно он уже искал замену. — Не тем, так другим.

Решение это попало также на планету, где корабли опускались возле бурного, соленого моря.

Внезапно здесь подул ледяной ветер.

Однако, на Эрсуорлде, Вернье, Лигосе и других мирах это решение было словно луч солнца, прорвавшийся сквозь облака.

Так же позже было и на других мирах, названий которых большинству людей не были известны.

Среди них находился и Ластуорлд.

Об этом сообщили также и Дизу, и он сказал:

— Я никогда всерьез не верил, что это ему удастся сделать.

Он отказался от своего желания стать капитаном собственного корабля и подумал, не может ли он найти себе такое дело, которым он мог бы искупить свое невольное участие в работорговле.

Решение это так же стало известно и на Земле, и Дерри Хорн — старший, наморщив лоб, сказал своему отцу:

— Этот молокосос, мой сын, действительно совершил что-то выдающееся там, вовне!

— Он, кроме всего прочего, испортил хороший бизнес некоторым людям, произнес его отец, читая сообщение о том, что Вернье, Эрсуорлд и Лигос последовали примеру Криу'н Дитча и закрыли свои космопорты для торговли андроидами.

Потом они молча посмотрели на Роула, их слугу.

Знал ли он об этом?

Решение, конечно, очень быстро распространилось среди андроидов, гораздо быстрее, чем последует официальное признание его.

Андроиды служили рассыльными.

После того, как решение стало известно на Земле, водитель одного из мусоровозов, служивший связным между Дорди и Берлом, сообщил им об этом.

В его рабочей зоне находился и отель, в котором был убит Ларс Талибранд.

Он жил в том же бараке, где и Берл из команды уборщиков.

Он и принес в отель Дорди сообщение от Берла.

— Что ты на это скажешь? Я никогда не думал, что этот выглядевший таким хилым молодой человек одержит победу. Скажи, что ты думаешь делать, если решение будет принято и здесь, и обязательства, которые удерживают нас здесь, исчезнут? Сначала я…

Потом последовал целый список буйных фантазий.

Выслушав это, Дорди усмехнулся и ответил водителю. Это был результат его долгих размышлений.

— Лучше предложим присвоить Дерри Хорну титул Гражданина Галактики!

Чудовище из Атлантики

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТАЙНА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

До сегодняшнего дня их вожделение не знало предела. Они испытывали отвращение к самим себе, подстегивая собственное воображение снова и снова, опрометчиво расточая то, что, как они считали, никогда не истощится: они вели себя как дети, попавшие в дом, полный всяческих вкусных вещей, и уничтожали все, что могли употребить. До сегодняшнего дня.

Теперь же все было так, как будто планета устала от их самонадеянности.

Сколько раз приходилось слабым существам, населявшим этот мир, бежать от гнева Руаха и его сородичей? Не стоило даже вспоминать и подсчитывать все эти случаи. Но теперь ему, Руаху, хозяину тысячи жизней, самому приходилось спасаться от ужасающей ярости слепой стихии, которой невозможно было противостоять…

Далеко позади остались мраморные башни и сверкавшие драгоценными камнями цитадели Аввана, города, который возвели, чтобы прославить его. Далеко позади как во времени, так и в пространстве, поскольку, когда он со своей свитой покинул город, море уже пробило брешь в белой каменной стене гавани и швыряло суда об стены ближайших зданий. В стенах храма, храма Руаха, уже образовались трещины.

И вот повелитель Руах, кому в прежние времена служили тысячи людей, единственной целью которых было боготворить его, оказался здесь. Теперь он был всего лишь предводителем голодной и оборванной кучки беженцев; паланкин стал его храмом, а его высшим духовенством – горстка стонущих от усталости носильщиков.

Это было непереносимо! Руах кипел от злости, больше всего на свете он хотел бы наказать виновника всех своих унижений, но это было невозможно.

Перед их беспорядочной процессией расстилалась безбрежная равнина. Солнце нещадно палило с высоты, в его лучах ярко блестели церемониальные гонги. Ослабевшие музыканты с трудом несли их, бить в них они уже не могли, но и бросать не бросали, потому что не в силах были сообразить, что таким образом они могли бы облегчить свою ношу. Руах тоже постепенно слабел, хотя он экономно расходовал свои силы. Он понимал что, как только ослабнет железная хватка, с помощью которой он управлял людьми, его разорвут на части.

Он знал, что равнина не была безбрежной. Она представляла собой ровный уступ, который под небольшим углом поднимался от того места на морском берегу, где был построен Авван. Они проделали почти половину пути к месту своего назначения – городу, построенному другим правителем из рода Руаха, или, точнее, его подданными. Этот город был расположен в горах. Пусть обезумевшее море обрушилось на стены Аввана, но несокрушимые горы должны выдержать его атаку!

От жары над землей поднималось мерцающее марево. На одно мгновенье Руаху показалось, что он смотрит не на твердую землю, а на океан. Если бы только его взор мог проникнуть сквозь пелену, отделявшую их от заветной цели! Если бы он мог ясно видеть, а не только надеяться, что впереди их ждет безопасность! Разрушительная ярость моря поколебала его уверенность в разумности естественного порядка вещей.

Потрепанный в дороге паланкин внезапно упал на землю. Вся злоба Руаха выплеснулась, как лава вулкана. Он щедро расточал побои всем, кто попадался ему под руку, и от вида их страданий силы его прибавлялись. Такова была природа всех правителей из рода Руаха.

В конце концов, он смог овладеть собой настолько, чтобы позвать к себе высшего жреца и заставить его отвечать за то, что произошло. Но в ответ на его властный призыв никакого ответа не последовало. Ярость с новой силой вспыхнула в его душе. Наверно, пока он позволил себе немного задуматься, этот слабак упал замертво от усталости где-нибудь по дороге. Он позвал следующего по званию жреца и с облегчением услышал, что ему сразу же ответили.

Но вид у жреца был весьма плачевный. Он спешил к упавшему на землю паланкину, сильно прихрамывая, и кровь сочилась из ссадины на его лице. Он заговорил, запинаясь, каждое слово давалось ему с большим трудом.

– Великий Господин! Земля сошла с ума!

– О чем ты говоришь?

Руах, помня о недавно пережитых страданиях и боли, сопроводил свой вопрос ударом. Жрец вздрогнул и продолжал:

– Господин! В результате землетрясения образовалась огромная трещина, которая преграждает наш путь через равнину!

Руах взглянул в указанном направлении. Действительно, так оно и было. Он был так разгневан тем, что носильщики уронили его паланкин, что не заметил этого раньше. В центре равнины зияла расселина, ее глубина во много раз превышала человеческий рост. Рыхлая почва и камни скатывались с края этой впадины и исчезали внизу. Часть беженцев оказалась по ту сторону, они в страхе кричали и причитали, подняв лица к небу. Один глупец приблизился почти к самому краю расселины и пытался рассмотреть, что случилось с теми, кто упал вниз.

Руах понял, что его верховный жрец, по-видимому, попал в число этих несчастных.

Впервые в жизни он ощутил страх. Капризы стихии заставили его почувствовать то, что так часто он вызывал у своих подданных. Страх почувствовать страх – вот что на самом деле сводило его с ума.

– Постройте для меня мост! – приказал он. Выживший после катастрофы жрец смотрел на него, недоумевая; он видел равнину, покрытую низкорослым кустарником и редкими колючими кустиками, но на ней не росло ни одного дерева.

– Но, мой господин, из чего здесь можно построить мост? – возразил он.

– Из ваших тел! И как можно быстрее! – приказал Руах.

Переправа унесла жизни примерно половины людей из тех, что пережили землетрясение. Люди смогли найти в себе силы, чтобы держаться за руки, пока паланкин Руаха тащили над бездной, но им не хватило сил для того, чтобы самим выбраться на поверхность. По два и по три человека они е криками летели вниз к тем, кто раньше упал в расселину. Камни и земля, падавшие следом, засыпали их трупы.

Другие падали замертво по дороге, когда Руах, истощая свои силы и забыв о присущей ему рассудительности, без остановок гнал процессию вперед. Только когда на землю опустилась ночь, он позволил всем, кто остался в живых, отдохнуть и попить воды. Есть им было нечего, так как к этому времени они уже съели все те небольшие запасы продуктов, которые были у них с собой.

И даже теперь Руах раздражался, хотя и понимал, что целиком находится во власти носильщиков и сопровождавших его людей. Он не стал требовать выполнения ритуала поклонения солнцу в полном объеме, потому что этим он истощил бы последние силы людей. Он заставил себя переждать, пока они пили воду пересохшими губами, укладывались спать и снова просыпались, чтобы утолить жажду, которая преследовала их даже во сне. После того, как солнце село, на небе появились звезды, и Руах сконцентрировался на их созерцании, чтобы успокоиться и справиться с ужасом, который он испытывал перед стихией. Он знал названия некоторых звезд, или, пожалуй, можно было сказать, что он знает многие звезды, и еще вчера он рассматривал множество планет как нечто очень далекое от того райского, богатого всем, чего душа пожелает, места, где жили в свое удовольствие он и весь его род. Сейчас он почувствовал тоску по той спокойной жизни, которую он знавал под этими звездами.

Вдруг земля вновь закачалась. Не очень сильно; это, скорее, напоминало дрожь. Спящие вокруг него люди вздрагивали во сне, потом все успокоилось. Но даже такая дрожь земли пугала Руаха. Вперед! К городу, расположенному высоко в горах, в безопасное место. Он заставил утомленных носильщиков снова подняться на стертые до водяных пузырей ноги.

Наконец, на рассвете процессия поднялась на вершину холма. С нее была видна долина, и вдали – цель их путешествия. Страстно желая достичь безопасного места и одновременно страшась, что его подозрения оправдаются, Руах подгонял своих носильщиков, заставляя их двигаться почти бегом. Он не обращал внимания на то, что такой бег выматывал носильщиков до изнеможения.

Вдалеке, в розоватом сиянии рассвета, он видел блеск колоссального купола собора в городе, где правил его кузен. Там высились разноцветные дворцы его приближенных, там были построены широкие дороги и великолепные башни. Город лежал перед ними как на ладони, четкость картины была поразительной. Руах долго смотрел на него, пытаясь впитать в себя величественное зрелище.

Этот город был его последней надеждой.

Большинство его подданных уже улеглись спать, радуясь короткой передышке. Но те, кто не спал, раньше Руаха увидели, что произошло. Руах смотрел только на город, а они смотрели выше, на вершину горы, на склоне которой он расположился. Они смотрели туда и видели…

Медленно, с торжественностью, присущей ритуальным церемониям Руаха, гора раскололась надвое. Вершина горы, которая с такого большого расстояния выглядела не больше, чем голова мужчины, распалась и начала падать вниз. Каменная глыба ударилась о склон горы и подскочила.

Через какое-то время после того, как они это увидели, до них докатился слабый звук удара.

Потом глыба с размаху ударилась о купол собора, расколов его на части, разрушила мощную стену и обрушилась на соборную площадь. Второй обломок скалы разбил вдребезги величественные башни, падавшие под сокрушительными ударами направо и налево. Спустя несколько минут после того, как камнепад закончился, весь город лежал в развалинах, и только столбы пыли поднимались в лучах восходящего солнца.

Руах почувствовал полное опустошение и разочарование: город, который, он считал своим возможным спасением, погиб. Все надежды рухнули…

Он больше не мог смотреть в ту сторону, где минуту назад высились грандиозные сооружения, он посмотрел вниз, на долину, и увидел, что по ней движется, извиваясь, какая-то процессия. До последнего момента она находилась в тени, но теперь солнце осветило движущуюся колонну! По долине шел караван, как две капли воды похожий на процессию, которую еще совсем недавно возглавлял Руах, когда покидал Авван!

Не задумываясь о последствиях, он опустошил последний сосуд с водой и заставил носильщиков нести себя как можно быстрее им навстречу. Предводители процессии беженцев из города в горах остановились и с подозрением стали вглядываться в приближающихся людей, потом развернули строй веером и вытащили из ножен кинжалы.

Руах был удивлен. Он поторапливал своих носильщиков и заставил их отнести себя к паланкину, в котором находился правитель города в горах. И вдруг он услышал, как из паланкина раздался приказ, прозвучавший отчетливо и громко. Так громко его мог произнести только тот, кому не пришлось пробираться сквозь иссушенную равнину.

– Назад! Здесь нет для вас места!

– Назад! – эхом отозвался Руах. Он почувствовал, как он слаб по сравнению с другими членами его рода. – Но куда назад? Я осмотрел все побережье, здесь нигде нет убежища!

– Тебе следовало заранее подготовиться к катастрофе, как сделал это я! – В голосе говорившего звучало презрение. – У нас нет времени на то, чтобы покинуть этот мир так же, как мы покидали другие миры. Ведь до сегодняшнего дня никто даже и думать не хотел, чтобы покидать его! Но я и еще некоторые из нас, кто предвидел этот день, оказались мудрее других. Я выстроил убежище в скале, где, как я надеюсь, смогу проспать, если понадобится, миллион лет, и переждать, пока утихнут стихии этого разбушевавшегося мира.

– Возьми меня с собой! Ради всего, что нас связывает, возьми меня с собой! – Руах почувствовал, что он весь дрожит.

– Глупец! Там есть место только для одного.

Он продолжал говорить, и казалось, что ему доставляет жестокое наслаждение выносить приговор своему незадачливому сородичу.

– Почему ты не приказал своим рабам сделать убежище для тебя, как сделал это я?

Вид истерзанных переходом подданных показался Руаху издевкой. Не имея никакой определенной цели, он заставил их в последний раз встать на ноги и атаковать людей сородича. Возможно, он думал о захвате убежища, построенного его кузеном.

Но результат схватки был предрешен. В конце концов, Руах остался один.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дрожь, пробежавшая по спине Питера Трента, была вызвана не холодной водой: его костюм надежно защищал от окружающей среды. Дрожь была вызвана благоговейным ужасом.

Ему только что пришло на ум, что его появление на такой глубине – это событие, происшедшее здесь впервые за многие тысячи лет.

Обычно здесь ничего не происходило. В результате нескончаемого дождя простейших, составлявших когда-то планктон, на морском дне образовался слой ила. Его толщина при делении на подсчитанную скорость отложения позволяла человеку определить возраст океана, в глубине которого сейчас плыл Питер Трент. Рыбы на его пути попадались редко, да и те, как правило, насамом деле оказались здесь случайно, попав сюда из более высоких слоев, и не являлись постоянными обитателями придонных глубин.

Чувство полной изолированности от мира потрясло его, он развернулся в воде и взглянул сквозь дымку на зеленое солнце у себя над головой. Конечно, это было не настоящее солнце. Солнечный свет остался далеко наверху, кроме того, когда он и его товарищи готовились к длительному спуску, солнце было закрыто облаками. Он спустился сюда, чтобы проверить сигнальные огни маяка батискафа.

Но теперь все было в порядке. Маяк излучал самый яркий свет, когда-либо изобретенный человеком, за счет энергии, выделявшейся при получении водорода из окружавшей его воды.

Питер повис в воде без движения, задумавшись о тех фантастических достижениях, благодаря которым он оказался здесь и двигался так же свободно, как в открытом космосе. Маяк батискафа, возможно, был самым незначительным из этих технических чудес, хотя то, что он мог поддерживать свое свечение за счет реакции выделения водорода на глубине более тысячи фатомов от поверхности океана, явилось результатом почти неправдоподобного по мастерству проекта. Магнитный корпус маяка снижал утечку радиации до безопасного для команды батискафа уровня благодаря применению принципов, открытых в результате наблюдений за звездами, названными учеными белыми карликами.

Отсюда, из глубины, звезды не были видны на протяжении многих тысячелетий. По эту сторону великого Атлантического хребта, возможно, в другую геологическую эпоху был материк. Под слоем образованного планктоном ила, по которому ученые определили, что возраст океана равен примерно сотне тысяч лет, находился гранит. По другую сторону Атлантического хребта, этих фантастических подводных гор, которые были шире Анд и выше Гималаев, дно океана было базальтовым. Базальтовые породы, как известно, вулканического происхождения: они образовались в результате извержений, сотрясавших новорожденную землю, а гранит служил основанием для континентов.

По спине Питера снова пробежала волна благоговейного трепета. Он пересмотрел свое мнение относительно важности технических чудес, которые помогли ему оказаться на такой глубине. До сих пор он считал, что величайшим из них было открытие принципа Островского-Вонга, благодаря которому он мог выдерживать давление воды на большой глубине и свободно плавать в гидрокостюме. Его костюм был значительно легче, чем скафандр космонавта, приспособленный, чтобы выдерживать космический вакуум. Но разве не было еще более удивительным то, что перед тем, как люди смогли сами спуститься сюда и увидеть все собственными глазами, они послали сюда чуткие датчики, исследовали дно гидролокаторами и открыли все то, что смогли потом увидеть, спустившись следом за этими датчиками?

Питер вильнул в сторону как угорь и уставился на горы, высящиеся перед ним. Он не мог ясно видеть их в мутной воде, но они находились там. Несколько пиков этих гор, возвышавшихся над поверхностью воды, назывались грядой Азорских островов, Скалами Святого Павла, расположенными недалеко от экватора, островами Тристан-да-Кунья (символ одиночества), и, южнее, островами Гоух и Буве. Только океанографы и редкие специалисты, те, кто привык принимать во внимание не только поверхность океана, но и его глубины, представляли истинные масштабы хребта.

Когда он подплыл ближе к подводному маяку, ему пришлось перевернуться как акробату и нырнуть в тень под большими резервуарами, давая глазам привыкнуть к яркому свету. Как только Питер смог различать неподвижный темный овал входа в шлюз, он, зацепившись руками за опоры на корпусе, подтянулся к нему.

Как только наружная дверь захлопнулась за ним, внутренняя створка открылась. Отсек, конечно, был заполнен водой. Если бы внутри был воздух, поданный под любым допустимым для дыхания человека давлением, то при нормальных условиях это означало бы удвоение силы давления на корпус батискафа. Жить внутри такого судна можно было, только пользуясь методом Островского-Вонга и оставаясь в гидрокостюме на протяжении всего путешествия. Управляющие пульты, двигатель, генератор маяка и прочие устройства не нуждались в воздухе. Они были встроены в твердый пластик, что делало их обслуживание чрезвычайно трудным делом, но благодаря чему искусно решалась проблема давления.

Проходя мимо Мэри Дэвис, он, как обычно, тронул ее за плечо. Она повернулась к нему так, что он смог увидеть ее лицо сквозь прозрачную пластину шлема. Он широко улыбнулся ей и подмигнул. В ответ она тоже улыбнулась, но улыбка показалась ему несколько натянутой.

Третий член команды, Люк Воллес, занял часть его рабочего места, пока Питер отсутствовал. При виде Питера ему пришлось вернуться на свое место, что Люк сопровождал небольшой пантомимой, указав Питеру рукой в сторону выхода.

– Зачем ты так быстро вернулся? – прошептал он в наушники Питера. В батискафе звук передавался с нормальной громкостью, и можно было говорить обычным голосом, но – помехи, возникавшие в звукоснимателе микрофонов, укрепленных на горле, приучили их к общению шепотом. – Мы с Мэри отлично ладили друг с другом!

– Не говори мне об этом! – сказал Питер, заставляя себя подделаться под легкий тон Люка. – Я знаю, что когда-то ученые уже исследовали возможности воспроизведения человека в состоянии невесомости, хотя до тех пор, пока в космос не начали посылать смешанные команды, эти исследования были чисто теоретическими. Но здесь!

– Какие перед нами открываются перспективы в этой области! – заметил Люк.

Мэри нетерпеливо прервала их.

Питер, хоть бы ты был серьезен. Насколько оправдал себя принцип Островского-Вонга?

На все сто процентов. Если когда-либо соберутся давать премии океанографам, Островский и Вонг должны быть первыми среди них, хотя они и не являются специалистами в океанографии. Я думаю, они совершили прорыв в этой области и во многом облегчили нашу тяжелую работу. Люк шепотом перебил его.

– Я все-таки чертовски рад, что именно тебе выпало первым пройти испытание в открытой воде, Пит. Но, кстати, я бы хотел первым пройти так называемое полевое испытание. На каком расстоянии от дна океана мы находимся? Или, правильнее было бы сказать, от края?

– Что?

– Мы находимся в восточной части бассейна Атлантического океана, правда? А где ты видел бассейн без краев?

– Неплохо, Люк, – Мэри выдавила из себя смешок. – Я проверю.

Она нажала кнопку на управляющем пульте панели гидролокатора, и на кварцевом экране появилась россыпь точек, похожих на туманные звезды на небе.

– От ближайшей из них до нас тысяча сто ярдов.

– Хорошо. Давайте подгребем ближе. Я хочу выйти и взять пробу ила и несколько экземпляров фауны, если найду что-нибудь.

– Ну что ж… – казалось, Мэри колебалась, и Питер решил вставить свое слово.

– Мне кажется, это отличная мысль.

Мэри кивнула головой и начала запускать воду в ядерный реактор.

– Осторожно! Мы у цели. Я как раз вижу склон горы в свете маяка.

Люк висел на корпусе батискафа рядом со шлюзом, вглядываясь в зеленую мглу.

– Я не думаю, что мне понадобится фонарь на голове, когда вы рядом со мной, но я захвачу его на тот случай, если захочу добраться до дна ила.

Потом наступила тишина. Питер шевельнулся в том ограниченном пространстве, которое занимал, и посмотрел на Мэри, думая о том, что технологические чудеса, окружающие их, привели не только к равенству, но к стиранию почти всех различий между мужчинами и женщинами. Микрофоны не передавали богатства тембра голоса Мэри, гидрокостюм скрадывал ее фигуру. Питер только мельком мог видеть ее лицо, и то сквозь стекло шлема. У нее были большие выразительные глаза, плоские азиатские скулы, полные мягкие губы. Ее лицо покрывали веснушки самых разнообразных оттенков коричневого цвета, от почти оранжевого до темно-коричневого, блестящие светло-каштановые волосы ниспадали мягкой волной. Потрясающе.

Он убедился, что его микрофон установлен на режим переговоров внутри батискафа.

– Мэри, можно задать тебе личный вопрос? Шлем повернулся в его сторону. Ему показалось, что по ее губам скользнула улыбка, но он не был до конца уверен в этом.

– Только один. В награду.

– В награду? За что?

Питер смешался, и это было слышно по его голосу.

– За то, что я первым вышел из батискафа. То, что я занялся океанографией, отчасти связано с моим детским стремлением к героизму. И, поскольку я только что имел возможность проявить небольшой героизм, то теперь переживаю приступ возвращения в детство, в подростковый период.

Питеру показалось, что вторая фраза смутила ее, кроме того, ей, наверно, захочется немного смягчить свое замечание о награде.

– Ну, хорошо, я попробую… хотя, конечно, половину всех моих вопросов можно назвать личными. Мэри, ты очень привлекательная девушка и прекрасно это знаешь. Зачем ты здесь, вместо того, чтобы сидеть дома и обедать в компании обеспеченного молодого человека?

Наступила долгая пауза.

Ладно, я отвечу тебе, – ответила Мэри, посмеиваясь. – Но я предупреждаю, что все это покажется тебе очень глупым.

– Это началось еще в школе, когда мне было четырнадцать лет. Я влюбилась в мальчика, который был старше меня. Ему было, должно быть, около семнадцати. Я буквально преследовала его. И мальчик не знал, куда от меня скрыться! В этом нет ничего странного. Ведь я была совсем ребенком, а он уже почти взрослым мужчиной. Но, как и многие другие четырнадцатилетние девочки, я не верила в это. Я изо всех сил старалась выглядеть старше своих лет, говорить и вести себя как взрослая девушка. Он смеялся надо мной. И неудивительно! Со стороны это, наверно, выглядело комично. Но, в конце концов, я по-настоящему рассердилась. Сначала на него, а потом и на себя за то, что превратилась в бесцветную старомодную девицу. Я знала, что этот парень собирался после окончания школы поступить на работу в Институт Скриппса. Он дружил с одним из подводных геологов, который знал его отца, и даже получил разрешение на то, чтобы отправиться на исследовательском корабле в экспедицию во время летних каникул. Я сказала себе: отлично! Что это за институт Скриппса? Институт океанографии. Никогда раньше о нем не слышала. Ну, хорошо же, я узнаю об океанографии больше, чем он!

Мэри добродушно рассмеялась.

– И будь я проклята, если я действительно не узнала. Я обогнала его через несколько месяцев. Но меня действительно заинтересовала океанография, и я убедила себя в том, что на всю свою жизнь останусь одинокой старой девой, вот почему я решила, что должна сделать карьеру, и карьера океанографа показалась мне не хуже любой другой. Когда мальчики обращали на меня внимание и назначали мне свидания, я каждый раз удивлялась до глубины души. Правда! И вот я здесь.

Питеру стало смешно, но он постарался сохранить серьезное выражение лица. Он уже почти готов был заявить, что история показалась ему хоть и глупой, но совершенно логичной, как их разговор прервали. В наушниках раздалось бормотание. Бормотание исходило от Люка, который находился на большой глубине в открытом океане.

– Ох! – В его голосе звучало раздражение – так восклицают, когда видят, как кошка или маленький ребенок портит ценное украшение.

Мэри прижалась шлемом к кварцевому иллюминатору, но из батискафа почти ничего не было видно. Для того, чтобы видеть, а не просто регистрировать происходящее с помощью гидролокатора, членам экипажа нужно было выйти из шлюза.

– Люк! – тихо позвала она. – С тобой все в порядке?

– Лично у меня все в порядке, так же, как было у Питера, – Люк говорил совершенно спокойно, но то, что он сказал «Питер», а не «Пит» или «Пити», само по себе показалось необычным. – Я могу совершать действия, требующие усилий, но не долго. Координация немного нарушена. Здесь что-то вроде пещеры, я ее исследовал и нашел в ней представителей ракообразных или похожих на них животных. Я оторвал нескольких из них от камней, но, может быть, слишком сильно ударил по стене пещеры или что-нибудь еще… Примерно полтонны ила стекло со скалы, перегородив выход из пещеры.

– Ты можешь выбраться оттуда? – спросила с тревогой Мэри.

Я думаю, да. Отверстие достаточно широкое, и я четко вижу огни маяка. Сложность состоит в том, чтобы проплыть прямо, не задев края отверстия. Это похоже на цирковой трюк! Сейчас – или никогда!

Его последние слова сопровождались каким-то хрюканьем, как будто одновременно он бросился к выходу из пещеры.

Внезапно батискаф стало швырять из стороны в сторону, как воздушный шар, попавший в сильную бурю, и относить в сторону от склона горы, который исследовал Люк. Они услышали отдаленный шум. Медленно растекающиеся потоки грязи заволокли небольшие иллюминаторы батискафа.

Мэри была лучше, чем Питер, подготовлена к удару, поскольку она сидела в кресле перед пультом управления, тогда как Питер стоял, ни за что не держась, поэтому его отбросило вперед. В результате, не успев сообразить, что к чему, он уже барахтался в воде, наполнявшей камеру батискафа. Пока он пытался занять свое прежнее место, он понял, что произошло. Вероятно, вход в пещеру располагался на склоне обнажения каменистой породы, а над ним находились тонны ила, которые лежали целую вечность никем не потревоженными. Только глубоководные течения сглаживали и выравнивали их так же, как на земной поверхности ветер и вода со временем смягчают очертания холмов. Они лежали неподвижно, но были готовы в любую минуту обрушиться в бездну, наподобие снежной лавины, начинающей движение от малейшего сотрясения воздуха.

Он звал Люка, пока не вспомнил, что его микрофон включен в режиме трансляции звука только внутри батискафа. Хотя теперь это было все равно. Люк не мог услышать их криков.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Боже мой! Боже мой! – шептала Мэри.

Она запустила реактор и продолжала управлять батискафом, который швыряло из стороны в сторону. Возможно, это была своего рода психологическая защита и попытка отвлечься, чтобы удержаться от слез. Питер с силой прижался шлемом к стеклу иллюминатора, чтобы хоть что-то разглядеть в темной воде. Снаружи не было видно ничего, кроме падавшей вниз глыбы. Она состояла из твердого, но не очень тяжелого материала. В свете маяка Питер видел, как глыба медленно опускалась вниз и вскоре навсегда исчезла в слое ила, лежавшего на дне Атлантического океана.

– Я думаю, обвал закончился, – сказал он громко. Но потом опомнился и снова перешел на шепот. – Мы далеко отошли от того места?

– Не очень, – через силу ответила Мэри.

– Ты можешь точно определить координаты места, где мы находились?

– О, Господи, я не знаю.

– Она провела рукой перед глазами, как будто убирая волосы с лица. Ее рука показалась на удивление маленькой на фоне массивного шлема.

– Я попытаюсь. Ты собираешься выйти наружу?

– Конечно! Если остается хоть малейший шанс, что Люк в пределах досягаемости… Возможно, он просто завален илом. Может быть, он все еще в пещере и не может услышать нас или передать сигналы сквозь завал.

Питер начал открывать двери шлюза.

Мэри замерла, держа руку наготове, чтобы открыть отводную трубу реактора. Наступила долгая пауза, в течение которой она не шевелилась. Потом повернулась к нему и покачала головой.

– Не стоит рисковать. Может произойти другой обвал.

– Не стоит? Что ты имеешь в виду? Пока остается надежда…

Вдруг внезапная вспышка озарила его сознание. Мэри около двадцати семи. И он точно знал, что Люку тридцать.

– Мэри, Люк работал в Институте океанографии Скриппса до того, как он приехал работать к нам на Атлантический океан?

– Да, – едва выдохнув, произнесла она.

– Скажи, это благодаря Люку ты оказалась здесь? Это о нем ты рассказывала?

В ответ он опять услышал еле различимое «да».

– Ладно. Возможно, ты не видишь смысла в том, чтобы спасать его, так как он не соответствует идеалу, возникшему в твоем воображении, когда тебе было четырнадцать лет, но, несмотря ни на что, он – хороший человек и прекрасный океанограф. Я не брошу его, пока сам не удостоверюсь, что все пропало! Ну а теперь включи двигатель батискафа!

Он прошел через шлюз и повис, ухватившись за опоры на корпусе батискафа, вглядываясь в направлении хребта. Батискаф двигался со скоростью не больше двух морских миль в час. Питер мог даже ощущать разницу в давлении, возникавшую при таком медленном перемещении, но, несмотря на низкую скорость движения, грязь постоянно оседала на прозрачную пластину, защищавшую его лицо, и ему приходилось каждые две-три минуты счищать ее, чтобы хоть что-то видеть.

Яркий свет маяка прорезал мутную от ила воду, и после осмотра места он смог заключить, что хотя сотрясение было сильным, но масштабы обвала относительно невелики. Всего несколько тонн ила соскользнуло со склона и перераспределилось на поверхности подводной скалы. Всего! Питера передернуло. Метод Островского-Вонга позволял человеку выдерживать огромное давление, но тонны грязи – это проблема уже другого уровня.

Скорее всего, нет никакой надежды на спасение Люка.

– Хорошо. Стой! – скомандовал он Мэри. – Я вижу стену впереди.

Он видел постепенно расширявшийся в поле зрения освещенный маяком кусок стены. – Похоже, мы попали на то же место, очень хорошо. Я вижу неясную границу между илом, лежащим впереди, и всей остальной грязью, такое впечатление, будто его неровная поверхность отражает больше света.

– Насколько близко мы можем подойти, как ты думаешь?

В голосе Мэри звучало напряжение.

– Настолько, насколько тебе позволят нервы, – ответил Питер, усмехнувшись. – Хорошо, остановись. Я не думаю, чтобы здесь была реальная опасность повторения обвала. Ил соскользнул со склона и очистил площадь, равную примерно ста квадратным ярдам или даже больше. Я спущусь вниз и осмотрю поверхность склона, ни до чего не дотрагиваясь. Если мне покажется, что ил не сдвигается с места, я поднимусь наверх с гидролокатором и посмотрю, не удастся ли зарегистрировать отражение звуковой волны от шлема или от кислородных баллонов Люка.

Практически никакого риска повторного обвала не было, Питер понял это после тщательного обследования места катастрофы. Он настроил небольшой гидролокатор, который обычно служил для связи, таким образом, чтобы получать обратно собственные импульсы, и начал старательно сдвигать ил, вперед назад, вперед назад…

Когда он уже готов был просигналить Мэри об окончании этого занятия, его осенило. Возможно, ил соскользнул прямо в устье пещеры, в которой оказался Люк, и занял более низкий уровень. Может быть, им следует спуститься немного ниже пещеры.

Он развернулся, оттолкнувшись от скалы ногой, и стремительно поплыл вверх, по направлению к камням, которые обнажились в результате сползания ила. В ответ на его просьбу Мэри направила батискаф следом за ним. Маяк освещал голую поверхность скалы без всяких признаков входа в пещеру.

Скала? Он был настолько сосредоточен на том, что искал, что ему понадобилось немало времени, чтобы осознать несоответствие. Скала? Где это видано, чтобы поверхность скалы была разбита на небольшие, расположенные на разных уровнях и повернутые по отношению друг к другу под разными углами площадки? При этом все площадки были правильной квадратной формы!

Расплавленный камень, лава, с большой скоростью выбрасываемая из вулкана и быстро охлаждающаяся, может образовывать кристаллы гексагональной формы: вспомним, например, Мостовую Великана и другие подобные образования. Но квадраты совершенно равных размеров? Откуда они здесь?

В этот миг Питер забыл о своем пропавшем товарище, но позже, когда он вспоминал об этом, он утешал себя, что Люк простил бы его; возможно, он даже добровольно пожертвовал бы своей жизнью, чтобы обнаружить то, что в противном случае еще не одно столетие оставалось бы незамеченным. Он подплыл ближе и соскреб тонкий слой грязи, покрывавший поверхность фантастического камня.

Мрамор. Но не просто мрамор. Мраморная плита была украшена резьбой и инкрустирована каким-то более тяжелым, чем мрамор, материалом. В рисунке инкрустации, который казался темным на более светлом фоне, была своя логика.

Первый рисунок, который ему удалось рассмотреть, походил на печать царя Соломона, только вместо двух пересекающихся треугольников это изображение состояло из двух квадратов. Другой рисунок напоминал символ профессии медиков – обвитый двумя змеями жезл Меркурия. Питеру очень хотелось бы надеяться, что такие змеи никогда не выползали на поверхность Земли. Даже изгибы их тел выглядели неестественно.

– Мэри! Я нашел нечто фантастическое! Невероятно! Ты можешь подплыть на батискафе сверху, но только осторожно! Я хочу, чтобы ты увидела несколько картинок, очень интересных, их здесь много.

Вряд ли это можно было расценить как цинизм, но в данный момент он подумал о том, что если бы не Люк, то сейчас у них было бы много кислорода для возвращения на поверхность. Если бы только у них была связь с базовым судном! Но радио не работало на такой глубине, а прикреплять к батискафу телефонный кабель они не захотели, чтобы не ограничивать диапазон поисков интересных видов фауны в придонной области.

Питер лихорадочно работал, расчищая скользкий тонкий слой ила. Ему приходилось сдерживать себя и работать не очень быстро, иначе он мог взбаламутить воду над поверхностью «тротуара», как он уже окрестил про себя эти плитки. Он должен подобрать такой темп работы, при котором мелкие частицы ила не будут накапливаться поблизости и рассеивать свет, чтобы не мешать камере батискафа сфотографировать таинственные символы.

Что-то в рисунках показалось Питеру очень знакомым. Прямо перед собой он увидел концентрические круги, равнобедренные треугольники, выложенные в виде звезды, и несколько пересекающихся линий. Он увидел в этих рисунках до боли знакомый символ, такой же, как жезл. Символ, похожий на китайский иероглиф, обозначающий слово «человек», и нечто, напоминающее свастику с тремя концами. Она показалась Питеру похожей на герб острова Мэн. Но некоторые символы Питер не мог сравнить ни с чем, что видел раньше, в одном или двух случаях это вызвало у него глухое беспокойство.

– Питер!

Мэри хотела предостеречь его. Возможно, тревога в ее голосе прозвучала помимо ее желания.

– Я думаю, нам скоро надо начинать подъем. Я бы предпочла вернуться домой до того, как у нас кончится кислород. Ты же знаешь, нам надо будет пройти процедуру обеззараживания от продуктов радиоактивного распада. Я думаю, что все эти рисунки останутся на том же месте до нашего возвращения. Думаю, тебе стоит осмотреть все вокруг, чтобы понять, нет ли здесь еще чего-нибудь интересного.

Он сделал круг над всей территорией, освещенной маяком, и ткнул несколько раз в то, что, вероятно, было масонскими реликвиями, скрытыми под слоем грязи, но их он побоялся расчищать, чтобы снова не вызвать лавины ила. Наконец он вернулся в батискаф.

Мэри молча ждала его. Когда он оказался внутри в полной безопасности, она тут же подключила к цепи устройство, снабжающее водой магнитный сосуд бакена. Мощная энергия мгновенно расщепила воду на газы. Накачанный газом резервуар начал медленно поднимать их на поверхность океана.

Питер уселся на свое место, думая о рисунках и о том, как Они будут выглядеть после того, как будут внесены необходимые поправки, в увеличенном виде и на цветном экране.

– Мэри, – сказал он, устрашившись своей догадки, – ты понимаешь, что мы столкнулись с чем-то, что, по-видимому, намного древнее предполагаемого возраста Атлантиды, древнее, чем какая-либо из известных человеческих цивилизаций?

Она кивнула.

– Если они умели строить здания намного раньше, чем мы, тогда что это были за существа?

– Кто, – поправил ее Питер, – а не что. Если они были строителями, тогда они, вероятно, наши родственники, и неважно, как они выглядели.

Он помолчал и затем добавил, слегка запинаясь:

– Не думаю, Люк оставит по себе такую память, какой еще ни один человек не удостаивался.

В течение одной секунды он никак не мог понять, что он видит перед собой. Потом он широко расставил руки, и сделал это как раз вовремя, чтобы подхватить Мэри. Она, рыдая, упала в его объятия, и на глубине сотен футов, несмотря на мешавший ему гидрокостюм, благодаря которому они могли жить на такой глубине, он постарался, как мог, успокоить ее.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

После корректировки цветов в соответствии с законами визуального в воздушной среде, яркие изображения невероятных подводных каменных плит появились на экране в наспех затемненной кают-компании корабля «Александр Бах». Теперь сквозь слой грязи отчетливо проступали розовые и желтые цвета, и кое-где вкрапления белого…

Питер с изумлением разглядывал их. Все это было погребено в течение сотен тысяч лет в иле, образованном отложениями планктона. Очевидно, ил законсервировал и спас плиты от разрушения так же хорошо, как и торфяная вода болота, где было найдено забальзамированное тело Толлундского человека, умершего несколько тысяч лет тому назад. Если представить, что камни сохраняются гораздо дольше, чем человеческая кожа и кости, то вполне вероятно, что возраст этих камней исчисляется тысячелетиями.

Кроме Мэри и Питера, в кают-компании собралось еще шесть человек. Из основной команды корабля здесь присутствовали капитан Хартлунд, старший помощник капитана Эллингтон и старший механик Платт. Несмотря на то, что занимаемые ими должности требовали от них больших знаний, чем были нужны обычным морякам (Платт, например, в чьи обязанности входило обслуживание батискафа, был незаурядным ядерным физиком и мог с легкостью установить дату взятого образца породы; в данном случае они не знали, что сказать. Они не были профессионалами в этой области. Такого еще не бывало в их практике. Это был уникальный случай.

Кроме того, на борту корабля «Александр Бах» в этот раз находились ученые из фонда Исследований Атлантики: Дик Лешер, молодой исследователь, специалист по подводной геологии, Элоиза Вандерпланк, биоэколог, изучавшая взаимосвязь между размерами популяций рыб и количеством планктона, и руководитель научного проекта – доктор Гордон.

Гордон был решительным и невозмутимым человеком, обладавшим острым языком, уважаемым среди своих коллег как трезвый и очень опытный океанолог. Годы кропотливой работы в трудоемких исследовательских программах позволили ему добыть массу интересных фактов – материал для создания множества (примерно двух десятков) блестящих, но зачастую шатких теорий. Это снискало ему любовь как авторов этих теорий, так и тех, кто не хотел соглашаться с фактами, которые Гордон истово продолжал считать доказанными и не подлежавшими сомнению.

Питера потряс вид Гордона. Этот обычно невозмутимый, всеми уважаемый человек сидел, подавшись вперед и неподвижно уставившись на экран. Он что-то бормотал про себя, как молитву.

Питер взглянул на Мэри, сидевшую напротив него. Она выглядела очаровательно в простой белой блузке и юбке, но красные припухшие веки выдавали ее состояние. Перед просмотром фотографий каменных плит, когда Питер рассказывал об исчезновении Люка, она ушла к себе в каюту и выплакала там свое горе.

Плакала ли она о настоящем Люке, о том Люке, каким он был сейчас? Или она горевала о том идеале, который создала в своем воображении много лет назад? Последний вариант казался правдоподобнее. Питер хорошо знал Люка, и он ему нравился, но вряд ли заслуживал такого восхищения.

Он перехватил взгляд Мэри и кивнул головой в сторону Гордона. Мэри, соглашаясь, кивнула в ответ, что заставило Питера откашляться и повернуться на стуле.

– Гм, доктор Гордон! У вас уже сложилась какая-либо теория, объясняющая происхождение этих плиток?

Для людей, которые месяцами или даже годами проверяют любую теорию прежде, чем что-либо утверждать, это был плохой вопрос, и Питер поспешил уточнить.

– Я имею в виду, в той теории, в какой у нас есть данные, необходимые для проведения экспериментальной…

– Теория, мой дорогой Питер? Теория? Кто может говорить о теориях в такой момент, какой мы сейчас все переживаем? Когда с определенностью можно говорить только об этом редком и драгоценном миге! Ради Бога, о каких теориях может идти речь, когда мы это знаем, вы знаете, все знают!

Он громко закашлялся и убрал в карман носовой платок, чтобы вновь погрузиться в увлеченное созерцание экрана.

Остальные переглянулись. Поскольку Элоиза Вандерпланк, хотя и не была специалистом в этой области, была следующей по старшинству и, кроме того, чаще других работала вместе с Гордоном, жребий пал на нее. Она положила на стол свою худую, покрытую веснушками руку, и высоким голосом требовательно спросила:

– Знаем что, Гордон?

– Да будет, Элоиза! – Гордон сел прямо. – Мы нашли здания, или остатки зданий на дне океана, в восточной части Атлантического океана, о котором известно, что дно здесь состоит из гранита, то есть части материка, а ты задаешь такой вопрос. Даже если учесть, что ты изучаешь места обитания популяций рыб, я не поверю, что все общие сведения из области океанографии стерлись в твоей памяти. По крайней мере, мне так кажется, а может быть и еще кому-нибудь.

У Питера внезапно упало сердце. Может быть, в этом и заключался «тайный порок» Гордона? Возможно, это раскрывает истинную причину его кропотливой работы в океанографии, терпеливого собирания фактов, создания многообещающих, но не очень основательных гипотез?

Мэри, должно быть, быстрее, чем остальные, поняла, о чем речь. Она с шумом оттолкнула стул.

– Доктор Гордон, если вы говорите об Атлантиде, то вы, должно быть, сошли с ума!

Все собравшиеся в кают-компании заулыбались и тут же расслабились. Питер расслышал шепот за спиной:

– Молодец девчонка!

Он подумал, что, вероятно, это сказала Элоиза.

Но на Гордона эти слова произвели ужасающее действие. Его лицо покраснело. Он запыхтел, громко шлепнул ладонью по столу. Наконец, он снова заговорил.

– Это просто непростительно! По крайней мере, вы должны быть мне благодарны за то, что не я первым произнес слово Атлантида. И я не стал бы его произносить, потому что знаю так же хорошо, как и вы, а, возможно, и лучше, поскольку я занимался этим тогда, когда вы все еще были грудными младенцами, что Атлантида Платона погрузилась в воду значительно позже, чем этот материк, который сейчас находится под нами. Но Атлантида – хорошее название, освященное частым его употреблением и утвержденное традицией.

Почему, начиная со школы, мне было ясно из случайных доказательств, что какая-то катастрофа погубила некую реально существовавшую цивилизацию, я не могу вам объяснить! Одни и те же события искажались при устном пересказе из поколения в поколение: Ноев потоп, потоп Девкалиона.

А теперь мы нашли доказательство, которое никто не сможет оспорить, как бы он этого ни хотел. Возможно, это не Атлантида Платона. Но совершенно определенно, что мы наткнулись на великую цивилизацию, возможно, такую же великую, как наша, но ее величие состоит в другом. Если бы они были так же хорошо оснащены в техническом плане, как мы, то они смогли бы выжить после землетрясения, которое сыграло роковую роль в их судьбе. Но, помимо техники, есть и другие области знаний.

В его устах слово «техника» прозвучало пренебрежительно, и старший механик Платт собрался возразить, но потом передумал и промолчал.

Мэри сидела, опустив глаза. Питер под столом слегка наступил Мэри на ногу, хотя он бы предпочел дотянуться до Мэри рукой. Тишину, наступившую вслед за словами Гордона, нарушил спокойный голос капитана Хартлунда:

– Я должен сказать, босс, мне кажется, что вы слишком большое значение придаете нескольким каменным плиткам, на которых начертаны иероглифы.

Он вынул изо рта пустую трубку и ткнул ею в сторону экрана.

– Я не принадлежу к числу опытных ученых, но я работал на борту «Баха» и на его предшественниках так давно, что некоторые вещи могли уже забыться, как вы справедливо заметили. Вне всякого сомнения, мы столкнулись здесь, в глубине океана, с эпохальным открытием, в буквальном смысле этого слова. Предполагалось, что тысячи лет назад люди, жившие на земле, прятались в шалаши, сделанные из звериных шкур, или в пещеры. Но что мы нашли на самом деле? Неиссякаемый кладезь новых открытий или нечто такое же дразнящее и таинственное, какими были статуи с острова Пасхи до тех пор, пока их изображения не стали попадаться на каждом шагу? Питер сказал, что он не смог увидеть ничего больше, кроме развалин каменного сооружения. Я полагаю, что существует вероятность, что мы могли столкнуться со своего рода – ну, например, Стоунхенджем, только большим по масштабу: с уникальным шедевром, сделанным представителями какого-то примитивного общества либо с практической, либо с мистической целью. Думаю, что для выяснения этого антропологам и палеонтологам понадобятся долгие годы.

Атмосфера немного разрядилась. Спокойно высказанное здравое мнение капитана Хартлунда произвело впечатление даже на Гордона, и он немного сник.

– Очень хорошо, – милостиво согласился он. – Я посчитал необходимым послать на материк радиограмму с сообщением о находках Мэри и Питера и факсимильные изображения каменных плит. Мне кажется, что газетные репортеры могут подхватить тему Атлантиды Платона и Игнатиуса Доннелли, и скроют от публики более важные вещи, которые мы, возможно, позже обнаружим.

Он вздохнул, вновь мысленно погружаясь в глубину веков.

– Но если это не то, что вы полагаете, не просто потонувший остров Пасхи, тогда какие перспективы раскрываются перед нами! Может быть, мы стоим перед разгадкой будущего, подсказанной нам прошлым. Надежды на получение забытых знаний…

Элоиза кашлянула, и руководитель экспедиции прервал свою речь.

– Извините, я увлекся. У кого есть практические предложения по поводу того, какие немедленные действия необходимо предпринять?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дальше собрание шло гладко; когда оно закончилось, Питер вышел следом за Хартлундом на палубу. Вечерело, солнце должно было вот-вот закатиться, но воздух по-прежнему оставался теплым и неподвижным.

– Спасибо вам за то, что вы разрядили обстановку во время этой неприятной ситуации, – сказал он.

Капитан, набивая трубку табаком и не поднимая глаз, улыбнулся.

– У нас всех есть свои недостатки. Я думал, что мне никогда не удастся понять, что представляет собой шеф.

– Но слушать эти безумные речи о забытом тайном знании! – Питер в изумлении пожал плечами, потом махнул рукой и решил переключиться на другие темы.

– Когда будет следующее погружение батискафа?

– Это зависит от того, сколько времени понадобится Фреду Платту, чтобы дать разрешение на спуск. И будет ли шеф настаивать, чтобы Дик и Элоиза перед спуском на большую глубину прошли испытания на владение методом Островского-Вонга на мелководье. По нормам, сколько времени должно пройти между погружениями?

– Минимум сорок восемь часов, если погружение происходит с уровня моря; считается, что за одну экспедицию нельзя погружаться больше шести раз на глубину более одной мили. Но точно никто этого не знает. Вероятно, интервалы могут быть сокращены. Просто они стараются избегать всякого риска.

– Простите! – раздался голос Платта, и они посторонились, чтобы пропустить его. Платт нес оборудование, необходимое для диагностики и устранения неисправностей в батискафе, один из его помощников шел за ним, почти наступая ему на пятки.

– Управлять батискафом было одно удовольствие, как в сказке, Фред! – успел сказать Питер в спину уходящему старшему механику. Платт, не поворачиваясь, бросил ему через плечо:

– Прекрасно! Теперь посмотрим, будет ли он работать без сбоев, как это и положено отлаженному механизму!

Спустя секунду он и его помощник перелезли через перила и быстро начали спускаться к батискафу. Хартлунд добродушно рассмеялся.

– Никаких сомнений, никаких проволочек, – заметил он. – Наверное, хотел бы, чтобы на корабле был не один такой батискаф. Скафандры, конечно, по-своему хороши, но что бы мы делали без атомной энергии?

– Ну, вы же знаете, что есть еще один батискаф, – поправил его Питер, и Хартлунд задумчиво выпустил изо рта клубы табачного дыма.

– Да, конечно. У русских есть один. Кажется, он называется «Владимир Островский», верно?

– «Павел Островский», – поправил его Питер. – Я бы хотел увидеть этот батискаф. А еще лучше – совершить на нем погружение. Некоторые данные, которые русским удалось получить еще до того, как батискаф появился у нас, несмотря на все трудности, обычные для начального этапа освоения, заставили меня испытать сильную зависть.

Капитан засмеялся.

– Бросьте, сейчас удача на нашей стороне.

– Где они чаще всего работают?

– В Тихом океане. Как я полагаю, это было основной причиной, по которой для нас выделили этот участок. Военные одобрили идею проведения проекта в Атлантическом океане, поскольку, работая на другом конце света, мы защищаем себя от опасности похищения русскими нашего батискафа. Для нас это тоже было хорошо, потому что мы хотели получить новые данные об Атлантическом океане, а не дублировать работу русских.

На следующее утро, наблюдая за погружением батискафа с Элоизой и Диком Лешером, Питер почувствовал себя несколько уязвленным. Если бы он не потерял столько времени на изучение этих проклятых плиток, то смог бы завершить большую часть работы, которую эти двое собираются проделать за свое первое погружение, и получил бы более полное представление о своем открытии. Кроме того, это помогло бы предотвратить неприятную сцену с руководителем экспедиции, которая разыгралась вчера.

Для получения общей картины их находки на глубине тысяч морских саженей, наверно, было вполне разумно послать туда геолога и специалиста-ихтиолога. Они смогут все осмотреть, сфотографировать и составить отчет обо всем, что увидят своими глазами. А он и Мэри в следующее свое погружение могли бы попытаться интерпретировать их данные.

Чтобы занять время, Питер решил за те тридцать шесть часов, которые по расчетам были отведены на погружение, написать комментарии к фотографиям каменных плиток. Он перечитывал, оттачивал и переделывал написанное не меньше пяти раз для того, чтобы убить еще пару лишних часов, пока, наконец, не сдался и не отнес текст руководителю. Гордон взял его в руки, неопределенно кивнув головой, внимательно прочел и, как показалось Питеру, хотел что-то сказать, но потом передумал и не проронил ни слова.

Питер немного помялся, затем повернулся, чтобы выйти.

– Одну минуту, Питер, – тихо сказал Гордон. – Я бы хотел задать вам один вопрос. Я уже знаю, что думает о моем отношении к открытию Мэри Дэвис. Не могли бы и вы высказать свое мнение?

Он напрягся и расправил плечи, как будто ожидая удара.

– Я научился у вас одному правилу, шеф, – заметил Питер осторожно. – Не делать выводов, не собрав всю доступную информацию. Возможно, есть еще какие-то факты, не только те, что я раздобыл во время своего погружения. Пока они все не будут собраны или хотя бы пока мы не узнаем точную природу того, что там находится, я бы хотел оставить свое мнение при себе.

– Очень логично, очень логично, – пробормотал Гордон. Это была его типичная, почти автоматическая присказка. Но на этот раз она прозвучала неискренне.

– И еще один момент. Хартлунд напомнил мне, что мы должны расследовать причину смерти Люка Волласа. Да, я понимаю, что это будет тяжело. Но я думаю, что вам достаточно будет написать отчет обо всем, что случилось. Мэри сделает то же самое.

Питер вышел из каюты и в задумчивости медленно побрел по палубе. Он снова вспомнил историю, рассказанную ему Мэри перед самой смертью Люка, историю о том, как она стала океанографом. До сих пор он смотрел на Мэри и как бы не видел ее, хотя она была слишком привлекательна, чтобы ее не замечать. Но, несмотря на то, что на борту корабля у Мэри не было близких друзей, и она никогда не вспоминала о друге, оставшемся на берегу, работа постоянно сталкивала их, Питер раньше ни разу не думал о ней как о женщине.

Сейчас, мысленно возвращаясь назад, Питер понимал – отчасти это связано с тем, что подсознательно он давно для себя решил, будто все красивые женщины, занятые наукой, наверно, лишены чего-то важного, из-за чего на них не стоит обращать внимание. Он так часто обнаруживал этот недостаток у девушек, которые при первом знакомстве казались живыми, интеллигентными и интересными в общении, что, в конце концов, решил больше не заниматься выяснением природы этого недостатка, а сразу сэкономить время и деньги.

Но история, которую Мэри рассказала ему о Люке, внезапно сделала девушку в его глазах такой понятной и близкой.

Питер отворил дверь каюты. Было темно, но на Мэри была белая блузка и юбка, поэтому Питер сразу узнал ее. Ее силуэт, своей белизной напоминавший неясные очертания статуи, вырисовывался в темноте на носу корабля; она стояла, перегнувшись через перила и разглядывая фосфоресцирующий след корабля на поверхности моря.

Питер тихо подошел к ней и облокотился на перила рядом с ней. Она повернула к нему голову, узнала его и снова стала пристально вглядываться в воду.

Он молчал. Сначала он слегка погладил ее по руке, а потом сжал ее ладонь; она ответила ему легким пожатием. Спустя какое-то время она заговорила:

– С твоей стороны было очень благородно пойти искать Люка.

– А что же ты думала, я буду делать? Сидеть в батискафе и, распевая песни, возвращаться назад, на поверхность?

Она постаралась вежливо рассмеяться в ответ на его шутку. Но смех получился вымученным.

– Нет, конечно. Но я… ну, ладно, все равно, я должна это сказать тебе. Я не очень старалась остановить тебя, потому что с трудом удерживалась от того, чтобы самой не пойти его искать.

– Я понимаю, – Питер старался говорить как можно мягче. – Все это случилось как раз в тот момент, когда ты рассказывала мне свою историю, когда все снова ожило в твоей памяти…

Она кивнула. Мэри продолжала пристально смотреть на воду.

– Да, от этого все еще хуже.

– Эта история, которую ты рассказала мне, – осторожно начал Питер. – Ты часто рассказываешь ее?

– Почти никогда. Я рассказала ее однажды шефу, когда он пошутил насчет студента, который дышит мне взатылок. Он сказал, что мне нечего делать в Атлантическом океане, и мое место на Парк Авеню. Нет, не часто.

– А… Люку?

– Нет.

Ее голос прозвучал холодно и отстранение, даже резко.

– Нет. И теперь уж никогда не расскажу!

Она рывком повернулась к нему и зарыдала; Питер как мог старался успокоить ее. Все было почти так же, как и на глубине, в батискафе, когда они покидали место катастрофы, где погиб Люк. Но теперь они стояли на палубе, на открытом воздухе, и на них не было сковывающих движения гидрокостюмов.

– Ты хотела подарить Люку свою любовь, но не решилась, разве не так? – сказал он нежно.

Она отпрянула от него, ее лицо внезапно окаменело, глаза искали его глаза.

– Ты говорил, что все понял, но ты не понимаешь. Ничего не понимаешь!

Пока Питер стоял, остолбенев от удивления и пытаясь найти разгадку этих странных слов, прозвучал гонг, сзывающий всех в кают-компанию. Мэри воспользовалась этим. Она резко повернулась на каблуках и пошла прочь.

На следующий день, когда он сидел над листком чистой бумаги и пытался составить письменный отчет о гибели Люка, этот эпизод и непонятное поведение Мэри снова возникли в его памяти. Он старательно, в десятый раз отгонял настойчивое видение, но оно вновь и вновь вставало перед его глазами. Вдруг он услышал, что на корабле поднялась суматоха. Судя по времени, суета вряд ли могла быть связана с возвращением Элоизы и Дика. Он поднялся и вышел на палубу, столкнувшись в дверях со старшим помощником капитана Эллингтоном.

– Эй! В чем там дело?

– Батискаф поднимается на поверхность, – ответил Эллингтон. – Я засек его с помощью гидролокатора пару минут назад. Они поднимаются с опережением графика, скорее всего, что-нибудь случилось, из-за чего они не смогли дольше Оставаться на глубине. Извините, я спешу.

Эллингтон оказался прав. Но он даже не предполагал, насколько он был близок к истине.

По мере приближения батискафа к поверхности его уже можно было рассмотреть, и по внешнему виду казалось, что с ним все в порядке. Батискаф плавно двигался к кораблю, Платт сопровождал его со всем своим оборудованием, необходимым для ремонта и проверки аппаратуры. Но, когда уже вроде бы стало ясно, что батискаф находится под надежным контролем, он вдруг совершил странный маневр, прежде чем приблизиться. Должно быть, беда случилась с Диком или Элоизой, а не с механизмами.

Однако обе фигуры в гидрокостюмах, как и ожидалось, одновременно рассекли поверхность и показались над водой.

Следом за ними появился третий человек. Третий человек был похож на Люка. Да это и был Люк!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Слух о возвращении Люка облетел весь корабль еще до того, как Платт успел закрепить батискаф на тряской платформе рядом с тремя исследователями. Все, за исключением помощника механика, которому нужно было дежурить в рубке, и радио-инженера, высыпали на палубу, чтобы лично удостовериться в том, что невероятное событие – правда.

На доктора Гордона возвращение Люка произвело колоссальное впечатление. Он стремительно вышел на палубу из своего кабинета, позабыв в спешке положить ручку, которую продолжал держать в руке. Его лицо покраснело от волнения и блестело от пота. Гордон вцепился в поручни с такой силой, будто душил врага, его губы при этом беззвучно шевелились.

Питер на какое-то время потерял способность что-либо понимать. Он не мог придумать даже самой нелепой теории, которая бы объясняла возвращение Люка. Если бы Элоиза и Дик наткнулись на его тело, которое могло находиться в пределах досягаемости – даже это было бы примерно то же самое, что обнаружить иголку в стоге сена. Но Люк жив, он перелез через планшир батискафа без посторонней помощи, снял с головы шлем, присев на корточки на корме.

Без кислорода…

У него не могло остаться кислорода. Его запас кислорода был равен запасу кислорода Питера; всего запаса, содержащегося в двух баллонах, хватало примерно на шесть часов. Через каждые три часа нужно было возвращаться в батискаф и менять пустой баллон на баллон, заправленный кислородом. Следовательно, Люк должен был задохнуться через несколько часов примерно через четыре часа – после подъема батискафа на поверхность.

Питер обвел взглядом всех, кто стоял на палубе. Все, кроме Мэри и шефа, возбужденно переговаривались. Шеф стоял неподвижно, застыв в напряженной позе и судорожно сжимая перила.

Батискаф теперь двигался вдоль борта корабля; Платт бросил швартовочный конец батискафа, ни на миг не замедляя своих движений, торопясь, чтобы его странный пассажир смог быстрее попасть на палубу. Он первым взобрался на судно, и на него со всех сторон посыпались вопросы, но он, не обращая на них никакого внимания, повернулся ко всем спиной, чтобы помочь подняться на палубу Люку.

Питер думал, что Мэри бросится вперед и повиснет на шее у Люка. Но она не сделала этого. Она даже не присоединилась к группе тех, кто помогал подниматься Люку по трапу. Она просто, не отрываясь, смотрела на него. Несомненно, размышлял Питер, она была права, когда говорила, что он не понимает ее.

Стоило следом за Люком подняться Элоизе и Дику, как их тут же стали осаждать вопросами, на которые Люк так и не ответил. Действительно, он не произнес ни слова и только кивал головой.

До того, как Элоиза и Дик смогли разобраться в вопросах и хоть что-нибудь ответить, шеф протиснулся между Эллингтоном и Хартлундом и овладел ситуацией; он вел себя как человек, имеющий реальную власть и влияние, чтобы направить ситуацию в нужное ему русло.

– Достаточно! – резко оборвал он, и шум тут же прекратился. – Хартлунд, у тебя ясная голова. Отведи Люка в больничную палату и обследуй его с ног до головы. Я спущусь через минуту. Дик и Элоиза, зайдите ко мне в кабинет, вы расскажете обо всем, что произошло. Что касается остальных членов экспедиции – мы узнаем ответы на все интересующие нас вопросы быстрее, если вы не будете беспокоить нас. Пока все!

Все послушно, хоть и нехотя, разбрелись по палубе, время от времени оглядываясь назад. Когда Питер последовал за остальными, первой его мыслью было найти Мэри, но он нигде не смог ее обнаружить.

В пять часов вечера раздалось сообщение: всех приглашали в кают-компанию, где должна была немедленно состояться конференция для всего персонала корабля. Питер в это время как раз сидел вместе со старшим помощником капитана Эллингтоном в кают-компании, потягивая пиво и гадая о том, что могли рассказать Элоиза, Дик и Платт в кабинете шефа. Они до сих пор находились там с того момента, как шеф вернулся, расспросив перед этим Люка.

Через пару минут кают-компания заполнилась людьми. Гордон сел во главе стола.

Гордон улыбался. Казалось, его лицо светилось от радости. В его улыбке чувствовалось тайное удовлетворение, и это очень не понравилось Питеру.

– Ну, хорошо, – начал Гордон. – Элоиза, расскажите нам все по порядку. Что случилось? Расскажите все так, как вы рассказывали только что мне.

У Элоизы был отсутствующий вид, как будто она находилась где-то очень далеко. Когда она заговорила, ее высокий голос дрожал, казалось, она была в замешательстве.

– Спуск на глубину прошел нормально, – сказала она. – И мы без труда нашли место, которое обнаружил Питер, и каменные плитки, о которых он рассказывал. Наверно, нам следовало бы лучше осветить то место, но, может быть, нам удастся сделать это в следующий раз, а пока придется смотреть так, простите.

Вы были совершенно правы, Питер, когда говорили о стенах. Мы боялись, что на нас снова двинется лавина ила, если мы не будем соблюдать осторожность, поэтому мы решили, что надо опередить события. Мы взорвали в воде, вблизи стены, два заряда весом в четыре унции. Ничего не произошло, только ударной волной смело еще немного ила. Мы заключили, что опасности обвала нет, и приступили к работе, следуя вдоль стен.

Стены окружали большую территорию, площадь квадратной формы, сторона которого равнялась примерно сотне ярдов. Более того, стена продолжалась вниз. На склоне, ведущем вниз, мы нашли что-то вроде огромной ступени, высота которой была больше моего роста. С тех пор, как Мэри и Питер покинули это место, взбаламученный ил, соскользнувший со стены, немного улегся, и когда мы появились там, край «ступени» проступал сквозь слой грязи.

Это все, что касается того, как мы нашли это место. Когда Дик находился снаружи и расчищал основание стены, сигнал, поступивший на гидролокатор, оповестил нас, что какой-то предмет движется по направлению к нам. Предмет двигался из глубины, примерно на том же уровне, на котором находились мы. Я позвала Дика. Предмет был очень большим, а если он был большим, то, возможно, он был еще и голоден, потому что на большой глубине рыбы часто пожирают друг друга. Вскоре мы увидели того, кто двигался к нам. Это был Люк.

Дик продолжил рассказ по знаку Гордона.

– Я подплыл к нему, не веря своим глазам, и попытался заговорить с ним. Но он показал мне, что его гидролокатор забит грязью и не работает. Я помог ему влезть внутрь батискафа и заменил его кислородные баллоны. Мы постарались наладить контакт с ним, дав ему запасной гидролокатор, но это не помогло, тогда мы решили, что его микрофон тоже не работает.

Мы посчитали, что случившееся настолько невероятно, что необходимо сразу вернуться на борт корабля. Что мы и сделали. Во время подъема мы пробовали обменяться с Люком посланиями с помощью записок. Но он был довольно слаб и не смог написать ничего внятного. Мы узнали только то, что из-за обвала ила он попал в ловушку и потерял счет времени. Ему кажется, что он какое-то время оставался без сознания. Когда он, наконец, пришел в себя и смог освободиться, батискафа рядом уже не было. Он подождал, надеясь, что батискаф скоро вернется, но как раз незадолго до нашего появления у него начала кружиться голова, и он решил подниматься наверх самостоятельно. К счастью, свет маяка спускавшегося батискафа вернул его к действительности и к способности рассуждать здраво.

– И он вполне разумен, – вставил Гордон. – Мы обследовали его с помощью всех доступных нам средств. Он не только в здравом уме, но и физически вполне здоров, если не считать синяков и слабости вследствие перенесенного голода. В настоящее время он отдыхает, спит, поэтому я не стал настаивать на том, чтобы он сам выступил на конференции. Думаю, вскоре он уже снова будет в отличной форме.

Питер подался вперед.

– Шеф, один важный момент. Могу я задать вопрос Фреду Платту?

Рассердившись, что его прервали, Гордон недовольно кивнул.

– Фред, вы проверили использованные кислородные баллоны Люка? Какой запас кислорода там оставался, когда Дик заменил их?

– Приборы показали, что там оставалось кислорода еще на два часа, – ответил Платт, и в зале раздался глухой ропот недоверия. – Я проверил их еще раз на корабельном манометре. Результат тот же. Давление внутри баллона свидетельствует о том, что там кислорода еще на два часа.

– В этом случае, – сказал Питер, стараясь говорить как можно спокойнее, – либо Люк нашел способ перезарядки баллонов на глубине шести тысяч футов в Атлантическом океане, либо у нас на борту воскресший труп.

– Отлично, Питер, отлично! – воскликнул Гордон, в восторге постукивая ладонью по столу. – Приятно слышать столь здравые рассуждения.

Питер сощурился.

– Такой вывод неизбежно вытекает из фактов, – начал он, но шеф резко оборвал его:

– Да, конечно, такой вывод неизбежен. Люк выкарабкался из такой ситуации, которая должна была его убить. Это не случайность. Не может быть случайностью. Он сам говорит, что ничего не помнит, но тогда нам остается единственная правдоподобная версия.

– Какая же? – пробормотал без особой необходимости Хартлунд.

– Версия заключается в том, что что-то – или кто-то – внизу помог Люку и либо воскресил его, либо не дал ему умереть.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кто-то помог ему остаться в живых.

Для Питера эти слова имели зловещий оттенок, и помимо его воли в памяти всплыла мрачная картина. Он вспомнил древнюю рыбу латимерию, пойманную в те времена, когда еще считалось, что в природе невозможно встретить живых «древних рыб, имеющих конечности». Латимерия уныло ползала по сосуду с водой, куда ее поместили, и медленно умирала, потому что никто не знал, что она не переносит солнечных лучей, а она сама не могла сказать им об этом.

Вслед за этой картиной он вспомнил впечатление от видов рыб, живущих в аквариуме. Если подтвердятся их догадки, и внизу, там, на большой глубине, живет что-то разумное, то это что-то, скорее всего, враждебно по отношению к человеку.

За столом продолжалось взволнованное обсуждение, некоторые высказывались против доводов Гордона, другие соглашались. Некоторое время шеф не мешал спорящим, потом резко прервал их.

– Хорошо. Пока ни у кого нет другого резонного объяснения, я хочу обсудить наши дальнейшие действия. Мы ограничены количеством и возможностями нашего оборудования. Я хочу точно знать, что находится там внизу. С другой стороны, вне всякого сомнения, эта задача слишком сложна для нашего немногочисленного экипажа, чтобы справиться с ней самостоятельно. – В этот момент вверх взметнулась рука. – Да, Эллингтон?

– Шеф, мне бы хотелось услышать, что скажет Люк.

– Сейчас это невозможно. Мы должны дать ему выспаться в течение суток. Я передал вам суть этой истории, то же попытались Сделать Элоиза и Дик. Мы можем только надеяться, что сон прояснит создание Люка. По его собственному предположению, перед тем, как его нашли, он находился в бессознательном состоянии. Если этого не произойдет, мы должны будем сами принимать решение. Что скажете, Платт?

Старший механик нахмурился.

– Я бы хотел увидеть собственными глазами, что там внизу. Сейчас я могу только строить предположения. Я голосую за то, чтобы предпринять еще один спуск на глубину, снарядив батискаф всем возможным оборудованием. Я колеблюсь между двумя вариантами: послать двух людей для того, чтобы они смогли дольше оставаться на глубине, или трех, что позволит сразу двум водолазам работать снаружи.

– Мы пошлем двоих. Элоиза и Дик должны отдохнуть в течение сорока восьми часов, Люк тоже для этого не подходит. Даже если он по своему физическому состоянию будет готов, я не хочу разрешать ему новое погружение на глубину до тех пор, пока он не пройдет тщательное медицинское обследование. Остаются Питер и Мэри. Кстати, а где Мэри? Шеф оглянулся вокруг.

– Она дежурит возле Люка, – сказал Питер.

– Хорошо. Да, для проведения полномасштабного исследования нам необходим, кроме нашего батискафа, батискаф русских, и я почти уверен, что они не откажутся приплыть сюда. Кроме того, за неимением лучшего варианта мы должны пригласить французов и попросить, чтобы они одолжили нам несколько своих батискафов. Англичане тоже пытаются создать новый глубоководный батискаф, управляемый на расстоянии, который сможет погружаться на большую глубину, чем удавалось до сих пор.

– И который не обнаружит ничего, кроме ила, – поспешил вставить Дик Лешер. – Шеф, чтобы изучить все то, что находится внизу, нам нужно изобрести море новых приборов. Черт возьми, зарываться в ил на глубине четырех тысяч футов – довольно сложная задача!

– Согласен. Но для первого раза у нас есть весьма захватывающая информация, почти такая же любопытная, как и то, что может предложить программа исследования космоса. И даже еще интереснее!

– Вы думаете, что внизу могут существовать какие-то дружелюбные и разумные существа? – задал вопрос Хартлунд.

– Если мы примем единственно возможное разумное объяснение спасения Люка, то да.

По мере того, как они приближались к цели, и пока Мэри пыталась обнаружить характерное эхо с помощью гидролокатора, Питер пристально вглядывался в небольшие иллюминаторы. Интересно, сможет ли он что-нибудь увидеть, и видел ли что-либо Люк. Когда они начали погружение, Люк все еще спал.

Они давно миновали тот уровень, где море изобиловало разнообразной живностью, и когда на ум приходило сравнение его с колыбелью всего живого. Это не значило, что на большой глубине вовсе не было жизни. Но тут фауна была представлена очень немногочисленными видами. Кроме того, один из немногих недостатков освещения с помощью маяка заключался в том, что он нагревал воду вокруг себя, и глубоководные рыбы, привыкшие к низким температурам, уплывали от него прочь. Возможно, маяк испускал ультразвуковые волны, отпугивавшие их от батискафа.

– Прибыли, – сказала Мэри внезапно. – Есть! – добавила она.

Питер подумал, что так говорят, когда входят в порт незнакомого города. Он направился к шлюзу, чтобы наблюдать за ее маневрами на последних ста футах.

На этот раз они причалили батискаф так, чтобы в случае необходимости можно было на некоторое время покинуть батискаф вдвоем, хотя им был дан строгий приказ ни в коем случае не рисковать и без крайней необходимости не выходить наружу одновременно. Прежде всего, они нашли подходящее место для маяка с гидролокатором, который нужно было включить, выходя из батискафа.

Питер вышел первым. Он начал с того, что осмотрел ту же территорию, которую обследовали Дик и Элоиза. Они, похоже, сделали все, что было возможно. Не имея никакого специального устройства вроде сверхмощного «пылесоса», трудно было исследовать голые стены на большее расстояние, чем это уже было сделано.

Тем временем Мэри «фотографировала» склоны с помощью сканирующего гидролокатора, пытаясь определить природу почвы.

Первая шестичасовая смена прошла за тщательным, терпеливым завершением того, что было сделано раньше. В следующую смену надо будет заняться другим, решил Питер.

– Давай подытожим все, что мы узнали, – сказал он. – Мы сделали все, что могли. Остальное закончим в следующий раз. Я предлагаю прекратить работу на этом участке и спуститься вниз вдоль склона горы, чтобы посмотреть, нет ли там похожего места, такого, где мы могли бы сами очистить от ила поверхность стены. Будет жаль, если действительно интересные вещи окажутся похороненными на самом дне долины – ведь к тому времени, когда на дно сползет несколько тонн грязи, нам не о чем уже будет беспокоиться.

Мэри не возражала, и батискаф с уцепившимся за его обшивку Питером начал опускаться вниз, погружаясь на сто футов за один этап. После каждого этапа они по очереди отплывали от батискафа и осматривали склон горы, но каждый раз гидролокатор показывал, что ил плотным слоем покрывает камни и другие остатки, находившееся на этой территории.

Они опустились почти на тысячу футов, но так ничего и не обнаружили. Самое чудесное было то, что они свободно двигались и дышали на этой чудовищной глубине. Мэри сделала пометку о том, на какой точно глубине они находятся, чтобы в очередной раз подтвердить эффективность метода Островского-Вонга.

– Ничего нет, – пожал плечами Питер. – Ну, ладно. Мы попытаемся обойти эту стену сбоку.

Они вновь вернулись к исходному пункту и начали двигаться от него в горизонтальном, а не в вертикальном направлении. Они ограничили диапазон поиска до тысячи футов и вскоре нашли кое-что – основание круглой башни, вокруг которой скопилась куча ила. Обширная полость сооружения была забита грязью, и поблизости от нее Мэри и Питеру больше ничего не удалось обнаружить.

Тем не менее, они провели там более трех часов, определяя форму и размеры постройки с помощью гидролокатора и отбивая кусочки для изучения и анализа. Кусочки были из очень тяжелого материала, но это был не камень. Питер задумался о том, какая катастрофа могла привести к уничтожению башни. Может быть, на нее упала часть горы. Трудно было догадаться, что еще могло вызвать такие разрушения, если исключить попадание тяжелого снаряда.

Исследователи двинулись обратно по своим следам, вновь и вновь тщательно осматривая все вокруг. Время от времени гидролокатор регистрировал какие-то предметы, но большинство из них нельзя было принять во внимание, поскольку те находились слишком близко к поверхности и, следовательно, попали в ил совсем недавно.

– Ну, хорошо, теперь нам осталось только обследовать склон, двигаясь наверх, – сказал Питер, когда они прошли еще один отрезок в тысячу футов. – Возьмем с собой бакен, чтобы потом иметь возможность снова спуститься вниз, или пока не будем?

– Пока не будем. Я бы предпочла все обсудить. Кроме того, если мы станем брать пробы на таком небольшом расстоянии друг от друга, это может запутать всю картину.

– Хорошо. Давай отправимся прямо к вершине склона, где был погребен Люк. Там может быть разлом у основания стены или какая-нибудь «ступень» вроде той, что мы видели.

Руах и остальные существа его рода имели неограниченную власть над другими.

Когда-то они были в состоянии ухаживать за собой; они сами добывали для себя продовольствие и могли прокормить себя. Они ели редко, но когда приходило время, то поглощали пищу в огромных количествах. Но, поскольку вся власть была сосредоточена в их руках, они заставляли других работать на себя. Прошло много времени с тех пор, как они перестали обходиться своими силами. Это произошло давным-давно, еще до того, как они пришли на Землю.

Когда они появились на Земле, на этой фантастической, кажущейся неистощимой райской планете, они стали другими: беспечными и невероятно прожорливыми. Они ели ради получения удовольствия, аппетит их вырос до гигантских размеров, и вскоре они не в состоянии были собрать себе пищи даже на одну трапезу.

То же произошло и с Руахом. Случилось так, что когда все сородичи покинули его, он попытался отправиться на поиски другого города, жителей которого он заставил бы искать для себя еду, но не смог самостоятельно сдвинуться с места хотя бы на несколько ярдов…

Его медленное умирание было ужасным. Он сделался неподвижен. Бактерии, вызывающие гниение у земных организмов, в огромном количестве населили его иноземную плоть, но она показалась им плохой питательной средой, и долгое время он внешне не изменялся. Поэтому, бродившие по стране люди, среди которых попадались и его бывшие подданные, предупреждали о нем своих соплеменников и старались обходить его стороной.

В конце концов, один из видов симбиотических бактерий, поселившихся в его теле, положил начало процессу разложения. Когда море прорвалось в эту долину, тело Руаха представляло собой скопление газов, образовавшихся в результате разложения, и оно всплыло на поверхность воды как грязная резиновая игрушка. Некоторое время оно болталось на волнах океана

Потом сильный порыв ветра швырнул его на обломки башни города, в который он когда-то стремился. Газы со свистом вышли через прорванное в шкуре отверстие, вода наполнила тело водой, и оно затонуло.

В воде бактерии, превратившие его тело в пустой мешок, прекратили свою работу, а их родственники, попавшие в воду с материка, не смогли завершить ее. Постепенно его останки все больше погружались в ил.

Здесь что-то было! Сердце радостно подпрыгнуло в груди у Питера. Грязь действительно не полностью скрывала обломки другой стены. Стена выглядела искривленной, возможно, это основание другой круглой башни. Питеру показалось, что в куче грязи, не успевшей сползти и обвалиться, что-то есть. Что-то большое, лоснящееся, довольно гладкое, слегка прогибающееся под давлением. И огромное.

Оно было таким огромным, что даже после того, как Питер обнаружил весь предмет целиком, он все равно не мог определить, что это такое; в этот момент он услышал оглушающий крик Мэри. Он молниеносно развернулся в воде и бросился к батискафу.

– Нет, Питер! Со мной все в порядке! Но посмотри!

Он обернулся, посмотрел и ужаснулся.

Он увидел животное длиной в тридцать или даже более футов, с длинными конечностями и раздувшимся огромным животом. Его тусклые, занесенные грязью глаза, казалось, уставились прямо на него.

Такое могло привидеться только в ночном кошмаре.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Наступила долгая пауза, тишина была так же бесконечна, как окружавший их океан.

Когда, наконец, Мэри нарушила ее, голос ее слегка дрожал.

– Знаешь, я собиралась выдвинуть предположение, что спасение Люка стало результатом побочного эффекта метода Островского-Вонга. Я готовилась осыпать насмешками теории шефа. Но теперь…

– Теперь мы нашли жизненную форму, совершенно не похожую на все, что было известно до сих пор.

Питер постарался, чтобы его слова прозвучали достаточно твердо.

– Это настолько ни на что не похоже, что я даже готов предположить, что существо обладало разумом.

– Я рада, что оно мертво, – прошептала Мэри.

– Я тоже… Как ты думаешь, батискаф сможет поднять его?

Она не сразу поняла его.

– Ты с ума сошел? Ты хочешь поднять это на поверхность? Ради всего святого, мы не сможем откопать его из грязи! Даже, если бы мы смогли это сделать, то при подъеме перепад давления отразится на нем самым плачевным образом, и оно развалится на кусочки.

– Я не уверен в этом, – пробормотал Питер.

Он нырнул обратно к мертвому животному и начал внимательно осматривать его, соскребая ил горстями – вокруг ног. Под раздутым животом твари он обнаружил треугольное отверстие, вокруг которого лоскут жесткой шкуры был разорван то ли острым краем скалы, то ли камнем. Он почти с головой зарылся в ил, пытаясь разглядеть все как можно лучше.

Наконец он вылез из грязи, бормоча себе под нос:

– Нет, ты не права. Ничего от него не осталось, кроме шкуры и скелета, а шкура необычайно толстая и непроницаемая. В ней есть одно отверстие, через которое проникла вода. Все остальное сохранило прочность, а внутри него все заполнено не грязью, а водой. Насколько я могу судить, его можно обвязать веревкой и тащить за собой без всякого риска. Не думаю, что его разорвет при подъеме, ведь при той скорости, с которой поднимается батискаф, давление будет выравниваться благодаря отверстию в животе.

– Питер, даже если это возможно, я думаю, мы не осмелимся это сделать! Предположим… предположим, что мы обнаружили что-то вроде кладбища таких животных! Нам бы понравилось, если бы кто-то пришел и начал раскапывать наши кладбища?

– Не стоит все оценивать с точки зрения антропоцентризма! – резко оборвал ее Питер. – Что дает тебе основание предполагать, что они сознательно хоронили своих мертвецов? В любом случае, это существо было покрыто таким толстым слоем ила до того, как произошел обвал, что, по-видимому, оно находится здесь не одно столетие. Не забывай, что это наше последнее погружение перед возвращением домой. Мы избавимся от тысячи ненужных проблем, если захватим зверюгу туда, где сможем его тщательно исследовать.

– Ну, хорошо. Я уступаю. Давай, привязывай его.

Через несколько минут батискаф буксировал за собой тело чудовища на двух туго натянутых четверть-дюймовых тросах. Питер и Мэри с изумлением наблюдали за этим, задавая себе вопрос, может ли то небольшое количество грязи, в которую все еще было погружено животное, засасывать его с такой силой. Но это происходило не из-за грязи. Труп животного перемещался очень медленно, двигаясь по илу, как трактор по снегу.

– Но туша не везде наполнена грязью. Этого просто не может быть! – воскликнул Питер.

Мэри посмотрела на него – выражение ее лица было довольно кислым.

– Нет, дело не в этом. Разве ты не понял? Оно само очень тяжелое, Питер.

Питер судорожно уцепился за поручни. Он вдруг с необычайной остротой представил себе, как мертвое тело тащит их вниз, на самое дно, в то время как он отчаянно пытается перепилить тросы и освободить батискаф.

Потом равновесие сместилось, огромная энергия атомного маяка, образующаяся в резервуарах при расщеплении воды на атомы, преодолела критический порог, кошмарный труп вырвался из своей грязевой могилы и начал медленно раскачиваться на тросах под батискафом, вне поля их зрения. Батискаф продолжал равномерный подъем.

В какой безумный мир попали они, погрузившись на такую глубину?

На корабле «Александр Бах» воцарилась благоговейная тишина. С тех пор, как труп животного закрепили на корме с помощью лебедки и импровизированного подъемного крана, члены экспедиции и команды ходили с отсутствующими и таинственными лицами, разговаривали мало и только об этой загадочной находке.

Даже шеф, хотя он и был в восторге от найденного Питером и Мэри животного, был подавлен. Причина такого настроения, вероятно, крылась в том, о чем он сказал первооткрывателям в кабинете во время приватной беседы сразу после их возвращения.

– Я не знаю, что из этого всего выйдет, – пробормотал он. – И никто не будет знать этого еще долгое время. Кто построил город, который мы обнаружили – такие существа, как тот, кого мы нашли или же нет? Если да, то как они смогли исчезнуть с лица земли, не оставив никаких следов, за такой короткий по геологическим меркам промежуток времени? И почему мы не нашли родственных видов? Проклятье, сто тысяч лет – это не такой уж большой промежуток времени по земным меркам! Экспедиции, подобной нашей, еще не было в истории, экспедиции, в результате которой возникло так много вопросов, не имеющих пока ответа!

По унылому выражению лица шефа можно было явственно ощутить, что все его иллюзии тают как дым. В течение нескольких сумасшедших дней ожили все так долго подавляемые мечты старого ученого о затонувшей цивилизации, накопленные и позабытые знания которой снова смогут стать доступными и полезными всему человечеству; теперь же кошмарное чудище разбило многие из его надежд, он был потрясен и раздавлен.

Несмотря ни на что, им многое нужно было сделать. На базу Атлантического Фонда полетела радиограмма, без подробного описания открытий, но с упоминанием об их огромном значении.

Первое: останки затерянной цивилизации.

Второе: человек остался жив тогда, когда по всем законам природы он должен был умереть.

Третье: тело животного, которое не напоминало ни одно ранее изученное живое существо, встречающееся на земле или в море. Скелет животного состоял из множества частей и был тяжелее и плотнее, чем гранит, эластичная шкура была такой жесткой, что они затупили не одни ножницы по металлу прежде, чем смогли отрезать небольшой образец для изучения.

На следующее утро батискаф будет готов к буксировке, и тогда они могут возвращаться. Все члены экспедиции предпочли бы отправиться домой сразу, но Фреду Платту и двум его помощникам предстояло немало работы. Необходимо было построить салазки и приварить якорные стойки к раме обшивки для того, чтобы как следует закрепить труп животного на корме. Если по дороге домой они попадут хотя бы в небольшой шторм, имея незакрепленный груз, им грозят серьезные неприятности.

– Бог мой! – внезапно воскликнул Питер. С тех пор, как они поднялись на корабль, прошел час. – Мы забыли включить маяк, который оставили на глубине.

Он разыскал шефа и начал пространно оправдываться. Но шеф рассеянно отмахнулся от него.

– Скажи Фреду, пусть опустит еще один маяк, – предложил он и тут же ушел.

Но все было не так просто. Платт нахмурился и пообещал что-нибудь придумать. Он вернулся с одним из роботов, сделанных в виде рыбы и предназначенных для аварийных работ, Робот был снабжен самонаводящимся гидролокатором, который должен был начать действовать по сигналу после того, как достигнет уровня, на котором расположен город. По расчетам, робот должен будет кружить вокруг обозначенного места в течение ста дней в пределах сотни футов от исходной точки.

Подготовка робота также задержит их отплытие домой.

Занимаясь отчетами, фотографиями, осмотром тела животного, Питер вдруг подумал, что хотя он на корабле уже несколько часов, он ни разу за это время не встретил Люка. Возможно, его встревожил звук знакомых шагов; через минуту ему показалось, что он услышал стук в дверь каюты.

– Да? – пробормотал он, не оглядываясь.

Дверь отворилась. Это был Люк, в халате и пижаме; вид у него был заспанный и, как показалось Питеру, какой-то неуверенный.

– Люк! Как ты себя чувствуешь? – спросил Питер, поднимаясь навстречу.

Глаза Люка блуждали по каюте, как будто он видел все не очень отчетливо.

– У меня все прекрасно, – сказал он, широко зевая. – Я спал, но не думаю, что мне понравится спать несколько недель подряд.

– Ты проспал всю суматоху, поднявшуюся при нашем возвращении на борт?

Питер с трудом мог в это поверить. Шум от падающего на палубу тела животного мог бы разбудить и мертвого…

По его спине пробежали мурашки, когда он с запозданием понял, что, вероятно, именно в таком состоянии и находился Люк.

– Должно быть, я проспал все самое интересное, – согласился тот. – Я проснулся только несколько минут назад. Я хотел как можно лучше отдохнуть до вашего возвращения, понимаешь?

– Так ты еще не видел, что мы подняли в этот раз? – с этими словами Питер потащил Люка за рукав халата из каюты. – Ты будешь потрясен. Это выглядит так, что тайна твоего спасения будет оттеснена на второй план! Ты… – гм… – помнишь что-нибудь еще, кроме того, о чем нам рассказывал Гордон и Дик с Элоизой до нашего погружения?

Питер замолчал и огляделся вокруг. На подвижном лице Люка на мгновенье появилось страдальческое выражение.

– Я был без сознания. Более того, мне кажется, что я погрузился в какое-то состояние вроде анабиоза из-за пережитого потрясения, когда оказался погребенным под слоем ила. Возможно, это как-то связано с принципом Островского-Вонга.

– Ладно, рано или поздно мы выясним это. А сейчас…

Почти волоча за собой Люка, Питер стремительно вылетел на палубу.

Он предполагал, что зрелище потрясет Люка, но не был готов к такому эффекту! Обогнув рубку и оказавшись практически нос к носу с чудовищем, Люк замер на месте и побелел. Он застыл, казалось сердце его перестало на какое-то время биться, затем его губы зашевелились, как будто он вот-вот закричит.

– Стой! – сказал Питер, взяв его за руку, так как он испугался, что Люк может упасть в обморок. – Смотри, чудовище ужасно, но оно мертво. Это всего лишь пустой мешок с костями.

– Мертво? – как эхо отозвался Люк, все еще не веря. Он осторожно шагнул вперед, кулаки его были крепко сжаты.

– Конечно. Как ты думаешь, могло бы это чудище спокойно валяться на палубе и позволило бы оно Фреду прикрепить себя цепью, если бы оно было живым? – Он показал в сторону механика, который использовал часть двутавровой, чтобы закрепить цепь, опутавшую тело монстра.

Очень осторожно, соблюдая дистанцию, Люк начал обходить вокруг тела животного, изучая его. Время от времени он кивал, когда вернулся к исходной точке, Питеру показалось, что его товарищ уже пришел в себя. Люк облизнул пересохшие губы.

– Да, конечно. Глупо было с моей стороны пугаться. Я не знаю, почему это так меня поразило.

Он рассеянно вытер лицо рукавом халата.

Питер смотрел на блестящую коричневато-черную шкуру животного, на которой от солнца проступили яркие пятна.

– Бог знает, что это такое, – сказал он. – Биологи, наверно, с ума сойдут, увидев его. Не хочется мне ждать так долго, чтобы узнать, что они скажут. Хотя пять дней – это не так уж много.

– Пять дней? – Голос Люка прозвучал пронзительно. – О чем ты говоришь? Мы, насколько я знаю, в пяти днях пути от дома.

Питер был удивлен.

– Да, конечно! Мы отправляемся завтра утром, разве ты не знаешь…

– Нет, я ничего не знаю. Но мы не можем отправиться домой завтра, – глаза Люка блестели лихорадочным огнем. – Интересно, чья это была идея? Наверняка глупого Гордона! Придется одолжить ему немного своих мозгов…

Он развернулся и исчез раньше, чем Питер опомнился. Питер не успел догнать приятеля, и тот ворвался в каюту шефа, крича с порога:

– Какого черта, почему вы решили возвращаться до того, как я еще раз погружусь на глубину?

Шеф отступил назад, расставив руки так, как будто хотел защититься от нападавшего на него Люка. Питер громко позвал на помощь. Эллингтон появился из кают-компании, держа в руках стакан с пивом, как раз в тот момент, когда Люк совсем потерял самообладание и начал кричать.

Зажав Люка между собой, Питер и Эллингтон отвели его в каюту и дали успокоительное. Несмотря на все лекарства, которые его заставили принять, Люк лежал без движения с закрытыми глазами и продолжал, непрерывно бормотать, о том, что ему необходимо совершить еще одно погружение; его лицо было искажено гримасой боли.

Мэри опять вызвалась дежурить возле его постели.

Было около трех часов утра, когда все проснулись от пронзительного крика. На палубе раздались голоса. Эллингтон, стоявший на вахте, пытался выяснить, работает ли Платт на батискафе. Питер, который незадолго до этого с трудом заснул, решил выйти на палубу и узнать, что случилось.

На палубе он увидел свободно брошенный причальный конец и на четверть погруженный в воду батискаф. Из обрывков фраз Питер понял, что все слишком напуганы, чтобы быстро и четко оценить происшедшее.

Подозревая самое худшее, он стремглав бросился к каюте Люка. Там он увидел Мэри, сгорбившуюся на стуле возле смятой кровати – на ее левом виске расплывался синевато-багровый кровоподтек.

Люка нигде не было.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Он ударил меня бутылкой с водой, – уныло проговорила Мэри. Элоиза прикладывала примочку к ее виску. Все – и корабельная команда, и члены экспедиции в пижамах и халатах, сгрудившиеся вокруг них на палубе, ярко освещенной звездами – выглядели фантастично.

– Но откуда он взял силы? После всех успокоительных средств, которые мы ему дали, он не должен был шевелиться, по крайней мере, в течение двенадцати часов.

– Он все время находился в сильном возбуждении, почти в горячечном бреду. Около двенадцати ночи он открыл глаза и попросил воды. Я дала ему попить и поинтересовалась, как он себя чувствует. Он ответил, что чувствует ужасную боль, но не мог объяснить мне, что это за боль. У него сильно болела голова. Я спросила, не хочет ли он принять веганин или что-нибудь еще, но он отказался, сказав, что это не поможет. Потом Люк снова заснул и проспал еще час или два, я тоже задремала. Когда я проснулась, то увидела, что он садится на кровати и берет в руку бутылку с водой. От изумления я не успела даже пошевелиться, а потом он ударил меня.

– Эллингтон, какого черта, что вы делали все это время?

Гордон повернулся к старшему помощнику, который только развел руками.

– Какие у меня были основания ожидать неприятностей? – сказал он, оправдываясь. – Я знал, что на следующий день утром мы собирались отплывать, поэтому, когда я увидел, что кто-то спускается вниз к батискафу, решил, что это Фред поднялся пораньше и решил подготовить батискаф к буксировке. Я закричал, как только увидел брошенный конец веревки, но я думал, что Люк все еще находится под воздействием транквилизаторов, а кому, кроме него, мог понадобиться батискаф?

Платт фыркнул.

– Он включил маяк? Я не видел этого, потому что он погрузился в воду до того, как я вышел на палубу.

– Нет. Если бы я увидел включенный маяк, я бы знал, что что-то не так, разве нет? – Эллингтон уже почти сорвался на крик. – Он не включал маяк до тех пор, пока резервуары полностью не погрузились в воду.

– Хорошо, Эллингтон, – устало прервал его Гордон. – Мы не поможем делу, если будем кричать друг на друга. Как насчет запасов на батискафе, Фред? Ты ведь не успел погрузить на него все необходимое?

– Нет. Но мы точно установили, что батискаф надежно защищен от неосторожного обращения, запас кислорода небольшой, но его хватит, если Люк только спустится на глубину и тут же вернется. Я не уверен, что он сможет долго пробыть на дне. Остается неясным, что он намеревается там делать? Он находится в невменяемом состоянии, и мы вряд ли сможем предугадать его действия.

Питер взглянул на Мэри. Она нервно кусала губы, но не от боли и не из-за синяка. Синяк к этому времени был уже аккуратно припудрен. Какая ужасная неразбериха, наверно, царит в этой хорошенькой головке, и все из-за Люка. Интересно, о чем она сейчас думает? Питер страстно желал бы получить ответ на этот сводивший его с ума вопрос, да и на другие тоже.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, он спросил:

– Что мы будем делать?

Элоиза фыркнула, это получилось у нее не очень-то женственно.

– Вопрос на шестьдесят четыре доллара, ждите ответа, – сказала она едко. – Что еще мы можем делать? Нырять вслед за батискафом и тащить его обратно?

– Замолчи, Элоиза! – приказал Гордон. – Эллингтон, включите радио и проверьте, нельзя ли поймать станцию военно-морского ведомства? Выясните, нет ли недалеко от нас быстрой подводной лодки. Люку понадобится около трех часов для того, чтобы спуститься на глубину двух тысяч футов. Если рядом с нами окажется подводная лодка, у нас есть шанс поймать его с помощью ковша, сети или еще чего-нибудь.

Эллингтон кивнул и направился в радиорубку. Дик Лешер хотел удержать его за руку, но потом передумал и обратился к Гордону.

– Сети обычно не входят в стандартное снаряжение подводных лодок! – воскликнул он. – Если они зацепят батискаф с помощью крюка, не попытается ли Люк отцепиться и продолжить погружение, пользуясь только внутренним источником энергии?

– Как уже говорил Эллингтон, мы имеем дело с человеком в невменяемом состоянии, поэтому мы не можем предвидеть его поступки, – сказал Гордон угрюмо. – Батискаф слишком велик для того, чтобы мы могли его удержать с помощью нашего снаряжения, или, как я предлагал, тащить его по дну. Эта задача нам не по силам. Итак, уникальный технический прибор стоимостью в пятнадцать миллионов оказался в руках сумасшедшего, который направляется на дно океана. К тому времени, когда мы выловим батискаф, – если выловим, конечно, – он уже устареет. Проклятье! В наступившей вслед за этим взрывом мертвой тишине все услышали голос Эллингтона, который в радиорубке вызывал на связь станцию военно-морской базы.

– Может быть, Люк быстро успокоится. Я имею в виду, что, возможно, на него нашло временное затмение. Он спустится вниз, а потом вернется, и все снова будет нормально, – задумчиво предположил Хартлунд.

– Возможно, но я сомневаюсь в этом, – вздохнул Гордон. – У кого-нибудь создалось такое впечатление, что Люк, во что бы то ни стало, стремился вниз, чтобы закончить работу? Я не психолог, – добавил он, – просто у меня возникла одна мысль.

Мэри отрицательно покачала головой.

– Мне показалось, что еготолкнула на это боль, от которой он так страдал.

– Тогда вряд ли он вернется назад. Хартлунд, вы не знаете, нет ли поблизости от нас инспектирующего эти воды военно-морского корабля? Мы не можем сидеть, сложа руки, и ждать возвращения Люка, мы могли бы попросить кого-то еще обследовать территорию вокруг, пока не станет совершенно ясно, что он потерялся.

– Я проверю, – Хартлунд кивнул и, стиснув в зубах трубку, направился на капитанский мостик.

Из радиорубки вернулся Эллингтон.

– Я сделал все, что мог, шеф, – сказал он уныло. – Я обнаружил одну подводную лодку, английскую, одну из последних моделей. Субмарина проходит испытания на расстоянии тридцати шести миль отсюда. Она работает на атомной энергии. У них есть проблемы с управлением на больших скоростях, но они постараются сделать все возможное, чтобы нам помочь. Если все пойдет хорошо, они появятся возле нас через сорок минут.

– Что? – воскликнули сразу несколько человек одновременно.

– Так они сказали. Сорок минут. Очевидно, когда с их лодкой все в порядке, она – настоящий зверь. Вряд ли они скажут нам, какую максимальную скорость она может развивать, но, должно быть, не меньше семидесяти узлов в час. Проблема в том, что в ее конструкцию вкрались технические дефекты, так они сказали.

– Будем надеяться, что ни один из них не проявится на пути к нам. Это первый проблеск надежды за последнее время.

Было заметно, что Гордон немного успокоился.

– Смотрите! – сказал Хартлунд и указал на V-образное свечение на поверхности воды.

– Это не похоже на субмарину! – возразил Питер, стараясь разглядеть неясный силуэт.

– Конечно, нет. Это базовый корабль. Возможно, переоборудованный торпедоносец. Тогда и их подводная лодка действительно такая быстрая, как они сказали. Да. Смотрите, корабль пускает фонтаны!

Термин, употребляемый в китобойном промысле и больше уместный при описании кита, чем корабля, в данном случае очень точно передавал картину. Судно с тупым округлым носом, рассекавшее воду в полумиле от них, выглядело как огромное морское животное, хотя полное сходство нарушалось короткими тупыми выступами, служившими, по-видимому, управлением. Четыре из них отходили от корпуса под прямым углом и были загнуты назад. Никакой надстройки над палубой судна, только корпус обтекаемой, как у рыб, формы, и выступы, похожие на плавники.

Базовый корабль развернулся неподалеку от них, на расстоянии, позволявшем вести переговоры. Через секунду к ним с корабля обратились через громкоговоритель. У говорившего был ярко выраженный британский выговор.

– Эй, на корабле! Я надеюсь, на борту находятся только ученые, которые абсолютно равнодушны к военной технике. Предполагалось, что никто, кроме нас, не должен видеть вблизи нашу крошку. Скажите, что вы хотите от нас, и мы постараемся вам помочь.

Хартлунд посмотрел на часы.

– Тридцать шесть миль за тридцать восемь минут, – прошептал он. – Вполне вероятно, они смогут поймать его!

Шеф отвечал англичанам через громкоговоритель, излагая самую суть.

– С какой скоростью погружается ваш батискаф? – спросил английский офицер.

– Он не погружается. Он просто тонет, и тонет тем медленнее, чем глубже он опускается. Спуск продолжается уже около часа, и, вероятно, сейчас он находится на глубине примерно тысячи футов, но постепенно его движение вниз замедляется.

– Отлично! К счастью, три четверти часа по дороге к вам, наша лодка работала бесперебойно. Но это означает, что в любой момент может случиться поломка. Скрестите пальцы, может, все обойдется.

Наступила пауза. Питер услышал за своей спиной движение, повернул голову и увидел Мэри. Она вышла на палубу с белой повязкой на голове, скрывающей синяк на виске.

На корме субмарины загорелся свет, они услышали, как гремят цепи.

– Готовится снаряжение для того, чтобы подцепить ваш батискаф, если он будет обнаружен, – доложил офицер. – Боюсь, что удалось найти только какое-то импровизированное приспособление, но, если будет, что подцеплять, то оно должно выполнить свою задачу.

– Постарайтесь, чтобы трос был прочным и длинным, – предупредил шеф. – На батискафе смонтирован маяк, работающий на атомной энергии. Вам необходимо держаться от него на расстоянии, по крайней мере, пятнадцати футов.

– Мы подойдем на расстояние девяноста морских саженей, не больше, – спокойно ответил офицер.

Свет на корме погас. Наступила еще одна пауза. И потом…

– Бог мой! – выдохнул Хартлунд и чуть не выронил трубку изо рта. Подводная лодка опустила нос в воду так резко, что ее кормовые выхлопные, трубы выбросили в небо фонтан кипящей воды высотой в двести футов. Когда лодка скрылась в глубине, палуба закачалась у них под ногами.

Питер и Мэри на протяжении долгих томительных часов сидели в молчании на палубе и пристально смотрели на воду, время от времени впадая в короткое забытье. Без батискафа им нечего было делать до возвращения домой за исключением одного – помогать закрывать чем-нибудь тело монстра на корме. Платт занимался этим, приспосабливая полотняные навесы.

Двое английских офицеров с плавучей базы приплыли к ним на судно на моторной лодке. Гордон пригласил их на завтрак, после завтрака гости осмотрели тело животного. В свою очередь, шеф и Хартлунд были приглашены на ленч на английский корабль, но их сразу предупредили, что им не разрешат его осматривать, так как оно принадлежало военному ведомству.

Новостей никаких не было.

Сгущались сумерки, когда подводная лодка вернулась в зону досягаемости гидролокатора, и сообщения, поступившие с нее, не оставляли больше никаких надежд. С подводной лодкой все было в порядке.

Команда обнаружила батискаф и попыталась связаться с Люком, но безуспешно. Потом завязали скользящий узел на цепи…

– Что? – спросили все, кто был на корабле, когда услышали это. Английский офицер закашлялся и выглядел немного смущенным.

– Да, а почему бы нет? Такой узел часто применяют на практике лоцманы, вы сами знаете. Зачем еще мы бы стали брать с собой цепи длиной девяносто морских саженей?

– Как иголка и нитка? – недоверчиво спросил

Хартлунд.

– Точно. Потом они забросили лассо на батискаф и хорошенько закрепили петлю перед тем, как начать тащить его наверх. Но ваш парень достал где-то сварочный аппарат и перерезал цепь.

– О, господи! – тихо простонал Гордон.

– Естественно, это затруднило завязывание еще одного узла. Но они справились с этим, поймали батискаф во второй раз, и он снова перерезал цепь. У нас на борту нет никого, кто мог бы воспользоваться методом Островского-Вонга, поэтому мы не могли выйти из подводной лодки только в резиновых костюмах, к тому же он был вооружен сварочным аппаратом. Говорят, это страшный вид оружия. У него пламя вырывается на расстояние вытянутой руки.

– Да, это правда, – заметил Платт, все это время внимательно слушавший офицера.

Несмотря на опасность, они последовали за ним, но он кружил вокруг них, пытаясь привязать их к батискафу веревкой, и тогда командир подводной лодки приказал им вернуться, решив, что игра не стоит свеч.

Офицер пожал плечами, и вид у него был извиняющийся.

Мне очень жаль, но мы не могли ничего больше сделать.

Действительно, до того, как будет найдено другое решение, делать было нечего. Поскольку батискаф был потерян, им теперь придется ждать либо до тех пор, пока русские приплывут со своим батискафом из района Тихого океана, либо пока будет построен новый аппарат. Если у русских нет запасного батискафа, это – значит, что «следующая» модель существует пока только в чертежах конструкторов. Доступ в затопленный город закрылся перед экспедицией так же плотно, как если бы он был надежно спрятан за запертыми воротами.

Судно королевского флота, занимавшееся охраной рыбных популяций в этих водах, приплыло как раз в тот момент, когда они собирались запустить моторы, чтобы покинуть место поисков. Судно было вызвано по просьбе командира подводной лодки для того, чтобы вести наблюдение в этом районе на случай, если батискаф поднимется на поверхность. В течение следующего часа к расположению приблизилась американская субмарина «Гондвана», после чего подводная лодка англичан была спешно отозвана Департаментом подводной картографии на ее обычную стоянку по другую сторону Среднеатлантической гряды. «Александр Бах» направился к дому.

– Как ты думаешь, Люк вернется во второй раз? – спросила Мэри у Питера, когда они смотрели на уменьшавшиеся вдали корабли.

Питер пожал плечами.

– Все в руках божьих, – ответил он.

– Гм… так и быть. Я скажу тебе. В этот раз я не очень беспокоюсь о Люке. Питер, ты, наверно, думаешь, что я веду себя странно, и я должна извиниться перед тобой за то, что обрывала тебя, когда ты хотел помочь. Ты был так добр ко мне… Видишь ли, я не рассказала тебе до конца историю о себе и Люке. Хочешь услышать ее окончание?

Корабль набирал скорость, и порыв ветра разметал волосы по лицу. Питер смотрел на Мэри, размышляя о том, почему она рассказывает ему эту историю. Что это, внутренняя потребность высказаться, или она считает это своим долгом перед ним?

Наконец, он кивнул головой и приготовился слушать.

Мэри неотрывно смотрела на море, казалось, она пытается подобрать нужные слова.

– Дело было так. Когда я была страстно увлечена Люком, я сказала себе, что нет ничего на свете, чего бы я ни сделала для него. Я была на грани нервного расстройства, поскольку с детства я была очень нервным ребенком и у меня часто менялось настроение. В последний день перед его отъездом в институт Скриппса, где он должен был проходить предварительный курс обучения, я решила испытать свою судьбу. Люк решил отпраздновать свой отъезд, а я пришла к нему, чтобы сделать ему нечто вроде подарка при расставании. В доме никого не было, кроме нас… – – " Она пожала плечами.

– Да, я получила свой шанс, как я уже говорила, и, я полагаю, можно считать, что я воспользовалась им. Я сказала, что нет ничего на свете, чего бы я ни сделала ради него. И я сделала это.

Она говорила очень спокойно, как будто речь шла о ком-то другом. Питер понимал, что в известном смысле так оно и было.

– Можешь себе представить последствия. Мне не исполнилось еще и пятнадцати, я чуть не сошла с ума от восторга и в то же время была сильно потрясена случившимся. Казалось, эти противоречивые чувства должны были разорвать меня на кусочки. Но я справилась с собой, хотя в тот же вечер поняла, что для Люка это приключение было лишь прелюдией перед его путешествием туда, куда он стремился всем сердцем.

– Мне понадобилось несколько месяцев для того, чтобы прийти в себя после произошедшего. Единственный способ для восстановления внутреннего равновесия заключался в том, что я все время думала о Люке, вернее, о том идеализированном образе, который я создала в своем воображении, и это стало для меня главной опорой в жизни. Вот почему я выбрала профессию океанографа, как я уже говорила тебе. Второй раз я пережила шок, когда Люк присоединился к Атлантической экспедиции в качестве представителя института Скриппса, и мне пришлось привыкать к этому легкомысленному, поверхностному парню как к реально существующему человеку. Со стороны могло показаться, что он мне даже нравится, но в глубине души я никак не могла простить ему, что он таков, каков есть, и что он не в состоянии понять, как много он для меня значил на протяжении стольких лет…

Она повернула к нему лицо и посмотрела на него с вызовом.

– Понятно?

Питер кивнул головой.

– А теперь?

– Теперь, насколько я понимаю, пришло время искать не мечту, а реального человека, с которым я могла бы построить свою жизнь.

Питер протянул к ней руки, и она с улыбкой прижалась к нему.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Новой Англии наступала пора безмятежной осени. Но погода стояла все еще достаточно теплая, поэтому, учитывая то, что вставали они не очень рано, завтракать можно было на свежем воздухе.

– А кто же будет вставать рано в свой медовый месяц? – сказал Питер, обращаясь к деревьям, окружавшим маленький домик.

– Королева Виктория и принц Альберт, – таинственно заявила Мэри, выходя из дверей домика на залитую солнцем веранду с тарелкой дымящихся блинов в руках.

– Что?

– Это факт, – кивнула она, поливая блины кленовым сиропом. – Я где-то читала, что они встали рано в первое же утро после свадьбы, и лорд-камергер или какой-то другой придворный неодобрительно отметил в своем дневнике, что если так будет продолжаться, то трон останется без наследника.

Их глаза встретились. Какое-то время, через силу, им удавалось удерживать серьезное выражение на лицах, но потом они разразились безудержным хохотом.

– Бедная Виктория! – сказала Мэри, когда она, наконец, снова смогла говорить.

– Бедный Альберт, ты хотела сказать? – возразил Питер. – Или, скорее, нет. Он всегда казался мне страшным педантом, придерживавшимся очень строгой морали. Кстати, блины очень вкусные.

– А ты чего ожидал? – она грациозно потянулась. – Ты еще не ходил вниз за почтой?

– Нет. И мне не очень хочется идти. Идти далеко, почти до самого шоссе, ты же знаешь.

– Да, я знаю. Я знала, что ты так ответишь. Поэтому сходила на почту до того, как ты проснулся.

Как фокусник, вытаскивающий кролика из шляпы, она вытащила из-под себя конверты, на которых сидела, и развернула их перед ним веером, как карты.

– Выберите карту, господин хороший, и я расскажу вам вашу судьбу. Только сначала позолотите мне ручку.

– У меня уже есть судьба, – ответил ей, улыбаясь, Питер и сжал ее протянутую ладонь.

Он взглянул на конверты.

Одно, два, три письма из Фонда. Проклятье! Не могут оставить нас в покое даже на время медового месяца!

– Возможно, это личные письма от людей, писавших в офисе Фонда и стащивших официальные конверты. Ты собираешься их вскрывать?

Питер отдал должное завтраку, потом закурил сигарету, с удовлетворенным вздохом откинулся на спинку стула и вскрыл конверты, пока Мэри мыла посуду. Он отложил письма из Фонда для прочтения в самую последнюю очередь.

– Привет тебе от Хартлунда и от всей команды «Александра Баха», – сообщил он. – Послано из Панамы, где они встретились с русскими и откуда вместе направились прямо в район нашего последнего погружения. Они выражают сожаление, что не смогли присутствовать на нашей свадьбе.

– А есть что-нибудь от русских? – шутливо спросила Мэри.

– Ты зря шутишь, дорогая. Сразу под подписью Хартлунда в письме стоит какая-то закорючка напротив слов «капитан батискафа «Павел Островский».

– Прекрасно! А что еще?

– Приглашение от моей кузины навестить ее во Флориде и записка от…

Он запнулся и даже присвистнул от удивления.

– Ты не представляешь, что нам прислали, дорогая! Это результаты анализа шкуры животного, которого мы подняли на борт корабля. Она состоит из углерода, кремния, кислорода и бора, из всего, что окружает его в море. Хотел бы я быть биохимиком. И, – он перевернул страницу, – они проанализировали также его кости. Они нашли в них хром, кобальт, никель и еще бог знает что. Но подожди высказывать свое мнение, прежде чем услышишь следующий абзац! Химики говорят, что эти вещества сильно отличаются от органических веществ, найденных среди высших форм жизни, населяющих Землю. И делают на основании экспериментальных данных заключение, что эти вещества имеют внеземное происхождение…

Как будто внезапный порыв ветра прошелестел но вершинам деревьев. Мэри вышла из домика с посудным полотенцем на шее, и села напротив него, ее лицо ничего не выражало.

– Думаешь, марсиане? – спросила она.

Но ее попытка поддержать легкий тон беседы не удалась.

Питеру захотелось узнать, что содержится в других письмах из Фонда, первое письмо он протянул Мэри, второе стал читать сам. Обычные новости и приветы от Элоизы Вандерпланк. Он отбросил письмо, лишь взглянув на него, и взял оставшийся конверт.

Краска сошла с его лица, и он сидел, уставившись на листок бумаги, так долго, что Мэри пришлось дважды дотронуться до руки мужа, чтобы вернуть его к реальности. Он протянул ей письмо. Оно было написано Гордоном. Вот что он писал: Возможно, вы уже слышали, что биологи определили внеземное происхождение существа, найденного вами в Атлантиде (кстати, именно такое название мы дали этому городу). Сведения пока что не разглашаются: летающие тарелки – на сегодняшний день самое загадочное из известных таинственных явлений, а известие о затопленном городе было бы чересчур сенсационным для широкой публики.

Но думаю, что вы еще не знаете о том, что мы нашли батискаф. Он был обнаружен случайно, во время поиска «Гондваны», подводной лодки, принадлежащей Департаменту морской картографии, которую мы видели последний раз, когда ожидали возвращения батискафа.

Я узнал о происшествии из вторых рук. В то время, после проведения переговоров с русскими, я возвращался на их экспедиционном корабле из Тихого океана к месту проведения операции. Мы должны были прибыть через несколько дней. Очевидно, «Гондвана» погрузилась на шесть или семь сотен футов, когда гидролокатор зарегистрировал подозрительный сигнал, потом она потеряла связь с английским кораблем и не смогла вернуться обратно.

Два дня спустя, в ста милях на запад от этого района, патрулировавший территорию военно-морской самолет обнаружил брошенный батискаф, который выглядел так, как будто кто-то как следует поработал кувалдой и разбил самое хрупкое оборудование. Его можно будет использовать вновь только через несколько недель, а, может быть, через несколько месяцев ремонта. Вот уже более двух недель нет никаких сигналов с «Гондваны». Пока что это не вызывает чрезмерных волнений. Возможно, нет связи, но…

И, конечно, нет никаких известий от Люка Волласа. Больше я ничего не могу и не хочу вам рассказывать. Хартлунд говорил мне, что вы хотели принять участие в работе на батискафе русских, и нам очень не хватает людей, владеющих методом Островского-Вонга. Всплывший батискаф изуродован. До того, как мы закончим его ремонт, нам нужна помощь всех людей, которых мы сможем привлечь к делу. Я не знаю, что побудило меня на этот раз пуститься в самые дикие спекуляции и пренебречь своим обычным скептицизмом, однако, какая-то причина, по-видимому, была. Я очень обеспокоен создавшимся положением. Мэри аккуратно сложила письмо и вернула его Питеру.

– Судя по письму, шеф находится в состоянии, близком к панике, – сказала она.

Питер кивнул, соглашаясь. Он не спускал глаз с лица своей жены.

– Итак?

Она тяжело вздохнула и отодвинулась на стуле от стола.

– Итак, – как эхо повторила она, – пожалуй, нам лучше пойти упаковывать вещи.

Они ничего не знали о событиях последних двух недель. По возвращении домой после экспедиции они потратили неделю на то, что отвечали на многочисленные вопросы экспертов. Потом они решили пожениться, занялись приготовлениями к свадьбе, а после свадьбы и отправились за город. За эти две недели многое успело случиться.

Исчезновение «Гондваны» вовлекло в эти события военно-морское ведомство. Все собранные научные данные были представлены русским, участникам Цервой тихоокеанской экспедиции – так официально назывался батискаф «Павел Островский» и базовый корабль – и они также активно подключились к решению проблемы. Призыв доктора Гордона взбудоражил умы сотрудников океанографических институтов всех стран, имеющих выход на атлантическое побережье, и Монако, не имеющего выхода к океану, но обладающего богатыми традициями в области глубоководных исследований.

Внеземное происхождение существа, поднятого из Атлантиды, заинтересовало ООН, чей флаг гордо развевался над недоступным Скалистым островом, внезапно превратившимся в базу для вновь прибывающих в район поиска судов, так как по случайной прихоти природа одарила его источником пресной воды.

Самолет, который доставил сюда Питера и Мэри, принадлежал военно-морскому ведомству. На борт самолета была также погружена новая, весящая пятнадцать тонн подводная телевизионная камера, с помощью которой предполагалось вести съемки на еще большей глубине, чем та, что была доступна для батискафа. Благодаря камере они смогут видеть место проведения операции сквозь толщу воды на глубине пяти тысяч футов.

Питер вздохнул и схватил Мэри за руку.

– Посмотри!

В районе операции на рейде выстроилось более тридцати кораблей. Над всеми, сияя белизной, возвышалась русская плавучая база с батискафом. Корабль русских выглядел как нечто среднее между роскошным лайнером и китобойным судном. Сходство с китобойным судном ему придавали установленные вдоль борта гарпунные пушки и небольшой сухой док, предназначенный для транспортировки батискафа. Американский родственник русского батискафа все еще находился в нерабочем состоянии; было решено продолжать работу в течение лета, используя все имеющиеся средства, чтобы не терять времени.

Авианосец «Мыс Рат» был больше, но не так бросался в глаза из-за своей серой окраски. Кроме того, здесь можно было увидеть множество других кораблей, от гигантских атомных подводных лодок и русского крейсера, сопровождавшего патрульный корабль, до крошечных плавучих биологических лабораторий из Монако.

Они высадились на остров. Когда погрузка телевизионной камеры на борт лихтера была завершена, Питер и Мэри тоже заняли свои места и быстро понеслись навстречу базовому кораблю русских. Насколько Питер мог судить, его оснащение было сопоставимо с оснащением «Александра Баха», но его нисколько не удивляло, что штаб экспедиции был расположен здесь, а не там: у русских было больше места.

Гордон радостно приветствовал их и, рассыпаясь перед ними в благодарностях и извинениях, представил их капитану Васильеву – человеку, который поставил свою подпись на поздравительной открытке, посланной из Панамы. После этого Гордон провел их по кораблю, чтобы познакомить с обстановкой.

– Батискаф «Островский» начал погружение как раз незадолго до вашего прибытия, – сказал он. – Сами Островский и Вонг находятся на острове, где расположена наша база, они готовят спасательные команды из Вудз Хоула, Дарвина в Австралии и с китайской станции в Тиенлинге. Но здесь нет и четверти всех, кто участвует в этом мероприятии. Сюда приезжают люди со всего света, они привозят разные устройства и изобретения, о которых раньше знали разве только сами их обладатели. Снова приплыла та английская подводная лодка. В данный момент она находится на глубине тысячи футов, испытывает одно безумное изобретение немцев – подводного робота, способного ползать по дну. Они собираются погрузить его в ил на дне в поле видимости подлодки и надеются, что он сможет спуститься по склону хребта до уровня, на котором расположен город. Робот снабжен ковшом, как у бульдозера. Если он действительно справится с задачей, то мы сможем расчистить от ила огромную территорию, причем значительно быстрее, чем это делается сейчас.

Он торопливо продолжал:

– Кроме того, у нас теперь есть телевизионная камера, которая прилетела с вами. Она снабжена кабелем длиной в четыре тысячи морских саженей, и мы сможем использовать ее, если найдем самодвижущийся буек, который сможет выдержать давление воды на дне океана. Возможно, мы там ничего не увидим, кроме грязи. Но не исключено, что нам откроется что-нибудь интересное.

Удивление Питера и Мэри росло по мере того, как они начали понимать масштаб операции и то, насколько серьезные силы брошены сюда. Наконец Мэри не выдержала.

– Шеф! – воскликнула она. – Я не поверю, что вся эта суета вокруг нашего открытия на дне океана объясняется исключительно научным любопытством. Мне кажется, что кто-то не просто обеспокоен, а сильно напуган!

Гордон остановился и внимательно посмотрел на нее.

– Напуган? – серьезно спросил он. – Да, можно сказать и так. Я написал вам в своем письме, что исчезла подводная лодка «Гондвана». Но это только половина правды. Два дня назад лайнер «Королева Александра» получил сообщение с «Гондваны», она находилась в тридцати часах плавания от Нью-Йорка в сторону Саутгемптона и Шербура.

Но мы опять не смогли найти ее. Кроме того, теперь мы потеряли и лайнер «Александра» с тысячью восемьюстами пассажирами на борту…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: УЖАС

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Сначала он был очень слаб. Это было естественно. Он готовился к спячке так же, как к длительному межзвездному перелету. Необходимо было снизить уровень обмена веществ почти до нуля, накопить ресурсы, предусмотреть стимул, который должен будет разбудить его, когда прогулка по поверхности этого мира станет относительно безопасной.

Однако он никак не рассчитывал обнаружить то, что увидел при пробуждении.

Он очнулся, все еще полный воспоминаний о падении своего города, и картины разрушения так живо стояли перед его глазами, как будто это произошло только вчера. Ему казалось, что прошло всего несколько часов с тех пор, как он покинул глупца, молившего о помощи среди рушащихся в хаосе землетрясения надежд.

Он был осторожен и мысленно пытался представить, что скрывается в этой кромешной тьме. Если тревога окажется ложной, он готов тут же вернуться в состояние анабиоза. Но она была реальной.

Обычно ему не удавалось извлекать много информации из человеческого мозга. А этот мозг, как он успел заметить, в целом ничем не отличался от мозга людей, которых он знал до катастрофы. Значительно легче было анализировать жалкую ментальность людей с помощью их речи. Языки, на которых они говорили, были несовершенны и никогда не передавали тонкие оттенки мысли, но он с легкостью понимал их.

Этот человек к тому же находился в сумеречном состоянии, возможно, он был без сознания в результате сильного шока. Мозг даже не пытался сопротивляться его телепатическому приказу. Он смог пойти еще дальше, замедлив процессы, ответственные за регуляцию сердечных сокращений, дыхания, пищеварения, чтобы уменьшить уровень «шума» получаемого сигнала.

Как он понял, человек находился под водой, под илом, в относительной безопасности, поскольку он был вне досягаемости хищных животных. Под водой. Никаких проблем. У него были резервы, необходимые в подобных случаях, но, получив ясную картину того, на какой глубине океана он находится, он понял: чтобы попасть на землю, этих ресурсов ему не хватит.

Но ему необходимо выбраться на землю! Мириады, орды человеческих существ на поверхности земли никогда не знали гнета таких, как он. Вместо того, чтобы заниматься строительством величественных зданий во славу его рода и поклоняться своим повелителям, как высшим существам, они служили только себе или друг другу. Это было невыносимо. Если бы он был способен освободиться, он бы захватил ровно столько людей, сколько смог держать в повиновении. Потом, и только потом, он бы выяснил, остался ли в живых кто-нибудь из его рода, и великодушно позволил бы им разделить с ним то, что осталось. Если из всего рода выжил только он один, то ему будет достаточно просто уменьшить численность населения до такой величины, с которой он сможет справиться.

Ему следует воспользоваться тем устройством, с помощью которого человек оказался на глубине. Он собрал все сведения об аппарате. Сбор данных проходил очень медленно, потому что он был очень слаб. Прошел почти целый день, прежде чем у него накопилось достаточно информации, чтобы сформулировать план действий. Устройство должно вернуться на поверхность. Пусть оно вернется с помощью этого человека, потом пусть он избавится от других своих компаньонов. В его мозгу возникнет внезапный порыв, непреодолимое желание самому спуститься вниз. Он осторожно открыл створки в своем мозгу, за которыми хранилась его способность причинять боль, и оценил собственные силы. Да. Пока он мог покорить только одно из этих существ.

Пока он ждет завершения действия своего приказа, ему надо спрятаться и сидеть в укрытии, пользуясь своими неприкосновенными запасами для выживания. Это означало, что если человек не подчинится его приказу, он умрет так же, как умер этот слабак Руах. Он снова и снова взвешивал свою способность вызывать боль, и в результате долгих размышлений решил, что с одним человеком он справится.

Он причинит человеку боль, чтобы доказать это. Да, у него достаточно энергии! Он не мог принуждения, когда в последний раз ему попадался человеческий мозг, не знавший о таком виде энергии. Даже неродившиеся человеческие дети знали о нем в те времена, когда их род правил всей этой планетой. Но этот мозг никогда раньше не сталкивался с такого рода болью, поэтому он даже не пытался сопротивляться.

Он на время снял боль, внушил человеку команды, которые тот должен будет выполнить, и, удовлетворенный, медленно двинулся к своему убежищу.

Толщина слоя ила поразила его. Очевидно, он находился в убежище дольше, чем предполагал. Но до возвращения устройства, которое в нужный момент поднимет его на поверхность, пройдет совсем немного времени. Он приказал этому человеку держаться на своем устройстве подальше от корабля, с борта которого тот катапультировался, чтобы видеть звезды и по их расположению узнать, сколько на самом деле длилось его заключение.

Не меньше, чем сто или десять тысяч лет, рассудил он. Даже сообразуясь с нормами своей расы, для представителей которой человеческие существа представляли собой нечто вроде мотыльков-однодневок, вылупляющихся из кокона утром и умирающих на закате солнца, это был большой промежуток времени.

Однако это не так важно. Самым главным было собрать все свои силы. Потом ему надо будет раздобыть слуг и распространить свое влияние. Он приказал человеку кормить его; снова и снова подгоняя его приступами боли, заставил искать для себя подходящие продукты. На берегу одинокого скалистого острова водилось множество моллюсков, чье сочное мясо давало ему необходимое количество металлов. Раковины моллюсков обеспечивали нужный ему кремний и углерод, элементы, которые он мог поглощать в огромных количествах. Чтобы обеспечивать его всем необходимым, ему понадобится не один слуга. Тем не менее, он положил начало. И у него еще есть в запасе время.

Терпеливо он выискивал способы увеличить свою свиту. И он нашел их, а, кроме того, получил в свое распоряжение новый транспорт. Его сила быстро росла. Быстрее, чем он рассчитывал, он оказался в состоянии завоевать первый город. Это был плавучий город, достижение передовых технологий, на которые, как он полагал, не способны эти недолговечные личинки Земли, хотя, возможно, их век недолог только по его нормам. Но теперь у него было достаточно рабов, которые кормили его, и он мог заняться тем, чтобы внушить людям мысль об их подчиненном положении. Внушение чувства должного уважения к своей особе стало следующим шагом.

Каждый раз, когда над ним проплывали суда с людьми, он концентрировал свою энергию. Он не был готов к тому, чтобы подвергать себя разного рода беспокойствам, связанным с ними, поэтому он воздействовал на людей и они отклонялись от курса своего следования.

– Я считаю, что эти данные достоверны, – говорил нежным тенором китайский специалист в области статистики. Он ткнул большим пальцем на странный пробел в центре морской карты Северной части Атлантического океана, которую он составил. – Я не знаю, насколько это важно, но это, несомненно, требует исследования.

Он резко закончил и уселся на место; в комнате поднялся гул, все разом принялись обсуждать только что услышанный доклад. Местом проведения дебатов служил центр управления авианосца «Мыс Рат», который превратился в главный мозговой центр всего проекта. Здесь собралось более сорока человек. Некоторые из них сидели в наушниках, позволявших слушать синхронный перевод выступлений. Два переводчика все еще завершали перевод доклада китайского специалиста, когда заговорил Лампион. Он представлял на этом собрании Организацию Объединенных Наций. Француз по происхождению, гражданин мира по своей доброй воле, он был выбран президентом смешанного коллектива исследователей.

– Нам нельзя терять время, – напомнил он аудитории в своей обычной деловой манере. – Я думаю, что список пунктов, стоящих на повестке, окончательный. Тем не менее, это важное открытие. Мы обнаружили, что за все прошедшие дни ни одно из исследовательских подразделений не сообщило хотя бы об одном наблюдении в данном регионе. Такое впечатление, что этот регион старательно избегают. И, несмотря на это, мы знаем, что не менее четырех кораблей должны были послать сообщения оттуда. Да, доктор Гордон?

– Вы упомянули только корабли, – ответил Гордон, подавшись вперед. – А как насчет патрулировавших территорию самолетов?

Китайский специалист подал знак, что он готов ответить на этот вопрос, и, получив разрешение от Лампиона, заговорил:

– Сюда же включены и отчеты, полученные с самолетов, доктор Гордон.

– Другими словами, – предположил Гордон, – корабль «Королева Александра» и подводная лодка «Гондвана», вероятно, находятся прямо в центре указанного района, и что-то определенно мешает поисковым судам и самолетам, которые ищут пропавшие суда, послать нам информацию.

В ответ раздался хор несогласных голосов, раздавшихся с небольшим опозданием со стороны тех участников собрания, кто не говорил по-английски. Лампион успокоил всех движением руки.

– Давайте не будем опережать события. Надо просто послать туда еще одну экспедицию и выяснить, в чем дело.

Шум двигателя сотрясал корпус вертолета. Сначала Питеру казалось, что привыкнуть к этому невозможно, и пилот поинтересовался, как он себя чувствует.

– Под водой значительно спокойнее, – отвечал Питер. – И к тому же там все кажется гораздо безопаснее.

– По-моему, все наоборот, – пожал плечами пилот. – На глубине, если что-то сломается, давление воды расплющит тебя в лепешку. Если на высоте случится авария, то у тебя, по крайней мере, есть парашют. Вероятно, это дело вкуса.

Питер кивнул. Ему захотелось побывать на борту вертолета в перерывах между погружениями русского батискафа. Их батискаф все еще находился в ремонте. Работа по расчистке Атлантиды продвигалась очень медленно, несмотря на участие подводного немецкого бульдозера, счищающего ил тоннами. Кроме того, телекамера, двигающаяся с помощью механического буйка на глубине тысяч морских саженей, не смогла обнаружить ничего, кроме грязи, небольших вкраплений скудной растительности и глубоководных представителей животного мира.

– Ладно, – сказал пилот и поменял направление полета. Он снял руки с рычагов управления и свободно откинулся в кресле.

Заметив тревожный взгляд Питера, он ухмыльнулся.

– Джордж взял управление в свои руки. Он – настоящий фокусник, гораздо лучше обыкновенных автоматических пилотов. Он доставит нас прямо в центр региона, откуда не поступают известия, облетит вокруг него и вернет нас назад точно на заданный курс без всякой помощи с моей стороны. Он был засекречен, но недавно на наше счастье военные разрешили его использование в мирных целях.

– Итак, мы просто пассажиры, – прокомментировал Питер. – Как вы говорите, дело вкуса.

Они летели на высоте Примерно тысячи футов, стрелка спидометра указывала на цифру 130. Внизу под ними простиралось безбрежное море, время от времени они видели разбросанные острова, по которым можно было судить о направлении Среднеатлантического хребта. В поле их зрения попало несколько кораблей, но сегодня был пасмурный день, и видимость оставляла желать лучшего. Предательская погода могла помешать их работе. В нескольких милях по правую руку от них разразился настоящий шквальный ливень, который они благополучно обогнули благодаря радарному устройству и искусству автопилота.

Питер решил, что, пока они летят, самое время немного отдохнуть, и, закрыв глаза, предался приятным воспоминаниям о нескольких днях проведенного с Мэри медового месяца и мыслям о планах на будущее. В это время пилот, наклонившись вперед, показал ему что-то:

– Там. Видите?

– Это же корабль «Александра»! – воскликнул Питер. – Что за чертовщина! Считать, что корабль такого размера может потеряться на главной трассе, пролегающей через Атлантический океан, да еще так надолго…

Громадный корабль водоизмещением в четыре тысячи тонн был самым большим лайнером, курсирующим по Атлантическому океану. В длину он составлял тысячу девяносто футов, был снабжен атомными двигателями и мог развивать скорость до сорока пяти узлов в час.

Пилот включил кинокамеру, которая должна была снимать все, что они видели, и дотронулся до кнопки вызова автопилота.

– Коррекция курса, – сказал он коротко. – Это для того, чтобы Джордж знал, что впереди корабль – именно тот, что нам нужен. Он доставит нас к нему, а потом развернется обратно.

– Есть какие-нибудь сигналы с «Гондваны»? – Питер внимательно смотрел в бинокль. Расстояние до корабля быстро сокращалось.

– Никаких. Возможно, она затонула, – сказал пилот как о чем-то обыденном.

– Такое впечатление, что у вас есть основания так считать, – заметил Питер. – Но что, черт возьми, там происходит?

Они находились на достаточно близком расстоянии, чтобы разглядеть всех людей, находившихся на большой палубе лайнера. Люди выстроились в очередь, которая изгибалась в форме лошадиной подковы. Они двигались в едином ритме, как трава, сгибающаяся под порывом ветра. Казалось, они перемещаются то вперед, то назад. Расстояние продолжало сокращаться. Они могли уже видеть отдельных людей. Некоторые из них были в форме членов экипажа. Другие, пассажиры, были одеты в самые разнообразные одежды. Время от времени по одному или по двое люди подходили к кому-то, сидевшему под навесом балдахина в центре разрыва подковообразной вереницы.

Внезапно один из тех, кто был вызван вперед, повернулся и бросился бежать. В очереди образовался разрыв. Толпа заволновалась. Женщины и мужчины схватили беглеца, потащили его к перилам и сбросили вниз в свинцовое море.

Раздался громкий вопль, который заглушил даже гул мотора вертолета, и Питер с пилотом тоже закричали от ужаса и изумления. Теперь они кружили так низко над кораблем, что могли рассмотреть в бинокль лица людей. Осунувшиеся, изможденные лица с темными кругами вокруг глаз. По-видимому, люди не имели возможности даже выспаться. Группа стюардов в запачканных белых форменных куртках били ладонями в подносы, как в гонги.

– Они что, все сошли с ума? – спросил пилот.

– Нет… – сказал Питер, почувствовав от этого отвратительного зрелища острый спазм в желудке. – Вы не видите, что там находится под навесом? Это еще одно существо наподобие того, что мы нашли в Атлантиде, только оно живое…

Как только он произнес эти слова, острый приступ боли пронзил его мозг. В одно мгновенье и он, и пилот потеряли сознание.

Ничего не подозревая и ни о чем не беспокоясь, автопилот Джордж развернул вертолет и направил прочь от опасного корабля.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Ничего, все будет хорошо, – говорил успокаивающий мужской голос.

Питер открыл глаза и увидел склонившегося над ним морского офицера с квадратной нижней челюстью.

– Что… – сказал он, порываясь сесть. Мужчина в фуражке помог ему, поддержав его за плечи. Питер потряс головой и осмотрелся.

Он сидел на палубе авианосца. Вертолет откатывали на тележке в сторону подъемников, и группа мужчин и женщин столпились вокруг пилота на палубе, что-то возбужденно обсуждая. Вероятно, пилот быстрее пришел в себя. Он уже стоял на ногах, хотя его лицо все еще оставалось бледным.

– Что-то вывело вас из строя, – сказал мужчина Питеру. – Но с точки зрения физического здоровья с вами все в порядке. Просто последствия шока.

– Вывело меня из строя… О, да, я помню. Когда мы пролетали над кораблем «Александра»… Мы нашли его! – Питер в волнении схватил моряка за руку. – Мы нашли его! Но это еще не все!

– Успокойтесь, – мягко проговорил человек. – Мы уже знаем об этом. Пилот рассказал нам еще до того, как вы очнулись. Теперь мы пытаемся прояснить картину. Ваш автопилот вернул вертолет в исходную точку полета, и мы смогли посадить его на палубу с помощью дистанционного пульта управления. Все, что вам сейчас нужно, так это хороший глоток крепкого рома и немного отдыха. Давайте спустимся в кают-компанию. Вы можете идти?

Питер осторожно попробовал встать. Ему почему-то казалось, что он не сможет ходить. Он помнил о испытанной недавно мучительной боли, и ему казалось, что эта боль должна была разрушить все кости в его теле. Но боль сохранилась только в воспоминаниях – он смог свободно двигаться, и уже через минуту, как ни в чем ни бывало, шагал по палубе.

– Мы не знаем, что с вами случилось, – говорил сопровождающий его офицер, наблюдая за ним. – Но что бы то ни было, это, очевидно, то же самое, что удерживало другие поисковые партии от сообщений на лайнер» Что меня удивляет, так это то, что мы никого не потеряли. Если бы ваш вертолет не управлялся автоматически, то вы, скорее всего, были бы уже на дне океана.

Питер нахмурился.

– Возможно, не предполагалось, что мы увидим так много, – предположил он. – Я не знаю, что было дальше. Это выглядело как странная церемония. Может быть, это существо отвлеклось и не заметило, что мы подлетели так близко. Потом, удивившись, оно обрушилось на нас всей своей мощью. – Он пожал плечами. – Я только строю предположения. Кто-нибудь сообщил моей жене, что со мной все в порядке?

– Я проверю.

Моряк отошел от него, чтобы узнать об этом у одного из людей, стоящих в сгрудившейся вокруг пилота толпе. Питер продолжил испытания своей способности к передвижению. Его голова была все еще затуманена после обрушившегося на него удара. Казалось, что на море опустилась серая пелена. Холодный ветер швырял вспенивающиеся волны, и, несмотря на то, что в конструкции авианосца были предусмотрены очень эффективные стабилизаторы, качка все равно была ощутимой. Кинув взгляд поверх широкой серой палубы, предназначенной для посадки самолетов, Питер смог увидеть базовый корабль русских. Батискаф готовили к очередному погружению, и вокруг него царила суета и кипела работа. Над плавучей базой кружил гигантский самолет с поплавками, он готовился к посадке на палубу. Быстрый катер отчалил от небольшого сторожевого суднаи направился к «Мысу Рат».

– Ваша жена скоро прибудет сюда. Ей не сказали о том, что произошло. Посчитали, что лучше ее не волновать.

– Хорошо, – Питер вздохнул с облегчением. – Теперь я бы не отказался и от выпивки.

Удивительно, что вертолет не упал в море, хотя вся команда находилась без сознания! Он обошелся с ними так же, как с другими самолетами и кораблями, которые пролетали или проплывали мимо него. Каждый раз, когда они направлялись к его плавучему городу, он вызывал острую боль в мозгу пилотов или рулевых. До поры до времени, он не хотел, чтобы его видели, хотя его и раздражала необходимость обращаться с этими грубыми низшими существами так деликатно. Но, вне всякого сомнения, они многому научились за прошедшее время. Пока он не владеет ситуацией полностью, он не должен рисковать.

Этот оригинальный летательный аппарат, несомненно, имел автоматическое управление для того, чтобы продолжать полет и удерживать высоту, пока внимание пилотов было занято другим. Он знал по своему собственному опыту, что скудный ум этих людишек может концентрироваться только при регулярном понукании; автоматы – логичная – компенсация человеческих недостатков. Хотя по милости ветра, машина, вероятно, вскоре опрокинула и потопила своих пассажиров.

Он прогнал от себя эти мысли, сейчас ему надо было обдумать свой очередной шаг. Пришла пора расширить свою свиту. Он набирался сил, и теперь перед ним стояла задача обеспечения тех подчиненных, которые у него остались. Несмотря на то, что он велел выбросить за борт нескольких непокорных, чтобы устрашить остальных, он не хотел существенно сокращать численность своей свиты. Ему было приятно сознавать, что он управляет множеством умов, это вдохновляло его.

Все запасы, имевшиеся на корабле, закончились, и люди голодали. Если бы он знал заранее, как мало провизии на борту этого корабля, он бы просто убивал ослушников и использовал их мясо для питания оставшихся людей, а не скармливал бы их рыбам. Однако если он заставит их, люди доставят его на берег, и там он сможет выбирать среди миллионов особей. На берег… Он послал за человеком, специалистом по навигации, – как считали люди, это было искусство особого рода, – и стал расспрашивать его об особенностях побережья, к которому они могут пристать.

– Питер, ну как тебе не стыдно?! – говорила Мэри, обнимая его. – Почему ты не сказал мне о своих планах? Ты мог погибнуть!

– Все хорошо, все хорошо, – сказал он, успокаивая ее. – Я же не погиб, правда? Я бы не стал подниматься на этой штуковине, если бы не был уверен, что на ней так же безопасно, как на батискафе.

– О том, что случилось, не очень-то много говорят, – она попыталась все перевести в шутку, но ее слова прозвучали неожиданно серьезно.

– Доктор Трент! Миссис Трент! Пожалуйста! Голос Лампиона раздался прямо над ними, и они поняли, что все с нетерпением ждут, когда они займут свои места в рабочей комнате. Они пулей проскользнули в свои кресла, скороговоркой пробормотав извинения, после чего Лампион откашлялся и внимательно всех оглядел.

– Итак, джентльмены, – начал он, – я думаю, все вы имели возможность рассмотреть фотографии, которые были нам представлены. У меня есть еще несколько дополнительных копий, которые я передам сейчас, чтобы все могли их увидеть. – Он разложил на столе глянцевые, многократно увеличенные изображения.

Питеру не было необходимости смотреть на снимки. На них было запечатлено то, что он и так очень хорошо запомнил. Выстроившаяся в форме подковы вереница пассажиров и членов команды корабля на прогулочной палубе лайнера: стюарды, бьющие кулаками в подносы, несчастный человек, которого схватили и волокут, чтобы выбросить за борт… и в центре неясный силуэт отвратительного, внушающего ужас существа, вышедшего из моря.

– Согласно последней информации, корабль «Королева Александра» пришел в движение. Он держит курс, который, возможно, изменится, а может быть, и нет, но в том случае, если корабль будет продолжать двигаться в выбранном направлении, он подойдет к побережью США, к северу от Багамских островов. Наиболее вероятно, это будет побережье северной Флориды или штата Джорджия. Нет никаких сомнений, что курс выбран по приказу «морского чудовища».

– Небольшая поправка, – вежливо вставил капитан Васильев. – Я думаю, у нас есть все основания сомневаться в том, что это морское чудовище, разве нет, мистер Гордон?

Гордон кивнул.

– Еще не все результаты собраны, но телевизионная камера, с которой мы работали на глубине двух тысяч морских саженей, обнаружила отверстие в иле, которое указывает на то, что существо появилось именно оттуда. Вокруг отверстия мы нашли множество различных предметов, вероятно, металлических, которые напоминают канистры для хранения запасов кислорода. Батискаф «Павел Островский» как раз незадолго до нашего собрания начал погружение с целью исследования этого места. Оно находится значительно ниже уровня, на который мы ранее опускались, но двое членов команды профессора Вонга, специально подготовленные во время длительных тренировок к соответствующим перегрузкам, участвуют в этом погружении. И профессор Вонг, и Островский считают, что они способны выдержать давление на этой глубине.

Лампион кивнул головой.

– Спасибо, доктор Гордон. Итак, ситуация складывается следующим образом. Обнаруженное нами существо, скорее всего, является представителем наземных видов, которые, вероятно, населяли нашу планету сто тысяч лет назад. Они порабощали людей, что можно предположить по аналогии, наблюдая за его действиями в настоящее время, а затем приобрели доминирующее положение в поздний период орогенезиса или, другими словами, эры горообразования. Мы не знаем их возможностей. То, что это существо могло появиться из, по-видимому, заранее подготовленного убежища через такой огромный промежуток времени и так быстро приспособиться к изменившейся ситуации, говорит о том, что мы имеем дело с очень опасным противником. Не правда ли, мистер Трент? Питер подался вперед.

– Я испытал на себе его способности, – сказал он. – Я думаю, можно предположить, что его сила нематериальна, по крайней мере, в том понимании, которое мы вкладываем в понятие «материальность». Вероятно, она не ограничивается способностью вызывать головную боль. В подтверждение этого хочу напомнить, что внушенный Люку Волласу приказ заставил его украсть батискаф и вернуться под воду, чтобы помочь этому злобному существу освободиться из его укрытия. Кроме того, мы можем предположить, что либо это создание имеет в своем распоряжении технические устройства более совершенные, чем те, которыми владеем мы, либо оно практически неразрушимо физически и может выдерживать давление воды на глубине двух тысяч морских саженей с такой же легкостью, как и находиться на поверхности моря.

– Можем ли мы предполагать, что имеем дело только с одним таким существом? – вкрадчиво спросил Васильев.

Лампион неопределенно пожал плечами.

– По-моему, мы должны предполагать, что все другие особи погребены под толстым, в тысячу футов, слоем ила. Давайте не будем усложнять ситуацию.

– В настоящий момент мы знаем только об одном существе, – сказал Васильев. – Что мы будем делать с этим лайнером и его опасным пассажиром?

– Пожалуйста, ваше мнение, – Лампион неопределенно взмахнул рукой.

Капитан Васильев осмотрел всех, сидевших за столом, казалось, он старается собраться с мыслями. Наконец, он заговорил.

– Надо запустить торпеду. Немедленно. Если необходимо, то с ядерной боеголовкой.

Все тут же отрицательно закачали головами.

– Нет, только не это, – пробормотал кто-то тихо. Васильев опустил голову и развел руками.

– Очень хорошо. Все, что мне остается сказать, это то, что я рад, что корабль приближается не к побережью России.

– Мы все напуганы при мысли, что может произойти, – сказал Питер, пытаясь представить возможные последствия. – Но на лайнере осталось еще несколько сотен людей, которых мы можем спасти. Мы должны убить это существо или каким-то образом лишить его силы. Если оно собирается выйти на берег, то тогда, вероятно, у нас будет возможность атаковать его. Оно большое, тяжелое, наверно, неуклюжее. Я не думаю, что оно сможет выдержать, например, снаряд, выпущенный из сорокамиллиметровой пушки, если это будет удар прямой наводкой.

По официальным данным корабль «Королева Александра» считался «пропавшим». Масштабные поисковые операции служили прикрытием для всей этой истории с лайнером. Но правда должна была вскоре выйти наружу. Если бы удалось отдалить роковой момент на день или два, этого было бы достаточно.

Эти и подобные мысли проносились в голове у Питера, пока он и еще тысячи других людей ждали на берегу океана приближения корабля. Лайнер направлялся к берегу Флориды, немного южнее Джексон-вилла. Казалось, будто через океан движется корабль-невидимка, который никто не замечает. Заранее были подготовлены пресс-релизы, утверждавшие, что кораблем управляют мятежники. Весьма прозрачная ложь. Но это должно было помочь военным сохранять готовящуюся операцию в тайне в течение времени, достаточного чтобы иметь шансы на успех. Тем не менее, население уже начинало закипать от возмущения из-за того, что военные оккупировали весь район, окружающий узкую полоску побережья.

Немного успокаивало то обстоятельство, что существо не направилось к большому городу. Это означало, что монстр осознавал границы своей власти над людьми и поэтому предпочитал высадиться в относительно пустынном месте.

Лайнер бросил якорь примерно в миле от берега. Если только монстр не обладал способностью чувствовать мысли и намерения людей на расстоянии, а также определять места их сосредоточения, он не мог знать о поджидавшей его засаде. На протяжении нескольких квадратных миль были разбросаны наблюдательные посты или немногочисленные группы людей, отделенные друг от друга значительными расстояниями.

Даже с помощью биноклей было трудно понять, что происходит. На воду спускали лодки, что казалось вполне логичным. Но монстра не было. Первая лодка причалила к побережью. Люди, сидевшие в ней, с дикими глазами и изможденными лицами, быстро осмотрели все вокруг и стали сигналить фонарями, передавая сообщение на борт корабля. Авангард. Питеру не терпелось их немедленно освободить. Но необходимо выманить монстра на берег…

Наконец чудовище появилось.

Согнувшись в три погибели, размахивая руками, ударяя в гонги и завывая, несчастные люди с корабля несли его на чем-то, похожем на крышку обеденного стола, обитого диванными подушками, к самой большой лодке, приготовленной у борта корабля со стороны берега. Вероятно, расстояние до корабля было слишком велико, чтобы точно прицелиться, или темное пятно, каким выглядел монстр на фоне моря, было плохо различимой мишенью, поэтому военные пока не стреляли. Питеру хотелось бы, чтобы Мэри была рядом с ним, но потом он порадовался, что ее с ним нет. Он не хотел подвергать ее риску, с которым была связана эта поездка – гораздо приятнее сознавать, что она занята изучением Атлантиды.

Лодка была спущена на воду. Пока она спускалась, сотни– мужчин и женщин в отчаянии рвали на себе одежду, собираясь последовать за ней. Они в безумном порыве прыгали вниз, водопад человеческих тел низвергался с борта корабля в море, и люди исчезали из поля зрения. Наблюдатели молили Бога, чтобы они снова появились на поверхности воды.

Но некоторые исчезали в волнах океана навсегда. Многие, однако, вынырнули и поплыли к носу запасной лодки, чтобы ухватиться за болтающиеся по краям веревки и тащить ее к берегу. Питер в бессильной ярости сжал кулаки с такой силой, что его ногти впились в ладонь.

Лодка находилась на расстоянии в четверть мили от берега, когда внезапно раздался приглушенный разрыв снаряда, расколовшего нос лодки выше ватерлинии. Через секунду, раздалось еще шесть залпов одновременно.

Все было кончено.

После взрывов раздались крики, Питер надеялся, что кричал монстр. Он почувствовал гнев и отчаяние, когда понял, что крики доносились с берега, и, преодолевая боль, заволакивающую сознание, осознал две вещи.

Во-первых, монстр нисколько не пострадал. Во-вторых, если его власть над людьми действительно была ограничена, то им не удалось обнаружить этот предел.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На этот раз приступ боли был не таким сильным, как тогда, на борту вертолета, но длился значительно дольше. Причем Питер на протяжении всего приступа ни разу не потерял сознания. В те несколько секунд, когда он мог самостоятельно думать, он рассудил, что на этот раз удар был рассредоточен и направлен, очевидно, на то, чтобы вывести из строя бесполезных для монстра людей. За этим крылась определенная цель.

Приступ был похож на мигрень, болела голова. Но боль по своей остроте и силе могла сравниться с болью, которую чувствуешь, если случайно содрать воспаленную или обожженную кожу. Питер старался сопротивляться этой боли, понимая, что и другие наблюдатели сейчас пытаются совладать с ней, но был только один способ облегчить свою участь. Действовать так, как того желает монстр.

На темном берегу загорелись огни. Мужчины и женщины, попавшие сюда с лайнера и сидевшие только что в засаде, брели по берегу, пошатываясь, как слепые. Они кричали высокими, нечеловеческими голосами. Самые слабые переставали кричать первыми и начинали выполнять задания хозяина.

Не так-то легко было понять, чего он хотел от них, так как он не отдавал конкретных приказаний; он просто подвергал их нескончаемой пытке болью до тех пор, пока жертва случайно не угадывала, что от нее требовалось. Тогда боль немного ослабевала, и люди в исступлении шли работать, чтобы избежать возвращения боли. Каждый из них был подобен ребенку, который, скорчившись от боли в животе, часами лежит неподвижно в том положении, в котором боль чувствуется слабее всего.

Многие умирали. Снайперы, отважившиеся стрелять в монстра, направляли свои ружья друг против друга, и вскоре их растерзанные и окровавленные тела грудами лежали возле разбитых орудий. Некоторые наблюдатели, находившиеся на открытом месте, были сбиты с ног. Однако большинство из них выжило.

Проклиная себя, но не в состоянии дольше переносить агонию, сожалея только о том, что снаряд во время перестрелки не разорвал его на части, Питер обнаружил, что он вместе с остальными двигается к воде. После следующего приступа боли он уже бежал, вместе с сотнями других людей, к морю, прыгнул в него и поплыл к расколотой спасательной лодке.

С высоты сооруженного по его желанию постамента чудовище холодно взирало на своих рабов. То, что они покушались на его жизнь и оказались так близко к своей цели, одновременно рассердило и обеспокоило его. Это вызывало тревогу, поскольку означало, что все меры предосторожности, предпринятые им, были недостаточны. Они выяснили, где он собирался высадиться на берег, и ждали его там. Он рассвирепел, поняв это, потому что мысль, что низшие существа способны так обращаться с ним, была для него непереносима.

Но они еще узнают его! Он им покажет, чего они на самом деле стоят. Эти жалкие существа поймут, что они не более чем орудие, которое используют до тех пор, пока оно не сломается, а затем выбрасывают вон без сожаления.

Они разрушили его лодку, так пусть теперь чинят ее! Он подстегивал и подгонял их, и вот уже толстая женщина, пассажирка лайнера, заткнула своим телом отверстие в носовой части лодки, крича от боли. Но для нее легче было переносить эту боль, чем недовольство хозяина. Пробоина была заткнута. Он заставил пловцов тянуть лодку к берегу.

Когда она достигла земли, он не дал мерзавцам передышки. Они должны нести его многотонное тело на своих плечах, и, если они начнут спотыкаться, придется их проучить. Если один из них ослабеет, пусть на его место встанет другой. Их не жалко, потому что планета просто кишит ими, их миллионы! Он поработит их, научит подчиняться ему и всех их перемелет.

Теперь ему предстоит овладеть первым наземным городом. Он гнал своих подчиненных вперед, и по мере продвижения каравана вынуждал всех встретившихся на их пути людей присоединяться к ним.

К полуночи их было уже не меньше тысячи.

– Это просто безумие! – воскликнул президент Соединенных Штатов.

– Да, конечно! – резко ответил доктор Гордон, в раздражении поправляя очки на носу. – Мы имеем дело с существом, чей мозг работает по другим законам, нежели человеческий. Он думает по-другому, не так, как мы. Он обращается с людьми, как с грязью!

– Это действительно так, господин президент, – подтвердил военный психолог. Обстановка в Белом Доме произвела на него меньшее впечатление, чем на большинство других вызванных сюда в спешном порядке делегатов. Он сохранял полное хладнокровие, тогда как остальные беспокойно ерзали на стульях.

– Мы подобрали нескольких бедолаг из тех, что отстали от каравана. Они до крайности истощены, так как из-за выполнения приказов чудовища у них не оставалось времени на еду. Их психическое состояние близко к слабоумию, а некоторые из них превратились в полных идиотов. Они грязны, их тела покрыты язвами или паразитами. А иногда и тем, и другим. Их использовали, выжали из них все соки и оставили умирать.

– А вы можете выяснить, что произошло в Джексонвилле?

– Конечно, – ответил генерал Баргин, уже представивший рапорт, в котором сообщал, что Джексонвилл, штат Флорида, изолирован от всего остального мира. Он выглядел усталым, но старался говорить спокойно и терпеливо объяснял все по несколько раз. Всем своим видом он подчеркивал, что ему, как примерному республиканцу, вряд ли приходится ожидать от президента-демократа проявлений недюжинного ума.

– Все дороги забаррикадированы разбитыми автомобилями, дома взорваны вместе с людьми,, одна из дорог завалена грудой из сотен трупов. Мы отправили на разведку танк. Но он перестал выходить на связь через десять минут. Наблюдение с воздуха показало, что он на полной скорости врезался в цистерну с бензином и взорвался. По-видимому, команда танка обезумела так же, как и команда корабля «Королева Александра».

– А что случилось с кораблем? – спросил президент.

– Реакторы были включены на полную мощность до того, как все покинули корабль, – ответил представитель военно-морского флота. – Когда мы послали на борт группу специалистов, они обнаружили, что машинное отделение превратилось в месиво из расплавленного урана и других веществ. Пришлось целую ночь заниматься обеззараживанием поисковой группы. Мы взяли корабль на буксир, и он будет оставаться на рейде в море, пока мы не получим указаний от владельцев этого судна о том, что с ним делать дальше. Нет возможности доставить его в порт. Он излучает радиацию.

– А какие данные получены с помощью аэроразведки в районе Джексонвилла? – Президент не давал сбить себя с толку.

– Как обычно, – вздохнул генерал Баргин. – В нашем распоряжении самолеты с телевизионными камерами, которые летают вокруг города на большой высоте, но была очень сильная облачность, и оба раза, когда мы попытались снизить управляемые на расстоянии самолеты до высоты в тысяч'у футов, их сбивали. Чудовище получило в свое распоряжение не только целый город, но и оборонную ракетную базу на побережье примерно с шестьюдесятью самонаводящимися ракетами класса «громовержец».

– Васильев был прав, – пробормотал уныло доктор Гордон.

– О ком вы говорите, доктор Гордон? – резко спросил президент.

– Капитан советского батискафа, – объяснил Гордон. – Он сказал, что безопаснее всего будет потопить корабль «Королева Александра» вместе с монстром на борту, воспользовавшись атомной торпедой, если это необходимо.

– Согласен! – воскликнул убежденно генерал Баргин. – Что-то в этом роде нам придется предпринять рано или поздно, господин президент. Вероятно, сила этого чудовища не знает предела. Он может, в конце концов, поработить все Соединенные Штаты, или даже весь мир!

– Я не могу разрешить применение ядерной ракеты без одобрения ООН, – упрямо заявил президент. – Нам понадобились долгие годы, чтобы избавиться от множества отвратительных вещей, в том числе от ядерного оружия. А что вы скажете насчет обычных ракет? Есть ли у нас возможность точно определить местоположение монстра?

– Он может находиться в любом месте на площади от четырех до пяти квадратных миль, – ответил Баргин. – Границы территории не изменялись со вчерашнего утра, когда монстр захватил Джексонвилл, но маловероятно, что он находится в геометрическом центре захваченной местности.

– Мы не должны позволить ему распространиться дальше, – сказал представитель военно-морского флота замогильным голосом. – Если бы мы использовали водородную боеголовку, то у нас был бы шанс не промахнуться; в случае, если монстр расширит границы своих владений, нам придется продолжать наносить удары до тех пор, пока мы не попадем в него, и тогда, возможно, одной бомбы будет мало.

– Я думаю, что следует эвакуировать все население Вашингтона, – внезапно заявил генерал Баргин. – Здесь мы слишком близко к месту разворачивающихся событий.

В дверь постучал помощник президента, и президент пригласил его войти. Помощник положил перед ними кипу фотографий.

– Эти фотографии были получены со сканирующей ракеты, которая развивает такую большую скорость, что ее не могут сбить противоракетные установки. Курьер только что доставил их и сказал, что они попробуют повторить фотосъемку завтра при дневном свете. В приемной дожидаются молодая женщина и ученый из Китая, они прибыли из экспедиции по изучению Атлантиды и хотят повидать доктора Гордона.

Президент взглянул на Гордона, тот кивнул.

Я жду подробное описание убежища монстра, – сказал Гордон. – Мы обнаружили своего рода нору в иле, откуда он появился. Я думаю, что мы все должны услышать этот отчет.

Президент отдал короткое распоряжение, и вскоре помощник ввел в комнату Мэри и молодого китайского ученого, гибкого и стройного, который представился как доктор Сан. Лицо у Мэри было измученным и безучастным. В руках она сжимала толстую папку с бумагами.

Узнав президента, она села рядом с Гордоном.

– Есть новости? – спросила она шепотом.

О Питере? Нет, дорогая, боюсь, что нет. Ни о ком, кто находился тогда на берегу в пределах одной мили от монстра, нет никаких известий. И ни о ком, кто оставался в зоне между берегом и Джексонвиллом. Вся эта область отрезана от остального мира. Он постарался, чтобы это не прозвучало слишком безнадежно, но нельзя же было скрыть от нее правду! Мэри кивнула, положила бумаги на стол, низко опустила голову и сложила руки.

– Давайте выслушаем сообщение доктора Сан, – предложил Гордон.

Китаец говорил на безупречном английском, с едва заметным акцентом:

Как вы знаете, с помощью американской телевизионной камеры для глубоководных съемок на дне океана были обнаружены определенные предметы. Мы отправились исследовать эти предметы на русском батискафе.

У нас было время только на то, чтобы собрать образцы и сделать фотографии, так как вход в нору опять занесло илом, и нам пришлось три часа расчищать его, прежде чем начать работу. Но мы нашли много интересного. Миссис Мэри, пожалуйста!

Мэри начала доставать из папки фотографии и передавать их ему.

– Мы нашли там много вещей, похожих на эту, – сказал Сан, поднимая фотографию большого цилиндра с огромной тупой и полой иглой на конце. – Мы обнаружили следы кислорода и высохшей органической жидкости внутри. Мы предполагаем, что существо вводило конец этого цилиндра в аналог человеческих вен в своем организме и, таким образом, насыщало кислородом свою кровь. Возможно, засохшая жидкость в полой игле – это и есть кровь монстра. В укрытии монстра, вероятно, тысячи таких цилиндров.

– Кроме того, там есть также то, что можно назвать «едой», – на этот раз на стол легла фотография с изображением черных сплющенных предметов на расставленных рядами полках. – Нам удалось поднять на поверхность некоторое количество этих предметов. Химический анализ показал, что они содержат те же элементы, что были найдены в коже и костях скелета погибшего монстра, которого доктор Трент обнаружил в Атлантиде.

Доктор Сан уже собирался перейти к следующей фотографии, как вдруг Гордон щелкнул пальцами и вскрикнул. Сан заморгал глазами и вежливо предложил ему высказаться.

– Прошу прощения за то, что прервал вас, – извинился Гордон. – Но у меня появилась идея. На основании чего может быть определен тип обмена веществ чудовища? Нельзя ли создать яд для него? Тяжелый отравляющий газ, например, который, возможно, будет безвреден или, в худшем случае, только опасен для людей?

Кто знает, доктор Гордон, – заметил президент. – Но если это можно сделать, это определенно было бы хорошим выходом из положения. Баргин, не могли бы вы проследить за тем, чтобы отдел, занимающийся разработкой химического оружия, получил все необходимые данные?

Сообразив, что президент обращается к нему, генерал поднял голову, но было заметно, что он не слышал просьбы.

– Извините, господин президент. Я только что понял кое-что, глядя на эти фотографии Джексонвилла, снятые телекамерой с воздуха. Я думаю, что знаю, где находится чудовище.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Он был одним из счастливчиков… Питер обнаружил это, когда, наконец, у него выдался свободный час, и ему не надо было погружаться в этот изнуряющий сон. Он чувствовал себя так, как будто его подгоняли день и ночь на протяжении нескольких лет. Его лицо и руки были покрыты грязью, борода свалялась, на одежде, грязной и рваной, выступили крупицы соли, следы его безумного прыжка в океан. Он не смотрел на себя в зеркало. Ему не обязательно было знать, что его глаза красны от усталости, а щеки ввалились как у старика.

Те крохи пищи, которые ему перепадали, он умудрялся схватить либо в покинутых владельцами магазинах, либо с грузовиков, доставлявших продукты. Иногда, когда у него не было времени на поиски чего-то лучшего или он был настолько голоден, что уже не мог никуда идти, он доставал корки хлеба из мусорных баков.

Жизнь в городе замерла после того, как его захватил монстр. Он не заботился о потребностях своих рабов. Они ели то, что находили вокруг, пока этого хватало. Потом, когда они умирали от голода, у него в запасе оставались еще миллионы других людей, которых он мог согнать в свое владение. Единственный признак заботы, который он проявил о подчиненных ему людях, заключался в том, что он отдал приказ пригнать в гавань грузовой корабль, нагруженный бананами, и разрешил людям разобрать их. Шатаясь под связками бананов, они растащили их по городу.

В Джексонвилле не ходил никакой транспорт – ни автомобили, ни грузовики. Широкие улицы, проложенные заново после катастрофы 1965 года (когда ракета с расположенной на побережье ракетной базы во время учений упала в самом центре города и разрушила его), были пусты. Иногда на них можно было встретить немногочисленные мужчин, женщин и детей, способных передвигаться пешком. Все владельцы автомобилей были вынуждены отвезти машины на большую городскую свалку, и там другие люди облили их керосином и сожгли. Это было одно из первых заданий, полученное Питером после того, как он добрел до города.

Он научился быстро угадывать, чего от него хочет хозяин. Все люди научились этому, поскольку это было жизненно необходимо. Глупцы оказывались бесполезными.

Свежее воспоминание о судьбе одного такого глупца или смельчака преследовало и мучило Питера постоянно, как открытая рана. Это был тонкий как жердь человек. Он не подчинился какому-то приказу монстра, несмотря на то, что из-за боли, которую он испытывал, сухожилия на тыльной стороне его рук напряглись и стали похожи на узловатые веревки. Питер видел, как боль заставила другого мужчину, в нескольких шагах от взбунтовавшегося храбреца поливавшего из шланга автомобили керосином, облить дерзкого бунтовщика с головы до ног, а затем оттащить его за ноги, хотя тот продолжал отбиваться до последнего, в огонь…

Да, Питеру повезло.

Он выполнял много разных заданий после расправы с автомобилями. Но их нельзя было назвать невыносимо тяжелыми. Иногда ему приходилось собирать странные предметы на складах, в брошенных мастерских, в аптеках. Он был одним из тысяч людей, занятых этой работой. Позже они собрались на площади перед зданием мэрии города, где монстр устроил свою резиденцию. Он снес стены на своем пути, когда обнаружил, что маленькие двери в домах людей не дают ему протиснуть грузное тело внутрь здания. Более того, как потом Питер понял, он выбирал для своего проживания те районы города, которые больше всего пострадали от взрывов, нисколько не заботясь о том, что люди могут погибнуть под развалинами.

Работая автоматически и одновременно обдумывая происшедшие события, Питер решил, что нелепая смесь предметов, сбором которых были заняты он и другие люди, должно быть, предназначалась в пищу чудовищу. Очевидно, в этой куче содержались все те элементы, что были найдены при анализе шкуры и скелета другого монстра. Ему хотелось бы увидеть, как монстр ест, но вместо этого он вместе с группой людей отправился собирать обломки камней, оставшиеся после взрыва здания.

Он трудился в поте лица целые сутки, ни разу не сделав перерыва, и почти падал от усталости и от замучившего его кашля, вызванного бетонной пылью, когда вдруг вся толпа работников содрогнулась от обрушившегося на них приступа боли.

Потом оказалось, что если идти в сторону мэрии, боль стихает. Они все двинулись туда, катясь, как лавина, по пустынным улицам. Сбившись толпой у мэрии, все замерли, ожидая. Некоторые начали засыпать. После того, как все собрались, на площади не хватало места для того, чтобы лечь на землю, поэтому люди опирались на своих соседей, а у тех не хватало сил, чтобы оттолкнуть их.

Кто-то из соседей Питера, пока они проходили мимо пустого магазина, нашел там сигареты. Питер взял одну, ожидая, что курение запрещено и сейчас его настигнет приступ боли. Но, как ни странно, наказания не последовало. Он с благодарностью затянулся, но тут же понял, что его горло, раздраженное бетонной крошкой, не вынесет сигаретного дыма. Ему пришлось бросить сигарету и раздавить окурок ногой.

Толпа заволновалась. На платформу, сооруженную перед зданием мэрии из бронзовой вывески, снятой с одного из учреждений в разрушенном квартале и украшенную цветным стеклом из близлежащей церкви, вышли люди. Десять мужчин и десять женщин. Чистые. Одетые в опрятные одежды. Бледные, но спокойные. Они выстроились– по обе стороны платформы, и унылая грязная толпа смотрела на них с завистью, не в силах понять, почему они остались чистыми и опрятными.

Потом под удары гонга появился хозяин. Его несли, высоко подняв на плечи, крупные мужчины, среди них было равное число чернокожих и белых. За носилками, что совершенно не вязалось с обстановкой и выглядело на редкость неуместно, шел хор мальчиков. Все они были одеты в стихари, размахивали кадилами и пели что-то так тихо, что слов было не разобрать.

Носильщики опустили монстра на землю, и толпа содрогнулась, поскольку многие из них впервые увидели существо, которое ими управляло. Питер был потрясен. Монстр вырос! Ему показалось, что у него появились новые щупальца.

Один из опрятно одетых мужчин, который вышел на платформу первым, внезапно зашатался, как будто на него обрушился сильный удар. Придя в себя, он выступил вперед и обратился к людям на площади.

– Хозяин приказывает мне говорить с вами! – выкрикнул он, и все, кто его слушал, ощутили слабые болезненные покалывания в голове.

– Хозяин приказывает мне сказать вам правду! Мы самонадеянные ничтожные насекомые. Сто тысяч лет назад мы были слугами хозяина. Он и весь его род пришли к нам из другого мира, с другой звезды, и увидели нас нагими, копошащимися в грязи, пользующимися инструментами, сделанными из камня и костей. Мы заслуживали только участи рабов и не имели никакого собственного представления о своем назначении. Все, что мы знаем, мы узнали от хозяев, а когда наш хозяин вернулся на землю из глубины моря, мы попытались убить его! Но нам это не удалось, теперь мы должны быть наказаны. Мы должны научиться уважению, которое положено оказывать высшей расе!

Что-то в его голосе было мучительно знакомым, но он все время срывался на крик, почти на вопль, и это мешало Питеру и сбивало его с толку. В глаза набилась бетонная пыль, поэтому он не мог четко разглядеть лица говорившего мужчины.

– Мы должны оказывать хозяину всяческие почести. Должны говорить о его силе, о его уме, о продолжительности его жизни, его знаниях. Мы должны прославлять его, склоняться перед ним, служить ему, потому что он во всем превосходит нас.

В толпе возник ропот несогласия, вслед за этим жало жестокой боли вонзилось в мозг каждого человека, и все стихло.

– Пойте! – закричал человек на платформе, и хор мальчиков вышел вперед. Они шли, спотыкаясь, как будто их ноги были скованы цепями, и затянули знакомую мелодию писклявыми голосами.

Питер не получил в свое время религиозного воспитания. Несмотря на это, он был шокирован, когда внезапно понял, что они пели начало религиозного гимна…

– Нет! Никогда! Какое богохульство! – Истеричные крики доносились из первых рядов толпы, и какая-то женщина с безумным выражением лица пыталась вскарабкаться на платформу и дотянуться до паланкина чудовища. Как только ее голова показалась над краем платформы, мужчина, произносивший речь, ударил ее ногой.

Боль заставила стихнуть крики гнева. Несколько неуверенных голосов неумело начали петь гимн, старательно выговаривая слова, и боль немного ослабла. Медленно, с неохотой, беспомощные рабы подхватили мелодию гимна, не в силах сопротивляться этому немыслимому издевательству.

Возноси хвалу и благословляй его имя всегда,

Потому что именно так подобает делать.

В коротких паузах перед началом следующей строфы можно было слышать, как, захлебываясь, плачет ребенок. Незадолго до конца третьей– строфы плач затих, возможно, навсегда.

Они закончили четвертой строфой, вероятно, хозяину показалось, что христианский гимн вряд ли подходит для него, и стояли в ожидании следующего приказа, в то время как последняя строчка все еще звенела у них в головах: «И пусть твоя слава длится в веках!»

Вдруг они услышали в небе протяжный звук и подняли глаза, чтобы посмотреть, что это. На огромной скорости и на относительно небольшой высоте по холодному осеннему небу пронесся самолет, оставляя за собой белый след. Они слышали этот звук и раньше. Питер решил, что оставшиеся на свободе люди хотят выяснить, что здесь происходит, и используют для этого разведывательные реактивные самолеты или сканирующие ракеты. Да, это наверняка так, потому что люди услышали свистящий звук во второй и в третий раз. Напрягая усталые глаза, Питер уловил отблеск света на металлической поверхности, или, возможно, это светились раскаленные выхлопные газы.

Трудно было поверить, что на Земле остались еще люди, которые были хозяевами своей судьбы и своего мозга.

Вдруг он увидел, что хозяина уносят обратно внутрь здания, и толпа постепенно рассеивается. Вместе с толпой его отнесло к платформе, с которой к ним обратились с речью. Люди двигались в толпе автоматически, так как при этом боль была минимальной.

На платформе в вызывающих и напряженных позах стояли те же десять мужчин и десять женщин в чистых одеждах. Они выдерживали полные ненависти взгляды своих менее удачливых товарищей. Что заставило хозяина выделить этих людей? Питер не знал. Возможно, он не мог управлять всем населением мира. Может быть, в его планы входило обучить группу предателей, которые укрепят его власть.

Но что может заставить человека по собственному желанию сотрудничать с таким злобным тираном? Вглядываясь в эти безучастные лица, чтобы отыскать ответ на этот вопрос, он узнал в одном из них Люка.

Люк тоже узнал его, и Питеру показалось, что он хочет что-то сказать ему. Питер презрительно сплюнул и продолжал двигаться дальше мимо платформы.

Люк нервно оглянулся по сторонам, а потом наклонился, чтобы успеть прошептать ему то, что он хотел сказать.

– Питер! Я думаю, теперь наступит час отдыха. Давай встретимся с тобой на том месте, где были сожжены все автомобили!

– Я знаю, что ты обо мне думаешь, – сказал Люк, стараясь не встречаться с Питером глазами, и пристально глядя на груду того, что совсем недавно было лучшими образцами продукции автомобильных заводов в Детройте. – Я того же мнения о себе. Но если бы ты ощутил силу этого монстра, направленную только на тебя… постарайся затеряться в массах, если сможешь; когда его воздействие рассредоточено, это не так страшно. Я знаю, я это тоже испытал. Его сила ограничена, Питер. И он совершил несколько ошибок, которые могут стать фатальными. Когда он первый раз пришел на Землю, он обнаружил, что человечество примитивно. Поэтому он считает, что мы до сих пор примитивны. В наших интересах поддерживать в нем эту иллюзию. Чем дольше мы сможем удовлетворять его потребности в пределах города и его окрестностей, тем больше вероятность того, что свободные люди придумают, как справиться с чудовищем.

– Следовательно, надо петь гимн? – мрачно спросил Питер.

– Обязательно! Я сам подобрал этот гимн, потому что его можно воспринимать как пустое славословие его высшим талантам – и еще потому, что достаточно большое количество людей знают его слова, чтобы толпа понимала, что она поет. Питер, я больше не смею задерживаться, я должен возвращаться к монстру. Если он заподозрит меня, я пропал. Я видел, как это происходит. Некоторые из тех, кого он подобрал в качестве своих помощников, настоящие ублюдки. Среди них управляющий старорежимной тюрьмой из штата Алабама, который проводил здесь свой отпуск. Он настоящий садист, каких я раньше никогда не встречал. Также здесь есть женщина, готовая предать любого. Они не хотят рисковать, кроме того, они убеждены в том, что все делают правильно. Они настолько ненавидят других людей, что их нисколько не беспокоит их участь. Они рады, что судьба предоставила им случай расквитаться с ними. Но перед тем как я уйду, выслушай внимательно, что я тебе скажу. Сейчас ни у кого нет ни малейшей надежды выбраться отсюда. Все шоссе заблокированы, любая попытка достать самолет и улететь будет пресечена с помощью ракет. Ракеты уже расстреляли два самолета, и сейчас они приспосабливают ракеты класса «Громовержец» для того, чтобы сбивать ими сканирующие ракеты, которые пролетали над нами сегодня. Этот проклятый монстр обладает техническими знаниями. Он заставляет инженеров делать такие вещи, о которых я никогда и не мечтал, хотя я передаю им его приказы.

Но ситуация может измениться. Если это произойдет, и ты выберешься отсюда, скажи, что…

Что-то с воем пронеслось у них над головами. Они инстинктивно пригнулись. Прежде, чем они снова подняли головы, огромный столб белого дыма поднялся прямо над зданием мэрии. И они услышали глухой звук разрыва тяжелого снаряда.

Они посмотрели друг на друга с внезапной дикой надеждой, и Питер открыл рот, силясь что-то сказать, но в этот момент приступ боли с неистовой яростью обрушился на них, и они поняли, что попытка оказалась неудачной.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Я думаю, нужно смириться с тем, что результат операции оказался, таким ничтожным, – мрачно заметил генерал Баргин. – Мы взорвали здание мэрии. Но боеголовка была стандартной, мощностью только в одну тонну. – Грязь захлюпала у него под ногами, когда он заерзал, стараясь принять более удобное положение. Полевой штаб располагался под навесом и был готов к эвакуации в течение пятнадцати минут после объявления тревоги так же, как и расположенная полукругом линия обороны, хотя лучше, наверное, было назвать ее кордоном. Кордон, укрепленный солдатами и орудиями, должен был удерживать монстра в тех пределах, где он до сих пор находился.

Доктор Гордон ждал, не захочет ли кто-нибудь еще выступить. Но все молчали. Он откашлялся и заговорил.

– Генерал, я думал, мы использовали сканирующие ракеты только потому, что они движутся с огромной скоростью и их невозможно сбить?

– Да, именно поэтому, – согласился Баргин. – Противоракетные установки класса «Громовержец» теоретически не должны их засекать. Но одной установке это удалось. В настоящее время мы проводим ряд полетов, стараясь вывести противника из равновесия и спровоцировать на использование боевых запасов. У него должно быть около шестидесяти ракет. Нам удалось заставить его использовать одиннадцать ракет. Но насколько это облегчит наше положение, один Бог знает. Монстр, вероятно, пребывает в самом скверном настроении после того, что мы с ним сделали. Если он знает, как увеличить скорость ракеты «Громовержец», чтобы она смогла настичь сканирующую ракету, развивающую скорость до двух тысяч миль в час, он мог бы построить такие ракеты из деталей сломанных автомобилей.

– Химики что-нибудь сделали для решения проблемы? – спросил генерала внимательно слушавший его полковник. – Кто-то сказал…

– Мы не можем ждать быстрых результатов в этом направлении, – прервал его доктор Гордон. – Они работают, используя самый большой компьютер в стране. И такой же компьютер есть у русских. Но как бы вы могли вычислить, например, что применение цианистого калия – самый быстрый способ вызвать смерть человека, если бы в ваших руках были только кусочки сморщенной засохшей кожи и обломок кости?

– Я понял вашу точку зрения, – сухо заметил полковник.

В палатку, откинув полог тента, вбежал курьер, он нагнулся, чтобы не стукнуться о висевшую над входом лампу.

– Поступил сигнал, генерал, – сказал он, отдавая честь. – И, наверно, в скором времени появятся новые сообщения.

Баргин взял в руки записку с каракулями.

– Похоже, это сигнал к началу операции «Экскаватор», – сказал он загадочно. – Будем надеяться, что она даст хорошие результаты. Полковник, представьте мне полный список запасов оружия, более мощного, чем стрелковое, которое находилось в Джексонвилле до его захвата монстром.

Полковник вышел из палатки следом за курьером.

Здание мэрии представляло собой груду камней, его крыша осела, стены развалились. Но сила сигнала, идущего из-под развалин, доказывала,что хозяин способен пережить даже такие потрясения.

В конце концов, рассуждал Питер, он ведь выдерживал давление воды на огромной глубине в Атлантическом океане. Груда обломков, возможно, даже не поцарапала его шкуру.

Они оказались среди последних, кто прибыл на место взрыва. Толпа, состоящая, по крайней мере, из тысячи мужчин и женщин, вручную занималась расчисткой каменных завалов. Питер присоединился к концу одной цепочки, рядом с ним встал Люк, и они принялись ловить глыбы бетона и бросать их на землю.

Неровно обломанный пятифутовый блок со свистом полетел по воздуху по направлению к Люку. Слишком поздно Питер понял, что Люк не успеет обернуться, так как он передавал предыдущую глыбу соседу по цепочке. Питер хотел поймать летящий камень, но не смог.

Голова Люка внезапно упала на грудь. На несколько секунд его лицо исказилось от ужасной боли. Потом он покачнулся и упал навзничь, кровь хлынула из раны на голове. Питер заставил себя наклониться и посмотреть, не может ли он чем-либо помочь Люку, но новый приступ боли напомнил ему, что хозяин не слишком заботится о судьбе своих рабов.

По крайней мере, Люка надо похоронить. Питер решил соорудить что-то вроде каменной пирамиды над телом друга, и потом передвинуться на другое место и там уже складывать глыбы в кучи.

Питер подумал, что они похожи на рабов, строивших в поте лица пирамиды. И делают они это по прихоти господина, который во много раз хуже фараона…

Возможно, под глыбами находились тела и других людей, которые с помощью веревок вынесли хозяина из развалин. Некоторым из них пришлось скрести его шкуру до тех пор, пока она не стала снова чистой и блестящей. Другие занимались поисками материалов для постройки нового паланкина. Потом они все должны были нести его, распевая гимн, к большой церкви, расположенной в пяти кварталах отсюда, и устроить его там, обставив жилище с новой роскошью.

Дважды во время движения процессии над их головами раздавался резкий звук разрывов, и один раз корпус сбитой ракеты пропахал кровавую борозду в толпе людей. Никто не мог оказать помощь умирающим. Даже те, кто из элементарного сочувствия, чтобы только скорее прекратить их страдания, пытались проломить чем-нибудь тяжелым их черепа, тут же наказывались очередным приступом жестокой боли.

Либо хозяин был действительно сильно напуган, либо он был настроен решительно и желал довести до конца намеченный план, или, точнее, добиться того, о чем говорили его представители.

Чем сейчас занимаются остальные рабы? Питер старался догадаться об этом, оглядываясь по сторонам, пока они несли хозяина к его новому месту обитания. Часть людей, очевидно, работала на ракетной базе, перетаскивая вручную ракеты весом в пятьдесят тонн. Другие были вынуждены охранять границы владений хозяина и пресекать попытки проникновения возможных лазутчиков. Еще часть людей была занята расчисткой руин других зданий, взорванных ранее, и восстановлением дорожного покрытия. Одна группа занималась особым заданием.

Вдоль одной из главных улиц, которая проходила рядом со старой церковью, мужчины и женщины старательно толкали перед собой тяжело нагруженные тележки. На тележках грудами было сложено оружие: карабины, спортивные ружья, автоматы, а также боеприпасы к ним. Кроме того, на тележках были сложены топоры, кухонные ножи, даже абордажные сабли и мечи, которые были, скорее всего, изъяты из музеев.

– Вы умеете обращаться с огнестрельным оружием? – устало обращались они ко всем, проходя сквозь толпу. Те, кто отвечал утвердительно, получали ружья. Тем, кто не умел пользоваться оружием, в основном это были женщины, выдавали ножи, топоры или резаки.

– Он создает армию, – подумал Питер. – Значит, он понимает, что его власть ограничена!

Его так окрылило открытие, что хозяин не намеревается дольше удерживать своего противника только собственными силами, что, когда к нему подошел разносчик и уныло задал свой вопрос, он от неожиданности вздрогнул.

Он знал, что он не сможет солгать. В любом случае, если он скажет, что не умеет обращаться с огнестрельным оружием, то получит холодное оружие, применение которого не зависит от наличия боеприпасов. Как называется модель самого маленького огнестрельного оружия?

– Я умею обращаться с пистолетом 22 калибра, – осторожно сказал он.

Это была правда. Он умел также пользоваться автоматом, карабином, магазинной винтовкой и многими другими видами смертоносного оружия. Но разносчик оружия не стал останавливаться, чтобы задать ему дополнительные вопросы. Он протянул ему маленький пистолет для стрельбы по мишеням и коробку патронов и двинулся дальше.

Наступило временное затишье, пока раздавалось остальное оружие. Питер не знал, можно ли ему бросить пистолет куда-нибудь в сточную канаву, и таким образом избежать опасности, которой подвергли себя стрелки, оставшиеся на побережье возле пушек. Но кто-то из толпы опередил его и отказался брать в руки предназначенный для него топор, заявив, что он пацифист, никогда не применял насилие и не собирается делать это сейчас.

Значит, были еще среди них люди, не утратившие человеческого облика, чей дух был еще силен. Но чудовище мучило и понуждало его, это можно было понять по его глазам. В конце концов, он взял топор и упал в обморок, крепко сжимая его в руках.

Питер брел вдоль улицы в поисках пищи. Один из множества ящиков, выгруженных на берег с потерпевшего крушение грузового корабля, обратил на себя его внимание. Он нашел в нем две грозди почерневших бананов и с жадностью набросился на них. К нему подошла женщина с выбитым глазом, на месте пустой глазницы образовалась красная впадина; она молча протягивала к нему окровавленные руки, и он отдал ей половину того, что нашел, не столько из чувства сострадания, сколько от переполнившего его счастья при мысли, что Мэри не постигла такая же жалкая участь. Если из океана не появится еще одно чудовище, то в Атлантиде она находится в безопасности. Может быть, это сейчас самое безопасное место на Земле.

Если, конечно, она все еще там и не совершила никаких глупостей, не настояла, например, на участии в спасательной операции.

Но ему совсем не хотелось думать об этом. Именно по этой причине в последнее время он старался как можно меньше думать о Мэри. Обычно эти мысли заканчивались тем, что он представлял картину ее гибели под обломками камней, как это случилось с Люком, или ее превращения в такое же несчастное создание, как эта одноглазая женщина. Лучше совсем не думать об этом, а просто сидеть и терпеливо сносить все невзгоды. Пока, наконец, не поступит приказ наступать.

– Ракеты над Нью-Йорком, Филадельфией, Балтимором, Ричмондом и Саванной, – сообщалось в рапорте. Лицо Баргина помрачнело.

– Слава Богу, там нет урана или других радиоактивных материалов, – сказал он. – Мы должны благодарить бога, что этот монстр не знает, как делать водородные бомбы из старых жестяных банок из-под консервов. Какой ущерб нанесли ракеты?

– В настоящий момент мы уточняем сведения, сэр, – ответил радист. – В Нью-Йорке серьезных повреждений нет. Ракета взорвалась до того, как успела нанести удар. Хуже всего досталось Ричмонду. Ракета нанесла удар по супермаркету, и там до сих пор не откопали все трупы.

– Из Вашингтона сообщают о разразившейся эпидемии паники вдоль всего восточного побережья. Люди бегут в леса Новой Англии, и все главные магистрали забиты машинами. Толпы осаждают морские порты и борются за места на борту корабля. Одного владельца грузового судна буквально заставили под дулом пистолета выйти в море из Бостона.

– А чем занимается президент?

– Он находится в штате Миннесота, где-то в запасном убежище, оставшемся еще со времен холодной войны. Говорят, что сегодня вечером он выступит по радио с обращением ко всему народу.

– Покажите мне рапорты об эвакуации. Радист переключился на другую линию и начал задавать четкие вопросы.

– Эвакуация закончена в радиусе тридцати миль, – сказал он. – Открыты центры для беженцев в Атланте, Бирмингеме и Монтгомери. Но как только люди узнают об эвакуации, то чертовски много народу в спешке покинет эти места.

– Что там, на западе? – сказал Баргин без тени улыбки. – Есть ли контакт с этими ублюдками из Джексонвилла?

– На всем протяжении западного квадрата расставлены подразделения, вооруженные стрелковым оружием. Командиры подразделений сообщают, что они почти завершили отвод войск.

– Хорошо. Я надеюсь только, что мы сможем вернуть их к нормальной жизни, и они сохранят нормальную психику. Лучше бы операция «Экскаватор» началась сейчас. Наблюдалось ли движение на противоракетной базе? Я бы не хотел, чтобы еще одна из усовершенствованных ракет класса «Громовержец» вылетела дальше, чем на одну милю от базы!

Войска выступили в поход, когда начали сгущаться сумерки. Они шли, распевая гимн, не осмеливаясь ослушаться приказа, подстегивающего их мозг, маршируя под выбивающие ритм гонги и барабаны. Многие хромали. Некоторые пытались отставать, но их безжалостно волокли обратно и ставили на то же место в строю.

Несколько человек неожиданно упали, и никто не пытался помочь им, люди просто обогнули их тела.

И раньше в истории человечества бывало, что люди вели себя так же жестоко по отношению друг к другу. Почувствовав, что приказ маршировать берет верх над его волей и сознанием, Питер постарался вспомнить все, что он знал о подобных периодах в истории человечества. Он полагал, что с жестокостью покончено навсегда. Что же, может быть, этот эпизод будет последним, и люди перестанут мучить друг друга.

Дальше дорога была перегорожена, здесь проходила граница чьих-то владений. Люди перелезли через изгородь или обошли ее. Головной отряд перестроился. Они упорно шли вперед.

Питер находился ближе к хвосту колонны. Ночью он мог видеть всего на несколько шагов. Для него было полной неожиданностью, когда он услышал выстрелы, и что-то побудило его поднять пистолет и выстрелить.

Если они и дальше будут тратить свои патроны так, бездарно, он избежит необходимости стрелять в людей.

В отдельных домах по сторонам дороги появились огни. Армия рассыпалась. Некоторым было приказано заряжать ружья и вести огонь непрерывно. Но ответного огня не последовало, и они снова двинулись вперед, чтобы вскоре обнаружить, что люди, зажегшие огни, покинули свои посты и отступили.

В течение часа все повторилось снова: атака, огни, затем брошенный пост. Атмосфера неопределенности, которая, как Питер был твердо уверен, исходила от монстра, нависла над войском. А затем…

Грузовики, транспорт для перевозки войск, санитарные машины – это фантастическое скопление всех средств передвижения загромыхало в ночи. Вокруг слышались резкие щелчки ружейных выстрелов и смешанные с ними монотонные хлопающие звуки как при стрельбе из миномета. При каждом хлопке из специального устройства, закрепленного на одной из машин, вылетала сеть, которая опутывала мужчин и женщин, как при ловле птиц в силки, и автоматически захлопывалась. Подъемное устройство поднимало сети с человеческим грузом на машины. Люди кричали, повсюду раздавались выстрелы.

Но прежде, чем больше половины «армии» было выловлено, Питер и остальные люди, которых оставалось достаточно много, были вынуждены повернуться и бежать.

Конечно, их хотели спасти! Восхищаясь изобретательностью тех, кто послал управляемые роботами машины, чтобы выручить их из неволи, он послушно бежал прочь от своего спасения.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

– Нет сомнения в том, господин президент, что события начинают принимать совсем другой оборот, – говорил Баргин в трубку телефона. – Мы сбили четыре ракеты, запущенные из Джексонвилла после вчерашнего бомбового удара, операция «Экскаватор» имела потрясающий успех.

Он выслушал слова президента.

– Да, я все еще хочу получить разрешение ООН на создание ракеты с ядерной боеголовкой. Опасность заключается в том, что, до сих пор монстр недооценивал нас, и поэтому не исключено, что у него в запасе есть способы, которые он пока не использовал. В ближайшее время я жду сообщения о разработке биологического оружия, и в любом случае вы будете немедленно оповещены о продвижении в этом направлении.

Он попрощался и повесил трубку. Потом тяжело опустился на стул. Они перенесли свой мобильный штаб из-под навеса на одну из машин, которая вернулась с операции «Экскаватор». Вряд ли этот трюк пройдет во второй раз, но нужно сделать все, чтобы не потерять перевес, достигнутый благодаря удаче операции.

– Доктор Гордон и миссис Трент, сэр, – доложил его ординарец, просунув голову в дверь.

Генерал кивнул и встал навстречу гостям.

Мэри была невероятно бледной, но вокруг нее как бы распространялось сияние. Она выглядела еще красивее, чем когда-либо, – красота, казалось, исходила из глубины ее существа и озаряла осунувшееся лицо. Гордон тяжело дышал от усталости, но он, по крайней мере, выдавил из себя улыбку.

– Вы всех обошли? – приступил к делу Баргин после того, как предложил гостям сигареты.

– Да, – ответила Мэри подавленно. – После того, как мы обошли всех живых раненых и проверили всех убитых, стало ясно, что Питера среди них нет.

– Мне очень жаль, – некстати брякнул Баргин.

– Я начинаю постепенно привыкать к мысли, что я его больше никогда не увижу, – сказала Мэри. – Обстоятельства заставляют меня свыкнуться с этой мыслью. Отчасти я не жалею, что его не оказалось среди тех людей, которые были подобраны во время вашей операции. Я не думаю, что если он пережил весь этот ужас, он останется прежним человеком, которого я знала.

– Все подобранные люди находятся в ужасном состоянии, – подтвердил Гордон.

– Я знаю, – вздохнул Баргин. – Такое впечатление, будто чудовище превратило их всех в безумцев после того, как сеть захлопнулась. Они бросаются друг на друга с ножами, стреляют из ружей… но у нас есть хорошие медицинские средства, вы знаете об этом.

– Основная их проблема – не физическое здоровье, – сказала Мэри, – у них поврежден разум. Апатия, безразличие или горячечный бред!

– Но не может быть, чтобы все они были такими, – сказал Баргин. – Если бы это было так, они были бы не нужны монстру.

Это была хотя бы крошечная надежда, которую он мог подарить ей, оставаясь честным. Мэри согласилась с его словами, чуть заметно кивнув головой. Гордон закашлялся и вытащил из кармана бумаги.

– Нам есть, что вам сообщить, – сказал он. – Я регулярно курсировал между Атлантидой, где ведутся раскопки остатков убежища монстра, и институтом Джона Хопкинса.

– Было высказано предположение, что сухое вещество, найденное в полости иглы, прикрепленной к кислородным цистернам, является аналогом крови. Помните, о нем сообщал в Белом Доме доктор Сан?

Генерал кивнул.

– Конечно, к нему примешалась морская вода, но ученые избавились от примеси и смогли идентифицировать вещество, которое действует как аналог гемоглобина. Оно ведет себя сходным образом: отдает кислород в обмен на углекислый газ, что очень неудачно с нашей точки зрения.

– Почему?

– Потому что это означает, что яды, вредные для человека, которые действуют так же, как, например, цианистый калий, нарушая снабжение тканей организма кислородом, будут смертельны и для монстра. Если продолжить эту мысль, то получается, что все, что смертельно для монстра, вероятно, смертельно и для человека.

– Плохо. Продолжайте дальше. Гордон пожал плечами.

– Это открывает возможность использования целого ряда ядов, и тут же закрывает ее, если мы все еще намереваемся спасти как можно больше людей. Я не вижу, что еще мы можем сделать. Ученые предлагают подготовить ракеты, нагруженные ядами разных видов и механизмов действия, включая цианистый калий, хотя он такой летучий, что на успех можно рассчитывать только в случае прямого попадания. Поэтому необходимо установить, куда переместилась штаб-квартира монстра после взрыва здания мэрии.

– И как они предполагают, мы должны сделать это? – В голосе Баргина прозвучала горькая ирония. – В нашем распоряжении нет фотографий Джексонвилла с тех пор, как монстр научился сбивать самые быстрые наши ракеты. У нас есть, конечно, еще более быстрые ракеты, но с их помощью мы не сможем получить такие фотографии, которые могли бы нас удовлетворить.

– Боюсь, что это все-таки вопрос к вам, генерал, или к техническим экспертам. Кстати, я говорил Васильеву об этом, когда был в районе Атлантиды, и из его ответа могу сделать вывод, что очень скоро мы получим от них нечто выдающееся в области электронных усилителей. Не исключено, что эти приборы помогут получить хорошие фотографии даже с помощью сверхскоростных ракет.

– Возможно.

– Это было бы лучше всего! Теперь все зависит от того, будем ли мы знать хотя бы приблизительно местонахождение монстра. Например, мы пришли к выводу, что потребность монстра в кислороде выше, чем у человека, поскольку он гораздо массивнее. Следовательно, он задохнется быстрее, чем люди, поэтому, если удастся заманить его в огненную ловушку, это погубит его. К несчастью, насколько мы знаем, он может существовать в состоянии спячки на протяжении ста тысяч лет. Возможно, он впадет в спячку прежде, чем снижение содержания кислорода убьет его.

Гордон беспомощно развел руками.

– И в любом случае, он обладает достаточно развитым интеллектом, чтобы понимать, что если бы он не вышел у здания мэрии перед толпой восхищенных рабов, мы бы не определили так быстро его местонахождение. Он, конечно, впредь не будет так рисковать.

– Нам следовало выпустить двадцать ракет по зданию ратуши вместо одной, – простонал Гордон. – Или использовать вслед за бомбовым ударом напалм, чтобы лишить его снабжения кислородом.

– Я только что разговаривал с президентом, – вставил Баргин после небольшой паузы. – Он выступит сегодня с обращением на срочном заседании ООН и попросит у собрания разрешения на применение атомной боеголовки мощностью в одну килотонну.

– Я слышал об этом. По крайней мере, ходили такие слухи. Некоторые говорят, что это давно уже следовало сделать. И отчасти они правы. Васильев высказывался об этом, когда монстр еще находился под контролем на борту корабля «Королева Александра». Мне кажется, что и вы выступали с таким предложением, когда он впервые появился в Джексонвилле.

– Тогда у меня еще оставались надежды на лучший исход, поэтому я не стал настаивать на своей точке зрения.

Баргин закурил и откинулся на спинку стула.

– Как дела в других местах? – спросил он. – Я так сосредоточился на Джексонвилле, что не в курсе событий.

Мэри нарушила свое длительное молчание.

– Это ужасно, – сказала она.

– Могло бы быть гораздо хуже, – возразил Гордон. – Движение беженцев, как вы знаете, немного замедлилось. Военные моряки вернули захваченный грузовой корабль его владельцу. В обществе царит атмосфера общего безумия. Старушки пугаются любой тени, везде им мерещится чудовище, люди без устали разыгрывают ситуации типа «что бы я делал, если бы встретился с монстром»; одни комментаторы новостей шумно требуют применения ядерных ракет, другие защищают жизни несчастных граждан, захваченных чудовищем.

– Комментаторы новостей работают без устали, – сказал Баргин. – Вчера воздушные силы сбили одного из них. Он намеревался спрыгнуть с парашютом на Джексонвилл и передать по радио репортаж с места происшествия. Но в целом должен отметить, что пресса работает на удивление слаженно. Если бы репортеры потеряли голову, то страна находилась бы сейчас в безумной панике.

– Может быть, и нет. Со времени сообщения о нашествии марсиан, переданного по радио незадолго до начала Второй мировой войны, люди стали очень скептически относиться к возможности появления враждебных чудовищ. Я бы хотел, чтобы и этот монстр был порождением ночного кошмара какого-нибудь сценариста, но не нашей реальностью.

– Генерал, – неожиданно вступила в спор Мэри, – если этот монстр так всесилен, зачем тогда он заставляет людей участвовать в этих нелепых церемониях?

– Все эти поклоны и раболепство, и хвалебные гимны? Психологи имели возможность увидеть одну из таких церемоний, и они предложили свою рабочую гипотезу. Они полагают, что поскольку продолжительность жизни существ этой расы очень велика, инстинкт размножения у них развит очень слабо, а способность вызывать боль в других созданиях и подавлять их соответствует нашему сексуальному инстинкту. То есть эта способность заменила собой в мозгу монстра вытесненный сексуальный инстинкт. Я передаю все в самых общих чертах. Психологи рассказывали мне эту теорию, используя множество специальных терминов. Возможно, такое славословие нужно монстру, чтобы испытывать чувство удовлетворения.

– Другое возможное объяснение еще проще. Вероятно, он просто не в состоянии наблюдать за тысячами людей. Это слишком сложная работа для монстра, и он обнаруживает, или уже обнаружил раньше, что в качестве меры для сохранения порядка лучше всего внушить своим рабам, что он – высшее существо, и подчинение ему – это закон природы. Таким образом, он уменьшает вероятность бунта протий него.

– Вторая версия звучит более правдоподобно, – заметила Мэри рассудительно. – В конце концов, если бы это не было для него тяжелой задачей, то к настоящему времени он завоевал бы уже всю страну или даже весь мир.

Ее нижняя губа задрожала, и она внезапно потеряла контроль над собой. Напуганные такой резкой переменой, все принялись успокаивать ее, но она, не выдержав, разрыдалась. Прорвалось долго сдерживаемое, глубокое страдание.

– Я надеюсь, что Питер мертв! – сказала она, когда, наконец, смогла справиться с рыданиями. – Лучше умереть, чем жить так, как он того хочет!

Ему все чаще казалось, что он совершил ошибку.

Привыкнув к беспрекословному повиновению примитивных людей и пребывая под властью иллюзии, что катастрофа, в результате которой погиб знакомый ему мир, произошла всего несколько дней назад, он решил, что сможет повелевать миллионами человеческих существ без всякой помощи. Но человеческие существа, с которыми ему пришлось столкнуться сейчас, были далеко не примитивны. Иногда им даже удавалось перехитрить его.

Например, вспомнить хотя бы, как они определили местонахождение его штаб-квартиры и выстрелили по ней точно нацеленной ракетой. Он, конечно, не остался в долгу, но у него было недостаточно ресурсов, чтобы нанести значительный ущерб врагу. И каждый раз, как он придумывал какие-либо усовершенствования в конструкции захваченных им ракет, они находили ответные решения. Они блестяще пресекли его попытку использовать своих подчиненных в качестве пушечного мяса, послав механических роботов вместо живых людей, которыми он мог управлять. Меры, которые требовались для вбивания в твердые головы рабов идеи о его абсолютном превосходстве, также отнимали много сил.

Силы его рабов тоже убывали. Сокращались запасы пищи, и, хотя он рассылал по разным направлениям специальные группы мусорщиков для сбора пищевых отбросов на улицах города и в окрестностях, рабы умирали от голода.

Ему пришлось примириться с тем, что эти люди были непокорными и плохо обучаемыми. Он не мог найти для себя удобных заместителей, чтобы заменить тех, что погибли под развалинами городской мэрии, и таким образом немного облегчить себе задачу управления толпой. Ему придется тратить свою энергию, чтобы убрать тех, что были слишком истощены, и заменить их новыми. Если бы он не решил в свое время, что справится со всем в одиночку!

Сейчас он был почти уверен, что остался в одиночестве. Вероятно, все его сородичи были так развращены легкостью и удобством жизни на Земле, что вовремя не подготовили себе безопасный путь к отступлению. Вроде того глупца, Руаха, умолявшего его о помощи.

Для того чтобы справиться с возникшими проблемами ресурсов, ему необходимо больше сил. Следовательно, ему надо полноценно питаться. Это довольно трудно, если использовать в пищу только то, что можно найти в городе. Но он понимал, что ему понадобится много времени прежде, чем он научит биохимиков синтезировать необходимую пищу в нужных для него количествах. Поэтому нужно брать то, что можно раздобыть здесь. Несколько дней ушло на поиски провизии. Разыскать некоторые необходимые ему продукты было очень трудно, а численность людей, с которыми он работал, быстро уменьшалась.

Он как раз завершал свой затянувшийся прием пищи, когда ракета прорезала небо над городом. Она двигалась с такой скоростью, что он мог только чувствовать ее; ни один человеческий глаз не смог бы ее различить. Он вызвал приступ боли у людей, находившихся рядом с ракетной базой, но, несмотря на все усовершенствования, противоракетные установки класса «Громовержец» пропустили нового нарушителя вглубь их территории на тысячу футов.

Он утешал себя тем, что он, по крайней мере, невидим для них. Только груды запасов пищи, сложенные возле входа в церковь, где он находился, могут обнаружить его местонахождение.

Вот почему, когда час спустя в свод церкви попала ракета, он испытал настоящий шок. Другая причина шока заключалась в том, что на этот раз ракета была начинена не взрывчаткой, а ядом, который наверняка убил бы его, если бы он не был настороже и не принял бы меры.

Он спас себя тем, что временно впал в состояние кататонии, пока пары цианистого калия не рассеялись. Когда ему удалось восстановить метаболическую активность в полном объеме, он пришел к определенному выводу.

Новое завоевание Земли, очевидно, будет не таким скорым, как он предполагал.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Линия обороны со стороны суши представляла собой дугу около пятидесяти миль в длину, соответственно укрепления были эшелонированы вглубь материка на разное расстояние от линии побережья. Передовые посты управлялись дистанционно. В основном это были укрепленные сканирующие станции. На нескольких постах располагался специальный транспорт, управляемый роботами: легкие танки и разведывательные машины, но нельзя было сказать, что они приносили больше пользы, чем укрепленные посты. Любая попытка бросить машины на прорыв вглубь оккупированной территории заканчивалась тем, что толпы рабов отрезали им путь к отступлению, и единственное, что они могли в этом случае делать, это прорываться вперед сквозь стену человеческих тел.

Со стороны моря территорию патрулировали двадцать морских кораблей, включая и подводные лодки. Со времени эпизода с грузовым судном, перевозившим бананы, когда оно необъяснимым образом врезалось в волнорез у причала Джексонвилла, всем кораблям было приказано держаться как можно дальше от опасного места.

Изредка над городом совершал полеты «глаз» – боевая ракета, снаряженная сканером, способная летать со скоростью пять тысяч миль в час на небольшой высоте. Но полеты были слишком короткими, поскольку на совершение каждого требовалось огромное количество топлива. По едва различимым сигналам, регистрируемым ракетой-шпионом, можно было воссоздать картину города, используя специально приспособленную для этой цели модель электронного усилителя, полученную от ученых Пулковской обсерватории.

До сих пор предполагалось, что план действий монстра не будет существенно изменяться; он уже обладает тем количеством людей, которым может управлять, и в обозримом будущем не будет стремиться расширять свои владения. Сведения, которые были получены от рабов чудовища, освобожденных во время операции «Экскаватор», указывали на то, что запуск ракет, нагруженных цианистым калием, в район церкви ничего не дал. В любом случае количество ракет было ограничено. Соглашение о разоружении, вступившее в силу после стольких споров и дискуссий, привело к тому, что дубинку заменили хирургическим ножом. Все ракеты, которые удалось доставить с оставшихся складов боевого оружия, были предназначены только для обороны и поражения ракет неприятеля на большой высоте.

Психологи, анализировавшие данные военных, стали высказываться более уверенно, и их уверенность оказалась заразительной. Все указывало на то, что пришелец зарвался и взял на себя непосильную задачу. Он неправильно оценил силы людей и не учел, что они будут активно сопротивляться и не поддадутся панике. Если это действительно так, тогда, продолжая наносить точные, но нерегулярные удары, они смогут спутать все его планы, поскольку ему придется постоянно думать о мерах предосторожности и о собственной безопасности.

Казалось, их тактика начинает приносить доходы. Поэтому, хоть они и получили разрешение на создание ядерной боеголовки мощностью в одну килотонну и ее ракетоносителя, было решено оставить этот вариант на самый крайний случай. По мере переработки информации, полученной при исследовании подводного убежища монстра и анализа шкуры и скелета его мертвого сородича, возникали новые идеи о методах борьбы с чудовищем.

Картина, полученная благодаря съемке со сканирующей ракеты, показала, что монстр отправил восемьсот человек рыть для себя подземное убежище. Очевидно, на него произвела сильное впечатление ракета с цианистым калием и он уже не доверял безопасности зданий, расположенных на поверхности. Военные не препятствовали строительству убежища вплоть до последнего момента, но затем нанесли удар сразу четырьмя ракетами. Эти ракеты были сконструированы таким образом, что они проникали сквозь любую породу, которая была мягче, чем бетон, и взрывались на заранее запрограммированной глубине. Тщательно укрытое убежище было разрушено, и работу пришлось начинать с начала.

Люди старались как можно чаще определять новые укрытия монстра, и били по ним обычными сигнальными ракетами. Цель этих ударов была не в том, чтобы нанести серьезный ущерб, а исключительно в том, чтобы дать противнику понять: они знают, где он находится, и не наносят удар только потому, что не хотят убивать людей, находящихся поблизости. Они выяснили от спасенных людей, что монстр уже не так легкомысленно относится к человеческим жизням, как раньше. Создавалось впечатление, что он уже не надеялся захватить значительное число новых рабов и старался сохранить тех, что у него уже есть.

Рано или поздно они одолеют его. Можно было утверждать со всей определенностью, что удар ядерной ракетой для завершения борьбы с монстром привел бы к гибели девяноста процентов захваченных им пленников, а единственная опасность использования такой тактики заключалась только в том, что в приступе отчаяния монстр мог попытаться убить оставшихся людей. Они смирились с такой перспективой в соответствии с законами войны до победного конца.

И затем…

– Что? Всё? – закричал Баргин.

– Да, так значится в сообщении, сэр, – подтвердил радист. – Все население Брансвика, которое не было эвакуировано, население Саванны и всех населенных пунктов на территории между этими городами.

– Достаньте мне вертолет и поднимите по тревоге все подразделения в этом районе, – приказал Баргин.

– Вряд ли нам удастся получить подкрепление, сэр, – начал радист. – Говорят, что уже почти час от войск, находящихся на границе очищенной от населения территории между Джексонвиллом и Брансвиком, не поступает никаких сообщений. Боятся, что они оказались первыми, кто поспешил уйти.

– Прикройте брешь с помощью транспорта с дистанционным управлением, всеми средствами, которые у нас есть. И приготовьте для меня вертолет, быстро!

На протяжении всей истории Соединенных Штатов Америки ничего подобного еще не случалось. Все население нескольких городов двигалось к Джексонвиллу: тысячи, потом десятки тысяч людей снялись со своих мест. Кто-то ехал в машинах, другие – на машинах, третьи шли пешком. Когда людские толпы заполонили все дороги, часть людей растеклась по окрестностям и двигалась по бездорожью. Напуганные, иногда они пытались повернуть назад, но вскоре понимали, что это невозможно.

Дорога на много миль вперед была забита темной движущейся толпой. Глядя в бинокль, Баргин, вновь и вновь отмечал в толпе эпизоды человеческих трагедий. Он видел женщину с ребенком, который уже не мог идти дальше. Мать хотела остановиться, чтобы дать ему отдохнуть, но адская боль не давала ей это сделать, и заставляла ее, почти ослепшую от рыданий, двигаться, спотыкаясь, вперед и бросить плачущего ребенка одного. Инвалид, чей костыль сломался, тщетно умолял кого-нибудь помочь ему подняться на ноги. В конце концов, ему пришлось ползти, чтобы хоть немного умерить боль, ослабевавшую во время движения. А вокруг страдали и гибли тысячи других несчастных. Баргин определил высоту, на которой он и его пилот начинали чувствовать боль. Тяжело дыша, они позволили автоматическому пилоту поднять машину выше, где они оказались вне досягаемости монстра.

Попытка остановить движение людей обычными способами, выставив баррикады на дорогах или задержав их войсками, оказалась безуспешной. Люди миновали баррикады, в отчаянии сметая их на своем пути ободранными в кровь руками. Солдаты так же, как и все остальные, не смогли перенести боль и были в первых рядах тех, кто сворачивал в сторону и устало тащился вдоль дорог по направлению к Джексонвиллу.

Управляемые роботами машины, использовавшиеся в операции «Экскаватор», достигли границы очищенной территории как раз перед появлением авангарда колонны. Брошенные на прорыв, сейчас они стояли с проколотыми шинами, распоротыми радиаторами на пути толпы жертв, образуя стену из металла. Сначала подходившие замедляли свое движение. Затем неумолимое давление задних рядов толкало их вперед, и люди начинали карабкаться по телам своих более слабых товарищей. Ехавшим в машинах приходилось покидать их и присоединяться к тем, кто шел пешком. Как дорожка из муравьев, людская река обтекала или перекатывалась через препятствие и продолжала свое движение.

В спешке Баргин приказал взорвать все мосты и переходы, но это не остановило толпу. Человек, если его заставят обстоятельства, может пройти, даже там, где не пройдет горный козел. По дороге некоторые падали от изнеможения, но их было не так много, и поток людей не редел.

Даже последнее средство – сброшенный поперек их пути напалм не остановило их. Несчастные, оказавшиеся в авангарде колонны, были вынуждены своими телами прикрывать горевший напалм, чтобы идущие за ними смогли миновать этот страшный участок. И военные не в силах были продолжать.

Весь день и всю ночь люди тли без остановки, ни на что не обращая внимания и стремясь лишь к тому, чтобы немного облегчить ужасную боль, гнавшую их вперед. Наконец, когда почти миллион уцелевших достиг опустошенной окраины Джексонвилла, они остановились.

Стало ясно, что приток новых рабов делает применение ядерной ракеты против города неизбежным. И бледные от страха люди шумно требовали, чтобы это было сделано немедленно…

Питеру уже давно трудно было поверить в то, что внешний мир до сих пор существует. Последняя его связь с этим миром оборвалась. Когда он устало бродил по городу, то обратил внимание, что не видит среди работавших людей первых попавших в рабство.

Он был очень болен. В городе разразилась эпидемия лихорадки. Возможно, распространению болезни способствовали гниющие трупы, которые никто не хоронил. Некоторое время собаки поедали мертвечину и тем самым сдерживали распространение болезней, но однажды чудовище послало группу людей, вооруженных топорами, чтобы они убили всех уличных собак. Тогда они в последний раз ели свежее мясо.

Даже во время приступов лихорадки в каждом женском лице Питеру мерещилось сходство с Мэри. Это заблуждение дорого ему стоило. Посмотрев во второй раз, он, конечно, понимал свою ошибку. Грязь, сочащиеся гноем язвы, мутные глаза и гнилые зубы – только в горячечном бреду можно было спутать Мэри с этими женщинами. Мэри, конечно, мертва. Он понял это в самый разгар лихорадки и, тогда начал бессмысленно бродить повсюду и дергать прохожих за рукава.

– Моя жена мертва, – бормотал он.

Иногда ему отвечали:

– Надеюсь, что и моя жена умерла!

Другие кричали на него:

– Убирайся к черту!

Но большинство даже не слышало его. Он сломал руку, но не помнил точно, когда это произошло. Тогда же, по-видимому, в рану попала грязь. К тому времени, когда он смог более или менее ясно соображать, он вспомнил, что это произошло, когда ракеты взорвали перекрытия подземного убежища, построенного людьми для хозяина. Рука сильно распухла из-за скопившегося в ране желто-зеленого гноя и болела не переставая.

Из-за этого или, возможно, из-за того, что голова после болезни работала медленно и вяло, он некоторое время не осознавал, что хозяин больше не подстегивает и не принуждает его к выполнению каких-либо заданий. Когда он, наконец, понял, что боль сосредоточена только в его руке, это было похоже на прозрение. Его вытолкнуло из серой полудремы в мир реальности. Он обнаружил, что сидит на разбитом тротуаре. Группа людей работала в здании напротив, они что-то делали там, используя ручные инструменты и огонь. Они выполняют работу. Почему же его не заставляют работать вместе с ними? Только потому, что у него больная рука? Он поднялся и заковылял по улицам города, не смея надеяться, что теперь он навсегда отпущен хозяином и освобожден от всех работ. Но надежда постепенно расцветала в его сердце. Лица людей вокруг казались незнакомыми! Они выглядели здоровыми, и было видно, что совсем недавно они хорошо питались. Их одежда побывала в стирке всего несколько дней назад, а ботинки были начищены до блеска. Хозяин захватил свежих рабов и бросил больных и жалких людей, отслуживших ему и превратившихся в настоящие развалины, на произвол судьбы.

Он брел по городу, надеясь найти кого-нибудь, кто, как и он, был освобожден от рабской зависимости, поскольку превратился в беспомощного инвалида, но не встретил никого, с кем удалось бы поговорить. Многие настолько ослабли, что не могли двигаться, и он оставил их в покое. Один раз Питер нашел буханку свежего хлеба, которую, вероятно, принес кто-то из новичков, и жадно проглотил ее прежде, чем двинулся дальше.

Вновь прибывшие люди не могли остановиться и побеседовать с ним. Они работали неистово, без остановок над такими сложными заданиями, которые ставили в тупик его вялый ум. Они изготовляли какие-то неизвестные ему предметы, и Питер понял, что они заняты новым проектом монстра. Один раз он увидел, как мужчины и женщины собирают металлические детали из горы металлолома, оставшегося после разрушения автомобилей. Позже он видел мужчин в гавани, сдиравших листы металлической обшивки с корпуса грузового корабля.

Питер добрался до ракетной базы, находившейся в миле от города. Никто ни разу не остановил его и не задал ни одного вопроса. Там он увидел, что сооружение начинает приобретать формы. Вокруг него работали электрики и сварщики, дети сгибались под тяжелыми грузами. Он вяло наблюдал за происходящим, не видя никакого смысла в этих огромных подпорках и металлических щитах. Вокруг стояли переносные кузницы. Мужчины били молотами по наковальням, сваривали листы железа, делали из них какие-то детали. Повсюду стояли ряды выпуклых цилиндров, которые что-то смутно напоминали ему. Но он не знал, что это такое. Он прекратил тщетные попытки найти хоть какую-то связь между всеми этими таинственными приготовлениями в городе и застонал от боли в поврежденной руке.

Затем ему пришла в голову мысль. Он отошел далеко от города, но ни разу не был остановлен или подстегнут хозяином. Нельзя ли ему удрать отсюда?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Обсуждение вопроса применения ядерной ракеты было похоже на нескончаемые споры вокруг проблемы эвтаназии. Предположим, что лекарство от неизлечимой прежде болезни найдено на следующий день после того, как вы облегчили страдания больного, искусственно прервав его жизнь? Предположим, что это не так!

Прямо или косвенно, почти три миллиона человек оказались вовлечены в этот спор; от персонала больниц и полиции, занимающихся вновь прибывающими беженцами, до ученых, психологов, солдат и летчиков, которые непосредственно участвовали в сражении против монстра. Для решения этого вопроса была созвана конференция с участием представителей правительства штата, федерального правительства, Конгресса и Организации Объединенных Наций.

Сразу после открытия конференции Баргин обратился к президенту.

– Господин президент! Давайте перерубим гордиев узел прямо сейчас, не откладывая. Мы готовы запустить ядерную ракету. Но обещаем, что используем ее только в том случае, если заметим, что началось новое массовое перемещение населения в сторону Джексонвилла, или если это внезапно возникшее сооружение окажется заводом, на котором производят ракеты для нанесения удара по нашей территории.

Президент просунул палец под воротничок рубашки и оттянул его, как бы пытаясь ослабить его давление на шею.

– Разумное предложение, генерал, – сказал он, вздохнув с облегчением. – Я согласен. А вы, господа?

Присутствующие на конференции представители различных организаций – члены кабинета министров, представители штаба вооруженных сил, два наблюдателя из ООН, включая Лампиона, участвовавшего в атлантической экспедиции, и те, кто оказался в центре событий с самого начала, как доктор Гордон и Мэри Трент – закивали головами, некоторые с неохотой, а кое-кто весьма энергично. Президент изобразил подобие улыбки.

– Хорошо. Генерал, что собой представляет это сооружение, о котором мы так много слышим?

– До последнего времени мы не замечали, чтобы в Джексонвилле происходило что-либо особенное, кроме работы, суть которой сводилась, насколько мы могли судить, к расчистке улиц, строительству подземного укрытия для чудовища и тому подобному. Со времени притока свежей рабочей силы характер работ совершенно изменился. Мы обнаружили, что на захваченной территории вновь функционируют заводы, да и все, начиная от ракетной базы до доков в гавани, вдруг снова начало работать. Когда монстр впервые высадился на берег, он приостановил все производство. Фабрики замерли, электростанции были заброшены, замолчали телефонные станции и станции радиовещания. Теперь же фабрики снова ожили, и мы обнаружили, что они натянули электрические провода, чтобы заново запустить локальные электрогенераторы, так как кабели, ведущие от большихэлектростанций к Джексонвиллу, были нами перерезаны.

Более того, они вывозят все техническое оборудование, какое только попадается на их пути. Запасы телефонного оборудования были перевезены на ракетную базу. Мне сказали, что оно может быть использовано для передачи информации не с помощью человеческой речи, а принципиально другим способом, и все это выглядит очень подозрительно. С останков корабля в гавани были сняты все полезные материалы. Мне кажется, что это уже опасно.

– Как вы считаете, есть хоть малейшая вероятность того, что чудовище сможет построить ядерные ракеты? – спросил президент.

– Теоретически, как мне сказали, работу атомной станции можно перестроить таким образом, чтобы производить термоядерные бомбы. Но на территории Джексонвилла есть всего одна такая станция. И в порту нет ни одного корабля с атомными двигателями. Это все торговые суда. Поэтому возможность создания атомной бомбы кажется маловероятной.

– Это немного успокаивает.

– В любом случае, на восточном и южном побережьях у нас есть по противоракетной установке, они находятся в состоянии боеготовности круглые сутки. Вот так. – Баргин пожал плечами.

На телефоне, стоявшем перед президентом, замигала лампочка. Он раздраженно поднял трубку, выслушал, что ему сказали, и в этот момент всем показалось, будто его лицо озарилось светом.

– Да! Замечательно! Я передам Баргину. Да.

Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Баргину:

– Баргин, один человек ушел из Джексонвилла, и его никто не остановил. Он ранен и находится в бреду, но он выбрался оттуда!

– Кто? – сразу двое задали один и тот же вопрос. Баргин обвел взглядом всех сидевших за столом и понял, что второй была Мэри. Она подалась вперед, и внезапный порыв безумной надежды осветил ее лицо.

– Его зовут Питер Трент.

Вертолет быстро доставил Мэри, Баргина и доктора Гордона в полевой госпиталь, расположенный сразу за кордоном, где подобрали Питера. Их встретил начальник местной медицинской службы, майор Левик, который выслушал все их вопросы с каменным лицом.

– Он сказал, что его жена мертва, – заявил он. – Он в очень плохом состоянии, возможно, его лихорадка связана с заражением крови. Если этот человек муж леди, я боюсь, что ей придется приготовиться к худшему.

– Я уже готова, – ответила еле слышно Мэри.

– Нет, не к самому худшему. Я хочу сказать, что когда он вышел из захваченной зоны, его левая рука была поражена гангреной до локтевого сустава, кожа на пальцах уже начала шелушиться. Мне очень жаль, но мы вынуждены были ампутировать ее, миссис Трент.

– Скажите, он говорил что-нибудь после операции? – спросила Мэри.

– Нет еще. Он вряд ли придет в ясное сознание раньше, чем через день или два. Это в том случае, если предположить, что болезнь вызвана только ядами, образующимися при сепсисе, а не чем-то более серьезным.

– Могу ли я его увидеть? Я бы хотела убедиться в том, что это он.

– Конечно.

Это был Питер; несмотря на взлохмаченную бороду и следы мази с антибиотиками вокруг его воспаленных глаз, она сразу узнала его. Это был он. Мэри протянула руку, чтобы потрогать уцелевшую руку Питера, лежавшую на красном одеяле, и какое-то мгновенье колебалась в страхе, что сейчас увидит страшные мозоли и обломанные ногти.

– Питер! Питер! – прошептала она. Но он был без сознания и ничего не ответил ей.

– Я пришлю сюда специально обученных людей для того, чтобы они записывали все, что он скажет, когда очнется, – заявил Баргин доктору Левику. – Я не знаю точно, но думаю, что если первым, кого он увидит, когда откроет глаза, будет его жена, которую он считал умершей, его выздоровление пойдет намного быстрее.

– Возможно, – согласился Левик. – Но выслушав то, что он говорил раньше, я сомневаюсь, что мы сможем узнать от него что-либо полезное.

Баргин пожал плечами.

– Может быть, и, нет. Но пока у нас остается надежда отыскать слабое место чудовища, проанализировав все, что видел этот несчастный в Джексонвилле, нам следует подождать с применением ядерной ракеты, строительство которой будет завершено в ближайшее время.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал серьезно Левик. – Применение такой ракеты будет смертельно для людей, оставшихся в Джексонвилле. После атомного взрыва их уже не спасти.

– У вас есть ясное представление о том, как ему удалось сбежать?

– Я думаю, да. Из его рассказа – запись есть на магнитофонной пленке – мы поняли следующее. Неожиданно для себя Питер обнаружил, что y него болит только рука и чудовище не заставляет его больше работать. Он сказал, что все остальные умерли и были заменены вновь прибывшими людьми. Я думаю, он оказался одним из немногих выживших среди тех, кто был захвачен в самом начале. Все они были брошены на произвол судьбы, как только стали слишком слабыми и больными, будучи уже не в состоянии приносить пользу в осуществлении новых планов монстра.

– Он знал, что это за планы?

– Его не заставляли работать, поэтому он не смог догадаться, что там происходит. Пожалуй, его это все уже не интересует – настолько он истощен и апатичен!

– Питер! Питер! – шептала Мэри, но на его измученном лице не было заметно даже намека на реакцию. Наверно, она заблуждалась, считая, что сможет вернуть его к жизни. Но Мэри продолжала сидеть возле кровати Питера и держать его за руку.

Два невозмутимых молодых офицера вошли внутрь и сели у дверей передвижного госпиталя. Один из них принес портативный магнитофон. Они не беспокоили Мэри вопросами, и она не обращала на них внимания. Они тихо переговаривались между собой или читали. Время от времени то один, то другой менялись местами с прибывшими им на смену. Заходили медсестры и заменяли пустые сосуды с плазмой и питательной жидкостью в капельнице Питера на новые. Медленно ползли часы, каждый из которых, казалось, длился неделю.

Один раз она заснула, когда проснулась, ее сердце учащенно забилось от страха – ей показалось, что она пропустила проблески сознания Питера. Но никаких видимых изменений в его состоянии не было. Или были?

– Питер! – снова позвала она. И глаза Питера открылись… его взгляд скользнул по лицу Мэри… В глазах промелькнуло изумление.

– Но… – сказал он слабым голосом и улыбнулся.

– Да, – сказал Питер, отодвигая в сторону кипу фотографий и оставив только одну. – Я видел такие штуковины. Что-то вроде огромных полок с цилиндрами, стоявшими на площадке ракетной базы.

– Хорошо, – сказал лейтенант. Он сделал пометку. – Мы думаем, что это баллоны с кислородом. Множество таких баллонов было выкопано в том месте Атлантического океана, где укрывался монстр и откуда он появился. А как насчет этого?

Питер изучал фотографию, нахмурившись.

– Нет, такого я, кажется, не видел. Какого это размера, большое или маленькое?

Лейтенант показал руками приблизительные размеры предмета. Питер посмотрел и еще раз отрицательно покачал головой.

– А что вы скажете об этом?

На фотографии было мутное нечеткое изображение ракетной базы. Она была сделана с борта сканирующей ракеты, поэтому детали смазались.

– Не могли бы вы описать те объекты, которые неразличимы на этой фотографии?

Питер порылся в своей памяти, стараясь сориентироваться и понять, как соотнести предметы, снятые сверху с большого расстояния, с тем, что он видел на земле.

– Это сооружение изменилось с тех пор, как я его видел, – сказал он наконец. – Мне так кажется. Когда я там был, оно представляло собой голый каркас, несколько распорок и металлических щитов. Теперь оно выросло, и каркас обшит чем-то сверху.

– Нам тоже так показалось. Похоже, что это то самое сооружение, вокруг которого все и вращается. у вас есть идеи, что бы это могло быть?

– Нет.

Питер продолжал крутить фотографию в руках.

– Может быть, это всего лишь очередное, защищенное металлическими пластинами убежище для монстра? Я знаю, что он был вне себя от ярости, когда ракеты упали на его штаб-квартиру. Возможно, это сооружение призвано служить заменой тому паланкину, в котором мы должны были повсюду его носить.

– Полагаю, что это возможно, – сказал лейтенант с сомнением в голосе. – Но, бог мой, оно, наверно, весит не меньше сотни тонн или даже больше!

– Думаете, его это беспокоит? – мрачно заметил Питер и содрогнулся при воспоминании о том, что он видел в Джексонвилле. – Монстр заставляет одних людей ложиться на землю, а других тащить его паланкин по их окровавленным телам, так как по крови паланкин легче скользит.

Мэри успокаивающе положила руку ему на плечо. Он наклонил голову и прижался к ней щекой. Питер уже научился не двигать культей.

– Хорошо, спасибо, – сказал лейтенант и убрал фотографии в папку. – Я оставлю вас одних и дам вам отдохнуть. Мы вам действительно очень благодарны за помощь.

– Надеюсь, что несчастным людям, оставшимся в рабстве у монстра, моя помощь будет еще полезнее, – сказал Питер. – Врачи отпускают меня из госпиталя завтра утром. Я пойду на передовые посты и займусь работой прямо на месте.

В Джексонвилле строительство определенно приближалось к концу. Лихорадочный темп работ замедлился. Теперь на ракетной базе спешка наблюдалась только вокруг таинственной металлической конструкции, сооруженной из использованных автомобильных деталей. Баргин некстати вспомнил свои слова о том, что монстр, возможно, способен изготовить ракеты из самого невероятного хлама.

Темнело. После захода солнца Джексонвилл вымирал, там не было видно ни электрических огней, ни движущегося транспорта, ни даже костров. Было холодно. Баргин с жалостью думал о тех несчастных, которым приходилось ютиться и сбиваться в кучи в полуразрушенных зданиях, чтобы хоть как-то согреться. Если это ожидание затянется до зимы, многие из ослабленных и больных людей просто погибнут, оказавшись без крова. Не важно, насколько хорошо они были одеты и накормлены, но после дождя, например, они все слягут с пневмонией, как колосья, срезанные жнецом. Он отозвал сканирующую ракету. Сейчас было слишком темно, чтобы получить четкие фотографии. Завтра они точно узнают, что их ждет впереди.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Первый сигнал о приближении развязки поступил за час до рассвета.

Автоматы-наблюдатели, находившиеся на границе захваченного монстром района, зафиксировали начавшееся передвижение людей. Что это еще одна армия вроде той, что не смогла противостоять операции «Экскаватор»? Они включили прожекторы и стали всматриваться во внезапно осветившиеся окрестности.

Да. Что-то в этом роде. Только в этом войске не чувствовалось того отчаяния, которое отличало первые вооруженные отряды. Скорее это напоминало движение стремительного потока, безостановочный марш рекрутов из Саванны и Брансвика. Несомненно, они были частью той же самой орды.

Они остановились лишь на мгновенье, когда проходили мимо передовых наблюдательных постов; разбили прожекторы, снесли на своем пути телевизионные камеры и микрофоны и продолжили свое движение. Их лица ничего не выражали, шаги были замедленны. Они шли вперед как живые трупы, механически переставляя ноги.

Солдаты, защищавшие передовой рубеж, готовились к достойной встрече с этой массой людей, хотя не переставали нервничать из-за того, что не знали, не настигнет ли и их подстегивающая боль, гнавшая вперед рабов монстра.

Но боль их не коснулась. Однако лавина людей, прибывших из города, текла мимо них, не обращая внимания на окрики, угрозы и приказы остановиться, сметала все на своем пути и катилась дальше.

В темноте ночи было трудно определить их численность, но казалось, что в этот безумный марш вовлечено не меньше четверти миллиона рабов. Иногда они обтекали со всех сторон военную машину, образуя вокруг нее маленький водоворот, и под натиском толпы она переворачивалась. Но движение этой гигантской армии было неудержимо.

Баргин был разбужен ординарцем и прямо в пижаме помчался к вагону, в котором находилась радиостанция, чтобы обобщить и проанализировать пугающие сообщения. Первое, о чем он подумал, был передвижной полевой госпиталь в освобожденной от населения зоне за кордоном. Там находился единственный человек, которому удалось вырваться живым от монстра. Его нужно было немедленно убрать с пути авангарда колонны.

Первые полчаса после объявления тревоги генерала занимало решение подобных задач, пока он не обратил внимание на то, что во всех поступающих известиях было нечто не совсем обычное. Никаких серьезных разрушений. Рабы не были вооружены. Подстегивающая боль настигала их даже здесь, но войска, сквозь которые двигалась колонна людей, не испытывали каких-либо страданий. Все это выглядело так, как будто вся масса людей должна была присоединиться к чему-то. Но к чему?

Поступило сообщение из медицинского подразделения. Они разработали способ, с помощью которого можно было справляться с рабами. Три солдата удерживали раба, в то время как санитары вводили ему анестетик. В настоящее время у них уже находилось около ста людей в бессознательном состоянии, но запасы анестетиков заканчиваются.

Молодцы, подумал Баргин и приказал, чтобы все запасы анестетиков, какие только можно было найти, были отправлены в медсанчасть.

Пришло сообщение от другого подразделения. Они использовали более грубый метод остановки, оглушая людей ударами по голове. В сообщении говорилось, что его применяют только к мужчинам в хорошем физическом состоянии. Женщин и детей беспрепятственно пропускали на очищенную от населения территорию. Западная сторона зоны эвакуации уходила вглубь материка примерно на тридцать миль, поэтому Баргин внес поправку в свой приказ, уточнив, чтобы анестетики и врачи ждали прибытия людей на другой стороне зоны эвакуации. К тому времени идущие рабы устанут, и с ними будет легче справиться, кроме того, у санитаров будет больше времени на подготовку к встрече.

Какой бы ни была цель монстра, энергия этого потока зомбированных людей рассеивалась без всякой пользы, не считая нескольких выведенных из строя аванпостов. Баргин нахмурился. Почему монстру оказались ненужными сразу столько рабов? Этому должно быть какое-то объяснение. Он ждал наступления рассвета; тогда сканирующая ракета могла бы сделать съемку, и они получили бы представление о том, что происходит в городе.

Возможно, это было задумано как диверсия. Возможно, монстр собирался с силами, чтобы завершить свой план. Возможно, он был готов приступить к атаке ядерными снарядами в отместку за ракеты, падавшие так близко к цели.

Не исключено, что у него припасено что-то такое, что людям даже и не снилось.

Шум мотора вертолета прервал его размышления.

– Посмотрите, не Тренты ли это, и если это они, приведите мне кого-нибудь из разведки, – приказал он ординарцу.

Ординарец отдал честь и ринулся выполнять задание.

Это были Тренты. Питер шел по направлению к генералу неуверенной походкой. Культя ампутированной руки была забинтована, второй рукой он обнимал за плечи Мэри. Как только он забрался в машину командира, Баргин усадил его.

– Извините, что я вытащил вас из кровати так внезапно, – сказал он. – Я слышал от доктора Левика, что вы собирались уже сегодня встать, а в связи с этим безумным стадом зомби, двигающимся прямо на полевой госпиталь, я рассудил, что для вас будет безопаснее находиться здесь, а не там. Как вы себя чувствуете?

Питер криво улыбнулся.

– Хожу не очень уверенно, но в остальном все хорошо.

Лейтенант разведслужбы, который допрашивал Питера в первый вечер после его прибытия, отдал генералу честь и подошел к ним, держа в руках папку с документами.

– Ну, хорошо, – проворчал Баргин. – Трент, вы лучше нас представляете способы, с помощью которых монстр управляет рабами. Я склонен считать, что эта вспышка активности двухсот тысяч людей не более чем отвлекающий маневр. Как вы думаете, оценивает ли он наши силы настолько высоко, что считает нужным запутывать нас?

Питер покачал головой.

– Думаю, он по заслугам оценил нас только после того, как получил пару памятных уроков в течение последних нескольких дней. Когда я уходил, он все еще обращался с людьми как со сбродом, не заслуживавшим его внимания. Я думаю, что только благодаря этому я смог уйти из города. Он считал, что я уже ни на что не годен.

– С другой стороны, – продолжал рассуждать лейтенант, – первые сообщения о составе жертв, которые покинули город, говорят о том, что среди них очень мало людей практического труда, инженеров или рабочих фабрик. Естественно, трудно сказать, с чем это связано. Но, может быть, монстр удерживает технических специалистов и технологов потому, что их знания полезны для него.

– Если так, то я ошибаюсь. Возможно, мне так показалось потому, что, когда я был в городе, в основном там продолжались несложные работы, например расчистка улиц от каменных завалов или от разбитых автомобилей, то есть такая работа, которую мог бы выполнить любой. Другое дело – работа на ракетной базе. Там ему могли понадобиться инженеры и другие специалисты.

– В таком случае, мы можем считать это признаком нашей победы, – сказал Баргин. – Мы заставили его признать, что у нас есть интеллект, на который ему стоит обратить внимание. Как я понимаю, вначале он легкомысленно использовал университетских профессоров для рытья канав. Теперь он понял, что проще использовать тех людей, которые знают, как сделать то, что он хочет.

– Но чего он хочет? – спросила угрюмо Мэри.

– У меня есть предчувствие, что мы скоро это узнаем, – ответил Баргин.

Он сверил свои часы. До рассвета осталось тридцать пять минут. Баргин повернулся к радисту, зевавшему во весь рот.

– Приведите ко мне пилота, который согласится поднять вертолет над городом. Если войска не подвергаются болевой атаке со стороны монстра, есть вероятность, что нам удастся, в конце концов, посмотреть на город своими глазами.

Спустя четверть часа пришло сообщение, что летчик пролетел низко над городом, на высоте примерно пятисот футов. Он не заметил ничего особенного во владениях монстра. К счастью, болевой атаке он не подвергался. Баргин выслушал известие молча, затем выпрямился.

– Ладно, я хочу сам посмотреть, что там происходит. Я устал от этой борьбы в потемках. Возможно это только короткая передышка, и мы должны использовать малейшие преимущества, которые она нам дает. Вероятно, монстр решил, что может справляться без помощи людей, тогда мы сможем запустить ядерный снаряд и уничтожить его. Возможно, все оставшиеся в живых люди покинули город, а для него они создали механических роботов-исполнителей.

– Но что если он специально позволил вертолету пролететь над городом для того, чтобы заманить нас в ловушку? – спросила Мэри.

Баргин пожал плечами.

– У меня есть автоматическое управление во всех вертолетах, как и на том, на котором ваш муж вернулся после обнаружения корабля «Королева Александра». И наши противоракетные батареи настроены таким образом, чтобы сбивать все, что движется со стороны базы в Джексонвилле. Поэтому вряд ли полет представляет большую опасность.

– В таком случае я хотел бы полететь с вами, – твердо сказал Питер.

– Возможно, я смогу заметить те изменения, которые произошли за последнее время. Тогда специалистам будет намного легче сделать правильные выводы.

Сначала большой вертолет летел медленно и осторожно – ведь успех предыдущего полета мог объясняться тем, что вертолет случайно проскочил в лазейку в обороне, которая к настоящему времени уже закрыта. Но ни ракетной, ни болевой атаки не последовало.

В вертолете помещалось двадцать пассажиров. Баргин напичкал машину телевизионными передатчиками, кинокамерами, записывающими устройствами и операторами, которые управлялись со всей этой аппаратурой. Лейтенант из службы разведки делал какие-то пометки и включил свой магнитофон, чтобы записывать комментарии Питера.

Они пристально смотрели вниз, на город, который казался почти таким же пугающим и мертвым, как снимки поверхности луны. Он был безжизненным. Они увидели всего несколько птиц и в бинокль смогли разглядеть рабов, съежившихся в укромных уголках: возможно, они были мертвы.

– Ничего, – сказал Питер угрюмо. – Или почти ничего. Я не знаю, где скрывается хозяин, то есть монстр, как вы его называете. Любопытно, не правда ли? Как только человек начинает работать под его контролем, у него появляется чувство, что монстр действительно высшее существо. Очевидно, это чувство подкрепляется болевым рефлексом. Это похоже на промывание мозгов.

– Вы помогали переносить его в церковь, куда он переехал из разрушенного здания мэрии?

– Да. Но после этого я заболел лихорадкой и не помню, переносили его куда-нибудь впоследствии или нет. Как насчет того, чтобы посмотреть, что происходит на ракетной базе?

Баргин тяжело вздохнул.

– Это самое рискованное мероприятие. Мы должны держаться довольно далеко от нее, чтобы противоракетные установки смогли отразить удар, если в нашу сторону запустят ракету. Ну, хорошо. Раз надо, так надо. Летчик!

В районе ракетной базы они заметили движение.

Вокруг завершенного корпуса таинственного объекта, среди обломков металла лежало множество изможденных рабов. Многие лежали прямо на голой земле. Вспоминая, как часто он валился там же, где стоял, Питер ощутил прилив острой жалости.

Но некоторые люди продолжали, пошатываясь, работать. На них были надеты специальные комбинезоны. Другие, без комбенизонов, подносили им инструменты. С высоты невозможно было определить, что это за инструменты, поскольку вертолет завис немного в стороне от базы, а разведчики не решались пролететь непосредственно над ней. Небо посветлело.

Питер попытался схватить Баргина за плечо своей левой ампутированной рукой. Культя дернулась, и острая боль на мгновение ослепила его и заставила вскрикнуть.

– Скорее, назад! – резко приказал Баргин, испугавшись, что монстр настиг их приступом боли.

– Нет, нет! Это моя культя! – сказал Питер. – Но разве вы не видели? Не заметили? Полоску зеленого света под этой штуковиной на площадке. Вспышка зеленого света снизу!

Баргин удивленно покачал головой.

– Я видел ее, – сказал оператор, снимающий город на кинокамеру.

– И вы заметили? – настаивал Питер. – Но под этой штукой ничего нет! Она должна весить не меньше ста тонн. И нет никакой опоры, на которой бы она стояла! Она просто парит над землей!

– Возможно, вы ошиблись, – коротко заметил Баргин. Он настроил бинокль и снова посмотрел вниз. – Нет, не хватает света, чтобы что-нибудь разглядеть. Но… теперь, я думаю, нам действительно пора убираться отсюда. Мне кажется, что чудовище приближается.

Они с тревогой смотрели вниз. Из ворот одного из огромных ангаров, с трудом передвигаясь, цепочкой вышли поющие рабы. И как раз в тот момент, когда вертолет развернулся, чтобы улететь, они мельком успели увидеть, как в свете дня появился монстр.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Баргин протиснулся мимо операторов, работающих у магнитофонов, и наклонился над микрофоном. Из эфира доносились самые противоречивые сообщения о ситуации вокруг кордона. Баргин связался с командным пунктом на базе и приказал обеспечить ему прямую связь с главным транслятором.

– Внимание всем подразделениям! – громко объявил он. – Приготовиться к противоракетной операции, к действиям по эвакуации раненых и убитых, к воздушному бою на всех уровнях и возможной ядерной атаке на город. Монстр находится на ракетной базе в Джексонвилле, и в его распоряжении появилось что-то новое!

Напряженно глядя в бинокль, так, что у него даже заболели глаза, Питер почувствовал, как у него упало сердце. Монстра несли к этому странному сооружению. Он был уверен, он видел, что оно парит над землей! И он снова увидел зеленый свет, теперь он был еще ярче и казался почти плотным в промежутке между землей и этим сооружением.

Вслед за этим…

– О, Боже! – прошептал тихо Питер. – Посмотрите!

Громкие восклицания означали, что другие пассажиры тоже увидели происходящее. Баргин приказал летчику кружить на небольшом расстоянии от базы, потому что, как бы опасно это ни было, они не могли себе позволить упустить самое невероятное зрелище из всего когда-либо виденного.

Металлический корпус медленно поднимался над землей на столбе прозрачного зеленого света, нарушая все мыслимые законы физики, которые знал Питер. Невероятно; корпус поднимался в воздух так же легко и мирно, как будто это был воздушный шарик, улетающий ввысь в спокойное небо…

– Что он собирается делать? – громко спросил Баргин. – Он вооружен? Он хочет использовать эту ракету как постоянный передвижной штаб? Или он собирается прямо сейчас отправиться на нем в космос? Если он поднимется выше нескольких тысяч футов, вы понимаете, что это значит? Он в наших руках!

– Да, конечно, – выдохнул Питер.

Сразу за зоной эвакуации стояла наготове ядерная ракета. Если монстр собирался взлететь достаточно высоко, так, что взрыв не принесет большого вреда людям, они смогут, наконец, использовать ее.

– Генерал! – сквозь треск в эфире раздался голос. – Мы видим что-то вроде зеленой ракеты, поднимающееся в воздух с площадки ракетной базы. Стрелять по ней?

Казалось, говоривший находился в состоянии плохо контролируемого ужаса. Его голос дрожал от напряжения.

– Нет! – резко оборвал его Баргин. – Нельзя провоцировать монстра ни на какие действия до тех пор, пока он не поднимется достаточно высоко!

Ракета продолжала подниматься, набирая скорость. Баргин колебался, потом сощурил глаза и вновь наклонился к микрофону.

– Обеспечьте мне связь с базой «Последняя Надежда», – приказал он.

Когда его соединили, он передал последние наблюдения.

– Он продолжает подниматься. Вы готовы стрелять?

– Мы будем считать до шести, генерал, – услышал он ответ. – Я держу его на прицеле.

– Послушайте, вы находитесь на расстоянии сорока восьми миль, правильно? Когда угол азимута достигнет двадцати градусов, можете стрелять.

– Хорошо, генерал, – прозвучал взволнованный голос. – Поверьте, мы победим.

– Интересно, сам-то он верит? – Думал Питер, наблюдая за загадочным летательным аппаратом монстра. Знал ли монстр, что подставляет себя под удар, которого он избежал до сих пор только потому, что люди, которых он считал примитивными, оказались не настолько примитивны, чтобы уничтожать себе подобных, пока были открыты другие способы борьбы с ним?

Возможно, знал. Может быть, то, что люди, которых он считал не заслуживающим внимания сбродом, проявили себя как достойные противники, являлось для него страшным позором, и его кодекс чести как якобы высшего существа требовал от него смыть этот позор смертью. Они, наверно, никогда этого не узнают. По крайней мере, до тех пор, пока среди звезд, куда скоро доберутся люди, их пути опять не пересекутся.

Летательный аппарат монстра отвернул немного в сторону, как будто осматривая город, лежащий внизу, или специально сбивая курс, так как выстрел по нему ядерным снарядом требовал абсолютно точной наводки. Во рту у Питера все пересохло, и он мог слышать, как Баргин бормотал что-то про себя.

Затем это произошло. Это выглядело так, как будто столб зеленого света, чье сверкание было почти слепящим, скользнул по небу и исчез, оставив за собой лишь красный след. Они почувствовали, как вертолет вибрировал под порывами ветра, вызванного сверхскоростным движением летательного аппарата, пока они задирали головы вверх в напрасной попытке увидеть, куда он улетел.

– В любом случае, мы победили его, – сказал Баргин. – Похоже, он решил вернуться в космос. Мне жаль только, что он так легко отступил. Вряд ли мы сможем когда-нибудь построить что-либо подобное, что будет летать как этот аппарат.

Он нагнулся к микрофону.

– «Последняя Надежда» ответьте, вы успели выстрелить?

– Он захватил нас врасплох, генерал, – последовал ответ, в голосе звучали извиняющиеся нотки. – Снаряд, наверно, не долетел одну милю. Бог мой, что он использует в качестве энергии, генерал?

– Откуда я знаю? Через какое-то время мы зададим этот вопрос техническим специалистам, которые работали вместе с ним, и сможем по крупицам воссоздать и использовать эти знания…

– О Боже, только не это! – перебил генерала голос, полный ужаса. – Генерал, мы упустили ракету!

– Что? Как? Когда она последний раз была зафиксирована на своем курсе?

В мозгу Баргина мгновенно пронеслась картина летевшей в случайном направлении боеголовки мощностью несколько килотонн. Может быть, она уже перехвачена монстром!

– Скорее!

– Она пересекала столб зеленого света, – произнес голос в рации. – Она двигалась точно по заданному курсу. Только монстра там уже не было. И с того момента…

– Генерал, – сказал Питер спокойно, глядя вверх через иллюминатор вертолета. – Вот ваша ракета, или я очень сильно ошибаюсь. Кроме того, кажется, она выполнила свое задание.

Баргин недоверчиво проследил за его взглядом. На фоне светлеющего предрассветного неба они увидели медленно растущий шар огня, сиявший как огромная утренняя звезда.

До них донесся слабый отголосок далекого грома.

– Да, мы получили подтверждение с обеих космических станций и с базы на Луне, – сказал Баргин. – Как мы представляем, господин президент, этот столб зеленого света, на котором космический корабль монстра поднялся вверх, являлся побочным продуктом использования невероятно мощной энергии. Но не ядерной. А как говорят ученые – гравитационной. Внутри этого столба пространство скручено в спираль. Вряд ли это о чем-либо говорит обычному человеку, только физики или математики могут понять данное явление в полной мере. Мы думаем, что законы гравитации не действовали внутри этого светового столба, вот почему корабль монстра смог подняться в воздух так быстро. Скорость, с которой пущенная нами ракета достигла столба, помогла ей проникнуть в его внешний слой. Внутри этой области гравитация была поляризована или что-то в этом духе. Это привело к тому, что ракета взлетела прямо вверх, вдоль столба, вместо того, чтобы продолжать свой полет в горизонтальном направлении. На высоте ста десяти миль она настигла корабль монстра и…

Президент нервно ослабил воротничок рубашки. – Ну, хорошо, – сказал он. – Я полагаю, не так важно, как именно это произошло, главное, что это случилось. Думаю, скоро все встанет на свои места, жизнь нормализуется, хотя виденные мною сообщения о потерях, которые мы понесли в Джексонвилле, говорят о том, что огромное количество людей будет направлено в клиники психических заболеваний… Доктор Гордон, что считают ваши ученые, нет ли на дне моря еще монстров вроде этого? Гордон покачал головой.

– Кто знает, я надеюсь, что нет. Вероятность потревожить этого монстра была равна примерно одной миллионной, поэтому, даже если другие монстры прячутся на дне океана, они не пробудятся до тех пор, пока мы не начнем активно исследовать океан на больших глубинах.

Он закрыл лицо руками.

– Я был так уверен, – пробормотал он. – Когда мы нашли Атлантиду, я думал, что мы нашли атлантов и, возможно, стали открывателями затерянной цивилизации.

– В каком-то смысле, – сказал Питер, – так оно и было. Только сюрпризы, с которыми мы столкнулись, оказались не столь приятными. Возможно, человечество не продвинулось бы в своем развитии так далеко, если бы наши предки не оказались в свое время под игом таких существ, как это чудовище!

– Я должен сказать, что у многих людей теперь могут возникнуть сомнения в правильности решений об ассигнованиях средств на исследования космоса, – сказал президент резко. – Включая и меня, я думаю. Если это чудовище является образцом жизненных форм, населяющих другие миры, тогда…

– Напротив, господин президент, – возразил Питер. – Думаю, у этого существа был определенный опыт, прежде чем он прилетел на Землю. Это означает, что он уже встречал подобных нам, и когда мы достигнем звезд, то мы найдем там разумных существ, похожих на человека, так же как и чудовищ, вроде этого монстра, от которого нам удалось избавиться. Мы справились с ним. Я даже склоняюсь к мысли оставить океанографию и заняться космическими исследованиями, хотя бы ради того, чтобы быть среди первых людей, кто встретит других существ, похожих на нас.

– Только нам следует быть чертовски осторожными, – заметил Баргин. – Мы должны лететь в космос с запасом водородных бомб в одной руке и с трубкой мира – в другой, и я боюсь, мы можем ошибиться, когда будем выбирать между ними. Но это единственный способ.

Президент неожиданно улыбнулся.

– Я рад, что монстр был найден именно сейчас, – сказал он. – Это моя личная точка зрения, но я твердо уверен, что подавляющее большинство людей будут связывать это событие со временем моего президентства. Это, конечно, говорит не в мою пользу, но если бы это случилось, ну, скажем, пятнадцать или двадцать лет назад, когда Земля была буквально напичкана ядерным оружием, использование водородной бомбы в Джексонвилле спровоцировало бы начало войны, даже если бы мы заранее предупредили общественность, почему мы это делаем. Они бы решили, что монстр – это секретное оружие русских!

– Или если бы это случилось лет сто назад, – добавил Баргин, – когда у нас были только ружья вместо ракет, не было телевизоров, с помощью которых можно было бы получать информацию с наблюдательных пунктов, оснащенных роботами. Мы бы все еще оставались его рабами.

Всепоглощающий ужас причинил страдание, возможно, каждому тысячному человеку во всем мире, размышлял Питер. В число жертв монстра входили не только его рабы, но и те, кто страдал от приступов боли, вызванных им, кто охранял кордоны, кто пытался извлечь хоть какую-то информацию из поведения монстра и определить слабые места в его психологическом и физическом состоянии, кто ухаживал за больными, кто покинул свои дома.

Но всего за несколько месяцев они сумели добиться преимущества над ним.

Это было хорошее предзнаменование. Если бы они снова встретили такого же монстра, то это уже не была бы попытка всего одной десятой от одного процента людей противопоставить свою волю чуждому разуму. Это будут – это должны быть – объединенные усилия всех людей.

Его уже не будет среди них. Он осторожно подвигал своей культей. Хотя в физическом смысле он и пострадал, но его разум остался невредимым и свободным.

Он взглянул на Мэри и вспомнил о Люке. Черт возьми! Что это был за секрет, о котором он хотел, но так и не смог рассказать? Питер не был уверен, но думал, что секрет был связан– с тем фактом, благодаря которому Люку удалось сохранить доверие монстра и занять важное положение в его свите, в то же время продолжая строить планы борьбы с ним. Это было что-то, о чем мог знать только свободный человек.

У людей часто происходит смена идолов, но когда у них за спиной есть богатый опыт смены одного идола на другого, они перестают бояться их власти.

Эра чудес

Глава первая

Видения пронзали его сознание, словно иглы шамана восковую куклу.

Все лето недостатка в пище не было. Лис избегал тех мест, куда вторглись чужаки, мир, где рождались гремящие мистерии, пахло гарью и слышались взрывы. Лето подошло к концу. Какое-то время всюду стояла распутица. Под дождем шерсть промокала насквозь, отчего ветер казался еще холоднее и пронзительней. К началу заморозков взрывы и вспышки стали появляться постоянно.

Лис развернулся и нырнул обратно в заросшие травой кусты. Трава пожухла и пожелтела, а кусты врезались пустыми ветвями в небо.

Снег отнял и это.

Лис смирился с новым положением вещей. Он не понимал этих изменений и никак не мог на них повлиять. Проваливаясь под тонкий наст, оставляя за собой следы, он подкрался к границе и остановился. Несмотря на то, что голод не давал забывать о себе ни на секунду, он задумался. Все его существо стояло перед выбором: голод здесь или неизвестность там, по ту сторону границы.

Снова завыло. Лис бессознательно бросился вперед, это было последнее, что он сделал.

Позже, когда его тело убрали вместе с другими, пришли люди с автоматами и осмотрели окрестности. Его лисица и последний немногочисленный выводок были убиты. Машины по замерзшей и обледенелой новой зимней дороге ехали аккуратней.

В темноте он стонал. Что-то мокрое и липкое покрывало его лицо, грудь и ноги. Валяясь в грязи, он сражался с призраками.

В этом человеке было что-то очень знакомое. В освещенном свечами помещении за закрытыми от посторонних дверьми он… работал. То и дело он отрывался от работы и нервно оглядывался по сторонам.

О таких людях мы знаем очень мало. Улыбка, искривленная сарказмом. Вне всякого сомнения, мы уверены, что они могут устроить ядерный взрыв на любом от себя расстоянии, так как этому мы уже успели научиться на своих ошибках.

(Совсем не смешно.)

Еще один нервный взгляд, и снова за работу. Знание есть главнейшее оружие. Обычно люди говорят, что мы сражаемся во тьме. Но что это за сражение, если ты не знаешь ни врага, ни почему он вдруг стал твоим врагом? И все это нам просто необходимо выяснить.

(Что за шум? Футбол? Ну, так оно и есть… ничего не видно.)

Мертвая пауза, ответ приходит сам собой: трюк перевозбудившегося воображения. Что-то захватывает все внимание и порождает внутри пульсирующее возбуждение. Может, это…?

Он лежал в темноте. Один-одинешенек. Судорожно корчась, словно его только что ударили, он тонул в липкой грязи…

Богохульство! Крик, затем удар и, наконец, триумфальный смех. Ищи, дабы проникнуть в секреты того, что хранится не в знании, но в вере. Богохульник!

Плевок на лице. Будто вокруг одни взбесившиеся животные. Кривозубый рот, изрыгающий догмы, разросся до громадных размеров, растянулся от горизонта до горизонта. Входя в святой город среди светящихся ангелов, ступай с любовью к людям, а не с нетерпимостью, богохульник и выскочка! И вот снова и снова стук сапог.

Он попытался уползти, и тут у него открылись глаза. Не смог ничего разглядеть и подумал, что ослеп. Перевернулся, на губах остался кислый привкус стекающей грязи. Человек — венец мироздания (ирония) валяется в грязи, как свинья в свинарнике.

Словно шаровая молния, взорвалась и расцвела неистовая ярость, озарив ландшафты его разума прекрасным сиянием смерти. Кто бросил его сюда? Кто швырнул его, словно дохлую собаку, в эту грязную канаву?

Он. Это сделал он.

Цепляясь ногтями за стены канавы, человек попытался подняться. Он чувствовал, как мерзкая глина забивается ему под ногти, облепляет пальцы. Члены онемели, словно деревянные прутья. На три четверти мертв, но разум живет ненавистью.

Темнота — ночь — темнота — ночь…

Над кромкой канавы он увидел огни и вспомнил о тех, что видел раньше. Возжелал пойти за ними. Извиваясь, карабкаясь, упираясь, он пытался подняться и вылезти наружу. Не смог и упал назад. Словно заключенный, закованный в кандалы и ожидающий возвращения мучителей, он пытался избавиться от липкой глины, от слабости своего тела, от своей беспомощности. Раскаленная добела ненависть, как лава погребающая хижины крестьян на склонах Этны, отравляла в нем все человеческое.

Потеряв человеческое лицо, он понял, что границы времени и пространства не так уж непроходимы в сравнении с краями этой глубокой канавы.

Когда эта фигура появилась в ресторане, все замерло. Лишь мгновенье в нависшей тишине еще слышался решительный голос мужчины, выторговывающего ночь у девицы. Затем пустота. Еще не утихший в головах шум разговоров и музыки повис в воздухе, словно пыль.

Уже одно его присутствие было пощечиной. Достаточно одного взгляда, чтобы увидеть, во что он превратился, и понять, что в нем отвратительным образом осквернено все человеческое. Ни маска Красной Смерти, ни Нааман, белый от проказы, не смогли бы навести такой ужас на компанию, как этот человек. Изорванная в клочья одежда висела на нем лохмотьями, как на пугале. Бурая грязь прилипла к его лицу, груди и ногам. Он шел, шатаясь, оставляя за собой на полу ресторана мокрые следы.

Шли секунды. Послышалось несколько безликих выкриков в зале. Однако, судя по силе его горящего целенаправленного взгляда и целеустремленности, было ясно, что он сосредоточен на одном конкретном, присутствующем здесь, человеке. Для чего? Для возмездия? Никакой уверенности. В эту Эру Чудес никогда нельзя ни в чем быть уверенным.

Он за кем-то пришел, — подумал Ден Рэдклифф. Сама по себе мысль казалась неправдоподобно глупой, как призрачные вспышки сна, полного сюрреалистического абсурда, — За мной. Он направляется прямо ко мне.

Лишь биение собственного сердца и пошатывающаяся приближающаяся фигура незнакомца напоминали ему о течении времени. Больше ничего. Будто закованный в прозрачный пластик, он застыл позади тех, кто сидел вместе с ним за столиком. Расстояние между ним и противником было, по крайней мере, в длину стола.

Оно сократилось до двенадцати шагов, до десяти, до восьми. Вдруг девушка за столом — Рэдклифф знал ее как Мору — закричала и вскочила на ноги, за ней последовали и все остальные. Чары развеялись. Ден Рэдклифф снова мог двигаться, что-то сделать, чтобы дать отпор этому ужасу, разбить его, раскрошить эту непристойность, шагающую в облике человека.,

Он схватил первое, что попалось под руку, им оказался тяжелый стеклянный кувшин с водой. Швырнул его человеку в плечо, заставив того на мгновенье, пока вода, смывая грязь, стекала по щеке, потерять равновесие.

Схватил за горлышко бутылку. Теперь, вскочив, Ден Рэдклифф почувствовал, как его нервы снова вернулись к жизни — они жгли его, как обжигает хорошее виски, разливаясь по венам. Но напрасно с поднятой бутылкой ликера в руке он ожидал помощи.

Человек заговорил. Его отвратительный скрипящий голос наполнил зал, словно ворвавшийся в нарушенный вакуум воздух. «Будь ты проклят! — заорал он. — Будь ты проклят! Будь ты проклят! Это все со мной сделал ты. Ты, скотина!»

Вопреки желаниям Рэдклиффа, подозрения пошатнули его и без того ослабленное алкоголем самообладание, и он, замахнувшись, бросил, что есть силы, эту бутылку человеку в лицо. Она содрала кожу со лба и, звеня, покатилась по полу. В ту же секунду зал охватила давно ожидаемая паника.

Крушились стулья;обезумевшие в борьбе мужчины и женщины, разбрасывая во все стороны столовые приборы, разбивая вдребезги тарелки, срывали скатерти со столов. Официанты вместе с музыкантами группы, использовавшими свои инструменты в качестве оружия, присоединились к остальным. Сто человек неслись к выходу шириною в ярд, разбивая все и всех на ходу, пока управляющий ни включил паралитический газ, и тогда на всех, словно манна небесная, снизошло забвение.

Мертвецки бледная фигура все еще стояла перед Рэдклиффом. Как шары в кегельбане, он швырял в нее все, что попадало ему под руку: бутылки, стаканы… Ножи из-за своих тяжеловесных рукояток в ход не шли. Пролетела тарелка и, как не достигший цели не очень удачный сарказм, упала где-то с боку.

Рэдклифф услышал шипение газа, и его охватил ужас. Насколько он знал, тот, стоящий напротив него, мог вообще не дышать, мог раствориться в воздухе, мог быть вызван анестетиком. Прежде чем газ подействовал и на него, он собрался с силами, зацепился руками за край стола, сделал последний рывок и приподнял его. Ему удалось накренить стол вперед, перевернуть и уронить его поверх бесчувственной, охваченной ненавистью неподвижной фигуры, озарив триумфом свой провал в бессознательное. А вслед за ним с треском рухнули его прошлое и надежды на будущее.

Глава вторая

История последних лет двадцатого столетия, пробормотал Уолдрон, будет историей о том, что ничего не произошло.

Напротив него за столом натянуто сидел Кэнфилд, который был, безусловно, оскорблен:

Что?

Да так, ничего, ответил Уолдрон, продолжай.

Конечно, добавил он, едва шевеля губами: если никто не подумает ее переписать заново.

Кэнфилд все еще продолжал пристально вглядывался, его мрачное лицо источало враждебность. Уолдрон, утомленный его видом, резко потребовал:

Да, черт возьми, продолжай, наконец! Ты пришел с отчетом, так выкладывай.

Тот поворчал и перелистнул несколько страниц своего отчета.

Мы отправились туда, как только нам позвонили. Там была бойня, но управляющий включил газ. По его словам, этот псих просто возник на пороге у гардероба и направился прямо к столику. Он наблюдал за происходящим из бронированной стеклянной кабины у…

Я знаю Город Ангелов, перебил его Уолдрон. И заметив, что Кэнфилд начинает раздражаться, добавил: Я всегда туда хожу… Конечно, когда могу себе это позволить.

Реакция Кэнфилда его абсолютно не интересовала. Кэнфилд сжал губы, словно пытаясь сдержать ругательства, готовые вот-вот сорваться с его губ, и только потом продолжил свой отчет.

Безусловно, глупо было бы утверждать, что этот псих просто возник. Я привез с собой швейцара и гардеробщика, допросив их по дороге. Они говорят, что пропустили большую часть происшедшего, потому как якобы находились прямо у двери. Либо они лгут, либо запаниковали и не хотят этого признавать.

Откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, Уолдрон сказал:

В каком состоянии был псих, когда ты достал его из-под стола?

Ход мыслей Кэнфилда был прерван, и он замялся:

В грязном, наконец, проговорил он. Весь измазанный, в лохмотьях, в синяках, часть из которых, я считаю, были оттого, что в него бросали в Городе Ангелов.

Человека в таком состоянии никогда бы не пропустили в Город Ангелов через главный вход, произнес Уолдрон. А твое мнение меня не интересует, просто сообщи, что ты обнаружил.

Кэнфилд встал, захлопнул свой блокнот. Его губы нервно подергивались:

Что ты, черт возьми, пытаешься сделать? Вывести меня из себя, чтобы выкинуть из отдела?

Заткнись и сядь на место, грубо отрезал Уолдрон. противном случае, если тебе не хочется продолжать, можешь оставить мне свой блокнот и позволь тогда мне самому все выяснить.

Кэнфилд мгновенье колебался, но все-таки бросил блокнот на стол шефу, блокнот упал, словно пощечина, и вышел быстрым шагом, громко хлопнув за собой дверью. Плохо вставленные в окно стекла задрожали, карандаши в стакане застучали друг о дружку.

В комнате сразу как-то потемнело, хотя лампа была новой и не успела еще запылиться. Уолдрон сидел, не шевелясь, и смотрел на обложку блокнота.

История о том, что ничего не произошло…

Вот что выбывало из колеи Джеймса Арнотта Уолдрона: истерическая претензия на то, что мир все еще старый добрый мир. Однажды он закричит на какого-нибудь идиота, вроде Кэнфилда: «Как ты, черт тебя подери, смеешь утверждать, что ты Человек король мироздания? Ты крыса, насекомое, ты маленькая грязная ползучая вошь, навозный жук, копошащийся в своем навозе, но претендующий на то, что заставляет солнце крутиться!»

С какой стати я все еще торчу здесь? Где смысл? Почему я просто не уволюсь?

Его глаза блуждали от прямоугольной обложки блокнота к прямоугольной карте на стене. Нет, это была не карта города, это была карта двух полушарий со скудными, нанесенными вручную исправлениями. Теперь уже невозможно было купить ни обычную, ни правительственную карту, в точности отображающую мир таким, каким он стал на самом деле. Уолдрон уже не был уверен в достоверности своих добавлений карта оказалась точной ровно настолько, насколько позволили его возможности. Мазохист думали окружающие его коллеги вместе с Кэнфилдом. Честность, вот что это было на самом деле.

Почему они не могут понять, что это необходимо?

Среди массы аккуратно напечатанных символов карты пестрящие пробелы, обозначающие разоренные земли, радиоактивные зоны, в которые, словно следы над пропастью, врезались линии шоссе и железных дорог, они должны были быть включены в напечатанную карту. Было бы выше возможностей человеческого самообмана делать вид, что Омаха все еще существовала. (Хотя, конечно, не стоит постоянно повторять вслух о том, что город исчез.) Но черную изолирующую границу вокруг местности в форме языка в центре Северной Америки или такую же границу вокруг овальной зоны в Восточной Бразилии и серебряные подчеркнутые заплаты, словно изуродованные пентаграммы, обозначающие города чужих Уолдрон нанес собственноручно, когда ему осточертело общее заблуждение, что правительство Вашингтона и Оттавы все еще делают вид будто, как и прежде, имеют власть над этими территориями.

Однажды, декламировал он в пустоте комнаты, я привяжу колокольчик и лампочку с надписью НЕ ЛГИ СЕБЕ и подвешу их так, что каждый раз, когда будет открываться дверь, они будут звенеть и загораться.

Однако Уолдрон знал, так далеко не зайдет. Легко сказать людям, чтобы они взглянули правде в глаза, но нужно нечто большее, чем написанные или произнесенные слова, чтобы добиться результата.

Он был также напуган, как и все остальные. Также готов убежать от реальности. Его удерживал только стыд. Но он легко мог его потерять. Держать отдел в том же состоянии, как и прежде, стоило ему нервов. Поэтому-то он и набросился на Кэнфилда.

Наконец он заставил себя взять в руки блокнот, и стал просматривать его страницы, испещренные аккуратным, словно машинописный текст, почерком.

Это симптоматично? Так многим из нас необходимо делать какие-то мизерные вещи в совершенстве, будто нам предназначено бросить все сколько-нибудь значимые дела… на веки вечные.

Так! Знаки плясали на странице. Он заставил их остановиться усилием воли. В Городе Ангелов название было жестом несмелого вызова, сравнимым разве что с ребенком, показывающим нос взрослому, стоящему к нему спиной. Иногда все еще попадались такие экстраординарные попытки. Хотя слова, вроде «экстраординарный» теряли свою силу. В последнее время вы уже не услышите, чтобы люди говорили, как раньше: «Эра Чудес не прошла». Теперь, пожимая плечами, они говорили «ЭЧ», — и это уже говорило само за себя.

Когда Кэнфилд приехал, люди были похожи на развалины: растянулись у входной двери, где их застал газ. Под столом разбитый псих, а над ним тот, кто и был, по мнению управляющего, целью психа. Рядом с ними на полу лежали мужчина и две женщины.

Мужчина, лежавший на перевернутом кверху дном столе, был Деннис Рэдклифф.

Уолдрон нахмурился. Имя отдалось в голове, словно забытая мелодия. Он не смог сразу припомнить, откуда оно, и не стал понапрасну тратить время на воспоминания, ибо легко мог проверить это в картотеке.

Управляющий сказал, что Рэдклифф завелся, как сумасшедший, и стал швырять в психа все, что попадалось ему под руку: ножи, бутылки, посуду. Однако он не знает, чем все закончилось, потому, как пришлось бежать к дверям и включать газ.

Кэнфилд, естественно, закрыл заведение и собрал все 140 имен клиентов, официантов и остального персонала, тщательно обыскав их карманы, отыскивая удостоверения личности, а также привез с собой людей, непосредственно вовлеченных в инцидент: управляющего, гардеробщика и швейцара, которых подозревал в даче ложных показаний, Рэдклиффа и всех, кто был за его столом, самого психа и полдюжины различных людей для дачи перекрестных показаний. Трудоемкая работа.

Было уже десять минут одиннадцатого утра; Уолдрон почувствовал, что его силы на исходе, и перспектива штудировать дотошно собранные Кэнфилдом данные, мягко сказать, его не радовала.

Однако это было необходимо сделать.

С чего, черт возьми, начинать в таких делах?

Он захлопнул блокнот, снова напрасно нажал на выключатель интеркома на столе в надежде, что тот заработает. Не получив ответа, Уолдрон с трудом подавил в себе желание швырнуть его об стену и встал из-за стола.

Подвал, отделанный белым кафелем, всегда напоминал ему общественный туалет. Когда все его камеры были заполнены, он источал то же зловоние. Сегодня так и было. Одни из задержанных стонали во сне под ярким светом ламп, другие, считая, что даже пытаться заснуть бесполезно, сидели на жестких скамейках, уставившись в пустоту покрасневшими от усталости беспокойными глазами. Люди из Города Ангелов по большей части все еще были без сознания и лежали в последних трех камерах на скамейках и полу, как трупы в морге.

За столом лицом к камере сидел человек; появление Уолдрона заставило его поднять глаза. Тут же находились дежурный сержант Родригес и один из постоянных полицейских патологоанатомов доктор Морелло. Кэнфилд чистил и полировал свои зубы.

Внимательно наблюдая за его движениями, Уолдрон спустился по лестнице и протянул блокнот.

Извини, что я набросился на тебя, Кэнфилд, сказал он. Похоже, я просто немного устал.

Он облокотился на угол стола.

Кэнфилд, не проронив ни слова, взял блокнот.

Ну что скажешь, док? продолжал хрипящим голосом Уолдрон, обращаясь к Морелло. Что тебя сюда привело? Дело Города Ангелов?

Веки Морелло опухли, волосы были спутаны. Звеня цепочкой от ручки, он писал на столе Родригеса отчет. Одарив оный проклятьем, он произнес:

Конечно, они вытащили меня, чтобы я осмотрел этого психа. Не могли подождать до утра, любой идиот мог понять, что он мертв.

Любой идиот, говоришь? произнес Кэнфилд слащавым голосом. И когда доктор не ответил, он довольно резко продолжил: Я поступил по уставу! Если тебе не нравится, что тебя будят в два часа ночи, ты мог бы отказаться от полицейской карты. Хочешь, чтобы мы ее у тебя отобрали?

Морелло состроил гримасу:

А какая к чертям разница, получаю я пациентов в полиции или на улице? ответил тот сердито. Кровь того же цвета, те же сломанные носы.

Закончив последнее предложение своего на скорую руку составленного отчета, он подписал его размашистым росчерком и отдал Родригесу.

Сигареты есть? спросил он. Я забыл свои.

На, возьми, — предложил ему Уолдрон, — кстати, я вот не понял, что псих был мертв.

— Он и не был, когда мы его сюда привезли, — ответил Кэнфилд, — он умер за десять минут до моего прихода к тебе. Я бы сказал тебе об этом, дай ты мне возможность.

Не обращая внимание на остроты Кэнфилда, Уолдрон повернулся к Морелло.

— Так что же его убило? То, что швырял в него Рэдклифф? Или стол, свалившийся на него?

Доктор пожал плечами.

— Может, и то и другое вместе взятое.

Он затянулся и закрыл глаза, будто пытаясь растворить в дыме свой разум.

— Но вряд ли вы сумеете предъявить обвинение в убийстве. Насколько я могу судить, это было кровоизлияние в мозг. Целое море лопнувших сосудов. У него глаза словно вишни. Когда вскроют череп, его мозги будут как взбитые сливки, — глумливо ответил он.

Уолдрон почувствовал себя не в своей тарелке, заметив, что женщина в камере прямо напротив стола слушает их разговор. Ее глаза были широко открыты, губы сильно сжаты. Он решил больше не смотреть на нее.

— ОК, — произнес Уолдрон, — известно, кто он?

— При нем не было никаких документов, — ответил Кэнфилд, — Вообще ничего. Сам в лохмотьях, словно прошел сквозь ад.

— Никаких татуировок или чего-нибудь в этом роде, — зевая, сказал Морелло. — Тело покрыто ссадинами и синяками от ударов примерно двухдневной давности, и плюс несколько свежих, скорее всего, после нападения в Городе Ангелов. Никаких заметных шрамов.

— Возьмите его отпечатки, — сказал Уолдрон. — Пусть приведут его в порядок и сделают несколько снимков как с живого. Док, есть какая-нибудь возможность сфотографировать сетчатку глаза?

— Возьмите сетчатки при вскрытии. Его глаза черт знает в каком состоянии. Через роговицу это сделать просто невозможно. Я же говорю — у него глаза, что вишни.

— Для одного психа слишком много проблем, — пробормотал Родригес.

Уолдрон оставил это замечание без внимания.

— И вряд ли это поможет, — еще шире зевнул Морелло. — Но в нем есть одна необычная штука: зеркальное расположение органов. Сердце не с той стороны, печень, все наоборот. Не удивлюсь, если он окажется одним из сиамских близнецов.

Ага! — воскликнул Уолдрон. — Понятно, Чико?

Этого нет в отчете, — заворчал Родригес.

Ну, с меня хватит, — сказал Морелло. Он достал из-под стола свою сумку: — Не будите меня рано утром. Он в морозильной камере, не разложится до обеда. А я пойду пока прикорну.

Когда шаги Морелло затихли на лестнице, Уолдрон кивнул Кэнфилду, и они пошли к камерам, где спали задержанные в Городе Ангелов.

— Который из них Рэдклифф? — спросил он.

— Вон тот, — Кэнфилд показал на темноволосого мужчину в дорогой одежде.

Даже в наркотическом оцепенении его лицо все еще хранило пережитый ужас. Чтобы отогнать от себя мысли, в чем кроется причина этого ужаса, Уолдрон заговорил.

— Нам о нем что-нибудь известно? Во всяком случае, я уже слышал это имя раньше.

— Может быть, но сюда мы его точно не забирали. Это знаменитый Ден Рэдклифф. Не очень-то хороший парень. Свободный торговец, большую часть времени проводит с Губернатором Грэди. С Западного Побережья сообщили, что видели его за пределами территории Грэди. Может, его имя тебе попадалось в телетайпе.

Не. очень-то хороший парень! Что за чертова привычка все этак мягко излагать!

И в любом случае, какое такое право имеет Кэнфилд относиться к нему, как к ничтожеству? По крайней мере, в нем больше силы воли, чем в Кэнфилде, и он не согласен лечь в укрытие универсальных дешевых притворств…

— Начнем с него? — предложил Кэнфилд, в любой момент готовый выгнать это живое напоминание о бедственном положении мира из-под крыши, которую ему приходилось теперь делить вместе с другими.

Уолдрон в любом случае собирался оставить Рэдклиффа на потом, но тон Кэнфилда доставил ему еще большее удовольствие принять такое решение.

— Нет, я начну с управляющего, его персонала и тех, кого ты привез для перекрестных допросов. Я оставлю Рэдклиффа и его компанию до тех пор, пока мне ни станет ясна вся картина в целом от тех, кто не был непосредственно замешан в этой истории.

На мгновенье ему показалось, что Кэнфилд станет возражать, но тот просто пожал плечами и велел Родригесу открыть камеру.

Глава третья

Возник ниоткуда. Огляделся и увидел Рэдклиффа. Пошел прямо на него, хотя нет, скорее поплелся, словно к его ногам были привязаны гири. Что-то сказал. Стали швырять вещи. Паника. И забытье. Нет, никогда не видел его раньше. Ни малейшего понятия, кто это может быть, тем более что его лицо замызгано грязью.

К тому времени, когда Уолдрон прослушал дюжину идентичных историй, он пожалел, что принял столь жалкое решение, как повысить Кэнфилда до выездного. Когда наконец в офис привели Рэдклиффа, Уолдрон стал, не стесняясь, с любопытством изучать его. Рэдклифф ответил на это внимание к нему живым интересом, и прежде чем последовать приглашению Уолдрона сесть, бросил внимательный долгий взгляд на прибитую к стене карту с нанесенными вручную изменениями.

— Вас зовут Деннис Рэдклифф, так? — спросил Уолдрон.

— Так, — Рэдклифф закинул ногу на ногу. — Вы не против, если я закурю?

— Ради Бога, — Уолдрон придвинул микрофон к его губам. — Этот разговор…записывается на пленку и может соответственно быть использован в качестве улики. — утомленно прервал Рэдклифф. — Я уже попадал в такие передряги.

Вы хорошо себя чувствуете? — парировал Уолдрон. Человек, на которого вы бросили стол, мертв. На мгновенье в глазах Рэдклиффа загорелся воинственный огонек. Но он тут же исчез, и Рэдклифф пожал плечами:

И что? Включили газ, а между тем, как вдохнешь газ, и тем, когда отключится сознание, существует промежуток времени, когда человек не отвечает за свои действия.

Точно. Уолдрон сам взял сигарету и задумался, что так отличает Рэдклиффа от Кэнфилда.

— Вы предъявляете мне обвинение? — добавил Рэдклифф.

— Пока нет. Вам нужен адвокат?

— Зачем, раз мне не предъявляют обвинения.

— Да или нет, пожалуйста.

— Цитирую: «Нет», — улыбнулся одними губами Рэдклифф.

Уолдрон сделал вид, что не обратил внимания, и продолжил.

— Тогда детали: возраст, где родились, текущий адрес, постоянное место жительства, профессия.

— Родился в Миннеаполисе. 40 лет.

Уолдрон считал, что ему лет на 5 меньше.

— Отель Уайт Кондор, 215. Я — свободный торговец с постоянным местом жительства в Грэдивилле, хотя, мне кажется, вы такого место не знаете.

В последних словах чувствовалось раздражение. Уолдрон протянул руку:

— Документы?

— Их конфисковали внизу.

Уолдрон молча выругался, несмотря на то, что ему не на что было жаловаться, так как Родригес, по всей видимости, сделал это, чтобы сэкономить время при составлении отчета.

— Отлично. Теперь перейдем прямо к делу. Какова Ваша версия происшедшего?

Она в точности совпадала с остальными — за одним исключением.

— Он со мной заговорил, — продолжал Рэдклифф. — Лепетал как сумасшедший. Сказал что-то вроде: «Будь ты проклят! Это все ты сделал со мной!» И я подумал, что он безумен и опасен.

— А Вы имеете право ставить диагноз о психическом состоянии человека?

— По работе я имею дело с разношерстной публикой, — ответил Рэдклифф не моргнув глазом.

— Дальше.

— Он наступал на меня, что после показавшейся мне сумасшедшей белибердой, которую он нес, я расценил как нападение. Чтобы остановить его, я бросил кувшин с водой.

Пауза.

— Это все? — давил Уолдрон.

— Он продолжал наступать, и я швырнул в неге еще чем-то, я не помню, чем, потому что как раз в это самое время включили газ. Я помню, как пытался поставить между нами стол, но пока старался это сделать, потерял сознание. Пришел в себя только у вас внизу, когда меня приводили в себя.

Уолдрон пытался прощупать почву дальше, но Рэдклиффа не так-то просто было раскусить. Он решил сменить тему.

— Вы знаете этого человека? Видели его раньше?

— Насколько я знаю, нет. Само собой разумеется, это был псих, так что…

— Почему вы так уверены в том, что он псих?

— Господи! Держу пари, что люди в ресторане, даже те из них, кто никогда не видел ни одного психа и за сотню миль, и то догадались, кем он был, как только увидели его. А я и подавно, я повидал этого сброду достаточно.

Уолдрон сомневался.

— Вы назвали себя свободным торговцем. Поясните.

На мгновенье почувствовав себя как-то неловко, Рэдклифф ответил:

— Я покупаю и продаю редкие… артефакты.

— В окрестностях так называемых городов чужих? Рэдклифф приподнял голову:

— Да.

Именно там вы видели достаточно психов?

Именно там, — по всей видимости, Рэдклифф ожидал, что разговор будет идти во враждебном тоне, Когда он почувствовал, что ошибся, то был явно озадачен. И именно поэтому я говорю, что не знаю этого психа, насколько мне известно. Я не знаю, как его зовут, я вообще ничего не знаю о нем, но вполне возможно, что он мог меня видеть…

— На Земле Грэди? — мягко предположил Уолдрон. Его начальству не понравится это имя в официальном отчете, ну, да и черт с ними. — Так что же Вы якобы с ним сделали?

— Одному Господу Богу известно.

— Вы не припоминаете, за последнее время Вы не оскорбляли никаких психов?

— Даже не представляю, каким образом. Понимаете, они вроде как не в ладах с окружающим миром. Большинство из них безопасны, но не все. Так что я стараюсь держаться от них подальше.

— Так. Значит, насколько вам известно, раньше вы никогда не встречали этого парня, не знаете и даже не можете представить, что у него могло быть против вас? Он как сумасшедший говорил какую-то ерунду, нападая на вас, и вы подумали, что его слова перерастут в действия, поэтому пытались отгородиться от него, но в этот момент включили газ, и вы упали на него вместе со столом. Я правильно вас понял?

— Да, так оно и было.

Несколько секунд Уолдрон изучал Рэдклиффа, потом вздохнул и продолжил разговор:

— Остальные за Вашим столиком. Кто они?

— Мужчину зовут Терри Хайсон. Мой деловой партнер. О девушках я не знаю ничего, кроме того, что блондинку зовут Сью, а брюнетку — Мора. Терри привел их специально для вечера. Наверное, они из агентства.

— Они стоили?..

— Два с полтиной, — Рэдклифф пожал плечами.

Конечно, они стоили. Люди вроде Рэдклиффа иначе на чужой земле не поступают. Будто Земля Грэди, так же как и его собственная, имели какое-то значение в этом деле. Уолдрон почувствовал, что поведение Рэдклиффа начинает его раздражать.

— ОК, — закончил он. — Я думаю, пока хватит. Если вы нам снова понадобитесь, мы найдем вас через Хайсона или в вашем отеле. Когда вы собираетесь уезжать?

— Не раньше уик-энда, если все будет в порядке. Даже если Рэдклифф и был удивлен легкостью разговора, то в любом случае он этого никак не показал.

— Отлично. Можете идти. Уолдрон катал по столу карандаш.

Однако Рэдклифф не собирался так скоро уходить. Он внимательно осмотрел офис и остановил взгляд на карте на стене.

— Здесь небольшая неточность, — он пальцем указал на карту.

— Что Вы имеете в виду?

— Вот, — Рэдклифф встал и подошел к карте, дотронулся до западной границы черной зоны, которая обозначала Землю Грэди. — Она идет миль на 40–50 дальше на запад.

— Спасибо за информацию, — проворчал Уолдрон.

— Вы бывали в тех краях?

— Нет.

— Стоит побывать, — Рэдклифф криво улыбнулся. — Однажды, когда Вам осточертеют ваши липовые дела в этой душной комнатенке, выбирайтесь ко мне. Меня не так-то сложно отследить.

Откуда он, черт возьми, знал? На мгновение, показавшееся Уолдрону вечностью, он видел только глаза Рэдклиффа, как вдруг он услышал свой голос:

— Пожалуй… да. Может быть, и приеду. Пожалуй.

Когда дверь за ним закрылась, Уолдрон заметил, что весь покрылся потом, и не сомкни он вовремя крепче челюсть, его зубы вот-вот задрожали бы.

Он обманывал себя больше, чем все Кэнфилды на свете, вместе взятые. Рэдклифф за несколько минут увидел его насквозь. Прилепить на стену карту и считать, что этого достаточно, чтобы усыпить совесть….

Открылась дверь, и вошла первая девушка. Она была очень привлекательна, блестящие темные волосы были перевязаны на голове золотым жгутом, но, казалось, что и она вся была из золота. Одета в вечерний костюм синтетического шелка из темно-красных кисточек на шнурках вокруг левой руки и груди, живота и попки, и вокруг правой ноги. Два с полтиной, подумал Уолдрон. За такую цену она может позволить себе и подрожать от холода.

— Садитесь, — произнес он. — Ваше имя?

— Мора Найт, — Она плюхнулась в кресло. — Не найдется сигаретки?

— Нет. Дальше.

При словах: профессия — секретарь, — Уолдрон взбесился:

— И что же, Рэдклифф платит Вам сверхурочные?

— Конечно, платит, — огрызнулась она, — если вы знаете девушек, которые не берут сверхурочные, тогда, вероятнее всего, они просто-напросто богаты.

Уолдрон подавил в себе негодование, вздохнул и сменил направление разговора. Не ее в том вина, что секс в наши дни чаще продается и покупается, чем просто дается; словно пренебрегая этими устаревшими амбициями, человечество предает и всю концепцию любви в черной тени захватчиков Земли.

Он спросил о ее версии происшедшего, и девушка рассказала ее вялым утомленным тоном. И снова все полностью совпадало с предыдущими вплоть до момента, когда человек заговорил. И тогда показалось, что в девушке снова забурлила жизнь: она придвинулась на стуле вперед, смотрела мимо него, вглядываясь в свою память, ее голос из безжизненного и бесцветного превратился почти в страстный.

— Он сказал что-то вроде, «это все ты со мной сделал, чертова сволочь!» Я посмотрела на Дена, в смысле, мистера Рэдклиффа. Еще никогда я не видела такого убийственного взгляда. Он схватил кувшин с водой и швырнул его в психа, хотя тот еще ничего не сделал, а всего лишь продолжал смотреть полными ненависти глазами, но Рэдклиффу было мало. Он швырнул бутылку, и она разбилась о голову психа!

Она закрыла глаза и откинулась назад. Когда Уолдрон посмотрел на нее, то заметил, как она судорожно сглатывает, словно ее вот-вот стошнит.

— Я говорю вам, я видела, как он разбил бутылку о голову того типа, а потом стал швырять в него все, что попадалось под руку, как лунатик, пытающийся разломать куклу. Тарелки, ножи, все, что угодно. Как будто совсем обезумел.

Уолдрон ничего не сказал. Он не мог понять, почему девушка так ненавидела Рэдклиффа, хотя практически не была с ним знакома.

— Когда включили газ, он вообще пытался швырнуть на него стол! Послушайте, почему он пытался все это сделать? — На сей раз, девушка была явно заинтересована. Она смотрела на Уолдрона широко распахнутыми глазами. — Конечно, этот псих выглядел отвратительно, но все же… Я вообще мало чего знаю об этих штуках, но мне всегда казалось, что психи всегда так получают, потому что они не сидят как все остальные и не позволяют, чтобы с ними обращались, как с паразитами эти, ну, в общем, кто бы они ни были. Они — те, кто пытались хоть что-нибудь сделать, даже если их за это довели до сумасшествия. Мне кажется, он говорил правду. Этот псих хотел получить свое, потому что Рэдклифф сделал с ним что-то ужасное. Может, обманул. В любом случае, как эти свободные торговцы получают все эти штуковины? На самом деле собирают? Или оставляют всю грязную работу другим, а потом выкидывают их на улицу, когда те, слишком часто рискуя, сходят с ума?

Заткнись, — холодно сказал Уолдрон. Он откинулся назад. Уолдрон не был уверен, что вообще хочет слушать ее многословные комментарии, говорить о враге и то лучше, чем вообще игнорировать реальность.

— Вы встретили Рэдклиффа в тот вечер впервые? — спросил он.

Она мрачно кивнула.

— Тогда вы бы лучше дважды подумали, прежде чем высказывать поспешные сомнительные комментарии.

Внезапно она стала спокойной как лед.

— А вас не смущают ваши грязные инсинуации, что я проститутка, хотя вы знали меня и того меньше?

Казалось, он вот-вот потеряет терпение. Уолдрон приказал ей уйти. Дрожа, она бросила на него вызывающий взгляд и ушла.

Она не права… Но мысль не закончилась.

После допроса Хайсона и второй девушки, Сьюзан Вей, он почувствовал себя измотанным и эмоционально, и физически. Он бы мог рискнуть и вздремнуть до конца смены, конечно, в том случае, если расторопный Кэнфилда не припас для него еще чего-нибудь; но чтобы выяснить это, надо было спуститься снова в подвал. Черт подери этот интерком!

Когда он повернул за угол лестницы, то увидел, что добрая часть заключенных вышла из своей апатии и пристально смотрела на стол. Что-то было не так; Уолдрон поспешил вниз по лестнице и увидел, как Кэнфилд и Родригес держат под руки Рэдклиффа, а Мора Найт с припухшей губой и струйкой крови, стекающий из угла ее губ, все еще закрывается руками, словно защищаясь от него.

Глава четвертая

Уолдрон почувствовал, что события сыплются на него так же, как сыпались в Городе Ангелов на психа тарелки, которые швырял Рэдклифф (действительно ли он делал это словно лунатик, старающийся разломать куклу?), и от этого у него поплыло перед глазами. Когда он заговорил, ему показалось, что тяжелые сухие тарелки летят ему прямо в лицо.

— Что происходит?

Кэнфилд и Родригес отпустили Рэдклиффа. С каменным лицом Рэдклифф отошел на несколько шагов назад и накинул себе на плечи пальто. Кэнфилд указал на него пальцем.

— Я полагаю, Рэдклифф садится обратно в камеру, сказал он. — Никогда не видел, чтобы мужик так бил женщину. Он не сломал тебе зубов? — обратился он к Море.

Она отрицательно помотала головой, и, почувствовав, что по щеке течет кровь, вытерла ее тыльной стороной руки.

— За что? — обратился Уолдрон к Рэдклиффу.

— Она не ожидала, что я буду ее здесь поджидать, — огрызнулся Рэдклифф. — Думала улизнуть отсюда потихоньку домой, но я бы хотел получить то, что причитается за мои два с полтиной.

— Можешь забрать обратно свои деньги, — закричала Мора. — Ты…

— Хочу получить то, за что заплатил. Иди-ка сюда, или приду я — решай сама!

— Тихо! — заорал Кэнфилд, — Понятия не имею, чем ты, к дьяволу, занимаешься на Земле Грэди, и, честно говоря, мне наплевать, но здесь ты сразу загремишь за решетку, как только она откроет свой ротик.

— Слушай ты, тупоголовый охотник на ангелов, — начал Рэдклифф, сжимая кулаки.

— Стоять! — прикрикнул Уолдрон, — Ты! Как тебя там? Мора — ты хочешь сделать заявление о нападении?

— Нет, я не хочу больше никогда его видеть, даже в суде. Пусть забирает свои грязные деньги. Теперь я понимаю, как он их добывает, лучше я поскорее от них избавлюсь, чем подхвачу…

— Чико! — закричал Уолдрон, и Родригес перехватил руку Рэдклиффа как раз вовремя — еще мгновенье и удар достиг бы своей цели. — Забирай свои деньги, Рэдклифф, и считай, тебе крупно повезло, что она не хочет отхватить свой кусочек мяса. Свободные торговцы не особенно-то здесь популярны.

Вся ярость Рэдклиффа испарилась в мгновение ока. Он расслабился и посмотрел на Уолдрона.

— Наверное, вы правы, — согласился он. — Тогда заберите у нее деньги сами, а то, как только я подойду к ней ближе, боюсь, я сразу забуду о своих хороших манерах.

Где вообще она могла прятать деньги в этом наряде? Ага: тот светлый золотистый жгут на затылке оказался шиньоном, она подняла его и достала оттуда купюры. Кэнфилд передал их Рэдклиффу.

— Теперь — вон отсюда, — проворчал он. — И запомни, что сказал лейтенант — тебе, будь ты проклят, крупно повезло.

— Разве вы не собираетесь охранять меня от него? — сказала Мора. — Вы же слышали, как он сказал, что предпочел бы взять то, за что заплатил, а не деньги.

Рэдклифф осклабился. Уолдрон видел, как на его лице появилась и пропала усмешка, но не мог определить, была ли она просто кривой или, как это называется? Патологической? Он закрыл лицо руками.

— Отправьте ее домой в нашей машине, черт возьми. Лишь бы она доехала в целости и сохранности! — приказал он.

В главном фойе Уолдрон остановился. Сквозь стекла дверей он смотрел на утренние улицы. Мимо проползал пылесос: его огромный вакуумный рот заглатывал свой диетический завтрак, а из противоположного конца лился поток моющих средств и воды. Казалось, его сознание отключилось. Шли минуты, как вдруг кто-то тронул его за плечо.

— Я ценю, что Вы для меня сделали, лейтенант, — сказал Рэдклифф. — Дома я, кажется, привык поступать, как мне вздумается, и к чертям собачьим все последствия. Не часто находятся люди, которые разговаривают со мной так же открыто, как вы. Я разберусь со своими делами как-нибудь иначе, а если не смогу, какая к дьяволу разница? В любом случае, я вас больше не побеспокою.

Рэдклифф отодвинулся на шаг назад и, словно пытаясь что-то разглядеть, посмотрел на Уолдрона:

— Не забывайте о том, что я вам сказал, хорошо? Мне по долгу службы приходится оценивать людей на скорую руку. Понимаете, по Земле Грэди постоянно шатается столько народу, что мне приходится после пятиминутного разговора решать, стоит ли нанимать этого человека, или пусть он идет к кому-нибудь еще. Я принял решение: у меня проблемы с безопасностью, а вы могли бы решить их именно таким способом, как мне надо. Дайте мне шанс отплатить вам добром за добро — выходите туда, где на самом деле рождается реальность. Вы сказали, что это весьма вероятно.

Неужели он на самом деле так сказал? Казалось, что слова эти были сказаны целую вечность назад, Уолдрон безразлично кивнул в ответ.

— Отлично. Конечно, не торопитесь с решением. Хотя мне кажется, что вы уже насмотрелись этого лживого представления. Ну, до скорого!

Уолдрон возвращался в офис, Рэдклифф помахав ему рукой и улыбнувшись напоследок, направился к выходу.

Как лунатик, пытающийся разломать куклу… Он подумал, как бы положить голову на стол и вздремнуть последние часы смены, но это было невозможно. Его моментально разбудит оживающий от ночного сна офис: пылесосы, ползающие вверх и вниз, вычищая пустоты между полами, тележки с кофе для ночной смены, дребезжащие по коридору. Один мертвый час, и он уйдет. Конечно, с одной стороны, это была хорошая ночь: ни перестрелок, ни поджогов, ни ограблений, никаких особых нарушений общественного порядка…

Как это было в былые времена?

Тележка с кофе остановилась у его двери и звякнула. Он собрал весь свой разум. Потягивая кофе, попыхивая последней из огромного количества выкуренных за сегодняшнюю ночь сигарет, он уставился на карту. Рэдклифф утверждает, что граница Грэди расширилась еще на 40–50 миль. Если он нанесет эти изменения, никто даже не заметит. Ну а если и заметят, они расценят это как насмешку, а не попытку взглянуть правде в глаза. «Де юре», они скажут, что США — это все равно США, а Канада — все равно Канада. А «де-факто», конечно, это не наша вина, не так ли?

Где бы были мы сейчас, если бы не пришли чужые?

Воспоминания о том, как все началось, были наполнены еще свежим ужасом. Никто не знал, что происходило на самом деле; безусловно, они преподнесли это как якобы простой кризис. Внутренний, так сказать. (Было бы смешно, если бы не было так грустно. Как кровоизлияние в мозг. Он понял, почему Морелло так понравилось сравнение глаз психа с вишенками — потому что вид черной вишни назывался Морелло.)

Одновременно на Земле были взорваны все ядерные материалы с эффективной конверсией от 8 до 18 %. Каждая ракета и каждая подложка бомбы, каждая бомба в воздухе, каждая атомная электростанция, каждый очистительный завод, где остатков больше, чем на пару килограммов, были охвачены пожаром. Прошло полтора дня, прежде чем оставшиеся в живых узнали, что это не война. За исключением тех, кто бы мог начать такую войну. Знали, но те полтора дня они без паники держали свое знание в секрете.

В это время стало понятно то, что правительство предпочитало замалчивать, ибо тогда еще верили в значение слов «победа» и «завоевание». Современное индустриальное общество просто наблюдало. Подбросить крупицу песка в работу — означало полностью уничтожить ее. А то была не крупица — целый вагон. Основной ущерб нанесли ракеты-перехватчики, которых приходилось по 40 штук на миллион человек, и у каждой боеголовки были предназначены для уничтожения пакеты противника на расстоянии 7 миль. Бомбардировщики были в сравнительно отдаленных районах; атомные подводные лодки — далеко в море, однако саперы и остальные городские подрывники тратили понапрасну свои заряды у себя под землей.

Не взрывы и не гигантские пожары, распространившиеся на Западном Побережье, где в конце лета сметены были тысячи квадратных миль, и даже не выпадение радиоактивных осадков погубили Северную Америку. Это были люди, покидавшие из-за пожаров свои дома и работу; чума, поразившая убежища, потому как люди пили отравленную воду; Национальная Армия и поспешно собранные правительственные работники, выступавшие против толп бежавших городских жителей, потерявших разум из-за ужаса, охватившего их, когда они достигли окраин малых городов. В Европе положение было в тысячу раз хуже: гигантские армии противников пошли друг на друга как машины, заведенные ядерными взрывами, и прежде чем их удалось отключить, они разрушили обе Германии, большую часть Чехословакии и частично остальные страны Европы.

Было время, — которое, говорят, длилось недели или месяцы — когда планета гудела, словно улей, и никто не мог даже думать о том, чтобы восстанавливать хоть какую-нибудь организацию. Именно в это время и были построены города чужих.

Кто-то сказал: «город чужих». Не самая лучшая идея.

Обескураженное правительство решило свои насущные проблемы: организовали подачу пищи, направили врачей в убежища, отгородили зоны выпадения Радиоактивных осадков, и одновременно с облегчением и ужасом узнали о том, что бедствие распространилось по всему миру, где был повыше уровень радиации. Израиль и Индия, Чили и Китай. (Естественно, страны, где была развита гонка вооружений, пострадали сильнее всего.)

Обнаружили, что на северо-западе США, почти у границы с Канадой, в западной Бразилии, в России недалеко от Урала, в Австралии на Нуллаборской Равнине и в Антарктике происходило что-то… необычное. С неба были видны светящиеся полупрозрачные пятиконечные звезды, больше целого города, но все же — это были здания, если они, конечно, были здания вообще. Внутри них была энергия: потрескивали радиоволны; вокруг них собирались электрические штормы, и иногда слышался звенящий шум, хотя эти феномены затухали и, наконец, однажды совсем исчезли. На границах этих мест, туманных, иногда просто непроницаемых, а иногда прозрачных, как стекло, всегда источающих непредсказуемые цвета, можно было различить светящиеся субстанции. Вопросительный знак.

Подумали: вторжение. И через несколько недель двинулись против захватчиков. Нигде все еще невозможно было найти больше 2–3 килограммов ядерных материалов, что и требовалось доказать. Однако правительство послало армии с обычными бомбами и ракетами, рассчитывая на засаду, и получили в ответ безумие.

Что это было: отравляющий газ, телепатические бомбардировки, массовый гипноз, вирус? Никто не знал. Однако армии, отправленные против светящихся городов, достигли определенной точки, откуда они даже не могли попасть в цель, взбунтовались и повернули обратно. Они шли по местности, разрушая, грабя и сжигая все на пути. Огонь доставлял им особенное удовольствие: они могли наблюдать за горящим стогом сена, пока он не потухал, потом поливать его газом и вновь смотреть на ожившее пламя еще несколько минут. В воздухе самолеты бросали бомбы куда угодно, но только не на города чужих, они выискивали погребальные костры в городах, чаще предпочитали масленые поля.

Стало невозможно притворяться, что наше правительство могло продолжать свое существование в окрестностях городов чужих. Невозможно было понять, пришел ли батальон, направленный Вашингтоном или Москвой для изучения твоего города из-за распространившегося повсюду ужаса, охранять тебя или же с удовольствием лунатика дождаться темноты и устроить из твоего дома горящее светопреставление.

Мало-помалу внешне все встало на свои места. Нападения на города чужих не проводились. Именно в их окрестностях дольше всего сохранялся хаос. Поняв, что правительство, восстанавливая свою власть, не посмеет и дальше посылать войска из страха, что те присоединяться к толпам уже сошедших с ума, несколько людей увидели в этом свой шанс и отправились за ним. В России человека, который назначил себя правителем не-людской-земли, звали Бушенко, в Австралии — Виллерс-Хартг в~ Бразилии — Невейра, в Северной Америке — «Губернатор» — Грэди.

С момента кризиса и до настоящего времени они заставляли другие, менее хитрые поселения, добывать действующие останки. В свете городов чужих казалось неважным, что люди находятся в состоянии конфликта. Безумие наступало только в случае нападения.

Как спекулирующие строители строили квартиры на разломе Сан Андреас, как крестьяне возделывали склоны вулканов, так остальные присоединились к ним и приняли эти необоснованные правила. Жадность фраера сгубила.

Ибо там находились, как Рэдклифф их называл, артефакты, мусор нечеловеческих существ, спустившихся на Землю. Они намекали на новые фантастические принципы, невиданные законы природы, сгустки энергии, которые не были ни веществом, ни радиацией. Моментально возник правительственный и коммерческий интерес — из-за них возникали конфликты, за них торговались. Все, что обнаруживали в Штатах, являлось собственностью федерального правительства, но указы правительства ни во что не ставились. Спекулируя, как навозный жук на объедках более развитых существ, Грэди и его сторонники находились практически без охраны.

Нужна было нечеловеческая сила воли, не правда ли, чтобы возделывать вулканы, пытаться подобрать ключ к природе чужих? Большая часть человечества (Уолдрон находил эту фразу наиболее подходящей) корчилась, как змея с перебитой спиной. Свободные торговцы были, по крайней мере, равны крысам… они также жили за счет отходов более высоких существ.

Его бесцельные размышления были прерваны. Открылась дверь, и вошел озабоченный Кэнфилд:

— Насчет психа… — он помахал листом телетайпа.

— Что? — зашевелился Уолдрон. — Вы, наконец, узнали, кто он?

— Не совсем. Помните, что сказал Морелло — он может быть одним из разделенных сиамских близнецов, о чем можно судить из-за зеркального положения его внутренних органов. Так что, когда Вашингтон сообщил, что в картотеке отсутствуют отпечатки его пальцев, я попросил их отобразить их зеркально.

— Вот черт, — сказал Уолдрон с подступающим пренебрежением. — Даже у близнецов не могут быть идентичные отпечатки пальцев, ты-то должен это знать…

Кэнфилд ощетинился:

— Не хватит ли на сегодня? — выпалил он. — Не то чтобы меня это волновало… Я нашел его близнеца!

— Что?

— Вот, убедитесь, — Кэнфилд бросил свою бумагу на стол. — Парня зовут Кори Беннет. Работает на Федеральную Научную Службу. Отпечаткипальцев в точности совпадают.

Мурашки пробежали по спине Уолдрона.

Но это же невозможно, — слабо проговорил он.

— ЭЧ, — проворчал Кэнфилд и вышел.

Глава пятая

— Ты абсолютно уверен, что это не ловушка? — в который раз спросил Джесперсен.

Органдо Поттер осмотрелся. На капитанском мостике реактивного баркаса «Коаст Гард», был потушен весь свет, за исключением затемненной лампы на навигационном столе, но летнее северное небо было настолько ярким, что в его свете вполне можно было разглядеть лица. Уже не первый раз он пожалел, что взял с собой бродячего шведского ученого в качестве «ученого советника» — на кой ляд годится человеческая наука, когда дело касается инопланетян? С закравшимся в его голос раздражением, он сказал:

— Я уже говорил тебе. Мы наверняка знаем, что они в отчаянии. Разве это не ясно из того, что они сделали для Конгрива?

Не поворачивая головы, всматриваясь в мутное морское пространство, Конгрив цинично забормотал:

— Иногда мне кажется, доктор, что вы перестали считать русских людьми! Они, как и мы с вами, также могут перепугаться. И уж поверьте мне, в данный момент они напуганы.

В этом оцепенении практически на военной территории она со своими распущенными светлыми волосами, безупречным макияжем, в черном бархатном брючном костюме (единственное, чем она поступилась ради задания, так это своими обычными яркими открытыми костюмами) была здесь слишком неправдоподобна. Грета Деларю раздумывала над одним из тех якобы невинных вопросов, и даже Поттер оставался в неведении, в каком направлении летят ее мысли… и это притом, что она была его любовницей вот уже шесть месяцев.

— Это совершенно очевидно, Майк. Но вот что их пугает больше: чужие или Бушенко?

Конгрив ответил не сразу.

Во время этой паузы Поттер поймал себя на мысли, что вот уже который раз он изучает шпиона и старается обнаружить в нем доказательства его преданности.

Конгрив был все еще в русской одежде: в зеленом пиджаке на молнии спереди, в черных брюках с эластичными отворотами, напоминавшими бриджи казака, которые были в моде в последнее время, когда мода все еще существовала и могла привлекать внимание нового русского преуспевающего класса. Его волосы, стриженные по московской моде, отросли, но с тех пор, как он вернулся, у него вряд ли было время на такие мелочи, как стрижка волос.

— Десятками тысяч, — думал Поттер, — люди вот в таких одеждах попадают под зависимость от Бушенко. Он пожирает Россию, словно новый Хан Золотой Орды. Интересно, нападали ли его агенты на Конгрива?

И если да — то как?

— Жаль, — наконец произнес Конгрив, — что люди так и не вылечились от презрения к шпионам! Я — хороший шпион, черт возьми, и горжусь этим. Последние восемь лет я приезжал и уезжал из Союза, и, они даже не были до конца уверены в том, что я иностранец, даже после того, как изменили ко мне свое отношение. Они приняли игру. Я потратил целую неделю на проверку и только затем пошел в открытую. Они послали меня в Австрию по своему собственному правительственному маршруту, дав 10000 рублей и сообщение. По моему глубокому убеждению, они одинаково бояться и чужих, и Бушенко, ибо невозможно отделить одно от другого. Если бы не чужие, он не достиг бы такой власти. В отличие от меня, вы еще не видели, что он вытворяет в России!

Наконец, оторвав свой взгляд от моря, он повернулся:

— Там совсем не то, что на Земле Грэди. Ради Бога, это вовсе не похоже на что-то вроде золотой лихорадки! Это какой-то рак варваризма, который расползается как огонь по сухому лесу!

— Мне остается только жалеть, — с удивлением услышал Поттер свой собственный голос, — что мы не знаем, с чем именно мы может там столкнуться.

— Это может быть целая дюжина самых различных вещей, — пожала плечами Грета. — Думаю, это действующее устройство чужих. И если я права — нас может поджидать большая опасность, чем мы думаем.

Джесперсен ухмыльнулся. Это был высокий мужчина, но из-за постоянных тревог от него остались кожа да кости. Его волосы, в былые, до появления пришельцев, времена русые, поседели и теперь выпадали, кажется, даже от прикосновения расчески.

— Судя по тому, что они сообщили Конгриву, мы не можем ни в чем быть уверены. Все эти кривотолки слишком двусмысленны.

— Ну вот, опять! — пробурчал Конгрив. — Я надеялся, что хоть ученые окажутся менее ограниченными, чем политиканы, но, похоже, я ошибся… Нет, доктор Джесперсен, это не кривотолки. В них как раз таки очень много смысла! Они нашли что-то такое, за что Бушенко отдаст все, что угодно. Они не могут хранить это в Союзе, потому что их везде поджидает опасность; они не могут переправить это западнее в Европу, потому как во владении у Бушенко сосредоточены почти все противоракетные установки, и любой самолет, который пожелает сесть на эту землю, скорее всего, будет сбит. На север перевозить не имеет никакого смысла — это тупик, скорее всего, оно застрянет в Финляндии До тех пор, пока туда не доберется Бушенко. Они считают, что это можно безопасно вывезти через Владивосток, и если я гарантирую им сохранность во время пути, они попытаются провернуть этот вариант.

В его голос звучала явная озабоченность. Поттер задумался о том, как часто он уже прокручивал эту историю — под гипнозом, под воздействием наркотических средств. Разум Поттера снова и снова возвращался к этой мысли в поисках возможного предательства.

Радио над навигационном столом затрещало, и командир корабля, не отрываясь от экрана радара, ответил:

— Арлекин, Арлекин — пешка на ладью 4.

— Коломбина, — послышался отделенный голос, — Ферзь на Ферзь 1, шах!

— Они подходят, — шепотом сказал Поттер, обходя плечо командира и направляясь к корме.

Капитан, стоящий за штурвалом — тоже военный, но не офицер «Коаст Гарда» — отдал приказ узнать, как далеко они находятся.

Командир выключил радио и вкратце рассказал, что у него на границе диапазона радара неопознанное судно, то же самое он согласно коду радировал и в штаб-квартиру на судне «Коломбина». Это была любопытная замена на время операции: после повсеместного истребления ядерных материалов, Военно-Морские Силы остались без авианосцев, атомоходов и атомных подводных лодок… «Коломбина» была небольшим противолодочным реактивным судном.

Нескончаемая пауза. В это время все глаза были направлены на едва освещенное затемненной лампой и зеленым светом радара лицо командира.

— Арлекин, — наконец произнес он, — Обнаружили шах, все точно, слон на Ферзь 5.

— Если кто-нибудь нас услышит, — пробормотал Джесперсен, — то будут уверены, черт возьми, что не поверит, будто мы просто убиваем время, играя в шахматы.

— Действуйте! — заорал Конгрив, — Может быть, она и не очень хороша, но это игра! Дьявол, я потратил целую неделю, чтобы разработать этот код!

Джесперсен нахмурился, но, к счастью, не успел ответить.

Что за черт… — отчасти сам себе сказал командир. Либо у нас что-то с радаром, либо они… Да нет, это на самом деле они.

— В чем дело? — спросил капитан.

— Не знаю. Это определенно не совсем то, чего мы ожидали. Расстояние сокращается с каждым оборотом, а скорость, — командир проверил экран радара, — Господи Иисусе! 65 узлов. Мистер Конгрив, вы уверены, что мы ожидаем морской корабль?

— Во всяком случае, мне так сообщили, — ответил Конгрив. — Может быть, в последнюю минуту им удалось заполучить самолет, однако вплоть до сегодняшнего дня они однозначно сообщали о прибытии корабля. Во всяком случае, и для самолета, это не слишком ли медленно.

— А может, это, вертолет, который специально летит низко, чтобы его можно было засечь на радаре? — предположила Грета.

— Возможно, — согласился командир, — но, потише, пожалуйста.

Он восстановил свою связь со штаб-квартирой корабля. Поттер, Грета и Джесперсен стояли рядом и бессмысленно всматривались в ту сторону, откуда должен был появиться русский корабль, прекрасно понимая, что еще рано, и корабль разглядеть пока невозможно.

— Когда они должны появиться в зоне нашей видимости? — спросил Джесперсен, всматриваясь в бинокль, висевший на его тонкой шее.

Зависит от его размеров, не так ли? — насмешливо ответил Конгрив, и швед покраснел.

Голос «Коломбины» бормотал:

…теперь?.. Ах, да. Защищайте короля, шах, и шах на следующем ходу. Слоном. Будьте осторожны.

А это еще что значит? — заворчал Джесперсен.

Их преследуют, — произнес Поттер. — Так, Конгрив?

Шпион кивнул, озабоченно всматриваясь в сумеречное небо.

Поттер пропустил ответ своего собственного корабля, но это было и неважно. Следующее сообщение штаб-квартиры было о том, что пешка берет пешку, и откуда-то из-за кормы появилась череда дюжины светящихся объектов, пересекающих зенит, словно падающие снизу вверх звезды. Напряжение росло, и вдруг…

— Попали! — взволнованно закричала Грета. Это было совсем не похоже на нее, обычно такую спокойную и непроницаемую.

На мгновенье над горизонтом возникла и тут же исчезла алая вспышка.

— Вы знаете, что это было? — приглушенным голосом спросил Поттер у командира.

— Воздушная атака, — также тихо ответил офицер. — Хотя я не понимаю, почему выстрелы последовали из-за кормы. Нас должна была прикрывать пара ракетоносцев, но они обязаны были следовать впереди нас.

— Защищайте Ферзя! — закричал голос с «Коломбины», и в то же мгновение поднявший бинокль Джесперсен вскрикнул.

Приближение корабля привлекло внимание Потте-ра. Даже без очков он без труда разглядел его необычное строение.

— Что это? — спросил он.

— Думаю, это «Красный Кит», — ответил Конгрив.

Поттер пытался понять, как может существовать этот нелепый кривобокий, наполовину погруженный в воду, наполовину торчащий снаружи, корабль.

— Ради Бога, что такое «Красный Кит»?

— Гидроаэроход, — неожиданно ответила Грета, — четыре турбины, два подводных крыла и два надводных. Экспериментальное судно. Предназначено для скоростного передвижения в Китайском море. Сейчас он делает всего 65 узлов, но это не полный ход, он рассчитан на 110 узлов.

— Тихо! — приказал капитан, звук двигателей стал заметно громче, и Поттер понял, что он пропустил кукую-то существенно важную информацию с «Коломбины».

Командир кивнул капитану, и тот потянулся к панели управления.

— Хватайтесь за что-нибудь! — закричал он пассажирам. — Полный вперед!

Все, кто стоял на палубе, ухватились за металлические поручни, обрамлявшие капитанский мостик, в ту нее секунду «Коаст Гард» оторвался от преследующего их корабля, который подскочил на трех волнах, осел на подводных крыльях и несуразно застыл, как лимузин на проселочной дороге. Струя воды била из его плюмажа назад ярдов на 100.

— Что-то случилось? — спросил Поттер.

— Да, — подтвердил его опасения капитан. — Наверху вертолет с инфракрасными камерами и электронным умножителем. Пилот докладывает, что у русского… э-э… судна подбито одно крыло и выключен один двигатель, чтобы скомпенсировать тряску. Скорее всего, оно было подбито еще до того, как мы сбили преследующий его самолет.

— Я вижу повреждения, — воскликнул Джесперсен, — не понятно, как они еще держатся на плаву?

Поттер заметил на переборке свободный бинокль и схватил его. Джесперсен был прав. У этого странного корабля не только не хватало одного крыла, но и была огромная дыра в корпусе, куда заливала вода.

Внезапно радио разразилось взрывом неистовой русской речи. И хотя Конгрива никто не просил, он принялся переводить, что они говорят:

Они в большой опасности — на этой скорости подводные крылья могут попасть в резонанс, и корпус начнет дрожать, а в случае, если они уменьшат скорость, то упадут на воду, и та начнет заполнять трюм через отверстие, если же они увеличат скорость, то из-за отсутствия одного крыла они слишком накренятся. Им необходимо срочно покинуть корабль! Если мы можем подойти ближе и взять их на борт, мы должны подать им сигнал — включить три раза прожектор.

Неожиданно капитан включил прожектора на палубе, и вся команда предстала в светящейся белизне.

— Смотрите! — прошептала Грета. Громадный неправильной формы русский корабль закрутило в ужасном водовороте. Выброшенный за борт люк оставил за собой след на корпусе. Словно марионетки, одна за другой вываливались фигуры.

— Но почему на таком повороте?.. — ни к кому не обращаясь, сказал капитан, а потом добавил: — Ну да, конечно, центробежная сила выбросила их из кильватера.

— Кто бы ни был за штурвалом — он знает свое дело, — оценил взглядом профессионала командир.

Капитан снова пустил малый вперед, и судно стало взбираться по волнам. Поисковый прожектор в носу корабля сразу же обнаружил три барахтающихся на волнах головы.

«Красный Кит» завершил разворот на 180 градусов и лег на свой курс. Еще одна кукла-фигура нырнула вниз, и мгновением позже судно упало на воду, его нос опустился, и оно со скрежетом развалилось на части.

— Получилось! — закричал Поттер вне себя от охватившего его возбуждения.

— Черта с два, — бросила Грета. Поттер удивленно посмотрел на нее.

— Черта с два! — повторила она, — Навряд ли они могли пропихнуть то, что везли для нас через запасный выход, не так ли? Я видела только выпадающих в воду людей, которые ничего с собой не брали, а это значит, то, ради чего мы претерпели все эти неприятности, находится сейчас на дне Тихого Океана!

Глава шестая

Наблюдая за прекрасным маневром, выполняемым рулевым русского судна, за выпрыгивающими из запасного выхода людьми, Поттер совершенно позабыл об ожидаемом ими грузе. За несколько минут произошло столько всего, что абсолютно не было времени спокойно подумать. Он старался успокоить себя мыслью, что ценный предмет — чем бы он ни был — мог быть размером с карман… хотя вряд ли такие размеры соответствовали масштабам городов чужих или тем мистическим субстанциям, которые, как известно, можно было в них разглядеть.

Все четыре спасательных жилета отлично держали людей на воде, и хотя один из спасшихся был явно без сознания, никакой жизненной необходимости в спешке не было. Поттер стоял на палубе и наблюдал за мускулистым матросом, управлявшимся со спасательным устройством — кошкой и привязанному к ней лассо, которое должно крепко обхватить в кольцо тело за бортом.

Первым спасли грузного толстяка, его спасательный жилет едва-едва застегивался на груди. Он нахватался воды и теперь беспомощно задыхался в кашле, потом последовал бледный мужчина с остроконечной каштановой, посеребренной морской солью бородой.

Этот был в значительно лучшем состоянии. Не успел он встать на палубу, как тут же выпрямился и даже в благодарность поклонился моряку, который его вытащил. Конгрив обратился к нему по-русски, и тот горячо пожал ему обе руки.

— Что он говорит? — прошептал Поттер.

— Его зовут Алексей Зворкин. Врач. Сказал, что еще никогда в жизни не был так рад, как сейчас, когда мы включили прожекторы.

В чем заключается его роль в данной миссии?

Я еще не спросил об этом, — подвел итог своего Разговора со спасенным Конгрив.

Третьим выловили человека без сознания. Как только он, обмякший как дохлая рыба, появился на палубе, Зворкин забыл обо всем и с проклятьями бросился к нему. Упав на колени, он проверил его пульс и зрачки. В неистовстве он бормотал указания Конгриву.

— Нам необходимо срочно перевести его вниз, — объяснил бывший шпион, — у него слишком слабый организм.

— Охотно верю, — согласился Поттер. Было что-то неправильное в бледном лице, видневшимся над спасательным жилетом. Деформированное. Неправильное соотношение черт лица: слишком низкий лоб, слишком широко поставленные глаза, бесформенный идиотский рот.

— Диабетик, — сказал Конгрив, — к тому же страдает от какого-то кожного заболевания и что-то еще, — последовал медицинский термин, — я не знаю, как это по-английски.

— Раз он здесь, значит, нужен, — пробурчал Поттер, — Отнесите его вниз, и проследите, чтобы у доктора было все необходимое.

Он повернулся проверить, как себя чувствует толстяк, и обнаружил, что Грета и Джесперсен ведут с ним на ломанном русском языке оживленную беседу. То и дело возникали неловкие паузы, во время которых они пытались подобрать нужные слова. Поттер не знал ни единого русского слова и почувствовал зависть.

— Кто это? — спросил он.

Хотя слова Поттера были обращены к Грете, Джесперсен, как обычно, ответил ему с легким вызовом:

— Не узнаете? Это же Павел Абрамович — их министр науки!

Ну конечно! Поттер проклинал себя за то, что не узнал его; но откровенного говоря, даже после того, что сообщил Конгрив, он не ожидал встретить здесь лицо столь высокого ранга. Абрамович не был один из тех политиков, кто зря просиживал свои штаны, кроме того, когда он попал в Верховный Совет, он уже был Академиком Союза с достойной внимания диссертацией.

Поттер уже собирался, как подобает, представиться когда где-то позади послышался крик, и он обернулся.

Четвертый забирался на палубу сам, без посторонней помощи. Блестящие черные мокрые волосы обрамляли скуластое славянское лицо; на бледном лице алые губы казались открытой раной. Женщина? Конечно!

На чистом английском языке она произнесла:

— Огромное спасибо. Мы надеялись добраться сами, поэтому-то я и попросила, чтобы нас встретило и проводило в порт судно с реактивным двигателем. Но мы не смогли избежать нападения, ибо морская вода все-таки не совсем моя стезя!

Она одарила светящейся улыбкой всех, кто был в поле ее зрения.

Все замерли от удивления. Поттер прервал общее замешательство, выступив вперед и протянув руку:

— Орландо Поттер, — сказал он, — я здесь главный, теоретически. Я заместитель председателя Комитета Конгресса по Чрезвычайным Ситуациям, если это Вам, конечно, о чем-нибудь говорит.

— Да, это вроде нашей комиссий по, — девушка, вскинула руку, подыскивая слово. — О, я не знаю английского эквивалента! Меня зовут Наташа Николаева.

Ее самообладание чрезвычайно его восхищало.

— Это вы были… штурманом корабля? — спросил он.

Да, это я им управляла, — сказала она и слегка поморщилась, — Но это не совсем то, к чему я привыкла, понимаете, я космонавт.

Космонавт! Это слово принесло в душу Поттера агонию ностальгии: столько несбывшихся мечтаний… Прежде чем он нашел, что ей ответить, пришла Грета и тронула его за плечо:

Орландо, ты должен пойти к Абрамовичу, ему нужно сообщить что-то очень важное, но он не хочет разговаривать ни с кем, кроме как с представителем правительства.

В ее голосе послышался легкий намек на раздражение или даже зависть. Поттер извинился перед русской девушкой и хотел уже откланяться, но она остановила его:

— Что с Питиримом? С ним все в порядке?

— Вы имеете в виду болезненного мальчика? — Поттер заметил, что слова вылетели у него автоматически, но спасенный и вправду был так молод, что казался подростком, — Он внизу с врачом. О нем как следует позаботятся.

— Я очень рада, — воскликнула девушка, — Любой из нас мог бы умереть, только не он.

Почему? Почему простой мальчик, на вид явно слабоумный, важнее Министра Науки? Однако Поттер не успел спросить ее об этом, капитан прервал ход его мыслей…

— Мистер Поттер, отведите, пожалуйста, всех вниз. Мы уходим, и хотя наш корабль 110 узлов и не даст, здесь, на палубе, в любом случае будет легкий ветерок.

Легкий ветерок, повторял про себя Поттер. Корабль-преследователь рассекал волны на скорости около сорока пяти узлов; шум ветра и звук турбин, распространяющиеся по всему корпусу, превратили разговор в тесных каютах, находящихся в сердце корабля, в крик, который говорящие старались приспособить к обстановке.

К ним присоединился Конгрив и сообщил, что Зворкин в медицинском водонепроницаемом халате, обхваченным вокруг пояса ящиком с инструментами, просил не беспокоить его, пока он будет колдовать над бессознательным Питиримом. Он сел рядом с Абрамовичем; толстяк по сравнению с другими был в наихудшем положении, когда пытался перекричать шум; сдавливающий его кашель превращал крик в хрип. Однако все, что он говорил, было предназначено либо для Конгрива, либо для сидящей по другую сторону Наташи.

Поттер поймал взгляд Наташи.

— Пожалуйста, объясните Мистеру Абрамовичу, кто я такой. Также сообщите ему, пожалуйста, что доктор Джесперсен является Профессором Физики Университета Британской Колумбии, а Мисс Деларю — старший исполнительный директор Федеральной Научной Службы, поэтому он может положиться на любого из нас.

Наташа исполнила его просьбу, и в ожидании, пока она переведет ответ, Поттер заметил, что смотрит на Грету. Какое кислое выражение на ее красивом личике. Неужели это зависть?

Да, похоже. Он вспомнил, как впервые это выражение появилось, когда капитан сделал комплимент Наташе, что она профессионально управлялась с «Красным Китом». Он хорошо знал, что Грета не выносит, когда какая-нибудь женщина превосходит ее хоть в чем-нибудь, будь то красота или профессиональные навыки.

Она, должно быть, совсем девочка, этот космонавт… Интересно, что она думает о чужих, может, она их ненавидит? Сколько амбиций, тяжелых тренировок прошли впустую из-за них? Как много воды утечет, прежде чем новый космический корабль покинет эту разоренную планету.

Однако сам Поттер уже давно понял, что не может ненавидеть чужих. Они были слишком чужие для его понимания. Это все равно, что ненавидеть бактерии или тучу.

Ему тяжело говорить, — сказала Наташа, снова поворачиваясь к Поттеру, — болит горло, так что, пожалуйста, задавайте вопросы мне, а я буду их переводить только в том случае, когда сама не смогу на них ответить. Вас это устраивает?

В ее восхитительном английском стали возникать нотки несовершенства; одним их них была эта архаичная фраза. Несмотря на это, ее акцент был довольно приятным. Пока Поттер формулировал свой первый вопрос, Грета голосом, горьким как алое, обогнала его:

— Какой смысл во всем этом? Мы ничего не спасли, кроме вас самих?

— Простите? — Наташа озадаченно посмотрела на нее.

Поттер бросил недовольный взгляд в сторону Греты, и та замолчала. Ее все еще беспокоило, что устройство чужих не было спасено с утонувшей лодки, однако по поведению русских не было заметно, чтобы они считали свою миссию провалившейся. Как раз наоборот, казалось, они были в очень хорошем настроении.

— Мисс — э-э — мисс Николаева, — сказал он, — Вы понимаете, нам необходимо узнать всю историю с самого начала, поскольку то, что нам поведал Конгрив, не все до конца объясняет.

Она кратко посовещалась с Абрамовичем, тот кивнул, и Наташа откинулась назад, закинув ногу на ногу.

— Очень хорошо! Во-первых, вы знаете, что сейчас происходит в России — Бушенко, словно бешеный зверь, вместе со всякими примкнувшими к нему разбойниками и негодяями, взобравшись на кучу таких же бешеных, разваливает организацию нашего государства и дерется за ее кусочки. Как в джунглях! Сначала был только один участок вокруг… города чужих, по-моему, так вы называете их по-английски. Нам не хватает смелости так их называть. Официальное название «энергетический феномен». Но лично я совершенно уверена, что внутри них есть разумные существа намного больше развитые, чем мы.

Он расползается, как чума. Однако мы не понимаем, откуда у Бушенко такая поддержка. Мы так много сделали для наших людей и в ответ рассчитывали на их преданность. И хотя в большой степени это просто предрассудок, но любовь к Матушке России все-таки существует. Несомненно, Бушенко начал с оставшихся в живых обезумевших неуправляемых армий, которые мы послали против… чужих. Тысячи из них спаслись, но были абсолютно дезорганизованы, пока он не занялся ими, затем к ним примкнули либо охваченные ужасом люди, либо те, которые хотели спасти свою шкуру от его терроризирующих население банд. Но еще это не все. Мы послали шпионов и отряды на его территорию, допросили тех, кого захватили в схватках с ним и вот тут-то мы выяснили следующее. Наше правительство сделало все возможное в схватке с чужими, но Бушенко смог сделать то, что нам не удалось. Таким образом, оказавшись перед ужасной и непонятной нависшей над нами угрозой, люди с радостью пошли за ним.

Она замолчала, переводя взгляд от лица к лицу.

— Вот что нам сказали наши пленные: Бушенко нашел способ входить и выходить из города чужих по собственному желанию, и, как доказательство, достал там много поразительных предметов.

— Вы имеете в виду, — дрожащим голосом произнес Поттер, — он не сошел с ума?

В памяти возникли киноленты, показывающие людей, вошедших в города чужих в Северной Америке, которых в тот же момент охватило безумие. Психов. В нашей стране тоже многие сошли с ума, пытаясь это сделать, — согласилась Наташа. — И все же: это действительно похоже на то, каким образом Бушенко увеличил количество своих союзников. На самом деле тогда, мы полагали, что он случайно наткнулся на какой-то секрет. Возможно, некий чужой объект, который может защищать его. Вполне вероятно, что на него работает ученый, который произвел новое открытие. Во что бы то ни стало, нам было необходимо это узнать. Так у нас возник план послать шпиона в его штаб-квартиру. Прежде это была военная база в районе Уральских гор, предназначенная для расположения войск в случае атомной войны. У нас были все карты, мы могли отключить всю сигнализацию, знали все тайные тропы. Но что нам было делать с тем, что мы там найдем? Вскоре вся Россия…

— Это все мы уже слышали! — прервала Грета. — Так и что же из этого вышло? Оно на дне океана?

Наташа недоверчиво на нее посмотрела. Откинула назад голову и рассмеялась.

— Нет-нет, наше предположение, что это было устройство, оказалось неверным! Это было не устройство, так необходимое Бушенко. Это оказался человек. И хотя восемь наших людей погибли, мы привезли его в целости и сохранности. Это Питирим!

Долгие секунды тишины все обдумывали весть о бледном болезненном мальчике со слабоумной улыбкой на лице. Наконец Джесперсен слабо промолвил:

— Этот мальчик? Но что же он может сделать?

— Войти в город чужих и вернуться с вещами, — страстно сказала Наташа, — Что он и делал до сего момента для Бушенко. Этот человек просто животное, ему ни до кого нет дела, он думает только о себе. Полагаю, по крайней мере, надеюсь, что мы-то заботимся обо всех на Земле. Разве для Питирима не лучше отдавать нам то, что он может достать?

Глава седьмая

Мурлыча себе под нос, вцепившись обеими грязными руками в свое сокровище, Ичабод плелся по петляющей пыльной тропинке. На его широкий нависший лоб спадали соломенные волосы, и ему приходилось их постоянно отбрасывать назад. Он не обращал никакого внимания на людей, проходящих мимо него или снующих вокруг лачуг, склеенных глиной из кусков дерева, пластика и остатков кирпича. Они отвечали ему тем же. Все знали Ичабода, как слегка тронутого, но, в отличие от других, безобидного мальчика.

Тропинка петляла. Ичабод как дрессированная мышь также петлял, следуя за изгибами дорожки. На углу он становился и прислонился к столбу отдохнуть, все еще не выпуская из рук своего сокровища. Его мурлыканье обрело форму. С тех пор, как Ичабод научился говорить, он слышал это каждое воскресенье, а иногда и в будние дни:

«Слава Господу, ибо Он — ангелов с небесного свода привел!»

(Что такое небесный свод, Ичабод знал наверняка. Это был большой город высоко наверху, рядом со звездами. Попасть туда было нельзя. И хотя многие неблагочестивые и пытались это сделать, ему было нельзя. Только не сейчас.)

«Грешников отправит Он вниз в пылающий огонь!»

(И об этом он тоже знал. Однажды отец показал ему, что это такое — он бросил его ручную лягушку в кухонную печь.)

И вот уже мальчик снова продолжил свой путь. Подойдя к дому, Ичабод пошел еще осторожнее. Во-первых, у него было кое-что из того, что принадлежало ангелам, во-вторых, это необходимо было держать в тайне. Если удача будет на его стороне, ему удастся проскользнуть через входную дверь и спрятать это в кровати. Он должен все сделать сам, ведь это очень подходящее место для того, чтобы прятать вещи…

Нет. Не получится. Выглянув из-за угла забора, Ичабод увидел внизу в окне, что родители как обычно ссорились. Он относился к этому как к неотъемлемой части своей жизни. Легче, пожалуй, дождаться, пока кто-нибудь из них, а, может, и оба сразу, уйдут, и тогда попытаться проскользнуть в дом незамеченным.

Присев на корточки за забором, он задумался, не рискнуть ли еще раз взглянуть на свое сокровище?

Поблизости никого не было видно. Ичабод раскрыл руки и с удивлением и восхищением принялся еще раз рассматривать свое сокровище. Это точно должен оказаться бериллом или… или еще чем-нибудь из тех изумительных камней, из которых люди раньше строили небесные дворцы! Даже в его руках он играл красными, зелеными, голубыми огоньками, а уж если его вынуть на свет, он вообще ослеплял своим сиянием!

— Привет, сынок. Что это у тебя?

Тяжело дыша, охваченный волной подступившего ужаса, Ичабод зажал камень между ног. Он так увлекся, что не заметил, как к нему подкрался этот человек. Ичабод не знал его, а его учили, что любой незнакомец— «грешник». И ему захотелось так съежиться, чтобы стать совсем маленьким и незаметным.

Человек (он был среднего роста, но испуганному Ичабоду казался гигантом) сел на корточки и наклонился.

— Покажи мне, сынок, что это у тебя такое. Как красиво!

— Уходите! — свирепо скомандовал Ичабод. Человек отстранился назад, опуская руку в карман своего безупречного пиджака.

— Покажи мне его, сынок. Может, я захочу купить это у тебя. У тебя когда-нибудь было столько денег?

Он протянул руку вперед, и на ней зазвенели полдюжины блестящих монет.

— Нет! Нет! Нет! — завопил Ичабод, вскакивая на ноги, и бегом поднялся на крыльцо дома. Когда он подбежал к дверям, они распахнулись, и Ичабод врезался в мамин передник. За ее спиной со свирепым лицом медленно ходил отец. Впервые Ичабоду это понравилось.

— Пусть он уйдет! — закричал он.

Родители обменялись взглядами, и отец направился к незнакомцу, который уже поднялся на ноги и стоял на тропинке.

— Так! Мистер, что это Вы делали с моим малышом?

— Ничего, — улыбнулся незнакомец. Ичабод не доверял людям, которые так улыбались — только одними губами. — Меня зовут Кори Беннет. Я немного торгую редкими артефактами. Вы знаете, сколько в соответственном месте может стоить находка вроде той, что у Вашего сына?

— Какая находка?

Его мама вопросительно взглянула на сына и протянула свои руки. Ичабод отчаянно старался прижать к себе свое сокровище, но пальцы матери, как стальные когти, разжали его руки и открыли великолепное полихромное сияние реликвии ангелов.

— Ичабод! — накинулась она. — Где ты его стянул?

— Я не стянул, а нашел! — завопил Ичабод, — Он мой — верните его обратно!

Мальчик потянулся за своим сокровищем, но получил в награду здоровую затрещину по уху. Ичабод, заревев, отвернулся, но мать схватила его за плечи, чтобы он не убежал. Осмотрев и обдумав играющие цвета, она заговорила:

— Прошу прощения за мою невоспитанность. Меня зовут Марта Симс, а это мой муж Грэг. Вы знаете, что это?

— Думаю, я смогу определить, если посмотрю поближе.

— Тогда, пожалуйста.

Она протянула ему предмет. Беннет поднялся на крыльцо, взял в руки камень и осмотрел поближе, изучая.

Ну-ка, подождите! — сказал Симс. — Это из города?

Похоже на то, — согласился Беннет.

Тогда это святыня!

Симс шагнул вперед.

Марта, ты собираешься продать святыню грешнику? По закону, как и все они, она принадлежит…

— Ты бы лучше больше работал, да поменьше болтал, Симс, — вмешалась его жена. — Его что, можно съесть? Или тебе будет от него теплее ночью?

— Продашь его — можешь вместе с ним продать и свою душу! — Симс поднял руки. — Только попробуй. Я вот сейчас из тебя дурь-то выбью!

— Попробуй, тронь меня пальцем, и я возьмусь за шест… мне не впервой. И это еще только десятая часть того, что я с тобой сделаю! Понял?

Беннет на мгновенье поднял проницательный взгляд своих темных глаз от драгоценного камня, или чем он там был, и взглянул на лица супружеской пары. Он осторожно кашлянул и протянул камень, словно хотел его вернуть.

— Если он значит для вас что-то особенное, я не стану вас беспокоить, — сказал он. — Да и мальчик придает ему большое значение.

Он с удовольствием отметил алчность, засиявшую в глазах Симса и его жены.

— Ничего толкового, если цепляться за вещи, в этом мире не сделаешь, — зарычал Симе. — Ты меня слышишь?! Храни свое сокровище на небесах, маленький грешник!

Он помахал перед лицом мальчика кулаком, и тот убежал прочь.

— Может, если его отдадут неверному, он, наконец, поймет, что нельзя быть скупым.

— Кто сказал, что я неверный? — запротестовал Беннет, быстро сложив вместе руки. С тех пор, как приехал, он успел научиться многим таким вещам, и это всегда ему помогало.

— Мне кажется, реликвии именно для этого-то и нужны, — продолжал он. — Разве мы не получаем за них то, что помогает нам спастись. Островок веры в океане неверия? Разве не так учит нас апостол, — «Для благочестивого — все благочестиво»? Не в самих деньгах грех. Грех в жажде их обладания.

Симе озадаченно сдвинул брови:

Тогда в чье учение ты веруешь?

— В учение Брата Марка.

И не дождавшись дальнейших комментариев, Беннет прокатил по ладони камень, напоминающий по форме продолговатое яйцо.

Для меня это не больше чем просто красивая вещь, хотя… некоторые с большой радостью купят его за драгоценности. Ради того, чтобы накормить и одеть честных людей, я куплю его за 100 долларов.

Он видел, как его слова о жажде денег попали точно в цель, запали в душу Симсам и терзали их. Со стороны Симса торговаться дальше было бы некрасиво, его жена, в свою очередь, не решалась торговаться, ибо слишком боялась, что набожность ее мужа снова возьмет свое и тот не пойдет на сделку. Ичабод тихо стонал.

Пока они все еще сомневались, Беннет добавил еще 20 долларов и прикрыл торг.

Настоящие свободные торговцы, вроде знаменитого Дена Рэдклиффа, или любого из ребят Грэди, всегда уверенные в том, что прибыль будет как минимум 1000 %, наверняка заплатили бы вдвое больше; потом наняли бы федерального агента, чтобы он охранял их, пока они не променяют артефакт на драгоценности.

Кори Беннет был федеральным агентом. А уж драгоценности были последними, ради чего он выменял себе это чудо.

Он был почти на седьмом небе от счастья, когда выбирался на шоссе из этого городка лачуг. Это было уже второе поселение на этой стороне. Первое основали беженцы с южной базы, но обезумевшие толпы сожгли его почти сразу. Некоторым из переживших и задержавшихся здесь жителей было просто некуда больше идти, и им ничего не осталось, как заново отстроить свои дома. Большинство обитателей Земли Грэди были бездомными бродягами, их привлекало здесь то, что законы «Губернатора» обещали защиту от федеральной власти и шанс быстро сколотить себе состояние. Остальные были вроде семьи Симсов, глубоко верующих, что города чужих не что иное, как города ангелов, спустившихся с небес, чтобы карать грешников.

Беннет уяснил себе, что эта точка зрения находит свое подтверждение в Книге Откровений. И вообще, Беннет всегда там же находил подтверждения и другим своим мыслям.

Земля Грэди была сомнительным местом для жилья: города, не погребенные под пожарами сумасшедших толп, были ветхими и переполненными, а поселки лачуг были и того хуже. Возвращаясь на шоссе, где он оставил машину, Беннет воспрял духом.

Однако его сердце ушло в пятки, когда он заметил за машиной защитный цвет униформы патрульного.

Ничего не оставалось, как продолжить свой путь с невинным выражением лица. Так он и сделал. Щурясь от яркого дневного солнца, Беннет пошел навстречу патрульному, уставившемуся на него сквозь свои солнцезащитные очки.

Облокотившись на машину одной рукой, патрульный протянул вторую:

— Документы.

Беннет предъявил документы.

— Свободный торговец, — ничего не выражающим тоном произнес патрульный. — Отлично, и чем же ты поживился сегодня?

В мгновение ока Беннет принял решение. Здесь он был еще новичком, но уже успел через свои руки пропустить немало «редких артефактов» или, другими словами, священных реликвий. С каждого он честно платил сборы налогосборщикам Грэди, которые, на самом деле, больше походили на банду рэкетиров, хотя надо отдать должное, что часть сбираемых денег все-таки попадала и на нужды города. Маловероятно, что какой-то там патрульный рискнет напасть на него, хотя, судя по всему, можно было догадаться, что Беннет вот-вот может оторвать довольно прибыльную вещь.

Беннет опустил руку в свой огромный карман и вытащил оттуда горсть монет, которые приходилось носить, ибо сегодня мало кто доверял бумажным деньгам… к счастью, семья Симсов к ним не относилась.

В этой куче мусора? — проговорил он. — Черт, эти люди не очень-то доверяют тем, кого они не знают уже целую вечность. Я-то надеялся, что уже стал достаточно уважаемым человеком, вот и пошел, тут спросил, там, но, когда речь заходит о деле, они держат свои рты на замке.

По крайней мере, половина из этого была правдой, и Беннет заметил, как в голове патрульного зашевелились мозги. Беннет приготовился, ибо, если патрульный решит его обыскать, ему придется рискнуть и напасть на него — слишком долго Беннет охотился за тем, что выменял сегодня у Ичабода.

— Хорошо, — наконец решил патрульный и вернул документы. — Надеюсь, в следующий раз тебе повезет больше. Послушайся моего совета: показывайся здесь чаще, надо чтобы они привыкли к твоему лицу. Подружись с какой-нибудь из их религиозных сект. Мне бы до конца жизни хватило жить припеваючи на то, что хранится в их церквях.

— Давай их мне, я продам это на аукционе, и ты сможешь позволить себе прожить такую жизнь дважды, — попытался пошутить Беннет.

В ответ патрульный выдавил из себя некое подобие ухмылки и отошел назад.

Беннету пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не дотронуться до кармана, где находился столь драгоценный для него предмет, и удостовериться, что это сокровище все еще на месте. Однако он удержался и уже по дороге обратно, в машине, далеко внизу, заметил, что с тех пор, как включил двигатель машины, все еще продолжает сдерживать дыхание.

Беннет почти сразу узнал эту вещь, как только увидел ее в сжатых ручках мальчонки. Ее форма была очень знакомой, но вот цвет был настолько необычным, что он, было, подумал, не попался ли ему какой-нибудь новый вид артефакта.

Тем не менее, он оказался тем самым, что Беннет искал вот уже сколько времени. Он видел шесть-семь подобных штучек, но все они были сломанные, бесцветные и пустые. Этот был не поврежден. Беннет повторял про себя снова и снова: этот работает! Этот работает! (Но был ли в этом смысл? Производят ли эти устройства чужих что-нибудь в нашем, человеческом понимании?)

Если бы этот патрульный догадался, что у меня на самом деле на уме!..

Из таких с трудом добытых кусков первая «машина» чужих, попавшая во владение человека, будет собрана здесь, прямо под носом у Грэди, для которого то, что так беспокоит Беннета, было всего лишь штуковиной, которую хорошо можно будет продать какой-нибудь богатой толстухе из Далласа или Нью-Йорка. Беннет абсолютно точно знал, что это устройство уже стоило, по крайней мере, двух жизней. Первый раз, когда человек пытался ограбить склад местной церкви, потому что слышал — в ней хранится необходимая ему часть; второй, когда патрульные Грэди поймали человека, который пытался вывезти какую-то штуковину для изучения в университетском центре. И вот, не смотря на все это, наконец-то сборка устройства подходила к концу.

— Вот она — недостающая часть головоломки — здесь, в моем кармане! — шептал он, не в силах поверить в случившееся. — Что производит это устройство? Наверняка вырабатывает энергию. Какую энергию? Сколько? Каким образом? Получиться ли у меня понять все это, не вскрывая и не разламывая его?

Конечно, худшим из всех мучавших его вопросов, был о том, что будет делать полностью собранное устройство, этот мистический аппарат? Похоже, он станет уже третьим из тех, кто пытался закончить сборку. Устройство собиралось наподобие трехмерной головоломки из разных компонентов. А может быть, после всех этих попыток, после потери стольких жизней, человеческий разум окажется просто не в состоянии понять работу этой «машины»?

А вдруг это что-то ненужное и бесполезное? — разговаривал он сам с собой. — Как мыльный пузырь богатства старого дяди Джо. Но с какой, черт подери, стати? Ладно, поживем — увидим. Теперь уж на днях все выяснится.

Он повторял себе это с тех пор, как чужие высадились на Земле, но с каждым днем верить в это было все сложнее и сложнее.

Глава восьмая

Казалось, после катастрофы, спровоцированной приходом чужих, человечество стало развиваться в двух противоположных направлениях. Во всяком случае, так казалось Орландо Поттеру.

В каких-то мелочах оно продвинулось в будущее: например, с карт мира исчезли многие государственные границы; и сейчас здесь, на южном побережье Острова Ванкувер, в Виктории никто не возражал против того, что американские официальные власти воспользовались канадскими возможностями. У него был свой временный офис, оборудованный телефоном и телетайпом, связанными с уцелевшей после ядерных взрывов частью правительства Соединенных Штатов. Конечно, с тех пор, как Канадский парламент перебралось сюда после катастрофы, и законы, и правила, и традиции претерпели серьезные изменения.

Забавно, что предпочтение было отдано острову, возможно, это просто пережитки британского происхождения. Хотя, вполне вероятно, был расчет и на то, что остров не так уязвим. И, может быть, они предвидели, что хаос и пожары, охватывающие сейчас Землю Грэди, могут распространяться все дальше и дальше, и решили, что остров легче оградить от волны вандализма, чем сушу.

Однако на сегодняшний день большая часть человеческой расы обратилась вспять, в прошлое, вместо того, чтобы идти вперед, в будущее. Губы Поттера искривились, словно он проглотил лимон, когда ему припомнились миниатюрные гражданские войны, развернувшиеся здесь. Особенно кровавыесхватки случились в Калифорнии, когда сельские жители, охваченные паникой, бросились в маленькие города, а горожане придерживались твердого намерения сохранить все, что у них еще осталось.

Несомненно, это был регресс. Возвращение к эпохе, когда закрытые крестьянские поселения боялись любого чужого человека, нет — даже дальше — к эпохе феодализма, ибо Грэди был ни кем иным, как самым настоящим феодалом, и управлял последователями, как средневековый барон своими рабами.

И теперь люди, как крысы, копошились, ругались на руинах когда-то великой цивилизации, и лишь единицам из них то там, то здесь удавалось собрать осколки былого и придать им какую-то новую форму. Можем ли мы сосуществовать с чужими? Это был один из извечных вопросов. Можем ли мы просто уйти из тех мест, где они обосновались и вести свое собственное обособленное существование? В конце концов, ведь сама природа изгоняла нас из определенных мест нашей планеты: пустыни, лед, непроходимые леса…

Скорее всего, нет. Поттеру до боли хотелось бы верить, что решение этой проблемы будет очень простым, но он понимал, что это невозможно. Существовало два непреодолимых обстоятельства: во-первых, невозможно было предугадать, было ли у чужих намерение расширять свои владения на Земле и дальше, во-вторых, человеку свойственно обезьянье любопытство, и игнорировать такую загадку человек никак не мог, это противоречило его природе.

Поттер смотрел в окно своего временного офиса, расположенного в только что построенном высотном корпусе. Из него было видно море. Штиль, солнечное летнее небо, прозрачное и голубое. Но сейчас его настроению скорее бы подошла дикая буря.

Он застрял здесь из-за Питирима. Первоначально планировали переправить его по воздуху из Виктории в ближайший действующий морской порт. На севере США располагалась зона радиоактивных осадков после огромных взрывов располагавшихся там межконтинентальных баллистических ракет, к югу все было разрушено противоракетными комплексами.

Пока же Зворкин запретил дальнейшую перевозку больного мальчика. Американские и канадские ученые, физиологи и психологи, которые прилетели сюда, чтобы присоединиться к знаменитому доктору Льюису Порпентайну, согласились с этим решением. Ученые с трудом поддерживали жизнь в щупленьком теле мальчугана. Его столь же слабенький мозг пережил травму за травмой: сначала похищение с базы Бушенко на Урале, потом выстрелы с преследующего их корабля, и, наконец, он был бесцеремонно выброшен в Тихий океан. Он не боялся разве что своей тени, и, чтобы добиться заметного улучшения его состояния, требовалось немало времени, а еще больше потребуется на то, чтобы уговорить его сотрудничать с чужаками так же, как он работал на Бушенко.

Так возникла временная штаб-квартира «Операции Пантомима». Кодировка была явно идиотской, она основывалась на морском рандеву «Арлекина» и «Коломбины». Ответственным за операцию был назначен Орландо Поттер. Он долго добивался в Комитете по Чрезвычайным Ситуациям ее одобрения, и боялся даже и думать о том, чтобы вернуться без весомого доказательства полной удачи либо полного провала мероприятия. Его уверенность уже пошатнулась, а вместе с ней и доверие той части комитета, которая в него поверила.

После перевода канадского парламента здесь еще остались небольшие ресурсы, и оборудование было терпимым. Качество больничных услуг соответствовали условиям, которые еще можно было найти на континенте, и это сыграло решающую роль. Четыре верхних этажа были практически новыми; кроме того, раньше это здание занимала страховая компания, а поскольку страхование стало плохим бизнесом в пост-катастрофный период, она покинула его и оставила довольно новые и мощные компьютеры. Канадское правительство немедленно реквизировало их, и хотя все оборудование так и стояло в бездействии, они с большой неохотой согласились на его эксплуатацию. Вокруг было достаточно телефонов и телетайпов, так что Поттер должен был считать, что ему крупно повезло.

На самом деле…

Он так долго смотрел на яркое небо, что у него появились признаки головной боли. Усилием воли Поттер вернул свои мысли к насущным проблемам и взял из подставки, стоящей по его левую руку, пачку лежащих сверху бумаг. Из-за длительного наблюдения за солнечными бликами на море он долго не мог разобрать, что там написано. Когда проявились слова о страховке корабля, он понял, что смотрит не на ту сторону. Даже в этой стране, известной раньше своей хорошо развитой бумажной промышленностью, стало необходимо писать на обеих сторонах листа. Некоторые леса горели уже шестую неделю.

На обратной стороне Поттер нашел обычный ежедневный медицинский отчет о состоянии здоровья Питирима. Его можно было изложить в трех словах: «Практических изменений не наблюдается».

Господи Боже, ну, сколько же это может продолжаться? Не глядя, он бросил бумагу в полную корзину и взял следующий отчет.

Прочтя наполовину первый из 10 параграфов, Поттер заинтересовался и сосредоточился на его чтении настолько, что был просто шокирован, когда по окончании поднял глаза и увидел разглядывающую его Грету. Он даже не слышал, как открылась дверь. Грета выглядела недовольной.

Да? — спросил он более резко, чем собирался, так как все еще находился под впечатлением только что прочитанного.

— Мне кажется, нас водят за нос, — сказала Грета. — Сигареты не найдется?

— А? Да, конечно, — Поттер подтолкнул через стол коробок спичек и почти пустую пачку сигарет. Когда она прикуривала, он спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Я сказала, что мне кажется, будто нас водят за нос, — повторила она, опускаясь в кресло. — Я даже мысли не допускаю, что этот слабоумный мальчишка, над которым они так трясутся, больше чем просто идиот. Я вполне допускаю, что Бушенко действительно мог наткнуться на какой-то способ входить в города чужих и выходить оттуда; но мир перевернула верх ногами та, которая получила ученую степень и объявила о своем решении поступить на Научную Службу, когда ей было всего 14 лет… великолепно! Я помню — на том рандеву с русским кораблем очень завидовала, что наравне с остальными ты можешь связать пару слов по-русски, тогда как я максимум что могу, так это заказать себе завтрак на испанском. И потом, как только Наташа появилась на борту корабля, ты начал показывать дотоле неизвестную мне сторону своей натуры.

Грета словно превратилась в лед, и от ее холодного взгляда у Поттера мурашки побежали по спине.

Все, что ты можешь сделать… И только-то? Тебя это беспокоит? Она — специально обученный космонавт; первоклассный инженер; прекрасно говорит по-английски, хотя раньше ни разу не была в англоязычной стране. Наташа затмевает тебя, поэтому и не нравится тебе. Раньше ты срывалась на мне, на Абрамовиче, на всех, кто попадался под руку, а теперь еще и на Питириме.

— Предъяви мне какое-нибудь хотя бы мало-мальское доказательство, хотя бы намек на него, — проговорила сквозь зубы она, — и тогда я напишу все это на бумаге и съем ее. А до тех пор, пока ты не предъявишь, я буду продолжать говорить, что нас водят за нос, и ты выглядишь самым полным идиотом из всех нас.

— Ты когда-нибудь слышала о психах?

Как он и ожидал, вопрос спутал ход ее мыслей. Остаток тирады застрял на кончике языка вместе с ответом, который все же слетел с ее уст:

— Какого черта, конечно слышала! А что?

— Дай определение, как ты их понимаешь.

— Да что тут понимать-то? Их невозможно понять. Предположительно, это люди, которые пытались попасть в город чужих или слишком много времени тратили на поиски артефактов, скорее всего, с ними что-то произошло. Они непристойно выглядят, враждебно относятся к обычным людям и, как правило, шизофреники.

— Питирим? — произнесенное Поттером имя повисло в воздухе, словно колечко дыма.

Грета долго не решалась развеять его. Наконец, она наклонилась, чтобы затушить окурок своей сигареты и с нескрываемой усталостью произнесла:

— Хорошо, ты выиграл. Знаешь, что я собиралась сказать?

Он покачал головой.

— Я собиралась поговорить о твоих психологических приемчиках. О том, как ты заставляешь людей принять твою сторону. Но, черт, у тебя здорово это получается. Никогда не думала, что ты когда-нибудь применишь это на мне, но ты только что именно это и сделал, и твой трюк, как всегда, сработал. Но не кажется ли тебе, что у Питирима не было достаточно мозгов, чтобы он мог сойти с ума… Ты что, считаешь себя самым умным сукиным сыном? Ты — жаждущий власти…

— Не больше, чем другие, — резко прервал ее Поттер_— Ты как думаешь, если бы не эти чужие, я стал бы заместителем генерального секретаря Комитета? Черта с два. Никогда не хотел быть Большим Боссом. Мне бы пришлось слишком дорого за это заплатить.

— Говорят, талант дается от рожденья, но чтобы там не говорили, он, определенно, у тебя есть. Ты можешь заставить человека чувствовать себя слабым и… и раздетым. Ты знаешь, как надавить, и когда ты это делаешь, ты даже не задумываешься, чтобы скрыть это.

— Думаешь, слабость — это добродетель? — разгорячившись, спросил Поттер. — Да? Ерунда, это — роскошь! Мы больше не имеем права себе ее позволить. Мы это могли, когда на карте стояло соперничество с людьми, у которых были такие же слабости, как и у нас. Но чужие — не люди! И если мы собираемся выжить, нам придется узнать себя в тысячу раз лучше, чем это нам когда-либо удавалось. Нам необходимо нещадно себя критиковать. Мы должны перестать делать ошибки!

В ответ Грета состроила гримасу. Она так решительно затушила свою сигарету, что, показалось, хочет вместе с ней так же решительно и легко добить Поттера.

— Но, — в заключение произнес он, — поскольку ошибки все-таки случаются, последствия неизбежны. На вот, прочти этот отчет и иди собирай свои вещи.

Она протянула руку за бумагой, что Поттер хотел ей дать, но остановилась.

— Так, значит, ты решил от меня отделаться! — загорелась она. — Господи, да ты же самый эгоистичный сукин сын во вселенной! Меньше чем космонавт тебе не подходит?

Поттер устало вздохнул.

Нет. На самом деле, не смотря на то, что между нами никогда не было особой связи, я буду скучать по тебе, и, надеюсь, ты скоро вернешься. Не думаю, что ты мне поверишь, но я не провел ни разу с Наташей больше 10 минут, и, насколько мне известно, она не интересуется ни мной, ни вообще кем-то из здешних мужчин. А пока нам немедленно необходимо послать на Землю Грэди нашего человека, а раз уж ты появилась здесь, недовольная тем, что мы попусту тратим время, уверяя, что нас водят за нос, я посчитал, что ты с удовольствием возьмешься за это задание. Пока он говорил, Грета просмотрела бумагу.

— Теперь, — сказала она, не поднимая глаз, — мне все ясно — ты посылаешь меня туда одну только потому, что, вполне вероятно, я оттуда уже не вернусь. И, стало быть, перестану быть тебе помехой.

— Не одну, — спокойно ответил Поттер. — Не одну, если ты сможешь уговорить сотрудничать одного человека. Он сможет тебя прекрасно прикрыть. Ну, так как?

Она замолчала на мгновенье. Наконец, вздохнув, отдала обратно бумагу.

— Очень хорошо. Это место начинает действовать мне на нервы, а вместе с ним и ты. Это будет не самая плохая идея, если мы отдохнем друг от друга.

— А задание? — спросил Поттер, — Ты вообще-то его прочитала?

— Да.

— Неужели… ну, неужели, тебе не кажется?.. — он уставился в пустоту, словно подбирая слово, и, наконец, подобрав, по-видимому, не самое точное, лениво закончил, — неужели это задание тебе не кажется волнующим?

— Мне кажется, я больше не понимаю, что это значит, — поднимаясь, ответила Грета и вышла из кабинета.

Глава девятая

Сегодня определенно было слишком жарко. Уолдрон без устали бродил из угла в угол. Он пытался сесть за фортепьяно, но почувствовал себя чересчур подавленным и не смог сосредоточиться. Все телевизионные каналы мусолили какую-то чепуху, что-то повторяли и гоняли старые, сделанные еще до пришествия чужих, фильмы; он перебрал музыкальные записи и не нашел ни одной, которую бы ему хотелось послушать.

Остановившись у небольшого столика «из уже исчезнувшей породы дерева, стоящего подле основного окна, Уолдрон в тысячный раз взял в руки одиноко лежащий там предмет. Что это за чертова штуковина? Толстый жезл восьми с половиной дюймов в длину из чего-то, похожего на стекло, неправильно ограненный, по форме напоминает стакан, внутри которого в центре дна располагались колючие подобия кристаллов. Из каждого ребра этой кристаллообразной формы не то чтобы по какому-то закону, а симметрично, как это бывает у живого организма, выступали наружу отростки, казавшиеся тоньше волоска.

Мусор, выброшенный высшей расой. Уолдрон купил его почти год назад. Он обошелся ему в восемьсот долларов, и это была самая маленькая цена на том аукционе, который он тогда посетил. Большинство остальных, торговавшихся на аукционе, были спекулянтами, как обычно выискивающими что-нибудь такое, на чем можно сделать состояние, перепродав правительству или какой-нибудь корпорации, у которой еще остались научные лаборатории. Ему же хотелось приобрести все равно что, любую штуку, созданную чужими, которая бы не давала покоя его мозгам.

Теперь, как это бывало время от времени и раньше, эта бесполезная штука снова оживила его память. Конечно, Уолдрон пренебрегал самым важным из своих задач, которые ставил перед собой — ведением дневника, его он начал, когда осознал горькую правду, состоящую в том, что никто не пошевелится написать действительную историю этого времени.

Он прихватил диктофон и направился к своему самому удобному креслу. Налил себе выпить, сел в кресло и нажал на кнопку записи. Назвал дату, замялся, и вдруг с его губ сорвались слова, о которых он даже и не думал.

— У меня перед глазами картина Вашингтона. Непроглядный смог днем и туман ночью. Целая неделя прошла с тех пор, как Беннет вошел в ресторан «Город Ангелов» и умер после нападения Рэдклиффа. Буквально через несколько часов после того, как мы, предположительно, установили личность убитого, они обрушились на нас. Меня там не было, я ушел после ночной смены домой и попытался поспать. Когда я вернулся, они скрылись с его телом в тумане Вашингтона и строго приказали нигде и никому не упоминать имя Беннета. А уже через день мне позвонил некто, не пожелавший себя назвать, и, сославшись только на отдел, потребовал не арестовывать Рэдклиффа и замять эту историю. Я отследил звонок, он был из Секретной Службы.

— Он не сказал «Замять», но имел это в виду.

— Господи Иисусе, как жаль, что эти подземные бункера Вашингтона имеют такое влияние! Пожары и осадки могли бы очистить наш дом и дать новым людям со свежими идеями шанс разобраться с нашими проблемами. А вместо этого мы так и сидим в луже все с той же старой командой бюрократов, чьи идеи застряли где-то в Каменном Веке семидесятых. Что станется, если они будут все еще руководить нами?

— Они, должно быть, знают, что Беннет не вошел в двери «Города Ангелов». Это обмусоливается снова и снова, но ведь его не впустили бы туда в таком затрапезном виде, правда? Как он попал туда, где на него впервые обратили внимание? Возник из воздуха? Пришел прямо с Земли Грэди, где, как говорит Рэдклифф, полным-полно психов? Черт, тогда это, должно быть, самая большая новость после новости о высадке чужих!

— Наверное, существует какое-то решение сверху. Полагаю, что слишком близко расследовать это дело «не рекомендуется», и, скорее всего, само оно запрятано под надписью «Совершенно Секретно». Может быть, даже его брату не сообщили, что он умер.

— Если, конечно, у него есть брат.

Уолдрон резко остановился. Это была черта, за которую с того самого момента, когда Кэнфилд принес новости о зеркальных отпечатках пальцев, Уолдрон не осмеливался заходить.

ЭЧ! Эра Чудес не прошла!

В этот момент в нависшую в комнате тишину, словно пила в ствол дерева, врезался звук дверного звонка. Его рука рванулась, чтобы выключить диктофон. Кто, черт возьми, это может быть? Ему вовсе не хотелось, чтобы его сейчас отвлекали. Надо подождать, пока посетитель потеряет терпение и уйдет.

Однако терпения у посетителя оказалось гораздо больше, чем Уолдрон мог себе представить. После третьего звонка некто нажал на кнопку звонка и стал ждать ответа. Уолдрон с проклятьями вскочил и разъяренно бросился к двери.

В дверной глазок он увидел довольно элегантно одетую женщину, и это направило его мысли в определенном направлении. Оставив дверь на цепочке, он резко произнес:

— Меня это не интересует! И в следующий раз смотрите, кого вы снимаете — у нас ведь все еще существуют законы против проституции, а я — как раз представитель той самой власти, которая следит за соблюдением этих законов!

Он хлопнул дверью.

— Лейтенант Уолдрон! — резко остановила его женщина, у которой единственная реакция на его отповедь проявилась лишь в легкой краске на щеках.

Это привело его в замешательство. Если она знала его имя и звание, то совершенно очевидно, что она никак не могла относиться к работающим здесь женщинам, выискивающим по квартирам клиентов на ночь. Все еще обдумывая это, он снял цепочку и широко открыл дверь.

— Мне необходимо с Вами поговорить, — сказала женщина. — О смерти Кори Беннета.

Казалось, слова на мгновенье застыли на поверхности его сознания, как камни могут застывать на тонком льду, прежде чем разбить его на куски. Уолдрон оглядел женщину с головы до ног. Она была стройной, почти такого же роста, как и он; у нее было довольно худое лицо, а косметика придавала ему лоск. Волосы касались плеч и были собраны налево так, что подчеркивали нежность ее лица.

Лед разбился, и камни утонули. Уолдрон услышал свой голос:

— Кори Беннет?

Женщина невозмутимо кивнула.

— Я почему-то ожидала, что Вас это удивит. Вот мое удостоверение личности.

Она расстегнула молнию на кармане жилета болеро и протянула ему маленькую желтую карточку с фотографией, на которой было написано: Грета Хелен Деларю, офис Федеральной Научной Службы, Вашингтон, ДС.

Уолдрон заворчал.

— Пришли, чтобы заткнуть мне рот? — кисло предположил он, возвращая ей карточку. — Ну, хорошо, проходите.

Он указал ей на стул, на котором только что сидел сам, взял свой бокал и сел на край стола напротив нее. Короткое молчание. Уолдрон недовольно махнул рукой.

— Так что Вы хотели мне сказать? Вы сказали, что пришли сюда поговорить со мной.

Она рассматривала его артефакт.

— Судя по тому, как Вы сказали: «Кори Беннет», я предполагаю, что Вам известно уже достаточно многое из того, что я должна была Вам объяснить.

— Мне ни с кем нельзя разговаривать об этом, — прервал Грету Уолдрон. — Но, дьявол меня подери, я думал об этом, и не верю во всю эту чушь с близнецами и с зеркальными отпечатками пальцев.

— Правильно. Кори Беннет был единственным ребенком в семье. К тому времени, когда наши эксперты добрались до его тела, органическая смерть уже дала о себе знать. Должна сказать, что ваш полицейский патологоанатом не образец совершенства, и это только добавочно осложнило нам жизнь, но все же мы вне всяких сомнений смогли определить, кто он такой. Однако от этого наша головная боль только усилилась.

— Пытаясь выяснить, что с ним произошло? — спросил Уолдрон. — И так что же это было?

— Всему свое время. Как только мы…

— Что с ним произошло?

Уолдрон с грохотом поставил на стол свою стекляшку, и ее болтающиеся фрагменты зазвенели. Он смотрел, пока она не перестала звенеть.

— Простите, — промычал, наконец, он. — Я становлюсь нетерпеливым.

— Оставьте, ради Бога! Почему бы Вам не сесть поудобнее? Я отдаю должное тому напряжению, в котором Вы, должно быть, находились в последнее время, но будет лучше, если я сама дойду до этого момента.

— Ну, так давайте доходить, а не ходите вокруг да около! — бросил Уолдрон через плечо.

— Кори Беннет был сотрудником филиала Федеральной Научной Службы с июня прошлого года, — начала Грета. — Четыре месяца назад его отправили туда, что я предпочитаю назвать сленговым названием, как Землю Грэди, с целью свободной торговли. До настоящего момента явно наблюдался большой прогресс в его работе, а его последний отчет пришел вчера ночью.

— Что?

Уолдрон повернулся к Грете.

— Я тут кое-что проверяла про Вас, Мистер Уолдрон. Очевидно, Вы любите жаловаться, что ничего не делается по отношению к э-э… чужим. Я хочу Вас заверить, что было сделано уже достаточно много. Однако мы не осмеливаемся придавать гласности эти факты. С одной стороны, мы немедленно столкнулись бы с оппозицией благоверных, и хотя они с причудами, но их вполне достаточно и даже слишком много, чтобы рискнуть вызывать у них любопытство. С другой стороны, мы предполагаем, что чужие могут читать враждебные намерения человеческого сознания. Другого разумного предположения, почему наши армии, направленные в города чужих, посходили с ума, мы не находим. Вполне возможно, что чужие могут простерилизовать планету, если мы будем их очень сильно доставать. Приблизительно так же, как мы могли бы уничтожить всех крыс и мышей, если бы направили на это все свои силы. Даже по самым лестным оценкам уровня нашего интеллекта, в сравнении с чужими, мы стоим не выше этих крыс.

— Однако мы делаем все, что можем, и на данный момент перед нами стоит проблема, требующая немедленного и интенсивного расследования, но у нас слишком мало людей. Наши ресурсы так напряжены, что даже можно услышать, как они трещать по швам, — продолжала она. — Дело в следующем. Кори Беннет — мертв. Его тело находится в наших лабораториях, его разбирают на части, как хрупкое устройство. И, скорее всего, Кори Беннет сам виноват в том, что привело его к смерти.

Последующая тишина пронеслась по комнате, как холодный ветер. В памяти Уолдрона возникло нечто, что пыталась сказать Мора Найт о психах. Покрываясь потом, он направился к стулу.

— Вы имеете в виду, он прошел сквозь время, как и через пространство «Города Ангелов»? — недоверчиво спросил он.

— Это только отчасти рационально объясняет происшедшее, но это единственное, к чему мы пришли. Вы можете предположить что-то еще?

Уолдрон покачал головой.

— А вы не можете — ну, что ли предупредить его об опасности? — в свою очередь спросил он.

— Неужели Вы думаете, мы осмелимся? Судя по тому, что нам известно, наше предупреждение может спровоцировать само событие. С другой стороны, если мы ничего не предпримем, то знаем, что в любом случае рано или поздно… бедный засранец будет мертв, и все, что мы можем сделать, так это вынести из этой ситуации максимум полезного. Впервые у нас появилась возможность наблюдать за процессом чужих. Должно быть, это чужие. И… ну, это Вы не должны были бы знать, но заслуживаете: заданием Беннета было попытаться закончить устройство чужих. Два его предшественника достаточно преуспели в этом, но погибли, не окончив сборки. Судя по последнему отчету Беннета, он думает, что располагает всеми необходимыми частями, и собирается соединить их и узнать, может ли устройство что-нибудь произвести.

Уолдрон присвистнул:

— Так это из-за устройства… из-за него он стал зеркальным?

— Это мы и надеемся узнать. Наши теоретики предположили, что он прошел через пространство Мебиуса. Представьте себе полую трубу треугольного сечения. Закрутите ее концы на 120 градусов, и затем замкните все это в кольцо. Нам известны отнюдь немного возможностей чужих, однако мы знаем, что они могут наносить огромные локальные искривления, временного континуума.

— Зачем Вы мне об этом рассказываете? Ко мне-то какое все это имеет отношение?

— Это зависит только от Вас.

— Вы много берете за прямые ответы?

— Прошу меня простить. Первое, что привлекло наше внимание к Вам, было то, что Вы решили не арестовывать Рэдклиффа по подозрению в убийстве. Я сильно сомневаюсь, чтобы Вы это сделали из правильных соображений, но для нас это было огромной удачей. Это, плюс то, что, по всей вероятности, он напал на девушку, которую нанял на ночь, за что его практически задержали, и то, что только Вы обращались с ним по-хорошему, оставило его в неоплаченном долгу перед Вами. Там, на Земле Грэди, говорят, у них процветает омерта. Изучив пленку, которую Вы записали во время формального допроса Рэдклиффа, мы обнаружили кое-что еще, и хотя запись была не очень четкая, мы смогли разобрать, что на самом деле он предложил Вам уйти вместе с ним на Землю Грэди. На следующий день Рэдклифф намеренно упомянул об этом в разговоре со своим деловым партнером Хайсоном.

Она подняла голову и посмотрела Уолдрону прямо в глаза.

— Ваш тон говорил о том, что Вы находите это предложение весьма заманчивым.

Уолдрон почувствовал, как пот стекает по его спине.

— Так вот оно что! — выпалил он. — Понимаете, я злился сам на себя. Я думаю, — на мгновение он замялся, — думаю, я изучал Рэдклиффа как свободного торговца с точки зрения какого-то более высокого, скажем так, артистического порядка. Но я Вам гарантирую, что ни за что не рискну своей работой и не отправлюсь на Землю Грэди, даже если он мне предложит возглавить его систему безопасности.

— Очень хорошо, — сказала Грета, поднимаясь. — Я надеялась, что Вы думаете иначе, но нет, так нет, в таком случае я поеду одна.

— Подождите, — Уолдрон застыл от удивления. — Похоже, я что-то упустил?

Она подошла к столу у окна, прикоснулась к артефакту, и, пожимая плечами, произнесла:

— Моим заданием является наблюдение за действиями Беннета, пока они не приведут к его появлению в прошлом, поскольку в моей профессии мы не удовлетворяемся заявлением, что это Эра Чудес. Но на Земле Грэди одинокой женщине сложно действовать самостоятельно. Мы считали, что Ваше мнение о повсеместной апатии было откровенным, и Вы захотите восстановить ваш контакт с Рэдкллффом, чем обеспечите мне прикрытие. Черт возьми, насколько тогда легче будет попасть на Землю Грэди. Они опасаются незнакомых людей, а знакомство с Рэдклиффом все изменит.

В ушах Уолдрона загремело. Казалось, морская буря ворвалась в комнату. Где-то внутри живота все закрутилось, руки стали влажными.

— О Господи! — шептал чей-то словно чужой голос в его мозгу. — Не достаточно просто говорить об этом. Рано или поздно придется что-то делать. И сейчас человеком, который что-то сделает, должен быть я. Никогда не думал, что когда-нибудь окажусь в ловушке, но вот я здесь, и мне никогда прежде не было так страшно. Если я откажусь, как смогу смотреть себе в глаза?

Голос, которым он ответил Грете, был абсолютно спокоен:

— Садитесь. Выпьете? Вам надо было рассказать об этом сразу, мы бы сэкономили столько времени.

Глава десятая

После Фладвуда они не разговаривали целых двадцать миль. Уолдрон остановился в Дюрите и купил в аптеке пару солнцезащитных очков, но они все равно не до конца спасали от яркого солнца, слепящего глаза, и у него постоянно болела голова.

Он написал Рэдклиффу, что приезжает, но, поскольку правительство штатов не признавало Земли Грэди, он не был уверен, что письмо дошло. В любом случае ответа не последовало. Однако они решили, что ждать до второго пришествия не имеет смысла.

Местность давно уже выглядела забытой, как комната, в которой месяцами не убирались. Попадавшиеся на пути люди выглядели мрачно и были одеты в отрепья. В каждом маленьком городке после Фладвуда остались руины после пожаров обезумевших армий — обгоревшие балки, засыпанные горами камней, и уцелевшие стены, обезображенные размытыми дождями черными пятнами копоти, развалины были усеяны побегами сорняков.

Выбоины на дороге были залатаны каменными плитами и асфальтом, и Уолдрон воспринял как само собой разумеющееся то, что Миннесоту покинули все, чьи амбиции превышали уровень грязных крестьян.

У дороги стоял изъеденный пулями и ржавчиной знак, гласивший: «ОПАСНО! ЗОНА РАДИОАКТИВНЫХ ОСАДКОВ». Скорее всего, ветер принес радиацию с противоракетных установок вокруг Озер, но ее уровень давно уже должен был стать нормальным.

Люди ушли из зоны. Они не были официально эвакуированы, а просто в панике бежали. Где они теперь? Застрелены на границе с Канадой; а может быть, умерли от болезней или попали в ловушку страха где-то на юге в каком-нибудь убежище? Что бы с ними ни случилось, они уже никогда не вернуться. Эта местность не только выглядела необитаемой, как казалось приезжему с Востока, она и была необитаемой, как дикий девственный лес.

Грета протянула руку, чтобы включить радио, и сентиментальная баллада с нежными звуками струнных, из тех, что родились до катастрофы, наполнила воздух. Уолдрон заворчал:

— Долго еще нам придется выносить этот мусор?

— Так будет вплоть до границы. Скоро мы ее проедем, — ответила Грета.

— Уже! — Уолдрон покорился охватившему его удивлению.

Она улыбнулась.

— А мне-то казалось, что это у тебя в офисе на стеле висела карта Земли Грэди.

— Хватит меня подкалывать! — отрезал Уолдрон.

Теперь, когда их путешествие подходило к концу, все его смутные страхи вновь пробудились. Я никогда не думал, что мне когда-нибудь придется отвечать за свои слова… Чтобы заглушить охватившее его щемящее ощущение, Уолдрон заговорил вслух.

— Мне говорили, что Грэди контролирует Северную Дакоту, часть Южной и Монтану, небольшой участок Манитобы и только тонкую полоску Миннесоты. Дьявол, разве мы еще не проехали Гранд Рапид?

— Это был наш пост, а не Грэди.

— Что?

— Я знаю, что ты никогда не слышал об этом, — слишком взволновано заговорила Грета. — Черт, Джим, неужели ты можешь даже на секунду допустить, что правительство захочет признать, будто нам приходится ставить границы на собственной земле? На самом же деле, может, и не на бумаге, но они существуют, бесполезно это отрицать.

Уолдрон растерялся. Чертово пение его раздражало, и он рявкнул:

— Слушай, если тебе так уж необходимо слушать это чертово радио ради поддержания своей роли, то хотя бы включи другую станцию!

Запись закончилась. Приторный голос сообщил о том, что продукты Лампо лучше, чем…

— Не могу, — ответила Грета. — Это Земля Грэди. У него на все монополия. Захватил все станции почти на двести миль вокруг и перетащил туда все оборудование, которое только смог найти. Теперь это самое мощное вещание к западу от Чикаго.

— Грэди? Что… ты имеешь в виду, что он рекламирует товары?

— А почему нет? Ты что думаешь, мало народу хочет продавать свои товары самому богатому обществу Северной Америки?

— Самому богатому?

Уолдрон чувствовал себя полным идиотом, повторяя за Гретой ее последние слова. Он захлопнул рот, отчасти опасаясь, что его отвисшая челюсть выглядит глупо. Снова началась песня, на сей раз в стиле рок.

— Джим, неужели ты не разузнал ничего о том месте, куда собрался? — спросила Грета. — Я думала, ты знал, каково быть на Земле Грэди.

— Я никогда не собирался туда ехать, — вздохнул Уолдрон. — Так чего ради все разузнавать? Меньше всего я думал о том, что поеду туда, чтобы спокойно наблюдать, как погибнет человек!

— Надо было рассказать мне об этом раньше, — прошептала Грета, — в таком случае, лучше поторопись со своими вопросами, потому что уже очень скоро мы будем на Земле Грэди. Кому-нибудь обязательно захочется узнать, как это так получилось, что я знаю больше, чем ты.

Уолдрон долго смотрел на нее. Нет, она не выглядела, как человек, который много знает. Теперь уже больше не выглядела. Он не мог понять, что еще сделали правительственные эксперты, кроме того, что оттенили изгиб ее губ и осветлили ее натуральные русые волосы, но эффект был поразительный. Любой мужчина нашел бы ее эгоистичной, помпезной женщиной, теряющей свою молодость. Заметил бы, что она безумно этого боится и слишком испорчена, чтобы увлекаться мартини, сигаретами и любоваться белыми ночами.

По легенде Грета должна была быть его любовницей. Она не очень-то отвечала его вкусу и не вызывала у него особого желания, но спорить было бесполезно. Теперь Грета олицетворяла собой самый распространенный тип женщин, едущих на Землю Грэди. Обычно за их спинами уже пара неудавшихся браков. Так Грета Деларю превратилась в Грету Смит.

Самым сложным во всем этом деле будет с ней ладить, подумал Уолдрон и произнес:

— Начнем с того, откуда ты знаешь, что граница будет уже скоро?

— Не-людская-земля. Пограничные посты расположены вдоль линий, где появились первые обезумевшие толпы. Немногие прошли дальше, прежде чем повернуть обратно, и довольно долго никта не осмеливался сюда заходить. Когда они наконец-то решились, там уже осел Грэди. Ему нравится ограждать свою территорию глубокими рвами, это означает, что он может и без помощи федеральных сил справиться с контрабандистами, для чего специально держит вертолеты и доберманов.

Стараясь припомнить карту, Уолдрон спросил:

— А чьи же тогда Бермуды?

— Ничьи. Точнее, они были бы ничьи, если бы все еще существовали, безумие стерло их с лица Земли. Я лично видела аэрофотосъемку. Ничего, кроме камней.

Песня закончилась, и объявили рекламу. Грета сделала потише.

— Джим, ты не задумывался, с чем можно сравнить то, что твориться на Земле Грэди?

Он никак не мог привыкнуть к своему имени, звучавшему как-то уж слишком супружески. Он пожал плечами.

— Кажется, у меня было определенное мнение, но ты его полностью разрушила.

— Место золотой лихорадки, вот, что это такое. У Грэди по всему континенту этого потенциально самого богатого общества — монополия, он все очень крепко держит в своих руках. Своего рода полицейское государство, единственное отличие, что основные преступления — финансового порядка, а не криминального. Например, контрабанда или неудачная попытка получить артефакты, или заплатить деньги вместо них. И так далее. На все — налоги, несмотря на то, что все и так чрезвычайно дорого, и Грэди — главный получатель. Конечно, он поддерживает общественный строй, уцелевший от катастрофы: распределение внутренней почты, водоснабжение, очистка отходов, примитивные нужды. Ты представляешь, какими деньгами он владеет?

Уолдрон молча покачал головой.

— Департамент налогов и сборов подсчитал, что за прошедший год его доход с продажи артефактов составил полтора миллиона долларов.

Грета достала из кармана сигарету и нажала на прикуриватель.

— Грэди, его штат, высшие свободные торговцы и еще некоторые другие, без которых Губернатор не может обойтись, вместе составляют не меньше, не больше, а тысячу человек. Они собирают деньги со всей Земли Грэди и вряд ли знают, на что их тратить. Вроде тех нефтяных шейхов Персидского Залива. Территория Золотой Лихорадки!

Прикуриватель выскочил из гнезда, и Грета закурила.

— Думаешь, они попытаются его прикрыть? — кисло поинтересовался Уолдрон. — Учитывая, что все артефакты чужих принадлежат федеральному правительству.

— Каким образом? Снова послать армию и получить обратно толпу обезумевших людей, уничтожающую все окрестности? Одному Господу Богу известно, как чужие определяют, кто находится у них на пороге, но как-то они это делают. У нас 130 миллионов людей, которым нужно обеспечивать нормальное существование. Грэди будет процветать, пока мы не восстановим порядок в собственном доме.

Вот, наконец, и граница.

Дорога стала шире из-за добавленных по обе стороны от нее железобетонных парковочных мест для проходящих пост машин. Из железобетонных блочных домов военные с направленными автоматами руководили приближением к границе. Колючая проволока окружала место так, чтобы его едва хватало на одну проезжающую машину, за которой тут же закрывались деревянные ворота. В обоих направлениях растянулись башни с прожекторами и радарами. Рядом с ближайшим блочным домом стоял военный вертолет. Тут же находились шесть темно-серых грузовиков, два из них были сильно вооружены, а остальные — два трейлера с платформами и два бензовоза на буксире.

— Нам повезло, — мягко произнесла Грета, слегка делая погромче радио, — это конвой.

— Я догадался. Ну и что?

Уолдрон снял ногу с педали акселератора, машина медленно приближалась к воротам.

— Дело в том, что не-людская-земля очень холмистая, к тому же на ней полно озер. Бандиты искусно пользуются этим, посему большинство богачей Земли Грэди предпочитают, чтобы их вещи, конечно, не бесплатно, сопровождал эскорт.

Голос из громкоговорителя приказал им остановиться, и как только они затормозили, подошли с карабинами на перевес сержант и двое рядовых. Они указали на ближайшее свободное место для парковки. Подошел сержант с утомленным выражением лица.

— Прочтите и удостоверьтесь, что Вы все поняли, — сказал он Уолдрону, протягивая заляпанный в масленых пятнах бланк. Уолдрон бегло просмотрел его: «…теперь Вы въезжаете на территорию чрезвычайной ситуации, определяемую Федеральным Указом по Чрезвычайным Ситуациям (№ такой-то), тот факт, что вы пересекаете эту границу, означает, что Правительство США не несет никакой ответственности за…» — и так далее. Вежливая форма сообщения, что ты выезжаешь за границу, перевел Уолдрон.

Он вернул бланк. Сержант кивком головы подозвал ближнего рядового, и тот, прежде чем подойти к Грете с Уолдроном, записал номер их машины.

— Хорошо. Придется подождать, — сказал, наконец, он.

Грета состроила кислую гримасу.

— Мы что, должны до смерти тут сидеть? Почему?

Усмешка рядового открыла глазам Греты целый ряд гнилых зубов.

— Может, леди, вы и ваш дружок убили бабулю и стащили все ее драгоценности, а? А может, ваша машинка горит и отнюдь не от солнышка, а оттого, что вы ее угнали?

Он снова усмехнулся и ушел в здание. Сержант подошел к грузовику конвоя и заговорил о чем-то с человеком, высунувшимся из бронированного окна. Второй рядовой, ритмично чавкая жвачкой, направив автомат на Грету, уставился на нее.

Рука Уолдрона судорожно теребила в кармане артефакт, который он прихватил прямо перед самым отъездом. Как амулет? Неужели мы стали настолько нерациональны?

Время шло. Из здания вышли двое мужчин в насквозь промокших от пота спецодеждах, один из них запихивал в сумку пачку документов. Уолдрон решил, что, видимо, нужно пройти что-то вроде таможенного контроля. При виде Греты первый из тех двоих присвистнул, и они направились прямо к машине Уолдрона.

— Что, детка, не доконало тебя еще ждать? — наклонился первый к пассажирскому окну. — Может, бросишь этого придурка и пойдешь с нами? Мы как раз сваливаем.

— Ага, прилипнешь к этому парню, просидишь здесь весь день, — добавил второй. — Пари держу, они просматривают все файлы разыскиваемых преступников в поисках мерзкой физиономии твоего дружка, да, Рик?

Рик, ухмыляясь, впервые взглянул на Уолдрона. Он явно испугался.

— Заткнись, Билл. Мистер, Вы… Вы, случайно, не Уолдрон?

Уолдрон напряженно ответил:

— Да. Откуда вы это, черт возьми, знаете?

— Дьявол!

Рик выпрямился по стойке смирно.

— Билл, быстро иди к этому недоноску солдату и скажи ему, чтобы он заканчивал возню с их машиной и пропустил ее вместе с нашим конвоем. Это наш новый шеф безопасности. Босс говорил, что он скоро приедет!

Уолдрон и Грета обменялись удивленными взглядами. Запутавшись в собственных извинениях, Билл, пробормотал что-то вроде прошу, мол, прощения за то, что не узнал. Уолдрон отпустил их, думая, почему Рэдклифф не ответил на его письмо, если совершение очевидно, что он его получил.

Однако теперь уже совсем скоро Уолдрон и сам сможет его об этом спросить. Вернулся Билл, сержант заорал на рядового, и тот выглядел совершенно обескураженным. Очевидно, Ден Рэдклифф обладал здесь большей властью, чем Армия и федеральное правительство вместе взятые.

Глава одиннадцатая

Ден Рэдклифф сидел под навесом на верхнем балконе своего дома. Его построил архитектор, за что сам же и был практически по гроб жизни благодарен Дену. С начала катастрофы тому приходилось проектировать лишь временные коробки — квартиры, размещавшиеся одна над другой, как ящики в кладовке. Предложение Рэдклиффа было настолько прекрасной возможностью представить себе, что мир возвращается к норме, что, вполне возможно, архитектор принял его бесплатно.

88 комнат. Частное озеро. Укрепления на пригорках. Подземный дизельный генератор, но, поскольку дизельное топливо было теперь слишком дорогим, генератор можно было переключить, чтобы он работал на ветру и на воде. Здание было этакой современной трактовкой средневекового замка барона, и даже было способно выдержать осаду… если не атомное нападение.

Но об этом уже больше не приходилось волноваться.

Там, за холмами, вне поля зрения был Грэдивилль. Так же как и город чужих. Когда облаков было мало, можно было заметить, как на небе отражался свет, струившийся из города. Именно из-за этого света Рэдклифф жалел, что выбрал себе это место.

Раздался резкий телефонный звонок. Он закричал кому-то в пустоту дома:

— Сними трубку!

Пока этот кто-то снимал трубку, Рэдклифф решал, пойти ли ему вниз искупаться или просто заказать еще пива.

Он был исключительно доволен собой. Он единственный сумел так ловко надуть этого жадного сноба Грэди. Когда он вернулся из своего последнего путешествия по штатам, извиняющиеся работники встретили его плохими новостями: большая часть конвоя товаров, которые он переправлял из Калифорнии, была потеряна во время нападения бандитов на не-людской-земле. Общая потеря груза насчитывала около тысячи долларов, с которых ему нужно было заплатить Грэди 50 % налога на импорт.

Рэдклифф бушевал, объявлял выговоры направо и налево, уволил шефа безопасности, а пришедшее во время его отсутствия письмо от Уолдрона просто было несказанной удачей. В итоге он умудрился создать непроницаемую дымовую завесу. Скрываясь в ней, он мог тихо торговать товарами прямо под носом у Грэди, здорово преуспевая и избегая пошлин. Пираты были его собственной командой, не из постоянного штата, а члены личной армии, о которой Грэди не знал ничего, кроме того, что она существует.

Рэдклифф медленно и с большими предосторожностями собирал эту армию якобы, для обычных ограблений, однако ее настоящей целью было свержение Грэди и возведение на его место Рэдклиффа, как преемника.

Он усмехнулся, представив себе лицо Грэди, когда тот узнает, что его собираются свергнуть…

— Рик Чэндлер, — сказала девушка, снявшая телефонную трубку, — Конвой покидает пост Болл Клуба. Они едут вместе с новым шефом безопасности.

Рэдклифф удовлетворенно кивнул. Конечно, за его конвой ему придется заплатить налог, но протащить хотя бы один груз без…

— Что?

Рэдклифф оглянулся. В полуоткрытой двойной стеклянной двери балкона стояла темноволосая обнаженная девушка, державшая в руке трубку телефона. Ему нравилось, когда вокруг него были раздетые девушки.

— Что ты сказала? С ними едет новый шеф безопасности?

— Мистер… э-э, — девушка нахмурила лоб, ей явно было тяжело запоминать незнакомые слова. Пустым, лишенным эмоций голосом, она добавила: — Наверное, он представился, но я снова забыла.

— Дай мне телефон, — гаркнул Рэдклифф. Испугавшись, она практически побежала и споткнулась о провод. Рэдклифф обругал ее за неуклюжесть, и она, бросив ему телефон, уплыла.

— Рик, — воскликнул он, — это правда, что с тобой едет Уолдрон?

— Ага, надо признать, я не сразу узнал его, но вспомнил фото. Тогда я подошел к нему и прямо спросил. И это оказался он. Показал мне свое удостоверение личности. Всё точно, это он.

— Как только приедете, проследите, чтобы он сразу отправился ко мне, — приказал Рэдклифф.

— Так точно, сэр. Вместе с его подружкой?

— Он не один?

— Нет, с ним блондиночка. Крашеная блондинка, правда, не такая уж молодая, какой была когда-то в молодости.

— Хм! — ответил Рэдклифф. — Пусть в его машине поедет кто-нибудь из твоих людей, а сам возьми Уолдрона и его подружку к себе. Познакомься с ними поближе. Прежде чем я приму окончательное решение, брать ли его на работу, я хочу узнать твое мнение и мнение твоих ребят. Не так-то легко сразу раскусить копа. Если ты с ним не сработаешься, мне придется подыскать кого-то другого.

— Как скажите, Мистер Рэдклифф, — ответил Рик.

И, помолчав, добавил:

— Неплохая идея, сэр. Я знаю, что ребята не всегда довольны новыми назначениями. Что касается меня, я полностью доверяю вашему решению и постараюсь сделать все возможное, чтобы уговорить их.

Рэдклифф, задумавшись, положил трубку. Письмо Уолдрона показалось манной небесной, когда он понял, что сможет связать его приезд с паутиной обмана, которую он сплел, чтобы провернуть это дело с бандитами. Однако последние два дня он уже более спокойно думал об этом, почему и не написал ответ и приглашение Уолдрону, виляя и не говоря своим ребятам об изменении плана.

Но все же вот он здесь, и, возможно, все это обернется к лучшему. Он заказал еще пива и продолжил размышлять.

Это был приказ, облаченный в слова вежливой просьбы, и Уолдрон покорился, попросив Билла поехать на его машине. Сам же с Гретой составил компанию Рику, который возглавлял в своем монстре цепочку из семи машин. Уолдрону было интересно, что охраняли они, кроме самих себя, но когда увидел ящики с ликером и экзотическими яствами, то был, мягко сказать, удивлен… и уж тем более, когда услышал, как в контейнере звенят бутылки с джином.

Было удобно, что пост шефа безопасности был уже готов для него. Уолдрон мог, не вызывая подозрений, расспросить об организации Рэдклиффа, что чужому человеку вряд ли бы удалось. Кроме того, если бы они ехали одни, по пути им могли бы встретится бандиты или пришлось бы подкупать патрули Грэди.

Сзади было достаточно удобно и просторно для Рика, Греты и самого Уолдрона. Он протянул сигареты и узнал, что водителя зовут Тони.

— Мистер… Мистер Рэдклифф говорил о Вас, — осмелел Рик. — Кажется, это Вы ему здорово помогли, когда он был на Востоке?

— По правде говоря, просто уберег его от неприятностей, которые он сам себе мог нажить, — сухо ответил Уолдрон, — скажите, в любом случае, как Вы меня узнали?

— А-а… Мистер Рэдклифф показал нам Ваше письмо, вместе с ним у него откуда-то была Ваша фотография. Не уверен, что Вы ее послали.

Уолдрон покачал головой. Его поразило и в то же время слегка обеспокоило внимание Рэдклиффа к его персоне.

— Очень похожи, — продолжал Рик, — конечно, мне нужно было сразу на вас посмотреть прежде, чем… Что там, Тони? — спросил он, когда водитель наполовину про себя, наполовину вслух выругался.

— Ничего. Всего лишь псих, — ответил Тони, — я сначала подумал, кто-то дельный.

— Псих? Здесь? — спросила Грета.

С поста границы она вряд ли вымолвила хотя бы слово, озиралась по сторонам, как турист в незнакомом месте.

— Вон там, — показал Рик в боковое окно машины, видите, вроде пугала?

В тридцати ярдах от дороги на заросшем пригорке виднелся человек. Он стоял как вкопанный в разорванной в клочья одежде и пустым взглядом широко распахнутых глаз смотрел на солнце.

— Что это с ним? — прошептала Грета. — Он же ослепнет, нельзя так долго смотреть на солнце!

— Может, он этого и добивается, — пренебрежительно отозвался Рик. — Кто его знает, что творится в голове у психа? Как карусель на ярмарке… Тони, ты чего такой нервный?

— Мне сначала показалось, что он не настоящий псих, — заворчал Тони. — Босс также лишился тогда своего груза, да? Парень прикинулся психом, выследил конвой и подал сигнал бандитам.

— Мистер Рэдклифф стал жертвой бандитов? — заинтересовался Уолдрон.

— Боюсь, что так, — подтвердил Рик и рассказал, что случилось. Он на самом деле думал, что это было ограбление. Рэдклифф практически никому не говорил правду.

— Это и будет моей основной работой? — спросил Уолдрон. — В смысле, предотвращать нападения?

Рик кивнул.

— Бывший шеф безопасности не очень-то хорошо справлялся. Вот его место и оказалось вакантным.

Он засомневался.

— Наверное, я должен предупредить, что если это повторится, оно снова окажется вакантным, — закончил он.

— Ну, я не собирался проделать весь этот путь только для того, чтобы в последний момент повернуть обратно, — ответил Уолдрон с уверенностью, которой на самом деле не ощущал.

Здесь, вне знакомой обстановки якобы нормального Нью-Йорка, он чувствовал себя слабым и беззащитным. Однако в любом случае всегда надо быть оптимистом.

Через несколько миль Тони стал насвистывать. Оглянувшись, Уолдрон понял почему, — они пересекли не-людскую-землю. Тогда как правительство предпочитало называть пограничные посты как угодно, только не так, Грэди не церемонился. Впереди на крыше дома виднелся огромный неоновый знак «ЗЕМЛЯ ГРЭДИ!», заканчивающийся восклицательным знаком.

— Две мили до Грэдиборо, — довольно сказал Рик. — Потом еще двадцать и Грэдивилль, а за ним еще пара и мы на месте.

Он посмотрел через плечо Тони.

— Ты видишь, кто сегодня встречает нас?

— Мать Хаббард, — проворчал Тони.

— Вот черт. Повезло, так повезло.

Охранники в спецодежде, напоминающей опереточные костюмы, перегородили дорогу. Во главе дюжины вооруженных людей была тучная седоволосая, коротко стриженая женщина. Она одна была без оружия. Тони открыл окно и высунулся.

— Добрый вечер, капитан Хаббард!

Женщина не удосужилась даже ответить на его приветствие. Ее лицо было кислое, как недозревшее яблоко.

— Что вы везете на сей раз? Откуда?

— Как обычно — закупки. Неподалеку от Озер.

— Так-так. Сейчас будем платить или опишем и опечатаем?

— Я думаю, лучше опечатаем, так будет быстрее. У нас тут с собой очень важный пассажир.

Рик жестом попросил Уолдрона показаться, и Тони отодвинулся.

— Экс-лейтенант полиции Нью-Йорка Джим Уолдрон, теперь наш новый шеф безопасности.

— Неплохо начал? — проворчала капитан Хаббард.

— В каком смысле?

— В смысле, что заставил бандитов сегодня держаться от вас подальше.

Она отвернулась к своим подчиненным, которые тщательно и эффективно осматривали содержимое грузовиков.

— Я совсем не ожидала такого, — отважилась заговорить Грета. — Это все выглядит так официально.

С видом гордого папаши Рик посмотрел на нее и ответил:

— Не такие уж мы и варвары здесь. Говорят, здесь живет самое богатой общество Северной Америки. Никогда не слыхали?

Что-то крутилось у Уолдрона в голове. Наконец он поймал мысль и бросил:

— Катанга.

— Что? — Рик уже почти вышел из машины, но остановился.

Да так. Ничего, — ответил Уолдрон, однако заметил, что Грета отреагировала на его слова и закивала ему в ответ.

Потребовалось всего полтора часа, чтобы описать и опечатать груз, и они тронулись дальше. Когда добрались до Грэдиборо, вокруг уже сгущалась темнота, и неоновые вывески на зданиях у дороги в равной степени предлагали девушек и азартные игры. На улице не было фонарей, но их отсутствие в свете неоновых огней абсолютно не было заметно. На углах улиц собрались небольшие группы людей, державших транспаранты.

— Благоверные.

Ответил Рик на вопрос Греты:

— Идиоты, которые считают, что в городах чужих живут ангелы. Мы с ними ладим. Они делают за нас грязную работу. Большинство из них не слишком кичатся и собирают для нас мусор.

К тому времени, когда они приехали в Грэдивилль, было уже совсем темно. Там, где руины были расчищены и земля была ровной, выросли палатки и дома — трейлеры, и город казался ярким. Уолдрон уже совсем устал, и абсолютно не мог вспомнить настоящие названия этих городов, которые Грэди переименовал в свою честь. Дальше по пути был Грэдивуд.

— Дом Губернатора, — сказал Рик, показывая на освещенное прожектором строение с фонтанами рядом с крытой галереей. — Большой, но погодите, Вы еще не видели нашего. Грэди просто выбрал себе один и разукрасил его. Мистер Рэдклифф свой строил специально.

Конвой, освещая себе фарами путь, обогнул берег темного озера, и перед их взорами возник особняк Рэдклиффа. Бронированное стекло и бетон, отделанные цветной плиткой, с бассейнами и цветочными клумбами, снующими слугами. Bee это было окружено меньшими зданиями, некоторые из них напоминали охранные посты, некоторые — бараки, а некоторые — семейные усадьбы.

— Мистер Рэдклифф велел Вас сразу же отвести к нему, — сказал Рик, пока помогал вылезти из машины Уолдрону и Грете. — А если он что-то сказал, то так тому и быть. Извините. Если Вам, конечно, нужно в туалет, мы можем подождать, но не более того.

Едва они успели осмотреться, их провели в дом. Они прошли по коридору со стеклянными стенами, выходящими на озеро, потом через дверь и оказались в комнате, прямо посередине которой стоял огромный обеденный стол. Во главе него сидел Рэдклифф в своем дорогом белом костюме. Это все, что осталось от былых обедов гурманов. С противоположной стороны стола…

Уолдрон вздрогнул от удивления.

— А, Мистер Уолдрон! Я смотрю, Вы узнали мою компаньонку. Ну, я же говорил, я, так или иначе, получу то, за что заплатил?

Он жестом приказал Рику уйти, но Уолдрон не заметил этого. Его глаза сосредоточились на женщине, не на ее теле, хотя она была абсолютно обнажена, на ее лице. Оно было пустым, и казалось лишенным всякого интеллекта, однако не было никакого сомнения в том, что это была Мора Найт.

Глава двенадцатая

Бесконечная ужасающая тишина, в которой вместе со звуками отсутствовало и время, опустилась на зал. Уолдрон не мог представить, сколько она длилась, секунду или минуты. Нарушил ее Рэдклифф.

— Спасибо, Мора. Можешь идти. Пусть Мистеру Уолдрону и его подруге принесут выпить.

Послушная, как домашний пес, Мора встала из-за стола. Проходя мимо Уолдрона, бросила на него взгляд, в котором на какою-то долю секунды показался намек на то, что она его узнала. Мора ушла, а Уолдрон почувствовал себя так, словно его накрыла морская болезнь.

— Присаживайтесь, — пригласил Рэдклифф, указывая гостям на стулья по его правую руку. — Мне не пришлось представлять свою девушку, но вряд ли я имел честь встречать твою, — Рэдклифф насмешливо прищурился.

Неосознанно, совершенно механически слова слетали с губ Уолдрона:

— Грета… Грета Смит. Я… я решил, что она поедет со мной, надеюсь, ты не возражаешь.

— Возражаю? Отнюдь, черт возьми. Это так мило с твоей стороны. Половина женщин здесь на Земле — шлюхи, остальные — такие страшные, что их вряд ли захочется увидеть дважды. Я имею в виду, конечно, если не считать, тех, что вместе со свободными торговцами прибыли сюда. И тут мы получаем лучшее, хе-хе! — Он громко рассмеялся, тогда Уолдрон понял, Рэдклифф пьян, Он ровно подносил ликер, но его предательски выдавал голос и раскрасневшееся лицо. — Ну, давайте же, садитесь, сколько можно говорить?

Грета и Уолдрон сели. Рэдклифф оперся обоими локтями на стол и пристально посмотрел на Уолдрона.

— Ну, что же заставило тебя изменить свое решение? Мне казалось, ты слишком трепетно относишься к своим корням, и только треплешься о том, чтобы приехать сюда. Я, можно сказать, был удивлен твоим письмом.

Уолдрону пришлось облизать губы. То, что он встретил здесь Мору, ввергло его в шок и воскресило в его памяти живую картину их первой встречи. И хотя Уолдрон даже представить себе не мог, что Рэдклифф сделал, чтобы заполучить то, за что он заплатил, он был абсолютно уверен, что в этой плате, черт возьми, не было ничего хорошего.

— Мне осточертели липовые дела в душной комнатенке, как ты и предвидел. Хотел проверить, правда ли то, что здесь рождается реальность.

— Встреча с Морой снова поменяла твое мнение? Уолдрон опустил руки под стол, чтобы никто не мог видеть, как он вонзает ногти себе в ладони.

— Кажется, она не очень-то была склонна сказать тебе хоть слово. Что ты с ней сделал?

— Не твоего ума дело, — рассмеялся Рэдклифф. Его пьяный смех был ужасен. — Уолдрон, ты что, шокирован? В таком случае тебе незачем здесь оставаться. Если, конечно, ты не примкнешь к этой шайке благоверных. Понимаешь ли, мы не живем здесь по уставу. Не тратим время на заполнение бумажек и на выдумывание пустяковых правил. Наверное, пройдет немало времени, пока ты привыкнешь к этому. А может, ты так и не привыкнешь. Не все привыкают.

Слуга в ливрее вошел в двери, он нес поднос с бутылкой и бокалами. Властным жестом Рэдклифф подозвал слугу, и прежде чем наполнить бокалы гостям, он налил хозяину полбокала виски.

— Поскольку вы приехали вместе с конвоем, вы должны были лучше ознакомиться с Землей Грэди, чем обычные приезжающие. Что ты о ней думаешь? Как она, отвечает твоим ожиданиям?

— Не могу сказать, чтобы я ожидал чего-то конкретного, — парировал Уолдрон.

Возникло непреодолимое желание посмотреть на Грету, ввести ее в разговор, но он не осмелился. Необходимо было создать полную иллюзию того, что Уолдрон взял ее с собой исключительно из сексуальных мотивов, отвести любое иное внимание от Греты, чтобы она получила возможность выполнить свое задание.

— Черта с два, — сказал Рэдклифф, — Я сам тебе скажу, чего ты ожидал. Я уже достаточно насмотрелся, как ведут себя люди, впервые приезжающие сюда. Ты думал, здесь будет что-то вроде Дикого Запада. Анархия, каждый за себя. Ан нет. У нас все удобства цивилизованного мира. Туалеты. Ровные дороги. Ради Бога, мы же платим налоги! — Рэдклифф усмехнулся, словно это была какая-то местная шутка. — У нас есть патрули, что-то вроде полиции, просто многие здесь считают это слово грязным. Мы управляем Землей Грэди как современной страной с радио, телевидением, телефоном и всем остальным. Да, Земля Грэди выглядит как современная страна, но, знаешь ли ты, чем она является на самом деле?

Рэдклифф так наклонился вперед, что почти лежал на полированном столе грудью, а его голос стал низким и почти хрипел от нахлынувших на него эмоций. Грета, почувствовав неладное, нашла руки Уолдрона под столом.

— Я говорю, ты знаешь, что это за место? Крысиная нора! Страна, поселение, или империя, как ее не назови, это все равно останется проклятым рассадником крыс, — медленно разделяя слова, произнес Рэдклифф.

— Знаешь что, Уолдрон? Последний раз, когда мы с тобой виделись, я был не в себе. Я был на человеческой территории. Я пытался обмануть себя, что я еще человек, рациональный, интеллигентный человек, хозяин нашей планеты. Когда мне сообщили, что ты едешь, я задумался. И пил все это время, как ты мог уже заметить. — Он опустошил свой бокал и со звоном швырнул его об пол.

— Эта малышка Мора… крыса! Слышишь? Все мы здесь — только лишь крысы, и больше ничего. Думаешь, я не имел права менять ее сознание, чтобы получить то, за что заплатил? Думаешь, она этого не заслужила? Ты так и думаешь, будь ты проклят! Я вижу это у тебя в глазах! — Рэдклифф с силой ударил ладонью о стол, оперся на него и так резко встал, что стул под ним покачнулся.

— Прекрасно! Придется мне доказать тебе, что прав! Я не позволю тебе рассиживаться там и считать себя настоящим человеком!

Рэдклифф метнулся к двери и заорал, что ему нужен Рик Чэндлер. Уолдрон вспомнил, как еще совсем недавно он сидел у себя в офисе за столом и сравнивал свободных торговцев именно с этими же животными: крысами, пытающимися отходами высших существ.

Внизу ожидали две машины, которые Рэдклифф заказал из дома. Уолдрон видел такие раньше только на фотографиях в каталогах: бесшумные, роскошные лимузины марки «мерседес» с неоновыми двигателями, по 40 тысяч долларов за каждый. Эти машины до пришествия чужих были предназначены исключительно для правительственных делегаций. Грета и Уолдрон последовали за Рэдклиффом и сели в машину. За рулем одной из них сидел уставший Рик, старающийся скрыть свое нетерпение, во второй сидел водитель и четыре телохранителя, двое белых и двое черных.

— Отвезите их наверх к чужим! — прокричал Рэдклифф.

Грета вздрогнула. Уолдрон подумал, был ли это настоящий испуг или она играла. Сам он был не на шутку напуган. Казалось, ночь была наполнена молчаливым проклятьем, Рэдклифф, пьяный и расстроенный, был в опасном состоянии духа. Но Уолдрону не оставалось ничего, кроме молчаливого ожидания в надежде не рассердить еще больше своего нового работодателя.

Они проехали мимо двух городов лачуг, сначала один, не освещенных ничем, кроме керосиновых ламп, мерцающих в незастекленных окнах, потом другой, маленький обветшалый, источающий уныние и зловоние, которое не мог рассеять даже кондиционер в машине.

— Крысы! — повторял Рэдклифф, поводя носом и тыча пальцем в окно машины.

Уолдрон пытался сориентироваться, но у него ничего не получалось. На своей карте он обозначил эти дороги и названия серебряной пятиконечной звездой, слишком большой, но ему казалось, что иначе ее просто не было бы видно. Однако на самом деле оказалось, что сияние города чужих распространялось довольно далеко, так, что у самого высокого холма впереди была розовая аура.

Грета придвинулась к нему, словно ища защиты, и робко спросила:

— Далеко… далеко еще?

— На следующем повороте нам будет отлично видно, — ответил Рик, Рэдклифф накинулся на него:

— Не останавливайся там! Я скажу, когда остановиться!

Рик шумно проглотил набежавшую слюну, и долгие минуты не было произнесено ни единого слова.

И вот они увидели это.

Настолько огромный, что невозможно себе представить, город — будто Токио, Лондон и Нью-Йорк собраны вместе в одно-единое светящееся, затуманенное, переливающееся целое. Истинная природа ландшафта не шла ни в какое сравнение. Где-то внизу, под светящейся массой, были озера, холмы, дороги и маленькие города, леса и поля и в то же время… не были, припечатанные сверху как грязь камнями. Словно сотни ног ступили на землю: огни, яркие как звезды, загорались и исчезали, цвета сменялись один другим — сегодня преобладал розовато-малиновый, но снова возникали голубые, зеленые, ярко-желтые и белые, пугали своей чистотой, пересекали небо и исчезали.

Опал и халцедон, хризолит и нефрит, яхонт и янтарь, рубин и изумруд, — все, что человечество называло «драгоценным», можно было, применить к этому волшебному и одновременно ужасающему созданию: шестьдесят шесть миль от одного угла пентагона до другого. У Уолдрона пересохло во рту. Он хотел отогнать от себя это видение, отсечь чувства, которые говорили его разуму, что это реальность. Даже не размеры города — отсюда все равно можно было видеть только лишь часть — а скорее ощущение того, что строители этого города не просто могущественнее, чем люди, но абсолютно и несомненно другие, заставило Уолдрона содрогнуться и тихо прошептать почти про себя:

— И я осмеливался думать, что мы можем пойти против них? Боже, какой идиот.

— Мы живем за счет их отходов, мусора, — произнес Рэдклифф странным голосом. — Кто мы для них? Мухи или черви?.. Рик, останови машину.

Водитель подчинился, его лицо было покрыто потом. Огни следующей машины пробежали в зеркале заднего вида, когда она припарковалась рядом.

— Как…как вы это достаете? — выдавил из себя Уолдрон. — Я имею в виду этот мусор.

— О! Он появляется повсюду на пятьдесят миль в любом направлении, — вздохнул Рэдклифф. — Как будто они выкидывают его, когда он им больше не нужен. Я… — Он замешкался, и это было совсем непохоже на него, будто вид, представший их глазам, отрезвил его, — я храню один, который убил ребенка, — закончил он. — Тот влетел прямо в окно и пробил ему череп.

Но вы следите за этим местом? — не унимался Уолдрон. — Вы пробовали отследить, откуда они берутся?

Конечно, мы пробовали и это. Точнее, Грэди пытался. Невозможно. Невозможно ни увидеть, как они вылетают, ни сфотографировать, ни засечь на радаре… Я думаю, они просто пропускают часть своей траектории.

Грета с силой сжала руку Уолдрона. Он знал, почему. Кори Беннет «пропустил» часть своего пути.

Или, скорее, пропустит в ускоренном времени…

— И мы сдались, — сказал Рэдклифф. — Единственные, кто наблюдают за городом — благоверные. На самом деле там и сейчас есть некоторые из них. Слышите их пение?

Уолдрон только теперь обратил внимание на раздающийся звук; когда его специально попросили прислушаться. Он смог четко расслышать его, и это пение показалось ему неторопливым, как молитва, и вполне приятным.

— Покажи им, Рик, — приказал Рэдклифф. Рик включил дальний свет, озаривший все вокруг. Его луч высветил из темноты группу мужчин и женщин на расстоянии нескольких сотен ярдов, с обожанием всматривающихся в город чужих.

— Вы видели некоторых из них в Грэдиборо, помните? — напомнил Рик Грете и Уолдрону. — Раз или два в неделю они приходят сюда и поют гимны до рассвета. Приводят с собой всю семью вместе с детьми. Даже когда льет дождь. Я видел их, даже когда шел снег.

Впервые Уолдрон не почувствовал раздражения к фанатикам, которые считали, что чужие, это ангелы, сошедшие с небес. Несомненно, они были ближе к ангелам, нежели к человечеству…

— Рик, погаси свет! — Рэдклифф посмотрел налево и теперь всматривался в подножие холма внизу. Свет из города не достигал этого затемненного холмом места, и теперь можно было заметить, как в нескольких футах от земли вдоль тени движется что-то вроде маленького мигающего огонька.

— Кто-то несет зажигалку? — предположил Рик.

— Черта с два, зажигалку! — в мгновенье все опьянение и невыносимая депрессия Рэдклиффа испарились. — Смотрите, он меняет цвет. Свяжитесь со второй машиной. Мне нужны все, кто есть рядом — быстро! — Он с размаху распахнул дверцу машины.

Рик отдал краткие приказания по радиотелефону, телохранители выбежали из машины и сбежали вниз под горку к полихромному сиянию.

— Что это? — спросила Грета.

— Может быть, просто кто-то нашел живую реликвию, — проворчал Рик.

Он достал сигарету и прикурил ее, не отрывая глаз от едва виднеющихся людей вокруг вспышки света. Светящаяся точка остановилась, как будто тот, кто ее нес, понял, что его выследили, и хотел повернуть обратно.

— Живая реликвия? — переспросил Уолдрон.

— Хм. М-м. Включенная… без разницы. Я предпочел бы назвать ее работающей. Я видел всего несколько штук, они редко попадаются. Прошлым летом босс получил за такую же, только большую, тридцать тысяч. И уж наверняка, он не выпустит из рук эту.

Глава тринадцатая

Первой мыслью Ичабода, когда его окружили выросшие из темноты тени, была, что его непочтительное отношение к красивым реликвиям ангелов вывело их из терпения, они послали мстителей, чтобы покарать его за грехи. Но когда вспыхнул свет фонаря, он понял, что это были всего лишь люди. Хотя эта мысль нисколько не успокаивала его. Конечно, они заберут у него подарок, как мерзкий мистер Беннет!

С лицом, мокрым от горючих слез, он стоял, крепко зажав в руках свое сокровище, но прекрасное разноцветное сияние предательски просачивалось сквозь его маленькие пальчики. Если бы спрятать его под рубашку… Но было уже поздно.

Ичабод бросил неистовый взгляд на вершину холма, где под горячим предводительством Брата Марка его родители страстно пели со своими друзьями, и захотел повернуть время вспять, чтобы снова оказаться среди группы людей. Теперь бы он не побежал снова искать красивую небесную драгоценность вместо той, что продали родители.

— Он же всего лишь ребенок, — сказал один из силуэтов другому.

— Умалишенный к тому же, — подтвердил второй. — Слушай, а босс здесь? Ты не видел, он выходил из машины?

— Я здесь! — послышался властный голос с вершины холма, его обладатель спустился и подошел к Ичабоду. — Гейб, забери это у него.

Ичабод зажал руки, в которых была запрятана драгоценность, между ногами и вдобавок закричал. Но было бесполезно. Сильные пальцы разжали его руки и забрали мерцающий шар.

Раздался легкий свист, и свечение шара открыло лица в благоговейном страхе.

— Вот красота! — произнес один из людей с восхищением. — Никогда не видел ничего подобного.

— Давай сюда, — произнес Рэдклифф, и шар оказался на его ладони.

Он был около трех дюймов в диаметре, чуть теплый и влажный от вспотевших ладоней Ичабода. Если не считать этого, он был совершенно обычный на ощупь — как стекло. Однако отнюдь не обычный внешне. Внутри его прозрачных глубин двигались цвета такие же яркие и разные, как и в самом городе. Мрачное настроение Рэдклиффа, улетучившееся в тот момент, когда он еще издали увидел свет, теперь, казалось, вновь вернулось, окрашенное завистью к существам, которые могут создавать настолько прекрасные вещи.

— Почему они выбрасывают такие прекрасные вещи? — задал Гейб риторический вопрос.

— Случайно? — предположил другой телохранитель.

— Неужели ты действительно думаешь, что они совершают ошибки? — спросил Гейб, и его вопрос так и остался без ответа.

Рэдклифф, ласково улыбаясь, повернулся к тихо плачущему Ичабоду.

— Где ты нашел его, сынок? — выспрашивал он малыша, — Где-то здесь, да?

— Не ваше дело! — огрызнулся Ичабод.

— Да ладно тебе, малыш, — продолжал Рэдклифф. — Конечно, ты молодец, что нашел его, но ведь только из-за того, что ты его нашел, он не станет твоим, понимаешь? Неужели мама никогда не говорила тебе, что если ты найдешь что-то, его нужно обязательно вернуть…

— Босс! — послышался резкий голос Гейба. — По-моему, у нас неприятности!

Рэдклифф обернулся. Благоверные перестали петь, и от них отделилась группа человек из шести под предводительством высокого мужчины с густой черной бородой. На нем была черная роба, а на груди на цепи висел большой серебряный крест.

— Гейб, быстро иди к машине и забери у Рика всю наличку, — приказал Рэдклифф. — За такую реликвию они попросят не меньше тысячи.

— Босс, у меня есть с собой тысяча, — пробормотал Гейб. — Но неужели ты не видишь, кто их возглавляет? Это же Брат Марк. Ты ему хоть миллион предложи, он лишь проклянет тебя за твои прегрешения.

— Так это и есть знаменитый Брат Марк? Откуда ты знаешь? Я никогда не видел его даже на фотографии.

— Точно. Он говорит, что фотографии — это идолопоклонство, и поэтому они запрещены. Моя младшая сестра ходит в его церковь.

Гейб отпустил резкий комментарий по поводу взглядов его сестры.

Они ждали. Благоверные постепенно приближались, они шли ровным шагом, не торопясь и не медля, даже когда подошли достаточно близко, чтобы разглядеть, что Рэдклифф и его телохранители вооружены. Они были шагах в десяти, когда Ичабод закричал и ринулся с распростертыми объятьями к мужчине в переднем ряду.

— Какого черта?! Я имею в виду, что вы здесь делаете? — произнес тот, тяжело дыша. — Брат Марк! Это мой сын Ичабод!

Брат Марк не обратил внимания. Он подошел прямо к Рэдклиффу й протянул руку.

— Верните, — произнес он. — Это святыня.

Рэдклифф изучал лицо Брата Марка. У него был внушительный вид: очень высокий лоб, глубоко посаженные черные глаза. Но Рэдклиффа была трудно удивить внешностью.

Он опустил взгляд на отца Ичабода и заговорил нарочито громким голосом:

— Я как раз собирался предложить малышу за нее тысячу.

При этих словах даже Ичабод на несколько секунд забыл, что он плакал и замолчал, а его отец, демонстративно положив руку на плечо мальчика, якобы защищая его от чужаков, открыл рот от удивления.

Брат Марк в ужасе отошел назад.

— Вы продаете и покупаете ангельские реликвии? — загремел он. — Кто вы, невежественные богохульники?

— Меня зовут Ден Рэдклифф. Может, вы видели мой дом по дороге в Грэдивилль. Его сложно не заметить. Раз в двадцать больше вашей хибары, которую вы называете церковью.

Услышав, что их церковь принизили до хибары, Брат Марк разозлился. Он старался не показать виду, но его ханжеский тон выдал его.

— Какой прок в роскошных церквях, когда небеса уготовили нам замок?

— Что-то я не видел, чтобы вы или ваши последователи ходили туда по воскресеньям, — не унимался Рэдклифф.

— Войдем, когда придет время, когда мы очистимся от земной грязи, — резко ответил Брат Марк. — Вы же, напротив, несомненно, попадете в ад, хотя вас еще можно помиловать, если вы вернете реликвию. Святыням место в моей церкви. Вы оскверняете их одним вашим взглядом, не говоря уже о том, когда вы дотрагиваетесь до них!

Рэдклифф подбросил реликвию в воздух и поймал. Покачал головой.

— Я не собираюсь с ней расставаться. У меня есть лицензия Губернатора Грэди на владение подобными вещами, у вас — нет. Я назначу за него справедливую цену, но не отдам.

— Но она моя! — заплакал Ичабод, вырываясь из рук отца. — Так нечестно! Она моя, и я ее не отдам! Они уже забрали у меня одну и даже не дали мне денег!

Отец побежал за ним, схватил его и закрыл ему рот рукой, но было уже поздно. Брат Марк услышал предательские слова, слетевшие с его губ.

— Грег Симс! — воскликнул он. — Твой сын уже находил реликвии и раньше?

Симс водил ногой по земле как напроказивший ребенок. Опустив глаза, он ответил:

— Ну…э-э…

— Да или нет? — настаивал Брат Марк.

— Ну… Ну, да.

— Яркую светящуюся реликвию ангелов?

Симс жалко кивнул.

— Но это была не моя идея, а Марты, — поток откровений хлынул из его уст. — Я сказал ей, чтобы она отдала ее в церковь, но Марта не согласилась. Она сказала, хочешь, заплати десятину, но нам нужна еда и одежда. Я заплатил, я клянусь! Заплатил целых 120 долларов!

— Кто купил у вас реликвию в прошлый раз? Этот нечистый?

— Не-ет, того звали Кори Беннет. Он сложил руки, как Вы учили нас, и сказал, что следует Вашему учению…

Ни один из моих последователей не продал бы святыню за грязные отвратительные деньги! — загремел Брат Марк. Он протянул руку, как ангел, изгоняющий Адама и Еву из рая. — Прочь!

Тихий шепот удивления послышался среди благоверных. Они отошли от изгнанных. Симс, схватив сына за руку, попытался спорить, но Брат Марк не слушал его.

— Я сказал, прочь! — повторил он. — И забери с собой мальчишку! Он — исчадие ада, иначе он бы принес святыню прямо ко мне!

Рэдклифф взглянул на Гейба и махнул головой в сторону Симса. Гейб понял его немое приказание и пошел вслед за удаляющимися отцом и сыном. Чуть погодя он попросил их остановиться, и они повиновались. Неплохо для начала. В любом случае, отец или сын, которые могут находить живые реликвии, стоят тщательного изучения.

— Что мне сделать, чтобы вы отдали святыню? — гремел Брат Марк, — Может, мне следует наслать на вас ангелов с чумой, поразившей Египет?

— Можешь насылать ангелов сколько твоей душе угодно, — ответил Рэдклифф. — Я куплю ее у семьи Симсов. Раз ты выгнал их из церкви, я так думаю, им нужно будет на что-то существовать. Тебя-то это совершенно не интересует!

— В таком случае я проклинаю тебя! — закричал Брат Марк, и его пальцы скрутились, как когти. Рэдклифф с утомленным лицом не обратил никакого внимания на него, опять подкинул шар вверх — выше, чем в прошлый раз, выше, чем собирался.

Намного.

Он посмотрел наверх, где должен был быть шар. Его там не бьгло. Он не упал. И только светящееся пятно говорило о том, что он когда-либо существовал.

Исчез!

— Я… — прошептал Брат Марк с широко открытыми глазами. — Я проклинаю…

— О Господи Боже! — кто-то из людей Рэдклиффа закричал, повернулся и побежал прочь.

Рэдклифф застыл. Его схватили за руку, он пришел в себя и увидел, что благоверные в спешке уходят. На его руке, истерически воя, висел Ичабод. Рэдклифф попытался отцепить его, но мальчик не унимался:

— Верни его! Он мой! Он мой! Верните его мне!

— Ичабод, ты грязный маленький безбожник! — выступил из темноты его отец.

— Оставьте его, Мистер… Мистер Симс, правильно? — Рэдклифф с трудом снова овладел собой. — Мне необходимо поговорить с Вами. Я так понимаю, что Ваш сын и прежде находили реликвии?

— А?.. Да, сэр, находил.

— 120 долларов, а Вы не дали мне ни цента, — ныл Ичабод. Отец ударил его, и мальчик замолчал.

— Он был похож на сегодняшний? — спросил Рэдклифф.

— Я бы сказал, тот был больше похож на продолговатое яйцо.

— Нет, я имею в виду, он также светился?

— А, да, конечно. Так же, как те, что в церкви.

Рэдклифф тяжело сглотнул и старался успокоить свое сердцебиение, отдававшееся во всем теле. Исчезновение светящегося шара пошатнуло его, но он справился. В конце концов, даже если раньше никогда и не были замечены исчезновения живых реликвий, это вовсе не означало ничего страшного. Может быть, чужие выбросили его (он вспомнил вопрос Гейба), потому что он уже отжил свое, и поэтому тот взорвался как воздушный шар.

Конечно, это было очень разумное объяснение. Важно было одно: Ичабод нашел две живых реликвии.

Кроме того, Кори Беннет купил еще одну за 120 долларов и на аукционе, в том случае, если она живая, она будет стоить десятки тысяч, если не больше. (Однажды Цена одной из реликвий Грэди достигла четверти миллиона.) Это ранило профессиональную гордость Рэдклиффа. Беннет был новичком на Земле, они даже еще ни разу не встречались.

— Мистер Симе, я хочу, чтобы Вы пришли ко мне утром, — сказал он, — вместе с сыном. Гейб! Дай сотню Мистеру Симсу. Это — компенсация. И десятку для малыша. Он заслуживает свою долю.

Рэдклифф прервал долгую благодарственную речь и направился к своей машине, подавляя непонятное желание обернуться при каждом шаге. Ему казалось, что вот-вот его настигнет чужой, пришедший заявить права на свою собственность, которую стащили низшие существа.

Рик специально для таких случаев хранил в матине бинокль, в то время как Грете и Уолдрону было практически не видно, что происходило между Рэдклиффом и благоверными. Пока светился шар, они могли еще что-то разглядеть, но, когда он погас, им стали видны лишь смутные тени.

— Умно придумано! — восхищенно отметил Рик, когда светящийся шар исчез в воздухе прямо под носом у Брата Марка. — Босс всегда придумает что-нибудь новенькое!

Именно поэтому они ожидали, что Рэдклифф вернется в приподнятом настроении. Однако, наоборот, он был мрачен и не проронил ни слова, пока они не вернулись домой, и он не бросил:

— Рик, пусть покажут их комнату. Спокойной ночи.

И все.

Глава четырнадцатая

Последние полминуты до официального начала конференции в 10:00 Поттер смотрел на людей, сидящих за столом, и думал о парадоксальности ситуации. Поттеру пришлось организовать подкомитет Комитета Конгресса по Чрезвычайным Ситуациям с неограниченной свободой действия, чтобы успокоить тех, кто все еще был озабочен соблюдением законов.

Что же здесь такого уж абсурдного? Встреча на иностранной земле. Советский министр, не говоря о женщине-космонавте и докторе также из России, трое канадцев, американский психолог, профессор физики из Швеции…

Которого, как он только сейчас заметил, не было на месте. Минутная стрелка остановилась на 12, и Поттер спросил:

— Где Джесперсен?

Человек с мрачным лицом с удивлением на него посмотрел. Это был Кларксон — один из канадских наблюдателей.

— Вы разве не слышали? Его самолет должен был приземлиться в Калгари. За ним направили поисковую команду.

— Что? Что ему понадобилось в Калгари?

— Ему сообщили, что там нашли живой артефакт, и он полетел проверить. Но так и не долетел.

Хорошенькое начало дня!

— Простите, — Наташа наклонилась вперед. На совещаниях Комитета ей приходилось выступать в качестве переводчицы для Абрамовича, и довольно часто надо было объяснять ей пост-катастрофные термины. Поттер и не подозревал, как их много.

— О чем ему сообщили?

— О живом артефакте. Объект чужих, подающий признаки деятельности: источающий свет или вибрирующий, или что-нибудь в этом роде.

— Спасибо. Кстати, Мистер Поттер, я должна сообщать Вам, что доктор Зворкин извиняется, что немного опоздает. Сегодня у Питирима появились первые признаки надежды.

Все посветлели, как будто они проглотили пилюлю тщательно выверенной дозы оптимизма.

— Отлично, — произнес Поттер, — все же я начну собрание без него. Прежде чем мы перейдем к нашим обычным делам, предоставим слово Мистеру Конгриву. Я так понимаю, он хочет нам что-то сообщить. Майк, пожалуйста, только будь краток.

Конгрив кашлянул.

— Будет сложно затянуть, потому как у меня, черт возьми, нет ничего, кроме закравшихся сомнений. То, что я только что узнал, может подтвердить мои предположения, но… Значит, так. Как вам известно, Академик Абрамович поддерживает контакт с симпатизирующими ему членами администрации Союза. С огромным риском для себя они смогли передавать нам на короткой волне сообщения. Я проанализировал их… но они лишь первичны.

— В последнее время расширение земель Бушенко значительно приостановилось. На этой неделе правительственные силы захватили два города, которые Бушенко предназначил для тактической эвакуации. Сообщения прошлой ночью намекали на то, что предпринимались попытки вернуть эту территорию. Все это наводит на мысль, что потеря Питирима действительно подорвала поддержку Бушенко. Но!

— Поскольку Бушенко разместил свою штаб-квартиру в месте, предназначенном для временного расположения Кремля во время ядерной войны, правительство может прослушивать его сообщения. Бушенко использует известные нам шифры, — продолжал Конгрив. — Прежде всего, на территорию временной столицы правительства — Самарканд — намечалась воздушная атака. Ее отменили. По моим предположениям, Бушенко думал, что Питирим находится в руках правительства, но получил информацию, что был не прав.

Воображение Поттера рисовало картины обстановки в России, описанной Наташей и Конгривом: вся громадная нация распадается на части под практически татарским игом Бушенко. Коммуникации разрушены, и вследствие этого правительство практически потеряло свою власть над слишком большой, не сообщающейся территорией… По сравнению со всем этим, Северная Америка казалась парком.

— Второе: мы знаем, что воздушная атака на «Красного Кита» не могла быть организована Бушенко. В его распоряжении нет таких мощных средств в столь отдаленном от России районе. В любом случае, с чего бы он пошел против корабля? Мы подозреваем, что какие-то местные преданные воздушные силы решили, что это обычный шпионаж или что-то в этом роде.

— Однако если сопоставить все это с отменой бомбардировки Самарканда, возникает третье и очень неспокойное предположение. Мы подозреваем, что реакционная правительственная фракция узнала о планах Абрамовича увезти Питирима из страны и решила остановить его во что бы то ни стало.

Поттер вздохнул, подумав: правая рука, не знает, что… Да, вполне возможно, что уцелевшие высшие правительственные чины России расценили план Абрамовича как простое предательство. Старые привычки с трудом отмирали в свете новой эпохи.

— Вы хотите сказать, они могли сообщить эту информацию Бушенко? — спросила Наташа. — Они ни за что бы не сделали такого! Кроме того, Питирима могли увезти куда угодно! Бушенко не может обыскать всю планету в поисках его!

— Есть еще и другая, но еще более пугающая точка зрения, — сказал Конгрив, но открылась дверь, и вошел Зворкин. Его лицо озаряли одновременно и ликование, и усталость. Вслед за ним вошел Льюис Порпентайн, глава американской медицинской команды, работавший вместе со Зворкиным.

Абрамович энергично спросил его о чем-то по-русски, и получил в ответ брошенное: khorosho! В отличие от остальных слов, это переводить Поттеру не требовалось. Он повернулся к Конгриву. Прежде чем шпион успел перевести, Порпентайн уселся в свободное кресло Джесперсена и произнес:

— Наконец-то мы добились, чтобы он заговорил!

— Ну и как, мы оказались правы? — спросил Поттер.

— Похоже на то, — психолог зевнул. — Простите — меня подняли в пять утра. Вам нужно обо всем расспросить Зворкина, потому как я ни слова не понимаю на языке мальчика.

Пока Зворкин объяснял новости своим товарищам, не говорящие по-русски с возбуждением смотрели на Порпентайна.

— Молодой Питирим не один раз был в городе чужих, а несколько. Мало того, ему нравится это, и причина, по которой он не хотел сотрудничать с нами, лишь в том, что, в отличие от нас, Бушенко позволял ему ходить в город столько, сколько ему хотелось.

В комнате повисла тишина. И лишь тихое бормотание Наташи на русском языке нарушало ее. Наконец Поттер произнес:

— Но как же так? Я имею в виду, как же он не сошел с ума? Он же не насколько сумасшедший, как все эти психи?

— Одному Богу известно, как ему это удается, — прядь волос упала на глаза Порпентайну, и он недовольно смахнул ее с лица. — Как Вам известно, мистер Поттер, хотя, может, и не всем здесь, я потратил почти год на изучение связей между нами и чужими. Я прослушал буквально сотни слухов о том, как люди входили в города чужих и выходили оттуда живыми. Отправил на Землю Грэди федеральных агентов проверить все мало-мальски правдоподобные истории. Однако когда дело доходило до имен и дат, агенты либо неизбежно упирались в ссылки на беспомощных абсолютных шизофреников, либо натыкались на религиозного маньяка, который твердил о том, что на огненной колеснице с небес сошел некий новый святой. Кажется, в Россиитоже предостаточно подобных историй? — спросил он, обращаясь к Наташе.

— Что? А! Да, конечно. Поначалу мы относились к ним достаточно серьезно и даже вызывали волонтеров, которые захотят пойти в город чужих и устроить там саботаж. Но… — Она снова ненадолго перешла на родной язык и обратилась к Абрамовичу. — Да, все так, как я и думала. Не было ни одной успешной попытки. Или человек исчезал, или возвращался потом в разорванных одеждах, грязный и безумный.

Заговорил Абрамович, и Наташа стала переводить.

— Мы не сможем узнать, говорит ли Питирим правду, пока не отведем его в город чужих здесь.

— Не так-то это просто, — вздохнул Поттер. — Это правда, что иногда мы можем засылать агентов на Землю Грэди, как упомянул доктор Порпентайн. На самом деле Грета Деларю в данный момент находится именно там.

Сидящие за столом удивленно зашушукались, но шепот мгновенно затих.

— Самое сложное в том, что хотя Грэди и не такой тиран, как Бушенко, он хорошо контролирует свою территорию. Американец может проехать через границу, если у него хорошее прикрытие, и он обладает некими навыками, которые ценятся на Земле Грэди. Но я просто не могу представить, какое прикрытие можно придумать для умалишенного больного русского паренька. Рано или поздно нам придется найти решение, а иначе какой был смысл везти Питирима сюда? Но я хочу обратить ваше внимание на то, что это действительно будет сложно сделать.

Он остановился.

— Доктор Порпентайн, Вы уверены в том, что Питирим говорит правду? Может, это ему привиделось?

— Сильно сомневаюсь. Как вы и говорите, он абсолютно не развит, его КИ не больше 80, так что вряд ли он мог сам придумать такую правдоподобную историю. Но совершенно не обязательно торопиться с его легендой, если мы его увезем отсюда слишком быстро, он может снова впасть в апатию. Осмелюсь предположить, что раньше чем через месяц мы даже не сможем вывести его из больницы на прогулку. Кроме того, он физически болен. Медицинские условия Бушенко, мало сказать, что устарели.

— Однако вам придется перевезти его, — сказал Конгрив.

— Что? — Порпентайн внимательно посмотрел на него.

Шпион наклонился вперед.

— Я говорю, вам придется перевезти его для его же сохранности, ибо очень скоро Бушенко будет знать, где он.

Все молчали. Наконец Наташа произнесла:

— Майк, я просто не думаю, что даже реакционная фракция сообщит ему эту информацию, или ты допускаешь, что среди них есть шпионы?

— Ни то, ни другое, — Конгрив прикусил губу, казалось, ему вдруг в голову пришла неожиданная идея, и он обратился Поттеру, — мистер председатель, я не собирался говорить это, пока не посоветуюсь с Вами лично, но я изменил свое мнение. Я не слышал, чтобы доктор Джесперсен собирался лететь в Калгари в поисках артефакта.

— Что вы имеете в виду? — спросил Кларксон, — Я собственными глазами видел, как он улетал.

— Да… у него ведь личный самолет, не так ли?

— Почему бы и нет? В ВСКК не хватает пилотов, как и у вас.

— Я объясню вам, почему нет. Потому что поисковая команда не найдет никаких останков на пути его следования. Видите ли, доктор Джесперсен всегда утверждал, что родился в Норркёпинге, в Швеции, но это неправда.

Поттер почувствовал, как мир превращается в дурацкий неправильный угол.

— В Скандинавии все службы работают все еще довольно неплохо, — продолжал Конгрив, — так что я навел кое-какие справки, и теперь на 90 процентов уверен, что доктор Джесперсен не кто иной, как выдающееся достижение наших русских друзей. Я думаю, он гипношпион.

Он зорко огляделся.

— Кому-нибудь нужно объяснить, что это значит? Да? Так вот, это значит, что его сознание полностью искусственно сформировано под глубоким гипнозом. Очень редко можно найти подходящих людей — я думаю, их всего насчитываются не больше 40. Русские надеялись, что и я подойду, но оказалось, что хотя я и хорошо поддаюсь гипнозу, но не настолько.

— Но какое это все имеет отношение к Питириму? — спросил Порпентайн.

— Самое прямое, хотя при настоящем положении вещей в мире, это может казаться не совсем так. Однако: среди секретов русского правительства, которые им не удалось скрыть от меня, пока я работал в России, была территория размещения отчетной точки гипношпионов. Теперь эта территория находится во власти Бушенко. Хотя я понятия не имею, как Джесперсену удастся пробраться туда, его самолет не предназначен для таких дистанций. Может быть, его даже собьют, или убьют, когда он попытается покинуть территорию правительства. Но я с абсолютной уверенностью могу сказать: ничего, кроме смерти, не остановит его от возвращения на базу. И единственный фактор, который я могу придумать, почему он вернулся на родину, учитывая принципы, по которым его обучали, это чтобы сообщить, что русский министр находится здесь. А там, где находится Абрамович, не сложно догадаться, находится и Питирим.

Глава пятнадцатая

Уолдрон проснулся и с удивлением обнаружил, что спит, крепко обняв Грету. Они должны были изображать любовников, посему ничего не было удивительного в том, что в комнате, куда Рэдклифф отправил их багаж, была одна двуспальная кровать, и им нужно было мириться с этим. Однако Уолдрону казалось, что легенда — это все-таки легенда. И вот они спят, обнявшись, как молодожены.

Уже позже он вспомнил, как это вышло. Вполне возможно, комнаты прослушивались (разумное ухищрение для этого собачьего общества на Земле Грэди), и Уолдрон с Гретой придвинулись, чтобы поговорить шепотом о волнующем представлении у города чужих, разыгравшемся у них на глазах. Пока все понятно. Но когда они совсем устали, они, конечно, отодвинулись…

И снова обняли друг друга, когда их одолел сон. Вот как оно было. Уолдрон почувствовал, как капелька пота стекает у него со лба.

Его спящий разум одолели страшные видения субстанций, светящихся, как луч солнца, холодных, как кристалл, неизбежных, как сама судьба, и его как маленького ребенка успокоило теплое присутствие чужого тела.

Уолдрон неосознанно обнял Грету в благодарность за то, что ему не пришлось быть одному. Спящая, без макияжа жадной гулящей женщины, она была более чем привлекательна, просто прекрасна. Он никогда раньше не замечал этого. Когда Грета просыпалась, она держалась холодно, иногда с неким превосходством. Уолдрон привык считать, что ее внешность отвечала ее холодному и бесчувственному внутреннему содержанию.

Прошлой ночью, когда она рассказала, что город чужих произвел на нее такое же впечатление, как и на самого Уолдрона, его мнение отчасти изменилось. Никакие описания и картинки не могут подготовить сознание человека к этой поразительной реальности.

Она моргнула и проснулась, посмотрела на Уолдрона, но не попыталась разжать его объятий, и только сказала:

— Тебе тоже сегодня снились кошмары?

— Угу. А тебе?

— И мне тоже. Чужие.

Она терла глаза, будто боялась, что снова уснет.

— Джим, мы что, с ума сошли? Я не имею в виду нас с тобой, я говорю обо всем человечестве. Только подумать, что нам противостоят такие существа…

— Не знаю, — проворчал Уолдрон, и подвинулся к краю кровати, — знаю только одно, если мы ничего не сделаем, Рэдклифф окажется прав, и мы уже больше не люди, а крысы.

— Почему он вчера так разгорячился? Это как-то связано с девушкой за столом, да? Я еще вчера хотела спросить, но не могла думать ни о чем, кроме чужих.

Уолдрон мрачно рассказал ей историю про Мору Найт. У Греты похолодело внутри.,

— О, Боже мой! Я думала, она просто красивая умалишенная девушка, знаешь, некоторые мужчины любят глупых девушек. Ты имеешь в виду, это он сделал ее такой?

— Очевидно, да. Хотя я даже представить себе не могу, как.

— О!.. Может, эта докцилин?

— Что?

Уолдрон оторвал глаза от кейса, стоящего подле кровати, откуда он доставал вещи и вешал их в шкаф, и посмотрел на Грету.

— Наркотик, докцилин или послушник, его обнаружили химики Пфайзера лет десять назад. Данные о нем никогда не были опубликованы. Какое-то время его держали в Форте Детрик. Говорят, у русских он тоже есть. Десять кубиков докцилина равнозначны нескольким месяцам интенсивного промывания мозгов, — ответила она и пожала плечами, — раньше я никогда не видела людей, на которых его опробовали, зато читала о них в отчетах. Так вот, у меня сложилось мнение, что они выглядят точно так же, как эта девушка — абсолютно послушны.

На Уолдрона снова нахлынули вчерашние опасения подслушивающих устройствах. Он поднес ладонь ко Рту, как бы напоминая Грете о жучках, и на ее бледное лицо снизошло уныние. Не говоря ни слова, она встала и прошла в ванную комнату.

Были шпионы, отвечающие за слежку за Уолдроном и Гретой, или нет, в любом случае они еще не успели сообщить Рэдклиффу о своих находках. Хотя Грета и Уолдрон спустились довольно поздно, в начале одиннадцатого, они застали Рэдклиффа за тем же столом, за которым он их встретил накануне. Перед ним стояла почти опустошенная тарелка с блинами, слуга молча следил за тем, чтобы в чашке постоянно был кофе, а на портативном выключенном радио лежала сигарета, от которой спиралькой вился сизый дым.

Рэдклифф приветствовал своих гостей кивком головы, но ничего не сказал, пока им не принесли кофе и завтрак. Почти у фильтра он затянулся и указал сигаретой на Уолдрона:

— Ну что, крыса?

— Да, — спокойно ответил Уолдрон, — почувствовал себя настолько мизерным, что стало тошно.

— Прекрасно, — Рэдклифф взял новую сигарету, в тот же момент слуга протянул горящую зажигалку. — Жаль, что никто не осмеливается притащить однажды ночью Губернатора Грэди туда, куда я вчера привез вас. Я слышал, он уже больше года не видел ни одного города чужих. Слишком долго. Почти каждый месяц я хожу туда, чтобы освежить память, — он горько засмеялся. — Знаете, я где-то читал, что, когда генерал триумфально вошел в Древний Рим, его раб все время стоял позади него в колеснице и шептал ему на ухо: «Помни, Ты всего лишь человек!»

Он залпом допил оставшийся кофе и отпустил слугу.

— Тебе не кажется, что лучше вести себя как крыса, чем как мышь? У крыс острые зубы. Они переносят чуму. Их нельзя игнорировать просто потому, что они маленькие. Как думаешь? Я прав?

Уолдрон осторожно кивнул головой.

— М-да — Рэдклифф скинул пепел с сигареты. — Понимаешь, когда я впервые увидел эту карту у тебя на стене, я подумал, Господи Иисусе, крыса среди мышей. Но потом решил, раз ты торчишь в отделе, когда повсюду чужие, значит, в душе ты — мышь, а их мне хочется отшвырнуть от себя ногой, у нас их и на Земле Грэди предостаточно. А эти чертовы благоверные! Что с нами станет, если они выиграют? Какой прок в том, чтобы до конца своих дней петь святые гимны во славу Господа, которому начхать на нас, если он вообще существует, или ангелов, которые на самом деле такие же ангелы, как и я!

— Грэди не из числа крыс, понимаешь, — продолжал он. — Даже не знаю, как назвать его, может, паук? Надо признать, он, черт возьми, довольно хорошо управляет этой Землей. Но вот уже почти год, как Грэди не выбирался к тем, кому он этим обязан. Напротив, он сидит в самой середине своей паутины, прислушиваясь к дрожанию ее нитей, и высасывая жизнь из самых слабых из нас. Хотя, впрочем, пошел он тоже ко всем чертям. Грэди абсолютно не волнует будущее. Как ваш завтрак, ничего?

Грета сидела с набитым ртом и смогла ему только кивнуть в ответ, Уолдрон оказался более многословен:

— Это лучший кофе и лучший завтрак за последние несколько месяцев.

Рэдклифф саркастически усмехнулся.

— Вот на что я трачу свои деньги. А я действительно их трачу. На кой ляд мне их копить? Завтра чужие могут решить, что с них хватит, и стереть нас к чертовой матери с лица Земли. Понимаешь, вот почему то, что ты пытался делать в Нью-Йорке, неправильно. Думаешь, если правительство снова получит контроль над Землей, станет лучше? Черта с два. Мы будем плестись за людьми, делающими вид, что чужие не существуют в принципе, и это будет выше всяческих приличий.

Вошел другой слуга и остановился у дверей. Он молча ждал, когда Рэдклифф его выслушает, но тот его игнорировал.

— Все, что нам нужно, это земля. Земля, где мы сможем стать лицом к лицу с этой светящейся громадиной и сказать: «Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты, кто бы вы ни были! Мы имеем такое же право, на существование в этой Вселенной, как и вы, и уж гораздо больше прав на эту планету! Мы вышвырнем вас отсюда и оправим туда, откуда вы пришли, так что вы никогда больше не посмеете снова иметь с нами дело!»

— Да, но, — Уолдрон колебался.

— Что «но»?

— Я хотел сказать, я не уверен, что мы сможем сдержать слово. В этих городах чужих есть что-то совсем чужое, как будто они не просто находятся впереди нас по развитию, а вообще их развитие абсолютно отлично от нашего.

— Ну и что? — ворчал Рэдклифф. — У людей нет крыльев, но что-то я не видел ни одной сверхзвуковой птицы, — и он спокойно спросил ожидавшего слугу: — да?

— Пришел Грег Симс, сэр, и с ним маленький мальчик. Он говорит, Вы сами просили его зайти сегодня утром.

— А я все ждал, когда они появятся. Проводите их в кабинет. Я приду через несколько минут. — Рэдклифф отодвинул стул. — Что касается тебя, Уолдрон, сегодня ты будешь заниматься вот чем. Походи по Земле. Понаблюдай за мышами. Посети какое-нибудь сборище благоверных. Поздоровайся с игроками, шлюхами и всеми остальными. Задавай любые, какие тебе только придут в голову, вопросы. Потому что завтра ты начнешь работать, и мне нужно будет, чтобы ты был полностью сконцентрирован на своей работе. Понятно?

— Абсолютно, — ответил Уолдрон, и вежливо поднялся из-за стола, когда Рэдклифф направился к дверям. Краем глаза он заметил, что Грете не удавалось скрыть свой восторг. Они даже и пожелать не могли ничего лучшего, чем Рэдклифф им предложил сам.

Когда Рэдклиффа вошел, Симс вскочил со стула, краешке которого он сидел. Ичабод с завидной тщательностью повторил движение отца.

— Мистер Рэдклифф, сэр! Мы бы приехали раньше, но вчера ночью у нас были неприятности. Я поругался с женой, а Брат Марк направил группу людей с проклятьями, чтобы они пели и не давали нам спать. В результате началась драка с соседями, которым они тоже не давали спать, и…

— Заткнись, — прервал его Рэдклифф и уселся в самое мягкое кожаное кресло. — Как зовут твоего сына?

— Ичабод, сэр, — ответил Симе, и извиняющимся тоном добавил: — это был выбор моей жены. Говорит, оно означает «слава ушла», а я никогда не мог понять этого, потому что, если верить учению Брата Марка, слава как раз таки пришла и…

— Симс, если ты всегда так много говоришь, то удивительно, что Марк давным-давно не вышвырнул тебя. Ты заткнешься, наконец?!

Симс испуганно попятился назад и сел обратно на стул. Ичабод продолжал стоять, пристально смотря на Рэдклиффа, и весь его вид красноречиво говорил о его негодовании.

— Доброе утро, Ичабод, — ласково произнес Рэдклифф.

Уголки губ мальчика опустились вниз.

— Я вас ненавижу, — сказал он. — Если бы па не наподдавал мне с утра, я ни за что бы сюда не пришел. Вы забрали мой шарик, хотя он был мой, потому что я сам нашел его!

— Ичабод! — воскликнул Симе. — Не смей так разговаривать с мистером Рэдклиффом!

— Симс, если ты сейчас же не закроешь своей рот, я вышвырну тебя из комнаты, понятно? — отрезал Рэдклифф. И смягчившимся тоном обратился к мальчику. — Теперь, послушай меня, сынок: что сказал твой папа, когда ты первый раз нашел такую же прекрасную вещь?

— Сказал, что я не могу ее себе оставить, потому что не должен желать ничего, кроме милости. Он и потом постоянно мне твердил все это, даже когда сам же продал ее тому незнакомцу.

Симс вздрогнул, но угроза Рэдклиффа сделала свое дело, и он промолчал.

Надо что-то делать с Кори Беннетом, подумал Рэдклифф.

— Откуда у тебя была та первая вещь, сынок?

— Из святого города, — ответил Ичабод.

— Конечно, из святого города, но как ты нашел ее? Просто на земле?

Ичабод положил руки на колени и смотрел по сторонам.

Рэдклифф с удовлетворением отметил, что Ичабод, как и большинство здешних детей, не ходящих в школу, не очень ориентируется в пространстве и времени, кроме того, его большой нависший лоб говорил о том, что он немного умственно отсталый. Рэдклифф изменил свой подход.

— А как насчет вчерашнего шара. Где ты нашел его?

Здесь Рэдклиффу удалось узнать большее. Наполовину догадываясь, наполовину следуя логике, Рэдклифф смог более-менее восстановить последовательность событий, и они обнадеживали. Пока Симс сидел и фыркал, не осмеливаясь прерывать, Рэдклифф узнал мнение Ичабода о ночном пении благоверных: Ичабоду так наскучило пение, что он просто улизнул.

— И твои родители даже не заметили? — спросил Рэдклифф.

— Они-то? Конечно, нет!

— А когда улизнул?

— Пошел и взял шар, что же еще?

Не может быть, чтобы Ичабод… Или может? Он вспомнил, как Брат Марк говорил, что они войдут в город, когда полностью очистятся от грязи земной. Он посмотрел на лицо Ичабода и глубоко вздохнул.

— Так, давай начистоту, сынок. Ты хочешь сказать, ты пошел прямо в святой город и взял шар?

— Ну… ну… я подумал, раз у них ужасно много таких красивых штук, что они столько вышвыривают просто так, ничего не случится, если я…

Ичабод, гордый своим смелым поступком, замер в ожидании окрика отца, который не преминул последовать. Никакие угрозы Рэдклиффа не помогли, когда речь зашла о богохульстве собственного сына.

— Что за лживый чертенок! — загремел он, наступая на сына и собираясь ему дать затрещину. — Я научу тебя, как надо почитать святыни!

Рэдклифф вскочил, в последний момент перехватил занесенную над мальчиком руку, сбил Симса с ног, и тот глупо распластался на полу. На шум подоспел охранник.

— Симс, я предупреждал тебя, — тяжело дыша, произнес Рэдклифф, — Уведите его. Сына оставьте.

— Что? — поднимаясь на ноги, зарычал обескураженный Симс.

— Парень остается, — грубо повторил Рэдклифф, и отметил искру надежды, внезапно загоревшуюся в пустых глазах Ичабода.

— Вы не имеете права отнимать у меня сына! — взорвался Симс.

— Мне нужен он, а не ты. Что думаешь, Ичабод? — спросил Рэдклифф, и, заметив, что Симс вот-вот снова разразится бранью, добавил: — Попридержи язык, Симс!

Ичабод долго колебался, но все-таки собрал всю свою решимость и отважился:

Мистер, я всегда мечтал наподдать па так же, как он поддает все время мне. Вы сбили его с ног, и так ему и надо. Он все время бьет меня, а иногда даже ногами, особенно, когда пьяный. Ма — не лучше. А может, и хуже, она бьет меня скалкой… Э-э… Вы не будете меня постоянно бить?

— Не буду. Даю слово.

— Тогда я хочу остаться здесь, — решительно ответил мальчик.

— Когда я доберусь до тебя, маленький грешник… — начал Симс, но Рэдклифф его быстро оборвал.

— Не доберешься. Может, на Земле Грэди и нет Общества по Защите Детей, но, судя по тому, что говорит мальчик, я ему оказываю большую услугу. Конечно, он будет для меня кое-что… — он остановился, — и, конечно, я буду за это платить. Давай, скажем, 100 долларов в месяц?

— Двести!

— Сто! Хочешь, бери, не хочешь, твое дело. Ну? Вот и прекрасно!

Вот это сделка, подумал Рэдклифф, особенно учитывая то, что, похоже, наконец-то вместе с этим мальчиком я сделаю Грэди.

Глава шестнадцатая

— С чего начнем? — пробормотал Уолдрон, обращаясь к Грете, ее ответ был очевиден.

— Найдем Беннета, что же еще?

Уолдрон осмотрелся, они шли по коридору со стеклянной стеною. Это был тот самый коридор в начале дома, по которому они пришли вчера.

— Не слишком рискованно? Нам не очень на руку привлекать внимание Рэдклиффа к нему.

— Рано или поздно, в любом случае связь между ними появится или уже появилась. Помнишь, в Городе Ангелов он направился прямо к Рэдклиффу. И, похоже, что эта связь скорее «наладится», чем «уже наладилась»; Если только они не успели познакомиться с момента последнего отчета Беннета.

От этой парадоксальной ситуации у Уолдрона зашумело в ушах, и к голове прилила кровь. Он уже почти не слышал того, что говорила Грета.

— Свободные торговцы довольно быстро знакомятся с Рэдклиффом. И вполне возможно, что Беннет Земли Грэди уже вовлечен в действия, которые неминуемо приведут к тому, что он переместится во времени. Мы должны повидаться с Беннетом, пока Рэдклифф не заподозрил, что я не та, кем кажусь.

С этим невозможно спорить. Уолдрон пожал плечами. В конце коридора он остановился.

— Как ты думаешь, где они оставили нашу машину? И вообще, есть у них нормальный бензин здесь на Земле Грэди?

— Думаю, что нет, но у свободных торговцев нет в нем недостатка. У Грэди контакты со всеми большими корпорациями, как будто он диктатор Северной Америки… Пойдем, спросим у слуги.

Грета распахнула дверь, и они направились к проходящему слуге.

У них ушло больше часа на то, чтобы найти дом Беннета, хотя у Греты был его адрес. Нужно было сделать вид, что они просто натолкнулись на него. Грета и Уолдрон боялись, если они начнут расспрашивать дорогу, новости могут слишком быстро долететь до Рэдклиффа. Дом Беннета был единственным, который избежал нападения обезумевших армий. Свежая краска и блестящие стекла окон никак не соответствовали рядом стоящим руинам, точно таких же, как этот дом в пятнах гари и без стекол в окнах.

— Ты уверена, что это здесь? — понизив голос, спросил Уолдрон, припарковывая машину.

— Абсолютно. Смотри, кто-то идет нам навстречу. Лучше будет, если ты с ним поговоришь.

Уолдрон кивнул. Он заметил, что артефакт сегодня снова проскользнул к нему в карман. К счастью, его присутствие успокаивало, оно напоминало ему о его прошлой жизни, о прежнем доме.

Из дверей вышел высокий черный мужчина в комбинезоне, с биркой БЕННЕТ на груди.

— Мистер Беннет дома? — прокричал Уолдрон через окно машины.

— Может, да, может, нет, — озабоченно произнес тот, — зависит от того, кто спрашивает.

— Передайте ему этот конверт. Я думаю, он захочет нас видеть, когда прочитает, что там.

Мужчина взял конверт и ушел в дом. Уолдрон посмотрел наверх и заметил, что из трех верхних окон очень внимательно смотрели люди.

— Полагаю, они не очень-то любят здесь незнакомых людей, — сказал он.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Вся на нервах. Такое ощущение, как будто в любой момент произойдет убийство, — ответила шепотом Грета.

И они оба замолчали, пока снова не вернулся черный мужчина и не пригласил их в дом.

Беннет был в пентхаусе в окружении картин и роскошной мебели. Это был хорошо одетый мужчина невысокого роста с редкими светлыми волосами и голубыми глазами. Уолдрон ужаснулся: так вот какого они были цвета до того, как стали цвета вишенок Морелло!

Как только за провожающим закрылась дверь, Беннет взорвался:

— Вы — Грета Деларю? Меня предупредили, что Вы приедете. Но зачем? Я и так здесь довольно в щекотливом положении и без вмешательства чужаков!

Не дождавшись ответа, он махнул им на кресла и уселся сам.

— Что за нетерпеливый сукин сын стоит за вашим приездом? — продолжал он.

— Небось, Орландо Поттер? Вот надоедливый, это уж точно. Я же сказал, мне нужно не меньше года, чтобы укрепиться здесь. Думаю, предыдущих агентов погубили большие уши. Черт возьми, я здесь как на краю могилы. Всего четыре месяца, и вот заявляетесь вы целой ордой, и, небось, наследили так, что любой не глупее осла может выследить меня. Ну что, я не ошибся, это действительно Поттер?

— Да, — строго ответила Грета, она сидела на краю стула, ровно сложив руки у себя на коленях.

— Я был в этом уверен. Этот пустозвон со своим чертовым Комитетом по Чрезвычайным Ситуациям и всей этой мишурой… Послушайте, может, я еще не очень долго живу на Земле Грэди, но этого достаточно, чтобы усвоить одну вещь. Все эти «Комитеты по Чрезвычайным Ситуациям» — полная ерунда. Сказки о том, что мы можем вернуть мир в нормальное русло и существовать, как будто никаких чужих и не бывало, — он презрительно фыркнул. — Хотя, черт возьми, я вполне допускаю, что это возможно. Чужие игнорируют нас, пока мы сами не вмешиваемся.

Должно быть, Беннет уже давно обдумывает эту мысль, подумал Уолдрон. Он переглянулся с Гретой, и она дала понять, что нужно дать Беннету выговориться, прежде чем вступать в спор.

Пока Беннет заканчивал свою тираду, Уолдрон откинулся в кресле и осмотрел комнату. Скорее всего, по легенде Беннет — бывший страховой агент. Когда пришли чужие, необходимость страхования отпала сама собой. На самом деле Беннет был физиком с хорошими отзывами, из тех, которых немного осталось в настоящее время, потому как большинство больших институтов и лабораторий оказались в зонах радиоактивных осадков. Его заданием было получить лицензию свободного торговца (Грэди выпустил лицензии на этот вид деятельности), найти как можно больше артефактов, и, используя правительственные фонды, попытаться собрать первое устройство чужих руками человека. Функции этого устройства, если они вообще были, невозможно было понять. В любом случае необходимо было найти составные части, которые бы сложились в единое целое.

У Беннета хорошо получалось. Более того, у него оказался талант к виду деятельности, которым он якобы здесь занимался. Он управлял целым домом, в его распоряжении было двадцать человек, и, судя по обстановке пентхауса, Беннет очень преуспел за эти несколько месяцев на Земле Грэди.

— Мы пойдем вперед только в том случае, если у нас будут правильно расставлены приоритеты, — декламировал Беннет. — Я снова и снова повторял это в своих отчетах. Мы попусту растрачиваем наши научные ресурсы. Знаете, меня тошнит от большинства того, что попадает на Землю. 39-дюймовые телевизоры! Машины фруктов и армии из одного бандита! Боже мой, на днях Грэди купил себе компьютер для игры в шахматы! И на это тратятся драгоценные ресурсы, которые стоило бы направить на изучение чужих!

Он вскочил на ноги и стал ходить по комнате. — Я работаю здесь самостоятельно. Мне даже не сообщают, сколько еще агентов может в данный момент находится здесь вместе со мной. Повсюду встречаю кучу людей, торгующих бесценными для нас данными. Я, в общем-то, не против корпоративных ученых. На самом деле, у меня даже есть среди них друзья. Мне известно, кое-какие находки из тех, что они покупают, несмотря на желание их боссов нажить на этом состояние, все-таки попадает в лаборатории с неплохим оборудованием. Но все равно ситуация глупейшая. Хотя артефакты являются федеральной собственностью, в один и тот же момент в разных лабораториях могут одновременно изучаться три составные части одного устройства, и никто не будет об этом знать. Но вот те, от кого меня просто тошнит, так это от этих сволочей, вроде Грэди и Рэдклиффа, которые будут наживать себе состояния до тех пор, пока это возможно. Слушайте, вчера я спас то, что не надеялся отыскать и за год. Я говорю спас, потому что, если бы Грэди его заполучил, он бы просто продал его за драгоценности! Это работающий артефакт, черт возьми, и…

Он остановился.

— Хотя, может, мне и не стоит так говорить, — мрачно перебил он себя, — мы даже не знаем, может ли это устройство в принципе работать в нашем, человеческом понимании.

— Однако, судя по Вашим отчетам, — сказала Грета — вы почти уже доказали, что они работают.

Беннет сомневался. Наконец, кивнув, он снова сел в кресло.

— Я думаю, надеюсь… Понимаете, с тех пор, как я приехал, я интуитивно понял связь между нами и чужими. Это, скорее всего, легче было бы объяснить математику, чем мне — физику… Ну, так вот, несколько недель назад мне приснился сон о том, о чем я не вспоминал уже очень много лет. У моей семьи была дача в горах, прямо рядом с ней построили новое шоссе. В первую же зиму во время гололедицы произошла ужасная авария. Среди разбитых машин нашли задавленного лиса, тогда они пошли и застрелили его лисицу и весь его выводок. Чем больше я думаю об этом сне, тем больше убеждаюсь в том, что мое подсознание пытается сказать мне что-то очень важное. Я думаю, что эти так называемые «города», отнюдь не являются таковыми. Думаю, это межзвездные транзитные переходы.

Грета присвистнула.

— Вполне возможно, — сказала она с отсутствующим взглядом. — Я видела отчеты, в них упоминается гравитационные изменения, сравнимые по интенсивности с обычными изменениями, например, в связи с приливами. Их можно определить только при помощи сверхчувствительного оборудования.

Жаль, что они мне этих отчетов не посылали, злобно ответил Беннет. — Ваш драгоценный мистер Поттер всегда готов только мешать моей работе, и ни черта не делает, чтобы помочь мне. С тех пор, как у меня появилась гипотеза, я стал запрашивать данные о цвете городов. Если я прав, то они должны изменяться циклично, и, может быть, даже синхронно в разных точках планеты. Но ответа я так и не получил.

— В этом нет ничего удивительного, — произнесла Грета, — то, что мы находимся так близко к городу — чистая случайность. В России Бушенко застрелил бы любого из правительства, кто попытался бы это сделать. То же самое сделал бы и Невейра в Бразилии, да к тому же там непроходимые джунгли, да и в Австралии…

— Знаю-знаю. Пустыня! — вздохнул Беннет. — В Антарктике вообще в буквальном смысле никого нет. Вот: может быть, если мы убедим людей в том, что делают чужие, правительство начнет действовать. И если нам повезет, это будет очень и очень скоро.

Уолдрон чувствовал, как его начинает охватывать напряжение.

— Это как-нибудь связано с работающим артефактом, который Вы нашли? — натянуто спросила Грета.

— Самым непосредственным образом. У меня в подвале — сейф. Конечно, все думают, что это сейф, на самом же деле это вполне сносная лаборатория, если не считать того, что мне приходится работать при свете свечи, чтобы не привлекать внимания проводкой света. Так вот, там у меня…

Звонок. Грета и Уолдрон автоматически оглянулись в поисках домофона. Оказалось, он встроен в кресло, на котором сидел Беннет.

— Да?

— Мистер Беннет, по Энн Стрит приближаются два лимузина вроде тех, что у Дена Рэдклиффа… Я только что разглядел их номерные знаки — это он.

Беннет вздрогнул.

— Рэдклифф! Черт возьми, что ему здесь нужно? Если… о нет! '

Беннет вскочил.

— Что случилось? — строго спросил Уолдрон.

— Если Рэдклифф узнал об артефакте, который я купил вчера… Он был слишком ценен, и я не сообщил о нем Грэди, понимаете, я не заплатил за него налог. Если бы они узнали, что я не продал его за драгоценности, это бы разрушило мою легенду. Молю Господа Бога, чтобы он приехал сюда не за этим. Есть здесь свиньи, вроде самого Грэди, но Рэдклифф самолюбивая крыса, он хочет спихнуть Грэди. Вы, наверное, уже успели о нем услышать?

Уолдрон и Грета переглянулись.

— Мы… мы с ним знакомы, — сказала Грета, — он нанял Джима, и именно это и есть моя легенда.

— Вы что, на него работаете? — Беннет побледнел как полотно. — Убирайтесь отсюда как можно быстрее! Пока он не заметил вас и не узнал вашу машину! Господи, я знал, что Поттер бестолковый человек, но что настолько! Теперь из-за вас у меня еще и с Рэдклиффом будут проблемы.

— За нами никто не следил, мы проверили, — ответил Уолдрон, в машине не было никаких жучков!

— Приберегите свои извинения на потом! Шевелитесь, оба! И не возвращайтесь, а то, клянусь, мои часовые застрелят вас.

Глава семнадцатая

— Неужели они могли нас выследить? — прошептал Уолдрон.

Подсознательно он понимал, что глупо было шептать, хотя это казалось абсолютно естественным.

Протискиваясь через маленькое окошко, Грета ответила:

— Не думаю, хотя как я могу быть в этом уверена…

— В любом случае, надо как-то узнать, — сказал Уолдрон, трогаясь с места так резко, что заскрипели покрышки. — Как, черт возьми, он мог проследить нас До Беннета?

Может, он и не проследил. Не уверена, что у него в машине есть устройство для слежки, она совершенно обычной модели и цвета. Скорее всего, Беннет был прав насчет артефакта.

— Да, что это вообще за налог с артефактов?

— Грэди собирает налоги со всех торговцев с его лицензией. Он настаивает на том, чтобы все находки были задекларированы. Если попадается сколько-нибудь редкий артефакт, он старается его выкупить сам, чтобы получить как можно больше прибыли, и если владелец не соглашается, то должен заплатить налог за привилегированное владение — какого черта?

Поворачивая за угол, Уолдрон наскочил на выбоину, и машину вынесло на гравий. Впереди прямо на их пути стояла большая черная патрульная машина. За ней были четверо охранников Грэди, они молча подождали, пока Уолдрон справился с управлением и остановил машину. В унисон, как марионетки они направились прямо к машине.

Тот, что был больше всех вооружен, подошел к окну Уолдрона и с недоброй улыбкой произнес:

— Доброе утро! Меня зовут Капитан Байере. Вы новичок на Земле, не так ли? Что-то не припоминаю, чтобы видел вас раньше. Удостоверение, пожалуйста, и советую Вам не спорить.

Обливаясь потом, Уолдрон протянул ему документы, Грета последовала его примеру. Байере внимательно их осмотрел.

— Понятно, — наконец сказал он, — значит, нанят Деном Рэдклиффом. Приехал вчера. Отлично, выходите из машины. Оставьте ее здесь. Заберете потом ее здесь, если Вам разрешат. Губернатор хочет поговорить с вами. Мисс Смит, пройдите вместе с нами.

Уолдрон и Грета застыли. Байере положил руку на автомат.

— Нет, я не собираюсь подниматься к Беннету, — сказал Ден Рэдклифф черному мужчине. — Я хочу, чтобы он сам спустился ко мне. Все, что мне нужно, так это кое-что ему показать.

Мужчина хотел было что-то возразить, но передумал и пошел в фойе к встроенному в стену домофону. Рэдклифф прикурил и мельком взглянул на Ичабода, который сидел рядом с Риком на переднем сиденье. Паренька помыли, приодели, и личный физиолог Рэдиффа смазал, где необходимо, кожу мальчика, поскольку, как и большинство детей из лачуг, он страдал кожной болезнью, напичкали его витаминами и антибиотиками. Сначала с мальчиком были проблемы, особенно, когда пришлось делать ему укол, но во время поездки он сидел тише воды, ниже травы, восхищенный размерами машины и удобствами.

Черный мужчина вернулся:

— Мистер Беннет говорит…

Рэдклифф резко перебил его:

— Черт, если он боится показать свою физиономию, пусть высунется в окно наверху! Наверняка у него найдется бинокль? Рик, открой дверь, и пусть Ичабод выйдет на минутку. Этого будет достаточно.

Рик выполнил приказ босса. Щурясь от света, Ичабод осторожно встал на землю, все еще придерживаясь рукой за ручку дверцы из страха, что машина уедет без него. Рэдклифф смотрел на окна дома в поисках лица Беннета. Вот он, в одном из верхних окон, во всяком случае, редкие светлые волосы вполне подходили его описанию.

— Это ваш босс? — спросил Рэдклифф черного мужчину, показывая на окно.

— Да, это мистер Беннет.

— Мистером Беннетом он и останется, — произнес Рэдклифф, скривив рот, — а вот вашим боссом он уже больше не будет.

Он приказал Рику помочь Ичабоду залезть обратно в машину, и сам удовлетворенно сел в соседнюю дверь. Рэдклиффа беспокоило то, что Кори Беннет может стать в очень скором времени вполне реальным соперником. Слишком быстро новичок делал успехи. Вид Ичабода, у которого он купил реликвию, и не задекларировал (Рэдклиффу сообщил об этом личный шпион у Грэди), перепугал его до смерти. Ничего не будет удивительного в том, если он тихо уедет. Как альтернатива — он будет умолять Рэдклиффа не сообщать об этом инциденте Грэди. Так или иначе, Беннет уже больше никогда не будет угрозой.

Тонко сработано.

Закамуфлированные посты у подъезда к Особняку Грэди обменялись паролями по радиотелефону, Байерс хрипло ответил, не снижая скорости машины.

Прошлой ночью Уолдрон и Грета видели дом издалека. Он был похож на дворец, довольно обычный — экстравагантное упражнение в стиле псевдоклассики начала прошлого века. Когда они подъехали ближе, то заметили, что особняк был превращен в крепость, фасад усилен железобетонными стенами, на окнах тяжелые стальные ставни, в любую секунду готовые сорваться вниз и закрыть окна. Газоны были тесно засажены кустами, но в промежутках между ними открывался вид марширующих по гравийным дорожкам частных охранников Грэди. Шесть-семь вооруженных людей.

Внезапно посередине дороги без всякой причины водитель резко свернул сначала вправо, потом влево. Заметив удивление пассажиров, Байерс проворчал:

— Дорога заминирована, на случай, если вас это интересует. Губернатор не очень любит незваных гостей.

Помолчав, он добавил:

— Не волнуйтесь, они не взрываются оттого, что на них просто наедешь. Мистер Грэди любит ездить, а он намного тяжелее вас.

Уолдрон изобразил удивление, на самом деле его занимал только один вопрос: что могло понадобиться от них Грэди?

Перед парадным входом были припаркованы еще несколько машин: белый «роллс-ройс», еще одна патрульная машина и еще одна красная. Пока они остановились, из дома вышел человек в дорогой одежде сопровождении телохранителя и сел в красную машину. За ним последовал телохранитель и сел за руль, по всей видимости, это он выбирал дорогу. Уолдрон подумал, сколько невинных людей были случайно взорваны из-за чей-то беззаботности?

Байерс и его люди подвели Грету и Уолдрона к охранникам у дверей и ушли. Байерс нарочито помахал им рукой на прощанье.

Галерея была сделана в стиле голливудской реконструкции дворца Бизантина, испорченная массой добычи вдоль стен. Даже с первого взгляда было понятно, что это добыча: завернутые в холстины картины, мебель, закрытая полиэтиленом. Подозревающие всех и вся вооруженные охранники рыскали повсюду своими проницательными глазами.

Новый сопровождающий Греты и Уолдрона заговорил с мужчиной в черном костюме. Пришлось подождать, пока он исчезнет и снова появится, кивнет им, и тогда они последуют за ним в конец дома. Грета нащупала руку Уолдрона и крепко ее сжала.

Двустворчатые двери красивого натурального дуба с золотыми ручками распахнули новые охранники. И вот за громадным столом в обрамлении широкого окна, за которым садилось солнце, освещая прекрасный длинный газон и цветы…

— Губернатор Грэди! — отрапортовал сопровождающий и отдал честь.

Беннет назвал Грэди свиньей, возможно, поэтому Уолдрон ожидал тучного мужчину. Губернатор не был тучным. Большим, но не тучным, у него были правильные пропорции: под два метра ростом, гладкие черные волосы, тяжелые усы в стиле Теодора Рузвельта, красные щеки и пристальные черные глаза. На нем была рубашка цвета корицы, кремовый жилет, черный галстук свешивался на стол, отчасти закрывая телефон и интерком.

Грэди был явно занят сам собой. Напротив него стоял поднос со стаканами и бутылками, коробка с сигарами и ваза с шоколадом и сладостями, завернутыми в яркие обертки. Он не был похож на декадентного феодала, а выглядел как человек, управляющий своей собственной империей, в то время как весь остальной мир похож на перепуганных кроликов.

Грэди был не один. У стены сидели две красивые девушки секретарши, одна с ноутбуком, другая с диктофоном, за маленьким столом сидел светловолосый человек в сером костюме, он, не мигая, следил за вошедшими, достал камеру и быстро сделал пару снимков. По сравнению с Грэди все люди казались какими-то очень маленькими.

— Мистер Уолдрон и Мисс Смит, — сказал сопровождающий, Грэди кивнул.

— Принесите им стулья. Может, они захотят сотрудничать.

Уолдрон и Грета механически сели.

— Так, — произнес Грэди, размахивая в воздухе сигарой, ближайшая девушка поспешила принести зажигалку. — Думаю, вам интересно, почему я, — вдохнул, — привез вас сюда? — еще раз вдохнул и пробормотал спасибо. — Так что я сразу к делу. Знаете ли, у меня нет времени. Я управляю Землей с населением в один миллион человек, и я действительно ей управляю, поверьте мне, я держу палец на пульсе круглые сутки. В противном случае меня бы здесь не было. Так что, расскажите мне, что замышляют Беннет и Рэдклифф?

Тишина. У Уолдрона пересохло во рту.

— Да ладно! — рявкнул Грэди. — Я знаю, что ты работаешь у Рэдклиффа. Я знаю, что полчаса назад вы были у Беннета. Я знаю, что через несколько минут Рэдклифф был у Беннета и сразу уехал, потому что вас там уже не было. На моей Земле, я — Господь Бог. Я знаю, когда пылинка упадет. Так что?

Снова тишина.

— Последний шанс, — наконец произнес Грэди. Вы еще меня не знаете, не так ли? Слишком недавно приехали. Думаете, у вас могут быть от меня секреты!

— Слушайте. Сегодня утром приходил босс благоверных Брат Марк донести на одного из своих последователей — типа по имени Симс, Грег Симс, и его жену Марту. Он сообщил, что у них есть сын Ичабод, который нашел живую реликвию и продал ее Кори Беннету. Беннет — свободный торговец. Я даю лицензию торговцам с условием, что они декларируют, что находят. Беннет не заявил ни о каких живых реликвиях. А также я слышал, что вчера вечером парнишка снова нашел реликвию, и что Рэдклифф пытался ее у него отобрать. Вы там были? — прервал он сам себя, заметив предательскую реакцию Греты. — Я подумал, может, вы там были. Так вот, сегодня с утра вы едете к Беннету и первые попадаете в мою ловушку. Следующим должен был быть Рэдклифф и его люди — но я подумал, зачем забирать Рэдклиффа? Он — самодовольный кретин, который мечтает быть на моем месте, и думает, я не подозреваю об этом. Пусть помечтает: в конце концов, сам споткнется и упадет. Он тоже за последнее время не декларировал никаких живых реликвий, и в частности, вчера. Брат Марк сказал, что за ней спустились ангелы и забрали ее, но я не очень то в это верю. Нет, я думаю, Беннет и Рэдклифф хотят обвести меня вокруг пальца, и я не позволю им этого сделать.

Он с фальшивой конфиденциальностью наклонился над столом.

— Знаете, я не виню вас за то, что вы попались на удочку Рэдклиффа. Я первый признаю, что он проворачивает мощнейшую операцию. Но если он засыпал вас историями, как он собирается занять мое место, то он дурачит вас так же, как и себя. Это он будет раздавлен, и довольно скоро. Так что ежели вы не хотите, чтобы он потянул вас за собой…

Уолдрон глубоко вздохнул.

— Мистер Грэди, вы знаете, что мы только вчера приехали. Мистер Рэдклифф даже не успел объяснить мне мои полномочия. Хотя одно я могу сказать точно: он не нашел вчера ни одной живой реликвии. Она на самом деле исчезла. Наверное, взорвалась.

— Ну да, конечно, — сказал Грэди. — Что еще скажите? Что, кБеннету вы ходили со светским визитом?

Слова застыли в воздухе, словно выжженное огнем клеймо. Ответа не последовало. Уолдрон посмотрел через плечо Грэди и застыл как камень. Он знал: Грета, секретарши, охранник и светловолосый мужчина, — все смотрели туда же. Словно двигаясь в липкой грязи, медленно и с невероятным усилием Грэди повернул голову.

По длинному газону, не по земле, но над?.. Нет, вокруг, вокруг любой возможной траектории к ним приближалось… что? Что-то. Что-то исключительно яркое. Что-то движущееся внутри себя вне зависимости от движения вперед. Что-то такое же чужое, как и вчерашний громадный город…

Глава восемнадцатая

Холодный пот выступил у Беннета на лбу. Он набрал комбинацию своего сейфа, который занимал, по меньшей мере, три четверти всего подвала его дома. Хотя дверь на лестницу была закрыта на засов, и он сам заварил стальной решеткой шахту лифта, Беннет продолжал то и дело оглядываться, как будто за ним кто-то следил.

Рэдклифф задал ему задачку, но ответ на нее мог быть только один: Рэдклифф знает, что Беннет купил у Ичабода живую реликвию, и он собирается рассказать об этом Грэди.

Чертов идиот, ну надо же было не задекларировать реликвию! Ну а что же мне оставалось? Грэди захотел бы узнать, кому я ее продал, и если бы я стал медлить, он бы заподозрил что-то неладное. Если бы солгал, он бы стал проверять покупателя — мало кто может себе позволить купить живую реликвию.

Дверь сейфа скрипнула. Надо смазать. Ну и черт с ней. Он зажег свечи. Дурацкая идея пользоваться свечами, но если протянуть кабель потолще, чем необходимо для нескольких маленьких лампочек в сейфе, где должны храниться только деньги и драгоценности, кто-нибудь обязательно начнет задавать вопросы. Преданность на Земле Грэди была довольно хрупкой вещью: каждый слуга мечтает стать хозяином. И чтобы не посвящать никого в тайну о лаборатории, Беннету пришлось стать скрягой, корпеющим над своим добром все свободное время.

И вот кульминационный момент его достижений.

Когда дело дошло до изучения артефактов чужих, обычные методы оказались бесполезными. Артефакты можно было взвесить, измерить, изучить через микроскоп… Однако они не поддаются рентгеновскому излучению… их невозможно исследовать с реактивами… бомбардировка нейтронами и электронами не нарушала потока в артефакту как будто частицы находились в полном вакууме…

Как будто им все равно! Что тогда? Энергия каким-то образом стабилизируется и становится неэнтропической? Слова.

Могут ли водородные и атомные бомбы человечества напугать существ, способных на такие чудеса? Может, в сбое компьютеров виновны люди, вырабатывающие статическое напряжение, потому что носят синтетические одежды!

Так что единственное, что оставалось делать, это с бесконечным терпением собирать в единое целое подходящие с виду артефакты — выбирать из сотен, даже из тысяч непонятных, разной формы, разбитых, не работающих артефактов чужих, надеясь на то, что они подойдут.

Как эти.

Все началось с артефакта в виде сосуда в 30 сантиметров в поперечном сечении, с двумя углублениями на поверхности расположенных по таутохронической кривой, одно — больше и одно — меньше. В большом углублении был артефакт в форме половины яйца с еще тремя небольшими объектами неправильной формы на поверхности, в маленьком углублении был продолговатый артефакт, который он вчера купил у Ичабода. Он был — хоть как-то, но собран, не в техническом понимании, ибо до сих пор не было понятно, для чего он был создан, кроме как для эстетического наслаждения. Беннет вспоминал, как дрожали его руки, когда он устанавливал артефакт на место, ожидая, что вся конструкции начнет вибрировать или испускать свет, или… или еще что-нибудь. Устройство не задрожало и не стало ничего испускать, и Беннет решил, что это должен быть единый объект, а не собранный из составных частей. Но как их починить, если на самом деле они разломаны на части? Их нельзя ни склеить, ни собрать, ни сжать. Непостижимый материал…

Нет времени на раздумья, сказал себе Беннет. Я должен спасти свою драгоценность от лап Губернатора Грэди, и не позднее чем сегодня вечером. Надо отдать его в хорошую правительственную лабораторию. Все выбросы чужих должны отправляться в соответствующую правительственную лабораторию!

Ему нужно было во что-то спрятать артефакт, но во что?

Здорово изогнувшись, он влез под скамейку в поисках контейнера (а Беннет был уверен, что здесь должно было быть что-то в этом роде), но вздрогнул и застыл. Что-то происходило…. С устройством?

Он удивлено посмотрел наверх. Да! Маленький светящийся объект источал свет, проникающий в основание, распространяющийся на больший объект, заражая три неправильные формы наверху!

— О, Господи, Боже мой! — прошептал Беннет.

Процесс не заканчивался, даже когда достиг границ чужого вещества. Он распространялся и дальше — озаряя вокруг воздух, принимая формы чего-то непостижимого, волшебного и столь же страшное, как и город, из которого это вещество было выброшено. Беннет вздохнул… Ему стало тяжело дышать.

Сенсация, как мощный взрыв, поразила — нет, не его разум — его абстрактное мышление, и Беннет потерял сознание и беззвучно упал у дверей.

Когда он очнулся, вокруг была полная темнота и тишина. Закричал, но ему ответило только эхо. Неуклюже и тяжело Беннет поднялся и с трудом нащупал выход на лестницу. Вверх по ступеням — дверь все еще была заперта. Хотелось на свет и свежий воздух. Даже не подошел к скамейке, где собрал артефакт. Ему было все равно, на месте ли тот.

Здание окутала кромешная тьма. Никто не ответил на его стоны. Пол в фойе был усыпан осколками стекла, и они хрустели под его ногами. За дверьми горел свет, а вместе с ним неоновые огни Грэдивилля. Он направился к ним, как мотылек к пламени свечи.

— Вот! Это он! — раздался из темноты голос, и в глаза Беннету ударил луч света. К нему подбежали люди, и пока он напрасно кричал и отмахивался от них руками, его схватили и бросили на крыльцо, плевали, пинали, били богохульника, который потерял святыню и вызвал гнев ангелов на Грэдивилль.

И бросили его в липкую грязную канаву.

На столе Поттера зазвенел интерком. Он грыз и до того уже практически отсутствующие ногти и смотрел в черный прямоугольник окна. Его волновали только звезды.

В ожидании наихудшего, сегодня везде погасили свет.

Более чем вероятно, что кто-нибудь обязательно поинтересуется, почему я не опустил шторы, чтобы спрятать свет сигареты. Что случалось?

— Прибыл Маршал Военно-воздушных Сил Файфф со своей командой, сэр.

— Пришлите его прямо сюда, — ответил Поттер, и встал, чтобы зашторить окна и включить свет. Вряд ли было бы прилично встретить Руководителя Континентального Министерства обороны в месте, освещенном звездами.

Один взгляд на вошедшего пожилого мужчину, и стало понятно, что новости не из лучших.

— Бушенко захватил Владивосток! — воскликнул Поттер.

Маршал кивнул.

— Хуже. Пусть лучше Фарнцуорт сообщит Вам детали, он принимал сообщение.

Мужчина помоложе в униформе командующего Военно-воздушных Сил Великобритании, пришедший вместе с Файффом, нервно теребил свои коричневые перчатки.

— Сэр, довольно сложно обрисовать картину. Скорее всего, в работе русского правительства были сбои, военные силы абсолютно дезорганизованы, и контакты Абрамовича не вышли на связь в положенное время. Мы поймали их обычную частоту…

— Да ради всего святого! — закричал Файфф. — Хватит ходить вокруг да около, ближе к делу!

Фарнцуорт покраснел.

— Простите, сэр. Я пытался объяснить, что мы получаем обрывочные сведения. Но нам точно известно, что Бушенко пять или шесть часов назад взял Владивосток. Сопротивления практически не было, это означает, что у него незначительные потери, хотя мы надеемся, ему все-таки потребуется время зализать раны. И, последнее, наши военно-морские силы были атакованы новым оружием.

Потребовалось время, чтобы все осознать. Поттер почувствовал, что воздух стал жидким как азот, просочился в его голову и заморозил его мозговые процессы.

— Новое? Что-то, что он получил от чужих? — наконец прошептал он.

— Предположительно, — проворчал Файфф. — Сначала, судя по описанию, я подумал, что это оружие похоже на то, которое использовали немцы во время второй мировой. Однако когда у нас появились несколько телевизионных снимков, стало совершенно очевидно, что снаряды абсолютно непохожи на обычные ракеты. Массивные, распространяющие во все стороны свет шары. Возникают ниоткуда. Попадают каким-то образом в двигатели самолетов, в вентиляторы кораблей и взрываются.

— Сообщается, что все воздушные оборонные силы Владивостока были уничтожены ими, — усилил Фарнцуорт и без того ужасное опасение. — Затем Бушенко взял севернее по берегу и окружил город и порт. Высадил десантников. Но не так много, как мог бы. Боюсь, что остальное он припас для нас.

— Нападение? — выпалил Поттер.

— Мы должны быть к нему готовы, — подтвердил Файфф. В этот момент зазвонил интерком. Поттер резко нажал на выключатель.

— Что еще? Я занят!

— Сообщение для Маршала, сэр. На расстоянии 65 тысяч футов на радаре Кардинал, — казалось, голос был явно озадачен, — мне сказали, что он знает.

— Спасибо, — ответил Поттер. — Кардинал, это, кажется, их стелс?

Файфф кивнул.

— Мы можем его сбить?

— Нет.

Плечи Файффа опустились, как будто они несли на себе всю тяжесть мира.

— На западном побережье у нас нет ничего, что могло бы достичь высоты 6 тысяч, — пояснил он.

— Я так полагаю, что ваш мистер Конгрив был прав насчет Джесперсена, — сказал Фарнцуорт. — Не может быть, чтобы Бушенко случайно направил все свои силы на запад.

— Да, совершенно очевидно, он знает, что делает. И если он получил свое оружие благодаря Питириму, ничего удивительного, что он так отчаянно его ищет!

Поттер вытер влажные глаза.

— Нам лучше бы увезти Питирима отсюда, так, Маршал?

— Я заказал самолет, — ответил Файфф. — Он в десяти минутах отсюда. Доктор Порпентайн думает, что перелет снова введет мальчика в состояние апатии, но Абрамович и эта девушка — как ее зовут — Наташа, считают, что будет все в порядке, если они поедут вместе с ним.

Файфф колебался.

— Мы еще не выбрали маршрут.

— Надо везти его прямо на Землю Грэди, — сказал Поттер. — Вдали от города чужих он просто идиот, и ничего больше. И если новое поколение оружия Бушенко оттуда, я думаю, никто не будет сомневаться, что мы тоже сможем извлечь из таланта мальчика пользу.

— Подождите, это ведь будет катастрофа, если кто-нибудь из свободных торговцев узнает о его таланте, — возразил Фарнцуорт. — Мне говорили, что у них целые частные армии, и если Питирим настолько ценен…

— Неизбежная катастрофа, — произнес Поттер, — это то, к чему человечество шло век за веком. Стоит ли теперь менять свои привычки? Кроме того, то, что вы сказали, это всего лишь часть общей картины. Грэди крепко держит в руках свою империю. На Земле Грэди живут несколько наших агентов и посылают нам отчеты. За последние несколько лет на Земле Грэди жизнь стала значительно тише. Более того, в случае нападения Бушенко, Грэди сможет нас защитить…

Снова зазвонил интерком.

— Для Маршала, сэр! Передние фланги воздушной обороны сообщают, что по данным радара на большой скорости приближается массивный самолет… нападение?

— Как далеко от нас? — резко спросил Файфф.

— Сообщается: плюс четыре часа пятнадцать минут.

— Четыре часа! — Файфф посмотрел на Поттера. — Надо поторапливаться, если вы хотите к тому времени быть на Земле Грэди. Они называют наше время Эрой Чудес, не так ли? Теперь пришло время именно для чуда. В противном случае…

Поттер снова нажал на интерком.

— Позвоните в госпиталь и скажите доктору Зворкину, чтобы он немедленно повез Питирима в аэропорт. Мы увозим его. Я встречу их там. Через две минуты у входа мне понадобится машина.

— Слушаюсь, сэр. Э-э — куда вы едете, сэр? На случай, если меня спросят.

— На Землю Грэди, — ответил Поттер, — и к черту все последствия. Получается, лучше иметь дело с чужими, чем с собственными лунатиками.

Глава девятнадцатая

Уолдрон тяжело вздохнул, почувствовал острую боль и понял, что еще жив.

Открыл глаза и не увидел ничего, кроме кромешной тьмы. Что-то тяжелое придавило его ноги. Уолдрон запаниковал. Сначала он подумал, что его завалило, но вдруг то, что лежало на его ногах, зашевелилось, и его охватил неосознанный ужас.

Где-то вдали в мрачной темноте ночи раздавались звуки взрывов или выстрелов, рядом что-то хрустело, кто-то скребся и царапался. Едва шевеля пересохшими губами, Уолдрон попытался облечь свои мысли в слова: Кто-то идет по гравию, открылась дверь, кто-то споткнулся… Ему казалось, это единственный способ вернуть себя к жизни.

Внезапно его ослепил яркий свет, и кто-то воскликнул:

— Так он все-таки мертв! Не могу поверить!

Кто мертв? Я не мертв! Я не МЕРТВ!

Уолдрон понял, что голос осип, его не слышно, и застонал.

— Что это? — спросил второй голос.

— Это Уолдрон! Черт возьми, что он здесь делает? Вон, смотри, под кучей мебели. И его подружка здесь.

Мне знакомы эти голоса… Ах, да, это же Рик Чэндлер и Тони — водитель грузовика.

— Вытащи их оттуда, — приказал Рик, — может, они расскажут, в чем дело.

Он сказал, подружка?… Точно! Эта тяжелая шевелящаяся штуковина, придавившая мои ноги — человек. Конечно, Грета. Почему-то она мне раньше казалась совсем легкой…

Уолдрон увидел два силуэта. Они вытащили его и помогли встать. Свет, ослепивший его, был поисковым фонарем, который был настолько массивным, что потребовалось два человека, чтобы принести генератор и отражатель. Когда Уолдрон чуть пришел в себя, он обнаружил, что обнимает Грету. Она все еще была в шоке, у нее кружилась голова и она сильно дрожала.

— Босс спрашивал, где вы, — сообщил Рик. — Вот уж где-где, а здесь бы мы вас искать не стали. Так что не увиливай, и расскажи боссу всю правду.

— А кто мертв? — перебил его Уолдрон, — Грэди?

— Сам посмотри.

На месте, где за огромным столом важно сидел Грэди, зияла дыра. Все было усыпано мелкими осколками стекла, которые в свете фонаря блестели, как бриллианты. Тело Грэди наполовину провалилось в дыру, а череп его был похож на лопнувшее яйцо.

— От чего он умер? — прошептала Грета Уолдрону, ухватившись за него, как за спасательный круг разума в океане безумия.

— Вы меня спрашиваете? — ухмыльнулся Рик. — Вы же здесь были, а не я.

— Рик! — сказал Тони. Он подошел ближе к телу и наклонился к зияющей дыре под распростертыми ногами Грэди. — Как ты думаешь, что это?

— Приведи сюда парня, которого мы поймали на шоссе. Это один из шефов охраны Грэди. Может, он знает.

Кто-то вышел из комнаты, Уолдрон еще плохо понимал, что происходит. Открылись двустворчатые двери, и ввели человека с завязанными за спиной руками. Его униформа была измазана в крови, стекавшей со лба. Уолдрон узнал в нем капитана, сопровождающего его и Грету к Грэди, но когда? Вчера? Сегодня? Уолдрон не имел ни малейшего понятия.

Как же его зовут? Бай-что?.. Ах, да — Байерс!

— Здесь дыра вниз, что там внизу? Вряд ли они попали сюда случайно, — спросил Рик капитана, и, не получив ответа, добавил: — Сам посуди, твой босс мертв, сам видишь. Почему бы тебе не облегчить себе участь?

Казалось, Байерс сдается.

— Там склеп. Грэди хранил в нем свой лучший товар. Я думаю, в основном, это живые артефакты.

— Живые артефакты, — медленно повторил Рик. — Да, но это ничего не проясняет. А вы что здесь, черт возьми, делали? — обратился он Уолдрону.

— Спроси Байерса. Он остановил нас на дороге, сказал нам выйти из машины и проследовать за ним, потому что с нами хочет поговорить Губернатор.

Рик повернулся к Байерсу:

— Это правда?

Тот утвердительно кивнул.

Рик снова обратился к Уолдрону с Гретой:

— Понятно. Так что же произошло на самом деле? Вы видели?

Уолдрон пытался прорваться сквозь туман в его голове. Мало помалу он вспомнил какой-то… светящий шар, летящий прямо на них…

Наконец, он ответил:

— Я думаю, чужие забрали свое добро.

Уолдрон ожидал, что его слова, по меньшей мере, удивят Рика, но тот спокойно продолжил:

— Ты имеешь в виду, как тогда ночью босс подбросил шар, и он исчез… По-моему, все совпадает.

— Точно, и церкви тоже, — проворчал Тони. Грета дрожала с головы до пят. Уолдрон вопросительно посмотрел на Рика.

— Тут, черт знает что творилось, пока вы были без сознания. Благоверные вооружились — они считают, что на их церкви напали. Все их живые реликвии исчезли. С Кори Беннетом та же история. На днях он купил у малыша Симсов живую реликвию, а теперь у него дома пусто, света нет, слуги в панике разбежались, вокруг ни души, кроме благоверных. Слуги Грэди тоже разбежались или, во всяком случае, пытались.

— Грязные ублюдки! — ответил Байерс, — Как можно было рассчитывать, что они не отдадут Землю Рэдклиффу!

— Однако именно так и случилось, не так ли? — съязвил Рик.

Байере, в ответ плюнул на заваленный стол Грэди.

— Ладно, пора к дому, — помолчав, произнес Рик. — Уолдрон, ты можешь нормально идти? Похоже, что нет. Кто-нибудь помогите ему и Мисс Смит. Пошли, босс будет очень рад услышать то, что они ему расскажут.

— Орландо! Орландо!

Поттер, наконец, смог провалиться в дрему, несмотря на непрекращающийся звук работы моторов вертолета, и эти слова лишили его драгоценного сна. Мальчика решили эвакуировать на вертолете, поскольку не знали, есть ли на Земле Грэди посадочная полоса. Насколько было известно, у Грэди было несколько вертолетов для преследования контрабандистов на не-людской-земле, а также пара реактивных самолетов на всякий случай для него и его личного состава. Поддержка и заправка современных самолетов, даже для его удивительно богатых ресурсов, были сложными на Земле Грэди, и у него не было аэропорта. Поэтому вполне возможно, что им придется садиться на шоссе или даже на землю.

— Какого черта?.. — заворчал Поттер, и только потом понял, что это Конгрив трясет его за руку. Его включили в команду, потому что хотели, чтобы Питирима окружало как можно больше русскоговорящих людей. — Что-нибудь случилось?

С первого взгляда все было в порядке. Все на месте. Впереди, назначенный Файффом канадский пилот, молодой парень по имени Столлер, рядом с ним вторым пилотом сидела Наташа. За распластавшимся в близком к коме состояний Питиримом наблюдает Зворкин; рядом дремлет Порпентайн, положив голову на плечо спящему Абрамовичу. Вроде, все в порядке.

— Боюсь, что да, — прошептал Конгрив, — идите сюда к радио, я покажу Вам.

Стараясь не наступить на протянутые ноги Порпентайна, Поттер с трудом встал и последовал за Конгривом к пульту управления, где находилось радио.

— Слушайте, — Конгрив протянул пару наушников, — это радиостанция Грэди.

Ничего, кроме шипения.

— Вы уверены?

— На сто процентов. У нас направленная антенна. Проверяет местонахождение станции на земле, частоту и мощность передачи. Дело в том, что у Грэди должна быть круглосуточная коммерческая радиостанция, но с тех пор, как я настроился на частоту, я не слышу ничего, кроме шипения.

Поттер усилием воли прогнал опасения, начинающие проникать в его сознание:

— Вы проверили другие волны? Шкала может быть неправильно откалибрована?

— Я уже все проверил, — Конгрив крутил ручку настройки. — Вот Федерал Мидвест в Чикаго, ее сложнее поймать, чем станцию Грэди; Федерал Фар Вест в Спокайне; все три Канадские станции; черт, даже мексиканская правительственная волна из Байа Калифорния, — и все четко, четче не бывает. Нет только волны Грэди.

— Сколько нам еще до Земли Грэди? — спросил Поттер.

— Мы уже на ней, еще чуть-чуть и нам будет виден город чужих. Смотрите, впереди через облако прорывает слабое свечение, я думаю, это и есть свет из города чужих. Я, правда, не видел его раньше. А Вы?

— Однажды, — кратко ответил Поттер. — После первой атаки на город чужих, когда армия повернула назад, меня командировали прояснить ситуацию. Я видел город с самолета, и, — он колебался, — честно говоря, надеялся, что это больше не повторится.

— Да, это он, Майк, — прервала Наташа, — отсюда я хорошо вижу. Ты все еще не поймал станцию Грэди?

— Нет, — ответил Конгрив и спросил Поттера: — Что нам теперь делать?

— Установить курс, чтобы обогнуть город чужих с юга. Держать приличное расстояние. Проверить, сможем ли мы настроиться хотя бы на частоту полиции или еще чего-нибудь в этом роде. В случае, если мы так и не обнаружим ничего, нам придется самим подавать сигнал.

— Вы уверены, что это разумно?

— Черт побери, а что нам остается? — довольно резко ответил Поттер. — Грэди гордится своим теле-и радиовещанием. Если они не работают, значит, скорее всего, они взорваны. Я не хочу садиться вслепую в темноте, бог знает в какое месиво!

— Да, но…

— Мистер Поттер! — Столлер, наклонившись вперед, возбужденно показывал на окно. — Внизу вспышки. Похоже на стрельбу. И здание горит.

Поттер сомневался, но все же резко приказал Конгриву:

— Майк, настройся на бывшую частоту Северной Дакоты, насколько известно, Грэди использует ее в полиции. Идентифицируй нас, как правительственный самолет, запрашивающий посадки.

— Но…?

— Делай, что я говорю! — Холодный пот выступил на лбу и жег кожу, Поттер вытер лицо.

Конгрив неохотно подчинился. Несколько минут ничего не было слышно. Здание в огне приближалось, они пролетели над ним, попав в струю горячего воздуха.

— Еще хуже, чем я ожидал, — проворчал Столлер.

— Смотрите! Смотрите! — Все это время Наташа всматривалась в бинокль в темноту, теперь она показывала направо. — К нам на большой скорости приближается вертолет!

— Майк, вызывай их! — закричал Поттер.

— Пытаюсь! Пытаюсь! — ответил Конгрив.

В то же мгновенье по радио раздался резкий командный голос:

— Правительственный самолет! Немедленно приземляйтесь!

Поттер оттолкнул Майка от радио:

— Отвечайте! Отвечайте! Вас вызывает правительственный самолет. Нам необходимо приземлиться в надежном месте, и немедленно связаться с Губернатором Грэди. Мы не можем сесть вслепую посреди сплошной суматохи. Прием!

Ответа не последовало. Свистящие вспышки спереди осветили темный вертолет, и в то же мгновение вдоль стены кабины образовался ряд отверстий, а последнее, девятое, — в груди Питирима.

Глава двадцатая

Ден Рэдклифф был единственным человеком на Земле Грэди, который был готов к тому, что Губернатор может умереть или быть свергнут. Он все еще не мог поверить в то, что управление Землей само свалилось ему в руки, как спелое яблоко, однако, похоже на то, что это действительно было правдой.

Рэдклифф сидел за электронной панелью, которую установил в подвале своего дома. Отсюда можно было не только следить скрытыми камерами за соседями и связываться со своими военными силами, но и руководить огнем со своих укреплений, устанавливать баррикады, поднимать и опускать стальные ставни во всем доме, и, наконец, детонировать любую из тысячи его мин.

Однако ничего из этого ему не понадобится, во всяком случае, сейчас.

День был сумасшедшим, но, в конце концов, во всем этом хаосе разум начал возвращаться к Рэдклиффу. То, что Рик Чэндлер сообщил по рации из своей машины у дома Грэди, начинало прояснять общую картину происшедшего, и, конечно, когда они приедут, Уолдрон объяснит все в деталях.

Пока же Рэдклифф сможет спокойно почувствовать вкус власти.

Нажав на кнопку на столе, он произнес:

— Принесите мне сигары и бутылку мартини, да побыстрее!

Удовлетворенно облокотился на спинку кресла с ощущением тщательно проделанной работы.

Первое, что он услышал, были новости о том, что что-то невообразимое происходило в доме Грэди: весь его штат и даже его армия разбегались в панике, позабыв о своем собственном оружии, крича что-то несуразное о том, что чужие атаковали особняк. Одного этого уже было достаточно, чтобы Рэдклифф начал действовать. Его собственная армия была меньше и незаметнее, чем армия Грэди, но его ребята все еще помнили о том, как легко они одурачили Губернатора с якобы украденным грузом. Рэдклифф разделил прибыль с некоторыми из них, поэтому, как только он связался, они беспрекословно подчинились ему.

Затем последовало сообщение о восстании благоверных. Сообщали, что ангелы напали на церковь Брата Марка и некоторые другие, и с огненными мечами вынесли все богатства. Говорили, что сам Брат Марк погиб, но этот слух так и не был подтвержден.

Единственные, кто не разбежался из военных сил Грэди — были патрульные, поскольку они ничего не знали о том, что происходит, ибо никто из телохранителей Грэди не осмелился сообщить по радио о случившемся. Их атаковали и, как нельзя кстати для Рэдклиффа, связали бешеные толпы благоверных.

К полудню на улицах были драки, кое-где сопровождаемые кражами. Благоверные попытались захватить радио и телевидение, чтобы сообщить неверным, что скоро на Грэдивилль снизойдет кара небесная. С тех пор ни радио, ни телевещания на Земле Грэди не стало. Либо у охранников не было времени подойти ближе к микрофону., либо они боялись, что Губернатор окажется жив, ибо в этом случае наказание любого, кто передал бы сообщение о его смерти, оказалось бы, несомненно, ужасным.

На данный момент Рэдклиффа это не интересовало. Его войска были наготове и ожидали приказа выступать, с которым он хотел сообщить по радио, что берет на себя власть Губернатора. Он планировал это на вечер, когда суматоха поутихнет, кроме того, ему казалось очень символичным, если он заступит на свой пост в полночь.

Благоверные пытались атаковать особняк Грэди, но были оттеснены отчаянными или неверными «героями». Потеряв немало своих, благоверные с отвращением ушли. Приблизительно в полночь, Рик и его ребята вошли в особняк Грэди, обезоружили к тому времени уже абсолютно уверенных в смерти босса охранников.

Остальные благоверные отправились навестить последнее проклятье Брата Марка, поскольку, видимо, ангелы что-то недопоняли. Они подошли к дому Рэдклиффа, но их легко прогнали. От их раненых Рэдклифф узнал большую часть информации о том, что произошло днем.

Другие благоверные направились к дому Беннета, где не встретили такого горячего приема. Рэдклифф ожидал, что именно Беннет будет тем из свободных торговцев, кто выстоит и наживет себе состояние на кризисе, особенно учитывая то, что после утреннего происшествия он должен бы быть наготове. Однако когда люди Рэдклиффа пришли к нему домой, они обнаружили, что дом пуст, а вокруг шатались благоверные, бормочущие гимны, уверенные в том, что бывшего владельца этого дома заслуженно покарало небо.

Со стороны остальных свободных торговцев не было положительной реакции на вызов. Рэдклифф поперхнулся, и побледнел — словно яд, в его сознание прокралась фраза, которую он сказал Уолдрону: Помни, ты всего лишь человек!

Мне необходимо поехать в город чужих, как только я смогу отсюда безопасно уехать. Если мы действительно спровоцировали чужих, мое наследство не будет долго доставлять мне удовольствие.

Он разозлился и попытался отогнать от себя эту мысль. Хотя бы несколько часов спокойно наслаждаться своим успехом. Стук в дверь.

— Входите! — прокричал он.

С коробкой сигар, бутылкой мартини, бокалом и банкой маслин на подносе вошла обнаженная Мора Найт, как он ей велел.

Она молча поставила поднос рядом с ним, отошла назад и выжидающе посмотрела на него. В ожидании чего? Может, похвалы. А, может, и наказания. Что он пожелает. Так будет до конца ее дней.

Рэдклифф внимательно смотрел на нее, он вспомнил, как сказал Уолдрону, что получит то, за что заплатил, любым способом. Эта мысль как червь забралась в его сознание и изнутри глодала его. Как он и предсказывал Уолдрону, он получил то, что хотел — Мора никогда больше не станет ему перечить.

И все равно он чувствовал себя обманутым. Рэдклифф начал осознавать это еще вчера, когда узнал, что к нему едет Уолдрон, именно поэтому он вчера вечером так напился. Это ощущение отравляло его удовольствие от того, что он получил власть над Грэдивиллем.

Что мучает меня? То же, что мучает тех, кто считает, что они — люди, хозяева чего-то, когда они сталкиваются с чужими и понимают, что по сравнению с ними мы просто черви? Но я не они. Я лучше их. Я признавался, что я крыса!

Однако этого было недостаточно. Он не мог убедить себя и с грустью подумал: Я не завоевал эту женщину. Ее завоевал для меня наркотик. Я не завоевал Грэдивилль. Мне его подарили чужие. Так что же я, черт возьми, вообще сделал из того, чем мог бы гордиться?

Внезапно он осознал, что кто-то пытается протиснуться сквозь не закрытую до конца дверь, и оглянулся. Это был Ичабод. Он выглядел еще более сконфуженно, чем обычно, но явно твердо настроен.

— Мистер, отпустите, пожалуйста, Мору, — осмелился он. — Мне… Мне страшно из-за этой стрельбы, а здесь нет никого, кто мог бы со мной поговорить. Мне как-то одиноко без родичей.

Что случилось с Симсами в сегодняшней кутерьме? Может, их застрелили, может, их убили благоверные? Может, на них напали собственные бывшие друзья! Они были бы легкой мишенью.

Приободрившись, восхищенно оглядываясь по сторонам, Ичабод переступил через порог. Бросив взгляд на Рэдклиффа, как будто спрашивая его разрешения даже для этого, Мора протянула мальчику руки.

— Тебе нравится Мора? — безразлично спросил Рэдклифф, скорее, чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, чем для того, чтобы получить ответ. Ичабод покраснел до кончиков ушей и уставился в пол.

— Д-да, — почти шепотом ответил он. — Я… я всегда хотел увидеть красивую леди без одежды. Один раз я даже пытался. Я пошел к дому миссис Харрисон и заглянул в окно, но мистер Харрисон поймал меня и поддал, а потом отвел меня домой, рассказал все отцу, и мне и от него тоже попало, — он тяжело вздохнул, — а Мора показывает себя всем, и я не чувствую себя маленьким подглядывающим грешником!

Рэдклифф закатился смехом. Он шлепал рукой по металлическому столу, задыхался от смеха, жадно и звучно хватал воздух, пока, наконец, чуть не упал со стула, слезы текли по его щекам.

Когда он успокоился, то произнес:

— Ичабод, ты именно то лекарство, которое мне нужно! Я уже и не помню, когда я в последний раз так смеялся — много лет назад! Конечно, забирай Мору. Пусть она останется с тобой столько, сколько тебе будет нужно. Конечно, — неожиданно спокойно он добавил, — если она не возражает.

Бездушный голос произнес:

— Нет, мистер Рэдклифф, я не возражаю.

И держа мальчика за липкую ручку, она вывела его из подвала.

Как только за ними закрылась дверь, зазвонил радиофон, и Рэдклифф вернулся к делам:

— Да?

— Мистер Рэдклифф, с запада к Грэдивиллю приближается вертолет. Похож на канадский, но по патрульной частоте сообщают, что это правительственный вертолет, и им нужен Губернатор Грэди.

— Ха! Тогда им предстоит большое разочарование, не так ли? Ты где?

— В миле от них, сэр. Это Кеин. Я сегодня на дежурстве. База только что связалась со мной, мне необходимо проверить, что это за вертолет.

— Прикажи им немедленно сесть. Вы вооружены?

— Только автоматами, сэр. Я имею в виду, для чего у нас остались патроны. Почти все мы потратили на благоверных. Я думаю, парочка выстрелов убедят их в наших серьезных намерениях, — и еще более спокойно добавил, — Чак, ты все слышал? Я закрываю частоту.

— Минуту, — проворчал Рэдклифф, на панели загорелся красный индикатор, значит, кто-то нарушил периметр. Он заговорил по местному телефону, — Кто это?

— Рик Чандлер с ребятами, — заскрипел голос, — с ними Уолдрон и его подружка.

— Отлично! Ведите их прямо в длинную комнату. Я присоединюсь к ним через минуту.

— Есть, сэр.

Рэдклифф вернулся к радио:

— Кеин! Я предоставляю тебе полную инициативу. Но они должны сесть! После того, что произошло сегодня, я не хочу, чтобы кто-нибудь летал поблизости города чужих, — этолшжет плохо кончится!

В голосе Рэдклиффа слышалась тревога. Кеин отключился.

Рэдклифф проверял все свои посты, получив с каждой утвердительные сообщения, он понял: Земля Грэди теперь его земля, без сомнения.

Жаль, что такое ощущение, что у меня во рту пепел…

Он поставил управление на автоматику и поднялся. Он почти уже вышел, когда снова зазвенело радио, и Рэдклифф остановился. Серое могильное облако предчувствия застилало его разум, как будто он должен получить сообщение, которое уничтожит всю его победу. Однако он все равно подошел и ответил:

— Да?

Но вместо голоса Кеина он услышал незнакомый ему мужской голос, он почти плакал, его перекрывали звук двигателей, крик женщины, и еще три или четыре мужских голоса, изрыгающих проклятья. Однако голос мужчины был ближе всех к микрофону, и Рэдклифф услышал следующее.

— Сволочь! Сволочь! Сволочь! Ты убил его, слышишь? Ты убил единственного человека на всей планете, который может входить и выходить из города чужих! Ты убил Питирима, сукин ты сын! Убийца! Предатель! У-бий-ца!

Глава двадцать первая

Только позже Уолдрон заметил, что с Рэдклиффом что-то не так. Состояние шока все еще мешало ему нормально соображать. Ко всему прочему, еще не утихла боль от того, как врач Рэдклиффа прощупывал его раны, чтобы исключить переломы ребер. Ему и Грете удивительно повезло. Что бы ни использовали чужие, чтобы добраться до склепа Грэди, оно могло разрушить стены и обрушить на них потолок.

И уж, конечно, разбить череп Грэди.

Наконец, Уолдрон понял, что Рэдклифф не подавал никаких признаков радости, которую он должен был бы испытывать. Почему? Зигзаг удачи сделал его полноправным владельцем Земли. Несомненно, понадобится время, чтобы остальные свободные торговцы признали его право на Землю, успокоить фанатичных благоверных, укрепить власть в своих владениях… но у Рэдклиффа такое преимущество перед остальными, что Уолдрон не сомневался в его победе.

Напротив, Рэдклифф выглядел угнетенным и испуганным.

Может, он боится, что чужие отнимут у него власть еще до того, как он успеет насладиться ею?

Похоже, это было единственное сколько-нибудь удовлетворяющее объяснение. Но Уолдрона оторвали от размышлений, и мысли вылетели у него из головы.

Вошел один из многочисленных слуг Рэдклиффа, он принес телефон, наклонился к хозяину и что-то прошептал. Рэдклифф взял трубку:

— Да, Гейб? Что случилось?

Уолдрон напряг слух, надеясь расслышать голос Гейба, но это было бесполезно. Врач убирал инструменты и слишком шумел. Хотя вполне можно было догадаться о том, что происходит из ответов самого Рэдклиффа.

— Откуда они пришли?.. Понятно. Их сложно оттуда увести?.. Чертовы благоверные! Сбейте их, если надо!.. Знаю, знаю, но я хочу, чтобы их всех привели ко мне прямо сейчас!.. Кто-нибудь пострадал?.. Орландо Поттер? Это еще кто?.. Сейчас? Остальные тоже что-то вроде него?

Услышав имя Поттера, Грета напряглась, и из ее уст вырвался сдавленный вздох. Конечно, это не ускользнуло от внимания Рэдклиффа, и он устремил на нее взгляд, и смотрел так до тех пор, пока не закончил разговор с Гейбом.

— Русский что?.. Что вы вообще обнаружили, шайку маньяков?… Да.^да., отлично. Просто приведи их в дом, и я решу. 'Смотри, чтобы тебя никто не задержал, понял?

Он вернул трубку слуге и обратился к Грете:

— Я смотрю, Вам знакомо имя Орландо Поттера!

Грета облизала губы и вопросительно посмотрела на Уолдрона, но он не ответил. Наконец, она проговорила:

— Да, вы правы. Он состоит в Комитете Конгресса по Чрезвычайным Ситуациям. Рэдклифф сжал губы.

— Интересно! Интересно, что Вы знаете об этом комитете. Я и не думал, что люди обращают внимание на какие-то комитеты по чрезвычайным ситуациям. Не находите, что это дурацкая идея — создавать комитеты против чужих?

Он смотрел то на Грету, то на Уолдрона.

— Я так полагаю, Вы рассказали мне не все, что знаете, — продолжал Рэдклифф, — например, вы сказали, что были у Грэди, но совсем забыли упомянуть, что заскочили по дороге к Беннету. Почему?

Уолдрон и Грета переглянулись. У них даже не было шанса обсудить дальнейшие действия… но в любом случае было бесполезно отпираться, поскольку Байерс знал об их визите к Беннету.

— Хватит! — резко сказал Рэдклифф. Он встал, и подошел к Грете, взял ее за подбородок и поднял ее голову.

— Откуда Вы знаете Орландо Поттера?

Она вырвалась и откинулась на спинку стула, чтобы он не схватил ее снова.

— Хорошо, я расскажу Вам! — выпалила она. — Я знаю его, потому что я исполнительный директор Федеральной Научной Службы, и он мой босс.

Рука Рэдклиффа упала.

— Так вот оно что, — смягчившись, произнес он, — я так полагаю, что ваше настоящее имя не Смит.

Она покачала головой:

— Меня зовут Грета Деларю.

— Уолдрон, ты знал об этом, или она и тебя обдурила?

— Знал, — выдохнул тот.

— Ага! Так почему вы были так заинтересованы Беннетом? Дайте угадаю, вы хотели свергнуть Грэди, и для этого скорее подойдет Беннет, чем я?

— Черт, ничего подобного, — проворчала Грета.

— Знаете, бессмысленно врать! — резко оборвал Рэдклифф. — Скорее всего, Беннет мертв. Во всяком случае, он исчез. Мои люди прочистили весь город в его поисках. Его нигде нет.

Уолдрон подскочил на стуле. Конечно, его нигде нет. Он сейчас ищет тебя в Городе Ангелов! Когда же он переместится во времени, как не в момент атаки чужими Грэдивилля?

Он захотел немедленно поделиться с Гретой своими мыслями и повернулся к ней, но она ошибочно расценила его взгляд как совет рассказать Рэдклиффу всю правду. Пожав плечами, она начала:

— Беннет — один из моих коллег. Физик, он покупал здесь артефакты не для продажи, а с целью изучения.

Рэдклифф повернулся на каблуке и вернулся в кресло. Когда он, наконец, заговорил, его манеры и тон изменились в корне.

— Я думал, эти ублюдки в Вашингтоне закрыли глаза на присутствие чужих и заботятся только о своем кусочке земли. Вы хотите сказать, что это неправда?

— Конечно, нет. Но, Господи, континент заселен 130 миллионами потерявших понятие морали истеричных идиотов. Как Вы думаете, у нас много возможностей нормально работать?

Несколько минут Рэдклифф молчал. В конце концов, он произнес:

— Вот что я не понимаю. Мне казалось, я знаю все о Земле Грэди, но я никогда даже не подозревал, что Беннет федеральный агент. Так если его легенда меня легко одурачила, почему вы не отправились прямо к нему? К чему весь этот спектакль с любовницей Уолдрона?

— Мы должны были сделать так, чтобы он во что бы то ни стало не узнал, что он уже побывал в Городе Ангелов и обвинил Вас в…

Она остановилась. Уолдрон удивленно заметил, как лицо Рэдклиффа стало мертвецки бледным, он закрыл глаза и сполз с кресла.

Рэдклифф потерял сознание.

Для Поттера смерть Питирима была словно ночной кошмар. Все выглядело, звучало и казалось каким-то плоским и пустым, так ему кто-то описал нервный срыв. Он ничего не почувствовал, когда увидел рану мальчика, слезы на щеках у Зворкина или когда услышал истерические вопли Конгрива по радио. Как будто ткань времени разорвалась и была неуклюже заштопана. Он не осознавал того, что происходило вокруг.

Поттер старался расставить воспоминания в том порядке, в котором они должны были произойти. Сначала, конечно, нападение, потом шум и кровь, потом из бака полился керосин. Они в темноте сели на шоссе, второй вертолет последовал за ними, вышли вооруженные люди и окружили их. Сквозь истерический шум он услышал, как Наташа осыпала архаичными ругательствами уши их захватчиков.

Потом подъехали машины: два огромных военных грузовика, в темноте свет от их фар казался глазами драконов. Одного из вышедших из машины звали Гейб, он взял на себя командование, утихомирив крики, и задавал им четко сформулированные вопросы. Передал информацию по рации в первом грузовике. Где-то на краю сознания Поттер услышал новости: Грэди мертв, Рэдклифф взял на себя власть, суматоха, которую они видели с воздуха, из-за благоверных, пришли чужие или, во всяком случае, так говорят… Это уже слишком. Единственное, о чем он мог думать, было удивление: откуда взялось это мистическое доверие к Питириму, хотя он никогда в жизни не обменялся с ними ни единым словечком?

Их, как скот, посадили в кузов первой, машины и повезли к Рэдклиффу. Что теперь происходит в мире? Поттер думал, летят ли с неба, словно снежки, где-нибудь новые снаряды Бушенко, обсуждают ли чужие сегодняшние события после разгрома, который они учинили местным червям… Невыносимо было об этом думать. Он позволил своему сознанию беспомощно дрейфовать, думая о том, что может предложить мир.

Ничто не нарушало его апатию, пока их не высадили из грузовика и не привели по яркому коридору в комнату, где их ожидал Рэдклифф. Со скоростью света Поттер вернулся в реальность.

Грета.

Она изможденно посмотрела на него, слегка кивнув вместо приветствия. За ней стоял Уолдрон, ее напарник по этому заданию, Поттер узнал его по фотографии. Оба были в разорванных грязных одеждах. Лица, руки и ноги, покрытые царапинами и ранами, замазаны сверху какой-то желтой мазью. Совершенно очевидно, они были чрезвычайно вымотаны.

Рэкдлифф, Поттер тоже узнал его по фотографии, был почти в таком же состоянии. Что он за человек? Как и Грэди — самолюбивый, эгоистичный, не заботящийся о завтрашнем дне? Скорее всего. Только такой человек может быть во главе этого места.

— Я полагаю, Вы — Орландо Поттер, — медленно сказал Рэдклифф. Когда они вошли, он не встал. — Мистер Абрамович, Мистер Конгрив и Мисс Николаева и…

— Лейтенант Столлер, — пустым тоном произнес пилот.

— Понятно. Садитесь. Стульев должно хватить. Гейб, где тело мальчика?

— Мы привезли его сюда во втором грузовике.

— Проследи, чтобы его положили в рефрижератор. Не знаю, есть ли на Земле Грэди патологоанатомы, но в любом случае, мы сохраним его. Его могут потом забрать в Вашингтон, если он им понадобится.

Рэдклифф посмотрел на пришедших. Они беспомощно сидели там, где он им показал, то ли от усталости, то ли от шока, то ли от отчаяния, или просто не хотели раздражать этого неизвестного им тирана.

— Мистер Поттер, — сказал Рэдклифф, глядя в его сторону, но не конкретно на него, как будто он чего-то стыдился, — мисс Деларю рассказала мне много того, о чем я не знал. Вчастности, что псих, который напал на меня в Городе Ангелов, был Беннетом, — он облизал губы, — мы уже обыскали его дом сверху до низу. Никаких признаков его присутствия, но несколько минут назад мне сообщили, что наткнулись на группу благоверных, которые утверждали, что напали на Беннета и бросили его в канаву. Сейчас его там нет. Я считаю, что он исчез.

Ничто, кроме тяжелого дыхания грузного Абрамовича, не нарушало тишины.

— Я полагаю, вам интересно, с кем вы имеете дело, — заключил Рэдклифф и горько усмехнулся. — Вам, наверное, уже что-то известно? Я называл Грэди свиньей, а себя крысой, в этом есть доля правды. Но сегодня я понял, что не знаю, как можно быть хорошей крысой! Крысы переносят чуму! Грызут провода! Портят оборудование, грызут зерно, и, черт возьми, они убивают детей! Я хочу все это сделать с чужими. Это единственное, что я могу. Мне нужно, чтобы меня этому научили!

Поттер попытался совладать со своим удивлением, скрыть его за охрипшим от долгого молчания голосом. Он произнес:

— Мы могли бы это сделать, если бы не…

— Был убит мальчик из России, — продолжил его слова Рэдклифф, — Грета рассказала мне о нем. Мне жаль… — он заколебался, — что нельзя повернуть часы вспять. Да и черт с ними. Я скажу прямо. Вы ошибаетесь, русский мальчик был не единственным на свете, кто может войти в город чужих и выйти оттуда. У меня в доме живет мальчик Ичабод. Вчера он сделал то же самое, и более того, он принес живой артефакт. Вы можете забрать его, и все, что вам необходимо. Я уже послал за тем, чего у меня нет. Вы больше извлечете пользы из возможностей мальчика, чем я, сколько бы ни пытался.

Глава двадцать вторая

Поттер спал очень плохо. Вчерашние события так повлияли на него, что ему казалось, будто это он, а не Беннет переместился сквозь время и пространство, и закрутился в чужом измерении. (Как? Как? Бесполезно пытаться в этом разобраться. Может, когда-нибудь мы узнаем. Сейчас все, что мы можем сделать, это признать, что мы действительно живем в Эру Чудес, и вынести из этого максимум пользы.)

Более того, утром, как только проснулся, он услышал новости по радио. Они сообщали, что Грэди совершенно определенно мертв, что на его место встал Рэдклифф, а также, по сообщениям правительственной станции «Федерал Фар Вест», Бушенко атаковал Остров Ванкувер. Сообщалось, что он смог захватить его за считанные часы.

Сукин сын… Интересно, если ему предоставить труп Питирима, он успокоится?.. Никакой надежды… Он не свинья и не крыса. Чертова бешеная собака. Это его только разозлит.

Однако Рэдклифф пригласил всех на завтрак, сообщил им, что ему необходимо заняться неотложными административными делами, а поскольку еда и кофе у Рэдклиффа были просто изумительны, Поттер приободрился.

Когда безмолвные слуги убирали со стола тарелки и чашки, Поттер произнес:

— Мистер Рэдклифф!

И снова что-то перевернулось в глазах, пространство нарушилось, и показалось, как будто стол перевернулся.

— Мистер Рэдклифф, я думаю, на Земле Грэди есть кто-нибудь из корпоративных ученых. Я не сомневаюсь, что Вы сдержите слово и предоставите нам все необходимое, но, прежде всего, нам не хватает человеческих ресурсов. Как Вы думаете, имеет смысл вовлечь в операцию этих людей?

Ах, эта автоматическая вежливость!.. Очень удобно. Создается ощущение, что мы живем в мире, контролируемом людьми.

— Не думаю, — сухо ответил Рэдклифф, — ученые, такие же люди, они могут быть жадными, как и любые другие, и те, кто был отправлен сюда корпорациями, приехали сюда только ради наживы. Не думаю, что здесь найдется хотя бы один человек, который действительно заинтересован в сборке устройств чужих. Конечно, я могу ошибаться, в конце концов, Беннет меня обдурил, но все-таки я полагаю, что больше здесь никого нет, кто бы мог помочь вам. А как насчет вашего комитета?

Поттер задумался, неожиданно ему пришло в голову решение:

— Честно говоря, они более чем бесполезны. Давайте взглянем правде в глаза: большинство людей из корпораций разбежались, как только чужие взорвали наши ядерные боеприпасы, на смену им пришли второсортные ученые из других областей. Вряд ли их соблазнит идея того, что мы можем идти вперед, ибо их полностью удовлетворяет то, что мы не деградируем.

— И что, их не заинтересовали даже новости о Беннете? — Рэдклифф оглядел стол. — Мне кажется, здесь, за столом, об этом уже все знают?

— Пожалуй, да, — ответила Грета, — вчера я рассказала о случившемся Наташе, наверняка она передала это Абрамовичу.

— Все же нам еще кое-что не рассказали, — ответила Наташа. — Что на самом деле явилось причиной смерти Беннета?

— Как сообщил наш полицейский патологоанатом, — произнес Уолдрон, — это было кровоизлияние в мозг. Его глаза была абсолютно красными.

Наташа перевела Абрамовичу, и ответила:

— Да, мы обнаружили то же самое, когда исследовали тела психов, как вы их называете, хотя мы обследовали очень немногих, поскольку в России к городу подобраться просто невозможно.

Она остановилась, снова заговорил Абрамович.

— Да, вот еще что. Это название «город» чужих, вы уверены в том, что это на самом деле города?

— У Беннета была на этот счет теория, — ответила Грета и подвела итог его гипотезам насчет транзитных путей. Абрамович возбужденно закивал головой. — Но он жаловался, что никто не предоставлял необходимых для подтверждения его теории данных.

Поттер вздохнул.

— Да, мне это известно. Я читал его гневные отчеты с просьбой проанализировать последовательность изменения цветов в других городах. Он даже не подозревал, что наш город единственный, до которого мы можем добраться. Сначала я пытался уговорить комитет послать оснащенный аэрофотосъемкой самолет в Антарктику, пока Беннет работал здесь. Однако комитет отклонил мою просьбу, ссылаясь на недостаток средств для оснащения самолета. Кстати, что думает об этом мистер Абрамович?

Наташа перевела.

— Частично это объясняет зеркальное отображение тела Беннета. Несомненно, межзвездная транспортная система, ограниченная скоростью света, вряд ли имела бы хоть какие-нибудь преимущества перед простым физическим стартом космического корабля. Но, учитывая то, что Беннет был одновременно в Грэдивилле и Нью-Йорке, мы пришли к заключению, что система основывается на отличной от нашей системе координат времени.

— Мало того, — добавила Грета, — из чего бы ни были сделаны артефакты чужих, но это определенно неизвестная нам форма. Может быть, это вообще не форма, а энергия как-то…

— Остановленная? — предположил Поттер.

— Да, что-то в этом роде, — Грета приложила ладонь ко лбу, — я почти поняла это, но никак не могу объяснить.

— А это говорит что-нибудь о самих чужих? — спросил Конгрив. — Они сами тоже из свернувшейся энергии, или как там это называется?

— Не обязательно, — ответила Наташа.

Все, за исключением Конгрива, нетерпеливо ждали, пока Наташа обменяется несколькими словами с Абрамовичем:

— Возможно, они очень похожи на нас. Сами посудите: несмотря на то, что существует масса свободных планет, например Марс, они выбрали в качестве своей базы именно нашу планету, с атмосферой и гравитацией. Мы видим только часть автоматического процесса, который для нас кажется продвинутым, но для них, может быть, — она взглянула на Рэдклиффа, — он все равно, что мышеловка.

— Это объясняет кое-что еще, — неожиданное произнес Рэдклифф. — Беннет мог… ненамеренно запустить один из этих процессов.

— Правильно, — кивнул Поттер. — Учитывая то, что он собирал устройство чужих. Может быть, это объясняет, почему психи сходят с ума. Предположим, меняется их представление о времени, предположим, например, они начинают помнить то, что еще на самом деле не случилось, — он замолчал и, извиняясь, добавил: — Просто в качестве предположения. Я не разрабатывал эту теорию подробно.

Уж чего-чего, а психов на Земле Грэди предостаточно, — сказал Рэдклифф, — если они вам понадобятся, сообщите мне, я доставлю вам дюжину-другую.

— С другой стороны, — взял слово Уолдрон, — это абсолютно противоречит тому, что ни Питирим, ни Ичабод никак не пострадали, хотя бывали там не единожды. Если чужие более или менее похожи на нас, почему их процессы не действуют на всех одинаково?

Несколько неохотных кивков в ответ, невозможно не признать логичность заявления.

— И еще вот что, — приободрившись, добавил Уолдрон. — По-моему, были и такие случаи, что люди уходили в город чужих и никогда больше не возвращались оттуда?

Поттер посмотрел на Порпентайна, который со смерти Питирима, как и Зворкин, не проронил ни слова. Как будто смерть мальчика убила в них всякий интерес к жизни. Он вспомнил ссылку «мистические святые, взошедшие на небеса на огненной колеснице», и сказал:

— Господи, ну конечно! Интересно, почему они…

Ему не пришлось закончить. Совершенно очевидно, что эта идея пришла всем присутствующим в голову одновременно. Конгрив кашлянул и посмотрел на Рэдклиффа.

— Скажем, вчера вечером вы перечисляли, что делают крысы. Вы пропустили очень важный момент. Они забираются на корабли, не так ли?

Черный юмор, подумал Поттер, и сказал:

— Знаете, чем больше я об этом думаю, тем больше мне это нравится. Аспект времени в частности. Не правда ли, наше понятие времени очень специфическое? В любом случае, оно не универсальное даже среди разных человеческих культур. Может быть, у чужих иной подход ко времени, настолько иной, что как только большинство людей попадают в город чужих, их разум возвращается к своему изначальному состоянию. Простите, мне кажется, мы слишком привыкли к названию «город». Ребенок же, особенно немного умственно отсталый, может… ему может быть все равно!

— «Покуда не станете вы маленькими детьми», — пробормотал Конгрив. — Представляю, как это понравится благоверным.

— Есть только один способ это проверить, — сказал Рэдклифф, — нужно отвезти туда Ичабода и провести испытание, — он замялся, — я… я, полагаю, что должен сказать вам, теперь я ваш должник. Мне раньше не приходилось сидеть за одним столом с людьми, разумно разговаривающими о чужих. Теперь они кажутся уже не настолько устрашающими. Думаю, мы зря были так напуганы. С нетерпением жду, как мы пойдем вперед семимильными шагами.

— Не так все просто, — уныло произнес Поттер. — Мы на островке земли, где временное затишье, но что будет, когда Бушенко доберется и сюда? Конечно, канадцы сделают все возможное, чтобы остановить его, да и мы посылаем все свои силы на подмогу, но наше западное побережье защищено чуть ли не мушкетами, а у Бушенко — это новое оружие, основанное на технологиях чужих.

— Что? — хор испуганных голосов. — Какое оружие? Поттер повторил краткое описание оружия, Наташа и Абрамович возбужденно заговорили по-русски.

Рэдклифф произнес, не обращая на них внимания:

— Да, я знаю, Поттер. Не нужно считать, что я сам себя обманываю. Тяжело еще будет достаточно долго. Я, например, думаю о том, что, черт возьми, можно сделать, чтобы усмирить благоверных. Слышал, вчера действительно был убит Брат Марк, король этих охотников за ангелами. Подошел к чужому, пришедшему за реликвиями, которые хранились в церкви, и — был убит горящим огнем, как вы и могли предположить. Его потеря означает, что благоверные сейчас как цыплята без курицы.

— Так почему бы не предоставить им нового лидера, — предложил Конгрив, — прежде чем очередной, действительно сумасшедший фанатик сам не встанет на его место.

— Вдохновляюще, — пробурчал в ответ Рэдклифф. — Вы свою кандидатуру предлагаете?

Конгрив положил руку себе на грудь, словно спрашивая, его ли имеют в виду, потом, посомневавшись несколько минут, он произнес:

— Ну… а почему бы и нет. Вряд ли из меня выйдет какой-нибудь толк, а так я смогу хоть чем-нибудь быть полезен. Хорошо, я…

Его прервала Наташа, она возбужденно прокричала:

— Оружие Бушенко основано не на технологиях чужих!

— Не на технологиях чужих? — удивленно повторил Поттер. — Тогда что же это такое?

— Оружие основано на разработках академика Капицы. Когда Сталин посадил его под домашний арест, поскольку тот отказался создавать водородную бомбу, академик занялся исследованием шаровых молний. На основе его работ научились останавливать шаровую энергию в воздухе при помощи двух близко поставленных пересекающихся радиоволн. Длина волны не превышала половины — двух метров. Мы работали над этим проектом, пока не была создана атомная бомба, в то время ради нее мы отказались от многих проектов. Скорее всего, кто-то закончил эту разработку для Бушенко, вот и все. Рэдклифф нарушил тишину:

— Ну вот, точно: как только начинаешь говорить о чужих, сразу оказывается, что они не такие уж страшные.

— Не спешите с оценками, — остановил его Поттер, — это все-таки они взорвали все наши ядерные боеприпасы и материалы. И именно они свели с ума армии людей… Не могу сказать, чтобы я ждал этого с нетерпением, но все-таки, если Бушенко удастся добраться до Земли Грэди, надеюсь, представление повторится.

— Поттер, почему Вы так уверены, что Бушенко направится именно сюда? — поинтересовался Уолдрон.

— Ну, а если логически подумать, куда мы могли отвезти Питирима? — ответил вопросом на вопрос Поттер. — Как только он узнает, что мальчика в Виктории нет…

— Боюсь, это весьма вероятно, — произнес Рэдклифф, глядя на часы, — и прежде чем это произойдет, нужно еще, черт знает что сделать. Прошу извинить меня. Я не забыл об испытании, которое необходимо произвести вместе с Ичабодом. Попозже днем, может быть, ближе к вечеру. Сомневаюсь, что смогу организовать его раньше.

Глава двадцать третья

Словно звезды спустились с небес, подумал Поттер, и пришел Судный День!

Хотя они смогли подготовиться к испытанию гораздо хуже, чем хотелось бы Поттеру, например, у них не было хотя бы тысячи ученых наблюдателей, на приготовление все равно ушло гораздо больше времени, чем предполагал Рэдклифф. Уже стемнело, они летели на предоставленном в их распоряжение вертолете, пока не починят их собственный, и смотрели, как вдали на пригорке, напротив города чужих мерцали огни, их окружали едва различимые фигуры, преклонившие колени для молитвы, и выпрямившиеся, чтобы петь гимны.

— Их никто не пробовал сосчитать? — с придыханием спросила Грета.

Поттер посмотрел на нее. Краткая разлука сделала их абсолютно чужими друг к другу. Пока они были любовниками, их не связывало ничего, кроме близости. Они никогда не были друзьями. Эта мысль угнетала Поттера. Если два человека могут избегать взаимопонимания, на что же тогда надеяться, когда дело касается понимания чужих?

— Кого, благоверных? — спросил он, хотя вряд ли она ожидала от него ответ. — Три или четыре тысячи, где-то так. Не знаю, на что они надеются, разбивая здесь лагерь. Думаете, после того как чужие разрушили их церкви, они надеются на второй шанс?

— Конечно, надеются, — кисло ответил Уолдрон, сидящий по другую руку от Греты. — Они убеждены в том, что это последняя проверка их веры. Брат Марк действительно был рожден во Христе, через три дня он воскреснет и отправится в святой город.

— Надеюсь, это их удовлетворит, — Грета наклонилась вперед, смотря в бинокль. У каждого из них было по биноклю, диктофону, фото или кинокамере. Абрамович, сидевший рядом с Наташей, которая вела вертолет, набрал в склепе у Грэди случайную коллекцию инструментов.

— Не вижу, чтобы у них были палатки, — добавила Грета, — у некоторых из них нет даже одеял.

— Слишком напуганы, чтобы пойти за ними домой, — вздохнул Поттер, — боятся, что на город снизойдет огонь, как на Содом и Гоморру.

— Во многих местах так и было, — проворчал Уолдрон, — у многих из них, возможно, вообще нет домов. Знаете, когда смотрю на них, все думаю, имеем ли мы действительно право возражать против того, что чужие обходятся с нами, как с низшей расой.

Никто из них не осмелился возражать ему. Поттер с трудом посмотрел на Ичабода, который показывал своей неразлучной подружке Море на огни внизу. Рэдклифф предупредил их, что Ичабод может испугаться лететь в первый раз, но как раз, напротив, тот был в восторге. Очевидно, его родители считали, что летающая человеческая машина — это богохульство, поскольку полет есть привилегия ангелов. Теперь, когда Ичабод освободился от родителей, он хотел попробовать все, что они ему раньше запрещали.

Мора, наоборот, выглядела несчастной и чувствовала себя неуютно. Ей велели надеть платье, чтобы не вывести из себя благоверных, и она постоянно вертелась, как будто разучилась носить одежду.

— Кто-нибудь знает, что с семьей мальчика? — шепотом спросила Грета.

Поттер ответил, понизив голос:

— Рик слышал, что они были убиты учениками Брата Марка во время беспорядков.

— А мальчик об этом знает?

— Еще нет, я думаю, будет лучше, если мы сообщим ему об этом позже.

— Да, конечно.

Конгрив сидел впереди всех, у него была шестнадцатимиллиметровая кинокамера с длиннофокусным объективом. Он, не отрываясь смотрел в бинокль, пытаясь разглядеть людей, которых Рэдклифф направил, чтобы выгнать благоверных с места, где они собирались приземлиться. Взглянув на него, Уолдрон спросил:

— Ичабод знает, куда мы летим?

Грета покачала головой.

— Он говорит, что просто бродит там и сям, пока не найдет подходящего места, где может войти. Зворкин сказал, Питирим поступал точно так же.

— Что значит, подходящее место? Он что, ищет что-то вроде двери, ворот или дыры?

— Он не может объяснить. Так что единственное, что мы можем предпринять, так это отвести его туда, где он был в последний раз. Мы с Абрамовичем пытались сегодня проследить, где он был, наудачу земля оказалась достаточно мягкой, и мы нашли несколько следов. А уж остальное, боюсь, за ним.

— Мы обнаружили людей Рэдклиффа, — прокричала Наташа, — садимся!

— Отлично! — ответил Поттер и автоматически проверил диктофон и камеру.

— Знаете, что меня удивляет? — спросил Уолдрон. — Меня удивляет, что мальчик ни капли не напуган. Вы не думаете, что после того, как ему часто говорили, что ангелы будут злиться…

— Так-то оно так, — заметила Грета, — но он рад, что мы, в отличие от его родителей, не бьем его за то, что он умеет, и готов сделать для нас все на свете.

Вертолет приземлился. За стеклом светился город чужих. Отсюда Поттеру показалось, что он ему что-то напоминает. Он наклонился, пытаясь воскресить воспоминания.

Ну конечно! Цепочка айсбергов.

Но айсберг изменился. Если в Арктике айсберг одного цвета: либо белый, либо серый, либо, может быть, зеленый, когда его омывает штормовое море, — то этот был, как драгоценный бриллиант, еще ярче, чем свет солнца, красочней, чем радуга, красивее огня. Теперь основной цвет был белый с желтыми прожилками, а полосы и вспышки, летящие над землей, становились то темно-красными, то алыми, то зелеными, как яблоко.

— Эти цвета определенно должны что-то значить! — выключая двигатели, произнесла Наташа. — Но сможем ли мы когда-нибудь узнать — что?

Отсюда прозрачное сияющее строение чужих казалось просто устрашающим. И Поттер поймал себя на том, что его взгляд возвращается снова и снова к сияющему представлению, когда он, все еще дрожа от подступившего страха, благодарил Рика, командующего людьми Рэдклиффа, за то, что они избавились от благоверных. Их держали на расстоянии выстрела, направив на них оружие, хотя те, несомненно, не побрезговали бы раскрошить вертолет на части.

Его материал, объем, вот что так впечатляет. Человеческий город мог бы занять столько же места, но он был бы разделен на аллеи и улицы. У него был бы горизонт. А это — единое целое.

Компаньоны Поттера, конечно, кроме Моры и Ичабода, помогали Абрамовичу надеть снаряжение, тот сделал несколько фотографий, записал на диктофон точное время и, улыбаясь, повернулся к Ичабоду.

— Ну что, сынок, твой шанс? Ничего страшного, конечно, нет, тем более ты был там уже дважды.

Лгун. Насколько нам известно, чужие могли укрепить свою охрану, и теперь этот парнишка может умереть или сойти с ума.

— Конечно, мистер! — защебетал Ичабод. Замялся, взглянул на Мору, которая с детским восторгом наблюдала за безвкусной игрой цветов.

— Послушайте, — продолжал он. — А можно мне взять с собой Мору? Я знаю, ей там понравится!

Пораженный Поттер не смог сразу ответить. Уолдрон рассказал о Море. И именно эта история изменила первоначально лестное мнение Поттера о Рэдклиффе. Теперь, после докцилина, сознание Моры деградировало, но означало ли это, что она сможет вынести вместе с Ичабод ом это путешествие? Посылать маленького мальчика одного само по себе было плохо, но послать с ним за компанию искусственного идиота…

— Ну, пожалуйста! — голос был такой высокий и нетерпеливый, что на мгновенье он подумал, что это Ичабод, однако это была Мора. Впервые Поттер увидел, чтобы на ее лице отражались эмоции.

— Может, лучше ты возьмешь ее в другой раз? — попытался он выйти из положения, но Ичабод насупился.

— Я не пойду, — пригрозил он, — если она не пойдет со мной, я тоже не пойду.

— Все готово, — позвала Грета, приближаясь к ним, — он может идти, когда захочет и… Что-то случилось?

Поттер объяснил ей ситуацию, потом еще раз всем остальным, удивленным задержкой. Пот стекал с его лба. Он пытался льстить, Грета — подкупить конфетами, но Ичабод был непреклонен.

— Ну? — наконец произнес Поттер. — Что будем делать? Отменим экспедицию?

— И вернемся без Моры, — произнес Конгрив, кивая.

— Вы такие же, как мои предки! — возмущенно прокричал мальчик. — Постоянно указываете мне, что делать!

На его глаза навернулись крокодильи слезы, а уголки губ упали вниз.

— Можно это как-нибудь решить? — пробормотал Поттер.

— Нет, — ответил Уолдрон, и остальные с ним согласились, — мы знаем, что для него путешествие безопасно, но Мора может сойти с ума и напасть на него или… или еще что-нибудь в этом роде.

— Хорошо, тогда мы отменяем экспедицию, — зло ответил Поттер. — Извинитесь перед мистером Абрамовичем за потраченное время, Наташа.

— О, он прекрасно все понимает, — вздохнула Наташа, — пожалуйста, помогите собрать снаряжение.

Они подавленно согласились. Как только Поттер наклонился поднять первый инструмент, он посмотрел назад и воскликнул:

— Дьявол! Они уходят!

— Что? — Грета обернулась.

Ни Моры, ни Ичабода не было на месте. Мальчишка хромал впереди, они успели уйти уже ярдов на сто вперед к городу чужих.

Поттер схватил Грету за руку.

— Нет, нет! Если мы поймаем его, он уже никогда нас не простит. Он уже и так сказал, что мы как его предки, не так ли? — Лихорадочно снимая камеру, он сделал фотографию текущего цвета. — Придется нам подчиниться. Майк, включай камеру!

— А что я, по-твоему, делаю? — бормотал Конгрив. — Ни малейшей надежды на то, что будет видно, как они входят, не хватает контраста, чтобы на этом расстоянии различить. Нужно было принести черно-белую камеру, по крайней мере, на ней мы могли бы запечатлеть силуэты. Смотрите, Мора снова сняла свое платье.

— Может, и неплохая идея, — произнес Уолдрон, — она больше привыкла ходить без него.

Наташа торопливо помогала Абрамовичу привести в рабочее состояние, оборудование.

— Так, надо все снять, записать, подождите! Я вообще-то не курю, но если у кого-то есть сигарета, я не откажусь. Напряженный момент.

— Вот, — предложил пачку Поттер. И продолжил: — Хуже некуда, отпустить их, чтобы они вот так убегали! Кажется, я должен извиниться.

— Ну, ну, — усмехнулась Грета. — Великий Орландо Поттер извиняется!

Внезапно ее тон изменился:

— Ради Бога, не делайте из этого целое представление!

Поттер побледнел.

— Грета, тихо! — сказал Уолдрон. — Ему плохо.

— Все нормально, — заставил себя выдавить Поттер и запихнул себе сигарету в рот. — Продолжайте снимать. Нам нужна как можно более полная картина. Я… я запишу на диктофон то, что происходит.

Однако за его якобы спокойными словами прятался полный хаос в голове.

Ужесточили охрану… Нужно было раньше об этом думать! Может, не что иное, как нарушение времени сводит психов с ума. Может, это просто более слабый эффект защиты, которую они использовали против армий.

Видимо, очень слабый эффект, в конце концов там, где когда-то сошли с ума армии, теперь живет около миллиона людей.

Однако здесь должны присутствовать два фактора: количественный и качественный, — тогда реакция может вызываться либо большим количеством враждебно настроенных людей, либо одним очень враждебно настроенным человеком… Наташа сказала, что русские саботажники все до одного сошли с ума, с другой стороны, благоверные говорят, что некоторые из их племени вошли в город и никогда не вернулись.

Нужно обязательно это обдумать. Потому что если…

Хотя, позже. Когда будем ждать, пока Мора и Ичабод вернутся. Сейчас они еще не ушли.

— Сколько еще? — ворчал Уолдрон, разминая последнюю сигарету.

— Несколько секунд назад я сама спрашивала у тебя то же самое, — резко ответила Грета.

— Да? Прости, наверное, я не услышал, — Уолдрон отвернулся, от сияния и непрерывной смены цветов у него устали глаза, — где Поттер?

— Ушел к вертолету. Сказал, он хочет связаться с Рэдклиффом, чтобы рассказать ему, что случилось.

— На это не потребуется много времени… Интересно, что там? Ичабод ничего не говорил?

— Не очень много: длинный ярко освещенный туннель; шар, который он взял, был на чем-то, и ему пришлось тянуться за ним. Может, полка, может, пьедестал, может, что-то совсем чужое для нас. Хотя он сказал, что это было похоже на аллею Барбера-парикмахера. Как я поняла, там много зеркал, яркий свет; наверное, он заходил в эту парикмахерскую со своей семьей, когда они были в городе.

— Совсем не обязательно. Это может быть все что угодно, — ответил Уолдрон, — например, Рождественский спектакль, пещера Али Бабы (а не аллея Барбера), пещера, полная драгоценностей, не так ли?

Грета открыла рот от удивления. Она недовольно произнесла:

— Черт, почему я об этом не подумала? Мне никогда не приходило это на ум. Почему-то я думала, что его родители не одобрили бы поход в театр. Хотя, может, до того как пришли чужие, его родители не были такими…

За их спиной раздался крик Конгрива. Они обернулись и в ужасе застыли.

Из вертолета, шатаясь, словно зомби, с пистолетом в руке спускался Поттер. Он был похож не человека, старающегося безуспешно побороть нахлынувшее на него безумие. Пристально смотря на своих коллег, он неловко спускался по лестнице вертолета, пытаясь удержаться свободной рукой за ручку двери. Его лицо изменилось: губы странно искривились, из угла рта по подбородку стекала слюна, а глаза были широко открыты и светились.

Он поднял пистолет, наставил его то ли на Абрамовича, то ли на его инструменты, сложно было сказать. Поттер сжал зубы, и с его губ сорвался крик, похожий на стон:

— Помогите мне!..

Пистолет развернуло, теперь он был наставлен прямо на него самого, Уолдрон дрогнул.

Бесконечность назад, бесконечно далеко отсюда, в Нью-Йорке, он положил на стол непостижимую работу чужих. Спрятал ее, когда собирал вещи для поездки на Землю Грэди, и она все еще была у него в кармане, он знал ее вес и форму лучше, чем что бы то ни было на свете, даже собственное полицейское оружие.

Бросил.

Тяжелый длинный жезл, как молоток, ударил Поттера по поднятой руке. Пистолет упал, вспышка опалила волосы, но выстрел его не задел. Уолдрон подошел к своей цели, схватил Поттера и швырнул на землю. Следом за ним подошел Конгрив, он взял пистолет и забросил его подальше. Поттер долго не мог прийти в себя, внезапно безумие прошло, и он заговорил странным искаженным голосом:

— Господи, я никогда не думал, что это будет так сильно!

— Что случилось? — закричала Грета в тот момент, когда подошел Рик.

— Я, — Поттер не мог говорить, у него пересохло во рту. — Теперь я понимаю, как чувствовали себя солдаты, когда они сходили с ума. Я сидел и думал о том, каков был мир раньше — сбитый с толку, но напоминающий рай по сравнению с тем, что происходит сейчас, и внезапно понял, как я ненавижу чужих. Понимаете, странно, я никогда раньше не мог их ненавидеть, они казались мне такими отдаленными… совсем другими. Может, потому что сегодня Абрамович сказал, что, может быть, они такие же, как и мы. Я не знаю. Все, что я знаю, так это то, что внезапно почувствовал, как меня охватила волна ненависти, а потом я понял, что хочу убить, раздавить, сжечь… И поскольку я не мог причинить вреда чужим, то захотел убить вас… или себя.

Шатаясь, потирая больную руку, он поднялся.

— Спасибо, — добавил он, — кстати, чем это ты швырнул в меня?

— Вот, — сказал Уолдрон, протягивая жезл. Поттер уставился на артефакт. Наконец он усмехнулся:

— Знаете что? Думаю, вполне возможно, мы стали свидетелями того, как продукт чужих впервые использовался в человеческих целях.

— А Кори Беннет? — спросила Грета.

Он посмотрел ей прямо в глаза и опроверг одним словом:

— Человеческих?

Глава двадцать четвертая

— Вот как я это понимаю, — разъяснил Поттер. Хотя его завернули в одеяло, он все еще дрожал от пережитого шока, но его голос уже снова стал абсолютно нормальным. — Если это правда, что некоторые из процессов чужих могут влиять на человека, а сегодня утром мы все с этим согласились, то необходимо узнать, на что конкретно они влияют. Из того, что нам известно, похоже, это мозг. Психи сходят с ума, Беннет в результате перемещения во времени умер от кровоизлияния в мозг. Опустим на время зеркальное отображение его органов, сейчас это не столь важно. Отсюда мы можем заключить, что чужие не используют какую-то часть протокола общения в человеческом понимании. Например, вербализацию. Или, как мне кажется, они вообще используют не линейное общение, а нечто вроде матричного образца. Или поля. Или чего-нибудь в этом роде. Мне пришла в голову идея, что, возможно, они используют автоматический детектор, чтобы распознавать комплекс сигналов в человеческом мозгу, который может быть расценен как враждебный по отношению к ним. Мне представляются две пересекающихся кривые: одна — отвечающая за прямое нападение, другая показывает не непосредственную атаку, а мысли человека, которые в будущем могут причинить вред чужим. Когда сумма кривых превышает определенную границу, создается некое числовое поле, направленное на изменение самого образца. Похоже на то, не так ли? Внезапно я осознал, что ненависть возникла в моем сознании не случайно, она копилась годами. Через минуту я почувствовал, как будто кто-то меня гипнотизирует. Как я уже упоминал, почувствовал, что во что бы то ни стало я должен разрушать. А когда я попытался сопротивляться, то направил пистолет на себя. Грета, ты недавно изучала Землю Грэди, за последнее время здесь было много самоубийств?

— Грэди никогда бы не позволил узнать об этом. Официально их не было, но говорят, что они происходят очень часто. Конечно, это неудивительно, здесь все, так или иначе, изгои.

— Да, но я подозреваю, что большая часть смертей произошла именно таким способом.

— Здесь должно быть что-то еще, — нахмурилась Наташа, — еще какой-то числовой фактор, третья кривая на вашем графике.

— Наверное. В данный момент здесь находится три или четыре тысячи организованных благоверных. Если бы это были вооруженные отряды, они бы давно уже сжигали все вокруг. Насколько я помню, на наши армии воздействовали еще на расстоянии Болл Клуба. Наташа, Вы, кажется, говорили, что Ваши саботажники, напротив, практически заходили в город?

— Не совсем, — ответила Наташа, — они не заходили в город, но подходили на расстояние пары метров.

— Орландо, точно! — произнесла Грета. — Подходит!

Спасибо за добрые слова, — скептически ответил Поттер, он посмотрел, как Абрамович и Конгрив следили за оборудованием в ожидании появления Моры и Ичабода. — Наташа, объясните Абрамовичу мою теорию, пожалуйста, и узнайте его мнение на этот счет, хорошо?

— Конечно.

Она поспешила к ним, и, посмотрев на часы, добавила:

— Хорошо бы Мора и Ичабод все-таки вернулись.

— Хорошо бы, — мрачно повторила Грета, — прошло уже больше часа, а мы велели Ичабоду, что бы ни случилось, не оставаться там дольше нескольких минут. Все, что нам требовалось доказать, только то, что он может войти и выйти из…

— Эй! — раздался возбужденный голос Конгрива, — они выходят, я вижу их! Вот… черт! Разве вы не сказали парнишке, чтобы он ничего не брал?

— Постоянно твердили ему об этом, — закричал в ответ Поттер. — Дьявол, где мой бинокль? Конечно, мы говорили ему об этом. После того, что произошло вчера, было бы безумием снова что-то брать у чужих!

— Значит, искушение было для них слишком велико, у них обоих полные руки этой ерунды!

— Быстрее! Фотографируйте! — кричал Поттер, доставая фотоаппарат.

Как только он посмотрел в видоискатель, понял, что даже с этого расстояния в крошечном видоискателе видно, как две приближающиеся фигуры окружены таким же сверканием, как и стена за ними. Кто-то положил ему руку на плечо:

— Может, мне побежать к ним, чтобы они бросили то, что у них в руках?

Чтобы ответить, Поттеру потребовалось немало времени:

— Боюсь, слишком поздно. Смотрите и продолжайте фотографировать.

Он указал на свет. Ужас и тревога охватили всех вокруг: с нечеловеческой стремительностью из светящегося города вышло нечто, чему не нужна была земля, оно двигалось, как волна, озаряя воздух вокруг пламенным свечением. Приближалось к Море и мальчику, и Конгрив бесполезно закричал. Но так ли уж бесполезно?

Не совсем! Поттер почувствовал, как душа уходит в пятки. Мора, пораженная криком, обернулась и увидела, как на них нападает свечение. С криком она тут же бросила все, что держала в руках, схватила Ичабода за руку, и он тоже выронил свое сокровище. Хотел возразить, но увидел чужого преследователя. Может быть, на него нахлынули воспоминания о том, что говорили ему родители о карающих ангелах, так или иначе, он забыл обо всем. Прихрамывая и воя, он побежал за Морой и от страха почти летел.

Чудо, но преследователь удовлетворился добычей. Он завис над горкой артефактов, они поднялись и исчезли внутри него, и в мгновенье ока свечение растворилось.

— Слава Тебе Господи! — вздохнул Уолдрон, и поспешил навстречу смертельно напуганным беглецам.

— Давайте, я отнесу его, — предложил Конгрив Наташе. Она напевала рыдающему Ичабоду песенку. — Надо возвращаться в вертолет.

— Спасибо, мне было бы тяжело нести его. Но осторожно, он от страха намочил штанишки. — Наташа передала Конгриву свою ношу, и, оглянувшись, добавила: — Как Мора?

— Дрожит как лист, а так ничего, — сообщила Грета. Она обнимала обнаженную девушку за плечи, — что ж, мы таки доказали, что хотели.

— Да, но результат-то не очень обнадеживающий, по-моему, — произнес Конгрив. — Позавчера Ичабод спокойно вынес оттуда живой артефакт, а сегодня…

— Поправка, — прервал его Уолдрон, — его забрали, пока Рэдклифф торговался с Братом Марком. Я, например, не считаю, что результат необнадеживающий. Вы еще не спросили, что насчет этого думает Абрамович?

— О, он в восторге, — ответил Конгрив. — Говорит, что у него «очень интересные» данные. Хочет, чтобы мы нашли все оставшиеся на Земле Грэди артефакты, чтобы он попытался из них что-нибудь собрать. И тогда посмотрим, придут ли за ними чужие.

— Забавно, как чужие игнорировали Мору и Ичабода, — задумчиво произнес Уолдрон, — как будто их там вовсе и не было. Интересно…

— Что? — встрял Поттер.

— Да так.

Однако когда они сели в вертолет, упаковали инструменты, и Наташа завела двигатель, он как-то застенчиво произнес:

— Послушайте, я не ученый и не претендую на то, что понял сегодня все ваши идеи. Честно говоря, я даже чувствую себя легкомысленным. Но я тут попытался соединить то, что сказали Вы, — он кивнул Поттеру, — с тем, что сказал Майк сегодня утром, и с тем, что сказала Грета… По-моему, у меня есть идея. Майк, ты, кажется, предложил сегодня подослать нового лидера благоверным, чтобы на место Брата Марка не встал какой-нибудь фанатик?

— Сначала казалось, что это неплохая идея, — кисло ответил Конгрив, — но чем больше я думаю о ней, тем глупее она мне кажется.

— Подожди. Правда, что Бушенко завоевал поддержку тем, что мог послать Питирима в город? Так вот, Брат Марк в город войти не мог, и даже не мог никого послать. А что если ты докажешь, что можешь это сделать?

Конгрив натянуто ответил:

— Черт, если ты думаешь, что я, как Мора, приму докцилин, ради…

— Нет-нет. Я вовсе не имел это в виду, — Уолдрон наклонился вперед, — я думаю о том, что Вы сказали сегодня утром, помните? «Да станете вы детьми!..» и о том, как «стать маленьким ребенком». Я читал об этом. Это трюк, который можно провести при помощи гипноза. Гипнотизер говорит вам, чтобы вы вели себя, как пятилетний ребенок, и вы так и делаете.

— Господи Боже! — восхищенно сказал Поттер. — Майк, он прав. Тем более, что вы хорошо поддаетесь гипнозу, Вы сами говорили, что вашу кандидатуру даже рассматривали в качестве гипношпиона.

Побледнев, Конгрив ответил:

— Черт возьми, я даже почти получил степень. Неужели вы серьезно предлагаете мне войти в транс и публично посетить святой город в присутствии шайки благоверных?

— Грета, это возможно? — спросил Поттер.

— Надо спросить Порпентайна, — убирая прядь волос с глаз, произнесла та, — теоретически, но я не эксперт.

— Если получится!.. — Поттер дрожал от возбуждения. — Уолдрон, Вы лишь задели поверхность, айсберга. Майк сказал еще кое-что сегодня утром, что я расценил, как черный юмор. Однако я намерен воспринять это буквально. Он сказал: крысы забираются на корабль.

В последовавшей за его словами тишине внезапно огромная надежда поселилась в сердцах всех присутствующих.

С удивлением они увидели, что их лично встречает сам Рэдклифф. Выпрыгнув из вертолета, Поттер подбежал к нему.

— Мы видели его! Но это еще не все! — он был ужасно воодушевлен слабой надеждой для человечества и даже позабыл обо всем, что знал о Рэдклиффе, а уж тем более, что тот был настоящим Губернатором Земли Грэди.

— Мне надо кое-что рассказать Вам! — возразил Рэдклифф. — Гораздо более срочное, чем вы можете себе представить! Вы знаете человека по имени Файфф?

Поттер в мгновение пришел в себя и произнес:

— Да, конечно, он Шеф Континентальной Обороны.

— Он звонил, сообщил, что Бушенко захватил Викторию и полностью контролирует остров Ванкувер. Канадское правительство пыталось улететь, но практически все самолеты были сбиты. Канадского правительства больше нет. Файфф считает, что по его расчетам завтра утром Бушенко будет здесь, и, скорее всего, он начнет с парашютного десанта. А чертов скряга Грэди!..

— Что?

— Он не доверял даже своей собственной армии. Боеприпасы выдавал лично. Сами-то они у него есть, но закрыты за бетонной стеной со стальной шестидюймовой дверью, комбинацию которой знал только он один!

Глава двадцать пятая

Чей-то далекий голос, который Поттер для себя связывал с Вашингтоном, истерически кричал:

— Какая нам разница, что происходит на Земле Грэди? Насколько мне известно, эти сволочи будут резать друг друга до второго пришествия! Проклятье, неужели вы не понимаете, что русские наступают? Они захватили Ванкувер, стерли с лица земли канадское правительство. Против них нет практически никакого организованного сопротивления, к тому же у них новое оснащение!

Поттер попытался вставить хоть слово, но его игнорировали.

— Беженцы двинулись на Вашингтон и Орегон, десятки тысяч, так же как в прошлый раз, но только еще хуже, потому что теперь они знают, что вторглись русские. Какое нам дело до ваших сумасшедших идей, когда у нас тут такое творится?

— Забудьте о русских! — закричал Поттер. — Я говорю вам, это силы Бушенко, и я сказал вам, почему он наступает!

Пот стекал со лба и попадал прямо в глаза, он вытер его рукой.

— Это полномасштабная военная операция, а не налет бандита!

Поттер почувствовал, что вот-вот сорвется:

— А что вы думаете, Бушенко — переросший Твидовый Босс, вроде Грэди? Черта с два! Скорее реинкарнация Аттилы!

— У меня нет времени на всю эту чушь, — ответил Вашингтон. — Ваш последний шанс, Поттер: вы собираетесь вернуться спасать нацию, как все мы?

— Я лучше буду иметь дело с чужими, чем со своими идиотами вроде вас! — огрызнулся Поттер. Его терпение кончилось. Он бросил трубку и откинулся в кресло.

За спиной стоял Рэдклифф и горько усмехался:

— Теперь вы понимаете, как Вашингтон смотрит на тех, кто считает Грэди не самым худшим из зол?

— М-да, — согласился Поттер, запустив беспокойные руки в волосы. — Сегодня никаких улучшений?

— Нет. Единственное, на что мы можем надеяться, вдруг армия Бушенко сойдет с ума, и может быть, кто-нибудь из нас останется в живых и закончит наше дело.

— Не думаю, что они сойдут с ума, — вздохнул Поттер, — если моя теория верна, этого не случится. Они же не собираются нападать на чужих, а чужим, совершенно очевидно, все равно, как мы тут разбираемся между собой!

Он вскочил.

— Кошмар какой-то! Теперь, когда мы почти добрались до истины, мы умрем, так и не познав ее… Пойду, поговорю с Порпентайном, если уж мне суждено умереть, хочу, по крайней мере, удостовериться в том, что я был прав!

— Да, мы со Зворкиным исследовали их с головы до пят, — ответил Порпентайн через плечо, он мыл руки в стальном умывальнике. В доме Рэдклиффа, помимо других преимуществ, был миниатюрный госпиталь. — Но мы не нашли ничего нового. Кроме того, что они действительно перепугались, с ними ничего не произошло.

— Фантастика! — ворчал Поттер. — А как насчет идеи Уолдрона с использованием регрессивного гипноза? Это поможет пройти защиту чужих?

— Может быть, и поможет, — Порпентайн сушил руки. — Детектор, о котором вы говорили, скорее всего, рассчитан на взрослое сознание, направлен не на ход мыслей, а на общее настроение. Не то чтобы я понимаю, как он может работать, просто в качестве предложения…

Он упал в кресло, положил ногу на ногу и задумчиво произнес:

— Однако проблема вот в чем: как мы знаем, Конгрив прекрасно подходит для гипноза, такие люди, как он, редко встречаются. Если мы сможем провести его, мы только докажем, что технология подходит лично для него!Предположим, что все получится, предположим, что найдутся волонтеры. А что, если они тяжело поддаются гипнозу, неужели мы пошлем их, чтобы они сошли с ума и вернулись психами?.. Рэдклифф, кажется, привел нам несколько психов для исследования… Я еще никогда не был в такой депрессии.

— Думаю, это уже будет зависеть от волонтеров, — тяжело продолжил Поттер, — что еще мы можем сделать в сложившейся ситуации?

— Хорошо, а если эти волонтеры незаменимы здесь, что тогда? Как правило, люди, хорошо поддающиеся гипнозу, высоко интеллектуальны и у них сильный характер.

— Вы имеете в виду; есть ли риск в том, что часть нашего высшего персонала станет бормочущими лунатиками? Откуда я знаю. Но вот что я вам скажу: если Майк Конгрив соберется это сделать, я пойду вместе с ним.

Пауза. Наконец Порпентайн произнес:

— Вам не придется этого делать. Джим Уолдрон уже был здесь до вас, я проверил его. У него высокая восприимчивость. Если уж ему это не поможет, тогда не поможет никому из нас.

В этот момент раздался звонок встроенного интеркома:

— Орландо Поттер, пожалуйста. Орландо Поттер, присоединитесь к мистеру Рэдклиффу. У нас проблемы.

— Проблемы! — смеясь, повторил Поттер последние слова. — Больше похоже на катастрофу! Спасибо, доктор. Хотя, мне кажется, вопрос так и останется нерешенным.

Порпентайн побледнел:

— Что Вы имеете в виду?

— Вы, должно быть, слышали, мы ожидаем сегодня в гости Бушенко.

— Входите, — не отрываясь от пульта, сказал Рэдклифф, когда Поттер появился в дверях, — думаю, вам захочется поприсутствовать на похоронах. Он на подходе, мы только что поймали его волну.

Поттер посмотрел на экраны и произнес:

— Сколько у нас осталось времени?

— 50–40 минут. Рик!

— Да, сэр?

— Как сегодня благоверные?

— Чувствуют себя, как будто их покарали. Но это ненадолго.

— Да, похоже на то. Хорошо, спасибо.

— Мы ожидаем какую-нибудь поддержку? — спросил Поттер.

— Как вы уже заметили, нет. Канадцы обещали нам все ракеты, но их не так-то много поблизости от нас. Кое-кто атаковал самолеты Бушенко, но мне это известно из только что перехваченных сообщений с просьбами о помощи на частоте Воздушных Сил. Как Вы успели заметить, Вашингтону на нас наплевать. Гейб!

— Да, сэр?

— Удалось продвинуться с хранилищем?

— Через два часа мы откроем дверь.

— У нас нет двух часов. Меняем план. Как можно быстрее взорвите его. Как можно лучше спрячьте наземную линию связи, терминалы так, чтобы мы смогли их найти позже. Если Бушенко доберется до особняка Грэди, может, нам хотя бы удастся…

— Сэр, максимум два часа. Конечно, мы можем взорвать его и после…

— Отлично, делайте и то, и другое! Рэдклифф откинулся на спинку стула и вздохнул:

— Одному Господу Богу известно, откуда у Бушенко все эти самолеты, мы уже насчитали их около сотни, но неизвестно, не следует ли за ним десант. Что бы мы ни сделали, кто бы нам ни помогал, Бушенко практически неизбежно появится на Земле Грэди с пятью-шестью тысячами своих людей. Ну а мы пока можем выпить. У меня здесь припасено немного английского джина — из запасов Грэди.

Рэдклифф показал на дверцу за пультом. Поттер открыл ее и нашел бутылку джина, стаканы и ведерко со льдом.

— С тоником, половина на половину, — попросил Рэдклифф, не отрывая взгляда от экранов.

Сознание Поттера будоражили беспомощные картинки. Благоверные вокруг города чужих все еще поют свои глупейшие гимны; не осознавая гораздо более конкретный гнев собратьев своих, который должен вот-вот спуститься с небес. По дорогам, ведущим на запад, шатаются шайки безумных беженцев, многие уже во второй раз за последние десять лет покидают свой дом. И вот здесь в ожидании шторма, находится группка людей, которые считали и верили, что могут привести людей к ангелам…

Неужели это тот случай, когда выживает сильнейший? Неужели мы навсегда оторваны от клана высших рас, блуждающих меж звезд? Сомневаюсь, чтобы Бушенко и остальных интересовали пути между звездами, и вряд ли когда-нибудь его это заинтересует. Неужели оставшимся из нас придется подстраиваться под него? Крыса, мечтающая о полетах, не может мириться с обычной жизнью крыс!

— Думаете, у нас остался шанс? — спросил Рэдклифф, — я имею в виду не нас с Вами, а человечество.

— Не знаю, — искренне ответил Поттер. — Иногда мне кажется, что нас покидает сила духа. Ты никогда не был в оккупированной стране?

Рэдклифф покачал головой.

— Я бывал во Вьетнаме два или три раза. Повсюду эти абсолютно необразованные крестьяне, столкнувшиеся с чуждой им мощной идеологией. Самые большие последние достижения, которые у них были, — это сломанные машины и тракторы. И вдруг вокруг них разворачивается война: вертолеты, ракеты, танки… Они сошли с ума. Не знали, что делать в сложившейся ситуации. На их языке даже не было слов, объясняющих, из-за чего происходила война. Единственное, что им оставалось, так это продолжать собирать урожай, чтобы оставшиеся дети не умерли с голоду и смогли прожить дальше. Это было самое большое, на что они надеялись.

— Думаешь, с нами будет то же самое? — спросил Рэдклифф, и посмотрел на часы. — На «Фар Вест» новости через несколько минут или, может, поймать еще какую волну?

Он нажал на несколько выключателей, и комнату наполнило шипение, среди которого то и дело можно было различить слова.

— Может быть, — ответил Поттер на предыдущий вопрос. — Может, через два-три поколения мы разовьемся и сможем еще раз пробовать… но возможно, что нам больше не придет в голову эта идея. Тогда мы останемся низшей расой. Навсегда.

Снова затрещало радио.

— Мистер Рэдклифф, приехал Рик. Бесполезно. Мы теряем контроль. Повсюду говорят о Бушенко. На западе собралась толпа беженцев, благоверные снова выступают, так что когда Бушенко сюда доберется, ему нужно будет просто пройтись по нашим трупам!

— Делайте все, что можете, — спокойно произнес Рэдклифф. — Что еще могу сказать?

— Наверное, ничего, — проворчал в ответ Рик. — Как скажете, сэр, наверное, мне просто надо было выпустить пар.

— Хочешь эвакуироваться? — спросил Рэдклифф, поворачиваясь к Поттеру.

— Крысы бегут с корабля? — заключил тот. — Я и не подозревал, что у тебя есть для этого средства.

— Да… У меня все время поблизости находился заправленный вертолет, готовый сорваться в любой момент. Он ваш. Возьмите Наташу, Абрамовича и Зворкина. Когда Бушенко доберется сюда, я думаю, он покажет им, где раки зимуют. Да, и еще, лучше возьмите с собой Мору и мальчика. Больше вертолет не выдержит. Я свяжусь по рации и сообщу, что вы на подходе. Прежде чем Поттер успел ответить, Рэдклифф уже нажал на выключатель и прокричал:

— Кеин, ты здесь?

— Что? Ах, да, мистер Рэдклифф. Послушайте, здесь происходит кое-что забавное. Я только что поймал волну. Они говорят по-русски. Кажется, они в панике. Здесь у радара — Майк Конгрив, он говорит по-русски, может, он знает… минутку, он идет сюда. Черт, Майк, над чем это ты смеешься?

— Они уходят, — тихо, но совершенно отчетливо произнес Конгрив.

— Что ты сказал? — закричал Рэдклифф.

— Кто говорит? А-а, мистер Рэдклифф, — и уже более громко добавил: — Это правда, их отозвали!

— Как так?

— Китайцы! Сообщили, что китайцы напали на территорию Бушенко.

Китайцы! Поттер так сжал кулаки, что его ногти врезались в ладони. Они совсем позабыли о дремлющей гигантской стране, которая зациклилась сама на себе после прихода чужих, вроде древнего Среднего Царства. Скорее всего, их правительство считало, что однажды, когда к ним снова вернется Великая Сила, страна восстанет из пепла. Похоже, день пришел гораздо раньше, чем они ожидали.

— Эра Чудес, — выдохнул Рэдклифф, и впервые Поттер осознал, что эта фраза несет в себе зерно истины.

Глава двадцать шестая

Уолдрона била мелкая дрожь. Он снова стоял на том же пригорке, как и неделю назад, когда следил за Ичабодом и Морой во время первой, едва не провалившейся экспедиции. Холодный ветер приносил слова песен благоверных. Они не только продолжали верить в свое спасение, но и с каждым днем пополняли свои ряды. К ним примыкали беженцы, оставившие свои дома во время угрозы нашествия Бушенко; теперь они не хотели возвращаться назад, может, из страха, может, боялись встретить лицом к лицу презрение собственных не покинувших дома друзей. Несколько якобы преемников Брата Марка, цитируя Книгу Откровений, переходили из одной группы в другую. По счастью, ни один из них еще не успел занять его место. Если не получится…

Должно получиться! Уолдрон оглянулся и увидел Грету, Поттера, Конгрива, Порпентайна и еще, и еще. На этот раз Рик держал массивную кинокамеру, которая в прошлый раз была у Конгрива. Неподалеку Наташа и Абрамович подготавливали новое, более мощное, чем в прошлый раз, оборудование, они смогли создать целую минилабораторию из того, что хранилось у Грэди.

Когда Наташа сообщила, что все готово, Конгрив подошел к Порпентайну.

— Прекрасно, — оживленно ответил доктор. — Вы оба знакомы с этой технологией. На счет «девять» вы почувствуете себя снова подростками, в том возрасте, который вы лучше всего помните. Вы подойдете к городу чужих и, по возможности, войдете внутрь. Я загипнотизировал вас так, чтобы вы ничего не взяли и не оставались там надолго. По возвращении вы, соответственно, вернетесь в ваше обычное состояние. Готовы? Итак… Один, три, пять, семь, девять!

Уолдрон открыл глаза и уставился на прекрасное сияние прямо перед ним, как будто видел его впервые. В каком-то смысле так оно и было. Он знал, но никак не мог вспомнить откуда, что можно было совершенно свободно войти внутрь сияния и увидеть все чудеса, спрятанные там. Конечно, если только он пойдет не один, а со своим другом Майком, который чувствовал то же восхищение и любовь к существам, которые смогли построить такой чудесный город.

Молча, следя голодным взглядом за свечением, он позвал Майка, и они пошли по мягкой земле.

Ах, какие цвета! Изумрудный и аметистовый, рубиновый и бирюзовый, светящиеся, искрящиеся! Но — только не трогать! Ничего нельзя брать. Смотри, сколько хочешь, но ничего не трогай!

— Ладно, — согласился хороший мальчик Джимми Уолдрон. Ему было семь лет, и он должен был пойти в это чудесное место в компании своего старшего друга, девятилетнего Майка.

Джимми медленно шел по мягкой почве. Там, где прозрачный воздух превращался в массу цветов и света, она резко закончилась. Нет, это была не стена, а нечто совсем иное — свечение в красивой оболочке, за пределами которой прозрачный ветерок омывает снаружи, а изнутри пронизывает прохладное ощущение. Он даже и не думал, как войти внутрь, надо ли искать дверь, ворота или портал. Это было нечто иное, не имевшее ничего общего с обычным входом. В нескольких ярдах от свечения, которое отсюда казалось сильным туманом, а вовсе не твердой стеной, он почувствовал приятное изменение направления, как будто он раскачивался на качелях, подвешенных на ветке дерева, правда, в отличие от качелей, он летел не вперед-назад, а только вперед.

Аккуратные ступеньки плавно перешли в скат, и он не заметил, как прошел несколько последних шагов. Сначала было странное сосущее ощущение, но не только вокруг (словно ты погружаешься в воду), но и в каждой частичке его существа: наверное, так себя чувствует железо, находящееся в магнитном поле. О, да! Почувствовав тревожное покалывание, он обернулся назад, чтобы удостовериться, что это восхитительное место может быть не на Земле, и увидел, что Земля осталась снаружи. Сам он уже был внутри. От восхищения перехватило дыхание: в мгновение ока из кромешной тьмы он очутился в ярчайшем свете. Ни неба над головой, ни почвы под ногами, ни горизонта, ни верха, ни низа, только кругом бесконечная (странно, он не слышал этого слова, когда ему было семь) переливчатость (какое красивое слово, особенно, если правильно выговорить). Вот вкуснотища. Голубой цвет щипал язык. Наверное, лучше попробовать желтый, тем более, что он повсюду, особенно внутри, и такой соблазнительный.

Майк что-то сказал, и его слова окрасились мерцающим фиолетовым цветом, слова пересекли черные полосы нового значения. Джимми не был уверен, слышал ли он эти слова, чувствовал, или информация просто оказалась у него в голове, но понял ее и осознал, что в лю-бумц даж-жест са-мама-леньком раз-шире-нии вре-меня было мн-Ого того, што до-встав-ляло уда-вол ьствие. Он пошел назад по смежному туннелю, тот был горячего коричнево-песчаного цвета, и Джимми почувствовал себя вафельницей. Это было очень забавно, и он разлетелся на тысячи отдельных кусочков.

Но это было только на границе переходной зоны. Оп, и у него снова есть ноги, руки и все остальное, и опять появилось место, которое на мгновение, а может, на несколько вечностей исчезло, и вещество, рассыпавшееся и появившееся снова, и он опять видел Майка, своего друга, укутанного (как и он сам) в радуги, ласковые, как шелк, и мягкие, как масло. Ну, это уж слишком. Странное, абсолютно неловкое ощущение, вроде того, которое внезапно и непонятно откуда появляется внутри тебя в присутствии девушек (в семь лет) и… (? Семь лет? Во внезапном замешательстве, если здесь вообще могли быть внезапности, ему пришли в голову и другие числа: 12 или 38-24-36, а вот перед глазами пронеслось 17. Все они были преисполнены непостижимого значения, но он игнорировал их, ибо вообще не мог понять ни цифр, ни чего-либо другого, а только мог чувствовать и реагировать).

Самым основным числом почему-то было 05. Прямо впереди лежали все возможные направления: восток, запад, юг, север, верх, низ, вбок, назад, под острым углом, под тупым, быстрые, медленные, тонкие, толстые, бронзовые, желтые, параболические, парегорические, пандемонические. Вот это класс!

— У нас получилось! — воскликнул Майк. — Мы вошли!

— Смотри! — кричал Джимми, он смеялся. — Только нельзя трогать! (Смешно, потому что это просто невозможно, оно само трогало, окутывало, было внутри них.) Дорожки, коридоры, комнаты, пути, объемы!

Объекты… Как во сне, они шли вперед, не двигаясь, одновременно оставаясь на месте и перемещаясь из одного места в другое. Похоже на ярмарочную площадь: посередине карусели без двигателя сидит машинист, и мир вокруг не кружится, потому что это было не круговое движение… Бесполезно. Если он и сможет когда-нибудь объяснить это словами, то явно не сейчас. Неважно, как это называется, важно, что происходит вокруг, потому что это прекрасно.

Это, должно быть, объекты, хотя, конечно… может, и нет. Но они… они существуют. Как место и направление. Можно пройти между ними, посмотреть на них, попытаться дотянуться до них вверх/вниз/вбок/внутрь, а иногда (если вообще «иногда» здесь были) просто наткнуться на них. Первым был невероятный искрящийся эллипсоидный поток, по меньшей мере, сильный, как дыхание, и легкий, как простуда. Самые большие из его искорок пахли честностью и праздниками. Другие, хотя и были полые, кололи усталостью и навлекали щемящее ощущение, что ты где-то далеко-далеко.

Неуловимое чувство голода охватило мальчиков, и они договорились не обращать на него внимания, вплоть до спирали, находившейся соответственно слева от одного и впереди другого (они постоянно болтали, восхищенные окружающим), но оставались там, пока холод голода совсем их не одолел. К этому времени они уже сориентировались в пространстве, и поскольку во всех направлениях был свет, могли сосчитать, что их были сотни… Этим они должны были ограничиться на этот первый раз. Для Джимми первой была У, для Майка К.

Максимальная скорость ограничивается У.

— Во всяком случае, для меня, — доказал Джимми, произнеся тыквенное облако, хотя не совсем понимал, что такое максимальная скорость. Что-то, от чего ты можешь выйти за пределы, подумал он, и сделал. Кластер сфероидов, как гроздь винограда висящий на гиперболе, похожей на кошачий хвост, измерял Джимми в абсолютных градусах, отчего было жутко щекотно, пока, наконец, он уже не мог этого переносить.

Понемножку он с удивлением обнаружил, что щекотка превратилась в красную рыбу, и его озарила мысль: Должно быть, у меня есть координаты. Что такое красный?

Ответ Майка был такой шершавый, что Джимми расчихался, и решил, что это похоже на слабый электрический шок, вроде как если дотронуться языком до севшей батарейки. Точно, только выглядит не совсем как батарейка, не совсем квадратный, и Джимми гулял вокруг него, пока не изменил направление взгляда. Как считать — снизу вверх, или, может, сверху вниз? Он стал считать обратно, досчитал до 29 или 55 и задумался. Джимми ослепляло свечение, и его друг выглядел как-то необычно: как будто у него не было середины.

— Майк? — позвал он друга, оглядываясь по сторонам с цилиндрической платформы, на которой спускался.

— Что, Джимми? Слушай, а ты уже встретил его? Он приветствует нас! Наверное, за этим сюда и пришел!

— Майк, иди сюда! (А где я?) Мы вот-вот потеряемся!

— Да, вот же я прямо внутри тебя!

Что? Что?

(Однако это все больше и больше походило на правду, отзывалось эхом, эхом семилетнего возраста. К оконной раме была надежно прибита коробочка с одной из сторон и днищем из проволоки. В ней сидели два грустных цыпленка и испражнялись на улицу. Когда напротив остановился поезд метро, показалось, что на этот раз решетка не выдержит. Он стоял в углу, едва дыша, а его двоюродный брат, старше на три года и намного сильнее, охотился за ним, громко и довольно обещая раскрошить ему зубы и вырвать все волосы. И тогда внезапно какое-то непонятное предчувствие страха охватило все вокруг.)

— Джимми? Джимми!

— Смотри, что-то движется!

Не что-то, а кто-то.

Мерзкий, странный, ужасный, кристаллический звук миллиона разбивающихся вдребезги машин. Бежать-сжаться-отсутствовать. И он знал, как это сделать.

Он знал, как.

Как будто стал шевелить ушами, но ведь ему было четырнадцать, когда он этому научился.

Но мне не четырнадцать, мне семь. Где-то, я должно быть, раздвоился…

— Последний раз, когда я был здесь…

Я не был здесь раньше. Я не был здесь до того, как приду, так? О, это ужасно. Не могу выносить этого, такое ощущение, что внутри все перевернулось, и вот-вот стошнит, где Майк? Существо, персонаж, нечто (как обращение, все зависит от того, кто к тому обращается) не должен почувствовать, как у меня по спине бегут мурашки. Красный, такой шокирующий на вкус, надо идти обратно, пока не станет совсем квадратным и…

Пока шел назад, опять почувствовал, как изменяется перспектива, да… как в калейдоскопе. Постоянный свет, дневной свет, не раздражающий, не сводящий с ума, не вызывающий ярость. Твердая почва под ногами. Избавление. Земля! Он побежал вперед и на полшаге понял: НЕТ!

Наткнулся на интерфейс, как муха на паутину. И в тот же момент увидел бледные серые горы, покрытые растительностью, небо неровного цвета. Где-то на горизонте садится солнце, красное, но совсем не из-за облаков. Старое, холодное и недружелюбное солнце.

Он закричал, повернулся обратно и растерялся, увидев такое множество путей. Как вернуть вкус, цвет и этот почти квадрат?

Но…

— Джимми! Джимми, вернись!

Его плач. Сработал. Но откуда этот ответ?.. Слезы текут по щекам, маленький мальчик потерялся в огромном городе, кто поможет мне вернуться домой? Будь осторожен, незнакомцы могут быть опасны, они делают ужасные вещи с маленькими мальчиками; чтобы перейти улицу, всегда жди зеленый, смотри, нет ли поблизости таких забавных сигарет и пилюль…

Стоп. Стоп. Думай. Успокойся. Однажды, давным-давно, в большом городе: знак, не точно такой же, но все-таки похожий, устрашающая улица… Ах, да! Он запомнил, где запад, и ориентировался по солнцу. И когда названия улиц и номера домов не помогли найти дорогу домой, он нашел ее по солнцу. Конечно, родители тогда очень волновались, ведь ему было всего девять. А сейчас ему было семь! Майку девять, а…

— Эй, Джимми! Джи-м-м-и!

Вслепую, но совершенно уверенно он вошел в возникший неестественно-яркий сигнал и приготовился к вчерашнему шоку, который ему еще только предстояло пережить. Казалось, ему пришлось пройти сквозь миллионы лет.

Но вот в конце, что это? Форма? Фигура? Она подняла его и понесла куда-то поперек, он не знал, куда.

Стоп.

— Джим! Джим!

Кто-то склонился над ним. Светлые волосы, взволнованный голос. Грета. А рядом: Майк, Порпентайн, Наташа, Рик. Он слышал, как шелестит трава, чувствовал запах дыма в воздухе. В горле пересохло от полузабытого крика.

Увидев, что Уолдрон может двигаться, Порпентайн сел на колени, пощупал его лоб, проверил глаза, проведя пальцем по векам, посчитал пульс и спросил:

— Как себя чувствуете?

— По…по-моему, нормально, — прошептал Уолдрон, — если не считать, что у меня такое ощущение, будто меня через мясорубку провернули. Пожалуйста, помогите мне сесть. Не могли бы вы принести мне воды.

— С тобой все в порядке! — воскликнула Грета, сжимая руки. — Майк вынес тебя на руках! Мы даже подумали сначала, что ты умер, а потом…

Грета огляделась, так и не закончив предложение, она выглядела так, словно готова была сама себе вырвать язык.

— Вы думали, что я превратился в психа, — продолжил Уолдрон, внезапно почувствовав, как холодный ужас охватил его.

— Ну…

— Конечно, подумали. Спасибо, — сказал он принесшему воды Рику. Он сделал три больших глотка, смакуя постоянный, не изменяющийся во что-то иное вкус, и продолжил: — Полагаю, это не так уж далеко от правды. На самом деле, наверное, я действительно на какое-то время сошел с ума. Майк!

С озабоченным видом Конгрив склонился над ним.

— Майк, я не хотел напугать тебя. Но когда появился чужой…

— Какой чужой? Джим, что ты говоришь?

— Подожди, ты хочешь сказать, что не видел его? То есть не слышал? Такой разрушающий звук. Жуткий. Наверное, я запаниковал.

— Я не понимаю, — помолчав, произнес Конгрив, — там внутри были водопады, помнишь, мы спускались долго-долго, а потом мне показалось, ты впал… Не знаю! В оцепенение, наверное! Как будто тебя загипнотизировали. Я кричал, но ты не реагировал, в конце концов я схватил тебя и вынес оттуда.

— В оцепенении? Но я же убежал! Я думал, что никогда не попаду обратно. И не было там никаких водопадов.

Конгрив колебался. Он посмотрел на Порпентайна и сказал:

— Док, наверное, нам лучше пока идти домой. Вряд ли мы сразу сможем все понять.

— Но ведь я и вправду убежал! — настаивал Уолдрон. — Мало того, — он медленно облизал губы, все ждали, — мало того, я нашел путь в какое-то другое место. Беннет оказался прав. Я не вышел, но видел это место, видел планету с другим солнцем.

Глава двадцать седьмая

— Получилось! — довольно сообщил Орландо Поттер неделю спустя и оглядел стол, с удовольствием отметив удовлетворение на утомленных лицах присутствующих. С тех пор, как чужие вторглись в их мир, Поттер не видел ни разу, чтобы в одной комнате находилось одновременно так много довольных людей.

— Джим снова нашел то место, куда попал в прошлый раз? — спросил Рэдклифф.

— На сей раз в качестве доказательства я принес с собой фотографии, — сказал Уолдрон, раздавая фотографии, сделанные на поляроиде, с синим небом, красным солнцем, серыми горами и бурыми полями, — если бы не Абрамович… Без анализа внешних цветовых сигналов мы не знали бы, когда необходимо войти. Похоже, что войти в город можно где угодно, но его внутренние соотношения постоянно изменяются. Города чужих — вот, черт! Постоянно пытаюсь привыкнуть к другому слову, но сложно избавиться от дурных привычек… Неважно. Важно то, что мы, кажется, можем реагировать на внутренние процессы. Мы можем научиться распознавать предполагаемые составные части указателя направления, вроде как переплывающая на бревне реку крыса.

— Но как это так получилось, что когда вы были там в первый раз, — продолжал Рэдклифф задавать вопросы, — ты думал, что убежал, а Майк — что ты стоишь рядом с ним; он видел водопады, а ты помнишь совсем иное?.. Объясните мне, я хочу понять. Мне надоело, что мне все просто сообщают.

Все посмотрели на Порпентайна, тот пожал плечами и облокотился на спинку стула.

— Вы задаете слишком много вопросов. В конце концов, мы только начали изучать эту проблему, однако мне кажется, аналогия Джима будет здесь более уместной: собака в городе может перейти улицу, только когда машинам горит красный свет, хотя сама собака не понимает, что такое электричество. Павел все еще анализирует данные, которые мы получили во время второго путешествия Джима, но один-два момента уже прояснились. Теперь я постараюсь суммировать все, что мы узнали. Наташа, поправьте меня, если я ошибусь, хорошо? И Майк, и Джим согласились с тем, что стена была абсолютно проницаемой, сквозь нее нужно просто пройти. На самом деле это вообще не стена, и если бы мы еще раньше догадались обследовать ее абсолютно безвредными способами, например, пытаясь потрогать ее при помощи прутика, мы бы давно уже об этом знали. Конечно, мы пытались «потрогать» ее ракетами, пулями, лазерами, и все, кто направлял на нее высокую энергию, немедленно сходили с ума.

— Но если это не стена, тогда что же? — спросил Рэдклифф.

— Что-то, для чего у нас не существует подходящего слова. Мы решили пока назвать это экстерфейсом, по аналогии с интерфейсом. Под гипнозом Майк и Джим четко описали, что они ощущали, когда проходили через него. Майк почувствовал, что его закружило в водовороте, а для Джима это было как качание на качелях. Павел считает, что это, должно быть, местный аналог жидкости, может быть, даже макроэквивалент притяжения нейтрона, в любом случае, это показывает изменение природы пространства. Во время перемещения нет ни малейшего представления о направлении, сознание спутано, хотя воля человека не нарушается, а смятение кажется довольно приятным. Майк сказал, что это как хорошее опьянение, Джим, а он оказался гораздо более чувствительным, — как состояние бреда, но без болезненности. Что же касается того, что внутри… или снаружи, как они оба настаивают: это место. Другими словами, вы снова начинаете ориентироваться в пространстве, но вместе с этим вы ощущаете перед собой множественность направлений. В этом Майк и Джим, в отличие от всего остального, согласны друг с другом. В связи с чем я припоминаю предположение Орландо.

— Какое? — сухо спросил Поттер. — У меня их уже столько было… и почти все из них оказались ошибочными.

— Вы предположили, что чужие мыслят в матричном коде, не так ли? Кроме того, вы считали, что при общении они не используют вербализацию.

Поттер кивнул.

— Так вот, мы считаем, что имеем дело с мультиплексными данными, но не совсем так, как вы предполагали. Если все чрезвычайно упростить, это можно сравнить с тем, как бушмен попадает в современный город и теряется от изобилия информации вокруг него: телевизоры, радио, реклама, дорожные знаки, светофоры и тому подобное. Действительно, похоже, что внутри экстерфейса находятся много различных слоев, сегментов, объемов, называйте их, как хотите. Различные соотношения пространства и времени, существующие в одном месте и в одно время.

— Но не для всех одинаково, — вставил Конгрив, — как только мы прошли через экстерфейс, я обнаружил, что хотя это и было чрезвычайно тяжело, я мог идти, мог остановиться, оглядеться и вернуться обратно… Мои ощущения, в отличие от ощущений Джима, можно описать совершенно обычными словами. А он оказался гораздо более чувствителен к страхам чужих, чем я, правильно Льюис?

— Думаю, что да, — согласился Порпентайн, — ты был уверен в том, что Джим не покидал тебя во время всего первого путешествия. Он, напротив, абсолютно уверен, что потерял с тобой связь, когда его напугал проходящий мимо чужой, и он потерял направление, координаты которого, к счастью, ему удалось зафиксировать.

Уолдрон усмехнулся:

— Координаты! Ну да! Помню, я думал о том, что хорошо бы надеть подходящую одежду. Буквально. Мне, наверное, было лет семь, когда я впервые узнал слово «подходящий», а это и был возраст, в который меня загипнотизировали…

Он остановился.

— Да, но, — сказал Порпентайн, — это подводит нас к критической точке гипотезы, а именно: ты был прав, что мы можем избежать защиты чужих при помощи гипноза, за исключением того, что совершенно по иным причинам, чем предполагали сначала.

Рэдклифф воскликнул:

— А это еще что значит?

— Несомненно, регресс человека под гипнозом — это фикция. Вы не стираете ваших воспоминаний. Не можете. Самое большее, вы можете просто их не замечать. К счастью для нас, этого достаточно, если, конечно, загипнотизировать так, что человек не может ни мешать, ни брать ничего. Проблема вот в чем: в таком состоянии вы можете помнить в любом направлении. Джим предоставил нам прекрасный пример. Он сравнил свои ощущения с покалывающим возбуждением от возникшего юношеского интереса к женскому телу, хотя он прекрасно осознает, что в семь лет он еще не достиг возраста полового созревания, а его интерес к сексуальной жизни возник только в 12, в то время первый сексуальный опыт произошел, когда ему было 17. Все эти числа перепутались у него в голове, пока он пытался сосчитать сотни направлений, и когда задумывался о своем возрасте. А когда он пытался найти дорогу обратно с той Планеты, он просто повернулся и пошел поперек. Джим говорит, что отчетливо помнит, как готовился к испытанному вчера шоку, но для этого ему пришлось черт знает сколько времени ждать.

— А у Беннета, — сказал Рэдклифф, — почему его органы отобразились зеркально, а органы Майка и Джимми — нет?

Порпентайн развел руками:

— Павел разрабатывает предположение, что, возможно, в устройстве, которое собрал Беннет, не хватало механизма или поля, которое за пределами экстерфейса предотвращает эффект зеркального отображения. Все равно что если у ускорителя не будет ни тормозов, ни регулирования.

— Значит, возможно, именно смещение времени сводит психов с ума? — спросил Поттер.

— Возможно. Однако нам не следует употреблять слово псих, — твердо сказал Порпентайн, — тщательное обследование показало, что существует несколько разных типов: на некоторых из них повлияло защитное поле, на некоторых смещение времени, на некоторых — перекрестные сенсорные данные. Это очень похоже на то, как после передозировки ЛСД человек не может возвратиться в нормальное состояние. Некоторые не смогли прийти в себя после шока от встречи с чужими внутри… — он с сожалением посмотрел на Уолдрона, — я тоже собирался сказать «города». Я имею в виду внутри перехода.

— Что очень настораживает, — проворчал Уолдрон. — Поверьте мне. Нужно разработать какие-то средства определения их приближения, несмотря на то, что шанс снова встретить их не так велик.

Слова Уолдрона застыли в тишине, пока ее не нарушил Рэдклифф:

— То есть, если мы хорошо подготовимся, то научимся определять координаты их системы, даже не осознавая принципов работы, и, таким образом, сможем проникать в другие миры.

— Именно на это мы и надеемся. Определенно, регресс остается очень важным моментом, по крайней мере, на ближайшее будущее. Процесс познания в данном случае не интеллектуальный, а, скорее, больше похож на то, как учатся плавать или садиться на велосипед. Джим говорит, это как научиться шевелить ушами. Совершенно очевидно, что необходимо начинать с детства, когда можно развить любой невербализированный талант. Например, музыкальный слух.

— Я понял! — сказал Рэдклифф. — В детстве музыка казалась мне шипением, а когда я вырос и захотел научиться играть на гитаре, то понял, что уже поздно. У меня ничего не получалось.

— Скорее всего, Павел был прав, предполагая, что чужие похожи на нас, — сказал Поттер. — В любом случае, у нас хватает необходимых ментальных навыков и оборудования, чтобы вынести что-то вразумительное из их процессов. Вроде как у нас есть все необходимые мышцы для того, чтобы научиться шевелить ушами. Так что если постараться, то вполне можно научиться «шевелить ушами», хотя мы пока и не знаем, зачем.

Порпентайн кивнул.

— Следующим шагом будет изучение йоги. Я хочу посмотреть, дает ли способность уменьшить количество требуемого для организма кислорода какое-нибудь преимущество внутри экстерфейса. Несмотря на то, что на эксперимент потребуется немало времени, я уверен в его благополучном завершении.

— Естественно, если у нас будет необходимая поддержка, — произнес Поттер, — и персонал, и средства. Ден, ты можешь скопировать поляроидные снимки Джима и вообще все фотопленки? Я еду в Вашингтон кричать и бить кулаками по столу, пока эти идиоты не наймут физиков, инженеров, астрономов, врачей и физиологов… Я привезу тебе, Ден, гораздо больше крыс, чем сможешь управиться.

— Я прекрасно лажу с себе подобными.

Усмехаясь, Поттер добавил:

— Однако прежде чем они приедут… Майк, тебе придется кое-что добавить к твоему плану по приручению благоверных.

— Моему? — положив руку на сердце, спросил Конгрив. — Ну, хорошо, а что?

— Не останавливайся на полпути. Не просто имитируй Брата Марка. Пойди дальше, назови себя Архангелом Михаилом, и проповедуй то, что ты сам цитировал: «покуда не станете вы детьми». Да, и пообещай, что лично проведешь их в святой город. Мы подготовимся и проверим всех твоих последователей. Тех, кто лучше всего поддается гипнозу, — наркотикам или технологиям йоги, смотря что выяснит Льюис, мы отберем и поговорим с ними по отдельности. Не думаю, что переход открывает путь только к одной планете, скорее всего, к тысячам других. В конце концов, чужие на одной нашей планете установили пять переходов, хотя мы знаем, что Земля только лишь связующее звено. Путем проб и ошибок, будем искать пути к сотням других миров.

— Однако на них могут отсутствовать необходимые условия для человеческой жизни, — возразила Наташа, — что если мы пошлем людей на верную смерть?

— А сколько людей умерло, пытаясь сопротивляться Бушенко? Сколько сейчас умирают, сопротивляясь китайцам? Сколько были случайно убиты чужими, когда они уничтожали наши ядерные запасы? Может быть, наконец, пришло время, когда мы должны признать, что некоторые из посланных нами вернуться ранеными, как во время войны, и это нормально. Да, среди них одни из самых выдающихся личностей нашей планеты, но разве война не забирает лучших из лучших? Может, уже пора начать рисковать жизнью ради спасения человечества, пока чертовы политики ссорятся из-за того, что на сотни лет будет забыто.

— Крысы забираются на корабль, — заключил Рэдклифф, как будто этими четырьмя словами исчерпывался весь спор.

— Да, но что бы ты ни говорил, Ден, мы — не крысы. Мы — люди, со своими внутренностями, интеллектом и возможностью, пусть даже небольшой, но все-таки возможностью планировать наше будущее. Придет время, когда чужие пожалеют, что так поступили с нами!

Глава двадцать восьмая

Сегодня непременно будет снег, небо было свинцовым и пасмурным, а ветер пробирал до мозга костей. Фред Джонсон мало обращал внимания на погоду, как и все остальные на светящемся пригорке, он терпеливо ждал. И лишь жалел о том, что не увидит, как будет выглядеть сияющий святой город, когда вокруг вся земля покроется белой снежной мантией.

Хотя к тому времени он уже будет внутри сияния.

Раньше он был обычным инженером. Теперь он был первым и основным учеником Архангела Михаила.

Однажды он из любопытства пришел на собрание благоверных, и один из апостолов пригласил его на частную беседу. Он согласился, потому что хотел убедить их в глупости своих убеждений, но все получилось наоборот. За прозаической чашкой кофе с пончиками он внезапно осознал, что единственным его желанием было попасть в ангельский город. «Покуда не станете вы снова детьми», — гремел Архангел Михаил, и он подчинился. Сегодня Джонсон беспрекословно ждал наравне с остальными Избранными и не мог оторвать глаз от восхитительного представления цветов над равниной, даже не задумываясь, почему он весь был увешан какими-то инструментами: топором, дробовиком и аптечкой, портативной рацией и едой, запасной одеждой и спальным мешком.

Все остальные тоже были нагружены подобными вещами, включая все, что может помочь им выжить где-то в другом месте. Но Джонсон не обращал внимания. Не сможет обратить внимания, пока постгипнотический триггер, заложенный в его подсознание во время частных бесед, не включится под воздействием внешнего стимула.

Тогда он вспомнит, что переход действительно существовал.

Рядом с хижиной неподалеку от Избранных сел вертолет. Из него выскочил Рэдклифф и бодро, чтобы не успеть замерзнуть, пошел к ее дверям.

Когда он вошел, его молча приветствовали кивками. Павел и Наташа были слишком заняты, чтобы отвлекаться на такие пустяки, поскольку занимались мониторингом экрана, подключенного к мощному личному компьютеру Рэдклиффа, на котором отображались текущие цветовые образцы перехода. Уолдрон и Грета только проверяли данные приборов, поэтому могли отвлечься и перекинуться с Рэдклиффом парой слов.

— Что, пришел посмотреть, как они отправятся? — поинтересовался Уолдрон.

— Не совсем, — ответил Рэдклифф. — У меня кое-какие новости от Орландо. Подумал, тебе будет интересно узнать их от меня, а не по радио.

— Орландо? Я думала, он все еще в Австралии, он что, уже вернулся? — спросила Грета.

— Еще нет, сообщение пришло из Кэнверры, его передал Вашингтон. Они успешно добрались до города к 5 утра по нашему времени, и их отчеты вполне радуют.

— Что, еще один? — заинтересовался Уолдрон.

— Даже лучше. На данный момент, они считают, это самый лучший: субтропический климат, растительность, в окрестностях нет никаких больших животных…. Конечно, понадобится еще много времени, прежде чем мы сможем отправить туда людей, тем более, что этот чертов сукин сын Виллерс-Харт старается заполучить свои земли обратно. Но все равно звучит ободряюще.

Уолдрон смотрел в окно на Избранных. Сегодня их было больше, чем обычно, почти сотня.

— Помнишь, когда я впервые увидел Выход… Я впервые побывал в переходе, и был так напуган, что не различал ничего вокруг. До сих пор не знаю, как я попал обратно. И вот через какие-то несколько месяцев у нас уже есть такие крохотные устройства обнаружения пути, что их можно свободно запихнуть в карман. Мне казалось, надежда покинула нас, мы разучились думать и навсегда останемся овощами. Никак не могу поверить в то, что с тех пор мы так много успели.

— Кстати об устройствах обнаружения пути, — произнесла Грета, возвращаясь к списку оборудования, — ты, наверное, слышал, что Павел, подтвердил наличие артефактов Пятого Типа. Люди начинают использовать их в качестве компасов.

— Не слышал, но меня это ничуть не удивляет. Мы слишком долго считали, что чужие далеко превосходят нас в своих технологиях. Хотя можно было догадаться, что и они не совершенны, когда мы поняли, что они тоже могут ломать вещи и выбрасывать их.

Рэдклифф подошел к Уолдрону.

— Кстати, куда они отправляются сегодня? — спросил он, указывая на Избранных.

— Первая команда в Выход Г, — ответил Уолдрон, — Незапланированный поход, но сегодня чистый путь: фиолетовый — соленый — и — эластичный. Охранник там уже 9 недель, если мы не отправим их сегодня, может статься, у нас не будет еще несколько месяцев такой хорошей возможности.

Он посмотрел на настенные часы, они показывали местное время, время по Гринвичу, звездное время, скорректированное время перехода, по которому они определяли вход Избранных, и еще несколько новых ритмов, вычисленных по цикличности изменения цвета экстерфейса.

— Майк что-то опаздывает, — добавил Уолдрон. — Он должен бы быть здесь две минуты назад. Надеюсь, ничего не случилось.

— Я видел по дороге вертолет, — сказал Рэдклифф, — вот и он.

Они посмотрели на серое окутанное облаками небо. Приближение Архангела Майка Конгрива было долгожданным сигналом к действию для Избранных, и они с нетерпением подняли головы. Вплоть до его появления сердца Избранных точили сомнения, что они попадут в небесный город.

Теперь сомнения отбросили прочь. Возбуждение охватило Избранных, и они запели мелодию, которая была специально придумана для усиления их гипнотического состояния.

— А наш Майк-то ничего, — произнес Рэдклифф.

Справедливо, Уолдрон кивнул в ответ. За последние несколько месяцев его мозг был забит данными обо всех входах межзвездного перехода. Даже без устройства обнаружения пути он мог легко повести Избранных сквозь циклические потоки цвета-и-вкуса, звука-и-боли и все остальные. На данный момент он провел почти 14 тысяч людей на восемь различных обитаемых миров.

Что значит — обитаемых?.. Это уже вопрос времени и поколений. Вполне возможно, что разразится чума, а, может, со временем откроется, что материалы чужих имеют какое-то химическое воздействие на человека, его разум, либо возникнет какой-нибудь паразит или хищник… Но все равно это был, пусть даже крохотный, но шанс на долгожданное спасение.

Как и ожидалось, были жертвы: на некоторых плохо подействовал гипноз, и по возвращении они превратились в психов, кого-то с той стороны Входа посчитали опасными, но им удалось улизнуть, и они больше не вернулись. Позже, когда, наконец, появятся оснащение и знание того, что чужие позволят, а что — нет, многие предпочтут испытать судьбу. Пока нет. Слишком много еще надо сделать.

— Черт возьми, немаленькая компания, — проворчал Рэдклифф. — Вы не рискуете, посылая сразу так много людей?

— Думаешь, чужим надоест? — спросил Грета.

— Почему нет?

— Может быть, ты и прав, но с тех пор как мы перестали таскать у них артефакты, они больше не показывались. Думаю, их сложно побеспокоить. Мы тысячелетия жили с мышами и крысами, и убивали их только тогда, когда они наносили нам непосредственный ущерб.

— Да, но предположим, мы сами даже не знаем, что воздействуем на них, — возразил Рэдклифф, — мыши, например, воняют. И за это их травят.

— Все равно надо продолжать, — ворчал Уолдрон. — Я уж лучше рискну, чем поеду в Азию, а ты?

Рэдклифф вздрогнул.

— Ты прав, черт возьми! Когда все начиналось, я подумал, что китайцы просто хотят вытеснить Бушенко, и мир станет спокойней. А потом эти вторжения русских федеральный войск… Сколько пострадало на данный момент? Двадцать тысяч?

— Тишина, пожалуйста, — сказала Наташа, и продолжила в микрофон, — Майк, цвета подходят к образцу Выхода Г, две минуты они будут стабилизироваться, так что у тебя естьшесть минут сорок секунд для того, чтобы закончить свою болтовню и исчезнуть во вспышках рыжего и желтого цвета.

— Отлично! — прошептал он. На шее у Конгрива находился специальный маленький микрофон для сообщений, которые он скрывал от благоверных. Наушники были скрыты под нимбом голубого статического разряда, который Абрамович, смеясь, как гиена, самолично создавал для Конгрива. Нимб прекрасно гармонировал с люминесцентной робой серебряного цвета.

Через мгновение Конгрив начал свою последнюю речь, его голос, прошедший через усилитель, гремел так, что даже здесь, в хижине, в окнах дребезжали стекла.

Абрамович тяжело вздохнул — его работа была закончена — он что-то сказал Наташе, она засмеялась и перевела. За эти несколько месяцев он немного выучил английский, хотя ему было еще далеко до совершенства.

— Павел считает, что он как почтальон на почте, или контролер в аэропорту: постоянно что-то слышит о далеких местах, но никогда так их и не видел, как будто ему слишком мало платят, чтобы он мог уехать в отпуск за границу. Несмотря на то, что его пригласят в Австралию, и проедет через весь мир, он так и не попутешествует на самом деле.

— Он прав, — сказал Уолдрон, — настолько прав, что даже становится грустно. Я собираюсь бросить эту работу. Не очень-то у меня хорошо получается.

Рэдклифф удивленно на него посмотрел:

— Разве ты не побывал там почти столько же, сколько Майк?

— Да-да. Я был и в Выходе Г и видел, как пролетела огромная птица, вроде наших орлов, а оказалось, что это вовсе не птица, а оторвавшаяся крона дерева. И в выходе К я видел гору, которая была не горой, а целой колонией существ, твердых, как мрамор. Я много где был, но слишком чувствителен для этих переходов, слишком легко впитываю сенсорные перекрестные данные. Люису приходится давать мне транквилизаторы, в последний раз у меня на руке появился ожог, и все потому, что кто-то громко закричал.

— Правда? — недоверчиво спросил Рэдклифф.

— О, да! У меня рана была размером с ладонь. Сейчас уже зажила, но все равно… Я хочу бросить и присоединиться к Избранным.

— Да и я тоже, — согласилась Грета, откладывая свои листы в сторону, — завтра пойду к Льюису, хочу узнать, подхожу ли я для гипноза, сейчас вроде это уже не так важно, когда у них появились медицинские средства.

— Черт возьми, — ворчал Рэдклифф, — знаете, что? Вы оказались еще большими крысами, чем я.

— Ты никуда не поедешь? — спросила Грета.

— Я? Мне больше по нраву долгосрочные проекты. Лучшее, что нам предстоит, это ползать в ногах у чужих и разводить колонии, пока однажды им не надоест, и они не стерилизуют планету, но тогда у нас все еще останется шанс, что где-нибудь на другой планете будут жить наши дети. Хотя, если все это случится… Смотрите, что мы сделали с собственным домом. Черт возьми, нам нельзя больше совершать подобные ошибки, не так ли? Так что лучше, если люди вроде меня останутся позади.

Он замолчал на мгновение, а потом, как будто устыдившись, что говорил так откровенно, запахнул полы своего пальто, завернулся в него и сказал:

— Пожалуй, мне пора идти, в вертолете меня ждут Мора с малышом.

Дверь захлопнулась.

— Тебе не кажется, что Ден как-то изменился? — спросил Уолдрон, понизив голос.

— Да мы все изменились, Джим, — ответила Грета, — даже такая хрупкая надежда как-то меняет людей.

— Думаю, что не в этом дело, — он нахмурился, стараясь подобрать нужные слова, — мне кажется, мы отчаянно пытались сделать мир таким, каким его знали, мы даже чужих пытались сравнить с нашим миром: Ден со своими крысами, Орландо с оккупированными крестьянами, Льюис с бушменом в современном городе… Наконец-то мы стали признавать, что мир уже больше не тот. Он ни на что не похож. Как это? Нас заставили стереть наше прошлое. Мы считали, что мы одни во Вселенной, теперь мы знаем, что ошибались. Мы отрицали, что у других звезд есть планеты, теперь мы можем по ним ходить собственными ногами. Это новая точка отсчета, все, что было раньше, было стерто. Теперь единственное, что имеет значение, это будущее.

Уолдрон замолчал, его никто не слушал. Все внимательно наблюдали за долиной. Один за другим, уверенно следуя за ведущим их Архангелом, Избранные шли навстречу своей судьбе в неизвестный мир, которому еще даже не успели дать название.

Когда последний из них растворился в непостижимой паутине энергетических сил, сжимающих межзвездное пространство до размеров утренней прогулки, Уолдрон посмотрел Грете в глаза.

— Ты уже решила, куда отправишься?

— Да.

— Ты не против, если я составлю тебе компанию?

— Неплохая идея.

Улыбаясь, он откинул голову на спинку стула и подумал крысы забираются на корабли… Похоже, не то. И я собираюсь сделать то же самое, только я сделаю это как человек.

Шел давно всеми ожидаемый пушистый снег.

1

Кеч — небольшое двухмачтовое судно.

(обратно)

Оглавление

Межгалактическая империя

  Престол Эсконела

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

    VIII

    IX

    X

    XI

    XII

    XIII

    XIV

    XV

    XVI

    XVII

    XVIII

    XIX

    XX

    XXI

    XXII

    XXIII

    XXIV

  Человек из Великой Тьмы

    Пролог

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

    VIII

  Распутница с Аргуса

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

    VIII

    IX

Планета в подарок

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

Небесное святилище

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

Работорговцы космоса

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

Чудовище из Атлантики

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТАЙНА

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    ГЛАВА ВТОРАЯ

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    ГЛАВА ПЯТАЯ

    ГЛАВА ШЕСТАЯ

    ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    ГЛАВА ВОСЬМАЯ

    ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

    ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ: УЖАС

    ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

    ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Эра чудес

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

*** Примечания ***