Лабиринт (СИ) [Terra 33] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть I. Глава 1. Авария ==========

Музыка отбойным молотком била по барабанным перепонкам, не позволяя расслышать ничего, кроме низких, тяжёлых басов. Мигающая подсветка слепила глаза до болезненной рези даже сквозь ладонь. Воздух был наполнен сладковато-приторной смесью запахов: спиртное, сигаретный дым, возбуждение полуголых тел — всё это, наложившись одно на другое, оседало в носоглотке, вызывая головокружение и тошноту. Люси, решительно отставив на низкий столик стакан с ядовито-зелёным напитком, который медленно цедила уже почти час, поднялась и начала протискиваться к выходу, брезгливо отстраняясь от случайно прижимавшихся к ней плотнее, чем другие, гостей. Уже почти у самой двери её неожиданно схватили за руку и дёрнули обратно в толпу, тут же по-хозяйски облапав ягодицы.

— Ну, куда же ты? — жарко шепнули на ухо, обдавая пропитанным алкоголем дыханием. — Вечер только начался.

— Рен… — выдохнула Люси, без труда опознав своего кавалера.

— Да, крошка, — молодой человек прижался к ней сильнее, забираясь под кофту и начиная поглаживать чувствительную кожу спины холодными, чуть подрагивающими пальцами.

— Не называй меня так, — обречённость в девичьем голосе сменилась раздражением, уже привычным и потому не стоящим внимания. Рен, словно не замечая упёршихся ему в грудь ладоней, продолжал свои действия, присовокупив к ним облизывание ушной раковины девушки. — Перестань! — дёрнув головой, чтобы уйти от неприятной ласки, Люси задержала дыхание и торопливо потёрлась ухом о плечо, стремясь стереть с кожи чужую слюну.

— Я так соскучился, крошка, — засопел ей в шею парень. — Ты же не оставишь меня сегодня без сладкого? — потёршийся о бедро возбуждённый член «мягко» намекнул, о каком десерте её просят.

— Не здесь, — девушка, развернувшись, всё же смогла покинуть комнату, но в тёмном коридоре её снова сгребли в охапку и куда-то потащили. Не успела она возмутиться, как под ней скрипнула кровать, оповестив, что они оказались в гостевых апартаментах. Рен тут же полез ей под юбку, задышал рвано, чертыхаясь, дёргал одежду. Люси не сопротивлялась, хотя в слова «не здесь» она вкладывала совсем другой смысл. Однако покорно позволяла раздевать себя, решив, что легче отдаться, чем объяснять, почему она не хочет сейчас заниматься сексом, а потом вымаливать прощение у обиженного в лучших чувствах парня. Через несколько минут всё кончится, и можно будет уехать домой, принять горячую ванну и лечь спать. День сегодня выдался отвратительный: внеплановый тест по одной из её нелюбимых дисциплин, неприятный разговор с родителями, проколотое колесо и заблокированная банковская карточка. А к вечеру к этому добавилась головная боль. Лучше было, наверное, остаться дома, но Люси позволила Рену уговорить себя пойти на вечеринку, организованную кем-то из потока, надеясь, что это поднимет ей настроение. То почему-то улучшаться отказывалось, скатившись ещё ниже. Поэтому пьяные домогательства молодого человека не вызывали ничего, кроме желания, чтобы Рен не надумал устроить из быстрого перепихона нечто более грандиозное. С него станется — после пары стаканов он превращался в нечто непредсказуемое, и Люси ещё ни разу не удавалось угадать, чего от него ожидать.

Они были знакомы около полугода. Случайная встреча на парковке перед супермаркетом, подкреплённая парой тяжёлых пакетов и любезно придержанной дверью, переросла сначала в ненавязчивое ухаживание, а затем, когда Люси исполнилось восемнадцать, в более тесное общение. Рен Акацки, смуглый Аполлон с томным взглядом тёмно-карих, почти чёрных глаз, быстро и легко вошёл в её жизнь, получив на свои действия негласное одобрение родителей девушки. Не то чтобы мистер и миссис Хартфилии спали и видели этого молодого человека своим зятем, но изящные манеры (которые, впрочем, достаточно быстро исчезали, стоило только Рену покинуть их дом) и честолюбивые планы на будущее вкупе с немаленьким состоянием четы Акацки, делали этот брак вполне возможным. Люси же принимала их отношения хоть и без особого энтузиазма, но вполне спокойно — она пока не строила планов на будущее, не мечтала о собственной семье, просто текла по течению, безвольно ожидая, когда её прибьёт к какому-нибудь берегу, тем самым решив за неё её же судьбу. Иногда Рен вызывал в душе достаточно тёплые чувства, иногда — как сейчас — раздражение пополам с брезгливостью, но она не гнала его, терпеливо снося закидоны Акацки любой степени тяжести.

Рен, отстранившись, дёрнул молнию на джинсах, но бегунок, направляемый неуверенной рукой, прихватил ткань и застрял. Эта ситуация неожиданно развеселила Акацки — откинувшись на спину, он затрясся в приступе беззвучного хохота, раскинув руки в стороны и вперив в потолок горящий, расфокусированный взгляд.

— Что с тобой? — Люси, приподнявшись на локтях, попыталась при тусклом свете единственной включённой в комнате лампы рассмотреть его лицо. — Рен? — она потрясла парня за плечо и невольно отшатнулась, услышав громкое прысканье. — Господи, да ты обкурился!

— Всего один косячок, крошка, — «успокоил» её молодой человек. — Чисто чтобы расслабиться.

— Кажется, ты перестарался, — поморщилась Люси.

— Ой, не зуди, — скорчил унылую гримасу Рен. — Терпеть не могу, когда ты такая. Лучше иди сюда, — он перетащил девушку на себя, усадил сверху и, поёрзав, поддал бёдрами вверх: — Давай, крошка, сегодня твоя очередь держать активную позицию. А я подержусь за кое-что другое, — Акацки, гаденько ухмыльнувшись, ухватился за обнажённую грудь Люси и помял её пальцами. — Класс! Можно побибикать, — эти слова вызвали у него новый приступ смеха. А вот его «игрушка», наоборот, потеряла последние крохи терпения.

— Хватит! — Люси, хлопнув парня по рукам, слезла с него и потянулась за своей одеждой. — Я не буду с тобой заниматься любовью, когда ты в таком состоянии. Это мерзко.

— Пф-ф… «Ме-ерзко», — передразнил её Рен. — А отсасывать мне в машине тебе было не мерзко?

— Что-о?.. — все слова вдруг словно закончились, оставив в голове звенящую, горькую пустоту. — Да… да я никогда…

— Что, ни разу? — уточнил Акацки. — Значит, это была не ты, — он философски пожал плечами и вновь уставился в потолок, считая разговор законченным.

Люси, закусив дрожащую губу, молча смотрела на него. Рен изменил ей и, возможно, не один раз, но совершенно этого не стыдился. Она не знала, чего ей в этот момент хотелось больше: наброситься на своего (своего ли ещё?) парня и поколотить его от души или как можно быстрее покинуть это пропахшее развратом место, забиться куда-нибудь в уголок и дать волю слезам. И пусть отношения между ними складывались далеко не идеально, Люси всё равно было больно. Вряд ли Рен завтра вспомнит об этом разговоре, она же точно не собиралась делать вид, что ничего не было, и непременно потребует если не извинений (как будто через силу промямленное «Прости» может устранить факт измены и загладить вину), то объяснений. Даже если ей будет неприятно узнать правду. Лучше перетерпеть нелицеприятный разговор, чем всю жизнь считать себя дурой. Что же касается прощения… Люси не была уверена, сможет ли дать Акацки ещё один шанс — об этом сейчас не хотелось даже думать. Как и видеть его. Может быть, через неделю, а то и позже, когда она немного успокоится и найдёт в себе силы не только выслушать Рена, но и посмотреть на эту ситуацию непредвзято, со стороны. В данный же момент ей хотелось просто побыть одной. Но для этого надо для начала одеться, а потом уйти — молча, никому ничего не объясняя.

Люси поспешно надела трусики, даже не разобрав толком, на ту ли сторону, и собиралась заняться верхней частью гардероба, когда покрывало в изголовье кровати зашевелилось и отползло в сторону, явив этому миру заспанную, помятую физиономию. Окинув парочку печальным взглядом, внезапно появившийся третий участник их реалити-шоу «Испорть вечер по-крупному» меланхолично поинтересовался:

— Так вы че, трахаться не будете, что ли?

Хартфилия повторно за сегодняшний вечер потеряла дар речи. Единственное, что она сделала (чисто инстинктивно, даже не отдавая себе отчёта) — прикрыла обнажённую грудь кофточкой, продолжая во все глаза смотреть на нарушителя их с Реном тет-а-тета. Акацки, видимо, тоже заинтересовался его личностью, потому что, приподнявшись на локтях, окинул незнакомца расфокусированным взглядом и неожиданно радостно воскликнул:

— О, Тилм! Какими судьбами?

— Да вот… — начал объяснять тот, окончательно выбираясь из-под покрывала. — Разморило малость, решил прикорнуть полчасика, а тут вы ввалились. Ну, я и решил спрятаться, чтобы вам настрой не сбить.

— А вылез-то чего? — продолжал расспросы Рен.

— Отлить приспичило, — равнодушно зевнул Тилм. — А раз вы всё равно передумали…

Акацки расхохотался, не дав ему закончить. Тилм слез с кровати и, почёсываясь на ходу, скрылся в туалете, не удосужившись даже как следует закрыть за собой дверь. Донёсшиеся оттуда звуки заставили Люси содрогнуться от отвращения. И заодно, как ни странно, вспомнить этого парня. Потому что Ив Тилм всегда отличался безукоризненным внешним видом и безупречным поведением. Они не общались тесно, лишь пересекались на лекциях, даже не здороваясь. Но Хартфилия помнила его вечно любезно улыбающуюся физиономию и уложенную волосок к волоску причёску. И вдруг… такое. У них что, всеобщее помешательство сегодня? Рен, Ив… Да и она сама, кстати, тоже. Согласиться на быстрый секс в чужом доме — это так на неё не похоже. Как же хорошо, что у них с Реном ничего не вышло — сгорела бы со стыда потом. Хотя и сейчас ощущения были не из приятных.

Между тем Тилм выбрался из туалета, отдёрнул рубашку и, в упор смотря на Люси, даже не замечая её смущения и неприглядности создавшейся ситуации, попытался извиниться:

— Ну, это… простите что ли…

— Да ладно, не парься, — снова перебил его Акацки. — Мы не в обиде. Это было весело.

Ив мотнул головой — то ли соглашаясь, то ли прощаясь — и побрёл к выходу. Как только за ним закрылась дверь, Люси начала лихорадочно одеваться — пока Тилм был в комнате, она так и просидела, прикрываясь кофтой.

— «Весело»? Тебе было весело? — дрожащим голосом шептала она, путаясь в лямках лифчика. — Какой-то левый парень увидел твою девушку голой и едва не поприсутствовал при… самом главном, а всё, что ты ему на это сказал — «Мы не в обиде»?

— Тилм не левый, — почему-то обиделся Рен. — Он свой в доску. Ну, чего ты, крошка? — Акацки сел, попытался притянуть к себе сопротивляющуюся девушку. — Подумаешь, Ив увидел тебя раздетой. Он же не собирался присоединяться к нам. Хотя это идея, — Рен сумел-таки уронить Люси на кровать, навалился сверху, но Хартфилия, отчаянно брыкаясь, умудрилась каким-то чудом сбросить его с себя. Они лежали на краю, поэтому парень, откатившись, свалился на пол.

— Сволочь, — Люси, не обращая внимания на матерящегося Рена, торопливо натягивала на себя одежду — не выскакивать же в коридор полураздетой? Кто знает, какие ещё извращенцы там бродят. — Видеть тебя больше не хочу.

Не дожидаясь ответа, она выбежала из комнаты и бросилась к входной двери. В этот раз её никто не задержал, и уже через минуту Люси вдыхала полной грудью холодный, пропитанный влагой надвигающегося дождя октябрьский воздух, пытаясь сдержать рвущуюся наружу истерику. Домой, немедленно! А завтра, прямо с утра, написать этому козлу, что она больше не желает иметь с ним ничего общего. Такой парень ей не нужен.

Люси уже дошла до машины, когда в кармане зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама». Пришлось сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем принять вызов.

— Я у Дженни, — ложь сейчас не казалась таким уж страшным грехом. Гораздо опаснее, если миссис Хартфилия заподозрит что-то неладное — расспросов Люси сейчас точно не выдержит. — Уже еду домой, правда, не волнуйся.

Выслушав вполуха мамины наставления, она устроилась на водительском сиденье и резко повернула ключ зажигания. Мотор раздражённо чихнул, выражая недовольство столь пренебрежительным к себе отношением, но всё же низко заурчал, набирая обороты. Не давая ему прогреться, Люси крутанула руль, трогая машину с места.

Трасса была пуста. Редкие фонари задумчиво смотрели вслед летящему по дороге автомобилю. Хартфилия гнала на предельно возможной скорости, часть смаргивая застилавшие глаза слёзы. К обиде и разочарованию в одном конкретном человеке примешивалась жалость к себе — как она могла так ошибиться в Рене? Неужели она совсем ничего не значила для него, что он позволил себе обращаться с ней таким отвратительным образом? А ведь она верила ему. Теперь же все её чувства оказались в один миг растоптаны и опорочены. Обнародованный факт измены вместе с поведением Акацки и его реакцией на присутствие Тилма могли в итоге привести лишь к одному — разрыву их отношений. Другого решения здесь быть не может.

Между тем погода окончательно испортилась: дождь, слегка моросивший когда Хартфилия садилась в машину, разгулялся, обрушивая на лобовое стекло целые потоки воды. Дворники едва успевали справляться с ней. Видимость снизилась; пришлось сбросить скорость, но это помогло мало. Люси уже подумывала о том, чтобы остановиться и переждать немного, пока ливень утихнет, но впереди уже замаячил Мост Дьявола — до дома оставалось совсем ничего. Девушка выдохнула сквозь стиснутые зубы и покрепче вцепилась в руль.

Это место пользовалось в городе дурной славой. Не проходило и месяца, чтобы здесь не случалась хотя бы одна крупная авария со смертельным исходом, не говоря уже о мелких столкновениях. Каждый уважающий себя самоубийца, желающий проститься с жизнью поэффектнее, приходил именно на мост. Однако быстро и относительно безболезненно совершить этот акт получалось далеко не у каждого. Что бы не выбирал человек: броситься под колёса проезжающей мимо машины, повеситься на опоре или ласточкой нырнуть в тёмную, полную подводных камней речушку — смерть, как правило, была долгой и мучительной. Всегда случалось нечто, необъяснимое и мистическое, что продлевало агонию несчастного. Но это лишь подогревало интерес к этому месту и привлекало сюда всё новые толпы страждущих отправиться в мир иной. Люси помнила о дурной славе моста, получившего такое говорящее название, поэтому поневоле усилила бдительность.

Она уже почти миновала его, когда правый глаз нестерпимо зажгло — очевидно, в него попала тушь. Люси быстро заморгала, надеясь, что слеза смоет соринку, но это не помогло. Тогда она потёрла веко пальцем, на пару секунд отвлёкшись от дороги. Подняв голову, она едва не закричала от ужаса: в нескольких метрах от переднего капота стоял человек. Скорее всего, он прятался за бетонной опорой, поэтому она и не заметила его раньше. Люси резко нажала на тормоз и дёрнула руль влево, пытаясь развернуть машину и так уйти от столкновения. Однако мокрое дорожное покрытие не дало автомобилю остановиться — его завертело и потащило в сторону, пока не впечатало в столб.

Удар оказался сильным. Люси бросило вперёд, на руль, приложив лбом и грудью, а потом откинуло назад, на спинку сиденья. Сознание она не потеряла, но какое-то время сидела, не шевелясь, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Получалось плохо — из-за острой боли за грудиной ей удавалось делать лишь короткие поверхностные вдохи, отчего от недостатка кислорода голова стала кружиться ещё больше. В салоне вдруг стало нестерпимо душно, поэтому Люси дрожащими пальцами, ломая ногти, кое-как отстегнула ремень безопасности и, стараясь не делать лишних движений, вылезла из машины.

Ливень обрушился на неё, будто она встала под открытый до упора кран. За несколько мгновений одежда промокла насквозь, но зато холодная вода помогла ей немного прийти в себя. Она осмотрелась, пытаясь найти того, кому так невовремя приспичило покончить с собой. Однако в поле зрения никого не оказалось. Пришлось обойти машину. Только тогда Люси удалось заметить в стороне, около железных стропил, что-то отдалённо напоминающее человеческую фигуру. Идти туда совершенно не хотелось, но другого выхода не было — нужно посмотреть, что случилось с этим камикадзе, возможно, ему нужна помощь.

Двадцать шагов дались с трудом. Пройдя их, Люси замерла, словно наткнулась на невидимую преграду. Тело одеревенело — от холода ли, от увиденной картины? Ноги подогнулись, увлекая свою хозяйку вниз; ладони зажали рот в стремлении не дать вырваться наружу хриплому, душераздирающему крику.

У железной балки, прижавшись к ней спиной, стоял мужчина. Голова его была опущена, руки безвольно свисали вдоль тела. Со стороны казалось, что человек устал и просто решил отдохнуть, оперевшись о ржавую конструкцию моста, да так и задремал стоя.

Люси тоже хотелось в это поверить. Но торчавший из груди незнакомца тонкий витой прут арматуры, с которого медленно капала густая, казавшаяся чёрной в красном свете задних габаритных огней кровь, не оставил ей на это ни малейшего шанса.

========== Глава 2. Тюрьма ==========

Сильный тычок в спину заставил Люси по инерции сделать пару шагов вперёд, пребольно стукнувшись коленкой об угол кушетки.

– Раздевайся! – рявкнул грубый голос. Когда одежда скорбной горкой легла на обтянутую дерматином лавку, ей приказали подойти ближе, осмотрели со всех сторон, проверили вены на обеих руках, залезли в рот, оставив на языке противный привкус резины. Потом отправили в соседнюю комнатушку. Здесь пришлось снять и последнюю часть гардероба, забраться на допотопное, шатающееся от любого движения гинекологическое кресло.

– Девственница? – уточнила подошедшая женщина в белом халате.

– Нет…

Толстые пальцы без предупреждения вторглись во влагалище, бесцеремонно покопались там и, выйдя, толкнулись ниже, в задний проход [1]. Люси закусила губу, вцепилась дрожащими руками в обжигающе холодные металлические детали кресла, зажмурилась что есть силы, борясь с паникой. Унизительно, больно, страшно. Проснуться бы, стряхнуть с себя липкий кошмар, вернуться в реальность… Невозможно. Мир перевернулся вверх ногами, вывернулся наизнанку, почернел, вымер, превратившись в выжженную постапокалипсическую пустыню. Когда-то давно, на одной из воскресных проповедей, священник рассказывал о Преисподне и тех муках, что ожидают грешников после смерти. Для неё Ад начался уже при жизни.

Ей позволили одеться, повели по серому, бесконечному коридору, приказали остановиться у двери, из которой, стоило ей открыться, пахнуло влажным теплом. Здесь снова пришлось снять с себя все вещи, убрать их в пакет и только после этого, прихватив мыло и застиранное полотенце, пройти в душевую.

Вода была чуть тёплой. Люси максимально открутила вентиль, стала водить по телу коричневым, горько пахнущим куском щёлочи, которое почти не давало пены. Пальцы подрагивали; мыло так и норовило выскользнуть из них и в конце концов всё же смогло сбежать, откатившись по полу почти в самый угол кабинки. Люси опустилась на корточки, но вместо того, чтобы достать его, уткнулась лицом в колени, затряслась – то ли от холода, то ли от свалившегося на голову осознания произошедшего.

Она с трудом помнила, что творилось тогда на мосту. В памяти отпечатались лишь обрывки – бессвязные, нереальные: капающая с прута кровь, завывание сирен, щёлкнувшие на запястьях наручники, стоящий перед ней на столе пластиковый стаканчик с горячей безвкусной бурдой, ослепительные вспышки фотокамеры, чёрные, словно измазанные в саже, подушечки пальцев. Люси безропотно делала всё, что говорили: отвечала на вопросы, ходила, подписывала бумаги. Все звуки сливались в однообразный гул, предметы теряли очертания, расплывались. И только когда в этом колышущемся мареве чётко проступили лица родителей, она не выдержала: сорвалась с места, попыталась убежать, отбивалась от тянущихся к ней рук, умоляла, кричала… Потому что не хотела, чтобы родные лица стали частью кошмара. Прижатый к плечу электрошокер пропустил через тело заряд небольшой силы, отправляя её в почти счастливое забытьё.

Когда Люси в следующий раз смогла осознавать реальность, перед ней сидел благообразный старичок с пышными белыми усами. Он представился мистером Дреяром, адвокатом, сказал, что будет представлять её интересы, пытался внушить ей уверенность на хороший исход дела. Люси ему не верила. Не могла поверить – в тот момент на это просто не было сил. Они все, без остатка, расходовались на самые элементарные действия – есть, спать, дышать. Наверное, поэтому она и отказывалась от свиданий с родителями, боясь, что, увидев их, элементарно сойдёт с ума.

Адвокат старательно выстраивал линию защиты, пытаясь доказать, что погибший сознательно бросился под колёса её автомобиля. Если бы удалось найти подтверждение этому факту, с неё сняли бы все обвинения. Но записки самоубийца не оставил, лекарства никакие не принимал, на приёмы к психологу не ходил, а потерю работы и развод с женой суд не счёл за вескую причину покончить с собой. Обнаруженный же в крови Люси алкоголь, пусть и в небольших количествах, и пара штрафов за превышение скорости перевесили чашу весов слепой Фемиды не в её пользу, приведя в итоге к пяти годам заключения.

Тогда, в зале суда, услышав приговор, Люси так до конца и не осознала всей серьёзности создавшегося положения. Тюрьма была для неё одной из тех страшилок, которыми принято пугать неразумных детей – далеко, нереально, не про меня. Она жила в святой уверенности, что уж с ней-то, прилежной дочерью умеренно строгих, но любящих родителей, не может случиться ничего из того, что передают в ежедневных новостях. Аварии, земные катаклизмы, болезни и бедность обходили её стороной, позволив вполне комфортно дожить до восемнадцати лет. Люси думала, что так будет продолжаться и дальше. И лишь пройдя унизительный осмотр и сменив свою одежду на тюремную робу, она поняла, как ошибалась, насколько беззащитна оказалась перед жизненными обстоятельствами и Судьбой, уготовившей ей столь тяжкие испытания.

– Ты там не утонула? – вывел её из прострации голос охранницы. – Шевелись давай. Это тебе не курорт.

Пришлось торопливо смывать мыло, вытираться полотенцем, почти не впитывающим воду, впопыхах натягивать на сырое тело мешковатый костюм. Мокрые волосы прилипли к шее, неприятно холодя кожу. Подхватив нехитрый скарб в виде зубной щётки и пары смен нижнего белья, Люси заняла своё место в шеренге таких же заключённых: их ждал последний шаг в новую жизнь – распределение по камерам.

Та, в которой разместили Люси, была рассчитана на четырёх человек. Две двухъярусные кровати, узкий шкаф для вещей, унитаз и раковина – ничего лишнего, доведённый до абсурда аскетизм, упакованный в каменный мешок размером в сто квадратных футов[2]. Сокамерницы почти не обратили на неё внимания, кроме одной – миловидной, смешливой девушки, почти девочки, с рыжими, коротко стриженными волосами. Она представилась Миллианной; на сказанное Люси робкое, едва слышное «Здравствуйте» отреагировала столь радостно и бурно, что Хартфилия испуганно отшатнулась от неё, прижавшись спиной к решётке. Миллианна тут же надулась, забилась в уголок своей лежанки и, обняв подушку, что-то раздражённо забурчала себе под нос. Однако уже через несколько минут к ней вернулось хорошее настроение, что заставило её снова начать оказывать новенькой всё возможное внимание. Люси от неё уже не шарахалась, но и в разговор не ступала, отделываясь, где можно, жестами, где нет – односложными ответами и ничего не рассказывая о себе. Зато Милли (как она просила себя называть) буквально за один день поведала ей всю свою жизнь, с рождения до сегодняшнего дня, без стеснения или сожаления вспоминая даже самые неприятные моменты.

Родителей Миллианна не знала. Её растила тётка, женщина странная и непредсказуемая. У неё были весьма своеобразные взгляды на воспитание детей, зависящие прежде всего от её настроения, поэтому девочка то неделями была предоставлена самой себе, то попадала в ежовые рукавицы. Соседи и социальные службы к судьбе ребёнка относились с ледяным спокойствием: обут, одет, накормлен, школу посещает, что ещё надо? Приюты переполнены, а бюджет у государства не резиновый, чтобы тянуть из него на ещё одного иждивенца. Легче выдавать опекуну небольшую сумму, именуемую в ведомостях материальной помощью (то, что этих денег хватало от силы дней на десять, никого не волновало), чем заниматься делом Милли, пытаясь доказать, что с девочкой плохо обращаются, и устраивать её судьбу более приемлемым образом.

К концу жизни тётка окончательно выжила из ума и принимала племянницу за одну из двадцати кошек, населявших к тому моменту дом. Очевидно, её сумасшествие, вопреки устоявшемуся мнению, всё же оказалось заразно, потому что ничем другим поведение Миллианна объяснить было нельзя – она с удовольствием подражала пушистым питомцам: мурлыкала, ходила на четвереньках, чуть ли не ела с ними из одной миски. Именно эта безумная любовь и стала причиной совершённого ею преступления: девушка увидела, как соседские мальчишки забивали камнями бродячего кота; она попыталась вступиться за несчастное животное, но словесные увещевания на хулиганов не подействовали. Тогда Милли перешла к активным действиям. Её арестовали возле второго трупа. Суд признал кошатницу вменяемой и отправил за решётку, по иронии судьбы всё же заставив государство взять девушку на своё иждивение.

Тюрьма никак особо не повлияла на Миллианну – она оставалась такой же жизнерадостной, заводной, милой, легко обижалась на малейшую ерунду, но столь же быстро забывала все обиды и просто искрилась дружелюбием и участием. Их отношения с Люси нельзя было назвать дружбой в прямом смысле этого слова, слишком разными они оказались и по характеру, и по жизненному опыту, и по отношению к тому, что с ними произошло: если Хартфилия переживала отчаянно, остро, мучительно, то Милли относилась к своему положению гораздо проще, совершенно не сожалея о содеянном. Однако их общение, вернее, почти постоянное преследование со стороны кошатницы, странным образом не давало Люси полностью уйти в себя, что ещё больше могло усугубить и без того тяжёлое душевное состояние.

Вторым человеком, который периодически встряхивал образовавшееся в душе Хартфилии болото, была Кёка Рейсейтен. Только отношения с ней были кардинально противоположные.

Их первое столкновение произошло на следующий же день после прибытия Люси в тюрьму. Кто-то толкнул её, когда она шла по проходу в столовой. Хартфилия налетела на стол, за которым сидела Кёка, и тот покачнулся, расплёскивая суп и чай.

– Извините, – тут же пролепетала Люси, сжимаясь под взглядом Рейсейтен. Та ничего не ответила, но теперь при каждом удобном случае пыталась как-нибудь задеть её. Хартфилия терпеливо сносила тычки и затрещины, предпочитая уходить от конфликта, а не разрешать его. Однако рано или поздно в любой ситуации наступает кульминация.

В тот день она пришла в столовую одновременно с Кёкой. Обычно Люси по возможности делала это раньше или позже, чтобы не остаться без своей порции – Рейсейтен всегда что-нибудь отбирала или портила из её еды, если им доводилось столкнуться. Увидев, что Кёка стоит у раздачи, Хартфилия невольно замедлила шаг, чтобы их разделило хоть несколько человек, но шедшая рядом с ней Миллианна потянула её за руку, и они оказались сразу за Рейсейтен. Та даже не повернула в их сторону головы, но у Люси вдруг засосало под ложечкой – что-то должно было случиться.

Они дошли почти до самого края раздаточного стола, когда стоящая между ней и Кёкой Милли, без умолку тараторящая, вдруг замолчала. Хартфилия, потянувшаяся в это время за булочкой, обернулась к сокамернице, но смогла заметить только спину уходящей Рейсейтен. Выяснять, что случилось, Люси не стала – настроение у кошатницы менялось и само по себе, сто раз на дню. Сейчас причиной поджатых губ мог стать чересчур горячий суп или ненавистные макароны, и это не стоило того, чтобы вдаваться в долгие расспросы.

Впрочем, Миллианна сама не смогла долго молчать. Стоило им занять место за столом, как она начала бурчать себе под нос, периодически переходя на тихие всхлипы. А когда Люси попыталась утешить её, громким шёпотом поведала о своём горе: сегодня был четверг, а значит, вместо яблочного им иногда давали любимый Милли апельсиновый сок. Вот только насладиться им она не сможет, потому что Кёка забрала с её подноса разноцветную коробочку. Естественно, кошатница не стала качать права, но и молча проглотить обиду у неё не получилось – апельсиновый сок Миллианна любила почти так же сильно, как кошек.

Люси задумалась. Имей она возможность, то просто отдала бы сокамернице свою коробочку. Но ей не достался даже яблочный, а компот с ошмётками фруктов по вкусу больше напоминал помойную воду после того, как в ней несколько раз прополоскали половую тряпку. Даже чай был не в пример лучше. Конечно, Милли не умрёт от того, что не выпьет сегодня любимый напиток, однако в их теперешнем существовании и так было ничтожно мало радостей. Да ещё вдруг неожиданно накатило воспоминание, как мама в детстве по утрам отжимала для неё сок. Люси резко выдохнула и поднялась со своего места.

Кёка её появления сначала словно бы и не заметила. Лениво доела первое и лишь затем грубо бросила:

– Чего тебе?

– Пожалуйста… верни Милле сок, – шалея от собственной наглости, негромко попросила Люси.

– С какой радости? – хмыкнула Рейсейтен.

– Я… я буду отдавать тебе свой. И булочки. Неделю.

– Месяц, – внесла коррективу в её предложение Кёка. Хартфилия кивнула. Рейсейтен довольно оскалилась: – Забирай, – и бросила коробочку на пол.

Люси знала, что нельзя поворачиваться спиной к рычащим, готовым броситься на тебя собакам – они примут это за слабость и попытку сбежать. Поэтому непременно постараются напасть, впиться клыками, захлёбываясь своей слюной и чужой кровью. Кёка и её прихвостни были людьми, но поступили так же: поставили подножку, обступили, стали пинать ногами, молча и яростно. Пока в дверях не показалась, размахивая дубинками, охрана. Тогда народ прыснул в разные стороны, как потревоженные ярким светом тараканы, затаился, упорно отводя глаза. Люси осталась лежать на полу; из разбитого носа хлестала кровь, рёбра ныли, не давая нормально дышать, опухающий левый глаз почти не видел – кто-то умудрился попасть ей ботинком по лицу. Но пришлось, повинуясь командам и с трудом сдерживая стоны, встать на ноги – никто не собирался оказывать ей даже маломальскую помощь.

Хоть в лазарет отвели – и на том спасибо. Врач – не тот, что осматривал в день приезда – ощупал наливающиеся синяки профессионально-жёсткими пальцами, поставил диагноз «Не смертельно» и занялся лицом.

– Кто тебя так? – полюбопытствовал он. Люси на секунду встретилась взглядом с равнодушными, голубыми, как небо, глазами:

– Упала.

– На чей ботинок?

– На свой, – она понимала, что называть имена нельзя – тогда в следующий раз её просто убьют. А так ей грозит всего лишь карцер.

– А ты часом размером не ошиблась, Золушка? – продолжал балагурить эскулап. – Судя по отпечатку на твоей щеке, ты в этот ботинок целиком поместишься.

Люси оставила этот и все остальные его комментарии без ответа. Доктор, как ни странно, не обиделся, сказал охране, что оставит заключённую на несколько дней в лазарете, сам отвёл в пустую, гулкую палату, спросил неожиданно: – Голодная?

Хартфилия кивнула, хотя сейчас её мутило и даже думать о еде было неприятно. Но принесённые чай с бутербродом послушно съела, потом забралась под тонкое одеяло и попыталась уснуть, гадая, чем было вызвано такое к ней участие.

А ночью зашарившие по телу сильные, жадные руки всё расставили по своим местам. «За добро нужно платить», – ухмыльнулся склонившийся над ней мужчина. Люси не стала сопротивляться. Какой в этом смысл? Доктор в любом случае получил бы то, за чем пришёл, а после всего, пережитого ранее, подобное унижение уже не казалось страшным.

Она провела в лазарете неделю. Голубоглазый врач наведывался каждую ночь. В день выписки, что-то быстро настрочив в карте, он сказал ей на прощание, заговорчески подмигнув:

– Захочешь ещё поболеть, только скажи.

Люси едва не передёрнуло от отвращения: хотя днём её никто не беспокоил, да и еда оказалась не в пример лучше той, которой их кормили, добровольно ещё раз подкладываться под доктора за такие блага у неё не было ни малейшего желания.

Миллианна встретила её столь же восторженно, как и в день знакомства. Попеняла за долгое отсутствие, словно Хартфилия уезжала без неё на курорт, поахала над начавшим сходить синяком, охотно поделилась новостями. Отвыкшая за неделю тишины и покоя от её болтовни, Люси уже хотела вздохнуть с облегчением, когда Милли собралась убежать на баскетбольную площадку (они как раз были на прогулке), но сокамерница вдруг резко передумала и снова опустилась на лавку рядом с ней, обняв себя руками за плечи.

– Что случилось? – спросила Хартфилия.

– Тихо! Тш-ш-ш! – зашипела кошатница. – Там Вестники.

– Кто? – Люси заозиралась вокруг, ища глазами то, что могло так сильно напугать Милли. Искомое нечто обнаружилось за спиной, на верхней галерее, откуда за заключёнными наблюдала охрана – трое мужчин в строгих костюмах цвета мокрого асфальта. Они напоминали роботов: острые складки на брюках, точённые треугольники плеч, резкие черты лица, угловатые, механические движения.

– Не оборачивайся! – схватила её за руку Миллианна. – Это Вестники Смерти. Когда они приходят, кто-нибудь обязательно исчезает.

– То есть как это – исчезает? – по спине в предвкушении жуткого рассказа пробежал первый холодок.

– А вот так! Был человек и нету! Так Марта пропала в прошлом месяце. И Эльза полгода назад.

– И их никто не искал?

Милли отчаянно замотала головой, сжимаясь в комочек. Люси недоверчиво покосилась на неё, не совсем доверяя словам слегка неадекватной сокамерницы, потом осторожно обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на странных гостей, и застыла, вцепившись задрожавшими пальцами в лавку – один из Вестников смотрел прямо на неё.

Ударивший по ноге мяч заставил Хартфилию вздрогнуть, отвести взгляд, а когда она снова посмотрела на галерею, та уже была пуста. Люси несколько раз моргнула, сбрасывая наваждение, и постаралась как можно скорее забыть о произошедшем.

Через несколько дней в тюремной прачечной случилось ЧП – одна из заключённых обварилась горячей водой. На её место поставили Люси. Однако пользы от неё было немного – сил не хватало таскать огромные тюки с грязным бельём, от горячего, влажного воздуха начинала кружиться голова и перехватывало дыхание. Когда она едва не упала в обморок, старшая по смене, всучив мешок с полотенцами, выставила её за дверь:

– Иди, немощь, отнеси на кухню. Прогуляешься заодно. А то от тебя одни проблемы. Свалишься в чан с кипятком – как потом в нём бельё стирать?

Люси шмыгнула за дверь и с облегчением вздохнула: в коридоре дышалось не в пример легче, несмотря на запах плесени, настойчиво витающий в воздухе. Хартфилия поудобнее перехватила мешок и неторопливо зашагала в указанном направлении.

Прачечная располагалась в полуподвальном помещении. Попасть в неё можно было только одним способом – пройти по полутёмному коридору, под потолком которого тянулись трубы теплотрассы. Люси дошла уже до середины, когда в гулкой тишине послышался странный шорох. В памяти сразу всплыл рассказ Милли о Вестниках Смерти – место, чтобы «исчезнуть», было самое подходящее. Ноги словно приросли к припорошенному каменной пылью земляному полу, пальцы судорожно вцепились в грубую ткань мешка.

– Кто здесь? – голос осип, снизился до шёпота. От этого стало ещё страшнее. Люси набрала в грудь побольше воздуха и почти крикнула: – Кто здесь?!

За спиной шоркнуло. Хартфилия шарахнулась в сторону, роняя мешок, споткнулась о камень и едва не упала. Лопатки неожиданно коснулись холодной стены, заставив метнуться уже вперёд. Сердце билось в горле, неровно, бешено. Взгляд метался по окружающему пространству, ища источник опасности. Что-то пискнуло под ногами, серой тенью метнулось на более-менее освещённый участок, превратившись в упитанную крысу с гладким розовым хвостом. Облегчение горячей волной прокатилось по телу, невольно наполнив глаза солёной влагой.

– Как же ты меня напугала, – переводя дыхание, попеняла Люси животному. – Я же могла умереть от разрыва сердца. Не делай так больше, пожалуйста.

Крыса, пошевелив усиками, юркнула в щель в стене. Хартфилия, погрозив ей вслед пальцем, повернулась к уроненной поклаже, намереваясь продолжить путь.

Уже наклоняясь, она боковым зрением заметила на стене тень, но среагировать не успела: на голову резко набросили чёрный, непрозрачный мешок, поверх которого легла чья-то широкая ладонь, зажимая ей рот; руки перехватили, пресекая любые попытки освободиться; в плечо вошла тонкая игла. Сознание забилось испуганной пойманной птичкой и погасло.

Комментарий к Глава 2. Тюрьма

[1] - эта процедура называется “Осмотр естественных полостей организма”. Применяется с целью обнаружения запрещенных предметов, которые заключенные таким образом пытаются пронести на территорию тюрьмы.

[2] - это примерно 9 кв.м.

========== Глава 3. Лабиринт ==========

Сознание возвращалось медленно, толчками, уплывало, путалось. Тело было ватное, чужое; Люси попыталась поднять руку и даже не поняла в первый момент, удалось ей это или нет. И только когда конечность с размаху упала на грудь, заставив резко выдохнуть, стало ясно — у неё получилось. Ещё одно усилие, и ледяные пальцы коснулись сомкнутых век, стараясь отогнать последний тошнотворный туман в голове. Не вышло. Взгляд продолжал упорно тонуть в окружающей непроглядной темноте, словно у неё отказало зрение. Слух не улавливал ни звука, кроме её собственного дыхания, прерывистого, шумного, пугающего больше, чем неизвестность. Мысли заметались в голове, пытаясь прояснить ситуацию, найти какое-то логическое (нет, любое, пусть и самое бредовое!) объяснение, но упорно натыкались только на одно: её похоронили заживо. Зарыли под толщей земли, оставив умирать в страшных муках. За что? Почему? Разве мало ей того наказания, который назначил суд? Чем она прогневила небеса, что её заставляют проходить через этот ужас? А как же родные? Мама, папа… Она больше никогда не увидит их, а они не узнают, что с ней случилось, и не смогут даже проститься. Инстинкт самосохранения взял верх над остатками разума, и Люси забилась, застучала по внутренней поверхности своего гроба, давясь криком и слезами.

Сколько прошло времени, пока она, наконец, не выдохлась и не затихла, прижав дрожащие, саднящие кулаки к груди? Истерика отступила, оставив после себя разбитость и странное, тупое равнодушие к своей дальнейшей судьбе. Её участь решена, есть ли тогда смысл сопротивляться? Никто не услышит зова, не придёт на помощь. Остаётся лишь закрыть глаза и дождаться конца. Правая рука, безвольно соскользнув вниз, вытянулась вдоль тела. Пальцы наткнулись на грубую ткань, невольно сжали её, подтянули ближе.

Люси руководило не любопытство, не вспыхнувшая тёплым огоньком в груди надежда. Просто психика, устав от потрясений, решила таким образом отвлечься на что-то более приземлённое и реальное. Руки ощупывали неизвестный предмет, пытаясь хоть так помочь составить о нём представление, если уж глаза в этом были бесполезны.

Холщовый мешок небольшого размера, с одной стороны затянутый шнурком. Хотя скорее это рюкзак — у него обнаружились широкие лямки. Люси развязала горловину и сунула внутрь руку, тут же с тихим вскриком отдёрнув её — палец наткнулся на что-то острое, а сунув его в рот, Хартфилия почувствовала на языке вкус крови — порезалась. Немного обождав, она предприняла вторую попытку обследовать содержимое мешка, на этот раз действуя максимально осторожно.

Рука коснулась чего-то металлического; плоская неширокая пластина, заточенная с одной стороны, на толстой, кажется, деревянной ручке. Нож. Кирпичики в шелестящих обёртках. Люси открыла одну, понюхала, помедлив, лизнула. Шоколад. Другой по вкусу менее приятный, видимо, мясной брикет. Сухой паёк. Предмет цилиндрической формы, тяжёлый, при переворачивании издающий булькающий звук. Бутылка. Нащупав на узком горлышке крышку, Хартфилия открутила её и, приподнявшись на локте, поднесла к носу. Жидкость ничем не пахла. Маленький глоток позволил убедиться — в бутылке вода. Люси жадно отпила почти половину, только сейчас почувствовав сильную жажду. Сложенный в несколько раз лист бумаги. Ещё один цилиндрический предмет, на этот раз не издающий никаких звуков и расширяющийся с одного конца. На боку обнаружилась кнопка. Нажав на неё, Люси торопливо зажмурилась от ударившего в глаза света. Фонарик. Отключив его, Хартфилия уже на ощупь сложила все вещи обратно в рюкзак, затянула горловину и пристроила справа от себя. Теперь нужно обследовать окружающее пространство.

Кое-что Люси поняла уже давно — она лежит. Поверхность была твёрдой, ровной и холодной: то место, на котором располагалось её тело, казалось теплее, чем остальной «пол». «Потолок» возвышался над ней примерно на двадцать дюймов [1] — она смогла дотянуться до него, вытянув руки — и имел форму полусферы: не тесно, но и особо не развернёшься. Тоже твёрдый и гладкий, достаточно прочный — ей не удалось его повредить, как и оставить даже небольшую вмятину. На деревянный гроб это походило меньше всего. Так где жеона?

Происходящее казалось нелогичным и до одури пугающим. Её выкрали из тюрьмы, затолкали в какой-то странный ящик, положив туда же воду, немного еды, фонарик и нож. Для чего ей оставили эти предметы? Люси была абсолютно уверена, что к её исчезновению причастны Вестники Смерти — недаром один из них так внимательно смотрел на неё тогда. Зачем она им нужна? Вряд ли для того, чтобы устроить побег — подобное организуют тайно, не «засвечиваясь» перед руководством колонии. Кстати, последнее, скорее всего, в курсе, куда и зачем пропадают заключённые, которых, по словам Миллианны, никто не ищет. Вывод напрашивается сам собой: Вестники проводят какие-то жуткие эксперименты над людьми, беря «материал» там, где это легче всего — в тюрьме.

Люси сглотнула, загоняя рвущийся наружу новый приступ истерики обратно, сделала несколько глубоких вздохов. Она жива, она может двигаться, у неё есть вода и еда, да и с воздухом, кажется, нет никаких проблем: сколько прошло времени с того момента, как её заперли здесь — час, два? Сказать было сложно — время в этом месте двигалось иначе, но дышалось по-прежнему легко, значит, доступ кислорода не перекрыт. Раз её не убили сразу, у неё ещё есть надежда выбраться отсюда живой. Главное, не паниковать, чтобы не усугубить своё положение.

Но уже через секунду Люси хотелось сделать именно это — снова замолотить кулаками по «потолку», закричать, затрепыхаться в тесном пространстве. Потому что «гроб» неожиданно пришёл в движение, начав понемногу наклоняться вперёд, пока не принял вертикальное положение. В тот же миг ярко вспыхнул свет.

Когда глаза привыкли, у неё появилась возможность осмотреться — «потолок», теперь ставший стеной, оказался стеклянным и был частью своеобразной колбы в человеческий рост. Таких колб в помещении Люси смогла насчитать двенадцать (вместе с той, в которой заперли её); они стояли кругом, вызывая ассоциацию с циферблатом часов, только вместо цифр прямо на стекле были нарисованы животные: напротив неё — дракон, слева от него — кролик и тигр, справа — змея и лошадь, на её — собака. Картинки на других колбах ей рассмотреть не удалось, но и того, что она увидела, оказалось достаточно, чтобы понять — на стёклах изображены символы Восточного гороскопа [2]. Люси плохо помнила, какие знаки за какими шли дальше, поэтому не стала забивать себе этим голову, начав внимательно рассматривать запертых в стеклянных полуцилиндрах людей.

Они были разного пола, возраста и внешности: слева от неё стояла пепельная блондинка лет тридцати в обтягивающем, бордово-чёрном комбинезоне, справа — парень в футболке и коротких штанах примерно одного с Люси возраста с ярко-красными, поднятыми в ирокез волосами. Столь же отличались друг от друга и те, кто находился напротив. Да и вели они себя по-разному: кто-то стоял относительно смирно, так же как и она, осматривая соратников по несчастью, кто-то нервно вертелся из стороны в сторону, стучал по стеклу, пытаясь привлечь к себе внимание остальных, двое уже смогли найти общий язык, переговариваясь жестами. И лишь один отличался ледяным спокойствием, не делая никаких движений, словно был не живым человеком, а манекеном, по ошибке оказавшимся среди настоящих людей.

Он стоял в колбе с изображением дракона. Мужчина средних лет в камуфляжной форме, высокий, крепко сбитый; даже в таком статичном положении и на достаточно большом расстоянии ощущалась исходящая от него сила. А ещё опасность. Она пряталась в скрещенных на груди руках, в опущенных уголках крепко сжатых губ, во взгляде — прямом, немигающем, равнодушном. Люси невольно отступила назад, стоило ей встретилась с ним глазами, хотя и понимала, что сейчас, когда между ними находятся два слоя закалённого стекла, он ничего ей не сделает. Мужчина, словно почувствовав её состояние, прикрыл веки, но остальную позу не изменил ни на йоту.

Верхний свет в помещении пару раз мигнул и неожиданно потух. Вместо него в центре прямо на полу загорелся разноцветный круг, поделённый на двенадцать секторов, каждый из которых имел свой цвет и символ. Там, где стекло на колбе переходило в металл, засветились трубки подсветки, придавая людям нереальный, сюрреалистический вид. Пленники затихли, ожидая продолжения неожиданного представления. И оно не заставило себя ждать.

— Приветствуем вас, дамы и господа! — обратился сразу ко всем громкий, какой-то неживой голос с металлическими, скрипучими интонациями. Было ощущение, что он доносится прямо из разноцветного круга на полу. — Рады, что вы согласились принять участие в нашей игре «Лабиринт».

«Согласились»?! Она ни на что не соглашалась! Её приволокли сюда силой, а теперь ещё и издеваются. Люси захотелось разнести и этот зал, и свою стеклянную тюрьму на мелкие кусочки. Однако оба эти действия были ей недоступны. Оставалось лишь сцепить зубы и слушать то, что говорил невидимый распорядитель странной игры.

— Перед началом позвольте напомнить вам несложные правила. Через несколько минут вы попадёте в многоуровневый Лабиринт, полный всевозможных ловушек и опасностей. Ваша задача — дойти до центра и активировать свою карту, опустив её в специальное устройство. Карточки висят у вас на шее. Снимать их до конца игры настоятельно не рекомендуется.

Люси торопливо ощупала шею и обнаружила там узкую ленту, на которой болтался маленький пластиковый прямоугольник. Карточка была такого же цвета, как и её сектор; на одной стороне имелся выпуклый рисунок собаки.

— В Лабиринте разрешены любые действия, которые могут помочь вам достичь его центра и выиграть. Помните: время на прохождение Лабиринта ограничено. По его истечении вход в зал со считывающим устройством автоматически заблокируется, а всё остальное пространство будет затоплено. У вас есть ровно семьдесят два часа, чтобы достичь центра и активировать карту — без этого победа не засчитывается. Время пошло! Вперёд! И постарайтесь не загнуться за первым же поворотом.

Тишина резанула по ушам сильнее, чем лязгающий, словно записанный на металлическую пластину для шарманки или музыкальной шкатулки, голос. Разноцветный круг на полу и подсветка на колбах вспыхнули ярче и резко погасли, погружая зал в полную темноту. Хартфилия ожидала, что сейчас стена за её спиной сдвинется в сторону, чтобы выпустить свою пленницу наружу, но вместо этого неожиданно исчез под ногами пол, заставив Люси с визгом провалиться в пропасть.

Она приземлилась на ноги, но не удержалась (очевидно, высота оказалась довольно приличная) — шлёпнулась на колени и инстинктивно вытянутые вперёд руки. Ладони ткнулись во что-то мягкое, склизкое, с тошнотворным запахом гнили, будто на этом месте сдохло нечто большое, а потом так и осталось лежать, пока не разложилось до желеобразной массы. Люси медленно поднялась, минутку постояла, осмысливая произошедшее: она снова оказалась непонятно где, совсем одна, ничего не видя, не зная, куда и зачем нужно идти. Из того, что говорил Голос, было понятно только то, что ей предстоит пройти какой-то лабиринт, в центре которого необходимо активировать висящую у неё на шее карту. Но как найти этот самый центр? Топографическим кретинизмом, как выражался Рен, она не страдала — название улиц не путала и могла достаточно подробно и обстоятельно объяснить, как добраться до того или иного пункта. Даже визуально хорошо помнила определённые ориентиры: особенности зданий, расположение магазинов или кафе, порой вплоть до того, какие деревья росли поблизости. Однако для этого ей нужно было хотя бы раз побывать в том месте, о котором шла речь. А вот найти то, не зная что, да ещё и в крайне неблагоприятных условиях…

Но это не значило, что она даже не попытается — оставаться там, куда её забросило, было глупо и довольно неприятно: один гнилостный запах чего стоил, не говоря уже о чавкающей под ногами непонятной жиже. Люси сделала несколько шагов (как ей показалось) вперёд, с удовольствием почувствовав, что смогла ступить на относительно чистое пространство — под тапочками перестало хлюпать. Теперь нужно заняться руками и если уж не помыть, то хотя бы обтереть их обо что-нибудь. К несчастью, единственным, пригодным для этой цели, что было в распоряжении, оказалась её собственная одежда. Пришлось, забыв о воспитании, вытирать ладони об себя. Это не избавило их полностью от грязи, но, по крайней мере, сделало сухими. Пошаркав ногами о пол, чтобы и с обуви, насколько возможно, стереть странную субстанцию, Люси пошла в том же направлении, в котором выбиралась из вонючей жижи.

Идти в абсолютной темноте и тишине было невыносимо трудно: накатывало ощущение, будто стоит сделать лишь шаг, и под ногами разверзнется бездна — столь же немая и глубокая, поглотит, затянет Чёрной дырой. Иногда Люси казалось, что она топчется на месте или ходит по кругу — вокруг той самой гадкой лужи, потому что до сих пор чувствовала мерзкую вонь. И будет бродить, пока силы не оставят её и она не упадёт, чтобы через какое-то время тоже превратиться в такое же склизкое нечто. Именно это и заставляло Люси передвигать почти не слушающиеся ноги: страх, что, остановившись, она не сможет больше сделать ни шага, был сильнее усталости.

Чтобы хоть как-то отмечать время и расстояние, Люси принялась про себя считать шаги (делать это вслух почему-то было жутко), но несколько раз сбивалась, доходя до сотни. После очередного раза она как-то неожиданно шумно выдохнула и в страхе замерла, услышав подозрительный шум. Негромкий, однообразный. А через мгновение, поняв, что это, хотела чуть ли не бежать к его источнику — где-то капала вода! Люси уже давно мучилась от жажды: рюкзак со всей поклажей был утерян при падении, а искать его в луже она не стала — слишком противной была прилипшая к телу слизь. Зато теперь, если повезёт и вода окажется относительно нормальной, можно и помыть руки, и напиться.

Но сначала пришлось довольно долго крутить головой во все стороны, чтобы на слух определить, где находится источник звука. А потом делать осторожные, мелкие шаги, постоянно проверяя направление и ощупывая окружающее пространство руками. Пока в ладонь, наконец, не ткнулась изогнутая металлическая труба — кран. Люси старательно обследовала его, с усилием несколько раз повернула обнаруженный вентиль. Капель нехотя превратилась в тонкую струйку холодной, отдающей чем-то затхлым, словно застоявшейся, воды. Почему-то сразу подумалось о том, не плавает ли в ёмкости, где она хранилась, что-то не менее противное, чем-то, во что Хартфилия вляпалась ранее? Однако выбора особого не было, поэтому Люси принялась старательно отмывать ладони от подсохшей грязи. Без мыла получалось не очень — субстанция оказалась на редкость приставучая, буквально впитавшись в кожу. Только тогда, когда руки стало неприятно жечь — то ли от холода, то ли от прилагаемых усилий по наведению чистоты, Люси набрала в сложенные лодочкой ладони воды и сделала несколько глотков.

Дольше оставаться в этом месте не имело смысла: если, как обещал Голос, через семьдесят два часа это место затопят, надо хотя бы попытаться найти отсюда выход. Вопрос лишь в том, куда идти. Когда-то давно ей на глаза попалась статейка о подобного рода сооружениях. Блёклые фотографии и невнятный текст интереса не вызвали, зато в памяти остался совет: чтобы выйти из лабиринта, используйте правило одной руки — придерживайтесь только левой или правой стороны, проходя таким образом все ответвления и тупики [3]. Почему бы не использовать его сейчас? Правда, с одним существенным дополнением — чтобы окончательно не заблудиться, лучше не отрывать руку от стены.

С выбором направления проблем не было: следует идти в ту же сторону, что и до этого. Правая ладонь легонько огладила чуть шероховатую стену, словно прося её о помощи. Кажется, впервые в жизни Люси оказалась в ситуации, где все решения зависели только от неё самой. Страшно было остаться без поддержки тех, кого она любила, чьим мнением дорожила: родители для неё были не просто двумя строчками в метрике о рождении; они служили опорой, на которой строился её мир, подбадривали и наставляли, дарили ей тепло своих душ, получая в ответ не менее глубокую привязанность. Мысль о том, что дорогие ей люди будут страдать, если она сейчас сдастся, была невыносимой. «Мамочка, папа… я постараюсь, я сделаю всё возможном. Ради вас. Обещаю».

Лабиринт ветвился, уходя в сторону боковыми коридорами, обрываясь тупиками. Выходя из-за пятого или шестого поворота, Люси неожиданно столкнулась с кем-то. В глаза ударил тонкий луч света, заставив отпрянуть и закрыть лицо ладонями. Но её тут же схватили за запястье, потянули обратно, пихнули к стене, впечатывая в неровную поверхность лопатками и затылком. Она не видела, но чувствовала, как по телу шарили — руками, взглядом, светом фонарика.

— А ты ничего так, — озвучил результаты осмотра незнакомец. — Аппетитная. Блондинки на этой недели у меня ещё не было. Развлечёмся? По-быстрому? И тогда я возьму тебя с собой, помогу добраться до центра. Если мне понравится, конечно. Ну, покажи, что ты умеешь.

Скорее всего, мужчина желал получить от неё нечто совсем другое, но Люси не стала выяснять, что он имел ввиду, а просто ударила его коленом в пах. Незнакомец, скривившись, согнулся, прижал ладонь к пострадавшему месту, выдохнул — с ненавистью и угрозой:

— Дрянь… да я тебя… — и вдруг резко дёрнулся вперёд, вытянув в её сторону руку со скрюченными пальцами. Люси отшатнулась, уходя от прикосновения, однако мужчина всё же смог ухватиться за вырез кофты. Затрещала, разъезжаясь, ткань, впиваясь в шею сзади. Ещё один, отчаянный рывок — и ей удалось вырваться. Не обращая внимания на порванную одежду, она бросилась бежать по коридору, внутренне обмирая от летящего в спину свистящего шёпота: — Ещё встретимся, сучка.

Комментарий к Глава 3. Лабиринт

[1] - 20 дюймов - примерно 50 см. Расстояние от плеча до запястья. Определялось автором по ощущениям, потом проверилось линейкой. Совпало)

[2] - знаки располагались по часовой стрелке: Тигр, Кролик, Дракон, Змея, Лошадь.

[3] - Правило одной руки подходит в основном только для самых простых линейных односвязных лабиринтов без замкнутых маршрутов.

========== Глава 4. Встреча ==========

Тапочек, устало шаркнув, вновь зацепился за пол почти отвалившейся подошвой и, словно обозлившись за неаккуратное обращение к себе со стороны своей хозяйки, решил окончательно развалиться. Люси, не заметившая подобной каверзы, сделала ещё шаг и невольно поморщилась, когда голая ступня коснулась холодного бетонного пола. Тяжело вздохнув, она привалилась спиной к стене, но, немного подумав, опустилась на пол — небольшой отдых ей не помешает.

Люси уже и не пыталась выяснить, сколько она блуждает в этом непонятном, до дрожи пугающем месте. Здесь всё казалось нереальным, как полуночный, вызванный сильным жаром болезни кошмар, и таким же нескончаемым, не поддающимся контролю и обоснованию. Люси старательно гнала от себя любые мысли, вслушиваясь в эхо собственных шагов и шум дыхания — лучше звенящая пустота в голове, чем навязчивый хоровод одних и тех же предположений и догадок, утомительный, полный всё возрастающего отчаяния и страха. Или воспоминаний.

Чудом избежав добровольно-принудительного секса, она бросилась бежать по коридору, не зная и не думая куда. Лишь бы подальше от того страшного человека. Как ей удалось избежать встречи со стенами, а то и чем похуже, Люси до сих пор не знала — видимо, на тот момент Судьба ещё не наигралась с ней вволю, поэтому и хранила от неприятностей. Она остановилась лишь тогда, когда силы почти оставили её; рухнула на колени, хватая ртом сухой воздух, неприятно колющий разрывающиеся от непосильной нагрузки лёгкие. В голове бухало, отсвечивая под зажмуренными веками ярким, режущим сетчатку фейерверком.

Немного придя в себя, Люси попыталась встать и глухо застонала, едва снова не упав на пол: всё тело ломило, трясло, будто в лихорадке, ватные ноги почти не слушались. Но она заставила себя идти дальше, теперь, правда, не абы куда, а тщательно обыскивая руками окружающее пространство в поисках ориентира. Стена оказалась прямо перед ней, в нескольких шагах. В тот момент, когда её рука коснулась шершавой поверхности, Люси, вскрикнув, чуть не отпрянула обратно, а потом разрыдалась: что было бы, не остановись она раньше? Впечататься на бегу в стену — обычной шишкой вряд ли бы обошлось. Это только в мультиках герои после подобного вскакивают, как ни в чём не бывало, и с неиссякаемой энергией продолжают гоняться друг за другом. В жизни всё гораздо трагичнее.

Успокоившись, Люси, не отрывая правой руки от стены, снова двинулась в путь, периодически вытягивая в сторону левую — ей стало казаться, что коридор сужается: отзвук шагов изменил тональность и откуда-то появилось иррациональное чувство нависающих над ней стен. Вскоре пальцы и правда коснулись противоположной стены, и с каждым шагом проход становился уже. Пришлось остановиться, чтобы обдумать свои действия: стоит ли идти дальше? Коридор вскоре может стать совсем непроходимым. Что ж, если это случится, она просто вернётся обратно по бывшей левой стороне, а пока лучше идти в том же направлении.

Это случилось тогда, когда обе стены почти касались её плеч: при очередном шаге пол, как и тогда в колбе, ушёл из-под ног; Люси, даже не успев вскрикнуть, дёрнулась назад, беспорядочно взмахнув руками в попытке уцепиться хоть за что-нибудь и… села, довольно чувствительно ударившись ягодицами о странную конструкцию под собой. От боли на глаза навернулись слёзы, но она боялась сделать даже малейшее движение, чтобы не спровоцировать дальнейшее падение.

Минуты шли — ничего не происходило. Тогда Люси решилась и начала осторожно ощупывать то, что находилось под ней. Это оказалась лестница — не достаточно крутая, но в темноте да столь неожиданно и её бы хватило, чтобы сломать шею. Поэтому она и не стала вставать, так и спускалась по ней, сначала съезжая на одну ступеньку вниз, потом сдвигая до следующей ноги, тщательно проверяя наличие под ними очередной плитки.

Спуск получился долгим — Люси насчитала не меньше тридцати ступеней, пока наконец не ступила на обычный пол. Здесь коридор снова расходился: ладонь нащупала прямые углы поворота с обеих сторон лестницы, но выбор по традиции пал на правую. А через несколько шагов Лабиринт преподнёс ей ещё один сюрприз.

Люси уже настолько привыкла к темноте, что, когда над головой, чуть слышно щёлкнув, загорелась тусклая лампочка, она застыла, словно на неё направили пистолет. Пришлось на какое-то время зажмуриться, чтобы дать глазам привыкнуть даже к такому слабому свету, а потом внимательно осмотреться. К сожалению, без особого результата: вмонтированная в потолок лампочка освещала довольно скудный участок коридора; единственное, что удалось заметить — его ширину да качественно другую отделку стен — не шершавый бетон, а гладкий, отполированный камень, но это Люси и так знала, просто ощупав руками. Нужно было идти дальше. Почти через силу она заставила шагнуть вперёд, уже через несколько футов снова оставшись без света: очевидно, в осветительный прибор был вмонтирован детектор движения, который, стоило только Люси покинуть радиус его действия, выключил лампочку. Ей немедленно захотелось вернуться обратно, но не может же она вечно стоять там? Возможно, впереди её ждали другие такие же лампы — вряд ли устроители этого места поставили здесь один такой источник света.

Так и случилось. Лампочки загорались примерно через каждые сорок шагов — Люси почти автоматически отсчитывала их, успевая прикрыть глаза рукой прежде, чем снова вспыхнет свет. Это мельтешение начинало порядком раздражать. Наверное, поэтому она и не обратила сразу внимание на странно ведущий себя тапок. А потом оказалось поздно, да и бессмысленно — ей нечем было даже подвязать решившую распроститься с подошвой обувь, пока та окончательно не потеряла подмётку. Теперь жалкие остатки выданной в тюрьме пары тапок оставалось только выбросить, вернее, оставить в бесконечных коридорах Лабиринта — больше они ни на что не годились.

Босые ноги не слишком-то обрадовались холодному полу, но особого выбора ни у них, ни у Люси не было. Вскоре ступни немного согрелись от ходьбы. Однако стоило подумать о том, что делать дальше. Вероятно, придётся пожертвовать частью костюма, скрутив из штанин что-то наподобие портянок, чтобы хоть немного защитить ноги — и от холода, и от других возможных неудобств в виде мелких камушков и грязи — не везде же пол будет таким гладким и относительно чистым. Тем более что справа, впервые, как она спустилась по лестнице, появилось первое ответвление.

Здесь свет горел постоянно, зато коридор начал выписывать такие кренделя, будто его устроители задались целью куда-нибудь пристроить имеющийся у них в большом количестве камень и не придумали ничего лучше, как собрать его здесь, настроив выступы и тупики. У Люси появилось ощущение, что она никогда не выберется из этого воплощения чьей-то безумной фантазии — настолько запутанным казался Лабиринт в этом месте. И совершенно не располагал к неожиданным встречам.

Сначала Люси услышала странный звук, похожий на тихое журчание. Её уже давно мучила жажда, и мысль о том, что за очередным поворотом, до которого оставалось пара шагов, может находиться источник воды — примерно такой же, как тот, что уже встретился ей раньше — добавила ногам дополнительной прыти. Но действительность оказалась куда прозаичнее: вместо вделанного в стену крана она увидела справляющего нужду мужчину. Это настолько не вязалось с той картиной, что уже любезно подкинуло ей воображение, что Люси застыла на месте, некультурно открыв рот. Незнакомца же такое внимание нисколько не смутило; он продолжал спокойно делать своё дело, только поинтересовался скучающим голосом:

— Что, члена никогда не видела?

— П… простите… — Люси, покраснев, немедленно отвернулась.

— Да смотри, мне не жалко, — равнодушно отозвался мужчина.

Спустя несколько мгновений все смущающие звуки прекратились, зашуршала одежда, и только тогда Люси осмелилась снова повернуться к незнакомцу. Тот неторопливо собирался: похлопал себя по карманам, словно проверяя, всё ли на месте, отдёрнул камуфляжную куртку, теперь расстёгнутую, подхватил с пола рюкзак. Стало понятно: сейчас он уйдёт, скроется за очередным поворотом, и она снова останется одна. Эта мысль так напугала её, что Люси, не совсем отдавая себе отчёта в том, что делает, шагнула вперёд и, схватив мужчину за предплечье, с отчаянием в голосе попросила:

— Пожалуйста, подождите!

— Чего тебе? — не слишком любезно откликнулся тот, однако уходить всё же не спешил. Это придало ей немного уверенности.

— Можно я пойду с вами?

Она узнала его. Именно этот человек стоял в колбе напротив, сверля её тяжёлым мрачным взглядом. Вблизи он показался ещё опаснее, чем через стекло — то ли из-за разницы в росте, то ли потому что Люси разглядела наконец его глаза: серые и холодные, без единой эмоции, то ли от таящейся в его теле силы, которую она почувствовала, лишь прикоснувшись к напряжённой, готовой в любой момент отразить нападение руке. И тем не менее сводящего с ума одиночества Люси боялась больше: оказаться совершенно одной в незнакомом, полном опасностей месте — то ещё испытание для психики. К таким поворотам жизнь её не готовила. Она не была избалованной, не росла нежным, оберегаемым от малейших сквозняков цветком. Но у каждого человека есть свой предел, после которого ему потребуется поддержка и помощь, потому что лимит собственных сил оказывается исчерпан. Обычно в такой момент принято обращаться к родным и друзьям, а если они находятся за много миль и, возможно, даже не подозревают, как сильно нужны сейчас? Утопающий хватается и за соломинку, какой бы странной она ни была. Стоящий перед Люси мужчина вряд ли отличался покладистым характером, да и явной доброты в его взгляде не наблюдалось, однако он не сделал ей ничего плохого, не пытался убить или изнасиловать — аргумент, конечно, так себе, но в сложившихся обстоятельствах даже этого было достаточно, чтобы довериться.

— Мне и так неплохо, — прозвучало в ответ.

— Простите, что навязываюсь, — быстро заговорила Люси, боясь, что незнакомец, не дослушав, уйдёт. — Но…, но мне так страшно. Я не знаю, почему оказалась здесь, куда нужно идти. Обещаю, что не буду вам обузой, просто пойду рядом. Я больше не могу бродить тут в одиночестве. У меня ничего нет, простите, нечего вам дать, но я сделаю всё, что вы скажете, я…

— Отсоси мне.

— Чт…

— Ты слышала — отсоси мне.

— Я не… простите… — Люси отчаянно затрясла головой, словно пытаясь вытрясти из неё только что услышанные слова. Дура, как можно было надеяться, что от неё потребуют чего-то другого?

— Как хочешь, — безразлично пожал плечами мужчина и повернулся к ней спиной, намереваясь продолжить свой путь. Внутри мгновенно всё всколыхнулось от отчаяния и страха, перед глазами встали бледные, осунувшиеся лица родителей — такими она видела их на суде, губы едва слышно прошептали:

— Я согласна…

Незнакомец остановился, сбросил на пол рюкзак, подпёр спиной стену. Люси с ужасом поняла, что он не собирается ей ни в чём помогать. Пришлось подойти самой, опуститься на колени, дрожащими пальцами расстёгивать крохотные пуговицы на ширинке, приспускать бельё, доставать уже наливающуюся возбуждением чужую плоть… Она старалась не думать о том, что делает: это был первый в её жизни минет, даже Рену не перепадало подобной ласки — Люси не отличалась излишней брезгливостью, но в этом плане перебороть себя не могла. Впрочем, Акацки тоже не радовал её разнообразием в постели. А сейчас она удовлетворяет ртом человека, которого видит второй раз в жизни, почти сразу после того, как он… Пришлось на мгновение прерваться, чтобы сделать несколько быстрых вдохов, загоняя противный горький комок обратно. Её не торопили, странным образом практически не реагируя на совершаемые действия, и Люси, закрыв глаза, почти сумела абстрагироваться от происходящего.

Реальность вернулась с терпким солоноватым привкусом на языке. Ещё не совсем понимая, что случилось, чисто инстинктивно, чтобы не захлебнуться, она проглотила вязкую субстанцию, но в следующее мгновение, отшатнувшись, склонилась над полом, освобождая желудок — организм отказался принимать неприятную жидкость. Когда рвотные спазмы прекратились, Люси почувствовала, как её не слишком любезно схватили за плечи и оттащили куда-то в сторону, почти насильно вложили в руку бутылку с водой, приказали не терпящим возражения тоном:

— Умойся, прополощи рот и отпей пару глотков.

Едва она закончила, тут же поинтересовались:

— Когда ты ела в последний раз?

— Не знаю, — слова давались пока с трудом, собраться с мыслями было ещё труднее. — В тюрьме попала на завтрак, а потом меня похитили Вестники… Сколько хожу по Лабиринту, не знаю…

Незнакомец никак не отреагировал на её рассказ, возможно, просто принял его за голодный бред, потому что бутылку довольно быстро заменили на брикет в шуршащей упаковке:

— Ешь медленно, маленькими порциями.

Люси развернула плитку: шоколад. Осторожно откусила кусочек, с удовольствием ощущая, как он тает во рту. Поспешила сглотнуть сладкую слюну и закашлялась.

— Я же сказал — медленно, — сердито цыкнул на неё спутник и, подхватив подмышки, поставил на ноги. — На ходу жевать будешь.

Она не стала возражать, хотя противная слабость так и не прошла. Впрочем, довольно скоро от неё не осталось и следа — шоколад сделал своё дело, подзарядив энергией. Люси съела почти треть плитки, остальное бережно завернув обратно: не известно, перепадёт ли за время пути на её долю ещё хоть немного еды, поэтому следует особенно бережно расходовать то, что у неё уже было.

Незнакомец бодро и уверенно шёл впереди, словно точно знал, куда именно нужно идти. В отличие от своей попутчицы, он не нырял в многочисленные боковые ответвления. Люси не сразу заметила у него в руках свёрнутый в несколько раз листок бумаги, с которым мужчина периодически сверялся. Она не стала его ни о чём спрашивать, и так догадавшись — это была карта. В её рюкзаке тоже, скорее всего, лежала такая же. Пожалуй, тогда, приземлившись в лужу, Хартфилия повела себя опрометчиво, не попытавшись найти потерянные при падении вещи. Но сейчас сожалеть об этом было глупо, да и кто сказал, что она смогла бы воспользоваться исчерченным непонятными знаками листом — читать карты Люси не умела, так что с вероятностью сто процентов блуждала бы по Лабиринту точно так же, как и без этого клочка бумаги.

Привал начальник их импровизированного отряда устроил неожиданно — просто остановился, не сказав ни слова, снял рюкзак и со всем возможным комфортом стал устраиваться на полу: сделав пару глотков из бутылки, ослабил шнуровку на берцах и ремень на поясе, откинулся спиной на стену, прикрыл глаза. И только тогда — то ли посоветовал, то ли приказал:

— Сядь и отдохни, а лучше поспи. Путь ещё долгий. Тащить тебя на себе я не собираюсь, — и, приоткрыв один глаз, усмехнулся: — Спи. Не уйду я.

— Почему? — невольно поинтересовалась Люси, почти копируя его позу.

— У тебя моя шоколадка, — ответил незнакомец. Хартфилия невольно сильнее сжала в ладони столь щедро выданный ей паёк, не зная, как расценить эти слова: что это, шутка? Или её потом заставят вернуть чужую собственность? Хотелось всё же надеяться на наличие у спутника чувства юмора, но она пока слишком плохо его знала, чтобы делать какие-то выводы, хотя инцидент с «оплатой» навевал не слишком весёлые мысли. Пару минут понаблюдав за мирно спящим мужчиной, Люси решила не бежать впереди паровоза и разбираться с проблемами по мере их поступления, а вскоре усталость взяла своё, заставив и её провалиться в сон.

========== Глава 5. Первая жертва ==========

Люси проснулась оттого, что кто-то настойчиво тряс её за плечо. Отяжелевшие веки категорически не хотели подниматься, однако будивший, очевидно, главной целью себе поставил добиться её внимания любой ценой, снова и снова предпринимая попытки вернуть некую сонную леди в реальный мир.

— Эй, просыпайся! — раздражённо прикрикнули на неё. — Навязалась на мою голову…

Почти героическим усилием Люси разлепила-таки глаза, несколько раз моргнула, пытаясь сфокусировать зрение на рядом присевшей на корточки фигуре.

— Сколько я спала? — язык ворочался с трудом, в рот словно песка насыпали: сухо, шершаво, противно.

— Полчаса, — мужчина отпустил её плечо, но отходить почему-то не спешил, смотря с таким выражением, словно ожидая обещанный на Рождество подарок. Ещё и руку протянул ладонью вверх.

— Что? — решила уточнить Люси.

— Шоколад, — лаконично ответил бывший добрый самаритянин. Хартфилия, подавив вздох, отдала ему сладкую плитку: она надеялась, что этого всё же не случится.

Между тем мужчина вернулся к своему рюкзаку, по пути забросив в рот кусок шоколадки, отпил немного воды и подал Люси знак, что пора выдвигаться, даже не подумав предложить спутнице утолить голод и жажду. Хартфилия не стала делать ему замечания по этому поводу: не в её положении высказывать какие-то претензии, не прогоняет и то ладно, хотя с трудом представляла, как сможет без еды и воды долго плутать по этому проклятому Лабиринту.

А тут обозначилась ещё одна проблема, настоятельно требующая к себе внимания. Они шли уже довольно долго, но Люси не сразу решилась обратиться к Дракону (так она мысленно окрестила попутчика, вспомнив знак на его колбе). Только когда сил терпеть почти не осталось, Хартфилия несмело окликнула идущего впереди мужчину:

— Простите, мы не могли бы остановиться?

— До следующего привала ещё час, — откликнулся он, не оборачиваясь. — Я не собираюсь из-за тебя менять график.

— Но мне… очень надо… — почти прошептала Люси под испепеляющим взглядом Дракона — тот, услышав робкие попытки возражать ему, резко остановившись, повернулся к ней.

— Мы не на увеселительной прогулке, — зашипел он ей в лицо. — Здесь нужно беречь каждую минуту, иначе сдохнешь. Если тебе всё равно, то я на тот свет не тороплюсь, — не дождавшись ответа, Дракон махнул рукой: — Давай уж, но это в первый и последний раз — учись всё делать во время остановок, — а заметив, что девушка мнётся, рявкнул: — Шевелись!

— Я не могу так! — глотая слёзы стыда, воскликнула Люси. — У вас на виду…

Мужчина не дал ей договорить: натурально зарычав, схватил за плечо и потащил по коридору, довольно грубо втолкнув в ближайшее ответвление:

— Туалет к вашим услугам, мадемуазель!

Едва дождавшись, пока она сделает все свои дела, он развернулся и быстро пошёл вперёд, так, что Люси приходилось почти бежать за ним. Поэтому вполне ожидаемо врезалась в него, когда Дракон внезапно остановился. Мужчина, покосившись на неё через плечо, брезгливо поморщился и поспешно отстранился — он вообще старался держаться как можно дальше, будто она была прокажённой. Люси списывала это на то, что её попутчик был не очень рад навязанной ему компании, и пыталась, дабы не злить его ещё больше, тоже соблюдать определённую дистанцию. Извинившись, она отступила назад; Дракон, передёрнув плечами, милостиво разрешил сделать привал.

И снова в путь: коридоры, повороты, тупики. Поплутав (по ощущением Хартфилии) несколько часов по освещённой части Лабиринта, они вновь вышли в тёмное место с детекторами движения. Люси поначалу испугалась, что может случайно потерять своего спутника, сверни он куда-нибудь в сторону, когда лампочка гореть не будет, но мужчина достал из рюкзака фонарик и уже не выключал его ни на минуту. Путь этот переносной источник не освещал, но хотя бы обозначал шедшую впереди широкоплечую фигуру. Которая снова неожиданно остановилась, словно наткнулась на невидимую стену, и негромко выругалась.

Люси осторожно подошла ближе. Фонарь давал мало света, но она всё же смогла заметить лежащего на полу человека. Получше его рассмотреть не дал Дракон: для начала он, поводив фонариком по окружающему пространству, выхватил из темноты лестницу — наверняка, почти такую же, как и та, по которой спускалась Люси, потом приказал ей:

— Пройди вперёд, — когда над её головой зажглась лампочка, бросил: — Стой там, — и перетащил тело на освещённое пространство.

Это оказалась молодая женщина. Худая, с болезненно-бледной кожей; длинные рыжие волосы были заплетены в небрежную, чуть растрепавшуюся косу. В широко открытых глазах застыло удивление пополам с какой-то детской, совершенно не шедшей её измождённому лицу обидой. Люси не помнила её, значит, в той комнате их колбы стояли так, что не попадали в поле зрения находящихся в них людей.

Дракон, присев на корточки, повертел голову женщины из стороны в сторону, ощупал шею.

— Что с ней? — решилась Хартфилия.

— Неудачно упала с лестницы. Шея сломана, — равнодушно ответил мужчина, зачем-то продолжая осмотр тела. Люси тяжело привалилась к стене: она ведь тоже могла закончить именно так, оступившись на тех треклятых ступеньках. Её спасло только чудо, а вот этой участнице повезло меньше. Как там говорил Голос? «Не загнитесь за первым же поворотом»? Значит, не зря в тех переходах не горел свет. Что ещё им уготовили? Проваливающиеся полы, двигающиеся стены, обрушивающиеся на их несчастные головы потолки? Где бы силы и везение взять, чтобы выбраться из этого ада живым?..

Непонятный шум и пыхтение заставили Люси вынырнуть из своих невесёлых дум и посмотреть, чем занят Дракон. Увиденное возмутило её до глубины души.

— Что вы делаете?! — она напрочь забыла о том, что злить своего спутника опасно — он может просто бросить её одну, устав от бесполезного балласта.

— Снимаю с неё одежду, — не отвлекаясь от дела, ответил мужчина.

— Зачем?!

— Ты наденешь, — Дракон принялся стаскивать с погибшей футболку — джинсы, куртка и кроссовки уже высились неаккуратной горкой в стороне.

— Нет! — как и у многих людей, у Люси были некоторые табу — то, что не одобрялось и старательно избегалось, что казалось в принципе неприемлемым, отвратительным — как с точки зрения воспитания, так и обычной человеческой брезгливости: пользоваться чужой зубной щёткой, пить с кем-то из одного стакана. Вещи, принадлежащие другим, она тоже не носила, а сейчас её заставляют надевать то, что снято с мёртвого. С трупа! — Это отвратительно! Как вы не понимаете?! Я не знаю эту женщину, вдруг она была чем-то больна? Чесотка, клещи, грибок… Вы знаете, сколько болезней передаётся вот так, через одежду, через обычные прикосновения? Я не могу, не хочу надевать эти вещи. И потом… обирать труп — это мародёрство, неуважение к умершему. Я не буду опускаться до такого.

Дракон на удивление достаточно спокойно выслушал эту тираду, даже бровью не повёл; поднялся, отбросил в общую кучу уже не нужную футболку, подхватил свой рюкзак, сказал, подойдя к Хартфилии почти вплотную:

— В таком случае, дальше я пойду один, — и, качнувшись вперёд, гадливо выдохнул ей в лицо: — От тебя воняет.

Люси едва не задохнулась от унижения: её вина, что она угодила в ту противную лужу? Или он думает, ей доставляет удовольствие ходить в грязной одежде, испускающей такое амбре, что порой кажется, лучше голой остаться, чем быть живым воплощением богини сточной канавы? Воспользоваться её сексуальными услугами он, значит, не побрезговал, а теперь нос воротит. Захотелось как следует съездить по его перекошенной физиономии. Однако Люси вполне отдавала себе отчёт, чем подобный всплеск эмоций может закончиться и для их тандема в целом, и для неё лично: молва, конечно, утверждает, что настоящие мужчины женщин не бьют, но у неё были большие сомнения в принадлежности одного конкретного индивида к истинным представителям сильного пола. А проверять как-то не хотелось. Поэтому пришлось усмирить бушующий внутри гнев и подчиниться требованиям Дракона. Из-за душившей её злости она даже не попросила его не смотреть — сама повернулась к нему спиной и начала, морщась и мелко вздрагивая от отвращения, натягивать на себя чужие вещи.

Как выяснилось позже, мужчину бесплатный стриптиз не заинтересовал — пока Люси переодевалась, он тщательно исследовал содержимое рюкзака погибшей. Там обнаружился стандартный набор предметов: карта, фонарик, нож, а так же вода и сухой паёк — почти нетронутые. Их Дракон забрал себе, «щедро» выделив Хартфилии свои, наполовину съеденные и выпитые.

— Мне надо компенсировать потраченное на тебя, — нисколько не смущаясь, сказал он. — Ты потеряла то, что выдали тебе, поэтому скажи спасибо, что есть хоть это.

Потом Дракон занялся инспектированием её внешнего вида: всё ли сидит нормально, не трёт, не болтается? Путь длинный, пояснил он, не хотелось бы застрять в дороге из-за того, что кому-то будет неудобно. Одежда оказалась великовата: футболка висела, как на вешалке, джинсы пришлось подкатить, в петли вставить импровизированный пояс, чтобы штаны не сползали. Зато обувь пришлась впору, только носки надевать Люси категорически отказалась, мол, и так обойдётся. Мужчина, поворчав о чьих-то не слишком высоких интеллектуальных способностях, соорудил из её бывшей тюремной робы портянки: разрезал кофту на длинные полосы, двумя обмотал ноги, остальные приказал забрать с собой — на всякий случай.

Перед тем, как дать знак, что можно идти, Дракон ещё раз пробежал глазами по своей спутнице, словно желая убедиться, всё ли в порядке, и вдруг застыл, уставившись на её грудь. Люси, и так чувствовавшая себя в чужой одежде не слишком комфортно, совсем застеснялась: футболку пришлось заправить в штаны, и теперь эта часть тела, подчёркнутая аляповатым принтом на ткани, выглядела значительно больше. Что там опять пришло ему в голову? Новых развлечений захотелось? Как в туалет её отпустить, так каждая минута на счету, а похоть свою удовлетворить — всегда пожалуйста. Не дав ей додумать, Дракон шагнул ближе, беспокойно шаря взглядом по её телу:

— Где она?

— Кто? — не поняла Люси.

— Карта! — сильные руки схватили за плечи, тряхнули, словно надеясь таким способом выбить из неё ответ. — Где твоя карта? — не дослушав невнятные бормотания, мужчина бросился к остаткам тюремной одежды, перетряс неровные лоскутки, вернулся обратно. — У тебя что, не было её?

— Была. Я точно помню, что она висела на шее, когда мы все были в том зале, с колбами. А потом… не помню. Мне было страшно: этот Лабиринт, темнота, мужик, который попытался меня изнасиловать, лестница…

— А вот с этого места поподробнее, — перебил Дракон.

— Я едва не упала, как эта женщина, — начала рассказывать Люси. — Коридор начал сужаться…

— Нет-нет, — остановили её. — Про мужика.

— Ах, это… — вспоминать совершенно не хотелось, но другого выхода не было. — Мы столкнулись с ним случайно. Он сразу полез ко мне. Я ударила его ногой и попыталась убежать, а он схватил меня за кофту, спереди, вот так, — она продемонстрировала, как именно, сжав в кулаке футболку. — Мне удалось вырваться, только шею тканью будто порезало.

Дракон неожиданно наклонил ей голову, убрал в сторону волосы, легко провёл пальцем по зудящей царапине.

— Наверное, тогда с тебя и сорвали карту, — задумчиво протянул он.

— Это очень плохо? — с тревогой смотря на Дракона, спросила Люси.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Если помнишь, её потом надо каким-то образом активировать. Ты разглядела того, кто на тебя напал?

— Нет. Свет от фонарика бил мне прямо в лицо, да и… недо рассматривания было.

— Тогда у нас только один выход — идти к центру, потому что глупо бродить в поисках неизвестно кого. А уже там на месте и будем думать. Только прихватим с собой кое-что, — Дракон подошёл к погибшей и аккуратно снял с её шеи ленту с картой. — Коза, — сказал он, рассмотрев рисунок. — Носи пока хотя бы эту — кто знает, может, знак не играет особой роли и важен лишь сам факт наличия карты.

Торопливо надев ленту, Люси, подсвечивая себе путь уже своим фонариком, бросилась догонять ушедшего вперёд Дракона — тот, приняв решение, не стал задерживаться, желая хоть немного вернуть потраченное на переодевание и разговоры время. Его слова о карте и возможной её замене не слишком успокоили: если бы это было так, им, скорее всего, выдали бы одинаковые. Или устроителям важно знать, кто именно дошёл до финиша? Но карты в этом деле не такие уж надёжные помощники: мало того, что есть шанс их элементарно потерять, участники, дабы избавиться от соперников, могут пойти на подлость — отобрать или сломать карту, ведь без этого кусочка пластика выигрыш не засчитают. В таком случае шансы получить свою долю «пирога» лично у неё, Люси, сводятся практически к нулю.

Ещё один вопрос, который теперь начал мучить её: что ждёт победителей, тех, кто не просто дойдёт до конца, но и активирует карту? За время стояния в колбах она успела заметить, что все люди, которых ей удалось рассмотреть, одеты по-разному, но тюремной робы не было ни на ком. Вряд ли ей единственной не дали сменить свой наряд. Тогда кто все те люди? Неужели они согласились участвовать в этом бредовом проекте добровольно? Кстати, лицо одной из участниц, той, что стояла слева, показалось Люси смутно знакомым. Она уже видела её, но где и когда? Точно не в тюрьме, гораздо раньше и при более приятных обстоятельствах — почему-то всплывали ассоциации с праздником, громкой музыкой и танцами. К сожалению, чётче вспомнить не получалось, пришлось оставить эту затею и переключиться на другие мысли: Голос ни словом не упомянул о призе для победителя. Что это может быть? Деньги, кругосветное путешествие, домик у моря? А может, гораздо прозаичнее — жизнь? Вот так просто: дошёл до финала — живи, нет — никто не виноват, что ты оказался таким слабаком. Тогда при чём здесь карта? Неужели она своеобразный пропуск в мир живых, и тех, кто не сможет её активировать, пусть и дойдёт до финала, убьют? Не зря ведь Голос подчеркнул, что активация — обязательное условие. Получается, что лично у неё совсем нет шансов. Да и были ли они вообще? Никто из девушек, похищенных до неё, обратно в тюрьму не вернулся. Значит, либо они погибли сами, либо им помогли отправиться в мир иной по окончании игры — устроителям не нужны лишние свидетели. Ей уготована та же участь? Об этом было страшно думать, и Люси старательно гнала от себя мысли о том, что ждёт её в финале. Но они возвращались, навязчивые и пугающие, прятались в отзвуках шагов, мельтешении света, наваливались на плечи многотонным грузом. Хотелось отогнать их от себя — разговором ли, пустой перебранкой с попутчиком, но тот упорно молчал, словно и забыл о маячившей за спиной хрупкой фигурке в одежде с чужого плеча.

Он обратился к ней только во время очередного привала, предложив подкрепиться и предупредив, что в этот раз они отдохнут чуть дольше, поэтому она должна постараться поспать — нужно набираться сил перед следующим марш-броском. Несмотря на усталость сон не шёл — печальная перспектива, нарисованная воображением и логическими умозаключениями, мало располагала к отдыху. Дракону тоже почему-то не спалось: он сидел, отрешённо глядя перед собой, занятый, судя по мрачному виду, не менее невесёлыми мыслями. Хартфилия долго наблюдала за ним из-под полуопущенных век, но мужчина за всё время так и не изменил позу.

Когда и как она заснула, Люси не поняла, а проснувшись, обнаружила, что к своему ужасу снова осталась одна.

========== Глава 6. Побег ==========

В первый момент, обнаружив исчезновение своего спутника, Люси впала в панику — она настолько привыкла к присутствию угрюмого, неразговорчивого Дракона, что его отсутствие приравнивалось едва ли не к мировой катастрофе. Даже наличие сухпайка и воды не радовало: видеть рядом с собой живого человека, слышать его хрипловатый голос, отдающий короткие, резкие команды, ловить на себе редкие, пусть и равнодушные взгляды — это было важнее, чем пара съедобных плиток в рюкзаке и слабо горящий фонарик. Потому что разрушало сюрреалистичность происходящего, давало пусть и крохотную, но надежду — на то, что она не сошла с ума, что сможет выбраться из этого ада. Каково было вновь утонуть в отчаянии и страхе? Куда теперь идти и что делать? Мысли метались в голове — растерянные, испуганные, не давая возможности принять решение. Но именно это в итоге и не позволило Люси совершить ошибку, покинув место их стоянки — за спиной послышалось шебуршение и неясный бубнёжь. Хартфилия, обернувшись, с облегчением увидела копошащегося в рюкзаке Дракона.

— Где вы были? — вполне естественно поинтересовалась она. Мужчина проигнорировал вопрос, привычно посоветовал перекусить и, предупреждая её просьбу, сказал, что позволит ей отлучиться «по делам» в первом же ответвлении. Люси, не ожидавшая от него подобной заботы, промямлила, запинаясь, слова благодарности, получив в ответ равнодушный кивок, и потянулась к своей котомке, про себя удивляясь, как не заметила лежащий буквально в двух шагах рюкзак Дракона — столь практичный человек, как её спутник, ни за что не оставил бы вещи. Усталость и нервное напряжение, кажется, стали плохо сказываться на чьих-то умственных способностях. Пора брать себя в руки, иначе она станет вполне реальной обузой, и Дракон просто бросит её. А этого никак нельзя допустить — в одиночку ей точно не выбраться.

Впрочем, особым временем, чтобы предаваться размышлениям, самобичеванию и другим подобным мыслительным процессам, Люси не располагала — на скудный завтрак (или обед?) было выделено не больше пары минут, после чего они снова закружили по бесчисленным коридорам. В фонариках необходимость отпала: лампочки под потолком горели постоянно, хоть и тускло. А вот ответвлений, которыми можно было бы воспользоваться с вполне определённой целью, не стало совсем — они уже довольно долго шли по прямому коридору. Мужчина периодически бросал на неё тревожные взгляды через плечо, но Люси лишь отрицательно мотала головой, словно успокаивая, что пока в силах и потерпеть.

Проход появился совершенно неожиданно — обычным провалом в стене с рваными, воняющими гарью краями. Дракон осторожно провёл кончиками пальцев по неровной, покрытой копотью поверхности, неопределенно хмыкнул, выглянул, вытянув голову, в проём, не приближаясь и стараясь не касаться стены, предупредил:

— Держись позади меня, ничего не трогай. И не отходи далеко.

— Здесь что, был взрыв? — не удержавшись, спросила Люси. Её спутник пожал плечами:

— Вероятно.

— Но мы ничего не слышали…

— Это могло произойти давно. Либо здесь слишком толстые стены и крепкие перекрытия. В любом случае нужно быть максимально внимательными, чтобы не наткнуться на такой же «сюрприз».

Оставалось лишь покачать головой в знак того, что она всё поняла, хотя Дракона явно не интересовало её мнение — он снова пошёл вперёд, периодически бросая по сторонам настороженные взгляды. Совсем скоро на левой стене им начали попадаться закрытые двери, но мужчина игнорировал их, очевидно, опасаясь какого-нибудь подвоха. Люси послушно топала следом, про себя подумывая о том, что почти готова забыть про стыд. На её счастье, справа показался обычный проём. Дракон, буркнув: «Жди здесь», сам проверил его и только потом разрешил пройти.

Люси уже поправляла одежду, когда услышала тихий надрывный стон. Страх горячей волной прокатился по телу, заставив неприятно затрястись коленки. Она застыла в растерянности: вернуться к Дракону или посмотреть, вдруг кому-то нужна помощь? Одной идти не хотелось — пары встреч было достаточно, чтобы понять: люди, блуждающие по Лабиринту, далеко не ангелы, даже её спутник. Уговорить же Дракона проявить вполне человеческое любопытство и участие, скорее всего, не удастся — он скорее бросит и её здесь, чем попробует узнать причину странных звуков.

Однако ей не пришлось ничего делать: мужчина сам ткнулся в проход, видимо, устав ждать, и тут же поинтересовался, скользнув по ней взглядом:

— Что случилось?

— Там… мне показалось… кто-то стонал.

Дракон, не говоря ни слова, обогнул её, завернул за угол и негромко выругался. Люси бросилась за ним, почти сразу пожалев о своём порыве: на полу в луже крови лежал человек. Откуда-то из глубины коридора к нему тянулся широкий, влажно поблёскивающий тёмно-бордовый след — у бедняги не было сил идти и он полз, пока не потерял сознание, издав предварительно тот самый стон, который она услышала.

Между тем её спутник присел рядом с несчастным на корточки; проверив пульс, аккуратно перевернул раненого на спину, сказал негромко, будто разговаривая с самим собой:

— И кто же ты у нас будешь? Физиономия твоя уж больно знакомая…

Эти слова заставили Люси, преодолевая подступившую к горлу тошноту, присмотреться к незнакомцу. Но осунувшееся, землистого цвета лицо ничем не помогло в опознании. В отличие от насыщенно-красных, некогда поднятых в хищный ирокез, а сейчас безвольно болтающихся волос. Столь яркую примету сложно забыть.

— Кажется, он стоял в колбе справа от меня.

Дракон, ободрённый подсказкой, продолжил осмотр, попутно делясь и своими наблюдениями:

— Точно, он самый. Петух, если не ошибаюсь. Сейчас проверим, — мужчина наклонился, пошарил руками по шее раненого, недовольно констатировал: — Карты нет. Кто-то решил пособирать трофеи? — и обращаясь к бессознательному телу на полу, почти сочувственно: — Что же ты здесь забыл? Мальчишка ведь ещё…

В этот момент парень пришёл в себя. Увидев склонившегося над ним человека, он дёрнулся, захрипел, попытался отползти. Дракон выставил перед собой открытые ладони, показывая, что у него нет оружия, успокаивающе зашептал, приподнимая край пропитанной кровью футболки:

— Тш-ш-ш, тихо, тихо. Я просто посмотрю.

Увиденное ему явно не понравилось: губы плотно сжались, между бровями залегла глубокая складка, он весь словно подобрался, как спортсмен перед решительным рывком. Эта серьёзность и сыграла с Люси злую шутку: она оказалась совершенно не готова к тому, что произошло дальше, потому что ничто в действиях её спутника не указывало на возможность подобного исхода.

Раненый снова завозился, попытался им что-то сказать, но смог лишь сипло, натужно выдохнуть; лицо его, и без того бледное, помертвело, на губах запузырилась кровавая пена. Дракон, чуть помедлив, придвинулся к нему ближе, попросил, поглаживая по лбу, как ребёнка, которого желают успокоить:

— Потерпи немного. Сейчас… я всё сделаю, — одной рукой прикрыл парню глаза, а другой, вытащив из-за пазухи нож, резким и точным движением перерезал ему горло. Несчастный дёрнулся, но почти тут же обмяк, став похожим на тряпичную куклу.

Люси замерла, смотря широко открытыми глазами на распластанное у её ног тело. У неё не хватило сил ни отшатнуться, ни закричать — столь неожиданным и страшным было случившееся: только что один человек совершенно хладнокровно убил другого, без причины и объяснения своего порыва. Голос из комнаты с колбами сказал, что они могут делать всё для победы, но такое… Так безжалостно обойтись с тем, кто (вполне очевидно) не смог бы оказать ни малейшего сопротивления, не говоря уже о том, чтобы стать достойным соперником.

— Зачем?.. — выдохнула она, едва шевеля губами. — Что вам сделал этот мальчик? Он же… он совсем беспомощный. Это жестоко.

— Жестоко оставлять его здесь одного мучительно и долго умирать от ран, — холодно отозвался Дракон, спокойно вытирая нож об одежду убитого. — Парень не жилец, поэтому милосерднее было прервать его страдания.

— Откуда вы знаете?! — голос неожиданно сорвался на крик, напугав саму Люси. Её затрясло — так, что застучали зубы; пришлось обхватить себя руками, но поднимающийся откуда-то из глубины естества иррациональный, животный страх рвался наружу короткими истеричными всхлипами.

— Я — знаю, — веско обронил Дракон, убирая оружие запазуху. Шагнув в сторону своей нервно вздрагивающей спутницы, он негромко хмыкнул и резко ударил её по лицу. Люси качнулась назад, прижав к покрасневшей щеке ладонь, но больше не произнесла ни звука, хватая ртом воздух. — Успокоилась? — иронично уточнил мужчина и грубо подтолкнул её к выходу. — Тогда вперёд.

Шли они молча. Люси с трудом передвигала непослушные, словно деревянные, ноги. В голове было пусто, звонко, как после сильного чихания. Как она могла совершить такую большую глупость — довериться первому встречному? Пусть он и не набросился на неё, и щедро делился припасами. Что ей было известно об этом человеке? Он даже имени своего не назвал, а на её робкую попытку представиться отмахнулся: «Мне это не интересно». Люси предпочитала сначала получше узнать нового знакомого, а уже потом составлять о нём мнение. Но в этот раз всё случилось с точностью до наоборот! И в итоге она оказалась один на один с убийцей. В памяти невольно всплыло худенькое, остроносое личико Миллианны, её отрешённый взгляд и короткие, с вечными цыпками пальцы, безотчетно теребящие волосы, когда сокамерница рассказывала о совершённом преступлении. «Вот зачем те мальчишки мучили котёнка? — вопрошала она в пустоту. — Это же плохо. И я просила их перестать, но они меня не послушались. Поэтому я поступила правильно. Я знаю, что правильно, знаю». Милли снова и снова повторяла эти слова, как заклинание, бессвязную мантру, кажется, уже не совсем понимая, что они означают. Вскоре Люси возненавидела их, страдальчески морщась каждый раз, как снова слышала — столько убеждённости в своей правоте в них было. «Я — знаю». С какой лёгкостью человек берёт на себя функцию Бога, решая, кому и как отправиться в мир иной! И при этом подчас совершенно не сожалея о содеянном. После аварии Люси часто снились кошмары, из-за которых она просыпалась в холодном поту, а потом лежала без сна до утра, пытаясь отогнать стоящую перед глазами картину разлинованного дождём моста и наколотого на прут арматуры, словно бабочка на булавку, довольно скалящегося трупа. После этих снов она лишалась аппетита на целый день, уныло ковырялась в тарелке, с трудом сдерживая подступавшую к горлу тошноту. В отличие от неё Миллианна безмятежно спала по ночам и с удовольствием уплетала в столовой нехитрую снедь. Люси не осуждала её, но понимала, что она сама, в отличие от кошатницы, вряд ли сможет относиться к произошедшему с ней даже в половину спокойнее.

Своего спутника, с которым Люси провела всего несколько часов, она практически не знала — сложно составить мнение о человеке, с которым за всё время перекинулся лишь парой скупых фраз. Но его страшный поступок говорил сам за себя, и уверенность в том, что при случае он бросит её, если не поступит с ней так же, как с тем парнем, крепла с каждым шагом. Смотря в широкую спину шедшего впереди Дракона, Люси уже не ощущала даже той иллюзии безопасности, что ещё совсем недавно создавало присутствие этого мужчины рядом с ней. Теперь она боялась его — до такой степени, что оставшийся путь решила проделать самостоятельно. Как и не предупреждать Дракона об этом. Кто знает, как он отреагирует на это сообщение: обрадуется или, наоборот, впадёт в ярость, а, может, лишь равнодушно пожмёт плечами? Проверять свои версии Люси не хотелось; уйти по-английски, не прощаясь и не благодаря (хотя это и было невежливо), казалось ей наилучшим выходом. Поэтому она сначала просто немного приотстала, замедлив шаг, а потом и вовсе остановилась, с досадой осознав, что совершенно не продумала свои дальнейшие действия. Прямой, как стрела, коридор без ответвлений, где можно было бы спрятаться, оказался не лучшим местом для побега. Возвращаться туда, где остался убитый Петух — далеко и страшно. Оставались только двери с левой стороны. Те самые, которые так старательно избегал Дракон. Но особого выбора не было, а отступать от задуманного Люси не собиралась. Внутренне обмирая, она потянула на себя ближайшую дверь. Ничего не произошло. Первый шаг дался ещё с трудом, последующие — гораздо легче. Но насладиться свободой не получилось — кто-то схватил её за плечи, толкнул к стене, вжимая лицом в шершавую поверхность, и навалился сверху, обдавая несвежим дыханием. От неожиданности и боли в ушибленном о стену колене Люси вскрикнула, и ей поспешно зажали рот, предварительно развернув и сунув под нос огромный тесак. Зато теперь она могла (насколько позволяла ситуация) рассмотреть нападавшего.

Это был мужчина, невысокий и худой; тёмные глазки-бусинки подслеповато щурились за довольно выпуклыми стёклами странных очков, похожих на те, что надевают для занятия плаванием. Тонкие ниточки усов над верхней губой постоянно шевелились, придавая ему сходство с тараканом-переростком, что на мгновение даже перебило страх — столь сильного чувства гадливости до сегодняшнего момента не вызывал в Люси ни один человек.

— Какая хорошенькая мадемуазель мне попалась на этот раз, — нараспев заговорил он, в такт словам помахивая ножом. — Очень жалко будет её убивать. Но что поделаешь? Так надо, так надо. Нет-нет-нет, милая девушка, лично против вас я ничего не имею, поверьте. Просто это игра, а выиграть должен достойнейший. Я, понимаете? Только я достоин стать le gagnant (победитель — фр.). Кому, как не мне, великолепнейшему мистеру Солу, носить это звание? Так что, мадемуазель, rien de personnel (ничего личного — фр.). О, mon Dieu (Господи — фр.), вы столь очаровательны. Мне будет приятно убить вас, в отличие от всех остальных. А вашу карту я заберу. На память. Adieu, mademoiselle (Прощайте, мадемуазель — фр.)!

— Отпусти её.

Люси торопливо зажмурилась — сложно было не узнать хозяина голоса, как и не понять, что он не на шутку разгневан, несмотря на спокойный тон. Так всегда разговаривал отец, случись ей — нарочно или случайно — чем-нибудь сильно раздосадовать его. Нет, видеть разъярённого Дракона Люси совсем не хотелось. Что он сделает теперь с ней? Вряд ли ему пришлась по вкусу её выходка. И даже если мужчина вернулся, просто так ей это с рук не сойдёт.

— О, посмотрите! — непонятно чему обрадовался Сол. — К нам на огонёк заглянул ещё один игрок. И, кажется… — он приблизил своё лицо к Люси — она почувствовала, как его волосы пощекотали ей лоб — и громко зашептал: — Кажется, вы ему приглянулись, мадемуазель. Нет-нет-нет, сэр, не отпирайтесь! — это уже было адресовано Дракону. — Я же вижу, каким предвкушением горят ваши глаза. Юная леди действительно charmante (очаровательна — фр.). И я мог бы… мог бы позволить вам avoir du plaisir (получить удовольствие — фр.). Но потом нам всё равно придётся её убить.

— Нам? — уточнил Дракон.

— Конечно, — подтвердил Сол. — Разве два здравомыслящих человека не смогут найти общий язык и стать друг другу utiles (полезными — фр.)?

— И чем же таким ты можешь быть полезен мне?

— О, mon ami (мой друг — фр.), я с удовольствием вам об этом расскажу. Но позже, позже, когда вы…

— Сейчас! — от грозного рыка Дракона у Люси немедленно свело низ живота.

— Не сердитесь, прошу вас. Если вам так не терпится… Я хорошо знаю этот лабиринт и могу показать самую короткую дорогу до его центра.

— У тебя что, была карта до начала игры? Откуда?

— Мистер Сол не раскрывает своих секретов, нет-нет-нет!

— Тогда почему ты ещё не там?

— А как же конкуренты? Неужели вы хотите с кем-нибудь делиться призом? Чем меньше игроков дойдёт до финала, тем больше достанется нам, разве не так?

— Что же ты со мной решил поделиться? — усмехнулся Дракон. — Я ведь для тебя тоже конкурент. Зачем же делать мне столь щедрые предложения и приглашать в союзники? — на последнем слове в его голосе проскочило откровенное отвращение — очевидно, внешний вид Сола тоже не доставлял ему удовольствия.

— В игре, как и на войне, нужно уметь не только устранять соперников, но и искать союзников. А вы, такой сильный и viril (мужественный — фр.)… Вы сможете защитить себя и меня — не все наши противники будут хрупки и слабы. Ну, что скажете? — видимо, Дракон ответил ему согласным кивком, потому что Сол, мерзко захихикав, снова наклонился к Люси и прошептал: — Прощайте, мадемуазель. Жаль, что не я убью вас, но можете утешиться тем, что вы умрёте от руки другого, довольно интересного представителя le sexe fort (сильного пола — фр.).

Пол под ногами едва ощутимо содрогался — Дракон шёл к ним, намереваясь выполнить свою часть сделки. Острый кончик ножа упирался Люси в шею, на корню задавливая любые попытки вырваться. Но как только он исчез, она тут же дёрнулась в сторону. Странно, её никто не пытался схватить или навредить любым другим способом. Зато откуда-то сбоку до неё донеслись звуки ударов, невнятные всхлипы, хрипы, затихающий крик… А потом наступила тишина, страшная в своей неопределенности. Хартфилия заставила себя открыть глаза. Сола нигде не было. Дракон стоял в стороне, спиной к ней, шумно дыша.

— Мразь, — прошипел он, сплюнув себе под ноги, и медленно повернулся. — А теперь ты.

— Не надо… пожалуйста… — Люси прижалась к холодной стене, из последних сил борясь с накатывающей дурнотой — страх перед Драконом, помноженный на недавние события, накатил с утроенной силой.

— Постарайся запомнить с первого раза, потому что я не люблю повторять дважды, — зло процедил сквозь зубы мужчина, подходя ближе. — Если ты ещё хоть раз попробуешь от меня сбежать…

Конец фразы она уже не услышала — в ушах резко зазвенело, мир перед глазами побледнел, сузился, а потом и вовсе исчез в тёмной клубящейся дымке.

========== Глава 7. Мост ==========

— Сколько?

— Лошадь, Кролик, Петух. Ты была бы четвёртой.

Люси устало прикрыла глаза. Виски немилосердно давило, под веками жгло, будто туда сыпанули песка. Тошнота отступила, но тело ещё было ватным. Хотелось лечь на ребристый железный пол и малодушно позволить себе отключиться. Она так устала. Сейчас даже тюремная камера не казалась настолько отвратительной, как в первые недели заключения. Только вот позволят ли ей туда вернуться? Вряд ли устроителям Игры нужны лишние свидетели. Никто из пропавших до неё девушек не объявился. Конечно, причина могла быть банальна — они просто не дошли до финала, встретив кого-то наподобие Сола или попав в одну из ловушек. Если же им всё же удалось выбиться в победители, где они сейчас? Получили свободу? А может, догнивают в какой-нибудь неизвестной могиле? Учитывая масштаб мероприятия под названием «Лабиринт», второе было более реально: те, кто придумал и организовал Игру, зарабатывают на ней огромные деньги и не позволят, чтобы осёл, приносящий золотые монеты, внезапно издох. Выигравших, вернее, выживших, заставляют молчать. А каким образом это можно сделать? Что б уж наверняка — только одним, весьма радикальным, зато надёжным. Стоит ли тогда так отчаянно бороться, если конец заранее предопределён?

Люси, судорожно вздохнув, резко открыла глаза. Нельзя — думать о подобном, отчаиваться, сдаваться. Она ведь обещала себе сделать всё, чтобы выжить. Как можно опускать руки после всего, что ей уже пришлось перенести? Надо отвлечься на что-нибудь. Да вот хотя бы спросить…

— А этот Сол… Кем был он?

— Крыса. Такой же мерзкий, — Дракон отложил в сторону обнаруженные в рюкзаке Сола пластиковые карты других игроков, которые до этого рассматривал, и занялся картой бумажной.

— Как думаете, он сказал правду? По поводу короткой дороги? — робко спросила Люси: из-за неё мужчина, возможно, лишился реального шанса выиграть, и хотя с тех пор, как она пришла в себя, он ни разу ни в чём не упрекнул её, всё равно чувствовала себя очень неловко.

— Не знаю, — отмахнулся Дракон, продолжая тщательно изучать лист бумаги, испещрённый схемами. — Это могла быть обычная попытка поторговаться — он ведь сам признал, что я сильнее, но на удар исподтишка у него силы хватило бы. Да мы и без чужих подсказок не заблудимся. Ты, кстати, карты читать умеешь?

— Нет…

— Зачем же тогда участвовать согласилась?

Отвечать Люси не стала. Как объяснить, что её вообще-то никто не спрашивал, не вдаваясь в печальные подробности прошлого? Хотя Дракон весьма наблюдательный и вряд ли не обратил внимание на ярко-красную тюремную робу. Если эту одежду ещё можно было принять за какой-нибудь экстравагантный наряд, то нашивка с номером никак не подходила под определение украшения. Так что её спутник мог догадаться, откуда Люси попала на этот проект. Но, очевидно, решил, что она вызвалась участвовать в нём добровольно. Интересно, а как он сам оказался здесь? Что вообще заставляет людей бросаться в подобные авантюры? Жадность, желание пощекотать себе нервы, безысходность? С такой лёгкостью рисковать своей жизнью… ради чего? Люси честно пыталась это понять — Рен был весьма охоч до опасных развлечений. Гонки, прыжки с парашютом, наркотики… Пусть и не столь масштабно, как Лабиринт, но тоже небезобидно. Вполне ожидаемо она не одобряла таких увлечений, прямо высказывая своё отношение к ним и никогда не принимая в них участия. Акацки в пол-уха выслушивал её доводы, смеясь, называл трусихой и срывался в очередное приключение. Думается, окажись Рен сейчас здесь, он бы обязательно завопил от восторга. А вот Люси, наоборот, хотелось бы оказаться где-нибудь подальше отсюда, в знакомом и относительно безопасном месте. И больше никогда не попадать в такого рода передряги — ей и одного раза за глаза хватило.

Между тем Дракон, покидав в рюкзак вещи, поинтересовался:

— Как ты себя чувствуешь? Идти сможешь или ещё немного отдохнёшь?

— Всё хорошо, идёмте, — несмотря на слабость, Люси решила больше не злоупотреблять терпением своего спутника. Тот окинул её скептическим взглядом, но ничего не сказал, лишь протянул руку, помогая подняться. Ладонь у него оказалась сухой и горячей; Люси, уже достаточно обескураженная неожиданно свалившейся на неё заботой Дракона, смутилась ещё сильнее.

— Спасибо, — пролепетала она, чувствуя, как жарко пылают щёки. Мужчина равнодушно пожал плечами, словно не считал, что за такой поступок стоит благодарить. — Нет, не за это. Хотя и за это тоже… — вконец растерялась Люси. — Вы спасли мне жизнь, — попыталась объяснить она. — А ведь могли этого не делать.

— Да пожалуйста, — иронично усмехнулся Дракон. — Обращайся, если что. Только не сбегай больше, ладно?

— Хорошо, — ответная улыбка получилась жалкой, но вполне достаточной для завершения разговора: мужчина, коротко кивнув, поправил лямку рюкзака и пошёл вперёд. Хартфилии оставалось только последовать за ним, зябко поёживаясь — окружающая обстановка неприятно давила на нервы.

За то время, что Люси приходила в себя после обморока и нападения Сола, она успела немного рассмотреть место, в котором они оказались благодаря её неудачной попытке побега. Оно чем-то походило на полуразрушенные останки давно заброшенного завода: теряющийся в темноте потолок, свисающие с него цепи и тросы, металлические лестницы, покрытые слоем грязи и ржавчины. Всё это невольно вызывало в памяти картины из просмотренных когда-то ужастиков — по спине невольно бежал холодок от мысли, что сейчас на их головы свалится полуразвалившийся зомби или озверевший маньяк. Впрочем, как раз-таки с последним Люси и умудрилась столкнуться. Поэтому она невольно старалась держаться к Дракону поближе. Хотя так и не поняла, почему он предпочёл её Солу. Вряд ли причиной был неумело сделанный минет и возможность получить подобное удовольствие ещё раз — отношение мужчины к ней изменилось только после нападения. Дракону стало её по-человечески жаль? Иначе объяснить его поведение было сложно. Однако ничего другого в голову не приходило, и Люси остановилась на этой версии.

Они не стали возвращаться в коридор, решив продолжить путь по железному балкону-галереи, бесконечно тянущемуся в обе стороны — им всё равно вскоре пришлось бы выходить на него. Люси с опаской косилась влево, туда, где за хлипкими железными перилами маячила тёмным провалом бездна, ставшая могилой для Сола — Дракон не рассказал, что с ним случилось, но догадаться было не трудно. Ни одну из вещей Крысы забирать не стали, хотя они ничем не отличались от тех, которые лежали в их рюкзаках. Её спутник сказал, что им хватит того, что есть, только Люси почему-то казалось: это просто отговорка. Однако она не стала ни возражать, ни задавать вопросы: её саму ещё передёргивало при воспоминании о прикосновениях Сола, а каково будет что-то есть и пить, зная, кому это принадлежало? Лучше уж немного поголодать.

Желая держаться подальше от края, Люси шагнула ближе к стене и заметила на двери, мимо которой проходила в этот момент, странный предмет, по форме напоминающий хоккейную шайбу. Ничего подобного им раньше не попадалось. Поэтому стоило привлечь к находке внимание Дракона.

— Эм… послушайте! — и как к нему обращаться, не зная имени? — Сэр! Эй, да постойте же! — когда мужчина, уже ушедший вперёд, вернулся, Люси ткнула пальцем в шайбу: — Вот. Я подумала, вам будет интересно…

— Отойди, — глухо обронил Дракон, присаживаясь перед дверью на корточки. — Взрывчатка, — пояснил он, не дожидаясь расспросов. — Не сказать, чтобы очень сильная, но на то, чтобы выбить дверь и прикончить того, кто за ней, вполне хватит. Ну, или хотя бы ранить, что здесь, в Лабиринте, практически смертельно.

— Вы разбираетесь в бомбах? — не удержалась Люси.

— Немного, — неохотно ответил мужчина. — Можно сказать, тебе сильно повезло — открой ты не ту дверь, и всё закончилось бы до встречи с мистером Солом.

Прогремевший взрыв больно ударил по барабанным перепонкам звуковой волной, раскатился гулким эхом по необъятному помещению. Люси, испуганно вскрикнув, зажала ладонями уши и качнулась назад, инстинктивно желая оказаться от заминированной двери подальше, словно та могла детонировать от другой, взорвавшейся секунду назад. Царапнувшая по щеке грубая ткань сработала почище пресловутой пощёчины, с помощью которой ей в прошлый раз помогли прийти в себя, заменив страх недоумением: как она оказалась в объятиях Дракона? Мужчина крепко прижимал её к себе, стиснув плечи почти до боли; под камуфляжной формой быстро и мощно билось сердце, выдавая его волнение.

— А вот кому-то посчастливилось меньше, — спустя несколько долгих мгновений сипло выдохнул Дракон. — Побудь здесь, я схожу посмотрю.

— Нет! — теперь Люси сама вцепилась в его куртку, не давая сделать и шага. — Не оставляйте меня одну.

— Не думаю, что тебе стоит туда идти. Любоваться там не на что, — попробовал возразить мужчина, но, услышав тихое «Пожалуйста!», сдался. — Постоишь в сторонке.

Им пришлось вернуться — взрыв прогремел дальше того места, где они встретились с Солом. Противно воняло гарью и жжённым мясом. В воздухе ещё кружила пыль от разрушенной стены, под ногами хрустели камни и щепки. Люси не успела затормозить, когда Дракон замедлил шаг, и, по инерции пройдя ещё немного, остановилась прямо напротив свежего пролома. Мужчина, ругнувшись, дёрнул её за руку назад, но она успела заметить обтянутую бордовой тканью тонкую женскую руку, длинные серебристо-белые волосы и искривлённое болезненной судорогой лицо.

— Когда ты научишься меня слушаться? — ворчливо бубнил Дракон, растирая ей руки. — Говорил же: стой в стороне!

— Я случайно, простите, — противные чёрные точки уже не мельтешили перед глазами, даже гул в голове немного утих. — Та женщина… она…

— Да.

— Мне кажется, я знаю её.

— Теперь ей это вряд ли поможет. Ну, что, я могу надеяться, что в течение ближайших пяти-десяти минут ты никуда не денешься и, вернувшись, я найду тебя на этом самом месте? Мне хотелось бы осмотреть тело.

— Зачем? — она задала этот вопрос не из любопытства, а вполне искренне не понимая, что такого интересного может обнаружиться на трупе и чем это поможет им в прохождении Лабиринта. Отвечать ей, судя по раздражённо поджатым губам, явно не собирались, поэтому Люси оставалось лишь смиренно кивнуть.

Дракон отсутствовал дольше, чем обещанные десять минут, однако Люси послушно сидела там, где её оставили, стараясь не думать о лежащем за стеной обезображенном теле. Она действительно уже встречала эту женщину — в соседней колбе с изображением свиньи на стекле, слева от себя. Вернее, рисунок Люси не рассмотрела, просто знала, что после года Собаки по Восточному календарю идёт год Свиньи. Пусть они и виделись всего пару минут, но эта незнакомка была для неё вполне реальным человеком, отчего происходящее казалось ещё ужаснее. Раньше Люси не приходилось так близко сталкиваться со смертью. Тот случай с аварией стал первым. Он потряс её до глубины души и не мог не сказаться на психике. И всё же она так до конца и не осознала произошедшее: арест, суд, тюрьма, строгий приговор, вынужденная разлука с родителями — всё это наложилось друг на друга, причудливо переплелось, искажая картину и вполне обоснованно «перетягивая одеяло» на личные проблемы. Да и тот несчастный, что бросился под колёса её машины, не входил в узкий круг даже просто знакомых. Нет, Люси не была чёрствой или эгоистичной и безмерно сожалела о том, что стала причиной смерти другого человека. Но невольно, из желания сохранить остатки разума, отстранилась от трагедии, видя в этом единственный способ избежать комнаты с мягкими стенами. Сейчас лучшим выходом было сделать то же самое: отбросить посторонние мысли и сосредоточиться на оставшемся пути, чтобы не быть своему спутнику обузой. Давалось это крайне нелегко, и к моменту возвращения Дракона Люси лишь ещё больше накрутила себя.

— Вы так долго! — она не хотела попрекать, но, обрадованная его появлением, не смогла удержаться от восклицания.

— Прости, — мужчина, бросив на ходу извинения, зашагал прочь от места взрыва, вынуждая Люси следовать за собой.

— Нашли что-нибудь? — Дракон редко баловал её разговорами, поэтому стоило воспользоваться этой, пусть и случайно предоставленной, возможностью. Тем более что это отвлекало от неприятных раздумий. Но надежды на беседу не оправдались: мужчина в ответ лишь неопределённо мотнул головой, упорно идя вперёд, а разговаривать с чужой спиной мало кому покажется интересным.

Галерея казалась почти нескончаемой. К дверям, по понятной причине, они теперь не прикасались, хотя мины перестали попадаться. Хотелось пить: воздух в этой части Лабиринта был сухой, пропитанный смрадом недавнего взрыва. Люси не успела попросить об остановке, Дракон сам предложил сделать привал, кивнув на маячившее чуть в стороне ответвление от основного балкона, похожее на подвесной мост:

— Нам потом туда. Короткий проход, коридор, лестница наверх и — мы почти на месте.

— Уже так скоро?! — трудно было поверить, что этот кошмар вот-вот закончится. — Мы успеваем?

— Вполне. Но всё же предлагаю не тянуть время понапрасну — лучше отдыхать на конечном пункте.

С близкого расстояния мост, и до этого не вызывающий доверие, показался Люси ещё ненадёжнее. С некоторых пор эти конструкции поселили в душе отторжение и страх. Будь у неё выбор, она предпочла бы поискать другую дорогу.

— Боишься? — спросил Дракон, заметив её неуверенность.

— Немного, — призналась Люси.

— Это нормально, — ободряюще улыбнулся мужчина. — Главное — смотри только вперёд, ступай осторожно, держись за перила и помни: я рядом, — он уже шагнул на мост, но вдруг остановился и предложил: — Давай-ка иди первой. Я не хочу постоянно оглядываться и думать, что происходит у меня за спиной.

Так стало ещё страшнее: теперь узкую, раскачивающуюся в такт их шагам металлическую ленту, по бокам которой зияла бездна, не закрывала собой широкая мужская спина, а противоположный край был где-то невероятно далеко и словно бы оставался на одном месте, не приближаясь ни на дюйм. Дракон шёл сзади, подбадривал и давал указания: «Остановись, дай ему успокоиться», «Теперь можешь идти», «Всё хорошо, ты молодец». Люси старалась не поддаваться панике, но делать это становилось всё труднее: мост крупно дрожал, скрипел, стонал, как агонизирующее животное, готовое в любой момент испустить дух.

Это случилось, когда они миновали уже больше половины пути: послышался громкий скрежет, железное полотно под ногами заходило ходуном, перила разъехались в разные стороны. «Беги! Быстро!» — перекрывая грохот, раздалось сзади. Люси сорвалась с места; почти достигнув края моста, от сильного толчка в спину она потеряла равновесие и упала, кубарем прокатившись по бетонному полу. Оставшихся сил едва хватило приподняться на подрагивающих руках и обернуться.

Чтобы не увидеть ни моста, ни Дракона.

========== Глава 8. Подземная река ==========

Люси, тяжело вздохнув, потёрла зудящие глаза и снова уставилась на мутную, отдающую лёгким гнилостным запахом воду. Даже думать не хотелось о том, что придётся в неё залазить и нырять с головой, но выбора не было — ни вернуться назад, ни пойти другой дорогой не представлялось возможным. Значит, только вперёд, каким бы противным не казался этот путь. Впрочем, после всего, что ей уже пришлось вынести, перспектива побултыхаться в сомнительного качества водичке была не так уж и ужасна. Главное — не нахлебаться, потому что подобному угощению её желудок вряд ли обрадуется.

Мерное течение реки усыпляло. Стоило засмотреться, и в глазах начинала плавать желтовато-серая муть; она закручивалась широким водоворотом, украшенном, словно глазурью, шапкой пены, утягивала за собой в жадное жерло очередной воронки, лишая воли и желания сопротивляться иррациональной тяге и в самом деле нырнуть в грязную воду. Приходилось торопливо смаргивать, до слёз тереть припухшие от недосыпа веки, отводить взгляд, ища для него другую точку опоры. Но река манила к себе, заунывно, едва различимо нашёптывая в уши, будто обещая нечто весьма важное и незаменимое. Люси пробовала петь — в полголоса, почти шёпотом — быстро замолкая: пугливое эхо гукало в ответ, не избавляя от страха, а лишь увеличивая его. Вариант немного поспать, пока была такая возможность, даже не рассматривался: не то время и место, потерять связь с реальностью сейчас, казалось, гораздо легче, чем когда-либо раньше. А что может быть обиднее, чем сойти с дистанции за пару кругов до финиша?

От воды неожиданно пахнуло мокрой свежестью, усилив неприятный запах в разы. Люси невольно поёжилась. Левое плечо тут же отозвалось тупой ноющей болью, заставив колкие мурашки пробежаться вниз по руке до запястья. И как она поплывёт с почти не действующей конечностью? Хорошо хоть не одна, а то впору было бы сигануть с того самого выступа, на котором закончилась переправа через рухнувший в пропасть мост — лучше разбиться, чем утонуть в зловонной речке.

Не одна… Эти слова приятно согревали сердце, пусть и не наполняли его верой в успех, ограничиваясь лишь слабой надеждой, которая едва не умерла на пыльном пяточке бетонного пола. Люси помнила, как обернулась, желая убедиться, что с её спутником всё в порядке, и замерла в ужасе, никого не увидев рядом с собой. Произошедшее показалось настолько неправильным, бесконечно несправедливым по отношению к ним обоим, что она в первое мгновение не поверила собственным глазам. Этого не должно было случиться, не с ними, не так, не теперь! Неужели они не заслужили одного-единственного шанса остаться в живых? Тело почти не слушалось, но Люси упорно ползла вперёд, пачкая ладони и стирая колени, без конца повторяя, как импровизированную молитву: «Нет, нет, нет! Пожалуйста… Господи, нет…». Ей было уже наплевать, кто он и что успел натворить плохого в своей жизни; сейчас Дракон стал для неё обычным человеком, не раз спасшим от смертельной опасности и (без преувеличения) пожертвовавшим собой ради неё: если бы они не поменялись местами перед мостом, она бы погибла.

Оказавшись у края, Люси легла на живот и осторожно посмотрела вниз. Перед глазами сразу всё поплыло: высота оказалась порядочная, пол лишь угадывался по слабо поблёскивающим где-то внизу металлическим деталям рухнувшего перехода. Однако времени, чтобы предаваться слабости, не было — в паре футов, крепко вцепившись обеими руками в перекладину, к которой ранее крепилось покрытие моста, висел Дракон.

— Вы живы! — с облегчением выдохнула Люси.

— Как видишь, — раздражённо буркнул мужчина.

— Я вам помогу! Давайте руку!

— Нет! Тоже свалиться решила? — сердито прикрикнул на неё Дракон. — Я сам. А ты давай… иди. Здесь уже не заблудишься.

— И бросить вас вот так? За кого вы меня принимаете?! — возмущению Люси не было предела: этот человек и правда думает, что она уйдёт, оставит его болтаться над пропастью и даже не попытается помочь?

Ответом её не удостоили, столь же упорно игнорируя протянутую руку. Дракон попытался самостоятельно выбраться, подтянувшись на угрожающе заскрипевшей перекладине, но так и не смог достать до края площадки — ему не хватило буквально несколько дюймов, чтобы зацепиться хотя бы кончиками пальцев. Ясно как Божий день: без посторонней помощи вылезти у него не получится. Если бы у них была верёвка или что-нибудь другое, что можно было бы использовать в том же качестве, чтобы сбросить Дракону или сделать для себя страховку — без неё подползать слишком близко к краю опасно, так и в самом деле недолго свалиться вниз.

В необходимости страховки при скалолазании Люси узнала лет вшестнадцать на собственном опыте. Тогда совершенно случайно её с одноклассницей занесло на спортивную площадку в парке, где любой желающий мог изобразить из себя покорителя Эвереста или спасателя, штурмуя стену из гипсокартона. День был будний, и аттракцион пустовал. Оба инструктора — молодые, накаченные парни — сидели в теньке, лениво потягивая колу. Увидев потенциальных клиентов, они почти одновременно подскочили с места, оставив банки в траве. Её подружка, Кана Альберона, будучи посмелее и на вид постарше Хартфилии, умудрилась отхватить себе улыбчивого голубоглазого блондина, и они больше обжимались, чем занимались непосредственно делом. Люси же достался хмурый брюнет, половину лица которого скрывала неровно подстриженная чёлка; полчаса он занудно и обстоятельно рассказывал о снаряжении, правилах и прочей ерунде, которая выветрилась из головы, едва на поясе защёлкнулся первый карабин — ей хотелось как можно скорее взобраться на стену. Она даже начала приплясывать на месте от нетерпения и с дуру ляпнула, указывая на ремни, что старательно наматывал на неё инструктор:

— А это обязательно? В смысле, так много?

Тот окинул её таким взглядом, что Люси немедленно захотелось от стыда провалиться сквозь землю.

— Лазить по любым вертикальным поверхностям не то же самое, что по лестницам ходить или в лифте кататься, — с изрядной долей высокомерия в голосе продолжил свою лекцию инструктор. — Здесь очень важна страховка, особенно для новичков.

— Да ладно тебе, Роуг, не грузи девочку, — вмешался в разговор его напарник.

— Мы за них отвечаем, между прочим, когда они на стене, — напомнил другу должностные обязанности чернявый инструктор.

— Вот поэтому мы должны сами закреплять на девушках тросы, — замурлыкал блондин, в очередной раз обнимая Кану якобы для того, чтобы проверить ремни. Альберона захихикала, нисколько не смущаясь пикантности ситуации. Роуг только покривился, снова осмотрел амуницию Люси и разрешил ей подниматься, по ходу движения давая весьма дельные советы.

Она уже почти дошла до вершины, когда заливистый громкий смех Каны заставил её оглянуться. Нога соскользнула с выступа, и Люси упала. Краткий миг невесомости, острый укол страха под ложечкой, боль от врезавшихся в тело ремней, задребезжавшая лебёдка, спускавшая её на землю, поджатые губы инструктора — на этом урок альпинизма закончился. Кана, так и не ставшая подниматься на стену, беззаботно скинула заботу о подруге на Роуга, продолжая строить глазки его напарнику. Её пришлось утаскивать с площадки едва ли не силой; весь оставшийся от летних каникул месяц она почти безвылазно провела в парке, штурмуя сердце светловолосого тренера, но добилась лишь того, что и сама заболела альпинизмом. Люси с ней не ходила, стыдясь своего неловкого падения. Из того, что говорил ей на единственном уроке Роуг, в памяти осталось немного — как и любые знания, не подкреплённые повторением и практикой, нудная лекция со временем забылась. Кроме важности страховки. Которая им сейчас была необходима, как воздух.

Люси, осмотрев свои вещи, торопливо прокрутила в голове варианты действий. Можно разорвать одежду и связать вместе полоски ткани, сделав из них своеобразную верёвку. Но выдержит ли она вес Дракона? Футболка слишком тонкая, а джинсовая куртка, наоборот, груба, и крепких узлов не получится. Да и времени на это уйдёт слишком много. Что ещё? Рюкзак? Он достаточно прочный, а длины лямок должно хватить, чтобы подползти к самому краю. Вытряхнув из мешка всё содержимое, Люси максимально ослабила один из ремней; обернув его вокруг погнутой стойки, которая была опорой для перил, она протащила в петлю рюкзак и потуже затянула узел — так он точно не развяжется. Теперь осталось закрепить вторую лямку у себя на поясе. Ремень, звонко щёлкнув карабинчиком, плотно обхватил талию. Получилось туговато, но Люси специально не стала делать его слабее — не на танцы ведь собиралась, комфорт сейчас стоял на последнем месте.

Разместившись у самого края, она стала подползать ближе, настолько, чтобы немного свеситься вниз и дотянуться до Дракона. Мужчина, услышав наверху странную возню, поднял голову и недовольно поинтересовался:

— Ты почему ещё здесь? Я неясно объяснил, что нужно делать?

— Не командуйте, — нахмурилась Люси. — Я же сказала, что не уйду без вас. Теперь у меня есть страховка из рюкзака, поэтому упасть мне не грозит. А вы без помощи не выберетесь. Так что прекращайте ворчать и давайте руку.

— А ты с характером, — усмехнулся Дракон. — Ладно, сделаем так: правой рукой держись за свою страховку — на всякий случай, а левую протянешь мне. Я ухвачусь за неё, и ты меня немного подтянешь. Мне бы только за край уцепиться, дальше я сам. Всё поняла? — Люси кивнула. — Тогда на счёт «три»: раз, два…

Он оказался довольно тяжёлым — не ей, хрупкой, даже в чём-то изнеженной девушке было вытаскивать крупного взрослого мужчину, но Люси всё равно старалась, что есть силы вцепившись в камуфляжную куртку и почти не дыша от натуги. Эти несколько минут показались вечностью; когда Дракон, перевалившись через край, растянулся на полу рядом, она не могла пошевелить и пальцем: тело ломило от напряжения, голова раскалывалась, перед глазами плыли разноцветные круги. Но хуже всего дело обстояло с левой рукой. Было ощущение, будто её оторвали или сделала что-то не менее страшное — плечо от малейшего движения крутило и дёргало с такой силой, что хотелось кричать. Все попытки сесть не увенчались успехом, и Люси так и осталась лежать на краю, свернувшись калачиком, стараясь не шевелиться в надежде, что боль постепенно пройдёт.

— Спасибо… — прохрипели за спиной. Потом послышался шорох — очевидно, Дракон решил, что недавнее приключение, едва не стоившее им жизни, не повод разлёживаться и готовился идти дальше. Заметив, что его спутница не проявляет никакой активности, он попытался расшевелить её, напомнив, где они находятся: — Послушай, я понимаю, ты устала, и всё же лучше не терять времени попусту. Отдохнём позже, — но когда и после этих слов Люси не двинулась с места, мужчина подошёл ближе и, тронув её за плечо, с тревогой поинтересовался: — С тобой всё в порядке? — она только помотала головой, не найдя в себе сил на ответ. — Что-то болит? Где? — продолжил расспросы Дракон, одновременно ощупывая её. — Левое плечо? — уточнил он, услышав вскрик, стоило ему коснуться обозначенного места. — Ясно. Потерпи немного.

Сняв со своей спасительницы импровизированную страховку, Дракон, перенеся её подальше от края, начал обследовать руку. Пришлось снять куртку и разрезать футболку — довольно узкая у ворота, она не позволяла стянуть её через голову. Люси невольно напряглась, ожидая новой порции боли, но мужчина действовал аккуратно.

— Похоже, я вывихнул тебе плечо, — резюмировал он, закончив осмотр. — Надо вправить. Может быть довольно неприятно, но потом станет гораздо легче, — Дракон расстелил на полу их куртки и помог Люси лечь на спину. Разувшись, он упёрся ступней ей в подмышку и, взявшись обеими руками за её предплечье, предупредил: — Тебе нужно расслабиться, иначе будет очень больно. Закрой глаза и просто дыши: медленный глубокий вдох, такой же выдох. Сосредоточься на дыхании. Давай.

Она честно пыталась следовать данным инструкциям, но от страха и боли это получалось плохо. Если бы как-то отвлечься… В конце концов Люси сдалась и попросила:

— Давайте поговорим о чём-нибудь. Эта тишина угнетает.

— О чём? Вряд ли у нас есть общие темы для беседы, — нехотя откликнулся Дракон.

— Не знаю. Всё равно. Можно о море. Я его очень люблю. Мы каждое лето снимали домик на побережье, недели на три — у мамы астма, врачи рекомендовали ей хотя бы ненадолго уезжать из города, дышать морским воздухом. А в этом году поехать не получится…

Люси замолчала, испугавшись обязательных в таком случае расспросов, но они не последовали. Зато неожиданно разоткровенничался её добровольный доктор.

— А я не люблю море, — негромко начал он. — На медовый месяц мы с Джу решили отправиться в круиз по Атлантике, и бедняжке вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом и морскими пейзажами, пришлось любоваться на мою зелёную физиономию. Правда, недолго. За пару дней меня укачало так, что капитану пришлось вызвать вертолёт, чтобы переправить нас на сушу — корабельный врач всерьёз опасался за моё здоровье. После этого я даже смотреть на море не могу. Не очень весёлая история, да? — хмыкнул Дракон. — Тогда, может, так? — он вздохнул и тихо запел:

— Дремлют стрелки на часах,

Сны по крышам бродят.

Гаснут лампочки в домах.

Вечер спать уходит.

Хочет вечер отдохнуть,

Подремать немножко.

Всем давно пора уснуть,

Ночь глядит в окошко [1].

У него оказался удивительно красивый голос: низкий, густой, с приятной, едва уловимой хрипотцой. Под него, наверное, было сладко засыпать. Однако долго наслаждаться им Люси не смогла: допев куплет, мужчина вдруг остановился и совсем другим, сухим и отстранённым, тоном сказал: — Давай просто помолчим — нам не стоит отвлекаться. Помни о дыхании.

Через несколько минут ей разрешили подняться. Боль в плече стала гораздо меньше, но совсем не ушла. Дракон объяснил это растянутыми связками, пообещал, что через пару недель всё полностью заживёт, и предупредил, чтобы пока она как можно меньше двигала рукой. Потом едва ли не силой заставил надеть свою футболку: из остатков её собственной скатали валик, который подложили подмышку, а из куртки соорудили самодельную шину, чтобы обеспечить необходимую пострадавшей руке неподвижность. Весь их нехитрый скарб Дракон переложил в свой рюкзак, благородно избавив Люси от ношения пусть и не тяжёлых вещей. Здесь их больше ничего не держало, и они снова тронулись в путь.

Небольшая площадка, на которую они перебрались по мосту, перешла в узкий коридорчик без ответвлений. Довольно скоро он свернул налево и превратился в широкий проход, чем-то напоминающий станцию метро — с одной стороны платформы тянулось углубление, наполненное мутной, серо-жёлтой водой. Это оказалось для них весьма неприятным сюрпризом.

— Здесь не должно быть реки, — зло сплюнул Дракон, сверившись с картой.

— Наверное, организаторы решили устроить ещё одну ловушку, — предположила Люси, поёживаясь. Сколько всего уже было? Погружённый в темноту коридор, крутая лестница, заминированные двери, обрушившийся мост… Если добавить к этому размахивающих ножом психов, шансы игроков дойти до финала практически приравнивались к нулю.

— Очевидно, что так, — согласился её спутник. — Будем надеяться, эта последняя.

Надежды не оправдались — довольно скоро они упёрлись в стену, которая загораживала не только проход по платформе, но и нависала над искусственной рекой. Дракон чертыхнулся — теперь им придётся передвигаться вплавь, возможно, под водой, но что их ждёт за перегородкой?

— Плавать умеешь? — спросил он. Люси кивнула. — Уже лучше. Подожди здесь. Сначала нужно разведать обстановку.

Сбросив куртку и разувшись, мужчина осторожно спустился в воду: прыгать было опасно, кто знает, какие сюрпризы могли скрываться на дне. Сделав несколько глубоких вдохов, он нырнул, оставив её на «берегу» терпеливо дожидаться его возвращения.

Спокойная гладь реки внезапно пошла широкой рябью и всколыхнулась, выпуская из своих объятий тяжело дышащего пловца. Люси с облегчением узнала в нём Дракона. Тот выбрался на платформу и, немного переведя дух, рассказал о результатах разведки.

— До нужного нам места три перехода. Их все придётся переплывать под водой — стена доходит до самой реки. Но там есть такие же площадки, так что у нас будет возможность отдохнуть.

Все вещи: остатки еды, питьевую воду, фонарики, даже часть одежды и обувь пришлось оставить — лишний груз был ни к чему. Подумав, Дракон сделал из разорванной на полоски ткани футболки Люси длинную верёвку, которой привязал её за руку к себе. «Вода мутная, — объяснил он. — Твоё плечо ещё плохо функционирует. А так ты не потеряешься, и, если с тобой что случится, я узнаю об этом и смогу вовремя помочь».

Первые два заплыва прошли относительно удачно: течение было несильным, сами препятствия — короткими, а их силы ещё не потрачены. Но на последнем руку неожиданно свело судорогой; Люси, запаниковав, не успела подать условный знак и, наглотавшись воды, потеряла сознание.

Она пришла в себя от сильной боли в груди и горячего шёпота:

— Давай, девочка, дыши! Не сдавайся… Дыши…

Комментарий к Глава 8. Подземная река

1 - красивая колыбельная на слова Николая Литвинова.

========== Глава 9. Конец Игры ==========

— Дыши, девочка… Не сдавайся…

Воздух обжигал лёгкие, тысячью острых иголок впивался в бронхи, но она всё равно снова и снова, торопясь и сбиваясь на раздражающий до слёз кашель, вдыхала его, вцепившись мёртвой хваткой в обнимающего её человека — страшно было даже на секунду остаться без физически ощутимой опоры. Второе, за что держалось сознание — срывающийся от волнения голос; он пускал по коже мириады колючих мурашек, острым коготком тёрся под ложечкой, жадным эхом метался в голове. От былого равнодушия в нём не осталось и следа; пришедшие на смену холоду отчаяние и робкая нежность обжигали — истерзанная душа ловила даже такие крохи человеческого участия в зыбкой надежде хоть немного отогреться и найти покой. Люси не знала, почувствовал ли её состояние Дракон или сам не меньше нуждался в подобной поддержке, но мужчина долго не разжимал объятий, чуть покачиваясь, как это делают, когда хотят успокоить плачущего ребёнка. Его слова звучали всё глуше и неразборчивее, пока не затихли совсем. Только после этого он отодвинулся, пытливо вглядываясь в лицо, будто ища там что-то, видимое лишь ему одному.

— Что случилось? Почему ты вдруг начала тонуть? — вопрос прозвучал обыденно и нарочито небрежно, словно Дракон застеснялся своей недавней вспышки заботы о ней.

— Р-рук-ка… — проклацала зубами Люси. — С-судорог-га…

— Понятно, — мужчина, вздохнув, потянул с неё футболку, не обращая ни малейшего внимания на оказываемое ему слабое сопротивление. — Вдоль стены идёт линия теплотрассы, на ней мы сможем подсушить одежду — вода слишком холодная, недолго и воспаление лёгких заработать, — пояснил он свои действия, до скрипа выжимая отвоёванный у Люси элемент гардероба. — Ты, кстати, знаешь, как люди в таких спартанских условиях греются? — заговорщически подмигнув ей, Дракон снял штаны и неторопливо проделал с ними ту же операцию, что ранее с футболкой.

Пристроив вещи на трубах, он повернулся к Люси, как бы намекая: пришла её очередь, однако особого энтузиазма со стороны девушки не встретил — той совершенно не улыбалась мысль, что придётся заниматься сексом с малознакомым человеком. Перенесённые вместе тяготы пути, конечно, сблизили их, но не настолько, чтобы предаваться любовным утехам, даже используя их всего лишь в качестве своеобразного согревающего средства. Нет, Люси прекрасно помнила о своём провальном дебюте первого в жизни минета и со стыдом представляла, что Дракон мог подумать о ней после её скоропалительного согласия. Но в тот момент (как, впрочем, и сейчас) она была уверена, что поступила правильно. Как далеко ей удалось бы пройти одной? Один мистер Сол чего стоил, не говоря уже о минах, обрушившемся мосте, реке и вполне тривиальной смерти от голода и жажды. Глупо отрицать — без Дракона Люси почти однозначно погибла бы, поэтому плата натурой за помощь не казалась чрезмерной. А вот предложение использовать этот способ в другом качестве ей совершенно не понравилось. И дело было даже не во внезапно открывшемся факте наличия у её спутника второй половинки — мужчина выглядел лет на пятнадцать старше Люси, а в таком возрасте большинство людей, как правило, уже имеют семьи. Проблема крылась в ней самой — она не умела говорить «нет».

До определённого момента это не создавало особых проблем: умеренная строгость при воспитании компенсировалась любовью и вниманием, при этом не избавляя от тотального контроля, а Люси, от природы ранимая и восприимчивая, старающаяся не огорчать родителей, всеми силами пыталась соответствовать их ожиданиям, часто действуя вопреки своим собственным желаниям. Однако подобные отношения не могли оставаться только внутри семьи — юная мисс Хартфилия невольно перенесла полученный в детстве опыт и на других людей. Но если в общение с одноклассниками он вносил пусть и неприятную, хоть и терпимую нотку беззастенчивого пользования её добротой, при этом всё же позволив Люси найти пару хороших друзей, то для налаживания близких контактов с лицами противоположного пола не годился совсем. Потому что заставлял встречаться с теми, кто не нравился и кому она по тем или иным причинам отказать в свидании не могла. Кана, ближайшая подруга и наперсница многих тайн, подобными проблемами себе голову не забивала, чем обычно вызывала у Люси лёгкий приступ зависти: ей хотелось бы так же спокойно отшивать ненужных кавалеров, не испытывая чувство неловкости за свой отказ. «Не парься, — небрежно махала рукой Альберона. — Ну, подумаешь, не пошла ты с ним в кино. От этого ещё никто не умирал. Расслабься — парни любят недотрог». К сожалению, слова эти так и оставались для Люси словами — ей было легче уступить, согласившись на предложение очередного кавалера, чем переносить разочарование в его взгляде при отказе.

Отношения с Реном строились по такому же принципу: получив негласное одобрение родителей, она не находила в себе сил расстаться с Акацки, даже зная о его недостатках. Впрочем, на фоне других парней Рен выглядел гораздо более презентабельно, а надежда, что со временем он остепенится и оставит свои небезопасные увлечения, сглаживала острые углы, давая силы до поры до времени терпеливо сносить любые его выходки. Только известие об измене вкупе с отвратительным поведением на той вечеринке заставило Люси наконец принять решение расстаться с ним. Возможно, утром следующего дня, подвергшись массированной атаке с двух сторон (Рен, желая вымолить прощение, непременно завалил бы её подарками и сообщениям, а родители, не зная всей правды, обязательно встали бы на его сторону), она и сдалась бы, но авария и последовавшее за ней заключение не дали этому случиться. Они даже не виделись больше ни разу: Акацки не присутствовал на суде, не навещал в тюрьме, а если и справлялся о ней, то ни родители, ни адвокат, ни следователь не упоминали об этом. Рен исчез из её жизни, оставив после себя лишь сожаление о потраченных на него нервах да не всегда радужные воспоминания.

Сейчас ситуация складывалась если не так же, как её многочисленные неудавшиеся свидания, то весьма похоже — перед ней снова стоял выбор: согласиться сделать что-то против своей воли или отказать, вызвав неудовольствие, а то и гнев партнёра. А ведь Дракону она была обязана гораздо большим, чем всем остальным молодым людям, оказывающим ей ранее любые знаки внимания. И это могло стать серьёзной проблемой, особенно учитывая проявленные мужчиной чувства и его почти полное игнорирование её желаний. Однако попробовать всё же стоило. Поэтому, когда Дракон приблизился, Люси отрицательно замотала головой (губы ещё тряслись от холода, позволяя выдавать лишь какие-то нечленораздельные звуки) и отступила назад. Как и ожидалось, это мало помогло: её просто подхватили на руки и понесли к трубам. Там, ссадив свою ношу на тёплое, хоть и довольно грязное железо, мужчина быстро и аккуратно растёр Люси спину и почти потерявшие чувствительность конечности; сев на трубы по-турецки, он перетащил её к себе на колени, крепко обнял, превратившись в живой кокон, и буркнул ей куда-то в макушку:

— Вот так мы и будем греться.

Люси стало стыдно: напридумывала тут себе Бог знает чего, а ведь Дракон действительно просто хотел помочь ей окончательно не превратиться в ледышку. Она молча уткнулась мужчине в грудь и попыталась расслабиться. Поначалу это казалось почти невозможным — её пробивала такая сильная дрожь, что Люси всерьёз опасалась за сохранность своих зубов. Но от Дракона, как от печки, несло настоящим жаром, щедро, сильно, заставляя вздрагивать уже от удовольствия, что дарило его тепло. Куда там Акацки с его вечно холодными, влажными ладонями, суетливо прячущимися, стоило ему сесть за руль, в лайковые перчатки — своего рода фетиш, необъяснимый и пугающий: после того, как однажды Рен, не предупредив, нацепил их в постели, ему пришлось почти месяц вымаливать прощение — настолько мерзкими ей показались ощущения от прикосновения к разгорячённому обнажённому телу обтянутых тщательно выделанной козьей шкурой человеческих пальцев. Руки Дракона, по-мужски грубоватые, казались гораздо приятнее. И непостижимо надёжнее — Люси не заметила, как уснула.

Пробуждение было странным — ей снилось, что какое-то огромное насекомое с разлёту врезается в её плечо, беззвучно трепеща прозрачными сетчатыми крыльями. Она пыталась отогнать надоедливую муху (или стрекозу? разобрать не удалось), но добилась лишь того, что получила по макушке подбородком Дракона.

— Ты меня так без зубов оставишь, — отпустив её и потирая пострадавшую часть тела, вполне миролюбиво сказал он.

— Простите, — извинилась Люси, сонно хлопая глазами. — Какая-то гадость приснилась.

«Гадостью» оказались часы Дракона, вибрирующие у него на руке — пора было отправляться дальше. Одежда высохла не до конца; влажная ткань заставила поёжиться, а исходящий от неё тухловатый запах поморщиться, однако натянуть на себя вещи всё же пришлось — не в нижнем же белье расхаживать? Ещё очень хотелось пить — проглоченная во время «купания» вода оставила во рту противный привкус, который после сна чувствовался сильнее. Пожалуй, приятным во всей этой ситуации было только одно — они почти дошли до финиша: по словам Дракона, им нужно было всего лишь подняться по пожарной лестнице, призывно маячившей в нескольких футах от их импровизированной стоянки. А там до комнаты, обозначающей центр Лабиринта, будет рукой подать.

Подъём стал достаточно непростым делом: витые прутья, одновременно выполняющие роль и ступенек, и перил, всё время норовили выскользнуть из рук и больно впивались в голые ступни, отчего лестница казалась почти бесконечной. Дракон, поднимающийся вторым, терпеливо ждал, пока Люси в редкие короткие остановки переминалась с ноги на ногу, желая хоть ненадолго избавиться от неприятного жжения в уставших конечностях. Смотреть наверх, чтобы определить, сколько осталось до люка, было, кажется, ещё страшнее, чем вниз — почему-то начинала кружиться голова. После пары попыток Люси оставила это занятие, успокаивая себя тем, что рано или поздно лестница обязательно закончится.

Последняя ступенька оказалась футах в полутора от люка [1]; чтобы вылезти, потребовалось тянуться, встав на цыпочки, до края и лишь потом отпустить прут. Уже высунувшись по пояс, Люси почувствовала, как её схватили подмышки и резко дёрнули вверх, вытаскивая наружу.

— Ну, вот мы и встретились, сучка.

Чужие руки разжались, отпуская, и она смогла рассмотреть обладателя голоса. Среднего роста, темноволосый, примерно одного возраста с Драконом. Они ведь и стояли рядом, теперь Люси это отчётливо вспомнила. На колбе незнакомца была нарисована змея. Он даже чем-то смахивал на это пресмыкающееся — столь же неприятный и опасный. С таким человеком не стоило конфликтовать, но ей, по закону подлости, не повезло столкнуться с ним почти в самом начале Игры: она не смогла как следует рассмотреть его в их первую встречу, но и кривая усмешка, и довольный голос, и сказанные им пару минут назад слова указывали на то, что это был тот самый любитель плотских утех, что набросился на неё в тёмном коридоре. И что-то подсказывало Люси, что и сейчас их общение не будет приятным.

— Это случаем не твоё? Ай-ай-ай, нельзя быть такой рассеянной.

Мужчина выудил из кармана зауженных чёрных брюк небольшой пластиковый прямоугольник на ленте и небрежно помахал им из стороны в сторону. Без сомнения, это была карта, которую несостоявшийся насильник сорвал у неё с шеи.

— Отдайте, пожалуйста, — не сильно надеясь на успех, попросила Люси.

— Не так быстро, красавица, — подтвердил её опасения Змей [2]. — Ты мне кое-что задолжала с прошлого раза. Сначала попросишь прощения, а потом я подумаю, нужно ли возвращать тебе карту. Так что в твоих интересах быть максимально убедительной. Понимаешь, о чём я?

Ну ещё бы! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, на что намекает незнакомец: он собирается поиметь её, причём, в прямом смысле и не ограничиваясь одним разом. И ей вряд ли удастся уговорить его отказаться от своих планов. Остаётся надеяться лишь на вмешательство Дракона, который пока ничем себя не обнаружил.

— Думаю, тебе лучше поторопиться — моё терпение не железное, а эти карты очень непрочные, ломаются на раз. Проверено.

Люси понимала, что злить мужчину опасно — он ведь и правда мог испортить карту, но она всё же решила потянуть немного время, тем более что и Дракон намекнул ей на это: краем глаза Люси заметила, как тот выглянул из люка и, приложив палец к губам, кивнул головой, словно одобряя её действия.

— Послушайте, может, мы сначала дойдём до Центра? — это было даже не желание заговорить кое-кому зубы, а вполне разумное предложение — жизнь важнее плотского удовольствия. — А там уже…

— Не волнуйся, детка, нужное тебе место прямо за твоей спиной в нескольких десятках футов, а до конца Игры ещё почти шесть часов. Так что мы никуда не опоздаем и всё успеем. Давай, приступай.

Как бы ей не хотелось избежать тесного контакта со Змеем, а всё же пришлось подойти и даже, опустившись на колени, нарочито медленно расстегнуть ему ширинку. Мужчина довольно хмыкнул, прикрыв единственный глаз (второй, правый, был обезображен шрамом), и неожиданно вздрогнул, рассерженно зашипев сквозь зубы.

— Верни ей карту, — негромко, но отчётливо прозвучало в тишине.

Люси вскочила на ноги и поспешно сделала пару шагов назад, увеличивая расстояние между собой и Змеем, словно опасаясь, что тот сможет каким-то образом заставить её продолжить начатое, останься она ещё хоть на миг в той же позе. И с облегчением увидела, что теперь мужчине не до неё: Дракон крепко держал Змея одной рукой за шею, другой приставив к горлу нож.

— Я смотрю, кто-то успел оприходовать тебя раньше меня, — глумливо захихикал пленник, не обращая внимания на упирающееся в кадык лезвие. — Эй, не хочешь устроить тройничок? — обратился он к Дракону. — Это будет весело.

Тонкая струйка крови, потёкшая за воротник рубашки, охладила его пыл; презрительно скривившись, Змей отбросил в сторону карту. Люси, не дожидаясь ничьих подсказок, тут же подняла её и, связав узлом концы ленты, надела на шею. Но больше никто из них ничего не успел сделать: тревожно завыла сирена, на потолке новогодними гирляндами замигали красные лампочки, металлический голос равнодушно оповестил:

— Вниманию всех участников! До конца Игры осталось десять минут! Напоминаем, что по истечении этого срока двери в центральную комнату заблокируются, а все остальные помещения будут затоплены. Настоятельно рекомендуем поторопиться! Отсчёт пошёл!

— Они сократили время! — негодующе закричал Змей. — У нас должно быть ещё шесть часов!

— Иди в Центр! Быстро! — крикнул Дракон Люси. Она не стала спорить, понимая, что пустые разговоры только лишат их драгоценных минут. Но, пройдя половину пути, всё же обернулась, уже догадываясь, что означают хрипы и ругань у неё за спиной. Мужчины катались по полу, вцепившись друг в друга мёртвой хваткой. Нож валялся в стороне, и каждый из них пытался дотянуться до оружия. Змею повезло — он ухитрился вывернуться из захвата и сесть на Дракона, с усилием давя на рукоятку отвоёванного ножа, заставляя острое лезвие медленно, но неуклонно приближаться к лицу противника. Дракону нужна была помощь. Люси бегом вернулась назад и сделала единственное, что пришло в голову — вцепилась зубами в ухо Змею. Тот закричал, ослабив напор, а потом отвлёкся, чтобы освободиться от неё, сильно оттолкнув в сторону. Люси упала крайне неудачно, ударившись затылком о стену; в глазах потемнело, вой сирены и отсчитывающий минуты голос слышались как сквозь вату. Окончание драки она не видела, но по знакомому бормотанию над ухом поняла, кто стал победителем. Это придало сил, позволив почти самостоятельно дойти до Центра.

Они успели в последний момент — дверь уже начала закрываться, и Дракону, по негласной традиции замыкающему шествие, пришлось протискиваться в оставшуюся узкую щель боком. Оказавшись внутри, он тяжело привалился спиной к дверной плите, как это делает уставший человек, и немедленно поплатился за свою беспечность: скользнувшая в проём рука Змея схватила ленту и дёрнула её назад, сжимая шёлковой петлёй горло.

— Похоже, мне придётся подохнуть здесь, в этом чёртовом Лабиринте. Не хочешь составить мне компанию, тварь?

Дракон пытался подцепить пальцами ленту, чтобы оттянуть её, но у него ничего не получалось — удавка слишком плотно обхватила шею. Люси чувствовала себя абсолютно беспомощной: она стояла рядом, но совершенно ничем не могла помочь. Её сил не хватало на то, чтобы вырвать ленту из рук убийцы. Нужно что-то острое, чтобы разрезать удавку: нож, бритва… Взгляд случайно скользнул в сторону, выхватил впившийся в кожу под подбородком Дракона кусочек пластика. Карта. Змей говорил, что они легко ломаются. А ведь у них есть лишняя — та, что они позаимствовали у Козы. Если удастся её разломить на две половинки, получится не хуже, чем скальпель. Только бы успеть… Дракону было совсем плохо; он хрипло, натужно сипел и мог в любой момент потерять сознание. Люси дрожащими руками сдёрнула с шеи нужный прямоугольник. Однако сломать его оказалось непросто — пластик был слишком жёстким, карта всё время норовила выскользнуть из рук, а когда в конце концов, треснув, развалилась на несколько неровных, разных по размеру кусочков, до крови оцарапала пальцы. Не обращая внимание на боль, Люси, выбрав самый большой осколок, потянулась к натянутой ленте. Теперь то, что раньше мешало, наоборот, облегчило ей задачу: достаточно было провести по ткани пару раз, и она разъехалась, освобождая пленника. Дракон рухнул на четвереньки, захлёбываясь кашлем; ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. За это время дверь в центральную комнату закрылась до конца, значительно приглушив вопящую на все лады сирену. Та, словно обидевшись на столь пренебрежительное отношение к себе, сменила тональность, басовито угукнула и замолчала.

Люси медленно опустилась на пол рядом с Драконом. Не верилось, что всё закончилось. Они смогли дойти до финиша, потрёпанные, но вполне живые. Что ждёт их дальше? Мистер Сол, Крыса, упоминал про какой-то приз. Нет, ей ничего не нужно. Она готова отдать свою долю и ещё приплатить сверху, лишь бы её оставили в покое и помогли забыть этот кошмар. Даже тюрьма не казалась уже настолько пугающим местом, как в первые недели — здесь было гораздо страшнее. И безнадёжнее.

— Карта… — прошептал Дракон, растирая оставшийся на шее жуткий след от удавки. — Надо активировать карту.

Они, не сговариваясь, осмотрелись, чтобы найти то, что поможет выполнить ещё одно условие Игры. Комната была небольшая, шестиугольная. В центре стояло нечто, напоминающее терминал, подсвечивая помещение голубым сенсорным экраном.

— Давай, ты первая, — кивнул Дракон, когда они подошли к устройству. Люси, сняв карту, опустила её в единственное имеющееся на терминале отверстие. На экране тут же высветилась надпись «Пожалуйста, подождите»; она несколько раз мигнула и сменилась на другую — «Введите код».

— Я не знаю ни про какой код, — обречённо вздохнула Люси. — А вы? — судя по тому, с каким удивлением посмотрел на неё Дракон, он тоже был не в курсе. — Что мы теперь будем делать?

— Давай попробуем рассуждать логически, — не стал впадать в панику мужчина. — Не думаю, что нам загадали что-то сверхъестественное. Это же игра, поэтому код должен быть либо как-то связан с её темой, либо служить ответом на головоломку. Но второе нам не попадалось. Значит, остаётся первое.

— В той, первой комнате на колбах были нарисованы знаки Восточного гороскопа, — подключилась к мозговому штурму Люси. — Да и на наших картах они тоже есть. Может, код как-то связан с датой рождения?

— Причём, полной, — поддержал её Дракон. — Здесь восемь звёздочек: по две на день и месяц, и четыре на год. Вводи.

Пальцы быстро забегали по экрану, нажимая на нужные цифры. Её снова попросили подождать, уже совсем скоро обрадовав сообщением: «Код принят. Благодарим за участие!». Дракон проделал тут же процедуру со своей картой. Несколько минут прошли в томительной тишине и бездействии, даже считывающее устройство перестало работать — то ли ушло в «спящий» режим, то ли выключилось совсем. Неожиданно стена, находящаяся за ним, начала медленно отодвигаться в сторону.

— Как думаете, это за нами? Нас выпустят отсюда? — Люси с надеждой вглядывалась в открывающийся коридор, но он был тёмен и безлюден.

— Да… да, наверное, — нехотя, словно боясь спугнуть удачу, ответил Дракон. — Слушай, я хотел сказать тебе кое-что… — мужчина притянул её к себе, обнял, заставив развернуться и уткнуться лицом ему в грудь. — Спасибо. И…

Что-то острое впилось в левый бок, разгоняя по телу странный болезненный жар; он пополз глубже, в подреберье, сбивая дыхание. Хотелось кричать — от обиды и разочарования, биться, пытаясь освободиться из чужих рук, но тело не слушалось. Оставалось лишь медленно соскальзывать в темноту, наполненную тихим, как прибой, шёпотом:

— Прости меня, девочка…

Конец первой части

Комментарий к Глава 9. Конец Игры

1 - полтора фута - примерно 60 см.

2 - название знака незнакомца - Змея - женского рода, но он мужчина, поэтому для удобства чтения “Змея” заменено на “Змей”.

========== Часть II. Глава 1. Возвращение ==========

Размеренное, громкое пиканье неприятно царапало слух, отдаваясь в районе темечка болезненной пульсацией, словно издаваемый непонятно чем звук был материальным и бил в одно место подобно каплям ледяной воды из всем известной японской пытки. Хотелось кричать, стонать, шептать — любым способом подать знак и умолить прекратить выворачивающее мозги издевательство. Тщетно. Губы не слушались; в горле было сухо, будто туда натолкали ваты; язык бесполезным куском мяса лежал во рту, затрудняя дыхание.

Зато неожиданно пришли в движение веки: дрогнули, приподымаясь, почти тут же закрывшись обратно — по сетчатке резанул яркий белёсый свет, усилив головную боль в разы. Вторая попытка оказалась более удачной: ещё мутный взгляд медленно заскользил по окрашенной в неприглядно серый цвет стене, выше, к потолку, перепрыгнул на странную конструкцию с многочисленными экранчиками, изрисованными разноцветными, постоянно меняющимися линиями, и замер, прикипев к прозрачному пузырю, висевшему почти над головой.

Люси не понимала, где находится. Сознание периодически уплывало, путалось; органы чувств лишь воспринимали информацию, не анализируя её, отчего реальность представлялась ещё более пугающей, как в самом страшном кошмаре, когда пытаешься убежать от опасности, но тело отказывается подчиняться, тем самым низвергая бьющееся в агонии сердце в пучину реального ужаса. Поэтому, когда в обзор неожиданно попало чьё-то лицо, наполовину скрытое маской, Люси, в отчаянной попытке избежать контакта с показавшейся мерзкой тварью, выгнулась, оперевшись лопатками и пятками о своё жёсткое ложе, захрипела, беспомощно цепляясь скрюченными пальцами за воздух. В плечо впилась игла, и через мгновение свет померк, утянув за собой, как в воронку, запахи, звуки и ощущения.

Очередное пробуждение показалось даже отчасти приятным: тело было лёгким, как взбитое молочное суфле — обязательный десерт к обеду по воскресеньям; но от этой нереальной воздушности голова немилосердно кружилась, и даже зажмуренные глаза не избавляли от чувства тошнотворного покачивания. С натугой сглотнув, Люси заставила себя чуть повернуть голову, чтобы сменить угол обзора. Кто-то тут же сжал её пальцы, придвинулся ближе, заслоняя бьющий из окна свет.

— Мама?

Лейла нежно улыбнулась, заботливо поправляя край одеяла:

— Да, милая.

— Мамочка…

Горло сдавило, словно кто-то душил её равнодушно-жёсткими пальцами; пришлось глотать воздух короткими частыми порциями, захлёбываясь то ли слезами, то ли странной, дёргающей сердце тоской. Руки потянулись к матери — прикоснуться, обнять, удостовериться, что сидящий рядом человек не мираж, но тепло чужих ладоней напугало ещё сильнее — теперь отпустить их и вовсе не представлялось возможным. Лейла, кажется, и сама потрясённая не меньше, безостановочно гладила дочь по голове и плечам, растерянно шепча:

— Ну, что ты, что ты, милая? Всё хорошо, успокойся, я с тобой.

Истерика постепенно сошла на нет. Люси откинулась на подушку, так и не отпустив материнскую руку. Силы почти оставили её; от слабости всё внутри заходилось мелкой противной дрожью, иногда, как прибойной волной, смываемой накатывающей дурнотой. Глаза слипались, но она упорно боролась с сонливостью, боясь, что, проснувшись, обнаружит себя в полном одиночестве.

— Тебе нужно отдохнуть, дорогая, — мать заметила её состояние и попыталась мягко уговорить прислушаться к потребностям организма. — Врач сказал, ты должна много спать и не нервничать.

— Врач? — уцепилось за влезшее в речь Лейлы неприятное слово сознание. — Какой врач? Что со мной?

— Тише, тише, всё потом. Может, позвать медсестру? Она сделает укол, и ты уснёшь.

— Нет! Нет… — страх снова закопошился в грудной клетке, заставляя сильнее сжимать тонкие пальцы матери. — Никого не надо. Только не уходи.

И снова сон-беспамятство, вязкий, мутный, в котором она захлёбывалась, будто в затхлой, вяло текучей воде. Зато на том берегу её встретили уже оба родителя. Люси с замиранием сердца вглядывалась в осунувшееся лицо отца, с болью отмечая серебристые пряди в густых, несмотря на возраст, волосах, устало поджатые сухие губы, едва заметную небрежность в одежде — то, что известный адвокат Джудо Хартфилий никогда бы себе не позволил. «Это из-за меня? — билась в голове полная отчаяния мысль. — Это ведь я виновата?».

— Папа?.. — то ли желая таким образом расспросить его о произошедших переменах, то ли попросить за них прощения, позвала она отца. Тот мгновенно придвинулся ближе, слегка похлопал по плечу:

— Всё хорошо, дорогая, — его голос, глухой, надтреснутый, словно потёртая от времени магнитофонная запись, показался чужим и отстранённым. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — поспешила успокоить родителей Люси и почти не солгала — от прошлой слабости не осталось и следа, на смену ей пришла другая, вполне обычная, как после непродолжительной болезни, а потому совершенно не страшная. — Только пить хочется.

— Вот, сделай пару глоточков, — Лейла, взяв с передвижного прикроватного столика стаканчик с трубочкой, помогла ей напиться, поправила сбившееся одеяло. От этой заботы снова защемило сердце, и Люси испуганно ухватилась за первый закрутившийся в голове вопрос:

— Где мы? Что случилось?

— Ты не помнишь? — спросили в ответ.

Она напрягла память, пытаясь отыскать в ней хоть что-то, отдалённо похожее на какое-нибудь происшествие, способное довести до такого беспомощного состояния, но всё было тщетно — перед мысленным взором словно поставили девственно чистый лист, даже детство и отрочество не проявлялись чёткими картинками; всё: звуки, запахи, ощущения — слившись воедино, мелькали цветными пятнами, раздражающе яркими и пустыми.

— Нет…

Родители переглянулись, обменявшись долгими, полными беспокойства взглядами. Люси на мгновение показалось, что и на этот раз ей не ответят, но Лейла, придвинувшись ближе, медленно заговорила, тщательно пряча своё волнение за нарочито спокойным голосом:

— Только не волнуйся, милая. Самое страшное уже позади. Врач сказал — ты полностью поправишься. Не должно остаться никаких последствий.

— Я… что со мной было?

— Ты попала в аварию. Четыре месяца назад. Очень сильно ударилась головой и всё это время пролежала в коме. А вчера ненадолго пришла в себя. И вот сегодня проснулась совсем.

— Авария? Где? Какая? — зачастила Люси, приподнимаясь на кровати.

— Всё потом, — решительно прервал её Джудо, заставляя лечь обратно. — Сначала тебя осмотрит врач.

«Потом» растянулось на несколько часов: осмотр, процедуры, лёгкий обед, обязательный послеобеденный отдых. И лишь съев на полдник любимый клубничный йогурт, Люси услышала, наконец, историю той злополучной аварии.

— Ты возвращалась с вечеринки, — негромко, будто нехотя, рассказывала Лейла. — К вечеру погода сильно испортилась, начался дождь. На мосту Дьявола твою машину занесло. Ты не справилась с управлением и врезалась в опору. Сильно ударилась головой. Хорошо, мимо проезжали люди, они остановились и вызвали Службу Спасения. А из больницы уже позвонили нам. Ты была в коме почти четыре месяца. Зато теперь всё закончилось — возможно, через неделю ты сможешь вернуться домой, так нам сказал твой лечащий врач.

— Прости, что доставила вам с папой столько хлопот, — Люси потянулась кматери, чтобы обнять, и та с радостью ответила на её порыв.

— Ну, что ты! — Лейла постаралась незаметно смахнуть появившиеся в уголках глаз слёзы. — Мы так счастливы — ты снова с нами, живая, здоровая. Всё остальное не важно.

— А Рен? — неожиданно вспомнила о своём парне Люси. — Он знает, что я уже пришла в себя? Ему позвонили?

— Милая, — осторожно сжала её пальцы мать. — Мне жаль, но вы расстались с ним. Как раз в день трагедии.

— Почему? — странно, ей было не жаль этого свершившегося факта, но очень хотелось узнать причину.

— Я точно не знаю, — отмахнулась Лейла. — Кажется, у него появилась другая. Или что-то в этом роде.

Люси, видя, как матери неприятна эта тема, не стала её больше ни о чём расспрашивать, приняв выданную версию их с Акацки расставания как единственно возможную — помня, насколько родители благоволили к нему, она и подумать не могла, что они стали бы лгать или оговаривать Рена. Значит, причина для разрыва отношений была и была достаточно веской, если их не пытались помирить (отсутствие Акацки в больнице говорило само за себя). Но теперь это всё не имело значения — какой смысл восстанавливать то, что исчерпало себя четыре месяца назад? Да и начавшие потихоньку возвращаться воспоминания только подтвердили правильность принятого решения — всплывавшие в памяти обиды и размолвки подрубали на корню любые слабые ростки былой симпатии.

Последним аргументом, убеждающим оставить прошлое в покое, стали слова отца — мистер Хартфилий в силу своей профессии умел говорить красиво и правильно, но в этот раз ему не пришлось прибегать к выработанному годами красноречию.

— Сейчас прежде всего тебе нужно думать о выздоровлении, — сказал он во время одного из посещений. — Университет, молодые люди, развлечения — всё подождёт. Просто набирайся сил и почаще радуй нас с мамой своей улыбкой.

Люси не стала спорить или дуться на родителя за чрезмерную опеку — потухшие глаза отца и поникшие плечи лучше всего говорили, как тяжело ему приходилось последнее время, и ей не хотелось расстраивать его ещё сильнее. Она просто прижалась к нему, шепнув дрогнувшим голосом: «Я постараюсь», и была вознаграждена за это тенью мимолётной улыбки.

Не известно, что больше помогло: неукоснительное соблюдение даваемых врачом указаний или её огромное желание как можно скорее покинуть палату с нежно бирюзовыми стенами, но через неделю Люси и правда выписали, надавав напоследок кучу рекомендаций. Она не запомнила и половины: волнение было так велико, что голос доктора пробивался, словно сквозь вату, а стерильный воздух больницы казался раздражающе резким, почти неприятным, из-за чего Люси старалась пореже делать вдох, чем лишь усиливала биение собственного пульса, и так заходящегося в бешеной чечётке где-то в районе горла. Улица ослепила выпавшим накануне чистым, искрящимся на солнце снегом, оглушила многообразием звуков: голосов, сирен, шорохов шагов. Если бы не рука матери, крепко сжимавшая её нервно дрожащие пальцы, она бы точно потерялась. Поэтому тёплый салон автомобиля показался необычайно уютным; Люси нырнула в него, как зверёк в норку, затаилась в уголке, без особого любопытства смотря из окна на проносившиеся мимо строения и людей.

Дом — многокомнатная, обставленная в строгом, почти минималистическом стиле квартира — в противовес машине выглядел чужим и странно холодным, как безликий гостиничный номер: в нём будто не хватало чего-то — родного, до боли привычного, а потому и незаметного, пока это «что-то» не исчезнет, оставив после себя обжигающую чувством дежавю пустоту. Люси даже первое время боялась прикасаться к вещам, опасаясь что-нибудь разбить или испортить. Так и ходила, словно по музею, из комнаты в комнату, пытаясь если не вспомнить, то хотя бы привыкнуть. Благо, на это у неё было много времени: в университет по настоянию родителей она решила не возвращаться, отложив обучение до следующего учебного года, с бывшими однокурсниками и приятелями ей и самой не хотелось встречаться, чтобы не видеть в их глазах жалость и желание поскорее сбежать.

Даже с Каной Люси не стала восстанавливать связь, боясь поставить подругу в неловкое положение — память так и не вернулась полностью, обойдясь скупыми короткометражками из прошлого. Мама пыталась помочь заполнить пробелы, просматривая вместе с ней семейное видео и полные фотографий альбомы, рассказывая о предметах и событиях, но внутри по-прежнему ничего не щёлкало, не жгло внезапно накатившими воспоминаниями. «Доктор сказал, так бывает, — робко, будто оправдываясь, утешала её Лейла, отводя взгляд. — Просто должно пройти время». «Сколько?» — едва не срывалось с губ, но Люси старательно запихивала это тяжёлое слово обратно в глотку, выдавливая вместо него приторно-горькое, как принимаемые лекарства, «Я понимаю, мама».

Столь же чужим казалось и собственное тело. Нет, оно вполне нормально функционировало, избавившись, наконец, от дурманящей слабости, и на первый взгляд выглядело даже симпатичным, если не брать в расчёт нездоровую худобу и бледную кожу. Люси подолгу рассматривала себя в зеркало: перебирала наподобие струн выступающие дуги рёбер, обхватывала ладонями тонкую шею, обводила кончиками пальцев росчерк розоватого шрама на левом боку. Ощущение чуждости и неправильности не проходило. Поэтому Люси куталась в толстые кофты и клетчатый плед, чтобы хоть так спрятать то, что после аварии перестало быть своим.

Про саму аварию, как и тот день в целом, она абсолютно ничего не помнила, а любые попытки откопать в памяти хоть малейший кусочек вызывали сильнейшие головные боли и полную дезориентацию во времени и пространстве — Люси переставала понимать, кто она и где находится, не могла назвать дня недели и год, впадала в истерику, не узнавала даже родных. Кошмар прерывался всегда одинаково: укол, вязкое, как кисель, забытьё, одуряющая слабость на утро и проведённый в постели весь следующий день. После нескольких таких приступов Люси старалась больше не терзать себя (и родителей, вынужденных присутствовать, а потом и стравляться с последствиями) попытками вернуть утраченные воспоминания — отказаться от них было легче и безопаснее для психики, чем бороться.

Наверное, именно поэтому, попав однажды на место аварии, она ничего и не испытала — ни страха, ни интереса. Равнодушно мазнула взглядом по укутанным снежными шапками опорам моста, почти тут же дав ему утонуть в безлико сером, продуваемом колючим ветром горизонте, тем самым безжалостно превратив железные балки в размытые, накренившиеся в разные стороны полосы. А потом и вовсе отвернулась от окна, по недавно появившейся привычке спрятав нос в меховой оторочке капюшона — они с мамой решили проехаться по магазинам, но в одном месте на дороге образовалась пробка и пришлось, объезжая её, свернуть к мосту Дьявола. Лейла из желания отвлечь дочь от возможных грустных мыслей преувеличенно бодро болтала весь оставшийся до торгового центра путь, уговорила её пообедать в кафе и готова была скупить пол-отдела женской одежды. Люси, опасаясь за их бюджет, незаметно набрала отца. Джудо появился минут через сорок и всячески пытался сделать вид, что оказался здесь случайно, а Лейла столь же старательно ему подыгрывала. Совместный спектакль закончился только дома, измотав и актёров, и единственного зрителя. К радости всех, это происшествие не повлекло за собой никаких неприятных последствий, зато неожиданно изменило уже ставшим для Люси привычный образ жизни, прервав её вынужденное затворничество — она начала гулять. В одиночестве.

Не то чтобы она в нём так остро нуждалась — миссис Хартфилия старалась без необходимости не нарушать личное пространство дочери, касалось ли то её комнаты или планов на день. Но сидение в четырёх стенах, так же как и постоянное присутствие рядом другого человека начало утомлять. Да и психотерапевт, к которому родители по совету лечащего врача отвели её после выписки, советовал потихоньку начинать социальную адаптацию. Тот поход в торговый центр стал последней каплей: излишняя опека утомляла, дом, так и не перешедший в статус родного и любимого места — раздражал, зато весь остальной мир неожиданно вызвал необычайный интерес. Хотя бы потому, что не обращал на Люси ни малейшего внимания, спокойно продолжая заниматься своими делами. И она решилась.

Сначала это были небольшие прогулки вдоль улицы — до угла и обратно, потом чуть дальше, немного дольше. Постепенно Люси начала заглядывать в магазинчики, даже если не собиралась ничего покупать. И наконец парк, уже начавший отходить от зимнего сна. Почему-то именно здесь она чувствовала те самые покой и уют, которых ей так не хватало дома. Бродя по ещё голым аллеям, садясь на одну и ту же скамейку, подмечая ставшими знакомыми лица, Люси начинала верить, что её жизнь постепенно наладится.

========== Глава 2. Первые воспоминания ==========

Резкий гудок автомобильного клаксона заставил Люси вздрогнуть и растерянно проморгаться в попытке вернуть мыслям ясность. Те категорически отказывались приводиться в порядок — расползались, как слепые котята, неуклюжие и беспомощные. Необходимо было найти точку опоры — материальную и достаточно броскую, чтобы сознание могло за неё зацепиться без лишних усилий. Таким «якорем» неожиданно стала юркая красная машинка на другой стороне улицы. Она почти безостановочно ездила туда-сюда, выискивая место для парковки: пристраивалась то там, то здесь, недовольно ворча утробно гудящим мотором, пока наконец не замерла поперёк дороги, злобно сверкнув неоновыми фарами.

— Готово, — раздался в этот самый момент за спиной мурлыкающий от удовольствия голос.

На подоконник рядом с Люси опустилась маленькая белая чашечка, на две трети наполненная густым, резко пахнущим напитком.

— Спасибо.

— Пей, пока горячий, — напомнили ей.

Пришлось сделать глоток. Кофе обжёг губы, неприятно загорчил на языке — доктор Редхед* никогда не добавлял в него сахар. Люси с трудом уговаривала себя выпить хотя бы половину, а после сеанса обязательно забегала в кафе заесть мороженым оставшийся во рту противный привкус.

— Ну, что, продолжим? — судя по интонации хозяина кабинета, выбора у неё не было — от разговора, как и от кофе, не отвертеться.

— Давайте, только я не знаю…

— Расскажи о своих снах, — перебили её.

Люси резко повернулась к собеседнику:

— Откуда вы?.. — и почти тут же догадалась сама: — Мама…

— На прошлой неделе ты отменила сеанс, — доктор Редхед, допив кофе, отставил чашку, резким жестом поправил очки. — Я не мог не поинтересоваться причиной. Миссис Хартфилия сослалась на то, что ты плохо спала и… да, упомянула о кошмарах. Когда они начались?

— Не помню.

— Люси, мне стоит повторить ещё раз — только открытость и правда могут помочь решить твои проблемы? — недовольство в голосе психотерапевта прошлось по спине наждачной бумагой — болезненно-мерзко, раздражающе-стыдно, словно она обнажала перед ним не душу — тело.

— Я правда не помню, — Люси снова вернулась к ярко-красной машинке — теперь та пыталась втиснуться между двумя припаркованными джипами, хотя чуть дальше было свободно более широкое место. — Вернее, не сразу поняла, что мне снится одно и то же.

— Поясни, пожалуйста, — смягчился врач, однако это нисколько не сгладило впечатление от его прошлой реплики.

В такие моменты Люси радовалась, что обычно располагалась на низком широком подоконнике вместо обитого плюшем диванчика, специально приготовленного для сеансов. Это было по меньшей мере неприлично — сидеть вот так, почти спиной к собеседнику, прячась от него за упавшими на лицо волосами. И абсолютно неправильно, как и кофе, который доктор Редхед готовил собственноручно в медной турке, не доверяя новомодной кофемашине. Люси подозревала, что подобного исключения удостаивалась лишь она одна. И даже догадывалась о причине. Но упорно делала вид, что не понимает намёков, которые постепенно становились всё навязчивее.

— Сначала это не было похоже на сон. Просто кромешная темнота и почти животный ужас: я не понимала, где нахожусь и что происходит. Даже когда просыпалась — мне казалось, я всё ещё там. Потом в один момент сон изменился — теперь это было не какое-то абстрактное место без стен и потолка, а узкий длинный коридор, из которого нет выхода. Но что-то заставляло меня бежать вперёд. Или кто-то — не знаю, как правильнее назвать этих… животных.

— Тебя преследовали звери? — с чисто профессиональным интересом уточнил психотерапевт.

— Не знаю, — необдуманно повторила свой более ранний ответ Люси и тут же поправилась, услышав за спиной недовольный скрип кресла: — Вернее, не могу сказать, почему именно они бежали за мной — может, и правда пытались догнать, а может, сами от кого-то спасались. Этого я так и не поняла. Просто знала: на месте оставаться нельзя. Поэтому тоже бежала, так быстро, как только могла.

— Ты засомневалась, когда попыталась их охарактеризовать. Почему?

— Из-за их внешнего вида, — она по-прежнему не отрывала взгляда от красной машины. Парковка после многочисленных попыток завершилась успешно, даже водитель уже выбрался из салона, а вот пассажиру это пока не удавалось — его дверь оказалась заблокирована пожарным гидрантом. — Они не были как настоящие или как нарисованные. Их словно сделали из неоновых трубок, ну, таких… — Люси покрутила в воздухе рукой, силясь подобрать подходящее слово.

— Как на вывесках? — подсказал доктор Редхед.

— Да. Просто силуэты.

— Можешь назвать этих животных? Или они каждый раз были разными?

— Скорее, разным было их количество — я иногда оглядывалась и замечала, что животные исчезали. Но в начале сна они всегда присутствовали в неизменном составе: белая свинья, красный петух, синяя змея, коричневая крыса, розовый дракон и оранжевая коза.

— Хм… — дробный стук карандаша заставил Люси ненадолго отвлечься от эпопеи с красной машиной, бросив короткий взгляд через плечо — их беседы записывались, однако доктор Редхед всё равно делал какие-то пометки для себя лично, чтобы, как он говорил, не упустить ключевые моменты, а в минуты задумчивости то грыз этот самый карандаш, то отбивал им чечётку по блокноту. В первом случае столь пренебрежительное отношение к канцелярским принадлежностям говорило о скверном расположении духа — психоаналитику явно что-то не нравилось, во втором — о крайней степени заинтересованности. — Весьма-весьма любопытно, — подтвердил её наблюдения доктор Редхед. — Такие образы… Надо будет кое-что посмотреть… — он продолжал что-то неразборчиво бормотать себе под нос, а Люси снова вернулась к красной машине, но, к сожалению, слишком поздно — рядом с ней уже никого не было. — Больше сны не менялись? — уточнил психотерапевт.

— Вчера, совсем немного, — с неохотой ответила Люси — слушать ещё одну нотацию совершенно не хотелось, а доктор Редхед был до них чрезвычайно охоч, к месту и не очень вставляя различные нравоучения, призванные, по его мнению, помочь его пациентке вернуться к нормальной жизни. — В какой-то момент пол исчез, и я провалилась в пропасть, — Люси невольно поёжилась, вспомнив головокружительное чувство бездонной пустоты под ногами, от которого не было сил даже просто закричать от ужаса. — Мы можем на сегодня закончить? — решила она пойти на хитрость, желая избежать и лекции, и компании её автора. — Я устала.

— Ну, что ж, давай закончим, — с явным огорчением вздохнул доктор Редхед. Негромко щёлкнул, отключаясь, диктофон, забренчал по полу уроненный карандаш, скрипнуло освобождаемое кресло, звякнула отодвигаемая в сторону её чашка. — Ты и правда немного бледная сегодня, — чужие пальцы скользнули по щеке якобы для того, чтобы убрать упавшую на лицо прядь волос. — Вызвать тебе такси?

— Не нужно, — Люси хотела подняться, но не успела — узкая мужская ладонь накрыла её руку, взяв запястье в кольцо. — Я прогуляюсь немного.

— Жаль, не могу составить тебе компанию, — усмехнулся психотерапевт. — Может, в другой раз? Например, в четверг?

— Доктор Редхед… — когда же он от неё, наконец, отстанет?!

— Локи, — перебил её нисколько не смутившийся создавшейся двусмысленной ситуацией врач. — Мы же договаривались, помнишь?

— Да… — обречённо выдохнула Люси — попытка освободить руку оказалась провальной, а вот от намечающегося свидания ещё есть возможность улизнуть. — В четверг у меня занятия в группе, а вы же знаете, их пропускать нельзя… Локи, — через силу добавила она в конце, надеясь, что этим сможет задобрить усиленно подбивающего под неё клинья ухажёра.

Кажется, это сработало: доктор Редхед, хоть и скривился, но руку отпустил и новые дни для встреч не предложил. А заглянувшая в кабинет секретарша с напоминанием, что следующий пациент уже ждёт в приёмной, позволила Люси окончательно избавиться от общества психотерапевта.

Парк встретил тишиной и почти полным безлюдьем: копошившиеся ещё с утра на небосводе тучи ко времени её прогулки нависли над городом тяжёлыми шапками, готовыми в любой момент пролиться дождём. Пару капель уже успело мазнуть по лицу, но Люси всё равно не спешила домой. Максимум, чего ей стоило опасаться — промокшая одежда и обеспокоенно-укоризненный взгляд матери. И то, и другое можно спокойно пережить, в отличие от бесконечных расспросов и серой тоски — сидеть в четырёх стенах становилось подчас невыносимо. Поэтому сначала она по традиции заглянула в кафе, а потом в парк, на любимую скамейку.

Зачем ей понадобилось листать оставленный кем-то здесь же глянцевый журнал почти трёхмесячной давности? Знала бы, чем обернётся её любопытство, бежала бы от него без оглядки. Но ватные ноги уже не слушались, а глаза снова и снова бегали по строчкам небольшой статьи:

«Вчера от серьёзной скоротечной болезни скончалась всемирно известная певица и автор многих полюбившихся слушателям песен Миражанна Штраус. Лечение Мира проходила в закрытой клинике, куда обратилась по совету друзей. К сожалению, усилия врачей оказались напрасными. Как нам стало известно, всё состояние мисс Штраус по её завещанию перешло одному из Благотворительных Фондов, название которого по понятным причинам не разглашается. Родственники певицы от комментариев отказались».

На неё с фотографии смотрела молодая женщина в пышном белом платье. Платиновая чёлка была собрана надо лбом в смешной хвостик, остальные волосы свободными волнами спадали с плеч. Изображение вдруг поплыло, искажаясь и превращаясь в нечто совсем другое: засыпанное непонятными обломками безвольно раскинувшееся на полу тело, испачканная ярко-алой кровью светлая прядь, «украшенный» многочисленными рваными прорехами с обугленными краями бордово-чёрный комбинезон. В нос ударил запах гари и сгоревшей человеческой плоти. Ветер обдул лицо, дохнул в ухо свистящим, едва различимым шёпотом: «Когда ты научишься меня слушаться, девочка?».

— Эй! Это мой журнал!

— Что?.. — Люси растерянно смотрела на склонившуюся над ней грозную личность, одетую в неподдающиеся определению лохмотья.

— Говорю, это мой журнал! Я его ещё не дочитал. Тебе нужно — ищи сама, нечего чужое брать!

— Вот, — в чумазую, удивительно вовремя подставленную ладонь любителя популярного чтива полетели выхваченные из кармана разноцветные бумажки разного достоинства. — Купите себе новый.

— Да тут на десяток хватит, — озадачено загундосил бродяга. — Ну, это, спасибо, конечно.

Люси его благодарностей уже не слушала — голову сжало почти позабытой болью, в глазах потемнело, и она едва успела склониться над ближайшей урной, сотрясаясь в жестоком приступе рвоты.

— Ты случаем не заразная? — с подозрением глядя на неё, поинтересовался бомж. — Мне вот так же блевать совсем не хочется.

Сил хватило только на отрицательное мотание и сиплое «нет». Чуть отдышавшись, Люси, крепко сжимая в дрожащей руке злополучный журнал, бросилась обратно, к доктору Редхеду — может, он сможет объяснить, что с ней происходит?

Оказавшись в приёмной, она, не сбавляя шага, вломилась в кабинет, не обращая внимания на что-то кричавшую ей в спину секретаршу, и тут же споткнулась о буквально вымораживающий голос психотерапевта:

— Мисс Хартфилия, вы пришли раньше назначенного часа. Вам придётся подождать.

— Я… мне… — сделала слабую попытку объяснить своё внезапное вторжение Люси и осеклась, заметив на диванчике щуплого, болезненного вида мужчину. — Извините, — пробормотала она, пятясь спиной к выходу.

Томиться в приёмной пришлось минут сорок. Всё это время секретарша бросала на неё недовольные взгляды, не предложила ни воды, ни других напитков, хотя обычно бывала гораздо любезнее. Доктор Редхед тоже был строг и холоден, по крайней мере, до тех пор, пока они не скрылись в кабинете. Тогда он попытался приобнять её, якобы желая проводить до диванчика, но тут же резко отстранился, брезгливо поморщившись.

— Тебе было… нехорошо? — процедил он сквозь зубы.

— Да, — не стала скрывать правду Люси. — Можно мне воспользоваться вашей уборной? — и, не дожидаясь разрешения, скрылась за спасительной дверью.

Плескалась Люси долго, тщательно моя лицо и руки жидким мылом с приторно-сладким ароматом персика. Даже набралась смелости и почистила им зубы. Лучше не стало, потому что теперь начало тошнить от запаха ненавистного с детства фрукта, как раньше от кислого привкуса во рту. Кажется, сейчас она согласилась бы и на горький кофе, которым её так усиленно пичкал психотерапевт, лишь бы избавиться от лёгшей на язык сладковатой плёнки.

Доктор Редхед нервно расхаживал по кабинету и не терпящим возражения жестом указал на диванчик, стоило ей покинуть туалет. Люси послушно опустилась на жёсткое сиденье, вцепившись пальцами в коричневый плюш обивки — надо было держаться хоть за что-то, чтобы не потерять остатки разума.

— Я не хотел говорить об этом, но, видимо, должен, раз ты сама не понимаешь элементарных вещей, — начал очередную лекцию психотерапевт, не замечая её состояние. — Нельзя подобным образом врываться ко мне в кабинет и прерывать сеанс — это вредит не только моим пациентам, но и моей репутации…

— Простите. Мне правда жаль, но, пожалуйста, не сейчас, умоляю, — почти застонала Люси, сжав ладонями виски — у неё было ощущение, что ещё пара таких фраз, и её голова просто взорвётся.

— Что случилось? — раздалось рядом и совсем другим тоном.

— Я увидела этот журнал в парке, — руки лихорадочно искали нужный разворот, пролистывая его несколько раз и снова возвращаясь. — Эта заметка. О смерти Миражанны Штраус. Я вспомнила.

Полминуты на рассказ, ещё столько же — на прочтение статьи. И в десять раз меньше на ожидание ответа.

— Вздор, Люси. Штраус певица, она могла сняться в кино или клипе, где и предстала именно в таком виде. Не отрицаю, ты вспомнила кое-что, но это вряд ли имеет какое-то важное значение. Так что выбрось весь этот бред из головы, поезжай домой, прими лекарство и ложись. Я вызову тебе такси.

Она не стала спорить ни с одним пунктом столь немудрёного плана. И даже жалела, что вообще пришла сюда и всё рассказала доктору Редхеду — он не воспринял её слова всерьёз, а значит, и помогать распутывать это клубок не будет. Поэтому только молча кивнула, но, когда психотерапевт вышел в приёмную, чтобы позвонить, предварительно выбросив журнал в мусорную корзину под столом, вытащила печатное издание из урны, вырвала из него страницу с заметкой о Штраус и сунула свёрнутый в несколько раз листок в сумочку.

Доктор Редхед проводил её до машины, придержал дверцу, оплатил поездку. Люси не сомневалась — вечером он обязательно позвонит, поэтому всю дорогу продумывала, что сказать матери, чтобы ей самой избежать этого разговора и при этом не сильно распространяться об истории с журналом. К счастью, объяснять ничего не пришлось, достаточно было предстать перед миссис Хартфилией, и та, увидев поникший вид дочери, немедленно напоила чаем и уложила в постель, пообещав, что никто не станет её беспокоить. А Люси мгновенно отключилась, едва коснувшись головой подушки.

Зато на следующий день развила бурную деятельность, закопавшись в Сеть в поисках информации о Миражанне Штраус. При этом она не столько читала, сколько смотрела — клипы, концерты, выложенное в Интернет домашнее видео. И везде искала только одно — то самое, пришедшее к ней в парке видение. Бесполезно. Как Люси не пыталась, она так и не смогла найти Миру такой — беспомощной, грязной, растрёпанной, мёртвой. В кино певица не снималась, предпочитая и на людях, и в привычной обстановке носить исключительно платья и быть ухоженной до самых кончиков ногтей.

Поэтому, закрывая поздно вечером последнюю вкладку, Люси была уже абсолютно убеждена: мелькнувшая перед её мысленным взором картинка не могла быть не стоявшим внимания бредом. Она точно это видела! Вот только где и когда?

Комментарий к Глава 2. Первые воспоминания

Для авторов канонов, которые наделяют своих персонажей только именем, должно быть отдельное место в Аду - замучилась уже подбирать рыжику фамилии.

*Redhead — рыжеволосый

Для тех, кому приглянулся образ Локи-“плохиша” из “Репортажа” вот такой небольшой подарок. Ну а что касается автора, он любит его любым))

========== Глава 3. Видения ==========

Разверзшаяся у ног пропасть казалась живой: она мерно пульсировала в такт дробящего секунды сердцебиения, развивая, словно змея, бесконечные кольца, готовая в любой момент принять в свои распростёртые объятия зазевавшуюся жертву. Горячий воздух, плотно забивший горло каменной крошкой, со свистом утекал в чёрную бездну, грозя в скором времени оставить вместо себя смертельный вакуум. Зрение резко село, позволив проступить в чётком фокусе лишь голодному, испещрённому острыми треугольными зубами зеву истекающего слюной монстра. Но всё это не шло ни в какое сравнение с тихим ласковым шёпотом, прогоняющим по телу ледяные, больно жалящие мурашки: «Почему ты всё ещё здесь, девочка? Беги! Бе-ги-и-и!».

— Люси, давай скорее! Шарли хочет мороженого!

Пальцы вслепую нашарили на полу упавшую ручку, крепко сжали холодный металлический корпус. Подрагивающие ноги медленно, явно с неохотой, распрямились, веки устало опустились, отгоняя пригрезившийся наяву кошмар.

— Ну, идём, идём же! — тёплая мягкая ладошка обхватила запястье, неожиданно сильно потянула в сторону. — Сегодня Шарли попросила купить ей клубничного. Как думаешь, у них есть? Себе я возьму фисташковое. А ты какое будешь?

Люси послушно сделала шаг вслед за тараторящей Венди, но, не выдержав, обернулась, с трудом сдержав вздох облегчения. Лестница. Это всего лишь обыкновенная, уходящая вниз лестница, на которую она посмотрела с высоты третьего этажа, где проходили групповые занятия. Как можно было увидеть в ней чудовище?

Их любимый столик оказался занят. Пришлось располагаться за крайним, у самого входа, рядом со стилизованным деревянным заборчиком, отгораживающим пространство кафе от остальной улицы. Люси подошла самая последняя и уже собиралась опуститься на оставшийся пока свободным стул, но Венди прикрыла его ладошками:

— Не садись сюда. Это место Шарли.

Люси не стала возражать, хотя теперь вынуждена была сесть на угол и постоянно всем мешала — то обслуживающему их официанту, то остальным посетителям. Это окончательно испортило и так сошедший в последнее время почти на нет аппетит: к ночным кошмарам присоединились дневные, ещё более пугающие видения, выбивающие её из реальности на несколько опасно долгих секунд. Дней пять назад она зазевалась на пешеходном переходе и только чудом не попала под машину, вчера — едва не обожглась кипятком, а сегодня только благодаря Венди не упала с лестницы. Если так пойдёт и дальше, ей и дома будет опасно находиться одной, не говоря уже про улицу. Но рассказывать о том, что творится с ней, Люси боялась — тогда её наверняка начнут пичкать таблетками, а то и вовсе запрут в какой-нибудь клинике, где старательно примутся лечить как обычного пациента, которого врачи признали сумасшедшим. Она же себя таковой не считала. То, что происходило с ней, больше походило на возвращение памяти, кем-то (или чем-то) заблокированной. Кто это сделал с ней? Почему? Чего она не должна вспомнить? И что произойдёт, если память всё же вернётся? Эти вопросы изводили похлеще набивших оскомину ухаживаний доктора Редхеда, да и отмахнуться от них было в разы труднее.

— Тебе тоже кажется, что она не переворачивает страницы? — раздался над ухом излишне громкий шёпот.

Люси попыталась сфокусировать взгляд и поняла, что, снова задумавшись, уже довольно долго неотрывно пялится на раскрытую книгу второй её спутницы, Леви МакГарден. Та всегда таскала с собой огромных размеров фолиант с исписанными непонятными закорючками страницами и при любой возможности утыкалась в него, напрочь игнорируя происходящее вокруг. То, что Леви не листает книгу во время чтения, она поняла уже давно, но лишь недавно начала подозревать, что и разворот всегда был один и тот же — объём страниц ни слева, ни справа не менялся, да и странное пятно в низу страницы всё время оставалось на месте.

— Не понимаю, зачем делать вид, что ты читаешь, если это совсем не так? — уже в полный голос спросила Венди, нахмурив лоб. — Это же глупо.

— Не глупее, чем кормить свою воображаемую подружку мороженым, — раздражённо парировала Леви.

Венди, обиженно поджав губы, что-то горячо зашептала, поглаживая воздух над так и оставшимся пустым стулом. Люси немедленно придвинула к себе блюдечко с десертом — уж лучше давиться пирожным, чем оказаться втянутой в чужие разборки. К счастью для неё, случались они крайне редко: Леви предпочитала сидеть, уткнувшись в книгу, Венди сама по себе была довольно отходчива, а единственный, затесавшийся в их тесный девичий кружок парень, Эригор, вообще первое время казался Люси немым, настолько он не любил говорить, даже на занятиях общей терапии обходясь исключительно жестами.

Посещать группу посоветовал всё тот же доктор Редхед. «Тебе следует активнее общаться с людьми, — пояснил он. — При этом не ограничиваясь безликим „Здравствуйте-спасибо“ в магазине или кафе. Общение должно быть адресным — выслушать чью-то историю, рассказать свою, поучаствовать в каком-то общем деле. Пора выходить из своей скорлупы». Последние слова, как ей показалось, имели несколько другой подтекст, судя по последовавшему за ними рукопожатию. Чем лишь подкрепили её скептицизм — Люси с трудом представляла, чем ей может помочь общение с такими же, как она, оторванными от реальности личностями. Однако психоаналитик вполне ожидаемо нашёл себе поддержку в лице миссис Хартфилии, и встречи по четвергам стали обязательным пунктом её немудреного расписания.

В группе было пятнадцать человек примерно одного возраста. Исключение составляла лишь Венди Марвелл — ей совсем недавно исполнилось двенадцать. Именно она первая подсела к Люси и начала разговор, правда, лишь за тем, чтобы познакомить со своей невидимой подружкой Шарли, появившейся у девочки из-за большой нагрузки — родители, начитавшись новомодных педагогических методик, всерьёз решили сделать из своей дочери вундеркинда. И после занятия не отставала от неё, крутилась рядом, хватала за руку, угомонившись только выйдя на улицу. Тут-то они и заметили стоящую рядом с ними Леви. Венди, зыркнув на МакГарден, словно зверёк на притаившегося в сторонке хищника, снова подёргала Люси за рукав:

— А куда ты сейчас пойдёшь?

— В кафе, — привычка забегать туда после сеансов у доктора Редхеда грозила плавно перетечь и на групповую терапию.

— Здорово! — захлопала в ладоши Венди. — Мы с тобой — Шарли просто обожает мороженое.

Как выяснилось несколькими минутами позже, «мы» включали в себя не только мисс Марвелл и видимую исключительно ей любительницу сладкого молочного десерта, но и Леви — та, не говоря ни слова, доплелась с ними до кафе, так же молча съела пиццу, предварительно тщательно выковыривав из неё оливки, и ушла, не попрощавшись.

А через неделю ждала их внизу, у подъезда, нетерпеливо притопывая ногой.

— Где вы ходите? — заворчала она, с грохотом захлопывая книгу. — Ещё минута, и я бы ушла.

— Прости, — спокойно, как если бы подобное случалось уже не раз, ответила Венди. — Сначала мы зашли в туалет, а потом у Шарли развязался шнурок.

— Купи ей ботинки на липучках, — раздался за их спинами хриплый голос. — Или научи в конце концов завязывать шнурки, это не трудно.

— Тебе, может, и нет, — возразила девочка. — А у Шарли лапки, она же кошка! Как, по-твоему, она будет это делать?

Люси не знала, чему удивляться больше: внезапно исчезнувшей немоте Эригора или тому факту, что подружка Венди оказалась не человеком. У других оба эти события не вызвали сколько-нибудь сильной реакции, поэтому она тоже постаралась сделать вид, что ничего особенного не произошло, и робко предложила выдвигаться в сторону кафе. Эригор, как и Леви семью днями ранее, присоединился к ним и даже сказал несколько фраз помимо заказа.

Когда ещё через неделю, выходя из зала для групповых занятий, Люси наткнулась на три выжидающих взгляда, она первым делом торопливо осмотрелась по сторонам: никого больше не потянуло продолжить общение в неформальной обстановке? Коридор оказался пуст, видимо, приток жаждущих закончился. Люси искренне надеялась, что эта беспардонная троица тоже в конце концов оставит её в покое. Но вскоре вынуждена была признать: ей нравятся и походы в кафе, и почти силком навязанная компания. Леви, из-за смерти матери и скоропостижной женитьбы отца отгородившаяся от всех толстенной книгой; переживающий в виртуальном мире бурный развод родителей Эригор-молчун-без-фамилии (да, он так и не назвал её, столь нехитрым способом показывая, что не хочет иметь с окончательно сошедшими с ума взрослыми, дерущимися за каждую безделушку, ничего общего) и, конечно же, Венди, исправно покупающая придуманной её уставшим мозгом кошке мороженое. Может, они и не подходили на роль полноценных друзей, зато имели одно неоспоримое преимущество — не лезли к ней с расспросами и нотациями, пребывая каждый в своём мирке, просто были рядом, служа своеобразной ширмой, за которой оказалось так удобно прятаться.

От приторной сладости заказанного десерта начало подташнивать. Люси отодвинула блюдечко, невольно пробежав взглядом по тарелкам остальных. Всё как всегда: сырная пицца, две порции мороженого, горка солёных орешков. Она, кажется, даже по минутам могла сказать, что будет происходить за их столом в течение ближайшего получаса.

Леви старательно вытащит из пиццы оливки, сложит их на салфетку, чтобы потом забрать с собой. Венди, съев своё мороженое, непременно потянется за второй креманкой, предварительно рассыпавшись в извинениях и благодарностях перед пустым стулом. Эригор, медленно цедя воду со льдом, выложит из орешков какой-то одному ему понятный символ, после чего, облизав пальцы от соли, деланно безразличным тоном попросит у них телефон — его, по рекомендации врачей, заперт в домашнем сейфе, как и прочие гаджеты. «Тебе же нельзя», –непременно напомнит ему Венди, болтая ногами. Леви, не отрываясь от книги, бухнет на стол смартфон с покрытым тонкой паутинкой трещин экраном — подарок отца, почти отшвырнёт его от себя, как мерзкое насекомое. Эригор ухватится за него, словно клещ, и зависнет в интернете, пока за Марвелл не приедет машина. Это станет сигналом — все тут же шустро разбегутся каждый в свою сторону, не посчитав нужным бросить на прощание даже короткое «Пока». А она ещё долго будет сидеть за столиком над едва надкусанным кремовым эклером, раз за разом прокручивая в голове зачастившие к ней видения.

— Как можно вернуть память?

Пожалуй, реши Люси устроить стриптиз посреди улицы или скажи, что тоже видит Шарли, она не смогла бы добиться такого же по силе эффекта, как этими четырьмя словами: её спутники застыли с открытыми ртами, уставившись так, будто у неё на лбу выросли рога.

— Зачем? — отмерла первой Леви, запив соком разжёванную в ступоре оливку.

— Иначе я сойду с ума, — честно призналась Люси — здесь, среди этих людей, можно было не лгать.

— А этот, твой врач, как его? У него что, не получается?

— Иногда мне кажется, — тщательно подбирая слова, словно идя по тонкому льду, ответила Люси, — что доктор Редхед не хочет, чтобы я вспоминала.

Она уже давно заметила: психотерапевт старательно обходит в их беседах некоторые темы, при этом неустанно настраивая её на то, что с таким небольшим провалом в памяти можно спокойно и полноценно жить дальше. «Это всего лишь один день, Люси, — с лёгким раздражением объяснял он. — День, который принёс тебе эмоциональную и физическую боль. Нет ничего необычного в том, что мозг заблокировал эти воспоминания. Такое часто случается, и это вполне нормально». Доктор Редхед был прав — она много читала в интернете о потери памяти после серьёзных аварий, болезней и даже продолжительного стресса, и все статьи едва ли не слово в слово повторяли то, что неустанно говорил врач. Так что стоило прислушаться к его словам. Если бы не одно «но»: Люси была почти абсолютно уверена — она забыла гораздо больше, чем один день.

— Тогда, может, и не надо? — неуверенно спросила Венди, прижимая к груди крепко сжатые кулачки. — Вдруг тебе станет хуже?

«Хуже, чем есть, уже не будет», — мысленно возразила Люси, вспоминая лестничное чудовище. Ведь она готова была добровольно шагнуть в раззявленную каменную пасть, загипнотизированная чернильным провалом бездонной глотки. И в другой раз ей может не повезти так, как сегодня. Объяснять холодному трупу об опасности восстановления памяти будет несколько поздно.

— Мне надо, Венди.

Получилось почти зло, и Люси даже ощутила лёгкий стыд за резкий тон, но ни извиняться, ни переводить тему не стала, надеясь получить хоть какой-то ответ на свой вопрос — её спутники ходили на терапию дольше и могли что-то слышать от врачей или других посетителей групповых занятий.

Увы, девочки её разочаровали: Леви лишь пожала плечами, Венди отчаянно замотала головой, так, что длинные хвостики отхлестали её по лицу. Люси, поджав губы, перевела взгляд на единственного в их компании парня.

— Эм-м-м… — задумчиво протянул тот. — Может, холодная вода? Ну, я просто в одном фильме видел, — начал объяснять он, увидев непонимание на лицах своих слушателей. — Там чуваки ванны со льдом принимали* — то ли третий глаз хотели открыть, то ли силы увеличить, не помню уже. Может, и здесь сработает? Это же стресс для организма, вот он и активизируется так сказать.

Ванна. Огромная, наполненная водой ёмкость. Это точно пострашнее каменного монстра.

Люси боялась воды. Она не знала, откуда взялся этот страх, просто в первый же день после выписки из больницы захотела принять ванну и… не смогла заставить себя переступить через бортик. Так и стояла, отбивая зубами нервную дрожь, пока в дверь не постучала мама и не поинтересовалась, всё ли с ней в порядке и не нужна ли помощь. И мылась с тех пор исключительно под душем. На её робкие расспросы, не тонула ли она когда-нибудь, миссис Хартфилия с охотой рассказала, как сильно Люси любила воду, даже плавать сама научилась, и во время поездок к морю требовалось немалое терпение, чтобы заставить её выйти на берег. А теперь Эригор предлагает ей добровольно окунуться в свой кошмар. Хотя идея не лишена смысла — стресс получится отменный.

Был и ещё один аргумент в пользу подобной «терапии»: когда начали появляться видения, ужасу перед любыми более-менее глубокими водоёмами нашлось, как ей показалось, вполне логическое объяснение — страх воды из этой же области. Тогда почему бы и в самом деле не попробовать?

Однако Люси потребовалось несколько дней, чтобы окончательно решиться. Естественно, рассказывать о предстоящем эксперименте она никому не стала: постаралась вести себя днём как обычно, дождалась глубокой ночи, чтобы точно быть уверенной, что родители спят и не помешают ей, и, заперев дверь в комнату, шмыгнула в ванную. Там всё было готово заранее, оставалось лишь раздеться и забраться в ненавистную ёмкость.

Холодная вода заставила задохнуться неприятно влажным воздухом. Зубы клацали так, что Люси всерьёз начала опасаться за их сохранность. Понимая, что долго не продержится, она, сделав несколько глубоких вдохов, задержала дыхание, зажмурилась и опустилась на дно с головой. И только под водой открыла глаза.

В ванной было темно, но проникающий через прикрытое жалюзи окно свет уличных фонарей, отражаясь от поверхности воды, бросал на потолок причудливые блики. Люси заворожённо следила за ними, словно пытаясь разгадать спрятанную в их безостановочном танце какую-то очень важную для себя тайну, даже забыв, где находится — тишина и темнота, заполнившие комнату, укутали её непроницаемым коконом, погрузив в некое подобие транса. Время и пространство перестали существовать, такие же бесполезные сейчас, как и доводы вопящего об опасности разума — лишённый нормального дыхания организм срочно требовал новую порцию кислорода. Не в силах сопротивляться этому желанию, Люси рефлекторно слегка приоткрыла рот, чтобы сначала выдохнуть собравшийся в лёгких углекислый газ. Вырвавшиеся на свободу пузырьки воздуха рванули к поверхности воды, заставив её на мгновение очнуться, чтобы буквально тут жеподдаться отбивающей последние здравые мысли панике. Люси забилась, словно выброшенная на берег рыбёшка, в тщетной попытке ухватиться хоть за что-то, но руки лишь колотили по гладким бокам ванны, пока каким-то чудом не смогли слегка подтолкнуть тяжёлое, непослушное тело вверх. Пальцы судорожно вцепились в бортик и не отпустили его даже тогда, когда Люси, наконец, села, откашливая проглоченную воду, ещё не совсем понимая, где находится.

«Дыши, девочка, дыши».

Она подавилась очередным вдохом, замерев в напряженной позе, боясь сделать малейшее движение. Вода в ванне колыхалась, выплёскиваясь на пол. По стене от окна в сторону дальнего угла скользнула серая размытая тень. Люси невольно проследила за ней взглядом и зажала рот ладонью, едва не завопив от ужаса — там кто-то стоял, бесформенный и жуткий.

«Не сдавайся».

По спине будто провели горячей ладонью, но это необычайным образом придало ей сил. Кое-как перевалившись за бортик, Люси упала на пол, больно ударившись о кафель коленями и запястьем, и на негнущихся ногах побежала в комнату. Не вытираясь, скользнула под одеяло, закуталась в него с головой, до хруста прикусив угол подушки, чтобы заглушить рвущийся наружу крик.

Комментарий к Глава 3. Видения

* намек на эксперимент героев сериала Волчонок

========== Глава 4. Поиски ==========

— Я бы рекомендовал оставить её на пару дней в больнице. Ничего особо серьёзного нет, но нужно последить за динамикой, чтобы не пропустить возможные осложнения. Пока можете оформить бумаги, медсестра вас проводит, а я закончу осмотр, — врач, передав миссис Хартфилию в руки младшего персонала, вернулся в палату, поправил очки и, проведя ладонью по гладкой, тщательно выбритой голове, спросил, обращаясь скорее к себе, чем к своей пациентке: — Ну-с, на чём мы остановились?

Люси не стала отвечать — трахею словно драли дикие кошки. Говорить было больно, поэтому она, как Эригор, старалась обходиться жестами. Доктор Нанагир, впрочем, вполне справился и без её помощи, просто пробежав глазами карту.

— Итак, — подвёл он итог безмолвному диалогу с самим собой, который выражался в довольно забавной мимике, — с твоим горлом мы разобрались. Я назначу лекарства и процедуры, просто выполняй мои рекомендации и всё пройдёт. А теперь расскажи, что с твоими коленями.

Люси, засмущавшись, потянула вниз край больничной рубашки, стараясь прикрыть два лиловых пятна на ногах.

— Упала. Поскользнулась на полу в ванной.

— А рука? — врач, осторожно покрутив пострадавшую конечность, внимательно осмотрел опухшее запястье. — Там же? Сильно болит? Пальцами шевелить можешь? — забросал он её вопросами, требующими однозначных ответов типа «да» или «нет», видимо, желая избавить от необходимости лишний раз напрягать горло. Получив три утвердительных кивка, что-то быстро черканул в карте, после чего пояснил: — Думаю, перелома нет, но всё же сделаем рентген, чтобы исключить трещину в кости. Что-нибудь ещё беспокоит?

— Тянет, — немного поколебавшись, Люси продемонстрировала шрам на левом боку. Неприятные ощущения были нечастыми, зато довольно сильными. Тревожить лишний раз своими проблемами родителей она не хотела, но раз есть повод, почему бы не заняться и этим?

— Приляг, — попросил доктор Нанагир. Жёсткие пальцы профессионально чётко ощупали бок, заставив невольно напрячься в ожидании новой порции боли. Обошлось.

— Что там? — очень хотелось верить, что ничего серьёзного, однако, судя по бойко застрочившему в её карте карандашу, надежды на это было немного.

— Спаечный процесс, — не отрываясь от писанины, бросил врач. — Попробуем сначала обойтись консервативными методами. Как давно появился дискомфорт?

— Всегда был, — честно призналась Люси.

Шов начал давать о себе знать вскоре после возвращения домой. Занятая послебольничной адаптацией, она не обращала внимания на сначала едва ощутимые, а потом всё более сильные спазмы. Появившиеся видения и вовсе отодвинули все вопросы физического здоровья на второй план, заставив в первую очередь озаботиться сохранением душевного равновесия.

— Почему ты не сказала об этом своему лечащему врачу? — недовольно нахмурился доктор Нанагир. — Спайки не шутки и сами по себе не пройдут. Чем раньше начать лечение, тем больше шансов избежать хирургического вмешательства. Шрам-то от чего? Операция? Ранение?

— Не знаю, — совсем тихо ответила Люси.

— Не понял, — тёмные брови врача удивлённо поползли вверх. Маленькие, подслеповато прищурившиеся глазки, смотрящие поверх узких стёкол без оправы, наполнились детским азартом, словно она пообещала ему, как заправский фокусник, вытащить из-за пазухи живого кролика.

— В октябре прошлого года я попала в аварию и частично потеряла память. Мне удалось вспомнить практически всё, кроме этого шрама.

«Фокус» явно не удался — доктор Нанагир, разочарованно хмыкнув, пообещал посмотреть её карту из архива больницы, удостоверился, что на этом список повреждений закончен, и оставил одну, сославшись на должностные обязанности. Правда, одиночество продлилось недолго. Сначала заглянула медсестра с назначенными лекарствами, потом мама, которая, сетуя и охая, пробыла с ней ещё несколько часов, пока Люси не смогла убедить её, что в такой доброй, но несколько навязчивой опеке не нуждается. Миссис Хартфилия пообещала наведаться на следующий день прямо с утра и уехала, наконец, домой.

Теперь можно было спокойно вспомнить свои ночные приключения и подивиться собственной глупости. Эксперимент с ледяной ванной провалился по всем пунктам: память возвращаться и не подумала, зато обиженный таким варварским отношением к себе организм ответил острой болью в горле и сильной слабостью, несмотря на которую пришлось, едва проснувшись, убирать потоп в ванной. Заходить туда было неимоверно страшно — перед глазами всё ещё стояла бесформенная тень в углу. И только перспектива объясняться с матерью, если она увидит учинённый ночью разгром (впрочем, вряд ли миссис Хартфилия стала бы единственным слушателем, а повторять эту историю психоаналитику не было ни малейшего желания), заставила Люси переступить через порог. А через мгновение уже не знала, плакать или смеяться: страшным полуночным посетителем оказалась… стоящая в углу вешалка, на которую она же сама и повесила халатик, прежде чем выключить свет.

После ужина к ней заглянул доктор Нанагир. Дежурно справившись о самочувствии, он огорошил её известием, что ничего о шраме найти не смог.

— Возможно, ты проходила лечение в другой клинике, — высказал предположение он. — Поэтому никаких данных об этом повреждении у нас нет — ни в архивной карте, ни в сопроводительных документах.

— Каких документах? — не поняла Люси.

— Тех, что были с тобой при переводе, — пояснил врач. — После аварии к нам в больницу тебя привезли за сутки до того, как ты пришла в себя. Так что о шраме придётся расспросить твоих родителей.

— А это так необходимо? — поражённая ещё одним фактом из своей биографии, Люси мечтала уже поскорее закончить их диалог и остаться одной, чтоб тщательно переварить новую информацию — об этих странных перемещениях она слышала впервые. Может, это было и не сильно значимо, но в свете всех событий последнего времени все, даже такие мелкие на первый взгляд детали, казалось подозрительным и требующим объяснения.

— Чем больше мы будем знать, тем лучше, — попал в унисон с её мыслями врач.

Именно его слова Люси и решила использовать на следующий день в качестве важного аргумента в разговоре с матерью — всё, что касалось её здоровья, для родителей всегда было крайне важно. Но в этот раз миссис Хартфилия отнеслась к этому вопросу слишком спокойно.

— Ты была совсем крошкой, — отмахнулась она, старательно разглаживая складки на одеяле. — Бегала, как и все дети, не смотря под ноги, и напоролась на ветку.

— А почему я об этом ничего не помню? — не отставала от неё Люси.

— Говорю же — ты была маленькой, — в голосе матери прорезалось настолько явное раздражение, что стало понятно — дальше расспрашивать бесполезно.

Люси сделала вид, что ответ её удовлетворил, но при первой же возможности тщательно просмотрела все семейные фотографии, особенно те, что были отсняты на море. Ракурс везде оказался не очень удачный, но один снимок, где она стоит к объективу левым боком (фото было сделано в последнее лето перед аварией, буквально в конце августа), в конце концов всё же удалось найти. Шрам на боку отсутствовал, значит, мама сказала неправду. Чем не повод начать собственное расследование?

Первой на очереди стала клиника, в которой её «лечили» после аварии. Кое-как узнав через доктора Нанагира телефон больницы, Люси попыталась туда дозвониться, сразу же потерпев полное и безоговорочное фиаско. «Набранный вами номер не существует», — холодно ответил ей механический голос в трубке. Поиски в Интернете (а вдруг клиника просто сменила номер?) тоже ничего не дали.

Пришлось переключиться на саму аварию. С ней шансов что-либо узнать должно было быть больше — о любых происшествиях на мосту Дьявола всегда сообщали в местных новостях, желая таким образом предостеречь жителей от необдуманных поступков и напомнить об осторожности в этом, крайне неблагополучном месте города. Но и здесь Люси ждало разочарование: ни в Сети, ни в СМИ, ни даже в полиции об аварии не нашлось никаких маломальских упоминаний. Значит, мама и здесь ей солгала, вот только в чём? Неправильно указала место? Но Люси отчётливо помнила, как напряглась миссис Хартфилия в тот единственный раз, когда они проезжали по мосту. А может, произошла не авария, а что-то другое? Могла она стать свидетелем чего-то, что случилось там, и пострадать уже за это? Тогда все детальки складывались идеально: погибшая Мира, утопление, шрам, несуществующая клиника. Её могли попытаться устранить — ударить ножом или просто сбросить с моста в реку, где она уже и пропорола бок. Стресс и ранение привели к амнезии, поэтому, даже придя в себя, ей сложно было бы назвать своё имя. Так она и оставалась неизвестной, пока её не нашли родители и не перевезли в Центральную больницу города.

Да, история получилась красивой и логичной, если бы не два факта: клиника и шрам. Они совершенно не вписывались в нарисованный воображением сценарий. Правда, отец мог заплатить за то, чтобы в карте указали неправильные данные, но, зная его характер, Люси в этом сильно сомневалась, хотя и не сбрасывала окончательно со счетов — разве не пошёл бы принципиальный и честный адвокат Джудо Хартфилий на подобный подлог ради жизни единственной и горячо любимой дочери? А если так, не сделает ли она хуже, попытавшись докопаться до истины? С другой стороны, бесконтрольные видения угрожают ей ничуть не меньше, и, судя по всему, сами они не пройдут. Доктор Редхед, озабоченный лишь собственными, далеко не скромными желаниями, ей точно не помощник. Придётся рассчитывать исключительно на себя.

Люси пару раз ездила на мост, но подсознание упорно молчало — то ли она неудачно выбирала время суток, то ли не могла найти нужное место. Поэтому единственной зацепкой по-прежнему оставалась Миражанна Штраус. Могли родные певицы скрыть настоящую причину её смерти? Без сомнения, когда на то есть веская причина. «Скоротечная болезнь» и «закрытая клиника» — отличные отговорки для прессы. Обтекаемо, малопонятно, почти не подлежит проверке, зато вызывает сочувствие фанатов, особенно если придумать недуг пострашнее.

Но как эти умозаключения должны помочь ей, Люси пока не представляла. Родственники Штраус с ней общаться не будут, да и что она им скажет? «Я видела Миражанну мёртвой»? Так себе заявление, хуже только с продолжением «но не помню где». И даже память, вернись она обратно, не станет гарантом того, что с ней захотят общаться — люди столь тщательно прятали что-то вовсе не для того, чтобы это потом вытаскивали наружу. Тогда почему бы не выяснить всё ради себя самой?

Люси снова обратилась к Интернету — больше искать информацию было негде. Но в этот раз ограничила объём материала, который собиралась просматривать, убрав из списка клипы певицы и сократив временной промежуток до месяца перед аварией. Если не найдётся ничего, стоящего внимания, тогда уже она начнёт копать вглубь.

Особых результатов поиски не дали, кроме того факта, что как раз в начале октября мисс Штраус отправилась в турне по стране и в день аварии давала концерт, любительскую съёмку которого, сделанную прямо в зале, выложил в сеть один из поклонников. Она при всём желании не успела бы слетать за несколько часов туда и обратно. Выходит, версию с мостом можно смело отбрасывать. Более того, Люси наткнулась — совершенно случайно, по-другому сформулированному в поисковике запросу — на репортаж о Благотворительном Рождественском аукционе, проходившем накануне праздника. Мира там присутствовала и дала небольшое интервью: рассказ о недавно вышедшем альбоме, вопросы о личной жизни, планы на будущий год. «Мне нужно найти новый источник вдохновения, — нервно теребя свисающую на грудь прядь волос, поделилась певица. — Что-то необычное, яркое, запоминающееся. Совершенно не в моём стиле. Почему бы нет? Мои поклонники привыкли к определенному образу. Пора меняться». Что она под этим подразумевала? То самое приключение, которое стоило ей жизни, или что-то другое? Теперь этого точно не узнаешь. Но хотя бы с уверенностью можно сказать — до Рождества мисс Штраус была жива.

Журналист, пожелав певице творческих успехов, предложил зрителям перейти к другим участникам мероприятия и резво переместился к небольшому кружку в стороне от основной толпы. Центром его был худой мужчина средних лет с неприятным, остроносым лицом. Он демонстративно рассматривал проходящих мимо людей через старинный монокль, брезгливо кривя губы. Репортёр представил его как мистера Сола, миллиардера, владельца пары алмазных рудников, известного своими странностями. Тот с удовольствием вступил в беседу, жеманничал, сыпал нравоучениями вперемежку с восхвалениями себя, любимого, доведя журналиста до тихой истерики. Люси поняла вряд ли половину, и причиной тому была не привычка мистера Сола вставлять к месту и не очень французские словечки и по нескольку раз повторять одно и то же. Её больше заботило другое — она мучительно пыталась вспомнить, где и когда видела этого типа. Что-то в его манере речи, движениях, внешности казалось до боли знакомым. Но память, как и с мостом, подводила. Тогда Люси стала действовать уже проверенным способом — искать в сети на этого человека всё, что можно, от коротких заметок до фото и видеосъёмки.

Каким по счёту был этот снимок — двадцатым, сотым, тысячным? Некачественный, слегка расплывшийся, сделанный явно на любительскую камеру или телефон, с большого расстояния. Но, увидев его, Люси замерла, сумев выдохнуть лишь одно, короткое и ёмкое, слово:

— Крыса!

Она вспомнила его — по самодовольной кривой улыбке, по водолазным, заляпанными свежей кровью очкам, по огромному, победно вскинутому вверх кухонному ножу, которым Сол, судя по всему, всего минуту назад убил валяющуюся на земле собаку. Она ведь тоже могла лежать вот так, смотря в небо остекленевшими глазами, если бы… если бы не что? Кто остановил этого сумасшедшего? И почему сквозь затихающий крик Сола ей слышится другой голос, тот, из других видений, шепчущий одновременно обеспокоенно и зло: «Ты была бы четвёртой, девочка. Не смей больше от меня сбегать!».

Больше Люси не стала ничего искать — не осталось ни сил, ни желания. Ноги сами понесли её на улицу в иррациональном желании оказаться как можно дальше от места, принёсшего столь страшные воспоминания. Пропахший табачным дымом салон притормозившего рядом такси показался куда безопаснее, а хмурый водитель — приятнее всё ещё маячившего перед глазами образа маньяка в водолазных очках.

— Куда? — коротко спросил таксист.

— На мост Дьявола.

— Деньги есть? — странно напрягся водитель.

— Да, конечно, — Люси сунула в протянутую ладонь купюру и отвернулась к окну.

Всю дорогу они молчали, даже радио в машине не играло. Улицы были пусты — разошедшийся дождь разогнал желающих совершить воскресный променад по домам, но уже на подъезде к мосту их встретила небольшая пробка.

— Как думаете, что там случилось? — не удержалась от вопроса Люси.

— Да известно что, — потянулся за пачкой сигарет таксист, бросил на неё косой взгляд и, отказавшись от идеи покурить, вцепился руками в руль, словно желая хоть чем-то их занять. — Очередной придурок не нашёл другого способа сдохнуть, как припереться сюда. Мёдом им тут, что ли, намазано? Каждый месяц, почитай, нового жмурика отсюда забирают. Если есть, что забирать, — напоследок зло выплюнул он и всё же схватил пачку.

— Подождите меня, я сейчас вернусь.

Люси бежала, неуклюже лавируя между по-черепашьи ползущими автомобилями, не обращая внимания за ругань водителей и гудки. Холодная вода хлестала по лицу, заставив вмиг набрякшие волосы прилипнуть к лицу, стекала по шее за воротник, хлюпала в туфлях. Красно-синие отсветы полицейской мигалки превратили лица стоящих за полосатой лентой людей в неживые, искорёженные тенями маски, спрятали в чернильных лужах кровь, отвоевали у вечерней темноты сваленный на земле бесформенной кучей брезент, из-под которого торчала рука со скрюченными пальцами.

Он был ещё жив, когда она подошла к нему. Тот человек, бросившийся под колёса её машины. Она видела боль и ужас в его глазах, беззвучно шевелящиеся губы — то ли просящие о помощи, то ли посылающие последнее проклятие, медленно стекающую из раззявленного рта густую струйку крови — та капала на белую рубашку; пятна, разбавляемые водой, расползались по ткани, становясь похожими на причудливые цветы. Как она могла о таком забыть?!

— Ты чего творишь, ненормальная?! — её схватили за локоть, потянули куда-то, втолкнули в тесное, отвратительно пахнущее, тёплое. — Говори адрес, живо! Куда везти, ну?!

Зубы проклацали название улицы и номер дома, но Люси знала: куда бы она не уехала, где бы не пыталась спрятаться, ей не избавиться от жутких воспоминаний и едкого, разъедающего слух змеиным ядом шёпота: «Ну, вот мы и встретились, сучка!».

========== Глава 5. Помощник ==========

Старая обшарпанная дверь совершенно не вызывала доверия, как и весь этот, пропахший кошачьей мочой и человеческим дерьмом дом, но отступать было уже поздно — свой выбор она сделала ещё дней десять назад, когда подсела к Эригору перед групповым занятием и негромко, чтобы не услышали остальные, сказала:

— Мне нужна помощь.

Тот лишь молча посмотрел на неё, ожидая продолжения, не выказывая при этом ни интереса, ни раздражения. Люси, воровато оглядевшись — не собирается ли кто нарушить их тет-а-тет? — начала сбивчиво объяснять:

— Я кое-что искала в Сети, кое-что очень важное и… секретное. Но у меня не получилось ничего найти. Вообще ничего. И я подумала… ты ведь неплохо в этом разбираешься. Может, поможешь? Ну, или посоветуешь кого? Это правда крайне важно.

— Тебе нужен хороший хакер? — отмер Эригор.

— Что-то вроде того, — подтвердила Люси.

— Могу поискать, конечно, — деланно равнодушно пожал плечами Эригор. — Но без выхода в Сеть… — он осёкся на середине фразы, уставившись горящими глазами на всунутый ему в руку новый мобильник, и, торопливо убрав гаджет в карман, процедил, нарочито смотря в сторону: — Посмотрю, может, и нарою что к следующему четвергу.

Люси понимала, что поступает не совсем правильно, потакая пагубной страсти Эригора, но тщательно гасила в себе любые проблески совести и чувства вины — она устала находиться в неведении. Память вернулась, больно ударив под дых мельчайшими крупинками прошлого, и теперь вместо серого небытия её мучило другое — желание узнать, как и почему она оказалась в Лабиринте. Ей почему-то казалось, что выбор Вестников Смерти пал на неё не случайно, слишком долгим и пристальным был взгляд одного из них там, в тюрьме. Словно он не выбирал очередную жертву, а лишь хотел удостовериться: вот она, здесь, никуда не делась. Самостоятельные поиски Лабиринта в Сети или хотя бы короткого упоминания о нём ничего не дали, и тогда Люси вспомнила об Эригоре — за столько времени, проведённом в Интернете, он наверняка успел обзавестись парой-тройкой приятелей, умеющих больше, чем просто тыкать курсором в ссылки.

Эригор не подвёл, после очередного занятия снабдив её переданным через десятки рук адресом и многочисленными инструкциями — найденный им парень был тот ещё оригинал, однако все его странности с лихвой окупались невероятными способностями (по крайней мере, по словам Эригора это было именно так). Оставалось лишь закупиться в экомагазине и организовать себе прикрытие на ночь: Миднайт, как он просил себя называть, предпочитал встречаться с простыми смертными после полуночи, принимая от них в качестве подношений за свой труд исключительно натуральные продукты. С первым проблем не возникло — лавчонка, предлагающая товар с маркировкой в виде зелёного дерева, располагалась на соседней от её дома улице, Люси и сама любила иногда заглядывать туда за «живыми» йогуртами. Второе же заставило хорошенько напрячь мозги, но никто, кроме Леви, на эту роль не подошёл — с ней они хотя бы общались, если так можно назвать посиделки в кафе, в отличие от остальных, близких ей по возрасту, девушек в группе.

Выслушав просьбу, МакГарден захлопнула книгу и потащила Люси в ближайший супермаркет. Долго бродила между полок, пока, наконец, не остановилась перед той, на которой стояли консервированные оливки, и, насупившись, ткнула пальцем в одну из баночек:

— Купи мне эти.

— Сколько? — ошеломлённо уточнила Люси — она думала, что Леви попросит в обмен на услугу деньги или книгу, поэтому в первый момент немного растерялась.

— Одну, больше я за раз не съем, — поправила резким движением очки МакГарден и, помолчав, нехотя объяснила свой выбор: — Мама такие любила. А отец их не покупает, у мачехи на них аллергия.

Миссис Хартфилия идею пижамной вечеринки встретила без энтузиазма, предложив для начала обсудить её с психотерапевтом. Как добиться согласия от доктора Редхеда, Люси уже знала.

— Вы же сами говорили, что мне пора выбираться из своей скорлупы, — глядя ему в глаза, напомнила она выдвинутый им ранее аргумент, усилием воли заставив себя не выдёргивать руку из его ладони. — Это будет первый шаг.

Сработало — план одобрили, за инициативу похвалили, пожелали удачи и весёлого времяпрепровождения, намекнув напоследок, что не прочь составить компанию для следующего шага. Так что сейчас Люси стояла перед рассохшейся, с больными проплешинами облупившейся краски дверью, собираясь сделать последнюю, как она надеялась, попытку окончательно разобраться со своим прошлым.

На условный стук долго никто не откликался. Потом раздались шаркающие, по-старчески неувереннее шаги и хриплый голос спросил:

— Кто?

— Вам привет от Первого, — выдохнула пароль Люси, сминая пальцами шуршащий бумажный пакет.

Дверь, заскрипев, отворилась, явив в проёме худощавую сутулую фигуру, которая, не здороваясь, коротко мотнула головой в сторону. Посчитав это за приглашение войти, Люси мышкой прошмыгнула в квартиру, невольно вздрогнув от стука захлопнувшейся за спиной двери. Встречающий нетерпеливо протянул к ней руки:

— Ну?

Получив вожделенный пакет, он тут же утопал куда-то, оставив свою гостью стоять на пороге. Чуть подумав, Люси пошла следом, стараясь не прикасаться к пожелтевшим, покрытыми странными пятнами обоям и столь же тщательно обходя валяющийся на полу хлам. Миднайт (судя по тому, что никого другого в квартире не оказалось, это был именно он), лениво роясь в пакете, сидел в дальней комнате у стола — единственного, благодаря стоявшему на нём ноутбуку, относительно чистого места.

— Ну? — не отрываясь от дела, равнодушно бросил он, на это раз, видимо, интересуясь причиной её визита.

«Они с Эригором случайно не братья?» — с тоской подумала Люси — ей теперь так и будут всю ночь нукать? Впрочем, это можно перетерпеть, главное — не уйти отсюда, как говорится, с пустыми руками.

Легенда для хакера была готова заранее, исключительно для того, чтобы не тратить попусту время, подбирая слова, и одновременно не сказать лишнего. Авария в неё не входила. Во-первых, для той же экономии — кто знает, сколько на неё ушло бы часов, а эта встреча с Миднайтом будет единственной. «Он ни с кем не работает дважды, — предупредил её Эригор. — Считает, что так безопаснее. Поэтому не разбрасывайся на мелочи, ищите самое важное». Во-вторых, Люси и так уже поняла: кто-то тщательно спрятал её криминальное прошлое, и вряд ли из благих побуждений. Даже если им удастся найти этого доброго самаритянина, шантажировать его не получится — обнародование информации ударит прежде всего по ней самой. Да она и не стала бы опускаться до такого — гнусно, трудоёмко, а при неумелом использовании ещё и крайне опасно.

Другое дело Лабиринт. У Люси никак не получалось увязать вместе себя, других заключённых, ставших, по словам Миллианны, объектом внимания Вестников и поэтому, вероятнее всего, тоже попавших на Игру, и оказавшихся там же довольно известных личностей вроде Миражанны Штраус или мистера Сола. Последний, насколько она могла судить по его поведению в их короткую встречу, вообще участвовал добровольно, заинтересовавшись мифическим призом. Каким образом происходит отбор на Игру? Был ли в её случае шанс избежать Лабиринта? И что делать, чтобы там больше не оказаться?

Всю свою историю Люси рассказывать не стала. Она просто упомянула, что слышала про одну игру-квест и хотела бы узнать о ней подробнее, якобы обычные «бродилки» её уже не привлекают, тянет попробовать что-нибудь поэкстремальнее. И уже более подробно описала то, с чем ей самой пришлось столкнуться в Лабиринте: комнату с разноцветными колбами, погружённый в темноту коридор, крутую лестницу, взрывающиеся двери, обрушивающиеся мосты, подземную реку и центральную комнату со считывающим устройством. Миднайт слушал, прикрыв глаза. В какой-то момент Люси стало страшно, что он сочтёт её сумасшедшей и выставит вон, но тот, даже если и поразился её странному желанию подвергнуть свою жизнь настоящей смертельной опасности, внешне своего удивления не выказал. Возможно, считал, что это не его дело, или ему просто было всё равно, что там потом произойдёт с его клиенткой.

Когда она закончила, Миднайт, посидев ещё пару минут без движения, неожиданно встрепенулся и подсел к ноутбуку. Отвлекать его расспросами Люси не решилась — если он захочет что-то уточнить, обратится к ней сам. Бесцельно бродить по квартире она тоже не стала, опасаясь вызвать недовольство хозяина. Как и стоять за его спиной, заглядывая через плечо в ноут — сама подобного не любила, поэтому старалась не досаждать таким способом другим людям. Чуть потоптавшись на месте, Люси расчистила одно из кресел, находившихся в комнате, и постаралась устроиться в нём с максимальным комфортом: ночь впереди долгая, проводить её на ногах не самая лучшая идея, а так в ожидании можно будет даже вздремнуть. Если получится, конечно, это сделать в таком неуютном месте.

Как ни странно, она и в самом деле уснула, но поняла это лишь тогда, когда её сильно тряхнули за плечо.

— Смотри, оно? — прохрипел Миднайт.

Люси, осоловело моргая, повернулась к экрану ноута. Сон мгновенно испарился — на экране переливалась яркая заставка с одним-единственным словом: «Лабиринт».

— Как тебе удалось?! — всё ещё не веря своим глазам, с тихим восторгом выдохнула она.

— Взломал личную почту Штраус, — зашуршал пачкой печенья Миднайт. — Эта девица ничего не удаляла. Хотя и должна была — там в письме об этом чётко сказано.

После долгих сомнений Люси всё же решилась упомянуть в рассказе имена певицы и садиста-миллионера — кто знает, вдруг через реальных людей выйти на Игру будет легче? И не прогадала.

Между тем хакер, дожевав печенье, открыл сообщение. В нём содержалась обычная рекламная информация: краткий рассказ об Игре, призе и условиях участия. Здесь же был и контракт, подписав который Мира автоматически могла перейти на сайт Игры, чтобы узнать подробности. Ссылка оказалась неактивна.

— Она уже пользовалась ею, — прокомментировал неудачную попытку входа Миднайт. — Такие вещи дважды не активируются.

— Сможешь найти другой способ зайти на сайт? — с надеждой спросила Люси.

Хакер только презрительно фыркнул, типа тоже мне сложности. И через полчаса открыл главную страницу. Но даже там ничего особо нужного найти не удалось — видимо, сайт предназначался исключительно для участников, и устроители не собирались делиться с ними лишней информацией. Общее описание Игры, почти слово в слово повторяющее то, что было в письме Миры, кнопочка «Выбрать приз» с тремя вариантами вознаграждения («Отличная замануха, — хмыкнул Миднайт. — Особенно последний пункт — „По выбору игрока“. Хочешь — бабло срубишь, хочешь — по миру за бесплатно покатаешься, а хочешь — соседа пришьёшь и тебе за это ничего не будет. От такого мало кто откажется») и разноцветный, поделённый на двенадцать секторов круг. Некоторые части уже светились, остальные оставались блёкло серыми.

— Как думаешь, что это? — ткнула в него пальцем Люси.

— Игроки, — склонив голову на бок, прищурился хакер. — Цветные — те, кто подтвердил своё участие, серые — пока пустые места. Видишь рядом поле для ввода? Сюда нужно забить пароль. Давай-ка попробуем…

— А как ты его узнаешь?

— Да элементарно же! — раздражённо цыкнул Миднайт. — Смотри сама. Обезьяна, Коза, Лошадь, Змея, Дракон… Ничего не напоминает? Восточный гороскоп. Пароль — дата рождения. Так, кто у нас пока свободен? Тигр? Вот его и активируем, — хакер быстро набрал восемь цифр и нажал ввод. Через мгновение нужный сектор загорелся зелёным. — Что и требовалось доказать. Просто как два пальца.

— Ты ввёл свою дату рождения? — похолодела Люси — не хватало ещё, чтобы из-за неё пострадал человек!

— Я что, совсем тупой по-твоему? — обиделся Миднайт. — Нет, конечно. Придумал на ходу, с нужным годом. Но это сработало.

— Сработало, — согласилась Люси.

Хакер в целом был прав, ведь и в Центральной комнате при активации карты им пришлось вводить даты своих дней рождения. Проблема была в другом — изображение на выданной ей карте не совпадала с её годом. Она, как и Штраус, родилась в год Свиньи, но устройство почему-то спокойно приняло введенный код. Почему организаторы поставили её в колбу с Собакой? Перепутали? Такого, учитывая обязательную активацию карты, просто не могло быть? Ошиблись с датой рождения, а потом не захотели заморачиваться с исправлением и оставили всё как есть? Или, наоборот, сделали это нарочно, потому что им по каким-то причинам нужна была именно она, Люси? Возможно ли, что эти же люди или те, кто стоит за ними, приложили руку и к исчезновению данных об аварии? А то и ещё страшнее — к самой аварии?

Эти вопросы мучили её всю оставшуюся часть ночи, поэтому на сведения о самом Лабиринте — огромном подземном заводе-лаборатории, построенном для военных целей, а потом забытом и заброшенном — как и о таинственном Благотворительном Фонде, куда игроки перечисляли определённые (и весьма немаленькие!) суммы за участие, уже не произвели на неё сильного впечатления. Теперь слова Сола о коротком пути до Центра выглядели совсем иначе: при его деньгах найти карты Лабиринта не составило бы труда. Крыса говорил правду. Интересно, что бы он попросил в качестве выигрыша? Вряд ли дом с видом на море, судя по той фотографии с мёртвой собакой и трём убитым им людям. Что касается Фонда, факт его наличия и вовсе не удивлял — лучшего прикрытия для тёмных делишек сложно придумать.

Люси вернулась домой опустошённая и уставшая. Теперь ей стало казаться, что лучше бы она совсем ничего не знала — быть игрушкой в чужих руках довольно неприятно. Особенно, когда догадываешься, против кого стал козырной картой, и при этом никак не можешь повлиять на ситуацию. Отец никогда не говорил дома о работе, клиентах или делах, свято храня адвокатскую тайну. В этот раз он тоже не станет с ней откровенничать. Как и она не будет делиться с ним выплывшими наружу фактами — зачем нагружать его новыми проблемами? Ему и так приходится несладко. А она… Теперь, зная правду (или хотя бы её часть, пусть и небольшую, потому что до конца раскопать эту зловонную кучу у неё нет ни возможностей, ни желания), ей будет легче бороться со своими демонами. По крайней мере, Люси на это очень надеялась.

День прошёл как в тумане. А к вечеру её одолело необъяснимое беспокойство — словно что-то толкало в спину, заставляя выйти из дома и снова наведаться в загаженный дом на окраине. Люси знала, что уже никого там не найдёт — Миднайт случайно обмолвился, что эту халупу он снял специально для встречи с ней, но всё равно поехала, может, для того, чтобы убедиться: прошедшая ночь не была сном — тем самым поставив своеобразную точку в своих поисках.

Ветер злобно завывал между домами, горящие через раз фонари практически не освещали улицу. Под кроссовками шуршал мусор, глаза слезились от витающей в воздухе вони. Люси робко выглянула из-за угла, чтобы убедиться в отсутствии даже случайных прохожих, и едва не упала, выхватив взглядом высокие угловатые силуэты у нужного подъезда.

— Вестники Смерти…

Ни в одном из своих снов или видений ей не было настолько жутко. Эти люди пугали одним фактом своего существования. А какого снова столкнуться с ними вот так, почти нос к носу? Что они здесь делают? Неужели смогли вычислить, кто, как и откуда залез на их сайт? Предосторожности Миднайта уже не казались Люси такими уж странными и ненужными.

Кто-то неожиданно схватил её за плечи, зажал ладонью рот, потащил в тёмный провал ближайшей подворотни. Она и не думала вырываться — страх перед Вестниками отключил инстинкт самосохранения. Пусть кто угодно, хоть грабитель, хоть почивший Змей, лишь б не эти серые безликие тени.

Схвативший её человек остановился, жарко зашептал на ухо:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда, обещаю. Только не кричи. Иначе ты погубишь нас обоих. Хорошо? — дождавшись неуверенного кивка, предупредил: — Тогда я тебя отпускаю.

Люси, почувствовав свободу, рванула вперёд, но через пару шагов оглянулась и едва не упала вторично, с трудом разглядев в полумраке лицо своего «товарища по несчастью».

— Вы?!

========== Глава 6. Разговор ==========

Узкая линейка автомобильного радио приятно подсвечивала салон потрёпанного дорогами пикапа ярко-оранжевым цветом, хрипловато мурлыкая древний джаз. За окнами — слева, справа, сзади — была кромешная темнота, только впереди перед бампером бежали два белых пятна, освещая путь, но смотреть на ныряющее под колёса дорожное покрытие было невмоготу — к горлу почему-то тут же подкатывала тошнота. А просить её спутника в случае крайней нужды остановиться она не хотела — однажды ему уже довелось стать свидетелем подобной сцены, ещё раз такого позора ей не перенести.

Люси, поёжившись, прислонилась лбом к стеклу, для пущей надёжности, чтобы не видеть едва различимые мельтешения за окном, опустив веки. Как же она устала… У неё не осталось ничего: ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Кроме одного — забыться глубоким сном примерно на сутки, чтобы хоть на двадцать четыре часа выпасть из жестокой реальности.

— Мы почти на месте, потерпи немного, — поняв её действия по-своему, попытались приободрить с соседнего сидения.

Она не стала отвечать, несмотря на отчётливо прорезавшуюся в голосе заботу с лёгкими нотками вины. Раньше он так с ней не разговаривал. Даже когда вправлял ей руку на краю пропасти, в которую они едва не угодили оба. Или когда откачивал после купания в подземной реке. Или всадил нож ей в бок. Они ничего друг другу не должны. Так зачем он здесь?

Пикап съехал с основной дороги на боковую, ведущую к освещённому тусклыми фонарями мотелю, плавно притормозил у бокового входа. Дракон заглушил мотор, предупредил, отстёгивая ремень безопасности:

— Посиди пока в машине. Я возьму ключ и вернусь. Не нужно, чтобы тебя видели.

Комната, в которой они оказались, ничем не отличалась от подобных, снимаемых на одну ночь помещений: давно не знающие ремонта голые стены, затоптанный ковёр на полу, колченогая мебель, безликость и заметённая по углам грязь.

— Располагайся, — Дракон, тщательно занавесив окна, включил прикроватный ночник, заменив им верхний раздражающий свет, неожиданно придав окружающей остановке интимность и таинственность. — Может, хочешь чего-нибудь? — продолжал суетиться он. — Хотя у меня ничего, кроме колы, нет.

— Не надо.

Дракон тяжело опустился в кресло, растёр лицо ладонями.

— Я понимаю, тебе страшно находиться рядом со мной после того, что я… что мне пришлось сделать, но, пожалуйста, поверь, я больше не причиню тебе вреда.

Нет, Люси не боялась. Ни в тот момент, когда узнала, кто столь бесцеремонно потащил её в подворотню. Ни позже, почти силком запихнутая в старый пикап. И даже набирая номер матери, чтобы соврать ей о том, где проведёт сегодняшнюю ночь, она не боялась. Наверное, потому что встреча с Вестниками, как вата, заблокировала все органы чувств, забила их тугим комком, не давая нормально дышать. Какое уж тут бояться? А потом стало всё равно, даже если Дракон убьёт её. Может, тогда отец станет свободен? «Умирать за любимых не страшно, — всплыла в голове неизвестно откуда взявшаяся цитата. — Страшно знать, что ты упустил шанс их спасти». За свой шанс она будет бороться до конца.

— Ты наверняка ждёшь объяснений, зачем я привёз тебя сюда, но сначала, полагаю, мне нужно представиться. Меня зовут Нацу Драгнил. Я бывший военный врач. За свою карьеру успел побывать во многих горячих точках, имею богатый опыт выживания в сложных ситуациях. Больше года назад у меня было всё: любимая работа и не менее любимая семья — жена и двое детей. А потом… потом ничего не осталось…

Его голос, захрипев, прервался. Дракон некоторое время сидел, не шевелясь, опустив лоб на переплетённые пальцы, будто собираясь с силами перед последующим рассказом. Люси тоже не стремилась нарушить возникшее молчание, забравшись с ногами на диван и сжавшись в комочек — в комнате было прохладно.

— Мы познакомились с Джувией совершенно банально, — снова заговорил Дракон. — Она не рассчитала силы, делая покупки, я вызвался проводить её до машины, она в благодарность угостила меня кофе. И всё закрутилось. Через полгода я сделал ей предложение, а ещё через полгода она, наконец, ответила на него согласием. «Я должна была убедиться в серьёзности твоих намерений», — пояснила Джу. Серьёзность намерений… — по-доброму усмехнулся он. Его лицо приобрело мечтательное выражение — воспоминания о жене явно доставляли ему удовольствие. — Она была очень правильная, всегда и во всем придерживалась строгих правил. Хотя, наверное, с нами по-другому было нельзя…

И снова тишина, но теперь уже напряжённая, как затишье перед готовой в любой момент разразиться грозой. И она обрушилась на Люси горечью обыкновенной человеческой трагедии.

— Это случилось в одну из моих командировок, — голос Дракона звучал совсем глухо, выдавая его ещё не затихшую боль. — Они возвращались домой после школьного спектакля — приближалось конец учебного года, в классе Брайана дети подготовили для родителей выступление, Джу ни за что не пропустила бы его, чтобы посмотреть самой и сделать запись на память. Я очень жалею, что в тот вечер меня не было с ними… На мосту Дьявола их подрезал пьяный водитель. Джувия водила хорошо, но в этот раз не справилась с управлением. Плохая видимость, скользкая от дождя дорога… Машина врезалась в опору моста, перед этим несколько раз перевернувшись. Джу и Брайан погибли почти мгновенно, так мне потом сказал врач, а Элли оставалась жива ещё несколько часов, пока на них не наткнулся патруль, и умерла уже в больнице. Ей должно было исполниться пять через месяц. Джу была беременна нашим третьим ребёнком, но не успела мне сказать. Я уезжал из дома, полного любви и тепла, а вернулся к четырём холодным могилам — нашего пса, Юки, пришлось усыпить, потому что он кидался на всех, кто пытался войти в квартиру…

Люси до боли закусила губу, не в силах поднять на Дракона глаза — она тоже убила человека таким же способом. Пусть и невольно, что это меняло? Как он будет смотреть на неё, если узнает?

— Я бросился в полицию, чтобы узнать подробности. Но меня грубо завернули, подсунув липовый отчёт о том, что Джу якобы сама виновата в аварии. Пришлось поднимать старые связи, давать взятки, но мне всё же удалось выяснить некоторые детали: этот урод не скрылся сразу с места преступления, а ещё долго топтался у машины Джу. Если бы он позвонил в Службу Спасения, Элли сейчас была бы жива… — Дракон судорожно перевёл дыхание и торопливо мазнул по щеке ладонью. Немного помолчав, он продолжил: — Я так же узнал имя убийцы. Им оказался сын известного в городе человека. Отец прикрыл его, воспользовавшись деньгами и своим положением, так что официально я не смог ничего добиться. Поэтому начал просто следить за ним, надеясь хоть на чём-нибудь его подловить. Но мне повезло гораздо больше — он сам попал в аварию, у меня на глазах. Снова был пьян, снова дождь, почти на том самомместе, где погибла моя семья. Когда я подошёл к его машине, этот ублюдок был ещё жив, но оставалось ему недолго — от удара у него сломалось ребро и пробило лёгкое. Я не стал звонить в Службу Спасения, просто стоял рядом и ждал, пока он сдохнет, всё это время смотря ему в глаза. До сих пор помню ужас, написанный на его лице — он знал, кто я, и знал, что его я спасать не буду. Когда всё закончилось, вызвал полицию и во всём признался. Меня сразу взяли под стражу. Суд состоялся буквально через неделю — опять постарался его папаша. Уверен, и к тому, чтобы мне дали высшую меру, он тоже приложил руку. Но мне уже было всё равно. Я даже считал, что отчасти заслужил её.

— Почему? — теперь и у неё хрипел голос, ломался хрупким стеклом, резал барабанные перепонки жалобными интонациями.

— Накануне суда ко мне приходила его жена. Красивая женщина с полными скорби карими глазами. Она была беременна — месяц седьмой или восьмой. Я слышал, что Эльза — так её зовут — сильно любила мужа, и ждал обвинений, проклятий, чего-то в этом духе, а она… попросила прощения. За того мудака, что уничтожил две семьи. Только тогда я понял, что натворил: моя боль была только моей, и я не имел права делить её ещё с кем-то — лишать ни в чём неповинных людей отца и мужа, даже если он был конченным уродом. Поэтому не стал подавать апелляцию. Впрочем, она и не понадобилась — меня навестил кое-кто ещё. Странный тип в сером костюме, такой, чьё лицо забываешь через пять минут после расставания и больше не хочешь видеть никогда.

— Вестник Смерти? — вскинулась Люси — хоть что-нибудь в этом чёртовом деле обошлось без них?!

— Думаю, это имя им очень подходит, — невесело усмехнулся Дракон. — Однако мне они предложили совершенно противоположное своему прямому назначению: если я соглашусь принять участие в некой игре и доведу участника, на которого они укажут, до финиша, смертную казнь заменят на пожизненное.

— Вы с самого начала знали, кто я, — похолодела Люси. — Знали и… зачем?.. — она спрятала горящее лицо в ладонях, вспомнив их встречу в коридоре и всё, что за ней последовало.

— Я был зол на тебя, — что-то в его тоне заставило её поднять голову. Порозовевшие скулы и виноватый вид были малой платой за перенесённый ею позор, но это хотя бы значило, что Дракону стыдно за свой поступок. — Вестник не сказал, кого мне придётся вести до финиша, обозначил только, что в зале с колбами этот человек будет стоять напротив меня.

— Вот почему мне досталась Собака — чтобы выполнить это условие, — выходит, Вестникам нужна была именно она, значит, её версия о давлении на отца, к сожалению, подтвердилась.

— Да. Когда ты вводила код в Центральном зале, я запомнил его и после, сверив дату твоего рождения с календарём и кое-что узнав о тебе и твоей семье, понял, что это не случайная ошибка, — от этого признания Люси снова сжалась, ожидая обвинений или презрения, но Дракон продолжил, как ни в чём не бывало: — Но тогда, когда мы впервые встретились в зале с колбами, я тебя не знал и видел перед собой лишь молоденькую девчонку, зачем-то полезшую играть во взрослые игры. И ведь о тебе заботились больше остальных: нашли сопровождающего, поставили «жучок», чтобы я смог тебя найти… Мне хотелось понять, чего ты стоишь, на что готова пойти ради победы.

— Ради возможности остаться в живых, — поправила его Люси.

Ресницы набрякли тяжёлыми каплями, когда вспомнилось то глубокое отчаяние, что овладело ею в беспросветном коридоре Лабиринта. Пусть Дракон думает о ней, что хочет, но она снова согласилась бы на его условие, если бы ей довелось пережить весь этот ужас ещё раз.

— Это я понял гораздо позже, — смущённо провёл рукой по своей щеке Драгнил, будто таким образом хотел смахнуть с лица остатки заливающей его краски. — Не знаю, когда конкретно, может, когда разрывал на тряпки твою тюремную робу, чтобы сделать из неё портянки. Или когда услышал, как ты плакала во сне. Или… да не важно. Уже не важно. Прости меня, — он поднял на неё взгляд, прямой и серьёзный, неожиданно прогнавший по телу холодные мурашки. — Я виноват перед тобой дважды — за то… действо в коридоре и ранение. Но в последнем случае особый выбор мне не предоставили. Вернее, его не предоставили тебе — по окончании Игры, уже в Центральном зале после активации карты нужно было любым способом заставить тебя надолго потерять сознание. Всё, что я мог — постараться нанести рану так, чтобы она не причинила тебе большого вреда и максимально быстро зажила.

Люси неожиданно вспомнилась серая комната и склонившееся над ней лицо в медицинской маске, когда она в первый раз пришла в себя. Возможно, это случилось в тайной клинике, где подчиняющийся Вестникам персонал залечил ранение, а заодно накачал какой-нибудь гадостью, от которой у неё заблокировало память обо всём, что произошло со дня, предшествующего аварии. Потом по какой-то причине (может, неправильно рассчитали дозу или организм нашёл способ справиться с заразой) память начала возвращаться, едва не сведя её с ума.

— Вестники выполнили свою часть сделки, — продолжил рассказ Дракон. — Правда, в том месте, куда меня перевели, долго всё равно не живут.

— А как вы оказались здесь? — не фантом же сейчас сидит перед ней.

— Мне помогла Эльза. Не знаю, каким образом она узнала, где меня держат, и как смогла организовать побег, но теперь я на свободе.

— Что вы будете делать теперь? — может, именно за этим он и привёз её сюда? Поведать свою историю, надавить на жалость, чтобы она замолвила за него словечко отцу?

— Уеду в Мексику — Эльза уже ждёт меня там. Так надо, — уверенно и веско обронил Дракон. — Я отнял у её сына отца и теперь обязан его заменить.

— А вы сможете?

Она спрашивала не про умение воспитывать и растить детей. Каково ему будет каждый день смотреть на ребёнка, видеть в его чертах того, кто когда-то отнял у него любимых людей, и при этом не возненавидеть ни в чём не повинного мальчишку?

— Должен. Но прежде, чем уехать, я хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. И, кажется, выбрал для этого самое подходящее время.

Во всём: голосе, взгляде, даже наклоне головы — почувствовался упрёк. По-детски глупо было оправдываться и обещать никогда так больше не делать, но Люси всё же сделала скромную попытку объяснить свои действия.

— Последние месяцы были адом. Я просто хотела, чтобы всё прекратилось.

Дракон коротко кивнул, отвёл взгляд, поднявшись, потянул угол покрывала, набросил ей на плечи:

— Уже поздно. Попробуй поспать. Утром я отвезу тебя в город.

Темнота, в первый момент показавшаяся абсолютной, вскоре посерела, позволив отражённому свету отвоевать у себя смутные очертания мебели и скорчившейся в углу фигуры — Дракон благородно уступил ей кровать, устроившись в кресле. Но вскоре и они поплыли, искажённые наполнившей глаза солёной влагой. Люси не хотела плакать — не здесь, не сейчас, но слёзы текли сами, горькие, обильные, горячие.

— Не надо…

И тогда она сорвалась: забилась, закричала, отчаянно молотя кулаками пропитанную чужими запахами слежавшуюся подушку. Её рванули за плечи, прижали — сильно, уверенно, надёжно — к горячему, живому. Люси вцепилась в чужое тело — руками, зубами, вопросами, на которые нет ответа:

— Почему?! За что?!

Она не знала, кого оплакивает: себя ли, Драгнила, его родных, своих родителей или тех, кто сгинул в дебрях Лабиринта. Боль, страх, обида рвались наружу, ломали, разбивали на кусочки, душили безнадёжностью. Дракона уже тоже вполне ощутимо колотило, но он не отпускал её, и эта молчаливая поддержка, как масло морские волны, притушило истерику. А потом, когда Люси почувствовала, что объятия изменились, став интимнее, она не стала сопротивляться, понимая — им обоим нужно хоть на несколько минут ощутить рядом обычное человеческое тепло.

Дракон обращался с ней так бережно, как никто другой. И Люси позволила себе выпить его нежность всю, без остатка, благодарно уснув на широком плече в кольце подаривших покой рук.

Она проснулась от осторожного прикосновения к плечу. Рядом на кровати сидел отец. Люси судорожно натянула повыше одеяло, бросила короткий взгляд через плечо. Вторая половина кровати оказалась пуста, очевидно, Дракон решил уйти по-английски, вызвав ей другого сопровождающего. Что ж, наверное, так лучше для них обоих.

— Подожду тебя на улице, — спокойно сказал Джудо, словно не заметил сложенных на стуле её вещей.

Она не стала запирать дверь, лишь плотно прикрыла за собой, оставив ключ на тумбочке у кровати. Мистер Хартфилий стоял у машины, в свете раннего утра выглядевший особенно измождённым и бледным.

— Прости… — ей даже представить было страшно, что он пережил за эти месяцы.

— Ты ни в чём не виновата, детка, — отец обнял её, погладил по голове. — Только не ты.

— Я люблю тебя, папочка… — как давно она не говорила ему таких простых, таких нужных слов?

— И я тебя, милая. Тебя и маму. Позаботься о ней, если что.

Люси, зажмурившись, быстро-быстро закивала. Отец, постояв ещё немного, отстранился, неожиданно улыбнулся — тепло и открыто, как раньше:

— Поехали домой, а то мама будет беспокоиться. Она обещала сегодня приготовить к завтраку оладий с черничной подливкой. Помнишь, как мы делали, когда ты была маленькой? Соревновались, кто больше съест?

— Ты всегда выигрывал.

— У тебя ещё есть шанс обставить старика.

*

Он смотрел, как отец с дочерью садились в машину, и вспоминал свой разговор с Хартфилием, состоявшийся несколькими часами ранее.

— Я знаю, ваша дочь сегодня не ночевала дома. Не волнуйтесь, с ней всё хорошо. Вы можете забрать её, — продиктовав адрес, он после паузы добавил: — Позвольте дать вам совет — уезжайте из города. Бросайте всё и уезжайте.

— Я… не могу, — просипел резко севшим голосом Хартфилий. — Они… не дадут мне уехать.

— Тогда отправьте куда-нибудь жену и дочь. Пусть их не будет рядом, когда…

— Кто вы? — нашёл в себе сил спросить Джудо.

— Друг.

Палец нажал на кнопку сброса прежде, чем его собеседник успел бы задать новые вопросы или рассыпаться в благодарностях. Он не смог бы ответить на первые и не заслуживал второго. Так что нет смысла продолжать этот разговор. Самое главное он сказал. Остаётся лишь надеяться, что адвокат Хартфилий прислушается к его словам.

Пальцы плотно обхватили округлый, затёртый от частого использования рычаг переключения скоростей, под ногой натужно заскрипела педаль газа, руль, послушный уверенной руке, крутанулся вправо, заставляя древний пикап повернуть на юг. Несколько раз чихнув, внезапно ожившее радио простуженным голосом заскрипело старую, почти позабытую мелодию, горьким рефреном вторя болезненно сжимавшемуся сердцу:

«Держись, девочка. Что бы ни случилось. Просто держись»