Глаза цвета фиалок (СИ) [иничка] (fb2) читать онлайн

Каково это ― служить королю, которого ненавидишь, и каждый день видеть рядом с ним женщину, которую любишь больше всего на свете?

Если бы кто-нибудь задал такой вопрос Роббу Старку, то, несомненно, не получил бы ответа, хотя Робб мог бы рассказать об этом очень многое.

Когда Роберт Баратеон проиграл битву на Трезубце, Рейгар Таргариен, жестоко отомстив Ланнистерам за смерть своей семьи и сломив войско северян, забрал из Ривверана в Королевскую Гавань юную вдову Кейтилин Талли и маленького Робба, которому ещё не исполнился год.

Сын Эддард воспитывался матерью под чутким присмотром верных новому королю людей, а после того, как Робб отпраздновал свои седьмые именины, Кейтилин стала септой. Это был договор, заключённый ею с Рейгаром, ― он оставляет с ней сына, а она, по достижению им семилетнего возраста, уходит.

Хоть Робб и был мал, когда мать покинула его, он был Старком, и даже тогда понимал, что отнял у него король Рейгар. Он остался один. Последний волк из стаи. Его отец был убит там же, где и Роберт, ― на Трезубце, тётка покоилась в руинах Башни Радости, сжимая в тонких пальцах зимние розы, а дядя Бенджен надел чёрное и вскоре сгинул за Стеной во время разведки. Дому Старков, как и дому Ланнистеров, было отказано в возможности искупить вину перед короной.

В пятнадцать Робб был посвящён в рыцари, а в шестнадцать стал королевским гвардейцем. Густые рыжие волосы Старка падали на белый плащ и горели, словно костёр на снегу. Одичалые говорили, что всех рыжих поцеловал огонь, и им сопутствует удача. Робб сильно в этом сомневался.

Что можно назвать удачей в его случае? Что его не убили, как маленького Эйгона, не сожгли как Джейме Ланнистера, чьё место в Белой Башне теперь занимает Старк? Робб не знал ответа на этот вопрос, но был точно уверен в одном, ― как бы он не относился к королю, королеву ненавидеть он просто не мог.

Королева Дейнерис была другой, не такой, как её брат-муж. Маленького роста, худенькая, несмотря на то, что родила троих детей, с длинными серебристыми, пронизанными золотом волосами, и удивительными глазами цвета фиалок, Дейнерис Таргариен была той, кого на турнирах Робб мог короновать Королевой Красоты и Любви.

И он это делал: с гулко бьющимся сердцем ― он только что победил в общей схватке и запыхался; раскрасневшийся, отбрасывая с лица небрежным движением руки мокрые от пота потемневшие волосы, Робб подъезжал к королевской трибуне и, подцепив венок из фиалок кончиком копья, протягивал его королеве. В этом не было ничего дурного или скандального. Гвардеец просто отдавал дань уважения своей королеве. Так на его месте поступил бы любой, ведь Дейнерис была прекрасна.

И она всегда принимала венок, сдержанно улыбаясь, сухо и вежливо поблагодарив, Старка за проявленную учтивость. Но её глаза говорили Роббу куда больше слов, ― в них плясал огонь, который королева не могла подарить мужу, ― Рейгар после рождения младшей дочери совершенно потерял интерес к жене, углубившись в дела королевства. Как ни старалась Дейнерис вернуть расположение короля, ей это не удавалось. Она, как и Робб, осталась одна в грязном змеином гнезде Королевской Гавани. Маленькая королева, последний ребёнок Безумного Эйриса, расцвета которой король ждал тринадцать лет.

С воцарением Рейгара ничего не изменилось: Красный Замок всё также полнился льстецами и интриганами ― всем тем, что было так противно натуре Старка. Да, он вырос в этом месте, но душой он был северянином, несмотря на то, что не пробыл там ни дня. Мать часто рассказывала ему о Речных Землях, а также сказки о Севере, о холодных ветрах, снеге, что колючими или же наоборот, пушистыми и мягкими комьями падал с серого или синего неба.

«― Твои глаза как небо Севера, Робб», ― часто говорила сыну Кейтилин, с грустной улыбкой проводя тонкой бледной рукой по рыжим, как и у неё, волосам мальчика.

«― А цвета чего глаза у принцессы Дейнерис?» ― спрашивал маленький Робб, во все глаза глядя на мать, которая являлась для него олицетворением всего самого сильного и доброго, что есть в мире.

«― Её глаза цвета фиалок», ― задумавшись на мгновение, отвечала Кейтилин, и глубокая морщина пересекала её лоб в этот момент.

Её глаза цвета огня, который поглотил твоего отца, хотелось сказать вдове Старк.

Её глаза цвета смерти, что принёс в Семь Королевств её венценосный брат.

Её глаза цвета драконьей чешуи, что пышет жаром под седлом наездника-завоевателя.

Но она всякий раз сдерживалась. Её сыну ещё долгие годы жить здесь, бок о бок с принцессой, ни к чему ему знать всё то, что произошло ещё до его рождения. Пусть об этом ему расскажут другие.

«― Да, мой хороший, ― словно очнувшись от грёз, повторяла Кейтилин. ― Глаза принцессы цвета фиалок».

Иногда Роббу удавалось увидеться с матерью. Им нельзя было встречаться, и за прошедшие годы у матери и сына было не больше пяти встреч. Когда Робб, накинув на плечи серый неприметный плащ, ходил в Септу Бейлора якобы помолиться, его сердце с гулким стуком падало всякий раз, когда ему казалось, что он видит маленькую тень, скрывшуюся в ближайшем переулке. Пташки Вариса не дремали, но Роббу каждый раз удавалось добраться до Септы без последствий. Мать встречала его, молчаливая и печальная. За годы служения Семерым Кейтилин Талли постарела и похудела, а её яркие рыжие волосы потускнели и поредели.

Они даже не разговаривали, а просто смотрели друг на друга или же Робб помогал матери зажигать свечи, тысячи маленьких восковых огоньков, во славу Семерым. И глядя на огнь, Старк вспоминал Дейнерис. Прекрасную и недосягаемую королеву Таргариен.

Вспоминал её маленькие пальчики, которыми она осторожно снимала с копья причитающийся ей венок, сжимала деревянные пяльцы с очередной изящной вышивкой и тонкую серебряную, под цвет её волос, иголку. Вспоминал, как она выводила на прогулку детей ― старшую непоседливую Валейну, не отстававшего от сестры Эймона и маленькую спокойную и хрупкую Нейрис, которая словно воплотила в себе королеву, в честь которой её назвали.

Иногда, очень редко, Дейнерис сопровождал Рейгар, но с годами, прошедшими после рождения Нейрис, король делал это всё реже и реже, оставляя за собой право забирать детей в любое другое время. Робб видел, как меняется в лице Дейнерис, когда король негромко разговаривал с детьми, чаще всего с Эймоном, маленьким кронпринцем. О чём думала королева в эти моменты, Робб не знал, не его это было дело, однако, если бы она вдруг решила бы поделиться с ним переживаниями, Старк был бы только рад.

― О чём ты думаешь? ― неожиданно прервал мысли Робба голос матери. Он повернулся к ней. Кейтилин, в длинном одеянии септы, стояла рядом с алтарём Матери, держа в руке зажжённую свечу, пламя которой колыхалось, хотя в Септе было полнейшее безветрие.

«Это её дыхание, ― понял Робб, глядя на то, как вздымается и опускается худая грудь Кейтилин под серой тканью. ― О чём она волнуется?»

― О чём ты думаешь? ― повторила Кейтилин. Оплавленный воск тёп по её руке, сжимающей свечу, но она, казалось, не замечала этого? ― Уж не о фиалковых ли глазах королевы?

У Робба перехватило дыхание.

― Откуда ты знаешь? ― он не узнал собственного голоса, до того охрип.

― Я септа, ― грустно улыбнулась Кейтилин, ― и часто меня, а не септона, зовут к себе на исповедь или молитву благородные дамы.

Старк почувствовал, как внутри него всё холодеет. Он понимал, кто звал к себе его мать. Робб перевёл взгляд на Кейтилин, которая, заметив смятение и ужас, плещущиеся в его глазах, устало кивнула.

― Она много говорила о синих, как небо глазах, что не дают ей покоя, ― сухие тонкие губы септы тронула едва заметная усмешка. ― И то, что их обладателя поцеловал огонь. Не трудно было догадаться.

Прежде, чем Робб успел произнести хоть словно, Кейтилин быстро прошла к нему и зашептала:

― Послушай меня, Робб. Не делай этого, не ходи в логово дракона. Во имя Матери, прошу тебя! ― Её длинные пальцы до боли сжали запястье Старка.

― Мне пора, матушка, ― голос Робба звучал отстранённо. ― До встречи. ― Он легко высвободил руку из цепкой хватки Кейтилин и, развернувшись, зашагал к выходу из Септы.

Робб не помнил, как вернулся в замок. Весь путь по улице Сестёр он проделал, как в тумане, не заботясь о том, что шпионы Паука могут заметить его и донести Мастеру над Шептунами. Сейчас ему было на это наплевать. В его голове, словно звон огромного колокола, отдавались слова матери ― синие, как небо глаза, что не дают ей покоя. Значит, и она тоже.

― Сир Робб, ― голос королевы лился, словно дивная музыка. ― О чём вы думаете? ― Дейнерис, склонив голову на бок, наблюдала за тем, как резвятся её старшие дети, рассеянно проводя кончиками пальцев по прохладной воде фонтана.

Они сидела на скамейке, изящно облокотившись о край каменной купальни для птиц. Лёгкое платье складками ниспадало на землю. На коленях королева держала начатую вышивку.

― Я думал о птицах, Ваша милость, ― ответил Робб, не сводя с тонкого профиля Дейнерис пристального взгляда. ― Наверное, мы распугали их всех. ― Он подошёл чуть ближе, и его тень накрыла Дейнерис, заглушив мягкие отсветы солнца, которые ложились на бледное лицо королевы.

Таргариен, почувствовав прохладу, повернула голову. Фиалковые глаза встретились с синими, и в глубине и тех и других вспыхнул на мгновение яркий огонёк.

― Как небо, ― тихо произнесла Дейнерис, опуская длинные светлые ресницы.

― Как фиалки, ― одними губами проговорил Робб. ― Как фиалки.