Девяносто девятый мир (СИ) [Мрачный Ворген] (fb2) читать онлайн

Annotation

Девяносто седьмую жизнь он провел императором целой планеты. Девяносто восьмую - в теле российского студента-геймера. Девяносто девятая может стать для него последней. Отец-гладиатор погиб на Арене. Мать стирает чужое белье. Младшая сестра - воровка. Мир, похожий на Землю. Тело нищего парализованного подростка-инвалида. И отрицательный баланс очков репутации. Доступ к книге всегда будет бесплатным.

Ворген Мрачный

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Ворген Мрачный

Девяносто девятый мир

Девяносто девятый мир

Глава 1

День у Луки выдался так себе. Сестренку снова поймали на базаре, когда она пыталась стащить пару яблок у торговца. Цена тем фруктам была медяк за корзину, да только чтобы выплатить выкуп, матери пришлось всю ночь и весь следующий день без продыху стирать чужое белье. Хорошо, хоть ее подруга, такая же прачка, заболела и передала своих заказчиков матери.

Из-за всего этого он ел только раз за два дня, когда мама, сама едва держащаяся на ногах, пожалев старшего сына-калеку, накормила его сваренной на скорую руку баландой из картофельной кожуры. Этим добром и прочими объедками приторговывал Неманья, хозяин единственной харчевни на весь квартал.

Чтобы помочь матери со сбором выкупа, Лука при ее помощи взобрался на инвалидную коляску и медленно выехал из лачуги, где они жили, к храму. Паперть там всегда занята профессиональными попрошайками, но если сделать вид, что просто проезжаешь мимо, могут и подать.

Мать и слышать не хотела, чтобы позволить ему вступить в Гильдию попрошаек. Она всегда была и оставалась гордой женой гладиатора. Сейчас они жили на окраине города, в которую они перебрались после смерти отца, но было время, когда у них был хороший дом почти в центре столицы, а у Луки, кроме сиделки, была няня, обучавшая его грамоте и прочим наукам.

Отца звали Север, и он был сражен на Арене три года назад. Только его заработки профессионального гладиатора и позволили в лучшие времена приобрести инвалидную коляску для Луки.

Севера убил Свирепый Игнат, ставший после того шестикратным победителем Арены. Шептались, что не все чисто было с тем боем, но не в силах Луки было вернуть отца, что бы там не говорили. Теперь кости Севера гниют в могиле, а Игнат открыл лучшую бойцовскую школу столицы.

Медленно, медленнее болотной черепахи, но Лука пересек небольшой участок перед домом и выехал на улицу. Преодоление пяти метров заняло у него почти десять минут - его тело парализовало сразу, едва он появился на свет, а может, он стал таковым еще в утробе матери. Те немногочисленные мышцы, которыми он владел, позволяли контролировать кисти рук - не так хорошо, чтобы удержать что-то тяжелое, но достаточно, чтобы управлять колесами инвалидной коляски.

- Смотрите, опять этот калека! - закричал один из тех парней, при виде которых Лука сразу разворачивался, чтобы дать деру.

Хотя, выражения 'сразу' и 'дать деру' не имели к нему никакого отношения. Обычно, его замечали и потом долго измывались, пользуясь его беспомощностью. Особенно жестокими издевательствами выделялся Карим, сын владельца харчевни Неманьи. Вот как сейчас.

Лука крутил колеса так быстро, как мог, пятясь коляской поскорее к дому. Он и проехать-то успел всего несколько метров, как выехал со двора дома... Нет, не успеть.

Бултых! В зловонную лужу возле него, поднимая фонтан из грязной воды, плюхнулся булыжник. Луку обдало так, что одежда промокла. Лука стиснул зубы и попробовал двигаться быстрее. Обиднее всего было за напрасный мамин труд, она всегда старалась одеть его в чистое перед прогулками.

Лука развернул коляску. Карим со своей сворой близко не подходили, продолжая развлекаться закидыванием камнями - путь им преграждала все та же огромная глубокая лужа, разлившаяся от обочины до обочины. Многодневные ливни и паводки затопили дороги, и народ передвигался по обочинам, где было достаточно мелко, чтобы не замочить ноги выше колен.

Следующие булыжники посыпались один за другим - разбрызгивая помои и грязь, ломая спицы колес коляски и щедро наставляя синяки и ушибы Луке. Старшеклассники улюлюкали, гоготали, выкрикивали непристойности в его адрес, и распалялись все больше, подзадоривая друг друга особо удачными бросками или оскорблениями.

Один из брошенных камней попал Луке в плечо. Вспыхнувшая боль не позволила ему продолжить отступление - правая рука, казалось, онемела. В глазах защипало от обиды. Как же он мечтал встать! Да хотя бы ползать! Он бы дополз до каждого и вгрызся зубами, и дело было не в боли, а в беспомощности.

Злость Луки была направлена на богов, если они есть, на несправедливость мира, на родителей... Отец потратил много денег, чтобы вылечить сына, но ни многочисленные знахари, ни редкие, специально привезенные из степей шаманы, ни профессиональные медики и врачи не смогли ничего поделать с его недугом.

Одна гадалка сказала, что на сына легли грехи родителей, врала, скорее всего, но Луке это почему-то запомнилось. Наверное, потому, что винить во всем родителей было проще всего. Вот же они, рядом...

Были рядом. Отца уже нет, мать сдает с каждым годом, а сестренка Кора закончит путь в борделе - в этом Лука был уверен. Легконогая, фигуристая для своих тринадцати лет, улыбчивая и абсолютно без каких-либо моральных принципов. А еще с вечно разбитыми коленками. Кора всегда брала все, что плохо лежит, не боялась лезть в драку с мальчишками намного старше, а уж откуда и за что она иногда приносила дорогие вещи - косметику, побрякушки, новые платья... Лука не хотел об этом думать. Он любил сестру, она любила его, и этого ему было достаточно.

- Эй, калека!

Лука непроизвольно обернулся. В последнюю секунду жизни он увидел перед собой огромный, заслонивший солнце булыжник.

Глава 2

Эск'Онегут, один из межмировых вселенских странников, заканчивал свою жизнь на Земле двадцать первого века в теле российского студента, чье имя звучало намного реже, чем его ник Крастер. Студент последнего курса факультета журналистики Илья Пашутин в журналистику вовсе не стремился, и поступил в институт только по настоянию родителей. Вернее, отца, бывшего военного, который поставил сына перед ультиматумом - армия или журналистика.

Илья выбрал журналистику и... игры. Мир компьютерных игр так увлек Эск'Онегута, что он почти все время бодрствования с десяти лет проводил за компьютером. Для Эска это была девяносто восьмая реинкарнация, и, как каждый странник, от жизни к жизни он становился сильнее, набирая очки Тсоуи, что на безмолвном языке странников подразумевает баланс поступков, определяющий влияние на вселенскую гармонию. Очки Тсуои можно было потратить на кручение Колеса.

Колесо можно использовать, затрачивая очки Тсоуи, хоть сколько раз, только плати. На нем размечены миллионы секторов. Много пустых, есть отрицательные, но есть и очень мощные, дающие текущему телу сверхспособности: невероятную силу, высочайшую скорость, смертельные боевые навыки, магические и творческие способности...

Таланты, разбросанные по Колесу, могут выпасть одного из четырех уровней - от обычного до непревзойденного, лучшего в мире. Эск смутно припоминал, как в одной из прошлых жизней выиграл в Колесе возможность быть невидимым. Ох и покуражился он тогда! О том воре, в теле которого он прожил почти шесть лет, до сих, наверное, в том мире ходят легенды.

На Земле Эск узнал понятие, наиболее близкое к Тсоуи - карма. Вот только карма, был уверен он, выдумка и профанация, ибо берет в расчет поступки, измеряемые по мере весов самого человека и вокруг него же. В Тсоуи же поступки странника измеряются по влиянию на вселенскую гармонию, ведь каждой действие, каждое слово кругами на воде расходится в прошлое и будущее всей Вселенной.

В тело Ильи Эск попал, когда тому исполнилось четыре года. Мать не уследила, малыш попал под разогнавшиеся металлические качели во дворе дома на детской площадке. Невинная душа унеслась во вселенское хранилище - ожидать следующего перерождения, если оно будет, а в тело маленького Ильи вселился Эск'Онегут. Так вышло, что он в тот миг как раз умер в предыдущем теле.

В жизни до Земли он как раз императорствовал на одной из периферийных планет Галактики, наслаждаясь всей полнотой власти и культа его личности. Лучшие самки, лучшие пьянящие и наркотические вещества, прекрасные блюда, исполнение любых прихотей - как самых извращенных, так и мельчайших...

Воистину, он стал худшим Императором в истории той планеты, название которой в силу эффекта Затухания он уже не помнил. Немудрено, что его отравили.

Затухание - проклятие каждого странника. Эффект стирает память о прошлых жизнях, но знание о самом факте этих жизней сохраняется, как и последние минуты перед смертями. И чем ближе по счету прошлая жизнь, тем больше Эск помнил. До императорства он был великим музыкантом и певцом, исполнителем собственных песен, это он знал, но разрази его гром, не помнил ни строчки из того, что тогда сочинил.

Память о годах императорства, девяносто седьмой жизни, сохранилась у Эска и в теле Ильи. Пресыщение властью было столь сильным, что на Земле двадцать первого века ему не хотелось ничего, связанного с этим. Изведав все доступные и недоступные радости жизни, которые были еще свежи в воспоминаниях, на Земле Эск открыл для себя мир компьютерных игр. Осознав, что виртуальные миры, по сути, есть то, чем он занимается, только в меньшем масштабе и с возможностью в любой момент сменить мир и виртуальное тело, Эск ушел в них с головой.

И к концу своего земного пути в теле двадцатилетнего Ильи Пашутина своим бездельем и равнодушием к окружающему миру Эск ушел в минусовое значение Тсоуи. Мало того, что вся жизнь на Земле прошла без использования Колеса, так еще и удачливость Эска стала отрицательной.

А если Фортуна повернулась к тебе задом, бесполезно выдавать пошлые шуточки. Эск'Онегут, для всех остальных Илья Пашутин, безвременно погиб, попав под машину - торопился на семинар после бессонной ночи за компьютером.

'Черт, только не это! - подумал Эск, упомянув вполне себе земных чертей, потому что все еще считал себя земным студентом. - Завтра же гильдейский рейд! Пропущу... Ванька будет недоволен...'.

В следующее мгновение он перенесся в другой мир и в другое тело. Вот оно - его девяносто девятое тело. Его девяносто девятый мир.

Опять двадцать пять! Эск открыл глаза и повел конечностями. Тело не слушалось. Такое иногда случалось, если новое тело физиологически отличалось от предыдущего, но геном был идентичным - таким же человеческим. С телом что-то не так.

Решив разобраться с этим потом, Эск погрузился в вводные данные.

Эск'Онегут, 99 жизнь.

Очки Тсоуи: −971 (значение отрицательное).

Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля.

Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707.

Итак, он все на той же Земле, только в параллельном пространстве. Это хорошо, переучиваться не придется - как тогда, в теле восьмирукой рептилии. А вот то, что очки Тсоуи ушли в минус, это очень-очень плохо.

Возможность перерождения: недоступно.

Баланс очков Тсоуи должен быть выше нуля.

Право на разовое использование Колеса: доступно.

Эск мысленно выругался, помянув всех известных ему по прошлым жизням богов.

Попав в тело российского студента Ильи, Эск крутанул Колесо, но выпал пустой сектор. Хорошо, хоть не отрицательный - могло выпасть какое-нибудь проклятие типа неизлечимой болезни или ограниченных умственных способностей. На большее очков Тсоуи уже не хватило, было много потрачено в теле императора. Потрачено и утеряно.

Решив, что раз уж права на перерождение у него больше нет, то начинать жить надо как можно скорее, он вернулся в реальный мир и осознал, что лежит в какой-то вонючей глубокой луже. Запах от нее шел кошмарный. Эск поморщился и сделал попытку встать, но у него ничего получилось.

Вода омывала половину лица, заливая глаза, нос, рот и ухо. Это было крайне неприятно.

Сделав усилие, могучий дух Эска вобрал в себя личность нового тела, включая все навыки и память, восстановил повреждения и на клеточном уровне исправил дефекты организма.

А потом, пошатываясь, встал и оглядел свой новый мир.

У края лужи стояли какие-то чумазые подростки, изумленно глядя на него. Один из них - Эск-Лука понял, что это Карим - выпучив глаза, заорал:

- Калека, ты что, научился ходить?

Память Луки Децисиму, четырнадцатилетнего сына погибшего гладиатора Севера, мальчика-овоща, окончательно осела и структурировалась в разуме Эск'Онегута. Личность калеки обладала столь сильной яростью, что Эск, если можно так сказать, попятился, отступая перед первородным гневом беспомощного изгоя. Эску стало неуютно.

Черт! Да и устал он жить, ведь жизнь - это не только удовольствия, но и грусть, печаль, боль, голод, потери близких, необходимость трудиться и что-то делать... Столетия, да что там, тысячелетия непрерывной жизни утомили странника.

И он, мысленно шепнув 'Черт с тобой, живи. Я побуду зрителем', передал бразды правления телом, системой Тсоуи и разумом бывшему калеке.

Лука, недоверчиво похлопав себя по телу, по рукам и ногам, ощутил, что он абсолютно здоров.

Он поднял голову и недобро взглянул на Карима.

Глава 3

- Карим вылечил калеку! - вдруг закричал Толстый Пит. - Волшебный бросок!

Шутку не поддержали. После последнего попадания калека свалился с коляски и неподвижно лежал довольно долгое время. Они, было, решили, что тот умер, и собирались разбежаться, пока не появилась стража - маловероятно, но все же. Но калека встал!

Не веря своим глазам, подростки продолжали пялиться на Луку. Тот же не терял времени. Мнимым было выздоровление или нет, но неизвестно, когда это может закончиться. Лука, обтерев рукавом лицо, выбрался из лужи, подобрал пару булыжников, лежавших ближе всего и, неумело замахнувшись, бросил.

Камень пролетел метр и, поднимая кучу брызг, плюхнулся в лужу. Хулиганы удивились, а потом разразились хохотом.

Не медля, Лука бросил еще один, и тот воткнулся в грязь рядом. Злясь на себя, Лука стал подбирать и бросать булыжники в тех, кто продолжал издеваться над ним даже сейчас, когда он владеет телом, но не мог добросить даже до середины лужи, на другой стороне которой умирали от смеха хулиганы.

Карим аж всхлипывал, держась за живот, а вместе с ним хохотали и остальные ребята. Громче всех надрывался Толстый Пит, правая рука Карима. Он подобострастно поддерживал вожака в любом начинании, ведь сын хозяина харчевни щедро делился с ним и другими ребятами недоеденными остатками с тарелок посетителей, а в этом районе столицы еда была самым ценным ресурсом.

Сколько раз Лука мечтал, что он сможет поднять и вернуть брошенный в него камень! И вот... Будучи всю жизнь прикованным к постели, как и когда он смог бы научиться швырять камни? Был бы рядом отец... Да хотя бы Кора, вот уж кто смог бы его научить этому легко и непринужденно, но сестренка находилась в застенках тюрьмы городской стражи, пока мама собирала деньги на выкуп.

Лука огляделся, но камней рядом больше не было.

- Эй, калека! Лови! - крикнул толстый Пит и бросил в него булыжником.

По привычке Лука просто наблюдал за тем, как камень летит прямо в него, но вдруг услышал в голове вроде бы свои, но чужие мысли: 'Подвинься! Прости, но я не могу на это смотреть!', после чего его тело само стало двигаться, и сделало разворот и прогиб, уклоняясь. Камень пролетел мимо, едва не задев.

- Ничего себе! А ну, парни, пусть потанцует!

Цель стала подвижной, и это раззадорило хулиганов. Суетясь, они стали хватать, что ни попадя, и бросать в Луку. Мальчик нашел определенное удовольствие в том, чтобы не дать им попасть в себя. Не делая лишних движений, он легко уклонялся от всего, что в него бросали.

'Надоело, - подумал Лука-Эск, - Моя очередь'. Меткими выверенными бросками он вывел из строя Натуса, сына торговца рыбой, Джамаля, чумазого остолопа с полным отсутствием проблесков интеллекта. Потом дошла очередь до Толстого Пита - булыжник размером почти с булку хлеба угодил ему прямо в его желеобразный живот, выбивая весь воздух из легких. Пит согнулся и рухнул лицом прямо в лужу.

Лука подкидывал в руке очередной камень, думая, в какую часть тела Карима его бросить. Тот заметался, не зная, то ли бежать, то ли помогать друзьям. В итоге он спрятался за Толстого Пита, вытащив того, как бегемота из болота, из лужи.

Лука прицелился. Из-за спины Толстого Пита высовывалось плечо Карима, в него он и швырнул камень. Камушек небольшой, размером с перепелиное яйцо, но тем точнее вышел бросок. Наглый и задиристый шестнадцатилетний сын харчевника взвыл, как девчонка. Смотря на это, его свора заохала, переглянулась и... побежала!

- Подождите меня! - завопил Карим и помчался за остальными.

Обернувшись, он сорвавшимся голосом прокричал:

- Ты труп, калека! Ты труп!

Чувствуя, как в груди зарождается новое чувство, Лука посмотрел ему вслед. Чувство удовлетворения. Ему нравилось, как послушно тело, как быстро бежит кровь по жилам, нравился всплеск наконец-то выплеснутой, по-настоящему выплеснутой ярости. Ведь раньше он мог только ночами беззвучно плакать, чтобы не разбудить маму с сестрой, или скрипеть зубами и вращать глазами. Он не позволял себе истерик, не желая быть еще слабее, чем он был, а потому гнев копился в нем, давным-давно срывая крышу.

Сейчас он дал волю чувствам, и на место заполнявшего все гнева пришло тихое умиротворенное удовлетворение. Эска позабавило происшествие, но и он чувствовал то же, что и Лука.

Все-таки у них было одно тело.

Тело, которое начало отчаянно болеть. Атрофированные мышцы, казалось, шокированы запредельными нагрузками. Ноги Луки подогнулись, но он сумел не упасть. Шатаясь, он добрался до коляски, поставил ее на колеса и, превозмогая боль, выкатил ее из лужи. Едва это сделав, он тут же упал в нее, принял удобное положение и покатил в сторону дома.

В лачугу он заходил уже на своих ногах. Мать, не заметив его появления, продолжала тереть белье на стиральной доске. С ее лба ручьем лился пот, но ей приходилось терпеть, так как руки были заняты. Сдувая с лица налипшие волосы и струящийся пот, она продолжала стирку так остервенело, будто от этого зависела жизнь ее детей. Хотя, так оно и было.

'Срань Хорваца, куда я попал?', - подумал Эск, и та же мысль пришла в голову Луке. Мальчик посмотрел на место, где он прожил все последние годы, новыми глазами. Да и с другой высоты, честно говоря - со всей высоты своего роста.

Одна комната на всех. На одной половине плохо освещенного пространства размещаются все кровати, маленький обеденный столик, сундук со старым барахлом. Всю вторую половину занимает прачечная - повсюду развешено белье, в углу ютится гладильный стол со старым чугунным утюгом. В углу напротив стирает мать. Мыльная вода в тазе и ведрах на полу уже черна от грязи, и вскоре матери предстоит тащиться за квартал отсюда к общественному колодцу.

Точно. Выжав белье, она слила воду в ведро, поставила таз на место и выпрямилась. Лука заковылял к ней:

- Мама...

Приска подняла голову, заметила стоящего (!) перед ней сына и свалилась в обморок, но Лука кинулся к ней, чтобы не дать упасть.

'Силенок-то совсем нет', - заметил Эск, когда, не удержав тело матери, рухнул на мокрый пол.

Аккуратно удерживая мать, он сел и погладил маму по голове. Приска была очень красивой, когда выходила замуж за отца, но последние годы совсем ее подкосили. Лицо осунулось, глаза набрякли мешками, волосы поредели, а грудь обвисла после рождения Коры. Но она оставалась красива, хотя это было сложно заметить сразу.

- Мама, мам... - тихо шептал Лука. - Мама, очнись!

Он коснулся губами лба матери.

Приска открыла глаза. Лука встал сам и помог подняться матери.

- Не приснилось! Не приснилось! - глаза мамы наполнились слезами. - Лука! Сынок!

- Да, мам...

- Но как? - воскликнула мать.

Лука рассказал ей все, как было, разве что, не упомянув, как стал бросать камни в ответ. В его версии событий хулиганы разбежались, стоило ему подняться.

- Чудо! Чудо! - не уставала повторять Приска, целуя и обнимая сына.

Слезы так и лились из ее глаз, она и сама была мокрой от стирки и пота, да и сам Лука только вылез из лужи. Обнявшись, они долго стояли. Лука прижимал мать к груди и впервые смотрел на нее сверху вниз. Теперь он видел, как много у его мамы седых волос.

- Мама, я схожу за водой. А ты пока отдыхай.

- А ты сможешь? - Приска недоверчиво осмотрела сына с головы до ног.

- Я постараюсь. Буду носить по одному ведру, не переживай. Отдыхай, мам.

Лука отвел к кровати и усадил мать, а сам взял полное ведро и, сжав зубы, делая маленькие шажочки, понес из дому, чтобы вылить в канаву грязную воду и принести чистой.

Эск, наблюдая за этим, подумал, что мальчишка надорвется.

Пора крутить Колесо.

Глава 4

Возле изгороди Лука остановился и поставил ведро с водой на землю. Пальцы ныли, предплечье стало свинцовым. Помогла бы смена руки, но в голове настойчиво бил звоночек, требующий внимания.

Затаившийся Эск мысленно ухмыльнулся: 'Ну же, пацан, давай, не тяни!'.

Лука потер глаза, проморгался и отпрянул от внезапно появившегося блока с текстом прямо в воздухе! Мальчик потянулся к буквам рукой, но ничего не ощутил. Буквы висели в воздухе, но двигались, стоило ему повести взгляд. Текст всегда был в центре внимания Луки!

'Вот же дикарь!', - вздохнул Эск, но отобрать управление телом у Луки не решился. Уж больно хрупким было равновесие двух разумов, слитых в одном теле. В мальчике нет достаточно духа, чтобы осознать невозможное и сохранить разум в случае прямого вмешательства Эска.

Выжатая на задворки сознания личность мальчика истлеет быстрее, чем Эск произнесет 'Хорвац побери!'. Хорвац'Онегут был старым другом Эска и в одной из жизней умудрился стать божеством в том же мире, где Эск прозябал в роли жреца местного Истинного, пока не сменил веру. В той священной для половины населения планеты войне Хорваца низвергли, но пересекаясь в разных мирах в последующем, они сохранили дружбу. А присказки о Хорваце остались.

Пока Эск вспоминал былое, Лука совсем освоился и в очередной раз перечитывал написанное, непроизвольно шепча вслух:

- Лука Децисиму суть Эск'Онегут... Очки Тсоуи: минус девятьсот семьдесят один... Активировано право на разовое использование Колеса. Использовать? Да... Нет...

Из маленького окна дома выглянула мама Луки:

- Сынок, что случилось? Как ты себя чувствуешь?

- Все хорошо, мам. Остановился передохнуть, с непривычки руки болят.

- Давай я сама отнесу... - начала Приска, но сын ее перебил.

- Нет, мам. Я сам!

Сказано было твердо и уверенно. Мать покачала головой, но по скользнувшей улыбке стало видно, что она не просто довольна - горда! Ее голова исчезла из окна, а Лука вернулся к странному тексту.

Подумав с пару секунд, он ткнул пальцем в 'Да'.

Мир вокруг замер и затих. Текст исчез, а весь обзор заняла часть огромного колеса. Оно казалось вполне реальным, но было таким же миражом, как и текст до этого. Его плоскость уходила в обе стороны от Луки, заслоняя все за собой. В высоту оно возносилось далеко в небо, так что Луке был виден только один его сегмент, тот, что перед ним. Этот сегмент был зеленого цвета, и на нем огромными буквами было написано 'Старт!'.

Эск подкинул мальчику знаний, и Лука понял, что сегменты колеса бывают разных цветов.

Зеленый сектор только один, это стартовый, и если после вращения он выпадет снова, можно будет сделать еще три вращения бесплатно.

Красные сектора приносят игроку болезни, увечья, снижения показателей и отрицательные таланты. Например, талант издавать адскую вонь. Таких секторов мало, но зато их сегмент в несколько раз шире других.

Белые сектора пусты, и ничего не дают игроку, лишь сжигая попытку. Таковых больше, чем три четверти от всего количества.

Синие сектора награждают полезными талантами, и чем насыщеннее цвет - от бледно-голубого до ультрамарина - тем выше уровень таланта. Ультрамариновый сектор дарит востребованный в местном обществе талант, владение которым делает владельца непревзойденным мастером, лучшим в мире за всю историю.

Но самым желанным, и Лука хорошо это прочувствовал, ощущая азарт, является золотой сектор. Сияющий, отливающий в лучах солнца золотой сектор сверхспособностей. Каждая из них может нарушать законы физики и магии и действует вопреки всему. Полная неуязвимость без всяких магических щитов и брони, телепортация в любую точку планеты, абсолютная невидимость, невероятная мощь и сила, позволяющие касанием пальца разрушать горы...

Шанс выпадения подобного сектора приближается к нулю при любом количестве вращений колеса, и каждый странник, заполучивший заветный сектор, добивался невероятных высот в том мире, где ему это удалось.

Существовал еще фиолетовый сектор, единственный на все Колесо. По крайней мере, ходили такие слухи среди странников, но Эск никогда такого не видел, хотя крутил Колесо много раз.

Озарение за озарением, идея за идеей, шаг за шагом - так Эск постепенно внушал мальчику истинное положение дел, давал понимание того, что с ним произошло, чтобы рано или поздно добиться полного слияния и жить уже единой личностью.

Набрав полную грудь воздуха, Лука коснулся слова 'Старт'.

Медленно, чуть ли не скрипя, Колесо стало набирать разгон. Перед Лукой, наконец, до конца пронесся стартовый сектор, сразу после которого была череда белых, мелькнул золотой, снова много белых, красный, белый, белый, еще красный, белый, белый, белый, голубоватый...

Колесо вращалось все быстрее, и набрало такой разгон, что цвета секторов слились перед Лукой в одно смазанное пятно, и ничего не было видно, кроме него, потому что Лука потерял контроль над телом, как и Эск. В момент вращения Колеса время останавливается во всей Вселенной, и только сознание игрока, закрутившего его, остается активным, чтобы воочию увидеть результат.

Лука потерял счет времени, когда смазанное пестрое пятно стало четче, еще четче, а потом стали видны и цвета убегающих секторов.

Ряд белых... Синий... Белый...

Колесо замедляло ход все больше.

Глава 5

Лука разочарованно наблюдал, как Колесо замедляет движение. Скорость уменьшилась настолько, что все поле зрения уже несколько секунд занимал широкий красный сектор.

И мальчик, и Эск'Онегут, поселившийся в нем, умоляли Колесо поскорее проскочить проклятый красный. Лука уже и не думал о сверхспособностях, о талантах, ему хотелось одного - остаться здоровым. При любом другом сегменте он таковым бы и остался, причем с вероятностью выше девяноста семи процентов. Но красный мог принести что-то похуже паралича.

Сам странник иронично ухмыльнулся - так работает Тсоуи. Если тело носителя проклято, то недавнее выздоровление обернется чем-то подобным - красным. Сектор слишком широк. Какой угодно другой уже бы проскочил.

Где-то вверху поля зрения замаячила граница сектора. 'Давай, давай', - молил Лука. 'Ну же! Именем всех богов заклинаю!', - мысленно рычал Эск от перспективы провести последнее перерождение в теле дважды проклятого мальчика, а как иначе, если тот родился калекой, и сейчас снова им станет?

Граница между секторами почти застыла перед лицом Луки. Следующим сектором после красного шел фиолетовый, и подобный цвет странник видел впервые за все свои девяносто девять жизней.

- Так не бывает! Серьезно? Боги, вы серьезно? - ирония ситуации довела Эска, а вместе с ним и Луку, до истерики. Объявления результатов еще не случилось, а, значит, Колесо все еще движется.

Эск принялся обращаться лично к каждому богу, в силу которых уверовал в прошлых жизнях:

- Жестокий Хорвац, Акатош Вневременной, Безликий Истинный, Боже Всемогущий, К'Тун Оскверняющий...

Он успел перечислить всех и пошел по второму кругу, когда Колесо остановилось. Луке казалось, что граница между секторами точно меж его глаз, но Эск'Онегут ликовал - пусть микроны преимущества, но они решили в пользу фиолетового сектора!

Право на разовое использование Колеса использовано.

Результат вращения: фиолетовый сектор.

Награды:

- Эск'Онегут освобождается от эффекта Затухания, сохраняя весь накопленный опыт жизненных лет, начиная с текущего перерождения;

- Эск'Онегут сохраняет все приобретенные положительные таланты, сверхспособности и эффекты, начиная с текущего перерождения;

- при повторном выпадении фиолетового сектора Эск'Онегут получает право выбрать одну из утерянных сверхспособностей прошлых перерождений.

На Луку обрушился шум улицы. Он снова владел телом, а мир ожил. Мальчик морщил лоб, перечитывая непонятный ему текст.

Странник его устами расхохотался. Фиолетовый сектор - мифический фиолетовый сектор! - выпал ему в тот самый момент, когда ни одна из его наград никак на него не влияла. Уж лучше бы выпал самый захудалый талант, пусть даже игры на любом музыкальном инструменте! Хотя бы можно было бы зарабатывать своей игрой по тавернам.

Эск'Онегут оказался в положении миллиардера, которому пообещали вечную жизнь и сохранение всех его денег тогда, когда уже заколотили и закопали гроб с телом внутри. Что толку от отмены Затухания, если это последняя жизнь? Отыграть минусовые очки Тсоуи, почти тысячу, между прочим, за жизнь в теле нищего подростка - невозможно. В своих лучших жизнях Эск зарабатывал несколько сотен, но никогда больше полутысячи.

Так что ни о каких новых талантах, которые бы с ним остались в будущих жизнях, и повторном выпадении фиолетового сектора речи быть не может. Потому что будущих жизней не будет, а на то, чтобы снова вращать Колесо, нет очков Тсоуи. Каких-то десять очков - цена на одно вращение - и их нет!

Пока Эск сходил с ума, Лука, с наслаждением почесав затылок, - еще не выработанная привычка, а результат засаленных волос - взял ведро, схватив покрепче, и понес к канаве. Впрочем, в канаву сейчас превратилась вся дорога, залитая не только многодневными ливнями и весенними паводками, но и бытовыми отходами жизнедеятельности жителей всего их нищего квартала.

Мальчик слил туда грязную воду и, определившись с направлением, побрел к общественному колодцу.

Эск тем временем перебирал варианты, просчитывал шансы, решал, что делать, и ничто из придуманного не давало ему ни единого шанса. Неподъемным грузом тянули в пропасть грехи позапрошлой жизни, когда он сжег почти все, а бездействие прошлой создало отрицательный баланс.

Он обречен влачить существование в не самом дружелюбном и развитом мире, причем без каких бы то ни было талантов и способностей. В конце этого скорбного жизненного пути странник закончит существование навсегда. Он - закончит. А Лука?

В сознание забрезжило понимание, и, разгораясь все сильнее, оно дало Эску - нет, не надежду, - но ощущение правильности мысли. Нет вины и без того несчастного мальчика в его - Эск'Онегута! - грехах. А, значит...

Надо решаться сейчас, пока не стало страшно! И тогда частица его сущности останется жить на многие, он на это надеялся, жизни. Лишь бы пацан не подвел и оправдал его ожидания.

Эск глубоко вздохнул и непроизвольно закрыл глаза. Через биение сердца он активировал Исход.

Эск'Онегут, 99 жизнь.

Очки Тсоуи: −971 (значение отрицательное).

Выбрано развоплощение с последующим слиянием с личностью Луки Децисиму, 1 жизнь, жителем локации 'Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля. Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707'.

Луке Децисиму будет передано положительное наследие Эск'Онегута.

Глаза, закрытые Эском, привели к тому, что Лука споткнулся, потерял равновесие и упал. Он попытался подняться, но снова рухнул в грязь. Голову пронзила острая боль, но тут же исчезла, чтобы снова проявиться в другой части черепа. Череда болевых вспышек продолжалась несколько минут, и когда Лука подумал, что лучше просто умереть, чем терпеть такое, все прекратилось.

Мальчик убрал руки от головы, прислушался к ощущениям, но все было нормально. Тогда он просто сел и увидел перед собой блок с текстом. Текст дублировался в голове собственными ясными мыслями и шепотом его же голоса.

Лука Децисиму, отныне ты - странник.

Живи достойно Тсоуи, соблюдай баланс и гармонию в жизни, и после смерти ты переродишься в одном из миров бесконечной вселенной.

Лука'Онегут, 1 жизнь.

Очки Тсоуи: 0.

Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля.

Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707.

Возможность перерождения: доступна.

Право на разовое использование Колеса: доступно.

Наследие Эска, включая награды фиолетового сектора, стало личным опытом и знаниями Луки, так что на этот раз он не стал перечитывать текст, все поняв сразу.

Лука улыбнулся. Сейчас он натаскает матери воды, потом вытащит Кору из тюрьмы, а потом...

Потом он еще раз закрутит Колесо.

Глава 6

Насвистывая что-то очень задорное и мелодичное, то, что всплыло из памяти Эска, Лука вернулся домой с полным ведром чистой воды. У колодца никого не было, видимо, у многих еще не иссякли запасы дождевой воды, набранной с ливнями.

Не единожды сменив руку, держащую полное ведро, мальчик дошел до дома, но ни разу не остановился, чтобы отдохнуть. Он с наслаждением прислушивался даже к болевым ощущениям мышц уставших рук, спины, да всего тела, ибо чувство боли значило, что он вообще чувствует - живет!

С наследием странника Лука осознал, что Карим убил его, разбив голову большим камнем с заостренными краями. Вселение Эск'Онегута позволило ему выжить, а лень, жалость и скука странника - сохранить личность в теле. Первичное восстановление тела при вселении странника моментально залечило все полученные раны и ушибы. Хорошо, до встречи с мамой Лука догадался смыть кровь водой из бочки во дворе. Для стирки та вода не годилась, но для бытовых нужд - вполне.

У двери он остановился. Из дома доносился незнакомый приглушенный голос. Слух Луки после полного оздоровления стал идеальным и позволил разобрать каждое слово.

- Признай, Приска, что у тебя нет ни единого шанса выплатить виру, - размерено вещал чей-то вкрадчивый голос. - Ты хочешь, чтобы твоего сына отправили на рудники?

- Ты бредишь, Неманья, - устало и тихо произнесла мать. - Все знают, что Лука - увечный от рождения. Как он мог покалечить твоего сына?

- Хочешь сказать, что Карим мне лжет, женщина? Мой сын никогда не лжет! Твое отродье сломало ему ключицу! Оплатишь лечение и выплатишь штраф.

- Сколько?

Лука почувствовал в голосе матери обреченность. Семьдесят пять серебра за Кору, которые еще даже не собраны...

- Семь золотых. Никаких отсрочек. Плати сегодня, сейчас же!.. - Неманья умолк, хмыкнул и добавил. - Или заходи ко мне после полуночи. Отработаешь!

Мать промолчала, и отец Карима принялся уговаривать:

- Приска, послушай... Будешь старательной и послушной, и, может быть, я скощу долг. Что скажешь?

Ответила ли что-то мать, Лука не расслышал, но о том, зачем хозяин таверны пригласил ее к себе, он знал наверняка, не маленький. Самому об этом пока только мечталось в беспокойных и потных снах, но мама и жирный Неманья в одной постели? Жаль, отца нет рядом, чтобы...

Зато есть он! Разозлившись на самого себя, он ворвался в дом, когда Приска уже решилась на то, чтобы согласиться. Неманья в это время забрался ей под юбку.

От ярости у Луки расширились глаза. Тяжело дыша и сжав кулаки, он закричал:

- Отвали от мамы, мерзавец! Убери свои грязные руки!

- Шустрый пацан, - тавернщик ухмыльнулся, но руки убрал. - А что скажет она сама? Приска, что ты скажешь?

- Она скажет: 'Вон из нашего дома!'. Мама к вам не придет, и не мечтайте! Ваш сын и его друзья сами закидали меня камнями и чуть не убили! Голову разбили!

- Надо же, - изумился Неманья. - И правда, ходить начал. А я думал, врет мой сорванец, выдумал все. А оно вон как... Что ж, и где же твои синяки? Есть чем слова подтвердить?

Лука потянулся руками к виску, чтобы раздвинуть пряди волос и показать рану, но замер, вспомнив, что все исчезло.

- Они... зажили, - сбивчиво произнес он. - Я не вру...

- Так я и думал. - Неманья перевел взгляд на Приску. - Что решила?

Та украдкой бросила взгляд на сына, и усталое равнодушие к ударам судьбы, покорность, с которой она была готова принять грядущие унижения, смущение от этой готовности - все это сменилось гордостью за сына.

Впервые за многие годы она увидела в Луке черты своего мужа Севера Децисиму, храбростью, великодушием и мечом завоевавшему положение в обществе и ее сердце.

- Мой сын ответил за меня. Нет.

- Ну, нет так нет, - легко согласился Неманья.

Грубо сдвинув плечом мальчика, он прошел к двери, но остановился, подумал и развернулся.

- И все-таки... Это... Я что мыслю... - корчмарь прищурился, осмотрел Луку с ног до головы. - Как? Вот так просто взял и пошел? Не в храме, не у лекаря, а сам? Неужели, чтобы излечить калеку, потребовалось просто хорошенько врезать ему по башке? Надо бы запатентовать эту идею! - он расхохотался. - Ладно, живи, пацан... пока. Приска, к вечеру не принесешь деньги, я отправлю ублюдка на рудники. Ты знаешь, у нас, Ковачаров, слово крепче дуба!

Уходя, он громко хлопнул дверью.

В тот же миг перед Лукой всплыла строчка:

Очки Тсоуи: +1.

Связав эту информацию с тем, что произошло до этого, Лука понял взаимосвязь этих двух событий. Кивнув самому себе, он подошел к матери, поставил ведро с чистой водой, которое все это время держал в руках, на пол. Тыльной стороной ладони он утер слезы с ее щек и обнял. Крепко прижал к себе, осознавая, что они одного роста. Мать разревелась в голос:

- Что будет, сынок? Что теперь будет?

- Никто ему не поверит, мам. Посмотри на мои руки - они тоньше тростинки. Как я мог сломать ему ключицу? Господин судья - разумный человек, он не поверит их россказням.

- Да, конечно, он справедлив...

Приска успокоилась, когда Лука напомнил ей о незаконченной стирке и Коре, которая томилась в тюрьме. Рудники ей не грозили, но, если не выплатить вовремя выкуп, ее могут отправить в воспитательный дом. Последний день выкупа завтра, и, спохватившись, Приска бросилась к тазу.

- Мама, давай я помогу. Развесить белье?

- Я сама, сынок. Надо вскипятить котел, наносить чистой воды...

В этих хлопотах пролетел день. Лука носил воду туда-сюда, дрова со двора, развешивал и снимал белье, подавал его матери для глажки, помогал с укладкой. Мышцы жгло, они словно налились кислотой, но мальчик терпел, вспоминая, что раньше все это мать делала сама.

В сумерках они уложили готовое чистое белье в корзины, каждая из которых принадлежала отдельному дому, пользовавшемуся услугами мамы.

Приска не уставала воздавать хвалу всем богам за сына, а когда Лука собрался вместе с ней идти разносить белье, восприняла это уже как само собой разумеющееся. В доме появился мужчина!

Тем острее было ее безысходное горе, когда в лачугу вломились городские стражники во главе с маленьким злым констеблем, оторванным от ужина: - Лука Децисиму! Ты обвиняешься в покушении на жизнь Карима Ковачара! Взять его, ребята!