Последняя тайна [Сандро Петралья] (fb2) читать постранично

Последняя тайна

Роман

Часть первая. У стен пражского кремля

Островерхие крыши Праги. Стройные силуэты готических башен. Уткнувшиеся, как шпаги, в предвечернее небо высокие шпили, купола соборов… Внизу, под холмом, отливают темным серебром воды Влтавы, делящей надвое стобашенную злату Прагу. Недаром этот один из красивейших городов Европы с полноводной рекой, над которой нависли двенадцать мостов, соединяющих семь островов, еще в Средние века сравнивали с Венецией.

По пустынной улочке Старого города медленно шли двое мужчин в темных пальто. Один — молодой шатен без головного убора. Его можно было бы назвать красивым, если бы не какое-то неподвижное, словно застывшее, отрешенное выражение лица. Другой — пожилой, круглолицый, в очках и старомодной мягкой шляпе. Вид у него, напротив, был возбужденный, взволнованный.

Видимо, продолжая начатый разговор, он, горячась, проговорил:

— У нас все готово, синьор Рибейра. Мы давно здесь, в Праге, ожидали вашего приезда из Канады. За те долгие месяцы, что я провел в тюрьме, у меня было достаточно времени о многом подумать, поразмышлять. В том числе и о вас. Я восхищаюсь вашей энергией, решительностью, смелостью и размахом вашего плана. Вот какие люди нам нужны! Повторяю: мы готовы начать борьбу за возвращение к власти. Но чтобы восстановить существовавший раньше строй, прежнее положение вещей необходимы большие деньги. Все дело упирается в деньги — наши сейфы пусты!

— Полноте, господин Варфель, — едко отвечал молодой, которого собеседник назвал Рибейрой. — Вас восхищаю не я, а мои деньги. Будут, будут у вас деньги, господин Варфель. Мы наполним ваши сейфы.

— Как здоровье отца? Сколько он еще протянет? — спросил Варфель.

— Врачи говорят, что дни его сочтены. Вряд ли доживет до Рождества. Болезнь отца связывает мне руки, но все наши договоренности остаются в силе. Все будет выполнено. После смерти отца я сразу вернусь в Италию. Мы поделим наши прибыли, каждый получит свою долю. А вся эта ваша пустая болтовня насчет борьбы за восстановление прежнего строя, все эти политические разговоры о будущем меня ни капельки не интересуют. Мне до всего этого нет никакого дела, господин Варфель. Получив то, что вам будет причитаться, вы вольны распоряжаться своими деньгами как вам заблагорассудится. Нас с вами кроме этой сделки абсолютно ничего не связывает!

И ускорив шаг, Рибейра, даже не попрощавшись с Варфелем, свернул в переулок и скрылся в темноте.

Человек без имени

Зеленый луг альпийского пастбища. На горизонте темнеют предгорья Альп. Здесь раскинулась огромная животноводческая ферма. Коровники, загоны для скота с крупными пятнистыми черно-белыми коровами, оборудованная по-современному большая бойня. Резким контрастом сочной зелени травы какие-то промышленного вида трубопроводы, корыта автопоилок, подъемники, стальные стойки, столбы с крюками для подвески туш, столы для разделки, огромные металлические двери холодильников…

Кругом не было видно ни души. Звенящую тишину вдруг нарушил грубый хриплый голос:

— Ну, как тебе тут нравится, сынок? Купим это поместье?

Странный в этих местах, в Ломбардии, говор, вернее, диалект, сразу выдавал в говорящем сицилийца.

— Да, право, не знаю, отец. Ты ведь всегда говоришь, что терпеть не можешь Север… — нерешительно отвечал молодой человек.

— Ничего… Гляди, как тут зелено, не хуже, чем у нас на Юге. Будем наезжать сюда время от времени, конечно, расход велик, но это большое хозяйство — на тысячу коров, не меньше. Будем разводить скот и сами здесь же забивать на продажу. Мне всегда хотелось иметь такую бойню…

Отцу было лет шестьдесят. Мы еще не знаем этого человека и еще не скоро узнаем как его имя и фамилия. Это могучий, сильный мужчина с огромными ручищами и плечами боксера. Лицо жестокое, грубое с хитрыми, проницательными глазками, глубокими складками у широкого носа, большим чувственным ртом. В старинных романах, описывая такие физиономии, говорили: порочное лицо, или лицо со следами тайных страстей. Сицилиец был в прекрасном настроении. Из него так и рвались наружу еле сдерживаемая радость и торжество победы. Рядом с ним сын казался лишь бледной копией родителя — юноша явно робел перед отцом, хотя, судя по виду и манере разговора, был куда культурнее его.

Отец продолжал, и в голосе его звучали ликование и нескрываемая угроза:

— Сегодня великий день, сынок. Сегодня я плачу по всем счетам, покупаю все, что хочу, рассчитываюсь со всеми до последнего гроша. Да-да, сегодня я плачу по всем долгам! Выплатной день — со всеми рассчитаюсь!

От сознания своей силы и душащей его ненависти этот страшный человек был словно пьян.

В это время на противоположном конце Италии — на Сицилии,