За зверей заплачено. Тень карлика, тень исполина [Владислав Терлецкий] (fb2) читать постранично

За зверей заплачено. Тень карлика, тень исполина

ИСТОРИИ, КОТОРЫЕ ВЫБИВАЮТ ИЗ РАВНОВЕСИЯ…

Вообще говоря, всякое время оставляет после себя гораздо больше следов своих страданий, чем своего счастья. Бедствия — вот из чего творится история.

Й. Хёйзинга^[1]

Сейчас нас, кажется, трудно уже чем-нибудь удивить: мы торопливо, жадно прочитываем прекрасные, хорошие или просто добротные книги, которые долгие годы, даже десятилетия были скрыты от нас обстоятельствами. Мы открываем для себя отечественных писателей, философов, политиков, стираем — чуть медленнее, возможно, чем хотелось бы, — белые пятна на карте зарубежной литературы. Это, конечно, радостно сознавать. Но есть, безусловно, и существенные издержки столь благодетельного и, надо полагать, плодотворного процесса не только для нашей культуры, но и для общественного сознания, для его выпрямления, обогащения, возрождения. Издержки эти — в стремительности, во множественности повседневных открытий давно открытого и давно усвоенного другими.

Мы набрасываемся на новые или забытые имена, глотаем романы, не всегда успевая не столько даже «растянуть удовольствие», сколько обдумать и усвоить прочитанное, присвоить его, насладиться художественным откровением, оригинальностью мысли и неординарностью взгляда на мир, на человека. Может быть, именно оттого так странно ведет себя стрелка на шкале ценностей, порой указывая на больший читательский успех тех книг, которые, скажем, более помогают нам узнавать факты собственного прошлого, чем отыскивать причины…

Впрочем, это, конечно же, естественно, понятно, объяснимо. И будем надеяться, что не оборвется вдруг нынешняя пора откровенности или по крайней мере не пройдет для нас бесследно.

Понимаю, что написанное выше кому-то может показаться мало относящимся к делу, к тем двум романам, которые составляют эту книгу, и к их автору — Владиславу Терлецкому, одному из лучших, на мой взгляд, и наиболее проницательных современных польских писателей. Да к тому же советский читатель встречается с ним не впервые: на русский язык переводились его рассказы и новеллы^[2], переводился роман «Отдохни после бега»^[3], о его книгах писала наша критика.

И все же. Проза Владислава Терлецкого вряд ли может вызвать сенсацию, хотя его книги на родине, в Польше, пользуются серьезным, я бы сказал, фундаментальным успехом и у читателей, и у критики. И это на протяжении без малого трех десятилетий (он дебютировал в 1956 г.). А между тем книги его, прежде всего романы, читаются не легко, они не развлекают, а требуют к себе — как и всякая истинная литература — серьезного отношения, сочувствия, соучастия и, если так позволительно выразиться, сомыслия.

Есть и еще одно немаловажное обстоятельство. Прозу В. Терлецкого, отличающуюся вычурной композицией, неспешностью повествования, некоторой намеренной усложненностью языка, непросто, если следовать правилам школьного литературоведения, причислить к какому-нибудь определенному разряду, виду или роду.

Владислав Терлецкий написал более десятка романов, но только три — да и то с большой натяжкой — можно отнести к книгам о современной, то есть о послевоенной, Польше, а еще один — к довоенной. Остальные посвящены ее прошлому: либо эпохе антицаристских восстаний XIX столетия, либо первому десятилетию нашего века. Действие непременно развертывается в «русской Польше», которая сначала называлась Королевством (в России — Царством) Польским, а затем Привисленским краем. И велик соблазн назвать Владислава Терлецкого писателем историческим, однако и он сам, и его романы категорически против этого протестуют.

Свою работу в литературе Владислав Терлецкий сравнивает с поисками самого главного, на его взгляд, — того, что способно разбудить воображение читателя. И потому он, писатель, делится в своих книгах с читателем собственными тревогами, которые, как он говорит, «выбивают меня из так называемого равновесия».

Герой его романа «Пилигримы» (1972) утверждает, например, что это сегодня нам так легко судить, кто был прав тогда: Иисус или Иуда. Но, продолжает он, каково тогда было решать и решить это их современникам?!

Такой вопрос действительно может выбить из равновесия. Ибо он не относится к тем, которые предполагают возможность неоднозначных ответов, что всегда говорит о богатстве выбора, а значит, и позволяет человеку именно выбирать. Нет, по убеждению В. Терлецкого (он высказывает его в своем обращении к читателю романа «Тень карлика, тень исполина»), вопрос этот — из тех немногих, к которым возвращаешься постоянно и которые вовсе не предполагают многозначности ответов. Напротив, полагает писатель, они