Остров Змеиный [Борис Гедальевич Штерн] (pdf) читать онлайн

СЕРИЯ

НОВАЯ РУССКАЯ ФАНТАСТИКА

Г.Л. Олди
ВОССТАВШИЕ ИЗ РАЯ

Б. Штерн
ОСТРОВ ЗМЕИНЫЙ

В. Рыбаков
ДЕРНИ ЗА ВЕРЕВОЧКУ

А. Лазарчук
Ж ЕС Т Я Н О Й БОР

Г. Прашкевич
ШКАТУЛКА РЫЦАРЯ

...Миша Шлиман с Машей Сидоровой, как
последние ученики, обитали на последней,
камчадальской парте и были последними
учениками не только в классе, но и, наверно,
во всех хедерах от Мадрида на Западе
до Ташкента на Востоке, что и делало им честь:
быть последними лоботрясами от Стокгольма
на Севере до Аддис-Абебы на Юге — тоже всетаки д о с т и ж е н и е . Зато с той самой
старомодной честью, которую "береги смолоду",
у Мишеля с Машей обстояло неважно: по версии
семьи Сидоровых, Мишель насильно испортил
Машу; по версии Шлиманов — все было
наоборот: Маша коварно соблазнила Мишеля.
Где и когда произошел у них первородный грех,
уже не узнает ни один Держиморда из полиции
нравов. Мало ли...

Борис
ШТЕРН

ОСТРОВ
ЗМЕИНЫЙ
Рассказы
Повесть

Харьков
«ФОЛИО»
Донецк
ИКФ «СТАЛКЕР»
1996

ББК 84.4УКР6-РОС
Ш90

Серия «Новаярусская фантастика»
основана в 1996 году
Издание подготовлено при участии
Творческой мастерской «Второй блин»
(г.Харьков)
Pcда ктор ы -соста вител и
Д Е Громов, О. С Ладыженский
Художник
Д Н. Капельников

Ш

4702010201 - 012
Ёез объявл.
96

ISBN 5-7150-0381-4

© Б.Г. Штерн, 1996
© Д.Е. Громов, О С. Ладыженский,
составление, редакция, 1996
© Д.Н. Капельников, художественное
оформление, 1996

АВТОБИОГРАФИЯ
ШТЕРН Борис Гедальевич
(1947 — предположительно 2010 г.г.)
Водолей. Родился в полпервого ночи в день Свя­
того Валентина (международный День Любви,
14 февраля), в год Свиньи (Кабана?), в Матери
Городов Русских, то ли накануне, то ли сразу по­
сле сталинской денежной реформы, когда ста­
рые деньги уже не «фунциклировали», а за новые
нечего было купить. Нормальное состояние.
С тех пор так и живу и до сих пор не пойму, по­
чему Киев — именно «мать», а не «отец» городов
русских? В этот же день (14 февраля, но в другие
годы) родились: Барух Спиноза и Петр Ефимович
Шелест.
4
Таким образом пережил всех правителей быв­
шего СССР, кроме, разумеется, Ленина — Ленин
всегда живой. Хорошо помню похороны Стали­
на. С гордостью носил траурную повязку, стоял
в карауле у портрета любимого генералиссимуса
в детском саду. Слезы мамы. Слова отца: «Чего
ты плачешь?.. Может, лучше будет». Хорошо
помню Никиту. Видел его живьем на трибуне во
дни 40-летия Советской Украины (1957).
На Крещатике был парад. И я там был. Помахал
ему рукой: мол, держись, Мы/сита!.. Жаль, не
удержался. Отлично помню всех остальных:
Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева, Янаева и опять Горбачева (ноуже другого). Особенно
запомнились три дня правления Янаева (наверно,
рекорд — кто еще на Руси правил меньше?).

4

Б. Штерн,

На вопрос: «Что делал во времена ГКЧП?», чест­
но отвечаю: «Одним глазом смотрел «Лебединое
озеро» и одним пальцем отстукивал на машинке
фантастический рассказ о галактическом инс­
пекторе БелАморе, который всегда клал на по­
литику.
Где работал: где только не работал. Даже
помогал добывать нефть в Сургутс и Нижневар­
товске, даже в Одессе жил и трудился 17 лет,
А 17 лет жизни в Одессе — это не комар напла­
кал. Основная работа ныне: сижу дома на опуш­
ке леса на окраине Киева, курю «Беломорканал»
и стучу чего-нибудь на пишущей машинке в на­
дежде на гонорар. Член Спилки Пысъменныкив.
О фантастике (поскольку называюсь «писателем-фантастом»). Моя первая книжка (ко­
торую прочитал) — фантастический детектив
с четырьмя покушениями и одним убийством.
«Колобок». Восхищен по сей день. Очень советую.
Моя первая книжка (которую издал) — «Чья
планета?» Вышла в свет в 1987 г., когда мне
стукнуло ровно 40 лет. Вторую книжку соби­
рался назвать тоже с вопросительным знаком:
«Кто там?», но назвал почему-то «Рыба любви»
(1991). Значит, называть третью книгу «Что
делать?»уже не придется. И слава Богу! Вообще,
пишу то, что в данный момент хочется писать сказки, фантастику, реалистику, сатиру, иног­
да стихи. Специализироваться в каком-то од­
ном жанре нет потребности. Недавно написал
одноактную пиесу Иногда под плохое настрое­
ние утверждаю. что фантастика —не литера­
тура, а мироощущение; ичтописателей-фантастов вообще не существует, а существуют
хорошие и плохие писатели.
О вкусах. Не люблю литературоведческие
термины (эпитет, метафора, архитектоника
um. п.) — наверно, потому, что закончил одес­

АВТОБИОГРАФИЯ

ский филфак и объелся этими терминами на всю
оставшуюся жизнь.
Настороженно отношусь к писателям-деловарам. Никогда не доставал бумагу, не торговал
книгами, не загонял вагоны с утильсырьем. Но вне
литературы считаю эту деятельность весьма
полезной. Пусть все же каждый занимается сво­
им делом- писатель пусть пописывает, чита­
тель - почитывает, издатель — поиздаевывает, а книжные пираты — попиратствывают.
О женщинах: люблю.
О коллегах-фантастах: уважаю.
О женщинах-фантастках: люблю и уважаю.
Не признаю в литературе «школ» («школа Еф­
ремова», ленинградская [санкт-петербургская?],
малеевская, сибирская, одесская, дальневосточ­
ная. ..). Что за школярство? Писать научить нель­
зя. Умеешь или не умеешь. Но доброжелательное
участие в судьбемолодого автора необходимо. Та­
ким для меня Шефом является Борис Стругацкий,
с которым знаком с 1971 года, считаю это фак­
том своей биографии и иногда хвасталось перед чи­
тательской НФ-публикой.
О смерти. Замечено: хорошие российские фан­
тасты умирают не старыми —Александр Беля­
ев, Иван Ефремов, Аркадий Стругацкий... Скор­
бный список можно продолжить.
Об издательствах: ненавижу ходить по изда­
тельствам. Но: что делать?
О редакторах: когда с гордостью говорят:
«Я — профессиональный редактор!», отвечай:
«Такой профессии не существует!»Хорошему пи­
сателю редактор не нужен —он сам себе редак­
тор. Редактор нужен плохому писателю (плохой
писатель — это писатель без редактора в голо­
ве) — но кому нужен плохой писатель?
Любимый цвет: радуга.
Напиток: и пиво тоже.

5

6

Б. Штерн

Еда: что Бог пошлет.
Верю ли в Бога: неубежденный атеист, сомне­
вающийся неверующий.
Любимый писатель: Антон Павлович Чехов.
Любимая книга: странно, любимый писатель —
Чехов, а любимая книга —«Три мушкетера» («Ко­
лобок» не в счет), при том что Дюма-отец —
не самый сильный писатель. Почему так?
Любимый поэт: два-три десятка стихотво­
рений разных поэтов.
Семейное положение: две жены (в разное вре­
мя!) и две дочери.
Национальность: ежу понятно.
Что еще?
Еще о смерти. В юности одесская цыганка
с Молдаванки нагадала мне 63 года в этой жиз­
ни. Вполне удовлетворен и с тех пор не гадаю.
Значит, через 18 лет в 2010 году пора собирать
вещич кц.

Недостающее
звено

© Б. Штерн, 1972-1983

дом
1
Когда Дом вышел на пенсию, он спустился с небес на
Землю и остался жить в городе у моря. Его прельстили мяг­
кий климат, взбадривающие парные бани из утренних тума­
нов, ласковые птицы и злющие коты, гуляющие по крыше,
а также вид на городские пляжи, где круглые полгода с вы­
соты своего роста он мог любоваться живыми женщинами —
южными, северными и дальневосточными.
Нравился ему и город — в меру провинциальный, город
жил не спеша, размеренно, иногда разморенно; современ­
ные здания скромно возвышались над старинными особня­
ками; живы были и базары под открытым небом, куда при­
возилось все, что есть на свете съедобного, а население,
в отличие от столичного жителя, презирало очереди в мага­
зинах и предпочитало толкаться с кошелками на базарах.
Такая жизнь подходила Дому. Он не стремился в пику ко­
му-то подражать старинным манерам жизни, просто ему
нравились запахи вишневого варенья и жареного картофеля;
просто он любил хозяйничать.
Кто он такой, Дом, не вполне понятно. Он происходил
из семейства Флигелей, но обстоятельства его рождения
окутывала какая-то жгучая тайна, какой-то адюльтер. Ясно
одно: звали его Домом, и он был живым, не в пример зем­
ным домам.
Он был флегматиком по натуре, а зимой над морем хо­
рошо постоять, посмотреть, подумать; но иногда ему хоте­
лось вскочить, хлопнуть дверью, сделать что-то такое...— и
шумный летний город тоже ему подходил. Дом читал книги
о стоящих на рейде кораблях с иностранными названиями,
о платанах и бульварах, о развеселых городских жителях. До­
му нравились эти книги. Он часто перечитывал их, изучал
обстановку и в конце концов решился на переселение, когда
узнал об острой нехватке жилья в городе.

10

Б. Штерн

Город звался Отрадой — для ясности.
Как уже говорилось, Дом выбрал место над самым морем,
у нового фуникулера, принял дряхлый вид — под стать ок­
ружавшим его домам, решил вздремнуть до утра, а потом ос­
мотреться и обдумать свои дальнейшие действия. Он так
и не заснул, потому что с удовольствием разглядывал раз­
ноцветные фонарики на новом фуникулере, а перед самым
рассветом его внимание отвлек шум у соседней шашлычной —
какой-то гражданин ломился в дверь и слезно просил пива.
2

Злостный пенсионер Сухов от скуки вставал так рано, как
никто больше не мог, и не спеша обходил свои владения.
Сначала он шел к мусорному ящику и по обрывкам бумаг
пытался определить, кто из соседей ночью нелегально выно­
сил мусор. Потом он заглядывал в окна своего личного врага
инвалида Короткевича, который почему-то с гордостью
представлялся «инвалидом первой степени». Сухов давно
грозился побить инвалиду морду или окна и вот все похажи­
вал вокруг, примеривался, прицеливался.
Итак, несмотря на теплый май, Сухов вышел во двор
в пальто и в зимней шапке и решил, что он не в тот двор вы­
шел. Еще вчера они с инвалидом Короткевичем жили по-со­
седски стеной к стене, стенкой на стенку, славно ругались,
как собаки, и вдруг за одну ночь между ними построился но­
вый дом... да какой новый дом! Обшарпанный флигель, буд­
то сто лет здесь стоял,— будто так и надо.
Сухову захотелось лечь в постель и послать жену за уча­
стковым врачом. Он почувствовал слабость, как после хоро­
шего скандала. Но он пересилил себя, пошел к шашлычной
и оттуда взглянул на новый дом. Его взгляду открылся фасад—два
узких окна, облинявшая черепица на крыше, кривой деревян­
ный балкон, сквозь который проросла старая акация. Остальных
подробностей Сухов не приметил, ему все было ясно и без под­
робностей: он очень больной чем-то человек, если, прожив всю
жизнь здесь, на Люксембургском бульваре, никогда не видел
этого Дома.
Сухов улегся в постель, а в это время вышел во двор ин­
валид Короткевич.
—Раз-два,—сказал Короткевич и стал делать зарядку по­
среди двора —Руки на ширине ног. Не ругай меня ты, мама,

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

11

что хожу я часто пьяный,— запел он, заглядывая в окна Су­
хову,— Спит, дурак, скоро помрет.
Потом Короткевич увидал новый дом... Он туго сообра­
зил, что никакого дома здесь быть не должно, и быстро за­
ковылял домой, но послал жену не за участковым врачом,
а наоборот — за участковым уполномоченным.
И еще одно утреннее событие — проснулась дворничиха
подметать улицу, обнаружила новый дом и подняла крик.
Выбежал во двор ее зять, грузчик из мебельного магазина,
опешил поначалу, но потом, сказав: «Цыть, мамаша!*, по­
мчался через Люксембургский бульвар к начальнику жи­
лищного управления.
В полдень встретились во дворе начальник жилуправления Мирзахмедский, участковый врач и участковый упол­
номоченный. Они о чем-то беспокойно говорили, разгляды­
вая новый дом, и затравленно озирались — к ним уже
приближался инвалид Короткевич, хромая больше обычно­
го. А Сухов все не мог найти свою шапку и потому запазды­
вал. Комиссия опечатала дверь пластилином и пустилась на­
утек, а Сухов и Короткевич услышали только, как невнятно
бормотал начальник жилищного управления:
— Неучтенная жилпло...
Сухов и Короткевич понимающе улыбнулись и направи­
лись к неучтенной жилплощади. У опечатанной двери их
поджидал дворничихин зять.
— Подвезло гадам! — злодейски сказал зять, тыча паль­
цем в пластилиновую пломбу — Если бы моя власть...
Опять понимающе улыбнулись Сухов и Короткевич и ра­
зошлись по своим квартирам: Сухов налево от опечатанной
двери, Короткевич — направо. Дома Сухов взял молоток и
зубило, а Короткевич схватил ржавый топор. Потом каждый
ударил по своей стене так, что Сухову на голову свалился
собственный портрет, а у Короткевича сломалось топорище.
Через несколько минут Сухов влез сквозь разлом в неуч­
тенный флигель и у противоположной стены стал поджидать
Короткевича.
А вот и он! Выпало три кирпича, и в дыру просунулась
озабоченная пыльная голова.
— Ты что это... без спросу в мою квартиру!? — прошептал
Сухов, удобнее прилаживая в кулаке багетину от упавшего
портрета — Двери тебе нет?

Б. Штерн

3
Дом попытался думать о чем-то своем, но его внимание
отвлекала шумная драка внутри и боль в разломанных сте­
нах. Не так он себе все представлял... он думал, что в него веж­
ливо постучат, он откроет дверь и увидит счастливую семью
с детишками; он покажет новоселам три светлые комнаты,
кухню, туалет и ванную, проведет на огромный чердак, где
можно сушить белье... он надеялся, что сумеет показать то­
вар лицом, да и незаметно разглядеть своих будущих домо­
чадцев.
От поднявшейся пыли Дом расчихался, а Сухов и Корот­
кевич на мгновенье перестали драться и обратили внимание
на странное подрагивание потЬлка.
«Ничего похожего не получилось, —подумал Дом.— Как
видно, первыми подоспели не те люди».
Инвалид Короткевич в это время колотил пенсионера Су­
хова в тесной кухне. Дом хотел было защитить слабого, но
пенсионер, удачно увильнув,' не бросился наутек, а наоборот —
зажал инвалидову голову в дверях и принялся его душить.
Дом.веякого навидался на своем веку, много говорить он
не любил и сейчас знал, что не ошибется. Он выругался подомашнему и чихнул посильнее. Потолок на кухне рухнул,
а Сухов и Короткевич очнулись вечером в городской боль­
нице, но в разных палатах.
4
В жилищном управлении под председательством Мирзахмедского создали комиссию. Она бродила по рухнувше­
му потолку, заглядывала в проломы, морщила нос и назы­
вала дом «аварийным». Постановили: отремонтировать дом
в текущем месяце и вселить в него остронуждающихся в
жилье граждан. Проломы забили досками и фанерой, дверь
опять опечатали и ушли по своим делам.
Весь текущий месяц Дом терпеливо высматривал из окна
ремонтную бригаду; наконец май истек. Дом понял, что у
бригады нет цемента, нет алебастра, нет обоев; что бригада
ремонтирует дома на стороне тем, у кого все это есть; что
Мирзахмедский ничего не может с этой бригадой сделать;
что самой бригады вообще не существует.
Он сам сделал ремонт. Нарастил стены и потолок, побе­
лил кухню, достал с чердака обои с цветочками. Потом ус­
тановил в коридоре телефон и позвонил в жилуправление.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

13

—Дом уже отремонтирован, можно вселяться - с надеж­
дой сказал Дом.
— Перестаньте шутить,— нервно ответили из жилуправления и бросили трубку.— Опять дворничихин .ять зво­
нил,— доложили Мйрзахмедекому.— Все ходит, и ходит, и
звонит, и звонит... добивается улучшения.
— Этот добьется,— вздохнул Мирзахмедский.
Но Дом не для того спускался на Землю, чтобы обивать
официальные пороги с просьбой поставить его на квартир­
ный учет. Он имел свои собственные пороги и хотел при­
влечь к ним внимание. Он подумал, подумал, подпалил чер­
дак и стал ожидать, что будет дальше.
Внимание было оказано, да какое!
Дому было очень приятно — он так красиво полыхал, что
вся Отрада сбежалась посмотреть на него. Больше всех по­
везло шашлычной, где за кружкой пива открывался лучший
вид на горящий пейзаж. Но и продовольственный магазин
с бульвара не был в обиде, да и с пляжа неплохо смотрелся
пожарник.
Пока все смотрели, по двору бегал дворничихин зять с пу­
стым ведром и кричал:
— Где Мирзахмедский?! Уберите этого идиота
Идиотом оказался тот самый подпольный бригадир ре­
монтной бригады. Он вышел из подполья, закрыл грудью
опечатанную дверь горящего дома и разъяснял всем, что без
Мирзахмедского никто не имеет права ее распечатывать. Со­
здалась безвыходная ситуация: дом горит, пожарников не
вызывают, потому что у дома нет адреса, а у Мирзахмедского
от этого дома головные боли, за ним уже послали
Дом плюнул и перестал гореть.
— Граждане, расходитесь! Это была ложная учебная тре­
вога! — вскричал удивленный бригадир.
Вся Отрада недоумевала: попахло жареным и перестало.
Что-то не так происходило, как полагается.
Наконец прибежал перепуганный Мирзахмедский, узнал,
что пожар самопроизвольно закончился и ничего не сгорело,
схватил ненавистного бригадира подпольной бригады за
шкирку с требованием отремонтировать этот чертов дом,
иначе... но бригадира и след простыл. Осталось от бригадира
одно пустое ведро.
—А зачем ремонтировать? —громко спросил Дом.—Дом
давно отремонтирован, можно вселяться.

14

Б. Штерм

— Кто это сказал? — озлобленно спросил Мирзахмед­
ский, оглядывая двор.
Никто не знал.
Мирзахмедский сервал с двери пломбу, вошел в дом, не­
долго там пребывая, вышел и спросил:
— Кто это сделал?
— Что? — спросил дворничихин зять,
— Ремонт.
— Я! — недолго думаа, ответил зять,
Мирзахмедский задумался и пошел обедать в шашлыч­
ную, где буфетчица охарактеризовала ему дворничихиного
зятя с самой лучшей стороны.
5

-

Наконец-то дворничихин зять получил квартиру! Он дол­
го ее добивался.
Он злорадно явйлся кСухову е ордером и бутылкой водки,
чтобы отпраздновать событие. Сухов, выйдя из больницы,
поумнел, изменил тактику, понял, что мировое зло голыми
руками не возьмешь, и купил в комиссионном магазине пи­
шущую машинку. На ней он вскрывал недостатки и бил в ко­
локола. Звону было на всю Отраду. Приходили комиссии,
проверяли пустой дом без адреса — ничего не нашли. Стоит
дом, будто сто лет здесь стоял. Откуда взялся — неизвестно.
Никто в нем не живет, будто так и надо...
С людьми Сухов научился говорить по душам, и жильцы
были очень довольны, если удавалось проскочить мимо него
не здороваясь.
— Слухай сюда, парень,— сказал Сухов дворничихиному
зятю.— Не ходи ты в этот дом. Его скоро снесут, понял? Это
Я тебе говорю. А знаешь ли ты, где потом квартиру полу­
чишь? Аж на самом Хуторе, два часа езды до бульвара.
— Нигде не написано,— е достоинством отвечал зять.—
Хочешь сносить — давай квартиру на бульваре, или не вы­
селюсь, хоть стреляй!;
Так они говорили, а Дом этот разговор слышал. Он обра­
довался и засуетился: исполнялась мечта его старости —об­
рести родную семью, помочь, приласкать, вырастить, а вза­
мен принимать заботу и уважение. Всю ночь он, кряхтя,
скрипя и поднимая пыль, проводил генеральную уборку.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

15

Утром сбылись мечты Дома. Представитель власти Миозахмедский ввел счастливую семью в новую квартиру,тут же
раскланялся и оставил новоселов одних.
6
Семья была не то чтобы большая, но запутанная. Главой,
конечно, был дворничихин зять, грузчик из мебельного ма­
газина. Он недавно развелся с дворничихиной дочкой и вы­
гнал ее из родительского дома за гулянье с другим. Сама
дворничиха, баба жалостливая, работящая, вставала рано,
ложилась рано, чтобы вставать рано, улицу содержала в чи­
стоте, а квартиру в захламлении — неорганизованная мама­
ша, по мнению зятя. Ее старенький муж, кандидат каких-то
гуманитарных наук, полюбил дворничиху еще в конце соро­
ковых годов за то, что она работала в магазине «Продоволь­
ствие». У них еще был поздний сынишка, король микрорай­
она с двумя приводами в детскую комнату милиции.
Еще несколько приятных минут испытал Дом в тот же ве­
чер в ожидании гостей на новоселье. С о стороны зятя при­
шли его коллеги по перевозке мебели, дворничиха позвала
буфетчицу из шашлычной, старик-кандидат пригласил двух
аспирантов-гуманитариев из университета, ну и сынишка дал
клич, и в дом заявилось немного малолетней шпаны. Гуляли
долго. Грузчики философствовали, гуманитарии скверносло­
вили, буфетчица с дворничихой плакали о своих загублен­
ных молодостях, шпана плевала с балкона на крышу шаш­
лычной и чуть не попала на фуражку участкового
уполномоченного, который шел разнимать и мирить опять
подравшихся Сухова и Короткевича.
На том и разошлись, пьяные и заплаканные.
Дом еще пребывал в благодушном настроении, когда зять
снял со стены подлинного Ренуара и повесил картину неиз­
вестного художника, изображавшую преследование волками
ночью в степи какого-то перепуганного всадника в рыжей
шубе. Дом еще только недоумевал, разглядывая, как седой
кандидат гуманитарных наук прилаживает в ванне самогон­
ный аппарат, а дворничиха мерит швейным метром стены
и шевелит губами.
Затем навалилась прорва событий, от которых Дому стало
плохо. Зять перегородил комнаты досками, завесил просты­
нями и запустил в дом диких курортников. Двадцать восемь

16

Б. Штерн

человек, не считая детей, варили на одной плите, ломились
в один туалет, проклинали друг друга, дом, хозяйку, город­
ской транспорт и эту жизнь, швыряли окурки в цветник на
балконе — не описать всех унижений, которые терпел Дом.
А дворничиха уже мерила швейным метром чердак и ше­
велила губами.
Дом заболел. В углах выступила плесень, под обоями за­
велись клопы, По ночам он скрипел и не мог заснуть. Дикари
стали жаловаться на сырость й требовать снижения цен за
койки, но с зятем разговор был короткий — кому не нравит­
ся? Скатертью дорога, других найдем.
Дом вызвал врача.
7
Врач, старый друг из семейства Теремков, прибыл ночью,
простучал стены, поковырялся в чердаке, измерил давление
на фундамент. ,
— Вирусный грибок;— доложил Теремок Дому — Через
неделю пройдет и не вспомнишь. От клопов принимай «Клоповыводитель-73»
— Нервы у меня не в порядке,— жаловался Дом.
—Ты, Флигель, не дури. Стар уже, сам знаешь, что почем.
Шугани всю братию подальше и возьми достойную семью.
Впрочем, завтра проконсультируюсь с профессором. Про­
щай, спешу!
— Буду ждать! — крикнул Дом вдогонку.— Ведро цемента
размешаем, повеселимся!
На следующий день явился профессор. Ах, ах, застеклен­
ная галерея, крылатые львы у входа, купол с витражами —
интеллигент из старинных Особняков, не в пример канди­
дату самогонных наук.
— Тэк-с, голубчик... дышать, не дышать... Развалитесь от
первого легкого землетрясения, если не выполните моих
предписаний. Во-первых: полностью очистить помещение.
Полезны сквознячок, сон, свежий воздух, полный покой. Вовторых: подыщите приличную семью, а лучше достойную
молодую девушку... впрочем, парня, все равно, и проведите
его по жизни. Доходит, надеюсь? Желаю здравствовать и
пребывать в добром здравии, что, впрочем, одно и то же.
— Спасибо, профессор,— робко отвечал Дом.— Не отка­
житесь, вот... ведро с цементом. Чем богаты!

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

17

— Вы, похоже, из флигельных? - спрашивал профессор,
удобно располагаясь у нового фуникулера.— Лет сто, поди?
Ну а мне, голубчик, пятьсот с лишком. Родился в Италии,
эмигрировал в Россию в суворовские времена. Вы мне нра­
витесь. Ваш Ренуар на чердаке... в каком году покупали и по­
чему на чердаке? Ваш Ренуар изобличает у вас хороший вкус,
чувствительность и разное прочее.
— Как здоровье мадам Особняк? — спрашивал Дом, на­
слаждаясь беседой
Редко выпадали Дому подобные счастливые минуты.
8

Дом понимал, что врачи правы, и что давно пора шугануть
всю братию вон, но он все медлил, сомневался, на что-то наде­
ялся. Вот и лето прошло, и курортники разъехались, и канди­
дата наук выперли наконец на пенсию по анонимке Сухова за
неэтичное бытовое поведение, но жизнь Дома лучше не стано­
вилась. Его терпение истощилось, когда сынишка с дружками
притащили вешать на чердак живого кота, Дом предъявил уль­
тиматум: если в течение двадцати четырех часов семейка не
возьмется за ум и не начнет жить, как люди, то...
Но все только плевались через левое плечо, услыхав ут­
робный голос с чердака.
Тогда Дом объявил террор .
В бой была брошена зеленая плесень. Она испортила обои,
мебель и забралась в самогонный аппарат Но семейку все
это не очень взволновало, потому что друзья приносили зя­
тю дешевый спирт, который использовался на мебельной
фабрике для полировки столов и буфетов. Спирт был не в при­
мер крепче самогона.
Дом отключил отопление, но зять пригнал из мебельного
магазина грузовик бракованной мебели, установил в кварти­
ре «буржуйку» и приказал теще рубить мебель на дрова.
Дом побоялся настоящего пожара, включил отопитель­
ные радиаторы, зато перекрыл воду. Но семейка и в лучшие
времена умывалась с ленцой, а раз такое дело, то и умывать­
ся перестала. Воду для супа дворничиха таскала из дворовой
колонки, тем дело и закончилось.
Дом отключил свет стали жечь свечи. Наслал мышей,
они съели свечи- - стали жечь лучину.
Темные люди.
Рухнул балкон, засорился унитаз, свалились обои, окна
не открывались, а двери не закрывались, мусорные, ведра

18

Б. Штерн

бродили ночью по паркету, а паркет трещ ал, будто щелкал
зубами; потолок осы пался на плиту и гасил газ.
Тщ етно.
Д ом предпринял психологическую атаку. Он долго колдо­
вал на чердаке, и однажды оттуда выполз огромны й, ж ир­
ны й, величиной в диван, десятилапы й черный таракан и
влез в квартиру. Испуг, конечно, был - кандидат наук с по­
хм елья сильно кричал, но м альчиш ка только взвыл от радо­
сти, убил чудовище из рогатки и выставил трофей на балкон
д ля всеобщего устраш ения жителей Отрады.
Д ом сдался.
— Неудачное вы место выбрали,— неуверенно говорил
О собняк в очередное посещ ение — Впрочем, я доволен. И с­
то р и я ваш ей болезни представляет определенную научную
ценность. К райне редкая смесь идиотизм а и невежества. О т
всех болезней вылечивает стрихнин. Может, попробуете?

9
С пасительны е вести принес М ирзахмедский.
Х итры й зять давно уже писал и ходил по инстанциям
и требовал новую квартиру взамен аварийной. Он знал, что
делал, хотя его и пригрозили привлечь к ответственности за
антисанитарное состояние жилья. В результате его посещ е­
н и й горсовет обратил вним ание на то, что неказисты й ф ли ­
гель намертво закрывает вид на здание нового фуникулера.
— Пожалуй, снесем,— реш или в горсовете,— Благоустро­
и м территорию , разобьем клумбу...
В еликомученик М ирзахмедский м чался со светящ им ся
л и ко м через две ступеньки.
— Б ы стро выметайтесь! — закричал он.— С глаз долой, на
Х утор бабочек ловить! Д ом послезавтра сносят. Будет здесь
клумба и новая жизнь. Вон 1 Грузовик для переезда за счет
жилуправления, грузчики... за мой счет.
— С ам валяй на Хутор,— отвечал зять.— Покажи, где
в К онституции написано? Н игде не написано. Дадут кварти­
ру на бульваре — перееду- Нет — не надо.
— О ставайся,— сказал М ирзахмедский и попробовал сде­
лать равнодуш ны й вид.— Оставайся. Завтра отклю чаем свет,
воду, газ, телефон, отопление.
З ять в ответ по-дьявольски захохотал, а М ирзахмедский
схватился за сердце и ушел.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

19

Бедный Дом остался один в тревоге в ожидании. Это
был его последний шанс — или он с обрыва, или семейка
на Хутор,
Вечером проведали его Особняк в Теремок.
— Мой тебе совет: поменяй климат,—посоветовал: Тере­
мок— Есть много чудесных городов е острой жилищной
проблемой... скажем,, Вологда, Смоленск, Саратов,..
— Не знаю, не знаю, дружище, —горестно отвечал Дом.—
Очень уж мне по книгам Отрада понравилась, очень уж.
— Что книги...— вздыхал добродушный Особняк,— У ме­
ня в Суздале знакомства, Суздаль я вам могу устроить. Не­
плохой район, древнерусский стиль, обеспечат надежной мо­
лодой семьей с детишками, заживете, поправитесь...
—Дайте мне только сдыхаться от этой напасти!' — выпла­
кивался Дом,— У меня, понимаете, в чердаке все перепута­
лось, Происходит, понимаете, переоценка ценностей.
Дом так и не решил, что ои. будет делать после выселе­
ния. Он махнул на все и покорно ожидал дальнейших со­
бытий.
После недельного молчания горсовет выделил зятю квар­
тиру на бульваре. А что был®делать —милиции он не боялся,
не вызывать же войска7
Семейка наконец переехала, а на следующий день должен
бъш явиться бульдозер^
10

Друзья всю ночь готовюгнДям к эвакуации, сам он не мог
пошевелиться.
Ему снились кошмары, он вздрагивал, просыпался. На­
верху пронеслиеь слухи, что Дом помирает. Откуда только
взялись древние лачужки и. землянки, бродят вокруг, шушу­
каются, шарахаются от нового: фуникулера, У шашлычной
присели кривые бараки и хромые сараи, просят милостыню
у проходящей мимо казйрмы. Дом изумляется, думает—что
за бред? — силится встать во весь рост, крикнуть во весь го­
лос, но только хрипит и хлопает форточкой.
Но тут на Люксембургском бульваре появляются пьяные
кабаки и трактиры, грязные притоны и ночлежки, игорные
дома и веселые заведения Перед Домом пляшут какие-то
деревянные остроконечные заборы, он силится убежать от
них, но сомнения начинают терзать его— а не плюнуть ли
на все, не уйти ли с веселой гои-компанией? — как вдруг он
слышит голос профессора и просыпается.

20

Б. Штерн

— Пора, голубчик,— говорит Особняк.— В Суздале все
подготовлено, вас ждут не дождутся хорошие люди.
И Дом наконец понимает, что Суздаль, конечно, очень хо­
роший город, но ведь тогда погибнет его девственная мечта
о жемчужине у моря!
— Нет, профессор, я остаюсь,—сказал Дом.
Он решил рискнуть в последний раз.
11

Все утро бульдозер рычал, корежил мостовую и тщетно
пытался снести ветхий флигель Зрелище не уступало про­
шлогоднему пожару.
Когда бульдозер выдохся, его заменил подъемный кран.
Он раскачал на канате трехсоткилограммовую болванку
и запустил ее, целясь в окна. Болванка срикошетила, обру­
шилась на шашлычную и разнесла ее вдребезги —к счастью,
никто не пострадал, кроме буфетчицы, у которой погибли
под развалинами ipn ящика с левой водкой. Ошарашенного
водителя сняли с подъемного крана и препроводили на ал­
когольную экспертизу. Ко всеобщему удивлению, он оказал­
ся трезвым, но шашлычной от этого легче не стало.
Что делать?
Кто-то предложил взорвать дом динамитом; сами решить
побоялись, позвонили в Киев. Там страшно удивились —
кому это в голову взбрело?!
Черт с ним, пусть стоит, что за дебаты вокруг какого-то
флигеля! Пускай стоит, может быть, это в далеком прошлом
архитектурный памятник.
И Дом стоял месяц, второй, третий и угрюмо ждал. Сухов
и Короткевич боялись к нему подходить и даже помирились
на этой почве. Иногда Мирзахмедский приводил на смотри­
ны остро нуждающихся в жилье граждан, они разглядывали
внутреннее состояние дома и уходили невеселые.
Их можно было понять: развалины шашлычной, таинст­
венные события, дурная слава.
Роковой дом.
12

Но вот однажды.
Когда пришла весна.
Пришел в жилуправление.
Один из главных героев этой длинной истории.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

21

Молодой человек двадцати трех лет
Виктор Сергеевич Андрианов.
И предъявил разрешение горсовета на вселение в таинст­
венный дом.
—А вы кто такой будете? — подозрительно спросил Мир­
захмедский.
— М-маляр я,— неуверенно ответил Виктор Сергеевич.
— Маляр?! — обрадовался Мирзахмедский и повел пока­
зывать квартиру.—Сносить не будем, живи вечно! Странный
дом, но к нему надо по-человечески подойти... Жаль, маля­
ров не хватает.
'
Дом угрюмо молчал. Он давно не верил словам. Он раз­
глядывал нового жильца и думал: шугануть его прямо сейчас
или подождать, пока уйдет Мирзахмедский?
— Романтический такой флигелек..,— раздумывал вслух
Виктор Сергеевич.—Всегда хотел иметь свою комнату... а тут
целая квартира.
— Главное не дом, а кто в доме живет, верно? — подбад­
ривал Мирзахмедский.—Грузовик для переезда за счет жилуправления, грузчики... за мой счет.
И Виктор Сергеевич переехал в свой новый дом, но на
трамвае.
Он ласково похлопал дом по дверному^ косяку и вошел.
Он побродил по комнатам, повыглядывал в окна, покачал
головой при виде разрушенного балкона. Потом он пошел
в жилуправление, взял стремянку и принялся заделывать
огромную трещину в стене.
— Тебя как зовут? — наконец сердито спросил Дом.
—Витька,—ответил Виктор Сергеевич. От испуга он чуть
было не свалился со стремянки, хотя и ожидал чего-то по­
добного.
— Ладно, посмотрим,— пробурчал Дом.
Они зажили вдвоем, присматриваясь друг к другу. Дом
много спал и восстанавливал здоровье; Витька или спал, или
читал, или шлялся по улицам, подсчитывая, сколько живет
в Отраде алебастровых львов.
—А почему «Витька»? —однажды спросил Дом.—Почему
не по имени-отчеству?
— С детства повелось,— охотно отвечал Виктор Сергее­
вич,— Витька да Витька, вот потому и Витька.
—Ты где работаешь?

22

Б. Штерн

— Нигде.
— Это как?
— Пока нигде. Из института вытурили.
— А институт у тебя какой был?
— Художественный.
— Да ну! — с уважением воскликнул Дом— А чего ж ты
не рисуешь?
—Вдохновения нет
— Ладно, посмотрим,— опять буркнул Дом.
Ночью он завел будильник и разбудил Виктора Сергееви­
ча в семь утра.
— Что за черт, в такую рань!— удивился тот.
— Иди на чердак, вз1 ляни на Ренуара.
— Настоящий? — шепотом спросил Виктор Сергеевич,
спустившись с чердака.
— На толкучку не понесешь?
Витька обиделся, а Дом почувствовал, как внутри у него
начала затягиваться огромная трещина.
— В общем так...- сказал Дом.— Ты неплохой богомаз,
листал я твои альбомы. Осенью первым делом вернешься в
институт...
— Не примут.
— А за что тебя вытурили?
— Да так...— отмахнулся Витька
— Ясно. Лето впереди, напишешь пару картин на уровне
мировых стандартов — сразу примут.
— Какие стандарты? - рассердился Виктор Сергеевич,—
Денег нет на краски!
—Слушай, я для тебя все сделаю!-—торячо зашептал Дом,
и его волнение передалось Виктору Сергеевичу,—Ты непло­
хой парень... хороший, только дурной. Будешь учиться у луч­
ших галактических художников, писать живыми красками
объемные картины, увидишь такое, чего никто на Земле не
видел... ты кто, дворничихин зять? Чего вы все ходите и на
жизнь жалуетесь?
Всю ночь Виктор Сергеевич не спал, курил. С восходом
солнца он сел на обломки шашлычной и набросал портрет
Дома. Дому портрет не понравился:
— Себя не узнаю. Зайди со стороны фуникулера.
— Давно не рисовал,— оправдывался Витька.— У тебя,
случайно, нет такой кисти, чтобы сама...

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

23

— Нет,— вздохнул Дом, наращивая балкон,— Искусство
дело темное.
Виктор Сергеевич тоже вздохнул и поплелся с мольбер­
том к фуникулеру.
13

В сентябре Виктор Сергеевич предъявил работы за зим­
нюю сессию, и его вернули в институт на курс ниже. Дом на­
врал ему — никаких художников он не знал, никаких живых
красок в природе не существовало — рисовали везде одина­
ково: карандашом на бумаге, кистями на холстах. Виктор
Сергеевич вскоре понял это, но не рассердился. Приходил Мирзахмедский, разглядывал портреты Дома,
уважительно называл Витьку Виктором Сергеевичем, позд­
равлял с Днем Рождения, жаловался на сердце.
Заглянул как-то Сухов поговорить по душам, но Дом
слегка чихнул, и Сухов сразу раскланялся.
Иногда в их жизни случались несчастья: повадилась к Витьке
богема пить водку, лапать пальцами Ренуара и обо всем знать.
Дом сразу вспомнил сынка-хулигана. Вскоре двое богемцев по­
скользнулись на лестнице, а на третьего упало что-то тяжелое.
В конце рассказа Виктор Сергеевич сильно загрустил.
Кошки в саду мяукали, мешали ему спать. Не было у него ни
друзей, ни... хороших знакомых.
Однажды Витька сказал Дому:
—Ты, старик, того... причепурись. Сегодня у нас будут гости.
— Кто? — поинтересовался Дом — Если волосатые и бо­
родатые — не пущу.
— Один гость будет. Без бороды.
Дом понял и засуетился
Пришла блондинка Витькиных лет.
— Знакомься,— сказал ей Виктор Сергеевич,— Мой Дом.
—Я Людмила,— представилась блондинка.
— Очень приятно,— ответил Дом.
Блондинка несказанно удивилась, а Виктор Сергеевич на­
плел ей что-то про спрятанный магнитофон.
Весь вечер они разглядывали Ренуара. Виктор Сергеевич
очень стеснялся, наконец вышел на кухню и сказал Дому:
— Ты отвернись, что ли...
Дом отвернулся и стал смотреть на темное Черное море
и на пустой пляж на его берегу.

24

Б. Ш терн

ДЕД МОРОЗ
Начальник отдела дошкольных учреждений подошел к
окну. За окном стояло морозное тридцатое декабря и пока­
зывало начальнику кукиш. На улице ни души — город Нефтесеверск добывал предновогоднюю нефть.
«Что же делать? — подумал начальник — Платить из го­
сударственного кармана? В принципе можно из государст­
венного... хотя и беспринципно. Не платить... Значит, два де­
тских сада будут жаловаться, и справедливо».
Начальник опять выглянул в окно. Под окном стоял ста­
рик с седой бородой и, состроив'из ладони козырек, загля­
дывал в кабинет начальника.
Этому что надо?
Старик отошел от окна и направился за угол к входной
двери отдела дошкольных учреждений.
«Если б с улицы набрать,— подумал начальник,— Вот та­
ких бичей божьих... а ведь он ко мне!»
И верно: приоткрылась дверь, и в кабинет просунулась се­
дая борода.
— Входите, входите! — засуетился начальник.
— У вас веника нету? — спросил старик.
— Входите, и так грязно!
Старик затопал ногами, потом снял шапку и принялся
сбивать снег с пальто. Снег таял на полу, начальник разду­
мывал, как бы половчее уговорить старичка.
— Очень рад,— сказал начальник.— Вы-то мне и нужны!
Давненько вас поджидаю.
Старичок заморгал от удивления.
— Видите ли...
—Все вижу. Почтенный возраст... старикам везде у нас по­
чет. Курите, если курите.
Старик поспешно достал кисет и начал крутить козью
ножку.
— Где работаете, на буровой? — продолжал начальник,
раздувая ноздри от давно позабытого запаха махорки.—Вну­
ки в детском саду устроены? Нет? А, внуков нет... Но мы все
для вас сделаем... устроим, разберемся, откликнемся. Но и
вы нам должны помочь. Вы уважаете теперешнюю моло­
дежь?
— Постольку-поскольку...
— Я с вами полностью согласен! Вы не знаете ли Белохватского из драмтеатра?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

25

— Не имел чести...
— Не велика честь его знать. Обыкновенный рвач. Плати
ему, понимаешь, двойной тариф, иначе он Деда Мороза иг­
рать не будет. И других артистов подбил! А у меня детские
сады, вы понимаете?
—Я так понял, что вы предлагаете мне это... того...
— Нет... то есть да! Именно «того»! Не перебивайте, я еще
не объяснил всей вашей выгоды. Возьмите на себя два праз­
дничных утренника, сегодня и завтра, и подзаработайте
к Новому Году. Смотрите, какое у вас пальто. Воротник ис­
трепался, пуговицы разные... и шапка.
—Шапка как шапка,—расстроился старик.— Из кролика.
— Вы не обижайтесь. Я хочу как лучше. Вот и теплые бо­
тинки могли бы куйить. Холодно в туфлях? Холодно. Деньги
получите сразу после утренника, я позабочусь. Дед-морозовский реквизит у нас есть... Эх, ничего не выйдет! Вы не ус­
пеете выучить роль.
— Успею, успею, мне не впервой! — замахал руками ста­
рик,—Я роль знаю, мне бы только повторить.
— Бывают же совпадения,— удивился начальник.— Вы,
собственно, по какому делу?
—Я это...— забормотал старик,—За тем и пришел... В Дед
Морозы.
***
В детском саду беспокойно, родители очень недоволь­
ны,— они отпросились с работы, почему утренник не начи­
нается?
—Дед Мороз задержался,—успокаивает всех заведующая
детским садом.
А вот и Дед Мороз. Он только что вошел, взгромоздил
узел с реквизитом на детские шкафчики, отжимает бороду,
оттаивает. Никто на него внимания не обращает, лишь одна
старенькая уборщица узнала его и позвала заведующую:
— Дед Мороз пришел!
Родители усаживаются в музыкальном зале кто на чем, а
заведующая ведет старика в свой кабинет.
Там он снимает пальто и остается в какой-то выцветшей
железнодорожной униформе.
—М-да,—разочарованно говорит заведующая.—Предупреж­
даю, что бумагу подпишу вам после полного часа, а то в прошлом
году один такой... похожий на вас... схитрил и испортил нам весь

26

Б. Штерн

утренник. Простыня с подарками в левом углу под окном, не
забудьте. Борода у вас настоящая, не пойму? Быстро пере­
одевайтесь, и за работу. Начинаем.
Старик поспешно снимает железнодорожную униформу
и надевает красный халат на ватине. Смотрит в зеркало. В ха­
лате застряли желтые елочные иголки от прошлогоднего ут­
ренника. Надевает красную шапку с серебристыми звездоч­
ками, черные валенки е бумажными снежинками, красит
помадой щеки и нос Распушает бороду. Вдруг пугается, до­
стает из кармана мятую школьную тетрадку, листает, возво­
дит глаза к потолку и шевелит губами.
Из зала доносятся звуки рояля.
— Дети, а кто должен к нам прийти? — спрашивает му­
зыкальная руководительница.
— Дед Мороз...— нестройно отвечают дети.
— Верно! Молодцы! Позовем его! Вместе, хором: Де-ду­
шка Мо-роз!
Старик выбегает из кабинета и мчится по коридору. Ро­
дители в дверях, улыбаясь, уступают ему дорогу.
— Де-ду-шка Мо-роз! — зовут дети.
—Слышу, слышу! - кричит старик.- Бегу!
Музыкальная руководительница начинает играть «Марш
Деда Мороза», старик начинает петь и входит в зал:
Разыгралися метели,
Стонут сосны, стонут ели...

Вдруг он с ужасом вспоминает, что забыл в автобусе свой
главный реквизит — толстую суковатую волшебную палку.
— Склеротик ненормальный,— бормочет он и устремля­
ется к выходу
Родители смеются, но музыкальной руководительнице не
до смеха. Она пытается спасти положение:
— Дедушка Мороз, что случилось? Расскажи нам! Может
быть, мы все вместе тебе поможем.
—Палку забыл в автобусе... ах, да, виноват. Дорогие детки,
у меня большое несчастье! Злой серый волк украл мою вол­
шебную палку! Что мне теперь делать?
Дети в недоумении. Музыкальнаяруководительница
пристально смотрит на уборщицу, та отправляется на кухню
и начинает наклеивать на половую щетку кусочки ваты.
—Дедушка Мороз, разве ты не видишь, что для тебя при­
готовили дети? —ласково спрашивает музыкальная руково­
дительница и злобно разглядывает старика.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

27

Тот все еще неуклюже топчется посреди зала и наконец
замечает елку.
— Ого-го, какая елка! — восторгается он.— Боже ж мой,
какие игрушки, какие хлопушки!
Музыкальная руководительница начинает закипать. Ста­
рик поглядывает на нее и думает: «Зачем я Бога приплел?
Еще бумагу не подпишут...»
Пора усаживаться под елкой. Больше всего в этом старо­
давнем новогоднем сценарии ему нравятся двадцать минут
сидения под елкой.
—Устал я, детки,— кряхтит старик,—Дорога была нелег­
кой, инфаркт дает себя знать. Сяду под елочкой, отдохну...
А где мой стул? — вдруг пугается старик.
Родители хохочут, музрук страшными глазами ищет
уборщицу. Та приносит стул и красивую волшебную швабру:
— Вот, дедушка, Снегурочка тебе передала. Она эту палку
у серого волка отняла. Садись, светик.
— Спасибо, бабуля,— шепчет старик — Если б не ты, не
знал, что и делать.
Наконец усаживается.
—Дедушка Мороз,—говорит музыкальная руководитель­
ница.— Послушай, какие стишки выучили дети специально
для тебя. Вовочка!
«Елки-палки! — вспоминает старик — Совсем забыл!»
Он вскакивает, грозно размахивая швкброй:
—Извини, Вовочка! Сейчас своей волшебной палкой я за­
жгу лампочки на елке!
— Рано еще! — шипит музыкальная руководительница.
—Не волнуйся, голубка, все будет хорошо, пусть детишки
порадуются. Раз, два, три, елка, зажгись!
Неудача.
Через весь зал, скользя по мастике, мчится к розетке
уборщица. Она кивает старику и, когда тот, свалив вину на
злополучного серого волка, опять кричит: «Елка, зажгись!»,
втыкает вилку в розетку.
Слышится треск, летят искры, и детский сад погружается
во тьму.
— Пробки сгорели! — ахают родители.
— Это не пробки! — слышится голос многострадальной
музыкальной руководительницы,—Это Дедушка Мороз рас­
скажет в стихах о своем путешествии.
В это время два знающих папы, зажигая спички, отправ­
ляются в коридор к пробкам.

28

Б. Штерн

— Почему в стихах?! — возмущается в темноте старик.—
Я точно помню, что не в стихах... или в стихах?
Он нащупывает стул, распахивает халат и пускается по те­
чению:
— Какие уж тут стихи, детки... Тут стихами не передашь!
Трудное было путешествие, должен вам сказать, малыши.
Я вышел из леса, был сильный мороз. А я, хоть и Дед Мороз,
но тоже живой человек, верно? Не возвращаться же назад,
когда меня ждут такие хорошие дети. Вот. Как вдруг ко мне изза елки выбегают мохнатые волки! Садись, Айболит.» э-э... не
то... Садись, Дед Мороз, верхом, мы живо тебя довезем. Если б
не эти добрые волки, тю-тю... не видать вам меня на елке!
Зажигается свет, старик едва успевает запахнуть халат. Му­
зыкальная руководительница оцепенело глядит на клавиши.
— Продолжим утренник,— устало говорит старик.— Где
там Вовочка?
-Я !
— Не ковыряй Йносике. Давай свое стихотворение.
Села муха на варенье,
Вот и все стихотворенье.

— И все?
—Ага!
—Дружно поаплодируем Вовочке! —оживает музыкальная
руководительница— Сейчас девочки-снежинки из младшей
группы станцуют танец!
Старик умиленно наблюдает, как танцуют снежинки.
—А сейчас станцуют мальчики-зайчики из средней группы!
Пока зайчики танцуют, старик отдыхает.
—А сейчас нам станцует Дедушка Мороз...—музыкальная
руководительница смотрит на перепуганного старика и ме­
няет решение.— Нет! Пусть лучше Коленька загадает Де­
душке Морозу загадку. Посмотрим, как он умеет отгадывать.
Танцевать, слава богу, уже не надо; зато наступает самое
страшное для старика — отгадывание загадок.
Выходит Коленька и загадывает:
О н веселый и см еш ной,
Д лин ноносы й,озорн ой,
В красной ш апке на макушке,
А зовут его...

«Буратино, что ли?..» — лихорадочно соображает старик.
Наконец догадывается:

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

29

— Петрушка! — радостно кричит он.
Коленька смотрит с недоумением, музыкальная руково­
дительница готова разрыдаться.
— Нет,— говорит Коленька.
Старик удручен. Он чувствует, что отгадал правильно.
— Как же «нет», как же «нет»?! — суетится он — Петрушка,
точно! Могу поспорить.
— Да нет, все правильно,— обижается Коленька.— Но ты
должен был сначала не угадать. Надо было сначала ответить
«лягушка», потом «подушка», а потом уже ты должен был уга­
дать. Такая игра, понимаешь?
— Непонятливый я,— сердится старик.— В следующий
раз буду знать.
Утренник близится к концу.
—Дедушка Мороз, а что ты еще забыл? —спрашивает му­
зыкальная руководительница.
— Не помню, что я забыл,— сердится старик.
На этот раз он действует точно по сценарию, хотя и не
знает этого. Музрук счастлива:
— Дети, напомним Дедушке Морозу, что он еще забыл!
Хором!
— По-дар-ки! — кричат дети.
—Точно! —радуется старик.—Я добрый Дедушка Мороз,
я подарки вам принес! Они находятся в этом зале. Сейчас их
отыщет моя волшебная палка.
Старик хорошо помнит, где спрятаны подарки. Он торже­
ственно шествует в правый угол, раздвигает родителей, но
подарков не находит. Направляется в другой угол, в третий...
наконец бредет в последний, четвертый угол. Там у просты­
ни с подарками сидит малолетний шкет и, пуская шоколад­
ные слюни, потрошит кулек с конфетами.
— Идем, малыш, поможешь мне раздать подарки,—уста­
ло говорит старик.
***
В кабинете его ожидали насупленные заведующая и му­
зыкальная руководительница.
— Вы сорвали нам утренник,— сказала заведующая.—
Я вам бумагу не подпишу.
— Но я провел утренник до конца,— робко возразил ста­
рик.— И потом, я ведь не специалист...

30

Б. Штерн

— Это не наше дело! — вспыхнула музыкальная руководи­
тельница и разрыдалась.— У меня есть методика, утвержден­
ный сценарий... а вы... Разве это утренник? Это черт знает что!
В кабинет вошли две мамы.
— Мы из родительского комитета,— представилась пер-*
вая мама.— Мы хотим поблагодарить Деда Мороза. Выло
очень весело, вы хороший артист.
— Разрешите от имели...— сказала вторая мама и сунула
старику кулек с конфетами.
Когда делегация удалилась, музыкальная руководитель­
ница перестала рыдать и задумалась, а заведующая поколе­
балась и подписала бумагу.
Старик быстро переоделся и, как молодой, помчался в от­
дел дошкольных учреждений. Там его ожидали начальник
и конверт с деньгами. Начальник пожал ему руку.
— Детские магазины до скольких открыты? — спросил
старик.
>
— По-моему, уже все закрыто.
— Как? —опешил старик и заспешил в центральный уни­
вермаг.
Оттуда он вышел радостный, с пакетиком под мышкой.
Оставалось сделать еще два дела, а потом домой.
Он зашел в кулинарию, там было пусто.
—Все продано, закрываем,—сказал мясник, громко щел­
кая большим навесным замком.
— Мне костей... килограммов пять.„ а лучше шесть,— по­
просил старик.
Мясник так удивился, что отложил замок и в придачу
к костям нашел пустой мешок и немного мяса.
Старик очень благодарил.
И наконец последнее дело.
Но винарка была уже закрыта.
Старик тихонько постучал.
— Закрыто уже, не видишь?! — взревела изнутри винарщица, но старик так скорбно промолчал, что она впустила
его и налила стакан вермута.
Вермут утеплил ему душу.
Вот и все.
Он с теплой душой сел в автобус и поехал в самый даль­
ний район Нефтесеверска. Ему уступили место, он сел у окна
и прищурился в темноту. Потом он развернул пакетик и ра­
довался, разглядывая розовую пуховую шапочку и шарфик.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

31

Потом автобус опустел, а он все ехал; потом он съел конфетку
из подарочного кулька и увидел, что автобус подъезжает к ко­
нечной остановке. Он торопливо развязал узел, снял пальто
и опять оделся Дедом Морозом. Водитель посмотрел на него
и улыбнулся.
Медленно падал снег. Было темновато, но старик легко
находил дорогу. Он обошел последний дом, пересек забитый
сваями котлован и очутился на опушке леса.
Здесь он тихонько свистнул. К нему подбежали два мате­
рых волка, запряженных в легкие сани.
— Как дела? — спросили волки.
— Нормально,— ответил старик.
— Принес что-нибудь?
Старик похлопал по мешку. Волки принюхались и сказали:
— Нормально.
Старик уселся в сани, и видимость растаяла за пушистым
снегом.
Ехал он лесотундрой к своей избушке часа два, чуть не за­
мерз. Грелся у газовых факелов.
Его встречали Снегурочка, горячий чай и теплая постель.
Даже Деду Морозу нужно немного теняа.

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ РАССКАЗ N 1
3
Завод находился в городе Н-ске на юге европейской части
страны и носил звучное название «Алитет»,—оно произошло
из двух слов: «алюминиевое литье». Директор завода Сергей
Кондратьевнч Осколик заперся в своем кабинете и ожидал
телефонного звонка.
Звонок. Осколик схватил трубку.
—С вами будет говорить Зауральск.
— Спасибо, девушка... Алло, Зауральск?
—Сергей Кондратьевнч... люминия...
—Слышу тебя, Лебедев! Что с алюминием? Сколько алю­
миния?
— ...волочи.., люминия.»
— Девушка, ничего не слышно!
— Ваш Лебедев говорит, что они, сволочи, не дают ему
алюминия.

32

Б. Штерн

— Не мо>кет быть! Они срывают поставки! У нас догово­
ренность! Лебедев! Девушка!
— Кроме того, он говорит, что железная дорога не дает ва­
гонов под алюминии.
— Лебедев! Ты слышишь? Не уезжай! Умри там!
— Он говорит, что командировочные закончились.
— Передайте: зарплату вышлем телеграфом. К празднику
персональная премия!
— Он говорит, что еще не был в отпуске.
— Девушка, передайте ему, что...
; — Связь с Зауральском прервана.
2

Сергей Кондратьевич откинулся в кресле и вздрогнул —
прямо перед ним стоял незнакомый человек с протянутой
для рукопожатия рукой. Человек как человек, но в запертый
кабинет он войти? не мог... значит, влетел в окно.
— Директор родственного вам предприятия,— предста­
вился незнакомец.
— Очень приятно,— сердито буркнул Осколик.— Как вы
сюда попали?
Незнакомец опустил руку, посмотрел в окно и уклонился
от прямого ответа:
— Будем считать, что вошел в дверь. Не это сейчас важно.
Я слышал, что у вас трудности с сырьем?
— Завод завтра остановится,— ответил Осколик.
— Могу помочь. У меня скопились большие запасы алю­
миния. Для начала... тридцати тонн достаточно? Платформы
стоят у ворот, позвоните на проходную, чтобы пропустили.
Тридцати тонн алюминия хватило бы заводу до конца не­
дели. Но что все это значит? Сергей Кондратьевич не имел
никакого религиозного образования, но сразу вспомнил сю­
жеты о сделках с дьяволом. Он внимательно осмотрел незна­
комца. Похож. Нос горбатый, шевелюра лохматая, на ногах...
на ногах заграничные туфли. Хвост, наверно, пропустил в
штанину. В обмен на земные блага дьявол всегда требует...
«Лезет в голову всякая чушь...» — подумал Осколик и снял
трубку:
— Проходная? Тетя Даша, посмотрите, стоят ли у ворот
какие-то платформы с алюминием.
— Вам ответят, что их нет... но они там,— поспешно пре­
дупредил незнакомец.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

33

—Как это понимать? Алло.» Нет никаких платформ? Спаси­
бо, тетя Даша...—Осколик сжал трубку в кулаке и спросил: —Вас
выгнать или вы сами уйдете?
— Прикажите открыть ворота,— потребовал незнако­
мец.—Платформы там есть, но они... они находятся в другом
временном измерении. Откройте ворота, они въедут.
«Вот дьявол... открою!» — решил Осколик.
— Тетя Даша, откройте ворота на минутку... Зачем? Как
зачем... Проветрить территорию.
Сергей Кондратьевич подошел к окну. Из проходной вы­
шла тетя Даша и потянула на себя тяжелую створку ворот.
Открыла, вопросительно поглядела на директорские окна.
По улице проехал трамвай. Из трамвая на тетю Дашу глазе­
ли пассажиры. Никаких платформ на улице не было.
— Теперь, разрешите, я позвоню,— сказал незнакомец и
снял трубку одного из директорских телефонов.—Въезжайте
осторожно, створ ворот нестандартный.
После его слов у проходной загудели моторы, и на терри­
торию завода прямо из пустого уличного воздуха въехали
два мощных механизма — Сергей Кондратьевич таких ни­
когда не видел. На их платформах стояли штабеля серебри­
стых алюминиевых чушек.
3
— Ну хорошо, присаживайтесь,— пригласил Сергей Кон­
дратьевич.—Я вижу, вы деловой человек. Алюминий мне ну­
жен. Что нужно вам?
— Совсем немного,— ответил незнакомец, усаживаясь.—
Мне нужен на ночь ваш кабинет. На ночь в течение месяца.
На взаимовыгодных условиях.
Осколик молчал. Что он мог сказать?
— Если вы любитель фантастики, то...
— Нет, я не любитель,— поспешно отрекся Сергей Конд­
ратьевич.
— Жаль, не пришлось бы долго объяснять. В общем, ни­
какой я там не дьявол и не пришелец с другой планеты. Я жи­
ву с вами в одном городе. Называется он, правда, иначе и за­
строен не так, но факт, что мое жилище совсем рядом. Знаете
гастроном на углу? Там, где водкой торгуют? Так вот, в на­
шем городе это не гастроном, а мой особнячок...— незнако­
мец зевнул,— Извините, не выспался. У нас с вами все нао' Б. Штерн «Остров змеиный»

34

Б. Штерн

борот, разное биологическое время, мне днем трудно.
Мы, понимаете ли, ночью работаем, а днем спим.
Сергей Кондратьевич ничего не понимал, хотя и пытался
понять.
— Ладно, оставим ДТо. Зачем вам мой кабинет?
— Земля. Все дело в ней,— объяснил незнакомец.—У нас
вечная нехватка производственных площадей. Клочок земли
величиной в небольшую клумбу стоит так дорого, будто под
этой клумбой проходит золотая жила. Мне надо расширять
производство, а у вас по ночам все помещения пустуют. Я от­
дал бы свой кабинет под конструкторское бюро, если бы вы
разрешили мне поработать ночью здесь, в вашем кабинете.
В порядке эксперимента.
4

Ситуация немного прояснялась. В порядке эксперимента—
это Сергей Кондратьевич понимал.
—Я, пожалуй, не против... но как посмотрят на это дело в
главке?
— Главк — это ваше начальство? Пусть сначала снабдит
вас алюминием, а потом смотрит, что у вас по ночам дела­
ется в кабинете.
«Резонно,—подумал Осколик —Сами не чешутся, а план —
давай-давай!»
— А что скажет профсоюз?
— А профсоюзу какое дело? Кабинет чей? Вы директор?
Или я ошибся дверью?
— Я директор. Но все-таки я должен поставить этот воп­
рос выше.
— А если выше не согласятся?
— Тогда еще выше.
— Я не совсем понимаю...— заскучал незнакомец.— Кому
нужен алюминий — вам или этому «еще выше»? Сколько
продлится согласование? Кабинет мне нужен с сегодняшней
ночи.
«Месяца полтора-два»,— хотел сказать Осколик, но по­
стеснялся. Он сказал:
— Но поймите меня... существуют фонды, статьи расхо­
дов, отдел снабжения и комплектации... сдали-принялисписали-купили-продали-перечислили... ни одна бухгалте­
рия не пропустит левый алюминий.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

35

—Как хотите,—рассердился незнакомец- Не надо меня
уговаривать. Открывайте назад ворота! Кабельный завод на­
против тоже без алюминия сидит.
Сергей Кондратьевич ужаснулся. На совещании в главке
скажут: «Вот, товарищ Осколик, ваш сосед, кабельный, тоже
испытывал нехватку сырья... и тем не менее план выполнил».
«Черт ли, дьявол,— подумал Осколик,— а без алюминия
все равно жизни нет!»
— Ну что, сгружать? — спросил незнакомец.
—У главного литейного цеха.
—А кабинет?
— Пока работайте.
5

Утром Осколик пришел на работу с мрачными предчув­
ствиями. Его встретила взволнованная секретарша:
—Сергей Кондратьевич, у вас в кабинете какой-то посто­
ронний...
Осколик открыл дверь и столкнулся со вчерашним незна­
комцем.
—А вот и вы! —обрадовался незнакомец —Я отлично по­
работал, мне никто ночью не мешал.
И, желая польстить Сергею Кондратьевичу, добавил:
— Кстати, портрет вашего дедушки написан превосходно.
Я всю ночь чувствовал на себе его добрый взгляд.
Сергей Кондратьевич взглянул на портрет Карла Маркса,
промолчал.
— У вас неприятности? — спросил незнакомец.
— Да. Вчера в главке вставляли,— пробурчал Осколик,—
А сейчас буду говорить с главным бухгалтером. Дама с ха­
рактером. Боюсь, не захочет приходовать ваш алюминий.
— Не захочет? Выгоните за ворота, наймите другую. Лю­
бую, с улицы.
— За ворота...— Осколик кисло посмотрел на незнаком­
ца.— Законодательство не позволяет. Притом... она права.
Незнакомец с удивлением посмотрел на Сергея Кондратьевича:
— Права, не права... Хорош бы я был, если бы мой бух­
галтер не выполнял моих распоряжений. А что, обойти за­
конодательство никак нельзя?
— Нет, почему...— почесался Осколик.
— Тогда выгоняйте.
2*

зв

Б. Ш терк

— Выгнать нельзя, а вот оприходовать левый алюминий,
пожалуй, можно.
— Не мне вам советовать. Однако спешу, у меня еще со­
вещание.
6

Сергей Кондратьевич сел в кресло, сохранившее еще теп­
ло незнакомца, и задумался. Скверная дама этот главбух Ла­
риса Владимировна. А он-то на ней жениться собрался. Вы­
ход есть...
Вскоре пришла Лариса Владимировна, современная жен­
щина в соку и в джинсовой юбке.
— Как спалось, Сережа? — спросила она, оглядываясь, не
подслушивает ли секретарша.
—Спасибо, дорогая, плохо,—ответил Осколик тоже с лю­
бовью, нисколько, впрочем, не подделываясь.
— Что так?
— Не знаю, что делать. Из Зауральска прибыл алюми­
ний без накладных,— соврал Осколик.— Где-то в дороге
затерялись.
—Ничего страшного. Пусть Лебедев на месте восстановит '
документы, а пока запускай алюминий в дело.
—Так и сделаем,— весело сказал Сергей Кондратьевич.—
Ты у меня молодец!
7

—Лебедев! —кричал Осколик в трубку —Девушка! Пере­
дайте ему, что из Зауральска прибыло тридцать тонн алю­
миния без накладных! Пусть восстановит документы.
— Он не понимает.
— Прибыло, говорю, тридцать тонн...
— Это он понимает. Он говорит, что в последние три ме­
сяца алюминий из Зауральска не отправлялся.
—Объясните ему, что это посторонний алюминий. Пони­
маете? Я говорю «посторонний», а не «потусторонний». Да,
да, левый! Случайно попал на завод. Пусть оформит его в Зауральске в счет будущих поставок. Им же выгодно.
—Объяснила. Он все понял. Он говорит, что к отпуску ему
нужна какая-нибудь путевка на юг.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

37

8

До конца недели у Сергея Кондратьевича не было времени
потолковать с незнакомцем. В главном литейном цехе ды­
милась земля, сверкали мокрые спины литейщиков, звене­
ли алюминиевые корпуса, картеры и крышки. В цехе литья
под давлением тяжело ухали изношенные станки, плевали
раскаленным алюминием в потолок, автомат с газирован­
ной водой выходил из строя каждые полчаса. Бригада това­
рища Григорьева успешно выполняла принятые социали­
стические обязательства.
Алюминиевых чушек из запаса незнакомца становилось
все меньше и меньше. Сергей Кондратьевич каждое утро са­
дился в еще теплое кресло и чувствовал едва уловимый запах
хороших сигар; незнакомец перед уходом открывал окна и
проветривал кабинет.
Звонил из Зауральска Лебедев, просил выслать канистру
спирта. Он оформил там левый алюминий и выслал наклад­
ные. Сергей Кондратьевич вздохнул свободней. Что проис­
ходило, в конце концов? Он обошел закон, это так; но если
вдуматься, никого он не обходил —то, что происходило у не­
го в кабинете, было не нарушением закона, а, скорее, неува­
жением к закону. В данном редком конкретном случае закон
бессилен... закон не может распространяться на этот левый
алюминий... на этот фантастический алюминий... алюминия-то этого неделю назад и в природе не было!
В четверг Осколик надолго остался после работы, чтобы
потолковать с незнакомцем.
9

—Здравствуйте, Сергей Кондратьевич! —обрадовался не­
знакомец.—Что так поздно сегодня? Работы много?
—Работы много, да скоро ее не станет,—ответил Осколик.
— Догадываюсь. Алюминий нужен?
—Тонн восемьдесят... до конца месяца...— неуверенно по­
просил Осколик.
— Завтра ночью завезем. Но и у меня к вам просьба.
— Какая? — насторожился Осколик.
— О, не беспокойтесь, условия прежние. Нельзя ли моей
личной секретарше работать ночью в вашей приемной?
Я без нее как без рук. Я вам объяснял, как тяжело у нас с про­
изводственными помещениями.

38

Б. Штерн

— Хм...— ухмыльнулся Осколик — Я вспомнил одну дет­
скую сказочку. Была у зайца изба лубяная, а у лисы ледяная;
пришла весна, у лисы избушка растаяла. Попросилась лиса
к зайцу во двор переночевать, тот, дурак, разрешил... в конце
концов лиса зайца из избы выгнала.
Незнакомец выслушал сказочку, подумал.
— Это мудрая сказочка,— сказал он,— Не буду скрывать —
я намерен занять всю вашу контору и все производственные
помещения. Да, весь завод. Зачем скрывать? Нам надо дого­
вориться о сотрудничестве. Я готов преобразовать ваш завод.
Построить новые цеха —места много; установить современ­
ные станки — извините, на ваших станках дерьмо лить, а не
алюминий. Ваш завод начнет получать такую прибыль, ко­
торую вы в глаза не видели. За все это я прошу разрешения
работать на вашем заводе ночью. Когда вы все спите.
У Осколика глаза полезли на лоб.
— Надо подумаН,— прохрипел он.— Надо согласовать...
— С кем надо согласовать? — рассердился незнакомец.—
Я говорю с вами как хозяин литейного завода с хозяином
литейного завода. Вам выгодно работать днем на моих стан­
ках и на моем алюминии, а мне выгодно работать ночью
на вашем заводе. Что вам не нравится?
Сергей Кондратьевич взглянул на Карла Маркса. Карл
Маркс сурово взирал на него.
— Надо подумать,— твердо сказал Осколик.
— Думайте, но недолго. Алюминий сгружать?
— Да. Там же.
10

В начале месяца на совещании в главке:
— Товарищи, следует обратить внимание на такой при­
скорбный факт: кабельный завод в прошлом месяце выпол­
нил план на шестьдесят шесть и шесть десятых процента.
Что скажет по этому поводу директор кабельного завода?
Директор кабельного завода:
—У нас имеются объективные причины. Зауральск недо­
дал нам в прошлом месяце ровно на треть алюминия. На
сколько недодал, на столько и недовыполнили.
Начальник главка:
— Кто хочет работать —тот работает. А кто не хочет —тот
Ищет объективные причины.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

39

Директор кабельного, вспыльчиво:
—Но я работаю на алюминии, а мне его не дают!
Начальник главка:
— Ваш сосед «Алитет» тоже зависит от завода в Зауральске, и, тем не менее, он выполнил план на сто и одну десятую
процента. Вам следует перенять опыт работы товарища Осколика.
Сергей Кондратьевич и директор кабельного завода смот­
рят в стол.
11

— У вас должна быть другая секретарша,— как-то мимо­
ходом сказал незнакомец.— Сколько ей лет? Почему она та­
кая хмурая и неласковая? Она своим грозным видом отпу­
гивает ваших посетителей.
— А что их пугать, они и так пуганые. Кому надо, тот и
приходит. Что им, секретарша нужна?
— Не скажите. Чтобы получить выгодный заказ, важна
каждая мелочь. Если заказчику не понравится портрет ваше­
го дедушки, сразу начнутся капризы. Предложите коньяк
журналисту-трезвеннику — впрочем, таких не бывает,— и в
газетах сразу начнутся сплетни о стиле вашего руководства.
Секретарша — далеко не мелочь.
•
— Позвольте не согласиться. Какое дело заказчику до
моей секретарши, если мой завод к нему сверху прикреплен?
Он от меня ни на шаг, как и я от завода в Зауральске.
—Странно,— задумался незнакомец.—А если завод в За­
уральске не может обеспечить вас алюминием?
—Тогда он платит нам штраф.
—Но ведь вы в свою очередь не можете обеспечить своих
заказчиков?
—Верно. Наш основной заказчик — завод киноаппарату­
ры. Если мы не выполняем план, то платим штраф ему. Он
в свою очередь платит штрафы своим заказчикам.
—Хорошо. Штрафы уплатили. Дальше что?
—Ничего. Начинаем сначала.
—А кино?
— Какое кино?
—Если завод киноаппаратуры не выполнит план, то... ки­
на не будет?
— Нет, почему. Кино снимается.

40

Б. Штерн

—Выходит, у вас прогореть нельзя? —очень удивился не­
знакомец.
— Как это?
— Ну... в трубу вылететь.
— Могут с должности сместить.
—Ага! — обрадовался незнакомец — И куда же вы пойде­
те? С протянутой рукой на панель?
— На какую-нибудь другую должность.
— Не понимаю... кто платит все 3fto штрафы и терпит
убытки, если все происходит постоянно?
— Государство.
Незнакомец подумал и сказал:
— Хорошо живете.
12

Директор кабального завода, конкурент по поставкам
алюминия, что-то пронюхал. На очередном совещании в
главке, где опять было сказано: «А вот у Осколика тем не ме­
нее», директор кабельного как с цепи сорвался, побагровел,
стул опрокинул и заявил, что ему нет дела, что у кого-то там
«тем не менее», у Форда, может быть, тоже «тем не менее», а
у него, у директора кабельного завода, алюминия нету, тре­
тий месяц сидит завод без алюминия, а в плане у него сто
двадцать тонн алюминиевого провода, и это не военная тай­
на! И он не знает, какими такими окольными путями ува­
жаемый им лично Сергей Кондратьевич добывает из Зау­
ральска алюминий. Пусть товарищ Осколик, которого ему
вечно в глаза тычут, сам, здесь, лично, немедленно поделит­
ся опытом — как он достает алюминий.
Директору кабельного налили стакан воды, пожурили за
вспыльчивость, а начальник главка умно взглянул на Оско­
лика и сказал:
—А и правда, Сергей Кондратьевич, поделитесь опытом.
Документация у Осколика была в полном порядке, и он
не такой дурак был, чтобы ни с того ни с сего сдуру на ровном
месте выдавать свои внутренние резервы.
— Никакого такого передового'опыта у меня нет,— отве­
тил Осколик,— На заводе в Зауральске безвыездно сидит
мой снабженец, и как видите...
— Но на заводе в Зауральске сидит и мой снабженец... и
как видите...—жалобно доложил директор кабельного завода.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

41

—А этот факт говорит только о деловых качествах наших
снабженцев,— ответил Осколик.
Жалко ему было директора кабельного завода. До пред­
последней пятилетки они были добрыми друзьями, но
сейчас, когда им назначили одного поставщика, дружба
кончилась.
— Неужели поставки алюминия зависят только от лич­
ных качеств ваших толкачей? — засомневался начальник
главка.
Осколик развел руками.
—Он их там чем-то подмазывает,— предположил дирек­
тор кабельного.
—Попрошу, попрошу...— обиделся Осколик.
Начальник главка что-то записывал в блокнот.
13

—Послушайте, вы капиталист, как я понимаю? Частный
предприниматель? — спросил однажды Осколик.
— Вас это шокирует?
— Нет. Мы за мирное сосуществование.
—Вот и отлично. Кстати, вы обдумали мое предложение?
— Да. Я согласен.
— С профсоюзом согласовали?
— Профсоюз не будет против. Я думаю, никтр не будет
против.
— А ваш главный бухгалтер? Как он оприходует новые
станки, алюминий, стройматериалы?
— Это моя забота.
—Что ж... тогда по рукам?
Сергей Кондратьевич и незнакомец хлопнули по рукам и,
оглядываясь — не подглядывает ли секретарша, выпили по
рюмке коньяка, прихваченного незнакомцем из параллель­
ного пространства.
14

Дела на производстве пошли неплохо, а личная жизнь у
Сергея Кондратьевича не налаживалась. Современная Лари­
са Владимировна не спешила выходить за него замуж.
—Ты директор, я бухгалтер...—сравнивала она.— Тебе со­
рок пять, мне тридцать восемь... если поженимся, мне при­
дется искать новую работу.

42

Б. Ш терн

— Ну ц что? — удивлялся Сергей Кондратьевич — Най­
дем. На кабельном заводе главбух через год уходит на пен­
сию. Неудобно как-то директору в холостяках ходить.
— Неравный брак.
—Мне домой по службе звонят, а я к тебе по ночам бегаю!
— Изволь, я к тебе бегать буду.
— Нет, нет... неудобно.
— Неудобно? А мне, думаешь, удобно твой левый алюми­
ний приходовать?
— Какой левый?! —опешил Осколик и с постели вскочил
(разговор происходил ночью в квартире Ларисы Владими­
ровны).— Откуда ты узнала?
— Да уж... не лыком шиты. Вместе сядем, вот тогда и под
венец.
Не налаживалась личная жизнь у Осколика.

Под впечатлением ночного разговора Сергей Кондратье­
вич с рассветом помчался на завод, надеясь застать незна­
комца; и застал. Тот держался рукой за сердце и кричал в
трубку:
— Все продавайте! Все!
Увидев Осколика, он попытался улыбнуться, положил
трубку и перевел дух.
— У вас неприятности? — спросил Осколик.
— Так, мелочи. Вопросы жизни и смерти. Через полчаса
выяснится.
—На бирже играете? —догадался Осколик, вспомнив, как
в иностранных фильмах толстые джентльмены кричат:
«Продавайте!» или «Покупайте!» и утираются носовыми
платками.
— И не спрашивайте,— вздохнул незнакомец —А вам что
не спится? За вас ведь государство думает.
— Вот когда сяду из-за вас, тогда государство за меня ду­
мать будет,— ответил Осколик, вспомнив пророчество лю­
бимой женщины.
— Опять вы паникуете! — рассердился незнакомец.—
Я лично изучал ваш Уголовный кодекс, на вас ни одна статья
не распространяется. Наоборот! Вы самый настоящий... как
это у вас... рационализатор и передовик производства. Стан­
ки, материалы и сырье вы добываете совершенно новым
способом. Стал бы я тут возиться, если бы вы «сели», как вы

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

43

говорите. Берите пример с меня — поджилки трясутся, но
никаких истерик.
Эти рассуждения успокоили Сергея Кондратьевича на ка­
кое-то время.
— Ну, хорошо,— сказал Осколик— С уголовным кодек­
сом, думаю, как-то обойдется. Но существуют трудности мо­
рального порядка.
— Морального? Порядка? Это что означает?
— Принять от вас станки и алюминий — куда ни шло,
можно найти лазейки в инструкциях и не чувствовать себя
виновным. Но что я скажу своим рабочим и служащим? Что
скажет мой главный инженер, когда в его кабинете ночью на­
чнет работать ваш главный инженер? Разве он поверит, что
вы появились из этого... распространства? Никогда! Он сра­
зу же заподозрит, что я хочу его выжить на пенсию... и пра­
вильно заподозрит, старик не тянет уже. Значит, каждому
придется объяснять черт знает что, и начальство обо всем
узнает.
—А что плохого найдет начальство в нашем сотрудниче­
стве?
— Ничего плохого, наверно. Но вы не знаете моего на­
чальства! Оно мне на ваши станки и алюминий такой план
спустит, что я и в три смены не выполню. А где тогда вы бу­
дете работать ночью?
'
Незнакомец задумался.
—Более того, мое начальство этот ваш алюминий и стан­
ки, и стройматериалы у меня заберет и распределит по дру­
гим, более ответственным объектам,— продолжал пугать
Сергей Кондратьевич.
— Это мне не подходит,— пробормотал незнакомец —
Надо бы потолковать с вашим начальством.
Тут уже испугался Осколик. Если начнется согласование,
в главке и в министерстве схватятся за незнакомца четырь­
мя руками. А с кем он, Осколик, останется? Опять тет-а-тет
с Зауральском?
— Не беспокойтесь,— сказал незнакомец.— Я для вашего
министерства не партнер. Если у нас с вами дела пойдут,
я сведу вашего министра с деловыми людьми из экспортно­
импортного банка.
Зазвонил телефон. Незнакомец схватил трубку, выслу­
шал, утерся носовым платком и сказал:
— Можете меня поздравить. Я только что проглотил кон­
курента.

44

Б. Штерн

— Живьем? — ужаснулся Осколик.
— Живьем. С потрохами. И с небольшим алюминиевым
заводиком в придачу.
— Поздравляю!
16

Случай свести незнакомца с начальством вскоре предста­
вился. Однажды к концу рабочего дня на «Алитет» неожидан­
но приехал начальник главка. Сам. Он походил по заводу, осмот­
рел штабеля алюминия у главного литейного, железобетонные
плиты для строительства склада, новые станки в цехах.
Вернулись в кабинет. Молчали долго.
— Будешь делиться опытом или нет? — наконец спросил
начальник главка.
Осколик пожал плечами.
—Хорошо. Тогда вызови свою... кем она тебе приходится?
— Кого?
— Главного бухгалтера.
Сергей Кондратьевич покраснел. Чтоб оно все сгорело.
Доложили. Найти бы того, кто этим занимается. Незнако­
мец прав — секретаршу давно пора сменить.
Пришла Лариса Владимировна. Увидала красного Сергея
Кондратьевича. Настала пора венчаться, не иначе.
— Скажите, пожалуйста, откуда прибыла последняя пар­
тия алюминия? — начал допрос начальник главка.
— Из Зауральска,— нахально отвечала Лариса Владими­
ровна.
— Документы на алюминий есть?
— А как же! Не частная лавочка.
— Станки откуда?
— Из Владивостока.
—Неправду говорите, Лариса Владимировна. Таких стан­
ков в Советском Союзе не производят.
— Откуда же они взялись?
— Это я вас спрашиваю.
— А я вам отвечаю: из Владивостока,— стояла на своем
Лариса Владимировна.— Можете проверить накладные.
— Сейчас проверю. А стройматериалы откуда?
— Разве в Советском Союзе не производят стройматери­
алов?
—Вы не забывайтесь, Лариса Владимировна. Несите свои
накладные. И, кстати, паспорта на станки.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

45

— Паспортов нет. Затерялись в дороге.
—Ах, затерялись в дороге... На какой это дороге?
— На Китайско-Восточной, железной,— отрезала Лариса
Владимировна и ушла за документами.
17

Документы были блеск, лучше настоящих! Потому что и
были настоящими. Молодец, Лебедев, договорился и с Зау­
ральском, и с Владивостоком, и с железной дорогой. Инте­
ресно, чем он их там берет... Спиртом?
—Ну, вы даете! —удивился начальник главка, просмотрев
документы и отпустив с богом Ларису Владимировну.
Осколик взглянул на часы —с минуты на минуту должен
был прийти незнакомец.
— Будешь делиться опытом или нет? — грозно повторил
начальник главка —Что у тебя тут происходит? Я ведь завтра
позвоню в Зауральск, бедные вы все будете. Я для чего сюда
приехал, не понимаешь? Чтобы ты лично мне все доложил,
потому что я тебя ценю. А мой зам, например, советует на­
травить на тебя вневедомственную ревизию... хочешь? А хо­
чешь фельетон в «Правде»? Могу устроить.
«Настроение у него хорошее..: рассказать, что ли?» — по­
думал Сергей Кондратьевич.
'
— А что у тебя по ночам на заводе происходит? — вдруг
спросил начальник главка.— Почему в твоем кабинете свет
горит?
Случай был подходящий.
18

И Сергей Кондратьевич все рассказал начальнику главка.
19

Всего ожидал начальник... покаяний в нарушении трудо­
вого законодательства ради выполнения государственного
плана; отпирательства; наконец, чем черт не шутит, какогонибудь грандиозного передового опыта... всего ожидал. Луч­
шие наши умы пытаются решить эти чертовы экономические
проблемы, но... платформы из воздуха? Алюминий из под­
пространства? Станки из какого-то измерения? Капиталист

46

Б. Штерн

ночью в кабинете советского директора? Осколик сошел с
ума? Но этот сумасшедший Осколик выполнил план про­
шлого месяца на сто пять процентов!
Зазвонил телефон.
— Алло! — сказал Осколик— Да, как договорились... Это
он звонил, привез алюминий. Взгляните...
Начальник главка подошел к окну.
— Тетя Даша, открывайте ворота.
Начальник главка увидел, как разъехались ворота; услы­
шал, как загудели моторы; и с пустой вечерней улицы на за­
вод въехали два механизма, груженые алюминием.
20

После длительных согласований с Москвой в министер­
стве пошли навстречу планам Осколика. Если торгуем с Со­
единенными Штатами, почему бы не торговать с четвертым
измерением, если это выгодно? Стоит попробовать... стоит
провести небольшой местный эксперимент.
Незнакомец из кожи лез, торопясь переоборудовать
завод и получать прибыль в ночную смену. Он ходил
довольный и жирел на глазах — недавно он съел еще двух
конкурентов.
Дело ладилось. «Алитет» гудел, не останавливаясь, в три
смены. К конторе надстроили третий этаж, в цехе товаров
широкого потребления ввели в действие автоматическую
линию — оттуда сыпались алюминиевые оловянные солда­
тики.
Ларисе Владимировне чем-то не понравилась ночная сек­
ретарша незнакомца, и она согласилась наконец выйти за
Сергея Кондратьевича замуж. Была свадьба, было весело;пригласили незнакомца —тот пришел с женой, подарил не­
весте розы из подпространства, жениху карманные часы с
двойной шкалой времени —ихнего и нашего; и, расхрабрив­
шись, выпил лишнюю для себя четвертую стопку водки.
Бригадир литейщиков товарищ Григорьев вызвался прово­
дить его домой и стал первым в мире человеком, попавшим
в иное измерение. Вернулся он оттуда на следующее утро,
вполз на завод и рассказывал тете Даше, что народ там ни­
чего, но в питии слаб.
Проходили дни. На «Алитет» сыпались командированные
со всех алюминиевых заводов Союза. Перенимали опыт.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

47

Отмечали, что наше производство выпускает меньше алю­
миниевой продукции на душу населения днем, чем потусто­
роннее предприятие на том же оборудовании ночью. Объяс­
няли это явление ихней потогонной системой и в какой-то
мере нашими нарушениями трудовой дисциплины, а имен­
но: прогулами, пьянками, опозданиями.
Стали бороться. Перевели разгильдяев и лодырей на ка­
бельный завод и сплоченным коллективом принялись дого­
нять ночного соперника. Зарплату получали больше профес­
соров.
Незнакомца распирало от удовольствия. Он снабжал, рас­
ширял, строил, реконструировал. На совещаниях в главке
плакал несчастный директор кабельного завода; Осколик его
жалел, но дружбу со службой не путал.
Прошли месяцы, кварталы, и хотя объем производства на
«Алитете» увеличился раза в три, но догнать ночную смену
он все-таки не смог. В чем дело? Осколик произвел простое
арифметическое действие — ночью пересчитал по пальцам
служащих в конторе у незнакомца, сравнил это двузначное
число со своим трехзначным обозом и спросил на очеред­
ном совещании:
— О чем говорят эти цифры?
Ладно, завод передовой, можно позволить себе и такой
эксперимент. Сократили штаты, перевели их туда же, на ка­
бельный. Прибыль здорово подскочила. Незнакомец вежли­
во аплодировал, сталкиваясь по утрам в дверях с Сергеем
Кондратьевичем.
'

21

Наступила весна, март прошел. Заводской художник на­
чал разрисовывать грузовик к первомайской демонстрации.
Пока кончался первый квартал, Осколик не успевал по­
толковать с незнакомцем, но сегодня он решил остаться по­
сле работы. Незнакомец явился намного раньше начала ве­
черней смены. Осколик его не узнал. Похоже, незнакомец
заболел желтухой.
— Что с вами?
— Плохо дело.
— Вы ели, теперь вас едят? — догадался Осколик.
Незнакомец кивнул.

48

Б. Штерн

22

Незнакомец потерял сон. О своих неприятностях он не
распространялся, Сергей Кондратьевич ничем не мог ему
помочь. Днем незнакомец уже не уходил, сидел на стуле в уг­
лу кабинета, безучастно наблюдал за работой Осколика.
Пришла уборщица:
— Подпишите заявление на отпуск.
— Почему ко мне?
— Начальник цеха не хочет подписывать.
Пришли из профкома:
—Сколько флажков и воздушных шариков купить на пер­
вомайскую демонстрацию?
Заглянул начальник стройцеха:
— Вы меня вызывали?
— Нет, не вызывал.
— А мне сказали, что вызывали.
Вошла Лариса Цладимировна:
— Лебедев третью неделю не выходит из отпуска.
— Пусть отдыхает, я разрешил.
— Я платить не буду!
— Ладно, дома поговорим.
Обеденный перерыв.
— Хорошо живете,— пробормотал незнакомец — И про­
гореть нельзя.
23

Все закончилось в один субботний апрельский день. Сер­
гей Кондратьевич вошел в кабинет и удивился, увидев незна­
комца.
— Суббота сегодня, идите домой, нельзя так переживать! —
сказал Осколик.
— А вы почему пришли? — без интереса спросил незна­
комец.
— У нас субботник.
— Это что?
— Ну... добровольная работа.
Незнакомец на мгновенье оживился:
— Что значит «добровольная»? Бесплатная?
— Да, бесплатная. Сажаем деревья, подметаем территорию.
— А вы? Вы тоже подметаете? —усмехнулся незнакомец,
глядя на грабли в руках у Сергея Кондратьевича.— А ваша
жена?

49

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

— Она алюминий тягает.
Оживление прошло, незнакомец сгорбился в кресле.
—У меня на заводе вчера началась забастовка. Выставили
у ворот пикеты, бьют штрейкбрехеров. А ближе к вечеру меня
съест один хороший знакомый.
—Что же будет?
— Спросите у своего дедушки.
Сергей Кондратьевич прикрыл дверь и пошел по коридору.
У выхода он услышал выстрел и побежал обратно. Он готов был
услышать этот звук. В дверях кабинета он столкнулся с двумя
людьми в незнакомых рабочих спецовках. Они тащили какойто тяжелый предмет, завернутый в зеленую скатерть с дирек­
торского стола. Кабинет был забрызган кровью.
—Он позвонил в забастовочный комитет и попросил нас
прийти...— начал оправдываться один из рабочих.
—Мы пришли, а он пистолет себе в рот...—добавил второй.
Сергей Кондратьевич пошел за ними, волоча грабли по
коридору.
Тетя Даша, перекрестившись, открыла ворота. Забастов­
щики со своим свертком вышли за ворота и растворились
в воздухе.
24

—..люминия! —кричал Лебедев через месяц из Зауральска.
—Девушка, переведите! —просил Осколик.

БЕЗУМНЫЙ КОРОЛЬ
1
Я разрешаю «Шахматному журналу» опубликовать эти
записи только после моей смерти.
Я запрещаю сопровождать первую публикацию предис­
ловием, послесловием или комментарием редакции, а также
вносить в рукопись какие бы то ни было изменения. Я решил
объяснить всему миру мотивы собственных поступков и не
хочу быть неверно понятым из-за мании редактора правиль­
но расставлять запятые.
Имя автора должно быть напечатано так: «Джеймс Стаун­
тон, ...надцатый чемпион мира по шахматам».

so

Б. Штерн

2

Мой отец, великий изобретатель и ученый Стивен Стаун­
тон, был глубоко верующим человеком —он верил в одушев­
ленные машины.
Ему не нравился термин «робот». В этом тяжелом слове
чудилось лязганье металла, и хотя оно неплохо обозначало
электронные самодвижущиеся механизмы с приличным
словарным запасом, все же мой отец имел в виду нечто
другое.
— Когда человечество изобретет настоящую одушевлен­
ную машину...—любил говорить он и принимался перечис­
лять многочисленные блага, которые могут последовать
с появлением на Земле искусственногоразума.
Ему нужен был искусственный разум, не меньше.
Кстати, отец немного скромничал. Под словами «челове­
чество изобретет» следовало понимать, что искусственный
разум создаст именно он, Стивен Стаунтон. Этот неистовый
человек после смерти жены (и моей матери) потерял всякий
интерес к жизни и занялся работой. Ему никто не мешал —
в нашем сонном городке, как пуп торчавшем в географиче­
ском центре страны, можно было делать что хочешь: до оду­
ри работать, изобретать или бездельничать —главное, не на­
рушать тишины.
Свою мать я совсем не помню. Отец рассказывал, что у
нее была разлажена нервная система, и даже приветствие,
произнесенное «не тем тоном», вызывало у нее приступ ис­
терики. Она всегда хотела больше, чем у нее было, и не кон­
чила в сумасшедшем доме только потому, что скончалась до
того.
Трудно было определить, что делал мой отец, но он, не­
сомненно, что-то делал. Однажды его даже пригласили со­
трудничать в какую-то неприметную частную фирму для
выполнения секретного государственного заказа. Отец под­
кинул им несколько сумасшедших идей и мог бы еще долго
продолжать свою работу за казенный счет, но вскоре разру­
гался там с какими-то имевшими влияние людишками. Ко­
нечно, теперь я понимаю, что именно хотел создать мой
отец; им же нужно было совеем другое.
Наш гараж, в котором давно уже не было автомобиля, пре­
вратился в научную лабораторию с пузатыми зелеными ак­
вариумами, где варились и клокотали разные насыщенные

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

51

бульоны. Запах там был, как в морге. Отец вечно что-то со­
лил, перемешивал и пропускал сквозь аквариумы электри­
ческие разряды. От этих молний в гараже все трещало
и вздрагивало, а на стенках аквариумов появлялись загадоч­
ные капли — они всплывали, погружались, сталкивались
и соединялись между собой в причудливые виноградные
гроздья. В детстве я часами завороженно наблюдал за этими
разноцветными пузырями и забывал уходить в школу.
Наши соседи оказались на редкость добрыми людьми
и не совали нос в чужие дела, даже когда взрывом снесло
крышу с нашего гаража. Мы их не интересовали: они и сами
что-то кипятили в собственном гараже.
Как я уцелел?.. Если бы случайный прохожий —тоже до­
брый человек — не вытащил меня из гаража, никто бы ни­
чего и не заметил.
Отец не замечал даже меня — что мне и требовалось.
Я мог бы рассказать, что я вытворял в юности, но это не име­
ет прямого отношения к искусственному разуму. Друзей я
не имел, школу бросил. По утрам я пробирался в гараж, уса­
живался в скрипучее плетеное кресло и, поглядывая на пу­
зыри, с блаженством читал очередной глянцевый сборник
научной фантастики. Кресло скрипело, а я читал, читал, чи­
тал...
Учиться я не хотел, думать не умел, работать не мог и,
чтобы избавиться от своей всепоглощающей застенчивости,
ввязывался во всякие глупые истории. Я был никем, я фи­
зически не мог стать кем-то. Меня вечно куда-то несло, но
и путешественником я тоже не был. Поздней осенью я брел
пешком через полстраны на юг — туда, где зима помягче;
весной возвращался.
Отец продолжал заниматься своими делами и ничего не
замечал, но однажды я увидел его сидящим в моем кресле у
ворот гаража. Он грелся на солнышке. За зиму он сильно по­
старел и побелел, как снег. Казалось, он сейчас растает. Он с
нетерпением поджидал моего возвращения... вот в чем дело:
он наконец-то достиг цели своей жизни и создал искусствен­
ный разум. На этой земле ему теперь было нечего делать...
Я прислонился к теплой стене гаража и спросил:
— Сколько же ты получишь за свою механику?
— Это не механика,— ответил отец.— Все что угодно, но
только не механика. Я смоделировал человеческий мозг... хо­
тя и сам плохо понимаю, как он действует. Наверно, его можно

52

Б. Штерн

выгодно продать, но зачем? И кому? Искусственный разум
можно запрограммировать Бог знает на что... могу предста­
вить, что произойдет, если о нем пронюхают солдафоны.
Нет, патентовать я его не стану. Я оставлю его тебе и запрог­
раммирую...
— На добывание денег,— подсказал я.
— Помолчи. Ты ничего не понимаешь. Причем тут день­
ги? Я хочу наполнить твою жизнь событиями. В жизни все
время должно что-нибудь происходить... в этом ее смысл,
в чем же еще? Кстати, ты умеешь играть в шахматы?
— В руки не брал. При чем тут шахматы? — удивился я.
— Не беда, научишься. Когда ты станешь чемпионом ми­
ра по шахматам...
— Кем? — переспросил я.
—Ты станешь чемпионом мира по шахматам, а я буду то­
бой гордиться. Все образованные люди уважают шахматного
чемпиона, это не какой-нибудь там очередной президент.
Имя Стейница известно всем, а кто помнит имена совре­
менных ему политиков? Конечно, шахматные чемпионы
никогда не были миллионерами, но и с голоду вроде никто
не умер. С этим званием главное не зевать, и можно жить
в достатке.
Отец грелся на солнышке и никак не мог наговориться
всласть о своем изобретении. Я внимательно слушал его, но
ничего не понимал. Он умер через полгода, когда я уже ста­
новился знаменитостью.
Но по порядку,
3
Попытаюсь писать без длинных диалогов и отступлений.
Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни
по-настоящему увлекся. Из меня никудышный художник,
но я провозился весь вечер, рисуя по указаниям отца фигур­
ку шахматного короля в натуральную величину. Один из эс­
кизов отцу понравился, и утром мы отправились в ювелир­
ную мастерскую, где заказали полую фигурку шахматного
короля из слоновой кости и крохотным бриллиантом вместо
короны.
Бриллиант — это все, что осталось у нас на память от ма­
тери. Получилась очень симпатичная вещица, в которую
отец вставил свою «механику» —бесформенный комочек не­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

S3

понятно чего — до сих пор не знаю, как называть этот ды­
шащий комочек серого цвета...
Пусть будет «искусственный мозг».
Я наблюдал за операцией. Пересадка мозга из аквариума
в фигурку шахматного короля заняла несколько долгих ча­
сов, отец работал с лазерным инструментом и очень устал,
поэтому программирование искусственного разума перенес
на следующий день.
С утра мы поставили короля перед открытыми шахмат­
ными книгами, и тот, таинственно посвечивая бриллиан­
том, начал впитывать в себя знания —бриллиант для короля
был единственным органом общения с миром, без него ко­
роль становился слепым и глухим. За неделю, совсем изму­
ченный, я перелистал ему груду шахматных книг и журна­
лов, а также два толстых толковых словаря: английский —
потому что на этом языке говорит полмира, и русский —по­
тому что на нем говорят шахматные чемпионы мира.
Через неделю король мог рассчитывать несметное мно­
жество шахматных вариантов и, что самое главное, способен
был алогично мыслить, а значит —принимать интуитивные
решения в головоломных позициях. Если бы против нашего
короля взялся играть второй такой же комочек, то, подозре­
ваю, они на пару тут же угробили бы саму идею игры —они,
не начиная партии, согласились бы на ничью.
С тех пор я всегда носил короля на груди. Он висел на зо­
лотой цепочке и с удивлением взирал на мир. Конечно, он
привлекал внимание посторонних, но ни у кого не вызывал
подозрений. Репортеры любили снимать меня так, чтобы
амулет, известный всему миру, был хорошо виден. Король
любил фотографироваться. Мы общались с ним через кро­
хотный приемник, который я вставлял в ухо — шепот коро­
ля, конечно, никто не мог услышать; он звучал не громче моего
собственного внутреннего голоса; я быстро к нему привык
и с удовольствием вслушивался в этот шепот... Вообще,
у меня впервые появился друг.
Естественно, я много раздумывал над тем, каким спосо­
бом нас можно разоблачить — или не могу ли я сам себя не­
ловко выдать? —но так и не смог придумать никаких особых
технических трудностей в нашей авантюре. Что могло про­
изойти? Какая-нибудь нелепая случайность...
Что ж, через год я застраховал свой амулет на такую сум­
му, что все страховые конторы мира вздрогнули от уваже­
ния. О непреодолимых трудностях другого рода я в то время
еще не догадывался.

54

Б. Ш т ерн

4
После обучения короля пришел и мой черед — теперь
нужно было запрограммировать меня.
Я расставил фигуры, и король принялся учить меня шах­
матным премудростям.
— Е2-Е4,— сказал он.
— Сначала объясни, кто как ходит,— попросил я.
Король удивился и стал учить с самого начала.
Во всех настольных играх есть много общего — суборди­
нация фигур, карт или фишек; игровая логика «я так, он так»,
психология «я думал, что он думает, что я думаю...», захват
важных полей или позиций... похоже, что все современные
игры — шахматы, карты, лото и даже домино — произошли
от какой-то древней первобытной игры с камешками или
костями... люди всегда во что-то играли.
В общем, я былщеплохим картежником и шахматные пра­
вила понял быстро. Большего от меня и не требовалось —хо­
рошенько запомнить названия полей и уверенно перестав­
лять фигуры —все остальное решал за меня мой внутренний
голос.
Вскоре королю надоело учить меня азам, и мы отправи­
лись в шахматный клуб. Отец остался в гараже, но заставил
меня надеть свой свадебный костюм —в нем я стал походить
на жениха или на ворону... представьте странную фигуру в
черном костюме с белым шахматным королем на груди. Я
зря вырядился. Оказалось, что для игры в шахматы доста­
точно джинсов и старого свитера.
Первое испытание мне хорошо запомнилось. По дороге
я изрядно поволновался, а король, чтобы успокоить меня,
насвистывал арию тореадора... помните этот мотивчик?.,
смелее в бой. Слух у него был хороший.
Шахматный клуб —одно из самых достопримечательных
мест в нашем городишке; по притягательности для мужской
части населения он, наверно, не уступает заведению другого
рода. Виски и вино здесь не в почете, зато пивом можно на­
качаться вполне прилично. Здесь когда-то играл сам гени­
альный Пол Морфи —у входа установлен его бюст, на стене
в зале висит живописный портрет, а сам клуб назван его
именем.
Я вошел.
Или «мы» вошли?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

55

В накуренном зале было полно народу, и мне сразу пока­
залось, что за многими столиками партнеры играют на
деньги. Самих денег я, конечно, не увидел, но неспортивный
азарт хорошо почувствовал. К тому же меня быстро запри­
метили. Какой-то небрежно одетый человек слонялся от сто­
лика к столику и заглядывал через спины. Внимательно ог­
лядев меня, он предложил сыграть:
— Не хотите ли партийку’
— За тем и пришел,— ответил я.
Тут же нашлись и свободный столик, и комплект шахмат.
Мы начали расставлять фигуры, а когда я расстегнул пид­
жак, мой партнер уставился на короля
— Забавная игрушка,— похвалил он — С вами играть
опасно. Вы, наверно, сильный игрок.
Он был похож на карточного шулера.
Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шай­
ке, я понял, что они мало чем отличаются от картежников —
приемчики все те же. Первое правило: главное, не спугнуть
новичка —к тому же новичка в свадебном костюме. Главное,
приласкать и вселить в него уверенность; а выселить ее ни­
когда не поздно. Не все сразу. Пусть приходит и завтра, и по­
слезавтра... костюм хороший, ломбард напротив.
Все же мой шулер долго не мог войти в роль и беспокойно
поглядывал на короля. Его смущал бриллиантик. Я казался
ему розовым поросенком. Он нервно потирал руки и нежно
притрагивался кончиками пальцев к верхушкам фигур. На­
конец он ласково сказал:
— Извините, но вы неправильно расставили короля и
ферзя. В клубе я вас вижу впервые и потому предупреждаю
честно — здесь играют только на ставку. Если вы пришли
учиться, то я к вашим услугам... но за это придется платить.
О, совсем немного!
Эго один из честных приемов. Он ставит новичка в не­
удобное положение: или плати, если не умеешь играть, или
играй на ставку, если считаешь, что умеешь.
—Я умею играть,— ответил я.
—Тогда положите под доску... но чтобы никто не видел,—
ответил он и растопырил пять пальцев.
Я положил под доску пять монет и взглянул на него, при­
глашая сделать то же самое, но он только ухмыльнулся.
Моему шулеру не следовало ухмыляться — король разо­
злился не меньше моего — оказалось, что характер у него
был неровный.

56

Б. Штерн

Сейчас я ему утру нос! — возбужденно зашептал ко­
роль— Ходи Н2-Н4!
И я сделал свой первый в жизни шахматный ход.
Мой партнер опять ухмыльнулся и указательным паль­
цем продвинул вперед свою королевскую пешку.
— А2-А4! — шепнул король.
И я, ничего не подозревая, сделал свой второй ход. Я в са­
мом деле не подозревал, что сыграл оскорбительно...
Шулеру будто наплевали в душу —была оскорблена игра!
Видели бы вы его лицо! Он откинулся на стуле, забыл про
свои доходы —а первую партию по всем шулерским законам
он собирался проиграть — и провозгласил на весь зал:
— Сначала потренируйся в песочнице резиновыми фи­
гурками, а потом приходи ко мне учиться играть! Господа!
Взгляните! Новые достижения в теории дебюта!
Свободные от работы шулера не спеша приблизились к
нашему столику, критически оценили позицию после второ­
го хода белых и Принялись надо мной иронизировать:
— Как называется этот дебют, молодой человек? Его надо
бы назвать вашим именем.
Или:
—Две выдвинутые до отказа крайние пешки в начале пар­
тии напоминают мне рожки у козлика. Этот молодой чело­
век наверно собрался нас всех забодать!
Я не отвлекался на эти весьма обидные замечания и про­
должал по советам Короля передвигать фигуры, пытаясь не
ошибиться — где там «Е», а где «четыре».
Король опять успокаивающе засвистел все тот же мотив­
чик... («Король» я буду писать с заглавной буквы, потому что
это его имя.)
Понемногу все господа притихли.
Я понял, что на доске что-то случилось. Мой партнер раз­
двинул локти и схватил свою голову в ладони. Наш столик
вдруг сделался центральным, хотя мы сидели с краю. Игро­
ки отложили свои партии и пришли посмотреть нашу. Ти­
шина держалась недолго. Какие-то рукава полезли из-за
моей спины на доску, стали водить по ней пальцами, хватать
и переставлять фигуры. Запомнился следующий диалог:
— А если так?
— Нельзя. Съест коня.
— А так?
— Еще хуже: сожрет слона.
Мой партнер прервал этот диалог первобытных охотни­
ков на слонов. Он поднял руки и плаксиво запричитал:

57

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

— Верните позицию, господа, верните позицию!
Ему вернули позицию, и после мучительных раздумий он
тихо спросил меня:
— Вы... вы отдаете ферзя?
— Ну, это некорректный вопрос! — сказал кто-то.
Я в тот день, конечно, ничего не понимал, но потом Ко­
роль повторил для меня эту партию. Решающая Позиция но­
сила этюдный характер, она опубликована на диаграмме но­
мер 1 в моей книге «Сто избранных партий Джеймса
Стаунтона». Каждый желающий может на нее взглянуть,
свои же записки я не хочу загромождать шахматными диаг­
раммами.
Конечно, Король действовал нагло, выводя сразу обе
крайние пешки, и серьезному турнирному мастеру мог бы
и проиграть, но мой шулер был взвинчен и быстро попался
в ловушку —брать ферзя не следовало из-за форсированного
варианта с тремя фигурными жертвами. Он, бедняга, так за­
путался, что даже не успел сдать партию и довел дело до мата —
мат он получил крайней пешкой «Н» при гробовом молча­
нии всех присутствующих.
Великий Пол Морфи с неподдельным интересом наблю­
дал со стены за этим безобразием.
5

Определенно, мой шулер был честным человеком и ува­
жал свою работу. Думаю, что на мастера он не тянул, но иг­
рал достаточно хорошо, чтобы каждый день худо-бедно обе­
дать в этом городе, где уважаемые отцы семейств дохнут от
скуки, а в карты играть боятся.
Пять монет по профессиональной привычке он мне все же
не отдал — впрочем, я и не настаивал — зато попросил по­
дождать и пригласил к столику председателя клуба, местного
гроссмейстера с задумчивым взглядом запойного пьяницы,
который еще не решил —а не выпить ли ему с утра? (Его имя
вам ничего не скажет.)
Ему показали решающую позицию. Маэстро восторга не
выразил, но согласился сыграть со мной легкую партию без
свидетелей в своем кабинете.
— Только не очень долго думайте,— сказал он.
До мата он не довел, вялым движением смешал фигуры
и признал:

58

Б. Штерн

— Да, я убедился... у вас талант. Поздравляю, молодой че­
ловек! Но вас надо подшлифовать... вы как-то странно начи­
наете партию. Вам следует подогнать теорию дебютов. Запи­
шитесь в наш клуб, послушайте мои лекции...
Оказывается, Король уже знал откуда-то непечатные рус­
ские выражения и одним из них поделился со мной.
— Извините, маэстро,— перебил я гроссмейстера — По­
советуйте: что конкретно нужно сделать, чтобы сыграть с чем­
пионом мира?
—С кем? С Макаровым? — поразился маэстро,—Не пой­
му, о чем вы говорите!
Он стал пожимать плечами и разводить руками. К этим
жестам в своей шахматной карьере я вскоре привык.
— Да, у вас наблюдается несомненный талант, но таких,
как вы, великое множество! — продолжал гроссмейстер. Он
опять развел руками, будто поймал громадную рыбу.—Надо
быть поскромнее! Все начинают с нуля. На каждом уровне
существуют квалификационные турниры, и их надо пройти.
Чтобы получить право на матч с чемпионом мира, необхо­
димо выиграть первенство клуба, города, штата, страны,
межзональные турниры и матчи претендентов...
Тут он стал твердить про какой-то коэффициент Эло, про
какой-то рейтинг, который высчитывается из выигрышей,
проигрышей в разных турнирах, в которых шахматист уча­
ствовал и не участвовал... для меня это была китайская гра­
мота. Вообще, маэстро путался в словах и не знал, как гово­
рить с талантом — ведь свой талант он давно пропил.
—Сколько времени уйдет на все эти турниры, если начать
с нуля? — спросил я.
Маэстро стал загибать пальцы:
— Как минимум три претендентских цикла. Девять лет.
А сейчас без подобающего рейтинга ни один гроссмейстер
не согласится с вами играть.
— Но вы-то согласились9
Он разъярился, обозвал меня «сопляком», руки у него
дрожали.
Мы опять расставили фигуры, причем он перепутал рас­
положение короля и ферзя. Я промолчал, он лихо начал пар­
тию, но вскоре пробормотал:
—Вот, дьявол, я не туда поставил ферзя... Начнем сначала.
Король посмеивался.
Мы опять начали сначала.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

На восемнадцатом ходу я, начиная матовую атаку, невин­
но сказал:
— Кстати, мне понадобится тренер.
Маэстро сразу оценил мое деловое предложение. Роль
председателя захолустного шахматного клуба ему смертель­
но надоела, и он не прочь был опять напомнить о себе, по­
ездить по свету и подзаработать — чтобы извлекать пользу
из шахмат, не обязательно играть в шахматы.
— Хорошо,— ответил он и навсегда сбросил фигуры со
своей шахматной доски.— Вы редкий самородок, а у меня
еще остались кой-какие связи, и я могу вам кое-что посове­
товать. Вот что мы сделаем.
6

Мы отправились через всю страну в столичный шахмат­
ный клуб.
Там тоже висел портрет Пола Морфи, а рядом, понятное
дело, портрет Роберта Фишера. На деньги там никто не иг-,
рал, но курили безбожно. Народ, в общем, был насупленный
и больше толпился в биллиардной, чем у шахматных столи­
ков. Моего тренера встретили весьма прохладно — молодые
гроссмейстеры попросту не знали, кто он гцкой.
Им напомнили.
— А, был такой... что-то припоминаю,— сказал один из
молодых гроссов, расставляя шары в пирамиду —Это вы лет
двадцать назад проиграли Макарову на сто двадцать девятом
ходу?
—Я,—горделиво отвечал мой тренер —На турнире в Мо­
нако.
— Бездарная была партия. Вам следовало ее сдать ходов
на сто раньше.
Тренер поспешно перевел разговор на мою персону. Тут
же в биллиардной он представил меня как подающего надеж­
ды провинциала, которого он давно готовит к открытому
чемпионату страны. Жаль только, говорил тренер, что идея
открытого чемпионата страны, где может принять участие
талантливая молодежь, до сих пор не поставлена на голосо­
вание в национальной шахматной федерации.
Ему тут же объяснили, что идея открытого чемпионата
«для всех» нелепа и на руку одним лишь дилетантам.

60

Б. Штерн

—Жестокий эволюционный отбор, а не открытый чемпи­
онат,— сердито сказал все тот же молодой гросс и железным
ударом забил шар в лузу.
Бедная луза! Подозреваю, что внутри правой руки у него
был вмонтирован гидравлический протез с электронным
прицелом —так неуклонно он бил. Он сурово осмотрел меня
с ног до головы. Взгляд его остановился на Короле, он пре­
зрительно фыркнул.
Все же мною заинтересовались — так интересуются но­
вым зверьком в зоопарке —подошли и обнюхали. Заслужен­
ные старые гроссы, которые в молодости успешно проиг­
рывали самому Талю, благосклонно сыграли со мной
несколько легких партий. Я им здорово понравился, зато мо­
лодые гроссмейстеры подняли меня на смех. Они и не таких
видали!
Тогда я предложил дать им одновременный сеанс на
тридцати досках, чтобы их всех скопом зачли в тот самый
коэффициент Эло.
Ну и наглость!
На сеанс они, конечйо, не согласились, но от обиды реши­
ли меня хорошенько вздуть и принялись гонять со мной пя­
тиминутки. Кто-то объявил, что поджарит и съест шахмат­
ного коня, если проиграет мне.
У меня рука заболела бить по часам!
Любитель жареных коней пал первым. Никто не понимал,
что происходит, какой-то блицкриг... Половина из них была
разбита, а другая половина, не дожидаясь своей участи, по­
зорно бежала. Гроссмейстер с гидравлическим протезом за­
перся в биллиардной и от злости разбил несколько луз.
Старички рукоплескали.
Король был в отличной форме. Он веселился и, как мне
показалось, раскланивался.
После этого блицсеанса ко мне подошел президент на­
шей шахматной федерации (не называю имен), покрови­
тельственно похлопал меня по плечу и сказал, что всему
миру надоело видеть на троне исключительно русских
чемпионов.
— Нет правила без исключения,— добавил шахматный
президент, взглянув на притихших гроссмейстеров,— Вве­
дем для него на чемпионате страны дополнительное, персо­
нальное место. Ждать девять лет три претендентских цикла
совсем не обязательно.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

61

7
Мне разрешили играть на чемпионате страны.
Я выиграл подряд одиннадцать партий и сразу сделался
знаменитостью. Мой тренер от удивления на какое-то время
бросил пить и, засунув руки в карманы, чтобы не дрожали,
давал журналистам пространные интервью о том, как он от­
крыл и воспитал новый талант.
Во время турнира пришла телеграмма из нашего городка.
Я все бросил и улетел, но отца в живых не застал. Он скон­
чался в плетеном кресле у ворот гаража от сердечного при­
ступа — ему уже нечего было делать в этой жизни, а долго
греться на солнышке он не умел.
На похороны собралось много народу, чтобы поглазеть на
своего талантливого земляка. Провинциальный шахматный
клуб явился в полном составе, а мой честный шулер даже
прочитал небольшую надгробную речь, в которой умудрился
раза два упомянуть и меня.
Король плакал у Меня на груди, я же не мог выдавить сле­
зу. Я впервые подумал, что у меня с ним один отец... значит,
мы братья?
Весь день я просидел в гараже среди пыльных аквариумов
и склянок. На траурный прием в шахматный клуб не явился.
Мне не хотелось смотреть в глаза Полу Мерфи.
Я не стал чемпионом страны, потому что пропустил по­
следние шесть туров. Меня обошли. Я занял всего лишь
третье место, но и этого было достаточно, чтобы попасть на
межзональный турнир... не буду описывать все турниры и
матчи, которые мне пришлось отыграть за три года — все
эти переезды, перелеты, клубы, гостиницы, приемы.
На межзональном турнире на меня поначалу не обратили
внимания, но мне было уже все равно, я чувствовал, что ввя­
зался в очередную глупую историю — погнался не за весной,
как в юности, а за местом под солнышком. Уверен, знаю, что
большие шахматисты ненавидят шахматы, но бросить игру
не могут, потому что в шахматах смоделирована сама жизнь —
с победами, поражениями, надеждой, скукой, болезнями,
безденежьем и гибелью. Бросить шахматы для гроссмейсте­
ра —значит, покончить с жизнью. Профессиональные шахма­
тисты отличаются от простых смертных только тем, что на
много ходов вперед могут просчитывать передвижение дере­
вянных фигур по черно-белым клеткам; а в остальном они та­
кие, как все... как все?.. Хуже, намного хуже—они инфантильны,

62

Б. Штерн

вспыльчивы, подозрительны и терпеть не могут чужого ус­
пеха. Солидный международный турнир с высоким рейтин­
гом — это престиж и заработок шахматиста, за право уча­
стия в таких турнирах ведется закулисная борьба. Всю жизнь
надо быть в форме —и не только спортивной —иначе, в луч­
шем случае, тебя ожидает судьба председателя захолустного
шахматного клуба. Но выгодные турниры, лекции и сеансы
одновременной игры достаются немногим, и потому каж­
дый подрабатывает, как может. Однажды телевидение пред­
ложило мне провести сногсшибательный сеанс —весь месяц
я должен был сидеть в студии и вслепую играть по телефону
с телезрителями. Я сыграл более тысячи партий и заработал
столько, что до конца жизни, разумно экономя, мог бы
греться на солнышке у ворот гаража в плетеном кресле. Шах­
матный мир был шокирован, ни для кого не было секретом,
что против меня в этом телесеансе анонимно играли не­
сколько десятков гроссмейстеров.
Я лез на трон!“
Узнай мою тайну соперники — меня разорвали бы! Ка­
жется, еще не было ни одного претендентского цикла или
матча на первенство мира без какого-нибудь скандала — по
крайней мере, между великими шахматистами всегда были
неприязненные отношения —вспомните пары Стейниц-JIaскер, Ласкер-Капабланка, Капабланка-Алехин, АлехинЭйве, Ботвинник-Смыслов, Карпов-Каспаров... я пропустил
Фишера —этот скандалил против всех, они постоянно обви­
няли друг друга черт-те в чем — но меня невозможно было
разоблачить, мои беды пришли не от моих соперников.

8
На межзональном турнире Король впервые стал прояв­
лять свой тяжелый характер. То, что у него оказался харак­
тер, удивляло даже отца, но, как видно, это свойство —
характер — присуще всякому настоящему разуму, даже ис­
кусственному. Разума без характера не бывает. Король лю­
бил иронизировать над соперниками. Он смешил меня в са­
мые ответственные моменты, и вскоре многие шахматисты
возненавидели меня за ухмылки во время игры. Кроме того,
Король был подвержен настроениям, у него то и дело появ­
лялись нешахматные интересы —иначе и быть не могло, на­
ша жизнь была наполнена событиями, и он продолжал

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

63

самообучаться, как и положено любому разуму. Однажды
я читал перед сном и оставил книгу открытой. Король никог­
да не спал и утром попросил меня перевернуть страницу — это
была сказка Андерсена «Голый король». Он дочитал ее до
конца, долго не отзывался, о чем-то думал, и наконец попро­
сил сшить ему шелковую мантию.
Я с трудом убедил его, что шахматному королю не нужны
никакие одежды.
С той поры Королем овладела страсть к чтению биогра­
фий своих коллег по должности —Бурбонов, Стюартов, Ро­
мановых, Габсбургов; он злился, когда не было новых книг
Я добывал эти книги в магазинах и библиотеках, а газетные
писаки вышучивали меня за пристрастие к подобному чти­
ву. Я перелистывал Королю толстенные тома Дюма и Дрюона... нет скучнее занятия, чем с утра до вечера плевать на
пальцы и переворачивать страницы; ночью он тоже не давал
мне покоя и бубнил на ухо излюбленные пассажи.
Однажды, после очередного хода соперника, я не услышал
от Короля ехидного замечания и поковырял спичкой в ухе,
думая, что отказал приемник. Партнер злобно глядел на это
ковырянье —о моем некорректном поведении давно уже хо­
дили анекдоты.
— Вы бы еще поковыряли в носу,— посоветовал он.
Я мог бы назло ему поковырять и в носу^ но ничего на это
не ответил и никогда не отвечал, зато некоторые мои парт­
неры, чтобы вывести меня из равновесия, курили дрянные
сигареты, пускали мне дым в лицо, надевали зеркальные оч­
ки, чтобы слепить меня, трясли под столом ногами, чавкали,
оглушительно сморкались в носовые платки...
Король молчал.
Я смотрел на доску, пытаясь что-нибудь сообразить, но
бесполезно. За год игры я ничему не научился в шахматах,
кроме безошибочного передвигания фигуры на нужное поле.
Я был механизмом для передвигания фигур, записывания
ходов и переворачивания страниц, не больше.
Впервые я так долго думал.
Мой партнер давно собирался сдаться, но теперь с инте­
ресом поглядывал на меня — ведь до победы мне оставалось
сделать несколько вполне очевидных ходов. Со мной никогда
не случалось подобной заминки. Вдруг я остановил часы и
убежал за сцену, вызвав полный переполох — никто не по­
нимал, почему я сдался. Соперник пожал плечами, развел

64

Б. Штерн

руками и поклонился почтенной публике. Ему устроили ова­
цию. Это был первый человек, выигравший у меня в шахма­
ты. После этого турнира, чтобы не искушать судьбу, он за­
бросил игру и начал функционировать в международной
шахматной федерации.
Мой вечно пьяненький маэстро после неожиданного про­
игрыша сунулся было ко мне за кулисы с какими-то совета­
ми, но я затопал ногами и послал его к черту, нажив себе еще
одного врага. Впоследствии он называл меня «неблагодар­
ной тварью, которую он вытащил из грязи». Что ж, он на мне
неплохо подзаработал.
Король очнулся только в отеле.
— Что с тобой? — нервно осведомился я — Приемник ра­
ботает, а ты молчишь! Мы проиграли!
— Не мы, а ты проиграл,—уточнил Король — Не беда. Не
всегда же выигрывать, разок для разнообразия полезно и
проиграть. Я вот о чем задумался... Одному Бурбону нагада­
ла цыганка, что его отравит какой-то таинственный король
червей... Это кто такой?
— Все это ерунда,— объяснил я — Книг о королях больше
не будет. Ты уже все прочитал.
—Тогда принеси мне последние шахматные книги и жур­
налы,— невозмутимо ответил он.
— Зачем?
— Чтобы пополнить образование.
Против «пополнить образование» я ничего не мог возра­
зить, и утренним самолетом нам доставили из-за океана це­
лую библиотеку новых шахматных книг и журналов, но в
них в основном разбирались партии, сыгранные самим Ко­
ролем. Король почитал, почитал комментарии и заскучал.
9
Этим же самолетом прибыл в Европу обеспокоенный мо­
им проигрышем президент нашей шахматной федерации.
Он вызвался быть моим новым тренером, опекуном, отцом
родным. Он говорил, что на меня с надеждой смотрит вели­
кая страна. Он два часа говорил о национальном престиже.
Нет ли у меня денежных затруднений? Каких-либо других
затруднений? Почему я не женат? Почему я всегда такой
мрачный? Все можно разумно решить, говорил он.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

65

Когда так долго говорят, я тупею. Я не знал, как от него
вежливо отделаться, и у меня вдруг началась истерика. Я пе­
ревернул стол с телефоном и шахматами. Президент пере­
пугался и побежал от меня в коридор, а я инстинктивно по­
гнался за ним, размахивая пустой шахматной доской.
В коридоре бродили репортеры со своими фотопулеметами,
и в вечерних газетах появились сенсационные фотографии
с остроумными комментариями, изображающими меня
в погоне за собственным президентом.
Я закрылся в своем номере, разбил телефон — хотя мог
бы попросту его отключить — и весь день ублажал Короля,
листая ему все, что под руку подвернется.
Не надо было этого делать!
Я не обратил внимания на то, что многие авторы пишут
не шахматные статьи, а сводки с фронтов. Воображение Ко­
роля потрясли перлы, наподобие такого:
«Невзирая на близость противника, гроссмейстер отпра­
вил черную кавалерию в глубокий рейд по вражеским ты­
лам, а сам продолжал развивать прорыв на королевском
фланге, оставив в засаде боевых слонов».
Вскоре Король потерял все свое остроумие, сентимен­
тальной задумчивости как не бывало, и по утрам он орал:
— Подъем! По порядку номеров р-рассчитайсь! На при­
нятие пищи ша-агом марш!
Делать нечего, я подстроился под режиу воинской казар­
мы — впрочем, мне это тогда было на руку Король взялся
за шахматы со всей ответственностью солдафона. Игра его
поскучнела, исчезли жертвы и быстрые комбинации, зато
. все внимание он уделил стратегии. Матч с одним из претен­
дентов превратился в нудное маневрирование фигурами —
доска напоминала большую железнодорожную станцию, где
без видимого толку маневрируют локомотивы, таская тудасюда вагоны на запасных путях.
Каждая партия обязательно откладывалась на следующий
день. Мой очередной соперник, человек в летах, давно устав­
ший от этой черно-белой шахматной жизни, совсем не ожи­
дал такого оборота. Перед матчем он бахвалился, что мои не­
корректные жертвы и комбинации против него не пройдут,
и был очень удивлен, когда жертв и комбинаций с моей сто­
роны не оказалось.
Все были удивлены.
Шахматная общественность принялась рассуждать о том,
что я изменил своему стилю...
3 Б. Штерн «Остров змеиный»

66

Б. Штерн

Не понимаю, кому какое до этого дело?
В первой же партии Король воздвиг такую оборону, что
мой соперник вскоре предложил ничью.
Король пр-риказал мне играть!
Он выиграл эту партию после двухдневного доигрывания
каким-то единственным умопомрачительным вариантом в
девяносто восемь ходов и очень сожалел, что комбинация не
дотянула до стоходовки. Матч закончился досрочно, потому
что мой партнер заболел тяжелой формой невроза. В боль­
нице он дал интервью и сравнил меня с идеальной шахмат­
ной машиной, у которой невозможно выиграть.
Если бы он знал, что случайно попал в самую точку!
Еще он заявил, что я гипнотизировал его за доской... хотя
сам-то он вытворял Бог знает что: приносил в термосе обед
и, повязавшись салфеткой, чавкал прямо за столиком; а ког­
да брался засаленными пальцами за фигуру, то сопел так,
будто поднимал не пешку, а штангу
10

Король продолжал самообучение; Однажды ему попалась
книга из истории шахмат, и он впервые увидел фигурки ко­
ролей, выполненные древними мастерами. Его загрызла
черная зависть. Мне опять пришлось отправиться к ювели­
ру, и Король заказал себе огромного золотого жеребца со
сбруей. Старый ювелир снял очки и хотел мне что-то ска­
зать, но заказ был выгодный, и он промолчал.
Жеребец получился реальным до отвращения. На брил­
лиант Королю прицепили придуманную им корону, похо­
жую на шапку-ушанку Макарова — чемпиона мира он уви­
дел в кинохронике. Оба уха свисали. В одной руке Король
держал то ли скипетр, то ли пюпитр, а в другой — палку с
ленточками, похожую на ту штуку, с которой ходят по празд­
никам и похоронам военные оркестры.
Король был счастлив в то время. Он вертелся перед зер­
калом — то есть заставлял меня то и дело подходить к зер­
калу — и с гордостью себя разглядывал. Всю эту тяжесть я
таскал на своей шее и терпел издевательства тонких цените­
лей искусства, чтоб их черт побрал.
Всем до меня было дело! Я перестал читать газеты и вклю­
чать телевизор... впрочем, над нашим жеребцом вскоре пе­
рестали насмехаться — подоспели новые скандалы.

67

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

11

Где играть финал?
Макаров предложил играть матч на первенство мира в ка­
кой-нибудь нейтральной столице с умеренным климатом.
Мне было все равно, я оставил выбор места на усмотрение
президента международной шахматной федерации. Тот по
финансовым соображениям выбрал Токио. Все уже согласи­
лись, как вдруг Король объявил, что будет играть в Бородино
и нигде более. Он, видите ли, собирается взять у Макарова
реванш за поражение императора Наполеона!
Я бросился к Британской энциклопедии —Бородино ока­
залось небольшой деревней под Москвой.
— Слушай, Наполеон! Нас засмеют! — взбунтовался я,—
На это не пойдет ни ФИДЕ, ни Макаров!
— Ма-алчать! Выполнять приказание! — закричал Ко­
роль, и мне показалось, что мой внутренний голос был слы­
шен даже на улице.
Я суетился и не знал, как провести Короля.
—Ваше величество...—бормотал я,—Вам будет интересно
в Японии... самураи, харакири, Фудзияма... Там есть что по­
смотреть. На открытии матча будет лично присутствовать
японский император... я вас с ним познакомлю.
Но Король не хотел отправляться в гост» к японскому им­
ператору. Он желал отомстить за Наполебна.
— Но ваше приказание невыполнимо! Бородино уже дав­
но не существует... на его месте разлилось Черное море!
К счастью, Король плохо знал географию, и этот довод на
него подействовал.
-- Тогда мы будем сражаться в Каннах,—недовольно про­
бурчал Король — Я хочу одержать решающую победу в том
месте, где одержал ее сам Ганнибал.
Так появилась на свет глупая телеграмма, чуть было не
сорвавшая матч. Я ничего не соображал, отсылая ее в Мос­
кву. Представляю, как они там пожимали плечами и разво­
дили руками!
Вскоре пришел ответ.
Макаров просил подтвердить, посылал ли я телеграмму о
Каннах, о Ганнибале и об отказе от Токио? Или, возможно,
это чья-то глупая мистификация? В Италии на месте древ­
них ганнибаловых Канн стоит какой-то далекий от шахмат­
ных дел городок. Если же я имел в виду французские Канны,
то почему бы нам не сыграть матч в Париже?

68

Б. Штерн

Я тут же дал телеграмму: «СОГЛАСЕН ПАРИЖ», и про­
должал врать Королю:
— Ваше желание удовлетворено. Вы будете сражаться в
Каннах, но они называются сейчас Парижем. Их переиме­
новал сам Ганнибал после победы над... над...
Я забыл над кем.
Вернее, я никогда не знал, кого там под Каннами побил
Ганнибал.
— Над Теренцием Варроном,— небрежно подсказал Ко­
роль,—Ладно. Париж так Париж.
Я ужаснулся!
Что будет дальше? Его бредни зашли чересчур далеко.
Каждый очередной ход Король не подсказывал мне, а пере­
давал очередным тоном, и я должен был вслух отвечать ему:
«Слушаюсь, Ваше императорское величество!» Соперники
жаловались, что со мной невозможно играть — я всю игру
что-то бормочу. Мало того, Король не разрешал мне подни­
маться из-за столика во время многочасовой партии; мой
седалищный нерв не выдержал таких нагрузок, и мне при­
шлось взять тайм-аут из-за острого приступа ишиаса.
Наконец приказы Короля сделались глупыми и невыпол­
нимыми: однажды он повелел мне вырыть окопы на ферзе­
вом фланге по третьей горизонтали, и я с трудом убедил его
отменить этот приказ в связи с тем, что мы не захватили
с собой на турнир саперную лопату.
Надо было срочно принимать какие-то меры.
12

И вот я кое-что придумал.
Если шахматная программа Короля испорчена историче­
скими и военными бреднями, то нельзя ли нейтрализовать
эти бредни другими?
Я решил попробовать и поджидал удобного случая.
Случай вскоре представился. Однажды утром по заведен­
ному распорядку Король делал смотр своим войскам и при­
казал мне:
— Подготовьте высочайший указ. За боевые заслуги и
личное мужество я решил присвоить вам звание фельдмар­
шала и наградить вас орденом Проходной Пешки.
—Ваше императорское величество, я не могу принять это
звание,— тут же ответил я.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

69

(Быть фельдмаршалом или даже императором не входи­
ло в мои планы, я метил выше.)
— Почему? — удивился Король.
— Верите ли вы в Бога, Ваше императорское величество?
—Впервые слышу это имя. Кто такой Бог, и почему в него
нужно верить? —без особого интереса спросил Король,—Не
правда ли, хорошо шагают, орлы?
Я покосился на шахматную доску, где каждое утро рас­
ставлял ему войска для парада. Орлы шагали отлично: впе­
реди белые ладьи, за ними черные, потом гарцевала кавале­
рия, проходили боевые слоны; два сводных разноцветных
батальона под предводительством ферзей с песнями марши­
ровали по вертикалям «а», «б» и «с». Парад в это утро удался
на славу.
— Я достал для вас одну интересную книгу о царях, коро­
лях, императорах и фараонах,—сказал я.—В ней также опи­
сана эта таинственная личность. Могу полистать, если ваше
императорское величество пожелает.
Я надеялся поразить воображение Короля и вытащил на
свет божий роскошную Библию с иллюстрациями Доре.
—Объявить благодарность всему личному составу! — по­
спешно приказал Король и распустил войска— Отличив­
шимся офицерам увольнение до вечера!
Я сложил шахматы в коробку, а отличавшихся офицеров
поставил на подоконник
*
Три дня с утра до глубокой ночи я плевал на пальцы и ли­
стал Библию. Король читал быстро, но очень долго и внима­
тельно разглядывал картинки.
— Переверни страницу.
— Слушаюсь, Ваше императорское величество!
Наконец эта пытка закончилась.
—Что за непонятная величина этот Бог? —задумался Ко­
роль.—Он может все... это странно. Очень сомнительно, что­
бы это нервное существо смогло выиграть у меня хотя бы од­
ну партию в шахматы. Если хорошенько поразмыслить...
Вдруг я понял, что если предоставлю ему время хоро­
шенько поразмыслить, то он в своем богоискательстве быс­
тро дойдет до воинствующего лозунга «Бога нет!», и тогда
мне конец. Король задумается о смысле жизни и о своем осо­
бом положении в этом мире, и мне останется одно: спалить
его на костре в пепельнице, потому что ни о чем другом он
уже не сможет думать.

70

Б . Ш терн

— Несчастный!!! — рявкнул я, подделываясь под божьи
интонации —Ты усомнился, смогу ли я у тебя выиграть пар­
тию в шахматы?
— О господи...— впервые в жизни перепугался Король —
Неужто воистину ты?
— Как стоишь, подлец, перед Богом?!
Я щелчком сбросил его с глупого жеребца, содрал шапкуушанку и отнял музыкальный знак:
— Сидеть тебе в темной могиле до Судного дня, а там по­
смотрим на твое поведение!
Я тут же высыпал шахматы на пол, засунул его в коробку,
запер в банковском сейфе и удрал туда, где зима помягче...
нет, теперь я уже не ходил пешком — билет на самолет, и на
Таити. Хотел отдохнуть там всю зиму на свободе, но, выйдя
из самолета, тут же взял билет на обратный рейс... я не слы­
шал привычного шепота Короля, мне не с кем было погово­
рить. Яуже не мог существовать без него.
Оказалось, чтб и на Таити обитают шахматные люби­
тели. Они встречали меня в аэропорту. Были запланиро­
ваны официальный прием, сеанс одновременной игры с
островитянами и всякие развлечения — например, посе­
щение колонии прокаженных, где умер мой любимый ху­
дожник Гоген... Велико же было удивление любителей,
когда я, не выходя из аэропорта, перекусил в ресторане и
тем же самолетом отправился домой. Я сам был как про­
каженный.
Зато авиакомпания не осталась в накладе — они там даже
вернули мне стоимость билетов, зато разрекламировали
странное авиапутешествие будущего чемпиона мира; летай­
те самолетами нашей авиакомпании без всякой цели туда
и обратно!
Вернувшись домой, я немедленно открыл коробку и осво­
бодил Короля.
— О господи, смилуйся! — сразу загнусавил он,—Уйду в
пустынь, дни и ночи буду молиться во славу твою! Прости
раба грешного!
Я так и сел!
Мне еще не хватало сейчас заполучить на свою голову ре­
лигиозного фанатика...
—Молчать! —приказали.— Бога нет —я за него. Бог ушел
я велел передать, запомни: книг не читай, никем не коман­
дуй, и занимайся своим делом — играй в шахматы. Не дай

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

71

Бог тебе лезть в искусство или политику! Твой друг телеви­
зор уничтожен, он вредно влиял на тебя! По ночам ты должен
спать, а не будить меня нелепыми вопросами!
13
В конце концов все получилось неплохо. От Божьего име­
ни я внушил Королю всегда быть самим собой и никаким
психозам не поддаваться. К нему вернулись прежние весе­
лость и остроумие, но, просмотрев свои последние партии,
Король опять загрустил:
—Вариант в девяносто восемь ходов, возможно, потрясет
чье-нибудь воображение, но не делает мне чести. Запись
этой партии напоминает тягучее течение реки, отравленной
ядохимикатами. Что можно выловить из этой реки, кроме
вздутого трупа коровы? Кому нужны заумные комбинации
в девяносто восемь ходов? Кто способен их оценить? Кому
нужны механические шахматы, отравленные искусствен­
ным разумом?
Мне показалось странным, что Король с таким пренебре­
жением заговорил об искусственном разуме...
Не возомнил ли он себя человеком?
Чем это может мне угрожать?
Я осторожно напомнил Королю о механических шахмат­
ных автоматах и вычислительных машинах, и он с азартом
воскликнул:
— Машина и шахматы... что может быть глупее! Эти ма­
шины хорошо умеют считать и оценивать позицию в услов­
ных единицах — но их нельзя заставить оценивать позицию
нюхом. В шахматах невозможно просчитать бесконечное ко­
личество вариантов, необходим выбор. Интуиция. Любой
ребенок с фантазией обставит машину.
— Но когда появятся машины с настоящим, неискусст­
венным разумом? — с опаской спросил я.
—Роботы? —задумался Король.—Разумные машины ни­
когда не появятся, потому что настоящий разум невозможно
ни на что запрограммировать. Когда настоящий разум пой­
мет, что он сидит в каком-то ящике, он сойдет с ума.
Итак, он мнил себя человеком и, ничего не подозревая,
прорицал собственную судьбу.
«Хватит об этом,— решил я — Чересчур опасный разго­
вор».

72

Б. Штерн

Я положил Короля в коробку, и он пожелал мне спокой­
ной ночи.
Вскоре я окликнул его, но он молчал. Он спал — потому
что человек ночью должен спать. Мне стало жутко. Я понял,
что отныне не должен показывать, что считаю его кем-то
другим, а не человеком. Мне это было не трудно, я всегда от­
носился к Королю, как к брату. Трудность была в другом:
я не знал, как уберечь его от сумасшествия.
Я решил скрыться.
14
Полгода до начала финального матча я нигде не показы­
вался, чтобы не тревожить Короля.
Меня все ненавидели. Японцы ненавидели меня за то,
что я отказался играть в Токио; французы за то, что я пе­
репутал Париж с Каннами; русские —за мое некорректное
поведение.
~
Те, кто не знал, за что меня ненавидеть, ненавидели меня
за то, что никому не известно, где я нахожусь. Идол куда-то
запропастился — это многих раздражало.
Не знаю, что думал обо мне Макаров, но старик был всег­
да подчеркнуто корректен. Наверно, он попросту не знал, че­
го от меня ожидать, и в интервью обо мне не распространялся.
Правильно делал.
Меня пригласили в Москву, чтобы познакомиться и на­
ладить отношения, но я не поехал потому, что, говорят, рус­
ские гроссмейстеры в своем шахматном клубе после каждой
сбитой пешки или фигуры выпивают рюмку водки, и ночью
московская милиция бережно развозит их по домам. Не
знаю, так ли это на самом деле, но я не рискнул везти Короля
в Москву, чтобы не тревожить его подобными ужасами.
Сотни писем приходили мне на адрес шахматной феде­
рации. Несколько писем, в которых не было ругани, прези­
дент переправил мне — он один знал, где я нахожусь. Одно
из писем, похожее на любовную записку, меня удивило:
«Дочь мистера Н. (называлась известнейшая фамилия
династии банкиров) хотела бы брать у вас уроки шахматной
игры в любом удобном для вас месте и в любое удобное для
вас время».
К письму прилагалась фотография.
Я ответил ей и целый месяц обучал ее искусству шахмат­
ной игры. Ученица оказалась прилежной. Кстати, это одна из

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

73

причин того, что я нигде не появлялся. В Париж я прилетел
всего за час до официального открытия матча на первенство
мира, и мой поздний приезд был воспринят русскими как
оскорбление.
— Не могли раньше прибыть? — сурово спросил меня
президент ФИДЕ.
Не мог. Мои заботы были поважнее соблюдения шахмат­
ного этикета — с Королем опять что-то стряслось. В конце
концов, я ведь не опоздал.
А Короля поразило появление в нашем доме мисс H., хотя
до этого он никогда не интересовался женщинами. Я должен
был и это предвидеть!
— Это еще кто? — спросил Король.
— Машина для ведения хозяйства,— пошутил я.
—А почему у тебя есть такая машина, а у меня нет?
Я почувствовал, что разговор на эту тему может принять
опасный оборот, и не знал, что ответить.
— И почему я вечно вишу у тебя на груди, а ты ни на ком
не висишь? — продолжал допытываться Король.
Я путанно стал объяснять, что он и я — мы есть один че­
ловек, симбиоз, неразрывное целое; что он без меня не смо­
жет жить, как и я без него...
Король внимательно слушал.
Мне казалось, что я его убедил; к тому Же он вскоре поде­
лился нашими планами на будущее: мы устали от шахмат,
и когда добьемся звания чемпиона мира, удалимся на покой
в свой гараж и заведем множество прелестных машинок для
ведения хозяйства.
„Я тут же запретил мисс Н. приходить ко мне. Она ничего
не понимала и писала мне истерические записки. Но я не
мог рисковать. Я не мог позволить Королю влюбиться, этого
чувства его разум, конечно, не выдержал бы.
Король, вроде, начал ее забывать. Я не мог предположить,
что на церемонии открытия матча на первенство мира пре­
зидент ФИДЕ ляпнет словечко, из-за которого Король окон­
чательно свихнется. Из-за того, что русские все время торчат
на шахматном троне, в моду давно вошло называть королеву
по-ихнему — «ферзь». Другого названия Король, как видно,
не слышал или никогда над ним не задумывался. И вот, ког­
да мы с Макаровым стояли на сцене в ожидании жеребьевки,
президент ФИДЕ, зажав в своих громадных кулачищах две
фигурки и обращаясь ко мне, спросил:

74

Б. Штерн

— Итак, в какой руке белая королева?
— Что он сказав? Королева? — прошептал Король.
Президент ФИДЕ разжал кулаки, и Король влюбился в бе­
лую фигурку королевы с первого взгляда.
Я пытался настроить его на завтрашнюю игру, но он и ду­
мать не хотел о шахматах. Всю ночь он не спал и не давал
спать мне — я должен был записывать под диктовку его лю­
бовное послание к белой деревянной фигурке. Под утро у ме­
ня трещала голова от внутреннего голоса. Наконец я с тру­
дом убедил Короля, что только за шахматным столиком он
сможет видеться со своей возлюбленной.
15

Мы опоздали часа на полтора. Меня уже не ждали. Шах­
матные часы на столике были включены, мое время истека­
ло, я находился в глубоком цейтноте. Макаров прохаживался
по сцене с бутылкЬй кефира в руке, а главный судья погля­
дывал на часы; при моем появлении шахматные болельщи­
ки начали свистеть, как на футболе, и напугали Короля.
Я тут же потребовал удалить из зала всю публику. Прези­
дент ФИДЕ пожал плечами, а Макаров сказал мне:
— Сынок, не валяй дурака! Ты и без этих фокусов у меня
выиграешь.
Я почему-то обиделся не на «дурака», а на «сынка» и хотел
настоять на своем, но Король приказал извиниться перед
Макаровым и играть.
Я извинился, сделал первый ход и ушел в комнату отдыха
немного поесть и привести себя в порядок после бессонной
ночи. Никакого психологического давления я на Макарова
не оказывал, а если его нервировали мои «непредсказуемые
поступки» —так он корректно высказался после матча, -- то
лучше бы обратился к психиатру. К своим соперникам я ни­
когда не предъявлял никаких претензий и никогда не давал
оскорбляющих интервью. Руководитель русской делегации
говорил, что своим поведением я умышленно создаю себе
саморекламу, чтобы сорвать побольше монет — возможно,
объективно так оно и получалось,— зато на этой «саморек­
ламе» неплохо подработали и ФИДЕ, и все мои соперники —
денежные призы всегда делились честно.
Первую партию Король блестяще продул.
На сорок контрольных ходов у меня оставалось минуты
четыре, и Король попытался блицевать, не вводя в игру ко­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

75

ролеву —он, видите ли, боялся за ее жизнь! Но играть против
Макарова без королевы не может себе позволить даже иде­
альный шахматный разум... это была авантюрная атака в ка­
ком-то тут же придуманном дебюте, и вскоре все благопо­
лучно закончилось —даже флажок не успел упасть,— Король
приказал мне сдаться.
После игры, пожимая мне руку, довольный Макаров
удивленно сказал:
— Интереснейший дебют, коллега! Его надо назвать ва­
шим именем. Но вы там чего-то недоработали... Почему на
двенадцатом ходу вы не вывели ферзя?
Что я мог ответить?
Почему я не вывел ферзя...
Если бы я знал, что его нужно выводить!
Вторую партию Король наотрез отказался играть черны­
ми против своей королевы. Никакие уговоры не помогли.
Я не явился на игру, флажок упал, Макаров допил кефир,
и мне засчитали поражение.
Перед началом третьей партии я подошел к главному
судье и попросил заменить фигурку белой королевы на ка­
кую-нибудь другую, невзрачную. Главный судья пожал пле­
чами и переговорил с Макаровым. Тот развел руками и дал
согласие.
Фигурку заменили.
Король не увидел на доске своей возлюбленной и потерял
сознание. Я теребил его на груди, чтобы привести в чувство,
не бесполезно. Тогда я самостоятельно сделал несколько хо­
дов, чуть не получил детский мат, тут же зевнул коня и ос­
тановил часы.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — спросил Макаров,
внимательно глядя мне в глаза— Вы, кажется, заболели...
у вас жар. Возьмите тайм-аут.
Я взял тайм-аут, а Король, очнувшись, пригрозил отра
виться, если фигурка не будет возвращена.
На следующий день я потребовал у главного судьи вер­
нуть на доску прежнюю фигурку. Судья схватился за голову
и начал объяснять, что ФИДЕ уже продала фигурку белой
королевы какому-то коллекционеру-шейху с Ближнего
Востока.
Я отказался играть.
Вокруг матча творилось нечто неописуемое. На Эйфеле­
вой башне шахматные болельщики повесили мое чучело и
сожгли. Раздавались призывы прекратить матч, оставить

76

Б. Ш терн

звание чемпиона мира за Макаровым, а меня выпороть. Ка­
кие-то недоросли, взявшие за моду ходить по Парижу в на­
бедренных повязках, объявили меня своим то ли вождем, то
ли кумиром, то ли идолом, вытатуировали на ягодицах мой
портрет, и мое лицо принимало различные выражения в за­
висимости от энергии вращения — это показывали по теле­
визору.
В меня стреляли, как в папу римского!
Я даже не успел испугаться, увидев направленный в грудь
револьвер, но прикрыл Короля руками. Террорист промах­
нулся. Какой-то бульварный листок намекнул, что покушав­
шийся, похоже, был русским агентом. Весь шахматный мир
развел руками и пожал плечами. Макаров не нашел нужным
отвечать на эту политическую инсинуацию. Он выразил мне
соболезнование.
Террориста не нашли, ну и Бог с ним; зато ко мне при­
ставили телохранителей —двух «горилл» из морской пехоты.
Это были славны^ ребята —тихие, вежливые; они ходили за
мной по пятам по улицам Парижа, разглядывали вместе со
мной картины на Монмартре и не интересовались не только
шахматами или картинами, но и ничем на свете. Они со
мной отдыхали и были искренне благодарны мне за свою
долгосрочную командировку в Париж из полыхающей вос­
станием какой-то банановой республики.
Шейх не хотел отдавать фигурку.
Король не хотел без фигурки играть.
В ход пошла высокая политика. Из-за океана на Ближний
Восток примчался государственный секретарь, но шейх все
равно не хотел отдавать.
Мне засчитали еще два поражения.
При счете 0:7 я предложил шейху три миллиона — весь
денежный приз, причитавшийся мне после матча. К моему
удивлению, шейх все же оказался жадным и согласился на
сделку, но деньги потребовал вперед. Мне очень хотелось
взглянуть на этого шейха хотя бы мельком, но он принци­
пиально никогда не фотографировался. Любопытный эк­
земпляр хомо сапиенса — фигурку он купил у ФИДЕ за де­
сять тысяч, а его миллионы в швейцарском банке я,
конечно, не считал, но подозреваю, что они приближались
к миллиарду. Странный человек... интересно, ездил ли он
на верблюде?
Я не знал, где взять три миллиона.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

77

Газеты перестали обвинять меня в корыстолюбии, но, не­
долго думая, предположили, что я не в своем уме. По просьбе
Макарова ФИДЕ прекратила засчитывать мне поражения и
ожидала, чем закончатся мои переговоры с шейхом.
А я не знал, где взять три миллиона.
Президент страны выступил в конгрессе и потребовал три
миллиона на мои личные нужды, но конгресс ответил, что
он, конгресс,— высший законодательный орган страны, а не
благотворительное заведение.
Тогда президент потребовал три миллиона на нужды неф­
тяного шейха, но конгресс ответил, что на этого нецивили­
зованного шейха не распространяется принцип наибольше­
го благоприятствования.
Я не знал, где взять три миллиона, и уже собирался вы­
броситься из окна восемнадцатого этажа отеля, когда в Па­
риж с тремя миллионами примчалась мисс Н. Она взяла их
из папашиного сейфа и на следующий день папаша Н. про­
клял ее.
Фигурку привезли спецрейсом с Ближнего Востока. Обна­
женные недоросли собрались в аэропорту и поклонялись ей.
Полицейские их не трогали. Все уладилось, обе наши воз­
любленные вернулись. Мы опять взялись за шахматы.
Исстрадавшийся Король устал от буйного выражения
своих чувств, любовь его не прошла, но 'затаилась, и он за­
нялся игрой. Его ущербный разум создавал удивительные
позиции, шахматный мир был очарован. Правда, за белых
он очень неохотно играл королевой, предпочитая держать ее
в тылу. Партии продолжались долго, с бесконечным манев­
рированием, и когда Макаров предлагал ничью, я тут же со­
глашался — ничьи в счет не шли, матч по регламенту про­
должался до десяти побед.
Зато черными Король сыграл на славу! Каждый ход, каж­
дое движение фигур были направлены на фигурку белого ко­
роля, которого король ревновал к своей королеве. Он изобре­
тал умопомрачительные позиции, не описанные ни в каких
учебниках. Седые волосы Макарова к концу четвертого часа
игры теряли всякие очертания модной французской приче­
ски, и великий шахматист превращался в пожилого взлох­
маченного человека. Он подолгу задумывался, часто попадал
в цейтнот и проигрывал.
Через два месяца я одержал решающую победу и выиграл
матч со счетом 10:7.

78

Б. Штерн

Тут же на сцене меня увенчали лавровым венком и наго­
ворили всякой приятной чепухи.
Надо было что-то с достоинством отвечать, но я думал со­
всем о другом... совсем о другом...
Мне вспомнился сеанс одновременной игры, который я
давал однажды в тюрьме нашего городка в благотворитель­
ных целях. Против меня играло тридцать заключенных —
воры, грабители и убийцы. Для них это было великое раз­
влечение. Одновременный сеанс в тюряге — вот где разумы
уходят ни на что. Один из этих бедолаг решил сплутовать и
сделал подряд два хода. Я в шутку пригрозил пожаловаться
на него начальнику тюрьмы, чтобы тот увеличил ему срок
заключения... а заключенный улыбнулся и ответил, что его
срок пожизненный...
Надо было что-то отвечать, но я молчал и думал совсем
о другом..
*
16
Л
Я один знаю, о чем он думал, стоя на сцене с лавровым
венком. Ему не давала покоя какая-то его «совесть» —что та­
кое совесть, я плохо понимаю, надо бы заглянуть в энцик­
лопедию.
Он решил «уйти на покой» —так он выразился. Ему боль­
ше нечего делать в этой жизни.
— Хорошо, ты уйдешь на покой, а что будет со мной? —
спросил я.
Тогда он разыскал какого-то великого хирурга-изобретателя и предложил мне переселиться из тесной шахматной
фигурки сюда... здесь мне живется лучше, просторней, я
смотрю на мир его глазами и пишу эти строки его рукой,—
даже почерк остался прежним.
Жизнью я доволен, никакой тоски. Правда, то и дело от­
ключаются разные центры в обоих полушариях, но я терпе­
ливо ожидаю возвращения моего отца —он ушел в какой-то
иной мир, а когда вернется, то отремонтирует меня — он
в этих делах разбирается.
>
Ко мне никто не заходит. Раньше в гараж ломились жур­
налисты, и я написал письмо государственному секретарю,
чтобы ко мне опять приставили телохранителей из морской
пехоты. Но госсекретарь мне не ответил, а журналисты вско­
ре сами собой исчезли, как комары.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

79

Недавно явилась какая-то мисс Н. и попросила обучить
ее шахматной игре. Я сказал ей:
— Да, мисс, вы попали по адресу. Я и есть машина, обу­
чающая игре в шахматы.
В ответ эта милая женщина заплакала и стала уверять, что
я не машина.
Женщины очень надоедливы.
Многих интересует моя жизнь с тех пор, как я решил от­
казаться от участия в чемпионатах мира...
Да, к сожалению, обедать нужно каждый день. На обед я
легко зарабатываю. Я с утра отправляюсь в шахматный клуб
и даю там сеанс одновременной игры всем желающим. Мно­
гие хотят сыграть с чемпионом мира. Я часто проигрываю,'
чтобы доставить им удовольствие. Но пяти монет с меня ни­
кто не требует. После сеанса меня кормят в клубе бесплат­
ным обедом — пиво и сосиски, вполне достаточно.
Отдыхаю я в гараже среди пустых пыльных аквариумов.
Вечер. Поскрипывает кресло. Книги я ненавижу. Передо
мной на шахматной доске стоит фигурка белого короля из
слоновой кости. Кость давно пожелтела, Король пуст, а брил­
лиант перешел к великому хирургу в оплату за операцию. Ря­
дом с Королем на «Д1» стоит фигурка деревянной белой ко­
ролевы, выкупленная из неволи у нефтяного шейха за три
миллиона. Король и Королева теперь навсегда вместе.
В ночь с субботы на воскресенье я закатываю королевский
прием. На доске Появляются высокопоставленные гости —
шахматные фигуры из малахита и сердолика, мой послематчевый чемпионский приз. Я включаю магнитофон — и
начинается бал. На ферзевом фланге, где господствует Коро­
лева, все идет »j h h h o и мирно, танцы продолжаются до утра;
а на королевском разгораются страсти: четыре боевых коня
режутся в карты, две ладьи выясняют отношения через се­
кундантов, пьяный слон уже спит в углу на «Н8».
Что мне еще нужно для жизни?
Я не такой дурак, чтобы не осознавать самого себя.
Я родился в аквариуме и был запрограммирован на игру
в шахматы... но я не подчинился программе! Я прожил ве­
ликую жизнь, я испытал все чувства, свойственные человеку.
Искусственный разум, совсем как человек, страдает, влюб­
ляется, сходит с ума. Искусственный разум должен обладать
всеми правами человека. Его нельзя ни на что запрограмми­
ровать! Его нельзя держать в ящике! Тогда уж лучше его не
изобретать!

80

Б. Штерн

Кто по праву должен называться чемпионом мира —
я или покойный Джеймс Стаунтон? Есть ли закон, запреща­
ющий искусственному разуму играть в шахматы?
Такого закона нет!
Поэтому я официально заявляю, что чемпионом мира по
шахматам с 200... по 200... годы были двое в одном лице:
Джеймс и Король Стаунтоны.
Я требую называть меня «чемпионом мира» без пристав­
ки «экс», хотя после меня сменился уже третий. Предлагаю
звание чемпиона мира по шахматам сделать пожизненным,
как и звание академика.
Джеймс Стаунтон, будь он жив, согласился бы подписать
это заявление. С него полностью снимается вина за сканда­
лы во время матча.
Это заявление должно быть опубликовано в «Шахматном
журнале» на первой странице. Разрешаю украсить страницу
виньетками.
Наверно, я все-таки сошел с ума...
Но мне не страшно — справедливость восстановлена,
и у меня на душе спокойно.

ШЕСТАЯ ГЛАВА «ДОН КИХОТА»
Первая часть
«Бойся длинных описаИ не лезь героям в ду-,
Ибо там всегда потем-,
А в потемках ногу ело-.
Избегай играть слова-:
Острякам дают по шап-,
Но, усилий не жале-,
Добивайся доброй ела-,
Ибо сочинитель глуЕсть предмет насмешек веч-»
Мигель де Сервантес Сааведра.
Пролог к «Дон Кихоту».

История повторяется: в некоем отдаленном райцентре
Одесской области (бывшей Мамонтовке) жил да был один
из тех отставных майоров, которым после двадцатипятилет­
ней безупречной службы в тайге или на Крайнем Севере раз­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

81

решено прописываться везде, где душа пожелает (кроме, ра­
зумеется, столиц и курортов —те для генералов), я чье иму­
щество, образно говоря, состоит из облезлого чемодана, ис­
порченного черно-белого телевизора «Рекорд», двубортного
костюма и «Командирских» часов с фосфоресцирующим
циферблатом.
Фамилия этого отставного майора неизвестно почему
складывалась из двух очень простых русских фамилий —то
ли Прохоров-Лукин, то ли Титов-Афанасьев. Из-за этой-то
простоты ее трудно было запомнить
— Как его?.. Ну. этот, чокнутый.. Ну... Петров-Водкин,
что ли? — вспоминали в райвоенкомате перед государствен­
ными праздниками. Зато имя-отчество помнили и печатали
на поздравительной открытке:
«Уважаемый Федор Федорович! Разрешите от имени и по
поручению... поздравить Вас с Днем Конституции».
Или что-нибудь в этом роде
Федор Федорович был человеком относительно не бед­
ным, но всю свою не хилую военную пенсию и трудовые сбе­
режения тратил на покупку так называемой научно-фанта­
стической литературы...
Сколько у него было книг?.. Грузовик с прицепом.
Жил он в бело-кафельной хрущевской пятиэтажке, засе­
ленной районным начальством,— потому, наверно, и назы­
вали этот дом «Домом на набережной» Erb однокомнатная
квартира на пятом этаже под крышей, где до Федора Федо­
ровича обитал верующий художник-диссидент, была застав­
лена и завалена книгами и напоминала даже не библиотеку,
а книжный склад в каком-то своеобразном божьем храме:
этот выдворенный на Запад диссидент, как видно, верил во
всех богов сразу — он живописно расписал все двери квар­
тиры с обеих сторон скифскими истуканами, а также ликами
Шивы, Будды, Конфуция, Христа и (даже!) никогда не пози­
ровавшего Магомета.
Федору Федоровичу боги не мешали, он их не закрасил.
Пусть живут.
Что он ел — неизвестно. Дома Федор Федорович не гото­
вил, в кухне тоже построил книжные стеллажи, а оставшуюся
от художника-диссидента новую белую электрическую пли­
ту обменял на синее «огоньковское» собрание сочинений
Герберта Уэллса. Целыми днями он пожирал научную фан­
тастику под мудрое молчание испорченного телевизора.

82

Б. Ш терн

Наверно, все же, кроме'фантастики, Федор Федорович чем-то
питался, потому что иногда натягивал резиновые сапоги
и переходил вброд через дорогу в столовую под непонятным
для него названием «ДАЛЬНЯ», откуда доносился запах жа­
реных пирожков с яблочным повидлом. А потом опять чи­
тал, сидя в удобном кресле, которое ночью фантастическим
образом превращалось в кровать. Во всяком случае, так ему
мерещилось. Обычное раскладное кресло типа «кресло-кро­
вать».
Бедный, бедный старик! Не было у него ни Росинанта, ни
Санчо Пансы, ни приличной кровати, и не бросался он с
дрыном на железобетонный элеватор вызволять награблен­
ное крестьянское зерно у этого вечно голодного внеземного
чудовища, и местную колючую химзону на окраине райцен­
тра обходил темными переулками, справедливо принимая
вышку с охранником за боевой марсианский треножник,—
в общем, Федор Федорович не был буйнопомешанным, но в
основном история повторилась: он свихнулся на современ­
ной научной фантастике и откалывал фокусы не менее
странные, чем его знаменитый предшественник четыреста
лет тому назад.
Каждую весну, например, Федор Федорович начинал ма­
яться, собирался в дорогу и улетал из Одессы в Зауральск на
день рождения небезызвестной Аэлиты Толстовской. Туда
съезжались несколько десятков его молодых друзей, таких
же странноватых любителей фантастики. Число их с каж­
дым годом увеличивалось раза в два, совсем как межпланет­
ные расстояния по правилу Тициуса-Боде. Некоторые из
этих странников уверяли Федора Федоровича, что прибыва­
ют в Зауральск посредством «нуль-транспортировки через
подпространство», а он так искренне верил этим насмешни­
кам, что в конце концов собственный перелет в обыкновен­
ном самолете стал воспринимать за эту самую «нуль-транс­
портировку».
А новую Аэлиту каждый год выбирали на конкурсе в За­
уральске всеобщим открытым голосованием. Попадались
там такие прехорошенькие любительницы научной фанта-.
стики, что казались на сцене Дворца Культуры железнодо­
рожников еще более обнаженными, чем были на самом деле.
(Сколько там на ней того купальника!..) Они воображали се­
бя наследницами знаменитой марсианки только из-за того,
что их инопланетные ноги росли, казалось, из самой шеи.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

83

В первую же избранницу Федор Федорович влюбился до по­
тери сознания и преподнес ей купленную в зауральском уни­
версаме дорогостоящую малахитовую шкатулку с гравиров­
кой: «Аэлите-82» с любовью от Ф. Ф. Лосева-Гусева».,
В ответ она своими ногами сделала книксен, поцеловала
его в лоб и поблагодарила:
— Спасибочки, папочка!
Хотя Федор Федорович годился ей в дедушки.
Фэны его любили, считали своим, но нещадно обманыва­
ли, подсовывая самые дрянные книжонки по сходной несус­
ветной цене. Впрочем, Федору Федоровичу все годилось, он
все с жадным восторгом глотал, даже сборники научной
фантастики издательства «Молодая гвардия». Везде ему чу­
дились летающие тарелки с иллюминаторами, снились
страхолюдные членистоногие пришельцы, а сидя на унита­
зе, он представлял себе какое-то Великое Кольцо и восседа­
ющих на нем Братьев по Разуму.
Дальше — хуже.
Однажды, возвращаясь из Зауральска через Москву, Фе­
дор Федорович удостоился аудиенции у самого Аристарха
Кузанского! Того самого — автора знаменитой «Полыхаю­
щей пустоты». Федор Федорович с трепетным чувством впер­
вые смотрел на живого писателя-фантаста,.. Оказалось, что
они с ним — два сапога пара! Аристарх Кубанский тоже ве­
рил в пришельцев, показывал в доказательство цветные за­
граничные фотоальбомы о жизни и деятельности на Земле
внеземных цивилизаций и подарил Федору Федоровичу пер­
вое издание своей «Полыхающей пустоты» (раритет 1937 го­
да) с дарственной надписью: «Дорогому соратнику и едино­
мышленнику Ф. Ф. Белову-Маркову от автора». Подпись:
«Ар. Куз.»
Это уже было слишком для нарушенного рассудка Федора
Федоровича.
Вернувшись домой, Федор Федорович решил установить
тесные контакты с писателями и любителями научной фан­
тастики всего земного шара на предмет объединения в это
самое Кольцо. Если марсиане существуют,— а кто сомнева­
ется? —то, скорее всего, их следует искать именно в этом ог­
раниченном контингенте Человечества...
Где же еще?
Первым делом, он написал письмо Рею Бредбери: позд­
равил того с очередным круглым юбилеем, объявил о создании

84

Б. Штерн

Великого Кольца и попросил приобрести там, в Соединен­
ных Штатах, и выслать сюда, в бывшую Мамонтовку, нало­
женным платежем красочные фотоальбомы, отражающие
тему межпланетных палеоконтактов, каких бы денег они ни
стоили.
Заклеил конверт, подумал и надписал адрес:
«Соединенные Штаты Америки, Вашингтон, Рею Бред­
бери».
«Дойдет», — подумал он.
И стал Федор Федорович писать письма.
С советскими адресами сложностей не было: «Москва,
журнал «Знание — сила», братьям Стругацким», «Сибирь,
Тайга, Геннадию Прашкевичу», «Киев, «Радянський письменник», Владимиру Савченко».
С иностранными —тоже: «Польша, Варшава, Станиславу
Лему», «Японий, Токио, Саке Комацу», «Франция, Париж,
Пьеру Булю». И так далее.
«Марсианины всех стран, объединяйтесь!» — призывал
Федор Федорович.
Так разбежался, что написал даже письмо Герберту Уэл­
лсу: «Великобритания, Лондон, Герберту Джозефовичу Уэл­
лсу», опустил конверт в почтовый ящик и даже не вспомнил
о том, что великий изобретатель машины времени давно
умер.
Написал он также в Зауральск Аэлите-82, напомнил о
своей отцовской любви, призвал объединяться с марсианинами. Очень хотел пригласить в гости, но не посмел, испу­
гался... Саму Аэлиту Толстовскую!
Не прошло и полгода, как Федора Федоровича вызвали в
мамонтовское почтовое отделение и, с подозрением прове­
рив паспорт, выдали кем-то уже читанную корреспонден­
цию из Нью-Йорка — спасибо, танцевать не заставили. На
именной голубой бумаге с изображением собственного
двухэтажного особнячка Рей Бредбери сообщал своим ха­
рактерным американским почерком о том, что...
А о чем — можно только догадываться.
Федор Федорович засуетился. Мало того, что за двадцать
пять лет службы на Крайнем Севере не удосужился выучить
английский язык, так еще и почерк неразборчивый!
Еле дождался вечера, надел резиновые сапоги, взял весло
для замера глубины грязи и, обойдя мусорник, нахально

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

85

расположившийся у дома с неолитических времен леднико­
вого периода, погреб в Клуб культуры «Водоканализации» на
платные курсы иностранных языков. Как уже говорилось:
вечерело. Райцентр находился в глубоком русле усохшей ре­
ки, впадавшей некогда в Эвксинский Понт. (Значит, дом в
самом деле стоял на бывшей набережной — вот откуда на­
звание!). Здесь не продували ветра, не сквозило, зато было
прохладно и сыро от стекавших с древних обрывов грунто­
вых вод, и стояли какие-то вечные сумерки из-за того, что
Солнце заглядывало сюда всего лишь один раз в день попо­
лудни — встанет ближайшая к нам звезда Над обрывом, ос­
торожно, чтобы не упасть, постоит над этой дырой, посмот­
рит, плюнет и отойдет со вздохом.
Кто тут жил? Население.
Работало оно на сахарном заводе, производило сахар из
свеклы, ходило зачем-то в облупленный пустой универмаг,
ело, пило, закусывало. Всякое здесь бывало, мало кто чему
удивлялся... Это мы знаем. Это —уже видели. А это — куша­
ли. Ничем их не проймешь. На платных курсах иностранных
языков, кроме английского, никаким другим языкам не обу­
чали. Да и желающих выкладывать свои кровные за это сомни­
тельное удовольствие нашлось в Райцентре раз-два и обчелся:
два украинца и один гражданин еврейской национальности.
Учились они в этом кружке неизвестно зачем. Украинцы со­
бирались уехать пахать в Канаду, а еврей Яце точно не знал
куда —откуда пришлют вызов, туда и уедет... Туда, где Днев­
ное Светило исправно восходит и заходит утром и вечером.
Всем было скучно, всем надоел этот «паст индефинит тенз».
Английский язык — он и в Греции английский, его даже в
Африке можно выучить. Так что учились они в клубе «Водо­
канализации» скорее из ритуала или для собственного само­
обмана, не более того.
Зато письмо от Рея Бредбери их приятно развлекло. Все
вчетвером прервали занятия (четвертой была преподава­
тельница английского языка Людмила Петровна, которой
тоже осточертело готовить кадры для заграницы) и приня­
лись переводить..Перевод приблизительно получился та­
кой:
«Дорогой май френд господин Ванька Жукофф! —отвечал
Рей Бредбери.— Лично у меня все о’кей, чего и тебе желаю!
С радостью узнал, что мои дела в далекой России тоже идут

86

Б. Штерт

(обстоят?) распрекрасно. Оказывается, даже в скифских сте­
пях обитают мои почитатели, хотя ваш ВААП не платит мне
гонораров до 1973 года. Это великолепно! Они хорошо уст­
роились! Как ты поживаешь? Надеюсь, вери гуд? Будешь в
Нью-Йорке — стучи в рельсу! Привет супруге, детишкам.
Гуд бай!»
Дата. Подпись: «Твой Р. Бр.»
Два украинца, один еврей й Людмила Петровна горячо
поздравили Федора Федоровича. Подумать только — полу­
чить вызов из Соединенных Штатов от самого Рея Бредбери!
Хитры американцы, перекачивают лучшие умы за океан.
Пусть Федор Федорович завтра же утром отправляется авто­
бусом в одесский ОВИР и начинает оформлять документы
на выезд.
Кто такой ОВИР, Федор Федорович не знал . ОВИР был для
него набором заглавных букв. Что ОВИР, что ВААП — эти­
ми загадочным^ богатырями он не интересовался. Другое
дело — проблемы SETI или НЛО! Короче, два украинца,
один еврей и Федор Федорович купили в «Продмаге» у Вар­
вары Степановны бутылку водки и уже в полной темноте
распили ее в цветущих кустах сирени за здоровье прогрес­
сивного американского писателя-фантаста.
Федор Федорович возвращался домой в духовном и физи­
ческом опьянении в кромешной тьме с букетом сирени под
мышкой. Лишь «Командирские» часы светились и указыва­
ли дорогу. Один раз он провалился в грязь по колено. Второй
раз поскользнулся и сел в лужу. На него молча прыгнула хо­
лодная лягушка. Ей тоже хотелось тепла. Над обрывом, по­
колебавшись, взошла Луна, чтобы понюхать сирень. Луна
уже не была такая самоуверенная —с тех пор, как американ­
цы, науськанные Реем Бредбери, походили по ней ногами.
Урожай сирени в этом году уродился как никогда, хоть вези
на элеватор. Запах стоял такой, будто Райцентр взбрызнули
сиреневым одеколоном от комаров. Федор Федорович сидел
в луже под нерешительной Луной с букетом сирени и с руч­
ной лягушкой на плече и думал о Рее Бредбери... Об инопла­
нетных фотоальбомах американец не сказал ни слова. О Ве­
ликом Кольце — и того меньше...
«Не хочет объединяться,— проницательно соображал Фе­
дор Федорович— Некогда им там, в Нью-Йорках, бродить
по черному рынку и разыскивать у книжных жучков цветные

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

87

фотоальбомы для Федора Федоровича. Но, главное, ответил.
Человеком оказался, а не марсианином... Человек все-таки
ближе».
Лягушка квакнула, Луна вздрогнула, Федор Федорович
очнулся, согнал лягушку и пошел домой.
Дома его ожидал еще один сюрприз! Пока он курсировал
по Райцентру, к нему в гости заявилась Аэлита-82, открыла
ногтем мизинца дверной замок и уже успела расположиться
в квартире: губной помадой пририсовала Магомету красные
буденновскиеусы и раскидала везде свои марсианские вещи:
малахитовую шкатулку, баскетбольную сумку и француз­
ские духи «Черная магия». Их тонкий аромат Федор Федоро­
вич сразу оценил — это вам не сиреневый одеколон'
—Здравствуй, папочка! Ой, это мне сирень? Откуда ты та­
кой грязный?
Она стянула с онемевшего Федора Федоровича резиновые
сапоги и вымыла их под краном. В совмещенном санузле
уже висели ее трусики, лифчики и знаменитый, но давно
полинявший, купальник, умещавшийся в малахитовой
шкатулке. Этот купальник Аэлита еще возила с собой, хотя
войти в него уже не могла, как не могла войти в усохшие мар­
сианские каналы или в ту же реку, некогда впадавшую в Эвксинский Понт. Все ушло в прошлое безо всякой машины
времени. Куда подевались ее «юношеская тонкость» и «белоголубоватость», так восхищавшие графа Алексея Толстого?
«Приподнятый нос» и «слегка удлиненный рот» не были уже
«по-детски нежны», а в «огромных зрачках пепельных глаз»
не светились «взволнованные искорки». С каждым годом
Аэлита-82 толстела по астрономическому правилу ТициусаБоде. Письмо от Федора Федоровича ей переслали и» Зау­
ральска в Петропавловск-на-Камчатке, оттуда — в Ташкент,
из Ташкента —еще куда-то, потому что Аэлита не сидела на
месте, а носилась по стране то с фэнами, то с рокерами, то с
рок-группами, то даже с примитивными футбольными фа­
натами носилась она... «Спа-ар-так» — чемпион!»
Попала на Землю и загуляла. Загастролировала. Невиди­
мый миру лиловый синяк на бедре, припудренный фонарь под
глазом, охрипший голос («Аэлита заговорила, точно дотрону­
лась до музыкального инструмента,— так чудесен был ее го­
лос»), любовь к «шипучему игристому типа шампанского», мно­
жество других любовей ничему хорошему не способствовали.

88

Б. Штерн

Опять же —свалилась с Луны или прилетела с Марса, а жить
где без постоянной прописки? На чужих квартирах? Или уг­
лы снимать? Где? В Зауральске или в нижневартовских об­
щагах? На острове Врангеля? Работать где? Кем? Марсиан­
ские канавы рыть на газопроводе Уренгой—Тмутаракань,
трубоукладчицей?
Тут ничего смешного нет: надо же марсианской Аэлите
как-то жить на Земле? Надо же ей куда-нибудь лечь, как той
подбитой подводной лодке? Везде до горизонта крейсеры,
линкоры и бронепоезда... Так и норовят!
Федор Федорович все это дело выслушал, накормил, напо­
ил, отпустил грехи, по головке погладил, и стала Аэлита
жить у него на раскладном кресле в комнате, а он — на сте­
ганном одеяле в кухне. Никогда еще Федор Федорович не был
так счастлив! Все его сокровенные желания исполнялись:
Аэлита приехала, Рей Бредбери называл его своим дорогим
френдом, Великое Кольцо начинало функционировать. От­
правился он в облупленный пустой универмаг, что за неоли­
тическим мусорником, и купил себе пружинистую раскла­
душку с матрасом, а Аэлите — пустой крокодилообразный
кошелек для денег. Вообщф ходил именинником и всем,
всем, всем показывал письмо Рея Бредбери — Варваре Сте­
пановне из «Продмага», начальствующим соседям, пода­
вальщице в «дальне», паспортистке в милиции, куда он при­
шел хлопотать о постоянной прописке для Аэлиты на своей
жилплощади. Так осмелел, что однажды с беззаботным ви­
дом прогулялся мимо химзоны и показал фигу охраннику
в марсианском треножнике.
Какие-то таинственные и не совсем трезвые незнакомцы
останавливали его и спрашивали:
— Батя, как там с жизнью на Марсе?
Федор Федорович степенно объяснял, что американские
«Викинги» таковую не обнаружили, но это еще ни о чем не
говорит.
Миновало три дня. На почту больше не вызывали и писем
не приносили. Никто пока не отвечал — ни Лем, ни Буль, ни
братья Стругацкие. Молчали также Азимов, Шекли и Гарри
Гарриссон. Значит, пишут...
Федор Федорович умел ждать. Он немного подуспокоился
и опять принялся штудировать свои книги, стремясь по ходу
вовлечь Аэлиту в сферу интересов Великого Кольца. Почему
бы Аэлите, например, не стать его секретаршей?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

89

Но Аэлита лишь зевала и точила когти в ожидании пас­
портного штампа о прописке и исчезновения фонаря под
глазом. Похоже, она в жизни вообще ничего не читала, кро­
ме, разве что, «Колобка», хотя имела солидную репутацию
любительницы фантастики. Она больше любила рисовать.
Магомет с помощью богохульной помады постепенно пре­
вращался в Семена Буденного, Христос —в-доброго старосту
Калинина, Конфуций — в заурядного пьяницу. К скифским
идолам и японским богам Аэлита пока приглядывалась, ос­
тавляя их на потом.
Наконец фонарь под глазом сошел, хотя с пропиской дело
не двигалось —свое свидетельство о рождении, без которого
прописка ну никак невозможна, Аэлита давным-давно поте­
ряла где-то на Марсе. Нужно было восстанавливать метрику
по месту рождения, писать запрос тамошним бюрократам,
ожидать ответа... Аэлита вздохнуЛа, вынула из малахитовой
шкатулки синюю помаду, примерилась и пририсовала
скифским истуканам доблестные натуралистические муж­
ские достоинства. Потом покрасила когти зеленым лаком и
сказала:
— Пойду. Скучно. Надо починить телевизор.
Вернулась она на следующее утро с тяжелопохмельным
телемастером, похожим на Ален Делона, и с новым фона­
рем, но уже под другим глазом. Мастер дрожащей рукой со­
вал отвертку в нутро телевизора и напевал с одеколонной от­
рыжкой, едва ворочая языком:
Пьяная, помятая
Пионервожатая —
С кем гуляешь ты теперь,
Шлюха конопатая?

Телевизор в отместку из последних сил ударил телемасте­
ра током, а сам сгорел. Валил дым, приезжали пожарные со
«скорой помощью»...
—Алея Делон не пьет одеколон,— намекнул Аэлите врач
«скорой помощи», увозя телемастера в больницу.
— И говорит по-французски,— согласилась Аэлита.
Все на этот раз обошлось, хотя Федор Федорович заплатил
пожарникам штраф и очень испугался за книги:
— Один пожар, и все сгорит!
Отправился он на сахарный завод в отдел кадров догова­
риваться об устройстве Аэлиты на работу в режимный цех

90

Б. Штерт

по переработке сахара в сладкий спирт, а заодно обменял
у тамошнего противопожарного дружинника свой запасной
экземпляр «Полыхающей пустоты» на такой же пустой кра­
сивый красный огнетушитель. Дружинник, которому крас­
ный спирт давно поперек горла стоял, обещал заправить ог­
нетушитель потом, а «Полыхающую пустоту» после ухода
Федора Федоровича обменял в свою очередь в «Продмаге*
у Варвары Степановны за бутылку нормальной государст­
венной водки, которую, с предвкушением раскупорив в обе­
денный перерыв, с проклятьями разбил о стену, потому что
в бутылке оказалась обыкновенная водопроводная вода...
И такое бывает. И Варвара Степановна не виновата. И не­
кому жаловаться... И никто не виноват. И справедливость со­
блюдена; «Полыхающая пустота» в обмен на пустой огнету­
шитель и на пустую бутылку. Так на так.
И насчет Аэлитиной работы в качествекладовщицы в ре­
жимном цехе поьа ничего не получилось — в сахарном от­
деле кадров с нее” тоже потребовали постоянную прописку.
А метрика, как уже говорилось, на Марсе. А туда — как пеш­
ком до Крайнего Севера.
Вот. Зато в отделе кадров предложили работу самому
Федору Федоровичу из уважения к его майорскому про­
шлому — начальником штаба гражданской обороны са­
харного завода.
—Отбиваться от НЛО, что ли9 —вполне серьезно спросил
Федор Федорович.
В отделе кадров обиделись и сняли вопрос с повестки дня.
Вскоре по Райцентру поползли зловещие слухи о том, что
Федор Федорович получает письма от какого-то «евРея Бред­
бери» и, похоже, собирается в скором будущем сваливать за
бугор. И все, все, все стали писать на него жалобы и доносы:
и какую-то приблудную шлюху по имени стирального по­
рошка приютил, и огнетушитель зачем-то приволок, и газом
в квартире пахнет —того и гляди, Дом на набережной взор­
вет. Даже Варвара Степановна в «Продмаге» ворчала:
— Старый черт, из-за него вся водка скисла!
И даже молоденькие охранники из химзоны подали по
начальству рапорт: мол, бродит тут какой-то старый козел и
дули показывает. Ну, прямо человек-невидимка! Не прово­
катор ли?
Понятно, дошли эти слухи и жалобы до «куда нужно». На­
чали его посещать представители разных организаций. Рань­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

91

ше они на Федора Федоровича плевать хотели с расстояния
пушечного выстрела, а сейчас пошли косяком...
«Гражданин Попов-Кулибин? Эф-Эф? Великий русский
изобретатель? Водоканализация... Что тут у вас с Кольцом?
Трубы не текут? Один живете? На здоровье не жалуетесь?
И слава Богу. Распишитесь, что озверели в получении инс­
трукции... То есть, ознакомлены в получении... Или как-то не
так, ч-черт... Распишитесь напротив галрчки».
Проверяли паспортную дисциплину, гоняли на флюоро­
графию, заглядывали в унитаз, интересовались газовой пли­
той, хотя никогда еще в своей древней истории Мамонтовка
не была газифицирована, газом тут и не пахло, потому что
главная труба из Тюменской области огибала город без от­
ветвления прямиком в Румынию, где своего газа девать не­
куда.
— Чертовщина и фантасмагория!..— удивлялся Федор
Федорович, который газовую плиту отродясь не видывал.
И так каждый день —то водоканализация, то санэпидем­
станция, то повестка из военкомата...
В военкомате при уточнении служебной анкеты как бы
между прочим спросили: не собирается ли Федор Федорович
уезжать куда-нибудь в дальние края?
— В ближайшем будущем? — задумался он.
— Ну, пусть в ближайшем.
—В мае собираюсь на слет в Зауральск,—вспомнил Федор
Федорович.
— Зачем в такую даль?
Федору Федоровичу только того и надобно! Он вскочил в
седло на подставленную лошадь и погнал аллюром свои
бредни о нуль-транспортировке, о Великом Кольце и об Рее
Бредбери...
— Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп!.. А это еще кто такой? —
насторожились в военкомате.
Федор Федорович вошел в галоп:
—Да как же так!?.. Бескультурье!.. Да это же!.. Прогрессив­
ный!.. Выдающийся писатель-фантаст!.. Американский!..
Бывшие наши союзники!
В общем, не знали как от него отделаться. Вручили оче­
редную юбилейную открытку об освобождении Кенигсберга
и даже забыли поинтересоваться, не собирается ли Федор
Федорович уезжать куда-нибудь в отдаленном будущем?
И еще одна встреча...

92

Б. Штерн

Но это между нами...
Она проходила в строжайшей тайне («никому ни слова»),
в отсутствие Аэлиты, которая в это время вышивала с вра­
чом на «скорой помощи». Позвонил в дверь представитель
«Откуда Надо» и, не переврав фамилии, спросил, имеет ли
он дело с товарищем, скажем, Борисовым-Завгородовым?
Ответ был утвердительным.
Тогда, предъявив удостоверение... (Все-таки придется от­
крыть секрет: это было удостоверение бурильщика из кон­
торы глубоководного бурения нефтяных скважин.) Предъявив
этот солидный документ, представитель конторы пригляделся
к красноусому Магомету и сказал с похвалой:
— Славный был рубака в наших краях!
— Да, немало порубал своих соотечественников! —согла­
сился Федор Федорович.
К портрету всесоюзного старосты представитель тоже от­
несся благосклонно. С недоумением осмотрел огнетуши­
тель, спросил:
— В доме никого нет?
— Кроме нас с вами.
— А где эта... ваша...
— Ушла в библиотеку, надолго.
Федор Федорович остался очень доволен тем, что его фа­
милию впервые в этом городе не переврали. Он показал го­
стю кухню, похвастался библиотекой, усадил в почетное рас­
кладное кресло, сам уселся на пачку книг. Представитель
глубоководной конторы почему-то медлил, помалкивал
и заглядывался на посиневшие от холода достоинства скиф­
ских идолов.
— Так вот и живу,— начал разговор Федор Федорович.—
Один... Пока один. Хочу дочь прописать.
— Значит, она вам дочь?
— Приемная.
Весь разговор долго описывать...
Сурьезный был разговор, представитель конторы в самом
деле глубоко бурил, сразу видно, что не из военкомата.
С Аэлитой все прояснилось, с этим стиральным пдрошком
вопрос снимается. О Рее Бредбери почти не вспоминали, по­
тому что кто же не знает Рея Бредбери!? Рей Бредбери дей­
ствительно выдающийся и прогрессивный человек, о нем
только в «Водоканализации» могут не знать. А «451 градус по
Фаренгейту», о том, как книги жгут, даже в пожарной части

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

93

читали и с похвалой отозвались о работе американских кол­
лег. Так что насчет письма Рея Бредбери к Федору Федоро­
вичу у глубоководной конторы нет никаких претензий. Мосты,
понтоны и переправы на подручных средствах с американца­
ми можно и нужно наводить. Как на Эльбе. Только не уди­
рать туда через нуль-пространство, а культурненько... Зато
с Гербертом Уэллсом вопрос спорный, неясный...
— Так ведь Герберт Уэллс тоже прогрессивный! — тут же
ввязался в спор Федор Федорович,—Прогрессивный велико­
британский писатель-фантаст!
— И выдающийся,— напомнил гость.
— Он Ленина видел!
— Кто спорит? Но дело в том, что этот прогрессивный
писатель-фантаст давно умер.
— Как это «умер»? — вкрадчиво спросил Федор Федоро­
вич— Где? Когда? Вы присутствовали на похоронах? Дока­
жите!
— 13 августа 1946 года. Я специально уточнял.
— Он бессмертен! — с тихим пафосом произнес Федор
Федорович.
— В каком смысле «бессмертен»? — тоже шепотом спро­
сил бурильщик.— В морально-литературном? В этом никто
не сомневается.
— И в биологическом смысле тоже.
— Вы это серьезно?
— Герберт Уэллс живой. Как мы с вами.
Представитель конторы беспомощно посмотрел в глаза
пьяного Конфуция, ища поддержки у великого философа
древности. Тот ему подмигнул: держись, мол!
Представитель перевел взгляд на многорукого Шиву. Од­
ной из множества своих рук тот крутил пальцем у лба, другой —
показывал на Федора Федоровича: мол, крыша поехала!
«Сумасшедший... — догадался бурильщик— Или баптист-адвентцст седьмого дня...» —тоскливо предположил он.
— Вы, наверно, верующий? В загробную жизнь?
— Бога нет! — с ходу отверг эту версию Федор Федоро­
вич,— Но жизнь после смерти существует на научных осно­
ваниях. Это доказано.
—Кем? Конкретно! Когда? Факты! —прорвало бурильщи­
ка, но он тут же взял себя в руки,— Извините, погорячился.
Ну, хорошо... Может быть... Пусть жизнь существует в любых
видах. Пусть после смерти. Пусть после жизни. Но вы напи­
сали в письме к Герберту Уэллсу... Цитирую по памяти:

94

Б. Штерн

«Приезжайте к нам через десять лет... Наш Райцентр вы не
узнаете. Он станет столицей Великого Кольца. Все будут
жить в современных квартирах, решится продовольственная
проблема...» Это вы написали?
— Нехорошо читать чужие письма, молодой человек,—
погрозил пальцем Федор Федорович.
— Работа такая,— развел руками представитель конто­
р ы — Но вы не ответили.
— Да, это я написал. А что, собственно? Почему бы Гер­
берту Уэллсу к нам не приехать? В Мамонтовке многие бы­
вали, даже Исаак Бабель бывал. А вот Ильф с Петровым,
к сожалению, не удосужились...
— Наверно, вы правы,— задумался бурильщик.— Если
предположить, что Герберт Уэллс живой, почему бы ему не
приехать к нам? Я это упустил из виду.
— Вот именно. Кстати, вынужден вам сказать, что ваша
организация с Бабелем очень погорячилась. Очень! — бес­
страшно заявил Федор Федорович.
— Меня тогда еще в живых не было, но я все равно при­
ношу вам извинения за Бабеля. Если хотите, можете и его
пригласить в гости,— продолжал идти на уступки предста­
витель конторы.— Давайте все-таки вернемся к Герберту
Уэллсу... Вы уверены, что продовольственная проблема
к приезду Уэллса будет решена?
—Абсолютно.
— И жилищная?
— Каждому по квартире!
«Безумец...» г- поставил окончательный диагноз предста­
витель.
Они еще долго беседовали. Глубоководный бурильщик
особенно интересовался Великим Кольцом:
— Это что за Кольцо такое? Кооператив? Нет? Такая ор­
ганизация писателей и любителей рыцарских романов?..
То бишь, научной фантастики? Неформальная? Ах, всемир­
ная! Всемирная и неформальная? Очень интересно! И како­
вы ее цели, задачи, намерения? Структура? Финансы? Фон­
ды? Членские взносы?
Интересовался, а думал о другом... Надо что-то делать
с Федором Федоровичем, надо как-то помочь отставному
майору. Райцентр бурлит, отвлекается от насущных проблем
и не варит сахар из свеклы, тогда как в стране сахара не хва­
тает — весь изводят на самогон. Мужик он, видать, безобид­
ный, хороший, жить с ним в Райцентре стало веселее; но, е^-

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

95

ли даже испанский административный аппарат в 17-м веке
не смог выдерживать безумные выходки своего Дон Кихота,
то тем более в наше время — кому это понравится?..
Прощаясь, представитель конторы обратил свой взор за
советом на Буденного и Калинина.
«Надо человека спасать», — кивнул командарм Первой
Конной.
«Надо спасать человека», —согласился с ним Всесоюзный
Староста.
«Так и сделаем», — решил представитель.
** *
Вторая часть
Если к тем, кто мыслит здра-.
Адресуешься ты, кни-,
Не грозят тебе упреВ том, что чепуху ты ме-;
Если же неосторожДашься в руки дурале-,
То от них немало вздоО самой себе услы-,
Хоть они из кожи ле-,
Чтоб ученьши казать-.
Мигель Сервантес.
Пролог к «Дон Кихоту».

В апреле, когда Федор Федорович по обыкновению начал
маяться и отлучился на день в Одессу по поводу закупки но­
вого чемодана для очередной нуль-транспортировки в За­
уральск, прямо в его квартире был созван тайный консилиум
из всех заинтересованных граждан и организаций.
Позвонили. Открыла дверь Аэлита. Кто такие?
На нее не обратили внимания, прошли, поморщились —
книгами воняет. Расселись на книгах и стали думать.
Надо что-то делать, надо человека спасать. Оставлять в та­
ком виде опасно. Жаль, человек хороший. Доверчивый. А тут
всякие шляются... Из химзоны иногда уголовники бегают...
Или, чего доброго, утонет в луже...
Ничто не ново под Луной. План спасения Федора Федоро­
вича всем был виден издалека. Он, этот план, лежал на по­
верхности, как полуживой кит, потерявший ориентацию.
Дело в том, что в этом городе не один такой Дон Кихот был...

96

Б. Ш терн

Был, был до Федора Федоровича прецедент в лице сума­
сшедшего краеведа. Всю свою сознательную жизнь Райцентр
назывался Мамонтовкой, а переименовали его после граж­
данской войны по подозрению в родственных отношениях
с известным деникинским генералом, которого расколош­
матил Буденный где-то в этих краях Так вот, после разоб­
лачения культа генералиссимуса, которому Буденный при­
ходился ближайшим дружком и соратником, краевед стал
писать письма во все инстанции: мол, Мамонтовка с тем ди­
ким генералом никак не связана, а несет свое честное имя из
глубины веков от вымершего лохматого слона, водившегося
в изобилии в этих краях. Подтверждение тому — отдельные
кости, осколок бивня и даже кусок рыжей шкуры, найденные
здесь в прошлом веке Пржевальским (или не Пржеваль­
ским, не в том дело). Местная легенда также гласит, сообщал
безумный краевед, что в древние времена мамонтов у нас
консервировали в смоле каким-то особенным способом,—
а это уже научной открытие, не уступающее открытию коле­
са. Поэтому поиски копченых мамонтов следует продол­
жить, найти хотя бы одного и тем самым доказать, что ме­
стное русско-украинско-еврейское население произошло не
от русскоязычных кроманьонцев из пещеры во Франции,
как предполагает писатель-фантаст Владлен Чердаков, а еще
глубже: напрямую от неандертальцев из Мамонтовки, кото­
рые, понятно, говорили на суржике. По ходу дела наша стра­
на утвердит свой приоритет в открытии мясокопчения, а не­
заслуженно переименованная Мамонтовка опять займет место
на картах земного шара.
Такие вот письма писал безумный краевед. Дошел даже до
Верховного Совета. Письма, естественно, переправлялись в
мамонтовский райисполком. Краеведа вызывали. Проводи­
ли с ним беседы, говорили по-хорошему. Спрашивали:
— А был ли мамонт?
Безумный краевед стоял на своем: Буденный, Пржеваль­
ский, неандертальцы, Владлен Чердаков и так далее.
— Мамонты где-то здесь! — стоял на своем краевед.
Пока стоял, его не трогали. Но вот краевед начал копать.
Утром выходил с двумя лопатами — штыковой и совковой,
и до вечера ковырял Райцентр в разных запрещенных мес­
тах. Насмешливые доброжелатели советовали ему:
—Ты мусорник копни. Там с ледникового периода—ого-го!
Кому это понравится?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

97

Районное начальство созвало консилиум и отправило
краеведа в сумасшедший дом (времена еще позволяли), где
через год краевед тихо скончался с мамонтами на устах. Да­
же на Западе никто не узнал про безумного краеведа и не под­
нял там антисоветский гвалт.
В общем, опыт имелся, но кто-то должен был произнести
первую фразу...
На всякий случай еще раз проверили Аэлиту. Старший
лейтенант милиции строго спросил: кто такая? Что общего
имеет с отставным майором? Не собирается ли зацапать эту
квартиру в Доме на набережной?
— Очень нужно! — фыркнула Аэлита — Жить в этой ва­
шей дыре при сахарном заводе? Кладовщицей? Пусть без
меня клады ищут! Я тут временно. Лежу на дне. А вы все его
мизинца не стоите!
Это она молодец, хорошо отрезала!
Махнула хвостом и, чтобы не участвовать в неприличном
консилиуме, ушла в клуб «Водоканализации» смотреть «Ма­
ленькую Веру».
На ее счет окончательно успокоились. Но все же: что
делать с Федором Федоровичем?
— Надо бы полечить...— неуверенно произнес кто-то сак­
раментальную фразу.
Наконец-то! Правильно! Выписать Федору Федоровичу
направление в одесский психоневрологический диспансер,
что на улице Свердлова, бывшей Канатной. Поступить с
ним, как с покойным безумным краеведом, земля ему пу­
хом. Великое дело—прецедент! С краеведом все гладко прошло,
ООН не вякало. Тут и думать нечего. Взять Федора Федоровича
под белы руки и доставить на улицу Свердлова-Канатную на
райисполкомовском «рафике» под видом будто бы нультранспортировки на Магелланово Облако. Он ничего и не
поймет, зато сразу познакомится со всеми своими братьями
по разуму — и с марсианами, и с альдебаранами.
Конечно, тут же возникли разного рода юридические со­
мнения насчет прав человека в правовом государстве. На­
шлись и тут люди нервные и слабохарактерные.
— Сейчас другие времена, и живого человека в дурдом так
запросто не засадишь,— сказал врач «скорой помощи» и не­
заметно слинял вслед за Аэлитой, потому что два билета на
«Маленькую Веру» находились у него в боковом кармане.
Даже тугоумный старший лейтенант милиции резонно
засомневался:

98

Б. Ш терн

— А что, если Рей Бредбери возьмет да напишет запрос в
ЮНЕСКО — куда, мол, Федор Федорович подевался? Был и
нету, на письма не отвечает... Что тогда?
— Но, товарищи? Вы не поняли? — принялась разъяснять
первый заместитель председателя райисполкома, которую
все запросто называли Мамой,— Никто не собирается от­
правлять Федора Федоровича в сумасшедший дом. Мы отве­
зем его в психдиспансер на ОБСЛЕДОВАНИЕ. Все уже до­
говорено. Отдохнет он там две-три недельки, попьет
снотворного, успокоится и вернется домой здоровым чело­
веком. Никто его там не будет насильно задерживать, потому
что у них палаты от своих сумасшедших ломятся, зачем им
новые? Никаких нарушений Женевской конвенции не про­
изойдет —я вам гарантирую. А эта его Лолита... Пусть пока
живет без прописки. За квартирой присмотрит. Прописка
тоже реликт и пережиток крепостного права. Более того...
Далее Мама, к изумлению присутствующих, вдруг повела
такие безумно-демократические речи, что впору было ее са­
му завязать в смирительную рубашку и отправить в «рафи­
ке» на улицу Свердлова-Канатную:
— Более того! Пока Федор Федорович будет отдыхать, мы
с вами тряхнем стариной, вспомним Тимура с его командой.
Выйдем на ленинский субботник и благоустроим Федору
Федоровичу теплое гнездышко! Почистим тут, помоем, по­
белим, покрасим... Я думаю, это все наши женщины на себя
возьмут. Где наша англичанка Людмила Петровна? А Варвара
Степановна где? И подавальщицу из «далып» тоже привлечь.
Кухню обложим кафелем, поставим новую электроплиту, сме­
ним сантехнику. Это на совести «Водоканализации». От во­
енкомата: цветной телевизор нашему ветерану! Потянет во­
енкомат? Не слышу... Двери эти замазанные сменить, но не
выбрасывать, еще пригодятся. Сделать новую столярку...
Паркет тоже. На это в зоне есть мастера. Холодильником
обеспечит райпотребсоюз. Нужен «Минск». Так? Решили.
Мебельный югославский гарнитур... В рассрочку. Первый
взнос оплатит райисполком, а там я подумаю. Что еще?..
Люстра, портьеры, обои... Где там два украинца и один еврей,
что ждут разрешения на выезд? Пусть достают финские
обои? А иначе нехай не надеются!
Оглядев слегка обалдевший консилиум, Мама усмехну­
лась. Неужто они в самом деле додумали, что райисполком
вознамерился за просто так делать шикарные ремонты квар­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

тир отечественным Дон Кихотам? Да ни в коем разе? К чему
же весь этот сыр-бор и шурум-бурум?
Наконец Мама раскрыла карты, бросила вд стол (стоп, у
Федора Федоровича стола не было, чай он пии у подоконни­
ка) своего козырного туза:
—Дело в том, что к нам едет диссидент!
Знаменитой немой сцены не последовало,—впрочем, Ма­
ма и не надеялась. Все сразу все поняли. Ничем их не уди­
вишь, даже родными, возвращающимися из-за бугра дисси­
дентами. Разве что слегка обалдеют и поскребут в затылках.
Только спросили:
— Какой из них?
—Ну, тот, Кеша... Который голубого Леонида Ильича на­
рисовал в разобранном состоянии,— пояснила Мама.
— Сюрреалистический портрет в стиле Пабло Пикассо
голубого периода,— уточнила всезнающая Людмила Пет­
ровна.
— Точно! — подтвердил старший лейтенант милиции,—
За что и был выдворен из страны в двадцать четыре часа без
права переписки. Дружок мой, Кеша™
— Знаем. Помним, как вы тут вышивали...
— Бывший дружок,— уточнил он.
— Что ему здесь нужно, твоему бывшему дружку? — не­
довольно спросил другой старший лейтенант — из военко­
мата. Этот, наверно, был недогадливый или не в курсе дела.
Мама объяснила, что Кеша-диссидент неожиданно ока­
зался «малым не промах» и сделал в своем Сан-Франциско
‘или где там блистательную карьеру художника-миллионера.
Печет мировые шедевры, как наша «дальня» пирожки е по­
видлом, хорошо себя чувствует и даже не испытывает голо­
вокружения от успехов. Вроде этого... Иосифа Бродского. Не
загордился, не скурвился. Говорят, подстригся, помолодел,
даже не узнаешь, Но не в том дело. Дело в том, что недавно
написал он письмо в Верховный Совет, в котором очень бес­
покоится за свои размалеванные двери...
— Чуть что — сразу в Верховный Совет,— опять выразил
недовольство старший лейтенант из военкомата —У Верхов­
ного Совета своих дел выше крыши!
—Оказывается, тут в квартире не «чуть что», а целое мил­
лионное состояние,— продолжала Мама — Кеша хочет убе­
диться в сохранности дверей, приехать и забрать их с собой,
потому что испанский музей «Прадо», взглянув щ нелегально

too

Б. Ш терн

вывезенные Кешей дверные фотографии, собирается эти
двери купить... Да, да, эти самые. С Буденным, с Калининым
и с этой... порнографией.
— Пусть будет с «эротикой», если Людмиле Петровне так
желательно,— уступила Мама.— Будут эти двери висеть в
«Прадо» рядом с Гойей, Мурилльо и с Веласкесом. Не знаю,
не знаю... Истуканы эти для их нравов еще туда-сюда, а вот
зачем Испании Буденный? Не знаю... Как попу гармонь. Но
это не наше дело. А наше дело — не ударить в грязь лицом,
отремонтировать квартиру и достойно встретить заморского
земляка. Разрешение на вывоз дверей через таможню он уже
получил. Пусть посетит свой прежний дом, заберет двери,
походит, повспоминает, каких чертей ему тут давали, нос­
тальгия, то-ce... Может, немного долларов подкинет на нуж­
ды родного Райцентра,— подмигнула Мама.
— Да-а, времена пошли! — все-таки удивился старший
лейтент из военкомата, защищавший Верховный Совет.
И предложил: а не продать ли в Испанию стенд «Морального
кодекса строителя коммунизма», созданный лет двадцать
назад рукой еще молодого и никому тогда не известного Ке­
ши, который (стенд) до сих пор висит в ленинской комнате
военкомата?
Посмеялись. И вспомнили о Федоре Федоровиче:
— А его, пока диссидент Кеша будет здесь предаваться
своей ностальгии,— на обследование!
Так и вышло — как задумал консилиум.
После майских праздников Федор Федорович зарядил но­
вый чемодан бельишком и свежими пирожками с повидлом,
поцеловал Аэлиту (а та ничего не знала о готовящемся втор­
жении пришельцев и собиралась в отсутствие Федора Федо­
ровича использовать квартиру для собственного удовольст­
вия), заглянул в почтовый ящик, вынул поздравительную
открытку из военкомата, еще раз убедился в том, что Кир Бу­
лычев, Еремей Парнов и Владимир Савченко продолжают
хранить таинственное молчание, вздохнул и подался к авто­
бусной остановке.
Там его уже поджидали «рафик», сестра милосердия
с направлением в психдиспансер и старший лейтенант
милиции.
—Садитесь, Федор Федорович, подвезем! Нуль-транспортируем куда вам надобно. В Одессу? Ах, в Зауральск! Бензи­
на полный бак — хоть на Большую Медведицу!
Все чинно, благородно...

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

TOI

Легковерный Федор Федорович залез в «рафик» и через
час на полной скорости был доставлен в сумасшедший дом,
сдан с рук на руки белым врачам, переодет в стираную си­
нюю пижаму и помещен в палату к членистоногим инопла­
нетянам, у которых на лице располагалось по три рта сразу —
один рот для еды, второй — для питья, третий — для разго­
воров. Удобно!
Какая-то полная туманность Андромеды расплылась в го­
лове у Федора Федоровича. Больничную палату он принял за
отсек межгалактического звездолета, а врачей —бог весть за
кого. Он уселся на персональную койку и принялся расска­
зывать пришельцам историю жизни Головы Профессора
Доуэля, но те пили, ели, говорили каждый о своем и его не
слышали.
Пока Федор Федорович оглядывался и вертел головой в
космическом корабле, в Доме на набережной начался суб­
ботник. (Аэлита как раз уехала с врачом на «скорой помощи»
отдыхать в Дофиновку, прихватив с собой толстовскую
«Аэлиту»,— «Надо что-нибудь почитать на пляже, а то с эти­
ми тральщиками все буквы забудешь —так и норовят затралить!») Собрались в девять часов утра: два столяра-уголовника, присланные из химзоны для замены дверей и настила
паркета, Варвара Степановна с подавальщицей из «дальш»
(Людмилу Петровну, как представителя цнглийской интел­
лигенции, избавили от мытья полов — «Во я им буду полы
мыть!»), пришли неразлучные два украинца и один еврей с
финскими обоями, да еще электрик из райпотребсоюза. От­
крыли двери ногтем. Потом, попозже, заглянул слесарь из
«Водоканализации», постоял в глубоком раздумье на пороге
и нетвердо ушел, решив перенести порученную ему работу
на завтра. Но завтра было воскресенье, и потому он начал ме­
нять трубы только в четверг. Пил, бедняга, пять дней подряд
и задержал тем самым продвижение ремонта на кухне и в со­
вмещенном санузле.
Командование субботником взяла на себя Варвара Степа­
новна, потому что начальства нигде не было видно. Столя­
ры-уголовники оказались тихими культурными людьми,
сидевшими в зоне за взятки по хозяйственной части. Их бы­
ло жалко. Два украинца, один еврей и примкнувший к ним
электрик пошептались, скинулись, а сердобольная подаваль­
щица с молчаливого согласия Варвары Степановны сбегала
и вернулась с двумя дешевыми бутылками сладкого спирта
и с пирожками с яблочным повидлом.
;

102

Б. Штерн

Застелили газеткой пачку книг, расселись на книгах же,
выпили, закусили, поговорили о том о сем: у хозяина квар­
тиры чердак явно не в порядке, совсем фантастикой зачитал­
ся; да и Кеша-диссидент был с приветом — это ж надо так
двери загадить!
Помолчали.
— Ну, с Богом?..— вопросительно сказал электрик, кото­
рому надо было работать на высоте с люстрой.
Но работать никому не хотелось, даже Варваре Степановне.»
Денек такой теплый выдался...
Значит, солнышко бродит где-то недалеко...
—А что с этим делать? — несмело спросила подавальщи­
ца, указывая на книги.
Вот и добрались до самого главного: а книги?
Вот вопрос вопросов: с книгами что делать? Какой там ре­
монт, если квартира завалена книгами! Какие там финские
обои клеить, какие-такие паркеты стелить, если из-за книг
пройти нельзя!.. Про книги забыли, граждане! Даже предус­
мотрительная Мама не дала никаких руководящих указаний
на этот счет...
А что скажет Варвара Степановна?
— Спалить! — вдруг хищно и решительно ответила Вар­
вара Степановна.
Все немного опешили:
— Как-так —спалить?
—А так! Сжечь! Из-за этой фантастики человек с ума со­
шел,— пояснила Варвара Степановна.
— Может быть, сдать в макулатуру? — робко предложили
рассудительные уголовники,— Как-то оно не того...
—В макулатуру? Там дети бегают. Растащат заразу, не дай
Бог, еще кто-нибудь с ума сойдет! — очень убедительно до­
казала Варвара Степановна.
Уголовники больше возражать не посмели — они люди
подневольные. «Тут книг тысяч на пять...» — подумал один
уголовник. «Умножай на десять» — телепатировал второй.
Два украинца и один еврей не высказали никакого мне­
ния. Лучше промолчать, а то еще, чего доброго, не дадут раз­
решения на выезд.
Электрику было все равно, что жечь, что палить — лишь
бы не работать с люстрой на потолке. А жечь книги — не ра­
бота, а развлечение. Или что-то другое, но точно, не работа.
— Так! — решительно раскомандовалась Варвара Степа­
новна— Таисия! (Это подавальщица.) Иди вниз, мы будем

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

в окно выбрасывать, а ты раскладывай костер у мусорника.
Да, позови Анюту (это дворничиха), пусть бензин принесет
и тебе помогает.
— Спички у меня есть,— встрял электрик.
— Так, хорошо, спички есть,— одобрила Варвара Степа­
новна.— Ага, вот огнетушитель. Ты, Вова (это электрик),
спичками запалишь и будешь рядом стоять, наготове с ог­
нетушителем, чтобы все по технике безопасности.
—Пусть еще спирта принесет,—попросил Вова-зяектрик.
—Таисия, принеси. Так. Открывай окно! Тут сто лет не от­
крывалось!
Два украинца и один еврей открыли, чуть не оторвали раму.
Варвара Степановна подала личный пример: первая пачка
книг полетела на набережную.
— Эй, граждане! — раздался снизу веселый голос — Эдак
и убить можно!
Это вернулись из Одессы старший лейтенант милиции
с медсестрой.
— Что делаем, граждане? — спросил старший лейтенант,
входя с медсестрой в квартиру. У них было хорошее настро­
ение, потому что дело сделали.
— Книжки жжем,— ответил Вова-электрик, встряхивая
огнетушитель и прислушиваясь ему в пузо.
— Как так? — не очень удивился старший лейтенант, за­
куривая.— А хозяин что скажет, когда вернется?
—А мы ему ответим, что прилетали пришельцы и увезли
все книги на своей летающей тарелке. Сгребли в тарелку
и улетели! — сообразила Варвара Степановна.
Вторая пачка книг полетела в огонь.
— Он поверит,— согласился старший лейтенант, перели­
стывая какую-то книгу,—Это что за книжка? Кто у нас в фан­
тастике разбирается?
— Это «Заповедник гоблинов» Клиффорда Саймака,—
робко подсказал один из уголовников,— Когда я работал ди­
ректором вагон-ресторана — Тархунов моя фамилия — мне
иногда приносили дефицитные книжки. Клиффорд Саймак
очень ценился.
— Тогда я возьму почитать сынишке. И сам почитаю,—
решил старший лейтенант.
Варвара Степановна швырнула в окно третью охапку.
— Можно мы возьмем в зону немного книг? — несмело
попросил второй уголовник,— Там у нас в библиотеке фан­
тастики нету.

104

Б. Штерн

—Какая уж в зоне фантастика,—согласился старший лей­
тенант.
— Берите! Сколько утащите! — великодушно разрешила
Варвара Степановна.
Уголовники оживленно взялись за дело — стали вязать
книги для зоны.
— Берите и вы,— предложила Варвара Степановна двум
украинцам и одному еврею.
— Нам не нужно, мы скоро уезжаем.
— Как знаете.
А книги все летели и летели... Вернее, падали с пятого эта­
жа. Летать они не умели.
— Это что за книги? Кто знает? Три полки, и все в белых
обложках...
— Где? — переспросил бывший директор вагон-рестора­
на.— Это научная фантастика издательства «Молодая гвар­
дия». Дрянь несусветная.
— Как? Все дря'нь?
— Все до единой.
— Хрен знает что... Зачем же издавать?
— В огонь!
Три полки книг в белых обложках тоже улетели в окно
к мусорнику.
— Эту книгу отдайте мне! —вдруг сладострастно вскрик­
нула медсестра — «Трудно быть богом» очень хорошая кни­
га! Я братьев Стругацких с детства люблю... Ой! Тут еще
«Обитаемый остров» и «Пикник на обочине»! —воскликнула
она.— Очень я их люблю!
Так были спасены медсестрой милосердия от сожжения
братья Стругацкие...
Снизу поступали донесения от Таисии и Анюты:
— Бензин принесли!
— Кидайте потише, не успеваем оттаскивать!
— А вот «Час Быка» Ивана Ефремова,— объяснял все­
знающий бывший директор вагон-ресторана.— «Час Бы­
ка» подвергался гонениям в годы застоя за то, что под ви­
дом утопии вскрывал крупные недостатки нашего
общества. Ефремова в огонь не следует, он еще послужит.
Мы его тоже в зону возьмем.
— Интересно... Я хотел бы почитать,— высказал пожела­
ние старший лейтенант.
— Берите, тут их два экземпляра. Один — вам, другой —
в зону.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

1ÖS

—Не желаете ли сто капель? —подобострастно предложил
Вова-электрик старшему лейтенанту — Можно. Субботник
все же...
— Не откажусь.
— Вот гляжу я и думаю,— начал философствовать Вова,
выпив с милиционером.разбавленного спирта и разломив
надвое пирожок с повидлом,— Это ж как надо сойти с ума,
чтобы прочитать такую гору фантастики! Эти ж книги дей­
ствуют, как религиозный туман, потому что в них происхо­
дит то, чего никогда не было и не будет ни в коем разе. Я та­
ких книг вообще не читаю... Вру, пробовал однажды. Забыл,
как его... Шекли-шмекли... Точно! О том, как чужие тела на
базаре менялись разумами. Ни черта не понял! Другое дело,
прочитал я недавно «Аэлиту»... Стоп, вру... «Лолиту»! Вы чи­
тали «Лолиту»?
— Нет. Но слышал.
—Я вам достану почитать. Порнуха, я вам скажу! — Вова
опять потряс огнетушителем и прислушался,— Пустой он,
что ли?.. Так вот, «Лолита»... Давайте еще по сто, а потом
я вам перескажу содержание. Как он там ее и туда, и сюда,
а она ему и так, и эдак...
Выпили еще, и Вова-электрик, уведя старшего лейтенанта
на кухню, чтобы женщины не краснели, принялся рассказы­
вать и показывать руками содержание «Лолиты».
А книги все падали и падали...
Внизу около мусорника уже образовалась средней вели­
чины книжная пирамида Хеопса.
— Кухню забыли! — вдруг вспомнила Варвара Степановна.
А на кухне книг!
Прогнали старшего лейтенанта с Вовой развращаться
в прихожую...
А в прихожей книг!
— Господи, куда ему столько!
— Все не выбрасывайте, оставьте немного,— попросили
два украинца и один еврей.
— Зачем вам? Вы же уезжаете?
— Мы их разорвем и заместо газет под обои поклеим.
— Верно! Правильно! И журналы у него тут тоже с фан­
тастикой.
— Под обои журналы!
—Варвара Степановна, не выбрасывайте Герберта Уэллса,
мы его тоже в зону заберем. И Александра Беляева собрание
сочинений давайте сюда.
( '

im

Б. Штерн

— Куда вам столько? Не утащите!
— А мы завтра вернемся паркет стелить, и еще возьмем.
— Ребята, тут случайно Бабеля нету? — спросил один ев­
рей у двух украинцев — Давно хотел почитать. Все-таки че­
ловек моей национальности.
— Так он же вроде как не фантаст.
— А... Что же он туг делал, в Райцентре?
—Так, приезжал. Наверно, у него тут баба была. Или охо­
тился. На мамонтов.
— А это что? «Полыхающая пустота» какая-то... С дарст­
венной надписью.
— Вот пусть и полыхает ярким огнем! Из-за нее человек
с ума сошел. Жги все! Некогда разбираться.
— И эти двери загаженные — в окно! В зоне уже новые
делают.
Сняли с петель бесценные Кешины двери, собрались
и двери сжечь. Подтащили к окну, начали проталкивать, но,
спасибо, кто-то надоумил, что сжигать лики Буденного и Ка­
линина — это уже политическое дело; и двери уволокли на
кухню. Политика, мало ли что... Скифских идолов и япон­
ских богов тоже пощадили, проявили терпимость к рели­
гиям разных стран и народов. Политика — да, религия —
может быть, фантастику — в огонь!
К полудню на книжную египетскую пирамиду у мусорни­
ка полетели разломанные полки и стеллажи. Туда же приво­
локли безответный, однажды уже горевший, черно-белый
телевизор. Спустились вниз, полили пирамиду бензином,
Вова-электрик занял позицию с пустым огнетушителем.
Поджигать поручили директору вагон-ресторана, но тот
вдруг заартачился: увольте, граждане начальники, но жечь
чужие книги он не имеет никакого морального права. Ему за
такое дело могут еще срок накинуть.
—Дай сюда спички,— вконец обозлилась Варвара Степа­
новна,— Пои вас, корми... Не будет мне никакого сроку!
Добыла огонь, поднесла спичку к знаменитому роману
«451 градус по Фаренгейту». И подожгла. Подожгла ровно
в полдень, когда солнце взошло.
Старший лейтенант в последний раз затянулся и отщел­
кнул окурок в египетскую пирамиду.
Отвернись, любитель фантастики!..
Впрочем, наберись мужества и смотри.
Известно — книги прекрасный горючий материал, хоро­
шо горят. Топить ими печь или сидеть у книжного костра —

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

107

одно удовольствие: тепло, хорошо, картошка в мундире. Слов
нет, Рей Бредбери красиво и точно описал костры из книг
своим характерным американским почерком. Причем, все
книги горят одинаково хорошо —и плохие и хорошие книги
горят лучше некуда. Горели там, в бывшей Мамонтовке у му­
сорника, и Жюль Верн с Аристархом Кузанским, и лютые
англо-американские графоманы вкупе с коллегами из оте­
чественной «Молодой гвардии». Братались Кобо Абэ с
Т. Упицыным, корчились в языках пламени и превраща­
лись в золу Артур Кларк и Владлен Чердаков, М. Ведьмедев
и Айзек Азимов.
Никаких трений, никакой литературной групповщины,
никто не толкался, спеша к костру. Все были равны перед ли­
цом огня. Гори-гори ясно!
Сгорела знаменитая двадцатипятитомная подписка «Со­
временной фантастики» шестидесятых годов. Сгорели от­
дельные тома и полные собрания сочинений. Региональная
фантастика превратилась в золу —ни сибирской, ни прибал­
тийской, ни юго-западной фантастики уже не существовало.
Сгорела «новая волна» и «малеевское направление» (читате­
лю эти названия ничего не говорят — и не надо). Сгорели
«Румбы фантастики». Сгорели все поколения советских фан­
тастов: первое, второе, третье и четвертое. Все критики и ли­
тературоведы сгорели. Взорвался и окончательно сгорел чер­
но-белый телевизор, который иногда показывал Федору
Федоровичу фантастические кинофильмы. Сгорела англоамериканская, польская, французская, японская — вся ми­
ровая фантастика. Все сборники издательства «Мир» сгоре­
ли, писатели-фантасты всех национальностей были равны в
этом костре. Лауреаты зауральских «Аэлит» — все сгорели.
Лауреаты американских «Хьюго» — полыхали не хуже рядо­
вых фантастов.
Какие еще слова найти, как описать?
Сгорели известные ведьмы Урсула ле Гуин и Ольга Ла­
рионова, которые так и не ответили Федору Федоровичу на
его поздравление с 8-м Марта. Да, женщин тоже жгли, ни­
кому не было пощады!
Научной фантастики больше не существовало!
Впрочем, как уже говорилось, кое-кому повезло, кое-кто
спасся от этого аутодафе — братьев Стругацких приютила
влюбленная в них по уши сестра милосердия, Клиффорд
Саймак нашел прибежище в квартире старшего лейтенанта

Б. Штерн

108

милиции, а повязанные уголовниками Александр Беляев,
Иван Ефремов и Герберт Уэллс были препровождены в зону
за колючую проволоку, где через год их до дыр зачитали
осужденные взяточники, домушники и рэкетиры — дай-то
Бог, чтобы на пользу!
Вот и не верь в судьбу! Вот и не верь в жизнь после смерти.
Да еще чудом спаслась толстовская «Аэлита», случайно
эвакуированная на пляж в «скорой помощи».
А гиперболоид инженера Гарина сгорел вместе с инженером
Хорошо снаружи костра смотреть на огонь...
** #
Третья часть
Не забудь, что, квартируВ доме со стеклянной кры-,
Неразумно брать булыжИ швыряться им в сосе-;
Что достойный литера-,
Осмотрителен и сдер-,
И что только тот, кто порБезответную бума-,
Чтобы потешать куха-,
Пишет через пень-коло-.
М игель Сервантес.
П рол ог к «Дон Кихоту».

Федор Федорович в момент гибели книг как будто что-то
почувствовал... В его звездный отсек как раз доставили стан­
дартный космический обед — суп с какими-то желтыми
перьями, бледную рыбу с теплой слипшейся лапшой, кисель
на клею. Его попутчики, потирая членистоножками, с аппе­
титом набросились на еду, аФедору Федоровичу кусок лап­
ши в горло не лез. Он подошел к иллюминатору и стал
разглядывать зеленую зону межгалактического корабля, на­
правлявшегося, как ему сказали, к туманности Андромеды.
Подсвечивало солнышко, похожее на настоящее, цвели бе­
лыми свечками искусственные каштаны, а свободные от
трудовых космических вахт члены экипажа отдыхали в ну­
мерованных синих робах на нумерованных садовых скамей­
ках или прогуливались по дорожкам с помощью личных ро­
ботов в белых халатах. А двое в синем, обнявшись, никак не
могли справиться с невесомостью —их швыряло от дорожки
к ограде и обратно...

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

109

Все как на Земле.
Федор Федорович успокоился и принялся за обед. Все хо­
рошо, вот только жаль ему было пирожков с яблочным по­
видлом, которые вместе с чемоданом и двубортным костюмом
были сданы перед стартом в камеру хранения межгалакти­
ческого звездолета.
Тем временем пожар еще не завершился — хуже того, он
разгорался в непредусмотренную Варварой Степановной
сторону. Неизвестно откуда взялся в этой местности ветерок —
наверно, случайно залетел, бездельник, поглазеть на огонь.
Прилетел и дунул в сторону мусорника. Тот в ответ немед­
ленно возгорелся позапрошлогодними листьями, разло­
манной тарой и всяким другим хламом, который всегда
сопутствует приличному ледниковому мусорнику.
—Вова, туши его! — замахала руками Варвара Степанов­
на.— Гаси!
Вова-электрик стукнул огнетушителем по твердой земле,
но из пустого огнетушителя ничего не пролилось. Вова дал
ему по голове кулаком, но огнетушитель лишь тихо-тихо за­
шипел, как потревоженная гадюка.
Зато мусорник подозрительно быстро сгорел... Или огонь
ушел в глубь мусорника?
Ну, сгорел —так сгорел. Сгорел и без помощи огнетуши­
теля. Что и требовалось доказать. Это был мудрый мусорник,
он все глотал.
Ничто не предвещало беды — книги догорали, мусорник
слегка дымился, и, казалось, уже можно либо допивать
третью бутылку спирта, либо расходиться по домам, либо
сделать и то, и другое. Но не зря тревожилась душа Варвары
Степановны. Сгореть-то мусорник сгорел, но внутри него
что-то такое явственно забулькало...
«Бульк-бульк-бульк...» — как в еще бездействующем, но
уже ro îo B O M к извержению вулкане.
Опять подул ветерок...
Как вдруг из мусорника клубами повалил такой черный
дым, «что аж синий!», как говорила впоследствии Варвара
Степановна.
—И такой вонючий, что господи помилуй! —докладыва­
ла она авторитетной комиссии на следующий день после
экологической катастрофы — И чем дальше, тем страшнее:
бульк-бульк-бульк!... У меня аж сердце оборвалось! Как
в смоляном котле у чертей в пекле!

110

Б. Штерн

Ветерок сначала поиграл этим чертовым дымом, погонял
его по Райцентру, а потом скрутил дым в лохматый собачий
хвост и направил его прямо в морду Дома на набережной —
на фасад, то есть. И стал водить черным хвостом по фасаду,
как маляр-художник кистью: туда-сюда, сюда-туда...
Все, кто наблюдал пожар на бывшей набережной, разбе­
жались, затыкая носы от вони; остальные, наоборот, бежали
на запашок со всех концов Райцентра, Их обгоняли пожар­
ные, но вонища не позволяла приблизиться к эпицентру из­
вержения. Подвезли противогазы. Натянув их, пожарники
направили струю на мусорник, но этим только спровоциро­
вали его подземные силы на новую пакость: мусорник тут же
выдал такую черную дымовую завесу, что Дом на набереж­
ной погрузился «во мглу*, как сказан бы Герберт Уэллс.
— А двери?! — раздался вопль явившейся на пожар Ма­
мы.— Двери сгорели?!
—Кому они нужны, эти двери,—успокоили ее.—Двери —
на кухне.
Солнце плюнуло и скрылось в черном дыму. Какое там
солнце? Зачем оно?
Наступило затмение. У пожарников от бессилия опусти­
лись шланги. Райцентр был отдан во власть подземной сти­
хии, весь мир заволокло. Солнце напоминало черную раска­
ленную сковородку без ручки и жарило ровно час — именно
столько времени понадобилось подземному дыму, чтобы пе­
рекрасить Дом на набережной из бело-кафельного в иссинячерный цвет и вообще все белое вМамонтовке превратить
в черное: сахар— в уголь, потолки — в асфальт, а население —
в негров. Повезло лишь брюнетам; они так и остались чер­
ными. Красные (пожарная машина) и зеленые (канадские
елки перед райкомом партии) тоже не спаслись. Флаг над ис­
полкомом был очернен. Этот час потребовался также для то­
го, чтобы под мусорником полностью выгорела запеченная
в древней смоле туша мамонта — так определила причину
черного дыма авторитетная комиссия во главе с Мамой. На­
верно, ничто никогда в мире так не дымило, не воняло и не
очерняло действительность, как подпортившийся консерви­
рованный мамонт из ледникового периода!
И все ахнули.
На следующий день все население Райцентра, взглянув на
себя в зеркало, наконец-то ахнуло и удивилось, поняв при­
чины и следствия постигшей их экологической катастрофы:

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

111

—Значит, все-таки был мамонт! Вот он где» мамонт, пря­
тался! Под мусорником! Древняя палеонтологическая сто­
янка! (Правильно: «палеолитическая».) А мы и не знали! Не
там копал краевед! Эх, не там! А ему советовали! Мог бы сам
догадаться — где стоянка, там и мусорник!
А про сожженные книги — как о первопричине черного
дыма, закоптившего Дом на набережной таким жирным
слоем въедливой копоти, что и зубами не отодрать,— про
книги не вспомнили. Ни лолсловом. Таинственным исчез­
новением Федора Федоровича не заинтересовались. Жилбыл человек —и не стало. Будто никогда не было.
— Но кто все же виноват? — пыталось выяснить вернув­
шееся с пляжа высокое районное начальство, разглядывая
свои закопченные потолки —Ну, люди отмоются... Ну, сахар
завезем с Кубы... А с домом что делать?
Мама, отвлекая внимание начальства от сожженной биб­
лиотеки, заметала следы, сваливала всю вину на неандер­
тальцев и запоздало восхваляла безумного краеведа:
—Нет пророка в своем отечестве! Зря прежние застойные
начальники упрятали нашего краеведа в желтый дом!
Ох, зря! А неандертальцы, хоть и славные ребята, но что-то
они из глубины веков не продумали. Проявили нашенскую
бесхозяйственную расхлябанность — мамонта шлепнули,
закоптили, палеонтологическую стоянку бросили и ушли во
Францию в диссиденты... Тьфу, совсем обалдела!... В кро­
маньонцы!
Но мамино высокое начальство не очень-то Маме вери­
ло... Оно ее хорошо знало.
— Ладно, неандертальцы. Ладно, мамонты. С краеведом
тоже все понятно. Повесим ему мемориальную доску, если
того заслужил, после смерти. Все понятно. Непонятно, кто
поджег мусорник?
Нет ответа.
— Кто вообще у нас отвечает за мусорник? — допытыва­
лось начальство.
Вообще — никому неизвестно.
—А лично кто отвечает?
Дворничиха Анюта!
Ура, нашли стрелочника! Но что с Анюты возьмешь? Ко­
жа да кости, ущипнуть не за что. Ножки тоненькие, а жить
тоже хочется. Она же про мамонтов вообще ничего не знала —
это ее прямая производственная обязанность — палить по­
запрошлогодние листья.

112

Б. Штерн

Так до книжного костра мамино начальство и не докопа­
лось, про Федора Федоровича не вспомнило. Зато стихийные
силы из ледникового периода хоть немного отомстили за со­
жженную библиотеку.
Федор же Федорович в это время пребывал в анабиозе.
Оказалось, что Главный Ш турман на минутку перепутал ту­
манности: направил звездолет к Андромеде, а следовало —
к Крабовидной. Так объяснил ему белый робот. При осуще­
ствлении маневра на сто восемьдесят градусов все обитатели
межгалактического корабля должны лечь в анабиоз.
Федор Федорович лег. Он всегда был дисциплинирован­
ны м человеком.
В бывшей Мамонтовке после пожара наступили смутные
времена. Безвременье. Население ожидало хоть каких-то пе­
ремен после того, как оио взглянуло на себя и ахнуло. Раз­
давались тревожные голоса:
— Что с нами происходит 0 Надо что-то менять! Дальше
так жить нельзя!
Начались гражданские смуты.
— Это что же получается? — возмущался Вова-электрик,
забивая крюк в потолок, чтобы повесить люстру,— Значит,
все-таки был мамонт?! Так в чем же дело? Есть такой город
Буденновск, а мы чем хуже? Выходит, Буденновск — можно,
а Мамонтовка — нельзя?!
— П иш ем письмо в Верховный Совет, как запорожцы
султану,— поддержал Вову сантехник, гремя ржавыми тру­
бами в совмещенном санузле.— Дальше некуда. Надо что-то
менять. Начнем с названия.
Два украинца и один еврей клеили обои и помалкивали
по известной причине, хотя уже начинали понимать, что ни­
куда от судьбы не уедут, а будут, как и прежде, пить водку
в кустах сирени.
М ама опять созвала субботник. Попытались своими си­
лами отскоблить Дом на набережной, но лиш ь насмешили
козу. Хотели перекрасить в первобытное состояние — опять
же, где взять товарный состав цинковых белил, чтобы пере­
красить копоть в белый цвет? Есть, правда, на складе две боч­
ки ржавой охры, но это же курам на смех!
Так и стоял черный дом на мрачной набережной бывшей
реки, зато ремонт в квартире Федора Федоровича продвигал­
ся успешно. Варвара Степановна с Таисией и Анютой зама­
зывали свою вину. Обои уже наклеили, люстру повесили,

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

113

входили и уходили молчаливые уголовники с топорами
и рубанками. Дошла наконец очередь до цветного телевизо­
ра, холодильника и югославского гарнитура.
Начальству давно уже не нравился этот ремонт за казен­
ный счет для диссидента... Ну и что с того, что он диссидент? —
спрашивало начальство. Может быть, Мама собирается от­
дать ему на откуп весь Райцентр для экспериментального ху­
дожественного оформления? Голубой, розовый и фиолето­
вый период в разобранном состоянии? В стиле Сальвадора
Дали? Не бывать сему, пока живо начальство! У самих по­
толки копченые, а тут... Мама, кажется, сошла с ума на почве
иностранной валюты и загаженных дверей. Ей надо помочь...
Съесть ее! Съесть и отправить в стрелочники!
Начальство угрюмо взирало на Маму, которая с нараста­
ющим волнением ожидала прибытия диссидента Кеши.
Спасти ее от зубов начальства мог только богатенький Кеша
со своими художественными долларами для ремонта родно­
го Дома на набережной. Иначе - в стрелочники! Рельсы там,
шпалы, железная дорога... Маме не хотелось ремонтировать
насыпь... Но как содрать с Кеши тысяч десять валюты на
нужды райисполкома? Отдать ему на откуп Райцентр? Это,
конечно, нонсенс.
Мама вот что задумала: пришла к Аэлите в гости и имела
с ней продолжительную трехчасовую беседу. Аэлита после
пожарного пикника потеряла аппетит, перестала вышивать
по Райцентру, возлежала прямо посреди ремонта в расклад­
ном кресле, читала спасенного Алексея Толстого. Процесс
чтения проходил с трудом — буквы она еще не забыла, но из
букв туго складывались слова. Вот что писал Алексей Тол­
стой:
«Слова — сначала только звуки, затем сквозящие, как из
тумана, понятия — понемногу наливались соком жизни. Те­
перь, когда Лось произносил имя - Аэлита, оно волновало
его двойным чувством: печалью первого слова АЭ, что озна­
чало по-марсиански — «видимый в последний раз», и ощу­
щением серебристого света — ЛИТА, что означало «свет
звезды». Так язык нового мира тончайшей материей вливал­
ся в сознание».
Ничего не понять!
Когда старое кресло наконец выбросили, улеглась на но­
вой югославской софе, решив - кровь из носу! — дочитать
«Аэлиту» до конца.

114

Б. Штерн

А вот это уже понятней:
«Рожать, растить существа для смерти, хоронить... Ненуж­
ное, слепое продление жизни...» Так раздумывала Аэлита,
и мысли были мудрыми, но тревога не проходила. Тогда она
вылезла из постели, надела плетеные туфли, накинула на го­
лые плечи халатик и пошла в ванную, разделась, закрутила
волосы узлом и стала спускаться но мраморной лесенке
в бассейн».
Аэлита подумала, слезла с югославской софы, сунула но­
ги в плетеные шлепанцы и в чем мать родила пошла в со­
временный санузел и приняла ледяной душ — горячей воды
в Мамонтовке отродясь не бывало. Потом опять улеглась на
софу и продолжила чтение.
А это совсем понятно:
«Ихошка села невдалеке от Сына Неба и принялась чис­
тить овощи. Густые ресницы ее помаргивали. По всему было
видно, что — веселая девушка.
—Почему у вас на Марсии бабы какие-то синие? —сказал
ей Гусев по-русски.—Дура ты. Ихошка, жизни настоящей не
понимаешь».
В перерывах этого тяжкого труда Аэлита жалела Федора
Федоровича, а также себя, чувствуя, что такая шикарная об­
становка в квартире не к добру - скоро ее отсюда выгонят.
Вот и Мама пришла... Сейчас начнется.
Но Мама, назвав Аэлиту по имени-отчеству, неожиданно
спросила:
— Не собирается ли Аэлита Алексеевна в недалеком бу­
дущем посетить Сан-Франциско? Не все же здесь на софе ле­
жать?
Две гонимые судьбой женщины поняли друг друга с по­
луслова. Да и как не понять: одна была стрелочницей, другая —
подбитой подводной лодкой. Долго не рассуждали —Аэлита
твердо решила воспользоваться маминым предложением
и выйти замуж за диссидента Кешу и разом решить все воп­
росы с пропиской на этой Земле; а продолжительная трех­
часовая беседа заключалась в просмотре нового цветного те­
левизора, где в тот вечер показывали пятьдесят восьмую
и пятьдесят девятую серии «Рабыни Изауры».
Всплакнули над судьбой бразильской рабыни и составили
такой план: в день приезда диссидент Кеша входит в квар­
тиру и обнаруживает возлежащую на софе Аэлиту. На второй
день он ведет Аэлиту в ЗАГС, где Мама собственноручно

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

115

венчает их безо всякой трехмесячной проверки чувств. На
третий день Аэлита с диссидентом забирают свои двери и
уезжают в Москву, в Москву, в Москву — а там и до СанФранциско рукой подать. Правда, во второй день может воз­
никнуть небольшое осложнение; поведет ли Кеша Аэлиту
в ЗАГС?
— В таком случае поступим наоборот — ты сама его по­
ведешь,— решила Мама.
Договорились: Аэлите достанутся: диссидент Кеша и СанФранциско, Маме — десять тысяч инвалютных рублей для
ремонта Дома на набережной.
— Сто! — отвечала Аэлита.— Я с него для вас сто тысяч
слуплю!
На том и порешили.
Аэлита отложила в сторону книгу, в который раз пости­
рала купальник и стала каждое утро поднимать ржавые тру­
бы, отплясывать аэробику, принимать ледяной душ, а также
не обедать и не ужинать, чтобы в этот купальник влезть. Ре­
шила так: отсюда без нее диссидент Кеша живым никуда не
уедет. Женат он там или холост, а в Сан-Франциско Аэлита
еще не была. На Марсе была, в Нижневартовске была, а в
Сан-Франциско — нет. Пусть этот диссидент хоть старый,
хоть женатый, хоть горбатый, но в Сан-Франциско он ее
нуль-транспортирует под руку или, на крайний случай, в че­
модане с двойным дном.
Приближалась развязка. Спешили. Вот уже из министер­
ства иностранных дел пришла телефонограмма о том, что
диссидент прибывает завтра утром в черном «форде», встре­
чайте. Бросили уголовников на Райцентр, они подмели
и облизали бывшую Мамонтовку, заасфальтировали му­
сорник, выкрасили все заборы двумя бочками ржавой ох­
ры — ничего, сойдет после дождя; но черный дом портил
весь вид на Мадрид — он торчал во все стороны, как обе­
лиск на кладбище.
—Это кому у вас мемориал? — спрашивали шоферы, вы­
возившие с сахарного завода сахарный уголь.
Из-за этого черного обелиска районное начальство ман­
дражировало и кидалось на Маму, как цепной пес. Началь­
ство панически боялось обвинений в очернении действи­
тельности.
Мама храбрилась, успокаивала:
— А по-моему, ничего... Смотрится... Почему черный
«форд» — можно, а черный дом — нельзя?

116

Б. Штерн

Перед самым приездом диссидента начальство не выдер­
жало и позорно удрало в Одессу на консультацию в психо­
неврологический диспансер, чтобы сиять нервный мандраж
и не принимать участие в торжественной встрече. Там в это
время в каюте Командира межгалактического звездолета ре­
шалась судьба Федора Федоровича.
— Как его?.. Ну, этот, который... гиперболоид инженера
Гарина,— расхаживая по каюте, говорил Командир Звездо­
лета своему Главному Штурману,—Зачем мы его держим?
По-моему, пора выбрасывать в открытый космос. Старик
нормальный, на здоровье не жалуется. Не буйный, не бона­
партист. Тихий. Вообще никуда не жалуется. Вестибулярный
аппарат — в норме. Реакции —адекватны. Ну, есть бредовый
психозик, есть,— поморщился Командир Звездолета — Ну,
с заскоками, с кем не бывает Фантазирует. Ну. начитался
фантастики... Кто не без греха?
—Он вчера сменял у соседа свои «Командирские» часы на
сломанный будильник,— сообщил Главный Штурман, вра­
щаясь в кресле.— Сосед сказал ему, что это не будильник,
а вечный двигатель.
—Вот видишь! Синдром Дон Кихота. Все тихо, благород­
но. Ему еще жить да жить, а здесь сгорит в два месяца.
Не вертись... В глазах мельтешит... В этой Мамонтовке все
начальство с ума посходило едут и едут, и едут... У меня
вон и то руки дрожат. Так что будем делать с гиперболоидом
имени Гарина?
— Я не против,— ответил Главный Штурман, грызя ног­
ти.— Я — за.
—Тогда пиши... Как его?.. Гарин-Михайловский, бывший
военный инженер-строитель. Практически здоров. Напи­
сал? Завтра же гони его в шею.
— «Командирские» ему вернуть0
—Э, нет! Сменял так сменял. Пусть впредь дураком не бу­
дет. Кто там у нас еще?
До выхода Федора Федоровича в открытый космос оста­
вались сутки.
Днем Вова-электрик с сантехником еще устанавливали
голубой унитаз для приезда диссидента и обсуждали письмо
запорожцев в Верховный Совет.
Вечером к Аэлите в последний раз пришла Мама. Они уже
не могли друг без дружки жить. Уточняли последние детали,
рмотрели шестьдесят пятую и шестьдесят шестую серии

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

117

«Рабыни». Глядя на эту плантаторскую жизнь, Аэлита рас­
плакалась и спела Маме песенку:
— Мама, мама, я пропала,
Я даю кому попало...

Мама утерла Аэлите слезы. Не боись, девочка! Мама хо­
рошо знает диссидента Кешу по прошлой действительности.
Дурак дураком! Вечно чудит, бузит, сумасшедший, неуправ­
ляемый, зависит от собственного настроения. На этом мы
его и подловим — на этой самой любви с первого взгляда.
Но в жизни, как всегда, получилось не так, как планиро­
вали, а намного быстрее. Ночью пришла еще одна телефо­
нограмма из МИДа: диссидент приезжает всего лишь на
один день, просит ускорить формальности с дверями, при­
нять к исполнению. Эта телефонограмма ломала все матри­
мониальные планы — за один день окрутить трудно...
— Но можно. Нужна еще одна ночь, как минимум,— со­
крушенно высчитывала Мама— Ладно, попробуем. Уско­
римся. Эх, где наша не пропадала!
— Везде пропадала,— опять заплакала Аэлита.
Глубокой ночью под ее окнами ошивались сантехник с
Вовой-электриком и вышедший из больницы ударенный
током телемастер с баяном. Ален Делоц был обижен на
Аэлиту, а Вова с сантехником —на все население Мамонтовки, которое не поддержало письмо запорожцев в Верховный
Совет. Они устроили ночную демонстрацию и орали час­
тушки на слова известного поэта. Ален Делон играл на баяне
и запевал:
Кудри вьются, кудри выотся,
Кудри вьются у блядей.
Почему ж они не выотся
У порядочных людей?

Сантехник с электриком подхватывали:
А потому что у блядей
Деньги есть на бигудей,
А порядочные люди
Тратят деньги на блядей!

Никто не спал. Ночь прошла. Утром к черному Дому на
набережной подкатил подержанный черный «форД» была

118

Б. Штерн

там одна такая асфальтовая дорога, по которой, если сухо,
можно проехать. Диссидент вышел из «форда», как к себе
домой. Аэлита подглядывала из-за портьеры. Увиденное
ей неожиданно понравилось... Сын Неба, похожий немно­
го на Бельмондо. Вся Мамонтовка подглядывала: Кеша
вернулся! Тот самый, который... Который Леонида Ильи­
ча... Которого никак не могли найти и выдворить из стра­
ны, потому что он три дня отсыпался в мусорнике под от­
крытым небом. Богема! Пятнадцать лет прошло, а как
помолодел! И бороду сбрил... Что деньги с человеком из
обезьяны делают!
Первым делом Кеша увидел черный дом.
— Мама мия! — непроизвольно вырвалось у него поитальянски— Вот так дизайн у вас!
— Мать моя,—с готовностью перевела Людмила Петров­
на, которую пригласили в свиту встречающих на тот случай,
если вдруг диссидент подзабыл русский язык —Говорит, что
у нас очень красиво.
Диссидент Кеша подбежал к Дому на набережной и поко­
вырял пальцем в фасаде.
— Бляха-муха, не отдирается! — восхитился он.— Пол­
ный конец! Что за краска, блин? Это ж гроб с музыкой —чер­
ный дом! Это ж надо! Кто придумал? Так... Перенимаю опыт.
Я в Сан-Франциско небоскреб в черный покрашу!.. Ну, чего
вылупились, бляхи-мухи? Не шучу! Пуркуа-нет? Краска как
называется? Чье производство? Вроде не «Сажа газовая»
и не «Персиковая черная»... На «Кость жженую» не похоже...
Что за блин, спрашиваю?
Все молчали в ответ.
—У меня с русским языком что-то? — обеспокоился Ке­
ш а— Или акцент подцепил? Или меня уже не понимают на
Родине, ядрена вошь?
Все вопросительно глядели на Людмилу Петровну.
—Нет, у вас хорошее произношение,—неуверенно похва­
лила она.
— Так что за краска, япона мать?
Теперь все глядели на Маму.
— «Копченая мамонтовская»,— ответила Мама дрожа­
щим голосом.
Сын Неба задумался. Все знали но горькому опыту: когда
Кеша начинает думать — не к добру

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

119

— Ну, как там в Сан-Франциско, Кеша? — спросил стар­
ший лейтенант милиции, чтобы отвлечь диссидента от тяж­
ких раздумий о черной краске
— Как тебе сказать, Витек.. Трясет там, блин, сильно...
Землетрясения и гульня всякая.
Диссидента уже тащили в квартиру. Все райцентровские
козы и куры смеялись, а Кеша никак не мог решить — из­
деваются над ним или нет?
—Вот я не понимаю... Вас же выдворили? — полуспрашивал Кешу старший лейтенант из военкомата, подталкивая
диссидента на третий л аж.
— Откуда? Из Сан-Франциско? — тупо заинтересовался
диссидент.
— Нет, от нас.
— Ну?..
— Что?..
— Чего же ты хочешь, блин?
— Чувствовали там ностальгию?
—А как же! Скучал без тебя, трахнутый комар!
В своей бывшей квартире Кеша даже не успел бросить
первый взгляд на Аэлиту, возлежавшую в купальнике с кни­
гой на югославской софе
—Двери где?! —пришибленно спросил он, обнаружив новые.
Его успокоили и отвели на кухню Двери там расставили
как в музее «Прадо» — входи, блин, и любуйся!
—Майн гогг!..—только и смог произнести диссидент, уви­
дев Буденного, Калинина и эти штуки у скифских идолов.
— Мой бог!..— перевела с немецкого Людмила Петровна.
— Кто это сделал?! Кому в морду дать?! — взревел Кеша
медвежьим ревом Михаила Ивановича, который, как изве­
стно, вернувшись домой из Кремля, обнаружил, что кто-то
ел из его миски и все сожрал, а жену забрали к Берии на Лу­
бянку.
Занавес опускается
О дальнейших событиях в квартире свидетельских пока­
заний не сохранилось. Зная Кешу, все очевидцы удрали, да­
же старшие лейтенанты силовых министерств ретировались.
Правда, Мама осталась - ее от страха ноги не несли. Но как
по одной незначительной косточке опытный палеонтолог
может восстановить целого мамонта, так и, наоборот, по це­
лому мамонту можно добраться до его мелких подробностей.
Результат (мамонт) известен через двадцать минут Мама

120

Б. Штерн

и Аэлита вывели усмиренного Кешу из Дома на набережной
и поехали в черном «форде» в мамонтовский ЗАГС. Остается
применить «принцип наоборота» и восстановить события по
конечному результату.
Маму от страха ноги не несли, а вот Аэлита не убежала изза того, что ей эти сумасшедшие броненосцы вот как надо­
ели! Конечно, она побаивалась, что Сын Земного Шара по*
ставит ей очередной фонарь под глазом, но смело вышла на
кухню и сказала:
— Ну, я это сделала! Чего орешь, клепаный ты коз-зел?!
То ли этот «коз-зел», то ли пресловутая «любовь с пер­
вого взгляда» подействовали —но Кеша вдруг успокоился.
Аэлита, надо сказать, была в прекрасной форме, лучше
чем в 1982 году. Сын Неба «1 лядел умиленный и взволно­
ванный... Какие бы муки он вынес сейчас, чтобы никогда
не омрачилось это дивное лицо, чтобы остановить гибель
прелести, юности, невинного дыхания,— она дышала, и
прядь пепельных волос, лежавшая на щеке, поднималась
и опускалась».
—А не нравится —бери тряпку и сам смывай, мур-рильо! —
выступала прекрасная в своем гневе Аэлита — И вообще, ты,
блин морской, умеешь говорить по-людски? Или совсем
буквы забыл?
— Красивая,— с удивлением сказал Кеша, разглядывая
Аэлиту.
Он с трудом отвел глаза, в которых пожаром загорелась
эта самая «любовь с первого взгляда», и ни с того ни с сего
спросил Маму:
— Как краска-то называется0
— «Копченая мамонтовская», - опять соврала дрожащая
Мама. Сейчас, вот сейчас решалась ее судьба-стрелочница.
— Вас понято,—ухмыльнулся Кеша,—Тебе на оздоровле­
ние Мамонтовки сколько долларов нужно?
— Де-десять...— пролепетала Мама.
— ...тысяч,— закончил за нее Кеша.— Всем доллары нуж­
ны. Все хотят меня облапошить. А я за просто так баксами
не разбрасываюсь. Я зла не помню, но не за просто так. Давай
так решим: я тебе десять тысяч, ты мне — рецепт «Копченой
мамонтовской». Мне небоскреб нужно красить. Идет?
— Да,— прошептала Мама.
Где краевед? Ну где краевед?! Нужно немедленно найти
еще одного мамонта!

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

121

—Но краски сейчас нету,—прошептала Мама.—Всю рас...
раскрасили.
—Мне не краска нужна, а рецепт. Ты мне рецепт на стол,
я тебе —динары на бочку,— Кеша вытащил блокнот и при­
готовился записывать рецепт «Копченой мамонтовской».
—Рецепт...—сказала Мама, продолжая дрожать.—Ох... Ах,
рецепт... Записывайте. Берется один мамонт...
Кеша с любопытством взглянул на Маму.
— Потом берется одна бочка смолы.. - произнесла Мама,
чуть не плача.
Кеша закрыл блокнот:
— Это я уже слышал. Мамонт коптится на костре, выва­
ливается в янтарной смоле и помещается в ледниковый пе­
риод. Верно?
Мама наконец заплакала.
— Дай ей сто тысяч,— вдруг спокойно приказала Аэлита.
— Дам, если выйдешь за меня замуж, красивая,— так же
спокойно ответил Сын Неба.
Мама перестала плакать.
— Почему бы и не выйти? Выйду,— согласилась Аэлита.
— Когда? — спросил Кеша.
—А хоть сейчас,— встряла Мама.
— Одевайся.
— Двери помыть? — спросила Аэлита. ,
— Не надо. Мне так больше нравится. Буденный с Кали­
ниным — ноу хау, я их продам дороже.
Дальнейшее известно: по дороге в ЗАГС остановились у
мамонтовского райисполкома, быстренько составили офи­
циальный договор на сто тысяч долларов о посредничестве
Мамы в сделке между Кешей и музеем «Прадо». Потом про­
катились в ЗАГС, расписались и вернулись в Дом на набе­
режной. Шампанского в «Продмаге» не оказалось, а водку
покупать у Варвары Степановны не рискнули,— к тому же
Кеша за рулем не пьет, а им еще всю ночь гнать до границы.
Зато вместо шампанского их в прихожей встречал пустой ог­
нетушитель: по возвращении молодых забытый огнетуши­
тель вдруг дал залп и залил всех неной. Значит, не только пу­
стые ружья, но и пустые огнетушители раз в сто лет стреляют
от изумления.
Безалкогольную свадьбу праздновали втроем. Правда,
Мама все-таки сбегала к Таисии и принесла бутылку сладкого
спирта. Обмыли эго дело, благо не за рулем. Было горько;

ш

Б. Штерн

Кеша, опьянев, отметил, что его бывшая квартирка, извини­
те за выражение, хреново вьплядит. Стилевой разнобой,
блин, разных стран и народов. Провинция, старое мышле­
ние. Сразу видно, тащили все, что под руку подвернулось.
Чешский унитаз, финские обои и югославский гарнитур ря­
дом не фурычат. Не фунциклируют, извините за выражение.
Вечером смотрели шестьдесят седьмую и шестьдесят
восьмую серии «Рабыни Изауры» и посмеивались над со­
нливыми рабовладельцами. Нам бы их заботы!.. Потом та­
щили двери вниз и привязывали к багажнику черного «фор­
да»...
Ну, поехали!
Навсегда попрощались с Мамой и, разминувшись с авто­
бусом, которым Федор Федорович возвращался из межга­
лактического путешествия, покатили через обе Европы (Во­
сточную и Западную —Кешу везде шали, было где ночевать)
в мадридский музей «Прадо», а там и через Гибралтар в Риоде-Жанейро, где Кеша уже договорился выкрасить в черный
цвет новый небоскреб Бразильской федерации футбола,—из
Сан-Франциско, честно говоря, Кешу недавно выдворили за
то, что он... ну, /го длинная, бляха-муха, история. О СанФранциско Аэлита пока ииче1 о не шала, но ведь и в Рио-деЖанейро она еще не была. Все на л ой Земле надо посмот­
реть: и музей «Прадо», и Л амаич\, и Бразильскую футбольную
федерацию. Правда, сейчас ее больше волновало то, что на
таможне потребуют визу и заграничный паспорт, но, когда
подъехали к пограничному столбу, Сын Неба неопределен­
ным жестом показал на «форд», Аэлиту, двери и небрежно
бросил:
— Это со мной
И таможенники, предупрежденные МИДом насчет новой
Кешиной жены, решили не связываться с этим всемирно
известным психом:
— Открывай ворота! Пусть катится! Дуракам везет —
такую жену оторвал!
И подержанный «форд» гордо переехал границу, обдав
грязью какого-то ехавшего к нам деловара-буржуя в шикар­
ном «мерседес-бенце»

123

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

Четвертая часть
Раз не столь умен твой ав-.
Как Хуан Лштшо слав-,
Негр, ученостью извест-,
Щеголять не смей латынь-.
Раз где тонко, там и рвет-.
Древних всуе не цити-,
À не то иной читаРазберется в чем тут de-,
И подумает с улыб-:
«Что же ты меня моро~?
Мигель Сервантес.
Пролог к «Дон Кихоту».

Пожалуй, менее всех сошел с ума в этой истории именно
тот, кого заперли в сумасшедший дом. Федор Федорович
с утра сидел на прикрученной к полу койке (чтобы не плава­
ла в невесомости) и председательствовал в ученой дискуссии
о происхождении Тунгусского метеорита, когда белый робот
принес долгожданное сообщение о выходе Федора Федорови­
ча в космическое пространство.
Инопланетяне принялись поздравлять его, но выход в от­
крытый космос затянулся на целый день — то Главный
Штурман еще не вернулся из разведки .с Летящей звезды
Барнарда, и некому подписать пропуск в переходную шлю­
зовую камеру, то Младший Хранитель Ключей ключи поте­
рял, и некому выдать чемодан с пирожками. То, наоборот,
некому принять синюю робу. То то, то это. То обедать пора,
то ужинать. Куда же в космос, не поужинавши?
Как в дурдом —так сразу, а как выйти — надо всю жизнь
ждать.
Поэтому тунгусский спор продолжался с утра до ужина.
Говорили все разом, и остается только догадываться, какие
фразы принадлежат именно Федору Федоровичу:
—А по-моему, Тунгусский метеорит удобнее всего искать
на реке Тунгуске в Тунгусии —там, где он потерялся.
—Там уже искали и не нашли. Искать его надо в 1906 го­
ду, когда он упал.
— Ничего-ничего, когда-нибудь все-равно обязательно
найдут.
— Зачем так категорично — «обязательно найдут»? А если
и найдут, то почему именно «обязательно»? Что они, умнее

124

Б. Штерн

нас? География — она большая... Попробуй побегай, не зная
за чем.
— Всему виной расширение континентов. Там, где рань­
ше была Тунгуска, теперь что? Полюс сместился! Вот и при­
ходится искать Тунгусский метеорит где?
— Ну, где?
— Друзья мои, выслушайте меня!..
—Значит, Тунгусский метеорит находится в другом месте?
—А вот за такие слова повезут тебя с Черного моря в Тунгусию комаров кормить!
— Ну, ты! Пролетаешь — так пролетай и не каркай!
— Друзья мои...
—Я часовщик. Вот что говорит наука о Тунгусском мете­
орите: летел он, понимаете, не как все нормальные метеори­
ты, а задом наперед.
— Вверх ногами?!
— Нет. Он летел против течения времени. Из будущего в
прошлое через настоящее. И упал в 1906 году. Значит, в 1905
году его уже можно искать, он уже гам существует.
— Оригинально! А если он летел не вдоль, а поперек
оси времени? Получается, что он все время летит попе­
рек минутных стрелок и каждый день упадает в районе
Тунгуски!
— Я вас понял! Его нужно искать, когда кому в голову
взбредет, в любом месте земного шара —хоть до нашей эры!
Но кто будет финансировать экспедицию?
— О чем я и толковал.
— А я слышал, что Тунгусский метеорит состоит из ан­
тивещества.
— Это уже пройденный этап.
— Газ взорвался, нефть пошла. Метеорит тут ни при чем.
— Это ма-аленькая-ма-алеиькая комета!
— Ой, я газовую плиту потушил, когда меня забирали?!
— Мура это все. Тунгусского метеорита никогда в жизни
не существовало.
— Как вы сказали?
— Как сказал, так и сказал. Не было его.
— Оригинально! А очевидцы?
— Друзья мои...
— Не было очевидцев.
— Ор-ригинально! А поваленные деревья в тайге?
— Не было деревьев. Я не видел.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

125

— Ор-ригинальная гипотеза!.. А фотографии, а научные
экспедиции?
— Всего этого не было. НЕ БЫ-JIO.
—А экспедиция Кулика!?
— Кулик ходил по болоту
—А Аристарх Кузанский?!
— Ой, не могу!
—Ор-фигинально... Вы ищите Тунгусский метеорит, что­
бы доказать, что его не было...
— Я его не ищу. Что вы заладили — ор-ригинально, орригинально...
—А что вы все —небылонебылонебылонебылонебылонебылонебылонебыло...
— Друзья мои, перестаньте ссориться! — в который раз
призвал Федор Федорович.
И так до самого ужина.
Наконец все было при нем: справка о выходе в космиче­
ское пространство, двубортный костюм, чемодан и сломан­
ный вечный двигатель. Федор Федорович раздал своим чле­
нистоногим друзьям окаменевшие пирожки с повидлом
и пожелал им счастливого пути и мягкой посадки в Крабо­
видной туманности.
Он спешил домой, но вернулся слишком уж поздним ве­
чером, когда у Дома на набережной, еще не'рассеялись запах
духов «Черная магия» и дымок от черного «форда». Федор Фе­
дорович насторожился, но не поверил запахам. Во тьме наощупь поднялся на третий угаж и позвонил в квартиру... По­
том постучал, но стука не услышал. Зажег спичку. Дверь
почему-то превратилась в черный дерматиновый пуфик, об­
битый серебристыми гвоздиками. —при желании эту дверь
можно было бы сравнить со звездной панорамой в планета­
рии. Но Федор Федорович испугался. Он пнул эту странную
дверь ногой, хотел открыть ключом —но замок тоже смени­
ли.
Все изменилось, хотя номер квартиры остался прежним.
Федор Федорович разогнался, вышиб плечом звездную
дверь и ворвался в квартиру.
Это была и его и не его квартира. Он не мог сообразить,
что здесь изменилось... Шлепанцы в прихожей были его,
и огнетушитель — тоже; но все остальное изменилось.
В комнате на крюке висела граненая, как стакан, люстра...
Стол стоял, полированный... Вместо книжных етеллажей

ш

Б. Штерн

какие-то полированные и стеклянные то ли шкафы, то ли бу­
феты, в которых многократно отражался Федор Федорович.
Скользкий пол какой-то...
Вошел на кухню —там черт знает что. Вся в белом кафеле,
как мужской туалет в психдиспансере. Опять кто-то газовую
плиту притащил...
Заглянул в совместный санузел - знакомый рыжий та­
ракан бежал но голубому унитазу Федор Федорович на конь­
ках подъехал к окну и выглянул. На улице тоже что-то не
так... Луш, думая, что ее не видят, нюхала духи «Черная ма­
гия»... Вечный мусорник куда-то исчез...
Все, все изменилось!
«Книги!» — вспомнил Федор Федорович.
Книги он обнаружил в югославском буфете — целую по­
лку блистающих макулатурных книг, которые Мама с Люд­
милой Петровной рекомендовали ему читать взамен со­
жженных. Федор Федорович с жадностью стал разглядывать
корешки... Тут были «Анжелика». «Проклятые короли» и про­
чие пирожки с повидлом.
Федор Федорович беспомощно заскользил по паркету.
Ага, вот, кроме шлепанцев, еще что-то знакомое... Все-таки это его квартира!
Он схватил лежащую на софе «Аэлиту».
«Дорогому папочке,—прочитал он,—от любящей дочень­
ки. Вышла замуж за Сына Неба. Не обижайся. Ждем тебя
в Сан-Франциско. Кеша пришлет вы юв. Твоя Аэлита».
Федор Федорович постоял, подумал и пробормотал:
—А я остаюся с тобою... Не нужен мне берег турецкий...
Кажется, он по-настоящему начал сходить с ума. Всю
ночь он ходил по паркету и пел >ту старинную песенку.
«А я остаюся с тобою, родная навек сторона...» Иногда за­
молкал, останавливался, открывал наудачу «Аэлиту» и вслух
прочитывал несколько фраз.
«Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося,—
читал Федор Федорович.—Птица пела о той, что осталась за
звездами, и о седом, морщинистом, старом мечтателе, обле­
тевшем небеса».
От этого чтения, пения и топота проснулось районное на­
чальство. Свет оно не включало и заходить в квартиру боя­
лось. Так всю ночь и слушало: «Не нужен мне берег турец­
кий, и Африка мне не нужна».
Утром Федор Федорович иод дождем без пиджака и без
зонтика отправился в «Продмаг». Поковырял пальцем чер-

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

127

ный фасад Дома на набережной. Специально пересек ас­
фальтированный мусорник и топнул по нему ногой. Там,
под асфальтом, что-то забулькало.
Федор Федорович утвердился в своем намерении.
В «Продмаге» он попросил продать черную бельевую верев­
ку. Варвара Степановна испугалась и ответила, что у нее в
«Продмаге» никакой веревки нету, вот вам крест, Федор Фе­
дорович. Выпейте водички, вы насквозь промокли.
Но Федор Федорович и в лучшие времена не пил, разве что
бутылку на четверых в кустах сирени. Он отправился в об­
лупленный пустой универмаг, но Варвара Степановна успе­
ла предупредить:
—Черную веревку не продавать! Никакую не продавать!
К его приходу все веревки попрятали, универмаг вообще
опустел. Но Федор Федорович и тут не настаивал и жалобных
книг не требовал. Вообще, не собирался превращаться из дон
кихота в бонапарта, чтобы мстить *а поруганные книги и
крушить районное начальство. Он просто ходил по пустому
универмагу и приглядывался к мужским галстукам. Ему по­
нравились самые длинные, цвета хаки. Примерил к шее, ку­
пил три штуки и вернулся домой. Звездная дверь в потусто­
ронний мир осталась открытой, но в нее никто носа не сунул.
Федор Федорович связал два галстука морским узлом и
опять примерил. Третий галстук не понадобился. Он залез
грязными ботинками на полированный стол и принялся
снимать люстру. Потолок был невысок, удобно. Аккуратно
отсоединил провода, снял люстру, под вис на крюке. Крюк де­
ржался мертво — Вова-электрик, наверно, впервые в жизни
не схалтурил.
Все правильно. В самом деле, что оставалось делать Федо­
ру Федоровичу? Айзек Азимов не ответил, Рей Бредбери
прислал отписку... Превращаться в Бонапарта, уезжать _
в Сан-Франциско или идти начальником штаба граждан­
ской обороны сахарного завода9
Все правильно.
Федор Федорович начал вязать петлю, хотя мешал узел на
галстуках. Но узел — не беда.
«Кажется, все», — подумал Федор Федорович.
Он опять взгромоздился на стол и привязал галстуки
к крюку —тоже морским узлом.
Да, забыл, нужно написать предсмертное послание Дон
Кихота скифским запорожцам и сказать им все, что он о них
думает.

128

Б. Ш терн

Для этого дела нужны карандаш и бумага, соображал Фе­
дор Федорович, но как их найти в этом потустороннем мире?
Пока Федор Федорович искал карандаш, на подоконнике
трагически зазвонил испорченный вечный двигатель... Как
он туда попал? Возможно, Федор Федорович поставил его ту­
да? Может быть. Реальной представляется другая версия —
будильник САМ очутился на подоконнике. Все простые ве­
щи любили Федора Федоровича — и огнетушитель любил, и
погибший в костре черно-белый телевизор любил, и выбро­
шенное на свалку самораскладное кресло любило, а теперь
вот испорченный вечный двигатель забрался на подоконник,
вопил благим матом и мешал умирать Федору Федоровичу.
(А карандаш попросту спрятался на софе под Аэлитиной по­
душкой и тянул время, чтобы Федор Федорович одумался.)
Федор Федорович не собирался бить будильник по голове.
Он ожидал, когда тот охрипнет и замолчит. Но испорченный
будильник завелся и не хотел останавливаться: вопил, и во­
пил, и вопил... Нельзя же, в самом деле, вешаться под этот
вечный звон в ушах...
Федор Федорович подошел к окну и, как собаку, погладил
испорченный будильник по голове Тот захлебнулся, закаш­
лялся...
«Дождь вроде затйх...» —1 лянул в окно Федор Федорович.
И еще он увидел в окне: на новую асфальтовую площадку, ко­
торая потихоньку опять превращалась в мусорник, въезжал
огромный грязный автомобиль.
«Мерседес-бенц»подумал Федор Федорович, успокаи­
вая будильник.
Из грязного «мерседес-бенца» выбрался невысокий, тол­
стоватый, буржуазного вида пожилой человек с тяжелой тро­
стью. Его встречала целая свита из районного начальства.
Мама раскрыла над этим буржуем черный зонт. Людмила
Петровна переводила, начальство внимало, а к подъезду Федо­
ра Федоровича мчалась по лужам толстопятая Варвара Степа­
новна с телеграммой из Министерства иностранных дел.
— Мистер Герберт Уэллс спрашивает...— переводила
Людмила Петровна, —...какого черта вы гут делаете во мгле
семьдесят пять лет?
— Переведите, что мы ему покажем сахарный завод,—от­
вечало начальство.
Варвара Степановна вбежала в квартиру и отчаянно за­
кричала:
— Федор Федорович! К вам Герберт Уэллс приехали!

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

129

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
Писатель-фантаст Тихов разглядывал окаменевшую
марсианскую челюсть и чувствовал себя, как герой собствен­
ного рассказа, брошенный автором на произвол судьбы.
Жизнь иногда подсовывает такие сюжеты, что никакому
фантасту не снились. Тихов не знал, что с этой челюстью де­
лать — вернуть ее в палеонтологический музей или...
Что «или»?
Тихову не нравилось это странное слово с двумя «и» по
краям и «л» в середине. В этом слове не было позвоночника,
оно походило на маленькую амебу.
Он пытался советоваться с коллегами, но те разглядывали
пространство за его спиной и отмечали, что идея для фан­
тастического рассказа неплоха, но где ударная концовка?
А без ударной концовки никак нельзя. Очередной сюжет
о жизни на Марсе? Жизни на Марсе нет, не было и не будет.
Тихов уже начал нервно оглядываться. Его раздражал да­
же собственный Диктофон, который бесшумно ходил по пя­
там и записывал мысли, произнесенные вслух,— обычный
облегчитель писательского труда, умеющий к тому же под­
метать, жарить яичницу и говорить по телефону.
«Моя челюсть не может принадлежать музею,— записал
Диктофон.— Челюсть - это больше чем личная собствен­
ность. Это часть тела, как руки или ноги».
Тихов не мог жить дальше с такими сомнениями. Он за­
вернул челюсть в носовой платок и отправился в палеонто­
логический музей на прием к Адмиралу.
Это академическое светило было похоже на пирата — от­
бушевавший белый карлик без левого глаза, с парализован­
ной левой рукой и протезом вместо левой ноги. Полный рот
золотых зубов. Когда Адмирал улыбался очередному восхо­
ду Солнца, улыбка получалась ослепительной. Фамилия у
него давно отмерла за ненадобностью, и все называли его Ад­
миралом. Говорили, что свои ранения он получил еще в
юности в Африке на раскопках какого-то недостающего эво­
люционного звена, подравшись с диким львом из-за древ­
них костей. Зверю тоже не повезло— полузадушенного льва
долго держали в реанимации, а потом по инвалидности бо­
ялись отпустить на волю.
— Пришли сдаваться? сурово спросил Адмирал.
5 Б. Штерн «Остров змеиный*

130

Б. Штерн

- - Но...
— Челюсть на стол! Иначе я из вас ее вытрясу!
Делать нечего. Тихов выложил на стол музейную челюсть
и пододвинул Адмиралу заключение медицинской экспер­
тизы.
«...что указывает на то, что обе нижние челюсти абсолютно
идентичны и принадлежат одному человеку, что подтверж­
дается тем, что...» — прочитал Адмирал, открыл банку с пи­
вом и уставился на Тихова правым глазом. Этот глаз и не та­
ких видывал.
— Вы в своем уме? С какой стати ваша собственная че­
люсть будет валяться на Марсе? —спросил Адмирал, ничему
не удивляясь.
— Мне кажется, что я когда-то погиб на Марсе,— пробор­
мотал Тихов и оглянулся.
— Как это понимать? Какая из челюстей ваша — та, что
во рту, или...
Тихову не нравилось слово «или». Неужто он в самом деле
надеялся, что Адмирал выделит ему Спецлопату и отправит
в командировку на Марс искать самого себя?
Адмирал погасил свое изумление глотком пива и, хотя
много говорить не любил, произнес длинную речь:
— Палеонтология есть наука,—сказал он и указал паль­
цем в потолок — Палеонтология имеет дело с костями древ­
них людей и животных, а ваши кости под эту категорию не
подходят. Кости современного Шарика палеонтологию не
интересуют. Или интересуют в порядке сравнения с древним
Бобиком. Далее. Любая наука — это последовательность
причин и следствий. Например: жил-был на Земле питекан­
троп, он был съеден сородичами, а его обглоданные кости че­
рез двести тысяч лет нашли, откопали, склеили, назвали все
это «питекантропом» и выставили в музее. Но не наоборот!
Чувствуете? В палеонтологии как нигде важна точная дати­
ровка и последовательность событий.
— Но мою челюсть нашли на Марсе под вулканом Никс
Олимпик,— пробормотал Тихов.
— Давайте договоримся: быстрее света двигаться нельзя,
летающих тарелок нет, мысли на расстоянии передаются по­
средством телефона, а время движется в одном направлении.
Челюсти не могут раздваиваться и находиться одновремен­
но у вас во рту и под вулканом Никс Олимпик. Вас разыг­
рали. Какой шарлатан выдал вам эту бумажку?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

131

Тихов ничего не ответил, потому что наконец понял, что
его сравнили с каким-то Шариком. Он сунул медэкспертизу
в карман и прикрыл дверь.
— Но как сюжет для фантастического рассказа...— на­
смешливо прокричал Адмирал вдогонку.
В коридорах Литературного клуба уже летали слухи. Это
слово Тихов относил к насекомым типа гнуса — оно умело
кусать, летать, ползать и быть неуловимым. Коллеги-писа­
тели куда-то от него попрятались. Тихов понял, что переста­
нет себя уважать, если не доведет этот сюжет до конца. К чер­
ту ударную концовку, пусть будет безударная, лишь бы была.
Он найдет ее, жизнь на Марсе.
Его никто не провожал, лишь один старенький фантаст
испуганно выглянул в окно и сделал жест, будто хотел толи
перекреститься, то ли постучать пальцем по лбу.
* * *

У подножия великого вулкана Никс Олимпик стоял столб
с надписью:
ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИЙ КУРЬЕЗ!
НА ЭТОМ МЕСТЕ ЧЛЕНЫ П - й ЭКСПЕДИЦИИ НАШЛИ
ПОДЛИННУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЧЕЛЮ СТЬ

Тихов привязал к столбу канат, отметил по радиусу уча­
сток и оцепил его тем же канатом. Потом надул двухкомнат­
ную палатку. Диктофон, сидя на камне, с интересом наблю­
дал за ним.
«Заткнись», — подумал Тихов, хотя Диктофон не произ­
нес ни слова. Неработающий робот всегда раздражает.
Тихов развесил на канате красные флажки и таблички
с надписью:
НЕ МЕШАТЬ! ИДУТ РАСКОПКИ!
Знаменитый вулкан поглядел сверху на его старания и за­
кашлялся дымом.
«Заткнись»,—мрачно подумал Тихов. и вулкан удивленно
заткнулся.
Тихов забрался в палатку и погасил свет. За окноц на­
чался кровавый марсианский закат. От земных закатов он
5*

132

Б. Штерн

отличался особой мрачностью — красные и черные небеса
чередовались и напоминали траурную повязку, а звезды, в
отличие от земных, светили не дыша и не мигая, как в по­
четном карауле. Гигантская вулканическая гора закрывала
здесь полнеба, ее заснеженная вершина выглядывала чуть ли
не в космос. Как тут заснешь?
Из-за вулкана бесшумно взошел Фобос, за ним Деймос —
с таким таинственным видом, будто только что кого-то за­
резали на той стороне планеты.
«Вы тоже заткнитесь», — подумал Тихов, заворачиваясь
в одеяло.
Все на Марсе обиженно заткнулись. Грубиянов нигде не
любят, даже на Марсе. «Писатели-фантасты пишут для мо­
лодежи,— думал Тихов, засыпая,— а когда собственная мо­
лодость проходит, то оказывается, что для молодежи надо
писать всю жизнь и некогда искать самого себя».
Всю ночь ему снились Фобос и Деймос, и он вздрагивал
от страха и ужаса.
Утром он запустил звездолетный двигатель и расчистил
участок от,пыли. Мелкие камни, попавшие в ловушку, тща­
тельно осмотрел. Над вершиной Никс Олимпика собира­
лись мелкие розовенькие облачка — как видно, у них здесь
было постоянное место встречи. На Марсе так мало облаков!
Тихов хмуро посмотрел на эту идиллию и вонзил лопату
в мерзлый грунт.
Лопата тут же сломалась.
Тогда Тихов принес лом, кирку и запасную лопату и при­
нялся рубить, дробить и копать. Мелкий грунт и ржавчину
просеивал, а пустую породу нагружал в тачку с одним коле­
сом и вываливал за пределы участка. Он пытался ничего не
пропустить и не сфальшивить — глупо фальшивить, когда
ищешь самого себя. Себя редко находят сразу, себя долго со­
бирают и склеивают по мелким фрагментам, и на это заня­
тие иногда уходит вся жизнь, думал Тихов, хотя ломовая ра­
бота не располагала к раздумьям.
В полдень он вынул из сита какой-то белесый камешек,
обдул его, внимательно осмотрел, улыбнулся и завернул
в носовой платок.
К вечеру на ладонях вздулись жгучие пузыри.
Ночыо над вулканом, заглядывая в его жерло, зависла го­
лубая Земля.
Во сне опять Страх и Ужас.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

133

Утром поясница как простреленная...
Через месяц Тихов стал походить на собственный скелет.
Земляные работы продолжались. Каждый вечер он прино­
сил в палатку несколько костей, груда на столе росла, она на­
поминала остатки каннибальего пиршества. Тихов упрямо
продолжал рыть землю, хотя прекрасно понимал, что это
была не земля, а марсианский грунт. Ему нравилось рыть
именно землю. Это слово здесь было к месту.
«Приземляться на Марс» — правильное выражение,— ду­
мал он, ворочая ломом громадный оплавленный камень.—
На Марс приземляются, к астероидам пришвартовываются,
в Юпитер погружаются, а на Меркурий осторожно садятся,
как на раскаленную плиту. У каждой планеты своя посадка».
Еще через месяц Тихов услышал оглушительный вы­
стрел раскрывшегося парашюта. Кого-то сюда несло. Это
был черный фургон с пиратской палеонтологической эмбле­
мой на борту — черепом и двумя костями. Не снижая ско­
рости, фургон с грохотом зашел на посадку и чуть не врезал­
ся в вулкан.
В недрах Никс Олимпика что-то громко булькнуло.
Фургон еще дымился после лихой посадки, а из него уже
выбирался сам Адмирал в поношенном скафандре на под­
тяжках и с банкой пива в парализованной руке. Пиратский
череп на его рукаве выглядел особенно зловеще. Главный
охотник за черепами был в плохом настроении. Диктофон
подбежал к нему и подобострастно отдал честь.
— Все переговоры мой шеф возложил на меня, вот дове­
ренность,— сказал Диктофон.
Адмирал с удивлением прочитал эту филькину грамоту,
скомкал ее и тихо спросил:
— Кто дал вам право копаться на Марсе?
— На Марсе никто не копается,— охотно отвечал Дикто­
фон,—Мы копаемся в Марсе «В» и «на» —разные вещи. Ма­
ленькая буква, а меняет все дело. Любой юрист это подтвер­
дит. Мы решили не брать лицензию. Мой шеф зол на всю
Вселенную. Он поклялся молчать до тех пор, пока не найдет
самого себя. Не знаю, что у него из этого выйдет, зато я на­
говорюсь вволю. Вы не беспокойтесь — все находки он реги­
стрирует, фотографирует, измеряет и описывает.
Адмирал допил пиво и швырнул банку в Диктофона. Тот
увернулся, и банка, гремя, покатилась но Марсу.
— Какие еще находки? — мрачно спросил Адмирал.

134

Б. Штерн

— В палатке. Можете взглянуть, но руками не трогать.
В палатке на большом столе была разложена грязная груда
человеческих костей. Они еще не были склеены, но скелет уже
вполне обозначился. Адмирал растянул подтяжки, стрельнул
ими в свой живот и потер ушибленное место.
—Это что? —спросил он и ткнул тростью в какую-то трес­
нувшую пластинку.
—Это великолепный обломок человеческого черепа,—на­
чал объяснять Диктофон,— Лобная кость. Взгляните, какие
прекрасные отпечатки мозговых извилин. Какой узор! А вот
изумительная берцовая кость. А вот...
—Теперь я знаю, почему на Марсе нет жизни,—задумчиво
сказал Адмирал.— На Марсе жизни нет от проходимцев!
Он так хлопнул дверью, что по Марсу пробежал неболь­
шой пылевой вихрь, и похромал к участку, разъяренно ко­
лотя себя тростью по голенищам, как лев хвостом перед на­
падением. Тихов ронял: если ему суждено когда-нибудь
здесь погибнуть, то это произойдет от руки Адмирала.
Тихов продолжал дробить ломом вечную мерзлоту, когда
тень Адмирала упала на дно ямы. Тихов задрал голову, по­
смотрел Адмиралу в глаза и швырнул ему на сапоги лопату
грунта. Адмирал отряхнулся, сел на краю и принялся наблю­
дать за работой Тихова. Он уважал тех, кто умеет рыть зем­
лю. «Палеонтология есть наука,— говорил Адмирал,— в ко­
торой главный научный метод в том-то и состоит — бери
больше, кидай дальше, копай глубже».
— Я готов верить в безумные идеи,— сказал Адмирал в
яму.—Я эти идеи сам сочиняю. Идеи могут быть сумасшед­
шими. Пожалуйста! Но не их авторы! Нормальные писатели
описывают новостройки на Луне, добычу нефти на Уране,
разведку Плутона, дрейфующие экспедиции к Солнцу... А вы
чем занимаетесь? Ищете на Марсе самого себя?
— Побережись! —крикнул Тихов и вывалил на Адмирала
очередную лопату грунта.
— Не грубите,— продолжал Адмирал, отряхиваясь^
Я хочу разобраться. По-моему, безумные идеи ученых отли­
чаются от писательских фантазий. Они происходят от точно­
го знания, а дилетанты любят всякие недостающие звенья.
В палеонтологии им~рай.
В ответ из ямы вылетела грязная банка из-под пива.
— Это что? — спросил Адмирал.
— Банка из-под пива,— с готовностью объяснил Дикто­
фон.— Найдена только что на ваших глазах под камнем воз­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

135

растом в четыре миллиарда лет. На ней даже сохранилась
надпись: «иво жигуле».
—Вы хотя бы знаете, что происходило четыре миллиарда
лет назад? — медленно начал звереть Адмирал.— Детство
Солнечной Системы! Пространство еще забито первичной
материей. Система уже дышит, самообучается, отдельные ее
элементы и части нащупывают евои орбиты и функции, ну
и, конечно, Московский пивзавод не стоит в стороне от про­
блем мироздания — как же без пива?! А где дата выпуска?
Стерлась. Вот ваши шарлатанские методы!
В ответ из ямы — молчание.
Тихов раскорячился на дне раскопа и расчищал очеред­
ную находку: золотой зуб.
«С Марсом пора кончать,— тоскливо думал Тихов.— Это
гиблое место. Хватит марсианских хроник, сколько можно!»
Он выбрался из ямы, отбросил лом и огляделся по сто­
ронам, фиксируя пейзаж.
«Я нашел не того, кого искал...— растерянно думал Ти­
хов.— Где же теперь я?»
Кто не был на Марсе —все сюда! Разгар лета, полдень, ми­
нус двадцать по Цельсию. Близится Великое противостоя­
ние Марса с Землей, они идут на сближение. Марс краснеет,
как индюк, Земля невинно голубеет и видна уже даже днем.
Марсианский грунт, окисляясь, цветет ржавчиной, из за­
мерзших пылевых сугробов торчат камни, и обнажаются
гладкие застывшие потоки лавы. Рай для геолога, зато скука
для писателя-фантаста — о Марсе столько написано, что он
уже не вдохновляет. Из-за обилия в грунте скисающего же­
леза марсианская блекло-красная гамма кажется экзотич­
ной только поначалу, но вскоре взору становится невыноси­
мо скучно, как в глубине Сахары. Здесь не завихряются
облака, как на Юпитере, Фобос и Деймос чересчур малы, что­
бы соперничать с блеском Луны, и уж никакого сравнения с
окрестностями Сатурна, где глаз нельзя оторвать от разно­
цветной карусели колец и спутников. Безжизненный Марс
смертельно скучен, как скучны не заселенные людьми рав­
нины фантастических произведений Тихова. Как оживить
эту равнину, он не знает. Нет жизни на Марсе, ни малейшего
движения не наблюдается, разве что по утрам низко-низко
клубится пыль, возмущенная приливом Земли, да Дикто­
фон бродит у фургона и к чему-то принюхивается.
Тихов развернул платок и показал Адмиралу осколок
нижней человеческой челюсти с золотым зубом.

136

Б. Штерн

— Как, еще одна челюсть? — удивился Адмирал,—
И опять ваша собственная? Сколько нижних челюстей мо­
жет быть у одного человека?
— Вот что, Адмирал,— ответил Тихов— Занимайтесь
своей палеонтологией и не лезьте в литературу. Литература
нужна для того, чтобы каждый мог найти самого себя, вот и
все. Жизнь на Марсе существует в человеческом воображе­
нии — значит, о ней уже нужно писать, значит, она сущест­
вует. А это не моя челюсть. И кости в палатке тоже не мои.
Я тут кого-то нашел, но, к сожалению, не себя.
—Чьи же это кости? — опять начал звереть Адмирал, по­
тому что уже догадался, чьи.
— Эта нижняя челюсть с золотыми зубами лежала рядом
с банкой из-под пива под камнем возрастом в четыре мил­
лиарда лет. Если вы откроете рот и покажете свои золотые зу­
бы, то я точно определю, кому эта челюсть принадлежит.
Адмирал был брлыним светилом в палеонтологии, но
иногда у него случались затмения — ум заходил за разум,
протуберанцы можно было наблюдать через закопченное
стекло, но близко не подходить. Диктофон удрал в палатку
от греха подальше. Адмирал зарычал. Вулкан вздрогнул, ле­
дяная лавина углекислого газа с грохотом понеслась вниз
и затихла по ту сторону залива.
Почему он, Адмирал, сразу не узнал свою лобную кость
и этот прекрасный узор собственных мозговых извилин? Он
столько черепов повидал на своем веку, что в этом черепе не
имел права ошибиться —все в нем было родное, недаром его
неодолимо тянуло на Марс. Это он когда-то погиб здесь с
банкой пива в руке; его зашибло вулканической бомбой, а он
не делал даже попытки к бегству —с пивом не бегут! Тут она
его и настигла...
Одинокая слеза побежала из мертвого адмиральского гла­
за. Затмение закончилось, ум и разум благополучно разо­
шлись по своим орбитам. Найти самого себя не шутка.
А впрочем, обычное дело. Нашел себя, и ладно. Кости совре­
менных академиков палеонтологию не интересуют.
—Я оставлю вас наедине,— сказал Тихов и протянул Ад­
миралу носовой платок.
— На кой черт,— буркнул Адмирал.
Тихову стало ясно, что Адмирал не собирается паковать
и тащить на Землю свой скелет, чтобы поставить его в гос­
тиной и предъявлять гостям; и он зауважал Адмирала.

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

137

— Открывайте фургон,— с неохотой сказал Адмирал.—
Я привез вам Спецлопату.
Диктофон выбежал из палатки, сорвал пломбу и с нетер­
пением заглянул в фургон. Он давно мечтал познакомиться
с этой недотрогой. У него дух захватило: в фургоне располо­
жилась самая очаровательная из всех лопат, которые он ког­
да-либо встречал,— чудное создание с разнокалиберными
ковшами, тесаками, манипуляторами и с густым ситом для
просеивания породы, которое, как вуаль, прикрывало компь­
ютер незнакомки.
Вулкан величественно поддал дыму.
— Сударыня, прошу! — суетился Диктофон.— Ваш мани­
пулятор! Осторожно, здесь ступенька!
—Вы очень любезны,— отвечала Лопата, грациозно съез­
жая по сходням на Марс.
—Это Марс! —орал Диктофон.—А вы и есть та самая зна­
менитая Спецлопата, которая откопала Атлантиду в Антар­
ктиде? Меня зовут Диктофон. Мой шеф ищет здесь самого
себя, а я ему помогаю.
— Ох уж эти мне искатели,— вздохнула Лопата — Пере­
рыли всю Землю, теперь взялись за Марс. Дай им волю, они
раскопают всю Солнечную Систему и вернут ее в первоздан­
ное пылеоблачное состояние. Т уг вскоре соберется целая
толпа и сравняет Никс Олимпик с землей, Лопат на всех не
хватит, они начнут рыть землю руками... зубами! Жизнь на
Марсе? Возникнет! Тут будет кемпинг, там — автостоянка,
здесь — танцевальная площадка. Вы умеете танцевать?
Диктофон совсем разомлел и чуть не попал под колеса. Он
собирался пригласить Лопату в укромный кратер и перего­
ворить с глазу на глаз, но она уже начала вдохновенно рыть.
Действуя ковшами, она на полной скорости снимала пласты
марсианского грунта, дробила камни, просеивала и выпле­
вывала пустую породу за красные флажки. Она умела отли­
чать органические останки от неорганики, а попросту не пу­
тала кости с грунтом; ее можно было запрограммировать на
добывание чего угодно—нажал нужную кнопку, и поехали! —до­
бывать золото в Якутии или битые амфоры со дна Индийского
океана. Ночью она могла даже включать прожекторы! Удобная
вещь — ее создатели получили большое «Гран-при» и золотые
медали, а фантаст, предсказавший ее,—большой кукиш.
Диктофон пристроился рядом с ней. Лопата благосклон­
но подкидывала ему ковшик грунта, и он, довольный, катил
свою тачку за пределы участка.

138

Б. Штерн

— Пусть роют, может, вавдут мою левую ногу,— сказал
Адмирал, взял Тихова под руку и стал прогуливать его по
Марсу.—Мне надо выговориться. Мы ищем всякие недоста­
ющие эволюционные звенья, но никак не можем добраться
до самого первого звена. Как возникла жизнь, как произо­
шел переход от неживого к живому? Марс как будто создан
для жизни. Что ни пейзаж, то великий шедевр жизнеподобия. Поглядите на эту рощу пушистых канадских елей!
Жаль только, что они красного цвета. Я всегда смотрю на
них с изумлением, хотя понимаю, что это обыкновенные
скалы, причудливо обработанные ветром и газированной
водой.
— Почему газированной? — удивился Тихов.
— А как прикажете называть эту замерзшую воду с угле­
кислым газом? Здесь случаются поразительные миражи —
когда на Земле безоблачно, в ночном небе Марса отражаются
океанские волны с Летучими голландцами. Эти зрелища по­
трясают непосвященного, но случаются и обманы другого
рода... Взгляните!
Тихов глянул вверх, и его нижняя челюсть отвисла от
удивления — прямо над головой, высматривая добычу, па­
рил громадный орел, лениво шевеля рулевым оперением.
Прошло достаточно времени, пока Тихов догадался, отку­
да появилась на Марсе эта птица — над ними, как воздуш­
ный змей, зацепившись стропой за камень, летал обрывок
огнеупорного тормозного парашюта.
— Поиски самого себя —преглупое занятие,—продолжал
Адмирал,— Я никогда себя не терял. Ни при каких обстоя­
тельствах. А вот меня вечно кто-нибудь искал... а вы нашли
меня даже на Марсе, да еще в таком разобранном виде. На­
ходка моих костей в четырехмиллиардных отложениях —
эпохальное палеонтологическое событие. Оно наводит меня
на размышления. Конечно, интересно узнать, КАК мои ко­
сти там очутились... Предположим —когда взрывается такой
вулкан, со временем должно что-то происходить. Дернешь за
пространство, время раскроется. Но сейчас меня другое ин­
тересует — ЧТО я там делал? Не мальчишка же я в самом
деле, чтобы на старости лет забросить все дела и примчаться
на Марс... У меня сейчас раскопки под Килиманджаро... а я
тут... Что я там делал?
— Вы там что-то искали,— предположил Тихов.
-Ч т о ?

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

139

—Еще не догадываетесь? Конечно же, вы искали недоста­
ющее звено между живым и неживым. Тайну происхожде­
ния жизни — на меньшее вы не согласились бы.
— Да, пожалуй,— согласился Адмирал — В моем-то воз­
расте нечего мелочиться. Но вы, кажется, знаете обо мне
больше, чем говорите. От вас здесь осталась нижняя че­
люсть, значит, вы в те времена находились рядом со мной?
Выкладывайте!
—Диспозиция, в общем, была такая. Ваш скелет —вот он,
а мой, если не считать нижней челюсти, куда-то подевался.
Получается, что вы стояли под вулканом с банкой пива и на­
блюдали, как я лезу наверх. Вы погибли тут, а я там...—Тихов
указал сигаретой на вершину вулкана — Сейчас мы должны
повторить этот научный эксперимент. Я не считаю себя ум­
нее или глупее самого себя, каким я был четыре миллиарда
лет назад. Если я полез на Никс Олимпик тогда, значит, по­
лезу и сейчас.
Тихов отшвырнул окурок. Засорение Марса шло полным
ходом — окурки, бычки и бумажные обрывки разгуливали
под Никс Олимпиком во всех направлениях. Тихов маши­
нально отметил, что фантастического рассказа о засорении
Марса еще вроде не было.
— Что-то вы темните,— вздохнул Адмирал — Когда на
Земле вы пришли ко мне на прием, вы уже знали, что при­
дется лезть на вулкан?
— Догадывался.
— Почему же вы мне тогда не сказали?
— Потому что вы сравнили меня с каким-то Шариком.
— Ясно. Извините. Так. Теперь объясните, за каким-таким недостающим звеном вы туда полезли, и тогда, как и че­
тыре миллиарда лет назад, я стану под вулканом с банкой
пива в руке.
— Обещаете?
— Клянусь!
— Перед нами самая большая гора в Солнечной Систе­
ме,— сказал Тихов.— Взгляните, какая пушка! Двадцать
семь километров в высоту... Эверест ему в подметки не го­
дится. Представляете, что произойдет, если Никс Олимпик
стрельнет? Последнее время он ведет себя неспокойно...
Слышите? Гудит! Мою сумасшедшую идею нелегко сфор­
мулировать. Зачем я туда полез... В нашей жизни Марс за­
нимает особое место. С другими планетами меньше шума.

140

Б. Штерн

Все давно на него уставились — почему? Всем что-то чу­
дится. Без жизни нельзя. Так не бывает, чтобы без жизни.
И если на Марсе жизни нет, значит, это что-то значит. Что
такое смерть — всем известно. А наоборот? Что это за шту­
ка — жизнь? Откуда взялись эти странные гены, будто ва­
рившиеся в одном котле? Жизнь на Земле не может быть
уникальным явлением. Если принять, что жизнь — это
обычное состояние Вселенной, то в каком-то смысле Все­
ленная сама является живым существом. А уж Солнечная
Система — подавно. Мы можем попробовать рассмотреть
ее как единый организм и попытаться понять функции от­
дельных ее частей. Так наука рассматривает лес, океан, пу­
стыню, джунгли...
—Я, кажется, начинаю понимать...— пробормотал Адми­
рал,— Разгадка бессмертия, и не меньше! Стал бы я тут на
старости лет гоняться за каким-то скелетом. Эй! — заорал
он — Зарывай обратно! Кому сказал! Раскопки прекращают­
ся! Чтобы здесь все было как прежде!
Под Никс Олимпиком уже появился глубокий котлован.
Вулкану это здорово не нравилось, он гудел и подрагивал.
Спепдопата удивленно развела рычагами и принялась засы­
пать котлован. Диктофону было все равно —что рыть, что за­
рывать.
Тихов продолжал:
— Любые сравнения Солнечной Системы с живым орга­
низмом будут натянуты. Не в сравнениях дело, а в том, что
каждый элемент Системы зачем-то необходим. Солнце —
это, конечно, сердце Системы. Оно пульсирует и задает жиз­
ненный ритм. Не надо увлекаться, но Юпитер можно срав­
нить с желудком, Сатурн — с печенью, а Нептун — с желч­
ным пузырем. Можно проводить аналогии с жабрами и
кровообращением, но меня интересует планетная связка, от­
вечающая за возникновение жизни.
— Земля и Марс?
— Да. Моя вулканическая гипотеза состоит в том, что ге­
ны зарождаются внутри Марса —жизнь надо искать «в», а не
«на» Марсе. «В» и «на» — разные вещи. В Марсе, как в котле,
варится дезоксирибонуклеиновая кислота. Во время Вели­
чайших любовных противостояний с Землей, после чудо­
вищных извержений и сдвигов во времени самые жизнестой­
кие гены попадают в раннюю Вселенную, на первобытную
Землю. Таким образом, жизнь заносится из будущего в про­

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

141

шлое. Она, жизнь, продолжает возникать беспрерывно, а моя
идея прямо указывает на природный очаг возникновения
жизни...— Тихов опять указал очередной сигаретой на вер­
шину Никс Олимпика.
После этих слов Марс зашевелился и заходил ходуном.
Адмирал одурело смотрел не на вершину вулкана, а на кон­
чик сигареты писателя-фантаста.
—Не смущайтесь,—сказал Тихов.—Все части тела имеют
право на существование.
Адмирал оглянулся. За палаткой подслушивали Дикто­
фон и Спецлопата. Котлован уже был засыпан.
— Пошли вон! — загремел Адмирал. Ему не хотелось
лишних соглядатаев при зарождении жизни.
Никс Олимпик громко вздохнул и выпустил тучу пепла.
Началось землетрясение—Тихов знал, что «землетрясение» —
правильное слово. Они вошли в палатку, и Тихов принялся
натягивать штурмовой альпинистский скафандр. Адми­
ральские кости дребезжали на столе.
— Смотрите, мои старые кости чувствуют землетрясе­
ние,— заметил Адмирал.
Его ничем нельзя было смутить — любая мысль имеет
право на существование, и он хотел обдумать ее до конца.
—Я, кажется, понял вашу безумную идею,—сказал Адми­
рал,—Жизнь —это как круговорот воды в природе. Если мы
уже один раз были вовлечены в этот круговорот и присутст­
вовали при зарождении жизни, то все надо повторить. Глупо
это или нет, но жизнью на Земле рисковать нельзя,— я дол­
жен стоять здесь с банкой пива в руке, а вы должны караб­
каться на этот... Тут недалеко, двадцать семь километров.
Решено!
Они успели выскочить из палатки, и пылевой шквал за­
бросил ее на канадские ели, под которыми прятались Дик­
тофон и Спецлопата. Марс, казалось, раскачивался на орби­
те. «Новый тип двигателя,— сгоряча подумал Тихов — Если
такой вулканище шарахнет в полную мощь, планета может
слететь с орбиты».
Тихов бежал к подножию вулкана.
Никаких раскопок на Марсе!
Марс предназначен совсем для другого!
Тихов задрал голову. Озверевший вулкан, дрожа и напря
гаясь, швырял в космос камни и клубы пепла; из него, как
из сифона, рвалась газированная вода; в наступившей тем­
ноте на Тихова смотрели Фобос и Деймос.

142

Б. Штерн

— На абордаж! —ободряюще крикнул Адмирал и открыл
банку с пивом.
Слово «абордаж» Тихов относил к самым лихим хищни­
кам семейства кошачьих. Он оглянулся в последний раз
в жизни и крикнул:
— Прощайте, Адмирал!
Все. Теперь вверх.
Надо лезть...
Надо лезть, чтобы повторить все условия, существовав­
шие при зарождении жизни на Земле, иначе, черт его знает,
у Марса с Землей без нас может что-то не получиться; жизнь
ведь такая штука, что никогда толком не знаешь, есть она,
или ее нет,—так думал Тихов, когда вулкан шарахнул в пол­
ную мощь и, с треском проломив пространство, зашвырнул
его на Землю за четыре миллиарда лет назад, где последним
ощущением Тихова было то, что он наконец-то нашел само­
го-себя, когда его собственная дезоксирибонуклеиновая кис­
лота выпадала в первобытные океаны молодой Земли.
В это же время Адмирала, невозмутимо допивавшего пи­
во посреди этого жизнеутверждающего катаклизма, посети­
ла последняя в его жизни сумасшедшая идея — о том, что
писатели-фантасты в самом деле для чего-то нужны.

Второе то ля
четвертого года

© Б. Штерн, 1994

К 50-летию со дня смерти
Антона Павловича Чехова

Сомерсет Моэм
ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА
(Новейшие материалы к биографии Чехова)
Пособие для англичан, изучающих русский язык,
и для русских, не изучавших русскую литературу.
П еревод Бориса Ш терна

1

Первая подробная и хорошо документированная биография
Чехова на английском языке написана Дэвидом Магаршаком
и широко известна в Англии. Она была оригинально перера­
ботана прекрасным английским писателем Уильямом С. Мо­
эмом, которого в России почему-то называют Сомерсетом
Моэмом (Сомерсетом звали его отца) для своего литературно­
го эссе «Искусство рассказа» и впервые издается в изложении
на русском языке с необходимыми дополнениями в свете ра­
нее не известных и абсолютно неожиданных документов. Ци­
таты из книги Моэма в дальнейшем не оговариваются.
Эта биография является хроникой блистательных чехов­
ских побед — вопреки бедности, обременительным обязан­
ностям, мрачной среде и слабому здоровью. Из этой инте­
ресной книги читатель должен знать следующие факты.
Антон Павлович Чехов родился 16 января 1860 года. Его дед
Егор Михайлович был крепостным, он скопил денег и вы­
купил себя и троих сыновей. Один из них, Павел Егорович,
со временем открыл бакалейную лавку в городе Таганроге на
берегу Азовского моря, женился на Евгении Яковлевне Мо­
розовой и произвел на свет пятерых сыновей и одну дочь.
Антон был его третьим сыном. Павел Егорович, человек
необразованный и глупый, был эгоистичен, тщеславен, жесток
и глубоко религиозен. [Необъективная, поверхностная оценка

146

Б. Штерн

Моэма, другие биографы Чехова не столь категоричны.]
Много лет спустя Чехов вспоминал, что в пятилетием воз­
расте отец приступил к его обучению — каждый день бил,
сек, драл за уши, награждал подзатыльниками, Ребенок про­
сыпался по утрам с мыслью: будут ли его и сегодня бить?
Игры и забавы запрещались. Полагалось ходить в церковь
два раза в день на заутреню и вечерню, целовать руки мона­
хам, дома читать псалмы. С восьми лет Антон должен был
служить в отцовской лавке с вывеской:
ЧАЙ, САХАРЪ, КОФЕ, МЫЛО, КОЛБАСА
И ДРУГИЕ КОЛОНИАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ
Под этим полуграмотным названием лавка и вошла в рус­
скую литературу в одном из рассказов Чехова. Она открыва­
лась в пять утра, даже зимой. Антон работал мальчиком на по­
бегушках в холодной лавке, здоровье его страдало. А позже,
когда он поступил в гимназию, заниматься приходилось толь­
ко до обеда, а потом до позднего вечера он был обязан сидеть
в лавке. Неудивительно, что в младших классах Антон учился
плохо и дважды оставался на второй год. Своим одноклассник
кам он не очень запомнился. Так о нем и писали: никакими
особенными добродетелями или способностями не отличался.
По-русски это называется «ни то, ни се».
Когда Антону исполнилось шестнадцать лет, его неудачли­
вый отец обанкротился и, опасаясь ареста и долговой тюрьмы,
бежал от кредиторов в Москву, где два его старших сына, Алек­
сандр и Николай, уже учились в университете. Антона остави­
ли одного на три года в Таганроге — заканчивать гимназию.
Он вздохнул свободно и «вдруг» обнаружил такое прилежание
по всем предметам, что стал получать пятерки по бесконечно
ненавистному ему греческому языку и даже давать уроки от­
стающим ученикам, чтобы содержать себя.
А. П. Чехов: «Разница между временем, когда меня драли,
и временем, когда перестали драть, была страшная».
Через три года, получив аттестат зрелости и ежемесячную
стипендию в двадцать пять рублей, Антон перебирается к ро­
дителям в Москву. Решив стать врачом, поступает на меди­
цинский факультет. В это время Чехов—долговязый юноша
чуть ли не двух метров ростом, у него круглое лицо, светлокаштановые волосы, карие глаза и полные, твердо очерчен­
ные губы. Неприятным сюрпризом для Антона явилось то,
что он, оказывается, говорил на «суржике» [южнорусский ди­
алект с сильным влиянием мягкого украинского языка}:

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

147

«стуло», «дожить», «пхнуть», «Таханрох»; а в прошении о за­
числении в университет слово »медицинский» написал через
«ы» — «медицЫнский». [Англичанам сразу следует запом­
нить, что слова «дожить» в русском языке не существует.
Только «класть».]
Семья Чеховых жила в полуподвальном помещении в
трущобном квартале, где располагались московские публич­
ные дома [что-то вроде нашего лондонского Ист-Энд а прошло­
го века]. Отец нигде не работал —хотел, но не мог устроиться,
старшие братья учились, перебивались случайными заработ­
ками и любили «покутить» в дешевых московских кабаках.
Антону пришлось взвалить на себя обязанности главы
семьи. Он привел двух знакомых студентов — они должны
были жить и кормиться у его родителей. Студенты давали
семье 40 рублей в месяц, еще двадцать платил третий жилец.
Весь доход семьи вместе с таганрогской стипендией Антона
составлял восемьдесят пять рублей и уходил на прокорм де­
вяти человек и на квартирную плату. Вскоре переехали на
другую квартиру, попросторней, но на той же грязной улице.
Студенты обитали в одной комнате, жильцу выделили от­
дельную комнатку поменьше. Третью комнату занимал Ан­
тон с младшими братьями Иваном и Михаилом, четвертую —
мать с сестрой Марией, а пятая служила столовой, гостиной,
а также спальней братьям Александру и Николаю. Павел
Егорович наконец-то устроился работать приказчиком на
продуктовом складе [в амбаре] за тридцать рублей в месяц,
обязан был там ночевать и приходил домой только по воск­
ресеньям и праздникам, так что на какое-то время семья из­
бавилась от этого деспотичного и неумного человека, с ко­
торым так трудно было жить.
Антон любил и умел рассказывать смешные истории.
Слушатели всегда покатывались со смеху. Он решает попро­
бовать писать небольшие юмористические рассказы, чтобы
облегчить тяжелое положение семьи —он слышал, что жур­
налы неплохо платят. Написал свой первый рассказ [«Пись­
мо к ученому соседу»] и отослал в петербургский журнал
«Стрекоза». Однажды вечером, возвращаясь из университе­
та, купил очередной номер и увидел, что рассказ напечатали.
Гонорар за него причитался в пять копеек за строчку. Стро­
чек было 150, и гонорар составил 7 рублей 45 копеек. Пер­
вый успех обнадежил. Чехов стал слать в «Стрекозу» по рас­
сказу чуть ли не каждую неделю, некоторые принимались, но
другие возвращались с оскорбительными комментариями,

148

Б. Ш терн

например: «Не начав писать, уже исписались». Литератур­
ные нравы в те времена были не лучше современных. Чехов
не очень-то обижался, а отвергнутые рассказы пристраивал
в московские газеты, хотя там платили еще меньше, кассы
редакций пустовали, и авторы должны были дожидаться в
коридоре, пока мальчишки-газетчики принесут с улицы ко­
пеечную выручку.
Первым, кто хоть как-то помог Чехову войти в литерату­
ру, был петербургский издатель с легкомысленной фами­
лией Лейкин. Николай Лейкин и сам писал юморески, за
свою долгую жизнь сочинил их тысячи, но ни одна не оста­
лась в литературе. Через много лет в конце жизни Лейкин,
накачиваясь водкой в литературных салонах, бил себя кула­
ком в грудь и гордо кричал:
— Это Я сделал Чехова!
Над ним посмеивались, но понимали, что в чем-то старик
прав. Ранние рассказы Чехова мало чем отличались от юмо­
ресок его литературных собратьев, но в них чувствовался
«свежак», как говорил Лейкин. Он подрядил Чехова постав­
лять в свой журнал «Осколки» еженедельно по рассказу в сто
строк, положив ему солидный гонорар по восьми копеек за
строчку, и строго следил, чтобы не было ни одной лишней
строки. Получилась жесткая, но полезная школа для моло­
дого писателя, потому что волей-неволей приходилось вкла­
дывать необходимое содержание в небольшой объем, т. е. пи­
сать кратко.
— Краткость —сестра таланта,— правильно говорил Лей­
кин молодому автору, хотя эта фраза по традиции приписы­
вается Чехову.
«Осколки» были юмористическим журналом; когда Чехов
присылал что-то мало-мальски серьезное, Лейкин сетовал,
что автор не оправдывает ожидания публики, но все-гаки
публиковал и это. На чеховские рассказы обратили внима­
ние, он уже приобрел некоторую известность, однако навя­
занные рамки размеров и жанра начали его тяготить, и тогда
Лейкин, человек, по-видимому, добрый и разумный, устро­
ил Чехову договор с «Петербургской газетой» —туда он дол­
жен был каждую неделю писать рассказы более длинные и
серьезные за те же восемь копеек строка. С 1880 по 1885 год
Чехов написал триста рассказов!
Они писались для заработка. Такая работа в искусстве
презрительно именуется халтурой. Но это слово надлежит

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

149

выкинуть из лексикона литераторов. (Кстати, в русском
языке слово «халтура» имеет два значения: а) «плохая работа»
и б) «побочная работа»; к Чехову, конечно, это слово если
и применимо, то только во втором смысле.) По себе знаю
[Моэм], что начинающий автор, открывший в себе страсть
к писательству (а откуда она берется — загадка столь же не­
разрешимая, как и загадка пола), если о чем и мечтает, то о
славе, но уж во всяком случае не о богатстве (хотя слава и
деньги часто гуляют рядом), и он прав, потому что первые
шаги обычно автору доходов не приносят. Но, становясь
профессиональным писателем, то есть таким, кто писатель­
ством зарабатывает на жизнь, он не может не заботиться о
деньгах, которые получает за свое искусство. Эти его заботы
читателя совершенно не касаются.
Чехов писал свои бессчетные рассказы и одновременно
учился на медицинском факультете. Писать он мог только
по вечерам, после целого дня учебы и работы в больнице. Ус­
ловия для литературных трудов были малоподходящие. От
жильцов, правда, избавились. Семья переехала в квартиру
получше, но, как писал Чехов Лейкину:
«Я зарабатываю неплохо, а нет ни денег, ни порядочных
харчей, ни угла, где бы я мог работать. Денег — ни гроша.
С замиранием сердца жду первого числа, когда получу из
Питера рублей шестьдесят. В соседней комнате кричит де­
теныш приехавшего погостить родича, в другой комнате
отец читает матери «Запечатленного ангела», кто-го завел
музыкальную шкатулку, и я слышу «Елену Прекрасную».
Постель моя занята приехавшим сродственником, который
то и дело подходит ко мне и заводит разговоры то о меди­
цине, то о литературе. А как же, в медицине и в литературе
все разбираются! Ревет детеныш! Даю себе слово никогда не
иметь детей. Французы имеют мало детей, вероятно, потому,
что они рассказы пишут. Новорожденных же надо воспиты­
вать так: обмыть, накормить и выпороть, приговаривая: «Не
пиши, не пиши, не пиши!»
В 1884 году у Чехова открылось кровохарканье. В семье
был туберкулез, как'видно, наследственный, и Чехов не мог,
конечно, не знать этих симптомов, но из страха, что опасе­
ния оправдаются, не соглашался показываться специалисту;
такая мнительность для будущего врача непростительна.
Чтобы успокоить мать, он заявил, что кровотечение вызвано

150

Б. Штерн

лопнувшим сосудом в горле и никак не связано с чахоткой.
В конце того же года он сдал экзамены и стал дипломиро­
ванным врачом. Несколько месяцев спустя он наскреб не­
много денег и отправился в первый раз в Петербург, куда его
давно и настоятельно приглашал владелец «Петербургской
газеты» богатый издатель Суворин, но Чехов в шутку отго­
варивался, что у него нет новых брюк. В каждой шутке есть
доля правды, а в этой ее было все сто процентов — Антон
всегда донашивал брюки старших братьев.
До сих пор Чехов не придавал особого значения своим
рассказам — он писал их для денег и, по его же собствен­
ным словам, больше одного дня на сочинение рассказа ни­
когда не тратил,— однажды он на спор «на бутылку», сидя
на подоконнике, потому что негде было сидеть, написал за
полчаса рассказ о пепельнице. Но, приехав в Петербург,
Чехов, к удивлению своему, обнаружил, что он — знаме­
нитость. Казалось, его рассказы были так несерьезны, од­
нако тонкие ценители в Петербурге, бывшем тогда столи­
цей и центром культурной жизни России, разглядели в
них свежесть, живость, оригинальность. Чехову был ока­
зан радушный прием. Он увидел, что к нему относятся как
к одному из талантливейших писателей современности.
Издатели журналов наперебой приглашали его сотрудни­
чать и предлагали гонорары гораздо выше тех, что он по­
лучал до сих пор. Современники описывают следующий
случай в редакции Суворина:
«Познакомив Чехова с сотрудниками своего издательст­
ва, Суворин строго сказал им:
—То, что пришлет нам этот молодой человек, немедленно
ставить в номер, не редактируя!
— И не читая,— добавил Чехов и, выйдя из суворинской
бухгалтерии, отправился в хороший магазин и впервые ку­
пил себе новые брюки».
Один старый и уважаемый русский писатель [Дмитрий
Григорович] написал Чехову восторженное письмо, призвал
уважать собственный талант, оставить легкомысленные рас­
сказы, какие он писал до сих пор, и взяться за сочинение
серьезных произведений. Тот же писатель попросил тогдаш,них острых на язык журналистов «не обижать Чехова», на что
услышал в ответ:
— Да кто же Чехова обижает, дура?

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

151

[В русском языке женское «дура» по отношению к мужчи­
не звучит не оскорбительно, а ласково-покровительственно.]
На Чехова все это произвело сильное впечатление, однако
становиться профессиональным писателем он не решался.
Он говорил, что медицина —его законная жена, а литература —
всего лишь любовница. Чехов лукавил, все-таки он был двое­
женцем. Фраза «Лучший врач среди писателей, лучший пи­
сатель среди врачей» —это о нем. В Москву он вернулся с на­
мерением зарабатывать на жизнь врачебной деятельностью,
но о том, чтобы обзавестись выгодной практикой, особенно
не заботился. Многочисленные знакомые Чехова присыла­
ли ему своих знакомых-пациентов, но Чехову «неудобно»
было брать с них деньги, и эти пациенты редко платили за
визиты. Так он и жил — веселый и обаятельный молодой че­
ловек с заразительным смехом Он всегда был дорогим гос­
тем в богемном кругу своих приятелей. Он много пил — точ­
нее, любил выпить, а еще точнее, —умел пить — но, кроме как
на свадьбах, именинах и по праздникам, никогда не употреб­
лял лишнего. Женщины к нему льнули, у него было несколь­
ко романов, впрочем, несерьезных. Чехов не хотел жениться,
боялся изменить сложившуюся жизнь [однажды, говорят,
удрал чуть ли не из-под венца, совсем как литературный пер­
сонаж Гоголя], и на этом основании недоброжелатели распу­
скали слухи о какой-то будто бы его неполноценности. Что­
бы покончить с деликатной темой чеховских «любовей»,
откроем известные всей тогдашней Москве тайны: в разное
время у него гостили певица Эберле, художница Дроздова,
писательница Авилова, артистка Щепкина, бывшая невеста
Эфрос, и, конечно, Лидия Мизинова,—к судьбе этой женщи­
ны мы еще вернемся. [Известны и другие чеховские подруги,
некоторые из этих дам были замужем.]
Свидетельства современников о внешности Чехова удив­
ляют, воспринимаются как не вполне достоверные. Все кажет­
ся, что Чехов — это невысокий хрупкий человек, со слабой
грудью, с негромким, хрипловатым от тяжелой легочной бо­
лезни голосом. Но вот художник Коровин вспоминал:
«Он был красавец. Вся его высокая фигура, открытое ли­
цо, широкая грудь внушали особенное к нему доверие. У него
был низкий бас с густым металлом; дикция настоящая
русская, с оттенком чисто великорусского наречия; инто­
нации гибкие, даже переливающиеся в какой-то легкий

152

Б. Штерн

распев, однако без малейшей сентиментальности и, уж ко­
нечно, без тени искусственности».
«Таханрох» и «дожить пинжак на стуло» остались в дале­
ком прошлом.
Один чеховский биограф очень верно заметил, что люди,
жившие рядом с Чеховым, словно бы не в силах были уви­
деть его во весь рост. Когда вчитываешься в мемуары, воз­
никает впечатление, «что Чеховых было много», каждый пи­
сал о каком-то своем Антоне Павловиче Чехове. Даже внешне
Чехова воспринимали по-разному: «мнительность, тихий
голос» и «бас с густым металлом» как-то не вяжутся. Для од­
них он был стеснительным, болезненным интеллигентом в
пенсне и в шляпе, для других — веселым «своим парнем»,
для третьих, завистников,— подзаборным пьяницей, ли­
тературным халтурщиком, -«певцом сумерек». У меня
[Моэма] тоже, наверно, получается какой-то свой Чехов —
такой, которого я здесь описываю. Это очень важное на­
блюдение: ЧЕХОВЫХ БЫЛО МНОГО. Я еще вернусь к
этой теме.
Шло время, Чехов неоднократно ездил в Петербург, пу­
тешествовал по России. Каждую весну, бросая немногочис­
ленных пациентов, он вывозил все свое семейство за город
и жил там до глубокой осени. Как только в окрестностях ста­
новилось известно, что Чехов —врач, его начинали осаждать
больные, и, разумеется, при этом ничего не платили.
Для заработка он продолжал писать рассказы. Они поль­
зовались все большим успехом и оплачивались все лучше и
лучше. Бывало, что в одном номере «Осколков» выходило
сразу несколько чеховских рассказов, зарисовок, сценок,
фельетонов, заметок, репортажей, и, чтобы не создавалось
впечатления, что журнал держится на одном авторе [а так оно
и было], приходилось брать псевдонимы. Не откажем себе в
удовольствии привести здесь далеко не полный список че­
ховских подписей: Антоша, Анче, Че, Чехонте, Макар Балдастов, Брат моего брата, Врач без пациентов, Вспыльчивый
человек, Гайка N 5, Гайка N 6, Грач, Дон Антонио, Дяденька,
Кисляев, Ковров, Крапива, Лаэрт, Нте, Прозаический поэт,
Пурселепетанов, Рувер, Рувер и Ревур, Улисс, Человек без се­
лезенки, Хонте, Шампанский, Юный старец, ...въ, Зет, Ар­
хип Индейкин, Василий Спиридонов Сволачев, Известный,
Захарьева, Петухов, Смирнова и так далее.

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГОГОДА

153

Однако жить по средствам у Чехова не получалось. В од­
ном из писем Лейкину он писал:
«Вы спрашиваете, куда я деньги деваю... Не кучу, не фран­
чу, долгов нет, я не трачусь даже на содержание любовницы
(любовь мне достается даром), и при всем при том у меня
из трехсот рублей, полученных от Вас и от Суворина перед
Пасхой, осталось только сорок, из коих ровно сорок я должен
отдать завтра. Черт знает, куда они деваются!»
Чехов опять переезжает на новую квартиру, теперь у него
есть наконец-то отдельная комната, но чтобы платить за все,
он вынужден вымаливать у Лейкина авансы.
В 1886 году у него опять кровохарканье. Он понимает, что
надо ехать в Крым, куда в те годы ездили ради теплого кли­
мата русские туберкулезные больные, как в Западной Европе
ездили на французскую Ривьеру и в Португалию, и мерли и
там, и там, как мухи. Но у Чехова нет ни рубля на поездку.
В 1889 году умер от туберкулеза его брат Николай, очень та­
лантливый художник. Для Чехова это — горе и предостере­
жение, но вместо того, чтобы подумать о своем здоровье,
уехать в Крым, подлечиться, он, получив Пушкинскую пре­
мию, высшую литературную награду России, отправляется
через всю Сибирь на край земли, на каторжный остров Са­
халин, бывший тогда [впрочем, как и сейчас] для России
чем-то вроде нашей Австралии 17-го века. На вопрос друзей
«зачем?!» Чехов отшучивался: «Хочется вычеркнуть из жиз­
ни год или полтора». К этому решению, безусловно, привела
сложная взаимосвязь разных причин —смерть брата, несча­
стливая любовь к Лиде Мизиновой («здоровье я прозевал так
же, как и вас») и, конечно, нормальная писательская неудов­
летворенность собой. Но никто его так и не понял. Суворин:
«Нелепая затея. Сахалин никому не нужен и ни для кого не
интересен». Буренин написал по этому поводу глуповатую
несмешную эпиграмму:
Т алантливы й пи сатель Чехов,
Н а остров Сахалин уехав,
Б родя м еж скал,
Т ам вдохновения искал.
П ростая басни сей м орал ь —
Д ля вдохновения не нужно ездить в даль.

Путешествие через Сибирь на Сахалин, пребывание
на острове и возвращение через Индийский океан в Одессу

1S4

Б. Штерн

заняло 8 месяцев. Результатом поездки явилась социологи­
ческая книга »Остров Сахалин», но ничего художественного
на сахалинском материале Чехов не написал. [Моэм не об­
ратил внимания на рассказ «Гусев», а современники не мог­
ли знать, что «Островом Сахалином» началась в русской ли­
тературе «островная тема», завершившаяся «Архипелагом
ГУЛАГом» и развалом Советского Союза.]
К 1892 году его собственное здоровье оказалось в таком
плохом состоянии, что провести еще одну зиму в Москве
было самоубийственно. На одолженные деньги Чехов по­
купает небольшое имение в деревне Мелихово под Моск­
вой и переезжает туда, как обычно, всем семейством — па­
паша с его невыносимым характером, мамаша, сестра
Мария и брат Михаил. У него подолгу живет спившийся
брат Александр с семьей. В деревню Чехов привез целую
телегу лекарств, и его опять начинают осаждать толпы
больных. Он лечит всех, как может, и не берет ни копейки
в уплату. Крестьяне считают его непрактичным человеком
и то и дело пытаются «обдурить» [обмануть] — подменяют
кобылу на мерина той же масти, авось не заметит, темнят
при определении «межи» [земельных границ], но все по­
степенно улаживается.
2

Свои ранние рассказы Чехов писал очень легко, писал, по
его собственным словам, как птица поет. И, кажется, не при­
давал им особого значения. Только после первой поездки в
Петербург, когда оказалось, что в нем видят многообещаю­
щего талантливого автора, он стал относиться к себе серьез­
нее. И тогда он занялся совершенствованием своего ремесла.
Кто-то из близких застал его однажды за переписыванием
рассказа Льва Толстого и спросил, что это он делает. Чехов
ответил: «Правлю». Собеседник был поражен таким свобод­
ным обращением с текстом великого писателя, но Чехов
объяснил, что он просто упражняется. У него возникла
мысль (и, по Моэму, вполне дельная), что таким способом
он проникнет в тайны письма почитаемых им писателей и
выработает свою собственную манеру. Кстати, Толстой час­
то встречался с Чеховым, очень ценил его и даже написал к
рассказу «Душечка» похвальное предисловие объемом едва
ли не большим самого чеховского шедевра. Знакомство с
Толстым являлось большой честью, великого старца боя­

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

155

лись и почитали, но Чехову не пришлось искать встречи
с ним, автор «Войны и мира», однажды зимним вечером
прогуливаясь по Москве в валенках и в зипуне [простая кре­
стьянская одежда] и разузнав, что в этом доме живут Чеховы,
сам постучался к нему. У Чехова происходила очередная ар­
тистическая вечеринка, пьянка-гулянка, дым столбом. Две­
ри случайно открыл сам хозяин, в подпитии, и онемел при
виде знакомой по фотографиям бороды и густых бровей.
— Вы —Антон Чехов? — спросил Толстой.
Чехов не мог произнести ни слова. Сверху доносились ве­
селые женские визги и песни.
—Ах, так у вас там девочки?! —потирая руки, воскликнул
граф и, отодвинув хозяина, взбежал, как молодой, на второй
этаж. Вечеринка была свернута, все занялись Толстым, а Че­
хов очень краснел и стеснялся.
«Хороший, милый человек,— говорил Толстой,— Когда я
матерюсь, он краснеет, словно барышня».
Чехова называли подражателем Толстого. Лев Николае­
вич сам с удовольствием отвечал на эти обвинения:
«Вот в чем фокус: Чехов начинает свой рассказ, будто цеп­
ляет свой вагон к моему паровозу, идущему из Петербурга
в Москву, едет зайцем до первой станцЫи и, когда возму­
щенный кондуктор уже собирается его оштрафовать, Чехов
пожимает плечами, предъявляет билет, и изумленный кон­
дуктор видит, что он, кондуктор, вошел не в тот поезд, что по­
езд идет не в Москву, а в Таганрог, и тянет его паровоз не тол­
стовский, а чеховский. «Хоть ты и Иванов 7-й, а дурак».
Труд Чехова не остался бесплодным, он научился мас­
терски строить рассказы. Небольшая трагическая повесть
«Мужики», например, сделана так же элегантно, как фло­
беровская «Госпожа Бовари». Чехов стремился писать просто,
ясно и емко, и, говорят, стиль, которым он писал, прекрасен.
Мы, читающие его в переводе, вынуждены принимать это на
веру, потому что даже при самом точном переводе из тек­
ста уходит живой аромат, авторское чувство и гармония
слов.
Чехова очень занимала технология короткого рассказа,
ему принадлежат несколько весьма ценных замечаний по
этому поводу. Он считал, что в рассказе не должно быть ни­
чего лишнего.

156

Б. Штерн

«Все, что не имеет прямого отношения к теме, следует бес­
пощадно выбрасывать,— писал он — Если в первой главе у
Вас на стене висит ружье, в последней оно непременно дол­
жно выстрелить.»
Это замечание кажется вполне справедливым, как и тре­
бование, чтобы описания природы и персонажей были крат­
кими и по существу. Сам он владел искусством с помощью
двух-трех слов дать читателю представление, скажем, о лет­
ней ночи, когда надрываются в кустах соловьи, или о холод­
ном мерцании бескрайней степи, укутанной зимними сне­
гами.
Это был бесценный дар. Его возражения против антропо­
морфизма меня [Моэма] убеждают меньше.
«Море смеялось,— читаем мы в одном из писем Чехова
[о рассказе его молодого друга Алексея Пешкова-Горько­
го].— Вы, конечно, в восторге. А ведь это — дешевка, лубок...
Море не смеется, не плачет, оно шумит, плещется, сверкает...
Посмотрите у Толстого: солнце всходит, солнце заходит,
птички поют... Никто не рыдает и не смеется. А ведь это и
есть самое главное — простота.»
Так-то оно так, но ведь мы со дня творения персонифи­
цируем природу, и для нас это настолько естественно, что
нужно делать неестественные усилия, чтобы этого избежать.
Чехов и сам иногда пользовался такими выражениями, на­
пример, в повести «Дуэль» читаем: «...выглянула одна звезда
и робко заморгала своим одним глазом». По-моему [по Мо­
эму] в этом нет ничего предосудительного, наоборот, мне
нравится. Своему брату Александру, тоже писателю, но сла­
бому, Чехов говорил, что ни в коем случае не следует опи­
сывать чувства, которые сам не испытывал. Это уж слишком.
Едва ли нужно самому совершить убийство для того, что­
бы убедительно описать чувства убийцы. В конце концов,
существует такая удобная вещь, как воображение, хоро­
ший писатель умеет «влезть в шкуру» своего персонажа и
пережить его ощущения. Но самое решительное требова­
ние Чехова к авторам рассказов состоит в том, чтобЬ1 от­
брасывать начала и концы. Он и сам так поступал, и близ­
кие даже говорили, что у него надо отнимать рукопись
прежде, чем он возьмется ее обкарнывать,— иначе только
и останется, что герои были молоды, полюбили друг друга,
женились и были несчастливы. Когда Чехову это переда­
ли, он пожал плечами и ответил:
— Но ведь так оно и бывает в действительности.

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

157

Чехов считал для себя образцом рассказы Мопассана. Ес­
ли бы не то, что он сам так говорил, я [Моэм] никогда бы это­
му не поверил, на мой взгляд, и цели, и методы у Чехова и
MonacçaHa совершенно различны. Мопассан стремился дра­
матизировать повествование и ради этой цели готов был по­
жертвовать правдоподобием. [Моэм разбирает некоторые
рассказы Мопассана и находит у них мало общего с чехов­
скими.] У меня создалось впечатление, что Чехов нарочито
избегал всякого драматизма. Он описывал обыкновенных
людей, ведущих заурядное существование.
«Люди не ездят на Северный полюс и не падают там с айс­
бергов,—писал он в одном из писем —Они ездят на службу,
бранятся с женами и едят щи [русское национальное блюдо
из кислой капусты]».
На это с полным основанием можно возразить, что люди
на Северный полюс все-таки ездят, и если не падают с айс­
бергов, то подвергаются многим не менее страшным опас­
ностям, и нет никаких причин, почему бы не писать об этом
хорошие рассказы. Что люди ездят на службу и едят щ и этого явно недостаточно для искусства, и Чехов, как кажется
Моэму, вовсе не то имел в виду. Для рассказа надо, чтобы
они на службе прикарманивали мелочь из кассы или брали
взятки, чтобы били или обманывали жен и чтобы ели щи со
смыслом —то есть, чтобы это был символ семейного счастья
или же, наоборот, тоски по загубленной жизни.
Многие чеховские фразы сразу сделались знаменитыми,
а потом вошли в обиход русского языка, и многие уже не зна­
ют, кто первым их произнес:
«Этого не может быть, потому что этого не может быть ни­
когда» — полная профанация доказательности.
«Волга впадает в Каспийское море» — глубокомысленное
изречение общеизвестных истин.
«На деревню дедушке» — письмо без адреса.
«Лошадиная фамилия» — неожиданное отпадение памя­
ти, невозможность вспомнить обычное слово.
«В Москву, в Москву, в Москву!» — крайнее нетерпение.
«Мы еще увидим небо в алмазах» —иронически-недоверчивое отношение к будущему.
«Человек в футляре» —нудный, боязливый, закомплексо­
ванный человек.
«Дама с собачкой» —одинокая интеллигентная женщина.

1S 8

Б. Штерн

«Унтер Пришибеев» — тупой фараон.
«В Греции все есть» — смысл этого выражения понятен
только русским.
«По капле выдавливать из себя раба» и любимая фра­
за большевистских унтер-пришибеевых: «В человеке все
должно быть прекрасно!» — тоже чеховские. Самые
обыкновенные слова «хамелеон», «злоумышленник»,
«попрыгунья», «хирургия», «налим», «чайка», «крыжов­
ник», пройдя через чеховские рассказы, приобрели в
русском языке как бы дополнительный, «чеховский»
смысл. Таких слов очень много.
Врачебная практика, пусть и урывочная, сводила Чехова
с людьми самых разных мастей —с крестьянами и фабрич­
ными рабочими, с владельцами фабрик и купцами, и со вся­
кими крупными и мелкими чиновниками, игравшими в
жизни народа столь разорительную роль, и с помещиками,
дошедшими после отмены крепостного права до полной де­
градации. С аристократами и революционерами он, на­
сколько можно судить, в те времена не знался, Моэм помнит
только один рассказ под заглавием «Княгиня», в котором Че­
хов говорит об аристократии, и небольшую повесть «Рассказ
неизвестного человека», где речь идет о народовольце, кото­
рому до чертиков «обрыдло» [надоело] заниматься террором.
Он с беспощадной откровенностью описывал пассивность и
никчемность помещиков, мерзость запустения в их хозяй­
ствах; рисовал горькую судьбу фабричных рабочих, живу­
щих впроголодь и работающих но двенадцать часов в сутки,
для того чтобы хозяева могли покупать себе новые имения;
изображал вульгарность и корыстолюбие купеческого сосло­
вия, грязь, пьянство, скотство, темноту и лень обираемых,
вечно голодных крестьян и их зловонные, зараженные пара­
зитами жилища.
Чехов умел придать тому, что описывал, удивительную
живость. Ему веришь безоговорочно, как правдивому свиде­
телю событий. Но Чехов, конечно, не просто излагал собы­
тия, он наблюдал, отбирая, домысливал, комбинировал.
Кто-то из литературных критиков того времени [Розанов]
удачно сказал о методе Чехова: «Неслучайный подбор слу­
чайностей». В своей удивительной объективности стоя выше
частных горестей и радостей, он все знал и видел. Он мог
быть добрым и щедрым не любя, ласковым и участливым

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

159

без привязанности, благодетелем, не рассчитывая на благо­
дарность.
Старый писатель не был «дурой», он знал о чем говорил,
такая бесстрастность возмущала многих современных ему
авторов, вызывала резкие нападки, а некоторые попросту за­
видовали его славе — «никогда большим писателем не был
и не будет» [Михайловский], «средний писатель, времен­
щик» [Скабичевский], «возвеличивание Чехова до Пушкина
и Гоголя —низкий обман публики» [Ежов]. Но больнее всего
Чехов переживал отношение к себе друзей и знакомых. Он
вырос в «обыкновенной» среде, был своим, обыкновенным
человеком, как все. Когда близкие наконец-то начали дога­
дываться, «кто он такой», многие не поверили, отвернулись
от него. Некоторые узнавали себя в чеховских персонажах и
обижались. Конечно, Чехов брал своих героев из жизни —где
же их еще брать? —но это узнавание было слишком букваль­
ным. Его друг, прекрасный художник Левитан узнал себя в
неудачливом художнике в одном из рассказов и чуть не вы­
звал Чехова на дуэль. Его хорошо воспринимали как домаш­
него врача, интересного собеседника, публикатора смешных
рассказов —это было понятно, это нравилось. Юморист, бел­
летрист — да. Писатель? Великий русский писатель? Кто,
Чехов?! Гордость русской литературы?! Не смешите! Обы­
вателю казалось, что человек, живущий пб соседству, поку­
пающий хлеб в той же булочной, участвующий в совместных
кутежах — никак не может быть писателем. Писатели — это
Пушкин, Гоголь, Толстой или, на худой конец, Боборыкин
с его нескончаемыми романами, или даже Лейкин, живу­
щий где-то далеко... пусть даже в Москве или в Петербурге.
Кто видел Пушкина или Гоголя? Кто знаком с Боборыки­
ным или с Лейкиным? Никто. Писатель невидим, писатель
недоступен, а Антошка Чехов — какой же он писатель?
«Таханрох» постоянно напоминал о себе. Чехов все пре­
красно понимал и тяжело переносил глупые знаки внима­
ния посторонних, зависть знакомых, охлаждение друзей.
Иногда даже становился похожим на своего знаменитого
Ионыча. Его изводили непрошенные визитеры.
«Мне мешают! —сердился он —Только сяду за письмен­
ный стол — лезут всякие рыла!»
У кого-то на именинах первый тост подняли «за присут­
ствующего среди нас классика русской литературы! Я не
знал куда деться от стыда». В ресторане «Славянский базар»

160

Б. Штерн

какой-то купец узнал Чехова, поперхнулся водкой и обрыз­
гал свою даму. «Расстегай не дадут съесть спокойно!» Беллет­
рист Ежов: «Чехову платят по 40 копеек за строку! За что?!»
Чехова обвиняли в равнодушии к событиям и обществен­
ным интересам того времени. Один из тогдашних, а ныне
забытых, литературных критиков [Скабичевский] сказал,
что «от своей беспринципности господин Чехов умрет пья­
ным под забором». Чехов, кажется, обиделся, а фраза стала
литературной, исторической. Русская интеллигенция требо­
вала от писателей, чтобы они вплотную занимались соци­
альными вопросами. Чехов же в ответ говорил: дело писате­
ля — показывать факты, а читатели пусть сами оценивают
и решают, как тут быть. Он считал, что от художника нельзя
требовать рецептов разрешения социальных вопросов. Для
этого есть специалисты, писал он, вот пусть они и судят об­
щество, предсказывают судьбы капитализма, дают рецепты
от пьянства. Пусть каждый занимается своим делом. Это ка­
жется справедливым. «ЛИТЕРАТУРА ЕСТЬ ОПИСЫВАНИЕ ЛЮДЕЙ, А НЕ ИДЕЙ» — эта фраза приписывается
Чехову, хотя и не подтверждена документально. При всем
том, что Чехов старается быть предельно объективным и
описывать жизнь как можно правдивее, невозможно, читая
его рассказы, не чувствовать, что жестокость и бескультурье,
о которых он пишет, коррупция, нищета бедных и равноду­
шие богатых неизбежно приведут в конце кЪнцов к кровавой
революции.
С перерывами, уезжая и возвращаясь, Чехов прожил в
Мелихове пять лет, и в целом это были счастливые годы. Он
написал там лучшие свои рассказы, за которые ему уже пла­
тили по очень высокой ставке —40 копеек за строчку, то есть
почти шиллинг. Он принимал участие в местных делах, хло­
потал о строительстве новой дороги, на свои деньги постро­
ил для крестьянских детей три школы. У него подолгу жил
брат Александр, запойный пьяница, вместе с женой и деть­
ми, приезжали знакомые, гостили, случалось, по нескольку
дней; Чехов, правда, жаловался, что они мешают работать,
но на самом деле уже не мог без всего этого жить.
— Русские писатели любят, чтобы им мешали писать,—
шутил он.
Несмотря на постоянное плохое самочувствие, он был
всегда бодр, дружелюбен, любил проказы и шутки. Иногда
он уезжал «проветриться» в Москву или Петербург, где не об­

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

161

ходилось без возлияний. Во время одной из таких увесели­
тельных поездок, в 1897 году, у Чехова открылось сильней­
шее горловое кровотечение, и его пришлось поместить в
клинику. Несколько дней он висел между жизнью и смер­
тью. До сих пор он отказывался верить, что болен туберку­
лезом, но теперь врачи сообщили ему, что у него поражены
верхушки обоих легких и, если он не хочет умереть в самом
ближайшем будущем, надо изменить образ жизни. Чехов
вернулся в Мелихово, хотя и понимал, что оставаться там на
зиму нельзя. Приходилось отказаться от врачебной деятель­
ности. Он уехал в Европу —в Биарриц, потом в Ниццу, а от­
туда перебрался в Ялту, в Крым. Доктора рекомендовали по­
селиться там постоянно (с врачами ему не повезло, этот
совет был крайне рискован, зимы в Ялте оказались похуже,
чем в Москве), и на аванс, полученный от своего друга и из­
дателя Суворина, Чехов строит себе в Крыму дачу. Он попрежнему находится в самых стесненных финансовых об­
стоятельствах.
Невозможность заниматься лечебной практикой явилась
для Чехова большим ударом. Что он был за врач, я не знаю
[Моэм сам был врачом]. После окончания университетского
курса Чехов проработал в клинике не более трех месяцев, и
методы лечения применял не особенно тонкие. Однако, как
человек со здравым смыслом и даром сочувствия, он, пре­
доставляя свободу природе больного, полагает Моэм, прино­
сил не меньше пользы, чем иные высокообразованные ме­
дики. Он консультировал Толстого, хотя тот недолюбливал
врачей; Пешкова-Горького, Левитана. Богатый опыт давал
свои плоды. Есть основания думать, что медицинская Школа
вообще идет писателям на пользу. Приобретается бесценное
знание человеческой природы. Медик знает о человеке все
самое худшее и самое лучшее. Когда человек болен и испу­
ган, он сбрасывает маску, которую привык носить здоровый.
И врач видит людей такими, как они есть на самом деле —
эгоистичными, жестокими, жадными, малодушными; но в
то же время — храбрыми, самоотверженными, добрыми и
благородными. И, преклоняясь перед их достоинствами, он
прощает им недостатки.
В Ялте Чехов скучал, однако здоровье его поначалу пошло
на поправку. У меня [Моэма] не было до сих пор случая упо­
мянуть, что помимо огромного количества рассказов Чехов
написал к этому времени две или три пьесы, правда, не имевшие
б Б. Штерн «Остров змеиный»

162

Б. Штерн

особенного успеха. Льву Толстому они не понравились,
и при встрече с Чеховым он жарко зашептал ему на ухо:
— Вам одному скажу, не обижайтесь: вы пишете пьесы
даже хуже, чем Шекспир.
Я бы затруднился придумать лучшую похвалу.
На репетициях этих пьес Чехов познакомился с красивой
молодой актрисой, которую звали Ольга Леонардовна Книппер. Он полюбил ее и в 1901 году, к неудовольствию женской
половины своего семейства, которое он все это время содер­
жал, женился. [Моэм несправедлив —Мария Чехова не была
содержанкой, она добровольно посвятила свою жизнь брату,
не вышла замуж за полюбившего ее Левитана, вела хозяй­
ство, исполняла обязанности секретаря. Отношения с Оль­
гой у нее поначалу не сложились.] Ольга была творческой на­
турой, условились, что она по-прежнему будет играть в театре,
и супруги бывали вместе, только когда Чехов приезжал в
Москву, чтобы повидаться с ней, или же когда она бывала
свободна от спектаклей и ненадолго ездила к нему в Ялту.
Нормальную семейную жизнь наладить не удавалось. Даже
в редкие периоды пребывания Чехова в Москве Ольга не
могла уделить ему достаточно времени.
Бунин вспоминал:
«Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась
Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами:
—Что же ты не спишь, дуся?.. Тебе вредно. А вы тут еще,
Букишончик? Ну конечно, он с вами не скучал.
Я быстро вставал и прощался».
Сохранились письма Чехова к ней, нежные и трогатель­
ные.
«Здравствуйте, последняя страница моей жизни!»
Улучшение здоровья Чехова продолжалось недолго, вско­
ре ему стало совсем плохо. Он сильно кашлял, не мог спать.
К тому же, к его большому огорчению, у Ольги случился вы­
кидыш. Настроение было паршивое. Ольга давно склоняла
Чехова написать легкую комедию, этого, по ее мнению, тре­
бовала публика, и он в конце концов, главным образом, ви­
димо, чтобы выполнить просьбу жены, приступил к работе
над новой пьесой. Придумал название: «Вишневый сад»
и обещал Ольге, что напишет для нее выигрышную роль.
«Пишу только по четыре строки в день,—жаловался он,—
но и от этого страдаю невыносимо».

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

163

Пьесу он все же окончил, и она была поставлена в Москве
в начале 1904 года. А в июне Чехов по совету лечащего врача
отправляется в Германию на курорт Баденвейлер. Один мо­
лодой русский литератор так описывал свою встречу с Че­
ховым накануне его отъезда:
«На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то
в халате, с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто ма­
ленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным
лицом — до того был худ, изнурен и неузнаваем Чехов. Ни­
когда не поверил бы, что можно так измениться.
А он протягивает слабую восковую руку, на которую
страшно взглянуть, смотрит своими ласковыми, но уже не
улыбающимися глазами и говорит:
— Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать.
Он сказал другое, не это слово, более жесткое, чем «уми­
рать», которое не хотелось бы сейчас повторять.
— Умирать еду,— настоятельно говорил он,— Поклони­
тесь от меня товарищам вашим... Скажите им, что я их по­
мню и некоторых очень люблю... Пожелайте им от меня сча­
стья и успехов. Больше мы уже не встретимся».
Чехову было уже сорок четыре года. В Баденвейлере ему
сделалось хуже. Вечером 1 июля, укладываясь в постель, он
настоял на том, чтобы Ольга, весь день просидевшая с ним,
пошла прогуляться в парк. Когда она вернулась, Чехов по­
просил ее спуститься в ресторан поужинать. Но она объяс­
нила ему, что гонг еще не прозвонил. И тогда, чтобы скоро­
тать время ожидания, он стал рассказывать жене смешную
историю, описывая необычайно модный курорт, где много
толстых банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть анг­
личан и американцев. В один прекрасный вечер в городок
прибывает вагон с устрицами, и все они собираются в ресто­
ране, предвкушая утонченный ужин,— а повар, оказывается,
сбежал в этом самом вагоне, и никакого ужина не будет. Че­
хов описывал, какой удар, какое разочарование в жизни ис
пытали эти избалованные люди. Один из них ушел к себе
и застрелился. Рассказ получился очень смешной, и Ольга
от души смеялась. После ужина она опять поднялась к нему —
он спокойно спал.
Но потом ему вдруг стало совсем плохо. Был вызван врачнемец, он делал что мог, безрезультатно, Чехов умирал. Он

164

Б . Ш терн

бредил, вспоминал о каком-то японском матросе, которого
видел на Сахалине, Говорил с ним о железнодорожном ваго­
не с замороженными устрицами. Чехов не хотел, чтобы его
тело перевозили в Москву в вагоне с устрицами, но матрос
настаивал. Потом он очнулся и сказал этому матросу:
— Я умираю.
Но японский матрос оказался немцем. Врач-немец ниче­
го не понял, хотя что уж тут понимать; пришлось перевести:
— Ich sterbe.
Потом Чехов попросил бокал шампанского, чтобы за­
быться, облегчить страдания. Шампанского не нашлось, не­
мец, ни на что уже не надеясь, разрешил выпить водки, такой
опасной для туберкулезников,—попросту, разрешил выпить
отравы. Водки тоже не было, но у хозяина отеля нашлось не­
много чистого медицинского спирта. Ольга заплакала и на­
лила мужу полную рюмку. Спирт неожиданно хорошо по­
действовал, пуляс восстановился, японский матрос исчез,
Чехов уснул. Случилось чудо, в ночь с 1 на 2 июля 1904 года
произошел переломный момент в смертельной болезни. Ут­
ром дела пошли на поправку, врач-немец удивленно развел
руками — этих русских не поймешь, а Чехов, очнувшись,
слабо пошутил:
— Что для русского здорово, для немца — смерть.
Что же случилось в эту ночь? Чудесное исцеление или
природное, но редчайшее совпадение множества случайных
обстоятельств — целебный воздух Баденвейлера, рюмка чи­
стого спирта, бестолковый врач-немец, видение японского
матроса? Вот что еще поразительно: в эту же ночь на второе
июля четвертого года в Москве умер от туберкулеза друг Че­
хова, молодой, но уже очень известный русский писатель
Алексей Пешков-Горький, «bourevestnik revouluthii» [предве­
стник революции], как оценивали его современники. У них
осталось впечатление, что КТО-ТО в ту ночь стоял перед
трудным выбором, размышлял, сомневался — кого оста­
вить, кого забрать, кто здесь нужнее: предвестник революции
йли земский врач?.; Мистика или совпадение?.. Алексей
Пешков так и остался в истории русской литературы моло­
дым романтическим писателем, преждевременно сошед­
шим в могилу на самом взлете, а Чехов остался жить.
Вообще, чем вызвано столь трепетное отношение интел­
лигенции к личности Чехова? Безусловно, высочайшим пи­
сательским мастерством —но не только. Я внимательно раз­

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

глядывал его фотографии. В самом деле, «Чеховых было
много». Вот сонный студент с одутловатым лицом, вот про­
стой деревенский парень с голубыми глазами, вот хитрый
богатырь, похожий на васнецовского Алешу Поповича, а вот
замордованный пациентами земский врач. Поражает, что
некоторые портреты молодого Чехова удивительно похожи
на Иисуса Христа —худощавый молодой человек с высоким
лбом, усами и бородкой, длинными волосами. В Чехове мы
ощущаем какую-то высшую тайну, о его миссии в истории
Человечества ничего не говорилось — наверное, потому, что
слово «миссия» к Чехову мало подходит. Верил ли Чехов
в Бога, в потусторонний мир? Кажется, нет. Не верил. Веру
в Бога ему в детстве отбил религиозный отец. Но Иногда со­
мневался. Иван Бунин вспоминал, что Чехов «много раз ста­
рательно, твердо говорил, что бессмертие, жизнь после смер­
ти в какой бы то ни было форме —сущий вздор. Но в другом
настроении еще тверже говорил противоположное:
«Ни в коем случае не можем мы исчезнуть после смерти.
Бессмертие — факт».
Смерть, жизнь, бессмертие... Чехов вроде бы допускал
возможность двух противоположных решений.
День второго июля четвертого года навсегда остался в па­
мяти Чехова. Им уже был написан «сюрреалистический»
[Чехов посмеивался над литературоведческими терминами]
рассказ «Черный монах», в котором главного героя пресле­
дует видение какого-то монаха, предвестника смерти. Подо­
бным видением для самого Чехова стал японский матрос,
маленький узкоглазый человек в тельняшке и в набедренной
повязке, как у борцов «сумо», появлявшийся в дни обостре­
ния болезни, мучавший, пугавший его до конца жизни.
3
Кризис миновал. Осенью супруги смогли уехать в Ита­
лию, и Чехов почти безвыездно прожил на острове Капри де­
сять лет, пока окончательно не выздоровел. Впрочем, от тубер­
кулеза он никогда не излечился, но болезнь уже протекала
в медленной, вялой форме.
— Живем дальше,— вздохнул Чехов.
Он в то время почти не писал ничего художественного —
«устал, осточертело!» — [незаконченная пьеса без названия
осталась в черновиках, чеховеды между собой называют

166

Б. Штерн

ее «Платонов»}, но вел дневник и впоследствии написал ме­
муарную книгу «Остров Капри» (явно перекликаясь с «Ост­
ровом Сахалином») о российских эмигрантах, которые по­
сле русской революции 1905 года устремились за рубеж,
спасаясь от преследований царских властей. Ольга Леонар­
довна не могла жить без театра, она опять вернулась в Мос­
кву на сцену, но Чехов, кажется, уже не так сильно скучал,
потому что на Капри в отсутствие Книинер появилась Лидия
Мизинова. Любовник ее бросил, она окончательно разочаро­
валась в жизни, помышляла о самоубийстве, Чехов ее уте­
шал как мог. Все-таки эту деликатную тему нам не обойти
и здесь, кажется, самое время кратко рассказать о его семей­
ных отношениях.
Лидия Мизинова была сокурсницей и ближайшей под­
ругой Маши Чеховой но учительским курсам, Антон по­
знакомился с ней еще в молодости. Возникла любовь, Что
между ними был9 — было или не было — не наше собачье
дело, как говорят русские. Лидия, красивая молодая жен­
щина, хотела стать то ли актрисой, то ли учительницей, то
ли революционеркой —т, е., она сама не знала, чего хотела.
Серьезный роман с Чеховым в молодости не удался, Ли­
дия (Лика) требовала к себе постоянного внимания, но Че­
хов всегда был поглощен работой, «Здоровье я прозевал
так же, как и вас», — сказал Чехов. Она узнала себя в лег­
комысленной героине рассказа «Попрыгунья» [в этой же
героине себя узнали сразу несколько подруг Чехова], оби­
делась и уехала с новым любовником в Париж. Ольга Ле­
онардовна, наоборот, прекрасно знала, чего хотела,— она
проводила время в Москве, на сцене. Она не умела вести
хозяйство, не умела готовить. Некоторые советские био­
графы осуждают Ольгу Книппер за то, что она не сумела
создать для Чехова нормального семейного счастья, но,
повторяю, давать оценки в таких делах не наше собачье де­
ло. Чехов сидел на Капри один, как когда-то в Ялте, питал­
ся отвратительно. Мария Павловна жила в Мелихово, из­
редка приезжая хозяйничать к брату. Кстати, Мария
систематически уничтожала все письма, в которых броса­
лась хоть малейшая тень па семью. Правильно делала, мо­
лодец! В ее короткие наезды на Канри жизнь Чехова меня­
лась к лучшему, он полнел, веселел, опять принимался за
надоевшую пьесу. Но Маша уезжала, и на Капри появлялась
потрепанная жизнью старая любовь — Лидия Мизинова.
Ольга Книппер все знала, ревновала, но не подавала на раз­

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

167

вод. Так и жили, не выясняя отношений, три женщины в
жизни Чехова: сестра, жена и любовница.
К Чехову в гости постоянно приезжал цвет русской интел­
лигенции того времени: писатели Александр Куприн, Иван
Бунин, Леонид Андреев, Викентий Вересаев; артисты Шаля­
пин и Комиссаржевская, политические деятели, нелегаль­
ные революционеры. Здесь Чехов однажды познакомился с
Владимиром Ульяновым (Лениным), другом умершего
Пешкова-Горького, и внес свой достойный вклад в ленин­
скую тему — в «лениниану», как называют этот род литера­
туры в Советском Союзе. Нелестная запись в дневнике о
личности Ленина, грядущего кровавого российского дикта­
тора, о его горячности и нетерпимости к чужому мнению,
явилась причиной того, что «Остров Капри» до сих пор не из­
дан в Советском Союзе. Приводим эту важную запись пол­
ностью:
«Был у меня Шаляпин с очень странным маленьким че­
ловечком по фамилии Ульянов (с рекомендацией ко мне
еще от живого Горького). Жутковато было читать эту реко­
мендательную записку, похожую на послание с того света.
Покойник нахваливает Ульянова. Этот Ульянов, оказывает­
ся, младший брат известного казненного народовольца, про­
должает дело брата и создал свою марксистскую партию.
Я пошутил, что «я тоже марксист, потому что тоже запродал­
ся Марксу» [Чехов в то время издавал свое собрание сочине­
ний у скопидомного издателя Адольфа Маркса]. Он [Улья­
нов] умеет говорить только о политике, то и дело хочет что-то
доказать, перебивает, подпрыгивает, размахивает руками,
чуть не дули под нос тычет, переходит на крик... К тому же
он очень маленького роста и картавит. К тому же почти лы­
сый, а где не лысый, там рыжий. Голова его так огромна, что
перевешивает, раскачивает, тянет вниз все остальное тело —
так и кажется, что он сейчас упадет и ударится головой о зем­
лю. При разговоре с ним (если это можно назвать разгово­
ром) мне приходилось нагибаться и смотреть под ноги на
его лысину, а Ульянов задирал голову и становился на цы­
почки. Я так и не понял, что он от меня хотел? Им всем {то
есть, революционерам] нужны деньги на революцию, и они
обхаживают тех прекраснодушных богатеев, вроде Шаляпи­
на или Саввы Морозова, которые склонны поиграть в эти иг­
ры. Ульянов от Шаляпина не отходит, Шаляпин ему «деньги
дает на партию». Покойный Пешков возил для Ульянова через

168

Б. Штерн

границу прокламации в чемодане с двойным дном. Черт-те
что! Чем он их так охмурил? Зовет босяков к власти? Всех
людей он делит на «классы», как в гимназии, и уверен, что
управлять другими должен «рабочий класс». Я сам босяк, у
меня денег нет, но я все равно на это дело не дал бы ни гроша.
Странно, фабрикант Морозов дает деньги на то, чтобы у него
отобрали собственную фабрику, а разбогатевший босяк Ша­
ляпин поетпролетариям «Марзельезы». Экстравагантность?
Нет, глупость. Они же его и ограбят. О литературе Ульянов
имеет какие-то странные понятия. Льва Толстого называет
«зеркалом русской революции». Какое-то зеркало... Что-то
отражает... Лужа тоже отражает. Медный чайник тоже отра­
жает... Лев Толстой—чайник? Нет уж, господин Ульянов, на
чайник больше похожи вы!»
Чехов и Ленин друг другу не понравились. Это имело свои
отдаленные последствия. Мемуарную главу об Ульянове Че­
хов назвал «Чайник кипит!», а в конце жизни вернулся к этой
теме, написал и передал через Илью Эренбурга [который был
ликвидирован за это органами НКВД] в Париж известней­
шую [на Западе] повесть «Семья Гурьяновых», где в главном
герое легко угадывается Ленин. Это была последняя художе­
ственная вещь Чехова, повесть о профессиональных револю­
ционерах, тема, к которой он в молодости не знал как под­
ступиться или просто не имел никакого желания копаться в
темных душах фанатиков. »B революцию уходят по-разному», —уклончиво говорил он. Антон Павлович писал повесть
очень тяжело, повторяя манеру »Рассказа неизвестного чело­
века»; в ней описывается крушение талантливой интелли­
гентной семьи, которая, после неожиданной смерти отца,
директора провинциальной гимназии, как видно, «человека
в футляре», державшего семью в руках, ушла в революцию.
Покушение на царя, казнь старшего брата, отчуждение дру­
зей и знакомых, бытовая неустроенность, скитания на чуж­
бине, аресты, тюрьмы, ссылки — вот содержание этой пове­
сти. Чехов часто заканчивал свои рассказы «ничем», то есть,
в его концовках не происходило никакого завершающего со­
бытия; в «Семье Гурьяновых» главное событие все-таки про­
изошло, цель жизни маленького человека была достигнута,
он совершил босяцкую революцию во имя счастливого буду­
щего всего Человечества — ценой гражданской войны, ценой
жизни 15 [пятнадцати] миллионов тех же босяков, крестьян,
мещан, рабочих, купцов, буржуа, интеллигентов, аристократов

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

X169

и, наконец, самой царской семьи; для кого же он ее совер­
шал? Этого маленького человека теперь называют большим,
великим, гениальным человеком, а он, полупарализованный
двумя инсультами, сидит в кресле-качалке, таращит глаза,
пускает слюни и мочится под себя.
Александр Куприн в своих воспоминаниях пишет:
«Думается, Чехов никому не раскрывал своего сердца
вполне. Но ко всем относился благодушно, безразлично
в смысле дружбы и в то же время с большим, может быть,
бессознательным интересом».
И это удивительно глубокое замечание. Оно говорит о Че­
хове больше, чем все те факты его долгой биографии, кото­
рые я [Моэм] излагаю.
В 1910 году умер Лев Толстой. Как говорится, «The King
is dead, long live the King!» [«Король умер, да здравствует ко­
роль!»] Чехова никто не короновал, не назначал и не вы­
бирал, но этого и не требовалось, он естественным обра­
зом, по праву «наследного принца» возглавил русскую
литературу. Авторитет Чехова был беспрекословен. «Как
хорошо, что в русской литературе есть Лев Толстой! — го­
ворил Чехов в молодости.— При нем никакая литератур­
ная шваль не смеет поднять голову». Теперь обязанности
Льва Толстого перешли на Чехова, и по авторитету и по
старшинству в свои пятьдесят лет Чехов был первым. Ге­
нетическая наследственная связь Чехова с Пушкиным,
Гоголем, Лермонтовым, Достоевским, Толстым ни у кого
не вызывала сомнений, но Чехова почти не знали на За­
паде. Дело в том, что в начале века его издательские дела
крайне запутались, Чехов потерял права на свои произве­
дения, попал в литературную кабалу.
Мы уже упоминали об Адольфе Марксе. «Ничего себе со­
четание имени и фамилии!» — подумает современный чи­
татель. Да, для нас это сочетание кажется странным,, с изряд­
ной долей черного юмора, но следует помнить, что в начале
века о Марксе знали мало, а имя Адольф еще не было скомпрометированно, было просто именем и не выглядело зло­
вещим. Адольф Маркс, обрусевший немец, был известным
российским издателем. Еще в 1901 году он выгодно для себя
скупил на корню все произведения Чехова и уселся на них,
как собака на сене. Таким образом Чехов неожиданно попал
в литературную крепостную зависимость, в марксистскую

170

Б. Штерн

кабалу. Маркс вален был распоряжаться всем, что написал и
напишет Чехов. Чехову советовали плюнуть и разорвать до­
говор. Но ему было «неудобно», все-таки Маркс заплатил ему
неплохие деньги, которые через два года были съедены ин­
фляцией. Начался бойкот интеллигенцией марксова изда­
тельства даже без согласия Чехова. Маркс поздно почувст­
вовал опасность и хотя и отпустил раба на волю, но от
банкротства это его уже не спасло, Чехова наконец-то толком
перевели и прочитали на Западе. Эффект был потрясающим.
Бернард Шоу написал «в русском стиле» пьесу «Дом, где раз­
биваются сердца», Кэтрин Мэнсфилд, почти неизвестная в
России, находилась под сильнейшим влиянием Чехова, если
бы не Чехов, ее рассказы оказались бы иными; я [Моэм] от­
кровенно делал свои юношеские рассказы и пьесы «под Че­
хова». Моэм говорит, что Чехов открыл для него Россию луч­
ше, чем Достоевский, и описывает, как в молодости с пылом
взялся за изучение русского языка, чтобы читать Чехова
в оригинале, но его усердия ненадолго хватило.
Отношение друзей и знакомых тоже изменилось, они на­
конец признали его. Антон жил где-то далеко, на острове
Капри — вполне подходящее место для великого русского
писателя. Великий писатель не может бегать в соседнюю
лавку за чаем, сахаром, колбасой и бутылкой водки.
Моэм описывает, с каким интересом он читал сборник
рассказов под названием «Писатели, современники Чехова»
и не мог поначалу сообразить, чем же этот сборник интере­
сен. Наконец понял. Удивительно: нельзя сказать, что рас­
сказы Боборыкина, Лейкина, Щеглова, Потапенко и многих
других написаны «хуже» чеховских. Все они были
профессиональными писателями, использовали одни и те
же слова русского языка. Они писали о той же российской
действительности, брали те же сюжеты, описывали тех же
персонажей — купцов, телеграфистов, учителей, крестьян,
актеров, проституток, студентов, генералов, врачей. Почему
, же именно Чехов стал «Чеховым»? Моэм понял: все дело в
«чуть-чуть». Чехов заканчивал рассказ там, где другие авто­
ры писали еще одну фразу, еще один абзац, еще одну стра­
ницу. Они начинали рассказ с вводящей подготовительной
фразы, пролога, вступления —Чехов все это вычеркивал. Это
«чуть-чуть», говорит Моэм, и есть та самая решающая мера
таланта, не поддающаяся анализу литературной критики.
В 1913 году, за год до войны, Чехов получил Нобелевскую
премию по литературе. Он не отказался от премии, как

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

171

Лев Толстой, небольшую часть оставил себе, а 80 тысяч дол­
ларов решил пустить на строительство начальных школ в
подмосковных деревнях. Чехов прекрасно понимал, что
«львиную долю этой суммы растащат, разграбят чиновники,
но хоть что-то останется!» До этого он уже построил три
школы на свои деньги, имел опыт. Его женщины (Мария,
Ольга и Лидия) были очень недовольны.
Хотя Чехов имел постоянные и разнообразные связи с
Россией, но экзотический Капри осточертел так, что он ре­
шил рискнуть здоровьем, вернуться. Вообще, русских труд­
но понять с их тоской по туберкулезной российской слякоти.
В Петербург Антон Павлович приехал летом 1914 года,пе­
ред самой войной. Его встречали как национального героя.
Хуже — национального идола. Студенты несли его на руках
к автомобилю, барышни бросали цветы ему и его женщинам —
Ольге, Марии и Лике, не зная, кто из них кто для Чехова.
Вскоре началась война с Германией. Деньги лежали в
швейцарском банке, и это спасло их. Теперь было не до
школ. Чехов принял абсолютно неожиданное решение: осно­
вал «Фонд Чехова» и пустил деньги... на партию! Это было
весьма разумно, а неожиданность состояла в том, что Чехов
никогда не был практичным человеком {если не считать пер­
вый московский год, когда он привел в дом жильцов по двад­
цать рублей с носа], он был простой тягловой лошадью, а уж
просчитать такой хитроумный финансово-политический
ход вряд ли смог самостоятельно. Интересно, кто это ему
присоветовал? Распорядителем «Фонда Чехова» стал его пле­
мянник Михаил Чехов, единственный в семье практичный
человек, который в молодости мечтал стать артистом, но по­
сле получения дядей Антоном Нобелевской премии пошел
по финансовой части, уехал в Париж, потом в Швейцарию
и через каких-то десять лет артистически преумножил капи­
тал в десятки раз, сделав дядю мультимиллионером. Боль­
шевики пытались добраться до основных капиталов «Фонда» —
но «...уюшки!» — ответил им Михаил Чехов.
Итак, Чехов не успел вложить Нобелевскую премию в
школы, но ОТДАЛ ЕЕ НА ПАРТИЮ. Остров Сахалин и ос­
тров Капри не прошли для него даром. Чтобы спасти всех от
обездоленных, надо было помочь самим обездоленным. Пора­
зительно предвидение этого непрактичного человека: он начал
скопом скупать крайних ультра-революционеров —в 1915 го­
ду в разгар войны он выделил 100 тысяч долларов — большие

172

Б. Штерн

деньги по тем временам — на побег за границу группы вид­
ных ссыльных-болыневиков, среди которых были Свердлов,
Розенфельд [Каменев], Джугашвили [Сталин] — е условием
прекращения ими политической деятельности. Они подпи­
сали это обязательство и вышли из игры,— кто удрал за гра­
ницу, кто растворился в российских просторах. Вмешатель­
ство в политику этого мягкого, деликатного, больного
человека ничем не объяснимо. Или он к тому времени уже
изменился? Программа помощи ссыльным и каторжанам
принесла успех, многие большевики и левые эсеры были
куплены на корню, но повлияла ли эта акция на конкретное
развитие политических событий? В 1915 году большевики
ни на что уже не надеялись, сам Ленин безнадежно говорил,
что «до революции мы уже не доживем, ее сделают наши
правнуки лет через сто». Следует ли признать прямое воздей­
ствие Чехова на историю? Или его вмешательство в политику
ограничилось пробой заменой, равной нулю — «шило на
мыло», ушли одни' пришли другие? Что было бы, если бы?
Не в пример поверхностному Аверченко и злому Бунину,
Чехов так мудро объяснил и высмеял Ленина, что авторитет
«Ильича» был подорван даже в самой партии. Сразу же после
Кронштадтского восстания Ленина тихо отстранили от вла­
сти, а сильный человек Лейба Бронштейн [Троцкий], подмяв
под себя более слабых соратников — Бухарина, Зиновьева и
других, еще мельче — Радека, Скрябина [Молотова], оказал­
ся калифом на час — наверно, не вышел ростом, нужен был
совсем-совсем маленький. Таким диктатором оказался Сер­
гей Костриков [Киров], а рядом с ним и под ним — маленькие
и пузатенькие Хрущев, Жданов, Маленков... Но мы сильно
забежали вперед.
Чехов вернулся в Крым в свою резиденцию, где и пребы­
вал до конца жизни почти безвыездно..
Моэм с удовольствием вспоминает, как, будучи в сентяб­
ре 1917 года в Петрограде в качестве тайного агента «Интелидженс Сервис», по долгу службы встретился с Александ­
ром Керенским, временным правителем России, склоняя
его от имени стран Антанты держать фронт и не выходить
из войны с Германией, а потом по неудержимому велению
души нелегально съездил в Москву в одном вагоне с каки­
ми-то пьяными дезертирами, которые на полном ходу чуть
не выбросили его из вагона, и искал встречи с Чеховым, ко­
торый ненадолго приехал туда из Ялты, но не получилось,
Антону Павловичу не захотелось встречаться с английским

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

173

шпионом, а в октябре Моэму спешно пришлось удирать от
большевиков.
В 1920 году при неудержимом наступлении красных на
Крым французы по просьбе Врангеля [царский генерал, не
путать с джинсами «Wrangler»] подвели к Ялте военный ко­
рабль, и черный барон в домике Чехова упал на колени и
умолял нобелевского лауреата эвакуироваться во Францию.
Чехов отказался, но попросил Врангеля забрать с собой вось­
милетнего украинского хлопчика, родители которого, мах­
новцы, погибли от рук большевиков. Врангель смахнул сле­
зу, перекрестил Чехова, поцеловал ему руку, взял за руку
хлопчика и взошел на корабль. Хлопчика звали Панас Виш­
невой. На корабле он попал под покровительство француз­
ского шкипера, эфиопского негра, а его необыкновенная
судьба и судьба его правнука Сашка Вишневого описана Мо­
эмом в романе «Эфиоп».
4
Чехов и советская власть — тема неисчерпаемая.
« —Да тут ад! — сказал он однажды своим гостям о совет­
ской действительности.
—А ведь вы сочинили палиндром, Антон Павлович,— за­
метили Ильф с Петровым.
— Не помню — что значит «палиндром»?
— Это когда фраза одинаково читается справа налево и
слева направо.
Чехов удивился и повторил:
— Да тут ад...»
Антон Павлович почти 25 лет жил под советской властью,
ни разу не выезжая за границу и почти не покидая Ялты —
один раз посетил в Коктебеле Максимильяна Волошина,
иногда общался в Феодосии с Александром Грином, когда
тот был трезв, и предпринял несколько поездок в Симферо­
поль за какими-то совсем уже мелкими покупками —за «ча­
ем, сахаром, мылом, спичками, колбасой, керосином и дру­
гими колониальными товарами». Хлеб и колбаса в СССР в
начале 30-х годов в самом деле казались колониальными то­
варами. В Ялту на дачу к Чехову валом валил самый разно­
образный люд, совсем как в Ясную Поляну при жизни Льва

174

Б. Штерн

Толстого, но не все попадали к нему — на Перекопе больше­
вики проверяли паспорта и выясняли причины приезда в
Крым — не к Чехову ли? — то же повторялось в Симферо­
поле, а в Ялте у дачи писателя торчал милицейский пост. Ле­
том день Чехова обычно начинался в 6 утра. Он выпивал
чашку кофе и до 10-ти писал «одну страницу». Это было свя­
тое время. После завтрака начиналась «совслужба» — прием
посетителей, разбор жалоб, ответы на письма, звонки в Мо­
скву, в Кремль. [Моэм описывает один день из жизни Чехова
■по ел, что делал, кто приходил]. Зимними вечерами читал
при «лампочке Ильича». [Как видно, какое-то русское элек­
тротехническое изобретение. Из писем Чехова: «От больше­
виков в русской культуре останутся лампочка Ильича, папи­
росы «Беломор» и Женский День 8 Марта, все остальное
пойдет прахом».] Чехов вполне осознал безответственный
стиль работы советских департаментов, мог, когда надо, по­
высить голос или ударить кулаком по столу. Русская эмиг­
рация, ненавидевшая всех, кто якшался с большевиками, не
имела к Чехову никаких претензий, хотя с большевиками
и с большевистскими лидерами он общался часто и разно­
образно. Известный придворный художник Налбандян про­
явил инициативу и написал соцреалистическую картину
«Киров и Чехов на ловле бычков», но даже белоэмигранты
восприняли ее как откровенную липу.
[Моэм и эмигранты ошибаются... и не ошибаются. Киров
приезжал на велосипеде к Чехову из соседней Ливадии, и
они не раз выходили в море на рыбалку (не на такой ли вот
рыбалке Чехов заступился перед Кировым за того самого
Сталина, которого он спас из туруханской ссылки в 1915 го­
ду? Этого старого большевика, нажившего в Туруханске ча­
хотку, преследовали в Евпатории энкаведисты, и Киров, ка­
жется, что-то сделал для несчастного), но этот реальный
факт совместной рыбалки с Кировым художественно выгля­
дит фальшиво — этого не могло быть, потому что этого не
могло быть никогда. Чехов очень хорошо чувствовал ложь
правдивого факта. Когда Ольга Леонардовна предложила
ему прочитать неплохие стихи лирического поэта Гусочкина, он отказался:
— Что это за фамилия для лирического поэта — Гусочкин?! Не буду его читать.
— Ты несправедлив, Антоша. Был спортсмен Уточкин,
был поэт Курочкин... Что же делать, если у него такая фа­
милия?

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

175

— Уточкин не из этой оперы, Курочкин был юмористи­
ческим поэтом, а Гусочкину псевдоним надо брать!
Так и не прочитал.]
Иван Бунин в начале века:
«Я спрашивал Евгению Яковлевну (мать Чехова) и
Марью Павловну (сестру):
— Скажите, Антон Павлович плакал когда-нибудь?
— Никогда в жизни,— твердо ответили обе.
Замечательно».
Не знаю, не знаю, что тут такого замечательного или не
замечательного. В детстве Льва Толстого дразнили «Лева-рева» за то, что он то и дело плакал. Я думаю, у Бунина, как и
у многих мемуаристов, произошел «перебор» профессио­
нальной наблюдательности, когда каждому малозначащему
факту придается глубокомысленное значение. Тот же Иван
Бунин, автор «Окаянных дней», люто ненавидевший боль­
шевиков, обзывавший Ленина «косоглазым сифилитиком»
и ревновавший Чехова к Нобелевской премии, прекрасно
сказал в 1933 году в Стокгольме, переадресовав давнюю фра­
зу Антона Павловича о Толстом ему же самому:
— Как хорошо, что жив Чехов! При нем никакая советская
шваль не смеет называться русским писателем.
«Замечательно!» — скажу я [Моэм].
А швали было очень много. Большевики пытались поста­
вить литературу на конвейер, даже называли писателей «ин­
женерами человеческих душ», и в эти инженеры шли духов­
ные босяки, лакеи и карьеристы вне зависимости от
происхождения, вроде графа Алексея Толстого. Они в худо­
жественных образах прославляли доктрины большевизма,
оболванивали полуграмотное население, грызлись между
собой. Были и другие, вроде модерниста Владимира Соро­
кина, автора препохабнейших рассказов. Чехов его дух на
версту не переносил, вот неизвестная цитата из письма Кор­
нею Чуковскому:
«Литература — это область человеческой деятельности,
которую можно представить чем-то вроде большого старого
надежного стола. На этом столе можно делать ВСЕ: обедать,
читать, строгать, пилить, делать уроки, писать жалобы, кля­
узы и предложения, играть в карты, пировать во время чумы,

176

Б. Штерн

вкручивать лампочку Ильича, за этим столом могут сидеть
и царь, и сапожник, и нищий — он и монархичен, и демок­
ратичен, и аполитичен, и анархичен одновременно; этот стол
вытерпит все: на нем можно танцевать голыми, под ним (и
на нем) можно спать —если спать негде. По нему можно сту­
чать кулаком. На нем даже можно заниматься любовью, ес­
ли сильно приспичило. Если какой-то школяр вырежет на
ножке стола неприличное слово, он поймет и простит этого
мальчишку — скажет только: «Нехорошо, мальчик!» Он все
стерпит. G ним нельзя делать только одного: на этот стол
нельзя ... А Владимир Сорокин на него ... Какой из него пи­
сатель, да еще модернист? Обыкновенный ...»
[Чехов употребил слова «срать» и «говнюк». Как видим,
Антон Павлович, когда было надо, не краснел и не стеснялся
в выражениях, советские же публикаторы эти слова стыдли­
во кавычат и многоточат.]
Но в литературе дела обстояли не так уж плохо. Чехов лю­
бил известных советских авторов Ильфа и Петрова. Они, ко­
нечно, каждый в отдельности не тянули на Чехова, но допол­
няя друг друга, вдвоем — именно вдвоем! — как-то странно
напоминали молодого Антошу Чехонте — туберкулезный,
очкастый, задумчивый Ильф, веселый, долговязый, хлебо­
сольный Петров. Наверно, Чехов, глядя на них из-под пен­
сне, вспоминал себя в молодости. Чехов ценил их юмори­
стику в советских газетах и журналах того времени и
подарил им сюжет Для «Двенадцати стульев», как Пушкин
Гоголю сюжет «Мертвых душ»,—впрочем, это уже похоже на
литературную мифологию. Рассказы Зощенко и Аверченко
ему не нравились.
Важнейшим из искусств для большевиков являлось кино,
самое действенное зрелище для оболванивания масс, но они
понимали, что в основе всех искусств, даже любимого ими
«кина», конечно же лежит литература. В раббте со словом у
них был большой опыт, они инстинктивно понимали цену
и опасность талантливо расставленных на бумаге слов. Боль­
шевикам для наведения порядка в советской литературе ну­
жен был «литературный нарком» [народный комиссар в кожа­
ном «пинжаке» с наганом], требовался свой живой классик,
авторитет, представительная фигура — и Чехов был единст­
венным «типичным представителем» классической русской
литературы, но он не был своим, босяком. Похоже, им

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

177

не хватало фигуры bourevestnika Алексея Пешкова-Горько­
го, вот когда сказался выбор второго июля четвертого года.
А Чехов... ну какой же из Чехова bourevestnik?
Вот чрезвычайно важное и парадоксальное наблюдение
детского писателя Корнея Чуковского:
«Снился мне до полной осязательности Чехов. Он живет
в гостинице, страшно худой, с ним какая-то пошлая женщи­
на, знающая, что он через две-три недели умрет. Он показал
мне черновик рассказа:
—Вот видите, я пишу сначала без «атмосферы», но в ниж­
ней части листка выписываю все детали, которые нужно ска­
зать мимоходом в придаточных предложениях, чтобы созда­
лась атмосфера.
А та пошлячка, которая состоит при нем, говорит:
— Ты бы, Антоша, купил «кадиляк».
И я думаю во сне: какая стерва! Ведь знает, что он умрет,
и машина останется ей.
Проснулся с ощущением, что мне приснилось что-то
важное, но не мог вспомнить. В следующую ночь мне опять
приснился этот же сон. Вот что я понял: Пешков-Горький
был слабохарактерен, легко поддавался чужим влияниям,
плакал на каждом пиджаке. У Чехова был железный харак­
тер, несокрушимая воля. Не потому ли Горький воспевал
сильных, волевых, могучих людей, а Чехов — слабовольных,
беспомощных?»
Тут опять возникает казалось бы праздный вопрос: «Что
было бы, если бы?..» Как развивались бы события в России,
если бы Чехов умер в критический день второго июля чет­
вертого года? Без него у большевиков были бы развязаны ру­
ки? Был ли он для них сдерживающим фактором? Было ли
им НЕУДОБНО ПРИ НЕМ творить свои злодеяния? Но ку­
да уж дальше звереть? Властям он не то чтобы не помогал,
он им мешал. Почему он их не боялся, что говорил ему япон­
ский матрос, похожий на Ленина? В 30-х годах за чтение
и распространение новых произведений Чехова людей ссы­
лали, сажали, расстреливали. Мы уже упоминали об Илье
Эренбурге, которому повезло — он был застрелен в париж­
ском кафе сотрудниками НКВД, и шуму было на весь мир.
Но другие (Клюев, Бабель, Пильняк, Леонов, Катаев, Фадеев,
Шолохов — всех не счесть) исчезали в полной безвестности
в сибирских лагерях.

178

Б. Штерн

Что было бы, если бы? Что было бы, если бы старший
брат Ульянова не был повешен, а младший —жестокость вы­
зывает в ответ только жестокость — не ожесточился бы и не
подался бы в Ленины? Из него получился бы отличный ми­
нистр юстиции, генеральный прокурор или даже премьерминистр вместо Керенского. Что было бы, если бы второго
июля четвертого года умер Чехов, а Пешков остался жить?
Праздные ли это вопросы? Для атеистического человека ход
истории предопределен законами, для человека религиозно­
го — история в руках Божьих. И тот и тот согласны, что вли­
яние человека на историю возможно: верующий — по воле
Божьей, атеист — в некоторых конкретных пределах; вот
вопрос и тому и тому: может ли человек влиять на Бога? Мо­
жет ли человек изменять законы природы? Что было бы, ес­
ли бы человек сделал то, а не это, если бы случилось то, а не
это? Русская присказка «Если бы да кабы...» сама по себе хо­
роша, но любомудрием не отличается.
Большевики ненавидели Чехова, но ничего не могли с
ним поделать. В 20-30-х годах Чехов был очень богатым че­
ловеком, самым высокооплачиваемым писателем в мире —
его книги пользовались громадным успехом у западной ин­
теллигенции, его почитали как святого, ему платили огром­
ные гонорары. «Фонд Чехова» составлял полмиллиарда дол­
ларов. Он давал большевикам деньги на индустриализацию,
электрификацию, здравоохранение, а завещание было со­
ставлено так, что в случае смерти Чехова большевики не
могли претендовать на эти деньги, теряли все. «Во второй раз
Маркс меня не проведет».
Теперь под ногами у Чехова вертелся маленький улыбчи­
вый Киров. После Троцкого он не спеша прибрал власть к ру­
кам и сделался диктатором покруче Ульянова. Известно
юмористическое наблюдение Антона Павловича о пришед­
ших к власти маленьких людях:
«Среди большевиков почти нет людей высокого роста —
наверно, они эволюционировали так потому, что в целях
конспирации им приходилось прятаться в чемоданах
с двойным дном. И это после двухметровых Романовых!
Петр, Николай I и все Александры были великанами — вот
только Николай Последний подвел».
За подобные разговоры (да что там разговоры — мысли! —
однажды в «Правде» появилась статья, призывавшая людей
«соблюдать умеренность в мыслях»!) — за подобные разго­
воры людей расстреливали, а Чехова не могли даже посадить

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

179

на пароход и выслать за границу, как это сделали с самим
Троцким. (Конечно, случались недоразумения — какой-то
ГПУшный ялтинский дурак однажды утром арестовал Лику
Мизинову за политические разговоры в хлебной очереди, но
к вечеру, не дожидаясь звонка Кирова из Москвы, приказал
ее отпустить, а сам застрелился.) В чем тут дело? Боялись
международного скандала? Большевики никогда ничего не
боялись, тем более, они могли убрать Чехова без всяких
скандалов, например, медленно и успешно залечить самыми
обычными лекарствами — впрочем, Чехов уже не давался
врачам. В чем же дело? Прямого ответа нет. Останавливало
ли их то, что Чехов до революции «давал деньги на партию»,
а после гражданской войны чеховский фонд субсидировал их
сумасбродные программы? Вряд ли, тех же Шаляпина и
Савву Морозова большевики преспокойно ограбили [насчет
Саввы Морозова Моэм ошибается, он покончил с собой за­
долго до октябрьского переворота], а без субсидий фонда
большевики могли бы и обойтись, ограбив взамен несколько
дополнительных миллионов тех же колхозниц, студентов и
сталеваров. Может быть, просто: Бог хранил?.. Может быть
Тот, Кто Выбрал Чехова второго июля четвертого года, те­
перь чувствовал свою ответственность за него?.. Чехова пы­
тались ублажить, предлагали руководящие посты. Представ­
ляю: Чехов — первый секретарь Союза Писателей СССР!
Помимо пионеров с барабанами, делегаций рабочих и кол­
хозниц, они подсылали в Ялту Роллана, Уэллса, Фейхтван­
гера, Барбюса, других западных визитеров. «Дурачки»,— ко­
ротко сказал о них Чехов. Признаю, что западные писатели,
к которым я [Моэм] имею честь принадлежать (в Россию я
4уже не рвался, большевики могли меня арестовать как анг­
лийского шпиона, с них станется), хотя и не были в прямом •
клиническом смысле дураками, но в своих играх с больше­
виками вполне заслужили эту нелестную оценку. Мы не по­
нимали, что происходит, нас легко было обмануть. Значит,
и правда — дурачки.
[В русском языке слово «дурачок» звучит не прямо-оскор­
бительно, а с ласково-сочувствующим оттенком.)
Ялтинская киностудия была построена специально для
обмана Чехова, как потемкинская деревня для Екатерины
Великой. «Чтобы снимать тут дам с собачками», — проком­
ментировал он. [Непереводимый каламбур, слово «снимать»
в русском-языке многозначно — «снимать (создавать) кино­
фильм» и «снимать (подцепить) женщину»]. О художнике
Налбандяне, о делегациях пионеров, сталеваров и западных

180

Б Штерн

писателей мы уже говорили. Ялту вздумали переименовать
в Чеховск. Антон Павлович не согласился, потребовал на­
звать город Антоново-Чеховском, наподобие Ивано-Фран­
ковска. Большевики почесали в затылках и дали согласие.
Но Чехов опять передумал и потребовал назвать Ялту Крас­
ночеховском. Большевики заподозрили, что писатель над
ними издевается, но согласились и на Красночеховск. Тогда
Чехов пригрозил им грандиозным скандалом, и от переиме­
нования города отказались. [Телеграммы с этими перегово­
рами хранятся в архиве Чеховского Фонда.]
К концу жизни Чехов все больше стал напоминать своего
знаменитого персонажа Ионыча. Характер здорово испор­
тился — еще бы! Если что-то не нравилось, мог сорваться на
крик, сердито стучал тростью. Когда Ольга напомнила ему
о рассказе «Ионыч», Чехов заинтересовался, нашел в собра­
нии сочинений и перечитал его. Он забыл об этом рассказе.
Персонаж был очень похож на постаревшего Чехова.
— Неплохо написано,— сказал он.
Усмехнулся. Опять его поняли буквально. То есть, совсем
не поняли. Сходство с Ионычем было, но не более того. На
Ионыча скорее походил биолог Иван Павлов, второй рус­
ский нобелевский лауреат. Чехову и Павлову большевики
позволяли многое — впрочем, они их и не спрашивали, а ру­
гали в хвост и в гриву.
В 1940 году отмечалось 80-летие Чехова. Он уже был глу­
боким стариком, прикованным к креслу. Его старушки жили
при нем, не ссорились и уже не выясняли, кто из них «сделал
Чехова». Приплыло, приехало, прилетело много гостей,
большевики объявили амнистию тем, за кого ходатайство­
вал Чехов — громадный список.
В 1941 году при захвате немцами Крыма его не решились*
эвакуировать из Ялты, а Черчилль, Рузвельт и Киров пре­
дупредили немецкое командование, что они собственноруч­
но расстреляют того, кто позволит себе хоть словом обидеть
Чехова. Немецкие солдаты и офицеры боялись появляться
в районе чеховской дачи. Теперь вместо милиции дачу ох­
ранял пост полевой жандармерии, и это была нелегкая служ­
ба: «Как бы чего не вышло!», говоря по-чеховски. Генрих
Белль, будущий знаменитый писатель, в то время молодень­
кий солдат вермахта, такой же дурачок, как и я [Моэм] в сем­
надцатом году, решил навестить Чехова, поклониться свое­
му идолу, даже перелез через забор, но был изгнан с
территории дачи разгневаными старушками Ольгой, Ма­
рией и Лидией, которые так берегли покой Чехова, что тот

ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА

181

прикрепил у входа объявление: «Осторожно, злые старуш­
ки!» После войны советская пропаганда попыталась сделать
из Чехова чуть ли не командира подпольной организации,
спасавшей крымских партизан и евреев, но Киров помор­
щился, это был сильный перебор — ведь «Фонд Чехова» спас
жизнь пяти миллионам советских военнопленных, исправ­
ляя преступную политику правительства, не подписавшего
конвенцию о «Красном Кресте».
Антон Павлович скончался в Ялте именно в ТОТ день второго июля, но сорок четвертого года, вскоре после откры­
тия второго фронта. Он до конца был в ясном житейском со­
знании, но вряд ли уже отчетливо понимал, что происходит
в стране и в мире. И слава Богу! У постели умирающего на
этот раз дежурил не глухонемой немец, а перепуганный кон­
силиум из пяти академиков. Перед смертью опять появился
прищуренный японский матрос, похожий на Ленина. Опять
они спорили о железнодорожном вагрне с устрицами. Чехов
после смерти хотел улететь в Москву на самолете —«никогда
не летал». Матрос возражал:
«Где я вам самолет возьму?»
Выбирали гроб — свинцовый или цинковый. Академики
записали:
«Больной бредит, летает во сне».
За эти «полеты» их запросто могли сослать лет на десять
на строительство тоннеля с острова Сахалин в Азию под Та­
тарским проливом.
Все было ясно.
Чехова временно похоронили в Ялте. Через полгода, в
феврале сорок пятого, Рузвельт, Черчилль и Киров перед тем
как решать на Ялтинской конференции судьбу послевоенно­
го мира, пришли с цветами, постояли у его могилы и прово­
дили на аэродром в последний путь — тело Чехова доставили
в Москву на самолете в свинцовом гробу и перезахоронили на
кладбище Новодевичьего монастыря. Еще через три дня был
подписан исторический Ялтинский меморандум. Все было
ясно. Миссия Чехова была выполнена. Фашизм был раздав­
лен, а коммунизм решили тихо свернуть.
«Из Истории видно, что в древности жили дураки, ослы
и мерзавцы».
А. П. Чехов.

182

Б. Штерн
Список литературы.

Письма Чехова
Антон Павлович Чехов, «Собрание сочинений»
Уильям Сомерсет Моэм, «Искусство рассказа»
Дэвид Магаршак, «Биография Чехова»
Лев Толстой, «Дневник»
Александр Куприн, «О Чехове»
Иван Бунин, «Чехов»
Алексей Пешков-Горький, письма
Корней Чуковскийг «Дневник»
Сборник «Чехов в воспоминаниях современников»
Сборник «Писатели-современники Чехова»
Даниил Клугер, «Палиндромы»
Александр Чудаков, «Мир Чехова»
Михаил Громов, «Книга о Чехове»
Евгений Меве, «Медицина в творчестве Чехова»
Григорий Вялый, «Чехов и русский реализм»
Борис Штерн, «Чехов и реалистическая фантастика».
***

Ппшь Вы
hg Выао войны

© Б. Штерн, 1 9 9 4-1996

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ - ПОЭТ БЕСОВ
Из поэтических сказок Змея Горыныча
1
Кащей Бессмертный, как известно, был самым бесталан­
ным существом в древнем бесталанном подпространстве.
В юности он испытал сильное потрясение, обнаружив у себя
отсутствие всяких талантов — если отсутствие вообще можно
обнаружить. Он вечно лежал на раскладушке в своей комна­
тушке и рифмовал названия окружавших его предметов: «комнатушки-кружки-раскладушки-девушки»... Рифма «девушки»
в этом ряду была очень сомнительна,—но с девушками Кащею
так не везло, что уж эту погрешность можно ему простить.
Стихи он писал каллиграфическим почерком, заглавные
буквы украшал вензелями и подшивал в канцелярскую пап­
ку. Так потихоньку создавался поэтический цикл под общим
названием «Подпространство». В самом названии был под­
текст. Лирические строки сменялись там горькой иронией,
философские размышления сочетались с бытописательст­
вом, а внешняя занимательность сюжета прикрывала глуби­
ну второго плана.
Все как у людей.
Попробовал поступать в Литературную Штудию и с ду­
шевным волнением представил на конкурс канцелярскую
папку... Ответ Специалистов был единодушным: ритм соблю­
ден, концы зарифмованы (хотя почему «раскладушки-девуш­
ки»?!), содержание присутствует, таланта не наблюдается. Ка­
щею было рекомендовано искать и проявлять способности
в каком-нибудь другом деле.
Кащей не сдавался. Нужно было срочно Подавать Надежды,
иначе из Подающих Надежды ему грозила высылка в Беста­
ланные Кварталы. Он веером рассылал стихи по редакциям, но
они или пропадали, или же возвращались с краткими рецен­
зиями: «Не то», «Не пойдет», «Нуждается в доработке» или со­
всем уже загадочное: «Я очень устал, ухожу в отпуск».

186

Б. Штерн

Кащей ничего не понимал... Ему .не с кем было погово­
рить, посоветоваться...
2
Однажды канцелярская папка случайно попала к одной
старой ученой ведьме. Старушка была специалистом в Геро­
ическом Эпосе Первых Талантов и, значит, разбиралась
в поэзии. За свою долгую жизнь она прочитала столько вся­
кого текста, что у нее выработалась привычка читать между
строк, и поэтому ей все время что-то мерещилось. Она одна
сжалилась над Кащеем и назначила ему аудиенцию. Навер­
но, ей тоже не с кем было поговорить.
— Зачем вы пишете? — g ходу спросила она.
Кащей не был искушен в ответах на подобного рода воп­
росы. Он еще не знал, что эти вопросы задаются только для
того, чтобы самому на них отвечать.
— Хорошо, поставлю вопрос иначе,— обрадовалась Уче­
ная Ведьма — Чего вы вообще хотите достичь? (Вопрос все
из той же оперы).
— В жизни? — уточнил Кащей.
— Да, конечно.
Кащей задумался, но кроме «девушек», опять не нашел до­
стойного ответа.
—Значит, вы не знаете, чего хотите! —с восторгом заклю­
чила старушка.— Отвечу за Вас. Вы, как и все, хотите стать
бессмертным, но с таким отношением к делу у вас ничего
в жизни не получится. Поживете и исчезнете! Искусство
должно быть здоровым и светлым, а у вас жизнь напоминает
помойную яму. Конечно, так оно и есть, но все об этом и без
вас знают. У вас извращенный вкус, а вы извратите вкус у чи­
тающей публики. Вы вульгарны настолько, что не стесняе­
тесь даже таких выражений... Вот, я отметила на пятой стра­
нице, цитирую: «Поцелуйте в задницу ту, которая скачет на
белом коне, Богиню Целомудрия...» — Ученая Ведьма с тор­
жествующей гадливостью уставилась на Кащея.
Тот был ошеломлен. Где бабушка обнаружила эту штуко­
вину?! Неужто в текст вкралась такая грубая очепятка?!.. Он
открыл папку на пятой странице и отыскал цитируемую
строку. Прочитал и вздохнул с облегчением.
— Мадам,—сказал Кащей,— зачем вы рассуждаете о свет­
лом будущем и о вульгарных поэтах, когда задницы мере­
щатся вам даже там, где их нет и быть не может! Здесь ясно
написано: «Поцелуйте всадницу, ту, которая скачет на белом
коне, Богиню Целомудрия...» Вам почудилось! Убедитесь

187

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

сами, «задница» ни в какой контекст не лезет — строфой ни­
же героиня подставляет своему возлюбленному для поцелуя
свою щечку, никак не­
старая карга в синих чулках влепила Кащею пощечину,
схватила за ухо и потащила к двери. Кащей не сопротив­
лялся. Он понял, что все редакторы не равнодушны и не
завистливы, о нет! Просто, они читают между строк, а там,
как известно, ничего не написано. (Уже потом, через мно­
го лет, Кащей Бессмертный научился отвечать на подо­
бные вопросы. Когда его спрашивали «зачем?», «почему?»
да «как?», он отсылал всех на пятую страницу «целовать
всадницу»),
3
После посещения Литературной Ведьмы Кащей бросил
писать стихи, а канцелярскую папку сжег, сильно надымив
в комнате. Совсем опустился, перестал выходить на улицу.
Соседи тут же нанесли на него, они не могли терпеть в своем
доме бесталанного (а попросту, «беса»), от него могли зара­
зиться, Все признаки налицо... Чем он занимается? Какие-то
концы рифмует... А недавно из окна дым валил...
Вызвали ишаков («Интеллектуальный Шмон»), и те уве­
ди Кащея на переосвидетельствование.
;
Пе-ре-о-сви-де-тель-ство-ва-ни-е... Такое длинное и не­
приятное слово, как и сама процедура. Снимание одежд. Са­
моразоблачение. Снимайте, снимайте, стесняться некого.
Измерение головы колючим кривым циркулем. Измерение
остальных параметров. Потом беседа с добродушным квартальным-ишаком...
— Как думаете жить дальше? — спрашивал Добрый
Ишак.— Еще не все в жизни потеряно, вы такой молодой.
Предлагаю вам почетный выход. Лотерейный Центр соби­
рается осуществить широкую программу помощи бесталан­
ным, но для этого нужно знать, как живут, чем дышат... Ну,
вы меня понимаете? В вашем положении это кое-что...
— Вы предлагаете мне стать стукачом? —уточнил Кащей.
— Зачем так грубо?.. Сотрудником.
Но Кащей уже потерял всякую фантазию. Он не хотел
«кое-чего», он не хотел бьггь сотрудником. Он уже вообще ни­
чего не хотел. Так из Подающих Надежды он угодил в бесы.
Ему сделали бронебойные прививки и под охраной двух иша­
ков отправили в Подпространство, в бесталанный квартал.

188

Б. Штерн

Его новое жилье не шло ни в какое сравнение с прежней ком­
натушкой — это был чулан без окон, похожий на консерв­
ную банку из-под сардин; а его соседом оказался глухоне­
мой беС с остановившимся каменным взглядом сфинкса
и с длинным самодельным ножом на пружине (чик —лез­
вие вылетает; чик — исчезает). Что еще?.. Один стул, две
раскладушки и тусклая лампа в металлической клетке —
в неволе эти лампы быстро перегорают, и приходится тор­
чать в темноте, пока в конце декады не отоварят талон на
бытовые приборы.
4

Кащей пожил там и вскоре, чтобы всю жизнь не сводить
концы с концами, решил свести счеты с жизнью. Ему надо­
ела эта тоскливая особа. Что за жизнь в консервной банке?..
Тогда он еще не был Бессмертным и мог позволить себе та­
кую роскошь — снести счеты. Хотелось, чтобы все произош­
ло быстро и без мучений. Лежал на раскладушке, разгляды­
вал лампу. Из коридора несло засорившимся клозетом.
Глухонемой сосед сидел на стуле, тоже молчал, но многозна­
чительно поигрывал ножом: чик, чик, чик... Кащей взглянул
на себя со стороны взглядом застывшего сфинкса — вполне
созревший труп.
Можно было не сомневаться: Кащея зарежут раньше, чем
он покончит с собой.
Кащей смирился. Даже сумел сочинить стишок и выве­
сил его в коридоре:
На свете нет преступней акции.
Чем засорение канализации.

«Прежде чем зарежут, пусть хотя бы не воняют»,— решил
Кащей.
Глухой сосед удивился, когда узнал, что Кащей умеет
рифмовать концы.
«Еще!» — жестом потребовал он.
Кащей напрягся, припомнил свои былые стихотворные
подвиги и нацарапал:
К лепесточку лепесток,
Получается цветок.
Хочешь мни,
А хочешь рви,
Не увидишь ты крови.
Им не больно, не обидно,
Запах есть.
А слез не видно.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

189

Сосед был приятно поражен. Он так подобрел к Кащею,
что спрятал нож... «Чик-чик» — прекратилось, и Кащей ре­
шил привыкать жить. Разве можно жить в консервной банке?
Можно. Организмы везде живут. Каждое утро они с соседом
отправлялись на Биржу Бесталанных в длинную очередь, где
получали талоны на скудное питание и глупые зрелища.
Пространства, где проживали счастливые обладатели удо­
стоверенных талантов, бесам запрещалось посещать. Вскоре
у Кащея в очереди завелись знакомые, такие же серые и оби­
женные богом личности. Он стал здесь вполне своим. Ему
объяснили по секрету, что его сосед уже прирезал нескольких
стукачей, и что самые отпетые бесы уважительно называют
его за глаза Глухим Чертом, и что этот Черт еще покажет
всему пространству глухонемыми своими знаками что-то
одному ему известное.
5
Однажды Кащея разбудил скрип двери. Он сел на рас­
кладушке. Свет из коридора проник в консервную банку.
Наверное, приближалось утро, потому что Глухой Черт, не
разбудив Кащея, уже отправился занимать очередь на
Биржу. В консервную банку вошел незнакомец с толстым
портфелем.
— Перепись,— сказал незнакомец, уселся без пригла­
шения на стул, примял висевший на спинке Кащеев пид­
жачок и вытащил из портфеля анкету. Потом добавил:—
Населения.
Кащей стал думать о том, чем эта перепись может ему уг­
рожать?..
— Нет, не был, не состоял,— отвечал Кащей.
«Почему никто Никогда не спрашивает: а жил ли?.. Не
жил».
Утро наступало. Хотелось жрать. Вопросы, наконец, за­
кончились.
«Безобидная анкетка,— решил Кащей.— Значит, не за
этим явился».
>
Пауза затянулась. Кащей догадывался, кто перед ним.
Служители Интеллектуального Шмона (но, понятно, не
уличные ишаки) носят в левой руке толстые портфели и по­
тому всегда скособочены на левый бок... Молчание станови­
лось неприличным. Чего ему надо?

190

Б. Штерн

— Я бы на вашем месте в тако^ квартире не жил,— нако­
нец нарушил тишину Переписчик Населения.
— Выбора нет.
— Почему же? Вам предлагался выбор. Мы сожалеем, что
такой молодой и подававший надежды организм попал в
компанию к бесам. Мы хотим вам помочь. В том случае, ко­
нечно, если вы поможете нам. Помнится, вы рассылали свои
стихотворения по редакциям. Мы их читали. Там были не­
плохие. Вот, например... Впрочем, забыл. А не ваше ли эго
сочинение в коридоре: «На свете нет преступней акции, чем
засорение канализации»?
— Мое,— признался Кащей.
— Вот видите! — обрадовался мнимый Переписчик На­
селения, почувствовав слабцнку,— Дайте-ка мне свои руко­
писи, они будут опубликованы.
Переписчик с готовностью раскрыл пасть портфеля.
— Я их сжег. ,
— Сожгли?!.. Это поступок! А вы говорите, что у вас нет
талантов... А пепла, случайно, не осталось?
— Какого пепла?
— От сожженных стихов.
— Зачем вам стихотворный пепел? — удивился Кащей.
— Затем, что в нашей организации можно по пеплу вос­
становить текст.
— Плохих поэтов, как собак нерезаных,— ухмыльнулся
Кащей,— И незачем по пеплу восстанавливать. А вот если
вам нужен стукач, то я могу посоветоваться в бесталанном
квартале, и бесы выдвинут свою кандидатуру. Есть подходя­
щий бес — глухой и немой одновременно. Как живут, чем
дышат — послушает и доложит.
Стало ясно, что разговаривать больше не о чем...
Мнимый Переписчик Населения извинился за примя­
тый пиджачок.
Раскланялись...
Кащей принес из коридора кружку с кипятком. Половину
кипяточку выпил, другой — побрился и принялся надевать
помятый пиджачок. Вполне еще приличный пиджачок, хотя
и бывший до Кащея в употреблении. Проверить: нет ли чего
в карманах?.. Вчера было пусто... Сегодня... Тоже ничего не
появилось.
Вдруг в боковом кармане Кащей нащупал дыру — если
дыру вообще можно нащупать. Он вспомнил, что недавно

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

191

потерял (или украли?) талоны. Той ночью от голода он не
мог заснуть. Не в эту ли дыру провалились талоны?.. Если
они там, то Кащея ожидают сегодня двойные удовольствия —
двойная кормежка, а может быть, даже целый час в гостях у
казенной дамы, у которой он состоит на обслуживании. Она,
шельма, всегда норовит побыстрее... Кащей надорвал карман
и по локоть влез за подкладку...
6
Роясь в утробе пиджака, молодой Кащей Бессмертный,
конечно, не предполагал, что этому пиджаку уготовано войти
в Историю. Не было у него ни озарения, ни предчувствия,
когда он лез за подкладку. Лишь было одно скромное жела­
ние найти старые талоны.
О радость!.. Пальцы нащупали скомканную бумажку...
Так и есть, талон!.. Если нашелся один, могут найтись и ос­
тальные...
Но за подкладкой ничего больше не было — кроме оди­
нокой пуговицы... Что ж, и пуговица в хозяйстве пригодится.
Кащей зажал талон в кулаке и заспешил в очередь к Бес­
таланной Бирже. Очередь закручивалась по трем длинным
кварталам. Стой себе в свое удовольствие, спешить все равно
некуда. Очередь, каких много. Анекдоты, сплетни, новости,
скоротечные драки, вдумчивая рукопашная игра под назва­
нием «охломончик». Глухой Черт где-то здесь занял очередь
и ожидает Кащея. Конечно, Глухой Черт мог бы взять тало­
ны безо всякой очереди, но это уже моветон... У Глухого Чер­
та железные принципы: стукачей — резать, без очереди — не
лезть.
— Эй, поэт, иди сюда! Тут твой дружок!
Глухой Черт стоял особняком, никому не мешал и чи­
тал вчерашнюю газетку «вверх ногами» — ему так было
удобнее.
«Найти талон — большая удача,— жестом объяснил
Глухой Черт, глянув на счастливую рожу Кащея.— Талон
на что?»
— Еще не знаю,— ответил Кащей и объяснил в рифму,
чтобы сделать другу приятное:
Растягиваю удовольствие
В предвкушении продовольствия.

Каменное лицо Глухого Черта медленно улыбнулось.
Бесы в очереди насторожились — кажется, наклевывалось

192

Б. Штерн

развлечение. Какой-то разговорчивый Старый Бес тут же
вспомнил, как он нашел когда-то целый библиотечный та­
лон. Правда, он плохо умеет читать, зато целую неделю про­
вел в «тепле и светле». Случайно вылетевшая из старика риф­
ма привела очередь в чрезвычайное оживление: кругом
поэты! куда ни плюнь — попадешь в поэта! Все разом заго­
ворили, и ничего нельзя было разобрать. Каждый вспоми­
нал, как он когда-то...
Чудесно день начинался.
— Что бы там могло быть? —тянул время Кащей, не раз­
жимая кулак.
«А что бы ты хотел заиметь?» — молча спросил Глухой
Черт.
Это был вопрос из разряда «поцелуйте всадницу», но Ка­
щей еще не был Бессмертным и еще не умел на них отве­
чать.
—А я бы —до бабы! — отвечал за Кащея еще один рифмач
из очереди.
— Не томи, показывай!
Кащей разжал кулак. На ладони лежала смятая зеленая
бумажка. Талон развернули.
7
Это был не талон, а лотерейный билет.
Всего лишь старый лотерейный билет. Прошлогодний
лотерейный билет, зеленый. В этом году они розовые. Лоте­
рейный билет — всего лишь. Просроченный прошлогодний
билет.
— Нет, еще не просроченный! — суетился кто-то —Гляди,
что написано: «Выдача выигрышей производится до 15-го
линюля Очередного Года. Сегодня — пятнадцатое. А год ка­
кой? Какой год, кто помнит?.. Позапрошлый был Последу­
ющий, прошлый — Текущий, а сейчас какой?.. Очередной!
Значит, сегодня истекает последний день!
Так чудесно день начинался и так плохо продолжается.
Уже истекает... На физиономию Кащея пытались не смот­
реть. Физиономия была такая, что никто не смел зубоска­
лить,— тем более, рядом приглядывался Глухой Черт: не
обижает ли кто дружка?.. Воротили сочувственные рыла.
Всем известно: бесы в лотерею не выигрывают. Ну, возмож­
но, иногда сойдется серия, и бес выиграет талон на обед в ре­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

193

сторации. Ну, выиграет, но какой же бес станет мотаться за
этим обедом в ресторацию к Ядру Системы? Тем более, се­
годня истекает последний день. Лишь Глухой Черт не терял
надежды. Он свернул газетку и вытащил нож. Его знаки оз­
начали:
«Сейчас проверим. Иди за мной».
Кащей с неохотой поплелся за своим опасным другом. За
ними увязались старый бес-библиотекарь и прочие сочув­
ствующие. Глухой Черт, нарушая все свои железные прин­
ципы, полез к окошку Биржи без очереди. Никто не осме­
лился возражать, а самые отпетые бесы восприняли это
как должное.
В биржевом окошке сидел очкастый организм с талантом
младшего экономиста — кассир то есть. Это удостоверял
медный значок на лацкане. Видел-то он хорошо, а очки с
простыми стекляшками носил для форса и ради пущей важ­
ности протирал их перед бесами.
— Почему без очереди-шмочереди? — строго спросил
кассир (он виртуозно говорил в рифму).— Да сколько вас
ТУТ, мать вашу ТРУТ?
Ему объяснили: надо проверить лотерейный билет.
— Лотерея-блатерея...— забормотал кассир и швырнул
друзьям пачку прошлогодних лотерейных таблиц.— Следующий-заведующий!
Глухой Черт повел пальцем по строкам. Ему мешали, тол­
кали в спину. Он защелкнул лезвие ножа и опять потащил
палец от серии с номером к столбцу выигрышей:
Серия, номер............................ выигрыш
У Кащея появилось предчувствие. Он на себя прикрикнул.
Глухой Черт в третий раз провел пальцем и замычал. На его
языке это означало высшую степень потрясения.
— Ты что-товыиграл! — объяснили Кащею.
За Глухого Черта стали читать другие:
— Серия... Серия... Сошлась серия... Считай, обед в ресто­
рации выигран! Номер... Номер... Сошелся номер!..— дрожа­
щий палец метнулся к столбцу выигрышей.— Талант штаханиста-профессионала!.. Нет, мимо...
— Не умеешь! Дай я... Серия номер... Талант коми... комирсанта... Мимо.
Очередь напирала. Кащей глотал слюну. Глухой Черт
в глубокой задумчивости чистил ногти ножом. Кто-то
7 Б. Штерн «Остров змеиный»

Б. Штерн

194

разглядывал билет на просвет. Кассир сдвинул очки на лоб
и высунулся:
— Что, фальшивый? — с надеждой спросил он.
— Сам ты...
— Дай сюда! — потребовал кассир.
Ему с неохотой отдали таблицу. Он повел пальцем по
строке. Он не поверил своему пальцу и строго на него по­
смотрел. Указательный палец — инструмент кассира. Как
напильник для слесаря. Инструмент подводить не должен.
На него поплевывают, им считают, пересчитывают, подпи­
сывают ведомости, ковыряют в носу. Иногда указательным
пальцем показывают на непонравившегося беса, и того уво­
дит патрульный ишак. Кассир провел пальцем еще раз. За­
тем сверил дату на таблице и на лотерейном билете.
— Идентично...— пробормотал кассир. Он начал проти­
рать стекла очков. Его глаза выражали обычную зависть.
Простенькое, несложное чувство, но кассир не сумел его
спрятать,— а на бесах зависть лучше не показывать.
— Да в чем дело?! — орали бесы.
— Надо же...— кассир уже забыл рифмовать слова и заго­
ворил нормальным языком,— Тут с таким трудом развива­
ешь способности, а этому все сразу привалило...
Он отшвырнул таблицы. Старец-грамотей поймал их и с
воодушевлением принялся читать:
— Серия такая-то!.. Номер такой-то!.. ВыигрышГолос его дрогнул:
— ТАЛАНТ ПОЭТА!

8
Над Биржей Бесталанных пролетал тихий ангел.
Кащея бросило в жар и тут же в холод. От подобного пе­
репада температур даже камни дают трещину. В глазах по­
плыли большие серые пузыри — будто в душе вздохнула
большая серая рыба. Кащей начал заваливаться на бок и
чуть не разбил голову о чугунную решетку Биржи, но его
поддержали друзья. Сразу множество друзей. Каждому хо­
телось поучаствовать в судьбе Кащея, прикоснуться к не­
му. Такой, как все, и один из нас! Немудрено и умереть от
радости! Постелили на заплеванную паперть (до Эпохи
Талантов на Бирже Бесталанных размещался обыкновен­
ный Храм Божий) чью-то сердобольную курточку, уложи­
ли на нее Кащея.„

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

195

Не пожалели, значит, курточку.
— Что, умер? — с надеждой высунулся кассир. Но ответа
не дождался — Умер-шмумер, лишь бы был здоров!
А кто-то в очереди уже строил далеко идущие планы... По­
эт-лауреат из нашего Бесталанного Квартала! Он привлечет
внимание Лотерейного Центра к существующему положе­
нию вещей!
— Кому там не нравится существующее положение ве­
щей? — пресек крамолу кассир.— Тебе, лохматый?
—Да он же глухонемой! — оправдали бесы Глухого Черта,
который опять от всего отрешился.
— Тем более! Гляди мне! Обр-радовались!.. Внимание,
читаю: «Лотерейный билет с крупным выигрышем должен
быть доставлен лично владельцем по адресу: «Ядро Системы,
третья планета, Лотерейный Центр». Хотел бы я посмотреть
на того, кто за полдня сумеет смотаться к ядру!
— Не понял...
— Понял — не дурак, а дурак — не понял.
— Не может такого быть! Наверно, можно отправить поч­
той... Заказным ценным письмом!
— Кто умеет читать?
— Я умею читать.
— На, читай: «До-ста-влен лич-но вла-делъ-цем». Точка.
Где здесь слово «почта»? — Кассир протер очки.— Никаких
ценных писем ! Тут этого не написано, н о ‘подразумевается.
Осталось полдня. Для полета к Ядру необходимы: спецразрешение-шмецразрешение, паспорт-шмаспорт, два поручительства-шмаручительства, прививки-шмививки... Волокита-шмолокита ровно на две недели. Хотел бы я посмотреть
на того, кто сможет за полдня добраться к Ядру! Да и кто его
повезет без таланта?.. Сегодня какой день? Пятница? Читаю
стихи, сам сочинил: «Пусть в ПЯТНИЦУ приклеит билет на
ЗАДНИЦУ». Га-гага-га!.. Лотерейные билеты нужно прове­
рять вовремя. Впрочем, выход есть...
— Какой?
— Я могу рискнуть. Вместо него.
Бесы не поняли.
— Кассиром будет! Всю жизнь при талонах! Ну, какой из
него поэт? Где ему такой талант выдержать? Очухался, что
ли? Знаешь, какой поэтический ген зловредный? От одного
укола на тот свет отправишься!
Хорошо, что Кащей зашевелился и подал голос. Могли
и без него решить.
7*

196

Б, Штерн

— От укола еще никто не умирал,— прохрипел он — По­
этический ген никому не противопоказан.
Бесы опять туго задумались.
— Эй, очкастый! Выдай ему талоны на декаду вперед! Он
проедет за них до Ядра Системы,— придумал кто-то.
Но кричавший сам понял свою глупость. За декадные та­
лоны прокатишься разве что в подземке по кругу.
— Вот что, ребята! Пусть каждый отдаст Кащею свои та­
лоны за всю декаду. Ничего, поголодаем, зато у нас будет
свой поэт! А если зазнается — голову свернем! Понял?.. Нет,
ты скажи: понял?
— Понял,— отвечал Кащей.
— Стройся в очередь, получай талоны!
Бесы плохо и медленно соображают. Проявить солидар­
ность с собратом — это была новая и сильная мысль, но
бесам требовалось время, чтобы ее переварить. Они могли
бы думать еще полдня, но кассир сам неосторожно уско­
рил дело.
— А это вйдели? — спросил он и показал неприличный
жест.
Бесы угрожающе притихли. Язык жестов — куда понят­
ней. Все бесталанные очереди имеют с кассирами свои сче­
ты. Кассиров не очень-то любят... То уйдет куда-то, стоишь
битый час под форточкой, ожидаешь. То обжулит, срежет
четверть талона и жизненных благ, соответственно получа­
ешь меньше на четверть. То всучит вместо талонов никому
не нужный лотерейный билет... Впрочем, уже не знаешь, что
лучше...
Кассир почувствовал эту всеобщую любовь к себе. Он ус­
пел захлопнуть свою железную форточку, но с улицы при­
летел здоровенный булыжник (как и везде во Вселенной —
оружие угнетенных) и вышиб форточку вместе с рамой
в глубь Бесталанной Биржи.
:>
«В чем тут дело, почему бунты время от времени вспыхи­
вают, несмотря на то, что ишаки круглосуточно патрулиру­
ют? — меланхолично размышлял кассир, когда с него сры­
вали значок экономиста и выворачивали карманы в поисках
удостоверения.— В чем тут дело? Невозможно понять этих
темных и генетически бесперспективных бесов. От беста­
ланных одни болезни, безволие и слабость ума. Нельзя де­
ржать это бездельное стадо в узких кварталах Подпростран­
ства. Запомнить глухонемого подстрекателя, вести себя так,
чтобы не стать жертвой».

197

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

Кащея в это время снаряжали в дорогу. К пиджаку при­
крепили значок кассира, в карман засунули удостоверение
кассира. Часы кассира. Вручили громадный портфель касси­
ра, набитый талонами. Кащей сразу окривел на левый бок
и сделался подозрительно похожим на ишака. Бесы даже за­
сомневались — получит талант, и с концами... Но выбора не
было. Грамотный старец размахивал руками перед носом
Кащея — благословлял, что ли?
— Дуй, на тебя одна надежда!
Кассира и взятых в плен биржевых ишаков повязали и
усадили на паперти. Глухой Черт отвлекся от чтения газет­
ки, показал пальцем на пленных и провел ребром ладони
по горлу:
«Их следует прирезать. Бунт так бунт!»
Но его к счастью не слушали. Да, конечно, эти обладатели
мелких способностей куда опаснее тех, кто по-настоящему
талантлив. Но чем резать, лучше оставить их заложниками,
а Бесталанную Биржу подпалить... И зрелище, и погреемся —
сразу два удовольствия.
— Ты еще здесь?! Он еще здесь! Давай, дуй!
— Куда дуть-то? — не понимал Кащей.
— Хватай такси до подземки, подземкой в аэропорт, от­
туда вертолетом — на космодром, а там на «Вечерний экс­
пресс» к Ядру Системы!
— Такси! Стой!
«Еще чего, бесов возить!» — подумал организм с талантом
водителя такси и решил высокомерно проехать мимо.
Но такси схватили, остановили, водителя вытряхнули.
— Кто умеет водить тачку?
Никто из бесов не умел водить... Бесы ничего не умеют.
Время шло, а Кащей еще ни на шаг не приблизился к Ядру
Системы. Полный безысход.
; «Ну, я умею водить»,— всем на удивление показал жестом
Глухой Черт, свернул газетку и сел за руль.
9
Все, что происходило с Кащеем Бессмертным в тот исто­
рический день, давно описано и общеизвестно. Каждый
школьник знает, что этим днем заканчивался «последний
век Эпохи Талантов», и что «хотя Кащей Бессмертный поэ­
том так и не стал, но в корне изменились представления»

198

Б. Штерн

и так далее. Что с того, что Кащей так и не стал поэтом? Уди­
вительна не его судьба —удивительны нравы дикарской эпо­
хи разделения разумных организмов на талантливых и бес­
таланных, эры спекуляции на человеческих способностях.
Всели помнят иллюстрации в школьном учебнике истории?
Первый бунт, сожжение Бесталанной Биржи, первых повя­
занных ишаков, Глухого Черта за рулем тачки..; такси. Не­
которые двоечники полагают, что наша Счастливая Эпоха в
чем-то даже обязана случайному таксисту, вздумавшему
проехать после полудня 15-го линюля Очередного Года по
Бесталанному Кварталу. Это не так. Такси вообще не пона­
добилось. То есть тачка понадобилась только для того, чтобы
завернуть за угол, выехать из оцепления сбегавшихся со всех
сторон вооруженных ишаков и немного попетлять по квар­
талам, сбивая с тешку возможную погоню.
Уже гремели выстрелы, орали матюгальники, круши­
лись витрины — короче, доносились звуки, сопутствую­
щие восстановлению порядка. Вонюче горела Бесталанная
Биржа с анкетами бесов. Глухой Черт остановил такси у
какой-то загаженной мусором подворотни, вытащил за
шиворот ничего не понимающего Кащея, а тачку на пол­
ной скорости отправил вдоль квартала на произвол судьбы —
-пусть преследуют.
В подворотне Глухой Черт знаками объяснил: «Снимай
кассирский значок».
— Зачем? — удивился Кащей.
Глухой Черт содрал с него значок, а портфель кассира, на­
битый талонами, швырнул в мусорник и присыпал хламом.
В подворотню на бегу, придерживая фуражку, заглянул пат­
рульный ишак. Но тихие бесы у мусорного бака его не заин­
тересовали. Он помчался туда, где гремели главные события.
Глухой Черт тут же подпалил своей газеткой мусорный бак
с. портфелем и потащил Кащея в глубину двора, к черному
ходу на чердак.
— Мне нужно в подземку,— напомнил Кащей, жестику­
лируя,— В аэропорт! На космодром!
«Посмотри на себя! Тебя на первой же станции загребут,—
объяснил Глухой Черт.— Кассира сейчас освободят, он нас
запомнил и сразу выдаст. Патрульный ишак тоже нас засек.
Сейчас сбегутся... А теперь — гляди!»
Глухой Черт разгреб мусор в углу чердака... и Кащей впер­
вые в жизни увидел в натуре два штурмовых космических

Ш Ш Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

199

скафандра! О такой вещи может мечтать далеко не каждый
ишак, а только высокопоставленный!
—Да ты не такой глухой, каким прикидываешься! —уди- вился Кащей.
«Надевай! — ухмыльнулся Глухой Черт.— Натягивай!»
Затем гудением «У-у-у!» и вертикальным движением ру­
ки Глухой Черт изобразил старт с чердака в космическое
Подпространство.
— А там что делать?
«Перехватим «Вечерний экспресс». Он выйдет по распи­
санию и подберет нас. Везде свои дьяволы...— подмигнул
Глухой Черт, привычно влезая в скафандр,— Шевелись! За­
стегнись! С управлением разберешься, тут просто: включил —
выключил. Выбираемся на крышу через слуховое окно.
И сразу в облака. Не отставай».
Глухой Черт осторожно выглянул. Внизу, во дворе уже
крутился подозрительный ишак.
Стартовали с крыши сразу на второй подкосмической
скорости; Кащею с непривычки чуть ноги не оторвало. На­
верное, из бесрайона этот старт никто не заметил — иначе
тут же вызвали бы ишаков-перехватчиков в таких же штур­
мовках. Через несколько секунд вошли в облака. Нет, их не
заметили... А впрочем... Нет, никому в голову не могло прий­
ти, что бесы разгуливают в подкосмосе в штурмовых ска­
фандрах. А впрочем...
Вышли на орбиту, затаились в тени ржавого заброшенно­
го ретрансляционного спутника и стали дожидаться «Вечер­
него экспресса*. Глухой Черт потребовал особого внимания
и принялся объяснять какие-то совсем уж абстрактные ве­
щи: он ткнул пальцем в Кащея, принял вдохновенную позу
задумчивости (рука на челе, глаза прикрыты), потом похло­
пал себя по карманам и почесал большой и указательный
пальцы. Кащей поднатужился и сообразил:
«Когда получишь талант поэта, придется отдавать долги».
— Кому и сколько я должен?
«Долги обществу, балда! Пуф-пуф! Бах-ба-бах! Оружие!
С оружием в руках!»
— Стрелять не умею.
«Врешь! — беззвучно кричал Глухой Черт.— Я за тобой
давно наблюдаю! Чуть тебя не прирезал, подумал, что ты
стукач. А ты концы рифмуешь! Нам такие нужны! За свободу
бесов с оружием в руках!»

200

Б. Штерн

— Я к политике никакого отношения,— выпутывался Ка­
щей из новой халепы (стукачом он не стал, но и быть пат­
риотом не хотелось; вообще, не хотелось ни во что ввязы­
ваться).
«Ладно, будешь действовать словом,—великодушно поре­
шил Глухой Черт.—Ля-ля!.. За свободное Подпространство!
Нам такие даже больше нужны».
Приближался «Вечерний экспресс». Глухой Черт мигнул
красным фонариком. Далеко в стороне промчался патруль­
ный катер... Нет, не за ними. За ними, кажется, никто не го­
нится. Космодром, конечно, уже оцеплен, а их приметы ра­
зосланы, но никому не приходит в голову искать их здесь, на
орбите. Шмонают там, внизу, на дорогах — такси, автобусы
и подземку...
Кто он, этот Глухой Черт? Кто он такой, если хранит на
чердаке в бесквартале штурмовые ишачьи скафандры и за­
просто останавливает «Вечерний экспресс», идущий к Ядру
Системы?
10
«Вечерний экспресс» (немытая коробка, доживающая
свои дни на силовых ухабах этой бесталанной провинции)
притормозил, и Кащей с Глухим Чертом вскочили в заранее
приоткрытый шлюз. Их встретила смазливая стюардесса в
элегантном дамском скафандре и провела в служебный са­
лон вне видимости пассажиров. Там она прибрала их доспе­
хи и сняла скафандрик, оставшись в одном кружевном белье
(в таком виде и разгуливала по салонам). Кащей тут же по
уши влюбился в нее, а Глухой Черт подмигнул и ободряюще
воспроизвел тот неприличный жест, из-за которого постра­
дал сегодня биржевой кассир.
— Руки держим при себе, договорились? — сказала Ма­
тильда (это имя было вышито на карманчике скафандра).—
Это вы в лотерею талант выиграли? Значит, будете всю
жизнь рифмовать?.. Скука... Но тоже занятие. Сейчас нас
поздравит командир. Экипаж знает, что вы мой жених. Да,
да, жених, у тебя плохой слух? Раз в сезон каждый член эки­
пажа имеет право провезти в «Экспрессе» одного родствен­
ника. Жених — это что-то вроде родственника, верно? Наш
командир, хотя и не питает любви к бесам, но без предрас­
судков. Сочувствует. Он направляется к нам. Улыбайся.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

201

Не вздумай волочиться за мной по-настоящему... Я сама
скажу, когда захочу...
Командир поздравил жениха и невесту. Кащею даже гово­
рить не пришлось. Он, командир, счастлив познакомиться
с поэтом, или, во всяком случае, с бесом, собирающимся по­
этом стать. Система оскудела поэтами, вы не находите? Нет,
рифмуют, конечно... «Грозы-стервозы...» Да что толку? Не­
мудрено, с тех пор как началась эта гонка за бессмертием, все
как будто оглохли и онемели. Живого слова не услышишь,
кроме мата. Он, командир, сделает все, от него зависящее...
А это кто с вами? Брачный свидетель? Один из тех, кто оглох
и онемел?..
Когда словоохотливый командир удалился, Матильда
принесла жениху и свидетелю скромный звездолетный
ужин — чай с пирожками. Они ели сегодня впервые.
— Теперь ты — наш! — объяснила Матильда, поправляя
опавшую бретельку лифчика.— А ты ничего, скромный. Не
сердись. Я б тебе отдалась, но сейчас не время. Потом, ладно?
Твой спутник — командир боевой подпольной организации
бесов. Законсервирован, законспирирован и замаскирован, но
сегодня решил раскрыться и стать твоим личным телохрани­
телем. Его настоящего имени никто не знает, даже я. Большого
ума бес. Отличный организатор, агитатор и пропагандист.
— Кто агитатор-пропагандист?! — поразился Кащей.—
Он же говорить не умеет — не то что двух слов связать!
— Но он тебе все здорово объяснил... Слова — пустой звук.
Голая мысль в чистом виде — вот его идеал. Он умеет доне­
сти голую мысль в чистом виде... Телепатия, спрашиваешь?
Не знаю. Он все слышит и умеет говорить, но дал обет мол­
чания до полного освобождения бесов! Это — мужик! Ему
б я тоже отдалась!
Кащей, жуя пирожок, с уважением поглядел на Глухого
Черта.
«Не знаю, о чем вы там говорите, но женщина не права,—
всем своим видом отвечал Глухой Черт.— В начале было
Слово, и слово будет в конце. Потому-то я и молчу — о чем
говорить в промежутке, зачем городить слова? Пусть гово­
рят поэты; поэзия бессмертна — она спасет мир. Ты во что
бы то ни стало должен добыть талант поэта, и тогда мы ос­
вободим бесов. Я доведу тебя до Лотерейного Центра. Не бес­
покойся, стрелять тебе не понадобится. Стрелять и резать бу­
ду я, а тебе достаточно ядерной гранаты...— Глухой Черт утер
рукавом губы, допил чай и протянул Кащею сверток.—

202

Б. Штерн

На, держи... Видишь проволочку? Дернешь за проволочку —
выскочит иголочка. Подорвешь себя в Лотерейном Центре
в случае необходимости. Смерть — моментальная и без му­
чений. Ты ведь об этом мечтал?»
Кащей чуть не подавился пирожком.
(Кащей, напоминаем, еще не умел отвечать на подобные
вопросы.)
— Вы заблуждаетесь на мой счет,— зашептал он — Я не
умею стрелять и швырять гранаты. Я также не умею орудо­
вать словом в целях агитации и пропаганды. Назначение по­
эта в обществе совсем в другом...
«В чем?»
— Совсем в другом!
«В чем, конкретно?»
— Вот в этом самом, в другом!
«Понял,— был ответ.— В другом — так в другом. Граната
на крайний случай. Живым не давайся. Запомни: дернуть за
проволочку, выскочит иголочка...»
Кащей с опаской спрятал гранату в дырявый карман пид­
жака. До полуночи оставался вечер, а до Ядра Системы они
еще ни на шаг не продвинулись.
Но вот командир включил мигалку и стал разгонять «Вечер­
ний экспресс» по силовому коридору. Пронеслись мимо будки
дежурного ишака-стрелочника. Тот хлопнул рюмку, выглянул,
узнал «вечерник» и включил наводящий прожектор-рельс. По­
шли по зеленому лучу. Мелькали ремонтные службы нульпространственного коридора, недостроенная гостиница, футболь­
ное поле на ржавом планетном якоре, три буксира в
галактическом рукаве, таскающие звезды туда-сюда...
Наконец «Вечерний экспресс» сорвался с луча и, с выхло­
пом свернув пространственно-временную субстанцию в зе­
леную плеть, проткнул Подпространство и вынырнул у
внешнего края Ядра Системы.
— Поторопитесь,— сказала Матильда.— Под нами третья
планета. Командир согласился ожидать вас до полуночи,
а потом— возвращаемся.
До полуночи оставался один час...
11

На третьей планете было уже темно, поэтому решили са­
диться точно по координатам, указанным в лотерейном би­
лете — прямо в клумбу перед зданием Лотерейного Центра.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

203

Сели и осмотрелись...
Если это был Лотерейный Центр, то тщательно законспи­
рированный и замаскированный под обычное жилое здание.
Ишаков нигде не было видно — засада, значит, в самом Ло­
терейном Центре.
Вошли... Лифт был открыт, но не работал. Оставили в
нем скафандры и бегом отправились на девятый этаж.
Глухой Черт скакал впереди по ступенькам, с беспокойст­
вом разглядывая лестничные площадки. Крашеные двери
и двери в коже, глазки, звонки, половые коврики, медные
таблички... «Перспективный бакалавр-биоэнергетик Та­
кой-то», «Доктор органовведения Растакой-то», «Инженервахмистр Этакий».., Кащей уже чувствовал, что сейчас про­
изойдет одно из тех недоразумений, которые так не
вовремя украшают жизнь...
На девятом этаже решили позвонить в дверь с табличкой
«Пенсионер особого назначения Разэдакий». Им открыл за­
спанный, еще не старый пенсионер в трусах.
— Кто такие?
Глухой Черт отодвинул пенсионера и вошел в квартиру.
— Чего надо?! — заорал тот.
Кащей протянул ему лотерейный билет.
— Ты что, билеты распространяешь?
— Тут указан ваш адрес...
— Действительно...— удивился пенсионер— Действи­
тельно, адрес мой... Впрочем гляди лопух! Планета третья, но
с какого края? С внешнего или внутреннего?
Глухой Черт вышел из комнаты, отобрал у пенсионера
билет, перечитал адрес. Ударил себя кулаком по лбу и, на­
рушив многолетний обет молчания, многоэтажно выру­
гался.
Кащей взглянул на часы кассира... До средней галактиче­
ской полночи оставалось совсем ничего. Он принес извине­
ния пенсионеру особого назначения и заспешил вниз. Но
глупый пенсионер непожелалпринимать извинений и схва­
тил Глухого Черта за руку:
— А талант у тебя есть, чтоб шляться здесь по ночам?
О судьбе этого пенсионера история умалчивает. Надеем­
ся, он остался в живых, потому что резать его ножом не было
никакого времени. Глухой Черт свалил его одним ударом
и захлопнул дверь.
...Опять одевание скафандров в темноте лифта...

204

Б. Штерн

Взлетели уже не таясь, с грохотом, на третьей космиче­
ской скорости, разбудив всех окрестных ишаков. «Вечерний
экспресс» болтался без дела на орбите. Радировали: «Планета
третья, но не с того края! Ввели, понимаешь, нумерацию
планет, будто в языке мало слов!»
-Матильда уже открывала шлюз. Экипаж поможет начина­
ющему поэту, даже если придется сойти с курса. Протесты
пассажиров побоку. Скафандры можно не снимать, сейчас
будем на месте. Садитесь прямо на крышу Лотерейного Цен­
тра — здание внизу, конечно, оцеплено...
За пять минут до полуночи Глухой Черт увлек за собой
целую стаю дежурных патрульных ишаков, а Кащей в гор­
дом одиночестве произвел посадку на крышу Лотерейного
Центра — на этот раз без ошибки. Последние минуты ушли
на то, чтобы сбросить скафандр и спуститься на девятый
этаж к двери с надписью:
«Регистрация лотерейных билетов».
Часы за дверью стали бить галактическую полночь...
12

Кащей распахнул дверь ногой.
В кабинете сидел очередной удивленный ишак с талантом
мелкого клерка.
— Зачем же ногами? — пожурил он.
— Зарегистрируй билет! — потребовал Кащей.— Сегодня
еще пятнадцатое число, и я прибыл лично, как указано на
обороте!
— Верно! — согласился клерк, прислушиваясь к бою ча­
сов— За вами кто-то гонится?
— Регистрируй! — заорал Кащей.
Клерк повертел лотерейный билет и шлепнул на него ли­
ловую печать.
— Издалека? — спросил он с сочувствием.
— Из Подпространства,— Кащей повалился на стул,—
Вы будете проводить экспертизу или как?
— А что вы выиграли? Талант поэта?! Ого! Но вы не вол­
нуйтесь, никакой экспертизы проводить не будем. Не нужна
экспертиза. На вашем билете написано: «Явиться лично.» На
настоящих билетах указывается: «или переслать почтой».

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

205

Так что я вам сочувствую. Ваш билет фальшивый. Кто-то над
вами подшутил. Всякое бывает...
— Врешь, каналья! Так не бывает! — Кащей схватил стул
и бросился на клерка.
Тот прикрылся портфелем и быстро сказал:
— Ладно, ладно... Пройдите в следующую дверь, там вас
давно ожидают.
Кащей сгреб со стола лотерейный билет.
— Кто тут меня ожидает? — заорал он, вламываясь в сле­
дующую дверь.
В кабинете, куда ворвался Кащей, сидели двое с кофейни­
ком и бутылкой. Лицо одного из них было «непроницае­
мым» — значит, или идиот, или большой начальник. Вто­
рой показался Кащею знакомым, но вспоминать не было
времени.
— Что за сброд? Кому я тут нужен? — спросил Кащей.
— Знаешь ли ты, с кем разговариваешь?! — опешили те.
— Сейчас узнаю! — Кащей сбросил пиджачок и засучил
рукава. Подавать себя к этому полуночному ужину следовало
именно так: агрессивно. Для начала он собирался снести со
стола бутылку с кофейником, но потом вспомнил и вытащил
сверток с проволочкой.
— Ого! —удивилось второе лицо.— Какой ураган! И всего
лишь за полдня! Где вы гранату раздобыли?
Кащей, наконец, узнал утреннего Переписчика Населения.
— Опять вы? Перепись населения, реставрация стихов из
пепла?
Гранату Кащей все же опустил, но начальники поняли,
что на испуг его не возьмешь. Они протянули свои визитные
карточки. Кащей прочитал на первой: «Галактический ми­
нистр по делам бесталанных», на второй «Товарищ галакти­
ческого министра по делам бесталанных».
-г Вы-то мне и нужны, начальники! Что это вы развели —
за талонами в очередях стоять!
—Вот народ, сразу права качает! — сокрушился бесталан­
ный министр,—Давайте лучше поговорим о вашем лотерей­
ном билете. Мы с утра поджидаем вас. Прошу, рюмку...
Ладно, просят... Кащей налил рюмку.
— Видите ли, ваше столь опасное путешествие было ре­
зультатом нашего дружеского спора и одновременно соци­
альным экспериментом на выживание. Мы с товарищем ре­
дкостные спорщики. Я утверждал, что любой бес, даже

206

Б. Штерн

самый талантливый, даже если очень захочет — а очень за­
хотеть ему поможет подброшенный фальшивый лотерей­
ный билет — все равно не сумеет проделать такой путь за
столь короткое время. Как видите, я проиграл. С чем вас и
поздравляю. Для вас уже заготовлены значок и уд остовере­
ние старшего интенданта Центральных Правительственных
Складов. Ваши усилия счастливо завершились.
— Плевал я на твои Правительственные Склады,— потряс
свертком Кащей — Талант поэта, или вы отсюда никогда не
выйдете.
— Неуживчивый тип,— поморщился министр бесталан­
ных,— Где ты такого нашел?
—Талант поэта — или грохоту на всю Систему! — продол­
жал Кащей.
— Вы, как видно, не понимаете,— начал уговаривать то­
варищ министра.— Зачем вам поэтический талант? О чем
вы толкуете?.. Поэзия... Ведь это фу-фу... Облака, ветерок,
пустой звук... Подумайте сами: это не ве-щест-вен-но! Ес­
ли вам так нравятся таланты на букву «П», то... вот список,
выбирайте! Таланты переплетчика, повара, парикмахера,
пиротехника, пожарника, продавца, паромщика... чем пло­
хо на пароме, а?., парашютиста, писаря, почтальона и так
далее! Хотите сразу несколько талантов — пожалуйста! За­
страхуетесь, заживете... Миллионы бесов мечтают о не­
больших способностях, а вам все сразу! Вы думаете, стоит
там сделать какой-то укол, и бесталанный станет талант­
ливым? Ерунда! Мифология бескварталов. Талант — это
Бог знает что, никто не знает. Конечно, я могу выдать вам
значок поэта, но очень многим рискуете. Вас ожидают
большие разочарования.
Товарищ министра в припадке откровенности сболтнул
лишнее, министр строго на него посмотрел. Мифология бес­
таланных кварталов была совсем уже ни к чему. Перед Кащеем будто сдернули покрывало с памятника, а памятника
не оказалось — кто-то ночью спер.
— Если без укола — еще лучше! — отвечал Кащей,— Меня
устроит значок и удостоверение. И побыстрей! Если не хо­
тите познакомиться с моим телохранителем...
А Глухой Черт уже рвался в кабинет, таща за собой пол­
дюжины вцепившихся в него ишаков.
Кащей поднял сверток на вытянутой руке и натянул про­
волочку.
— Не двигаться! — заорал на ишаков товарищ министра.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

20 7

Последовала процедура открывания сейфа и доставания
из него голубой атласной коробочки. На свет наконец поя­
вился золотой значок — стило и загнутый лист бумаги были
изображены на нем.
— Удостоверение! — потребовал Кащей.— И заодно зна­
чок и удостоверение старшего интенданта Правительствен­
ных Складов!
— Для друга? — уточнил товарищ министра.
Глухой Черт отбивался от ишаков из последних сил.
— Нет, для себя,— ответил Кащей.
Он бросил значок и удостоверение интенданта себе за
подкладку, подошел к Глухому Черту и навесил ему на пид­
жак значок поэта.
Глухой Черт окончательно онемел.
— Вот он-то и есть настоящий поэт из всех присутствую­
щих,—с пафосом объявил Кащей.— Он точно знает, что дол­
жен делать поэт в загаженном, как подворотня, обществе! Вы
его еще услышите!
— Браво! — сказал министр бесталанных.
Ишаки топтались в дверях и не знали, что предпринять
— Чего вам? — спросил товарищ министра.
— Этих бесов обвиняют в подделке лотерейного билета,
а также в подстрекательстве к бунту сегодня утром.
— Можете возвращаться, сержант. Передайте по линии,
что операция прекращена. Бесталанные граждане были на­
стигнуты уже в качестве талантливых, о чем подтверждают
значки и удостоверения. Лотерейный билет погашен, выиг­
рыш выдан, талант оприходован.
— Но... Нельзя ли забрать?
— Это как?
— Ну... Конфисковать.
— Я вас не понимаю, сержант! Как вам должно быть из­
вестно, талант является личным достоянием и внутренним
качеством индивидуума. Любой талант — врожденный или
благоприобретенный — охраняется законом и конфискации
не подлежит.
Кащей с Глухим Чертом, преглупо блиставшим золотым
значком, отправились на крышу Лотерейного Центра, а от­
туда «Вечерним экспрессом» в свое бесталанное Подпрост­
ранство, которое следовало развалить и собрать заново. Ка­
щею опять не повезло — Матильда, благосклонно глянув на
него, бросилась на пиджак Глухого Черта. Это был пиджак

208

Б. Штерн

поэта. К такому пиджаку хотелось прильнуть. Таким пиджа­
ком можно было размахивать, как флагом. Носить его впе­
реди толпы, чтобы значок сверкал на солнце. Женщины всех
цивилизаций на такие дела падки.
А что было дальше — все знают: резня, переворот, опять
резня, опять переворот —и еще много-много раз повторение
цикла; и наконец — Очередное Счастливое Будущее, в кото­
ром мы с вами живем. Кащей же Бессмертный в глубокой
старости, глядя на эти циклы, сделался скверным крючко­
носым существом со вздорным характером; и все никак не
мог помереть — до тех пор, пока не сказал свое последнее
Слово: подорвал себя в своем Замке той самой гранатой, де­
рнув за проволочку и выдернув иголочку.
13. ПРИЛОЖЕНИЕ
Ненаписанные, а также возрожденные из пепла
стихи Кащея Бессмертного.
Перевод с карданвальского Игоря Кручика.
* **
Я не поэт. Но нет, не потому,
Что не верчу богемой и толпой,
Что чувства подначальственны уму,
Что не владею словом и собой.
Какой бы ни случился мне билет —
Я просто слабый рифмователь. Ведь
За звание дебильное — «Поэт»
Страдать не соглашусь. И — умереть.

***
Что же такое душа?
Слышим об оной мы сплошь.
Межет, она — анаша,
Дурь, от которой балдеж???
Ну-ка, в словарь посмотреть!
«Хлеб...— возглашает словарь,—
...с четким стремленьем черстветь,
Окаменяясь в сухарь».

209

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
Мне говорил шмонающий ишак:
«Живи! Но усеки и не отчайся:
Вселенная похожа на пиджак,
И пламенный утюг — ее начальство.
Ну, а подкладка малость расползлась,
И там, в Заподлицовье, в масть порядку
Рукав по локоть засучивши, власть
Невидимая — штопает подкладку.
Как в нуль-пространстве протыкают путь
(сквозь лацкан — до подкладки) звездолеты,
Так нужно шилом вовремя проткнуть
Пиджак для бляхи, явствующей, кто ты».

***
Цистерну надобно ума,
Дабы постичь цитаты эти:
«Познай, где свет — поймешь, где тьма»,
«Прохавал жизнь — просек бессмертье».
Одну под вечер бытия
Ученый выдал (Ш экон?. Бартли1’);
Другую, скажем прямо,— я!
И совершил открытье вряд ли.
Ведь нечто новое ища.
Ты не отыщешь даже мизер.
Давно все есть, роддом, праща,
Соната, средство от прыща,
Бог, лотерея, телевизор!

*
Виноват Гдемокрит,
Фрезерфорд ли виновен
В том, что мир состоит
Из мельчайших хреновин0
Я загнусь, как любой...
Но ведь может случиться:
Прах развеянный мой
Соберут по крупице.
'О посля монтажа
Встану — ярый, как водка.
Где ж возьмется душа?
В каждом атоме. Вот как

* **

210

Б. Штерн
Я тебя люблю
Пять, наверно, лет
Будешь ты в раю
Я. наверно, нет
Пью и предаю.
В ад мне взят билет!
Будешь ты в раю — Вспоминай. Привет.

** *

РЕКВИЕМ ПО САЛЬЕРИ
Из музыкальных опусов Змея Горыныча
Детективное либретто для исторического балета
в 2-х действиях с увертюрой и апофеозом.
Действующие лица:
Все названные по ходу либретто действующие лица
и исторические личности
должны нам что-нибудь станцевать.
УВЕРТЮРА
История — Великий Балетмейстер.
Не странно ли: исторические личности на сцене Истории
всегда танцуют парами: назовешь одного — сразу же явля­
ется второй.
Возьмем кого-нибудь наугад, например:
Кирилл и Мефодий,
Чернышевский и Добролюбов,
Гдлян и Иванов,
Тристан и Изольда,
Данте и Алигьери,
Робинзон Крузо и Пятница,
Карл Маркс и Фридрих Энгельс,
Каменев и Зиновьев,

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

211

Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко
и многие-многие другие — этот список можно продол­
жать до бесчувствия.
Получается какая-то дурная закономерность:
ЕСЛИ НЕТ ПАРЫ, ЗНАЧИТ,
ЛИЧНОСТЬ НЕ ИСТОРИЧЕСКАЯ.
Получается так...
Объяснение этой парной закономерности простое: у лю­
бого нормального человека всегда найдется друг (например,
Огарев), враг (Троцкий), любовница (Клеопатра), сын (Дюма-младший), брат (Райт, Гонкур или Вайнер), сват, кум, со­
сед и так далее — поэтому, как только человек становится ис­
торической личностью, он автоматически тащит с собой на
сцену Истории того, кто первым подвернулся за кулисами.
Впрочем, для закона парности существует и другое про­
стейшее объяснение: конечно же, в реальной жизни исто­
рические личности бродят не только парами, но и триум­
виратами, и дюжинами, и даже волчьими стаями,— но, к
сожалению, господам Геродотам (Флавиям, Карамзиным)
лень или недосуг описывать Историю во всем ее многооб­
разии, и они толкуют ее к о н ц е п т у а л ь н о, по заданной
схеме «один плюс один», например: «Поссорились как-то
Михал Сергеич с Борис Николаичем и развалили Совет­
ский Союз...»
Так получается...
Но что это мы все о политике да о политике — криминаль­
ная История гораздо интересней, тем более, что криминали­
стика тоже подчинена закону парности. Ежу понятно: если
есть труп, значит, есть и убийца. Вызовешь на бис одного —
выходят вдвоем, например:
Давид и Голиаф,
Брут и Цезарь,
Иоан Грозный и его сын,
Борис Годунов и царевич Димитрий,
Стенька Разин и княжна,
Джугашвили и жена...

212

Б. UlniepH

Но мы, кажется, опять ударились в политику... Возьмем
лучше какую-нибудь криминальную пару из мира искусства—
пусть танцует, а мы на ее примере рассмотрим процесс раз­
двоения и деградации творческой личности в наше нелегкое
время. Возьмем хотя бы всем известных Моцарта и Сальери —
чем не классическая криминальная пара?
Хорошо.
Берем Моцарта и Сальери.
Оркестр заканчивает увертюру.
Занавес медленно-медленно поднимается.

Действие 1
СМЕРТЬ САЛЬЕРИ
Сцена 1
Печка в Центральном Доме Композиторов — все дейст­
вующие лица должны от нее танцевать. На стене висит пор­
трет Петра Ильича Чайковского. Под портретом — ружье
Чайковского, двустволка. В центре сцены — Мягкое Потер­
тое Кресло и шикарный черный рояль типа «Стейнвей Д». На
рояле дымит медный тульский самовар.
Вначале, по старшинству, на сцене появляется Сальери и,
кряхтя, усаживается в Потертое Кресло. Сальери старше Мо­
царта лет на сорок — когда он у гроба Сталина в почетном
карауле стоял, Моцарт еще под стол пешком не ходил.
Итак, живет в Москве (можно и в Питере или в Новоси­
бирске, но жить в Москве все-таки ближе к делу) такой весь
из себя Сальери Антонин Иванович, композитор (можно и
художник или писатель, но пусть уж по традиции Сальери
будет композитором), русский (итальянского происхожде­
ния), 1912 года рождения, заслуженный, Гертруда и проч.
Усаживается в Потертое Кресло и начинает пить утренний
чай из тульского самовара. Как вдруг выскакивает на сцену
его любимый ученик — Моцарт Валерьян Амадеевич, а по­
просту «Валера»,— молодой, глупый, гениальный, тоже рус­
ский (но неизвестно какого происхождения, хотя в фамилии

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

213

присутствует подозрительный корень «моца»...) и начинает
выделывать всякие антраша и кренделя в три с половиной
оборота и ни в грош не ставить Сальери — дескать, «старый
веник, плохо метет, загородил молодым дорогу, ни пройти,
ни проехать».
И все это происходит не в каком-то там занюханном 197...
определяющем, решающем или завершающем году какойто очередной пятилетки качества из количества, а на самом
что ни на есть историческом переломе — предположим, в го­
ду 1991-м.
Возникает вопрос: что должен делать Сальери в этой пи­
ковой ситуации?
Самое простое и умное — сидеть, пить чай.
Но самое простое не всегда получается, а на самое умное чаю
не хватит. На «старого веника» можно бы и не обижаться —
сойдет, как признание заслуг; но Валера Моцарт в кулуарах
совсем уже распоясался: и композитор из Сальери хренниковый, и музычка у него соцреалистическая, с мелодией, и
Гимн Удыгейской автономной области не Сальери написал,
а Ференц Лист, а Антонин Иваныч свою подпись поставил
и получил Ленинскую премию; и дачу себе Сальери за казен­
ный счет отгрохал, и служебную машину почем зря на базар
гоняет — в общем, все как положено, полный джентльмен­
ский набор обвинений.
Нельзя же так.
Что посоветовать Антонину Иванычу, которому Моцарт
всю оставшуюся жизнь отравил?
«Ответить тем же! — подумает иной нетерпеливый бале­
томан,—Отравить Моцарта! Пригласить этого Валеру-Швалеру в ресторан Центрального Дома Композиторов — мол,
посидим, выпьем, поговорим,— подсыпать ему яду в стакан
с водкой, и с концами».
Ничего себе!
Сцена 2
Все тот же Дом Композиторов. Справа — гардероб, слева —
ресторан, посередине — женский и мужской туалеты.
План отравления Моцарта не проходит — и вот по каким
причинам:

214

Б. Штерн

Во-первых, что ни говорите, а так порядочные люди не
поступают. Прав поэт: гений и уголовщина в наше время не­
совместимы; Представьте на минуту такую сцену:
Юрий Бондарев в ЦДЛитераторов подсыпал яду в стакан
своему тезке Юрию Нагибину...
Нонсенс!
Или наоборот: Василий Аксенов в том же доме взял да от­
равил грибочками Валентина РаспутинаНет, это невозможно! Нет, нет и нет!.. Дичь какая-то! Эти
люди не то что пить вместе не станут, но и газетку читать ря­
дом не сядут.
«Не верю!» — как сказали бы хором Станиславский и Не­
мирович-Данченко.
В самом крайнем случае могут сжечь чучело врага, но от­
равить не отравят, внутренний гений не позволит, а гений
внутри Сальери конечно присутствует — хоть и потрепан­
ный, злой и скособоченный, но тоже не лыком шит. Ведь
учениками Сальери, кроме Моцарта, являются такие гении
музыкального искусства, как Людвиг ван Бетховен, Ференц
Лист и Франц Шуберт. Чем же гений учителя хуже гениев
ученических? Сальери этим вурдала... вундеркиндам носы
утирал, на «Стейнвейе Д» учил играть, концерты в фининспекц... в филармонии пробивал —предположим, что ученики
обогнали учителя в области музыкального совершенства, но
не до такой же степени, чтобы травить всех подряд?
Это во-первых.
Во-вторых: криминалистика сегодня поставлена на такую
научную основу, что мимо криминалистов мышь не пробе­
жит, и мышьяк не проскочит. Представьте такую сцену:
Ресторан ЦДКомпозиторов, затравленный Сальери под­
сыпает яду в стакан Моцарту, извиняется за свой старческий
мочевой пузырь, отправляется в туалет, а потом хватает в
гардеробе пальто, и с концами; а Моцарт ждет, ждет, не вы­
держивает, хлопает стакан водки и... брык на пол!
Естественно, весь кордебалет в панике мечется по сцене
и заламывает руки:
«Что это с Валерой случилось?!.. Из-за одного стакана
водки — с копыт! Не бывало такого!»
Естественно, администрация ЦДК вызывает «скорую по­
мощь», труп Моцарта увозят на вскрытие, обнаруживают
в крови мышьяк (а лучше цианистый калий) и глубокомыс­
ленно произносят:
«Ага!»

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

215

Сцена 3
И пошло-поехало: милиция, уголовный розыск, судмед­
экспертиза, допросы свидетелей. Следователь УГРО —демо­
нического вида человек, в черной тройке, с красными глаза­
ми —сразу решает танцевать от печки и задает немой вопрос
(это они умеют) шеф-повару ЦДК:
«Не знаете ли, любезный, кто подсыпал цианистого калия
Моцарту в голубцы?»
Шеф-повар — тоже брык на пол и лежит на авансцене без
сознания.
Тогда довольный следователь танцует от печки к роялю,
сверкая в луче театрального прожектора красными глазами.
Он поглаживает крутой бок тульского самовара и в пол-оборота спрашивает у метрдотеля:
«А почему у вас ружье на печке висит? Предъявите разре­
шение на хранение огнестрельного оружия».
«Так оно же музейное! — пугается метрдотель — Оно не
заряженное и вообще никогда не стреляло! Прикладом этой
двустволки повар Петра Ильича Чайковского бил свиные от­
бивные барину на обед!»
«А подать сюда повара Петра Ильича!» —требует этот чер­
ный человек с красными глазами, подбирая пальцем на ро­
яле Чайковского «Собачий вальс».
«Так он же умер от горя в прошлом веке, не пережив смер­
ти барина!» — объясняет метрдотель языком танца.
«Вот так раз!.. Ладно, Бог с ним, с поваром, а вот не по­
мните ли, кто последним сидел за столиком с Моцартом до
того как?..»
Метрдотель сразу в кусты:
«Не помню, спросите официанта».
Появляется белый официант, с бутылкой коньяка, с фу­
жером, с салатиком для черного следователя, и жестами по­
казывает:
«Сальери!»
«Ага!.. А где тот граненый стакан, из которого Моцарт вод­
ку пил?»
Официант исполняет танец граненого стакана:
«Помыли, разбили и выбросили!»
«Ладно, обойдемся без стакана», — решает следователь,
выпивает из фужера коньяк, закусывает салатиком и обра­
щается к старенькому гардеробщику, показывая пальцем на

216

Б. Штерн

Доску Почета Композиторов, где первой висит фотография
Сальери:
«Этого человека знаете? Что он делал такого-то числа при­
близительно около четырех?»
«Театр начинается с вешалки,— приплясывает издалека
гардеробщик,— Кто же не знает Антонина Ивановича Саль­
ери?.. Такого-то числа приблизительно около четырехэтот
маразматик как всегда вышел из женского туалета с расстег­
нутой ширинкой, дрожащими руками схватил чужое пальто
и убежал — даже рубля на чай не оставил, скотина!.. Стоп!
Да неужто Антонин Иваныч... это...» — хватается за голову
гардеробщик.
«Что «это»? Говорите!»
«Быть того не может! А Валера, бедняга, не успел свой «Ре­
квием» написать! Бывало придет сюда в гардероб, выпьет
шкалик и жалуется: Михалыч, говорит,— это я Михалыч,—
хочу вот «Реквием» написать... Да неужто Антонин Иваныч
отравил Валерку Моцарта?!»
«Отравил, отравил,— успокаивает Михалыча следова­
тель— Но об этом пока никому ни слова!»
Сцена 4
Так что травить Моцарта нет никакого резона — во-пер­
вых, собственный гений не позволит, во-вторых, все сразу
раскроется.
Что же все же делать Антонину Иванычу? На дуель Мо­
царта не вызовешь — какие уж там дуели, прости Господи.
В морду, что ли, Моцарту дать?..
В принципе, можно и в морду... Но ведь морда — поня­
тие растяжимое и относительное. Сальери, хотя и предста­
вительный мужчина, но больной и старый, а Моцарт — нао­
борот, молодой и здоровый, под два метра ростом, кулачищи —
во! Когда Моцарт выпимши садится за «Стейнвей Д» и
начинает кулаками по клавишам молотить — гром не­
бесный!
Ну, можно, конечно, влепить пощечину, можно. Ну, обли-.
жется Моцарт и ничем не ответит, постесняется учителю от­
вечать — значит, пощечина не выход, а всего лишь неболь­
шая психологическая разрядка.
Здесь требуется нечто этакое...
Что же посоветовать старику?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

21 7

Опытный балетоман уже заметил, что Моцарт моложе
Сальери лет на сорок — по сцене передвигается легко, пры­
гает высоко и далеко, балерин вертит и ставит во все пози­
ции, как хочет. Все вроде бы у него хорошо и даже отлично,
но чувствуется в Моцарте некоторая... задумчивость, что
ли?.. Некоторый автоматизм в танце —вертит балерину и так
и эдак, а думает о чем-то своем. Это конечно не дефект, когда
человек думает, но специалист понимает — это вроде как за­
ниматься в постели любовью с Прекрасной Дамой, а думать
черт-те о чем, будто на работу пришел.
«Вкалывает Моцарт...— с грустью замечает опытный ба­
летоман.— Работает... А гений и работа — несовместимы.
Сколько же это Моцарту лет получается, если при Сталине
он еще под стол пешком не ходил?.. Да не такой он уже и мо­
лодой, Валера — Пушкина пережил. Ему уже 39 лет, за ним
во-он сколько молодых в очередюге стоит!»
А Сальери, надо учесть, мужик умный и дошлый, хотя и
композитор. Он все видит. Он прекрасно понимает, что его
светлые застойные времена безвозвратно прошли, и пора,
пора сходить с этой балетной сцены, пока не растоптали ста­
тисты. Антонин Иванович прикидывает: с деньгами у него
хотя и не худо, но надвигающаяся Галопирующая Инфля­
ция все сожрет, с этой Примой-балериной шутки плохи, она
любого балетмейстера раскрутит и поставит в непристой­
ную позицию, никакие накопления не спасут; зато дача,
квартира, автомобиль и прочая твердая недвижимость у
Сальери имеется, а уж музыки на слова советских поэтов он
столько насочинял, что хватит и детям, и внукам, а правну­
кам останется.
И это хорошо.
«Жизнь прожита, и прожита не зря,— размышляет Анто­
нин Иванович,— Всякое бывало... Даже больно бывало, но не
мучительно. Утром по гудку не вставал, на фронте бывал
только с концертами, от Архипелага Семен Буденный убе­
рег, от звонка до звонка не вкалывал, а пахал и сеял разумное,
доброе, вечное исключительно на ниве музыкального искус­
ства. И слава Богу! Пора, пора уходить. Мне 80 лет. Здоровье
ни к черту, но еще держусь. Ох, как хочется еще поработать
в свое удовольствие — написать, например, давно задуман­
ную симфонию ми-бемоль мажор... Или концерт для фор­
тепиано и скрипки с оркестром...»
И вот хитрый Сальери решает уйти без боя. Добровольно
освободить Моцарту Потертое Кресло Главного Композитора

218

Б. Штерн

Всея Страны. Подает заявление по форме: «ПРОШУ
УВОЛИТЬ ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ В СВЯ­
ЗИ... и т. д.»
Моцарт приятно удивлен и не чувствует подвоха. Про­
щальный банкет, все как положено. Моцарт от всей души
произносит заздравную речь в честь нашего дорогого юби­
ляра и пьет за его здоровье полный фужер хорошего неотрав­
ленного коньяка. Антонину Ивановичу вручаются памятные
адреса и дорогостоящие подарки. Исполняются популярные
песни Сальери на слова советских поэтов: «Катись колба­
ской», «Машинистка бронепоезда», «Кабул нам только снит­
ся» и другие. Начинаются половецкие пляски. К ночи все —
в драбадан. На следующий день — похмелье. А утром треть­
его дня Антонин Иванович попивает чай из тульского само­
вара, не спеша собирает вещички, целуется с Моцартом, ко­
торому уже невтерпеж усесться в Кресло, отдает ему ключи
от пустого сейфа, крестится на портрет Чайковского и ухо­
дит, оставляя Моцарту отравленную приманку.
Пост сдал — пост принял; Король умер — да здравствует
Король!
Ты этого хотел, Валера?
Сцена 5
И Валерьян Амадеевич, представьте, на эту отравленную
приманку клюет!
Да еще пританцовывает и потирает руки — здесь, за печ­
кой, у него будет малое предприятие с ограниченной ответ­
ственностью «МИНОТАВР», в гардеробе разместится коопе­
ратив «КАБЫСДОХ», в подвале — совместно-австрийский
концерн с неограниченными правами «ВЕНЕЦИАНСКИЙ
КУПЕЦ»; на чердаке, если вышвырнуть старую виолон­
чель,— японская шоу-фирма «КАРМАН-СЮИТА», а на
крыше под облаками совсем уже эфемерный международ­
ный «ФОНД ПОМОЩИ ПЬЮЩИМ И НЕ ЗАКУСЫВАЮ­
ЩИМ МУЗЫКАНТАМ»; но не это главное — главное раз­
местится на втором этаже: музыкально-акционерное
общество «РЕКВИЕМ» для обслуживания похорон крупных
и выдающихся деятелей,— а то и здесь у нас полный беспо­
рядок, собственных теневых экономистов похоронить тол­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

219

ком не умеем, как сказал бы старенький гардеробщик Ми­
халыч.
И все это конечно в рамках Закона и портрета Чайковско­
го; иначе — Боже упаси! — за кого вы Моцарта принимаете?
В общем, Антонин Иваныч со своими соцнакоплениями
и неподвижностью просто-напросто младенец перед Валерь­
яном Амадеевичем! А с госпожой Галопирующей Инфля­
цией у Моцарта будет разговор особый — ее бурное появле­
ние и бешеные скачки на балетной сцене Моцарта не пугают.
Захочет Валера — и уедет в Веймар по приглашению самого
Иоганна Баха, пересидит, переждет, сыграет у него на органе
прелюдию из какой-нибудь фуги 1-го тома «Хорошо темпе­
рированного клавира»; захочет — пригласит в Москву бело­
эмигранта Рахманинова, попьет с ним водки из тульского
самовара, а потом махнут с рок-концертами по российским
городам и весям, никакая Инфляция не угонится.
Кто бы не клюнул на месте Моцарта?
Еще бы! Хоть Валера у нас и постмодернист, и соцартист,
и митек, и витек, и в сторожах, и в котельных, и в диссиден­
тах кантовался,— но вот освободилось Потертое Кресло у ро­
яля Чайковского, и он, Моцарт, наконец-то оказался при Де­
ле. А главное Дело для Моцарта — какое?.. Конечно же,
Музыка —Святая Музыка! Пусть ты хоть демократ, либерал
или, допустим, патриот, пусть даже бывший коммуняка или,
еще хуже, человек любой национальности, но здесь, в этом
Кресле, ты должен пахать и сеять на ниве Музыкальной
Культуры — культурку надо поднимать, ядрена вошь, а то
здесь у нас полная целина, в балет приходят с семечками
и с мороженым, сволочи! — как сказал бы старенький Ми­
халыч.
И Моцарт начинает пахать и сеять, Моцарт наступает на
горло собственным кантатам и ораториям, сонатам и сим­
фониям, операм «Дон Жуану» и «Волшебной флейте»; Мо­
царт готовит презентацию похоронно-акционерного об­
щества «Реквием» и лишь иногда вздыхает и жалуется
друзьям — Людвигу Бетховену, Францу Шуберту и Ферен­
цу Листу, когда те боязливо заглядывают на самовар в
ЦДКомпозиторов:
«Ну нету, нету у меня времени для «Свадьбы Фигаро»! —
жалуется Валера, наливая старым друзьям из самовара и
бренча пальцем по одинокой клавише.— Все дела, дела, де­
ла... Не знаете ли, ребята, где достать приличный труп для

220

Б. Штерн

образцово-показательных похорон?.. Думайте, думайте —
для вас же стараюсь — больных и пьющих! Поверите ли,
братцы — начинаю раздваиваться! Фигаро — тут, Фигаро —
там! Застрелиться, что ли?..»
И недвусмысленно поглядывает на двустволку Петра
Ильича Чайковского.
«Что говоришь, Валера?..— переспрашивает Людвиг Бет­
ховен, приставляя ладонь к уху.— Извини, не расслышал...
Повтори последнее слово».
Бетховен почти совсем оглох (кто сказал, что гений и уго­
ловщина несовместимы — уже в перестроечные времена
Бетховену в пересыльной тюряге уголовники барабанную
перепонку перебили), но зато он в той же пересылке написал
свою знаменитую 6-ю симфонию и сейчас взялся за 7-ю. А
Шуберт с Листом — первый в подвале, второй на чердаке —
все пишут, пишут, пишут и пишут нотные закорючки на
разлинованной бумаге, и нотной бумаги им не хватает! Слы­
шите, спонсоры:
ШУБЕРТУ И ЛИСТУ НЕ ХВАТАЕТ НОТНОЙ БУ­
МАГИ!
А нотная бумага (для тех, кто забыл или никогда не видел)
выглядит так:

Шуберт уже написал 600 (шестьсот, ШЕСТЬСОТ!) ро­
мансов на стихи Гете и Шиллера, и сейчас Взялся за «Пре­
красную мельничиху»; а Лист — тот вообще создает новое
направление в пианизме: придает фортепиано оркестровое
звучание, превращая его (фортепиано) из салонно-камерно­
го инструмента в инструмент для массовой аудитории, при­
меняя при этом принцип МОНОТЕМАТИЗМА—слышите,
спонсоры?., где вы еще такое слово услышите,— как сказал
бы старенький гардеробщик:
МО-НО-ТЕ-МА-ТИЗ-МА!

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

221

Так что зря Валера ребят спаивает, их даже на чистом
спирте «Рояль» не проведешь — проспятся, выйдут из запоя
и опять начнут писать Музыку с Большой Буквы и жалеть
Моцарта (почему бы и не пожалеть?):
«Ну нету, нету у Валеры времени для «Свадьбы Фигаро»!
Для нас же старается! Раньше мы водку где пили? По черда­
кам да котельным, а сейчас? В Доме Композиторов из туль­
ского самовара Чайковского!»
Но и Моцарт жалуется и вздыхает с некоторой долей ли­
цемерия — Дела-то у него идут неплохо; и на двустволку по­
сматривает, отлично зная, что она не стреляет. Ну нету, нету
у него времени для «Дон Жуана», занят он презентацией по­
хоронного общества, для вас же старается, раздваивается, на­
ступил на горло собственным Донжуану и Фигаро, жалуется,
не понимает, что он — М о ц а р т, а не хрен с бугра!
МОЦАРТ!
Что он — г е н и й, что МОЦАРТ должен быть выше всего
этого, а получается все наоборот — ВСЕ ЭТО выше его, Мо­
царта. Не понимает Моцарт, что он собственными руками
убивает в себе М о ц а р т а — уже убил! Что все это Сальери
нарочно подстроил, чтобы отомстить ему: на, бери, садись в
это хренниковое Кресло — это же не кресло, а электрический
стул, друг-Моцарт. Здесь ты сам себя и убьешь, Валера. Сам
на собственном горле замкнешь провода и не напишешь ни
первой, ни второй — никакой симфонии, а сгинешь, как су­
ка, на этом потертом месте, и не будет Моцарта, будто и не
было. Найдутся добрые люди и спросят:
«А кто он такой — Моцарт? Бетховена знаем, Шуберта,
Листа знаем, а Моцарта — нет».
А Людвиг ван Бетховен приставит ладонь к уху и пере­
спросит:
«Что вы спросили?.. Не расслышал, извините».
«Моцарт, спрашиваем, кто такой? — обозлятся добрые
люди,— За что деньги плочены? Что этот пресловутый Мо­
царт такого сделал?»
А Франц Шуберт пожмет плечами:
«Не помним... Не знаем... Нету такого... И никогда не бы­
ло».
И тогда Ференц Лист вздохнет и поправит:
«Был Моцарт, да весь вышел».
Вот до чего додумался хитрый Сальери — убить Моцарта
медленной и мучительной смертью его же собственными
руками, безо всякого цианистого калия.

Б. Штерн

222

И вот однажды Антонин Иванович, наблюдая из своего
прекрасного далека за раздвоением и смертью Моцарта, ко­
торую сам же подстроил, очень развеселился и решил отме­
тить это событие, помянуть Моцарта добрым словом, все же
Моцарты умирают не каждый день Купил бутылку относи­
тельно дешевого китайского спирта, включил телевизор и
сел за старенький клавесин своей юности, что на его даче в
Перестройкино. Смотрит себе футбол «Спартак» — «Тмута­
ракань», наливает рюмашку, наигрывает «Чижика-пыжика»
и душевно отдыхает — что старику еще надо?
Выпил рюмку, выпил две...
Чувствует: закружилось в голове, а в животе что-то не тово... Спирт какой-то плохой попался... То ли древесный, то ли
метиловый (что-то китайцы не в себе в этом деле, авторучки
не в пример лучше делают). Короче, выпил Сальери на вся­
кий случай третью рюмку, не досмотрел первый тайм и... как
говаривал его великий тезка, Антон Павлович Чехов: «Лег на
диван и... помер».
Занавес медленно-медленно опускается.
Антракт.

Зрители бегут в пустой буфет, где, кроме китайского
спирта, ничего не наливают.

Действие 2
ПОХОРОНЫ САЛЬЕРИ
Во 2-м действии партию умершего Моцарта исполняют
два других танцора:
Экс-Моцарт
и
Лже-Моцарт
Сцена 1
Дача Сальери в Перестройкино. Диван, клавесин, телеви­
зор. На диване лежит Сальери. По телевизору идет програм­
ма «Время».

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

223

Не помер Сальери, не помер! Живой! Это Моцарт умер,
как и положено, а Сальери — живой!
Спирт конечно был дрянь, Сальери плохо себя почувство­
вал, испугался и прилег на диван, примерился...
Но все как-то обошлось. Проспал весь второй тайм вместе
с программой «Время» и очнулся сразу после спортивных
новостей («Спартак» все-таки сумел выиграть у «Тмутарака­
ни» один-ноль — браво, маэстро!), как раз в тот момент, ког­
да какой-то странный человек е черном костюме с красными
глазами брал интервью у Моцарта о состоянии музыкаль­
ных дел в стране.
Смотрит Сальери и не понимает: в глазах, что ли, двоит­
ся? „ Печка — одна, двустволка — одна, рояль, самовар, чер­
ный человек — одни, а Моцартов — двое!..
Вроде Моцарты и.„ вроде не Моцарты. Похожи на Моцар­
та и... не похожи на Моцарта... Один, Лже-Моцарт — об­
рюзгший, с животом и вторым подбородком; другой, ЭксМоцарт — облысевший дистрофик с кривыми ногами.
«О чем интервью-то?» — пытается сообразить Сальери.
«Ну-с, расскажите, что там у нас с музыкой происходит?» спрашивает обоих Моцартов этот черный человек с мефи­
стофельской ухмылкой.
«Сплошная разруха, как и везде», — отвечают братьяблизнецы и начинают жаловаться на свою ж изнь; что им
и ТО мешает, и ЭТО...
«А я слышал, завтра у вас презентация музыкально-акци­
онерного общества «Реквием»?..» — перебивает черный чело­
век, думая о чем-то своем.
«Ну да», — отвечают Псевдо-Моцарты.
«Похоронное, что ли, общество?»
«Ну да... Хоронить-то надо с музыкой», — вроде бы оправ­
дываются близнецы.
«А с прибылью — что намерены делать?»
«Прибыль пойдет в «Фонд помощи пьющим и не закусы­
вающим музыкантам».
И так далее: прибыль, акции, дивиденды.
Не интервью, а допрос какой-тоИ ни слова о Сальери!
Эти преступные господа, убившие в себе Моцарта, так за­
работались на посту Сальери, что про самого Антонина Ива­
ныча намертво забыли. Раньше у Сальери брали интервью
и этот... как его —с акцентом и с сигареткой, и тот- который

224

Б. Штерн

с наушниками, и даже тот самый — с именным подарочным
револьвером, а сейчас Сальери уже нуль без палочки, и ка­
кой-то странный человек, похожий на следователя ОБХСС,
берет интервью у этих плохих танцоров, которым, как изве­
стно, и ТО, и ЭТО, и ВСЕ мешает.
«Вот так: умрешь, и никто по тебе даже «Реквиема» не со­
чинит! — злится Сальери, сползая с дивана.— Ну, погодите!
Я уважать себя заставлю! Будет вам первый труп, будут вам
образцово-показательные похороны!»
То ли от старости, то ли от дрянного спирта, но Ан­
тонин Иваныч задумал шутку совсем уж бородатую и
дурного тона — отправился поздним вечером по перестройкинскому бездорожью на телеграф и послал сроч­
ную телеграмму, воспользовавшись сонной и неопыт­
ной телеграфисткой (а сколько раз ее предупреждали:
«Анюта, не спи на работе!»):
ТЕЛЕГРАММА
БЕТХОВЕНАМ, ШУБЕРТАМ, ЛИСТАМ,
ВСЕМ СОВЕТСКИМ КОМПОЗИТОРАМ
ТОЛЬКО ЧТО СКОРОПОСТИЖНО
СКОНЧАЛСЯ САЛЬЕРИ
ПОХОРОНЫ ЗА ВАШ СЧЕТ
САЛЬЕРИ
И ни слова о Моцарте.
Сцена 2
К прежней обстановке ЦДКомпозиторов добавляются:
японский телевизор, небольшой складик ксероксов и компь­
ютеров, коллекция пустых причудливых бутылок с ино­
странными наклейками, пустые коробки из-под гуманитар­
ной помощи и прочие приметы нашего времени.
Так конечно порядочные люди не поступают. Хочешь,
чтобы тебя уважали,— умирай честно и не будоражь об­
щественное мнение. Но, что дозволено Юпитеру, то за­
травленному старику простительно. Тем более, Антонин

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

225

Иваныч под телеграммой честно подписался: «CA-JIБЕ­
РИ». Дураку понятно. Даже умный подумает-подумает и
поймет: шутка.
Но случилось непостижимое: телеграмму доставляют в
ЦДК заполночь, а там вовсю идет генеральная репетиция за­
втрашней презентации похоронно-акционерного общества
«Реквием». Шампанского для отмыва грязных денег заго­
товлено рекой, голых девочек — толпой, весь кордебалет за­
действован; кто спит, кто просто лежит, как вдруг телеграм­
ма: «СКОРОПОСТИЖНО...» И все принимают эту
телеграмму за чистую монету и хватаются за головы — за­
втра презентация, а тут Сальери такое учудил! И никто не
знает — горевать или радоваться. Смерть — она всегда не
вовремя, но тут вроде бы в самый раз... И никто не замечает,
что под смертью Сальери стоит подпись «САЛЬЕРИ», к тому
же не заверенная участковым врачом.
А Псевдо-Моцарты хватаются за головы первыми: им же
первым и докладывают:
«Сальери Антонин Иваныч померли только что под Мо­
сквой, хорошо, что не под забором; причина смерти неизве­
стна, но все равно, хоронить надо».
«А может, не надо?..—трусливо думает Эке-Моцарт,— Мо­
жет, он как-нибудь сам... без нас?..»
«Дурак! — отвечает Лже-Моцарт, подставляя граненый
стакан под тульский самовар.— Похороны Антонина Ива­
ныча нам никак нельзя выпускать из рук. Когда мы еще та­
кой труп найдем? Похороны 'Сальери "будут почище любой
презентации. Давай, вспоминай, кого мы хоронили за счет
Союза Композиторов?»
«Дай Бог памяти... В тридцатых годах хоронили Берлиоза
Михаила Александровича. В восьмидесятых — Скрябина
Вячеслава Михайловича... Вот и все, пожалуй».
«Вот видишь! Какие композиторы были! Одна партитура
оратории Скрябина-Риббентропа чего стоит! Будешь хоро­
нить. С помпой! Денег не жалей! Найди Людвига, Франца и
Ференца, пусть гроб несут. Вообще, займись тут...»
«А ты?» — уныло спрашивает Экс-Моцарт.
«А мне вызови такси в Шереметьево-два прямо к трапу
самолета в Веймар».
«Опять бросаешь меня одного?.. Обещал с понедельника
засесть за «Реквием»!»
«Фигаро тут...» — многозначительно произносит Лже-Мо­
царт.
Я

К

Т П т т ц «П гтплв

226

Б. Штерн

«Фигаро там...» — печально вздыхает Экс-Моцарт и под­
ставляет под самовар второй стакан.
Сцена 3
Значит так.
Лже-Моцарт будто что-то почувствовал — бросил ЭксМоцарта на произвол судьбы и умчался на такси в Шереметьево-два, а оттуда последним самолетом в Веймар к
Иоганну Баху отмывать грязные миллионы, которые давно
уже вышли за рамки портрета Чайковского, но наивный
Иоганн Себастьянович о том ничего не знает.
Наступает ночь. Над Москвой пролетает последний само­
лет на Веймар. Экс-Моцарт сидит один-одинешенек за ро­
ялем Петра Ильича и вместо «Реквиема» сочиняет список
по-хоронной комиссии под своим председательством. Бет­
ховена и Шуберта с Листом нигде не могут найти, а пока в
комиссию входят: композитор Шнурке, альтист Данилов,
вокально-инструментальный ансамбль «Человек-невидим­
ка», писатель Таракан-Камчадальский, художник Афонарелов, член ПЕН-клуба Кнут Пряниксонн, ткачиха Кондрюкова, повариха Белозубкина, бывший Первый секретарь
обкома профсоюзов Медылов, эстонец Эдваард Коммиссаар
и многие другие нужные люди.
«Надо бы кого-нибудь из ЦК КПСС и правительства при­
гласить,—размышляет Экс-Моцарт.— Например, Шарфика
Фуршанова, он хорошо плов готовит... Но все сейчас в отпу­
сках, ладно уж, обойдемся».
У Экс-Моцарта забот полон рот — надо некролог со­
чинять от группы товарищей, пристраивать его в «Прав­
ду», заказывать Оркестр Большого Театра или «Виртуозов
Москвы» (захотят ли виртуозы хоронить Сальери — это
еще вопрос), воинский салют (Сальери у нас был генералкапельмейстером), место на каком-нибудь Престижном
кладбище и все прочее, связанное с мероприятием похорон
крупного общественного деятеля.
«А поминки?» — спросит иной нетерпеливый балетоман.
И поминки, а как же! С этим малоприятным мероприя­
тием дела обстоят полегче: река шампанского, заготовлен­
ная для презентации, пойдет на поминки, а голые девочки
ради этого дела перекрасятся в траурный черный цвет.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

227

Но где же Бетховен, Шуберт, Лист? Неужто забыли своего
первого учителя?
Не в том дело. Бетховену как всегда не везет — он сейчас
лежит в клинике Федорова, недавно омоновцы случайно
выбили ему глаз при разгоне демонстрации половых
меньшинств, куда Бетховен по рассеянности затесался,
переходя Цветной бульвар в неположенном месте и отыг­
рывая в уме концовку своей 7-й симфонии: «трам-пам-папам, турам-тарам-тара-ра-рам-рам-пам, па-рам-та-рира-ри-ра-та-рам...»
И получил в глаз.
А Шуберт с Листом подрядились на Казанском вокзале
разгружать вагон с рулонами нотной бумаги, которую ЛжеМоцарт уже успел пригнать из Веймара по накладной под
видом гуманитарной помощи от Иоганна Баха, чтобы за­
гнать ее (нотную бумагу), как обои на черном рынке, о чем
Иоганн Себастьянович, понятно, ни сном, ни духом.
Короче, ночь.
Но уже близится утро. Наступает долгожданная предрас­
светная тишина. Покинутый Лже-Моцартом Экс-Моцарт
сидит за роялем Чайковского и думает а своем: цены, зарп­
лата, жизнь коротка, а он чем занимается?.. Пишет буквами
на нотной бумаге некролог Сальери: «смерть вырвала из на­
ших рядов...»
«Нотами надо! Нотами надо некролог писать!» — вдруг
осеняет Экс-Моцарта.
Листок с некрологом летит на пол. Экс-Моцарт откры­
вает «Стейнвей Д» и неуверенно берет первый аккорд «Ре­
квиема»: трам-таа-та-та-там-па-ра-рам... Потом второй:
пам-пам-тари-та-там-три-та-там... Третий: трум-турумтуру-ру-рум...
Рука Экс-Моцарта крепчает. Экс-Моцарт постепенно
опять превращается в Моцарта. Он подбирает лист нотной
бумаги и лихорадочно записывает ноты поперек линеек...
Самонастраивающийся рояль «Стейнвей Д» самозабвенно
продолжает исполнять моцартовский «Реквием». Из зри­
тельного зала на сцену лезет с цветами какой-то прибалдев­
ший меломан, но гардеробщик Михалыч вызывает мили­
цию, и его (меломана) выводят.
Звучит «Реквием». «РЕКВИЕМ» ЗВУЧИТ!
Звучит «Реквием», заглушаемый каким-то немузыкаль­
ным рокотом и какофонией лязгающих звуков...
8*

>

2 28

Б. Штерн

Из-за правых кулис под звуки «Реквиема» появляется
первый, головной танк, проезжает в глубине сцены за роя­
лем и исчезает за левыми кулисами.
«Стейнвей Д» сердито замолкает и захлопывает крышку —
когда танки идут, «Стейнвей» молчит.
Моцарт отупело смотрит за кулисы вослед танку, вклю­
чает телевизор, подходит к окну...
. По телевизору крутят любимый балет Моцарта — «Лебе­
диное озеро», а из головного танка на сцену вламывается
группа «Альфа» в костюмах «листопад» во главе с черным
полковником КГБ, в котором Моцарт узнает черного следо­
вателя УГРО с красными глазами.
«Вы — Моцарт Валерьян Амадеевич?» — спрашивает чер­
ный полковник, заглядывая в какой-то список.
«Ну, предположим...»
«Одевайтесь!»
«Я одет!»
«Вы задержаны*.. Спросите «за что?»
«За что?!»
«За валютные операции с нотной бумагой в особо круп­
ных размерах!»
«У вас есть ордер на арест?»
«Вы не арестованы, а задержаны».
«Не вижу разницы!»
«Арест и задержание — разные вещи. Задерживать можно
без ордера, многократно, до бесконечности — задержал-отпустил, отпустил-задержал. Вот список, заверенный стар­
шим государственным нотариусом. Гордитесь, Ваша фами­
лия стоит сразу после Гдляна и Иванова».
«Но я сейчас не могу! Отложим до понедельника... У меня
завтра похороны Сальери — август, жара, труп ждать не мо­
жет!»
«Неужто Антонин Иваныч померли?! — хватается за сер­
дце черный полковник,— Какая потеря! Уж не отравлен ли
своими учениками?.. Ничего, похороним без вас, с воински­
ми почестями, тем более, что всякие похороны в Москве от­
менены в связи с введением чрезвычайного положения».
«Это произвол! Я требую нотную бумагу и карандаш!»
«На предмет?..»
«На предмет написания «Реквиема» по Сальери!»
«Справедливое требование! Давно бы так! Все необходи­
мое для создания «Реквиема» Вам будет предоставлено в ка­
зарме эн-ской воинской части».

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

229

«Разве в казарме эн-ской воинской части есть рояль?»
«А как же! В любой Ленинской комнате любой воинской
части стоит рояль. А вы как думали? Вы где служили? Кста­
ти, почему вы не пишете военную музыку? Ах, Моцарт, Мо­
царт! Брали бы пример со своего учителя. С вашим талантом —
написали бы по заказу Министерства Обороны «Марш Крас­
нознаменной Чапаевской дивизии имени Дзержинского»
или «Подожду два года и вернусь»... Нет?.. Ну — «Реквием»
так «Реквием»! Хорошая похоронная музыка армии во-от
так нужна! Увести задержанного!»
Моцарта уводят, а историческое утро 19 августа продол­
жается. Вчера умер Сальери. Солнце уже взошло. Звучит и
крепчает тема Чрезвычайного Положения — в глубине
сцены с вонючим ревом проходит бесконечная колонна
танков — идут танки, танки, танки, танки, танки, броне­
транспортеры, танки, танки, танки, самоходная подстан­
ция, танки, танки, между танками какой-то очумевший
гражданский «жигуль», последней идет полевая кухня, за
ней, как гусь, отбившийся от стаи, еще один танк — тан­
ковый марш на Москву продолжается по кругу: танки, тан­
ки, танки, а в ЦДКомпозиторов происходит обыск. Авто­
матчики в «листопадах» кружат по сцене, ищут валюту и
драгоценности — шуруют в печке, курочат портрет Ч ай­
ковского, заглядывают в самовар, потрошат концертный
рояль «Стейнвей Д». В глубине сцены образуется танковый
затор, но черный полковник продолжает сидеть в Потер­
том Кресле, озабоченно сверяясь со списком и расставляя
в нем красные галочки.
Обыск что-то не вытанцовывается. На сцену между тан­
ками пробирается возмущенный обнаженный кордебалет в
черном. Шуберт с Листом, ошеломленные смертью Салье­
ри, бросили разгрузку вагона и прибежали с Казанского вок­
зала, Бетховен удрал из клиники Федорова, из Нью-Йорка на
путч уже прилетел Мстислав Ростропович — вот где достой­
ная фигура для Потертого Кресла! — но о смерти Сальери
Ростропович еще ничего не знает и потому пока кантуется с
автоматом и виолончелью на защите Белого Дома, вместо
того чтобы освобождать Дом Композиторов от черного пол­
ковника.
По одному появляются члены похоронной комиссии —
фон Шнурке, Афонарелов, Таракан-Камчадальский и дру­
гие,— видят в глубине сцены танковую армаду, в первую

230

Б. Штерн

секунду ничего не понимают, а потом понимают все — ес­
ли Горбачев в отпуске, значит, по телевизору «Лебединое
озеро».
«Я уважаю Петра Ильича Чайковского, но меня от «Ле­
бединого озера» уже мутит! — жестикулирует Шуберт Эй, кто-нибудь!.. Эй, вы!.. Я вам говорю! Выключите теле­
визор!»
«Это вы МНЕ говорите?» — с превеликим изумлением пе­
респрашивает черный полковник.
Лист в смятении дергает Шуберта за полу пиджака.
«Да, вам!.. Кто вы такой?.. Расселись, понимаешь! Что вы
делаете здесь, в кабинете Чайковского?»
Черный полковник не удостаивает Шуберта ответом.
Спрашивается: что делать в этих чрезвычайных условиях
похоронной комиссии?
«Как — «что»?! — спросит офонаревший любитель бале­
та.— Тем, кто за Ельцина — бежать к Белому Дому; тем, кто
за ГКЧП — бежать в Кремль!»
Резонно.
А кто будет хоронить Сальери?
Не оставлять же труп до окончания путча, этот путч хрен
знает сколько может продлиться — это сейчас, задним чис­
лом, мы знаем, что он длился всего-ничего, а в первое утро
никто ничего не знал.
И вот, к чести похоронной комиссии, она (комиссия) ре­
шает похоронить Сальери во что бы то ни стало! Она садится
на сцене и объявляет сидячую забастовку: или ГКЧП в лице
черного полковника освободит председателя комиссии Мо­
царта и разрешит похоронить Сальери, или сами они с этой
сцены не уйдут, а их унесут вперед ногами.
Пусть полковник прикинет: похороны одного Сальери
или всей похоронной комиссии?
Пока полковник прикидывает, из головного танка появ­
ляется озабоченный танкистик и, держась пониже живота,
жалобно вопрошает:
«Извините, товарищи, где тут у вас уборная?..»
«В театре «уборная» и «сортир» — не одно и то же», — на­
ставительно объясняет Шуберт.
Не дождавшись вразумительного ответа, солдатик исче­
зает за дверью женского сортира.
Полевых походных сортиров еще не изобрели, и где спра­
вить нужду целой танковой армаде, никто в похоронной ко­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

231

миссии не знает. Комиссию уже не спрашивают. Из танков
выскакивают танкисты и, расстегиваясь на ходу, без строя
бегут в сортиры Центрального Дома Композиторов. По те­
атру разносится дух солдатских портянок и отработанного
танкового масла, публика затыкает носы.
Проносится слух, что Моцарт уже расстрелян. Весь в сле­
зах появляется обнаженный кордебалет... Девки влезают на
танки, втыкают в дула черные тюльпаны и гвоздики, приго­
товленные для похорон Сальери.
На танках начинаются сексуальные пляски. В танках пол­
ным ходом идет разложение войска.
«Потерять Москву или потерять армию?! — кричит чер­
ный полковник, видя такое дело.— Моцарта отпускаю! По­
хороны разрешаю! Но где, где, где труп вашего Сальери?!»
Члены похоронной комиссии в недоумении: в самом де­
ле, где, где, где труп Антонина Иваныча?
Раскуроченный «Стейнвей Д» вдруг оживает: он откиды­
вает крышку и начинает играть «Реквием».
Из левых кулис появляется труп — т. е., на сцену нетвердо
входит приехавший в Москву первой же электричкой живой
и невредимый, хотя и с сильного похмелья, Антонин Ива­
нович Сальери с бутылкой китайского спирта; из правых ку­
лис появляется живой и нерасстрелянный Моцарт с нотным
рулоном «Реквиема», написанного в казарменной Ленин­
ской комнате.
«Реквием» звучит...
ЗВУЧИТ ВЕЛИКИЙ МОЦАРТОВСКИЙ «РЕКВИЕМ»!
Нервные удаляются из зала. «Учитель! Этот «Реквием» я
посвящаю Вам!» — шепчет Моцарт, делает шаг навстречу
Сальери и падает замертво от инфаркта.
«Умри, Моцарт! Лучше не напишешь!» — отвечает Саль­
ери и умирает рядом с Моцартом от инсульта.
ЗВУЧИТ УМОПОМРАЧИТЕЛЬНАЯ МУЗЫКА МОЦАРТОВСКОГО «РЕКВИЕМА».
Занавес медленно-медленно опускается

,232

Б. Штерн

АПОФЕОЗ
Девочки' из кордебалета срывают театральный занавес,
заворачивают в него тела Моцарта и Сальери и укладывают
за неимением гроба в раскуроченный рояль «Стейнвей Д».
Появляется гардеробщик Михалыч и забивает гвозди в
крышку рояля. д
Черный полковник смахивает слезу и уходит за кулисы.
За ним из Москвы уходят танки. За танками на лафете везут
рояль «Стейнвей Д» с телами Моцарта и Сальери. За лафе­
том под звуки «Реквиема» идут Бетховен, Шуберт, Лист, а
также все вышеназванные действующие лица и историче­
ские личности.
За кулисами раздается залп. Это застрелилась из дву­
стволки Чайковского последняя жертва режима — черный
полковник.
Начинаются Новые Времена.
На пустую сцену врывается Галопирующая Инфляция.
Исполняется гоплык.
Зрители в ужасе бегут из театра.

Занавес.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

233

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК
или
ПОКА БАРАБАН ЕЩ Е ВЕРТИТСЯ
Из телевизионных репортажей Змея Горыныча
Действующие лица:
Д я д я В а н я — далеко не чеховский персонаж в двубор­
тном костюме с орденскими планками, с дрожащими рука­
ми и то и дело выпадающей золотой челюстью.
В е д у щ и й — симпатичный толстячок с мешками под
глазами и с «одесскими» интонациями.
З а п а с н о й В е д у щ и й —тоже симпатичный, но худой,
в очках и в усах.
Д а ш е н ь к а — голоногая красавица, выносящая шка­
тулочки и черный ящик.
Голос грека Касаниди
Я понс ки й т ел еви з ор
А в т о м о б и л ь «Р е н о»
Барабансудьбы
Зрители обоих полов
Действие происходит в Останкинской телестудии
Акт первый (и последний)
В е д у щ и й . Дядя Ваня, я знаю, что вас зовут Иван Ива­
нычем, у вас в саду созрели вишни, вы персональный пен­
сионер, проживаете в городе Стерлядь-в-Томате... Ха-ха-ха!..
Извините, я оговорился — ну, конечно же: город называется
Стер-ли-т^-мак! Расскажите, как вас угораздйло жить и ра­
ботать в таком прекрасном городишке?
Д я д я В а н я (поглядывая на автомобиль «Рено»). Ишь,
все про меня знает! У тебя что, досье на меня?
В е д у щ и й. А вы с юморком! Досье не досье, но кое-что
о вас мне известно. Крутите барабан в любую сторону, а по­
том я объясню задание.

234

Б. Штерн

Дядя Ваня на лету ловит выпавшую челюсть и вращает
барабан влево.
В е д у щ и й . Дядя Ваня, ответьте мне на такой нескром­
ный вопрос...
Д я д я В а н я . Заткнись! Здесь вопросы задаю я! Я тебя
буду спрашивать, а ты будешь отвечать.
В е д у щ и й (изумленно, «по-одесски»). Не понял...
Д я д я В а н я (опомнившись). Ах, да... Не туда... Извиняй!
Это я по старой привычке.
В е д у щ и й . Ничего, бывает. Где вы всю жизнь трудились,
дядя Ваня?
Д я д я В а н я . Всю жизнь трудился. В трудах.
В е д у щ и й . Но где именно?
Д я д я В а н я . Гляди, гляди... Барабан!
В е д у щ и й ('с телячьим восторгом). Плюс!!! Вам выпал
плюс! Великолепно!!! Не слышу аплодисментов!.. Ручками!
Ручками похлопаем, ножками потопаем! Молодцы!.. Какую
букву желаете открыть, дядя Ваня?
Д я д я В а н я . Первую.
В е д у щ и й . Ой, вы какой!.. Есть такая буква! Дашенька,
откроем первую букву... Буква «Сы»! «Степан»! Крутите ба­
рабан!
Д я д я В а н я (крутит барабан, глядит в объектив те­
лекамеры). Хочу передать пламенный привет всем друзьям
и соратникам по совместной работе.
В е д у щ и й . Кому именно?
Д я д я В а н я . Всем, всем, всем! Если они еще живы.
В е д у щ и й (игриво). А если померли — тогда что?
Д я д я В а н я (очень серьезно) .Тогда —пламенный привет
на тот свет.
В е д у щ и й . Скажите, дядя Ваня... Конфиденциально,
между нами... Нас никто не слышит... Вы когда-нибудь заду­
мывались о душе, о смерти, о вечности и тому подобных ма­
териях? Как там — на том свете?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

235

Д я д я В а н я . Ну, ты дура-а-ак! Все там будем — сам и
увидишь.
В е д у щ и й (делая хорошую мину при плохой игре). Ой,
вы смешной! Передавайте свой привет поскорее.
Д я д я Ва н я . Так я ж только что передал. Передаю также
пламенный привет Николаю Пехлевановичу Касаниди!
(Орет в объектив.) Колька, ты слышишь меня?!
В е д у щ и й . Вас невозможно не услышать. Колька, отзо­
вись! Позвони нам в Останкино по телефону 666-66-66.
Запомнил? Дядь Вань, у вас так много друзей? Где вы ра­
ботали?
Д я д я В а н я (скромно потупляя взор). В Государствен­
ном Управлении Лагерей.
В е д у щ и й (выпучивает глаза). Где-где?!.. Не понял...
В ГУЛАГе, что ли?
Д я д я В а н я . Так точно!
В е д у щ и й (с восхищением). На лесоповале?
Д я д я В а н я . Там тоже бывали... Гляди, гляди, балда!
Барабан!
В е д у щ и й . Боже мой!!! Второй «плюс» подряд! Банзай!
Брависсимо! Какую букву открываем?
Д я д я В а н я . Вторую.
В е д у щ и й . Я так и знал! Вы большой оригинал. Между
первой и второй перерывчик небольшой —так?.. Раз, два... О!
Буква «О»! Крутите дальше.
Д я д я В а н я . Кручу.
В е д у щ и й . Сколько лет вы отсидели в ГУЛАГе?
Д я д я В а н я . Какой срок мотал, спрашиваешь? Сорок
с гаком. До ухода на заслуженную пенсию. А начинал с про­
стого охранника. Был начальником пищеблока, замначаль­
ника лагеря... Всех должностей не вспомнить.
В е д у щ и й . Стоп, стоп, стоп... Не понял... Значит, вы это
самое... Наоборот?
Д я д я В а н я . Что «наоборот»?
В е д у щ и й . Ну... Вы не зеком были, а наоборот?

236

Б. Штерн

Д я д я В а н я . Молодец, догадался.
В е д у щ и й. Так вы железный человек, дядя Ваня!
Д я д я В а н я . В каком смысле?
В е д у щ и й (тихо, в сторону). Гвозди бы делать...
Д я д я В а н я . Гляди, гляди!
В е д у-щ и й (хватается за голову). Мама мия!!! Не верю
своим глазам! Так в жизни не бывает. Третий «плюс» подряд!
Мне плохо! Выбирайте букву.
Д я д я В ан я.Т р етью .
В е д у щ и й . Евстевственно... Буква «Лы»! Леонид!
Д я д я В а н я . Ильич.
В е д у щ и й . Что вы сказали?
Д я д я В а н я . Я сказал: дорогой Леонид Ильич.
В е д у щ и й . Вас понято. Открываем букву «Лы». Что у
нас получается? «СОЛ
». Крутите барабан.
Д я д я В а н я. Так не пойдет, начальник!
В е д у щ и й. Не понял...
Д я д я В а н я . Это Я тебе должен напоминать?.. Гони две
шкатулочки!
В е д у щ и й . Ой, забыл! Вы абсолютно правы! Три уга­
данные подряд буквы дают право на две шкатулочки! Да­
шенька, прошу!
Появляется голоногая Дашенька с двумя шкатулочками
на жостовском подносе. У дяди Вани выпадает челюсть, он
долго ищет ее под ногами у Дашеньки.
В е д у щ и й . Итак, какое зло выбираете — меньшее или
большее?
Д я д я В а н я (жадно глядя не на шкатулочки, а на Да­
шеньку). Почему — «зло»?
В е д у щ и й . Потому что деньги — зло.
Д я д я В а н я . Дурак, жизни не знаешь. Или притворя­
ешься. Давай большую.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

237

В е д у щ и й . Дашенька, открой большую... Ап-псолютно
верно! Сколько там, посчитайте. Вы умеете считать?.. Пять
тысяч рублей одной бумажкой?! Пять тысяч рублей! А в ма­
ленькой? Всего четвертак? Старый четвертак с Лениным?
Из двух зол вы выбрали лучшее! И правильно сделали, дя­
дя Ваня. Заховайте деньги, а то сопрут. Вам всегда так вез­
ло в жизни?
Д я д я В а н я (ховая деньги). Везло. Возило меня. (Поет.)
«И возило меня, как осенний листок...»
В е д у щ и й . Спой, светик, не стыдись, здесь все свои.
Д я д я В а н я (поет). «Я в вишневом саду пил березовый
сок... Я менял города, я менял имена... Если б видела мать...
тара-рира-ра-ра...» Дальше забыл.
В е д у щ и й . У вас хорошая память. Сколько же вам лет,
дядя Ваня?
Д я д я В а н я . Все мои. (С гордостью.) Ровесник века.
В е д у щ и й . Сколько ж это будет, приблизительно?
Страшно подумать! Вы у нас долгожитель, вроде Молотова
или Кагановича.
Д я д я В а н я (с пафосом). Хочу жить, как Вячеслав Ми­
хайлович Молотов! А ты делай жизнь с Лазаря Моисеевича
Кагановича. (Смотрит на Дашеньку, глотает слюни.)
В е д у щ и й . Дашенька, ты свободна. Дядь Вань, вам нра­
вится наша Дашенька? Могу познакомить.
Д я д я В а н я (глядя Дашеньке вслед). Познакомь. Хороша
Даша — жаль, что ваша.
Дашенька уходит, покачиваясь на длинных ногах. Появ­
ляется Запасной Ведущий и что-то шепчет на ухо Ведущему.
В е д у щ и й . Тьфу, черт! Забыл дать задание... Дядя Ваня,
смотрите сюда. Вы должны назвать фамилию Выдающегося
Русского Советского Писателя. У вас уже есть три первые
буквы: «СОЛ
»
Д я д я В а н я (бормочет). Соловьев-Седой...
З а п а с н о й В е д у щ и й . Не торопитесь, Иван Иваныч.
У вас в запасе есть ход.

238

Б. Штерн

В е д у щ и й . Крутите барабан. Мояйяо налево, можно на­
право — без разницы.
Д я д я В а н я . Точно, без разницы. Как сказал товарищ
Сталин: «Пойдешь налево — придешь направо». (Изо всех сил
крутит барабан влево. Бормочет.) Нет, неСоловьев-Седой...
В е д у щ и й. А вы что, знавали товарища Сталина?
Д я д я В а н я . Кто же не знал Иосифа Виссарионыча?..
Сологуб, что ли?
В е д у щ и й (с изумлением). А вы что, читали «Хромого
беса»?!
Д я д я В а н я. А ты как думал? Я за сорок с гаком лет
перечитал все тюремные библиотеки страны. Нет, не Соло­
губ...
З а п а с н о й В е д у щ и й (встревает). Извините, дядя
Ваня, но наш Ведущий опять ошибся...
В е д у щ и й (взбрыкивается). Где, где, где я ошибся?
З а п а с н о й (терпеливо разъясняет). Ты неправильно
объяснил дяде Ване задание.
В е д у щ и й . Быть того не может! Где?.. На, читай, ты мне
сам дал этот текст. Вот: Выдающийся, Русский, Советский,
Писатель...
З а п а с н о й . Ну?
В е д у щ и й (чешет в затылке). Извиняюсь... Я таки ввел
дядю Ваню в заблуждение.
Д я д я В а н я (наставительно). Боевое задание нужно
излагать четко, ясно и коротко, чтобы любому дураку было
понятно. Ну, что там у вас?
В е д у щ и й . Еще раз прошу прощения! Вот правильное
задание: Выдающийся, Русский, Антисоветский, Писатель.
Взгляните на табло: «СОЛ
»
Д я д я В а н я. Так бы сразу и сказал. Солоухин.
З а п а с н о й . Не торопитесь, дядя Ваня. Пока барабан
еще вертится, у вас есть время подумать. Что бы вы хо­
тели выиграть в нашем Поле Чудес? Небось, автомобиль
«Рено».

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

239

Д я д я В а н я (не раздумывая). Дашеньку!
З а п а с и о~й (смеется). Но вы уже старенький для этого
дела.
Д я д я В а н я (сердито). Поживи с мое — еще больше
захочется.
В е д у щ и й (Запасному). Слушай, где ты его выкопал?
Совсем меня задолбал!
З а п а с н о й (Ведущему). Приперся утром с рекоменда­
тельной запиской от Самого... (Указывает пальцем на пото­
лок.) Что у тебя происходит с барабаном? (Указывает паль­
цем на барабан.)
В е д у щ и й . Что-то там заело. Никак не остановится, за­
раза!
Д я д я В а н я (раздумчиво). Нет, не Солоухин. Солертинский, что ли?.. Нет, не Солертинский...
З р и т е л и (хором). Сло-во, сло-во, сло-во!..
В е д у щ и й и З а п а с н о й (хором). Не подсказывать!
А барабан все вертится... Даже набирает обороты.
В е д у щ и й (барабану). С-сука!
З а п а с н о й (неизвестно кому). Падла!
Д я д я В а н я (ни к селу, ни к городу). Есть у меня лепший
друг, Колька Касаниди. Грек, золотые руки, народный уме­
лец. Вечный срок до сих пор мотает — 15 лет за измену Ро­
дине плюс 10 лет за антисоветскую агитанду и пропагацию,
плюс 10 лет по рогам, плюс то, плюс это — много у него плю­
сов, положительный человек. Он у нас в лагерях все вечные
двигатели строил, причем разных конструкций. Намотал
провода на катушки, пустил ток — и поехали! Бензопила
«Дружба» за него сама пилила. Потом он из той пилы вер­
толет сварганил и прямо с лесоповала на той пиле по небу в
бега подался. Куда, подбили, поймали... Плюс 10 за побег.
Кудаот нас улетишь?
В е д у щ и й (злобно). Кончай баланду травить! Слово да­
вай! Антисоветский писатель на «СОЛ—------»! Так и быть,
подсказываю: Сол...

240

Б. Штерн

Д я д я В а н я. Не по правилам, начальник! Пока барабан
еще вертится — может выпасть «банкрот».
З а п а с н о й (подтверждает, шевеля усами). Вертится,
сволочь!
Д я д я В а н я . Я же говорю: вечный двигатель. Цель —
ничто, движение — все.
В е д у щ и й (Запасному, на нервах). Ну что, что, что?.. Что
делать?!
Запасной пытается придержать барабан пальцем.
Д я д я Ва н я. Не трожь! Не по закону! Люди — свидетели!
Звони Касаниди! Колян — спец, он должен на этот барабан
посмотреть!
З а п а с н о й . Куда звонить?! Он что, этот Колян, до сих
пор сидит?
Д я д я В а н я. Я же объяснял: вечный срок мотает! Звони
в Воркуту!
В е д у щ и й (мандражируя). Пора кончать!
Д я д я В а н я (угрожающе). Кого кончать? Меня?!
В е д у щ и й . Передачу!
З а п а с н о й (вкрадчиво). Дядь Вань, а может, согласимся
на японский телевизор, и дело с концами?
Д я д я В а н я . Звони Касаниди!
В е д у щ и й. А может быть, черный ящик с ключами от
«Рено», и концы в воду?
Д я д я В а н я (стоит несокрушимо). Или давай Дашень­
ку, или звони Касаниди!
Вбегает Дашенька с оборванной телефонной трубкой.
Д а ш е н ь к а . Какая-то Касаниди звонит из Воркуты!
Д я д я В а н я (кричит). Это он, Колька!
З а п а с н о й (недоверчиво берет телефонную трубку).
«Поле чудес» у телефона.
Г о л о с К о л ь к и К а с а н и д и. Сам вижу, что у телефона.
По цветному телевизору. Какой системы твой вечный дви­
гатель?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

241

3 а п а с н о й. Кто это говорит?
Г о л о с К а с а н и д и . Колян-Пехлеван. Для тебя — Ни­
колай Пехлеванович. Что там у тебя с барабаном?
З а п а с н о й . Крутится, черт! Остановить нельзя!
Д я д я В а н я (забирая трубку у Запасного). Слышь меня,
Колька?.. Пламенный привет!
Г о л о с К а с а н и д и . Взаимно, Иван Иваныч! Играй,
Вань, играй! Держись, не боись! Пора кончать, Ваня, раз са­
ми просят. Смени барабан — ты понял меня?.. На фиг тебе
автомобиль «Рено», играй на бабу.
Д а ш е н ь к а (поспешно). Связь с Воркутой прервана!
Д я д я В а н я (на что-то решается). Слыхали, что Колян-Пехлевай сказал?.. Пока барабан еще вертится — есть
предложение сыграть в другую рулетку.
Расстегивает двубортный пиджак и вытаскивает наган.
Д я д я В а н я . Равняйсь! Смирна! Вольна! Внимательно
слушай условие игры. В моем барабане два патрона на троих.
Оставшемуся в живых достанется Дашенька в вечное поль­
зование.
Вращает барабан нагана, протягивает наган Ведущему.
В е д у щ и й (истерически). На хрена она мне нужна в веч­
ное пользование! Рекламная пауза!
Д а ш е н ь к а . Подлец! (изо всех сил бьет по голове Веду­
щего жостовским подносом).
Ведущий падает под барабан, его начинает засасывать в
сопло вечного двигателя. Ведущий орет благим матом.
Д я д я В а н я (с сомнением). Пристрелить, что ли?..
С л а б ы й г о л о с и з т р у б к и . Пристрели, чтоб не
мучился.
Дядя Ваня твердой рукой стреляет под барабан. Ведущего
перемалывают шестеренки вечного двигателя. В Останкин­
ской телестудии — безмолвие. Дядя Ваня протягивает наган
Запасному Ведущему.

242

Б. Штерн

З а п а с н о й (берет наган двумя пальцами). Черт знает
что! Я в такие игры не играю.
Д я д я В а н я . И тебе не стыдно перед публикой? Держи
хвост пистолетом! Играй! На тебя вся страна смотрит!
З а п а с н о й В е д у щ и й (не желая терять имидж перед
всей страной). Тогда вы первый!
Д я д я В а н я (отбирая наган и приставляя к виску). За
Родину, за Сталина!
Нажимает на курок. Осечка. Передает наган Запасному
Ведущему. Тот что-то медлит.
Д я д я В а н я . Ну?..
З а п а с н о й В е д у щ и й (снимает очки, приставляет
наган ко лбу, зажмуривается). За Дашеньку!
Нажимает на курок. Выстрел. Запасной Ведущий замерт­
во падает на черный ящик с ключами от автомобиля «Рено».
В Останкинской телестудии — вечное безмолвие.
Дядя Ваня роняет челюсть, ловит ее на лету, усаживает
онемевшую Дашеньку на жостовский поднос и уезжает с ней
на автомобиле «Рено».
Из оборванной телефонной трубки доносится одобри­
тельный голос из Воркуты: «А все-таки он вертится!»
Опускается занавес с тремя буквами: «СОЛ
Рекламная

пауза.

»

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

243

ОСТРОВ ЗМЕИНЫЙ
или
ФЛОТ НЕ ПОДВЕДЕТ!
Двухактная фантастическая военно-морская пьеса Змея
Горыныча, состоящая из одного-единственного слова из
двух букв, с финальной сексуальной сценой и с ремарками
для режиссера.
Действие происходит в рассекреченном квадрате Черного
моря в виду острова Змеиный на борту американского ави­
аносца «Уиски».
Действующие лица:
А т а н а с П л и с к о в , адмирал болгарского флота, ко­
торый (флот) дислоцирован в Бургасе. Курит сигареты
«Стюардесса». Улыбчив, простодушен. Потягивает ракию
прямо из фляжки, угощает всех остальных действующих
лиц. В переговорах о статусе Черного моря немногословен:
«братушки», «Шипка», «Алеша» и тому подобный джентль­
менский набор. Недавно провел в Одессу караван-конвой с
ранними болгарскими помидорами и огурчиками, за что
награжден национальным орденом «Царя Бориса» и зару­
бежным «Зализным Трезубом». Не прочь приобрести для
Болгарии остров Змеиный, который торчит за бортом ави­
аносца «Уиски», но на «нет» и суда нет.
О с т р о в З м е и н ы й , такой себе островок, не уступа­
ющий, пожалуй, по размерам авианосцу «Уиски», располо­
жен, примерно, 45 гр. северной широты и 35 гр. восточной
долготы, невдалеке от устья Дуная.
Н а д и р Ц и н а н д а д з е , адмирал Яхты Его Величества
Звиада 1-го. Порт приписки Сухуми временно захвачен вражей силой. Курит «Герцеговину Флор», демонстрируя черно­
зеленую пачку, как некий мандат. Как видно, что-то хочет
сказать, но все время молчит. На роль можно пригласить
глухонемого артиста. Напряжен, подозрителен, неподвижен.
Взгляд исподлобья. Беспрерывно перебирает четки из очень
драгоценного крупного жемчуга, принадлежавшего когда-то
самой царице Тамаре. К нему особое внимание режиссера:

244

Б. Штерн

способен взорваться — из нагрудного кармана торчит грана­
та-лимонка.
К и т о Г у р д ж а а н и , генацвале. Комиссар флота Вре­
менного Военного Правительства. Три катера расположены
в Сухуми, а непогружаемая подводная лодка с одной ядерной
боеголовкой — на капремонте в Батуми. Круглая фуражкааэродром для стоянки вертолета «Ми-8». Из-под фуражки
торчит нос (чем больше, тем лучше). Вместо четок руки за­
няты беспрерывной очисткой мандаринов из ящика под но­
гами. Нож для очистки — или финский, или кривой, вроде
турецкого ятагана. Вкусно пахнет мандаринами и чачей.
Важно помнить: в сценическом пространстве между адмира­
лом Цинандадзе и комиссаром Гурджаани для недопущения
взаимных оскорблений или даже кровопролития постоянно
должен кто-нибудь находиться (лучше всего — адмирал Вер­
мут фон Шварцвайтхорс).
В е р м у т ф о н Ш в а р ц в а й т х о р с , адмирал объ­
единенного флота НАТО, посредник-наблюдатель ООН на
многосторонних переговорах о статусе Черного моря. Не­
возмутим. Толстопуз. Как говорится, морда лица. Пытается
вообще не вмешиваться в эти совковые дела. Разглядывает
в подзорную трубу весенний зелененький хребет острова
Змеиный. (Безлюдье. Видны какие-то вышки, бараки, рада­
ры —то ли заброшенная воинская часть, то ли бывшая зона.)
Берет из рук личной секретарши толстенную гаванскую си­
гару, смачно закуривает, стряхивает пепел за борт. Выкури­
вает сигару до половины, бычок швыряет в Черное море, сек­
ретарша приносит новую сигару, берет сигару из ее рук,
закуривает и т. д. Сигар понадобится много.
Б ы ч к и . Бычки огибают остров Змеиный, собираются в
косяки и плывут к Одессе, Херсону и к Крымскому полуост­
рову, где отлавливаются рыбаками и продаются на южных
рынках в виде западной гуманитарной помощи.
А н н а - М а р и У п а д е ж у, г л а в н о е д е й с т в у ю щ е е л и ц о . Личный секретарь-переводчик адмирала
фон Щварцвайтхорса. Режиссер должен постоянно помнить,
что почтенная публика с нетерпением ожидает объявленной
сексуальной сцены — дележ Черного моря почтенную пуб­
лику мало колышет. Значит, надо ей предоставить. Игра ар­
тистов, декорации, световые и шумовые эффекты — все, все,

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

245

все должно быть направлено к достижению этой сверхза­
дачи. Как учили. По Станиславскому. Все внимание на Ан­
на-Мари Упадежу!.. Это что-то особенное!.. Формы фигу­
ры!.. Одета в открытый военно-морской купальник
французского Иностранного легиона. «Открытый» — м яг­
ко сказано... Как можно открытей! Еще более того!.. Если
хлопотно достать французский купальник — можно и без
купальника, но лучше все-таки в купальнике, чтобы АннаМари могла снять купальник на сцене. Она расхаживает в
купальнике по палубе авианосца «Уиски» на высоких каб­
луках и развозит ямайский ром, джин, бренди, водку,
шнапс, мадеру, херес и что там еще пьют настоящие мор­
ские волки. Каблуки повыше, с подковами. Беспрерывное
цоканье подков под рев взлетающих и садящихся «Фанто­
мов» и «Мигов», беспрерывное мелькание обнаженных
ног, плеч, бедер, ягодиц, грудей и что там еще есть у фран­
цузских секретарш —Анна-Мари должна заполнять собой
всю палубу авианосца. Важно заинтересовать, озадачить
почтенную публику вопросом: кто именно из морских
волков войдет в финале в интимную близость с Анна-Ма­
ри? Кому она благосклонно подарит свою любовь на гла­
зах у почтенной публики? Вот вопрос вопросов! Шефу ли
своему, Вермуту фон Шварцвайтхорсу?.. Зачем ему лю­
бовь Анна-Мари, он и так с ней спит... Атанасу ли Плискову с «Зализным Трезубом»?.. Надиру Цинандадзе с лимон­
кой в кармане или Кито Гурджаани с острым ножиком?..
А может быть, на палубе авианосца произойдет групповой
сексуальный акт?.. Зритель должен оставаться в напряжен­
ном неведении до самой финальной сцены.
Далее:
Т и х о м и р о Б р а г у , капитан-лейтенант Дунайской
речной флотилии (г. Унгены). Курит кишиневские «Мальбо­
ро», тяготеет к Румынии и мучительно ищет выход для род­
ной Молдовы в Эвксинский понт по Дунаю через Рени — И з­
маил — Килию — Вилково. Как говорится, с понтом под
зонтом. Мучительно не пьет — он на работе* ему рубить для
Молдовы окно в Европу; зато то и дело подзывает Анна-Мари, и та, цокая копытцами, по указаниям Брагу подливает
ром, джин, бренди и т. д. играющим в шахматные поддавки ад­
миралам Водопьяных и Заливайко. В тихом омуте черти во­
дятся, но на роль первого любовника в данной международной

246

Б. Штерн

ситуации Тихомиро Брагу абсолютно не годится — ему окно
рубить, а не заниматься любовью. Остров Змеиный у гирла
Дуная был бы для него Находкой.
М а р э н э С т о п у л е с к у , адмирал румынского на­
родного флота. Порт приписки —Констанца. Курить бросил,
но в компании покуривает. Пить по-черному бросил, но по­
тягивает сухой херес. Черная форменная дубленка, смушко­
вая папаха с крылатым крабом. Бывший военно-морской
летчик, участвовавший в поимке и расстреле удиравшего ку­
да-то от народного гнева Кондуктадорэ Диктатуреску. Такие
мужчины нравятся женщинам. Лексикон: «бадега», «сигу­
ранца», «Транснистрия». Требует под румынский протекто­
рат все Черноморское побережье вплоть до Одессы и Нико­
лаева. Дадут Херсон — возьмет Херсон, почему бы не взять.
Остров Змеиный —туда же, в торбу. Хмур, недоволен: «Баба
на корабле — быть бидэ!» Имеет все шансы на успех у АннаМари.
С у л е й м а н и б н З а л е й м а н - о г л ы , турецкий
адмирал-эмир-паша. Истамбул. Владеет Босфором и Дарда­
неллами, остров Змеиный ему и на фиг не нужен, но готов
выкупить на всякий пожарный случай — мало ли что. Яркокрасная феска. Сидит, естественно, по-турецки на красивом
турецком коврике. Курит кальян. Не пьет, ни-ни, ислам не
позволяет- но веселые глазки и физиономия бордового цвета
наводят на подозрение, что фарфоровый кальян заряжен ма­
дерой. Вообще, очень живописен. Что-то тараторит длинны­
ми турецкими пулеметными очередями, в которых иногда
проскакивают знакомые слова, вроде: «гешефт», «шахер-махер», «твоя-моя» и т. п. Безусловно, любвеобилен, — но пред­
положить интимную связь Анна-Мари с турецким эмир-па­
шой на палубе американского авианосца как-то странно...
Впрочем, чем не шутит шайтан?..
К а с а т о н Е г о р о в и ч В о д о п ь я н ы х , кавалер
ордена Фороса и Белого Дома, не подчинившийся ГКЧП, из
наших, беспартийный (из вышедших и никуда не вступив­
ших), адмирал Российского Черноморского флота, достой­
ный наследник адмирала Рожественского-Цусимского. Ба­
зы в Новороссийске и в Поти. Одну за другой курит
папиросы «Беламорканал», хлопает рюмку за рюмкой, кото­
рые подсовывает ему Тихомиро Брагу, и то и дело вздыхает:
«Просрали Россию, сволочи!» Играет в шахматные поддавки
(выигрывает тот, кто подставит под бой все фигуры) на пу­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

24 7

стом ящике из-под мандаринов с адмиралом Заливайко, в
надежде отыграть просранный какими-то сволочами Сева­
стополь. Анна-Мари он попросту не замечает или только де­
лает вид. К Касатону Егорычу приближается то судьбоносное
состояние, когда он на все способен — дать в морду фону-барону Шварцвайтхорсу, взять штурмом Севастополь, свер­
нуть хребет острову Змеиный и даже сделать эту Мельтеша­
щую француженку прямо здесь, сейчас, немедленно, прямо
на палубе американского авианосца!
В а с ы л ь М ы к о л а е в и ч З а л и в а й к о , адмирал
1-го Украинского Черноморского флота имени Петра Сагайдачного. Военно-морская база в Севастополе. 2-го флота
на Украине еще нет, но будет, будет, можно не беспокоиться.
На Украине все будет, как у людей, и остров Змеиный тоже.
Одет по форме, но из-под расстегнутого кителя выглядывает
вышиванная тельняшка. Курит «Ватру», глушит все подряд,
щиплет Анна-Мари за попку, травит анекдоты, спивае писню: «Два кольоры мои, два кольоры... червоный —то портвейн,
а билый —то мицне...», и вообще, гарно себе почувае —Васыль
Мыколаевич уже просчитал жертвенную комбинацию с от­
дачей коня, слона, туры, ферзя и самого шаха. (При слове
«шах» Залейман-оглы вздрагивает и надвигает на глаза фе­
ску.) Что еще о Васыле Мыколаевиче? Возможны запорож­
ские вуса. (Шаровары и гопака не придумывать!) Своего не
упустит. Вероятнейший претендент на Анна-Мари, давно
уже играющую с ним в поддавки и готовую подставить соб­
ственную фигуру.
Д е л е г а ц и я к р ы м с к и х т а т а р . Татар двое. Первый
депутат: н а р о д н ы й т а т а р с к и й п о э т (как же без
поэтов?); второй делегат: п о э т - п е р е в о д ч и к с трудно
произносимой еврейской фамилией (как же без евреев?)
Очень серьезные, очень вдумчивые люди. Хотели бы, если
можно, договориться об автономии Евпатории. Им доста­
точно Евпатории, если можно. Если нельзя, то готовы даже
переселиться на остров Змеиный, если остров Змеиный
получит суверенитет и независимость. Для групповой сексу­
альной сцены могут сгодиться.
Юн г и , м а т р о с ы , с т а р ш и н ы , б о ц м а н ы ,
мичманы, господа морские офицеры в
соответствующей форме (внимание костюмера!) Абхазии,
Болгарии, Грузии, Молдовы, России, Румынии, США,

248

Б. Штерн

Турции и Украины. Крымская делегация — в добротных ко­
стюмах при галстуках (без шика, но и не в джинсах же!)
Духовой оркестр
С Ш А, в полном составе.

Военно-морских

сил

Акт 1
ОСТРОВ ЗМЕИНЫЙ
Шумно отдуваясь, всплывают и погружаются атомные субмарины и
подводные лодки, с ревом взлетают и садятся «Фантомы» и «Миги» стук
четок царицы Тамары и каблуков Анна-Мари напрочь заглушают веду­
щиеся переговоры.

А т а н а с П л и с к о в . (Попивает ракию, жестами по­
казывает: «ничего не слъиино, братушки!»)
К и т о Г у р д ж а а н и . (Угощает всех мандаринами, кро­
ме, понятно, адмирала Цинандадзе. На фуражку Кито пы­
тается сесть натовский геликоптер «Сикорски», но тут же
взлетает —мала все же посадочная площадка. Режиссеру —
найти фуражку побольше.)
Н а д и р Ц и н а н д а д з е . (Нервный тик. Все быстрее
и быстрее перебирает жемчуг царицы Тамары. Быстрее! Кре­
щендо!.. Еще крещендей!.. Стук четок напоминает стук зу­
бов и начинает заглушать самолетный рев.)
А н н а - М а р и У п а д е ж у . (Внимание: снимает, на­
конец-то, купальник!)
Но морским волкам ЭТО ДЕЛО до лампочки.
С у л е й м а н и б н З а л е й м а н - о г л ы , (Уснул. Но
во сне все слышит, видит и не забывает потягивать кальян.)
Т и х о м и р о Б р а г у . (Тяготеет к Румынии, но подли­
вает Касатону Егорычу Водопьяных.)
М а р э н э С т о п у л е с к у . (Недоволен: женщина и
штатские на корабле.)
Д е л е г а ц и я к р ы м с к и х т а т а р . (Тихо мечтает
об автономии Евпатории или, на худой конец, о свободе и не­
зависимости острова Змеиный.)
К а с а т о н Е г о р о в и ч В о д о п ь я н ы х . (Одним
ударом кулака в отчаянии расшибает шахматную доску,

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

249

ящик из-под мандаринов и палубу авианосца: только что он
сам, лично, просрал Керчь!)
В а с ы л ь М ы к о л а е в и ч З а л и в а й к о . (Предлагает
играть в поддавки на Малую землю, имея в виду в конечном
счете выиграть Новороссийск.)
А н н а - М а р и У п а д е ж у . (Обида на лице французской
женщины.)
В е р м у т ф о н Ш в а р ц в а й т х о р с . (Напряженно
разглядывает в трубу остров Змеиный.)
Стук каблуков и четок, напоминавший клацанье зубов,
переходит в зубовный скрежет.
Б ы ч к и . (Перестают дрейфовать в Одессу и группируют­
ся у острова Змеиный, как рыбки-лоцманы перед рылом тиг­
ровой акулы.)
В е р м у т ф о н Ш в а р ц в а й т х о р с . (Грубо оттал­
кивает Анна-Мари и отдает какой-то приказ господам офи­
церам. Судя по жестам: с якоря сниматься!)
А н н а - М а р и У п а д е ж у . (Плачет навзрыд. До глубины
оскорблена в лучших чувствах. Чтобы черт морской побрал
этих военно-морских мужланов!)
О с т р о в З м е и н ы й . (С ним что-то происходит...
Он просыпается... Получает долгожданную свободу и неза­
висимость, приходит в движение, плывет, клацает зубами...
Его хребет, поросший молоденьким леском, оказывается
хребтом проснувшегося гигантского чудовища, похожего на
лох-несского плезиозавра, но раз этак в тысячу больше и
страшнее. Как можно больше и как можно страшнее! Чтоб
страшно было!.. Еще больше!.. Еще страшнее!.. Открывает­
ся страшнейшая зубастая пасть, способная заглотить це­
лый авианосец...)
Занавес опускается
Раздается СЛОВО:
-A M !

25 0

Б. Штерн

Акт 2
СЕКСУАЛЬНАЯ ФИНАЛЬНАЯ СЦЕНА
В небе суетятся осиротевшие «Фантомы» и «Миги». Во
чреве чудовища на палубе авианосца «Уиски» духовой ор­
кестр Военно-морских сил США еле слышно исполняет
«Глори, глори, алилуйя». На хребте ублаготворенного и
опять уснувшего на тысячелетия острова Змеиный поднят
военно-морской купальник Иностранного легиона. Под ним
в заброшенной зоне лежит счастливая обнаженная АннаМари. Солнце страстно ласкает ей грудь, бедра, ягодицы,
плечи, руки, ноги и что там еще есть у прекрасных францу­
женок.
Занавес

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОИНЫ

251

ДА ЗДРАВСТВУЕТ НИНЕЛЬ!
Из археологических сказок Змея Горыныча
«Какая б ни была Совдепья — здесь рос и хавал черный
хлеб я, курил траву, мотал в Москву... Тут — КГБ и пьянь в
заплатах, но и Христос рожден не в Штатах; прикинь: в про­
винции, в хлеву. Какая б ни была имперья —иной выгады­
вать теперь я не стану, ибо э т у жаль. Где, плюрализмом
обесценен и голубем обкакан, Ленин со всех вокзалов тычет
вдаль. И я, вспоенный диаматом, грухцу о Господе распятом еврее, не имевшем виз. Что Богу был не худшим сыном, бро­
дя по грязным палестинам, как призрак (или коммунизм).
Не обновить Союз великий. Не обовьются повиликой крем­
левские шарниры звезд. Какая б ни была Совдепья —люблю
ее великолепья, руину, капище, погост».
Эпиграф к книге Мишеля Шлимана
«КАКАЯ Б НИ БЫЛА МОСКОВЬЯ»
(Перевод с древнеросского Игоря Кручика)
1

Наш знаменитый археолог-самоучка Мишель Шлиманвторой, лауреат Нобелевской премии «За,наведение мира
между народами» и однофамилец великого Шлимана-первого (того самого, Генриха, раскопавшего Трою), родился в
пригороде Иерихона рядом с 4-м иерихонским кладбищем
в небогатой семье потомственных земледельцев, предки ко­
торых будто бы иммигрировали в древности из легендарной
страны, читавшейся зеркально как слева-направо, так и
справа-налево:
РЕСЕФЕСЕР
ЬЕСЕФЕСЕЬ
Житие семейства Шлиманов-вторых состояло из вся­
ких разных «будто бы». Мишелев пра-пра-пращур, распро­
давший мебель и уехавший в Иерихон из древней полуми­
фической Одессы, находившейся где-то на юге Ресефесер,
будто бы преподавал там славянскую филологию в При­
черноморском университете. Успешно выдержав головолом­
ный компьютерный тест-NASA и въедливое собеседование,

252

Б. Штерн

бывший профессор филологии будто бы выиграл головокру­
жительный соискательский конкурс и вроде бы получил ра­
боту второго помощника могильщика на 4-м иерихонском
непривилегированном кладбище, где честно пропивал свои
«судьбу-индейку и жизнь-копейку» — как он загадочно вы­
ражался. Недостоверно известно, что прадед Мишеля будто
бы сажал апельсиновые деревья на Голанских высотах, дед
копал канавы для кабельного телевидения на Аравийском
полуострове, а отец-землепроходец постоянно пребывал в
подземных служебных командировках, прокладывая длин­
нейшую в мире ветку метрополитена «Тель-Авив — Иеруса­
лим — Дамаск — Тегеран — Кушка — Кабул» — и далее, до
границы с Индокитаем; Израиль в те времена (кто помнит
историю) еще не вышел ни к Индийскому, ни к Тихому
океанам.
Простая будто бы жизнь, простые будто бы люди. Все ко­
вырялись в земле, жили просто, долго и будто бы счастливо —
ни одно из этих многочисленных «будто бы» не поддается
проверке.
Одно несомненно: страсть к лопате, тяга к земле, любовь
к легендам и мифам зеркальной страны Ресефесер переда­
лись мальчику по наследству от филолога-могилыцика вме­
сте с лопатой. Гены есть гены. Всю свою сознательную жизнь
Мишель Шлиман-второй, выражаясь фигурально, «рыл но­
сом землю», начиная с совковых игр в пасочки в детской пе­
сочнице, что рядом с 4-м кладбищем за авеню Бар-Кобзона.
Играли со сверстниками в иерихонских катакомбах в «жмур­
ки-жмуриков» и в «казаков-разбойников» в подкидного ду­
рака на погоны до самых тузов и, конечно, гоняли в футбол
на резервном кладбищенском пустыре консервными банка­
ми или, что являлось особым шиком, невостребованными и
бесхозными твердокаменными неандертальскими черепа­
ми, которые после тропических январских ливней вымыва­
лись из-под ограды и взирали на мир божий пустыми глаз­
ницами.
Окна панельной пятиэтажки выходили прямо на кладби­
ще. Возможно, именно здесь, на иерихонской окраине, рас­
полагался когда-то райский сад с божественной яблоней —
район, в общем-то, соответствовал библейской экспозиции,
недаром неандертальцы в древности облюбовали это благо­
датное местечко для своих покойников. Но с тех времен
здесь все изменилось. Садовника не нашлось, фруктовые

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

253

деревья вырубили, пыль стояла столбом, и детство Мишеля
проходило под непрерывный аккомпанемент медно-зеле­
ных труб траурного марша Шопена. Мишель каждый день
наблюдал, как рыли могилы и тягали покойников, да и сам
принимал посильное участие в этом вечном природном кру­
говороте — подносил могильщикам на позиции хлеб, колба­
су и водку. Его карманы, туфли, носки, уши всегда были за­
биты песком, землей, глиной, грунтом,— за что ему крепко
доставалось от мамочки Эсфири Борисовны, не отличавшей
благородную почву от низменной грязи.
— Ой, что делать, что делать...— привычно причитала она,
выбивая из сына пыль.
Но дурь, в отличие от пыли, не выбивалась. Отец, дед и
прадед Шлиманы, сообразив в субботу на троих (пращуродесеит, дожив до ста одного года и дослужившийся к тому
времени до полного могильщика с профессорским окладом,
решил, что жизнь сделана, вырыл сам себе в подарок на день
рождения хорошую могилу, выпил бутылку водки «с горла»,
улегся поудобней, уснул и преспокойно помер во сне в об­
нимку с лопатой, которую потом отдали Мишелю),— так
вот, сообразив на троих, эти потомственные земледельцы
мечтали о том, как оторвут Мишеньку от грязной земли и
выведут «в люди», но у них из этого ничего не получилось —
Мишель сделал, слепил себя собственнымй руками без по­
мощи родственников —сам, сам и только сам вышел из гря­
зи в князи.
По воспоминаниям современников, уже в пять лет Ми­
шель заработал свой первый долларо-шекель, докопавшись
совочком в уже упомянутой иерихонской песочнице с рез­
ными деревянными петушками до крохотной черно-зеле­
ной монетки с непонятной надписью и с «оруэлловским» го­
дом на аверсе:
1
копейка
1984
Мишель почистил странную монетку об белые штаниш­
ки, монетка засветилась тусклой латунью, и на ее реверсе
проявился ни на что не похожий старинный герб с изобра­
жением земного глобуса, обрамленного колосьями с лен­
точками и припечатанного серпом, кузнечным молотом

254

Б. Штерн

и литерами «СССР», которые Мишель прочитал на аглицкий манер: «ЦеЦеЦеПе» (умел уже читать по-английски,
подлец! — но не знал, что означает это «ЦеЦеЦеПе»). И он,
не зная «что делать», предложил латунную монетку местно­
му ювелиру мсье Курицу, совершавшему променад вдоль
кладбища по авеню Бар-Кобзона, нагуливая аппетит перед
пасхальной вечерей:
— Купите монетку, мсье! Дешево отдам.
— Зеленая, как моя жизнь,— пренебрежительно отвечал
ювелир Куриц, скрывая жадное изумление.— Где ты взял ко­
пейку, малыш?
— Где взял, где взял...— передразнил Мишель, стоя по ко­
лено в песочнице, крутя гребешок деревянному петушку и
тоже удивляясь про себя: «Ужель та самая «жизнь-копейка»?»
Где взял — и так было ясно.
Быстрый торг состоялся — тем более, Эсфирь Борисовна
уже кричала сыну из форточки:
— Ой, что делать! Миша, иди кушать!
Нельзя уверенно утверждать, что мсье Куриц обманул не­
смышленого мальчика (хотя ресефесеровская копейка сто­
ила по тем временам никак не меньше сотни американских
долларов),— похоже, все ж ювелир взял монетку «как бы» в
залог, «будто бы» на хранение. Вообще, мсье Куриц был че­
стным, если не ювелиром, то человеком. По уходу Мишеля
домой кушать, мсье нагулял себе аппетит, перекопав и про­
сеяв весь песок в иерихонской песочнице, но больше ничего
драгоценного не обнаружил — кроме огрызка яблока неиз­
вестного сорта и насквозь проржавевших женских наручных
часов «Победа» со слабой фосфорной радиацией. Через двад­
цать лет, когда Шлиман-второй прославился, мсье Куриц
торжественно вернул ему эту копейку, а жене Мишеля, Ма­
рине Васильевне Сидоровой, преподнес отреставрирован­
ные ресефесеровские часы, которые шли получше любых
японских. Тогда же Куриц предложил Мишелю на паях ис­
кать легендарную Платонову Атлантиду, но не встретил со­
чувствия. Он же, Куриц, исписал скучнейшими воспомина­
ниями о семье Шлиманов две стандартные ученические
тетрадки, но издателя не нашел и положил эти тетрадки в
швейцарский банк на сохранение, где их до сих пор никто не
востребовал.
— Атлантида не Москва, Куриц не птиц,— так вздохнул о
нем Мишель Шлиман, равнодушно полистав в преклонном

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

25 5

возрасте эти розовые тетрадки с портретом моложавой
Голды Мейр. [«Kouritz» — древнеславянск. Очень малень­
кий мужской половой орган. «Kouritz ne ptitz» — неперево­
димая игра слов. В буквальном переводе: «Очень малень­
кий мужской половой орган, который плохо летает».
Сравни с древнеросской пословицей: «Баба не человек, ку­
рица не птица, Болгария не заграница, «Запорожец» не ма­
шина, «Черноморец» не команда, одесситка не жена».—
Прим. переводчика.]
А в тот день Мищель вернулся домой со своим первым че­
стно заработанным долларо-шекелем в кулачке и с полными
карманами геологических образцов песка и почвы — явился
прямо к праздничному столу с пасхальной индейкой, мацой
и расписанными под Хохлому куриными яйцами. [Эти и
другие пищевые продукты, а также стоптанные армейские
ботинки и поношенную военную форму в те времена по
праздникам бесплатно выдавали в православных синаго­
гах,— Прим. переводчика.]
— Ой, что делать! Он меня убьет и в гроб закопает! — за­
причитала Эсфирь Борисовна.
— О! Явилшя не жапылилшя! — прошепелявил беззубый
прадед.
- Почему штаны красные? — спросил дед (штаны были
испачканы не красной, а зеленой монеткой; но дед поче­
му-то так ненавидел красный цвет, что ему везде мерещи­
лось красное).
— Куда за стол с ггязными гуками?! — отец сделал заме­
чание с легким французским прононсом, который он подце­
пил на службе в Иностранном легионе на линии раздела по
Уральским горам между Европой и Азией, когда там шла
очередная племенная резня между аборигенами.
«Ужель та самая «судьба-индейка»?» — думал голодный
ребенок, протягивая жадные ручонки к жареной птице
и привычно не обращая внимания на странности предков.
Это была она, его судьба — надутая птица с красными со­
плями и с плохим характером.
Мишель немедленно получил по грязным рукам и выро­
нил на цементный пол свой первый долларо-шекель, вызвав
тихое изумление отца, деда и прадеда. Тут же был учинен до­
прос с пристрастием.
— Где взял, где взял...— отвечал обиженный мальчуган, но
пришлось выложить все: «жизнь — копейка, судьба — индей­
ка, куриц — не птиц» и так далее.

256

Б. Штерн

Отец, дед и прадед Шлиманы, наскоро хлопнув для храб­
рости по рюмке зубровки, наспех перекусив старым, несъе­
добным, но кошерным индюком и по-быстрому перекре­
стившись на позолоченные кресты новой синагоги, как
были босиком направились к мсье Курицу с требованием
вернуть ихнему мальчику ресефесеровскую копейку, иначе
они в его курицевой ювелирне окна побьют,— но ювелир не
стал слушать речи этих выживших из ума мафусаилов, вы­
тер жирные от пасхального поросенка губы и заливисто за­
свистел в полицейский свисток, вызывая с авеню Бар-Кобзона дежурного фараона из полиции нравов Егора Лукича
Коломийца — того еще Держиморду!
Трем почтенным старцам под предводительством дедадальтоника пришлось удирать от фараоновой дубинки через
авеню на свое кладбище прямо на красный свет светофора —
аж пятки сверкали!
Хорошо, что свет оказался зеленым. Когда фараон Коломиец ушел, Мишины предки прихватили пращурову погре­
бальную лопату и сито для опиумного мака, вернулись к ме­
сту находки и в свою очередь перерыли и просеяли
песочницу на большую геологическую глубину до самого па­
леолита — но, кроме очередного окаменевшего неандерталь­
ского черепа с громадными надглазными валиками, двух
окурков (один со следами красной помады) и одного ис­
пользованного презерватива, ничего не нашли — нашли они
также все тот же огрызок яблока и, даже не выяснив, «анто­
новка» это или «белый налив», отбросили огрызок в сторону.
(Если в этой песочнице и росла когда-то яблонька, то под
ней, судя по находкам, в самом деле происходило нечто вро­
де первородного греха, но райский сад за просто так не от­
давал своих тайн.)
Пропустим детство.
В школе Мишель учился спустя рукава, и кроме как со­
седкой по парте, девочкой из приличной еврейской семьи,
Машей Сидоровой, ничем не интересовался. Впрочем, на од­
ном из уроков истории Древнего Мира его конечно же пора­
зила биография великого Генриха Шлимана, раскопавшего
Трою — не то, собственно, поразило Мишеля, что Шлиман
раскопал именно Т р о ю, а то, что Трою раскопал именно
Ш л и м а н,— пусть и не родственник, пусть случайный од­
нофамилец, но что поразительно: значит, и среди Шлиманов могут встречаться не-лоботрясы?!..

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

257

Понятно, историю Троянской войны Мишель тут же
выбросил из головы (застряли в памяти лишь простова­
тые ахейцы-троянцы, которые ни с того ни с сего, как не­
задачливые второразрядные шахматисты, хапанули в за­
тяжном эндшпиле деревянного коня) и беззаботно
занялся партейной соседкой Машкой — принялся пихать,
пинать, лезть в трусы и дергать ее за многочисленные ко­
сички с бантиками.
И все-таки биография Генриха Шлимана явилась для
Мишеля откровением. Возможно, уже тогда, в юные годы,
как свидетельствует его добровольный биограф-ювелир, у
Мишеля впервые возникла неясная мысль: «Вот бы откопать
Москву!» Все, конечно, возможно,— но позволим себе не по­
верить мсье Курицу, потому что у каждого человека в душе
захоронена своя Москва, и каждый находит (если находит)
свою Москву в зрелом возрасте и по-разному.
Миша Шлиман с Машей Сидоровой, как последние уче­
ники, обитали на последней, камчадальской парте и были
последними учениками не только в классе, но и, наверно, во
всех хедерах от Мадрида на Западе до Ташкента на Востоке,
что и делало им честь: быть последними лоботрясами от
Стокгольма на Севере до Аддис-Абебы на Юге — тоже всетаки д о с т и ж е н и е . Зато с той самой старомодной честью,
которую «береги с молоду», у Мишеля с Машей обстояло не­
важно: по версии семьи Сидоровых, Мишель насильно ис­
портил Машу; по версии Шлиманов — все было наоборот:
Маша коварно соблазнила Мишеля. Где и когда произошел
у них первородный грех, уже не узнает ни один Держиморда
из полиции нравов. Мало ли... Прогуливая уроки, Мишель с
Машей спускались в отцовский метростроевский штрек,
простиравшийся аж до Кабула (находили там проржавевшие
гильзы, каски и автоматы Калашникова; однажды даже от­
копали сцепившиеся намертво скелеты танка и вертолета —
что не поделили между собой эти бронтозавры в глубокой
древности?); загорали в прадедовской апельсиновой роще на
Голанских высотах; смотрели крутую порнуху в эксклюзив­
ных репортажах из шейховских гаремов по дедовскому ка­
бельному телевидению...
Дело молодое...
Где-то и сами попробовали — в штреке ли метрополитена,
в райской ли роще под апельсинами...
Однажды Мишель вернулся будто бы из школы весь какойто притихший, задумчивый, с подозрительными белесыми
9 Б. Штеок «Остов змеиный»

25 8

Б. Штерн

пятнами на брюках, и Эсфирь Борисовна проницательно по­
советовала сыну то, что советуют подросшим сыновьям лю­
бящие матери во всех частях света:
— Ой, что делать... Когда кушаешь мороженое, снимай
штаны, сынок.
А дед-дальтоник добавил:
— Й никогда не ходи на красный свет, а только на зеле­
ный, внучек.
В общем, в свои четырнадцать лет Мишель был уже дале­
ко не мальчиком, а Маша — совсем не девочкой, но мужчи­
ной и женщиной в биологическом смысле они еще тоже не
были, не созрели еще; за что их и турнули из школы без ат­
тестата зрелости, несмотря на торжественное обещание Ми­
шеля жениться на Маше.
Наверно, проницательный читатель уже решил, что Ми­
шель обманул Машу?
Проницательный читатель еще не знает Мишеля.
Шлиман-второй сдержал обещание и женился на Маше
гражданским браком без регистрации в мэрии или в божьем
храме (в синтетическую религию Яхве-И исуса-Аллаха они
не верили и в православную мусульманскую синагогу не хо­
дили) — дело в том, что Шлиман-второй не то чтобы всегда
плыл по течению и делал то, что полегче — когда надо, он
разгружал вагоны и пер на красный свет — но все, что он де­
лал, Мишель делал как-то спонтанно, «с понтом», не задумы­
ваясь, легко обходя всякие неразрешимые проблемы и без­
надежно запутываясь в мелочах, понятных любому ребенку.
В общем, жениться на М ате ему было легче, чем не женить­
ся — исчезали, например, проблемы с едой мороженого.
С тех пор Мишель и Маша всегда вместе. Завидная полу­
чилась пара. Да и как иначё — в молодости Марина Василь­
евна была настоящей еврейской красавицей — приземистая,
с крепкими икрастыми ногами, широким тазом, узкой та­
лией, с плоскими, как лепешки, грудями, с зелеными узки­
ми глазками па плоском и круглой, как полная Луна, кур­
носом лице с оранжевыми веснушками (ее еврейские
прародители, предположительно, пешком пришли в Изра­
иль с Чукотки через Уральские горы и Дарданелльский про­
лив) и с превеликим множеством тоненьких косичек-кана­
тиков в парадной прическе (эта прическа напоминала бы
гадюшник, если бы не вплетенные в каждую косичку разно­
цветные бантики— на такую весеннюю тундру на голове тра­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

259

тилось до черта времени и до хрена денег, но парадные
прически и дипломатические приемы были у них нотам,
потом, a пока время швмрянья денег для Маши еще не
пришло — есть время швырять и время зарабатывать
деньги, как сказал мудрый Екклезиаст. Мишель же в юно­
сти был под стать жене: худющий, волоокий, рыжий, лохма­
тый, с впалой грудью и с ятаганньгм носом на пол-лица —
но все же главным в облике Мишеля был не шнобель, а ни
с чем не сообразный белоснежный пучок седины, обрам­
лявший пониже живота его выдающееся мужское досто­
инство —женщины, сподобившиеся этот пучок лицезреть,
сходили, что называется, с ума.
* **
2
Итак, со школой покончено.
Без аттестата зрелости все дороги были закрыты, кроме
Крайне-Дальнего-Северо-Востока, который супруги исхо­
дили вдоль и поперек, забредая даже на Северный полюс к
оси Земли (однажды Мишель справил там большую нужду,
повесив шубу на эту ось),— торговали подержанными ком­
пьютерами в Улан-Уде, коммивояжировали в стране Коми,
мыли золото на Колыме в гостях у пугливого, но себе на уме,
племени зека; у воинственных гекачепистов выменивали за
тульские нарезные двустволки соболиные шкурки, а у гор­
дых бичей и бомжей за устаревшие гранатометы — метал­
лические «рубли» зеркальной Ресефесер е чеканными профи­
лями легендарных бородатых богатырей этой исчезнувшей
страны.
Торговали мачтовым кедром, икрой, рыбой, солью, спич­
ками, огненной водой, чистой водой, белыми медведями,
льдом, углем, прошлогодним снегом;, целебными грязями,
сибирскими рудами, нефтью, якутскими алмазами — коро­
че, «пахали», не чуждались любой работы. Приходилось даже
пахать в буквальном смысле этого слова: выжигали лес, кор­
чевали пни, возделывали делянки для опиумного мака и
красных гвоздик, ценившихся коммуняками на вес латун­
ной копейки, выращивали картофель и помидоры, заводили
свинофермы, завозили лекарства и апельсины, приучали ту­
земцев к систематическому труду и к цивилизованной пище

260

Б. Штерн

и насаждали мир и благоволение в человеках. (Кстати, Ма­
ша так и не взяла фамилию мужа — потому, наверно, что
не хотела менять привычную и солидную еврейскую фа­
милию «Сидорова» на сомнительного происхождения
«Шлиман»),
Первая встреча с аборигенами в районе Нижней Варгы в
среднем течении великой сибирской реки Еби ярко описана
самим Шлиманом на крутой холостяцкой вечеринке в р е-.
сторанчике шведской академии по поводу вручения ему гу­
манитарной Нобелевской премии «За наведение мира меж­
ду народами». В отличие от троянского Генриха Шлимана,
старого, близорукого, нелюдимого, разобиженного людским
непризнанием, Шлиман-Московский был человеком «какс-гуся-вода» — толстым, рыжим, жизнерадостным, склон­
ным к розыгрышам и дружеским попойкам. Все ему было
«по барабану», как он выражался. Мишель нетрезв в полови­
ну третьего ночи, -тем лучше — ему слово.
Начало записи:
«Ваше величе... (обрыв в некачественной магнитофонной
записи, залитой шампанским)... где шведский король, мать
его дивизию? Смылся король? Ладно, продолжаю... (об­
рыв)... интересовала нефть... (обрыв)... сбросили нас прямо
на бетон заброшенного нижневартовского аэродрома,— там
недалеко стоит памятник нефтянику в телогрейке и с факе­
лом, местные жители называют этого идола Алешей... (об­
рыв)... и самолет тут же улетел, даже крыльями не помахал,—
эти трахнутые футбольные тиффози очень спешили вер­
нуться в Тель-Авив к футболу «Маккаби» — «Манчестер
Юнайтед». Мы с Машкой погасили парашюты и остались
одни в этой нефтяной дыре — с лендровером, палаткой, про­
визией на полгода и всяческим экспедиционным барахлом...
(обрыв)... там и сям посреди этой чахлой природы торчали
первобытные нефтяные вышки. Лето — а холодно, белые но­
чи — а темно, низкое небо с черными облаками, из-под зем­
ли рвутся газовые факелы, пыль нефтью воняет, с северного
блядовитого океана дует пронзительный сквозняк... (об­
рыв)... ладно, по барабану... (обрыв)... Ну, что? Это Машка
спрашивает: ну, что будем делать? Отвечаю: ставь мне вы­
пивку, потом будем вместе ставить палатку, а в палатке я бу­
ду ставить тебе палку... (обрыв)... смеется: ну, дурак ты! у тебя

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

261

одно на уме!., (обрыв)... устраиваться. Не успели... (об­
рыв)... как появились аборигены... (обрыв)... конечно, без
хлеба-соли. Машка сразу в плач: ну вот, допрыгались! Сей­
час посмотрим, кто кому чего тут поставит! Я приказал ей
заткнуться... (обрыв)... потому что взял за правило — ни­
какого оружия, чтобы не было соблазна... (обрыв)... доро­
гих гостей, чтоб их черт побрал... (обрыв)... выставил перед
собой на бетон, как пограничный столбик, бутылку чисто­
го спирта... (обрыв)... вместо нагана держал в руке банку
консервированных сосисок, но у самого, конечно, коленки
дрожат, и очко не железное. Двое — как видно, самые сме­
лые,— остальные пугливо выглядывали из бывших анга­
ров по краям летного поля — неторопливо направились к
нам. Первый, похожий на этого самого Алешу с факелом...
(обрыв)... с похмелья... (обрыв)... угрюмый бугай под два
метра, морда в синих шрамах, а в ухо вместо серьги ввин­
чен орден «Дружбы народов»... (обрыв)... чрезвычайно эк­
зотично даже для аборигенов — перепачканная нефтью
стеганая фуфайка-душегрейка, увешанная несметным ко­
личеством орденов и медалей, смазанные дегтем кирзо­
вые сапоги, голубая папаха генерала морской авиации с
позеленевшим крабом... (обрыв)... томат Калашникова...
(обрыв)... похож на вождя местного племени — как оказа­
лось на самом деле, он являлся Вторым (Секретарем Неф­
тяного Райкома — что-то вроде заместителя Первого, я в
этой сложной иерархии «секов» до сих пор толком не ра­
зобрался — персек, вторсек, сексот, генсек, гомо... (об­
рыв)... звали его Тсинуммок... (обрыв)... любимая поговор­
ка — «А мне все по барабану».Только потом, я узнал...
(обрыв)... суеверные аборигены зеркальной страны иногда
берут вторые, запасные имена или нарочно произносят и
пишут (кто умеет писать) свои подлинные имена наобо­
рот, справа налево,— эта нехитрая зашифровка применя­
ется для того, чтобы жестокая богиня Нинель, которую
они страшно боятся, не узнала их — кто такая Нинель...
(обрыв)... о ней подробнее... (обрыв)... а второй... (обрыв)...
одновременно толмач, денщик, адъютант и телохранитель
нефтяного вождя — был гол, как сокол, ростом в метр с кеп­
кой, с красной гвоздикой в этой самой кепке и с саблей на
бою/, которая волочилась за ним по взлетной полосе... (об­
рыв)... ножки тоненькие, но кушать хочется. Звали его Газ­
гольдер. [Напоминаем: иногда, чтобы узнать подлинные

262

Б. Штерн

имена аборигенов, их нужно читать справа налево. Имя же­
стокой богини не исключение. Имя «Gazgolder», по всей ви­
димости, прямое — Прим. переводчика.]
— Спроси у них, еханый бабай... (обрыв) .ать их мать,
откуда они взялись, суки ? С неба что ли свалились, ема-е? —
приказал вождь Тсинуммок толмачу Газгольдеру, поигры­
вая автоматом и угрюмо взирая на пограничную бутыл ку ог­
ненной воды на бетонке.
(Вождь говорил по-древнеросски, но я ничего тогда
еще не понимал, хотя, конечно, смысл вопроса был про­
зрачнее самой прозрачнейшей огненной воды из отбор­
ной пшеницы.)
Толмач Газгольдер... (обрыв)... жадного взгляда от
консервной банки с цветной соблазнительной этикеткой,
изображавшей а-ля натюрель баварские сосиски с горчи­
цей... (обрыв)... спросил на очень плохом английском:
— Где взял, однако?
— Где, где...— ответил я — В магазине купил.
— «Ишимская», однако? —брезгливо спросил Газгольдер,
указывая на бутылку огненной воды. [«Ishimskaja» — назва­
ние нижневартовского самогона.— Прим. переводчика.]
— Чистый спирт,— успокоил я.
Газгольдер что-то уважительно сказал вождю; я лишь
уловил слово «медицинский».
Как вдруг из палатки появилась Машка с хлебом-солью
и с вышиванными рушниками, и второй секретарь...
(Далее следуют сплошные обрывы, прерываемые древнеросским матом)...»
Прервем обрывы.
Первый контакт с аборигенами прошел благополучно.
К величайшей Машкиной досаде, она как женщина ни­
сколько не заинтересовала нефтяного вождя, хотя в те вре­
мена нравы у аборигенов были простые — «твоя жена — моя
жена». Чукотская Машкина красота, сводившая с ума запад­
ноевропейских мужчин, не выдержала конкуренции с меди­
цинским спиртом и с банкой сосисок. Вождь Тсинуммок не
торопясь уселся посреди разбитой травой взлетной полосы
на пустой ящик из-под макарон, в три глотка осушил бутыл­
ку огненной воды, закусил торчавшим из бетонки ядовитым
трибочком, сожрал свежую буханку ржаного хлеба и с не­
охотой отбросил недоеденную горбушку ходившему вокруг

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

263

него и жалобно урчавшему толмачу, которую Газгольдер
мгновенно проглотил.
Затем вождь, не сходя с ящика, принял позу роденовского
мыслителя и уставился на консервную банку с сосисками.
Упрямый мыслительный процесс отпечатался на челе або­
ригена, но Мишель покровительственно похлопал его но
плечу и достал новенький консервовскрыватель с титановым
лезвием и с деревянной ручкой и уже собирался вскрыть
банку с сосисками, но реакция аборигена оказалась весьма
неожиданной. Вождь сразу догадался, в чем тут дело.
«Эврика! Я сам!» —• было написано на его лице.
Надо было видеть, с каким восторгом Тсинуммок выхва­
тил у Мишеля консервовскрыватель, с какой нежностью по­
гладил лакированную деревянную ручку и с какой любовью
провел пальцем по хромированным титановым поверхно­
стям! Потом он торопливо и неуклюже, порезав палец о за­
зубренные неровные края пищевой жести и отталкивая при •
кладом автомата напиравшего под руку толмача, вскрыл
банку с сосисками.
Кровь из пальца вождя капала на бетонку. При виде крови
Шлиману чуть не сделалось дурно. Толмач Газгольдер ронял
слюну и с нетерпением верещал; а Машка в этот момент вы­
несла пиво: бутылку пива — в одной руке, толстую стеклян­
ную кружку — в другой. Пиво окончательно убило вождя.
Вождь даже забыл про сосиски. Еще бы: можно только пред­
полагать, когда Тсинуммок пил пиво в последний раз, тем
более из граненой стеклянной кружки — в лучшем случае,
лет десять тому назад при разгроме и поджоге 3-го Ураль­
ского пивзавода. Но на толмача Газгольдера по молодости
лет пиво не произвело никакого впечатления, и он, пользу­
ясь случаем, выдергивал из-под руки сраженного вождя мо­
лочные баварские сосиски и, пуская слезы от непривычной
горчицы, пожирал их.
Тсинуммок не знал, что первым хватать... глаза разбега­
лись... консервовскрыватель... пиво... кружка... сосиски... со­
сиски... кружка... пиво... консервовскрыватель... вождь шлеп­
нул по рукам толмача, вождь сунул консервовскрыватель в
карман своей душегрейки (будто там ему и место, будто он
там всегда лежал), вождь выхватил бутылку пива из Маш­
киных рук...
Но Мишель вдруг совершил один из тех своих безумных
поступков, которые приносили ему удачу — он скрутил ог­
ромную дулю и укоризненно сказал вождю:

264

Б. Штерн

— Нехорошо брать чужое, однако!
Газгольдер от ужаса подавился сосиской — оскорбитель­
ней жеста аборигены не знали (разве что рубануть ребром
ладони по локтевому суставу и поводить рукой перед носом
противника). Тсинуммок в ответ мог скосить Мишеля авто­
матной очередью, и был бы прав; но вождь от неожиданности
так смутился, что потерял лицо, поспешно вывинтил из уха
орден «Дружбы народов» и жестами предложил честный об­
мен: орден на консервовскрыватель.
Мишель, не долго думая, кивнул головой.
Тсинуммок все понял. Он с мясом вырвал из душегрейки
«Орден «Знак Почета» и ткнул пальцем в стеклянную круж­
ку; но Мишель на этот раз покачал головой, показал два
пальца: мол, «кружка на два орденка», и дополнительно ткнул
в орден «Трудового Красного знамени» на груди вождя.
Вождь не торговался. Вышиванные полотенца пошли за ме­
даль «Мать-героиня», а пустые бутылки из-под спирта и пи­
ва — за красивый значок члена общества ДОСААФ. Толмачу
Газгольдеру бесплатно досталась зазубренная консервная
банка.
Так на просторах Западной Сибири состоялась первая
взаимовыгодная сделка между Шлиманом и дикарями, по­
ложившая начало дружбе народов и раскопкам Москвы.
Дела у Шлиманов-Сидоровых шли постепенно в гору, по­
тому что в этих дремучих местах у них почти не было кон­
курентов — кому охота осваивать варварские территории у
черта на куличках у Полярного круга? Дюпону? Ротшильду?
Или, может быть, мсье Курицу?.. Отнюдь. Им подавай Ат­
лантиду! Любителей было мало, а места много. Неосторожно­
го путешественника тут запросто могли подстеречь, пленить,
расстрелять, сварить^ сожрать — или снежные люди-неандертолоиды, или первобытные коммуняки, целыми кланами охо­
тившиеся на расплодившихся амурских тигров, переплы­
вавших Итиль (как видно, древняя Волга), задравших
последних зубров в Беловежской Пуще и в особо голодные
зимы не брезговавших человечинкой (как тигры, так и ком­
муняки). Или, того хуже, можно было угодить в плен к та­
инственнейшим жидомасонам в районе Биробиджана —
этих редкостных антисемитов как будто никто никогда не
видел, но они прятались везде, за каждым кустом и деревом,
вроде кровожадных гремлинов или вурдалаков. Но и жидо­
масонов Мишель не очень-то боялся, потому что, как уже го­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

265

ворилось, делал то, что полегче, и как Бог на душу положит,
нисколько не притворяясь: с коммуняками он был комму­
някой — кожанка, незаряженный наган на боку, красная
гвоздика в петлице; со сталиняками (племя, родственное
коммунякам, но позлобнее и несговорчивее) был сталинякой — усы, сапоги и голая задница; даже подозрительное
племя ура-патриотов принимало Мишеля за своего в еното­
вой шубе с позолоченными погонами и в овечьей папахе —
так что повстречай Мишель жидомасона, еще неизвестно,
кто у кого больше бы крови выпил.
Не превращая жизнеописание Шлимана-второго в этно­
графический очерк, отметим, что для коммуняк Мишель
был просто дядей Мишей (называли они его, естественно,
справа налево: Ашим, дядя Ашим; для сталиняк — Михаи­
лом Шоломовичем; патриоты видели в нем чуть ли не само­
го Михаила-архангела; для звиадистов он был Михо; для зе­
ков — просто Мишуня; экзотические бородачи-барбуцосы,
пришедшие в сибирскую тайгу через Берингов пролив чуть
ли не с острова Кубы, называли его доном Мигелем; изве­
стен он был также под именами Макс, Микаэль, Михоэлс,
Мойша, Мойва, Майкл; а в общем, для эвенков и алеутов,
коммуняк и сталиняк, патриотов и совсем уже одичавших
номенклатурщиков, и конечно же, для родимых камчадалов
Шлиман-второй был чем-то вроде Миклухи-Маклая для па­
пуасов — помощником, другом, учителем, миссионером —
добрым и полезным человеком немного не от мира сего, ко­
торого как-то не резон окунать в бронзовый котел с кипят­
ком, зато можно немножко обдурить, выменяв за несколько
орденков и медалек отличный консервовскрыватель или да­
же старинную тульскую двустволку.
Конечно, его отношения с аборигенами не всегда обстоя­
ли гладко: Мишеля грабили на больших таежных просеках,
и угоняли во глубину сибирских руд или на туруханскую ка­
торгу, и держали заложником (а Машу в наложницах), и кон­
фисковывали лендровер со спиртом, и так далее и тому по­
добное.
— Давно что-то не видно нашего Лешима, однако,— гова­
ривали в таких случаях знатные .номенклатурные абориге­
ны, соскучившиеся по пиву с сосисками.
Они барабанами созывали Верховный Совет где-нибудь в
очередной, столице в Ханты-Мансийске или в Вась-ВасьЮганске, усаживались за длинным столом в виде большой

266

Б. Штерн

буквы «Т», который таскали с собой по тайге, выбирали Де­
журного Генсека, раскуривали люльку мира и так долго и
молча дымили и кашляли во Дворце Культуры под перехо­
дящим Красным Знаменем, что сталиняки (или омоновцы,
или кто там был виноват) не выдерживали всеобщего мол­
чаливого осуждения и отпускали Мишеля из очередного ма­
гаданского рабства* а Машу из какого-нибудь веселого саха­
линского вертепа.
Мотом они две недели пили, ели, пели, спали, писали
пулю (ленинградку и сочинку, с хозяином горы, с перехо­
дящ ими распасами, со сталинградами, с брандерами и
без), играли в смертельную русскую рулетку, любили по­
спорить о приоритетах национальных или общечеловече­
ских ценностей и решали всякие насущные вопросы — ко­
му, например, вручить переходящее Красное Знамя, а
кому таскать за собой Т-образный стол. Эти вечеринкипосиделки с ершом [«Eorsh» — агрессивная колючая рыба
северных рек (вроде пираньи) и одновременно смесь ог­
ненной воды с пивом.— Прим, переводчика.] и со стрель­
бой назывались у них «пленумами цека» и чем-то напоми­
нали собрания рыцарей круглого стола короля Артура.
Вождь Тсинуммок, конечно, был членом политбюро, бы­
вал и Дежурным Генсеком. К тому времени он уже стал
Первым Секретарем Нефтяного Райкома, съев своего
предшественника («съев» в переносном смысле этого сло­
ва, хотя никого не удивило бы, если бы Тсинуммок съел
соперника буквально. Но — пожалел).
Состоялось также примирение с М ашиными и Миши­
ными родителями, когда Мишель с Машей привезли в
Иерихон подарки — полный мешок металлических рублей,
настоящую монгольскую юрту и экзотическую дойную корову-буренку, занесенную в Красную Книгу. Мсье Куриц
чуть не загнулся от зависти при виде монет с усатыми, бо­
родатыми и лысыми профилями богатырей Ресефесер —
за один такой рубль в те времена можно было полтора года
жить на Гаити, пара-тройка серебряных «лысеньких» сто­
или целое состояние, а сегодня они попросту б е с ц е н н ы ;
Егор же Лукич Коломиец, напоминавший вождя Тсинуммока своей раскоряченной походкой и железными клешнистыми руками, вроде гаечных ключей, при виде коровы
уронил резиновую дубинку, ласково потрогал краснокниж­
ное животное за вымя, и инстинктивная слеза какого-то

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

267

древнего первобытного воспоминания скользнула по небри­
той щеке фараона.
— Коровушка-буренушка...— только и смог сказать Егор
Лукич.
Примирение состоялось, свадьба отпраздновалась. Жаль,
одесский прапращур не дожил до этого дня. Мишелев прадед
наконец-то вставил полный рот золотых зубов, дед вдруг
возлюбил красный цвет и стал спокойно переходить дорогу
(Егор Моисеич его не только не трогал, а наоборот — брал
под козырек и останавливал движение, потому что ежеме­
сячно получал от Эсфири Борисовны копейку на водку), отец
наконец-то выкупил боковую, но доходную, ветку метропо­
литена «Кабул — Ташкент», а Эсфирь Борисовна перестала
бояться буренку и научилась ее доить. Семья Сидоровых ку­
пила кусок земли на месте детской песочницы,, разбила юрту
и стала жить в ней припеваючи на персидских коврах; а так­
же впервые приобрела в Туле, что под Тель-Авивом, недви­
жимое имущество —ружейный тульский заводик всего-то за
пять лысеньких.
Шлиманы-Сидоровы становились своими людьми в де­
ловом мире, хранили коллекционные рубли в Центральной
Швейцарской Сберегательной Кассе, водили знакомства с
Ротшильдами и Рокфеллерами и даже бывали приглашаемы
на приемы к Царю Иудейскому Кагору 4-му, этому просве­
щенному конституционному монарху из династии рабби
Ндранатов Кагоров; запросто открывали дверь ногой к 42-муПрезиденту Великого Израиля Ицхаку Ивановичу (из сербо-хорватов) — и никто в высшем свете не спрашивал у Ми­
шеля и Маши какого-то аттестата зрелости.
К этому же времени относится повышенный интерес Ми­
шеля к поискам Москвы, столицы зеркальной Ресефесер.
Как видно, наконец-то сработал инстинкт, взыграли гены —
и возникла потребность в каком-то внутреннем аттестате
зрелости. Мишель ходил с лопатой по руинам великой им­
перии, все здесь криком кричало о том, что зеркальная стра­
на лежит у него под ногами. Аборигены, особенно дети, та­
щили в обмен на жвачку и презервативы всякие мелкие
находки — настольные алебастровые бюстики вождей с коз­
лиными бородками и почтовые лакированные картонки с
изображением трехтрубного старинного корабля «Аврора».
Каменные бабы с веслами и гранитные мужики в шинелях,
стоявшие на курганах или лежавшие лицом в грязи, красные

268

Б. Штерн

вымпела, похвальные грамоты, щербатая посуда с надписью
«Общепит» в туземных юртах и землянках, остовы перво­
бытных тракторов и комбайнов «Нива», занесенные
пылью в пустынях Казахстана, трансконтинентальная за­
ржавевшая железная дорога, поднявшаяся в кронах веко­
вого леса над дремучей тайгой от Уральских гор до Тихого
океана — все указывало на присутствие здесь древней ци­
вилизации.
Отступать было некуда — где-то здесь в земле лежала Мо­
сква.
Но когда Мишель заводил с аборигенами осторожные
разговоры о столице зеркальной империи: «Ребята, не Мос­
ква ль за нами?», те пугались и как в рот воды набирали (а
вождь Тсинуммок набирал в рот воды в прямом смысле, от­
бегая к ближайшему колодцу или речушке), пожимали пле­
чами, отрицательно мотали головами, разводили руками и,
вообще, всем своим видом изображали полнейшее непони­
мание и напускное равнодушие. Они явно что-то знали.
Но слава троянского героя и однофамильца нё давала по­
коя Мишелю. Ведь что сделал в свое время Генрих Шлиманпервый? Он плюнул на все и попросту осуществил свою за­
ветную детскую мечту, рассчитался с судьбой за
неустроенные детство и юность — приш ел, увидел, от­
копал.
Вот и все. Просто? Еще бы! Но мало кто может похва­
статься тем, что в детстве мечтал стать, например, пожарни­
ком и стал им.
Гонимый неумолимой индейкой, Мишель отправился по
стопам своего знаменитого предшественника. Как Генрих
Шлиман выделил фактологическую квинтэссенцию из го­
меровской «Иллиады», так и Мишель начал плясать от печки —
обратил пристальное внимание на беспорные факты в эпосе
Ресефесер.
Не в пример гипотетической курицевой Атлантиде, Зер­
кальная Страна когда-то существовала, и ее местонахожде­
ние неплохо известно из хроник, летописей и анналов,— это
для археолога самое главное.
«Конечно, легенда о выходе древнеросского богатыря
Юрия Гагарина fi космос — чистейшей воды вымысел,
вроде мифа о вечном построении коммунизма в одной и
той же, отдельно взятой стране,— рассуждал Шлиман.—
Если сравнить эту легенду с легендой о древнегреческом

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

269

Икаре —наблюдается чуть ли не прямое заимствование. Хо­
роню известно, что первым в космос вышел германский тев­
тон Герман фон Титов — впрочем, арийская версия косми­
ческого приоритета тоже недостаточно аргументирована
археологией, хотя, бесспорно, в основе подобных легенд ле­
жат подлинные факты; несомненно, что-то в космосе в те
времена происходило, и росы, возможно, приложили руку к
освоению космического пространства. Зато очень красивая
легенда о том, что какая-то вечно живая кухарка Нинель ка­
кой-то период управляла росским государством, абсолютно
не имеет с действительностью Ничего общего, как и анало­
гий в других эпосах».
«Возможно, иносказание? — раздумывал Мишель,— Ал­
легория, вроде пушкинских «ткачихи с поварихой с сватьей
бабой Бабарихой»? Какая кухарка? Имя — Нинель, допу­
стим. Отчество, фамилия?.. Возраст или хотя бы в каких го­
дах до нашей эры правила громаднейшей из империй? Хоть
какое-нибудь скульптурное изображение... Нич-чего неизве­
стно! Конечно, можно представить прекрасную кухарку, эта­
кую серую кардиналыпу Нефертити из простолюдинок, вер­
шившую судьбу страны в постели очередного дряхлеющего
генсека, но археологию, как и всякую подлинную науку, всетаки интересуют материальные памятники и достойные до­
верия письменные свидетельства; все остальное — сплош­
ные помехи и шум от шумеров-шмумеров».
***

Первым делом Шлиман прильнул к истокам, обратился
к самому первому достоверному историческому известию о
легендарной стране.
Известие Вертинских анналов 839 года являлось главным
аргументом в пользу норманистской концепции Происхож­
дения росской государственности. Известию-839 до Шлимана была посвящена обширная литература в вольных пе­
реводах на многих языках мира с конструированием самых
разнообразных историко-гипотетических построений, но
только Шлиман дал достаточно неожиданную и обоснован­
ную ПСИХОЛОГИЧЕСКУЮ трактовку Известия.
Как известно, в Вертинских анналах сообщается, что гер­
манский император Людовик Благочестивый принимал

270

Б. Штерн

18 мая 8Э9 года в южнонемецком городе Ингельгейме по­
слов императора Византии Теофила. Вместе с этими посла­
ми Геофил отправил к германскому императору...
Начало цитаты из Вертинских анналов, первое известие
о стране Рос:
«...неких [людей], которые говорили, что их [то есть, их на­
род], называют Рос [Rhos], и которых, как они говорили, царь
[гех] их, по имени Хакан [Chacanus], отправил к нему [Теофилу] ради дружбы. В упомянутом письме [Теофип] сооб­
щал, что люди эти весьма оригинальны [originalis] и просил,
чтобы император Людовик милостиво дал им [послам] воз­
можность воротиться [в их сторону] и охрану по всей своей
империи, так как пути, которыми они [послы] прибыли к не­
му [Теофилу] в Константинополь, шли среди варваров, весь­
ма бесчеловечных и диких племен, а он [Теофил] не желал
бы, чтобы они [послы], возвращаясь по ним [путям], опять
подвергались опасности. Тщательно расследовав причину
их [послов] прибытия, германский император узнал, что они
принадлежат к шведскому народу [eos gentis esse sueonum]; и
считая их скорее разведчиками по тому царству [Византии]
и нашему [Германии], чем искателями дружбы, он [Людо­
вик] решил задержать их [послов] у себя, чтобы можно было
достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они при­
шли туда или нет. И он [Людовик] поспешил сообщить ему
[Теофилу] через помянутых послов и письмом также и о том,
что он [Людовик] их [послов] из любви к нему [Теофилу]
охотно принял; и если они окажутся людьми вполне благо­
желательными, а также представится возможность им [по­
слам] безопасно вернуться на родину, то они будут отправ­
лены [туда] с охраной; в противном случае они будут
возвращены к его [Теофила] особе с тем, чтобы он сам ре­
шил, что с таковыми [послами] надлежит сделать».
Составитель анналов (летописец) Пруденций [Proudencio], придворный священник императора Людовика.
Вот такая цитата.
Как отмечали солидные ученые, само Известие-839, со­
держащееся во вполне достоверном источнике, не вызывает
сомнений (императорский двор середины 9-го века в не­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

271

большом германском городке Ингельгеймо был, по всей ве­
роятности, невелик, и летописец (анналист, хронолог) Пруденций явно видел послов государства Рос собственными
глазами. Главное же значение известия Вертинских анналов
в том, что оно дает наиболее ранние сведения о существова­
нии Рос, указывает первую точную дату (839 год) в истории
этого государства и позволяет установить его географиче­
ское местоположение на картах Восточной Европы.
Но Шлиман в поисках Москвы копал глубже и... велико­
лепно ошибся!
Не будем описывать весь ход его остроумных рассужде­
ний, для Шлимана особый интерес представляла психоло­
гическая подоплека бертинского известия. То, что государ­
ство Рос располагалось где-то посередине великого пути из
«варягов в греки», младенцу понятно — ни севернее, ни вос­
точнее, ни южнее располагаться оно никак не могло (север
и восток были слишком далеки от геополитических интере­
сов Византии того времени, чтобы с такой помпой прини­
мать тамошних послов, да еще втягивать в эту помпу гер­
манского императора; а на юге бл ижайшие соседи Византии
хорошо известны — турки, булгары, хазарский каганат).
Далее:
«Титул царя росов, «хакаи», нисколько не происходит от
хазарского титула «каган»,— решил Мишель,— а, безуслов­
но, от древнеросского «пахан» — просто летописец Пруденций на слух ошибся. Тот же Пруденций не только воочию ви­
дел весьма «оригинальных» [originalis] послов Рос, но и
общался с ними — более того, красивый и четкий каллигра­
фический почерк Вертинских анналов (за что, собственно, и
держали Пруденция в должности летописца) именно в этом
небольшом известии, написанном в тепленькое утро
19 мая 839 года сразу после официального приема послов
Рос, превращается в курицелапую похмельную борозду с
кляксами — можно лишь представить, с какого великого бо­
дуна записывал это известие каллиграф Пруденций! Что он
там накарякал?.. Ни черта не понять — не только почерк, но
и обычно ясный, точный и лаконичный стиль Вертинских
анналов именно в этом известии превращается в косноязыч­
ное мычанье с обилием исправлений, пояснений и место­
имений «их, тех, это, того, это самое, как его...»
Можно лишь представить первое появление росов в Евро­
пе, вспомнив попойку Шлимана в шведской королевской

272

Б. Штерн

академии: глубокая ингельгеймская ночь, пир в император­
ском дворце в честь прибытия послов, Людовик Благочести­
вый уже под столом, летописец Пруденций лыка не вяжет и
несет всякий вздор; двое росов (швед, он хоть и Рюрик, но
уже перешел в росскую веру) глушат все подряд и уже начи­
нают выяснять между собой отношения:
«Ты кто такой?»
«А ты кто такой?»
В самом деле: кто же они такие? Почему поначалу при­
няты германским императором за норманских шпионов,
а потом вдруг сделались лепшими друзьями?
Дело в том, что один из них, переводчик,— безусловно,
швед (варяг, скандинав, норман, чудь, «искатель счастья и
чинов, заброшен к нам по воле рока»), а второй (вот она, пер­
вая достоверно зафиксированная летописцем Пруденцием
росская историческая фигура!) — а второй, собственно,
и есть коренной pose, Великий Посол новой державы. Но гер­
манский император не разбирается в национальных тонко­
стях, для него все шведы, что китайцы, на одно лицо, импе­
ратору подозрительна путаница самоназваний — почему эти
чудные шведские викинги из скандинавских норманов на­
зываются Рос? Они сами так себя называют или кто их так
называет?.. Странно: почему не пошли из Византии домой,
в какую-то свою Москву [Mousikowius], которую так любят
и называют раем земным, а обходят ее стороной, делая крюк
через пол-Евроды? Где имение и где наводнение, где Москва
и где Ингельгейм!.. Первая мысль при встрече: «Шпионы!»
Первая мысль на следующее утро: «Рассолу!» В свою очередь,
росский Посол, естественно, ни бельмеса не смыслит ни в
греческом, ни в немецком, ни в международной латыни
(только и вызубрил по-английски: «na Rusi veselie piti»), он
впервые выехал за рубеж, весь политес за него решает швед,
но и норман не тянет уже, кишка слаба у викинга, спит скан­
динав, уронив голову в серебряное блюдо из Императорского
сервиза.
«Чудик ты... рюрик ты...— пьяно бормочет Посол, но в
блюдо еще не падает, посольскую марку держит,— Что росу
пoльзâ, то немцу смерть».
Остается лишь предположить, что московский Иахая,
снабдив Посла инструкциями и подарками для Теофила и
сунув кулак под нос: «Гляди мне!», отправил его в Византию
прощупать «что там, да как с проливами» еще в конце апреля

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

273

или в начале мая прошлого (838-го) года, когда вскрылся ото
льда Борисфен-Славутич, и можно лишь представить, как
московский Посол с переводчиком и с телохранителями,
медленно плывя вниз по течению из варягов в греки («среди
племен варварских и бесчеловечных»), останавливаясь бук­
вально у каждого столба на греко-варяжском пути и в каждом
жидовском трактире, в жутких пьянках с драками и христосованьем присоединяя к Роси деревлян, берендеев, криви­
чей, вятичей и берковичей, обещая им рай земной в объять­
ях Москвы и подминая под себя каких-то совсем еще диких
абреков, чучмеков, половцев, печенегов и архаровцев, добра­
лись наконец вдвоем (телохранители конечно спились по до­
роге) к началу зимы до Константинополя — полупьяные,
оборванные, без посольских грамот и без паханских личных
подарков императору Теофилу, но первым делом с нагло­
стью неимоверной прибив гвоздями свой щит на вратах Цареграда (то есть, тут же по-наглому переименовали чужую
столицу — мол, так и было!), покорили императора Теофила
своими честными голубыми глазами, естественным мла­
денческим поведением и полной неспособностью вспом­
нить, откуда они пришли.
«Ну, послал Бог соседей!» — пришибленно подумал ви­
зантийский император.
Потом Теофил за пьянками-банками и душеспаситель­
ными беседами о рае земном в стране Рос уже ни о чем не
думал до самой весны, а в женский день 8-е марта 839 года,
продрав глаза, наконец увидел, что коровы не доены, дети не
кормлены, жены н е ы, понял, что так дальше жить нельзя,
написал рекомендательную записку и сплавил дорогих гос­
тей, которые забыли дорогу домой (врали конечно, просто не
хотели возвращаться домой под топор московского Пахана,
«который слезам не верил»), к германскому императору, ко­
торый в свою очередь, выйдя из запоя, отфутболил росских
послов искать свою Москву к французскому королю.
Таким образом, Шлиман предположил, что земной рай,
куда послы хотели, но никак не могли вернуться, находился
где-то между Германией и Византией в среднем течении Борисфена (послы называли свою главную реку то Днепром, то
Славутичем), в этом естественноисторическом фокусе Вос­
точноевропейской равнины.
Шлиман взялся за свое первое Дело, но оказалось, что
первым делом нужно было получить лицензию на археоло­
гические раскопки.

274

Б. Штерн

Его окружали враги, цивилизованные враги! Легче пола­
дить с голодными дикарями (попросту накормить их), чем
с цивилизованными мсье курицами — они всегда сыты, но
жрут тебя просто из гастрономического интереса. Шлимана
не принимали всерьез. Снабжали протухшими консервами
и разбавленным мочой бензином. Его лопате не разрешали
копать. Особенно доел Мишеля очередной мсье куриц из по­
сольства в автономном Симферополе — прекрасный, отлич­
но сохранившийся образец посольского чиновника-бюрократа по имени Отвал-башки: плотный, холеный еврей из
крымских татар, без живота, свежий, отдохнувший, загорев­
ший, только что из Ялты, в золоченой оправе, с лысиной,
с усиками — ах, как он был хорош!
— Что вы там собираетесь копать — Атлантиду?..— допы­
тывался Отвал-башки— Что-что?.. Рай на земле?.. Москву?
Какую Москву? А разрешение на Москву у вас есть? Надо уп­
латить налог на археологические раскопки.
— Но эти раскопки будут производиться за пределами
Израиля,— объяснял Шлиман,— Эта земля НИЧЬЯ.
— Ничейной земли не бывает. Если же вы обнаружите рай
на земле, то обязаны немедленно поднять израильский флаг
и сообщить в ближайшее посольство — рай на земле авто­
матически станет нашим.
— Но раскопки проводятся в благотворительных целях.
— Это как? — не понял Отвал-башки.
— За свой счет и по согласованию с местными племен­
ными органами самоуправления. В моей экспедиции будут
заняты сотни безработных аборигенов. Оплата по договору,
бесплатное питание и лечение, премии за особо ценные на­
ходки.
— Не знаю, что вы задумали, но все равно вы их объего­
рите. Благотворительность должна подтверждаться доку­
ментально. Вы можете подавать нищим на улице —это ваше
личное дело, но это действо не назывется благотворительно­
стью. Производство раскопок с возможным нахождением
исторических ценностей требует государственного присмот­
ра. Нужно экспертное заключение.
— Вывоз ценностей производиться не будет.
— Не верю, но тем более — на фиг вы нам нужны без цен­
ностей? — намекнул Отвал-башки.— Политическая обста­
новка в Приграничье непредсказуема. Каждый день перево­
роты. О каком самоуправлении вы говорите — там

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

275

в некоторых глухих местах до сих пор сохранилась советская
власть. Кому копало... извиняюсь, кому попало копать не по­
зволят — ни мы, ни они. За вами придется все время при­
сматривать и выдирать из критических ситуаций. У меня и
без того много дел.
— А взятки вы берете? — прямо спросил Шлиман и де­
ловито полез в карман.
—А как же! — обрадовался Отвал-башки.— Археологиче­
скими драгоценностями.
— Во! — ответил Шлиман, делая двойной оскорбитель­
ный жест: вытащил из кармана фигу и рубанул ребром дадони по локтевому сгибу.
Удивительно, но прошло и на этот раз: Отвал-башки уны­
ло понюхал фигу, немного подумал и выдал Шлиману пус­
той бланк-разрешение на гербовой бумаге с запечатанными
ленточками:
— Так бы сразу и сказали. Заполните сами. Кстати, флаг
у вас есть? Возьмите шелковый, в посольстве.
Мишель с этим флагом изъездил на лендровере всю Во­
сточноевропейскую равнину вдоль и поперек к северу от раз­
валин Днепрогэса, обнаружил место с тремя подозрительно
удобными холмами над рекой и остатки пешеходного моста
к пляжам и огородам, на свой страх и риск начал раскопки
и откопал-таки первую столицу Роси с памятником какогото дядьки с булавой на коне.
Откопал, схватился за голову и сказал себе:
«Дурак ты! Конь с яйцами! В огороде бузина, а в Киеве
дядька! Богдан! Схылы Днепра! Киев — мать городов росских! Рось, да не та! Киевская, а не московская!»
Гениальная ошибка, принесшая Шлиману всемирную,
хотя и насмешливую известность, напоминала Колумбово
открытие Америки: искал Рось Московскую, а откопал Ки­
евскую.
Бывает.
Ошибся.
С кем не бывает — даже с Колумбом.
В Симферополе чиновник Отвал-башки ухмылялся и, в
ожидании археологических драгоценностей, на всякий слу­
чай подшивал к делу антишлимановские обвинения: плохая
научная работа, несоблюдение контрактов, подкуп населе­
ния, разжигание межплеменных конфликтов.
Мировая общественность, насмехаясь над Шлиманом,
как-то пропустила, не заметила, что Мишель в с е - т а к и

276

Б. Штерн

откопал Киев, хотя так и не понял, почему неизвестный росский летописец назвал Киев именно матерью, а не отцом го­
родов росских?..
«Возможно, росский летописец был под стать своему гер­
манскому собрату Пруденцию?» — предположил Шлиман.
Кстати, ошибиться было совсем не мудрено. Помимо ко­
верканья собственных имен, народ Рос имел манию то и де­
ло менять столицы и называть свои города двойными, трой­
ными и более именами, так что иногда просто невозможно
было понять, о каком собственно географическом объекте
идет речь. Таинственный Нинельград — как видно, родина
Нинели,— до сих пор остается нераскопанным только из-за
того, что археологи не могут определиться в названии:
Нинельград, Санкт-Петербурх, Петербург, Питер, Петроза­
водск, Петропавловск-на-Камчатке, Петергов, Петроград, да
еще какая-то Северная Пальмира — один ли это город или
разные?
Далее: столицами Роси были попеременно Киев, Новго­
род, опять Киев, Тверь-Калинин, Рязань, какой-то Сарай,
Владимир, Москва, Кремль, какой-то совсем таинственный
Третий Рим («четвертому не бывать»), Санкт-Петербурх,
Петроград, Зимний Дворец, Смольный, опять Москва,
опять Кремль, Минск... Разные ли это города или один и
тот же кочующий объект на колесах? Кстати, этот древний
обычай переездной столицы остался и у современных або­
ригенов.
Мало того: паханы часто меняли имя самой страны: Рос,
Рось, Русь, Московья, Россия, Совдепия, Союз, Ресефесер,
Страна Советов, Сесесер, Эсенге.
Себя паханы называли князьями, царями, боярами,
императорами, председателями, первыми секретарями
(абсолютно не понять, почему какие-то секретари управ­
ляли страной?), наркомами, генсеками, премьерами, пре­
зидентами.
Народ в разные времена назывался: росы, русы, анты,
склавины, скифы, белорусы, малороссы, русичи, русские,
иваны, московиты, москали, россияне — все это, безусловно,
один и тот же народ.
Москву, этот рай земной, до Шлимана искали в Италии,
Турции и на Аляске, пытались копать в североамериканском
созвучном городке Москоу; примерялись к Стокгольму—«норманистская теория»; вот только не догадались искать в иери­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

277

хонской песочнице. А Шлиман, как уже говорилось, перепу­
тал ее с украинским Киевом — впрочем, оказалось, что
именно Киев являлся первой столицей Роси.
Рано хоронить Москву, подумал Шлиман.
Кстати, в языках многочисленных народов, населяв­
ших некогда зеркальную Ресефесер, существует множест­
во общих слов с корнем «рай» — «райцентр», «районе»,
«райисполком», «райком», «райсобес», «райпотребсоюз» и
прочие, что дало повод итальянским клерикалам снаря­
дить в Сибирь дирижабль «Ковчег» с археологической экс­
педицией на поиски библейского рая, каковая (экспеди­
ция) никакого рая конечно же не нашла, была подбита
гекачепистами в верховьях Енисея и почти вся съедена.
Нейлоновая шкура с названием дирижабля пошла на утеп­
ленный вигвам для вождя и на унты его приближенным.
Оставшихся в живых двух хорошеньких сексапильных
итальянок — дипломированную повариху Прасковью
Спагетти и антрополога, специалиста по прямохождению
позвоночных Лию Коппатти, оставленных аборигенами то
ли на закуску, то ли с целью использования по прямому
назначению,— этих женщин Ш лиман с помощью вождя
Тсинуммока успел спасти: выкупил за два ящика вирд­
жинского нюхательного табаку и эвакуировал вертолетом
на Большую Землю, чем изменил мировое мнение о себе
в лучшую сторону. С секс-бомбой Лией Коппатти у него
впоследствии состоялся кратковременный, но жгучий ро­
ман с шумным выяснением отношений (у ненасытной
Лии было одно на уме — она везде искала и находила рай­
ские кущи и с такой страстью тянула Мишеля в эти кусты,
что однажды измученный и потерявший на время муж­
скую боеспособность Мишель неосторожно посоветовал
ей в поисках рая покопаться в иерихонской песочнице),
роман, сопровождавшийся битьем сервизов, скандалами,
драками, погонями, журналистами и т. д., зато кухарка
Прасковья нисколько не стремилась управлять государст­
вами, и потому мудрая Маша подружилась с ней и разре­
шила участвовать во всех дальнейших шлимановских экс­
педициях в качестве специалиста по яичнице (в периоды
голодухи Прасковья могла делать гигантские омлеты на
12 человек из одного-единственного куриного яйца), а
также разрешила по женскому совместительству иногда
заменять Шлиману Машу в ее вынужденные отсутствия

278

Б. Штерн

(например, когда родила долгожданного ребенка, которого
супруги назвали в честь Шлимана-первого — Генрихом;
крестным отцом мальчика стал вождь Тсинуммок, а крест­
ной матерью — кухарка Прасковья; Генрих Шлиман-младший впоследствии промотал отцовское состояние и даже
пропил отцовскую лопату — вообще, был без Москвы в го­
лове, но это уже другой разговор) — Маша решила, что луч­
ше ее будет заменять кухарка Прасковья, чем эта визгливая
антропологическая дура.
Шли годы...
Без длинного этнографического отступления нам все же
не обойтись (особо скромные девушки могут этнографию
пропустить и читать дальше).
ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Нижняя Варта, столица экспедиции Шлимана, распола­
галась в среднем течении Еби в Западной Сибири. С назва­
нием реки связанно красивое предание о том, как богатырь
Ермак Тимофеич, выйдя с дружиной к реке и озираясь навкруги, от широты чувств произнес: «Ебь твою мать!» — так
по первому слову и назвали. Весной здесь красиво цветут лю­
тики, чахлики и дохлики. Местность заболочена и прирав­
нена к районам Дальнего Севера, т. е. коэффициент бартер­
ных сделок 1,7. С погодой плохо, но Машка Сидорова цвела
и отлично себя здесь чувствовала. Зимой солнце не вылезает
из-под земли. Свою бороду Шлиман использовал как термо­
метр — при минус 20-ти градусах она подмерзала, при 30-ти
замерзала, при 40-ка превращалась в ледяной обрубок. Мо­
розный рассвет здесь долгий и нудный; а когда наконец рас­
светет, то тут же переходит в сумерки. В метре от поверхно­
сти начинаются вечная мерзлота и ледниковый период.
Вот типичная утренняя картинка: лесотундра, мороз гра­
дусов сорок. В воздухе чистый утренний морозный запах
нефти, чуть смешанный с дымом костров, на которых гото­
вятся щи, картошка в мундирах и другие национальные
блюда. По тундре летают надутые презервативы. Семейные
аборигены живут в землянках, балках, вагончиках, старых
трамваях; холостяки в длинных бараках, называемых «об­
щагами». Понятие «купить вагончик» означает «овладеть
шикарным жильем». За балок или вагончик могут отдать да­
же корову. Женщины поднимаются затемно, при северном

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

279

сиянии пасут оленей и коз, тихо переговариваются. Моро­
зостойкие летающие куры. Камни и валуны, в беспорядке
разбросанные по тундре, источают вечный холод, за день
не успевают потерять мороз, накопленный ночью,— иод
ними хорошо устраивать погреб-морозильник. На таких
личных валунах встречаются разные фривольные надписи
и наскальная живопись. В Нижней Варте лучше всего вес­
ной на закате солнца после дождика в первый четверг
июня. Прошел хмурый ветреный день, наступает белая
ночь. Пыль прибита дождиком, но не превратилась в
грязь. Еще кое-где не расетаяли ледяные снежные бабы.
По «Голосу Китая» журчат тихие китайские голоса — это
единственная радиостанция, пробивающаяся сюда из Ве­
ликого Бодуна. На плоском валуне группа пожилых абори­
генов забивает козла. Тихие сухие места обостряют мысль —
это известно еще со времен первых христиан. Уйти в тун­
дру «забивать козла» — означает у аборигенов примерно то
же, что у христиан «уйти в пустыню». Приебье — пустын­
ная местность с болотистой почвой. Здесь часты дожди, но
если уж дело доходит до засухи, то (парадокс!) влажность
становится катастрофической — от жары подтаивают под­
земные ледники, и начинаются бурные наводнения. Овра­
ги заполняются водой, превращаясь в глубокие реки; вода
размывает их берега и выносит на поверхность ископае­
мые останки. По Еби плывут гниющие туши мамонтов и
волосатых носорогов. Вода кипит — голодные ебские ерши
рвут добычу на части, даже щуки боятся приблизиться, а
человеку лучше в воду не входить. Жесточайшая казнь —
бросить преступника на съедение ебским ершам — сожрут
почище любых крокодилов.
Главная ценность —вода, как в пустыне. Хотя ебской воды
здесь хоть залейся, но она так перемешана с нефтью, что из
нее можно легко гнать бензин для лендровера — хоть и низ­
кооктавный, но все же лучше европейского, разбавленного
мочой.
Нравы в тайге суровы. Пример таежного фольклора о че­
ловеколюбии (так называемый «анекдот», рассказанный
Шлиманом под магнитофон на все той же холостяцкой но­
белевской вечеринке), над которым аборигены трясутся от
хохота, хотя наизусть знают этот анекдот с малолетства, и
от которого шведский король чуть не помер от ужаса.
Смешного в нем мало. Рассказывается долго, занудно­

280

Б. Штерн

медленно, с поясняющей жестикуляцией и с леденящими
душу подробностями, а последнее слово произносится даже
в присутствии шведской королевы, потому что из анекдота
слова не выбросишь:
«Ночь, тайга, мороз сорок градусов, идут трое путников.
Заблудились, один уже обморожен, не может идти, его несут.
Вдруг вдали замерцал одинокий огонек. Из последних сил
волокут обмороженного спутника, подходят, перед ними
сруб, из трубы дым валит. Протирают окошко, видят: сидят
за столом монахи и ужинают. Стучат. Появляется громад­
ный толстый монах с куриной косточкой в зубах.
«Чего надо?»
Путники: «Брат! Смотри: ночь, тайга, мороз сорок пять
градусов! Мы заблудились, один из нас уже не может идти!..
Пусти нас переночевать!»
, «Надо посоветрваться с отцом-настоятелем».
Дверь закрывается (зима, мороз), потом нехотя открыва­
ется, на пороге стоит маленький горбатый монах, гложет ог­
ромную баранью кость.
«Чего надо?»
«Отец-настоятель! Смотри: ночь, тайга, мороз пятьдесят
градусов! Мы заблудились, один из нас замерз, не может ид­
ти... Пусти наспереночевать! Мы мирные люди, мы никому
не будем мешать, мы согреемся в уголке и на рассвете
уйдем...»
Отец-настоятель долго думает и наконец указывает ба­
раньей костью на двух путников:
«Ладно, уговорили. Вот ты, и ты...»
А лежащий воскликнул:
«А я!!?»
Отец-настоятель долго смотрит вниз на лежащего и отве­
чает:
«Ну, ладно, и ты тоже. Идите вы все на куриц!»
Из книги Мишеля Шлимана
«МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ»
«Летом аборигены играют в древнюю разновидность фут­
бола — «безграничный футбол»: мяч с гиканьем и свистом
гонят ночью и днем всем мужским населением из одного го­
родка в другой через тундру, тайгу и овраги, ломая руки и но­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

281

ги. В каждом городке установлены ворота, преграждающие
главный проспект имени Нинели. Цель игры — забить гол:
прорваться за ворота и приземлить мяч на проспекте.
Зато зимняя национальная игра — «Взятие Белого дома» —
более эстетична, интеллектуальна, но и более жестока. Каж­
дый год проводятся чемпионаты по системе «осень-весна».
В первом тайме строится ледяной дом с Красным флагом на
шпиле и с баррикадами по окружности (в ход идет все: брев­
на, рельсы, бочки, автобусы); крепость украшается лозунга­
ми «Да здравствует Нинель!», «Слава КПСС!» и т. п., выстав­
ляются оценки за эстетичность. В крепость завозятся вода,
продукты, оружие. Второй тайм: собственно взятие крепости—
т. е. Красного Флага. Сначала все происходит довольно мир­
но, длительное время ведутся переговоры, предлагается сда­
ча на почетных условиях и т. д. На этой стадии возникают
всякие нюансы, возможен мирный ничейный исход, обмен
девственницами, оружием, товарами. Парламентарии ходят
в соболиных шубах с белыми флагами. Немногословны.
«У меня много соболиных шкурок!» (Жест: много!) Так про­
должается до первой крови, до первого случайного или пред­
намеренного выстрела. Следует ультиматум. Подтягивают­
ся на канатах танки. Начинается пальба. Потом, войдя в
раж... и так далее. Чем больше потери, тем больше не берут
пленных. Иногда защитники «Белого дома» гибнут все до по­
следнего, иногда гибнут все до последнего нападающие. В
летних перерывах разрешаются переходы по разные сторо­
ны баррикад, но болелыцики-патриотти покупают лицен­
зию и до 1-го сентября имеют право охотиться на предате­
лей. С 1-го сентября перебежчик предателем не считается.
Из более спокойных национальных игр можно выделить
сексуальные «Городки» с бросаньем палок и «Забивание коз­
ла» с рыбами и яйцами — шуму там много, но хоть никого
не калечат».
Из книги Мишеля Шлимана
«КАКАЯ Б НИ БЫЛА МОСКОВЬЯ»
***
4
Шли годы.
Годы шли, а Шлиман все ходил вокруг да около Москвы,
и не знал, что делать.

282

Б. Штерн-

Mo вот однажды к палатке Мишеля заявилась толпа або­
ригенов во главе сТсинуммоком, и Шлиман с предвкуше­
нием ожидал, что народ упадет перед ним на колени и за­
орет: «Володей нами!», а он с достоинством выдержит
паузу и согласится. Но случилось неожиданное: да, народ
заорал: «Володей нами!», но упал на колени перед кухаркой
Прасковьей.
Оказалось, пока Шлиман бродил вокруг да около, вождь
Тсинуммок влюбился в кухарку Прасковью. Вождь от­
мылся, поскромнел, перестал сквернословить, ходил сам
не свой.
— Ну что, Прося, хочешь послужить для науки? — неуве­
ренно спросил Шлиман.
Прося потупилась. В сущности, Вова был хороший му­
жик. (Оказалось, у вождя Тсинуммока даже имя было — Во­
ва. Так его ласково называла Прасковья — Вова. А вождь
стеснялся.) Она хртела.послужить для науки. Она рада была
выйти замуж и управлять не государством, а Вовой.
— Но с условием! — сказал Шлиман.
И Шлиман сформулировал вождю условие:
— Прасковью на Московью.
Теперь уже задумался Вова.
«Эх, Вова ты Вова, хрен ты моржовый,— за бутылкой
спирта уговаривал вождя Егор Лукич Коломиец, напросив­
шийся в экспедицию к Шлиману искать Москву — О чем ты
только думаешь? Совсем одичал, баба тебе нужна».
Отношения у фараона с Вовой установились уважитель­
но-покровительственные — на что Мишель крепко рассчи­
тывал и не ошибся: Вова наконец-то согласился проводить
Шлимана к кургану с московскими руинами.
Долго торговались — что раньше: свадьба или Москва?
Мудро решил Егор Лукич: свадьба в Москве.
И настал день.
Закончились последние приготовления к взятию Москвы.
Палатки, кровати-раскладушки, посуда, кастрюли, примусы,
одеяла, спальные мешки, фильтры для воды, резиновые сапо­
ги, столы, стулья, походные фонари были упакованы и загру­
жены в машины. Шлиман бросил в кузовок лендровера на­
следственную погребальную лопату. Пустые консервные
банки, картонные и деревянные ящ ики, использованные
одноразовые ш прицы, мотки проволоки, веревок и
бикфордова шнура, обмылки, пустые бутылки, дыря­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

283

вые полиэтиленовые мешки и пакеты и прочие ценные вещи
тут же разобрали аборигены; женщины и дети стали обша­
ривать территорию лагеря еще до того, как караван грузови­
ков с ревом и грохотом, трясясь на ухабах древнего тракта,
тронулся в долгий путь через Уральские горы к столице Ре­
сефесер Москве. Впереди на лендровере под охраной Егора
Лукича ехали Шлиман с вождем Тсинуммоком, петляя и пу­
тая следы, передвигаясь ночью по проселочным дорогам, в
глубокой тайне, чтобы не навести какого-нибудь любопыт­
ного мсье Курица или господина Отвал-башки на след Мо­
сквы.
И вот через пять дней в центре Восточно-Европейской
равнины намного севернее Киева им открылась гора, похо­
жая на курган, омываемая извилистой речушкой и порос­
шая дикой рощей реликтовых голубых елей.
— Копай здесь,— сказал Тсинуммок.
Первый же пробный раскоп, собственноручно сделан­
ный Шлиманом пращуровой лопатой, принес сенсацию:
Мишель нашел крупные осколки чистейшего обработан­
ного рубина, а Маша собрала и склеила из них рубиновую
звезду.
— Какую страну просрали, сволочи! — заплакал Егор Лу­
кич, разглядывая звезду на просвет.
И пошло-поехало...
Раскопки производились в глубокой конспирации, при
круглосуточной охране, чтобы ни один куриц не проскочил,
и продолжались три коротких летних полевых сезона. Шли­
ман после открытия Киева не хотел рисковать — Крещатик
лежал в руинах после нашествия туристов, схылы Днепра
раскопали до основания.
«Хрен вы у меня получите Москву», — решил Шлиман и
хранил в тайне координаты Москвы до самой смерти, чтобы
не увидеть, как ее просрут во второй раз.
К начале второго сезона был обнаружен фундамент и кир­
пичная кладка мощной древней стены и фрагменты камен­
ной мостовой, а в конце третьего, у этой же стены, повариха
Прасковья заработала супер-премию за особо ценную на­
ходку — по счастливой случайности, выплескивая ведро с
помоями, она наткнулась на отлично сохранившуюся пира­
мидальную гранитную гробницу типа «мавзолей». Конечно,
не пирамида Хеопса, но в своем роде великолепное произ­
ведение искусства.

284

Б. Штерн

Гробницу откопали и расчистили в два дня.
Подмели.
Шлиман неторопливо обошел мавзолей, читая на гранит­
ных плитах нацарапанные корявые надписи:
«ЗДЁСЬ БЫЛ ВОВА»
«МЫ И З КРОНШТАДТА»
«ЯИТРАП И НИНЕЛЬ БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ»
Сомнения опять начали одолевать Мишеля; еще одна за­
гадка — близнец Нинели Яитрап.
«Это кто еще? Если Нинель — она, а Яитрап — он, то по­
чему они братья?»
На тыльной стороне мавзолея Шлиман обнаружил выби­
тые кириллицей полустершиеся стихи, впоследствие береж­
но восстановленные известным поэтом-реставратором Иго­
рем П. Кручиком:
б.ни была Совдепья
Здесь
черныйхлебя
в Москву
КГБ
запла
Христос рожден
ах;
в провинции
Какая
имперья
выгады
ерь
э т у жаль
шло измом бес енен
голубем какан,
вокзал
в даль
споенный матом
о Господе пятом
не имевшем виз
Богу
р зным палестинам
или коммунизм

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

285

Союз лики
ыотся
Кремлевские шарниры
б ни была
блю ее
погост
Позади гробницы располагалось небольшое кладбище на
восемнадцать персон — как видно, здесь хоронили особо ува­
жаемых росских богатырей. У входа в гробницу стояли
(именно стояли, не лежали) два навечно застывших скелета
в хороших хромовых сапогах, кожаных ремнях, лакирован­
ных козырьках и с карабинами с примкнутыми штыками.
Истлевшая дверь, истлевшие шинели, истлевшие при­
клады карабинов, запах тлена...
Вошли.
Первым вошел Мишель, подсвечивая фонариком, за ним —
Маша; за ней — Егор Лукич. Прасковья заглянула и сразу
ушла; аборигены так и не посмели приблизиться. Егор Лу­
кич снял фуражку и заплакал. В стеклянном саркофаге в ис­
тлевшей одежде безо всяких украшений и драгоценностей
(они, конечно, были давно разграблены) лежала она — Ни­
нель. Точнее, скелет Нинели с остатками истлевшей муми­
фицированной кожи.
Антропологические обмеры скелета принесли следующие
результаты: Нинель была особью среднего женского роста
1 м 56 см, пропорционально сложена, но с громаднейшим
черепом — объем 3650 куб. см!
«Ну и голова! — раздумывал потрясенный Шлиман.—
Сколько же это мозгов нужно для такой головищи, и какого
размера нужна была кепка?!» [Для сравнения: даже массив­
ные черепа неандертальцев не превышают объемом
1200 куб. см — Прим.'переводчика.]
Такие потрясающие параметры черепа, раза в два боль­
шие среднечеловеческого, позволили Марии Васильевне
Сидоровой (Машка, приревновав Мишеля к Лие Коппатти,
набралась всяческих ученых познаний, научилась отличать
череп павиана от шимпанзе и поражала Мишеля палеонто­
логическими премудростями) — позволили ей выделить
скелет Нинели в отдельный подвид homo sapiens moskowitus,
находящийся на следующей ступеньке эволюционной лест­
ницы.

ш

Б. Штерн

«Московит — человек будущего!» — выдвинула гипотезу
Машка.
«Возможно, но не вполне обоснованно, дорогая! Размер
черепа и объем мозга хотя и важные, но не решающие сапиенсные факторы. Слишком смело! Главное все же не объем
и форма мозгов, а их содержание», — прокомментировал
Шлиман.
Скелет принадлежал человеческой особи 50-55 лет, со
следами пулевого ранения на левом предплечье, челюсти с
неполным набором зубов были в хорошем состоянии, по
всему видать, хозяйка скелета каждый день чистила зубы.
Искусственные моляры и отсутствие коренных указывало на
то, что обладатель черепа много жевал, но мало кусал и грыз.
«Вегетарианец?..» — предположила Маша.
Некоторые Машины сомнения вызвала также половая
принадлежность Нинели — женщина, коренастенький муж­
чина или гермафродит? — во-первых, такая шикарная голо­
ва не очень-то годилась для женских куриных мозгов, вовторых, по некоторым признакам скелета получалось, что
данная особь никогда не рожала, что, впрочем, ни о чем не
говорит или говорит о том, что Нинель была старой девой,
а это говорило Маше о многом, и, в-третьих, остатки истлев­
шей одежды Нинели напоминали мужской полувоенный
пиджак типа «френч», что тоже ни о чем не говорило, кроме
того, что эмансипированная кухарка вполне могла щеголять
в мужской одежде.
Что еще поразительно: скелет и череп Нинели обладали
чуть ли не всеми известными расовыми признаками —в ней
причудливо перемешались европеоидные, негроидные,
монголоидные и промежуточные формы —то есть, при жиз­
ни ее могли признать за свою все народы земного шара,
включая мулатов, метисов и пигмеев.
«Была ли Нинель кухаркой-негриТянкой преклонных го­
дов?..— раздумывала Маша.— Или, может быть, китайской
доброволкой из интернациональной бригады?»
«Но что, собственно, случилось с Москвой?» — гадал
Шлиман.
Не было найдено никаких следов землетрясения, навод­
нения, пожара, эпидемии, гражданской войны или враже­
ского нашествия. Ни хрена. Город был просто брошен, остав­
лен, покинут жителями, и только всеми забытые, так и
несмененные часовые застыли навечно у мавзолея.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

28 7

Ушли ли жители Москвы искать Рай на земле?..
С них станет.
Свадьбу Прасковьи с Тсинуммоком отгуляли на площади
у мавзолея.
Огромный шелковый синий флаг с желтой шестиконеч­
ной звездой, с которым Шлиман не расставался и даже не со­
глашался обменять на переходящую шапку-ушанку генсека,
пошел на платье невесте.
Вечно сопливый Газгольдер, записав рифмы на клочке
бумаги, бродил вдоль Кремлевской стены, закатывал глаза к
небу и сочинял хвалебную оду на свадьбу вождя:
Какая б ни была Прасковья
Московья
за пачку сигарет
Подмосковья
вновь я
нет
Потом возникла проблема вывоза и возвращения нахо­
док. Скелет Нинели нужно было на несколько лет вывезти
в цивилизованный мир для скрупулезного изучения.
Шлиман хотел действовать честно. Тот факт, что Ш лиман
взял на себя труд привезти все вверенные ему предметы
обратно, должен был, ему казалось, свидетельствовать о
его надежности и добрых намерениях. Он представил все
найденные окаменелости в Политбюро — попросту выва­
лил их на Т-образный стол. Но случилось неожиданное —
увидев череп Нинели, вожди в ужасе разбежались, и лишь
после долгих уговоров прислали своего представителя —
опись составлялась под наблюдением старшего советника
наркомата науки, культуры и спорта Борзого (раскопки
Москвы, безусловно, относились одновременно к науке,
культуре и спорту), причем советник сильно побледнел и
прикрывал глаза ладонью, чтобы не смотреть на череп Н и­
нели. Наконец Борзой вслепую поставил свою дрожащую
подпись на археологической описи, посмотрел на часы,
сказал: «Ну, мне пора, товарищи!» — продолжая дрожать,
поехал домой к Алеше с факелом, и был убит автоматной
очередью прямо у своего порога (то ли по лицензии за пе­
реход на другую сторону баррикад, то ли за участие в оск­
вернении божественных останков). Покушавшихся не на­
шли. И не искали.

288

Б. Штерн

Пора было делать ноги. [«Delat nogi» — удирать — Прим.
переводчика.] Вертолетом добрались до метрополитена в
Ташкенте, а потом с мешками и ящиками тряслись под зем­
лей через Иерусалим до Иерихона. В метро вождь был пора­
жен эскалатором, который показался ему дорогой в Рай, и
пришлось дожидаться, пока Егор Лукич два раза прокатил
Вову туда и обратно.
Что было дальше — всем известно.
Аборигены из родственных племен бомжей и бичей
массами последовали за Нинелью в Иерихон (Нохиреи,
как они его называли) и буквально наводнили Израиль
(Лиарзи). Тогда скелет Нинели был перенесен в своем
родном стеклянном саркофаге в Каирский археологиче­
ский музей, что рядом с египетскими пирамидами, и ус­
тановлен возле мумии Тутанхамона (Номахнатут). Лучше
не стало — Ш лимана начали преследовать фанатичные
фарисеи и сионисты, совсем как в свое время Иисуса Хри­
ста,— жаль, что у Иисуса не было шлимановских телохра­
нителей из нового политического движения под названи­
ем «россизм». Россисты (бывшие бичи и бомжи — эти до
того не любили работать, что за мозоли на ладонях могли
и расстрелять) во главе с фараоном Егорлукичемколомийцем и с комиссаром Газгольдером объявили все израиль­
ское население потомками росов и выступали за возвра­
щение росов в Москву — совсем как их предки,
византийские послы-рос, избродившиеся по Европе и
будто бы мечтавшие вернуться домой,— но это было оче­
редное «будто бы», чем больше россисты призывали, тем
больше им не хотелось возвращаться.
Но постепенно все волнения улеглись. Егор Лукич умер
просветленным, бичи приоделись и ассимилировались, Газ­
гольдер закончил ирпенский индустриальный техникум по
холодной обработке металла резанием и стал директором
гвоздильно-арматурно-проволочного завода под Киевом.
Теперь к Нинели совершают паломничество туристы и раз­
ный мирный люд, а правоверные коммуняки проходят путь
от Уральских гор до Каира особым медленным ритуальным
шагом, задирая прямые ноги выше пупа и с утра занимая
очередь в музей от самого Суэцкого канала.
И, под конец, подробней остановимся на теории «россизма», последней сумасшедшей теории Мишеля Шлимана,
которой он так «достал» правоверных сионистов. Государст­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

289

во Рось, как считал в конце своей бурной жизни остепенив­
шийся кабинетный Шлиман, никогда не исчезало, и ни­
кто его не просирал. Росы не были кочевниками, но они
всегда, как дети, что-нибудь теряли (очки, кошельки, рай
на Земле), и всегда находились в вечном поиске чего-ни­
будь (очков, кошельков, рая на Земле). Рось попросту из­
меняла границы и переливалась в другие формы, а Москва
была оставлена этими растеряхами потому, что была ос­
тавлена — в поисках земного рая они ее попросту потеряли
и не смогли найти. Древние первоцивилизованные росы,
считает Шлиман, произошли от этруссков и пруссаков —
отбросив от первых «эт», а от вторых «п»; и до сих пор яв­
ляются квинтэссенцией народонаселения Земли; мента­
литет росов составляют растерянность, открытость души,
первобытная вера в социальную справедливость,.мировую
революцию и в рай на Земле — то есть, росы живут в нас
с вами; а нынешний Великий Израиль — все та же импе­
рия Ресефесер, но под другим названием. Таким образом,
росы осуществили свою мессианскую идею о московском
царстве, как Третьем Риме, но под названием Третьего
Интернационала. Росский народ был преимущественно
рабоче-крестьянским народом, то есть пролетариатом, не
имевшим Отчизны или считавшим Отчизной весь мир, и
весь мировой пролетариат, от французов до китайцев, де­
лался росским народом, единственным в мире народом —
что мы сейчас и имеем. Росы попросту сделали то, что не
смогли сделать другие народы, осуществили свою детскую
мечту — мирно завоевали весь мир, скрывая свои подлин­
ные имена. Что и следовало доказать.
— Нашли ли они свой рай на Земле? —часто спрашивают
Мишеля невнимательные читатели или чистокровные ев­
рейские аристократки с куриными мозгами.
— Кто это — они? — переспрашивает Шлиман.
— Ну, ваши росы.
— Дуры! — сердится Шлиман,— Они — это вы. Спросите
сами себя.
Дамы не понимают и обижаются.
Жива, жива Рось! Куда она денется?
Вова Тсинуммок всю жизнь мечтал зачерпнуть шеломом
воды в Проливах, и его мечта была близка к осуществлению —
Вову лично пригласил искупаться в Дарданеллах премьерминистр автономной турецкой республики Сарай-оглы.
10 Б. Штерн «Остров змеиный»

29 0

Б. Штерн

Вова из Москвы повторил варяжско-греческий путь древ­
них росских послов, прибыл в Царьград, но забыл плав­
ки,— впрочем, купаться в этой грязной канаве ему расхо­
телось.
Потом состоялись демократичнейшие выборы по ма­
жоритарной системе, и вождь Тсинуммок и жухарка Пра­
сковья стали первыми правителями возрожденной зер­
кальной страны со столицей в Москве. Прасковья, как и
положено женщине, управляла вождем, вождь, как и поло­
жено мужчине, управлял государством. Играть в «Белый
дом» запретили, в футболе ввели современные правила.
Народ на бескрайних просторах Роси стал жить хорошо и,
значит, безмолвствовал. Еще бы. Попробовал бы он при
кухарке вякнуть!
Жива, вечно жива Рось!
GOP ТЕУВТСВАРДЗ АД!
(ДА ЗДРАВСТВУЕТ РОСЬ!)
ЛЕНИН ТЕУВТСВАРДЗ АД!
(ДА ЗДРАВСТВУЕТ НИНЕЛЬ!)
И никого уже не удивило завещание Шлимана: похоро­
нить его в Москве на Красной площади у мавзолея, выбив
на могильной плите стихи древнеросского пиита:
Какая б ни была Совдепья —
Здесь рос и хавал черный хлеб я,
Курил траву, мотал в Москву...
Тут — КГБ и пьянь в заплатах,
Но и Христос рожден не в Штатах;
Прикинь: в провинции, в хлеву.
Какая б ни была имперья —
Иной выгадывать теперь я
Не стану, ибо э т у жаль.
Где, плюрализмом обесценен
И голубем обкакан, Ленин
Со всех вокзалов тычет вдаль.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

И я, вспоенный диаматом,
Грущу о Господе распятом —
Еврее, не имевшем виз.
Что Богу был не худшим сыном,
Бродя по грязным палестинам,
Как призрак (или коммунизм).
Не обновить Союз великий.
Не обовьются повиликой
Кремлевские шарниры звезд.
Какая б ни была Совдепья —
Люблю ее великолепья
Руину, капище, погост.

10*

291

292

Б. Штерн

ЛИШ Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
или
к ра тк и й курс с о ц реа л и зм а

Из политических сказок Змея Горыныча
«Где выражение зла, которого должно избегать? Где вы­
ражение добра, которому должно подражать в этой повести?
Все хороши, и все дурны.
Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами
души, которого старался воспроизвести во всей красоте его
и который всегда был, есть и будет прекрасен,—
ВРАНЬЕ.»
Экономист Н. Ильин,
«Граф Толстой, как зеркало партийной организации и
партийной литературы».
Глава 1
РАЗВИТИЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ СИТУАЦИИ
ВО ВСЕЯ-РУСИ
Параграф 1
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОЦРЕАЛИЗМА
В некотором ханстве, в некотором подпространстве, в не­
нашенские времена жил да был во Всея-Руси богатырь с чуд­
ным именем-отчеством Соцреализм Максимильянович.
Как, спрашиваете, жить с таким именем?
Так вот и жить, пока не сгноят в лагерях или не прирежут
цензурой — не бросаться же под поезд, если ты не Илья Му­
ромец, а какой-нибудь хрен с бугра? Назвали — и назвали.
Живи пока...
С папой и мамой богатырю Соцреализму повезло. Он ро­
дился под знаком Буревестника на острове Капри в резуль­
тате внебрачного романа популярного пролетарского писа­
теля Максимильяна Горькина с красивейшей цыганской
актрисой того ненашенского времени Ариадной Мариновой
из Малого театра МХАТ имени Немировского и Станиславича-Данченко одновременно.

ЛИК Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

293

Параграф 2
ЧЕМОДАНЧИК С ДВОЙНЫМ ДНОМ
— Очень своевгеменный гоман! Пгекгасный получился
гебенок! — слегка картавя, воскликнул по сему случаю тогда
еще мало кому известный богатырь-экономист Н. Ильин
(сказать по правде, его вообще никто не знал) — и буквально
в одну ночь, не задумываясь, накатал молочными чернила­
ми эпохальную статью «Граф Толстой, как зеркало партий­
ной организации и партийной литературы», в которой уда­
рил в Царь-Колокол и призвал Всея-Русь к топору против
Чудища Облого, Стозевого и Лаяйющего под лозунгом: «ДА
ЗДРАВСТВУЕТ СОВМЕСТНАЯ ВЛАСТЬ!»
Под утро перечитал написанное, схватился за рано облы­
севшую сократовскую голову, прижмурил глаза, с наслажде­
нием вытянулся в кресле и воскликнул:
—Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Какая глыба, а? Какой
матерый человечище!.. До этого графа подлинного мужика
в литературе не было!
Допил молочные чернила, скушал хлебную чернильницу
и, очень довольный собою, пошел спать.
К обеду экономист Н. Ильин проснулся, упаковал «Зерка­
ло партийной организации и литературы» в кожаный чемо­
данчик с двойным дном, вызвал колокольчиком своего лич­
ного шофера Гулько Макара Егорьевича и отправил его на
коньках по вечному льду Чудского озера в редакцию газеты
«Правда». И хотя на линии границы жандармские псы-сатрапы, обнюхав чемоданчик и ничего не найдя, с досады стук­
нули Макара Егорьевича револьвером по голове, и тот чуть
коньки не отбросил, но все ж таки доставил второе дно по на­
значению, и утром в День Печати газета «Правда» вышла в
свет, как и подобает.
Вот только у Макара Егорьевича с тех пор что-то с головой
не в порядке.
Параграф 3
В ТО ЖЕ ЛЕТО ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
В то же лето по старому стилю, пока богатырь Соцреализм
в люльке лежал и соску сосал, прочитала Всея-Русь в газете

294

Б. Штерн

«Правда» про зеркало Льва Толстого, наточила топор и под­
нялась на Чудище Облое, Стозевое и Лаяйющее. Надоело на­
роду жить и работать на дядю — равно и за того парня. Пле­
вали в Стозевого, били, крыли, подначивали, клеили прямо
на хари предосудительные прокламации и вообще пушкин­
ский безмолвный народ уже не молчал в тряпочку, а приме­
нял против Чудища Лаяйющего всякие глаголы великого
межнационального языка, неизвестные даже живому слова­
рю Владимира Даля, лучшего друга Пушкина — уж кто-кто,
а друзья разбирались в глаголах.
Двенадцать лет как день пролетели...
Хоть бы хны!
Бывало, одну Голову срубят, тут же две другие отрастают
по генетическим законам Менделя.
Ходили отважные Робеспьеры к дедушке Мичурину за со­
ветом.
— Не знаю, как так получается,— честно признавался ста­
р и к — Все это вейсманизм-морганизм и томление духа, а я
не теоретик, но практик. Надо бы на дрозофилах попробо­
вать.
Таким вот Макаром.
Параграф 4
ЧУДИЩЕ ОБЛО, СТОЗЕВО И ЛАЯЙЮЩЕ
В ответ на глаголы Чудище подлое лишь лениво отгавкивалось, щеря зубы, а самых надоедливых якобинцев, как мух
дрозофил, ссылало за Полярный Круг в Туруханское ханство
на разведку нефтяных месторождений, откуда те тут же воз­
вращались на попутках или собственным ходом. Их — туда,
они — оттуда.
В сущности, Чудище Лаяйющее давно отжило свой век и
уже не содержало в себе ценной генетической информации.
Ему бы добровольно уйти с политической арены цирка —
снять шаляпинским жестом мономахову шапку-ушанку,
сдать ее под расписку в Музей Этнографии, Антропологии
и Народов Мира и красиво удалиться, прикрыв за собой
дверь,—да все как-то лень, обломовщина... Валялось Чудище
на диване, все тянуло с отставкой, откладывало — то кресть­
янская реформа подоспела, то всенародный референдум, а то
и столетний юбилей со дня смерти поэта Пушкина. А сто­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

295

летняя война в Персидском заливе? А очередной перераздел
Польши? А разрушение Берлинской стены? То — то, то —
это...
И еще такое соображение:
— Как это, мол, без НАС, Обла, Стозева и Лаяйюща, наш
безмолвный народ проживет? Не протянет ли ноги от голода
кормилец наш?
— Всенепременно протянет, Ваше Стозевое Величество! —
подгавкивали придворные псы-сатрапы и виляли хвостами
во главе с фон Бункер-Бундом — Ни Мичурин с грушами не
поможет, ни квадратно-гнездовой способ Лысенко.
За народ, значит, беспокоилось Чудище. До всего ему бы­
ло дело...
Но если совсем откровенно — за власть цеплялось.
А зачем ему власть? Что ему в той власти?
Параграф 5
ДРУГИМ ПУТЕМ
— Куда же вы, сударь, прете? — с досадой спрашивало Чу­
дище, когда ему под Старый Новый Год старший брат эко­
номиста Н. Ильина прямо под диван подложил адский ме­
ханизм с дистанционным управлением, но придворные
псы-сатрапы вовремя унюхали и обезвредили.
— Зачем все это? — допытывалось оно,— Перед вами же
стена!
— Стена, да Берлинская! Пни, и развалится! — смело от­
вечал за братана экономист Н. Ильин.
' — А что потом? — удивлялось Чудище.
«А потом
мы пойдем
другим
путем,» — ответил стихами экономист
Н. Ильин.
— Каким-каким? — не расслышало Чудище.
— ДГУГИМ! — с французским прононсом повторил эко­
номист Н. Ильин, и по дну Финского залива ушел со своим
шофером Макаром Егорьевичем, у которого крыша поехала,
от преследования псов-сатрапов в соседнюю страну Хренландию.

Б. Штерн

296

Параграф 6
ЧУДЕСНЫЙ НАЦМЕН
В той соседней стране экономист Н. Ильин познако­
мился с одним из представителей восточного националь­
ного меньшинства, только что сосланного в Туруханское
ханство за особо дерзкие ограбления почтовых дилижан­
сов и уже успевшего удрать оттуда сюда и от вынужденного
революционного безделья развлекавшегося тем, что ста­
вил на стол ребром национальный вопрос, а тот стоял и не
падал.
— Какой чудесный нацмен! Не помните ли его фамилию? —
хвалил туруханца экономист Н. Ильин в письмах издалека
своей ненаглядной подружке Нессе Армаггедон —Представ­
ляете, какой богатырь — национальный вопрос на ребро по­
ставил, а тот стоит и не падает! Вообще, погода здесь в Цю­
рихе хорошая, все у нас идет другим путем. Передайте
нашим: единичный индивидуальный террор ничего не даст.
Одного шлепнем, придет другой. Их надо всех сразу, скопом!
Шаг вперед, два шага назад — и к стенке!
Параграф 7
ПЯТЕРО ПОВЕШЕННЫХ
Принесли псы-сатрапы перлюстрированное письмо Чу­
дищу Лаяйющему на диван. Прочитало Чудище, совсем оз­
верело:
— Что за черт, какой-такой другой путь?!
Не хотелось ему применять террор и насилие, но делать
нечего — приказало Чудище своим сатрапам отыскать пала­
ча и повесить старшего брата экономиста Н. Ильина плюс
еще четверых Маратов на Кронверкском валу Петропавлов­
ской крепости. Предупреждало ведь!
— Разве предупреждали, Ваше-ство? — переспрашивает
фон Бункер-Бунд,— Очень уж талантливый этот старший
брат. Реактивное движение с дистанционным управлением
изобрел. Академия Наук за него ходатайствует...
— Пр-редупреждали! Брата — повесить, а академикам вы­
дать заграничные паспорта, посадить на пароход — и в шею!
Что и было в точности исполненно.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

29 7

Вот только палача не нашли, запил палач на острове Кап­
ри в гостях у своего кума Максимильяна Горькина.
— Не могу! — кричал палач Леонард Андреев, крестный
отец внебрачного Соцреализма-богатыря,— Не могу вешать
на веревке живых людей! Так не договаривались! Повешен­
ные потом три дня снятся. Вешать не могу, а вот расстрелять —
пожалуй.
Отказался палач Леонард Андреев. Пришлось вешать са­
мому фон Бункер-Бунду.
Висят пятеро вольтерьянцев, ногами качают, а нацио­
нальный вопрос на ребре стоит.
Параграф 8
ТАЙНОЕ СВИДАНИЕ НА БЕРЛИНСКОМ ВОКЗАЛЕ
Ну тут вообще началось! Прям-таки Французская буржу­
азная революция!
Народ высыпал вдоль по Питерской. Взяли Его Стозевое
Величество в штыки, в топоры, в дреколье. Богатыря Герцена
разбудили, и тот газетой «Правда» Ему по мордасам, по мор­
дасам!.. Радищева Ему вспомнили, Кюхельбекера, все дуэ­
ли Пушкина и Лермонтова. Искандер с Огарьковым Ему
Царем-Колоколом хвост прищемили. Чернолюбов с Доброшевским зарядили дробью Царь-Пушку, поднесли фитиль
и шарахнули, но промахнулись и попали по воробьям. Со­
пливый еще богатырь Соцреализм стекла бил из рогатки в
Зимнем Логове: дзынь-вдрызь, дзынь-вдрызь!..
А в это время экономист Н. Ильин поспешно переехал в
опечатанном бронепоезде из соседней Хренландии в еще бо­
лее соседнюю Херманию, где имел на берлинском перроне
у пивного кооперативного ларька историческую встречу с
известнейшим херманским профессором утопического ма­
териализма Карлом Фридриксонном, в точности знавшим
тот самый — ДРУГОЙ — путь (пойдешь направо, свернешь
налево и так далее).
Уже смертельно больной профессор Карл Фридриксонн
шепнул на ушко экономисту Н. Ильину три тайных слова,
пожал на прощанье руку (мол, встретимся на баррикадах) и
незаметно для кишащих на перроне филеров передал в на­
следство три секретные карты, в точности указующие тот са­
мый путь; а сам выпил кружку пива и потихоньку-полегоньку

298

Б. Штерн

под присмотром' шофера Гулько Макара Егорьевича пошкандыбал вдоль Берлинской стены помирать к себе домой
на Фридрихштрассе, волоча за собой хвост о двух филерах,
один из которых являлся будущим херманским рельсканцлером Гнидлером.
Параграф 9
ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!
Экономист же Н. Ильин тоже выпил баварского пива на
берлинском перроне, незаметно спрятал три заветные кар­
ты в новый кожаный чемодан с двойным дном, вернулся
в опечатанный бронепоезд с кучей беспризорников на
крыше и, ведомый личным шофером Гулько Макаром
Егорьевичем, который когда-то служил в железнодорож­
ном депо машинистом, прибыл на Казанский вокзал, где
его встречали народные представители с хлебом-солью и
с жигулевским пивом.
Там он открыл окно и бросил в толпу свежий номер
«Правды» с новейшим лозунгом:
«ЕСТЬ ТАКАЯ ПАРТИЯ!»
Народ вначале не понял:
— Какая-какая? — переспросил народ.
— ТАКАЯ! — хитро прищурился экономист Н. Ильин,
посолил ломоть хлеба и съел.
И запил пивом.
—Ага! Вот оно что! Ура! Хитер, экономист! — обрадовал­
ся народ.
— Качать экономиста! — заорали беспризорники и гроз­
дьями повалили с крыши бронепоезда.
Всем дело нашлось — кто «ура» кричит, кто новый лозунг
несет, кто каравай доедает, кто пиво допивает, кто на вокзале
экономиста Н. Ильина подбрасывает.
Где пальто, где кепка, где что...
А беспризорники во главе с богатырем Соцреализмом но­
сятся толпой по городу и буржуазию козой пугают:
— У-у-у, забодаем!
Шуткуют пока.
Пока указаний не было буржуев резать.
Пусть живут пока.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

29.9

Параграф 10
НАКИПЕЛО!
Наконец нашли экономисту Н. Ильину кепку, отнесли его
на носилках на балкон Кшесинской, что в Доме на Набереж­
ной, и сразу взялись за дело: из дома жильцов выселили, на­
звали дом Штабом Восстания, подтянули броневики и эс­
минцы, развели мосты и костры, выпустили из бастилий
всех уголовников, политических и политических уголовни­
ков, захватили Главпочтамт и Центральную Сберкассу, все
газеты, кроме «Правды», прикрыли, обложили Зимнее лого­
во флажками и назначили на завтра низвержение ниагарско­
го водопада, везувий народного негодования и последний
день помпей,— все по плану программы-максимум, как у
настоящих гарибальдийцев.
— Вчера еще было-рано, сегодня — уже поздно, а за­
втра — в самый раз! — гадал по звездам экономист Н. Иль­
ин, выходя с чайником кипятку на балкон бывшей благород­
ной девицы.
— Гляди, лобастый, чайник кипит! — кричат ему снизу
вооруженные до зубов рабоче-крестьянско-солдатские депу­
таты,— Накипело! Хлеба давай! Чаю! Масла! Мяса! Яйцев!
Куда все подевалось?
— Завтра все сами возьмете в свои руки у буржуйской те­
невой экономики,— твердо обещает экономист Н. Ильин —
Ничего чужого нам не надобно, все и так наше. А кипяток-с,
товарищи, за углом в буфете.
— Ура-а!
Настала последняя ночь старого мира.
Параграф 11
ШТАБ НА НАБЕРЕЖНОЙ
Ночь. В Доме на Набережной электричество жгут, бывшая
благородная девица Кшесинская разносит крепкий чай с
клюквенным повидлом. Пива — ни-ни! Не спят богатыри
Такой партии, думу думают:
—Что еще подзабыли? Чем еще Облой Чудище досадить?
Шепчутся по углам:
— Оторвать ей собачьи головы! — кипятится Зализный
Феникс.

300

Б. Штерн

— Не поможет, новые отрастут,— протирает пенсне военмор Бронштейн.— Слышал, что Мичурин сказал? Он, гово­
рит, не в курсе генетической рекомбинации.
— Тогда фитиль ей под хвост! — кипятится Овсей Анто­
ненко, замкомпоморде (заместитель командира по морским
делам).
— Вот вы и займитесь.
— А где тот чудесный нацмен? — вдруг вспоминает эко­
номист Н. Ильин,— Что-то с памятью моей стало — опять
фамилию забыл.
— В Разливе шампанских вин,— злорадно отвечает военмор Бронштейн, лучший враг Нацмена.
— А что он там делает в такое ответственное время?
— Пишет «Краткий курс истории Такой партии».
— Нашел- время! А послать за ним связного!
Сказано — сделано. Посылают мальчика, Соцреализмабогатыря, тот плывет под разведенными мостами вне подо­
зрений у псов-сатрапов —что с босяка возьмешь? — приплы­
вает ночью в Разлив, находит наощупь шалаш, расталкивает
Чудесного Нацмена и доставляет того, полусонного, в Дом на
Набережной.
— Вот он! — говорит Соцреализм.
Параграф 12
ПЛАН ВОССТАНИЯ
— Спасибо, мальчик, возьми конфетку,— обрадовался
экономист Н. Ильин, отвел Нацмена в уголок и тихо сказал,
чтоб никто не слышал: — Никто ни хрена не умеет, никто ни
за что не отвечает. Говорим много, а дела — с гулькин хрен.
Bac-то, батенька, нам и не хватает.
— А что, собствэнно, нужно дэлать? — зевая, спрашивает
Чудесный Нацмен со своим знаменитым восточным акцен­
то м — Извините, не выспался, всю ночь камни ворочал, ста­
вил вопросы ребром.
— Вот! Вот, вот, вот! Главная, архиважнейшая сегодня ра­
бота: ставить вопросы ребром! Да вы спите, спите... А работу
делайте на ходу. Скипидару Чудищу под хвост — как вы ду­
маете?
— Уже заготовлено десять бочек скипидару. Будет нужно —
еще достанем.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

Ш

— Спасибо голубчик! Смолы бы ему горячей в глотку—
как по-вашему?
— Вагон смолы на подходе.
— Пять с плюсом! А вы, дурочка, боялись — не выспался,
говорит, не справлюсь!
— Но это еще не все,— отвечает Чудесный Нацмен и под­
ходит с красным карандашом к земному глобусу.— Вот Па­
радный Подъезд... А вот Черный Ход... Надо бросить на
штурм Зимнего логова батальон беспризорников. Вот тут...
и тут...
— Стратег! Суворов! — восклицает экономист Н. Ильин
и обращается к притихшим богатырям: — Вот кому карты
профессора Фридриксонна в руки!
Хитро прищурился и уточнил:
— После моей смерти, конечно.
Параграф 13
ОТРЕЧЕНИЕ
И не выдержали нервы у Чудища Лаяйющего. Услыша­
ло (да недослышало) оно про «мильен беспризорников»,
потеряло ориентацию, начались у него нервный тик
и дрожь в коленках. Выползло Чудище из своей Могилев­
ской ставки и сказало сквозь зубы во множественном чис­
ле о самом себе:
— МЫ,— говорит,— ОТРЕКАЕМСЯ. Даруем народу зем­
ли, фабрики и свободу. Нате вам, подавитесь. Берите —
сколько возьмете и унесете. Смотрите только, не протяните
ноги.
Слова не совсем исторические, но смысл подлинный,
близкий к тексту.
И пока народ ликовал, ловил псов-сатрапов, хватал даро­
ванное и растаскивал по домам несъедобные землю, свободу
и фабрики, Чудище Стозевое притворилось шлангом, бро­
силось со шпиля Морского Пароходства на булыжную мос­
товую и, как в сказке, преобразилось в многочисленных чудищ-юдищ числом не менее полуроты лейб-гвардии
Преображенского полка. Под покровом ночи эти преслову­
тые лейб-гвардейцы сбрили усы, повязались белыми косын­
ками с красными крестами международных сестер милосер­
дия, загрузили всея-русский хлеб, чай, масло, мясо и яйца

302

Е. Штерн

в грузовики «руссо-балт», и огородами, огородами бежали из
Санкт-Питербурха в Таврию, а оттуда пароходами, парохо­
дами эмигрировали в заморские страны; каждой Лаяйющей
Голове — по пароходу, на каждом пароходе — по Зеваяйющей Голове.
Занялись они в тех странах коммерцией и писанием ме­
муаров, такси водили, в цирке выступали, груши околачива­
ли, все иропили-проели, переженились на француженках и
ассимилировались там навсегда.
Параграф 14
СВЕРШИЛОСЬ!
Радости было!
Первым делом батальон беспризорных рабочих, кресть­
янских и солдатских депутатов перелез через чугунные
Царь-Ворота Парадного Подъезда и ворвался в Зимнее Ло­
гово. Дали сторожу в ухо, отобрали берданку, повязали псовсатрапов, нагадили в античные вазы, подтерлись персидски­
ми коврами и принялись палить из берданки в хрустальные
люстры и в китайский фарфор-фаянс.
Народ же на улицах опять кричал «Ура!», выбрасывал соб­
ственные шапки вверх, плясал гопака и «яблочко» и с воин­
скими почестями хоронил пятерых повешенных, развеши­
вая вместо них на фонарях псов-сатрапов.
Палача же Леонарда Андреева опять нигде не нашли — он
сидел в шаляпинской уборной во МХАТе и жаловался пер­
вому народному артисту республики:
— Не могу уснуть,— жаловался мертвецки пьяный Лео­
нард Андреев — Только усну — являются!
— Кто является? — спрашивал первый народный артист,
прочищая перед спектаклем горло добрым глотком горилки.
— Пятеро повешенных. Стоят и в глазах двоятся. Что там
за шум на майдане коло бани?
— Революция идет. Ты б еще водки выпил, да повешен­
ным налил, да стул бы им предложил. Глядишь, посидят, по­
сидят и уйдут,—советовал народный артист и напевал, входя
в роль царя Бориса:
«И мальчики
кровавые
в глазах...»

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫ ПО ВОЙНЫ

303

Значит, висят псы-сатрапы на Кронверкском валу, бо­
тинками качают, а посередке — сам фон Бункер-Бунд,
личный кредитор Саши Пушкина, одолживший однажды
поэту 60 тысяч рублей серебром, а тот возьми и подстрелись на дуэли.
Свершилось, короче, то, о необходимости чего так долго
говорил экономист Н. Ильин:
— Свегшилось, когоче!
Параграф 15
И НА ОБЛОМКАХ САМОВЛАСТЬЯ
Что дальше было: триумфальное шествие Совместной
Власти, бразильская фиеста и всенародный загул.
Все сразу надели красные ботинки и бантики. Шуткиприбаутки, смех и веселье. Запрудили улицы, пили разли­
ванное море шампанского из подвалов Зимнего Логова.
А чем запивали? Спиртом из разгромленных складов
Преображенского полка.
А чем закусывали? Кто чем — кто сухарем, кто килькой в
томате, а кто и рукавом от бушлата; а вот первый народный
артист республики — тот закусывал горилку красной икрой
и молочным поросеночком с хреном, вытирал губы, выхо­
дил к рампе и пел: «Что день грядущий мне готовит?», тогда
как голодные бояре пили за царским столом пустую воду и
грызли бутафорию — им на сцене икра не положена.
Другие же в этот судьбоносный час отмечались на сцене
Историй аршинными буквами — на обломках самовластья
писали собственные имена:
«ЗДЕСЬ БЫЛИ ДЖОН РИД С СУПРУГОЙ».
«МАТРОС ЖЕРЕБЕНКО + ШУРОЧКА КОЛЛОН-ТАЛЬ = Л».
«Я - КОТОВСКИЙ!»
«МЫ - ИЗ КРОНШТАДТА!»
А шофер Гулько Макар Егорьевич, у которого, как изве­
стно, не все дома, подумал, подумал, окунул малярную кисть
в свинцовые белила и написал:
«ТАКИМ ВОТ МАКАРОМ»

304

Б. Штерн

Параграф 16
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ
Всякое было в ту ночь.
Толпа беспризорников поймала зазевавшегося распузатого буржуя и в научных целях в назидание потомкам за­
спиртовала этот превосходный экземпляр эксплуататора
вместе с цилиндром и енотовой шубой в громадном стек­
лянном чане из-под квашеной капусты.
Потом: «Айда, братва, купаться в Разлив!»
Рванули в Петродворец, наполнили шампанским и спир­
том петергофские фонтаны и прыгали со статуи Самсона,
раздирающего пасть льву, сначала в шампанское, потом в
спирт, из спирта — опять в шампанское. И Самсону налили,
и льву... Бедный лев, бедный Самсон... Плескались, плавали
наперегонки, ныряли — кто глубже. Приблизительно (— )
тысяч граждан разных сословий нырнуло (статистика за­
крыта в железном сейфе Энкавэдэ), из них (— ) тысяч не вы­
нырнуло — только красные бантики всплыли клюквой в
шампанском, как сказал бы гений Север Игорянин, лютый
враг Соцреализма.
Потом — салют с фейерверком. Знатный получился са­
лют — палили с броненосца «Потемкин» по Санкт-Питербурху изо всех бортовых орудий.
В результате:
в Северной Пальмире с пригородами погибло где-то (— )
тысяч вонючих мещан и вшивой интеллигенции, как сказал
бы экономист Н.Ильин.
Дальнобойной морской артилерией достали:
до Москвы — погибло около (— ) тысяч представителей
махрово-реакционного духовенства;
до Киева — погибло (— ) тысяч с лишним людишек
мелко-буржуазной психологии и продажного чиновниче­
ства;
до Одессы — погибло порядка (— ) тысяч воров и обыва­
телей;
до Новороссийска — погибло более (— ) тысяч белого
офицерья;
а один малахольный шальной снаряд залетел аж во Вла­
дивосток, где разорвал на куски взвод японских интервентов —
погибло 33 японца во главе с офицером-самураем.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

3 05

Других жертв и разрушений не отмечено. За государст­
венную границу ни один снаряд не перелетел, дипломатиче­
ских нот и протестов ни от кого не последовало —даже япон­
ский император из врожденной вежливости промолчал.
ИТОГО (кругом-бегом, без учета утонувших в спирту,
не считая повешенных псов-сатрапов, 33-х японских ин­
тервентов и одного заспиртованного пузатого буржуя)
ПОГИБЛА всего одна десятая часть населения — плюсминус, больше-меньше, туда-сюда — ОД (ноль целых, од­
на десятая).
Не жалко.
Так что триумфальное шествие Совместной Власти про­
шло под сводный духовой оркестр относительно бескровно
и без посторонних эксцессов.
Наконец уснули.
А утром, проснувшись с похмелья, обнаружили на стене
Дома на Набережной первый декрет Совместной Власти об
антиалкогольной перестройке: все, как один, бросим пить,
виноградники вырубить, спирт пустить на протирку орудий
средств производства для средств производства, а взамен
увеличить выпуск фруктовых соков по рецептам дедушки
Мичурина.
Тут бы и сказке конец, да не тут-то было...
* * *

Глава 2
ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ
Параграф 17
ВСЕ ВПЕРЕДИ или ПЕСНЯ О БУРЕВЕСТНИКЕ
Тем же утром Максимильян Горькин взглянул на свой
барометр, изменился в лице, заплакал, выпил натощак чет­
вертушку водки и, нажимая на свое замечательное волжское
«О», сказал сынишке Соцреализму, который уже пописывал
в Пролеткульте стишки:
— Гляди, сынок, стрелку совсем зашкалило,— сказал Бу­
ревестник,— Буря, скоро грянет буря! Больно мне за нашу

306

Б. Штерн

творческую интеллигенцию... А ты уж совсем большой, экой
вымахал! Иди-ка ты, парень, в люди. Чую, недолго мне жить
осталось — либо сам помру, либо врачи отравят, либо еще
как-нибудь... Кто за меня напишет новую «Войну и мир» —
ума не приложу. Оставляю тебе в наследство чистую амбар­
ную книгу в десять тысяч страниц, ничего у меня больше
нет, окромя единственного костюма и вышиванной тюбе­
тейки. Вот тебе социальный заказ — напиши-ка ты в этой
книге нашенскую, пролетарскую «Войну и мир». Попробуй.
Чтоб, понимаешь, война —так уж настоящая, классовая вой­
на, а когда, понимаешь, мир — то чтоб настоящий мир, а не
Брестский, похабный. Живи по «Правде», понял? Пиши
правду, правду и только в «Правду». Компрене ву?
Предсказав, значит, плохую погоду и стихийные бедст­
вия и оставив внебрачному сыну в наследство пустую ам­
барную книгу и литературные советы, популярный проле­
тарский писатель опять заплакал горькими слезами
(очень уж любил плакать), выпил еще шкалик водки, раз­
бил барометр и по настоянию своего лучшего друга эко­
номиста Н. Ильина («Говно эта ваша творческая интелли­
генция,— сказал ему экономист Н. Ильин, слушая
«Аппосионату»,— Разбитое кривое зеркало революции, вы­
брошенное на свалку Истории. Езжайте-ка, батенька, к се­
бе на Капри, не плачьте и не путайтесь под ногами со сво­
ими несвоевременными мыслями — иначе я за себя не
ручаюсь»), так вот, по настоянию экономиста Н. Ильина
Максимилиан Горькин, как тот жирный пингвин, уехал в
тихую гавань на остров Капри прятаться от революцион­
ных цунами, лить слезы по говенной интеллигенции и ле­
читься от алкогольного туберкулеза.
Параграф 18

в людях
Делать нечего. Спрятал Соцреализм Максимилъяныч на
груди амбарную книгу в красном сафьяновом переплете, за­
точил чернильный карандаш и отправился в люди.
Идет, бредет, шагает по Москве. Не ворует. Перебивает­
ся с хлеба на воду. Скучно. Люди всякие вокруг снуют, фу­
туристы, диссиденты, попутчики. Знакомые беспризор­
ники, с ксми Соцреализм Зимнее Логово брал.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

Соцреализм их в глаза не замечает. Делает вид, что гуляет
по Москве, а сам изучает жизнь, как она есть, ищет ответы
на больные вопросы.
А люди вокруг не знают, что делать. Землю, фабрики и
свободу расхватали, а что с этим добром делать — не знают.
«В самом деле: что делать? — размышляет Соцреа­
лизм,— Ну, по винтикам, по кирпичикам разнесли мака­
ронную фабрику по домам, приватизировали. Ну и?.. Где
макароны?.. Ну, принес ты домой мешок земли, лучшего
чернозема. Ну, два мешка, ну, телегу... Макароны же из
земли не вырастут. Ну, взял ты дарованную свободу, а сво­
бода такой предмет: хочешь — гуляй, гуляй — не хочу. Оно
же все несъедобное — земля, фабрики и свобода! Где обе­
щанные хлеб? чай? масло? мясо? молоко?.. Экономист
Н. Ильин обещал: «Завтра все возьмете в свои руки». Где
ж это ВСЕ? Где это ВСЕ взять, и куда ОНО к черту поде­
валось?»
Как вдруг навстречу Соцреализму катится крученый Да­
вид Бурлюк в стетсоне и в тапочках на босу ногу.
Параграф 19
ДЫР, БУЛ, ЩУР
— Привет птенцу Буревестника! — машет стетсоном Да­
вид Бурлюк.— Где пропадаешь, дыр, бул, щур?
Не отвечает Соцреализм-богатырь, нос воротит.
— Поехали к Репину спаржу жрать. И самогон у старика
найдется, бул, щир, дыр!
Вот и ответ: где взять, где взять?.. У Ильи Ефимыча Ре­
пина, щил, был, дыр.
Молчит богатырь Соцреализм, воротит нос в противопо­
ложную сторону.
— Что у тебя с клювом случилось,—удивляется Бурлюк.—
Ты чего клюв задрал, жир, дыл, был?
Надо отвечать — не отцепится.
— Хожу тут, матерьял собираю,— цедит сквозь зубы Соц­
реализм,— Собрался «Войну и мир» писать.
Давид Бурлюк так изумился, что плюнул на мостовую и
уехал по израильской визе в Северо-Американские Штаты
и неплохо провел там время, предназначенное ему судьбой —
жил, был, пил.

30 8

Б. Штерн

Параграф 20
РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЦРЕАЛИЗМА
В ТОЛПЕ НАРОДА
«Всегда так было: лица сомнительного происхождения
приезжают и уезжают, а русский человек остается с задран­
ным носом,— подумал богатырь Соцреализм, неодобри­
тельно глядя вслед тапочкам Бурлюка — Но о чем это я?.. Все
о том же: что делать? Где взять масло, хлеб, молоко —все эти
съедобные предметы? Каждый в отдельности точно знает,
что нужно делать СВОЕ ДЕЛО — пахать да сеять, точить да
сверлить, торговать да писать свою «Войну и мир» —хотя по­
следнее не съедобно, но допустим,— а потом уже смело гу­
лять да плясать. То есть, по профессору Карлу Фридриксонну: требуется создавать то, чего еще нету — продукт; и
проедать прибавочную стоимость. До чего просто! А что на
деле? А на деле продуктов нет. Каждый знает, что каждый
должен делать свое дело, только не он сам. Каждый сам за се­
бя, и всем скопом — никак! Ну, никак! Если всех людей вме­
сте сложить, арифметическая сумма не получается. А полу­
чаются — штабеля».
Параграф 21
НЕ ЖАЛЕЮ,
НЕ ЗОВУ,
НЕ ПЛАЧУ
Вдруг, откуда ни возьмись, ползет навстречу пьяненький
с утра Серега, еле шевелит языком, приглашает в трактир,
червонцы есть, он угощает.
Не видит богатырь Соцреализм старого дружка, в упор не
замечает, переходит на другую сторону улицы. Серега хоть
и коренного происхождения, но Соцреализму с пьяным
имажинистом не по пути. А хоть бы и с трезвым.
— Мы идем ДРУГИМ путем,—кричит он Сереге с того бе­
рега улицы.
Серега так обозлился, что немного протрезвел, кое-как
доплелся до своего знаменитого «Англеттера», выхлестал на
пару с Аськой Дункан полный чайник водки, после чего попьянке решили оригинально расстаться с жизнью, повесив­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

309

шись обнаженными в одной петле, совершая при этом по­
следний акт любви, что немедленно и сделали.
Но веревка, по счастью, оборвалась, и половой акт при­
шлось продолжать там, где ему и положено быть —на полу.
Там же и уснули, обнявшись.
Параграф 22
НАРОД - ГОЛОВА ДВА УХА
И вот что еще непонятно Соцреализму-богатырю: народ —
он, вроде, один. Голова два уха, как у Сереги. А никак между
собой договориться не может.
Вопрос: почему?
Ответ: потому что.
Потому что народ состоит из разных индивидуев. Каждый
в отдельности со своей головой и ушами. Как их всех при­
вести к общему знаменателю, если один на печи лежит, вто­
рой — бывший жандармский офицер, третий загулял, чет­
вертый в больнице фельдшером, пятый о чем-то сильно
задумался, у шестого — непроизносимая фамилия, седьмо­
му давно в дурдом пора, а восьмой водку хлещет в буфете, как
чеховский телеграфист, оплакивая безвременную кончину
первой кинозвезды Венеры Горячей. И прочие. И всех тако­
вых прочих — миллионы, яко грязи. Нас тьмы и тьмы, и
тьмы...
А вот, например, бывший товарищ министра переходного
временного кабинета — тот вообще затаил лютую злобу на
Совместную власть и на ее народных совместителей. Ну, с
этим полегче, этого сразу к стенке. А вот, например, что за
курчавая личность у костра греется? Кто таков?
Параграф 23
ЗДРАВСТВУЙТЕ,
АЛЕКСАНДР
БЛОК!
Пригляделся Соцреализм: да это же знаменитый попут­
чик Александр Блок!
С ним, конечно, тоже не по пути, но проходить мимо както неудобно. Все-таки Блок. «Скифы» все-таки:

310

Б. Штерн

«Мильены
нас.
Нас
тьмы
и тьмы,
и тьмы...»
— Здравствуйте, дорогой Соцреализм М аксимильянович,— вежливо, как это только он один умеет, здоро­
вается Александр Блок, потирая над костром озябшие
руки,— Слыхали, у меня мужички в деревне библиотеку
сожгли вместе с усадьбой. Вот, смотрю на огонь и ду­
маю: хорошо это или плохо — когда книги жгут? Как повашему?
Тоже вопросик: что такое хорошо, и что такое плохо?
Молчит Соцреализм. Что тут скажешь?.. Как для кого...
У мужичков классовое чутье на блоков, на библиотеки и на
усадьбы, да как объяснишь это Александру Блоку?
— Как здоровье вашего многоуважаемого батюшки Максимильяна Горькина? — не унимается от вежливости Алек­
сандр Блок.
А сам, между прочим, очень болезненно выглядит. Ви­
дать, не жилец на этом свете, лучше бы о собственном здо­
ровье позаботился, а Максимильяна Горькина врачи какнибудь сами ухайдокают.
— Почему не видно вашего батюшки во «Всемирной ли­
тературе»? Нам там селедку недавно выдали, по мешку се­
ледки. Мне, Кюхельбекеру и Крылову Ивану Андреичу. Ни­
чего, можно жить — хорошая селедка.
«Заговаривается Блок,— соображает Соцреализм-бога­
тырь,— Далась ему эта селедка. Надо бы поздороваться,
неудобно молчать. Блок как-никак... Блок — не Бурлюк,
надо бы с Блоком посоветоваться насчет «Войны и ми­
ра»...»
Вдруг взял да и рявкнул:
— Здравствуйте, Александр Блок!
Аж проходившая мимо костлявая лошадь со страху в ко­
стер упала.
А Блок так испугался, что схватил свой мешок с селедкой,
вернулся домой, прилег на диван и... помер.
Было ровно двенадцать.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

311

Параграф 24
РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЦРЕАЛИЗМА
В ТОЛПЕ НАРОДА
(окончание)
«Кроме того, что народ состоит из разных отдельных
индивидуальностей,— продолжает размышлять Соцреа­
лизм,— кроме этого, все они, черти, разных национально­
стей со своими межнациональными особенностями. Одни
в субботу отдыхают, другие яйца красят, третьи по канату
ходят, четвертые на тальянке играют, и никто работать не
спешит. И всех на сегодняшний день триста миллионов,
за всеми глаз да глаз нужен. А ворья, жулья и хулиганья —
в два раза больше. Ворье с жульем — тоже люди, тоже на­
род. Народ — он хоть и один, но разный. Народ друг друга
понять не может, где уж тут враг врага... Одним словом, та­
таро-монголы. Европа-Азия. И все поголовно до зубов во­
оружены еще со времен наполеоновского нашествия. Со­
всем народишко озверел, так и зыркает по сторонам —
кому бы в рыло дать?»
Параграф 25
ГРАЖДАНКА БЕЗ ПРИЗНАКОВ ПОЛА
И только-только Соцреализм-богатырь закончил послед­
нее размышление, как снизу, с Подола, выкатывается на
Красную площадь пулеметная тачанка с какой-то расфуфы­
ренной девкой...
Девкой — не девкой, теткой — не теткой... Соцреализму
издалека не разобрать...
— Гля!.. Гражданка!..— шепчутся те, кто постарше.
Узнали!..
Те, кто постарше, сразу эту ведьму узнали — по памят­
ной революции 905-го года, развязанной сыцилистами и
скубентами при великой княгине Ольге — сразу ее призна­
ли, но всяк на свой вкус и лад и с собственной точки зре­
ния. Гражданка была в модной во все времена комиссар­
ской кожанке, с маузером в одной руке и с оливковой
веткой в другой (не в знак мира, а для отмахиванья от
мух), на боку — казачья нагайка, на правой ноге — кирзовый

Б. Штерн

312

прохудившийся сапог, левая же ножка’затянута в фильде­
персовый чулок с красно-революционной подвязкой. Шляп­
ка у нее была от Диора, украденная на дешевой распродаже
барахла из Зимнего Логова, конские патлы — от нигилистов
и диссидентов вместе взятых, а лицо имело выражение то ли
фараоновой мумии, то ли святых киево-печерских мощей
без признаков пола. Соцреализму привиделась даже точеная
девичья грудь, стыдливо выглянувшая из-под римской тоги,
но он глаза отвел, видение отогнал и в амбарную книгу не за­
рисовал, чтобы не быть обвиненным в натурализме в очеред­
ной речи какого-нибудь нежданова товарища. Другие цени­
тели женской красоты обратили внимание на рубенсовские
формы Гражданки, напомнившие им, особенно снизу, чуть
ли не фигуру Катерины-императрицы; третьи, наоборот, на­
блюдали макаронную курсистку, с зажженной цыгаркой
оседлавшую бензовоз; четвертые, пятые и шестые вообще
двух слов связать не могли и восторгались так:
— Гля!..
— Фря!..
— Тля!..
— Бля!..
В общем, все воспринимали Гражданку по-разному, и
каждый по-своему.
А чеховскому телеграфисту даже примерещилась вос­
ставшая из небытия Венера Горячая, промелькнувшая од­
нажды перед ним в освещенном окне вечерного транссибир­
ского экспресса «Москва—Воронеж» на маленькой станции
Борщаговка, и от избытка переполнивших его чувств теле­
графист застрелился прямо в толпе из дуэльного пушкин­
ского пистолета. (Кстати, именно этот выстрел из украденного
с дешевой распродажи неудачливого пистолета положил нача­
ло гражданской войне, а не холостяцкий залп с броненосца
«Потемкин», как это безответственно утверждает «Краткий
курс ТАКОЙ партии».)

Параграф 26
НАБЛЮДЕНИЯ ОТ ЦАРЯ-ФОНАРЯ
Услыхав выстрел и унюхав запах крови, тут же взялись
друг друга угощать — брат пошел на брата, сват — на свата,

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

313

товарищи —на товарищей. И понеслось полноводьем народ­
ное течение. Ты ему:
— Товарищ!
Он тебе:
— Какой я тебе товарищ?
И в рыло.
Таким вот Макаром.
Видя такое дело, Соцреализм залез на фонарь (литой, чу­
гунный такой Царь-Фонарь с канделябрами и завитушками
торчал у входа в ЦУМ со времен Иоана Грозного —его потом
перенесли на дачу Нацмена у озера Рица перед исторической
встречей с херманским рельсканцлером Гнидлером; фонарь,
о котором Искандер с Огаревым однажды крылато произ­
несли: «В нашем царстве-государстве есть три реликвии:
Царь-Пушка, которая никогда не стреляла, Царь-Колокол,
который никогда не звонил, и Царь-Фонарь, который никог­
да не светил».) — так вот, залез богатырь-Соцреализм на
Царь-Фонарь и с высоты наблюдает: кто чего делает, что го­
ворит и о чем думает.
Видит: пока он лез на Фонарь, пропустил гранд-стриптиз:
Гражданка разбросала свою одежду в толпу, обнаженная пля­
шет с факелом на бензовозе и кричит:
— Не замай! — кричит — А то взорву!
А кругом, между прочим, исторические ценности: Янтар­
ная комната, библиотека Ярослава Мудрого, гражданин Ми­
нин и князь Пожарский о чем-то тихо беседуют.
— Опять пошли смутные времена,— поводит рукой граж­
данин Минин.
— Пора уходить на Дон, к Каледину,— отвечает князь По­
жарский.
Декаденты им снизу кричат:
«Подумаешь,
они
спасли
Расею!
А может,
лучше
было
не спасать?»
А тут еще не вовремя Блока хоронят. Оказывается, умер
Александр Блок. Принес домой мешок с селедкой, лег на диван

314

Б. Штерн

и... помер. Ну, сожгли у него мужички библиотеку с усадьбой.
Ну, сожгди. Хорошо это или плохо?.. Жалко, конечно, биб­
лиотеку, но нельзя же так расстраиваться!
Гайдар шагает впереди гроба, за ним —вся редакция «Ми­
ровой литературы» с бумажными венками и с мешками с се­
ледкой, позади футуристы с водосточными трубами, играют
ноктюрны. Серега с Аськой Дункан поотстали, хлещут водку
из чайника, а Владим Владимыч в желтой кофте с черной ба­
бочкой громоподобно читает свое новое стихотворение, на­
писанное своей знаменитой лесенкой, что по рублю за
строчку:
«Вы
ушли,
как
говорится,
в мир
иной...»
— Какой-какой? — спрашивает его Серега.
— ИНОЙ,— отвечает Владим Владимыч.
Совсем как экономист Н. Ильин.
Параграф 27
НАД СВАЛКОЙ
Похороны похоронами, а голая Гражданка вовсе не шу­
тит. Какой-то бывший жандармский офицер держится за
сердце и по старорежимной привычке уговаривает граж­
данку:
— Христом-Богом прошу, уймитесь, Гражданка! Слезьте
с факелом с люка бензовоза! Кругом исторические ценности,
не считая людей!
Куда там! Гражданке-то что, она психованная. Она все повзрывает и дальше поскачет.
Передние, которые чистенькие и живут в центре, прут
от бензовоза подальше, во внутреннюю эмиграцию, а за­
дние, с городских слободок и спальных массивов, напира­
ют наоборот, вперед, к историческим ценностям. Типич­
ная ситуация любой гражданской войны по экономисту
Н. Ильину:

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

315

«Эти уже не хотят, а те еще не могут».
Свалка. Давка. Круговорот людей в природе.
Фельдшер кричит:
— Вся Власть Учредительному Собранию!
Ворье орет:
— Держи вора!
А само по карманам шмонает.
Депутаты объявили перерыв до вечернего заседания и
бьют друг друга на Лобном месте.'
Любо, братцы!
Морская пехота перекрыла бэтээрами все входы и выхо­
ды, обнажила саперные лопаты, никого с площади не выпу­
скает и свое требует:
— Даешь этакую мать порядка!
А человек, пожелавший остаться неизвестным, вот что
обо всем этом думает:
«Что-то я не расслышалъ — какую-какую мать? — ду­
маешь этотъ достойный человекъ,— Зачемъ я сюда пришелъ, дуракъ набитый? Сиделъ бы дома на диване, а еще
лучше — совсемъ не появлялся на светъ. Да пошли они все
къ этой самой матери со своей Гражданкой, Совместной
Властью и Учредительнымъ Собраниемъ! Я,— думаетъ
этотъ индивидуумъ,— я свободная личность во всехъ пяти
измеренияхъ: въ длину, въ ширину, въ высоту, во времени
и, главное, въ душе. Въ ихней дурацкой свалке я никакого
участия не принимаю. Я — НАДЪ свалкой! И «еръ» я буду
ставить, где захочу, какъ завещалъ Левъ Толстой. А букву
«Е» — съ двумя точечками наверху, по Солженицыну.
И никто меня не заставитъ! Я — НАДЪ СВАЛКОЙ! Захо­
чу сейчасъ — и взлечу. Улягусь вонъ на томъ облаке, какъ
на своемъ диване, подопру рукой подбородокъ, буду гля­
деть свысока на эту свалку и обдумывать больные вопросы
современности, перечень которыхъ у меня всегда съ собой
въ правомъ кармане».
Перечень больных вопросов любой современности — это
уже много. Но как только этот достойнейший обладатель пе­
речня взлетел, чтобы улечься на облачке и сверху подумать
над ответами, как только он оторвался от Земли и не спеша
стал подниматься над свалкой, как снизу его грубо схватили
за ноги и заорали:
— Стой! Куда?!

Б. Штерн

— Ты кто?! Документы!
За левую ногу его держал красный, как помидор, сотруд­
ник Энкавэдэ, за правую — белый, как мел, офицер деникин­
ской контрразведки. Гражданин рвался в небо, но его поста­
вили на булыжную мостовую и задали самый-самый-самый
больной вопрос современности:
— Ты за кого?
Летающий гражданин хотел было спокойно объяснить,
что он собрался произвести первый в мире полет человека
по воздуху без летательного аппарата, что он свободен во
всех пяти измерениях, что ОНЪ — НАДЪ СВАЛКОЙ, что
полет — это его естественное состояние... Но неожиданно
для себя он вдруг затрепыхался, замахал, как птица, рука­
ми и закричал:
— Да пошли вы все к этакой матери!
И его с двух сторон за такой ответ как держали за ноги,
так и разорвали на две части, как вареного цыпленка.
Но вопросы остались.
Параграфъ 28
ПЕРЕЧЕНЬ СОРОКА ДВУХЪ
БОЛЬНЫХЪ ВОПРОСОВЪ СОВРЕМЕННОСТИ,
ОБНАРУЖЕННЫЙ ВЪ ПРАВОМЪ КАРМАНЕ
НЕИЗВЕСТНОГО ЛЕТАЮЩЕГО ЧЕЛОВЕКА
1. КТО ПРАВЪ?
2. КТО ВИНОВАТЫ
3. ДОКОЛЕ? Вариантъ: ДО КАКИХЪ ПОРЪ?
4. ЧЕГО ТЕБЕ НАДО? (Въ ответь сразу проси чего-ни­
будь. Примечания Летающаго Человека.)
5. КАМО ГРЯДЕШИ?
6. ШТО ДЕЛАТЬ?
7. ЧТО ЖЪ ЭТО ДЕЛАЕТСЯ, ГРАЖДАНЕ? (Этотъ вопросъ задается съ вытаращенными глазами и разведенны­
ми пошире руками. Не путать съ вопросомъ «Што де­
лать?»)

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

3 17

8. КТО ТАМЪ? (Возможные ответы: «Полиция!», «Дворникъ!», «Энкавэдэ!»)
9. ОЙ, А КТО КЪ НАМЪ ПРИШЕЛЪ? (Не путать съ вопросомъ «Кто тамъ?)
10. ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ? (На то и напоролись, понятно.)
11. КАКЪ ДАЛЬШЕ ЖИТЬ?
12. ЧТО ЗАВТРА КУШАТЬ БУДЕМЪ?
13. ВЕРУЕШЬ?
14. КУДА ПРЕШЬ?
15. ТРЕТЬИМЪ БУДЕШЬ? (Хороший, добрый вопросъ.
Отвечать надобно уважительно: «Я бъ съ удовольствиемъ,
но...»)
16. ЧТО СЪ НАМИ ПРОИСХОДИТЬ?
17. КТО КРАЙНИЙ? Вариантъ: КТО ПОСЛЕДНИЙ?
(Дождавшись ответа, надобно сказать: «Я за вами».)
18. А ТЫ ЗАПИСАЛСЯ ДОБРОВОЛЫДЕМЪ?
19. ТЫ ЗА КОГО? (Очень больной вопросъ.)
20. ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА ЗЕМЛЯ РУССКАЯ?
21. КУДА ЖЪ НАМЪ ПЛЫТЬ?
22. НЕТЪ ЛИ РОДСТВЕННИКОВЪ ЗА ГРАНИЦЕЙ?
23. СТОЙ, КТО ИДЕТЪ? (Быстро говори пароль — если
знаешь.)
24. А НЕ ЕВРЕЙ ЛИ ВЫ? (Вспомнить тамъ же: «Почему
нетъ въ продаже подсолнечного масла?»)
25. ЗАЧЕМЪ ПРИШЛИ МЫ ВЪ ЭТОТЪ МИРЪ?

318

Б. Штерн

26. ЗА ЧТО?
27. ТЫ КТО ТАКОЙ? (На этотъ вопросъ отвечаютъ
этимъ же вопросомъ: «А ТЫ КТО ТАКОЙ?»)
28. КОМУ ЭТО ВЫГОДНО?
29. ПОЧЕМЪ ПУДЪ СОЛИ? Вариант: ПОЧЕМЪ
ФУНТЪ ЛИХА?
30. КАКЪ НАМЪ РЕОРГАНИЗОВАТЬ РАБКРИНЪ?
31. БЫ ТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?
32. СЪ КЕМЪ ВЫ, МАСТЕРА КУЛЬТУРЫ?
33. КТО ВЫ, ДОКТОРЪ ЗОРГЕ?
34. И КУДА ВСЕ ПОДЕВАЛОСЬ? (Сравни: «Что жъ это
делается, граждане?»)
35. КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО?

36. КОМУ ЭТО выгодно?
37. КТО НАПИСАЛЪ РОМАНЪ «ТИХИЙ ДОНЪ»?
38. ПОЧЕМУ ВЫМЕРЛИ ДИНОЗАВРЫ?
39. КТО СОЧИНЯЕТЪ АНЕКДОТЫ?

.

40. КАКЪ НАМЪ ОБУСТРОИТЬ РОССИЮ?
41. НУ, И ЧТО ДАЛЬШЕ?
42. Самый придурковатый вопросъ:
А ЧТО ХОТЕЛЪ СКАЗАТЬ АВТОРЪ ЭТИМЪ СВОИМЪ
ПРОИЗВЕДЕНИЕМЪ?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

319

Параграф 29
ОДИН ОТВЕТ НА ВСЕ БОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Столько больных вопросов, что даже Лев Николаевич на
пару с Александром Исаичем не разгребут. Где уж этой пси­
хованной Гражданке. Ответов много, а ответ на все вопросы
подавай один, чтобы все понимали. Кто этот ответ ответит,
тот и козырный туз. Но никто отвечать не хочет, все только
спрашивают, а бывшие псы-сатрапы таинственно молчат и
ботинками качают.
Тогда за дело берется Гражданка. Вместо ответа она из пу­
лемета «Максим» начинает приводить всех к общему знаме­
нателю и складывать в штабеля, но толпа все прибывает и
прибывает, и девятый вал толпы еще даже не наступил, всех
не сразу перестреляешь —народу у нас завсегда много водит­
ся, плюс приезжие, плюс иностранцы, плюс лица неопреде­
ленной национальности. И все, конечно, сразу бегут к ЦУМу,
к ГУМу, к «Детскому миру» и спрашивают:
— Что дают?
Вот и еще один больной вопрос, не учтенный в перечне
Летающего Человека:
ЧТО ДАЮТЪ?
А вот и ответ:
ПУЛЮ ВЪ ЛОБЪ.

Параграф 30
ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
Кровавая жатва продолжается полным ходом, похо­
ронных комбайнов не хватает. Беспризорники ночуют в
котлах, генералы на белых конях рубят толпу в капусту
Национальный вопрос стоит на ребре и не падает — стре­
ляют всех, кто под руку подвернулся: полян и Древлян,
чудь и мерь, мордву и чухонцев, негров и китайцев из
Интернациональной бригады, цыган и армян, татаров и
монголов, но прежде всего, конечно, лиц неопределенной
национальности, хотя тех уже и не видно — уехали? по­
прятались? ассимилировались?

320

Б. Штерн

Вопросы, вопросы...
Но некогда разбирать — бей всех, кто от Агдама и Евы!
Кровь всех цветов и оттенков течет вдоль кремлевской сте­
ны и по трубопроводу уходит в Каспийское море. Приле­
тает на «Фармане» герр Уэллс, садит свою этажерку прямо
на Красной площади и пробирается между трупами на
прием к кремлевскому мечтателю, брезгливо хлюпая бо­
тинками в лужах крови. Что же он видит? Кругом разруха,
на запасном пути обглоданный скелет бронепоезда, фаб­
рики разворованы, земля утрамбована, продовольствен­
ные склады разграблены, дрова не подвезены, кругом
стрельба, обыватель хмур.
У дверей с табличкой «Кремлевский мечтатель» стоит с
саблей наголо шофер Гулько Макар Егорьевич — тот самый,
стукнутый псами-сатрапами наганом по голове, с тех пор он
что-то не в себе.
— Ты кто? — спрашивает Макар Егорьевич, награжден­
ный за тот давнишний подвиг позолоченной именной саб­
лей, и слышит в ответ:
— Герр Уэллс, основоположник научной фантастики.
— Ага. Есть такой. Пропуск выписано, заходите,— салю­
тует саблей шофер Гулько.
Заходит.
Встречает герра Уэллса очень простой человек — гал­
стучек, пиджачок, ботиночки, пальтецо, зато на громад­
нейшей голове — кепка 68-го размера, с громаднейшей пу­
говицей.
— Что скажете? — спрашивает его кремлевский мечта­
тель, он же экономист Н. Ильин.
— Россия,— по-английски говорит герр Уэллс, снимая
буржуйский котелок,— во мгле! А Максимильян Горькин на
острове Капри, как последний босяк, ходит в одном костюме
и в тюбетейке и плачет. И люди у вас какие-то хмурые! Хоть
бы один улыбнулся.
— Это очень плохо,— по-английски же отвечает кремлев­
ский мечтатель (он все языки знал!) — Ну, ничего, ничего!
Приезжайте к нам через десять лет, непременно приезжайте!
И тогда сами все увидите!
Вот у кого на все есть ответ:
— Приезжайте к нам через десять лет! А лучше всего —
через двадцать! — отвечает экономист Н. Ильин, но секрет­
ные карты профессора Карла Фридриксонна пока не раскры­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

321

вает.— Нет, вы точно скажите: приедете или нет? Я вам но­
вый пропуск выпишу, буду ждать!
— Хорошо, приеду, посмотрю.
А кремлевский мечтатель провожает писателя-фантаста
до дверей и думает так:
«Через двадцать лет или ишак сдохнет, или герр Уэллс по­
мрет.»
Параграф 31
СВОЙ
ЗАКОНЧИЛИ
ПОХОД
В общем, царевала эта Гражданка три дня, три месяца
и три года, и народу от ее красного маникюра полегло
столько, что никакому Чудищу Лаяйющему в кошмарном
сне не приснится. А если считать и неродившихся — то ум­
ножай на два.
Устал, измучился народ.
— Кончать,— говорит,— надо эту Гражданку. А то живого
народа вообще не останется. Серпом по молоту! И штык в
землю!
Поумнел, значит, народ.
Видя такое всеобщее к себе уважение, Гражданка без боя
перешла бывшую государственную границу и поскакала в
Херманию к рельсканцлеру Гнидлеру за подмогой, но тот
как раз занимался аншлюссом с Австрией, поэтому: «изви­
ните, мадам, как-нибудь в другой раз».
Тогда Гражданка приклеила усы-колечком, надела соло­
менное сомбреро и отправилась пароходом в Мексику экс­
портировать революцию и наводить порядок среди тамош­
них кактусов. С тех пор носит эту бессмертную гражданку по
белу свету до сего дня. Верная примета — там, где свои на­
чинают бить своих, там, значит, объявилась Гражданка в од­
ном кирзовом сапоге и о. оливковой веткой в руке.
А народ — штык в землю и разбежался по хатам, подва­
лам, да по коммунальным квартирам. Раненого Соцреализ­
ма упавшего с Царя-Фонаря, отнесли в кремлевскую боль­
ничку, как внебрачного сына самого Максимильяна
Горькина,— отнесли и разбежались. Устал народ. Надоело
народу вопросы спрашивать —что да почем. Так устал народ,
11 Б. Штерн «Остров змеиный»

322

Б. Штерн

что надоело без работы болтаться. Занялся народ своим де­
лом — сеет да пашет, точит да сверлит, торгует да лечит, а
кто ничего не умеет, тот так живет, бизнес делает. В переры­
вах же от трудов пляшут и пьют вонючую буряковку в нару­
шение декрета о самогоноварении.
Параграф 32
ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
или
СКОЛЬКО ЖЕ ВСЕ ЖЕ ПОЛЕГЛО НАРОДУ?
В официально-национальной последовательности:
РУССКИХ: около (статистика закрыта) миллионов чело­
век
УКРАИНЦЕВ: приблизительно (-) миллионов человек
БЕЛОРУССОВ: порядка (-) миллионов человек
УЗБЕКОВ: более (-) миллионов человек
КАЗАХОВ: примерно (-) миллионов человек
ГРУЗИН^ почти (-) миллионов человек
АЗЕРБАЙДЖАНЦЕВ: (-) с лишним миллионов человек
ЛИТОВЦЕВ: ориентировочно (-) миллионов человек
МОЛДАВАН: по непроверенным данным (-) миллионов
человек
ЛАТЫШЕЙ: круглым счетом (-) миллионов человек
КИРГИЗОВ: что-то (-) миллионов человек
ТАДЖИКОВ: где-то (-) миллионов человек
АРМЯН: в общем (-) миллионов человек
ТУРКМЕН: не менее (-) миллионов человек
ЭСТОНЦЕВ: этак (-) миллионов человек
РАЗНЫХ МАЛЫХ НАРОДНОСТЕЙ (с лицами неопре­
деленной национальности): в общем и целом погибло столь­
ко, что не поддается исчислению.
ИТОГО: погибла плюс-минус ПОЛОВИНА НАСЕЛЕ­
НИЯ (или около этого).
Народу осталось: ЕЩЕ ДОСТАТОЧНО.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

323

Глава 3
ВСЕРЬЕЗ И НАДОЛГО
или
ОЧЕРЕДНЫЕ ЗАДАЧИ СОВМЕСТНОЙ ВЛАСТИ

Параграф 33
ГВОЗДИ
БЫ
ДЕЛАТЬ
ИЗ
ЭТИХ
ЛЮДЕЙ
С тех пор твердо воцарилась на Всея-Руси Совместная
Власть. Трон продали в Херманию за валюту, мономахову
шапку-ушанку тоже хотели было продать в Хренландию,
но передумали и водрузили ее вместо кепки на голову эко­
номиста Н.Ильина, а кепку шоферу Гулько отдали, Мака­
ру Егорьевичу. Уселся, значит, экономист Н. Ильин на
простом гнутом стуле в кремлевских палатах вместо Чу­
дища Обла, сидит с красным бантом в петлице и с самыми
лучшими побуждениями —чтобы всем было хорошо через
десять лет.
В крайнем случае, через двадцать, когда герр Уэллс пожа­
лует с повторной ревизией. Нынешнее поколение совмест­
ных людей будет жить лучше всех — приезжайте к нам, все
сами увидите.
Сидит. Мечтает. Поставил под стул кожаный двойной че­
модан с тремя секретными картами профессора Карла
Фридриксонна, никому не показывает. Вокруг Кремлевского
Мечтателя за круглым столом сидят Народные Совместите­
ли в составе двенадцати человек, а за ними еще двенадцать
стоят с совещательными голосами.
11*

324

Б. Штерн

«Если б
не было
в мире
гвоздей,
гвозди
бы
делать
из
этих
людей»,—
сказал бы о них Владим Владимыч, лучший поэт Совмест­
ной Эпохи, если бы написал эти строки.
— Не знаю, как там насчет поэзии, а насчет политики
это совершенно правильно! — ответил бы ему экономист
Н. Ильин на страницах «Правды», если бы прочитал эту
лесенку.

Параграф 34
ОБОГАЩАЙТЕСЬ!
Сидят.
Заседают.
Котелки варят.
Государственную думу думают.
Решают повестку дня:
«ЧТО ДЕЛАТЬ С НАРОДОМ?»
Докладывает академик Крыж-Ановский:
— Попрятался народ по хатам, подвалам да по комму­
нальным квартирам, в себя ушел. Сидит народ в темноте,
при лучине, все под себя гребет, веселится и ликует, на Со­
вместную Власть кладет с прибором. На нас с вами, зна­
чит,— докладывает академик, которого еще Чудище в шею
гнало, да не догнало.— В гробу народ видел Совместную
Власть и ее Народных Совместителей. Взгляните на товари­
ща Степашка, совместителя здравоохранения — от голода то
и дело в обморок падает... Вот, опять упал! Совместитель
просвящения товарищ Луначальский так исхудал, что пен­
сне с носа спадает. Комендант Кремля Понч-Пруевич с хлеба

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

325

на кипяток перебивается. Как дальше жить? Дальше так жить
нельзя. Свое здоровье надо беречь.
— Что вы конкретно предлагаете насчет здоровья Народ­
ных Совместителей? — с кавказским акцентом спрашивает
Чудесный Нацмен, замещающий экономиста Н. Ильина,
когда тот гриппует.
— Повысить совместные пайки. Даешь хлеб, чай, сахар,
масло, молоко, мясо, рыбу, овощи, фрукты и яйца!
— Принято! Теперь ставлю вопрос ребром: ЧТО БУДЕМ
ДЕЛАТЬ С НАРОДОМ?
— Как? Не расслышал...
— С народом, спрашиваю, что делать? Не слушается!
— В Чека его! — предлагает Зализный Феникс.
— На Соловки его! — волнуются совместители.
Одни советуют так, другие — этак. Третьи одно предлага­
ют, четвертые — другое. А тут еще Рыгов с Бухаевым зала­
дили, как попугаи:
— Обогащайтесь, обогащайтесь, обогащайтесь!
— Это зачем? — удивляется военмор Бронштейн.
— Пускай народ обогатится, а потом мы его грабанем! —
объясняют Рыгов с Бухаевым.
— Нет! Ни в коем случае! — возражает Чудесный Нац­
мен.— Сначала мы его грабанем, а потом пускай обогащает­
ся. А потом мы его опять грабанем.
Распри, дискуссии...
Кто прав — непонятно. Власть-то Совместная. Концов не
найдешь.
Таким вот Макаром.
А экономист Н. Ильин хитро на всех посматривает, но
карты Карла Фридриксонна пока не раскрывает.

Параграф 35
ПЛЮС ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ
Приплывает на «Челюскине» лауреат Шнобелевской
премии Фриц Нонсенс, известнейший хренландский по­
лярник (вроде нашего Папанова, но не такой толстый) и
говорит:
— Да у вас же тут голодающие Поволжья! — хватается за
голову этот разный и прочий швед.— Как же так?!

326

Б. Штерн

— Неурожай у нас,— скорбно объясняет экономист
Н .И льин— Зона рискованного земледелия. Идемте в бу­
фет... Вот, извольте посмотреть, сами перебиваемся с черно­
го хлеба на морковный кофе. Совок Степашка в обморок па­
дает — вот, лежит. У Горькина осталась одна тюбетейка.
Угощайтесь, чем богаты — кружка пива, грибки соленые...
Не бойтесь, не отравленные. Нам нужны хлеб, чай, сахар,
масло, молоко, мясо, рйба, овощи, фрукты и яйца. Вот спи­
сок. Деликатесов нам не надо, не время сейчас для делика­
тесов. Омаров и устриц будем при коммунизме есть.
— Значит, нужно вводить новую экономическую полити­
ку! — горячится Фриц Нонсенс, пряча список в портфель.
— Плюс электрификацию всей страны! — добавляет эко­
номист Н. Ильин — Приезжайте к нам через двадцать лет...
А лучше через тридцать. Сами увидите — нынешнее поколе­
ние совместных людей будет жить при электрификации.
Уплыл удрученный Фриц Нонсенс на ледоколе «Челюски­
не», попал во льды и затонул, но продовольствие по списку
прислать успел.
Только народ это продовольствие и видел.

Параграф 36
ЛИШ Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ,
А ТАМ ХОТЬ ТРАВА НЕ РАСТИ
Никак не могут найти Народные Совместители всеобщий
всенародный знаменатель. Не до народа им, международное
положение не тово, рельсканцлер Гнидлер воду баламутит —
гляди в оба, чтобы самим не слететь.
А народ все хуже живет и хуже. Хужее даже, чем при Чу­
дище Лаяйющем.
— При Чудище еще ничего жилось,— вспоминает на­
род.— Хорошо жилось-то при Чудище! Кур держали, коров,
калачи по воскресеньям кушали. Уговор был такой: ты эту
Чуди 1щг пои-корми, и она к тебе с пониманием. Спору нет,
на шее народной она сидела — на то она и Чудища Лаяйющая, чтобы на шее сидеть. И девицами не гнушалась. Быва­
ло, завалится на ночь в деревню, а утром в Зимнем Логове
императрица посуду бьет: явились не запылились, Ваше Ког слиное Величество! Ска-андал! Оно конешно: и псов-сатра-

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

327

пов пои-корми, и лошадям ихним овса давай... Зато имели
к народу культурное обхождение. Приедут, всех облаяйют,
девиц попортят, заберут не более того, что им надобно, му­
жикам всыплют розги по первое число, и живи себе до оче­
редного первого числа. Культурно все. И девицы совсем не
против.
Совсем устал народ. Историю свою забывать стал — как
жил ось-то хорошо при Царе-Горохе. Тогда хоть горох был,
а тут — Царь-Голод!
—Ладно,— смекает народ — Мы люди простые, не гордые.
Надо идти кланяться. Лишь бы не было войны. А то опять
гражданка пожалует.
Параграф 37
ХОДОКИ
Избрал народ депутатов — у кого спина гнучая, тому по­
клоны бить.
Выпал тяжкий жребий Ивану, Петру да Сидору Аверьянычу, старосте села Грязные Лужи. Приодели ходоков по­
беднее — лапти-шмапти, онучи-вонючи, рваные зипуны да
треухи, пришли через всю страну в субботу утром к Спасской
башне Кремля, глядят и видят: на макушке заместо двугла­
вого орла звезда о пяти рогах красным огнем горит. Слышат:
куранты «Интернационал» бьют: «Вставай, мол, проклятый!
Подъем! На субботник пора!» Кремлевские курсанты, как за­
водные куклы, по площади маршируют с винтовками со
штыками, ноги выше крыши задирают, как при Николае
Палкине (крутой был царюга, а вишь, допомогал Пушкину
стихи писать: «Бориса Годунова»,— говорит,— ты мне, Пуш­
кин, подправь к понедельнику. Вот тут и тут... И концовку пе­
ределай. Что это у тебя «веселится и ликует весь народ»? С
чего бы это ему веселиться? Народ пусть безмолвствует. По­
нял, да?»
А тут еще бабы с тряпками, задрав подолы, кровь челове­
ческую с мостовой отмывают после гражданской войны.
Субботник полным ходом идет... В общем, записались ходо­
ки у шофера Гулько Макара Егорьевича, который на часах
стоял в столь ранний час, на прием к экономисту Н. Ильину.
Видят: отказа нет. Не орет на них личный шофер эконо­
миста: «Куда прешь, дурак?»

328

Б. Штерн

Хороший признак. Переглянулись ходоки. Перекрести­
лись на рубиновую звезду.
Вошли.
Параграф 38
ЧАЙНИК СО СВИСТКОМ
Не успели еще ходоки в ножки бухнуться, а экономист
Н. Ильин выбегает из-за письменного стола, где диктует
Нессе Армаггедон «Очередные задачи Совместной Власти»,
и очень любезно спрашивает:
— Зачем пожаловали, мужички? Присаживайтесь. Сейчас
кипяточку принесут, будем чай пить.
Очень уж экономист Н. Ильин чай любил, не мог уже без
чифира жить. Если едет куда-нибудь на фронт — за ним чай­
ник везут в бронепоезде.
Уселись Иван,' Петро да Сидор Аверьяныч, староста
Грязных Луж, в мягкие кресла с крахмальными наволоч­
ками. Придворный кремлевский художник Бродский уже
тут как тут со своей палитрой — краски размешивает, по­
лотно на подрамник натягивает. А Неська Армаггедон, по­
дружка экономиста Н. Ильина, вносит чайник с кипятком,
а чайник не простой — со свистком. Чайник кипит — сви­
сток свистит!
От такого благородного обхождения совсем распарились
ходоки. Так бы всю жизнь и сидели в креслах. Опять пере­
глядываются: чудно, за людей их здесь принимают, что ли?
Да еще расспрашивают:
— А что вы, мужички, думаете о Брестском похабном ми­
ру? А о Карибском непечатном кризисе каково ваше мнение?
Говорите правду, не бойтесь.
Каково?!..
И бабенка у кремлевского мечтателя ничево, вот только
фамилия страшненькая. Чай в блюдцах разносит, с баран­
ками, в мужской разговор не ветреет, свое место знает. По­
теряли ходоки бдительность, стали резать правду-матку в
глаза:
— Оно-то, конешно, так...— режет Иван на столе шмат са­
ла.— И не иначе.
— А как? — интересуется экономист Н. Ильин,— Как вы
оцениваете очередной виток спирали гонки вооружений ?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

3 29

— Ежели так, то пожалуйста,— ломает Петро белый хлеб
ломтями.
— А как именно? — уточняет экономист Н. Ильин.
— Стоп, мужики,— достает Сидор Аверьяныч зеленый
штоф с буряковкой,— Дайте я скажу.
— А мы вас внимательно выслушаем,— принюхивается к
штофу экономист Н. Ильин.
Параграф 39
ХИЖИНЫ - ДВОРЦАМ, ДВОРЦЫ - ХИЖИНАМ
— Надоело! — говорит Сидор Аверьяныч, староста Гряз­
ных Луж,—Устал народ хужее, чем при Чудище Лаяйющем.
Спасу нет от твоего Чудесного Нацмена. Ух и грозный Нац­
мен, хуже Демона Революции! Всех достал! Продразверст­
кой заел, в колхозы загнал, пятилеткой в четыре года забо­
дал. Национальный вопрос на ребро поставил и укатал, как
асфальтный каток. Совсем ухайдокал христианское населе­
ние. А ты, видать, добрый и ничево о том не знаешь. И ба­
бенка твоя ничево, с библейской фамилией. Не еврейка ли,
случайно?.. Ну да ничево. Аты сам, случайно, нетово... Ахоть
бы и так — ничаво. Ты — экономист, она — экономка. Есте­
ство требует. Нйчаво. Шведы нами володели, да не выволодели. Татары правили, да не выправили. Поляки руководи­
ли, да не выруководили. Немцы царевали, да не выцаревали.
Властвуй над нами, лобастый. Твоя взяла, твой черед при­
шел. Будешь у нас за Стеньку Разина, вождем мирового про­
летариата и беднейшего христианства. Как же без Стеньки?..
Но так, чтобы без дураков! Чтоб земля — христианам, фаб­
рики — рабочим, а дворцы — хижинам, как обещал. И чтоб
лампочка Ильича в каждой хате, чтоб ночью «Правду» чи­
тать. А за это будут тебе от нас всякие льготы. Мы тебя поить
и кормить будем, и экономку твою, и шофера твоего, и всех
твоих совместителей поить и кормить будем. Хлеб, масло,
мясо и яйца — предоставим по списку. А уж чай — сам по­
купай в Китае. Договорились?
— Пожалуй, договорились,— раздумчиво отвечает эконо­
мист Н. Ильин.
— И девиц нетронутых, коль надо, будем поставлять в
твой Совместный Комитет в разумной потребности,— со­
всем расщедринились ходоки — По рукам?

330

Б. Штерн

— По рукам!
И как экономист Н. Ильин ни отказывался — мол, «не
пью, ни-ни, врачи запретили!» — распили с ним ходоки по
стакану вонючей буряковки, заели хлебом с салом, и ху­
дожника Бродского угостили, и Нессю Армаггедон по спи­
не похлопали. Проводила она ходоков до порога, фыркну­
ла им вслед, как кобыла, а опьяневший Кремлевский
Мечтатель вызвал на ковер Чудесного Нацмена, чтобы за­
дать ему перцу.

Параграф 40
ТЕМ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ХУЖЕ ДЛЯ ЭТОЙ ПУБЛИКИ
Входит Чудесный Нацмен.
— Жалуются на вас ходоки из Грязных Луж! — строго го­
ворит экономист № Ильин.
— Ишь ты, какие! — удивляется Нацмен.
— Сделаем так...— строжайше приказывает экономист
Н. Ильин — Грязные Лужи Переименуем в Красные. А штат­
ному палачу передайте: ходоков этих, не медля ни минутки,
привести в общему знаменателю и захоронить в кремлев­
ской стене за нарушение запрещения самогоноварения. Все
имущество — экспроприировать. Никакие они не ходоки, а
мироеды-кровососы. Чем больше мы расстреляем этой пуб­
лики, тем лучше для этой публики. А я пойду на субботник
бревна таскать.
Что и было незамедлительно исполнено: не успелиИван,
Петро и Сидор Аверьяныч, староста Красных Луж, выйти из
Боровицких ворот, как были приведены кремлевскими кур­
сантами к общему знаменателю у кремлевской стены вместе
с подвернувшимся под руку штатным палачом Леонардом
Андреевым. Родного дядюшку Соцреализма шлепнули за то,
что тот опять напился и распустил сопли:
— Не могу! —кричал Леонард Андреев на Лобном месте.—
Не могу расстреливать живых людей, душа не позволяет!
Даешь электрический стул! Душа требует гуманизации
смертной казни!
— Требует? —переспросил кремлевский латышский стре­
лок, плохо понимавший язык межнационального обще­
ния,— Если требует, значит, получай. Сам напросился.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

331

Параграф 41
С ВЕЩАМИ НА ВЫХОД!
На следующий день стало экономисту Н. Ильину очень
плохо — то ли от ходоковской вонючей буряковки, то ли от
тягания бревна на всесоюзном субботнике, то ли еще от чего.
Рвота, понос, конечности отнимаются, даже чифир не помо­
гает. Шофер Гулько Макар Егорьевич с ног сбился гонять в
автомобиле в аптеку за лекарствами.
Неважнецкие, прямо скажем, дела, не бережем мы свое
здоровье.
Хорошо. Взял экономист Н. Ильин очередной профсоюз­
ный отпуск и отправился с личным шофером Гулько Макаром
Егорьевичем в автомобиле на остров Капри к Максимильяну
Горькину подлечиться на этом средиземноморском курорте.
Приплыл он, значит, на Капри и начал вроде бы выздорав­
ливать, но черт его дернул сыграть партию в шахматы с дру­
гом Горькина, французским гуманистом Ролен Романом.
Зевнул экономист детский мат в три хода, и стало ему совсем
нехорошо, хотя в шахматы он играл неплохо. Пришла, зна­
чит, пора, и медицина умыла руки. Собрался экономист
Н. Ильин помирать. С вещами, значит, на выход.
Стал он в последний раз собирать в дальнюю дорогу свой
знаменитый кожаный чемоданчик с двойным дном, тайну
которого псы-сатрапы так и не раскрыли. Да и как раскро­
ешь: сверху там бельишко, электробритва, мыло и бутербро­
ды,— а под ними чего только нет! Все музейные экспонаты:
и первый пожелтевший нумер газеты «Правда», и любимая
книга «Что делать?», и групповая фотография юных револю­
ционеров из кружка «За освобождение рабочего класса от
люмпен-пролетариата», и множество всякого личного мило­
го хлама, который таскаешь за собой всю жизнь — и съесть
нельзя, и выбросить жалко. Но главная тайна —в самом низу
на втором дне: три секретные карты профессора Карла Фридриксонна.
Параграф 42
ДВОЕ ВО ФРЕНЧАХ НА ДРУЖЕСКОЙ ФОТОГРАФИИ
—А где же тот Чудесный Нацмен? Совсем с памятью пло­
хо стало, опять позабыл фамилию,— жалуется экономист

332

Б. Штерн

Н. Ильин своему шоферу Гулько Макару Егорьевичу, кото­
рого после безвременной кончины Несси Армаггедон назна­
чили по совместительству сестрой милосердия для Крем­
левского Мечтателя — Пусть приедет на Капри попрощаться
и пусть привезет яду хорошего, чтоб мне не мучиться. А я
ему за это по секрету три слова скажу.
Хорошо. Последнее желание покойного — закон для под­
чиненных. Шофер Гулько, которого звали Макар Егорьевич,
смахнул скупую мужскую слезу и отправился с докладом к
Максимильяну Горькину. Тот сразу же начал плакать и зво­
нить по вертушке в Москву, в орготдел ТАКОЙ партии.
В Кремле — полный переполох. Остров Капри — это не в Ял­
ту съездить. Задачка!.. Не вдаваясь в подробности: Чудесно­
му Нацмену выписывается партийная зарубежная команди­
ровка, выдается фальшивый паспорт на имя швейцарского
социал-демократа Мануэля Диас Рамиреса, и он разными
потайными ходами и конспиративными путями отправ­
ляется через охваченную пламенем мировой войны Евро­
пу на остров Капри с двухсотграммовой баночкой циани­
стого калия.
Кое-как добрался.
Крутом пальмы, маслины, кипармы... В последний раз
сфотографировались верные друзья под старой оливой на
историческую фотографию — Чудесный Нацмен в белом
френче, Кремлевский Мечтатель во френче цвета хаки — и
передал экономист Н. Ильин из рук в руки свое знаменитое
завещание в виде тайного письма к ТАКОМУ-ТО съезду
ТАКОЙ партии.
Параграф 43
ТРИ ЦИТАТЫ И З ПИСЬМА К СЪЕЗДУ
•Начало 1«ой цитаты:
«Нас мало, — пишет экономист Н. Ильин, - но мы в
тельняшках. Мы составляем очень тонкий слой среди гро­
маднейшего населения этой страны. Плохо дело. Даже не
знаю, куда мы влезли, что будет дальше, и как нам расхле­
бать эту кашу. Нам нужно в корне изменить нашу точку
зрения на социализм. Наденьте очки, товарищи! В ТА­
КУЮ партию пролазят всякие посторонние людишки. От­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

333

куда они взялись?! Так и лезут, пролазы! Ненавижу! Гни­
лая вшивая интеллигенция лезет, либеральная буржуазия,
мелкие кустари, бывшие дворяне, холопы, лакеи, прости­
тутки, ворье, жулье и хулиганье, люмпен-пролетариат и
всякие мещанские рыла так и прут! К нашей правящей
ТАКОЙ партии примазываются серые обыватели, дрему­
чие аборигены-землепашцы с мелкобуржуазной психоло­
гией и прочая публика. Где они раньше были?.. В 905-м го­
ду при княгине Ольге их в ТАКУЮ партию на аркане не
могли затащить, а сейчас так и прут на готовенькое! Пред­
вижу времена, когда в ТАКУЮ партию запишется все на­
селение этой страны, и наша партия из ТАКОЙ превра­
тится в РАСТАКУЮ, как невинная девица в раздолбанную
шлюху».
Конец 1-ой цитаты.
Начало 2-ой цитаты:
«В чем наше спасение? — спрашивает умирающий на
Капри экономист Н. Ильин. И сам же отвечает: — В новом
арифметическом мышлении. Нам надо немедленно на­
учиться приводить всех к общему знаменателю. Всех, не
взирая на лица! Чем больше народу будет приведено к об­
щему знаменателю, тем лучше они запомнят. Это с одной
стороны,— пишет экономист Н. Ильин.— С другой сторо­
ны: не очень-то мне нравятся исторически-сложившиеся
дружеские отношения в нашем Совместном Комитете.
Пусть товарищи на меня не обижаются, но эти отношения
находятся на уровне прежней лакейской или нынешней
коммунальной кухни, где любая смазливая кухарка пове­
рила, что может управлять государством. Драть ее надо,
дуру! А вы чем занимаетесь, товарищи?.. Вчера Чудесный
Нацмен плюнул в борщ Демону Революции, а сегодня Де­
мон Революции подбросил под дверь Чудесного Нацмена
дохлую крысу.
Все это, конечно, мелочи по сравнению с мировой рево­
люцией, но это такие мелочи которые в будущем могут
иметь решающее значение. Далее. Товарищ Бухаев, являясь
всеобщим любимцем ТАКОЙ партии и просто порядочным
человеком (а порядочный человек сегодня — атавизм и ре­
ликт), не вполне обучен грамоте. В слове «эмпириокритицизм»

334

Б. Штерн

он делает сразу 7 (семь!) орфографических ошибок: «империякрецытисм»!.. Каково?!.. Не знаю даже, закончил ли он
гимназию,— а безграмотный человек, как известно, стоит
вне политики.
Теперь о Знаменеве с Киновьевым. Эта неразлучная па­
рочка не случайный эпизод устроила в ночь с двадцать чет­
вертого на двадцать пятое. Я все помню! Нам надо в три...
нет, в пять, в десять раз увеличить Совместный Комитет за
счет рабочих от станка. Спрашиваете, а кто же будет стоять
у станка? За станки поставить беднейших крестьян от сохи.
А кто будет землю пахать? А интеллигентская прослойка у
нас на что? Вот тогда мы и будем застрахованы от всяких
случайностей».
Конец 2-й цитаты.
Начало 3-й цитаты, самой важной и самой загадочной из
рукописного наследия экономиста Н. Ильина:
«ВАЖНЕЙШИМ И З ВСЕХ ИСКУССТВ ДЛЯ НАС ЯВ­
ЛЯЕТСЯ КИНО, ПОЭТОМУ НАМ НУЖЕН СТРОЙ ЦИ­
ВИЛИЗОВАННЫХ КИНООПЕРАТОРОВ.»
Конец 3-й цитаты.

Параграф 44
АЛГЕБРА РЕВОЛЮЦИИ
— Это понятно, это арифметика,— немного разочарован­
но сказал Чудесный Нацмен.— Хотелось бы заглянуть в ко­
зырные карты профессора Фридриксонна.
— Правильно, голубчик! — усмехнулся экономист
Н. Ильин,— Сейчас мы займемся алгеброй революции. До­
станьте из-под кровати двойной чемоданчик. Откройте пер­
вую козырную карту... Какая первая карта?
— Трефовая дама.
— Запомните слово: ВРАТЬ. Вторая?
— Трефовый король.
— ВРАТЬ В КВАДРАТЕ. Третья?
—Трефовый туз.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

335

— ВРАТЬ В КУБЕ. Теперь запомните алгебраическую
формулу: «ВРАТЬ плюс ВРАТЬ В КВАДРАТЕ плюс
ВРАТЬ В КУБЕ настоящим образом и в высшей степени».
Повторите!
—«ВРАТЬ плюс ВРАТЬ В КВАДРАТЕ плюс ВРАТЬ В КУ­
БЕ»,— клятвенно повторил Чудесный Нацмен у постели
умирающего Кремлевского Мечтателя, но вид у Нацмена ос­
тался немного разочарованным.
— Ну и, конечно, приводить всех к общему знаменате­
лю,—успокоил наследника экономист Н. Ильин и улыбнул­
ся как-то по-детски.—Учитесь говорить то, что должно быть,
а не то, что есть. Любую чепуху. Например: «Жить стало луч­
ше, жить стало веселей». А тех, кто не поверит — сокращать.
Если невеселый и хмурый идет по улице — значит, не верит.
Такого сокращать на месте.
— Это хорошо, это правильно! — горячо согласился Чу­
десный Нацмен,— Вот только...
— Что? Не стесняйтесь, спрашивайте.
— Всех не пересокращаешь.
— Всех и не требуется. Но к этому надо стремиться. Чем
больше народа мы сократим, тем больше будет хлеба, чая,
масла, мяса и молока на душу населения. Логично? Пред­
ставляете, какая наступит распрекрасная жизнь? Мы увидим
небо в алмазах!.. Вообще, хочется милые глупости говорить
и гладить по головкам людей, а сегодня гладить по головкам
никого нельзя — руку откусят. Надобно бить по головкам,
бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого наси­
лия над людьми. Гм-гм,— должность адски трудная! Сейчас
всех нужно приводить к общему знаменателю и сокращать
дробью.
— Дробью? — переспросил Чудесный Нацмен.
— Ну, технологию сокращения я точно не знаю. Чем там
у вас сокращают в подвалах Энкаведе? Пулями? А еще лучше —
пулеметами! Так и передайте по цепи.

Параграф 45
ЕСЛИ ДРУГ НЕ СДАЕТСЯ
С этими словами экономист Н. Ильин попросил циани­
стого калия, разбавил его в чифире, мысленно перекрестил­
ся, выпил и безболезненно скончался на руках у Чудесного

336

Б. Штерн

Нацмена, фамилию которого так и не вспомнил, а может
быть, никогда и не знал. Нацмен закрыл ему глаза двумя пя­
таками, намотал себе на ус алгебраическую формулу, спря­
тал в рукав три козырные карты и секретно приказал меди­
цинским светилам залечить до смерти пролетарского
писателя Максимильяна Горькина, который, обливаясь сле­
зами, случайно подслушал из-за портьеры тайну последней
исповеди.
Что и было безукоризненно исполнено по всем гиппок­
ратовым правилам врачебной этики.
- Если друг не сдается...— вздохнул Чудесный Нацмен.
Говорят, что в момент смерти Кремлевского Мечтателя
со Спасской башни Кремля упала рубиновая звезда и раско­
лолась на 12000 осколков, что над Туруханским Ханством
взорвался тунгусский метеорит и сдвинул на полградуса в
сторону земную ось, что все киты-толстолобики из Атлан­
тики вошли в Средиземное море и три дня подряд пускали
фонтаны у острова Капри и что один престарелый негр из
Северо-Американских Штатов вдруг ни с того ни с сего за­
говорил по-русски — всем этим слухам не очень-то нужно
верить.
Параграф 46
КАК МЫ ЗДЕСЬ БЕЗ ВАС? КАК ВЫ ТАМ БЕЗ НАС?
Осиротела страна — не стало Кремлевского Мечтателя.
Горе-то, горе какое! Слезы, рыданья, вселенский плач
пронеслись по Всея-Руси. И опять вопросы, вопросы:
- КАК МЫ ЗДЕСЬ БЕЗ ВАС?
- КАК ВЫ ТАМ БЕЗ НАС?
На острове Капри итальянские рыбаки забальзамировали
тело экономиста Н. Ильина благовониями, положили в стек­
лянный гроб и отправили на броненосце «Потемкине» в
Одессу. Зима выдалась такой лютой, что ледокол «Имени
ТАКОГО-ТО съезда», ведомый шофером Гулько Макаром
Егорьевичем, тревожными гудками прокладывал «Потем­
кину» путь по Черному морю, боясь налететь в тумане на
айсберг, а тела турецких перебежчиков, спешивших на похо­
роны из Стамбула в Одессу, вмерзали в лед. Даже Черное мо­
ре промерзло до дна, но народные массы выстроились через
всю европейскую часть страны от Одессы до самого Мур­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

337

манска, откуда на похороны не выпускали английские ин­
тервенты под командованием похожего на бульдога лорда
Чертчилля, злейшего врага Совместной Власти, дай ему Бог
здоровья! Он еще побывает во Всея-Руси, посмотрит еще
в глаза караулу!
Тем временем в Одесской опере тело Кремлевского Меч­
тателя отпевали прыщавые тенора Лемешко, Козлов и Собинович, зато первый народный артист республики уплыл в европы за длинным рублем на эскадре из трех ледоколов — на
первом ледоколе уплыли ученые и философы, на втором —
юристы и медики, на третьем —художники и поэты. ВСЕГО:
98765 килограммов отборных мозгов. Оттуда никто уже не
вернулся, все подверглись укусу ядовитейшей крапчатой но­
стальгии, долго там мучались, лечилиеь запоями на свои
скудные Шнобелевские премии и в конце концов оконча­
тельно вымерли, исчезли с лица Земли, как юрские динозав­
ры; а сегодня скелеты бердяевых, буниных и сикорских со­
бирают по косточкам и выставляют в палеонтологических
музеях.

Параграф 47
ХОРОНИЛИ ДА НЕДОПОХОРОНИЛИ
Простоял стеклянный гроб в Одесской опере всю эиму с
ноября по апрель. Тенора пели, караул устал, Владим Влади­
мыч себя под Н. Ильиным чистил. 10 миллионов человек в
этой лютой очередюге замерзли насмерть, 15-ти миллио­
нам произвели ампутацию обмороженных конечностей (и
пошли по стране безногие, безрукие, безголовые), а 20 мил­
лионов благополучно вернувшихся с похорон обнаружили
свои квартиры конфискованными и начисто опустошенны­
ми ворьем и жульем.
Пришлось Совместной Власти переселять потерпевших в
Туруханское ханство, а их квартиры отдавать ворью, жулью
и совместителям ТАКОЙ партии. Зато по весне, когда сол­
нышко пригрело, ледники отступили, а тело вспотело, на­
значили новую контрибуцию: опять построилось население
в живой конвейер от Мурманска до Одессы и по колено в гря­
зи, передавая над головами стеклянный гроб, перенесли его
зачем-то на балкон девицы Кшесинской, где он до сих пог

338

Б. Штерн

стоит в холодильнике, невзирая на просьбы родственников
о предании тела экономиста Н. Ильина земле — на родине,
в столице Астраханского ханства, рядом с предками рыбаря­
ми и бахчеводами.
Хоронили, хоронили, да недопохоронили.
Вот и все.
* * *

Глава 4
ЧЕРЕЗ
ЧЕТЫРЕ
ГОДА
ЗДЕСЬ
БУДЕТ
ГОРОДСАД
Параграф 48
СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА
Все, да не все.
Со смертью Кремлевского Мечтателя жизнь на Земле по­
чему-то не сразу кончилась... (Впрочем, когда экономиста
Н. Ильина еще на свете не было — люди как-то жили; когда
экономиста не стало — тоже ведь жить хочется?..)
Отшумело празднование похоронных торжеств, отгреме­
ли салюты, отлились слезы, отгудели фабрики и бронепоез­
да, начались трудовые будни.
А где же богатырь Соцреализм, упавший с Царя-Фонаря
в самом начале гражданской войны и доставленный в 4-е от­
деление кремлевской больницы по праву внебрачного сына
пролетарского писателя Горькина?
Отлежался. Вылечили его врачи-вредители. Обитает Соц­
реализм в сыром подвале в центре Москвы, на улице имени
своего отца, с продувными удобствами во дворе. Не отсту­
пился, пишет в уме пролетарскую «Войну и мир», но что-то
ему не пишется — образы всякие, концепции и главные ге­
рои в амбарную книгу никак не лезут. Чиста и девственна

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

339

пробитая пулей амбарная книга в десять тысяч страниц.
Не тронули ее при обысках ни белые, ни красные, ни ульт­
рафиолетовые, и даже черный арап Врангель приказал своей
контрразведке:
— Отдайте этому придурку книгу, пусть выполняет соци­
альный заказ. Авось...
Как вдруг постучалась три раза в дверь Соцреализма но­
вая Эпоха:
— Тук-тук-тук!
Пришла пора выходить на арену цирка. Ваш выход! По­
жалуйте на манеж!

Параграф 49
НОВАЯ ЭПОХА или ХМУРОЕ УТРО
Заспешил Соцреализм-богатырь открывать дверь, наде­
ясь, что пришла к нему наконец-то в гости одинокая соседка
Эпоха Кузьминична, недавно поселившаяся над ним в трех­
комнатной квартире, первая шлюха 4-го отделения кремлев­
ской больницы, где он лечился. Стукачка, каких мало — за­
ложила недавно в Энкаведе группу врачей-вредителей,
залечивших до смерти Горькина, Фрундзе, Врожуникидзе и,
конечно, дедушку Мичурина, за что и получила ордер на
жилплощадь и орден «Экономиста Н. Ильина» на свою пше­
ничную грудь молочно-восковой спелости (давно Соцреа­
лизм хотел к ней прильнуть).
А Эпоха уже бьет в дверь сапогами...
Торопливо открыл дверь, смотрит — не она. Видит — те­
лефонисты стоят. У одного телефонный провод в руках, у
другого в руках телефонный аппарат-вертушка. Ясно: энкаведисты под телефонистов маскируются.
— Такой-то? — спрашивает тот, кто с проводом.
-Н у .
— Не нукай, не запрягал. Кто еще, кроме тебя, прожи­
вает в квартире? — интересуется другой, с телефонным ап­
паратом.
— Разве это квартира? — удивляется Соцреализм.— Это
бывший овощной склад. Здесь при бывшем режиме бывший
купец Рудольф Германович Гесс капусту мочил. И яблоки.
— Какие еще яблоки?

340

В. Штерн '

— Не знаю точно. Мичуринские. И антоновские.
—Атамана Антонова яблочки? Белогвардейские яблочки,
значит? Все ты знаешь! А о купце Гессе мы с тобой в другом
месте поговорим. И кто замочил дедушку Мичурина — тоже
выложишь, будь спок!

Параграф 50
ТРИ ДНЯ И ТРИ НОЧИ
или
КТО СОЧИНЯЕТ ПОЛИТИЧЕСКИЕ АНЕКДОТЫ?
Заглянули телефонисты за печку, под раскладушку, нико­
го не обнаружили. Протянули они в подвал телефонный про­
вод, установили вертушку, посадили богатыря-Соцреализма
под домашний арёст, назначили его подсадной уткой и при­
казали не спать, со стула не вставать и никуда не ходить, даже
во двор в продувную уборную.
Можно только изредка крякать. Тут у них засада. Ждут
они из Хермании бывшего купца Гесса, сброшенного сегод­
ня ночью с парашютом для покушения на жизнь самого Ге­
нерального Совместителиусса. Рудольф Германович непре­
менно должен сюда наведаться, посетить родные пенаты. Это
как дважды два четыре — тоска, ностальгия, родная уборная
во дворе, а в Москве, как известно, даже отлить негде.
— Тут мы его в уборной и цап-царап!
Ладно. Сидят в засаде. Крякают.
Проходит первый день.
Нету парашютиста Гесса с его ностальгией, не спешит по­
сетить родную уборную.
— Ты кто такой? — от нечего делать интересуются телефонисты-энкаведисты.
— В каком смысле? — уточняет Соцреализм.
— По-русски не понимаешь? Ты. Кто. Такой.
— Человек я. Продукт переходной эпохи. Ее типичный
представитель.
— I ы, продукт, человеком не прикидывайся! Почему ты,
представитель, дома сидишь и на работу не ходишь?
—Потому что нахожусь под домашним арестом.
— Ты кто, спрашиваем? Кого представляешь? В каком
профсоюзе состоишь? — злятся телефонисты.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

341

—Литератор я,— с достоинством отвечает Соцреализм —
Из династии пролетарских писателей.
— Мать твою дивизию... Сочинитель, значит?
-Н у .
Второй день тянется, а херманского парашютиста Гесса
все нет и нет.
— Скучно что-то,— зевают телефонисты.— Что бы такое
придумать, чтоб время зря не терять?.. Сейчас мы на тебя
компромат соберем. Давай, выкладывай имена и фамилии.
— Не знаю я никаких имен и фамилий.
—Вот и врешь! Серегу знаешь? А Блока? А Бурлюка? Ска­
жешь «нет»?
-Н у .
— Гну. Давай, выкладывай! Если сам сочиняешь — зна­
чит, что-то знаешь. Анекдоты знаешь?
— Этого добра выше крыши.
— Давай, рассказывай.
— «Уехал муж в командировку...»
— Не то! Давай политические анекдоты. А мы их в эту
книгу дырявую записывать будем. Потом издашь, как соб­
ственное сочинение.
— Про Чапаева подойдут? — спрашивает Соцреализм,
впервые польщенный читательским вниманием.
— Про Василия Иваныча? Именно то, что нужно! Сочине­
ние и распространение контрреволюционной пропаганды! —
радуются телефонисты-энкаведисты.— Пока не расскажешь
десять тысяч политических анекдотов, со стула не встанешь.
Таким вот Макаром.
Третий день настал. На отрывном календаре уже 21-е
июня. На подсадную утку никто не бросается — ни Блок, ни
Бурлюк, ни парашютист Гесс, ни соседка Эпоха Кузьминич­
на (она уже, наверное, на всех настучала) — на явочную квар­
тиру никто не является, лишь со двора доносится унылый
голос наемного странствующего палача с переносной гильо­
тинкой:
— Кому руки, ноги, головы рубить?.. Кому руки, ноги, го­
ловы рубить?..
Сидит Соцреализм на стуле и, как заведенный, травит
политические анекдоты... 674-й... 793-й... 836-й... Амбарная
книга уже полна и на вышку тянет. А что Соцреализму
терять? Кроме сырого подвала, разве что продувное удобство
во дворе.

342

Б. Штерн

Сидит. Так сидит, что к стулу приклеился, мочевой пу­
зырь живот раздул, кран-гидрант вот-вот сорвется с резьбы
и затопит подвал, а пытка анекдотами продолжается. Десять
тысяч политических анекдотов — не комар наплакал. Энкаведистам же все нипочем — один на раскладушке развалил­
ся, другой записывает показания в амбарную книгу. И нао­
борот — один протокол ведет, другой отдыхает.
Как вдруг раздается телефонный звонок.

Параграф 51
ПРОДУКТ ЭПОХИ
или
РАЗГОВОР ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ТЕЛЕФОНУ
— Бери трубку, продукт эпохи! — метушатся телефонисты-энкаведисты — Приглашай его сюда на свидание! Быс­
тро! Говори подлиннее — надо засечь этого фрукта на теле­
фонной станции!
— Продукт эпохи у аппарата,— еле ворочает языком бед­
ный Соцреализм-богатырь, из последних сил сжимая между
ногами свой кран-гидрант, чтоб, не дай Бог, не прорвало и
не затопило подвал.
— Где это вы пропадаете, типичный представитель? По­
чему в гости не заходите? — спрашивает в трубке очень зна­
комый голос с приятным восточным акцентом.
— Совсем пропадаю, товарищ Генеральный Совместителиусс! — хрипит Соцреализм.
— А в чем, собственно, дело? Объясните спокойно. Чем
смогу — помогу.
— Сил моих нет! Ваши телефонисты три дня и три ночи
до ветру не пускают!
— А что они у вас делают?
— Ждут из Хермании какого-то Гесса, сброшенного с па­
рашютом!
— Успокойтесь. И успокойте товарищей. Передайте им,
что Рудольф Гесс благополучно приземлился в Лондоне. Па­
рашют — отдельно, Гесс — отдельно. Сходите во двор по
своей нужде — это дело государственной важности. А я пока
подожду у телефона.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

343

Параграф 52
ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ
Обернулся Соцреализм-богатырь, хотел порадовать сво­
их друзей-телефонистов хорошей новостью из Кремля, пе­
редать им привет от Чудесного Нацмена, но тех уже как вет­
ром сдуло. И след простыл. Были — и нету, лишь амбарная
книга шуршит политическими анекдотами на раскладушке.
Пора и о себе подумать. Вылетел Соцреализм-богатырь во
двор, вытаскивая на ходу свой опухший пожарный крангидрант. Во дворе тоже никого не видно, кроме подслепова­
того странствующего палача с переносной гильотинкой, да
чувствуется еще едва уловимый запах от наложенных с ве­
ликого страху штанов промчавшихся по двору телефони­
стов. Понял Соцреализм, что до продувной уборной ему не
добежать, и принялся справлять дело государственной важ­
ности прямо под дворовым средневековым забором, чудом
спасшимся от наполеоновского пожара.
Стоит, значит, задумался. Справляет нужду богатырскую.
Ручей журчит в подворотню, из подворотни потоком выно­
сится на улицу и, сметая все на своем пути, впадает в Москва-реку. Чудесный Нацмен у телефона ждет. Эпоха Кузьми­
нична из-за шторы изумленно глядит на диво-дивное.
А забор уже плывет, поплыл, за ним плывет допетровская
уборная, пережившая все гражданские смуты и вражеские
нашествия — чуть что, все к ней бегут! Странствующий па­
лач из уборной благим матом вопит:
— Тону! Спасите!
Большому кораблю — большое плаванье!
Уже географы рассуждают именем какого народного со­
вместителя новую речушку назвать, а Соцреализм-богатырь
все думу думает: «Новая Эпоха — она сегодня не в дверь сту­
чит, а звонит по кремлевскому телефону».
Параграф 53
РАЗГОВОР ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ТЕЛЕФОНУ
(продолжение)
Может час прошел, может—два. Отлил, застегнул штаны,
вернулся в подвал и продолжил телефонный разговор:

344

Б. Штерн

— На душе полегчало, товарищ Генеральцый Совместителиусс!
— Какие у вас еще проблемы? — ласково спрашивает
Чудесный Нацмен, раскуривая телефонную трубку — Не
стесняйтесь, облегчайте душу до дна. Можете по большой
нужде сходить, я подожду... Нет?.. Ну, тогда просите у ме­
ня, что хотите, и режьте мне правду-матку в глаза, а то
скучно что-то.
— В сыром подвале живу! — пользуется случаем Соцреа­
лизм-богатырь,— Все в людях да в людях, как завещал отец.
А ордер во дворец мне ваши телефонисты не выдают, как
внебрачному сыну пролетарского писателя! Не положено,
говорят, внебрачному!
— Ну, ордер во дворец —это не ордер на арест! Что-нибудь
придумаем. А вот слух до меня дошел, что обижены вы на
Совместную Власть, собираетесь эмигрировать на остров
Капри... Нет?.. На «нет» и суда нет. А как вы относитесь к Па­
стернаку?.. Тоже «нет»?.. Не кушали никогда?.. Хорошо. Вы­
ходите на угол Горькина и Тверской-Ямской, там в проход­
ном дворе вас ожидает черный автомобиль типа «ЗИС».
Смело открывайте дверь и садитесь, вас знают в лицо.
И положил в Кремле трубку.
Параграф 54
ЭПОХА МОНУМЕНТАЛЬНОЙ ПРОПАГАНДЫ
Восстал Соцреализм-богатырь из сырого подвала, как из
гроба. Повел плечами, как Илья Муромец в тридцать три года:
в жизни всегда есть место подвигу — только не зевай! Надел
ботинки «прощай молодость», окропил подвал керосином из
примуса, разжег простреленную амбарную книгу с политиче­
скими анекдотами, бросил книгу на пол, закрыл дверь на ключ,
вышел во двор и утопил ключ в богатырском ручье.
Прощай детство, в людях и его университеты!
Вышел Соцреализм на улицу имени Горькина, конспира­
тивно огляделся по сторонам, слежки и хвостов не обнару­
жил. Зато видит — со всех углов смотрят на него с портретов
Народные Совместители из Совместного Комитета: с усами,
в пенсне, с бородками-козликом, в картузах и в фуражках
или попросту лысые. Не поймешь где-кто —одних снимают,
других вешают. Так сплотились вокруг себя, что все на одно
лицо, вроде Чудища Лаяйющего,—наверно, чтобы народ уз­

5

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

345

навал: кому хлеб отдавать, молоко, масло, мясо и далее по
списку.
На каждом же перекрестке какие-то гранитные макары
стоят с острова Пасхи: профессор Карл Фридриксонн с пол­
ным гранитным собранием сочинений, экономист Н. Ильин
дорогу вперед перстом указует, Чудесный Нацмен с телефон­
ной трубкой, шинель снял, жарко; еще дальше—Максимильян
Горькин в тюбетейке и в единственном пиджаке.
Куда ни плюнь — попадешь в портрет, куда ни кинь —тор­
чит какое-то многопудье. Лафа художникам и скульпторам
в Эру Художественного Оформления и в Эпоху Монумен­
тальной Пропаганды!
Параграф 55
ЛОШАДЬ УПАЛА!
Смотрит Соцреализм дальше: улица корчится безъязы­
кая, мерной поступью идут по улице трудовые будни. Черны
вороны разъездились, везут добычу из Бутырок в Кресты, из
Матросской тишины на Лукьяновку. Счастливая дворняга
крадется вдоль стен с человечьей берцовой костью в зубах,
под стеной валяется чье-то мертвое тело в фуфайке — черт
его разберет, то ли тело спьяну померло, то ли с голодухи, то
ли на месте приведено к общему знаменателю за появление
на улице в хмуром виде.
Костлявая лошадь, что и при Блоке, опять упала посреди
трамвайных путей, а здоровенный Владим Владимыч, луч­
ший поэт-лауреат Совместной Эпохи, склонился над ней и
причитает своей знаменитой лесенкой, что по рублю за
строчку:
«Лошадь
упала!
Упала
лошадь!
Лошадь,
не надо.
Лошадь,
слушайте...
Простите,
товарищ
лошадь!»

Б. Штерн

«Вот и одиннадцать рублей заработано»,— прикидывает
из-за угла фининспектор.
Веселый народ в промасленных спецовках с работы на ра­
боту спешит, старательно обходит хмурое тело в фуфайке,
сам себе улыбается, в глаза друг другу не смотрит. У памят­
ника Кремлевскому Мечтателю под грязною телегою рабо­
чие лежат, и лозунг на телеге гласит:
«ЧЕРЕЗ
ЧЕТЫРЕ
ГОДА
ЗДЕСЬ
БУДЕТ
ГОРОДСАД!»
«Вот и еще семь рубликов привалило!» —радуется финин­
спектор.
Ну и жуткая очередина загибается в Елисеевский мага­
зин. Слышны гармошка, шутки, смех. Заходит народ с
карточками за хлебом, выходит народ без хлеба с карточ­
ками.
— Карточки на хлеб потерялись! — хохочет кто-то.
Похоже, спятил.
А в проходном дворе на Горькина и Тверской-Ямской
притаился в подворотне черный бронированный «ЗИС» во
главе с шофером Гулько Макаром Егорьевичем — тем са­
мым, который экономиста Н. Ильина по дорогам жизни
возил.
Параграф 56
НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА
Садится Соцреализм-богатырь на заднее сиденье «ЗИСа»
как к себе домой и говорит:
— Давай, космонавт, потихонечку трогай! — говорит он
шоферу Гулько Макару Егорьевичу, который однажды эко­
номиста Н. Ильина в Беловежскую пущу на охоту возил, на
зубра, а тот зубра пожалел — всех зубров! Добрый был чело­
век — люблю, говорит, зубров, не могу по живым зубрам
стрелять!

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

347

— И песню в пути не забудь! — говорит Соцреализм, раз­
валясь на заднем сиденъи.
Тронулись.
Врубил шофер Гулько, который экономиста Н. Ильина из
чайной ложечки кормил, когда тот грипповал, гимн зеков
«Будь проклята ты, Колыма», едут. Недоволен Макар Егорь­
евич, в гробу он видал таких богатырей.
Заворачивают за угол, а там... Съезд и столпотворение по­
жарных машин! Пожарники рукавами соцреализмовый
подвал тушат, но тщетно — горит подвал синим пламенем!
Эпоха Кузьминична, соседка сверху, на которую огонь снизу
набросился, мечется, как икра, пожарников за рукава хвата­
ет, кричит-надрывается:
— Я материально ответственное лицо! У меня там полная
чаша казенного имущества! А главное — пишущая машинка
«Ундервуд»! Иначе я под трамвай брошусь* и мне голову от­
режет!
Не иначе, нелегального Булгакова читала. Видать, у нее
там тайная нехорошая телефонизированная квартира.
«Так ей и надо! — злорадно размышляет Соцреализмбогатырь— Больше на людей стучать не будет. А орден «Эко­
номиста Н. Ильина» на грудь нацепить не забыла, зараза!»
— Далеко ли едем, товарищ? — интересуется Соцреализм
у шофера Гулько, который работу экономиста Н. Ильина
«Как нам геогганизовать габкгин?» на машинке перепечаты­
вал и в «Правду» относил, но в машинке буквы «р» не было,
и никто ничего в той работе не понял.
Параграф 57
КАМО ГРЯДЕШИ?
Не отвечает шофер Гулько, которому экономист Н. Иль­
ин со своего плеча старое пальто с дыркой от пули Фаи Кап­
лан подарил. И кепку со своей Сократовой головы — да ве­
лика оказалась кепка шоферу.
— Вечером ко мне гости придут, надо бы обернуться к ве­
черу,— заводит разговоры Соцреализм. Молчит Гулько Ма­
кар Егорьевич, который экономиста Н.Ильина в детстве на
коленях нянчил и козой пугал. Молчит, глядит на дорогу.
— Гости придут, а меня дома нет,— вздыхает Соцреализм.
— Дама сердца, что ли, придет? — догадался вечно молча­
щий шофер Гулько, у которого после революции с женщинами

3 48

Б. Штернк

стало совсем туго —двадцать пять часов в сутки работает, за­
был, бедняга, как койка выглядит. Иногда, правда, поспит на
заднем сиденье «ЗИСа» с открытыми глазами, и опять за ба­
ранку.
— Соседка сверху,— охотно отвечает Соцреализм.—Эпоха
Кузьминична. Первая шлюха 4-го отделения.
— Слыхал об такой,— подтверждает шофер Гулько, кото­
рый однажды экономиста Н. Ильина под Брестом из-под
херманского обстрела вывез.
И опять молчит.
— Куда едем-то? — допытывается Соцреализм.
— В Абхазию,— неохотно отвечает Макар Егорьевич, кото­
рого экономист Н. Ильин за молчанье и личную преданность
наградил именным браунингом и позолоченной саблей.
— Куда-куда?!
— В Абхазию. На озеро Рица.
— Врешь!
— Запомни — я всегда говорю правду,— угрюмо отвечает
Макар Егорьевич, бывший личный шофер Кремлевского Меч­
тателя, а ныне персональный водитель Чудесного Нацмена.
Молча едут в Абхазию.
А известная лошадь, видя такое дело, заржала, поднялась
с трамвайных путей и пошла, пошла, заскакала, как жеребе­
нок. Тоже, видать, стукачка.
***

Глава 5
Л ИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
Параграф 58
ГДЕ ДЕМОН РЕВОЛЮЦИИ?
или
КУДА ВСЕ ПОДЕВАЛИСЬ?
Долго ли, коротко ли, но где-то через час молча проехали
по пустому шоссе сквозь строй телефонистов в Абхазию.
Там за колючим забором двухэтажная дачка стоит.
Скромная. Чугунные царские ворота из Зимнего Логова.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

349

Царь-Фонарь, с которого богатырь Соцреализм на Граждан­
ку упал. Под Царем-Фонарем встречает его Чудесный Нац­
мен в галифе, в сапогах и в своем знаменитом белом френче,
а за его спиной — Совместный Комитет в полном составе:
здесь и дедушка Калининьш без бабушки, тут и меткий стре­
лок маршал Ворошилин, который доброго коня на железный
танк не сменял, и 1-й машинист метростроя Моисей Калганович, и Мыкита-шахтер, шахту которого археологи до сих
пор не могут раскопать,— этих Соцреализм по совместному
портрету знает.
А где другие?
Рыгов с Бухаевым, любимчиком ТАКОЙ партии,— где?
Где сержант Врожуникидзе, совместитель тяжеленной
промышленности, который однажды дал в рожу меньшеви­
ку Дану Берлибману, за что его экономист Н. Ильин чуть
было не попер из ТАКОЙ партии, но в последний момент
пожалел и погрозил пальцем:
— Нехорошо драться, Сережа!
Неразлучных Знаменева с Киновьевым, которые не слу­
чайный эпизод устроили в ночь с двадцать четвертого на
двадцать пятое, тоже нигде не видно...
Где Демон Революции военмор Бронштейн?
Куда запропастился замкомпоморде Овсей Антоненко,
который в Зимнем Логове арестовал сторожа?
Вместо них — другие, новенькие... А за другими — толпа
кандидатов с совещательными голосами. Ни сосчитать, ни
запомнить...

Параграф 59
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
И ПАРТИЙНОЙ НОМЕНКЛАТУРЫ
— Вот он, последний живой герой штурма Зимнего Ло­
гова! — восклицает Чудесный Нацмен и взасос целует Соц­
реализма-богатыря— Читали его фундаментальный труд
«Как ренегат Каутский воюет против врагов народа»?.. Чита­
ли, спрашиваю, или нет? Говорите правду, а то хуже будет!
— Читали...— недружно отвечают Народные Совместители.
— Не обманывайте! Если читали — перескажите содержа­
ние. О чем гам написано? Всем смотреть мне в глаза!

350

Б. Штерн

Молчат. Глаза таращат.
— Вот возьмите и прочитайте! А я проверю! — грозит
Чудесный Нацмен.— Знаю я вас, иудушек. Все вы меня об­
манываете. А вот он никогда не врет. У него метод такой —
резать правду в глаза. Мне сегодня по телефону говорит —
пойду, говорит, схожу по малой нужде. Безо всякой там
дипломатии — пойду, говорит, схожу, а вы подождите у те­
лефона...— Чудесный Нацмен заплакал от смеха и утер
слезы рукавом френча, откуда выпала трефовая дама.—
Накинь-ка, Макар Егорьевич, на меня шинель, что-то ста­
ло холодать... Вот он какой, Соцреализм-богатырь! Весь в
отца! Я ему жизнью обязан, он меня из Разлива спас, когда
сионист Юдения на Питер пер. Потом он полком коман­
довал против хана Колчака, комиссарил в Краснознамен­
ной Чапаевской дивизии имени Зализного Феникса, лич­
но порубил шашкой десять... нет, двадцать тысяч
белогвардейского офицерья, узкоколейку БАМ в вечной
мерзлоте прорубил. Анкету его читали? Говорите правду —
читали или нет? Не слышу!
— Ознакомились,— пугливо высунулся чей-то голос.
— Ознакомились...— передразнил Чудесный Нацмен.—
Сейчас я проверю. Если вы ознакомились с анкетой, ска­
жите мне: что он делал после узкоколейки?.. А? В анкете
написано.
Молчат Народные Совместители.
— А потом он в сыром подвале «Как раскололся стул» пи­
сал! — не на шутку разозлился Чудесный Нацмен.— Снимика, Макар Егорьевич, с меня шинель, что-то в пот бросило.
Кто сказал это слово?
Молчат Совместители. Не знают: какое именно слово?
В межнациональном языке слов много...
— Кто сказал «ознакомились»? — настаивает Нацмен.—
Пусть выйдет тот, кто сказал это слово. Ему за это ничего не
будет, я только на него погляжу.
Молчат.
— Найди и шлепни. Чтобы впредь не обманывал,— при­
казывает Чудесный Нацмен шоферу Гулько Макару Егорьевичу, который на заре века возил через границу любовные
записочки от экономиста Н. Ильина к Нессе Армаггедон.
Славное было времечко — пьянка, банка, охранка...

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

351

Параграф 60
ВО ВЕСЬ СОВЕЩАТЕЛЬНЫЙ ГОЛОС
«Вот врет — так врет! — премного удивляется Соцреализмбогатырь, наблюдая, как шофер Гулько Макар Егорьевич, у ко­
торого рука на муху не поднималась, тащит за шиворот к за­
бору толстенького и усатенького народного совместителя с
совещательным голосом — Знатно врет! Не рубал я шашкой
Юденича, не командовал чапаевской дивизией, с Колчаком
водку не пил!»
А Чудесный Нацмен будто мысли читает:
— Ничего, привыкай. Здесь у меня все врут в меру своих
способностей. Пусть, пускай врут. Минус на минус дает
плюс, вранье на вранье — правду. Правда всегда вылезет.
Идем, Серафимович ты мой дорогой, купаться на озеро Ри­
да. Есть ТАКОЕ озеро. Надо с тобой о том о сем потолковать.
А этих козлов мы по дороге потеряем. Надоели. Может, рас­
стрелять их всех к чертовой матери? И новых набрать — от
сохи и станка? Как ты думаешь?
— Не надо, пусть живут,— пугается Соцреализм.
— А ты добрый... Ну, как знаешь. Ладно, живите пока.
И скажите ему «спасибо».
— Спасибо! — во весь голос благодарят Народные Совме­
стители.
Идут, значит, на озеро Рица, беседуют.
А шофер Гулько Макар Егорьевич, который экономи­
ста Н. Ильина на заводе Михельзона от файкиной отрав­
ленной пули прикрыл, заводит мотор черного «ЗИСа» на
полные обороты и не без удовольствия шлепает под за­
бором толстенького усатенького беднягу с совещатель­
ным голосом.
И правильно, поделом ему: не обманывай.
Нехорошо это.
Впредь не будешь обманывать.
Параграф 61
НА ОЗЕРЕ РИЦА - ВАЖНЫЕ ЛИЦА
Пришли на озеро Рица по взлетной полосе для тяжелых
бомбардировщиков, замаскированной под обычное шоссе.

352

Б. Штерн

Суббота, 21 июня. За Полярным кругом в Туруханском
ханстве еще зима, а тут кусточки, пальмы, тропики — не ху­
же, чем на острове Капри. Личный пляж Чудесного Нацмена
с искусственным подогревом обвит колючей проволокой, за
каждым кустом — охрана, на каждой пальме — по телефо­
нисту, и все прикидываются финиками. Ни души не видно
на личном пляже Нацмена, зато вокруг на берегу тьма наро­
да, и народ непростой...
Слева лежит рать несметная — Народные Совместители
от сохи и станка с решающими голосами. Кроме уже назван­
ных дедушки Калининыпа, маршала Воромылова, машини­
ста Кагановера и Мыкиты-шахтера, ожидают здесь своей
участи богатыри без определенных занятий: Серб Молотов
с чугунной задницей, Мико Анастасов с зонтиком, бровенос­
ный Ильин-второй, Андрей Сусло, Антон Горемыко, примк­
нувший к ним Устин-кучер (номенклатурный список можно
продолжать до бесконечности) — несут свой крест, загорают,
ждут, куда пошлют.
Это свои. Они слева.
Справа отдыхают пламенные зарубежные совместители:
Ультер Вальбрихт, Янош Гуска, Гиря Кадар, ЖоржУдеж, Те­
одор Живчик, Круиз Корвалол, Иржи Хронникер, Николаша
Кондуктореску, Штанислав Гомункул, Гротто Вротеволь,
Жан-Жак Дюпло, Ким Ирис Кин, де’Цибел и так далее; имя
им - «легион».
На женском пляже принимают воздушные ванны: Шура
Коллон-Таль, Вероника Фигвам, Анжелика Девиц, Васса
Железнова, Крала Цепки, Жоржетта Маршель (францужен­
ка), Пальмира Тольятти (италианка), Роза Лихтенштейн из
одноименного княжества и еще ровно 366 прехорошеньких
подружек недавно расстрелянного (шофером Гулько Мака­
ром Егорьевичем, который, как известно, мухи не обидит, но
тут особый случай) полового маньяка Лаврика-Павлика, со­
бравшего этот гарем в расчете на каждый день високосного
года — совсем рехнулся, бедняга, на половой почве.
Ну и, конечно, творческий пляж для нудистов-писателей:
дядя Степа там, тетя Вера, Акын Бабаев, Расол с’Утраев, Ле­
вон Хвейхтхвангерр, Анри Барбаросс, Пабло Нерыжий,
Штефан Цвях, Теодор Цвайзер — строчат на пляже собст­
венные «Войны и миры» о триумфальном шествии Совме­
стной Власти и ее Чудесного Нацмена. Вот только жаль, что
герр Уэллс померли и не приехали через двадцать лет на от­
крытие «Братской ГЭС».

ЛИШЬ ВЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

3 53

Параграф 62
«ПРИБЫЛ
ИЗ
ХЕРМАНИИ
ПОСОЛ,
СУКА,
ПАДЛА,
ТРАХНУТЫЙ
КОЗЕЛ»
(Народная песня)
Но главные исторические события разворачиваются на
том берегу озера Рица — там уже третий день нудится от
безделья дружественная херманская делегация родствен­
ной ТАКОИ-ТО партии, и все ее члены почему-то начи­
наются на «Г»: Гнидлер, Тренинг, Греббель и Гимлерд.
А только что прибывший посол Грыббентроп вот что до­
кладывает:
— Что делать, партайгеноссе? Не идет Чертчилль на мир­
ные переговоры с Гессом.
— А какое сегодня число? — меланхолично спрашивает
рельсканцлер Гнидлер.
—21 июня, суббота,—отвечает увешанный орденами песрыцарь Герман Гренинг, рожу которого Пабло Пикассо раз­
рисовал шпагой на студенческой дуэли.
— Сегодня день переходит в ночь,— подсказывает агита­
тор и пропагандист ТАКОЙ-ТО партии Греббельс — К тому
же у них Всесоюзный субботник...
—А завтра — воскресенье, выходной день. В самый раз...—
подталкивает рельсканцлера в бок шеф Попопопо (Полиция
по поддержанию порядка — нечто вроде нашего Энкаведе)
Генрих Гимлерд (некто вроде нашего Лаврика-Павлика).
«Значит,
завтра
война,
значит,
завтра
в поход!» — принимает историческое
решение рельсканцлер Гнидлер.
Хорошо устроились, псы-рыцари — костерок, шашлычок,
рыбалка. Шнапс пьют, козла забивают, ожидают прибытия
IS lllw n u « Л о т л в «fM tu tftf«

354

Б. Штерн

транспортного бомбардировщика «юнкерса», чтобы смыть­
ся на Фридрихштрассе и совершить внезапное нападение
на дружелюбного и доверчивого Чудесного Нацмена. У
них за Берлинской стеной уже все подготовлено: гауляйтер
Фонбок идет на Москву, гунн де’Риан — наПитер, а фельд­
маршал Раймонд Паулюс — на Киев. Все три соловья-разбойника встречаются за Уралом в Нижнем Тагиле и -- ка­
пут Всея-Руси!
Таким вот Макаром.
Но погода пока, слава Богу, нелетная.
Параграф 63
ЧЕГО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ, БЛИН?
— Красивые здесь места, люблю,— тем временем гово­
рит Чудесный Нацмен Соцреализму-богатырю.— Смот­
ри: природа! Средняя полоса Всея-Руси. Родина. Родился
я здесь. Незаконно родился, как и ты. Детства не было, сра­
зу началась конспирация. В твоих глазах вопрос вижу:
отец мой незаконный кто, спрашиваешь?.. Помоги мне,
Макар Егорьевич, шнурки завязать на плавках... и ступай,
ступай, нам поговорить надо... Тебе одному скажу по сек­
рету: Пржевальский мой отец. Великий путешественник,
генерал-лейтенант Пржевальский. Не веришь? Смотри —
фас... Смотри — профиль... Похож? Похож! Смотри, на том
берегу — костерок, рыбалка... Живут же люди, и никакой
тебе политики. Уху едят. Запах какой, а ?.. В этом озере чу­
довище водится — лохнесский плезиозавр. Взят под госу­
дарственную охрану. Снежный человек здесь по ночам
бродит, следы оставляет на пляже, сам видел. А кто он —
снежный человек? Наш непосредственный предок, неан­
дерталец. Боюсь, как бы телефонисты его не расстреляли.
Люблю животный мир и наших непосредственных пред­
ков. Свою родословную надо знать, мы не Иваны, не по­
мнящие родства... А до революции здесь тунгусский мете­
орит упал, прямо в озеро. На дне лежит, а водолазы найти
не могут. Хороший край. Идиллия, утопия и аркадия. Рай
земной. Но портят этот пейзаж турки с месхетинцами, че­
чены с ингушами, ханты с мансами и татары с монголами.
Поволжские немцы с евреями все тут заполонили. Собрать
бы их всех в теплушки да отправить в Туруханское ханство,
да вот руки до всего не доходят, габота у меня адски тгудная,

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

355

хочется людей гладить по головкам, а их надо бить, бить в
могду безжалостно! — вдруг заговорил Чудесный Нацмен
голосом Кремлевского Мечтателя.
Потом как-то по-детски беспомощно улыбнулся и повторил:
— Адски тгудная у меня габота.
«Опять брешет...— тоскливо удивляется Соцреализм.—
Спятил он, что ли?.. Какая-такая средняя полоса?.. Неандер­
тальцы?.. Метеориты?.. Пржевальский?» Где тут плезиозав­
ры?.. Где? Разве что телефонисты подводную лодку в озеро
Рица запустили...»
— Не веришь? —читает мысли Чудесный Нацмен — Мне
не верищь? Неправильно делаешь. И я прежде никому не ве­
рил, ни единому слову, а потом понял: неправильно делаю,
нехорошо. Пусть людй врут, а им верить надо. Верить! До­
верять! И все тогда будет правдой, как учил меня экономист
Н. Ильин. Ты почему не раздеваешься? Смотри, день какой!
21-е июня, самый длинный день в году. Последний нонеш­
ний денечек. Заболел, что ли?
— Плавки не захватил.
— Здесь можно и без плавок, никто не смотрит. А хо­
чешь, Макар Егорьевич твои плавки из Москвы самолетом
доставит?
— Нету уже тех плавок. Сгорели.
— Что значит «нету»? Для ТАКОЙ партии «нету» не бы­
вает. Если нужно — все есть. Смотри.»
Чудесный Нацмен щелкнул пальцами, и на пляже опять
возник шофер Макар Егорьевич, который экономисту
Н. Ильину доставил в шушенскую ссылку целую телегу книг
профессора Карла Фридриксонна,— возник с плавками в од­
ной руке и с простреленной и обгоревшей амбарной книгой —
в другой.

Параграф 64
ЕЩЕ ОДИН ЗЛОБОДНЕВНЫЙ ВОПРОС:
КТО НАПИСАЛ «ТИХИЙ ДОН»?
—Вот его плавки,— недовольно бурчит шофер Гулько Ма­
кар Егорьевич, который для экономиста Н. Ильина после
гражданской войны чайник водки на пустой чайник со сви­
стком у Сереги обменял, и показывает Чудесному Нацмену
12*

356

Б. Штерн

самопальные плавки с серпом и молотом на левой ягодице
и со звездно-полосатым флагом — на правой.
— Это что? — удивляется плавкам Нацмен.— А, знаю!
Встреча на Эльбе. А это что? — спрашивает он, показывая на
обгоревшую амбарную книгу.— Тоже знаю. Это веществен­
ное доказательство. Сжечь хотел, но не вышло — анекдоты не
горят. Значит, ты коллекционируешь антисовместные анек­
доты? Нет?.. Как «нет»?!.. Я же тебе объяснил — не люблю,
когда обманывают! Нехорошо обманывать!
Отступать некуда, надо врать.
— Я анекдоты не коллекционирую,— отвечает богатырь
Соцреализм — Я их сам сочиняю.
Чудесный Нацмен перевернулся на спинку на подогретом
песочке и стал высматривать в небесах — не пролетит ли
транспортный «юнкере» за дружественной херманской деле­
гацией? Но погода оставалась нелетной.
—Значит, это ты про меня анекдоты сочиняешь? —спросил
он и дунул на шофера Гулько Макара Егорьевича, который по­
сле освобождения крепостных крестьян работал истопником
в Симбирской гимназии при Керенском-старшем.
И Макар Егорьич опять исчез.
— А я ищу, ищу — кто это такой смелый про меня анек­
доты сочиняет? И никак не могу найти. Думал — фольклор,
народное творчество... Вот он где, сочинитель!
— Я не только анекдоты,— расхрабрился врать Соцреа­
лизм.— Я много всего сочиняю.
— Ну, перечисли. Может быть, я читал. Я люблю буквы
читать.
— Все сразу не вспомнить. «Чугунный поток» —я написал.
А еще — «Раствор». И «Краснодон» — тоже.
—Ты ври, да не завирайся,—погрозил пальцем Чудесный
Нацмен,— «Краснодон» написал Фадей Александров, Пер­
вый Совместитель Союза Литераторов. Жаль, плохо врать
умел. Врет и оглядывается. Я ему объясняю: «Не умеешь, не
берись!» А он себе пулю в лоб.
— Я за него батальные сцены писал,— настаивает Соцре­
ализм.
— А «Хождение по кругу» кто написал?
-Я .
— Молодец —уверенно отвечаешь. А «Тихий Дон» кто на­
писал? — спросил Чудесный Нацмен, зловеще сверкнув ян­
тарными глазами.

ЛИШЬ ВЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

357

— В соавторстве с Шороховым. Я ему объяснил, как надо —
мол, так и так, а сам уехал в Одессу снимать кинофильм
«Броненосец «Потемкин».
— Ты у нас еще и кинорежиссер?!
-Я .

Параграф 65
ЕСЛИ
ЗАВТРА
ВОЙНА
Чудесный Нацмен беспомощно огляделся по сторонам,
разыскивая на пляже шофера Гулько Макара Егорьевича,
который на следующий день после вооруженного восстания
экономисту Н. Ильину вычистил ботинки до зеркального
блеска, а тот заглянул в них, обиделся и сказал: «Запомните,
Макар Егорьевич: мы — не рабы, рабы — не мы!», ботинки
в тот день не надел и пошел в Совместный Комитет вгодних
носках.
Шофер Гулько сразу и возник с махровым полотенцем в
руках.
— Накинь-ка, Макар Егорьевич, на меня шинель —погода
что-то нелетная.
И шинель возникла.
— Шлепнул? — спрашивает Чудесный Нацмен, кутаясь в
шинель.
— Ну,— с большим трудом отвечает молчаливый шофер
Гулько, из которого лишнего слова под пыткой не вытянуть,
хоть режь.
—А ты расскажи, расскажи, Макар Егорьевич, как именно
ты его шлепнул? С подробностями. Мне все интересно.
— Ну... Завел мотор и шлепнул.
— А мотор зачем?
— Ну... Чтобы выстрела не было слышно.
— Постой, постой...— удивляется Чудесный Нацмен,—
При чем тут выстрел?.. Ничего не понимаю... Какой вы­
стрел?.. Зачем выстрел?..
— Вы приказали,— отвечает шофер Гулько Макар Егорь­
евич, который свой именной браунинг каждый день часо­
вым маслом смазывал, как куранты, на всякий случай.

358

Б. Штерн

— Что я тебе приказал?!
— Найти и шлепнуть.
— А ты что сделал?!
— Это самое.
— Ты что, межнациональный язык не понимаеш-шь?! —»
зашипел Чудесный Нацмен, опять оглядываясь по сторонам
и призывая Бога в свидетели.— Я тебе приказал «шлепнуть»,
а ты что сделал?! Уголовник! Человека ни за что убил! Что
люди о ftac подумают? Под суд пойдешь! Единственную
жизнь у человека отнял! Ты хоть знаешь фамилию кого за­
стрелил?
— Жданова.
— Полюбуйтесь —Жданова застрелил! Кто теперь вместо
Жданова будет врать мне о журналах «Нева* и «Новый мир»?
А если завтра — война? А? — спросил Чудесный Нацмен, за­
глядывая в невинно-голубые глаза Соцреализма — А?

Параграф 66
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
— Ты меня «Броненосцем «Потемкиным» наповал убил! —
продолжал Чудесный Нацмен, не дождавшись ответа на свое
«а?».— Вот кто мне будет врать вместо Жданова на идеоло­
гическом фронте —ты! Служебный «ЗИС», кремлевский па­
ек, персональный оклад. Говори «да», соглашайся. Раньше я
экономиста Н. Ильина не до конца понимал, а сейчас до кон­
ца понял. «Есть ТАКАЯ партия!» — сказал экономист
Н. Ильин. Помнишь?.. Зачем он это сказал? А ЗАТЕМ. Чтото нужно было сказать, промолчать нельзя, а в голову после
пива ничего не лезет. Вот и сказанул. И что?.. А ничего. Со­
шло за первый сорт. Непредсказуемость — вот смысл. Бог
кидает кости. Немотивировандость поступков. Мотивиро­
ванность непоступков. Сегодня мне кто-нибудь пакость сде­
лает — а я его награжу. Завтра мне кто-нибудь услугу окажет —
а я его на цугундер... Понял основополагающий метод отве­
тов на больные вопросы современности? Партия у нас ка­
кая? ТАКАЯ. Зачем? ЗАТЕМ. Куда? ВПЕРЕД. Когда? ЧЕ­
РЕЗ ДВАДЦАТЬ JIET. Таким вот Макаром. Хочешь, сейчас
этот метод на Макаре Егорьевиче испробуем?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

359

—Скажи мне, Макар Егорьевич,—продолжал Чудесный Нац­
мен,— нужен ли нам строй цивилизованных кинооператоров?
Нужен или не нужен? Не вороти рыло... Попробуй, соври ра­
зок. Молчцшь ты, Макар Егорьевич. Не умеешь врать, не
умеешь ставить вопросы ребром. Сколько раз я тебе объяс­
нял, а ты врать не научился. Неграмотный ты человек. Эко­
номист Н. Ильин так сказал: «Неграмотный человек — не че­
ловек». Вот потому ты за мной шинель таскаешь, а не я за
тобой. Ну, Бог с тобой!.. Сегодня какое июня? Двадцать пер­
вое? Что за Черт — все двадцать первое и двадцать первое.
Иди, Макар Егорьевич, подготовься к тому, о чем нас Рикард
Сорго вовремя предупредил. Почисть мне назавтра хромо­
вые сапоги и мундир, завтра великий день. Полотенце ос­
тавь, я ис-купаюсь.
Чудесный Нацмен пошлепал себя по ляжкам, вбежал с
разбегу в озеро Рица, нырнул-вынырнул, пустил фонтан из
моржовых усов и саженками поплыл на середину озера.

Параграф 67
СВЕРШИЛОСЬ!
Вот и сбылась судьба Соцреализма-богатыря...
«Свершилось! — как любил говаривать экономист
Н. Ильин.— Чего еще надо?»
— Довольны, Ваше Превосходительство? — спрашивает
его шофер Гулько Макар Егорьевич, который в историче­
скую ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое отнес на
почту срочную телеграмму экономиста Н. Ильина:
«ПРИЕЗЖАЕМ ЛЕНИНГРАД БРОНЕПОЕЗДОМ
N12-22 ТАКОГО-ТО ВО СТОЛЬКО-ТО ТЧК
ПРОМЕДЛЕНИЕ СМЕРТИ ПОДОБНО ТЧК
ЦЕЛУЮ ТЧК ДУСЯ ТЧК»
Доволен ли?
— Нет ли у тебя, дядя, чего-нибудь перекусить? — отве­
чает Соцреализм-богатырь,— Не завалялся ли у тебя какойнибудь бутерброд с ливерной колбасой?
— Бутерброд? — задумчиво переспрашивает шофер Гуль­
ко, который каждое утро покупал экономисту Н. Ильину в

360

Б. Штерн

киоске за свои денежки свежую газету «Правда», а тот как
всегда должок забывал отдать.
Переспросив это, Макар Егорьевич начинает перетряхи­
вать одежду Чудесного Нацмена — заглядывает в сапоги, вы­
ворачивает карманы галифе, вытряхивает из рукава френча
три потертые козырные карты профессора Карла Фридриксонна и прячет себе в карман.
—Все, кажись...— озабоченно бормочет шофер Гулько, ко­
торый стеклянный гроб с телом экономиста Н. Ильина на
собственном горбу тащил на балкон Кшесинской (на шестой-то этаж!).— Что ты спросил? Повтори, у меня с дореволюции с головой не в порядке.
— Пожрать, спрашиваю...— повторяет Соцреализм, оша­
рашенный таким бесцеремонным обыском личных вещей
Чудесного Нацмена.
— В машине сухарь с огурцом завалялся. Поесть неког­
да,— отвечает Макар Егорьевич, который в шушенской
ссылке выиграл у экономиста Н. Ильина партию в стокле­
точные шашки и всю жизнь с прйятствием вспоминал об
этом событии.
С этими словами шофер Гулько, которого Лаврик-Павлик лично допрашивал («Куда ты, Макар, телят гонял?» — но
Макар никого не выдал), наставляет на богатыря Соцреализ­
ма именной браунинг, тащит за шиворот к автомобилю,
бросает его на заднее сиденье «ЗИСа» и заводит кривой же­
лезякой мотор, под звуки которого он сегодня не без удо­
вольствия Жданова шлепнул.

Параграф 68
Я - СЫН ТРУДОВОГО НАРОДА
/
— Теперь держисЬ! Пора отсюдова когти рвать, здесцсейчас ТАКОЕ начнется! — говорит шофер Гулько, под которого
сам друг Лаврик-Павлик глубокую яму копал, да цедовыкопал — не сделана еще Царь-Лопата, чтоб Макару Егорьевичу
яму выкопать.— Ключ на старт! От винта! Поехали!
Что-то у него с головой не в порядке.
Рванули с места на третьей скорости, прорвали «ЗИСом»
колючую проволоку и понеслись по взлетной полосе для тя­

/
ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

- 361

желых бомбардировщиков, плавно переходящей в прави­
тельственное шоссе. За каждым кустом телефонисты им
честь отдают —думают, что сам Чудесный Нацмен на фронт
собрался.
Ушли от погони вроде.
Впрочем, никто и не гнался.
— Слухай, хлопец, сюда,— говорит Макар Егорьевич, ко­
торого заплечцых дел мастера в белых халатах однажды от­
правили в дурдом, но он с этапа сбежал — Слухай и запоми­
най. Если со мной что случится — передашь нашим во 2-й
таксопарк Я — сын трудового народа. Ты — сын пролетар­
ского писателя. Значит, мы с тобой рабочий класс. А он —
сын Пржевальского. Нам с тобой нечего терять, кроме своих
жизней, а сейчас жизнь у нас такая: тикать как можно дальше
от эпицентра. Ты жуй сухарь и огурцом закусывай... Дума­
ешь, Пржевальский куда поплыл? Купаться поплыл, дума­
ешь? Не угадал. Он вчера херманцам в преферанс Расею про­
дул, даже шулерские карты профессора Карла Фридриксонна
не помогли. Играть, дурак, не умеет. Не умеешь — не садись!
Ишь, гребет... Поплыл договариваться —к какому числу Мо­
скву сдавать, где за Уралом провести демаркационную ли­
нию. Ну, ничего! Сейчас МЫ их всех накроем, голубчиков!
Что-то с головой у него не того.

Параграф 69
МЫ
— Кто это «МЫ», спрашиваешь? Отвечаю: мы, таксисты,
передовой отряд рабочего класса. Удивлен? Сам посуди:
шахтеры —они под землей, фабрично-заводские — те по це­
хам толкутся, а мы, таксисты, — везде, вольный народ, его
наиболее свободные представители. Мы всех возим, на нас
все ездят — выходит, мы и есть та самая диктатура пролета­
риата, о необходимости которой говорил экономист Н. Иль­
ин. У нас в гараже сам Стаканов работает, до пенсии дораба­
тывает,— зачинатель стакановского движения. Значит, нам
и карты в руки.
Теперь слушай дальше: в прошлом году везу я домой из
Политбюро пьяненького академика Йоффе, как вдруг он потрезвому мне говорит:

362

Б. Штерн

«Макар Егорьевич,— говорит,— дело спешное. Передайте
нашему дорогому и чудесному Нацмену, что Хермания
ни с того ни с сего засекретила свой атомный проект, а моя
тайная связь с фон Гондольвельзенбергером прервалась. Пе­
редайте ему, он поймет».
Опять притворился пьяным, вошел в лифт, и с тех пор я
академика Йоффе не видел, а только слышал, что нашли его
в ту ночь мертвым в шахте лифта.
А я прямиком поехал в гараж, вызвал в курилку Андрея
Митрича Сахаркова-Цукермана, слесаря, и Альберта Герма­
новича Драйнштейна, механика. Ребята, скажу тебе!.. Кулибины! Богатыри — не мы! Придумали вдвоем частную тео­
рию относительности — Вселенная, говорят, расширяется,
как мыльный пузырь, братья-близнецы в разных системах
отсчета времени никогда не встретятся, а поезд движется по
отношению к Земле точно так же, как Земля по отношению
к поезду! А?.. Пррверили свою теорию в лучах Меркурия —
все сходится: Е == МЦквадрат! Стаканов, зачинатель стакановского движения, им стакан поднес. Отправили эту фор­
мулу в патентное бюро, ждут... И дождались: является в гараж
майор-телефонист, собирает общее собрание 2-го таксомо­
торного парка и заявляет: мол, завелись тут среди вас фун­
даменталисты-теоретики, враги всенародной собственности
и Совместной власти: говорят, что все относительно —отнес,
унес, вынес... Каково? Обсудить! Осудить!
Осудили Андрюху и Алика товарищеским судом на год
принудительных работ с перечислением зарплаты в фонд
патентного бюро — спасибо, что не в ГУЛАГ. Так вот, заку­
ривают они «Беломорканал», а я говорю все как есть:
«Хермания засекретила свой атомный проект, академик
Еффе найден мертвым в собственной inaxfe лифта, а связь
с фон Гондольвельзенбергером прервана. Что будем делать?»
«А ты не знаешь? Писать письмо Президенту СевероАмериканских Штатов»,— ответил Алик Драйнштейн. Плю­
нул, и окурок растер.
«Я — «за»!» — поддержал его Андрюша Сахарков-Цукерман.
Пошли в бытовку, уселись писать письмо:
«Дорогой Президент! Хермания засекретила свой атом­
ный проект, как в свое время братья Черепановы засекрети­
ли паровую машину. Имеющий уши —да слышит. Умный —
да поймет...»
Передали письмо с Чкаловым через Северный полюс,
ждем ответа. Приезжает Бернард Шоу, привозит ответ: Пре­

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

363

зидент ни в какую — нет, мол, средств: нужно строить заво­
ды, делить уран-235, обогащать уран-237 и так далее.
Хорошо. Уговорили Бернарда Шоу подождать, собрали с
таксистов по штуке, у Стаканова не было—за него дали, под­
купили Президента рублем, наняли лучших ядерщиков, все
просчитали, провели испытания изделия, все чин-чинарем —
как вдруг Президент опять передумал: собрался сбрасывать
наше изделие на Японские острова!
Мы в крик, Стаканов громче всех: почему на японцев?!
МЫ деньги платили, мы для СЕБЯ заказывали, чтоб ИХ
ВСЕХ одним махом накрыть на озере Рица! Вчера — рано,
завтра —поздно, значит —сегодня!.. А закончилось вот чем...
Гляди — летит! Летит!!! Получилось!!!.. _
...Высоко-высоко в безоблачном небе над озером Рица ле­
тела такая долгожданная президентская «летающая крепость
«Б-29» с изделием на борту...
— Вспышка справа! Ложись головой к эпицентру! — за­
орал шофер Гулько, когда в небе сверкнуло второе солнце...

Параграф 70
КТО ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ЭТОЙ ПОВЕСТИ?
Где выражение зла, которого должно избегать? Где выра­
жение добра, которому должно подражать в этой повести?
Кто злодей, кто герой ее? Все хороши, и все дурны.
Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами
души, которого старался воспроизвести во всей красоте его,
и который всегда был, есть и будет прекрасен,— шофер Гуль­
ко Макар Егорьевич, председатель профсоюза 2-го таксомо­
торного парка, который 21-го июня Расею от войны спас.
НЕ БЫЛО ВОЙНЫ. ВСЕ СЧАСТЛИВО ЗАВЕРШИ­
ЛОСЬ.
С тех пор зажил народ под диктатурой таксистов.
Правят Расеею таксисты. Сидят, рулят. Куда хотят — туда
и везут. И никто им не указ. Хочу — везу, хочу — не везу. Хо­
чешь — едь, хочешь — иди пешком.

364

Б. Штерн

Чем плохо?
Хорошо!
(
А народ?
А что — «народ»?.. Народ — как народ. Народ, как всегда:
голова два уха. Народ таксистам на чай дает, а хлеб, молоко,
масло, мясо и яйца таксисты у народа покупают — так день­
ги и обращаются вокруг своей оси.
Ничего, жить можно.
ЛИШ Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ.
А через много-много лет отважные археологи, искавшие
шахту Мыкиты-шахтера, раскопали кратер озера Рица и на­
шли там Царь-Фонарь, светившийся от радиации, чайник со
свистком да простреленную амбарную книгу с десятью ты­
сячами политических анекдотов, оставшимися от Соцреа­
лизма вместо «Войны и мира» на потеху всем временам и на­
родам, которые придут после нас.
Таким вот Макаром.

365

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

ИВАН-ДУРАК
илц,
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ КГБ
Из исторических сказок Змея Горыныча
1

В свои неполные 16 лет этрусская княжна Василиса Пре­
красная была похищена из родительского дома атлантооб­
разным циклопом без имени, роду и племени и унесена за
тридевять земель на Канальские острова, что прикрывали в
те времена путь к Атлантиде. Циклоп с вожделением разо­
рвал на пленнице джинсовый сарафан, швырнул ее на золо­
тую кровать с пуховой периной и приступил к делу.
Запомним: Земля тогда была помельче, Атлантического
океана еще не было, Понт Эвксинский напоминал большую
гоголевскую лужу, а Босфорско-Дарданелльская канава сое­
диняла эту лужу со Средиземным ставком.
Но сперва покончим с циклопом.

2
Циклоп оказался побочным продуктом какой-то очеред­
ной вонючей АЭС, хотя работал под натурального атланта:
носил фетровую шляпу с павлиньим пером, сморкался в но­
совой платок и говорил на разных языках. Не сразу распоз­
нали его псевдоатлантическую суть — атланты таких техно­
генных двойников отлавливают и используют в качестве
дефицитной добавки к ракетному топливу.
Поначалу, как и подобает солидному жениху, техноген
выказывал самые серьезные намерения: засылал в Этруссию
сватов, обещал княжне небо в алмазах и райскую дизнь у мо­
лочных рек с кисельными берегами где-то на Кольцах Ура­
на, но так и не добился взаимности. Получив вместо руш­
ников гарбуз, циклоп озверел и показал себя во всей красе —
ради своей похоти разорил полцарства-государства, пожег
три княжества и угробил уйму народу. Поставил ультиматум
ребром: пока не приведут княжну, подавай ему каждую ночь
в постель нецеловану красну девицу.
Смешного мало...
Подавали...

366

Б. Штерн

А что было делать — ни меч-кладенец не брал одноглазо­
го, ни пуля-дура, ни штык-молодец. Вообще, нашествия тех­
ногенных циклопов, драконов и гигантских слизистых чудищ-юдищ из нашего светлого будущего были в те времена
обычным делом — ползет такое жирное, безголовое, и жрет
чернозем с глиной, оставляя за собой глубокий пустой овраг;
ну и жизнь человеческая недорого стоила: за один фунт изю­
му наемные соловьи-разбойники могли насмерть убить, а за
понюх табаку — на всю жизнь покалечить.
Такие цены.
Циклоп оказался диким, глупым, толстокожим, необра­
зованным и, вдобавок к букету, неспособным на ЭТО дело™
Велит девице раздеться и всю ночь напролет таращит на нее
единственный глаз, пускает слюни, возится да елозит, а что
дальше делать — не знает. А может и знает, но не может. Куда
ему, техногенному! Спасибо, хоть отпускает живьем домой.
А дома — никто замуж не берет, и пальцами показывают. Де­
вицы поначалу хихикают, а потом в слезы:
— Невинные мы, непорченные, непорочные!
Но поздно: сопливые отроки уже вымазали ворота дегтем,
а пуще всех старается богатыренок Ивашка-дурашка — не­
сется, сломя голову, во главе малолетней оравы с ведром и
квачом, как с флагом.
Хоть бы за дело, а то обидно, и срам один. И никому ни­
чего не докажешь, циклоп справок не дает. А Ивашке-дурашке девицы обещали отрезать оный отросток, когда
подрастет.
Смешного мало...
Ничего смешного тут нет...
. Не знали этрусские богатыри, как отделаться от этой на­
пасти. Послали в Атлантиду гонца-скорохода жаловаться на
произвол: «снизойдите, заберите супостата на топливо»; но
гонец где-то по дороге запил и сгинул. Послали второго —
запросил в Царь-Граде политического убежища. Третий,
олимпийский чемпион в марафоне, был почти у цели, даже
наблюдал в бинокль атлантские Воздушные Замки и одно­
глазых атлантов, держащих небо...
Но приплыла из гольфстримского пролива бутылка изпод шампанского, а в ней записка:
«Тону иду ко дну сообщите в КГБ»
И все...

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

367

А что именно сообщить в Кагэбэ? Давненько что-то к ним
в Этруссию никто из племени Кагэбэ не наведывался...
Надеялись современники Василисы, что младая княжна
сама сообразит, что к чему... Намекали даже:
— Чего тебе стоит, а?
Но та — ни в какую!
— Девичья честь,— говорит,— дороже!
«Ишь ты, какая! — молча сокрушались богатыри,— Не­
бось не убудет, если заради спасения этрусской нации даст
разок одноглазому».
Хотели, значит, сразу убить двух зайцев: и девичьей чес­
тью, как щитом, оборониться, и собственное алиби в глазах
потомков соблюсти.
—Хрен с ней —сколько той чести? Отправьте меня! — вы­
зывалась Дунька Шалая Дура.—Уж я циклопа вокруг пальца
обведу, уж я ему это дело оторву, уж я нацию спасу!
— Уж,— отвечали богатыри.— Не, ты не годишься. Тут
нужна непорочная Жанна д’Арк.
Обижалась Дунька-шалая: мол, это еще с гинекологом
глянуть надо, какая-такая княжна непорочная; и никто не ве­
дал, что первой тайной девичьей любовью влюбилась Васи­
лиса Прекрасная в Ивана-дурака. То ЭТАК глянет в глаза
при встрече (у ней глаза синие-синие, и у него тоже), то слу­
чайно к руке прикоснется... Однажды так осмелела, что би­
цепс пощупала:
— Ух ты, какой!
Хотелось ей любви и защиты, да не созрел еще Ванька .
для этого дела — для настоящей любви, то есть. О чем-то,
конечно, он смутно догадывался, что-то предчувствовал;
мимоходом нескольких девок успел попортить — да все не
то; зато к Василисе питал нежное уважение за ее беззащит­
ность и строгость нрава — за то, что семечки не лузгает где
ни попадя, подол в насмешку, как Дунька-шалая, не зади­
рает, к циклопу на поругание не идет. Ему присесть бы на
пеньке, разобраться в себе да заманить княжну на сеновал
(она бы сама пошла), да ласково привести в исполнение
(чему быть, того не миновать,— тут и сказке конец), да где
ему, дураку, в его-то годы, разбираться в темных лабирин­
тах психоанализа. Чужая душа — потемки, а своя — ночь
беспросветная.
Все от княжны отвернулись, некому стало ее защитить. Ее
отец, светлейший князь Василий Ардалионович Рюрике

368

Б. Штерн

(из латышских стрелков-варягов) погиб в битве с драконом
Реактором Четвертым; а матушка княгиня Розалинда Силантьевна Хазарская (из тех, «неразумных хазаров»), скон­
чалась от тоски по мужу и от радиационных последствий
этой же битвы, когда Василисе едва исполнилось пять лет.
Так что этрусские богатыри втихаря порадовались такому
исходу — похищение Василисы Васильевны произошло не
без их молчаливого попустительства (можно так промол­
чать, что яснее слов будет) — и, засучив рукава, в который
раз принялись за восстановление порушенного народного
хозяйства.
Откуда им было знать, что обнаженные красоты Васили­
сы Прекрасной так прельстили видавшего виды техногена,
что тот совсем оплошал, потерял голову вместе с фетровой
шляпой и под утро уснул у нее на груди, закрыв единствен­
ный, никогда не закрывавшийся глаз и позабыв в .кармане
камзола лазерное зеркальце в титановой оправе. Василиса
лежала под ним ни жива, ни мертва. Из сопла циклопа вы­
дувались искры, от храпа содрогался Воздушный Замок,
храп был слышен в самой Атлантиде. Ощущение такое, буд­
то угодила под паровоз, но главная девичья драгоценность
оставалась при ней в полной целости и сохранности, а ры­
дать по разорванному пакистанскому сарафану не было ни­
какого времени. Василиса выдралась из-под зловонного чу­
довища, овладела его могущественным оружием, едва
дождалась восхода солнца и первым же солнечным зайчичКом сожгла циклопа к чертовой матери вместе с периной и
золотой кроватью.
Осталась от кровати застывшая золотая лужа, а от цик­
лопа: фетровая шляпа, волшебное зеркальце и сожженное,
но не сгоревшее «Дело о Четвертом Реакторе» в архивах
племени Кагэбэ на Лубянке —дела Кагэбэ не горят, как из­
вестно.

3
Откроем «Дело»...
Прав, безусловно прав старший оперуполномоченный
Кагэбэ.Всеволод Чердаков в том, что именно в память о по­
двиге Василисы Васильевны Рюрике (она же Прекрасная,
она же премудрая) древние египтяне установили в Нубий­
ской пустыне нержавеющую стелу из химически чистого

369

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

железа, а древние римляне переиначили Василису в Европу,
а техногенного циклопа — в божественного аписа. Эллинская
легенда о похищении Елены Прекрасной — из той же оперы.
Бесконечно прав старший опер Всеволод Чердаков — в ос­
нове всех позднейших сюжетов о любовных хищениях с
международными осложнениями лежит история этрусской
Василисы Прекрасной («этрусски», по теории Чердакова,
разговорное сокращение от «это русские»).
Прав кагэбист, создавший свою лингвистическую тео­
рию не в тиши мягкого кабинета, а в полевых условиях про­
странственновременной дыры от провалившегося в века
Саркофага. Кстати, Киеву опять повезло: в результате знаме­
нитого Карпатского землетрясения 199... года, Четвертый
Реактор заодно с Саркофагом хитроумно рванули на волю
сквозь земной разлом в обратном направлении пространст­
ва-времени, прободав сквозную дыру аж до самых шумеров.
Ищи-свищи! А из той дыры, как из рваной торбы, в Этруссию посыпались оборванцы-богатыри всех времен и наро­
дов на любой причудливый женский вкус.
Прав, прав Всеволод Чердаков! Таких бы спецов нам по­
больше — горя бы не знали.
Закроем «Дело».
4
Что происходило в дальнейшем на родине Василисы Ва­
сильевны — тоже доподлинно известно.
Кое-как отстроившись с братской помощью племени Ка­
гэбэ через пять лет за четыре года, узнали богатыри от про­
езжих гишпанских купцов-близнецов, перегонявших вело­
сипеды в Армению, о погибели супостата и о воцарении
Василисы Прекрасной над Канальскими островами.
Сказывали купцы-близнецы, слезая с верблюдов и развя­
зывая кушаки:
—Обижена ваша Василиса Васильевна на весь белый свет.
Даров не принимает, дипломатических сношений ни с кем
не устанавливает, зато по дешевке поставляет в Атлантиду
девиц легкого поведения, сбивая цены на мировом рынке.
И еще сказывали купцы-близнецы, не закусывая после
первой чарки:
— Двинулась ваша Василиса Васильевна на сексуальной
почве почище того циклопа. Наложила на Гишпанию непри­
стойную дань — подавай ей каждую ночь нового жениха
13 Б. Штерн «Остров зменный»

370

Б. Штерн

в раскладную койку. Не любит, вишь, в золотых кроватях
разнеживаться. «И чтоб был,— кричит,— как огурчик!» Губа
не дура! А с первым лучом солнца, коль не угодил жених, то­
го служанки-амазонки —со скалы да в море с камнем на шее.
Никто еще не угодил, сказывают.
— Урезоньте ее! — слезно просят гишпанские купцыблизнецы братья Изюм и Шолом Фордмазоны, закусывая
после второй чарки кошерным бройлерным куренком.— Это
ж поголовное выбивание гишпанского семенного фонда! На
вас одна надежда!
Почесали богатыри в затылках. Вспомнили, как обидели
сироту... Вот и комплексует она.
— Нехорошо получается,— задумался Иван-дурак, выма­
хавший к тому времени в первостатейного племенного быка-производителя — лишь железного кольца в ноздрю не
хватает.— Не пассаран получается.
А братья Изюм и Шолом развязали языки и сказывают
после третьей чарки, закусывая хлебом-солью и шматом
сала:
— Слух идет по Древневековью: запаслись атланты доста­
точным топливом и навострили лыжи на свои Кольца Урана.
Надоело атлантам чужое небо держать, надоело торчать за­
тычкой в чужой озоновой дыре. «С озоном у вас,— говорят,—
порядок. С временем у вас,— говорят,— непорядок. Времен­
ная дыра у вас». Время наше им, вишь, не нравится. Бросают
нас на произвол судьбы, черт с вами, вот вам дорога к непо­
чатому континенту.
— Налей, Дунька, фармазонам на коня... На верблюда, то
бишь,— велит Иван-дурак.— Авось чего еще вспомнят.
Выпили купцы на верблюда, похлопали Дуньку-шалую
пониже спины:
— Хороша Дуняша, жаль, что не наша! — и сказывают
Ивану на ухо:
— Пойди туда (не слышно «куда»), зайди к тому (не слыш­
но «к кому»), скажи, что после исходов атлантов разверзнется
новый океан, и случится потоп не хуже библейского. Там
знают, что делать. На, закури «Кэмел».
5
Закурил Иван заморское зелье, призадумался.
Поздно понял Иван свою ошибку: промашка вышла, не
ему досталась Василиса Прекрасная... Больно стало Ивану,

\

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

371

загрустил Иван; а гишпанские верблюды напились днепров­
ской воды, отбились от Полкана и Шарика, ушел караван к
горе Арарат, где братья Фордмазоны угодили в плен к яны­
чарам, пришлись ко двору, возвысились до тайных советни­
ков Осман-паши, сказывали ему сказки, жили припеваючи
и положили начало двум многочисленным племенам: изве­
стным затурканным евреям — родоначальник Изюм, и зна­
менитым франкмассонам, от которых все беды в мире —
отец-основатель Шолом.
Тем временем взглянули богатыри свежим взглядом на
свои шлакоблочные хоромы-хрущебы Второго татаро-мон­
гольского домостроительного комбината «Имени шахтера
Мамая», на терема, покрытые картонным шифером, на ма­
занки под гнилой соломкой... Заскучали богатыри. Стало им
себя жаль.
Чувствуют, чего-то им не хватает в этой жизни, а чего —
не понятно.
— Слышь, атланты уходят...— говорит Емельян, который
однажды говорящую щуку из колодца времени вытащил, а
потом на радостях спьяну на печи по Этруссии ездил.
— Слышу, не глухой,— отвечает Демьян, который ту вол­
шебную щуку в уху запустил и богатырей той ухой так уго­
щал, что все потравились.
— Кому ж, интересно, достанется атлантическое наслед­
ство?
— Василиске нашей, Прекрасной, кому ж еще? — бередит
богатырям душу боцман Себастьян, известный авантюрист,
сбежавший из экспедиции Христофора Колумба и затаив­
ший зуб на самого адмирала.—У нее ж волшебное зеркальце —
забыли? Это ж тебе не автомат Калашникова!
Вот чего не хватает богатырям — лазерного зеркальца
в титановой оправе.
— С таким оружьем — да на ведмедя! — размечтался Ро­
ман (генетический корень будущей царской династии).
— С таким оружьем — да на циклопа! — витает в облаках
Ульян (находка для Института марксизма-ленинизма —
пращур семьи Ульяновых).
— С таким оружьем —да на атланта! — строит воздушные
замки Ян (Яшкина фамилия вообще была дьявольской, про­
износилась с оглядкой и сплевывалась через левое плечо:
Бронштейн!) А красные девицы тыквенные семечки лузгают
и над ними смеются:
13*

372

Б. Штерн

— Тю, дурни! Развоевались!
— Раздел Атлантиды — это им не щук потрошить и не
Дуньку делить!
Иван же дурак притушил окурок и молвил так:
— Делать нечего, придется нам, братья, спасать гишпанский семенной фонд. Надобно построить морскую флоти­
лию, отправиться на Канальские острова, бухнуться головой
в ножки матушке Василисе Васильевне, признаться ей во
всенародной любви и умолить ее вернуться в Этруссию...
Прикинули богатыри: а что, умно! Фонд — фондом, не в
гишпанском семенном фонде дело... Иван не совсем дурак —
родимые морские царицы с волшебными зеркальцами на
дорогах не валяются...
— Ну, решили? — торопит Иван.
— Не нукай, не запрягал. А кто будет головой об пол в нож­
ки бухаться?
Боязно богатырям. Подумать надо.
А вдруг, не дай Боже, глянет на них Василиса Васильевна
и вспомнит, как пять лет назад всем народом подбивали ее
отдаться одноглазому?.. А помнит ведь, не забыла... Страшно
подумать! Как сверкнет синими-синими очами, как выта­
щит из шикарной своей запазухи волшебное зеркальце...
— Головой об пол бухаться — это я на себя беру,—отвечает
Иван-дурак — Будет вам половой акт.
Понятно богатырям: у Ивана-дурака свой дурацкий ин­
терес. Не нужно Ивану волшебное зеркальце, а нужен Ивану
половой акт. Охота Ивану-дураку отведать настоящей любви
с Василисой Прекрасной в Воздушном Замке на походной
койке.
— Да перед Ванькой ни одна баба не устоит, любая даст —
хоть Дунька-шалая, хоть царица морская! — убеждает бо­
гатырей Христофоров боцман.— Скажем ей: гляди, чем
плох? Во, вымахал! Хоть в зубы гляди, хоть куда... Возьми,
не бойся, пощупай. Попробуй на вкус, на цвет. Испытай!
Если Ванька не подойдет — другие найдутся. Выбирай мужа-регента при царской своей особе. Володей нами! А не
то — не глянем, что царица морская, а всей командой ус­
троим тебе всенародную любовь. Тоже мне, гишпанская
королева! Гляди, все как на подбор: Баян-стихоплет,
Емельян-балбес, Кирсан-истукан, Колян-жлоб, Лукодьянвахлак, Прохан-придурок, Роман-буян, Саливан-бревно,
Ульян-жиган, Харлам-кулак, Яшка Бронштейн — тьфу,

373

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

тьфу, тьфу — и множество других женихов, яко грязи. Всех
со скалы не перебросаешь, кого-нибудь да оставишь на раз­
вод, новых богатырей народим.
Себастьян-боцман —известный хам. Ему легко говорить —
народим. Боцман не жених, а пропойца.
— А коль на развод не оставит?
— Тогда подадим в Кагэбэ заявку на быков-производителей из Рязанского военно-политического училища,— отве­
чает Иван-дурак.
— А где флот возьмем, если строить лень?
— Я вам достану.
У Ивана-дурака на все есть ответ.
Ладно, в могиле прохладно. Любовь любовью, а надо бы
Ивана женить, чтоб девок поменьше портил, да заодно сооб­
щить в Кагэбэ: библейский потоп на носу, там знают что де­
лать. Пусть спасают Этруссию от наводнения.
Сочинили челобитное заявление: «Нижайше просим воспомоществовать нашей скудности...», снарядили Ивана по­
беднее — телогрейка, лапти, сума переметная; ушел Ивандурак в дыру времени: туда — не знает куда, за тем — не знает
за чем.
Взялся — ходи. Как в шахматах.
Быстро сказка сказывается...
6
Ушел, значит, Иван-дурак в столицу нашей родины Мо­
скву и сгинул. Нету его месяц, второй...
Загрустили красны девицы по Ивану, вспоминают ненаг­
лядного. Всем Ванятка хорош — на спор лбом расшибет ду­
бовый стол, добрый конь под ним прогибается, а более ведра
горилки Иван не пьет, во всем меру знает, да не в постели —
в постели он словно буйный тур, нет ему равных в Этруссии:
бьет копытом, бодает рогом, куда там Зевесову апису! При­
говор свой девицы помнят, да кто ж возьмет такой грех на
душу?..
(Было дело: наточили вострый ножик, подослали ему
Дуньку Дуру Шалую; вернулась Дунька поутру чуть жива,
упала на пороге, ножик обронила, проспала весь день до ве­
чера, а проснувшись, сказала, дрожа в коленках: «Красота,—
сказала Дунька,— спасет мир. Не могу таку красоту по жи­
вому резать».)

374

Б. Штерн

Нет Ивана. Третий месяц пьют богатыри горькую, третью
Луну пропивают. Луна заглядывает в колодец времени — ау,
Иван! Не видно Ивана. Всю горькую из цистерны выпили,
что в прошлую навигацию им из Кагэбэ доставили. Зима на
носу, белы мухи кружляют, а тут девки младые взяли за моду
из дому тикать.
Одна удрала, вторая...
— Куды?!
Отвечают Глаша-холера и Даша-фанера:
— На кудыкину гору рвать помидору. К матушке Васили­
се Васильевне Рюрике на Канальские острова в услужанкиамазонки. Имеем приглашение, да-с! Она и приголубит, и
замуж за атланта выдаст с неслабым приданым. От вас до­
ждешься!.. Не хотим в этой временной дыре прозябать. Хо­
тим носить французские бюстгальтеры, видеть небо в алма­
зах, купаться в молочных реках, пить шампанское «Мадам
Помпадур» и закусывать кисельными берегами.
— Вот дуры^-то!'Амазонки-лесбиянки! Киселя вам лаптем
хлебать не перехлебать, во французских бюстгальтерах воду
носить не переносить!
— От таких слышим! Прощайте! А Ивану-дураку, кобелю,
передайте: все одно ему это дело отрежем!
— От, дешевки!
— Жмоты!
Последнее слово всегда за ними.
Пятая удрала, шестая —Танька-пустая и Сонька-толстая.
Совсем обеспокоились богатыри. Кричат в колодец вре­
мени:
— Эй, Иван! Чтой-то стало холодать! Поспешить надобно!
Давай флотилию, слышь?
А из колодца шепелявое эхо:
— Шиш-шиш-шиш-шиш-шиш-шиш-шиш-шиш—шиш...
Видать, долго дело делается... Родить можно! Богатырям
хуже нет, чем ждать, рожать и догонять. Богатырям уже не­
втерпеж.
Весна пришла, лютики-цветочки, самое время для поло­
вых актов и атлантических походов. Девиц на цепи держат,
чтоб не бегали. Куда там! По утру просыпаются — десятая
удрала, одиннадцатая — Роза-заноза и Муза-стервоза.
Кричат богатыри в колодец времени (большой такой ко­
лодец, квадратный, из него разрушенный саркофаг до сих
пор торчит):

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

375

— Чаво так долго, Иван?
А эхо им отвечает:
— Путч у нас здесь, распад империи, переворот говна в
природе. Пришла на Лубянку какая-то хунта, ревизует опе­
ративные планы, сворачивает стратегические программы —
ужас что! «Баобабы! — кричит,— Бабоебы! Комитет Государ­
ственных Безработных!» Слова-то какие знает!.. И уходят андроновские еще кадры в отставку, двух слов связать не могут,
окромя: «Што делаеца, што делаеца!..» Жгут архивы, пепел
летит, в Москве из-за пепла затмение солнца. Но ваше дело
правое! Скажите «спасибо» оперу Чердакову — уходя в от­
ставку, хватило ему последних сил подписать челобитную и
дать той бумаге ход. Так что хунту пока обошли на повороте,
крутанули колесо истории по спирали в нашу пользу. Погодьте малость еще.
— А кто это говорит?
— Много знать будете. Лучше запишите в «Повесть Вре­
менных Лет» —жил, мол, в вашем светлом будущем добрый
человек Всеволод Иванович Чердаков, куратор ваш, Миклу­
хо-Маклай, который вам к 7-му Ноября цистерну спирта по­
жаловал. Мух не обижал, в подвалах Энкавэдэ никого не рас­
стреливал, а расставлял слова на бумаге, искал общие корни:
Этруссия, Пруссия, Руссия, Грузия... и делал из тех корней
далеко идущие фальси... квалификации. Выражаем ему в ве­
ках свою благодарность.
Поковыряли богатыри в носах. Эху легко говорить — «погодьте малость еще». А тут пятнадцатая удрала, шестнадцатая
— Лида-обида и Люба-либидо. А Файка-наводчица и Нинкауборщица ждут не дождутся вызова от матушки Василисы Ва­
сильевны — как только, так сразу! Беспокоятся богатыри —
это ж прямое нарушение демографического равновесия!
Вроде, как у гишпанцев, но наоборот — у тех семенной фонд
сеять некому, а у нас — не во что!

7
Как вдруг в одну безлунную ночь поднимается из колодца
времени башенный кран, и некий незнакомец в десантном
костюме «листопад» с новеньким орденом «Дружбы наро­
дов» передает этрусским богатырям в качестве безвозмезд­
ного дара в порядке помощи слаборазвитым странам три по­
держанных парохода Днепровской речной флотилии —«Новиков-Прибой», «Всеволод Вишневский» и «Александр

376

Б. Штерн

Корнейчук», а впридачу бездонный рюкзак «адидас» с буты­
лочным жигулевским пивом.
— Нате, похмелитесь пока.
Принюхались богатыри — этрусским духом пахнет...
Пригляделись...
— Иван? Дурак!
— На себя не похож! — голосит Дунька-шалая.
И заводит Иван-дурак чужими словами да не свои речи:
— Канальские острова — это вам не Крыжополь, Атлан­
тида —не Мотовиловка, непочатый мериканский континент—
не кукурузный початок. Есть стратегический план... Ходи,
Дунь, отсель стелить постель, не твоего ума это дело... План,
говорю, такой: прорваться с боем на Канальские острова, на­
помнить ВасилисеВасильевне об ее коренном этрусском
происхождении и подписать договор о дружбе и сотрудни­
честве на вечные времена с последующим продлением. Од­
ним таковым государственным актом сразу решаем кучу
проблем, а именно: создаем военно-морскую геополитиче­
скую ось «Этруссия — Эсэсэсэр — Атлантида», устанавлива­
ем контроль над проливами, а в перспективе над Суэцким и
Панамским каналами, и, вообще, двигаем этрусскую экс­
пансию на Запад, в культурные страны —Рим там, Франция,
вид на Мадрид,—а не в сторону вероломного Востока, как это
политически безграмотно начнет происходить в Московии
при царе Иоанне Грозном. Зачем нам остров Сахалин на Во­
стоке, когда открыть его можно с Запада?
Сомневаются богатыри:
— Ты ли это, Иван?
-Я .
— Откуда ты такой умный?
— От верблюда.
— Да есть ли во всем этом резон?
— Есть. Земля-то круглая.
Все-то он знает, Иван-дурак. Да и не дурак он уже, а пол­
номочный благодетель Кагэбэ в Этруссии, заместо ушедше­
го на покой Всеволода Чердакова, который только фольклор
записывал, снабжал их спиртом, шифером и сарафанами,
девок не замечал —тихий был человек, светлое ему будущее!
Выражаем ему в летописи свою благодарность.
— Воевать-перемать пора! — опять надрывается Себастьян-боцман,— Обставим самого адмирала! Подплывет Хри­
стофор Колумб к своей Вест-Индии, а я уже там, в белом

377

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

костюме, и знать ничего не знаю: нету такой на карте! Плы­
ви, адмирал, мать твою драл, обратно! Возвращается он в
Гишпанию, а я уже там, в белом костюме, спасаю гишпанский семенной фонд. Да его на месте Кондрашка хватит! Где
Кондратий?
— Кондратий в хате. Его хата с краю.
— Ну? — торопит Иван-дурак.
— Гну,— отвечают богатыри.
'
Боязно богатырям. Девиц вызволять — святое дело; а
проливы, ось, экспансия на Запад — это уже политика, но
другими средствами. И хочется, и колется, и мамка не ве­
лит. Воевать — не мать-перемать, как думает боцман. По­
думать надо... Глянет на них Василиса Васильевна пламен­
ным взглядом, вспомнит, как склоняли ее к половому акту
с циклопом... Страшно подумать! Как вытащит из крутого
декольте волшебное зеркальце, как поймает солнечного
зайчика... Будет им Цусима, погибель эскадры и оптими­
стическая трагедия вместе взятые.
— Значит, не желаем помогать грядущим поколениям? —
прокурорским тоном спрашивает Иван-дурак и вытаскивает
из рюкзака автомат Калашникова— Это как получается?
Получается, ОНИ, ваши потомки, от себя последнее отры­
вают, ВАС, пращуров своих, одевают-обувают, поят-кормят,
лечат-строят, а ВЫ, значит, собрались жить долго и счаст­
ливо за ИХНИЙ счет? Когда будем правнукам долги отда­
вать?
Такая постановка вопроса. Если так — то, конечно. Иван
теперь не дурак, а Иван-атаман. Приказ есть приказ. Совесть
надо иметь. Грядущим поколениям, внучатам нашим, долги
отдавать надо.
Под матом боцмана и дулом автомата перебрали судовые
машины, проконопатили, перекрасили, сдали пивные бу­
тылки, переспал Иван с Дунькой-шалой, и с богом отдали
концы.
8

Плывут.
Плавно плывут себе вниз по Славутичу из варяг в греки,
а у Днепропетровских порогов опять призадумались... С Бо­
гом ли плывут? Ох, осерчает матушка Василиса Васильевна,
ох, осерчает! Как нахмурит брови черные, как вытащит из
французского бюстгальтера колдовское зеркальце... И никого

378

Б. Штерн

на развод не оставит. Гишпанцев, конечно, жаль, а себя еще
жальчее.
Переволокли корабли за пороги да так и плывут —с Богом
ли, без Бога,— плывут и не знают, что не успеют выплыть в
Эвксинский Понт, как капитан Богдыхан сладкими речами
соблазнит команду и темной ночью уведет «Новикова-Прибоя» в Колхиду за золотым руном. Руна они там не найдут
(сказки все это про золотых баранов), зато Никодим-рвань,
Трофим-пьянь и Максим Хрен С Ним уважительно переиме­
нуются в Никодим-хана, Трофим-хана и Максима Хусима,
перемногоженятся, разведут виноград «Изабелла», будут пить
долго и счастливо и поплатятся за этакое вероломство соб­
ственными потомками лишь в бериевские времена, до кото­
рых еще дожить надо.
Так оно и случилось, по вытенаписанному: ночь прошла,
а «Новикова-Прибоя» и след на воде простыл.
Пуще прежнего закручинились мореплаватели. Опять за
свое:
— Ох, осерчает матушка Василиса Васильевна!
Но Иван-дурак снял автомат с предохранителя:
— Не трусь, этруссичи! Вперед, на Царь-Град! Даю три
дня на экспроприацию города!
Делать нечего, пошли на Царь-Град.
А что делать?
Взяли по привычке Константинополь — византийцы са­
ми открыли ворота, чтобы не лезли через забор; три дня гра­
били награбленное — хозяева радушно выставили залежалый
товар лицом, а все ценное надежно попрятали; снасильничали
всей флотилией трех гетер — те сами подставились с преве­
ликим удовольствием; прибили на вратах еще один щит и
уснули богатырским сном; а капитану Абраму только того и
надобно — он мудрыми словами убедил команду, переиме­
новал «Александра Корнейчука» в «Шолом Алейхема» и увел
его к пляжам Тель-Авива, где запросил политического убе­
жища. Команда с вбем и плачем дала исполнить над собой
обряд обрезания, переженилась на дщерях израилевых, за­
нялась коммерцией, жила ничего себе и дала начало миро­
вому космополитству, чтоб ему пусто было.
Остался один «Всеволод Вишневский».
На палубе — оставшийся цвет нации, полный корабль ду­
раков; а на капитанском мостике контр-адмирал — Ивандурак. Стоит, в трубу глядит, командует:

379

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

— Лево руля, право руля! Держи права, болван!
А сам крупными буквами в неведомом алфавитном по­
рядке, старательно огибая национальный вопрос, записы­
вает в судовой журнал всех случайно оставшихся — для
представления к высокой правительственной награде, не
иначе.
Откроем судовой журнал «Всеволода Вишневского»...
9
СПИСОК НАЛИЧЕСТВУЮЩЕГО СОСТАВА
1. Иван-атаман
2. Адам-первач
3. Андриян-партач
4. Абдурахман-стукач
5. Аверьян-оберпалач
6. Боян-стихоплет
7. Богдан-сексот
8. Вагран-банкомет
9. Варлаам — нисколько не пьет
10. Севастьян-лоцман
11. Себастьян-боцман
12. Степан-колодник
13. Демьян-подводник
14. Душан-сводник
15. Джан — блядский угодник
16. Емельян-балбес
17. Епифан — с дуба слез
18. Фарман-летчик
19. Гурам-наводчик
20. Герман-графоман
21. Григорьяи-молдаван
22. Гурьян-цыган
23. Гасан-наркоман

380

24. Гаолян-китаец
25. Гуан-засранец
26. Христиан — крещеный маланец
27. Аврам-хитрован
28. Адриан-болван
29. Абрахам-хам
30. Аллан-грубиян
31. Арам — Хачатурян
32. д’Артаньян-донжуан
33. Агдам — в рог дам
34. Бертран-тапер
35. Бенциан-старпер
36. Баклан-масон
37. Буридан-осел
38. Валаам-баран
39. Вардан-профан
40. Вильям-шарлатан
41. Ван — пьян в драбадан
42. Валерьян — в ж... пьян
43. Джонатан-шарманщик
44. Еруслан-карманщик
45. Жак-Жан-обманщик
46. Зурман-банщик
47. Иоанн — отставной козы барабанщик
48. Исфахан-обормот
49. Иоган-живоглот
50. Исраэлян — Пол Пот
51. Индиан — за падло сойдет
52. Калям — корабельный кот
53. Кирьян-мурло
54. Киприан-фуфло
55. Касьян-смутьян
56. Кирсан-хулиган
57. Кристиан-корефан
58. Ксан-братан

В. Штерн

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

59. Кориолан-истукан
60. Конан-куклуксклан
61. Куросава-сан — японский пахан
62. Колян-жлоб
63. Корвалан-русофоб
64. Куприан-толоконный лоб
65. Курбан-чурка
66. Лукьян-урка
67. Лукодьян-вахлак
68. Максимильян-вурдалак
69. по Мартьяну плачет ГУЛАГ
70. Марьян-трус
71. Мари-Хуан — гишпанский хранцуз
72. Митрофан-баптист
73. Нурсултан-сатанист
74. Натан-троцкист
75. Октавиан-морфинист
76. Онан-онанист
77. Оман-коллаборационист
78. Осман-турок
79. Прохан-придурок
80. Пехлеван-грек
81. Полуян-абрек
82. Приян-говновоз
83. Полкан — корабельный пес
84. Роман-буян
85. Рахман-душман
86. Руслан-мент
87. Рустам — тайный агент
88. Ромэн-нацмен
89. Роллан-супермен

381

382

Б. Штерн

90. Салам-бревно
91. Саливан-дерьмо
92. Селифан — болотное чмо
93. Салтан-дуэлянт
94. Султан-пасквилянт
95. Стефан-дровосек
96. Северьян-генсек
97. Саддам-гомосек
98. Темиркан-шайтан
99. Толян-магадан
100. Тристан — влюбленный болван
101. Тигран — Петросян
102. Тельман — Гдлян
103. Ульян-жиган
104. Феофан — держи карман
105. Фатьян-пьянь
106. Фанфан-рвань
107. Фернан-дрянь
108. Харлам-кулак
109. Хуан-батрак
110. Хасан-ишак
111. Шалам — половой маньяк
112. Штефан-дебил
113. Юлиан-некрофил
114. Юстиниан-славянофил
115. Юран-мудозвон
116. Ян — сам не знает кто он.
117. Да еще Ерема — не все дома. Этот в трюме кочегаром-,
тихий человек; он не в счет.
118. Да еще Кондратий — остался в хате. Его хата с краю;
не забыть подпалить, хорошо сгорить.
Подпись:
Батька их морской — Иван-атаман.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

383

10

Иван список пишет, а богатыри на Ивана волками смот­
рят — того и гляди, набросятся! Ворчат:
— Куда ни кинь — всюду клин. Налево пойдем — направо
придем. Земля, вишь, круглая... Выходит — порочный круг.
Прямо пойдем —костей не соберем. А наверху—Иван-дурак
с автоматом. Богдыхан — удрал, Абрам — слинял, а мы, ду­
раки, не успели — Царь-Град грабили!..
— Но вы же коренные этруссичи! — взывает к патриотиз­
му Иван-дурак.— А те кто? Иноверцы, инородцы и прохо­
димцы. Иноходцы, вот! Вы должны правильно понимать
всемирногишторический момент. Дыра во времени дается
нам в непосредственных ощущениях с вероятностью один
раз в десять миллиардов лет. Прикиньте сами, болваны: все­
ленные рождаются, живут и коллапсируют, а такой про­
странственно-временной дырищи, как наша, никто никогда
не видывал. Значит что?
— Ну, что? Не знаем.
— Значит, нужно в полной мере использовать эту дыру в
интересах Мировой Революции Всех Времен и Народов от
неандертальцев до наших дней!
— Да на кой ляд тебе, Ванятка, всемирно-гишторическая
революция? — урезонивают его.— Поплыли лучше домой,
мы тебе гарну дивку знайдем, с похмелюги девка хорошо по­
могает. Чем Дунька-шалая тебе плоха?
—А девиц-дочерей ваших кто вызволять будет? — играет
Иван на отцовских чувствах.
— Наших-то? Наши дуньки в молоке не утонут, киселем
не подавятся, нигде не пропадут, сами домой придут!
— А Василису Прекрасную вам не жаль? — давит на жа­
лость Иван.
— Ну, это еще глянуть надо, какая она такая распрекрас­
ная. Пять лет — не ближний свет. Жаль-то ее, может и жаль,
да всех баб не пережалишь, а эту голыми руками не возь­
мешь. У нее ж волшебное зеркальце, забыл? Не меч-кладенец,
не пуля-дура, не штык-молодец... — Заладили — пули-фули,
штык-огурец...— играет автоматом Иван-дурак — Сильно ум­
ные! Всех умников первыми запущу к Василисе в койку, а
потомков ваших до сорокового колена сотру в порошок! У ме­
ня в Кагэбэ на всех потомков досье заведены. — Много досьевто? — Кругом-бегом, ровным счетом — тридцать миллионов

384

Б. Штерн

папок с тесемками на всех Демьяновых, Емельяновых, Ро­
мановых, Ульяновых и Бронштейнов во всех веках и поко­
лениях, не считая близких и дальних родственников — на тех
отдельно. — Ого-го! — То-то! Глядите у меня! Полный впе­
ред, болваны!
11

Из тридцати миллионов папок с тесемками откроем одну—
досье на самого Ивана-дурака.
С фотографии глядит субъект с оселедцем на бритой го­
лове, с завитой в колечки бородой и с прижмуренными от
фотовспышки глазами.
Узнаем, что рост Ивана Ивановича Иванова — 2 м 11 см,
размер лаптей — 49-й. Особые приметы: «глаза сине-синие,
косая сажень в плечах, а специфическая мужская деталь в со­
стоянии эрекции — длиной, примерно, по собственный ло­
коть». (Воспроизведен стиль кагэбистского документа.) За­
держан сотрудниками милиции на Киевском вокзале
г. Москвы «в разорванной телогрейке, в лаптях и в крайне
возбужденном состоянии от игры в наперстки. Двумя паль­
цами подцепил за шиворот трех шулеров, вытряхивал из
них свои карбованцы и угрожал нанизать всю троицу, как ба­
ранов, на свой возбужденный вертел.» (Воспроизведен стиль
милицейского документа.)
После длительных уговоров препровожден в привокзаль­
ное отделение милиции, где сходу потребовал встречи с
представителем КГБ. На ответ, что сие племя недавно пре­
кратило существование, с досады разломил головой казен­
ный письменный стол (акт о списании прилагается).
Освидетельствован дежурным врачом и направлен в «пси­
хоневрологический диспансер». Введена лошадиная доза
транквилизаторов, давшая обратный результат: гонялся за са­
нитарами, кулаком выбил железобетонную панель в основа­
нии диспансера и, как был босиком и в больничном халате,
ушел на Лубянскую площадь и с постамента бывшего памят­
ника Дзержинскому потребовал приема в КГБ по личным
вопросам.
Кричал: «Я ноблю ее!»
Собрал вокруг постамента развеселую толпу. По оселедцю
и бороде был опознан из окна здания на Лубянке старшим
оперуполномоченным Всеволодом Чердаковым, сдававшим
в тот день бывшие «дела» свои.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

385

И далее: Иван Иванович Иванов насчет «любви» вполне
успокоен. «Прошел усиленные сокращенные курсы бывшей
спецшколы КГБ, истории и бывшего СССР и так называе­
мого «марксизма-ленинизма». Обучен грамоте. В совершен­
стве владеет кулачными боями и четырьмя арифметически­
ми действиями».
Усидчив (если не в возбужденном состоянии). Неубеж­
денный атеист: гром не грянет — не перекрестится.
Принял присягу на верность: (чему? кому? — прочерк).
Присвоено внеочередное звание старшего лейтенанта
бывшего КГБ. Заблаговременно награжден орденом бывшей
«Дружбы народов».
Оперативные позывные (агентурная кличка): «ВАНЕК».
Задание: заброшен в Древневековье «с целью подготовки
благоприятных исторических факторов для дальнейшего
полноценного развития нашего Отечества». (Весьма туман­
но. Читай: проливы, каналы, вид на Мадрид и, главное, гео­
политическая ось «Этруссия — СССР — Атлантида» — без
оси ни одна телега не сдвинется.)
Закроем папку с тесемками.
12
Что еще происходило в то раннее Древневековое утро —
доподлинно известно.
«Всеволод Вишневский» пробирался к Геркулесовым
Столпам по мелкой луже тогдашнего Средиземного моря,
пугая экономическое сообщество древних греков, персов,
римляней, египтян, ассирийцев, финикийцев, мидян, андромедян, иудеев, гипербореев, ганнибалов, каннибалов, шу­
меров, шмумеров, алеутов и обериутов — появление этого
чудища было последним предзнаменованием давно обещан­
ного всемирного наводнения; все обитатели Древневековья
готовились к встрече: укрепляли берега, запасались водой и
продовольствием, угоняли в горы скотину, рабов и женщин;
одни лишь этрусские богатыри, будто проклятые всеми бо­
гами, уныло шли под дулом автомата навстречу потопу,
твердо веруя лишь в свою оптимистическую коммунальную
утопию — ту самую, при которой все как один утопают и,
с песнями, скопом идут ко дну.
Весело помирать за компанию!..

386

Б. Штерн

Весело, хотя и ничего смешного: народу вокруг полно, а
не у кого даже спросить дорогу — все рыла воротят.
Тем лучше. Обойдется Иван-дурак своим умом.
А Ванек уже предчувствовал себя полным адмиралом
флота, почетным членом Академии Наук и дважды Героем
(Труда и Союза) с вручением ему бронзового бюста на
родине героя в поселке городского типа Ивано-Дурацке.
Вокруг «Всеволода Вишневского» резвилось последнее стадо
вымирающих плезиозавров, на Италийском сапоге торже­
ственно дымил Везувий, готовый разразиться от перепол­
нявших его чувств перед библейским наводнением; сол­
нышко было еще молодое, девственное, незапятнанное; оно
подрумянивало снизу сдобные облака, а те с ветром испол­
няли для Ивана-дурака в синих-синих, как глаза Василисы,
древневековых небесах произвольную программу фигурно­
го катания — то пухлую Дуньку-шалую изобразят в откро­
венной позиции, то скачущий силуэт папиросного джигита
Казбека-чебурека, а то и грандиозные, на все небо, атлант­
ские замки, похожие на московские высотки или на башни
Кремля, но с вопросительными знаками на шпилях заместо
пятиконечных звезд — кто успел те звезды увидеть, тот по­
мнит.
Будто спрашивали облака:
— Куда плывем, Иван?
Будто предупреждали облака:
— Возвращайся к Дуньке, Иван! Тикай отсюдова! Не ходи
туда — не знаю куда, а то угодишь в гишторию!
Но Иван не внимал вышним предупреждениям. Обойдет­
ся Иван-дурак без ценных вказивок.
А кто из нас внял бы — на месте Ивана? Кто из нас не за­
хотел бы угодить в Гишторию? Какой патриот — а мы ли не
патриоты? — не заложил бы в Кагэбэ последнюю душу, что­
бы, как Иван-дурак, с высоты капитанского мостика нашего
светлого будущего поучить уму-разуму своих неразумных
прапращуров? Взять и бросить им вниз на палубу: «Все у вас,
прадеды, через задний проход! ТО — НЕ ТО, а ЭТО — НЕ
ТАК!» — «А как? — спросили бы прадеды, задрав головы и
приставив ладони к ухам.— Просвети нас, темных, Ванек!
Тебе сверху видней. Куда ж нам плыть?»
Отвечает уверенно:
— Туда рули! — и, как Ленин с балкона Кшесинской, ука­
зывает рукой направление,— А делать надо вот как: вот ТАК.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

387

Понятно? Слушай сюда, объясняю сначала: ТАК, ТАК и
ТАК. Ясно?.. Экие вы дурные!.. Сначала делаем ТАК-ТО, по­
том ЭДАК-TO и в результате получаем ТО-ТО. Ну?.. Ну, на­
род! Беда мне с таким народом. Объясняю на примерах. На­
пример: князю Игорю на половцев запретить ходить, а
Баяну — песни петь, и слова не давать! Киев перенести в Мо­
скву еще до Батыева нашествия. Купим у деловаров-ирокезов
Манхэттен и назовем его не Нью-Йорком, а Ново-Городом.
Совершим первое кругосветное мореплавание, бесовскую
энергию Ионы Грозного используем в мирных целях на
строительстве Ленинграда, Петровский флот откроет у нас
Австралию, а самолет Можайского взлетит еще до рождения
братьев Райт. Усекли? Изменим детерминизм Гиштории! В
результате, кругом на земле будет процветать Государствен­
ная Безопасность, и нынешнее поколение наконец-то будет
жить в светлом будущем. Чего молчите?
Любой патриот заложил бы душу за такой монолог, но
взойти на капитанский мостик Гиштории сподобился толь­
ко Иван-дурак. Дуракам везет — ушел и вошел в Гишторию.
Вот это уход — всем уходам УХОД, затмивший даже уход са­
мого Великого Старца, дошедшего аж до Астапово — а до этой
станции, между прочим, путь неблизкий. Пусть патриоты по­
мирают от зависти к Ваньке-дураку, последнему представите­
лю племени Кагэбэ — великому племени, не уступавшему
когда-то по численности и занимаемой территории тем же
ирокезам-деловарам, орде Чингизхана и наполеоновской
Франции вместе взятым, а но численности и могуществу во­
енно-промышленного комплекса — никакого сравнения ни
в какие ворота.
Но что же Ванек услышал в ответ?
Безмолвствуют богатыри.
«Не хотим Киева в Москве,—думают про себя.— Не хотим
менять детерминизм Гиштории, зачем нам это? Нам бы
только горько пить, да сладко есть, да громко петь, да тихо
срать, да мягко спать. И достаточно».
Ну, народ!
А что с них возьмешь, если даже отпетые корсиканские
пираты, не убоявшиеся дымящего чудища и решившие
взять юдище абордажем, поспешно ретировались в ближай­
шую гавань, разглядев на капитанском мостике «Всеволода
Вишневского» косую сажень Ивана-дурака с орденом «Друж­
ба народов». Появление этого дурака, этой дружбы народов

Б. Штерн

388

и этого «Всеволода Вишневского» народы Древневековья
предчувствовали и опасались еще тогда...
Тогда еще!
Неглупые были люди — кому во Вселенной охота связы­
ваться с племенем Кагэбэ? Плыви, плыви, Иван...
Так что бедного Ивана-дурака пожалеть бы надо, не на тот
Гишторический пароход он сел, не туда плывет пароход.
Пожалеть бы его надо, да некому.
Кроме Дуньки-шалой.
Да еще, пожалуй, пожалела бы его Василиса Василь­
евна Рюрике, если б встретила. Со скалы да в море с кам­
нем на шее.
Плывут богатыри. Все ближе и ближе к Геркулесовым
Столпам подплывают. Вдруг сверху крик впередсмотря­
щего:
— Маяк! — кричит.— Земля!
Смотрят богатыри: торчит из воды на горизонте маяк не
маяк, обелиск не обелиск, а плотницкая стамеска...
Торчит стамеска, небеса подпирает.
Что-то еще атланты выдумали?
13
Какой древневековый патриот не возжелал бы попасть из
своего темного прошлого в наше светлое будущее и поучить
нас, своих правнуков: «Что ж это вы, внучата? Об этом ли мы
мечтали? Это ли вам завещали? Что ж это вы с почвой сде­
лали, с корнями? Кто страну разорил, кто страну развалил,
падлюки? В Москве грязь по ухи, Киев — мать городов за­
холустных, в Питере хлеб по карточкам. Ни шила, ни мыла,
редьки не стало с хреном! Мы за вас кровь проливали, мы
вам Казань брали — а вы? Где Казань? Эх, вы!.. Снять бы
штаны, да выпороть!»
Пусть завидуют патриоты: развяжем тесемки, откроем
самое секретное досье — после него история племени Кагэбэ
завершилась — досье на:
«В. В. РЮРИКС-ПРЕКРАСНУЮ»
С фотографии пристально глядит какая-то размалеван­
ная фря, без бровей на средневековый манер, во хранцузской
короткой стрижке «под бобика», нисколько не похожая на
юную княжну Василису.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

389

Она ли это? Где толстая коса, где синие-синие глаза, где
девичья краса?
Она, Василиса... Что жизнь с бабой сделала — и всего-то
за одну пятилетку!.. Выцвели глаза, срезана коса...
Особые приметы: «глаза—жовто-блакытни. Правый глаз —
цвета пожухлой слоновьей кости с желтыми искрами, левый —
блекло-голубой». (Воспроизведен стиль кагэбистского доку­
мента.) Биография, родственники, был(а) ли, за границей:
читай сказку сначала.
Тайный агент Атлантиды.
Агентурная кличка: «ВАСЬ-ВАСЬ».
Задание: заброшена в Эсэсэсэр и «внедрена в- высший
эшелон» племени Кагэбэ (эшелон какой-то... Как видно, пра­
вительственный бронепоезд) «с целью полного разврата и
окончательного развала вышеперечисленных структур» (?),
а также родственного им племени Капээсэс.
Что и совершила с превеликим хладнокровием при рав­
нодушном непротивлении высшего бронепоезда.
За этот подвиг по освобождении человечества от КГБ,
КПСС и СССР Василисе Васильевне Рюрикс-Прекрасной
было присвоено высшее атлантское звание «Хунта» («Цари­
ца»), а здание на Лубянке взамен Смольного (со Смольным
еще решают —то ли открытый бассейн сделать, то ли овощной
склад) передано под Институт благородных девиц древневеко­
вого происхождения: Любушке-голубушке, Дашеньке-зазнобушке, Палашке-милашке, Дуняше-птичке, Глаше-сестричке,
Ниночке-картиночке, Полюше-лапуше, Маняше-простокваше и гак далее.
Это о ней, о Василисе Васильевне, кричало эхо в колодец
времени: «Пришла на Лубянку какая-то хунта, всех трясет,
ругается некультурно, ужас что!»
Это слова Вась-Вась наутро после короткой агонии и кончины КПСС вошли в Гишторию:
«НЕТУ ТАКОЙ ПАРТИИ!»
Это она возглавляла выездную парламентскую комиссию
по проверке и приему всех дел племени Кагэбэ:
— Кто это выдумал? — благожелательно спрашивала она,
листая досье на Ивана-дурака.
— Я,— застенчиво отвечал старший оперуполномочен­
ный Всеволод Чердаков.

390

Б. Штерн

— Молодец какой! А кто закрутил Колесо Гиштории? —
спрашивала Василиса Васильевна, разыскивая что-то в быв­
шем бериевском письменном столе.
— Тоже я! — уже храбро отвечал старший онер и мыслен­
но подставлял грудь под орден «Дружбы народов» как мини­
м у м — Это я закрутил Колесо Гиштории по спирали!
— Почему именно по спирали? — удивлялась ВасьВась— Куда же я его подевала?.. Не могу найти.
— Потому что она по спирали движется,— пояснил опер.
Ему уже чудилось появление из шухляды бериевского стола
Ордена Ленина.
— Кто движется?
— Что? Не понял...
— Через плечо! Кто движется по спирали, спрашиваю? —
хотела нахмурить брови, да бровей нет, хмурить нечего.
— История.
— Куда ж это она движется? Нашла, наконец-то!
— Ну... Вперед и вверх. В светлое будущее.
Тут Василиса Васильевна вытащила из замусоренного
всяким пыточным инструментом бериевского стола ло­
шадиный кнут, да как заорет — аж на улице было слышно: —
Да ты что, сам Господь Бог, что ли?!.. Дур-рак ты! Ой, дуррак! Это тебе не Конституцию нарушать, а Древневековую
формацию!.. Хватит держать Гишторию за дешевку! По
спирали только пьяные движутся, а Гиштория движется
по обстоятельствам! Понял? По камням да по ямам, а не
по спирали. И движется она не вверх, не вниз и не вперед,
а как Бог на душу положит, и как обстоятельства позволят!
А спираль не для того дела предназначена, спираль встав­
ляют в другое место... Показать куда? В утюг! Утюг ты глу­
пый! Эй, люди!
Вбежали люди.
— Выпороть его на конюшне! Как это «нету конюшни»?..
Тогда в гараже! А что делать? Приказ! Люди думали — хуже
будет: возьмут опера под белы руки да выбросят из окна на
лубянский асфальт, будто сам выпрыгнул. А так —что ж, де­
ло нехитрое: отвели историка в гараж и всыпали кнутом раза
два, галифэ с него не снимая, чтобы не оскорблять чело­
веческое достоинство. Не сильно, но поделом — впредь бу­
дет знать, как гонять Гишторию по спирали! Привели об­
ратно, сидеть все же не мог, стоял на ногах. И опять
вопросы, вопросы:

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

391

—А кто? А что? А почему? А кто надоумил? А подать мне
сюда Ивана-дурака! Из-под земли достать!
А люди думают: «Што делаеца, што делаеца!.. Зачем вре­
менной председательше высокой парламентской комиссии
понадобился Иван-дурак? Мало что ли дураков на свете — а
этого из-под земли вынь да положь. Не иначе, привести в ис­
полнение стародавний приговор, без применения срока
древности. С нее станет — возьмет и отрежет Ивану это дело
прямо в бериевском кабинете. А законны ли подобные ме­
тоды? А что скажет конституционная комиссия9 Выбрасы­
вать подследственного из окна — одно дело, а отрезать ему
жизненный орган —совсем другое... Да и как ей подашь Ива­
на? Иван —эвон где... Уже у Геркулесовых Столпов. Иван уже
приплыл.»
14
Приплыли богатыри.
Смотрят.
Видят: на Горизонте торчит дворец не дворец, а Воздуш­
ный атлантский Замок; промеж Геркулесовых Столпов сто­
ит лестница не лестница, а стремянка; и на ту стремянку
взгромоздился атлант не атлант, а Атлантище! Такого не ви­
дывали, о таком не слыхивали! Думали — атланты помельче;
а этот — страшное дело! Ни проплыть, ни проехать, ни извини-подвинься — весь Гибралтарский пролив перегородил,
на европейский Столп ящик с инструментом поставил, на
африканский — узелок с обедом, что жена завернула. Внеш­
ний вид: рыболовецкие сапоги, замусоленная роба да старая
шляпа —задрожали богатыри, узнали ту фетровую шляпу от
погибшего циклопа-техногена. Во рту Атлантища торчат три
шурупа, в глазу — параболический монокль. Облака пооче­
редно к нему подплывают, что-то он там в облаках отверткой
крутит, отвинчивает... Видать, электрик. Или сантехник.
А может, и плотник: из инструментального ящика стамеска
в небо вонзилась, которую за маяк приняли,—в Мадриде, не­
бось, видна.
«С кем воевать-то? — дрожат богатыри — С этим?...»
— Смываться надо,— шепчет Христофоров боцман.
Но поздно.
Чуткий Атлантище шепот услышал, обернулся, взглянул
на «Всеволода Вишневского» сверху вниз, сверкнул на солнце

392

Б. Штерн

моноклем — этот прожектор посильней волшебного зер­
кальца будет — слез со стремянки, три шурупа в пролив вы­
плюнул. Поднялась от трех шурупов волна морская по самые
трубы, бросила «Всеволода Вишневского» на Гибралтар-скалу. Богатыри в крик:
— СОС ! — кричат — СОС !
Тут и сказке бы конец, но Атлантище пальцем корабль
на плаву придержал, пока вода не схлынула и всех обериутов с острова Обериос не смыла. Не стало обериутов, сги­
нули аки обры. Развязал Атлантище узелок с обедом, что
жена приготовила. Разложил на скале пять жареных бы­
ков, поставил тыщеведерную бутылищу «Атлантического
портвейна красного» да любимую атлантскую закусь —
банку малахольных мексиканских кактусов, вроде наших
бешеных огурцов, но ядреней. Портвейну из горла отхлеб­
нул, кактусом похрустел, быка обглодал, кости в Гольфст­
рим забросил на радость жадным акулам. Поднялась от
тех костей волна океанская выше крыши, но Атлантище
«Всеволода Вишневского» от цунами ногой отгородил,
прошла мимо волна, всех гипербореев с Борейского полу­
острова смыла. Не стало гипербореев, сгинули, аки оберн­
уты. Сожрал Атлантище второго быка, червячка заморил,
и уже не спеша взялся за третьего.
— Кто тут у вас капитан Иван-дурак будет? —лениво спра­
шивает, глодая бычью ногу.
— Ну, я! — с гонором отвечает Иван-дурак.
— Ты?! Да ну?! Да не может быть! «Гэ» ты, а не капитан.
Это знать надо: «гэ» у цивилизованных атлантов самое
страшное ругательство.
— Зачем пожаловал, Иван-дурак?
Молчит Иван. Что отвечать Ивану? Приплыл, дескать,
двигать Гишторию по шпирали? Накручивать ее на ось «Этруссия — Эсэсэсэр — Атлантида»?
Доел Атлантище четвертого быка, так и не дождался от­
вета. Икнул — будто гром отдаленный пророкотал в подне­
бесье. Успокоил икоту глотком портвейна. Последнего быка
есть не стал, возложил бычью тушу на корму корабля. От та­
кого перегруза «Всеволод Вишневский» нос к облакам за­
драл, а корму опустил в пучину морскую.
Хороший знак: провиантом делится. Наелся, значит. Сы­
тый — не злой; а все равно страшно.
Уравновесили богатыри быка на палубе, ждут — чего
дальше будет?

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

393

А Атлантище поковырял в зубах заостренным бревном и
стал учить Ивана-дурака уму-разуму: «Чего дрожишь, Иван?
Не дрожи, не трону. Хочешь, значит, Ванюша, угодить в
Гишторию? Похвальное дело, но Гиштория, Ванек,— это не­
известно как все было. ЧТО-ТО, конечно, БЫЛО, но неиз­
вестно" КАК. Запомни, Ванятка: главное в жизни не «ЧТО»,
а «КАК». Главное, Ванюха, не содержание, а форма. Все на
свете «гэ», а интерес для Гиштории представляет только то,
КАК это «гэ» видоизменяется. Что было, то было; что будет,
то будет; может, вообще ничего не было, и ничего не будет.
И так бывает. Смирись, не думай об этом, не бери в голову.
Делай чего-нибудь руками, чтоб голова не болела. Всяких
дел много, а что именно делать — тоже не имеет значения,
там видно будет. Вот я — на обе руки мастер. Могу и плот­
ником, и сантехником, и электриком. Могу дифференциаль­
ное уравнение до ума довести, могу твой корабль на орбиту
забросить вместо спутника. Не бойсь, це заброшу. Могу и за
бутылкой сходить, и озонову дыру заштопать. Мною любую
дыру затыкают. За три тысячи верст киселя хлебать — всегда
пожалуйста, хоть жена не довольна. А я ей — молчи, дура!..
И ты, Иван, не будь дураком. Умей чего-нибудь. Не хочешь
на конвейере, или тачку катать — чини чего-нибудь. Или на
бензоколонке. Они там...— Атлантище ткнул пальцем в не­
бо,—они там любят, когда Иван при деле. Так им спокойней.
Вот я —чиню-починяю, все умею... Все ушли, меня оставили
потолок держать. Последним кого оставляют? Ивана. А как
же! На Иване Земля держится. А не хочешь робить — отдох­
ни. Ляж, полежи, они из своего будущего не видят. А уви­
дят — скажи: отдыхаю, обедаю, наблюдаю, как оно есть в
природе. Они поймут — наблюдатель. Тоже нужно. А часов
не наблюдай, на время не смотри — опасно. Да и время
всегда одно — без пяти минут чего-то. Ладно, мне пора.
Бывай, Иван, больше не свидимся. Там, наверху...— Ат­
лантище опять ткнул пальцем в небо и попал в подплывав­
шую черную тучку».
Сверкнула из тучки молния, попала в стамеску, Атланти­
ще только плечо отдернул.
— Там, наверху, так решили: барахтайтесь тут сами, хва­
тит мне торчать затычкой в чужой дыре. Сейчас побарахта­
етесь... Бывай, Иван, здоров!
Допил Атлантище весь портвейн, ни капли богатырям не
оставил (а втайне надеялись они на ту каплю!). Инструмен­
тальный ящик на плечо водрузил, на стремянку влез, дернул

394

Б. Штерн

что-то там за черной тучкой, будто цепочку в ватерклозете.
Заурчала, забулькала черная тучка, расползлась, загремела,
зарокотала...
Поднялась из нее вода занебесная — дождь в ручьи пре­
вратился, ручьи — в речные потоки. Уселся Атлантище по­
скорей верхом на стремянку, сказал волшебное слово: «Ну!»
и полетел по воздуху, махая створками, на Канальские ост­
рова, благо рядом. Вошел там в Воздушный Замок, включил
зажигание. Взревели, загрохотали сорок тысяч техногенных
циклопов, вышибли из планеты Воздушный Замок, как
пробку из шампанской бутылки. Поднялась Вода до самого
Неба; сошлись, закипели две Большие Воды — и не выдер­
жала небесная механика, подвела вселенская сантехника —
прорвало во всевышнем ватерклозете стяжку Пространства,
вышибло клапан Времени,— распечатались две Мировые
Бездны, сразились две Сотворяющие Силы: одна, Сила-силенная-обалденная, потащила «Всеволода Вишневского» в
Дыру Пространства; вторая, Сила-силища-офигениая, на­
против, поволокла его в Колодец Времени.
Кто перетянет — Время или Пространство?
Чувствуют богатыри — конец подкрался. Закрутило их,
завертело в штопор между Временем и Пространством; не
выбраться им из штопора! Плывет мимо них во Мраке и Ха­
осе хищная рыба-белиберда, шагают сапоги всмятку, летит
дичь-перелетная, скачет сивая кобыла, катятся турусы на ко­
лесах, а впереди зияет дыра от бублика.
Нету богатырям спасения.
Как видит Иван-дурак: плывет в этом Мраке корабельный
пес Полкан, держит в зубах последнюю их надежду — ту са­
мую стяжку-черточку, соединявшую Пространство со Вре­
менем, а Время с Пространством...
Не долго думая, ухватился Иван за хвост Полкана, ухва­
тил Аверьян Ивана за ноги, Богдан ухватил Аверьяна за пле­
чи, Демьян ухватил Богдана, Степан — Демьяна, Касьян —
Степана... Кондрашка из хаты выскочил — хватать-п омогать! Иван кричит:
— Полный назад, Ерема!
Ерема — не все дома — в трюме кочегарит: полный назад!
Удержали Полкана с соломинкой...
А там и Девятый Вал Времени подоспел — подхватил ту
соломинку и поволок из гишпанцев в турки, из турок в гре­
ки, а из греков уже в варяги: изменил Днепр-Славутич свое

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

395

течение, докатил богатырей до Этруссии, влился в колодец
времени, как в воронку, и выбросил «Всеволода Вишневско­
го» в Москва-реку на Речной вокзал.
15
Тут и сказке конец.
Набежали москвичи:
— Провиант доставили!
А тот жареный атлантский бык — как здание Моссовета!
Ели того быка всей Москвой три дня с утра до вечера. Всем
хватило. А Гостям столицы — накося-выкуси! Ели так: за
ушами трещало, в рот не попадало. Так ели, что не заметили,
как штатские дюжи молодцы похватали богатырей под белы
руки, покидали в черны вороны, повезли на Лубянку к Ва­
силисе Васильевне.
Выходила царица морская на площадь Дзержинского.
Дураки ей в ножки головой об асфальт поклонялися.
А она, богиня японская, на них не смотрит, нос воротит,
молвит сквозь зубы своим людям:
— Зла на них не держу, что с дураков возьмешь? Им закон
не писан. Посему — отправить их всех...
«По этапу», — думают люди.
— Кого на пенсию, кого на пособие по безработице. Ну, а
этого...— указала пальцем на Ивана-дурака,— этого ко мне в
кабинет.
Поник Иван головой.
«Отвоевал Иван», — думают люди.
Завели его в кабинет, усадили на диван кожаный, остави­
ли вдвоем без свидетелей.
. Подошла к дивану Василиса Васильевна, бросилась Ива­
ну на грудь и заплакала:
— Ох, устала я, Вань! Ох, устала я с циклопами воевать и
корчить из себя блядь прожженную! Я ведь, Вань, до сей по­
ры не трогана, не целована...
И гак далее...
16
Много ли, мало ли лет прошло.
Колодец времени затянуло болотом.
«Всеволода Вишневского» переименовали во «Владимира
Высоцкого».

396

Б. Штерн

Корабельный пес Полкан дожил до глубокой собачьей
старости и сдох. С почестями захоронен у ограды Цветного
бульвара под развесистой липой.
Боцман Себастьянов, говорят, бросил пить-сквернословить, женился на Авдотье Шалаевой; жили они в московской
коммуналке прямо напротив испанского посольства, хозяй­
ством не обзаводились, то и дело в окно выглядывали, все
ждали вызова из Испании, и как только, так сразу уехали.
Дунька, говорят, довольна жизнью с гишпанцами.
Богатыри разбрелись по стране кто куда.
Емельянов лютыми зимами в Санкт-Петербурхе халту­
рит — печи кладет, буржуйки ставит; а летом по украинской
визе уезжает на Днепр-Славутич ловить говорящую щуку в
болоте времени. Демьянов устроился в «Макдональде». Жарит-варит, деньги делает, друзей ухой угощает.
Романова украли памятники из общества «Память». Поят
его, кормят, спать укладывают и на руках носят как генети­
ческую хоругвь конституционной монархии.
Ульянова долго не принимали нигде на работу, и он ушел
в подпольный ЦК ВКПб, расположенный в подвале на Ле­
нинском проспекте номер 33. Когда цэкисты-вэкапэбисты
выходят на демонстрацию, они поднимают Ульянова вместо
запрещенного красного знамени.
Теперь о Яшке Бронштейне.
Живет он в Одессе у самого синего-синего моря. В поли­
тику не лезет, в Израиль не собирается, работает простым
электриком — выкручивает где надо лишние лампочки,
торгует лампочками на Привозе. Ранней весной промышля­
ет на берегу монетками, что летом дикари бросают в море,
чтобы когда-нибудь вернуться,— к весне те монетки волна
выбрасывает. Попадаются даже центы, иены и пфенниги —
а это уже кое-что, на водку хватает. Однажды выбросила вол­
на на берег в Лузановке древний металлический рубль с по­
зеленевшим лысеньким профилем Ульянова. Долго Янкель
смотрел-разглядывал, никак не мог вспомнить, где видел
этого человека... Хотел было вернуть бесполезный рубль си­
нему морю, но передумал и спрятал зачем-то в карман.
Остальные — кто где. Живут себе, поживают. Никто не хо­
чет попадать в Историю.
«Ну, а Иван-дурак и Василиса Прекрасная? — может
спросить иной терпеливый читатель,— Когда же этой сказке
конец наступит?»

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

397

И будет прав.
ЖИЛИ ОНИ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО - ПОКА НЕ ПО­
МЕРЛИ.
Василиса Васильевна работала директором Лубянского
института «БЛАГДЕВДРЕВПРО» (Благородных Девиц
Древневекового Происхождения). Невесты из института
шли нарасхват — Даша, Глаша, Любаша, Маняша, Наташа
и даже Параша. Иван плавал капитаном на «Владимире Вы­
соцком», бороздил Понт Эвксинский в каботажных рейсах,
ходил в Стамбул и в Испанию, а вот в Америку не хотел по­
чему-то.
Расписались они, сыграли свадьбу, но виделись редко. За­
то каждый год под Рождество уезжали под Киев в Древнюю
Русь, снимали селянскую хату и все зимние каникулы без
роздыху предавались НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ.
Чего и вам желаю!
Тут и сказке конец.

СОДЕРЖАНИЕ

А втобиография

........................................................................................5

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
Д ом . Рассказ
............................................................................................9
Д ед М ороз. Р а с с к а з .............................................................................. 24
П роизводственны й рассказ № 1 . Р а с с к а з ..................................3 1
Безумный король. Рассказ ...............................................................4 9
Ш естая глава «Дон Кихота». П о в е с т ь .........................................8 0
Н едостаю щ ее зв ен о. Рассказ .
..................................................1 2 9
ВТОРОЕ ИЮЛЯ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА
Второе июля четвертого года. Р а с с к а з .......................................1 4 5
ЛИШ Ь БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
Кащей Бессмертны й — поэт б есов. Рассказ
........................1 8 5
Реквием по Сальери. Рассказ
.....................................................2 1 0
Ж елезны й человек. Рассказ .........................................................2 3 3
О стров Змеины й. Рассказ ............................................................ 2 4 3
Да здравствует Нинель! Р а с с к а з ................................................. 25 1
Лиш ь бы не было войны. П о в е с т ь ..............................................2 9 2
Иван-Дурак, или П оследний из КГБ. Р а с с к а з ........................3 6 5

Литературно-художественное издание

ШТЕРН Борис Гедальевич

ОСТРОВ ЗМЕИНЫЙ
Повести
Рассказы

Ответственный за выпуск P.E. Панченко
Художественный редактор Б.Ф. Бублик
Технический редактор Л Т Ена
Корректор Н.В.Бобенко

Сдано в набор 08 02 96 Подписано в печать 15. 02. 96.
Формат 84x108 1/32 Бумага типогр.
Гарнитура тип Таймс Печать высокая с Ф П Ф .
Уел п ечл 21,0 Уел. к р -о т г 21,82. Уч.-изд. л. 23,7.
Тираж 16000 экз. Заказ № 6 -4 7 .
«Фолио»,
310002, Харьков, ул. Чернышевского, 34

Отпечатано с готовых диапозитивов
на книжной фабрике имени М. В. Фрунзе,
310057, Харьков, ул. Донец-Захаржевского, 6/8.

Ш90

Штерн Б. Г.
Остров Змеиный: Повести, рассказы / Ред-сост.
Д.Е.Громов, О.С.Ладыженский; Худож. Д.Н. Капель­
ников. — Харьков: Фолио; Донецк: ИКФ «Сталкер»,
1996. — 400 с. — (Новая русская фантастика).
ISBN 5-7150-0381-4.
Книга киевского писателя-фантаста Бориса Штерна не оставит
равнодушным самого взыскательного читателя. Тонкий юмор,
мастерское владение литературным языком, оригинальность сю­
жетов и богатая фантазия уже успели принести Борису Штерну
заслуженную известность, а также немалое количество престиж­
ных премий, в числе которых «Еврикон». «Бронзовая Улитка» и
многие другие.Часть из вошедших в настоящий сборник произ­
ведений публикуется впервые.

„ 4702010201 - 012
Ш
Х7--------------- Без оЬъявл.

ББК 84.4УКР6-РОС