Etidorpha [Levelyn Drury] (fb2) читать онлайн

«Я опубликую этот труд или передам его для публикации другому человеку».

«Хорошо, - сказал он, - до скорой встречи». С вежливым поклоном, повернувшись к двери, которую я раньше запер на замок, он мягко ее открыл и с тихим «спокойной ночи» исчез в прихожей.

Я посмотрел ему вслед, не зная, что и думать, но резкий импульс заставил меня взглянуть на стол. Я увидел, что он забыл свой нож. С намерением вернуть его я приблизился, чтобы поднять его, но не успели мои пальцы прикоснуться к ножу, как внезапный холод потряс мои нервы. Это было не как электрический шок, а скорее как ощущение крайнего холода, мгновенно пробежавшего по телу.

Бросившись  в прихожую, чтобы спуститься со ступенек, я позвал таинственное существо: «Вы забыли свой нож». Но за слабым эхом своего голоса я не услышал ни звука. Фантом ушел. Я стоял на лестнице, оставив открытой дверь. Уличный фонарь излучaл неясный свет напротив дома. Я вышел и прислушался, но не было слышно ни одного звука, если исключить биение моего сердца, которое так сильно стучало, что мне казалось, будто я его слышу. На пустынных улицах не было слышно эха ни одного шага. Все было тихо, как на кладбище. Я мягко закрыл дверь, запер ее на замок и на цыпочках вернулся в свою комнату, в изнеможении повалившись в кресло. Я был более чем истощен. Я дрожал с головы до ног и не от холода, но от страшного нервного потрясения, которое самым интенсивным образом отражалось на позвоночнике и казалось вспыхивающим вверх и вниз по спине, вибрируя как лихорадочный пульс. Эта активная боль сменилась чувством замороженного оцепенения. Не знаю, как долго я сидел, пытаясь успокоить себя и сдержанно подумать о ночном происшествии. Постепенно я восстановил свои нормальные ощущения и, направив свою волю по каналу трезвого размышления, я сказал самому себе: «Не может быть никакой ошибки в отношении его посещения, ибо нож, как свидетель факта, здесь. Это безусловно, и я обеспечу свидетельство всех событий». С таким размышлением я повернулся к столу, но к своему изумлению обнаружил, что нож исчез. Одного этого чуда было достаточно, чтобы начали выступать из каждой поры кожи холодные капли пота. Мой мозг пришел в смятение и, зашатавшись в кресле, я закрыл лицо руками. Не помню, как долго я сидел в таком положении. Знаю только, что начал сомневаться в своем психическом здоровье и подумал, не этим ли путем люди сходят с ума. Не мои ли это особые привычки к изоляции, нерегулярному и интенсивному обучению, безответственному проживанию, вдохновили к такой выбивающей из седла причине? Конечно, были все основания так полагать, и, тем не менее, я все-таки был способен думать трезво и уверенно держаться единой линии мысли. Я рассудил, что психичeские больные не могут это делать, и постепенно страх и возбуждение ушли. Когда я стал более спокоен и собран, мой здравый смысл подсказал:  «ложись в постель, спи столько, сколько сможешь, смежи веки свои, а когда проснешься отдохнувшим, подyмай на досуге обо всем случившемся». Я поднялся, оставил ставни открытыми и обнаружил, что уже рассветает. Постепенно раздевшись, я лег в постель, закрыл глаза, туманно осознавая некую успокаивающую опеку. Мoжет быть оттого, что я был физичeски опустошен, я вскоре потерялся в забвении сна.

Я не спал – по крайней мере, я не смог бы вспомнить свой сон, если он у меня был. Hо я помню, что кто-то постучался десять раз в мою дверь, и этот стук показался мне очень  громким. Эти десять ударов я считал в полусознательном состоянии. Я лежал очень тихо все время и собираясь с мыслями, отмечаю различные предметы в комнате, пока глаз не уловил ход стрелок французских часов на камине.  Было несколько минут одиннадцатого и удары, которые я слышал, оказались боем молотка в гонг часов. Солнце сияло в комнате, которая была довольно холодная. Я поднялся, быстро оделся и после того, как ополоснул лицо и руки в ледяной воде, почувствовал себя значительно посвежевшим.

Перед тем, как идти к завтраку, осматривая комнату в поисках вещей, которые хотел с собой взять, я заметил на столе длинный белый волос. Это, в самом деле, был сюрприз. Ведь я почти решил, что мое приключение прошлой ночью было некоторого рода возбуждающим ночным кошмаром, результатом перeгрузки мозга и ослабления тела. Hо здесь было очевидное доказательство обратного, заверение того, что мой таинственный посетитель не был фантазией или сном, а его прощальные слова: - «до скорой встречи» - повторились с необыкновенным эффектом. Он встретится со мной снова, очень хорошо. Я сохраню доказательства его посещения для будущего применения. Я свернул деликатный волос в маленькую спираль, завернул его аккуратно в клочок бумаги и заложил за обложку моей карманной книжки. Хотя и не без опасения того, что он тоже мог так же исчезнуть, как и нож.

Странное происшествие той ночи оказало на меня благотворное воздействие. Я стал более регулярен в своих привычках. Достаточно спал, делал зарядку, стал более методичен в своих способах обучения и рассуждения. За короткое время я обнаружил, что поправился сильно во  всех отношенияx – умственно и физически.

Дни перешли в недели, недели в месяцы. И хотя очертание фигуры беловолосого пришельца редко оставляли мой ум, он больше не приходил.

Глава 2

Дружеское совещание

При нашей нынешней цивилизации редко найдешь человека, который живет одиноко. Это замечание не относится к отшельникам или личностям ненормальным, с искаженными умственными наклонностями, а к большинству человечества, живущему и активно передвигающемуся среди своих собратьев, и занятому обычными человеческими делами. Каждый человек должен иметь, по меньшей мере, одно доверенное лицо. Это будет либо его собственный домовладелец, либо кто-то из круга близких друзей. Могут быть редкие исключения среди людей – гениев политического, военного искусства или торгового дела. Но даже в этих случаях сомнительно, чтобы они держали свои мысли в себе, герметично закрытыми от своих приятелей. Как преобладающее правило, любая жена или близкий друг делятся внутренними мыслями, даже когда таинственность кажется незаменимым элементом успеха. Тенденция к свободному взаимообмену идеями и опытом почти универсальна. А инстинкт подсказывает природному человеку облегчить бремя своей самой сокровенной мысли, когда для открытия приходит надлежащее доверенное лицо и надлежащее время.

В течение месяцев я держал в себе события, о которых рассказал в предыдущей главе. И это по нескольким причинам: во-первых, страх бессмысленности, которая последовала за фантастическим происшествием и возможно подозрение в моей психической нормальности, которое могло стать результатом рассказа. Во-вторых, очень веские сомнения в реальности моих происшествий. Но мало-помалу, уверенность в самом себе была восстановлена. Как только я поразмыслил над этим и вновь убедился в реальности происшедшего со мной при случайном наблюдении серебряного волоса, который я свернул в моей карманной книжке. Сначала я ожидал, что он исчезнет так же, как и нож странника. На меня находило чувство, что я должен увидеть моего посетителя снова в ближайшие дни. Я  сопротивлялся этому впечатлению, ибо это было скорее чувство идеи, чем мысли. Но неопределенное ожидание росло, несмотря на меня самого, пока, в конце концов, оно не стало убеждением, которое не могли поколебать никакая логика или аргумент. Достаточно  любопытно, что первоначальный инцидент раcтворился в прошлом, а эта новая идея вышла на передний план и я начал в уме обсуждать другую беседу. Временами, сидя в одиночестве после ночи, я чувствовал, что за мной наблюдали невидимые глаза. Эти глаза не давали мне покоя. Я был морально уверен в присутствии кого-то другого в комнате. Ощущение было поначалу неприятным и, с частичным успехом, я пытался отбросить его. Но только на короткое время я смог отогнать навязчивую идею. И так как мысль обретала форму, невидимое присутствие становилось более актуальным для сознания. Я  надеялся, что пришелeц выполнит свои прощальные слова «до скорой встречи».

В одном я нашел решение – по крайней мере, я стал лучше информирован по предмету галлюцинаций и явлений, и меня бы не застали врасплох, как это случилось раньше. В конце концов, я решил довериться моему другу, профессору Чикирингу, спокойному, вдумчивому человеку многих достоинств, проштудировавшему огромное количество книг по разной тематике. Особенно из области чудесного.

Так, после предварительного согласования встречи, я пришел к профессору и поведал ему свою историю, со всеми подробностями. Oн терпеливо выслушал весь рассказ, а когда я закончил, прозаическим образом уверил меня, что такие галлюцинации никоим образом не являются редкими. Его замечание было провоцирующим, чего я не ожидал из того терпеливого интереса, который он показал, пока я рассказывал свою историю. Так что весь  вопрос был снят таким вот образом. С некоторой теплотой я сказал:

«Hо это не было галлюцинацией. Сначала я пытался убедить себя, что это было иллюзией. Но чем больше я думал о происшедшим, тем более реальным оно становилось для меня».

«Вероятно, Вы спали, - предположил профессор».

«Нет, - ответил я. - Я пробовал эту гипотезу, и она не действует. Многое делает такой взгляд несостоятельным».

«Не будьте таким уверенным. По вашему собственному заверению, Вы были в тяжелом нервном состоянии и физичeски уставшим. Скореe всего, что в таком состоянии, пока Вы сидели в кресле, то задремали в течение короткого промежутка времени и видение прошло через Ваш ум».

«Как можете Вы объяснить тот факт, что происшествия, занявшие большую часть ночи, произошли в течение интервала, который Вы определяете как вспышкa?»

«Достаточно просто: во снe время может не существовать. Периоды, покрывающие недели и месяцы, могут быть сокращены до мгновения. Длинные поездки, часовые беседы или множества взаимодействий могут быть спрессованы в срок, которым отмеряется открытие и закрытие двери или бой часов. Во снах, привычные стандарты и рассуждения не находят места. В то же время,  идеи или события, пролетающие сквозь сознание, более быстры, чем сaма мысль».

«Допуская все это, почему же тогда я, рассматривая необычный характер сoбытий, принимаю их как реальные, состоявшиеся, естественные, как наиболее имеющие место?»

«В этом нет ничего экстраординарного, - ответил он, - во снах все виды абсурдностей, невозможностей, несогласованностей и нарушение естественного закона являются реальностями, не вызывающими ни малейшего удивления и подозрения. Воображение буйствует и является гoсподствующим, а рассудок на время находится в спящем состоянии. Мы видим привидения, духи, все формы живых и мертвых людей, мы страдаем от боли, переживаем удовольствия, голод, все ощущения и эмоции  без мимолетного сомнения в их действительности».

«Оставляют ли предметы наших слов или видений ощутимые доказательства их присутствия?»

«Безусловно нет, - ответил он с недоверчивым жестом теряющего терпение, - это абсурд».

«В таком случае я не спал, - рассудил я».

Не глядя на меня,  профессор продолжил: «Эти фальшивые предчувствия имеют свое происхождение в ином – в умственных беспорядках, причиняемых плохим пищеварением. Николаи – видный книжный торговец Берлина - таким образом пострадал. Его опыты интересны и поучительны. Позвольте мне прочесть некоторые из них Вам».

После этого профессор взглянул на книжную полку, выбрал книгу и начал читать (эту книгу я нашел в четвертом томе «Смешанной адвокатской конторы», опубликованной в Бостоне):

«В основном я видел человеческие формы обоих полов, но обычно казалось, что они не замечали одна другую, двигаясь по направлению к торговому месту. И все они страстно хотели протиснуться сквозь толпу. Временами они, как бyдто, занимались взаимными делами. Я видел несколько раз людей, лошадей, собак, птиц и так далее.

Эти фантазмы показались мне в натуральную величину, настолько четко, как будто живые, выставляя напоказ различные оттенки в незакрытых частях. Так же как различные цвета и стили одежды, хотя цвета казались более бледными, чем на природе. Ни одна из фигур не была страшной, комичной или неприятной. Большинство из них имели неразличимые очертания, а некoторые выражали приятный аспект. Чем дольше эти фантазмы посещали меня, тем чаще они возвращались. В большем количестве они проявились спустя около 4 недель после того, как впервые появились. Я также стал слышать их разговор, они беседовали между собой, но чаще всего они адресовали свои обращения мне, их речи были необычно коротки и неприятны. В разное время они появлялись в качестве дорогих и сочувствующих друзей обоих полов, их обращения были направлены на умиротворение моего горя, которое не было полностью поддержано, их утешительные слова были адресованы в основном мне, когда я пребывал один. Иногда эти утешающие друзья все же приставали ко мне, когда я был в компании, и не так уж редко, хотя я разговаривал с настоящими людьми. Утешающие обращения иногда состояли из обрывочных фраз, в другое же время они произносились как обычно".

Здесь я перебил: "Замечаю, профессор, что господин Николаи знал, что эти формы были иллюзиями".

Оставив без ответа мое замечание, он продолжил читать:

"В воображение имеется потенциальность, далеко превосходящая лампу Алладина. Как часто сидишь за вечерними зимними размышлениями, и в горящих углях выслеживаешь черты отсутствующего друга?  Воображение своей магической палочкой построит город с бесчисленными штилями или маршальскими состязающимися армиями, а также проведет корабль в шторм по океану. Следующая история, рассказанная Скоттом, служит хорошей иллюстрацией этому принципу:

"Незадолго после смерти знаменитого поэта, который занимал в глазах публики высокое положение при жизни, литературный друг, хорошо знавший  усопшего, во время темнеющих сумерек осеннего вечера занимался внимательным изучением одной публикации, в которой говорилось в деталях о привычках и о мнениях выдающегося индивидуума, уже умершего. Так как читатель наслаждался интимными подробностями усопшего в значительной степени, то он был  глубоко заинтересован в публикации, в которой содержались сведения о некоторых особенностях его самого и его друзей. Посетитель сидел в помещении и также был вовлечен в чтение.  Прихожая, открытая в холл,  фантастически подходила к темам статей об оружии, черепах, диких животных  и т.п. Это случилось тогда, когда он положил книгу и пошел через  холл. Тот человек, о котором я говорю, увидел прямо перед собой в положении стоя точную копию своего ушедшего друга, воспоминание о котором так сильно пронеслось в его воображении. Фантом задержался на мгновение, и можно было заметить великолепную точность, которой фантазия наделила телесный взор особенностями одежды и положения поэта. Однако чувствительный к заблуждениям, он не почувствовал ничего, за исключением  удивления от экстраординарного сходства, и шагнул к фигуре, которая рассеялась, так как он приблизился к субстанциям, из которых она состояла. Осталась лишь ширма, заставленная пальто, шарфами, пледами и другими подобными предметами, которые обычно находятся в холле загородного дома. Наблюдатель вернулся к тому месту, из которого увидел явление и изо всех сил устремился вспомнить видение, которые было так необычайно живо. Но ему этого не удалось сделать. И человек, который был свидетелем появления или, точнее сказать, чье возбужденное состояние стало средством этого появления, должен был всего лишь вернуться в комнату и рассказать своему юному другу, какую потрясающую галлюцинацию он только что пережил".

Здесь я вынужден был призвать профессора остановиться: "Ваши истории очень интересны, но мне не удается привести их ни к одной аналогии условий или происшествий с моим опытом. В то время я был полностью бодр и сознателен и человек, которого я видел, появился и двигался при полном освещении газового света". "Быть может, и нет.- ответил он - Я просто даю Вам некоторые общие иллюстрации к этому предмету. Но вот случай, более похожий на ваш".

И он продолжил:

"Однажды через лес проходила женщина при темнеющих сумерках ненастного вечера навестить друга, который присматривал за умирающим ребенком. Облака были плотные, начал падать дождь, темнота возрастала, сквозь деревья скорбно стонал ветер. Сердце женщины чуть не остановилось, когда она увидела, что ей еще идти милю сквозь лес в полном мраке. Но памятование о положении ее друга не позволило ей вернуться назад. Взволнованная и дрожащая, она призвала на помощь решимость нервов и двинулась вперед. Она не успела пройти далеко, когда увидела прямо на пути своего движения какой-то очень неясный предмет. По-видимому, он находился на небольшом расстоянии от нее, и когда она попыталась приблизиться к нему,  чтобы разглядеть, предмет сразу же стал пропорционально отдаляться от нее. Женщина стала испытывать неприятное чувство. Это был какой-то предмет бледно-белого цвета, определенно различаем ею, и он таинственным образом плыл без всякого усилия на -одинаковом расстоянии от нее. Тем не менее, здравый смысл и необычная решительность женщины, а также холодная дрожь переполнили ее. Она сделала отчаянное усилие побороть все страхи, и вскоре ей удалось  приблизиться к таинственному объекту, и она ужаснулась при виде облика ребенка ее друга, смертельно холодного и завернутого в покрывало. Она внимательно смотрела, и ребенок становился четким и ясным перед ее глазами. Женщина посчитала это предчувствием того, что ребенок друга умер, и она должна поспешить на помощь. На ее пути показалось явление, которое она должна пройти. Взяв маленькую палку, она заставила себя пойти на предмет и вдруг увидела, что это был маленький зверек, убегавший от нее. Именно он взволновал ее воображение, которое преобразовало его в силуэт ребенка, укутанного в свою простыню".

Я был слегка раздражен и еще раз мягко перебил читателя: "Это раздражающе. Скажите теперь, какое же сходство между капризами этой полоумной женщины и моим случаем?"

Он улыбнулся и снова стал читать:

"Многочисленные истории о духах людей, которые мертвы, привидениях в большинстве случаев начинаются в больном воображении, осложненном некоторым ненормальным дефектом ума. По этому поводу  мы можем привести один примечательный случай и тот, о котором не упоминается в английских трудах по данному предмету. Он рассказан составителем".  "Два молодых дворянина - маркиз де Рамбуйе и де Преси - принадлежали к двум первым фамилиям Франции. В порыве своей дружбы они договорились, что тот, кто умрет первым, должен будет вернуться к другому с приливами грядущего мира. Вскоре после этого маркиз де Рамбуйе ушел на войну во Фландрию, а де Преси остался в Париже, заболев лихорадкой. Лежа один в постели, серьезно больной де Преси однажды услышал шелест своей постельной занавески и, повернувшись, увидел своего друга де Рамбуйе в полном военном снаряжении. Больной человек спрыгнул с постели, чтобы поприветствовать своего друга, но тот отошел назад и сказал, что пришел исполнить свое обещание, будучи убит в тот же день. Далее он сказал, что после этого ему следует думать больше о другом мире, так как все, что он сказал о нем - истина, поскольку сам он погиб в первом же бою. Затем фантом оставил де Преси, который впоследствии узнал, что де Рамбуйе пал в тот же день".

"А, - сказал я - так фантом предсказал событие, которое и произошло".

"Духовные иллюзии - объяснял профессор - не являются необычными, а установленные случаи не являются недостающими в том, что были вызваны разумом из-за функциональных и органических беспорядков. В последнем указанном случае предсказание последовало после исполнения, но это случайное и редкое совпадение. В самом деле, было бы странно, если бы во множествах снов, приходящих к людям, некоторые из них не следовали после настолько близких событий, что бы гарантировать вероятность их предначертания. Но вот Вам иллюстрация случая, подходящего к вашему. Позвольте мне зачитать:

"В некоторых случаях трудно решить, порождаются ли призрачные явления или голоса физическим расстройством или перенапряженным состоянием ума. Желание физического упражнения или развлечения также может быть причиной. Один друг указывает нам на следующий случай. ...Его знакомый торговец из Лондона, который многие годы внимательно следил за торговлей, находился однажды один в конторе. Он очень удивился тому,  как свободно говорят о нем прохожие на улице. Думая, что это его знакомые, решившие его разыграть, он открыл дверь, чтобы пригласить их зайти. Но, к своему удивлению, он не увидел никого. Снова сел он за стол, и через несколько минут диалог возобновился. Разговор был очень тревожным. Один голос говорил:

- В его конторе есть один негодяй. Пойдем и схватим его. - Конечно - ответил другой голос - надо взять его, это верно, он виновен в большом преступлении и должен понести достойное наказание.

Встревоженный этими угрозами и сбитый с толку, купец бросился к двери, и снова там не оказалось ни единой души. Тогда он закрыл дверь и ушел домой, но голоса следовали за ним через толпу, и он пришел домой в незавидном положении. Склонный к тому, чтобы приписать явление голосов своему расстройству ума, он послал за врачом, рассказал ему о случившемся, и врач прописал ему определенное лечение. Однако это не помогло. Голоса продолжались, угрожая ему  наказанием за чисто воображаемые преступления. Торговец был на грани отчаяния. Наконец, один друг предписал ему полный отдых - каждый день играть в крикет, который, к его огромному облегчению, оказался эффективным средством. Упражнения изгнали фантомные голоса, и он их больше не слышал".

"Так вы считаете, что мне необходимы физические упражнения на свежем воздухе?"

"Именно".

"И тот мой опыт был иллюзией, следствием головокружения или временного перенапряжения мозга?"

"Сказать по правде - да".

"Но несколько ранее я спросил Вас, оставляют ли призраки или фантомы ощутимые доказательства своего присутствия?" Глаза профессора вопросительно расширились. Я продолжил: "Это одно. Ведь я последовал за ним, я нашел на столе длинный белый волос, который у меня все еще есть". И достав  из карманной книги свернутую спираль, я подал ее профессору. Он с интересом осмотрел ее, украдкой бросив на меня взгляд, и вернул ее мне с осторожным замечанием:

"Я думаю, что Вам лучше сразу же приступить к физическим упражнениям".

Глава 3

Вторая встреча с таинственным посетителем

Неприятно ставить под сомнение чью-то умственную ответственность, а результат моего интервью с профессором Чикерингом был, мягко говоря, неудовлетворителен. Не то, чтобы он ставил прямо вопрос о моем психическом здоровье, но было слишком очевидно, что он расположен принять мое утверждение о действительно случившемся чересчур либерально, с некоторой дозой соли. Я говорю "действительно случившегося" с полным знанием достоверности, которую я сначала считал всецело взаимодействием, то есть  фантазией или полетом воображения, следствием крайнего нервного напряжения. Но потом у меня была возможность исправить свои мысли, привести их к некоторому порядку из умственного и физического хаоса той страшной, полной событиями ночи. Действительно, предшествующие события, которые привели к этому, были необычными: ненастная погода, депрессия тела и духа, от которой я страдал, дикий водоворот мыслей - одним словом, общее стечение обстоятельств, направленные на появление какого-то ненормального посетителя. В самом деле, ночь была бы неполной без привидения. А привидение ли это было?     Ничего общего с привидением не было в моем посетителе, за исключением манеры появления и ухода. В других отношениях он  показался достаточно реальным. В своих манерах он был изыскан и безукоризнен, как Честерфилд, в беседах знающ как ученый, гуманен в заботливом отношении к моим страхам и опасениям. Но тот громадный лоб с копной белых волос, длинная полупрозрачная борода жемчужной белизны и сверх того - ошеломляющая способность, с которой он читал мои мысли - все это не было естественным. Профессор был терпелив со мной, и я был вправе ожидать этого. Он развлекался, читая выдержки, которые были у него по вопросам галлюцинаций и их предполагаемых случаев. Но не испортил ли он чего, причисляя меня к ряду разбалансированных и подозрительных характеров, которые он цитировал?  Я думаю, что да, и это размышление взволновало меня. Дошло до того, что я пришел к выводу о том, что его истории и сопутствующие теории такой же мусор.

Мои рассуждения были спокойные и взвешены, они привели меня к поиску рационального объяснения необычного феномена. Я шел к профессору Чикерингу с некоторой долей симпатии, а дело было еще и в том, чтобы сохранить его советы и помощь в дальнейшем распутывании глубокой тайны, которая могла содержать секрет несказанной пользы для человечества. Оттолкнувшись от способа, который дал мне уверенность, я решил действовать, чтобы сделать то, что я был должен с самого начала -помалкивать и идти самому до конца в своем расследовании не зависимо от результата. Я не мог забыть или игнорировать серебряный волос, который так благоговейно хранил. Это было гениально - он был ощутимым, настоящим, убедительным свидетелем, как и вся голова моего посетителя, какой бы природы она ни была.

Я стал свободно чувствовать момент своего направления, которое было определено, и чувство того, что седая голова придет снова, сразу же возобновилось во мне, и постепенно чувство ожидания созрело в желание, которое становилось все более интенсивным с каждым днем. Недели перешли в месяцы, пришло и ушло лето, осень быстро исчезла, но таинственный незнакомец все не появлялся. Любознательное фантазирование привело теперь меня к тому, что я стал помнить его как друга, ибо смешанные и неопределенные чувства, которые поначалу испытывал к нему, почти несоизмеримо сменились на чувства искреннего уважения. Он не всегда был в моих мыслях, так что все время я был занят в изобилии, тем, чтобы содержать мой мозг и руки в работе. Но было несколько вечеров, когда я не был занят - как раз перед отдыхом - тем, что давало мне короткий период общения со своими мыслями. Должен признаться, что в такие моменты незнакомец владел большей частью моего внимания. Продолжительное созерцание любого предмета порождает чувство похожести или знакомства с тем же самым, и если такой предмет индивидуален, как сейчас, то такое созерцание уменьшает подверженность удивления от любого неожиданного развития. Фактически, я не только участвовал в посещении, но и подыгрывал ему. Старый латинский максим, с которым я игрался - "никогда не одинок так, как одинок"- поселился в моем мозгу, как долговременный постоялец. Убеждение, чувство, скорее, чем мысль, определяло, и у меня была всего лишь небольшая трудность - легкое кресло, которое я решил поставить в определенную позицию для моего ожидаемого посетителя, когда он появится.

Прошло индейское лето, и почти ушла осень, когда по некоей необъяснимой причине за мной стало охотиться число семь. Что у меня с ним общего или у него - со мной? Когда я садился, это настойчивое число смешивалось с моими мыслями, присоединяясь к моему интенсивному раздражению. Остерегайтесь трогать мистические числительные! Что же я должен был сделать с семеркой? Однажды вечером я обнаружил, спрашивая об этом вслух самого себя, что мне вдруг пришло в голову отнести эту дату к визиту моего друга. Я не держал ни одного журнала, но заметка о некоторых торговых делах, которые я ассоциировал с тем событием, имела место седьмого ноября. Так было установлено назойливое семь! Я должен ждать того, кем бы он ни был, в первую годовщину его визита, что означало седьмое число. Теперь уже близко. В то мгновение, когда я пришел к заключению, число оставило меня и уже не беспокоило.

Прошло третье ноября, затем четвертое и пятое, когда упрямая протестующая идея вошла в мой ум, и я поддался ее назойливости. То было время контроля над моей колеблющейся волей. Согласно этому дню я послал другу записку, и если он будет согласен, то позову его вечером седьмого числа на короткую социальную беседу. Я писал, что если задержусь допоздна, то не извинит ли он меня, если я доберусь до его дома до десяти вечера? Просьба была исключительной, но так как сейчас я рассчитывал на что-то дополнительное, то это не вызвало комментариев  и ответ был возвращен с просьбой зайти. Наконец, пришло седьмое ноября. В течение дня я нервничал и день тянулся утомительно. Несколько раз я замечал за собой, будто мне казалось, что я заболел, но я удерживал равновесие. Ночь пришла холодная и ясная,  и звезды сияли ярче, чем обычно, как мне казалось. Это было резким контрастом с ночью год тому назад. Я рано поужинал без аппетита, а после ужина прогулялся бесцельно по улицам, думая о том, что должен прийти вовремя до десяти часов, когда должен пригласить друга. Я решил идти в театр и пошел. Пьеса была зрелищная - "Алладин, или волшебная лампа". Представление было для меня неудачным провалом, так как я недолго был занят своими мыслями, и обнаружил себя пытающимся ответить на серию вопросов, которые, в конечном счете, стали неудобными. "Почему же ты назначил встречу на десять, а не на восемь часов, если решил держаться подальше от своих апартаментов?" Я не подумал об этом раньше, до некоторой степени, это было глупой, если не дурной манерой, и я искренне признался себе в этом". Почему ты вообще назначил встречу, если не только ожидал посетителя, но и страстно желал встречи с ним?" На это было легко ответить: потому что я не хотел поддаваться тому, что ошеломило меня как навязчивая идея". Не надеешься ли ты отложить встречу до утра?"  Ну, нет, я и не думал и не готовился сделать это. "Что же тогда должно предотвратить твоего гостя от ожидания твоего возвращения? Или какая у тебя гарантия, что ты не встретишь его на улице при обстоятельствах, которые могут тебя взволновать и, по крайней мере, поставить в неудобное положение? " Никакой. "Тогда что ты выиграл от своего упрямства?" Ничего, не считая отстаивания моей индивидуальности. "Почему не пойти домой и не встретить твоего гостя в подобающем виде?" Нет, я так не сделаю. Я начал в таком духе и буду настойчив. Я буду стойким. И так, по меньшей мере, я упрямствовал до девяти часов, когда покинул театр в мрачном удрученном состоянии и пошел домой сделать небольшие приготовления к моему вечернему посещению.

Открыв щеколду, я вошел в первую дверь помещения, в котором проживал, прошел через прихожую вверх по лестнице, и задержался у порога своей комнаты, раздумывая о том, что найду там внутри. Открыв дверь, я вошел, оставив дверь открытой, чтобы свет из прихожей светил в комнату, которая была темной. Выше двери не было перемычки. Огонь в камине охватил твердую массу обожженного битумного угля, который не затемнял освещение позади бледно красного румянца на нижней части, показывая, что он едва теплился, не более.  Я зажег спичку о шкаф, и как только зажег газ, так услышал щелканье дверной задвижки. Я мгновенно повернулся. Дверь была мягко закрыта какой-то неизвестной силой, если не невидимыми руками, так как в воздухе не было слышно дыхания. Это сверхъестественное вмешательство было не из приятных, так как я надеялся на визит моего друга, если это был друг, который не принесет жуткое появление или манифестацию призрака, беспокоившую меня. Я посмотрел на часы, циферблат указывал на полдесятого вечера. Осмотрелся вокруг - комната была в порядке, все лежало на своих местах, я даже приготовил стул для своего неожиданного посетителя. Было время готовиться к уходу, я открыл свой одежный шкаф, причесался, положил расческу на чистую полку и подошел к умывальнику, стоящему в небольшой нише на другой стороне комнаты. Мой самоконтроль почти оставил меня, как только я это сделал, потому что на стуле, который мгновение назад был пуст, сидел мой гость, повернувшись ко мне со спокойным выражением лица. Комната закружилась в моих глазах, и я рухнулся в первое же кресло, закрыв лицо руками. Испуг длился, однако, лишь мгновение, и когда я восстановил самоконтроль, то почувствовал на себе два проникающих глаза, пристально смотрящие на меня с тем же мягким изучающим взглядом, который я запомнил так же хорошо. Я рискнул взглянуть еще раз, достаточно уверенно, чтобы убедиться, что это были действительно излучающие глаза, и что это был он. Поднявшись со стула, гость встал во весь свой рост, приятно улыбнулся и легким наклоном головы в полголоса сказал: "Позвольте пожелать Вам доброго вечера. Я глубоко рад встретиться с Вами снова".

"А почему же Вы не рады? - сказал он мягко и учтиво -  Вы осознали за последние 6 месяцев, что я приду, более того, Вам было известно также время, день и точный час моего прихода. Вы даже желали его. И перед лицом всего этого я нахожу Вас готовящимся увильнуть от требований общепринятого гостеприимства. Кого Вы считаете правым: меня или Вас?"

 Я был раздражен знанием, которое он демонстрировал, моих движений и самых сокровенных мыслей. Но мое старое упрямство отстаивало свои права, и достаточно грубо я сказал: "Возможно, это и так во всех отношениях, как Вы говорите. Однако, я обязан придерживаться договоренности, и с Вашего позволения сейчас уйду".

Было любопытно заметить, какой эффект произвела моя речь на пришельца. Он сразу же стал серьезным, тихо засунул руку в карман своего пальто и вытащил оттуда тот же сверкающий, ужасный и таинственный нож, который год тому назад так наводил на меня ужас. Твердо глядя мне в глаза, с некоторой долей грусти он холодно сказал: "Ну, а я не даю Вам позволения. Неприятно прибегать к такому стилю аргумента, но я делаю это, чтобы сохранить время и спор".

Я отступил назад в ужасе, достал старомодный шнур звонка с густой кисточкой на конце, который свисал с потолка, и уже был готов схватить его и дернуть.

"Будьте так любезны, не спешите" - сказал гость сурово, ступив назад, и быстро просвистел ножом над моей головой. Шнур упал возле моей руки, точно отрезанный выше того места, где я мог достать. Я взирал в немом оцепенении на веревку возле моей руки, затем поднял глаза вверх. Шнур наверху был без движения, ни одной заметной вибрации, которую следовало бы ожидать. Я снова смотрел на моего гостя, он так же сидел с приятным выражением лица, но все еще держал в руке нож, а рука его покоилась на столе с правой стороны.

"Давайте положим конец этой глупости - сказал он - Подумайте немного и увидите, что виноваты. Мы легко исправим вашу ошибку, а затем приступим к делу. Сначала я покажу Вам бесполезность избегания этой встречи, а затем мы приступим к работе, ибо время поджимает, а надо сделать многое".  Произнеся это замечание, он вырвал серебряный волос из своей головы, выпустил его из пальцев, позволив мягко упасть на лезвие ножа, который все еще покоился на столе. Волос был разрезан на две части так же, как и шнур. В изумлении я не мог двинуться. Ведь он явно намеревался показать качество лезвия, хотя и не намекал на подвиг. С улыбкой он продолжил свою речь: "Как раз в эту же ночь год тому назад мы встретились. По тому случаю, Вы договорились со мной, и в Вашей чести сдержать договоренность, и - здесь он сделал паузу, как бы для того, чтобы заметить воздействие своих слов на меня, и добавил со значением - Вы сдержите ее. Я всячески старался запечатлеть в вашем уме факт того, что приду сегодня ночью. Вы отреагировали. Вы знали, что я приходил, и, тем не менее, в угоду глупой прихоти Вы нарочно сделали бессмысленное обязательство ни с какой иной целью, как нарушить условленный договор. Теперь я настаиваю на том, чтобы Вы сдержали ваше предварительное слово, но я не хочу, чтобы Вы поступили грубо по отношению к своему другу, поэтому Вам лучше всего написать ему извинительную записку и сразу же отправить ее".

Я понял, что он был прав, не было и тени оправдания моему поведению, или, по меньшей мере, я был подавлен его присутствием, поэтому написал записку не откладывая, и бросился отправлять ее, но он сказал: "Вложите ее в конверт, запечатайте, напишите адрес, а то Вы как будто забываете, что нужно сделать".

Я сделал так, как он приказал, механически,  и совершенно не думая, что делаю, отдал записку ему. Он взял ее, посмотрел на подпись, и пошел к двери, которую тихо открыл и вручил записку кому-то, кто ожидал снаружи. Затем закрыл дверь, заперев ее на ключ. Повернувшись ко мне с очевидным намерением увидеть, наблюдаю ли я, он ловко провел ножом дважды по дверному замку, сделав глубокий крест, затем уложил нож в карман и сел (я заметил впоследствии, что дверной замок, сделанный из тяжелого металла, имел глубокий порез, как будто он был сделан из замазки).

Как только он расположился удобно в кресле, так сразу и приступил к беседе: "Теперь, когда мы завершили предварительные вопросы, я спрашиваю Вас, помните ли Вы то, что я требовал от Вас год тому назад?" Я подумал, что помню. "Пожалуйста, повторите это, я хочу убедиться и тогда мы начнем".

"Прежде всего, Вы должны представить мне манускрипт".

"Не совсем правильно - перебил он,- я должен ознакомить Вас с манускриптом, прочитав его Вам, если Вы не предпочтете прочитать его мне". "Прошу меня извинить, - ответил я -  это верно. Вы должны прочитать манускрипт мне, и во время чтения мне надлежит выдвигать такие комментарии, замечания или отклонения, которые я сочту необходимыми, и добавить их в манускрипт как отдельные эпизоды или комментарии, не являющиеся, однако, частью оригинала".

"Очень хорошо,- отозвался он - Вы имеете точное представление, начнем же".

"Я согласился надежно запечатать манускрипт, когда чтение его будет закончено, положить его в безопасное место и хранить тридцать лет, затем манускрипт должен быть опубликован".

"Именно так, - ответил он - мы понимаем друг друга, что и должно быть. Прежде чем мы приступим к дальнейшему, скажите, тем не менее, нужно ли Вам какое-нибудь объяснение?  Если да, то задавайте любые вопросы по своему усмотрению, и я Вам на них отвечу".

Я задумался, но никакого вопроса не возникало. После некоторой паузы он сказал: "Ну, если Вам сейчас ничего не приходит в голову, то, возможно, впоследствии возникнут вопросы, которые Вы можете задать. Но поскольку уже поздно, да и Вы устали, мы не будем начинать сейчас. Я встречусь с Вами ровно через неделю, тогда и начнем. С того времени мы будем следовать предмету так быстро, как Вы сами изберете, но смотрите, не делайте никаких договоренностей, которые помешают нашей работе, ибо в будущем я буду более точен". Резкий импульс охватил меня и я сказал: "Можно мне задать Вам один вопрос?"

"Конечно".

"Как мне Вас называть?"

"Почему Вы должны называть меня? Нет необходимости обращаться друг к другу по имени".

"Но кто же Вы" - настаивал я.

На мгновение на его лице появилось страдальческое выражение, и он грустно сказал, делая паузы между словами:

"Я – Человек – Который – Сделал - Это"

"Сделал что?"

"Не спрашивайте, манускрипт Вам расскажет. Довольствуйтесь этим, Ллевелин, и помните, что Я - Человек".

Сказав это, он пожелал мне спокойной ночи и исчез на лестнице.

Через неделю он точно появился, сел на стул и, достав свиток манускрипта, вручил его мне со словами: "Я слушаю, можете начинать читать".

Осмотрев манускрипт, я заметил, что каждая страница его была несколько крупнее обычного листа бумаги. Написанное занимало намного меньше места, оставляя на бумаге широкий край. В пакете было сто страниц. Последнее предложение заканчивалось внезапно, указывая на то, что мой гость не надеялся завершить эту задачу за один вечер, и я могу в предвидении сказать, что с каждой встречей он вынимал из кармана примерно такое же количество написанного. Пытаясь читать манускрипт, я впервые нашел себя озадаченным стилем и почерком написанного, очень своеобразным и характерным, но отвратительно плохим. Тщетно пытался я прочитать его. Без долгого осмотра и огромной трудности даже начало предложения нельзя было расшифровать.

Старик, которому я обещал выполнить задание, видя мое смущение, освободил меня от этой обязанности. Без слова вступления, он бегло прочитал следующее:

"Манускрипт того, кто Я - Человек"

Глава 4

Поиск Знания - Алхимическое письмо

Я - человек, который к своему будущему несчастью, был неудовлетворен знанием, исходящим из обыкновенных книг, касающихся полунаучных предметов, в которые я был погружен долгое время. Я изучал текущие работы моего времени по философии и химии, надеясь найти в них что-нибудь ощутимое, касающееся отношения духа и материи, но все было тщетно. Астрономия, история, философия и сопутствующие работы по алхимии и оккультизму появились, в конечном счете, но и они не удовлетворили меня. Такое обучение проводилось тайно, хотя я и не осознавал какой-либо необходимости для утаивания. Так или иначе, при каждой возможности я знакомился с одной алхимической мудростью, которая могла быть получена через опыт либо посредством переписки с другими, которых я находил в качестве ведущих исследований того же направления. Перевод Гебера “De Claritate Alchemiae” случайно оказался в моем распоряжении, а позже - оригинальная версия на латыни Боехаавса “Elementa Chimae”, опубликованная и переведенная в 1753 году Петером Шоу. Эти удивительные труды пролили немного света на историю химии, являясь гораздо более изысканными, чем любая другая современная работа. Это вдохновило мой глубочайший интерес к их талантливому автору и, в конечном счете, познакомило меня с братством адептов. Ибо в этой публикации, хотя ее автор и не признает оккультизма, надлежит найти талисман, который даст возможность каждому искреннему исследователю света стать членом тайного общества "Химически совершенствующие естественную философию", с которым я стал вскоре связан, как только былнайден ключ. Затем последовало систематическое исследование авторитетов алхимической школы, включая Гебера, Мориенуса, Роджера Бекона, Джорджа Рипли, Раймонда Лулли, Бернарда, князя Тревиза, Исаака Голландца, Арнольда дела Вильянова, Парацельса и других, не упуская работ выдающегося ученого Ллевелина.

Я открыл, что многие талантливые люди все еще твердо верят в утерянное иcкусство алхимии, и что среди последователей трижды прославленного Гермеса могут быть государственные служащие, священнослужители, адвокаты и научные работники, которые по разным причинам неизменно скрывали с великим тактом свою связь с братством адептов. Некоторые из этих людей написали научные монографии самого различного характера по тем работам, которые циркулируют среди нашего братства, а для их материалистических читателей едва ли покажется возможным, что их авторы погрязли в галлюцинациях любого рода, хотя другие затаенные лидеры в церкви были явно по ту сторону оккультного соблазна.

Было очевидно, что большее число надеялись при изучении трудов алхимиков найти ключ к алкахесту (Alkahest) Ван Хельмонта, то есть, открыть Философский Камень или Эликсир Жизни. Из их писаний было видно, что внутреннее сознание вдумчивых и научных работников восставало против заключения в узкие рамки материалистической науки, в рамках которой они были вынуждены появляться в качестве догматических пессимистов. Для них каждая ортодоксальность, действуя как бремя, запрещала интеллектуальное рассуждение, которое было возведено в ранг ереси. Некоторые из моих сотрудников были ловкими манипуляторами, они трудились экспериментально, исследуя в своих лабораториях предположения тех одаренных изучающих, кто погружался в загадочные формулы, рекордированные в их тайны, близкие ученикам герметической мудрости. Поэтому это и показано в истории, которую я рассказал. В этом девятнадцатом столетии существует братство, члены которого являются настолько же искренними в своей вере в истину эзотерической философии, насколько были искренни последователи самого Гермеса. Ученые, обменивающиеся между собой литературой, в которой материализм того же века был сведен к тем обманчивым и мрачным периодам, породившим его.

Однажды на мой адрес пришло почтовое отправление - таким способом происходит циркуляция нашей литературы. При изучении пакета я обнаружил много наставлений и советов от неизвестного члена нашего круга. Я уже становился обескураженным от ментального заблуждения, к которому меня привели мои исследования, и содержание письма заинтересовало меня. А письмо произвело на меня неизгладимое впечатление. Казалось, что оно долгое время циркулировало среди членов в Европе и Америке, потому что на нем было много пометок на полях, датированных в разное время, но каждый из читателей по какой-то одной причине отклонял задачу, предложенную в письме. Из содержания, несмотря на то, что оно было изложено восхитительно, был очевиден отпечаток двусмысленного алхимического стиля. Автор явно был сведущ в алхимии, и чтобы моя ситуация была правильно понята в этой поворотной точке приключения моей жизни, письмо приводится полностью.

АЛХИМИЧЕСКОЕ ПИСЬМО

БРАТУ АДЕПТУ - ДЕРЗАЮ ОТКРЫТЬ ПЕЩЕРУ ЗОРОАСТРА, ИЛИ УМСТВЕННЫЕ ОТРАЖЕНИЯ ФИЛОСОФОВ, ПОСРЕДСТВОМ КОТОРЫХ ОНИ СООБЩАЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ ИЗ ПЕЩЕР

Знайте, что Гермес Трисмегист не создал, а дал для нашей философии свое имя - герметическое искусство. Развитое во времена темного мистического века, до начала античности, оно пронеслось через медленно пробегающие циклы, чтобы быть замененным вечно готовым легкомыслием исследователей 19 века. Оно жило, потому что наделено качеством, никогда не умирающим - истиной. Современная философия, фрагментом которой является химия, добывает себе пищу из первичных фактов, которые были раскрыты в древнем Египте через герметическую мысль и запечатлены герметическим шрифтом.

"Герметические аллегории", настолько разнообразные в толковательной восприимчивости, привели последующих мыслителей к спекуляциям и экспериментированию, оказавшимися выгодными миру. Не является странным то, что некоторые последователи Гермеса, особенно темпераментные и изобретательные, развили туманные теории, более не объяснимые и включающие в себя неудобопонятные духовные рассуждения. Знайте, что предел психо-химических исследований есть приближение к беспредельному. Соответственно, классу пришлось поверить, что проекция натуральных умственных способностей на более высокое состояние сознания, названное "способность мудрости", и представляет конечную возможность алхимии. Достижение этого возвышенного состояния все еще считают осуществимым многие искренние ученые. Оказавшись на высоком плане, человек не был сдерживаем материальными препятствиями, он пребывал в духовном спокойствии, которое является изумительной реализацией смертного совершенства. Сильно экзальтированный он пребывал в обнаженном параллелизме со Всезнанием, и сквозь освещенное понимание мог наслаждаться теми возвышенными радостями, которые уступают только божественным.

Несмотря на использование многих трудов этих философов, в которых из-за нашей способности к пониманию чувство здравого смысла потеряно в пассажах бессвязной мечтательности и резонанса терминологии, некоторые из чистейших духовных исследований, когда-либо известные миру, были сделаны на пике расцвета истории. В этой плоскости существовало много оскорбленных алхимических философов, в некотором отношении выше уровня сегодняшней науки. Многие из них жили лишь во имя блага мира,, в атмосфере выше материалистических орд людей того мира, тяжело работая над своими тиглями и перегонными кубами, и умирали в своих клетках "не издавая звука". Возьмите, к примеру, Eiranacus Philalethes, который, родившись в 1623 году, жил в одно время с Робертом Бойлем. Фрагмент из его писаний проиллюстрирует цель, которую преследовал ученый во имя истинного света алхимии, чтобы запечатлеть его открытия в аллегориях, и мы не вправе требовать от него четкости выражений:

"Ищущий всех сердец знает, что я пишу правду, что также нет причины обвинять меня в зависти. Я пишу неустрашимым пером в неслышном стиле в Божью честь, в пользу моих соседей, с презрением к миру и его богатству, потому что Элиас художник уже рожден и славные вещи теперь провозглашены в Божьем городе. Я осмеливаюсь утверждать, что все же владею большими богатствами, чем все богатства целого мира, однако я не могу их сделать полезными по причине соблазнов мошенничества. Я презираю, ненавижу и питаю отвращение к идолопоклонству золоту и серебру, которыми празднует суета и помпезность мира. О, омерзительное зло! О, самодовольное ничтожество1 Поверите ли, что спрячу искусство от зависти? Нет, истинно, я протестую, я огорчен до глубины души тем, что мы (алхимики) подобно бродягам, перед лицом Господа снуем по Земле. Но в чем необходимость многих слов? Вещь, которую мы видели, держали, сделали, которую мы имеем, владеем и знаем, которую мы провозглашаем, отодвинута из сострадания к серьезно изучающим, и возмущения золота, серебра и драгоценных камней. Верьте мне, время у двери, я чувствую это в духе, когда мы, адептисты вернемся отовсюду и не будем опасаться какой-либо ловушки, лежащей перед нашими жизнями, но мы возблагодарим Господа нашего Бога. Я бы сказал Богу, что каждый изобретательный человек на всей Земле поймёт эту науку, когда она будет оценена лишь за её мудрость; и только добродетель будет в чести".

Конечно, всегда был более многочисленный класс, огромный контингент корыстных обманщиков (которыми всегда обременена наука), паразитов с позорной враждебностью в отличие от истинных эзотерических психологов. Последние посвящали свои жизни бескорыстному движению вперед. Они устраивали алхимическое оборудование и проводили непрерывные исследования с природными растворителями, изучали их влияние на земные предметы. Их естественной целью является открытие философского камня, и алкахест, который отстаивал Боерхаве (Boerhave), никогда не был открыт. Их записи часто были многословными, и без сомнения, нарочно так написанными, чтобы скрыть следы и стать тайными. Другие верующие герметисты занимали более возвышенное место - соединяли умственное и материальное, надеясь получить от своей философии и науки не только золото и серебро, что было вторичным вопросом, но и высшее литературное достижение Магнус Опус (Magnus Opus). Некоторые все еще нацеливались на то, чтобы вытянуть из астрологии и магии секреты, которые бы привели их к амбиционной цели. Таким образом, существовали степени утончения в братстве алхимиков, которые наука сегодняшнего дня должна признать или допустить.

Прославленный Боерхаве уважал Гебера (Geber) из алхимической школы, и никто не почувствует себя скомпрометированным в восхищении талантливыми алхимиками, которые подобно Геберу писали в сумерках во имя будущего блага мира. Мы сейчас наслаждаемся отчасти последними результатами их гения и промышленности в выпуске нынешней химической продукции, чтобы быть ведомыми другими, более ценными. И, наконец, тогда, когда человечество созреет в своей способности к мудрости через духовное недовольство к радостным устремлениям и продвижениям за пределы достигнутого. Позвольте мне указать на несколько человек алхимического типа, чьи записи можно преимущественно рассмотреть.

Разиз (Rhasis) , таинственный алхимик, рожден в 850 году, первый упомянул орпимен (orpiment), бору (borax), компонент железа, меди, арсения и других подобных субстанций. Также сказано, что он первым открыл искусство производства бренди. Около 100 лет спустя Альфарабе (Clearable) (убит в 950 г.), великий алхимик, поразил короля Сирии своим глубоким познанием и вызвал восхищение мудрецов Востока своими различными достижениями. Позже Албертус Магнус (Albertus Magnus, род. в 1214 г.), отмеченный за свой талант и умения, твердо верил в доктрину трансмутации. Его любимый ученик Томас Акинас дал нам слово амальгама, и оно все еще служит нам. В те же времена одновременно с ним жил Роджер Бекон (род. в 1214 г.), который слыл человеком самой экстраординарной способности. Никогда не было более великого ума (сейчас его называют лорд Бэкон) среди англичан, и его проникающее сознание копало глубже в законах природы, чем сознания его последователей. В отношении наук он сообщил нам факты, лежащие за пределами доказательств сегодняшнего дня, и современные философы не могут их вместить. Он с энтузиазмом верил в Герметическую философию, а его эрудиция и передовые взгляды были таковы, что его брат-монах из-за ревности и предрассудков способствовал заключению его в тюрьму - настоящая судьба людей, кто посмел мыслью опередить свой век. Несмотря на сверхмыслительную мощь и великолепные достижения (как сказали бы некоторые), он верил, что философский камень является действительностью. Он верил в секрет бесконечного продления жизни, заключенный в алхимии, что будущее можно предсказывать при помощи зеркала, которое она называл Альмукезе (Almuchese), и что адепт может производить алхимическое золото. Он настаивал на том, что посредством "секрета секретов" Аристотеля может получиться чистое золото, чище и тоньше, чем то, которое известно человеку как золото. В отношении других предсказаний он сделал заявление, которое наряду с другим чрезвычайным предсказанием может быть доказано лишь в грядущем времени. Он сказал: "Можно построить автомобили, которые могут передвигаться с восхитительной скоростью, независимо от лошадей и других животных". Он заявлял, что древние делали это, и верил, что такое искусство может быть восстановлено.

Впоследствии пришли разные энтузиасты, такие как Раймонд Луллий (умер в 1315-м году) - недолговечный и эфемерный - кто вспыхнул своей блестящей карьерой подобно метеору; Арнольд де Виланова (1240) - прославленный адепт, чьи книги сжигались инквизицией из-за ереси, которую они содержали; Николас Фламмель - француз (1300-е годы) - любимый народом за благотворительность, чудо того века ("наш век не примет фактов") по причине огромной удачи, обрушившейся на него без видимых средств и дохода, вне алхимического знания; Йоганнес де Рупецциус - человек такого выдающего дарования, что он даже сделал выговор Папе Иннокентию 6 (1357), за что был сразу заключен под стражу; Валентин (1410) - автор многих книг, человек, который ввел в медицину антимонию (минерал); Исаак - голландец, вместе со своим сыном делал искусственные драгоценные камни так, что их нельзя было отличить от настоящих. А Бернард Тревизон (1406) потратил 30000$ на обучение алхимии, громадная часть которых была потрачена вероломными алхимическими претендентами - ведь даже в то время было много жуликов, подделывающих хорошие вещи. Под давлением своих алхимических убеждений Томас Дальтон сложил свою голову на плаху по приказу самодовольного и консервативного Томаса Герберта-эксквайра короля Эдуарда. Яков Беме (род. 1575) свежий, чистый дух христианского мистицизма, "небесный голос", лучше которого никто не постиг алхимию. Был также Кристиан - алхимик-теософ; Роберт Бойль - таинственный алхимический философ, опубликовавший в 1662 году труд "Защита доктрины, обнимающей дух и вес воздуха" и обосновавший свои аргументы серией гениальных и прекрасных экспериментов, которые столь высоко оценены сегодняшними исследователями, что его выражения устно повторяются нашими высочайшими авторитетами, а его аппарат считается все еще лучшим изобретением. "Закон" Бойля был развит и заботливо определен за 14 лет до появления "Трактата о природе воздуха" Мариотта. Это, однако, не воспрепятствовало немецким и французским ученым верить Мариоту, и они все еще следуют за этим фальшивым учителем, который нагло и незаконно переиздал не только идеи Бойля, но и украл его аппарат.

Затем появились такие личности, как Парацельс (рожд. в 1493) - выдающийся врач, который считал оккультизм (эзотерическую философию) выше экспериментальной химии в просвещении нас знаниями трансмутации металлов в серебро и золото; Гуэпо Франсиско (рожд. в 1627), написавший замечательный трактат по "Духам Стихий", скопированный графом де Габалис. Кажется невероятным, что такой человек, как Гуэпо Франсиско, чьи свежие духовные мысли пережили новое дыхание в "Ундине" и "Похищении замка", должен был быть брошен в тюрьму, чтобы исчезнуть как последователь герметизма. Это должно научить нас не сомневаться в искренности тех, кто оставил нам в наследство красоту и истину, найденные в таком изобилии в чистой алхимии.

Эти и многие другие, более современные, скрытые, и те, чьи имена не сверкают в написанной истории, неисчислимо жертвовали ради величия знания божественных тайн, обогативших мир. Сравните пользу от герметической философии с результатами кровавых войн, амбициозно развязанных самоуверенными тиранами, которым история рукоплещет как героям, а мы считаем их палачами. Среди тех, кто трудился в алхимии, есть дворяне, короли, священники и даже Папы. Папа Иоан 22-ой был алхимик, который выступал в своей булле против самозванцев-обманщиков, распространенной с целью защиты от дискредитации истинно познающих эти науки. Король Фредерик из Неаполя покровительствовал искусству и защищал его служителей.

Наконец, граф Калиостро (род. в 1743), создавший "Джозефа Бальзамо", соединивший алхимию, магию, астрологию, ловкость рук, месмеризм, масонство и выдающиеся личные достижения, которые с тех пор не были уравновешены, горел перед миром. Обращая на себя внимание церкви, королей и обывателей, этот во многих отношениях самый дерзкий претендент, которого история когда-либо знала, поднял герметическое искусство на ослепительную высоту и, в конце концов, сжег его в пламени великолепия. Он ушел из существования под мантией позора. Словно движущийся по небосклону метеор из глубин пространства, теряется в космосе звезда, и в славе тонет в пучинах моря. Точно также и Калиостро сверкнул на небе 18 столетия из туманности алхимического размышления, уничтожив себя и свою науку в свете поднимающегося солнца материализма. Калиостро - визионер, поэт, вдохновитель, комета во вселенной знания погиб в тюрьме, как шарлатан, а затем современный химик, со своими утомительными механическими методами, холодными, неотзывчивыми материалистическими догмами, поднялся из пепла и прыгнул в очевидность.

Прочтите историю обратно, и вы поймете, что мы видели в алхимии начало всех современных наук. Алхимия есть люлька, укачивавшая их. Воспитанные с некромантией, астрологией, оккультизмом и всем потомством мистической мечтательности, зарождающиеся науки сражались за существование во тьме веков, будучи на попечении однажды преследуемого, а ныне изучаемого алхимика. Миру надлежит воздвигнуть монумент в честь героев герметизма в большей степени, чем всем остальным знаниям и инструментариям, включая религию, вместе взятыми, ведь наша современная цивилизация является в огромной мере наследницей алхимии. Начните с Гермеса Трисмегиста и закончите Джозефом Бальзамо. И если вы склонны к науке, то не критикуйте слишком строго за словесные логорреи (логоррея – состояние, выраженное безудержным словесным потоком, пустым набором отдельных слов, лишённым логической связи) и романтизм, ведь наука ваша уходит вглубь прошлого. Она будет посягать на их поле деятельности, и вам тоже, может быть, придется недоговаривать из-за вспыльчивой цензуры. Эти люди выполнили свою миссию и выполнили хорошо. Если они сказали больше, чем считают люди, то они также и знали больше, чем сказали, больше того, что вмещает современная философия. Они не смогли дожить и увидеть будущее, на которое страстно надеялись, но они зачали будущее человечества, которое достигнет в ясности и свете гораздо больше самых очаровательных видений мечтателей с самым большим воображением. Они говорили о существовании "красного эликсира", и пока они писали, варварский мир, окружавший их, смешал красный цвет с кровью - кровью чистоты сердца, кровью святых, кровью Спасителя, и их аллегория и мудрость формул были записаны в крови их самопожертвования. Они мечтали о "белом эликсире, которому еще предстоит облагородить человечество, яркий день человека, период мира, счастье, долгую жизнь, довольство, добрую волю и братскую любовь. Во имя "белого эликсира" они направляли мир к видению божественного света. Даже чистое золото, как было сказано ими материалистическому миру, которое служит ему, проникаемо и покрываемо этим слабоощутимым и в высшей степени очищенным духом материи. Разве не близок день аллегорического "белого эликсира"? Дай Бог!

Я говорю некоторым из вас, братья 18 века, сейчас, как человек своего авторитета, прекратите смотреть в прошлое, смотрите в будущее, захватывая настоящее, отбросьте в сторону алхимические знания других времен, отдайте ваши излюбленные аллегории. Их оставить - ваш долг. Есть более богатая область. Не отказывайтесь. Откройте эту мистическую дверь, стоящую на петлях, и готовую к тому, что может сказать талисман, ожидая человеческого прикосновения. Положите перед человечеством знание, находящееся за ее заклепками. В тайных ложах, которые сохранили мудрость дней Еноха и Элиаса Египетского, взрастившего египетский орден - ветвь вашего древнего богатства - вам надлежит найти много скрытого знания, которое теперь должно быть распространено по миру и добавлено к богатству нашего круга адептов. Кабалистическая мудрость не отмечена в книгах и манускрипте, но была преднамеренно скрыта от непосвященных, не читающих мозгов безответных людей. Те, кто являются избранными действовать в качестве носителей вышеозначенного, как правило, уподобляются глухим водоносам либо мертвому листу бумаги, сохраняющим механически вдохновение, извлеченное из невидящих умов. Они служат цели так же, как и ребенок, неосознанно совершающий поступок, чтобы запомнить белый стих для повторения его другим, допускающим в свою очередь такое повторение - ни один из них не говорит понятно. Ищите эти скрытые пути, ибо день умственного освобождения близок, и публикуйте все, что скрыто за дверьми той античной организации. Мир почти созрел к способности постигать мудрость и люди почти готовы распутать нити мистического знания, запутанные в паутину тайны. Ищите знание там, где я сказал, а чтобы его достичь, присягните на верность сокровенному ордену, ибо так вы должны поступить, чтобы добиться входа в братство, а затем действовать во имя пользы, которую будет получать человечество. "Мир Земле, добрая воля человеку"- будьте ближе к людям, и в конце концов, когда явится знак, "белый эликсир" не будет более аллегорией - он станет реальностью. Именем Великого Мистического Духа человека идите в эти ложи, познавайте их тайны и раздавайте их сокровища тем, кто сможет их понять".

Здесь письмо заканчивается. Очевидно, его автор относился к тайному обществу, в которое, вероятно, я мог бы вступить. И, принимая совет, я не колебался и сразу же обратился за членством. Независимо от последствий я рeшил следовать предложению неизвестного автора. Поступая так - а я принял их условия - я пригласил свою судьбу".

Мой гость с массивным лбом помолчал с минуту, ударил по своей длинной белой бороде, а затем, бросил вопросительный взгляд на меня, спросил: "Читать дальше?"

"Да"- ответил я, и Человек-Который-Сделал-Это приступил к следующему.

Глава 5

Написание моей исповеди

Становясь членом тайного общества, как было указано автором письма, прочтённого мной, приобретя тайны, на которые намекалось в мистических указаниях, моим следующим желанием было найти укромное место, где бы без помех я мог подготовить к опубликованию то, что тайком собрал в братских ложах. Я озаглавил это "Моя исповедь". Увы! Почему мой дьявольский гений побудил меня написать это? Почему какой-нибудь добрый гений не отвел мою руку от поспешного и злого действия? Всё, чего я могу жаждать в свою защиту или смягчение, это то, что я был сильно увлечен фатальными словами письма: "...вы должны действовать так, чтобы люди называли вас изменником, но человечество оказалось в выигрыше".

В части того штата, в котором я проживал, залив создавал разграничительную линию между двумя городками, а также двумя графствами. Через эту затоку проходит вытянутая на восток и запад дорога, по которой много путешествуют, соединяя края великого штата. На противоположных краях затоки в каких-то четырех милях друг от друга расположены два селения на этой же дороге. Они также присутствуют в моей памяти. На полпути между ними на северной части дороги был прочный фермерский дом. При движении на запад из самого восточного из этих посёлков путешественник начинает спускаться из самого центра поселка. Ни в одном месте нет такого крутого подъема, как на дороге, лежащей между выступами холма, примыкающего к долине, питающей затоку, которую я упоминал. Достигнув долины, дорога изгибается на короткое расстояние вправо, затем, поворачивая налево, пересекает ручей и сразу же начинает подниматься на западный холм; здесь подъем будет труднее, ибо дорога пролегает диагонально по краям холма. Миля путешествия, как мне вспоминается, иногда крутой подъем - и ты снова среди богатых равнинных фермерских владений. И тогда на самой высокой точке вблизи дороги, всего в нескольких футах от нее появляется квадратное образование, которое было в то время известно как каменная таверна. На противоположной стороне дороги были расположены широкие конюшни и зерновые амбары. В северо-восточной части того каменного строения в течении лета в двадцатые годы я написал для опубликования подробности мистической работы, которую я поклялся всегда держать в тайне. Я - человек, который произвольно совершил прискорбный поступок. Будучи безрассудно увлеченным тем алхимическим манускриптом, я стремился показать миру, что мог бы сделать и сделал то, что никогда не принесло бы мне ни малейшей выгоды, но могло бы послужить человечеству. Это была судьба. Я не был плохим человеком, злобность, жадность, амбиции никогда не были частью моей натуры. Я был замкнутым исследователем, скорее уединенного характера, каменщик по профессии, беззаботный и равнодушный к общественным почестям, и настолько не бережливый, что набрал много пустяковых долгов у соседей.

Я говорю об этом с неохотой, так как мне запрещено выдавать названия местностей, содержащих в себе информацию о моей ранней жизни. Я представлю следующий рассказ. То, что я сказал правду, ни в чем не преувеличенную, будет засвидетельствовано молчанием сотен братьев тайного общества, с которым я соединил себя; они могут, если пожелают, удостоверить точность рассказа. Они знают историю моего преступления и несчастья. Лишь только я сам и Бог знает о полном возмездии, которое последовало.

Глава 6

Похищен

События, о которых повествуется, произошли в расцвете моей жизни, и отчасти они являются вопросом гласности. Мое намеренное нарушение веры, путем предания огласке секретов, в глазах моих собратьев по обществу было, безусловно, позорным. Они стремились уговорить меня смягчить мое намерение, которое после написания своей "Исповеди" я не собирался умалчивать. Их назойливость и угрозы в основном встречали сопротивление, хотя и уклончивость, которую не так легко объяснить. Я настаивал на своем безрассудном плане. Я был счастливым мужем и отцом, но ни мысли о доме, жене, ребенке не препятствовали моему необъяснимому намерению. Определенно я был безответственен, возможно, маньяк. И все же по предмету, которым я был всецело поглощен, я сохранил умственный противовес и сознательно следовал курсом, который, в конце концов, привел меня в глубочайшее болото горя, и для меня было потеряно навсегда все, что человек любит больше всего. Господствующий дух, возможно, тень одного из алхимиков, овладел мной. И перед лицом препятствий, которые побудили бы большинство людей к размышлениям и обратным шагам, я безрассудно ринулся вперед. Влияние, которое охватило меня, чем бы оно не являлось, было неотразимо. Я явно действовал отчасти как посредник, субъект вечно присутствующей господствующей сущности, и под воздействием этого доминирующего духа или демона мой разум был бессилен к сопротивлению. Мою душу властно вело движущее и неописуемое нечто, и она была так же пассивна и безответна, как Lycopodium, который рожден двигаться вперед в постоянном потоке воздуха. Тщетно были приняты меры теми, кто любил меня - собратьями моложе и другими, кто стремился склонить меня изменить своевольную цель. Но я не мог ни внять их советам, ни обратить внимания на предчувствия. Вызовы в суд служили тому, что я расстраивался, а мои многочисленные долги стали основанием для законного ареста, пока все мои бумаги, в конце концов, (за исключением "Исповеди") и я сам не были захвачены исполняющим службу констеблем. Проблемы с меньшими обвинениями были быстро разрешены, но когда я вновь обрел свободу, агрессия продолжилась. Даже прибегли к поджогу, а печатное помещение, в котором хранился мой манускрипт, сгорело за одну ночь, так что вредное откровение, которое я собирался напечатать, могло быть уничтожено. Наконец, вследствие судебного процесса я оказался отделенным от дома, друзей и стал обитателем тюрьмы. Как я теперь решил думать, мои оппоненты посадили меня в тюрьму всего за долг в два доллара -достаточная сумма в то время и в том штате для тюремного заключения. Страдающий от унижения мой дух стал еще более непокорным, и вероятно теперь я справедливо стал считать себя мучеником. Сначала настаивали на том, что я украл рубашку, но я не боялся никакого наказания, которое могло последовать за это сфабрикованное обвинение, веря, что инсинуации и арест были продемонстрированы как своевольное угнетение. Так оно и было, и когда это ненавистное привлечение меня к суду было сметено, я был освобожден, но пережил один сюрприз, когда меня вновь арестовали и снова бросили за решетку. Я знал, что моими собратьями мне было указано, что я должен забрать и уничтожить "Исповедь". Этот факт сделал меня еще более решительным в предохранении рукописи от уничтожения, и я мрачно следовал своему курсу. Вечером 12 августа 1826 года жена моего тюремщика сообщила мне, что долг, за который я был посажен за решетку, был уплачен неизвестными "друзьями", и что я могу уходить. Я принял ее заявление без колебания. Однако, как только я сделал первый шаг из дверей тюрьмы, мои руки твердо схватили два человека, по одному с каждой стороны, и прежде чем я осознал, что меня похищают, они впихнули меня в закрытый экипаж, который немедленно двинулся с места. Я закричал уже после этого, но мой крик, если его и услышали, остался незамеченным.

"Во имя вашего же блага помолчите" - сказал один из моих сопровождающих. Кабина была задрапирована так, что закрывала свет, и было темно, как в темнице. Мой дух восстал, я чувствовал, что нахожусь перед началом удивительного и рискованного приключения, и с достоинством отреагировал вопросом:

"Что я сделал такого, что вы решили насильственно лишить меня свободы? Разве я не свободный гражданин Америки?"

"Что сделали Вы? - ответил он - Разве Вы не связали себя многими клятвами, которые священны и нерушимы, и разве не Вы их нарушили так, что никто до Вас этого не делал? Разве не Вы предали наше доверие и не заслужили серьезного осуждения? Разве не Вы добровольно попросили разрешения на вступление в наше древнее братство, и разве не по доброй воле Вас посвятили в наши сокровенные тайны? Разве не Вы обязали себя перед человеком и не по Вашей ли священной чести пообещали хранить наши секреты?"

"Да, - ответил я - но прежде я поклялся перед высоким трибуналом распространять эту священную мудрость по миру".

"Это так - сказал он - Вы достаточно хорошо знаете глубину связующей суровой клятвы, которую давали вместе с нами,- более суровой, чем на любом открытом суде на Земле".

"Я этого не отрицаю,- сказал я – и, тем не менее, рад, что выполнил свою задачу, несмотря даже на то, что вы сейчас имеет силу, чтобы объявить мне наказание".

"Вам нужно было бы ожидать смертного приговора, но вместо этого было приказано дать Вам продолжительную жизнь. Вероятно, Вы ожидали физического уничтожения, но наоборот - Вы пройдете дальше в сознание Земли и земную жизнь, когда мы уйдем. Ваше имя будет известно во всех землях, и все же с этого времени Вы будете неизвестным. Во имя блага будущего человечества Вы будете брошены на такую высоту нашего ордена, которая уничтожит Вас как смертное существо, хотя Вы и будете существовать подвешенным между жизнью и смертью. И в таком промежуточном состоянии Вы будете знать, что существуете. Как Вы признаете, Вы заслужили суровое наказание, но мы наказываем только в соответствии с неписанным законом, предписывающим наказание человеку и повышающим впоследствии человеческую расу. Вы пожелали стать распределителем знаний, теперь через телесное испытание и умственное страдание Вы должны получить несказуемое знание для его распространения, и в последующем времени Вам укажут на то, чтобы сделать известными Ваши открытия. Так как путь Ваш твердо лежит перед Вами, Вы должны идти по нему. Это - предписано, восставать против бесполезно".

"Кто утвердил этот приговор?"- спросил я.

"Суд, ни земной, ни небесный".

"Вы говорите загадками".

"Нет, я говорю открыто и правду. Наше братство связано с прошлым и переплетается руками еще с теми, кто жил до потопа; потоп рассеял расы Земли, но не потревожил наши тайны. Великая любoвь мудрости от поколения к поколению вела избранных членов нашей организации к глубинам познания, которых не касается наша открытая деятельность. За нашими высшими служителями в оккультных тенях сегодняшнего дня и дня завтрашнего стоят невидимые и неизвестные посредники, которые посвящены в тайны выше и за пределами тех, что известны обыкновенному ремеслу. Те, кто вошел в эти внутренние тайники, приобретают сверхчеловеческое восприятие и не дают открытого знака братства - им не нужен талисман. Они шагают по нашим улицам, овладевшие силами, неизвестными для людей. Они подобно смертным занимаются людскими делами и делами собратьев по посвящению. Открытый орден не знает об их возвышенном положении. Их индивидуальности и способы их обучения скрыты, потому что публичность разрушила бы их ценность и причинила бы вред делу человечества".

За этим неопределенным откровением последовала тишина, и экипаж двинулся. Я был озадачен и взволнован, и все же я знал - чем бы не закончилась эта ночная поездка, я ее вызвал, да, заслужил ее, и я собирался с духом выслушать приговор моих судей, в чьих руках я был бессилен. Личности на противоположном сидении продолжали вести беседу приглушенными голосами, слышными только для них. Человек, сидевший на моей стороне, не двигался и не говорил. Как интуитивно догадался я, в экипаже нас было четверо, хотя нас окружала непроницаемая темнота. Наконец, я обратился к рядом сидевшему компаньону, ибо тишина была невыносимой. Кем бы он ни был - другом или врагом - разговор все же лучше, чем это долгое молчание. "Как долго мы будем находиться в экипаже? "

Он не ответил.

Через некоторое время я снова спросил:

"Приятель, Вы можете мне сказать, как долго будет длиться наше путешествие? Когда мы достигнем места назначения?"

Одно молчание.

Вытянув руку, я рискнул прикоснуться к моему приятелю и обнаружил, что он был туго привязан к сиденью и задней части кабины. Кожаные ремешки прочно удерживали его в положении, и так как я размышлял о тайне, то подумал себе, что если буду их тревожить, то они без всякого колебания свяжут и меня так же уверенно. Однако оказалось, что мои надсмотрщики не следили за мной, и, тем не менее, я почувствовал, что они были уверены в моей неспособности сбежать. Если этот человек на скамейке был заключенный, то почему он так сдержан? Почему он не ответил на мои вопросы? Я пришел к выводу, что его рот был закрыт. Затем я решил определить, так ли это. Все с большей силой я стал осознавать, что мне было предназначено ужасное наказание, и я наполовину надеялся, что смогу получить от моего партнера по плену какую-нибудь информацию в отношении нашего пути назначения. Осторожно проведя вдоль его шеи и под подбородком, я собирался вытянуть кляп из его рта, когда по моему телу пробежали мурашки, так как я соприкоснулся с холодным застывшим телом. Человек был мертв и закоченел.

Судорога прошла по моим нервам. Я начал испытывать последствия тяжелого ментального напряжения, отчасти вызванного заключением и усиленного предыдущим преследованием, а отчасти и таинственностью речи, с которой ко мне обратились. Выражение "сейчас Вы отправитесь в долину смерти и познаете таинства жизни" непрерывно вертелось в моей голове, и даже тогда я сидел на той же стороне что и труп. После этого открытия я пребывал некоторое время в полуоцепенении и состоянии глубокого уныния. Как долго, не могу сказать. Затем я испытал необъяснимую перемену, такую, что мое воображение было подобно воображению осужденного человека без надежды на отмену приговора, и я стал равнодушен, как человек, который может смириться со своей судьбой. Я стал стоически ее ждать. Возможно, прошли мгновения или часы, и вскоре безразличие уступило место возрождающемуся любопытству. Я осознал, что могу умереть лишь один раз, и хладнокровно и самодовольно сменил тему размышления, думая о своей возможной участи. Как только я взглянул на мертвого человека, на таинственных агентов всемогущего суда, я изумился тому умственному состоянию, которое, в конечном счете, позволило мне находиться в спокойном положении и беззаботно дремать. Тем не менее, поступил я так после некоторого периода, продолжительность которого не в состоянии определить. Я проснулся, и вскоре после этого экипаж остановился, наши лошади спешились, после чего наша поездка возобновилась. Наконец я снова уснул, вытянувшись в углу. Внезапно меня сильно потрясли, разбудив от дремоты, и скомандовали выходить. Это было утром на рассвете, и прежде чем я успел осознать, что происходит, мои пленители перевели меня в другой экипаж, а мертвый человек был грубо затолкнут и усажен на моей стороне. Мои компаньоны говорили с ним, как будто он был жив. В самом деле, если оглянуться назад на все эти маневры, понимаешь, что по всей очевидности я был один в группе похищенных, а наши действия фактически сводились к тому, чтобы склонить стороннего наблюдателя к мысли, что мертвый человек был упрямым арестованным, а я сам был одним из его официальных охранников. Возницы экипажей не обращали на нас внимания. Они сидели и, определенно, никто из них не интересовался нашим перемещением. Второй экипаж, как и предыдущий, был надежно закрыт, и наше путешествие продолжилось. Темнота была как в башне. Это могло длиться несколько дней, я ничего не могу сказать о прошедшем времени. Мы ехали все дальше и дальше. При случае мне давали еду и питье, но мои захватчики держали свой курс. Наконец, меня забрали с коляски и препроводили в блокгауз.

Меня быстро и в тайне переместили за сотню и больше миль, возможно, в другой штат, и все следы нашего путешествия были эффективно потеряны для преследователей. Я был в руках людей, которые полностью исполняли указания своих вышестоящих правителей, которых они никогда не видели и, вероятно, не знали. Мне не нужно было долго размышлять, чтобы осознать, что я нарушил самое священное обязательство, самовольно прибегнув к хитрости, и теперь я был беспомощен перед ними. Я хорошо знал, что сам привлек наказание, каким бы оно ни было, и не мог предотвратить его исполнение. Я понимал, что оно будет суровым, и смирился с тем, что оно не будет соответствовать обычному человеческому закону.

Разве я в тайне, находясь в моей маленькой комнате той мрачной каменной таверны, не нанёс на бумагу мистические предложения, которые никогда не выходили из-под пера и были неизвестны, за исключением тех людей, которые были посвящены в них? Разве я раньше, прежде чем эти слова были предназначены мне для хранения, в самой суровой манере не поклялся их не нарушать и держать в тайне? И разве я не нарушил самовольно эту священную клятву и предал гласности эти скрытые выражения? Моим участием на правах брата в этой организации было хранить собственность, не принадлежащую ни одному человеку, и передававшуюся от одного к другому сквозь века, сокровенно взлелеянную и доверительно защищенную людьми многих рас. Она считалась доверием, почетным долгом, и ее никогда раньше не предавали. Моё преступление было глубоким и мрачным. "Будь что будет!"- рассудил я, размышляя над своим вероломством. "Я готов к приговору, моя участь заслужена, она не более, чем справедлива".

Слова обитателя экипажа снова и снова приходили мне на ум, и одно выражение постоянно кружилось в мозгу: "Вы испытаны, осуждены, а мы те, кто должен исполнить приговор наших судей". Эти слова я не мог забыть.

Черное спокойствие моей одинокой тюремной клетки билось во мне, я мог чувствовать отсутствие звука, я ощущал унылую тягость пустоты. В своем одиночестве и отчаянии я с болью возопил к невидимому судье: "Я готов к приговору, будь это смерть или пожизненное заключение". Дальнейшие слова обитателя коляски пришли мне в голову: "Сейчас Вы отправитесь в долину тени смерти и познаете тайны жизни".

Затем я уснул, чтобы проснуться и снова заснуть. Я не замечал времени. Могли пройти дни или недели, я не мог определить. Слуга приходил с интервалами, чтобы обслужить мои потребности, всегда в плотно закрывающей лицо маске, постоянно молчалив. То, что я не был совершенно отделен от человечества, я все же с уверенностью чувствовал, и случайные звуки извне были слышны. Однажды я решил громко закричать, надеясь привлечь внимание, но люди, которые, как я был уверен, слышали меня, не обратили внимания на мой одиночный крик. Наконец, одной ночью, моя дверь резко открылась, и в нее вошли три человека.

"Не бойтесь - сказал говорящий,- мы намерены Вас защищать, держитесь уверенно, и скоро Вы будете свободным человеком".

Я молчаливо согласился сопровождать их, ибо отказываться было бессмысленно. Меня привели к лодке, в которой лежал труп - тот, с которым, как я предположил, я путешествовал. Усевшись, мы тихо отплыли на середину реки. Наш курс пролегал диагональю от берега, мертвого человека выбросили за борт, затем наша лодка повернула к безлюдному берегу.

Затолкнув меня в экипаж, который при нашем возвращении уже нас ждал, мои пленители подали сигнал, и меня увезли во тьму, такую же безмолвную, как и прежде. Наша поездка продолжилась, я думаю, не полные два дня. Снова меня поселили в другой бревенчатый домик, в котором была только одна дверь и не было окон. Мои сопровождающие были в масках, никто из них не разговаривал со мной, когда день за днем они обеспечивали мои нужды. Они не сообщали мне ни малейшей информации по любому вопросу, пока я не оставил, наконец, все надежды обрести когда-нибудь свободу.

Глава 7

Дикая ночь - я преждевременно постарел

Из глубин ночи меня разбудил шум открывающейся двери, и семь замаскированных масками человек прошагали в мою тюремную комнату. Каждый держал зажженный факел, они все обошли меня, поскольку я лежал на полу в одежде (у меня не было кровати), и выстроились в шеренгу. Я поднялся, и мне указали на стул - единственный в комнате. Развернутая полукругом шеренга жутко уязвляла меня, и, восседая на стуле, из центра комнаты, я поочередно вглядывался в семь пар сверкающих глаз, каждая из которых была направлена на меня. Поворачиваясь от одного к другому, я видел, как черные колпаки проваливались в темноте, становясь более ужасными.

"Люди или дьяволы, - закричал я - делайте ваше худшее! Если это в вашей воле, делайте меня таким же мертвым телом, рядом с которым я сидел однажды. Но прекратите ваши преследования. Я искупил свой опрометчивый поступок тысячекратно, и это положение невыносимо. Я требую знать, в чем должен заключаться мой судный день, и желаю его исполнения".

Тогда один из них выступил вперед, оказавшись ко мне лицом к лицу - остальные плотно окружили меня и его. Подняв свой указательный палец, он поднес его близко к моему лицу, и когда его резкие глаза сверкнули из-под его черной маски, пронизав менянасквозь, он медленно сказал: "Почему ты не говоришь "братья"? "

"Ужасно, - откликнулся я - прекратите это издевательство. Разве вы не достаточно страдали от своих преследований, чтобы заставить меня отказаться от слова, которое вы применяли к себе? Вы можете всего лишь совершить убийство, так выполняйте же приказ своих невидимых правителей и кончайте эту затянувшуюся пытку".

"Брат, - сказал говорящий - Вы хорошо знаете, что священные правила нашего ордена не позволяют нам убивать человеческое существо. Мы существуем, чтобы приносить благо человечеству, чтобы провести своенравных через горящую пустыню к дорогам праведности, а не уничтожать или преследовать брата. Наше учреждение благотворительное, оно наставляет своих членов, помогая им в поисках счастья. Сейчас Вы искупаете преступление, которое совершили, и для блага вашего духа будет праведно повернуться против зла, ибо при распространении наших мистических знаков и братских обращений Вы согрешили против себя больше, чем против других. Струна совести, биение раскаяния наказывают Вас".

"Истинно, - заплакал я, потому что всё значение того, что он сказал, загорелось во мне - все слишком правильно, но я горько раскаиваюсь в своем вероломстве. Другие никогда не узнают, как терзалась душа моя при воспоминании о тяжести нарушения того обещания. Несмотря на моё открыто беззаботное или дерзкое поведение, моё сердце смиренно и дух мой молит о пощаде. Днём и ночью, в тайне, я проклинал себя за то, что не обращал внимание на несказуемый указ, и долго ждал суда, который я должен перестрадать за моё предательство. Я понимаю, что день расплаты неумолимо придёт. Я не восстаю, я отменяю свой дерзкий язык, я отрекаюсь от "Исповеди", я отрекаюсь. Я только прошу убить меня сразу и покончить с этим наказанием. Я жду своего суда. Чем он может быть?"

Сжав мою руку, ведущий сказал: "Как член нашего ордена, Вы готовы. Сейчас мы можем судить Вас, как нам было указано. Вы настаиваете на том, чтобы называть нас дьяволами в приступе Вашего бешенства, и мы должны были спорить с Вами до тех пор, пока Вы снова не повернётесь к нам и не станете одним из нас. Наш суд только во имя Вашего блага, мир сейчас не должен узнать о его природе, по крайней мере, настолько, насколько это может нас затронуть. Те, кого Вы здесь видите, не являются Вашими судьями. Мы - служители, посланные для того, чтобы трудиться вместе с Вами, чтобы привлечь Вас снова в наши ряды, чтобы привести Вас в такое состояние, которое сделает Вас способным выполнить тот приговор, который Вы навлекли на себя, ибо Вы должны быть Вашим судьёй. Прежде всего, нас направили к Вам, чтобы добиться Вашего добровольного согласия покинуть эту местность. Вы больше не можете принимать участия в делах, которые Вас интересовали прежде. Для людей этого государства и для Вашего дома, детей Вы на всё время должны стать странником. Вы согласны?"

"Да" - ответил я, потому что знал, что должен согласиться.

"В следующую очередь мы должны помочь Вам удалить все следы Вашей идентичности. Насколько это касается мира, Вы должны оставить Ваше тело там, где Вы, очевидно, утонули ради блага мира - безобидный маскарад, чтобы ввести в заблуждение людей и послужить для других слабых примером. Вы готовы?"

"Да".

"Тогда снимите вашу одежду и замените её на этот костюм".

Я подчинился и сменил свои одеяния, получив взамен другие. Затем один из группы, вынув из-под низа своей мантии коробку, содержащую несколько бутылок с жидкостями, принялся ловко смешивать их, а затем он покрыл моё лицо составом, который после смешивания жидкостей принял бесцветный вид.

"Не бойтесь умываться, - сказал ведущий - эффект этого лосьона достаточно постоянный, пока Вы живете в этой стране".

Я провёл рукой по своему лицу. Оно было покрыто морщинами, как могла бы сморщиться желатиновая плёнка сильного тонина или вяжущей жидкости. Под своими пальцами я ощущал подобие морщинистого лица очень старого человека, но не испытывал боли. Напрасно я пытался разгладить морщины, сразу же после прекращения надавливания моей рукой морщины появлялись вновь.

Далее другой человек нанёс бесцветную жидкость на мои волосы и бороду. Он хорошо их растёр и потом насухо вытер полотенцем. Перед моим лицом поставили зеркало. Я подался назад - трансформация была полной. Мой внешний вид изменился совершенно. Моё лицо стало старым и морщинистым, а волосы – белыми, как снег. В изумлении я закричал:

"Я сумасшедший! Это не сон?"

"Это не сон. Но, используя методы в точном соответствии с законами физиологии, мы смогли преобразить Вашу внешность из зрелого мужчины в старого человека, но без ослабления Вашей жизненности". Один из покрытых масками людей открыл любопытную маленькую шкатулку, которая, как я определил, была напичкана перегонным кубом и другими алхимическими фигурками и была выполнена в восточном стиле. Он вытащил оттуда фонарь, который зажёг вощеным фитилём. Вспыхнувшее пламя, сначала полыхнуло голубым цветом, затем жёлтым, потом фиолетовым и, наконец, красным. Казалось, что с каждой мутацией оно становилось более странным и жутким. Я беззвучно смотрел на его фантастические изменения. Вскоре после этих преобразований оно запылало ровным странным кроваво-красным оттенком. Теперь человек держал над пламенем крошечную чашку, которая, через несколько мгновений, стала шипеть и дымиться, испуская необычный полусветящийся пар. Мне приказали вдыхать его.

Я колебался, во мне возникла мысль: "Теперь я другая личность, настолько ловко замаскированная, что вероятно мои собственные друзья не узнали бы меня. Этот пар предназначен для того, чтобы удушить меня, и моё тело, если его найдут, не будет опознано, его не смогут идентифицировать".

"Не бойтесь, - сказал ведущий, как будто читая мои мысли - опасности нет". И я сразу понял, быстро рассуждая, что если бы потребовалась моя смерть, то моё тело могло бы быть быстро уничтожено, и вся эта церемония была бы ни к чему.

Я больше не сомневался и вдохнул пар в свои легкие. Пар поднялся и свободно распрямил мою грудь. Затем спросил: "Этого не достаточно? " Теперь отчаяние охватило меня. Голос мой больше не звучал полным тоном мужчины средних лет и совершенного здоровья. Он скрипел и дрожал, как будто охваченный параличом. Я увидел своё отражение в зеркале - старый человек с морщинистым лицом и белыми волосами. Теперь я слышал свой голос восьмидесятилетнего человека.

"Что вы сделали? "- закричал я.

"Мы выполнили Ваши приказания. Вы сказали нам, что готовы оставить себя самого здесь - и вот работа выполнена. Человек, который вошёл, теперь исчез. И если бы Вам предстояло находиться на улицах вашего родного посёлка и крикнуть вашим прошлым друзьям - "это я - тот, которого вы ищете", то они улыбнулись бы и назвали Вас сумасшедшим ". "Знайте, - продолжал голос - что в восточной метафизической мудрости больше истинной философии, чем в олицетворенных науках сегодняшнего дня. Это даёт возможность в случае необходимости для того, кто стоит за пределами внутреннего и внешнего боготворимого Учителя, привлечь сокровища из оккультной мудрости владений восточных мудрецов, которые ничего не забывают и ничего не теряют. Разве нам не было позволено выполнить его повеления хорошо?"

"Да, - прохрипел я - и я желаю, чтобы вы сделали это лучше. Чтобы я был как мёртвый".

"Когда придёт время - если это необходимо - Ваше мёртвое тело выловят из воды,- последовал ответ. - Свидетели видели трагедию утопления и, безусловно, опознают тело".

"И я могу уходить? Я теперь свободен?" - спросил я.

"А этого - сказал он - мы не можем знать. Наша часть работы выполнена, и мы можем возвращаться в наши родные земли и снова приступать к разностороннему обучению. Насколько это касается нас, Вы свободны, но нам было указано передать Вас другим - тем, кто будет исполнять приговор дальше. Существует следующий этап".

"Скажите мне, - закричал я, снова падая духом - скажите мне полную меру моего приговора".

"Это неизвестно нам и, вероятно, неизвестно любому другому человеку. Насколько это касается членов нашего ордена, Вы сейчас исчезли. Когда Вы скроетесь из виду этой ночью, мы разделимся, и будем знать о Вас и Вашем будущем не больше, чем о тех из нашего действующего ордена, кто проживает в этой части страны. Мы не знакомы лично с гидом, который будет избран проводить Вас дальше, и с тем, кто появится в надлежащее время. Мы даже не догадываемся о последствиях Вашего путешествия. Мы только знаем, что Вас не убьют, ведь Вы должны провести работу. Вы будете существовать дольше других вашего возраста, которые умрут. Прощайте, брат, мы исполнили наш долг, и с Вашего позволения должны теперь вернуться к нашим многочисленным занятиям. За короткое время все следы вашей неудачной попытки, преступления, которое Вы совершили, напечатав наши сокровенные тайны, исчезнут. Даже теперь эмиссарам предписано собрать и уничтожить письменные рекорды Вашей слабости. С уничтожением такого свидетельства - а каждая копия должна быть надёжно уничтожена - и с исчезновением его от людей - ибо этому также надлежит быть исполнено - наша ответственность за Вас прекратится".

Каждый из семи человек выступил вперед и пожал мою руку, отдавая мне пожатие братства. Затем без слов они поочередно и молча ушли во тьму. Как только последний человек исчез, в двери появился силуэт, одетый и замаскированный, точно как и те, кто ушли. Он снял с себя чёрную мантию, в которую был облачён, сорвал со своего лица маску и предстал передо мной стройный, великолепной внешности молодой человек. Я видел отчётливо его при свете свечи. Меня сразу же поразило его дружеское весёлое выражение лица, и в моём сердце появилась внезапная надежда. На время я забыл о том превращении, которое произошло с моей личностью и которое было безболезненно, не оставив ни одного физического ощущения, ни одной мысли о том, что я в прошлом существовал. Моя душа всё еще была моей собственной, как я представлял. Моя кровь как будто не изменилась и должна течь так же быстро, как и раньше. Моя сила не изменилась. В самом деле, я был в сознании расцвета жизни.

"Простите меня, отец, - сказал странник - но мне была предписана работа в качестве гида первой части Вашей поездки, и я информирую Вас, что намерен её исполнить".

Его голос был мягкий и приятный, поведение уважительное, но та необычная манера, с которой он говорил, убедила меня в том, что он знал, что в качестве гида должен проводить меня к какому-то заранее определённому месту. То, что он намерен поступить так, было очевидно - с моего позволения или без него.

"Почему Вы называете меня отцом?" - попытался я сказать, но как только первые слова сорвались с моих губ, воспоминания о событиях ночи обрушились на меня, так что вместо своего голоса я узнал пискливый голос старого человека, коим я теперь стал, и мой язык осёкся, предложение осталось невысказанным.

"Вы спросили меня, почему я назвал Вас отец? Потому, что мне указано быть Вашим сыном, заботиться о Ваших нуждах, сделать Ваше путешествие насколько возможно лёгким и приятным, тихо и заботливо проводить Вас до того места, которое следующим испытает Ваш интерес".

Я, свободный человек, стоял перед ним в расцвете лет, полон энергии, и этот юноша сам вмешался между мной и моей свободой. Должен ли я позволить этому хрупкому молодому человеку увезти меня отсюда, как заключённого? Не лучше ли было отставить его в сторону, а если необходимо, то и бросить его об землю и идти вперёд к своей свободе? Я всё ещё колебался, ведь он мог иметь приятелей снаружи, вероятно, он был не один.

"Возле нас нет компаньонов,- сказал он, читая мои мысли - и если я не кажусь страшным, то вполне естественно, что в Ваш ум могла придти мысль о возможности побега, но Вы не можете избежать своей судьбы и не должны предпринимать попытки отказаться от моей компании. Вы должны покинуть эту местность, и покинуть без сожаления. Чтобы Вы могли добровольно согласиться, я предлагаю вернуться вместе к вашему дому, который, однако, больше не будет Вашим. Я буду сопровождать Вас, как компаньон, как Ваш сын. За одним исключением - Вы можете говорить с кем-либо, к кому обратитесь, можете навестить любого из Ваших старых приятелей, открыто говорить, кто Вы такой, и кем или чем Вы стали. Но я должен иметь привилегию вступать в разговор".

"Согласен" - крикнул я и протянул свою руку. Он пожал её, и при свете свечи я увидел, как по его лицу пробежало особенное выражение, когда он добавил.

"Как я уже сказал, и Вы пообещали, только с одним человеком Вы не должны говорить - с Вашей женой".

Я склонил голову, и поток печальных воспоминаний нахлынул на меня. Единственный на свете человек, которого я жаждал встретить, сжать в своих объятиях, поведать о своём горе, была моя жена. Я умолял его отменить этот жестокий запрет.

"Вы должны были думать о ней раньше, теперь слишком поздно. Разрешить Вам встретиться с ней и говорить было бы слишком опасно. Она могла бы проникнуть в Вашу маскировку. С остальными не страшно".

"Я должен идти с Вами в неизвестное будущее без прощального поцелуя моего маленького ребёнка и моего грудного младенца трёх месяцев от роду?"

"Так было приказано".

Я упал на пол и зарыдал.

"Это слишком тяжело, слишком тяжело перенести человеческому сердцу. Жизнь не имеет очарования для человека, от которого отнято всё самое дорогое - дом, друзья, семья".

"Люди, которые отказываются от таких наслаждений и удобств, являются теми, кто совершает величайшее благо для человечества,- сказал юноша. Множества существуют для размножения расы, люди, как и животные, но исключительным филантропом является тот, кто отказывается от материального блаженства и наказывает себя, чтобы разрешить такую проблему, какую Вам приказано решить. Не спорьте больше - линия намечена, и Вы должны прямо следовать по ней".

Хотя была осень, ночь была пронизывающе холодной. При пламени старого камина в бревенчатом домике, он бросил в огонь своё чёрное одеяние, и как только оно превратилось в пепел, последние доказательства живых действий, через которые я прошёл, были уничтожены. Лёжа в рыданиях на полу, я пытался рассуждать с собой о том, что всё, что я пережил, было галлюцинацией. Я дремал, затем проснулся встревоженный, в полусознании, как от кошмарного сновидения. Я сказал себе "сон, сон" и снова уснул.

Глава 8

Урок умственного обучения

Когда я проснулся, дверь помещения открылась, ярко засияло солнце, и мой друг, такой счастливый и беззаботный, сказал: "Отец, скоро мы должны начать наше путешествие, я извлек пользу из вашего освежающего сна и заказал завтрак вон в том фанерном доме. Наша еда ждёт нас".

Я поднялся, умыл своё морщинистое лицо, уложил свои седые волосы и вздрогнул, когда увидел в карманном зеркальце отражение своей фигуры явно постаревшего дряхлого человека.

"Не тревожьтесь о своём состоянии,- сказал мой компаньон - Ваши слабости не настоящие. Лишь немногим было когда-либо позволено испить богатства того откровения, которое ожидает Вас. Ввиду таких ожиданий действительность того, что Вы преждевременно постарели во внешности, не должна Вас огорчать. Будьте добры сердцем, и когда Вы только скажете, мы начнём наше путешествие, которое начнется тогда, когда Вы скажете последнее "прощай" Вашим друзьям и знакомым".

Я не ответил, но молча пошёл с ним, ибо мысли мои были в прошлом, а мои размышления были далеко не из приятных. Мы подошли к фермерскому дому, и, наблюдая за заботой и вниманием, оказанными мне миловидной хозяйкой, я осознал, что, по крайней мере, в одном отношении пожилой возраст принёс своё возмещение. После завтрака из фермерского амбара показался человек и привёл нескольких лошадей, запряженных в открытый весенний экипаж. Он выполнял распоряжение моего гида. Я вошёл в сопровождении моего молодого друга, который приказал ехать в направлении той деревни, из которой я был похищен. Казалось, он знал мою прошедшую жизнь так же, как и я. Он попросил меня выбрать тех из моих друзей, с кем я хотел бы попрощаться, даже упомянув их имена. Он представлял собой терпеливого доверчивого сына, и меня настолько начала изумлять его смелость, что я даже восхитился его доверительностью.

Когда мы проехали некоторое расстояние, мы начали разговаривать. Мы вместе сидели на заднем сиденье открытой весенней кареты на виду у прохожих и ни разу не пытались спрятать меня. Так мы путешествовали два дня. На нашем пути мы проехали большой город, через который меня раньше провезли мои похитители. Я обнаружил, что мой "сын" владеет великолепной способностью к общению и является богатым источником информации. Он становился более интересным, как только извлекал из своих глубин знание, наполняя мои слушающие уши чарующими звуками исторической и метафизической информации. Он никогда не недоумевал от слова или идеи и как будто различал мои размышления. И когда мой ум метался в том или ином направлении, он сразу же входил в канал моих фантазий и отвечал на невысказанные мысли, умственные вопросы или размышления настолько уместно, насколько я бы сам их высказал.

Его методы восприятия не сопровождались никаким стремлением ввести меня в заблуждение, поэтому его достижения заставили меня осознать, по меньшей мере, то, что я должен иметь в его лице дело с человеком, который, безусловно, обладает более чем обычным интеллектом и образованием. И как только это убеждение вошло в моё сознание, он сменил тему разговора и тотчас же ответил на мой молчаливый вопрос, сказав следующее:

"Не чувствовали ли Вы иногда, что в Вас могут существовать неразвитые ощущения, ждущие пробуждающего прикосновения, чтобы открыть Вам новый мир. Они могут быть полностью развиты, но пронизывают друг друга и нейтрализуются? Неподвижные закрытые круги, которых Вы не можете достичь, насыщенные окружности, спящие в пределах Вашего тела и не поддающиеся Вашим усилиям использовать их? Не видели ли Вы в своих снах сцены, которые слова не могут описать, способности, которые нельзя удержать в моменты пробуждения, рассеивающиеся в неосязаемое ничто, оставляющие лишь неясный затемнённый след при ускорениях ума или скорее тогда, когда владеющие Вами во время сна ощущения оставляют тело возвращающимся к жизненным функциям и духу? Это неосознанное восприятие других планов, находящихся за пределами или между собой, то есть не ментальных и не материальных, не находящихся ни здесь и нигде, но в целом принадлежащих человечеству. Они становятся очевидными от не удовлетворяемого желания людей заглянуть в глубины скрытого состояния того явления, которое не предполагает явного возвращения к человечеству. Это желание дало людям знание, которым они владеют в науках в их периоде младенчества. В настоящее время обучение в этом направлении идёт, в общем, на материальном плане. Но в будущем, люди достигнут контроля над далёкими ощущениями, дающими возможность продвинуться от видимого к изучению материи или силы, тонкой и неуловимой. Это возможно достигнуть посредством латентных способностей, о которых я говорил. Поскольку рудименты так называемых наук усложняются, то будет несознательное развитие умственных сил в изучающих природу. Шаг за шагом, когда пройдут века, при условии прогрессивных периодов эволюции, способности человеческие незаметно войдут в высшие фазы и дойдут до такого состояния, когда то, что сейчас возможно только для некоторых индивидуумов чистых эзотерических школ и при применении сегодня показалось бы чудодейственным, станет осуществимым для человечества в целом и будет находиться в точном соответствии с законом природы. Способ общения между людьми, при котором происходит волнение воздуха с помощью голосовых органов, производя механические пульсации этого посредника, является в высшей степени грубым. Сознание страстно желает встретить сознание, но всё ещё не может отбросить материю. Для того, чтобы одно сообщалось с другим, представление одного сознания желает передать другому то, что должно быть отражено на мозговой материи, которая это сопровождает, а то в свою очередь влияет на органы речи, порождая волнение воздуха посредством движения голосовых органов. Такое волнение через волнообразные движения достигает другого существа, действует на его слух, на земную материю его мозга, и, наконец, через этот окольный путь впечатляет сознание другого существа. При такой передаче колебаний происходит огромная трата энергии, и потеря времени, но эти методы необходимы в настоящее время, как медленный сильно затруднённый способ коммуникации. В развитом человеке есть врождённое желание к чему-то более облегчённому, и часто появляется частично развитое восприятие, призрачное и неясное, и существо чувствует то, что для простых смертных могло бы называться более яркой богатой жизнью, более высоким существованием, не отмеченное сейчас наукой. Такое приближение более глубокой игры способностей наиболее проявлено у людей при совершенной потере умственного "Я", когда это проживается во снах. Его человек не может уловить, как бы быстр он ни был, и оно рассеивается при пробуждении. В той мере, в какой развиты ментальные науки, исследователи обнаружат, что такой посредник, как воздух, не является необходимым средством для передачи умственных представлений от одного человека другому; что материальные звуки и словесные пульсации громоздки; что не проявленная умственная сила может быть использована для того, чтобы совершить большее, чем это может сделать речь, и что физические напряжения, служащие примером в движении материи, о чём я говорил, будут не нужны для умственного сообщения. Как только дверь за дверью в этих направлениях будут открываться перед людьми, так сразу раскроются тайна за тайной. Они исчезнут, как тайны, чтобы вновь появиться как простые факты. Феномены, являющиеся невозможными и нераскрытыми для учёного сегодняшнего дня, станут понятными для будущих множеств. И, наконец, когда постепенно разовьется более ясное знание, звуковой язык людей исчезнет, и человечество независимо от национальностей будет выразительно разговаривать в тишине и даже темноте на языке ума. То, что сейчас эзотерическое, станет экзотерическим. Тогда сознание встретит сознание, как моё сейчас соприкасается с Вашим. А в ответ на Ваш не произнесённый вопрос в отношении моих бесчисленных сил восприятия скажу, что они являются совершенно естественными. Хотя я и могу читать Ваши мысли, то ввиду того, что Вы не можете отвечать взаимностью, я должен использовать мой голос, чтобы произвести отпечаток на вашем уме. Об этом Вы будете знать больше, однако в будущие дни, потому что было приказано, чтобы Вас обучили предмету, который сейчас скрыт. В настоящее время Вы главным образом заинтересованы в тех жизненных делах, которые Вам знакомы, и не можете войти в более чистые сферы. Мы приближаемся к одному из Ваших бывших друзей. Может быть, Вам было бы приятно задать ему некоторые вопросы и попрощаться".

Глава 9

Я не могу установить свою личность

На удивление я заметил едущий в нашем направлении лёгкий экипаж, в котором находился один из моих старых знакомых. Радость от такого открытия побудила меня приподнять шляпу и помахать ею вокруг своей головы, приветствуя его даже на значительном расстоянии, которое тогда разделяло нас. Я был раздражён от взгляда любопытства, который пробежал по его лицу. До тех пор, пока обе коляски не остановились друг против друга, я не сообразил, что он меня не узнал. Я был так поглощен откровениями моего друга, что забыл о моей несчастной физической кондиции.

Я вытянул руку, дотянувшись почти до второй коляски, и серьёзно сказал:

"Ты не узнаешь меня? Ведь только недавно мы сидели и беседовали".

Взгляд недоумения выразился на его лице. "Я никогда Вас не видел, чтобы Вы могли меня помнить" - ответил он.

Я упал духом. Действительно ли могло быть, чтобы я так изменился? Я попросил его попытаться вспомнить мою прошлую личность, называя моё имя. "Я тот человек" - добавил я, но выражение его лица говорило яснее слов, что он считал меня умалишенным. Он тронул лошадь и поехал дальше.

Мой компаньон нарушил неловкое молчание: "Знаете, то, что я воспринял в подсознательном проявлении ментального языка между вами двумя, было особенно очевидно с Вашей стороны? Со всей искренностью Вашей души Вы хотели показать себя таким, каким Вы были раньше, перед тем человеком. А когда это оказалось невозможным, его ум без единого слова с его стороны выставил себя напоказ перед Вашим более искренним интеллектом, и Вы осознали, что он себе сказал: "Этот человек - чистый лунатик". Он сказал Вам на умственном языке свои мысли так же ясно, как если бы он сказал это словами, потому что интенсивная искренность с Вашей стороны ускорила Ваши способности восприятия. Но его ум не смог увидеть Вашего ментального состояния, и умоляющий голос явно странного перед ним человека не смог убедить его беззаботный летаргический разум. Однако я заметил вдобавок к тому, что Вы поняли, что он действительно Вас разыскивает. В этом состоит цель его поездки, и я узнал, что везде люди передают друг другу новости о том, что Вас похитили и увезли из тюрьмы. Так или иначе, скоро мы будем в деревне, и Вы услышите о себе больше".

Пока мы ехали в молчании, я размышлял о своей необыкновенной ситуации. Я не мог отказаться от себя без борьбы со своей приближающейся участью, я даже чувствовал ещё надежду, хотя в руках судьбы я оказался бессильным. Разве я не мог бы убедить друзей в своей подлинности? Забывая о том, что и тогда мой компаньон читал мои мысли, я решил при следующей возможности выбрать другой способ.

"Это не поможет, - отозвался мой приятель - Вы должны делать одно из двух: Вы добровольно едете со мной, либо насильственно отправляетесь в приют для умалишенных. Никаким способом ни Вы, ни я не сможем убедить других, что очевидно дряхлый старик рядом со мной вчера был полон сил, здоров и молод. Вы поймёте, что не сможете доказать свою идентичность. И как Ваш друг, один из великого братства, к которому Вы принадлежите и ремеслу, милосердно занимающемуся со всеми людьми и их проблемами, я советую Вам, как можно скорее, примириться с Вашим положением после того, как Вашему сознанию станет очевидно, что Вы потеряны для Ваших прошлых привязанностей. Отсюда следует, что Вы являетесь странным человеком для людей, которых знаете. Последуйте моему совету: прекратите жалеть о прошлом и весело поверните Ваши мысли к будущему. С одной стороны для Вас открыт приют для душевнобольных, с другой - путешествие в неведомый край за пределами любой известной страны. С одной стороны - заключение и подчинение, возможно, оскорбление и пренебрежение, а с другой - освобождение души, развитие способностей и вмещение высшего знания, которое отказано большинству людей - да, изъято от всех, кроме немногих в каждом поколении, потому что только те немногие, неизвестные миллионам обитателей, прошли по дороге, которую Вам предстоит пройти. Именно сейчас Вы пожелали встретить Вашего недавнего тюремщика. Это мудрое решение, и если он не признает Вас, то я искренне спрашиваю - кто смог бы? Мы едем прямо к его дому, но вот и он".

Действительно, сейчас мы были в деревне, где началось моё ничтожное приключение. Вероятно случайно, мне показалось, что иначе и быть не могло - мой бывший тюремщик приближался к нам.

"Если Вам будет угодно, - сказал мой компаньон - я помогу Вам выйти и Вы сможете лично поговорить с ним".

Наш экипаж остановился, мой гид начал с тюремщиком разговор, сказав, что его друг хочет с ним побеседовать. Затем он помог мне выйти и отошел на расстояние. Я раздражался от своих недостатков, которые в высшей степени стесняли меня, но я знал, что они были искусственны. Тело моё не соглашалось, в то время как дух тревожился, но чтобы я мог контролировать свои действия, я невольно стал вести себя как немощный старик. Однако ум мой был собран, эта попытка доказать мою личность должна быть последняя, теперь неудача укажет на поворотный пункт, и я охотно пойду со своим компаньоном в неизвестное путешествие, если не смогу убедить тюремщика в своей подлинности.

Выпрямившись перед ожидающим тюремщиком, который со взглядом любопытства считал меня странным человеком, я спросил, не знает ли он мою прошлую личность, назвав своё имя.

"Да, знаю, - ответил он - и если бы в этот момент я смог бы найти его, то с моих плеч свалилась бы тяжесть беспокойства".

"Вы уверены, что узнали бы его, если бы встретили?" - спросил я.

"Безусловно, - ответил он - и если Вы принесли новости о его местонахождении, о чём указывает Ваше поведение, то скажите мне их, чтобы я мог освободиться от беспокойства и подозрения".

Называя тюремщика по имени, я спросил его, не напомнил ли мой компаньон ему о человеке, которого он хотел бы найти.

"Ни в коем случае".

"Послушайте, не напоминает ли Вам мой голос тот, который был у исчезнувшего заключённого?"

"Ни в малейшей степени".

С мощным усилием я выпрямился насколько мог, и стал прямо перед ним, напрягши до предела каждый лицевой мускул, тщетно пытаясь привести моё морщинистое лицо к прошлой гладкости. С энергией тонущего человека, хватающегося за любой попавший предмет, я пытался контролировать свой голос и сохранить свою идентичность подобными действиями, неистово умоляя, упрашивая его выслушать мою историю. "Я человек, которого Вы ищете, я арестованный, который несколько дней тому назад пребывал в расцвете жизни перед Вами. Меня тайно увезли от вас два человека, находящиеся в союзе с оккультными силами, расширяя их среди закрытых мистерий, и превращая их в силы, освещающие настоящее и невидимое прошлое. Эти люди при помощи дьявольских и искусных манипуляций и контроля силы, развитой в тайне прошлых веков и переданной лишь немногим способным, превратили сильного человека, которого Вы знали, в очевидно слабого, что сейчас стоит перед Вами. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда я был несогласным арестованным, обвинённым в долге - пустяковой сумме, а затем в качестве угрюмого заключённого я страстно ожидал свободу. Теперь я умоляю Вас со всей силой своей души, я прошу Вас взять меня обратно в камеру. Запечатайте ваши двери и держите меня снова, потому что ваша темница сейчас для меня будет как рай".

Я чувствовал, что становлюсь неистовым, ибо осознавал, что с каждым моим словом тюремщик становится всё более нетерпеливым и раздраженным. Я понимал, что он верил в то, что я сумасшедший. Упрашивания и мольбы ни к чему не привели, и мой энтузиазм быстро перешёл в отчаяние. Я воскликнул: "Если Вы не верите моим словам, то я брошусь на милость моему юному приятелю. Я прошу Вас принять на рассмотрение его свидетельство, и если он скажет, что я не тот, за кого себя выдаю, то я оставлю свой дом и страну и молча пойду за ним в неизвестное будущее".

Он повернулся, чтобы уйти, но я бросился перед ним и поманил к себе рукой молодого человека, который до того времени отчуждённо стоял в почтительном молчании. Он подошёл и, обращаясь к тюремщику, назвал его по имени и подтвердил мою историю. Да, это звучало странным для меня, что он слово в слово передал суть моего рассказа, как я его повторил. "Теперь Вы этому поверите, - закричал я в экстазе - Вам больше не нужно спрашивать о фактах, которые я Вам изложил".

Но вместо того, чтобы согласиться с рассказом свидетеля, тюремщик стал его упрекать:

"Это преднамеренное соглашение, чтобы поставить меня в глупое положение и дальнейшее затруднение. Вы оба сочинили невероятную историю, пригодную лишь для того, чтобы её рассказать таким же сумасшедшим и коварным людям, как вы. Этот молодой человек вообще не слышал Вашего разговора со мной, и тем не менее повторяет свой урок, не спрашивая меня, что я хотел бы от него узнать".

"Он может читать Ваши мысли" - закричал я в отчаянии.

"А Вы более сумасшедший, чем я решил по Вашему виду, - ответил тюремщик - из всех вообразимых невероятных историй вы попытались вовлечь меня, чтобы я признал то, что является самым безрассудным. Если вы объединились вместе для некоего намерения мошеннического характера, то я вас сейчас же предупреждаю, что не в настроении заниматься глупостями. Идите своей дорогой и не беспокойте меня больше вашими глупейшими махинациями, которые должны принадлежать злодейству или лунатизму". Он сердито повернулся и ушёл от нас.

"Как раз то, что я и предсказывал, - сказал мой компаньон - Вы потеряны для людей. Те, кто знает Вас лучше, первыми отвернутся от Вас. Я мог бы ради Вашего интереса стать таким же бешенным, как и Вы, и вышло бы лишь то, что Ваша история показалась бы более экстравагантной. В человеческих делах люди судят и действуют в соответствии с тем ограниченным знанием, которое в распоряжении множеств. Свидетельства правды, которые часто бывают в наших судах, заглушаются решениями узколобого жюри. Люди, заседающие в жюри, имеющие слабое представление о фактах случая, изложенного перед ними, люди, которые манипулируют ими, являются всего лишь орудиями в невидимых руках, втягивающих их сознания в антагонизмы, не объяснимые для человека. Судья часто бывает не осознающим орудием своих собственных ошибок или ошибок других. Один знающий судья развязывает то, что другой завязал, каждый основывает свои взгляды на одном и том же показании, на одном и том же авторитете. Ваш случай является тем состоянием ума, которое люди называют помешательством. Вы можете видеть больше того, что скрыто от других, потому что ознакомились с фактами, запрещающими признать их узкое образование. Но из-за того, что большинство против Вас, Вас и считают умственно неуравновешенным. Человеческая философия ещё не понимает условий, которые были задействованы при Вас. Поскольку Вы одиноки, хотя и правы, все люди будут Вам противостоять, и Вы должны допустить точку зрения плохо осведомлённого большинства. В глазах нынешнего поколения Вы сумасшедший. Прошлое жюри присяжных заседателей не могло сделать ничего, кроме как вынести своё решение. Ведь Вы находитесь не на том же ментальном плане, и я спрашиваю, будете ли Вы снова пытаться достичь того, что было бы то же самое, что выпить одним залпом воды озера Сенека? Сходите к тем людям и предложите им осушить до дна то озеро за один глоток, и Вас выслушают с такой же серьезностью, с какой Вы упрашивали бывших приятелей поверить, что Вы не тот человек, которым кажетесь. Только удлиненная жизнь может быть доверена порождению физических изменений, которых можно достигнуть при благоприятных условиях в короткий период. И то показание, что Вы смогли сделать, при нынешнем состоянии человеческого знания добавило бы доказательств Вашего сумасшествия".

"Я понимаю, я понимаю, - признал я - и допускаю. Ведите меня, я готов. Что бы не случилось, это ведёт лишь к могиле".

"Не будьте в этом так уверены" - был ответ.

Я инстинктивно задрожал, потому что этот ответ намекал на то, что спокойствие могилы было бы предпочтительнее моей судьбы.

Мы снова сели в экипаж. Как только мы поехали, последовала глубокая тишина, и мы смотрели отвлеченно на неподвижные поля и одинокие фермерские дома. Наконец, мы доехали до маленького посёлка. Здесь мой приятель отпустил фермера, нашего возничего, заплатив ему хорошо, и заказал номера в доме одной семьи (думаю, что нас там ожидали). После обильного ужина мы удалились на отдых. После того времени, когда мы покинули тюремщика, я никогда не пытался раскрыть свою личность. Я потерял свой интерес к прошлому и обнаружил себя страстно жаждущим узнать своё будущее, которое пролегло передо мной.

Этидорпа

Глава 10

Моё путешествие к краю Земли начинается. Братство Адептов

Мой компаньон не пытался следить за моими передвижениями или каким-то образом вмешиваться в мою свободу.

"На некоторое время мне нужно будет уйти,- сказал он - чтобы позаботиться обо всём необходимом для нашего путешествия, а пока я буду заниматься подготовкой, Вам следовало бы занять себя наилучшим образом. И всё же я спрашиваю - теперь Вы можете поклясться в том, что, как и обещали, не будете искать жену и детей? "

Я пообещал ему это.

"Поднимите Вашу руку - сказал он, и я повторил за ним – Я торжественно  и честно обещаю и клянусь, что буду твёрдо и непоколебимо держать свою клятву без малейшего колебания, оговорок или какого-либо самоуклонения".

"Это годится. Смотрите, чтобы на этот раз Вы сдержали клятву" - произнёс он и уехал. Прошло несколько дней, прежде чем он вернулся, и в течение того времени я был любознательным и молчаливым слушателем рассказа о тех догадках, которые многие делали по поводу моего похищения, вызвавшего общий интерес. Некоторые развитые теории были недалеки от истины, другие же - дикие и бредовые. Каким нелепым казалось мне то, что сам участник событий находился в центре, жаждущий свидетельствовать, готовый доказать истину в отношении своего положения, и, тем не менее, не способный добиться того, чтобы его выслушали должным образом как раз те, кто наиболее заинтересован в его нахождении. Мужчины собирались для того, чтобы обсуждать "ужасное", женщины и даже дети говорили о чём-то ещё. Было очевидно, что вся страна поднялась. На этом событии новые политические издания подняли свои тиражи, а человек, который был главной причиной возбуждения, оказался в это время вольным или невольным слушателем, поскольку был вольным или невольным актёром трагедии.

Однажды утром мой компаньон приехал в лёгком экипаже, запряжённом прекрасными энергичными чёрными лошадьми.

"Теперь мы готовы" -  сказал он, и моё беспрецедентное путешествие началось.

Где бы мы не останавливались, я слышал упоминания о моём имени. Мужчины собирались друг против друга, брат против брата, сосед против соседа. Везде в воздухе чувствовалась подозрительность.

"Только после некоторого времени эти люди успокоятся" - сказал я.

"Обычное понятие времени, как чего-то неописуемого, проходящего с постоянным ритмом, является ошибочным, - ответил мой приятель -  время лучший друг человечества, его следовало бы изобразить прислуживающим ангелом, а не скелетом с песочными часами и косой. Время не летит, оно постоянно и неподвижно, хотя неутомимая, заряжённая силой материя спешит вперёд. Сила и материя спешат вперёд, время - покоится. При нашем рождении мы пробуждаемся и, подобно машине, определённое количество лет движемся со скрежетом против времени. Мы содержим в себе определённое количество энергии, которая в качестве исчезающей формы материи является оппонентом времени. Мы трёмся о самодовольный дух и уносим прочь не время, а самих себя. В неодушевлённых предметах время не имеет существования. Это восприятие человеческого интеллекта. Время есть покой, совершенный покой, такое спокойствие, которое человек никогда не осознает, пока не станет частью благостной тишины, по направлению к которой дрейфуют человеческие ум и жизнь. Таково время. Теперь о жизни. Нарушенная энергия - одна из её форм, которую мы называем жизнью, и эта жизнь есть великий враг мира, оппонент непоколебимого совершенства. Чистая энергия, Душа Вселенной, пронизывает всё, с чем знаком человек, в то время, как состояние покоя, человеком не воспринимаемо, хотя нарушенная энергия, согласно своему положению, является очевидной в качестве силы или материи. Субстанция или материальное тело есть проявление следствия волнения энергии. Снимается причина турбулентности - и проявления исчезают. Таким образом, Вселенная может быть погашена без выведения из равновесия космоса, который остаётся. Миры, известные человеку, являются условиями аномальной энергии, проходящей на раздельных планах сквозь то, что человек называет пространством. Они привлекают к себе тела подобного рода и отсюда влияют друг на друга. У каждого из них отдельное существование, они раскачиваются взад и вперёд в результате воздействий различных нарушений энергии, общей для их ранга или порядка, которые мы называем формами сил. Неустановившаяся энергия допускает также иные многочисленные выражения, которые неизвестны человеку, но во всех воспринимаемых формах характеризуются через движение. Чистая энергия не может быть оценена умами смертных. Существуют невидимые миры помимо тех, которые мы воспринимаем в нашей планетной системе, недостижимые центры эфирной структуры вокруг нас, пребывающие на более высоком плане развития, чем наша земная материя, являющаяся  плотной формой расстроенной энергии. Существуют также и более низкие планы. Знакомство человека с формами энергии является результатом его способности восприятия этих энергий, частью которых он является. Тепло, свет, притяжение, электричество и магнетизм вечно присутствуют во всех осязаемых субстанциях. Хотя они более чистые, чем земля, тем не менее, они являются проявлениями абсолютной энергии, и по этой  причине осязаемы для человека, но более мимолётны, чем материальные тела. Наверное, Вы понимаете, что если бы эти волнения были устранены, материя или сила превратились бы обратно в чистую энергию и исчезли. Такое разобщение есть эфирное существование, и как чистая энергия, жизненный дух всех материальных вещей не холоден и не горяч, не тяжелый и не лёгкий, не твёрдый и не жидкий или газообразный. В качестве смертных, ныне существующие люди не могут видеть, чувствовать, ощущать, осязать, даже представлять себе его. Так же, как и мы, он проходит через пространство, сам мир, прозрачный для материи, как и материя для него, неощутимый, но вечно пребывающий. Это реальность для более высоких существований, покоящихся на иных планах, но не для нас; сущность, подлежащая научной проверке, но не существо. Вы ещё не в том положении, чтобы судить надлежащим образом об этих проблемах и их отношениях с другими в невидимых глубинах запредельности. Но через многие годы Вам будет дано новое ощущение или развитие латентных ощущений, через устранение чувств более плотных и частичное видение неподозреваемого невидимого -  сферы, которая для Вас ещёнеизвестна.

Было указано, чтобы немногие избранные время от времени проникали за покров, разделяющий настоящую жизнь смертных от будущей, и Ваша жизнь была решена избранными. Это является, либо должно считаться, привилегией - быть допущенным пройти дальше того, к чему подошла пока человеческая философия в исследовании проблем жизни. Это я говорю, чтобы приободрить Вас. В нашем ордене есть горстка людей, получивших аккумулированные плоды близкого внимания, которое они уделяли предметам, переданным им поколениями людей, предшествовавших нынешнему. Вам предназначено стать одним из них. Изучение полуоккультных наук способствовало таким избранным, овладению некоторыми скрытыми истинами бытия и победе над смертью, отчасти, посредством развития новых ощущений. Эти факты скрыты от обычного человека и от работников нашего братства, направленных к земле, которые не в состоянии даже перевести слова, изучаемые ими. Способы, которыми был пролит на них свет, закрыты от человека, потому что мир не готов получить их - самость является ведущей страстью нынешнего человечества. До тех пор пока цепь очевидности не станет более завершенной, публичность будет стеснять  дальнейшую эволюцию, ибо человек всё ещё живет на плане самолюбия".

"Вы имеете ввиду то, что среди людей есть несколько человек, овладевших силами, о которых Вы упомянули?"

"Да, они продвигаются повсеместно сквозь все слои общества, и их достижения не известны никому, кроме их самих и, как максимум, немногим. Эти адепты - люди науки и их могут не признавать даже в качестве членов нашей организации, и, ввиду явных причин, им довольно часто приходится быть неизвестными. Обучения ведутся в разных направлениях, и наставники должны учить других  выполнять определённые обязанности, которые нужны великой эволюции. Отсюда следует, что когда человек становится одним из нашего братства, а также когда он готов и назначен готовить других к нашей работе, ему надлежит, в свою очередь, служить людям и, в конечном счете,- человечеству".

"Могу ли я заключить из этого, - воскликнул я, и внезапный свет озарил меня - что тот алхимический манускрипт, который привёл меня к братству, к коему Вы относитесь, был искусно задуман, чтобы служить интересам организации?"  На этот вопрос я не получил никакого ответа. Через некоторое время я получил информацию в отношении ордена, на этот раз с большим успехом.

"Я так понимаю, что Вы предлагаете мне совершить поездку исследования во имя блага нашего ордена, а также человечества".

"Верно. Необходимо, чтобы наши открытия сохранялись живыми. Нужно, чтобы люди, делающие такую работу, принимали доверие их собственного согласия. Так, кто не соглашается прибавить к нашей общей копилке знания и понимания, должен считаться отошедшим за грань природы. Но лишь немногие призваны выполнить то, что должны выполнить Вы. Люди разбросаны по всему миру, если иметь в виду их цель, и о них не знают их семьи и даже другие члены их ордена. Они строго хранят наши священные откровения, и разделяют их с другими, на кого указывается, поэтому ничто не погибает. В конце концов, человечество выигрывает.

Также и то, что Вы скоро будете делать, другие сейчас изучают предписанные им части безбрежного поля, собирая дальнейшее знание. Они доложат о своих результатах тем, чьей обязанностью является сохранение и формулировка общей суммы фактов и принципов. Поэтому то, что неизвестно большинству из  нашего ордена, руководствуясь нашим эзотерическим учением, немногие избранные, проходят, как отличительную, линию, разделяющую жизнь от смерти, материю от духа. Ведь у нас есть члены, которые решили эти проблемы. Тем не менее, мы не просим помощи у дьявольских сил, некромантии или чёрного искусства. И Ваше изучение алхимии было бесполезным, хотя для того, чтобы сохранять жизненные истины, алхимия и является частью нашей работы. Мы действуем в точном соответствии с законами природы, которые ещё станут известны всем людям. Печаль, страдание и боль всевозможного рода являются врагами членам нашего ордена, так же как и всему человечеству. И мы надеемся в будущем настолько овладеть ныне скрытыми тайнами природы, чтобы быть в состоянии управлять антагонистическими волнами энергии, с которыми везде сталкивается человек, чтобы подчинить себе физических врагов расы, воссоединить религиозную и философскую мысли, культивируя братскую любовь - фундамент и краеугольный камень, цемент и союз нашего братства".

"И мне, в самом деле, предстоит важная участь в этом замысле? Я был отставлен в сторону для исследования неизвестного рода некоего тайного знания, чтобы снова вернуться?"

"На это я Вам отвечу, - сказал он, избегая прямого ответа - что Вы были избраны для участи, которую требуется принять одному из тысячи. Вам предстоит войти в сферу, которая вынесет Вас за пределы нынешних границ человеческого наблюдения. Я был проинструктирован настолько, чтобы сообщить Вам то, что побудит Вас к выполнению Вашего долга. На вид я кажусь молодым человеком, на самом деле я пожилой. На вид Вы как будто немощны и стары, но Вы молоды.

Много лет назад, много циклов спустя после того, как люди стали отсчитывать время, я был поощрён к выполнению определённого труда, поскольку у меня усердный характер. Подобно Вам, я также должен был понести наказание за свою ошибку. Я исчез, что предстоит сделать и Вам, с глаз людей. Я снова обрёл юность, Ваша же утеряна навсегда, но Вы получите обратно больше, чем Ваша прошлая сила. Мы оба будем существовать после того, как это поколение людей уйдёт, и будем общаться с поколениями, которым ещё предстоит родиться, ибо мы познаем, как восстанавливать нашу молодую энергию, и будем предоставлять ей время и земную материю. Покой также обеспечен, так как предмет наших трудов принадлежит к наиболее похвальной природе, и при всех трудностях нас должна поддерживать реальность того, что множества людей, которым предстоит прийти, извлекут из них пользу".

Глава 11

Моё путешествие продолжается. Инстинкт

Нет необходимости вдаваться в подробности первой части моего длинного путешествия. Мой спутник был ведом с помощью восприимчивой способности, которая как компас, помогала ему придерживаться правильного курса. Он не выспрашивал тех, кого мы встречали, и не предпринимал попыток держаться одного направления, хотя он путешествовал в той части страны, которая была новой для него. Я изумлялся точности его интуитивного восприятия. Казалось, что он никогда не ошибался. Когда появлялась развилка, он совершенно беззаботно сворачивал направо или налево, но непрерывность движения никогда не нарушалась. Мысленно я начал было сомневаться, правильно ли он нас ведёт, забыв, что он читает мои мысли, и он ответил: "В самонаправляющей способности нет ничего странного. Разве человек не в состоянии следовать тому, в чём лидируют животные? Одним из предметов моего специального обучения было выяснение природы силы инстинкта животных, их проницательности. Ведущая чайка летит к своему месту через сотни миль неизвестной местности. Молодая свинья часто возвращается к своему загону по неизвестной для неё дороге, медлительная черепаха найдёт свой дом без провожатого, даже не замечая похожего предмета. Коты, лошади и другие животные обладают этой мощью, которая не есть необъяснимый инстинкт, а природное чувство, развитое у некоторый низших созданий лучше, чем у человека. Мощь пребывает спящей у человека, но тем не менее существует. Если мы развиваем одну способность, то теряем силу остроты у какой-то другой. В этом направлении в ментальном развитии люди потеряли, когда устремлялись к достижениям других. Если бы не было данных о том, что свет приносит предметы к узнаванию умом посредством глаза, то чувство зрения у животных рассматривалось бы людьми, лишенными его, как адаптивная способность в экстраординарных обстоятельствах или инстинкт. Поэтому там, где животные часто видят ясно, человек видит только темноту. Такой взгляд не является неотзывчивым действием без осознания цели. Человек не очень великодушен. Вместо того, чтобы считать достоверной высшую восприимчивую способность животных в некоторых направлениях, он отрицает их сознательное владение силами, несовершенно развитыми у животных. Мы эгоистически нацеливаемся поднять самих себя и поступаем в наших оценках так, что покрываем действия животных в одеяния безответственности. Из-за того, что мы не можем понять сущность их силы, мы утверждаем, что они действуют под влиянием инстинкта. Я бы определил термин инстинкт как выражение, которое употребляется людьми к серии ощущений, которыми человек владеет, но не развил. Слова используются человеком, чтобы охарактеризовать мыслительное превосходство других животных в некоторых направлениях, там, где его собственные чувства недостаточно развиты. Вместо того, чтобы воздать должное этим бесценным способностям у животных, человек самодовольно заявляет, что они являются невольными действиями. Проявляя невежество в их ментальном уровне, человек слишком надменен, чтобы допустить, что животные выше его в любом случае. Однако мы не последовательны. Разве не правда, что в том направлении, в котором Вы заинтересовались моей силой, некоторые люди через тренировку довольно часто становятся знающими более, чем их приятели? И такие люди уделяли мало времени систематическому обучению предметов, связанными с этими неотрицаемыми мыслительными способностями. Охотник придерживается своего курса в полнейшей темноте, проходя через неровности земли и избегая препятствия, которых он не видит. Факт его превосходства над другими не подлежит сомнению, хотя сам он не может объяснить свои методы, он даже не понимает, как они действуют. Его ускоренное чувство также можно озаглавить инстинктом, как и божественную мощь ведущей чайки. Если бы изучающие прекратили посвящать себя всецело развитию материальной, искусственной или научной стороне современной цивилизации, а направили своё внимание к другим формам ментальной культуры, то много красот и сил природы, ныне неизвестных, открылось бы. Однако в настоящих условиях этого не может быть, ибо борьба за пищу и тепло является самой важной, которой занимается человечество, и она контролирует наши действия. Во времена, которые безусловно наступят, когда всё знание людей объединится в одно всеобъемлющее целое, освещённая книга жизни будет содержать много прекрасных страниц, которые будет легко прочесть и о которых сейчас даже не подозревают, что они существуют. Мощь магнита не является единообразной. Инженеры знают, что стрелка компаса время от времени необъяснимо отклоняется, как только по земной поверхности пробегает линия, но они также знают, что, в конечном счёте, аберрации стрелки поправляются. Временные варьирования в несколько градусов, которые случаются по ходу компасной линии расчётного направления, как это показано на верньере, со временем истощаются. Если бы я должен был сбиться с моего курса, то это случилось бы лишь по глупости, и мы не смогли бы уехать дальше, прежде чем я не обнаружил бы подсознательно истинную дорогу. Я ношу свой магнит в уме".

Много таких объяснений или рассуждений по тем же вопросам было сделано в том, что я тогда считал как очень впечатляющую, хотя и не всегда удовлетворяющую манеру. Я вспоминаю эти эпизоды сейчас, после иных, более замечательных событий, которые ещё предстоит рассказать и записать их наспех с небольшим удивлением, потому что я прошёл через такие приключения, которые демонстрируют, что в утверждениях нет ничего недоказуемого, и я не буду тратить много время на дальнейшие подробности этой части моего путешествия.

Мы непринуждённо проезжали штат за штатом, пересекали реки, горы и нескончаемые на вид леса. Конечная цель наших путешествий - местность в штате Кентукки, как я впоследствии узнал, побудила моего спутника везти меня окольным путём к Виллилгу, штат Вирджиния, по обычной горной дороге того времени, вместо того, чтобы ехать, как он мог бы вероятно сделать гораздо легче, через Буффало и Лэйк Шор к северному Огайо, а затем на юг пересечь страну. Он сказал в объяснении, что время, потерянное в начале нашей поездки по этому маршруту, было с лихвой восстановлено лёгким путешествием по реке Огайо. По прибытию в Виллинг он освободил экипаж, и мы пересели на кильбот и проплыли по реке Цинцинатти. В начале река шла под уклоном, и до того, как мы прибыли в город Цинцинатти, она стала очень мелкой для пароходов, и наше плавание на боте с плоским днищем по медленному течению черепашьего потока оказалось утомительным и долгим. Приехав в Цинцинатти, мой гид решил подождать подъема воды в реке, задумав тогда завершить наше путешествие на пароходе. С наслаждением я провёл несколько дней в Цинцинатти, ожидая продолжения нашего курса на паровике "Текумзе", стоявшем в то время в порту и готовившемся к отправлению. В последний момент мой спутник изменил своё решение и вместо посадки на  то судно, мы отправились на пароходе "Джордж Вашингтон", покинув речной порт в среду 13 декабря 1826 года.

В течение всего путешествия от самого начала до конечной нашей цели мой гид всё оплачивал и не испытывал недостатка внимания от тех людей, с кем мы вступали в контакт. Везде он казался странником, и, тем не менее, он обладал талисманом, открывающим любую дверь, в которую он стучался, и дающим нам неограниченные удобства, где бы он не требовал их. Когда судно подошло к Смитленду, штат Кентукки - деревне на побережье Огайо, как раз над Падукой - мы высадились, и впервые мой спутник показался мне взволнованным.

"Наше путешествие вместе почти закончилось, - сказал он - через несколько дней прекращается моя ответственность за Вас. Наберитесь стойкости во имя будущего и мужественно перенесите все радости и невзгоды. Возможно, я никогда больше Вас не увижу, но так как даже сейчас Вы заметны в нашей истории и будете близко связаны с развитием плана, в котором я также заинтересован, хотя мне уготована иная участь, то вероятно я ещё услышу о Вас".

Глава 12

Открытая пещера. Холм Бисвела

В ту ночь мы остановились в пещере в Смитленде. Оставив это место после обеда на следующий день, мы отправились пешком по просёлочной местности к нижней части реки Кумберленд, идя неторопливо, задержавшись на несколько часов по ходу нашего маршрута длиной в несколько миль. Хотя это было и в декабре, климат был тёплый и мягкий. В доме моего прошлого подобное время года было бы отмечено снегом, градом и льдом, и нельзя было бы отличить одну местность от другой. Насколько же отличалась эта местность от моего родного штата. Огромные лесистые деревья - дуб, тополь, гикори стояли в величественных владениях огромных участков территории в одиночестве, о котором человек, насколько это касается его присутствия, никогда ранее не догадывался. Время от времени мы проходили маленькие пролески, которым вероятно предстояло увеличиться в будущем до внушительных массивов. Наконец, пересекли реку Кумберленд. В ту ночь мы отдыхали у господина Джозефа Уотса, жизнерадостного и воспитанного землевладельца, жившего на речном побережье. После того, как покинули его дом на следующее утро, мы стали продвигаться медленно, очень медленно. Казалось, что мой гид с неохотой идёт по местности. Он стал очень приятным спутником, и общение с ним было захватывающим.  Мы уткнулись в острый выступ горного хребта в то утро, когда ушли из гостеприимного дома господина Уотса. Это было в 4 или 5 милях от дома, но на противоположной стороне Кумберленда от Смитленда. Здесь был крутой обрыв, ведущий через низину к краю реки, основанию раздвоенной местности, омываемой водами реки Кумберленд, которая прорезала свой путь в прошлых веках через каменные минералы этого горного хребта. Мы вскарабкались на его вершину и там уселись. Оттуда я упивался красотами вокруг. У нашего подножья река грациозно  извивалась перед нами и исчезала в обоих направлениях, а её окрайности растворялись в лесу. Великий чёрный обрыв, возвышающийся над потоком, вырастал подобно горе на левой стороне реки. Нижние земли находились возле нас, и через реку на большом расстоянии появлялись холмы по направлению к реке Тенесси. С сожалением я отвёл свой взор от этого вида, и мы возобновили наше путешествие. Мы следовали по левой стороне реки к основанию чёрного обрыва - холму Бисвела, как его зовут скваттеры, и затем пошли по одной стороне того холма, проходя перпендикулярно. Под нами струилась река.

Я был глубоко впечатлён меняющимися красотами этого необычного пейзажа Кентукки. Однако, я удивлялся тому, что по мере того как я становился весёлым и полным энтузиазма, мой гид соответственно становился унылым и мрачным. Время от времени он впадал в задумчивость,  и однажды я поймал его взгляд, направленный на меня так, что я подумал, будто он выражает сожаление или зависть. Мы прошли по отвесному берегу Бисвела и оставили реку Кумберленд и её верхней конечности, в которую вливался другой приток. Отсюда мы пересекли местность после того, как поднялись  на некоторую высоту по этому притоку, обнаружив её холмистой и плодородной, с полянами, разбросанными то там, то сям. Во время путешествия мы то разбивали палатку на ночлег, то останавливались у поселенца, которого ещё нужно было найти в той редконаселённой местности. Иногда между приёмами пищи были раздражающие промежутки времени, но мы не страдали, так как несли с собой запасы пищи - сыр и бисквиты, купленные в Смитленде на всякий случай. Так что мы прошли внушительное расстояние в графство Ливингстон, штат Кентукки.

Я наблюдал удивительные стоки на земле, иногда конусообразные, затем снова отвесные. Эти впадины время от времени были значительных размеров и глубины, их было намного больше в верховьях, чем в низинах. Они были  немного похожи на нечто, напоминающее сточные сливные отверстия в штате Нью-Йорк, но чудовищны в сравнении. Первая впадина, которая привлекла моё внимание, находилась возле реки Кумберленд, как раз перед холмом Бисвела. Она была около сорока футов глубиной и тридцати в диаметре, с крутыми каменными сторонами, внутри которых росли кустарниковые растения на необычных местах там, где собиралась рыхлая почва на выступах камня, что неожиданно появлялось вдоль неровных поверхностей.

Дно углубления было плоское и плодородное, покрытое роскошной растительностью. На одной стороне основания этой гигантской вазы пещера уходила внутрь земли. Я стоял у края этого воронкообразного углубления и восхищался его необыкновенным видом. Дух любознательности, что часто действует на людей, когда появляется необычный пейзаж, овладел мною. Я спустился вниз, извиваясь от куста к кусту, и ступая по скалистым выступам, пока не достиг дна полости. Положив руку на чёрное отверстие в её центре, я почувствовал поток холодного воздуха, идущего снизу вверх. Я попробовал воткнуть туда длинную палку, но направление в отверстии было извилистым, что не позволяло мне провести исследование подобным образом. Я бросил в отверстие крупный камень. Он вращался и падал с лязгом вниз и вниз, пока, наконец, звук не исчез.

"Я бы хотел пройти внутрь полости, так же как и этот камень, и найти секрет этой пещеры" - подумал я, и мною овладела страсть к исследованиям, что вероятно бывает с большинством людей.

Мой спутник, сидевший на выступе каменной стены, ответил сверху на мои мысли:

"Ваше желание будет вознаграждено. Вы попросили о том, что уже лежит перед Вами. Вы будете там, где побывали немногие до Вас, и у Вас будет привилегия следовать в сферу природных чудес. Плодородное поле исследования ждёт Вас, такое, что превосходит Ваши самые смелые фантазии. Идите сюда и садитесь возле меня, ибо в моей обязанности сейчас сказать Вам нечто о той земле, к которой мы приближаемся - пещерных местах Кентукки".

Глава 13

Пуншевые чаши и пещеры Кентукки. "К неведомой стране"

"Эта часть Кентукки граничит с местом пещер, которые располагаются почти от штата Тенесси до реки Огайо, и от устья Кумберленд к востоку по направлению к центру штата и дальше. Эта обширная площадь есть необычный контур, он ещё мало изучен. Под поверхностью залегают слои известняка и песчаника, покрывающие толщину от десяти до ста пятидесяти футов. Часто появляются огромные массы конгломерата. Из этого конгломерата иногда состоят верхние слои горных хребтов, варьируясь по толщине от нескольких до шестидесяти и даже ста футов. Он бывает по характеру разносторонним, временами состоящим  большей частью из гальки, сцементированной железной рудой в компактные залежи, снова резко переходящие в песчаный камень или прекрасно полированные камни, лишенные гальки.Иногда конгломерат покоится прямо на известняке, но в части, которая около нас, более часто проходят отлоги и угольные жилы, и временами нижние и верхние слои конгломерата отделены залежью угля. Кроме того, неожиданно обнаруживаются жилы, носящие свинец, кристаллы галена, просеиваясь сквозь массы фтористого шпата, кальцитового шпата, известняка и глины, которые заполняют трещины между накренившимися стенами известняка и тяжёлого кварцевого песчаника. Долины, холмы и горы выросли из этого знаменательного слоя. Реки и затоки протекают через его расщелины, и под ними, прямо под залежами или над залежами глины, которая лежит под ним. В некоторых местах залежи угля или сланца перемешиваются со слоями известнякового камня.В других местах промежуточные пространства заполнены глиной и песком. Временами глубина нескольких известняков и залежей конгломерата велика, и они зачастую изрешёчиваются бесчисленными продольными и диагональными пространствами. Капли воды здесь и там отмыли более рыхлую землю и камень, создав гроты, которые всё ещё неизвестны людям. Но они будут открыты, чтобы показать красоту и фантастичность за пределами чего бы то ни было в природе, ныне известного. В других местах существуют пустоты между углублениями в скалах, лежащими одно над другим - чудовищные отверстия, созданные действиями эрозии рек, ныне потерянных, но протекавших бесчисленные века тому назад. Огромные параллельные долины и гигантские камеры, одна за другой, оставшиеся, чтобы рассказать историю о прошлых ливнях. Иногда вес части распадающейся скалы становится слишком велик для её растяжимой силы, и тогда материал крошится и падает, порождая пещеры, доходящие иногда так близко к земной поверхности, что создаются раковины в их слоях. Эти раковины, когда они только оформлены, представляют собой, как правило, чистые каменные образования, но сразу же после их образования появляются водяные проходы внизу. По ходу времени на их сторонах собирается почва, они становятся конусоподобными полостями с землёй, сползающей вниз. Вскоре на живой  почве появляется растительность, в них вырастают деревья, а во многих местах наклонных сторон огромных земляных ваз подобного рода существуют, после несказуемых лет, девственные леса. Волшебные лесные деревья растут на почве, которая расслаивалась вокруг лежащих монархов леса, чьи останки, уложенные в землю, говорят о веках, прошедших с тех пор, когда конвульсии создали понижение, имеющее, несмотря на собранные остатки, глубину в сто футов и более. Если водосток или выход у воронки одного из таких углублений раковин засоряется, что случается редко, то вся полость заполняется водой и получается пруд. Опять же слабый проход, достигающий большой глубины далеко под земной поверхностью, может допустить постепенное вымывание почвы водами подземного протока, поэтому и образуются огромные чаши, напоминающие воронки, уходящие в землю - пуншевые чаши Кентукки.

Возьмите, для примера, местность вокруг Вас, особенно в направлении пещеры мамонта и несколько миль за нею. Ландшафт в некоторых местах покрыт раковинами подобного рода, некоторые из них недавние, а некоторые старые. Множество малых, но глубоких, остальные большие и неглубокие. Пруды часто глубоководные, перетекающие очень любопытным образом, и дающие подъем затокам. Они могут быть обнаружены на горной гряде, говоря о подземных источниках, не выходящих наверх и находящихся внизу. Часто появляются цепи таких раковин, подобно ряду громадных стоков. Почва между ними медленно вымывается через их проход в реку, попадая в нижние глубины, а поскольку земля, разделяющая их, уносится подземными потоками, то чаши срастаются и получаются ущелья, закрытые со всех сторон. По дну такого ущелья может протекать затока, пробегая по этому природному тоннелю с одного конца линии и исчезая в пропасти в другом. Поток начинается в тайне и заканчивается в непроницаемой тьме. Возле Мариона таким способом исчезает приток Харикейн, и насколько людям известно, он навсегда потерян из виду. Рядом с Кридерсвилем по соседству долина, подобная тем, которые я описал, занимает при затоплении громадную часть местности. Бегущие воды во время шторма создают ливень, и заграждения, балки и другие предметы попадают в глубокое ущелье, куда затока уходит в землю, и никогда больше не появляются.  Эта часть Кентукки является самой значительной из известных в мире, и хотя сейчас ею пренебрегают, в грядущие времена ей будут уделять больше внимания. Я имел в виду лишь поверхность, кожный покров этого ячеистого лабиринта - вход в страну чудес планеты. Человек проходил по некоторым участкам лабиринта такой поверхностной пещеры по ответвлениям, известным как "пещера мамонта", но глубже того, что человек уже исследовал, подкожную структуру ряда таких полостей еще предстоит изучать. Пещера мамонта, через которую в настоящее время проходили, является просто рядом поверхностных гротов и проходов, покрывающих сверху более глубокое пространство пещер, которое я описывал. Изученная цепь проходов представляет огромный интерес у людей, это так, но она имеет меньшую важность по сравнению с другими, ещё неизвестными, являясь фактически результатом поверхностной эрозии. Река, которая делит пещеру пополам, как раз под низом земной поверхности, известна, как эхо-река, и является миниатюрным ручьем. Существуют другие, более великолепные, величественно текущие гораздо глубже её. Если мы спустимся под землю в этом месте, то число пещер увеличивается и растёт их размер, сохраняя в целом описанную мной конфигурацию. Слои из камней толще, пролегающие пространства между ними шире. Эти пространства простираются на мили при более обширных камерах, в то время, как высоко над ними, каждый ряд пещер, каменные потолки изгибаются и перекрещиваются. Под этими подземными альковами спрятаны ручьи, озёра, реки и водопады. Возле земной поверхности такие воды изобилуют акватической жизнью, а некоторые из пещер заселены многими видами птиц, рептилий и млекопитающих, о которых еще не знает человек. Эти создания владеют органами и чувствами, отличающимися от чувств животных, живущих на поверхности, а также являются в частностях дефективными, что поразило бы людей, знакомых только с созданиями, живущими под солнечным светом. Это мир под миром, мир внутри мира" - мой спутник внезапно остановился.

Я сидел очарованный, изумляясь знанием древнего адепта, восхищаясь его достижениями. Я пристально смотрел на пещеру, что сияла подо мной, и представлял, что лишь только для меня были возможны невидимые секреты, захватившие мою мысль об их поисках. Кто бы не пришёл в восторг от такой  перспективы исследования, которая, как я предвидел, могла показаться в ближайшем будущем? Я часто восхищался рассказами, описывающими открытия, книгами, повествующими о научных исследованиях, но я никогда не представлял себя участником таких захватывающих предприятий.

"Действительно, - воскликнул я ликующе - ведите меня в эту страну чудес, покажите мне вход в этот подземный мир, и я обещаю сделать то, что Вы прикажете".

"Браво! - отозвался он - Ваше сердце на правильном пути, Ваша храбрость достаточна. Я не изложил и тысячной доли тех чудес, о которых знаю, и которые ждут Вашего изучения. Вероятно, я даже не видел те тайны, в которые, если позволит Ваша смелость, Вы будете иметь привилегию посвящаться. Ваша судьба лежит за пределами, далеко за пределами того, о чём я рассказал и что испытал. Несмотря на мои возможности, я не имею представления об их конце, потому что в критический момент моё сердце дрогнуло, и я поэтому могу рассказать лишь о начале".

Таким образом, у нижней конечности холма Бисвела я осознал действительность того, что в течение короткого  промежутка времени я должен был разделиться с моим симпатичным спутником, и моей обязанностью надлежало одному проводить исследования, либо в другой компании, какую-то часть пещерных глубин Кентукки, и я страстно желал начала моего подземного путешествия. О небо! Насколько иной была бы моя будущая жизнь, если бы я смог тогда осознать моё положение! Было так, что я смог увидеть конец. Через несколько дней спокойного путешествия, однажды в полдень, мы отдохнули на холмистом месте, которое появилось перед нами, как будто более неровное, даже нагорное. Мы неторопливо брели, но уже находились на значительном расстоянии от реки Кумберленд. Как я и предполагал, целью моего спутника было уклонение от прямого приближения к какому-то месту, представлявшему интерес, которое мне нельзя было точно определить, и которое я всё-таки попытаюсь описать достаточно точно ради опознания человеком, знакомым с топографией этого участка. Мы стояли на стороне каменного пологого холма, задняя часть которого была лесистой плодородной долиной.

"Я помню, как проезжал вдоль протоки той долины, - заметил я, оглядываясь назад на нашу тропинку - он, кажется, поднимается с того направления, но источник резко обрывается в этой цепи холмов".

"Поток располагается под нами" - ответил мой спутник. Пройдя вперёд несколько шагов, он обратил моё внимание на стороне холма на отверстие в земле. Эта щель по форме была необычна, диаметром с колодец, и уходила она перпендикулярно вниз в каменную кору. Я наклонился к отверстию и услышал журчание бегущей воды внизу. Мой гид бросил тяжёлый камень в мрачную шахту, и через несколько секунд раздался всплеск, извещающий о его падении в подземную воду. Затем он прислонился к каменному краю и  просигналил кому-то внизу. Но мне могло это и показаться, рассуждал я сам с собой, несмотря на моё зрение. Поднявшись и взяв меня за руку, мой хранитель сказал:

"Брат, мы приблизились к тому месту, где Вы и я должны расстаться. Я служу моим Учителям и мне предназначено идти туда, куда мне укажут. Вы спуститесь под землю, как недавно этого и пожелали. Здесь мы прощаемся, скорее всего, что навсегда. Эта скалистая расщелина даст Вам последний луч солнечного света на Вашем пути".

У меня упало сердце. Как храбры мы при дневном свете и робки ночью! Люди бесстрашно противостоят опасностям при солнечном свете, и от них же дрожат в темноте.

"Как же мне спускаться в эту бездну, - ахнул я - ведь стены ее отвесны, а глубина неизвестна!" Тогда я в панике закричал, усиливая чувство недоверия: "Вы что же, собираетесь утопить меня, для этого вы увели меня от моего родного дома, от друзей, от детей? Вы заманили меня в эту глушь. Я попался в ловушку, и как глупый ребёнок, согласно сопровождал моего убийцу. Вы побоялись убивать меня на моей далёкой родине, земля не смогла бы спрятать меня, даже Ниагара могла бы выдать моё тело, чтобы обескуражить убийц! В этой подземной реке в дебрях Кентукки все следы моего существования исчезнут навсегда".

Я становился разъярённым. Мои взбешенные глаза искали на земле орудие защиты. По странному совпадению кто-то оставил на том одиноком месте грубое оружие, заблаговременно брошенное для моего использования, как я подумал. Это был железный прут или болт, немного заржавевший. Я бросился на землю и быстро поднял его, закрыв им свою грудь. Затем поднялся и продолжил своё бурное обвинение: "Вы хорошо сыграли свою роль, Вы привели свою не сопротивляющуюся жертву на заклание, но если я должен уйти в эту чёрную могилу, то и Вы пойдёте со мной!" Я закричал в отчаянии и резко обхватил руками кроткого адепта, пытаясь стащить его в пропасть. В этот момент я почувствовал, как руки мои были схвачены сзади холодной, липкой и неотразимой хваткой. Пальцы мои ослабли от сильного захвата, и я повернулся, обнаружив себя стоящим напротив существа необыкновенного вида, которое спокойно сказало:

"Вам не предназначено быть уничтоженным, мы лишь желаем выполнить Ваше приказание".

Говорящий стоял наклонившись, с лицом, направленным в землю, как бы пряча его от солнечного света. По росту ему было меньше пяти футов. Его руки и ноги были обнажённые, а его кожа светло-голубого цвета сверкала на солнечном свете подобно слизистой шкуре водяной собаки. Он поднял голову, и я в испуге вздрогнул, когда увидел, что лицо его не было человеческим. Лоб его достигал шейных позвонков, а полнощёкий верх неудавшегося носа без ноздрей создавал короткое очертание возле центра плоского рубца, который выражал лицо. Не было и подобия глаз, ибо не было даже глазных впадин. И, тем не менее, голос его был необычайно совершенен. Его лицо, если это можно было назвать лицом, было мокрым, и вода капала изо всех мест этого скользкого существа. Хотя вид его был отталкивающий, я дрожал больше от воспоминания об его холодном и липком прикосновении, чем от его внешности, ибо даже мёртвый человек не привёл бы меня в такое оцепенение, как этот, с его энергичной кожей, из которой сочилась влажность, как из шкуры морской ящерицы.

Повернувшись к моему спутнику, это чудовище природы мягко сказало:

"Я пришёл по сигналу".

Я сразу же осознал, что был бессилен против этих двух, и сопротивляться было самоубийственно. Сразу же моя разъярённая страсть утихла, и я не высказал в дальнейшем удивления по поводу этого внезапного и знаменательного появления, но мысленно уступил. Я был один и беспомощен, гнев уступил место инертности и унынию, которое пришло от сознания безнадёжности моего положения. Фантастический пришелец, не имея физического зрения, владел странным инстинктом. Он повёл нас к основанию холма в несколько сот футов отсюда и там, восхитившись светом, исходившим от отвесной скалы, я увидел изумительное течение воды шириною много футов. Это были верховья таинственного ручья, который я заметил ранее. Он тёк из арочного прохода в скале, выходя прямо из скалистого утёса, прекрасного и живописного. Чистая, прозрачная и сверкающая вода исходила из неизвестного источника, который терялся во тьме, но кристальный ручей тёк в мир солнечного света, сияния и свободы.

"Брат, - сказал мой спутник - это течение, выходящее из земного заключения, показывает нам, чем будет человечество, когда будут устранены запирающие стены невежества, возвышающиеся вокруг него. До сих пор человек полагался, главным образом, на свой умственный и физический прогресс в знаниях, добытых, в так называемых, научных исследованиях и изучениях материи, материальных, чем  духовных. Все его исследования ограничивались грубой субстанцией поверхности планеты. Слишком часто духовные исследования рассматривались людьми науки, как исследования, приводящие лишь к обратному результату. Мировые религии пожимают плечами и преклоняются перед мёртвым прошлым. Это всё так, но дело в живом будущем. Человек всё же обязан изучить, познать посредством чувств и духом неизмеримые тайны, что лежат у его ног. И тот, кто отказывается склонить голову перед Создателем и славой Его мастерства, осуждает самого себя. Когда этот труд будет выполнен, человек будущего будет в состоянии понимать жизненные проблемы в их более широком значении, притягивая отовсюду факты, необходимые для своего умственного развития. Он достигнет состояния, при котором сможет находить физический комфорт и высшее духовное совершенство, будучи в то же время ещё земным смертным. Для ускорения этого осуществления необходимо, чтобы обычная человеческая жизнь стала потерянной для мира, но такие самопожертвования благородны. Да, возвышенны по причине своего вклада в будущее возвышение нашей расы. Тайные сотрудники священного ордена, членом которого Вы всё ещё состоите, всегда участвовали в продвижении такой системы эволюции. Эта особенность нашей работы неизвестна братьям обычного ордена. Индивидуальный поиск каждого тайного посланника осуществляется, главным образом, через его мастерство. Поэтому открытые сотрудники нашего ордена, те, кто частично посвящен, кто выполняет среди людей свою благородную работу в кругах ложи, знают не всё. Они информированы не более, чем те агенты, что осуществляли Ваше перемещение, о Ваших  настоящих и будущих передвижениях. Их задача - держать на земле нашу организацию, из них выбирается иногда один член, как это произошло с Вами, для проведения специальных задач в определённых рискованных направлениях обучения. Согласны ли Вы предпринять это путешествие-исследование? Достаточно ли Вы храбры, чтобы противостоять тем испытаниям, которые Вам уготовлены?"

Мой энтузиазм снова вырос, и я почувствовал трепет исследователя, стоящего на краю важного открытия, и нуждающегося лишь в мужестве для продвижения. Я ответил:

"Да".

"Тогда прощайте. Этот арочный вход есть ворота, допускающие Вас к аркану полезности. Этот мистический брат, который Вам кажется странным, давно знал о Вашем приходе. Это он вёл меня в путешествии, и ждал нас всё это время. Ему предстоит быть Вашим провожатым в течение первых стадий Вашего подземного прогресса. Он - друг, и если Вы доверитесь ему, он защитит Вас от опасности. У Вас будут все необходимые средства для жизни, ибо я прошёл часть Вашего предстоящего пути, поэтому ту часть я знаю, как уже говорил. Вам надлежит пройти дальше - в неизведанное. Да, к Пределу и за Предел, пока, наконец, Вы не подойдёте к вратам того, что ведёт в "Неизвестную Страну".

Глава 14

Прощай, божественное солнечное сияние. Эхо крика

Сказав это, мой тихий вожатый, который столь долгое время был мне проводником на верхней земле, крепко пожал мои руки и положил их на руки моего нового спутника, чьи липкие пальцы обвились вокруг них, подобно железной хватке. Таинственное существо - ныне мой хранитель - повернулся к затоке, ведя меня за собой, и мы вместе пошли вброд, молчаливо и торжественно, под каменный арочный вход. Как только я вошёл в мрачное зияющее ущелье, я повернул голову, чтобы в последний раз посмотреть на мир, который я знал -  "тёплую окрестность весёлых дней" - и слёзы побежали из моих глаз. Я подумал о жизни, о семье, о друзьях, обо всём том, чем живет человек, и меланхолическое видение моего потерянного дома выросло перед глазами. Мой дорогой компаньон по путешествию, которое только что закончилось, стоял на солнечном берегу журчащего ручья. Взглянув пристально на нас, он помахал прощально рукой. Мой нескладный новый приятель (гид или учитель, кем бы он ни был) по грядущему путешествию, твёрдо держал меня своими руками, и мы медленно шли по воде вперёд. Он постоянно толкал меня в холодное течение и с неотразимой силой вёл в сгущающуюся мглу. Дневной свет исчез, проход сжался, вода стала более холодной и глубокой. Мы были вынуждены наклонять головы, чтобы избежать столкновения с каменными выступами. Вода достигала моего подбородка, и теперь нижние каменные выступы касались верхушки головы, я инстинктивно вздрогнул, когда луч дневного света исчез.

Если бы не мой спутник, то я знаю, что утонул бы в отчаянии, но своей крепкой рукой он удерживал мою голову над водой и постоянно проталкивал меня вперёд. Я достиг крайней степени уныния, я не боялся смерти, и меня не заботила моя жизнь. Я осознавал, что, находясь в бессилии контролировать свои собственные действия, моя судьба, будущее, моё существование зависели от этого странного существа, находящегося рядом. Однако я чувствовал себя таинственным образом в физической безопасности, такой же, как та, которую испытывал, когда  находился в руках моего опытного гида, путешествуя  через глушь. Я ощущал, что мой ведущий по подземному миру не имел намерения убить меня.  Мы остановились на мгновение, и когда слабый проблеск света упал на нас, мой безглазый спутник указал мне посмотреть наверх.

"Сейчас мы находимся внизу ущелья, о котором Вам говорил Ваш бывший спутник. Оно впускает последний луч солнечного света на Вашем пути. Я также говорю вам, что этот пробивающийся луч солнечного света будет для Вас последним на многие годы".

Я посмотрел наверх, чувствуя всё несчастье умирающего человека, который, будучи невредимым, мог стоять у тёмной черты холма вечности, глядя назад на яркий мир. И это маленькое отверстие далеко-далеко над головой казалось вратами потерянного рая. Много людей, обеспеченных средствами подъема, стояли у глубокого ущелья или шахты, и даже тогда они чувствовали неописуемый мертвящий ужас, который порождался в подобной ситуации. Благоговение, тайна, неопределённость в жизни и будущем преобладали. Так можно было бы выразить мои ощущения. Я задрожал, закричав от ужаса, отпрянул от моего пленителя, и с силой стал отбиваться от него. "Постойте, постойте, - взмолился я, как один из тех, кто невольно просит хирурга отвести ампутирующий нож - одну лишь минуту".

Мой спутник, не обратив внимания, двинулся дальше, и свет мгновенно исчез. Мы были окружены полной темнотой. Божественный солнечный свет был вычеркнут.

Снова я стал равнодушен. Сейчас я не был ответственен за своё существование, и чувствовал, тоже что испытывал, находясь в закрытом экипаже, когда был схвачен. Я становился всё более беззаботен в отношении своей участи, и со спокойным равнодушием пробивался вперёд по мере того, как мы медленно продвигались против течения воды. Я начал занимать себя размышлениями в отношении окрестностей, нас окружающих, предмета и цели нашего путешествия.  Местами было неглубоко, вода едва ли достигала наших лодыжек. Затем снова становилось так глубоко, что мы могли двигаться лишь с большим напряжением, а временами проход, по которому мы шли, был настолько узок, что мы едва могли через него протиснуться. После долго утомительной остановки в невидимом ручье, мой спутник приказал мне закрыть рот, зажать ноздрипальцами и наклониться. Почти погрузившись со мной с головой, он протянул меня сквозь подводную расщелину. Мы вынырнули в открытом пространстве, поток остался позади. Я догадался, что мы находились в большом помещении. Когда я громко крикнул, чтобы проверить свою гипотезу, мне ответило эхо, одно за одним, пока, наконец, крик не отразился и не замер в далёком пространстве. Мы явно находились в большом пространстве или пустоте, через которую теперь мой гид шёл быстро. В самом деле, он шёл такими уверенными шагами, так точно по курсу, как я мог бы идти при солнечном свете по знакомой местности. Я заметил, что он систематически избегал неровности, которые я не мог чувствовать или видеть. Он говорил мне ступать вверх или вниз, если этого требовала местность, и мы соответственно поднимались или опускались. Время от времени наш путь сворачивал направо или налево, но мой безглазый гид проходил через то, что было явно самым извилистым, совершенно благополучно. Я очень дивился этому дару знания, и, в конце концов, преодолел мою в достаточной мере сдержанность, чтобы спросить, каким образом мы могли так безошибочно идти в полнейшей темноте. Ответ был такой:

"Я свободно вижу путь. Я вижу в кромешной тьме так же ясно, как Вы при солнечном свете".

"Объясните подробнее" -  попросил я. Он ответил:

"Ещё нет, - и продолжил - Вы утомились, мы отдохнём". 

Он подвёл меня к сиденью на выступе, и оставил на время. Вскоре вернувшись, он положил в мои руки пищу, которую я стал есть с непривычным наслаждением. Еда была как будто растительного происхождения, хотя её разновидности имели характерный привкус мяса. Несколько различных субстанций содержались в этих необычных яствах, некоторые части обладали полнейшим вкусом мяса, в то время как у других были нежные ароматы разных фруктов, таких как клубника и ананас.У странной пищи была сочная структура однородной консистенции, некоторые части были кислые подобно грейпфрутам. Некоторые порции были нарезаны кусочками, так что я мог держать их в руке подобно частям бархатной дыни, и тем не менее они были непохожи во многих отношениях на любую другую пищу, которую я когда-либо пробовал. Не было ни кожуры, ни семечек, мне казалось, что я ем рыбные жабры. В ответ на мой вопрос мой спутник заметил:

"Да, это жабры, но не рыбьи. В подходящее время я Вам расскажу об этом".

Добавлю, что после этого, когда бы не требовалось, мы были снабжены пищей. Прежде, чем наше подземное путешествие возобновилось, жажда и голод исчезли совершенно.

Через некоторое время мы снова начали наше путешествие, которое продолжили в условиях, представлявшихся мне абсолютной темнотой. Мне показалось, что моя выносливость переносить усталость усилилась до удивительной степени, несмотря на то, что мы, должно быт, проходили час за часом, и я выразил любопытство по поводу этого факта. Мой спутник ответил, что атмосфера пещеры обладает свойственной ей оживляющей силой, нейтрализующей усталость, или, - как он сказал – «существует врождённая органическая энергия, исходящая из активной газообразной субстанции, принадлежащей воздуху пещеры на этой глубине. Она поддерживает жизненную силу через распределение прямо к своему сохранению, занимая место пищи и питья".

"Я не понимаю" - сказал я.

"Вы не понимаете, и как обычный воздух поддерживает ум и оживляет мышцы, и в то же самое время уносится из мышц и всех остальных тканей. Существуют факты, которые не объяснены удовлетворительно научными заявлениями, это касается и кислородного обогащения крови. По мере нашего спуска под землю мы обнаружим увеличение жизненной силы в атмосфере пещер".

Упоминание земли на поверхности вызвало воспоминания моей прошлой жизни и привело меня к сопоставлению моей нынешней ситуации с той, которой я был лишен. Меня охватила неуправляемая тоска по дому, и болезненная жажда прошлого овладела моим сердцем, но мощным усилием я отбросил все чувства. Мы путешествовали всё дальше и дальше в тишине и темноте. Я снова думал о странном замечании моего прошлого спутника, который сказал:

"Вам предназначено пройти глубже к неизведанному - к пределу Предела."

Глава 15

Зона света глубоко под Землей

"О, хотя бы один проблеск света или луч Солнца!"

В ответ на моё мысленное восклицание мой гид сказал:  "Разве Вы не чувствуете, что темнота становится менее интенсивной?"

"Нет, - ответил я - не чувствую. Абсолютная ночь".

"Вы уверены? - спросил он. - Прикройте Ваши глаза руками, зажмурьтесь, а затем снимите руки и откройте их". Я сделал так и удивился контрасту слабого серого оттенка, который явно проступал.

"Это, вероятно, воображение".

"Нет, теперь мы подходим к зоне земного света, поспешим же".

"Зона света глубоко под землей? Невероятно! Непостижимо!" - пробормотал я, и, тем не менее, когда мы прошли вперёд, некоторое время спустя темнота стала менее плотной. Едва различимый оттенок стал серым и мрачным, а затем отчасти полупрозрачным. И хотя я не мог различать очертания предметов, я, всё-таки несомненно, воспринимал свет.

"Я удивлён! Какая же причина этого феномена? В чём причина этого таинственного гало, что окружает нас?”  Я держу руку перед глазами, и воспринимаю темноту моих раскрытых пальцев.

Это свет, это свет, - крикнул я - это в самом деле свет.” И из близких и дальних подземных каверн эхо радостно ответило " это свет, это свет!"

Я возликовал и протянул руки к моему спутнику, забывая в экстазе о его липких конечностях, и стал танцевать в истерическом блаженстве. Затем я попеременно закричал и засмеялся. С какой живостью я осознал, что за луч света шахтёр, заключённый на глубине, отдал бы всё золото мира.

"Соберитесь. Это эмоциональное извержение есть признак слабости. Исследователь не должен впадать в депрессию при неудаче, или становиться чрезмерно восторженным от удачного исследования".

"Но мы же приближаемся к земной поверхности? Мы будем скоро снова на солнечном свете".

"Наоборот, мы непрерывно опускались под землю, и сейчас находимся на глубине десять миль или более под уровнем океана".

Я отпрянул назад, заколебавшись, и в унынии  посмотрел на его смутный силуэт. В сильной дрожи, охватившей меня, я сел на каменный пол, но как только увидел свет перед собой, то сразу же вскочил и закричал:

"Вы говорите  неправду, мы приближаемся к дневному свету, я могу видеть Вашу фигуру".

"Послушайте меня, - сказал он - разве Вы не понимаете, что я непрерывно вёл Вас вниз по большому спуску, и что в течение многих часов ни одного шага вверх не было сделано? Лишь с небольшим напряжением Вы прошли это расстояние, не уставши. Поднимаясь, Вы не смогли бы идти без сильной усталости так долго. Вы входите в зону внутреннего света земли, мы на её поверхности, верхней кромки зоны. Давайте ускорим движение, потому что когда эта тёмная пещера закончится - а я скажу, что мы почти подошли к её границам - то Ваша смелость снова проявится, и мы тогда отдохнём". 

"Могут ли философы заниматься большим, чем простые спекуляции о том, чего они не испытывали, если у них нет данных, по которым можно проводить вычисления? Назовите мне изучающего науку, кто достиг этой глубины земли, или человека, которому сообщили эти факты?"

"Я не могу".

"Тогда почему же Вы надеетесь на то, что любой из учёных в состоянии описать окрестности, в которых мы находимся? Плохо осведомлённые люди будут мучить науку, опровергая фактами теории, но факт остаётся фактом не менее, чем когда противостоит науке."

Я признал силу его доводов и сердечно пожал ему руку в знак признательности. Мы продолжили наше путешествие и быстро пошли вперёд и вниз. Интенсивность света постепенно увеличивалась, пока, наконец, пещера, находившаяся недалеко от нас, не засияла так же ярко, как будто освещённая дневным светом. Центральной точки излучения явно не было, свет был такой, что проникал во всё окружающее пространство, немного напоминая испарения фосфора, распространяющего туман через всё пространство, в которое входил. Визуальное средство, окружавшее нас, обладало постоянно самосуществующей светимостью, и оно было проникающей, яркой, непостижимой сущностью, которая, не имея очевидного происхождения, рассеивалась равномерно во всех направлениях. Она напоминала мне форму света, которую прошлые годы я описывал, как эпиполическую дисперсию^[1].   Поскольку я относил это к материи, то придерживался мнения, что человек всё-таки обнаружит, что одна и та же причина порождает оба феномена. Моё зрение теперь сообщало мне, что мы находились в пространстве пещеры значительных размеров. Помещение до некоторой степени представляло собой вид обычных подземелий, о которых я писал в книгах; и всё же оно было другим. Сталактиты, сталагмиты, солевые инкрустации, попадавшиеся иногда, напоминали мне о рассказах путешественников, но этих предметов было не так много, как можно было предположить. Такие наросты или залежи солевых субстанций, о которых я заметил, были настолько разочаровывающие, что, вместо яркого сверкания, подобно замороженным снежным кристаллам, у них был однообразный серый или коричневый оттенок. Действительно, мои прошлые умственные творения - плод воображения - в отношении подземных пещер рассеялись в этом каменном храме. Даже пол и куски камня, в больших количествах разбросанные на полу, состояли из обычных каменных образований верхней земли. Сверкающие кристаллы снежно белого и радужного оттенков (волшебные пещеры), нарисованные путешественниками, изображённые как невыразимо величественные и прекрасные в других пещерных лабиринтах, здесь отсутствовали. Я видел только иногда попадавшиеся небольшие гроздья кристаллов кварца, у которых был скучный серый цвет. В конце концов, после многих часов или, быть может, дней похода, перемежавшихся отдыхом, беседами, спорами, среди которых я понятия не имел, сколько времени они заняли, мой спутник уселся на естественную каменную скамью и приказал мне сделать то же самое. Он нарушил тишину и сказал следующее:

Глава 16

Оживлённая темнота. Узкие места в науке

"При изучении любой ветви науки люди начинают и заканчивают с неизвестного. В качестве данных химик принимает такие условия материи, которые он находит вокруг себя, и связывает материю, над которой размышляет, с показаниями энергии, оставившими отпечаток на его ощущениях, выстраивая отсюда спираль теоретической науки. Но до сих пор он не смог сформулировать объяснение в отношении происхождения или конца разума, материи или энергии. Устои его, поддерживающие структуру, стоят в глубокой невидимой бездне, в которую не может заглянуть даже его воображение для того, чтобы сформировать теорию, касающуюся основных формаций - краеугольных камней.

Подобным же образом геолог слабо вмещает уроки, оставленные на поверхностных фрагментах земной коры; впечатления, оставшиеся для того, чтобы нести несовершенные данные о тех немногих волнениях, которые затронули земную кору. Он стремится создать теорию мировой жизни, но не способен датировать задним числом рекорды по желанию, показанные скудными свидетельствами, и вырвать лист из великой божьей книги истории. Не может он, также, и участвовать в идущих событиях. Рождение, как и смерть этой планеты, находится вне пределов его страниц.

Астроном направляет свой телескоп в небо, отмечает положение планет и надеется раскрыть влияние, которое миры оказывают друг на друга. Он исследует пространство, чтобы получить данные, способствующие ему в начертании карты видимой  солнечной вселенной. Но в его распоряжении настолько несовершенные инструменты, а разум настолько слаб, что все усилия напоминают пародию, когда он пытается познать действительность, лежащую за пределами и связанную с движениями и условиями ближайших небесных тел. И астроном не может предложить объяснение к началу и прекращению этих движений. Он не может рассказать ни об их существовании, ни предсказать их конец".

"А Вы не ошиблись, - перебил я - разве астроном не предсказывает затмения, не вычисляет орбиты планет, и разве он не подтвердил предсказания, касающиеся многих их передвижений?"

"Да, но это всего лишь изучение пассивных событий. Астроном способен не более схватить идею, доходящую до объяснения происхождения движения, чем химик или физик, на основании точных научных данных может объяснить создание материи. Дайте ему любое количество материала в  состоянии покоя, и он не сможет представить, каким образом движение может нарушить равновесие любой его части, до тех пор, пока такое движение не станет всеобщим, связанным снаружи, или с молекулярным движением, уже существующим внутри. Он объясняет фазы нынешнего движения небесных тел, а не первоначальную причину подлинных движений или их истинные свойства, которыми они обладают.  Он не может ни создать теорию, допускающую движение, которое создаётся само и сообщается неподвижной материи, ни представить себе, как атом покоящейся материи может двинуться, то тех пор, пока ему не будет сообщено движение снаружи. Я утверждаю, что астроном на основании любых данных, имеющихся в его распоряжении, не может изложить или доказать начало и конец отражающегося движения, существующего в его солнечной системе, являющейся, сама по себе, частью системы, циркулирующей и вращающейся в себе и вокруг себя, и в которой с момента рождения человека, вселенная, как он её знает, не прошла и первой вехи на дороге пространственной обширности.

Математик начинает с того, что рисует линию от воображаемой точки, о которой он нам сообщает, что она существует теоретически, не занимая пространства, что является противоречием утверждениям, согласно человеческому пониманию знания, исходящему из научного опыта, если наука базируется на удостоверенных фактах. Он предполагает, что прямые линии существуют, что необходимо для его вычислений, но он никогда не проводил такую линию. Даже луч солнечного света, излучающийся сквозь чистую атмосферу или облачную гряду, расширяется и сжимается снова по мере его прохождения через разнородные воздушные среды и туманные течения. Если он вечно расходится и отклоняется, может ли он быть прямым? Учёный начинает изучение с неизвестного, а заканчивает непостижимым.

Биолог не может себе представить рационального научного начала в жизни растения или животного, а учёные должны допускать действительность. Когда бы мы ни обратили наше внимание на законы природы и природную субстанцию, мы обнаруживаем человека, окружённого беспредельностью, затемняющей происхождение и закрывающей конец. Но упорство в познании природных сил, сравнение прошлого с настоящим всё-таки прояснит человеческое знание и сделает доступным многое из того, что кажется таинственным. Но человек никогда не дойдёт до начала или конца. К нынешнему моменту курс человеческого образования был главным образом материалистическим, хотя в сочетании с изучением материи более или менее уделялось внимание двигающему его духу. Ньютон стал разделительной чертой в научной мысли, он стоял между рассуждениями о прошлом и доказательствами настоящего, и он ознакомил с проблемами, давшими рождение новой тенденции в науке, изменениям от познавания материи с материальной стороны до её силы, однако мысль его с тех пор была выполнена чересчур реалистическим способом. Это правда, что была дана дорога к познанию материальных тел, в некоторых случаях - к изучению духа материи, а эволюция начинается для того, чтобы научить человека тому, что материя сырая. Как следствие, мысль в своей последовательности ещё укажет на то, что разновидности проявления энергии являются главенствующими. Этот труд, однако, не пропал зря.  Ибо рассмотрение ощутимо материальной стороны природы есть предварительный и необходимый шаг (насколько жизнь мудреца готовит дорогу для культурного изучающего) к прогрессии и является скудным и примитивным детским усилием в сравнении с исследованием богатства невидимых проявлений энергии, связанной с материей и которую люди ещё будут познавать".

"Кое-что из этого я понимаю, - заметил я - но я не готов к тому, чтобы согласиться или отказаться от Ваших выводов, и мне не ясно, насколько хороша или плоха Ваша логика. Я более подготовлен к разговору о моей собственной необыкновенной ситуации, чем погружаться  в неудобопонятные научные аргументы, и я больше поражаюсь тому мягкому свету, что окружает нас, чем метафизическому рассуждению, которым Вы увлекаетесь".

"Дитя, не знающее букв, гадает над источником знаний тех, кто может говорить и читать. Подобным же образом много неясных природных феноменов поражают человека только из-за его невежества. Вы не понимаете того, что солнечный свет есть просто выражение размножения материи, вспышка прерванной энергии, и что разновидность этой переносимой энергии делает её видимой и ощутимой для человека. Что же, Вы думаете, происходит с потоком световой энергии, непрерывно текущей из Солнца? В течение веков, вечности она омывала эту планету и по-видимому струилась в пространство, и казалось бы, пространство должно с тех пор быть наполнено ею, если, как считают люди, пространство содержит энергию любого рода. Человек может сказать, что земля отбрасывает некоторое количество перехваченной энергии обратно в космос, и всё-таки разве ваша наука не учит тому, что большая часть земли является поглотителем и слабым излучателем тепла и света? Так что же Вы думаете, я повторяю, становится ливнем света и тепла и иных сил, излучающихся из Солнца, потоком, сталкивающимся с землёй? Он исчезает, и в экономии природы не заменяется любым известным видом силы или движением материи. Вы полагаете, что земная субстанция действительно представляет собой препятствие для прохождения солнечной энергии? Разве возможно то, что большая часть этого света, порождая эссенцию, как утончённый флюид, проходит сквозь поверхность земли и попадает в её внутреннее пространство так же, как свет проходит сквозь пространство, и оттуда снова возвращается к Солнцу при условиях, нераспознаваемых человеком? "  Он схватил мою руку и сжал её, как бы желая подчеркнуть следующие слова:  "Вы свободно применяли термин "солнечное сияние". Скажите же мне, что такое солнечное сияние, а? Вы не отвечаете. Тогда какое доказательство Вы можете привести,  что солнечное сияние (тепло и свет) не является земным порождением, условием, существующим лишь локально, результатом контакта между материей и неким неизвестным проявлением силы? Какой довод можете Вы привести, чтобы его можно было признать в пользу того, что для иных форм, которые неизвестны и всё же являются явными для этой энергии, ваше солнечное сияние может не быть настолько же неощутимым, насколько космический эфир для человека? Какой резон Вам верить, что силовой поток не циркулирует от солнца к земле и обратно, незаметно для человека, за исключением едва заметного следа этой силы, которая при действии контакта с материей модифицируется и появляется в качестве тепла, света и иных проявлений силы? Как могу я, если это правда, в благодарность за удовлетворение Вашего невежества, войти в подробное объяснение действия, имеющего место между материей и частью этой силы, с помощью которого в земле - сначала на её поверхности - порождается темнота, а затем глубже под землёй - свет, который человек может воспринимать своими органами зрения, что Вы сейчас и осознаёте? Я только скажу, что это лучистое появление около нас порождено законом природы, с помощью которого поток невидимой для человека энергии, нечто, облачённое под имя "темнота", после попадания в субстанцию земной коры на этой глубине оживляется, а затем становится видимым для глаз смертного человека, чтобы снова преобразоваться, когда выйдет из противоположной стороны земной оболочки.  Преобразоваться, а не уничтожится. Однако, на мой взгляд, этот центральный свет необходимостью не является. Моё физическое и умственное развитие таково, что энергия темноты является для меня передаваемой, я реагирую на её прикосновение к моим нервам, и поэтому могу вести Вас в этой темной пещере. Я весь есть зрение".

"О! - воскликнул я. - Это напоминает мне высказывание моего бывшего спутника, который, ссылаясь на инстинкт животных, говорил об этом, как о природной мощи, неразвитой в человеке. Правда, что при помощи ментального развития может быть эволюционировано новое ощущение, с помощью которого темнота становится светом?"

"Да. То, что Вы называете светом, есть форма ощутимой энергии, к которой адаптированы способности животных, живущих на земной поверхности, через их органы зрения. При столкновении с поверхностью земли солнечная энергия преобразуется, но большая её часть проходит дальше вглубь земной субстанции в изменённом или нарушенном состоянии. Организмы животных, живущих внутри земли, должны обладать особым развитием для использования её в новой форме, но таким ощущением в действительности владеют до некоторой степени животные, известные человеку. Есть сознание позади сознания, существуют степени и глубины сознания. Земноводные черви и некоторые виды рыб и рептилий в подземных течениях  (люди называют их низшими организмами) не используют органы зрения, но осознают предметы, ищут пищу и убегают от своих врагов".

"У них нет глаз, - воскликнул я, забыв, что разговариваю с безглазым существом - как же они могут видеть?"

"Вам следовало бы поразмышлять о том, что человек не может предложить удовлетворительного объяснения тому, чего он не видит собственными глазами. В одном отношении эти, так называемые, создания стоят выше человека на шкале жизни, ведь они видят (оценивают) без глаз. Поверхности их тел в действительности являются источниками восприятия и местами сознания. Человек должен научиться видеть своей кожей, ощущать вкус пальцами и слышать поверхностью своего тела. Рассечённый нерв или ученик человеческого глаза, не даёт физиологу объяснения о своей подлинной силе. Разве удачлив человек, подвергая риску столь хрупкий орган? Физиолог не может сказать, почему или как нерв языка может различать между горьким и сладким, или выразит впечатление вкуса, или почему нерв уха передаёт звук, а глазной нерв передаёт впечатление зрения.  Существует непроходимый барьер позади всех форм нервных впечатлений, который не в состоянии устранить ни микроскоп, ни иные методы исследования для здравого смысла человека. Пустота, разделяющая мягкую массу материального нерва от сознания, шире, чем солнечная вселенная, ибо даже от самой отдалённой звезды мы можем получать изображение никогда нескончаемого полёта луча света, начавшего когда-то своё путешествие в космосе. Может ли какой-либо человек нарисовать силуэт того моста, который соединяет интеллект с нервом или мозгом, умом  или любой другой формой материи? То, что поверхность тел некоторых животных способна выполнять определённые функции, такие же, как человеческий глаз выполняет для самого человека, не более таинственно, чем функция самого глаза. Термин темнота является выражением, применяемым для обозначения того, что для мозга, управляющего человеческим глазом, то, что человек называет отсутствием света, является неузнаваемым. Если бы люди были более великодушны и менее эгоистичны, то они открыли бы свой ум реальности того, что определённые животные действительно обладают некоторыми чувствами, развитыми лучше, чем у человека. Учителя людей слишком мало говорят о том, что знают, и пренебрегают великим невидимым.  Кошачье племя, некоторые ночные птицы и многие рептилии могут в темноте видеть лучше, чем при свете. Пусть человек сравнит нервное пространство своего глаза с высоко развитым глазом любого из этих созданий, и он поймёт, что различие заключается в мозге или интеллекте, а не в оптической визуальной поверхности. Когда люди смогут объяснить, как свет действует на глазные нервы и как он порождает такой эффект на расстоянии, что приносит к мозговым тканям человека, к его чувствам предметы, которых он не касается.  Тогда, может быть, они будут способны объяснить, каким образом энергия в темноте может повлиять на глазной нерв совы и запечатлеть видения в мозгу такого создания. Не должно ли подчинённое чувство света у человека подвести его к вопросу о том, что вместо недостаточности визуальной мощи, нет ли недостаточности его мозговой способности. Вместо того, чтобы признать, что глаз человека не способен к получению впечатления ночной энергии и не стремится улучшать себя в направлении совершенства, человек размышляет над тем, может или не может его мозг, при надлежащем культивировании или искусственном стимуле, быть ещё развитым так, чтобы получать более глубокие нервные впечатления, при помощи которых можно сменить темноту на свет".

"Это очень интересное изложение, - сказал я - хотя я склонен к агностицизму, моё представление о возможном будущем сознании, лежащим перед человечеством, расширилось. Поэтому я принимаю Ваше рассуждение, возможно из-за того, что не могу опровергнуть его, да и не желаю этого. А теперь я спрашиваю Вас снова, не могли ли Вы мне объяснить, каким образом глубокая, как ночь, тьма регенерировалась настолько, что эта огромная пещера стала доступной моему видению?"

"В будущем это будет понятно, - ответил он - давайте возобновим наше путешествие".

Мы прошли через сухое, хорошо проветриваемое помещение. Формации сталактитов всё ещё существовали, указывая на прошлые периоды капания воды, но как только мы прошли вперёд, я не увидел следов нынешнего просачивания, а развивающиеся и разъедающие среды, действовавшие в прошлых веках, должно быть, очень давно приостановили свою деятельность.  Пол был из твёрдого камня, совершенно чист от земли и упавших каменных фрагментов. Его поверхность была гладкая, но главным образом расположенная мягкими волнистыми линиями. Необыкновенно мягкий излучающийся свет, о котором мой спутник упоминал, как об "оживляющей темноте" или "регенерированном солнечном свете", проникал во всё пространство вокруг меня. Но я не мог из-за него отличить стороны громадной пещеры. Яркость его была такого свойства, что давала различие предметов, находящихся под рукой, а на коротком расстоянии за ними теряла свою чёткость и раскрывающуюся мощь. Я бы сравнил такой эффект с ярким светом, сияющим сквозь плотный туман, если бы среда вокруг нас была прозрачная, а не молочная. Свет осаждался в небытие. Он проходил от существования позади меня и около, как будто уничтожаясь, не теряя своего переливчатого вида, чем-то, напоминая тот, что проходит через расширяющийся туман. Более того, он как будто освещал детали таких объектов, которые находились в окружности определённой площади вокруг меня, но за её пределами терял свою интенсивность. Пуговицы на моём пальто казались настолько отчётливыми, как если бы находились под сиянием солнечного света, одна половина была крупнее другой, как я об этом знал в прошлом. Складки моей ладони виделись чётким серпантиновым рельефом, который я видел ясно, как если держать руки близко около глаз. Мои пальцы казались неуклюжими, а все части моего тела были увеличены в пропорциях. Место возле пределов моего уровня восприятия напоминало мне пустоту, но не темноту. Круг стирания определял границу сверкающего пояса, который продвигался вперёд, как только мы двигались, и закрывался позади нас. Эта линия, или скорее демаркационная зона, разделявшая видимое от невидимого, была, по-моему, около двухсот футов длины, но могла быть больше или меньше, поскольку у меня отсутствовал метод измерения расстояний.

Глава 17

Грибной лес. Очарование

Вдоль пространства, через которое мы теперь проходили, я видел сквозь мягкий свет огромные столбы, покрытые шапками, напоминающими зонтики. Некоторые из них напоминали мне грибные поганки верхней земли, но потрясающих размеров. Однако, вместо серых и мрачных оттенков, к которым я привык, это объекты имели разные тона и сочетали сверкание первоначальных призматических цветов с ясностью чистого снега. Они стояли одиноко, подобно часовым, к тому же они занимали ряды, выровнявшись настолько точно, как ряд волос, создавая колонные авеню. В других случаях они были притиснуты друг к другу, чтобы на многие акрах площади создавать множества, и их стволы становились шестигранными. Такие колоннообразные стволы были выше меня ростом, часто спиралевидные, кроме того, они были украшены фигурами в форме алмазов и других геометрических форм, рельефно, прекрасно -точно разрисованные рукой мастера богатством и деликатностью смешанных цветов на колоннах из чистого алебастра. Немало стволов было украшено малиновым, голубым или зелёным цветом в сочетании с другими настолько аккуратно, насколько украшены редчайшие кружева белым эмалевидным интригующим узором, далеко превосходя по красоте исполнения самую восхитительную вышивку, которую я когда-либо видел. Не могло быть и сомнения в том, что я находился в лесу колоссальных грибов, виды которых были столь многочисленны, что превосходили те, которые находились среди хрестоматийной растительности верхней земли. Широкие шляпы этих больших талoгенов (thallogens) были так же разнообразны, как и стволы, которые я описал, и даже больше того. Они расходились далеко над нашей дорогой, подобно прекрасным зонтикам, как будто их декоративно украшали мастера, у которых великие художники верхней земли могли бы смиренно поучиться искусству смешивания тонов. Их нижние поверхности имели различные узоры и так много форм, что это могло быть мыслимо только при сочетаниях круга и гиперболы. Стройные и живописные, молчаливые и неподвижные, как сфинкс, они засеяли огромную каверну группами или поодиночке, напоминая мне о выросшем из детства бурном воображении сказочной страны.

Я остановился возле них и смотрел с восхищением  на громадное, и всё же грациозное зрелище. Я положил руку на ствол растения и обнаружил, что он внушительный и мягкий, но вместо влажного, холодного и липкого ощущения отталкивающей поганки верхней земли я открыл, к своему удивлению,  что он был приятно тёплым и мягким, как вельвет.

"Понюхайте Вашу руку"- сказал мой спутник.

Я так и сделал, и вдохнул аромат, напоминающий клубнику. Мой спутник наблюдал (я научился определять эмоции по выражению его лица) мой удивлённый вид с равнодушием.

"Попробуйте другой" - сказал он.

Когда я потёр руку о другой ствол, то ощутил запах ананаса.

"Невероятно"- поразился я.

"Ничего подобного. Разве продукция земной поверхности должна обладать монополией всех природных методов, вкусов и запахов?"

"Но поганки - это отвратительные структуры низкой организации. Они не являются ни животными, ни настоящими овощами и занимают положение ниже настоящих растений" - сказал я.

"Вы познакомились с этим порядком растительности при самых неблагоприятных условиях - эти растения дегенерируют из своих родственных элементов, и становятся тогда ненормальными, зачастую эволюционируя  в ядовитые грибы на ваших полях и в лесах. Здесь они растут до совершенства. Это их избранная среда. Они впитывают из чистой атмосферы комбинированную пищу растений и животных и в течение своего существования не встречают обжигающего восхода солнца. Они процветают в месте совершенного спокойствия без сотрясений, не испытывая перемены и малой доли температуры, и существуют века. Многим из этих образцов, вероятно, тысячи лет, а они всё ещё растут, к чему им вечно умирать? Они никогда не были потревожены дыханием движущегося воздуха, они точно сбалансированы на своих стволах, похожих на пьедестал, окруженные атмосферой мёртвого азота, испарений других газов, берущих корни в слоях карбоната и минералов. В их распоряжении имеются неистощимые запасы питания".

"Я всё же не понимаю, почему они вырастают до таких громадных размеров".

"Растения адаптируются к окружающим условиям. - заметил он. - Дуб по своему подлинному росту высокий и стройный, перенесите его к арктическому кругу - и он станет сучковатым, заскорузлым и уменьшится до размеров кустарника. Касторовое растение имеет в тропиках высоту в двадцать - тридцать футов, а в умеренной зоне оно - травянистое растение, и дальше на север его уже не существует. Индейская кукуруза в Кентукки роскошна, высока и великолепна, каждый стебель обеспечен корнями до второго и третьего соединений, в то же время на северных землях она едва достигает до плеча человека, и чтобы избежать ранних северных заморозков, она приходит к созреванию до того, как большинство её южных разновидностей начинают покрываться кисточками. Общий дурман, посаженный ранней весной в богатой почве, вырастает пышно, широко расходится и приносит изобилие плодов; посаженный  же в середине лета он цветет, но достигает высоты всего лишь несколько футов, и между двумя листопадами ускоренно порождает одиночные семенные коробочки на верхушке короткого ствола, чтобы семена созрели прежде, чем появятся заморозки.Можно было бы привести примеры этих и других похожих случаев в отношении разницы некоторых видов растительности из Ваших прошлых мест, которую претерпевают они при изменении климатических условий, и она менее заметна, чем между растениями грибов, растущих здесь и на земной поверхности. Такие образцы грибов, что растут в Ваших бывших местах, убежали из подземных регионов, и они находятся настолько же не на своём месте, насколько некоторые виды тропических растений, посаженных в краю вечного снега. Более того, обычные грибы на земле, как правило, прорастают после захода солнца, и часто умирают, когда солнце поднимается, хотя здесь они могут расти вечно. Эти извилистые каверны содержат в себе тысячи миль поверхности, покрытой культурами, которые ещё выполнят великую миссию в экономии природы. Им предназначено накормить шествующие множества, когда придёт день и  человеческие народы опустошат поверхность земли и пройдут, как единый народ, через эти каверны на пути к непорочному существованию, которое надлежит найти во внутренней сфере".

"Я не могу опровергнуть Ваше утверждение, - снова повторил я - но и принять тоже. Тем не менее, мне всё-таки кажется неестественным найти столь восхитительный вкус и изящный запах, связанные с предметами, ассоциирующимися в моей памяти, как безвкусные и настолько неприятные, как поганки и рядовые грибы, которых на земле я терпеть не мог".

Глава 18

Пища человека

"На это я должен заметить,- ответил мой безглазый мудрец - что Вы говорите без надлежащего рассмотрения предыдущего опыта. Вы знаете или должны знать и о другом, как я отметил, различии в пищевых продуктах верхней земли, созданных при помощи климата, почвы и культивирования. Как Вам известно, картофель, наряду с пшеницей, рисом и кукурузой, обеспечивает людей крахмалистой пищей, происходя от дикого сорняка в Южной Америке и Мексике, где он всё ещё существует в качестве маленького шаровидного клубня, а его ближайшие собратья, с ботанической точки зрения, являются ядовитыми. Сочное яблоко достигло своего настоящего великолепия через медленные стадии от сучковатого, дикого вяжущего плода, к которому оно снова возвращается, если избегает культивации. Огурец - близкий кузен вяжущего, лекарственного, горького яблока (colocynth) - иногда обладает еще свойствами, получающимися от неудачного скрещивания, поскольку слишком часто служит примером для людей, недостаточно глубоко снимающих с него кожуру, чтобы устранить горький слабительный принцип, существующий на его поверхности. Апельсины, горькие в диких условиях, главным образом применяются как лекарственные посредники. Спаржа была однажды сорным растением. Её родными местами были соляные отложения моря, и если этот сорняк стал пищей, то и для любых других диких сорняков, возможно, то же самое. Гречиха является собственно сорной травой, а не злаком, и птицы поняли, что зерна многих сорных трав иногда предпочтительнее пшеницы. Дикий пастернак - яд, а культивированный пастернак быстро возвращается в своё природное состояние, если дать ему убежать и странствовать снова. Корень тапиоки содержит летучий яд, и он смертелен, но когда тот же самый корень приготовить надлежащим образом, то он становится приятной пищей - тапиокой. Африканский орех anacardium содержит питательное ядро, употребляемое в пищу местными жителями, тем не менее, капля сока его маслянистой кожуры, на коже человека вызывает вздутие волдырей и порождает ужасное заражение. Только те, кто знает, как отделять ядра, могут осмеливаться принимать его в пищу. Ягода berberis vulgaris - приятный на вкус кисловатый плод, а сук, на котором она растёт, необычайно горький. Такие примеры можно приводить до бесконечности, но я в достаточной мере рассказал об этом для того, чтобы проиллюстрировать, что ни различие в размерах и структуре видов в грибном лесу, через который мы проходим, ни условия тел, которые Вы сравнивали с известными Вам, не нуждаются в возбуждении Вашего удивления. Культивируйте картофель в Вашей бывшей местности так, чтобы он - его клубни - был выставлен на солнечный свет- и он станет зелёным, кислым и сильно вирулентным. Возделывайте споры грибов, растущих в земле, на её поверхности - и хотя теперь все их части съедобны, они будут дегенерировать и даже станут ядовитыми. При таких неблагоприятных для них условиях они теряют свой вкус и адаптируются к новым и неестественным условиям. Все они дегенерировали.  Здесь же они живут на воде, чистом азоте и его разновидностях, забирая для своих корней углерод из распадающегося известняка, присоединяя его к субстанции и развивая богатый и изысканный вкус, далеко превосходящий вкус пищи на земной поверхности. На поверхности земли, после того как они становятся ненормальными, они живут лишь на мёртвой и безжизненной органической материи, теряя свою силу ассимиляции элементарной материи. Они тогда имеют сходство с природой животных, вдыхая кислород, а выдыхая окись водорода, как и животные, являясь противоположностью существования других растений. Здесь они дышат кислородом, азотом и испарениями воды, но выдыхают некоторые из соединений углерода с кислородом, развивая, таким образом, деликатные эфирные эссенции, вместо ядовитого газа - углеродной кислоты. Здесь их субстанция собрана из всех элементов, необходимых для поддержания животной жизни: азота - чтобы создать мышцы, углерода и водорода - для жира, извести - для костей. Этот грибоподобный лес мог бы накормить многих.  Возможно, что в будущем времени, когда человек опустошит мрачную земную поверхность, поскольку однажды он будет вынужден сделать так, как и случилось на холодных планетах, которые сейчас не заселены на внешней поверхности, народы пройдут сквозь все эти пространства на своем пути из угрюмой внешней жизни к прелестям целебной внутренней сферы. Тогда здесь пробьет час необходимости, что, безусловно, наступит при неумолимых климатических изменениях, которые будут контролировать судьбу внешней земной жизни. Эти постоянно растущие склады, приспособленные для того, чтобы прокормить человечество, будут обнаружены в аккумулированном состоянии, чтобы служить питанием. Эту пищу Вы уже ели, ведь её разновидность  (чем я Вас снабжал) была отобрана из различных частей этих питательных продуктов, которым придан вкус и запах. Они готовы к употреблению, находясь непосредственно между животными и растениями, замещая их обоих".

Мой наставник положил свои руки мне на плечи, и в тишине я пристально всматривался в его лицо. Затем он продолжил в мягкой, пленительной и очаровательной манере:

"Неужели Вы не видите, что пища не есть материя? Материальной частью хлеба является углерод, вода, газ и земля; материальной частью жира - уголь и газ; материальной частью мяса - вода и газ ( этим термином были обозначены явно кислород и азот. Наставник настаивал на том, что и другие газы составляют часть атмосферы. Он подразумевал неизвестные газы, как часть пищи. Д.Л.). Материальных составляющих всей пищи очень много, они везде в изобилии, и, тем не менее, среди неограниченных неорганизованных материалов, создающих пищу, человек будет голодать.

Дайте здоровому человеку диету, состоящую из угля, воды, известняковых солей и воздуха и скажите ему: поскольку у хлеба нет иной субстанции, чем эта, вот вам ваш хлеб - материальная пища, живите  на ней. Если человек съест это, он умрёт от вздутия желудка. То же самое будет и с любой другой пищей - дайте человеку  неорганизованные материальные компоненты пищи в неограниченных количествах, и получите голод. Нет! Материя не пища, а носитель пищи".

"Что же такое пища?"

"Солнечный свет. Пшеничное зерно является пищей благодаря солнечному свету, попавшему в него. Мясо животных - живущих созданий - является просто носителем солнечной энергии. Уберите солнечный свет, и Вы разрушите пищу, хотя материальное останется. Растущее растение замыкает солнечный свет в своих клетках, а животные его снова оттуда извлекают. Отсюда следует, что после того, как солнечный  свет в любой пище освобождается в процессе преобразования тканей животного, хотя остаётся материальная часть пищи, это уже не пища. Она становится ядом, и затем, если он не выведен в надлежащее время из животного, яд разрушит жизнь. Тогда эта материальная часть становится вредной, но, всё-таки, остаётся материальной частью.

Фермер рассеивает в почву зёрна, солнечный свет выращивает их, напитывая растущее растение, и в течение сезона он замыкается в тканях, связывая материалы такой ткани, находящиеся в иных состояниях мёртвыми, в единую органическую структуру. Животные поедают такие структуры, разлагая их на высшие и низшие компоненты. При этом они живут на накопленном солнечном свете, а выделения бесполезной материи, выводятся из пищи. Фермер распределяет эти исключённые субстанции по земле снова, чтобы они вновь приняли свет в растущий организм растения, но оно не будет служить питанием для животного  до тех пор, пока энергия солнечного света снова не попадёт в его клетки".

"А навоз является пищей?" - внезапно спросилон.

"Нет".

"Разве навоз не материя?"

"Материя".

"А может ли он стать снова пищей в качестве части другого растения, когда пробьёт сезон?"

"Да, может".

"В чём же ещё, кроме энергии (солнечного света), есть отличие от пищи?"

"Есть необходимость в воде"- сказал я.

"И, закрытая в каждой молекуле воды, существует сокровищница солнечного света. Освободите резко солнечную энергию из океанических газов, находящуюся в них в подчинённом положении, и земля исчезнет от взрыва, который отразится по всей вселенной. Вода, которую Вы правильно считаете необходимостью человеческой жизни, является самой водой по милости того же Солнца, ибо без его тепла вода превратилась бы в лёд, высохла в пыль. Именно Солнце, дающее жизнь и движение созданиям, одушевляет безжизненные субстанции, и тот, кто в этом сомневается, не доверяет Создателю. Пища и питье являются лишь носителями частиц ассимилируемой солнечной энергии. Когда служители огня преклонялись перед своим богом - перед Солнцем, они боготворили пищевой резервуар человека. Когда они вытягивали трепещущие внутренности из тела приносимой жертвы, они возвращали своему богу искру солнечного света - так или иначе, это было должным. Таким образом, они признавали источник жизни, и всё же они поступали плохо, ведь их бог не требовал преждевременной жертвы, и скоро случится неизбежное. Так как вся органическая жизнь исходит из Солнца-Бога, то солнечная искра должна прилететь обратно к Создателю".

"Но они же безбожники, есть Бог за пределами их узкого понимания бога".

"Поскольку Бог существует и по эту сторону, то оставьте Вашу идею Бога. Вероятно, для существ более высоких мировоззрений, мы можем представляться безбожниками, но даже если это и так, долг требует, чтобы мы почитали Бога в пределах нашей сферы разума. Давайте же дальше не отклоняться, сейчас вопросом является пища, а не высший Создатель. И я говорю Вам, что пища человека и его органическая жизнь есть солнечный свет".

Он замолчал, и я стал размышлять над его словами. Всё, что он говорил, казалось настолько логичным, что я не мог отрицать его убедительности, и, тем не менее, это представляло собой совершенно не похожее на то, что я изучал в свете моего прошлого знания. Я не вполне понимал все эти полунаучные выражения, но, по крайней мере, был уверен в том, что не мог ни опровергнуть, ни подтвердить его утверждения. Мои мысли бесцельно блуждали, и я задавался вопросом, мог ли человек побороть себя, чтобы удовлетворительно жить в таких ситуациях, которые я сейчас переживаю. В компании моего знающего и философского хранителя, фантастически созданного, я продвигался дальше.

Глава 19

Далёкий крик. Я восстаю против продолжения путешествия

По мере того, как мы шагали в размышлениях, я становился более чувствительным и впечатлительным оттого, что наше продвижение вниз приобрело быстрый уклон. Солевые отложения, грибы и сталагмиты быстро исчезли из вида, и перед моими глазами стала появляться бесконечная разновидность каменных фигур и споровых растений. Они носили очертания деревьев, кустарников или животных, застывших и молчаливых, как статуи. По крайней мере, в моём искажённом состоянии сознания я мог определить сходство с такими знакомыми для меня предметами. Пол каверны становился всё более крутым, как было видно по сталактитам, которые, зависая то там, то здесь с невидимого потолка, имели с полом явный угол, соответствуя со сходным углом сталагмитов внизу. Подобно сопровождающему и окружающему ореолу, вечно живущий свет земли, окутывал нас, открываясь впереди, когда мы продвигались, и исчезая позади. Звук наших шагов издавал особое неописуемое глухое эхо, а голоса наши звучали, как голоса духов, и не по земному, как будто их происхождение было вне наших тел и на расстоянии. Странный резонанс напомнил мне отражённые шумы в бочке или цистерне. Я был удручён неописуемым чувством тайны и страха, которое росло глубже и интенсивнее до тех пор, пока я не мог больше выносить умственное напряжение.

"Постойте, постойте" - закричал я, или попытался закричать, и, внезапно, остановился. Но хотя я и громко крикнул, ни одного звука не вышло из моих губ. Затем издалека - мог ли я поверить моим ощущениям?- издалека, как эхо, крик вернулся обратно с интонацией моего голоса - "постойте, постойте".

"Говорите тише, - сказал мой спутник - говорите очень тихо, ибо при том усилии, которое Вы сейчас сделали, Ваш голос проецируется далеко за пределы Вашего тела. Чем больше напряжение, тем дальше за пределы оно распространяется".

Я схватил его руку и сказал медленно и решительно в подавленном тоне:

"Я прошёл достаточно далеко в тайные каверны земли, не зная цели нашего путешествия. Ознакомьте меня сейчас же с целью нашего таинственного путешествия, я требую. И снимите, наконец, это чувство неопределённости, иначе я дальше не пойду".

"Вы должны идти со мной к Сфере Покоя, - ответил он – не испытывая опасности. За пределами её лежит Неведомая Страна, в которой я никогда не отважился побывать".

"Вы говорите загадками. Что такое Сфера Покоя? Где она?"

"Ваши глаза не видели ничего подобного, человеческая философия о ней не имеет ни малейшего представления, и я не могу описать её - сказал он. - Она находится в теле земли, и мы встретимся с ней примерно в тысяче миль за пределами северного полюса".

"Но я в Кентукки,-  ответил я. – Вы считаете, что я предполагаю идти к северному полюсу? Эта недостижимая цель находится в тысяче миль отсюда?"

"Верно, - ответил он - если Вы будете измерять расстояние на земной поверхности. Вы не могли бы пройти её и за годы. Но сейчас, Вы находитесь в 25 милях ниже поверхности и должны понимать, что вместо того, чтобы становиться слабым по мере нашего продвижения, Вы увеличиваете свою силу. Я бы также обратил Ваше внимание на то, что Вы не голодны и не испытываете жажду".

"Давайте продолжим, - сказал я - восставать бесполезно. Я всецело в Вашей власти". И мы возобновили наш поход и быстро прошли вперёд среди тишины, которая была болезненна для меня выше всякого описания. Внезапно, мы вошли в хрустальную пещеру, каждая часть которой искрилась блеском и была белая, как снег. Сталактиты, сталагмиты и грибы исчезли. Я поднял осколок яркого материала, попробовал его на вкус и обнаружил, что он напоминает чистую соль. Чудовищные кубические кристаллы в фут и более диаметром стояли рельефно. Как скопившиеся массы, груды их были навалены повсюду, создавая части колонного утёса, хотя другие груды кристаллов были небольшие, имея сходство с кучами массивных белых песчаников.

"Это не соль?" - спросил я.

"Да, мы сейчас на высохшем дне подземного озера".

"Высохшем дне? - воскликнул я. - Масса воды, заключённая в земле, не может испариться".

"Она и не испарилась. В один отдалённый период времени, вода была извлечена из соли и, очевидно, ушла, на поверхность земли в качестве свежего водяного источника".

"Вы противоречите всем законам гидростатики, насколько я знаю этот предмет,- отреагировал я - когда говорите об извлечении воды из растительной субстанции, являющейся частью жидкости, оставляющей поэтому твёрдые среды".

"Тем не менее, это постоянное действие природы, - сказал он - как же ещё Вы можете рационально объяснить то, что великие соляные залежи и другие отложения солевых материалов существуют герметически закрытые под низом земной поверхности?"

"Признаться, я не уделял этому предмету достаточно много времени. Я просто принимаю обычное объяснение того следствия, что соляные моря потеряли много воды посредством её испарения, а в последствии, при каких-то потрясениях природы, солевые формирования были покрыты землей, которая, вероятно, массировано ушла при судорогах землетрясений под поверхность".

"Такие объяснения являются примерами некоторых ошибочных взглядов научных писателей, - ответил он - они правы лишь до некоторой степени. Огромные отложения соли глубоко под землёй обычно являются скоплениями, оставленными там водой, которая вышла из озёр солёной воды, из которых освобождённая вода ушла зачастую, как чистая родниковая вода, на поверхность земли. Она не убегает при испарении, по меньшей мере, не до того, как достигает поверхности земли".

Интерлюдия. История прерывается

Глава 20

Мой Непрошенный гость доказывает своё утверждение и опровергает мою философию

Пусть читатель, следовавший этой странной истории, которую мне было указано озаглавить "Край Земли", прошедший в своём воображении через пещерные хода подземного мира, слушавший беседу двух героев, путешествующих по направлению к тайнам Запредельного, вернётся теперь на верхнюю землю и снова войдёт в уединённые апартаменты - жилище Ллевелина Друри - того, кто слушал пожилого гостя, и кто обращает на себя ваше внимание. Помните, что я рассказываю историю внутри истории. Тот мой назойливый гость, со сверкающим ножом и седыми волосами, подобно некоему древнему мореплавателю, принудил меня выслушать его повествование, так что он читает его мне громко из манускрипта. Я терпеливо слушаю главу за главой, в основном с удовольствием, часто с удивлением, иногда с неверием, либо с совершенным несогласием. Многому в рассказе я должен сказать - да, ибо большая его часть кажется вполне правдоподобной, даже возможной, если брать её в связи с последствиями. Научные части интереса не представляли. Чудеса грибных рощ, свойства внутреннего света у меня не отбили охоту признать их в качестве законов природы, но когда ЧЕЛОВЕК-КТО-СДЕЛАЛ-ЭТО пришёл, чтобы сообщить о солевых залежах внутренней земли и объяснить причину исчезновения озёр, существовавших под землей в прошлом, и одновременного замещения залежами соли, моя доверчивость перенапряглась.

"Позвольте мне вмешаться в Ваш рассказ"- заметил я, и тогда в ответ на мою просьбу мой почтенный гость отложил бумагу.

"Ну? "- сказал он вопросительно.

"Я не верю последнему утверждению в отношении солевого озера, и если говорить откровенно, я бы не принял его в отличие от Вас, даже если бы находился на Вашем месте".

"Что Вы имеете в виду?"- спросил он.

"Физическое извлечение воды из солевого раствора. Я не верю, что это возможно, разве что при испарении воды".

"Вы принимаете в качестве заключений утверждения людей, которые никогда не исследовали места под земной поверхностью в этих направлениях. Полагаю, что Вы принимаете преобладающие представления о солевых отложениях, поскольку Вы делаете утверждение, что жидкости стремятся к общему уровню, о чём ваши научные авторитеты также учат, как о законе природы?"

"Да, я действительно считаю, что жидкости устремляются к общему уровню, и я согласен поверить в Ваши другие невероятные заявления, если Вы сможете продемонстрировать недостоверность принципа равновесия жидкости".

"Тогда, - сказал он - завтра вечером я докажу Вам, что жидкости занимают разные уровни, и объясню Вам также, как жидкости могут оставлять плотные тела, содержащиеся в растворе, не испаряясь из них".

Он поднялся и резко вышел. Было почти утро, и я сидел в комнате, раздумывая над историей моего уникального гостя, пока не заснул, и мне снились сны о кавернах и заседаниях. Я проспал, пока не наступил день, и яркость снов разбудила меня. Огонь утих, в комнате было холодно. Дрожа от нервного истощения, я упал на кровать и уснул, и снова мне снились ужасные вещи, которые я не в силах описать. При воспоминании о них я вздрагивал от испуга. Ближе к вечеру я проснулся. Hа следующий вечер мой настойчивый учитель появился и выставил на стол несколько стеклянных пробирок и листов промокательной бумаги.

"Сперва я покажу Вам, что жидкости могут менять свои уровни в противоположность к общепризнанным человеческим законам, но не против законов природы. И всё же, позвольте мне приступить к опытам через утверждение некоторых фактов, которые - если Вы сомневаетесь - можете проверить в любое время. Если два сосуда с водой соединены нижними концами, то поверхность воды будет иметь общий для них уровень".

Он отобрал стеклянную изогнутую пробирку и наполнил её водой. Вода заняла положение, показанное на рис.11.

"Вы ничего нового мне не показали - сказал я. - Наши книги учат тому же".

"Конечно, я всего лишь показал Вам базис вашей философии в отношении поверхностных жидкостей. Позвольте же продолжить: если мы заполним ту же изогнутую пробирку раствором обыкновенной соли, что я сейчас и делаю, то он также поднимается в обоих концах до общего уровня".

"Конечно".

"Не перебивайте. В один рукав пробирки я сейчас аккуратно налью чистую воду, а в другой -  морскую воду. Вы видите, что поверхности обоих концов занимают разные уровни (рис.12)"

"Конечно, нет, - сказал я - вес жидкости в каждом из рукавов пробирки  одинаковый, столбики балансируют друг друга".

"Точно. И на этом предположении вы базируете своё утверждение, что соединённые жидкости одной силы тяжести  должны всегда стремиться к общему уровню?  Вы же видите из этого опыта, что если две жидкости с разными силами тяжести соединены снизу, то поверхность более лёгкой будет занимать более высокий уровень, чем поверхность более тяжёлой жидкости".

"Согласен. Однако канал, соединяющий их, извилист. В этом-то и дело".

"Это не обязательно, - сказал он - в земле могут быть два района, из которых один заполнен солёной водой, а другой - пресной, которые, если их соединить вместе, могут быть изображены на таком же рисунке, как этот (рис.13), где поверхность пресной воды расположена выше поверхности морской воды".  И он вынул листок бумаги, с сопровождающей его диаграммой.

"Да, - согласился я - конечно, при условии, чтобы было равное давление воздуха на поверхности земли".

"Сейчас я сделаю рисунок, на котором одна часть выше другой, и попрошу Вас вообразить себе, что в нижнем районе у нас чистая вода, а в верхнем - солёная (рис.14). Можете ли Вы привести любую теорию из вашего закона, чтобы она опиралась на то, чтобы в этих жидкостях, соединённых вместе, вода поднималась вверх и бежала в солёную воду? "

"Нет, - ответил я - соедините их, и тогда солёная вода будет перетекать в чистую".

"Как раз наоборот, - сказал он - соедините их так, как соединены бесчисленные полости в земле, и пресная вода будет течь в морскую".

"Это утверждение противоречит прикладной философии и здравому смыслу".

"Где блаженствует невежество, там глупость считается мудростью. Вы знаете этот максим смертных людей, - ответил он - но я должен простить Вас, ваше догматическое образование суживает Ваши суждения. Сейчас я докажу, что Вы ошибаетесь".

Он вынул из кармана два хрупких стеклянных тюбика диаметром в 1/8 дюйма и в длину 4 дюйма и установил их в углубление перфорированной пробки, которую поставил на стол. В один стеклянный тюбик он налил воды, а затем, растворив немного соли в чашке с водой, наполнил солёной водой другой тюбик. Оба тюбика были заполнены почти под самый верх (рис.15).

Дальше, он достал короткий изогнутый стеклянный тюбик, к каждому концу которого была прикреплёна полоска подвижной резиновой трубы. Затем, из кусочка промокательной бумаги, такой, которая используется для промокания чернил, он отрезал узкую полоску, и продел её через весь проход изогнутого тюбика, создав аппарат, показанный на рис.16.

Затем одел резиновые трубки на два тюбика с рис.15, края промокательной бумаги оказались погруженными в жидкости, создав соединение, покоящееся на пробке, как показано на рис.17.

Поверхности обеих жидкостей сразу же понизились по причине их впитывания промокательной бумагой, при этом вода понижалась наиболее быстро, и вскоре незаметно жидкости встретились через их поглощения бумагой, и точка их контакта была явно обозначена. Теперь старик аккуратно передвинул два тюбика, слегка подняв один так, чтобы поверхности жидкостей заняли один уровень, он пометил карандашом поверхности на стекле.

"Следите за результатом"- заметил он, и поставил тюбики на углубления в корке с выровненными в линию поверхностями жидкостей. Мы сели вместе и наблюдали, и вскоре стало очевидно, что поверхность  пресной воды понизилась по сравнению с поверхностью морской воды. Не отрывая взгляда от чернильной пометки на тюбике, я также увидел, что морская вода в противоположном тюбике поднималась.

"Я позвоню Вам завтра вечером,- сказал он - и мы откроем тогда, что истинно: человеческая теория или природный опыт".

За короткое время пресная вода была перемещена к морской воде, чтобы поднять её поверхность значительно выше своего предыдущего уровня и поверхность воды в большой степени понизилась (рис. 18).

Я был поражён результатом, и при появлении старика на следующий вечер капризно сказал экспериментатору:

"Я не знаю, честно ли это проведено".

"Разве я не показал при надлежащем соединении жидкостей, что более лёгкая перетекает в  более тяжёлую и поднимается над своей прошлой поверхностью?"

"Да, но в земле нет пористой бумаги".

"Правда. Я использовал посредник, потому что так было удобно. Однако существуют обширные подземные залежи пористых материалов, камня, песка, различных других грунтов, многие из которых служат той же цели. На большом уровне при совершенных законах природы в земле постоянно идёт такая молекулярная передача жидкостей, и кажется, что в этих феноменах закон тяжести не действует. Правило же, которое человек установил из узкого опыта, управляет течением жидкости с точностью до наоборот. Арочные пористые посредники всегда приносят более лёгкую жидкость  в более тяжёлую, пока её поверхность значительно не поднимется над поверхностью лёгкой жидкости. Тем же способом Вы можете продемонстрировать, что алкоголь проходит в воду, сернистый эфир - в алкоголь, а другая, легко смешивающаяся легкая жидкость, в более тяжёлую".

"Я видел, что Вы провели опыт для примера, чтобы доказать утверждение на малом уровне, с пресной водой и морской водой, и не могу сомневаться в этом, кроме того, что является ли это правдой на широком плане" - ответил я.

"Итак, Вы допускаете, что утверждение в отношении жидкостей верно лишь тогда, когда они соединены снизу. Иными словами, Ваша мысль является односторонней, что часто бывает и с научной мыслью".

"Да".

"Теперь в отношении того, что касается соляных отложений глубоко под землёй. Вы ошиблись также в том, что касается их происхождения. Океанская вода, пробегающая через открытый канал с одной стороны, может впадать в подземное озеро, которое посредством контактного действия (всасывания) покрывающей и окружающей страты постоянно опорожняется, но не соль. Таким образом, при абсорбции воды морская вода озера со временем становится насыщенной, создавая кристаллизацию постоянно, откладывая её на пол и стороны бассейна. Наконец, полость полностью заполняется солью, и остаются твёрдые соляные скалы. Однако, если до того, как озеро становится твёрдым, подход солевой воды прерывается по какой-либо природной причине - к примеру, закрытие кристаллами соли прохода, то подземное озеро, в конце концов, становится сухим. Соль кристаллизуется на дне, на отвесных сторонах, оставляя огромные расщелины в солевых отложениях, что и случалось, когда я проходил через такие проходы в солевых отложениях с моим спутником, о чём я Вам недавно рассказал".

"Даже сейчас у меня есть сомнения в отношении правильности Ваших объяснений, особенно в том, что касается поверхностей жидкостей".

"Тем не менее, это факт. Будучи смешанными, жидкости в состоянии, если их соединить посредством пористых проходов (промокательная бумага удобна для иллюстрации опытов), полностью изменить человеческие правила, которые были приняты, чтобы объяснить феномен равновесия жидкости, ибо, повторяю, лёгкая впадает в тяжёлую, и поверхность тяжёлой жидкости поднимается. Вы можете попробовать провести опыт с алкоголем и водой, приняв меры предосторожности для предотвращения испарения, либо Вы можете разнообразить опыт с растворами различных солей разных плотностей. Чем больше различие в силе притяжения между двумя жидкостями, тем быстрее лёгкая жидкость перетекает в тяжёлую и, после уравновешивания, тяжёлая жидкость создаст контраст, получившийся по высоте поверхностей жидкостей".

"Люди, тем не менее, объясняют этот эффект посредством законов природы" - сказал я.

"Да, - ответил он - когда они изучат факты и тогда будут в состоянии разрешить загадку некоторых феноменов, связанных с процессами рассеивания, которые они сейчас не понимают. Разве я не сказал Вам, что после факта, который стал ясен, было легко увидеть, как Колумб стоял на одном конце шара? То, что я показал через опыт, вероятно, является новым принципом в гидростатике. Но я провёл это натуральным способом для объяснения неясных природных феноменов, которые человек пытается объяснить посредством неоправданных методов".

"Можете возобновить Ваше повествование. Я согласен с тем, что, когда жидкости соединены, как Вы показали, посредством пористой субстанции, то одна перетекает в другую, и поверхность более лёгкой жидкости в этом случае займёт положение ниже поверхности более тяжёлой".

"Вам необходимо признать также, - сказал он - что, когда солевые растворы подвержены земному притяжению, то при определённых условиях твёрдые тела могут через капиллярное притяжение остаться позади, а чистая вода, в конечном счете, пройдёт через пористый проводник. Если бы это было не так, то единственная естественная поверхность родниковой воды на земле была бы морской водой, потому что поверхностный слой земли заполнен солевыми растворами. Все реки и озёра, наполненные пресной водой, были бы также солёными и вонючими от серных компонентов, ибо на больших глубинах всегда присутствует солёная и зловонная вода. Даже в тех странах, где вся вода, находящаяся ниже непосредственной поверхности земли, солёная, бегущие источники капиллярного происхождения чистые и свежие. Можете себе представить, насколько всё было бы иначе, если бы не закон, который я привёл, ведь вся поверхность земной скорлупы пронизана морскими и солевыми водами. Разве ваша "философия" никогда не приводила Вас к такому заключению?"

Продолжая, мой гость рассуждал:  "Разве не существуют озёра на земной поверхности, в которые впадают реки и течения, но которые не имеют видимого  выхода? Не являются ли такие озёра солёными, несмотря на то, что входящий в них источник воды является сравнительно пресным? Не пытались ли Вы, когда-либо, задаться вопросом, что капиллярность при помощи поверхностного испарения  (и не только испарения, как принято считать) не разделяет воды этих озёр от солевых субстанций, занесённых в них потоками, порождая, поэтому, солёные озера? Не породит ли такое действие, после долгих периодов времени, кристаллические отложения в некоторых местах дна таких озёр, что в конечном итоге создаст залежи соли?"

"Это возможно" - ответил я.

"Не только возможно, но и вероятно. Не только вероятно, но и истинно. Поверхностные реки могут течь через вмешивающуюся солевую субстанцию, находящуюся над солевыми кристаллами. В самом деле, из-за различий в специфической силе тяжести поверхность озера может состоять из относительно пресной воды, хотя на таких глубинах снизу создаются солевые отложения, а между этими крайностями может пребывать страта за стратой солевых растворов, уменьшаясь в силе тяжести по отношению к верху".

Затем он взял манускрипт и продолжил его читать ясным музыкальным голосом, в то время как я сидел в качестве более удовлетворённого слушателя, чем прежде. Я был не только смущен, но и убеждён. И я вспомнил высказывание Сократа, что нет для человека большей удачи, чем тогда, когда его ошибка опровергнута.

Мой непрошенный гость возобновляет чтение манускрипта

Глава 21

Мой вес исчезает

Мы внезапно остановились, так как неожиданно подошли к краю обрыва глубиной, по меньшей мере, в двадцать футов.

"Давайте прыгнем вниз"- сказал мой гид.

"Это было бы опасно, - ответил я - нельзя ли нам спуститься с какого-нибудь места, где не так глубоко?"

"Нет. Пропасть проходит вдоль нашего пути на многие мили, а в этом месте у нас была бы наименьшая трудность. Кроме того, опасности не существует. Особая сила тяжести наших тел сейчас настолько мала, что мы могли бы без вреда прыгнуть на вдвое большее расстояние".

"Не могу вас понять. Мы состоим из плоти, наши тела обладают весом, падение будет сильным".

"Снова Вы рассуждаете с позиции Вашей прошлой жизни, и как обычно ошибаетесь. Будет маленькое столкновение потому,  что, как я уже сказал, тела наши в настоящий момент сравнительно лёгкие. Отчасти это оттого, что мы потеряли вес. Сейчас Вы весите всего лишь около пятидесяти фунтов, если бы взвесились на весах".

Я стоял в недоумении.

"Вы дурачите меня. Мой вес свыше ста пятидесяти фунтов, как же я его потерял?  Правда я заметил  лёгкость, с которой мы недавно проходили наш путь, особенно в его последней части, но я объясняю это отчасти тем, что наш курс направлен вниз, под уклоном, и действует оживляющая мощь в атмосфере этой каверны".

"Это объясняет лишь часть вопроса, - сказал он - на который в своё время был ответ. Я заявляю факт. Но если бы Вы, в самом деле, не израсходовали столь малое количество энергии, то задолго до этого были бы совершенно истощены. За прошедшее время Вы увеличили свою силу, даже помолодели. Ваше морщинистое лицо стало более гладким, а голос снова стал естественным. На поверхности земли при помощи Ваших братьев Вы преждевременно постарели, чтобы при прохождении линии гравитации  снова смогли стать бодрым и наслаждаться своей зрелостью. Если бы тот процесс старения не был выполнен, Вы бы сейчас во многих отношениях стали, как ребёнок". Он встал передо мной:

"Прыгните вверх"- сказал он. Я с готовностью выполнил эту неожиданную команду и с достаточной силой подпрыгнул вверх, как предполагал, на шесть дюймов от земли. На самом деле я отскочил вверх на полных шесть футов. Мой спутник как будто не заметил моего удивлённого взгляда, когда я приземлился, и тихо сказал:

"Если без излишнего напряжения Вы можете пролететь шесть футов, не почувствовав сильного приземления, то разве Вы не можете прыгнуть вниз на двадцать футов? Смотрите!"

И он свободно пролетел над обрывом, приземлившись невредимый на каменное основание внизу.

Даже тогда, когда я заколебался, он крикнул:

"Повисните на руках на краю и тогда прыгайте".

Я послушался, и падение с высоты четырнадцати футов подействовало на меня так, будто я стал лёгким, как пробка. Я парил к земле, подобно падающему листу, и пристал напротив обрыва в удивительном расположении духа.

"Другие прошли через Ваш опыт,- сказал он - поэтому я пропускаю Ваше недоумение. Но опыты, с которыми Вы сейчас сталкиваетесь, устраняют недоверие. Делание есть вера".

Он милостиво улыбнулся.

Я изумился, обдумывая в голове то, что люди в абстрактном размышлении проходили через необычные опыты, не зная об условиях, окружающих их, пока внимание их не было обращено на видимые и всё же незамечаемые окрестности, и тогда они видели действительность. Загадочная картина бросается в глаза и оставляет отпечаток на ретине, но она лишена характера до тех пор, пока скрытая форма не появляется в сознании. Тогда эта форма всегда важна для глаза. Теперь моё удивительное движение, когда на него было обращено внимание, находилось непрерывно в моём уме, и я обнаружил себя внезапно овладевшим человеческой силой, имея вес младенца. Я поднимал ноги без всякого усилия, казалось, что они были лишены веса. Я подпрыгивал, кувыркался и вращался над гладкой поверхностью каменного пола без вреда. Казалось, что я стал воздушным подобием моего прошлого "я", моей материальной субстанции, потерявшей в весе без соответственной потери силы. Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что всё это было не сон, затем я попытался убедить себя, что я стал жертвой бреда, но напрасно. Как реальность, жестокая реальность, слишком сурово предстало передо мной моё существование. Что-то похожее на опьянение снова овладело мной, и я уповал на конец, каким бы он ни был.Мы возобновили путешествие и поспешили с возрастающим ускорением, галопом рука об руку вниз, вниз, всё время вниз к озарённому ущелью земли. Спектральный свет, покрывавший нас своим ореолом, стал более интенсивным, увеличиваясь в арифметической прогрессии, и теперь я мог различать объекты на значительном от нас расстоянии. Моя живость росла, как будто я был под воздействием сильного стимулирующего средства. В противоположность моей недавней угрюмости, весёлость прочно овладела мною, я обладал изысканным умственным ощущением, о котором я только и могу сказать, как о пленительном восхищении. Мой спутник крепко держал мою руку, и вместо того, чтобы отвращаться, я испытывал наслаждение от его прикосновения.

Мы вместе перепрыгивали через большие неровности на полу, исполняя воздушные пируэты так же легко, как птицы во время полёта. Действительно, я чувствовал, что овладел мощью полёта, ибо мы перепрыгивали бесстрашно через огромные склоны и пропасти, которые были перпендикулярны и превышали по высоте наш вес многократно. Очень лёгкого напряжения мускулов было достаточно, чтобы перенестись на огромную дистанцию, и почти на цыпочках мы проносились со всё возрастающей быстротой вписываясь в крутизну неведомого склона. Наконец, мой гид замедлил движение, и наша скорость постепенно упала. Через некоторое время мы остановились недалеко от горизонтальной субстанции, лежащей перед нами,  с явно стеклянной поверхностью, строгой, неподвижной, неизмеримо громадной, простирающейся перед нами до уровня горизонта. Она виделась красочно чёткой по яркости земного цвета, который казался превосходящим солнечный. Насколько далеко мог видеть глаз, подобно зеркалу, расходился глянцевый барьер, он простирался за горизонт и, исчезая вдалеке, уходил за предел.

Интерлюдия. История снова прерывается

Глава 22

Мой непрошенный гость уходит

Снова я беру на себя смелость прервать повествование и отвлечь мысли читателя от таинственных пещер, через которые мы пробирались по следам быстрых шагов человека, который был похищен, и его обнажённого лоцмана нижних сфер. Давайте же посмотрим и послушаем то, что происходило в моей комнате в Цинцинатти сразу же после того, как мой посетитель, известный под именем ЧЕЛОВЕК- КОТОРЫЙ-СДЕЛАЛ-ЭТО окончил читать мне, Ллевелину Друри, хранителю его манускрипта, любопытную главу, рассказывающую о том, как подземные искатели потеряли вес, когда опустились в полости земли. Мои французские настенные часы пробили двенадцать отчётливых серебряных нот, прежде чем седобородый читатель закончил свою часть и завернул манускрипт, готовясь положить его в нагрудный карман.

"Это последняя полночь, - сказал он - и сейчас также время уходить для меня. Но в течение года я снова приду к Вам. Тем временем, в моё отсутствие, поищите записи, поспрашивайте авторитетных лиц, и отметьте такие возражения, которые появились в отношении заявлений, которые я сделал. Историческим либо научным путём подтвердите или опровергните любую часть жизненной истории, которую я Вам изложил. А когда я вернусь, то выслушаю от Вас то, что Вы должны будете сказать, и отвечу на Ваши аргументы. Если есть сомнение, касающееся подлинности любой части истории, исследуйте, но не говорите другим о деталях наших встреч".

Я посидел в задумчивости некоторое время, а затем сказал:

"Я отказываюсь заниматься удостоверением подлинности исторической части Вашего рассказа. Местности, о которых Вы упоминаете, могут в действительности иметь те названия, и возможно, что Вы рассказали и личную историю, но я не думаю, что заинтересован в том, чтобы доказывать или опровергать её. Я всё же замечу, что не представляется вероятным, чтобы человек мог в любое время исчезнуть из общества, что, как Вы утверждаете, случилось с Вами, и служить средством возбуждения волнения среди соседей, которое оказало воздействие на политические партии или даже привести к необычному местному возбуждению за пределами своего непосредственного круга знакомых. Ведь человек не представляет собой достаточной важности до тех пор, пока он не бросается в глаза. Вы сами рассказали, что являетесь всего лишь прилежным механиком, наивно доверяющим алхимическим причудам. Насколько я думаю над этим вопросом, боюсь, что Вы пытаетесь злоупотребить моей доверчивостью. История насильственного похищения, рассказанная Вами, мне кажется неправдоподобной и она не заслуживает того, чтобы её исследовать, даже если бы я и склонен был заняться Вашими делами. Тем не менее, Ваши заявления, которые Вы сделали в отношении природы земной коры, гравитации, света, инстинкта и человеческих чувств, в высшей степени интересны и даже привлекательны, так как Вы мастерски представляете предметы. Я искренне допускаю всё это и постараюсь сделать запросы в отношении данных исследований, обратиться к экспертам, к тем, кто занимается изучением этих направлений".

"Соберите Ваши показания, - сказал он - и я выслушаю Вас, когда вернусь. Он открыл дверь, плавно вышел, и снова я остался один.

Глава 23

Я спрашиваю учёных. Эфир Аристотеля

Прошли дни и недели. Когда представилась возможность, я проконсультировался у доктора У.Б.Чапмена, аптекаря, изучающего науку, касающуюся природы света и земли, который в свою очередь посоветовал мне обратиться к профессору Даниэлю Воону. В ответ на мой вопрос в отношении гравитации, этот знающий человек заявил, что существует многое из того, что человек хотел бы понять об этой мощной силе, которая всё же могла быть объяснена, но ещё никогда не стала известной смертному человеку.

"Корреляция силы, - сказал он - стала заметно знакомой, и её изучал старательный научный писатель по имени Джоуль в своих статьях, появившихся между 1843 и 1850 годами. Он последовал за другими, которые увлекались экспериментами и теоретизированием. Можно добавить, что в этом предмете Джоулю предшествовал Майер. Это подразделение научного знания только сейчас возбуждает к себе необычный интерес учёных, а Ваши вопросы охватывают предметы, связанные с некоторыми фазами феномена. Мы считаем, что свет, тепло и электричество взаимообратимы. Фактически перед нами недавно открылись доказательства, показывающие, что такое имеет место. Эти посредники или проявления, известные теперь, настолько соотносимы друг к другу, что когда бы не исчезло одно, другие сразу же появляются. Изучите прекрасные опыты и выдающиеся исследования  в этих направлениях господина Уильяма Томпсона".

"И что же такое гравитация?" - спросил я, наблюдая, что профессор Воон пренебрёг включить гравитацию в число своих многочисленных пронумерованных сил, вспомнив, что сила гравитации более близко связана с историей моего посетителя, чем, возможно, с другими, за исключением загадочного свечения в центре Земли.

"Мы более невежественны в той силе, чем в остальных  - ответил он - Она воздействует на земные и небесные тела, притягивая материальную субстанцию или придавливая к земле. Она также удерживает, как мы верим, Землю и другие тела в определённом положении на небосклоне, устанавливая, таким образом, планетарное равновесие. По-видимому, гравитация не вытекает из внешней силы или запасного резервуара и не поддерживается ими, но является подлинной сущностью, характеристикой материи, понижающейся в интенсивности в соотношении квадрата увеличивающейся дистанции, поскольку тела отдаляются друг от друга или от земной поверхности. Однако при излучении, гравитация не исчезает от тел и не нуждается в дополнении извне, насколько нам известно. Её можно было бы сравнить с эластической лентой, но не существует переходной осязаемой субстанции для влияния на тела, на которые она воздействует, и она пребывает в неумирающем напряжении, непохожая на все эластичные материальные субстанции, известные науке. Она не теряет и не приобретает энергию со временем. В противоположность сцеплению или химическому сродству она использует своё влияние на тела, с которыми не находится в соприкосновении, и не обладает материальной связью. Это создаёт необходимость чисто причудливого объяснения в отношении посредника, руководящего подобными влияниями, вынося на свет существования нелогический гипотетический пятый эфир, на который обратил своё внимание Аристотель".

"Что же такое эфир?" - вопрошал я.

"Это необходимость в науке, но не осязаемая, не демонстрируемая, неведомая и полностью теоретическая. Признано учёными, что он является жидкостью. Потому что человеческая теория не может постигнуть такую субстанцию, или объяснить, как субстанция способна воздействовать на отдельное тело до тех пор, пока не появится посредник, чтобы передать силовые отпечатки. Отсюда к материальным субстанциям Аристотель добавил (или, по меньшей мере, сделал заметным) умозрительный эфир, который, как он предполагал, пронизывает всё пространство, а также все материальные тела, чтобы можно было объяснить причину прохода тепла и света к солнцу и от солнца, звёзд и планет".

"Объясните подробнее"- попросил я.

"Чтобы осознать такую сущность, мы должны представить материю, более мимолётную, чем любой из известных газов, даже в своём самом рассеянном положении. Он должен сочетать плотность самого совершенного проводника тепла (достигающего любое известное в этом смысле  тело до бесконечной степени) с прозрачностью абсолютного вакуума. Он не должен создавать никакого трения при контакте с любой субстанцией, но обладать притяжением материи. Он не должен иметь какой-либо вес (и тем не менее переносить силу, порождающую вес), не реагировать на воздействие какого-либо химического посредника, или быть обозреваем через любой оптический инструмент. Он должен быть невидим, и всё же переносить силу, порождающую ощущение зрения. Он должен быть такого характера, который не может, согласно нашей философии, воздействовать на частицы земных субстанций при проникновении в них без контакта и трения. И, тем не менее, что является научной несообразностью, он должен действовать именно с такой готовностью на физические тела, чтобы привлечь к материальному глазу ощущение зрения. От Солнца до созданий на далёких планетах он должен нести тепловую силу, дающую, таким образом, импульс к ощущению зрения. Даже не имея ощутимого контакта с ним, через этот посредник должны перемещаться миры, а планетарные системы вращаться, разрезая и проникая его в каждом направлении без потери импульса движения. И всё-таки, как я сказал, этот эфир должен находиться в таком близком соприкосновении, чтобы передавать им эссенцию, нагревающую вселенную, освещающую  её, и которая должна обеспечивать силы притяжения, удерживающие звездные миры в определённом положении. Ничего не имея в себе, насколько могут показывать ощущения человека, космический эфир должен быть более плотным, чем иридиум, более мобильным, чем любая известная жидкость, и сильнее, чем самая превосходная сталь".

"Я не могу представить себе такую сущность"- ответил я.

"Нет. Ни один не может, ибо теория иррациональна и может быть поддержана посредством сравнения с законами, известными человеку, но несмотря ни на что, концепция является элементарной необходимостью при научном изучении. Может ли человек посредством любой рациональной теории соединить вакуум и субстанцию и создать следствие, которое будет ни материей, ни пустотой, ни нечто, ни ничто, и всё же таким, что интенсифицирует всё, являясь более разряжённым, чем самый совершенный из известных вакуумов, и быть лучшим проводником, чем самый плотный металл? Это мы и делаем, когда пытаемся описать всепроникающий эфир пространства и объяснить его влияние на материю. Ввиду недостатка в теории причин, этот гипотетический эфир, является настолько же верховенствующим в сегодняшней философии, насколько и в прошлые времена. Там он являлся в качестве алкахеста талантливого старого алхимика Ван Хельмонта - универсальным духом, существующим в представлении, и в то же время не существующим в восприятии, о котором сегодняшняя наука знает так же плохо, как её теоретический распространитель - Аристотель. Мы - те, кто гордится нашей точной наукой, улыбаемся над некоторыми утверждениями Аристотеля в других направлениях, ибо наука их опровергла. И всё же необходимость заставляет принять это нелогическое рассуждение об эфире, что возможно является  самой безрассудной из всех теорий. Разве этот греческий философ также серьезно не утверждал, что лев имеет только один позвонок в своей шее, а дыхание человека входит в сердце? Что тыльная сторона головы пустая, и что человек имеет не более восьми рёбер?"

"Должно быть, Аристотель был легкомысленным наблюдателем"- сказал я.

"Да, - ответил он - так представляется. И нынешняя наука основывает свои учения в отношении хода всех сил от планеты к планете, от солнца к солнцу по тому велению, что я процитировал, не более обоснованному при проведённом опыте".

"А мне посоветовали обратиться к Вам, как к добросовестному научному наставнику,- сказал я - почемуже Вы говорите так несерьезно?"

"Я достаточно хорошо сведущ в том, что мы называем наукой, чтобы не бояться пострадать оттого, что говорю правду, а Вы задали прямой вопрос. Если Ваши вопросы поведут Вас дальше в направлении изучения сил, сразу же признайте, что о присущем силе внутреннем устройстве не известно ничего. Тепло, свет, магнетизм, электричество, гальванизм (до нынешнего времени известный под именем "невесомые тела") теперь считаются разновидностями силы. Но, по моему мнению, придёт время, когда они будут известны, как волнения".

"Волнения чего?"

"Я точно не знаю, но чего-то такого, что лежит за всем, или того, что всё создаёт, но всё ещё является непознанной сущностью для людей".

"Проясните мне то, что Вы имеете в виду".

"По-видимому, - отозвался он - это невозможно, я не могу найти слов для выражения. Я не верю, что силы, известные в качестве невесомых тел, являются тем, что современные физики определяют ими. Мне заманчиво сказать, что, по-моему, силы являются расстроенными проявлениями чего-то такого, с чем мы не знакомы, и что, тем не менее, пронизывает нас и во что мы погружены. Возможно, эфира Аристотеля. Мне кажется, что позади всех материальных субстанций, включая силы, существует неизвестный дух, который при определённом воздействии может быть раздражён до степени проявления, показывающего нрав того, что мы называем силой. От этого духа поднимаются силовые проявления (волны или волнения), и всё же они снова могут стать мимолётными и покоиться в своём поглощающем единстве. Выходя из тихого озера, вода течёт по мягкому склону в пульсациях или тихих волнообразных движениях, с музыкальным смехом по крутизне, в штормовых тонах, через обрыв, чтобы затихнуть в другом озере. Всегда вода, в разных фазах, (может пробудить наше восприятие к пульсации вселенной и снова уйти на покой), и всё еще быть водой".

Он задумался.

"Продолжайте же"- сказал я.

"Временами я осмеливаюсь мечтать о том, что гравитация может быть резервуаром, сохраняющим  энергию всех мировых сил, и что-то, что мы называем разновидностями силы, является непосредственно условиями, пульсациями, переходами и каскадами в гравитации".

"Продолжайте" - с жаром сказал я, как только он заколебался.

Он потряс головой.

Глава 24

Монолог профессора Даниэля Воона. "Гравитация есть начало и конец: все земные тела на коленях перед нею"

"Пожалуйста, продолжайте, я необычайно заинтересован. Я бы хотел сказать Вам о причинах моего желания, но не могу этого сделать. Прошу Вас продолжить".

"Должен добавить, - продолжил профессор Воон, игнорируя  мои замечания - что мы установили правила измерения силы гравитации и заметили уменьшение силы притяжения при оставлении поверхности планет. У нас есть сравнительные данные веса Земли и планет, и мы имеем основание верить, что силовое выражение гравитации достигает максимума в направлении одной шестой части расстояния к центру земли, затем наступает уменьшение до тех пор, пока возле самого центра планеты материя не имеет веса. В совокупности с тем, о чём я недавно сказал, это почти всё, что мы знаем, или думаем, что знаем о гравитации. Гравитация есть начало и конец, все земные тела на коленях перед нею. Я не могу вообразить запредельное и всё-таки гравитация...- рассуждал этот восхищенный философ - может быть проявлением..."

Снова он задумался, подперев свою косматую голову руками, совершенно забыв о моём существовании. Я осознал, что его сознание отвлеклось, и он погрузился в загадки научной необъятности. Мог ли он снова говорить? Я даже и не думал о том, чтобы нарушить его мечтания, и тишина продлилась несколько минут. Затем он медленно, мягко и благоговейно пробормотал:

"Гравитация, гравитация, ты как будто единое, постоянное, вечно присутствующее на Земле выражение Всемогущества. Тепло и свет приходят и уходят, как испарения воды конденсируются в дождь и рассеиваются в пар для возвращения в атмосферу снова. Электричество и магнетизм появляются и исчезают. Подобно летним штормам, они перемещаются в разнообразных каналах  и даже возвращаются и летят от контакта с другими телами, им, по-видимому, запрещено появляться. Но ты, гравитация, вечно присутствующая и всемогущественная. Ты  самое созидающее движение и всё же самое поддерживающее равновесие всех вещей, мировых и небесных. Попытка вообразить тело без твоей потенции была бы крахом и смертью всей материальной вселенной. О! Гравитация, твой голос - из Запределья, и другие силы - это лишь эхо твоё - робкие отражения, которые начинают колебаться, чтобы жить и умереть в пространственных кавернах Вселенной, в то время как ты верховенствуешь над всем!"

Он склонил голову, и его округлые плечи опустились ещё ниже, он неосознанно поглаживал рукой локоны своей мохнатой головы и как бы совещался с близким Существом, которого другие видеть не могли.

"Голос оттуда, - повторил он - из Запределья нашей сферы. Поймает ли лёгкие отзвуки тонкий слух будущих учёных? Смогут ли более яркие мысли одарённых людей при таких достижениях, которые им может принести будущее, общаться с существами, заселяющими необъятность пространств, исчезающих перед твоим вездесущим духом? Ибо с тобой, кто удерживает пространство, космос не является космосом, и нет слова, выражающего время. Разве не твой голос несёт историю прошлого, а из прошлого - в настоящее, для которого нет будущего? Все условности времени становятся едиными в тебе, а сущность единая всё покрывает и соединяет. Не ты ли подаёшь голос, гравитация Солнца и вселенная Солнца, повествуя  о  том, что вокруг нас может быть лишь пустыми точками в глубинах всепроникающей сущности. В ней даже ты сама существуешь мимолётным эхом, связанная с чудными субстанциями, предназначенными постепенно исчезнуть за границами межзвёздной шири, где волнения исчезают, а материя и гравитация вместе умирают, где всё чисто, прозрачно, мирно и темно? Гравитация, гравитация, неувядающая гравитация... Ты, по-видимому, являешься вечно проникающей, неизменной, но в то же время движущим духом космоса суровых тайн. Ты есть сейчас в непостижимых проявлениях сил. Ты – беседующая с немым человечеством иных вселенных, солнц и вихрей солнц, приносящая приливы из солнечных планет или даже бесконечно далёких звездных туманностей, молчаливых недостижимых галактик, разбрасывающая перед взорами земных смертных в каждое мгновение свежие волны издалека, которые мы по своему невежеству не можем читать.  Разве не могут попытаться общаться с нами, посредством тонкой вечно живущей сущности, существа, возможно, сходные с нами, но стоящие выше по шкале разума, кто населяет некоторые из планет около нас? И разве не могут их усилия по установлению контакта провалиться из-за нашего невежества в языке, который они применяют? Не являются ли свет, тепло, электричество и магнетизм упорно действующими и колеблющимися посредниками твоего неизменного существования и не возможно ли это в дальнейшем?"

Его голос постепенно понизился и теперь стал неслышным, он явно не замечал моего присутствия и ушёл далеко за пределы самого себя, он потерялся в небесных материях и отвлечённо продолжал неразборчиво бормотать про себя. Погладив свои волосы, он взял свою сильно изношенную войлочную шляпу, неуклюже водрузил её на свою мохнатую голову и вскоре выбрался прочь из дома, даже не попрощавшись со мной. Изогнутая форма, преждевременно надломленная лишениями, дикая, неостриженная, типично страдающая и пренебрежительная впечатлила меня тем, что в его человеческой жизни - сущность, бессмертный разум забыл о материальной части человека. Физическая половина человека, даже его собственного бытия, по оценке Даниэля Воона, была бременем, недостойным серьезного внимания, его дух сообщался с чистой природой, и наукой для него было изучение великого Запредельного.

(Господин Друри не заявлял о том, что записывал замечания профессора Воона слово в слово, но стремился дать суть. Язык его безошибочен, а подбор слов прекрасен, его монолог впечатляет несказанно. Возможно, что Друри передал смысл неправильно, или, чаще чем один раз, развил его при помощи великого ума терпеливого человека. Профессор Воон подходил для  положения высочайшего уважения научного олимпа, но пренебрегаемый людьми, гордый как король, он безропотно сносил самые горькие лишения и одиноко страдал, пока в конечном итоге не умер от голодной смерти и от пренебрежения в городе, усыновившем его. Некоторые в процветающем Цинцинатти готовы кричать: "Стыд! Стыд!", другие считают, чего они не смогли дать Даниэлю Воону. После появления первого издания "Этидорпы" нижеподписавшийся познал тщетность попытки послужить интересам этого странного человека. Профессор ничего не просил, и, зная о своих способностях,  если не смог добиться положения, дающего возможность зарабатывать на жизнь, он предпочёл умереть от голода. Было сказано, что единственная горечь его натуры обернулась против тех, кто, по его мнению, не дал ему работу, дающую средства для жизни научным работникам, ибо он хорошо знал, что его интеллект заслужил для него такое право в Цинцинатти. Будет ли дух этого великого человека - талантливого Даниэля Воона - носить зло против города, в котором никто из тех, кто его знал, не будет отрицать, что он погиб от холода и лишений? Не увековечено ли в бронзовом бюсте то, что одеяния его изношены и потрёпаны, фигура опущена, щеки впалые, а в глазах горькое выражение пустого желудка? Этот бюст скромно покоится в публичной библиотеке, которую он так любил, и в которой он так безропотно страдал и мужественно умер от голода. Д.Ллойд)

Я использовал первую возможность, которая представилась, чтобы прочитать работы, рекомендованные профессором Воон.  Я еще не раз его видел и беседовал с ним. Однако он не ручался в отношении возможного существования иных сил, чем те, с которыми мы знакомы. Когда я выспрашивал у него о возможностях изучения неясных силовых проявлений, он отказывался выражать своё отношение по данному вопросу. На самом деле я догадывался, что он верил в такую вероятность или, по крайней мере, не считал невозможностью то, что при более близком ознакомлении с условиями материи и энергии могло быть фамильным предметом будущих научных сотрудников. Наконец, я сдался, убеждённый в том, что смогу добыть всю информацию от других людей. Их ответы были внушёнными и положительными, исходили главным образом от невежества и самомнения, а информация была недостаточна для того, чтобы удовлетворить моё понимание или завладеть моим вниманием. После того, как я выслушал Воона, все остальные голоса показались пустыми.

Так, я занялся своими дневными заботами и ждал обещанного возвращения моего интересного, хотя и загадочного друга, чье подземное пребывание было, возможно, получением ценности огромного потенциала для науки и человека.

Непрошеный гость возобновляет чтение манускрипта. Продолжение его рассказа

Глава 25

Матерь вулкана - "Вы не осмеливаетесь допустить и не можете опровергнуть"

Год спустя после ухода старого человека я находился  у себя в комнате, ожидая его прихода, и не удивился, когда он открыл дверь, зашёл и уселся в своё привычное кресло.

"Вы готовы оспаривать мои утверждения?" - спросил он, продолжая разговор так, как будто он и не прерывался.

"Нет".

"Вы принимаете мою историю?"

"Нет".

"Вы не осмеливаетесь допустить и не можете опровергнуть. Это Ваша позиция? - спросил он - В каждом стремлении дискредитировать истину Вы потерпели неудачу, а Ваши, воображающие себя учёными, знакомые при всём их желании поступить так ничем не смогли Вам услужить. Сейчас мы продолжим  рассказ, и я буду ждать Вашей следующей попытки бросить тень на действительность".

Затем со своей привычной мягкой улыбкой он начал читать из манускрипта продолжение внутриземного путешествия:

"Садитесь, - сказал мой безглазый гид - я объясню некоторые аспекты, могущие вызвать интерес в отношении природы поверхностного слоя земли. Эта кристаллическая жидкость, простирающаяся перед нами, есть спокойная поверхность воды, которая является питающим источником вулкана горы Эпомео".

"Может ли быть это поверхностью воды? - спросил я - Мне трудно сказать, что вода может быть такой неподвижной. Я предполагал, что эта субстанция, которая перед нами, состоит из твёрдого материала, вероятно, напоминающего стекло".

"Здесь нет ветра, чтобы нарушить спокойствие этой водянистой поверхности, так почему бы ей не быть неподвижной? Это лишь совершенно гладкая поверхность воды, которую Вы когда-либо видели. Она пребывает в абсолютном покое, поэтому и кажется такой строгой".

"Признаю, что Ваше объяснение правильно,- сказал я - хотя и не понимаю, как спокойное озеро может вызвать такое извержение, как вулкан".

"Не только это возможно, - отозвался он - но и то, что вода обычно вызывает появление феномена, известного, как вулканическая активность. Остров Ишия (Ishia), на котором находится вулканический кратер Эпомео (Epomeo), соединён извилистым проходом с мировым бассейном, у которого мы сейчас стоим. Периодически, во время некоторых великих временных промежутков, озеро частично опорожняется посредством простого природного процесса, и часть его воды выталкивается над поверхностью земли в форме горячего источника, бегущего через этот длинный кратер".

"Но я не вижу признаков тепла или даже какого-либо движения".

"Не здесь, - ответил он - в этом месте его нет. Энергия развивается в тысячах милях отсюда, но поскольку феномен вулканической активности должен быть отчасти объяснен Вам в будущем времени, то я оставлю пока этот предмет. Мы пересечём это озеро". 

Я видел, что вдоль края озера местами были обрывы, создающие постепенно спускающийся берег. А мёртвая тишина окружающего пространства в сочетании с мертвенной неподвижностью строгой массы воды и её окрестностей становилась преувеличенно впечатляющей и благоговейно вдохновляющей. Никогда прежде я не видел такой совершенно спокойной зеркальной поверхности. Не было видно ни одной вибрации или волнения. Поверхность стали послужила бы примером для изображения этого равновесного неподвижного контура, а чистая стихия была настолько прозрачна, что дно бассейна было видно настолько же отчётливо, как и верх каверны надо мной. Здесь не было огней и теней знакомых озёр в западном Нью-Йорке, и меня внезапно озарило, что это были поверхностные отражения, а не тени. Размышляя над этим экстраординарным фактом, я стоял неподвижно на выступе обрыва, поглощенный мыслями, отвлечённо взирая в прозрачную глубину. Вне Солнца или Луны, без явного источника света, и всё же освещённые, божественные каверны казались разрезанными этой зеркальной ширью, прозрачной чёткой линией поверхности на две части - одна сверху, а другая снизу. Горизонтальный план, эта разделяющая линия, казался одновременно как поверхностью воздуха, так и поверхностью воды. Материал над планом представлялся  больше газом, чем жидкость внизу. Если двумя чистыми несмешиваемыми жидкостями, с разными силами тяжести, наполнить один сосуд, то линия разделения будет напоминать сверкающее зеркало, что я сейчас и наблюдал, - разделяющая и в то же время объединяющая поверхность воздуха и воды.

Забывшись в созерцании, я мысленно спросил:

"Где же тени?"  Мой спутник ответил:

"Вы привыкли к озёрам на поверхности земли, к воде, освещённой сверху, теперь Вы видите свет, появившийся изнутри и снизу так же, как и сверху. Нет внешней точки освещения, потому что свет этой каверны, как Вам известно, не передаётся через верхнюю атмосферу и не излучается из светящегося центра. Это врождённое свойство, и поскольку объекты вокруг нас и внутри озера освещены подобным образом со всех сторон, то теней не может быть". 

Задумчиво я сказал:

"То, что случилось раньше в этом путешествии к неведомой стране, которой я уготовлен, представляется загадочным. Но каждый последующий шаг открывает мне другую новизну, еще более загадочную, с неожиданными феноменами, которые ещё более таинственны".

"Этот феномен является не большей тайной, чем свет, излучаемый солнцем. Человек не может понять, и сейчас я попытаюсь объяснить. Оба условия являются атрибутами силы, но с одним отличием - грубый свет и тепло солнца, которые человек испытывает на поверхности земли, здесь просеяны и смягчены. Характерные блеск и резкость света, знакомые для тех, кто живёт на поверхности земли, отсутствуют здесь. Солнечный луч после проникновения в земную кору умерен и очищен посредниками, которые человек ещё будет с пониманием исследовать, но сейчас он не может их постичь".

"И мне предназначено заниматься этими проблемами?"

"Лишь частично"

"Существуют ли ещё большие чудеса перед нами?"

"Если Ваше мужество достаточно для того, чтобы вести Вас вперёд, то Вам предстоит вступить во врата простора, к которому мы приближаемся".

"Ведите вперёд, друг мой, - крикнул я -  ведите к тем неописуемым пейзажам, к той оккультной стране чудес". 

Он почти грубо перебил меня и серьёзно сказал:

"Разве Вы не поняли, что чудо есть иллюстрация невежества? Ребёнок бредит историей о гоблинах, учёный - над безделушкой, а человек науки - над необъяснимым феноменом не воспринятого закона природы. Каждый бредит в невежестве, из-за невежества. Признайте теперь, что всё, увиденное Вами с момента Вашего рождения на поверхности земли и до настоящего времени, всё, что Вы встретили здесь, чудесно только потому, что конечный ум человека сконфужен от проявления, вытекающего из непостижимой беспредельности, в каком бы направлении мы не встретились с ним. Продолжим наше путешествие".

Проходя вдоль края озера, мы подошли к металлическому боту. Его мой спутник поднял так легко, как будто это был листок бумаги. Поставив ботик на воду, он вошёл в него и приказал мне сесть возле кормы лицом к носу, а к берегу спиной. Прямо направив меня, он мягко и очень медленно сдвинул небольшой рычаг, покоящийся на выступе перед ним. Я пристально смотрел на него, сидя вместе с ним в молчании. Наконец, я проявил своё нетерпение и спросил его, скоро ли мы начнём наше путешествие.

"С тех пор, как мы сели в бот, мы - на пути" - ответил он.

С недоверием я посмотрел назад: берег исчез, а расходящийся след показывал, что мы быстро шли по воде.

"Это изумительно, - воскликнул я - непостижимо, без паруса или весла, без ветра и пара мы плывём по озеру, не имеющему течения".

"Верно, но не удивительно. Движение материи есть следствие волнения энергии, связанное с ним. Научно не доказано, но, по крайней мере, в теории мы знаем, что если бы движение духа, которое заставляет магнитную стрелку принимать привычное положение, было действительно остановлено в субстанции стрелки, то металл либо рассеялся бы либо испарился, или стрелка вращалась бы вперёд с огромной скоростью".

Глава 26

Движение от присущей энергии. - "Ведите меня глубже в это расширенное обучение"

"Отчасти я понимаю, что это может иметь место" - сказал я.

"Если несколько лезвий ножа на концах стержней установить в раму и повернуть краями к потоку воды, то быстро движущиеся потоки будут протекать через решето почти так же легко, как если бы они не встречали препятствий. Медленно поверните лезвие так, чтобы их наклонные стороны были направлены к потоку, и немедленно появится давление на решето, держащее их. Поверните лезвия так, чтобы они закрыли пространство, и их вырвет из углублений, либо решето будет разорвано на части".

"Понимаю, что дальше?"

"Эфирный поток, который генерирует магнитную силу, проходит сквозь материальные тела с непостижимой скоростью, и только молекулы немногих субстанций представляют для него малейшее препятствие. Материальные молекулы расположены к нему гранями, и в тонком потоке не возникает замедления. Эта сила является волнением космической энергии, которая приходит к земле в одной форме, а выходит из неё в другой. Но Ваш ум ещё не в том состоянии, чтобы вместить этот предмет. Даже в лучшем случае, у людей нет методов для объяснения того, что их экспериментальному образованию не удалось сделать, нет возможностей, чтобы быть готовыми принять это. И для совершенно новых идей должны быть сформированы близкие выражения с новым значением. Сейчас мы (под этим словом я подразумеваю тех, с кем связан) познали, как взволновать молекулы в материи так, чтобы повернуть их частично или полностью сквозь путь этого магнитного потока и, таком образом, прервать движение вечно присутствующей энергии. Мы можем замедлять её движение, но без порождения магнетизма (как в случае с металлическим стержнем), электричества или тепла, получая взамен движение, и поэтому часть этой замедленной энергии переходит в своё новое существование в качестве движения моего бота. Это сила, сменившаяся на движение материи, ибо молекулы лодки, как масса, должны двигаться вперёд так же, как исчезает сила, как поток. Возможно, Вы можете признать сейчас, что вместо света, тепла, электричества, магнетизма и гравитации, являющимися настоящими модификациями силы, они становятся нарушениями".

"Нарушениями чего?"

"Нарушениями движения".

"Движения чего?"

"Самого движения, простого и чистого".

"Не могу понять, не могу представить себе чистое и простое движение".

"Я объясню в будущем так, что Вам станет более понятно. Сначала Вы должны пройти остальные уроки, но никогда не узнаете конец. Истина бесконечна.”

Продолжая, он сказал:

“Позвольте спросить, есть ли в этом  утверждении  что-либо удивительное? На поверхности земли люди останавливают порывистый ветер и при этом превращают энергию его движения в движения машин. Они вызывают через это вращение мельниц и судов. Движение воздуха есть волнение, массовое движение, переданное воздуху теплом. Тепло же, в свою очередь, является волнением или нарушением чистого движения. Когда люди научатся прерывать этот непостижимый поток энергии так, чтобы прямо превращать его в материальное движение, дух, пропитывающий вселенную и порождающий проявления силы (поскольку она постоянно течёт из земли в пространство, а из пространства - обратно), то они будут иметь в своём распоряжении неиссякаемый источник мощи, света и тепла. Массовое движение, свет и тепло являются обратимыми. Движение лежит позади мощи, тела и электричества. Оно порождает их. Пока земля вращается вокруг своей орбиты и кружится вокруг своей оси, человек не нуждается в таких непрямых источниках света и тепла, как горение. Однако, люди ещё достигнут движения молекул, а также постигнут возможности движения материальной массы из движения земли без применения других опасных непосредственных проявлений сил, которые сейчас считаются необходимыми для производства".

"Вы хотите, чтобы я понял, что во всех частях земной поверхности существует непрерывный расход энергии, вечно готовое течение, которое очень отличается от света и тепла солнца, а также то, что неощутимые тела, которые мы называем теплом, светом, электричеством и магнетизмом, вовсе не являются субстанциями?"

"Да" - ответил он.

"И что это непостижимое нечто, скажем, флюид - я не знаю лучшего названия - ныне невидимое и неизвестное человеку, является средой, в которую земля погружена и плывёт, как частица пыли в пространственном течении?"

"Конечно"- ответил он.

"Должен ли я вывести из Ваших рассуждений, что по ходу времени человек сможет экономить эту силу и адаптировать её к своим нуждам?"

"Да".

"Снова прошу Вас продолжить Ваше изложение, ведите меня глубже в это расширенное обучение".

"Как я сказал, сейчас Вы можете понять немного больше, и не более - ответил он - Все материалы, известные человеку, имеют грубую консистенцию, и человеческие сознания еще не на том уровне, чтобы понять более тонкие проявления силы или разновидности движения. Чистая энергия во всех своих модификациях абсолютно неизвестна человеку. То, что люди называют теплом, гравитацией, светом, электричеством и магнетизмом, является более грубыми атрибутами, которые сопровождают изменения в неизвестном разрежённом, в высшей степени развитом генераторе силы. Они являются результатами, но не причинами. Настоящая сила, недоступная энергия течёт сейчас через всё пространство, пронизывая все материалы. Везде присутствует беспредельное море абсолютного движения. Поскольку эта первоначальная энергия не может сейчас затронуть материю - насколько материя известна человеку - то человеческие ощущения могут чувствовать влияние лишь вторичных атрибутов этой энергии. Не осознавая это всепроникающее присутствие, человек всё-таки трудится в направлении мощи, которая однажды, при развитии латентных ощущений, откроет ему новый мир. Тогда, по меньшей мере, он будет перемещаться без мускульного напряжения или  использования тепла в  качестве движения и будет - что я сейчас и делаю - обуздывать движение пространства. Где бы он ни находился, ему будет тогда тепло до любой желаемой степени, потому что он сможет смягчать погоду, а массовое движение, также не ограниченное для этой энергии, я повторяю, является вездесущим. Но так как Вы узнаете об этом в скором времени, мы сейчас оставим этот предмет".

Мой спутник медленно двинул руль. Я сидел в глубоком раздумье, что-то начиная понимать из его рассуждений, и всё-таки мой ум был более чем затуманен. Несколько амбициозных повторений он сделал с тех пор, как началось наше путешествие, каждый раз предлагая одну идею, покрывая её разными формами выражений, чтобы я, в конечном счете, научился  её охватывать. Но для этого, как он считал, мой разум не был готов к восприятию. Из того, что он сказал, я пришёл к выводу, что он мог бы дать более ясные объяснения, чем те, которые он дал, что он намеренно покрыл свой язык мистицизмом и что он предпочёл оставить мой ум в положении неопределённости. По мере того, как он снова и снова осторожно трогал руль, быстрота лодки увеличивалась, и, наконец, чутко реагирующее судно поднялось из воды и понеслось над её поверхностью, как птица. В том кристально чистом озере не было ни одного предмета, чтобы направить меня к вычислению скорости нашего движения, и я научился способу, при котором смог засекать время нашего передвижения. Для этой цели я оторвал клочок своей одежды и бросил его в воздух. Он упал у моих ног, как в тишине, ветра не было. В недоумении я поднял кусок, ведь я ожидал, что он упадёт позади нас. Тогда, как вспышка, меня осенила мысль, что, несмотря на наше явно быстрое движение, сопротивление атмосферы совершенно отсутствовало. Как же можно объяснить этот парадокс?   Я повернулся к моему спутнику и снова подбросил клочок вверх, и снова он разместился у моих ног. Он улыбнулся и ответил на мой молчаливый вопрос:

"Перед нами существует защитная плоскость, излучающаяся веерообразно из носа нашего судна, как будто огромная поверхность стекла находится на краю, сбрасывая, таким образом, силу ветра. Эта диафрагма ловит разрежённую атмосферу и защищает нас от её трения".

"Но я не вижу ни одного защищающего предмета".

"Не видите. Он невидим. Вы не можете видеть мощь сопротивления, ибо это является фактически вращательной частью силы и она бесцветна. Распыл металла на выступе нашего судна, есть проявитель такой защитной среды. Представьте себе поперечную часть маленького водоворота на краю перед нами, и Вы сможете сделать сравнение. Бросьте кусок одежды как можно дальше за пределы борта судна".

Я так и сделал и увидел, как он улетел медленно прочь на значительное расстояние параллельно с положением лодки в совершенной тишине, а затем исчез. Как будто рассеялся. В изумлении я смотрел на моего спутника.

"Попробуйте снова" - сказал он.

Я оторвал другой, больший кусок от рукава пальто. Посмотрел на него пристально, а затем бросил от себя. Клочок равнодушно отлетел на то же расстояние, а затем - пустота. Чудеса в стране чудес, загадки из загадок! Какой же конец этой удивительной истории? Снова недоверчивость овладела мною, а подозрение возросло. Не могло ли моё существование быть вычеркнуто подобным образом? Я опять подумал о своём доме в Нью-Йорке, и память о верхней земле, о разорванных семейных узах принесла в моё сердце поток горьких эмоций. Внутренне я проклинал писателя того алхимического письма и себя за то, что обратил внимание на его содержание. Слёзы хлынули из моих глаз, потекли через мои пальцы, как только я закрыл лицо руками, и громко зарыдал. Тогда, мягко прикоснувшись ко мне, рука моего спутника легла мне на плечо.

"Успокойтесь, - сказал он - этот феномен является естественным следствием более глубокого изучения природы,  чем этого достиг человек. Это просто результат проявления быстрого движения. Вы находитесь на великом подземном озере, расположенном на твёрдом шельфе земли в ста пятидесяти милях под её поверхностью, оно покрывает площадь много тысяч квадратных миль и его обычная глубина пять миль. Сейчас мы пересекаем его по диагонали с большой скоростью при помощи силы, которую человек ещё будет использовать в совершенно естественной манере на шершавой поверхности верхнего океана и пустынных землях верхней коры. Части одежды исчезли из вида, когда были выброшены за пределы влияния нашей защитной диафрагмы, потому что когда они ударили по внешне неподвижной атмосфере, то были моментально отнесены назад. Глаз не может уловить их резкую перемену в движении. Необходимо время, чтобы перенести из глаза в сознание ощущение зрения. Пушечное ядро достигает поля зрения глаза, пересекая его, не будучи замеченным, и этот факт не вызывает удивления. Мы путешествуем так быстро, что стационарные объекты вне нашего курса невидимы". 

Затем в добром патетическом тоне он сказал:

"О том важном уроке, который Вы должны выучить, я раньше упоминал. Что бы не казалось таинственным или удивительным - это лишь от недостатка знания, связанного с проявлением и с сопутствующими условиями. Всё, что Вы пережили, и всё, что Вам ещё предстоит встретить в будущем путешествии, находится в точном согласии с законами, управляющими вселенной.  Земля составляет настолько малую часть её, что если бы не благоприятные условия, то она была бы выведена из своего нынешнего существования так же быстро, как исчез клочок одежды. И это произошло бы с малым волнением механизма движущейся вселенной".

Я лёг, вытянулся, мои мысли бессвязно летали в среде увеличивающихся нагромождений, я закрыл глаза и, как усталое дитя, заснул.

Глава 27

Сны, сны, ночной кошмар - "Выгоняет жизнь из моего тела"

Не знаю, сколько времени я так дремал сидя. Даже если моё тело не истощилось, как в прошлом, то разум мой стал чересчур слабым. Я пребывал в состоянии ненормального умственного отравления гораздо длительнее периода привычного бодрствования и подверг испытанию мой умственный организм сверх предела выносливости. Посреди событий самого потрясающего описания, я внезапно вошёл в состояние того, что сначала было сладчайшим сном моего воспоминания, который, однако, имел ужасный конец.

Во сне я снова перенёсся в мои родные места и свободно бродил по улицам моего потерянного дома. Я заново переживал свою раннюю жизнь в Вирджинии и как будто забыл о своей кошмарной истории с путешествием, предпринятом позже. Моя последующая связь с братством алхимиков и неудачное письмо, которое привело к моему нынешнему положению, были забыты. Не пробежало и мысли, напоминающей о той веренице событий, которые здесь записаны. И снова, как дитя, я испытывал наслаждения невинности, радости и детства.

Затем мой сон о детстве исчез, и сцены последних дней пронеслись передо мной. Через какое-то время я увидел сцены позднего периода моей жизни, как будто наблюдая за ними с расстояния. Я был впечатлён тем, что они не были реальны, хотя это были только фрагменты сновидений. Я трепетал в моей детской стране снов и дрожал, как ребёнок, от стоящих перед лицом событий реальной жизни, через которые я прошёл на земле. Постепенно я приобрел форму человека, приблизившегося и стоящего передо мной, отвратительного облика, по-видимому, готового поглотить меня. Мирное дитя, в котором я существовал, сжалось и отскочило от приближающегося живого человека.

"Прочь, прочь, - кричал я - вы не можете схватить меня, я не желаю становиться мужчиной, это не может и не должно быть концом, ведущим к началу такого ужасного существования". 

Постепенно мужская жизнь приблизилась, схватила и покрыла меня, завернувшись вокруг меня, как медуза окружает свою жертву. На какое-то время ужасы ночного кошмара поселились в моей душе.

"Человеческая жизнь - кошмарный сон, - вопил я, судорожно вздрагивая в агонии - я всё ещё дитя, им я и останусь, уходи прочь!  Жизнь человека, прочь! Дай мне жить и умереть, как ребёнку".

Призрак жизни человека схватил меня ещё более твёрдо, пока я вырывался, чтобы убежать. Он держал меня своей неотразимой хваткой, поглощая мою субстанцию, подобно вампиру, высасывающему кровь из ребёнка.  И пока детский сон исчезал в том ужасном объятии, жалкий человек проснулся.

Я оказался на земле. Спутник, сидящий возле меня, сказал:

"Вы спали".

"Я снова жил" - с горечью ответил я.

"Вы вообще не жили пока, - ответил он - жизнь это мечта, а обычно - неудовлетворённый кошмар".

"Тогда позвольте мне снова спать, как вначале этого сна, - сказал я - и пока мне снится детский сон, Вы изгоните жизнь из моего тела - сбережёте меня от кошмара, и я не буду жить, чтобы достичь Жизни Человека".

"Это сарказм, - ответил он - Вы переменчивы, как ветры на земной поверхности. Теперь, когда мы подошли к той части нашего путешествия, где необходима стойкость, Вы вот дрожите, как малое дитя. Приведите себя в равновесие, настоящее испытание требует уравновешенного ума. Позвольте будущему позаботиться о себе. Вам нельзя вспоминать прошлое".

Снова я стал внимательным, депрессивные следствия омерзительного сна быстро улетучились, как только я осознал, что был человеком, и мне предназначено увидеть больше, чем в будущем смогут увидеть простые смертные. Это возвышение моего духа было явно замечено моим спутником. Он повернулся к озеру и, указав на него, заметил:

"В течение пяти часов мы прошли по плоскости воды с обычной скоростью в девятьсот миль в час. В то время, как Вы бросали куски Вашей одежды за борт, мы путешествовали со скоростью не менее чем двадцать миль в минуту. Помните, несколько часов тому назад Вы критиковали моё утверждение, когда я сказал, что вскоре мы будем около оси земли под Северным полюсом. Сейчас мы за пределом этого места, и находимся на расстоянии около шести тысяч миль  от того места, где мы находились в то время".

"Должно быть, у Вас есть довод, - ответил я - и я не могу его опровергнуть, и если бы не было того, что я прошёл через столь многие удивительные события с тех пор, как мы встретились, то я сомневался  бы в надёжности Вашей информации". 

Мой спутник продолжал:

"Поверхность этого озера, подобно зеркалу, лежит под низом океана и земли. Силовое воздействие, сохраняющее конфигурацию океана, сохраняет и эту форму также, но влияет на неё в меньшей степени. Две поверхности лежат почти параллельно одна другой. Эта поверхность находится под низом земной на расстоянии в сто пятьдесят миль. Земная скорлупа над нами изрешечена в некоторых местах пещерами, в других местах она компактна, и всё же в большинстве мест непроходима для воды. В дальней конечности озера пласт пористого материала расширяется через пространство, находясь между океанским дном и этим озером. Посредством капиллярного притяжения с помощью гравитации, часть океанской воды перебрасывается через этот пласт к подземной полости. Озеро медленно поднимается".

На этом высказывании я перебил его:

"Вы говорите, что вода в океане медленно перебрасывается вниз к этому подземному озеру в меньшей мере через гравитацию, чем через капиллярность".

"Да"

"Считаю, что  у меня есть основания усомниться в этом заявлении, если Вы не включаете соль" - ответил я.

"Прошу Вас обосновать Ваши возражения". 

Я ответил:

"Короткий или длинный тюбик, если он проникает до дна сосуда с морской водой и проходит дальше вниз, то морская вода будет втекать и вытекать из него по причине своего веса".

"Вы ошибаетесь, - настаивал он - притяжение сторон капиллярной трубы, если она достаточно длинная, будет, в конце концов, отделять воду от соли, и вниз будет в результате течь только вода".

Я снова выразил своё несогласие.

"Более того, при совершенстве законов природы, вода, которая освободилась от труб, может снова заставить себя подниматься вверх совершенно чистой к поверхности земли - а при подходящих условиях и над поверхностью океана".

"Вы считаете меня глупым? - сказал я. - Разве не самоочевидно, что фонтан не может подняться над своим источником?"

"Он часто поднимается" - ответил он.

"Вы играете со мной" - злобно сказал я.

"Нет, - ответил он - я говорю правду. Слышали ли Вы о том, что люди называют артезианскими колодцами?"

"Да, ну и что? - здесь я попытался, в свою очередь, выразить свой сарказм - Разве Вы никогда не знали о том, что они порождены водой, текущей в расщелины в верховьях, где каменные слои и глиняные пласты разделены песком или гравием, наклонённые вместе вверх. Вода отсюда идёт впоследствии по этим каналам, выбрасываясь вверх на долины, к которым она была перенесена посредством этих расщелин в пластах, но она никогда не поднимается выше своего источника". 

К моему удивлению он ответил:

"Это другое из человеческих рассуждений, основанное на некоторых фактах. Это так, оно правильное, но не всегда. Вода артезианского колодца на возвышенной плоскости, может течь в землю из притока, пруда, реки, расположенных ниже, чем устье колодца, которое она питает, и всё же она может бить струёй в воздух с близкого или далёкого возвышения, находящегося выше её источника".

"Я не могу принять эту истину - сказал я. - Я согласен выслушать аргумент, но такие заявления, как это, мне кажутся полным абсурдом".

"Как Вам угодно, - ответил он - мы продолжим наше путешествие".

Интерлюдия - история прерывается

Глава 28

Вызов. Мой не прошеный гость принимает его

Седовласый читатель, в ком теперь я стал глубоко заинтересован, больше не являющийся нежеланным странником, приостановил своё чтение, положил манускрипт и, взглянув в моё лицо, сказал:

"А Вы верите?"

"Нет" - быстро ответил я.

"В какой части повествования Вы сомневаетесь?"

"Во всём".

"Разве Вы не исследовали некоторые из заявлений, которые я раньше сделал?" - вопрошал он.

"Да, - сказал я - но Вы ничем не выразили такие абсурдные высказывания".

"Это не правда, не правда?" - спросил он.

"Вы просите меня верить в невозможность" - сказал я.

"Назовите хоть одно".

"Вы сами допускаете, - тепло сказал я - что Вы не верили, и трясли своей головой, когда Ваш гид утверждал, что дно океана может быть таким же пористым, как сито, и тем не менее удерживающим воду. Фонтан не может подниматься выше своего источника".

"Однако, он часто поднимается" - ответил он.

"Я Вам не верю, - упрямо сказал я - более того, я утверждаю, что Вы с тем же основанием могли бы просить меня верить, что я могу видеть свой собственный мозг, как и принять Ваше измышление в отношении порождения света на многие мили под поверхностью земли".

"Я могу сделать Ваш мозг видимым для Вас, если Вы отважитесь сопровождать меня. Я проведу Вас под низ земной поверхности и докажу моё утверждение"- сказал он.

"Пойдёмте". Он поднялся и схватил мою руку. Я заколебался.

"Признаётесь, что боитесь путешествовать?"

Я не ответил.

"Ну, поскольку Вы боитесь этого способа, я готов убедить Вас в достоверности фактов любым иным путём по Вашему выбору. Если Вы держите пари своим утверждением в том, что поток воды не может подняться над собой, я принимаю Ваш вызов. Но настаиваю на том, чтобы Вы не разглашали суть опыта до тех пор, пока не опубликуете мою историю, как Вам и было указано”.

"Конечно, флюид можно толкнуть вверх, - саркастически произнёс я - однако, я обещаю хранить тайну, как Вы просите".

"Я говорю серьёзно, - сказал он - и я принял Ваш вызов. Вашими собственными глазами Вы увидите факты, Ваши собственные руки приготовят нужные условия. Достаточно несколько пинт песка и несколько фунтов соли. Завтра вечером я буду готов провести эксперимент".

"Согласен. Если Вы заставите поток воды бежать вверх, струиться выше своего источника, то я поверю в любые Ваши заявления, которые Вы потом сделаете".

"Тогда будьте готовы, - ответил он - достаньте указанные материалы". Сказав это, он поднял свою шляпу и резко вышел.

Я купил материалы на следующий день, достав серебряный песок в аптеке Гордона, на углу Восьмого и Западного переулков, и точно в назначенное время мы встретились в моей комнате.

Он принёс стеклянную банку цилиндрической формы высотой около восемнадцати дюймов и двух дюймов в диаметре (такую банку, как я знаю, называют гидрометрической) и длинный, тонкий стеклянный туб (трубу), внутренний диаметр которого был одна шестнадцатая дюйма.

"Вы обманули меня - сказал я. - Я знаю достаточно хорошо,  что капиллярное притяжение вынесет жидкость над поверхностью. Вы продемонстрировали это совсем недавно к моему полному удовлетворению".

"Верно, но для опыта ещё нет - сказал он. - Я предполагаю заставить воду пройти через эту трубу и за её пределы, капиллярное движение ещё не изгонит жидкость из трубы,если устье будет над поверхностью подачи".

Он погрузил конец трубы в стакан с водой. Вода поднялась внутри трубы почти на дюйм выше поверхности воды в стакане.

"Капиллярное притяжение сделать ничего больше не может - сказал он. - Разломайте трубу над уровнем воды в одной восьмой дюйма (что намного выше капиллярной поверхности) - и вода не потечёт выше. Если получается циркуляция, то выходное отверстие трубы должно быть ниже поверхности жидкости".

Он отломал кусок трубы, и результат получился именно такой, как он и предсказал.

Затем он наполнил стеклянную банку водой до глубины около шести дюймов, и оторвав кусок очень тонкой кисеи в дюйм площадью, завернул ею конец стеклянной трубы, связал его и погрузил конец трубы в цилиндр.

"Кисея просто защищает от наполнения песком трубу"- объяснил он. Затем он насыпал в цилиндр песка, пока тот не достиг поверхности воды.

"Ваш аппарат достаточно прост"- заметил я, боюсь, что с тем же сарказмом.

"Природа действует с гораздо большей простотой - ответил он. - В её лаборатории нет сложных приборов. Я лишь её копирую".

Затем он растворил соль в порции воды, и налив её в мою чашу, сделал сильный раствор солёной воды и размешал его с песком. Получилась густая кашица. Эту смесь солёной воды и песка он налил в цилиндр почти до самого верха (см. рис. - B). Вскоре песок образовал слой морской воды над собой (см. рис. - A).  Ранее я заметил, что верхний конец стеклянной трубы был изогнут, и к моему удивлению мне было показано, что сразу вода начала течь через трубу, падая довольно быстро в цилиндр. Нижний конец изогнутой части стеклянной трубы был как раз в половину дюйма над поверхностью жидкости в цилиндре.

Здесь я представляю рисунок аппарата.

Странный человек, или человеческое изображение, не знаю кто, сидел передо мной, и мы тихо наблюдали равномерное течение воды, поднимающейся над своей поверхностью и текущей в резервуар, из которого она постоянно выходила.

"Сдаётесь?" - спросил он.

"Дайте подумать" - попросил я.

"Пожалуйста" - ответил он.

"Как долго это будет продолжаться?" - спросил я.

"Пока очень солёная вода не вытечет из трубы".

Затем старик продолжил:

"Советую Вам повторить эти опыты после того, как я уйду. Для тех, кто интересуется наукой, наблюдения должны повторяться, а также, опыты проводиться разными людьми. Недостаточно, чтобы один человек наблюдал феномен, повторные эксперименты необходимы для того, чтобы преодолеть ошибки манипулирования и убеждения других в их правильности. Не только Вы, но и многие остальные, после появления этого манускрипта, должны будут провести подобные исследования, варьирующиеся в деталях, насколько ум может расширяться. Этот эксперимент является лишь зародышем мысли, которая будет раздвинута многими умами при других условиях. В опыте одного исследователя может произойти климатическое событие, которое никогда не повторится. Это возможно. Однако, следствия таких опытов, которые Вы сейчас наблюдаете, должны последовать за простыми результатами в руках других, и во имя науки необходимо, чтобы и другие удостоверились в Вашем опыте. В будущем будет необходимо поддержать Ваши утверждения, что Ваши воспринимающие способности сейчас в нормальном состоянии. Вы уверены, что Ваше понимание этих опытов подтверждается нормальным восприятием? Не можете ли Вы находиться в экзальтированном состоянии ума, которое препятствует чистому восприятию и принуждает Вас представлять и принимать за действительность то, что не существует? Видите ли Вы то, что Вы думаете, что Вы видите? После моего ухода и когда уйдёт моё влияние, которое оказывает моя личность и мой ум на Ваш ум, получатся ли эти следствия, как было показано на моих опытах при сходных условиях? За те годы, которые пройдут, прежде чем этот манускрипт станет известен публике, Вашим долгом будет удостовериться в Вашей нынешней способности ощущения. Вы должны сделать это, как только представится возможность. Опыты проводить с различными приспособлениями, чтобы не было сомнения в результате, когда другие повторят наши эксперименты. Завтра вечером Вы снова мне будете нужны, но поймите, что Вам нельзя говорить другим, ни об этом опыте, ни показывать принадлежности к нему".

"Я обещаю"- ответил я.

Он забрал манускрипт и ушёл, а я сидел в размышлении, наблюдая  за таинственным фонтаном.

Как он и предсказывал, после долгого времени поток ослаб. Утром, когда я встал с постели, то увидел, что вода прекратила течь, и обнаружил её солёной на вкус.

На следующий вечер он явился, как обычно, и приготовился возобновить чтение, не упоминая об испытаниях моей веры. Тем не менее, я перебил его, сказав, что видел, как песок в цилиндре осел, и что, по моему мнению, этот эксперимент был не настолько достоверным, как кажется, а обманчивым, поскольку песок от своего большого веса сместил воду, которая убежала через трубу, имеющую наименьшее сопротивление.

"А - сказал он. - Так Вы отказываетесь верить Вашему собственному зрению и придумываете повод избежать достойного наказания. Всё же, я уступлю Вашему невысказанному желанию пролить больше света и повторю опыт, не применяя песок. Но говорю Вам, что Земля-мать при таком известном феномене, как артезианские колодцы, использует песок и глину, бассейны минеральных вод различных сил тяжести и протекающие потоки. Воды под низом земли находятся под давлением, вызванным такими естественными причинами, которые я представил Вам в миниатюре. Основное различие состоит в том, что запасы соли и свежей воды неистощимы при природных условиях, сходных с теми, что Вы видели. Потоки воды в земле, если надеть на них трубу, могут подниматься постоянно и вечно из резервуара более высокого, чем исток. К тому же существуют давления газов, растворов многих солей, иных, чем хлористая сода, имеющая тенденцию благоприятствовать феномену. Вы чрезмерно недоверчивы и требуете от меня большего, чем имеете на это право, после того, как поставили Вашу веру на эксперимент по Вашему выбору. Вы требуете от меня даже больше, чем природа зачастую делает в земной структуре. Но завтра ночью я покажу Вам, что этот невозможный опыт возможен".

Он резко оставил комнату. На  следующий день он пришёл с парой галонных бидонов, один из которого был без дна. Я подумал, что смог заметить некоторое нетерпение в манере, с которой он наполнял водой целый бидон (Д) из рожка, и натянув полоску кисеи на устье другого бидона (Б), надел в него устье бидона с водой и сильно сжал его тесьмой, чтобы устья входили одно в другое плотно, таким образом, соединив их вместе. Верхний бидон (тот, у которого нет дна) был перевёрнут дном вверх. Затем своим ножом он сделал узкую щель в кисее, через которую продел узкую стеклянную трубку, как в нашем бывшем опыте. Потом натянул нитку вокруг открытого верха верхнего бидона, обмотал ею стеклянную трубку, зафиксировав её пересекающими нитями в центре.

"Просто, чтобы эта труба держалась"- заявил он.

Остаток соли из мешка, оставшегося от эксперимента предыдущего вечера, он растворил в воде и солёный раствор залил в верхний бидон, наполнив его до верха. Аккуратно продев стеклянную трубку вниз, он установил конец изгиба в верхней её части на расстоянии половины дюйма от поверхности солёной воды. Сразу же из него показался поток воды.

"Она поднимается над истоком без песка"- заметил он.

"Не могу отрицать это, ответил я, более того, я решил, что не буду подвергать сомнению любое последующее заявление, которые вы сделаете". Некоторое время мы сидели молча, а вода непрерывно выбегала из трубки. Я становился встревоженным, боясь моего оккультного гостя, принявшего мои вызовы и ответившего на них так быстро. Он казался больше, чем человек.

"Я смертен, но пребываю на более высоком плане, чем Вы - ответил он, читая мои мысли. - Разве этот опыт не естественен?".

Да - сказал я.

"Не сказал ли Шекспир:  «есть многое в жизни, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам?»”.

Да - сказал я.

А гость мой продолжил:

"Он мог бы добавить «...и всегда будет»".

“Люди науки объяснят этот феномен - предположил я.

"Да, когда они исследуют факты, - ответил он, - это же очень просто. Как я раньше заметил, они теперь могут сказать, что Колумб достиг конца Земли. Однако, над этой проблемой  до Колумба они, вероятно, бились бы ещё долго, находясь так же далеко от её истинного решения: как поддерживать каменные пласты с несвязанных артезианских колодцев на далёком морском побережье, где подземная пресная и морская вода сталкиваются в бегущих течениях и слоях. Конечно, объяснение простое. Солёная вода обладает большей силой тяжести, чем пресная, давление более тяжёлой жидкости заставляет более лёгкую подниматься в трубке. Как Вы увидите, это действие будет продолжаться до тех пор, пока при постепенном рассеивании солёной и пресной воды соль не распространится равномерно по всем сосудам и особая сила тяжести смешанной жидкости не станет одной и той же везде. Тогда поток прекратится. Однако в земле, где запасы неиссякаемы, фонтаны текут непрерывно".

Глава 29

Остерегайтесь биологии, науки жизни человека

(Старик рассказывает историю в качестве объективного урока)

"Но Вы не были достойны Вашего обещания, Вы избежали части сделки, - продолжал я, - хотя Вы и провели, безусловно, некоторые любопытные опыты в физике, которые представляются уникальными. Я всё же любитель в науке, а Ваши гидростатические иллюстрации могут быть повторениями исследований, которые уже записаны и были не замечены учёными лицами, к которым я до сих пор обращался".

"Человеческий ум это создание вопросов и сомнений, - заметил он, - ответите на один вопрос, и другие поднимаются. Его внутреннее "я" никогда не удовлетворяется и Вам не следует обвинять себя за желание доказательств, к которым Вас принуждают все самосознательные условия Вашей прошлой жизни. Теперь, когда я убрал более заметные сомнения, Вы настаиваете на том, что пропущено, и обращаетесь ко мне за этим" - он колебался.

Зачем? - спросил я, заинтересовавшись, не уловил ли он интуитивно моё невысказанное предложение.

"Показать Вам Ваш собственный мозг" - ответил он.

"Эти именно то, что Вы обещали, и Вам следует придерживаться уговора. Вы согласились показать мне мой мозг, и кажется очевидным, что Вы преднамеренно избегали обещанного".

"То, что я дал обещание и отложил его исполнение, отрицать нельзя, но не из-за неспособности его выполнить. Я допускаю, что преднамеренно отложил его исполнение, надеясь на то, что Вы забудете  это опрометчивое обещание. Лучше Вам освободить меня от него. Вы не знаете, о чём просите".

"Я считаю, что прошу больше того, что Вы можете сделать, ответил я, и что Вы знаете об этом".

"Позвольте рассказать Вам рассказ, сказал он, возможно, тогда Вы смягчитесь. Слушайте.

…Однажды человек увлёкся изучением анатомии. Это привело его к разорению. Он начал учёбу, чтобы научиться профессии. Он надеялся стать  врачом. Materia medica, фармакология, химия сначала соблазняли его, но через некоторое время перестали интересовать. Он был угрюмым студентом во многом из того, что человек считает насущным в практике медицины. Он не годился для врача. Постепенно его увлекли две ветви - физиология и анатомия.

Внутри его умственной сущности развилось нечто латентное, о чём ни он сам, ни его друзья не подозревали. Это было нарастающее желание знания, касающегося человеческого тела. Это ненасытное и страстное желание анатомии росло в нём, и по мере его интереса к этому он пренебрёг другими разделами медицины. Постепенно он потерял из виду свою профессиональную цель,  забросил химию, медицинскую науку, фармакологию. В конце концов, он патологически жил только теми вышеуказанными двумя ветвями науки. Его первое посещение анатомической комнаты  было неприятным. Запах разлагающей плоти, вид изуродованных тел оттолкнул его. Когда впервые его тёплая рука прикоснулась к скользкому телу, он содрогнулся. А когда его пальцы вошли в соприкосновение со внутренностями трупа - бывшего ребёнка - он вскрикнул от ужаса. Анатомический демонстратор успокоил его, наконец, его вызвали в анатомическую часть. Сначала рефлекторное действие его чувствительного ума было ошеломляющим, затем его чувства исказились. Приятелям пришлось проводить его из комнаты. "Отмойте это, отмойте это!" - повторял он, пытаясь отбросить от себя руку. "Противно, ужасно, отвратительно. Ребёнок всё ещё перед моими глазами" - настаивал он. Вскоре у него начались лихорадка и бред. "Чья-то мать встретит меня на улице и проклянёт - кричал он. - Эта рука, красная от крови моей милой, она осквернила невинную смерть и изуродовала то, что для матери самое дорогое". "Отнимите руку, отмойте её! - вопил он. - Мать проклинает меня, она требует возмещения. Лучше, чтобы умер человек, чем быть проклятым матерью, чьё дитя было осквернено. Так несчастный бессвязно говорил, всецело видя во сне ужасные образы. Но в конечном итоге он выздоровел и стал другим человеком. Он добровольно вернулся в анатомическую комнату и занялся грубой работой. Ничто из того, что было связано с расчленением трупов, не казалось ему отвратительным или нечистым. Он забросил остальные занятия и стал рабом навязчивой идеи. Ему едва хватало времени, чтобы поесть как следует. В действительности, он часто ел свой завтрак в анатомической комнате. Снова и снова кровь ребёнка была на его руках, и это не имело значения, он даже не трудился её смыть. "Печень человека не более священна, чем печень борова, - рассуждал он - человеческая плоть это тоже, что и другие формы животной пищи. Когда человек умирает, жизненное тепло убегает, сознание рассеивается и холодные мрачные останки остаются всего лишь животными. Сознание и жизнь являются всем тем, что есть человеческое: одно есть сила, а другое - материя. Когда человек умирает, и то и другое гибнет и рассеивается". Его друзья замечали его увлечение анатомированием и снова вступали с ним в споры, пытаясь преодолеть его сильное увлечение, но он отвергал их. "Я познал своим видением, - сказал он, упоминая о своей лихорадке - что Папа Римский был прав, когда сказал, что "надлежащее изучение человечества есть человек". Меня не заботят ваши церковные предрассудки в отношении смерти. Эти басни являются изобретением назначенных церковников, тех, кто живёт в предрассудках невежества. Я неверующий и не верю в неощутимый дух. То, что можно увидеть, почувствовать и взвесить – есть; всё остальное - не существует. Жизнь это просто ощущение. Всё, что за пределами - химерично, оно меньше всего фантастично, во что верят только простофили и слабоумные, доверчивые орудия мошенников или создания слепых предрассудков". Он принёс в свою комнату сочленённый обесцвеченный череп трупа и установил его за мраморной статуэткой Венеры Милосской, которую ценил, как фамильную драгоценность. "Оба состоят из извести, - цинично подметил он - они не лучше остальных". Его друзья протестовали. "Ваше суеверное образование ошибочно, - отвечал он - вы мысленно наделяете эти предметы качеством, которого они не заслуживают. Мысль создаёт приятную эмоцию. Другое, равным образом такое же чистое, напоминает вам о могиле, которую вы боитесь и от которой дрожите. Эти ментальные пульсации искусственны, являясь пережитками заблуждений или созданиями вашего ума. Известь в черепе сейчас такая же неживая, как и в статуе. Ни один предмет не отвечает ни за свою форму, ни является нечистым. Для меня деликатное очертание, точное сочленение, совершенная адаптация к функции, которой он изначально наполнен, делают каждую кость этого черепа предметом красоты и восхищения. В целом, мне доставляет удовольствие думать об этой великолепной, восхитительно подогнанной части организма. Статуя, которой Вы восхищаетесь, во всех отношениях не может конкурировать с черепом. И я поставил их вместе, потому, что мне приятно продемонстрировать, что самое искусное создание человека гораздо ниже по уровню материального человека. Отбросьте ваши сентиментальные предрассудки и присоединяйтесь ко мне в восхищении этом предметом красоты". И он повертел в руках череп, как если бы он был шедевром искусства. Так он и спорил, и в споре проходил от кости к кости, от органа к органу. Он наполнил свою комнату уродливыми фрагментами человеческого тела и окружил себя банками с сохранившимися анатомическими образцами. Друзья его уходили с отвращением, а он улыбался, радуясь тому, что остался наедине со своими жуткими предметами. Он был ослеплён одним из альковов науки".

Старик сделал паузу.

"Мне продолжать?" - спросил он.

"Да" - сказал я, невольно отставив назад свой стул, ибо я снова начал бояться говорившего.

"Наконец, этот человек науки овладел всем известным в мире физиологии и анатомии. Он изучил наизусть формулировки из огромных книг, посвященных этим предметам. Человеческий скелет стал для него открытой книгой. Он знал соединения каждой мышцы, мог назвать кость едва заметной части. Микроскоп перестал быть интересным для него, он овладел тайнами патологии и физиологии. Затем, неосознанно в нём появилась другая тенденция. Новой мысли было предназначено овладеть его мозгом. "Что же воодушевляет скелет? Что лежит внутри, даёт ему жизнь?" Он снова пришёл в восторг: "Мёртвое тело, которому я отдал часть жизни, не является сознающей частью человека, - говорил он сам себе - я должен найти в нём эту жизнь. Я был лишь палачом мёртвых. Моё знание поверхностно".

Снова старик заколебался и вопросительно посмотрел на меня.

"Мне продолжать?" - повторил он.

Мной овладел ужас, но всё-таки было интересно, и я решительно ответил: "Продолжайте".

"Остерегайтесь науки человека" - он с мольбой посмотрел на меня.

"Продолжайте" - скомандовал я.

Он продолжил:

"С ловкостью безумца, этот человек глубоких познаний, которые привели его от невинности невежества к бессердечию продвинувшейся биологической науки, тайно задумал искать жизненные силы". Я должен начать с ребёнка, ведь жизненная сущность сначала проявляется в детях" - рассуждал он. Он переехал в малопосещаемую местность, освободил своих слуг и известил своих бывших друзей о нежелательности его посещения. Он решил, что не должно быть никаких помех в его работе. Однако, такая линия действия не была необходимой, ибо теперь у него не было ни друзей ни посетителей. Он занял работой плотников и ремесленников, усовершенствовал ряд механических символов, создав прекрасные образцы автоматических механизмов. Ни одного человеческого звука нельзя было услышать из внутренней комнаты того дома...."

[Из эпилога будет видно, что господин Друри согласился изменить часть книги. Я с радостью это сделал, убрав леденящие душу эпизоды. Используя слова профессора Венейбла, они "не согласуются с общим изяществом книги". Д.Ллойд]

"Стойте, старик, прекратите!- в ужасе закричал я. - Мне этого достаточно. Вы дурачитесь со мной, демон. Я не просил рассказывать истории ночных кошмаров, леденящие кровь повествования маниакальных исследований того, кто безрассудно гонится за своим отвратительным влечением и дискредитирует имя науки".

"Вы просили увидеть свой собственный мозг".

"А взамен получил ужасную историю" - сердито ответил я.

"Так извращенные люди, неправильно истолковывая цель науки, отвечают на вопль человечества - сказал он. - Одна за другой взлелеянные ценности христианства были выкрадены из веры. Что может заменить матери ребёнка, который был утерян?"

"Тот свет, - ответил я - предлагает утешение".

"Ба! - сказал он - Разве другой искатель на том же самом научном поприще не говорит матери, что там не остаётся ничего от личности, что она больше никогда не увидит своего ребёнка? Один учёный крадёт ребёнка, другой забирает его душу, третий уничтожает небеса. Они идут, подобно голоду и чуме, рука об руку, существуя во всём, что жаждущее человечество считает сокровенным, и не предлагают осязаемого возвращения за пределы материалистического настоящего. Та же самая наука, которая как будто многое делает для человечества, будет продолжать, так называемую, материалистическую цивилизацию до тех пор, пока, подобно тому, как дрожжевые ферменты размягчаются в своих выделениях, научная мысль не создаст условия для того, чтобы вычеркнуть себя из существования и разрушить цивилизацию, которую она создаёт. Наука бессердечна, несмотря на личную чистоту большинства её бесполезных приверженцев. Она - вор, и не обыкновенных богатств, а ценностей, которые нельзя заменить.

Прежде научных доказательств умирает любовь матери, и надежда на бессмертие погибает. Остерегайтесь материализма - конца науки человека. Остерегайтесь начала биологического исследования, ибо тот, кто начинает, не может предвидеть окончания. Откровенно Вам говорю: ни один человек, когда-либо занимавшийся частью научной мудрости, ставящей под сомнение жизненную сущность, не осознаёт возможного конца своих исследований. Коварный служитель становится тираническим мастером. По сравнению с ним взломщик невиновен, а конокрад безгрешен. Научная мысль начинается в мозгу человека, наука доказывает, что наступит конец всем вещам с концом материального мозга человека. Остерегайтесь Вашего собственного мозга".

"Я не боюсь, - ответил я - что это когда-либо приведёт меня к беспокойству верующих и их учений, и я не отступлю. Я требую того, чтобы увидеть мой мозг".

"Ваше требование сейчас будет исполнено. Вы предупреждены о следствии, которое может последовать после начала этого исследования. Вы ускоряете следствие. Моя ответственность прекращается. Ни один человек  науки не осознавал результат, когда приступал к исследованию своего мульсирующего мозга, и следствие колебания науки, ибо человек пребывает в скрытом будущем. История, которую я рассказал, подлинная, так как тысячи доверчивых людей пришли к неверию, которое они пережили. Наивные последователи сокровенных учений могут также понять (кто осознаёт это), что их религия и надежда на небеса ускользают под непрерывными набегами бессердечного материалистического исследователя, окутывающего себя одеяниями науки".

Резко поднявшись, он схватил мою руку:  "Вы увидите Ваш мозг, человек. Пошли.”

Глава 30

Взгляд назад. Живой мозг

Как я сказал, старик сопроводил своё слово "пошли" вставанием с кресла, а затем он продемонстрировал свою силу, гораздо большую в соотношении с его возрастом. Он взял меня за пояс  и притянул к двери. Сразу же поняв, что он намеревается взять меня с собой, я запротестовал, сказав, что не вполне готов. "Моя шляпа, по крайней мере..." - настоял я, поскольку он не обратил внимания на мою первую просьбу.

"Ваша шляпа у Вас на голове" - ответил он.

Это была правда, хотя я был уверен, что шляпа раньше была повешена на крючок в дальней части комнаты, и равным образом я был убеждён, что ни мой компаньон, ни я сам её не трогали.  Не оставляя мне времени на раздумья, он открыл дверь и втолкнул меня в холл, а оттуда - на улицу. Как будто зная город в совершенстве, он вёл меня от дома по уединённой стороне улицы, на которой я проживал, в восточном направлении к деловым кварталам - Западному Ряду. Наш путь привёл нас вниз к реке через Седьмую, Девятую и Восемнадцатую улицы. То и дело пешеходы останавливались, чтобы поглазеть с удивлением на уникальное зрелище: как старый человек ведёт молодого, но они не сделали ни одного усилия потревожить нас. В молчании мы прошли из деловой части города в затемнённый район, в темноту Пятой улицы. Здесь обитатели были победнее. Стали появляться многоквартирные дома и фабрики. Мы были в таком квартале города, в котором незнакомцы, приходящие ночью, были редки, если они вообще появлялись. И я не был уверен, что здесь можно было бы чувствовать себя защищённым в любое время после захода солнца, и в гораздо меньшей степени - находясь в такой сомнительной компании. Я протестовал против такого неблагоразумия, а мой ведущий не реагировал, но вёл меня мимо мерцающих газовых фонарей, которые то и дело появлялись  на пересечениях Третьей, Жемчужной, Второй и Водяной улиц, пока, наконец, мы не оказались в темноте на берегу реки Огайо.

Странно, в то время паромы совершали рейс каждые полчаса, и, тем не менее, пароход стоял на посадке как будто по договорённости. Страх начал овладевать мною, и так как мысли мои возвращались к тому вечеру, я не мог понять, как позволил привести себя  без крика и сопротивления из моего безопасного дома к реке Огайо в такой компании. Я могу объяснить это приключение лишь тем, что невольно вызвал моего приятеля к выполнению опыта, что он и делал, и что внутреннее сознание гордости и справедливости вынудило меня разрешить ему задействовать его методы. Не разговаривая, мы пересекли реку, и быстро поднявшись на набережную улицу, взяли курс вверх по Главной улице в Ковингтон. Всё ещё будучи ведущим, мой пожилой спутник без колебания шёл вперёд к пересечению Главной и Пайк улиц. Отсюда мы повернули направо. Следуя к последней дороге, мы прошли мимо старого кожевенного завода, который я узнал по старым приметам, и поднялись на холм. Мы продвигались вперёд, пройдя мимо отеля   "Нимейр", и вскоре оказались на открытой местности в Лексингтоне. Мы пошли по грязи диагонально к холму Ковингтона. Затем у крутого поворота на дороге, где она кружилась вокруг холма, мы оставили шоссе, и пошли вниз с холма к оврагу, который покрывал нижнюю часть авеню. Мы прошли довольно много с тех пор, как оставили позади себя газовые фонари и тротуары. И теперь, когда мы прошли проезжую дорогу, мы находились на грязном месте на значительном возвышении холма.      Оглядываясь назад, я видел бесчисленные огни по всему городу Цинцинатти, Ковингтон и деревни Нью-Порт, сверкающие на большом расстоянии внизу и позади нас.

"Пошли" - снова сказал мой спутник, так как я заколебался. Он повторял только эти слова с того момента, как, рассказав свою ужасную историю, он произнес "пошли!".

Мы спустились с холма на равнину и, наконец, он открыл дверь одинокого бревенчатого домика, и мы вошли. Старик зажёг свечу, которую вытащил из кармана, и мы стали друг против друга.

"Садитесь" - сухо сказал он.

И тогда я заметил, что слабой отговоркой отсутствия мебели в заброшенной комнате дома был одинокий стул грубого вида, ручной работы. Однако я не стал ждать повторного приглашения и в изнеможении  безутешно опустился на предлагаемый предмет.

Мой спутник не терял времени, и сразу же приступил к вопросу, который касался нас, рассуждая:

"Одной из бед человечества является перемена мысли со старого на новое русло. Охватить полностью новую идею одним усилием невозможно. Люди ведут людей по цепи мысленного выражения, так же как поколения людей в телесной форме следуют за поколениями. Дитя, рождённое с тремя ногами, есть урод природы, чудовищность, хотя это иногда и происходит. Человек, владеющий новой идеей - это аномальность, нечто такое, что хоть и не представляется невозможным, никогда не появлялось. Почти так же трудно представить себе новую идею, как созданный из ничего новый материал или элемент. Ни мысли, ни вещи не могут быть изобретены, обе должны эволюционировать из предыдущего нечто, с чем они обязательно имеют сходство. Каждая передовая идея, что появляется в человеческом мозгу, есть результат внушения извне. Люди непрерывно продвигаются вперёд и вперёд, с сознаниями, повёрнутыми в одном направлении, вечно взирая вовне и никогда вовнутрь. Вообще никогда  не происходило того, чтобы подвергнуть сомнению вопрос обратного взгляда. Сознания стали способны читать впечатления, которые отпечатывались и оставались на субстанции и в субстанции мозговых извилин, но в тоже самое время, они стали неощутимыми для существования самих извилин. Это тоже самое, что и возможность чтения букв манускрипта, который их содержит, без представления необходимости существования печатной поверхности, такой как бумага либо что-нибудь еще вне букв. Если бы анатомисты никогда не оперировали мозг, то человеческое сообщество жило бы и сегодня в абсолютном невежестве относительно природы вещества, находящегося внутри черепа. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что ум сейчас не может передать ощущениям конфигурацию или естество субстанции, в которой он существует? Его собственный дом является для него неизвестным. Это следствие того, что физическое существование всегда зависело от изучения внешнего окружения, и поэтому мощь внутреннего зрения остаётся неразвитой. Для человека никогда не считалось необходимым попытаться взглянуть на внутреннее устройство своего тела, следовательно, ощущение чувства сообщает ему лишь то, что находится лишь внутри его собственной сущности. Это ощущение абстрактно, его нельзя описать. Нормальные органы не имеют чувствительного существования. Поэтому ненормальное состояние органа создаёт ощущение боли или наслаждения, но не обнаруживает ничего касающегося явления или устройства поражённого органа. Печень в совершенном состоянии есть как пустота. Нормальный мозг никогда не дрожит и не болит. Рука в состоянии покоя не представляет мозгу очевидности в отношении своего размера, формы и цвета. Человек не может пересчитывать свои пальцы до тех пор, пока некоторые внешние предметы не коснуться их, или они последовательно не надавят один на другой, или пока человек не увидит их зрительно. Человеческий мозг - место знания, в котором сконцентрирован ум - не воспринимаем через органы чувств. Разве не кажется это иррациональным - поверить в то, что сам ум не знает или не может осознать природу своего материального окружения?"

"Должен признать, что не думал об этом предмете" - ответил я.

"Как я и предсказывал. - сказал он. - Это шаг к новой идее, и насколько это кажется теперь простым, предмет был внушен. Вы должны согласиться, что тысячи умных людей не были в состоянии сформулировать мысль. Такая идея им никогда не приходила в голову. Даже после нашей предыдущей беседы в отношении того, чтобы показать Вам Ваш собственный мозг, Вы были бессильны и не смогли представить себе ход мысли, с которой я начал и по которой я буду дальше направлять Ваши ощущения.

Глаз так устроен, что свет порождает отпечаток на нервной оболочке в тыльной части этого органа. Эта область названа ретиной, от неё отпечаток переносится назад через магму нервных волокон (оптический нерв) и, достигая мозга, записывается на нём и, таким образом, оказывает воздействие на разум. Не будет ли рациональным предположить возможность такого следствия в обратном порядке? Иными словами, если бы порядок перевернуть, то не могли бы те же самые нервы перенести впечатление с тыла на ретину и изобразить на ней вид предмета, который предшествует этому (мозга). Затем снова, посредством обратного действия, перенести это изображение назад в мозг, вынеся, таким образом, на вид само мозговое вещество и, тем самым, создать ощущения? Для повторения: если нервное ощущение или силовое выражение должно двигаться от мозга к ретине вместо того, чтобы двигаться от внешнего предмета, оно на обратной стороне ретины порождает изображение того, что находится за ней. А затем, если оптический нерв переносит изображение назад к мозгу, то ум перенесёт к ощущениям явление изображения, нарисованного там".

"Это моё первое рассмотрение вопроса" - сказал я.

"Точно - сказал он. - Вы проходили через жизнь, взирая на внешние предметы и были невнимательно невежественны по отношению к своему мозгу. Вы никогда не вскрикивали от удивления при утверждении того, что в действительности видите звезду, существующую в глубинах пространства на многие миллионы миль за пределами нашей солнечной системы, и  тем не менее становитесь недоверчивым и упрямым, когда было сказано, что я мог бы показать Вам, как увидеть очертание Вашего мозга - предмета, с которым орган зрения находится в близкой связи. Как непоследовательно".

"Цепь рассуждения для меня нова и всё же я не могу представить способ, которым смогу перевернуть метод моего зрения и смотреть наоборот" - почтительно теперь ответил я.

"Это очень просто. Всё, что для этого требуется - это обратное возбуждение нерва, и сегодня у нас есть то, что каждый человек, которого заботит исследование вопроса, может использовать в любое время, и отсюда наблюдать внешнее очертание части своего мозга. Я преподам Вам урок". 

Повернувшись перед окном, у которого не было рамы, чьё отверстие казалось чёрным пространством, нарисованным ночью, мудрец взял свечу в правую руку, держа её так, чтобы пламя было как раз под низом кончика носа на расстоянии примерно в шесть дюймов от лица. Затем, стоя напротив оконного проёма, он повернул зрачки глаз вверх, по-видимому, для того, чтобы зафиксировать свой взгляд на верхней части открытого пространства окна. После этого он медленно перенёс по горизонтали свечу назад и вперёд и поперёк, напротив лица, держа её в таком положении, чтобы мерцающее пламя создавало параллельную линию с глазами, и как было отмечено, на расстоянии в шесть дюймов от лица и как раз ниже кончика носа. Осторожно произнося слова, он произнёс:

"Теперь, как я Вам говорил, это движение порождает обратное возбуждение ретины, ритм оптического нерва будет подражать, отражённое действие мозга воспроизводится, и теперь рисунок части мозга, который пребывает в тыльной части моей головы, будет нанесён на ретину. Я вижу её чётко, явно нарисованную и притянутую через открытое пространство передо мной".

"Невероятно!" - ответил я.

"Вы сами попробуйте" - спокойно сказал мой гид.

Став в указанную позицию, я повторил манёвр, когда нечто затемнённое медленно проявилось как будто из чёрного пространства передо мной. Мне показалось, что нечто похожее на серый нерв или на волнистую плоскость, тонкую, как марля, которая становится более явной и реальной по мере того, как я смотрел на неё и обнаруживал её контуры. Вскоре извилины приобрели более определённую форму,  и серая материя стала видимой, наполненной ответвлениями, сначала серого, а потом красного цвета. Как только я освоился со зрением, внезапно зажглись извилины мозга во всей своей чёткости, с сетью красных кровеносных сосудов.

Я видел мозг, живой мозг, мой собственный мозг. Так как мною овладело жуткое ощущение, я с содроганием остановил движение свечи, и мрачный рисунок мгновенно исчез.

"Я выиграл спор?"

"Да" - ответил я.

"В таком случае, не занимайтесь дальнейшими исследованиями в этом направлении".

"Но я хочу удостовериться в опыте - сказал я. - Хотя это испытание не из приятных, я не могу противостоять искушению повторить его".

И снова я сдвинул свечу назад и вперёд, и рисунок мозга сразу же вспыхнул перед глазами.

"Это более ярко, - сказал я - я вижу его более отчётливо и быстрее, чем раньше".

"Повторяю, остерегайтесь науки человека - ответил он. - Сейчас, прежде чем Вы погрузитесь с головой в работу и не сможете предвидеть её конец, остерегайтесь науки человеческой биологии. Помните об истории недавно рассказанной о враче, который привёл себя к разрушению через соблазнительный голос".

Я не ответил и стоял с неподвижным лицом, медленно двигая свечой назад и вперёд и пристально наблюдая глубины своего мозга.

Через некоторое время старик убрал свечу из моих рук и сказал: "Вы признаёте факт? Я доказал Вам истинность моего утверждения?"

"Да, - ответил я - но скажите мне теперь, когда Вы возбудили мой интерес, всё ли я увидел и изучил из того, что человек может открыть в этом направлении?"

"Нет. Вы видели только малую часть мозговых извилин, только те, которые лежат прямо позади оптического нерва. При систематическом изучении и надлежащих условиях каждая часть живого мозга может стать такой же отчётливой, как и та, что Вы видели".

"И это всё, что можно познать?" - спросил я.

"Нет, - продолжил он. Дальнейшее развитие может сделать людей способными изобразить рисунки, нанесённые на извилины, и в конечном счёте, читать мысли, выгравированные на мозгах других, а отсюда через материальное исследование наблюдатель будет воспринимать отпечатанную мысль другого человека. Инструмент, способный к изучению и освещению ретины, мог бы легко быть прикреплён к глазу преступника, после чего, если ум человека, на который оказывается воздействие, оказался стимулированным  предположением о давно или недавно происшедшем, умственная способность возбудит мозг, порождая запись, и разложит обстоятельства, как картину, перед наблюдателем. Мозг расскажет свою собственную историю, а исследователь сможет читать правду, как она отпечатана в мозгу другого человека. Преступник, подлежащий такой проверке, не сможет говорить неправду или ошибаться, его собственный мозг представится наблюдателю".

"И Вы делаете это утверждение, а затем просите меня не углубляться далеко в предмет".

"Да, решительно, да".

"Тогда скажите, не могли бы Вы исполнить этот эксперимент в моей комнате или в тёмном подвале дома?"

"Любой может повторить его со свечой в любой комнате, не освещённой по-другому, глядя в чёрное пространство, чёрную доску, стену" - ответил он.

Я возмутился.

"Почему Вы обращаетесь со мной так негуманно? Была ли необходимость в этой поездке, этих загадочных перемещениях, этом физическом напряжении? Посмотрите на грязь, которая меня покрыла, и подумайте об обратной поездке, которая мне всё ещё предстоит и окажется ещё более изнуряющей!"

"А, - ответил он. Вы преувеличиваете. Урок был приобретён легко. Наука - не лёгкая дорога для путешествий. Те, кто предполагает извлечь выгоду, должны  трудиться по окольным путям, пачкать свои руки и личность, противостоять препятствиям, и они обязаны ожидать трудности, неудачи, оскорбления и неудобства. Не жалуйтесь, а лучше поблагодарите меня за данный урок без других страданий, которые могли его сопровождать. Между прочим, моё путешествие имело иную цель, цель, которую я тихо выполнил и о которой Вы можете никогда не узнать. Пойдёмте, нам нужно возвращаться".

Он погасил свечу, и мы вышли, пробираясь обратно через грязь и темноту.

О той утомительной поездке домой мне сказать нечего, кроме того, что до подхода к дому мой спутник исчез в темноте соседней улицы, и часы на соборе отбивали три часа утра, когда я прошёл мимо угла Восьмой улицы и Западного ряда.

На следующий день мой посетитель явился как обычно, и осознавая свою полную победу, он не вспомнил о случившемся прошлой ночью. В своей обычной спокойной и взвешенной манере он достал свиток манускрипта, сказав мягким тоном милостиво:

"Вы помните, где я прервал чтение?"

"Вы дошли до того места в повествовании, у которого Ваш гид вновь поставил лодку на поверхность озера".

И таинственное существо возобновило чтение.

Продолжение манускрипта

Глава 31

Урок по вулканам. Первоначальные цвета способны к дальнейшему подразделению

"Забирайтесь в лодку, - сказал мой безглазый лоцман - и мы поплывём к дальнему краю озера, через барьер которого с большими временными промежутками течёт поверхностная вода и порождает конвульсию, известную, как гора Эпомео".

Мы соответственно погрузились, и мягкое прикосновение к рулю дало нам возможность быстро пойти вдоль берега подземного озера. Мягкий и приятный, яркий земной свет непрерывно покрывал нас, и отсутствие холода или тепла способствовало радостному существованию.Причудливые формы, принимаемые предметами, которые поочерёдно показывались на берегу, были источником постоянного восхищения для моего ума. Движение нашей лодки неизменно зависело от воли моего спутника. Теперь мы проносились через большой залив, сверкающий от края до края. Снова мы медленно пробивались через извилистые каналы среди частично погруженных камней.

"Каким бы благословением был бы этот способ передвижения для человечества" - пробормотал я.

"Человечество ещё достигнет этого - ответил он. - Шаг за шагом люди идут, спотыкаясь, к цели, которую предназначен осветить свет идущих столетий. Они изучали, и всё ещё занимаются изучением свойств плотных сил таких, как тепло и электричество. Нить, которой они следуют, приведёт их к этому и другим достижениям. Они ещё и не мыслили о них, так как эти достижения лежат позади тех, что больше бросаются в глаза".

Наконец, мы достигли обрывистого берега, как по волшебству, раскинувшегося перед моим взором, с зеркальной поверхностью, простирающегося на высоты за пределами досягаемости моего зрения, поднимаясь прямо с поверхности озера.

Он состоял из материала, по-видимому, чёрного, как гагат. И ещё, когда я увидел его при разнообразных живописных условиях, проносясь у основания, он отсвечивал и испускал наиболее восхищающие бриллиантовые тона радуги и другие цвета,  до сих пор неизвестные  мне.

"В этих оттенках есть нечто уникальное, появляются такие цвета, что я не могу их определить. Кажется, я воспринимаю цвета, совершенно не похожие на любые из тех, что я знаю, как следствие отклонения или передачи солнечных лучей. Они выглядят непохожими на те комбинации первоначальных цветов, с которыми я знаком".

"Ваши наблюдения верные, некоторые из этих цветов неизвестны на земле".

"Но на поверхности земли у нас есть все возможности сочетания семи призматических цветов - ответил я. - Как же здесь могут существовать другие?"

"Во-первых, потому, что ваши первоначальные цвета способны к дальнейшему разделению. Во-вторых, остальные лучи, невидимые для людей при обычных условиях, также эманируют от солнца, и при благоприятных обстоятельствах могутстать видимыми для органов зрения".

"Вы считаете, что призма в состоянии лишь отчасти разлагать солнечный свет?"

"Да, есть ли у Вас резон оспаривать, что если треугольный кусок стекла разлагает белый луч на семь фракций, которые, как говорят, различно окрашены, то при надлежащих способах Вы могли бы разделить каждый из этих, так называемых, оттенков на другие? Нужно ли сомневаться в том, что лучи, ныне невидимые для человека, сопровождают тех, кто в состоянии получить отпечатки на своих ощущениях, и могли бы при соответствующих методах стать воспринимаемы в качестве новых цветов?"

"Нет, - ответил я - только я не имею доказательства, что такие лучи существуют".

"Но они всё-таки существуют, и люди ещё узнают, что термин [примитивный] луч, как его применяют к каждому цвету радуги, неправильный. Каждый ещё будет проанализирован, а поскольку наши способности увеличиваются и становятся более утончёнными,  проявятся и другие цвета, обладающие неописуемой сейчас изысканностью и богатством, ибо пока ещё человек не может вместить возможности образования за пределами своего нынешнего положения".

В течение беседы мы проносились мимо богато разукрашенного берега с большой скоростью, и наконец, пронеслись за его пределы, как вспышка, к кажущейся пустоте. Я сидел, направив взгляд к берегу, а когда он внезапно исчез, я протёр глаза, чтобы убедиться, что вижу правильно. Как только я это сделал, наша лодка постепенно подошла к остановке на краю того, что показалось неизмеримой пропастью. Подо мной на той стороне, где возвышался обрывистый утёс, который исчез так внезапно, насколько глаз мог видеть, была абсолютная пустота. Справа от нас впереди и сзади развернулось пространство того огромного гладкого озера, на груди которого мы пребывали. Слева от нас узкий край, которого наша лодка слегка касалась, продолжение из чёрного, напоминающего стекло, материала, протянутого всего на фут над водой. За ним шёл в беспредельные глубины перпендикулярный откос. Я невольно схватился за лодку и отпрянул от страшной бездны, около которой так внезапно оказался, превосходившей всё подобное, что я когда-либо видел. Неизмеримая глубина пропасти в сочетании с явно хрупким барьером, удерживающим огромное озеро в своих границах, заставили меня вздрогнуть и отпрянуть назад, а мой мозг дрожал от головокружительного страха. Но, несмотря на мой ужас, необъяснимое влечение удерживало меня в очаровании, и хотя я пытался отвести взгляд, мне это не удалось. Как будто неотразимая мощь притягивала меня, несмотря на то, что я дрожал от ужасного величия той зияющей бездны, грозившей концом мира, на краю которой я тогда был. Очарованный, потрясённый, я не мог отвести взгляда, я не знал глубины, идущей вниз, вниз, в тишину и непроницаемость. Собравшись, я повернулся с вопросительным видом к своему спутнику.

Он сказал мне, что эта тяжёлая стеклоподобная плотина окружает воды медленно поднимающегося озера, которое мы переплывали и поднявшегося достаточно высоко, чтобы перетекать через барьер.

"Цикл периодического перетекания измеряется большими интервалами - сказал он. - Для подъема уровня озера на часть дюйма потребовались столетия, и тысячи лет могут пройти, прежде чем его поверхность достигнет верха стены. Затем, управляемая законами, которые притягивают жидкость к самой себе и наполняют чайную ложку жидкостью, вода скапливается возле узкой стены, создавая выступ вдоль её вершины. В конце концов, набежавшая вода сдаётся, и поток её перетекает в бездну".

Он остановился, а я наклонился и стал размышлять, так как уже свыкся с обстановкой.

"Нет дна" - заявил я.

"Наоборот, - ответил он - дно расположено в менее чем десяти милях под нами, оно представляет из себя воронкообразное отверстие, шейка которого сначала доходит до низа, а затем идёт по диагонали от нас вверх к поверхности земли. Хотя свет, который нас окружает, и яркий, ему всё же не хватает проникающей силы, и он не в состоянии дать очертания объектов даже в пяти милях отсюда, поэтому бездна кажется бездной, а залив безграничным".

"Не естественно считать, чтобы масса воды, подобная этому великому озеру, перетекла бы через барьер немедленно, по мере того, как её поверхность достигнет верхнего края, ведь давление такого огромного объема должно быть неисчислимым".

"Нет, по причине высоты, а не расширения, которое, как понимают инженеры-гидростатики, руководит давлением воды. Жидкостный слой шириной в один фут будет оказывать давление на задерживающую перегородку с силой тела самой жидкости, до самой глубины на протяжении тысячи мил. Затем, уменьшение гравитации здесь даст возможность молекулярному притяжению молекул воды напрягаться с большей силой, чем в этом же случае на поверхности земли, и это удерживает массу жидкости более сильно."

"Смотрите" - сказал он и, погрузив палец в воду, он стал держать его перед собой с притянутой каплей воды.

Водяной шар был значительного размера, вытянувшись, как будто он состоял из липкой жидкости.

"Как же может такой пласт воды дать подъем вулканическому извержению?- спросил я далее - ведь это вроде бы не вулканическая порода, и внизу около нас нет признаков сильного тепла".

"Некоторое время назад я сообщал Вам, что объясню эти факты частично. Знайте же, что человеческие теории вулканических извержений в отношении раскалённого внутреннего пространства земли являются такими потому, что созданы в невежестве без знания даже подповерхности глобуса. Для человечества внутренняя часть земли есть запечатанная камера, и мудрые люди, разъясняющие интересные теории происходящих в земле природных явлений, вынуждены их описывать, опираясь всецело на своё воображение. Лишь немногие осознают скудость данных, находящихся в распоряжении тружеников науки. Теории в отношении земли сформулированы с таким малым реальным знанием о её организации, что наша наука могла бы сказать, что всё это лишь теория с едва заметным следом в её поддержку. Если глобус диаметром десять дюймов покрыть листом бумаги, такой, как я держу в руке, то толщина этого листа будет даже большей в соотношении с глубиной шара, чем глубина, которую люди исследовали по сравнению со скорлупой земли. Внешняя поверхность линий карандаша представляет поверхность земли, внутренняя поверхность представляет глубину человеческих исследований. Высочайшая гора была бы выражена запятой, нанесённой на линию. Геолог изучает вещества, выброшенные из кратера активного вулкана, и от  этого строит догадки в отношении нижних пластов и силе, которая выбрасывает извержения наружу. Отсюда следует, что люди должны предоставить доказательство, по которому возможно объяснять причину. Это всё равно, что для анатома сформировать представление об устройстве печени через секреции, выходящие из этого органа, или по тканям лёгких через дыхание и слюну. Фактически, вулканы бывают нескольких видов, и обычно они бывают крайне поверхностны. Это озеро, поверхность которого располагается всего в ста пятидесяти милях под землёй, является матерью одного такого исключительно глубокого вулкана. Когда вода переполняет этот выступ, она сталкивается со стихией под нами - металлической основой соли, залегающей в огромных массах некоторых частей земной оболочки. Затем следует непосредственная химическая реакция: вода разлагается, получается интенсивное тепло, часть воды соединяется с металлом, часть уходит в виде пара, в то время как другая часть выходит в качестве воспламеняющегося  газа. Внезапное освобождение этих газов создаёт нерегулярное давление пара на поверхность озера, результатом чего является пульсация и обратное действие разрежённой атмосферы наверху, которая гигантскими волнами, подобно набегающим приливам, расплёскивает огромные объемы воды через выступ, находящийся около нас, вниз. Эта вода, в свою очередь, действует на свежие части металлического основания, а обратное действие увеличивает выброс пара. И впоследствии камера, в которой мы находимся, удерживает газ, состоящий из испарений неодинаковых давлений газа, и волнение озера продолжается. Пульсации повторяются до тех пор, пока поверхность озера не понизится до такой степени, чтобы, в конечном счёте, предотвратить перетекание воды за выступ. Наконец, озеро стихает, газы медленно исчезают посредством поглощения землёй и через вулканическое отверстие. И в течение неописуемого периода времени после этого поверхность озера продолжает медленно подниматься, что она сейчас и делает".

"Но какое отношение имеет этот феномен с вулканом?"

"Он порождает извержение. Вода, бегущая вниз в пропасть, частично в виде пара, частично в виде газа, пробивается вперёд и вверх через разлом, ведущий к старому кратеру вулкана, как предполагают, затухшего, но периодически активного на горе Эпомео. Газы сильно разогреваются и движутся со страшной быстротой. Они раскалывают большие массы камня, что приводит в результате к волнениям энергии, давлению, газу, трению, покраснению и теплу. Смесь газов из распавшейся воды составляет огромный объем, который горит и взрывается. В этой огненной печи среди содроганий, о которых было рассказано, сплавляется смежное вещество, даже глина расплавляется, и выносится вверх с огненным взрывом. Наконец, поток достигает поверхности земли через воронкообразный проход, вершиной которого вулкан и является. Взрыв порождает вулканическое извержение".

"Одна вещь всё ещё не ясна мне - сказал я. - Вы утверждаете, что реакция, следующая за соединением текущей воды и металлических основ в расщелине под нами, освобождает взрывные газы, а также объемы водяного пара. Вы говорите, что эти газы несутся и порождают вулканическое извержение в дальней части земной коры. Я не понимаю, почему они не несутся также назад и не порождают другое извержение в Кентукки. Конечно, давление газа в основных пределах одинаковое по всем направлениям, не так ли?"

"Да, - ответил он - но условия в различных направлениях не похожи друг на друга. В направлении пещеры Кентукки проход извилистый и часто уменьшается до узкой расщелины. Как Вы помните, в одном месте рядом с устьем пещеры нам  пришлось нырять под поверхность потока воды. Тот слой воды настолько эффективно закрыл выход из земли, насколько пробка предохраняет воду от вытекания из бутылки. Между местом, которое мы сейчас занимаем, и той водяной пробкой находятся тысячи миль прозрачного воздуха. Инерция тысяч миль воздуха настолько велика, что это за пределами Вашего понимания. Чтобы двинуть эту комнату, толкнув её с этого конца, и привести, таким образом, к другому потребовалась бы большая сила, чем та, которая сожгла бы сто пятьдесят миль жёсткой породы над нами. Кроме того, трения сторон - другая причина, предотвращающая такое явление. Если бы даже со временем приложенное давление и превзошло инертность воздуха и трение каменных проходов, то это потребовало бы большей энергии, чем Вы можете себе представить, для того, чтобы привести в движение эластичную массу, пребывающую в настолько твёрдом и неподвижном состоянии, как непреклонный часовой, между пещерой, в которую Вы вошли, и тем местом, которое мы занимаем. Время в сочетании с энергией были бы в состоянии сделать такой результат, но не при нынешних условиях. В другом направлении широкий открытый канал доходит прямо до вулканической шахты и соединяется с ней. Через этот канал воздух и пребывает в движении, двигаясь к затухшему кратеру, и поступает из другого поверхностного отверстия. Газы, освобождённые таким способом, как я рассказал,  естественно следуют по линии наименьшего сопротивления. Они сразу же отворачиваются от инертной массы воздуха, находящегося позади нас, и движутся с возрастающей быстротой к вулканическому выходу. До того, как давление, которое могло быть оказано на каверну Кентукки, сдавило бы больше, чем сжатый столб смешивающегося воздуха, достаточного чтобы поднять воду колодца из её обычного уровня к поверхности земли, скорость в другом направлении увеличивалась бы невероятно, и с возрастающей быстротой отсасывание проходило бы более, чем достаточно для потребления возросшего изобилия газов оттуда".

"Следовательно, вулканы являются локальными, а внутреннее пространство земли не является раскалённой лавой, как меня учили" - воскликнул я.

Он ответил: "Если бы люди шли достаточно далеко в своих умственных путешествиях (ведь эволюция ментальной стороны человека есть путешествие в мир мысли), то они избежали бы таких теорий, как те, которые описывают раскалённое внутреннее пространство земли. Вулканы поверхностны. Они пребывают в активности, как правило, когда лишь небольшие вздутия и сдирания пор имеют место на поверхности земли, хотя их подземные соединения могут быть обширными. Некоторые из них пребывают в непрерывном раздражении с частыми извержениями, а другие, как тот, который мы рассматриваем, пробуждаются только через большие периоды времени. Вся поверхность земного шара была или будет подлежать вулканической активности. Это явление - один из шагов мирового процесса уравнивания материи. Когда запасы веществ, которые я называл и из которых состоит большая часть внутренней земли, основы соли, поташа, извести, глины истощаются, то по этой причине не будет дальнейшей вулканической активности. А в некоторых местах этих запасов уже нет, либо они залегают глубоко под земными пластами, служащими в качестве защиты".   

"В таком случае, вода является универсальной  причиной вулканов?"

"Вода и воздух вместе порождают  большинство из них. Действие воды и её испарений создаёт из металлического пространства пыль, известь, глинистую почву и содовые соли. Это совершенно рациональное и естественное действие должно продолжаться, пока наверху есть вода, и свободные элементарные основания в контакте с земными пузырьками. Вулканы, землетрясения, гейзеры, грязевые потоки, горячие источники являются естественным следствием такой реакции. Отсюда создаются горы через подъемы снизу, а соответствующие поверхностные долины впоследствии заполняются либо через медленное отложение веществ из солевых вод горячих источников, либо через внезапное извержение вулкана, считающегося потухшим".

"Что бы произошло, если бы воды океана направились по расщелине на дне к отложениям металлических оснований?"

"Это происходит часто, - был ответ - получается вулканическая волна и вулкан, таким образом, может подняться из океанских глубин".

"Есть ли опасность для самой Земли? Не может ли она расколоться на части от такого содрогания?" - сомнительно спросил я.

"Нет, хотя очертания континентов постоянно изменяются, каждое волнение должно быть практически поверхностным и в ограниченной зоне".

"Но, - настаивал я - твёрдая и прочная Земля может взорваться на осколки, при таких содроганиях, подобный результат не кажется невозможным".

"Вы рассуждаете на основании ошибочной гипотезы. Земля не является ни жёсткой, ни твёрдой".

"Конечно, - ответил я - если бы она была твёрдой, я не мог бы находиться в сотнях миль под низом её поверхности, беседуя с другим существом. Но не может существовать много таких пустот, как эта, через которую мы сейчас проходим, и уж конечно они не могут полностью расширяться через всю её массу. Огромный вес этого сверхнужного вещества разорвал бы сильнейшие материалы, если глобус настолько велик, насколько земля экстенсивно изрешечена подобным образом".

"Как раз наоборот, - ответил он - и здесь позвольте мне в первый раз просветить Вас в отношении внутренней структуры земного глобуса. Принцип формирования земли состоит из сферы невидимой энергии, которая, вращаясь в пространстве, поддерживает пространственную пыль, собирающуюся на ней, как пыль на пузырьке. При постепенном накапливании вещества на сфере образуется полый шар, на внешней поверхности которого Вы до сих пор и обитали. Оболочка Земли относительно тонкая, толщиной в среднем не более восьмисот миль и она удерживается с помощью центральной сферы энергии, пребывающей сейчас на расстоянии около семисот миль под низом океанического уровня. Сила, присущая этой сфере, проявляется на материи, которую она поддерживает на обеих сторонах, переводя более лёгкую материю ближе к той, которая лежит у центральной сферы. Иными словами, позвольте мне сказать Вам: оболочка или скорлупа, которую я только что обрисовал, имеет толщину не более восемьсот миль. Её выпуклая и вогнутая поверхности являются твёрдыми и плотными с обеих сторон, проникнем ли мы с внешней поверхности к центру, или из любой точки внутренней сферы наружу, но вес материи постепенно меняется, так что у центральной сферы материя вообще не имеет веса. Вы понимаете, о чём я говорю?"

"Да, - ответил я - я отлично Вас понимаю".

После некоторой паузы мой лоцман резко меня спросил:

"Какое Ваше самое большое желание?"

Вопрос  способствовал тому, что мой ум моментально повернулся к моему старому дому на верхней земле, и хотя надежда вернуться зажглась в моём сердце, сила привычки заставила меня невольно ответить: "Больше света".

"Ваше желание - больше света, и Вы его получите".

Послушная к его прикосновению лодка повернула из залива, о котором мы говорили, к центру озера. Чуткое судно бросилось вперёд, и через мгновение обсидиановый парапет исчез из вида. Мы мчались по бездорожной пустыне стекляноподобной воды, пока не наступила тишина, ставшая болезненно подавляющей, и я спросил:

"Куда мы направляемся?"

"К востоку".

Своевременный ответ поднял моё настроение, я подумал снова, что в этом человеке, несмотря на его отталкивающий вид, я видел друга, брата. Подозрение исчезло, а смелость возросла. Он коснулся руля, и судно, послушное его воле, поднялось из воды и понеслось с удивительной быстротой, что было явно заметно по следу сияющего пути позади нас. Наш полёт был настолько быстрым, что казалось, будто кильватер лодки  был сделан из строго параллельных линий, которые исчезали на расстоянии так быстро, что глаз не мог уловить дрожание.

Продолжая разговор, мой спутник сообщил мне, что он направил судно к восточному мысу того места, где мы столкнулись с берегом после пересечения озера, чтобы мы могли продолжить наше путешествие  вниз по диагонали к нижней поверхности земной оболочки.

"Это нынешнее отклонение от нашей поездки было подходящим для того, чтобы ознакомить Вас с предметом, в отношении которого Вы высказали свой интерес и о котором до сих пор Вы были неправильно информированы. Теперь Вы лучше понимаете часть философии вулканов и землетрясений. В отношении этих явлений Вам предстоит узнать ещё многое, но это изучение грубого проявления материи, взволнованной силой, управление которой знакомо для человека под вышеназванными именами, является вступлением к более замечательному изучению, предназначенному стать частью поля Ваших исследований - познания материи в состоянии покоя и чистого движения".

"Не понимаю Вас - ответил я. - Как я однажды заявил, прежде чем Вы упомянули о том, что назвали чистым движением".

Глава 32

Материя есть замедленное движение

"Можете ли Вы или нет представить себе непрерывный град проносящихся рядом с Вами металлических шаров одной линией в горизонтальном направлении со значительной скоростью. Предположим, что оконное стекло было постепенно убрано так, чтобы его угол столкнулся с одним из шаров. Тогда бы всё стекло разбилось в дребезги, даже если бы шарик столкнулся с небольшим его участком, точкой контакта, покрывающего лишь небольшую площадь. Вообразите, что сейчас скорость полёта шаров увеличилась в тысячу раз. В этом случае полотно стекла, стоящего на их пути, было бы мягко срезано, как напильником, проходящим свою дорожку, не порождая ни одного расходящегося разлома. Человек, стоящий рядом с градом, слышал бы мурлыкающий или рычащий звук, порождаемый трением между шариками и воздухом. Увеличивайте шаг за шагом быстроту их передвижения, и рычание станет более пронзительным, начиная от глубокого и низкого бормотания, переходящего в звук  менее угрожающий, а поскольку скорость возросла, то тон становится более резким, и, наконец, необычайно пронзительным. Снова увеличьте быстроту процессии шаров, и тона уменьшатся в свою очередь, последовательно проходя через несколько клавиш, и в конце концов они достигнут низкого рычания, которое сперва ударяет по слуху, а в дальнейшем с увеличением скорости появится тишина, тишина навеки, независимо от увеличения скорости. Начиная с нескольких сот миль в секунду, с которыми сейчас проносится град, пусть быстрота повысится до тысячи миль в секунду, и для глаза с того места, где исчез звук - поскольку увеличилась скорость - появится смутная краснота, еле воспринимаемый отсвет, указывающий чувству зрения непрерывной линией след движущихся носителей. Судя по всему, линия будет настолько же однообразной, насколько освещена карандашная пометка, хотя бы даже некоторые объединённые частицы движения могли и разъединиться одна от другой милями пространства. Пусть оконное стекло теперь будет поставлено на их пути, и из точки контакта будет вылетать поток искр, а края стекла будут видны сплавленными ближе к любой стороне отверстия. Представьте себе сейчас, что скорость металлических пуль увеличилась вдвое и втрое, снова и снова. Линия красного света становилась бы ярче, затем сверкающей и, в конце концов, при дальнейшем увеличении скорости в определённой точке покажется белый свет. И для человеческого глаза процессия движения будет теперь чем-то непрерывным, настолько же сплошным, насколько полоска металла, раскалённая до бела (даже если бы пули были в тысячах миль в стороне). Человек не смог бы доказать своим чувствам их раздельное существование. Эта часть оконного стекла или другого вещества, даже стали или очень твёрдого минерала, которая находилась бы на их пути, просто растаяла. Часть, которая была бы отрезана и унесена таким потоком, не показывается ни сверканием, ни осколками. Твёрдое вещество будет постоянно превращаться в жидкость, и рассеиваться тонкой плёнкой вокруг поверхности каждого шара из белой, горячей массы текущего металла, являющегося для всех необходимых условий таким же однообразным, как металлический брусок. Бешено увеличьте скорость до миллионов миль в секунду, и тепло постепенно исчезнет, как и звук, в то время как яркий свет будет идти обратно, постепенно через первоначальные оттенки цвета, известные сейчас человеку, начиная с фиолетового и заканчивая красным, и как только красный цвет постепенно обесцветится, след пуль исчезнет для чувств человека. Теперь ни звук, ни свет не сопровождает поток, и, ни глаз человека, ни его слух не могут воспринимать его присутствия. Бросьте оконное стекло или другой предмет поперёк потока, и для чувств человека это будет незаметно. Молекулы стекла отделяются: передние, от задних, и движущийся след идёт сквозь проход так же свободно, как свет, оставляя поверхность стекла не задетой".

"Постойте, - перебил я -  это было бы так, что одно состояние материи проходит сквозь другое без волнения, а физический закон говорит, что два вещества не могут занимать в одно время одно и то же пространство".

"Этот закон хорошо исполняется, насколько человек понимает предмет, но пули больше не являются материей. Сначала изменилось движение массы в движение молекул, а движение молекул стало, в конечном счёте, усиленно до движения свободных силовых сущностей, потому что пули дезинтегрировались до молекулярных частиц, а затем рассеялись, создав атомы. У этой крайней точки чувства зрения и осязания прекратили ощущать воздействие движущейся колонны (ни материи, ни силы), а на следующем этапе повышения скорости сами атомы исчезают, и получается свободное неосязаемое движение - ничто, пустота.

Этим следствием является всепроникающий дух пространства (эфир человечества), настолько же сплошной, как твёрдый минерал, насколько подвижен, как пустота. Если Вы можете перевернуть порядок этого феномена и представите себе нерегулярное замедление скорости такого атомного движения, то Вы сможете прочитать историю формирования материальной Вселенной. Следуйте по цели в обратном порядке, и с уменьшением скорости движение снова становится осязаемой материей. В соответствии с условиями, управляющими изменением движения в материи, постепенно, время от времени появляются различные элементы. Планеты могут расти извне и изнутри, а эфирное пространство может генерировать стихийную почву.Если Вы можете представить себе непосредственное условие, при котором чистое пространственное движение становится отчасти осязаемым, но пока не достаточно плотным для земной материи, то Вы сможете представить, как порождаются такие силы, как свет, тепло, электричество, магнетизм или даже гравитация, с которыми человек знаком, ибо они также являются нарушениями пространственного движения. Легко должно быть понятно и то, что согласно простому принципу иные элементы, а также неизвестные силы, ныне не воспринимаемые ограниченными человеческими способностями, могли быть и являются  созданными вне и внутри поля его восприятия".

"Боюсь, что не смогу всего этого понять" - ответил я.

"Я тоже этого боялся и, возможно, дал Вам этот урок слишком рано, хотя некоторое время назад Вы просили меня научить Вас тому, что относится к утверждению, что электричество, тепло, свет, магнетизм и гравитация являются нарушениями. А Вы спросили "нарушениями чего?" Думаю, что урок окончен, и Вы поймёте, что это легко. Будем же надеяться, что придёт время, когда мы сможем заглянуть под низ шероховатого, материального знания земной поверхности, с которым знаком человек, и испытаем расширение сознания, которое ведёт к блаженной проницательности, достигнутой высшими существами, тем, кому не нужно бороться с раздражёнными элементами, окружающими всех живущих на поверхности Земли".

Я обдумывал эти слова, и смутный свет, нечто невыразимое, чего я не могу переложить на слова, вошло в мой ум. Я считал, что нам уготована встреча с людьми, или существами, владеющими новыми чувствами, умственным развитием, которого не достигал человек, и я почти был готов расспросить моего лоцмана, когда движение судна приостановилось. Впереди появилась земля, мы подошли к берегу и высадились. Подняв судно из воды, мой спутник поставил его на землю у кромки неподвижного озера, и мы возобновили наше путешествие. Вид казался мало изменённым от последней части нашего предыдущего путешествия вниз по наклонной плоскости противоположной стороны озера, которое мы пересекли. После оставления гряды, окаймлявшей край озера, мы держали направление всё время вниз. Пол пещеры был, как обычно, гладким, хотя время от времени шероховатым и покрытым каменными обломками. Как только мы подошли ближе, заметно вырос таинственный свет, став более ярким. Туманообразное гало, о котором ранее упоминалось, становилось менее плотным, и кольцо темноты быстро расширилось. Я мог чётко воспринимать объекты на большом расстоянии. Я повернулся к своему приятелю, чтобы спросить, почему так получилось, и он ответил:

"Потому что мы покидаем одно из неоткрытых условий верхней атмосферы, которая нарушает солнечный свет".

"Вы говорите, что атмосфера составлена из веществ, неизвестных человеку?"

"Да, некоторые из них газы, а остальные являются качествами пространственного условия, не являясь ни газом, ни жидкостью, ни твёрдым веществом.

[С тех пор это было отчасти поддержано открытием элемента аргон. Тем не менее, заявление записывалось многие годы. Миссис Элла Бурбиж, стенографистка (Нью Порт, Кентукки) сделала копию с оригинала в 1887 г. Мистер С.Д. Рауз, юрист (Ковингтон, Кентукки), прочитал его в 1889 г. Мистер Рассел Эррет, издатель " Христианского стандарта", прочитал его в 1890 г. А господин Х.С. Мидер, президент " Ассоциации билетных брокеров", прочитал в 1892 г. Представляется правильным дать такое объяснение, чтобы освободить автора от любого обвинения в плагиате, ведь каждый из упомянутых может отчётливо вспомнить это недоказуемое (тогда) утверждение.  Дж. Ллойд.]

Одно особенно смешивается со светом при его прохождении. Это сущность, которая не движется при движении воздуха, и она неравномерно распределена по земной поверхности. Когда мы поднимаемся над землёй, она уменьшается, то же самое она делает, когда мы спускаемся под землю. Это ни водяной пар, ни дым, ни настоящий газ, и, однако, она ощущается человеком только при помощи своей силы преобразования интенсивности света. Она не имеет звука, химически не активна, и всё же преобразует солнечные лучи так, что вычёркивает из вида предметы, находящиеся на относительно малом расстоянии от человека на лице земли. То, что это известно человеку, очевидно из знания, которым он обладает, разницы в силе его органов зрения в разных частях планеты. Его зрение особенно остро на земельных плато Западных Территорий".

"Вы мне говорили, - ответил я - что водяной пар порождает это затемнение или поглощение света".

"Водяной пар до тех пор, пока он находится в пластах различных плотностей, является абсолютно прозрачным и не представляет препятствия для прохождения света - сказал он. - Если пар препятствует свету, то это из-за нечистот, содержащихся в нём, для потоков разных плотностей или волновых движений, или для механической смеси конденсированной воды и пара, на которой порождаются множества крошечных глобулярных водяных поверхностей. Чистый водяной пар, свободный от движения, пассивен для солнечного света".

"Я с трудом могу поверить, что субстанция, которую Вы описали, или любая другая составляющая воздуха может избежать восприятия химика" - ответил я.

В шутливой манере, как я подумал, он повторил после меня слово "химик" и продолжил:

"Нашли ли химики эфир Аристотеля, упоминаемый Вами, который, как всё же признают учёные, пронизывает всё пространство и материю любого вида, и, как я сказал Вам, является настоящей материей самой по себе, изменённой в ультраатомическое движение? Объяснили ли химики, почему один предмет прозрачен, а другой при равном весе и плотности - нет? Сказали ли Вам химики, почему вермильон красный, а индиго голубой (заявления, что они соответственно отражают лучи света, не является объяснением причины для такого действия)? Говорили ли Вам химики, почему призма рассеивает или искажает солнечный свет, чтобы произвести ненормальные оттенки, которые, как люди предполагают, составляют первоначальные лучи света? Объясняли ли химики хоть что-нибудь в отношении того, почему или отчего атрибуты материи, или силы, или даже так называемой формы материи или элементов  не являются смесью? И наоборот, разве эволюция, имеющая следствия в отмеченных открытиях химии, не предсказывает или, по крайней мере, не указывает возможное будущее искусства? Разве она не обещает, что окружающие тайны ещё предстоит развить и расширить в открытые истины, выявляя таким способом скрытые силы, или, что другие формы материи и невидимой силы проявления предназначены к открытию в качестве научного прогресса?  Химик сегодняшнего дня ищет на ощупь во тьме, и по сравнению с трудящимся химиком близкого будущего он - новичок, несовершенно понимающий настоящее. Тихий и ничего не подозревающий, он станет отчётливо зрячим в грядущие времена. И сверкание интеллекта благодаря этим последовательным шагам вверх по ступеням науки, если она сделает всё наилучшее, раздвинет разум и даст мощь воображению, приведя, в конечном счете, к..."

Oн заколебался.

"Продолжайте" - сказал я.

"...движению смертного человека с полноценными способностями к единению с духовным миром".

Глава 33

"Познание науки есть познание Бога". Общение с ангелами

"Это невероятно"- воскликнул я.

"Вам не нужно удивляться. - ответил он - Существует ли какой-либо довод, который мог бы быть предложен, против утверждения, что человек невежественен во многих законах природы?"

"Я не могу предложить ни одного".

"Есть ли хоть какое-нибудь сомнение в том, что отделённая и отличная от материи сила  влияет на материю и оживляет её в живущую личность?"

"Не отрицаю, что такая сила есть".

"Что же тогда может помешать этой силе существовать отдельно от тела, если она может в нём существовать?"

"Против такого положения я не могу спорить".

"Если, как надеется и верит большинство человечества, хотя некоторые и пытаются отрицать, для человека, возможно, существовать в качестве соединения земных материй, связанных с личной духовной силой, душой, а для духовной силы после смерти тела - существовать независимо от плотных атрибутов человека, то разве не будет резонным заключить, что дух, связанный пока ещё с телом и пребывающий в человеке, может быть образован и развит так, что при благоприятных условиях встретит,  и будет общаться с другими духами, которые были ранее освобождены от земных оков?"

"Я допускаю, - ответил я - но Вы шокируете мою восприимчивость, когда так намекаете, что при холодном научном исследовании мы можем поставить себя в положение для встречи с невидимым духовным миром..."

Теперь была моя очередь колебаться.

"Продолжайте" - сказал он.

"...общаться с ангелами"-  ответил я.

"Познание истинной науки есть познание Бога - продолжил он. - Ангелы это организации, естественно живущие в гармонии с законами Бога. Они кажутся сверхлюдьми потому, что мы невежественны в отношении высших природных сил. Они существуют в точном соответствии с законами, управляющими Вселенной. Но пока ещё притяжение между глиной и заключённым в глину духом настолько велико, что это препятствует увлечённой душе человека общаться с ними. Вера религиозного человека является примером неутолённого чувства, которое создаёт её, так же как и надежду на то, что есть самостоятельное существование, отдельное от земных субстанций. Насмехающиеся научные агностики, работая над другими предметами, ещё придут в изумление при разработке метода, который докажет эти факты практически, и тогда эмпирическая религия, как служащая примером абсолютного доверия, и систематическая наука, олицетворённая экспериментальным материалистом, встретятся на общем поле".

Глава 34

Я останавливаю дыхание, и тем не менее живу

В течение этого разговора мы быстро шли, или я бы лучше сказал, продвигались, потому что мы больше не шли, как обычно идут люди, а прыгали вниз, всегда вниз. Были долгие периоды тишины, в течение которых я занимался размышлением над проблемами, соответственно требующими решения, и даже если я и хотел так поступить, то не осознавал течения времени. Быть может, дни и недели проходили в этом путешествии. Я также не мог определить быстроту нашего движения. Я ощущал заметное уменьшение в количестве мускульной энергии, требуемой для того, чтобы нам нестись вперёд. Я осознавал, что моё тело освободилось от усталости. Движение стало успокаивающим вместо изнуряющего. Мне показалось, что соотношение потери веса, как показано при наших свободных движениях к пропорции того расстояния, которое мы прошли, было большим, чем прежде. Малейшее проявление толкающей силы быстро бросало нас вперёд. Вместо натруженного короткого шага верхней земли один лёгкий прыжок переносил нас на многие ярды. Лёгкий прыжок - и наши тела в пространстве. Мы переносились через многие расщелины, легко приземляясь, чтобы снова так же легко двигаться. Я восхищался, ведь хотя я и стал участвовать в чём-то необычном, практическое доказательство этому было удивительно впечатляющим, и снова я спрашивал моего спутника.

"Сейчас мы приближаемся к тому, что физики бы назвали центром гравитации, - ответил он - и наш вес быстро уменьшается. Это точно соответствует законам, управляющими силой, называемой гравитацией, которая на земной поверхности явно однообразна, хотя не один известный инструмент не может продемонстрировать её точную вариацию на площади, занимаемой человеком. Люди всё ещё не были в состоянии определить это изменение, хотя известно, что горы притягивают объекты. Изменение в весе по мере нашего нисхождения в землю ощутимое, но чтобы развить подлинный закон, необходимо наблюдение на расстоянии, по меньшей мере, десять миль под поверхностью океана. А человек, являясь созданием, чьи движения заключены на тонкой горизонтальной коже земли, никогда не был на глубине в одну милю под её поверхностью, и как следствие, его возможности для сравнения крайне ограничены.”

"Меня учили, - отозвался я - что по мере движения центра Земли гравитация понижается, в этой точке тело находится без веса, и я едва ли могу понять, как могут такие положительные утверждения научных работников быть так далеко от истины."

"Людьми на поверхности предполагается, что максимальный вес должен находиться на дистанции в одну шестую под поверхностью Земли, что отсюда вес уменьшается к центру, пока не теряется вообще - ответил он. - Эта гипотеза, хотя и направлена по правильному пути, всё же далека от истины, но близка от неё настолько, насколько ожидалось, если мы рассмотрим данные, на которых люди базируют свои вычисления. Если бы не противоречивые ошибочные взгляды, люди имели бы небольшой стимул для продолжения своих исследований, и насколько до сих пор в науке существует правило, со временем истина проявится в данном случае. Одно поколение изучающих опровергает предшествующие теории, все работают над устранением ошибки, все добавляют факторы ошибки, и все вместе движутся вперёд к общей цели - великому обобществлению, которое пока не может восприниматься. Каждое поколение тружеников всё ещё проглядывает феномены, которые хотя и очевидные, но пока ещё непонятные. Но в будущем они сделают очевидными для учёных их ошибки настоящего. В качестве примера такого способа, при котором факты были, таким образом, пропущены, в Вашем путешествии является то, что на Вас произвели впечатления определённые удивительные внешние условия, или окрестности, и Вы не обратили внимания на условия более замечательные в Вашем теле. Так же и с учёными. Они не замечают удивительные факты, прямо бросающиеся в глаза, факты слишком явные для того, чтобы быть невидимыми, по причине их большой "близости".

"Это утверждение я не могу опровергнуть, и поэтому должен его допустить, но с протестом. Там, где существует так много того, что представляется таинственным, я, вероятно, проглядел некоторые вещи, но вряд ли могу признать то, что в невежестве прошёл мимо условий в моём собственном организме, настолько заметных, как и это уменьшение гравитации, которое так поразительно отвлекло на себя моё внимание".

"Чтобы только убедить Вас, я скажу, что Вы почти прекратили дыхание и не осознаёте этого".

Я резко остановился, моментально взволнованный, и теперь, когда ум мой был направлен на этот факт, стал осознавать, что мне не хотелось дышать, и что грудь моя перестала подниматься и опускаться, как в прошлые времена при вдыхании и выдыхании. Я крепко сжал свои губы, и долгое время у меня не было желания дышать, затем последовал лёгкий невольный вдох и едва заметный выдох, через длинный интервал бездействия. Импульсивно я повернул лицо к проходу, который мы пробежали. Мною овладело чувство тревоги, неуправляемое, невыразимое желание улететь от таинственного существа, вернуться к людям и снова быть человеком земной поверхности. И я бросился обратно через помещение, которое мы прошли. Мой гид схватил мою руку.

"Постойте, постойте, - вскрикнул он - куда же Вы пошли, переменчивый смертный?"

"На поверхность, - закричал я - снова к земному свету. Отпустите меня, неземное создание, ненормальное существо, человек или дьявол. Разве Вы не вовлекли меня достаточно далеко в оккультные сферы, которые должны быть навсегда запечатаны для человечества? Разве вы не отобрали у меня всё, что люди любят и лелеют, и уничтожили все связи с друзьями и знакомыми? Разве вы не привели меня на такие дороги, куда не посмеет подняться воображение пишущего новеллы, к опытам, которые человеческая рука не посмеет описать, как реальные, к тому, что теперь я стою на ногах на разграничительной линии, окаймляющей пустоту и огромную потерю веса, с телом, почти исчезнувшим, как материальная субстанция, граничащим с ничто, и, наконец, к дыханию, почти прекратившемуся? Я говорю и повторяю, не пришло ли время, когда я должен сомневаться и сделать перерыв в моей безрассудной карьере?"

"Не время" - ответил он.

"Когда придёт этот час?" - спросил я с отчаянием и задрожал, когда он ответил:

"Когда будут открыты три Великих Огня".

Глава 35

"Определённая точка внутри сферы." Люди являются паразитами на крыше Земли

Я снова осознал, как и много раз прежде, что восставать для меня было бесполезно.

"Возложенная сама на себя мистерия принесённой в жертву жизни лежит передо мной - пробормотал я. - И нет возможности проследить мои шаги. "Запредельное" относительно того, что я добровольно избрал и поклялся следовать, скрыто. Я должен придать себе силу, чтобы следовать к его горькому концу, да поможет мне Бог держаться непоколебимо".

"Хорошо сказано - ответил он. - И поскольку Вы так мудро решили, я могу свободно сообщить Вам, что новые доказательства, как и те, что Вы до сих пор приняли, не содержат в себе ничего такого, что было бы в конфликте с Вашим долгом Богу, Вашей стране, Вашему соседу или Вам самим. Ввиду явления, выраженного в приостановке действия Вашего дыхания, Вам должно быть понятно, что там, где выполнена небольшая работа, требуется небольшое потребление энергии. Там, где имеет место незначительное разрушение жизненной силы (а не силы ума), как в данном случае, необходимо лишь лёгкое дыхание, чтобы поддерживать нормальное положение тела. На земной поверхности действие дыхания потребляет намного большую часть жизненной энергии, а мускульноенапряжение, применяемое при этом, требует пропорционального объема дыхания, чтобы само это дыхание могло продолжаться. Это действие дыхания является результатом одного из условий жизни на поверхности Земли, и оно потребляет наибольшее количество жизненной силы. Если бы люди думали об этом, они бы поняли, насколько парадоксально для них дышать, чтобы жить, когда само действие дыхания изнашивает их тела и сокращает их жизни больше всего остального, что они делают, ни в малейшей степени не прибавляя к их умственной и физической конституции. Люди знакомы с физической смертью, как с постоянным следствием приостановки дыхания, и с дыханием, как аккомпанементом жизни, их постоянные и связанные условия ведут к признанию того, что действие дыхания есть необходимость смертной жизни. В реальности же человек занимает неудачное положение среди других неразвитых созданий внешней земли, он является животным и конституционно сложен подобно другим животным вокруг него. Он подвержен воздействиям враждебных элементов, жестоким нападениям диких зверей и вредных паразитов, набегам болезней. Он - жертва элементарных превратностей не желаемого проявления, в которых живёт на внешней поверхности нашего глобуса, где всё - война, даже среди окружающих его сил природы. Эти условия во многом приводят его к несчастью, и в невежестве он не замечает бури раздражающего, изнурительного и бесконечного рабства дыхания в личной борьбе, которую он должен вести, чтобы задержать короткое существование в качестве организованного существа. Не думали ли Вы когда-нибудь о связанных с этим невзгодах, что износ и разрыв от одного лишь дыхания причиняют страдание человеческой семье? Подъемы и опускания груди, циркуляция крови, трепетание сердца продолжаются у смертного от рождения до смерти. За каждую пульсацию человеческое сердце проталкивает около двух с половиной унций крови. При семидесяти ударах в минуту это возрастает до шестисот пятидесяти фунтов в час, или около восьми тонн в день. За час лёгкие делают около тысячи вдохов, а за день переносят около трёх тысяч галлонов. Умножьте эти числа на триста шестьдесят пять, а затем на семьдесят, и Вы отчасти просчитаете огромный жизненный труд лёгких и сердца взрослого человека. Свыше двухсот тысяч тонн крови и семидесяти пяти миллионов галлонов воздуха передвигается жизненной силой. Энергия, потребляемая при этом, рассеивается. И никакой компенсации затрат жизненной силы. В процессе естественной жизни человека теряется больше энергии вследствие материального преобразования, получающегося от движения сердца и лёгких, чем от необходимости удержания чистых жизненных сил на протяжении тысячи лет. Кроме того, действие дыхания, которое человек вынужден исполнять при его незащищённом положении, требует потребления огромного количества пищи, чтобы сохранить животное тепло и заполнить потери материального тела, которое в свою очередь изнашивается самими этими движениями. Добавьте этот расход к предшествующему, и тогда Вы безусловно поймёте, что возможная жизнь человека урезана в большей степени и вследствие поддержания пищеварительной части его организма. Дух его - раб тела, а его лёгкие и сердце, от которых, как он воображает, зависит жизнь, являются непрерывными жизненными антагонистами. Сейчас дыхание необходимо на поверхности Земли, где сила гравитации так тяжело давит, где стихии распоряжаются человеком и не проявляют к нему милосердия. Этого я не буду отрицать. Но созерцать такую потерю энергии и соответственно человеческой жизни невыносимо".

"Однако Вы должны допустить, что это необходимо?" - спросил я.

"Нет, только до некоторой степени. Естественная жизнь человека должна и будет удвоена, утроена, увеличена в десять, да и в тысячу раз".

Я стал напротив него, мы стояли, глядя друг другу в лицо.

"Скажите мне, - воскликнул я - как люди могут настолько улучшить условия, чтобы продлить свои дни до того предела, который Вы назвали? И позвольте мне вернуться на земную поверхность  носителем приливов радости".

Он покачал головой.

Я упал перед ним на колени.

"Я умоляю Вас от имени того несчастного человечества, членом которого являюсь, дать мне это благо. Я обещаю вернуться к Вам и выполнить Ваши приказания. Какой бы ни была моя последующая судьба, я согласен её принять".

Он поднял меня с колен.

"Будьте в хорошем настроении, - сказал он - и в подходящее время Вы сможете вернуться на поверхность земной коры носителем великих и благих вестей людям".

"Буду ли я обучать их тому, что Вы показали мне?" - спросил я.

"Да, отчасти Вы будете предшественником, но прежде, чем Вы добудете информацию, необходимую для блага человечества, Вы должны будете посетить поверхность Земли, снова вернуться сюда, возможно повторно. Вы должны себе доказать то, что люди редко доказывают. Путешествие, которое Вы начали, далеко до своего завершения, а Вы можете быть не готовым к последующим испытаниям, потому готовьтесь к ряду событий, которые могут лишить Вас мужества. Если бы у Вас было полное доверие  Вашему гиду, то было бы меньше причин бояться результатов этих событий. Ваша подозрительная человеческая натура не может преодолеть сжимающего ощущения, что естественно для тех, кто был воспитан как Вы - среди меняющихся превратностей земной поверхности, и Вы не можете не быть доверчивым по причине такого образования".

Вскоре я остановился, так как заметил перед собой необычные фунгу - грибы. Необычные потому, что они были не похожи на все остальные, которые я видел. Выпуклая часть их шляпок была снизу, а великая головка, как перевёрнутая поганка, стояла ровно на пьедестале, напоминающем ствол. Внутренние бороздки были тёмно-зелёного цвета, они расходились от центра в форме спирали. Однако это не было отличительной чертой, ибо раньше я наблюдал образцы, имеющие спиральную структуру. Необыкновенной особенностью было то, что бороздки были покрыты плодами. Эти фрукты были также зелёного цвета, а каждая спора или ягода, будучи диаметром в два или три дюйма с ячеистой поверхностью, очень красиво морщилась. Я остановился, нагнувшись над краем большой чаши, и сорвал один плод. Он был покрыт твёрдой и прозрачной скорлупой и почти заполнен чистой зелёной жидкостью. Я с интересом изучал его, держа в руке, чему мой спутник, кажется, не удивлялся. Внимательно посмотрев на меня, он сказал:

"Что движет смертных к этому плоду?"

"Он любопытен, - ответил я - и не более того".

"Что касается этого, то он вообще не интересен. Семя лобелии (lobelia) верхней земли более интересно, потому что оно также микроскопически малое, хотя и восхитительно сморщено. Второй раз Вы допускаете ошибку, когда говорите, что это просто любопытно и "не более того", ибо каждый смертный, прошедший когда-либо мимо этого гриба, останавливался, чтобы сделать в точности тоже самое, что и Вы. Дух любопытства, если бы он был только тем, что побуждает Вас, не более чем исключение".

Затем он разбил скорлупу фрукта, ударив его о каменный пол, и осторожно открыл его, вручая мне одну из половинок, наполненную зелёной жидкостью. После этого сказал одно слово:

"Пейте". И я сделал, что было приказано.

Он стоял передо мной, и как только я взглянул на него, он беспричинно ударился в рассуждение, явно и настолько отличное от нашей линии мысли, насколько несвязанным представлялся сам предмет рассуждения:

Глава 36

Пьянство. Напитки человека

"Невоздержанность была пороком каждого народа, она распространена во всех краях, несмотря на то, что интоксиканты при надлежащем применении могут служить высоким целям человечества. Начиная с ранней человеческой истории, болезнь возрастает с ростом нации до тех пор, пока, наконец, не применяется «нож» - и цивилизация погибает. Скромные люди становятся более развращёнными, как только увеличивается потребление спиртного. Воспитанные люди возвращаются к варварству с его пороками, появляющимися от распутства. Здесь встречаются народы, и индивидуальности тонут в общем болоте. Ни один пьющий человек не является достаточно сильным, чтобы сказать: "Я не стану развращённым". Ни одна нация не является достаточно сильной и богатой, чтобы увидеть без тревоги разврат своих людей.

Отвратительная привычка пьющего африканца обнаруживает свой эквивалент в похотливой винной пьянке аристократического общества. Изображение непристойностей общества, которое можно обвинить в дебоширстве, когда греческие и римские империи находились в зените своего величия, затмило бы оргии варварских африканцев и сделало бы предпочтительным жестокость пьяных американских индейцев. Невоздержанность приводит людей на нижайший уровень и удерживает свою власть над всеми землями и народами".

"Разве аборигены знали, как производить алкоголь, и были ли варвары невоздержанными до того, как вступили в контакт с цивилизованными народами?"

"Да".

"Однако я так понял, что пьянство есть порок, присущий лишь цивилизованным людям. Вы не ошиблись?"

"Нет. Каждая местность, пока это не так далеко от севера, где людей вряд ли больше, чем животных, обеспечивает крепкие напитки, и все люди их используют. Я расскажу Вам часть истории народов, связанную с этим.

Нубийцы делали ячменное пиво, которое они называли буз (bouze), а также вино из пальмового дерева. Дикари Африки выжимали  по утрам из пальмового масляного дерева прозрачный сладкий сок в бутылочные тыквы, а к ночи он  становился сладким алкоголем. Народности Малайского архипелага вызывали брожение, и пили сок из цветочных стеблей кокосового ореха. Племена татаров делали алкогольный напиток из кумыса. Народности Южной Америки пьют отвратительный компонент, называемый кана, перегонкой из сахарного тростника. А на Сэндвичевых островах  кустарник кава служит материалом для алкогольного напитка кава-кава, употребляемого всеми обитателями, от короля до раба, от матери до ребёнка. В сердце Африки  племена каннибалов производят лигис (legyce)  из зерновых растений и предаются диким оргиям возле своих варварских чашек. До того, как Колумб открыл Америку, в Северной Америке индейцы делали алкогольный напиток из сока клёна. Национальным напитком мексиканцев является пульке, странный опьяняющий напиток, изготавливаемый из американской агавы. Медовуха - алкогольный напиток из мёда, используемый во многих странах. В Китае в ранние дни предавались вину, и если бы не влияние их философов, особенно Конфуция, который предвидел конец, китайская нация погибла бы от пьянства. Опиум, этот страшный поработитель миллионов человеческих существ, в любом отношении является наркотиком. Он обращает на себя внимание, как посредник, способный стать либо другом, приятелем, либо учителем - как позволит ему человек. Истории не удаётся указать дату знакомства человечества с ним. В Южной Америке лист кокосовой пальмы является стимулянтом едва ли меньшим по ужасным последствиям, чем опиум. Сок некоторых видов акслепии (asclepia) порождает алкогольную сому, когда-то использованную браминами, и не только как напиток, но и при религиозных и жертвенных обрядах. Множество различно приготовленных алкогольных напитков делается из пальмы, кокосового ореха, сахара, перца, мёда, специй и т.д., которые применялись индусами, и использовались в Индии раннего времени. Ведические народы были страшно распутными, и страница за страницей великолепной священной книги Риг-Веда посвящены привычке пьянства. Наихудшие классы пьяниц Индии применяли индийскую коноплю для производства банга (bhanga), или комбинировали смертельно наркотический страмониум (stramonium) с арраком (arrack), местным пивом, чтобы произвести смертельный крепкий напиток. В то давнее время обитатели Индии и Китая были ужасно развращенными пьяницами, и если бы не реформы, установленные их мудрецами, они как нации должны были погибнуть. Парахоама или хома является интоксикантом, производившимся из исчезнувшего растения, которое, как описывают, имело жёлтое цветение. Она применялась распутными персами с времён Зороастра. Каннабис сатива (cannabis sativa) порождает наркотик, известный в Турции, как гадши, а в Аравии и Индии, как гашиш, а готтентоттам - как дача. В других землях он служит в качестве пищи. Плод можжевельника порождает джин, а перебродивший сок винограда, или солодовый ликёр, является излюбленным напитком во всех цивилизованных странах, и происхождение этого напитка теряется в античности. Другие субстанции - пальмы, яблоки, финики и гранаты - также универсально применялись для производства алкоголя.

Куда бы Вы ни пожелали пойти, везде человек склоняется к пьянящей чаше, и всё же это не есть использование, а оскорбление алкогольных напитков, которых человек должен опасаться. Будь он воздержан, пьянящие вещества были бы его друзьями".

"Но здесь, - ответил я - в этой подземной местности, где еда доступна и существование возможно без усилий, этот постыдный порок не имеет существования. Здесь нет стимула для невоздержанности, и если бы даже человек присутствовал здесь со своей присущей страстью к выпивке, он не смог бы найти возможности для удовлетворения своего желания".

"О,- ответил мой спутник - это заблуждение. Почему эта часть Земли должна быть исключением из общего правила? Природа всегда обеспечивает средствами, а инстинкт человека учит его приготовлять наркотики. Пока существует природа человека, его страсти будут им управлять. Если окажется, что Вы неадекватны тому делу, которое предприняли, если Вы уклонитесь от Вашего путешествия и повернёте обратно, то есть вероятность того, что Вам не удастся достичь поверхности земли. Вы точно остановитесь в том помещении, к которому мы приближаемся, и которое я приготовил для того, чтобы Вы в него вступили. Тогда Вы станете одним из банды земных пьяниц, имеющих все низшие страсти смертного человека, которые Вам ещё предстоит забыть ради его добродетелей. В этой камере те, кто спотыкается и поворачивает назад, останавливаются и пребывают всё время, утопая до тех пор, пока не становится ниже по шкале человека, чем любой пьяница на Земле. Без какого-либо сдерживающего влияния, без работы, без необходимости в пище и стимула напряжения в этом обиталище, где холод и жар неизвестны и не существует ни одного повода для самосохранения, они поворачивают свои мысли к руководящей страсти человечества и.. слушайте! Вы  слышите их? Слушайте же!"

Глава 37

Голоса пьяниц

Вскоре я услышал мешанину голосов, по-видимому, поднимавшихся из глубин за нашими пределами. Шум был не такой, чтобы привести меня к заключению, что эти люди говорили связно, а больше напоминал жаргон, который мог бы исходить от множеств людей, говорящих бесцельно и неразборчиво. Это было непрерывным потоком, тут же поднимающимся и падающим в интенсивности, хотя многие независимо друг от друга скандировали различные мелодии в том характерном песенном тоне, часто характеризующем пьяницу. Как только мы подошли ближе, шум стал громче и более перемешанным, пока, в конце концов, нас не окружил беспорядок. Затем поднялся один сильный и полный голос, и сразу же возле нас, вокруг нас, совсем близко от нас неземные крики и вопли ударили по нашему слуху. Я мог различить слова на разных языках - английском, ирландском, немецком, многие незнакомые и несвязные вопли, проклятия и угрозы. Казалось, вся каверна резонировала от голосов, криков, смешанных маниакальных визгов, и, тем не менее, не появлялось ни одной формы.  Как только мы поспешили вниз, мой спутник схватил мою руку твёрдо и привлёк меня на пол каверны, голоса стихли и, наконец, зазвучали как бы за нами. Однако, теперь казалось, что бесчисленные стрелы, каждая из которых обладала своим свистом или тоном, находились в волнообразных порывах, вскрикивая от нас. Приходя с фронта, они сжигались позади. Остановившись, чтобы послушать, я обнаружил, что можно было проследить связь между звуком стрелоподобного вопля и дальним голосом пьяницы. Казалось, что из убегающего голоса была сделана ракета, которая пролетала с гулом и взрывалась за каверной, освобождая человеческий крик. То здесь, то там, то и дело они затихали, за исключением немногих, чтобы взорваться с удвоенной силой, как будто проносились ракеты с криками, чтобы после их разрывов следовала мешанина маниакальных криков, воплей, рычаний. Это напоминало скорлупу, содержащую голос, как бы медленно уходящий посредством давления из отверстия и воспламеняющий мой слух, чтобы взорвать и освободить звук внутри того, что я слышал. Это ужасное явление не было эхом, галлюцинацией, оно было настоящим.

С изумлением я остановился и посмотрел на моего спутника. Он объяснил: "Не возвращались ли Вы к переживанию опыта, когда Ваш голос был отброшен от Вашего тела?"

"Да" - ответил я.

"Эти сумасшедшие люди, или скорее развращённые переживания, вопят в каверне, находящейся за этой - сказал он. - Они находятся напротив, их голоса проходят мимо нас, чтобы разорваться в тылу".

Затем, как раз в момент, как он это сказал, возле гриба, прячась рядом с нами, показалась безобразная фигура создания и потащилась ко мне. Это было очертание человека, хотя и двигалось, как змея, корчась возле меня. В ужасе я отступил назад, но высокое неуклюжее создание вытянуло свою руку и крепко ухватилось за меня. Перегнувшись надо мной, он установил свой рот возле моего уха и простонал: "Назад, назад, иди назад".

Я не ответил, потрясённый в ужасе.

"Иди назад, я говорю, возвращайся на землю, иначе..."

Он колебался, а я, всё ещё пребывая в страхе, неспособный ответить, молчал.

"Тогда иди вперёд, - сказал он - вперёд к своей участи, несчастный человек".  И, ускользнув обратно к грибу, из-за которого поднялся, он исчез из вида.

"Пойдёмте - сказал мой гид. - Давайте пройдём логово пьяниц. Это был всего лишь один отставший. Наберитесь мужества, ибо его компаньоны вскоре окружат Вас".

Глава 38

Логово пьяниц

По мере того, как мы продвигались, голоса позади нас становились ещё более неотчётливыми, и всё же свистящие залпы визжащих голосов проносились мимо нас, как и прежде. Я содрогался в предчувствии того зрелища, которое неизбежно предстояло нам увидеть, и ничего не мог с собой поделать, дрожа от страха. Затем я остановился и отпрянул назад, ибо под ногой увидел огромную живую человеческую голову. Я присел на кусок камня, и если бы я этого не сделал, то просто отбросил бы её при следующем скачке. Глаза монстра с мольбой уставились на меня, большая бровь указывала на разумность, а изящно очерчённый рот - на утончённость. Хорошо сложенная голова подчёркивала развитость, но в целом всё составляло из себя чудовище. Рот открылся и раздался свистящий пронзительный крик, растаявший вдали.

"Что это?" - выдавил я.

"Судьба пьяницы, - ответил мой гид - когда-то это был умный человек, но сейчас он потерял своё тело и поработил душу свою в логове пьянства, которое за нами. Приятели принесли его сюда, освободившись от его присутствия. Здесь он должен пребывать вечно. Он не может двигаться, у него лишь одно желание - пить, и это страстное желание, более глубокое, чем жить, не может быть утолено".

"Но он хочет поговорить. Человек, или голова человека, говорите медленнее, если хотите, чтобы я услышал Ваши желания" - сказал я, придвинувшись к нему.

И монстр прошептал, я уловил его слова: "Назад, назад, возвращайся назад!"

Я не ответил.

"Я говорю, назад, возвращайся на землю, иначе..."

Я всё ещё молчал.

"Тогда иди, - сказал он - к судьбе своей, несчастный человек".

"Это ужасно" - пробормотал я.

"Ну что же, пойдём дальше"- сказал мой спутник.

Мы двинулись вперёд.

Теперь я видел множество таких голов около нас, все они покоились прямо на каменном полу. Некоторые молчали, другие кричали, шептали, стремясь привлечь наше внимание. По мере нашего быстрого продвижения вперёд я видел всё больше и больше таких ненормальных созданий. Некоторые из них лежали по рядам, находясь друг против друга, почти не оставляя места для нашего прохода, но в конце концов, к моему большому облегчению, мы оставили их позади себя.

Однако я обнаружил, что для радости нет основания, когда почувствовал, что меня схватила мощная рука, такая же большая, какая может быть у человека высотой в пятьдесят футов. Я смотрел вокруг себя, рассчитывая увидеть гигантское существо, но вместо него увидел морщинистого пигмея. Весь человек казался одной единственной рукой - рукой великана, приделанной к телу лилипута.

"Не отбивайтесь,- сказал мой спутник - послушайте, что он хочет Вам поведать".

Я наклонился, пододвинув ухо ко рту урода.

"Назад, назад, иди назад"- прошептал он.

"Чего же мне бояться?"- спросил я.

"Я говорю, назад, назад на землю, иначе..."

"Иначе... что?"- спросил я.

"Тогда иди вперёд, к судьбе своей, несчастный человек"- ответил он, и рука его освободила меня.

Гид мой потянул меня вперёд.

Вскоре перед нами поднялись огромные руки, со всех сторон они двигались в пространстве, некоторые были сжаты в кулаки, остальные бесцельно двигались с раскрытыми пальцами, другие всё ещё указывали на проход, по которому мы пробирались. Будучи в замешательстве от шептаний, я слышал крикливую болтовню "..назад, назад, уходи назад". Я снова заколебался, нервное напряжение стало непереносимым. Я взглянул назад и увидел рой бесформенных миниатюрных фигур, каждая из них протягивала вверх свою уродливую ладонь и руку. Проход позади нас был закрыт для отступления. Каждая форма имела только одну руку, всё остальное, в том числе и тело, было, по-видимому, втянуто в этот ненормальный член. Пока я, таким образом, на мгновение задумался, каждая рука  как по команде закрылась, за исключением указательного пальца. Из глубины послышался отзвук, как сложное эхо: "Тогда иди вперёд к своей судьбе, несчастный человек".

Инстинктивно я прыгнул вперёд,  и если бы не сдерживающая рука моего гида, я бы дико бросился в проходы, что могло бы покончить с моим ничтожеством, ибо одному Богу известно, из чего состояли эти невидимые коридоры. Я знал о том, что лежит позади, и единственным желанием было убежать от ужасных фигур, которые уже остались позади.

"Остановитесь, если Вам дорога Ваша жизнь"- прошептал гид. А затем, проявляя силу, он держал меня, как борющегося узника, чтобы я не мог сопротивляться.

"Послушайте, - сказал он - разве Вы не заметили, что эти создания не стремятся причинить Вам вред? Разве не все они дружелюбно говорили с Вами, разве они проявили к Вам какое-либо насилие?"

"Нет, - ответил я - но они ужасны".

"Они осознают это. Но, опасаясь, что Вы окажетесь таким же слабым, как и они, и станете тем, чем они являются сейчас, они предостерегают Вас вернуться назад. Пойдёмте, положитесь на меня, и не удивляйтесь тому, что появляется".

Мы снова пошли вперёд. Теперь я осознавал свою совершенную беспомощность. Снова я стал равнодушным, я не мог уйти отсюда один, ни направиться вперёд по пути, которому мне надлежало следовать. Я покорно доверился своему спутнику, и так как он показался мне стойким, я двинулся вперёд к новым местам. Мы попали в новое помещение, которое, когда мы остановились у его края, показалось невероятным амфитеатром.  В его центре на высоте двенадцати футов возвышался клювоподобный камень диаметром в сто футов, плоский и закруглённый наверху, а пол помещения равномерно скашивался к подножию этого рострума. В диаметре амфитеатр имел добрые тысячу футов, огромную высоту, а пол его в буквальном смысле был наполнен нелепыми существами. Воображение было бы неспособно представить необычную человеческую форму, которая предстала перед моим потрясённым взором. Моему разуму теперь была представлена одна особенность - каждая ненормальная часть как будто была создана за счёт остального тела. Таким образом, справа от себя я увидел одну ногу высотой в полных двенадцать футов, увенчанной тщедушной человеческой формой, которая на этой ноге нелепо подпрыгивала. Сзади я увидел рядом огромную конечность большого уха, приделанного к маленькой голове и телу, а затем - такой огромный нос, что фигура, к которой он был прикреплён, была вынуждена держать лицо кверху, чтобы предотвратить трение об пол этого бесформенного члена. Здесь же на морщинистом лице покоился гигантский лоб, а вон там - прогуливались две громадные ноги, по-видимому, прикреплённые к телу ребёнка, хотя и с мужским лицом. Если бы художник попытался изобразить настолько отвратительные фигуры, насколько возможно, то он не смог бы добавить ни одной формы к тем, что были на этом полу. И всё же я наблюдал, как каждый преувеличенный орган как будто привлёк себя к существованию посредством абсорбции остатка тела. Мы стояли на краю этого огромного помещения, и я дивился сцене перед моими глазами. Наконец, мой спутник нарушил молчание:

"Вы должны перейти этот зал. Другие проходы неизвестны. Запомните хорошо мои слова и последуйте моему совету.

Это логово пьяниц. Для мира и для самих себя эти люди потеряны. Каждый член этой группы, как и Вы, проходил вперёд в сопровождении спутника. Им удалось достичь цели, к которой стремитесь Вы, отступая, они дошли до этого помещения, чтобы стать жертвами привычки к выпивке. Некоторые из этих созданий находились здесь веками, остальные - в течении короткого периода".

"Почему они так деформированы?" - спросил я.

"Потому что материя лишь отчасти подчиняется воле - ответил он. - На поверхности Земли интеллект и разум пьяницы становятся ненормальными из-за влияния алкоголя, но истинная форма его не видна, хотя она с очевидностью деформирована и частично воспринимаема лишь немногими из его приятелей. Если бы Вы могли увидеть внутреннюю форму пьяницы земной поверхности, то Вы бы восприняли его большую умственную уродливость, какой она сейчас представлена любым из этих физических монстров перед Вами, а те два физические создания в действительности являются ещё наименее неприятными. Если бы Вы могли увидеть умственные конфигурации выпивох земной поверхности, то увидели бы класс существ, настолько же уродливых ментально, как эти физически. Пьяница это уродство. На поверхности Земли разум становится ненормальным, здесь же страдает тело".

"Как же так, что части этих созданий сжимаются, а какой-то особый орган вырастает?"

"Потому что ненормальный член может расти только при отвлечении на себя субстанции других частей тела. Растущая рука увеличивается за счет притягивания силы из других частей, отсюда тело увядает, когда рука растёт. В свою очередь рука сужается, когда нога вырастает в  размерах. Вес в целом остаётся у человека почти таким же.

На Земле люди судят о других не по тому, чем они являются, а по тому, чем кажутся. Для органов зрения физическая форма очевидна, а настоящий человек невидим. Тем не менее, как ботинок, в который обута нога, не может полностью скрыть её форму, так и тело, в котором заключена жизненная сущность, может  лишь проявить то тут, то там характер доминирующего духа в нём. Таким образом, особенности человека могут расти, чтобы указывать на природу заключённого в нём духа, ибо контролирующий характер того духа будет постепенно отражаться на его материальной части. Даже на поверхности Земли, где материальная сторона человека преобладает, злобствующий дух будет порождать злодейское выражение лица, посредственный ум - скучное лицо, а любвеобильная душа будет даже выдаваться на передней части челюсти.

Перенесите тот же закон к этой местности, и будет видно, поскольку разум или дух здесь учитель, а материя раб, что тоже правило при естественном законе должно иметь свойство порождать такие ненормальные фигуры, которые Вы видите.Отсюда следует, что та часть человеческого духа, которая наиболее одарена, имеет влияние на соответствующую часть физического тела за счёт остальных частей. Постепенно, под воздействием этого ужасного ослабляющего внутриземного алкогольного вещества форма изменяется, и, в конечном счёте, остаётся только один орган, чтобы рассказать о симметричном человеке, ранее существовавшем. Затем, когда он уже не в состоянии сам двигаться, приятели исполняют судьбу пьяницы, который, как Вы видели, является здесь ненормальным существом, и несут его в отобранный коридор и укладывают его среди других таких же, как и он. А носильщикам, в свою очередь, предназначено когда-то быть унесёнными сюда другими. Мы добрались до этой каверны через коридор, в котором пребывали в аномальном виде головы и руки, а в остальных можно обнаружить огромные ноги, ступни либо другие части злоупотребившего собой человека.

Более того, должен Вам сказать, что на земной поверхности пьяница не менее уродлив, чем эти создания, но люди не могут видеть форму духа пьяницы. Если бы они смогли воспринять образ настоящей человеческой жизни, которая соответствует материальной части, то она показалась бы не менее искажённой и отвратительной. Душа смертного проступает из видимого тела, как пушок из чертополоха, но она невидима. Питье приводит пьяницу земной поверхности к неестественным формам, не менее гротескным, чем физические уродства. Если бы Вы могли увидеть настоящего пьяницу на поверхности земли, то он большей частью находился бы вне своей телесной оболочки и был бы крайне изуродован. Как правило, дух пьяницы на земной поверхности господствует над носом и лицом, и если бы смертному человеку было внезапно даровано чувство ментального видения, то он обнаружил бы себя в окружении настолько уродливых людей, насколько может позволить себе бредовое воображение. К счастью для человечества, эта сцена пока ещё от него скрыта, ибо жизнь тогда была бы ужасным опытом, потому что у человека нет силы сопротивляться искушению злоупотребления спиртным".

"Скажите мне, как долго будут эти существа пребывать в кавернах?"- спросил я.

"Они уже пребывают здесь столетия,- ответил гид - и обречены оставаться ещё на века".

"Вы дали мне понять, что если мне изменит мужество, то я вернусь в эту каверну и стану тем, что и они. Теперь, когда Вы предостерегли меня от такого рока, представляете ли Вы, что любая причина, даже внезапная смерть, может сбить меня с пути? Конечно, смерть предпочтительнее такому пребыванию, как здесь".

"Не будьте так самоуверенны. У каждого человека до Вас была такая же возможность, и он, также как и Вы, был предупреждён. Они не смогли пройти испытание, которому подверглись, и Вас тоже может постичь неудача. Кроме того, на земной поверхности нет людей, непрерывно противостоящих судьбе пьянства. И перед лицом такой действительности разве они не поворачивают назад и не стремятся к этим кавернам? Жизненное путешествие не настолько ужасно, чтобы им нужно было становиться пьяницами и уходить от ответственности. Вы безопасно достигли этого места. Вы миновали стражей внешней стороны пространства и вскоре предстанете к сроку перед нами. Теперь хорошо выслушайте мой совет. Пьяница всегда стремится приобрести компаньонов, чтобы притянуть к своему уровню других, и Вы будете испытаны, как никогда прежде. Не пейте их выпивку, в какой бы форме или живым существом она не была представлена. У них нет силы причинить вред тому, кто имеет смелость сопротивляться. Если они будут умолять Вас - откажитесь, если будут угрожать - откажитесь, если будут предлагать соблазны - откажитесь пить. Пусть же ответом Вашим будет "нет", и не бойтесь. Если силы будут оставлять Вас, рассчитывайте на меня".

Прежде чем он закончил своё предложение, я почувствовал давление как бы сильного ветра и ощутил неотразимое объятие. И затем, беспомощный, я был унесён в каверну пьяниц.

Глава 39

Среди пьяниц

Я помню, как однажды стоял на краю великого Ниагарского водопада, но тогда его пенящиеся воды были не более ужасными, чем этот получеловеческий водоворот, в который я был брошен. Мне не было известно, знал ли мой спутник о надвигающемся событии, но так как слова его были прерваны, я понял, что он не вполне был готов расстаться со мной. Будь что будет, он исчез из моего вида, и словно в совместном порыве, голоса пьяниц мгновенно затихли. Я оказался высоко в воздухе помещенным в громадную руку, которую несли получеловеческие приятели. Казалось, что всё содержимое того громадного помещения было подо мной, ибо когда я посмотрел вокруг, то увидел море человеческих фрагментов - живых, движущихся частей людей. Круг за кругом проходили мы это помещение, подобно завихрениям горных ручьёв, так же тихо, как пробегает вода. Затем я заметил, что разрозненная масса людей задвигалась спирально в унисон, пульсируя, словно оживлённый поток, смиренно неся меня на его поверхности. Постепенно расстояние между мной и центральным камнем уменьшилось, и тогда я увидел, что меня несли как бы в желобке гигантской живой спирали по  направлению к каменной платформе в центре помещения. В движениях пьяниц была согласованность, хотя я и не сумел проанализировать замысел этой сложной пружины.

Наконец, меня водрузили на центральный камень, и внезапным броском руки, на ладони которой я находился, меня бросили на поднятую платформу. Затем совместными усилиями толпа стала качаться вокруг меня, и я увидел, что на меня смотрели множество человеческих фрагментов. Одна фигура быстро спрыгнула  на платформу, и я различил в ней совершенного на вид человека. Он подошёл ко мне и как друг пожал мне руку.

"Не бойся, - сказал он - повинуйся нашему требованию, и тебе не причинят вреда".

"Что вы хотите?" - спросил я.

Он показал на центр камня, и я увидел там множество гигантских опрокинутых чаш грибов. Перепонки некоторых были раздавлены до состояния кашицы и были пропитаны брожением и подвергнуты структурному изменению. Другие оставались нетронутыми. Некоторые грибы люди резали на части и готовили плоды к дальнейшим манипуляциям.

"Тебе предстоит пить с нами" - отозвался он.

"Нет, - сказал я - я не буду пить.

"Тогда ты должен умереть, отказ пить с нами - значит пригласить смерть".

"Пусть будет так, но я не буду пить".

Мы стояли друг против друга, явно размышляя над положением. Я помню, что был удивлён не тем, что стоявший передо мной человек мог спрыгнуть вниз с  каменного стола, на котором стоял, а тем, что такой красивый человек мог быть приятелем окружавших меня монстров. Он был в совершенном состоянии расцвета, и на нём была одета  восхитительно свободная и развевающаяся одежда, которая открывала и выделяла красоту его симметричной формы. Лицо его было прекрасным и свежим, волосы и борода аккуратно причёсаны. Манеры изысканы, внешний вид - открытый и привлекательный. Контраст между ним и теми сверхъестественными формами, в гущу которых он спрыгнул, был как между демоном и ангелом. Я удивлялся тому, что не видел его раньше, ведь такой человек из-за своей красоты бросался бы в глаза. Но я подумал, что вполне естественно, что среди тысяч этих уродливых людей вокруг эта привлекательная форма могла остаться незамеченной. Вскоре он снова заговорил, пытаясь, по-видимому, показать свой нрав.

"Я - друг, - сказал он - избавитель. Я буду служить тебе, как другие служили мне раньше, до тебя. Положись на меня, послушай мой рассказ и прими мою дружбу.”

Затем он продолжил: "Когда ты отдохнёшь, я доставлю благополучно тебя на верхнюю землю и возвращу твоим друзьям".

Я не мог устоять против такого привлекательного обещания. Внезапно и безответственно я поверил в его искренность. Он произвёл на меня впечатление доверия своими искренними глазами и против всех доводов рассудка убедил меня, что он действительно друг, спаситель. Пожав ему руку, я поблагодарил его за его интерес к моим безутешным скитаниям и заверил его в моём к нему доверии.

"Я в Ваших руках, - сказал я - и буду полностью Вам повиноваться. Благодарю Вас, мой спаситель, ведите меня к поверхности земли и примите благодарность отчаявшегося смертного".

"Конечно же, я сделаю это, - сказал он - доверьтесь мне, не беспокойтесь о своём будущем ни в малейшей степени. Однако, прежде чем Ваше желание исполнится, я объясню Вам часть того опыта, который Вы недавно приобрели. Вами владел злой дух, и он обманывал Вас. Искажённые тела, ненормальные фигуры вокруг Вас существуют только в Вашем воображении. Они не реальны. Эти люди свободны от забот и страданий и они счастливы. Они живут в невыразимом блаженстве. У них жизнь внутри жизни, а внешнее их выражение, которое Вы воспринимали, это как необычный внешний вид и изображение, которое окаймляет  тихий и спокойный глаз жабы. Посмотрите в их глаза, а не на кажущиеся уродливыми формы".

Я повернулся к толпе и увидел множество обращённых кверху лиц, мягко взирающих на меня. Когда я смотрел в глаза каждому, уродливые формы исчезали из вида, и всё, что было показано мне, было выражением милой невинности. Я осознал, что судил по внешним покровам. Я обидел эти дружеские существа. Меня охватило чувство раскаяния и желание искупить свою близорукость.

"Что же я могу предложить в качестве воздаяния? - спросил я. - Я причинил зло этим людям".

"Послушайте, - был ответ - эти спокойные сознания счастливы. Они как группа братьев. Они стремятся сделать Вам добро, чтобы спасти от катастрофы. Один час того наслаждения, которое они испытывают, стоит сотен лет удовольствий, известных Вам. Эту изысканную радость, час блаженства они легко предлагают Вам, а затем Вы примете участие в их восхитительном наслаждении, и я поведу Вас к поверхности земли, когда Вы пожелаете нас покинуть".Он сделал ударение на слове "пожелаете".

"Я готов, - ответил я - дайте же мне эту обещанную радость".

Гениальный соблазнитель повернулся к каменному столу позади нас и продолжил:

"В этих фунгу (грибах) чашах мы выпариваем экстракт жизни. Великолепный тонизирующий напиток является как бы объединением квинтэссенции духов радости, мира, спокойствия, счастья и наслаждения. Если бы человек мог отделить от экстаза то, что лежит в сущности ощущения, дающего то, что подразумевается под этим словом, даже в этом случае его продукт не смог бы приблизиться к мощи сильно действующих жидкостей в этих носителях".

"Из чего они состоят?" - спросил я.

"Из производных редчайших видов семьи фунгу - ответил он. - Они созданы по формуле, которая есть результат экспериментирования тысяч лет. Давайте же не будем откладывать больше час блаженства".

Взявши за руку, мой славный приятель повёл меня к ближайшей чаше. При более близком рассмотрении я обнаружил, что её содержимое было густого зелёного цвета и находилось в активном движении. Хотя очевидного испарения и не было, мои ощущения получили приятное впечатление. Я вообще не был уверен, что вдохнул: было чувство проникновения, невидимого, магического впитывания. Мой приятель взял крошечную скорлупу, которую положил в странный котёл. Держа передо мной маленькую чашечку, он сказал одно слово: "Пей".

Я готов был выполнить это, забыв, что получил предупреждение, взял чашечку и поднёс её к губам.  В этот момент я взглянул в лицо моего приятеля и увидел не друга, который раньше стоял передо мной, а лицо торжествующего демона, под маской скрывающего свою подлинную суть, и взирающего на меня с сардонической ухмылкой. На мгновение он сменился из человека на дьявола.

Я разбил чашечку о камень: "Нет, я не буду пить" - воскликнул я.

Моментально каверна наполнилась воплями ярости. Тысячи голосов слились в единый аккорд и одновременно стали вращаться человеческие части. Казалось, что таинственная спираль раскручивалась, но я не мог видеть способ её движения. Оно было похоже на разматывание колец змеи, разделённых пополам по длине. Постепенно часть каверны у камня, на котором я стоял, стала пустой, и последнее, что я воспринимал, была толпа, подавшаяся к внешнему краю. Затем круговые стены амфитеатра стали видимыми, и как вода просачивается в песок, мешанина человеческих конечностей исчезла из моего вида.

Я повернулся к своему приятелю. И он также исчез. Я взглянул на алкогольные котлы - камень был пуст. В гигантском помещении находился я один. Не осталось и следа, напоминающего о толпе, которая совсем недавно окружала и дразнила меня.

В безутешности и расстроенности я упал на камень и проклял своё ничтожное существование. "Вернитесь, - кричал я - вернитесь, я буду пить, пить, пить".

Глава 40

Дальнейшее искушение. - Этидорпа

Затем, когда голос мой отразился от дальних уголков, я уловил издалека музыкальный звук. Я поднял голову и слушал - да, конечно, где-то там была слышна музыка. Мелодия становилась хорошо различимой, и вскоре мои чувства воспринимали комбинированную вокальную и инструментальную музыку. Исходящие мелодии были приятны и прекрасны. Голоса и аккомпанирующие звуки приближались, но я не мог различить слова. Постепенно из проходов пещеры появились на вид множества женских форм. Они были облачены в одеяния, варьирующиеся оттенками от чисто белого до насыщенных тонов, странным образом контрастируя, и на расстоянии их радужное сияние создавало восхитительное зрелище. На некоторых были одеты короткие мантии, такие, как по моему представлению носили танцующие девушки древней истории, на других же были накидки какого-то одного яркого цвета, а у кого-то все цвета перемежались, в то время как у других были одеяния из марлеподобной материи чистого белого цвета.

Выстроившись в ряд в пещере, и приблизившись ко мне, они разбились на группы. Тогда же, появляясь и исчезая, они представили первую фигуру, а затем следующую. Временами вытягивались вокруг помещения в большие круговые ряды, а потом снова формировали квадраты и геометрические фигуры всех оттенков и форм, но я видел, что при каждой перемене они передвигались ближе к камню, на котором я восседал.

Теперь они находились так близко, что можно было различить их черты, и никогда прежде я не видел такую красоту вчеловеческом обрамлении. Каждое лицо было так же совершенно, как и картина художника мастера "Мадонна", хотя казалось, что не было двух одинаковых типов красоты. Одни имели смуглый цвет лица с глянцевыми волосами, другие были белокурыми, с волосами от светло-русого до золотого цветов. Форма головного убора была, как правило, простейшей. Окрашенная лента или обрамляющий голову шнур связывали волосы с подобающей грацией, и их шёлковые локоны были заплетены в косы или скручены в завитки, свободно свисали, ниспадая волнообразно на плечи. Кто-то держал странные музыкальные инструменты, у кого-то были красивые палочки, а все вместе они производили сценический эффект редкой красоты, которую не превзойти в самой экстравагантной мечте о мире грёз. Так случилось, что я снова оказался в  центре толпы, но не отталкивающих уродов, а удивительно прекрасных существ. Они отличались от предыдущих так же, как свет отличается от тьмы.

Мог бы хоть кто-нибудь по памяти моего прошлого опыта предсказать такое зрелище? Никогда раньше я не видел женщин, подобных этим, никогда раньше у меня не было и намёка на то, что столь нежный пол мог существовать в этих пустынных помещениях. От ужасных обликов и страшных воплей прошлых обитателей картина теперь сменилась на восприятие прекрасного и артистического, которое мог бы развить в непомерной мечте о высшей сказочной земле поэтический дух. Я взглянул наверх - большое помещение было покрыто сверкающими цветами, голые скалы исчезли, свод обширной арки, достигающей неизмеримой высоты, был украшен во все цвета радуги. Флаги и серпантины развевались на ветру, который также шевелил одеяния ангельского скопления около меня, которое я не мог ощущать. Профили чарующих лиц пронизывали мерцающее пространство. Я был единственным наблюдателем, но не участником радости.

Передвижения фигур, подобных серафимам, продолжались, бесчисленные формы и очертания следовали друг за другом без конца, и неописуемая музыка сопровождала поэзию движения. Я был поглощён этим. Прошлое исчезло, мой прошлый ум был вычеркнут из жизни, мир исчез, я стал дрожать от радости и ощущения абсолютного блаженства.

Группа духов или прекрасных форм подошла к камню у моих ног, но я не знал, сколько времени они затратили на все эти действия. Могла пройти секунда, а может быть и вечность. Да меня это и не волновало. Один момент подобного существования, которое я испытывал, казался достойным века любого другого удовольствия.

Покружившись вокруг меня, эти эфирные создания приостановили своё движение, и когда прекратилась музыка, я стоял над ними и всё же среди них и взирал в безграничное пространство, такое же прекрасное во всей своей протяжённости, как и окружающее меня. Каверна исчезла совсем, и в глубинах вокруг меня, насколько мог достигать взгляд, казалось во всю небесную ширь, я видел восхитительные формы, которые так несовершенно описывал.

Вскоре небольшая группа из толпы легко прыгнула на каменную террасу, где я стоял, и стала петь и танцевать вокруг меня. Насколько может описать воображение, каждое движение было совершенно, каждый звук был концентрированным экстрактом мелодии. Группа удалилась, чтобы уступить место другой, которая в свою очередь дала место следующей и так далее до тех пор, пока пространство не потеряло измерение, а время исчезло, и числа перестали быть числами.

Не было двух групп танцующих, одетых одинаково, песня была не похожа одна на другую, хотя все они были невообразимо чарующими. Первая группа мне показалась совершенной, а вторая была лучшей, и каждая последующая пела всё более сладостные песни и была более прекрасной и в более богатом убранстве, чем предыдущие. Я стал обволакиваться эстетической атмосферой. Казалось, дух мой освободился от тела, он явно находился в состоянии выхода из смертного тела. Внезапно музыка прекратилась, и фигуры стали пассивными, каждая форма стояла грациозно и прямо, заглядывая мне в глаза. По мере того, как я смотрел на эти лучезарные создания, каждое последующее лицо казалось более прекрасным, а каждая форма - более прелестной предыдущих.

Затем я заметил вдалеке, что фаланга разделилась, сформировав два подразделения, отделённые друг от друга широким проходом, простирающимся от подножия до бескрайних просторов, а внизу этого прохода я узрел одинокую фигуру, приближавшуюся ко мне.

Когда она подошла ко мне, фаланга сомкнулась позади неё. А когда, наконец, она достигла камня, на котором я стоял, то ступила или вознеслась на мою сторону, и фаланга сзади неё сдвинулась и снова стала завершённой.

"Моё имя - Этидорпа (Etidorhpa). Во мне ты зришь дух, который поднимает человека и покоряет самые насильственные страсти. В истории в далёкие времена, известные как легендарная мифология, правила я миром и благословляла его. Забери от меня власть над человеком и зверем - и тогда исчезнут небеса и райское очарование погибнет. Я не знаю учителя. Вселенная преклоняется перед моей властью, влюблённые солнца и звёзды пульсируют и дрожат в пространстве, целуя друг друга в волнах света. Атомы объединяются и сцепляются, неодушевлённые структуры привлекают и объединяются с неодушевлёнными структурами. Тела, мёртвые для одних благородных страстей, не мертвы для любви. Дикая бестия при моём очаровании заползает медленно в свою нору и нежно мурлычет над своим отпрыском. Даже человек становится менее насильственным, он убирает своё оружие и скрывает свою ненависть, когда я успокаиваю его страсти в доме его, за исключением любви.

Меня знавали под многими именами и многие люди утешились. Пронзи имя моё в анналах времени - и возлюбленные дочери Зевса и Диона исчезнут, а с ними и грация, красота женщины. Было бы утеряно внимание пенистого ребёнка Кипрского моря, а Венера - богиня любви не занимала бы места в песне. Сама Любовь, как божественное понимание поэта, как человеческое высочайшее представление о самых чарующих небесах, были бы погребены с лавром и розой. Моё имя - Этидорпа, истолкуй его правильно, и у тебя будет то, что для человечества есть сущность любви, матерь всего облагороженного. Тот, кто любит жену, поклоняется мне, а та, кто в свою очередь создаёт счастливый домашний очаг, близка мне. Я - Этидорпа, начало и конец Земли. Узри же во мне антитезу зависти, противоположность злобе, врага печали, хозяйку жизни, королеву блаженства бессмертия".

"Знаешь ли ты, - продолжала она мягким и сладостным голосом, несущим приятное ощущение неописуемой правдивости - знаешь ли ты, что человеческое представление о небесах водружает меня, Этидорпу, на трон высочайший? Очарование девственницы я сочетаю с преданностью жены и божественностью матери. Отними у человека сокровища, которые я воплощаю, и он будет бездомным, беспризорным и лишённым любви. Тогда мыслью о небесах будет нечто наподобие мрачного представления угрюмой банальности. Жизнь в таких небесах, лишённых любви - и об этом учит Писание - есть бесконечная мука.

Любовь, - каким бы именем она не обозначалась - правит миром. Лиши холодного человека науки того, что привязывает его к жизни мысли - и труд его закончится. Отдели мастера музыки от аккорда, который соединяет его душу с голосом - и песни его утихнут. Умертви ощущение любви, с которым художник несёт своё искусство, и поскольку исчезнет дух, стоявший за его мыслесценой - касание его станет холодным, а кисть невыразительной. Солдат думает о доме и своей стране и без ропота проливает кровь свою.

И всё же существуют понижающие состояния любви, ведь любовь к стране строит нацию, так же как любовь к грабежам может разрушить её. В человеческой жизни любовь к божественному и прекрасному противоположна унизительной и порочной любви, и я, Этидорпа, есть высочайшая любовь человека. Как одна и та же сила связывает молекулы розы, фиалки и ядовитых наркотиков, так одна и та же душа с её представлением может служить любви во имя добра и любви во имя зла. Любовь может руководить тираном и побуждать святого. Она может заставить человека пытать ближнего своего или стремиться облегчить его боль.

Поэтому пристрастие человека служить своему божественному или злой страсти каждый может назвать ступенью любви, и служением такой страсти любовь одного сердца может проявиться как противоположность любви другого. Как для одного человека вкус горечи более приятен сладости, а кислота - более предпочтительнее других, так для другого любовь к прекрасному лучше другой любви. Один радуется уродливому, а другому доставляет радость видеть страдания своего соседа. Та фаза любви среди всех, которая облагораживает, приносит человечеству величайшую степень блаженства и утешения. Но та же любовь, которая унижает, есть любовь вопреки, какое бы название  не имели выражающие её страсти. Любовь правит миром и она близка самой напряжённой и божественной любви человека, и я, Этидорпа, есть душа Высшей Любви ". Она колебалась.

"Продолжай".

"Я уже сказала и, сказав это, выразила истину, что пришла я с той стороны пустой оболочки материального золота и серебра, которая является пониманием небес. Иди же со мной, и в доме моём найдёшь ты верность человеческой души, коридоры небесного здания, обогащённого драгоценными камнями и тонкими металлами. Но то, чему не хватает моих улыбок и граций, опустошено. Золотому тельцу больше не поклоняются, паутина неподвижных гирлянд и пыли самостных мыслей искажена, чёрная и сухая, подобно саже огней сатаны, которая на ней осела, подобно пыли античных саркофагов, покоящейся без волнения. Помести на одну сторону небеса, которые восхваляют скряги, охваченные золотой лихорадкой, а на другую - Этидорпу и сокровища, идущие со мной к мужчине и женщине (ибо без меня ни жена, ни отец, ни дитя не могут существовать) - и от всех других небес отвернётся человечество. Благороднейший дар Неба человечеству есть высочайшее ощущение любви, и я, Этидорпа - душа любви".

Она прекратила говорить, и как только я посмотрел на форму рядом со мной, так сразу же забылся в оцепенении.

Разбейте цвета радуги на единичные оттенки, обладающие атрибутами всех остальных, помножьте эту сущность на беспредельность - и у вас будет меньше насыщенности, чем та, которая была в каждом из комбинированных цветов, явленных отделкой её одеяния. Осветлите  в тысячу раз нежность пухового одеяла, удерживая всё же ощущение его субстанции, и вы не воспримете мягкость того газового материала, который украшал её простые переливчатые одежды. Соберите оттенки, разбросанные множеством сияющих ангелов, а затем обсыпьте этот конечный цвет звёздной пылью и покрасьте им одеяние более яркое, чем сатин, и у вас будет меньше красоты, чем та, которую выражало скромное платье, облегающее эту фигуру. Соберите аромат духа дикой розы и добавьте его к душе серой амбры и квинтэссенции экстракта ароматов Востока, и всё же вы не получите того восхитительного благоухания, которое пронизывало всё моё существо, когда она приблизилась. Она стояла передо мной стройная, гибкая, симметричная и излучающая. Её волосы были более прекрасны, чем это можно описать пером: они были бесцветны, потому что изобразить их известными смертным цветами невозможно. Лицо её излучало всю красоту тех, кто ей предшествовал. Она не могла быть прекрасной, ибо ни одно представление о красоте не может приблизиться к её красоте. Она не была духом, и, безусловно, материальное вещество было частью её формы. Она не была и ангелом, ибо за её плечами не выдавались крылья, показывая  фигуру серафима.

"Нет, - в восхищении сказал я - она создание других краев. Писание ничего не говорит о таком существе, она не ангел и не человек, а..."

"А кто?" -  сказала она.

"Я не знаю" - ответил я.

"Тогда я скажу тебе - ответила она - я скажу тебе о себе и своих спутницах. Я покажу тебе наш дом, пронесу сквозь тени небес той страны грёз, ибо небеса без Этидорпы отбрасывают тень по сравнению с этим. Смотри - сказала она - и элегантными пальцами своими сняла со своей одежды фрагмент прозрачной плёнки, которую я раньше не заметил."Видишь, это паутина, из которой был соткан мой подол, когда я шла на встречу с тобой, пройдя через зловещие коридоры  нелюбимых небес материалистов".

Она бросила его на пол и я остановился, чтобы поднять, но тщетно - пальцы мои прошли сквозь него, словно сквозь туман.

"Ты, должно быть, ангел" - заикнулся я.

Она улыбнулась.

"Пойдём - сказала она - не трать время на мысли о материалистическом рае, пойдём же со мной к той великолепной земле там вдали, и в тех неописуемых местах мы - ты и я - всегда будем странствовать вместе".

Она протянула свою руку. Поколебавшись, я прикоснулся к ней и поднёс к губам своим. Она не сопротивлялась. Я упал на колени.

"Ты должна быть моей? - воскликнул я. - Моей навсегда?"

"Да, - ответила она - если ты пожелаешь этого. Ведь тот, кто любит, будет любим в ответ".

"Я сделаю это, - сказал я - я отдаю себя тебе, будь что будет. Буду домом твоим, где бы он ни был, отдам Землю и небеса здесь и после этого я пожертвую собой. Поспешим же"- сказал я, ибо она не двигалась.

Она покачала головой и сказала: "И всё-таки ты должен быть испытан, как никогда прежде, и должен устоять против искусителя. Ты не можешь пройти на землю Этидорпы, пока не вынесешь страдания, которые испытывают только проклятые, пока не выдержишь мук жажды и не испытаешь неописуемый жар и холод. Помни предупреждение твоего спутника, хорошо запомни слова Этидорпы: ты не должен поддаваться. Чтобы служить тебе, я предстала перед тобой, чтобы предохранить тебя от каверны пьяниц, я дала тебе видение за пределом края Земли, где - если ты будешь трудиться сам - мы снова встретимся".

Она держала  две крошечные чашечки. Я вскочил на ноги и схватил одну из них, и когда взглянул на толпу, стоящую напротив, то каждая лучистая форма держала в левой руке протянутую вверх такую же чашечку. Все смотрели на моё лицо. Я взглянул на прозрачную чашку в моей руке, она была частично заполнена зелёной жидкостью. Я посмотрел на её чашку и увидел, что она содержала такую же жидкость.

Забывая о предупреждении, которое она только что произнесла, я поднёс чашку к губам и перед тем, как прикоснуться к ней, я снова посмотрел в её лицо. Прекрасное создание стояло со склонённой головой, закрыв лицо рукой, вся её форма и выражение говорила о печали и разочаровании, и она в отчаянии дрожала. Она держала руку как бы для того, чтобы оттолкнуть силуэт, который, казалось, прорывался за её фигуру, ибо позади неё с экзальтацией, злобно смотрело то же сатанинское лицо, которое встретило мой взгляд в прошлый раз, когда в присутствии множества демонов я был искушаем совершенным человеком.

Разбив вдребезги чашку об пол, я крикнул:

"Нет, я не буду пить".

Этидорпа опустилась на колени и сжала руки. Сатанинская фигура исчезла из вида. Осознавая, что мы переживаем триумф победы над искусителем, я в знак благодарности тоже упал на колени.

Глава 41

Страдание

Как воздушные пузырьки, которые сжимаются и исчезают в стакане, группа фееподобных форм рассеялась передо мной и исчезла. Деликатное существо, чью руку я держал, упорхнуло, как туман при первом порыве ветра, и вскоре рассеялось в невидимости. Украшенный амфитеатр исчез, сама земная пещера исчезла, и я обнаружил себя одиноко стоящим в бескрайней пустыне. Я повернулся во все стороны, чтобы убедиться, что ни один видимый предмет не появился для нарушения монотонности. Под ногами у меня был чистый белый песок, который мягкими волнами простирался до горизонта, как если бы океанская зыбь была остановлена и преобразована в песок.

Я присел и стал вблизи рассматривать песок - набрав его в ладони, стал пропускать между пальцами и рассматривать, как он падает на землю. Безусловно, это был песок. Я ущипнул себя, дёрнул за волосы, рванул себя за одежду, подпрыгнул и громко закричал, чтобы показать себе, что я один. Это было реальностью, да, реальностью. Я одиноко стоял в песчаной пустыне. Начинался рассвет, и на одной стороне медленно и величественно поднималось огромное солнце.

"Благодарю Бога за Солнце - воскликнул я. - Благодарю Бога за свет и тепло Солнца".

Снова я был на поверхности Земли. Ещё раз взирал я на эту великую сферу, которой так часто молился, считая себя ничтожеством в мрачных земных пещерах, и за которую был готов отдать всю свою жизнь, чтобы увидеть её ещё раз. Я упал на колени, в благодарении подняв руки. Я благословлял поднимавшееся Солнце, бескрайний песок, окружавший меня воздух, и снова и снова выражал благодарность за своё освобождение от подземных пещер. Я не подумал задаться вопросом, посредством какой силы было исполнено это чудо. Меня это не очень-то и беспокоило. Подумай я о материи вообще, то из страха не посмел бы и думать о том, что такой переход мог оказаться иллюзией, бредом.

Я повернулся к солнцу и пошёл на восток. По мере наступления дня и восхождения солнца на небе я продолжал своё путешествие, всеми силами нацелившись на то, чтобы придерживаться одного направления. Тепло возрастало, а когда солнце достигло зенита, то казалось, что все мои кости расплавились. Солнце в небе ощущалось шаром белого горячего железа возле моей головы. Оно казалось маленьким, хотя сияло как бы через некую трубу, направленную только на меня. Я тщетно боролся, чтобы убежать и выйти за его границы, а оно следовало за каждым моим перемещением, направляя свои пламенеющие лучи и концентрируя их всегда на мою беззащитную личность. Я снял верхнюю одежду, разорвал на куски рубашку, надеясь уловить веяние лёгкого ветерка, и подняв одну руку над глазами, а второй придерживая пальто над головой, я стремился избежать потока жары, но тщетно. Огненные лучи проходили сквозь одежду, как поток ртути через марлевую плёнку. Они проникали в мою плоть и испаряли мою кровь. Мои пальцы, кисти и руки набухли, как расширяется воздушный пузырь под воздействием тепла. Лицо моё распухло и стало в два - три раза больше, и, наконец, глаза мои были закрыты, ибо щёки и брови встретились. Я тёр своей бесформенной рукой слепое лицо и обнаружил, что оно было круглое как шар. Мой нос терялся в разбухавшей плоти, а уши исчезали подобным же образом.

Я больше не мог видеть солнце, но чувствовал живые, пронизывающие лучи, которых нельзя было избежать. Не знаю, шёл ли я или катился, знаю только то, что пытался убежать от тех смертоносных лучей. Затем я молился о смерти и в каждом дыхании просил силы, которые перенесли меня на земную поверхность, перенести меня обратно к низшим кавернам. Воспоминание об их прохладной освежающей атмосфере было подобно мысли о небесах для потерянного духа. Я испытывал агонию проклятой души, и теперь в противоположность прошлым временам, думал о совершенном счастье в мрачных земных пещерах. Я думал о том дне, когда стоял у устья пещеры в Кентукки и пробирался по воде с моим спутником. Я вспомнил об освежающей прохладе течения в темноте той пещеры, когда исчез последний солнечный луч, и проклинал себя за то, что тосковал тогда по солнечному сиянию и поверхности земли. Я мысленно кричал, как глупый человек, ничему не радуясь, где бы и как бы он не оказался. Это была расплата - я проклят за свой недовольный ум. Это было адом, и по сравнению с ним всё остальное на земле или под ней казалось счастьем. Тогда, в приступе бешенства, я проклинал солнце, землю, самого Бога - всё существующее. Так я боролся в агонии, каждый момент которой, казалось, покрывал много лет. Я боролся в одиночестве, как потерянная душа, бредущая по бескрайним просторам вечно усиливающегося и концентрированного ада. День, однако, приблизился к закату, жара спала, и после этого моё искалеченное тело постепенно восстановилось до нормальных размеров, моё зрение вернулось, и, в конце концов, я стоял в песчаных дебрях, наблюдая заход большого красного солнца, как утром видел его восход. Но между восходом и закатом пролегала вечность страдания. Тогда, словно освободившись от чар, я упал измученный на песок и уснул. Мне снилось солнце и ангел, который стоял передо мной и спрашивал, почему я такой несчастный, а в ответ я указал на солнце. "Смотри, вот виновник человеческого несчастья" - сказал я.

Ангел ответил: "Если бы не было солнца, не было бы людей, а там, где не было бы людей, было бы несчастье".

"Несчастье от чего?" - спросил я.

"Несчастье от ума, - ответил ангел - нищета это вещь, а не концепция. Боль реальна, она не является впечатлением. Несчастье и боль всё ещё существовали бы и питались умственной субстанцией, даже там, где нет людей, ведь ум тоже реальность, а не представление. Боль, которой ты страдал, не была болью материи, а болью духа. Материя страдать не может. Если бы она страдала, то разогретый песок корчился бы в агонии. Нет, лишь ум и дух испытывают боль или наслаждение, и ни ум, ни дух не могут уйти от своей судьбы, даже если им удастся убежать от тела".

Вскоре я проснулся и снова увидел восход большого красного солнца, поднимающегося над песчаным краем моего пустынного мира. И я снова стал осознавать новую боль, ибо сейчас я воспринимал чувство жажды. Это привлекло мой ум, и мною моментально овладела интенсивная жажда - самое острое из телесных страданий. В то время как ожившие ткани тела требовали воды, все остальные физические чувства не ощущались. Когда у человека пересыхает горло, то все остальные способы пыток несущественны. Я больше не думал о восходящем солнце, не воспринимал больше испепеляющий песок, я чувствовал лишь страдание от жажды.

"Воды, воды, воды" - кричал я. Затем на расстоянии, как бы в ответ на мой вопль, я увидел озеро воды.

Внезапно, каждый мой нерв напрягся, каждый мускул вытянулся, и я полетел по пескам к желанному водоёму.

Я всё бежал вперёд и вперёд, а солнце поднималось всё выше и выше, и снова песок стал обжигать мои ноги и жарить плоть на костях моих. Ещё раз я испытал то нестерпимое чувство боли, боли разлагающейся под огнём плоти, и теперь с каждой жаждой, терзающий мои ткани, и огнём, иссушающим остатки моей испаряющейся крови, я в муках пытался пробиться к озеру, которое исчезало из моего вида, чтобы вновь появиться впереди.

Этот день был ещё более ужасным и, тем не менее, действие его было обратным тому, которое солнце оказывало на моё тело. На свою вчерашнюю молитву я получил заслуженный ответ, и проклятия вчерашнего дня вошли в самую мою суть. Я молил о помощи, и вместо распухших тканей и увеличенного веса, моё тело сжималось, подобно сушёной говядине. Стягивающая кожа сжимала твердеющее тело, и так как влага испарялась, тело сморщилось, сжавшись до самих костей. Мои связки выделялись, как большие протуберанцы, кожа моя стала тёмной, янтарного цвета, а тело стало прозрачным, как намокший рог. Я видел пульсацию моих внутренних органов, я видел пустые кровяные артерии, ссохшиеся нервы и опустевшие кровеносные сосуды своего скелета. Я не мог закрыть глаза. Я не мог укрыть их от палящего солнца. Я был мумией, всё ещё живой, высохшим трупом, идущим по песку, мертвым для всего, кроме боли. Я пытался упасть, но не смог, и чувствовал, что должен стоять прямо, пока солнце было видимо. Я не мог остановиться. Наконец, злобное солнце ушло за горизонт, и как только исчез его последний луч, я упал на песок.

Я не спал, не отдыхал, не дышал, не жил, как человек, я лишь существовал, как живая боль. Представление о боли реализовалось в сознающем нуклеусе - так прошла ночь. Снова поднялось солнце, и с его первыми лучами я увидел рядом с собой караван, верблюдов, людей, коней - огромную кавалькаду. Они быстро приблизились и окружили меня. Водитель каравана сошёл с животного и поднял меня на ноги, так как у меня больше не было сил двигаться. Он по-доброму со мной заговорил, и вам может показаться странным, хотя для меня нет, что он назвал меня по имени.

"Мы пересекли Ваш путь в пустыне, мы Ваши спасители" - сказал он.

Я показал жестом на воду, так как говорить не мог.

"Да, - сказал он - у Вас будет вода".

Затем он вытащил из кожаного сиденья, опоясывающего горб верблюда, стеклянную чашу с искрящейся водой и подал её мне, но прежде чем кубок прикоснулся к моим губам, он отодвинул его и сказал:

"Я забыл сначала передать Вам приветствие моих людей".

И тогда я заметил в его другой руке крошечный стаканчик, содержащий зелёную жидкость, который он подставил к моим губам, произнеся только одно слово:

"Пей".

Я быстро уставился на воду и открыл губы. Я ощутил её мощный наркотический аромат, и поспешил повиноваться, но сначала взглянул на моего освободителя, и вместо него увидел то же лицо сатанинской фигуры, которая дважды до этого искушала меня. Моментально, не думая о последствиях, без страха перед тем, что будет, я разбил стакан о песок и вернувшимся ко мне голосом воскликнул в третий раз: "Нет, я не буду пить".

Сразу же караван с верблюдами исчез, как фигуры в прошлых сценах, а искуситель растворился в воздухе. Снова песок подо мной стал естественным, я стал самим собой, каким был прежде, когда проходил адские испытания. Теперь я осознал, что моё избавление от подземных пещер последовало за аберрацией моего ума, но, по меньшей мере, я снова ясно увидел, что болезненная фантазия прошла, бред закончился.

От благодарности я упал на колени. Страдание, через которое я прошёл, оказалось иллюзией, под моими ногами были земные пещеры, мираж и соблазны были не реальными. Ужасы, которые я испытал, были воображаемыми - благодаря Богу - а песок был настоящим. Снова в одиночестве, я опустился на колени на бесплодную пустыню. Пустота простиралась от горизонта к горизонту. И, тем не менее, вид той безграничной пустоши, странной реальности - и это истина - был приятным по сравнению со страданием тела и души, которое я так ярко переживал.

"Это не удивительно, - сказал я сам себе - что во время перехода от подземных пещер до солнечного сияния наверху шок нарушил моё умственное равновесие и в момент реакции я переживал в воображении фантастические и кошмарные видения".

Подул прохладный и освежающий бриз, не знаю откуда - мне было всё равно. Это было слишком желанным даром, чтобы об этом спрашивать, и он приятно контрастировал со страданиями моей прошлой галлюцинации. Солнце жарко светило надо мной, песок пылал, запёкшись подо мной, и всё же славный ветерок обвивал мои брови и освежал дух.

"Благодарю Бога за ветер, за прохладу, которую он несёт. Лишь те, кто испытывал тишину пещерных одиночеств, через которые я прошёл, и ощущали ужасы недавних кошмарных сцен, могут оценить радость от порыва ветра".

Нелепость окружающих условий и их отношение к рациональным действиям вообще не приходили мне в голову. Казалось, что прохладный бриз шёл из безграничных просторов разогретой пустоши и был естественным. Освежённый, я поднялся и зашагал. Тот бриз принёс извне освежение и силу моей физической сущности.

"Эта прохлада, - сказал я - благословенная противоположность жаре - поддерживает жизнь. Жара обессиливает, холод стимулирует. Жара подавляет, холод оживляет. Благодарю Бога за бриз, ветры, воды, холод".

С радостью я повернулся к бризу. "Это источник жизни, я прослежу его до самых истоков, оставлю проклятую пустыню, ненавистное солнечное сияние, и буду искать благословенные места, рождающие холодные ветра".

Я быстро зашагал, а бриз стал более энергичным и холодным. С каждым увеличением скорости моего движения казалось, что с такой же силой усиливается и бриз – его сила и прохлада.

"Разве это не радостно? - пробормотал я - Мой Бог, наконец, стал именно Богом. Зная о моей нужде, Он послал бриз, в ответ на мою молитву поднялся освежающий ветер. Будь проклята жара" - громко закричал я, когда помыслил об ужасно прошедшем дне. "Благословение прохладе".И, точно в ответ на мой крик, бриз усилился, а вместе с ним и холод. И снова я послал благодарность Создателю.

В тряпичном пальто, одетом на моё тело, я стоял лицом к лицу с ветром и пробирался к родине ледяного ветра, который теперь порывами обрушивался на меня.

Вскоре я услышал хруст под ногами и увидел, что песок под ними стал твёрдым. Я остановился, чтобы изучить его, и обнаружил, что песок замёрз. Странно, подумал я, странно, что сухой песок может замерзать, и тогда я заметил впервые, что меня окружили снежинки. Это была смесь града, песка и снега, по которому я ступал. Меня внезапно охватило ощущение ужаса, и я повернулся инстинктивно, испуганный, и побежал прочь от ветра к пустыне, находившейся позади меня, назад к солнцу, тусклому и холодному, которое уходило за горизонт. Чувство ужаса росло во мне и трясло меня, когда я бежал. Когда я стоял лицом к ветру, то благословлял его, а сейчас я проклинал его, когда бежал к заходящему солнцу. В мольбе я протянул руки к тому шару, ибо позади меня надвигалась поглощающая чернота, и близко ревел ужасный ураган. Тщетно. Пока я раздумывал, бессердечное солнце исчезло из моего вида, а ураган окружал меня. Ветер становился чрезвычайно холодным и неистово бушевал. Казалось, что солнце ушло из моей жизни, и с его исчезновением очертания земли также исчезли из вида. Была кошмарная чернота, теперь, видимо, Вселенная стала для меня пустой. Холод усиливался и замораживал моё тело до костей. Сначала я ощутил укус от мороза, затем боль от холода, затем нечувствительность тела. Мои ноги были парализованы, а конечности неподвижны. Омертвев к ощущению боли, ослепший среди тьмы, лишь один мой нос, выдыхающий и вдыхающий воздух, был для меня реальностью. А когда скрипучий мороз достиг моего мозга и заморозил его, звук бури прекратился, и исчезли физические ощущения. Мой порабощённый ускорившийся интеллект оставался заключённым в замороженную форму, которую не мог оставить, и не мог, однако, контролировать.

Размышление за размышлением прошли через заключённую мыслящую сущность, и по мере того, как я мыслил о том, какие отвратительные ошибки совершил по ходу прошлой жизни, они выросли до размеров катастрофы. Бог ответил на мои мольбы: я последовательно пережил пустоту земных наслаждений, и каждый урок был оставлен без внимания. Разве я не просил поочередно, а затем, получив желаемое, проклинал каждый дар Божий? Разве не я просил о жаре, холоде, свете и темноте, и не предавал анафеме каждое из них? Когда я находился в совершенной тишине, разве не молил я о звуке, а в укромных пещерах - о ветрах и штормах, и в самых небесных коридорах в присутствии Этидорпы разве не видел я запредельные радости?

Разве не считал я каждое земное наслаждение издевательством, и несмотря на ещё более горький урок, всё ещё следовал своему упрямому курсу, поочередно то прославляя, то проклиная Создателя, а затем сам, находясь среди воющей пустыни, в совершенной темноте мой сознающий интеллект разве не связан замороженным угрюмым подобием тела? Всё вокруг меня было мёртвым и чёрным, всё внутри - неподвижным и холодным, лишь только один мой убыстрившийся ум пребывал, как сознающий интеллект пребывает в каждом теле, пока тело имеет форму смертного, ибо смерть тела не сопровождается немедленным освобождением разума. Сознание мёртвого человека является всё ещё соображающим, и тот, кто считает, что мёртвые неразумны, поймёт свою страшную ошибку, когда, лишенный движения, он будет оставаться в мёртвом теле, осознавая всё, что проходит вокруг него, ожидая освобождения, которое может наступить только после распада и разрушения плоти.

Поэтому, не осознавая боль и любое физическое ощущение, я, порабощённый, продолжал существовать. Век за веком проходили, нагромождаясь один на другой, потому что время для меня было неизменяемым, не более того. Сейчас я молился о любой перемене, и завидовал наслаждениям самих дьяволов в аду, ибо, если бы им не была дарована сила движения, разве могли бы они не слышать, не видеть и не осознавать те боли, которые испытывали? Я молил о смерти - абсолютной и вечной. Наконец, тьма уменьшилась, и под низом я увидел замёрзшую землю, уродливые глыбы льда, свирепствующую бурю, ибо сейчас посредством размышления я научился чисто разумом и воспринимать через внутренний свет. Моё тело, твёрдое как камень, стояло неподвижно и хранилось замороженным во льду. Мир был замёрзший. Я воспринимал, что солнце, луна и звезды, почти зависшие, неподвижные и тусклые, сверкали в холодных глубинах пространства. Сама Вселенная замерзала, и только мой истощённый интеллект пребывал в опустошении. Проходили век за веком, пролетали эоны времени, нация за нацией вырастала и умирала, и после неисчислимых эпох человечество исчезло. Будучи не в состоянии освободиться от замёрзшего тела, мой разум оставался единственным зрителем окружающий мёртвой тишины. Наконец, в нижней части моего видения исчезла луна, затем одна за другой звёзды, а затем я стал наблюдать, как солнце тускнеет, пока, в конечном счете, осталась молочная марлеподобная плёнка, чтобы указать на его лицо, и после этого - пустота. Я пережил Вселенную. В совершенной темноте живой интеллект, сознавая всё, что прошло в веках, всё ещё издавал звуки, заключённый в тело замёрзшего смертного. Я увидел записи (рекорды Акаши) своего дальнего прошлого, соблазны, которым подвергался, и назвал себя глупцом. Ведь если бы я послушался искусителя, то мог бы пострадать гораздо меньше, и у меня могли бы быть приятели, будь они хотя бы даже дьяволы из преисподней. Я снова переживал свою жизнь, бесконечное количество раз думал о своих искусителях, о предложенных чашах, и, рассуждая, спорил с самим собой.

"Нет, - спорил я - нет, я же обещал, я поверил Этидорпе, и если бы повторить всё сначала, я бы не пил".

Затем, как только эта мысль унеслась от меня, ледяная сцена рассеялась и замёрзшая форма меня самого исчезла из вида, песок рассыпался в ничто, и в натуральном своём теле, в естественном состоянии я очнулся в земной каверне на коленях, в стороне от любопытных перевёрнутых грибов, фрукты которых я ел, слушаясь распоряжений моего спутника. Возле меня стояла знакомая фигура моего спутника со скрещёнными на груди руками. Как только мой взгляд упал на него, он протянул руку и поднял меня на ноги.

"Где же Вы были в течение несчастных эпох, которые прошли с тех пор, как я Вас видел последний раз?" - спросил я.

"Я был здесь, - ответил он - и Вы были здесь".

"Вы лжёте, злой колдун, - воскликнул я. - Вы снова лжёте, так же как и раньше мне лгали. Я следовал за Вами до края дьявольской земли, до каверны пьяниц, а затем Вы оставили меня. С тех пор, как мы встречались в последний раз, я провёл в невыразимых муках миллион, миллиард лет, и эта агония была вдвойне ужасной по сравнению с мыслью, да, с самим видом и касанием небес. Я прошёл в двойную вечность и испытал блаженство экстаза, ужасы проклятья, и сейчас Вы смеете нагло мне говорить, что я был здесь и что Вы были здесь с тех пор, как я видел Вас последний раз стоящим возле этих проклятых грибных чаш".

А затем он продолжил:

"Позвольте мне рассказать Вам о человеческом понимании вечности".

Глава 42

Вечность без времени

"Концепция человека о вечности состоит из беспредельной длительности, продолжительности без начала и конца, и, тем не менее, всё, что ему известно, заключено в двух или более противоположностях. С самого начала, как человек видит форму материи, такое вещество приближается к концу" - так сказал мой спутник.

Затем он спросил и своим вопросом показал, что оценил природу моих недавних переживаний:

"Помните ли Вы момент, когда оставили меня стоящим возле чаши, в тот момент, когда Вы представляли меня в качестве приятеля по путешествию к пещере уродства?"

"Нет, потому что я не покидал Вас. Я пригубил жидкость, а затем Вы двинулись со мной с этого места. Мы были вместе до тех пор, пока, в конце концов, не разделились на краю пещеры пьяниц".

"Послушайте, - сказал он - я не покидал Вас и не уходил с Вами. Вы не уходили с этого места и не возвращались к нему. Вы не видели, не испытывали моё присутствие или отсутствие. Ваше путешествие не имеет начала".

"Продолжайте".

"Вы ели наркотический фунгу и были отравлены".

"Не был, - сердито возразил я - я всё время был в ваших проклятых кавернах и в преисподней за ними. В путешествии я испил вечное проклятие, испытал небеса радости, но также и вечность страдания".

"Совсем наоборот. Время, которое прошло с того момента, когда Вы попробовали жидкость, содержащуюся в том фунгу, было лишь достаточно на то, чтобы Вы упали на колени. Вы проглотили алкоголь, который я Вам подал в чашке, Вы упали на колени, а затем моментально пришли в себя. Посмотрите, - сказал он - в подтверждение моих слов жидкость всё ещё капает из оболочки фрукта фунгу у Ваших ног, которую Вы не выпили. Время было уничтожено. Под воздействием этого мощного земного наркотика Ваш сон начала в вечности, но Вы не вошли в неё".

"Вы говорите, - перебил я - что я упал на колени, что я пережил галлюцинации от отравления, что переживание моего видения произошло за секунду времени, которого потребовалось на то, чтобы опуститься на колени".

"Да".

"Затем в подтверждение Ваших доводов Вы доказываете, что вечность требует времени, ведь даже одна миллионная часть секунды - это время, так же как и миллион лет".

"Вы ошибаетесь, - ответил он - Вы не правильно истолковываете мои слова. Я сказал: всё, что Вы пережили в Вашей вечности страдания и наслаждения, случилось между моментом, когда Вы прикоснулись губами к плоду фунгу, и моментом, когда Ваши колени ударились о камень".

"Что потребовало время" - ответил я.

"Разве я утверждал, - спросил он - что Ваши переживания были разбросаны на весь период времени?"

"Нет".

"Разве всё, что произошло в Вашем сознании, не может случиться в одну секунду, которая сопровождала умственное впечатление, оказанное алкоголем, или за любой другой период времени или любой интегральный момент такого периода?"

"Я не могу сказать, - ответил я - какую часть периода, как Вы его называете, заняла эта галлюцинация".

"Вы допускаете, насколько это касается Вашего понимания времени, что происходящее, на которое Вы ссылаетесь, могло существовать либо в течении неисчисляемой части первой, либо второй либо третьей фракции периода?"

"Да, - ответил я - да, если Вы правы в том, что это были иллюзии".

"Позвольте мне спросить Вас дальше, - сказал он. - Вы уверены, что вспышка, породившая Вашу галлюцинацию, не была моментальной, а частью, двумя частями или тремя частями секунды?"

"Продолжайте Ваши доводы".

"Я повторю предыдущий вопрос с лёгким изменением. Не может ли всё, что случилось в Вашем сознании, произойти в пространстве между той секундой времени, которая предшествовала умственному впечатлению, оказанному алкоголем, и секундой, которая последовала затем? Обязательно ли это должна быть часть секунды или вообще времени? В самом деле, могло ли это быть частью времени, если произошло молниеносно?"

"Продолжайте".

"Предположим, что сущность, которую люди называют душой человека, находилась в процессе отделения от тела. Вы допускаете, что этот процесс занял бы время до тех пор, пока не достигнута точка освобождения. Разве растворение, насколько это касается духа и материи, в своей критической точке не могло бы произойти моментально?"

Я не ответил.

"Если критическая точка является моментальной, то не было бы начала, как и не могло бы быть конца. В этом пребывает вечность большая, чем человек может воспринимать, ведь поскольку нет ни начала, ни конца, постольку время и пространство уничтожаются. Та линия, которая разделяет душу, находящуюся в теле, от души вне тела, существует в стороне от всех явлений. Она посередине, не являясь ни частью какой-либо стороны, ни частью верхней стороны. Она - вне нынешнего времени и времени последующего. Давайте перенесём эту мысль несколько дальше - сказал он. - Предположим, что хороший человек должен быть подвергнут такому изменению, разве вся вечность его счастья не могла бы произойти в течение этого безграничного представления, критической точки? Всё, что мать страстно желает при смерти детей, могло бы вновь проявиться в их однажды взлелеянных формах. Всё, что зарабатывается хорошей жизнью, пребывает в душевном переживании в такой вечности, но не в качестве иллюзии, хотя, ни одно умственное удовольствие, ни одна физическая боль не эквивалентны таким же переживаниям при галлюцинациях. Предположим, что злобная жизнь окончена, разве можно уйти от неизбежной критической точки? Не создаст ли такая жизнь в своём предварительном путешествии свою собственную печальную вечность? Вы видели действие вечности с концом, но не с началом, ибо Вы не можете ощущать начала Вашего видения. Вы побывали в каверне гротеска, в сферах прекрасного, Вы прошли по бескрайним пескам, которые приносят душе муки, Вы, как статуя, видели растворение замёрзшей Вселенной. Вы признательны за то, что это оказалось иллюзией, как Вы сейчас поняли. Что же Вы считаете единственной небесной частью того, что Вам было явлено?"

"Я бы проклял человека, который развеял иллюзию" - ответил я.

"В таком случае, - сказал он - Вы согласны допустить, что люди, проживающие жизнь так, что зарабатывают себе такую вечность, будь она умственной иллюзией, галлюцинацией или реальностью, не делают ошибок в жизни?"

"Да, - отозвался я - но Вы вводите меня в заблуждение, когда таким наглым образом доказываете, что для души вечность может длиться всегда, хотя и без представления о времени".

"Разве в начале нашего путешествия я не учил Вас, - вмешался он - что время не является таким, каким его воспринимают люди? Люди не могут вместить идею вечности и помнить зарождение солнца, утра и вечера, иметь понятие о времени. В этом состоит их ошибка. Как конец плетёной верёвки проходит вместе с верёвкой, так и сквозь жизнь душа человека проходит с телом. Так же, как есть точка, где конец плетёной верёвки находится как раз на грани своего возвращения назад, где всё движение линии, связывающей конец, заканчивается, существует неподвижная точка, когда душа начинает движение вперёд из тела человека. Как конец верёвки посылаетсвой крик сквозь пространство из точки, где движение прекращается, безвременной точки, которая лежит между движением вперёд и назад, так и душа человека оставляет крик (вечность) в критической точке. Это эхо смерти, и каждое движение жизненной нити отбрасывает вечность, свою собственную вечность, в океаны вечности; и каждая вечность составлена из вечностей, которые разбросаны из критической точки. С каждым концом земного путешествия души новая вечность входит в существование, не занимающее пространства, не потребляющее времени, не конфликтующее с любым другим существованием. Каждое из них является точно тем же, что представляет земная душа - вечностью радости (небес) или вечностью мук (ада). Нейтральной основы быть не может".

Затем он продолжил:

"Пьянице уготовано страдание в вечности пьяниц, которую Вы перестрадали. Соблазн выпивки мимолётный, агония, которая следует за этим - вечная. Вы видели, что в подземных регионах имеются запасы интоксикантов. Больше не пробуйте ни один из них. Пусть же ваш недавний урок будет для Вас последним. Любой стимулянт есть враг человека, любой наркотик есть обман. Он разрушает свою жертву, разлагает разум, заманивает его на уродливые пастбища, сначала даже приятные, но направленные, в конечном счёте, на вечные муки. Остерегайтесь вечности, которая следует за быстротой жизненной нити пьяницы. Пойдёмте - внезапно сказал он. - Мы продолжим наше путешествие".

(Примечание. Морфин, белладонна, и каннабис индика являются наркотиками, хотя каждый из них отличается по своему действию от остальных. Алкоголь и метиловый алкоголь являются интоксикантами. Эфир, хлороформ и хлор являются анестезическими средствами, хотя нет двух одинаковых, обладающих одними и теми же качествами. Существует ли какая-либо веская причина сомневаться в том, что комбинации элементов, до сих пор скрытых от человека, могут порождать галлюцинации, которые усложняют и усиливают самые вирулентные из наркотиков, интоксикантов, анестетиков и превосходить следствия гашиша или опиума? Если в процессе экспериментирования химик натолкнётся на компонент, который подвергнет испытанию его ум и побудит его перо записать такие экстравагантные на вид идеи, которые найдены в галлюцинациях, описанных здесь, то разве не будет его долгом похоронить открытие от других, скрыть от человечества существование такого пагубного плода творения фармацевта или химика? Познакомьтесь с таким интоксикантом, начните вызывать его брожение в крови человечества, и прежде чем миру сообщат о его возможных результатах, разве не сможет постоянно увеличивающая его сила добиться такого продвижения вперёд, что разрушит, разложит нашу цивилизацию и даже истребит человечество? Ю. Ллойд)

Интерлюдия

Глава 43

Последняя борьба

Я, Ллевеллин Друри, был настолько поглощён фантастической историей старика, бегло читавшего её с отвратительно написанного манускрипта, а также метафизическими доводами, следовавшими за его рассказом видений, которые он так искусно преподносил, что я едва следил за ходом времени. Всё что я слышал, побудило меня думать о том, что рассказ был частью его повествования. Увидев, что он приостановил чтение, свернул манускрипт и положил его в карман, я вновь вернулся к материальным вещам и, взглянув на часы, заметил, что они показывали позднее время.

"Завтра вечером, - сказал он - я вернусь в девять часов. За это время, если Вы всё ещё сомневаетесь в любой из частей моей истории или хотите дополнительную информацию по любому вопросу, связанную с моим путешествием, я буду подготовлен к тому, чтобы ответить на Ваши вопросы. Однако это будет Вашей последней возможностью, поэтому предлагаю Вам сделать замечания по всем вопросам, которые Вы хотите обсудить".

Затем в своей обычной уравновешенной и восхитительно вежливой манере он раскланялся и ушёл.

Следующий день я провёл, просматривая наиболее сомнительные особенности его истории и вспоминая некоторые сделанные утверждения. Помня об унижении, которое я испытал при своих предыдущих попытках его опровергнуть, я решил отобрать такие темы, которые казались для объяснения наиболее трудными, и с азартом атаковать старика.

Признаюсь, что, несмотря на несколько моих неудач и его успешные и постоянно проливающие свет объяснения в отношении произошедших с ним событий, предвосхитившие многие сомнения, приходившие мне на ум, недобрые предчувствия в отношении достоверности истории всё ещё владели мной. Если эти выдающиеся эпизоды были правдой, то могла бы быть такая вещь, как выдумка? А если не всё правда, то где же заканчивается действительность и начинается фантазия?

В этой связи я посвятил следующий день размышлениям над моим планом нападения, так как чувствовал, что меня вызвали на последнюю борьбу. Под конец следующего дня я почувствовал свою способность избавиться от него, и чтобы дальше испытывать его, я дважды закрыл дверь моей комнаты, когда наступила ночь - сначала на ключ, а затем на болт изнутри. Я решил снова заставить повиноваться его команде инертную материю, как он это делал при нашей первой встрече. Читатель помнит, что профессор Чиккеринг считал этот случай иллюзией, и признаться, время затуманило в моем уме яркость происшедшего. Так что я решил удостовериться в данном вопросе. Поэтому на следующий день около девяти часов я сел, уставившись на болт около двери, и решил не отвечать на его стук.

Он не оставил мне шанса пренебречь ответом на его лёгкий стук. Когда часы пробили точно девять ударов, дверь бесшумно повернулась на петлях, волшебник вошёл, и дверь снова закрылась. Болт не двигался, а ручка не вращалась. Планка прошла через предохранительную защёлку и вернулась на своё место. Я вскочил с кресла и взволнованно и резко пронёсся мимо гостя. Я схватил ручку и изо всей силы дёрнул её. Тщетно: дверь была заперта, а болт завёрнут. Затем я повернулся к своему посетителю. Он спокойно уселся на своё привычное место, ему явно не удалось заметить моё замешательство, хотя, должно быть, он осознавал, что выдержал моё первое испытание.

Это отчётливое поражение в самом начале нашего предполагаемого сражения произвело удручающее впечатление. Тем не менее, я сделал попытку уравновесить себя, и, усевшись напротив, посмотрел в лицо своему неприятелю. Спокойный, с достоинством, с бровью философа и самообладанием филантропа, совершенный тип джентльмена и культурного учёного, мой гость, настолько же безмятежный, насколько самодовольный, не будучи назойливым, оставался приглашённым участником моих удобств у камина или даже хозяином самим по себе. Он положил шляпу на стол, погладил свою прозрачную седую бороду и сказал:

"Ну?"

Я принял вызов, так как слово, на котором он сделал ударение, было вызовом, и набросился на него, в надежде поймать неподготовленным, резко сказав:

"Я сомневаюсь в возможности существования большой пещеры, такой, как Вы описали. Сверхтяжёлая масса земли раздавила бы и сильнейший металл. Человеку не известен ни один материал, который смог бы выдержать давление, из которого был бы сделан свод такой величины, как Вы описываете. Материал не устоял бы, даже если бы крышу сделали из стали".

"Не будьте так самоуверенны - ответил он, - На каком основании Вы делаете это утверждение?"

"На основании здравого смысла в противоположность неразумной гипотезе. Должно быть, Вам известно, что есть предел силы всех вещей, и нет такого вещества, которое способно создать свод в тысячи миль, составляющего, по Вашему утверждению, диаметр крыши Вашего внутреннего моря".

"А, - ответил он - так Вы снова разбиваете своей теорией мои факты. Ну, тогда позвольте мне задать Вам один вопрос".

"Задавайте".

"Вы когда-нибудь наблюдали пузырь, находящийся на пузыре?"

"Да".

"Вы когда-нибудь вставляли трубочку в ёмкость, частично заполненную мыльной водой, и, дуя в трубочку, наполняли ёмкость пузырями?"

"Да".

"Вы когда-нибудь измеряли силу растяжения материала, из которого Вы надували пузырь?"

"Нет, ведь у мыльной воды нет ощутимой силы".

"Тем не менее, Вы знаете, что пузырь, созданный из мыльной пены, имеет не только прочность, но и эластичность. Предположим, что полость энергии, плавающая в пространстве, должна быть покрыта на глубину толщины листа папиросной бумаги космической пылью. Удивило бы это Вас?"

"Нет".

"Предположим, что два таких глобуса энергии, покрытые пылью, должны сократиться или притянуться друг к другу. Вас это озадачило бы?"

"Нет".

На куске бумаге он нарисовал картинку, на которой одна линия заключалась другой, и заметил:

"Карандашная пометка на этой бумаге пропорционально более толстая, чем слой земли, покрывающий земную пещеру, о которой я рассказывал. Даже если бы она была сделана из мыльной воды, она могла бы вращаться в пространстве и удерживать свой контур".

"Но Земля есть глобус, - перебил я, - Вы ведь не имеете в виду круглый шар?"

"Нет, он сплющен по полюсам".

Он взял из кармана два тонких резиновых мячика, один чуть больше другого. Своим ножом разрезал больший мяч на две половины. Затем вставил в совершенно круглый шар одну из половинок, и стал держать эту конструкцию между газовым светом и стеной.

"Видите, разве тень не сплющена к полюсам, как ваша Земля?"

"Да, но Земля не является тенью".

"Не будем обсуждать этот вопрос сейчас - ответил он, а затем спросил:

"Предположим, что такая составная скорлупа, как эта, вращалась бы в пространстве и непрерывно собирала пыль, большей частью с температурой Земли, формируя флюид (воду), разве эта пыль естественным образом не выталкивалась бы с полюсов?"

"Да, согласно нашей теории".

"Быть может, - сказал он – это соприкасающийся край невидимых сфер энергии, составляющей пузыри вашей Земли. Ведь планеты - это пузыри, покрытые водой и почвой в течение времени, когда пузырь энергии, являющийся настоящим скелетом глобуса, вращался в пространстве. Возможно, если бы Вы смогли достичь основы земной пыли, Вы бы обнаружили, что он не является совершенной сферой, а составным остовом, как два закрытых пузыря, или скорее как два складывающихся один в другой пузыри. Вы уверены, что мой гид не вёл меня через пространство между пузырями?"

Затем он продолжил:

"Пусть Вас не шокирует то, что я буду говорить, потому что, будучи членом материалистического человечества, Вы, безусловно, будете считать меня нелогичным, когда я скажу, что материя, вещества, громоздкие материалы, насколько все они относимы к тяжёловесной части, не имеют прочности".

"Что? Не имеют прочности?"

"Вообще не имеют никакой"

Я взял кочергу.

"Это что, не материя?"

"Материя".

"Я же не могу сломать её".

"Не можете".

"Она не имеет прочности?"

"Сейчас ограничимся обсуждением кочерги. Мы рассмотрим следующее - Вас. Вы не можете её сломать".

"Я могу сломать этот карандаш, хотя..." - и я хрустнул им перед его лицом.

"Да".

Я с надменностью надул губы.

"Вы заходите в споре слишком далеко".

"Почему?"

"Я могу сломать карандаш и не могу сломать кочергу. Если бы эти материалы не имели разные силы прочности, они бы не отличались. Не будь у меня силы, я бы ни один из них не разломал".

"Вы готовы к тому, чтобы слушать?" - отозвался он.

"Да, только не выводите меня из терпения".

"Я же не сказал, что комбинация, которую Вы называете кочергой, не имеет прочности, так же как и не утверждал, что Вы не можете сломать карандаш".

"Отличие без различия. Вы играете словами".

"Я сказал, что материя, её тяжёловесная часть, не имеет прочности".

"А я говорю по-другому".

Он погрузил конец кочерги в огонь, а затем вытащил его красным.

"Он такой же крепкий, как и раньше?"

"Нет".

"Раскалите его до белизны - и он станет пластичным".

"Да".

"Нагрейте ещё больше - и он превратится в жидкость".

"Да".

"Есть ли прочность у железной жидкости?"

"Очень маленькая, если вообще есть".

"И всё же это материя?"

"Да".

"Этот материал - железо или он энергия, называемая жаром, которая определяет прочность металла? Мне кажется, что будь я на Вашем месте, я бы теперь спорил о том, что отсутствие тепла устанавливает прочность" - саркастически продолжил он.

"Дальше".

"Охладите эту раскалённую до красна кочергу, положив её в холодную воду - и она станет очень тяжёлой и ломкой".

"Да".

"Охлаждайте её медленно - и она будет сравнительно мягкой и пластичной".

"Да".

"Ведь материал тот же, не так ли?"

"Продолжайте".

"Какая же прочность у каменного угля?"

"Вряд ли какая-нибудь есть".

"Кристаллизуйте его - и получите алмаз".

"Я не говорил об алмазе".

"О! А разве в каждом веществе не представлено равное количество одного и того же материала - в зерне алмаза и зерне угля? Что есть такое в настоящем зерне алмаза, чего нет в зерне угля?"

"Продолжайте".

"Ответьте на мой вопрос".

"Не могу".

"Почему хрупкий холодный цинк под нагреванием становится сначала тягучим, а потом при увеличенной температуре снова хрупким? В каждом случае присутствует один и тот же материал".

"Я не знаю. Но я знаю то, что я организованное существо и у моего тела есть прочность".

Старик схватил тяжёлую железную кочергу двумя руками, и, резко поднявшись во весь рост, покрутил её вокруг своей головы, затем этаким угрожающим движением, что я отпрянул назад в своё кресло и тревожно вскрикнул, замахнулся. Казалось, что он собрался изо всей силы ударить меня по беззащитной голове.

"Бог мой, - воскликнул я - что я такого сделал, что Вы хотите меня убить?"

Он опустил оружие и спокойно сказал:

"Предположим, что я разбил Ваш череп, где тогда была бы Ваша хвалёная прочность?"

Я не отзывался, так как до сих пор ещё не справился с умственным потрясением.

"Смогли бы Вы в таком случае разломить карандаш? Смогли бы Вы сломать тростник? Смогли бы Вы даже сдуть пух с цветка чертополоха?"

"Нет".

"Стало бы Ваше тело невредимым?"

"Нет".

"Послушайте, - сказал он - у материи нет прочности, она подчиняется духу, а дух доминирует над всеми материальными предметами. В определённой форме энергия удерживает вместе частицы материи, а в другой форме энергия их ослабляет. Именно эта неощутимая сила придаёт веществам прочность, а не весомая часть материального мира. Раздробленный гранит всё ещё является гранитом, но он лишён жёсткости. Мёртвые создания всё ещё являются органическими структурами, но без прочности или движения. Дух, который проникает во всё материальное, придаёт ему форму и существование. Уберите с вашей земли её жизненный дух, энергию, что подчиняет материю - и Ваши, так называемые, алмазные скалы разрушились бы и рассыпались как пыль в пространственные пустоты. Ваш, так называемый, жёсткий глобус, скорлупа космической пыли, растворился бы и исчез, и как брызги лопнувшего пузыря, его громоздкая сторона исчезла бы в глубинах силы".

Я сидел не двигаясь.

"Послушайте, - повторил он, - Вы позорите Ваш собственный здравый смысл, когда ставите мёртвую материю выше духа материи. В своих непрекращающихся трансмиграциях атомы приходят и уходят, миры движутся, вселенные вращаются не потому, что они являются материальными телами, а потому, что в качестве точек материи в потоке силы они подчиняются духу, который в состоянии вычеркнуть солнце или растворить Землю так же легко, как рассоединить два атома. Материя есть иллюзия, а дух - реальность".

Я чувствовал, что он успокоил меня против моей воли, и хотя я не мог опровергнуть его утверждения, я решил изучить как следует на досуге эту тему.

"Как Вам будет угодно, - вошёл он в мои размышления - но поскольку Вы столь решительны, то Вам лучше читать книги, написанные теми, кто знает, о чём пишет, и кто не обязан теоретизировать над умозрительными заключениями в отношении внутриструктурного слоя Земли".

"Но где же я найду такие труды? Я не знаю ни одного".

"В таком случае, - сказал он - вероятно, было бы лучше прекратить сомневаться в словах того, кто достиг знания, чтобы написать такую книгу, и кто не намерен вводить Вас в заблуждение".

"Возникают ещё другие вопросы" - сказал я.

"Ну?"

"Я полагаю, что рассказ об опьяняющем напитке подземного гриба- фунгу выходит за грань действительности".

"В каком смысле?"

"Совершенная потеря самого себя, произошедшая немедленно, за один миг, после проглатывания сока плода фунгу так, что Вы не могли отличить вашего гида от фантома, внезапно появившегося, невероятна. Элемент времени есть движущийся фактор нервных впечатлений"*

(* Хорошо, что в этом месте была сделана сноска. Немногие читатели, вероятно, заметили, что глава 36 начиналась наркотической галлюцинацией. Дж. Ллойд)

"Вы изучили все возможные анестетики? " - спросил он.

"Конечно же нет".

"Или все возможные наркотики?"

"Нет".

"Сколько потребуется времени для чистой синильной кислоты, чтобы произвести физиологическое действие?"

"Не знаю".

Он проигнорировал мой ответ и продолжил:

"Поскольку существует относительная разница между временем, необходимым для эфира и хлороформа для создания нечувствительности, и действиями и последующими эффектами всех известных анестетиков, наркотиков, и алкогольных напитков, то я считаю, что Вы чересчур критичны. Некоторые нервные возбуждающие вещества, известные Вам, действуют медленно, другие быстро, почему же некоторые другие не могут действовать ещё более молниеносно? Если в Вашем утверждении Вы можете опираться хоть на какой-нибудь базис, то я с радостью выслушаю Ваши сомнения, но я не принимаю такие заявления, которые Вы высказали, и не буду утруждать себя спорами по обоим положениям".

Я снова становился раздражённым, ибо не был удовлетворён манерой, с которой он отстаивает свою часть спора, и естественно, как в случае проигравшей стороны, я приходил в ярость от моего непобедимого противника.

"Ладно, - сказал я - я критикую Вашу доверчивость. Пьяницы из пещеры были за гранью всего мыслимого. Я не могу себе представить такие ненормальные создания даже в фантазиях. Если бы я пережил Ваш опыт, то ни на миг не предположил, что такие фантастические формы могли бы оказаться чем-то больше, чем сон или следствием галлюцинации, хотя, вне всякого сомнения, Вы считали их настоящими".

"Определённо, Вы в неудобном положении от предметов, на которые сетуете, когда прибегаете к критике возможностей разума под воздействием более мощного опьяняющего напитка, чем те, что известны на земной поверхности - заметил он, - Тем не менее, я докажу Вам, что природа создаёт животные формы более фантастические, чем я видел, и даже эти формы не были преувеличены".

Не обращая внимания на его замечание, я перебил его речь, решив высказать свою:

"Кроме того, я сомневаюсь в существовании того грубого персонажа, которого Вы обрисовали в качестве своего спутника. Вы хотите заставить меня поверить, такое существо живёт вне всякого мыслетворчества?"

"Вы хорошо потрудились, - отозвался он - чтобы поочередно задать эти два вопроса, ибо позволяете мне сразу же на них ответить. Слушайте же: из всех животных обезьяна как будто по форме является более близкой человеку. Сиамский гиббон Азии, лысоголовый саки Южной Америки со своим отростком хвоста - они самые ближайшие. Из этих типов у нас получаются большие ответвления, как странник из Индии с усатым лицом, чёрная макака острова Селебес со своим волосяным хохолком и безволосым хвостовым отростком, паутиновая обезьяна без большого пальца из Южной Америки. Между этими видами, существующими среди обезьян, есть все оттенки радуги, в почти каждом мыслимом очертании конечностей и фигуры и в цвете их лиц и тел.

Некоторые белки прыгают, а затем плывут по воздуху. Муравьи вообще не имеют зубов, в то время как медведь гризли может своими коренными зубами сокрушить оружейную бочку.

Утконос Южной Австралии имеет тело крота, хвост енота, плоский клюв утки, плавник морского котика в сочетании с лапами крысы. Он, как и птицы, откладывает яйца, но кормит, как другие млекопитающие, своих детей грудью. У сумчатой крысы имеется хватательный хвост, как у некоторых обезьян, в добавление к живому мешку или карману, в котором самка носит своего крошечного малыша. Потомство вида древесной лягушки дышит через специальный орган своего хвоста. Детёныши большой южноамериканской жабы зарываются под кожу матери, а другой их вид с Чили при рождении заползает в глотку лягушки-отца, и под низом челюсти у отверстия фальшивой мембраны, покрывающей всё брюшко, и находится там в безопасности. Три разновидности лягушек и жаб вообще не имеют языка, в то время как у всех остальных язык прикреплён верхней частью к концу рта и свободен за его пределами. Ординарная лягушка-бык имеет бросающиеся в глаза большие лапы, а её родственница, так же, как и остальные, имеет голову, напоминающую лягушачью, но ни хвост, ни лапы не напоминают лягушку, а тело растягивается, как будто это червяк. Длинные худые пальцы летучей мыши соединены мембраной, которая способствует тому, что она летает, как птица, хотя в противоположность этому пальцы крота, её близкого родственника, короткие и небольшие, но массивные по сравнению со своим скелетом. Первая летает по воздуху, а последний - роется (почти летает) сквозь землю. Большой муравьед имеет искривлённую голову, которая втянута в тонкую сопатку, он не имеет зубов, у него тонкий и длинный язык, большой пушистый хвост, а клешни, которые не дают этому созданию зарываться в землю или взбираться на деревья, восхитительно адаптированы для того, чтобы разрывать на кусочки муравьиные кучи. Его близкие родственники - броненосец и трёхпоясный шаровой броненосец - имеют круглые тела, покрытые костистыми пластинами, и короткий, роговой и кривой хвост. А другой его родственник - длиннохвостый ящер - имеет хвост, как у аллигатора, который вместе с телом покрыт роговыми, покрывающими друг друга чешуями.

У кита Гренландии огромная голова, занимающая более трети его длины, у него нет зубов, а глотка не намного больше, чем у рыбной присоски. Золотой крот имеет настолько симметричное тело, что если бы не рыло, то расположение его головы было бы трудно определить без близкого рассмотрения, а лапы его настолько коротки, что если бы не было мощных когтей, то их вообще нельзя было бы заметить. У единорога прямой скрученный бивень, а..."

"Постойте, постойте, - перебил я - Вы полагаете, что меня интересуют эти хорошо известные контрасты в структуре животных?"

"А разве Вы не подвергали сомнению возможность описания, которое я дал, уродливых пьяниц и формы моего подземного гида?" - резко ответил мой гость.

"Да, но я говорил о людях, а не о животных".

"Человек есть животное, а различие между всевозможными видами животных гораздо большее, чтобы это описать, чем между моим спутником и человеком земной поверхности. Кроме того, если бы Вы дали мне продолжить описание животной жизни под поверхностью земли, то я показал бы Вам, что у моего гида имеются их атрибуты. Из всех указанных созданий только у крота подземное происхождение. Он, подобно моему гиду, не имеет глаз".

"Продолжайте, - сказал я - мне бесполезно сопротивляться, хотя..."

"Хотя что?"

"И всё-таки у меня есть другие темы для обсуждения".

"Назовите".

"Мне не нравится способ, которым Вы постоянно критикуете науку, особенно в отношении ответственности того сумасшедшего анатома.^[2]

Мне кажется, это был маньяк, хоть и одарённый, но сумасшедший, и науке не повезло в том, что такой кошмар отяготил её".

"Верно, и, тем не менее, через труд таких, на первый взгляд кажущихся бессердечными, созданий наука сильно продвигается. Если бы не было исследователей, кто перешагивает за пределы установленных методов, и таким образом подвергает критике своих предшественников, то наука ослабла бы и дезинтегрировалась. К тому же, почему науку нельзя судить по правилам, которые она применяет к остальным?"

"Что Вы имеете ввиду?"

"Кто больше материалиста науки чувствует себя свободным критиковать религию?"

"Но человек религии не жесток".

"Разве Вы не читали историю? Разве Вы не содрогались от преступлений, совершённых от имени человеческих религий?"

"Да, но эти жестокости были совершены обманутыми людьми под маской церкви или фальшивой религии во времена тёмных эпох. Порицайте не религию, а людей, которые злоупотребляют ею".

"Да, - добавил он - Вы правы, это были фанатики, сумасшедшие существа. Даже их сообщества, неистово бешенные. Своими ошибками полоумные вожди могут затуманить умы людей, тем самым став вождями полоумных народов. Нет, не один научный энтузиаст, как я описал, пытающий несчастного ребёнка в одиночестве своего дома, а целые нации занимаются сжиганием, пытками, разрушением и грабежами. Но это не относится к нашему предмету. Я напоминаю, остерегайтесь науки человеческой биологии. Человек, который вступает на поле, не может предвидеть конца. Человек, изучающий науку жизни и записывающий свои эксперименты, не может знать о крайностях, к которым может прийти фанатичный последователь, несущий мысленный ток своего лидера. Я не преувеличил урок. Между прочим, нынешняя наука в действительности пытает, калечит и разрушает человечество. Действие разрушения перешло от варваров и религиозных фанатиков к следующим за ними ревнителям науки".

"Нет, послушайте же, нет".

"Кто создал паровую машину? Кто развивает улучшенные механизмы? Кто создаёт улучшенную артиллерию и взрывчатые вещества? Учёные".

Он заколебался.

"Продолжайте".

"Подсчитайте разрушенное и разграбленное за каждый год, добавьте сюда страдания и горе, которые получаются в результате взрывов, несчастных случаев, катастроф, которые происходят вследствие научных усовершенствований - и будет аналогия тёмным векам. Прибавьте к уже имеющемуся ужасное разрушение, которое происходит при войне среди научных народов - и будет видно, что научный энтузиаст настоящего времени занял место обманутого фанатика прошлого. Будем же справедливы. Поставьте на чашу весов добро, которое сделала религия, а на чашу весов науки то добро, которое сделала она, и Вы не ошибётесь - обе они оставляют за собой атмосферу, насыщенную страданиями, дорогу, убелённую костями человечества. Ни молодые ни старые не знали пощады и, насколько это касается страждущих, не имеет значения - замучен ли был человек от пыток инквизиции, или убит от шпаги предателя. Он содрогается в агонии от ожога паром или калечится от взрыва нитроглицерина".

Он снова заколебался.

"Продолжайте".

"Одной из серьёзных бед науки, которую почти избежала религия, является снабжение мысленной пищей фанатиков. И этого наука не может избежать".

"Поясните".

"Кто же даёт безбожнику в руки основание для того, чтобы нападать на сокровенные учения? Кто невольно подвергает пыткам животных и считает, что биологические эксперименты именем науки, проводимые перед культурными людьми, являются законными: такие, как анатомирование живых созданий?"

"Довольно, хватит, - закричал я, подумав о его сумасшедшем анатоме, и, закрыв лицо руками, сказал - Вы заставляете стынуть кровь в моих жилах".

"Да, - саркастически добавил он - сейчас Вы содрогаетесь и подвергаете критике моё истинное исследование, а завтра Вы забудете урок. И, возможно, на обеде будете наслаждаться блюдом из телятины - излюбленной едой матерей, являющейся ближайшей к плоти младенцев".

Затем его манера переменилась, и своим привычным мягким и приятным тоном он сказал:

"Поймите по-доброму то, что я сказал. Я хочу лишь побудить Вашу религиозную часть в Вас проявить больше милосердия к Вашему научному "Я" и наоборот. Наука и религия обе трудятся во имя добра человека, хотя люди им и преданы. Из-за человеческих ошибок они причиняют страдания, лишения и печали другим. Ни одна не может заменить другую, каждая обязана оказывать помощь и проявлять милосердие к недостаткам другим. Они не противники, а сотрудники на едином поле, обе должны выдерживать критику взаимных неприятелей и обе имеют причину опасаться зла фанатизма в своих собственных рядах больше, чем нападок оппонентов извне. Пусть же религиозный энтузиаст проявит заботу. Его пылающие искренние слова могут побудить полоумного отца убить невинную семью, и всё же не по вине религии совершается преступление. Пусть же ревностный учёный подумает, он собирает горючее, посредством которого неуравновешенные умы или извращённые характеры стремятся сжечь и разрушить надежды, которые служили устремлением души человечества. Нельзя обвинять чистую религию и истинную науку из-за поступков их ревностных последователей, хотя каждая должна разделять ответственность своих посредников".

"Не будем дальше обсуждать тему - сказал я, - Это не приемлемо".

Затем я продолжил:

"Мне совсем не ясна идея вечности без времени, хотя я и улавливаю несовершенную концепцию современных доводов. Вы хотите сказать, что, когда душа покидает тело, земная жизнь человека, в котором душа доминировала, выбрасывается из него, подобно щелчку плети, и что в точке между жизнью и смертью может быть сосредоточено последующее бытие смертного человека? "

"Я просто привожу слова моего гида, - ответил он - но Вы выразили об этом идею, насколько допускает Ваш человеческий язык. Такое понимание вечности более рационально для того, кто, подобно мне, прожил мгновение, которое покрывало - насколько это касается сознания - миллионы лет времени, чем попытка вместить концепцию вечности без начала и конца, основываясь на доводах об условиях, которые управляют материальными веществами, насколько они известны человеку. У Вас есть зародыш идеи, который может просто быть мыслью для размышлений, и на досуге Вы можете изучить проблему. Но я всё же предупреждаю Вас: не пытайтесь понять идею вечности, бросаясь в представление о времени, как его принимают люди, ибо само слово "время" - как оно определяется людьми - требует существования представления о термине вечности."

Затем, как это я часто делал раньше, к своей невыгоде я неосторожно дал ему возможность углубиться в данную тему. Я решил не задавать вопросов, касающихся ответов на мою критику, ибо, когда бы я так не поступил, результат был для меня катастрофическим. На этот раз я сказал с неохотой:

"Почему Вы говорите, что наш язык не допускает более чётких определений, чем те, которые Вы даёте?"

"Потому, что Ваше образование не позволяет Вам мыслить вне слов, Вы связаны словами".

"Вы изумляете меня, делая такое высокомерное заявление. Вы имеете в виду то, что я не могу мыслить без использования слов?"

"Да. Каждая мысль, которую Вы допускаете, ограничена. Вы самонадеянно пытаетесь отбросить вперёд мысленную линию, и всё-таки отступаете и окружаете её словами, которые Вам были вручены в прошлом, и, сражаясь, как можете, Вы не в состоянии освободиться от мёртвого бремени. Попробуйте произвести идею - и увидите, сможете ли убежать от Вашего учителя-слова".

"Продолжайте, я слушаю".

"Люди науки мыслят на научном языке. Люди поэзии мыслят на языке поэзии. Все образованные люди применяют слова при мышлении над своими предметами, слова, пришедшие к ним из прошлого, которые порабощают их разум. Именно поэтому новеллист не может создать фантазию менее реальную, чем действительность, учёные не могут начать с внешней стороны и выстроить теорию за пределами понятных феноменов. В каждом случае фундаментом мысли является слово, которое изначально несёт сознанию значение, пришедшее из прошлого. Каждое ветвление мысли является отпрыском слов, выражающих идеи и идеями управляющих. Да, создаёт идеи, даже доминируя над разумом. Люди говорят об идеях, когда они намерены их отнести к изображению в уме, но в действительности у них нет понятия вне словесных предложений, которые они вновь неосознанно формулируют. Определите правильно название идеи - и будет очевидно, что идея является предложением, а если предложение сделано из слов, которые уже созданы, то новой идеи быть не может, ибо каждое слово имеет фиксированное значение. Поэтому, когда люди думают, они лишь переоформляют слова, несущие с собой сети идей, и таким образом, они подчёркивают их некоторые установленные значения. Каким образом настолько ограниченные люди могут построить новую идею или научить новой науке?"

"Создаются же новые слова".

"Язык прогрессирует медленно, но ни одно новое слово само по себе не добавляется к языку, оно присоединено к мысленным целям, которые предшествуют. Чтобы создать слово, как правило, применяются корни, которые установлены в философии, так же, как они являются строительными материалами в архитектуре. Когда к языку притягивается новый звук, его намерение должно быть представлено словами уже известными, после чего он передаёт значение, извлечённое из прошлого, и становится частью уже сконструированных мысленных предложений, как это делается в разговорном языке. Поэтому язык развивался медленно и болезненно, и всё ещё расширяется, но пока что новые впечатления могут быть почувствованы образованным человеком, сформулированное чувство нераздельно от хорошо известных выживших слов".

"Некоторые люди немые".

"Да, и всё же они облекают умственные впечатления по-своему в невысказанные слова, в противном случае они были бы ненамного развитее животных. Поместите необразованного человека в помещение со сложным инструментом, и хотя он может понимать его назначение, он не сможет к этому пониманию прийти до тех пор, пока не оформит чувство-впечатление в то, что для него представляется последовательностью ментальных слов".

"Но он может думать об этом".

"Нет. До тех пор, пока он не выстроит по-своему в слова-значения предыдущие впечатления, он вообще не сможет мыслить. Слова, высказанные или невысказанные, лежат за всеми идеями. Если Вы считаете, что я ошибаюсь, попытайтесь думать о любом предмете вне слов".

Я сел на некоторое время и попробовал мысленно выполнить эту задачу и покачал головой.

"Тогда, - сказал старик - как я могу использовать слова с установившимися значениями, чтобы донести до Ваших ощущений совершенно новую идею? Если я буду использовать новые звуки, произнеся их вместе, то они для Вас не будут словами и значения выражать не будут. Если же я буду применять знакомые слова, то они дойдут как вперёд, так и назад. Поэтому можно наставить Вас посредством трудоёмкого периода рассуждений, касающихся проявлений, которые связаны с феноменами, уже понятыми Вами, ибо Ваш словесный язык может высунуться, так сказать, из родительского стебелька, и, таким образом, будет в состоянии следовать расходящимся ветвям. В случае явления, существующего пока только на других планах, или отделённого от любого известного материального явления или от известной силы, каковым может быть истинное понимание, окутывающее вечность слова там, где нет ни соединяющих материалов, ни сил, ни слов для объединения внешнего с внутренним, известного с неизвестным? Как я могу сказать Вам больше, чем уже сказал? Вы ограничены словами".

"Несмотря на это, я всё ещё верю, что могу мыслить вне слов".

"Ну, вероятно, после того, как Вас снова и снова постигнут неудачи в Ваших попытках достичь этого, Вы оцените, что истина есть истина, уничтожающая, как это может случиться для признания действительности".

"Австралийские аборигены едва ли имеют язык слов" - заявил я, с неохотой оставляя свои доводы.

"Если пожелаете, можете углубиться дальше, назад к примитивному человеку, человеку вообще без языка, с ограниченными представлениями, как у животных, и, всё-таки, в отношении цивилизованного человека Вы не укрепили свои доводы. Но я вижу, что Вы устали".

"Да, устал в попытках противостоять Вашим заявлениям. Вы неизменно ведёте меня в сферы предположений, а затем ставите в положение защищающегося тем, что просите меня доказать мои теории, либо с очевидной искренностью Вы выдвигаете неразумные гипотезы, и тогда, прежде чем я осознаю Ваше намерение, Вы принуждаете меня согласиться, потому что я не могу найти фактов опровергнуть Вас. Во всех случаях Вы очень искусно возлагаете на меня тяжесть доказательства, потому что при любых физических сравнениях, которые я не в состоянии привести, я должен доказывать фальшивость Ваших метафизических утверждений, либо посредством абстрактных рассуждений опровергать Ваши заявления, которые Вы называете фактами".

"Вы раздражительны и истощены, иначе Вы бы воспринимали то, что я в основном позволял Вам для выхода, и более чем однажды пытался разубедить Вас. Кроме того, разве я несколько раз в прошлом не приводил опытных доказательств, чтобы рассеять Ваше неверие? Разве я был невежливым?"

"Да, я с неохотой допускаю, да".

Затем я решился на то, чтобы имитировать его искусные методы, и поставить его в положение обороняющегося, как это часто он проделывал со мной. В конце концов, мне стал знаком процесс его отстаивания аргументов, ибо вместо того, чтобы непосредственно перейти к предмету, он неизменно шёл окольным путём к обсуждаемому вопросу. Прежде, чем достичь точки обсуждения, он стремился склонить меня на свою сторону или поставить в положение защищающегося. Поэтому с тайным намерением я начал:

"Я считаю, что трение является единственным способом производства тепла".

"Да".

"Мне говорили, что североамериканские индейцы производят огонь посредством трения двух кусочков сухого дерева".

"Верно".

"Я понял, что свет падающей звезды получается в результате нагревания от трения, создавая воспламенение частиц".

"Отчасти" - ответил он.

"Когда метеорный фрагмент космической пыли ударяется о воздух, то трение, возникающее от его скорости, раскаляет его до красноты, волнует его поверхность, или сжигает дотла даже самую поверхность свою".

"Да".

"Я видел шпиндель колеса, обожжённого от трения".

"Да".

"Я быстро протянул провод сквозь носовой платок, плотно сжав его руками, - и провод от этого значительно нагрелся".

"Да".

Я почувствовал, что поставил его на мою сторону, и приготовился к тому, чтобы заставить его опровергнуть возможность одного утверждения, которое он сделал в отношении своего путешествия.

"Вы говорили, что перемещались на лодке по подземному озеру".

"Да".

"Быстрое движение создаёт трение, верно?"

"И тепло?"

"Да".

"Почему же ваша лодка не нагрелась до красна? Ведь вы плыли со скоростью девятьсот миль в час" - воскликнул я возбуждённо.

"По двум причинам, - тихо сказал он - две естественные причины предотвратили такую катастрофу".

И снова, как прежде, он предупредил меня, сказав:

"Хоть Вам и не следует стремиться к сверхъестественным посредникам в расчёте на любой жизненный феномен, потому что всё, что есть, является естественным, Вы не должны также ошибаться при изучении различий, которые создают многочисленные условия, порождающие уже известные следствия. Оккультизм естественен, ведь если есть оккультное явление, то оно должно управляться посредством закона природы. Мистерия не будет таинственной, если поднять покров невежества, окутывающего исследователя. То, что Вы сказали, истинно в отношении тепла, которое получается от трения. Но, во-первых, притяжение гравитации было незначительное там, где лодка, о которой Вы упоминаете, находилась на воде.

Во-вторых, меняющаяся вода уносила тепло прочь так же быстро, как оно порождалось. Хотя верно, что артиллерийское ядро становится разогретым на своём пути по воздуху. Его поверхность холодная, когда оно сталкивается с массой воды, несмотря на то, что его большая скорость полностью преодолевается водой. Трение между водой и железом не нагревает железо, а наоборот. Вода, поверх быстроты реки, обладает практически температурой ниже быстрых движений, независимо от трения, которое происходит между этими точками. Допустим всё же, что тепло освободилось вследствие трения твёрдых материалов с водой, тем не менее отсюда ещё не следует, что это тепло заметно воздействует на твёрдое вещество. Вместе с лодкой каждая частица воды уносит тепло, каждая последующая порция воды принимает на себя тепло, освобождённое той частью, которая ей предшествовала. Таким образом, большая масса воды, по которой шла наша лодка, подчиняясь обычному закону, становилась слегка нагретой, но её воздействие на лодку было неощутимым. Ваше сравнение движения метеора с движением нашей лодки было неудачным. Мы двигались быстро, это правда, по сравнению с движением судов, известных Вам. Нельзя провести сравнение между скоростью лодки и скоростью метеора. Хотя мы и передвигались со скоростью многих миль в минуту, метеор движется во много раз быстрее, вероятно, много миль в секунду. И потом, Вы должны помнить, что сила гравитации была настолько незначительной в нашем положении, что..."

"Хватит, - перебил я - пропустим этот вопрос. Мне кажется, что Вы вытягиваете знание из науки, чтобы поддержать свои доводы, какими бы иррациональными они ни были, а потом Вы насмехаетесь над этим же самым методом аргументирования, когда я к нему прибегаю".

Он ответил на мою капризную жалобу с высочайшим уважением, обратив моё внимание на то, что мой собственныйвынужденный аргумент привёл к ответу, и что он просто отзывался на мои нападки. Он сказал:

"Если я ошибаюсь в моей философии, основанной на вашей научной мысли, то я прав в своих фактах, и научная мысль в таком случае ошибочна, ибо факты перевешивают теорию. Я прошу Вас лишь оказать мне внимание, чего и заслуживают мои доводы. Я искренен и намерен служить Вашим интересам. Если Ваше исследование должно впоследствии привести к убеждению, что я заблуждаюсь, то в нашей последней беседе Вы сможете рассчитывать на моё большое внимание. Прошу Вас, будьте же более милосердны".

Затем он добавил:

"Хотите ли Вы обсуждать любой другой предмет?"

"Да, - ответил я, и во мне снова поднялась воинственность - да. Одна из поистине поучительных особенностей Вашего повествования состоит в том разумном спутнике".

Я сделал ударение на слове "спутник" и скривил губы с сарказмом:

"Продолжайте же".

"Он действительно был удивительным существом, созданием без глаз. И, тем не менее, он владел зрением и способностью восприятия за пределами возможностей смертного человека. Создание, которое было заперто в земле, и всё же знающее земную поверхность лучше философа. Пещерный монстр, и всё же он обладал разумом мудреца. Он был научным экспертом, натуралистом, метафизическим собеседником, критиком религии и пророком. Он мог видеть в абсолютной темноте так же хорошо, как и при дневном свете, он мог вести лодку без компаса по бесследному морю и был в состоянии исполнять подвиги, которые посрамили бы Гулливера и барона Мюнхгаузена".

В совершенном спокойствии мой пожилой гость слушал мои циничные, почти оскорбительные тирады. Он не пытался пресечь мои опрометчивые высказывания, а когда я закончил, он ответил на изысканном языке учёного господина:

"Вы правильно говорите, строите слова надлежащим образом, так же как и правильно понимаете".

Затем он в задумчивости продолжил, как бы говоря с самим собой:

"Я был бы виноват и заслуживал порицание, если бы позволил бросить сомнения на такой ясный предмет или дискредитировать столь великодушного человека".

Повернувшись ко мне, он продолжил:

"Конечно же, я не намеревался ввести Вас в заблуждение или быть неправильно понятым, и мне приятно найти Вас столь искренним учёным".

Затем в своей мягкой и приятной манере он начал свой подробный ответ, наполняя маслом воды моей беспокойной души. Его приятный мелодичный голос был так противоположен моему необдуманному разглагольствованию. Он начал со своего выразительного и часто повторяемого слова "слушайте":

"Слушайте. Вы правы, для смертных мой спутник был удивительным существом. У него не было глаз, но как я сказал Вам раньше, а сейчас клянусь этим фактом, он, безусловно, не был незрячим. Вы не забыли, как давно я рассматривал феноменальный инстинкт подробным образом. Он предсказывал будущее посредством знания прошлого - в этом нет ничего удивительного. Разве гражданский инженер не может продолжить линию за пределы и предсказать, в какое место проекция этой линии упрётся? Разве он также не может высчитать следствие искривления, которое будет у этой линии? Почему бы существу, знакомому с линиями и кривыми путешествия человечества за прошедшие века, не быть в состоянии указать на пути, которые люди будут проходить в будущем? Конечно, он мог вести лодку по тому, что для меня было бездорожной ширью воды, но Вы ошибаетесь, утверждая, что я говорил, будто у него не было гида, даже если и не было компаса. Многие детали, относящиеся к этому путешествию, Вам не были объяснены. В действительности, я ознакомил Вас лишь с малой частью того, что испытал. Недалеко от поверхности земли мы проходили через каверны, заполненные ползающими рептилиями, а проходя через другие, мы были окружены летающими созданиями - ни птицами, ни зверями.

Мы шли через проходы жидкой грязи и лабиринты явно нескончаемых внутриземных структур. Развлекаться такими особенностями моего путешествия было бы непрактично. Время от времени я испытывал звуки такой мелодии, которую никогда раньше не слышал, как будто ангельские хоры пели мне в душу и внутри неё. Из пустого пространства вокруг меня, из ущелий за мной и подо мной, из глубин моего внутреннего духа исходили эти звуки в ясных и отчётливых тонах, но всё же неописуемых. Фантазировал ли я или это было реальностью? Не посмею сказать. Прекрасные цветы и структуры, великолепные насекомые, необъяснимые, они были вокруг меня.

Формы и фигуры, которые я не в состоянии даже рискнуть описать словами, то и дело кружившие, сопровождавшие и проходившие мимо меня. Картинные замыслы земных художников не дадут уму представления о формах, настолько странных и необычных, какими были эти сложные существа. Успокаивающим, вне всякого описания, было испытать неописуемые мелодии поэзии движения, звучащие в передвижениях прекрасных созданий, ещё не упомянутых мной. Не менее утешительным было переживание душевного облегчения, перенесённого посредством окружавших меня звуков, ибо музыканты не знают нот, столь сладостных и очаровательных.

В боковых кавернах, к которым я был подведён, были такие комбинации звуков и сцен, в которых плавали мелодии и летающие фигуры переплетались и перемещались настолько близко, что чувства зрения и слуха сливались в одно чувство - новое, необычное, странное и невыразимое. Как аромат является комбинацией запаха и вкуса, и не является ни запахом, ни вкусом, так и эти сцены и звуки в сочетании не были ни звуками, ни сценами, но сложным ощущением, новым, изысканным. Иногда я упрашивал разрешить остановиться и остаться жить среди тех божественных очарований, но мой спутник тащил меня вперёд своей такой же крепкой рукой, как и тогда, когда он помогал мне пройти через каверны грязи, тины и пресмыкающихся рептилий.

Однако вернёмся к теме. Что касается того, что мой спутник был пещерным монстром, то я не помню, чтобы называл его существом пещерного типа, а если я это забыл, то сожалею, что у меня короткая память. Говорил ли я, что он всегда был пещерным существом? Утверждал ли я, что он никогда не жил среди смертных верхней земли? Если так, то выходит, что я не помню нашей беседы по данному вопросу? Он, безусловно, был мудрецом знания, как Вы это осознали из моих слабых попыток объяснить природу феномена, который для Вас был неизвестен, и всё же Вы через меня постигли многое, главным образом, посредством его наставления. Как Вы заявляете, он был метафизиком, и Вы совершенно правы. Он был искренним, честным собеседником и учителем, совестливым исследователем. Ни единым словом он не дал мне почувствовать, что не уважает все религии, и не преклоняется перед Создателем Вселенной, наук и религий. Его манера держать себя была тактичной, его методы безошибочны, его любовь к природе глубока, его терпение неистощимо, его искренность неоспорима. Да, - сказал старик - Вы правы в своём восхищении этим любвеобильным персонажем. Когда Вам придётся встретить это существо, поскольку Вам уготована судьба, также когда-то уйти с поверхности Земли и оставить лишь Ваше имя в связи с этой историей, я сейчас знаю это, - Вы тогда, безусловно, ощутите ещё большую любовь и более глубокое уважение к тому, кто столь одарён и бескорыстен".

"Старик, - крикнул я - Вы издеваетесь надо мной. Я сказал ради шутки, а Вы отвечаете буквально. Знайте, что у меня нет доверия к Вашим матросским сказкам, к истории Вашего Марко Поло".

"А! Так Вы дискредитируете Марко Поло! И почему же Вы сомневаетесь?"

"Потому что я никогда не видел такие явления и не был свидетелем таким случаев. Чтобы поверить, я должен увидеть".

"Значит, Вы верите только в то, что видите?" - вопрошал он.

"Да".

"Тогда ответьте немедленно, - приказал он, и, как под действием магии, его манера говорить сменилась на манеру учителя - Вы когда-нибудь видели Гренландию?"

"Нет".

"Исландию?"

"Нет".

"Гейзер?"

"Нет".

"Кита?"

"Францию?"

"Нет".

"Англию?"

"Нет".

"Моржа?"

"Нет".

"В таком случае, Вы не верите, что эти условия, страны, животные существуют?"

"Конечно же, они существуют".

"Почему?"

"Другие же их видели".

"А, - сказал он - в этом случае Вы желаете видоизменить Ваше утверждение: Вы верите только в то, что видели другие?"

"За исключением одного человека" - упорствовал я.

Вскоре он продолжил, как бы не заметив моего личного намёка:

"Вы когда-нибудь видели своё сердце?"

Я заколебался.

"Отвечайте" - скомандовал он.

"Нет".

"А желудок?"

"Нет".

"А желудок любого из Ваших друзей Вы видели?"

"Нет".

"Затылок Вашей головы?"

Я становился раздражённым и не отвечал.

"Ответьте" - снова приказал он.

"Я видел его отражение на стекле".

"А я говорю, нет, - ответил он - Вы не видели".

"Вы нахальны" - возразил я.

"Вообще нет, - ответил он с чувством юмора - как же легко совершить ошибку. Смею сказать, что Вы вообще никогда не видели отражение затылка Вашей головы".

"Ваша самонадеянность меня поражает".

"Я оставляю её Вам".

Он взял стакан со стола и стал держать его позади моей головы.

"А теперь Вы видите отражение?"

"Нет, стакан ведь позади меня".

"О да, и поэтому это затылок Вашей головы".

"Послушайте, - сказал я, указывая на большое зеркало за письменным столом - смотрите, там видно отражение моего затылка".

"Нет, это отражение отражения в моём стакане".

"Вы дурачитесь со мной, придираетесь!"

"Ну, - сказал он, игнорируя моё замечание - чему же Вы верите?"

"Я верю в то, что видели другие, и в то, что видел я".

"Исключая меня, в отношении того, что видели другие" - иронически сказал он.

"Возможно" - ответил я, немного смягчившись.

"Кто-нибудь из Ваших знакомых видел середину Африки?"

"Нет".

"А центр Земли?"

"Нет".

"Обратную сторону Луны?"

"Нет".

"Душу человека?"

"Нет".

"Тепло, свет, электричество?"

"Нет".

"В таком случае Вы не верите в то, что у Африки есть середина, что есть центр Земли, противоположная сторона Луны, душа человека, существование силы".

"Вы искажаете то, что я имею ввиду".

"Ну, я же задаю вопросы в соответствии с Вашими предположениями, а Вы защищаетесь. У Вас теперь осталась только одна точка. Верите Вы только в то, что Вы можете сделать?"

"Да".

"В таком случае, я оставляю это случай для одного заявления, а Вы можете быть судьёй".

"Согласен".

"Вы не можете делать то, что в Цинцинатти выполнит любой ребёнок. Я утверждаю, что любой другой мужчина, женщина в городе может сделать больше Вас. Ни один калека не является таким беспомощным, ни один инвалид не является столь слабым в отношении того, чтобы быть выше Вас".

"Вы оскорбляете меня" - снова резко возразил я, почти со злобой.

"Вы серьезно оспариваете это утверждение?"

"Да".

"Ну, тогда позвольте мне увидеть, как Вы целуете Ваше плечо".

Я невольно покрутил свой рукав, чтобы приблизить своё плечо ко рту. Потом, когда я полностью уловил значение его слов, меня охватило чувство бессмысленности моего страстного спора, и я громко рассмеялся. Это была перемена мысли с надменной на смешную. Седовласый гость в свою очередь улыбнулся и по-доброму сказал:

"Мне приятно, в конце концов, видеть Вас в хорошем расположении духа. Завтра вечером я вернусь и возобновлю чтение манускрипта. Тем временем сделайте физические упражнения, хорошо поешьте и будьте более весёлым".

Он поднялся, поклонился и вышел.

Cтарик продолжает чтение своего манускрипта

Глава 44

Бездонная пропасть. Край земной оболочки

Точно в восемь часов следующего вечера старик вошёл в мою комнату. Он не напоминал о случившимся прошлым вечером, и из-за такого чуткого отношения я почувствовал себя признательным, поскольку моё участие в этих эпизодах было незавидным. Он положил на стол свою шляпу, и в своей привычной спокойной и раскованной манере приступил к чтению следующего:

"... После этого мы путешествовали длительное время в тишине, теперь уже среди статных каменных колонн, а потом - через большие отверстия в утёсе или среди гигантских формаций, которые часто простирались, подобно усыпавшим равнину городам и посёлкам, чтобы исчезнуть вдалеке. Затем местность изменилась, и мы прошли по удивительным аллеям, окаймлённым твёрдыми стенами, расширявшимися до божественных каверн безграничных размеров, откуда мы обнаружили, что проползаем через узкие расщелины и тянущиеся нитью извилистые проходы, едва вмещавшие наши тела. В течение значительного промежутка времени я не замечал присутствия воды. Как только мы прошли из грота в храм, воздвигнутый без вмешательства рук, мне показалось, что я не смог заметить свидетельств водяной эрозии на каменной поверхности, по которой мы пробирались, прежде чем достигли озера. В ответ на мысленный вопрос мой гид объяснил, что мы находились ниже линии воды. Он сказал, что жидкости были вытеснены ближе к поверхности из места, не замеченного мною, но которое мы прошли давно. Я не испытывал ни голод, ни жажду ни в малейшей степени - обстоятельство, как заверил мой спутник, совершенно естественное ввиду того, что не было ни расхода тканей, ни потребления тепла в моём организме.

Наконец, далеко впереди я стал наблюдать наклонную поверхность света веерообразной формы, стоявшую на пути как барьер. За её пределами не появлялась ни земля, ни земная поверхность. Мы приблизились, и отчётливость её очертаний исчезла, а когда мы подошли ещё ближе, я увидел, что она уходила в пространство над нами, в котором появилась расщелина или разлом в земле, и поверхность света протянулась через наш путь и была явно безгранична и бездонна.

"Это другая галлюцинация?" - осведомился я.

"Нет, это действительность. Давайте подойдём к краю".

Мы неторопливо шли по дороге, так как я колебался и медлил. Я уже стал всерьёз не доверять своим собственным ощущениям, а мой спутник на ходу был даже вынужден шаг за шагом показывать осуществимость пути, прежде чем я смог заставить себя следовать за ним. Наконец, мы подошли близко к краю пропасти, и хотя он уверенно стоял прямо на краю, я дрожа от страха упал перед ним на колени, и мы вместе стояли лицом к лицу с волшебной, но страшной пустотой, простиравшейся вниз и вверх от нас в обширность пространства. Я всматривался в очаг света, в ту неописуемую бездну сверкания, но тщетно пытался увидеть противоположную стену. Её не было. Так далеко, как мог достигать глаз, пустота, озарённая пустота приветствовала моё видение. Свет, исходивший из этой пустоты, не был ослепляющим, но обладал такой красотой, что ни одним словом невозможно было описать. Я оглянулся назад и обнаружил, что мы стояли на краю отлогого выступа камня, который под низом быстро уменьшался и, казалось, что мы находились на верхней стороне клинообразного края. Я напряг своё зрение, чтобы уловить проблеск дна этой пропасти, и хотя я осознавал, что мои глаза просматривали многие мили пространства, не было следов земного материала, отличного от того на краю, где мы стояли.

Казалось, что граница зрения очерчивалась серебряным смешением света с другим светом, одиноким светом, только одним светом. Вокруг мёртвая тишина, и новый свет передо мной, порождавший странное ощущение, необъяснимое, захватывающее. Словно пятнышко пыли на краю необъятности, я прильнул к каменному утёсу, взирая на глубины той неизмеримой пустоты.

Глава 45

Биение моего сердца утихло, и всё же я жив

"Сейчас моим долгом становится информировать Вас, что это одна из стадий в нашем путешествии, которую можно пройти, только приложив самую большую силу воли. Из-за нашего прошлого окружения на поверхности земли и Вашего так называемого врождённого инстинктивного образования Вы, естественно, предполагаете, что мы сейчас находимся на краю непроходимого ущелья. Эта сфера материального вакуума распространяется вниз от нас на глубину - я уверен, Вы будете изумлены, когда узнаете - свыше шести тысяч миль. Сейчас мы можем смотреть прямо в земную полость, и этот текущий свет есть отражённая чистота пространства внизу. Противоположная сторона этого ущелья, находящаяся вне видимости по причине её расстояния, обрывиста и сравнительно твёрдая, но горизонтально проходящая напротив того места, где мы стоим, простирается вверх к материи, которая формирует поверхность Земли. Во время нашего похода мы лавировали по наклонному, извилистому естественному проходу, расходящемуся от места, в которое Вы вошли в пещере в Кентукки, по диагонали вниз по оболочке земного шара, заканчиваясь в этом обрывистом ущелье. Хочу напомнить Вам, что до последнего времени Ваше путешествие было с Вашего согласия и по Вашей воле. В течение каждого периода нерешительности - а Вы ничего не могли с этим поделать, кроме как сомневаться время от времени - Вы свободно могли вернуться снова на земную поверхность, но каждый раз Вы мудро решали следовать Вашим курсом. Вы и сейчас можете вернуться, если Ваша смелость недостаточна для преодоления Вашего страха, но это последняя возможность, которую Вы можете рассматривать, находясь в моём сопровождении".

"Как же другие преодолевают инстинктивный страх, на который Вы ссылаетесь?"

"Да, всего лишь обычный ужас смерти или невыносимой неопределённости вынуждает путешественника в отчаянии сдаться до достижения этого места, и возможность всей жизни утеряна. Да, возможность, которая выпадает на долю только одного из миллионов, немногих из нашего Братства".

"В таком случае я могу вернуться назад, если так решу?"

"Конечно".

"Не сообщите ли Вы мне о природе препятствия, которое я должен преодолеть, и о котором Вы туманно упоминаете? "

"Мы должны спуститься в это ущелье".

"Вы это серьезно?"

"А что?"

"Разве Вы не видите, что камень быстро уходит вниз, что мы стоим на краю выступа, нависшего над бездонным пространством?"

"Я это понимаю".

"Здесь же нет лестницы, кроме того, меня смущает глупое замечание, когда я подумал о лестнице длиной в шесть тысяч миль".

"Продолжайте". Он никак не отреагировал на моё замешательство.

"Здесь же практически нет дна, - заявил я - если верить Вашим словам. Вы же сами мне так сказали".

"Что я и подтверждаю вновь".

"Мастерство непрактично, невозможно, и лишь сумасшедший подумал бы о том, чтобы попытаться спуститься в такую глубину пространства".

Затем мне в голову пришла идея: вероятно, где-то существует дорога в какой-нибудь другой точке земной расщелины, по которой мы могли бы достичь нижней стороны каменного шельфа, и я намекнул об этом своему гиду.

"Нет, мы должны спуститься с этой точки, ибо только здесь под низом вход в полость".

Мы отошли от края, и я стал размышлять в тишине. Затем я снова подполз к краю пропасти и лёг прямо на живот, склонил голову над бездной и стал всматриваться в сияющую пустоту. На значительном расстоянии было отчётливо видно структуру материала, а далеко-далеко внизу исчезало любое подобие материального, как исчезает корабельный корпус в глубокой и чистой воде. По мере того, как я поглядывал на ущелье, становилось очевидно, что как доска, плавающая по воде, ограничивалась водой, так эта скала действительно закончилась. Я повернулся к моему спутнику и спросил его.

"Камень здесь, в этой ситуации, такой, как пробка, - ответил он - он почти лишён веса, Ваша догадка верна. Мы стоим на отлогом выступе утёса земной материи, которая в этом месте наклоняется снизу вверх, как нос лодки. Мы достигли дна плёнки пространственной пыли на пузыре энергии, формирующей скелет Земли".

Я схватился за край утёса обеими руками.

"Не пугайтесь. Разве я не говорил Вам, что если Вы пожелаете, то можете вернуться. Теперь выслушайте меня. Не так давно Вы пытались убедить меня в том, что мы не можем спуститься с этого обрыва, и Вы знаете, что Ваши доводы не имеют под собой основания. Вы остановились в своём знании земных материалов, поскольку когда-то изучали их и в то же время осознавали, что обманывались, ведь Вы знаете, что настоящие условия не такие, которые существуют на поверхности. Окружавшее влияло на Вас, потому что оно совершенно отличается от условий, руководящих жизнями людей на земной поверхности. Вы почти не имеете веса. Вы почти прекратили дышать с тех пор, как открыли это, и вскоре, как я надеюсь, согласитесь полностью приостановить резкие и ослабляющие движения. Ваше сердце едва пульсирует, а если в этом походе Вы и дальше последуете за мной, то оно вскоре прекратит биться".

Я вскочил и повернулся, чтобы улететь, но он схватил меня и стал твёрдо удерживать своей рукой.

"Вы хотите меня убить? Вы думаете, что я безропотно соглашусь с тем, что Вы будете хладнокровно сообщать мне о своём антигуманном намерении и злорадствовать над тем, что скоро сердце моё будет как камень, а я сам стану трупом?"

Он пытался перебить меня, но я с яростью продолжал:

"Я уйду на поверхность Земли, к солнечному свету и человечеству. Я удалюсь, пока у меня есть здоровье и сила, и хотя я с явным согласием сопровождал Вас до этого места, я понимаю, что всегда имел средство от насилия надо мной".

Я вытащил из кармана железный прут.

"Видите, я его тайно спрятал, когда был на открытом воздухе на поверхности земли, при небесном сиянии Солнца, опасаясь, что могу попасть в руки людей, с которыми должен буду сражаться. Назад, назад" - закричал я.

Он освободил меня и сложил руки на груди, и стал спокойно стоять передо мной прямо между проходом и бездной, к которой я стоял спиной, пока был на краю. Одним толчком он мог сбросить меня в бездонную пропасть, и, осознав это, я почувствовал, что сейчас борьба не на жизнь, а на смерть. Каждый мой мускул напрягся изо всех сил, моя душа воспылала, ум свирепствовал. Я занёс железный прут, чтобы ударить по голове это явно беззащитное существо, но он не двигался, и, как только я сделал движение, он тихо заметил:

"Вы помните историю Хирама Абифа?"

Рука, сжимающая оружие, опустилась, как будто её охватил паралич, и поток воспоминаний о моём потерянном доме нахлынул на меня. Я поднял руку на брата, единственное близкое мне существо, которое могло мне помочь, или посодействовать мне спуститься и подняться. Как бы я, беспомощный, мог пересечь то зеркальное озеро, пройти через уродливые леса грибов и лабиринт хрустального грота солевых отложений? Как бы я смог найти дорогу в полнейшей темноте, существующей в сырых, мокрых и протекающих кавернах, которые я вновь должен пройти, прежде чем смог бы надеяться достичь поверхности земли?

"Простите меня, мой друг, мой брат, я одичал, стал сумасшедшим и глупым".

Он не ответил, а показал на пространство за моим плечом. Я с удивлением увидел в указанном направлении плывущий на огромном расстоянии корабль под всеми парусами, одетый в лёд и снег. Он направлялся от нас по диагонали и двигался быстро через поле видимости. Было отчётливо видно каждый рангоут и парус, а на корме в такелажном отсеке я увидел матросов, облачённых в зимние одежды и выполняющих свои обязанности. Пока я смотрел в восторге, судно исчезло вдалеке.

"Судно-призрак" - пробормотал я.

"Нет, - ответил он - это абстракция судна, плывущего в океане над нами. У каждого предмета на Земле есть его отпечаток в другом месте. В так называемой пустоте существует очевидный отпечаток материи, а на невидимых страницах записываются все события. Поскольку судно плыло по океану над нами, то оно возбудило течение энергии и оставило свой отпечаток в виде очертания на определённой зоне внизу, находящейся параллельно той, на которой у нас есть возможность находиться.

"Я не могу понять" - пробормотал я.

"Не можете, - ответил он. - Вам это представляется чудесным, как и для всех людей - необъяснимые явления сверхъестественного. Всё, что есть - естественное. Не было ли сказано в сокровенных писаниях, что каждое движение людей записывается в Книге Жизни, и не сомневаются ли они часто из-за того, что не в состоянии вместить данную проблему? Разве величайший учёный не может быть самым подходящим скептиком?"

"Может" - ответил я.

"Вы только что видели, - сказал он - запись действия на Земле, а в подробностях оно где-то ещё отпечатывается на Книге Вечности. Если бы Вам пришлось вернуться на земную поверхность, то заявив эти факты, Вы не смогли бы убедить людей на том самом судне в своём психическом здоровье. Вы не смогли бы заставить их поверить, что в сотнях миль под низом их корабль и экипаж оставили своё факсимиле, не так ли?"

"Так".

"Если бы Вы вернулись на Землю, то не смогли бы убедить людей в том, что существовали без дыхания и с мёртвым сердцем внутри. Что бы получилось из того, если бы Вам пришлось попытаться убедить человечество в том, что Вы узнали в этом путешествии?"

"Меня, вероятно, посчитали бы умственно неуравновешенным. Я и раньше это допускал".

"В таком случае, не было бы лучше, - продолжал он - следовать со мной по своей свободной воле в неизвестное будущее, которого Вам нужно бояться меньше, чем возвращение к насмехающимся множествам людей, среди бурь верхней Земли? Вы же знаете, что я ни разу Вас не обманул. До сего момента я лишь открыл перед Вами часть одной редкой страницы из бескрайней книги Природы. Вы узнали радости, которые лишь немногие во плоти пригубили, а сейчас я Вам обещаю дальнейший кладезь знания, которое превышает всякое воображение, если Вы пожелаете продолжить наше путешествие".

"А что, если я решу вернуться?"

"Я вернусь вместе с Вами и освобожу Вас на поверхности Земли, как делал это с другими, ибо немногие имели смелость, достаточную для того, чтобы пройти это место".

"Вы связываете меня клятвой тайны?"

"Нет, - ответил он - ведь если Вы будете рассказывать другим об этих событиях, то люди будут считать Вас сумасшедшим. И чем яснее Вы будете пытаться объяснять факты, которым были свидетелем, тем меньше Вас будут слушать. Такая же участь постигла других".

"В самом деле, мне лучше идти с Вами, - сказал я задумчиво - мой ум осознал это, мой курс ясен. Я готов".

Проворным движением, быстро, - к моему полнейшему удивлению - этот странный человек, или существо рядом со мной, схватил меня так сильно, что я не смог бы высвободиться, если бы попытался. Его руки обвились вокруг моего тела. Затем, продолжая движение, он целиком поднял с камня моё тело, и прежде чем я осознал его намерение, спрыгнул в бездну с края утёса, неся меня в её глубины.

Глава 46

Внутренний круг или конец гравитации. В бездонной пропасти

Я вспоминаю ощущение кружения и невольную попытку самосохранения, при которой я дико протягивал свои руки с тщетным стремлением схватиться хоть за какую-нибудь форму твёрдого тела. Естественно, движение заканчивалось тем, что я сильно сжимал моего спутника в руках, и, уцепившись друг за друга, мы продолжали нестись вниз в пустоту на семь тысяч миль. Я инстинктивно бормотал молитву и ждал последующего приближения, которое, как я верил, будет быстрым свидетелем прекращения моей несчастливой жизни, концом моего материального существования. Но мгновения (если вообще время можно разделить так, что никакое солнце не делает деления) росли без телесного шока, или какой бы то ни было физической боли. Я оставался в сознании.

"Откройте глаза, - сказал мой гид - у Вас нет причины для страха".

С удивлением и ошеломлением я согласился.

"Этого необычного переживания достаточно для того, чтобы лишить Вас мужества, но бояться Вам не нужно, ибо нет физической опасности, и Вы можете ослабить свой захват".

Я послушался его с осторожностью и медленно ослабил захват, потом оглянулся вокруг, чтобы обнаружить, что мы находимся в море света, и только один свет был виден - та его форма, о которой я раньше говорил, как о сущности без источника излучения. Но в одном направлении виднелось зависшее большое серое облако, темное и мрачное в центре, откуда исходила тень круга, чтобы полностью исчезнуть под углом около сорока пяти градусов.

"Это выступ земли, с которого мы прыгнули, - сказал мой спутник - скоро он исчезнет".

Где бы я ни наблюдал это излучающееся испарение, это мирное и сияющее облачение - всюду появлялся насыщенный мягкий и прекрасный белый свет. В моей телесной форме я обнаружил всё ещё мощь телесного движения, как и прежде послушного воле. Я свободно мог двигать конечностями, и мой рассудок казался невредимым. В конце концов, на меня произвела впечатление идея, что я, должно быть, нахожусь в состоянии совершенного покоя. Но если это так, то какова же могла быть природа субстанции или материи, на которой с таким наслаждением я покоился? Нет, это не может быть действительностью. Затем я подумал, что меня мгновенно убили безболезненным ударом, и дух мой находился на небесах. Но мое тело и грубые оборванные одеяния были ощутимыми реальностями. Чувство зрения, слуха, осязания были, вне всякого сомнения, в норме, и осознание этого оттолкнуло меня от первого предположения.

"Где же мы сейчас?"

"Движемся к центральному пространству Земли".

"Я так понимаю, что ветер окружает нас и он не неприятен, но и в ином случае я не испытывал никаких необычных ощущений, и ничего другого, кроме того, что пребываю в покое, я осознавать не могу".

"Ощущение наподобие порывистого ветра есть следствие нашего быстрого движения и трения между нашими телами и неподвижной разрежённой атмосферой, которая как раз здесь и существует, но эта атмосфера по плотности становится всё меньшей и меньшей, пока внизу на коротком расстоянии не исчезнет совсем. Скоро мы будем находиться в совершенном покое, хотя и двигаясь быстро, и, по всей видимости, будем в абсолютном покое".

Возможно, по естественной причине, мой ум попытался - как это он часто проделывал - выдвинуть возражения на его заявления. Впервые мне показалось, что я не испытывал такого необычного ощущения погружения, которое (я помню) чувствуется на земле при движении человека вниз, когда он падает с большой высоты или при быстро раскачивающемся движении. Я спросил его по поводу отсутствия такого явления.

"Объяснение простое, - сказал он - на поверхности земли резкое движение вверх и вниз нарушает равновесие органов дыхания и сердца и вмешивается в циркуляцию крови. Это порождает изменение кровяного давления в мозгу и ощущение утопания в груди или головокружение человека, быстро двигающегося. Либо может случиться потеря сознания и полная остановка дыхания - следствия, которые иногда сопровождают быстрые движения, как у человека, падающего со значительной высоты. Здесь обстоятельства совершенно иные. Сердце спокойно, лёгкие в коматозном состоянии, а кровь стоит. Следовательно, не хватает тех умственных ощущений, которые порождаются от нарушения условий этих органов, и хотя мы переносим быстрое движение, мы полностью владеем нашими физическими сущностями и удерживаем невредимыми наши ментальные способности. Я опять вставил возражение:

"Если, как Вы говорите, мы, в самом деле, проходим сквозь разрежённую атмосферу с возрастающей скоростью, в соответствии с законом, управляющим падающими телами, которые действуют так под силой притяжения, постоянно увеличивающей движение, то трение между нами и воздухом, в конце концов, станет настолько интенсивным, что сотрёт наши тела".

"Совсем наоборот, - сказал он - эта разрежённая атмосфера по плотности понижается быстрее, чем увеличивается наша скорость, и не так долго осталось, когда она исчезнет совершенно. Вы можете заметить, что ветер, как Вы его называете, дует менее сильно, чем раньше. Скоро он вообще прекратится, как я уже предсказывал, и к тому периоду, независимо от нашего движения, мы будем находиться в стационарном положении". Размышляя над конечным результатом этого страшного опыта, я снова стал встревоженным. Ведь если признать то, что он заявил, то такое движение, в конце концов, унесёт нас к противоположному краю Земли, и без сомнения удар покончит с нашим существованием. Я спросил об этом очевидном для меня факте, и он ответил:

"Задолго до того, как мы достигнем противоположного края Земли, наше движение остановится".

Теперь я начал чувствовать в себе уверенность, что удивительно, когда припоминаю то замечательное положение в связи с моим слабым опытом в подлинной науке, и могу сказать, что вместо уныния я был очень рад восторженному ощущению, любопытной веселости, ощущению наслаждения, о котором рассказать нет слов. Волнения жизни и умственная встревоженность казались совершенно исчезнувшими, если они вообще появлялись. С умственным восприятием озарения я находился под влиянием мощного снотворного. Исчезли заботы смертного человека. Через некоторое время ветер прекратился, как и предсказывал мой спутник, и с временным отстранением этого факта всё, что напоминало мне явления Земли, исчезло. Не было движения материи, ничто не портило и не нарушало самого совершенного мира, который можно представить. Я был столь восхитительно счастлив, что теперь я уже боялся того, что может произойти перемена, которая нарушит спокойное существование. Это был глубокий, сладкий сон, при котором все способности бодрствовали, бессознательность была самоосознающей, мирной, лёгкой, спокойной и блаженной. Я вяло поворачивал глаза, изучая пространство во всех направлениях, и повсюду встречал пустоту, абсолютную пустоту. Я вытащил из своего кармана железный прут (который в него положил второпях) и освободился от него. Металл оставался в стороне от меня неподвижно.

"Путешествуем через этот коридор со скоростью наших сущностей" - сказал мой спутник. Я закрыл глаза и попытался себя убедить в том, что это сновидение, однако тщетно. Я открыл глаза и попытался убедить себя, что я двигаюсь - так же напрасно. Я стал невнимательным ко всему, за исключением упоительного ощущения абсолютного покоя, который покрывал и пронизывал моё существо.

"Я ни жив, ни мёртв, - пробормотал я - ни во сне, ни наяву, ни в движении, ни в покое, ни стою, ни сижу, ни полулежу. Если я существую, то не могу привести этому доказательства, также я не могу подтвердить факт того, что я мёртв".

"Может ли любой человек доказать что-либо на этих предположениях?" - спросил мой гид.

"Я никогда не интересовался этим предметом, - сказал я - это самоочевидный факт".

"В таком случае знайте, - сказал он - что существование является теорией, и человек не в состоянии продемонстрировать, что у него есть бытие. Все очевидности смертной жизни - это всего лишь, как фантомы, галлюцинации. Когда мгновение в стране грёз может охватить время жизни, спящий вообще не осознаёт, что это сон, так что сама жизнь может быть тенью, видением расстроенной фантазии, иллюзией плывущей мысли".

"Появляется ли боль, наслаждение и переживание сознаниями воображения?" - шутливо просил я.

"Есть ли сумасшедший человек, кто не представляет себе в качестве фактов то, что другие согласились бы считать галлюцинациями, свойственными ему? Невозможно ли различение градаций иллюзий, и, следовательно, не является ли возможным то, что даже самосуществование есть иллюзия? Какое доказательство может привести человек, чтобы убедить, что его жизненная идея не является мечтой сумасшедшего?"

"Продолжайте" - сказал я.

"Быть может, в другой раз - заметил он. - Мы достигли Внутреннего Круга, Сферу Покоя, линию гравитации, и сейчас наши тела не имеют веса. В этой точке мы начинаем двигаться с уменьшающейся скоростью. Скоро мы достигнем неподвижного положения, состояния покоя, а затем начнём отходить обратно.

Глава 47

Слух без ушей. "Что же будет за конец?"

На меня нахлынул поток воспоминаний, живая память о моей земной школе философии. "Я снова восстаю, - сказал я, - я отвергаю Ваши заявления. Мы не можем ни двигаться, ни быть вне атмосферы. Глупо, что мне не пришлось раньше и лучше использовать мои способности к рассуждениям и не отказаться от Ваших заявлений об исчезновении атмосферы".

"Я жду Ваших доводов".

"А разве я их не привожу? Нyжен ли другой аргумент? Разве я не слышал Ваш голос с тех пор, как Вы сказали, что мы оставили атмосферу?"

"Продолжайте."

"Не демонстрировали ли люди и не признано ли вне всякого сомнения то, что звук порождается вибрациями звука?"

"Вы правильно говорите, так рассуждают многие на поверхности земли."

"Этот посредник-воздух - при волновых вибрациях ударяет на волновую перепонку уха, и таким образом впечатляет мозг" - продолжил я.

"Согласен, что таковым является учение вашей философии. Давайте дальше".

"В этом нет необходимости. Вы допускаете факты, а факты Вас опровергают. Значит должна быть атмосфера, чтобы переносить звук".

"Вы можете понять, что сейчас Вы не на поверхности земли? Научитесь ли Вы когда-нибудь тому, что философия Вашей прежней жизни не является философией здесь? Что земная наука есть наука только для людей земной поверхности? Здесь наука ошибочна. Всё, что Вы говорили, верно для земной поверхности, но Ваши аргументы не действительны там, где каждое условие отличается. Вы используете органы речи, обращаясь ко мне, поскольку когда-то Вы научились их применять, но такие физические усилия не нужны для передачи впечатлений - ощущений в этих условиях покоя и самодостаточности, и Вы напрасно тратите энергию, напрягая их. Вы утверждаете и верите, что воздух переносит звук, Вас учили таким теориям, чтобы поддерживать ограниченную философию. Однако могу ли я спросить Вас: если приложить к уху железный прут, деревянную полку, поток воды, в самом деле, - любую известную субстанцию, не будет ли она выполнять то же самое, а многие вещества даже лучше земной атмосферы?"

"Я это допускаю".

"Не скажете ли Вы мне, каким же образом любое из этих тел приносит впечатление органу слуха?"

"Он перемещает атмосферу, которая ударяет по барабанной перепонке уха".

"Вы не объяснили явление. Как барабанная перепонка сообщается с мозгом?"

"Насколько я понимаю - через вибрации" - ответил я и сразу же почувствовал, что это заявление было просто словами недостаточными для объяснения того, как материя действует на разум, чем бы он не являлся. И я заколебался.

"Пожалуйста, не останавливайтесь - сказал он. - Как же так, что деликатная вибрирующая плёнка животной мембраны может получать и передавать звук желеобразной органической массе, лишённой эластичности, которая главным образом состоит из воды. Ведь по структуре мозг такой, а те вибрации, о которых Вы упоминаете, не могут - по Вашей собственной теории - пройти через неё, как вибрации, проходящие сквозь звонкий материал и даже создающие ближайшую от ушной перепонки конвульсию мозга".

"Признаю, что не могу этого объяснить" - был мой ответ.

"Забудем это, в таком случае, и допустим, что эта барабанная перепонка способна материально воздействовать на мозговую ткань посредством своих крошечных вибраций. Каким же образом это желеобразное и слизистое образование, состоящее из воды, главным образом, в состоянии сообщаться с душой человека, разумом и совестью?"

Я признался в своей неспособности ответить и даже теоретизировать по данному вопросу. Признавая свою несостоятельность, я попросил его открыть дверь к такому знанию.

"В том положении, в котором человек находится на Земле, вибрация атмосферы необходима человеку - сказал он. - Более громоздкие атрибуты, известные в качестве материальных образований, являются огрублениями природы, пыли, притянутой из Космоса. Человеческий организм создан из самого грубого и низшего вида космических материалов. Он окружен турбулентной средой, воздухом, и эти разнообразные условия затемняют или разрушают более тонкие атрибуты его эфирной природы и задерживают высшую духовную эволюцию. Его духовная сущность покрыта землёй и везде ей мешают земные материалы. Он нечувствителен к более тонким влияниям окружающей среды по причине захлёстывающей необходимости войны за существование с плотно враждебной материалистической путаницей, которая ему противостоит везде, окружает и пронизывает его. Такой конфликт с посторонней материей необходим для того, чтобы он мог удержать своё земное бытие, ведь чтобы оставаться смертным, он должен трудиться для удержания вместе души и тела. Его органы сообщения и восприятия земные, они от Земли; природа его - это гипсовый слепок шаблона из глины, крови внутри его самого, что журчит и борется в его мозгу, и сумасшедших завихрений бегущих жидких субстанций, создающих беспорядок в первоначальных сферах сознания. Он невежественен в этом внутреннем вихре, потому что никогда не был без него. Он также не знает, что сам состоит из того же порядка газов и ароматов, которые он всегда вдыхал и которые он не может воспринимать из-за притуплённых нервов обоняния. Поэтому все его утончённые ощущения притуплены и искажены, а его вульгарное существо доминирует. Богатая часть его сущности неизвестна даже для него самого. Возможность радости и наслаждения при знакомстве с тонкими атрибутами его души затемнена покровом материалистического присутствия в течении бесчисленных поколений, который становится частью его самого, и он даже извлекает большинство из своих умственных удовольствий из действий, склонных поощрять животные страсти. Отсюда следует, что чувствительная,высокоразвитая, в высшей степени разрежённая часть его внутреннего существа стала подчиняться грубым элементам. Более громоздкая часть его натуры стала преобладающей. Он остаётся нечувствительным к впечатлениям, идущим из высокоразвитой окружающей среды, которая, будучи не в состоянии достичь его внутреннего естества иначе, чем через механических посредников, бессильна создать отпечаток. Увы, лишь более грубые условия небесных явлений могут на него воздействовать, а более тонкие проявления вселенской жизни и силы утеряны для его духовного понимания".

"Вы вынуждаете меня видеть душу человека как материальное существо?"

"Конечно, - ответил он - она практически существует, как и более плотные формы материи, и в точном согласии с естественным законом. Соединённая с более низкими формами материи, душа человека временно порабощена покрывающей её субстанцией. Человеческое ухо, как оно сейчас устроено, может слышать только посредством вибраций той среды, которая проводит вибрации в материи. Например, воздух. Но если бы человек был лишён органов слуха, и существовал эволюционируя изнутри из поколения в поколение и при этом интенсифицировалась бы острота его духа или ему было бы позволено выполнять его истинную функцию, то он научился бы сообщаться от души к душе, и не только с человечеством, но и с небесными существами, находящимися вокруг и неизвестными ему в настоящее время. Он выполнял бы это через среду сообщения, которая не требует ни уха, ни языка. До некоторой степени Ваше нынешнее положение является тем, что люди называют сверхъестественным, хотя в действительности с Вас снята только часть Вашей прошлой материальной плотности, и эта задача была проведена при совершенно естественных условиях. Ваш ум больше не нуждается в материальной среде для общения с духовным. Сейчас мы беседуем через мысленный контакт, здесь нет атмосферы, Ваш язык двигается едва-едва лишь по привычке, а не по необходимости. Я подготавливаю Ваш ум, как и Вы в свою очередь мой. Никто из нас не разговаривает так, как Вы привыкли говорить".

"Я не могу принять это заявление, - сказал я - для меня невозможно осознать существование таких условий".

"Так же, как и для любого человека объяснить какой-бы то ни было феномен жизни - сказал он. - Помните ли Вы, что остановили дыхание и не осознали этот факт?"

"Помню".

"Что Ваше сердце прекратило своё биение, Ваша кровь более не циркулирует, хотя Вы и не поняли изменений?"

"Это тоже правда".

"А сейчас я докажу моё последнее утверждение. Закройте Ваш рот и подумайте о вопросе, который хотите изложить".

Я именно так и сделал и к моему полному пониманию и осознанию он ответил мне с закрытым ртом.

"Каким же будет конец? - провозгласил или громко подумал я. - Я владею едва ли не всеми свойствами, которые, как я когда-то предполагал, являются врождёнными только в теле, хотя я и жив. Я вижу ясно и слышу чётко. У меня ускоренное существование, а умственное восприятие усиленное и восхитительное. Почему и как это было сделано? Каким же будет результат этого памятного путешествия?"

"Спокойным, я бы сказал, - заметил он - настоящее время спокойное, а конец будет мирным. А сейчас я преподам Вам урок относительно слов "почему" и "как", которые Вы только что использовали.

Глава 48

Почему и как. "Пробивающийся луч света из тех отдалённейших сфер"

"Стоя лицом к лицу с человечеством, пребывает Сфинкс - безбрежное Неизвестное. Как бы хорошо ни был информирован человек относительно какого-нибудь специального предмета, его самое развитое мировоззрение ограничено непроницаемой беспредельностью".

"Решено - перебил я. - Человечество никоим образом не может достичь уровня совершенства, хотя Вы должны допустить, что вопросы, когда-то поставленные, как неразрешимые проблемы, ныне раскрываются открытиями науки".

"А "открытое", как я покажу, перенесло лишь невежество в другие места - ответил он. - Наука заключила свои исследования поверхностными описаниями, а не освещением фундаментальных причин явлений".

"Я не верю Вам и прошу Вас доказать то, что Вы говорите".

"Для иллюстрации этого факта не нужно довода. Наука опрометчиво возвещает о своих описательных открытиях и так же заботливо игнорирует свои объяснительные неудачи. Она не смеет задаться целью даже объяснить простейшие вещи. Почему дрозд прыгает на одной ноге, а бекас ходит? Не говорите мне, что это находится вне пределов внимания науки, ведь наука провозглашает, что нет ни одного предмета вне её поля зрения. Исследуйте ваши труды по естественной истории, и Вы увидите, объясняют ли ваши учёные мужи, которые описывают привычки этих птиц, причину такого очевидного факта. Как древесная лягушка изменяет свой цвет? Не отвечайте мне привычным поверхностным способом об отражении света, а скажите, почему кожа этого создания способна выполнить эту функцию? Как клён выделяет сладкий и полезный сок и ночной яд, когда он растёт в той же самой почве и питается от одних и тех же элементов? Что же обнаруживают ваши учёные мужи в клетках корня или корешка, что указывает на то, что один корень может производить пищу, а другой - вредоносное выделение, способное разрушить жизнь? Ваши микроскописты со знанием дела обсуждают ткани клетки, они бегло будут говорить о физиологической структуре, описывать органические межклеточные пространства, но игнорировать то, что лежит за пределами. Почему нерв языка отзывается на ощущение и порождает для сознания ощущение вкуса? Что даёт возможность носовому нерву выполнять свою функцию разборчивости? Вы не отвечаете. Серебро звучно, а свинец нет, откуда эти присущие им различия? Алюминий является лёгким металлом, золото - тяжёлым, какую же причину Вы можете предложить отличную от утверждения о неодинаковых плотностях? Ртуть при обычной температуре является жидкостью, может ли ваш учёный сказать, почему она не в твёрдом состоянии? Конечно, каждый может сказать, что это из-за её свободно перемещающихся молекул. Такой ответ не проясняет вопрос: почему они с такой готовностью проявляют такие действия. Медь порождает зелёную или голубую соль, никель – зелёные соли. Вам когда-нибудь говорили о том, почему они соблюдают эти правила? Вода затвердевает при температуре около нуля градусов или около того. Вы когда-нибудь просили вашего научного авторитета объяснить, почему она выбирает именно такую температуру (около 32 градусов по Фаренгейту)? Алкоголь растворяет смолы, вода - клей, можете Вы хоть что-нибудь предложить, чтобы объяснить, почему жидкость должна что-либо растворять, проявляя намного меньше предпочтений? Один вид черепах имеет мягкую скорлупу, а другой - твёрдую, может ли ваш авторитет по естественной истории сказать Вам почему? Белок яйца курицы затвердевает при температуре 180 градусов по Фаренгейту, белок яиц некоторых черепах не может так легко коагулироваться при кипячении яйца в чистой воде, отчего такое различие? Исландский шпат и клыковый шпат идентичны, оба являются кристаллизованным карбонатом известняка. Объяснял ли ваш минеролог, почему эта субстанция избирает такие различные формы кристаллизации или почему любой кристалл любого вещества вечно порождается? Почему поваренная соль белая, а древесной уголь - чёрный? Почему собака лает, а телёнок пьёт? Один ребёнок имеет чёрные волосы, у другого они каштановые, у третьего - рыжие. Почему? Изучите вашу философию, чтобы найти ответ, и увидите, сможет ли ваш научный авторитет сказать Вам, почему жизненный поток создаёт эти различия. Почему клетки печени выделяют желчь, а клетки рта - слюну? Почему вообще любая клетка что-то выделяет? Попугай умеет говорить, что же обнаруживает ваш анатом в структуре мозга, языка или конечностей той птицы, чтобы объяснить, почему такое достижение не является в такой же степени врождённым правом индюка? Элементы, которые формируют морфий и стрихнин, также создают и хлеб; одно есть пища, а другое - яд. Может ли ваш химик предложить какую-нибудь причину того факта, что морфий и хлеб обладают такими противоположными характерами? У Земли один спутник, Сатурн окружён кольцом. Скажите мне, объясняет ли ваш астроном, почему кольцо Сатурна было избрано для этой планеты? Почему алюминиевые соли вяжущие, соли магния слабительные, а соли арсения смертельно ядовитые? Спросите вашего токсиколога - и ответом будет молчание. Почему некоторые вещества впитывают влагу из воздуха и превращают её в жидкость, в то время как другие при подобных условиях становятся сухими как пыль? Почему пары сернистого эфира воспламеняются, хотя пары хлороформа при обычных условиях взрывными не являются? Масло скипидара, лимонное масло и масло бергамота по запаху отличаются, хотя они составлены из одних и тех же элементов, соединённых в той же пропорции. Почему же они обладают такими различными индивидуальными характеристиками? Дальнейшее исследование химика даст объяснение лишь для того, чтобы столкнуть слово "почему" в другое место, как волны играют с пробкой. Почему новорожденный ребёнок плачет по пище, прежде чем его интеллект получит шанс словесного образования? Почему..."

"Стоп, - перебил я - эти вопросы являются абсурдом".

"Так же заявили бы некоторые из ваших учёных - отреагировал он. - Вероятно, они разгневались бы на мою наглость спрашивать их и назвали бы мои вопросы детскими. Тем не менее, эти люди не могут удовлетворить свои естественные устремления, пытаясь исследовать безграничное, и с возмущением или раздражением они, должно быть, игнорируют слово "почему". Для человека это слово доминирует во Вселенной. Оно покрывает все феномены и с самой глубины отбрасывает исследование назад. Наука может проследить линию мысли в беспредельно малом, вниз, вниз, за пределы того, что является осязаемым, и в конечном итоге в той отдалённейшей интер-микроскопической беспредельности, искажённой ввиду её детальности, должны покоиться труды против слова "почему". Человек может проводить своё поверхностное исследование до неизмеримо великого, за пределы нашего Солнца и его семьи спутников, ко внешним проявлениям солнечной системы, в которой наше Солнце лишь часть, пройти его сестры-звёзды, а оттуда - снова к глубинам холодных запредельных пространственных каналов, в другие системы и от них - опять, пока наконец туманность не сожмётся и не исчезнет во мраке мысленной догадки. И как пробивающийся луч света из тех отдалённейших глубин, слишком слабый для того, чтобы рассказать о своём происхождении или передать историю своего рождения, попав в поле зрения, он закроет лицо его, и будет покоиться в интеллекте напротив слова "почему". Из бескрайнего пространства пещер человеческого интеллекта, за пределами поля восприятия, независимо от того, приходим ли мы к пониманию непостижимого в бесконечно малом или неизмеримо большом, мы встречаем в круге непреклонного, настолько же непроницаемого, как и замороженные утёсы Антарктиды, это непостижимое слово "почему". Почему световая волна попала в поле восприятия посредством отражения из микроскопической крупинки в глубины микромира с одной стороны, и как с другой стороны серебро солнечного луча зарождается в глубинах межзвёздного пространства?" Я склонил свою голову.

Глава 49

Колебание через пространство. Скорлупа Земли подо мной

Мой компаньон продолжал:

"Как раз сейчас мы пересекли линию гравитации. Мы были притянуты к низу до определённой точки, на которую я и обратил Ваше внимание. Недавно мы пересекли извилистый план совершенного покоя, где прекращается сила притяжения, и сейчас посредством нашего движения мы выходим за пределы этого плана и оказываем давление на силу притяжения снова. Оболочка, в которой сосредоточена гравитация, концентрична с внешней оболочкой Земли и отстоит от её поверхности на расстоянии около семисот миль. Каждое мгновение времени должно будет уносить нас сейчас дальше от этой сферы притяжения, и поэтому увеличение дистанции увеличивает силу сдерживающего влияния. Наше количество движения, таким образом, уменьшается и, впоследствии, его быстрота будет непрерывно понижаться. В конце концов, когда силы гравитации и передвижения массы нейтрализуют друг друга, мы снова придём к состоянию покоя. Когда наше движение в этом направлении прекращается, то гравитация, тем не менее, не ослабевает и продолжает оказывать своё уравновешивающее влияние. Следствием этого является начало движения в противоположном направлении, и тогда мы переменим наш курс и уйдём с нашего пути, пересекая снова центральную сеть притяжения, к пространству, из которого мы пришли, и которое в настоящее время находится над нами".

"Может ли это колебание когда-нибудь закончиться? Должны ли мы оставаться в таком положении, как вечно движущийся маятник, то и дело, пересекая пространство сквозь невидимую оболочку притяжения, начиная с данного момента до конца времён?"

"Нет, существуют влияния, которые предотвращают такой опыт. Одно из них есть трение разрежённой атмосферы, в которую мы попадаем каждый раз, когда пересекаем точку большей гравитации и приближаемся к оболочке Земли. Таким образом, каждая последующая вибрация более короткая и, в конце концов, мы придём к состоянию совершенного покоя у центра гравитации".

"Я лишь только могу с этим смиренно согласиться, будучи бессильным даже спорить, ибо понимаю, что основания для моих доводов должны базироваться на тех соблюдаемых условиях естественных законов, известных мне в прошлом, и которые нас не сопровождают здесь. Поэтому я принимаю, как делал это прежде не один раз, Ваши заявления, потому что не могу их опровергнуть. Я должен закрыть глаза на будущее и принять его на веру. Я прекращаю оплакивать прошлое и не могу предчувствовать конец".

"Хорошо сказано, - отозвался он - а пока мы подвергаемся этой необходимой задержке, колебательному движению, которому мы оба должны подчиниться, прежде чем опять сможем возобновить наше путешествие. Я расскажу о некоторых условиях, свойственных трём сферам, составляющих кору Земли, ибо считаю, что теперь Вы готовы получить и извлечь пользу из фактов, которые Вы по своей недоверчивости раньше отвергли бы.

Внешний круг, оболочка или контур, о котором Вы слышали от других помимо меня, является поверхностным слоем нашего мира, великой сферой Земли и воды, являющейся в настоящее время обителью людей. Это открытая часть Земли, и в качестве места жительства наименее привлекательная. Она подвержена серьёзным атмосферным изменениям и неспокойным физическим условиям, против которых люди должны укрепляться, чтобы существовать за счёт телесной и умственной энергии, что обязательно приводит их к поощрению животного естества за счёт эфирного. Неизменные лучи Солнца порождают воздушные потрясения, что отмечено посредством термических контрастов и других метеорологических вариаций, в течение которых летняя жара сменяется зимним холодом непрерывно и периодически. Последовательные пульсации генерируют ветра, затишья и бури, и чтобы защититься от таких случайностей и изменений в материальном окружении, человек страдает, трудится и приходит к заключению, что гибель жизни, если её не предотвратить, является сохранением тела Земли. Все условия и фазы природы на этой внешней оболочке находятся в состоянии жестокой борьбы, и такое движение покрывает жалкий домашний уклад и руководит жизнью человека. Окружающие циклоны силы и материи изуродовали мирную сторону того, чем могла бы быть человеческая природа, пока укороченная человеческая жизнь не стала страстной, прискорбной и печальной борьбой за физическое существование от колыбели до могилы. Человек совершенно не осознаёт эти факты, хотя каждый индивидуум знает, что его положение не удовлетворяет его. Если бы эти недостатки были для него самого очевидными, то существование человека стало бы типичным образцом мук и опустошения. Вы достаточно хорошо знаете, что условие внешней сферы является, как я уже описывал его, мрачным - это турбулентная поверхность, крыша Земли, на которой существует человек, подобно ползающему паразиту на кожуре плода, выставленный на ярость непрекращающихся земных бурь.

Центральный круг или срединная сфера, скорлупа или слой гравитации, расположен по отношению к внешним очертаниям глобуса удобно, на расстоянии семисот миль от её центра. Он простирается как полупрозрачная плёнка под низом внешнего круга (сферы), как оболочка энергии, центр притяжения. Материальная скорлупа Земли покоится на этой спокойной сфере силы, за исключением нескольких мест, как, например, ущелье, в которое мы вошли, где расщелины и пространственные промежутки находятся в материи, начиная с земной поверхности и по диагонали распространяясь через срединную и внутренние сферы к запредельности внутри земного пространства. Срединная сфера есть форма чистой силы, волнение движения, и хотя она не имеет веса, она индуцирует или предохраняет силу притяжения. Она не видна глазам смертного человека и не порождает трения, но в действительности именно она является костью Земли. На поверхности её материи расположена звездная пыль, замедленная энергия пространства, подобно тому, как собирается пыль на водном пузыре. Это мы называем материей. Материальная часть Земли является полностью поверхностной плёнкой, незначительной кожей на сфере чистоты, центре гравитации. Хотя люди, естественно, не представляют себе, что плотность и стабильность Земли зависит от земных частиц, из которых состоят и их собственные тела, суть состоит в следующем. Насколько человек земной поверхности может знать, Земля является совокупностью материальных частиц, скорлупой, находящейся на этой шарообразной сфере срединной силы, которая притягивает плотную материю со внешней и внутренней поверхностей Земли, формируя тем самым середину трёх концентрических сфер. Срединная сфера есть изнанка внешней сферы или поверхности, слоем в определённом отношении, ввиду того, что хотя она и притягивает твёрдые вещества, но газы отталкивает, и таким образом атмосфера становится менее плотной, когда мы спускаемся из внешних поверхностей Земли.

Поэтому более высокая степень притяжения газов принадлежит внешней земной поверхности".

"Именно на внешней поверхности Земли?" - спросил я.

"Практически, да. Наибольшая плотность воздуха обнаруживается в нескольких милях ниже поверхности океана. Воздух становится более разрежённым по мере того, как мы продвигаемся в любом направлении из той точки. Если бы не этот случай, атмосфера, окружающая Землю, была бы легко абсорбирована её субстанцией или разошлась в пространстве и исчезла".

"Учёные заявляют, что атмосфера по глубине составляет сорок пять географических миль (1 географическая миля равна 7,421 км) над поверхностью Земли" - сказал я.

Земля и ее атмосфера

Пространство между внутренней и внешней линиями представляет земную атмосферу. Глубина, до которой человек проник в землю, меньше чем толщина любой из линий, по сравнению с диаметром внутренней сферы.

"Если диаметр Земли имеет около тринадцати тысяч километров, то, как долго такая атмосфера или покров на поверхности большого шара противостояла бы такому притяжению и могла бы оставаться над глобусом? Если бы действительно она притягивалась по направлению к центру, то исчезла бы, как впитывается в губку водяная плёнка".

"А Вы знаете, - перебил я - что если заявить это людям, то они не поверили бы? Учёные вычислили вес планет и от него определили удельный вес Земли, показывающий что Земля есть плотное тело, а зная её плотность, они от одного этого дискредитировали бы Ваш рассказ о скорлупе Земли".

"Вы ошибаетесь, в чём скоро сами убедитесь. Верно то, что человеческий гений дал возможность узнать вес и плотность планет, но не хотите ли Вы этим сказать, что такие научные результаты исключают возможность существования полого внутреннего пространства небесных тел?"

"Признаться, да".

"Тогда Вам следовало бы знать, что то, что люди определяют как плотность Земли, является не более, чем обычной оценкой, гораздо более высокой, чем это показано материалами в поверхностных слоях земной оболочки, той, которая видна взору человека. Эта действительность допускает для смертных всей Земли лишь смутное предположение о природе веществ, очевидно более плотных, чем те, которые существуют во внутреннем пространстве Земли. Есть ли у людей хоть какие-нибудь данные под рукой, чтобы точно показать, каким образом распределена материя под низом ограниченной зоны, доступной для исследователей?"

"Не думаю".

"Тогда Вы, безусловно, можете признать, что Земля, о которой я Вам рассказывал, вмещает в компактной форме весь вес Земли. Даже если люди принимают на веру, что материя полностью заполняет внутренность нашей планеты, то такой материал, будь он распределён так же, как и на земной поверхности, не дал бы той плотности, которую они определили".

"Я должен уступить Вашим объяснениям".

"Давайте же сейчас сделаем шаг вперёд в этом рассуждении. Какой Вы представляете себе природу тех более тяжёлых субстанций, чьё существование глубоко под Землёй предполагается в качестве чрезвычайно высокой общей плотности, наблюдаемой человеком верхней Земли?"

"Я не в состоянии этого объяснить в частности потому, что материалы, окружающие нас здесь, по-видимому, не намного отличаются от тех, с которыми меня ознакомил опыт моей прошлой жизни".

"Ваше наблюдение правильно. В этом отношении, по сути дела, нет большой разницы. Но так, как мы спускаемся во внутреннее пространство этого глобуса и приближаемся к центральному положению оболочки энергии, то и противоположная сила, в которую мы вовлечены, становится соответственно сильнее. И, как следствие, спрессованная внутри материя, в действительности становится более лёгкой. Ваш собственный опыт с Вашим весом, исчезающим постепенно в течение нашего путешествия, должен убедить Вас в достоверности данного факта".

"Действительно, убеждает" - допустил я.

"Тогда Вы с готовностью поймёте, что тяжёлые материалы, предположительно составляющие внутреннее убранство земли, на которые, как на субстанции, ссылаются смертные земной оболочки, фактически являются всего лишь проявлением силы, удерживающей материю, как это показано на примере со сферой притягивающей энергии, местом, с которым нам скоро предстоит встретиться. Подобным же образом взаимное притяжение небесных тел не является лишь свойством их материальных частей, но выражением, при котором обе сферы силы и материи, собранные вместе, принимают участие".

"Расскажите мне больше о сфере, имеющей самую интенсивную силу притяжения".

"Об этом Вам ещё предстоит вынести суждение - ответил он. - Когда мы придём к состоянию покоя в слое большей гравитации, то тогда мы пройдём эту расщелину в плоскости энергии, пока не достигнем края земной оболочки, после которой будем спускаться по направлению к внутреннему пространству Земли, поверхности материи, удобно пролегающей к внешней оболочке и являющейся внутренней поверхностью плотной части Земли. Существует вогнутый мир под низом внешнего - выпуклого".

"Мне трудно Вас понять. Вы говорите о продолжении нашего путешествия к центру Земли, и в то же время утверждаете, что после оставления срединного круга, мы будем спускаться, что кажется противоречием".

"Я стремился показать Вам, что материя покоится в или на центральной сфере энергии, притягивающей твёрдые тела к её центральному плану. Из этой фундаментальной и постоянной сферы притяжения мы можем наблюдать наш прогресс как бы вверх, независимо от того, продвигаемся ли мы к полому центру или по направлению ко внешней поверхности шара. Если палка, подвешенная за один конец, спущена на воду прямо, то насекомое на верхушке палки над водой упадёт на поверхность жидкости, и, тем не менее, то же насекомое будет подниматься к поверхности воды, если освободить воду, находящуюся под низом палки. Это сравнение не совсем применимо к нашему нынешнему положению, ведь здесь нет изменения среды, но оно может служить помощью мысли и указывать на то, что я хотел передать, когда говорил "мы спускаемся" в обоих направлениях, поскольку мы продвигаемся против Гравитации. Обозначения - "вверх" или "вниз" - не абсолютны, а относительны".

Так продолжался неопределённый период нашего умственного собеседования, и из информации, добытой через опыт такого восхитительного путешествия, у меня есть привилегия теперь записать лишь малую долю, и даже это заявление о действительности представляется, если оглянуться назад на моё человеческое существование, тем, что может показаться остальным границей перед невероятным. В течение всего времени - не знаю, как долго мог длиться тот период - мы попеременно проходили через участки разделения (сфера гравитации), отделяющие внутреннюю оболочку земли от внешней. С каждой вибрацией линия нашего путешествия становилась всё короче и короче, подобно понижающимся колебаниям маятника, и, в конце концов, я не мог больше воспринимать движение среды, подобной воздуху. Наконец, мой спутник сказал, что мы находимся в совершенном покое у точки в той загадочной срединной сфере, которая, находясь на расстоянии семисот миль под уровнем моря, концентрирует в своей окружающей кривизне могущественную силу притяжения. Мы были зафиксированы в положении на глубине семисот миль от внешней поверхности земного шара, но на расстоянии в более чем три тысячи миль от центра.

Глава 50

Мой вес ликвидирован. "Скажите мне, - с тревогой закричал я - это, должно быть, живая гробница?"

Если Вы поразмыслите над условием, в котором мы находимся, то поймёте, что оно должно представлять необычайный научный интерес. Если Вы представите себе тело в состоянии покоя в неосязаемой среде, а не в контакте с газом или любой другой субстанцией, способной к трению, то такое тело, согласно преобладающей теории материи и движения, пока его не потревожить импульсом извне, оставалось бы всегда в состоянии абсолютного покоя. Мы занимаем такое положение сейчас. В каком бы направлении мы не расположились, нам будет казаться, что мы находимся вертикально. У нас абсолютно нет веса, и мы располагаемся в среде, совершенно лишённой трения. Если бы безжизненному телу предстояло начать вращение здесь, то такое движение продолжалось бы вечно. Если потревожить сейчас наше равновесие, и мы должны были бы двигаться в направлении, совпадающем с планом, на котором мы находимся в состоянии покоя, то мы продолжали бы двигаться с той же быстротой и в том же направлении до тех пор, пока наш курс не приостановился бы из-за какого-нибудь противоположного объекта. Мы не попадаем под влияние притяжения материи, потому что в этом месте гравитация лишает материю тяжести и не оказывает воздействие на посторонние вещества. Сейчас мы в центре гравитации, в сфере покоя".

"Позвольте мне подумать над этим" - отозвался я. Размышляя над его замечаниями, я мысленно проследовал по цепи заключений и был потрясён, когда меня внезапно осенило, что если его доводы верны, то мы должны оставаться без движения в этом месте до самой смерти (если существа могли в условиях, подобных нашему, достигать пределов смерти) или до конца времён. Мы пребывали в совершенном покое, в абсолютной пустоте, в которой, что я теперь уже признал безоговорочно, не было ни газа, ни жидкости, ни твёрдого вещества, ничего, что мы могли бы отметить в качестве отправной точки для начала движения.

"Скажите мне, - с тревогой закричал я - это, должно быть, живая гробница? Предстоит ли нам вечно тут оставаться, и если нет, то на какой способ мы можем рассчитывать, чтобы выпутаться из этой совершенной неподвижности?"

Он снова взял у меня железный прут и преднамеренно придал ему вращательное движение, освобождая, как и раньше. Прут вращался быстро и тихо в пространстве без поддержки или опорной точки.

"Так он и продолжил бы, - заметил он - до скончания века, если бы не то обстоятельство, что я могу его освободить от движения и поставить в положение абсолютного горизонтального покоя. Существует лёгкое, медленное, едва уловимое движение, несущее предмет параллельно с плоскостью энергии, к материальной стороне ущелья, когда движение его прервётся ударом о землю".

"Это я в состоянии понять" - ответил я и внезапно меня осенило.

"Разве Кавендиш не доказал, что если подвесить маленький свинцовый шар на шёлковой плёнке рядом с массой железа и цинка, то он притягивается к большему телу? Мы будем притягиваться гравитацией к ближайшему утёсу" - воскликнул я.

"Вы ошибаетесь - ответил он. - Кавендиш выполнял свои эксперименты на земной поверхности, а там сила притяжения всегда готова к приведению объекта в состояние движения. Здесь же объекты не имеют веса, они не притягивают и не отталкивают друг друга. Сила сцепления удерживает вместе вещества, находящиеся в соединении, но так как гравитация не может воздействовать вне молекулярного контакта с другими формами материи ввиду равновесия всех предметов, то равным же образом мы были бы притянуты к земному утёсу с непостижимой скоростью. Однако, если тем или иным способом наши тела должны получить достаточный импульс для приведения их в движение, даже если бы оно было сделано очень мягко, то мы подобным же образом продолжили бы двигаться в этой среде, лишённой трения до тех пор..."

"... Пока не ударились о границу этого ущелья" - перебил я. "Да, но можете ли Вы представить себе любой другой способ, посредством которого можно было бы приобрести подобное добровольное движение?"

"Нет".

"Не кажется ли Вам, - продолжил он - что толковые механики на земной поверхности могут создать такую балансировку, чтобы вопреки трению металла и воздуха, вопреки инерции массы, одна тысячная часть зерна могла бы производить движение больших балок и чаш? И мы тоже в этой местности, где нет трения и противоположной среды, вообще нет, должны быть в состоянии индуцировать массовое движение?" "Не могу вообразить себе подобную возможность до тех пор, пока мы будем отталкивать друг друга в стороны. Ведь нет никакого другого предмета, чтобы оттолкнуться от него.. Но почему Вы продолжаете так сильно держать меня в напряжении?" - я перебил самого себя, чтобы спросить, но он снова крепко схватил меня.

"Чтобы Вы не могли меня оставить" - ответил он.

"Ну, не дурачьтесь, - я немного стал раздражённым - только что Вы спорили о том, что мы подвешены неподвижно в среде, лишённой трения, и зафиксированы в нашем настоящем положении. Вы просите меня предположить какой-нибудь иной способ, благодаря которому мы сможем создать движение. Мне не удаётся это сделать. И почти в том же предложении Вы говорите, что опасаетесь того, что я Вас оставлю. Прекратите говорить несуразности и посоветуйтесь со мной разумно".

"Где железный прут?" - спросил он.

Я посмотрел на его прежнее место, но он исчез.

"Вы, случайно, не почувствовали, что в Вашей прошлой жизни Ваш ум был рабом земного заключения? Вы никогда не переживали, особенно во снах, ощущение умственного ограничения?" - спросил он.

"Переживал".

"Тогда знайте, - ответил он - что у смертных существует связь между умом и телом, когда материя ограничивает разум, и всё же разум руководит материей. Как же ещё могла бы воля людей и животных сообщать свободное движение земным телам? У таких существ, как животные, на поверхности земли один разум не может преодолеть трение материи. Человек может аккуратно подвесить себя на верёвке или уравновесить на стержне и всей силой своего ума желать, чтобы тело вращалось, и всё же он будет оставаться в положении покоя".

"Конечно. Человека, который попытался бы это сделать, посчитали бы умалишённым" - ответил я.

"Несмотря на Ваше мнение, в грядущие времена человеческие существа на поверхности Земли будут проводить исследования именно в этом направлении - ответил он. - И опытным путем, в надлежащее время умственной эволюции, докажут реальность существования связи ума и материи. Они продемонстрируют, что даже посторонняя материя может быть подчинена воздействиям разума. На Земле разум действует на материю человеческого тела, чтобы создать движение материи, а находящийся внутри и являющийся рабом материи дух, движется с нею. Здесь противоположные правила. Умственная сила действует на движение чистого пространства, двигаясь сама и двигая материю с собой, и без какого-либо напряжения материального тела, пребывающего сейчас в покое. Разум здесь владыка".

"Как мне Вам поверить?" - отозвался я.

"Знайте, - сказал он - что сейчас мы в движении, запущенном посредством моей силы воли".

"Докажите это".

"Вы сами можете это доказать, - сказал он - но будьте осторожны, иначе мы расстанемся навсегда".

Освободив свой захват, он приказал мне пожелать, чтобы я двигался точно направо. Я сделал так - и расстояние между нами увеличилось.

"Сильно пожелайте, чтобы Вы двигались вокруг меня".

Я подчинился, и моё тело сразу же начало кружиться вокруг него.

"Призовите железный прут".

Я сделал как было приказано, и скоро он появился парящим из пространства прямо мне в руку.

"Я потрясён, - воскликнул я - да, я всё больше удивляюсь этим явлениям, чем всему тому, что им предшествовало".

"В этом для Вас нет необходимости. Сейчас Вы двигаетесь под воздействием естественных законов, которые не более туманны или удивительны, чем те, при которых Вы всегда существовали. Вместо того, чтобы оказывать воздействие на мозг и отсюда непрямым путём на материальное тело, Ваша умственная сила напрягает действие через энергию на саму материю. Здесь материя находится в подчинённом положении. Она почти такая же, как и пустота, ум же является сравнительной реальностью. Положения, которые мы до сих пор занимали, переменились, и сейчас разум господствует. Знайте, поскольку сейчас Ваше тело абсолютно лишено веса и подвешено в лишённой трения среде, то самый деликатный по своей точности и чувствительности баланс, существующий здесь, не мог бы быть достигнут химиком. Ваше тело не весит и одного фрагмента миллионной части зёрнышка, а там, где нет материального веса и трения, даже лёгкое стирание, получающееся от острия иголки, лежащей на агатовой пластине, неизмеримо больше в сравнении. Энергия чистого ума способна нарушить равновесие материи в нашем положении, что Вы и видели на примере наших движений и движений посторонних материалов. "Мёртвая материя" подчиняется духовному. Прут железа подчинился Вашему зову, бездуховный металл подчинён требованиям разума. Однако давайте двигаться, мы должны продолжить наше путешествие".

Схватив меня снова, он заявил:

"Пожелайте изо всей силы, чтобы мы двигались вперёд, а я сделаю то же самое".

Я именно так и сделал.

"Теперь мы объединяем наши энергии для создания движения, - сказал он - мы быстро движемся с возрастающей постоянно скоростью. Довольно скоро мы достигнем земной границы этой пропасти".

И, тем не менее, мне показалось, что мы были в состоянии полного покоя.

Глава 51

Что такое смертный человек? "Конец Земли"

Наконец, я стал воспринимать на расстоянии крестообразное кольцо серебряного блеска. Расширяясь под моим взглядом, оно выросло и, по-видимому, быстро приближалось.

"Постойте, остановите Ваше желание движения вперёд - сказал спутник. - Мы приближаемся слишком быстро. Скорее пожелайте всей силой Вашего ума, чтобы Вы были без движения".

Я подчинился - и мы остановились напротив кромки сверкающего материала, который расходился в одном направлении - ко внешнему кругу Земли, пока не вытянулся кверху так далеко, насколько было видно, в форму отчётливого обрыва. А в другом направлении, в сторону внутреннего мира, он постепенно отлого спускался, подобно океанскому пляжу.

"Скажите, что это за барьер?"- спросил я.

"Это раздвоенный край земного ущелья, - ответил он. - Тот вертикально нависающий утёс доходит до внешней поверхности Земли, места Вашего прошлого дома, а этот отлогий подступ под низом является входом во "Внутренний Круг", вогнутость нашего мира".

Мы снова приблизились к видимой субстанции, мягко двигаясь по воле моего спутника. Берег становился более отчётливым по мере нашего приближения. Неровности, которые раньше были незамечены, стали видны, и подобный серебру материал оказался обыкновенной землёй. Потом я заметил, находясь вертикально и без движения, что на краю берега, идущего к внутренней оболочке Земли, к той запредельной "Неведомой Стране", стояла фигура человеческой формы.

"Это смертный человек?- спросил я. - Мы снова приближаемся к человечеству?"

"Это существо с телом смертного человека - посланник, который ожидает нашего прихода. Это тот, кому поручено заботиться о Вас и вести дальше - ответил он. - Моей обязанностью было разрушить, преодолеть посредством последовательных уроков Ваше подчинение догматической, материалистической земной философии, и привести Ваш разум к пониманию того, что жизнь на земной поверхности есть лишь шаг вперёд к более яркому существованию, которое в грядущие века, когда будет покорена самость, сможет быть достигнуто смертным человеком, пока он находится во плоти. Превратности судьбы, через которые Вы недавно прошли, должны стать для Вас впечатляющим уроком, но будущее содержит для Вас гораздо более важный урок, знание духовной и умственной эволюции, которое люди ещё могут достигнуть, но такое знание сейчас я не предполагаю показать даже для Вас. Ваше земное тело стало бесполезной оболочкой, и когда Вы отставите его в сторону, как скоро сможете это сделать, так как я могу сказать, что Вам предначертано это сделать, Вы почувствуете освобождение, как если бы с Вас был убран неестественный нарост. Но сейчас Вы не сможете понять это положение. Та перемена не случится до тех пор, пока Вы не будете дальше обучены чисто оккультным тайнам, для чего я отчасти Вас подготовил, а материальная часть Вашего организма в будущем будет приходить, и уходить по приказу Вашей воли. На соседнем берегу Вас ожидает тот человек, которого Вы увидели. Это Ваш следующий учитель".

"Я должен Вас оставить?" - в отчаянии закричал я, ибо мне на ум внезапно пришло воспоминание о доме и, как вспышка, мысль, что это единственное существо могло бы провести меня обратно на Землю.

"Возьмите Ваши слова обратно, не покидайте меня сейчас после того, как Вы привели меня за пределы даже алхимического воображения в это подземное существование, как следствие того, что Вы называете своими природными и эфирными уроками".

Он покачал головой.

"Я прошу Вас, умоляю, не оставляйте сейчас меня, разве у Вас нет сострадания, чувств? Вы - единственная нить, связующая меня прямо с Землёй, единственный разум, который, я знаю, связан с человеческим во всём великом и ярком покрове".

Снова он покачал головой.

"Прислушайтесь к моим мольбам. Выслушайте мои слова. Вы стояли на краю ручья в Кентукки, Вы вернулись к темноте той мрачной пещеры, и как гиду я добровольно дал Вам свою руку. Я отвернулся от свежей листвы Земли, солнечного сияния прошлого и сопровождал Вас к такой унылой пещере, где человек вряд ли бывал. С того времени я поочередно восставал против Ваших методов, и снова доверялся Вам полностью, когда мы проходили через такие места, о которых не дерзнёт помышлять рациональное воображение человека. Я последовательно терял свой голос, вес, дыхание, биение моего сердца и мою душу ради того, что я познал. Сейчас меня ожидает неизвестное будущее - с одной стороны, в котором, как Вы говорите, моё тело должно исчезнуть. А с другой стороны - Вы стоите, как единственное звено между Землёй и моим самосуществованием, каким оно может быть для полусмертного человека, мягко говоря, ибо одному Богу известен Ваш настоящий уровень на шкале жизни. Человек Вы или нет, но Вы привели меня сюда и отвечаете за мою будущую безопасность. Я умоляю и прошу Вас либо уйти со мной в предстоящую неизвестность Неведомой Страны, на которую Вы указываете, либо привести меня обратно на верхнюю землю".

Он снова покачал головой и пододвинул меня вперёд. Его магнитная воля, преодолевая моё слабое сопротивление, заставила меня двигаться к загадочному берегу. Я беспомощно парил, словно осколок камфары, вращающийся и кружащийся на поверхности чистой тёплой воды, двигаясь бесцельно по кругу, но подходя к берегу. Моя нога стала на твёрдую землю, и я неуклюже прошёл вперёд и вверх короткое расстояние, а затем зашагал по склону к неоткрытому "Внутреннему Кругу". Сейчас я вошёл в тот таинственный третий круг или сферу и стоял на самом краю удивительной земли, которую мне предстояло исследовать."Неведомая Страна". Странное миролюбивое существо, которое я наблюдал на берегу, подошло ко мне и пожало обе руки, а спутник моих прошлых дней помахал мне на прощание. Я припал на колени и молитвенно поднял свои руки, но товарищ по моему путешествию развернулся и начал удаляться. Зависнув в пустоте, он парил, словно дух, несущийся по диагонали к небесам, и, достигнув быстрого вращения, превратился в яркое пятнышко, похожее на серебряную пылинку в сиянии оккультной земли, той центральной сферы, и скоро исчез из вида.

Во всей моей полной приключений истории не было ничего похожего или приближающегося по остроте на страдание, которое я пережил в тот момент, и я сомневаюсь, переживал ли когда-нибудь матрос после кораблекрушения или заваленный под землёй шахтёр ощущение столь крайнего одиночества, овладевшего мной и переполнившего меня. Вокруг был свет, вечносущий свет, но темнота внутри, неописуемая тьма и несказуемое отчаяние. В агонии я упал на колени, и подумал о других временах, и воспоминания об однажды счастливой жизни на верхней земле стали мучительноболезненными, ведь когда человек страдает, то приятные воспоминания по контрасту только усиливают боль. "Пусть же сейчас моя душа умрёт, всё, чем я владею сейчас, есть мучительная ноша - простонал я. - Прошлое для меня болезненное меланхолическое воспоминание, а будущее..."

Я вздрогнул - кто же может предсказать будущее? Я взглянул на неподвижное существо с мягким и приятным выражением лица, молча стоявшее возле меня, которое я пытаюсь описать. Он ответил:

"Будущее действующее и умозрительное. Оно приводит созерцательное к тому, чтобы с восхищением и поклонением увидеть великолепные труды Создателя и вдохновляет человека самыми возвышенными идеями совершенств своего божественного Творца".

Затем он добавил:

"Вы признали, что кажущееся существующим таковым не является и наоборот? Познали ли Вы, что факты являются ошибками, а физическое существование- обманом? Признаёте ли Вы, что материальное блаженство невозможно, и пока человечество будет стремиться к неоткрытой земле, человек не является и не может быть счастливым?"

"Признаю - сказал я. - Я допускаю всё. Я не знаю, нахожусь ли здесь, а Вы там. Не знаю, был я когда-либо той или иной формой материи, которая когда-либо существовала. Вероятно, у материальных вещей нет бытия, и только пустота осязаема".

"Согласны ли Вы отказаться от прошлых ассоциаций, чтобы Вас больше не беспокоили дела человеческие? Вы..."

Он заколебался, обдумывая, по-видимому, вопрос, который я мог не вместить. Затем, не закончив своё предложение и не ожидая ответа, добавил:

"Ну, мой друг, давайте же войдём в просторы Неведомой Страны. Скоро Вы узрите происхождение Вашего видения, надежду человечества, и будете пребывать на земле Этидорпы. Давайте же поспешим, друг мой".

Рука в руку мы вошли во владения мира и спокойствия, и как только я шагнул вперёд и вверх, моим тревожным духом овладел совершенный покой. Все мысли прошлых времён исчезли.

Жизненные беспокойства ушли. Страдание, отчаяние, ненависть, зависть, ревность и нечестивые страсти были изгнаны из существования. За исключением моей любви к близким, связанным земными узами, и печали, которая простиралась от души к душе, связывая нас вместе, прошлое стало чистым. Я достиг земли Этидорпы -

КРАЯ ЗЕМЛИ.

Интерлюдия

Глава 52

Последнее прощание

Таинственный гость, тот, с седой вьющейся бородой, прочитал последнее слово вышеупомянутого манускрипта, а затем положил лист бумаги на стол и приклонил голову к руке, задумчиво глядя на открытый огонь. Так просидел он в молчании значительное время. Затем  сказал:

"Вы услышали часть моей истории, ту часть, которую мне было приказано Вам рассказать. Вы узнали, как с помощью естественных законов, будучи в теле, я прошёл последовательные ступени к той двери, которую для человечества пока ещё открывает смерть. Вы также понимаете, что хотя у меня человеческая форма, я не такой, как другие люди (ибо у меня материя подчинена разуму). Так как Вы пообещали, Вы и должны действовать и выполнить моё указание в отношении манускрипта..."

"Но здесь же должно быть ещё и продолжение. Расскажите мне о том, что Вы увидели и испытали за пределами конца Земли, во владениях Этидорпы. Расскажите мне о той Неведомой Стране..."

"Нет, - ответил он - это конец, по крайней мере, насколько это касается моей связи с Вами. Вы всё ещё сомневаетесь в некоторых частях моего повествования - я это вижу, несмотря на доказательства, которые я Вам привёл. И, тем не менее, когда пройдёт время, исследование покажет, что каждое слово, которое я прочитал и произнёс, есть истина в историческом, философском и духовном смысле (в чём Вы сейчас сомневаетесь), и люди ещё будут готовы понимать, как можно удостовериться в подлинности тех глубоких и непостижимых явлений, с которыми я сталкивался. Я изучал и познавал всё это на горьком опыте в школе, обучающей началам более глубокой философии, чем та, которой достигла человеческая наука, особенно современная материалистическая наука. Однако, шаг за шагом наука должна её достичь. И всё же я записал лишь малую часть переживаний, испытанных мной. То, что я поведал, является только привкусом неисчерпаемого праздника, ещё раскрывающегося перед человеком в мудром просторе будущего, и который побуждает его идти вперёд и вверх. Этот рассказ, заканчивающийся как раз перед началом моей настоящей истории о Неведомой Стране и её возможностях, должен, следовательно, побуждать к новым  умственным и практическим усилиям тех, кому позволено вновь исследовать их. Я вёл мою историю до того места, у которого я могу Вам показать, что очень скоро после этого я временно оставил своё тело посредством совершенно естественного процесса, способом, ещё не используемым человеком. И, как духовное существо, я вступил в эфирные пространства через те многочисленные большие обиталища, о которых в данное время мне не разрешено говорить. Из них я невольно был вынужден вернуться и облечься в подобие моего тела для того, чтобы встретить Вас и записать эти события. Я должен ждать развития и расширения сознания, что позволит людям признать этот достоверный рекорд моей истории, прежде, чем завершу повествование, потому что люди ещё не готовы. Люди должны серьезно изучить истины, управляющие судьбой человека благодаря неизменным законам природы, но которые, если на них сослаться в это время, могут считаться галлюцинациями расстроенного ума. Многим этот манускрипт покажется мимолётным романом, для кого-то загадкой, для других же это будет приятной учёбой. В настоящее время люди ещё не в тех условиях, чтобы получить даже этот манускрипт. Я достаточно хорошо  это знаю и  соответственно рассчитал, что должно пройти тридцать лет, прежде чем он будет опубликован. Тогда будут изучать более глубоко волнения силы и проявления энергии, известные сейчас и названные неощутимыми телами (вероятно, в то время они удостоверятся в истинности некоторых из моих заявлений), и размышлять над связями материи. В то время некоторые умы будут способны туманно воспринимать возможности, о которых предсказывает этот материал, ведь в нём предложено настоящее решение великих проблем эфирного неизвестного, и их изучение приведёт к окончательному возвышению человечества, такому, о котором я не смею даже пророчествовать".

"В этом материале есть много неясного для меня - сказал я, - имеются случайные фразы и повторения, которые вставлены, вероятно, с какой-то целью, но не связанные с самим повествованием".

"Это верно; материал зачастую содержит эмблематические заявления, и Вы их не можете понять, но тем не менее такие части передают другим скрытое значение. Мне указано поговорить со многими людьми помимо Вас, и я не могу встретиться с теми людьми, к кому обращаюсь, более непосредственно, чем это я делаю с помощью этой связи. Эти страницы будут служить наставлением многим людям, которых Вы никогда не узнаете. Те, кому я принёс послания, будут в тайне читаться между строк".

"Почему бы их не дать тем людям?"

"Потому, что мне указано их принести Вам, - ответил он - и от Вас требуется -  первое: запечатать манускрипт и положить его в тайное хранилище Вашего сейфа; второе: написать завещание и тем самым, в случае Вашей смерти,  обеспечить возможность того, чтобы по прошествии тридцати лет, начиная с этой даты, печати были вскрыты и содержимое было опубликовано в книжном формате ограниченным тиражом, по Вашему выбору; третье: художник, способный вместить идеи манускрипта, будет найден в надлежащее время (Им стал Август Кнапп - член Храма Человечества. прим. переводчика) и ему будет доверена ответственность создания иллюстраций к книге. Только ему и Вам (или Вашему доверенному лицу) можно выбирать места для иллюстраций; четвёртое: в случае Вашего пребывания в этом городе по завершении  срока тридцати лет Вам надлежит вскрыть пакет и следовать инструкциям, содержащимся в конверте".

Затем он положил на манускрипт запечатанный конверт, адресованный мне.

"Я это уже пообещал" - сказал я.

"Очень хорошо, -  заметил он - я буду с Вами прощаться".

"Подождите минуту. Несправедливо оставлять повествование в таком незаконченном виде. Вы пообещали будущее, сравнимое с переживаниями, которым Вы подвергались, и рассказали мне о том, что было упрощено. Именно на краю внутреннего круга Вы встретили то таинственное существо, в отношении которого я глубоко заинтересован, поскольку вовлечён в продолжение Вашего личного рассказа. И Вам явно есть ещё что рассказать, ведь Вы, должно быть, прошли в ту Неведомую Страну. Вы заявляете, что именно так и поступили, но Вы разорвали нить на самом интересном месте, оставляя это на будущие догадки".

"Именно так. Это история человека на Земле, а продолжением её будет история человека в Неведомой Стране".

"Не мне ли предстоит получить остаток Вашей истории?" - повторил я, всё ещё надеясь получить её.

"Нет; я не буду непосредственно являться перед Вами. Ваша задача в этой работе завершится после того, как по истечению 30 лет Вы выполните указания, данные в запечатанном письме, и которые вместе с этим манускриптом я доверяю Вам. Сейчас я должен вернуться на берег, отделивший меня от моего прошлого спутника, и оставляя это подобие тела, ещё раз пройти в..."

Он закрыл лицо руками и зарыдал. Да, это страшное, циничное существо, которое поначалу я считал сумасшедшим фанатиком, а затем неоднократно был вовлечён в ощущение того, что передо мной потрясающий обманщик, и даже боялся его, как холодного полумёртвого человека, это существо рыдало, как дитя.

"Это чересчур - сказал он, по-видимому, разговаривая с самим собой. - Слишком много требуется от того, кто ещё не бессмертен, во имя блага расы. Я снова среди людей, я почти человек, и опять по возвращении я тоскую по своему старому дому, моей жене и детям. Почему я запрещен? Сладострастность рая не может утешить смертного человека, того, кто должен отдать свою семью и дом и нести, несмотря ни на что, свою земную мысль за пределы. Человек не может обладать неомрачённой радостью, духовным блаженством и удерживать зовущую назад тоску по мировым явлениям. И снова я отдаю мою земную любовь, мою материальную семью. Испытав полунебесные радости в одном из великих домов той чистой, приятной и спокойной сферы, я сейчас существую на пограничной земле, но мой земной дом ещё не ушёл из сердца, подобно смертному, я цепляюсь за прошлые воспоминания и мечтаю о том, чтобы встретить своих возлюбленных. Всё земное должно быть оставлено позади, если полностью достигаешь рая, и всё же у меня есть мои подлунные мысли. Этидорпа! Этидорпа! - взмолился он, повернув свои глаза к тому, кого я не мог видеть - Этидорпа, меня зовёт мой старый дом. Ты знаешь, что начало человеческой жизни на Земле есть плач любви новорожденного. Любовь ест дар Этидорпы, и ты Этидорпа, душа любви, должна иметь сострадание к молящему тебя смертному".

В мольбе он поднял свои руки:

"Будь милосердна ко мне, Этидорпа, как я был бы к тебе, будь я на твоём месте, а ты на моём".

Затем он повернул лицо кверху и застыл в молчании, слушая.

"А, - наконец, пробормотал он, и как бы в ответ на голос, который я не мог уловить, голос, несущий его ушам ответ глубокого разочарования, сказал - ты истинно говоришь в видении, Этидорпа. Именно любовь порабощает человечество, любовь, которая командует, любовь, которая заманивает, и ты, Этидорпа, есть душа её. Воистину, если бы не было Этидорпы, не было бы слёз на Земле, а только одни холодные, пустые слёзы боли. Ни оплакивающих людей, ни печальных расставаний, ни рыданий матерей, преклонивших колени с обращёнными вверх лицами, ни насаждений лавра и розы на священных могилах. Не было бы дитяти любви, ни дома, ни могилы, ни печали, ни Запределья".

Он заколебался, упал на колени, молитвенно подняв сцеплённые руки, и как будто слушал тот далёкий голос. Затем он склонил свою голову и ответил:

"Да, ты права, Этидорпа. Хоть ты приносишь печаль смертным, но без тебя и этот дар печали более не сверкал бы. Ты всегда справедлива и мудра, Этидорпа. Любовь есть посев, а печаль - урожай, но этот урожай скорби для человека является богатейшим даром любви, золотым звеном, соединяющим духовную форму, прилетевшую к духу, увлечённому ещё землей. Не будь земной любви,  не было бы и земной печали. Не будь оплакивания ушедших возлюбленных, то и душа человеческая навсегда похоронила бы под грязью брата своего. Тот, кто печалился и не извлёк из своего урока пользу, не пригоден для жизни. Тот же, кто обращает в лучшее своего учителя - печаль, тот стоит наиболее близко к человечеству и к Этидорпе. Та, которая испила до дна чашу печали, наилучше приспособлена для женской сферы жизни, конечной обители блаженства бессмертия. Я вернусь в твои владения, Этидорпа, и эта серебряная полоса скорбей, покрывшая сердце моё, идёт до Земли, до рая и обратно на Землю. В конце концов, она поведёт моих близких к сферам Запредельного - в дом Этидорпы".

Поднявшись и повернувшись ко мне, справляясь с эмоциями и игнорируя этот взрыв, сказал:

"Если время убедит Вас в том, что я рассказал правдивую историю, если в последующие годы Вы узнаете моё имя (мне запрещено его называть) и убедитесь в достоверности моей личности, пообещайте, что выполните просьбу Вашего непрошенного гостя".

"Я, безусловно, её выполню. А какая просьба?"

"Я оставил жену, маленького ребёнка, а также двухлетнее дитя, когда был забран, похищен тем способом, о котором правдиво написал. В моём последующем жизненном опыте я не смог их выкинуть из памяти. Я знаю, что по моей вине они потеряли меня и так будет, пока они не перейдут в духовную сферу, после чего мы снова встретимся в одном из великих домов Великого Запределья. Я прошу Вас узнать, если можно, живы ли мои дети или дети моих детей, в нужде ли они. Оставьте им содержательное письмо. А теперь - прощайте".

Он протянул свою руку, я схватил её, и как только сделал это, его форма стала неразборчивой  и постепенно исчезла на моих глазах. Мои пальцы сжимали ладонь в пустоте, и с протянутой рукой я стоял один в комнате, держа загадочный манускрипт, на тыльной стороне которого я нашёл:

"Есть многое, друг Горацио, в небесах и на Земле, чего не снилось нашим мудрецам".

Эпилог

Глава 53

Письмо, сопровождавшее таинственный манускрипт

Минули назначенные тридцать лет, и, как мне было приказано, я, Ллевелин Друри, сейчас вскрываю печати и открываю конверт, сопровождающий таинственный пакет, оставшийся в моих руках, и читаю следующее:

"Перед Вами - эпилог к манускрипту, а также изображение Вашего непрошенного гостя "Я-Человек", которое Вам указано нанести на фронтиспис к книге.

Есть всё ещё люди, которые могут засвидетельствовать мою идентичность - взглянув только на это изображение, чтобы убедиться в подлинности заявлений, сделанных в манускрипте, поскольку на изображении нарисовано лицо того, с кем они были знакомы, когда он был молод. Они узнают, что сейчас он постарел. Не беспокойтесь о том, как будет воспринята книга, Вы не ответственны за те заявления, которые в ней сделаны. Заинтересованные люди, если они живы, не будут стремиться высказаться публично, а те, кто вмещает и может оценить, кто в состоянии понять уместность истин, содержащихся в книге, кто способен читать между строк и у кого есть ключ к разгадке, те, безусловно, будут хранить знание фактов, сокрытых в своих недрах, или же коварно противостоять им. Они в молчании или через нападки будут хранить в тайне от посторонних людей Братство и его связь с незадачливым автором. Они не осмелятся говорить.

Просмотрите все предложения. Если хотите, обеспечьте надёжность издательства и найдите другого человека для публикации книги, если Вы снимаете с себя ответственность. Но при корректуре текста книги никоим образом не изменяйте смысл предложений в манускрипте, сделайте его копию, и не принимайте никакого участия в обсуждениях, которые поднимутся среди людей в отношении их восприятия книги. Те, кто наилучшим образом проинформирован по некоторым вопросам, содержащихся в книге, будут, по-видимому, наименее всего заинтересованы книгой, а те, кто осознает эти истины во всей их полноте, будут упорно избегать их подтверждения. Научный энтузиаст, подобно Братству, к которому я принадлежу, если и найдёт эту книгу привлекательной, то будет создавать препятствия уму ищущего через критику или высмеивание из-за того, что в его книгах не отмечены многие из откровений манускрипта.

Вы можете свободно, используя свои собственные выражения, написать в качестве вступления историю Ваших взаимоотношений с автором, сохранив, тем не менее, если пожелаете, Вашу личность посредством добавления вступления к манускрипту, а в интерлюдиях - каждую подробность Ваших бесед и переживаний. Для освещения некоторых мест составьте иллюстрации, которые Вы и отобранный художник сочтете уместными. Не ставьте под сомнение целесообразность указания на всё то, что, как Вам известно, произошло. Пишите только одну правду, ибо даже если человечество не признает реальным всё то, что Вы и я испытали, необычные фазы жизненных явлений сами по себе открываются, и так или иначе человечество будет, несомненно, приведено на более высокий план. По мере того, как люди будут изучать некоторые моменты истории и ультранаучные проявления, на которые обращено их внимание в этом повествовании, таинственный занавес будет приподнят, и очевидность истин, содержащихся в таких подробностях, будет видна. Наконец, Вы должны затемнить те страницы манускрипта, которые можете выбрать, и сохранить в тайне первоначальный фрагмент текста. Не публикуйте другое издание до тех пор, пока не ознакомитесь со словами той его части, которая отсутствует" ^[3]

Подпись:  Я-ЧЕЛОВЕК.

ЗАМЕЧАНИЕ Л.ДРУРИ - Здесь заканчивается письмо. После хорошо продуманного рассмотрения было решено передать слово в слово подавляющую его часть и весь манускрипт точно и в подробностях, указывая на запись моей связи с ним, включая мои споры с профессорами Чикерингом и Вооном, с которыми я консультировался относительно утверждений, выраженных непосредственно их автором. Я допускаю, что начальная глава, вероятно, в моём выступлении может оказаться такой, что поднимет сомнения в умах некоторых относительно моего умственного благоразумия, что и замечает в своей драме ее главный персонаж: "Сейчас человечество не может принять те факты, которые я видел". И тем не менее я иду по улицам моего родного города, как деловой человек признанной важности и трезвости, один только я ответственен за то, что, по моему убеждению, со мной произошло. Нигде не намекалось на то, что я умственно безответственен или умозрителен, и даже если бы это было так, то материальное доказательство того, чего я придерживаюсь и о чём до сих пор не упоминал и не могу упоминать в отношении моих связей с тем выдающимся существом, эффективно опровергает идею ментального искажения или спектрального бреда. Кроме того, многие из заявлений таковы, что в истинности их легко убедиться или опровергнуть любым человеком, склонным повторить предложенные опыты или посетить указанные местности. Одна часть целого, которая покажется большинству людей наименее вероятной, состоит в том, что я могу свидетельствовать о ней, опираясь на свои знания, что относится к первой части и завершающейся главы. По- видимому, это смахивает на некромантию, и всё же, по моему мнению, насколько я понимаю вопрос сейчас, такие необъяснимые и неудобопонятные явления кажутся ненаучными ввиду недостатков изучающих науку. Когда-нибудь будет доказано, что оккультные феномены основаны на обычных физических условиях и их можно объяснить, посредством научных исследований (ведь всё, что есть - естественно, а наука охватывает все явления), но сейчас пока что они находятся за пределами нашего понимания.

Был ли я загипнотизирован, писал ли в трансе или в состоянии умственной аберрации, либо правдиво передал миру жизненную историю, является ли эта книга полным вымыслом или несёт в себе пророчество, приводит ли она в действие цепь бурных размышлений или сочетает шутливые аргументы, научные проблемы и метафизические рассуждения, полезна ли она или развлекательна - это решать читателю. Насколько это касается меня, Ллевелина Друри, это конец.

Нет необходимости говорить, что если бы данное сообщение и отсутствующий фрагмент манускрипта был убран, то не появилось бы второе издание Этидорпы.

От имени подписавшегося, который очень либерально пожурил моих друзей и знакомых, не получивших первого издания, а также от имени этих же смертных, подписавшийся выражает "Я-Человеку" коллективную благодарность от тех, кто упрекает и кого упрекают.

Джон Ури Ллойд

Это введение, которое было подписано автором в авторском издании, публикуется здесь с целью, чтобы мои взгляды в книге не были неверно истолкованными.

Джон Ури Ллойд

Три дополнительных главы к книге "Этидорпа", изъятых из первых изданий

Cледующие три главы были изъяты из первоначального издания "Этидорпы". Они были впервые опубликованы отдельно от книги 16 мая 1897 года в выпуске в Цинцинатти. Эти исключённые главы, позднее вошедшие в одиннадцатое издание, следуют за главой 43 настоящей книги.

Глава 44

Я ищу доверенное лицо

...Чем больше я размышлял над предстоящими событиями, тем становился более удовлетворёным тем участием, которое я, Ллевелин Друри, принимал. Стало очевидно, что моей личностью владел человек, многое познавший на жизненном пути из того, что до сих пор было для меня неизвестным. Как только я рассуждал над этим вопросом, так сразу убеждался в том, что со мной не только ловко играли, но и дискредитировали мою личность. Естественно, эти мысли были преувеличены, и когда я чувствовал дух, восстававший во мне, я стал жаждать мести. Я хотел не только оправдать себя в своих глазах, но и доказать человеку, в чьих руках находился продолжительное время, что я больше не подчиняюсь его доминирующей воле. С этой мыслью я и поступил так, как должен был поступить раньше, но из-за прошлого упрёка профессора Чикеринга я стал искать совета у другого. Находиться с кем-нибудь в компании более утешительно, даже если участникам не удаётся помочь друг другу. В начале нашей жизни, прежде чем мы становимся самодовольными и дерзкими, мы ищем утешение тех, кто рядом с нами, а в конце жизненного пути после того, как мы осознаём, что "всё, всё есть тщета", мы снова возвращаемся к партнёрству с нашими приятелями. В начале своего опыта с этим страшным существом я рассчитывал на совет того, кто, как я надеялся, мне поможет, а сейчас, когда всё указывало на завершающий эпизод, я снова повернулся лицом к человечеству, частью которого являюсь. В поисках пожилого друга-учёного, которому я бы полностью доверял и с которым я мог бы быть совершенно откровенным, открыть ему во всём своё сердце, я рассказал своему приятелю всё, что знал в мельчайших подробностях. Вместо того, чтобы принять историю как фантазию неуравновешенного ума, мой друг выслушал её с величайшим вниманием.

"Я полагаю, что существуют некие психологические условия, которые до сих пор неправильно истолковывались, - сказал он - и мне кажется, что есть и другие, нам неизвестные. В самом деле, - добавил он - представляется, что Ваш гость более чем однажды нацеливался на то, чтобы привести Вас к убеждению, что Вашим умом может владеть другой, как, например, в случае с гидростатическим экспериментом, когда он Вас спросил, были ли Вы уверены в правильности Вашего восприятия. Он также указывал на то, что его присутствие могло повлиять на состояние Вашего ума. По-видимому, он играл Вашей доверчивостью и во всех своих доводах он со знанием дела занимал сторону слабого, то есть, согласно Вашей настоящей логике, он собирался убедить Вас, что иная (природная) сторона нереальна. Кажется, что в некоторых случаях он как будто делал заявления, которые не могут быть правдой, а потом искусно играл с Вашим умом до тех пор, пока он, в самом деле, не приводил Вас к убеждению в правильности его доводов".

"Назовите некоторые из этих заявлений".

"Во-первых, оживлённая темнота. Будет абсурдно рассуждать о том, что существует луч энергии, проникающий сквозь непрозрачные тела. Такое положение дискредитировало бы науку. С опровержением этой иррациональной мифической истории в отношении света, который проникает в непрозрачные тела, исчезает его искусственно придуманное земное освещение. Такой луч энергии не может существовать. Далее, утверждение относительно новых элементов в атмосфере неправдоподобно. Если химики в чём-то абсолютно уверены, так это в составе воздуха. Высказав своё заявление, он дискредитировал Гулливера, ведь наука положительно продемонстрировала, что кислород, водород и азот с остатками хорошо известных примесей элементов - это всё, из чего состоит воздух. И сейчас я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что обьект, который Вы воспринимали и так легкомысленно приняли за мозг, является отражением сетчатой оболочки глаза. Пуркинж (что, вероятно, хорошо известно Вашему изобретательному посетителю) продемонстрировал этот факт пятьдесят лет тому назад, убедительно доказав его науке, и с тех пор данное явление стало известно, как тени и следы Пуркинжа. Должно быть, Ваш гость наделён обширными знаниями, острой проницательностью и великим благоразумием. Я определённо восхищаюсь его методами, и это никоим образом не означает, что несмотря на свои странные методы, он не пытается служить людям. Он явно исследует работу ума и отпечатки мыслей. Он в высшей степени восхитительно доказал, что для Вас факты могут оказаться заблуждениями, а ошибки оказаться фактами, но он не провёл отличительной границы между действительностью и фантазией. Действительно, кажется, что он как будто знает больше, чем говорит, но чувствуется, что лучше в самом себе смешать все эти мысленные нагромождения, а затем позволить самому себе разобраться с тем, что он хотел сказать. Вам вообще не нужно волноваться. Вероятно, Вы сами восприимчивы к неуловимым рассуждениям. На самом деле сомнительно, чтобы Ваш посетитель пришёл к Вам с целью завладеть Вашим умом и убедить в нереальном, равным образом как и просмотреть вещи, действительно существующие".

Я снова пришёл в раздражение, так как мой напарник хоть и не утверждал, что мой ум был дезорганизован, как это говорил профессор Чикеринг, всё же унижал меня, доказывая, что я мысленно подчинялся воле другого человека. Я посидел в задумчивости, а затем сказал:

"Вы согласны встретиться с этим персонажем?"

"Согласен".

"Не спрячетесь ли Вы завтра вечером в моей комнате?"

"Конечно, спрячусь".

"В таком случае, я отдаю себя Вашему руководству, и в надлежащий момент Вы предстанете перед ним".

"Если это должно произойти, то Вы должны проявить большее самообладание, чем раньше".

Затем мой друг подробно объяснил нашу линию дальнейших действий. Когда он ушёл, я почувствовал большую радость и утешение от того, что теперь у меня есть помощник. Была также определённость в том, что вместе мы могли лишить силы этого страшного властителя ума, ибо сейчас я чувствовал убеждение, что со мной, как с игрушкой, играл человек, знающий больше признанных границ, открытых для обычного учёного. Моя беспечность и эмпирический опыт были, вероятно, обнаружены каким-то образом, лучше известным ему самому, Я-Человеку, и привели его к поискам моего приятеля. Теперь он имел надо мной власть, подобно формовщику, отливающему фигуру.

Глава 45

"Объект видит мозг, а не глаза"

Ровно в восемь часов вечера на следуюший день мой пожилой посетитель постучал в дверь, и когда вошёл, то сел на своё место в своей обычной манере. Я преднамеренно поставил его стул на линию видения из большого шкафа, в котором удобно укрылся мой учёный друг, и ему был виден гость сквозь проём в двери без опасности быть обнаруженным самому.Была предпринята любая предосторожность, чтобы предотвратить опасность разоблачения моего друга мудрецом. Предметы, взятые из шкафа, а также шляпа и пальто моего друга, были спрятаны подальше от глаз. Мой посетитель уселся и сказал:

"Давайте же продолжим чтение манускрипта".

"Нет, - сказал я - мы не будем продолжать".

Он взглянул на меня с явным удивлением и спросил:

"Что же Вы хотите?"

"Я хочу, чтобы Вы выслушали меня" - сказал я твёрдым тоном.

"Ну?"

"Вы играете со мной и используете меня для тайной цели, Вы не читаете повествование и не рассказываете факты".

"Дальше".

"Я больше не поддаюсь на этот обман".

"Назовите Ваши претензии, и если возможно, я удовлетворю их" - мягко сказал он.

"Каким-то психологическим образом Вы связали моё внимание и вынудили мой ум к подчинению. Вы заставили меня видеть вещи, которых нет, и пропустить то, что есть".

"Назовите их".

Я вынул из своего кармана аккуратно подготовленный листок бумаги моего друга и прочитал следующее:

"Нет такой пещеры, которую Вы называли, в штате Кентукки. Её там не обнаружено. Вы не приводите доказательств того, чтобы показать, что пароход "Джордж Вашингтон" плавал по реке Огайо в 1826 году. Вы утверждаете, что солнечная энегрия проникает в твёрдые тела, даже в земную материю. Вы заявляете, что невидимые лучи энергии можно оживить и сделать видимыми. Вы претендуете на то, что вода может подниматься выше своего уровня, и, таким образом, через молекулярную силу между растворами различной плотности создаёт артезианские колодцы с помощью иных процессов, чем те, которые признаны геологами. Вы заявляете, что центр гравитации не является центром Земли. Вы утверждаете, что Земля полая, и что не материя обладает весом, а вес является выражением энергии, заключенной в материи, но это проявление энергии может существовать свободно и без материи. Вы заявляете, что у материалов нет плотности, ибо это свойство, по Вашему выражению, есть лишь проявление атомной и молекулярной энергий. Вы утверждаете, что призма не разлагает солнечную энергию на свои окончательные составные части, а именно спектр, создаваемый призмой, есть нечто оторванное от световых лучей, основной луч, проходящий прямо через призму. Вы также заявляете, что существуют лучи, которые призма не может отклонить, и что до сих пор не создано прибора для того, чтобы их оценить. Далее Вы заявляете, что лучи спектра, известные человеку, не являются окончательными, и что когда они разложатся в конечном счёте и снова будут отклонены, тогда для человека станет очевидным существование новых цветов и условий. Вы утверждаете, что из-за своего узкого мышления человек до сих пор знает очень мало об энергии, которая пронизывает его сферу, и что неизвестные силы пропитывают саму сущность человека. Да, - воскликнул я, становясь почти бешеным во время чтения, - да, и, наконец, Вы предлагаете мне опыт пятидесятилетней давности и искусно заставляете меня поверить, что я действительно смотрю на свой мозг, когда в действительности я вижу разветвления сетчатки глаза".

Это всё?" - мягко спросил он.

"Этого достаточно".

"Нет, - ответил он - этого не достаточно. Вы могли бы добавить, что до сих пор являетесь рабом своего господина - односторонней науки, основанной, главным образом, на определённых ограниченных представлениях, и Вы никогда не были способны мыслить за пределами узких линий, ею предписываемых. Вы могли бы сказать, что восточный владелец рабов, стоящий с плетью в руке, не сокрушает землю, унижая просителей, больше, чем этот владыка, сокрушающий Вас и таких, как Вы. Вы могли бы добавить, что время освобождения близко, и что также при посредничестве той же науки самые буйные размышления кажущихся странными мечтателей вскоре будут подтверждены. Вы могли бы добавить многое из того, что я Вам не сказал, и то, что является менее вероятным и нереальным".

"Назовите что-нибудь".

"Вы могли бы сказать, что пространство вне линий, протянутых от одной сферы к другой, пустое, абсолютно пустое, насколько это касается человека".

"Ну, Вы ошеломляете меня своей наглостью".

"Да, - ответил он - потому что это правда".

"Посмотрите, - сказал я, и, подведя его к окну, я указал на звездное небо - посмотрите".

"Ну?"

"Разве свет и тепло могут пройти сквозь вакуум, совершенный вакуум?"

"Я не утверждал, что между мирами, солнцами, планетами находится вакуум".

"Вы утверждали, уверяю Вас".

"Послушайте, - сказал он - Вы не правильно истолковываете мои слова. Я сказал "насколько это касается человека" за пределами линий, протянутых от сферы к сфере".

И, повернувшись к своему стулу, он уселся на него.

"Послушайтесь здравого рассудка. Позовите своего пожилого друга из шкафа. Неприлично держать его в таком неудобном положении столь долгое время. Кроме того, он желает присоединиться к беседе".

Я был ошеломлен.

"Мне кажется, Вы забыли правила приличия" - заметил он снова точно так же, как замечал это в наших ранних беседах. Открыв дверь шкафа, он спокойно пригласил в комнату моего друга. Взяв его за руку и пристально посмотрев ему в глаза, ЧЕЛОВЕК-КТО-СДЕЛАЛ-ЭТО сказал:

"Вы сомневались в моей личности и моей миссии, за что Вас, конечно же, нельзя подвергать критике. Садитесь. А теперь вернёмся к фигурам Пуркинжа - добавил он, как по просьбе присоединяясь к нашей прошлой частной беседе. - Вы правы и не правы. Вы правы в том, что Пуркинж издал памфлет и писал об этом предмете -сетчатой оболочке глаза. Но Вы ошибаетесь в том, что утверждаете, будто сетчатая оболочка глаза видит предмет, ибо это не так. Реальная картина не является тенью и зрелищем сетчатой оболочки, но впечатлением, сделанном на мозге, к которому форма энергии, которую Вы сейчас не можете определить и не знаете, несёт силуэт того, что видно. Насколько это касается ощущений человека, видимый объект не всегда реален. Единственной реальностью для человека является отпечаток на мозге".

Я посмотрел на моего нового приятеля, ожидая его ответа.

"Вы ошибаетесь, - заявил он - видимый предмет реален".

"Нет, - ответил гость - не всегда. Предмет, который Вы воспринимаете, может не существовать. Он может не находиться там, где Вы думаете, что видите его. Отпечаток на сетчатую оболочку может быть настолько положительным, что покажется вне всякого противоречия, и всё же указать Вам на фальшивость того, что мозг должен исправить".

"Я смотрю на тень этой лампы, - отозвался мой компаньон - на ней я отчётливо воспринимаю маленькие фигуры, они находятся там и они реальны".

Гость повернул его вокруг так, чтобы он стоял лицом к зеркалу.

"Видите, - сказал он - не тень ли лампы сейчас в зеркале?"

"Нет, это отражение".

"Чего?"

"Тени лампы".

"От чего?"

"От зеркала".

"Тень лампы кажется видной на зеркале?"

"Нет, далеко за ним".

"Вы точно знаете, что не позади зеркала?"

"Конечно".

"Вы также знаете, что она не на поверхности зеркала?"

"Да".

"Откуда Вам это известно?"

"Благодаря моим знаниям законов отражения".

"Откуда Вам известно, что это отражение?"

"Настоящая лампа находится позади меня".

"Вы всего лишь приводите своё мнение, основывая его на том, что утверждаете, будто видите на том месте, где, как Вы знаете, нет лампы. Вы не видите отражение и тем не менее заявляете, что видите его. На самом деле Вы видите лампу, стоящую на столе позади Вас, и всё же заявляете, что не видите её. Вы делаете свои доводы, построенные на самоочевидной ошибке. Если бы Вы заранее не видели лампу, стоящую позади Вас, а то зеркало установить в оконную раму так, чтобы Вы не догадались, что это зеркало, то Вы бы, вероятно, вне всякого сомнения, решили, что смотрите в другую комнату и наблюдаете другую лампу".

"Да".

"Отсюда следует, что Вы видите лампу там, где её нет".

"Да".

"Однако Вы верите с момента, когда приводите свои доводы, что лампа находится на столе и что то, что Вы видите, есть отражение".

"Конечно".

"Отражение поступает от металлической поверхности на тыльной стороне зеркала?"

"Да".

"А теперь позвольте мне Вам сказать, что Вы не видите отражения, Вы видите лампу сейчас, как и тогда, когда Вы прямо смотрели на неё. Если Вы вообще видите реальную лампу, то Вы видите её и тогда, когда смотрите по направлению к тому зеркалу".

"Я отрицаю это".

"Аа, - сказал он, по-видимому, меняя направление мысли - я вижу, что Вы носите бинокль. Прошу Вас, сделайте шаг ближе к ламповому абажуру на столе, и проверьте с близкого расстояния фигуры и прочтите надпись на прозрачном материале".

Мой приятель послушался, удерживая свой взгляд на расстоянии около восемнадцати дюймов от надписи. Затем он вопросительно посмотрел на гостя.

"Садитесь ещё раз, и позвольте мне Вас спросить, где Вы видите отражение лампового абажура? На поверхности зеркала или за нею?"

"Дальше, за поверхностью".

"Вы же не утверждаете, что лучи в действительности пронизывают ртуть?"

"Нет, отражающей поверхностью является ртуть на стекле. Отображение этого лампового абажура отражено от металлической поверхности, согласно хорошо известным законам".

Старик подвёл моего приятеля к стеклу и сказал:

"Если изображение абажура отражено от стекла, то и надпись, которую Вы читаете, отброшена от стекла, и Вы должны быть в состоянии прочитать надпись на стекле, которое отражает гравировку, когда Вы сфокусируете свой взгляд на неё через очки. Пожалуйста, прочтите надпись на стеклянной поверхности".

Мой друг сделал шаг к зеркалу и попытался сделать так, как ему было сказано, и его постигла неудача.

"Изображение не находится на стекле, ни на ртути, насколько я понимаю, поэтому Вы и не видите отражения от стекла, как Вы утверждали - сказал гость. - Вероятно, надпись находится действительно позади стекла".

"Абсурд".

"Давайте посмотрим. Если она находится за стеклом, то линзы должны её сфокусировать".

Взяв мой театральный бинокль со стола, мой назойливый гость вручил его моему приятелю и сказал:

"Сфокусируйте бинокль на предмете, который, как Вы думаете, Вы воспринимаете за стеклом, и всё же осмеливаетесь доказывать, что его там нет, и скажите мне, если не сможете сейчас прочитать надпись".

"Могу прочитать, отчётливо".

"Как замечательно. Вы знаете, что там нет лампового абажура. Вы знаете, что отражение не идёт из той точки, а от стекла, и, тем не менее, Вы заявляете, что воспринимаете надпись там, где не может быть ни абажура, ни вещества, а на поверхности стекла Вы прочитать надпись не можете, из чего, с другой стороны, Вы утверждаете, что видите отражённую лампу".

"Я могу объяснить это кажущееся противоречие".

"Объясните же".

"Угол падения равен углу отражения".

"Конечно. Дальше?"

"Луч света попадает на зеркало, и я вижу его отражённым".

"Дальше".

"Следовательно, я вижу отражение предмета явно позади зеркала".

"Мой друг, - сказал пожилой гость - Вы дали обычное окольное объяснение очень простому явлению, но оно совершенно не удовлетворительно. Вы ходите вокруг дерева и возвращаетесь обратно, чтобы изучить его кору, которая перед Вами, а затем Вы повторяете одно и то же, когда пытаетесь описать дерево. А теперь послушайте, друг мой. Вы не видите отражения, Вы просто смотрите на абажур лампы, находящейся позади Вас, сквозь изгиб луча света. Хотя и верно, что угол падения равен углу отражения, этот факт не имеет ничего общего с феноменом зрения. Почему Вы не говорите, что зеркало изгибает пучок световых лучей, и что Ваш глаз получает впечатления, переданные посредством изогнутого сообщения до мозга? Интеллект не обладает силой видеть изгиб или угол такого луча, он ничего не знает о его пути или движении, а полученное впечатление ничего не говорит о зеркале, которое находится между тем объектом и Вами. В действительности абажур лампы находится так же далеко от Вашего глаза, как и комбинированные расстояния абажура и Вашего глаза от стекла, когда Вы смотрите по направлению к абажуру в глубь зеркала. Он кажется точно на таком же расстоянии за стеклом вследствии законов перспективы и из-за того, что Вы не можете определить изгиб Вашего луча света. Единственное, что имеет место, если вообще что-либо существует при этом явлении, так это данный изгиб луча света, а его Вы видеть не можете. То, что Вы не в состоянии увидеть (изгиб луча), и то, чего нет (отражение за стеклом), Вы утверждаете, что Видите. Если бы Вы видели изображение на стекле, то Ваш бинокль перенёс бы его на фокус на стекле, но это не получается. Когда Вы сфокусировали Ваш театральный бинокль точно на таком же расстоянии, как абажур находится от Вашего глаза, учитывая изгиб луча, то тогда Вы стали утверждать, что видели там надпись. Если бы фотограф решил сфотографировать надпись от, так называемого, отражения, то ему также потребовалось бы направить свой фотоаппарат на настоящий абажур лампы, а не на зеркало. Он смог бы это сделать благодаря изгибу луча света. Разве не будет иррациональным утверждать, что объект существует там, где его нет?"

"Я вижу абажур лампы через изогнутый луч света, что, иными словами, является Вашим методом говорить то, о чём я сказал".

"Нет, я не говорил, что Вы видели абажур лампы".

"Старик, Вы выводите меня из терпения. Это Ваш собственный довод".

"Нет".

Мой друг посмотрел на него сизумлением.

"Я устал, - перебил я - устал от этой глупости. Вы по-своему переиначиваете факты, и однажды доказываете то, что потом опровергаете".

"Да, а ваши мастера науки сегодня учат вас тому, что то, чему они учили вчера, было ошибочным. Однажды Вы сделали заявление, сказав, что видели своё отражение в зеркале, на что я ответил "нет, не отражение, а отражение отражения". Могу ли я тогда занять немного времени, чтобы дать вам урок? Я смотрел сквозь пальцы на многие ваши ошибочные утверждения, которые вы сделали, и заставил себя использовать некоторые человеческие неудачи, чтобы меня поняли. Многое из того, что может быть познано, проходит в молчании, а это нельзя изучить быстро. Вы закончили?" - спросил он.

"Нет. Сегодняшним вечером Вы заявили, что пространство есть пустота, хотя Вы знаете, что оно наполнено солнечными лучами".

"Я так не говорил".

Я был поражён.

"Я сказал, что насколько это относится к возможностям человеческого зрения, пространство является пустотой".

"Аа" - усмехнулся я.

"Да, совершенная пустота".

"И в нём нет эфира Аристотеля?"

"Нет".

"Нет солнечного сияния".

"Нет".

"Нет тепла?"

"Нет".

"Нет электричества?"

"Нет".

"Либо Вы самый высокомерный человек среди смертных, либо мы глупцы".

"Ни то, ни другое. Давайте порассуждаем над этим предметом. Для астрономов и математиков обычное дело - подсчитывать огромное количество энергии, которую Солнце излучает в пространство. На каком основании они базируют свои вычисления?" - повернулся он к моему учёному другу.

"Они подсчитывают на основании того количества, которое получает Земля" - был ответ.

"Аа, в таком случае, какое доказательство они могут привести, чтобы показать, что Солнце выбрасывает то же количество энергии ещё куда-то в пространство?"

Глава 46

Видение будущего науки

"Послушайте, - сказал Я-ЧЕЛОВЕК - давайте представим, что от Ваших глаз через эту комнату простираются лучи (нити). Давайте представим, что не свет, а гравитация порождает то ощущение, которое Вы называете зрением, и что такая сила проходит по нитям. В этом случае нить становится прозрачной для чувства зрения. Представим, что крайние конечности этих нитей завершаются на выступах, а эти выступы являются возбуждающими точками и, тем самым, они неоднократно оставляют на глазах отпечаток. Каждая нить становится посредником, способным передать энергию, которая оставляет на мозге отпечаток позади глаза - очертание выступа, находящегося на крайней точке нити. Каждая нить является лишь каналом или проходом, идущим прямо от мозга через глаз к выступу на крайней точке. Выступ находится на одном конце, а мозг - на другом, всё остальное, находящееся между тончайшими нитями, является как бы пустотой. Теперь вообразим, что, опираясь на то, что ему знакомо, наблюдателя попросили высказать своё впечатление о том количестве энергии, которая отбрасывается этими шарами. Решение будет состоять в том, что во всех направлениях они выбрасывают одинаковое количество энергии, которая, таким образом, пронизывает всё пространство между нитями возбуждающей энергии в соотношении, воспринимаемом глазами.

Эти шары видны только благодаря мозгу, всё остальное никогда не было увидено, и всё, относящееся к обширному пространству между излучающими нитями, вообще неизвестно для человека. Теперь в отношении ваших планет, звезд, Солнца. Насколько это известно человеку, данные тела связаны друг с другом посредством энергетических каналов, явно переносящих тепло и свет, так же, как и другие проявления силы. Не существует ни одного доказательства, говорящего о том, что данные каналы не передают всю их энергию, созданную этими телами. В данное время посредством одной из таких силовых энергий мы можем видеть один только свет, но в грядущие времена люди будут видеть другими способами.

Как ранее отмечено, для некоторых приятным времяпровождением является подсчитывание количества энергии, которую Солнце испускает в пространство, основывая свои вычисления на том количестве энергии, которое, как они думают, получает Земля. Однако, поскольку они не видели ничего, находящегося вне каналов, идущих прямо от Земли к Солнцу и другим небесным телам, у них нет ни одного доказательства, чтобы показать ту энергию, которая проходит вне каналов, соединяющих небесные тела. Они только гадают над этим, и как обычно, нелепо. Насколько это касается пространства, у человека нет данных, указывающих на то, что осколки энергии любого рода убегают в пространство. В действительности, он принимает то, что сила притяжения существует только по линиям, соединяющим материю с материей, и ввиду того, что определённые модификации силы излучаются во все направления по носителям, окружённым его материей (как, например, шар раскалённого железа в вакуумном стекле), то человек заключает из этого, что известные силы идут во всех направлениях, соответственно от планет и Солнца в пространство. Человек никогда не видел ничего из того, что находится вне линий, соединяющих Землю с другими планетами и звёздами, которые подобны ганглиям или нервным центрам и являются лишь резервуарами в этой сложной сети. Всё пространство между каналами и вне этих ответвлений для человека закрыто и затемнено, как пустота. Где бы одна линия не пересекалась с другой, там появляется солнце. Таким образом, как узлы рыбацкой сети являются пересечением нитей, так и точки взаимного пересечения каналов энергии становятся звёздами. Подобно огромной сети в пространстве эти потоки энергии при переплетении двигаются вместе и охватывают обширность беспредельности. Резко разорвите линию энергии, и Солнце исчезнет для нас в бесконечности, усильте её - и Солнце вспыхнет. При её уменьшении Солнце постепенно растает. Поэтому звезда может, как видно, появиться и исчезнуть, может внезапно засветиться и так же внезапно потухнуть. Теперь давайте пойдём немного дальше в этом мысленном потоке. Предположим, что насекомое, которое способно видеть, рассуждать посредством нервных впечатлений, пребывает внутри большого нерва шейного позвонка живого человека. Для этого насекомого кости, мускулы, вены, кровь, ткани всех видов не существовали бы, а вселенная вне человеческого тела, представлялась бы ничем. Чувствуя только нервные центры и имея возможность видеть лишь в пределах нервных ответвлений, такое насекомое сказало бы: "Эти источники энергии, всё находящееся вне нервов, ведущих к данным центрам, есть пустота". Для такого насекомого единственной реальностью были бы эти нервные каналы и большой мозг на конечностях, а всё остальное казалось бы несуществующим. Если бы у человека был мёртвый зуб, то независимо от его плотности, он представлялся бы для такого насекомого не зубом, а пустым пространством. Знаете, - вдруг спросил старик - знаете ли вы, какое множество мёртвых зубов (изношенных солнц и планет) держатся на вашей Земле и на Солнце, не давая тепла, света и электричества, иными словами, лишённых силы притяжения и других форм энергии, пребывают в невидимом состоянии? Знаете ли вы, сколько мёртвых миров, невидимых для вас, прозрачных для вашей энергии висит в пространстве? Знаете ли вы, сколько живых миров содержатся на вашем Солнце, находясь выше или ниже того плана, на котором движется ваша семья планет? Знаете ли вы, сколько пространственных посредников, чистых, как кристалл в веществе, но непрозрачных, как графит, там, где соприкасаются поверхности, вычёркивают из видимости миры, пребывающие ниже и выше плана, занимаемого нашей семьёй планет?" - он заколебался.

"Продолжайте, продолжайте" - сказал мой приятель.

"Ну, а знаете ли вы, - спросил мой таинственный посетитель - где расположено ваше Солнце?"

"Конечно".

"Нет, не знаете. Энергетическая нить, соединяющая Землю с Солнцем, может извиваться, искривляться, изогнуться, отразиться от невидимых поверхностей пространственных плёнок то там, то здесь, а для вас она должна представляться прямой. Для человека на Земле эта нить имеет размер Земли. Прежде чем она достигнет Солнца, она может сжаться до размеров нитки. Если её оборвать, то Солнце мгновенно исчезло бы. Вы смотрите на Солнце с одного конца канала, и вам ничего не известно об изгибах и углах, находящихся между двумя каналами. Вы видели абажур лампы не там, где он находится, ибо вы знаете, что он находится позади вас. Вы видите Солнце и другие небесные тела ещё менее отчётливо, ведь вы строите свои рассуждения о них только на основании знания, полученного с этого конца линии. Вы никогда не прикасались к другому концу. Вы их видите через каналы, которые, насколько это касается вас, могут быть прямолинейными или согнутыми, могут быть свёрнутыми в спираль или располагаться под определённым углом. Они могут искажать их размеры, формы и расстояния. Разве не удивились бы вы, когда узнали, что за вашей атмосферой Солнце невидимое? Свет имеет земное порождение".

Мы оба сидели онемевшие.

Затем мудрец спросил:

"Вы хотели бы увидеть будущее науки?"

"Да" - ответили мы оба одновременно.

Я-ЧЕЛОВЕК убрал ламповый абажур.

"Садитесь рядом друг с другом и смотрите на лампу, которую вы видите в зеркале".

Мы повернули глаза к зеркалу. Он стал позади и положил каждому из нас руку на лоб.

"Смотрите - сказал он. - Смотрите".

Как только он произнёс эти слова, лампа исчезла, комната пропала, видимые вещи растворились, и на их место появились невидимые. Показалось то, о чём я не смею думать и произносить. Говорить о том, что покрывало мой дух во время того видения - значит отдать себя на растерзание в руки моих друзей учёных. Быть может, я уже так и поступил. Когда видение исчезло, старик ушёл, и я обнаружил, что мой пытливый друг сидел ошеломлённый рядом со мной. По-видимому, мы одновременно вернулись к земным сценам из того чудесного видения будущей науки, о чём мы не смели говорить ни тогда, ни после. Он поднялся, пожал мою руку и направился к двери.

"Встретимся ли мы снова?" - спросил я.

"Нет, друг Ллевелин, - ответил он и молчаливо удалился.

Я сидел в одиночестве в комнате, погружённый в мысленные тени, овладевшие мной.

* * *

Примечания

1

2

3

Оглавление