Малек [stk0] (fb2) читать онлайн

- Малек (а.с. Куб 2091 -2016) 52 Кб, 21с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - stk0

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

stk0 Малёк

— Ну что, малёк, застрял? — голос раздался как бы ниоткуда и одновременно отовсюду.

— Я… Я вам не рыба, не свежепроклюнувшаяся икринка!.. Где Вы, я вас даже в инфраскоп не вижу?… И… Да, я застрял…

— Не шмыгай носом, в шахте и так воды полно, а то вода снизу, вода сверху — чем не малёк!? Сейчас я до тебя доберусь, освобожу, погоди маленько… А что не видишь — так то и правильно, зачем в холоде и сырости тепло наружу отдавать — костюм такой, скафандр называется… Важно, чтоб я тебя видел, когда вытаскивать буду…

— Я знаю, что такое скафандр, я не маленький!.. Мне неуютно так, когда не видишь… Кто вы?..

— Ну вот, не маленький, а трепыхаешься, как малёк на мели… Не суетись, сейчас мы тебя за бампер кокпита захватом… А кто я… Зови меня Ванька Шубин, тут я, в шахтах, живу…

* * *
— Образно говоря, под нами соты или кусок швейцарского сыра. Средней глубиной в два-три километра. Большая по пространству часть пустот — бывшие производственные площади, заводы и производства еще тех времен, когда производство не было вынесено на орбиту. Меньшая — остатки угольных шахт. Местами — природные каверны и пещеры, вымытые водой между шахтными забоями и производственными площадями.

Начспас нервничал. Не впервой одновременно руководить спасательными работами и одновременно в режиме видеоконференции отчитываться о ходе работ перед несколькими начальниками. Впервые на одном из экранов было наблюдать холодные, чуть подведенные глаза под тщательно прорисованными бровями и недлинными, но пушистыми ресницами, премьер-министра. Потому и о банальных для него вещах говорил короткими рублеными фразами, тщательно подбирая в паузах между фразами самые точные и образные сравнения.

— Главная проблема еще 70 лет назад — да, вода. Ее и раньше было много, но в период последней гражданской эти земли и пустоты под ними долбили тяжелой артиллерией — почвы сдвинулись, слои нарушились. А потом началось строительство подземных заводов. В результате, вместо водоносных слоев и водяных потоков — мешанина слоев разного качества и ручьево-струйное или даже капельное просачивание почвенных вод. Всегда сверху вниз. Локализовать, изолировать потоки воды — можно, ручьи и струи — почти невозможно, капельное просачивание — принципиально нереально.

— Тут вся инфраструктура мегаполиса находится в подвешенном состоянии. Причем в прямом смысле слова. Последние 20 лет проводятся работы по укреплению почв, от плоскостных связываний различных фундаментов в единый монолит, до вертикальных — опорными колоннами на максимальную глубину, до беспустотных монолитов. Если в Горловско-Ясиноватском, Харцызском, Краматорско-Славянском районах города работы практически завершены, то в районах Старого Города — где больше всего фрагментация почвенных слоев, — и работы затруднены плотной застройкой, и очень много пустот. Потому строительные входы в шахтные пустоты открыты и используются. Если не постоянно, то очень часто. Вот в такой строительный вход он и провалился.

* * *
— Ха, Ванька Шубин!.. Ну если вы Ванька, то я Васька! Васька Кармоков!

— А ну прижми голову, шлем торчит! Ва-а-ська… Василий… Ох, едрить асинхронной фазой в корень элерона, Базилевс! Вот мне повезло так повезло — ты царского имени! А фазовую решетку двигателя и вообще весь форпик придется срезать…

— Не ругайтесь так… То мальком обзываетесь, то к имени цепляетесь…

— Ноги из стремян убрал и, не поднимая головы, колени прижми к груди… Вот так, молодец, правильно… Сейчас…

— Ай, жжется!

— Все-все! Уже все! Тяну тебя обратно!

* * *
— Мальчишку зовут Василий Салтанович Камроев. Отец, Салтан Камроев, дальнобойщик. Трейлерный контейнеровоз на дальних лунных орбитах. Месяц дома, два в пути. Мать, Яна Гужва, администратор координационного центра городского вычислительного центра. Трудоголик. Работа ненормированная и нервная. Семья обеспеченная, но ребенок чаще предоставлен сам себе. Угнал флайер матери — стандартный одноместник «Красотка», один двигатель, две турбины. Судя по всему, стирлинговы турбины из двигателя удалены, вместо них стоят турбореактивные ионно-тяговые излучатели: топливный брикет расходуется за считанные часы, зато мощность возрастает в сотни раз. Вот только старт исключительно с высоты в режиме планирования. Так часто делают местные хулиганы.

— Как получилось, что системы наблюдения и контроля инспекции городского движения допустили провал флайера в шахтные пустоты?

Начспасу опять захотелось курить. Всего полгода вредной привычки, уже 25 лет, как бросил, но все равно, в особо-неприятные моменты закладывало уши, чесалось в корнях легких, рот наполнялся слюной. Через тонкую щелочку губ втянул воздух, глубокий вдох, выдох через нос — и пауза в разговоре чтоб подумать, и «обманка вместо курения».

— Очень уверенная манера вождения флайера. Система контроля практически сразу считала айди пилота, но такие точные маневры на грани фола и 10-летний мальчишка… Полгода назад был случай, когда считанный айди указывал на чемпиона евразийских гонок, которая в этот момент рожала своего первенца в пятом роддоме третьего макеевского района. Потом оказалось, что хулиган считал ответ идентификатора и сумел подменить ответ со своим айди на ответ с айди чемпиона. Нечто подобное инспекторы и тут ожидали. Выслали наперехват тройку, два инспекторских флайера ставили вертикальную стенку, третий готовился перехватить нарушителя на «свечке», того, что в кокпите ребенок, и что он, вместо того, чтоб пойти вверх, нырнет вниз, в строительный вход — никто не ожидал. Отделу планирования спецопераций инспекции городского движения высказано подозрение о неполном служебном соответствии, переэкзаменовка через месяц.

* * *
— Уй, у-у-у-у!..

— Потерпи, малёк, ты же видишь, воды как раз столько, чтобы пока резал, она закипела, вот и ошпарило. Сейчас мы тебя из кокпита вытащим… Хватайся руками вот здесь!

— Я не вижу, где… О, схватился!.. Уй!.. О!.. Ого!.. Вот это скафандрище!…

— Молодец малёк, сейчас мы тебя в медотсек опустим… диагностика и неотложка… Связи с поверхностью нету… Так, сломаны два ребра, сотрясение, переохлаждение, теперь ожоги, шок, остальное почти ерунда — ушибы, ссадины и растяжения. Ресурсов медблока хватит на 3–5 часов, всех запасов энергии на 3–7 часов движения, успеваем…

* * *
— Не понимаю. Какие могут быть сложности поднять один флайер даже с трехкилометровой глубины?…

— Вот именно, что не понимаете! Пустоты под нами — они сообщающиеся пустоты! — Начспас с трудом подавил вдруг вспыхнувшее раздражение. — И теоретически, и практически, влетев в строительный вход, флайер может вылететь на поверхность через несколько сотен известных и Бог знает сколько неизвестных выходов в радиусе больше сотни километров. А может и не вылететь…

Взгляд уловил характерный жест премьер-министра, когда указательный палец постукивает по сложенным щепотью большому и среднему в полусогнутой руке — и догадка обожгла начспаса: «Она тоже курила! Она тоже нервничает — как будто пепел стряхивает!». И неожиданно возникшее чувство сопричастности по общему греху молодости в один миг растворило и раздражение, и волнение, и даже желание курить. Наклонившись непосредственно к экрану связи с премьер-министром, спокойно и деловито, но каким-то домашним доверительным тоном начспас продолжил доклад.

— На всех выходах введен аварийный режим дежурства, в воздухе весь штатный состав инспекции городского движения по оранжевой тревоге плюс 75 % медицинско-спасательных бригад. Под землю отправлены все строительные, горнопроходческие и горноспасательные бригады по желтой тревоге плюс в дальний поиск высланы все 217 роботов-синтетов. Больше всего надежды, конечно, на них, они быстрее и выносливее человеческого контингента, будут действовать до исполнения программы, но и возвратность их очень невелика, а отыскивать, где они разбились или застряли, выработав энергоресурс…

— Простите, но по штату за столичным управлением числится 162 штатных робота-синтета, — влез заместитель министра, — вы что, привлекли к работам экспериментальные модели НИИ?

— Да, жизнь ребенка дороже, к тому же лучшее испытание — в боевых условиях…

— И все равно не сходится, по сводкам НИИ у них исправных моделей на сегодняшнее утро было 38!

— К работам были привлечены 17 симбиотических роботов-синтетов.

— Вы отправили под землю музейные экземпляры? Невероятно!

— А вы смогли бы отказать разумным добровольцам, даже если они роботы?

* * *
— Ну как ты там, малёк? Алё, Базилевс?! Ты знаешь, что значит твоё имя? Царь, наследный правитель! Ну чего смеешься?!

— Хе-хе, знали бы вы моё отчество — еще не так бы смеялись…

— Это хорошо, что смеешься, адреналин отпускает… И какое же у тебя отчество?

— Хе-хе, Салтанович!

— Ух ты, Царь сын Султана! Вот это имя, вот это программа на жизнь! И как ты, соответствуешь? Жизнь у тебя будет еще длинная, сможешь выполнить эту программу?

— У меня-то она есть, а у вас? Что за имя такое, Ванька? Даже если и Шубин… Я где-то слышал о вас, но что — не помню…

— О-о-о, «что-то слышал, где не помню»… Ты давай не соскакивай, хочешь честных ответов — сам не юли, отвечай прямо. Мы тут только вдвоем, никто не подслушает, стесняться некого, потому давай начистоту! Ведь турбины на флайер не сам сделал, не смог бы, а у кого-то взял. Если ты Царь, да еще сын Султана, но заплатить тебе нечем — ты что, украл?

— Нет, что вы! Турбины соседский Витька себе делал, он на 4 года старше, на флайер сестры, но сестра «Красотку» продала и «Дуэт» себе взяла — а там их четыре и размеры меньше, эти не станут. Но я за них заплатил, вы не думайте! Мне, как отличнику, нелимитируемый доступ в научные инфохранилища каждый семестр дают, а у мамы в администраторском аккаунте он и так нелимитируемый. Вот «научный безлим» за семестр и обменял на две турбины. А ставил сам, и топливную переделывал сам — все честно!

— А Витька твой, что, доступа к научным инфохранилищам не имеет?

— Нет, он руками все может, а соображает медленно, но туго, он по теорблоку троечник — у него к научным ограничения, но безлим к технологическим базам…

— И что, это честно — нарушать распорядок учебного процесса?

— Нет, но… щедро?… О, по-царски!

— Мда, царёк из тебя получается какой-то мер-кан-тильный…

— Но турбины же все равно ему уже не нужны — а у меня пошли в дело!

— И это ты считаешь делом — гонять по городу очертя голову? Хоть из-за чего тебя на транспортные потоки понесло? Мать обидела или с девицей поругался?

— Нет, что вы, мама — она лучшая…

— Значит, подружайка! Ей что, рисковые больше нравятся?

* * *
— Вдуматься, уже скоро десять лет, как во всей федерации ни одного ЧП с увечьем или смертью ребенка! А тут, всего за две недели до открытия новейшего пассажирского орбитального лифта, как раз в городе его открытия… — лысый, весь складчастый лицом и пучеглазостью похожий на жабу, весьма невысокого роста и очень высоких амбиций Министр Охраны Труда и Жизнедеятельности (в просторечьи МОТ) Ашот Сергеевич Кургин разрозовелся от усердия. Он явно специально нагнетал эмоции — а значит, чего-то недоговаривал. Начспаса всегда бесили такие… о, точное архаическое слово, «политиканы», но сейчас…

Впрочем, от назревавшего взрыва ситуёвину спас случай — или не спас, а только все усугубил:

— Если Вы считаете, что тут допущено нарушение, так и высказывайте свои мнения тем, кто допустил, а не тем, кто ликвидирует… Минутку! … Извините, сообщение от сейсмологов, на средних глубинах, от километра до полутора, началось обрушение подземных пластов. Ситуация выходит из-под контроля, возможно обрушение зданий или жилмассивов в подземные пустоты, вынужден прекратить свое общение, нужно срочно предотвратить возможность… — и Начспас демонстративно хлопнул рядом с кнопкой отключения от канала (но не отключил ни звук, ни видеозапись — мелкая месть МОТ'у), щелкнул выключателем микрофона и повернулся спиной к камерам.

— Локализовать район эпицентра обрушения и определить минимальные и максимальные его границы… Так, отмечаем… Эпицентр под железнодорожной станцией «Пионерская», максимальные границы от проспекта Мира до улицы Байдукова, от улицы Челюскинцев до уровня улицы Белинского…

— Это же… Это же Парк Победы и набережная в районе «ментовской горки», там же все посольства и торговые представительства… А с другой стороны — памятник архитектуры, «хрустальная шайба», «Донбасс-Арена»! Она же стеклянная, ей же и шататься нельзя, она разобьется! — вот теперь МОТ был по-настоящему напуган и откровенно жалок… Но они слышали его слова, определённо его подслушивали! Даже слюна от обиды стала горькой, хотя… Безопасность…

— Вы не о том беспокоитесь, устоит «хрустальная шайба», архитекторы знали, где строили — не стоит считать своих предков глупее себя… А вот то, что от подвижек может лопнуть бетонный кокон русла Кальмиуса и его воды тоже пойдут под землю — это может быть посерьезнее прочего… — голос премьер-министра, ставший зловеще-тихим и безнадежно-спокойным просто заморозил все разговоры и эмоции в видеоконференции.

Начспас вздохнул и волевым усилием выбросил из головы и груз ответственности, и неприятное наблюдение начальства за ним: осталось только дело, люди, выполняющие конкретные задачи, и он, пытающийся предугадать, предупредить, успеть, направить людей, правильно проинструктировать, вовремя обеспечить — не допустить гораздо большего несчастья….

* * *
— Да что Вы все к словам цепляетесь! Прекратите!! Тоже хорош, Ванька, все из меня тянет, а о себе ни полслова!!!

— Да я ж тебе уже сказал, Васька, что живу я здесь — я же горный дух…

— Врёте! Духов не бывает, а «горный» и «здесь»… Уж скорее «подгорный», но тут и гор нету!

— Глупенький малёк…

— Опять?!?!?!..

— Любую шахтерскую работу, где бы она ни делалась, всегда называли «горной». Потому как что в горах камень бить, что под горой, что в глубинах под равниной — все равно бить камень, крепить своды, отводить воду, опасаться взрыва рудничных газов…

— Ой, что это так трясёт?

— К слову о газах… Лишь бы не рвануло… А ну-ка ответь, Царь Султанович, какая средняя температура в шахтных выработках?

— Зависит от многого, в среднем плюс десять плюс-минус пять градусов Цельсия…

— А температура струи стандартного флайера?

— На 3–5 градусов выше температуры окружающего… Ой…

— Что, сам понял? Что сделает 99 % влажность от температуры струи твоего, переделанного, на ионной тяге? На сколько там градусов больше, на 75–80?

— На 265…

— Ох, вот уж вправду, задолбить тебя струя! … Как?…

— Витька как-то сделал…

— Ну и вот благодаря тебе и твоему Витьке сейчас расширившиеся пары воды рвут все своды и сыпят на нас сверху тонны породы…

— Нет, мне одному. Витька не при чём. Он предупреждал, я не послушал. На самой малой тяге влетал и вылетал — ничего не случалось. Думал, и на форсаже проскочу…

— Проскочу-у-у-у… Допроскакивался….. Все, отлетались. Сейчас трясти будет зверски. Перехожу на вибрационный способ движения, а то нас тут засыпет так, что не откопают вовеки. Судя по показаниям медблока, с ожогами дело неплохо, а сотрясение и переломы… Ну, будет болеть — это точно. Но ты терпи… Терпи и молчи — а то сообщу наверх о твоих ожогах, и будешь ты до конца жизни «царь — палёная пятка», если не «жареная жопка», — Терпи-и-и-и!!!!

* * *
— Внимание всем постам наблюдения и контроля! Сосредоточиться в районе предполагаемого провала. Ожидать появления флайера или спасательных партий. Повторяю, сосредоточиться в районе предполагаемого провала, ожидать появления флайера или спасательных партий!

— Командир, откуда ожидать? Там же ни одного строительного входа или провала — откуда они могут появиться?

— А я — знаю? Если такой обширный внезапный провал, значит, что-то снизу пласты потревожило. А что могло потревожить, кроме вскипевшей воды или физического разрушения опор? А что могло дать такую температуру, чтобы вода вскипела, или ударить в опору, кроме флайера или робота-синтета, прущего напролом? Ну и, смотрите, провал не расширяется, но усиливается, углубляется, значит, зона повреждения не расширяется и не передвигается, но или углубляется, или пробивается к поверхности. Они — здесь! Смотрите внимательнее! Ждите в любом месте!

— Ремонтно-строительным партиям. Прекратить аварийное укрепление грунта достижении периметра проспект Мира — правый берег Кальмиуса — улица Байдукова — уровень восточной оконечности «хрустальной шайбы». Повторяю: завершить укреплять грунт под жилмассивами, Кальмиусом, хрустальной шайбой, дальше в Парк Победы не продвигаться! Там будет выход спасателей или ребенка!

— Нарядам полиции. Обеспечить немедленную эвакуацию всех посетителей, работников и охранников комплекса Парка Победы! Повторяю: обеспечить немедленную эвакуацию ВСЕХ разумных мыслящих с территории Парка Победы!!! Причина — угроза провала. Провалится любой экспонат или памятник — извлечём, даже популярнее станет, люди дороже…

* * *
— Как ты там, Васятка?

— Терплю… Долго еще?

— А кто же знает… Вроде давление поменьше стало, ударов больших падающих пластов поменьше, но все равно засыпает… Рвемся… Ввинчиваемся… Ты не молчи, говори со мной, Васятка, нам теперь позарез нужно наверх прорваться живыми…

— Васятка… Ну надо же… Не Васька, не царь и не малёк… Меня так папа называет…

— Значит, угадал… Ты Парк Победы знаешь?

— Конечно знаю! И в музее памяти павших до второй гражданской, который в высокой черной многофигурной статуе, научный реферат по истории писал… Но писать — писал, но так и не понял, какой именно Победе этот парк посвящен? В Первой Гражданской? Второй Мировой? Афганской — там памятник воинам-афганцам стоит? Второй Гражданской?

— Вась, это Парк Победы, любой победы! Афганскую мы, если помнишь историю, проиграли — но всё равно победили, мужеством своих воинов и самоотверженностью помощи своим друзьям в той войне — победили в душе простого афганского народа. Он будет и памятником нашей с тобой победы, победы над глубинами… И над твоей глупостью, малёк!

— Да, над глупостью — это точно про меня…

— Не грусти, малёк, прорвемся! Там рядом с твоим любимым памятником, неподалеку от этой, как её, археологической железной дорогой… пионерской дорогой… давно… еще до последней гражданской… террикон был… Я помню — я же дух горный!

— А где террикон — там рядом была и шахта. А где была шахта, даже если на поверхности все срыли, должен быть ствол… А ствол — это что? Правильно, Васька, ствол — это путь наверх! Я чувствую где-то вверху и рядом вертикальную пустоту… Сейчас мы в нее ввернемся… Постараемся ввернуться… И, если…, нет…, когда… когда получится ввернуться — мы через нее вырвемся наверх. Вылетим, как пробка из бутылки «шампанского»! Алё, малёк, ты знаешь, что такое бутылка «шампанского»?

— Я читал, что «шампанское» — это такое алкогольное вино, которое было жутко дорогим и жутко популярным, а делалось оно так, что в бутылке получались вино под давлением и углекислота, и когда бутылку открывали…

— Вот, правильно, Вася, давление падало, углекислота выделялась, пробку выбрасывало… Наверное, и пена была… Должна была быть…

— А ты не знаешь? Ты же горный дух, ты же даже террикон довоенный помнишь, а «шампанского» не помнишь?

— Я же горный дух, Вася, где тёмная сырая шахта — и где виноградники, солнце, женщины, смех, вино… К тому же духи шампанским не питаются — им по штату не положено. Так что не помню, и даже вкуса никогда не пробовал, даже тогда, когда был живым человеком…

— А ты когда-то был живым человеком?

— Любой дух когда-то был живым человеком… Сходи в библиотеку, в раздел фольклора, почитай про Ваську Шубина, потом сходи в историко-технологический музей, поищи меня в экспонатах про спасательные работы в горном деле…

— И все равно это глупо, ведь можно было бы взять что-нибудь вкусное и полезное, например, какой-нибудь сок, добавить туда разрешенные 3–4 % алкоголя и углекислоту под давлением, и получить то же шампанское, только много дешевле и, думаю, много вкуснее… Нет, не так, разного вкуса, чтоб каждый мог выбрать себе шампанское по своему вкусу…

— Глупый-глупый малёк!.. Оно потому и называлось «шампанское», что сначала получалось только в одном месте — в области Франции, в Шампани, — только из одного винограда, который поспевал уже к самым заморозкам… И вкус у него был один, одинаковый, но ни на что не похожий — ни одно вино долгое время не могло сравниться со вкусом «шампанского»…

— Ну вот, а говорил, что «шампанского» не помнишь!

— Знаю, Васька, много знаю про «шампанское», но самого шампанского — и не видел, и не пробовал, потому «знаю, но не помню»… Это, поверь, очень разные вещи…

— А как ты стал горным духом и перестал быть человеком?

— Это долгая история… О, связь!!!

* * *
— «Три Ивана» вызывает штаб спасработ! Повторяю, «Три Ивана» вызывает штаб спасработ!

— Это что за бред в эфире? Какие «Три Ивана»? Немедленно освободите частоту!

— Отставить освобождать частоту! Начспас Буланцев на связи, слушаю вас, СРС «три ивана»!

— Выхожу… спасенным Василием … Координаты выхода… Через ствол заброшенной шахты … Ориентир — Музей-памятник … Повторяю, ребенок жив… сотрясение … переломы…

— Немедленно всем, кроме «Три Ивана» освободить частоту! Тишина в эфире! «Три Ивана», повторите, очень плохо слышно!

— Повторяю, выход через ствол заброшенной шахты … музей-памятник… приготовьте медиков для эвакуации ребенка…

* * *
— А теперь слушай сюда, малёк. Мне нужно, чтобы ты точно представлял, что сейчас будет. Мы приближаемся к стволу заброшенной шахты…

— Ура!

— Тише! … Не перебивай… Ствол сверху закрыт каким-то древним железобетоном, потом идет 3–5 метров чего-то сыпучего, наверное, ссыпали породу с террикона, потом опять железобетон, но прочнее, видно, почти современный, а сверху камень и что-то большое и тяжелое железное — памятники? техника какая-то? — не знаю…

— Самое плохое, что ствол заполнен метано-воздушной смесью, тем самым рудничным газом. А скафандр у меня слишком железный, а железо по железу или камню… Ну ты понимаешь…

— По инструкции в этой ситуации я должен ствол обойти — ввинтиться где-то в другом месте. Но и в медблоке для тебя энергии уже почти нет, и пока ввинчивался, я тоже растратил ее немало. Потому остается только лететь, и лететь по стволу…

— Но турбины у меня тоже на ионной тяге, и температура на выходе, не такая, как у твоего Витьки, но все же… Да, вероятность взрыва велика…

— Что же делать?

— Не перебивай! У нас очень мало времени, малёк… Самое плохое, если даже я взорву рудничный газ в стволе, взрывом ту пробку, которая сверху, разрушит, но потом она все равно обрушится вниз, нам на голову. Потому действовать нам придется по-другому и очень аккуратно…

— Теперь слушай очень внимательно. Я могу подбросить медблок с тобой вверх, а потом снизу поджечь рудничный газ. Получится, что вслед за тобой, с задержкой не более секунды, будет взрыв, который подбросит тебя еще выше, а потом взорвется рудничный газ еще выше, ну как в бенгальском огне, если поджечь снизу, и так до тех пор, пока тебя не стукнет о пробку. Вынесет пробку взрывом или нет — я не знаю, вероятность, что вынесет — невелика, рисковать не могу. Значит, мне придется перед тобой подбросить еще что-то, что взорвется, ударившись о пробку, разрушит её. Но какое будет давление снизу и что произойдет, когда столкнутся две взрывных волны — одна снизу, от рудничного газа, вторая сверху, от взрыва пробки — тоже не знаю. Знаю только, что так риск меньше — так у нас может получиться. И, в случае, если не получится, ты можешь остаться жив — если плавно спустишься, а не свалишься сверху вниз по стволу шахты…

* * *
— Срочно! Все геодезические службы и все исторические архивы! Немедленно координаты всех заброшенных шахт в районе Парка Победы! Где был ствол и что над ним находится сейчас сверху?!

— Есть план шахтных разработок 1937 года — план, не карта.

— Немедленно привязку к местности!

— Тут допуски по масштабу… Если судить по расположению террикона шахты — а он присутствует на плане местности 1985 года…

— К черту все планы, давай координаты!!!

— Вот… сейчас… Сейчас над выходом шахтного ствола находится открытая площадка музея с трофейной бронетехникой последней гражданской. Правда, местность под площадкой бетонирована на глубину более полутора метров и сверху закрыта докучаевским гранитом…

— Взрывать гранит и бетон!

— Но для этого нужно убрать музейную бронетехнику…

— Взрывать между бронетехникой, остолопы! Бегоооом!!!…

* * *
— Поэтому дальше я говорю, что, как и когда делать а ты запоминаешь! Повторяй за мной, чтоб лучше запомнить — понял?

— Понял…

— Я пневматикой выстрелю вверх двигательный отсек, чтоб он послужил взрывчаткой, и тут прервется между нами связь — ты перестанешь и слышать, и чувствовать меня.

— Вы отстрелите двигательный отсек, и тут прервется связь, я перестану Вас слышать…

— В этот момент ты должен будешь сложить ладони лодочкой и поднять их на уровень своих глаз — в них опустится груз.

— Когда я перестану Вас слышать, я должен поднять руки лодочкой до глаз и в них опустится груз.

— Этот груз тяжелый! В нем три капсулы сознания и блок независимого питания! Держи его крепко. Это мое «я», Васька, то, что делает горного духа бессмертным.

— Это будет тяжелый груз и я его должен держать крепко — это Вы…

— Груз будет висеть на кабеле, и ровно через пять секунд после отстрела двигательного отсека я отстреливаю тебя… ну и себя с тобой — всё, с этого момента у тебя свободный полёт. Кабель отключится, груз упадет в руки. Ты поджимаешь колени к груди, голову засовываешь между колен, а руки с грузом обнимают твои лодыжки, так, чтобы груз был между пятками и прикрывал… ну, то самое прикрывал. Повтори!

— Когда груз упадёт в мои руки, я коленями зажимаю уши, а груз прячу между пятками и яй… тем самым…

— И дальше внимательно слушаешь свои ощущения: если груз начнет легчать, это значит, что ты начинаешь падать вниз. Вот тут, возле рёбер, у тебя теперь два рычага, их нужно будет тянуть вверх, со всей силы, как можно сильнее — они выпустят из кокона медблока два крыла — не парашют, конечно, но падение замедлят. Повтори!

— Когда груз станет легче, чем до этого, мне нужно потянуть вверх два рычага по бокам… Эй, а тебя я что — должен буду бросить?

— Не отвлекайся, просто на пол положишь, это будет уже неважно. Если все пройдет как надо, ты спланируешь уже на поверхность. Если пробку не разрушит — ты опустишься в шахтный ствол, но газ уже выгорит, дышать ты сможешь. В любом случае, когда почувствуешь, что стоишь, что не движешься, упирайся ногами в пол и вставай на ноги, подняв руки над головой — тебе будет нужно выдавить крышку медблока. Там кнопка, если не повредит, можно просто нажать, но на всякий случай приготовься выдавливать силой. Повтори!

— Когда почувствую, что стою и не двигаюсь, поднимаю руки над головой и встаю на ноги, выдавливая крышку над головой…

— Молодец, малёк, ох, и хищный сомище из тебя вырастет!

— А с грузом что делать?

— Не спеши! Когда крышка откроется — смотри по сторонам внимательно. Если будешь на поверхности — будет ветер и где-то будут люди. Если будешь в шахте…, гм, не скажу про ветер, но людей не будет точно. Если увидишь людей — выбирайся из кокона медблока, если не увидишь — продолжай сидеть в медблоке. Повтори!

— Когда откроется крышка — поискать людей, если их увижу — выбираюсь из медблока, если не увижу — продолжаю сидеть в медблоке.

— Хорошо! В любом случае тебя найдут. А когда найдут, тогда груз отдашь Михаилу Львовичу Шведскому, он маленький такой сухонький дедушка с огромными карими глазами, археолог, доктор исторических наук и музейный хранитель. Он знает что с грузом делать. И…, да… Прости, малёк, я тебя обманул. Я не расскажу кому-нибудь про палёную пятку или жареную жопку. Не рассказал бы в любом случае. Теперь просто не смогу…

— Да я понял…

— Повтори!

— Груз отдать Шведскому Михаилу Львовичу, он маленький сухонький глазастый старикан, из исторического музея доктор… Ванька!

— Ну что, малёк?

— А ты правда выживешь?

— Ну наконец-то на «ты» назвал — думал, уже не дождусь!.. А разве духи умирают? Даже горные? А в музей в гости ты все же приходи! И подружайку свою, которой рисковые нравятся, с собой бери! Обязательно бери! Всё, всё, время вышло, приготовься! Готов?

— Да!

— Поехали!

* * *
— Это уже в двенадцатый раз… Вы же помните, как задумывался проект симбиоза машины и человека? Сотрудникам всевозможных «черезвычайных» специальностей вшивали капсулы сознания, в которые они могли «сбрасывать» свои воспоминания, переживания, мысли, общаться с ними, беседовать, спорить — была надежда, что таким образом получится создать «запись сознания», чтобы после смерти людей их сознание можно было бы «перезаписать» на биологическую копию-восстановление из ДНК. Не получилось. А «капсулы сознания» продолжали потреблять энергию, то есть что-то внутри них жило… — очередной «научный сухарь» — Михаил Львович Шведский — не производил на Начспаса впечатление «пылью трахнутого безумного ученого», хоть и похож был на стереотип внешне: и невысоким ростом, и тихим голосом, и всклокоченной шевелюрой, и даже постоянно теребящими большие очки тонкими пальцами музыканта. И не только потому, что говорил, как об общеизвестных, о тех вещах, о которых ни Начспас, ни бОльшая половина присутствовавших чиновных руководителей и представления не имела. Интересно говорил — но при этом не обращал ни малейшего внимания на внушительный иконостас каждого из многих слушателей, и так искренне горевал…

— А потом провели эксперимент, начали соединять «капсулы сознания» между собой, и при удачных сочетаниях появлялся канал общения как между капсулами, так и с внешним миром. А когда появились первые экземпляры, тогда еще экспериментальные, синтетических роботов, кто-то догадался подключить эти группы «капсул сознания» к вычислительным модулям роботов-синтетов в процессе формирования ими тел — и все нынешние роботы-синтеты сделаны по следам тех тел, которые симбиониты напроектировали для себя: там же Бог знает сколько всего намешано: и гели, и жидкости, и газы, и силовые реакторы, и керамика, и пластик, и металл… Но симбиотическое сознание построило синтетическое тело, легко управляемое и в модульном исполнении простое, хотя внутри модуля…

Михаил Львович в который раз снял и не глядя протер очки, хотел шарфом — промахнулся, протер галстуком.

— «Три Ивана» — Иван Шумский, Билялетдинов Ильяс, хотя тоже отзывался на Ивана, и Иван Николаенко. Спецназовец, гонщик и горноспасатель. Одногодки, более того, одного месяца рождения. В жизни не виделись друг с другом. Ни разу. Самый большой опыт общения с «капсулами сознания». Погибли в течение одного месяца. Первая удачная попытка симбиоза «капсул сознания». Более шестидесяти модификаций тела робота-синтета. Про коллективный разум говорить не приходится — осознает себя единой личностью. Постоянный доброволец во все опасные и «жареные» места. И это уже двенадцатый случай разрушения тела ради спасения жизни человека.

— Шубин, как я понимаю, это от первых букв фамилий? А Ванька — от имен, от «Иванов»? — премьер-министр была усталой, грустной, но конкретной и деловитой.

— Да. А позывной «Три Ивана» — в память о первопородителях сознаний, о живых людях.

— Но в чем же проблема? Капсулы сознания у Вас есть, подключите к новому вычислительному модулю, может, получится новая версия робота-синтета…

— У него не было питания. Модуль автономного питания, который принёс ребенок — разряжен, более того, он вообще не от «капсул сознания», он… Он просто как гиря. Чтоб ребенок чувствовал вес и мог вести себя соответственно. И ведь поджечь столб рудничного газа не только было нечем, нужен был точный таймер, а встроенный компьютер — только в модуле автономного питания сознания. «Три Ивана» просто сжёг себя, полностью, и тело, и сознание — ради спасения ребёнка… В двенадцатый раз сжёг…

— В двенадцатый раз? Значит, в предыдущие одиннадцать раз что-то оказалось можно сделать? — МОТ'у просто не хотелось верить в невозможность счастливого конца, такая глупость, как смерть, разрушала его устойчивый мирок, в котором причиной любой неприятности является конкретный ФИО, а справедливость обязательно должна восторжествовать, после чего просто не может не наступить всеобщий рай и благоденствие.

— Значит, нужно приложить все силы и старания, нужно обязательно восстановить работоспособность такого замечательного героя как «Три…» кгм… как Васька Шубин…

— Ванька! — перебила премьер-министр.

— Да-да, совершенно верно, именно Иван Иванович Шубин, а мы всемерно в этом музею поможем, любое финансирование, любые ресурсы, но нужно сильно постараться уложиться в очень сжатые сроки! Страна должна знать — и чествовать — своих двенадцать раз героев! Я верно думаю, Марина Казимировна? — и круглый мячик Кургиновой головы подпрыгнул в сторону премьер-министра, смешно взмахнув венчиком остатков седых волос над большими обезьяньими ушами.

— Вы свободны, Ашот Сергеевич! — отрезала премьер-министр и, неожиданно, взяла Начспаса под руку, развернула лицом в сторону от МОТ'а и прочих чиновников. — Проведите меня к… провалу.

* * *
В закатных лучах солнца площадка трофейной бронетехники последней гражданской выглядела нереально-насыщенной, как будто нарисованной масляными красками. Прямо между «Акацией» и «Гиацинтом», посреди нагромождения битого камня, прободной язвой внутрь земли уходила шестиметровая дыра, на краю которой суставчато-сегментированной металлической сколопендрой извернулся двигательный отсек тела робота-синтета. Еще потрескивали горячие после взрыва камни. Между секциями оплывал и приторно вонял синтетический мышечный гель. Крыльчатка одной из турбин каким-то чудом врезалась прямо в ствол САУ и застряла в прорезях дульного тормоза, сделав из пушки странное сюрреалистическое подобие ромашки.

Охрана премьер-министра как-то растворилась в сгущающихся тенях наступающего вечера — если раньше Начспас её постоянно чувствовал и… напрягался, то теперь даже еле слышное жужжание флайера со снайперами над головой смазалось, не замечалось.

— Значит, вот так вот мерзко пахнет место подвига… Да, никакая голографическая камера и никакой информотчет не передадут этого ощущения… Мощно… И жутко. Вы участвовали в спасработах лично?

— Да, я начинал горноспасателем еще во время подземных заводов.

— Да, извините, я читала. Я хотела сказать… Вы отлично справились с полученным делом, аналитики еще представят свой отчет, но я — лично я — не увидела ни одного неуверенного действия и непродуманной команды. Больше Вам спасибо за то, что произошло, и … за то, что не произошло. От государства, конечно, еще будут награды, но лично от меня — спасибо, и просьба…

— Слушаю Вас, Марина Казимировна.

— Не обижайтесь на Ашота Сергеевича. Он непростой человек, едкий, упрямый, очень правильный — но он сильно болеет о том деле, которое только свершится. Завтра.

— Но ведь это не первый орбитальный лифт, да и пассажирский уже второй!

— Наверное, не стоило об этом говорить, но я рассчитываю на Вашу порядочность. Завтра будет не только запуск орбитального лифта. Завтра будет подписан союзный договор. Союз свободных северных республик.

— Северных? Переформат федерации без южных стран?

— Да, не всех радовало тесное федеративное взаимодействие. Страны Индийского океана и Средиземноморья обособляются.

— СССР-2.0? … Новый СССР…

— Но зато в Союз вступают скандинавские монархические республики — поверьте, это немало!

— И, конечно, МОТ приложил больше всех усилий к тому, чтоб этот договор был подписан именно сейчас?!

— Гм, МОТ… Его все так же за глаза дразнят этой аббревиатурой? Сейчас нет более бережного к бюджетным средствам члена правительства, хотя, да, пыль в глаза пустить любит до сих пор… Это его детище. Ничего больше и лучше он уже сделать просто не успеет — возраст.

— А столицу опять переносить придется? Третий раз за последние сто лет? И куда, опять в Москву?

— Ну, по этому вопросу решение ещё не принято, Олег — можно мне сегодня Вас так называть?

— Да пожалуйста, Марина…

— Просто Марина. Сегодня вечером — просто Марина. Вы действительно большой специалист своего дела.

У Начспаса запершило в горле…

— А вот о том, что и как происходило сегодня, Вам придется все же молчать. Всегда. И это уже не просьба.

— О ходе спасработ или о ребенке?

— Прежде всего именно о ребенке. Мы выходим в большой космос — и там опять очень плотно встречаемся с… С антиподами. Подумайте, какой будет подарок для их информационных войн — риск гибели ребенка накануне подписания союзного договора. Или гибель спасателя, пусть и симбиотического робота-синтета, но музейного раритета и носителя трёх сознаний, а не одного.

Эта терминологическая неточность — о трех сознаниях, хотя, как понял Начспас, у Васьки Шубина сознание единое — резануло и разрушило все очарование вечера. Опять появилась дистанция, недоступность премьер-министра, полная непохожесть себя и её.

— Я Вас понял… Марина… Требования государственной безопасности. Надо молчать — будем молчать.

— Ну вот и славно. А тело робота — и премьер-министр указала на обломки двигательного отсека Васьки Шубина — нужно будет поставить в качестве памятника его подвигу. Вот именно здесь, между древними артиллерийскими бронемашинами. Ствол шахты залить, а сверху, на постаменте — памятник роботу-спасателю. Впрочем, это я сама распоряжусь. Проведите меня до флайера.


Оглавление

  • stk0 Малёк