Повесть о любви, детях и кроликах. Повести (СИ) [Карин Гур] (fb2) читать постранично

Карин Гур ПОВЕСТИ

ПОВЕСТЬ О ЛЮБВИ, ДЕТЯХ И КРОЛИКАХ

Старшей дочке Элине,

матери четверых замечательных детей,

посвящаю. С любовью.

Мама.

Глава 1 Урмас

Первый раз я влюбилась в двенадцать лет. Ни в какого-нибудь сопливого однолетку, а в папу моей одноклассницы Тийны Ильвес. Ильвесы приехали из Эстонии и поселились в соседнем доме. Мама — украинка, работала какой-то важной шишкой в горкоме комсомола. Урмас, эстонец, майор милиции, ловил преступников. Таких красивых мужчин я не видела ни в жизни, ни в кино: золотистые волосы, голубые глаза, высокий, стройный. Ещё не понимая, что происходит, увидела — и затрепетало сердечко в непонятном волнении. Набравшись терпения, стала ждать, когда подросту.

В детстве время бежит помедленней, даёт возможность оглядеться по сторонам, вкусить прелесть неповторимых беззаботных лет.

Так класс за классом добралась до выпускного вечера. Я нарядилась в очень красивое кружевное платье, воротник — стойка, на спине много-много белых блестящих пуговичек до талии. Мне их мама целый час застёгивала. Подвела глазки, сунула ножки в белые лодочки на шпильках и отправилась завоёвывать Урмаса Ильвеса. Тийна тоже была хороша, ребята стояли в очереди, чтобы с ней потанцевать, а за комсомольской мамой вовсю ухаживал завуч по культмассовой работе. Музыка, шум, веселье… И никто не обратил внимания, что из толпы исчезли два человека — я и Урмас.

Тийна и её мама нашли нас утром у них дома в спальне, крепко спящих, обнявшись. На полу, на тёмном паркете валялось моё красивое платье, а вокруг, как звёзды на ночном небе, рассыпались оторванные блестящие пуговички.

Комсомольская мама шум поднимать не стала, быстренько упаковала вещи и через месяц Ильвесы вернулись в Таллин.

Но мы с Урмасом время зря не теряли. И пока бандиты, тунеядцы, убийцы и расхитители государственного имущества отдыхали дома, Урмас на милицейской машине увозил меня в лес. Стелил на полянке в тени байковое одеяло и бережно меня на него укладывал. Лёжа на спинке, пока мой возлюбленный милиционер, уткнувшись мне в шейку совершал увлекательный процесс, я узнала за этот месяц, какое разное бывает летнее небо от бело-серо-голубого до тёмно-фиолетового. Видела, как спешили куда-то легкомысленные облака. Им и дела не было до того, что творится внизу на грешной земле.

Уехали Ильвесы. Вскоре я отправилась в Москву поступать в Первый медицинский институт. Остановилась у бабушки, Людмилы Сергеевны. Жила она в Лианозово, в крохотной двухкомнатной квартире панельного дома на седьмом этаже. Была она не совсем бабушкой, а второй женой моего деда, но любила меня, как родную. Дед умер, Людмиле Сергеевне едва исполнилось пятьдесят. Работала билетёршей в Большом театре, и связей у неё было больше, чем у комсомольской мамы.

В институт я не поступила, не добрала баллов, наступила пора возвращаться домой. И тут стало меня тошнить по утрам, я сразу сообразила, что происходит. Сели вечером с бабушкой Людой совещаться. У неё мужей было штук десять, и любовников хватало, а детьми Всевышний обидел.

— Значит, так, — хлопнула ладошкой по столу бабушка Люда, — никаких абортов, будем рожать. Родителям напиши, что встретила парня, влюбилась и вышла замуж.

— То есть, как замуж? За кого?

— Мы не будем портить жене твоего эстонца карьеру, а у ребёнка в свидетельстве о рождении должны быть и отчество и фамилия. Не волнуйся, мужа я тебе найду, поступать будешь через год.

— А как же… У меня денег нет…

— Работу я тебе найду, и декретные получишь. Одному моему другу нужна вроде как секретарша. Он большой начальник в строительной конторе, мотается по объектам, нужен ему кто-то грамотный и аккуратный, бумаги привести в порядок и по телефону разговаривать. Завтра пойдём с женихом знакомиться, я договорюсь. Ты с утра сходи в кондитерскую, возьми эклеры, ватрушки с творогом и пирожки с вишнями, Вася их очень любит.

Друзьями Людмила Сергеевна называла всех своих бывших любовников, с которыми, даже расставаясь, умудрялась сохранять дружеские отношения.

Вечером следующего дня мы принарядились, упаковали угощение, я набросила на плечи кофточку, но Людмила Сергеевна рассмеялась:

— Снимай, не замёрзнешь.

Вася оказался нашим соседом по площадке. Симпатичный сероглазый шатен, лет двадцати пяти, худенький и скромный, он ходил сильно хромая, опираясь на палочку. Людмила Сергеевна была знакома с его родителями, они вместе жили в посёлке Лианозово. После строительства МКАД, посёлок вошёл в состав Москвы, а к концу 1970-х был уничтожен ради строительства на его землях многоэтажных домов, в одном из которых мы теперь и проживали.

Вася заварил чай, мы уселись по-московски чаёвничать на кухне.

— Васенька, — Людмила Сергеевна не стала откладывать дела в долгий ящик, — у меня есть к тебе просьба, женись,