Соглашение вора [Ари Мармелл] (fb2) читать онлайн

Ари Мармелл

Соглашение вора

(Приключения Виддершинс — 1)

Перевод: Kuromiya Ren

Виддершинс

1. Против хода солнца

2. Против часовой стрелки

Пролог

ДВА ГОДА НАЗАД

Девушка беспомощно смотрела, как мир под ней краснел.

Она цеплялась за стены, на которые редкие пытались забраться, а потом за балки, боясь двигаться, дышать, думать, чтоб не привлечь взгляд убийцы. Как бы она ни пыталась, как бы ни кусала руку, чтобы молчать, она не могла скрыть всхлипы. Ее тело дрожало с ними, лицо блестело. Но ее звуки терялись в хаосе внизу, слезы пропадали в крови, что покрывала пол.

Кровь минуты назад полилась из сердец мужчин и женщин, что она знала. Что она любила.

Прошло много времени с конца бойни, давно наступила тишина, а Адрианна Сатти могла лишь цепляться за балки руками и ногами, зажмурившись и молясь.

Тонкие полоски плесени цеплялись за битый цемент на кирпичной стене. Струйки воды из-под земли и стоков текли за этими стенами, унося грязь города, извиваясь и истончая кирпичи, постоянно пропитывая их водой. Было сложно найти музей без пыли, собирателя налогов без шрамов и погреб под городом Давиллоном без плесени.

Да, но не плесень и не влага делали спертый воздух тяжелым, закрывали узоры на камнях. Это была кровь, немыслимое ее количество смешивалось с плесенью в гадкую субстанцию и протекало через трещины в полу, чтобы вернуться в землю. На узорной плитке лежали конечности и менее узнаваемые куски, что недавно еще стояли, говорили и смеялись, носили имена.

С жутким плеском сапоги прошли в комнату ужасов. Они остались на пороге, пока их хозяин с опаской разглядывал пол, чтобы не наступить на труп или его часть.

Он снова огляделся, чтобы понять, что не задел перчаткой грязь на стенах. Только тогда сержант Кристоф Чапелла из стражи города Давиллон осторожно пригладил усы с сединой (задев при этом экстракт камфары, который он и остальные нанесли на ноздри). Короткая молитва Демасу сорвалась тихо с его губ, он мрачно качал головой.

— Бардак, — раздраженно пробормотал он. — Придется считать головы.

— Сэр? Сэр, я… это… — раздался голос младшего стража, что кашлял, чтобы не выплеснуть содержимое желудка.

Чапелла повернулся к говорящему, юнцу по имени Джулиен Бониард. Мягкие черты и чуть опущенные веки скрывали ум и рефлексы, что были такими же острыми, как рапира у него на бедре. Как сержант, он был в черном камзоле стражи с серебряным флер-де-лисом и медальоном Демаса, божества, что защищало стражу, на шее. Он потирал медальон двумя пальцами, чтобы обрести спокойствие и силу. Только ленты отличали его форму от сержанта.

И следы крови на сапогах.

— Что это, констебль? — осведомился Чапелла, хмурясь, скрывая отвращение.

— Я опознал одного из мертвых, сэр.

Не лучший знак.

— И кто же это?

— Сэр, думаю… думаю, вам лучше увидеть самому. Если я ошибаюсь…

— Понял, констебль. Показывай.

Они пошли по комнате среди гадких звуков и остановились у особенно жуткого трупа. Другие стражи рассеялись по комнате, но замерли, чтобы увидеть, что задумал их сержант.

Чапелла присел у тела, на которое указал Джулиен. Нет, это даже не было телом. Это была оболочка. Все, что давало жизнь, что должно быть внутри, было рассыпано вокруг, вырвано из дыры в животе.

Это сделало оружие, о котором сержант не знал. Медведь или пантера, наверное, порадовались бы таким страданиям жертвы.

Чапелла не мог больше медлить, посмотрел на лицо жертвы, сморгнул жалость от ужаса, что навсегда остался на лице мужчины. Он явно видел, что его ждало, и он не мог ничего с этим поделать…

— Демас! — выругался он, узнав. — Это Роберт Веро!

Он вскочил на ноги, чтобы отругать своих людей за потрясенный шепот, что разнесся по комнате.

Но плохого явно было мало, потому что один из стражей вскочил на ноги.

— Еще один, сэр! — пролепетал страж. — Думаю, это Мари Ришелье!

Чапелла выругался, он так обычно при них не делал. Леди Ришелье была юной хозяйкой хозяйства, что было богаче дома Веро. Сержант поспешил, уже не глядя, на что наступает. Он узнал черты и светлые кудри Мари Ришелье, хоть части левой щеки не хватало.

Старый страж заметно постарел за миг, он лишь качал головой и бормотал под нос молитвы. Дом Ришелье привык к скандалу, но не к таким делам.

Если тут было двое, сколько еще могло быть? Сержант Чапелла заставил людей проверять все лица, и с каждым узнаванием его мир все сильнее кренился на своей оси. Пьер Монтранд, Джозефина Помер, Дариен Лемарш, Гастон Карно, маркиз Бриль. Нет, они не могли назвать всех жертв. Но все, кого они опознали по кускам, были богачами Давиллона, и все имена были связаны с Домами, что станет темой слухов.

Подавив отвращение, сержант Чапелла приказал лучше обыскать комнату. Если там были подсказки, они могли быть скрыты под слоем крови, и они не собирались сами раскрываться.

Стражи нанесли на носы еще камфары от болезней, подавили желчь и принялись искать.

Пара испуганных глаз цвета океана открылась, чтобы с опаской посмотреть на стражей сверху. Балки, куда забралась фигура в крови — которые были ненужными в комнате с аркой, но их забыли убрать — были тонкими, пыльными. Но она все равно сидела на них, как паук на насесте. Она дышала ртом, чтобы не ощущать запахи.

Ее тело дрожало от паники, что плясала по спине, стряхивая пыль с балок. Ее страх на миг был подавлен странной эмоцией, и она оглянулась через плечо, хоть знала, что там никого нет.

Физически.

— Хватит! — прошипела она хрипло. — Сложно и без того, что ты отвлекаешь меня!

Сквозь страх она ощутила слабое покалывание застенчивости.

— Верно, — она посмотрела вниз, пальцы сжали дерево балки. — Я спущусь, — решила она вдруг. Ей было плевать на стражу, она их ненавидела. Но после увиденного она хотела расплакаться на любом плече, даже если на нем был серебряный флер-де-лис, даже если их лица были строгими.

Ужас не ее души пригвоздил ее к месту. Она невольно вскрикнула.

Один из стражей задрал голову, тщетно пытаясь посмотреть сквозь тени под потолком. Он сдвинул шляпу и раздраженно покачал головой. Новые масляные лампы были лучше факелов, но все равно не удавалось увидеть то, что было нужно. Звук не повторился, он пожал плечами и пробормотал:

— Крысы, наверное, — и продолжил работу.

— Смотри, что чуть не случилось! — прошипела девушка на невидимого спутника, медленно двигаясь по балке. — Когда выберемся, мы серьезно поговорим, кто тут главный. Я…

— Сержант! — раздался голос снизу. Фигура на балке склонила голову, глядя на юного констебля, что опознал тело Роберта Веро.

«Вас это сейчас пугает, — с горечью подумала она, смаргивая слезы. — Где вы были, пока я смотрела, как это происходит?!».

Сочувствие и понимание хлынули на нее от незримого спутника.

— О, заткнись, — тихо рявкнула она.

— Что это, констебль? — уставший голос был от старого стража.

— Сэр, — повторил юноша, — я нашел камень, что выпирает в стене. Это рычаг для чего-то скрытого за ним.

— Блин, — выдохнула девушка.

Старым опытным взглядом Чапелла разглядывал кирпич, что легко, несмотря на него вес, поднялся из своего места, за ним был рычаг в фут длиной. Он еще раз окинул комнату взглядом, словно пытаясь понять, что делал механизм.

— Ну, — ровным тоном сказал он, — если не думать о приключениях, никто не делает ловушки такими очевидными, надеясь, что кто-то окажется любопытным, — никто в своем уме. — Я хочу, чтобы все покинули комнату и вышли в коридор. На всякий случай. Бониард!

Юноша вздрогнул.

— Сэр?

— Жди на пороге. Если что-то произойдет, постарайся меня вытащить, — сержант напряженно улыбнулся. — Я не жду чудес, конечно, кто-то получит повышение, если я умру тут. Но хоть постарайтесь.

Джулиен Бониард слабо улыбнулся.

— Я постараюсь, сэр.

— Отлично! Вперед!

Все живые быстро покинули комнату, остался лишь сержант и незаметный зритель сверху. Он взглянул на юного Бониарда — тот кивнул — и Чапелла дернул за рычаг.

Низкий скрежет раздался из-под окровавленной плитки, низкий, словно рождался сам гром. Комната тряслась, пыль сыпалась с балок (и раздался вопль, но его заглушил гул). Куски мертвых были потревожены этим и жутко подпрыгивали.

Центр пола открылся, там была впадина в десять футов шириной. Несколько трупов упало в брешь, они рухнули влажно на то, что было внизу. Чапелла побелел, понимая, что они потеряли тела пяти или шести богачей города.

Но процедура не была завершена. Что-то выбиралось из ямы.

Статуя поднялась в восемнадцать футов высотой, рога почти задели балки. Она была вырезана в приседе, словно собиралась прыгать в атаку в любой миг, на левом плече был топор. Мех был вырезан невероятно подробно, борода была такой, словно из нее можно было выдернуть волосок. Статуя смотрела на Чапеллу, щуря каменные глаза. Она казалась воином древнего севера, кроме рогов, что торчали из лысой головы.

Не было ничего религиозного в статуе, но Чапелла мог узнать идола, все граждане Галиции могли легко узнать такого.

— Сэр?

— Я в порядке, констебль. Заводи людей, — решив, что его послушаются, он стал осматривать огромную статую.

Это был не один из 147 богов Соглашения, его не было в иконах церкви. Поклонение незнакомому богу не было незаконным, но все города, правительство, все гильдии и дома аристократов заявляли, что были верны Священному соглашению. А эти жертвы — они были из разных домов, были с разными покровителями — участвовали в ритуалах незнакомому божеству, и это было еще дровами в уже большой пожар скандала.

Чапелла вздохнул.

— Обыщите статую, — приказа он, указав на трех стражей, включая констебля Бониарда. — Остальные… считайте тела.

Балки были на восемь футов выше левого рога, и грязная девушка оглянулась через плечо. Она убрала грязные волосы с лица и тихо спросила:

— Это же не меняет твою ситуацию? То, что они видят твоего идола?

Отрицание пробежало по ее телу. Она скривилась.

— Хорошо, — она посмотрела вниз. — Это плохо. Я все думаю, что мы можем выбраться уговорами…

— Сержант! Я кое-что нашел!

— Становится все лучше, — пробормотала она.

Чапелла появился рядом с юным констеблем, который указывал на бережно скрытый захват сзади идола.

— У тебя нюх на такие вещи, Бониард, — сказал он и посмотрел на находку констебля: простой включатель в камне, рядом с краем платформы. Сержант повернул его рукой в перчатке.

Ящик был вырезан так, что его никто не заметил, и он выехал из камня. В нем лежало несколько свечей, длинное перо, баночка чернил и книга, обернутая бархатом. Едва дыша, Чапелла схватил книгу и раскрыл ее, жадно искал на страницах ответы.

Даже простой осмотр показал, что в книге велся учет членов странного маленького культа, у каждого была своя страница. Имен не было — это было бы слишком просто! — но там были даты, титулы, что мало давали понять старому стражу, а еще цена в золоте, наверное, так записывали вклады.

Чапелла был уверен, что нашел мотив для жутких убийств: золото в записях поражало. Только первые восемь или девять членов вместе отдали больше десяти тысяч золотых!

Что важнее, его люди смогли подсчитать мертвых, пока он обыскивал статую и книгу. И, если они посчитали верно, в комнате было двадцать шесть трупов — в книге было двадцать восемь членов. Еще двоих не нашли.

— Шпион изнутри, — сказал он Бониарду. — Думаю, так и было. Я…

— Сэр, — сказал Джулиен, Чапелла нахмурился, задумавшись. — Что такое?

— Среди мертвых был Дариен Лемарш?

— Да, вроде бы.

— Кто-то, — спросил сержант, глядя на всю комнату, — слышал последние сплетни?

Некоторые стражи переглянулись и виновато подняли руки.

— Лемарш все еще был связан с Адрианной Сатти?

— Да, сэр, насколько я слышал, — ответил один из них.

— Найти ее. Живо.

Они не смогли. Они не нашли следов женщины среди мертвых. Чапелла кивал их отчетам, хмурясь все сильнее.

Чертовы аристократы! Он мог сказать им, что с ней все кончится плохо. Хоть он не ожидал, что будет настолько плохо.

— Тела нужно собрать и… придать нормальный вид, — сказал Чапелла своим людям. — Уверен, я знаю, что произошло. Но нам нужно сперва всех опознать. И мне нужен доброволец, — рявкнул сержант, его люди спешили разойтись. — Чтобы кто-то остался и убедился, что комнату не потревожат, пока не прибудут уборщики.

Джулиен Бониард выступил вперед, приподняв руку, но отпрянул, раскрыв рот и глаза, когда перед ним появилась светловолосая фигура.

— Я останусь, сэр, — вызвался Генри Робе, констебль на пару лет старше Джулиена.

Чапелла вскинул бровь. Его звали Отдыхающим Робе. И слова «Когда Робе вызовется» были сродни «Когда свиньи полетят».

Может, кошмар вокруг вызвал в нем искру ответственности. Было бы стыдно тушить ее раньше, чем она разгорелась.

— Хорошо, Робе. Ты на страже. Долго ждать не придется, не больше получаса. Доложи в офис, когда тебя отпустят.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

Чапелла развернулся и вышел из комнаты, радуясь, что уходит. Джулиен Бониард пошел с остальными, но его лицо было задумчивым, он думал о том, кто остался.

— Ох эти щеголи! — ворчала девушка под нос, стражи листали книгу внизу. — Какой культ делает записи?

Судя по недовольному ощущению — сродни покачиванию головой — он не понимал.

— Ты не понимаешь своих же поклонников? Судя по тому, как они это вели…

Ее горло сжалось, глаза расширились, когда она услышала от сержанта имя Адрианна Сатти, а потом ужас усилился. Дыра открылась в ее желудке, достаточно глубокая яма, чтобы ее душа медленно и с болью падала туда. Она смотрела, едва понимая, а стражи разошлись, оставив кровавые следы в коридоре за дверью.

— Боги… — едва слышный выдох. — О, боги, они думают, что это сделала я! — во второй раз за час пришлось быстро моргать, чтобы остановить слезы. — Как можно так думать… — Адрианна ощутила сочувствие в разуме. — Это ты виноват! — возмутилась она, страх стал гневом. — Если бы ты не помешал спуститься к ним, я бы все объяснила! Я могла рассказать, что случилось! А теперь поздно! Я…

— Лучше спускайтесь, мадемуазель Сатти, пока я не сбил вас оттуда.

Адрианна застыла, проклиная свою глупость. Она посмотрела за балки, на которых лежала, мимо рогатого божества. Оставшийся страж смотрел на нее со странным лицом. Его рапира висела в ножнах на бедре, но в правом кулаке он сжимал сияющий пистоль — особый, для стража, с покрытием из меди, а не дерева, чтобы лучше ломать головы. В юности, до аристократии, Адрианна часто сталкивалась с таким.

Но она редко смотрела на дуло вот так.

— Я не буду повторять, — предупредил страж.

Адрианна соскользнула с балки. Гибкая, как кошка, она взмыла на рог и спустилась по статуе, не замирая (не признавая возмущение спутника, что его подобие используют как стремянку). Через секунды Адрианна стояла на полу в крови.

Задумчиво хмурясь, страж разглядывал добычу, ее было сложно разглядеть за грязью и засохшей кровью. Она выглядела лет на пятнадцать, была где-то на границе детства и женственности. Ее волосы, судя по паре чистых прядей, были каштановыми, а ее глаза сияли бирюзой так, что хотелось увидеть волны. Маленький курносый нос в центре лица с тонкими чертами. Понять ее наряд не удавалось, его останки выглядели жутко, словно она надела на себя обрывки одежды убитых.

— Тебе так нравится кровь? — раздраженно рявкнула Адрианна. — Или я особенная?

— Умно было спрятаться, пока мы не уйдем, — сказал спокойно констебль Робе, пистолет был нацелен на ее окровавленную грудь. — Жаль, ты не заметила меня, иначе это сработало бы.

— Я была отвлечена, — пробормотала она, недовольно взглянув на статую. — Но посмотри на меня, констебль. Ты же не думаешь, что это сделала я? — она прижала правую ладонь к сердцу, чуть перегибая, и моргала, глядя на него. — Я выжила, спрятавшись наверху. Я могу лишь благодарить богов, что убийцы были не такими внимательными, как ты, иначе…

— Молчи, пока не пристрелил.

Адрианна со стуком закрыла рот.

— Даже если бы я верил, — сказал ей страж, качая головой, — разницы нет. Не я тут принимаю решения.

Девушка медленно кивнула.

— Думаю, мне нужно как можно скорее поговорить с адвокатом.

Робе мрачно улыбнулся.

— Точно. Если бы ты не попыталась убить меня при побеге, то долго еще прожила бы.

— О чем ты…? — она поняла, ее колени чуть не подкосились. — Ты не страж, — прохрипела она.

— Страж. Но не только.

Она безумно оценивала расстояние между ними. Примерно двенадцать футов. Она могла быстро преодолеть это, но он успеет нажать на курок. И если она и дойдет до него, у нее не было оружия.

— И что тогда? — она отчаянно тянула время. — Мертвые женщины ничего не расскажут? Обвинишь во всем меня, а настоящие убийцы уйдут?

— Как-то так.

Рука Робе напряглась, пистоль нацелился на ее сердце. Дуло было перед ней, бесконечный путь в ад.

— Прости, Ольгун, — прошептала она, глядя на пистоль. — Я пыталась.

Она ощутила вспышку эмоций почти мертвого бога, воздух покалывало. Она подумала, что ей показалось, но курок уже двигался…

И раздался резкий взрыв и скрежет металла. Куски пронзили ладонь и руку Робе, застучали по каменному полу, страж закричал от боли. Останки бесполезного оружия упали на пол, засохшая кровь там пошла трещинами.

Робе упал через миг, прижимая окровавленную руку к груди и всхлипывая.

— Что ж, — сказала Адрианна, — это было удобно.

Она ощутила вспышку радости от спутника, но это было не сравнить с ее радостью, пока она ударяла мужчину по голове, чтобы он потерял сознание.

— Уходим отсюда, — серьезно сказала она божеству, хромая, пока двигалась по длинному коридору и ступенькам в конце. — Они думают, что это сделала я, и я сомневаюсь, что Лефти там и опровергнет их слова. Будем прятаться, пока я не пойму, что делать, или как вернуться.

Вопрос закрался в ощущения.

— Не знаю, — признала она. — Не важно. Я там выросла, помнишь? Не родился тот страж, что найдет Адрианну Сатти, когда она того не хочет!

Ольгун сомневался, и это было почти осязаемо. Она думала об этом, чтобы не думать о своих сомнениях.

Глава первая

ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

Кирпичные стены и деревянная ограда были границами ее мира, тропы и битые камни — полями, скрипящие лестницы — деревьями. Город был не просто большим в ее возрасте, он был всем.

Она долго в тот день разглядывала этот мир с друзьями, которые, как и она, ушли от заданий, что им поручили. В лохмотьях и грязи, они двигались хищной стаей, вопя и хохоча. Их подбородки были в соке фруктов, за которые они не платили, запястья, руки и плечи болели от хватки торговцев, от которых они убежали. Но торговцев всегда было больше, а ловких было не так и много, так что не все понимали, что их обворовали. Дети толкались, проникали среди баррикад плоти и одежды, шли по людным рынкам и улицам. Жар тел заставлял их потеть в толпах, хоть воздух был зимним, на крышах было немного снега. Они не должны были ходить тут без присмотра, далеко от дома, но родители уже давно перестали им запрещать.

Тщетность была частым гостем в бедных кварталах Давиллона. Не было смысла звать ее еще чаще.

Она была юной, но у девушки было чувство долга. Пока все знали, что родители давали детям бессмысленную работу, были дела, что нужно было выполнять. И она не хотела, чтобы родители переживали (было уже поздно, и желудок урчал, недовольный добычей, хотя это никак не влияло на ее резкое решение пойти домой).

Пара криков на прощание, пара оскорблений и высунутых языков, и она ушла от друзей. Она не прыгала в пути, хоть и была довольно радостной — давка на дорогах не позволяла. Но она была беспечна, насколько это позволяла жизнь. Сегодня был хороший день. Она следила с радостью, которую еще не переросла, как облака пыли поднимаются вокруг ее поношенных ботинок.

Лес ног стал не таким густым, она уходила от рынка, начала дрожать, ветер бил по ее коже. Она опустила голову, прижала руки к груди, туника не грела ее. Она ругала друзей. Из-за них она оставалась на улице так долго.

Рев города не менялся, люди всегда кричали из-за чего-то. Но не боль в глазах и не кашель, что гремел в горле, а внезапный порыв тепла, прогнавшего на время зимний холод, заставил ее поднять голову.

Сначала она увидела лишь разные приглушенные краски и ткань на ногах и спинах людей перед ней на дороге — их было больше обычного. Ее взгляд поднимался выше, она увидела сияние и дым, поднимающийся в небо.

Даже в ее возрасте она знала опасность огня, особенно в таком районе. Ей стоило убежать? Найти укрытие? Предложить хоть чем-то помочь?

Родители знали бы. Она полезла среди леса ног, едва дыша от страха и дыма, пробираясь через растущую толпу.

А потом она увидела, что за здание горело.

Взрослые оббегали ее, она упала на колени посреди дороги, и ее крик смешался и затерялся среди голосов города.

— …и, как всегда, за безграничную доброту, Верколь. Благодарим за процветание, за нашу безопасность. За Давиллон, что подарок для нас и проверка. Мы молимся тебе. Аминь.

Сестра Кейтлин слабо улыбнулась от хора молитв, утихшего в стуке дешевых деревянных ложек по таким же мискам, собирающим дешевую кашу (не деревянную, но кто мог знать точно?). Перед ней тянулись четыре длинных стола, полные немытых детей в бесцветных платьях. Было время, когда Кейтлин было жаль, что монастырь не мог обеспечить жизнь лучше для несчастных, когда она ощущала вину, что ее наряды были куда лучше тех, что они давали этим потерянным душам.

Но не теперь. Она делала все, что могла, но уже не страдала, что не могла больше. Она видела так много их за свои годы, что уже не могла переживать.

Она шла вперед, огибала столы, остановилась резко, прикованная к месту покрасневшими глазами. Новая девочка… как там ее?

— Ты не голодна, дитя? — долг, а не искренняя тревога, но она хоть спросила.

— Кто такой Варкул?

Рот Кейтлин раскрылся.

— Ты не знаешь Верколь, дитя? — спросила она, исправив произношение девочки. Многие дети рядом перестали слушать, некоторые фыркали от неведения девочки, другие надеялись, что услышат ответ на вопрос, что не решились задать сами.

Девочка покачала головой, и Кейтлин продолжила:

— Он наш покровитель! Верколь приглядывает за Давиллоном, он выше других.

— Что за другие?

— Боги Священного соглашения, конечно.

— Что за свиное соглашение?

Боги, никто не учил этих детей? Маленькие неучи с улиц. Монахиня хотела, чтобы они доели и легли спать, но она узнала, что ей предстоит духовная задача.

— Это все боги церкви, дитя. Множество богов правило до того, как наши праотцы забрали Галицию у племен варваров. Сто сорок семь величайших из них объединились и пообещали следить за человечеством.

— А Варку… Верку…

— Верколь.

— Верколь — самый большой?

Кейтлин улыбнулась.

— Я так думаю, — она добавила серьезнее. — В Давиллоне он такой. В других городах, может, он — покровитель одной гильдии или одного дома, как, например… — она задумалась. — Как Банин — покровитель двух или трех домов аристократов в Давиллоне, а где-то он — покровитель большой гильдии, а то и всего города.

Девочка медленно кивнула, словно поняла, хотя сестра Кейтлин сомневалась в этом. Монахиня стала отворачиваться, но…

— Можно еще вопрос?

Кейтлин подавила вздох.

— Еще один. И ужинай.

— Если в Давиллоне столько богов, почему никто из них не встал с попы и не спас моих родителей?!

Сестра Кейтлин отпрянула, прижала ладонь к губам. Потрясенный шепот разнесся среди детей, но монахиня слышала злое согласие в нескольких местах среди тех, кому повезло меньше всех.

Пора было срезать это в зародыше!

— Девочка, так не говорят о богах!

— Когда они извинятся передо мной, то и я извинюсь.

Монахиня схватила девочку за запястье и потащила к двери раньше, чем потрясенное оханье и шепот поддержки притихли в зале.

— Мы научим тебя манерам и уважению, дитя!

— Хватит звать меня так! — рявкнула девочка, не вырываясь, пока ее тащили неизвестно куда. — Меня зовут Адрианна.

Адрианна так и не научилась манерам и уважению от сестры Кейтлин и других монахинь. Хоть ее запирали, и ей было некуда идти, она ушла из монастыря через пару дней, еще даже не сошли синяки после того, как ее выпороли.

Сестра Кейтлин была рада, что она ушла. Она была уверена, что от нее были бы только проблемы.

Глава вторая

НЫНЕ

Место было огромным. Земли Думерж и поместье в центре были огромными, бальный зал в глубине дома, как ни удивительно, тоже был большим.

И хаос в нем выходил из-под контроля и становился огромным.

Музыканты сидели на платформе в углу, отделенные от тех, кого развлекали. Они яростно играли, бросали музыку в толпу стрелами, повторяя самый популярные мелодии, что звучали по всей Галиции. Их наряды — музыканты были не частью музыки, но зачем-то наряжались — были из ярких тканей. Туники и жилеты висели на них, парики съехали на потные лбы, пальцы болели. Они играли пять часов, меж песен было лишь пару минут перерыва, и пытка не обещала закончиться в ближайшее время.

Они могли не переживать. Бальный зал был так набит, что танцы требовали стратегии и тактики, места для них все равно не было. Голоса кричали, все пытались быть услышанными. Музыка для них была лишь еще одним шумом, препятствием, что заставляло кричать.

Стол был длинным, полным еды, от которой большой слон подавился бы, но его смогли бы еще и закопать в остатках. Все звери, казалось, были на том столе, в соусах, хлебе и прочих украшениях. Говядина, оленина, разные птицы, десятки рыб, яйца и икра, улитки, всевозможные овощи — все было там, и сколько бы гости ни ели, еды не становилось меньше. Один запах мог утолить аппетит без единого кусочка.

Дом был готов к празднику. Картины и гобелены висели высоко, чтобы их не достали пьяные пальцы или пролитые напитки. На большинстве были сцены из мифов, но на некоторых были золотая пирамида Геррона, покровителя рода д'Оррель, а еще было солнце в короне Верколя, покровителя Давиллона.

Огни радостно горели в каминах, чтобы веселить вечером. Разные травы были рассыпаны по дровам, комнаты заполняли запахи, что окутывали гостей и поднимались к потолку. Мягкие ковры вычесали в ожидании гостей. Слуги были чистыми, стояли у стен, готовили то, пополняли это, играли роль обученных гончих, что все время были на охоте.

В центре бури, окруженная людьми, стояла странная пара. Несмотря на давку празднующих, на пустые улыбки, вежливые взмахи и мелкие разговоры, они источали спокойствие, и аура расходилась на несколько футов вокруг них.

— Должна сказать, дорогой барон, — отметила женщина, — вы превзошли себя. Не помню таких праздников, — но ее лицо добавляло: «Кроме тех, что устраивала я», без всяких слов.

Мужчина благодарно поклонился, его лицо отчасти скрывал платок, что он держал тонкими длинными пальцами.

— Герцогиня, — сказал он тонким голосом, — так добра.

— Верно, — ответила женщина.

Беатрис Лючень, герцогиня Дамиллона, голос Верколя, правительница всех территорий, провинции и города Давиллона, была высокой, широкоплечей, с пышным бедрами и чертами. Ее черные волосы с сединой были высоко собраны на голове горой кудрей, что ниспадали и смягчали лицо, тронутое временем. Она была в фиолетовом и синем, с золотой брошью солнца в короне, ее лицо было цвета только выпавшего снега от пудры.

Ее спутник был совсем другим, тенью. Чарльз Думерж, барон д'Оррель выглядел болезненно. Его кожа была почти серой даже без пудры, его волосы цвета соломы были тонкими. И даже его красивый наряд синего и коричневого цвета делал его похожим на ходячий труп.

Думерж склонился, его нос пронзил воздух. Герцогиня с трудом не отпрянула.

— Я благодарен, — сказал ей Думерж, его голос был настолько тихим, насколько позволял шум вокруг, — что гости тут оценили мои старания, — он огляделся, словно проверял, что его не подслушивали, а потом продолжил. — Но я не верю, что все тут подходят для такого. Если честно, ваша светлость, я бы не приглашал, например, — он огляделся в поисках жертвы, — маркиза Де Брилле. У него нет того, что поможет тут выжить, да? Но бедный Францис переживает тяжелые времена, было бы грубо не позвать его отвлечься от проблем. Хотя он вряд ли сможет…

— Францис Карно, — сухо сказала герцогиня, — справляется неплохо, хотя титул маркиза должен был достаться его умершему брату. Думаю, он друг, и я хочу, чтобы он поднял свой дом на ноги, — она посмотрела на неприятного хозяина дома надменно.

Дико пытаясь отыскать отвлечение, барон посмотрел на другого гостя, милая девушка стояла среди людей и смотрела в пространство.

— Эм, ваша светлость? — спросил он, впившись пальцем в локоть юной леди. — Вы встречали мадемуазель Валуа? Нет? Тогда представляю вам Мадэлин Валуа. Мадемуазель Валуа, это Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона.

Юная леди дважды моргнула, удивляясь, и изящно присела в реверансе.

— Ваша светлость, — сказала она низким, но робким голосом, — это честь для меня.

Лючень скрыла изумление от неловкого отвлечения Думержа и окинула девушку взглядом.

Она была юной, почти дитя, с худым лицом, резкими чертами и морскими глазами. На ее голове громоздились светлые кудри, явно парик, но это было не важно, ведь парики были у половины женщин. Ее платье было из тяжелого зеленого бархата. Это почти не выделяло девушку среди других с похожей фигурой.

Но…

— Мне кажется, — сказала герцогиня, кивнув девушке, — что я вас где-то видела, дорогая.

— Конечно, ваша светлость, — сказала ей Мадэлин, скромно опустив голову. — Я была на нескольких балах и ужинах до этой ночи. Но впервые, — она добавила, широко улыбаясь хозяину, — мне оказали честь, познакомив нас.

— Ах, — герцогиня уже думала о другом. — Рада встрече. Наслаждайтесь балом. Барон, — она резко повернулась к хозяину поместья, — мы что-то обсуждали?

Они обсуждали ценность гостей, а юная леди незаметно отступила в толпу.

— Интересно, — пробормотала женщина, звавшая себя Мадэлин Валуа. — Я думала, нас раскрыли.

Согласие с долей облегчения донеслось от невидимого спутника, а потом и вопрос.

— Нет, я не переживаю из-за барона. Этот клоун не понял бы угрозу, даже если бы кто-то спрятал мантикору в его ночном горшке. Я боялась, что герцогиня узнает меня. К счастью, она не вглядывалась.

Еще эмоция, почти ностальгия.

Мадэлин, что раньше была Адрианной, кивнула.

— Это было давно, да. Хватит переживать, — она шла среди леса людей и запоминала детали дома. — Он не пустил гостей наверх, значит, все ценности там, — она раздраженно покачала головой, стараясь не сбить парик, не раскрыть густые каштановые волосы под ним. — Хотелось бы изучить план там, — пожаловалась она. — Было бы куда проще. Ладно. Мы же человек, да?

Без слов Ольгун смог прорычать что-то невежливое.

Мадэлин хитро улыбнулась. Верно. Словно она могла забыть, что в ее голове каталось божество.

Она позволила потоку праздника отнести ее к двери. Пора Мадэлин Валуа попрощаться, а вместо нее появится неприглашенный гость.

Несколько пар глаз провожали Мадэлин Валуа, уходящую с бала. Многие были потенциальными ухажерами, и они жалели, что красавица уходит.

Один — нет.

Во всех домах Давиллона была своя стража. Даже если многие не требовались в действии, стража все равно была. Некоторые были как армии, другим хватало, чтобы люди стояли и выглядели грозно, наряженные в форму.

Стражи Думерж были, в основном, как последние, требования барона были ниже, чем для городской стражи. И, хоть испорченная рука привела к увольнению, Генри Робе получил тут место.

Он не на первом празднике заметил леди Валуа, но она ни разу не заметила его, все незаметность была частью его работы. Но этой ночью он хорошо рассмотрел ее, чтобы понять, кто она.

Мадэлин Валуа была Адрианной Сатти. Это было новостью для того, кто его нанял — не для дурака-барона — и ему хорошо заплатят.

Для тех, кто был вне закона, жил в бедных районах, среди тех, кого звали Гильдией Искателей, она была ни Мадэлин, ни Адрианной. Она была Виддершинс, уличный вор, как тысячи других. Мадэлин этой ночью постаралась, и теперь была очередь Виддершинс.

В двух кварталах южнее от Думерж между пекарней и винным заводом был узкий переулок, едва заметный в позднее время. Он был полон мусора от этих заведений, его опустошали раз в неделю работники, которым плохо платили, и его почти не замечали.

Но в этот миг там был человек. Мадэлин двигалась по переулку прочь от бульвара. Согнув колени, прижавшись спиной к винодельне, она отталкивалась ногами от кирпичей напротив, не задевая грязь внизу. Ее платье лежало на коленях, она сжимала его левой рукой, а сама была в комбинезоне из черной ткани и кожи, что был скрыт под зеленым бархатом. В конце переулка она потянулась к мешку, что оставила заранее. Хоть ее вес сдвинулся, и она боялась, что упадет, ее пальцы задели ткань. Она схватила мешок и потянула.

Не ступая на камни внизу, морща нос от запаха мусора, она сунула платье в мешок и вытащила небольшой сверток. Он был осторожно развернут, там оказались перчатки из кожи оленя, капюшон, тонкие туфли из черной кожи и пояс с кармашками и мешочками, где были огарок свечи, трутница, молоточек и долото, лучший набор отмычек с рынка. Ее последним оружием была рапира с лезвием, что почернело от карбона и чернил, объемная рукоять была убрана, чтобы оружие висело плоско на спине.

Темный мешок от вещей она плотно свернула и сунула за пояс. Большой мешок с платьем, украшением и всем от Мадэлин Валуа, останется в переулке.

Пара быстрых вдохов для спокойствия, и она схватилась за выступ над головой. Она сжала кулаки, плавно подняла ноги, ее вес удерживала только хватка за крышу. Мышцы живота, натренированные за годы практики, все равно болели, ее ноги устроились на крыше, согнулись в коленях, и она смогла с рывком устроиться на животе на краю крыши винного завода.

Пару минут — даже больше — она просто лежала, приходя в себя. Она недовольно скривила губы от вопроса, который ощутила от божественного пассажира.

— Может, но так быстрее, — прошептала она.

Ответ Ольгуна был изумлением и долей издевки.

— Нет, я так не проявляю себя! — рявкнула она.

Некоторые эмоции было проще перевести в слова, чем другие. То, что он показывал ей сейчас, можно было определить как: «Ага, конечно».

Ворча, Виддершинс встала, не обращая внимания на боль в животе, и пошла по черепице. Шаг, прыжок, быстрый бег к стене… Минут через пятнадцать она сидела на здании через улицу от поместья Думерж.

Бульвар был границей двух миров. За ним были квадратные низкие здания магазинов. Они, как и все новое в городе, были из дешевого камня или наспех выкрашенного дерева, для дела. Перед ней был ряд поместий. Изящные крыши, узоры, опоры, статуи горгулий — всюду был мрамор или белый камень, все было старым, выглядело независимым от жильцов. Прямые линии и углы бедности граничили и изящными арками богатства.

Виддершинс жила в двух мирах, но ей везде было неуютно. Она прижалась к плоской крыше, слилась с тенями и принялась долго ждать, скучая.

Ожидание было не просто долгим и скучным, а бесконечным и унылым. Часы лениво тянулись, нетерпеливый вор уже трещала по швам от этого. Луна появилась в море ночи, и поместье стало извергать гостей сгустками. Звезды расположились на небе, летучие мыши и ночные птицы проносились мимо, коты дрались в переулках, шипя, время шло к утру.

Перед рассветом, когда ей казалось, что она уже не выдержит, лампы в окнах наверху погасли, барон Крыса все же ушел в нору для сна, что, впрочем, не добавил бы ему красоты. Огни внизу горели, явно для слуг, которые насмотрелись, как богачи толстеют от роскошной еды, а теперь убирали за свиньями в бархате и вышивке.

— Псст! — прошипела она, горло охрипло от криков на балу. — Ольгун! Вставай!

Ее разум наполнило сонное возмущение.

— Ага, не спал, — фыркнула она. — Ты почти храпел, так что потом выспись, ладно?

Ответ Ольгуна напоминал недовольное фырканье.

— Не важно. Пора.

Она склонила голову в ответ на не озвученный вопрос.

— Конечно, я бы подождала еще, — соврала она, уже переминаясь с ноги на ногу. — Но ночь уже подходит к концу. Нужно идти сейчас.

Черепица скрипнула, двигаясь, когда она спустилась на дорогу, и только этот звук отметит ее быстрый спуск. Если бы кто-то следил за бульваром в слабом свете фонарей, заметил бы лишь вспышку тьмы, пролетевшую тень, что пугала так же, как уличный кот.

Отполированная каменная стена окружала дом Думерж, была почти в десять футов высотой, ужасно гладкая. Трещин и швов для рук не было. Веревка с крюком помогла бы, но Виддершинс не носила с собой такое, работая налегке.

Это ей не требовалось.

— Ольгун? — она побежала к барьеру. — Ты не мог бы…?

Она была в паре футов от стены, ее нога опустилась на то, чего там не было — невидимую ступеньку или сплетенные пальцы невидимых рук. Ольгун подбросил ее, она перелетела через стену, сжавшись, чтобы не задеть короткие пики сверху.

Шок от приземления был сильным, хоть она перекатилась, поглощая удар. Присев на траве барона в росе, она проверила лодыжки и колени, убежденная каждый раз, что поранилась. Но все двигалось, не болело, и она встала и огляделась.

Большие цветущие кусты украшали поместье через промежутки, кто-то решил, что так красиво. Пара деревьев тянулась к звездам, статуи и фонтаны из камня усеивали двор. Даже во тьме Виддершинс видела двух сатиров, голую нимфу и писающего ангела. Всюду пахло ужасно сладко, словно цветы смешали для жуткого запаха. Конечно, Думерж всегда выглядел болезненно.

Всего было с избытком. Виддершинс оскалилась, она сама чуть не стала такой, как барон Думерж.

— Ольгун? — спросила она едва слышно. — Собаки?

Пауза, ответ.

— Ах, думаешь, с этим можно что-то сделать?

Самодовольная насмешка.

— Уже сделал, — это не было вопросом.

Утверждение.

Виддершинс вздохнула.

— Надеюсь, ты не навредил им.

Ольгун пронзил ее ужасом так сильно, что она содрогнулась.

— Хорошо, прости! — прошипела она. — Знаю, ты любишь собак. Ты бы им не навредил! Я не подумала!

Бог фыркнул.

— Я извинилась! Пойдем уже, ладно? Ночь на исходе.

Виддершинс тихо побежала от тени к тени по двору. Она миновала большую коричневую гончую по пути, у нее был ошейник с шипами. Собака понюхала в ее сторону, сморщила нос и отвернулась.

Ей хотелось однажды спросить у Ольгуна, что он с ними делает, как он для них пахнет.

Она легко добралась до стены поместья. Упав на живот, Виддершинс поползла ниже окон первого этажа. Было бы плохо, если бы ее обнаружил слуга, с тоской глядящий на звезды. У стены без стекла она встала на ноги.

Цемент меж кирпичей был для нее лестницей на стене, и это было удобно. Она быстро взобралась на десять футов над землей, подвинулась к темному окну.

Она минуту проклинала гильдии ремесленников, что делали в последнее время дешевое стекло — было проще раньше, когда окна были лишь завешаны тканью. Она вытащила тонкую проволоку из мешочка. Она вставила ее между окном и рамой одной рукой, другой держась за стену. Она секунды ощущала сопротивление, услышала тихий щелчок, найдя засов окна. Пара попыток, иметаллический крюк поднялся из петли, упал, негромко звякнув.

За секунды проволока вернулась в мешочек, а Виддершинс попала в темную комнату.

Это радовало. Но она ничего не знала о плане поместья, она не смогла осмотреть второй этаж.

— Держи глаза и уши — если есть — открытыми, — сказала она шепотом Ольгуну.

Слушая минуту, убедившись, что в комнате слышно лишь стук ее сердца, она вытащила трутницу из кармана и огарок свечи, высекла искры, и фитилек загорелся. Стоя спиной к окну, она быстро огляделась.

По мягкому креслу, тяжелому столу из красного дерева в бумаге и книжкой полке, что прислонялась к дальней стене, она поняла, что это был кабинет Думержа. Она ощутила любопытство — свое или спутника — и полистала стопку бумаг у края. Интересного было мало: подсчеты стоимости продуктов на рынках, письма для слуг, что выполняли дела от имени барона, пара попыток романтической поэзии, сводящей зубы, этим можно было пытать при допросе. Возмущенно фыркнув, Виддершинс бросила бумагу на место и прошла к двери, будто боялась, что слова спрыгнут и побегут, крича, на нее.

Она коснулась засова, Ольгун завопил в предупреждении. Виддершинс невольно охнула, отпрянула, инстинкт делал движения беззвучными, она потушила свечу и пропала во тьме кабинета, как призрак.

Тихие шаги двигались по коридору, замерли на миг у кабинета. Виддершинс едва дышала, вела себя как статуи в саду, пока шаги не ушли прочь.

— Спасибо, — шепнула она спутнику. — Но кричать не стоило.

Ответ Ольгуна был возмущенным.

— Да, стоило быть внимательнее! — признала она, чуть повысив голос. — Я ошиблась. Бывает. Я уже поблагодарила! И… что? Ладно! Я еще не скоро поблагодарю тебя! — Виддершинс прижалась ухом к двери, чтобы не ошибиться. — Вредина, — ворчала она, ладони в перчатках работали над засовом. — Возомнил себя лучше, потому что он — бог…

Бормоча, но слышал это лишь Ольгун, она вышла в коридор. Она была готова обыскивать комнаты, пока не найдет нужное, но задача оказалась простой. Спальню барона искать не требовалось — храп указывал путь.

Виддершинс надеялась, что это храп. Судя по громкости и тонам, шум мог быть замерзшим лесорубом, что был по деревьям диким кабаном.

— Ладно, — выдохнула она, — тут сложнее, — она была готова отскочить, если ее прервут, пока двигалась к спальне.

Дверь открывалась внутрь, к сожалению, она не могла смазать петли. Барон должен был приказывать слугам смазывать их, такие мелочи злили богачей, но Виддершинс не доверяла удаче. Но разве удача не была божественным вмешательством?

— Ольгун? Ты не мог бы разобраться со скрипом петель?

Он ответил возмущением, словно окатил ее водой.

— Ольгун, — мягко утешала она, — ты же не злишься на меня? Мы просто поспорили…

Явно закатив глаза, бог коснулся двери невидимыми пальцами. Виддершинс ощутила покалывание силы Ольгуна в воздухе вокруг себя.

— Спасибо, милый, — пошутила она. — Потом я потру животик, хорошо?

Ворчание.

Виддершинс надавила на засов и приоткрыла дверь, чтобы протиснуться в брешь. Храп барона стал громче, и девушка словно попала в брюхо невероятного зверя, что проглотил ее как закуску.

Ощущение угасло, и комната осталась комнатой, она закрыла дверь и приказала мышцам в теле расслабиться, пока зрение привыкало к темноте. К счастью, окно выходило на запад (барона ведь не мог разбудить вредный рассвет?), оттуда слабо сияла луна.

Комната была безвкусной, мужчина так и не перерос детский принцип — чем больше, тем лучше. Картины, оружие с камнями, даже маленькие гобелены заполняли стены, хотя место им было на рынке. Над кроватью висела люстра в форме золотой пирамиды Геррона. Тумбочка под большим серебряным зеркалом была в мелочах от позолоченных щеток до шкатулок с камнями и разбросанных украшений.

Виддершинс не смотрела на это. Украденное у Думержа могли легко отследить, кроме денег. Такой параноик, как этот барон, точно держал бы коробку монет под рукой на экстренный случай. Это она и искала в спальне перед рассветом. Она тихо и уверенно двигалась по углам, изучая глазами и руками. Барон храпел, не замечая, что его комнату грабят.

Храп заглушал все звуки, а одеяла кровати закрывали еще одного обитателя комнаты, чуть не укрывшегося от Виддершинс. Только у дальнего угла кровати Виддершинс заметила девушку — куртизанку высокого класса, судя по ее одежде, бережно уложенной на полу, и макияже, что размазался на лице. Она спала рядом с бароном Крысой. Виддершинс застыла, но женщина спала, хоть и не крепко. Ее веки трепетали, словно сны пролетали под ними, она слабо вскрикивала, пока дышала.

Виддершинс сама от отчаяния была близка к такой работе в голодные годы. Она подавила вздох сочувствия.

У нее хоть были клиенты высокого класса. Хотя это не сильно утешало. Кусая щеку изнутри, Виддершинс продолжила охоту.

Не удивительно, что награду она нашла под кроватью — тяжелый сундук из красного дерева с хорошим стальным замком. Она знала, что он хороший, ведь отпирала его две минуты. Внутри были сотни золотых марок, новые звезды, богатства хватило бы на много месяцев.

Это был самый опасный момент ночи: набить черный мешок, насколько можно.

К счастью, Виддершинс не работала одна. Ольгун предупредит ее, если кто-то подойдет, если барон начнет просыпаться. Ее мешок был толстым, чтобы приглушить звон монет. И все же процесс был медленным, портил нервы, и Виддершинс вся вспотела к концу. Небо стало светлым даже в западном окне. Было пора уходить.

Она убедилась, что все хорошо — но нет. Барон все еще спал, но его спутница сидела на кровати, прижимала одеяло к голой груди и в ужасе смотрела на то, что ей казалось пятном чернил в темной комнате.

Виддершинс тут же обогнула кровать, зажала перчаткой рот куртизанки. Женщина упала с писком, но больше не шумела.

В тишине Виддершинс склонилась, губы почти задевали щеку женщины. Она ощущала контуры ее худого лица, даже бароны не платили ей достаточно.

— Я тебя не раню, — выдохнула едва слышно Виддершинс. — Но тебе нужно молчать, — она улыбнулась, зная, что это вряд ли видно, но, может, девушка это ощутила. — Пятьдесят золотых. Они твои, если будешь молчать, — она не могла просто дать монеты — ее обыщут, когда обнаружат кражу. Но… — Статуя писающего ангела. Посмотри в воде под его… — вор была рада, что тьма скрыла ее румянец. — Ты поняла.

У женщины не было повода верить Виддершинс. Но пятьдесят золотых она не заработала бы за месяцы, и ее пока не ранили. Виддершинс надеялась, что это ее убедит.

Куртизанка кивнула, едва двигаясь под рукой Виддершинс. Та выдохнула с облегчением и отошла от кровати.

Двигаясь осторожнее — уговорить мешок с золотом не шуметь было невозможно, а Ольгун мог лишь приглушить звуки — нарушительница в черном пошла по коридору, вернулась в относительную безопасность кабинета. Виддершинс выглянула в окно, но пока не хотела уходить. Избыток Думержа ей не нравился, и она хотела выразить свое недовольство.

Может, она злилась на напоминание, чем могла быть ее жизнь, но она и ее спутник не признавались в этом.

Ольгун посылал нетерпение, а Виддершинс разглядывала книги и бумаги на столе. Свеча уже не требовалось, света на небе хватало, чтобы она видела. Она была близко, но не могла уйти, пока не сделала всего. Несмотря на нетерпение, Ольгун тоже был таким.

Она схватила перо и обмакнула в чернильницу на столе. Виддершинс осторожно поставила кляксы на буквы и цифры в книге. Гад будет днями, а то и неделями, считать заново. Она пролистала на пару дней вперед и написала на странице аккуратно, но быстро:

Спасибо за золото, милорд. Знаю, мне оно нужнее, чем вам. Но думайте о хорошем. Теперь вам не захочется все потратить на веселье, придется исправлять книги.

Тот, кто стал богаче, чем раньше.

Она ухмыльнулась, закрыла книгу и придала столу вид, похожий на тот, что был, когда она пришла. Путь барон найдет послание со временем.

— Теперь, — сказала она Ольгуну, выглядывая из окна, — осталось уйти, да? — она хмуро посмотрела на солнце. — Ты не можешь собрать облака, но как насчет утреннего тумана? — с сомнением спросила она. Ольгун фыркнул. — Ладно. Можешь хоть немного веса убрать? — она посмотрела на мешок, полный золота.

Мешок стал легче.

— Отлично. Я быстро, — она открыла окно, потянулась вниз, и мешок полетел в траву. Она последовала за ним, спустилась по стене. Оглядевшись, проверив округу и сад, она закинула мешок на плечо и сделала то, что могла.

Это было главным правилом вора. Когда не выходило прятаться и хитрить, нужно было бежать, как в аду.

Может, другой бог, не только Ольгун, видел, как она бежала по двору Думерж, но ее не заметили. Она даже смогла сделать крюк и оставить обещанные деньги в фонтане, хоть Ольгун возражал. Она перелетела стену, подброшенная незримыми руками, и пропала в переулках.

Птицы, белки и прочие жуткие существа приветствовали солнце. Улицы Давиллона быстро наполнялись: торговцы расставляли лотки, клиенты искали товары, пока еще не было людно, а торговцы были в хорошем настроении. Людей было все больше, они двигались ручьями, потом реками. По улицам Давиллона, как по венам и артериям, текла живая кровь города.

Над толпой на краю рынка женщина повернулась к окну, сонно моргала, лежа в кровати, от солнца. Она легла пару часов назад и не хотела вставать с рассветом. Тихо ругаясь, она закрыла ставни и уснула, гул рынка помог с этим.

Она проснулась у полудня, подумала остаться в постели дольше — она открывала таверну почти на закате — но решила с неохотой, что там не мешало бы убраться после ночи. Ворча под нос, она встала, дрожа, ночная рубашка не отгоняла осеннюю прохладу.

Пару часов спустя, умытая и нарядная, позавтракавшая, она вышла на рынок и пошла с людьми в нужную сторону.

Для прохожих Женевьева Маргулис была поразительна. Красивые светлые пряди, которые аристократки получали лишь с дорогими париками, ниспадали на ее плечи. Ее глаза были карими, золотыми при правильном освещении, черты были мягкими, а фигуре позавидовали девушки на десять лет младше. Она была в длинной бордовой юбке с серой туникой, корсет подчеркивал то, что обходилось и без таких акцентов.

Да, Женевьева была красивой. И это было бы все, будь она лет четырнадцать замужем за аристократом, что был выбран отцом из политических побуждений.

Но это было не все. Она сильно хромала, с рождения левая нога была чуть вывернута внутрь в колене, и хотя детали скрывала длинная юбка, какие она любила, она не могла скрыть походку. Она давно привыкла к этому, но Гуррерре Маргулис — ее отец, глава дома — не смог выдать ее из-за этого. Предлагать ради связей брак с «неидеальным» ребенком было оскорблением.

Ощутив, что ее не хотят (гордый Гуррерре не скрывал это), Женевьева с детства общалась с «низким» классом людей. Она завела много друзей среди простых жителей города, и хотя было непросто привыкнуть, что не все давали сразу, она терпела. Она ушла, взяв семейных денег, чтобы открыть таверну. Отец был против того, что дочь работала среди людей ниже классом, он не был рад таверне, но старик и переживал, что она ушла. Он пытался вернуть ее порой, но так они жили порознь.

Сегодня Женевьева была веселой, ведь хорошо поспала. Она бодро махала стражам рынка, поднялась на пять ступеней к двери «Дерзкой ведьмы». Здание было простым, внутри была лишь комната, кладовка, три кабинета и кухня. Там не было украшений, кроме маленького голубого камня с белым крестом: символа Банина, божества дома Маргулис, это было одним из немногого из старой жизни, что Женевьева не бросила. Хоть тут было скромно, это место было популярным среди тех, кто не мог пить в «престижных» заведениях. Цены были неплохими, еда и напитки — вкусными, а работники — дружелюбными.

Для Женевьевы это была не просто таверна. Это был дом, в отличие от места, где она выросла.

Потому, пройдя в темную комнату и увидев трех мужчин за столом, она разозлилась, а не испугалась.

— Вы кто такие? — зло осведомилась она, рука потянулась к кинжалу в корсете. — Как вы сюда попали.

Они встали, скрытые тенью, самый крупный шагнул к ней. Женевьева невольно отпрянула и врезалась спиной в стену. Она думала убежать, но ее легко поймали бы, она даже не успела бы дойти до двери.

— Что… вам надо? — ее голос дрожал. — Тут нет денег. Мы… не будем сотрудничать. Если…

— Молчи, — его голос был низким и недовольным, что ожидаемо. — Мы не хотим твоих денег. И, — добавил он, Женевьева охнула и побледнела, — мы не хотим тебя ранить, — он подошел, прижимая испуганную хозяйку к стене. Она хотела ударить оружием, но толку не было бы. — Мы хотим, — продолжил он, — чтобы ты помогла нам. И мы уйдем.

— Что вам надо? — спросила она, глядя на гору в людской одежде.

— Найти частого посетителя твоей милой таверны. А таверна мила, не спорю. Знаешь девушку по имени Виддершинс?

Солнце садилось за ее спиной часы спустя, Виддершинс брела в толпе по бульвару, напевая. Она была в зеленой тунике и коричневых штанах, в черном жилете с зеленой окантовкой, так она смутно напоминала растение. Ее каштановые волосы были собраны в свободный хвост, рапира покачивалась на боку (объемная рукоять вернулась), ее кошелек был полон от маленькой порции золота барона. Последние пару дней были чудом, и она хотела поделиться радостью.

Кроме Ольгуна, у вора был лишь один близкий друг в Давиллоне.

Виддершинс пошла домой после побега от Думерж, сделав крюк ради мешка в переулке. Потом она выспалась и остаток дня провела в пути по городу, спрятала в нескольких местах свою добычу.

Теперь она хотела поделиться деньгами. Она не замечала взгляды прохожих, к которым прилипала ее мелодия, шла по рынку, по лестнице, а потом миновала дверь «Дерзкой ведьмы».

Огонь бодро трещал в большом камине. Лампы горели через промежутки, озаряя комнату, где было полно посетителей рынка и жителей города. Шум был почти таким же, как на празднике барона, но дружелюбнее и приятнее.

Некоторые помахали ей, и она радостно ответила, скаля зубы в широкой улыбке — она стала еще шире, когда Робин прошла к ней с робкой улыбкой. Худая служанка — на пару лет младше Виддершинс, с короткими черными волосами и скромной одеждой — часто казалась людям мальчиком. Она намеренно поддерживала эффект после неприятного опыта, о котором редко говорила.

Тут было много тех, кому пришлось пережить жуткое.

— Как обычно, Шинс? — тихо спросила Робин.

— Не сегодня, кроха, — рассмеялась Виддершинс, лохматя волосы Робин. — Красное сицилийское, самое старое. Я хочу отпраздновать.

— Ясно, — девушка покачала головой. — Шинс, без разрешения Женевьевы дорогое подать я не могу.

— Ладно. Где она? Я хотела поговорить с ней. Я…

Их прервал вопль из-за стола неподалеку, люди за ним громко требовали эль.

— Мне пора, — Робин извинилась, не сильно сокрушаясь. — Женевьева в баре. Уверена, она будет рада поговорить, — она улыбнулась и пошла среди столов, говоря клиентам, что скоро все принесет.

Улыбаясь, Виддершинс протиснулась в тесном пространстве, направляясь к тяжелому дубовому бару. Тут не хватало большого зеркала — это было дорого, да и его могли разбить дикой ночью — а так таверна была типичной. Слева поднимались бочки эля и пива, справа — бутылки. Между ними была дверь в кладовку. Кухня была в стороне от бара, за левой стеной. Запах жареной оленины доносился, обещая вкусное угощение.

Посреди этого с тревожным лицом стояла Женевьева Маргулис, хозяйка и одна из немногих друзей Виддершинс.

— Женевьева! — радостно воскликнула она, подходя к бару. — Что я расскажу! Не поверишь…

Она замолкла, словно ручей пересох, от лица подруги.

— Женевьева? Что такое?

Хозяйка вдохнула, большой силуэт поднялся из-за стола рядом, нависая, как лавина. Виддершинс сжала рапиру и обернулась, веселье быстро угасло.

Голосом, подходящим телу выше и шире нормального, великан сказал:

— Привет, милая Виддершинс. Если в твоем расписании есть минутка, Гильдия Искателей хотела бы поговорить с тобой.

Глава третья

ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД

В шуме и давке рынка никто не заметил бы девушку, прошедшую меж грубых кирпичных стен магазинов или деревянных лотков. Она не отличалась от остальных, хоть была моложе многих. Ее волосы были убраны с лица, она не думала о моде. Ее туника и платье выгорели от времени и носки, а раньше были канареечно-желтым и лавандовым, но были чистыми. Тяжелый мешок висел на боку, она шла в толпе, как слуга дома, что испытывал тяжелые времена.

Адрианна Сатти была не такой. У нее не было дома. Лицо она отмыла в общем фонтане ночью, а одежда была чьей-то, забранной с веревок для сушки утром.

Адрианна шла по рынку, ее мешок медленно наполнялся товарами, едой и монетами невнимательных прохожих.

День был средним, но не хорошим. Она смотрела на магазины по пути, надеясь увидеть тяжелый кошелек, оставленный без внимания.

Она ходила часами, пока не болели ноги, пока лицо не блестело от пота в теплые дни, но шанса не выпадало. Сегодня тут было много членов и слуг аристократии, Адрианна узнала гербы многих домов, но их кошельки не стоили риска.

Она уже хотела уходить с тем, что набрала, когда увидела, как они вошли в магазин изделий из кожи. Старший вел себя величаво, гордо, значит, был очень богатым. Он был с полоской волос на затылке, а так — лысым. Его черты были острыми, как у ястреба, особенно нос напоминал клюв. Его туника была бордовой, пышной, короткий плащ — полночно-синим, а штаны — красными. На нем это смотрелось как синяк, но многие аристократы, как казалось Адрианне, наряжались так, словно их раскрасил слепой художник.

Его слуга был непримечательным: волосы, туника, штаны, сапоги, пояс и плащ были коричневыми и серыми. У него была бородка и тонкие усы, волосы он стянул в хвост. Слева висел мешок, деньги на затраты дня, а справа — меч в старом стиле, шире современной рапиры. За левым плечом он нес мушкетон — не самое точное оружие, но могло доставить хлопот.

Но внимание Адрианны привлек не яркий наряд аристократа, даже не мешок с деньгами у его вооруженного слуги. Нет, это было оружие мужчины — прекрасная рапира на левом бедре. Объемная рукоять была резной, отлично защищала от удара врага. Девочка видела красивое оружие, как и практичное, но редко видела, чтобы все это сочеталось с таким изяществом. Хоть на улице за нее заплатили бы немного, монет хватило бы Адрианне на много месяцев!

Она прислонилась к телеге на улице (торговец недовольно поглядывал на нее), сняла туфлю и потерла ступню, следя незаметно за магазином. В нем павлин и его слуга оживленно болтали с продавцом, который показывал длинную полоску кожи. Аристократ кивнул и снял свой пояс, опустил на деревянную скамейку рядом.

Адрианна застыла, раскрыв рот. Почему он просто не отдал рапиру вору?!

Она не жаловалась, дареный конь, все-таки. Адрианна нервно ворвалась внутрь, скрываясь за стопками необработанной кожи, среди теней. Она слышала разговор: они обсуждали зверя, с которого была снята кожа, обсуждали цену. Она приближалась, едва дыша. Она видела, как на пальце аристократа тускло блестит печать. Она не впечатляла, но резьба была такого качества, что ей было четко видно герб: голова льва в маске шута, как на маскарадах богачей.

Ее ладонь задела брошенный пояс мужчины. Пальцы сжались на коже, что впилась в ее ладонь. Она осторожно и тихо потянула…

Громко, как колокол в церкви, рукоять рапиры ударилась о край скамейки.

Разговор оборвался, на Адрианну испуганно посмотрели три пары глаз. Она тихо выругалась и побежала за дверь, тонкие ноги мелькали, пояс и предательская рапира свисали с ее правого кулака, развевались за ней, как флажок, что она сорвала на рынке.

Яростный рев сотряс воздух за ней, преследовал ее на крыльях демона, она ясно слышала его среди гула толпы. Оглянувшись, она увидела, как слуга вырвался из магазина, аристократ и хозяин магазина — за ним. Плавным умелым движением мужчина сорвал с плеча мушкетон, вскинул, и дуло напоминало зверя.

Рапира не хотела быть у вора, вдруг запуталась в ногах девочки.

Адрианна упала с грохотом, крича, словно ее подстрелили. Телега торговца фруктами возвышалась впереди, молила ударить ее. Она послушалась, бросилась в нее головой, сбивая и падая среди фруктов и обломков. Ладони и колени жгло от грубых камней и заноз, порез на лбу уже закрыл кровью левый глаз.

Это был не самый красивый и успешный ее побег.

Ощущая с болью, что тело стало большим синяком, Адрианна встала на ноги и застыла от вида перед собой.

Все между ней и магазином изделий из кожи отошли в стороны, открыв путь преследователям. Слуга стоял в центре улицы, мушкетон был в крепких руках. Адрианна не могла сглотнуть, моргнуть, вдохнуть, она видела, как огонек загорался, погас, словно догорел. Адрианна слышала издалека, как трещит, загораясь, черный порох.

— Клод, стой! — за миг до выстрела старый аристократ появился рядом со слугой и сдвинул дуло.

Гром разнесся по площади, вызывая крики толпы. Жуткие пули пролетели на пару футов выше жертвы и врезались в стену, вызвав облако пыли, кусочки камней упали на улицу.

Адрианна смотрела, потрясенная до глубины души, на аристократа, которого обокрала, который спас ее от своего слуги. На миг их взгляды пересеклись — ее испуганный и благодарный, и его нечитаемый.

Она убежала в ближайший переулок, забыв о боли, оставив хаос и смятение позади.

Глава четвертая

НЫНЕ

Эта комната не была приятной. Пять стен из темного камня на темном цементе. Пол и потолок из черного мрамора, гладкие, без трещин. В комнате была одна дверь из тяжелого темного дерева, что вела в прихожую. Хитрая система рычагов и приборов не давала открыть внешнюю дверь, если внутренняя была закрыта, и наоборот. Комната была защищена, ее тени никогда не пронзал свет.

Было темно.

Гость в этой комнате стоял в свете пары факелов напротив двери, и он мог поверить, что стоял на краю вечности, смотреть в первобытную тьму, что была за границами творения.

Между факелами скрывалась единственная черта комнаты. В стене, где голова и тело в таком свете могли быть приняты за человеческие. Плечи и руки были как у человека, но слишком мускулистыми. Голова была правильной формы, на ней была грива волос, что ниспадала назад, вырезанная в деталях на стене.

Все было сделано, чтобы привлечь внимание к лицу.

Черты были кошмарными, пугающими, поражающими. О, это была не маска жуткого монстра, там не было клыков, меха, чешуи. Лицо было человеческим, даже красивым. Но на нем не было смертных эмоций. Это был безумец, что не мог понимать и испытывать желания, ненависть и страхи, что должны быть его с рождения. Это было лицо чистого голода, зла, что росло не из дел, а из инстинкта хищника. Это был зверь, волк, змей или лев, но в маске человека.

Перед идолом ждали две фигуры. Первая была Робе, его глаза были большими от смеси страха и жадности. Он смотрел то на идола, то на мужчину в темно-синем одеянии, почти сливающемся с тьмой вокруг. Он платил Робе, когда того выгнали из стражи. Он обращался к этому мужчине только как Апостол.

Генри Робе не хотел признавать даже себе, что знал другое имя Апостола, боясь реакции на эти знания.

— Уверен, что они идут? — спросил Апостол, раздраженно глядя на внешнюю дверь.

Робе не вздохнул и не закатил глаза, хоть ему и хотелось, ведь он повторял в четвертый раз.

— Уверен, святейшество. Они будут здесь. Им просто нужно…

Раздался звон в стенах, комната загудела от работы механизмов.

— …немного времени, — закончил Робе, внутренняя дверь открылась.

Их было шестеро, разного роста и комплекции. Один был в коже с темными пятнами, другой в ярком наряде аристократа, даже с рапирой на боку, третий был в черном, едва заметный в этой комнате.

Они были общей профессии. И они были хороши в ней.

— Робе объяснил, зачем вы здесь? — осведомился Апостол без предисловий.

— Я хочу угадать, — сказал мужчина в коже. Его голос был низким из-за шрама на шее. — Вы хотите кого-то убить.

— Если бы я хотел комедии, — сказал хозяин, — я нанял бы шута. Конечно, я хочу кого-то убить, идиот!

Убийца пожал плечами.

— Задают глупый вопрос…

Аристократ — убийца под прикрытием — шагнул вперед, прервав товарища:

— Вы давно не просили о личной встрече. И хоть ваш страж напряжен, я слышал волнение в его голосе. Наверное, вы нашли Адрианну Сатти.

— Молодец, Жан Люк. Я рад видеть хоть одного умного среди вас, — он продолжил для всех. — Я нашел беглянку, чего вы не смогли за два года, — он посмотрел каждому в глаза, напоминая о своем недовольстве, и убийцы отвели взгляды. — И я хочу, чтобы вы помогли избавиться от нее. Но пока я хожу, чтобы вы узнали ее кличку — Робе объяснит — чтобы найти ее, когда необходимо. Ее пока не надо убивать. У меня другая задача для вас.

Группа в смятении шепталась. Жуткая акустика комнаты вернула шепот шипящим хором.

— Уверен, — продолжил Апостол, не ожидая ответа, — что вы слышали, кто скоро почтит наш город присутствием?

Снова эхо, но не смятения, а потрясенного оханья.

— Слышали, — улыбнулся Апостол, зубы сверкнули белизной среди тьмы. — Мне нужно…

Дверь захлопнулась за ней с грохотом, напоминая люк на виселице. Частные комнаты «Дерзкой ведьмы» были простыми: шесть стульев и стол, и все. Виддершинс старалась изображать спокойствие, глядя на мужчин, что привели ее сюда. Ее улыбка была будто приклеена к лицу, она села на стол, скрестив ноги, болтая ими у края.

— Брок, — поприветствовала она великана.

— Рад, что ты помнишь меня, Виддершинс, — прогудел он, жестоко улыбаясь.

— Что? Нет. Я так ругаюсь, когда напугана. На курином! Брок-брок-брок-брок! Кудах! — она моргнула. — Видишь? Вот так.

Улыбка пропала с лица Брока, он скрипнул зубами.

— О, ты забавная, — прорычал он.

— Да? Рада, ты это сказал. Я бы не поняла по твоему лицу, что… что…

Она нервно сглотнула, когда Брок из недовольного стал злым, сдвинув брови сильнее. Виддершинс решила, что, похоже, не стоило его дразнить.

Брок был с короткими волосами и твердой челюстью. Он мог считаться красивым, если бы за его лицом скрывался кто-то добрый. Хоть Брок был на хорошем счету у Гильдии Искателей, он не был вором. Он был скорее «посредником», ломал ноги. Он был не умнее своего любимого оружия.

Он подошел к столу, от его шагов пол дрожал, поднималась пыль. Виддершинс невольно посмотрела на молот на его боку.

Она не хотела дразнить его и поспешила выпалить:

— Брок, я не знала, что ты был кузнецом. Что хочешь выковать этим? — она нервно рассмеялась и жалела, что села на стол. Было некуда отступать. — Знаешь, говорили, что члены Гильдии «куют» дела, но я не понимала. Многие в нашей работе предпочитают перо и чернила. Это куда…

— Заткнись.

Она замолкла, отклонилась, а Брок возвышался, и она почти легла на спину, чтобы встретить его взгляд. Он остановился в футе от нее.

— Ты меня бесишь, — сухо сказал он. — А это плохая идея.

— Это привычка, — парировала она инстинктивно. — Что ты хочешь?

— А что я хочу от людей, Виддершинс? Долг гильдии. И ты перегнула.

Его товарищи ухмыльнулись.

Виддершинс невольно нахмурилась. Опять Лизетта. Больше никто не стал бы трогать ее из-за работы, что она завершила вчера.

Он мог спрашивать о давней работе, но она их не запоминала. Хоть и придержала немного…

— Я не знаю, о чем ты! — возмутилась она.

Другие рассмеялись, явно слышали это в тысячный раз. Брок покачал головой.

— Конечно, — едко сказал он. — Это все ошибка.

— Да! А еще, — быстро добавила она, он сжал рукоять молота, — если ты меня убьешь, гильдия не получит мой долг! Они не будут рады, да?

— Я не убью тебя, — сказал Брок, его дыхание было облаком в дюймах перед ней. — Я даже, — добавил он, звуча недовольно, — не должен ломать тебе кости. Но ты должна запомнить наш разговор, — он криво улыбнулся, ему не хватало зубов. Он вынимал молот с шипением. — Думаю, ты запомнишь.

— Это точно, — сказала она, издав смешок сухим ртом. — Я ни слова не забуду. Я поняла, Брок. Не нужно больше тратить на меня время!

— Будет проще, — сказал он, поднимая молот, — если ты не будешь бороться.

— Наверное, — она согласилась и ударила ногами между ног Брока, по нежным точкам. — Но простота — скучно, — она улыбнулась их потрясенным лицам, их босс падал на пол, скуля от боли. — Так ведь, мальчики?

Они пришли в себя через пару секунд, пошли на нее, скалясь, сжимая мечи в кулаках. Но во время их смятения Виддершинс откатилась и вскочила на столе с рапирой в руке. Дерево скрипело под ее весом, прогибалось, но держало. Клинок рисовал круги в воздухе, пока она ждала, когда мужчины подойдут к столу.

Виддершинс успела подумать о двух вещах. Она поблагодарила высокие потолки Женевьевы, а потом шепнула Ольгуну следить за ее спиной. Больше времени не было.

Первый, со шрамом на лице и светлой бородой, с желтыми зубами, бросился к краю стола, пытаясь ударить по лодыжкам Виддершинс кинжалом. Отбить это в их ситуации было невозможно. Виддершинс нужно было отпрянуть на шаг.

Так она подставилась бы для такой же атаки второго, поменьше, с кожей в сыпи. Это сработало бы, если бы Ольгун не вопил предупреждения в голове Виддершинс. Она отпрянула, но тут же ударила ногой за собой. Нападающий увидел черную кожу, пока понимал, что это была пятка, его нос уже оказался раздавленным с треском.

Мужчина с бородой понял, что все пошло не по плану, бросился на стол и присел. Виддершинс сама пригнулась, двигаясь с опаской. Она шагнула вправо, он следовал, не сводя взгляда, не мигая. Шаг, за ней. Шаг, за ней. Шаг… Виддершинс едва сдержала улыбку. Боги, он был простофилей! За ней… Он нахмурился, не понимая, почему она ухмыляется. Еще шаг, и он следом.

С криком и стуком он рухнул мимо стола на пол.

Виддершинс, смеясь, пересекла дерево и ударила мужчину по виску. Он рухнул рядом с товарищем с лицом в крови как мешок зерна.

— Что ж, — едко сказала Виддершинс им всем, — думаю, вы закончили здесь. Этот вечер вы запомните надолго а-и-и-и-и!

Вопль был из-за резкого броска Брока, что с красным лицом и ревом вскочил, как тигр. Его молот опускался громом с небес, но не на Виддершинс, а на стол. Дерево разбилось, поверхность резко накренилась, и Виддершинс упала на спину и поехала.

Она оказалась кучей у ног Брока, рапира лежала далеко. Ей было не по себе, словно она проглотила живого угря. Виддершинс убрала волосы с лица, сморгнула пыль с глаз и посмотрела вверх с вялой улыбкой.

— Брок? Ты же умный? Мы сможем договориться… Брок, приказ! Ты не должен меня убивать, помнишь?

Он явно не помнил. С воем он поднял молот снова, собираясь разбить череп девушки об пол.

Виддершинс снова ударила его между ног.

Брок не застыл бы так мило даже перед лицом горгоны. Пару секунд он стоял над ней, неподвижный, как земля. Нога Виддершинс замерла на неприятном месте. А потом воздух вылетел из легких Брока с шумом. Его глаза закрылись, хватка ослабла… а дальше Виддершинс не видела, спешила уйти от молота, что падал из онемевших пальцев. Он ударился, разбив дерево рядом с ее ухом, оторвав пару прядей ее волос.

Брок упал следом, и она отпрянула еще раз, чтобы ее не раздавила гора в одежде.

Виддершинс в пыли и синяках склонилась за рапирой, цокая языком из-за ущерба мебели Женевьевы. Она поспешила выйти из комнаты. Она ощутила радость Ольгуна.

— Будто ты помогал, — она нахмурилась от его возмущения. — Да, ты сказал о парне сзади. За это спасибо. Но ты не мог хоть с одним что-то сделать? Меня чуть не раздавили.

Женевьева тут же бросилась к ней, замедляла ее только хромота.

— Шинс, ты в порядке?

Виддершинс ответила бы, но объятия подруги душили, почти как удав. Женевьева не заметила, как глаза вора выпучились.

— Мне так жаль! — всхлипывала и повторяла хозяйка таверны. — Так жаль.

— Жен… — Виддершинс смогла все же прохрипеть. — Дышать…

— О! — краснея от смущения, Женевьева ослабила хватку и отошла. Виддершинс благодарно прохрипела.

Клиенты таверны смотрели на них с поразительной смесью эмоций, и Виддершинс решила, что разговор лучше провести не на публике.

— Робин! — крикнула она, отдышавшись, вызвав к себе девушку.

— Она в порядке? — Робин с тревогой посмотрела на хозяйку.

«Отлично, — подумала ворчливо Виддершинс, — из меня чуть не сделали блин, а она хочет знать, как Женевьева».

— Будет в порядке, Робин. Нам нужно пару минут поговорить. Справишься одна во главе?

— Конечно. Я как-то выдержала смену. Но скажи, если что-то нужно, — она посмотрела на Виддершинс с настойчивым видом. Та невольно рассмеялась.

— Так и сделаю, — она снова взлохматила девушке волосы, взяла Женевьеву за плечи и увела подругу в другую комнату, взяв по пути с бара графин вина и кубок. — Они тебя ранили? — тихо спросила Виддершинс у двери.

— Что? О, нет… нет, — глаза Женевьевы были мутными, она шумно всхлипнула. — Они… хотели знать, когда ты придешь. Я не хотела говорить им. Шинс, клянусь Банином, я не сказала! Но…

— Тихо, Жен, я понимаю, — так и было. Брок пугал Виддершинс, привыкшую к разным людям в трущобах. Для Женевьевы Маргулис он был ужасающим.

Но кое-что она хотела знать.

— Жен, — спокойно спросила она, — ты же не сказала им… это обо мне?

— Это… — ее губы сжались в смятении, а потом она помрачнела. — Конечно, нет! Боги, я никогда…

— Знаю, — сказала Виддершинс. — Но я должна была спросить.

Женевьева, насколько сказала Адрианна, была единственной из живых, кто знал, что она когда-то была Адрианной Сатти. Если бы ее узнали и арестовали, Виддершинс не ждал бы честный суд или публичная казнь. Когда аристократы мстили, они могли научить даже Гильдию искателей новому.

Но этот вариант не сработал, так что оставалось лишь утешить подругу.

Виддершинс отпустила плечи Женевьевы, открыла дверь, но комната уже была занята.

Низкий, но красивый парень сидел нагло на дальнем стуле, уперев сапоги на край стола. Его лазурные глаза блестели с тревогой, что была и в его губах под черными усами.

Женевьева уже была испуганной, а теперь закричала. Виддершинс прижала ладонь к плечу подруги и хмуро посмотрела на нарушителя.

— И что ты тут забыл, во имя левого сапога Хуриэль, Ренард?

Ренард Ламберт встал, не впечатляя ростом, и изящно поклонился. Он был в длинной тунике из лучшей ткани, бело-синей и с золотой вышивкой. Его сапоги были с яркими пряжками, и Виддершинс знала, что в них есть кинжалы. Он был с коротким лиловым плащом и в белой шляпе с пером страуса.

— У богов есть сапоги, Виддершинс? — спросил он.

— Если не скажешь, зачем ты здесь, и зачем напугал мою подругу до полусмерти, то съешь свои сапоги. Говори!

Он взмахом пригласил их войти. Словно им требовалось его приглашение.

— Все хорошо, Жен, — тихо сказала она бледной подруге, проводя ее в проем. — Он безобиден, — она взглянула на улыбающегося щеголя. — В какой-то степени. Ренард, — продолжила она, закрыв за ними дверь, — это Женевьева Маргулис, хозяйка таверны. Женевьева, Ренард Ламберт, мой знакомый, неисправимый вор. Следи за серебром, деньгами и волосами. Он почти так же хорош, как сам считает.

— Ты меня ранишь, Виддершинс, — пожаловался Ренард. — Мы гости в заведении этой милой леди. Я не ворую у хозяев, мадемуазель Маргулис. Это плохо для социального положения.

— Вор? — Женевьева напряглась, словно хотела убежать. Виддершинс дала ей кубок вина, и хозяйка таверны осушила его одним глотком. — Разве… — она запнулась, кашлянула, — разве с ним стоит говорить? После…

Улыбка Ренарда увяла.

— Я из гильдии, мадемуазель, но я не согласит с их драконовой политикой, особенно касательно друзей. Не бойтесь меня.

— Точно, — согласилась Виддершинс, наливая Женевьеве еще. — Он знает, что я его три раза убью, если он что-то сделает, — она невольно улыбнулась от его уязвленного вида. — Но Ренард добр со мной, — недовольно признала она. — Он был моим наставником, когда я присоединилась к гильдии. Помогал внедриться.

— Иначе тебя бы повесили, — улыбнулся Ренард.

— И его ненавидят те, кто ненавидит меня, так что он на моей стороне. Хочу я того или нет, — невольно добавила она.

Изящный Ренард показал ей язык.

— Но мы ушли от темы, — отметила она. — Зачем ты здесь шныряешь?

— Я, — Ренард шмыгнул, — не шныряю. Я высматриваю. Я даже порой скрываюсь в засаде. Но я никогда…

— …не молчал две минуты подряд, — перебила Виддершинс. — Ты ответишь?

— На какой вопрос?

— Ренард…

— Хорошо, — он сел за стол. — Я увидел, как ты ведешь милую хозяйку сюда, и забрался сюда первым. Мне нужно с тобой поговорить, Виддершинс, и лучше бы об этом никому не знать.

— Ты рыскаешь по моей таверне? — недовольство перебило страх Женевьевы. — В таверне, полной людей? Одетый вот так?!

Ренард улыбнулся.

— Да, милая. Как Виддершинс уже описала, я почти так хорош, как думаю, — его тон стал серьезным. — Виддершинс, ты ранена?

— Немного потрепали, это не серьезно. Брок и его дружки получили худшее.

— О, это плохо. Он злопамятный, — вздохнул Ренард. — Лучше так, чем наоборот.

— Ренард, ближе к делу. Почему гильдия злиться на меня?

Еще вздох.

— Мы оба знаем, кто приказал напасть, да, милая?

Виддершинс молча кивнула. Не стоило называть имена при Жен, хоть она ей доверяла. Но…

— Даже ей нужен повод, Ренард. У нее нет власти просто решить убрать члена гильдии, — пока что.

— Нет. Но гильдия убирает всех, кто забывает заплатить. Они собирают огромные деньги, чтобы придержать операции во время визита. Чтобы не было неприятного внимания.

Виддершинс замерла, не дотянувшись до графина.

— Какой визит?

— Не слышала? — удивился Ренард, даже Женевьева была в смятении. — Ты бываешь в таверне, частый гость в домах богачей, но не слышала?

— Я не слушаю болтовню. О чем ты?

— Шинс, — сказала Женевьева, — Уильям де Лорен приедет в Давиллон.

Глаза Виддершинс чуть не выпали на стол шарами. Уильям де Лорен, архиепископ самой большой церкви на западе гор Блэкридж, выше были только двенадцать кардиналов и прелат. Если он приезжал, то по важным делам церкви и государства. Может, даже назначит нового епископа Давиллона, место пустовало после смерти епископа Фонтейна пару лет назад от лихорадки.

Это было важно для города, аристократов и верующих. Но…

— Причем тут гильдия Искателей?

— Потому что, — Ренард гладил усы ухоженным пальцем, — если случится что-то плохое во время его визита, герцогиня и стража нападет на нас с силой, вытащит из всех трещин в камнях, — он посмотрел на Женевьеву, которая выглядела растерянно и встревожено. — Разве ты не думала, милая, почему город не раздавит нас?

— Я полагала, — робко сказала Женевьева, — что ваше место займут другие. Так за вами хоть следят.

— Ну… — Ренард нахмурился, Виддершинс посмеивалась. Ламберт не смог впечатлить леди. — Да, — признал он, — но это не все. Порой они хотели избавиться от нас, но город не объявлял войну гильдии. Это не стоило кровопролития и трат. Но это и из-за Священного соглашения.

Хозяйка посмотрела на подругу.

— Он же не хочет сказать, что боги хотят, чтобы Давиллон не трогал воров?

Виддершинс пожала плечами.

— Я плохо разбираюсь в теологии, но да. Скрытый бог…

— Наш покровитель, — робко добавил Ренард.

— Да, — Виддершинс закатила глаза, чтобы увидела только Женевьева. — Он должен быть в соглашении, но я не знаю, кто он. Покровитель Давиллона в соглашении, и Демас стражи в соглашении…

Женевьева поняла.

— Никаких войн между ними. Церковь запрещает.

— Именно, — кивнул Ренард, но все еще хмурился. — Но гильдия не хочет доставлять хлопот при визите представителя церкви. Архиепископ может сделать исключение из закона, запрещающего конфликт. Или нет. Даже наши священники плохо понимают дело. Но мы не хотим дать им повод думать об этом, или город просить у них. Лучше залечь на дно. И гильдия собирает деньги, а Скрытый лорд — не бог, — уточнил он при виде смятения на лице Женевьевы, — позволяет кое-кому нападать тяжелой силой, чтобы подчинить мятежные души…

Он знал, чтоошибся, как только слова слетели с языка, но остановить их уже не мог.

— Подчинить меня? — они видели, как Виддершинс окружил туман от возмущения.

— Плохо подобрал слова, — пошел на попятную Ренард.

Виддершинс будто не слышала его.

— И кем себя возомнили эти засохшие морщинистые бесполезные дураки?!

— Виддершинс, что за выражения! — с сарказмом сказал Ренард. — Если так продолжится, ты будешь оскорблять их на улице. Что подумают дети Давиллона?

Ее взгляд пронзил его, оставляя прожженный след.

— Мне стоит всех вас научить…

— Виддершинс, хватит! — тон щеголя прервал ее возмущенную речь. — Мы с тобой знаем, какая у тебя репутация, и это вполне заслуженно. Ты их пугаешь. Ничего личного, и не ты одна. Отпусти это.

— Ты прав, Ренард, — нежно улыбнулась Виддершинс, ее голос стал спокойным.

Он прищурился, не веря ни слову.

— Ей хватает того, что она не верит, что ты заляжешь на дно, — заявил он.

— О чем ты, Ренард? Мне лучше заплатить, хоть я ничего не должна? — не совсем.

— Если любишь свое тело, да. Я бы не хотел, чтобы тебе сломали ноги. Виддершинс. У тебя хорошие ноги.

— Ладно, — она вздохнула и с недовольным видом сунула руку в мешочек на поясе, а потом рассыпала горсть монет на столе. — Начнем с этого. Посмотрим, как мне дальше отплатить Ли… ей, пока Его важнейшество не явился.

Ренард кивнул и собрал монеты в мешочек. Он встал.

— Думаю, это купит тебе пару дней. Если, — добавил он с блеском в глазах, — я не решу потратить их на чудесный ужин с бутылкой красного, — его улыбка увяла от ее взгляда. — Точно. Я дам знать, нужно ли еще беспокоиться.

— Мне всегда нужно беспокоиться, Ренард.

— Конечно. Виддершинс, будь осторожна, — серьезно сказал он. — Не поступай глупо.

— Кто, я?

— Ох. Мадемуазель Женевьева, очень рад знакомству. У вас милое заведение, хоть хозяйка еще милее, — он поклонился и прошел по комнате, как ветер.

— Интересный парень, — отметила сухо Женевьева, когда за ним закрылась дверь. — Я не таким ждала увидеть вора. Он довольно приятный.

— Даже не думай, Жен. С ним опасно связываться.

— Я же связана с тобой?

— Не так!

— Ах, — она вдруг посмотрела с обвинением. — Шинс, ты сказала ему, что не скрываешь от гильдии!

— Не скрываю, — упрямо сказала девушка, но сжалась под недовольным взглядом хозяйки таверны. — Не больше остальных! — возмутилась она. — Правда! Они ожидают это, Жен! Потому проценты высоки. Они знают, что мы не отдадим все!

— Шинс…

— Я оказываю им услугу! Если бы я честно отдавала, это сломало бы их систему! Они получили бы от меня слишком много. Это все им испортило бы, они стали бы требовать это ото всех! Я должна скрывать от них доходы!

Женевьева скрестила руки и топала ногой. Казалось, маленький дятел терпеливо стучит по полу.

Виддершинс помрачнела.

— Они разве могут мне указывать? — пробубнила она.

— Они могут устроить тебе кучу проблем, если ты не будешь слушаться, Шинс, — Женевьева нахмурилась. — Судя по всему, они и меня затянут в проблемы.

— Прости, Жен, — выдохнула воришка. — Ты права. Я заплачу. Я обещаю.

— Хорошо.

Женевьева больше ничего не сказала, но, когда Виддершинс ушла позже, тревога так и не пропала из глаз хозяйки.

Лизетта Суванье, мастер заданий в гильдии Искателей, вторая после Скрытого лорда для воров Давиллона, лежала на потертых коврах церкви. Так послушна она не была ни с одним человеком, их она презирала. Она была огнем. От рыжих волос до взрывного характера, до пылающих амбиций, она была воплощением пламени. Только ее зелено-черный наряд не обещал жара. Смертные, что требовали от нее такого подчинения, умерли бы после вопроса.

Но она была верна не смертному. В центре гильдии, в каменном храме, где пахло благовониями, стоял единственный идол Скрытого бога, от которого получил титул лидер воров Давиллона. Он возвышался у дальней стены, каменная икона чуть выше человека. Хотя Скрытый бог был одним из Священного соглашения, никто ныне — даже старейшины в гильдии — не помнил его имя. Его звали по титулу, когда молились или благодарили за добычу или побег от стражи.

Фигура была в вырезанных в камне сапогах, штанах и тунике, что давно вышла из моды. Тяжелый черный капюшон был из ткани, а не камня, и скрывал голову идола. В гильдии только Скрытый лорд мог смотреть на лицо их года, но только при церемонии, что делала его или ее лидером гильдии. Жуткие проклятия грозили обрушиться на тех, кто решит заглянуть под капюшон, и хотя Лизетта не была уверена, что верила в проклятия, ее вера останавливала руку, хоть любопытство и росло.

Вера в бога, следившего за ней, вера в то, что однажды ей позволят посмотреть на него, позволяли ей надеяться, что она займет место следующего Скрытого лорда.

Среди воров не было чести, но у Лизетты был фанатизм.

Она долго сидела, вытянув руки, пока мышцы не заболели. Ее молитвы были завершены, и она плавно встала на ноги. Поклон господину, и она вышла из комнаты, чтобы встретиться с мужчиной, который — только сейчас! — верил, что тоже имеет власть над ней.

Она прошла по коротким коридорам, миновала арку в комнату дыма. Стальной портал закрылся за ней с тишиной, и Лизетта поклонилась — это было близко к тому, чтобы встать на колени перед человеком — смертному правителю воров в Давиллоне.

Скрытый лорд.

— Встань, Лизетта.

Она выпрямилась и хмуро посмотрела на призрака перед ней.

Сколько бы она ни видела, эффект впечатлял. Комнаты Скрытого лорда были полны дыма от благовоний, что не позволялось тушить, жаровня была больше, чем в церкви. Большой капюшон и лохмотья лидера гильдии идеально сливался с дымкой, с занавеской перед ним, с тканью на его троне. Было неясно, где был человек, а где начинались дым или ткани.

Гениально. Драма почти на уровне дешевой оперы, но у воров были свои традиции, хоть и театральные. Она задумалась, кто из Искателей носил капюшон. Никто, кроме священников гильдии, которые выбирали и помогали подняться каждому Скрытому лорду, знали, кто говорил из-за шторы.

— Доложи, — приказал он скучающим тоном.

Мысленно скалясь, Лизетта говорила деловым тоном:

— Лареми и Голвар доложили, что доход вырос на семь процентов с введением новой политики. Если мы продолжим это до прибытия архиепископа, то должны продержаться, пока он будет здесь.

— А если нет? — спросил Скрытый лорд.

Лизетта пожала плечами.

— Пару недель будем использовать экстренные ресурсы. Но вряд ли у нас возникнут проблемы. Я бы хотела предложить оставить эту политику и после отбытия де Лорена. Мы…

— Запиши это и передай. Я обдумаю.

Зараза.

— Конечно, — она кашлянула, горло першило от благовоний, пока она собиралась с мыслями. — Насчет особой оплаты… — начала она, но ее снова перебили. Скрытый лорд поднял руку, как призрак в дыму.

— Почему я слышал, что Брок напал на одного из наших?

Черт! Как он узнавал все так быстро?

— Мне пришлось отправить силовиков к некоторым членам, милорд, чтобы собрать налоги. Может, вы уточните?

Дымчатый силуэт склонился на троне, так казалось, по крайней мере. Она плохо видела в дыму.

— Не нужно, мастер заданий. Мы знаем, о ком я.

Лизетта нахмурилась, теребя ножны на поясе.

— Она скрывала часть доходов. Я отнеслась к ней, как ко всем!

— Ах, Лизетта, думаю, Виддершинс должна треть от долга тех, с кем еще «говорил» Брок. Ты знаешь, что я считаю его крайним методом, он все ломает. И людей. Ты все еще так злишься на нее?

«Я год планировала работу!» — хотела кричать она. Это был шедевр, какого не видел город! Это сделало бы ее Скрытым лордом, а та зараза заплатила бы…

Но эту тираду Скрытый лорд слышал десятки раз, хотя Лизетта не говорила, что заберет его место, и он не считал это убедительным. Может, новые грехи добавились бы к старым и перевесили бы, но этого пока не произошло.

Лизетта молчала, и силуэт в капюшоне кивнул.

— Ясно. Мне не хотелось бы думать, что ты злоупотребляешь положением ради личной мести. Наши силовики должны использоваться в целях гильдии, а не личных. И Виддершинс должна быть не выше других Искателей. Если она даст повод — настоящий — то тогда и нужно будет разобраться. Не раньше.

— Понимаю, милорд, — слова были горькими, хуже дыма.

— Хорошо. Запиши остальной отчет, Лизетта. Я не хочу слушать его сейчас.

Стиснув зубы, Лизетта поклонилась и вышла из комнаты.

Когда она пришла к себе, ее ярость остыла. Ладно. Она разберется с Виддершинс, как с любым Искателем. Она будет осторожна, уточнит приказы Броку.

И она напомнит Броку, что если что-то пойдет не так, ей и придумывать его наказание…

Глава пятая

ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД

— Даже не знаю, Пьер, — пожаловалась Адрианна юноше, который тащил ее за собой, правая рука крепко сжимала ее левую ладонь.

— Когда ты будешь уверена, Адрианна? — недовольно ответил он. — Иди уже. Мы опоздаем, если я буду тащить тебя весь путь.

— Может, и к лучшему, — проворчала девушка, хотя все же ускорилась.

Ей было тринадцать, и Адрианна ощущала себя неловко. Она была аккуратной вместо нескладной, хотя ела не всегда. Побеги от злых людей и стражи сделали ее быстрой, ловкой, она даже немного владела рапирой, что висела на ее боку два года. Хоть она схватила ее, чтобы продать — и ругала себя за то, что не сделала этого, холодными и голодными ночами — она не смогла расстаться с ней. Она хоть впечатляла этим уличных воров (порой даже приходилось ею отбиваться от них).

Что-то изменилось в последние дни. Она встретила Пьера Лемарша.

Пьер испытал обе стороны жизни, он был не рад, что застрял на плохой. Его родители были мертвы, отец убил себя, когда кредиторы забрали дома семьи после неудачной игры, но он успел и застрелить жену.

Душа Пьера была ранена. Он привыкал к своему статусу, и он с родней стали заводить друзей среди тех, кто тоже страдал от бед.

Что-то в Пьере, что был на три года старше, подкупило Адрианну. Может, поведение, что осталось с богатых дней, очарование, которое он использовал, когда требовалось. Адрианна привыкла к грубости парней, так что его комплименты потрясли ее. Он мог быть добрым и заботливым, но был и нетерпеливым, не любил поражения других, он хотел вернуть мир, которого его лишили. Он считал это своей целью.

Любила ли она его? Кто знал? Любовь была редким гостем в кругах, где была Адрианна, а в ее возрасте у нее не было опыта. Но он ей нравился больше других мальчиков. Для девушки ее возраста это было любовью.

Ей приходилось испытывать новые эмоции и моменты, многие вызывали переживания. Пьер связался с… Адрианна не могла назвать их плохими, такими были почти все, кого она знала, но они были другими. Она видела его меньше за последнее время, он постоянно говорил о друзьях, что вернут его на «место, которому я принадлежу!». Он часто пропадал ночами, не говорил, куда. Адрианна потребовала, чтобы он показал ей, что происходит.

Она испугалась, когда он согласился.

Он был в драматичной черной одежде, вел ее по улицам и переулкам Давиллона, быстро двигаясь по ее привычным путям. Адрианна переживала, увидев каменную внешнюю стену Давиллона между зданий, озаренную яркими фонарями через промежутки. Она еще не была за стенами Давиллона, и она не хотела начинать сейчас.

Но шла за Пьером с большими глазами, настороженно слушая. Павший аристократ вел ее вокруг ближайшего здания — склада, как она поняла — и замер у задней стены. Строение было неуклюжим, хоть поднималось выше окружающих зданий. Окон в стенах из дерева не было, кроме пары дырок наверху, там была комната мастера. Тени переулка в почти безлунной ночи укутывали мир тяжелой вуалью. Адрианна не сразу заметила дверь высоко на стене меж тех двух окон, а еще платформу-решетку под ней.

— Там, — шепнул Пьер, указывая на металлическую стремянку на боку здания, что раскачивалась, словно могла отвалиться. — Вход заведующего.

— Мы пойдем внутрь? — с сомнением спросила Адрианна, поглядывая на дрожащую лестницу.

— Нет. За мной, — Пьер уже поднимался.

Адрианна задержалась на миг, не радуясь, жалея, что ввязалась в это… неясное дело!

Она последовала, ворча.

Лестница держалась, но дрожала, как козленок, только вставший на ноги. Пьер ждал, улыбаясь, пока Адриана добралась до платформы, с побелевшими костяшками сжимая прутья.

— Тут безопасно, Адрианна, — тихо сказал он. — Я уже так делал.

— Ясное дело, — процедила она.

— Я бы не взял тебя в опасность, милая. Я скорее вскрою вену, чем рискну хоть одним синяком на твоей красивой…

— Оставь это на потом, — сказала она, хоть и не сдержала улыбку на лице. — Что дальше?

— Вверх, — Пьер указал на небо.

— Куда? — Адрианна моргнула. — На крышу?

— Да, — веревка спустилась с края.

— Уверен? — она снова мешкала.

— Да. Если хочешь вернуться, милая…

Это ее задело.

— Догоняй! — она забралась по веревке раньше, чем Пьер смог моргнуть.

— Адрианна, стой! Они не…

Она забралась на край крыши, едва трогая веревку, и посмотрела на сияющие клинки.

— …ждут тебя, — закончил Пьер, его голова появилась над краем. — Друзья, — сказал он, забираясь на крышу и отряхивая руки, — могу познакомить вас с Адрианной Сатти? Она будет сегодня помогать нам.

Клинки опустились с ощутимой неохотой, и Адрианна могла лишь поражаться, куда втянул ее Пьер.

Глава шестая

НЫНЕ

В грохочущей содрогающейся карете на дорогах вне Давиллона в сотый раз пожаловался старый и внятный голос:

— Скажите, Морис, во что вы меня втянули.

Морис — брат Морис, если точнее — широко улыбнулся. Он отклонился на мягкое сидение, светлая голова с постригом покачивалась от тряски кареты. Он сунул руки в коричневые рукава своего одеяния.

— Ни во что, ваше преосвященство. Нет ничего особенно важного в вашем визите в Давиллон. Это все сложный план церкви, чтобы заставить вас неделями отбивать зад в пути, а все чтобы впечатлить тех, кто выше и ниже вас.

— Ах, — сказал старший пассажир. — Это следовало ожидать. Но почему вы ослушались заговора церкви и сообщили мне?

— Я ведь тоже страдаю, ваше преосвященство.

— Ох эта молодежь, — печально пожаловался старший. — Помню, были дни, когда страдания за кого-то считались благородными.

— Я уже настрадался благородно, ваше преосвященство. Боюсь, если эта карета еще пару дней будет избивать мой зад, я стану благороднее короля, а потом меня нужно будет казнить за измену короне.

— Уверен, церковь тебя защитит, Морис. Ты старался для нее годами.

Юный монах из Ордена святого Бертранда, помогающий только вышестоящим санам церкви, смог лишь рассмеяться. Другой мужчина тихо рассмеялся в ответ и продолжил смотреть на пейзаж за окном. Он мало видел в окно кареты, которая, как жаловался Морис, избивала пассажиров. Вот вам и роскошное путешествие!

Уильям де Лорен, архиепископ Чеварье, старел, хоть и пытался отпугнуть годы. Его волосы поседели и истончились, лицо портили морщины, но его хватка была сильной, а взгляд и разум — острыми. Его черная мантия окутывала его впечатляющей аурой, а серебряное Вечное око, символ Высшей церкви, представляющий всех 147 богов священного договора, висело на его шее. Его пастуший посох был прислонен рядом с ним.

Он скривился, когда ограниченный вид наружу перекрыл один из коммивояжеров и задумался о месте, куда они ехали. Официальной целью его визита был тур по Давиллону, проверка, нет ли проблем перед назначением нового епископа, и определение, кто из разных кандидатов подходил лучше всего. Это уже будет скучно; Уильям ожидал грядущие месяцы общения с аристократией города если не со страхом, то с его кузеном. Архиепископ был добрым стариком, но терпеть не мог дураков и знать Галиции.

И хотя дело казалось важным, это был лишь повод, занавес, за которым церковь скрывала истинную цель его визита.

Боги соглашения улыбались своим, и верующие процветали от божественного влияния. О, это было не то, что обычный человек назвал бы магией, как в мифах или сказках. Но они удачно попадали в нужные для них события. Удача улыбалась им и хмурилась на тех, кто был против них. И порой, когда луна, звезды и ветры были правильными, они получали предупреждения: сны или знамения, не ясные, но тревожные.

И Уильям де Лорен что-то… ощущал. Что-то трепыхалось во тьме, пока мир спокойно спал в неведении. Что-то в Давиллоне.

Уильям де Лорен невольно сжал кулаки, глядя в окно на мелькающий пейзаж и молясь.

— Говорю тебе, она пошла сюда! — голос Рябого был гнусавым, почти таким же гадким, как его лицо. Его нос недавно был сломан, явно заживет криво, и это тоже на него влияло.

— Конечно, — мужчина со шрамом и торчащей бородой лениво (но очень осторожно) почесал укус жука на шее краем изогнутого лезвия. — Она прячется за крысами, — он пнул кусок мусора, смотрел, как он отскакивает от стены переулка. От мусора осталось скопление тараканов, и они быстро убежали в тени.

— Черт, она была здесь!

Шрам покачал головой.

— Расскажешь мне потом, что скажет Брок, узнав, что мы ее упустили.

— Я?! Почему я…?

— Потому что ты ее упустил.

— Не упускал! — нахмурился первый. — Она еще может быть здесь. Те двери…

— Мелкие. Разве там кто-то уместится?

— Те окна…

— Заколочены.

— А… — Рябой указал на пространство за ними. — Те ступени?

— Те развалины? — они посмотрели наверх. — Они заскрипели бы, если бы она пошла туда…

И тут они что-то услышали. Несколько слабых криков, дерево и скобы разделились, с оглушительным грохотом вся лестница отвалилась от стен. Доски и гвозди посыпались с высоты, и два приспешника Брока успели только испугаться боли, а потом оказались сбитыми, в синяках и ссадинах.

Виддершинс выглянула с края здания, смаргивая с глаз пыль, подпирая кулаком подбородок. В другой она сжимала рапиру, что с помощью Ольгуна послужила неплохо как лом и ослабила крепежи старинной лестницы.

— Поймала! — выдохнула она.

И тут ее улыбка увяла.

— Нет, я бы не смогла разрушить лестницу без тебя. Так что мы их поймали, но…

Еще пауза.

— Да, знаю, я не могла и неслышно забраться на них без твоей помощи! Что ты…? Что? Нет, не ты, а мы. Это я… о-о-ой! — Виддершинс вскинула руки в воздух и чудом не уронила рапиру с края здания. Она поспешила отойти от края. — Ах ты свинья! То, что я не справилась бы одна, не значит, что все почести — тебе! Что? Плевать! Ты бог, сам и ищи смысл!

Она невероятно быстро спустилась по другой стороне здания (хоть там не было ничего, похожего на лестницу) на улицу, бормоча по пути. И хотя ее рот продолжал спорить, разум уже занялся другими делами. Проблемами типа «Если бы я не заметила их, мне было бы гораздо хуже».

Близилось время принятия неприятных решений.

Дни скользили мимо, будто смазанные жиром, сливаясь, пока архиепископ ехал к городу. Улицы, переулки и дворы — на некоторых был такой слой мусора, что в нынешнем поколении никто не видел там брусчатку — чистились до блеска, пытаясь обмануть приезжающего де Лорена. Бездомных, что обычно бродили там, попросили уйти. Многих арестовали без особой причины, чтобы подержать под замком — подальше от глаз — пока врата города не закроются за уезжающим Уильямом де Лореном и его свитой, спустя много недель. Знамена с гербами Домов, символы гильдий, разные священные знаки свисали со стен и окон, даже в брешах между зданиями. Сушились на улицах яркие вещи, груды мусора ждали, пока их увезут, и Давиллон теперь напоминал игровую площадку крупного и избалованного ребенка.

Виддершинс кралась посреди всего этого, думая о дне прибытия его преосвященства, но по другим причинам. Она занималась мелкими делами, ничего такого, что привлекло бы внимание. Стража города была настороже; Лизетта искала любого повода поймать ее и четвертовать. (Рябой и Шрам, как она их называла с того дня в таверне, были пока последними из ищеек, от которых ей пришлось уходить, хотя ей не приходилось обрушивать части здания на остальных). Только так или большими денежными взносами можно было отвязаться от гильдии.

А друзья…

Хоть ее распорядок был относительно простым, Виддершинс не находила времени уже неделю после стычки с Броком, чтобы навестить Женевьеву, проверить, что она в порядке.

Хотя это было не так. Она и не искала время. Часть ее боялась возвращаться, и она долго не могла себя уговорить после столкновения с ребятами Брока.

Людей было много, как всегда, звук был таким густым, что можно было наполнять им миски и подавать как суп, но Виддершинс изящно скользила во временные трещины в стене из людей. Она шла по яркому рынку с флагами, который постепенно начинал напоминать следы несварения радуги, а потом снова оказалась на ступенях таверны «Дерзкая ведьма».

Она пришла в полдень, таверна еще не была открыта для посетителей. С другой стороны она знала, что Женевьева обычно приходит рано, чтобы убедиться, что место в состоянии принять пьяных и тех, кто хочет напиться.

А с третьей стороны (ситуация стала напоминать осьминога) то, что Женевьева была там, ничего не означало. Даже если она не избегала Виддершинс. она могла игнорировать стук в дверь до часов открытия. Сюда точно приходили по несколько пьяниц в день, считающих, что они достойны особого отношения.

Пожав плечами — или дверь откроется, или она взломает замок — она громко постучала по дереву.

— Мы закрыты! — тут же раздался ответ. — Приходите через два часа!

— Жен? — позвала Виддершинс. — Жен, это я!

Прошел миг, другой. Виддершинс думала уйти, но услышала скрежет тяжелого замка — за ним еще один, а потом два засова. Тяжелая дверь открылась вовнутрь.

— Скорее, пока тебя не заметили! — прошипела Женевьева. — Если они увидят, как я кого-то рано впустила, покоя больше не будет!

Виддершинс юркнула в темную комнату. Ставни были закрыты, большой камин не горел. Только лампы сияли, жадно сжигая масло, но их свет был безрадостным, словно они упивались печалью. В таком освещении даже белый крест Банин казался серым.

— Тут всегда так мрачно перед открытием? — нарочито бодро спросила Виддершинс.

— Обычно хуже, но я отправила черепа и орудия пыток на чистку.

Виддершинс моргнула.

— Тебе уже лучше, — отметила она почти с обвинением.

Женевьева пожала плечами, продолжила расставлять бутылки наливок за стойкой, чтобы не нужно было искать вечером.

— Думаю, да, — сухо отметила хозяйка, работая. — Кто бы мог подумать?

Виддершинс подошла к бару, пару мгновений смотрела на работу подруги. Женевьева громко опустила бутылку, заставив Виддершинс вздрогнуть, и повернулась к ней.

— Почему ты не пришла меня проверить, Шинс? — без гнева, лишь тихие ноты обиды. — После произошедшего мне очень нужна подруга.

Виддершинс сглотнула, горло вдруг сдавило. Она, стыдясь, посмотрела на бар.

— Я думала, ты злишься на меня, — призналась она, напоминая ребенка, а не взрослую, которой она пыталась казаться. — Я думала, ты не хотела меня видеть.

Она посмотрела на руку Женевьевы, коснувшуюся ее ладони, светловолосая женщина печально улыбалась.

— Шинс, я, кхм, не восхищена твоими делами. И те, с кем ты занимаешься своими делами, ужасно пугают меня. Но ты все еще моя лучшая подруга, и это, — добавила она с ухмылкой, — многое говорит обо мне или об этом чертовом городе, который так с тобой поступает.

Виддершинс постаралась тоже улыбнуться.

— Это показывает, как тебе повезло.

Женевьева фыркнула и вернулась к бутылкам. Виддершинс наблюдала за ее работой, разум, словно игривый котенок, баловался с десятком мыслей.

А потом:

— Я рада, что ты здесь, Шинс, — сказала Женевьева через плечо, ловко собирая стеклянные графины, — но не понимаю, зачем.

— А мне нужен повод? — спросила девушка, обратив внимание на насущную проблему.

— Ты думала, что я буду злиться на тебя. Почему ты пришла сегодня, чтобы рискнуть погибнуть от моего гнева?

Виддершинс вздохнула.

— Я снова столкнулась с теми парнями, — глаза Женевьевы расширились, ей не нужно было уточнять, о ком речь. — Все в порядке, — быстро добавила она. — Еще пару дней они точно не смогут вредить. И даже на меня это повесить не смогут.

— А потом продолжат.

— Да, — согласилась девушка. — Наверное, да. И я задумалась о случившемся, о том, что может произойти. И… — она пожала плечами, — вот я здесь. Тебе повезло.

— Угу, — Женевьева ткнула подругу в грудь. — Еще как.

— Это правда! — возмутилась Виддершинс. — И ай.

— Хорошо, это правда. Но это не все. Я — хозяйка таверны, Шинс. Я слышу за неделю больше правды, чем ты за всю жизнь.

— Ох, и кое-что еще…

— Всегда есть «кое-что еще».

— Я хочу, чтобы на следующей неделе ты пошла со мной, — призналась Виддершинс.

Женщина моргнула.

— С тобой? Куда?

— На процессию. Хочу посмотреть, как прибудет архиепископ.

— Шинс…

— Я не буду ничего делать! Честно. Не буду! Я просто хочу увидеть, из-за чего такая суета.

— Ясно. И это никак не связано с гильдией? Покричать хочешь: «Я не трогаю его» — и убежать, как маленькая девочка? Или хочешь посмотреть, кто придет нарядный, чтобы потом их обокрасть?

Виддершинс пробормотала что-то невнятное.

— Ясно, — сказала Жен. — Что мы говорили только что о правде, Шинс?

— Я не прошу тебя делать что-то неправильное или опасное, — настаивала Виддершинс. — Я просто хочу пойти в компании.

— Там будет половина города.

Виддершинс пожала плечами.

— Тебе вдруг стало страшно из-за толпы? Ты управляешь таверной!

— Мои толпы не такие… людные.

— Ты, — Виддершинс встала, — не увильнешь. Ясно ведь, что ты — моя единственная подруга. Я — вор. Я живу в тенях. У меня нет жизни. А ты — дочь аристократа, даже если он не такой и благородный, и у тебя своя популярная таверна. Почему у тебя нет других друзей?

— У меня много друзей! Робин, например!

— Она работает на тебя.

— А как же Джерард?

— Как и Робин. Работники не считаются.

— Эртранд Решар! — заявила Женевьева.

Виддершинс фыркнула.

— Это не друг! Это пьяница, который все лезет тебе под юбку!

— Ладно. Парень всегда сидит там в углу, у него еще плащ из шкуры бобра. С ним всегда забавно говорить.

— Если не знаешь его имя, Жен, не зови другом. Уверена, есть такое правило.

— И чего ты этим добиваешься, помимо срубания моей самооценки, как дерева?

— Я о том, Жен, что ты редко выходишь, а праздник завтра — отличное место для начала.

Веки Женевьевы опустились, глаза стали тонкими полумесяцами.

— Было необходимо указывать, что мне стоит завести друзей, помимо тебя, чтобы убедить меня пойти с тобой на праздник?

Девушка широко улыбнулась.

— Ты верно поняла.

— Виддершинс, ты сошла с ума. Я бы и за весь день не придумала менее логичный аргумент.

— Идеально! Если он не логичный, с ним не поспоришь. Я буду у тебя в полдень.

Дверь хлопнула, и она ушла.

Женевьева изумленно покачала головой. До открытия было много дел. А следующая неделя… Ей не хотелось расстраивать подругу, но ничего не поделать. Она не собиралась на этот глупый парад. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Нет.

— Разве не весело? — счастливо кричала Виддершинс. — Я же говорила, что тебе стоит выходить!

Женевьева стиснула зубы и пыталась думать о чем-то другом, а не о Виддершинс без оружия.

Она все еще не была уверена, как это произошло. В один миг она счастливо лежала в кровати, спала после шумной, но принесшей много денег ночи в таверне, не думая о мире, укутавшись от прохлады поздней осени.

В следующий миг в ее спальне оказалась Виддершинс, взломавшая замок. Она пританцовывала от возбуждения, кричала Женевьеве поторапливаться и одеваться. Полдень только наступил, для хозяйки таверны было самое время сна. Поведение было возмутительным даже для близкой подруги, и Жен решила отругать воришку, как только проснется, восстановит равновесие и…

Они были снаружи, на половине пути по рыночной площади, пока Женевьева пыталась собраться с мыслями, чтобы заговорить. Но ругать ее было уже поздно. Женевьева напряженно улыбалась, поразившись на миг, как Виддершинс умудрилась правильно нарядить ее (даже завязать все шнурки), недовольно шагая следом.

Она сожалела о своем решении. Давка толпы швыряла пару в стороны, как две лодочки в море людей Давиллона. Толпа была живой, двигалась и дышала как одно. Ощущение неприятно напоминало потную и шумную волну.

Говорить было почти невозможно: склоняться, кричать изо всех сил в ухо другу, срывать голос, повторять слова от двух до четырех раз, а за это время объект комментария (который мог быть вовсе не важен) успевал уйти из виду.

А еще день был жарким. Но не от солнца — близилась зима — а от жара тысяч тел, прижатых друг к другу в жуткой пародии на близость. Запах пот и духов мог повалить быка с расстояния в тридцать шагов.

Пот стекал ручьями по Женевьеве, которую толкали со всех сторон, оставляя синяки в нежных местах. Женевьева сутулила плечи против бури звука и ударов, и представить ад хуже этого было сложно.

Виддершинс казалась счастливой, но она была странной.

— Эй, Ольгун! — прошептала Виддершинс, уверенная, что он ее все равно услышит. — Разве не здорово?

Ответа божества не ощущался радостно. Ей словно сказали со всей серьезностью: «Да, милая, тут неплохо. Почему бы не поиграть там немного?».

— Тебя это не впечатляет? — потрясенно спросила она, вызвав удивленный взгляд у торговца, который чудом ее услышал. Пухлый вдовец, польщенный вниманием девушки, открыл рот, чтобы ответить, когда понял, что девушка говорила с собой, а не с ним.

Безумная.

Ольгун в это время выразил Виддершинс понятными эмоциями, что его не впечатляло ничего в людях — не учитывая ее общество, конечно — и что большое скопление клоунов делало их забавнее, но не восхитительнее.

— О. так мы — клоуны? Мы тут для твоего развлечения? В мифах о создании описывается немного иначе, да?

Личное божество Виддершинс улыбнулось и отказалось продолжать тему.

Но воришка не собиралась опускать тему. Стоило ей открыть рот, чтобы крикнуть остроумный ответ ее карманному богу, как пальцы Женевьевы сжали ее руку.

— Что такое? — спросила она, надеясь, что выражение лица передает значение, ведь слова точно не было слышно.

Женевьева с большими глазами от волнения, которое она изо всех сил пыталась скрывать, указала поверх голов толпы на тяжелые железные врата, гордость Давиллона. Большие флаги неспешно развевались, величаво махая над ближайшими зданиями. Вечное око смотрело с нескольких знамен, словно ясно видело их мысли и не одобряло их.

Толпа бросилась вперед, люди затоптали бы друг друга, но не было места, чтобы разогнаться. Честно сказать, толпа двигалась вперед ледником из одежды и плоти. Шепот было слышно только потому, что много людей повторяло его, разнося по рядам ожидающей толпы.

— Вы это видели?

— Флаги подняли! Он здесь!

— Здесь? Он не может быть здесь! Сейчас два часа пополудни!

— Он прибил раньше! Слышали? Архиепископ прибыл раньше!

А потом шепот в воздухе заглушили два десятка труб, возвещая о прибытии Его преосвященства, Уильяма де Лорена, архиепископа Чеварье.

Музыка гремела, развевались флаги, тысячи людей кричали от радости (даже если многие праздновали не прибытие архиепископа — для них это не было важно — а просто радовались поводу для веселья). Только те, кто ждал тут с ранних часов утра, встав так, чтобы было видно улицу, или на высоте, увидят белоснежную карету, окруженную дюжиной всадников и сопровождаемую еще семью или восемью каретами со свитой архиепископа. Остальные в толпе увидят только затылки.

Ладонь сжимала запястье Женевьевы, Виддершинс скользила, извивалась, проталкивалась, протискивалась, распихивала людей разными способами, пробивая себе путь сквозь живую баррикаду к цели. Она дошла до того, что порой взывала к Ольгуну: тут женщина стала чихать, отошла в сторону и пропустила Виддершинс в брешь; там парень ощутил, как ослабла пряжка ремня, освободив проход, убежав с красным лицом, сжимая штаны руками. Удивительно быстро хозяйка таверны и воровка пробились к краю толпы и смогли без помех увидеть…

— Карета, — пробормотала Женевьева на ухо подруге, качая головой. — Видно будет только карету. Надеюсь, ты счастлива, Шинс. Я бы такому не радовалась ни минуты.

— Дело не в карете, Жен! — бодро заявила Виддершинс, не сводя взгляда со снежных жеребцов, занавесок на шторах и позолоченных колес. — А в пассажире!

— Но пассажира же толком не видно? — порой Жен не понимала эту девушку!

— Нет, но я знаю, что он… ох, елки.

Женевьева напряглась.

— Что? Что еще такое?!

— Там, — Виддершинс указала на одного из солдат: не вокруг кареты Чеварье, а в почетном карауле стражи Давиллона. — Это Джулиен Бониард! — тихо прошептала она. — Впереди.

Женевьева вскинула бровь.

— Ладно тебе, Шинс. Так он тебя в толпе не заметит. Тебе не кажется, что у него есть мысли важнее?

Виддершинс жевала нижнюю губу и молчала.

Юный констебль, которого она впервые увидела в тот ужасный день два года назад, настойчиво возвращался в ее жизнь, как повторяющийся сон. Он удивительно быстро стал майором, был одним из лучших в городе, и многие преступники проклинали его имя. Он был хорош, Виддершинс арестовывали за годы несколько раз, и чаще всего это делал Бониард. Она всегда нервничала из-за него, хоть он и не мог знать, что Виддершинс была Адрианной Сатти.

Но Женевьева была права. Хоть он был умелым, внимательным и опытным, он вряд ли заметил ее в толпе тысяч. Виддершинс вздохнула, заставила себя расслабиться и наслаждаться парадом.

Джулиен Бониард сидел прямо, руки некрепко сжимали поводья. Его табард и форма были выглажены и отпарены, об их линии можно было бриться. Поразительный флер-де-лис и отполированный медальон Демаса сверкали на солнце, перо в его шляпе было сине-зеленым с глазом павлина.

Шарлеман, его серый конь в яблоках, нетерпеливо возмущался от их темпа ходьбы. Он хотел скакать, бежать галопом, хоть просто бодро идти. Но ему приходилось ступать по брусчатке в окружении других лошадей, людей и жутких строений на колесах темпом хромающего мула.

— Тише, Шарль, — успокоил его Джулиен, прижав ладонь к шее зверя. — Мне тоже не нравится.

Конь не впечатлено фыркнул.

Джулиан невольно улыбнулся под густыми каштановыми усами (их он отрастил, став майором, надеясь, что так он будет выглядеть на возраст своей должности). Он понимал и разделял недовольство зверя. От таких церемоний ему даже хотелось провести день за бумагами.

Страж, всегда готовый к засаде, заметил знакомые черты в толпе. Он знал не спрашивая, что ему не позволят покинуть процессию. Он был офицером, и ему миллион раз говорили за последние недели, что город должен оставить лучшее впечатление у важного гостя.

Но каким будет впечатление у Его преосвященства, если уличная воровка стащит мантию с его плеч или сделает его приманкой для другой добычи? Она была не первым известным преступником, замеченным им в толпе, и он справится с ней, как и с остальными.

Не дав ни шанса.

Чуть потянув за поводья, Джулиен заставил боевого коня отстать на пару шагов, поравняться с белой дверцей кареты. Он склонился и постучал костяшками в кожаных перчатках по дереву.

Тень плавно поднялась, занавески отдернулись, и выглянуло доброе старое лицо.

— Какие-то проблемы, майор? — спросил с любопытством Уильям де Лорен.

— Ничего серьезного, ваше преосвященство, — сказал вежливо Джулиен, опустив голову, кратко выказывая уважение. — Я заметил известного преступника в толпе и…

— Еще одного, майор? У вас урожай сегодня?

Джулиен нахмурился. Он шел по канату, он знал это, пытался удержать в одной руке безопасность архиепископа, а в другой — впечатление о Давиллоне.

— Не больше, чем в других городах, ваше преосвященство. В толпе шансов много, вот они и вышли.

— Конечно. И ты хочешь отправить стража за этим преступником, как за прошлым?

— Ах, в этом случае даже двух, ваше преосвященство.

Архиепископ вскинул бровь.

— Это необходимо, майор? Может, он пришел просто насладиться зрелищем?

— Она, ваше преосвященство. И она могла просто прийти, да. Но при этом у меня есть опыт с этой воровкой. Она очень находчивая, призрак, когда того хочет, и ее совсем не тяготит совесть. Мне будет спокойнее, если ее уберут, тогда она не ограбит вас — простите за такие слова — во время вашего визита. Я хотя бы могу заставить ее не приближаться к вам.

Джулиен был готов спорить насчет этого, как можно вежливее, но де Лорен просто улыбнулся.

— Думаю, вы зря переживаете, майор. Но не мне указывать вам, как выполнять работу. Отправляйте своих людей, если считаете это нужным. Думаю, я переживу отряды убийц, пока они буду отсутствовать.

Джулиен широко улыбнулся.

— Благодарю, ваше преосвященство.

Уильям де Лорен кивнул и задернул занавеску. Джулиен махнул двум ближайшим стражам, они нарушили построение и приблизились. Их лошади шагали вперед, а Джулиен рычал указания.

Когда два стража повернули коней в ее сторону, Виддершинс перестала разделять уверенность Женевьевы.

— Вперед! — крикнула она, схватив подругу за руку и потянув ее сквозь толпу, с которой они боролись пару мгновений назад. — Боги, поверить не могу! Какими были шансы?

— Небольшими, но в таких обстоятельствах… — сказала ей Женевьева, ее глаза остекленели.

— В толпе должны быть сотни известных воров! Почему он выделил меня?

— Хоть кто-то из той сотни выходил к краю толпы?

— Самое время указать на это!

Женевьева нервно оглянулась, как сова. Стражи двигались быстро, хоть места для их коней было мало. Толпа расступалась, людей быстро расталкивали руки, когда черно-серебряных табард не хватало, чтобы расчистить путь.

Женевьева резко выдернула руку из хватки Виддершинс.

— Они не за мной, Шинс! — закричала она, уже отделенная от подруги несколькими рядами движущихся людей. — Я буду в порядке! Беги!

— Но…

Женевьева указала на стражей, что двигались сквозь толпу быстрее, чем могла она с больной ногой.

— Беги!

Виддершинс бежала в толпе с грацией спасающегося яка, а потом успокоилась, стала быстрее обходить людей, перестав сбивать их. Стражи постепенно отставали, и Виддершинс вырвалась из толпы и побежала в ближайший переулок. Ей нужно было только убраться с их вида на пару секунд, и больше они ее не увидят.

Ольгун кричал на нее, она завернула за угол, в этот раз даже кошачьи инстинкты Виддершинс не сработали достаточно быстро. Что-то просвистело из теней переулка, врезалось в ее живот. Воровка согнулась, агония пронзила ее клинком. Она услышала эхо сдавленного крика в темном переулке, она с трудом узнала свой голос. Она оказалась на четвереньках в мусоре, выплескивала содержимое желудка.

Она с долей ужаса поняла, что тошнота смешана с кровью.

С задумчивым видом из переулка вышел Брок, беспечно размахивая молотом в руке.

— О, тебе явно плохо, Виддершинс, — отметил он, ткнув носком ботинка гадость, что из нее вылилась. — Думаю, ты что-то повредила.

— Брок… — прохрипела Виддершинс с засохшей рвотой на губах, хмурясь сквозь боль.

— Ты расстроена, Виддершинс? Говоришь как курица, — гнев исказил его лицо, он пнул жертву в живот, сила удара подняла ее с земли.

Виддершинс закричала. Живот ощущался так, словно она проглотила кружку расплавленного железа, она выплеснула рвоту с кровью, упав плечом набрусчатку. Она не могла действовать, думать, сжалась в комок от боли, задыхаясь, не было сил даже на стоны боли, сотрясающие ее грудь и горло.

— Болит, да? — продолжил спокойно Брок, лениво крутя молот. — Сильно? — он резко улыбнулся. — Сильнее, чем после двух ударов по шарикам? Чем от лестницы, упавшей на голову? Что ж, я сделаю тебе одолжение. Боль прекратится.

— Нельзя… — Виддершинс пару раз вдохнула, пытаясь сосредоточиться. — Нельзя… убить меня…

— Ох, нельзя?! Все знают, что ты делаешь, а потом думаешь, мелкая тупица! Ни у кого не возникнет сомнений, когда я скажу, что ты напала первой.

— Ольгун… — закашлялась она, прошептать не получалось.

— Ольгун? — прищурился Брок — Что еще за Ольгун? И какое мне дело, поверит ли он?

— Помоги… — он закашлялась, снова рот наполнила горечь и кровь. Виддершинс сплюнула ее, ей было плохо от металлического привкуса, окутавшего ее язык и зубы. Жидкость выплеснулась на камни красными брызгами, усеивая ботинки Брока.

— Это было грубо, сказал он ей. — Можно подумать, что тебе нет до него дела.

Виддершинс не слушала. Она дрожала, сжавшись, попыталась подавить всхлип облегчения, ощутив знакомое покалывание в воздухе вокруг себя, ощущая прикосновение божества. Боль, пылающий огонь потускнел — боль была все еще сильной, но не сдавливала. Танцевать в ближайшее время она не сможет, но она хотя бы не умрет от внутреннего кровотечения. Мышцы желудка сжались, Ольгун соединил части, что были разорваны ударами Брока. Она старалась не кривиться от ощущения движения внутри нее. Ольгун спас ее… отчасти.

Заканчивать ей придется самой.

— Брок… — снова прохрипела она.

— Да? — мило спросил крупный мужчина, подходя ближе, чтобы услышать. — Хочешь что-то сказать перед концом?

— Ты — идиот, — подавляя агонию в теле, Виддершинс ударила вверх, целясь в то же место, что хорошо сработало в прошлый раз.

Удар попал между ног мужчины с громким звоном. Виддершинс прикусила язык, чтобы не закричать. Ее кулак болел, один из пальцев онемел. У Брока под штанами был гульфик!

Брок гадко рассмеялся.

— Что-то еще? — спросил он.

Не обращая внимания на дрожь в руках, Виддершинс потянулась вперед с силой, которую Брок не ожидал, выдернула молот из пальцев и уронила на его левую ногу.

Высокий вопль Брока не заглушил треск кости.

Огромный мужчина рухнул, сжимая разбитую конечность, пока Виддершинс встала. Она пошатнулась, желудок болел, адреналин медленно пропадал из ее тела. Ольгун исцелил ее, как только мог, но без пары дней отдыха ей будет плохо.

Но пока терпимо. Ей оставалось сделать одно, пока она не отключилась, не рухнула тут. Виддершинс не была убийцей, но не могла позволить Броку снова прийти за ней, ведь он мог сделать что угодно. Ее руки дрожали от усилий, пот собирался на лбу, она подняла молот обеими руками. Ее желудок сжался, и дело было не только в ране, но она старалась игнорировать это, готовая убрать Брока из своей жизни решительным образом.

— Не двигаться!

Пальцы Виддершинс ослабели, молот упал на улицу с глухим стуком. Она побледнела и оглянулась.

Стражи с кремневыми пистолетами прошли в переулок. Первый двинулся вбок, направляя оружие на ее грудь, а другой выхватил наручники из-за пояса.

— Виддершинс, — сказал второй, темноволосый и с густой бородой, приближаясь. — По приказу майора Джулиена Бониарда ты арестована по подозрению в воровстве, — он посмотрел на дрожащий комок, каким стал Брок, — и а покушение, — довольно добавил он.

О, нет. Ни за что. Она не вернется в тюрьму. Не так, не из-за паранойи Бониарда, не из-за защиты он большого куска грязи!

— Ольгун, — начала она, глядя на пистолеты. — Думаю, это… это…

Переулок плясал, боль вспыхнула в животе, и Виддершинс рухнула, без сознания, на камни.

Они следили, скрытые в тенях разбитого окна, как два стража подошли и опустились у павших тел. Тяжелые оковы застегнулись на воровке.

— Эй, — мужчина рядом с ней крикнул другому. — Ей плохо. Поможешь нести ее, чтобы мы не сделали хуже.

— И что, если мы сделаем хуже? Она просто…

— Объяснишь это майору Бониарду.

Тихое ворчание.

— А этот?

— Он опасен?

— Не похоже. Он явно не с ней. Будет какое-то время забавно ходить.

— Отправим кого-то проверить его, когда унесем ее.

— Хорошо.

С заботой на уровне джентльмена второй констебль помог первому поднять Виддершинс на среднюю высоту. Медленно и осторожно они пошли от переулка к лошадям, которых оставили позади.

Еще несколько минут, чтобы убедиться, что стражи ушли, что случайные звуки затеряются в реве толпы в стороне. Только убедившись в этом, Рябой и Шрам вышли — один хромал, оба были в синяках, не заживших ранах и с занозами.

— Мы могли взять их, — возмущался Рябой, они спешили к дрожащей груде, что была их боссом.

— Убить двух стражей? Без приказов от Скрытого лорда? Не думаю…

— Но ты прав! — голос Брока был приглушен из-за мусора и земли, в нем звенела истерика. — Стоило убить их! Нужно было всех их убить!

— Ты в порядке, Брок? — спросил Шрам, опустившись, как делал констебль мгновения назад.

В ответ Брок смог подавить боль достаточно, чтобы стукнуть другого по лицу так, что его борода встала дыбом. А потом тот поднялся с земли, и Брок сказал:

— Помоги подняться, идиот.

Для этого требовались оба подельника, и даже так поднять великана было непросто, все трое пыхтели и задыхались, но, как только он поднялся, Шрам смог сам поддерживать его.

— Ты, — приказал Брок, цедя сквозь зубы. — Найди тех стражей. Они не могли уйти далеко с той мерзавкой.

— Ох… — начал Рябой.

— Я не говорю нападать на них посреди толпы! Просто проследи за ними, узнай, в какую тюрьму ее оттащили. Встретимся в гильдии, составим планы, — он уже разворачивался, почти утаскивая человека, на которого опирался. — Виддершинс не выйдет из той тюрьмы живой.

Глава седьмая

ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД

Мужчины и мальчики ждали на крыше, их вид был жутким, но Адрианна привыкла иметь с такими людьми дело, и это о многом говорило. Они не были самыми грязными или злыми из всех, кого Адрианна знала, но что-то в них вызывало у нее тревогу.

Может, причина была в обнаженных клинках, что встретили ее, стоило ей подняться на крышу.

— Адрианна, — продолжил Пьер знакомство, не замечая ее неудобство, — это мои друзья. Это Джозеф, а это…

Крупный Джозеф с рыжей головой подошел с недобрым умыслом. Его черные штаны и туника — Адрианна заметила, что все они были так одеты — шуршали при ходьбе, словно ткань заговорщически шепталась. На его боку висел изогнутый нож, лишь немного не дотягивающий до меча.

Адрианна вздрогнула, но Джозеф приближался к Пьеру, а не к ней. Он сжал кулаками тунику Пьера и легко поднял его над полом. Юноша побледнел, его сапоги беспомощно болтались в дюймах над крышей.

— Значит так, болван, — прорычал Джозеф, — никаких имен. Твоя подстилка не заслуживает знать, кто мы.

Адрианна оскалилась, ее лицо пылало, но Пьер понимающе кивнул.

— Понял, — прохрипел он. — Что-то еще?

— Да, когда решишь привести кого-то в следующий раз, сначала спроси, — Джозеф встряхнул его, и лицо Пьера побагровело, зубы щелкнули как кастаньеты.

Шепот стали о кожу прозвучал перед тем, как рапира коснулась горла Джозефа. Он замер, сжимая Пьера. Джозеф повернул голову, насколько мог, не порезавшись о лезвие.

— Отпусти его, — потребовала Адрианна, пытаясь наполнить голос уверенностью, которую она не ощущала. — Я серьезно. Отпусти его.

— Хоть одну каплю крови пустишь, и вы с твоим парнем умрете на этой крыше. Ты ведь понимаешь?

Адрианна потела, рукоять стала липкой, но она старалась не пускать страх в голос.

— Ты этого не увидишь.

Джозеф уставился на нее, Адрианна — на него. Взгляд, не уступающий по остроте стали, приковал их друг к другу.

Джозеф с пустым лицом бросил Пьера с громким стуком и шумным выдохом на крышу, Со смущением и благодарностью Пьер попытался встать и подбежал к ней.

— Спасибо, — выдохнула Адрианна.

— Не за что, — ответил сухо Джозеф, осторожно убирая клинок от шеи указательным пальцем. А потом он согнулся и захохотал. — Боги и демоны, Пьер! — воскликнул он, когда смог дышать. — А ты умеешь их выбирать! — его смех стал хихиканьем, а потом утих. — Ладно, вы с нами. Идемте.

— Чудесно! — воскликнул Пьер, следы уязвленной гордости пропали с лица. — Спасибо, Джозеф. Ты не разочаруешься.

Рот Адрианны раскрылся.

— Надеюсь, — сказал Джозеф. — Ладно, подходите все, повторять не буду.

Шаги зашуршали по крыше, заглушив оханье Пьера, когда что-то дернуло его за рукав, чуть не оторвав ткань. Он развернулся и вскинул руки для защиты.

— Боги, Адрианна, ты напугала…

— Да что с тобой? — сдавленно и почти с болью прошептала она. — После того, что он сделал, лучше убираться отсюда.

Пьер пожал плечами.

— Он просто немного злился, Адрианна. Теперь он в порядке.

— Немного? Пьер, он поднял тебя и тряс, как кошку!

— Такой он. Он не хотел навредить.

— Они направляли на меня клинки!

— Просто ты их удивила.

Огонь пылал на лице девушки.

— И он назвал меня подстилкой!

— Но тогда он еще не знал тебя, милая. Успокойся, Адрианна. Хватит злиться, пойдем с другими, пока мы не пропустили его слова.

Пьер пошел по крыше, Адрианна проводила его потрясенным взглядом и покачала головой. Она убрала рапиру в ножны и серьезно задумалась, не бросить ли их. Она могла уйти и заняться чем-то менее опасным. Побегать за поездом, или бросать фекалиями лошадей в городскую стражу.

Но она этого не сделала и подавила тяжкий вздох, признав это. Ворча, шаркая ногами, она прошла в круг заговорщиков.

— Ужасно рад, что ты с нами, Адрианна, — бросил Джозеф, она втиснулась между Пьером и мужчиной рядом с ним, парнем с жидкими светлыми волосами и схожестью с пугалом.

— Уймись, Джозеф.

Пьер раскрыл в ужасе рот, но другие воры громко засмеялись, и Джозеф — громче всех.

— О, она мне нравится, — сказал он всем на крыше. — Стоит взять тебя на постоянную работу, Адрианна.

— Тогда расскажи, что тут за дело, а потом намекай на следующее.

— Справедливо, — Джозеф кашлянул, посмотрел на лица всех, что были взволнованы, как он (хотя в одном случае не так). — Некоторые из вас знают, что я заводил друзей и распространял шипы среди слуг определенных…

— Ближе к делу, — потребовал юноша-пугало грохочущим голосом. — Не обижайся, но нам все равно, как ты добыл информацию. Что ты узнал?

— Антон, — прогудел Джозеф, — ты козел.

— Пока ты можешь сделать меня богатым козлом, переживу. Рассказывай.

— Раз ты так вежливо попросил, похоже, Александра Делакруа задержали в его деловой поездке в Гиллерне. А из-за проблем тут, в Давиллоне, он спешит обратно. Гонит лошадей, едет даже ночью, все такое.

— И? — спроси взволнованно Пьер, Адрианна невольно оскалилась, но с долей сочувствия.

— И, — продолжил Джозеф, — судя по гонцам впереди, он прибудет в город этой ночью. Где-то через час. И мы, — добавил он тихому кругу заговорщиков, — успеваем выбраться из города и ударить по карете, раньше, чем оттуда будет видно стену города.

Адрианна никогда не встречала Александра Делакруа — она и все на крыше, кроме, возможно Пьера, когда он был младше, были не в том положении, чтобы так сделать. Но редкие жители Давиллона, независимо от социального класса, не слышали о нем. Делакруа был всем аристократам аристократ, у него лошади и гончие были богаче многих людей. Если его слуги и пересекались с такими, как Адрианна, то только из-за того, что в Давиллоне не хватало улиц, чтобы развести их.

И она слышала, хотя бы смутно помнила, что дом Делакруа был одним из старейших в городе, и у него была богатая история. Иногда дом лежал в нищете, разбитый чередой плохих вложений, и слухи, что их изгонят из аристократии были такими громкими, что даже Адрианна слышала их. Но меньше года назад Делакруа разбогатели так же быстро, как обнищали, и Александр Делакруа снова оказался среди самых богатых аристократов города.

Конечно, учитывая историю, аристократ завел привычку проверять дела дома лично — оттуда он и возвращался — и с собой у него точно было много монет. Его стражи будут уставшими от долгого пути, от спешки домой. Напав далеко от стен города, бандиты сделают так, что отряды городской стражи не придут на помощь.

План был неплохим, но один вопрос оставался без ответа, а сама Адрианна не решалась спросить.

Что будет с Делакруа и его свитой? Адрианна Сатти была вором почти всю жизнь, но кровь проливала лишь иногда, защищаясь, и никогда не убивала.

Она открыла рот, вопрос был на языке, пытал ее, щекоча кончик языка, она его не озвучила. Банда воров спускалась по ветхой лестнице и двигалась к заброшенной хижине в стенах города, все думали лишь о золоте, и она тоже, и места вопросам не оставалось.

Они напряженно подкрадывались, затаив дыхание, некоторые среди листьев густых ветвей, некоторые по небольшим холмам, что выпирали порой у дороги, некоторые лежали у дороги, невидимые в ночи.

Адрианна сидела на высшей точке, цепляясь за верхние ветви дерева. Она не ждала такого положения, да и никто не подошел к ней и не сказал: «Эй, Адрианна, ты новенькая, не проверенная, почему тебе не быть в дозоре?» Но в их группе она была самой легкой, она могла сесть там, где другие не могли. И она сидела, а зелень (уже желтеющая и темнеющая от времени года) щекотала ее шею и ладони, прутья тыкали в чувствительные места. Ветерок, нежное дыхание ночи, окутывал ее, танцевал с ней вальс, приносил запах осенних опавших листьев и намеки на приближение холода.

И он приносил неясный, но становящийся громче стук копыт, усталый и неровный, а еще стук тяжелых колес.

Она шикнула Пьеру, в свете луны было видно только его волосы.

— Готовьтесь!

Он кивнул и отошел от дерева, чтобы передать сообщение по цепочке дальше.

Любопытство удержало ее на миг дольше, она вглядывалась в маленькую процессию на повороте, их лампы были маленькими лунами в ночи на дороге. Сначала появились двое верхом на лошадях, они были в тяжелой коже и плотных плащах, на поясах были рапиры, а на седле — мушкетон.

Следом появились четыре лошади в упряжи, они тянули грохочущую карету. Пара стражей, как в начале, были рядом с каретой, и зрелище впечатляло. Дерево было темным, дверцы и окошки — в серебре, которое могло быть и не быть настоящим. Других украшений не было, кроме герба семьи из меди на дверцах.

Было сложно разглядеть под таким углом, но что-то в гербе было знакомым, как мелодия припева, песню которого не удавалось вспомнить.

Карета повернула на изгибе дороги, и сердце Адрианны сжалось. Герб был знакомым, хоть она видела его мельком и лишь раз.

Голова льва с пышной гривой в маске шута.

У Александра Делакруа она украла рапиру, что висела на ее боку; мужчина не дал своему слуге убить ее, спас ее жизнь, хотя все суды в городе поддержали бы его право покончить с ней. А она теперь пряталась на дереве у дороги, ждала момента для нападения на него, чтобы обокрасть его и…

Убить, признала она себе, сердце затрепыхалось в груди. Нет, она не пронзила бы мечом его живот, не выстрелила бы в голову, но это произойдет. Джозеф и его ребята не доберутся до кареты, если стражи будут живы, и они не позволят Делакруа выжить после увиденного убийства стражей. Аристократа придется убить; а она пошла сюда, ослепленная мыслью о богатстве.

Страдала бы она так, если бы в карете оказался кто-то другой? Она не знала и не узнает. Но она не могла так поступить.

— Пьер! — зашипела она так громко, как только посмела, чуть громче шепота. — Пьер, нужно это остановить! Пьер! — но он не слышал, спустился с дерева и занял позицию.

Адрианна соскользнула к земле. Щепки вонзились с болью в ее ладони и пальцы, а потом ее ноги коснулись земли, но она едва замечала. Первым и сильным инстинктом было бежать как можно быстрее и подальше от грядущего ужаса. Ее ноги топали, несли ее по земле и сухим листьям, хрустящим под ногами.

Она учуяла лошадей, дерево и кожу, подняла голову и увидела дорогу и стражей перед собой — и тут она поняла, что не убегала. Еще пара секунд, и они увидят ее. Это время у нее было, чтобы принять самое важное решение в ее жизни.

— Назад! — закричала она изо всех сил, размахивая руками над головой. — Засада! Бандиты! Осторожно! — она не знала, что кричала, но ей нужно было предупредить их, чтобы они послушали, пока не поздно.

Она была уверена, что не справилась, что сама себя загнала в могилу, когда ближайший страж снял с седла мушкетон и направил на нее. На миг она вернулась на рынок Давиллона два года назад, ждала, беспомощно дрожа, когда пуля полетит, пробьет ее череп или ребра, а то и что-нибудь еще. Может, это был тот же человек, что чуть не застрелил ее тогда. В темноте лицо — с рыжеватой бородкой и усами, с холодным взглядом рептилии — точно напоминало того мужчину.

Но он не выстрелил. Пока один страж, не мигая, целился в нее, другие действовали. Оставшиеся три стража — нет, пять, пару вдали она не заметила на дереве — тесно обступили карету. Они двигались умело, чтобы стены кареты прикрывали, а их зоны выстрелов пересекались, не позволяя атаковать. Тот, что целился в Адрианну, медленно прошел на свое место, поманив ее за собой, его дуло не дрогнуло. Она с тревогой пошла.

— Что она творит? — резко и сдавленно сказал Джозеф, горло сдавило так, как он сжимал пальцами оружие. — Она все портит!

— Н-не понимаю! — пролепетал Пьер, побелев. — Я н-не…

— Что?! — рявкнул в гневе Джозеф. — Это ты виноват, гаденыш! Ты ее притащил!

— Я… но она не должна была…

— Не должна! — Джозеф вонзил изогнутый кинжал в ухо Пьера до рукояти. Юноша раскрыл рот в беззвучном крике, ужасно содрогался, его ноги плясали по земле в прутьях. Джозеф выдернул оружие, сталь заскрежетала о кость, и Пьер рухнул и замер. — Нападаем сейчас, — холодно сказал Джозеф остальным.

— Джозеф, — возразил Антон-пугало, нервно глядя на истекающий кровью труп, а потом указывая арбалетом на карету. — Ты уверен? Их предупредили, и я не хочу…

— Я сказал, нападаем, чтоб тебя! И что с того, что их предупредили? Нас больше, вперед!

Антон смиренно вздохнул, пошел за остальными.

В свете ламп, висящих на карете, Адрианна ясно видела лицо мужчину, что вел ее, она убедилась, что он и был тем, кто уже пытался застрелить ее. С его шеи свисала пара медальонов, один был с гербом дома Делакруа, а другой с тем же львом, но без маски. Она не знала, что это значит.

— Внутрь ее! — раздался приказ из кареты. Адрианна вздрогнула, испугавшись знакомого голоса, хоть она слышала лишь пару слов от него.

— Сэр, — возразил страж, — мы не знаем, что она…

— Клод!

Адрианна потрясенно смотрела, как страж закатил глаза от приказа, хоть господин и был возмущен.

— Да, сэр. Можно хотя бы забрать у нее рапиру?

— Думаю, нет.

— Хорошо. Я помолюсь на ваших похоронах, — дверца кареты открылась. Адрианна толком ничего не видела внутри, она словно вошла в бездну тьмы, поднявшись на ступеньку.

— Сядь, — приказал голос.

Она так и сделала, и началось нападение.

Бандиты бросились из-за деревьев с воплями. Гремели арбалеты, ревели ружья; снаряды пронзали воздух, пули обрушивались рядом с ними градом металла, жестоко пробивая плоть и кости.

Это была бойня, но не такую задумывали Джозеф и его воры. Тяжелые деревянные панели кареты закрывали, в них было встроено железо для защиты, и стражи были закрыты от атак не перед ними. Бандиты, что глупо подходили ближе, получали ранения. Шесть мушкетов стреляли, осыпая снарядами, шесть пистолей появились из ниоткуда. Их тоже опустошили, пока оседал дым первых выстрелов.

Адрианна выдала их, Джозеф был казнен, и Джозеф потерял половину своих, не опрокинув ни одного врага.

Пули кончились, с шорохом по коже появились рапиры, мечи и ножи, как шипящие змеи. Джозеф бросился, его люди — за ним, и стражи направились навстречу.

Без прикрытия, казалось, большое количество бандитов могло изменить исход. Джозеф первым пролил кровь, его клинок оставил порез на темной ноге всадника. Воры двигались за ним плотной группой, чтобы солдаты не могли использовать преимущество в скорости лошадей, а отступали к замершей карете.

Но хоть их было много, и они были отчаянными, жили на жестоких улицах, но они не были обученными для такого боя. Лошади вставали на дыбы по приказу, готовые разбивать копытами кости. Солдаты отгоняли лошадьми противников, а потом обрушивали бурю порезов и ударов, все были продуманы, целились в открытую плоть. Торжествующий вопль Джозефа был прерван, как только мужчина, которому он ранил ногу, идеально парировал, и высота его лошади придала сокрушительности удару. Его клинок вонзился в мягкое место у основания горла Джозефа, и крупный бандит умер с потрясением на лице.

Карета сотрясалась от хаоса вокруг, и Адрианна отчаянно хотела кричать, сорвать горло или спрятаться под сидением. Александр Делакруа так не делал, и гордость не позволяла ей ничего, кроме как терпеть хаос, сидя на месте.

Все закончилось за мгновения. Два стража лежали в крови на земле — одного можно было спасти с должным уходом, другой был разрезан от живота до паха, явно мертв — а еще шестеро или семеро бандитов. Несколько выживших во главе с растрепанным Антоном убежали за деревья.

Стало тихо — в миг между жизнью и смертью крики боя уже утихли, а звуки ночи еще не вернулись. Робкий голосок сойки-пересмешницы разрушил тишину, застрекотали сверчки, а шум ночи вернулся.

— Закончилось, господин Александр, — крикнул страж возле кареты. — Почти все бандиты убиты, а остальные убежали.

Старый аристократ явно ответил, но Адрианна не слышала, кровь громко шумела в ушах, пот выступил на лице.

Почти все убиты….

— Пьер! — завизжала она, бросаясь к двери. Она распахнула ее, не замечая, что сбила стража с ног. Она побежала в лес, стоило ее ногам коснуться дороги.

Адрианна еще не сталкивалась с ударом мушкетоном. Огонь вспыхнул на ее затылке, и она упала без сознания на дорогу.

Мир раскачивался.

Адрианна со стоном открыла глаза, увидела потолок кареты. Он раскачивался, трясся, и ее голова кружилась от этого, череп уже болел, но еще и бился о сидение, и она знала, что через пару секунд ее…

— Вот, — сказал кто-то и толкнул в ее сторону деревянную кадку. Она схватила ее, еще миг — и содержимое ее желудка оказалось бы на полу. Она чуть не опрокинула кадку с неприятным содержимым, когда рухнула на деревянную скамью, охнув. — Думаю, от этого мы избавимся, — предложил тот же голос. — Пожалуй, цену новой кадки я могу позволить.

Адрианна и дальше смотрела на потолок, хотя слышала, как дверь открылась, как кадку выкинули на обочину дороги, где она станет едой для отчаянных созданий.

— Хороший у тебя меч, — продолжил бодро человек в карете. — Где-то я его раньше видел.

Хоть было больно даже думать о движении, Адрианна повернула голову так, чтобы видеть мужчину напротив. Александр Делакруа выглядел почти так же, как и тогда на рынке: острый нос, резкие черты, почти лысый и… улыбающийся. Почему он улыбался?

— Вы… — Адрианна зажмурила глаза от внезапной волны боли. — Вы хотите меч обратно?

— Думаю, дитя, это малая плата за спасение моей жизни.

— Просто… отплатила долг.

Карета стукнулась о кочку, и Адрианна застонала. Мужчина встревожился.

— Мне ужасно жаль за это, дитя. Ты, кхм, напугала моих стражей, выпрыгнув из кареты. Боюсь, Мартин ударил тебе сильнее, чем хотел. Ты будешь в порядке. Мои лучшие целители тебя осмотрят.

— Что ты говорила, — продолжил он через миг, — насчет долга?

— Вы… спасли меня… от человека на рынке.

Лицо Делакруа исказилось от смятения, а потом просветлело. Он тихо рассмеялся.

— Я польщен, что ты такого высокого мнения обо мне, дитя, но боюсь, ты видишь мои мотивы благороднее, чем они были. Ты бежала по людному рынку, а мушкетон не точен даже в умелых руках. Я боялся, что выстрел Клода заденет прохожих. Если бы я был уверен в точности его выстрела, я бы ему позволил.

Рот Адрианны двигался, но не было ни звука.

Аристократ прочел ее мысли или выражение лица.

— То, что было с тобой два года назад, дитя, это прошлое, ты спасла мне жизнь сегодня, и это стирает многие грехи. Ты не в опасности у меня. Когда восстановишься, сможешь уйти. Целой, уверяю.

Это простое утверждение не успокаивало, как думал Делакруа, а напомнило, почему она бежала.

— Пьер… — прошептала она, слезы катились по щекам.

Делакруа медленно кивнул.

— Пьер Лемарш? Да, я узнал его. Я знал его отца, пока в семье не случилось несчастье. Боюсь, он не выжил в нападении. Думаю, один из бандитов убил его еще до атаки.

Он тепло посмотрел на Адрианну, она рыдала.

Только когда девушка выплакалась, он продолжил:

— Понимаю, — сказал он с сочувствием. — Моя жена умерла два года назад. Почти сразу после нашей встречи, — еще пауза. — Как тебя зовут, дитя?

Она всхлипнула, пытаясь думать поверх горя и боли в голове, желая просто уснуть надолго.

— Адрианна, — тихо сказала она.

— Адрианна. Адрианна, — повторял он имя, катая его на языке, изучая вкус, словно у хорошего вина. Казалось, он обдумывал что-то помимо присутствия девушки перед ним. Несмотря на боль, Адрианне стало страшно.

Но пока она ничего не могла поделать. Она не могла убежать, не могла даже встать. И она лежала на месте, прислоняя голову к прыгающей скамье, обивка не смягчала удары. Она могла лишь молиться, чтобы странный аристократ не соврал, когда обещал, что не навредит.

Глава восьмая

НЫНЕ

Джулиен Бониард прошел мимо роскошной двери, огрубевшей от времени, но крепкой, как в день создания. Он снял перчатки с ладоней по пути, сунул их за пояс. Он сморщил нос, заметив плесень. Он проходил гадкие тесные коридоры, путь озаряли только дешевые лампы под потолком. Жадные власти города скупились даже на освещение здесь. Лампы были такими плохими, что сферы их света еда пересекались, и они постоянно гадко дымились, раздражая глаза и горло.

Вторая дверь не отличалась от первой, медленно появилась из тьмы перед ним. Он нащупал ключи на поясе, они тихо звякнули и открыли огромный замок с решительным щелчком.

комната за дверью была чище коридора, хоть это и не было достижением, ее озаряли современные лампы куда ярче (и не такие удушающие), чем те, что были в коридоре. Выцветший бежевый ковер — теперь он был бежевым, но только Демас знал, какого цвета он был новым — покрывал каменный пол, несколько старых гобеленов отчасти скрывали стены. Огромный стол занимал дальнюю часть комнаты, рядом с ним сгрудились шкафы, а еще третья дверь — запертая, с решеткой и засовом толщиной с голень Джулиена.

За столом сидел юноша в такой же форме как у Джулиена, он посмотрел из-под неровной линии черных волос. Конечно, он узнал Бониарда, но не мог нарушать устав. Он направил пару арбалетов, приделанных к столу, в сторону пришедшего.

— Сегодняшний пароль, — резко потребовал он.

— Святая вода.

Другой страж встал и отсалютовал.

— Майор, — сказал он уже вежливее.

— Жак, — кивнул Джулиен. — Садись, — констебль сел, его стул оставлял борозды на ковре, и майор хотел заговорить, но тут его рот приоткрылся. Неразборчивые приглушенные крики и стук чего-то о прутья проникали из-за тяжелой двери.

— Проблемы, констебль? — спросил серьезно Бониард, усы насупили, когда он нахмурился.

— Не совсем, сэр. Новая узница шумит. Не хочет сидеть здесь, говорит, что арестовали нечестно — все как всегда, но, кхм, громче. Честно сказать, майор, это еще тихо.

— Ясно. И она тут так все время? — он звучал изумленно.

— Почти, сэр. Не унимается с тех пор, как проснулась, но еще двух часов не прошло. Я…

— Проснулась? — Джулиен склонился, руки легли на стол. — Она была ранена? — его обязанности не оставляли времени выслушать полный отчет об аресте Виддершинс.

— Есть такое, майор. Я слышал, ей было плохо, но не наши ребята сделали это. Они догнали ее, когда она билась с великаном в переулке, — он улыбнулся. — Похоже, они спасли его жизнь, не ее.

Джулиен подавил улыбку. Это было на нее похоже. Он сказал:

— Думаю, мне тогда лучше проверить ее. Ее осмотрел врач?

— Да, сэр. Сказал, отдыха для восстановления хватит.

— На это у нее там времени много, — он сделал паузу. — А тот мужчина?

— Сэр?

— Тот, с кем она билась.

— Ах. Не могу знать, сэр. Я так понял, что он ушел к тому времени, как наши люди вернулись.

— Ясно. Получи его описание и передай нашим, если это еще не сделали. Я бы поговорил с ним насчет сражений на улицах, — еще и с девушкой.

— Лично прослежу за этим после смены, сэр.

— Отлично, констебль. Какая камера?

— Двадцать три, сэр. Поместил ее одну, раз она была ранена.

Жак сдвинул засов, и он тяжело упал на пол. Констебль повернул ключ в замке, что был замысловатее, чем на предыдущих дверях. Дверь со стоном открылась в глубины ада. Пожав плечами, Джулиен прошел туда.

Еще один коридор в плесени и дыме, плохо озаренный дешевыми лампами, но этот был не таким неприметным. Через каждые десять футов стояла дверь из тяжелых железных прутьев. За некоторыми дверями стояли, сидели или спали представители самых неприятных (или просто невезучих) обитателей Давиллона. Вопли, угрозы и мольбы поднялись бурей при виде майора. Он напоказ игнорировал их.

Пока не пришел к двадцать третьей камере. Виддершинс была в стандартной коричневой робе пленника Давиллона, на ее лице остались несколько пятен высохшей крови. Она зло кричала и била тюремной чашкой — потрескавшейся и рассыпающейся осколками — по прутьям.

— Это стоило денег, вообще-то, — спокойно сказал ей Джулиен.

Виддершинс хмуро посмотрела на него.

— Выпусти меня отсюда, Бониард! Сейчас же!

— Что за истерика? — спросил он, скрестив руки на груди и встав подальше от ее рук.

— Я просто хотела твоего внимания! Теперь выпусти меня!

— Ты сама все понимаешь, Виддершинс, — сказал ей Джулиен с долей сочувствия.

Девушка сжалась, обломок чашки выпал из ее ослабевших пальцев.

— Бониард, я ничего не делала! — в этот раз, как мысленно добавила она.

— Возможно, но я тебя знаю, Виддершинс, и я не могу рисковать безопасностью архиепископа — куда там говорить о богатом городе. Тебе повезло сегодня. И мне сказали, что ты сражалась.

— О, самозащита — теперь преступление? — рявкнула она. — Он ударил меня молотом, Бониард! Тебя когда-то били молотом? Это не так забавно, как ты думаешь.

Майор вскинул бровь.

— Выглядишь ты ужасно, Виддершинс, но я не знаю, ощущаешь ли ты себя так же.

— Я быстро восстанавливаюсь, Бониард. Я… — девушка содрогнулась, Джулиен увидел, как ее глаза закатились. Он бросился вперед, протянул руки сквозь прутья, поймал ее раньше, чем она упала бы кучей. Он осторожно опустил ее на пол.

— Может, не так быстро, как думаешь, — тихо сказал он ей. — Тут ты в безопасности, есть время отлежаться. Архиепископ уедет, и тебя отпустят.

Виддершинс вяло кивнула.

Джулиен встал и пошел к двери выхода. Он собирался прозвонить в колокольчик, чтобы Жак выпустил его, но замер, рука ощупала пояс.

— Виддершинс! — он пошел по коридору с красным лицом, затормозил перед камерой девушки. Она отодвинулась к центру и смотрела на него с маской ангельской невинности.

— Что-то не так, Бониард?

— Ты знаешь, что, Виддершинс! Верни их!

Она моргнула.

— Что отдать?

— Мои ключи, черт возьми! — прорычал Джулиен, уже не играя с ней. Он властно указал на оковы, что висели на дальней стене камеры. — Надень их, Виддершинс, — приказал он. — Живо!

— Погоди. Не думаю…

— Надень их, или я вызову пару констеблей, и мы их на тебя наденем! И даже не пытайся оставить их свободнее. Я все замечу!

Бормоча, Виддершинс встала, пошатнулась и прошла к стене, застегнула оковы на запястьях.

Она посмотрела на кипящего майора и сладко спросила:

— А как вы откроете дверь камеры?

Пара мгновений тишины, а потом пленники рядом расхохотались. Джулиен выругался, его лицо покраснело еще сильнее, и он ушел из коридора и вернулся позже со вторыми ключами.

Замок щелкнул, дверь открылась вовнутрь, и страж прошел по камере, остановился перед девушкой.

— В последний раз говорю, Виддершинс. Отдай ключи.

— У меня нет твоих глупых ключей, Бониард!

— Ладно, я буду профессионалом, — он начал тщательно обыскивать ее. В тюремной робе мест для тайника почти не было, но Джулиен все умело проверил. Виддершинс ощутила, как краснеет, но он не врал, был профессионалом, взгляд и руки не задерживались дольше мига.

Бониард заканчивал обыск, Виддершинс повернула правое запястье, и цепь звякнула.

Бониард тут же выпрямился, с подозрением посмотрел на ее ладонь, а потом на лицо.

— Не двигайся, пока я не закончу, — приказал он.

Но было уже поздно. Он повернулся вправо, и Виддершинс выбросила левую руку до конца цепи и забрала ключи Бониарда. Она не украла их, когда упала у прутьев. Она просто подвинула их за пояс, зная, что он сделает понятные выводы. В этот раз она забрала их и спрятала в рукаве, который он уже обыскал.

Бониард выругался, хмуро посмотрел на нее, выглядя строго.

— Не двигайся, — он расстегнул оковы, быстро отпрянул, когда железные наручники щелкнули. Виддершинс смотрела с растущим изумлением, а майор вышел из камеры. Он захлопнул дверь с грохотом, что разнесся эхом для патруля.

— Может, ты их где-то обронил, — помогла она подсказкой.

Левая щека Бониарда дважды дернулась, и он ушел, оставив Виддершинс одну в тусклой камере.

— А потом, — продолжала Виддершинс, ее кубок был полон красного вина, которое Женевьева приберегла для особого случая, — нужно было только выждать смену караула. Я просто отперла дверь камеры, прошла в конец коридора и позвонила в колокольчик, — она на миг нахмурилась. — Другие пленники хотели, чтобы я и их отпустила, — задумчиво добавила она. — Но это было бы неправильно. Я не хотела, чтобы сбежали настоящие преступники.

— Конечно, — согласилась Жен, скрывая улыбку за своим кубком. — Некоторые должны быть в тюрьме.

— Точно! — заявила Виддершинс. — Страж не ждал колокольчика, он не знал, что в тюрьме кто-то остался из его людей, так что был насторожен. Может, стоило позвать подкрепление, но Ольгун мило намекнул ему пойти взглянуть, а потом беспокоить других. Удар по голове, быстрый поиск по шкафам, я забрала свои вещи — и вот я здесь! — она раскинула руки с драматичным «та-да-а!», расплескав вино по столу.

— И я рада, что ты тут и цела, — серьезно сказала Жен, хоть смотрела на стол в смирении. Стараясь не пролить ни капли, она опустила свой кубок и склонилась вперед с хмурым видом. — Давай так и продолжим, ладно? Бониард не обрадуется, но если ты заляжешь на дно на пару месяцев, думаю, жар…

— Я не могу, Жен! — возразила Виддершинс, поразившись такому предложению. — У меня есть четыре или шесть недель, и архиепископ уедет!

Ужасное подозрение подкралось к Женевьеве, постучало по плечу, но она не хотела оборачиваться и признавать это.

— О чем ты? — сладко спросила она.

Лицо Виддершинс исказилось в возмущении.

— Все так уверены, что наткнутся на меня, — рявкнула она, сжав кулаки на столе. — О, Виддершинс доведет нас до беды, пока тут архиепископ, лучше избить ее, чтобы она не могла навредить гильдии! О, Виддершинс посмела появиться в толпе и посмотреть, как Его преосвященство приехал, лучше бросить ее в тюрьму! Они не имеют права, Жен! Никто из них!

— Не имеют, но…

Воровка не слушала ее.

— Ладно. Хорошо. Если все равно винить будут меня, я сделаю так, чтобы это было заслуженно.

Подозрение, которое Женевьева игнорировала, стало дрожью, провело ледяными пальцами по ее спине.

— Шинс… о чем ты?

— Я обворую архиепископа.

Из горла Женевьевы долго не вылетало ни звука, хотя челюсти яростно двигались. Никто, даже Виддершинс, не мог быть настолько безумным!

— Это не безумие! — возразила воровка, когда ее подруга пропищала пару звуков. — Ладно, может, безумна. Но я должна это сделать. Я не хочу наказаний за то, что я не делала! Я украду у архиепископа, и меня не схватят, и никто не докажет, что это была я, хоть они все это знают! И они будут знать, что лучше меня просто не трогать!

— Шинс…

— Нет! Я это сделаю, и я всем им покажу!

— Шинс! — взорвалась Жен. — Подумай хоть на миг! Они только сильнее будут охотиться на тебя! И что, если они не смогут доказать, что это была ты? Думаешь, стражи и гильдия будут искать доказательства? Тебя арестуют или убьют! Что с тобой такое?!

«Что со мной?» — задумалась Виддершинс, потрясенная сильнее, чем хотела признавать. Она рисковала всегда, она злилась сильнее, чем когда-либо. Но она не была глупой, она знала, что задумала не только безумие, но и глупость.

Но она знала, что не могла отступить. Как не мог и Ольгун, как она поняла. Он хотел, чтобы это было сделано.

Это оно? Божество влияло на ее решения и эмоции? Ольгун подталкивал ее сделать то, от чего она обычно ушла бы? Божество обладало такой властью над ней?

Нет. Да и зачем ему? Это было ее решение.

— Я иду, — просто и твердо сказала она. — Я хочу, чтобы ты понимала, Жен, — может, стоило объясниться. — Но я это сделаю. Прости.

Женевьева опустила взгляд на свои пальцы, крутящие ножку кубка.

— У кого первым остановится де Лорен? — тихо спросила Виддершинс.

Ее подруга не поднимала головы.

— Я не могу остановить тебя, Шинс, но и помогать не буду!

— Ты знаешь, что я все равно выясню, Жен. Лучше ты скажи. Все вопросы добавят риска. Пожалуйста.

Хозяйка опустила плечи.

— Маркиз Дюкар. Он будет там неделю, а потом переедет к другому хозяину.

— Спасибо, Жен.

Женевьева подняла голову, в ее глазах были слезы.

— Шинс, вернись живой!

— Обещаю, Жен. Если я вернусь, то живой.

Виддершинс ушла, огонь вспыхнул перед этим так ярко, что ее подруга не могла думать ни о словах, ни о делах.

Рябой — которого звали Юдес, но это важно было только для него — не был рад этой идее. Констеблей стоило избегать, и он предпочел бы счастливо прожить до конца жизни, не побывав в тюрьме.

Но у него был приказ, ему давали деньги, так что приказы были от кого-то выше Брока, но не официально. И он ворчал, боялся, переживал…

И шел.

На пороге он скрылся в тенях, надев их, как любимую одежду, и ждал, проклиная напарника каждый миг. Но вскоре в ночи сверкнула желто-красная искра, дым пальцами снял звезды с ткани неба. Двери и окна открылись по всей улице, и вопль «Пожар!» сотряс тишину.

Люди с ведрами выбежали на улицу, одичав, но через пару мгновений несколько констеблей вышли из дверей большого здания и присоединились к ним.

Они мешкали, проверяя, закрыты ли камеры. Но если стражи переживали, то только из-за побега. Все они, те, что носили ведра, и те, что вытащили клинки, следили, чтобы никто не проник на помощь пленным.

Рябой двигался среди хаоса, юркнул меж больших деревянных дверей, поежившись от веса камня и стали вокруг себя. Вдоль стен просторной прихожей, подальше от стола клерка, он двигался, присев. Его тело все еще болело от синяков и ран, он прихрамывал, слышал звон в левом ухе. Но это не замедляло его, особенно, когда месть была так близко.

Он сжимал маленький арбалет в руке, оружие было тише пистолета, который был ему привычнее. Он направил оружие на мужчину за столом. К счастью, стрелять не пришлось. Густые тени и шум снаружи отвлекли клерка. Через пару мгновений Рябойпрошел дверь и попал в озаренные лампами коридоры.

Он знал, что будет не так сложно. Почти все стражи были в городе, сопровождали Его преосвященство или работали в двойные смены, чтобы улицы были тихими во время визита священника. Здания стражи остались почти без людей, и оставались не лучшие. Рябой лишь три раза по пути заметил констебля, которого не мог обойти. В двух случаях он смог купить их помощь монетами.

Он ведь шел за пленницей. Разве был вред?

Если бы они знали, что третий, оказавшийся в чулане с раной от арбалета в горле, не станет помогать, задумались бы о своем выборе сами.

Он осторожно подошел к другой двери, перезарядил арбалет, сжал в другой руке изогнутый кинжал. Он знал план комнаты по своему опыту, знал о столе с арбалетами, направленными на вход. Он должен быть готов, быть быстрее констебля. Он сжал кинжал зубами, осторожно подвинул засов и, вернув оружие в кулак, ударил дверь плечом.

Тяжелая дверь открылась внутрь, ударилась глухо о стену. Рябой уже упал на колено, направил арбалет на стол, но там никого не было. Дверь напротив была открыта, там был коридор камер, и констебль лежал на пороге.

Кто-то опередил его?

Рябой, хмурясь, пересек комнату, взглянул на мертвого — нет, без сознания, он видел, как мужчина дышит — и пошел по коридору. Многие пленники закричали, пока он шел, прося о свободе, но большая часть притихла, разглядев его.

Самые опытные преступники знали, что вооруженный чужак в аду означал, что кто-то не увидит завтра. Лучше было не привлекать его внимание.

Хмурясь от шума, ищейка разглядывал камеры, проходя их, но не находил нужного. Некоторые были пустыми, некоторые — набитыми чужаками, его мишени там не было. Он нашел камеру, что была пустой и открытой.

И он понял.

Черт!

Это не было возможным, но он не сомневался ни на миг. Она сбежала! Ох, Брок не обрадуется…

Многие пленники притихли, и он услышал оханье у порога. Он повернулся, вскинув арбалет, целясь в сердце мужчины, уставившегося на павшего констебля.

Идеально. То, что надо.

Страж медленно перевел взгляд на Рябого.

— Ты ведь, — спросил он без удивления и страха, — не знаешь, куда делись мои ключи?

Бандит не знал, и ему было все равно, о чем говорит этот безумец.

— Пистоль и меч на пол, страж. Медленно.

Медь и кожа задели каменный пол, только эти звуки были в тишине. Пленники сжались в камерах, некоторые прижимали лица к прутьям, чтобы видеть, другие отвернулись, чтобы не видеть.

— Оттолкни их, — еще шорох. — На колени, — на лице стража мелькнул страх, но мужчина послушался.

Рябой шагнул вперед, прицелив арбалет. Еще пара шагов, уже можно было точно убить выстрелом, но мужчина не мог еще схватить его. Ему нужно покончить с этим и уйти, пока констебли не вернулись снаружи, пока подкупленные не поняли, что этой ночью умерли их товарищи. Ему нужно сказать Броку…

Выстрел проревел в коридоре, эхо било игриво по стенам. Рябой отшатнулся, боль пронзила его, огонь расцвел в груди. Он услышал стук своего оружия, оно выстрелило в потолок и выпало из непослушных пальцев. Его ладони прижались к ребрам, упали.

Но… но… ох.

Рябой на миг сосредоточил взгляд на пистолете в кулаке стража — это оружие принадлежало павшему констеблю, рядом с которым он стоял на коленях.

— Черт…

Это было последнее, не лучшее слово. Но Юдес ощутил, пока пол не полетел к нему, а мир — прочь от него, что это слово было точной оценкой произошедшего.

Пара секунд, его сердце притихло на миг, и дышать стало легче. Майор Джулиен Бониард встал на ноги. Он даже почти не пошатнулся. Его оружие вернулось в его руки, он оглядел плохо освещенный коридор, готовый к атаке, но мужчина, похоже, был один.

Три шага, проверка тела — мертв — и бег по коридору. Он не слушал вопли и вопросы из камер. Только одна дверь была приоткрыта, одного пленника не хватало, и он даже не был удивлен.

Джулиен не знал, что точно тут произошло — когда Виддершинс сбежала, кем был мертвей, и пришел ли он освобождать Виддершинс, или с темной целью. Но он знал одно.

Воры и преступники Давиллона портили дома Демаса. И это было неприемлемо.

Кларенс Ритье, маркиз Дюкар и возможный наследник власти в Давиллоне, стоит чему-то случиться с герцогиней (храните ее боги) был крупным, как бык, а барон Дорелль напоминал ласку. Черты Дюкара были широкими, он словно смотрел на жизнь, прижав лицо к окну, и все его тело было таким же. Его сухие каштановые волосы были скрыты под париком длинных каштановых кудрей, уложенных должным образом, его пиджак и брюки были из лучшей коричневой ткани — но хоть его портные и старались, все плохо сидело на нем. Быка можно нарядить, но он останется быком.

Бальный зал поместья был полон разговоров, танцев и блуждающих аристократов. Их было так много, что Ритье был уверен, что скоро увидит их под потолком, и их одежда будет хлопать вокруг них. Почетный гость Уильям де Лорен не явился, может, опоздает на пару часов, но скорее устроит маркизу фиаско. Такой была цена власти и привилегий.

Ритье повернулся, глядя на раздражающих существ в его доме, и чуть не сбил одно из них. Красивая молодая женщина с бирюзовыми глазами, париком светлых волос и в бархатном зеленом платье с низким вырезом шла мимо, пока он размышлял, и он чуть не раздавил ее.

Еще одна бабочка.

— Прошу прощения, мадемуазель. Я так неуклюж. Простите.

— Хм? О! — девушка присела в реверансе, лицо было пустым. — Ничего страшного, милорд.

— Рад слышать. Могу я узнать ваше имя?

— Мадэлин Валуа, милорд, — сказала она. — Вечер прекрасен, милорд, если можно так говорить.

Дурочка.

— Рад знакомству, Мадэлин. И я рад, что вам у меня нравится.

— И я рада, — выдохнула она.

Он невольно сжал руки и зубы.

— Мадемуазель Валуа, боюсь, мне нужно повидать других гостей. Простите?

Она присела в реверансе, хихикая. Ритье убежал так быстро, как только позволяла вежливость.

Мадэлин закатила глаза, глядя вслед маркизу, и подавила смех. Мучить аристократов было весело, но близилось время для Мадэлин исчезнуть.

Она величаво поднялась по широким ступеням в ковре, они вели к балкону в доме, откуда было видно весь бальный зал. Она убедилась, что за ней никто не следит, Мадэлин скрылась за перилами балкона, пропав из виду для обитателей нижнего этажа. Она быстро бросилась к ближайшей двери, позволяя себе (и Ольгуну) послушать миг, есть ли звуки за ней, а потом проникла внутрь.

Это была гостевая комната, судя по простой кровати, шкафу и трюмо, которые она заметила, пока дверь не закрылась. В комнате снова стало темно, и лишь мерцали звезды, едва заметные за деревом у окна.

За секунды Виддершинс сняла бархатное платье, свернула его беспечно. Прохладный воздух комнаты вызвал мурашки на ее коже. Стоять почти без одежды было неудобно, и она надела черную тунику и перчатки, которые достала из мешка, скрытого под юбкой платья (она поблагодарила богов соглашения за дурацкие пышные юбки в этом году. Она могла спрятать там два мешка, еще три наряда и мула. Запихивая платье в мешок, она испортила кольца в юбке, и менять их было недешево, но все сразу не получишь, да). Она запихала платье в мешок, за ним отправился жуткий парик. Пояс инструментов и отмычек был на ее талии, рапира — на спине, волосы она убрала назад черной нитью. Она была готова идти.

— Мадэлин Валуа покинула бал, — прошептала она. — И просила передать извинения.

Ольгун рассмеялся.

— Хорошо, — тихо продолжила она, — не важно, что получим, пока ясно, чье оно, — Виддершинс нащупала дверь, пока говорила, двигаясь беззвучно, как призрак кошки. — Как только мы…

Ее правая нога что-то задела, и это что-то зашуршало по ковру, она чудом не наступила на это, когда вошла в темную комнату.

Виддершинс застыла, как статуя, и насторожилась. Зрение не помогало во тьме, уши не улавливали шум, кроме ее колотящегося сердца, а нос… стойте! Она что-то знакомое учуяла.

Ужасно медленно Виддершинс вытащила огниво одной рукой и кубик железа другой. Это был маленький фонарь, который она получила за большие деньги. Масла внутри кубика было мало, хватило бы минут на пять. Но его было легко спрятать в сапоге. Виддершинс зажгла фонарик, направила лучик себе под ноги.

Одна из служанок маркиза, судя по форме. Она лежала на полу, одна рука вытянулась за головой. Виддершинс пнула на пути к двери безжизненную руку. Рот бедной женщины был искажен в выражении ужаса. Спереди ее платье было в крови.

Было что-то ужасно хладнокровное в этом, и голова Виддершинс кружилась. Служанку не могли убить здесь, крови на ковре было мало. Кто-то вскрыл грудь женщины и бросил тело тут… Зачем? Чтобы спрятать хотя бы ненадолго.

Виддершинс с ужасом поняла, что убийца все еще тут. Или кто-то затаил обиду на служанку, и она не была намеренной жертвой. Скорее всего, она увидела то, что не должна была.

А если кто-то и умрет сегодня, то догадаться, кто жертва, было просто.

— Ох, елки… — ее удача ведь не была такой плохой? Каковы шансы, что…?

Миг безумных размышлений — даже два мига, ведь в первый она подавляла панику — и Виддершинс поняла, что, может, это не простое совпадение. Ритье принял архиепископа первым в Давиллоне, это был первый бал, куда его позвали. Эта ночь была первым шансом — бал отвлекал, учитывая, что Его преосвященство точно должен был прийти — и ни один убийца не упустил бы такой шанс. Потому и она действовала сегодня, а она лишь хотела облегчить кошелек мужчины!

— Разве так много — чтобы хоть раз все прошло гладко? — спросила она у комнаты, богов и вселенной. — Хоть для разнообразия?

Ее ответом была тревога Ольгуна.

— Ты прав. Нужно скорее убираться отсюда!

Бог был согласен.

— Решено. Уходим. Сейчас.

Она ощутила согласие Ольгуна. Но не двигалась. Ее ноги словно приросли к ковру.

— Окно лучше, — безжизненно продолжала она. — Там дерево. Я могу слезть на землю и убежать.

Она ощутила растущее нетерпение Ольгуна, будто шершень гудел в ее голове и у шеи. Но она не двигалась.

Убитая служанка с обвинением смотрела на нее, плечи Виддершинс опустились в поражении. Она спокойно и методично погасила фонарик, убрала его в карман. Она глубоко вдохнула.

А потом побежала, но не к окну, а к двери и в коридор, уже не скрываясь, ее приоритетом была скорость. Ольгун возмутился в ее голове, пока она бежала к лестнице, что поднимет ее выше, где, как она надеялась, был почетный гость.

— Знаю, знаю! — бормотала она, задыхаясь. — Но нам нужно это сделать!

Сомнение охватило ее и было таким густым, что в нем можно было утонуть.

— Я сбежала из тюрьмы два дня назад. Кого они обвинят, если де Лорена убьют?

Ольгун не был впечатлен ее аргументом. И ладно, Виддершинс он тоже не нравился. Бониард знал, что она не убивала, и она не собиралась начинать.

Но она бежала, перемахивая через три ступеньки, ее гнала необходимость, которую она не могла объяснить Ольгуну, не понимала сама. Может, когда она сможет подумать…

Ольгун закричал, ее нога опустилась на верхнюю ступеньку, и что-то прорезало тени коридора, сияя в свете ламп на этаже. Она вспомнила жестокую атаку Брока и бросилась в сторону.

Рапира оставила линию огня на ее ребрах, но рана была неглубокой. Она болела и кровоточила, это смешивалось с болью в животе, что не пропадала даже после пары дней, но это ее не замедлило.

Ее бросок унес ее за перила, желудок улетел в пустоту под ней. Выбросив ноги в сторону, она перевернулась, как мясо над невидимым костром. Жуткий миг она смотрела на пол почти в сорока футах внизу.

Она схватилась за край балкона. Мышцы напряглись, божество подтолкнуло ее, и Виддершинс выбралась за перила и рухнула на пол.

Ее бок болел от пореза лезвием, руки пылали от трюков, а сердце грозилось разбить ее грудную клетку изнутри. Она хотела лечь на месте, но предупреждение Ольгуна и шаги сообщили, что враг не успокоился.

Она не встала, не вытащила рапиру. Она ждала, баюкая рану, приманивая его ближе.

Убийца опустил рапиру, как копье у старых рыцарей, направляя ее в сторону раны на ее груди. Воровка перекатилась в последний миг, прижимая ладони к мягкому ковру. Убийца споткнулся, не попав ударом, а Виддершинс направила весь вес на уже уставшие руки и ударила, как мул, ногами.

Убийца охнул, страх усилился, когда он ударился о перила и улетел с балкона.

— Переворот, — сказала Виддершинс Ольгуну, — это… ох, зараза!

Крики донеслись снизу, и Виддершинс поняла огрех в наспех сочиненном плане. Убийца упал на отдыхающих отнюдь не незаметно.

Ольгун, хоть и переживал, не удержался от смеха.

— О, молчи! Клянусь, еще один комментарий, и мне сделают сапоги из божества! — она бежала, пока говорила, прижимая руку к ране на боку, стараясь не думать, что могла убить человека. Она слышала, что хаос внизу стал еще громче, уловила шаги на лестнице. Стражи Ритье, не иначе.

Мило. Этот вечер мог стать еще лучше?

Удача ее все же не бросила. Ольгун указал, что неподалеку было только три души, и только одна сияла для него огнем истинной веры. Без колебаний, понимая, что много мужчин с колющими предметами прибегут на этаж в любой миг, как волна, Виддершинс бросилась к двери. Она распахнулась, ударилась об стену, и воровка с потным лицом и кровью на боку ворвалась в комнату.

Старик в черной рясе встал из-за большого письменного стола, глядя на нее с тревогой. Он держал руку за спиной, другая обманчиво спокойно лежала на посохе, что мог спокойно пробить голову.

— Я могу чем-то помочь, юная леди? — спросил он недовольно, словно ее наглое появление было единственным поводом для тревоги.

— Нужно уходить! — прохрипела она, задыхаясь, кривясь от боли в ребрах. — Вы… в опасности! Вы…

Крики и стук шагов гремели в коридоре, отражаясь от каменных стен.

— Крысы! — рявкнула нарушительница с чувством. Де Лорен вскинул бровь.

Она пропала в окне под звон стекла, страж Ритье и краснолицый маркиз ворвались в комнату.

— Эм, ваше преосвященство… — Кларенс Ритье, крупный мужчина, сжался под пристальным взглядом архиепископа. — Вы… в порядке?

Старик не ответил, не моргнул. Маркиз Дюкар ощущал, что эти ошибки в поведении тяжко падут на его широкие плечи, понимал, что ночь была неприятной.

В тенях дальнего конца коридора, не замеченный стражей, Жан Люк — аристократ, убийца и гость бала маркиза — скривился. Он не скорбел из-за товарища, он ему не очень и нравился. Апостолу не понравится, что Жан Люк не выполнил задачу. Уильям де Лорен был жив, а после событий ночи он точно таким будет еще долго. Ритье предастся паранойе — не оставит архиепископа одного ни на миг, де Лорен даже не сможет один наполнять горшок своей святой водой. И хотя Жан Люк считал себя лучшим, он не собирался нападать на защищенного мужчину.

Нет, Апостол не будет рад, но это не было важно. Жан Люк мог кое-что рассказать ему, он узнал лицо, пока скрывался во тьме коридора.

Они неделями искали Мадэлин Валуа и не справились. Ее словно не существовало вне балов, а теперь Жан Люк знал, почему.

Все это время они искали аристократку, а искать нужно было воровку.

Глава девятая

ТРИ ГОДА НАЗАД

— Хватит ерзать, Севора тебя побери! Все давно закончилось бы, если бы ты замерла и дала человеку доделать работу!

— Я не могу! — жаловалась Адрианна, хмуро глядя на Клода и отходя от рук портного, ощупывающих ее. — Он тыкает меня иголками и… Ай! — она повернулась и ударила старика по лицу, оставив красный след на его щеке.

Клод оскалился и поднял кулак.

— Даже не смей…

— Клод!

Они с Адрианной застыли, он был готов ударить, она сжалась, а Александр Делакруа вошел в комнату.

— Этого достаточно, Клод.

— Но, сэр, она ударила…

— И я поговорю с ней об этом. А ты не поднимай на нее кулак. Это ясно?

— Сэр…

— Да или нет, Клод?

— Да, сэр, — прорычал слуга, стиснув зубы. А потом. — Я могу идти? Нужно готовиться к вечеру.

— Иди. А ты, — продолжил Александр, когда Клод покинул комнату, — зачем бьешь моих слуг?

— Смотрите! — Адрианна подняла палец с алым следом.

Александр Делакруа вскинул бровь, глядя на портного.

— Ты ее ранил, Франсуа?

— Потому что она не стояла смирно, господин Александр, — голос мужчины был уставшим, поза выражала смирение.

Александр мягко улыбнулся, коснулся плеча портного.

— Знаю, ты стараешься, — он протянул другую руку и помог старику встать.

— Благодарю, милорд, — последовал благодарный ответ, он встал, треща коленями.

Адрианна сжимала платье — намотанную ткань и украшения, которые Франсуа собирался чудом превратить в платье — и зло смотрела на портного, а еще на другую Адрианну, что смотрела на нее из зеркала в полный рост.

Комната была обставлена с изящной простотой, Адрианна ожидала такое от поместья Делакруа. Мягкие кресла стояли по комнате, словно готовые поймать того, кто упадет, под любым углом. Большой шкаф возвышался рядом с огромным зеркалом. Комод был с другой стороны, а перед ними — стул, на котором стояла Адрианна. Когда-то, пока она не умерла, тут была комната леди Делакруа, она любила шить, хоть множество слуг могло сделать это за нее.

Дверь тихо закрылась, Адрианна слышала, как аристократ и его слуга шепчутся в коридоре — точно о ней, о ее непослушании. Ей было все равно.

Но это ведь было не так? Она не хотела разочаровывать Александра.

Десять месяцев назад он пообещал отпустить ее, когда ее раны заживут. И она могла уйти, но они этого не хотели. Они много часов говорили, каждый учился о жизни, которую не представляли, и недели прошли незаметно. Адрианне нравился старый аристократ, да и, что удивительно, он был с ней добр. Она выздоровела, но не уходила, а он не просил ее.

Она не была пленницей. Она знала, что жизнь в стенах поместья Делакруа скучная, но лучше, чем была вне стен.

Многие люди, включая саму Адрианну, быстро думали о худшем. Старый вдовец, девочка с улицы, которой некуда идти… Не такой циничный разум, как у Адрианны, представил бы, что у Александра вульгарные, а не благородные мотивы.

Но Александр ни разу за все время не отнесся к ней как-то, кроме заботы и — неужели? — уважения. Он относился к ней, как к почетной гостье и дальней родственнице. Он многому ее научил, не только насчет денег, вложений и бизнеса, но и насчет высшего общества. Под присмотром Александра Адрианна научилась зарабатывать деньги и вести себя рядом с теми, кто управляет этими деньгами.

В сказках это было привычным делом, но не в реальности, но жизнь Адрианны была такой, хоть она и была уверена, что так не бывает.

Она лишь раз набралась смелости спросить у него:

— Вы меня прогоните?

Александр улыбнулся и сказал:

— Зачем мне так делать?

Адрианна все еще не знала, почему была тут. Кем она была для Александра Делакруа? Проявлением добра? Ученицей? Жалкой заменой для его детей, что не родились живыми? Она не знала, но месяцы шли, и она перестала сильно переживать.

Темными пятнами в поместье были только слуга и страж Клод — он не был рад Адрианне, в нем не было ничего доброго, даже слов — и дневные молитвы Севоре, богу-покровителю Делакруа. Клод вел эти службы, и потому Адрианне не нравилось это божество.

Может, тьмы было больше — порой бывали балы или вечера, куда ее не звали. Хоть Александр учил ее общению с аристократами, для них она была изгоем.

Это раздражало? Конечно. Но по сравнению с голодом, уязвимостью и жестокостью улиц, это можно было терпеть.

Александр в начале недели сообщил, что скоро проведет гала, и что в этот раз ее пригласили!

Ее радость длилась до первой встречи с портным и парикмахером, Адрианна сорвалась в процессе.

Она посмотрела горящими глазами, когда Александр вошел в комнату один.

— Я отпустил Франсуа отдыхать, — сказал он, изящно опустившись в ближайшее кресло. — Мы попробуем еще раз завтра.

— Как же!

Аристократ вскинул бровь, и это он делал часто при девочке.

— У тебя проблема, Адрианна?

— У меня? Проблема? С чего вы взяли? — она мелодраматично раскинула руки, ткань была скомкана в одной руке. Она осталась в белом нижнем платье. — Я три дня стояла в нижнем белье, позволяя этой змее вонзать в меня иглы и измерять те места, за которые я бы его побила, а все ради глупой вечеринки, где мне позволят постоять и поговорить о состоянии экономики, рынке, о наших действиях, и о том, зачем нам третья вилка? — она затихла, лицо пылало, она тяжело дышала.

— Закончила? — спросил Александр.

— Я дам знать.

— Хорошо. Пока ты думаешь об этом, подумай и о своем поведении сегодня, — он нахмурился, и это ранило Адрианну сильнее, чем она признавала. — Ты слушала меня эти месяцы?

— Да, но…

— Тогда объясни, почему ты постоянно смущаешь меня на этой неделе?

Ее щеки густо покраснели, она посмотрела на свои носки.

— Простите, я…

— Я пригласил тебя на бал, ведь решил, что ты готова. Если я ошибся, лучше скажи сейчас.

Кулак из неровного льда сжал сердце Адрианны. Она подняла голову и поняла, что в ее глазах слезы.

Лицо Александра смягчилось. Он подвинул стул к себе.

— Адрианна, — мягко сказал он, — присядь, — он склонился, и она тоже. Он обхватил ее ладони. — Знаю, всего много. Уверен, ты ощущаешь это тут все время. Но это не оправдывает такое поведение.

— Знаю, — прошептала она. — Простите.

Аристократ покачал головой.

— Я хотел сделать сюрприз, — продолжил он, — но, думаю, тебе это не нужно. Этот праздник для тебя.

Девочка растерянно подняла голову.

— О чем вы?

— Когда все закончится, ты будешь одной из нас. Одной из аристократии. Одна ты пока быть вряд ли сможешь, но ты перестанешь быть просто «постреленком Делакруа».

— Как… это возможно? Почему меня примут?

— Потому что придет графиня Лючень. Я ее пригласил для тебя, и она хочет прийти. И если она узнает тебя, даже если в угоду мне, остальные тоже так сделают.

Адрианна была потрясена. Ее руки дрожали, и ее ошеломленный разум смог выдавить лишь:

— Ох, блин.

Улыбка Александра тут же пропала.

— Что я говорил о таких выражениях?

Девочка вздохнула, но невольно улыбнулась от смены его тона.

— Настоящая леди не ругается, — повторила она за ним.

— Знаешь, почему?

Адрианна моргнула. Он не говорил этого, и она думала, что это был один из множества законов этикета.

— Потому что это не похоже на леди? — предположила она.

— Нет. Потому что настоящая леди должна обладать остроумием и воображением, или хотя бы сдержанностью, чтобы выражаться, не используя такие слова. А теперь, — он отпустил ее руки и встал, не замечая странное выражение, что возникло на лице его протеже от его слов. — Нам пора посмотреть, что Жаннетт сделала нам на ужин. И я скажу Франсуа, что следующая встреча будет рано утром, — он многозначительно посмотрел на нее. — Я могу рассчитывать на твое примерное поведение, Адрианна?

Девушка вздохнула.

— Если он больше не будет жалить меня иголками, я буду стоять смирно.

— Хорошо. Он закончит, и Беатриче займется твоими волосами, — он зловеще улыбнулся, шагая к двери. — А ты думала, стоять ради платья долго…

Адрианна сжалась на стуле.

— Ох, бл…

— Да? — лицо Александра застыло, он замер на пороге, сжимая ручку. — Что?

— Елки.

— Это моя девочка, — дверь закрылась.

Глава десятая

НЫНЕ

— Ладно, ладно! Я иду! — старик в гостиной маленького дома, где было чисто, как в бараке, ждущем осмотра, прошел к входной двери. В одной руке он нес маленький фонарь, ведь уже потушил свет, собираясь спать. В другой он нес тяжелую дубинку, которой умело владел даже в своем возрасте и мог разбить пару черепов. Он не ждал беды, но и не ждал гостей — а страж Давиллона на пенсии знал о предосторожности.

Он долго возился с замком и засовом на двери с занятыми руками, но все же приоткрыл дверь, чтобы увидеть, кто ждал на другой стороне.

— Хорошо, я буду… Заходи, майор! — дверь широко открылась.

— Благодарю, сержант, — сказал ему Джулиен Бониард, пересекая порог и снимая шляпу с пером.

— Не стоит, майор, — сказал бывшему протеже Кристофер Чапелла с улыбкой, что была шире, чем за годы работы вместе. — Я уже не сержант. Или мне звать тебя констеблем?

Джулиен тоже улыбнулся.

— Было время, когда другое обращение к вам лишило бы меня недели сна от ужаса.

— Хватит «сэр», если так будет удобнее, — он все еще улыбался. — Присаживайся, майор. Боюсь, так поздно у меня ничего не, но я могу предложить бренди.

Это была проверка и предложение, и Чапелла видел по лицу юноши, что он знал это.

— Ничего не нужно, благодарю, — сказал Джулиен, выбрав стул.

— Так ты не для общения тут? — старик сел напротив гостя. — Посмотрим. Ты считаешь, что ты на посту, но ты тут не по официальному делу. Тебе нужен мой совет в чем-то, не так ли?

Джулиен невольно рассмеялся.

— А вы не утратили хватку.

Чапелла хмыкнул.

— Я мог бы хоть завтра вернуться на работу, если бы взяли, — он продолжил серьезнее. — Рассказывай, парень.

И он рассказал про все с ареста Виддершинс до странного случая в поместье Ритье, от мужчины, которого пришлось убить, до мертвого стража, обнаруженного после.

— Чудовищно! — согласился Чапелла, надувшись от праведного гнева и забыв, что он уже не часть стражи. — Прийти в один из наших штабов…

Джулиен кивнул.

— Не знаю, что задумала Виддершинс или Гильдия искателей. Не знаю, в опасности ли Его преосвященство. Но я знаю, что ситуация накаляется, а в Давиллоне это сейчас недопустимо. И я понятия не имею, что придумал Скрытый лорд, он должен переживать из-за визита де Лорена, как мы!

Чапелла кивнул и позволил майору продолжать.

— Нельзя, чтобы гильдия думала, что с таким можно уйти. Но мы не можем допустить открытую войну, даже если бы этому было теологическое обоснование.

— Хочешь моего совета, парень?

— Ах, не совсем, сэр. Мне нужна ваша помощь.

Чапелла снова увидел, на что робко намекает Бониард.

— У тебя уже есть план. Но страж не может так себя вести, и тебе нужен тот, кому ты доверяешь изнутри.

— Примерно так.

— Я не буду помогать с чем-то незаконным, майор.

— Я и не ожидал, сэр, — убедил его Джулиен. — Не то, чтобы стража не одобряла это, но они сочтут меня не подходящим для этого дела по причине безумия, если узнают, что я думаю о таком.

Чапелла отклонился на стуле, вдруг пожалев, что не достал бренди.

— О, Демас, я не должен переживать об этом, да? Хорошо, послушаем…

Комната казалась темнее, чем раньше, словно тени плодились, и новое поколение наслаивалось на фундамент старого. Жану Люку не нравилось приходить в это место даже в хороших обстоятельствах. Сегодня он принес новости, хоть и провалил задание.

Высокородный убийца стоял напряженно в центре комнаты, на равном расстоянии от тяжелых черных дверей и «злой стены» напротив них. В свете факела он почти мог разглядеть жуткий лик, глядящий из темного камня. Пляшущий свет создавал жуткую иллюзию, что лицо смеется над ним.

Тишину нарушал шепот одного из убийц за ним, треск факелов и ровные шаги Апостола, расхаживающего перед ликом и размышляющего об отчете Жана Люка.

Наконец, он замер перед идолом и повернулся к собравшимся убийцам.

— Ты принес, — сказал он, — ценную информацию, даже ценнее, чем ты думаешь. Я благодарен тебе за это. Но при этом ты не справился с не менее важным заданием, которое было в сфере твоих умений. Поэтому благодарность отменяется.

Убийца зарычал, сжимая кинжал.

— Откуда нам было знать, что явится воровка и все испортит.

— Ты и не должен был это знать, — согласился Апостол, драматично разведя руки. — Задание было поручено вам, шестерым, но в доме были только двое. Это не лучшее исполнение задания.

— Мы думали, Жан Люк справится! — возмутился убийца. — Мы и вшестером не одолели бы стражу маркиза, и раз нужно было пробраться незаметно, мы подумали, что группа меньше…

— Если бы вы все там выполняли работу, для которой вас наняли, Адрианна не прошла бы мимо. Теперь мне не только нужно выследить ее, но и найти того, кто справится с архиепископом.

— Кого-то еще? — убийца был возмущен, все за ним согласно зарычали, и только Жану Люку было не по себе. — Нельзя просто прогнать нас! Вы должны…

— Вы не смогли выполнить работу, — перебил Апостол, обрезая их протесты, как конечность с гангреной. — Все справедливо. Однако, — продолжил он спокойнее, пока не начались споры, — у меня есть для вас другое задание. Награда за него меньше, чем за архиепископа, но, думаю, мы договоримся.

Убийца недовольно нахмурился, все еще сжимая в кулаке кинжал, но он еще не лишился разума.

— Хорошо, послушаем.

— Минутку, мой нетерпеливый друг. Мне нужно помолиться и попросить указать следующий шаг. Я прошу у вас всего пару минут. Кроме тебя, — он величаво указал на Жана Люка. — Подойди ко мне.

Убийца-аристократ побелел, хоть в тенях комнаты это было незаметно, и с неохотой шагнул вперед.

Апостол повернулся к лику и заговорил тихо и нараспев, его губы, язык и горло издавали слова на таком языке, который Жан Люк никогда не слышал. Он звучал… дико. Язык явно был древним, был будто нечеловеческим.

По комнате летал один слепень, тихо жужжа, а потом опустился на пол и выплюнул что-то мелкое и непонятное, в крови. Насекомое содрогалось, словно в припадке, а потом взорвалось, добавив свои соки к тому, что уже было на полу.

Появился второй слепень. Он тоже выплюнул что-то странное в растущую кучку, а потом взорвался. За ним был третий, четвертый, пятый, а потом комнату заполнило гудение тысячи слепней, и даже глупые убийцы поняли, что что-то не так.

Они появлялись отовсюду. Из углов комнаты, из-за двери, из складок ткани, даже из ушей, ноздрей и ртов перепуганных убийц. Они летели, зло гудя, добавляя в кучку на полу. Комнату заполнил тошнотворный едкий запах гнили. Воздух расплывался от тяжелого запаха.

Убийца в кожаном костюме посмотрел на свою руку, увидел, как она сжалась, как мышцы и плоть пропадали под кожей, и он понял, что происходит.

А с осознанием пришла боль. Вдруг мужчины стали не только видеть ужасную судьбу, что ждала их, но и ощутили ее, чувствовали каждый кусочек, что сплевывали насекомые. Четыре рта раскрылись для крика, может, для мольбы. Но раздалось только бульканье, жидкости смешались в их легких. Кровь и желудочный сок вырвались из-за их потрескавшихся губ; глаза впали, жидкости бурлили и стекали по впавшим щекам жуткими слезами. Конечности согнулись, кости и сухожилия в них стали жидкостью.

Куча на полу стала пульсировать в такт невидимому сердцу. С каждым ударом масса шевелилась. С одним ударом появились выступы, что не пропали после, а остались, несмотря на давление жидкостей.

Ужас длился долгие минуты, беспомощные люди извивались на полу, сдуваясь, пока не осталась только мокрая одежда с кольцом зубов неподалеку.

Жан Люк упал на колени, его стошнило, и желудок долго содрогался, даже когда опустел. Апостол стоял над ним с задумчивым видом, глядя на изменения.

Масса на полу стала напоминать по форме человека. Она дрогнула раз, другой и встала на ноги. Грубая кожа покрыла поверхность. Пальцы сжались, проверяя мышцы; глаза выкатились в пустые глазницы. Наконец, существо возвысилось над глядящими смертными, и Жан Люк был уверен, что жуткую судьбу его товарищей было не сравнить с тем, что чудище сделает с ним. Жан Люк был благодарен этой ночью ужасов только за одно — что слабый свет в комнате не давал разглядеть детали чудища.

Но ему и не нужно было смотреть сейчас. Он видел его два года назад…

— Знаешь, почему ты жив, Жан Люк? — осведомился Апостол. — Знаешь, почему ты не стал частью моего питомца, как твои товарищи?

— Я… я…

— Возьми себя в руки! Это ты рассказал мне об Адрианне. Это тебя спасло. И мне нужны твои связи с преступниками города, чтобы отследить ее и направить моего питомца к ее порогу.

— О, боги, нет! Прошу, вы не можете…

— Могу. Мои люди сопроводят тебя. Вас обоих. Справишься, и поражения будут забыты. Подведешь меня снова, Жан Люк… — заканчивать угрозу не было смысла.

Жан Люк смотрел, как демоническое создание рушится, плоть сминается, как старая бумага, а потом разглаживается в облике человека. Вблизи было ясно, что это не смертный, но на улице ночью оно не привлечет внимания.

А потом с нечеловеческой улыбкой оно поклонилось и указало на дверь, пропуская рыдающего убийцу вперед.

— Майор, не мне вам указывать, как работать, но разве вы не делаете лишнего?

Джулиен Бониард раздраженно посмотрел на священника в черной рясе — он спокойно сидел перед ним, сцепив пальцы на письменном столе — попытался сморгнуть первые признаки головной боли. Комната была чистой, аккуратной; это удивляло, ведь люди Бониарда вчера перерыли ее, пытаясь найти следы нарушителя. Юный монах за де Лореном нервно расхаживал, заламывая руки и бормоча под нос. Они втроем, а еще шестеро стражей за дверью, четверо под окном и два десятка в доме, ждали, когда процессия отправится в следующий временный дом архиепископа.

Страж покачал головой.

— Лишнего? Я так не думаю, Ваше преосвященство. На вашу жизнь уже покушались, и маркизу Дюкару теперь будет плохо. Нам повторение не нужно.

Де Лорен нахмурился.

— Это ради меня или следующего аристократа, что может пострадать?

— Честно скажу, ваше преосвященство, все сразу. Вот ваш помощник знает, что дело тревожное. А почему вы не переживаете?

Архиепископ вытянул шею.

— Брат Морис, — мягко упрекнул он, — вы протрете дыру в ковре доброго хозяина.

— Хорошо. Может, так вы сможете сбежать при следующем нападении.

Архиепископ широко улыбнулся.

— Вот видите? — спросил он у Бониарда. — Морис переживает за обоих. Для меня переживания излишни, а я не люблю тратить силы зря. Итак, — быстро продолжил он, пока красное лицо майора не привело к чему-то неприятному, — расскажите о юной леди, из-за которой вы переживали.

Если де Лорен хотел успокоить стража, то он плохо выбрал тему. Джулиен оскалился и заметно разозлился.

— Нечего рассказывать, ваше преосвященство. Я найду ее и задушу голыми руками, — он отмахнулся, словно прогонял насекомое. — А остальное не так и важно.

— Но мы восприняли это лично, — отметил архиепископ. — Что у вас против бедной девочки, которую вы хотите убить из-за меня?

Джулиен нахмурился сильнее, мышцы напряглись так, что лицо могло перевернуться. Он преувеличил, конечно. Он не собирался убивать Виддершинс, но тихий упрек архиепископа все равно был как пощечина.

— Ваше преосвященство, у меня сгоревшее здание, мертвый страж, еще один не может работать неделю, пока у него заживает голова, а я чуть не встретился с богами!

— И вы думаете — она в ответе?

— По крайней мере, она меня обхитрила, — признал страж после пары глубоких вдохов. — Я все еще не знаю, как она это сделала, но она обыграла меня и при этом сбежала из тюрьмы с семнадцатилетним рекордом тошноты.

— Тошноты? — с опаской спросил де Лорен.

— Побег, — объяснил он, чуть покраснев. — Когда кто-то сбегает, мы, кхм, говорим, что тюрьму им стошнило. Что его выбросило.

— Ясно. Как гадко.

— Да. Ах, я имел в виду, что из этой тюрьмы никто не сбегал уже семнадцать лет, ваше преосвященство. Но она сделала это, использовав меня. Этого уже хватило бы, чтобы меня разозлить, но ведь это не все!

— Я бы не догадался, — прошептал Морис, проходя мимо плеча архиепископа.

— Тише, — де Лорен прикрыл улыбку рукой. — Продолжайте, — сказал он громче.

Страж не прокомментировал их шептания.

— Я думал, из-за ее покушения ваше настроение будет хуже, чем у меня, ваше преосвященство. Даже с доктриной о прощении вы совсем не переживаете из-за этого.

— Доктрина о прощении. О. приятно видеть, что массы радостно принимают учения церкви.

— Я…

— Майор, я уже говорил вам — и не раз, хоть повторяю только на классической проповеди — эта девочка… — он нахмурился. — Каким странным именем вы ее называете?

— Виддершинс. Многие воры Давиллона…

— Виддершинс, да. Я ведь говорил, что Виддершинс приходила не навредить мне прошлой ночью.

— Ваше преосвященство, при всем уважении…

— Заявление, — отметил де Лорен юному монаху, — и близко не стоит с уважением.

— Непочтительно, — подтвердил Морис.

— Верно, — архиепископ снова улыбнулся. — Я могу угадать, майор? Вы хотели в самой уважительной манере сказать мне, что я глупый старик, который слишком легко прощает, не может отличить нож убийцы от ножа для масла, и что я не замечу опасность, пока она не укусит меня там, где я сам не смогу, как одержимый представитель церкви. Я прав?

Джулиен стиснул зубы.

— Майор, — продолжил он, склонившись над столом, веселье пропало с лица, — позвольте мне быть спокойным и понятным. Я ценю вашу тревогу за мое здоровье. Я ценю то, что вы стараетесь выполнить свою работу как можно лучше. И я рад отметить, что меньше вас знаком с кровавыми аспектами жизни. При этом я знаю жестокость. Моей жизни много раз угрожали, и я много раз защищал ее. Я верю в загробную жизнь, и я уверен, что попаду в приятное время, когда придет мое время, но я не спешу проверять это. Я не идиот, какие бы сплетни вы ни слышали, и я не старый дурак, отвлекшийся на милое личико. Когда эта Виддершинс ворвалась в мою комнату, она была ранена, пыталась предупредить меня об опасности. Как вы сами рассказывали, она неплохо справилась с другим опасным парнем в доме, он вполне мог причинить мне вред. Так почему я должен опасаться этой девушки?

— Ваше преосвященство, — сказал Бониард, пытаясь сохранить голос ровным, — я признаю, что она не хотела убить вас. Это не в ее стиле. Но она связана с людьми опаснее — и, если забыть об убийстве, она явно приходила обокрасть вас. Я это не одобряю, и кто-то хочет навредить вам. Так что вы все равно в опасности. И Виддершинс все равно с этим связана, у меня есть только зацепка в виде нее. А теперь простите, я должен проверить, готова ли карета, — сжав кулаки до скрипа кожаных перчаток, майор встал, сдержанно поклонился и ушел из комнаты.

— Это, — отметил Морис, встав у левого плеча архиепископа, — уже серьезно.

— Точно, — согласился Уильям. — Морис, — вдруг сказал он и повернулся к другу, — ты не поедешь со мной в наш следующий дом. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Я — очень занятая женщина, Жан Люк, — Лизетта Суванье склонилась, как ястреб, над столом, ее лицо жутко озаряла лампа между ней и незваными гостями. — У меня нет для вас работы, и я вас не звала. Так что ты и твои…

Она раздраженно хмурилась, глядя на собравшихся. Жан Люк всегда казался ей просто денди — смутно напоминал ей Ренарда Ламберта, если подумать, хоть ему и недоставало яркости того вора — но работу он выполнял неплохо. Она не знала остальных: двое в дуэльных жилетах и с дешевыми рапирами казались местными бандитами. Последний был высоким, в поношенном плаще, его руки и лицо были забинтованы, словно он скрывал страшные раны. Только факт, что Жан Люк работал на гильдию раньше, поклялся, что дело срочное, пропустило их мимо стражи. Рыжеволосая начальница собиралась наказать кого-то, если дело не важное.

Или хотя бы интересное.

— Ты и твои друзья тут делаете? — закончила она, крутя кинжал меж пальцев, царапая тяжелый стол лезвием. В комнате раздавался звук вылетающих щепок, порой отражался от стен.

— Вообще-то это плохо для стали, — сказал спокойно Жан Люк.

— Ох, спасибо, а то я раньше кинжал не держала. Он еще и острый, да?

— Я просто…

— Просто хотел сказать, зачем вы здесь, и почему я должна говорить с тобой, если ты бесполезен, и почему я не должна перерезать вам глотки и бросить вашитела в яму крысам? — она злобно улыбнулась. — На последнее можно не отвечать, если сложно.

Жан Люк ответил улыбкой, ни капли не боясь.

— Мне стало интересно, когда это Гильдию искателей захватили дураки?!

Лизетта отклонилась на стуле. Он ведь не говорил о попытке убить Виддершинс в тюрьме? Ни Скрытый лорд, ни кто-то вне гильдии не могли связать ее с этим! Но о чем он тогда…?

— Объяснись, и быстро! — зашипела она на него.

— Что на вас нашло, — продолжил Жан Люк, игнорируя позу женщины, — что вы решили напасть на архиепископа? Такое внимание худо и для нас, и для вашей ценной гильдии!

Мастер заданий щелкнула зубами, как медвежьим капканом, выдавив лишь:

— Что?!

— Архиепископ, — медленно повторил Жан Люк, словно объяснял что-то ребенку. — Один из ваших воров покушался на его вещи позапрошлой ночью. Мой наниматель…

— И кто же это? — перебила она.

— Ясное дело, я не могу поведать это, мадемуазель. Скажу лишь, что из него выйдет опасный враг, — он отмахнулся, словно стряхивая нить паутины с перчатки.

— У меня много врагов, — скованно сказала Лизетта, когда стало ясно, что больше он ничего не ответит. — Еще один меня не пугает. Но мы на такую операцию добра не давали. Может, вы мне расскажете больше?

— Правда? — Жан Люк отклонился, задумчиво потирая подбородок. — Я не сомневаюсь в ваших словах, но поверить сложно. Она — точно профессионал.

— Она? — лицо Лизетты загорелось ярче лампы. — Опиши ее, — проворковала она.

Жан Люк пожал плечами и начал. Он лишь назвал цвет волос и глаз, и глаза Лизетты вспыхнули ярче погребального костра.

— Виддершинс! — улыбка женщины была сразу волчьей и змеиной.

— Серьезно. У ваших людей нет нормальных имен?

Лизетта не слушала его.

— Ей было приказано держаться подальше от де Лорена! Я говорила им, что от нее будут проблемы, но нет, пусть у нее будет шанс решить! Теперь она сама себе конец устроила, да?

«И все упростила для меня и Брока».

Жан Люк встал и вежливо поклонился женщине напротив него.

— Вижу, это стало внутренней проблемой гильдии. Мы не будем вам мешать, ведь знаем, что вы уладите ситуацию. Хорошего вечера.

— Минутку, Жан Люк, — перебила начальница, когда он встал, ее голос был масляным. — А что же вы делали в поместье Ритье, раз увидели там Виддершинс?

Убийца провел рукой по жилету.

— Я был гостем, — просто сказал он.

Лизетта Суванье не была глупой; Жан Люк был аристократом, да, и он мог невинно посещать вечер, но она этому не верила. Он выполнял там свою работу, и в городе начнется хаос, если он намеревался убить де Лорена. Ей хотелось узнать от него ответы, но она знала, что ничего не выйдет.

Но варианты были всегда.

Лизетта прогнала его, дождалась, пока гости уйдут, а потом покинула комнату. Она прошептала указания ближайшему стражу, тот кивнул и убежал по коридору; она пошла в другую сторону.

Теперь Виддершинс дала Лизетте повод разобраться с ней. Даже Скрытый лорд не возразит, если она теперь будет действовать, чтобы не казаться слабой. Лизетта была готова бежать по темным коридорам вприпрыжку, и многие искатели сжимались от страха при виде ее зловещей улыбки.

Кутаясь в изорванный плащ, здоровая и больная руки были в повязках нищего, Генри Робе ждал в тени ближайшего переулка. Его товарищи какое-то время были внутри, и бывший страж все сильнее переживал, что что-то пошло не так — или что один из часовых гильдии решит, что он не просто попрошайка, и прогонит его. Еще пару минут, а потом…

Слава богам, Жан Люк и остальные вышли целыми. Они огляделись, на миг убийца встретился с ним взглядом и кивнул. Хорошо, все получилось. Теперь его очередь.

Жан Люк и остальные пропали в переулке, за ними через миг — как и ожидалось — несколько воров гильдии, решивших узнать, кому они служили. Робе отпустил их — они были не его тревогой.

Вторую группу вел крупный хромающий мужчина с молотом — их он и ждал. Робе пошел за ними, держась теней.

— Вижу, не вы один сходите с ума из-за этой ночи, майор.

— Конечно, — сказал Джулиен Бониард, вытаскивая рапиру и ножны из-за пояса. — Вы тут со мной, сэр.

— Изумительно. Но я не об этом, — Чапелла сжал плечи стража, развернув его, чтобы он посмотрел с края крыши, на которой они стояли. Сверху они смотрели на множество групп, расходящихся по улицам.

Джулиен прищурился при виде второй группы.

— Это явно тот великан, который бился с Виддершинс, — отметил он.

— Хорошо. За ним. Это намного благоразумнее.

— Вы сами согласились, сэр.

— Нет. Я согласился помочь тебе, потому что меня замучила бы совесть, если бы тебя убили, когда я мог что-то сделать. Но я все равно считаю тебя безумным.

Глаза юноши немного расширились, Чапелла буркнул, что годы не в форме заставили его забыть, что нужно следить за языком.

И старый сержант мог лишь следить за товарищем — другом — идущим по скрипучей лестнице без оружия к сердцу преступлений Давиллона.

Джулиен старался дышать ровно, а плечи держать прямо, приближаясь к двери, но он ничего не мог поделать с потом на ладонях, с волосками, вставшими дыбом на его шее. Гильдия искателей существовала долго, ведь была умной — они не убьют стража без повода. Но случай в тюрьме показывал, что их отношение могло измениться, или же в умной гильдии тоже встречались дураки.

Слабый ветерок проносился над дорогой, принося запахи леса, мяса, дыма, шурша плащом Джулиена. Он был уверен, что за ним следят, что у гильдии есть люди на улице, но не мог их заметить. Кулаком, что не дрожал, чем Джулиен гордился, страж постучал в дверь.

Хитро скрытая панель в двери — Джулиен и не подозревал, что она была там — отъехала с громким щелчком. Он не видел толком человека за дверью, лишь догадывался, что там была женщина. Ее голос подтвердил догадку, когда она рявкнула:

— Мы закрыты в это время и не ищем новых клиентов.

— Я хочу увидеть Скрытого лорда.

Это было достаточно неожиданно, ее рука замерла, не закрыв проем.

— Что?

— Ты слышала. Не будем тратить свое время, делая вид, что в этом месте все не так. Мне нужно срочно поговорить со Скрытым лордом.

— Ты… — женщина не понимала, как ответить. — Ты безумен!

— Почти, — сказал Джулиен. — Все ближе к этому с каждой минутой, пока мы тут спорим. Я без оружия. Я ничего плохого не задумал. Будь хорошей воровкой, впусти меня, — она прищурилась. — Даже не думай. Я не один.

Он помахал, и по сигналу фонарь вспыхнул на крыше, быстро погас. Джулиен знал, что Чапелла уже шел к следующей точке, если воры решать проверить источник света. Но этого хватило, чтобы доказать, что за Джулиеном следили глаза по обе стороны закона.

— Так, — продолжил майор, — выбор такой. Ты можешь не впустить меня и рискнуть шансом, что твой хозяин хотел услышать мою информацию. Ты можешь меня, конечно, убить, но тогда это будет хладнокровное убийство стража — еще и со свидетелем — возле своей штаб-квартиры, и тогда твой босс тоже не обрадуется. Или ты можешь впустить меня и дать поговорить с ним, а он уже решит, что делать со мной и моими новостями.

Прошла почти минута, воровка пыталась понять, как действовать в ситуации, к которой ее не готовили. А потом Джулиен услышал щелчок тяжелого засова. Дверь медленно открылась перед ним, нервно сглотнув и помолившись Демасу, он понял, что ощущает запоздалые сомнения. Майор Джулиен Бониард пересек порог штаб-квартиры Гильдии искателей.

Лизетта шла по темным коридорам, пустым червям, что извивались в глубинах Гильдии искателей. Здание было скромным снаружи, но под ним был настоящий комплекс, что затмил бы дворец короля. Тот, кто не знал это место, мог блуждать там днями, если страж не находил его раньше.

Лизетта добралась до огромного каменного храма в центре комплекса. Она опустилась на колени на длинную мягкую подушку, которую кто-то заботливый оставил перед идолом, и сердечно поблагодарила покровителя.

Ей помешали пятнадцать минут спустя, дверь тихо прошуршала.

Она смотрела на бога воров Давиллона. Лизетта встала, как змея. Только когда она отвела взгляд от божества из камня, она повернулась к прибывшему и кивнула.

— Он хочет вас видеть, — сказал вор. Он не сказал, и она не спросила, кем был «он». Вскинув голову, она пошла в комнату, полную дыма.

— Я так понимаю, у нас гости, — сообщил сразу же Скрытый лорд.

— Да, — подтвердила она.

— Расскажи.

Лизетта долго говорила, триумф на ее лице искажал только периодический кашель от дыма, что щекотал горло. Но, когда она закончила, тишина длилась дольше ее речи, и лорд сидел неподвижно, обдумывая ее слова.

Мастер заданий улыбнулась.

— Я говорила, она сама даст веревку, чтобы ее повесить. Пора затянуть петлю.

— Я… — ей показалось, или Скрытый лорд замешкался? — Да, наверное…

Его слова заглушил громкий стук в дверь.

— Войдите!

Один из Искателей — тот, что привел Лизетту из храма — заглянул в дверь.

— У вас посетитель.

— Ты не видишь, мы заняты? — рявкнула Лизетта, злясь, что момент ее триумфа перебили.

— Д-да, госпожа, но вам нужно его увидеть, — и тогда Лизетта заметила потрясение мужчины.

— Наш клуб сегодня популярен, — отметил лорд, пока его лейтенант не заговорила. — Хорошо, впустите его.

Она не знала, чего ждала, но не мужчину в форме с флер-де-лисом стражи Давиллона. Лизетта невольно вдохнула сквозь зубы, и даже Скрытый лорд, скрытый дымом и одеждой, дрогнул от удивления.

— Его обыскали, — сообщил вор за дверью. — Не меньше трех раз. Он без оружия.

— Иди, — просто сказал лорд, и вор пропал, закрыв за собой дверь. — Вы храбрец, констебль…?

— Или глупец, — буркнула Лизетта не очень тихо.

— Майор, — исправил мужчина. — Я бы хотел пока не уточнять имена.

Лизетта хотела возразить, но передумала. Лучше посмотреть, куда он клонил.

— Хорошо, майор, — прорычал рот за капюшоном. — Если мы не будем вежливыми, какого черта вы творите?

— Я думаю, что нам не нужна открытая резня на улицах Давиллона, так что при всем уважении, пожалуйста, скажите, какого черта вы делаете?

Лизетта попыталась скрыть ухмылку — отчасти, ведь ей нравилось, что кто-то еще не жался перед лордом, а еще потому что знала, что будет. Если страж злился из-за поведения Виддершинс при архиепископе, то это будет дополнительный повод поймать ее и…

— Отправили в тюрьму убийцу, «мой лорд»? Убили стражей? Хотите войны?

«Черт…».

— Потому что, «милорд», если нам придется обратиться с петицией к де Лорену, мы готовы…

— Майор, заткнитесь.

Страж закрыл рот.

— Вы будете терпеть это от него? — осведомилась Лизетта, пытаясь увести мужчину из комнаты. — Нам нужно…

— Мастер заданий? Постарайтесь замолчать, как майор!

Ее лицо покраснело под стать волосам, оно пылало от болезненной ярости. Она послушалась.

— Чудесно! А теперь… — лорд склонился, словно паря среди дыма. — Скажите, майор, что произошло?

— С чего вы взяли, — спросил он после истории, — что это Гильдия искателей?

— Все было продумано, — сказал майор. — Его товарищи устроили пожар, отвлекли стражу. У них были деньги, он предлагал большие взятки. И все это случилось при свидетелях. Редкие хотели описывать одного из ваших товарищей.

— Ясно. И вы уверены, что он был там за Виддершинс?

— Да.

Лизетта кипела, но она ничего не могла сделать.

— Только ее дверь была открыта, и только она пропала, — продолжил страж. — Я не знаю, хотел он убить ее или освободить, но страж мертв из-за этого. Если вы будете приходить к нам, мы не позволим…

— Майор, я уважаю риск вашего появления тут. И вы сделали это не ради нас — открытая война нам не на пользу, но вам от этого хуже. Поверьте, я не одобрял операции в вашей тюрьме, как и не приказывал убить или освободить одного из пленников.

— Ясно. Но я не могу просто поверить и забыть…

— Я и не прошу. Мастер заданий?

— Что? — подавленно спросила она.

— Распространите за меня. Тот, кто в ответе за это, должен признаться за этот день. Если он так сделает, его отдадут стражу для наказания.

— Это не убедительно…

— Если нет, то я узнаю, кто это, и сам накажу.

— Ох.

Майор хотел вмешаться, но передумал.

— А еще, — добавил Скрытый лорд, глядя на стража, — если вы найдете заговорщиков раньше нас — но с доказательствами, майор — никто в гильдии и палец не поднимет, чтобы скрыть их от вас, и вы сможете арестовать их. Думаю, этого — и того, что вы уйдете целым — должно хватить, чтобы конфликт не возник из этого недоразумения?

— Думаю, да, — согласился страж, он не смог скрыть облегчение в голосе.

— Отлично, — лорд потянул короткую веревку в дыму, и дверь открылась. — Проводите его наружу, — приказал он. — Вежливо.

— Ах, конечно, — ответил вор и ушел, а майор поплелся следом.

— Вы об этом не знали, начальница?

— Конечно, нет, — хмуро сказала она.

— Я рад.

— Это не отменяет поступка Виддершинс. Мы все еще должны…

— Нет.

Рот Лизетты раскрылся.

— Я разочарован в поступках Виддершинс, — сказал Скрытый лорд, его тон стал тяжелее от налета сожаления. — Но даже если Жан Люк прав…

— У нас нет повода не верить ему, милорд, — возразила Лизетта, паникуя, ведь долгожданная победа ускользала от нее. — Это на нее похоже. Скрывает доходы, не платит налог… Это точно она…

— Я выслушаю это от нее. Убийца был полезен в прошлом, но он не один из нас. Я выслушаю ее признание или отрицание, как сделал бы с любым своим вором. А еще, — продолжил он, не дав Лизетте возразить, — даже если убийца говорил правду. Виддершинс оказалась в чем-то большем, куда вовлечены мятежники из моей гильдии. Я не потерплю такого в моем доме. Так что слушай внимательно, Суванье. Я хочу ее живой.

Хоть это была его комната, и он сам отпускал посетителей, Скрытый лорд поднялся на ноги с этими словами. Два шага назад, и он пропал в шторах цвета дыма, оставив Лизетту кипеть в густом тумане.

— Как все прошло? — спросил Чапелла, следуя за напряженным майором.

— Я жив, — Джулиен поднял руку. — Так что неплохо.

Старый сержант вложил в ладонь юноши рапиру, ждал, пока он пристегнет ее, а потом отдал его пистолет.

— Думаю, я узнал кое-что важное, — сказал Джулиен. — За случившемся стояли не Искатели. Они не хотят войны, как и мы, и они переживают, что де Лорен может одобрить ее.

— Если им можно верить, — отметил Чапелла.

— Да, — и они шли в тишине, слышались только их тяжелые шаги.

Глава одиннадцатая

ВСЕ ЕЩЕ НЫНЕ

— Ай!

— Хватит ерзать, Шинс. Я бы уже закончила, если бы ты постояла смирно минуту!

— Не могу, — пожаловалась воровка, ощущая дежавю, отходя от умелых, но не нежных рук подруги. — Ты меня ранишь.

— О, во имя Банина, Шинс! Ты все время ноешь! — возмутилась Женевьева, прижимая к ране полоску ткани, пытаясь в третий раз впитать кровь. — Будет болеть дольше, если мне придется начинать каждый раз заново, так что хватит шататься, дай мне это доделать! И было бы лучше, если бы ты сразу пошла ко мне.

Виддершинс стиснула зубы, отчасти от боли, отчасти, чтобы не выпалить что-то. Не стоило злить человека, что тыкал и вытирал рану.

После ее прыжка в окно архиепископа и падения на землю поместья Ритье она поспешила по переулкам Давиллона к одному из укрытий, пробыла там почти весь день, пока не убедилась, что ни стража, ни искатели не проследовали за ней от поместья. Только тогда она с неохотой пошла в «Дерзкую ведьму». Больше ей идти было некуда, хоть она не обвинила бы хозяйку таверны, если бы она выставила ее за дверь.

Женевьева, конечно, так не сделала. Она устала от ночи в таверне, но Жен обвила подругу руками и провела к столу. Жен зажгла лампы, собрала вещи и дала Шинс крепкий напиток, чтобы заглушить боль, а потом начала обрабатывать рану смущенной воровки и читать нотации.

Виддершинс почти не слушала ее. Она спорила со своим напарником.

— Скажи-ка, — шипела она, — почему ты не можешь исправить это, как в прошлый раз?

Она знала ответ еще до того, как ощутила раздраженный вздох Ольгуна. Ее ранили достаточно, чтобы она знала, что божество могло исцелить только так, как могло выдержать ее смертное тело.

То есть, нужно было терпеть, как обычный человек. Все было не так плохо.

— Тебе легко говорить! — прорычала она ему. — Не тебе зашивают ребра! Ай!

И разговор словно прошел по кругу.

— Хорошо, — сообщила Жен, выпрямившись и хрустнув спиной. — Думаю, почти все я обработала. Нужно еще раз промыть рану, перевязать, и ты будешь в порядке.

Виддершинс открыла рот, чтобы задать вопросы, но к ее губам прижали графин с настойкой. Она удивленно выпила, чуть не подавившись. Ее грудь вздымалась, слезы катились по лицу, горло хотело выползти изо рта и уйти в протесте.

— Чт…? — прохрипела она.

— Я подумала, что так будет лучше, — сказала Жен, сжимая в одной руке бутылку, а в другой — бинты.

— Чего? — охнула Виддершинс.

— Вот, — Женевьева налила на рану настойку. Крик прозвучал, будто банши ударила носок. — Ого, — воскликнула Женевьева, опуская бутылку, затыкая пальцами уши. — Я не знала, что люди могут издавать такие звуки.

Виддершинс сжалась, как зародыш, могла даже впиться зубами в сапоги. Она скулила что-то невнятное, но в конце прозвучали слова:

— …убью тебя или сожгу.

— Ладно тебе, Шинс, — нежно сказала Жен. — Снова пойдет кровь, если будешь тревожить рану, и мне еще нужно ее перевязать, — она закончила быстро, перевязала рану так плотно, что Виддершинс казалось, что ребра треснут или вылетят, как зажатый в руке кусок мыла.

— Что ж, — выдохнула Виддершинс, заставив себя сесть на твердом (и кровавом) столе, — это было не самое приятное в моей жизни, но…

Дверь таверны щелкнула и открылась. Ренард Ламберт в сине-лиловом наряде с пером бросился в проем.

— Виддершинс! — громко позвал он, плащ развевался за ним. — Я… а-а-ах! — он пригнулся, едва успев избежать удара графином, который разбился о стену над его головой. Стекло зазвенело вокруг него.

— О, — сказала Женевьева, почти не смутившись, — это твой друг. Прости, Ренард.

— Прости? Прости?! Что ты… ах, кхм, привет, ах, Виддершинс.

Виддершинс, вскочившая, когда дверь открылась, вдруг вспомнила из-за потрясенного вида Ренарда, что Женевьева раздела ее, чтобы обработать рану. Краснея, как монахиня в борделе, она спряталась за подругой и отчаянно потянулась за туникой.

— Не хотела лишить тебя головы, Ренард, — сказала Женевьева, отвлекая его. — Но ты напугал нас.

— Ясное дело, — ответил рассеянно щеголь, безумно озираясь.

— Ты по делу? — спросила холодно Женевьева. — Или просто пришел поглазеть на мою подругу?

— Лучше по делу! — крикнула Виддершинс из-за Женевьевы, ее голос приглушала туника, которую она натягивала через голову. — Если, — продолжила она, выходя из-за подруги в мятой одежде, — хочет уйти отсюда целым.

Ренард выпрямился.

— Я пришел сюда по важному делу, милые дамы, хотя, если бы меня приучили «глазеть», я бы надеялся увидеть двух таких красивых…

— Хватит! — рявкнули они хором.

— Да, — помрачнел Ренард. — Виддершинс, — серьезно сказал он, — гильдия скоро придет за тобой.

— Я это знаю, Ренард.

— Они уже убили стража, пока делали это.

Боль и потеря крови не были причинами ее бледности.

— Что?

Яркий вор преувеличенно описал историю, которую рассказывали по улицам Давиллона, закончив с:

— Тебе повезло убежать раньше, чем он пришел.

— Да, но Брок затаил обиду. Я не…

— Уже нет. Может, до этого была личная вендетта, но теперь вся гильдия вовлечена. В следующий раз они придут за тобой с позволения лорда.

— Почему? — прозвучало как скуление ребенка.

— Кто-то рассказал, что ты глупо пыталась ограбить архиепископа.

— О, Шинс, — возмутилась Женевьева, опускаясь на ближайший стул.

— Нет! Ренард, это невозможно! Никто меня не видел, кроме самого архиепископа! — она не заметила, что сама подтвердила Ренарду правдивость истории. — Кроме…

— Да?

Виддершинс рухнула на стул.

— Де Лорен мог описать меня Джулиену Бониарду. Или у убийцы был помощник, который заметил, как я предупредила архиепископа.

Ренард моргнул.

— Убийца?

— Да. Долгая история. Потом расскажу.

— Но…

— Долгая. История. Потом. Расскажу.

— Ладно, Шинс, — сказал Ренард. — Но тебе нужно убираться отсюда. Я вряд ли опередил их дольше, чем на час. Им приказали взять тебя живой и относительно невредимой, но ты знаешь, как все может развернуться. Особенно, когда один из отрядов ведет Брок.

— Хорошо, идем, — Виддершинс ловко встала, скривилась, поднимая рапиру и отмычки с пола. — Жен, ты со мной.

— Что? Я…

— Слушай, Жен. Обычно наша дружба не привела бы гильдию к тебе. Торговцев трогать плохо, если они никак тебе не вредили. Но сейчас они могут так злиться, что заглянут к тебе. Ты идешь со мной. Ты вернешься позже, когда будет безопасно.

— Но…

— Сейчас.

Женевьева вздохнула, но не спорила. Странное трио вышло тут же за дверь, оставив лишь тряпки в крови и грязный стол за собой.

Жан Люк и Генри Робе встретились в небольшом кафе на улице, озаренные свечами на столах, где друзья не привлекали внимания, а никто из прохожих не рассмотрел бы их лица. Остальные наемники Апостола сидели неподалеку, фигура в бинтах нависала за ними.

— …звучит радостно, — докладывал Робе. — В первую ночь ее там не было, а когда они решили последить за таверной, там было пусто. Им не хватает людей, чтобы следить весь день, но они будут возвращаться туда. Они уверены, что она появится рано или поздно, а сейчас Брок хочет следить и ждать.

— У таверны есть название? — спросил Жан Люк, потягивая чай, оттопырив мизинец.

— «Дерзкая ведьма».

— Покажи.

Мужчины посмотрели на существо, что заговорило под маской бинтов, от его голоса столик задрожал, пламя свечей заплясало.

— Конечно. Можно мы закончим…?

— Покажи сейчас.

Во главе был Жан Люк. Но они с Робе быстро встали на ноги, не желая спорить.

Они пошли по улицам, и Робе задумался на миг, что случилось с ворами, что шли с Жаном Люком и его союзником-демоном. Но он решил, что не хотел знать.

— Это глупо, Шинс! — прошипела Женевьева в шестой раз, пока трио шло по грязному переулку в мусоре. Запахи гнилого мусора, алкоголя, рвоты и испражнений сплелись в жуткий аромат, что ласкал сырые улицы. Он даже крыс отгонял. Под ногами хлюпало, запах добавлялся к уже невыносимой вони, что почти отравляла.

— Я готов согласиться с мадемуазель Маргулис, — добавил Ренард, замирая, чтобы поднять сапог и осмотреть грязную подошву. — Если не учитывать опасность нашему здоровью — хотя это тоже важно — тут проблем все равно много. Эту одежду не спасти. Мне придется сжечь ее.

Виддершинс тихо шла по переулку перед ними, замерла, и ее плечи поднялись от вдоха.

— Ладно, хватит уже! Это важно, так что молчите и двигайтесь. Чем быстрее дойдем…

— …тем быстрее уйдем, — ответили хозяйка таверны и вор. — Ты это уже говорила, — добавила Женевьева. — Но это если ты выживешь, Шинс.

— Слушайте! — Виддершинс повернулась, кривясь, задев повязки. — Нам нужно спрятаться, да? Может, на какое-то время. Потому нам нужны деньги. Что не ясно?

Ренард кашлянул, поднеся кулак к лицу.

— Думаю, Виддершинс, тебе лучше пойти домой и забрать монеты, хоть те, кто охотятся на тебя, могут знать, где ты живешь.

Девушка лениво пнула кусок чего-то на дороге. Он ударился о стену переулка со шлепком и прилип.

— Я же говорила, я тут не живу. У меня есть несколько комнат в городе. Под чужими именами, — добавила она, когда Женевьева открыла рот, но позеленела, когда вдохнула запах переулка. — У меня везде запасы. Нам хватит на какое-то время. И это безопасно! — заявила она, увидев их хмурые лица. — Люди не могут знать об этом месте. Они не могли связать его со мной. Никак! Если это вас успокоит, — продолжила она, — можете постоять тут, пока я сбегаю за деньгами, — она указала на перекошенное здание в четыре жутких этажа. Дыр там было больше, чем кирпичей. Деревянная лестница сбоку здания напоминала мертвую лозу — отклонялась от стены в нескольких местах, прочность ее была как у стеклянного тарана.

— Знаешь, — ответила потрясенно Женевьева, — так будет лучше.

Виддершинс невольно улыбнулась.

— Я на пару минут, обещаю. Не о чем переживать.

— Переживать? — спросила Женевьева у Ренарда, когда их подруга пропала в тенях. — С чего нам переживать?

— Даже не представляю.

Они долго стояли, пытаясь не дышать, боясь, что легкие взбунтуются и убегут от них. Женевьева повернулась к Ренарду, впервые посмотрев ему в глаза.

— Она не знает, да?

— Прошу прощения, милая? Кто чего не знает?

— Виддершинс. Она не знает о тебе.

Глаза Ренарда расширились на миг, а потом сузились.

— Уверен, я понятия не имею, о чем…

— О, ладно тебе. Ты — профессиональный вор, член гильдии на хорошем счету, но рискуешь жизнью и положением, пребывая тут. Я люблю Виддершинс, Ренард, но порой она такая дура. Но я не такая.

Щеголь сдулся, даже яркие краски его наряда потускнели (хотя дело явно было в атмосфере переулка).

— Ты же ничего не скажешь? — взмолился он.

— Почему это? — спросила Жен.

— Посмотри на меня, мадемуазель. Я — всякий, и я за это не извиняюсь, но разве Виддершинс может воспринять меня серьезно?

— Ты будешь удивлен, — сказала она ему. — Но я ей не скажу. Говорить тебе.

— Спасибо.

Казалось, сказать им больше было нечего.

Уверенность Виддершинс прожила до середины лестницы, именно там вся лестница застонала и сдвинулась на пару дюймов влево. Она застыла, сжимая гнилое дерево так крепко, что оно стало раздавливаться в ее кулаке.

— Ольгун? — прохрипела она. — Ольгун, ты… кхм, можешь сделать так, чтобы эта штука не рухнула подо мной?

Ответа не было, но лестница подвинулась. Пыль сыпалась сверху, на волосы Виддершинс, щекотала ее нос. Она вдохнула пару раз, не дав себе чихнуть, ведь от этого все могло рухнуть.

— Ольгун? — шепот, ведь она боялась, что даже мелкий звук разобьет лестницу.

С тихим смехом Виддершинс ощутила знакомые иголки в воздухе, ощутила, как гниющее дерево твердеет под ее ногами, поднимаясь.

— Очень смешно, Ольгун! — прорычала она, лицо пылало от смеха, что звенел в ее душе. — До истерики.

Божество продолжало смеяться.

— Когда закончишь, — едко сказала Виддершинс, — будет поздно нас поднимать.

Божество взяло себя в руки через миг — и миг был долгим, Виддершинс в это время раздраженно смотрела на созвездия, которые не затмила луна и не скрыли облака. Она отметила, что к утру мог пойти дождь.

Ольгун решил перестать шутить, и они полезли вверх по прочной лестнице.

Виддершинс замерла наверху, не у двери, а в правом углу площадки. Пальцы умело нашли трещины в стене, ноги скользнули в выбоины, что были лучше лестницы. Она полезла, как паук, миновала несколько окон, замерла у четвертого. Она подвинула скрытый крючок на окне, подняла окно и проникла внутрь тихо, как лунный свет.

— Хорошо, — сказала она скорее себе, чем Ольгуну или пустой комнате. — Это было просто, — тьма не мешала, она пошла по комнате, собирая вещи. Она сразу замерла у дешевого шкафа в углу. Золото лежало за его стенкой. Она опустилась, чтобы подвинуть шкаф и забрать припасы. — Сделаем это и уйдем отсюда.

— Согласен.

Голос был твердым, гудящим, словно кто-то говорил с полным ртом гравия и битого стекла. Виддершинс откатилась и вскочила на ноги с рапирой в руке. Было слишком темно, чтобы увидеть противника, хоть она была уверена, что миг назад тут никого не было. Кто это был? Как он прошел?

И почему Ольгун не предупредил ее?

И как они вообще нашли ее?

— Невозможно! — прошептала она, готовясь к атаке, не замечая, что говорит вслух.

— Думаю, ты сказала товарищам ждать снаружи в грязном переулке, — его голос бил по ней. — И ты права была.

Виддершинс бросилась, направляя клинок на жуткий звук, но не попала по чему-то плотному.

— Кого ты решила уколоть иголкой, девочка? — вопрос донесся справа. Виддершинс не ощущала ничего человеческого в этом жутком голосе, только опасность.

— Тебя, если тебе хватит смелости показаться! — это была бравада, но ей нужно было видеть, против кого она бьется.

— Так лучше?

Виддершинс не могла говорить, едва дышала. Скуление сорвалось с ее губ.

Оно было высоким, сгибалось, чтобы не задевать потолок. Четыре конечности были длинными и тонкими, словно маг взял обычного человека и растянул. Его плоть была неровной и коричневой, когти напоминали ржавое железо, а голова была бесформенным смешением человека и кабана. Тонкая перепонка трепетала между его рук и грудной клеткой, змеиный отросток торчал между ног, а еще торчали клыки и раздвоенный язык.

И, что ужасно, оно пахло медом.

Но ни ужас, ни страх вызвали отчаянный звук у Виддершинс. А узнавание.

— Здравствуй, Адрианна, — проурчало адское существо, задумчиво потирая кривой подбородок когтями. Виддершинс показалось, что вокруг нее все стало темнее, тяжелее, словно тень существа была осязаемой. — Или лучше Виддершинс? Я бы не хотел оскорбить тебя после стольких лет разлуки.

Оно бросилось огромным прыжком, перелетело комнату, и Виддершинс было некуда бежать.

Глава двенадцатая

ДВА ГОДА НАЗАД:

Адрианна позволила ритму музыки, течению танца нести ее по залу кружащихся пар. Музыканты были чудесными, струны и воздух сплетали гобелен эмоций. Платья из лучших тканей, пиджаки с серебряными пуговицами — все проносилось мимо нее, пока ноги несли ее по большому бальному залу Александра Делакруа. Ее движения были изящными, как у тех, кто родился для этой жизни, и Адрианна улыбалась, смутно понимая, что рада.

И если ей было сложно найти партнера для танца, если приходилось чаще танцевать одной, если некоторые аристократы отступали, когда она подходила, кривясь от отвращения… они многое теряли. Это Александр повторял ей снова и снова долгими ночами, когда их презрение вызывало у нее слезы или приступы гнева. Некоторые аристократы Давиллона тепло восприняли новенькую. Кто этого не сделал, не было важно.

Вальс заканчивался, менестрели заслуженно передохнули, заиграли следующую мелодию, и Адрианна, едва дыша, шла среди толпы. Ее платье было скромным, темно-лавандовым и с узкими синими рукавами, наставник настоял на подарке, хотя Адрианна теперь легко могла это себе позволить сама. Такое поведение поддерживало живыми слухи об их несуществующем романе. Два года она жила в поместье Делакруа. Сегодня она могла позволить себе меть так же легко, как платье.

Она любила старика, но как семью, а не как говорили сплетни. Но осталась она не поэтому.

Адрианна боялась, что без Александра ее перестанут воспринимать в высших кругах, что все это разлетится, как пух одуванчика. Она боялась, что, как только она станет на пару лет старше, ей нужно будет по традиции нанимать слуг, устраивать свои балы, играть свою политику — а она счастливо прожила бы без этого.

Но больше всего она боялась, что за дверью к ней вернется старая жизнь. Она подавляла ее упрямой решимостью, но вспоминала по ночам, когда ужасы выбирались пытать ее. Голод и зуд от грязи не покидали ее мысли. Ей все казалось, что это был красивый сон, и она невольно цеплялась за детский вывод, что это Александр отгонял от нее такую судьбу. И пока он оставался в ее жизни, сон продолжался.

Но эти мрачные ночи были для других ночей. А эта ночь музыки, танца и…

— Смотри, куда идешь!

Адрианна развернулась, и знамя покосилось, потому что она наступила на его край. Она посмотрела в злые глаза Клода. Он стоял на стремянке, пытался поправить знамя. На нем была голова льва — не в маске, как у дома Делакруа, а просто голова была символом Севоры.

Ясное дело. Разве Клод стал бы поправлять другие знамена?

— Разве вам не нужно петь псалмы? — рявкнула Адрианна, развернулась и ушла в толпу, пока он не парировал.

Некоторые темные мысли все же возникали этой ночью.

— Не сочтите за дерзость, мадемуазель Сатти, но могу ли я сказать, что вы — самое яркое и очаровательное зрелище в этом доме сегодня?

И снова…

Девушка игриво закатила глаза, хоть ее улыбка стала шире.

— Дерзость, месье Лемарш? Вовсе нет. Это глупо.

Дариен Лемарш, нынешний патриарх семьи Лемарш, младший брат погибшего Пьера, галантно поклонился и сел рядом с ней.

Он напоминал брата, но ему, похоже, не хватало эгоизма Пьера. Через восемь или девять месяцев после того, как Александр забрал Адрианну, семья Лемарш — почти идеально повторяя подъем Александра — снова получили деньги и вернулись в аристократию без следа их старого проклятия. Дариен узнал имя Адрианны, когда они впервые встретились. Если он и винил ее в смерти брата или знал, что она была вовлечена в план Пьера, он этого не показывал. Он был вежлив с ней. Она считала Дариена одним из друзей среди аристократов, которые группами были податливее, чем по одиночке.

Этой ночью Дариен был в красиво пиджаке цвета бургунди, белых брюках и черной рубашке. Он был без парика, темные волосы были зачесаны назад. Он был, по мнению Адрианны, неотразимым.

— Серьезно, — он кивнул проходящему мимо знакомому, — как ты?

Девушка опешила не от вопроса, а от тона.

— Я в порядке, Дариен. А что?

— Не знаю. Просто… прости, — он покачал головой, несколько прядей выбилось. — Это не мое место.

— О, ладно тебе. — Адрианна улыбнулась. — Мы знакомы достаточно, чтобы я понимала твои слова о месте, — Дариен моргнул. — Расскажи мне, — настаивала она.

Юный патриарх вздохнул.

— Как хочешь, Адрианна. Просто ты не выглядела довольной, — он склонился так близко, что вызвал несколько возмущенных взглядов. — Ты не ощущала себя неполной?

Она невольно еще раз улыбнулась.

— Ты словно что-то продаешь. Я вполне счастлива тут. Дариен.

Но этого мало, да?

Адрианна нахмурилась, мрачные мысли пришли в голову снова.

— Адрианна, — сказал он, лениво гладя пальцами подлокотник, — я бы хотел тебе кое-что показать, — он улыбнулся. — Учитывая твою — прости за нелестное клише — историю «из грязи в князи», он явно помог тебе. Может, даже приложил руку к твоему успеху.

— Он? Кто? Ты вообще о чем?

— Тот, кто восстановил состояние моей семьи, Адрианна, — Дариен встал, протянул руку девушке. — Найдем место для разговора, — тихо сказал он. — Ты зря время не потратишь. Обещаю.

Они нашли место на балконе с видом на сад роз. Другие пары искали уединения и бродили внизу по извилистым тропам почти лабиринта среди цветов. Лунный свет озарял украшения в волосах женщин, лысины мужчин. Слабый ветерок с ароматом роз разносился над кустами, трепал платье Адрианны. Дариен выглядел искренне. Ситуация поражала.

— Ты шутишь, — сказала она.

Юноша помрачнел, но он не хотел отступать.

— Нет, Адрианна.

— Бог.

— Бог, — повторил он. — Его зовут Ольгун.

— Никогда о таком не слышала.

— Я бы удивился, если бы слышала. Он не в соглашении, и высшая церковь вряд ли слышала о нем, так что и признать не может. Мы знаем о нем, потому что наш основатель обнаружил его последний храм во время экспедиции на север. Там был только последний жрец Ольгуна, но он не говорил на понятном языке, он умер через часы, как они его нашли. Мы думаем, когда-то давно Ольгун был главным божеством севера.

— И он поставил твою семью на ноги, — с сомнением сказала она. — И ты думаешь, что от него моя удача? Ладно тебе, Дариен.

— Адрианна, а зачем, по-твоему, у домов и гильдий есть божества-покровители? Сколько икон Севоры ты видела в доме Александра? Как он вернул богатство семьи, если не с божьей помощью?

Она пожала плечами.

— Удача? Умения? Случайный шанс? Прости, Дариен. Я верю в богов, но они ничего для меня не делали.

— Разве? — недоверчиво сказал Дариенy. Он увидел выражение ее лица. — Адрианна, тебе не нужно мое слово. Нас уже больше двадцати. Все аристократы и богачи, все мы познали значительный взлет с тех пор, как вступили. Мы единственные последователи Ольгуна. Это не боги соглашения, к которым все время взывают сотни, тысячи, а то и миллионы. Ольгун может сосредоточиться на нас, и он не скован соглашением. С ним мы не рискуем потерять, что имеем. Моя семья больше не падет, обещаю.

— Даже если это так, Дариен, — сказала ему Адрианна, хоть тон ее был недоверчивым, — зачем Ольгуну я? У меня все есть, — и если Севора был в ответе за взлет Александра, разве она хотела оскорбить его?

— Кроме, — возразил юноша, — свободы действий.

Адрианна стиснула зубы.

— Пойдем со мной на одну службу, — попросил он. — Всего одну. Ольгун не злой бог. Если не захочешь остаться с нами, никто не накажет. Даю слово.

— Почему?

— Потому что, — тихо сказал Дариен, — я бы… очень хотел, чтобы тебя в моей жизни было больше. И я покажу тебе, чем могу поделиться.

Она посмотрела на сад внизу, радуясь, что свет луны скрывает ее румянец.

— Прошу, Адрианна. Что тебе терять?

Одним вечером на следующей неделе, пока Александр отсутствовал по своим делам, Дариен пришел в поместье Делакруа. Адрианна в красном платье и черном корсете встретила его у двери. Слуги будут сплетничать, но Адрианна подозревала, что в их догадках не будет незаконного ритуала.

Они поехали по улицам Давиллона в маленькой карете почти как у Александра, но в этой было удобнее. Скамьи были мягкими, обитыми лучшим бархатом и с перьевыми подушками. Лошади и кучер знали дорогу, двигались уверенно, копыта стучали по брусчатке. Было бы идеально, если бы Дариен не зашторил окна, отказываясь говорить Адрианне, куда они едут.

Кислый и серьезный вид юноши смешили, и Адрианна мысленно посмеивалась, веселый аристократ был сам не свой. Прошло полчаса, он не сказал ничего больше трех слов, а она так и не знала, куда они едут, и она попыталась незаметно приоткрыть ставни. Они оказались запертыми… и ей тут же стало не по себе.

— Дариен, — прорычала она, Быстро говори, куда мы едем, или я немедленно выйду из кареты.

— Плохая идея, Адрианна. Мы движемся.

— Не так быстро. Я рискну.

— Дверь заперта, — отметил он.

Лицо девушки стало ледяным.

— Прости, я не расслышала. Дверь заперта?

Дариен кивнул.

— Лемарш, выпусти меня из кареты немедленно!

— Не могу, Адрианна. Тебе нельзя знать, где наши храмы, пока тебя не приняли.

— Дариен…

— Адрианна, тебе не навредят. Клянусь. Доверься мне.

— О, потому что у тебя все звучит так просто?

Но Дариен снова притих, и Адрианна не смогла нарушить тишину даже угрозами. Наконец, встревоженная и злая, она притихла, лишь порой ворчала, что Дариен становится похожим на старшего брата.

Прошло еще двадцать минут, Адрианне казалось, они могли проехать уже полгорода или всего три двери от поместья. Когда карета остановилась, Дариен попытался дать девушке повязку на глаза, открыл рот, чтобы сказать, что так нужно, что это не ему решать.

Он сжался под ее испепеляющим взглядом и убрал повязку без слов.

Несмотря на гнев и тревогу, Адрианна ухмыльнулась, когда ее товарищ вытащил из под сидения серый сверток, который оннадел на голову. Неизвестные боги, тайные собрания культа, а теперь еще и плащ. Это уже напоминало не тайную секту, а начало плохой мелодрамы.

— Ну? — спросила она, когда Дариен потянулся через нее постучать в дверь кареты. — Мне плащ не надо?

Юноша покачал головой, капюшон искажал движение.

— Нет. Секта должна видеть новеньких, чтобы понять, могут ли они вступить.

— Но я просто смотрю. Лишь одна служба, помнишь? И пока что, — едко добавила она, — я не впечатлена.

Дверь открылась, ее отодвинуло несколько человек, которые, как и ожидала Адрианна, были в плащах и капюшонах. Они зашептались, увидев лицо Адрианны, один из них уставился на Дариена.

— У нее должны быть завязаны глаза! — прошипел он сценическим шепотом.

Она позволила Дариену объяснить отсутствие повязки, а сама смотрела на здание. Строение не впечатляло, было даже некрасивым. Это был не склад, не таверна, не многоквартирный дом. Здание было незаметным на людной улице, казалось таким неважным, что его вряд ли вообще замечали прохожие.

Неплохое место для секты. Уважение к людям Дариена немного возросло — впечатление все еще было низким, но выше тонкого слоя на полу в общественном туалете.

Фигура в плаще, рявкнувшая на Дариена, бросилась к ней, не радуясь результату разговора. Несмотря на капюшон, Адрианна уже увидела его челюсть достаточно, а еще услышала голос, так что могла узнать мужчину, которого видела на паре балов.

— Ты клянешься, Адрианна Сатти, — он изображал хрип, — молчать насчет того, что увидишь тут сегодня, не рассказывать о событиях этого вечера и не раскрывать силу нашего бога и нашу веру чужакам? Клянешься своей душой?

— Конечно, Тим. Как скажешь.

Тимоти Пардье, патриарх и хозяин дома, богатеющий на торговле лошадьми и скотом, сдавленно охнул и отпрянул на пару шагов, хмуро глядя из-под капюшона. Он резко повернулся и схватил Дариена за воротник.

— Это ты виноват, — кипел он. — Если все пойдет плохо, я лично прослежу, чтобы досталось тебе! Я…

— Если вы угрожаете товарищу по вере, — сказала Адрианна, постукивая ногой, — я уже разочарована.

Тимоти крикнул ей что-то невнятное, прошел мимо и почти влетел в здание. Пожав плечами дважды — один раз на вопрос Дариена, пыталась ли она все испортить — Адрианна пошла за сектантами в плащах внутрь.

Хоть она фыркнула бы, если бы кто-то сказал так заранее, жизнь Адрианны Сатти сильно изменилась за следующий час.

Она скользила взглядом по спиральной лестнице, что вела под землю, храм был вместо подвала. Она покачала головой при виде послушников в серых плащах, глядящих на нее, добрую овечку на пороге подвала, (там еще виднелись леса от недавнего ремонта). Она зевала во время службы, бредовой речи о здоровье и удаче, которую заливисто рассказывал очарованный Тимоти. Она посмеивалась, когда они потянули за скрытый рычаг, активировав скрытый механизм, который поднял статую Ольгуна в центре комнаты, и она рассмеялась громко при виде его рогов и бороды. Она уже хотела сказать Дариену и его друзьям, чтобы они засунули свое божество в какое-нибудь тесное место, когда Тимоти закончил речь с:

— Поговори с нами, верный и могучий Ольгун! Покажись нам!

И самым большим потрясением в жизни Адрианны было то, что бог ответил!

Не низким голосом и гулкими словами, не знаками или дождем жаб, а тем, что Адрианна могла описать только как нежную волну эмоций. Она текла по комнате очищающим потоком — нежность и доброта смывали их тревоги и заботы. Адрианна старалась сохранять недоверие, хоть и ощущала спокойствие, пытаясь убедить себя, что она ощущает иллюзию, какое-то заклинание или влияние чего-то в дыму от факелов в комнате.

А потом Ольгун коснулся ее души. Адрианна не знала, связался ли он так со всеми в ту ночь, или ей оказали честь. И он послал ей не пустое ощущение своего величия, не наглую попытку убедить ее принять или не принять это. Нет, эмоция, которую ощутила Адрианна, лучше всего описывалась словами:

— Довольно глупо, да?

С того дня Адрианна не пропускала еженедельные собрания. Она приняла Ольгуна и его послушников, а они приняли ее в ответ новичком, и некоторые приняли ее охотнее других, даже тут были те, кто ощущал, что Адрианна пытается прыгнуть выше своего положения, что ее нынешнее состояние не может перекрыть грех обычного рода. Шли недели, медленно собирались в месяцы, и даже упрямые смирились, что Ольгун сам выбрал Адрианну как одну из своих. Они верили в свое превосходство, но не собирались перечить богу.

Ольгун редко говорил с ней в ту ночь, хоть она ощущала его прикосновение каждую неделю, когда он касался всех послушников сразу. Его внимание было очевидным для тех, кто знал, что искать. Александр хорошо обучил Адрианну, и она оказалась способной ученицей; но с открытием Ольгуна — или с момента, когда он заметил ее — богатства, что она накопила за два года, почти удвоились за два месяца. Каждое собрание словно добавляло ей каплю удачи, не меняя все резко, но подталкивая события в ее пользу. Производство шелка закончилось рано в этом году, как раз после того, как она пополнила свои магазины; внезапный дождь помешал сопернику выставить товар на рынке, пока ее товар покупался и продавался.

Удача проявлялась и в другом, и они с Дариеном часто посещали религиозные и общественные собрания. Это открывало дальше двери в высшее общество, сглаживало грубости аристократов.

И одной ночью он появился рядом с ней, когда служба закончилась, и толпа стала расходиться.

— Нужно делать следующий шаг, милый, — сказала она с улыбкой. — Не пойми превратно, котов слушать приятнее, чем оперу, но если ты не хочешь опоздать…

— Вообще-то, — его лицо было удивительно серьезным, — Театра сегодня не будет. Тебе нужно кое с кем поговорить.

Адрианна нахмурилась, но Дариен повел ее по комнате, стуча сапогами по камню. Они остановились перед фигурой в сером плаще, капюшон закрывал лицо. Она видела его раньше, в конце толпы, и у нее возник вопрос, кто это, но она забыла во время службы.

Он медленно — его руки дрожали? — снял капюшон. Глаза Адрианны расширились, радость смешалась в ней с предательством.

— Здравствуй, Адрианна, — сказал Александр Делакруа.

Они долго шли бок о бок по улицам одного из богатых районов Давиллона — прочь от храма и поместья, но и подальше от опасности.

— Почему? — спросила она. Вопросов был десяток.

Александр вздохнул.

— Я боролся с этим с нашей встречи, Адрианна.

— Хватит бороться, объясняйте.

Он невольно рассмеялся.

— Ольгун сделал меня богатым, Адрианна. Дому Делакруа суждена бедность, немилость, изгнание. Я отчаянно хотел спасти дом, спасти себя, и Ольгун предложил это.

— А Севора?

Аристократ помрачнел.

— Севора был покровителем моего дома поколениями, и он был добр с нами. Но он то ли решил придержать блага, то ли его стараний мало. Я всегда буду чтить Севору за то, что он много лет наблюдал за нами. Я все еще служу ему. Но я верен Ольгуну, и он чтит меня в отчет. Потому я позволил Клоду взять на себя почти все религиозные обязанности в доме. Я почитаю Севору, но было бы неправильно мне вести службу, верно? — слабо улыбнулся Александр. — Так что со дня, когда я нанял его, Клод взялся за службу Севоре, словно был рожден для этого. Думаю, он вернее, чем был я.

— Это все хорошо, — сказала Адрианна, лицо было недовольным. Они миновали фонарь, который следовало хорошенько почистить. — Но я не это имела в виду.

— Знаю, — Александр развернулся и опустил ладони ей на плечи. — Адрианна, в ту ночь мы встретились по воле Ольгуна.

— Что, простите?

— К вечеру, когда мы встретились, я посещал службу Ольгуну чуть больше года, — объяснил Александр. — И я старался хранить это в тайне — от своих слуг, особенно. Представь, как реагировал Клод на то, что я пропускал вечернюю мессу раз в неделю.

Адрианна захихикала.

— Но пока я в разъездах, приходить получается реже, и я хотел отправлять кого-то вместо себя. Но, конечно, я не могу никому так доверять. Понимаешь, Адрианна? Я только задумался об этом, и тут появилась ты! Это точно не совпадение!

— Вы взяли меня к себе только поэтому? — тихо спросила она.

— Сначала — да, — признал он. — Но только сначала, Адрианна. Клянусь.

— Хорошо, — она сделала вид, что свет фонаря не расплывался перед глазами из-за непролитых слез, — но вы не рассказывали об Ольгуне! Если я должна была стать вашей… вашей… — она беспомощно взмахнула руками.

— Заменой? — подсказал Александр.

— Да, это.

— Сначала мне нужно было убедиться, что я могу тебе доверять. А потом я боялся, что ты обидишься, раз я взял тебя только для этого — конечно, так и было. Но я обнаружил, что сильнее переживал, что ты уйдешь, а не что меня раскроют. И хотя я ходил на собрания все реже, я не беднел. И я понял, что все еще угождаю Ольгуну. Что он мог привести тебя ко мне по другой причине — что ты нуждалась во мне.

Щеки Адрианны блестели, она открыто плакала. Всхлипнув, она бросилась в объятия старика. И она делала вид, пока он обнимал ее, что она не видит блеск его слез в свете фонаря.

— Конечно, — сказал он, кашлянув и отступив, — когда юный лорд Лемарш попросил разрешения посвятить тебя, я не мог отказать. Все прекрасно сложилось, — Александр посмотрел на нее с блеском в глазах, не связанным со слезами. — Могло быть куда хуже для тебя.

Адрианна покраснела и ткнула его локтем в ребра, но рассмеялась. Она ощущала себя легкой, как перышко, когда они пошли домой.

— Волнуешься, любимая?

Адрианна улыбнулась, встала на носочки, чтобы поцеловать Дариена в щеку.

— Может, немного, — признала она с кокетливой улыбкой, скрытой под белым капюшоном новичка. — Я месяцами ждала этого, — взявшись за руки, они вместе пошли по спиральной лестнице.

Это будет ее последняя служба новичка. Этой ночью она сменит белый плащ на темно-серый, как у остальных. Она сможет участвовать в службах, а не просто повторять фразы. Она сможет говорить, не дожидаясь обращения старших членов.

Не впечатляющая выгода, но она с нетерпением ждала службу. Она сожалела лишь, что публичные дела Александра помешали ему прийти на это особое собрание.

Так все произошло. Прошел час. Тимоти закончил проповедь, служба закончилась радостным приветствием новой сестры Ольгуна. Почти все поздравления были искренними; потянули за скрытый рычаг; рогатый идол медленно и величаво опустился в пол.

Дверь в подземелье секты распахнулась с оглушительным грохотом. Оно взревело так жутко, что несколько слабых послушников Ольгуна чуть не сошли с ума при виде него.

С ним было несколько человек, но Адрианна не рассмотрела их. Ее взгляд был прикован с ужасом к демоническому существу, которое терзало острыми когтями живот бедного Тимоти. Оно подняло его за внутренности, и Тимоти отбивался ногами, пока его кровь лилась на убийцу. Торговец еще дергался, существо бросило его, провело когтем левого большого пальца по лицу кричащей Марии Ришелье. Ее жуткие крики стали еще громче в агонии. Ее череп разломился с жутким треском.

С каждой секундой жутко умирали друзья Адрианны, органы и конечности разлетались по комнате, как детские игрушки. Кровь окропила комнату, красный гейзер промочил Адрианну и остальных. Паника поднялась среди редеющей толпы, но выход преградили союзники демона. Некоторые все равно побежали туда, предпочтя смерть от клинков убийцы расчленению от когтей монстра. Но остальные, как Адрианна, приросли к месту. Она не могла пошевелиться, даже сморгнуть слезы, когда левое плечо Дариена пропало в пасти чудовища.

Адрианна так и стояла бы, как все, пока не погибла, но что-то вывело ее из транса: укол жуткого, почти детского страха. Но не от криков ее умирающих товарищей, не из глубин ее разума, а из «голоса» Ольгуна.

Адрианна с замиранием сердца поняла, что бог боялся. Дариен говорил, что тут были единственные послушники Ольгуна. Что будет с богом, чьи послушники умрут?

От этой мысли она стала действовать, подавляя страх. Остальные стояли вокруг нее, превращались в кровавую кашу, а руки и ноги Адрианны двигались сами по себе. Умения, что спали годами, ожили; пальцы рук и ног впивались в трещины в стене. За две секунды она забралась под потолок, незаметная в тени.

И она беспомощно смотрела, как мир под ней становится красным….

Глава тринадцатая

НЫНЕ:

Ольгуну не хотелось оставаться тихим.

Но божество не предупредило Виддершинс о чудище в комнате, потому что не заметил его. Только реакция Виддершинс, волна ужаса и беспомощной паники сообщили Ольгуну, что что-то не так.

И он застыл.

Столкнувшись с чем-то невообразимым, бог онемел. Такого не должно быть! Ничто не могло проникнуть мимо него! Но его последнюю послушницу било то, что он просто не видел. Забытый бог знал страх, но замешкался, пытаясь справиться с шоком.

Хоть Ольгун не мог уловить существо сам, следы его были заметны, написанные на ткани реальности так, что прочесть могло только божество. Половицы прогибались под ним, пыль двигалась от его перемещений, как и воздух — все сигнализировало о присутствии кого-то незримого.

А он так мало мог сделать! Хоть она звала его, ощущала его решимость через свою веру, его способности были жалкими. У него осталась только простая магия, но и это он мог только с волей и убеждением Виддершинс, ведущей Ольгуна. Без ее сознательного зова он был почти беспомощен.

Почти, но не полностью. Он не мог невозможного, но невероятное сделать мог.

Призвав волю, как Ольгун не делал тысячу лет, он сосредоточил капли силы. Виддершинс даже не заметила покалывание в воздухе, когда существо бросилось, раскрыв пасть и вытянув когти, чтобы порвать ее на куски. Нога с когтями топнула с силой, тень смерти нависла над ней.

Сила Ольгуна достигла пика. Пол, ослабевший за годы бедности, влажности и гнили, провалился.

Со сдавленным криком адское существо полетело в дыру в полу, не могло раскрыть перепонки в тесном пространстве и замедлить падение. Существо даже без помощи Ольгуна разогналось так, что пробило и третий, и второй, и первый этаж. Чудище рухнуло в подвал, покрытое щепками и очень злое.

Люди на этажах кричали, здание раскачивалось, как корабль в море, но устояло.

Ступени рушились под его ногами, существо поднималось. Оно вырвалось на площадку с дверью, висящей на его кулаке, а комната оказалась пустой.

Ничего. Оно могло найти ее снова.

Существо принюхалось и прищурилось. Запах пропал! Духовный след души Виддершинс, который оно уловило еще у «Дерзкой ведьмы», пропал.

Божество явно перекрыло запах, так демоническое существо скрывалось от Ольгуна силой своего божественного покровителя. Это злило, но доставляло лишь небольшие неудобства. Были другие способы отследить добычу.

— С перемещением все прошло гладко, ваше преосвященство?

Де Лорен оторвал взгляд от стола, что выделялся в его нынешнем кабинете, данном вторым хозяином в списке.

— Добрый вечер, майор. Да, все удовлетворительно, благодарю за внимание.

— Больше никаких проблем? — спросил Джулиен, стоя на пороге.

— Разве ваши люди не сказали бы, если бы они были?

— Да. Но все же…

— Да. Ничего плохого. Зайдете на минутку?

— Не могу, ваше преосвященство. Много дел. Я просто хотел убедиться, что вы в порядке, и извиниться, что почти отсутствовал последние ночи.

— Все хорошо, майор. Ваших людей хватает. Они…

— Отлично. Тогда спокойной ночи, ваше преосвященство. Я загляну завтра.

Брат Морис появился на пороге, когда майор Бониард, оглядываясь, вышел.

— Он выглядит немного нездорово, да? — спросил юный монах.

Но архиепископ хмуро покачал головой. Он был здоров. Майор выглядел немного уставшим.

И, может, напуганным.

— Виддершинс, — прошептал Ренард из-за платка с духами, — ты смогла… боги свыше!

Женевьева подбежала, схватила подругу за плечи, когда юная воровка пошатнулась.

— Шинс, что случилось?!

У Виддершинс кровоточил десяток порезов, от рухнувших досок пола остались занозы, она вспотела от спуска по дряхлой лестнице и ужаса из-за возвращения ее худшего кошмара.

Все плыло перед глазами. Грязный переулок извивался, она смутно видела друзей и товарищей кусками в крови на полу храма Ольгуна. Гильдия искателей не только хотела ее смерти. Они еще и вызвали чудище из глубин тьмы, чтобы охотиться на нее. Но теперь она узнала, что они были в ответе за самую ужасную главу ее жизни, что из-за них Адрианне Сатти пришлось пропасть с пятном убийства и не только на ее имени, и в душе Виддершинс пылал огонь.

— Я устала, — сказала она Женевьеве ледяным тоном, — убегать, — подруга взглянула на Ренарда, тот буркнул что-то под нос и отвел взгляд — Найдешь ей укрытие до открытия таверны?

— Не думаю, что тебе стоит…

— Прошу, Ренард. Мне нужно, чтобы ты сделал это для меня.

— Конечно, — тихо сказал он.

Виддершинс сделала пару шагов, ладонь Женевьевы сжала ее плечо. Воровка оглянулась, словно не знала, что там было.

— Шинс, стой! Не убегай одна! Ты…

— Я иду в гильдию, Женевьева, — прошептала Виддершинс.

Хозяйка таверны побелела.

— Что?

— Теперь они посылают за мной демонов, Жен. Это нужно прекратить.

— Демонов? Шинс, ты сошла с ума!

Она качнула головой, тряхнув рыже-каштановыми волосами.

— Вполне возможно, — признала воровка. — Но я серьезно насчет демона. И насчет похода в гильдию, — на миг ее лицо смягчилась, лед треснул. — Жен, я не хочу умирать. И не хочу, чтобы ты пострадала. Я должна все узнать и что-то сделать. Сейчас. Прости.

Она нежно убрала бледные дрожащие пальцы Женевьевы со своей туники и снова пропала в тенях.

Виддершинс присела на крыше напротив Гильдии искателей — на той же крыше побывали Бониард и Чапелла, хоть, конечно, она не могла знать об этом. Во всех записях и с виду здание, на которое она смотрела, было просто большим офисом компании — но у владельцев явно не было успеха — что одалживала деньги.

Редкие люди по обе стороны закона в Давиллоне не знали, что в это месте на самом деле. Но все, кто пытались туда проникнуть, были убиты жестоким образом, и хотя в страже города хватало людей и оружия, чтобы захватить место силой, Священное соглашение запрещало воевать организациям с божествами-покровителями. И стражи делали вид, что не знали об этом месте, не трогали его, и поступок был разумным.

Сегодня Виддершинс держала себя в руках, она не хотела, чтобы такая мелочь, как верная смерть, помешала ей узнать ответы.

Оставив Жен и Ренарда, она заскочила в магазин аптекаря, чей владелец глупо думал, что закрылся на ночь. Ее знания о травах и лекарствах можно было уместить в наконечнике стрелы, и еще осталось бы место для веселого сонета. Ольгун мог восполнить пробелы Виддершинс в знаниях. Она быстро забрала нужное и покинула магазин.

Теперь она огляделась и глубоко вдохнула.

— Ладно, Ольгун, — выдохнула она. — Ты готов?

Было понятно по нервному ответу божества, что нет.

— Ах, не дрейфь, Ольгун. Будет весело, да?

Она не получила ответа. Без тревоги пожав плечами, она слезла с крыши.

«Нет справедливости в мире», — жаловался Хьюберт, переминаясь с ноги на ногу в тусклом свете луны. Обычно его, как вора, это устраивало. Но сегодня, пока в воздухе ощущался грядущий дождь, и он дрожал в «скромной» одежде, он был недоволен.

И почему он торчал тут ночью, пока почти все его товарищи или играли и пили вино внутри, или облегчали жителям вес монет? Почему он выглядел как нищий, хоть предпочитал наряды аристократов?

А все потому, что Хьюберт Жюсте, неплохой член Гильдии искателей и верный слуга Скрытого лорда, оказался достаточно надежным для долга стражи. Ему много раз повторяли, что это честь. Что это хорошо. Что его заметили важные люди сверху. Он был на пути к большим свершениям в гильдии, это точно!

Хьюберт сжался в накидке нищего, скривился, когда первые капли ледяной мороси упали ему на лицо, и проклинал их.

«Если так нужно себя доказывать, лучше поискать другую работу, и я им всем покажу…».

— Простите…

Играя роль нищего, Хьюберт закашлялся, стараясь звучать влажно, дернулся вперед. Под накидкой он опустил руку на кортик с тонким лезвием, на шее у него висел свисток. В последнее время в это место зачастили гости.

— Чегойсь надо, кроха? — прохрипел он.

— Вообще-то, да, — тихим манящим тоном сказала она, вытянув руку, словно собираясь обнять или погладить грязного нищего. — Меня зовут Виддершинс, — сказала она. — Меня ищет начальница Лизетта. Я хочу ошеломить вас и заставить вас стать моим проводником.

Хьюберт испуганно моргнул.

— Что…?

Виддершинс раскрыла ладонь под лицом ошеломленного стража и подула. Она сжимала порошок в кулаке, чтобы дождь не превратил его в пасту, и теперь порошок поднялся густым облаком. Хьюберт охнул, отпрянул, но было уже поздно.

Он пошатнулся, шлепнул себя по бокам, сжал свисток и кортик. Первый упал на его грудь без звука, покачивался на шнурке, как маятник. Хьюберт сильно закашлялся. Кортик упал на камни, лезвие погнулось от удара. Хьюберт рухнул на колени, делая больше дыр в уже изорванных штанах.

Виддершинс огляделась, убирая волосы и дождевую воду с глаз. Как только она убедилась, что их никто не видел, она помогла ошеломленному парню встать на ноги. Воздух искрился от силы Ольгуна, усиливая эффект порошка в организме стража.

— Как тебя зовут? — тихо спросила Виддершинс, поежившись, дождь стекал по ее спине.

— Хьюберт Жюсте, — сонно ответил он.

— Хьюберт, как ты себя чувствуешь?

— Забавно, — признался он, почти по-девичьи хихикая.

Виддершинс невольно улыбнулась в ответ.

— Забавно, — согласилась она, глядя, как он кивает. — Хьюберт, — сказала она, голос стал заговорщическим шепотом. — Мне нужна твоя помощь. Ты можешь это сделать?

— Я могу помочь! — закивал он. Виддершинс переживала, что его голова улетит на асфальт от такого рвения.

— Не знаю, — промямлила она. — Это сложно…

— Я могу! Я хорош во вшем… всем!

— Может, — согласилась она. — Хорошо, Хьюберт, мне нужно, чтобы ты провел меня по Гильдии искателей. Видишь ли, я бывала только сверху, а внизу полно кровожадных стражей и хитрых коридоров, и я не хотела бы пострадать там. Вы же этого не хотите?

— О, нет! — кивал он.

— Хорошо. Тогда веди, друг мой, — она пошла за его неровной, но решительной поступью в главные двери, он замер, только чтобы забрать кинжал. Она никак не могла помешать ворам обнаружить, что их часовой пропал. Но она могла хотя бы убрать следы, что случилось нечто необычное. Пусть удивляются.

Они только миновали дверь, как она узнала, что просто не будет.

— Эй! Хьюберт!

Худая девушка, похожая на Виддершинс, спрыгнула с платформы над дверью на пол. Она была в красных чулках, коричневых сапогах и синей тунике с таким низким вырезом, что Виддершинс стала краснеть. Она сжимала маленький арбалет — Виддершинс думала, что это потому, что от арбалета вреда стенам будет меньше, чем от пистоля. Оружие показывало, несмотря на одежду, что она была настроена по-боевому.

— Что ты творишь? — осведомилась она, глядя на Хьюберта. — Тебе нельзя покидать пост, особенно ради какой-то девчонки с улицы.

— Ведь он может войти и найти себе девчонок тут, да? — мягко спросила Виддершинс.

Другая воровка зло повернулась, но ей тут же прилетел кулак. Она пошатнулась, ее глаза закатились, и она могла сосчитать морщинки на сером веществе. Она упала с глухим стуком.

Виддершинс тряхнула саднящим кулаком и задумалась. Она не хотела никого тут убивать. Кроме моральных убеждений, у нее будут проблемы из-за этого. Выбора не было, и она убрала бесчувственную женщину в ближайший шкаф, связав ей руки и ноги шнурками от сапогов, сунув кусок ткани ей в рот, оторвав его от туники. Растерянное выражение лица Хьюберта показывало, что он не понимает, что происходит, но он повел ее дальше. Коридоры стали тусклыми, озаренными только порой факелами. Виддершинс вытащила факел из петли на стене и взяла с собой.

Они шли в сердце гильдии, глубже, чем когда-либо бывала — кроме одного раза, когда из-за инициации ей нужно было поклясться у ног Скрытого бога — Виддершинс была потрясена размахом задания, которое сама себе дала. Комплекс был огромным, не меньше дворца. Коридоры были так запутаны, и даже лабиринт рядом устыдился бы. Она представила, как архитекторы бросали спутанные струны или лапшу и так придумывали план коридоров. Воры стояли через промежутки на постах. К счастью, никто не узнавал ее — не удивительно, в гильдии людей было много — но без Хьюберта Виддершинс точно остановили бы для невежливого допроса. Без сопровождения Виддершинс не помогли бы даже ее навыки. Она бы заблудилась, погибла бы, и способности или помощь Ольгуна не спасли бы ее. Она шла и боялась, что один из стражей скажет, что ее проводник должен быть снаружи, а не внутри, и остановит их.

Они шли все дальше, шаги разносились печальным эхом по коридорам. Некоторые проходы были со следами частого использования: пыль на полу была тонкой, факелов на стенах было больше. Другие были нетронуты десятки лет. Стражей стало меньше, пахло плесенью, висела паутина, и вместо факелов было гнилое дерево, которое уже не загорелось бы. Ее проводник явно шел не по прямому пути — впрочем, Виддершинс смогла сказать лишь «туда, где важные комнаты» — и она могла лишь надеяться, что они придут к нужным местам. Не только надеяться, ладно. Она молилась, чтобы Ольгун мог отследить их путь, если придется быстро отступать.

Но они, похоже, куда-то пришли. Знаки использования коридоров стали чаще, слышались голоса вдали в каждом коридоре, пока не стало ясно, что они идут по основной части комплекса. Виддершинс напряглась, они вот-вот могли оказаться не одни.

Они никого не встретили. Виддершинс не знала, были ли воры на заданиях, или им повезло, но она нервничала и радовалась. Хьюберт шел все медленнее, глаза остекленели, и он встал, покачиваясь, перед тяжелой железной дверью.

— Центр, — прошептал он сдавленным голосом.

— Центр? — повторила Виддершинс. — Комплекса?

— Да…

— Что это?

— Церковь, — Хьюберт захихикал. — Нам стоит помолиться.

Виддершинс едва поймала его, он обмяк и упал на пол.

«Он продержался столько, сколько было нужно».

Виддершинс прижала ухо к металлической двери. Она ничего за ней не слышала, но дверь была большой. Ольгун подтвердил ее наблюдения, и Виддершинс уверенно толкнула дверь и поразилась, как легко и тихо она открылась, она втащила спящего часового внутрь с собой.

Комната искрилась воспоминаниями. Она была тут лишь раз, больше года назад, да и всего на пару мгновений. Там мягко сияли лампы, что отгоняли тени под потолок, где они висели темным покровом. Дым тянулся от огоньков, сплетался с тенями у потолка и улетал во множество скрытых дыр.

Девушка увидела высокую каменную статую впереди. Ее любопытство усилилось, она бесшумно пошла вокруг подиума.

Кроме размера, статуя представляла обычного человека. Его одеяние было свободным, такой стиль был популярен много поколений назад. Из странностей была лишь голова статуи, скрытая тяжелым темным капюшоном.

Ей казалось, что статуя впечатляла сильнее.

— Скрытый бог, — нараспев сказала Виддершинс. — Опасайтесь его ужасно злого гнева.

Ольгун презрительно рассмеялся.

— Ты знаешь, — она потянулась вверх, — мне всегда было интересно…

Ее пальцы задели грубо сплетенный капюшон, Ольгун закричал в ее голове, и такого вопля она еще не слышала. Она отпрянула от идола, зажав руками уши.

— Ай! Лиловый ад, Ольгун! Что это было?

Бог кричал предупреждение, но уже спокойнее и намного тише.

— О, ладно тебе, — фыркнула она. — Там нет древнего проклятия, что окажется на каждом, кто посмотрит на эту штуку.

Ее глаза расширились от ощущения уверенности в душе.

— Есть? И что оно делает?

Ответа не было. Или Ольгун не знал, или не хотел ей говорить. Виддершинс бросила взгляд на статую и решила оставить тему.

— Ладно, ладно. Кабинет лорда должен быть близко к церкви, да? Выйдем и найдем его, может, мы покончим с этим, пока…

— Ты! — голос был таким едким, что мог убить человека и погубить червей и жуков, что собрались бы в его трупе.

— Или, — пробормотала Виддершинс, — кто-то может найти нас тут, — она повернулась, сжала рукоять рапиры и посмотрела на лицо, которое ненавидела всеми фибрами души.

Лизетта Суванье, огненная грива сияла вокруг головы, как корона, перешагнула тело Хьюберта Жюсте. Ее глаза сияли.

— Не знаю, как ты сюда попала, мерзавка, но я этому рада! — мастер заданий остановилась посреди зала. Она тихо вытащила рапиру из ножен, кинжал появился в левой руке. Клинки тускло сияли в свете ламп. — Так даже приятнее.

Виддершинс выхватила рапиру из-за спины, вспоров воздух.

— Здравствуй, Лизетта. Ты знала, что выглядишь ты плохо? Не заботишься о себе?

Рыжая улыбнулась.

— Мне станет намного лучше через пару минут, Виддершинс, — она осторожно подошла на пару шагов, Виддершинс не шла, она отскочила от идола к ней. Их разделяли пару футов, их рапиры уже могли поцеловаться с металлическим звоном.

— Так что случилось, Лизетта? Я тебя такой расстроенной не видела с башни Даррас, — она сладко улыбнулась. — Ты ведь не злишься до сих пор из-за этого?

Мастер заданий бросилась со звериным рыком. Виддершинс парировала, отбив клинок, отступив, а не ударив в ответ. Лизетта замерла на миг, восстанавливая равновесие, размахивая руками.

— Я тебя убью, зараза!

— Только если потолок упадет на меня, Лизетта.

Комната звенела, словно дождь гвоздей упал с темного неба. Рапира начальницы летела в нарушительницу в черном. Ее кинжал был жалом скорпиона, искал бреши в защите.

Но она не попадала. Виддершинс уклонялась очень быстро, поворачивалась туда, куда била Лизетта. Она вскинула руку вверх, в сторону, ее запястье крутилось под невозможными углами, тонкая сталь останавливала оружие начальницы.

Они быстро двигались по комнате, Виддершинс отступала под яростной атакой Лизетты, сосредоточилась на защите, не атакуя врага. Хоть она училась защищаться как аристократка, навыки владения мечом у Виддершинс были грубыми, прямыми — не фехтование, а уличная борьба. Ее опыт не позволял ей отбивать удар за ударом, но ее лезвие постоянно останавливало оружие Лизетты.

Мастер заданий была очень хороша. Но Лизетта была без божества за плечом, направляющим ее клинки. И она медленно уставала. Она вздрагивала, хоть контратак не было, она поглядывала на ноги Виддершинс, а стоило смотреть в другое место.

Они оказались возле идола, Виддершинс сделала выброс с рапирой и оставила тонкую царапину на промежности божества из камня.

Лизетта застыла, потрясенная до глубины души, в ужасе от богохульства Виддершинс, чем от остального. Лизетта замерла, ее рот раскрылся, пальцы ослабели, и Виддершинс ударила рапирой по мечу начальницы, выбила его из ее кулака, и он пролетел по ковру. Лизетта повернулась, вспомнив об опасности, а Виддершинс сжала левое запястье начальницы свободной рукой и легким движением вонзила кинжал Лизетты глубоко в бедро женщины.

— Если игры кончились, — сказала Виддершинс женщины, сжавшейся в растущей луже крови, — я бы хотела задать пару вопросов, пока ты не умерла от потери крови.

— Катись к черту! — прохрипела Лизетта, всхлипывая. Она пыталась вытянуть шею, посмотреть на нее с достойным видом, но ее леггинсы уже прилипли к коже от потока крови, задевали рану, и она почти не могла двигаться из-за боли. — Моя гибель их не остановит! Они придут за тобой!

— Я не знаю, Лизетта, — задумчиво сказала Виддершинс. — Думаю, я оказала бы им услугу, пронзив мешок гадости, что у тебя вместо сердца. Уверена, некоторые даже пришлют мне цветы. Может, корзинку фруктов.

— Даже если это так, — прохрипела рыжая, — Скрытый лорд не одобрит непослушания.

— Я не ослушивалась, за остальное ты меня уже наказала, — возразила Виддершинс. — И посылать на меня демона — это уже перебор, не находишь?

Лизетта рассмеялась, звук стал бульканьем боли, она потревожила раненую ногу.

— Я скажу Броку, как ты о нем отзываешься, — выдохнула она.

Может, дело было в ее тоне, что воровка не сомневалась в словах женщины. Лизетта не знала, о чем говорила Виддершинс. Кто-то другой пытался убить ее, кто-то вне гильдии, и этот кто-то истребил культ Ольгуна! Она пришла не за теми!

Убрав рапиру в ножны, она быстро и жестоко ударила Лизетту по раненой ноге. Крик заглушил все звуки, и она открыла дверь и выскользнула в коридоры. Пока крики Лизетты не привлекли внимание, Виддершинс поспешила уйти, затерялась в лабиринте, оставив лишь утихающее эхо шагов как знак, что она там была.

Глава четырнадцатая

ПОЧТИ ДВА ГОДА НАЗАД

Даже в темнейшую ночь на центральном рынке Давиллона была жизнь. Хотя магазины и прилавки были давно закрыты, двери и окна — заперты, рынок предоставлял другие развлечения. Незаконные сделки и переговоры проходили в тени, тускло озаренных кабинетах, в углах таверн в дыму — везде, где можно было хотя бы прислониться спиной к стене. Слышались голоса, другие рты были закрытыми, и их хозяева ждали момента, чтобы забрать кошелек или перерезать горло. Ночной рынок без запахов фруктов, специй и мяса был полон пота и испражнений.

Этой ночью Адрианна такого не ощущала. Она не слышала приглушенный шепот, кружащий над рынком, как вороны. Она не ощущала волнение в воздухе или резкий страх, что касался кожи.

Нет, Адрианна видела лишь жуткое море красного, пока брела, ощущала запах и вкус металлической крови и горечь смерти. Она ощущала лишь тесные объятия платья, пропитанного кровью.

В ее разуме Ольгун страдал по-своему, обрушивал эмоции, которые Адрианна не могла понять из-за нехватки опыта и внимания. Она будет вспоминать этот момент потом и понимать, что ее божественный напарник тоже был перепуган. Она никогда не насмехалась над ним из-за этого.

Адрианна шла по переулкам, держалась тьмы, пока пересекала сердце Давиллона. Патрули проходили ее на улицах, искали тех, кто бродил в ночи, но не замечали ее.

Город перестал удушать, медленно изменился улицами лучших районов Давиллона. Она брела, пока не оказалась перед высокими стенами самого богатого, хоть и не самого крупного, здания.

Адрианна поняла сквозь усталость, что ей лучше не показываться стражу у ворот. Андре, как и все слуги — кроме Клода — относился к ней с добром. Но она сомневалась, что даже веселых Андре воспримет ее состояние адекватно, а она не хотела шума, пока не поговорит с Александром, пока не проверит, что он невредим, пока не спросит у него, что ей делать.

Она не помнила, как попала туда, но оказалась на ветке дерева возле гостиной Александра, слушала с растущим ужасом разговор внутри.

За окном горел в камине огонь, бодро потрескивая, почти сливаясь с тихими голосами. Комната была обрамлена книжными стеллажами по краям. Две другие стены были с трофеями насыщенного прошлого господина. Старая рапира висела над камином, скрещенная с примитивной аркебузой. Голова льва ревела без звука над дверью, набитая и сделанная по подобию Севоры, его взгляд смотрел на носорогов, что яростно взирали с картины над оружием.

Квартет богатых кресел стоял напротив друг друга, маленький чайный столик — между ними. Александр Делакруа в мятой пижаме сидел напротив окна, Клод в одежде нависал над плечом господина. Три других кресла занимали стражи. Справа был юный констебль Бониард, а ближе всех к окну был командир.

— …какая-то ошибка, — настаивал Александр, Адрианна прижала ухо к стеклу. Его рот раскрылся от потрясения. — Или ужасная шутка! Майор Чапелла, это не смешно.

— Я и не ждал, что вам будет смешно, милорд, — сказал с уважением страж. — И я уверяю, я полностью серьезен. Я думаю, убийство двадцати шести человек, еще и этих человек, это не шутка.

Александр покачал головой, сжимая кулаки.

— Майор, я ни на миг не сомневался в вашем рассказе. Боги, те бедные… я знаю почти всех! Так что прошу простить, если я не в себе.

Адрианна увидела, как голова Чапеллы качнулась в кивке.

— Но прийти сюда, — продолжил хозяин дома, — и сказать мне, что вы подозреваете Адрианну… боги, это безумие! Я растил ее как свою дочь годами! Даже если допустить, что человек способен на такую жестокость, моя Адрианна не может быть вовлечена. Она не такая, какие бы сплетни вы не слушали!

Адрианна чуть не охнула от облегчения. Он все еще верил в нее…

— Месье Делакруа, — спокойно сказал Чапелла, — я могу лишь представлять, как это сложно слышать. Если бы ситуация была другой, я бы предпочел сделать это медленно, мягче. Но у нас нет времени, так что я буду говорить прямо. Вы просили простить вас за эмоциональное состояние, а теперь я прошу простить меня за требования моей работы. Мы нашли, месье, религиозный культ, посвященный богу не из Священного соглашения. Пока мы не узнали больше об этом боге, мы не знаем, для чего был этот культ, какие цели он преследовал. Но мы нашли на месте преступления журнал членов культа.

— Секта записывала имена? — потрясенно и с долей страха спросил Александр.

— Не имена. Цифры, — Чапелла не уловил, как аристократ поежился от облегчения. — И, что важно, одного или двух членов секты не было среди мертвых. Кровопролитие было ужасным, — продолжал без умолку констебль, озвучивая аргументы холодно, — но тела там только сектантов. Или они не смогли убить ни одного из врагов, или все другие тела убрали. В любом случае, сила врага была ошеломляющей, и мне это напоминает сговор. Большая группа не нашла бы скрытый храм, не вошла бы в него незаметно без помощи кого-то внутри.

Александр кивнул.

— Это вполне логично, майор. Но я не понимаю, при чем тут моя Адрианна.

— Одним из мертвых был лорд Дариен Лемарш. Я слышал достаточно «сплетен», как вы говорите, чтобы знать, что он редко был один, и я знаю, с кем он был.

Лицо Александра скривилось.

— Ясно.

— Мы должны найти Адрианну Сатти, месье, пока этого не сделали другие. Она — подозреваемая. Но стража даст ей шанс защититься. Вы прекрасно знаете, что если Дома услышат об этом, они потребуют признать ее виновной без суда и следствия. Ее нужно допросить, и нам нужно узнать, что случилось. Так что ради нас и нее, где она?

Александр Делакруа очень долго смотрел на огонь, его пальцы крутили кубок с нетронутым вином. Свет плясал на его лице, волосах, кубке меняющимся узором. Он казался призраком из полузабытого сна. Клод в такой миг был нежным, опустил ладонь на плечо старика и сжал.

Адрианна поняла, что задерживала дыхание, заставила себя вдохнуть, чтобы прогнать сдавленность в груди и огоньки перед глазами.

А потом хозяин поместья печально покачал головой, выглядя раздавлено.

— Я не знаю, где Адрианна, майор. Честно. Она ушла вечером. Ее жизнь в ее руках… — он притих. — Если бы я знал, — закончил он увереннее, но не менее печально, — я бы сказал вам, майор. Мне жаль.

Адрианна всхлипнула вслух, но лишь раз. Никто не услышал ее за окном. Голоса и треск огня — и, может, жалкие попытки пораженного бога — заглушили ее.

— …констебли обыщут ее комнату, — услышала она майора Чапеллу, обратив снова внимание на голоса за окном. — Они с уважением отнесутся к вашему имению, конечно, месье, но я настаиваю. И мне нужно оставить несколько стражей на случай, если она вернется.

Александр слабо кивнул.

— Конечно, — тихо сказал он. — Клод отведет ваших людей.

— Тогда, — майор с уважением встал и указал стражам поступить так же, — я больше не буду занимать ваше время. Мои констебли будут тут через час, — он замер, его лицо немного смягчилось. — Месье Делакруа, — сказал он почти нежно, — мне жаль.

Клод вывел его, оставив Александра смотреть на закрывшуюся за ними дверь.

Он бросил кубок на пол, разбив его, уткнулся лицом в ладони и заплакал. Его тело содрогалось.

class="book">Почти ослепленная слезами, Адрианна слезла с дерева и забралась по стене поместья к окну своей комнаты. Она замерла, вытерла слезы, отгоняя отчаяние подальше.

Она не могла пойти к нему, хоть сердце кричало его имя, и все тело дрожало. Он верил ей, он помог бы ей — и она в это верила — но она не могла просить о таком. Он потеряет очень многое, если его схватят.

В темноте и без инструментов она очень долго отпирала окно. Оно скрипнуло, открывшись, но не так громко, как билось ее сердце. Адрианна скользнула внутрь, оставляя сухую кровь крошками на подоконнике.

У нее были минуты, констебли вот-вот придут обыскать комнату, но она не могла уйти, не сменив кровавое платье на темную тунику, которая нашлась первой. Она хотела бы успеть помыться, убрать кровь с волос, с ладоней, кожи… но и быстрого переодевания хватит.

Адрианна взяла все полезное, что могла унести. Одеяло превратилось в мешок. Пятьсот золотых марок, которые она хранила на всякий случай, еще ценные украшения, за ними в мешок попали гребни и прочие мелкие вещицы, а еще одежда, которая не была похожей на аристократскую. Не думая, Адрианна забрала рапиру, что стояла у стены. Украшение на рукояти сверкало серебром и медью даже во тьме спальни.

Оружие выпало из ее ослабевших пальцев, отскочило от одеяла и кровати. Оно чудом не стукнулось о ножки кровати, шум поднял бы на уши весь дом. Адрианна оказалась на коленях, сжимала живот, тело содрогалось от рыданий.

— Не могу! О, боги, я не могу снова быть одна! Прошу…

Ее взгляд со слезами упал на рапиру. На миг она подумала направить лезвие на грудь, покончить со страданиями последней вспышкой боли.

Она ощутила нежное прикосновение к щеке. Невидимая ладонь обхватила ее подбородок, нежно отвернула ее красное от рыданий лицо от соблазнительно блестящего клинка. Воздух ожил, и она ощутила, как разум Ольгуна задел ее разум.

Божество уже не ощущало ту панику, что раньше, не было страха или неуверенности в его мыслях. Только волна спокойствия, которую она ощущала раньше в его храме.

А еще была необходимость. Ольгун — удивительно слабый бог, но все же бог — нуждался в ней. Заботился о ней. Не бросил бы ее.

Она была не одна.

Адрианна встала на ноги, убрала рапиру в ножны, не глядя, и уложила в мешок из одеяла с остальным. Она завязала мешок и подняла с кровати. С вещами, что требовались ей для выживания, она была связана с аристократкой, которой была годами, только рапирой. Аристократка осталась позади.

Глава пятнадцатая

НЫНЕ:

Два года могут изменить человека, но город — вряд ли. Виддершинс скользила по темным переулкам, что вели на центральный рынок Давиллона, и невольно вспоминала ту адскую ночь. Виды, звуки и запахи были прежними. Люди все ещё кричали, споря, или шепотом договаривались, в ночи шагали бродяги, что забирали деньги и жизни.

И демоны все ещё скрывались в тенях. Виддершинс поежилась.

Она легко сбежала из Гильдии искателей — удивительно легко, если подумать. Да, Ольгун запомнил путь, вел ее по лабиринту проходов. Но она была уверена, на выходе будут ждать вооруженные стражи, или по пути их ждет засада.

Но она встретила нескольких искателей, и они пропустили ее без проблем, то ли запомнив ее с Хьюбертом, то ли посчитав, что в глубине комплекса просто не может быть чужих. И становилось только проще. У входной двери Виддершинс не обнаружила признаков жизни, кроме стонов боли женщины, которую она бросила в шкафу. Тревог стало только больше.

Она замерла на улице напротив «Дерзкой ведьмы» и задумалась, верно ли пришла сюда. Ольгун клялся, что смог скрыть ее след от существа, что охотилось на нее, хотя бы на короткий срок. Но она знала, что есть и другие способы найти ее, и она боялась, что подвергнет Женевьеву ужасной опасности.

И все же Виддершинс отчаянно хотела знать, в порядке ли она.

— Это глупо, — ругала она себя, покинув укрытие, быстро двигаясь по улице. — Я говорила ей найти безопасное место до открытия; она еще не должна быть там. Только Робин и другие слуги… — ее ладонь сжала дверную ручку.

— Простите, мадемуазель, могу ли я занять…

После событий вечера реакция Виддершинс была понятной. Она ударила незнакомца кулаком по челюсти, не дав закончить, сбив его со ступенек. Он рухнул, посмотрел вверх, а она уже была над ним с рапирой.

— …минутку вашего времени, — закончил юноша, громко сглотнув, его голос стал на пару октав выше, он прижимал ладонь к кровоточащей губе.

Виддершинс нахмурилась. Высокий юноша в коричневом одеянии не был похож на убийцу из гильдии или демона. Но она все равно прижимала рапиру к его шее.

— Конечно, — нервно продолжил он, — если я многого прошу, я готов договориться.

— Кто вы? — рявкнула Виддершинс. — Чего надо?

— О, это. Я — брат Морис. И я хотел бы сначала, чтобы вы немного отодвинули меч от моего горла.

Она отошла, отодвинула рапиру от горла Мориса.

— Встань.

Он так и сделал, и она заметила постриг на его макушке.

Морис стряхнул грязь с груди, пытаясь выглядеть достойно. Он пригладил одеяние и посмотрел Виддершинс в глаза, хоть не мог полностью скрыть страх. Виддершинс с неохотой опустила рапиру.

— Я и не мечтал говорить с вами, — сказал ей юный монах, — но так намного удобнее.

— Вы что-то хотели, брат Морис? — прямо спросила она, озираясь. Все это напоминало намеренное отвлечение.

— Меня попросили, — сказал он, прикрываясь приказом, — доставить вам приглашение. Это если вы — воро… ах, леди по имени Виддершинс?

Ложь требовала больше усилий, чем стоило.

— Да, это я. От кого приглашение? И куда?

— От архиепископа Уильяма де Лорена. Вы оставили о себе впечатление при первой встрече. Он хотел бы поговорить с вами как можно скорее.

Виддершинс моргнула.

— Он… я… почему?

Морис пожал плечами.

— Не могу сказать. Он попросил доставить просьбу, но не посвятил в мотивы, а я обычно не спрашиваю.

— Ясное дело, — Виддершинс покачала головой, убрала рапиру в ножны с шипением, скрывшим вздох облегчения монаха. — Как вы меня нашли?

— Его преосвященство сказал начать с этой части города, — юный монах закатил глаза. — Я бы не стал сомневаться в знаниях, что открываются архиепископу во время нужды, но, думаю, помогли ваше имя и, кхм, профессия. Я узнал по округе, и кто-то сказал мне, что вы часто бываете в этом заведении.

— Вы ходили по Давиллону и спрашивали у незнакомцев про вора? Вы — самоубийца? Я знала, что у таких, как вы, проблемы с головой.

— Боги берегут меня, — напряженно сказал Морис. — Я не был в опасности.

Виддершинс поразилась, как такой тощий мужчина мог уместить в себя столько наивности. И все же никто его не тронул.

Она смогла лишь пожать плечами, вспомнив, что умел Ольгун. У нее была причина верить ему.

— Хорошо. Он хочет встречи в определенном месте?

Мориса предупреждали, что тут возникнут сложности.

— Архиепископ, к сожалению, под надзором множества глаз и не может уйти незаметно. Он извиняется за неудобства, но вам придется прийти к нему.

— В чей-то дом? — голос Виддершинс мог разбивать стекло. — Он безумен?!

— Он выразил уверенность в ваших способностях устроить такую встречу, мадемуазель. Его явно впечатлило, как вы добрались в прошлый раз.

— Да, но то было до покушения на его жизнь, брат. За ним следят лучше, чем за борделем, и… ох, — Виддершинс покраснела, вспомнив, с кем говорит. — Эм, простите.

— Ничего, — сказал ей Морис, надеясь, что его лицо не пылает. — Я понимаю ваши тревоги, — продолжил он, — как и господин. Но он уверяет меня, что это очень важно, и другого выхода нет.

— Всегда так, — вздохнула Виддершинс.

Она не могла просто проникнуть. Если ее поймают, то жестоко накажут. Мадэлин Валуа могла просто позвонить в колокольчик, но тогда она раскроет архиепископу свое альтер эго. Она не знала, может ли доверять ему. Так как…?

Ах.

— У его преосвященства есть монашки в свите?

— Да, но какое отношение…?

— Вы, — ухмыльнулась она, — поможете мне с новым образом.

Морис охнул, поняв, что она задумала.

— Боги, я попаду в ад.

— Возможно, но это вы меня позвали, и мне теперь очень любопытно.

Монах сжался в своем одеянии.

— Ладно, я достану нужное.

— Отлично. Не спешите, — она посмотрела на дверь таверны и вздохнула. — Я посплю пару часов дома, иначе рухну прямо на колени его святейшества. Кстати, где архиепископ? Уверена, его увели из дома Ритье, будто он горел. У кого он остановился теперь?

— Джентльмена зовут Александр Делакруа.

Виддершинс даже не моргнула.

— Ясное дело, — сказала она.

Если бы она не была так отвлечена тревогой и усталостью, Виддершинс поняла бы, что кто-то преследовал ее от таверны до ветхого здания, где теперь было ее убежище. Или нет — мужчина был скрытным.

Ловел — или Шрам, как она его звала — вышел из угла, где попрошайничал, следя за входной дверью «Ведьмы». Он пошел за воровкой к ее дому, почти лопаясь по швам. Брок будет рад, Юдес будет отмщен, а сам Ловел получит бонус. Ему нужно было только вернуться домой, сбросить наряд нищего и взять оружие, и он будет готов доложить…

— Не двигаться.

Он застыл, сжимая ручку двери, и оглянулся через плечо. К нему с обеих сторон шли стражи в форме, их вел офицер с каштановыми усами. Шесть пистолетов, даже пара мушкетонов были направлены в его сторону.

— Во имя Давиллона, Верколя и Демаса, — продолжил офицер, — вы арестованы за поджог, заговор и участие в убийстве стража города, — офицер остановился рядом с ним, ткнул пистолет в бок Ловела так сильно, что он с болью охнул. Синяк останется на какое-то время. — И кстати, — прошептал мужчина, — я мило пообщался со Скрытым лордом недавно. Так что ты один.

Бандит сжался.

— Но если тебе все равно, — продолжил страж, — я бы хотел, чтобы ты сопротивлялся.

Ловел решил, довольно мудро, не слушался. И он мог думать, пока стражи уводили его в тяжелых оковах, что Брок не будет рад, когда он не покажется.

Александр Делакруа был не в лучшем настроении. Ранее прибытие архиепископа в его дом нарушило порядок дел и причинило неудобства многим людям. Балы нужно было перенести, встречи — сдвинуть или отменить; отложить другие дела. Его слуги бегали по дому и городу днем и ночью, в дождь и в солнце, готовясь к продолжительному пребыванию священника. Клоду нужно было делать дюжину других заданий, а пришлось выполнять в городе десяток других поручений, оставив хозяина разбираться с тем, чем Александр не занимался годами.

В это время он услышал дверной звонок, опустил плечи, стиснул зубы и игнорировал его. Еще один наглый аристократ пришел просить архиепископа об услуге, от которой его преосвященство вежливо откажется. Так было с прибытия архиепископа: посетитель за посетителем, многие делали вид, что пришли к Александру, но все равно спрашивали, могут ли выразить уважение.

Поежившись, он обратился к столу. Больше часа он пытался сделать так, чтобы цифры сошлись, но не выходило. Он потер переносицу и посмотрел на отчет «Доход и трата на шерстяном рынке, как наш интерес в Геспелене».

Александр с силой закрыл папку, вышел из-за стола, не заметив, что креслом сбил горшок с растением у окна, и вышел из комнаты.

Узнав его хмурый взгляд, слуги поспешили уйти с дороги. Он топал, безжалостно давя ковер. Он хотел бы, чтобы кто-нибудь из слуг сказал ему что-то, преградил путь, что-то сделал, чтобы можно было накричать. Он ощущал вину — всем было несладко в последние недели — но ощущение вины было слабым.

Он был так занят, что чуть не пропустил это.

Александр застыл так резко, что подвинул ковер. Он миновал открытую дверь и увидел… Нет. Он явно перепутал.

Он попятился и заглянул в комнату. В маленькой комнате сидел гость, что до этого звонил в дверь. Не аристократ, как он думал, а монахиня в традиционном сине-серебряном, наверное, прибыла обсудить с его преосвященством дела церкви.

Но Александр знал, что никакая это не монахиня. Она пыталась изменить облик. Ее кожа была темнее, чем Александр помнил, губы были полнее, а щеки сильнее впали.

Но Александр легко узнал бы ее даже с макияжем и в глупом наряде. Это лицо было вырезано так глубоко в его памяти, что болело, он видел это лицо в тысячах снов.

Александр распахнул дверь, примчался в центр комнаты раньше, чем дверь отлетела от стены. Слуга в ливрее, кланявшийся гостье, резко выпрямился, чуть не перевернув графин и кубок на серебряном подносе. А вот юная монахиня встала и присела в реверансе, низко опустив голову.

— Простите, милорд, — пролепетал слуга, поправляя трясущийся поднос рукой в белой перчатке. — Я вас не ждал, и вы приказали не беспокоить вас гостями его преосвященства, и… — юноша нервно сглотнул, хозяин все еще игнорировал его.

Он попытался снова:

— Милорд, это сестра Элсфет. Пришла к архиепископу. Сестра Элсфет, это…

— Вон.

— Но, милорд…

— Я сказал, вон. Если через десять минут меня не будет слышно, или если из комнаты донесется шум, зови стражу — мою и города — немедленно.

— Но…

— Иди!

Девушка не поднимала головы, даже когда дверь закрылась, на миг наполнив комнату зловещим щелчком.

— Для меня честь встретить вас, месье, — тихо начала она. — Я так много слышала…

— Прояви уважение к старику, Адрианна. Ты думала, этот облик меня одурачит?

Вздохнув, Виддершинс подняла голову. Она невольно заметила, как много морщин было на его лице, каким старым он выглядел.

— Я надеялась, — медленно призналась она, — что мы не пересечемся.

— В моем доме? — он звучал умеренно потрясенным.

— Морис сказал, что вы все время у себя и не смотрите на гостей архиепископа. Не в тот день вы решили изменить план.

— Морис? Помощник архиепископа?

Виддершинс кивнула.

— Я тут по приглашению, Александр.

— Вот как, — старик напрягся. — Его преосвященству надоело жить?

Если Виддершинс не сжимала безумно стул, она бы упала. Ее слова били сильнее молота Брока.

— Они тебя описали, — продолжил аристократ. — Сказали, что тебя зовут Виддершинс. Но девушек с каштановыми волосами много, и я даже не подумал… — он зло покачал головой. — Тут все закончится, Адрианна, Виддершинс, Элсфет, или как ты себя там зовешь. Мои стражи были наготове с прибытия его преосвященства, констеблей можно легко вызвать. В этот раз ты не сбежишь.

— Александр… — Адрианна протянула руку и подавила вопль, когда он отпрянул. — Боги, вы не можете этому верить! — тихо возмутилась она. — Вы не можете думать, что я их убила! Наших друзей!

— Ты пропала, Адрианна, — сухо сказал он. — Тогда я не верил, но ты не вернулась. Не пришла ко мне, — он скривил губы, подавляя эмоции, что пытались разбить холод. — Я все говорил себе: «Она вот-вот вернется. Вернется, и мы все исправим». Но ты не вернулась, Адрианна.

— Я боялась, Александр! Боялась стражи, боялась того… что убило моих друзей… — слеза покатилась по ее щеке, грозя размазать макияж, что она так тщательно наложила, чтобы сделать себя неузнаваемой. — И я не хотела тащить вас на дно с собой! — старик моргнул. — Не знала, что делать!

— И ты вернулась на улицы, — рявкнул Александр. — Ты вернулась к краже, к тому, что я годами учил тебя избегать, — он задумчиво нахмурился, но невольно ощущал любопытство. — Почему ты не ушла из Давиллона? Не начала в другом месте?

— Я не знаю ничего вне Давиллона, — призналась Виддершинс. — Я даже не знаю, откуда начать. Для меня все, что на милю дальше городской стены, может быть Геспеленом!

Александр невольно улыбнулся. Теперь не было скучно.

— Адрианна, — сказал он, голос оттаивал, — я хочу тебе верить. Хотел верить последние два года. Но я не знаю, могу ли я, и я не представляю, что теперь с этим делать. Вот если бы ты пришла ко мне тогда!

Виддершинс мрачно кивнула.

— Александр, — просто сказала она, — мы можем — и должны — поговорить об этом позже. Тут происходит нечто важное. Это связано с людьми, что пытались убить де Лорена. Они убили и наших друзей! Меня пригласили, и мне нужно поговорить с архиепископом. Прошу… просто дайте мне немного времени.

Он смотрел на не долгие секунды, не двигаясь, не моргая. А потом кивнул так медленно, что ей казалось, что его шея сломается.

— Я сам отведу тебя наверх, — сказал он, почти скрыв личинки сомнения в его голосе.

Виддершинс выдохнула с облегчением.

— Благодарю. Вы не знаете…

— Адрианна, — перебил он, — пойми кое-что. Если ты врешь мне сейчас, если хоть нить его преосвященства будет не на месте… — он с силой сжал ее руку, прожигая взглядом. — Мои стражи будут за его дверью. Если с ним что-то случится, или они тебя быстро убьют, или я успею добраться. Это понятно?

Виддершинс кивнула, не глядя на растерянных слуг. Они поднялись по лестнице, несколько стражей поместья последовали за ними.

Они брели по коридорам, где Виддершинс бегала в счастливые годы. В каждом она видела тени воспоминаний. Тут она помнила голую стену, а теперь там висел гобелен с золотым грифоном на сапфировом фоне сжимал в бронзовых когтях изумрудную змею. Там бюст прапрадедушки Александра, который она помнила отполированным, был в пыли и паутине. А там, где раньше на посту стоял Андре, стоял мрачного вида незнакомый мужчина. Но сильнее пугал запах. Ничего отвратительного, но запах поместья, который она замечала бессознательно, изменился за это время.

Что-то в ней чуть сжалось.

И она заметила всюду львов.

Александр кивнул, оглянувшись и заметив, что она озирается.

— Я перестал поклоняться Ольгуну в ту ночь, — тихо сказал он. — Как я мог продолжать после случившегося? — он невольно улыбнулся. — Клод обрадовался, когда я снова проявил рвение на службе Севоре. Хоть кто-то был рад после произошедшего.

Дальше они шли в тишине, ни Виддершинс, ни Ольгун не знали ответа.

Они добрались до двери, и Александр громко постучал по дубу.

— Войдите!

Комната была простой. Квадраты без цвета показывали, где недавно убрали картины, полки были без трофеев.

Де Лорен скрестил руки перед собой на большом столе. Его волосы с проседью были зачесаны назад; символ свисал с шеи. Стол покрывали стопки бумаги, и выглядели они аккуратно, ведь заняться было нечем. За ним нервно покачивался, как наседка, брат Морис в другом коричневом одеянии.

— Добрый вечер, милая, — де Лорен лишь вскинул бровь от ее наряда. — Я так рад, что ты ответила на мое скромное приглашение.

Виддершинс присела в реверансе — неловко из-за занятости — и прошла в дверь.

— Пара стражей будут за дверью, ваше преосвященство, — сказал Александр за ней. — Если появится хоть малейшая проблема, намек на проблему, они придут за секунды.

— Твоя забота трогательна, сын мой, — сказал ему де Лорен, помахав рукой (хоть Александр и мог быть старше него). — Но я не считаю, что я в опасности с этой юной леди.

Александр нахмурился.

— Есть те, кто с вами не согласились бы, ваше преосвященство.

— Да, но у них нет моей мудрости, данной богами, — он пожал плечами. — Я не хотел показаться нескромным, конечно, и я совру, если скажу, что ощущаю себя мудрым, но так говорит церковь, и я должен верить. Уверен, вы понимаете.

Александр на миг улыбнулся. Он повернулся к девушке.

— Адрианна, не разочаруй меня, — и он ушел, стражи шумно заняли места снаружи.

— Солдаты, — буркнул де Лорен, покачав головой — Клянусь, порой они путают мечи со своими…

— Преосвященство! — возмутился Морис.

— Расслабься, Морис. Церковь не позволяет мне говорить такого о себе, но ничего не говорится, что я не могу так делать с другими, — он повернулся и подмигнул гостье. — Если я не мешаю юной гостье своей речью, хотя она вряд ли впервые слышит подобное.

Виддершинс тоже невольно улыбнулась. Не таким она его ожидала увидеть.

— Я сталкивалась с такими выражениями, ваше преосвященство.

— Я так и думал. Присаживайся милая, а то у меня уже болит шея. Морис?

— Да, ваше преосвященство?

— Прошу, сделай вид, что я дал тебе важное поручение, чтобы этот разговор не ранил твою гордость, а потом покинь комнату.

Виддершинс изобразила кашель. Ей нравился юный монах, и она боялась, что заденет его чувства, если будет смеяться открыто.

— Но… ваше преосвященство, вряд ли это хорошая идея. Я не уверен, что эта… мадемуазель не опасна. А вы хотите остаться наедине.

— Я не один, Морис. Со мной боги.

Монах открыл рот, но вышел лишь сдавленный писк.

— Морис, — мягче сказал де Лорен, — иди. Если бы девушка хотела меня убить, я бы не пережил ее первый визит. И она легко могла бы убить нас обоих, а потом выпрыгнуть в окно, избежав стражи, — он улыбнулся ей. — Если хоть половина сплетен — правда.

— Но…

— Спасибо, Морис. Это все.

Морис ушел с хмурым видом.

— Такой хороший мальчик, — отметил де Лорен. — Еще пара-тройка десятков лет, и он будет так ездить. Из него выйдет хороший епископ, если я смогу его уговорить.

— Ваше преосвященство, — начала Виддершинс, не зная, как продолжать. — Я не пришла вредить вам, — она не совсем осознавала, что пальцами дергает край рукава, что жует прядь светлого парика. — Я…

— Я знаю, Адрианна. Так тебя называл Делакруа? — улыбка де Лорена не была хитрой, он просто был стариком, что знал о мире — и тебе — больше, чем ты. — Красивое имя. Могу я узнать, почему ты его сменила?

Виддершинс ожидала вопросы, но растерялась.

— Адрианну… разыскивают за ужасные преступления, ваше преосвященство. Виддершинс — просто воровка. Хоть для вас и кража плохая.

— Я не буду судить тебя. И пока мы одни, можешь звать меня Уильям. «Ваше преосвященство» уже приелось. «Простите, Ваше преосвященство», «Как скажете, ваше преосвященство». «Эй, ваше преосвященство, можете передать горчицу?».

Виддершинс рассмеялась. Звук был чистым и звонким, смыл часть тревог последних недель. Де Лорен мягко улыбнулся.

Когда ее смех затих, он заговорил снова:

— Не познакомишь меня со своим другом? — тихо спросил он.

Мышцы Виддершинс напряглись.

— Простите?

— Милая, я — архиепископ Высшей церкви, и я знаю помощь богов, обычный человек посчитал бы ее магией. Немного удачи, немного прозрения. Это не результат магии, но и не счастливый случай. Порой боги помогают мне без моего ведома. Маленькие совпадения — как, например, воровка, спасшая мне жизнь от смелого убийцы. И я знаю божественное присутствие, милая. За твоим плечом божество.

— Его… его зовут Ольгун, — Виддершинс не знала, сколько еще потрясений переживет.

— Ольгун. Он не в соглашении, иначе я бы о нем слышал.

— Вы… — она сглотнула. — Вам придется доложить на него?

Де Лорен улыбнулся.

— Поклонение языческому богу не приветствуется Священным соглашением, но не запрещено. Пока он не работает против соглашения, я не вижу повода церкви и богам считать его врагом.

Она кивнула.

— Я подобрала его… когда перестала быть Адрианной.

— Хочешь поговорить об этом, дитя?

Не зная, почему, впервые с тех пор, как поведала жуткую историю Женевьеве, она заговорила:

— Это было около шести лет назад, — начала она, голос утих, доносился из-за моря воспоминаний с далекого, но не забытого берега. — Я была карманной воровкой на улицах. Как-то раз я наблюдала за магазинами на рынке…

Клод прошел во входную дверь как можно лучше, в руках была гора посылок, он хмуро посмотрел на слуг, долго впускавших его.

— Найдите место для этого, — потребовал он, передавая посылки испуганному швейцару, предлагая выражением своего лица место, где их спрятать. Едва дождавшись, чтобы мужчина схватил груз, он повернулся и пошел по лестнице, перешагивая по две сразу.

Он нахмурился сильнее у кабинета господина. У старика точно снова найдутся дела, на которые у Клода не было времени. Но он не мог ослушаться, и он не хотел, чтобы у архиепископа что-то пошло не так…

Но Александра не было за книгами, и он не кричал на слуг. Он сидел за столом и задумчиво смотрел в пространство со странной улыбкой в уголках губ.

— Сэр? — спросил Клод, тихо закрывая за собой дверь. — Что такое?

— Ничего, Клод, — Александр повернулся к нему с улыбкой. Думаю… нам нужно сохранить этот секрет, хотя бы пока что. Пока мы все не исправим.

— Конечно, сэр. Но какой секрет?

— Она жива, Клод. Жива и, может… вернется ко мне.

Глаза слуги расширились на миг, а потом он прищурился.

— Сэр, возможно, вам стоит все мне рассказать.

Он стоял и слушал, сцепив руки за спиной, чтобы Александр не видел его кулаки.

Свеча сильно дымила, плавал фитилек в пруде воска, когда девушка закончила рассказ. Она почти ничего не утаила — кроме службы Александра Ольгуну, ведь это была не ее тайна. Ее горло болело, и она была удивлена, хоть и слабо, обнаружив, что ее щеки снова мокрые.

Уильям де Лорен отклонился в кресле. Он прижимал ладони к коленям, чтобы не нарушить границы приемлемого, ведь он хотел утешить бедняжку, что так много страдала, столько трудностей и ужасов пережила.

— Ты благословлена, — сказал он хриплым от эмоций голосом.

Она невольно рассмеялась с горечью.

— Тогда вы везучий, Уильям, — она произнесла имя с нажимом, словно напоминала, что он разрешил так называть его.

— Ты меня не поняла, Адрианна. Да. Адрианна, ведь ты не перестала ею быть хоть и взяла имя Виддершинс, — он стукнул кулаком по столу. — Этот стол мулом не станет, даже если я его так назову. Но я говорю, что у тебя есть сила, что помогла тебе пережить это. Это благословение. И меня поражает, что Ольгун — я не пытаюсь оскорбить твоего бога — до сих пор не убил тебя.

— Что? — Виддершинс дважды моргнула, ее возмущение подпитывало, но и не совпадало с недовольством ее божества. Воздух вокруг нее покалывал.

— Ольгун спас меня больше раз, чем я могу сосчитать! Он вытащил меня из ужасных мест, и это он пытается воззвать к моему разуму! Как вы можете так говорить?!

— Ты снова не так поняла, — архиепископ склонился к ней, уперся локтями в стол. — Адрианна, Ольгун не рассказывал тебе всю важность того, что ты сделала для него два года назад, да?

Ее желудок сжался, на миг ей жутко захотелось бежать.

— О чем вы?

— Ты спасла жизнь Ольгуну.

В этот раз смех умер, не достигнув ее горла. Это звучало глупо — спасти жизнь божества! — но ощущалось это правильно.

— Адрианна, у Высшей церкви есть много теорий. Сидеть и обсуждать непознаваемое такие старики, как я, любят, это стало частью наших обязанностей. И мы часто обсуждаем природу самих богов. Почему, как думаешь, боги хотят нашего поклонения? — спросил он у нее. — Что бы они делали без нас?

— Ольгун? — робко спросила Виддершинс. Ответом была лишь смущенная тишина.

— Многие боги дошли до нас из племен и общин, что были еще до основания Галиции. Божество может быть покровителем целого города, но в другом месте быть в одной гильдии. Они старее современного общества, но редкие из них — из тех, кого мы признаем — требуют того, что сейчас посчитали бы аморальным. Некоторые в церкви верят, что наша вера меняет богов — не так сильно, как они влияют на нас, конечно, у него есть черты, в которые верят его послушники. Он испытывает те эмоции, которые, как мы думаем, должен. И без нашей веры, без почтения смертных он перестанет существовать. Он… умрет.

— Нет.

— Ты — последняя живая послушница Ольгуна, Адрианна. Если ты погибнешь, он пропадет.

— Но не только я в него верю! — возразила Виддершинс, чуть не вскочив со стула, но запутавшись в платье. — Вы теперь в него верите!

— Верю, но не поклоняюсь ему. Им от нас нужно это. Поклонение, а не просто признание.

Виддершинс хотела кричать, биться, рыдать, отрицать, но не могла понять, почему. Из-за такой огромной ответственности? Она столько раз могла погибнуть из-за своих глупых действий! И она должна быть в ответе и за жизнь «бессмертного»?

— Из-за меня он жив, — сказала она, просияв, увидев ясно свой путь после слов архиепископа. — Тогда он всеми силами будет защищать меня! К чему тогда слова, что он меня мог убить?

Де Лорен улыбнулся.

— Послушай меня, Адрианна. Наше поклонение дает им жизнь, силу и личность. И чем меньше послушников у божества, тем сильнее каждый на него влияет. Ваши отношения, так сказать, моногамны. Только ты и он, и такое в моем опыте впервые. Вы это не осознаете — ты — точно, но за божество я говорить не могу — но вы влияли друг на друга со дня убийств.

Воровка раскачивалась, сжавшись.

«Я не хочу это слышать!».

— Ты рискуешь, Адрианна. Судя по твоему рассказу, всегда. И ты сказала, что в последнее время стало хуже, что ты совершала поступки, даже зная, что они опасные и глупые.

— Из-за Ольгуна, — прошептала она, сжимая кулаки по бокам. — Я сделала его более склонным к риску…

— И он ненамеренно посылал это тебе, — заключил де Лорен. От возмущения на ее лице он добавил. — Не злись на Ольгуна за это. Вряд ли он знал об этом, — он сделал долгую паузу, пожав плечами. — А даже если и знал, ничего поделать не мог. Даже боги не могут сбежать от себя.

— Это правда? — осведомилась Виддершинс, сосредоточившись. Де Лорен ничего не ощущал, но девушка медленно кивнула, принимая беззвучный ответ. — Хорошо, — сказала она через миг. — Это объясняет многое случившееся со мной, как и моя попытка ограбить вас — явно глупая. Но это не дает понять, что происходит, и кто хочет убить вас.

— Ты уверенна, что это не твоя гильдия воров? — де Лорен потирал подбородок.

— Я была там, Уильям. Я не видела в их церкви следов ритуала, и они ничего не поняли, когда я обвинила их в нападении той штуки.

— Это воры, Адрианна. Уверен, врать они умеют.

— Я — воровка, Уильям, — парировала она. — Я в состоянии понять, когда вор врет.

— Ясно.

— И зачем им хотеть убить вас? Это привлечет внимание, которое гильдия старается избегать.

— Возможно, — старик чуть склонился вперед, словно хотел запомнить узор дерева на поверхности стола. Его пальцы лениво обводили их.

Виддершинс терпела почти минуту.

— Вы, — выпалила она, — пытаетесь собраться с силами и что-то мне сказать.

Де Лорен улыбнулся.

— Я тебе уже доверяю, особенно после твоего рассказа. Но это дело церкви, и обсуждать его сложно, — он снова притих. — Я в Давиллоне не для определения нового епископа и времени его назначения. О, я это сделаю, ведь уже пора. Но это лишь повод.

— Тогда зачем…?

— Не только поклонением, — сказал ей де Лорен, меняя тему, — бог получает силу, хотя этот способ надежный и долгий. Потому люди предлагают подношения или жертвуют зверей, и потому некоторые культы все еще практикуют человеческое жертвоприношение, хоть Священное соглашение запрещает это. Предмет или жизнь, посвященные богу, дают тому богу силу.

— Уверена, это очень интересно, но…

— Недавно чистая вера Высшей церкви кое-что ощутила, Адрианна. Мы получали сны, видения, знаки. Хоть звучит ужасно мелодраматично, в Давиллоне растет темная сила, и дело точно не в обращении в веру. И я уверен, что из-за этой силой появился нечеловеческий слуга, что напал на тебя, что уничтожил культ Ольгуна два года назад. Нужно узнать, что это, и как с этим справиться, — он нахмурился. — Но за этой тьмой нечто почти знакомое…

Он стиснул зубы, его гостья вскочила, склонила голову, словно слушала голос, который он не слышал — видимо, так и было. Она вдруг оказалась у окна, прижала спину к стене. Быстро вдохнув, воровка приготовилась выглянуть, но ей требовалась помощь.

— Ольгун, — прошептала она. — Там темно.

Это была не просто просьба о помощи. Так она говорила, что уже простила его за все, намеренно он делал это или нет. Все стало прежним.

И Ольгун ответил потоком облегчения и приливом силы, который она ощутила, пока воздух покалывал.

Виддершинс присела у окна. Было видно только ее макушку, она быстро осмотрелась. Ее зрение было как у кошки стараниями Ольгуна, она видела и мощеную дорогу, и деревья и кусты.

Вот!

Видно было, словно светило солнце на ночном небе, и там шла колонна стражи во главе с Джулиеном Бониардом. Они шли бодрым шагом, сжимали рукояти, и Виддершинс не сомневалась, почему они шли сюда.

Александр все-таки предал ее? Он позволил ей остаться, что задержать, пока кричал страже? Паника пыталась сдавить ее горло, она сглотнула, подавляя ее.

Нет. Нет, это был не он. Если бы он хотел ее выдать, сделал бы это открыто и уверенно. Но они были тут. Времени на вопросы не было.

— Проблема? — спросил де Лорен за ней.

— Майор Бониард и куча констеблей. Это, думаю, все же проблема.

— Они могут быть тут не за тобой.

Виддершинс ухмыльнулась.

— Вы нарушали законы, Уильям?

— Останься, — попросил архиепископ. — Я заступлюсь за тебя, Адрианна. Может, я помогу тебе вернуть твою жизнь.

Она смотрела на него, чуть не согласилась. Но…

— Нет. Нет, я не могу рисковать. Может, позже. И, Уильям? Спасибо, — она коснулась его руки.

Она ушла, спустилась по стене и исчезла за деревьями, констебли ее не заметили.

Она сбросила наряд монашки, осталась в черном, пропала в ночи.

Архиепископ сказал, тревожась за Виддершинс, только:

— В этот раз она хоть открыла окно.

— Клод!

Слуга замер, его ноги были на разных ступенях, господин догнал его на лестнице.

— Что такое, сэр? — спокойно спросил он.

— Рядом стражи, Клод! — его голос понизился до заговорщического шепота. — Как они так быстро узнали, что она была тут?

— Не знаю, сэр. Но нам лучше проверить ее и его преосвященство, не думаете?

Они побежали вверх по лестнице, пытаясь держаться ближе к стене, чтобы не показать слугам, что что-то не так. У них была минута, и стражи дойдут до двери, может, чуть больше, пока слуги пропустят солдат. Скрипя зубами от нетерпения, Александр пошел по коридору, Клод — следом. Они миновали картины и идолов Севоры, добрались до стражей у двери архиепископа, ворвались в комнату. Внимательно озираясь, два стража прошли за ними.

Де Лорен отвернулся от открытого окна.

— Немного разминулись. Но у нее не будет проблем из-за солдат снаружи.

— Рад слышать, — сказал Клод, Александр радостно улыбнулся.

А потом, на глазах архиепископа, слуга повернулся и вонзил длинный кортик в живот аристократа. Глаза Александра расширились, он схватил клинок, ладони трепетали, как раненые птицы, и он рухнул на пол.

Клод жутко улыбнулся, второй клинок появился в его кулаке, люди Александра бросились к нему…

Уильям де Лорен склонился над окровавленным стражем, губы двигались в молитве по ушедшей душе. Он ощущал, как одеяние пропитывает кровь, жуткое тепло было на его колене, но он не поднялся, пока не закончил.

— Я впечатлен, ваше преосвященство, — сказал ему Клод. — Вы прекрасно держитесь.

— Я тоже впечатлен, — парировал архиепископ, заканчивая молитву. — Твой бог хитер, раз скрывал пятно на твоей душе от меня. Ты знаешь, что ты привел в действие нарушение соглашения?

— Только если нас поймают, ваше преосвященство. И, конечно, тут поможете вы. Вы и старик Александр.

Замедляясь от горя и боли в костях, глядя с тоской на сломанный посох в другом конце комнаты, он встал.

— Спасибо, — сказал он, — что дал мне помолиться.

— У меня нет личной злобы к ним, ваше преосвященство, — сказал Клод, Апостол Севоры и бывший слуга Александра Делакруа. — Как и к вам. Я сделаю все быстро.

Уильям не хотел умирать, еще и тут и так, особенно, когда узнал, зачем он прибыл в Давиллон. Он взглянул на окно, но это было тщетно. Адрианна была быстрой и ловкой. Он так не смог бы даже в юности.

И он выпрямился, лицо было решительным и смиренным. Кем была Смерть, если не еще одним богом из соглашения?

Он ощутил первую вспышку огня в животе. И Уильям де Лорен умер, молясь. Молясь за душу мужчины, убившего его, и за жизнь девушки, которая уже настрадалась достаточно.

Клод ушел, и в комнате остались только трупы, когда Бониард и его констебли прошли наверх.

Глава шестнадцатая

ГОД НАЗАД

Ренард Ламберт опасно отклонился на стуле, скрестив лодыжки на столе, и рассеянно потягивал из кубка вино, что было лучше, чем значилось на бутылке. Кому-то в Давиллоне не повезет с их бутылкой за сорок марок.

Или нет. Не у всех был такой вкус, как у него. Потому он и менял ярлыки. И он вспомнил, что нужно было заглянуть на виноградники до конца недели и проверить…

Ренард задумался о вине, ощущая действие уже выпитого, и не сразу услышал тихий, но настойчивый стук в дверь, а потом уже понял, что происходит.

«Кто знает, где я живу?».

Вор вскочил на ноги, рука потянулась к рапире у двери. Он медленно сдвинул медный кружок на дверном глазке.

— Псс! Ламберт! Я знаю, что ты там! Впусти!

Ренард открыл дверь и отошел, пропуская девушку. Волосы прилипли к ее щекам и лбу от пота, на ее плече был большой мешок.

Он смотрел на нее, а она — на комнату. Мягкий ковер, медь и серебро, яркие картины и портреты разных лиц — все показывало роскошь, было на грани с безвкусием.

— Это точно ты, — сказала она и повернулась к хозяину.

— Виддершинс, что…?

Она нахмурилась и поджала губы.

— Ты сказал, что нужно идти к тебе с проблемами и вопросами, — напомнила она.

— Да. В гильдии сложно ужиться. У многих новичков есть покровитель первые пару…

— Так почему ты мне не рад?

— Я… ты… Виддершинс, откуда ты знаешь, где я живу?

— А, это, — Виддершинс отмахнулась, бросила мешок на пол с грохотом и упала в кресло, где раньше сидел Ренард. Она понюхала кубок, быстро осушила его, не дав Ренарду возразить. — Я несколько недель следила за тобой.

— Я… ты… — Ренард повторялся. — Это невозможно!

— Но я здесь, да? — она пожала плечами. — Если тебе станет легче, ты осторожен. Ты чуть не оторвался от меня дважды.

Его лицо покраснело, Ренард придвинул стул к столу и сел напротив гостьи.

— Зачем ты преследовала меня?

Она пожала плечами.

— Я решила, что если мне нужен твой совет, не стоит делать это в гильдии. Ты же знаешь, что это о гильдии?

Это было хотя бы понятно.

— И что у тебя за проблема? — спросил он, успокоившись.

— Ну… — Виддершинс ткнула мешок на полу носком, и высыпались монеты, стало видно край золотого канделябра. — Это стоит тысяч марок. Может, десятки тысяч. Я… не знала, может, о больших находках в гильдию сообщают иначе. И я побаиваюсь идти одна в гильдию с такими деньгами. Знаю, мы должны доверять друг другу, но… Ренард, ты в порядке?

Нет. Его глаза собирались вылететь из черепа, как пробки шампанского.

— Виддершинс, где ты это взяла?

— О, из башни семьи Даррас. Ты не поверишь, как сложно…

— Что? — вор ощутил, как кровь отлила от лица.

— Не говори, что так нельзя! — завопила Виддершинс с долей страха в голосе. — Я проверила списки! Ничего…

— Нет, — Ренард покачал головой, мысли пьяно путались, хоть он протрезвел. — Нет, башни Даррас в списке запрета нет.

— Что тогда?

Месяцы или даже годы планов. Он знал, потому что она часто говорила ему об этом. О, она не обрадуется, услышав об этом…

— Виддершинс, сколько ты знаешь о начальнице гильдии Лизетте Суванье?

— О, которую я там видела?

Ренард сжал голову руками и застонал.

Глава семнадцатая

НЫНЕ:

Облака сделали звезды тусклыми огоньками, вокруг луны словно появилась аура. Небо оставалось сухим, дожди пролились прошлой ночью, хотя воздух пах влагой, обещая дожди в грядущие дни. Даже хищники — крысы, коты и двуногие — сжались в укрытиях и не хотели выходить.

Виддершинс молчала под облаками. Затерявшись в мыслях, едва замечая окружение, она шла погороду, по переулкам и нишам, от тени к углу в невидимом танце. Улицы проносились, Виддершинс приближалась к месту, которое и не понимала, что выбрала — но она все еще размышляла о событиях ночи.

Она не могла решить, как много ей дал краткий визит к архиепископу. Она ощущала себя лучше, она была увереннее, лучше понимала связь с Ольгуном, а еще попробовала все наладить с Александром.

Визит того стоил. Но она не приблизилась к решению нынешних проблем, она так и не узнала, кто пытался убить ее и Уильяма, кто убил культ Ольгуна.

— Помоги, Ольгун, — прошептала она, голос терялся в прохладе ветра. — Скажи, что мне делать!

Но божество, как и ожидалось, ничего не могло ей сказать.

Она все еще бормотала, заворачивая за угол, и тут поняла, что все это время шла к «Дерзкой ведьме».

Виддершинс замерла, пятки проехали по камням, покрытым росой. Она подумывала пойти в другое место. Кто-то мог следить за ней — учитывая неожиданное появление Бониарда — и она не хотела подставлять Женевьеву.

Но Ольгун был уверен, что она не в опасности, и ей требовалось ухо друга. Слишком многое случилось, чтобы держать это в себе. Глубоко вдохнув, Виддершинс пошла по площади рынка.

Она заметила впереди маленькую, но раздраженную толпу, и ее решимость разбилась, как ваза. Обычные пьяницы и прочие, кто каждую ночь были на пороге таверны, не удивляли, вот только они были снаружи, а эль, пиво и вино — внутри. Сердце колотилось о ребра, Виддершинс прошла мимо пьяниц и взлетела по ступеням крыльца.

— Не старайся, — прорычал один из пьяниц за ней, дверь не поддавалась. Он был грубого вида, светлые волосы спутались, на бороде виднелись следы ржавой бритвы, одежду не стирали с прошлого его попадания под дождь. — Я уже пробовал, — продолжил он, его дыхание было таким, словно он проглотил гниющую крысу. — Они не открылись сегодня! — он оскалился, зубов недоставало. — Я получил пару дополнительных марок к ночи, но негде их потратить. Если есть свободное время, можно получить их.

Виддершинс отвернулась от мужчины, трясла засов и дверь, окна гремели в здании.

— Я же сказал… — раздраженно начал боров.

— Уходите! Мы закрыты!

Виддершинс узнала голос.

— Робин? Робин, это Виддершинс! Открой дверь! Открой, или я взломаю ее!

Ответа не было, Виддершинс опустилась на колено и осмотрела замки. Игнорируя гадкого товарища, заглядывающего за ее плечо, она вытащила из мешочка проволоку и отмычки и приступила к работе.

Новые замки были хорошими, Виддершинс вскрывала их пять минут.

Виддершинс стала толкать дверь, но остановилась и хмуро посмотрела на мужчину, что подошел ближе к ней.

— Это личное, — сказала она ледяным тоном. — Они все еще закрыты.

— Как же! — рявкнул он, дыхание чуть не сбило ее с дверью. — Ты заходишь. И я захожу! Ты ничего не…

Виддершинс познакомила колено с животом пьяницы, гадкий воздух вырвался из его легких порывом, и мужчина улетел с крыльца. Виддершинс вошла, захлопнула и заперла дверь за собой, пока он еще летел к брусчатке.

— Робин? Робин, где ты? — она была вне себя, это было слышно по голосу, но ей было все равно. — Где Жен?

Таверна была невероятно темной. Камин был холодным и пустым, лампы не горели. Только несколько факелов бросали лучи света на эбонитовые глубины комнаты.

Виддершинс не сразу нашлась. Она медленно вытянула руки, пока взгляд привыкал, а она двигалась к бару.

— Робин? Жен?

Она услышала тихий всхлип в темноте. Она различила силуэты мебели в тенях.

Вот! На краю комнаты тонкая фигура горбилась над столиком. Виддершинс узнала фигурку Робин, ее стрижку под мальчика. Биение ее сердца гремело в пустой комнате, воровка застыла рядом со служанкой.

— Робин, что такое? В чем дело?

Девушка посмотрела на нее, Виддершинс побледнела от ее рассеянного взгляда, заметного даже в слабом свете факелов.

— Женевьева, — сказала Робин растерянным и пустым тоном.

Виддершинс не могла дышать. Нет. Боги, нет…

— Что… с ней? Робин, что с Женевьевой?!

— Вино, Шинс, — почти сонно сказала Робин, указывая на стол, ее глаза стекленели. — Женевьева пролила вино, но не отодвигается, чтобы я его вытерла.

И тогда Виддершинс увидела в тенях фигуру на досках лицом в сияющем пруде медленно растекающейся красной жидкости.

В ее крике не было гнева или страха, мир не мог причинить ей еще больше страданий. Была лишь боль, жалкий звук, ужасный вой отчаявшегося ребенка.

Виддершинс не помнила, как упала на колени. Руки дико дрожали, слезы слепили, она коснулась остывающего трупа единственного человека, которого она звала другом, которого любила.

— Ольгун? — бог скривился, ужасаясь от мольбы в ее голосе. — Ольгун, прошу, прошу, помоги ей! Мне нужно, чтобы ты помог ей! Прошу…

Но Ольгун мог лишь плакать по-своему.

Факелы плясали, не зная о горе, мир кончался, где не доставало их слабое сияние.

Может, прошли минуты или часы, когда Виддершинс подняла голову, до этого прижимаясь лицом к волосам Женевьевы, обнимая ее голову, не думая, что кровь теперь покрывала ее руку и грудь. Она рыдала, мышцы болели, легкие просили воздуха, слезы могли вымыть стол, покрытый кровью. Но ее печаль, ее молитвы всем богам, чьи имена она знала, не могли вернуть жизнь в тело человека, что она держала, с которым она когда-то говорила и смеялась, любила душу Женевьевы Маргулис.

Слезы замедлили течение, прекратились, и всхлипы перестали сотрясать тело.

Робин не было видно. Виддершинс смутно помнила, как отправила ее наверх поспать. Девушка была ошеломлена, и Виддершинс могла лишь надеяться, что безумие в ее глазах было временным.

Она не могла потерять еще кого-то этой ночью.

Подавляя боль, прикусив губу до крови, Виддершинс придвинула лампу ближе, чтобы увидеть детали, на которые не хотелось смотреть.

Ей не нужно было искать. Рана, что лишила ее Женевьевы, была простым ударом в сердце — но бедная женщина страдала до этого: ее ноги были сломаны много раз тяжелым инструментом.

И Виддершинс ощущала на себе этот инструмент не один раз.

Она встала, тело содрогалось как лист в бурю, и она ненавидела. Ненавидела стражей, что не дали ей убить Брока в том переулке, ненавидела себя, что не смогла покончить с ним, когда был шанс.

Она не могла ненавидеть Брока, ведь он был уже мертв. Виддершинс знала без тени сомнений, что убьет.

Она повернулась, чтобы найти его, дверь открылась задолго до того, как она подошла. И он был там, словно принесенный богами.

Она была права: он был уже мертв, его горло пересекала рана от тонкого лезвия. Словно большой мешок с едой, он висел меж двух бандитов. За ними стоял третий, худой, с ухоженными усами и в яркой одежде, что не вязалась с рапирой на боку и ножами в сапогах. Виддершинс видела, что толпа снаружи пропала, может, нашла другое заведение, или их разогнали силой.

Ей стоило убежать, паниковать, но эмоции кончились. Виддершинс смотрела на них, а потом повернулась, медленно, не мигая, когда дверь кухни открылась со скрипом. Оттуда появился третий бандит с солдатом, руку которому они с Ольгуном испортили много лет назад.

Если бы у нее остались эмоции, она была бы удивлена.

— Может, вам стоит присесть, мадемуазель, — сказал бандит на пороге, закрывая дверь за собой.

Виддершинс не сдвинулась.

— Я — Жан Люк. Думаю, Генри ты уже встречала.

— Брок? — спросила она.

— Кто? Ах, — он проследил за ее взглядом, — да. Мы нашли его тут, когда вернулись ждать тебя. Он пытался, кхм, заставить твою подругу сказать, где ты. Он ждал и следил днями, у него кончилось терпение. Милая Адрианна — или Виддершинс, или Мадэлин? — мы сделали так, чтобы она больше не пострадала от его рук.

Виддершинс не реагировала на перечисление ее разных имен.

— Тогда я проверю, чтобы все вы умерли просто, — сказала она ему.

Бандиты засмеялись и бросили труп Брока в угол. Таверна содрогнулась от удара.

— Возможно, — отмахнулся Жан Люк. — Но сначала с тобой поговорит мой наниматель.

Дверь снова открылась, вход был драматично продуман. Несмотря на плащ, на бинты на голове и руках, Виддершинс знала, что это демон.

— Да, Адрианна, — оскалился он хриплым голосом. — Я тоже рад снова тебя видеть.

Но Виддершинс привлек человек рядом с адским существом.

— Клод?

— Здравствуй, Адрианна, — он закрыл дверь, стряхнул пыль с тяжелого плаща. — Мы давно не разговаривали. Генри, — добавил он, глядя в сторону, — оставь нас.

— Но, сэр…

— Мне нужно, чтобы кто-то следил за расследованием. Иди.

Кивнув, бывший страж ушел.

— Расследование? — голос Виддершинс все же дрогнул.

— Да, о смертях Уильяма де Лорена и Александра Делакруа. Конечно, все спишут на тебя.

Она не могла снова плакать, это было слишком. Только сила Ольгуна держала ее на ногах, мир раскачивался вокруг нее.

Но внутри она плакала не только из-за потери друзей, любви, будущего, которое она почти вернула.

— Не понимаю, — прошептала она. — Боги, Клод, ты так меня ненавидишь?

— Тебя? — бывший слуга Александра рассмеялся. — Милое дитя, ты тут ни при чем. Дело в твоем друге, — ненависть звучала в последнем слове так сильно, что отбрасывала тень.

И Виддершинс ясно увидела все, словно кто-то нарисовал ей схему.

— Ты знал! — возмутилась она. — Ты все время знал об Ольгуне!

— Конечно, — сказал Клод, зарычав. — Я знал, как только Александр предал нашего года ради варварского идола! Он не мог скрыть ересь, не от Севоры и меня!

Виддершинс раскрыла рот от фанатизма в его глазах, пылающего в свете ламп. А это был даже не бог его дома!

— После всего, что Севора сделал для него, его семьи, отвернуться из-за пары лет неудач? Мерзавец! Ах, но я знал лучше, да? Я знал, что льва не приручить. Я знал из старых текстов, что Севора был охотником, хищником, так было до соглашения! И я знал, что он возложил на меня задание пролить кровь тех, кто забрал у него Делакруа!

— А твой демон-питомец, Клод? — спросила она, игнорируя грубый смех существа от ее описания. — Что Севора думает об этом?

Апостол только рассмеялся.

— Те боги, что против соглашения, теперь во тьме, и их слуги с ними, но не все слуги хотят оставаться в аду. Что думает Севора о моем призыве их? Пока демон верен ему, а не бывшему хозяину, ему нет до них дела. Это не было бы необходимо, — продолжил он спокойнее, поняв, что даже Жан Люк и нанятые бандиты пораженно смотрели на него. — Я надеялся, что, когда ты и твой божок будете мертвы, он вернется к Севоре.

— Но он вернулся! — возразила Виддершинс. — Он бросил Ольгуна!

— Его сердце не было искренним. Вряд ли он участвовал в возвращении величия Севоре. Мне стоит тебя поблагодарить, кстати. Если бы мне не пришлось убрать вашу мелкую секту, я бы не смог сделать то, что требует сделать Севора. И кстати об этом… — Клод поднял руку, и демон напрягся, ожидая приказа.

Но Виддершинс все размышляла, вспоминала все вопросы без ответов, упущенные детали.

И она услышала голос. Не Ольгуна, за все годы он так и не заговорил с ней словами. Она не думала, что он мог.

Нет, это был голос Уильяма де Лорена. Был с ней его дух, или это Ольгун говорил с ней чужими словами, или она просто вспоминала его слова, они звучали в ее душе.

Темная сила в Давиллоне. Боги соглашения.

Жертва.

И Виддершинс поняла.

— Ты не убьешь меня! — воскликнула она, поняв, что Клод безумен. — Ты убиваешь Ольгуна! — гнев ее покровителя смешался с ее, ярость бессмертного была сильной.

Апостол Севоры невольно улыбнулся, его рука замерла. Демон заворчал, но не двигался.

— Продолжай, — сказал Клод, явно желая узнать, поняла ли она все.

— Твой бог — вялый, — продолжила Виддершинс, подавив отчаяние. — Ты не можешь развивать поклонение ему. У Александра нет наследников, его сердце было не с этим богом, а ты не можешь делать послушниками Севоры кого-то не в доме Делакруа. Может, ты пожертвуешь парой людей, но это большой риск для мелкой награды. Но если ты убьешь меня…

«Ты — последняя послушница Ольгуна, Адрианна, — сказал ей Уильям. — Если ты погибнешь, боюсь, пропадет и он».

— Он — жертва, — поняла она. — Ты жертвуешь богу бога. Конечно, Высшая церковь ощутила, что это грядет. Это будет огромная сила!

— Браво, Адрианна. Александр был прав на твой счет.

— Возможно. Но я не жрица, Клод, хоть даже я знаю, что жертва — нарушение соглашения, кем бы ни была жертва. Я думаю, убийство бога — тоже нарушение, даже если он не был в соглашении.

— Верно, — согласился Клод. — Потому де Лорену пришлось умереть.

Виддершинс улыбнулась, хоть на щеках засохли слезы.

— И это будет выглядеть как атака на церковь и богов соглашения снаружи. Я убила архиепископа, мы с моим богом пошли за тобой, и ты убил нас, защищаясь, пока все в церкви искали несуществующего врага. Когда все узнают правду, Севора получит силу, и лишних проблем не будет.

В этот раз Клод похлопал.

— Севора будет так силен, что другие не смогут действовать против него. Но ты права! Боюсь, я не оценивал тебя по достоинству.

— Ты, — резко сказала Виддершинс, — безумен. Еще немного, и ты вообще сойдешь с ума.

— Так говорят те, кто не видят. Я надеялся предложить Севоре силу жертвы годы назад, но ты все испортила, сбежав.

— Прости за неудобства.

— Да. Но ты теперь тут и…

— Нет. Я не об этом. Прости за неудобства сейчас, но я не последний послушник Ольгуна. Моя гибель тебе не поможет.

Клод впервые был потрясен.

— Что? О чем ты?

— О, ладно тебе, Клод, ты же сам меня не оценил? — мужчина нахмурился, но слушал. — Прошло несколько лет, — напомнила Виддершинс, словно объясняла что-то простое ребенку. — Ты думаешь, я скрывала ото всех тайну Ольгуна? — она задумчиво замолчала, словно мысленно считала деньги. — Нас теперь восемь или десять. Как они могли не поверить, увидев, как он мне помогает? — она пожала плечами, стараясь игнорировать испуг Ольгуна. — Не большая компания, по сравнению с его старым культом, но этого хватает, чтобы испортить твой план, да?

Апостол напрягся, а потом рассмеялся.

— О, Адрианна, на миг ты меня испугала. Но…

— Я серьезно, Клод. Хочешь рискнуть?

Он нахмурился сильнее.

— Я могу спустить на тебя питомца. Севора сразу поймет, врала ли ты, и он заберет силу Ольгуна.

— А если я не вру, я буду мертва, а других ты не найдешь, — улыбнулась Виддершинс.

Клод постучал пальцами по стулу.

— Ты хочешь привести нас к ним, Адрианна?

Она пожала плечами.

— Дело всегда было в выживании. Ты идешь за ними, а не за мной. Я откажусь от Ольгуна, как Александр, и все счастливы. Может, я даже помогу тебе с делами Делакруа — за проценты, конечно.

«Прошу, Ольгун… прошу, пойми… Доверься мне».

— Договорились! — быстро сказал Клод, протягивая руку.

Виддершинс пожала ее, они смотрели миг друг другу в глаза. Они врали и знали это. Клоду нужно было просто понять, что из ее слов было ложью.

— Я жду этого, Клод, — она указала на северо-запад. — Если пойдешь с рынка туда, пройдешь семь улиц, а потом…

Она замолкла от его резкого смеха.

— О, нет, Адрианна. Я не так глуп. Ты приведешь нас к своим бывшим товарищам. Лично.

Ах, ладно. Попытка того стоила.

— Конечно, — сказала она.

— И ты оставишь тут рапиру Александра.

Виддершинс пожала плечами, убирая эмоции с лица.

— Это далеко. Надеюсь, ты в настроении прогуляться.

Апостол вытянул шею, укутался в плащ от прохлады ночи. Он долго смотрел, хмурясь, на потрепанные стены.

— Ростовщики, Адрианна? — скептически спросил он.

— Почему нет? Компания плохо справляется, у них много места. Хороший храм.

— Ладно вам, — Жан Люк шагнул вперёд, обходя демона. — Это — Гильдия искателей, сэр.

— Правда? — спросил он, повернувшись к Виддершинс.

Она нервно улыбнулась.

— А куда ещё мне было идти?

Вот оно. Если Жан Люк знал слишком много о практиках гильдии, ей конец.

Прошла долгая минута, Апостол кивнул, и Жан Люк молчал. Виддершинс дрожала от радости.

— Хорошо, — сказал он. — Тут есть стража?

— Один страж снаружи, — признала она с неохотой. — В одежде нищего. Не знаю, сколько внутри. Зависит от того, как распределили задания.

Клод спокойно махнул рукой, словно просто напиток. Демон бросился из переулка, растягиваясь во весь рост. Виддершинс опустила плечи, желудок сжимался, она пыталась не слышать крик и жуткий треск, а за ними плеск.

Задержав дыхание от запаха крови и испражнений, Виддершинс прошла в двери, словно имела полное право быть здесь, приходить второй раз за две ночи в Гильдию искателей.

Они шли по одному и по двое, а потом большими группами. Рапиры и арбалеты, а потом с пистолетами из-за тяжелых дверей и баррикад. Воры Давиллона защищали свой дом.

И не справились. Зал заполнило дымом, стены блестели кровью. Оружие отлетело от существа, его когти терзали плоть, кости ломались от его челюстей, и те, кто шел за ним, скользили на лужах крови.

Но даже зверя Севоры не хватало, чтобы убить всех. С каждым трупом трое или четверо успевали убежать в лабиринты гильдии, где запутался бы даже демон.

Виддершинс заставляла себя смотреть, вздрагивая, но отказываясь отводить взгляд от когтей и крови. И когда она увидела, что жуткое существо не неуязвимо, что порой лезвия пронзали его шкуру, пути иногда оставляли след, и ее настроение немного поднялось.

Они шли по коридорам и сквозь двери все глубже, и существо двигалось то перед ними, то рядом, то сзади, как ребенок на карнавале, ждущий порвать больше тел на клочки.

В нескольких шагах от ее цели Клод вытянул руку, чтобы остановить ее.

— Хватит, Адрианна, — мрачно сказал он.

— Прошу прощения?

— Мы уже убили многих воров, ещё больше убежало от страха. И мы с моим питомцем ни у кого не уловили твои способности. Вряд ли тут кто-то разделяет твои верования.

— О? Тогда как ты объяснишь…? — и она побежала так быстро, что даже демон опешил от удивления. Волосы развевались за ней, она бежала, словно за ней гнались адские гончие, впрочем, одна такая гналась. Она прекрасно знала, пока ее топот отражался от стен, что не будет впереди долго, но, может, хоть немного…

Самые быстрые люди Клода почти не отставали, повернули за угол и растерянно уставились на находку. Их добыча пропала за раздвижной дверью, спряталась где-то в комнате за ней. Они заглянули и уставились на большую фигуру в комнате.

Клод, тяжело дыша, сверкая потом на лбу, вышел из-за своих приспешников и хмуро огляделся.

— Жди снаружи, — сказал он одному из своих. Другие с Жаном Люком и демоном прошли за ним внутрь, потёртый ковер приглашал их шаги.

Дверь закрылась за ними, но их глаза быстро привыкли к болезненному свету ламп и факелов, напоминая сумерки без наступления ночи. Клод быстро узнал церковь, его взгляд скользнул по облику идола, задержался на тяжёлом капюшоне.

— Вот, — Виддершинс появилась из-за статуи. — Доказательство, — она махнула рукой, и маска упала на пол.

Церковь наполнили крики ужаса, люди и монстр смотрели на лицо Скрытого бога. Виддершинс прикрывала глаза рукой, увидела, как убийца Жан Люк падает на колени, крича, его щеки покраснели, а глаза выпучились. Она слышала, как другие следуют его примеру, но не осмелилась посмотреть.

Казалось, он не мог уже кричать, и его легкие взорвутся без воздуха, его голос звучал ужасно. Жан Люк рухнул на пол, содрогался от позывов рвоты, пока внутри него не осталось ничего.

Но это не прекращалось, ведь проклятие Скрытого бога было воплощением воровства.

Необходимость. Жажда. Голод.

Она увидела, как рассеиваются плоть, мясо и мышцы, как его череп опускался к костям с каждым позывом, его тело сложно пожирали, оно сдувалось на ее глазах. Виддершинс пришлось отвести взгляд, ее скуление было едва слышно за жутким бульканьем, в которое превратились крики.

Звуки пропали, в комнате завоняло гнилой плотью, и Виддершинс открыла глаза. Тела лежали по всей комнате, тощие и приклеенные к ковру вязкой жидкостью. Даже демон был на полу, его шкура цеплялась за кости. Он двигался, пытался встать, проклятие не смогло убить его, но он все равно был уязвимым.

Глядя на пол, шагая спиной к идолу, Виддершинс склонилась и с содроганием отцепила капюшон статуи от склизкого ковра. Она ощупала статую, пока не нашла голову, и выдохнула с облегчением, скрыв лицо скульптуры капюшоном.

Хорошо, теперь нужно было как-то убрать демона и….

Крик Ольгуна чуть не опоздал. Длинный широкий клинок вылетел из тьмы, и отчаянный бросок Виддершинс на пол с трудом спас ей жизнь. Огонь вспыхнул в ней, сталь ударила ее по спине, и ее кровь полилась к жидкости на полу.

Подавляя боль, покалывание на коже, пока она катилась по грязному ковру, Виддершинс вскочила на ноги и повернулась, подняла рапиру, что валялась рядом с телом Жана Люка.

Клод стоял перед ней с мечом в руке. Струйка крови стекала по его подбородку — только это было следом проклятия Скрытого бога. Наверное, Апостол отвел взгляд, пока магия не стала действовать — или он укрылся за своим божеством.

— Неплохо, — прорычал он, кончик меча рисовал абстрактные узоры в воздухе перед ним. Хмурясь, он сбросил плащ с плеч. — Ты чуть не погубила нас. Но Севора защищает своих, никто не одолеет его

— Я с ним и не борюсь, — пропыхтела Виддершинс, сжимая крепко рапиру в одной руке, прижимая другую ладонь к ране. — Я борюсь с тобой.

Она бросилась, игнорируя боль в спине. Ей нужно было скорее покончить с этим, чтобы разобраться с демоном, пока он не набрался сил.

Меч Апостола был тяжелее, чем у нее, но двигался невероятно быстро. Они замерли на миг, соприкасаясь сталью, взгляды резали сильнее меча.

Рапира Виддершинс была сияющей молнией, ударяла по сторонам от взмахов ее руки. Она свистела, прорезая воздух, звон металла о металл сливался в пронзительную речь.

Но меч Клода перехватывал даже самые быстрые удары. Его тяжелый меч отбивал ее оружие, успевал при этом ударить по брешам в защите, пока она отвечала на удар. Виддершинс истекала кровью из десятка царапин, что быстрее лишали ее сил, но она не могла ранить в ответ. Пот катился по ее лицу и его, сияя в свете, вспыхивающем на клинках.

Клод был хорош, но не настолько; не такой умелый, как Лизетта. Но в той схватке Виддершинс не сковывали горе, усталость, боль от раны.

И она еще не сталкивалась с врагом, которого тоже мог вести бог.

И она знала, что тут не победит.

Виддершинс кружилась, кривясь от боли в ране, пригнулась, уходя от удара, что снес бы ей часть головы. Присев, она вытянула пустую руку и — стараясь не думать, что она делает — подхватила горсть жидких останков с ковра и бросила во врага. Клод ожидал этого, отвернулся, чтобы гадость не попала ему в глаза и рот, но это все-таки его остановило, хоть и на миг.

Виддершинс побежала, хромая, к двери, пока Апостол не сделал ни шагу. Она отчаянно открыла дверь, отодвинула ее в сторону и столкнулась лицом к лицу со стражем, которого Клод оставил снаружи.

Они мгновение смотрели друг на друга, она забыла о нем, он ничего не слышал о конфликте внутри, благодаря толстым стенам и двери. А потом он выхватил пистолет и поднял его на большой скорости, палец уже прижался к спусковому крючку…

Виддершинс прошипела имя Ольгуна, и божество коснулось оружия — не остановило его и не взорвало, а зажгло раньше времени. Оно хлопнуло без участия крючка, черный порох заискрился. Глаза бандита только начали расширяться, а пуля пролетела над плечом Виддершинс и погрузилась с глухим звуком и испуганным выдохом в грудь мужчины, бегущего за ней.

Солдат смотрел с растущим ужасом, а Виддершинс в шоке, на грудь Клода, и тот ошеломленно опустил взгляд.

— Не понимаю, — прошептал Апостол со слезами на глазах. — Севора…

Он упал на колени, а потом лицом в грязный ковер.

Виддершинс шагнула вперед, ударила коленом в пах потрясенного стража, ударила его по голове рукоятью рапиры на всякий случай.

— Отличный выстрел, Ольгун! — заявила она, смеясь сквозь боль. Божество внутри нее сияло от гордости. — Но не зазнавайся, — добавила она. — Я не хочу слушать об этом и месяц спустя.

Она могла поклясться, что он показал ей язык.

Виддершинс хотела только уйти. Все в ней болело, она ощущала усталость, голова кружилась от этого и потери крови. И она знала, что воры скоро наберутся смелости и пойдут охотиться на то, что ворвалось в их дом. Но она пришла сюда не просто так, и эту цель еще не выполнила.

Она склонилась над стражем без сознания и осторожно забрала рожок с порохом с его пояса и вернулась в комнату ужасов, что недавно была храмом.

Оно не было мертвым. Существо, пережившее падение с третьего этажа, пули и лезвия, отказывалось погибать от проклятия не своего бога. Но оно лежало, пыхтя и дергаясь, пытаясь вернуть силу, что из него вырвали. Гадкая жидкость непонятного цвета — Виддершинс могла описать это только как сочетание синего и смерти — растекалась по полу, где демона стошнило, и медленно разъедала ковер.

Двигаясь так быстро, как позволяло болящее тело, следя за демоном, Виддершинс прошла по комнате, набирая порох в рожок из рожков всех бандитов Клода. А потом она склонилась над демоном.

— Катись в ад, — прошептала она.

Виддершинс бесцеремонно сунула рожок в раскрытый рот существа, подальше в горло, и выбежала из комнаты. Она замерла на пороге, схватила факел со стены и бросила в извивающееся существо, а потом закрыла дверь.

От оглушительного взрыва ее уши звенели, хоть дверь должна была заглушить звук. Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в церковь, чтобы убедиться, и улыбнулась.

И двадцать шесть душ, что два года висели над Адрианной Сатти, улетели на заслуженный покой.

— Теперь, — устало сказала она Ольгуну, — пора домой.

Она говорила и знала, где «дом» должен быть.

Она могла выказать уважение.

Эпилог

НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ

— Ну, — сказала девушка хриплым от подавляемого горя голосом, слезы давно были пролиты, — думаю, это конец, — Робин огляделась, сжала метлу, словно не хотела дать вещи и всему, что с ней связано, исчезнуть.

Зал таверны месяцами так хорошо не выглядел. Работницы, особенно Робин, постарались прибрать тут. Пол был без пыли и мусора, даже самые упрямые пятна оттерли. Впервые за годы запахи спирта и опилок были сильнее, чем от пота. Столы были чистыми и отполированными… Все, кроме одного. Виддершинс по кускам скормила его огню.

Служанка все еще не знала, что произошло. Часть нее хотела требовать объяснений, но она не могла поступить так с подругой. Шинс расскажет ей все, если она будет готова, ни минутой ранее.

— Красиво получилось, Робин, — тихо сказала Виддершинс за ней. Она сжала плечо девушки. — Она гордилась бы тем, что ты сделала с местом.

С жалобным воем Робин бросила метлу и прижалась к груди Виддершинс, рыдая. Виддершинс сжала девушку руками, давая ей успокоиться.

Она приглядывала с тревогой за Робин после ее припадка, близкого к безумию, охватившему ее в ночь смерти Женевьевы. Больше таких приступов не было, но Виддершинс ходила на цыпочках вокруг нее, боясь нового приступа.

Но Робин была расстроена не только из-за смерти подруги. Рыдания утихали, Виддершинс расслышала приглушенное:

— Что мне теперь делать? — от темноволосой головы у своей груди.

— А что еще, Робин? Возьмешь себя в руки, организуешь других, когда они придут, и подготовишь это место к открытию. Мы уже потеряли много денег.

Робин отпрянула от объятий подруги, словно ее толкнули, ее покрасневшие глаза расширились.

— Шинс, — начала Робин, пытаясь сохранить голос ровным, — открытия не будет. Ты знаешь, что отец Жен думал об этом месте! Он закроет его или продаст, и тогда…

— Робин, с чего ты взяла, что месье Маргулис решает в этом деле все?

Девушка удивленно моргнула. Виддершинс рассмеялась от ее ошеломленного вида.

— Завещание Женевьевы точно передаст «Дерзкую ведьму» другому владельцу.

— Но у Жен нет завещания! — воскликнула Робин. — Она так и не написала его.

— Виддершинс печально улыбнулась.

— Ты забываешь, с кем я работаю, Робин. Когда Маргулис прибудет сюда забрать «его» таверну, у меня уже будет такое идеальное завещание, что сама Женевьева не поверила бы, что это подделка.

— Э-это правильно? — девушка сомневалась. — Жен одобрила бы это?

— Это лучше, чем если ее отец продаст ее дом незнакомцу.

Робин начала улыбаться, такое случилось впервые за неделю.

— И этот новый владелец…?

Виддершинс потерла ногти о жилет.

— Конечно, — признала она, — я не знаю, как управлять таверной, так что это придется делать тебе. Боюсь, мне придется платить тебе больше, но ты точно поймешь!

Стараясь вдохнуть, Виддершинс осторожно выбралась из самых крепких объятий в мире.

— Вижу, ты счастлива, — выдавила воровка.

— Можно и так сказать, — ответила Робин.

— Поэтому ты пыталась меня раздавить?

Улыбка девушки стала шире.

— Я подумала, что нужно так сделать, пока ты не передумала.

Виддершинс долго смотрела на нее, а потом рассмеялась.

— Кстати, — Виддершинс с теплом взлохматила волосы Робин, — у меня есть еще несколько дел. С таверной разобрались… — «и с тобой», — мысленно добавила она, — и мне нужно их доделать. Завтра вечером мы должны быть открыты, или я вычту это из твоей зарплаты, слышишь?

Даже снаружи Виддершинс слышала, как насвистывает девушка, подметая уже чистый пол зала.

Генри Робе стоял посреди грязной спальни, где кучи вещей скрывали отчасти поеденный термитами пол, и отчаянно запихивал вещи в мешок, что уже трещал по швам.

Он не понимал, как все пошло не так, но знал, что хуже уже некуда. Апостол погиб, его люди — тоже, а Виддершинс не только видела его лицо, но и слышала имя! Он вздрагивал, даже когда Жан Люк представлял его. Но это не имело значения. Она умрет, а он будет богатым.

Он все еще хорошо справлялся с работой, даже рука не мешала, и платы от Апостола ему хватит на годы. Он мог начать заново в другом городе без проблем, пожить немного, а потом искать новую работу. И хоть богатство манило его, этот вариант казался даже лучше. В другом городе вес его прошлого и подозрения стражи не будут давить на плечи. Ему просто надо…

Он застыл, мешок выпал из онемевших пальцев от ощущения холодного металла на черепе. Никто не мог пробраться к нему сюда! Половицы заскрипят, если просто уронить штаны! Но Робе видел краем глаза мужчину, прижимающего пистолет к его затылку.

— За что? — тихо спросил бывший страж.

— Потому что Виддершинс — не убийца, — сказал ему Ренард Ламберт. — И Женевьева не хотела бы, чтобы такой, как ты, сделал ее убийцей.

Генри Робе закрыл глаза, и раздался выстрел.

Ренард пару мгновений хмуро смотрел на труп Генри Робе, а потом убрал пистолет за пояс. Он потянул за пальцы перчатки, сдул с них порох и повернулся к двери.

Виддершинс разозлится, когда услышит. Она точно хотела найти Генри и убить сама. Пусть так думает. Ренард знал лучше. И он знал, что когда-то она поймет, может, даже отблагодарит его.

Женевьева точно поблагодарила бы, где бы ни была.

Он вдруг улыбнулся, рука коснулась двери. Эти мысли были не в его стиле. За такое он платил жрецам гильдии.

Он оглянулся на комнату, где воняло не стираной одеждой (а теперь и кровью) и вздохнул. За девчонкой было ужасно сложно приглядывать. Искатели точно захотят хорошенько наказать ее за бойню. Он должен был объяснить ее действия жрецам, объяснить, что она помешала появлению силы, что могла угрожать гильдии, даже самому Скрытому богу. Многие не поверят, но это хоть приглушит шум. Но ему стоит посоветовать ей залечь на дно на пару недель… Будто она послушается.

И нужно было так много сделать: пополнить ряды членов гильдии, назначить новую начальницу, понять, что делать с ненадежной Лизеттой…. Может, она станет хорошим публичным примером, покажет другим, как опасно действовать против лидера, но так ее союзники затаятся сильнее… Боги, работа не кончалась! Порой Ренард задумывался, стоило ли занимать это место.

Ренард Ламберт, Скрытый лорд Гильдии искателей, ушел в Давиллон, ворча из-за неудобств любви и долга.

С тихим стоном усталости майор Джулиен Бониард оторвал взгляд от кип бумаги на столе и зажал пальцами переносицу. Было поздно, его смена давно закончилась. Свечи и лампы дымили, гул угасал, дневная смена расходилась по домам, а ночная занимала места.

Джулиен знал, что ему стоит закончить и пойти домой, продолжить утром. Так длилось днями — файл за файлом, допрос за допросом. Но он приказал своим людям как можно скорее закончить с этим, и Джулиен Бониард не просил бы у них того, чего не стал бы делать сам. Тряхнув головой, он решил поработать еще час, открыл уставшие глаза…

И чуть не завопил, увидев, что стул перед ним уже не пустой.

— Вскрик был интересным, — сухо отметил гость стража, затыкая ухо пальцем. — Ты оглушил всех собак в этом районе.

Джулиен нахмурился, одна рука сжала табарду на его груди, а другая потянулась к пистолету.

— Боги, Виддершинс! Если хочешь меня убить, просто пронзи рапирой! — он успокоился за пару глубоких вдохов; по крайней мере, он уже не держался за грудь, словно подавлял сердце. — Я уже не так молод, — тверже сказал он.

«Это точно», — с горечью подумала она, но вслух сказала:

— Да? А я перестала стареть пару лет назад. От этого все равно никакого проку.

— Точно. Ты пришла по какой-то причине, забыв о логике и здравом смысле? Или просто надеялась, что я умру от испуга?

— Звучит заманчиво, — сказала она, — но я пришла не поэтому, — она нахмурилась. — Вообще-то, Джулиен… — страж вскинул брови. Когда она звала его по имени, ему хотелось пересчитать свои деньги. И зубы.

— Да? — спросил он.

Она вздохнула.

— Я хотела узнать, собираешься ли ты списать смерти де Лорена и Ал… кхм, Делакруа на меня?

Бониард нахмурился.

— Ты ужасно рискуешь, спрашивая у меня.

Виддершинс рассмеялась.

— Джулиен, ты даже не представляешь, в каких местах я недавно побывала. Не сочти за неуважение к твоим способностям или к твоим людям, но это место меня больше не пугает.

— С чего ты взяла, — медленно спросил Бониард, скрывая эмоции на лице, — что у нас есть повод подозревать…

— Бониард не трать мое время. Мы оба знаем, что ты подозревал меня с того побега из тюрьмы. Мы оба знаем, что ты искал меня, как только стало ясно, что Уильям, кхм, архиепископ — мертв, — страж запомнил эту ее оговорку, но перебивать не стал. — И мы знаем, — недовольно продолжила она, — что в доме Делакруа ты должен был найти достаточно улик, указывающих на настоящего убийцу! Хватит издеваться, ускорим друг другу наступление приятного вечера!

Откуда она вообще о таком знала?! Да, стража тщательно обыскала поместье Делакруа, им пришлось из-за убийства. Они нашли улики, а еще скрытый храм Севоры, что был древнее и примитивнее тех, что одобрял соглашение. И они нашли странные записи, следы ритуалов, которые Джулиен не мог понять, но жрецы стражи сказали ему, что такие ритуалы были запрещены в первые дни церкви.

Хватало ли этого, чтобы обвинить кого-то в убийстве Александра Делакруа и Уильяма де Лорена? Нет, но из улик можно было сделать выводы.

Но информация была закрытой, ведь была связана с властной семьей, какой был дом Делакруа.

— Я не могу подтвердить или опровергнуть то, что ты слышала, Виддершинс. — сухо сказал Бониард. — Но я могу, — спешно продолжил он, когда она вдохнула для очередной тирады, — убедить тебя, что мы уже не подозреваем тебя. Ты свободна и чиста. В этом, по крайней мере.

Девушка обмякла на стуле.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Как Морис?

— Морис? А, монах, — Джулиен покачал головой. — Подавлен. Но, думаю, немного добра из этого будет. Я слышал, пока он не ушел, что он подал петицию о смене орденов. Хочет стать священником, видимо, идти по стопам де Лорена, — страж пожал плечами. — Думаю, церковь могла поступить хуже.

Виддершинс слабо улыбнулась.

— Это они умеют, — согласилась она. — Тогда я пойду, — она замерла. — Или ты хочешь арестовать меня за проникновение? — спросила она, шутя лишь отчасти.

Губы Бониарда скривились между улыбкой и хмурым видом.

— Стоило бы, — признал он, — но… думаю, я немного перегнул, арестовав тебя тогда.

Глаза Виддершинс расширились, она мелодраматично прижала ладонь к груди.

— Не начинай, — предупредил он. — Мне вот интересно, куда ты спешишь?

— Ничего жуткого, Бониард, Хотя я бы тебе не рассказала. Завтра ночью открывается моя таверна. Я хочу проверить, все ли готово.

— Твоя таверна?

Виддершинс помрачнела.

— Женевьева оставила ее мне.

Бониард кивнул.

— Мне жаль, — сказал он, и Виддершинс поразилась, ощутив его искренность. — Знаю, вы были близки.

— Да.

— Если это поможет, Виддершинс, мы арестовали выжившего напарника Брока. Его зовут Ловел, он тоже участвовал в проникновении в тюрьму. Обещаю, я накажу его как следует.

— Спасибо, — тихо сказала она.

Ощущая срочную необходимость нарушить неловкий момент, Джулиен сказал:

— Если у тебя теперь таверна, ты больше не будешь воровать?

Она немного просияла.

— Все может быть, Бониард. Кто знает?

— Надеюсь, Виддершинс. Я не хочу ловить тебя на незаконных поступках, ясно?

— О, все понятно, — она хитро улыбнулась стражу. — Обещаю, ты меня не поймаешь.

Джулиен невольно рассмеялся. Когда он замолк, девушки уже не было.

Это было странно. После ее разговора ей впервые за эти дни стало лучше. Она была ярким пятном недели — это не хвалило ее, а показывало, какой ужасной была неделя, но все же так было. Джулиен взглянул на бумагу на столе и решил, что это дождется завтра. Он собирался запереть кабинет, пойти домой и хоть одну ночь поспать нормально, даже если он опоздает завтра.

Вот только где его ключи?

Виддершинс покачала головой, шагая по коридорам штаб-квартиры стражи. Она могла и не красться, ее не разыскивали, но привычки не пропадали. Она была рада, что Бониард не винил ее в убийстве бедного Уильяма и ее от… Александра. Но она надеялась…

Виддершинс вздохнула. Она все еще не знала, был ли Клод просто безумцем, или Севора управлял его рукой, но она надеялась, что он оставил серьезные улики. Может, хоть и маловероятно, что-то о трагедии два года назад. Она надеялась, что стража очистит не только Виддершинс, но и Адрианну Сатти. Порой она скучала по Адрианне.

Она даже не поняла, когда Ольгун послал по ее телу волну уверенности и спокойствия. Нет, она не могла быть Адрианной Сатти ни сейчас, ни когда-либо.

Но были варианты хуже, чем быть Виддершинс.

— Идем домой, Ольгун, — тихо сказала она, чтобы слышал только он. — Думаю, нам пора немного распространить твое влияние. Не думаешь? Интересно, что думает Робин о религии…

Счастливо болтая со своим богом-покровителем, Виддершинс лениво крутила кольцо ключей Джулиена Бониарда на пальце, выходя из здания стражи Давиллона в тени, что отбрасывали фонари. Там она и скрылась.